Сезон Колдовства

Константин Нормаер

СЕЗОН КОЛДОВСТВА

Аннотация: Свободный ветер способен изменить многое, но только не судьбу одиноких странников. Он просто задает направление для их следующей цели, и перегрины отправляются в путь. Они не воины справедливости, а всего лишь гости в суровом мире, где властвует истинное колдовство. Именно оно порождает смерть и хаос, которые способны уничтожить все сущее. Все, кроме неведомых посланцев. Их цель — новый порядок на этой забытой всеми космическими ветрами планете.

Начало

В самый предрассветный час яркая звезда стремительно приближалась к земле навстречу своей судьбе, которая на этот раз не сулила посланнице ничего хорошего. Вытянувшись в тонкую линию, звезда миновала плотные слои атмосферы и устремилась в самое сердце диких земель. Туда, где невозможно повстречать случайного путника. Даже одичалые племена здесь большая редкость. Никто не желает селиться средь дремучих лесов и горных утесов. Днем здесь дуют пронизывающие ветра, а палящее солнце делает кожу смуглой, словно печеное яблоко. Но в ночной час все меняется: проливные дожди прогоняют невыносимую духоту, погружая мир в тревожное царство мрака. Достаточно хорошенько прислушаться и можно различить прожорливое чавканье. Это мохноногий зверь, не страшась света луны, выходит на кровавую охоту. Дикие места, покинутые старыми богами! И лишь сумасбродные авантюристы все еще забредают сюда в поисках несметных сокровищ.

Тонкая лиловая струна соединила небо и поверхность земли. В один миг шар приземлился на поверхность, и яркая вспышка озарила округу. А вслед за ней пронеслась невидимая волна. Пригнув деревья к земле, она разметала дремучий бурелом словно щепки. Ночной мир встрепенулся и ожил. Беспокойный клекот, уханье и жалобный писк наполнили дремавшую чащу. Даже глуховатый сыч-обертышь, предвестник беды, подал голос, и поспешил убраться восвояси. Никто не желал связываться с непрошеным гостем.

Землю тут же накрыл густой туман. Шипя, будто стая змей, он быстро опутал лощину непроглядной паутиной. Теперь шар не источал свет, а лишь поблескивал металлическими боками. Вращаясь вокруг своей оси, он наконец остановился.

Странный сигнал сложился в некую мелодию, которая возвестила о прибытии. И внезапно прекратился. Мир погрузился в тишину.

Туман осел на землю, оставив после себя лишь пустое пространство: ни поваленных деревьев, ни огненной борозды, только плотный настил из мелких округлых камней. Еще секунда, и капсула открылась, выпустив наружу двух пришельцев. Обычные люди в длинных плащах и широкополых шляпах. Они отряхнулись и выбрались на землю. Поправили свое снаряжение и быстрым шагом углубились в лес.

Как только путники отошли на безопасное расстояние, шар вновь закрутился на месте и, превратившись в яркую иглу, направился обратно к бледному поясу созвездий. Пришельцы проводили капсулу коротким взглядом и зашагали к развалинам старой, изъеденной временем церквушки. Там их ждали лошади. Отвязав их, люди сверились с картой и двинулись в путь — в земли граничного подданства Руаны.

ЧАСТЬ 1. ШАГ К ОСОЗНАНИЮ

Встреча у перепутья

Здешний мир казался мне неким отражением в кривом зеркале. Дождливую осень тут сменяло душное лето, после которого наступала промозглая зима. Все ни как у людей. Впрочем, и людьми местных поселенцев можно было назвать с большой натяжкой. Нет, внешне они, конечно, выглядели также, как и мы с вами, а вот по своей сути были совершенно иными. И дело было вовсе не в отсутствии грамотности и нежелания принять научный прогресс. Их помыслы были направлены лишь в одну сторону. Ненависть — вот какая движущая сила таилась в каждом обитателе этой планеты. Неважно, знатного ты рода или простолюдин. Отсталый мир, мать его! Застрявший в одном положении и словно упрямый мул топчущийся на месте. Именно по этой причине мне и хотелось послать все к чертям и вернуться обратно на Сферу.

Только ведь, долг платежом красен. Слишком многим я обязан этой упрямой и неуступчивой планете. Вот и отдаю потихонечку взятое когда-то взаймы. Год за годом, столетие за столетием.

— Дядя, глянь, там что-то впереди? — указала Нера на самую кромку горизонта.

Я присмотрелся. Вдали, возле извилистого тракта, мелькнула размытая тень. И ведь не разберешь толком, что именно померещилось. А всему виной этот проклятый дождь. Привязался, зараза! Были в Бризе — он лил там, перебрались в Гатчу — подкараулил на новом месте. В общем, не к добру он, ох не к добру. А если мы и в Емени повстречаем непогоду, то, руку даю на отсечение, здесь замешан Черный чтец. Ну или на худой конец — деревенская ведьма. Впрочем, хрен редьки не слаще. Это только в старых книжонках любят сочинять, будто погодники самые слабые из порождений сумрака. Как бы не так! Колдун, который умеет обращаться с воздушными величинами, опасный противник.

— Револьвер спрячь, он тебе пока ни к чему, — обратился я к племяннице и, потянув вожжи на себя, заставил коня остановиться. Тот сделал это вполне послушно. Видимо, нутром почувствовал мраковоплемя, вот и начал фыркать налево и направо, как дикобраз.

— А может быть, ослепляющий хлыст? — предложила Нера.

— Тебе лишь бы 'запретное' использовать, — пожурил я ученицу. — Лучше воротник повыше натяни, а то в самой колдунью узрят. Что тогда делать будем?

— Из карабина жахну, — не без иронии заявила она.

— Я тебе дам, из карабина! Всыплю по первое число, тогда узнаешь, как ограничениями пренебрегать.

Ну что с ней поделаешь. Первый раз на планете, вот и лезет во все бочки. А затычкой, между прочим, быть еще не научилась. Да и внешность у Неры очень даже примечательная. Для здешних охотников на ведьм, которых кличут противоборцами, прямо лакомый кусочек. И угораздило же ее уродиться голубоглазой и с рыжими волосами. Тут с такими приметами на каждом кордоне будешь ответ держать. И это в лучшем случае.

На окраине подданства народ темный, непросвещенный. Узрят мою спутницу без шляпы и ворота, объясняй потом каждому встречному, что не умеет она варить детский жир и не обучена читать над могилами серые заклятия. А с другой стороны, трудности только закаляют. Хотя помнится, я раза два ее предупреждал и предлагал перекраситься. Но она же гордая, не захотела, недовольно фыркнула в ответ и все тут. Ну вот теперь пускай на собственном опыте почувствует, каков он — пронизанный подозрениями и жестокостью Отсталый мир. Тут маму зови — не дозовешься, да и робот-помощник на выручку не придет. Здесь из любой ситуации нужно выпутываться самому. И если ступил на тяжкую стезю перегрина, так не сворачивай с нее. А если свернул, на Сфере лучше об этом языком не трепать, хуже будет. Ну не любят у нас на спутнике выскочек. Все знают, на планете не сахар, а все одно прутся. И ведь хорошо, если опыта накопить или себя испытать. Так ведь нет — летят за звонкими кредитами и всевозможными привилегиями. Хотя надо отдать должное, моя племянница не такая. Вернее, сначала была такой, а потом, поговорив со мной и посмотрев видео-слайды, многое переосмыслила, поняла. По крайне мере, очень на это надеюсь.

За размышлениями я не заметил, как мы оказались у развилки. Не совсем удачное место для остановки, но мы были вынуждены ее совершить.

Путевой указатель, выпав из лунки, уткнулся прямехонько в землю. А возле него, прижавшись к огромному валуну, сидела девочка. Обхватила себя руками, голову прижала к коленям и дрожит. Совсем еще крохотная, лет шести, не больше.

Нера ловко спрыгнула с коня, подбежала к озябшему ребенку и накрыла ее пончо. Дождь еще слегка моросил, но в целом погода шла на лад. Отпустила нас 'ненастная икота' — так тут привыкли называть всевозможные несчастья, причем все подряд, начиная от сглаза и заканчивая смертельным наговором.

— Откуда ты здесь взялась? — поинтересовалась Нера.

— Мама... дом... одна... — жалобно раздалось в ответ.

Ученица укутала ребенка получше.

— Ну что, согреваешься?

Девочка лишь кивнула. Да и что она еще могла сказать: одна, на перепутье, в окружении старых коряг и дорожной жижи.

Я подъехал чуть ближе, но с лошади слезать не спешил. Назовите меня гребанным параноиком, и я соглашусь, но мой волчий нюх заставил насторожиться.

— Нера, прошу тебя аккуратнее, — предупредил я племянницу.

— Дядя, хватит, не преувеличивай размер бедствия, — отмахнулась она. — Я, конечно, все понимаю, межсезонье и все-такое. Но она же совсем еще кроха. Сейчас выясним откуда родом, обогреем, доставим до дому, а потом...

— Съедим, — вставил я весьма неуместную шутку. Впрочем, юмор никогда не был моей сильной стороной. Честно сказать, я вообще не умел шутить, никак и ни при каких обстоятельствах. И если с моих уст срывалась некая острота, то напоминала она откровенное издевательство.

Нера прекрасно меня знала, потому даже не отреагировала, а девочка, слава Всевышнему, не разобрала сказанное мной слово.

— Я хорошо помню эту сказку, — сказала ученица. — Только здесь же реальная жизнь.

— Вот именно, пустые созвездия! — согласился я. — Тут сказкой и не пахнет. А воняет ужасным подвохом.

— Ну дядя, прекрати! — взмолилась Нера. — Совсем уже запугал малышку...

Честно признаться, в такой поганый день вообще не хотелось ни с кем спорить. Да что там спорить, не было желания абсолютным счетом ни на что: ни мерзнуть под моросящим дождем, ни подгонять лошадей, увязших по уши в грязи. Лучше бы сейчас устроиться в одной из придорожных забегаловок и, попивая эль, греться возле камина. Не помешала бы еще наваристая похлебка и свиная рулька в придачу. Хотя мечтать — оно, как говорится, не вредно.

— И все-таки, будь осмотрительней, — продолжал я старчески бухтеть.

Племянница ничего не ответила, только кивнула и взяла девочку на руки. Малышка чихнула, улыбнулась и прижалась к Нере крепче. Маленькие ручки обхватили шею, пальчики защелкнулись в замочек. С нетяжелой ношей ученица развернулась и направилась к своему коню, который первым почуял неладное. Поведя мордой, он захрапел и испуганно попятился.

— Ну ничего-ничего, — подхватил я уздечку и притянул коня к себе. — Перепутье оно такое. Здесь все больше кажется. Мерещится всякое мракобесие.

— Вот и правильно, наконец слышу разумные слова, — похвалила мой настрой Нера.

Она приблизилась к жеребцу, попыталась усадить девочку в седло, но животное взбрыкнуло и вырвалось из-под маленькой наездницы.

— Ну что ты творишь?! — не на шутку разозлись племянница.

— Не можешь удержать коня? Так знай, такие перегрины обычно передвигаются пешком, — выдал я очередную заковыристую хохму.

— Пе-ре-гри-ну-у-у-у, — внезапно пропел найденыш. Так сладко, звучно, что я только успел открыть рот и мгновенно потерялся в пространстве и времени.

Спесь слетела с меня довольно быстро. Безликие глаза девочки блеснули в ночи, и на ее лице проявилась зловещая ухмылка. Все, приехали! Перепутье сыграло свою роль — усыпило нашу бдительность, а затем зло клацнуло зубами. На тебе — получай! Такой засады я еще не видывал. Ведьма в обличии ребенка! Куда катится этот гребаный мир!

— Нера, беги! — выкрикнул я.

Холодный игрок, пятнадцати зарядный карабин, уже грел мои ладони. Хороший калибр, вполне хватит, чтобы проучить эту мерзкую тварь.

Ученица среагировала молниеносно. Но что такое человеческая проворность по сравнению со сверхъестественным даром. Испуганно откинув девочку в сторону, Нера попытался бежать. Только было уже поздно! По всем известным мне законам физики ребенок должен был плюхнуться в грязь, но здесь, на планете, правят иные двигатели мироздания. Воспарив над покореженным указателем, Белокурая бестия (а я нисколько не сомневался, что это именно она) злорадно потерла ладони. Дождь внезапно превратился в непроглядную стену. Хлесткий, ледяной, раздражающий — он сразу же разделил нас с племянницей. Еще секунду назад я видел ее призрачные очертания, а потом раз, и все пропало.

— Пригнись и не высовывайся! — кажется, это последнее, что смогла услышать Нера.

Сквозь дождевую завесу донесся протяжный вой. Волки? Голодающие псы-хряки? Или еще какая-нибудь дрянь... Я был уверен в одном — твари, вызванные маленькой колдунье, так просто от нас не отстанут.

Мой конь закружил на месте. Верные слуги ведьмы были где-то рядом. Я принялся вращать головой пытаясь высмотреть первую цель. Потом будет легче, чутье само сделает за тебя оставшуюся работу. А вот начало — самая важная часть схватки.

Шипение и фырчанье не прекращались. И хотя в шуме дождя трудно было определить, откуда именно исходит звук, у меня все-таки получилось. Вскинув винчестер, я выстрелил вслепую. Раз, второй. Тень промелькнула совсем близко, видимо, пыталась сбить меня с коня. Но у нее ничего не вышло.

Определить противника оказалось не так сложно: нечто бесформенное, размытое, словно сгусток пресловутой грязи, крутилось поблизости. И пускай мне еще не удалось 'взять цель', но противостоять выродкам стало намного легче. Теперь, как говорится, я знал противника в лицо. Мне было достаточно услышать квакающий рык, чтобы понять, кого именно призвала ведьма.

Плясуны были не самыми сильными тварями, однако и к слабейшим существам Сто первого порядка их не отнесешь. Весьма недолговечны, но, в то же время, невероятно проворны. Плюс ко всему, у них имелись острые шипы из веток и каменные клыки. В общем и целом, обычная смесь земли, плотных осколков и еще чего-то подобного.

Когда конь вновь всполошился, заржал и попытался покинуть опасное место, я ощутил, как один из Плясунов впился мне в ногу. Чуть выше голени. Затем обхватил меня своими лапами и уже собирался вгрызться в плоть, но оружие оказалось быстрее. Холодный игрок снес противнику половину каменной башки. Конь встал на дыбы, заставив меня держать равновесие. В этот самый миг Плясуны атаковали вновь. Стремительно, дерзко, сразу с трех сторон.

Наверное, любой другой на моем месте попытался бы ретироваться, покинуть перепутье и подготовиться к сражению в более удобном месте. Я же предпочел действовать в открытую. Иначе, грош цена моему умению!

Череда выстрелов разрушила смелые планы нападавших раз и навсегда. Для такой сноровки надо быть непросто стрелком, а настоящим мастером своего дела. Таких я называю Виртуозами пули. Однако, в данном случае и их умения недостаточно чтобы остановить целую группу порождений мрака. Одновременно, в одну секунду.

Дождь перестал также внезапно, как и начался. Спрыгнув с коня, я принюхался. От Плясунов не осталось и следа. Но самым удивительным был тот факт, что я не чувствовал тошнотворного запаха ведьмы.

— Нера! Нера, ты где?! — позвал я племянницу.

В голове еще крутились неприятные мысли, но сердце отчего-то оставалось спокойным. У племянницы слишком сильная воля и хороший навык пребывания в чужом мире, чтобы так просто угодить в силки зла.

— Нера! Нера-а-а!

Дорога, перепутье, бескрайние поля... Ее нигде не было. Вот теперь я действительно начал волноваться. Неужели я переоценил способности своей племянницы, и крохотная ведьмочка оказалась сильнее?

— Ты же сам сказал, что я теперь перегрин, — внезапно раздался за моей спиной знакомый голос.

Я обернулся. Растрепанные волосы, улыбка в пол лица и странный блеск в глазах. Нера держала в одной руке отрубленную голову, а в другой — огромный изогнутый нож.

— Представляешь, загнала меня в лощину и попыталась завалить буреломом, — пожаловалась племянница.

— Не на ту напала, — облегченно улыбнулся я.

— Она просто не знала, кто мой учитель.

— И то верно. Ну что, в путь? — Я легко запрыгнул на коня.

— А как же гильзы? — спохватилась Нера. -Ты же сам говорил, стрелять стреляй, а убирать за собой не забывай.

— Да, верно, — улыбнулся я, — мои слова.

Мы избавились от следов: племянница извлекла из сумы магнитум, включила его и выставила перед собой. Гильзы воспарили над землей и присосались к устройству как пиявки. Потом пришло время костра. Придав тело ведьмы огню, мы подождали пока пламя из зеленовато-голубого станет привычного оранжевого оттенка, закопали пепел и отправились дальше. Тогда мы еще не знали, что наша первая совместная вахта превратится в самое длительное и опасное путешествие по Отсталому миру.

Услуга за грош

Низкие и кряжистые деревья казались неким подобием защитного рва. Лес вроде бы рядом, а попробуй, перешагни. Колючие кусты, поломанные ветки... Я с трудом пробрался к заросшему мхом камню. Дорожный столб, доставшийся здешней планете как незыблемое наследие предков, уже давно утратил свое прямое назначение. Потертое число 'двести три', меч с клевером и скипетр с шипами — символы свергнутого рода Сквоеров, первых наместников объеденных подданств. Скромный след былой эпохи. Наверное, уже никто и не вспомнит той разбитой дороги, возле которой стоял этот каменный гигант, указывая расстояния до стен города. И тем более, останется вечной загадкой, каким-таким невероятным способом он преодолел добрую сотню лиг и перекочевал из Франквута в Кривые леса.

Я снял кожаную перчатку и провел ладонью по стертым символам. Так как полагается: сверху влево, а потом справа наверх. И так ровно семь раз.

Сначала камень молчал, но внезапно что-то, находящееся под землей, пришло в движение. Мы ощутили дуновение морского бриза, а затем внезапный душераздирающий рык. Ничего особенного, обычный обман, отпугивающий пытливого незнакомца. Это как собака на цепи: вроде и не покусает, но нагнав страху, на порог не пустит.

Деревья зашевелились, заскрипели трухлявые пни, и где-то вдалеке заухал сыч-перевёртыш. Неужели почувствовал магию? Нет, брат. Тут дело в другом. Это самая настоящая механика, о которой вы слыхом не слыхивали. А ведь она существует! И существовала задолго до сотворения вашего дряхлого мира.

Впрочем, использовать чудо техники слишком долго нельзя. Колючий туман — хитрая штука. Как только нечто внеземное начинает свою работу, приводя в движение шестеренки и маховики, он тут же активизируется и уничтожает любой, даже самый защищенный механизм. Именно поэтому здесь нужно действовать быстро. Замешкаешься, и пиши-пропало, внезапная испарина сотрет изобретение в пыль.

Я набрал на открывшейся панели код. Треугольная вершина поднялась, отъехала в сторону, и металлическая клешня передала мне светящийся лазуритом бублик. Самый простейший механизм, что инженеры собрали прямо на Сфере. Такой сложнее отследить, а стало быть, легче упрятать в тайник.

— Ну что там, дядя? Не тяни! — засуетилась Нера.

— Прекрати тарахтеть, сейчас все узнаем, — охолодил я ее пыл.

Извлек из походной сумки считывающее устройство, быстро вставил чип, сбросил информацию и вернул хранитель на место. Механизм заработал вновь и, слегка пофыркивая, принял исходной состояние — заросший мхом придорожный столб.

Я насторожено обернулся. Принюхался. Посторонних звуков вроде бы нет. Даже перевертыш и тот умолк, давая свободу неугомонным соловьям. Взглянул на табло. Пусто. Абсолютный ноль. Экран выдал тоскливое троеточие и погас.

— Так и должно быть? — удивилась ученица.

— Хотел бы сказать 'да', но не могу. — Я еще раз перепроверил, дошла ли информация до моего хранилища. Никаких сбоев. Стало быть, дело не в технике.

— Но как такое возможно?

— Мэтры не выходят на связь только в одном случае, — хмуро ответил я, — если их жизнь подверглась смертельной опасности. Или же наш осведомитель уже сыграл в кривой ящик. Второе, конечно, маловероятно. Но такой возможности исключать нельзя.

Ученица нахмурилась и отошла в сторону.

— И что же нам теперь делать? Устав перегринов строго-настрого запрещает производить личные контакты с осведомителями.

— Придется немного отступить от правил. Думаю, узнать причину разрыва связи гораздо важнее, чем соблюсти какой-то бюрократический пунктик.

Племянница согласилась. В ее возрасте здравый смысл всегда уступал место приключениям. Я же считал эту небольшую прогулку по чужой планете хорошей тренировкой, в особенности, когда речь идет о молодом сотруднике научного конферата. К здешнему средневековью нужно привыкать резко и безоговорочно, словно кидаешься в омут с головой. Иначе начнешь бояться собственной тени и не сможешь избавиться от этой фобии никогда.

— Получается, меняем маршрут? — предположила Нера.

— Немного срежем путь. Доберемся до Плимута, а там посмотрим, что к чему, — оставив короткое сообщение на экране, согласился я.

* * *

Город, укрывшись в широкой лощине, встретил нас мрачным промозглым ветром. Стражник на мосту привычно потребовал выданную представителями синода подорожную, подтверждающую, что мы прошли обряд Признания и не являемся слугам мрака. Изучив внимательно документ, пропустил внутрь. Впрочем, он мог не утруждать себя такой формальностью, карабин за моей спиной снимал все вопросы разом. По местным поверьям перегрины являлись нейтральной силой, и убивали нечисть скорее вынуждено, чем по приказу черноколпачных . С другой стороны, окружавшая наш орден пелена таинственности, порой рождала такие немыслимые поверья, что я бы нисколько не удивился, если бы нас не подпустили даже на порог. Страх правилам не помеха. Проще отгородиться стеной не понимания, чем подвергнуть себя опасности.

Мы добрались до постоялого двора. Я кинул мальцу, дежурившему у коновязи, монету и покосился на Неру. Быт Одичалой планеты до отвращения примитивен и многих молодых перегринов, привыкших к комфорту, это сильно сбивает с толку. Поэтому я с неким волнением следил за Нерой, которая, если честно, уже валились с ног и любое неудобство могло вызвать в ней довольно бурную реакцию.

Изнутри заведение совершенно не оправдывало свое унылое название 'Дремлющий путник'. Посетители орали во все горло, распевали похабные песни, танцевали на круглых столах — в общем, веселились как могли. Я быстро огляделся. Все гости на одно лицо: голубоглазые, длинные темные волосы, а у тех что постарше — клиновидные бородки. Понятно, купцы из северного предгорья Лейпца. Удачно поторговали в столице и теперь, на радостях, решили немного гульнуть. А что так шумно, так и это вполне объяснимо: хоть до родных стен не так далеко, но оставшийся переход самый сложный. Дорога через Кряжистую пустошь еще никому легко не давалась. Только Обронившие разум преодолевают ее без труда, а вот все остальные осветят себя символом веры, а все одно — десять раз подумают, прежде чем вступить на проклятый тракт. Нехорошее это место. И ведь не обойдешь никак. Справа Колючая чаща, а слева тянутся Льняные болота. Так что, пусть пьют, такая смелость тоже сгодится.

Мы с Нерой протиснулись в дальнюю часть зала и устроились в самом тихом месте — между выходом на задний двор и кухонной пристройкой. Запах здесь, конечно, еще тот. Понамешано всего, аж в нос бьет. А все лучше, чем среди нарезавшихся северян.

— Чего изволите? — услужливо поинтересовалась дородная женщина в грязном фартуке. К полуночи она едва стояла на ногах от усталости, но постояльцы есть постояльцы, их как местных попрошаек на улицу не вышвырнешь. Мы ведь не только за ужин, а и за комнату щедрой монетой отблагодарим.

— Х-м-м, а что у вас есть вкусненького? — поинтересовалась Нера.

— Вкусненького? — удивилась женщина.

— Ну да, что-нибудь сладкое, например, безе...

— Нера, — остановил я забывшуюся племянницу. — Помолчи, я лучше сам. Принесите нам два луковых супа, парочку эля и сыр.

Ученица недовольно поморщилась, но спорить не стала.

Хозяйка одарила нас придирчивым взглядом и молча удалилась.

— Интересно, я когда-нибудь привыкну к местной пище? — принялась размышлять вслух Нера. — Такое ощущение, что у них любой продукт обязательно надо жарить! Без вариантов!

— Привыкнешь, — уверенно заявил я. — Здесь ко всему привыкаешь. Иначе...

— Иначе что?..

— Иначе тронешься умом и угодишь в приют для Несобразных.

— Здесь, на планете? Фу, какое ужасное будущее ты мне нарисовал, дядя, — фыркнула племянница.

— А что же ты хотела? Мы, как-никак, среди одичалых, — натянуто улыбнулся я.

Возле стола кто-то громко кашлянул, и на деревянную поверхность легли две широченные лапищи. Я поднял взгляд и уперся им в кряжистого торговца. Его объемный кафтан был распахнут, и можно было без труда заметить перевязь с мечом, а также кожаный жилет с десятком метательных ножей. Но оружие использовалось явно напоказ: расположено неудобно, при необходимости трудно извлечь, никакой практичности.

— Чем обязан? — равнодушно поинтересовался я у северянина.

— Стало быть, ты и есть перегрин? — на нас пахнуло крепкой настойкой из куст-травы. — Да можешь не отвечать, все одно, с таким диковинным оружием тебя за лигу разглядеть можно, — икнув, он присел за наш стол, даже не удосужившись спросить разрешения.

В этот момент с едой подоспела хозяйка. Быстро расставив тарелки, она толкнула в бок торговца и требовательно произнесла:

— Фарен-Гат, предупреждаю, будешь приставать к нашим гостям, муж живо вытолкает тебя на улицу охолодиться!

Северянин только отмахнулся:

— Приставать к гостям... Изолья, ты, кажется, издеваешься надо мной! Да выпей я хоть бочку мутнянки, не осмелился бы перейти тропинку самому перегрину...

Кажется, только теперь женщина заметила мой карабин и непривычную для здешних мест одежду.

— Моменраг меня подери. — Она осенила себя знаком Всевышнего и быстро убралась восвояси.

— Итак, — вновь обратился ко мне северянин. — Какими судьбами в наших края, странник? Неужто совы принесли на хвосте, что в здешних подвалах завалялся какая-нибудь редкая вещичка?

Я пропустил его вопросы мимо ушей и не спеша приступил к еде.

— Да брось! Я ведь не из праздного любопытства интересуюсь, — продолжил донимать меня Фарен-Гат.

— А из какого?.. — Я резко отодвинул миску с похлебкой и требовательно уставился на здоровяка.

— Что, из какого? — не понял торговец.

— Из какого любопытства ты интересуешься? — спокойным до неприличия голосом спросил я.

На лице северянина проступила явная озадаченность, которая слегка отрезвила его затуманенный элем разум.

— Х-м-м... да не знаю я... А какое еще бывает любопытство?

— Например, рискованное, — терпеливо объяснил я. Затем немного помедлил и, придвинув плошку поближе, продолжил наслаждаться похлебкой.

Только сейчас северянин понял всю нелепость момента. Напряженно покосившись на мой кожаный браслет с изумрудными камнями, он нервно сглотнул и, стерев рукавом выступивший на лбу пот, осторожно прошептал:

— Великодушно прошу прощения, муренмук. Видимо, хмель ударил в голову, и все-такое...

Я сделал каменное лицо, но ничего не ответил.

