Коломбина для Рыжего

От неожиданности Бампер осел на одно колено и схватился рукой за лицо. Раньше ему не приходилось сталкиваться ни с чем подобным, поняла я, потому что шок, на долгую минуту моего триумфа завладевший парнем, почти обездвижил его. Шумно выдохнув и чертыхнувшись, рыжий гад сграбастал широкими ладонями снег, приложил к месту удара и вспылил скорее растерянно, чем по-настоящему сердито.

— Твою мать! Ненормальная! С ума сошла!

Он поднялся на ноги и изумленно уставился на меня сквозь упавшую на глаза, рваную челку. Сплюнул раздраженно, впрочем, больше не наползая с объятиями.

— Коломбина, ты рехнулась? Что это было?

Вечеринка отшумела и стихла, оставшись в прошлом, а благодаря рыжему гаду, прилюдно давшему мне обидное прозвище, развеялась и магия вечера. Я больше не была скована интимностью момента, не пыталась произвести впечатление на незнакомых парней красивым платьем и стройными ногами, смущение покинуло меня, и настоящая Таня Крюкова, дочь улицы и своего отца, высунув голову из трусливого окопа самобичевания, решительно растоптала каблуком белый флаг вселенской скорби.

— Фонарь! Для прояснения сознания! Сам напросился, придурок! Еще раз ко мне подкатишь, и второй глаз подсвечу так, что без фар на свой фуршет поедешь! Понял?! Скажи спасибо, что нос не откусила, лезет он с поцелуями! Вот же коз-зел!

Я развернулась, схватила сумку и гордо потопала по дороге прочь, на прощанье сердито пнув носком сапога тихо урчащую на обочине сытым котом "тойоту". Поскользнувшись на повороте, упала, раскорячившись на четвереньках, вскочила на ноги и побежала, давая деру от сердито взревевшего где-то позади автомобиля.

— Козел?! — раздалось, казалось, у самого затылка, и вместе с визгом тормозов меня окатило снежными брызгами. Крепкая рука поймала воротник полушубка, развернула к парню и потащила по снегу. Бросила на теплый капот. — Клянусь, девочка, — рассердился Бампер, нависая сбоку, — ты у меня на беду напросишься!.. Садись в машину, — рявкнул в ухо, распахивая переднюю дверь, — кому сказал!

— Сейчас! — уперлась я рукой в твердую грудь, другой рукой пытаясь освободить воротник из цепкой хватки. — Разбежалась носом в песок! Только бантики в коски вплету и сяду! Вали на свою немаскарадную вечеринку, гоблин, чего привязался! Не стану я с тобой целоваться!

Должно быть, Бампер подавился, потому что голос парня зазвучал по-новому глухо.

— Размечталась! Нужна ты мне, ненормальная! Ночь на дворе, а мы за городом, потеряешься еще. Альку расстраивать не хочу, а так бы плюнул на тебя, бешеную! Катись, куда хочешь!

— Пошел к черту! Ты пьян!

— Пусть! А ты — дура!

— Металлолом конопатый! И вообще, гад!

— Коломбина!

— Рыжий!

— Отпусти, — я почти взмолилась, сообразив, что из хватки парня так просто не вырваться, оттянутый воротник полушубка сдавил шею, а Бампер дышит неожиданно близко у щеки. — Отпусти, дурак, задушишь.

Отпустил. Отошел, чертыхаясь, но прежде втолкнул в машину. Подобрал с земли сумку, бросил куда-то на заднее сидение и, хлопнув дверью, отвернулся, закурив сигарету, на две долгие минуты уставившись в ночь.

— К Алине не поеду! — упрямо сказала я, когда парень забрался в "тойоту" и завел мотор.— Лучше пешком! Если отвезешь на дачу, всем скажу, что это я подбила тебе глаз! А так соврешь что-нибудь.

— Очень надо, — сцедил Бампер. — Куда? — только и спросил, не глядя в мою сторону, но, услышав адрес, вернул на лицо так и не пропавшую ухмылку. — Общага?.. Надо же, Коломбина, — тихо засмеялся, до того обидно, что сразу захотелось придать его лицу буро-фиолетовую симметрию, — и почему я не удивлен?

