Граница - новая версия. Часть первая

Из записок Элесит, королевского этнографа

Глава первая

о том, как ошибки юности отравляют жизнь

События четырёхлетней давности пагубно сказались на моей карьере. До столицы я добралась кружной дорогой, уверенная, что набрала достаточно доказательств для снаряжения карательной экспедиции. Слово этнографа, ставшего свидетелем человеческих жертвоприношений — что может быть лучшим оснований для действий? Но жизнь и Везер Алап, начальник Ведомства быстро расставили всё по местам. Я проявила непростительную самонадеянность и, что хуже для этнографа, непозволительную невнимательность к деталям. В деревне не удосужилась зайти в храм, не разглядела ни зловещую старуху, руководившую обрядом, ни лесного стража. Не обратила внимания на породу дерева, к которому сумасшедшие крестьяне привязали дворянку. А увенчал перечень моих ошибок поспешный побег из сколько-нибудь близких лесу областей. Теперь можно прямо сказать — я не удосужилась даже провести расследование, положившись на одно-два впечатления и перепуганную девушку, от страха забывшую половину ценных подробностей. Хуже того, я даже не могу утверждать, будто взаправду видела лесного стража, с тем же успехом меня мог разыграть какой-нибудь проходимец.

Девушку, которая могла бы подтвердить мои слова, я тоже до столицы не довезла: у меня её самым банальным образом похитили по дороге. Вы, конечно, помните тот скандал, когда пропавшая наследница графского титула вдруг оказалась замужем за нищим бароном из наших приморских провинций. Сам он клялся, будто бы к нему пришёл посланник — не то от меня, не то от неё, заверил в пылких чувствах дамы, которые она будто бы скрывает, а также в её несомненном богатстве и выгоде будущего брака. Меня спасло исключительно нежелание Ведомства быть замешанным в подобной истории. Родные новоявленной баронессы уже готовились обвинить меня в устройстве побега и продаже их родственницы нищему барону. Который, кстати, поспешно женившись, не был очень уж благодарен: девица оказалась не сахар. Тогда я пыталась указать начальству, как подозрителен описанный бароном посыльный, к тому же с головы до ног одетый в зелёное. Увы, я была не на таком хорошем счету, чтобы меня кто-то согласился выслушать.

Одним словом, мне не пришлось предстать перед двором и получить из рук королевской четы дворянский титул. Я так и осталась леди этнографом, всего лишь личной дворянкой, и полевые исследования мне больше не доверялись. Конечно, не я одна не выдержала испытания. Силли, моя подруга, вернулась в столицу одновременно со мной, проехав от моря по королевской дороге и принеся вместо рапорта о новых народах рассказ об опасных штормах, которые не позволили ей заняться работой. Ей пришлось уйти в отставку, и вскоре они с мужем навсегда покинули столицу, поселились на юге у моря. Там Силли растит детей, в чьём дворянстве не приходится сомневаться, и не печалится об упущенных возможностях. Да и о чём печалиться женщине, полное имя которой леди Гэсил, леди, без всяких уточнений?!

Не так повёл себя Куарт, один из самых неприятных моих знакомых. Провалившись уж не помню с каким заданием, он, как и я, засел в архивах, но вскоре перевёлся в департамент внутренней дипломатии. Теперь хвастается, что в любую минуту его отец — богатый лесопромышленник — купит себе и сыну дворянство. Пока, однако, не покупает, вот уж не знаю, почему. Может, ждёт, пока сын отличится и присвоение титула не будет так уж бросаться в глаза. Не знаю.

— Доволен? — спросила я, достав из пенала свёрнутый в трубочку дубовый лист.

Лист был летний, свежий, как будто его только сейчас сорвали, а ведь прошло уже четыре года! Силли привезла его тогда с собой. Сказала: в деревне перед Наромом к ней подошёл человек в зелёном и попросил передать мне письмо. Незнакомец не назвал моего имени, но подробно описал внешность, и подруга согласилась. Оно выглядело настоящим письмом, вложенным в конверт, и ничем не вызывало подозрений. Однако едва телега выехала из-под лесной тени, как письмо превратилось в свежий дубовый лист — а ведь в лесу только-только лопнули почки. Силли даже думала выкинуть нелепый подарок, но по возвращении домой он невесть каким образом оказался у неё и был передан мне со всеми подробностями, какие подруга только вспомнила. На листе не было выцарапано ни тайных, ни явных знаков, но я приняла его с тяжёлым чувством. Конечно же, лесной страж узнал о моём предательстве и это — предупреждение. Нечисть жестоко мстит, об этом я знала от бабушки. Но шло время, день за днём, год за годом, и никакого наказания на меня не обрушивалось. Оставался только прощальный подарок — лист, не вянущий ни зимой, ни летом. Может, проклятие в том и состояло, что все мои надежды оказались разрушены? Но ведь несчастья начались до того, как Силли вернулась...

— Доволен? — зло спросила я, как будто страж был рядом и мог слышать.

Никакой беды, никакого зла лесу я не принесла. Все были слишком озабочены скандалом в высшем свете, чтобы кому-то было дело до крестьян в какой-то заброшенной деревушке и расследования никто начинать не стал. Кстати, странная подробность: когда новоявленная баронесса стала появляться на людях, на ней видели изумруды, по стоимости превосходившие её родовые земли, о нищем муже и вспоминать не приходится. Жаль, меня не пустили на неё посмотреть, может, я бы узнала пропавшие тогда в лесу драгоценности.

— Думаю, ты доволен, — со вздохом заключила я.

В этот момент зашуршала навесная дверь и посыльный (к счастью, не в зелёном!) назвал моё имя.

Вот ещё одно постыдное дело, на которое я согласилась из-за своей бедности. Силли то и дело отправляла мне посылки с подарками: обычный знак внимания преданной подруги. На самом деле среди забавных мелочей, привезённых её мужем из странствий, прятались жемчужины — одна-две, ну, три в крайнем случае, добытые неподалёку от Безнадёжных рифов. Драгоценности ничего не стоили ни морскому дворянину, за которого подруга вышла замуж, ни, естественно, ей самой, и они без страха доверяли жемчуг почте, благо, никому не пришло бы в голову заподозрить королевского этнографа в незаконных махинациях. Тут, в столице я отправлялась к ювелиру, которому отдавала эти исключительно крупные и красивые драгоценности, и большую часть денег отсылала на юг, их законным владельцам. Оставшиеся "комиссионные" частью откладывались на чёрный день, частью тратились на экстренные нужды, так что прохудившиеся сапоги или сносившаяся шуба не ставили меня на грань разорения. Только вот узнай кто-нибудь о том, как я добываю себе средства к существованию... Если дело закончится разжалованием, можно будет считать, что мне крупно повезло.

Сейчас, однако, я не ждала от Силли дорогого подарка: ещё рано для морских путешествий, и никакие жемчужины не заставят корабли пуститься в плавание. Для отвода глаз мы поддерживали переписку и просто так, на случай, если нас заподозрят и попытаются связать появление посылки с моими тратами или тратами Силли.

"Какая-нибудь мелочь, вроде вышитого её руками платочка или рисунка, сделанного старшей дочерью" — подумала я, вскрывая посылку. Там, однако, не было ничего, кроме одинокого жёлудя, лежащего на дне посылки. Что за шутки?!

Дубовый лист, который я как раз перед тем достала из пенала, неожиданно развернулся, побелел и превратился в листок бумаги. Я торопливо схватила его и с удивлением увидела ровные строчки, навевающие воспоминания об архивах прошлого века — тогда ещё в моде был кудрявый почерк с завитушками в начале и конце слова.

"Леди Элесит, — значилось в письме, — вновь позволяю себе воспользоваться добротой Вашей подруги, на сей раз не поставив её в известность. Заройте жёлудь в Вашем саду или в любом другом месте неподалёку от дома и ждите. Искренне Ваш..." — дальше шла неразборчивая подпись.

Чуть ниже я прочитала постскриптум: "не вмешивайте своё начальство, Вам опять не поверят. О."

— Нелепость, безумие! — воскликнула я, отбрасывая письмо. Оно упало на пол и снова превратилось в свежий дубовый листок. Одновременно с этим ящичек, который принёс посыльный, рассыпался трухой, труха превратилась в пыль, а пыль растаяла, будто её никогда и не было.

— Да сгинет нечисть! — пробормотала я. Желудь остался лежать на полу, на который, за неимением стола, я поставила посылку.

Нет, лесной страж не забыл меня. Насколько тяжким он считает моё предательство? Я всего-то не сдержала данное слово, но для нечисти это может быть далеко не "всего-то"! Неужели он всерьёз думает, будто я могу оказаться так глупа? Сжечь безумный подарок, и вся недолга, вот прямо сейчас...

Вздохнув, я опустилась на глиняную лежанку, покрытую тощеньким тюфяком. Обстановка в той клетушке, которая гордо именовалась моей комнатой, была скудной, если не сказать хуже. Тряпка, бывшая некогда дешёвой занавеской, отсекает угол — за ней висят мои костюмы — повседневный, парадный и чёрное платье миссионера. Тростниковый плетёный ларь с двумя отделениями: в первом хранятся сапоги, во втором — постельные принадлежности и смена белья. Стола нет, как нет и кровати, немногие личные вещи хранятся либо в подвешенном к поясу пенале, либо в небольшой шкатулочке за занавеской. Это всё, такую роскошь, как кровать или стол я не могу себе позволить, как не могу позволить себе и комнату с окном. К счастью, в Ведомстве, выделившем комнаты подобным мне неудачникам, прекрасная вентиляция, а знание нескольких общедоступных заклинаний решает проблемы с освещением. А вообще, тут не положено ни читать, ни вести разговоры, клетушки типа этой предоставляются для одной-единственной цели: чтобы у бездомных этнографов было место, где спать.

— Паршивая жизнь, — снова вздохнула я и потёрла дубовый лист. В воздухе немедленно запахло свежими листьями: вот причина, по которой я не выкинула подарок лесного чудовища сразу же, как мне его вручили. Я вздохнула ещё раз. Сжечь жёлудь не представлялось возможным: во избежание пожаров нам не позволялось зажигать хотя бы свечу, да и зачем? Сложная система труб поддерживала тепло в здании, а свет, как я уже говорила, давали специальные заклинания. Кому бы пришло в голову жечь свечу в здании Этнографического ведомства?! Оставалось выкинуть, хотя в глубине души я сомневалась, что мне удастся так просто разделаться с опасным подношением.

— Паршивая жизнь, — повторила я и попыталась вспомнить, когда последний раз выходила на улицу. По всему получалось, что не позже месяца назад, а то и раньше. А зачем, собственно говоря? Официально работники должны были спуститься во двор мимо подсобных помещений, выйти на улицу, обойти здание и войти через парадный вход, а там уже отыскивать своё рабочее место, на каком бы этаже и в каком коридоре они ни было. На деле же все старожилы, к каковым уже больше года я причисляю и себя, знали тайный ход, ведущий напрямую из жилых помещений в рабочие, и неделями не появлялись на улице. Это позволяло не забирать из хранилища — своеобразной смеси гардероба и ссудной кассы — верхнюю одежду, которая большинству из нас обошлась весьма недёшево. Фактически, нам продавали тёплую одежду в рассрочку, и мы должны были регулярно вносить плату за право пользоваться закреплённой за собой одеждой. Недавно я при помощи родителей (а на самом деле скопленных благодаря Силли, денег) сумела выкупить свою шубу, но продолжала держать её в хранилище, где за ней, по крайней мере, следили. Это, естественно, тоже обходилось мне весьма недёшево, пять липовых дощечек в месяц, но всё же лучше, чем платить дубовую планку каждую неделю.

Ели мы в столовой зале Ведомства, причём кормили нас довольно паршиво — но зато бесплатно. О такой роскоши, как самостоятельный выбор блюд некоторые из нас только мечтали. И так каждый день — проснуться, накинуть старый балахон, некогда бывший миссионерским платьем, навестить умывальную комнату в конце коридора, вернуться, переодеться в форму, убрать постель и потайным ходом пробраться в официальную часть здания, чтобы там спуститься в подвал и оказаться в архиве. Судя по колоколу, отбившему три раза, мне следовало быть на рабочем месте, принимать списанные в архив бумаги и распределять их по рубрикам. Но... сегодня не ожидается никаких поступлений, и я решила позволить себе небольшую эскападу. Даже последним слугам в самых жестоких домах нашей столицы хоть раз в месяц предоставляются свободные дни, неужто слуга короля не может прогуляться хоть один раз за четыре года?!

Решившись, я оделась в положенные по уставу длинные, до щиколоток панталоны, рубашку и карманьолу, подумав, накинула поверх суконный редингот — всё это уставного коричневого цвета, немного светлее растущих в парках каштанов. Этнографы — слуги короля, и должны носить тусклые цвета, более приличествующие простолюдинам! Правда, ни один простолюдин не осмелится надеть коричневого и будет обходиться чёрным и серым с какими-нибудь цветастыми вставками. Не считая запрещённого зелёного, все остальные яркие цвета забрала себе знать, но даже получи я титул леди вместо леди этнограф, я продолжала бы ходить в уставного цвета коричневой одежде, разве из более дорогих тканей и отороченной богатым мехом. Парадный костюм, висевший тут же, отличался лучшим кроем, другим оттенком — он был не каштановый, а скорее цвета корицы — и золотой вышивкой, теперь уже сильно поблекшей. Увы, сидел он на мне не ахти, и короткая карманьола болталась на мне как на вешалке. Полуголодное существование, которое мы вели, мало кого красит.

— Довольно сидеть и киснуть! — воскликнула я, пытаясь преодолеть свой страх перед открытым пространством. Безвылазное пребывание в стенах Ведомства не могло не наложить свой отпечаток, и сейчас унылое причитание об ужасах нашей жизни было слабой попыткой оттянуть решительный момент. Хватит! Надеть сапоги, затянуть ремень, собраться — и можно идти. Подумать здраво — какое-никакое, а всё развлечение.

Жёлудь откатился в сторону, когда я протянула к нему руку, и мне пришлось побегать по комнате, чтобы его поймать.

— Иногда в тесном помещении есть свои преимущества! — победно заявила я, запихивая жёлудь и дубовый лист в пенал. За четыре года это, наверное, было единственной моей победой, и от подобных мыслей настроение снова испортилось. Может быть, следовало идти не к дальней свалке (для надёжности), а к ближайшему мосту, чтобы разом покончить со всем этим. На миг меня охватила безумная жажда покоя, но я вовремя напомнила себе о стражниках на мосту и о штрафе, который взимается за попытку самоубийства. От платы за переход моста я избавлена, благодаря своему статусу королевской слуги, но вряд ли можно надеяться, что корона оплачивает и счёты с жизнью. Тоска, уже настолько привычная, что я почти не замечала её, вернулась на своё место. Сейчас прогуляюсь до свалки и вернусь, пожалуй, к завтраку. По-моему, это варварство, кормить нас только после четырёх ударов колокола, когда рабочий день начинается после двух. Но моего мнения никто не спрашивал.

За дверью мне в нос ударил привычный уже кисловатый запах перенаселённого помещения, который — я знала — у лестницы сменится кошачьей вонью. Кошка не жила тут уже восемь лет, однако старые стены свято хранили память о мерзком животном. Спустившись мимо прачечной и хранилища одежды во двор, я вдохнула поглубже сырой воздух, который по контрасту казался мне удивительно свежим и чистым. Перейти двор и столкнуться с улицами столицы, беспокойными, шумными, наполненными людьми и событиями — это казалось страшным, и я искала предлога задержаться в тихом дворике ещё немного.

Предлог нашёлся очень быстро, да только я ему не обрадовалась. Он шёл по улице, на которую выходил наш двор, шёл, как всегда не глядя перед собой. Я поторопилась отпрянуть внутрь, попятилась, отступила за растущую в углу ель и замерла. Может быть, надеялась я, он — мой предлог не выходить на улицу — пройдёт мимо... В самом деле, жизнь и без того отвратная штука, чтобы начинать день со встречи с Куартом! Увы, моим надеждам — как всегда — не суждено было сбыться. Куарт, бывший этнограф, а ныне старший писарь в департаменте внутренней дипломатии (один из многих, выполняющих эту же работу), личный дворянин и сын богатого лесопромышленника, зашёл во двор. И, вместо того, чтобы идти ко входу в жилые помещения нашего Ведомства, цепко огляделся по сторонам и закричал:

— А, Элесит! Рад тебя видеть!

Скрываться было бесполезно, и я, угрюмо ссутулившись, подошла к бывшему соученику. Зачем он меня позвал? О чём он хотел говорить со мной? Как у меня дела? Неужели не видно? Я-то могла понять, как он поживает, не задав ни единого вопроса, весь вид писаря кричал о его благополучии. В департаменте не носят форму, поэтому Куарт был одет на свой вкус — в тяжёлую чёрно-алую одежду. Будь он простолюдином, она была бы всё чёрная, разве что с тонким красным узором, но, как личный дворянин, Куарт, конечно же, имел право смешивать цвета как хотел, и теперь на нём был чёрный редингот с алыми воротником и рукавами. Из-под редингота виднелись алые чулки. Короткие, до колена панталоны наверняка были чёрными, а о цвете карманьолы приходилось только гадать. Редингот был пошит из сукна, но такого, о каком сотрудник Ведомства мог только мечтать: дорогое, сотканное в лучших мастерских сукно "ничем не отличающееся от имперского". На него уходило много дубовых планок, но настоящее имперское стоило, наверное, эбеновую, не меньше. И хорошо, если одну. На редингот была приколота золотая брошь — символ Департамента, где служил Куарт, похожий значок была и на моей одежде: лист бумаги, перо и глаз — только не из золота, а из латуни. "Запиши увиденное!" — девиз этнографов и относится он далеко не к одним примитивным племенам. Недостатки в работе других ведомств мы записываем с куда большей охотой. Брошь департамента внутренней дипломатии изображала всё те же перо и бумагу, но, кроме них, ещё и печать — вместо глаза. "Договор (заключённый носителем броши) да будет скреплен нерушимой клятвой" — вот примерный перевод этого символа, но девизом Департамента было что-то другое, не могу только вспомнить что. Да уж, если человек может позволить себе золотую брошь, значит, он не просто богат — он ещё и не боится это показывать всем вокруг.

— Я не спрашиваю, как ты поживаешь, — произнёс Куарт, когда я подошла к нему. Мне оставалось только кивнуть. Я тоже не собиралась задавать ему глупые вопросы. Богат, самодоволен, так и не стал потомственным дворянином, иначе избавился бы от чёрного цвета в одежде, и не женат, иначе носил бы хотя бы одну вещь с вышивкой. Конечно, в наше время жёны уже не просиживают часами, вышивая благоверным шарфы, но и до сих пор холостяк не осмелится купить даже самый красивый расшитый клочок ткани — во избежании недоразумений. Одним словом, с Куартом всё было ясно, и совершенно незачем разговаривать.

— Я спешу, — пробубнила я, когда поняла, что писарь не собирается посторониться и выпустить меня из двора без разговора.

— Брось, Элесит, перестань! Мы столько времени не виделись, и ты могла бы мне уделить время хоть до четырёх ударов.

Мне подумалось, что я могла бы обеспечить этому типу все нужные удары без всякого колокола, но промолчала. Куарт тем временем придирчиво меня разглядывал, заставляя мучительно вспоминать, сколько лет я носила свою форму и когда в последний раз причёсывалась. Кажется, когда ходила к цирюльнику месяц назад, и тогда же, кстати, и выходила на улицу, теперь я вспомнила это точно. Ну, а что поделать? На гребень, даже самый паршивенький костяной, у меня нет денег, да и какая разница, приглажены ли мои короткие по уставу волосы или стоят дыбом? И какое, в конце концов, до меня дело этому типу?!

— О чём ты хотел говорить? — не выдержала я.

— О тебе, — неторопливо, с начальственными нотками проговорил Куарт. — О тебе, Элесит, и о твоей жизни. Как она тебе, нравится? Но сначала — вот.

С этими словами Куарт быстро сунул руку за пазуху и извлёк оттуда тряпичный свёрток, который немедля всунул мне в руки. Этот манёвр перебил закипающее возмущение, и я, ошеломлённая выходкой бывшего соученика, оторопело развернула тряпку.

— Мой отец, если ты не знаешь, выкупил у короны права на рубку в южных лесах, — всё с той же ленцой продолжал писарь. — И вот недавно к его человеку подошёл некто... в странном зелёном костюме, как мне передали. Просил найти в столице леди Элесит из Этнографического ведомства и непременно передать лично в руки. Сказал, ты поймёшь. Что ты на это скажешь?

— Ничего, — глухо ответила я, разглядывая странную посылку. Шишка пинии, лесной орешек и стопка дубовых листьев. Свежих.

— Наш человек хотел выкинуть листья и съесть орехи, но только сломал два зуба и пять колотушек. Выкинул всю посылку, но по приезде нашёл у себя дома, на столе. Мы решили, проклятые вещи лучше доставлять по адресу, вот я и взялся... по старой дружбе. Ты рада?

— Нет, — так же глухо ответила я, понимая, что избавиться от подарков не удастся. После четырёх лет передышки страж вдруг взялся за меня и взялся всерьёз. Я припоминала — всё яснее и яснее, словно спадала пелена с памяти, юношу с изумрудно-зелёными глазами, одетого в старинную одежду запрещённого зелёного цвета. Обтягивающие ноги шоссы, смешно вздувшиеся на бёдрах брэ, туфли с загнутыми носками, камзол, вместо пуговиц застёгнутый на хитроумные крючки, а вокруг шеи белый плоёный воротник, на котором голова лежала как на блюде. Так одевались не то два, не то полтора века назад, и того же времени была короткая стрижка, поверх которой знатные горожане того времени надевали напудренный длинный парик. Лесной страж, как я помню, обходился без парика, но и без того выглядел очень странно, тем более в глазах малообразованного служащего, которым наверняка был незадачливый посыльный.

— Он ещё просил передать, чтобы не сжигали, иначе грозил, всё дерево в столице сгорит, — продолжил Куарт, испытующе глядя на меня. Я молча кивнула и втянула голову в плечи. По закону все странные предметы должны были пересылаться в Карвийн, в магическую Коллегию — вместе с человеком, их передавшим и человеком, их получившим. На деле у лесопромышленника не было ни малейшего желания лишаться работника, и я могла не опасаться доноса. Но долг призывал донести самой и самой ехать к магам, чтобы они проверили, не наложены ли на меня чары и могли их изучить. Как мало для меня теперь значили требования долга!

— Что скажешь на это, леди этнограф Элесит? — насмешливо спросил Куарт, не собираясь замечать моего нежелания общаться.

— Ничего, — всё так же глухо ответила я и повернулась, чтобы возвратиться в здание Ведомства. Куарт удержал меня за рукав.

— Это не всё, — неожиданно серьёзно произнёс он. — Элесит, послушай, я знаю, ты меня не любишь, но у меня к тебе есть дело.

— В обход официальных инстанций? — переспросила я с вдруг проснувшейся насмешкой, и Куарт кивнул. Мысль, что известный богач и зазнайка обращается ко мне за помощью, заставила улыбнуться и расправить плечи. — Ну, рассказывай своё дело, сэр внутренний дипломат Куарт.

— Ты знаешь, почему меня из архива перевели? — неожиданно выпалил соученик, не обращая внимания на мою насмешку.

— Откуда мне знать? — поразилась я.

— Отец право на рубку южных лесов выкупил, — вполголоса ответил Куарт, — никто больше брать не хотел. Вот за это-то я и внутренний дипломат, и карьеру начал с того дела с графской наследницей. Помнишь, и родня шумела, и барон возмущался? Думаешь, кто их всех замолчать заставил, а?

— Думаешь, вечную мою благодарность заслужил, Куарт? — враждебно спросила я, и мой собеседник покачал головой.

— Это была моя плата Ведомству за перевод. Но я не о том. Готовя сделку, я поднял внутренние архивы... кое-что за взятку. Интересно?

— Меня не интересуют твои сомнительные делишки, — с отвращением произнесла я и хотела уйти.

— А зря, — спокойно ответил Куарт. — Будь ты любопытнее, узнала бы, что не первая из Ведомства сунулась в южные леса и не первая сломала на этом карьеру. Теперь интересно?

— Продолжай, — враз охрипшим голосом проговорила я.