Северянин покорно ждал, пока мы закончим трапезу, а потом еще немного, когда я с наслаждением осушу кружку эля.

— Чего ты хочешь, торговец? — наконец поинтересовался я.

— Помощи, странник, чего же еще. Не только для себя, но и для моих людей, — он указал на толпу у себя за спиной.

— Помощи? Для этой шумной компании? — Я сделал вид, что сильно удивлен. — По-моему, они не выглядят нуждающимися...

Фарен-Гат кивнул и попытался объяснить:

— Все это веселье, оно ведь вынужденное. А всему виной проклятый страх. Сначала он поселился в наших головах, а теперь течет в жилах каждого из нас. Поэтому я взываю к помощи, как велит книга слепого старца. Обратись — и услышан будешь!

Слова торговца вызвали во мне живой интерес. Подобные вещи знали единицы: коронованные особы, лорды-советчики или кардиналы. Любой из них, но только не торговец. Древние библиотеки уже давно стерли память о Старых богах.

— И в чем же причина вашего страха? — поинтересовался я.

Северянин нахмурился и нехотя произнес:

— Вам, конечно, нас, простых смертных, не понять. Но мы ведь тоже жить хотим. Понимаете?

— Кто же вам мешает?

— А то вы не догадываетесь... Сезон Затишья к концу идет. Вновь подул ветер перемен. Мрачные девы — они теперь повсюду, как саранча, мать их вертихвостка! Что возле Лукреца весь урожай сгубили, что у Гряжца набедокурили. Понимаете, к чему я клоню? Для ведьм мы и есть этот самый урожай. Они мирный люд готовы хоть живьем слопать. А нам что делать? Как себя защитить?

Я понимающе кивнул, но ничего не ответил. А торговец продолжил говорить:

— Мы ведь сюда на свой страх и риск товар привезли. Шкуры, дерево, жир морского фрила. Первый раз, стало быть, попробовали. Обычно-то к портовым Фрелькам ходили и там все за полцены перекупщикам сдавали. У них, правда, никогда хорошей цены не было. А тут уж и вовсе до издевательства дошло. Говорят, моря нынче неспокойные стали, вот и предложили товар за бесценок сдать. Им, мол, и противоборцев нанимать, и у инквизиторов защитную индульгенцию выкупать. А нам-то, какой прок? Проще уж на топку товар пустить — не польза, так хоть тепло будет.

— Решили тогда сами все организовать? — догадалась Нера.

Торговец, кажется, только сейчас заметил мою рыжеволосую спутницу. Недоверчиво обменялся с ней взглядами, немного помедлил и все-таки кивнул.

— Ваша правда, госпо... миледи, — немного растерялся он. — И ведь предупреждали нас, что Кряжистая пустошь не для праздной прогулки. Но мы, северяне, народ гордый. Старцев почитаем, а к советам прислушиваемся редко. Оружие есть, руки крепки, а старые боги чай не отвернутся. Какими же дураками мы были...

— Вы что же хотите нас нанять? — уже давно догадался я, к чему он клонит.

Торговец быстро кивнул:

— Обратный путь все-таки...

— Ты хоть понимаешь, что я перегрин! Не рыцарь в благородных доспехах или противоборец, продающий себя за звонкую монету. Прости, но в данном вопросе я тебе не помощник.

— А как же наследные фолианты? — предпринял последнюю попытку северянин.

— Пустой звук наподобие заднего треска, — довольно резко ответил я, поставив жирную точку в нашем разговоре.

На лице торговца проступила печаль, и он принялся громко вздыхать.

— Хорошо, тогда, может, хотя бы выслушаете? Совет моренмука дорогого стоит. Когда еще встретишь странника со звезд... — и не дожидаясь одобрения, принялся описывать те ужасы, что поджидали его обоз на проклятом тракте...

Ну как от такого избавишься? Я сделал вид, что история мне интересна, не более того. Вокруг продолжалось веселье, а за окном осенняя прохлада навеяла первые признаки скорого лета. Перепутавшиеся времена года торопились сменить друг дружку на законном посту. Легкий ветерок принес на хвосте неприятное перешептывание и мгновенно сбил с меня навалившуюся дрему. Я тут же уставился на свой браслет. Изумрудный камень приобрел темный, почти коричневый оттенок. Нехороший знак. Стало быть, 'Ловец' почувствовал что-то неладное. Впрочем, я и без хитроумного механизма сообразил, какая гадина могла потревожить наш покой. И как только она сюда пробралась? Ведь стражи на западном и восточном мосту, а на севере — широководная Плакса, ее так просто не пересечешь.

Торговец продолжал говорить, не обращая на меня никакого внимания, а я, воспользовавшись внезапным ревем северян, быстро покинул свое место. Переместился к окну и вдохнул теплый вечерний воздух. Из-за дальних домов повеяло гнильцой. Обычный человек вряд ли учует и поймет, откуда такая напасть, а вот у меня сразу все встало на свои места.

Быстрым движением я скинул изумрудную крышку, под которой прятался четырехстрелочный компас — медные детали, восемь сторон света и индикатор опасности в виде песочных часов. Единственный механизм, который был недосягаем местной губительной испарине.

Стрелки заходили ходуном — все говорило о том, что в поселение заползла ведьмина слуга или кто похуже.

Я подал знак племяннице, чтобы та нашла в себе силы дослушать стенания навязчивого северянина, а сам незаметно выскользнул наружу.

У коновязи было тихо. Даже слишком, учитывая, что ветер разогнал ненастные тучи, установив шаткое перемирие с непогодой. Пробравшись вдоль амбаров, я остановился на углу и осторожно выглянул из укрытия. Улица пустовала. Ни одного горожанина. Даже ночные бдящие и те попрятались в свои крохотные будки.

Где располагается дом мэтра Барбары я знал не понаслышке. Скажу больше, пару раз я даже забредал к нему на чашку душистого горного отвара. И плевать я хотел на правила Исследовательского устава! Они явно писаны теми, кто ни разу не покидал свои затхлые сферические кабинеты. И как, скажите на милость, такой умелец может давать советы тем, кто проживает реальную жизнь? Здесь другой мир, а стало быть, иные правила. Ну а скудные представления о жизни Отсталой планеты у наших ученых ограничиваются одним четырехчасовым слайдфильмом. Так что, не им учить перегрина топтать чужую землю.

Пробравшись вдоль широких дворов, я остановился у самого последнего. Низкий покосившийся забор, каменный дом из необработанного булыжника, черепичная крыша и колодец во дворе. Во владениях мэтра ничего не изменилось.

Я еще раз огляделся, проверил компас. Стрелка притихла, но все еще показывала средний уровень присутствия. Получается, мраковоотродье где-то поблизости. Затаилось? Наблюдает? Или уже выбрала себе жертву? Ладно, разберемся...

В окнах темно, никакого шума. Внезапно ноющая боль ожила в правой ноге. Нехорошее предчувствие. Ну не мог мэтр вот так вот просто взять и покинуть свое жилище. Да, конечно, старик он с чудинкой, но так возраст уже не тот... Я толкнул дверь — не заперто. Отряхнул плащ, поправил кобуру с револьвером и спокойно зашел внутрь.

Скромное убранство было перевернуто вверх дном. А вот это уже сосем плохо. Такой бардак могли устроить только с одной целью. Я жадно втянул воздух, слегка прикрыл глаза. Так и есть, двое выпотрошили все шкафы и подвал, уничтожили библиотеку — главную ценность ученых мужей. Окажись Барбара здесь во время погрома, он такого бы не допустил. Впрочем, люди живут по своим правилам — за помощью к мэтру желает обратиться каждый, а если ему пособить, так дверь на замок.

— Кому же ты так насолил, приятель? — обратился я к тишине, внимательно осматривая разбросанную мебель. Повсюду валялись клочки старой пожелтевшей бумаги. Такое впечатление, что в доме не рыскали, а наоборот, пытались скрыть нечто ценное. Я постарался соединить разрозненные детали, но ничего не вышло. Обрывки, части бессмысленных фраз. Непонятные расчеты, ничего конкретного. Может быть, математические исчисления? Погодные наблюдения? Или астрономические ориентиры?..

Барбара прикоснулся к тайне перегринов около десяти лет назад. Его вербовал мой коллега, старший научный офицер Фирж Красик. Произошло это совершенно случайно. Мэтр исследовал подвалы одного из заброшенных монастырей на Скалистом перевале. Кажется, Обитель Первородного очищения какого-то там чего-то тут... В общем, Барбара наткнулся на запись в манускрипте, которая рассказывала о путнике и его небесном доме. Каким именно образом эта информация прошла мимо нас, неизвестно. Но в общем и целом, ученый муж решил не терять время даром и отправился прямиком в кардинальскую резиденцию. Фирж перехватил его в последний момент, практически у самого ящика с доносами.

Вербовка, если так можно выразиться, не заняла много времени. Барбара был изъят с этой планеты и направлен на нашу пересадочную станцию Иллюзион. Там, ради новых знаний, он дал обед забвенья и получил от координатора Кварца особое поручение...

Легкое пощелкивание могло быть чем угодно: захудалым сверчком, крысиными шуршанием или даже веткой, бьющей в стекло. Но именно сейчас ни одно из объяснений не подходило. Скользнув к окну, я еще раз самым внимательным образом осмотрел рабочее место мэтра. В особенности несколько десятков рисунков из кругов и линий, которые образовывали странные символы, напоминающие расположение созвездий. Но это были лишь догадки. А вот правильный ответ мог дать только сам Барбара.

Достав из мешочка 'Пыль пустоты', я швырнул щепотку в ближайший угол. Теперь ведьма или ее приближенная точно не насторожатся, ухватив посторонний запах. Шмыгнув в тень, я быстро покинул жилище Барбары. Немного помедлил возле ближайшего дома. Значит я не ошибся. В темноте было хорошо видно, как тощая и вытянутая, словно пугало, фигура проникла в дом, и длинная полоса мрака потянулась следом за ней.

Изнутри раздался леденящий душу крик, нечто среднее между вороньем карканьем и уханьем совы. Похоже, в гости к нашему мэтру пожаловала крупная птица. Сороковой, а может даже тридцать пятый порядок. Странно, очень странно. Нынешний сезон ясно дал понять, что время дочереймрака закончено, а тут уже вторая ведьма за пару дней! Похоже, что в скором времени Охотникам за мерзостью вновь придется расчехлять свое покоящееся без дела оружие.

* * *

К столу я вернулся также незаметно, как и исчез. Северянин продолжал нести какую-то чушь о кошмарных гренделях и псарях, а моя племянница устало дула щеки, опустошив уже вторую кружку эля.

Присев рядом, я ухватил окончание истории.

— ... Ну а самый опасный переход случился с нами вот здесь, — уверенно заявил торговец. — Прямо за этой грядой, — он ткнул пальцем в клочок карты, нацарапанной на воловой коже. — Нам хотя бы добраться до Рандери. Небольшой, конечно, городок, но там, в отличие от здешнего захолустья все-таки можно нанять приличного противоборца.

Из паутины улиц вновь послышался птичий голос дочеримрака. На этот раз в нем сквозило непрекрытое отчаянье. А затем и откровенный гнев. Она явно осталась с носом, не найдя того, что искала.

Торговец резко умолк. Испуганно сглотнул. Я заметил, как нервно затряслись его руки. Продолжить свой рассказ он так и не осмелился. Видимо страх окончательно сковал его горло. Он едва нашел в себе силы усидеть на стуле, а не кинуться наверх, чтобы запереться на засов и спрятаться под кровать.

Привстав, северянин случайно задел рукой подсвечник. Пламя сразу опрокинулось на столешницу, и я едва успел смахнуть карту со стола.

— Что за безумие! Я ведь уже слышал этот голос! — прохрипел торговец. — Не к добру все это. Ох, не к добру! — И приложив четыре раза указательный палец ко лбу, осенил себя знаком Горных покровителей.

В отличие от местного люда, северяне редко сталкивались с мраковымотродьем. В горы ведьмы не лезли. Бесполезно. Деревни все крохотные, расположены либо высоко среди острых хребтов, либо у подножия Ледяного моря. Только одноглазые великаны забредали в затерянные среди снежных вершин юрты. Но их северяне прогоняли огнем, а некоторых даже пытались приручить. По крайне мере, подобную теорию высказывал в лектории профессор Жиштих Кравец, перегрин первой когорты, который последние годы весьма скрупулёзно изучал быт Ветряного подданства.

Протянув руку, я уже собирался передать карту ее владельцу, когда взгляд зацепился за странное обозначение в центре бедовой пустоши. Символ представлял из себя круг, который вертикально пересекал огненный меч, а в нижней части границы виднелась вспаханная земля и несколько крохотных всходов. Необычная геральдика была примечательна еще и тем, что буквально полчаса назад я видел точно такой же герб в доме мэтра Барбары.

— Постой, а это что еще такое?

— Что? Где? — не понял торговец.

— Вот это место, — я указал на обозначение. — Совсем рядом с каменными глыбами. Почему оно так четко обозначено на твоей карте?

Руки северянина вновь задрожали, как у знатного забулдыги.

— Это обозначение нанес не я, — честно признался он. На лбу его залегли неровные линии. На минуту северянин задумался, и по всей видимости, далось ему это не так просто.

Я старался ему не мешать. Вспомнит или нет, это уже не так важно. Главное, у меня появилась хоть какая-та призрачная зацепка.

— Напомни-ка свое имя, — попросил я.

— Э-м-м... конечно же, — немного растерянно протянул торговец. — Фарен-Гат, сэр перегрин.

— И у вас, конечно же, найдется в кармане один завалявшийся медяк, мистер Фарен-Гат?

Этот вопрос заставил северянина окончательно потеряться. Он еще раз посмотрел мне в глаза, словно пытался угадать, правильно ли все понял. И решив рискнуть, осторожно протянул монету.

— Я принимаю вашу службу, на время и расстояние, которое изберу сам. Обещаю разделить с вами дорогу и опасности. Зло и добро. Потери и находки. Победу и поражение. Согласно договору сто первого порядка.

— Согласно договору, — одними губами повторил торговец.

Видимо, он еще никогда не слышал клятв перегрина. Да и откуда. На этой Отсталой планете считают, что мы пришли к ним из иного мира. Если бы они только знали, насколько недалеки от истины.

Опасное благородство

Покинув Плимут, мы взяли путь на северо-запад и уже через пару миль увязли в пустынных землях Прибрежного подданства. Унылый, однообразный пейзаж — выжженная трава, карликовые деревца и пронизывающие ветра. Под палящим солнцем подобный климат губителен даже для самого выносливого путника. Жажда заставляет тратить запасы воды быстрее, чем разум осознает, что надо быть более бережливым.

Под ногами похрустывал твердый солончак. Пустая земля, без единого намека на жизнь. Лишь расплавленный воздух рождал на горизонте иллюзию водяного обмана. Караванщики считали это происками ведьм и торопились быстрее оказаться у побережья, где морской воздух охолодит нервы, а беспокойный горизонт развеет настороженные мысли.

Возле извилистого тракта поселений было немного. Всего пара случайных домов, да и те, в основном, оставлены на растерзание старым богам. Жители пустоши перебирались дальше на восток, к новым колониям и каменоломням ракушечника. Отличный строительный материал и добывается легче белого песочника. Выпилил, да тащи наверх.

От северянина я также узнал о вольных рыбаках. Они населяли западный берег Моря Клыков, прозванного так за неуступчивые берега, о грозные скалы которых разбилась не одна сотня торговых галер. Впрочем, выбора у местного люда особо и не было. Море оставалось единственным источником для пропитания. Возделывать земли, где сплошной солончак, все равно что пытаться выжимать из камня воду. Хотя, как раз из ракушечника это было сделать не так сложно, но все одно бессмысленно.

— А что рассказывают здесь о мраке? — поинтересовался я у торговца.

Вздрогнув, тот покрепче обхватил удила и оглянулся с опаской. Лишь после ответил:

— Правит здесь наместник Фрогл-Би-Флокс. Правда, от него тут мало толку. На самом деле, это владения некой кривоногой Мораи, кажется, так ее кличут в простонародье. Это только глашатаи трубят во всеуслышание, будто подданство избавили от мраковойзаразины. Но мы-то знаем, как обстоит оно на самом деле.

— И какого же порядка эта тварь? — поинтересовался я.

— А никакого, — выпучил глаза северянин. — Сколько ни заглядывал я в 'Фолиант слепца', так и не смог отыскать чего-то похожего. Ни по признакам, ни по умениям. Даже проводник у нее особенный, безымянный. Когда мы готовились к походу, я перерыл все работы Гурта Пытливого. Никаких упоминаний...

Меня редко могли удивить подобные страхи. Все-таки, достаточно я повидал на этом свете. Встречался с крикунами, которые охотились на первых поселенцев востока, восседал за одним столом с великими мудрецами западного предела, даже противостоял чарам пытливых духов. Но северянину действительно удалось меня заинтриговать. И надо заметить, второй раз за столь короткий срок.

Я хорошо помнил Юджина Обреченного. Хотя у него было бесчисленное количество имен, но именно простой люд нарек его просто Слепцом, что создал великий по своим масштабам труд. Он сумел объединить все разновидности ведьм, разбив их на порядки и классы. Получилось ровно сто ступеней, и еще одну он приберег для неизвестной сущности. Именно она, по его мнению, и являлась основоположником мрака.

А началось все много лет назад по дороге в Ершень... Во время нашей первой встречи я не проявил к мэтру особого интереса, но его острый ум и изрядная настойчивость заставили изменить мнение и приоткрыть ему путь к тайнам бытия. Помню, мы часами могли беседовать возле стеклянной обсерватории Брайнвеля, глядя на бесконечные мириады звезд. Во время одной из таких бесед Юджин и предложил мне создать единый атлас ведьм. Может быть, именно эта книга и поможет раскрыть истинную природу их сотворения, — сказал тогда мэтр. И я с ним согласился. Тогда мы еще не знали, что впереди нас ждет новый сезон. Сезон Истребления.

Комиссия Сферы утвердила проект 'Каталог', и начался кропотливый сбор информации, для чего были привлечены все действующие перегрины, а также мэтры-ученые и просто случайные помощники.

Работа заняла более десяти лет, после чего и появился толстенный фолиант. Три тысячи полноценных страниц содержали наиболее подробную информацию обо всех видах потусторонних существ и их властительницах. Нам удалось практически невозможное: синхронизировав около семисот тысяч донесений от пяти тысяч изыскателей, мы добились желаемого результата. Именно так и появился Атлас сто первого порядка. Он включал в себя абсолютно все разновидности ведьм — от самых безобидных, до невероятно опасных.

— Как я вижу, ты слишком хорошо осведомлен в данном вопросе для торговца, — как бы промежду прочим отметил я.

Северянин поклонился:

— Я расцениваю это как похвалу, муренмук. Но когда узнаете мою историю, то поймете, что в этом нет ничего удивительного. До того как попасть в торговую гильдию, я ходил в подмастерьях у мэтра Фрисби Въедливого. Он был первым знахарем в местечке Кваерс, что у дальней оконечности Кривых гор.

— Никогда о нем не слышал, — честно признался я.

— Оно и понятно, — кивнул Фарен-Гат. — Население этого местечка настолько мало, что его название не отыщешь даже на карте подданства.

— Как же в это захолустье занесло твоего мэтра? Не у каждого городка есть ученый муж, а тут крохотная деревенька...

— Ваша правда, странник. Я тоже задавался этим вопросом. Но как узнать правду у человека, который дал обет молчания. Но если честно, однажды мне хватило смелости начертать его на клочке бумаги... и оставить на видном месте.

— И как же мэтр отреагировал на твое послание?

— Да ничего вразумительного, — вздохнул северянин. — К тому времени старик уже страдал скудоумием, и его все чаще посещало коварное забытье.

— И все-таки, у него нашлось какое-то объяснение? Слово или, может быть, целая фраза? — настоял я.

— Безусловно. Только ответ я обнаружил уже после его смерти. Он написал следующее: порой истина не так сладка, какой тебе представляется в начале служения науке. И еще: когда я ее постиг, то незамедлительно решил оставить привычный мир и дождаться возвращения Старых богов здесь — в отдалении от великого противостояния.

Я кивнул и задумчиво уставился на пыльную дорогу. Старик не был безумцем, отнюдь. Просто его знания об этом мире выходили за привычные рамки. Допускаю, что в прошлом он являлся либо изыскателем, либо вечным странником, который, как и я, спустился с небес на транспортной капсуле. В этом мире и не такое возможно! Случается, что даже перегрины теряют разум и в обход инструкций остаются на планете. Здешний мир умеет не только отталкивать, но и сцапать в теплые объятия. Именно так у нас и появились Заблудшие отступники. Поначалу мы их отлавливали, возвращали обратно на Сферу и пытались излечить от странного недуга, который гнал их обратно в чужой мир. Но вскоре прекратили эти бесполезные попытки. Научный конферат придумал иной способ обезопасить себя от неугодных. Но главное, сохранить конфиденциальную информацию.

Лет двадцать назад очередной Диспут ввел в обращение некое устройство, которое окрестили 'саранчой'. Оно вживлялось под кожу ученому археологу, и, если тот слетал с катушек и выходил из подчинения, хитроумный механизм незамедлительно приводился в действие прямо с орбиты. Поговаривали, что датчик лишь частично уничтожает воспоминания. Но я не верил в подобные байки. Если отведенный тебе отрезок планетной вахты истечет, а ты не успеваешь добраться до точки возврата, не подав сигнал на Сферу, твоя память превращается в абсолютный ноль. Никаких навыков, познаний, ничего. Бесполезный взрослый ребенок, который способен разве что дышать и бессмысленно таращиться по сторонам.

Я устало потер затылок. Небольшая припухлость откликнулась мерным тиканьем. Датчик не обманешь. С начала моей двухсотой экспедиции прошло чуть больше десяти часов. Еще шесть дней и 'саранча' напомнит о себе легким покалыванием. А затем начнет отсчет критического времени. Еще через трое суток стартует необратимый процесс деградации. Вчера — ты неутомимый исследователь чужого мира, а сегодня — никому ненужный 'овощ'. Система, которую невозможно не изменить, не перехитрить. Либо подстраивайся, либо попадешь под механический пресс жестких Сферических правил.

В начале колонны кто-то взмахнул рукой, и по обозу пробежал недовольный возглас.

— Ридрик-Ган объявил привал, — пояснил северянин.

Я обеспокоено взглянул на зависший между солнцем и Сферой малый спутник. Останавливаться еще слишком рано. Я свистнул и подал знак не сбавлять ход. Среди северян возникло замешательство.

— Что-то не так? — удивился Фарен-Гат.

— Пока что нет, но одна глупость, как известно, порождает целую череду других, — резко оборвал его я.

Рыжебородый здоровяк, Глава торговой гильдии уже спешил мне на встречу. Видимо, решил лично полюбопытствовать, кто это посмел его ослушаться. Я был не против лично познакомиться с этим отважным олухом. Такому непроходимому барану лучше заранее, раз и навсегда, обломать рога, чем мучиться весь оставшийся путь, подвергая людей бессмысленной опасности.

— Дядя, он не на шутку рассвирепел, — предупредила Нера.

— Ему же хуже, — хмыкнул я.

Широкоплечий гигант спрыгнул с коня, в два прыжка оказался рядом со мной и, схватив уздечку, потянул моего жеребца за собой. Конь заартачился, но вскоре подчинился не дюжей силе.

Северянин был огромен, и одежда под стать грозному образу: широкая кожаная куртка, поверх которой свисает шкура болотного медведя. Хороший трофей. Убить слепого шатуна, который в ночи больше напоминает призрака, чем живого обитателя гиблого места, не под силу даже опытному противоборцу.

— А ну слезай, муренмук! Живо! — скомандовал рыжебородый.

— Осторожнее, увалень. Я тебе не Снежный ревун, так просто не дамся, — спокойно произнес я.

Глава торговцев вздрогнул и немного ослабил хватку. Воспользовавшись этим, я вырвал из его рук уздечку и отвел коня в сторону.

— Привал будет сейчас! Это мое слово! — упрямо пробухтел рыжебородый. Правда уже не так уверенно.

— Если желаешь смерти своим людям, можешь треножить лошадей прямо тут, я не стану возражать, — дал я свое согласие. — Но учти, ты можешь оказаться среди тех, кого новые боги решат прихватить с собой в первых рядах. Вместе с твой потертой шкуренкой!

Кажется, мои слова возымели должный эффект. Напряженный взгляд Ридрик-Гана заметался по обозу. Рядом с повозками притихли взволнованные торговцы. Им хорошо была слышна моя речь, и я был уверен, что здравый смысл возьмет верх над бестолковой бравадой.

— Хорошо, перегрин, говори. Я внимательно выслушаю тебя и лишь потом приму окончательное решение... Слышишь меня? Но учти, это не значит, что я испугался! Здесь никто не собирается потакать твоим немыслимым причудам!

— Именно так я и думал, — ловко спрыгнул я коня.

Наш разговор начался возле опушки, подальше от посторонних глаз и ушей. Я не собирался нагонять на рыжебородого жути. Если ему хватит ума, сам все поймет и примет верное решение.

— Когда вы ехали сюда, наверняка что-то заметили? Что-то такое, отчего волосы становятся дыбом, а сердце начинает учащенно биться, предвещая беду? — перво-наперво уточнил я.

Ридрик-Ган согласно кивнул.

— Твоя правда, муренмук. И мрачные тени среди редких деревьев, и непонятые завывания возле бескрайних полей...

— Уверен, что не остались незамеченными и другие признаки. Например, болезненные сгустки на деревьях, чернильные блямбы под ногами, которые больше напоминают пролитое масло, нежели смоляные залежи.

— Было и такое, — не стал спорить северянин.

— А на утро у вас сдохла половина лошадей, и большинство припасов прогнило. Но на этом все не закончилось, так ведь? Когда вы поднялись на холм, тот самый что у Храпящего кургана, вы узрели нечто такое, что кровь застыла в жилах. А нанятые тобой противоборцы разбежалась в панике, побросав свои доспехи прямо на дороге...

Рыжебородый вздрогнул. Не ожидал он от меня подобной прозорливости. Ну что ж, это только начало.

— Как в воду глядишь, муренмук. Не зря вашего брата кличут Лунными гонцами. Там, где появляется человек с драконьим оружием, жди беды. Так говорят у нас на Севере.

— Не правильно говорят. Но сейчас о другом. — Я устало окинул взглядом окрестности. — Итак, я рассказал тебе то, что видел ты. А теперь послушай о том, что удалось увидеть мне за то время, что я сопровождаю тебя на тракте. Посмотри туда, — я кивнул на горное очертание. — Вон там, на возвышенности, растут зеленые карлики, те самые, что тянутся вверх на горную вершину, — я указал на можжевельник, кора которого от времени начала отслаиваться длинными лепестками. А затем на выжженную траву. — Ничего необычного не замечаешь?

Северянин проследил за моим взглядом. Открыл рот, чтобы ответить нечто нелицеприятное, но осекся на полуслове. Уверен, что заметил он гораздо меньше, чем мой привыкший к проявлению мраковаследа глаз, но и этого было вполне достаточно. Подобные ловушки при свете дня можно разглядеть отчетливей, нежели ночью. Тьма обычно скрывает истину, а свет слишком честен, достаточно лишь хорошенько присмотреться.

— Старые боги, помогите нам! — только и прошептал рыжебородый.

Я видел, как отражаются в его глазах склизкие спины змей, которые отдаленно напоминали древесную кору. Ему даже посчастливилось различить в траве огромных слизней, что своими мерзкими клыками оставляют след из обугленных стеблей. Наверное, если бы он взглянул в небо, то и там обнаружил много чего интересного.