* * *

И почему я не удивлена, что после двух с половиной счастливых лет душевного покоя судьба так жестоко шутит со мной, подсовывая все новые испытания? Сначала Серебрянский со своими критериями большой и светлой любви, желательно в пастельных тонах, как нравится его маме, потом отец со своей Элечкой, теперь вот Воробышек...

— Жень, скажи, что ты пошутила? Это же глупость какая-то.

— Почему глупость, Тань? Его все так называют — Бампер. Совершенно без шуток.

— Но ты сказала, что свидетель — хороший друг Ильи. И что зовут его Виктор.

— Все правильно. Зовут Виктор, но друзья называют — Бампер. А ты что, знакома с ним? Почему так удивилась?

— Я-то? — Я сижу за кухонным столом напротив подруги, в квартире ее жениха Люкова, уплетаю за щеку десятую конфету с миндалем и усиленно держу на лице маску честного человека. — Нет, конечно! Так, видела когда-то. Издалека. По-моему, ничего особенного. Классификация "Выпендрежник и бабник обыкновенный".

Воробышек звонко смеется, очень легко и счастливо, и я невольно ловлю себя на мысли, что завидую этой легкости. С удовольствием заражаюсь счастьем подруги, улыбаясь ей в ответ.

— Ясно, — кивает Женька. — Тогда мои страхи напрасны, и ты останешься с трезвой головой, потому что Илья уверен, что перед обаянием Бампера женскому полу трудно устоять, — тянется над столом, чтобы подлить мне чаю. Заботливо подсовывает под нос мясной пирог. — Ешь давай, Тань. Знаю я, как ты готовишь. Без меня, наверно, голодные с Вовкой сидите, да?

— Ну, — неопределенно пожимаю плечом, — да. — Как сказать счастливой подруге, что Серебрянский дал мне от ворот поворот, — не представляю. Особенно в минуту приближающегося торжества свадьбы. Не стоим мы с Вовкой того, чтобы переживания за нас сказались на настроении воробышка. Слишком я люблю эту девчонку. — Любовь-морковь, Жень, сама понимаешь, не до готовки. Да и кухню нашу общежитскую терпеть не могу.

— Знаю, Тань, — с серьезным видом поправляет очки Женька, — вот и предлагаю. Сама ешь и Вовке возьми, все равно пирог большой получился. Нам с Ильей никак не съесть. — Смотрит на меня пытливо, склонив голову. — Что-то на тебе, подруга, сегодня лица нет. Все хорошо?.. Если это Серебрянский ворчит по поводу того, что попросила тебя быть моей свидетельницей, то скажи ему, что я все равно тебя ни на кого не променяю. Пусть не ревнует, Виктор с девушкой придет. Да и приятный он парень, Бампер, должен Вовке понравиться. Ох, — вздыхает грустно, — Тань, надеюсь, у тебя не будет с Серебрянским из-за нас проблем? Хочешь, я ему сама позвоню?

Все-таки прав отец, и я в душе невостребованная актриса. Потому что улыбаюсь подруге все время, пока топаю в прихожую и, собираясь уходить, целую воробышка в щеку.

— Не придумывай, Женька! — бравирую искусственным смехом. Сама знаешь, что Вовка мне не указ! Никуда не денется, нравится, не нравится — перетопчется! Береги себя, — показываю взглядом на уже заметно округлившийся живот. — И Люкову своему скажи, чтобы берег, не то будет иметь дело со мной!

— Беги уже, Крюкова! — отмахивается Женька. Поправляет на мне кофту. — Тоже мне — женщина-терминатор нашлась! Скоро совсем стемнеет, а тебе еще ехать на свидание. Могла бы и Вовку с собой привести. Чего это он упрямится? В следующий раз обязательно вместе приходите, ладно? Илья против не будет.

— Ладно, Жень, обязательно придем. Ну, пока! — сбегаю я вниз по лестничному маршу, минуя лифт. — Звони! — нависнув над перилами, кричу вверх в туннель поручней. Спрыгнув с предпоследней ступеньки, поворачиваюсь к входным дверям подъезда... и утыкаюсь взглядом в улыбчивое рыжее лицо. Точно так же, как мое собственное, удивленным лемуром застывшее в янтаре.

— Коломбина?! Ты?