— Зацепило? — поддразнил Куарт, но мне уже не хотелось пикироваться с ним, и я лишь кивнула. — Этот лес уже больше века заноза, и ладно, девушки там пропадают, не обеднеет корона, другое плохо: дохода он не приносит. Знаешь об этом?

— Знаю, — признала я, начиная уставать от разводимых Куартом загадок. Начальник Ведомства говорил мне, вызвав перед отправкой в экспедицию, о проблемах, связанных с лесом и о том, как важно их разрешить.

— Ну, так вот, — бросил Куарт. — Сто лет назад туда посылали серьёзных людей, а потом молодёжи стали доверять, чтобы отсеять. Дворянство-то всем нужно, и замок все хотят выслужить!

— Но почему? — вырвалось у меня. Куарт понял вопрос правильно.

— Никто не знает. Только магия там не действует, выяснить ничего не получается, и вообще, скверное место, все говорят. Раньше, в летописях пишут, лес не давал дорогу, не пускал людей, пока с севера пришли маги с негасимым огнём и прожгли путь к морю, прямой, как стрела. Только вскоре по нему стали ездить лишь до Варуса, там по притоку добираясь до Фойла, и по нему переправляясь к морю: нехорошие дела в лесу творятся.

— Так почему король не позовёт огненных магов, и они вновь не подчинят короне эти земли? — не поняла я.

— С ума сошла! — схватился за голову Куарт. — Там же богатейшие леса! Древнейшие дубравы! Представляешь, какое это богатство?!

Я не представляла. Во время экспедиции меня поразило огромное количество деревьев, которые стояли стеной вдоль дороги и, казалось, переговаривались, наблюдая за медлительными телегами с запряжёнными в них волами и за настороженными всадниками, охраняющими обоз. Но смотреть на это величие как на богатство?

— Не будь ребёнком, Элесит, — похлопал меня по плечу Куарт. — Никто не рискнёт жечь леса, пока мы досконально не проясним ситуацию.

— И при чём тут я? — сердито дёрнувшись, спросила я. Куарт засмеялся. — Своё дело я провалила четыре года назад, и тебе это прекрасно известно.

— При том зелёном незнакомце, который шлёт тебе столь странные подарки, — развязно пояснил Куарт и, наклонившись ко мне, громко зашептал: — Мы выяснили, что лесу нужны женщины и засылали туда шлюх. Знаешь, как трудно найти зеленоглазую, да ещё и задурить голову, чтобы и не сбежала, и сделала то, что надо? Две пропали, одни косточки находили потом, а третья вернулась, сказала, вывел какой-то тип и велел передать, чтобы прекратили подкармливать нежить и девиц больше не засылали. В деревне её выслушали сначала, и вроде поверили, но потом закричали, что она говорила с лесной нечистью, стражем, и теперь проклята. Грозились камнями побить, да отцовы люди вмешались. А осенью тебе подарочек передали... Некто в зелёном передал. Не странно ли?

— Странно, — согласилась я, делая вид, что ничего в словах Куарта не понимаю. Бог знаний видит, как мало мне для этого пришлось притворяться!

— Ты видела его тогда, той весной, — не спросил, а заявил Куарт. — Я читал в твоих отчётах о человеке в зелёном, который назвался лесным стражем и спас графскую наследницу от нежити. Тогда тебе не поверили...

— А теперь? — сердито спросила я, раздражаясь из-за интимного тона бывшего соученика и из-за неприятных воспоминаний, накативших после его слов. — Ты — веришь?

— Верю! — решительно подтвердил Куарт и как бы невзначай положил руку мне на плечо. — Верю как себе, Элесит. Потому-то и прошу о помощи.

— Какой? — невольно вырвалось у меня, и я, боясь показаться смешной, не стала сбрасывать руку соученика.

— Поезжай весной в лес, — доверительно попросил Куарт, — и постарайся его задобрить.

— Задобрить лес? — не поняла я.

— Да нет же, глупенькая, стража! — засмеялся мой собеседник. Внезапно я всё поняла, и мне сделалось противно.

— Ты это же говорил растерзанным шлюхам, Куарт? — тихим от бешенства голосом спросила я и всё-таки сбросила его руку.

— Боишься? — поддел меня соученик. — За свою жизнь боишься, Элесит? И охота тебе дальше эту волынку тянуть. Спишь на досках, встаёшь до рассвета, ешь одну кашу и не знаешь отдыха даже по праздникам! Да я бы не то, что в лес, я бы топиться побежал от такой жизни!

Слова соученика совпали с моими утренними мыслями, и я вздрогнула. Да, дольше это продолжаться не не может. Куарт поспешил развить успех.

— Тех женщин никто не звал в лес, вот они и погибли, а тебя страж любит, видишь, подарки шлёт заколдованные! А если ты это дело раскусишь, так тебе от начальства амнистия выйдет. Дворянство получишь, ко двору представят, заживёшь, как в сказке!

— Но как я туда поеду? — и не думая соглашаться, поинтересовалась я. — По какому праву? Везер Алап...

— Везера Алапа я беру на себя! — отмёл препятствие в лице всесильного начальника Ведомства Куарт. — Отец запрос сделает с просьбой отправить для уточнения обстоятельств сотрудника, имеющего опыт лесной жизни, а это только ты и есть. Соглашайся, Элесит, другого шанса у тебя уже не будет!

На это возразить было нечего, и я молчала. Помимо воли приходили воспоминания, как страж обманом выманил меня из разбитого в лесу лагеря. Разбитого там по его же вине: нас задержали завалы на дорогах. Как вёл по петляющей тропинке, пока не довёл до поляны, где была привязана графская наследница — глупая зеленоглазая девица, которая сначала навязалась в обоз, а потом решила никуда не ехать, остаться в деревне, пока не появится встречный. Помнила я и как любезный собеседник, чей странный — потом я поняла, старинный — акцент резал слух, обернулся чудовищным монстром и сразился с нежитью, стаей столь же кошмарных монстров. А мне было страшно одной в темноте смотреть на эту жуткую битву, и я хотела кричать, я хотела бежать, но вокруг ног обвились травы, плечи обхватили ветки, а рот, как ладонью, закрыло дубовым листом, для которого тогда было ещё слишком рано. Помнила и как распутывала узлы, которыми жертва была привязана к дереву. Как злилась, когда страж наотрез отказался помогать, туманно пояснив, мол тогда девушке пришлось бы навсегда остаться в лесу или погибнуть. Я ещё спросила: "а мне?", ведь он вёл меня по лесу, поддерживал, чтобы я не падала в темноте, отводил в сторону сучья, переносил через поваленные стволы. А страшный мой собеседник — он к тому моменту снова обернулся человеком — снисходительно заявил, дескать, я другое дело. И не стал ничего объяснять, молча исчез, оставив нам с графской наследницей (я ещё не знала, кто она) прямую тропинку до лагеря. И тогда же страж брал слово молчать о нём и событиях той ночи. Я не сдержала слова.

— Бабушка рассказывала, что делают стражи с теми девушками, которые приходятся им по душе, — наконец выговорила я. Бабушка родилась в одной из затерянных в лесу, не нанесённых на карты и не платящих податей деревушек. Ради деда, тогда молодого красивого парня, она покинула родной дом и переехала сначала в королевскую деревню на дороге, а позже в тесный Варус, где встретил юность отец и прошло моё детство. Бабушка знала много старинных преданий. — Врагу не пожелаешь такой судьбы.

— Вздор! — отмёл это возражение Куарт. — Бабьи сказки! Я считал тебя честолюбивой, смелой, а ты хочешь прятаться за бабушкиными россказнями и тихонько гнить? Воля твоя. Подумай всё же, до весны ещё есть время.

С этими словами Куарт развернулся и вышел из двора, словно не считая нужным спорить и доказывать. Я осталась одна, с подарком стража в руках, и решительно не понимала, что мне теперь стоит сделать.

Глава вторая

о том, как проваливать ответственные поручения

Вопрос решился сам собой — во двор зашёл давешний посыльный и протянул лист рисовой бумаги, помеченный в верхнем левом углу значком Ведомства. Внизу значилась подпись начальника архива, а в середине...

— Вы донесли? — спросила я прямо. В переданной бумаге значилось, что за прогул я лишаюсь права на бесплатное питание сроком на один день. То есть сегодня мне в столовой зале лучше не появляться: Ведомство не кормит дармоедов.

— А кто ж ещё, леди этнограф? — ухмыльнулся мне в лицо посыльный. Уже седой мужчина, он, разумеется, не мог рассчитывать даже на личное дворянство — зато видел не одно поколение этнографов, мечтающих о замке, а получающих жидкую похлёбку, и то не каждый день. — После двух ударов тебе в архиве быть надо, а не посылочки принимать.

— Я бы попросила! — повысила голос я, нащупывая тяжёлый пенал.

— Прошу леди простить недостойного за дерзость! — ещё шире ухмыльнулся посыльный и склонился в шутовском поклоне. — Коли у вас всё, прощевайте, дела ждут.

— Фискал, — прошипела я посыльному вслед, всё ещё сжимая пенал. Зря я не треснула им этого мерзкого старикашку промеж глаз! Но что теперь вздыхать?.. Впрочем, кажется, сейчас мне найдётся кого стукнуть: во двор возвращался Куарт с самым паскудным выражением на лице.

— Я вижу, тебя оставили без обеда, леди этнограф, — начал разговор писарь и поспешно перехватил уже занесённую для удара руку. — Полегче, Элесит, полегче! Я не виноват, что с тобой так обошлись.

— Пусти! — потребовала я, безуспешно дёргая руку. — Пусти меня и проваливай! Явился тут... злорадствовать.

— Полегче, Элесит, полегче, — повторил Куарт и больно меня встряхнул. — Я пришёл помочь тебе, а вовсе не злорадствовать.

— Помочь?! Ты?! — Я горько расхохоталась и даже перестала вырваться; писарь воспользовался этим, чтобы выпустить руку и схватить меня за плечи. — Хорошая шутка, дальше некуда!

— Да нет же, Элесит, я пришёл помочь, — настойчиво проговорил Куарт. — В доказательство... хочешь со мной позавтракать?

— Ты... — Я проглотила ругательство, чувствуя, что уже не в силах спорить. Есть хотелось страшно, а перспектива позавтракать чем-то более существенным, чем привычная каша... — Убирайся.

— Значит, договорились, — просиял писарь и бесцеремонно взял меня под руку. — Тут неподалёку есть одна харчевня...

В харчевне Куарт ясно показал мне всё ничтожество моей жизни — когда подозвал хозяина и велел принести запечённое мясо с имбирём и мускатными орехами, белый суп с травами, фрукты, вино, хлеб, сласти и мисочку для мытья пальцев. На мои робкие попытки отказаться от ожидающего меня пира писарь только ухмылялся — не хуже, чем посыльный во дворе Ведомства — и уверял, мол, честь не позволяет отпустить леди голодной.

За столом Куарт потчевал меня так, будто я была дамой его сердца, подливал мне вина, шутил и отпускал комплименты... и всё время следил за выражением моего лица, следил холодными расчётливыми глазами. Успокоился он только тогда, когда взял с меня клятву пообедать и поужинать в этой же харчевне и заплатил хозяину столько, сколько хватило бы на неделю роскошной жизни. И ни словом не обмолвился о делах.

Заговорила о них я, и заговорила тогда только, когда мы вышли уже из харчевни на улицу. До этого — слаб человек — боялась спугнуть нежданную удачу, брякнуть грубость, после которой Куарт откажется от безумной идеи сделать меня счастливой.

— Это взятка? — спросила я как можно более холодно. Старый Везер Алап преподал нам не так уж много уроков, но один из них был таков: если уж тебе навязали деньги или помощь, оплачивай их на месте, не жди, пока на твой долг набегут проценты. И ещё — не стоит быть благодарным. Благодарность подтачивает верность короне хуже, чем старые долги.

— Как можно, Элесит! — шутливо возмутился писарь. — Неужели я не могу по старой памяти...

— Не смешно, — отрезала я. — Говори сразу, чего ты хочешь, и забудем об этом. Ну?

— Соглашайся, — выдохнул мне в лицо сын лесопромышленника. От него пахло дорогим вином, которое нам подавали в харчевне. Неужели перебрал? — На что тебе твоя жизнь? Соглашайся ехать весной в лес, и всю зиму я буду тебя кормить не хуже, чем сегодня.

— По-твоему, слуги короля продаются за тарелку? — с отвращением спросила я и попыталась оттолкнуть писаря. Не тут-то было, он грубо обнял меня и зашептал мне в самое ухо — до отвращения трезвым голосом, хоть и пытался изображать пьяного.

— По-моему, жалкая ты дурочка, не сегодня-завтра тебя бы выловили из реки. Ещё живую, и проводили бы в тюрьму для таких дурочек, как ты. Ходила бы с кандалами на ногах, выпрашивала подаяние, пока не возместила бы штраф. Ведь денег у тебя всё равно нет?

— Твоё какое дело? — зло спросила я и постаралась ткнуть Куарта локтем в бок. Он только теснее обнял меня и зашептал с новым жаром:

— Соглашайся, дурында. Новая жизнь вместо прозябания, вкусная еда, мягкая постель, комната с окном... Соглашайся.

— Если я тебя сейчас арестую, у меня будет очень много неприятностей, Куарт, — сквозь зубы ответила я. — Но у тебя их будет ещё больше и, поверь, мне будет не так грустно просить подаяние, если тебя упрячут в тюремные подвалы.

— Шуток не понимаешь, — оттолкнул меня Куарт. — Полегче Элесит, нельзя так разбрасываться старой дружбой.

— Не были никогда мы с тобой друзьями, — прошипела я. — Проваливай, и чтобы больше я тебя в Ведомстве не видела.

Куарт отвесил мне шутовской поклон — точную копию того, которым удостоил меня посыльный и весело засмеялся.

— До весны и не увидишь, а там... я ведь могу и не спрашивать твоего согласия, а обратиться сразу к Везеру Алапу. Лес хочет тебя, а мы хотим лес — угадай, чьими интересами пожертвуют в первую очередь?.. Счастливо оставаться!

С этими словами он повернулся и пошёл прочь, даже не подумав отменить свой щедрый заказ в харчевне. Что-то мне подсказывало: я приду и на обед, и на ужин. И, возможно, соглашусь и на другие условия этого человека...

Варус, где я родилась и выросла, был тесным городишкой, фактически крепостью, форпостом в борьбе человека и леса. Поселиться за пределами каменных стен не удавалось никому: то нападали дикие звери, то появлялась нежить, то вдруг деревья прорастали прямо сквозь дома, пробивая соломенные крыши. Так люди и теснились под охраной заклинаний, магов, огня и железа, дрались из-за свободного угла, а за комнату могли бы и убить. О собственных домах не мечтал никто, всё принадлежало короне. Столица была другой — просторной, светлой, шумной и весёлой, сюда съезжались люди со всей страны в поисках лёгких денег, славы и высокого положения. Серьёзных стен вокруг столицы не было: корона не считала нужным заботиться о людях, ищущих её расположения, и отгораживалась от верных подданных в замке на окраине города. Королевский замок был укреплён по-настоящему, и каждый удар колокола там менялись караулы, как будто венценосцы постоянно ожидали нападения. Нападения, однако, не происходило, страна была мирной и только на южной границе пошаливали степные дикари, да в море резвились пираты, по большей части верные подданные короны.

Широкие улицы вымощены камнем, который завозили с восточных гор, из окон вот уже десять лет не выливают никакой гадости, разве что вам вздумается спеть чьей-нибудь дочке серенаду. Повозки, спешащие из конца в конец, нарядные всадники из потомственных дворян — а, может, из личных, выслуживших свой титул на воинской службе... Нет, столица отличалась от Варуса, и отличалась в лучшую сторону, вот только пропасть в ней было ничуть не сложнее, чем в моём родном городе. Шум, гам, толпы праздных прохожих, крики, предупреждающие о появление всадника или быстроходной повозки — от всего этого звенело в ушах и рябило в глазах, а мне, как никогда, нужно было спокойно подумать. Пойти домой? Но возвращение в тесные стены Ведомства, особенно после полученного замечания, прельщать могло только совсем уж безумного человека. К родителям? Отец сейчас в судебных архивах, он-то не станет прогуливать службу из-за плохого настроения! Мать, конечно, не работает, жене личного дворянина не пристало, но наверняка опять "помогает" соседке, богатой торговке, продаёт фрукты в её лавке. Вечером она принесёт домой корзину подпорченных яблок и по липовой дощечке на каждые три дубовых из выручки. Есть, конечно, дом младшей сестры, и там как раз никто деньгами не озабочен. Сестрица вышла замуж за судейского сынка, который в ожидании тёплого местечка нигде не служит, живут с женой на скудное вспоможение от королевского судьи, которому ещё жену надо содержать, большую модницу, как люди рассказывают. Говорят ещё, талантливый юноша не так-то прост, и может помочь любому страждущему, подделав отцовскую подпись или приложив украденную ещё в детстве печать — всё это не за "спасибо", разумеется. А сестра целыми днями вышивает... отец когда-то сказал нам обеим — или приданное, или образование. Кто что выбрал, конечно, но в то время я думала, что сумею выслужить потомственное дворянство, а там и муж сыщется. Сестра поступила умнее... но пусть меня нежить сожрёт, если я ей в этом признаюсь! Нет, я не хотела идти в дом своего зятя.

Куда мне всё же отправиться, а?..

Решение подсказал нарядный всадник в жёлтой карманьоле и синих панталонах, который проскакал мимо меня на игреневом жеребце. Вернее, не он, а донесшийся из верхнего окна ближайшего дома женский голос, который крикнул: "после пяти ударов в королевском саду!"

Всадник остановил коня, достал из-за пазухи немного помятую алую розу и швырнул вверх. Не докинул, умудрился поймать и кинул снова. На этот раз, кажется, ему повезло, потому что женщина выкрикнула что-то одобрительное, а после сверху раздался раздражённый мужской голос, и всадник поспешил скрыться.

Королевский сад — звучит вполне неплохо... Там тихо, спокойно и никто никуда не торопится. Его разбили в прошлом веке по капризу старшей королевской дочери, которая, кстати, так никогда и не вышла замуж. Вырастить сад в замке оказалось невозможно, уж больно там тесно, и в сад был превращён центр столицы. Чем ближе к середине, тем знатнее нужно быть, чтобы попасть внутрь. В самое сердце сада пускают только членов королевской семьи и их гостей... но и личной дворянке хватит дорожек и уголков, побродить в одиночестве, полюбоваться заморскими растениями и дорогими цветами.

В саду было тихо: утро — плохое время для прогулок и свиданий. Пахло цветами, подстриженной травой, незнакомыми мне фруктами... садовники расхаживали туда-сюда с лейками, изредка останавливались, вглядывались в моё лицо и спешили дальше. Этнограф всегда привлекает к себе слишком много внимания, и каждому кажется, что он может оказаться на подозрении. Но что может сделать архивный работник? Разве что садовник прямо на моих глазах начнёт применять незаконные заклинания, молиться чужим богам, договариваться с вражескими шпионами или делать ещё что-нибудь столь же противозаконное — и я сумею его арестовать в одиночку. Вздор. Я уселась в тени невысокого деревца с ослепительно жёлтой листвой и в задумчивости уставилась на посыпанную песком дорожку. Куарт прав, в моём положении только топиться.

Но согласиться на его предложение... несколько месяцев привольной жизни — и такая страшная смерть в итоге?.. Неужели Куарт действительно думает, будто лес меня отпустит, будто с ним можно договориться?! Или же надеется удовлетворить аппетиты стража одной-единственной человеческой жертвой? Как глупо. Даже если стражу и понравится "подарок", неужто он будет так глуп и позволит взамен рубить вековые дубы? Что бы сказал сам Куарт или его папаша, если б им предложили оплатить тарелку супа хотя бы потерей пальца на руке? Я уж не помню, о чём мне говорил страж, но точно...

Тряпичный свёрток, который я сунула за пазуху, неожиданно оказался у меня в руках. Сам собой развернулся, дубовые листья посыпались на дорожку... один за другим, один на другой... и превратились в переплетённую записную книжку. Потрёпанную, с пожелтевшими от времени листьями, со смазанной тушью... мою записную книжку, которую я потеряла в лесу четыре года назад.

Я торопливо подхватила книжку с дорожки... вот эти пометки — разговор с Везером Алапом, который лично курировал нашу группу. Вот тут — мои впечатления о поездке... тут к нам навязалась зеленоглазая девушка. На ней было белое платье с зелёным узором, и изумруды неслыханной ценности, они "потерялись" во время обряда, не иначе, как крестьяне стащили. Перелистнув страницу, я прочла описание храма, старухи, которая уговорила графскую наследницу остаться, и, конечно, привязали жертву к пинии... Здесь было всё! Все записи, все подробности, которые я не могла вспомнить в столице и без которых мой рассказ выглядел слишком бледно. А вот тут сделанная впопыхах заметка... это гораздо серьёзнее...

...шатёр был низким, тесным и двоим в нём было неуютно. А уж делить его с перепуганной дворяночкой, которая бьётся в истерике — ей, видите ли, не понравились последствия её же собственной глупости, наивности и безалаберности. Мне ещё, как миссионеру, пришлось заваривать лечебные травы, отпаивать эту дурочку, обещать, что всё будет хорошо и бог удачи больше не будет смотреть в другую сторону. О семь богов, как же я ненавидела её в этот момент!

Шаги раздались у самого шатра и остановились у входа. Вкрадчивый голос со старинным акцентом тихо произнёс:

— Леди Элесит?..

— Кто здесь?! — испуганно вскрикнула дворянка. — Убирайтесь!

— Не пугайтесь, леди, это всего лишь я, — ответил мужской голос, принадлежащий, разумеется, лесному стражу. Но этого я говорить не стала, зачем пугать несчастную дурочку? — Мне нужна леди Элесит.

— Я здесь, — откликнулась я после недолгого молчания. — Что вам нужно?

— Мы могли бы... — страж замялся, будто не знал сам, чего именно хочет, — поговорить? Это важно, леди Элесит.

— Важно? — в сомнении повторила я. Один раз нечисть уже выманила меня из лагеря, можно ли рисковать во второй раз?

— Не ходи! — закричала дворянка, подскочила ко мне и больно ухватила меня за руку. — Не оставляй меня!

Это решило дело.

— О чём ты хотел поговорить? — позже спросила я, когда мы сидели в трёх шагах от лагеря и я сосредоточенно раскладывала письменные принадлежности. В юности ко всему относишься очень серьёзно, и я не собиралась потерять ни единого слова из нашей беседы!

— Мне казалось, у тебя возникли вопросы, прекрасная леди, — мягко ответил лесной страж. — Разве ты приехала сюда не в поисках ответов на них? Или ты удовольствуешься спасённой леди?

— Ох, нет! — невольно вырвалось у меня. — Прекрасные девушки должны иметь более покладистый характер, если хотят, чтобы их спасали! За два дня она извела меня хуже нежити.

— Ты не говорила бы так, если бы тебе пришлось с ней сражаться, — так же мягко возразил страж.

— С кем? — резко спросила я. — С нежитью или девушкой?

Страж засмеялся и только тогда я спохватилась. Хорош этнограф: плачется изучаемому объекту на тяжёлую жизнь! Да, тогда я ещё не представляла, какой тяжёлой жизнь может быть на самом деле.

— Зачем крестьяне привязали её к дереву? — поспешила я исправить свою оплошность.

— Жертва, — равнодушно ответил страж. — Эти люди поселились здесь недавно и откупаются от леса как знают.

— Разве недавно? — не поверила я. — Ещё моя бабушка...

— Я помню твою бабушку, — прервал меня страж. — Я отлично помню твою бабушку и только ради её памяти не завёл тебя подальше в лес на съедение нежити. А деревни у дороги появились совсем недавно — тогда же, когда и дорога. Она стоила жизни моему деду и едва не убила родителей.

Тут я прикусила язык, сообразив, что лесное существо живёт по другому времени, чем люди, и, конечно, с точки зрения стража деревня была построена совсем недавно.

— Так ты моложе деревни? — уточнила я, стараясь удержаться от ненужных вопросов про бабушку.

— Да, я появился через несколько лет после нападения, — спокойно подтвердил страж.

— Какого нападения? — не поняла я.

— Огненных магов, моя леди, — пояснил страж, и мне показалось, что он улыбается.

— А-а... — протянула я. Разговаривать со стражем оказалось непросто. Сквозь его мягкость и предупредительность словно проглядывал звериный оскал. Здесь, в лесу, я полностью в его власти, и стоит ли полагаться на "память о бабушке"? По её же рассказам, нечисть не предупреждает, когда ей вздумается напасть.