— Это все колдовство! Проклятое колдовство! — засуетился рыжебородый. — Скажи, муренмук, я прав?

— Ты сам ответил на свой вопрос.

Я больше не стал ничего объяснять, а спокойно направился к коню. Северянин только развел руками:

— Что, так и уйдешь, ничего не посоветовав?

— Я уже сказал все что хотел. Не останавливайтесь, пока лошади не зайдутся пеной, — обернувшись, произнес я. — Лучше замучить животину, чем сгинуть самому. Иного совета у меня для тебя нет.

Мои слова подействовали лучше соленой плетки погонщика. Восемь часов мы держали темп, пока непривычные для длительных переходов северяне не начали откровенно стонать. Страх страхом, а усталость притупляет все, включая основные инстинкты.

Расположив лагерь полукругом, я попросил разбить ночных смотрящих на три смены. Конечно, многие предпочли бы сразу отстоять одну вахту, чем каждую ночь дробить по три часа. Но их мнение меня особо не интересовало. Какой толк вступать в бесполезные споры с теми, кто слыхом не слыхивал о Зове ведьм и, уж тем более, понятия не имеет, как противостоять Безликому искушению. Поэтому, я лично расставил посты, раскритиковав все альтернативные варианты, которые предложили торговцы.

— По-моему, ты с ними слишком строг, дядя, -попыталась устыдить меня Нера.

Я недовольно поморщился:

— Если они не дорожат своими жизнями, это их дело. Но лично я не хочу неприятностей из-за их форменного разгильдяйства.

— Неужели все так серьезно?

— Более чем, моя дорогая.

Теперь, наконец, и моя племянница стала менее легкомысленной. Притихнув, она насторожено покосилась по сторонам. Даже достала амулетный компас и минуту пялилась на неподвижную стрелку. И только убедившись в отсутствии мракаследа, задала следующий вопрос:

— Стало быть, дежурим по очереди?

— Иного выхода не вижу, — не став преуменьшать степень опасности, кивнул я.

— Да кто же, блин, засел в этой долбаной пустоши? У тебя хоть есть какие-нибудь предположения? Ну, чего молчишь?!

— А что сказать? — пожал я плечами. — Признаки очень существенные, но пока никакой конкретики...

— То есть, может быть, даже тридцатый порядок? — попыталась угадать племянница.

— Думаю, ступеней на пять пониже.

Нера уставилась на меня с явным недоверием.

— Но ведь в Срединном подданстве не осталось ни одной ведьмы ниже тридцатого порядка. Все хронисты это подтверждают. И слайдовые пособия. Я это хорошо помню, у меня по 'Истории мракобесия' была твердая пятерка. И начитывали нам ее несколько семестров подряд, между прочим.

— Это конечно похвально, — кивнул я в ответ. — Но только Отсталый мир нельзя загонять в привычные рамки учебного курса. Понимаешь, здесь никогда не было и не будет четких правил.

— А как же сезон Тишины? — решила блеснуть знаниями племянница. — Это между прочим научно доказанный факт. За последние семнадцать циклов популяция ведьм на планете сократилась на треть. А их активность и вовсе упала до коэффициента Локрехта. Дядя, да пойми ты, время этих тварей прошло! Конечно остались еще некоторые особи... ну там всякие оборотни, грендели и вульты. Но это скорее пережитки прошлого. А поистине сильных дочерей мрака больше не существует.

— А ты никогда не задумывалась, как это произошло? — задал я вполне закономерный вопрос, который обычно повергает в ступор не только преподавателей межпланетарной академии, но и всех унти-профессоров Сферы. Сотни раз его адресовали малому и большому конферату. Научной кафедре и еще бог знает каким службам и ассоциациям. Однако ответа так и не нашлось. Нет, конечно, появились десятки, а может быть, даже сотни гипотез и версий, но все они лопались как мыльные пузыри, потому что на планете не существует истины. Правда — это 'да', ее тут сколько угодно. Но у каждого она своя и одна правдивее другой. А вот истина, к сожалению, если и скрыта в недрах самого мрака, то вряд ли откроется так легко. И нам впору присвоить ей статус самого редкого артефакта.

— Если я не ошибаюсь, они просто поубивали друг дружку, всего и делов-то, — высказала очередное бездарное предположение Нера. — Так сказать борьба за лидерство...

Я наградил ее укоризненным взглядом:

— Не путай, мы сейчас говорим о людях, а не о животных. И ведьмы — это не стая клыкастых самок!

— Но ведь этой теории придерживается квастер Ружнек Жан. А он, между прочим, первый помощник Министра хронологии...

— ...который не провел на планете и пяти начальных вахт. — Все регалии знаменитого хвастуна тут же разлетелись в дребезги. — Нет, Нера, мнению таких как он не стоит доверять даже в самом крайнем случае.

Племянница согласилась, но последнее слово все равно осталось за ней:

— Скажи, а что именно ты думаешь о Вымирающем сезоне? Ты ведь провел это время здесь. Что тогда творилось в подданствах? И это правда, что инквизиция проявила себя не лучшим образом? Ведь это они устроили тотальную чистку без разбора?.. Или все было совсем не так...

— Думаю, дочери мрака просто затаились, до поры до времени, и ждут более удобного момента, — сказал я и поморщился от собственных слов.

Лагерь жужжал будто улей. Все обсуждали сегодняшний дневной переход. Кто-то был слегка взволнован, а иные напугано делились широтой собственного воображения. Если бы они только узнали, что стрелка моего компаса так ни разу и не пришла в движение, то сильно удивились. Впрочем, страх лучший помощник бдительности. Так что, пускай лучше трясутся от каждого шороха, чем расслабятся и угодят в смертельные силки зла.

— Ложись, я подежурю первым, — подойдя к костру, я присел рядом с Нерой. Заметив ее недовольный взгляд, спросил: — Что-то не так?

— Здесь просто ужасно, — пожаловалась ученица. — Невыносимый смрад. Я будто угодила в клетку с буйволами. Они хоть что-нибудь слышали о гигиене?

Я улыбнулся:

— Сильно сомневаюсь. Поэтому лучше привыкай. Дремучие времена, они такие. Здесь жизнь порой ценится меньше, чем хороший сон или сытная похлебка, а благородство граничит с лицемерием. Им пока еще слишком далеко до цивилизованного общества. Хотя если честно, не вижу в этом ничего плохого.

— Ты это серьезно?

— Конечно! — И заметив, что одного моего согласия ей недостаточно, я попытался объяснить: — Понимаешь, все, кто населяет эту планету, кажутся мне более живыми, чем жители Сферы. — На лице Неры отразилось непонимание. И тогда я задал ей вопрос: — Скажи, что отличает простолюдина от наместника?

Нера задумалась:

— Ну не знаю, наверное, в первую очередь, происхождение, высокое положение, наличие тугого кошелька и бесконечных титулов...

— То есть, по сути дела, ничего, — подытожил я.

— А еще образование, — мгновенно добавила ученица.

— Хорошо, — согласился я. — И образование. Только это ведь пустой звук. Человека без труда можно наградить громким именем, прописать ему высокородных предков, обрядить в шелка и набить его казну драгоценностями. Даже открыть ему различные премудрости не так сложно.

— Согласна. И что с того?

— Так вот и получается, что разница только в атрибутах. Иллюзии чего-то недостижимого. — Я дождался пока племянница переварит сказанное и продолжил: — Получается, что внутри данной системы... прости, планеты, все равны. Так?

— Ну допустим, — с неохотой кивнула Нера.

— А теперь возьми наше сверхсовершенное общество на Сфере и здешний люд... В чем же различие у нас?

Нера призадумалась:

— Ну не знаю... Самое основное это, наверное, знание. Уровень технологического развития, умение всем этим пользоваться... и еще...

— И еще пустой звук, — не стал я больше мучить племянницу. — Вот что я скажу тебе. Мы все люди и никакой прогресс не изменит в нас изначального, того, что заложено природой...

— Интересная позиция, — Нера поближе придвинулась к костру. — А как насчет магии... что это по-твоему такое?.. Тоже иллюзия или банальный обман? И почему испарина уничтожает нашу технику?..

Договорить мы так и не успели — с противоположной стороны, где я поставил двух дозорных и расположил перегруженные телеги, послышались встревоженные голоса. Северяне порой слишком громогласны, поднимают шум по любому поводу, а когда начинаешь разбираться, то понимаешь, что эта суета на пустом месте. Но на этот раз их беспокойство оказалось ненапрасным.

Человек стоял у самой кромки дороги. Худой, трясущийся, перепачканный с ног до головы. Вид его был настолько жалким, что способен был вызвать только сострадание. И все же я усомнился в подлинности того, что увидел.

Выставив вперед топоры и самодельные колья, дозорные сбились в кучу и с опаской поглядывали на жалкого оборванца.

— Кто таков? Откуда родом? — заметив меня, осмелел седой торговец с широкими кустистыми бровями.

Незнакомец ничего не ответил. Упав на колени, он просто тихо захныкал, закрыв лицо руками. Было видно, как его плечи мелко вздрагивают, а голова обессилено уткнулась в землю. Северяне переглянулись и медленно опустили оружие.

— Кажись, досталось ему...

— И не говори, жалко бедолагу...

За спиной послышался напористый бас рыжебородого. Глава гильдии был тут как тут. Растолкав дозорных, он приблизился к незнакомцу и, подняв того на ноги, хорошенько встряхнул.

— Хватит мокриться! Говори, кто таков? Откуда бредешь?

Мне отчего-то вспомнилась недавняя стычка у перепутья. А ведь все начиналось похожим образом.

— Я...они... пришли... пришли... Мы не знали... а они... спасти...

Больше незнакомец ничего не ответил. Внезапно он закатил глаза и упал прямо в руки рыжебородого.

— Живо к костру его! — скомандовал Ридрик-Ган. — И тащите живительного хмеля, будем поднимать этого мальца на ноги.

Никто не посмел ослушаться: все засуетились, отстранив меня в сторону. Толпа повалила внутрь лагеря, а я остался наедине со своими мыслями, догадками и сомнениями.

Нера всегда умела двигаться настолько бесшумно, что я слишком поздно почувствовал ее присутствие.

— Думаешь, это ловушка? — тихо спросила она.

— В здешних-то местах... в этом нет никаких сомнений. Обычным совпадением тут и не пахнет.

— Знаешь, а я с тобой впервые согласна.

Я приподнял рассыпанную мной горстку смешенного с землей порошка. Кто бы что ни говорил, а в этом мире надо играть против правил. Иначе пропадешь!

Этот оберег достался мне от АзимМурта, известного на все Южное подданство алхимика. Насколько мне было известно, он отказался стать изыскателем, но при этом всю свою жизнь посвятил борьбе с мракобесием. На излете лет он любезно презентовал мне парочку своих изобретений. Азим называл их Смеси предубеждения. Именно одним из них я и решил воспользоваться во время сегодняшней ночёвки.

Рассыпав порошок на ладони, я внимательно изучил гранулы. Цвет вроде бы не изменился, как это обычно бывает при контакте с порождениямимрака, но что-то он явно в себя впитал. Что-то весьма нехорошее. Гранулы были слипшиеся, тугие. Хоть часть дороги, где я рассыпал порошок, казалась абсолютно сухой, в смеси присутствовала некая вязкая влага.

— Что это может значить? — насторожилась Нера.

— Не знаю, — пожал я плечами. — Но могу сказать точно, сегодня нас определенно ждет бессонная ночь.

— Бессонная? — Голос ученицы дрогнул.

— Да.

Я стряхнул с кожаной перчатки остатки смеси и быстрым шагом направился к костру.

Игра в прятки. Начало

Незнакомец говорил складно и все по делу. Только с каждым новым словом, мое доверие к нему таяло на глазах. А вот северяне наоборот внимали каждому его слову и доверчиво кивали невпопад. История каменотеса из местечка Скрандвич-Валун, словно табачный дым, медленно покружив по округе, повисла над вечерним костром.

Каменоломня, где он трудился, располагалась всего в паре лиг от нашего лагеря, на Северо-восточной окраине Высохшего плато, которое не принадлежало ни одному из подданств и считалось Свободным перешейком. Добычей там занимались все кому не лень, от богатого промышленника до притязательного наместника. Камня хватит на всех. Наш рассказчик трудился на первом, а потому, самом глубоком месторождение. Уровень за уровнем они погружались в недра земли, создавая новые этажи и пролеты. Все шло своим чередом. С поставленными задачами каменотесы справлялись, за что содержатели платили весьма щедро. Никаких тебе чужаков или сторонних нахлебников. Правда бывали дни, когда работа ненадолго стопорилась. Открывая новый, более низкий уровень, они натыкались на подземных существ.

Стаи копателей жили на приличной глубине и раньше редко попадались на глаза. Но со временем, то ли люди стали забираться глубже, то ли копатели решили перекочевать ближе к поверхности, только столкновения между подземными жителями и каменотесами стали случаться все чаще и чаще.

Меленьких зубастых тварей с огромными белесыми глазами и вытянутыми крысиными мордами еще называли Каплунами или Рытелями. А кто-то и вовсе окрестил Исчадием штолен.

Когда в узких каменных коридорах каменотесы замечали маленькие сгорбленные фигурки, они незамедлительно зажигали зеленый фонарь и быстро выбирались наружу. За работу брались наемники-противоборцы.

На отсталой планете еще со времен вольных наместников существовало множество кланов противоборцев. Смелые лозунги, устрашающие гербы, блестящие на солнце доспехи — по сути своей красивая обложка с пустым содержанием. В ряды наемников набирали в основном простолюдинов, которые в погоне за звонкой монетой готовы были хоть к мраку в пасть, лишь бы набить тощий кошель. Ну а если повезет, то и прославить свое безродное имя.

Только ведьм после четвертой великой охоты становилось все меньше и меньше, а пустобрехи, лицемеры и хвастуны в латах росли как на дрожжах. За добрый десяток лет истории о кошмарных оборотнях и чернокнижниках приобрели привкус откровенного вранья. И вскоре единственным испытанием, которое проходил наемник, поступая на службу, было его умение трепать языком, а не управляться с оружием. Мир, погруженный в опасное варево борьбы со злом, постепенно усыпил собственную бдительность и превратился в вязкое желе мирного бытия...

— Сколько именно противоборцев охраняли вашу каменоломню? — поинтересовался рыжебородый.

— Не больше дюжины, — задумчиво ответил пришелец. — А во главе у них стоял трехбородый Гринвуд. Мерзкий тип, вот с таким вот огромным животом. — Он выставил вперед руки и изобразил нечто невообразимое. — Но силища в нем была еще та. Мог распиленный наполовину камень одним ударом расколоть на части. И оберег у него был особенный — клык северного Скавра. Это вам не шутки. Поговаривали, что его даже одичалые ведуны стороной обходили. Он ведь если мраковомуисчадию на хвост плюнет, так тот сразу пламенем запылает...

— Чей хвост? — не понял глава торговцев.

— Знамо чей, ведьмин, конечно, — пояснил каменотес.

Слушатели незамедлительно взорвались пустыми спорами.

— Нет и не было никогда у мраковыхсучек хвостов!

— Есть и еще не по одному, а целых два!

— Я сам видел...

— Да откуда тебе-то видеть, ты дальше собственного носа слепец-слепцом...

— Тихо, — наконец рявкнул рыжебородый и повернулся к пришельцу. — Не тяни, рассказывай дальше...

Тот кивнул и бойко затараторил:

— Так вот, все у нас шло своим чередом. Противооборцы гоняли каплунов, мы, знай свой дело, рубили, пилили и волокли наружу. А вечером до кухни добраться, вот и вся забота. И так было до тех самых пор пока к нам не пожаловал этот напыщенный мэтр. И откуда он только взялся на нашу голову, ума не приложу?..

— Мэтр? Какой еще мэтр? — с интересом уточнил я.

— Да-да, именно что ученый муж, — подтвердил каменотес, словно и не слышал адресованного ему вопроса. А потом, почесав затылок, все-таки соизволил пояснить: — Высокий такой, грузный. Да он, когда со своей кобылы слезал, двое наших спины ему подставили, чтобы на землю не опрокинулся. Он тогда покачал головой как-то вот так... осудительно, а его квадратная шапочка с двумя кисточками так съехала на бок. И знаете что, щедрый он оказался, дал нашим молодцам по звонкой четвертушке, представляете. Шершавую монету, будь она не ладна. А потом вот так вот сдвинул густые брови и рассмеялся, словно Слепой ворчун.

Собравшиеся возле костра вновь заголосили и принялись спорить, действительно ли Снежный ревун умеет смеяться или только изображает животный смех. А я тем временем задумчиво извлек из кармана перерисованный знак из дома Барбары и попытался найти хоть какой-то изъян в словах рассказчика. Конечно мэтр-изыскатель волен отправляться куда угодно. Но на край пустоши, в обычную каменоломню... В это мне почему-то верилось с трудом. А с другой стороны, запоминающаяся внешность Барбары, с такой точностью описанная каменотесом, исключала любое случайное совпадение.

Из всего услышанного можно было сделать только один вывод: в этом стоило разобраться и, желательно, как можно быстрее.

Спрятав листок, я уже собирался попросить рассказчика продолжить повествование, но меня опередил Ридрик-Ган.

— Поправь меня, если я не прав, но разве мэтрам дозволено путешествовать по опасным пустошам в одиночестве?

В ответ каменотес пожал плечами:

— Да кто его знает, господин торговец. Только ваша правда, не один он пожаловал к нам погостить. Был у него спутник. Не знаю кто таков, но точно не из наших мест. Одежда на нем была странная: плащ тонкий, с высоким воротником и широкополая шляпа прям как у Пыльных скитальцев. А еще металлическая трубка с деревянной чуркой за плечами, прямо как у вашего наемника. — Скрюченный палец указал в мою сторону, заставив окончательно запутаться в этой наполненной противоречиями истории.

— Вот как! Интересно, что в этих землях забыл еще один муренмук? — озвучил свои мысли рыжебородый. И по его взгляду я понял, что его вопрос был адресован исключительно мне.

Только не было у меня ответа ни для него, ни для себя.

— Рассказывай дальше, — приказал я каменотесу.

— Именно с этих путников и начались наши беды. Неделю вроде бы все было по-старому. Возле шахт они практически не появлялись. Уезжали с рассветом и возвращались с первыми звездами. А потом что-то произошло. Мэтр этот — знатный весельчак, начал творить ворожбу.

— Кто? Мэтр? Что за бред! Мэтры — ученые мужи, они не способны на такое... — Цыкнув, я вовремя остановил возмущенную Неру.

— Тише, — сильнее сжал ее руку. — Давай для начала дослушаем историю до конца.

— И то верно, — кивнул пришелец. — Слушайте и не говорите потом, что не слышали. Хотя, если честно, рассказывать-то особо и нечего... В общем, случилось это около полудня третьего дня. Когда должен был прозвучать трезвон на обед, наш уровень содрогнулся от внезапной тряски. Признаться, я такого никогда не видывал, клянусь старыми и новыми богами! Земля вздыбилась так, словно сами небеса обрушились на нас. Только не сверху, а снизу. И началось такое... — Тут его губы задрожали, и он резко замолчал. Опустив голову, рассказчик словно выпал из реальности. Но спустя какое-то время заговорил вновь. — Все, кто был в моей бригаде... все, все погибли... Шныря придавило камнями, а Хрипун с Вензелем-пронырой соскользнули в разлом, только их и видели. Рычок и Гигирь с братом, Варин и Глорик-сопля сгинули под завалами. Вот так прямо взяли и растворились, как будто и не было их вовсе! Понимаете? Мир словно с ума спрыгнул. Знаете, я многое повидал на своем веку, но такого... Точно не скажу, как мне удалось выбраться наружу. То ли была полночь или хмурое утро — у меня голова кругом пошла от свежего воздуха. Потом я мало что помню. Кажется, просто побрел в степь, подальше от каменоломни...

Над костром воцарилась тишина. Гробовое молчание, мрачные лица, скрытые тенью, тяжелые вздохи. Никто не знал, как реагировать на рассказ пришельца.

Выждав какое-то время, я осторожно кашлянул в кулак и все-таки задал мучивший меня вопрос:

— Скажи, но почему ты винишь в происшедшем именно мэтра? Должна же быть хоть какая-нибудь причина?

Каменотес вытер рукавом покрывшееся испариной лицо:

— Конечно есть, как без причин-то. И причины были и подозрения. Да я, между прочим, лично видел, как этот самый мэтр, будь он неладен, призывал отроковмрака, да простят меня вчерашние и сегодняшние боги. Водил руками и произносил слова на забытом языке.

— И что же потом произошло? Какие начались изменения? Свет погрузился в тень? Приступ тошноты? Или удушья? А может быть, все кувыркнулось с ног на голову?! — не особо доверяя рассказчику, с нажимом уточнил я.

— Вот это уж я не знаю, — нахмурился каменотес. — Я тогда со страху ничего и не разглядел. Но Григ-Хрипун рассказывал, что видел мэтра в глухой чаще, где тот занимался сбором незнамо каких трав. А когда ученый муж проходил мимо, он разглядел у него на шее сушенные крысиные лапки и змеиные хвосты-погремушки. А еще он поклялся, что различил струящийся по земле мрак...Так что, не убеждайте меня в обратном. Ученый муж и погубил всех нас, больше ведь некому.

Не став спорить, я прекратил свои расспросы. Каменотес жил в плену предрассудков, и ни его вина, что все происходящее вокруг воспринималось им сквозь призму собственной дремучести.

— Стало быть, никому кроме тебя не свезло? — предположил Ридрик-Ган.

— А кто его знает, — прикончив наваристую похлебку, пожал плечами каменотес. — Может кому и посчастливилось... Могу сказать только одно — бригаду Парпера-беззубого так и заперло на правом нижнем ярусе.

Внезапное молчание сменили осторожные перешептывания. Торговцы принялись живо обсуждать услышанное.

— Так что ж ты молчал-то?! — рыжебородый резко вскочил со своего места и решительным шагом направился к лошадям.

Северяне поддержали лидера призывным кличем. А вот пришельцу такой поворот событий явно пришелся не по вкусу. Побледнев и отстранившись от костра, он нервно замотал головой.

— Нет, послушайте, вы чего это удумали? Лично я ни за какие сокровища не собираюсь возвращаться туда! Вы слышите? Это же настоящее безумие!

Но рыжебородый только отмахнулся:

— Нельзя помочь одному, наплевав на остальных! Клянусь высокогорными покровителями, если мы не вытащим оттуда твоих товарищей, все вокруг проклянут нас на веки вечные!

— Да делайте вы что хотите, хоть к Хряпу в задницу, но только без меня! — облизнув жирные от еды пальцы, пришелец начал потихоньку отодвигаться от костра. — Вы просили — я рассказал, все честь по чести. Эх, да если бы знал, как вы собираетесь отблагодарить меня за мое сердечие, слова бы не вымолвил. — Внезапно его тон резко сменился. Упав на колени, он принялся жалобно причитать: — Прошу, добрые люди, не отправляйте меня в этот гиблый загон. — Всхлипнув он затих и с надеждой уставился на северян.

— Хватит болтать! — не став слушать стенания каменотеса, Ридрик-Ган резко скомандовал: — Борби-Вон, Хирепс-Зим, Файли и Шлек, по коням. — Двое здоровенных торговцев подхватили рассказчика под руки и потащили к повозкам.

— Не-е-ет! Не хочу-у-у! — завопил тот, но ему быстро заткнули рот. Затем, связав руки, перекинули через седло, и тогда он, наконец, смирился со своей участью и затих.

Я тоже молча поднялся и стал собираться. Подхватил карабин, заплечную сумку и взял жеребца под уздцы.

— А ты куда? — удивился рыжебородый.

— Прогуляюсь с вами на ночь глядя, — заявил я, проверяя седло.

Нера оказалась рядом и задержала меня в последний момент.

— Дядя, зачем? Это ведь небезопасно!

— Не волнуйся, — потрепал я ее по волосам. — Если какая тварь кружит по округе, то она сейчас где-то у каменоломни. А возле лагеря довольно спокойно. Так что, все будет хорошо. — Запрыгну в седло, я приблизился к уху племянницы и тихо произнес: — На всякий случай будь начеку. 'Паралининиг' используй только в самом крайнем случае... Слышала меня, в самом крайнем случае... — Я передал ей сверток и, отсалютовав, последовал за рыжебородым.

— Будь осторожен, — выкрикнула мне вслед Нера.

И я отчетливо услышал ее увязшие в тумане слова, но оборачиваться не стал. Сентиментальность — еще одна черта характера, которая не приживается на планете. Осязай мир разумом, а не чувствами. Иначе не получится. Правда для этого порой приходится идти на необоснованный риск. И в данных обстоятельствах я выбрал наименьшее из зол. Отправься Нера со мной, она подвергла бы себя куда большей опасности, чем в лагере. Откуда такая уверенность? Не знаю, обычное чутье. Удивительное качество, даруемое отсталым миром. Сначала ты ужасно боишься действовать, вроде как в слепую, без оглядки. А потом — ничего, привыкаешь. И начинаешь двигаться вперед по какому-то странному наитию, делать выбор и выходить из сложной ситуации победителем. Единственное, что мешало мне слепо довериться случаю, так это одно золотое правило: удача благоволит, а не служит! И когда-нибудь она отвернется от меня тоже. Просто пока еще не настало мое время, вот и вся арифметика.

Когда из-за возвышенности показались клубы черного едкого дыма, я заметил полный ужаса взгляд каменотеса. Заерзав в седле, он едва не свалился с коня, но крепкие руки северянина быстро вернули его на место.

— Признайся, муренмук, ты же не из пустого благородства увязался за нами? — раздался громогласный голос Ридрик-Гана.

— Обычное любопытство, ничего больше, — ответил я, не желая продолжать этот пустой разговор.

Но рыжебородый привязался не хуже укус-колючки.

— Любопытно было бы увидеть еще одного Пыльного странника в этих землях. Скажи, а разве членам вашего ордена позволено якшаться с мэтрами-чернокнижниками?

— А разве такие существуют? — я сделал удивленное лицо.

— Ну, ты же сам слышал, как каменотес поведал нам про...

— Ты хочешь обсудить очередную дорожную байку? — уточнил я.

Северянин призадумался:

— Получается, ты не поверил ни единому его слову?

— Я верю лишь тому, что размеры твоей смелости сопоставимы разве что с твоей глупостью, — наставительно произнес я.

Ридрик-Ган натянул вожжи и резко остановил коня.

— Да ты надо мной издеваешься! Мы уже миновали целую лигу, а ты мне такое заявляешь... Поворачивай-ка наз...

Я быстро прикрыл его рот ладонью.

— Цыц! Прекрати! Или ты забыл, что старые боги делают с трусами?!

Рыжебородый быстро заморгал, словно пытаясь припомнить заветы предков.

— Но ты же сам сказал, что слова каменотеса...

— Мои слова тоже всего лишь пустой звук. Да и стоит ли так слепо доверять какому-то пыльному страннику с драконьим оружием за спиной? — ответил я и сильнее пришпорил коня.

* * *

Вокруг царил хаос. Разоренные и выгоревшие постройки, разбитые повозки, витающий повсюду привкус обреченности. От водяной башни остались лишь остовы стен и расколотая черепица. Но главное, не было видно людей. Ни одной живой души или бездыханного тела.