* * *

Знаю, глупо было просто сбежать. Но что я могла сказать? Надеюсь, Люкову не слишком важно оказалось мое "здрасьте", иначе быть мне вечной чудачкой, при виде которой здравые люди крутят у виска пальцем.

* * *

Женька с Ильей выходят из подъезда семьи Воробышек в Гордеевске самой красивой парой, какую я когда-либо видела в своей жизни. Лиля и Настя вопят в две глотки, подпрыгивая, как чумные, обсыпают молодых пшеницей и розовыми лепестками, и я воплю вместе с ними, расталкивая локтями сгрудившуюся у крыльца толпу гостей и просто любопытных. Командую проходом молодых к белоснежному лимузину, пуская слезу в искренней радости за свою счастливую подругу.

— Знакомься, Бампер, это Таня, подруга моей птички, — улыбается Люков, усаживая в лимузине Женьку к себе на колени. Откидывается в глубоком сидении, отчего пышные юбки невесты почти сразу же скрывают их лица от наших глаз.

— А это Виктор, Тань! Лучший друг Ильи! — добавляет Женька, и тут же пропадает для меня, утонув в объятиях пока еще своего парня.

Они не виделись день и теперь целуются, не в силах оторваться друг от друга, как встретившиеся любовники после двенадцати лет одиночества, и мне приходится самой протянуть руку Виктору. Первой пойти навстречу старому обидчику, не желая дальше оттягивать минуту официального знакомства. Чувствуя на себе внимательный взгляд, торопясь покончить с этой частью наших обязанностей, одним махом облегчив жизнь и себе, и ему.

— Привет! — я растягиваю губы в улыбке и поднимаю на Бампера глаза, усиленно изображая, что вижу высокого крепкого парня, усевшегося напротив меня, впервые. — Я Таня! Как ты слышал, подружка невесты. Приятно познакомиться.

Лимузин тронулся, и вместе с плавным ходом машины и веселым окриком водителя "Горько!", я тянусь за рукой вперед, пока лучший друг Люкова, откинувшись в кресле, медленно расстегивает на себе пуговицы дорогого пиджака и ослабляет узел галстука, отнюдь не спеша скрепить горячим приветствием предложенное рукопожатие.

Через минуту я так и сижу с протянутой рукой, как дура, с силой сомкнув голые колени, отмечая, с какой ленивой скукой их оценивают голубые глаза, надеясь, что платье на мне не слишком коротко, а сидение достаточно глубоко, чтобы этим бесстыжим глазам удалось смутить меня. Сижу, наблюдая, как сильная жажда, внезапно обуявшая рыжеволосого гада, гасится долгоиграющей бутылкой минеральной воды.

— Не нравится, не смотри! — наконец, не выдерживаю, поправляя юбку. Терпение никогда не было сильной стороной моей натуры, и сегодня, когда нервы с утра потряхивает от двухнедельного отсутствия звонков Серебрянского и предчувствия встречи с самоуверенным скалозубом, выдержка напрочь изменяет мне, заставляя выказать слабость.

— Если честно, не очень.

— Ничего, переживешь.

— Платье. А вот грудь впечатляет. Вижу, шпинат с капустой пошли тебе на пользу.

И будто не было двух с половиной лет, и я снова слышу удивленно-нахальное: "Ты издеваешься, Стас? Она?"

— Слушай ты, как там тебя — Капот! Если сейчас же не пожмешь мне руку, я тебе этой самой рукой бутылку, как пустышку в рот впихну! Обещаю! Я все еще жду!

Ну вот, и не хотела грубить, а не сдержалась. Прав Вовка и мама его права: куда с такой в приличное общество? Надеюсь, хоть Женька не слышала.

Пожал. Не знаю, проникся ли угрозой, но на рукопожатие ответил.

— Все-таки это ты, Коломбина, — сказал со знакомой, расползающейся на пол-лица ухмылкой. — А я уже было подумал, что ошибся.

Я не обязана развлекать нахального бандерлога всю дорогу к ЗАГСу и еду дальше пялясь по сторонам. Стараюсь, как могу, поддержать настроение праздника, во время остановок у памятных мест громче всех горланя "Горько!" и обсыпая молодых комплиментами. Обношу гостей шампанским и конфетами, выползая наперед, отдаваясь почетной миссии "свидетельницы", и строго слежу за тем, чтобы Женьку с Ильей не сильно донимали вниманием.