— Эти люди поселились в лесу недавно, — не дожидаясь моих вопросов проговорил страж. — Сначала они молились вашим городским богам, но быстро поняли, как мало на них надежды. Мои люди — оттуда родом твоя бабушка — пытались им объяснить, но те оказались слишком глупы. Они поняли, что в лесу есть сила, им неподвластная, но нежить показалась страшнее. Если бы им пришлось всерьёз пахать на себя и пасти скот, они бы поумнели, но ваша корона всё время присылает обозы со всем необходимым для жизни. Почему?

— Обычай, — неопределённо ответила я. Деревни у дороги по сю пору числятся в архивах как рабочие посёлки: ожидалось, что их жители займутся лесозаготовками. Но время шло, им регулярно высылали паёк и кое-какие деньги на прожитье... а лес в казну так и не поступал.

— Вот как, моя леди? — хмыкнул страж. — Словом, люди в этих деревнях знают, что лесу нужна жертва, но плохо понимают, зачем и какая. Стоит по дороге проехать девушке с зелёными глазами, как они принимаются её обхаживать. Обманом или силой заводят в лес, а там... не так-то просто отобрать у нежити законную добычу, да и что мне с ней потом делать? Люди забьют несчастную камнями. Не могу же я жениться на каждой!

— Этих девушек тебе предлагают в жёны? — уточнила я и торопливо сделала в книжке пометку.

— В лесных селениях — да, — помедлив, признал страж. — Но их не привязывают и это делается не каждый год.

— А как? — немедленно спросила я. — Сколько жён тебе уже скорми... кхм... посвятили?

— Лично мне — ни одной, — засмеялся страж. — Я говорю про обычаи. В своё время, когда я подам людям знак, они проберутся к дороге и уведут с неё девушку, у которой будут зелёные глаза, это обязательное условие, и кое-что ещё, о чём тебе знать не надо. Девушку уведут в лес и оставят одну, никакая нежить не посмеет к ней прикоснуться.

— А дальше? — подтолкнула я стража, вслепую выводя очередную пометку. Значит, девушки пропадали из-за поклонения нежити со стороны жителей рабочих посёлков. Но только ли из-за них? Как часто стражу нужна новая жена и сколько стражей живёт в южных лесах?..

— Дальше ты знаешь, — мягко ответил страж, и я поёжилась, вспоминая бабушкины рассказы. — Уверен, тебе рассказывали во всех подробностях.

— Но зачем?! — вскрикнула я, кожей чувствуя, что страшный мой собеседник улыбается... улыбается так близко от моей шеи... и у него очень белые, очень острые зубы... а на пальцах такие острые когти... и нечисть никогда не предупреждает о нападении.

— Затем, чтобы жена покорилась мне, — пояснил страж. Я посмотрела ему прямо в лицо... при свете далёкого костра улыбка лесного создания показалась мне отвратительно плотоядной. — Так надо, леди Элесит, иначе она погибнет впустую.

— О! — сказала я и поспешно записала жуткие откровения стража. Боюсь, мне не хватало профессионализма, и разговор я вела не так, как подобает королевскому этнографу. — Но зачем ты это мне рассказываешь?

— Но разве не ты приехала за ответами на вопросы? — удивился страж.

— И ты готов на них ответить? — удивилась в свою очередь я. Бабушка не рассказывала о подобной разговорчивости нечисти... да и кто бы стал выбалтывать всё заклятому врагу?

— Не даром, — пояснил страж. — Но ты спрашивай, леди этнограф, свои вопросы я задам позже.

От удивления я выронила кисточку.

— Откуда ты знаешь, кто я?

— А это тайна, моя леди? — удивился страж. — Ты не позаботилась её скрыть. Знаешь, сколько этнографов приходило в этот лес? Только на моей памяти — две дюжины, и под конец всё больше таких, как ты — молодые, горячие, с ворохом вопросов...

— Ты разговаривал с каждым из них? — ахнула я. Неужели мне предстоит решить задачу, над которой сто лет бились мои коллеги... и безрезультатно?!

— Нет, моя леди, — покачал головой страж. — Ваши учёные слишком горды, они не верят в лесные сказки. Я слушал, о чём они разговаривали с моим людьми и о чём спрашивали тех, у дороги.

— Значит... я первая? — с замиранием сердца спросила я.

— Первая, — подтвердил страж и снова плотоядно улыбнулся. — Ты первая, леди Элесит, с кем я пожелал разговаривать. Ты в меня веришь.

— Это имеет значение? — невольно уточнила я. Страж посерьёзнел.

— Моя маленькая леди, однажды ты поймёшь, как важно говорить только с теми, кто в тебя верит. Это приходит со временем.

Он оказался прав, но тогда его слова коснулись моего слуха, но не разума.

— Почему ты не даёшь рубить лес? — спросила я, когда молчание сделалось невыносимым.

— Я страж, — просто ответил мой собеседник. — Не торговец, а хранитель.

— Но мы могли бы...

— Нет, — отмёл ещё не придуманные аргументы страж. Как вести переговоры с лесной нечистью меня не учили, и я не смогла вот так вот сразу придумать, чем бы его прельстить. — Меня не интересует ничего из того, что у вас есть. А что интересует, я возьму сам.

— Но это грабёж! — возмутилась я, и сама поразилась, как наивно прозвучал мой выкрик.

— А рубить лес — не грабёж? — спокойно спросил страж, и я снова почувствовала, насколько беззащитна перед лесным чудовищем. — У тебя остались вопросы, леди этнограф?

— Н-н-нет... — прошептала я. В глазах стража горел плотоядный огонёк, как у волка, которого я видела в столичном зверинце. Того волка недавно поймали на севере и он ещё не смирился с заточением... А страж смиряться и не собирался, не с чем ему смиряться, здесь я была в его власти.

— Тогда моя очередь спрашивать, маленькая леди. Зачем ты сюда приехала?

— Ты ведь знаешь, — растерялась я.

— Пропавшие девушки? Брось, моя леди, я знаю людей. Вам дело нет до тех дурочек, это лишь предлог.

— Неправда! — обиделась я. — Неужели ты думаешь, что корона потерпит?..

Под пристальным взглядом стража я осеклась.

— Да, — произнёс он после продолжительного молчания. — Ты в это веришь. И в меня веришь. Ты ещё наивнее остальных, маленькая леди. Но тебе говорили другое, верно?

— Кто? — оторопела я. Всё шло не так, было неправильным! Я должна была сохранять беспристрастность исследователя, хитрыми вопросами выведать у стража причину нападений на людей, а не теряться перед ним, как ребёнок, которого поймали на шкоде!

— Те, кто тебя сюда послал. Ты, верно, говорила им про девушек, тайны леса... тебе поддакивали и повторяли "да, леди, вы правы, леди... займитесь лесом, леди...". Было ведь что-то ещё, верно?

— Н-н-нет, — растерялась я. Страж очень точно передал мой разговор с Везером Алапом... и то смутное, тяжёлое чувство, будто меня подталкивают заниматься тем, чем я никогда не хотела и не планировала.

Лесной страж ответил мне долгим взглядом. Казалось, он читает все мои мысли.

— Я ничего не знаю! — поспешила заверить его я, но вышло жалко и неубедительно. Страж оскалился, точь-в-точь тот волк в зверинце и придвинулся ко мне так быстро, что я не успела даже заметить движения. Одна рука легла мне на плечо, а другой он ухватил меня за подбородок, заставляя смотреть в глаза. Прикосновение было таким жёстким, как будто меня держал не живой мужчина, а ветки дерева упирались мне в лицо и к стволу я прижимаюсь плечами. Записная книжка и кисточка выпали у меня из рук.

— Вспоминай, маленькая леди, — прорычал страж. — Ты ведь не хочешь, чтобы утром нашли твои косточки?

— Я н-н-не...

Отвратительно острый коготь прижался к моему лицу. Выступила кровь. Я хотела кричать, но не было сил, а страж придвинулся вплотную, и его глаза горели голодным зелёным светом.

— Или я мог бы провести обряд прямо сейчас, — выдохнул он. — Ты достаточно запугана для этого, маленькая леди. Тебе рассказывали, как это происходит?

Он надавил сильнее и прочертил у меня на лице царапину.

— П-п-пожалуйста, — пролепетала я. Страж отнял коготь, чтобы прижать его ниже, к самому горлу. — Н-н-не надо.

Он внезапно отпустил меня и поднялся на ноги. Старинный костюм — особенно белый плоёный воротник — нелепо смотрелся на нём, чудовищно контрастировал с животными движениями, плавными и порывистыми одновременно.

— Вот так это и происходит, — мягко проговорил страж, наклоняясь надо мной. — Жертву ломают страхом, болью и смертью. С тобой мне бы не пришлось долго возиться.

— Н-н-но... — промямлила я, прижимая руку к царапине на щеке. — Ведь я... у меня... ты говорил...

— У тебя карие глаза, маленькая леди, — так же мягко оборвал меня страж. — Карие были и у твоей бабушки. Таких девушек мои люди выгоняют в лес, едва они созревают. Они встречают Заклятых и присоединяются к ним. Твоя бабушка не пришла на условленную встречу.

— Но... если... почему?! — бессвязно лепетала я, сама не соображая, о чём спрашиваю. В голове проносились десятки мыслей, одна другой причудливей и ужасней.

— Заклятые могут предъявить долг тебе, ведь твоя бабушка умерла, а дочерей у неё не было, — не слушая меня, рассказывал страж.

— Откуда ты знаешь?! — выпалила я, сумев, наконец, совладать с собой.

— Чую, — пожал плечами страж. — А что до твоих глаз — они отливают зелёным, ты не замечала?

— Неправда!

— Значит, не замечала, — задумчиво отметил страж и склонился ниже, едва не касаясь меня. — Маленькая леди, я так много тебе рассказал и так мало от тебя услышал.

Он опустился на одно колено и, как старинный рыцарь, взял мою руку в свою. Левую. Левой рукой клянутся женщины, так записано в законах... Медленно, не торопясь, как будто это доставляло ему удовольствие, страж принялся стаскивать с моей руки тонкую перчатку.

— Леди Элесит, — торжественно начал он, и старинный акцент в его речи стал ещё отчётливее. — Вы позволите принести вам клятву верности и долга?

Это напоминало сцену из старинного романа... да, по сути, ею и было! Несколько веков назад именно эти слова предшествовали предложению брака... а брак со стражем...

— Да, — плотоядно улыбнулся мой собеседник и, подняв руку, коснулся царапины на щеке. — Я хочу совершить над тобой обряд, моя леди, и сделать тебя своей женой. Ты разделишь ту участь, которую нам готовят твои друзья.

Сняв перчатку, страж прижал её к сердцу и поцеловал мне руку.

— Отвечай, маленькая леди, — потребовал он. — Неужели ты настолько неразговорчива?

— Лес, — выдохнула я, со страху разобравшись в своих воспоминаниях.

— Да? — откликнулся страж таким тоном, как будто я позвала его по имени. — Рассказывай, маленькая леди.

— Нам нужен лес, — припомнила я слова Везера Алапа. Тогда я пришла к нему со своими планами и пропустила мимо ушей всё, что с ними не совпадало. А он долго говорил о неинтересных вещах, вроде дефицита, морских перевозок, зависимости от торговли с империей — словом, о многом таком, что ничуть не могло касаться этнографических изысканий.

— Но зачем?! — выкрикнул страж и вскочил, отбросив мою руку. От неожиданности я отпрянула назад и опрокинулась на спину. — Зачем, во имя ваших богов?! Там, на севере, довольно места для вас, а на востоке вы добываете столько торфа, что даже мои люди давно не нуждаются в дровах! Вы пришли сюда с волшебным огнём, пробились к своему морю — чего же ещё?! Неужели вы не можете оставить нас в покое?! Неужели вам нравится убивать?!

С трудом поднявшись, я постаралась отдышаться. Так, значит, жители лесных деревушек вовсю торгуют с городами, закупая у них торф... и, наверное, не только его. Изоляция их кажущаяся, возможно, эти люди прекрасно знают обо всём, что происходит в стране. Однако страж ждал ответа.

— Корабли... верфи... стройки... шахты... на севере леса не годятся... очень мало пригодных стволов... — выдавила из себя я, опасаясь ответной вспышки ярости. Но её не последовало. Страж выслушал мой сбивчивый ответ, швырнул на землю перчатку и с размаху уселся рядом.

— Тебя послали убить меня, маленькая леди? — уточнил он совершенно спокойно. — Выведать мой секрет, не так ли?

— Нет! — воскликнула я, чувствуя угрозу в обманчиво расслабленном голосе. — Я приехала изучать!

— Меня? — уточнил страж, и я поспешно кивнула. Он улыбнулся мне безумно-ласковой улыбкой и растянулся на земле. — Изучай, маленькая леди. Можешь измерить, ощупать, осмотреть мои зубы, оттянуть веки... не хочешь?

— Не издевайся надо мной, — тихо попросила я. — Я действительно приехала изучать — и договариваться.

— Договариваться?! — единым движением страж вскочил на ноги. — Какую цену ты заплатишь за моё увечье? Чем искупишь мою смерть? Ты глупа, маленькая леди, глупа!

Он подобрал с земли перчатку и шагнул — рванулся — ко мне.

— Забудь о лесе, маленькая леди, — прорычал страж мне прямо в лицо. — Забудь о лесных тайнах и о моей помощи. Ты ничего не видела, не знаешь и знать не можешь. А девушек убивали крестьяне из придорожных деревень, чтобы отобрать их драгоценности. Поняла? Ослушание — смерть.

Я вернулась в лагерь, трясясь от страха, оступаясь на каждом шагу и разве только не заикаясь. Немедленно приказала начальнику обоза сворачиваться и убираться подальше от леса. Меня пытались остановить, говорили, как опасно путешествовать ночью, но я не слушала никого и успокоилась только когда тихие воды Фойла вынесли меня на пологую безлесую равнину. Там, казалось, страж не сумеет причинить мне вреда. Ошибалась: вскоре была похищена графская наследница, а по приезду в столицу я обнаружила потерю записной книжки. Сделанные в ней записи восстановить по памяти не удалось.

Глава третья

о том, как совершаются предательства

Записи обрывались в тот самый момент, когда лесной страж перешёл от ответов к вопросам, остальное всплыло в памяти само, вместе со всеми шорохами и запахами ночного леса, вместе с зелёными волчьими глазами и страшным оскалом этого чудовища. Первым моим побуждением было, конечно, бегом бежать к Везеру Алапу, добиться приёма, отдать ему книжку и на словах рассказать всё, что я уже не записала. Он поймёт, он поверит, ведь и по бумаге, и по туши видно, что это не сегодняшняя подделка!

Но, едва я вскочила на ноги, как пенал на поясе сам собой открылся, и из него к моим ногам, кружась, упал дубовый лист. Я нагнулась, чтобы поднять его, и, как только мои пальцы коснулись зелёной поверхности, как она побелела: на дорожке лежал лист первосортной рисовой бумаги, а прожилки превратились в ровные строчки букв.

Очередное послание от лесного чудовища, сказала я себе. Что же, посмотрим, чем он будет грозить на этот раз. Вернув себе заветную книжку, я уже меньше боялась стража и почти стряхнула с себя четырёхлетнюю апатию. Запугивания чудовища, о которых я ясно смогла вспомнить только сейчас, указывали на его слабость, не силу. Интриги вместо нападения — оружие слабых. Лесная нечисть не способна рассуждать логически и для её примитивного разума простейшим и наилучшим решением всех проблем была бы моя смерть, то, что я до сих пор жива, показывает, что он попросту не мог причинить мне вреда.

Решив это, я принялась за чтение.

"Прекраснейшая на свете леди Элесит, — писал страж своим старомодно изысканным почерком. — Возвращаю Вам записи, сделанные Вашей лилейной рукой в тот миг, когда судьба осчастливила мой жизненный путь радостью нашей встречи. Решившись на эту жертву, я не уповаю ни на Ваше милосердие — к нему Вы не способны, ни на благородство — его Вы лишены от рождения, но только надеюсь на благоразумие, которое, верю, должно было возрасти за годы разлуки. Не показывайте эту книжку начальству: они не поверят ни единому слову, выведенному Вашей рукой. Не надейтесь изменить злосчастье Вашей судьбы ни собственными усилиями, ни милостью высших, а тем более не прибегайте к помощи равных: все они злы, завистливы и коварны. Думайте обо мне, как я думаю о Вас и окажите любезность выполнить мою смиренную просьбу: заройте подарки неподалёку от Вашего дома".

Дочитав до конца, я перевернула листок и прочла приписку, сделанную совершенно в другом тоне, хотя и тем же почерком: "Не надейтесь избежать своей судьбы: я видел Вашу кровь и касался Вашей руки — Вы обречены. Вся Ваша надежда единственно на мою милость. Молчите, если Вам дорога жизнь".

Изящные буквы прыгали у меня перед глазами. Бумага оставалась бумагой столько времени, сколько мне требовалось, чтобы перечесть и само письмо, и приписку-угрозу раз десять, а после снова превратилась в дубовый лист. Внезапно меня осенило, что записная книжка, привезённая мне в виде вороха таких же листьев, легко могла вновь сделаться ими под взглядами начальства, и что страж, будь он хоть в малой степени разумен, не стал бы возвращать мне оружия против себя, каким являются знания. Но для чего?! Что означают слова о милосердии — к кому? В чём мне могло бы воспрепятствовать благородство, от чего предостеречь благоразумие? Или это пустая любезность, часть витиеватого стиля прошлого века, который так хорошо скрывает истинные чувства автора? Даже угроза на обратной стороне была высказана в высшей степени неясно! Видел кровь, касался руки — и что? Почему после этого я должна была ждать его милостей? Какую угрозу для моей жизни это может представлять сейчас, через четыре года?

Со стоном я опустилась на скамью, чувствуя, как апатия вытесняет проснувшееся было желание бороться. В одном страж прав — мне никто не поверит. Или, хуже, поверят наполовину. Отец Куарта богат, он не может позволить себе терпеть убытки. Небольшая для его состояния взятка — и самая бесполезная служащая архивов покорно идёт изучать брачные обычаи лесной нечисти. После этого и бог удачи не спас бы меня. Нет, уж лучше смерть! Лучше я умру так, как решу сама, а не как распорядится зеленоглазое чудовище, которому поклонялись соплеменники моей бабушки. Напоминание о бабушке заставило меня истерически рассмеяться, а после тяжело вздохнуть. Если бы она была жива, всё было бы по другому! Я не сделала бы столько ошибок, она бы сказала мне, как поступить, разъяснила бы, остерегла, посоветовала...

Но что теперь вздыхать? Её нет, а вскоре не станет и меня. Смерть казалась мне сейчас неизбежным и самым желанным выходом. Так почему бы не принять предложение Куарта? Я успею избежать той страшной судьбы, которую он мне готовит, а перед этим позволю себе последнюю радость в жизни.

Вернувшись, я съела заказанный Куартом обед и бесцельно бродила весь день по столице до самого ужина. Писарь наверняка наведается в харчевню и узнает, что рыбка съела приманку. Узнает, радостно потрёт руки, и выждет дней эдак с дюжину. А потом вернётся и повторит своё предложение. Моё моральное падение ведь только начинается.

К Этнографическому Ведомству я подошла только после десяти ударов. Огней ещё не зажигали, во всяком случае, на улице, хотя давно бы пора: осенью темнеет быстро. Никто не окликнул меня при входе, не спросил "Где ты пропадала весь день, леди Элесит?", не попытался остановить. Да и кому бы понадобилось меня останавливать?

После целого дня, проведённого на воздухе улиц, в Ведомстве было ещё более затхло и ещё хуже воняло кошкой. Подумать только, четыре года назад я была готова согласиться на всё, лишь бы меня не лишили счастья жить здесь и зваться этнографом! А теперь? Теперь я, кажется, тоже готова на всё, но это, оказывается, совсем другое "всё", чем тогда. Совсем-совсем другое.

Отбросив пенал в сторону, я принялась раздеваться. Когда-то, четыре года назад, мне непременно нужна была нательная сорочка, в которую я неизменно облачалась перед сном. И, конечно, колпак на голову, ведь иначе можно схватить простуду. Но за прошедшее время эти вещи так износились, что я давно спала нагишом, завернувшись в одеяло, и давно отвыкла дрожать от холода. Так что я разделась, достала из ларя колючее одеяло и набитую овечьей шерстью подушку и улеглась в полном изнеможении. Безделье утомило меня не меньше, чем целый день напряжённого труда на благо короны.

С той стороны, куда упал пенал, что-то щёлкнуло. Потом что-то стукнуло по полу. Неужто крысы? Вроде же последнюю до моего появления здесь вывели, и до сих пор маги тщательно следят, чтобы сюда даже мышь не проскользнула. Как-никак, архивы рядом. Я подняла голову и произнесла заклинание — то самое, которое известно каждому жителю столицы и которое даже в устах лишённого магической силы человека заставляет загореться нанесённые на стены комнаты чары против нежити. Комнату немедля залил мертвящий белый свет, и я невольно зажмурилась. Если бы не магия, приходилось бы постоянно тратиться на свечи или масляные лампы, а так — пожалуйста, только повторяй время от времени заклинание.

Никаких крыс в комнате не было. Не было и мышей, а также тараканов, муравьёв и прочей отвратительной живности. Зато был сам собой раскрывшийся пенал, из которого снова выпал дубовый лист. И "подарочки" стража, которые выкатились из моей одежды (я держала их за пазухой). Словно уловив мой взгляд, весь гербарий, будто подхваченный ветром, покатился-попрыгал ко мне. Я привстала на лежанке, охваченная странным оцепенением. Четыре года назад я бы удивилась. Два — смертельно бы испугалась. Теперь я испытывала оба этих чувства, но так вяло, что даже не стала кричать. Ну, лист свернулся в трубочку и катится. А жёлудь, орешек и шишка то катятся, то подпрыгивают. В мою сторону. Эка невидаль.

Дубовый лист сам, как живой, скакнул мне в руки и вновь обернулся белой бумагой. Это становилось удивительно утомительным.

"Прекраснейшая леди Элесит! — значилось в письме. — Если не желаете встретить мучительную смерть до рассвета, выполните мои указания.

Любящий Вас О."

Угроза заставила меня только рассмеяться — чем мне может навредить страж, сидя в лесу за семь-восемь дневных переходов от столицы? Я уж было собиралась отбросить его подарки, но тут у меня, неожиданно и некстати свело левую руку. И как-то странно свело — сначала словно одеревенела кисть, потом запястье, потом онемение дошло до локтя... а в центре кисти, с тыльной стороны, появился странный овал светло-коричневого цвета. Таким бывает кора молодого деревца... потрогав пятно, я обнаружила, что и на ощупь оно напоминает кору.

"Я касался вашей руки" — вспомнилось мне. Ведь именно в этом месте прижались губы стража тогда, четыре года назад... и моя рука сейчас деревенеет!

Теперь страх вернулся — впервые за четыре года. Холодный, сосущий где-то под ложечкой, ознобом продирающийся по коже. Вскочив, я набросила на себя старое миссионерское платье, в котором ходила по жилой части Ведомства, подобрала пенал и "подарочки" стража. Дубовый лист сам собой свернулся в трубочку и скакнул в пенал.

По ночам нас охраняют тщательнее, чем днём, но по закону сейчас вечер, и огней никто не зажигает. Я могла бы выйти во двор, не отсчитываясь ни перед кем, но не избежала бы вопросов при возвращении. Глупо привлекать внимание ночными прогулками, когда собираешься нарушить закон. Закопать заколдованные предметы вместо передачи их в Карвийн — за это по головке не погладят.

К счастью, я была не первой, кто оказался перед подобной проблемой. Пройдя по коридору, я добралась до единственного окна. Хвала богу удачи, широкое — и никто "не замечает" привязанной ниже него верёвочной лестницы. Только как я полезу, с такой-то рукой?

Пошевелив ею, я обнаружила возвращение былой подвижности. Да, страж мог быть опасен даже за семь дневных переходов от столицы! Теперь скорее. Распахнуть окно — в коридор ворвался холодный воздух — залезть на подоконник и ногами нащупать первую перекладину.