Остановив коня возле наблюдательной вышки, которая зияла черными дырами бойниц, я взял горсть земли и потер ее в ладони. Запястье тут же откликнулось болью — механизм компаса работал безотказно. Изумруд на кожаном ремне сделался ярким, почти прозрачным. Я быстро сдвинул его в сторону и уставился на подрагивание стрелок. Нет, они не отклонились на градус или пол-оборота к полюсу . Все было гораздо хуже: их движение не поддавалось никакой логике. Основной указатель просто взял и сместился к Норду. На моей памяти подобное случилось лишь однажды, когда в Лейпстриг пришла Огненная чума, и десятки тысяч жителей в течение первой недели превратились в горы источающего ужасный смрад пепла.

Быстрым движением я расстегнул кобуру и взвел курок. Так стало немного спокойней, но ненадолго. Следом за волнением разум запутался в липком, волнующем страхе.

Однако эмоции, как я ни старался их скрыть, отразились на моем лице.

— Что происходит?!

— Помолчи, и не трепи языком, — приказал я рыжебородому.

Внимательно осмотрев башню, прогнившие ворота, перекинутые через засыпанный ров, я осторожно продвинулся дальше. От преграды, предназначенной защищать каменоломню, осталось совсем немного — углубление в половину в человеческий рост и шириной в жалкие десять ярдов. Внешне — настоящие руины столетней давности.

В проходе я остановился и медленно потянул ржавую петлю на себя. Противный звук иглой пронзил напряженную тишину.

— Ничего не понимаю, — прошептал Ридрик-Ган, и его голос заметно дрогнул. — Что здесь произошло? Такое разорение за пару дней?

Я только кивнул и не спеша двинулся дальше. Шаг, второй, третий... Внезапно резкий звук ударил в уши, заставив меня резко обернуться. Вниз, со стены, струилась длинная цепь, которая тянула за собой несколько искореженных ведер. Глухой удар, и на землю высыпалось их содержимое — белые отполированные до блеска черепа. Целая горсть, связанная между собой сгнившей веревкой.

Возмутителя спокойствия долго искать не пришлось. Я едва удержался, чтобы не отвесить ему звонкую затрещину. Тощий и узкоплечий северянин, совсем еще юный, только начала пробиваться темная борода, виновато потупил взор.

— Ну кто тебя просил ее трогать?! — вместо меня накинулся на него Ридрик-Ган.

— Да она сама как-то, — послышались неуклюжие оправдания.

— Все у тебя через одно место, Фарик-Сун! Оторвать бы тебе руки и утопить в отхожем месте!

Рыжебородый показал ему здоровенный кулак. А потом убедил меня, что сам решит эту проблему. Я не стал возражать. Да и в целом мне было плевать. Пусть проявляют изрядное любопытство, разевают рты, делают что угодно. Только не путаются у меня под ногами.

У ворот я внимательно прислушался к своим ощущениям. Стоит ли соваться в каменоломню, если все вокруг кричит об опасности?! А если все-таки рискнуть, то куда девать стоящих за спиной удальцов? Мне нужно искать ответы на интересующие меня вопросы, а не быть нянькой у пышущих бравадой неумех.

— Никому не переступать черту! Слышали?! Если хотите, ждете меня здесь, но не дольше, чем до рассвета. А еще лучше, возвращайтесь в лагерь, — принял я быстрое решение и направился к башням.

— А как же мы?.. — попытался что-то пролепетать рыжебородый.

— Вы приехали зачем — спасать? — уточнил я. — Так вот и спасайте себя. Кроме вас, — я покосился на черепа, — в помощи здесь уже никто не нуждается.

— Мы лучше подождем, — нахмурившись, заявил глава торговцев.

— Как пожелаете, дело ваше...

Оставив северян в раздумье, я вновь оказался возле двух округлых башен, которые равнодушно возвышались среди пустынных просторов. Руины — иначе не назовешь. Но именно в них, за иллюзорной чертой и пряталось нечто, сравнявшее каменоломню с землей.

Неприятный ветер ударил в лицо, заставив меня запахнуть высокий воротник. И хотя погода была прохладной, на лбу мгновенно выступила испарина — первый признак, что мои опасения не напрасны.

Проведя каблуком линию на земле, я наставительно указал на нее пальцем.

— Никому и ни при каких обстоятельствах не пересекать этот рубеж. Что бы ни случилось! Бегите куда хотите, но только не туда, — теперь моя рука была направлена в самый центр площади, где виднелись двух и трехэтажные крыши. Револьвер перекочевал из кобуры в руку, и я смело сделал шаг за губительную отметку.

* * *

В охоте всегда присутствует нечто сакральное. Наверное, все из-за крохотной, неуловимой мелочи, которая в один миг может превратить охотника в жертву, и наоборот. Но даже тогда исход противостояния будет тяжело предугадать. Заручись ты хоть поддержкой всех сорока богов. И неважно, какое оружие ты избрал — острый коготь или холодный металл, плевать! Гораздо важнее внутренний настрой. Кем ты ощущаешь себя? Жертвой или ее судьбой? Только как тут воодушевиться, когда впереди тебя кружит абсолютная неизвестность...

Раньше, лет эдак сто назад, на планете устраивались настоящие облавы на дочерей мрака. Все как полагается: с криками, факелами и сворой голодных собак. Будто идут не на человека, а на дикого зверя, которого легче замучить и растерзать, чем убить на марше. Но всему рано или поздно приходит конец. И у этой дикой забавы наступил роковой час. Ведьмы просто взяли и перевелись. Перестали селиться на отшибе деревень или в лесных ухабах. Теперь творимое ими зло стало сродни незримому проклятию. Именно так и появились Взирающие из тьмы . По силе и сути вроде ведьмы, а по повадкам — осторожнее ночных грызунов. Их шумными набегами не возьмешь. Таких неделями по лесам выслеживай, хрен сыщешь. Они как лисы по норам, забьются и переждут. Только ведь зло, которое они творят, мелкое. Так открыто, как здесь, новые ведьмы себя не проявляют. Но даже если это так, то почему мне так неуютно? И почему так сильно воняет тухлой рыбой?..

Вопросы, вопросы, одни вопросы. Я словно младенец, только народившийся на свет. Меня поражает и удивляет любая новая деталь. Раньше существовали четкие признаки опознавания ведьм. Они переходили из года в год, а теперь все изменилось. И каковы новые правила этого мира, пока остается загадкой. А, стало быть, все начинай сначала. Наблюдай, запоминай, прислушивайся, в общем, действуй, ученый!

Возле открытых складов и двух построек, напоминавших казарму, я осмотрелся. Пучки сухой травы колыхались на ветру, который весело завывал, гуляя меж каменных остовов. Осторожно заглянул в пустоту окна — огромные плиты в три яруса, а рядом выстроенные в ряд телеги и повозки. Но где же люди? Пусть обглоданные, растерзанные, изуродованные, хоть какие, неважно...

Завернув за угол, я остановился, принюхался и вновь сверился с компасом. Стрелки немного поуспокоились, но все равно показывали неимоверное присутствие мрака. И именно где-то здесь был его злосчастный эпицентр.

Я не обнаружил ровным счетом ничего, хоть и досконально изучил все вокруг. И это продолжало меня терзать, порождая массу догадок и сомнений.

Присев на одно колено, я приложил ладонь к земле и закрыл глаза. Опять никаких ощущений. Тогда я провел пальцами по крупным песчинкам, и неприятное предчувствие напомнило о себе, кольнув сквозь перчатку. Именно это ощущение заставило меня погрузиться в теплый песок и ухватить нечто плотное. Потянув это на себя, я извлек наружу берцовую кость, на которой болтался ошметок гнилой ткани. Неужели это все, что осталось от служителей каменоломни?

Осторожно вернул кость на песок возле каменной клади, поднялся и внимательно прислушался к тишине. Слишком спокойно — ни случайных звуков, ни запаха, ни-че-го. Пусто. Я словно угодил прямиком в иллюзорный мир кружевниц . Но верить в возрождение подобной силы я категорически отказывался.

Вокруг склада располагались жилые постройки, больше напоминающие выпотрошенные трюмы. Все перевернуто вверх дном, кругом крах и разруха. Я в очередной раз почувствовал постороннее присутствие. У последнего поворота я немного помедлил. Неприятные ощущения все-таки приобрели реальные очертания.

Тень резко промелькнула между домов и устремилась в мою сторону. Еще секунда, и она окажется прямо здесь. Выставив револьвер, я резко вынырнул на встречу и нанес удар ногой. Вслепую, наугад. Но ботинок угодил во что-то осязаемое.

— У кого-то слишком паршивый слух, как я посмотрю?

— Я пытался его догнать! — потирая живот, ответил молодой северянин и нахмурил лоб. Видимо, мои слова задели его за живое. Но это было только начало.

— Ты это серьезно? — Я почувствовал, как ненависть к представителям его народа разрывает меня изнутри. — Да как вы могли проворонить каменотеса?

Только сейчас Фарик-Сун сообразил, какая ужасная новость вырвалась из его уст.

— Мы отвлеклись, а он освободился и рванул сюда, за черту...

Его голос оборвался, он шмыгнул носом и затих.

— Кто кроме тебя попытался его изловить? — сурово поинтересовался я, заранее зная, что ответ мне не понравится. И мои опасения оправдались.

— Конечно, мы кинулись за ним все как один, — очень тихо ответил северянин.

В этот момент развалины ожили. С западной части каменоломни донесся протяжный звериный вой. Я выскочил на дорогу и заметил, как каменотес на четвереньках, словно загнанный зверь, двигается вдоль построек. Промелькнув возле склада, он мгновенно скрылся за высокой каменной башней.

Злость вылилась в ругань, не забыв припомнить скверным словцом неуклюжих северян и их недальновидных богов, позволивших тем совершить подобную глупость. И лишь затем я пустился вдогонку за беглецом. Чем быстрее доберусь до этого перевертыша, тем меньше торговцев он утащит к себе в нору. Впрочем, шансов помочь северянам у меня не так уж и много. Сбежавший каменотес — это полбеды, или я бы даже сказал, четверть. Гораздо сильнее меня заботила та неведомая особа, что умудрилась изменить окружающую нас реальность. И если кому-то из северян все-таки удастся вырваться из ее коварных силков, я расщедрюсь, и подарю ему свою обласканную всеми девятью ветрами широкополую шляпу.

Иногда они возвращаются. Кульминация.

Третий труп я нашел возле северного входа в штольню. Все один к одному: торговец лежал на спине, а его челюсть и шея были свернуты в бок, словно у игрушки страхли, что мастерят в Речном Подданстве.

Осмотр тела ничего не дал. Ни следов удушья, ни кровоподтеков, даже легких царапин. Никакого насилия в этой смерти нет и в помине. Быстрый взгляд коснулся песка. Тоже пусто. Следы отсутствовали в принципе.

Ладно, что еще? И в этот момент на помощь пришла наука. Компас слегка вздрогнул, но не изменил высокого значения. Получается, убийца использовал магический удар издалека. Картина, наконец, начала складываться как пазл. И все равно, достаточно туманно. Что именно использовала ведьма: заготовленное заклятие или внутренние чары? Тоже не факт. Тогда, может быть, ловушка? Эта версия больше подходила к обстоятельствам. И как я ее упустил.

Достав из кармана пару ржавых монет со стертым лицом наместника, который давно почил в могиле, я небрежно кинул их на песок. Самый эффективный способ уловить следы магических силков. Вначале монеты лежали спокойно, и я уже собрался было забрать их обратно, как внезапно позеленевшее брюхо одной слегка подскочило. Затем ее движение повторила вторая. И вскоре все четыре принялись прыгать, да так высоко, словно к нам приближался кортеж из тысячи лошадей. Тогда я нагнулся и, подхватив кругляши, воткнул их обратно в землю, но уже ребрами. На этот раз земля успокоилась, но ненадолго. Буквально через пару секунд песок забурлил, вздыбился, и на нем стали проступать многочисленные черные следы. Резкий запах мочи ударил в нос. Да, что ни говори, а ловушка была сделана мастерски, хотя и на скорую руку, словно мрак для неведомой колдуньи был чем-то обыденным. И как бы я ни гнал от себя опасные мысли, факты вещь упрямая. То, с чем я столкнулся на каменоломне, никак не вписывалось в привычные законы здешнего мира. Если бы мне предложили на выбор, задержаться в этом гиблом месте или убраться на Сферу, я бы не раздумывая выбрал второе. Только, увы, все уже было предрешено. Меня вели к какой-то неведомой цели, как шутовскую, сшитую из тряпок и лоскутов куклу. А мертвые северяне были для хозяйки этой игры всего лишь указателями. Ну а последней точкой должен был стать рыжебородый глава гильдии торговцев.

Песчаная буря налетела внезапно, мгновенно погрузив мир в пучину призрачных очертаний. Дома расплылись бледным пятном, и я окончательно перестал ориентироваться в пространстве. Да и время тоже закружилось в безумии вихря.

Защелкнув ворот и надев очки, я стал двигаться медленно, постоянно прислушиваясь к своим ощущениям. В глубине душе крепла уверенность, что меня не тронут, пока не придет время. Только плох тот зверь, который оставляет надежду вырваться из ловушки. А ведь именно в ней я сейчас и находился. И ладно бы, если просто попал в яму, так ведь сам захлопнул сверху решетку и задвинул засов.

Недалеко от меня, сквозь песчаный занавес, проступили очертания высокой, остроконечной башни. Ошибиться было невозможно — это сооружение располагалось как раз над центральным спуском в каменоломню. Разлом больше напоминал трещину, огороженную массивными каменными плитами. Я ловко запрыгнул внутрь и сбежал вниз по ступенькам. В полной мере ощутил ударившую в глаза темноту. Но это ничего, достаточно пары минут, и смогу различать даже мелкие детали. Отдышался, снял очки и подхватил масляную лампу, которая покачивалась на торчащем из стены крюке. Весьма предусмотрительно. Получается иду в правильном направление.

Кресало, искра, и вспыхнуло пламя. Приподняв фонарь над головой, я злобно оскалился и безрассудно шагнул в мрачную бездну. Знаете, я столько раз оказывался в подобных ситуациях, что давно перестал опасаться за собственную жизнь. Поэтому страх мгновенно улетучился, а его место занял жгучий азарт.

Для многих перегринов со временем планета превращается в игровое поле, а охота на ведьм — в единственную забаву. И я не стал для этого правила исключением. Вдоволь поохотившись на дочереймрака, я очень быстро потерял интерес к изучению феномена ведьм. На смену науке пришел охотничий инстинкт. И вот, спустя добрый десяток лет, мне посчастливилось наткнуться на Взирающую из тьмы. Уверен, что никто из моих коллег не сталкивался с чем-то подобным.

Ведьма была сильна. Безумно сильна. И те признаки, что я успел изучить возле каменоломни, поразили меня до самой глубины души. Страх смешался с нарастающим желанием разгадать очередной феномен этого странного, застрявшего в средневековье мира.

Я уже и забыл, как это здорово ощущать себя жертвой и охотником одновременно! Попав в первую залу, я наконец-то немного попривык к темноте. А вот с холодом совладать не получилось. Семь или восемь градусов пробрали меня до самых костей. И чем дальше я углублялся в лабиринт из широких коридоров, тем сильнее стыло лицо. Что это — природная особенность или очередная уловка здешней хозяйки? Почему-то я не сомневался в действии колдовства. Температура здесь не должна меняться ни при каких обстоятельствах. А вот силам мрака всегда было плевать на привычные законы физики.

Когда дорога разошлась на два ответвления, я остановился и сунул фонарь в небольшую нишу. Извлек из кармана крохотную шерстяную нить. Моя старая знакомая, сколько раз она выручала меня в самых безвыходных ситуациях. Меня! — ведущего ученого третьего цикла Сферы по изучению средневековых истоков, который по всем канонам должен верить только в доказанные теории, а не довольствоваться сомнительными наветами. Только есть одно 'но'. Еще лет сто назад я познакомился с понятием магия. И совсем скоро осознал, на что она способна. Любая научная гипотеза меркла перед очевидным превосходством магии. Именно поэтому я намотал на палец обычную нитку, способную уберечь меня от прямого воздействия колдовства. Обычное онемение, а какой удивительный эффект.

Что если дочьмрака решит, что я достаточно пожил на этом свете. Тогда у нее точно не получится заползти ко мне в голову. Шапочное безумие — довольно скверное заклинание. Сначала считаешь это каким-то наваждением, испытываешь легкое головокружение, а потом, бах! — и ты уже в ее власти. Что тебе прикажут, то и сделаешь. Если слишком болтлив — откусишь себе язык, а продолжишь сопротивляться — вырвешь глаза или вскроешь брюхо собственными ногтями.

Тусклый свет вырвал из мрака быстро удаляющийся силуэт. Неровной походкой он двигался зигзагом, словно лишившись равновесия. Я окликнул призрачное очертание. Незнакомец замер на месте. Выставив вперед револьвер, я поднял фонарь как можно выше. Конечно, свет не избавит меня от мандража перед неизвестностью, но уж точно поможет не промахнуться.

Я подошел ближе, на расстояние вытянутой руки и громко, чтобы хорошо было слышно, произнес:

— Хааарму ли грааад, маруука!

— Грубдааак, маренмук, — раздался тихий ответ.

Теперь я смог разглядеть своего собеседника получше. Тощий, будто жердь, он имел невероятно длинные руки, которые больше напоминали сухие ветки. Широкая голова с торчащими ушами и редкими волосками была сродни спутанной паутине. Из одежды на нем болтались лишь рваные лоскуты и тряпки.

— Руууфа галза, бленка! — продолжил я гнуть свою линию.

— Фааарук, градььь!

Тянуть больше не имело смысла. Выставив ствол, я направил его в затылок мертвеца. Разговор затягивался, а любая беседа с исчадием не добавляет шансов охотнику выйти из нее победителем.

Костлявые плечи проводника мелко затряслись, и коридор наполнился странным, протяжным хрюканьем. Мертвец изволил смеяться. Что ж, пускай, я не стану ему мешать и отплачу той же монетой, но чуточку позже. Терпеливо подождал пока безликий насладится эмоциями. Наконец, он остановился и зло рявкнул:

— Твой путь подходит к концу, перегрин. Огонь!

Выстрел хлестко ударил в спину. Но еще до того, как пуля нашла цель, фигура мертвеца распалась. Летучие мыши устремились в разные стороны, и уже через секунду я остался в гордом одиночестве. Проводник исполнил свое предназначение — приоткрыл завесу, породив еще больше недосказанности.

В конце коридора обнаружилась массивная дверь с тяжелыми замками и широкими распорками засовов. Я осторожно проверил механизм, который после непродолжительного напряжения все-таки поддался моему усилию. Раздался протяжный скрип, и проход открылся. В нос ударил ужасный запах затхлости. Хотя в этом не было ничего удивительного: крохотная комната была до отказа заполнена висельниками. Целые грозди мумифицированных тел, подвешенных за ноги к крюкам на потолке. Я остановился на пороге и сначала убедился, что узники действительно мертвы. Уже было собрался захлопнуть дверь, когда заметил небольшой рычаг. Нечто неуловимо знакомое пронеслось перед глазами. Осторожно потрогал рукоять, на конце которой красовалась эмблема — костер и черная маска с клювом, неизменный знак инквизиции. Запустил механизм. Цепи пришли в движение. Застывшие шестеренки разразились протяжным треском и безжизненные тела зашевелились. Смертельный хоровод поплыл в неспешном танце. Деревянная люстра в виде креста, заключенного в круг, приспустилась вниз и закружилась по часовой стрелке. Когда цикл завершился, я задумчиво вернул рычаг в исходное положение и повторил все заново.

Где-то в голове крутилась одна не дающая покоя мысль — мне все это знакомо. Слишком хорошо, чтобы быть обычным мороком. Указательный палец запульсировал сильнее, словно соглашаясь с этим суждением. Ведьмины уловки тут были совершенно ни при чем. Она не стала пытаться заползти ко мне в голову, а просто решила воззвать к давно забытым воспоминаниям.

Вернувшись обратно в коридор, я заметил, что от подземных стен каменоломни не осталось и следа. Неровности вытянулись, образовав ровные прямоугольники кладки. Путь осветил ровный ряд притороченных к кольцам факелов. Я точно был здесь раньше. Возможно очень давно, еще в прошлой жизни. Хотя, к сожалению, даже моя прошлая жизнь была прочно связана с этой ненавистной планетой.

Я развернулся и уже было собрался вернуться на поверхность, но вместо коридора уткнулся в каменную стену. Обратная дорога исчезла. Иллюзия все сильнее поглощала мое бренное тело. Вокруг витал призрачный туман, обволакивая своими лапами, которые царапали израненную душу. И почему-то я был уверен — это только начало кошмарного представления. Ведьма не собирается даровать мне скорую смерть. Нескончаемое мучение — вот что ей нужно!

Память возвращалась не сразу, а постепенно, яркими вспышками, будто я забрался на старый чердак и совершенно случайно обнаружил давно потерянный хлам. Но главное, я теперь припомнил название этого гребаного чердака! Орден Честолюбия и Благочестия, обитель Неутомимого противоборства, Кошмарная давилка воли... У этого места было множество названий, но самое первое, а потому самое правильное, помнили немногие. Цитадель истинного обличия — кажется так его нарек кардинал Люциус-Уверенный. Он был мудрым человеком и желал изменить этот мир к лучшему. Но как известно, даже самую замечательную идею можно испоганить до неузнаваемости. Именно это и случилось с цитаделью Истины. В попытке побороть зло, инквизиторы зашли слишком далеко. Не стоит даже вспоминать те изуверства, что видели эти мрачные стены. Достаточно отметить один примечательный факт: местных служителей, даже самые верные приверженцы благочестия за глаза называли живорезами.

Я медленно двигался по широкому коридору с арочным потолком, и факелы вспыхивали ярким светом в такт моим шагам. Напряженно вглядываясь в полумрак, я пытался предугадать действия Взирающей. Но все мои попытки, по сути, оказались тщетны. Потому что классифицировать наведенный ведьмой морок было абсолютно невозможно. Какой бы силой она ни обладала, создать такое количество зрительных образов разом — это уж слишком даже для колдуньи десятого порядка!

Когда достиг очередной развилки, я остановился и прислушался к тишине. Густая темнота опутала два узких прохода. Один уходил вверх, а второй, как и полагается, терялся где-то в недрах подземелья. Я попытался осветить себе дорогу, хотя бы на пару ступенек, но маслянистая пустота стеной встала на защиту своих владений. Настойчиво выставив светоч, я услышал неприятный треск. Стекло фонаря пошло паутиной, и крохотный огонек внутри испуганно заметался по кругу. Одернув руку, я заметил на ней широкий рубец. Только выглядел он как давно забытое воспоминание — бледный, с засохшими краями и тонкой пленкой в глубине раны.

— Стало быть, не пускаешь меня? — обратился я непонятно к кому.

Но ответ все-таки последовал. Странное улюлюканье, сопровождаемое протяжных воем.

Ждать пришлось не очень долго. Уже через пару секунд тьма попятилась в проем, ведущий наверх. Именно там появилась знакомая фигура каменотеса. Правда узнать его в истинном обличии оказалось не так-то легко. Тощее тело вытянулось почти в струну, а задние ноги сложились в обратном направлении, словно у кузнечика. Но самое большое изменение претерпело лицо — фасеточные глаза, ввалившийся нос и зашитый нитками рот. Похоже, ведьма предпочитала держать при себе молчаливых слуг.

Каменотес дождался пока я поставлю фонарь на землю и резко прыгнул на потолок. Теперь он взирал на меня сверху вниз, нелепо свесив голову.

— Следуй за молчаливым кузнечиком, — перефразировал я выражение из одной очень известной старой сказки. — Ну что, веди меня к своей хозяйке...

Фасеточные глаза сузились, потом вновь расширились, и слуга резко рванул вглубь коридора. Только вот я не спешил идти у него на поводу. Если уж погружаться в омут с головой, то надобно хотя бы прочесть перед этим спасительную молитву.

Я покопался в дорожной сумке и извлек оттуда блестящие остроконечные патроны. Те, что годились для обычных людей, мы оставим на потом. Здесь нужен был иной набор. Сначала перезарядил револьвер. Затем принялся за обереги. На первый взгляд они выглядели как ничем непримечательные безделушки, но на деле были весьма эффективными средствами против влияния мрака. Начал я с шафрана — растер им руки, так чтобы запах стал устойчивым. Затем съел пригоршню сушеных фиников. И в конце зажал зубами старую монету. Предрассудки? Возможно. Но именно эти вещи в далеком Арбаде спасли мне жизнь, когда я ловил одного одичалого смрада. К тому времени, когда я напал на его след, он успел загрызть почти половину местных добровольцев-охотников и двух служителей святой обители. Впрочем, тогда было намного проще. Я был молод и способен испытывать страх. Именно он делал меня осмотрительным, заставляя обращать внимание на любые, даже самые незначительные мелочи. Что же случилось со мной за эти годы? Неужели я растерял все чувства по дороге? Наверное, так оно и есть. Перегрины в этом вопросе слишком опрометчивы. И ничего с этим не поделаешь. Нам безумно тяжело принять техническую ущербность этого топчущегося на месте мира. Но еще тяжелее попытаться осознать тот факт, что колдовство здесь поважнее всех научных открытий вместе взятых. И именно в этом наша основная ошибка...

Лестница вела ни вверх, а вниз. Как такое может быть? Если руководствоваться логикой, можно сломать голову. А если взять на веру законы планеты, получишь очередную иллюзию. Неизвестно какая по счету, но довольно искусная. Сначала я поднимался по ступеням, но вдруг следующая опора ушла из-под ног, и я передвигался уже в другой плоскости. А обернувшись, обнаружил, что все это время шел вниз.

Слуга перемещался короткими перебежками. То резко рванет, то остановится и ждет меня, застыв будто изваяние. Но на последнем отрезке он внезапно совершил прыжок и исчез между стен. Видимо, его миссия подошла к концу, но он решил не объявлять об этом во всеуслышание.

Перед широкими резными дверями я остановился и несколько раз постучал массивным кольцом, которое выступало из носовой части оскалившегося волка. Секунда, и створки разъехались в стороны. По бокам от двери застыли двое угрюмых инквизиторов. Учтиво поклонившись, они так и не распрямили свои спины.

Зал был узкий, со множеством пузатых колонн, стрельчатыми арками и потрескавшимися фресками, которые украшали серые стены. Привратники быстрым шагом, все в том же согнутом состоянии, перемещались вдоль колонн. Я последовал за ними. Дошел до середины зала и уставился на широкий металлический трон, утыканный острыми иглами шипов.

— Рваанге фиолссе, моренмук, — раздался чей-то властный голос.

Я покорно прошел вперед и только сейчас окончательно зацепился за воспоминание. Что-то кольнуло в груди. Знакомое место. Настолько знакомое, что мороз пробежал по коже, а к горлу подступил неприятный ком.

Иногда человек упрямо сторонится своего прошлого. Но в большинстве случаев он стремится его сохранить любой ценой. Картины, фото, звуки, записки или простой разговор. Так это происходит в обычном мире. Но только не на Отсталой планете, которая и здесь продемонстрировала свою оригинальность. Давно забытый день ворвался в меня острым уколом боли. Невозможно было поверить, но одна из дочереймрака, которую я предал праведному суду, вернулась в этот грешный мир, словно огненный феникс, восставший из пепла.

Внутренняя дверь, которую обычно использовали для слуг, медленно распахнулась. В зал ввели юную деву. Следя за мрачной процессией, я видел, как инквизиторы начинают ужасный ритуал очищения. Тогда, много лет назад, я отказался выступать наблюдателем этих зверств, но сегодня мне вновь предоставили такую возможность. Правда на этот раз без права выбора.