— Еще раз откроешь бутылку с игристым, Коломбина, и схлопочешь по заднице. Я не шучу! Я тут мужик, а ты так, просто рядом постояла, поняла?

— Еще раз назовешь меня "Коломбиной", мужик, и я тебе нос откушу. Я тоже серьезно!

— Ты специально вырядилась в оранжевое платье, как работник дорожной службы, чтобы у нас не было проблем с патрулем? Тогда зеленые босоножки здесь не в тему, тебе бы ломик и кирзачи. И фликер* на лоб! Хотя высокий каблук тебе идет.

— А ты назло мозолишь мне глаза своей конопатой физиономией? Чего прилип? Кажется, ты на мероприятии не один, а с подругой. Вот и дуй к ней, модник, проводи мастер-класс фешн-специалиста! А мне и без твоих советов нормально живется!

А он возмужал, пусть и был два с лишним года назад выше меня почти на голову. Плечи в добротно скроенном костюме кажутся еще шире, чем я запомнила, подчеркивая хорошую фигуру, руки в бицепсах крепче, шея мощней... Да, фирменный пиджачок на парне сидит, как влитой, говоря, что со вкусом у Рыжего все в норме, в отличие от меня, и его слова падают на незаживающую рану самооценки едкими крупицами соли.

— А я и провожу. Моя подруга на сегодня ты. С горя обрыдаться! И меня отнюдь не радует соседство с мигающим светофором. Представляю, что в завтрашних газетах напишут о твоем наряде. Шутка ли, свадьба сына самого влиятельного человека города, и тут такой... э-э, просчет в ближайшей свите молодых. Будь уверена, Коломбина, найдутся охочие попенять семье. Да хоть фотографы! Смотри, как стараются перед Боссом выслужиться! Давай, девочка, сделай им ручкой "хэй"! Им понравится.

Рыжий стоит, сунув руку в карман брюк, и нагло скалится в бокал с шампанским. А мне вдруг становится физически нехорошо. Господи, я ведь и не подумала. Одно дело репутация Таньки Крюковой, недофрика со стажем, то ли чудной, а то ли бесшабашной девчонки, и совсем другое Женька...

Эх, не надо было на себя надеяться, вот же дуреха! А все казалось таким красивым!

— Думаешь? — растерянно бормочу, подступая к парню ближе и заглядывая в голубые глаза. — Думаешь, напишут?

* * *

Кто бы мне сказал еще два года назад, когда я только вошел в дом сестры, что я запомню ее нескладную гостью — не поверил бы. Слишком угловатая и колючая, как на мой вкус. Слишком острая на язык и слишком смелая. Странная и живая девчонка в смешном платье героини комедии масок, не похожая ни на кого.

Она оказалась права, и история с подбитым глазом для друзей рассказалась совсем иная. А тогда, оказавшись с чудачкой вдвоем в лесу, я почти смеялся с того, как ловко у девчонки получилось отомстить мне за публичную насмешку. В два счета разозлить, расстроить планы и умело подбить глаз, на добрую неделю лишив женского внимания. Выставить дураком перед собой, отказавшись от предложенного ей поцелуя.

Чертова Коломбина!

Я узнал ее сразу — в подъезде дома Люка, а сегодня, увидев рядом с невестой, рассмотрел, как следует.

Она обрезала волосы, и теперь ее темно-каштановая, почти черная копна, непослушной волной лежала на плечах. Не знаю, воспользовалась ли она моим советом, или природа все же взяла свое, но грудь у девчонки появилась, а нескладные формы заметно смягчились, чего нельзя сказать об упрямом выражении лица и гордой линии подбородка, при виде меня, воинственно взлетевшего вверх. Мне хватило пары минут, чтобы отметить все эти изменения в старой знакомой, но так же, как и в первую нашу встречу, едва я увидел ее, моим вниманием полностью завладел яркий рот. Такой подвижный и чувственный, спелый, с четкими трещинками на пухлых губах, словно принадлежал искусной в соблазнении мужчин продажной жрице любви, а не обычной острословой, кареглазой девчонке. Которая с первой минуты нашего знакомства только и делала, что раздражала меня. И чьи длинные стройные ноги на высоких каблуках, то и дело мелькали между гостями.