Вот я и внизу, во дворе. Где-то в нём спрятана садовая лестница, которую так удобно прислонить к стене торговой палаты, чьё здание примыкает к зданию Ведомства. Торговая палата охраняется ничуть не хуже Ведомства, но что за нужда в неё лазить? Пройти-проползти по крыше, а оттуда перебраться на соседнее здание, оттуда снова на соседнее, а там в чердак и на чёрную лестницу. Если встретишь слуг купца, владеющего этим и ещё двумя домами, заплатишь липовую дощечку (и столько же по возвращении), если нет — считай, повезло. Просто и быстро, да вот только я так далеко ходить не собиралась. Кто знает, не откажет ли у меня рука во время опасного пути по крышам и лестницам? Не-е-ет, вот тут же, во дворе и прикопаю "подарочек". Если стражу не понравится — пускай сам поищет местечко получше.

Копать было тяжело: земля была куда жёстче, чем я думала, глядя на работающих крестьян, к тому же всё делать пришлось пеналом: ничего похожего на лопату у меня не было. Проковыряв после долгих усилий ямку, достаточную для "подарков", я сбросила туда все три, и уж было собиралась закапывать, как орешек и шишка пинии сами собой выскочили наружу и раскатились в разные стороны. Я сквозь зубы прорычала ругательство. Вокруг было темно, хоть глаз выколи, и мне едва хватало света от слабеньких заклинаний, выцарапанных на пенале. Искать в темноте орехи не хотелось совершенно а, найдя — начинать рыть новую яму. Однако шишка, которую я нащупала первой, всё выскальзывала из рук, чтобы откатиться к прежнему месту — в стороне от ямки с желудем. Так же повёл себя и орешек, когда я умудрилась его отыскать. Они явно хотели быть закопанными отдельно.

Тратить время на возню с сумасшедшими растениями у меня уже не было ни сил, ни желания. Проклиная стража, его подарки, лес, страну и Этнографическое Ведомство в полном составе, я кое-как выковыряла ещё две ямки и прикопала подарочки землёй. От непривычной работы к больной руке полностью вернулась подвижность и, ощупав кисть, я не нашла на ней одеревеневшего овала. Дело было сделано, и теперь леди этнограф Элесит могла отправиться спать, не боясь таинственной мести со стороны чудовищной нечисти. Тяжело отдуваясь, я поднялась на ноги отряхнула подол, пенал и руки и пошла к знакомому окну.

Позади не раздалось ни единого шороха; даже ветер не залетал во двор, отгороженный от остального мира кирпичными стенами образующих его зданий. Темнота ещё больше сгустилась, и мне пришлось снова произнести заклинание, чтобы заставить засветиться мой пенал. Вернее, я только собиралась это сделать, потому что первые же произнесённые мной звуки были бесцеремонно прерваны чьей-то жёсткой рукой, зажавшей мне рот.

Четыре года назад я бы, наверное, начала сопротивляться в тот самый момент, как почувствовала чужое прикосновение к своему телу. А, удайся мне вырваться, не преминула бы запомнить наглеца во всех деталях, чтобы королевский суд смог по достоинству наказать мерзавца, осмелившегося без разрешения прикоснуться к личной дворянке. Если бы мне повезло, и я бы получила потомственное дворянство, моё поведение, скорее всего, отличалось бы большим достоинством, и первым на негодяя обрушилось бы моё презрение (не уступавшее, конечно, королевскому). Сейчас я слишком устала от жизни, чтобы сопротивляться незнакомцу, какими бы ни были его намерения. Недавно вспыхнувший страх истощил все мои способности чего бы то ни было бояться, и поэтому я покорно замерла в неизвестно чьих объятиях, терпеливо ожидая, когда моя участь будет решена. Впрочем, во многом на моё поведение влиял тот факт, что в Этнографическом Ведомстве легче нарваться на бестактного шутника, нежели на убийцу.

— Не надо кричать, прекраснейшая леди Элесит, — шепнул мне на ухо знакомый голос со старинным акцентом. Этого следовало ожидать, да и у кого в городе могут быть такие жёсткие руки? — Вы сейчас в моей власти. Кивните, если понимаете это.

Я послушно выполнила приказание и невольно задумалась, какими будут следующие действия лесного чудовища. Несомненно, закопанные мной предметы имеют прямое отношение к его появлению. И, несомненно, он здесь появился не для того, чтобы пожелать мне доброй ночи.

— Вы меня приятно удивляете, леди Элесит, — отметил страж и убрал руки от моего лица. — Так, значит, вы поумнели за эти четыре года?

Ничего не ответив, я повернулась к стражу и посмотрела ему в лицо. В темноте были видны только горящие зелёные глаза, да белые зубы, сверкающие во рту, когда он говорил или улыбался. Сейчас он определённо улыбался.

— Вы неласково встречаете своего обожателя, — продолжал изощряться в учтивости страж. — Неужели вы не рады меня видеть?

Смутно пожав плечами, я посмотрела не на самого стража, а за его плечо. Там, в углу двора, из земли выступали светящиеся контуры деревьев, сквозь которые были смутно различимы кирпичные стены. Вот, значит, как он сюда попал...

— Вы неразговорчивы, леди Элесит, — пожаловался страж. — Прекрасно, значит, буду говорить я. Вы ведь не хотите превратиться в кусок бревна? Нет? Я по глазам вижу, что не хотите. Поэтому — раз и навсегда — вы будете делать только то, что я вам приказываю. Понятно?

В ответ я только молча кивнула. Превращаться в дерево мне и в самом деле не хотелось, но переживать из-за этого уже не оставалось сил.

— Прекрасно, маленькая леди, — протянул раздосадованный страж. — Прекрасно. В таком случае, вы сейчас проведёте меня внутрь.

И он указал рукой на вход в жилую часть Ведомства.

— Нас заметят, — ответила я и сама удивилась безразличию, прозвучавшему в голосе.

— Но ты выбралась во двор! — возразил страж.

— Через окно, — пояснила я.

— Тогда возвращаемся через окно, — распорядился страж. — И не вздумай кричать.

Кричать я и не думала, и послушно пошла к верёвочной лестнице. Если бы не страж, поддерживающий меня под локти, я могла бы и не дойти до неё в кромешной темноте. Но, если бы не страж, я бы могла осветить свой путь заклинаниями. Странно, в лесу он проходил мимо них с такой лёгкостью, как будто и в самом деле был человеком.

Я ухватилась за подоконник и уже собиралась подтянуться и влезть в коридор, как жёсткие руки легли мне на талию.

— Не так быстро, маленькая леди, — раздался снизу голос стража. — Сейчас я буду держать тебя и подсказывать, а ты произнесёшь то, что я велю. Но тихо!

— Я упаду, — ответила я с полным равнодушием.

— Я держу, — в тон мне спокойно отозвался страж и перехватил меня за левую руку. — Не сопротивляйся мне, маленькая леди, если тебе дорога жизнь.

— Давно недорога, — неожиданно для самой себя сообщила я. Страж хмыкнул.

— Блефуешь, прекраснейшая, и неумело.

— Думай как хочешь, — отозвалась я.

— Моя маленькая леди, ты в одночасье растеряла всё накопленное за четыре года благоразумие, — мягко произнёс страж. — Зря, прекраснейшая, тебе не стоило этого делать.

— Возможно, — согласилась я.

— В таком случае, или ты выполняешь мой приказ, или я сброшу тебя вниз, а потом обойдусь с тобой так, как того заслуживает твоё упрямство. Ты подчиняешься?

— Подчиняюсь, — так же равнодушно ответила я. Страж скрипнул зубами.

— Прекрасно, — прошипел он. — Тогда повторяй за мной.

Его рука, жёсткая, как дубовый корень, вцепилась в мою и заставила описать в воздухе полукруг. Одновременно с этим страж издал странный звук, похожий одновременно на рычание, стон, шипение и свист. Воспроизвести этот звук не представлялось возможным даже натренированному языку этнографа: это не были слова человеческого языка.

— Повторяй! — потребовал страж, когда моё молчание сделалось вызывающим.

— Это невозможно, — пояснила я. Страж сжал мою руку ещё сильнее.

— Ты хочешь поспорить, маленькая леди?

— Даже если ты сделаешь мне ещё больнее, я не смогу произнести ничего похожего, — снизошла до объяснений я.

— А ты попытайся, маленькая леди, — настаивал страж. Я пожала плечами и попыталась. — Ты издеваешься?!

— Я выполняю твой приказ, — ответила я.

— И не получается? — вкрадчиво — хотя и ненужно — уточнил страж. — А так, маленькая леди?

Руку, которую он продолжал удерживать, пронзила острая боль, а после она, к моему изумлению, засветилась зелёным гнилостным светом. При виде этого чуда с меня моментально слетела апатия, и я дёрнулась, невольно пытаясь вырваться из капкана страшных рук лесного чудовища.

— Так-то лучше, маленькая леди, — засмеялся страж. — Не надо трепыхаться, прекраснейшая, ты упадёшь и сломаешь ногу. Погоня за тобой сделается совсем неинтересной, леди Элесит. Лучше повторяй за мной. Ну же!

На этот раз странное шипение-рычание лесного стража прозвучало не звериным криком, а членораздельной речью на незнакомом мне языке. Страж повторил свою фразу ещё раз, и мне удалось её воспроизвести более или менее точно. Из окна плеснуло светом, и я на миг лишилась чувств.

— Не надейся выйти из игры так скоро, моя маленькая леди, — засмеялся страж, втащив меня внутрь здания. — Твоя кровь изрядно разбавлена тухлой водицей, которая течёт в жилах городских крыс, но кое на что и ты сгодишься. Отсюда есть выход на служебную сторону или в этой ловушке вы только спите?

Не знаю, зачем уж стражу понадобилось посетить "служебную сторону", но во мне взыграли остатки долга. Проводить лесное чудовище в архивы или в кабинеты... Безумие!

— Нет, — ответила я, стараясь оставаться столь же равнодушно-спокойной, что и раньше. — Здесь мы только спим, а на другую сторону вход только с улицы. Надо выйти из двора и пройти...

— Не умеешь врать, маленькая леди, — прошипел страж. Рука моя всё ещё светилась, и я ясно видела улыбку, больше всего похожую на оскал, и звериную злобу в зелёных глазах. — Как говорят у вас в городах? Считаю до трёх. Раз...

— Я не вру, — произнесла я всё тем же спокойным (как мне казалось) тоном. В следующее мгновение руку пронзила такая боль, что я со стоном рухнула на колени. Страж наклонился надо мной, взял меня за подбородок и заставил посмотреть в глаза.

— Два, — сообщил он.

— Честью клянусь! — взмолилась я, прижимая к груди больную руку, как будто это могло кому-то помочь. Странно, но в этой опасной ситуации я всё же достаточно владела собой, чтобы удержаться от громких криков, которые могли бы, возможно, привлечь сюда спасительное внимание коллег, но означали бы мою немедленную смерть или пленение.

— Три, — хладнокровно ответил страж, и боль усилилась стократно. — Ты умрёшь, маленькая леди. Как храбро и как глупо... Но умрёшь ты последней.

С этими словами он повернулся и пошёл по коридору — туда, где за хлипкими дверями спали в крошечных комнатках мои коллеги.

— Куда ты? — простонала я, от боли лишившись способности понимать даже самые прозрачные намёки.

— Убивать, — просто ответил страж, обернувшись с кровожадной улыбкой.

— Стой!

Страж с готовностью остановился и повернулся ко мне.

— Ты можешь закричать, маленькая леди, и твои друзья погибнут в бою. Можешь промолчать, и смерть придёт к ним во сне. Одного ты не можешь — помешать мне. Лежи тут и жди, потому что, когда я разделаюсь с остальными, ты позавидуешь всем им вместе и по отдельности. Наслаждайся же последними мгновениями жизни, я ненадолго тебя покину.

— Стой! — взмолилась я. — Пощади! Я сделаю всё, что ты захочешь, только пощади!

— Вот и голос прорезался, — неприятно засмеялся страж. Он вернулся ко мне, наклонился и коснулся больной руки. Боль немедленно отступила, и страж поставил меня на ноги. — Запомни, маленькая леди, моя воля станет твоей волей, отныне и навсегда. Иначе — смерть столь ужасная, что у тебя не хватит воображения представить её. Поняла?

Обессиленная, я покорно кивнула. Выбор между пытками лесного чудовища и пытками королевского палача казался до слёз несправедливым. Другое дело, что у меня ещё оставался шанс скрыть своё преступление... если страж не оставит слишком много следов, и сюда не придут служители бога знаний.

— Веди, — подтолкнул меня в спину страж. — И без шуток.

Наутро всё произошедшее казалось кошмарным сном. Жуткое свечение, испускаемое левой рукой каждый раз, как страж заставлял повторять за мной непонятные шипящие слова, смертельная усталость, накатившая на меня после бесконечности блужданий по ночным коридорам, жёсткая хватка на моих плечах, как будто мой мучитель нарочно старался показать мне, как мало я заслуживаю уважения. Никакого смысла не было в действиях стража, он заставлял меня петлять по Ведомству, открывая то дверь в правом крыле на втором этаже, то в левом крыле в подвале. Это продолжалось целую вечность, но закончилось раньше, чем прозвенел первый утренний колокол. Я попросту свалилась там, где стояла, и страж, жестоко вздёрнув меня на ноги, поволок обратно в жилую часть Ведомства. Там швырнул в комнату и заметил на прощание, что в моих жилах течёт совсем уж гнилая водица, и надолго меня не хватит. Спросить, что он имеет в виду, я не успела: мучитель исчез, будто его никогда тут не было. Обессиленная, несчастная и совершенно убитая произошедшим, я еле сумела доползти до своей лежанки и забылась тревожным сном.

Утренний колокол прозвучал как гром небесный. Жалобно застонав, я перевернулась на бок и закрылась подушкой. В мире не было силы, способной меня поднять и причин, по которым я бы согласилась сделать над собой усилие. Но вскоре мне пришлось расстаться с этим убеждением: в коридоре зашуршали дверью, пытаясь привлечь моё внимание, потом её чуть не сдёрнули с проёма, а после откинули в сторону и звонкий юношеский голос выпалил:

— Леди этнограф Элесит, вам надлежит до двух ударов прибыть по месту службы, иначе вы снимаетесь с довольствия!

— Я умираю, — простонала в ответ я.

— Не надо было столько пить вчера со своим дружком, — фыркнул молоденький посыльный.

— Я вовсе не... — слабо запротестовала я.

— Знаем-знаем, — расхохотался посыльный. — Вставайте, не то живо выселят. Желающих на вашу конуру знаете сколько?

Пришлось вставать и нога за ногу плестись в умывальню. А после, слегка ожив от холодной воды, переодеваться в мундир и идти в архивные подвалы. Ни одна живая душа не ждала меня за пределами Ведомства, и терять место работы не входило в мои планы. Даже если меня завтра сожрёт лесной страж.

— Явилась, — недружелюбно поздоровался начальник архивов — маленький сухонький человек неопределённого возраста. — Вчера была твоя очередь сидеть на запросах.

Услышав это, я облегчённо выдохнула: никто, кроме желторотых новичков, в которых ещё не умерли надежды на повышение, не любил "сидеть на запросах": отыскивать в архивах документы, касающиеся, скажем, данных по заморской торговле за последние три года. Работа казалась чрезмерно сложной для наших отупевших от бесперспективности умов, и, к тому же, за неё платили не больше, чем за раскладывание бумажек по папкам. Как удачно я прогуляла вчерашний день!

— Тебя ждали до самого вечера, но ты не соизволила появиться, — продолжал начальник. — Хорошо хоть сегодня пришла. Пройди в третий слева зал и займи своё место.

— Но как же?.. — ахнула я. — Разве вы?..

— Да, — подтвердил начальник, неприязненно глядя на меня. — Ваша безалаберность начинает надоедать. Я не стал никому передавать твоё задание. Ты можешь заняться им сегодня, и лишаешься жалованья за два дня. Не справишься за сегодня — потеряешь ещё половину.

— Но... — вякнула я, однако начальник развернулся и ушёл, оставив меня наедине с последствиями моей глупости. Мне ничего не оставалось, как пройти в третий слева зал и найти на столе у окна папку с моим именем.

Запрос был довольно-таки странный: Коллегия магов в Карвийне интересовалась случаями незаконного колдовства с применением белоцвета за последние десять лет. Первая странность, разумеется, содержалась в самом факте запроса. Коллегия не дружила с Ведомством, причём не дружила никогда и не при каких обстоятельствах. Маги всегда держались особняком, основав Карвийн немногим позже Семи городов и неохотно посылали для службы короне далеко не самых талантливых волшебников. Сегодня этнографы были принуждены для всякого дела или заключать личный контракт с магами из Карвийна, или обращаться в соответствующий зал храма знаний, куда со временем маги передавали все свои находки и открытия. Сами же волшебники вовсе обходились без нас. Пока я ещё пыталась обдумывать происходящее, я полагала, что не следовало так старательно вылавливать в их среде нарушителей закона, тогда, может быть, у них не было бы повода коситься на Ведомство с настолько сильным подозрением.

И вот теперь эти гордецы обращаются к нам с запросом, да ещё и бьющим их в самую больную точку — незаконные занятия магией. Карвийн не год и не два пытался добиться у короны права самостоятельно решать подобные вопросы и не вмешивать во внутренние дела Коллегии другие организации — тщетно! Ведомство отстояло своё право вмешиваться в работу всех жителей королевства и до сих пор никому не удавалось заставить его уступить свои позиции.

Одним словом, запрос был странен сам по себе, даже если не вдаваться в детали его содержания. Упоминание же белоцвета, проклятого растения, делало запрос из удивительного таинственным. Эти растения (в архивах был приведён аляповатый рисунок, сделанный когда-то с натуры), цвели круглый год, даже зимой, давая небольшие бутоны нежно-белого цвета. Самым удивительным в них было свойство отклонять заклинание любой силы, что делало их излюбленным растением для нарушителей закона. Казалось бы, его слуги могли бы также воспользоваться удивительными свойствами, но почему-то все сборщики пропадали без вести, что заставило корону запретить белоцвет примерно полтора столетия назад. Сейчас каждый житель королевства знает, что, найдя кружок с пушистыми белыми бутонами, он обязан немедленно выжечь это место и о находке сообщить в Карвийн и в Ведомство, в противном случае его участь будет печальна. Любой житель королевства, маг он или простой смертный, вплоть до коронованных особ, будет объявлен вне закона, если при нём или в его жилище будут найдены цветы запрещённого растения.

Разбирая бумаги, я наткнулась на отчёт девятилетней давности: маг, состоящий на королевской службе, нарушил закон и не сразу сжёг цветы, а сначала решил заняться их исследованием. Сделав несколько шагов и сорвав несколько растений, он внезапно оказался в совершенно другом месте, где все говорили на незнакомом ему языке. Там он пробыл где-то около года, за который успел выучиться чужой речи и установить место своего пребывания: таинственная сила забросила его по другую сторону гор, непреодолимых из-за страшных обвалов. Подробное описание чужой жизни занимало несколько страниц и включало в себя такие подробности, как использование вместо денег магической силы (как в таком случае живут обычные люди?), гонения на ведьм ещё более сильные, нежели в нашем королевстве, и встречи с подданными короны — теми, которые практиковали незаконную магию. Один из таких людей и показал нечаянному путешественнику дорогу обратно, и ложное чувство благодарности сгубило несчастного: маг никак не соглашался ни выдать место, из которого перенёсся через горы, ни спасшего его преступника, ни каким образом, в сущности, производится перемещение.

Сейчас он отбывает свой срок в королевской тюрьме, учитывая важность дела — пожизненный. Или до тех пор, пока не прекратит упрямиться, но в последнее верилось мало. Маги всегда были излишне горды и склонны к упорствованию в самых нелепых вещах. Так, ни один волшебник, из какого рода он бы ни происходил, никогда не согласится называться ни сэром, ни бароном, ни графом, ни герцогом, но всегда и везде подпишется только магом. Дворяне называют волшебство презренным ремеслом, сами маги — искусством и наукой, но суть не меняется: даже признанные законом маги не являются самыми благонадёжными жителями королевства, и от них в любой момент можно ожидать самых диких выходок.

По счастью, волшебники, прошедшие обучение в Коллегии, приносили присягу и клятву короне никогда не использовать свои умения и знания в тёмных делах, ниже в заговорах против королевской семьи. Но были и клятвопреступники, а были люди, отказывающиеся проходить обучение. Последние, вне зависимости от честности их намерений, считались преступниками по самому факту своего существования. Любой, обнаруживший у себя магические способности обязан явиться в Коллегию для обучения или блокировки излишнего дара, в противном случае его ждёт насильственная блокировка и тюрьма. А уж незаконных огненных волшебников и вовсе ждёт сожжение, если они не вступят в огненный орден на севере, что молится богу пожаров и никогда не отпускает своих.

Я выписала все случаи применения белоцвета. Трижды им пользовались воры для запутывания следов (это из тех, кто всё же умудрился попасться), четыре раза маги для сокрытия своей незаконной деятельности, два раза преследуемые исчезали бесследно, а королевским слугам только и оставалось, что выжечь заросли белоцвета, и один раз тот самый осуждённый маг совершил путешествие за гребень восточных гор. Негусто, учитывая заманчивые свойства запрещённого растения и рассказ осуждённого. Пусть он не назвал имён, но всё же понятно, что там, за горами, можно встретить немало наших соотечественников, пользующихся полной свободой и почётом вместо заслуженных ими кандалов. В таком духе я и составила отчёт.

— Закончила? — недовольно спросил начальник архивов. — Долго же ты копалась. Неси теперь сама, я всех посыльных отпустил уже.

От возмущения я выпрямилась, и моя рука сама собой нащупала пенал.

— Я не посыльная! — отрезала я. — И по поручениям бегать не буду.

— Ишь ты — не буду! — фыркнул начальник. — Да другая на твоём месте бегом бы побежала относить. Шутка ли — сам Везер Алап запрос будет визировать. Потёрлась бы у руководства перед глазами, глядишь, и избавились бы мы от твоей унылой фигуры.

— Сам Везер Алап? — поразилась я и послушно подхватила папку с отчётом. — Но почему?

— Так Коллегия же запрос прислала! — удивился моему вопросу начальник. — Кто ещё с ними разбираться будет? Ты иди-иди, пошевеливайся!

И я покорно пошла в левое крыло Ведомства, поднялась на третий этаж, чтобы толкнуть дверь кабинета в самом конце коридора. По уставу подчинённые не стучались: предполагается, что начальство всегда готово нас принять и ничего от нас не скрывает. Ещё в коридоре я услышала успокоительный бас начальника Ведомства:

— Вы совершенно правы, милейший Залемран, но забываете, что благодарность и доброта вашего друга имеют очень мало преимуществ перед законом, тогда как скрываемые им сведения необходимы для полноценной работы Ведомства. Если желаете, я могу предоставить вам свидание с тем, чтобы вы сами поговорили с упрямцем, однако...

В этот самый момент я перешагнула порог, отмечая про себя, что посетителем начальника является простолюдин или маг, раз Везер Алап не упоминает в обращении титулов. Скорее маг — ведь запрос, ответ на который я несу, был из Карвийна. Едва я вошла, как начальник Ведомства поднялся на ноги: он был человек старой закалки и знал, как полагается приветствовать дворянку, даже если это всего-навсего последняя из его подчинённых. Посетитель остался сидеть, опустив голову и внимательно изучая какие-то бумаги. Маг, поняла я: простолюдин вскочил бы одновременно с дворянином. Стриженные под горшок волосы, острый нос и тонкие губы, общее выражение незначительности, присущее низшим сословиям, и при этом — отличный костюм из тонкой шерсти (даже у Куарта не было такого), который указывал на занимаемое его владельцем положение. А ведь он довольно молод, старше меня всего лишь на пять-шесть лет, как можно судить по виду. Значит, незаурядный человек, если сумел добиться аудиенции у всесильного Везера Алапа.

— Вот, милейший Залемран, — проговорил начальник, забирая у меня папку. — Ответ на ваш запрос. Если желаете, вы можете ознакомиться с ним сей же час, а леди этнограф Элесит ответит на ваши вопросы.

Маг рывком поднял голову и уставился на меня так, будто увидел призрак.

Глава четвёртая

о том, как покрывать должностные преступления

— Вы простите меня, — не поднимаясь с места, заговорил маг, — но леди этнограф больна?

Везер Алап нахмурился. Ещё не хватало, чтобы о Ведомстве пошла слава, будто у нас держат больных сотрудников!