Юную деву подвели к трону и освободили от грубых, режущих кожу веревок. Она провела ладонью по рубцам на запястье и с отвращением покосилась на острые поручни. Стриженная голова недовольно дернулась, и дева отступила в сторону, словно не веря во все происходящее. Какой бы невозмутимой не выглядела эта ведьма, страх уже давно сковал ее своими липкими колючими сетями. И предстоящие страдания вынуждали ее соглашаться на любые унижения, лишь бы избежать кровавого очищения.

Я всем сердцем ощутил нарастающий ужас. Ведьма упала на колени и, сложив ладони лодочкой, попыталась вымолить прощение. Но живорезы были непреклонны. Схватив ее под руки, они усадили несчастную на трон и затянули широкие ремни на запястьях.

Она кричала, сопротивлялась, но было слишком поздно. Пыточный механизм уже привели в действие. Белая холщовая рубаха, в которую была облачена колдунья, окрасилась алым. Исказившееся от боли лицо, вопли проклятий и монотонный голос инквизитора, зачитывающий перечень прегрешений. Все это растворилось в тишине. Воспоминания слились с увиденным воедино, заставив ощутить некую опустошенность. Ведьма добилась нужного эффекта.

Гримаса боли сменилась хищной улыбкой. Ее спина распрямилась, и теперь она гордо восседала на колючем троне, будто и не чувствовала боли. Скинув балахоны, инквизиторы разоблачились, встали по правую и левую руки от хозяйки. С одной стороны — каменотес, с другой — проводник без лица. Он все-также показывал мне свою сгорбленную спину, рваные лоскуты одежды и застарелые раны. Все что угодно, только не лицо.

— Добро пожаловать ко мне в гости, муренмук, — довольная собой произнесла ведьма.

Сильнее стиснув монету, я успел подумать, что увиденное мной никак не может быть правдой. И собеседница тут же ухватилась за эту мысль.

— Зря ты так думаешь, моменраг. В этом мире возможно все! И знай, что теперь будет иначе! — Каменотес и Безликий принялись тихонько хихикать. Один — немного пофыркивая, второй — изрыгая хрипы и свист.

Уняв внутреннюю дрожь, я медленно поднял револьвер и направил его на ведьму.

— Очень своевременно, пыльный странник, — улыбнулась она, обнажив окровавленные зубы. — Только даже твое оружие не сможет остановить нас. Начало положено! Понимаешь? И ни тебе, ни твоим братьям, сошедшим с небес не искоренить новое войско Всевышнего.

Я слегка придавил спусковой крючок, смех тут же прекратился.

— Хочешь попробовать? — удивилась колдунья. — А ведь я была о тебе лучшего мнения...

Выстрелы разнеслись по залу и отразились от стен глухим эхом. На лбу ведьмы образовалась маленькая точка, из которой медленно засочилась кровь. Остальные пули достались проводникам. Багровая струйка потянулась вниз к переносице и закапала на белоснежную рубаху. Ведьма смахнула каплю, попробовала ее на вкус и удовлетворенно кивнула.

— Я расцениваю это как ответ, — ее глаза блеснули в темноте. — Решил помериться силами, муренмук? Хорошо, я принимаю твой вызов. Но учти, наш мир изменился. И теперь мы не будем безропотно наблюдать, как люди со звезд диктуют нам свои условия. Мы стали другими, и скоро ты почувствуешь это на своей шкуре.

Вместо ответа я снова нажал на спусковой крючок. Прекрасно понимал, что это ничего не изменит. Просто сдали нервы.

Но на это раз эффект оказался иным: никаких следов, никаких последствий. Словно я стрелял холостыми или того хуже, изобразил выстрел голосом.

Ведьма медленно встала и одарила меня пренебрежительным взглядом, словно перед ней оказался склизкий червяк. Резко хлопнула в ладоши. Верные слуги сдернули бурый занавес, который висел за ее спиной, и моему взору открылись первые жертвы новой войны. На огромных деревянных кругах были распяты двое: мэтр Барбара Учтивец и перегрин Вацлав Тропарев. Ужасное зрелище заставило стиснуть зубы. Из ладоней и коленей несчастных торчали шляпки гвоздей, а животы были выпотрошены, как у рыб.

Заметив мой полный ужаса взгляд, ведьма только улыбнулась и направилась к выходу. У высоких резных дверей она остановилась и не оборачиваясь произнесла:

— Не стой на месте, муренмук, охота на Лунных бродяг уже началась. Но тебе уготована особая роль — оказаться в арьергарде этого чествования. Увидеть многое, но не все. Ощутить боль, но не собственную...

Успеть до заката. Развязка

Дорога в лагерь заняла невероятную прорву времени. И как бы я ни спешил, все равно не успел. Заходящее солнце застало меня на смертельном пепелище.

Я склонился над рыжебородым и, стараясь сдержать нахлынувшие эмоции, спокойно спросил:

— Кто это сделал?

Но тот, кажется, меня не услышал. Заткнув уши, он отчаянно катался по земле, а изо рта вылетали кошмарные звуки, отдаленно напоминающие хрюканье. Видимо, здорово ему досталось.

То, как выглядел лагерь, не радовало. Полностью выгоревшие участки перемежались с раскуроченными телегами. Ведьма потрудилась на славу, не пощадила никого, даже бродячих собак, которые прибились к обозу по пути.

Я остановился у кромки, где скопилось самое большое количество мертвецов. Ужасное зрелище: выжженные глаза, вырваны языки и ленты кишок. Но главное, у всех отсутствовал левый мизинец. Обрядом здесь и не пахло, обычная варварская жестокость.

Прочитав короткую молитву, швырнул в груду сложенных тел факел. Ярко-зеленое пламя, шипя и разбрасывая снопы искр, принялось за свое дело. Но на этом моя работа не окончилась. Нужно было еще притащить сюда всех до единого: срезать с виселиц, повытаскивать из ближайшего рва и, самое сложное, стянуть мертвецов с воткнутых у дороги кольев. Теперь можно было слегка отдохнуть и приниматься за рыжебородого.

Присев на случайный тюк, я раскурил маленькую трубку из шептун-дерева. Слегка сладковатый табак немного отвлек, рассеял кошмарный запах горелой плоти, который, казалось, насквозь пропитал мою одежду. Мысли хаотично кружились в голове, вызывая лишь отторжение кошмарной действительности. Никогда в жизни я не сталкивался с такой беспощадной жестокостью. Обычно мракобесы совершали свои злодейства скрытно, тщательно маскируя нападения под несчастный случай. И не было в этом ничего удивительного, ведь за любой шалостью неминуемо следует возмездие. Но в данную минуту, в этом самом месте, рушились все мыслимые и немыслимые законы. Дочьмрака совершила эти злодейства открыто. Даже можно сказать, вызывающе. Так что, теперь ее слова о приближающемся возмездии уже не казались мне бредом.

Докурив, я склонился над тем, кого уже коснулась тень безумства. Рыжебородый особо не сопротивлялся, когда я ухватил его за шкирку и прижал вялую руку ботинком к земле. Затем принялся сшивать рукав длинной серебряной иглой. Невидимая нить сплелась в два стежка. То же самое я проделал со второй рукой пленника. Проследив за моими действиями, бородач сначала разразился истеричным смехом, а потом внезапно притих. Я старался не обращать на него внимания. Если ведьма не выпотрошила главу гильдии как остальных, значит припасала для своих дел. Неужели решила состряпать очередного проводника? Но в отличие от ее приближенных, тех самых, что я повстречал на каменоломне, здесь мне стоило потрудиться. Выудить из уст заговоренного нужную информацию будет не так легко.

— Ржааагг сваааааррррр, хуууууууу, — нараспев заголосил Ридрик-Ган.

— Можешь не скулить, — предупредил я безумца и начал действовать.

Стоило торопиться. Если до первой звезды я не вырву из его глотки припасенные для меня слова, то потом не стоит даже стараться. Все фокусы против ведьм действуют только при свете солнца, а с приходом сумерек они — как мертвому припарка.

Надавив на лоб бородача ладонью и с силой сжав его скулы, я все-таки исхитрился вставить ему в рот монету. Он, прикованный к земле, сначала прикусил металл, замотал головой, а затем резко выплюнул данное мной лекарство. Из уст рыжебородого повалил пар. Жалобно заскулив, он предпринял очередную попытку вырваться из созданных мной оков.

— Жаааар нииииии скрии! — хрипя выдал из себя безумец.

Недолго думая, я вынул вторую монету и теперь прижал ее большим пальцем ко лбу северянина. Вокруг кругляка мгновенно появилось покраснение, тут же сменившееся ожогом. Тот взвыл пуще прежнего.

— Говори, что велено, и убирайся прочь! — приказал я.

Рыжебородый задергался, пытаясь избавиться от серебряных нитей на рукавах. Но заговоренная струна оказалась сильнее его вялых потуг. Тогда он резко дернулся и, все-таки, заставил меня выронить заветный кругляк. Я невольно выругался. Извалянная в крови монета мгновенно потеряла свои свойства. Теперь хоть об штанину вытирай, ничего не поможет.

Нужно было придумать что-то еще, иначе проводник отправится в мир иной, так и не сообщив адресованное мне послание. Я покрутил головой и заметил валяющиеся неподалеку украшения, в основном ажурные сережки и мелкие кольца. Все складывалось весьма и весьма удачно. Металл, из которого были изготовлены эти побрякушки, мог изрядно упростить задачу.

Желтую медь я узнал сразу. Неприхотливый и, в то же время, весьма требовательный элемент. Здешние шарлатаны научились соединять его с алюминием и часто выдавали полученный сплав за золото или бронзу. Но в данном случае я решил применить латунь совсем не по назначению. Подхватив котелок и пару сережек, я решительно направился к костру.

Если бы я мог спасти несчастного, то все равно не стал бы этого делать. Предав своих собратьев, он совершил слишком много ошибок, которые невозможно смыть даже собственной кровью... Не послушал Фарен-Гата; отказался нанимать противоборцев; ну и самое главное, доверился каменотесу и оставил лагерь без должной охраны. И самой страшной ошибкой стало то, что он сбежал с каменоломни, чем обрек своих соплеменников на верную смерть.

Когда я заливал расплавленный металл ему в глотку, он еще сопротивлялся. Но потом затих, закатил глаза и вскоре начал говорить.

— У меня не так много времени, мооооонраг. — От его заутробного голоса меня пробрал мороз. — Спрашивай, Пыльный странник, чего хочешь услышать?

— Где моя племянница? Куда ее забрала та, кому ты прислуживаешь? — других вопрос у меня не было и быть не могло.

— Продай последнее на базаре Оборванцев. Может быть тогда станешь умнее! — выдавил из себя рыжебородый.

— Что? О чем это ты?!

— Обреченным ни к чему силы, им нужен лишь разум, — и вновь булькающий смех.

Он пил запретный металл, продолжая издеваться надо мной. И мои нервы, наконец, сдали. Я вылил варево все без остатка, запечатав его рот куском какой-то ткани, подцепленной в грязи.

— Будь ты проклята! — поднялся я на ноги полный решительности, но к сожалению, совершенно не зная куда ее применить.

В этот момент живот рыжебородого стал надуваться, и, достигнув невероятных размеров, резко осел. Кляп вывалился, и изо рта полезли огромные черные жуки. Целые полчища этих тварей устремились в мою сторону. Единственное, чем я мог сейчас защищаться, это неподвластная мраку стихия жара. Подхватив факел, я выставил навстречу жукам пламя. Шуршащий звуки сменился воем, словно заживо сгорало какое-то животное, а не крохотные насекомые. Отбросив факел в сторону, я последний раз уставился на Ридрик-Гана. Теперь его тело напоминало мумию: скрюченные, будто коряги, руки, сухое лицо и ввалившейся глаза.

— Не самая лучшая смерть, — сказал я ему и добавил распространенную здесь поговорку: — Покойся в свете без тени.

Костры постепенно догорали, распространяя по округе тяжелый едкий запах жаренной плоти. Через силу я все же перекусил и уже собирался седлать коня, когда начал накрапывать мелкий дождь.

Пустые звезды! Что за гребанная погода, будь она неладна! Поправив воротник, я застегнул седельную сумку и с некой обреченностью уставился на небеса. Свинцовые тучи массивными клубами ползли с востока. Прогноз был неутешительным — такой дождь если зарядит, то может не только размыть тракт, но и застопорить Развинскую переправу. Впрочем, мне было все равно. Ведьма припасла меня на закуску, а стало быть, единственное, что она способна сделать, это размыть мой путь до основной цели. Убивать точно не станет. Для нее это игра. Но игра с противником, которого она опасается. Именно по этой причине она забрала Неру, а не прикончила ее вместе с остальными северянами. Ведьме нужна страховка, и теперь она может чувствовать себя в безопасности.

Стоило взглянуть на извилистую змейку дороги, как громогласные ругательства не заставили себя ждать. Беда и непогода, будь они неладны, никогда не приходят по одиночке! В направлении к лагерю двигалась небольшая процессия: восемь всадников и массивная черная карета с мелкими деревянными фигурками горгулий. Только инквизиции мне и не хватало. Но пытаться улизнуть от вынужденной беседы все одно не получится. Острые капюшоны наверняка уже заметили мою одинокую фигуру, окруженную дымными столбами, и не упустят возможность задать интересующие их вопросы.

Люди в черных одеждах с символами воинов очищения спрыгнули с коней и поспешили к карете. Подставив ступеньки, они помогли кардиналу Гардиушу Блану сойти на грешную землю. Его святейшество с размаху наступил в лужу, поморщился и цыкнул на одного из прислужников. Тот незамедлительно раскрыл парасоль с костяной ручкой.

— Доброго дня тебе, перегрин, — скрипучим голосом произнес кардинал.

Представитель святого ордена был сух и стар, как лишенное влаги дерево. Его бледная кожа, изрубленная глубокими морщинами, скрывала свою шероховатость под толстым слоем пудры, а шею украшал высокий белый воротник. Взглянув на меня своими маленькими близко посаженными глазами, кардинал звонко чихнул. Один из инквизиторов сразу оказался поблизости и подал святейшеству платок. Прочистив нос, кардинал придирчиво оглядел обугленную гору трупов и нервно оскалился. Его крохотные острые зубки заскрежетали, издав неприятный звук.

— Это то, о чем я думаю? — поинтересовался он.

— Зная вашу подозрительность, уверен, что да, — кивнул я.

Кардинал тяжело вздохнул.

— Никаких сомнений?

— Более чем. Теперь ваш враг решил играть в открытую. А то, что вы лицезрите здесь, лишь демонстрация ее необузданной силы.

— И кто же на этот раз решил бросить вызов святому ордену? — с подозрением спросил кардинал.

Я остановился и покосился на собеседника.

— На церковь? Простите, ваше святейшество, но думаю вызов брошен мне, а не вам.

Хмурый взгляд вскользь коснулся меня, а потом быстро уставился на обугленный каркас повозки.

— Занимательный выбор. Вопрос только, почему? На моей памяти дочеримрака никогда не испытывали ненависти к Лунным странникам. Или я все-таки ошибаюсь?

— Нет, вы абсолютно правы.

— Тогда что же произошло? — продолжал выспрашивать Гардиуш. — Разве что-то изменилось?

— Сезон, — выдал я предположение, которое давно уже крутилось у меня на языке.

Кардинал цокнул языком и прижал к губан сложенные лодочкой руки. До меня донеслись обрывки молитвы. Кажется, это была Просьба святого Луцеха о даровании силы.

— Скажите, как долго вы присутствуете на нашей земле?

Разговор поворачивал в интересную сторону. Кардинал пренебрег Договором, который запрещал открытое обсуждение истинной природы нашего происхождения. Ведь любые вопросы, касающиеся небесного прихода, не могли адресоваться перегрину лично или путем письменного обращения.

— Достаточно, чтобы сделать определенные выводы, — уклончиво ответил я.

— Этого я и боялся, муренмук. Этого я и боялся.

Кардинал отошел в сторону и поводил носом, совершил небольшой круг почета. Сопровождавший его инквизитор, держащий парасоль, несколько раз указал Его преосвященству на глубокую лужу, но тот, кажется, не услышал предупреждения. Остроносые ботинки со всего маха угодили прямо в вязкую жижу. Но кардинал даже не поморщился. Шепча себе под нос что-то неразборчивое, он через пару минут вернулся ко мне, и вместо каких-либо расспросов, начал рассказывать одну весьма примечательную историю.

— Вот что я вам скажу, мой дорогой странник. Свое служение в церкви я начал с простого послушника. И знаете, что именно входило в мои обязанности? Я выслеживал по лесам оборотней волколаков и превращал их в прекраснейшие чучела. У меня было четкое указание моего тогдашнего наставника: в день по одному перевертышу. Неважно какому, матерому или совсем еще юнцу. Представьте себе, новая жертва с каждым рассветом. Представляете? И хотя в то время в Сухом буераке водилось много всякой дряни, изловить оборотня за двадцать с небольшим часов... Такого чуда я не встречал даже у восточных заговорников.

— И как же вы вышли из сложившейся ситуации?

Кардинал натянул хищную улыбку:

— Очень просто! Вместо оборотней я вылавливал и убивал обычных волков. Ставил капканы, рыл ловушки или использовал метательное оружие. А потом, в своей мастерской, доводил действительное до желаемого результата. Так сказать, творил кошмарные чучела. Вставлял им дополнительные зубы, клыки, пришивал рога и разукрашивал шкуру в темные тона. Знаете, у меня получались исключительные волколаки. От этих произведений искусства кровь стыла в жилах, и даже мой наставник признал меня истинным поборником кошмара. Таким образом, за полгода я истребил больше трехсот этих, по большому счету, безобидных тварей... Как вам такое?

Мне ужасно не понравилась эта история. Насколько я знал неуемный нрав Гардиуша и его любовь к различным интеллектуальным схваткам, он всегда выражал свои мысли весьма витиевато. Но в данном случае смысл оказался более чем прозрачный. Кардинал настойчиво не желал верить в надвигающуюся на его вотчину опасность.

— Ответьте, а что произошло с тем злом, что в это время затаилось в лесу и переждало охоту? — Я с укоризной посмотрел на Его святейшество.

Гардиуш долго молчал, не сводя с меня глаз, а потом грустно улыбнулся и ответил:

— Да не было в тех чащобах никаких волколаков. Ночью будешь со свечой лазить, а ни одного не сыщешь.

— А здесь?

— А что здесь? — Кардинал остановился возле тела рыжебородого.

Изувеченное лицо, яркие пятна застывшего металла возле рта, и никаких жуков.

— Ничего особенного я здесь не вижу, — откровенно признался он. — Лицедейство чистой воды. Жутковато, конечно, но муренмуки по-другому не могут. У вас все никак у людей. Чудное оружие, странные законы и невиданные доселе наряды. Разве не так?

— Так, — согласился я. — Только актерское искусство тут ни при чем.

— Разве?

Острый мысок кардинальской туфли пренебрежительно коснулся щеки северянина. Голова мертвеца повернулась вправо, и на землистом лице расползлась заметная трещина, будто оно вдруг стало фарфоровым. Последний жук выполз из темного зева, покружил вокруг представителя инквизиции, и был раздавлен каблуком старого скептика.

— Я выставил своих чудо-волков напоказ возле площади Ля-Боже, что в восточном Крагене. Вы наверняка слышали об этом удивительном месте? — опять ударился в воспоминание Гардиуш.

— Безусловно, — немного рассеяно кивнул я.

— Так вот, — продолжил кардинал. — Они простояли там целую неделю. Народ не уставая рукоплескал умелому охотнику. Дородные матроны вскрикивали от страха, а опытные егеря дули губы, оценивая мою смелость. В общем, я добился нужного эффекта. А еще местный капитан выписал мне премию, да такую, что три дня кряду я не вылезал из забегаловки одноглазого Хряба-Зяблого. И все было бы ничего, до той самой поры пока дождь и утреннее солнце не внесло свои коррективы в мою искусную мистерию. От ужасной коллекции остались лишь цветные лужи и отпавшие клыки. Я был на грани провала. И если бы не моя смекалка, уже к полудню я отхватил бы порцию плетей или того хуже — был подвешен вверх тормашками на щит позора.

— Но этого не произошло? — В том, что юному лжецу удалось выкрутиться, я даже не сомневался.

— Я просто поделился, — отмахнулся кардинал.

— Чем?

На лице Гардиуша проступило удивление.

— Содержимым кошеля, разумеется. Всего пять монет, и ночной смотрящий взял на душу грех, а в дрожащую руку — факел. Немного соломы и случайная искра поставили точку в этой забавной истории... Короче, полыхнуло так как надо. Чучела сгорели все до единого. От самого первого горбатого волколака, до последней семьи клыкастых выродков. Ох, какой же был костер. Под звон колоколов и вопли напуганных горожан я распивал бутылку красного Бургеле и радовался своей природной изворотливости. Это было началом настоящего безумства. И знаете, о чем я тогда мечтал? У меня было жгучее желание, чтобы вместе с моей лживой коллекцией сгорел и весь этот жалкий городишко. Ничего страшного — там, где пять, заполыхает и шестой...

На последнем слове кардинал затих, и в его взгляде появилась некая хитринка.

— Зачем вы мне все это рассказали? — заранее зная ответ, поинтересовался я.

— А вы не догадались? — в очередной раз огорошил меня вопросом Гардиуш. — Я подвел свою историю к тому, что сейчас творится вокруг. — Теперь кардинал решил не ходить вокруг да около. — Я вам открыл часть своей жизни, и хочется получить взамен такую же любезность. Безусловно, я понимаю, что ваша честность ограничена Первым договором... И все же, ответьте хотя бы на один единственный вопрос: зачем муренмуки устроили такое светопреставление? Я не имею права требовать, но попросить...

За пеленой интриг и обмана истина порой кажется такой невероятной, что вызывает устойчивое отрицание. Гардиуш, конечно, осознавал, что здесь не все так просто. Но тогда почему он настойчиво не хотел замечать очевидных следов мрака? У меня не нашлось ни одного варианта. Поэтому я решил продемонстрировать кардиналу еще пару вещей, которые, по моему мнению, заслужили его особого внимания.

— Стало быть, выдумка, — заключил я.

Кардинал коротко кивнул, соглашаясь.

— Тогда я попрошу ваше святейшество уделить мне еще немного вашего драгоценного времени.

Вновь кивок, но на этот раз менее уверенный. Он подал знак двум помощникам, которые сориентировались довольно быстро. Проследив, куда именно я собираюсь проводить кардинала, они осмотрели небольшой холм и то, что располагалось за ним. Я заметил на их лицах удивление, переплетенное с раздражением. Но ни единой нотки страха.

Гардиуш остановился возле ровного ряда тел. Здесь я сложил тех северян, кто сохранил на себе явные признаки колдовского изуверства. Именно их кровавыми руками ведьма расправилась со всеми, кто не успел покинуть лагерь. Кардинал вгляделся в безжизненные лица гомункулов и нервно отпрянул. Видимо, оказался не готов увидеть такое безумство. От привычных человеческих черт на мертвых лицах не осталось и следа. А выглядело это примерно так: кожа будто сдернута и небрежно надета обратно наизнанку, как растянутый носок; уши на боку; на месте носа две крохотные щелочки; рот уместился где-то в районе горла, а борода и вовсе съехала на затылок. Такое я видел второй раз в жизни, а вот кардинал, по всей видимости, столкнулся с подобным впервые.

— Искусная работа, ничего не скажешь, — осипшим голосом произнес он. — Мои волколаки не идут ни в какое сравнение с вашими упырями.

Удивительно, но и на этот раз Гардиуш открестился от пугающей реальности. Интересно, во всем виноват преклонный возраста или очередная хитрость? Легче было спросить напрямую. Так я и поступил.

— То есть, даже сейчас вы считаете, что вас водят за нос?

— Несомненно, я в этом уверен! — не стал лукавить кардинал. — И не пытайтесь меня убедить в обратном.

Теперь я, наконец, понял причину, по которой Гардиуш столь упорно противился принимать увиденное на веру. Впервые за долгие столетия инквизиция решила изменить условия Договора. Раньше нас объединял общий враг и общие цели. Но те времена прошли. Вымирающий сезон расставил все по своим местам. Перегрины, наконец-то, занялись исследователями, а инквизиторы — искоренением последних очагов мрака. Наши дороги разошлись, и теперь каждый должен был самостоятельно решать возникшие на его пути трудности.

— Желаю вам удачной охоты, — со сдержанной холодностью произнес кардинал. Подал знак сопровождающим его воинам и молча направился к карете.

— До скорой встречи, — выдал я свой вариант прощания.

Гардиуш обернулся. На его лице читалась некая растерянность.

— А вы считаете, что она состоится?

— Всенепременно, — едва заметно улыбнулся я. — И поверьте, в следующий раз я обязательно найду способ изменить вашу точку зрения.

На это кардинал лишь поморщился и ничего не ответил. Только покряхтел и, заложив руки за спину, скрылся внутри кареты.

Я остался один среди смерти и удушающего запаха лицемерия. Достав из кармана клочок дубленой кожи, на котором все еще красовался странный знак и выцарапанные четыре буквы — имя племянницы, я тяжело вздохнул. У моего противника теперь имелся слишком весомый козырь, чтобы противостоять ему в открытую.

Возле дороги я присел на пузатую кочку и посмотрел вверх. Хмурые тучи постепенно расступались, открывая взору яркие крупинки звезд. Следом появился остробокий край спутника, сначала того что побольше, а потом второго — совсем крохотного. Где-то там был мой дом. Такой далекий и такой чужой.

Опустив голову, я закрыл глаза и глубоко вздохнул. Здешний мир снова испытывал меня на прочность. Но в этот раз на кону стояла жизнь близкого мне человека, и я не собирался отступать, доверять слепой судьбе. И всевозможные запреты меня не остановят! С этими мыслями, я запрыгнул в седло и отправился на закат. Четкого плана у меня не было, но одна зацепка имелась. Кое-кто в этом жестоком мире задолжал мне одну маленькую услугу. А этого вполне достаточно, чтобы попробовать взять след моего врага и изменить перевес сил.

ЧАСТЬ 2. ПУТЬ К ПОВИНОВЕНИЮ

Выдержка из 'Атласа Cлепца', страница XXXI, строфа VV

Многое я хочу вам поведать о тех тварях, что населяют нашу грешную землю. Есть среди них такие, что властвуют, и те, кто подчиняется. Основных мы назовем ведьмами и будем присваивать им соответствующие порядки от сотового до первого. А один, сто первый, мы припасем на особый случай.

Итак, наиболее безобидные, ворожеи, имеют самый высокий порядок и занимают верхние двадцать ступеней. Бояться их особо не стоит. Колдовство их не столь коварно, а помыслы порой чище мыльной пены. К таким можно и за помощью обратиться, а коли приставать начнут, стороной обойти. Много среди них попрошаек и пустых гадалок.

Теперь пора рассказать о более опасных представительницах мрачного мира. Ведьмачки. Они занимают ступени с восьмидесятой по шестидесятую. Эти порой бывают озлобленными, поэтому их можно повстречаешь либо на погостах, либо в местах недавних урочищ. Очень часто они помогают разбойному люду или иным тварям, не признающим законы святой церкви, — болотникам, вурдлакам и каплунам. От ведьмачек можно ждать любой подлости: наговора, легкого колдовства и более тяжкого коварства.