— Нет-нет, — поспешила я разуверить мага. — Благодарю вас за заботу, но я совершенно здорова.

— Не может быть! — воскликнул волшебник, очевидно, забыв о цели своего пребывания здесь. — Вы больны — и вы сами не видите этого? Неужели вам самой не ясно? Ваше лицо, взгляд... худоба... движения... руки... Вы позволите вас осмотреть?

Начальник Ведомства осуждающе кашлянул.

— Каждый месяц к нашим сотрудникам приходит лекарь из храма знаний, — официальным тоном сообщил он. — Нет никаких оснований беспокоиться за здоровье леди этнографа Элесит.

— Да что же это такое! — вскочил на ноги маг. — Вы двое ослепли? Посмотрите сами!

Он порывисто схватил меня за руку, и я сжала зубы, чтобы не застонать от боли: от простого прикосновения кисть словно прошило сотней мелких иголок.

— Глядите! — воскликнул волшебник, протягивая мою руку начальнику. — Разве вы не видите симптомов?!

— Сколько я могу судить, леди этнограф совершенно здорова, — холодно ответил Везер Алап. — Во всяком случае, она, по моему мнению, не собирается подавать прошение об освобождении её от работы, не так ли, леди этнограф Элесит?

— Н-н-нет, — промямлила я, чувствуя, как покрываюсь холодным потом. Сказавшихся больными людей в Ведомстве лишали жалования на всё время болезни и после на тот срок, который требовался для приведения заброшенных дел в порядок. Лучше свалиться мёртвой на рабочем месте, нежели признать себя больной. Исключение возможно только в одном случае...

— Конечно, я не могу игнорировать мнение квалифицированного мага, — продолжал Везер Алап. — Если вы считаете, что моя сотрудница больна... Это может быть заразно?

Я похолодела ещё сильнее. Заразная болезнь — это увольнение и штраф. Куда я пойду?

Волшебник смерил меня задумчивым взглядом, в котором не было ни понимания, ни сочувствия. Поднёс мою руку к глазам, перевернул и осмотрел ладонь. Всё это время я стояла ни жива, ни мертва и с замиранием сердца ждала приговора.

— Нет, — ответил, наконец, маг. — Эта девушка не заразна, но ей необходимо лечиться.

Девушка! "Эта девушка"! И так обратиться к кому?! Ко мне, к леди этнографу! Я в гневе вырвала руку и положила её на заткнутый за пояс пенал. Верх неразумия — начинать драку в кабинете начальника, но есть предел того, что может вытерпеть даже самый дисциплинированный сотрудник Ведомства.

— Выбирайте выражения, как вас там, — отрезала я. — Сэр Везер Алап, вы позволите мне?..

— Останьтесь, леди этнограф, — сухо ответил начальник. — Я надеюсь, у милейшего Залемрана есть вопросы касательно собранных вами материалов и он соблаговолит о них вспомнить.

— Материалов? — растерянно переспросил маг, ошеломлённый полученным отпором. — Ах, да. Благодарю вас, сэр Везер Алап, я действительно хотел бы посмотреть их прямо сейчас, в вашем присутствии и в присутствии этой девушки.

Везер Алап поспешно указал мне на кресло поблизости от себя.

Маг закончил свои расспросы не раньше, чем колокол пробил десять раз. Это означало, что я могу сегодня не возвращаться в архивы, и это же значило, что я весь день провела в Ведомстве, не прерываясь на посещение столовой залы. Когда Везер Алап открыл дверь, выпуская меня из своего кабинета, от голода и усталости я едва могла идти.

— Послушайте! — догнал меня в конце коридора волшебник. — Милая девушка, вы...

Здесь не было начальника Ведомства, и некому было предотвратить назревающую ссору.

— Я вам не милая девушка! — прошипела я в лицо магу и выхватила из-за пояса тяжёлый пенал. — Милейший как-вас-там, извольте обращаться ко мне с подобающим почтением!

Против ожидания маг не ответил на вызов, как сделал бы любой дворянин, и не рассыпался в извинениях, как поступил бы на его месте простолюдин. Он только отступил на шаг и устало потёр лоб.

— Вы, кажется, обижены, — мягко проговорил волшебник. — Мне очень жаль, если я показался вам невежливым.

Его слова подействовали на меня гораздо хуже, чем если бы он полез в драку. Я попятилась, заслоняя лицо рукой, которую немедленно защипало, как от ожога крапивой. Когда-то давным давно, когда я ещё не сидела весь день за работой, я обжигалась крапивой... и даже, кажется, лазила по крышам в Варусе... Или это было во сне?

— Если вы объясните, как к вам лучше всего обращаться, мы могли бы вести разговор в более приятном тоне, — предложил волшебник, подходя ближе.

— Не ваше дело! — выкрикнула я и убежала прочь.

Ночью кошмар повторился — за тем исключением, что я не могла идти от слабости, и страж буквально волок меня перед собой. Двери-лестницы-коридоры, кабинеты и пустые спальни с потайными ходами, в темноте Ведомство кажется незнакомым и страшным. Ни шороха, ни скрипа, только тишина и дыхание спящих, а то мимо прошмыгнёт кошка, которой не на кого охотиться и которую днём прикармливает повар. Непонятные шипящие слова всё легче срывались с моего языка, а левая рука святилась всё ярче и ярче, болела всё сильнее и сильнее. К утру страж снова швырнул меня в мою комнату, издевательски пожелав на прощание приятных сновидений.

Утром я едва сумела подняться и поплелась на своё место в архив, молясь всем семи богам, чтобы на этот раз не было ни поступлений, ни запросов. Забиться тихонько в уголок и там протрястись до самого завтрака. Главное, чтобы никто не заметил, а то объявят больной... Нет, только не это!

Моим мечтам не суждено было сбыться. Нет, меня не пытались нагрузить непосильной для моего состояния работой, и ни коллеги (занятые своими загубленными жизнями), ни начальник даже не обратили на меня внимания. Только вот в зал, где я работала, ворвался вчерашний маг, встрёпанный и какой-то как будто напуганный. Осмотрел зал, повёл своим острым носом, заметил меня и смерил подозрительным взглядом. После чего убежал, будто за ним гналась стая нежити.

— Диверсанта ищет, — пояснил заглянувший вслед за ним начальник архивов. — С утра обнаружили, в половине коридоров заклинания не работают, и ещё в трети светят в пол силы. Маг-то приехал за друга хлопотать, вот ему и сказали, чтобы нашёл, кто тут балуется, прежде чем его всерьёз выслушают.

— Откуда у нас тут диверсанты? — онемевшими губами попыталась улыбнуться я. Уже вторую ночь страж таскал меня по коридорам Ведомства, заставляя произносить непонятные слова, от которых заклинания против нежити сначала принимались светиться, а потом гасли. — У нас тут, хвала богам, никто магией не занимается.

— Может, следы ищет, — отмахнулся начальник. — Ты не сиди, уже четыре удара пробили, марш в столовую залу. А то заезжий маг, говорят, который день интересуется, морим мы вас голодом или ещё как мучаем. Живо!

Общение с волшебником на этом не прекратилось. Он заявился в столовую залу, сунул нос во все котлы и тарелки, обежал всё помещение на три раза и поймал меня в тот самый момент, когда я собиралась возвращаться к своим обязанностям.

— Леди Элесит, — взволнованно начал маг. — Вы, надеюсь, простите мою вчерашнюю дерзость!

Такое начало заслуживало большего, чем вежливое требование не мешать, и я с интересом повернулась к волшебнику. Сегодня он вместо тёмно-синего костюма надел серый в полосочку, причём ничуть не худшего качества, чем вчера, и я невольно задумалась о размере доходов мага. Одевать каждый день новое — что может быть прекраснее, особенно если фигура и вкус этому способствуют? Маг был хорошо сложен, а блеск его синих глаз компенсировал простоту и невыразительность черт. К тому же сейчас, когда волшебник решился со мной объясниться, он уже не казался таким невыразительным, как вчера.

— Леди этнограф Элесит, — поправила я. — Всего-навсего личная дворянка.

— Ах, оставим эти условности, — отмахнулся маг, и тем самым упал в моих глазах. — Послушайте, я не хотел бы поступить вам во вред, но долг призывает к разговору с вами.

— Я далека от мысли помешать исполнению вашего долга, милейший Залемран, — холодно ответила я. — Однако мой долг призывает меня вернуться в архивы.

— Ваш долг призывает вас остаться для беседы со мной, — живо возразил маг. — Ваш начальник Везер Алап...

— Сэр Везер Алап, — шокировано поправила я.

— Сэр Везер Алап, — как ни в чём ни бывало продолжил волшебник, — дал мне разрешение говорить с любым сотрудником вашего Ведомства, и отрывать от работы кого угодно.

— В таком случае я к вашим услугам, — смирилась я с неизбежным.

Волшебник просиял от радости и сделался почти красивым.

— Итак, Элесит...

— Леди этнограф Элесит, — немедля поправила я.

— Да-да, леди этнограф, — поспешно подтвердил маг. — Я должен знать — откуда у вас эта странная отметина на руке?

— Милейший Залемран, — сухо ответила я. — У меня нет и никогда не было никакой отметины на руке, и я не знаю, о чём вы говорите.

— Вы не видите? — растерянно переспросил волшебник и взял меня за руку. — Но вот же, смотрите!

Сердце моё ёкнуло при мысли, что маг, быть может, найдёт следы, оставленные на моей руке лесным стражем. Однако, как я ни вглядывалась, я видела только чистую кожу, безо всяких следов и отметин.

— Как же я глуп! — внезапно рассмеялся волшебник. — Я и забыл... В Карвийне такие вещи видят все, а здесь, в Элойзе... Леди Элесит, я говорил о магических следах, которые вижу на вашей руке. Этой отметине около пяти лет, а недавно сквозь вашу руку прошёл значительный заряд магической силы. Где это могло произойти?

— Не имею ни малейшего представления, — отрезала я, убедившись в самом худшем. — У вас остались ещё вопросы? Я спешу.

— Вы не хотите отвечать? — догадался волшебник. — Но, поймите, леди Элесит...

— Леди этнограф Элесит, — ледяным тоном поправила я.

— Поймите, такие отметки очень опасны. Чужеродная магия не может проходить через ваше тело, не расходуя ваших собственных жизненных сил. Вы понимаете меня? Чем бы вы не занимались, вы обязаны немедленно прекратить, иначе умрёте!

— Я не понимаю о чём вы говорите, — устало ответила я. Страж каким-то образом заставлял исчезнуть защиту от нежити, и это, видно, и было замеченным Залемраном колдовством.

— Вы боитесь признаться? Леди Элесит, речь идёт о вашей жизни!

— Я не понимаю, о чём вы говорите, — повторила я.

— Или вы сами не знаете? — с сомнением предположил маг. — Послушайте, леди этнограф, где вы провели вчерашнюю ночь?

— У себя, разумеется, — ответила я, от возмущения стряхнув навалившееся чувство безнадёжности.

— Вы в этом вполне уверены? — не отставал волшебник. — Кто-нибудь может подтвердить ваши слова?

— Как?! — вскричала я, чувствуя дрожь искреннего негодования. — Сперва вы — мужчина! — предлагаете осмотреть меня, затем предполагаете, будто кто-то может оставаться после тушения огней в моей комнате! Да за кого вы меня принимаете?!

— Да смилуются над нами боги, но что вас возмущает? — спросил маг. Его лицо выражало живейшее недоумение.

— Вы спрашиваете, что меня возмущает? — задохнулась я. — Милейший как-вас-там...

— Залемран, — мягко напомнил волшебник.

— ... вы отдаёте себе отчёт в своих словах?! Вы понимаете, что оскорбляете лицо, возведённое королём в дворянское достоинство?

— А при чём тут ваш дворянский титул? — изумился волшебник. — Вы имеете представление, по какому поводу я вас расспрашиваю? Вы понимаете, что я обязан подозревать любого в совершённом нарушении?

— Когда у вас будут доказательства, вы можете вызвать меня к сэру Везеру Алапу или сразу в королевский суд, — холодно ответила я. — А до тех пор попрошу избавить меня от вашего докучливого общества.

Маг не ответил и я, удовлетворённая своей маленькой победой, прошла мимо него, как прошла бы мимо предмета мебели.

Было бы глупо рассчитывать, что, начав наносить визиты в Ведомство, лесной страж прекратит это занятие. Появился он и на этот раз и, силой подняв меня с постели, поволок в сторону потайного хода на служебную сторону. На этот раз он не тратил времени даже на то, чтобы объяснить мне моё положение или будущее; впрочем, мы оба прекрасно знали, как мало мне остаётся жить. После разговора с волшебником я чувствовала это особенно ясно и не находила уже сил бороться за последние дни и часы. Говорят, настоящее угасание начинается с того, что человеку безразлична мысль о собственной смерти; тот, кто зовёт её, ещё полон жизненных сил.

Итак, как и в предыдущие дни, мы прошли к потайному ходу, и я, повинуясь воле стража, подняла руку, чтобы ослабить заклинание, а вслед за тем привести в действие механизм, удерживающий дверь в закрытом положении. Однако не успела я вымолвить ни слова, как мой мучитель зажал мне рот и застыл, напряжённо вслушиваясь. Я прислушалась тоже, но не смогла уловить причин для беспокойства, равно как и не могла предвидеть того, что последовало. Зашипев, как кошка, которой наступили на хвост (только очень большая и разъярённая кошка), страж отпрянул от двери и повернул ко мне лицо, выражающее ярость и презрение.

— Ты! — выдохнул он мне в лицо. Ответить я не успела: мой мучитель сгрёб меня в охапку, закинул на спину, как волк, похищающий ягнёнка, и бросился прочь.

Страж промчался через коридор до окна с верёвочной лестницей, выпрыгнул, приземлился на землю и побежал дальше, к выходу из двора. На ночь он перегораживался кованными воротами, но это препятствие не могло остановить лесное чудовище. С лёгкостью белки он перебрался через ворота, ни на мгновение не выпустив при этом меня, и побежал по каменным мостовым города. На меня в то время навалилось привычное уже оцепенение разума и чувств, и я сопротивлялась своей судьбе не больше, чем овца, когда её ведут на бойню. Вот стук шагов изменился: мы перешли на мостовую из щебня, а дальше под ногами стража оказался песок, которым посыпали улицы на окраине города. Высокие дома сменились одноэтажными халупами, грязными и невзрачными, но ночью эти недостатки не так бросались в глаза. Гораздо важнее была близость к городским стенам и ко всяким подонкам общества, которые меньше всего склонны реагировать на крики очередной жертвы. Из приличных людей здесь появлялись разве что стражники, да и те — держа оружие наголо.

— Поговорим, — предложил страж, сгружая меня со своего плеча на землю. Меня, однако, не держали ноги, и я ухватилась за своего мучителя, чтобы не опуститься в грязь. Если мне суждено пережить эту ночь, лучше, чтобы на моей одежде не оставалось подозрительных следов. А если нет... какая разница? — Ты успела подготовиться к смерти?

Я слабо улыбнулась, и страж жестоко встряхнул меня за плечи.

— Ты мне не веришь, маленькая леди? — ледяным тоном спросил он.

— Верю, — ответила я. Голос мой не дрожал, и сердце стучало с прежней размеренностью.

— А! — догадался страж. — Ты думаешь, это будет легко и быстро? Не надейся, маленькая леди. Мне достаточно коснуться тебя и отдать приказ — и ты одеревенеешь. Помнишь, как это происходит? Нет? Напомнить?

— Не надо, — тяжело выговорила я. Страж стоял напротив меня и в его изумрудных глазах горело величайшее отвращение. Вокруг было темно, и я не сразу поняла, что тусклый зеленоватый свет, позволяющий мне разглядеть моего мучителя, он сам же и излучает. Жуткое чувство одеревенения, заставившее меня закопать проклятые подарки стража, я помнила слишком хорошо.

— Это было бы справедливо, — заметил он. — Зачем ты меня выдала?

— Я не выдавала тебя, — возразила я.

— Лжёшь, — неумолимо заявил страж. — Там, за дверью, к которой ты меня привела, стоял маг, и её охраняли новые чары.

— А! — осенило меня. — Так, значит, он...

— Он?.. — вкрадчиво спросил страж.

— Тот маг из Карвийна, — пояснила я, отступая на шаг при виде нехорошего выражения, появившегося на лице собеседника. — Его позвали наладить заклинания.

— Карвийн... — потянул страж. — Это там вы держите огонь, который нельзя погасить?

— Нет, огненные маги живут в Ордене севернее столицы, — пояснила я, удивлённая неожиданным невежеством собеседника. — А Карвийн на востоке, ближе к горам, там маги разрабатывают свои заклинания, вроде тех, которые ты меня заставлял снимать. Волшебник, которого ты испугался, тоже прибыл оттуда.

— Я не испугался, — усмехнулся страж. — Я хотел без помех разделаться с тобой за предательство. Что ты наговорила этому магу?

— Я ему ничего не говорила.

— Лжёшь.

— Нет! — закричала я, потому что страж шагнул ко мне с угрожающим выражением лица. — Я ничего ему не говорила, он сам догадался обо всём!

Страж остановился и вопросительно взглянул на меня.

— Ну-ка, маленькая леди. О чём именно догадался заезжий маг?

— О тебе!

— Даже так? — удивился страж. — Я полагал, люди городов не верят в моё существование.

— Он и не верит, — пояснила я. — Но почувствовал чужие чары и решил разобраться.

— А! — откликнулся страж и надолго замолчал. Потом взял меня за подбородок — не пальцами, а когтями, — и заставил посмотреть себе в глаза. — Что именно сказал тебе волшебник?

— Он говорил о магических следах на моей руке, — устало ответила я. Было непросто выдерживать равнодушный взгляд волчих глаз, как будто страж прикидывает, сгожусь ли я ему на ужин или лучше поискать добычу повкуснее. — О том, что они старые, но что сквозь меня проходит чужая магия. Что это меня убивает. И связывал эту магию со сбоем в работе заклинаний.

— А! — снова произнёс страж. — Маг не упоминал об источниках этой магии?

— Нет, — покачала я головой. Помедлив, положила ладонь на руку стража, всё ещё удерживающую меня за подбородок. — Постой... это правда?

— О чём ты, маленькая леди? — насмешливо спросил страж и, отпустив подбородок, стряхнул мою руку со своей. — Ты умираешь от моих чар? Правда. А как, по-твоему, я мог бы являться среди людей? Я ведь не человек.

— Н-н-но как же... — промямлила я.

— Человек, которого коснётся моя рука, зачахнет и умрёт, маленькая леди, — неожиданно сочувственно объяснил страж. — Исключение — только для тех, кто обладает своей волшебной силой. И...

— И что? — резко спросила я, когда страж замолчал и неловко отвёл глаза. Это казалось невероятным, невозможным, но мой неумолимый мучитель... смущался?!

— И та женщина, которую я сделаю своей женой, — пояснил, наконец, страж. — Не будь в тебе лесной крови, ты не прожила бы так долго вдали от меня, маленькая леди.

— Н-н-не может быть... — жалко пролепетала я.

— Может, — возразил страж. — Ты принадлежишь мне, маленькая леди, и либо станешь моей женой, либо растаешь как лёд под весенним солнцем. Тебе выбирать — весной.

— Но я умираю уже сейчас! — перешла на крик я.

— Умираешь, — признал страж. — В тебе слишком жидкая кровь, а я слишком многого требовал.

— И ты дашь мне умереть?!

— А почему бы и нет, маленькая леди? — страж нагнулся к самому моему лицу и улыбнулся, оскалив зубы. — Ведь ты же без колебаний убила бы меня, если бы могла.

— Но я же... — начала было я, но тут же замолчала. Что я могла ему сказать? Я человек, и моя жизнь драгоценна? Какое лесному чудовищу до этого дело!

— Слишком просто, — внезапно проговорил страж. — Тебе ещё не пришло время умирать, и ты не умрёшь. Разве что от страха.

Спросить, что он имеет в виду, я не успела. Страж отступил на шаг, поднял голову к небу и жутко завыл, от чего у меня застыла в жилах кровь. По его телу прошла крупная дрожь, и он закрыл руками лицо. А когда отнял руки...

Тогда, четыре года назад, нечеловеческий облик стража пугал не так, как бой, который он дал нежити. Волчья пасть, медвежьи когти, кошачья грация в каждом движении — смертельном для его врагов. Лесной страж был воплощением опасности и смерти, и таким и запомнился мне — безликим мохнатым ужасом. Теперь же...

Страж почти не изменился — и в то же время изменился невероятно. Он вырос, сделался крупнее и массивнее, лицо исказилось, и улыбка уже не напоминала звериный оскал, а была им. Зелёные глаза не просто казались похожими на глаза волка, они и были волчьими, равнодушно-холодными и в то же время тоскливо-голодными. Нелепая старинная одежда уступила место одеянию из листьев, а руки превратились в звериные лапы.

— Таким мне являться легче, — прорычал он. — Теперь ты довольна?

— А... — выдавила я, пятясь назад. — А... а-а-а-а!..

Страж нагнал меня в один прыжок и зажал мне рот своей чудовищной лапой. От него пахло лесом и зверем и ещё — дубовой корой и хвоей.

— Тихо, маленькая леди, — прошипел он мне на ухо. На этот раз он именно шипел, как до того рычал: звуки, издаваемые чудовищем, не были звуками человеческой речи, они больше походили на те слова, которыми страж заставлял меня снимать заклинания в Ведомстве. — Ты мне ещё пригодишься.

— Н-н-нет, — пролепетала я. — П-п-пожалуйста... н-н-нет...

— Смирись, — посоветовал мне страж. — Ты ведь не хочешь умереть через два дня? А если боишься меня — подумай. Я и в человеческом облике могу свернуть тебе шею, маленькая леди. Успокоилась?

— А-а-а... да... — выдохнула я. Первый страх прошёл, и аргументы чудовища показались мне разумными. А, кроме того — я чувствовала, как ко мне возвращаются силы. Я чувствовала себя живой и готова была на всё, лишь бы сохранить это блаженное чувство. Даже смертельный ужас отступил перед сладостью жизни.

— Так-то лучше, — просвистел страж. — Теперь вернёмся. Завтра ты покажешь мне, где живут маги.

— Вы и сейчас собираетесь всё отрицать? — спросил меня поутру Залемран. — Леди этнограф Элесит, я требую ответа! Где вы были прошлой ночью?

— Мне не спалось, и я решила прогуляться, — ответила я, стараясь сохранять хладнокровие. Вместе с желанием жить ко мне вернулся и страх утратить свободу, и разговор с магом казался неотвратимой угрозой. — Кажется, нет такого закона, по которому я была бы обязана неотлучно находиться в здании Ведомства.

— Положим, нет, — неохотно согласился мужчина. — Но вы обязаны были поставить в известность охрану!

— Чтобы обо мне наутро сплетничало всё Ведомство? — презрительно хмыкнула я.

Залемран вздохнул.

— Вы мне не верите, леди Элесит. Право слово, я бы предпочёл обойтись без огласки. Даю вам три дня сроку, подумайте, быть может, вы всё-таки захотите со мной поговорить.

— Я? С вами? Милейший, вы ошибаетесь!

Маг вздохнул ещё глубже.

— Вы слишком молоды, — произнёс он с непонятной мне грустью. — Молоды и несчастны. Поверьте на слово, леди, жизнь не заканчивается в ваши лета.

— Леди этнограф, — педантично поправила я.

— Твой маг глуп, — заявил страж. — Глуп, как и все люди, но его глупость меня устраивает. Через три дня я уберусь отсюда, и тогда можешь рассказывать всё, что угодно, мне не страшно.

— Как?! — поразилась я. — Ты не боишься, что все узнают о том, что ты из себя представляешь и каковы твои планы?!

— Ты этого сама не знаешь, моя маленькая леди, — откликнулся страж, — и не сможешь меня выдать. Но мы зря теряем время. Сегодня я хочу прогуляться по вашему городу, а перед тем ты расскажешь мне, что за место Карвийн и откуда к вам пришло огненное волшебство.

Пришла моя очередь вздыхать.

— Карта есть только в кабинете Везера Алапа, — призналась я.

— Это ваш начальник? — проявил осведомлённость страж. — Тем лучше, веди, маленькая леди, да без шуток!

Я вздохнула ещё печальнее, но ничуть не разжалобила своего мучителя. Мы дошли до потайного хода, и страж, как и вчера, принюхался к двери.

— Опять он, — пробормотал мой мучитель на своём ужасном свистяще-рыкающем языке. — Мало ему заклинаний. Признавайся, леди, есть ли тут другие пути?

— Нет, но... — начала я, и страж положил мне руку — вернее, чудовищную лапу — на плечо. — То есть да, только...

— Веди, — приказал страж.

Второй ход был ещё более тайным, чем первый, которым пользовались все сотрудники Ведомства. Его мне показала за немалую взятку одна из тех несчастных, что, прослужив всю жизнь, так и не смогли добиться даже сохранения личного дворянства после ухода на покой. На подкуп ушли комиссионные с трёх присланных Силли жемчужин, а сама взятка пошла на покупку дворянского патента для бедной старухи. Кто же знал, что ход известен всем и каждому, и это — обычное мошенничество пожилых этнографов? Очень уж молодые падки до всяких загадок.

— Отлично, — оскалился в страшной пародии на улыбку страж. — Тут нет заклинаний и ловушек — ни свежих, ни застарелых. И ты скрывала?

— Здесь никто никогда не ходит, — пояснила я. — И дверь сдвинуть под силу только двоим.

О том, что этими двумя была немощная старуха и молоденькая девушка, я уточнять не стала. Страж, похоже, догадался и сам, снова оскалился и распахнул передо мной тяжёлую, обитую медью дверь.

— Ход ведёт на винтовую лестницу, — ненужно рассказывала я, — а та проходит через все этажи, открываясь в хозяйственные помещения. Но ступеньки тут неудобные, и лестницу забросили. Мы выйдем на чердак, а оттуда спустимся в служебную часть Ведомства.

— Веди, — повторил страж, и мы в полной темноте прошли по узкому коридору. Выход на лестницу я едва не пропустила и не споткнулась о ступеньки только благодаря стражу. Он подхватил меня на руки, словно я была легче котёнка, пристроил на плече и шёпотом предложил отдавать ему указания. — Но если тут спрятана ловушка...

— Откуда ей взяться? — буркнула я, расстроенная воспоминанием о своей глупости. Надо же было выкинуть столько денег ни на что! Как пригодилось бы мне сейчас это дерево! Но тогда я твёрдо верила в будущую карьеру... как и в то, что знания правят миром. Надо было подумать — много они помогли продающей "тайну" старухе?!

Но я ошибалась. Не только в отношении знаний, но и в отношении ловушки. Пока мы добирались до чердака и пробирались по нему, всё было спокойно, но перед выходом на служебную лестницу страж отшатнулся и зарычал. От страха я спрыгнула с его рук и метнулась в сторону, тщетно надеясь затеряться на чердаке от гнева чудовища.

— Он умнее, чем я думал, — почти спокойно проговорил страж. — Зачем охранять вход, когда можно запечатать выход. Ну-ка, подойди сюда, маленькая леди.

Стражу никто не ответил: я отползала назад, спеша увеличить расстояние между мной и лесным чудовищем. Послышался раздражённый рык.

— Глупо, — сообщил мне страж, с лёгкостью отыскавший меня в темноте чердака. Он наклонился и поднял меня за воротник, как будто я была непослушным котёнком. — Тебе стоило бежать вперёд, туда, где меня остановило заклинание. А теперь не пугайся. Возьми это и швырни в дверь.

— Что? — удивлённо переспросила я, и страж насильно всунул мне в руки комочек... чего-то. Как будто воздух над моими ладонями стал более плотным... горячим... колючим... обжигающим... нестерпимым...

— Не держи, дура! — крикнул страж. — Кидай, что есть силы кидай!

Взвизгнув от боли и страха, я и впрямь швырнула комочек чего-то в дверь. За этим последовала вспышка желтоватого сияния — отчего-то ещё и мутного, будто к нему примешали серость и темноту, — и...

И ничего не случилось, только страж удовлетворённо хмыкнул.

— Молодец, — одобрительно прошипел он. — Сумела слепить, ведьмочка!

— Кто? — дрожащим от страха голосом произнесла я. Теперь я успела пожалеть о том, что излечилась от апатии: события этой ночи лучше воспринимать в полубезумном состоянии. Тем более, что безумца не расстроит обвинение в пособничестве ведьме... То-то у меня от всученной стражем гадости зудят ладони!

— Ведьма, — снизошёл до пояснения страж. — Должен же кто-то был придумать,как бороться с вашей городской магией.

— И... ты обратился к ведьме? — уточнила я, прикидывая, пошлют ли меня на каторгу или заставят просить в колодках милостыню под стенами храма всех богов.

— К Заклятым, — уточнил страж, волоча меня к двери. Сердце моё упало. Заклятые, таинственные колдуньи, презирающие мужчин и похищающие женщин, были вне закона по всему королевству. Пособничество ведьме — это ужасно, но пособничество Заклятой ведьме... — Они четыре года придумывали, как изменить ваши заклинания, чтобы они не путали меня с нежитью. Говоришь, некоторые были вовсе погашены? Значит, у сестёр не всё получилось.

— Заклятые... — повторила я убитым тоном. — Но ведь в лесу ты обходил заклинания!

— В лесу... — хмыкнул страж. — Маленькая леди, в лесу нет такой силы, какая сумела бы остановить меня. А здесь я не в лесу. Но ты так любезно оставила Заклятым... как тётушка выразилась? Материал для опытов.

— Тётушка? — ошеломлённо произнесла я. Страж и раньше указывал на связь между лесом и Заклятым, но чтобы так... И сколько этой тётушке лет?!

— Это титул, — поспешно заверил страж. — Я имею в виду ту Заклятую, которая вела колдовство. Она важное лицо в Доме.

По тону своего мучителя я поняла, что больше он об иерархии Заклятых не скажет ничего.

— Но сначала ты обходился без ведьмы, — вспомнила я. — Ты заставлял меня что-то произносить.

— Подобное к подобное, близкое к близкому, — туманно пояснил страж. — Сначала я не мог бы передать тебе ведьминское заклинание.

— Но почему ты сам не мог?.. — не поняла я.

— Потому что меня тут на самом деле нет, — отрезал страж. — Маленькая леди, время вопросов давно прошло, теперь готовься отвечать.

— Спрашивай, — ответила я.

— Успеется, маленькая леди, — усмехнулся страж. — Для начала веди меня к карте.

— Тогда нам в другую сторону, — спохватилась я: страж успел стащить меня по служебной лестнице вниз до первого этажа и свернуть в левое крыло.

— И молчала, — рыкнул мой мучитель. Мы прошли в обратную сторону и свернули на парадную лестницу. Три пролёта, каждый из которых открывался на свой этаж, и поворот направо. Мелькнула мысль, что очень даже стоило подвести стража к одной из расставленных магом ловушек, а там внезапный рывок... Я покосилась на страшного своего спутника. Нет. Этот внезапный рывок может оказаться и последним, а мне, как никогда, хочется жить.

— Вот здесь, — произнесла я, останавливаясь перед тяжёлой деревянной дверью. В отличие от других дверей (равно как и от мебели во всём Ведомстве) эта была сделана не из бросового материала, а из хорошей, добротной ели — вроде той, что идёт на наши корабли. Худшие, разумеется, материал для лучших мы получаем из-за моря. — Но у меня нет ключа.

— Это не требуется, маленькая леди, — прошипел-просвистел на своём жутком языке страж. — Никто не заметил моих — наших — поправок в заклинания, а войти уж — моя забота.

И правда, перед этой дверью мы уже останавливались со стражем позапрошлой ночью, правда, он не спрашивал, что за ней находится. Но как он собирается оказаться в кабинете?..

Страж отстранил меня и шагнул вперёд. Ласково погладил деревянную поверхность... и она прогнулась под его руками, будто собака, которая ластится к хозяину!

— Тело без души и душа без тела, — непонятно высказался страж. — Она пропустит нас, не сомневайся.

Дверь — массивная двустворчатая дверь, которую не выбил бы и десяток мужчин, покорно раскрылась, будто не скреплял её хитроумный имперский замок.

— Входи, маленькая леди, — ухмылялся страж, делаясь от того ещё ужаснее и отвратительнее. — Это дурно — мучить дерево металлом, но вам всё равно никогда не покорить его.

— О чём ты? — переспросила я и зашла в кабинет начальника.

— Спрашивать буду я, — усмехнулся страж. Он прошёл внутрь вслед за мной, бросил на дверь косой взгляд через плечо, и она сама собой закрылась, а страж обошёл стол и уселся в обитое кожей кресло моего начальника. — Итак, где живут маги и как именно они живут, маленькая леди?

Глава пятая

о том, как попадают в рабство

Я хотела разыскать и зажечь свечу, коль скоро страж исказил все дающие свет заклинания, но и этого он не позволил. Страшно оскалившись, он достал из-за пазухи пригоршню светляков.

— Тебе достаточно приказать — они осветят то, что ты захочешь, — пояснил он. — Можешь даже не говорить ничего — только взмахни рукой.

— Тогда пусть они осветят карту на стене, — попросила я.

— Ты уже второй раз вспоминаешь о карте, — вдруг сказал страж. — Что это такое?

Вопрос заставил меня опешить.

— Карта... ты не знаешь?

— Не знаю, моя маленькая леди, — нетерпеливо подтвердил он. — Нельзя ведь знать всё.

— Карта это изображение земли, — торопливо пояснила я, отводя взгляд от злых волчьих глаз чудовища. — Страны или нескольких стран, или одного города...

— Вас, людей, иногда посещают хорошие идеи, — одобрил страж, поднялся на ноги и подошёл к карте. Светлячки поторопились метнуться в её сторону. Страж осторожно, кончиками пальцев, коснулся растянутого на стене пергамента. Хмыкнул. — Бумага лучше.

— Пергамент дороже, — обиделась за начальство я. — Дольше хранится и меньше портится от времени.

— Ах, от времени! — насмешливо фыркнул страж и вернулся в кресло. — Так рассказывай, маленькая леди. Но сначала скажи, где мы находимся.

То, как быстро мой мучитель разобрался в идее карт, которых он, судя по его же вопросу, никогда не видел, должно было меня удивить, но скорее смутило. Кто его, нечисть, знает, он мог и притворяться невежественным... Однако медлить не стоило, иначе мы пробудем в кабинете всю ночь до утра, а, если я разозлю стража... Я не сразу узнала свой голос, повторяющий заученные во время обучения сведения относительно расположения, величины, количества жителей и толщины стен столицы. Страж поощрительно кивал и время от времени задавал вопросы.

Так прошло время до пятнадцати ударов колокола, и я успела рассказать и о столице, и о дороге, спускающейся к лесу, и о том, что города, стоящие на ней, зовутся Семь городов (включая главный город, Элойзу), потому что это главные крепости нашей страны. И о западных землях, в которых живут чванливые исконные дворяне и которые с юга выходят прямо к степям, где живут низкорослые и злые кочевники-дикари. И о восточных землях, где добывают торф для всей страны, и где живут в основном простые крестьяне, которые платят дань короне и близлежащим городам. И о городе магов, Карвийне, где нет ни одного благородного человека, и каждый житель если не занимается магией, то разбирается в ней. И о севере, где раскинулись мрачные еловые леса, а на границе стоит замок Огненного Ордена. Вступив в него, человек уже никогда не выходит наружу без разрешения вышестоящих рыцарей — а те отправляют прошение в столицу, потому что огненный маг — вечная опасность для всех людей.

— Они единственные, кто поклоняется богу пожаров, — рассказывала я. — Только богу пожаров и никому больше. Любой из них может при желании как разжечь огонь, так и его погасить, поэтому все дают присягу служить короне, во благо короля и страны. Они владеют не только тайной огня, но и тайной кузнечного дела, и обжига кирпичей, и всего того, для чего нужно жаркое пламя. Говорят, они все сходят с ума от своей магии, и, говорят, им запрещено вступать в браки с теми, кто не владеет их силой.

— А это не так? — живо спросил страж.

— Такого закона в королевстве нет, — пожала плечами я. — А устав Ордена мне неизвестен. Но, на самом деле, у них просто нет возможности подобрать себе пару вне Ордена, ведь их держат взаперти за исключением особых случаев и особых приказов.

— Да, — скрипнул зубами страж. — Особых случаев...

— На самом деле они не таки уж и затворники, — поспешила увести разговор от опасной темы я. — Один или два десятка огненных мага есть в каждом городе — на случай мятежей и для спасения от пожаров. Как избранные слуги своего бога, они могут заступиться перед ним за нас, обычных людей. И, потом, кто-то должен...

— В каждом городе?! — ощетинился страж, и я поняла, что выбрала неудачный способ уводить разговор. — И здесь, в столице? И в Варусе?

Варус по приказу моего мучителя пришлось показала сразу же после столицы, и страж потратил немало времени, уточняя количество жителей и величину оставленного там гарнизона.

— Ну... да, — признала я. — А как же иначе жить?

— В самом деле, — прошипел страж. — Как иначе? Вы не боитесь, что вашим магам надоест служить короне, а, маленькая леди?

— Но как же... — пролепетала я, испуганная этим злым вопросом. — Ведь присяга...

— И ты им веришь?!

— Но ведь она наполнена магической силой! И они обращаются к семи богам, особенно к богу знаний, покровителю магов, и богу закона, который будет строго следить за исполнением клятвы.

— Боги! — презрительно скривился страж.

— Не кощунствуй! — вскричала я. Страж засмеялся.

— Ты, вижу, верна своим богам, маленькая леди. Кому из них ты служишь?

— Богу знаний и богу закона, разумеется.

— Двоим?

— Мы поклоняемся всем семерым богам, — холодно ответила я. — Но у каждого ремесла, у каждого дела в столице есть два-три покровителя. Разве что богу удачи никто открыто не служит.

Страж в ответ только оскалился.

— Смешная вера, — сообщил он.

— Не кощунствуй!

— Ах, да, я забыл, — засмеялся страж. — Ты ведь поехала в мой лес под видом миссионера. Тебе ведь положено проповедовать своих семерых богов.

— Я действительно в них верю! — сорвалась на крик я. Страж поднялся на ноги и шагнул ко мне — прямо сквозь деревянный стол Везера Алапа, не причинив дорогому предмету мебели никакого вреда.

— Веришь, веришь, маленькая леди, — низким голосом мурлыкнул страж. — Посмотрим, сохранится ли твоя вера до весны.

Спросить, что он имеет в виду, я не успела: страж отстранил меня и, уставившись на дверь, сгорбился и ощетинился, как зверь, которому угрожает опасность. А в следующий миг раздался громкий стук и встревоженный голос Залемрана:

— Леди Элесит! Вы здесь? Откройте немедленно!

Страж снова оскалился и сделал мне знак, чтобы я молчала.

— А про меня и не вспоминает, маленькая леди, — просвистел он мне на ухо. — И правильно, ведь меня тут нет.

— Леди Элесит, откройте!

— И тебя сейчас тоже... не будет, — как ни в чём ни бывало закончил свою мысль страж... Я не успела испугаться, как меня в самом деле не стало. Я исчезла, перестала существовать. Зато перед столом Везера Алапа появился новый стул. В тот же момент дверь не выдержала магического натиска, и Залемран ворвался в кабинет.

— Леди Элесит... — произнёс он, растерянно оглядываясь по сторонам. Я молчала — у меня не было рта, чтобы ему ответить. Собственно говоря, у меня не было и глаз, чтобы его видеть, и ушей, чтобы слышать, но на это я почему-то была способна. Вряд ли какой-нибудь поэт найдёт слова, которые описали бы мои чувства. Не быть человеком, не думать, не знать, не помнить — и в то же время знать и помнить всё. Быть деревянной (с некоторой гордостью я ощущала, что сколочена из настоящего дуба), не иметь возможности сдвинуться с места... Ни головы, ни туловища, ни рук, ни ног, а только спинка, подлокотники и точёные ножки. Красивый, наверное, стул, такие ставили в знатных домах век или два назад. Тогда в королевстве с деревом было лучше, чем сейчас.

Стража в кабинете не было — в то же время я явственно ощущала близость своего... создателя?

— Леди Элесит?.. — повторил Залемран, приступая к поискам. Он заглянул под стол, он простучал все стены в поисках тайного хода, он даже не погнушался выдвинуть ящики стола (запертые на замки), как будто ожидал увидеть меня внутри. Но меня там не было. Стул же, в который я превратилась, не навёл мага на подозрения... даже тот факт, что и лучшая мебель в Ведомстве делалась из ели, а не дуба. — Понять не могу, куда подевалась.

Тяжело вздохнув, маг подошёл ко мне и уселся. Я протестующе заскрипела под неожиданным весом, но это было всё, чем я могла выразить свой протест. Как он смеет?!

— Мог бы поклясться, — пробормотал волшебник. — Ясно видел... И как она скрылась?

Не дождавшись ответа на свой вопрос, маг с силой ударил по подлокотнику. Я заскрипела ещё более гневно, но волшебник этого не понял.

— Как не было человека! Как испарилась! — продолжал возмущаться он и ударил ещё раз. Этого я вынести уже не сумела и вонзила ему в руку занозу. В конце концов, даже у стула есть собственная гордость! Волшебник от неожиданности выругался и вскочил на ноги, опрокидывая меня на пол. Потом опомнился, осторожно поднял и поставил обратно. Виновато оглянулся, щёлкнул пальцами, заставляя ящики стола встать за место. Солидарно щёлкнули замки. Маг ещё раз оглядел кабинет Везера Алапа, словно проверяя, не оставил ли он тут лишних следов, потом вышел за дверь и так же аккуратно прикрыл её снаружи. Его шаги ещё долго доносились из пустого коридора.

— Видишь, маленькая леди, как тяжело дереву справиться с человеком, — засмеялся страж. Я недоверчиво взглянула на свои руки: на правой краснели два кровоподтёка и на указательном пальце обломан ноготь. — Да, маленькая леди, вторую часть твой волшебник унёс под кожей. Его ждёт сюрприз, когда он начнёт выковыривать занозу, как тебе кажется?

— Смилуйтесь, семь богов, — простонала я. Если маг найдёт вместо занозы человеческий ноготь, и увидит мои руки... Колодки у храма мне обеспечены, а, может, и каторга!

— Вы всегда призываете богов, когда нужно бороться? — хмыкнул страж. — Неужто сложно обрезать все ногти?

— Ножом? — хмуро спросила я, задетая его выпадом. — Так у меня и ножа нет. И вообще, я не цирюльник.

— Ну так обгрызи, — отмахнулся страж.

— Я леди!

— Ты боишься разоблачения меньше, чем позора? — удивился мой мучитель.

— Я не буду грызть ногти, — упрямо ответила я. — Это невозможно.

— Значит, ты ждёшь, что тебе помогу я, — усмехнулся страж. — Как это похоже на людей! А ведь помогу: мне ни к чему твоё разоблачение. Дай-ка руку.

Возразить или помешать стражу я не сумела. Он взял мои руки в свои, дунул — и они одеревенели. Дунул ещё раз — и деревянные ногти укоротились. Дунул в третий — и руки сделались такими, как раньше.

— Ты... — пробормотала я. — Как ты это сделал? Это магия леса?

— Нет, маленькая леди, это не магия леса, — засмеялся страж, весьма довольный собой. — В лесу нет никакой магии, есть только жизнь и законы жизни. Но я не собираюсь с тобой об этом говорить. Молись своим семи богам: очень они помогают, не так ли?

— Не кощунствуй! — в который раз потребовала я, но это прозвучало как-то вяло.

— Скажи, маленькая леди, а ваши боги живут в мире или враждуют между собой? — не слушая меня, спросил страж.

— Зачем им враждовать? — удивилась я. — У каждого своя сфера, своя область, в которой он помогает людям. Иногда они пересекаются, я говорила тебе, но здесь не вражда, а помощь.

— Помогают людям? — переспросил страж. — Это всё, на что они способны?

— А зачем ещё боги? — поразилась я. — Кому нужны боги, которые будут жить для самих себя? Кто таким захочет поклоняться?

— Действительно, — тихо, будто сам себе сказал страж. — Кто захочет?

— Но ты мне скажи, — внезапно спохватилась я. — Ты не знаешь о карте, о том, кто где живёт... как же ты смог — тогда, четыре года назад, — найти того барона и продать ему графскую наследницу? Помнишь, которую...

— Которую я спас от нежити, — закончил вместо меня страж и улыбнулся — неожиданно по-доброму, что видно было даже на его жуткой звериной морде. — Но зачем мне была карта, маленькая леди? Твои люди сами рассказали всё, когда вы плыли по реке вместе с товаром. Ты, кажется, должна была остаться в Варусе с половиной тюков, чтобы распределить их между поселениями у дороги, а вместо этого отправилась сначала с остальной частью дальше, пока ваши пути не разошлись: они поплыли дальше, продавать товары на ярмарке, а ты по западным землям в двинулась столицу. Я прав?

— Прав, но как ты?..

Страж снова улыбнулся, на сей раз снисходительно.

— Я хотел присмотреть за тобой. И за дурочкой, которую чуть не сгубил цвет её глаз. Сначала я слышал всё, что говорилось людьми в лесу — для меня там нет не преград, ни законов. Потом...

— Как ты смог забраться так далеко от леса? — жадно спросила я.

— Вопросы, маленькая леди, — сокрушённо покачал головой страж. — А ведь пришло время ответов — твоих ответов.

— Но я...

— Не спорь!

— Но ты мог бы...

— Вы всего лишь не заметили веточки, завалившейся в тюки, — пояснил страж. — И самих себя, а ведь я не зря касался твоей руки, маленькая леди. Я был рядом с вами, пока не узнал всё, что нужно, а после взял изумруды и отыскал барона. Он не сразу мне поверил, но драгоценности говорили сами за себя, а мой отказ перешагнуть порог или встретиться при свете дня приписал осторожности, не более. У него была дурная репутация, но я не хотел мучить графиню. Если бы я желал ей зла, то мог бы убить ещё в лесу, а, защитив её... Глупо бросать дело на полпути. Драгоценности достались барону после свадьбы — только поэтому он и женился на девушке, он ведь обычно не церемонился с похищенными, знаешь ли.

— Какая гадость! — вскричала я. — И ты так спокойно об этом рассказываешь?

— Меня не волнуют беды людей, маленькая леди, — холодно ответил страж. — Вам стоит радоваться, что остались в живых.

— Но зачем тебе выдавать её замуж? — не поняла я. — Какая странная забота!

— Затем, чтобы не сбежала и не вернулась ко мне, — пояснил страж. — Если бы я не отправился с вами, она покинула бы вас, едва вы пересекли границу леса. Мне надоели человеческие кости, да и на смерть знатной девушки посмотрели бы иначе, чем простолюдинки.

— О!

— А ты ничуть не повзрослела, маленькая леди, — отметил страж. — Так и не поняла, о чём стоит спрашивать. Иди к себе, сегодня ты мне больше не нужна.

Залемран ждал меня в архивном подвале — у самого входа, а рядом с ним стоял начальник.

— Леди этнограф Элесит, — голос мага был сух и официален, — вы освобождаетесь от работы и поступаете в моё распоряжение до выяснения обстоятельств.

— И лишаетесь жалования на всё время, пока будете отсутствовать, — поспешил добавить начальник архивов. Залемран поморщился, но ничего не сказал, только дал знак мне следовать за ним.

— Это арест? — спросила я на лестнице.

— Я прослежу, чтобы вам возместили потери, — одновременно со мной произнёс волшебник. — Что? А, нет. Леди Элесит, я и в мыслях не держал ограничивать вашу свободу.

— Но всё же я поступаю в ваше распоряжение, — напомнила я.

— Да, — признал маг. — Мне жаль, но я не видел другого способа.

— Способа для чего? — резко спросила я.

— Поговорить с вами, леди Элесит, — пояснил волшебник.

— Мне нечего вам сказать, — устало проговорила я.

— Зато мне есть, — серьёзно ответил Залемран. К тому моменту мы как раз поднялись из подвала, и маг направился к выходу из Ведомства.

Волей-неволей мне пришлось последовать за ним, но в дверях я замерла, боясь перешагнуть порог. Главный выход из Ведомства вёл как раз на улицу, и меня пугал доносящийся оттуда шум: колоса, стук колёс по мостовой, лай собак, ржание конец, смех... Пугали запахи, пугали толпы, идущие мимо двери по своим делам.

— В чём дело, леди Элесит? — повернулся ко мне маг. Мгновение вглядывался в глаза, потом чему-то кивнул и взял меня под руку. В другой момент наглеца ждала бы пощёчина, а, может, и удар пеналом, но сейчас мне было не до того. Уже четыре года я не выходила одна на улицу. И не одна — очень редко.