Теперь, помолясь, двинемся дальше. И остановимся на следующей ступени, где расположились истинные дочери мрака, которых действительно требуется опасаться, ну а лучше, обойти стороной, трижды поплевав через левое плечо. А если не получилось, то заручиться помощью Всевышнего — молитвенник в дороге, лучше острого кинжала будет...

Запах Мрака

Оставив коня у коновязи, я направился прямиком в местную забегаловку. Половинчатые двери скрипнули, беспрепятственно пропуская внутрь. Мое появление заслужило всего пару случайных взглядов, остальные завсегдатаи даже не повернули головы. Усталые, заросшие лица — после дневной смены они были в силах разве что опустошить очередной бокал пенного, и тихо разойтись по жилищам.

У барной стойки я положил на столешницу монету с ликом без глаз и обратился к управляющему:

— Мне нужен сопровождающий до Хромого утеса. Плачу три полновесные восьмухи.

Тот оглядел мой запыленный плащ, шляпу и, плюнув в стакан, недовольно покачал головой.

— Не по адресу ты обратился, пришлый. — За словами последовал демонстративный взгляд на присутствующих. — Здешние работяги ценят свою шкуру больше, чем погремухи в карманах. А если и найдешь сбрендившего, так он и за бесплатно согласится сложить свою дурную голову. И твою заодно.

Одобрительные возгласы раздались из разных частей зала.

— Правильно говоришь!

— Вали сам в свои горы! Чего мы там забыли?!

— Ищи дураков! Нет, нам тудыть не надо!

— Сам карабкайся, коль без башки!

Не поднимая головы и разглядывая мыски ботинок, я натужно улыбнулся и покосился на золотодобытчиков. Стеклянные глаза смотрели не на меня, а сквозь, словно я был для них пустым местом. Минутный интерес довольно скоро сменился отрешенностью, и посетители вновь растворились в череде туманных разговоров.

— Простите, что потревожил, — обратился я к управляющему.

— Да ничего, хрен ли на безумцев обижаться. Не ты первый не ты последний, — отмахнулся он. — Чего налить-то? Все-таки с дороги.

— Как-нибудь обойдусь, — молча развернулся и направился к выходу.

Монета так и осталась лежать на столешнице между двух стопок мутнянки. Со стороны мой поступок мог показаться бесполезным транжирством, но я прекрасно понимал — тот, кому она предназначалась, меня услышал. И он обязательно заберет вознаграждение в знак уплаты за услугу.

Не успел я покинуть заведение и подойти к коновязи, как меня окликнул чей-то пронзительный голос. Мальчик лет шести, с широкой сумой на плече, дернул меня за рукав. Приподняв козырек соломенной шляпы, он шмыгнул носом и задорно улыбнулся:

— Эй, господин, для вас хорошие новости на сегодня.

С этими словами он быстро сунул мне в руку печатный лист, подмигнул и, успев проскочить перед повозкой на соседнюю улицу, мгновенно исчез в проулке. Я же развернул пахнущее типографской краской послание. Очередной прорыв в науке, который с нашей легкой руки был принят Отсталой планетой как дар богов. Но, к сожалению, как и многие простейшие изобретения так и не прижился. А всему виной непроходимая безграмотность, ее поддерживали все от мала до велика. Мы честно пытались заразить всех грамотностью, но уперлись в стену непонимания. Но главное, что наместники и святой синод поддержали мнение простого люда. То ли испугались нарастающей ереси, то ли решили придержать столь важное изобретение для иных целей. Так или иначе, но бумажные источники информации, а также первые печатные книги были изгнаны в граничащие подданства Чернолесья и Одноводной, где нашли особое применение. Печатные станки, потрескивая и пыхтя, принялись изготавливать объявления о розыске беглых каторжников, которые исчислялись здесь тысячами.

Я вгляделся в неровные строчки и некое подобие фотографии. Серый, контурный рисунок. А вот задний фон угадывался очень легко — высокий шпиль часовой башни и низкие торговые дома. Пришлось прищуриться, чтобы разглядеть изображение подробнее. И если бы не моя близорукость (все не мог найти время нарастить новую роговицу), то взгляд наверняка зацепился бы за один очень значимый изъян. Пометка или ориентир, указывающий на крайний справа переулок. Ну что ж, попробуем поиграть по правилам моего будущего проводника.

Небольшой городок Приречье располагался на самом берегу Хладки подданства Губерта-Нелюдимого. Долгие годы здешние места считались настоящей глушью. Население с десяток дворов, да и те в одном шаге от вечного покоя. Поблизости никаких дорог или водных каналов. Ну что тут делать постороннему люду.

Так дела обстояли до тех пор, пока местные рыбаки не обнаружили, что их неказистая речушка, оказывается, может приносить не только хороший улов, но и ярко-желтые крупинки самого дорогого в мире металла. Слухи о золотых приисках разлетелись по подданству со скоростью выпущенной стрелы. И в Приречье потянулись бесконечные вереницы обозов. Сотни и даже тысячи старателей с симптомами Блестящей лихорадки повиновались внутреннему зову. Всего за пару лет добыча разрослась до размеров небольшого города. А желающие все прибывали и прибывали, расширяя границы поселения.

Но удача — капризная штука, и не в состоянии одаривать каждого встречного. Достаточно всего двух-трех избранных. Поэтому, среди старателей начало зарождаться черное чувство зависти. Жадность, алчность и ненасытность превратили развивающийся город в рассадник страха и насилия. Смерть постучалась практически в каждый дом, не оставив несчастным иного выбора. Гонимые ужасом поножовщин и кровавых расправ, люди принялись в спешке покидать свои жилища. Счастливая болезнь превратилась в настоящее безумие. В подобных условиях выживал не сильнейший, а хитрейший. И только когда Приречье вновь сдулся до размера крохотного закутка из тридцати дворов, все вернулось на круги своя. Но на этом болезненные симптомы не закончились, а наоборот. Именно в это время в Приречье пришел Мор и установил свои кровавые законы. В считанные дни с его легкой руки людские пороки угодили в надежные тиски извращенного правосудия. Один страх сменился другим, а яркий блеск в глазах обернулся потухшим взором.

Судьба обожает преподносить подобные сюрпризы. Желая обогатиться, жители поселка превратились в абсолютных банкротов. И никто не смел перечить новому хозяину, который накинул на поселенцев паучьи сети повиновения. Причина повсеместного раболепства была одна — за спиной страшного человека стоял серьезный покровитель. И имя этому покровителю было смоляноймрак.

Площадь встретила меня башенными часами, которые как раз вальяжно пробили полдень. Хронометр мой показывал изрядное отставание во времени. Почти двадцать минут. Но дело тут было вовсе не в механизме. Скорее всего, хозяин Приречья решил и сюда втиснуть свои железные правила, слегка сдвинув временные ориентиры в угодную ему сторону. Выглядело это как полное безумием, но я знал одну неоспоримую истину — Мор всегда действует исключительно во благо пищи для своей плоти. И местный люд щедро платит ему положенную дань за великодушие. Собственным благополучием, жизненной силой, да чем угодно...

Обычно меня трудно застать врасплох, но внезапно нахлынувшие воспоминания порой играют злую шутку даже с самым опытным перегрином. Плечистый парень, облаченный в широкий кафтан и кожаные штаны, небрежно толкнул меня плечом. Он добился своего — привлек мое внимание, а заодно и позволил членам его команды незаметно приблизиться с подветренной стороны. Они уже стояли у меня за спиной, когда я почувствовал присутствие смрада.

— Вы только посмотрите, какое пыльное чудо занесло в наше захолустье! — разведя руками, парень изобразил на лице удивление. Получилось не очень убедительно. Впрочем, он сейчас играл скорее на публику. Моя реакция его не интересовала.

— Что, никогда не видел странника, сынок?

Мой голос прозвучал пренебрежительно. Достаточно для того чтобы вызвать у собеседника стойкий приступ раздражения.

— Ух ты! А я и не думал, что муренмуки умеют трепать зыком! — рыкнул парень, и надменная улыбка моментально закрепилась на нахальном лице. — Разве вам не подрезают язык при рождении? Или он отрастает как хвост у поганой ящерицы?!

За спиной раздался нервный смешок, который тут же затих. Видимо, его приятели все-таки пасовали передо мной. Слухи и домыслы, бушующие вокруг ордена странников, все еще отпугивали подобных наглецов. Но их нерешительность продлится недолго. Еще одна выходка с моей стороны, и лидер ринется в наступление. И тогда не помогут никакие запугивания. Впрочем, именно этого я и добивался. Кстати, стоило их поторопить, а то слишком уж долго они топчутся на одном месте.

— Слухи правдивы, — кивнул я. — Мой язык явно будет покороче твоего крохотного стручка между ног!

— Чего моего?..

— Да у тебя, как я посмотрю, еще и слоновьи ухи! — деланно поразился я. — Ну хоть что-то отрастил на мамкиных харчах...

Смех тут же стих. Взгляд парня стал напряженным. Возможно, я ошибался, но он так и не смог обуздать засевший где-то в глубине души страх. В противном случае, оскорбленный юнец уже давно вцепился бы мне в глотку.

— Сцепи пасть, моменраг! — наконец, процедил парень сквозь зубы. — Или считаешь себя непобедимым?! Зря! Лично мне плевать на твою харкающую огнем трубку! Еще одно слово, и я проучу тебя за дерзость.

— Да, не нарывайся! Мы здесь видали вещи и посерьезнее, — поддакнул один из команды юнца.

— Так что, попридержи свои остроты и слушай нас внимательно! — снова выступил лидер. — Я Кварук-Гиря, Первый капитан местных противоборцев. В здешних краях есть только одна правда. Это наше слово!

— Очень рад за вас.

— Не ерничай, — насупился Гиря. — Я говорю как есть. А ты слушай и мотай на ус. Мы живем с местной нечестью в приятелях. Нас все устраивает и его тоже. Поэтому мы не хотим, чтобы какой-то пыльный чухан влез в наш улей и потревожил мирных пчел.

— Убирайся вон!

— Пошел прочь, моменраг! — тут же разлетелось в разные стороны.

Я обернулся и зыркнул на двух помощников капитана. Противоборцы мгновенно попятились, успев схватиться за рукояти кинжалов.

— Не переживайте, уйду и глазом моргнуть не успеете, — угрожающе цыкнув, улыбнулся я уголками рта. — Но чуть позже. Когда закончу свои дела.

— По-моему, ты нас недопонял! — возмутился Гиря. — Без ведома хозяина в нашем поселке даже муха не летает. Выкладывай свои дела! Не испытывай наше терпение!

— Дела — не монета, на столе не рассыплешь.

— Чего?

Мне стало жалко тратить на этих олухов драгоценное время. Ситуация достигла накала до нужного мне предела и могла взорваться в любой момент. Поэтому стоило добавить в эту бессмысленную беседу щепотку катализатора. Растолкав противоброцев, я решительно двинулся к невысоким кирпичным домам.

— А ну-ка, погодь!

— Въездные ворота в другой стороне.

Один из стражей схватил меня за руку и попытался дернуть на себя, но не успел. В подобных вопросах я всегда привык действовать на опережение. С молодостью стоит бороться только опытом, и ничем другим. А тот, кто считает себя вечно юным и полным сил, круглый дурак. Сколько не хорохорься, а годы все одно берут свое. И происходит это в таком бешеном ритме, что противиться временному потоку не имеет никакого смысла.

Перехватив руку противоборца, я увернулся от удара второго нападавшего. Короткий тычок ногой в ответ. Легкий захват, и не хитрый прием кувырок. Двое приятелей оказались на коленях. Быстрая схватка уместилась в три, максимум, четыре секунды. Гиря затравлено уставился на своих помощников и окончательно дрогнул. Его взгляд заметался по сторонам ища несуществующую поддержку. Да и откуда ей взяться, тем более, здесь, в Приречье.

Люди проскальзывали мимо нас, словно тени. Они предпочитали не вмешиваться в чужие споры. Так наставлял Хозяин прииска.

— Погоди, ты у меня поплатишься! — замычал капитан и выхватил изогнутый тесак. — Сейчас узнаем, какого цвета у тебя кишки?!

Его удар был хлестким, размашистым. Вложив в движение всю силу, он мгновенно потерял равновесие, и мне достаточно было одного короткого выпада, чтобы сбить его с ног.

— Хорош кудахтать, дурья башка, — без особых эмоций ответил я и направился в проулок, куда вела меня газетная подсказка. Но перед тем как подставлять спину, мне бы стоило окончательно приструнить наглеца. Только я ведь не дикарь, изуверствовать не привык.

Натужный рык стал отличным предупредительным сигналом. Увернуться от подлого замаха не составило труда. Ловкий захват пригвоздил ладонь капитана к деревянной опоре. Острая грань Мраморного стекла использовалась не только как метательное оружие, но вполне сгодилась и в качестве подобного усмирителя. Противоборец взвыл, ноги его подкосились, но на землю он так и не опустился, а безвольно повис на вытянутой руке. Больше я не стал ему ничего втолковывать. Какой в этом прок. Порой тумаки лучше всяких нравоучений. Так что, я надеялся, что мой урок он усвоит надолго. А лучшим напоминанием станет шрам на коже.

Возле двери я остановился, но так и не успел постучать. Меня уже ждали. На пороге появился тощий старик, завернутый в грязный, испещренный дырами, саван. На его лысой голове и худой шее виднелись давно зарубцевавшиеся шрамы, а на веках выступали грубые стежки ниток. Проводник был абсолютно слеп.

Старик принюхался и выглянул из-за моей спины. Противоборцы все еще корчились от боли, и ему это явно пришлось по вкусу. Чужая боль для таких как он была слаще божественного нектара. Защелкав мелкими зубами, он издал противный цокот.

— Мне нужен твой хозяин, — напомнил я о себе.

Проводник перестал радоваться и повернул голову в мою сторону. Его нос опять заработал на полную: приблизился практически в плотную, с жадностью втянул запах моей одежды, сначала с одного плеча, потом с другого. Мне никогда не нравились подобные проверки. Но ничего не поделаешь, в чужом доме обхождение не выбирают. Оставалось терпеливо дождаться пока с меня слижут всю информацию, и лишь потом я кашлянул в кулак, положив конец неприятной процедуре. Встрепенувшись, старик отстранился и надул губы, резко дернув головой.

— Желаю вернуть долг, — пояснил я.

Проводник ничего не ответил. Да и правильно — не его ума это дело. Обнюхал, отвел к хозяину и топчи этот дрянной мир дальше. А задавать вопросы — уже лишнее. Даже у дворового пса роль позавиднее. Есть хотя бы призрачная вероятность сбежать с некрепкой цепи. Пускай ненадолго, всего на пару бесконечных минут.

— Услуга за услугу... Пришло время, — произнес я очередную фразу, как велел договор между перегринами и детьмимрака.

Ответом стал еще более странный клекот. Кажется, слепец не верил моим словам.

— Хватит разевать пасть, чучело! — цыкнул я.

Это подействовало. Старик умолк и виновато опустил голову. Ствол упирался ему прямо в живот. Конечно, мертвецам плевать на подобные угрозы, но штопать собственное тело, когда кожа рвется как бумажный лист, занятие не из приятных.

Наш немой диалог оказался очень эффективным. Коротко кивнув, слепец снова раззявил пасть, и на меня уставился огромный черный глаз. Вот значит, как извратился его господин. Ну что ж, не самый плохой вариант, я видывал проводников и с более причудливыми уродствами. Например, с головой паука или со змеиным хвостом вместо рук. Да мало ли чего может выдумать тот, кто рожден от союза смолы и болотного перегноя.

Проводник вытянул руку и задвигал пальцами, требуя оплаты.

— Дважды не подаю, — предупредил я.

Слепец осклабился. Его пальцы вновь заходили ходуном. Монета появилась из ниоткуда, как на представлении базарного ловкача. Почерневший метал с затертым ликом.

* * *

Даже будучи слепым, проводник отлично ориентировался в здешних дебрях. Чем выше мы поднимались в горы, тем уже становилась тропа. Вскоре мы уперлись в первый порог — прямую каменная стена в три человеческих роста. Гладкая, словно зеркало, с совсем крохотными выступами — не зацепишься. Я покосился на проводника, а тот, раскрыв пасть, уставился на меня. Ему, наверное, было ужасно интересно, как я собираюсь выходить из подобной ситуации? Конечно, можно было использовать его загривок в качестве лестницы, но шутить с проводником не имело никакого смысла. У псов ведь не бывает улыбок.

Мне потребовалось каких-то тридцать шагов вдоль преграды, чтобы обнаружить иной способ продолжить путь. Огрызок сухого дерева торчал прямо из скальной породы, словно больной зуб. Смастерить лассо не составило труда. Его я и накинул на клык. С третий попытки все получилось. Затянув петлю, я уперся ногами в камень и приступил к медленному восхождению. Шаг за шагом, фут за футом. Слепец вывернул голову, словно хитрый ворон, и с интересом наблюдал за моими потугами, а потом внезапно пронзительно закричал, взмахнул руками и в одну секунду очутился на выступе. Я не успел заметить момент прыжка, но его тень резко пронеслась так близко, что я ощутил неприятный запах гнили. Мне удалось зацепиться за его клюку. Тогда проводник с легкостью вытянул и меня на выступ.

Дальнейший путь мы проделали без особых приключений. Заросшая каменная тропа осталась позади, и уже через час мы вышли к приземистому деревянному дому. Его крыша слегка покосилась, а в истлевших досках проглядывали гигантские щели, заросшие мхом. Но даже безжалостное время не сломило пристанище местного мракобеса.

Я хорошо помнил те времена, когда в Приречье пришло зло. В ту ночь мы остановились у Рьяного речного порога, всего в паре лиг от городка поселенцев. Никогда не забуду вкрадчивую тишину и невероятную природную благодать. Никаких случайных гостей. Я был уверен, что до подданства мы доберемся без особых приключений. Хотя не скрою, внутреннее беспокойство все же присутствовало, вынуждая меня быть начеку.

Почти до самого утра я проворочался на жесткой хвойной подстилке, но так и не смог ухватиться за сон. И оказалось, не случайно. Стоя на берегу реки, я заметил среди волн крохотную точку. Это был ребенок. Он уже не сопротивлялся стихии, безвольно плыл по течению навстречу широким спинам валунов. Только когда я спас его и вытащил на берег, понял, какую ошибку совершил. Мой компас пульсировал не хуже вздувшейся вены.

Суккуб очнулся быстрее, чем его бренное тело. Он прокашлялся и уставился на меня стеклянными глазами, а потом произнес те самые слова, что я повторил сегодня его проводнику. В ночной час суккубы покидали захваченные тела, и человек оставался один на один со своими страхами и сомнениями. Уж не знаю, каким образом мальчик оказался на гране гибели, желал ли сам расстаться с жизнь, или это произошло случайно, но если бы суккуб лишился своей оболочки из крови и плоти, ему бы надолго была заказана дорога в наш мир...

Однако случилось так, как случилось, и теперь этот мальчик вновь стоял передо мной. Он нисколько не изменился, разве что слегка подрос. На его лице возникла добродушная улыбка, и он любезно пригласил меня внутрь.

Убранство дома выглядело весьма скромно. Стол, стулья и несколько открытых шкафов с посудой. Кое-где торчали пучки сухих трав, источающие горьковатый аромат. Но главное, по всему периметру была развешена сушенная рыба. Никогда не слышал, чтобы демоны страдали от голода. Впрочем, это был самый верный способ поддерживать работоспособность в выбранном ими телах.

— Проходи и располагайся, пыльный странник, — произнес мальчик, указав на деревянный стул.

Я не стал возражать. Сам суккуб запрыгнул на стол и, скрестив ноги, с интересом уставился на меня. Тем временем, проводник остановился возле прихожей, вытянулся струной и застыл. Теперь он напоминал старый дорожный плащ, который небрежно повесили на крючок, отложив его чистку на другой день.

— Итак, ты произнес слово 'долг', — осторожно начал хозяин.

— Да, все верно, но сначала это слово произнес ты. — Мой ответ вызвал у мальчика живой интерес.

— Не стоит, я прекрасно помню тот рассвет, — ответил он. — Знаешь, а я вот все гадаю, каким ветром тебя тогда занесло в наши края?

Мои плечи потянулись вверх, но суккуб продолжил разговор. Ответ ему был не столь интересен. В отличие от простых смертных, исчадия не верили в судьбу или жизненное проведение. Их интересовали лишь прагматичные причины, и только они.

— Ну поведай мне, муренмук, твоя остановка ведь была вынужденной? И ты не собирался разбивать лагерь в том самом месте?

— Насколько я припоминаю, в тот день у нас сломалась ось, — честно ответил я.

Мальчик кивнул:

— Я так и думал. Но ты нашел кузнеца еще до первых сумерек. Поломка ведь оказалась несложной.

— Так и было.

— И вы могли вновь отправляться в путь, но замешкались. Скажи, что вам помешало?

Я нахмурился. Попытался возродить в памяти этот эпизод. Суккуб оказался абсолютно прав — существовала какая-та причина. Должна была существовать... Призрачные образы, как вытащенные из старого шкафа пыльные вещи, ворохом повалили наружу. Небольшая опушка, извилистая колея и фырчащие от нетерпения лошади. Почему мы решили устроиться на ночлег? Я ведь уже седлал лошадей и готов был ударить хлыстом, когда раздался протяжный скрип, словно где-то неподалеку распахнули дверь на ржавых петлях. Массивное дерево, большое в обхвате, но пустое внутри, слегка покосилось и накренилось еще сильнее. Не прошло и минуты, как оно медленно завалилось, перегородив нам путь.

Мальчик задумчиво рассматривал столешницу. Долго молчал, а потом спросил:

— Скажи, звездный брехун, ты веришь в судьбу? В истину, будто в мире все предрешено, и мы лишь глупые марионетки, которые лишены собственных поступков. Говорят, что нас просто дергают за ниточки старые боги. А новые позволяют им это делать.

— А почему ты спрашиваешь именно меня? — удивился я.

— Не скромничай. Все же прекрасно знают, что вы родом с далеких светил. С этих маленьких крупинок, которые радуют глаз ночью и навевают сон в предрассветный час.

— Думаешь, оттуда легче разглядеть истину?

— Вряд ли, — покачал головой суккуб. — Если ты слеп и не в силах различить очевидное на расстоянии вытянутой руки, то не помогут никакие расстояния.

Я едва заметно улыбнулся:

— Хорошее сравнение... правильное.

Но мой ответ не понравился мальчику. Он совсем по-взрослому нахмурился, потупил взор и тихо произнес:

— Стало быть, ты такой же калека, как и все мы.

Спорить с этим было бессмысленно.

Покинув стол, суккуб подошел к заросшему бурьяном окну и немного потоптался на месте. Его задумчивый взгляд уткнулся в меня, а затем перекочевал на дорожную сумку.

— Пожалуй, перейдем к делу. Чем я могу отплатить за твое благородство, муренмук?

Вот тут я, выдохнув, почувствовал, как бешено заколотилось сердце. Суккуб мог отказать мне в просьбе и выставить за порог без единого шанса. И даже если бы я решил открыто угрожать ему, то добился лишь праведного гнева. Мальчик всего-навсего обертка, как кафтан для благородного господина. Вытряхну это существо из одного, оно найдет себе другую одёжу. Может быть, менее удобную, но другую. Так что, вынудить суккуба дать обещание, ни пытками, ни пустыми угрозами, было главной удачей этой сделки.

— Мне нужен исключительный нюх.

— Ух ты! неужели перегрин решил устроить настоящую охоту? — на лице мальчика промелькнуло удивление.

— Я бы назвал это иначе... Мне лишь нужно найти одного человека.

— А-а-а, — суккуб разочаровано закатил глаза, — родственный узы. Всегда забываю об этой человеческой слабости. Хоть ты и пришелец, муренмук, и кажешься таким таинственным, но все это дым. Ты такой же как все. Человек — кладезь пороков и самобичевания. Разве не так?

— Так, — отпираться не имело смысла, мальчик видел меня насквозь. Я мысленно улыбнулся — так даже проще. Не нужно ничего выдумывать. Впрочем, вранье он бы сразу учуял, как бы я ни старался его завуалировать.

— И без меня никак не справиться? У тебя ведь столько забавных механизмов в этой твоей дорожной котомке. Разве нет?

— Попробовать, конечно, можно, но зверь уж больно изворотливый.

— Вот как? В наши дни это большая редкость. Ладно, услуга за услугу. Долг погашен. Я даю свое согласие. Нюх твой.

— По рукам. — Мне довольно легко удалось получить то, за чем я пришел. — Но не обещаю, что верну тебе поводыря слишком быстро.

Мальчик внезапно замер. Неужели почувствовал подвох? Он немного помедлил, а потом резко двинулся в мою сторону. Углядел-таки шельмец мой выгоду. Хотя это уже ничего не изменит — он произнес клятву и не в его силах ее отменить. А отказываться от услуги я не собирался, хоть пытай коленным железом.

Оказавшись рядом, суккуб напрягся. Пристально изучил меня со спины, обошел по кругу и попытался заглянуть в глаза. Почему бы и нет. Теперь мне нет смысла от него что-то скрывать. Разве что мою жизнь на Сфере, но данная информация находится под специальной защитой, и никакое колдовство не в силах ее разрушить.

Мальчишка насупил брови и отошел в сторону, покачал головой и снова приблизился.

— Нет, нет, я не верю, — слова сменились протяжным стоном. — Проклятый муренмук, я всегда знал, что вы как вороны — настоящие разносчики проблем. Напустите пыли в глаза, а сами...

— Причем здесь пыль? — пронзил я суккуба острым взглядом. — Каждый из нас волен делать что пожелает. Право воли, знаешь ли! И ты не исключение. Или ты не марионетка, которую дергают за ниточки старые боги?..

Суккуб недовольно фыркнул и запрыгнул обратно на стол.

— Не проси меня ни о чем... Я не собираюсь этого делать. А слова забираю обратно. Пошел прочь, бродяга!

— Не забывай, данного не отменить. Ты озвучил свое решение, — напомнил я один довольно очевидный факт.

— Ты не понимаешь, с кем связываешься... Да она тебя... — Суккуб хотел сказать еще что-то, по его мнению очень важное, но вовремя остановился.

Дуло 'Холодного игрока' уже пахнуло на него смертью. Я приблизился к нему и стиснул зубы так, что издал недовольный скрип. Дряхлый мир все-таки вынудил меня ненадолго забыть откуда я родом. А как иначе — либо грызи и кусай, словно зверь, либо беги без оглядки, третьего не дано.

— Да плевать! Тебе все равно не справиться с ней. Поверь, скоро каждый жалкий человечишка хлебнет сполна, — прошипел мальчик. — Мы возродимся из смрада и копоти!

— Пускай так, но для начала... — Схватив суккуба за шею, я притянул его к себе. — Я поквитаюсь с твоим кукловодом. А потом — хоть потоп!

Он лишь осклабился, попытался вырваться, но сделать это было не так-то просто.

— Я буду молиться, чтобы моя сестра перемолола твоей племяннице все кости, — рявкнул мальчик.

— Подавится, — зарычал я. — А потом...

Я придумал злую шутку и безумно захотел произнести ее вслух, но вместо этого просто спустил курок. Ничего страшного, суккубу не привыкать, поищет себе новую одежонку. А мне необходимо поскорее избавиться от тяжкого груза старых долгов. Теперь одной нитью, связывающей меня с этим миром, будет меньше.

Висевшее на вешалке тело свалилось на пол.

— Вставай, слепец, пора идти за поводырем, — произнес я приказ голосом убитого мной суккуба. — У тебя появился новый хозяин.