— Куда вы меня ведёте? — напряжённо спросила я. Маг пожал плечами.

— В любое место, где мы могли бы поговорить.

— Королевский сад, — пожав плечами, предложила я. — С утра там пусто: парочки появляются только к вечеру.

Маг бросил на меня косой взгляд, но ничего не ответил.

— Итак? — спросила я, когда мы устроились на скамейке под деревом. За прошедшие дни часть листьев с него опала на дорожку — их не торопились убирать, — часть налилась алым цветом и, казалось, дерево истекает кровью. — О чём вы хотели поговорить?

— Вы больны, леди Элесит, — без предисловий начал маг и выжидательно посмотрел на меня, словно предвидел возражения. Разумеется, они были.

— Я всего лишь устала, — попыталась отмахнуться от ненужной заботы я.

— И это тоже, — кивнул Залемран. — Но главное — вы отравлены чужой магией. Я никогда прежде ни с чем таким не сталкивался, и всё же уверен в своих выводах. Если бы вы позволили вас обследовать...

— И речи быть не может, — отрезала я. Маг кивнул.

— Я догадывался, что ваш ответ будет именно таким.

— После того, как слышали его семью семь раз! — резко сказала я. Допрос под видом заботы выводил меня из себя.

— Леди Элесит, — укоризненно произнёс волшебник. — Вы ведь даже не знаете, в чём будет состоять обследование.

— В чём бы ни состояло, пока я жива, вам никогда...

— Не торопитесь давать клятвы, — попросил Залемран и взял меня за запястье. Я попыталась отдёрнуть руку, но не тут-то было. Маг провёл кончиками пальцев по едва видным под кожей венам, потом коснулся тыльной стороны руки и заглянул мне в глаза. На миг у меня закружилась голова — и всё прекратилось. — Вот и всё. Стоило столько бояться?

— Вы... — выдавила я и остановилась. — Как вы посмели?!

— Леди Элесит, боюсь, вы не до конца понимаете, — начал маг.

— Вы не имели права применять ко мне магию без моего согласия, — отчеканила я. — Это низко и запрещено законом.

Волшебник развёл руками.

— Боюсь, закону будет не до вас, леди Элесит.

— Леди этнограф Элесит, — ледяным тоном поправила я.

— Простите, — пробормотал маг. — Но, быть может, вы всё же соблаговолите выслушать меня?

— И не подумаю. — Я поднялась на ноги, собираясь уходить. — Вам стоит порадоваться, что я не собираюсь обращаться в королевский суд. А теперь — прощайте.

— Сядьте, леди Элесит. — Голос мага был совершенно спокоен. Я не подчинилась, но и не двинулась с места. — Сядьте и послушайте меня.

— Говорите, — сухо предложила я, оставаясь стоять. Вдалеке на дорожке показался садовник, подошёл ближе, но, заметив нас, повернулся и поспешил уйти. О чём он подумал, остаётся только гадать.

— Сядьте! — приказал маг, и я повиновалась. — Леди Элесит, я повторяю вам — вы смертельно отравлены. Сейчас вы, должно быть, переживаете подъём жизненных сил, но пусть это вас не обманывает. У вас четыре года отнимали силу, в последнее время она потекла рекой. Когда поток сузился, возникла иллюзия выздоровления, ещё более опасная, так как побуждает отказываться от лечения. Вы понимаете меня?

— Продолжайте, — коротко ответила я.

— Надеюсь, вы понимаете, что умрёте, если не согласитесь на лечение? — уточнил Залемран.

— Я умру в любом случае, — ровным голосом возразила я. Мои слова заставили мага так и вскинуться.

— Это он вам сказал?

— Кто? — напряжённо спросила я.

— Тот, кто тянет из вас жизненные силы, — нетерпеливо пояснил волшебник. — Я в жизни не видел такой магии!

— Да неужели? — усмехнувшись, спросила я, но Залемран не заметил сарказма.

— Очень странный рисунок, — пояснил он. — Начать с того, что она зелёная, чего отродясь не бывало, и, потом, структура совершенно не напоминает обычные решётки... Больше похоже на то, что кто-то взял в руки кисть и в самом деле нарисовал всё заклинание от начала и до последнего завитка.

— В самом деле? — с ледяной вежливостью уточнила я, и волшебник, спохватившись, прервал свои объяснения.

— Одним словом, магия чужая и вследствие этого очень опасна. Вам необходимо немедленно заняться своим лечением, леди Элесит!

— Леди этнограф, — устало поправила я.

— Не важно, — отмахнулся маг.

— Возможно, вы так думаете, — согласилась я. — Но я всего лишь личная дворянка и не могу покинуть службу, не потеряв при этом титула.

— Какое это имеет значение?! — возмутился маг. Теперь уже он поднялся на ноги. — Леди Элесит, неужели вы в самом деле предпочтёте умереть, лишь бы остаться дворянкой?!

— Да, — просто ответила я. Маг сокрушённо махнул рукой и не сел, а плюхнулся на скамейку рядом со мной.

— Очень хорошо, — сухо сказал он. — В таком случае будьте готовы давать официальные объяснения по поводу того, почему отсутствовали по ночам в своей спальне. Боюсь, ссылки на личную жизнь в суде не помогут, и, если у вас есть любовник, придётся предъявить, чтобы подтвердил ваши слова.

— Да как вы смеете?! — Я вскочила и положила руку на пенал за поясом. — Предъявлять мне подобные обвинения, говорить со мной в таком тоне?

— Мне очень жаль, леди Элесит, но вы сами принуждаете меня... — Маг не договорил.

— Во всяком случае, вы мне обвинения не выдвинете, — заявила я. — Против дворянки может говорить только дворянин, равный или высший по положению...

— Равно как и магистр Коллегии магов, — вежливо дополнил Залемран.

— А вы...

— Да, — кивнул маг. Он не казался самодовольным или надменным, в нём было не больше гордости, чем до этого признания. Волшебник даже выглядел виноватым, словно не хотел называть своего звания. Он взял меня за руку и заставил опуститься рядом с собой, а после положил руку на плечо, мешая отвернуться. — Не хотел бы огорчать вас, леди Элесит, но вам не удастся от меня отмахнуться. Возможно, вы боитесь мести заколдовавшего вас волшебника или опасаетесь судебного преследования, но, поверьте, если вы мне доверитесь, я сумею защитить вас.

Он говорил искренне — в этом я не сомневалась. Мои губы раскрылись, и, словно со стороны, я услышала свой ответ.

— Мне нечего вам сказать.

Стряхнув со своего плеча руку волшебника, я встала и пошла прочь. На этот раз он меня не удерживал.

Идти мне было некуда, блуждать по городу, как несколько дней назад, не было никаких сил. В сомнениях постояв у выхода из парка, я всё же свернула на почти забытую мной дорогу. Когда-то давно матушка поручала мне сопровождать сестру на прогулку, и мы всегда отправлялись в Королевский сад. Теперь я шла в обратную сторону, и перед глазами всё ещё стояли золотые и красные листья сада.

Вот и дом. Знакомая синяя дверь безо всякого крыльца. Ключ мать всегда прятала под одним из камней мостовой, и, потрогав ногой ближайшие к порогу, я смогла открыть дверь. Крошечная комнатка — малая гостевая, здесь принято в дождливую погоду встречать тех визитёров, которых не проведёшь в дом. Ещё одна дверь — вот и большая гостевая, а из неё три двери: в родительскую спальню, в комнату, которую я делила с сестрой, и в отцовский кабинет. Из него же ведёт и выход во двор, чем отец возмущался всё время нашего проживания в столице: мать и служанка постоянно туда ходили через кабинет, направляясь в отдельно стоящую кухню. Всё это знакомо пусть и не с детства, но всё же давным-давно. Я открыла дверь в свою комнату — свою и сестры. Родители оставили тут всё на своих местах, так, как было при нас, даже не дали мне перевезти кровать в мою каморку в Ведомстве. Говорили: мой дом здесь, не надо разрушать гнездо... Меня не было тут четыре года, с тех пор, как я вернулась из леса с поражением, и отец предложил мне оставить Ведомство. Зачем, сказал он, если нет перспектив? Чем плохо найти подходящего мужа и жить как все люди? Но тогда старой девой осталась бы моя сестра, ведь моё приданное истрачено на учёбу, и теперь мне бы отдали её долю... Могла бы я так поступить? Ответив "нет", я развернулась и ушла, и больше не переступала порога этого дома. Даже на свадьбу сестры не зашла, благо, главный праздник был в их новом доме.

Расстегнув пояс, я положила пенал на подоконник, сняла башмаки и легла на кровать, вернее, каменную лежанку, сейчас покрытую только старым, местами протёртым ковром. Тюфяк наверняка проветривается на дворе, но выходить туда мне не хотелось. Не хотелось больше ничего, и я лежала, глядя перед собой. Мыслей не было, не было и чувств.

Так я и лежала, пока домой не вернулась мать.

Я слышала, как она негромко переговаривается со служанкой, как отдаёт какие-то распоряжения, как ходит по дому, переодеваясь, поправляя какие-то вещи, как будто за день всё могло прийти в ужасный беспорядок. А потом она толкнула дверь в мою комнату.

Из уважения к матери я подняла голову, но не стала ни вставать, ни садиться. Уже стемнело, и я не могла разглядеть её лица, на моё же падал закатный луч, заставляя жмуриться. Мать постояла в дверях, потом развернулась и ушла. Потом, позже, вернулась и, не говоря ни слова, принесла мне поесть. Она принесла яблок, уж верно, с трудом отобрав хорошие из тех, которые ей отдавала соседка. А кроме них — хлеба, редкого в городах пастушьего сыра и разбавленного вина — всего вволю. Так же молча я села и съела предложенный ужин. Потом, повинуясь жесту матери, поднялась и позволила уложить на кровать тюфяк, застелить постель свежими простынями, принести подушку и лоскутное одеяло, его я помнила с детства. Вошла служанка и подала мне сорочку — из тонкого белённого полотна, о таких я и не мечтала все эти четыре года. Я позволила себя раздеть и уложить в постель. Всё молча, и мать глядела мне в лицо испуганными глазами. Потом меня оставили одну.

Когда же стемнело и в окно стали заглядывать звёзды, пришёл отец. Как и мать, он посмотрел на меня и не сказал ничего, только погасил оставленную на столе свечу. Засыпая, я слышала, как они переговариваются за стеной, в отцовском кабинете, но слов разобрать не смогла.

Наутро мать никуда не пошла, осталась дома. Мы по-прежнему не сказали друг другу ни единого слова. У меня не было сил говорить, мать, возможно, боялась спугнуть нежданно вернувшуюся дочь. Она приказала принести своё большое кресло, которое я помнила с раннего детства, поставить у моей кровати, и просидела рядом весь день. На коленях её было рукоделие, но мать им не интересовалась. Она смотрела на меня, и на губах её трепетал вопрос, который она так и не задала. Я же с постели не вставала до самого вечера, за час до зимнего времени зажигания уличных огней.

Встав, я позволила служанке помочь мне одеться. Если бы я вышла замуж, то мне не приходилось бы ни спать на глиняной лежанке в пропахшей затхлостью и потом каморке, ни одеваться самой, как простолюдинке...

А моя сестра осталась бы жить с родителями до конца своих дней, потому что на второе приданное они бы скопили как раз к тому моменту, когда она потеряла бы всякую ценность на брачном рынке. Но об этом я никогда не скажу ни им, ни ей.

Мать снова принесла мне поесть, и на этот раз мне досталась густая похлёбка с кусочками мяса. Самое то для человека, не евшего с утра. Я вспомнила, что не видела, как мать принимала пищу: она просидела возле меня весь день, не вставая. Должно быть, она сейчас голодна... Но сил извиняться у меня уже не осталось. Я больше не вернусь сюда, и потом, когда они всё узнают... они поймут. Мёртвых всегда понимают лучше, чем живых, а у меня срок остался всего полгода. До весны. Как в бабушкиной сказке, но там было всё наоборот.

Обняв на прощание мать, я вернулась в Ведомство и, по счастью, мне не встретился никто, кто мог бы задавать неуместные вопросы.

— Ты решила поиграть со мной, маленькая леди? — Задавая этот вопрос, страж казался спокойным, но в его спокойствии было что-то от волка, который не торопится прыгать на жертву. Знает: никуда она от него не денется.

— О чём ты? — спросила я, больше для того, чтобы не раздражать своего мучителя молчанием, чем действительно желая получить ответ. Впрочем, я его знала.

— Тебя не было здесь этой ночью, — всё так же спокойно сообщил страж. — Зачем ты это сделала?

— Тебя не касается, — надменно ответила я. Прежде, чем страж успел сказать что-либо, добавила: — Кто ты такой, чтобы я давала отчёт тебе в своих действиях?

Страж на миг опешил, а после отступил на шаг и рассмеялся. Смех его был весёлый и искренний, но не сулил мне ничего хорошего.

— Я тот, кому принадлежит твоя жизнь, маленькая леди. Тебе придётся это признать.

— Ты можешь убить меня, можешь заколдовать, можешь причинить боль. Но никогда не заставишь меня покориться.

— А так? — улыбнулся страж. Изумрудные глаза его сверкнули, и мою руку пронзила чудовищная боль.

— Нет, — ответила я сквозь зубы, и боль превратилась в муку. Я закричала. — Нет. Нет, нет, нет!

— Нет, так нет, — мирно ответил страж, и боль ушла. Я так и осталась стоять на коленях, прижимая к груди руку. Когда успела упасть?.. — Зачем кричать, маленькая леди? Я припас для тебя кое-что получше, чем пытка.

— О чём ты? — во второй раз за ночь спросила я и подняла глаза. В руках страж держал зеленоватую верёвку.

— Вот о чём, маленькая леди, — усмехнулся он и захлестнул мою шею петлёй. Потянул на себя, да так, что я едва не задохнулась и усмехнулся ещё раз, зло и жестоко. — Теперь тебе не удастся провести ночь вне этих стен и день за пределами столицы, разве что я сам выведу тебя. Ты глупа, маленькая леди, что вернулась сюда. Не зная, где ты, я не мог бы тебе ничего сделать — до самой весны.

— Ты... — выдавила я и закашлялась. Верёвка исчезла, но я чувствовала её на своей шее. И знала, что буду чувствовать всегда, всю оставшуюся мне жизнь.

Страж наклонился и, подняв моё лицо за подбородок, заглянул в глаза.

— На этом я покину тебя, маленькая леди. Забираю назад запрет рассказывать обо мне. Можешь даже кричать на улице о том, кто я такой, что с тобой сделал и что ещё сделаю весной. Ты всё равно не избегнешь своей участи и покоришься мне. О, да, ты покоришься мне!

— Никогда, — прошептала я. Страж засмеялся и исчез.

Глава шестая

о том, как продвинуться по службе

Весь день я безуспешно разыскивала Залемрана. Вернее сказать — бесцельно бродила по Ведомству, ожидая, когда он появится, как он любит: из-за угла и совершенно неожиданно. Но волшебника нигде не было видно. Задавать вопросы и наводить справки хотелось ещё меньше, чем обычно, да и зачем? Интерес к магам — не то качество, которым может гордиться сотрудник Ведомства, разве что у вас на руках собраны доказательства незаконного колдовства. Если же это волшебник проводит расследование... никому не хочется неприятностей.

Усталая, я вернулась к себе в каморку, твёрдо решив завтра непременно выяснить, где может находиться маг. Если он уехал в Карвийн, я... ах, да, я не смогу поехать за ним. Предначертанная мне судьба наполняла меня отчаянием, но что-то — быть может, обещание стража убраться из моей жизни, а, может, безмолвная любовь родных, не сказавших мне ни слова упрёка, — толкало меня бороться. Даже если меня ждёт наказание за все ошибки, которые я совершила, даже если меня посадят в тюрьму и будут заставлять просить милостыню в колодках у храма или отправят в Карвийн, чтобы волшебники могли изучить владевшую мной чужую и чуждую магическую силу — даже в том случае стоит, очень даже стоит рассказать обо всём. Быть может, Залемран сумеет мне помочь. А если нет, то что я теряю? Весной я уже буду мертва.

Волшебник нашёлся у самых дверей моей каморки. В самом деле, он действительно оказывается не там, где его можно ожидать. Из других комнат выглядывали соседи и с явным любопытством косились на мага. У нас не принято задавать личные вопросы, но после такой выходки не миновать мне шушуканья за спиной и косых взглядов. Шушуканье, впрочем, уже началось, когда Залемран коротко мне поклонился и жестом предложил зайти в каморку. Хлопнула дверь. В коридоре раздались шаги и перешёптывание, которое становилось всё отчётливее. Залемран шевельнул рукой и негромко что-то произнёс. Голоса стихли, будто их отрезало. Волшебник оглянулся.

— И вы здесь живёте? — спросил он с явным недоверием.

— Да, — ответила я с вызовом, а после, вспомнив о хороших манерах (коль скоро передо мной магистр, а не заурядный маг), предложила: — Присаживайтесь, пожалуйста.

— Благодарю вас, — вежливо отозвался маг, и огляделся по сторонам со всё нарастающей растерянностью. — Но, позвольте...

Следовало, видимо, подать пример, иначе волшебник решит, будто я предлагаю ему расположиться на полу. И я села на лежанку, отвернув в сторону тюфяк. Залемран замялся, но присел рядом со мной.

— Благодарю вас, — повторил волшебник и замолчал. Я тоже не знала, как начать разговор и, потом, если он ждал у моей двери... молчание продлилось не долго. Залемран повернулся ко мне и принялся пристально меня разглядывать, как будто хотел найти в моём облике нечто ему одному только известное и незаметное всем остальным людям. Наверное, так оно и было. Это внимание не казалось оскорбительным только потому, что маг был неподдельно серьёзен и взгляд его не выражал ни жалости, ни презрения.

— Что вы видите? — не выдержала я.

Маг покачал головой.

— Леди Элесит, как вы это допустили? — В его голосе явственно звучал гнев.

— Что я допустила? — не поняла я, и волшебник, протянув руку, коснулся верёвки у меня на шее. — Не троньте!

От простого прикосновения верёвка раскалилась и стиснула горло. Маг поспешно отдёрнул руку и, по тому, как он встряхнул её, я поняла: он тоже ожёгся.

— Это чужая и злобная магия, леди Элесит, — огорчённо проговорил Залемран. — Как вы могли связать себя подобными узами? Почему вы не открылись мне раньше? Неужели вы не видели, к чему всё идёт?

— Он сказал, что убьёт меня! — не выдержала упрёков я. — Превратит в дерево, и он может это сделать, я знаю!

— Кто сказал, леди Элесит? — мягко спросил маг.

— Лесной страж!

Волшебник остался совершенно серьёзным, и я принялась рассказывать ему всё, что происходило со мной и тогда, в лесу, четыре года назад, и сейчас, этой осенью, и причины, закрывшие мне рот, и страх жестокого наказания, которому собиралось подвергнуть меня чудовище, и даже о том, как мне предстоит умереть через каких-нибудь полгода. Залемран слушал меня со всем возможным вниманием и интересом, но я успела заметить: в тот миг, когда я только начала рассказывать, в глазах мага сверкнул победный огонёк. Что же, он это заслужил.

— Вы в самом деле не очень разумны, леди Элесит, — проговорил маг, когда все слова были сказаны, все вопросы заданы, и все ответы произнесены. — То существо, которое подчинило вас своей воле, знало вас только как этнографа, и не могло бы последовать за вами в дом ваших родителей. Вы как дочь и сестра были ему незнакомы.

Он бросил на меня сочувственный взгляд, отвёл глаза и тихо спросил:

— Неужели личное дворянство стоит... всего этого?

Широкий жест, которым он обвёл жалкую мою каморку, ясно показывал, о чём говорит маг.

— Стоило, — ответила я с прежней надменностью, но Залемран только поморщился. — К чему теперь говорить?

— Вас, без сомнения, больше интересует лекарство? — предположил волшебник.

— Не только, — глухо призналась я.

— Что же ещё? — удивился маг.

— Что... — начав говорить, я запнулась и продолжала с трудом, через силу выталкивая слова, — что теперь со мной станется? Я понимаю, моя вина...

— Об этом спросите у своего начальника, — перебил меня Залемран. — Если вам очень уж захочется принять на себя вину, разумеется.

— Разве? — Я повернулась к нему, догадываясь, но не веря в то, на что он намекал.

— От меня никто ничего не узнает, — подтвердил маг. — Что касается исцеления, то время до весны есть, и за это время я постараюсь найти средство помочь — если вы позволите, разумеется, снять слепок с наложенных заклинаний.

— О, разумеется, — поспешно ответила я, чувствуя, как жизнь снова возвращается ко мне и как радость вместе с кровью течёт по моим жилам.

— Встаньте, — приказал маг и, когда я повиновалась, поднялся сам. Он протянул ко мне руки и ощупал воздух в пальце от моего лица, потом спустился ниже, к шее, а после положил левую руку мне на грудь, как раз напротив сердца. Правой рукой маг коснулся того места, которое четыре года назад поцеловал страж и в котором он так легко вызывал боль.

— Интересно, — пробормотал волшебник, прислушиваясь к чему-то, неслышному мне. — Очень интересно. Какая... необычная структура... и окраска, и насыщенность...

Кровь зашумела у меня в ушах, в каморке стало невыносимо душно, а воздух потемнел... или поблекли заклинания, на привычный свет которых я до того не обращала внимания. И маг отнял руки.

— Завтра я попросил бы вас вместе со мной подойти к вашему начальнику Везеру Алапу, — сухо произнёс он.

— Но как я объясню?.. — ахнула я, даже не рассердившись на фамильярность мага.

— Вам ничего объяснять не надо, леди Элесит. Положитесь на меня.

И, поклонившись, он бросил прощальный неодобрительный взгляд на скудную обстановку каморки и ушёл, оставив меня одну.

Наутро Залемран появился у дверей моей каморки в самую рань, когда я только возвращалась из умывальни. Бросив короткий взгляд на потрёпанное миссионерское платье и мои босые ноги, он отвернулся и сухо сказал:

— Одевайтесь, леди Элесит. Нам пора идти.

— Как пожелаете, магистр Залемран, — ответила я тем же тоном, и по коридору прошёлся знакомый со вчерашнего вечера шепоток. Не привыкнув быть в центре внимания, я смутилась и скрылась за дверью. Одеваться второпях всегда сложно и неприятно, так что сегодня я провозилась втрое дольше обычного. Но вот я привела себя в порядок и даже пригладила волосы. — Вы сегодня рано подошли, магистр.

— По необходимости, — ответил он. — Днём я должен уехать: в Карвийне меня ждут дела. И, пожалуйста, не обращайтесь ко мне так официально, у нас это не принято.

— Как пожелаете, — с упавшим сердцем ответила я. Маг был первым человеком, которому оказалась небезразлична моя судьба. Первым и, по-видимому, и последним.

— Прошу вас, — проговорил волшебник, предлагая мне руку. Я с благодарностью приняла её, и мы пошли по коридору — но не к тайному ходу, а к ведущей во двор лестнице. Залемран заметил мой взгляд и пояснил: — По таким делам, как моё, являются открыто, с главного входа.

— Как пожелаете, — повторила я. Вслед нам нёсся всё тот же шепоток моих коллег, гадавших, что именно связывает меня с гостем из Карвийна.

Объяснять ничего не пришлось: Везер Алап не выказал ни малейшего удивления, когда мы с Залемраном вдвоём, рука об руку вошли в его кабинет. Напротив, на его лице отразилось удовлетворение, как будто наш визит отвечал замыслам или предположениям начальника Ведомства.

Он поднялся и предложил сесть сначала мне, а потом гостю и вернулся на своё место не раньше, чем мы разместились. А после проговорил, обращаясь к одному только волшебнику:

— Итак, вы выполнили мою просьбу, милейший?

— Да, — небрежно ответил маг. — Сбой в заклинаниях, как я и предполагал. Вы слишком давно не подновляли их, а любое волшебство истончается, когда им пользуются обычные люди.

Везер Алап позволил себе слабую улыбку. Любой из служащих Ведомства, даже самый незначительный, смертельно оскорбился бы, если бы услышал "обычный человек" в свой адрес.

— Чем же вы объясните их необычный цвет, милейший Залемран? — спросил начальник Ведомства.