Отыскать след

Он пыхтел словно косматый медведь, глубоко и неторопливо. Никаких вопросов, только молчаливое выполнение моих приказов. С проводниками всегда так — один хозяин умер, пусть здравствует новый. Они по-другому не могут. Вечные рабы чужих желаний, способные лишь подчиняться прихоти повелителя. Но ведь так было не всегда...

Меня интересовал один простой вопрос, и я осторожно задал его слепцу:

— Скажи, в чем твой заклад? Что именно отнял у тебя хозяин?

Сначала проводник сделал вид, что не расслышал, но когда я спросил второй раз, остановился и задумчиво опустил голову. Так он простоял достаточно долго, а потом, перестав пыхтеть, тяжело воздохнул и все же соизволил ответить:

— Когда я еще ощущал биение сердца, то не ценил одной простой вещи.

— Какой именно?

— Того, что меня окружает. Цвета. Небеса, какие они сейчас? — подняв голову, поинтересовался слепец.

— Бирюзовые, ни единого облачка.

Проводник задумался и с жадностью принюхался к душному летнему воздуху, наполненному ароматом густого леса.

— А как выглядит солнце? Оно все так же обжигающе прекрасно?

Я кивнул, но тут же сообразил, что мой жест остался незамеченным, а потом тихо произнес:

— Сегодня оно почти бесцветное, и в этом его особенная прелесть.

— Д-а-а, — протянул слепец и жадно облизнул влажные губы. — В самом начале лета оно жалит не хуже гарчетских пчел. — Устало присев на огрызок пенька, он скрестил руки на груди и мечтательно улыбнулся: — Помню в детстве мы любили взирать на него сквозь цветные стеклышки. Знаешь, такие крохотные осколки разбитого счастья...

Может быть, мне стоило его остановить, но я не стал этого делать. А если бы даже попытался, то у меня все равно ничего не получилось. Слепец уже крепко погряз в прошлом. Его разум был слишком далек отсюда. Он находился там, где среди воспоминаний затерялось его беззаботное детство.

— Неподалеку от нашего городка стояла разрушенная церковь. Ее разорили очень давно, оставив только обглоданные стены и могильную пустоту внутри. Но самое интересное крылось под дырявым куполом: сотни крохотных осколков от витражных стекол. Помнится, у меня набралось не меньше трех десятков. Я долго любовался ими, раскрашивая все вокруг в любые, даже самые нереальные цвета. А потом... — он замялся, — потом я обменял их на один короткий поцелуй. — Его улыбка сделалась печальной. — Правда забавно, муремук, целое сокровище взамен мимолетного прикосновения губ. А у вас тоже так? Ответь, там на звездах, откуда ты родом, люди также слабы, как и здесь?

— А ты считаешь это слабостью? — искренне удивился я.

Он повернул голову в мою сторону, и на миг мне почудилось, будто его пустые глазницы видят гораздо больше, чем даровано обычному человеку. Затем мы долго молчали. Проводник продолжал утопать в воспоминаниях, а я проклинал все и всех: средневековую жестокость, человеческую алчность и многое другое. Впрочем, если хорошенько разобраться, мой родной мир мало чем отличался от здешней безнадеги. Те же страхи, те же желания, а еще чрезмерное лицемерие и позднее раскаянье в собственных грехах. Будто отражение в кривом зеркале, лишь с одним отличием — на Сфере уничтожали словом, а не делом. Медленно, растягивая удовольствие от сотканного из вранья раздора речи. Вместо меча — ложь, а вместо стрелы — высокомерие и эгоизм. Никакой разницы, но главное, итог один и тот же.

— Ответь, пыльный странник, когда-нибудь это закончится?.. — внезапно поинтересовался слепец.

Я нахмурился:

— Ты это о чем?

— Обо всем, — расплывчато пояснил проводник и быстро продолжил: — Как насчет противостояния? Когда-нибудь оно прекратится? Или мы будем вынуждены вечно прятаться в сточных канавах и низинах, только из-за того что не отбрасываем тень?

Слова слепца заставили меня задуматься. Раньше я никогда не рассматривал мраковоотродье под таким искаженным углом. Для меня они всегда являлись злом и ничем больше.

— Ты хочешь сказать, что решил подумать о своей душе? — удивленно уставился я на слепца. — Только не говори, будто в твоем гнилом нутре отыскалась песчинка благословления.

— А что, если это правда, муренмук, — нисколько не смущаясь, ответил проводник. — Святые книги ревут в один голос, мол, раскаянье позволено каждому. Разве не так?

— Возможно, — пожал я плечами. — И что с того? Или ты намерен отречься от тьмы?

— Абсолютно так, — кивнул проводник.

— Но, с чего ты решил, что мир, который тебя окружает, примет нового тебя? — задал я вполне логичный вопрос.

— И то верно. — Задумчивое лицо слепца стало отрешенным. Морщины между глаз разгладились, и он стал напоминать невинное дитя.

С тяжким вздохом он поднялся и повел меня дальше, навстречу ищейке, что могла взять самый тонкий след, хранивший на себе оттенок неведомой силы мрака.

Наш путь до Дремучих холмов занял не больше часа. Запыхавшийся я немного задержался у двух кривых грабов и не заметил, что слепец продолжил путь. Он удалился примерно на сотню шагов, но внезапно остановился и принялся небрежно ворошить пожухлую листву.

Изогнутая спина была похожа на прибрежный валун. Серая и пыльная гладь пошевелилась, наружу высунулось заспанное лицо. Сморщенные словно печеное яблоко щеки надулись, и старуха, щурясь, огляделась вокруг. Потом зевнула, потянулась и привстала на руки. Следом за одной головой появилась вторая. Недовольно нахмурив брови, она сразу нашла меня взглядом и протяжно замычала.

Поводыри выглядели довольно непритязательно, но также как и проводники, имели всевозможные ярко выраженные уродства: вытянутые шеи, фасеточные глаза, дополнительные конечности или их отсутствие, любая мелочь, способная отпугнуть и вызвать отвращение у простого смертного.

Старуха вынырнула из травы, словно из морской пены, и на шатающихся ногах направилась в мою сторону. Чем ближе она становилась, тем отчетливее проступали различия в ее отталкивающем облике. Одна голова чуть больше другой. У той, что справа, короткие седые волосы, острый нос и тонкие губы. Левая же, напротив, с пышной копной и, в целом, с более приятными чертами.

В паре шагов от меня поводырь остановилась и уперла руки в бока.

— Ну и какого ляда здесь делает этот вонючий муренмук?!

Ее бороденка нервно вздрогнула, передав нервозность телу. Мне было хорошо видно, как напряглись ее жилы, а груди, похожие на пустые бурдюки, затряслись в такт словам.

— Пошел прочь, моменраг! Уходи, уходи отседава!

Она принялась махать руками, словно перед ней была стая глупых цыплаков.

— Иди! Иди! А иначе пожалуюсь...

— Я его убил, — коротко оборвал ее мой голос.

Старуха замерла, выпучила глаза. Ее дряхлое тело начал бить мелкий озноб. Данное действо продолжалось не больше минуты. Затем она решительно ринулась вперед и попыталась вцепиться мне в шею. И у нее все бы получилось, но я ждал этого момента. Короткий удар рукоятью немного охолодил ее пыл. Вывернув шею, поводырь вытерла кровь в уголке рта и тут же успокоилась.

— Зря ты так, — вздохнул слепец. — Ты же знаешь, спорить с перегрином себе дороже.

— Огненная трубка, — скрипя зубами, процедила старуха.

— В самую точку, двуголовая, — согласился я. — И, если не хочешь получить сверкающий плевок в рожу, вставай и следуй за мной. Скоро мне понадобится твое исключительное умение брать след. Когда не осталось никакой зацепки. Ты обязана это сделать!

Разговор был окончен. Слепец помог старухе подняться, услужливо отряхнул ей спину, и оба посеменили вниз по тропе. Без лишних вопросов или возмущений. Они привыкли прислуживать, и какая разница, какой господин укажет им следующую цель...

Спуск оказался довольно крутой. Мы сбежали вниз и уперлись в кукурузные поля, в ровную стену высоких стеблей с золотыми початками на верхушках. Я критично осмотрел пыльную дорогу, которая шла поодаль, и принял решения идти напрямик. Тяжелее, но безопаснее.

— А иного пути не существует? — поинтересовалась одна голова.

— Не перечь новому хозяину! — фыркнула вторая.

— Лучше прикрой свой срам, а заодно и рот, — буркнул я под нос и решительно направился вглубь поля, где возвышалась кривая фигура пугала.

Бурчание прекратилось приблизительно через час, когда солнце забралось в зенит и стало припекать не только голову, но и мозги. Причем, причина была не только в изнуряющей жаре. Все это время мне приходилось выслушивать бесконечный спор поводыря. Один ее рот выражал недовольства, а второй — пытался найти в нашем походе нечто положительное. Слепец оказался умнее этой балаболки и не встревал в разговор. Он лишь охал невпопад, осторожно косясь в мою сторону.

— У меня не ноги, а кочерыжки, дрянная пуффия! — внезапно завыла старуха, схватившись за пятку. — Хоть бы одну сандалину раздобыл, поганый муренмук. Свистни своим туда, наверх, пусть помогут бедному поводырю! — Ее хитрый взгляд устремился в небеса, где стремительно менялись обрывки напыщенных облаков. — Вот скажи мне, перегрин, и чего ты забыл в нашем гребаном захолустье?

Я не был настроен на беседу, тем более, с отродьямимрака, но все же ответил.

— Хочу рассчитаться по долгам и забыть обо всем, что здесь произошло...

Старуха сначала задумалась, а потом принялась смеяться, да так задорно, что вызвала на лице слепца невольное напряжение.

— Да тебе с такими номерами на ярмарках выступать, не иначе, — сквозь слезы заявила она. — Так рассмешить не способен даже самый пронырливый говорун. Забыть обо всем — это же надо такое выдумать. Да наш мир въедается в память не хуже сагринской сажи. Захочешь отмыться, ни одна мочалка не поможет.

— Считаешь, у меня не получится? — я слегка замедлил шаг и поравнялся с двуголовой.

Старуха замешкалась: одна голова потупила взор, другая, крючконосая, смущенно отвернулась.

— Хочешь услышать одну из сокровенных тайн перегринов? — предложил я. И не дожидаясь ответа, продолжил: — Так знай, ваша хваленая магия — ерунда, по сравнению с тем что скрыто там, среди звезд.

Двуголовая вздрогнула, кивнула, словно решила поблагодарить меня за откровение. Разговор уткнулся в частокол из недоговоренностей. Но ненадолго. Буквально через пару шагов я услышал вкрадчивый голос проводника.

— Если звездные путники обладают такой великой силой, то почему вы до сих пор не стерли нас с лица земли? За все злодеяния, что мы и наши хозяева творим на этой гиблой земле...

Слепец был не первым, кто задавал мне подобный вопрос. И каждый раз я отвечал по-разному. Правда, она ведь у каждого своя и порой, зависит не столько от обстоятельств, сколько от времени. Даже один прожитый день вносит существенные коррективы в собственное мнение, и мир, который тебя окружает, совершив невероятный кульбит, переворачивается с ног на голову.

— Мы не вправе вмешиваться в ваши дела, — как мантру протянул я шестое правило перегринов. — Но если вы не одумаетесь, то уничтожите себя сами и без нашей помощи.

Ответ, как мне показалось, не удовлетворил проводника. Но спорить он не стал. Теперь я его новый господин, и в обязанности слуги входит безоговорочное подчинение, а не споры. И все-таки слепец дал волю мыслям. После недолгой паузы, он тихо уточнил:

— Получается, мы в одинаковых условиях? Оба наши мира ждет одна и та же участь...

— Что? Да как ты смеешь?! — рявкнул я.

— Простите меня, — тут же исправился проводник. — Но истина, она выше всех запретов. Власть, она ведь не безгранична. И наступит день, когда сила выйдет из-под контроля. У этого правила не бывает исключения.

— Контроля?..

— Да, — кивнул слепец. — Сила и власть — две стороны одной монеты. А власть благодетельностью не удержишь. Здесь понадобятся другие вожжи. И воняют они отнюдь не благодетельностью.

Слова, слова... Порой ты можешь говорить без остановки, но так и не выразить свою мысль. А случается, одна фраза содержит в себе такой бесценный смысл, что ничего больше объяснять и не надо. Но самое удивительное, что сказана она была обычным слугой суккуба. Тем, кто должен лишь исполнять, а не заниматься вольнодумством.

Узкая колея уперлась в огромный шест, на котором восседало уродливое страшилище. Раскинув руки-палки в стороны и выставив напоказ кособокое соломенное пузо, оно с укоризной взирало на нас из-под широкополой шляпы. Правда, судя по следам помета на плечах и спине, его грозный вид не впечатлял даже вездесущих крикливых ворон.

— Вот он, истинный облик зла — внешнее уродство и внутренняя пустота, — хихикнула двуголовая.

Я оценил длинную лоскутную рубаху, в которую было облачено пугало. Мысленно примерил ее на поводыря и, недолго думая, одним движением сшиб чучело с насеста.

— Раздевай его, — сухо приказал я слепцу.

Тот попытался что-то возразить, но вовремя опомнился. Согнулся в три погибели и начал судорожно возиться с деревянными шпеньками. Недовольное фырчанье сменилось откровенными ругательствами. Видимо, омертвевший мозг проводника не позволял ему выполнять столь сложные манипуляции, как расщёлкивание 'замочков'. Отстранив слепца в сторону, я положил 'Холодного игрока' на землю и с легкостью расстегнул ворот.

— А ну, вставай, муренмук! — раздалось за моей спиной.

Слепец наставил на меня карабин. На его лице сияла зловещая ухмылка.

— Хорошая уловка. — Я медленно поднял руки и сплюнул сквозь зубы.

— Заткни свой поганый рот! — завизжала двуголовая.

Она откровенно ликовала. Заливаясь безумным смехом, старуха изображала странный танец, напоминающий пляски вокруг костра в день плодородия. Ее ладони взмыли вверх, а пустые бурдюки-груди трясясь описали круг. Отвратительное зрелище во всех смыслах. Мне почудилось, что она даже похрюкивала от удовольствия.

— Теперь ты точно получишь свое, грязный моменраг! — рявкнул слепец, в очередной раз подтверждая одну неоспоримую истину — зло надо только искоренять, причем полностью, другого не дано.

— Молодцы! Ну а что дальше? Выстрелишь? Сотрешь меня в пыль? И чего добьешься? — равнодушно спросил я у проводника.

В отличие от безумной старухи он все еще продолжал сохранять остатки разума. И по всей видимости, именно слепец являлся инициатором этого спланированного бунта.

— Отмщение, — коротко ответил он. — Думаю, тебе известно, что это такое...

— Отмщение? Но за что? Думаю, я имею право знать!

Проводник немного скривил шею и широко разинул рот, из которого появился длинный хобот с глазницей на конце. Несколько раз моргнув, буркало мгновенно убралось внутрь. Облизнувшись, проводник недовольно скривил бледное лицо.

— Кто просил тебя плевать огнем в моего господина, а?! Отвечай, зачем ты это сделал?! У нас была своя вотчина, слуги, я являлся единственным проводником. И тут появился ты!

— Ты, гадкий мразеныш! — поддержала слепца старуха.

— И все разрушил!

— Скорее, разворошил гнездо, — прервал я их обвинения.

— Что? — осекся проводник, и его руки заметно дрогнули.

— Я говорю, что выжег огнем ваше паучье логово, — уточнил я. — И ни капли об этом не сожалею.

Проводник насупился.

— А в тебе, оказывается, не так уж много добродетели, муренмук.

Я наградил слуг мрака надменной улыбкой.

— Зато полно серой пыли, что приносят на землю мертвые звезды. Разве ты не слышал легенду о бессердечных странниках, которые способны погубить королевства ради простой прихоти ветров?

— Это все пустые слова, — заявил слепец, но сомнение уже зародилось в его голове.

— Тогда попробуй, проверь, — предложил я.

Раздумья были недолгими. Потоптавшись на месте, проводник неуверенно приблизился ко мне. Двуголовая попыталась остановить его, схватила за руку и потянула к себе. Однако он вырвался. Сделал шаг и, не выпуская оружия, принюхался, пытаясь различить биение моего сердца. Ему потребовалась всего одна короткая минута, чтобы понять: в моих словах нет лжи. Сердечный ритм полностью отсутствовал.

— Стало быть, слухи не врут, — растерянно прошептал слепец.

— Большинство легенд правдивы! Просто в них никто не верит, — улыбнулся я.

Проводник явно почувствовал неладное. Насторожился, дернулся. Я ощутил его жгучее желание выстрелить, но жуткая боль пронзила его чуть раньше. Карабин накалился и откликнулся резким разрядом. Сработал защитный механизм, которым были оснащены все оружия перегринов. Отсчитав нужное время, он пришел в действие. 'Холодный игрок' выскочил из рук слепца. Тот лишь успел охнуть и сразу попытался защитить себя скрестив руки. Однако ему это не помогло. Я быстрым ударом сбил бунтовщика с ног. Карабин как намагниченный сам оказался в моих руках. Щелкнул затвор. Крякнула старуха и незамедлительно заткнула свой рот. Оба рта.

— Надеюсь, я доходчиво объяснил вашу несостоятельность...

Это был не вопрос. И я не ждал ответа. Было достаточно коротких кивков.

— Хорошо. Ты, — я указал на старуху, — прикрой свой срам. А ты, — я опустил взгляд на слепца, — прищеми свою глупость коленями и сиди ровно. Иначе я утихомирю тебя навсегда!

Он попытался что-то возразить, но 'Игрок' оказался красноречивее всяких слов. Выстрел прозвучал глухо и тут же затерялся среди карликовых деревьев. Дернув головой, проводник посмотрел на свою левую ладонь от которой остались лишь жалкие ошметки — окровавленная культя с кусками кожи. Я был уверен, он не ощущает боли. Слуги мрака лишены такой привилегии. Продав себя в услужение тьме, они становились обычными тряпичными болванчиками. И как бы кошмарно это ни звучало, но обратной дороги для них не существовало.

Старуха покосилась на своего неудачливого приятеля и начала медленно натягивать клетчатую, в заплатках, рубаху. Я дождался пока она облачится в обноски пугала и спокойно двинулся дальше. Больше можно было не опасаться, что кто-либо из слуг вцепится мне в спину или попытается зубами разодрать сухожилие. Карабин вернулся на плечо. Семя страха уже поселилось в гнилых головах, и этого вполне достаточно, чтобы удержать их от новых глупостей.

Те, кто служит мраку, по своей сути псы, которым предприимчивый хозяин вырвал не только клыки, но и когти. А пустой лай не вызывал у меня особого беспокойства. Зато мое представление произвело на исчадий неизгладимое впечатление. Чудо космической инженерии оказалось эффективнее самого грубого колдовства. А весь секрет крылся в банальной анатомии. Вместо устаревшего сердца, лет в семьдесят, я получил электро-сферический аналог. А вмонтированный в рукоять карабина заряд, реагирующий на отпечаток пальца, разработали еще в прошлом столетии. Так что, наука в очередной раз сыграла мне на руку.

* * *

Слегка пухловатый и полысевший от излишеств прожитых лет монах сидел на бревне возле потухшего костра. Над тлеющими углями возвышались две подпорки, на которых покачивалось железное блюдо с бледно-желтым порошком. Нагреваясь, варево неспешно меняло цвет на красный. Когда чародейство было закончено, монах осторожно ссыпал застывшую суспензию в крохотное блюдце. Затем в ход пошла широкая кисть, сделанная из гусиного пера и шерсти енота. Слегка смочив ее краской, монах принялся наносить толстые линии себе сначала на руки, а потом на шею и лицо. При этом он напевал весьма пошлую песенку, которую не подобало знать представителям церкви. Впрочем, вездесущих инквизиторов поблизости вроде бы не наблюдалось, поэтому певец вопил во все горло, на ходу придумывая все новые куплеты про неугомонного пекаря и двух его нескромных помощниц.

Когда работа была закончена, остаток охры перекочевал в специальный ларец. Монах нехотя запаковал инструменты и уже собирался было затушить костер самым естественным способом, как на поляну пожаловали непрошенные гости.

Я молча взирал на Патрика немного уставшим взглядом. Тот в свою очередь, приоткрыв рот, смотрел вовсе не на меня, а на сопровождающих меня исчадий.

— Церковник, — зло прошипела старуха.

— Конечно! А ты кого собиралась увидеть? — внезапно хохотнул Патрик. — Свинячьего гремуля?!

С этими словами монах повернулся к нам спиной, развязал лямки балахона, и на костер обрушилась мощная струя.

— Итак, муренмук, умеешь ты удивлять. Ты что же подался в торговцы? — как бы промежду прочим поинтересовался монах.

— Ну если ты считаешь их ходовым товаром? — пожал я плечами.

Монах только хихикнул.

— В наши времена даже сопли можно выгодно фтюхать. Главное, определиться с ценой, и дело, прости господи, в шляпе. Но как я понимаю, у тебя немного иной подход?

— Совершенно верно, — согласился я.

Патрик закончил свое дело, небрежно вытер руки об рясу и, бросив еще один недовольный взгляд на слепца и старуху, пригласил нас в свое скромное жилище.

Монахи-отшельники обычно селились в высокогорьях или в устьях рек, подальше от постороннего взгляда и наезженных трактов. Но Патрик был не совсем одухотворенным лицом. Вернее, не тем, кто ищет истину в уединение с природой. Он жил неподалеку от обители Клементины-провидицы и являлся обычным хранителем винных погребов и запасников ордена. Работенка непыльная: знай себе учитывай расходы и приходы, да не забывай дегустировать святой напиток в святую пятницу.

— Эй, а ну-ка постойте, куда это вы собрались? — остановил Патрик слепца, который решил прошмыгнуть внутрь.

— Я следую за хозяином, — угрюмо ответил тот.

— За каким еще хозяином, поджарь тебе зад всевышний?! — всплеснул руками монах и покосился в мою сторону.

Мне оставалось лишь тяжело вздохнуть и признать правоту этих слов.

— И в каком это пункте первого договора сказано, что перегрины вольны марать себя зловоньем? — поразился Патрик.

— Поверь, это лишь вынужденная мера. — Я решил пока не вдаваться в подробности визита.

— Ну тогда и меня Всевышний одарил особой привилегией! — спокойно согласился монах и извлек из сумы ржавые кандалы.

Проводник и двуголовая восприняли свое пленение со сдержанной покорностью. Прошептали пару проклятий в адрес монаха, пока тот приковывал их к уключине, а в ответ услышали протяжное пение одного из псалмов. Повторив несколько раз стих из божьего послания, Патрик заодно решил отметить мракочад символом спасителя. Красный след от охры на щеке слепца засиял не хуже разогретых углей. Закусив губу, проводник взвыл от боли. А вот двуголовая перенесла выходку монаха с большей обидой. Зашептав слова задом наперед, она смачно харкнула ему вслед. Но промахнулась. Патрик успел отскочить в сторону и наставительно погрозил поводырю пальцем, а потом захлопнул за собой дверь.

Внутреннее убранство жилища хранителя и дегустатора винных погребов выглядело не просто скромно, а до неприличия бедно. Несколько деревянных полок, стол и простенькие стулья без спинок. В качестве кровати использовалась деревянная скамья в локоть шириной. На такой не то что спать, сидеть-то неудобно. С утварью дела обстояли еще хуже. Глиняные кружки, кувшин, треснувшая тарелка и одинокая, почти прогоревшая, свеча.

— Я знал, что в обители дела обстоят не так хорошо, но чтобы настолько... — развел я руками.

— Ты мне зубы-то не заговаривай, — предупредил меня Патрик. — Я в казначеи к ордену не набивался... Мне и плошки достаточно будет. А за святых коршунов не волнуйся. Их кошельки продолжают пухнуть от подаяний, да золотые оклады статуй не стали бледнее. Лучше расскажи, перегрин, какая нужда заставила тебя связать свой путь с этими жалкими выродками?

Смешной он. Я снял шляпу, отложил в сторону 'Игрока' и осушил стакан воды.

Патрик всегда умел зрить в корень. Именно за это и поплатился. И не только своей кардинальской шапочкой и мраморным перстнем. Впрочем, всех подробностей этой истории не знал даже я.

— Итак, ты будешь говорить или решил перевести у меня всю воду и отправиться восвояси? — Отставив кружку в сторону, Патрик взялся за кувшин и передвинул его подальше от меня.

— Ну хорошо, — быстро согласился я. — Правда мой рассказ не будет столь увлекательным, как тебе хотелось бы.

— Ничего страшного, мое любопытство давно оскудело до размеров безразличия. Так что давай, начинай свое занудное бурчание, муренмук.

Я опустил взгляд и тяжело вздохнул.

Потребовался час или около того, чтобы описать последовательно свою последнюю вахту во всех подробностях, начиная с перепутья и заканчивая разговором с кардиналом Гардиушом Бланом.

Патрик был благодарным слушателем — не перебивал и не задавал лишних вопросов. А когда мне больше нечего было сказать, присвистнул и раскурил трубку.

— Да, дела... Стало быть, недостаточно мы отмаливали свои грехи.

— Считаешь, все дело в святой инквизиции? — грустно улыбнулся я.

— И в ней тоже.

— А если серьезно?

— Серьезно? — наморщил лоб монах. — Знаешь, муренмук, я давным-давно разучился шутить и относиться к новостям без должного уважения. Вера, она ведь у всех разная. И сейчас я имею ввиду нечто иное. Ангельские песнопения и обкуривание прихожан тут совсем ни при чем. Много лет назад мы недооценили своего врага, не поверили в его мощь. И вот закономерный итог.

— Только причем здесь перегрины?

— А вот этот вопрос тебе стоит задать той, которая поджидала тебя в катакомбах.

Опустив голову, я почесал взмыленную макушку.

— Да, иного выбора у меня, пожалуй, нет.

У окна Патрик остановился и посмотрел на прикованную парочку. Задумчиво выпустил несколько дымных колец.

— Проводник нашел Идущую по следу, которая приведет тебя прямёхонько к той, что жаждет мести. Ты не плохо изучил наш мир, перегрин. Слишком неплохо...

— Но все-таки недостаточно, — догадался я.

— Верно, — монах обернулся. Его взгляд стал еще более туманным. — В этой цепочке не хватает одной крохотной сцепки.

— Какой?

— А разве ты не догадался?

Мне бы стоило рассказать ему все сразу, но я припас эту часть разговора на потом. Слишком много правды за раз — не походящий ингредиент для серьезной беседы.

— В таких случаях поводырю необходим Признак...

— Безусловно. И желательно чтобы это была не какая-то там безделушка, а нечто действительно серьезное. Некая личная вещь. Что скажешь на это?

— Скажу, что именно Признак и привел меня к тебе. И мне понадобится помощь.

Монах недоверчиво уставился на меня.

— И чем же я смогу быть тебе полезен?

— Мне нужно попасть в цитадель Очищения. А если быть точным, в подвалы святой инквизиции, туда, где ведьма провела свои последние часы. В период первого Сезона охоты вы пленили невинную душу и незаконно приговорили ее к смерти, а теперь она воскресла из мертвых... Короче, мне нужны твои личные архивы 'Доносных списков'...

Где скрывается прошлое?

Монах приблизился к столу и аккуратно опустил на него стопку запыленных фолиантов — с третьего по пятый том. Они охватывали четыре десятилетия, самые кровавые и жестокие за всю историю здешнего мира. Именно тогда началась первая охота на ведьм.