— Тем же самым, сэр, — глазом не моргнув, солгал волшебник. — Деформация заклинания изменило полярность потоков и по-новому преломило свет, что и вызвало визуальную иллюзию...

— Пощадите! — Везер Алап, смеясь, поднял руку в защитном жесте. — Я не маг и никогда им не притворялся. Мне достаточно вашего слова. Заклинания будут работать как прежде?

Волшебник склонил голову.

— Превосходно. Теперь, я полагаю, мы можем вернуться к делу, из-за которого вы прибыли сюда.

— Да, сэр Везер Алап, — согласился волшебник, — но сперва я бы хотел поговорить с вами о деле, из-за которого я попросил прийти со мной леди Элесит.

Если Везер Алап и удивился, он не подал вида.

— Я слушаю вас, милейший.

— Я хотел бы ходатайствовать за перевод леди Элесит на более высокую должность и переселение её в более удобное жилище.

От этих слов кровь бросилась мне в лицо, и я вскочила на ноги, едва не опрокинув стул.

— Как вы смеете?!

— Сядьте, леди этнограф Элесит, — холодно и спокойно произнёс Везер Алап, и я с трудом заставила себя успокоиться. — Я вижу, милейший Залемран, вы ходатайствуете по собственному желанию, не посоветовавшись со своей протеже? Почему же вы тогда решили вмешаться?

— А вы сами не видите? — горячо ответил маг, и я внезапно вспомнила, что он ещё очень молод. Ненамного старше меня годами и гораздо моложе меня душой. — Сэр, прошу прощения, но вы разве не знаете, в каких условиях живут ваши люди? Они все поголовно больны от истощения, они недоедают, недосыпают, страдают от вони и терзаются от безнадёжности!

— Они выбрали это сами, — сухо добавил Везер Алап. — Никто не заставлял их оставаться на службе в Ведомстве. Или вы думаете, что корона...

— Я разговариваю с вами! — отрубил маг.

— А я блюду интересы короны, — парировал начальник Ведомства. — Вот что, милейший. Вы прибыли сюда просить за вашего друга, а теперь заговорили о моей подчинённой. Одну просьбу я бы ещё мог исполнить — памятуя о вашей неоценимой помощи Ведомству, — но две мне уже не под силу. Выберете сами, кто вам больше нравится, и говорите за кого-то одного. Итак?..

— Итак, — в тон ему подхватил волшебник и улыбнулся. — Вы знаете, сэр Везер Алап, время своего пребывания я потратил не только на изучение ваших заклинаний.

— Догадываюсь, — коротко ответил начальник Ведомства.

— Тогда извольте ознакомиться. — Волшебник пошарил в воздухе, как будто искал что-то на полке, и достал из ничего стопку исписанных бумаг. — Вот, прошу вас, выписка из закона о сокрытии магических сведений. Как вы видите, карается двухлетним заточением в темнице или пятилетней службой короне. Вот здесь — заключение экспертов, заверено в храме бога знаний, что утаённые моим другом сведения носят исключительно магический характер. А вот это, прошу вас, приговор королевского судьи об освобождении мастера магии Вийника от наказания, его оправдании и выплате ему компенсации и причитающегося жалования.

— Вы не теряли времени зря, — признал Везер Алап.

— Итак... — настойчиво произнёс волшебник и дал этому слову повиснуть в воздухе.

— Чего вы хотите? — проворчал начальник Ведомства. — Я не прячу вашего друга у себя в кабинете. Сейчас я выпишу распоряжение и направлю его вместе с приказом судьи на юг. Когда успокоятся осенние шторма, корабль, на котором плавает ваш друг, вернётся в порт, тогда мастеру магии Вийнику, разумеется, будет предоставлена свобода и компенсация, как вы и хотели.

— Значит, вы... — начал маг, но заканчивать не стал. Я тоже помнила, как Везер Алап обещал ему свидание, и подивилась наивности волшебника. Как же он ещё молод...

— Я бы выписал вам разрешение, — мягко произнёс начальник Ведомства. — В свой срок вы бы непременно встретились бы со своим другом.

— Благодарю покорно, — язвительно ответил Залемран. — Надеюсь, теперь, когда это недоразумение разрешилось, вы вернётесь к моей просьбе относительно положения леди Элесит.

— О, разумеется, — широко улыбнулся Везер Алап. — Тем более, ваше ходатайство удовлетворить несложно. Как раз на днях мой личный помощник и секретарь освободил свою должность — потому-то ко мне теперь и входят без доклада и очереди, милейший — и леди Элесит может занять эту должность.

Этого не ожидали ни я, ни волшебник. Начальник Ведомства удовлетворённо кивнул и заметил:

— Теперь, когда мы с вами достигли, я надеюсь, полного согласия, я не смею удерживать вас более в столице, милейший. Надеюсь, вы отдали все необходимые распоряжения, чтобы отправиться в путь сей же день.

— Разумеется, — рассеянно кивнул Залемран и тут же понял. — Вы хотите, чтобы я уехал тот час же?

— Да, так будет лучше всего, — благодушно согласился Везер Алап и с интересом покосился на меня. Я ответила ему недоуменным взглядом, так и не успев прийти в себя от пережитого удивления. Так просто, по одной только просьбе? Этого не может быть, этого попросту не бывает! Ведомство не могло... Сейчас я проснусь и узнаю, что это всего лишь сон.

— Как прикажете, — тем временем ответил волшебник. — Могу я попрощаться с леди Элесит?

— Прощайтесь, — разрешил начальник Ведомства и сделал мне знак, чтобы я не вставала. — Надеюсь, я вам не помешаю...

— О, нет, не помешаете, сэр Везер Алап, — язвительно ответил волшебник. — Леди Элесит, позвольте поздравить вас с повышением по службе и пожелать удачи.

— О, благодарю вас, — пролепетала я, наконец осознавшая, что сейчас маг выйдет за дверь и больше я его не увижу. — Да пребудет с вами покровительство семи богов, и да расчистят они вашу дорогу.

Волшебник кивнул и, взяв мою руку в свою, крепко сжал её.

— Прощайте, леди Элесит, и не тревожьтесь. Я планирую вернуться сюда до исхода зимы. Осмотреть заклинания, — пояснил он, покосившись на Везера Алапа. — Вы понимаете, они нуждаются в присмотре.

— Приятно видеть молодого человека, столь преданного своему делу, — заявил начальник Ведомства. — Да пребудет с вами покровительство семи богов на вашей дороге, милейший.

— Благодарю, — поклонился маг и шагнул к двери. — Прощайте.

— Постойте! — внезапно произнёс Везер Алап, и Залемран остановился. — Вы очень умны, милейший, очень умны, но вы нисколько не проницательны. Вам следует ограничиться свои дела одной только магией — надеюсь, вы меня понимаете.

— Прекрасно понимаю, сэр Везер Алап, — ещё раз поклонился волшебник, сделавшийся очень серьёзным.

— Тогда прощайте. И, да, когда приедете в Карвийн, потрудитесь переслать в храм знаний описание того заклинания, с помощью которого вы переносите документы. Если оно доступно только магам — добейтесь автономности и перешлите уже не в храм, а тайно в Ведомство, лично мне. Вы поняли меня?

— Как нельзя лучше, сэр, — заявил маг и, наконец, ушёл.

— Мальчишка, — проворчал ему вслед Везер Алап. — Разве я король или дворянин из исконных, чтобы удовлетворять ходатайства просителей? Я всего лишь начальник Этнографического Ведомства и поставлен сюда не ради удовольствия подчинённых. Если корона не платит средств, то откуда я их возьму, из своего кармана? Или у меня на западе есть феод, чтобы из него содержать своих людей?

— Нет, сэр, — робко ответила я, начиная подозревать, что щедрое обещание начальника было не более чем шуткой. Потому он и поторопился выпроводить волшебника...

— Ну-ну-ну, — снова обретя благодушие, произнёс Везер Алап. — Если я не король, это не означает, что я не дворянин.

— Да, сэр, — согласилась я. Кем же ещё, кроме как потомственным дворянином может быть человек, носящий двойное имя?

— Поэтому я держу своё слово, леди Элесит, — наставительно заявил начальник Ведомства, протягивая мне какие-то бумаги. — Это вам, а вот здесь надо расписаться и отнести во-он туда.

Он указал на стоящую ближе к входу стойку с бумагами.

— Это... — задохнулась я, принимая из рук начальника патент — самый настоящий патент, выписанный на моё имя. — Назначается... на должность личного секретаря... сотрудница Этнографического Ведомства, личная дворянка леди Элесит... дочь... обучалась... работала... средства внесены...

Я подняла взгляд и посмотрела на начальника.

— Да, — кивнул он. — Патент купил для тебя вчера твой отец, незадолго до времени зажигания зимних огней.

Купленный патент... Это означает, что я никогда больше не смогу продвинуться по службе: звания или выслуживаются или покупаются. Только два звания нельзя купить — мелкого служащего, которым я была до сих пор, и начальника всего Ведомства. Что я держу в руках — продвижение по службе или конец всяким надеждам на потомственное дворянство?

— И, учти, леди Элесит, — предостерегающе кашлянул Везер Алап. — Поскольку твоё общественное положение не превосходит положения твоего отца и поскольку ты девица, у тебя нет права самой отказаться от назначения. Поэтому завтра будь готова приступить к новой должности.

— Да, сэр, — ещё не до конца придя в себя, согласилась я. Мне никогда не стать потомственной дворянкой.

— И, ещё... леди Элесит... — начал Везер Алап и запнулся.

— Я слушаю вас, сэр.

— Вы все, кто у меня работает в архивах, почему-то порываете всякую связь с родными. Не берусь судить, но, на мой вкус, лично тебе следует переломить гордость и явиться сегодня выразить им благодарность. Тебе выделят новую комнату на третьем этаже, и рядом помещение для служанки, завтра ты сможешь туда вселиться.

— Но у меня нет...

— Так найми, — отмахнулся Везер Алап и бросил на стол связку липовых и дубовых дощечек. — Найми служанку, сшей новую форму, а мебелью и прочим тебя обеспечит Ведомство. Поскольку должность ты купила, жалование тебе не полагается, однако подарками ты обижена не будешь.

— Подарками, сэр? — ошеломлённо спросила я. О бог удачи, покровитель преступников, неужели он намекает на взятки?!

— Мой личный секретарь получает подарки от посетителей за благоприятные изменения в очереди, — снисходительно пояснил Везер Алап. — О каждом, кто запишется на приём, ты сначала расскажешь мне и, если этот субъект неинтересен, сама распорядишься, когда его приглашать. Со временем научишься различать опасных и безвредных, вот последних-то и выстраивай. Большой подарок — в удобное время, маленький подарок — в неудобное, нет подарка — извините, сэр Везер Алап очень занят.

— Сэр... — ошеломлённо прошептала я. — Не может быть, чтобы вы говорили серьёзно.

— Я говорю серьёзно, леди Элесит, — возразил начальник Ведомства, но глаза его смеялись. — Поступай, как велит тебе совесть, но не стесняйся брать подарки с посетителей. Кроме них тебе полагается плата за ответы на запросы, которые ты будешь оформлять, и плата от других сотрудников Ведомства за подготовку нужных им документов. Сам я, конечно, не обязан платить за ту работу, которую купил для тебя твой отец, но ты можешь ожидать подарков и от меня.

— Да, сэр, — склонила голову я и взяла брошенную на стол связку. — Благодарю вас, сэр.

— Очень хорошо. Иди. Завтра тебя поселят в новой комнате.

— Завтра? — Я остановилась в дверях, охваченная новой мыслью. — А где я проведу эту ночь? В старой комнате?

— Что за вздор! Переночуешь у родителей, ты ведь снята с довольствия на этот день.

— Сэр... — выдавила я, понимая, что попалась в западню.

— Слушаю, — нахмурился начальник.

— Я не могу...

— Не можешь навестить родителей? Что за вздор! Я ведь приказал тебе помириться с ними.

— Нет, сэр... я помирюсь, но...

— Что там у тебя? — раздражённо спросил Везер Алап. — Выкладывай и не мямли!

— Сэр, я не могу провести ночь вне Ведомства, — выдавила я из себя.

— А, — кивнул начальник. — Догадываюсь. Хочешь предупредить милого? Странно, я думал...

— Нет, сэр! — в отчаянии закричала я. — Дело не в милом! Если я останусь ночью вне Ведомства, я умру.

Если это признание и удивило Везера Алапа, то он не подал вида.

— Вот как, — протянул он. — Кажется, понимаю. Садись, леди Элесит, и рассказывай мне всё. Ты ведь не думаешь, будто я стану терпеть помощницу с тайными грехами?

— Но, сэр... — промямлила я, послушно возвращаясь на стул перед столом начальника.

— И не бойся, — неожиданно улыбнулся Везер Алап. — Патент уже продан, а Ведомство неохотно возвращает деньги. Тебе ничего не грозит, если ты никого не убила. Рассказывай.

Докладываться начальнику обо всех совершённых глупостях было одновременно и тяжелее, и легче, чем волшебнику. Тяжелее — потому что Везер Алап придвинул к себе лист рисовой бумаге и принялся что-то записывать по ходу моего рассказа. Как будто снимал показания... в самом ли деле мне ничего не грозит?

Но было и легче — легче припоминать подробности, потому что начальник Ведомства не молчал, а подбрасывал мне вопрос за вопросом, заставляя вспоминать даже то, о чём я забыла ещё четыре года назад. Мы проговорили до пятого звона и единственное, в чём я не призналась — это торговля жемчугом, которую мы вели тайно с моей подругой Силли. Но стоит ли такая малость внимания всесильного Везера Алапа?

— Мда... — потянул Везер Алап. — Натворили вы дел, леди Элесит.

То, что начальник перешёл на "вы", было дурным знаком, и я внутренне приготовилась к самом худшему.

— Леди Элесит, на будущее, такие вещи вы должны знать. Любой странный предмет должен быть передан в Карвийн, в коллегию магов, если только он не связан с объектами изучаемых культов или иными явлениями, относящимися к предмету изучения этнографии. В таком случае он может быть изучен тем сотрудником Ведомства, в руки которого попал подозрительный предмет.

— Да, но...

— И именно в Ведомстве решается, должен ли он быть передан для изучения в коллегию магов, храм знаний или же должен подвергнуться в первую очередь этнографическому исследованию. Ты понимаешь меня?

— Да, сэр, — кивнула я, с радостью понимая, что гроза миновала.

— Очень хорошо, леди Элесит, очень хорошо, — проворчал начальник. — Теперь. Запомни, твоя обязанность как подданной королевского дома — сообщать о каждом случае угрозы жизни или здоровья подданным короны, включая и тебя самоё. Это тебе понятно?

— Сэр, боюсь, я не совсем... — пробормотала я, опуская взгляд. Я действительно не понимала, о чём именно говорит Везер Алап.

Он хлопнул по столу рукой, да так, что я подскочила на месте. Не удовольствовавшись этим, ударил и второй.

— Не понимаешь?! Глупая девчонка! Твой дружок Куарт — как ты могла его отпустить?! Он признался тебе, что убил двух женщин и планировал убийство третьей! Ты даже не спросила их имена! Как мы теперь должны их разыскивать? Ты можешь себе представить, сколько зеленоглазых шл... продажных женщин в одной только столице?!

— Но, сэр, они ведь...

— Они подданные короны, — отчеканил начальник Ведомства. — Как и ты. Поэтому будь добра записать свой отчёт, где ты приведёшь доказательства проведения жителями рабочих посёлков человеческих жертвоприношений, а также слова Куарта относительно судьбы продажных женщин, отправленных им в лес на верную смерть. Пора положить конец этому делу.

— Но, сэр, почему вы верите мне? Ведь тогда, когда я только...

Везер Алап улыбнулся.

— Сравни слово вчерашней ученицы и слово моего личного секретаря, глупая девочка. А потом подумай о том, кто пропадал в лесу раньше и кто пропал на этот раз.

— Но, сэр, — в который раз потянула я. — Они ведь...

— Не спорь со мной, — прервал меня Везер Алап. — Иди, я устал. Покажешь патент кому там полагается в жилой части, пусть тебе подберут комнату ещё до вечера. Завтра придёшь, займёшься моим бумагами. Надо установить порядок посещений, подготовить ответы на запросы и составить официальный запрос в Карвийн относительно новых заклинаний. "Воздушной сумой", или как уж там они назовут это изобретение, захотят воспользоваться многие — и курьеры, и соглядатаи... и воры. Нужно держать его под присмотром... что ты стоишь? Иди, кому говорят?

Утром я выходила из двора Ведомства человеком, который может создать себе будущее своими усилиями — пусть даже я и оказалась к ним не способна. Теперь же я снова выходила из того же двора (в жилую часть я вернулась через потайной ход), но уже человеком, который раз и навсегда достиг своей вершины. Что бы ни происходило, как бы я ни старалась, я никогда не стану ничем большим, нежели личный секретарь начальника Ведомства. И потомственного дворянства мне тоже не видать: на моей новой должности его никогда не выслужить, не для того она продаётся. Итак, всегда, до конца моих дней отныне будет одно и то же, безо всяких изменений. Никакой надежды... и за это я ещё и должна благодарить!

Когда я дошла до благодарностей, мои мысли вильнули в сторону. Отец, несомненно, был напуган моим визитом, если на следующий день он бросился в Ведомство покупать мне патент. Что бы я ни думала о подобной заботе — намерения у него были самые лучшие, и не мне судить родного отца. Прямой долг явиться и поблагодарить тех, кто не только дал мне жизнь и воспитание, но и продолжает заботиться обо мне по достижению совершеннолетия. В конце концов, отец мог бы забрать меня из Ведомства и выдать замуж за какого-нибудь вдовца, которому не важно приданное. Мог бы, но ведь не сделал же!

И вот снова — знакомая дорога, и синяя дверь, но на этот раз не запертая, а распахнутая настежь. Туда-сюда снуют соседские слуги, и чинно, по парам, в дом входят соседи. На мгновение толпа испугала меня, и я отступила за угол. Что происходит? Зачем они все здесь?

— Сестрица Элесит! — раздалось у меня за спиной и, повернувшись, я увидела зятя, пришедшего под руку с моей сестрой. — Вот так встреча! Почему ты стоишь здесь, почему не идёшь в дом?

— И тебе благословение семи богов, братец, — пробормотала я. Зятя я не любила, впрочем, с полной взаимностью. — И тебе, сестра. Я давно не бывала дома, что за праздник тут готовится?

Сестра с мужем недоуменно переглянулись, а после оба расхохотались в голос.

— Как ты можешь спрашивать, Элесит! — выговорила сквозь смех моя сестрица. — Ведь праздник в твою честь, ты же теперь личный секретарь самого Везера Алапа!

— Сэра Везера Алапа, — машинально поправила я, позволяя сестре себя обнять и обмениваясь с ней поцелуями.

— Такое событие, — поддержал жену мой зять и шагнул ко мне. Прежде он пренебрегал братскими приветствиями, брезговал знаться с такой нищенкой, как я. "Одна гордость за душой, да и той не видать", говаривал он, когда знал, что мне передадут его слова. А теперь, гляди ж ты. Вслух, однако, я не сказала ни слова и точно так же, как и с сестрой, обменялась с зятем объятьями и поцелуями. Негоже разрушать семью старыми счётами.

— Идём в дом, — потянула меня за руку сестра. — Тебя все ждут. Такой день!..

— Прекрасный день, — вяло отозвалась я, позволяя сестре и зятю под руки увлечь себя к двери.

Где ж вы раньше-то были?

В доме было шумно и весело. Соседские слуги, любезно одолженные своими хозяевами на этот вечер, входили и выходили в двери с всё новыми и новыми яствами. Большая их часть была приготовлена не у нас — видимо, это подарок соседей по случаю события. Ещё один долг. Но стоит ли о том думать?

Когда сестра и зять втолкнули меня в дом, гомон ненадолго стих, и все посмотрели на меня. Хотелось уйти, пусть бы порадовались себе, пока я где-нибудь пережду бурю, но деваться было некуда, и я вошла. Родители шагнули мне навстречу, и я склонилась перед отцом, благодарно целуя ему руку. Долг жизни, долг воспитания, долг патента... Отец поднял меня и поцеловал в лоб, после чего подтолкнул матери, и там повторилось то же самое. Старинный обычай, уже начавший отмирать в наше неспокойное время. Поцелуй в лоб — принятие ответственности за ребёнка, своего ли, чужого ли, неважно. Поцелуй руки — принятие родительской любви и заботы. С сестрой или братом обмениваются поцелуями в щёки, равно как и с близкой подругой, а вот равный мне по положению мужчина получил бы поцелуй в уста, и никак иначе. Говорят, в западных землях в уста целуются только в знак любовной страсти, но в это трудно поверить.

Сестра тем временем обняла меня за плечи и подтолкнула к столу.

— Элесит... — шепнула она мне на ухо, — сестрица, скажи, как ты себя чувствуешь?

— Прекрасно чувствую, — удивилась вопросу я. Сестра была не из тех, кого беспокоит здоровье близких. — А почему ты спрашиваешь?

— Вчера отец приходил, — ещё тише прежнего прошептала сестра. — Очень встревоженный, сказал, что тебе нужна помощь, а единственный на всё ваше Ведомство патент стоит больше, чем он успел скопить для тебя. Сказал, что на этой работе ты растеряла всё свою здоровье. Я смотрю сейчас — похудела, осунулась, бледная... И глаза какие-то...

— Какие глаза? — резче, чем следовало, спросила я.

— Голодные, — помедлив, определила сестра. — Как будто ты не ешь вдоволь, я у свёкра в доме насмотрелась на бедняков. Вот у них такие глаза. И у нищих на храмовых ступен...

— Я не нищая! — взвилась я, но сестра, к моему удивлению, и не пыталась меня задеть. — Постой, отец приходил к вам. Так, значит, это твой муж...

— Да, — кивнула сестра, и на её губах мелькнула улыбка гордости и счастья, от которого вчуже становилось страшно. Бог удачи наказывает тех, кто вот так вот безмятежно улыбается... — Мы дали сколько могли, и, потом, матери не станут заказывать новую шубу, отец собирался сделать подарок.

— Не стоило того, — процедила я.

— Перестань, Элесит, — отмахнулась сестра. — Кому ж о тебе позаботиться, как не семье, не родным?

— Кому друг о друге заботиться, как не родным людям? — громко спросил её муж, и мы обернулись в ту сторону. Зять спорил с нашим отцом, и по тону его речей можно было понять: он хочет, чтобы разговор их слышали все. — вы приняли меня в свою семью, и теперь ваши заботы — мои заботы. Разве братья и сёстры считаются куском хлеба? Нет, они делят всё и молят богов о ниспослании нового дня и новой пищи.

— Болтун, — процедила я, но так тихо, что меня не услышала даже сестра.

— Ты не так-то богат, сынок, — тихо улыбнулся наш отец. — Через год я верну тебе долг, а пока — благодарю за помощь и за твои прекрасные слова.

— Не бывать этому! — заявил сын королевского судьи, совершая великолепный ораторский жест, наверняка подсмотренный у произносивших речи защитников. — Отец, прошу вас, примите мой дар, и забудем о нём. Кто знает, однажды, быть может, и мне потребуется семейная поддержка...

На этих словах зять покосился на меня. Я встретила его взгляд и кивнула. Ну, да, чего уж тут думать: когда у него появилась возможность обзавестись своим человеком в Ведомстве, медлить дорогой братец не стал. Верни мы ему долг, он потерял бы всякое право на моё особое отношение, а так... Но семья есть семья, и брат, каким бы он ни был, остаётся братом.

— Прошу всех к столу! — вмешалась мать. Её губы улыбались, а глаза тревожно поглядывали на меня. Как там её дочь? В своём ли уме? Не поздно ли они спохватились?

— Благодарю, — постаралась улыбнуться я. — Отец, матушка, нет слов, чтобы передать, как я вам обязана.

Мать поспешила ко мне и крепко обняла на глазах у всех, нисколько не смущаясь столь открытым проявлением чувств.

— Мы всегда будем с тобой, — прошептала она. Я обняла её в ответ, пряча ото всех выступившие на глазах слёзы.

— Я виновата, — шепнула я. — Мне не следовало уходить.

— Забудь.

На этом перешёптывание пришлось прервать, и я была торжественно усажена на почётное место. День ещё не склонился к вечеру, когда в мою честь подняли кубки и полилось из кувшинов вино. Нет, в юности успех мне виделся вовсе не таким, но что теперь делать? Выбора у меня не было.