Мы выступали простыми наблюдателями, не вмешиваясь в методы дознания инквизиторов. Но были случаи, когда перегрины все-таки становились главными действующими лицами в жестоких постановках Сезона изгнания.

Мы засиделись до самого утра. Говорили немного, в основном молчали. А как иначе? Тяжелые воспоминания почти всегда похожи на рваное лоскутное одеяло — яркие рисунки сменяются затертыми швами. Возможно, все дело в эмоциях. Это именно они уничтожают большую часть неприятных эпизодов. Но ощущения никуда не исчезают. Их не искоренишь даже долбанным самовнушением.

На пятом томе остановились. Я вгляделся в ровный почерк и ощутил, как перехватило дыхание. Это точно было ее имя. И в приговоре, и на странице пыльного фолианта. Кларисса Мерси — свободная прачка из городка Фрагед. Доставлена в орден по коллективному доносу ближайших соседей. В содеянном не созналась. Приговор приведен в исполнение...

— Ты уверен, что это она? — уточнил Патрик.

— Хотел бы я ошибаться, но что-то мне подсказывает, мы на верном пути...

— Я всегда знал, что когда-нибудь мы поплатимся за свои злодеяния, — воспоминания нахлынули на монаха с новой силой. — Знаешь, мы наломали столько дров, что теперь легче придать этот бурелом костру, чем пытаться разбирать завалы.

Я рассеяно кивнул, но мысли витали далеко отсюда. Вернувшись обратно на Сферу, память действовала независимо от своего хозяина. Именно она откинула меня в недавнее прошлое...

Огромная площадь в виде полумесяца укрылась под прозрачным колпаком, являлась взлетной площадкой для Земляного бота, задача которого доставить ученых на планету, а по окончании вахты, вернуть обратно. Рядом со мной стоит моя племянница, а перед нами толпится довольно внушительная группа провожающих. Ученый Триумф устроил из отлета настоящий праздник. Впрочем, с годами интерес к освоению соседней планеты заметно угас. Жители Сферы все меньше верили в успех скорого переселения, а таинственный мир преподносил все новые и новые сюрпризы.

Я хорошо помнил, как Нера обняла свою маму, крепко прижалась к ней. Я же пообещал сестре, что прослежу за племянницей. Но обещанного не сдержал! Там, где у обычных людей располагается сердце, что-то предательски кольнуло. Мои органы наполовину состояли из волоконных заменителей, но от этого я не становился менее человеком. Или я ошибался?.. Ведь чем выше твои возможности, тем меньше ты фокусируешься на мелочах. А именно из мелочей и состоит наша гребаная жизнь.

Мы помахали руками и поднялись на борт капсулы...

Патрик прищурился, вглядываясь в ровные строчки бесконечного списка. Имена, приметы, признаки причастности... За каждым росчерком пера крылась чья-та судьба. Казалось бы, крохотная линия чернил, а по факту — насилие, страх и смерть в конце короткого пути признания.

Отлично помню, как Конферат строго осудил действия святой инквизиции. Казнь без доказательств недопустима! — сказал тогда сферальный совет. Правые и виноватые — мы должны строго следить за исполнением правосудия. И перегрины принялись наблюдать. Пару лет мы имели решающий голос при вынесении приговора. А затем все вернулось на круги своя. Нам просто стало не интересно копаться в чужом белье.

— Когда ты говоришь это произошло? — уточнил монах.

— Весной или вначале лета.

— Тысяча пятисотого года от противостояния Всевышнего? — уточнил Патрик.

— Верно.

Послюнявив палец, он перелистнул несколько страниц, поправил очки и принялся бубнить имена казненных. Он говорил быстро, а потом его речь замедлялась. Наконец, монах ткнул пальцем в середину страницы и торжественно произнес:

— Кажется нашел!

— Неужели? — теплившаяся внутри надежда разгорелась во мне с новой силой. — Читай скорей, что там написано?

— Юная дева, двадцати двух лет отроду, темные волосы, простолюдинка. Место и работа совпадают. Основание для задержания — подозрение в черных делах. Допоздна горит свет, слышаться посторонние голоса, зачастую мужские. Но это еще не все. Ко всему прочему, она коверкает слова, часто проявляет агрессию по отношению к посетителям, высушивает дурман-траву...

— Что-то еще?

— В момент дознания вела себя стойко, покровителей не выдала, раскаяться не пыталась. В дознании принимал участие перегрин Виктор Край из подданства Руаны.

— Все совпадает, — я едва не кинулся в пляс.

Но Патрик не разделил моей радости.

— Все, да не все.

— Почему?! — удивился я.

— Не хочу тебя разочаровывать, но эта девушка так и не была казнена.

— То есть как?

— Совет вынес ей оправдательный приговор.

Вскочив со своего места, я саданул кулаком по столу.

— Этого не может быть! Я не полоумный безумец, и точно помню, что приговор привели в исполнение! Серые небеса, пламя зеленовато-желтого цвета, я видел это собственными глазами.

— Прости, — вздохнул монах. — Но даже если ты прав, церковные хроники вряд ли получится переписать.

Я ощутил себя не просто обманутым, отнюдь. Меня банально поимели, развели как сопливого подростка. Это же надо, поверил, что мне бросила вызов восставшая из небытия ведьма! Но я ведь ученый! А значит, априори не должен верить во всякую небывальщину. А тут такое дело.

Однако даже подобное открытие не облегчало задачу. Моя зыбкая теория рассыпалась на глазах. Ведьма со сверх способностями — понятно и привычно для этого мира, а вот шарлатанка, устроившая грандиозное представление, это совсем другое. Нечто необъяснимое, неподдающееся никакой логике.

— Мне кажется, тебя кто-то здорово водит за нос, — сняв очки, Патрик захлопнул обтянутый кожей фолиант.

Я нахмурился и уставился на монаха.

— Ты это о чем?

— Мне кажется, как бы ты ни старался искать виновных среди исчадий, отыщешь лишь собственную тень. Люди, вот истинные злодеи этого мира. А бороться с ними пустое дело. На смену одному злодею обязательно придут два новых.

Вряд ли Патрик руководствовался здравым смыслом, скорее всего, им двигала банальная жажда мести. Он слишком многое потерял в своей жизни, чтобы рассуждать иным образом. И виноваты в его бедах были отнюдь не вурдлаки и прочая нечисть. Он пострадал от обычного людского порока. Но в отличие от него, я не собирался мириться с неизбежностью.

Внезапно снаружи послышался протяжный вой — опять развлекался слепой проводник. Но в кромешной тьме его голос прозвучал как некое предостережение. Или призыв?!

Схватив оружие, я выскочил из дома. Краем глаза заметил, как Патрик зажигает свечи и извлекает нечто похожее на обычные молельные четки.

Двуголовая сидела на корточках и тихо сопела, не обращая внимания на то, что творилось вокруг нее. А посмотреть тут было на что. Освободившись от оков, проводник выгнулся дугой и катался по земле, издавая целую череду ужасных звуков. Со стороны могло показаться, будто слепец испытывает жуткие боли, но я-то прекрасно знал, с чем было связано это ужасное действо. Он призывал вурдлаков.

За моей спиной возник Патрик. В одной руке он держал масляный фонарь, в другой — томик 'Первопричины создания'. Слепец застыл, словно деревянная заготовка для лука.

— Что здесь происходит? — прошептал монах.

— Тихо, — цыкнул я.

Высокие кроны деревьев зашевелились. Случайный ветер потревожил все вокруг: стаю птиц, скрипучие стволы и темные пятна кустов. Вначале показалось, что никакой опасности не существует и это обычная иллюзия. Панический клекот разнесся по округе, и умчался вдаль. Беспокойство мгновенно растворилось в тишине. Но мне это ужасно не нравилось. Я предупредительно щелкнул затвором.

— Готовься к смерти, неправильный хозяин, — прошипел слепец.

И он оказался прав, но лишь отчасти. Мрачная пустота, скинув с себя пелену таинственности, мгновенно ожила. Я заметил, как призрачные грани рождают яркие вспышки дюжины злобных буркал. Горели вертикальные глазницы в огненной оправе ярости. Если бы ни приходилось сталкиваться с ними раньше, то их вид наверняка вызвал бы во мне приступ паники и заставил бежать без оглядки. Но я слишком много лет провел на этой треклятой планете.

Отступив к порогу, я опустил карабин и попытался уловить тяжелый, отталкивающий смрад надвигающейся беды. Из пустоты выступали серые лисы — посланцы в мир обреченных. Но мне они были безразличны. Они всего лишь стая, безмозглая и жаждущая крови. Важны не сами противники, а их количество. Уничтожить дюжину не составит труда. А если их окажется больше двух десятков, что тогда? Патронов у меня точно не хватит. Даже если пустить в ход револьвер. Поэтому прямым противостоянием эту схватку не выиграть.

Продолжая лихорадочно соображать, я сместился слегка в сторону и заметил, как монах, выставив вперед деревянные вилы, начал осторожно двигаться навстречу клыкастым животным.

— Стой! — приказал я. — Сам с ними разберусь.

— А мне что прикажешь — опустить руки и взирать?

— Ну можешь заодно прочитать какую-нибудь бесполезную молитву, — предложил я.

Тем временем из кустов показались ободранные морды. Грубые клочки шерсти торчали пучками, а там, где зияли проплешины, виднелись мерзкие рытвины шрамов.

Я сделал пару шагов, стая остановилась. Видимо, дожидалась приказа. Значит, вожак уже близко, и лишь этот факт вселял уверенность в благостный исход.

Через минуту я насчитал уже добрую сотню вурдлаков. Они скалились, показывая свои острые клыки, но нападать все же не решались. Практически полностью окружив жилище бедного монаха, лисы ловко оттеснили меня от слепца и поводыря. За спиной послышались протяжные слова молитвы, от которых подсознательно все-таки стало немного легче. Но ненадолго, потому как атаковали лисы внезапно.

В следующую секунду на меня кинулся первый вурдлак. Я даже не успел наставить на него ствол, просто резко ударил по морде прикладом. Заскулив, лис улетел в ближайший куст. Зато второй умер уже от пули. И третий тоже...

Осторожные выпады превратились в настоящую кровавую потасовку. Лисы нападали хаотично. Кто-то отскакивал в сторону, чтобы осуществить очередную попытку, а кто-то неподвижно замирал на земле.

Выстрел, еще один...

— Скорее в дом! — рявкнул Патрик.

Видимо, даже крепкие нервы моего старого друга достигли предела, не оставив ему иного выбора. Перестав петь очередной бездейственный псалом, он потянул меня за собой. Но в пылу борьбы я не сразу расслышал его предложение. У меня оставалось всего пару патронов, когда стало понятно, что нам не сдюжить. Схватившись за ручку двери, я потянул ее на себя, и под протяжный вой слепца, которого явно веселило все происходящее, попытался укрыться за каменными стенами. Не успел — острые клыки вцепились мне в ключицу, и я ощутил невероятный прилив боли.

— Не шевелились, — посоветовал монах.

Был бы рад, только силы уже начали покидать меня. Укус вурдлаков обездвиживал жертву практически мгновенно. Достаточно яду проникнуть в податливую кровь, и небольшой хищник выйдет победителем даже со Слепым ревуном. Не совсем удачный пример. Мохнатый шатун обладал иммунитетом практически к любой известной магии.

Патрик затащил меня внутрь и захлопнул задвижку. Надо заметить, сделал это вовремя. Послышались бешенные удары в дверь и стены. Преграда выдержала. Но лисы оказались куда как хитрее. Взяв паузу, они переместились к узким оконным проемам. Сначала вурдлаки нервно скребли лапами толстое стекло. Призрачный свет их пылающих глаз проникал внутрь, выискивая обездвиженную жертву. Впрочем, я и не собирался от них прятаться. Узрев меня сквозь мутную завесу, лисы одна за другой принялись протяжно выть, словно требуя чьей-то помощи. И вскоре раздался ответ, громкий, почти оглушительный, напоминающий рык заспавшегося барлуга. Получается, вожак не подходит близко, но пристально следит за своей клыкастой армией.

Призывая к скорейшему взятию нашего скромного укрытия, вожак подал голос еще раз. Его верные солдаты ответили странным свистом, и в ту же секунду послышался звук бьющегося стекла. Рыча и подвывая, вурдлаки мешали друг дружке в попытке протиснуться внутрь, где их ждал довольно неприятный сюрприз.

Позабыв про Патрика, я судорожно искал выход из сложившейся ситуации, когда меня оглушил его певучий баритон. Уж не знаю, что за псалом он решил исполнить, но последняя строчка оказалась просто оглушительной, в самом прямом смысле этого слова. Завершающую фразу он не спел, а выплюнул с ненавистью к противнику. Меня охватил жар, и я ошарашенно попятился подальше от узких окон. Только волна задела не меня одного. Уткнув морды в пол и жалобно повизгивая, лисы все-таки отступили и повалили наружу.

Второй куплет закончился еще более разгромным крещендо. Теперь жалобные голоса раздались из-за стен. Но самое главное, никто не хотел предпринимать новый штурм.

Мы с Патриком переглянулись.

— Сила слова? — догадался я.

— Единственное оружие просвещённого человека, — кивнул он в ответ.

— Сможешь их задержать?

— Мои возможности не безграничны, перегрин. Но на пару смачных пощечин думаю меня хватит.

— Этого вполне достаточно, — кивнул я в ответ и устремился на чердак.

Выбрался через узкий лаз и попытался как можно шире обогнуть дом, попасть в тыл к врагу со стороны густого леса. Могу сказать только, что мне невероятно повезло. Патрик удачно отвлек эту оголтелую ораву. Почувствовав как легкий ветерок коснулся моего лица, я улыбнулся с облегчением. Сегодня сами Пустые звезды на моей стороне. Подкрасться к врагу с подветренной стороны — считай, половина успеха.

С карабином наперевес я осторожно, шаг за шагом, двинулся к тому самому месту, где, по моему мнению, и прятался вожак стаи. Подавшись вперед и затаив дыхание, замер. Задача передо мной сейчас стояла одна — почувствовать его раньше, чем он раскроет присутствие постороннего.

Под ногой предательски хрустнула сухая ветка. Я перенес вес тела с носка на пятку, звук повторился. Медлить и дальше было бессмысленно. Через пару секунд я уже был на месте. Примятая трава, обгрызенная крона дерева и клоки шерсти. Он где-то рядом. Но где именно? От недавней уверенности не осталось и следа. Мнимое преимущество таяло на глазах, как кусок растапливаемого масла. Хотелось верить, что зверь поменял свое убежище совершенно случайно, но стоило ли тешить себя пустыми иллюзиями? За спиной раздался недовольный рык. Медленно опустив оружие, я положил 'Игрока' на землю и обернулся.

Он был гораздо крупнее других представителей вурдлаков. Желтые глаза сверкали в ночи, вытянутая морда усыпана глубокими рытвинами, а вместо уха торчал лишь острый огрызок. Ощетинившись, он выгнулся дугой, но приближаться не спешил.

— Вот мои руки. — Я выставил ладони вперед.

В ответ последовал грозный оскал.

— Неужели боишься?

Я присел на корточки, но продолжал держать ладони на виду. Вожак недовольно повел носом, словно пытаясь уловить наполняющий меня страх. Напрасно, приятель. Я никогда не пасовал перед мерзкими чадамимрака. И пускай клыки моего врага достигают размера фаланги, а когти длиннее ткацкой иглы — он с самого начала проиграл эту схватку.

Прижав уши, лис тоже пригнулся к земле. Рык повторился, но на этот раз более грозный. Я, наконец, позволил себе осторожно опустить руки. Вытер со лба пот, снял шляпу.

— У тебя нет надо мной власти, — тихо прошептал я.

Яркие буркала сверкнули во тьме. Он не хотел принимать эту правду. Она была для него чужда. Как истинный охотник, вурдлак настроился только на победу.

— Не веришь? — удивился я.

Рык превратился в нечто похожее на стон.

— Тогда докажи!

Вожак клацнул зубами.

— Ну давай, докажи! Докажи, пустые звезды! Слышишь?! Жалкое подобие скунса!

Я добился желаемой реакции. Хищник совершил свой коронный прыжок. Резко и отчаянно, силясь вцепиться мне в горло. Впиться зубами в сонную артерию и вырвать пульсирующие жилы! Уцепиться и вытащить наружу пучок вен. Жажда крови переполнила его до кроев. И сосуд его ненависти не выдержал напряжения, лопнул. В последний миг лис промахнулся. Мне достаточно было слегка отстраниться с линии атаки, как тот клацнул зубами, сцапал пустоту. Рука моя скользнула к голенищу. Выдернув кинжал, я всадил его вожаку прямехонько в сердце. Один короткий мир, и схватка была закончена. Возможно, вожак даже не понял, где именно совершил ошибку. Но уж точно ощутил ее результат на собственной шкуре. А хруст разрываемой плоти стал лучшим доказательством его поражения.

Прижав пасть лиса к земле, я резко повернул лезвие по часовой стрелке, заставив своего врага закатить глаза. Умереть второй раз не столько страшно, сколько обидно. Вытерев нож об рукав, я прижался к уху животного и едва слышно прошептал слова упокоения.

— Сегодня не твой день, сегодня не твоя битва. Главная охота придет с новым рассветом, зверь.

Он немного поскулил, а потом затих, окончательно признав за мной превосходство.

* * *

Мы свалили мертвые тела вурдлаков в выгребную яму под веселое улюлюканье слепца. Он все еще надеялся, что это не последняя схватка, и вскоре дорожая жижа родит новых тварей. Я не стал его разочаровывать. Пусть хоть оборется, все без толку. Стрелки моего компаса сгрудились на нуле и не собирались смещаться в опасную зону.

Зашвырнув последнюю тушку в огненный капкан, я вернулся к проводнику и со всего маха засадил ему лопатой. Его голова скривилась и плетью повисла на плече.

— Ты что же, решил, будто я собираюсь терпеть подобные выходки?! — сквозь зубы процедил я.

Смех тут же стих, сменившись оханьем.

— Запомни, выродок, — я наставил на проводника указательный палец. — Еще хоть одна подобная выходка, и твоя рожа превратится в такое же кровавое месиво, что и рука!

Патрик ждал меня в доме. После недолгой осады дел было невпроворот. Одно из разбитых окон уже украшали доски. Крест на крест, для пущей защиты. Согнув спину, монах пытался избавиться от кровавого пятна на столе.

— Я с самого начала тебя предупреждал: с твоими новыми друзьями бед не оберешься. Разве не так?

— Они образумятся, главное дать шанс. — Я устало присел на скамью и откинул голову назад.

Монах остановился, оглянулся и с интересом уставился на мою измученную физиономию.

— Надо заметить, у тебя довольно прагматичный подход к происходящему.

Я закрыл глаза.

— Знаешь, моя грань добра и зла уже давно смешалась с дорожной пылью. Хотя, если быть до конца откровенным, ее никогда не существовало. И осознавая жизнь становится какой-то простой и вполне понятной. Есть просто две силы, и каждая из них стремится к нулю. Ноль в нашем случае — это цель. А когда конечная точка достигается, все начинается заново. Вот и все. Такая вот арифметика, друг мой.

Патрик нахмурился:

— Как-то все слишком просто.

— Да что же тут плохого? На то она и истина. Понятна как день.

— Может оно и так, — задумался Патрик. — Но от перегрина я ожидал некой вселенской мудрости, а тут...

— Только не говори, что разочарован.

— Нисколечко, — покачал головой монах. -В твоих словах явно есть зерно мудрости. Знаешь, ведь чем старше становишься, тем отчетливее наблюдаешь, как оно прорастает среди навоза сквернословия. Главное, хорошенько моргнуть, чтобы шелуха напыщенности и величия слетели с твоих глаз.

— Как бы я хотел, чтобы тебя сейчас услышали мои коллеги, — не стал лукавить я. — Уж тогда бы они точно не спорили насчет обреченности вашего мира.

Присев напротив монаха, я покосился на свои окровавленные руки и недовольно поморщился.

— А тут и спорить нечего. Твои братья по ордену во многом правы, отзываясь о нас не столь лестно, — внезапно произнес Патрик.

— Вот как?..

— А что тебя удивляет?

— Честно признаться, я ожидал другого ответа, — не поверил я своим ушам.

— Ты ожидал услышать очередную ложь, муренмук. Люди привыкли лгать не только друг другу, но и самим себе. Наверное, там, среди крохотных светил, должно существовать больше правды. Хотя, судя по твоему лицу, я слишком хорошо думаю о лунных странниках.

Мне не пришлось ему отвечать. Патрик слишком хорошо умел выдерживать паузу и уводить разговор в другое русло. Он только коротко кивнул и вернулся к нашей встрече:

— Как я понял, ты собираешься продолжить свои поиски...

— Безусловно, — подтвердил я. — Лицедейство это или что иное, мне все равно. Главное, вернуть Неру.

— А как же Договор? — поинтересовался Патрик.

— Плевать я на него хотел! — огрызнулся я. — Этот мир уже давно не признает никаких законов, так на кой ляд мне поступать иначе!

— Неужели готов избавиться от Дорожного плаща?

— В конце концов, это же не кардинальская мантия, — выдал я очередную жалкую шутку.

— Тут ты абсолютно прав, муренмук. Человеческая жизнь ценнее широкополой шляпы, — перефразировал меня монах и, немного подумав, добавил: — Тогда, добро пожаловать в компанию рваных сердец, друг...

Сборы заняли совсем немного времени. Патрик обошелся небольшим мешочком, хорошенько подпоясал рясу и протянул мне новое одеяние.

— Что это еще такое? — уставился я на шерстяное облачение.

— Интересно, а как ты собираешься попасть в Цитадель?

— Ну, если честно, я предполагал, что найдется иной способ... — растерянно протянул я, но Патрик только покачал головой.

— Других способов нет и быть не может. Только через Скорбные ворота, прямиком в огненную печь. Минуя образ святой Марии-избранницы и семи ее отступниц. Так что, примеряйте ваш новый образ, брат Святус.

От 'Игрока' мне все-таки пришлось отказаться. Слишком уж приметная вещичка. Взял только шестизарядный револьвер и дюжину запасных патронов. Впрочем, если наш замысел обернется провалом, то не поможет ни карабин, ни 'Ослепляющий луч'. Да что там луч, все ухищрения мира будут бесполезны в застенках кровавой инквизиции.

Сунув руки в рукава, я со смиренным взором вышел на улицу. Издевательский смех слепца мог продолжаться еще очень долго, если бы мой испепеляющий взгляд не пронзил его насквозь, вынудив хохмача нервно вздрогнуть и зайтись в приступе кашля.

— Ты уверен, что он нам пригодится? — поинтересовался за моей спиной монах.

— Скажу так — с ним наша прогулка выйдет более короткой.

— Но допускать в святую обитель подобное зло... это по меньшей мере кощунство, — с сомнением заявил Патрик.

Я равнодушно пожал плечами:

— Когда в их стенах располагался папский легат, зло попадало туда чуть ли не каждый день. Так что, ничего предосудительного мы не совершим.

— Хорошо, но исключительно в кандалах и под охраной, — парировал монах.

— А кто сказал, что я собираюсь отпускать его на волю?

— А еще кляп в рот и рубаху-смирения, — тут же добавил Патрик.

На моем лице проступила едва заметная улыбка:

— Обряд святого очищения все еще в ходу, не так ли?

— В дни великой пятницы святое воинство проводит обряд излечения помешанных и одержимых в зале святого Густава-презренного, — подтвердил монах.

— Стало быть, мы прибудем как раз к сроку.

Слуга суккуба следил за нашим разговором, не смея проронить ни слова. Видимо, посчитал услышанное пустым трепом. Но когда мы спеленали его и усадили на повозку, не на шутку заволновался. Переступить порог бывшей обители догманианцев, первого инквизиторского легата, для него было подобно превращению в прах. Впрочем, меня мало интересовали его страхи, главное — отыскать вериги бывшей пленницы, передать их поводырю и ухватить след. Остальное пустой треп.

Поправив уздечку и желая поскорее отправиться в путь, я ощутил на себе тяжелый взгляд Патрика.

— Что-то не так? — спросил я.

Ему было трудно обратиться ко мне с подобной просьбой, но он пересилил себя.

— Услуга за услугу, приятель, — осторожно начала монах. — Если бы я знал, что тебе это не под силу, то не попросил...

— Все что угодно, — не дослушав его до конца, согласился я.

Патрик облегченно выдохнул:

— Покажи мне Виолу. Умоляю тебя. Ненадолго, пускай даже на пару мгновений.

— Может быть, все-таки, не стоит? — Захотелось его отговорить, но я вовремя остановился. На моих плечах повис долг перед этим человеком, и я был не вправе его переубеждать. Его выбор — это его выбор. Кто знает, как бы я поступил, окажись на месте Патрика.

Жена бывшего кардинала провинции Ратвиль была умна и хороша собой. Настоящая леди. Она обладала не только изумительной внешностью, но и тонким умом. Но судьба слишком неблагосклонна к людям с подобными данными, и леди Виола не стала исключением. Ее увлечение сомнительными для церкви науками, вроде алхимии и астрономии, сыграли с ней злую шутку. Зависть, ложь и предательство — в этой истории не нашлось даже капли банального благородства. Темные времена, животные нравы.

Это случилось лет так двадцать назад. Тогда Патрика именовали не иначе как Луише Сакрале. Кардинал пятнадцати провинций — самой крупной области, размером с целое подданство. Одни поговаривали, что завистники хитростью заставили кардинала покинуть родные стены и отправиться в долгое путешествие по северному пределу. Другие сетовали на его неукротимый нрав и жажду к приключениям. Так или иначе, но когда Луише покинул обитель, в дверь к нему постучалась беда. Его жена стала разменной монетой в сложном противостоянии за власть. Собратья по вере действовали до безобразия быстро. Суд и казнь состоялись в один день. Даже сам Всевышний был не в силах помешать коварному плану завистников.

Кардинал Сакрале не стал мстить. Придав тело жены огню, он нарушил первую заповедь таинства. А когда сжег красную одежду и обрядный посох — символ кардинальской власти, отринул все остальные разом. Тогда синод решил наказать наглеца, но в последний момент изменил свое решение. Луише вернул свое мирское имя и удалился в горы северной Гардии. Именно там, спустя какое-то время, я и нашел своего старого друга. Правда от человека, которого я знал прежде, не осталось и следа. Внешне он напоминал обтянутый кожей скелет, а его взгляд перестал различать время и пространство.

— Ты ведь понимаешь, ваше свидание продлиться всего ничего, — предупредил я монаха.

— Знаю.

— Может быть, пару вздохов или один удар сердца, — продолжил я.

— Достаточно будет даже половины этого времени, — уверенно ответил Патрик.

— Хорошо.

Я извлек из кармана свой наручный систематизатор, быстро включил его и принялся копаться в отчетных папках. Образ Виолы нашелся довольно быстро, короткие манипуляции — и тонкие световые линии начали плести призрачную фотографию.

Патрик осенил себя знаком Всевышнего и осторожно протянул руку. Но так и не осмелился коснуться образа — просто стоял и смотрел. По его щекам катились слезы, а изображение Виолы стремительно покрывала Молочная роса. Защитный организм, магическая пелена или насмешка природы — называйте это явление как угодно, без разницы. Главное, что работало оно безотказно. Это как испарина в жару. Различие лишь в одном: молочная роса мгновенно расправлялась с любым более-менее сложным механизмом. Например, наши переносные капсулы могли продержаться не больше десяти минут. Поэтому мы и выбирали для высадки места с наименьшей концентрацией этой дряни. Хотя последние годы ее распространение приобрело катастрофический характер.

Фото начало стремительно растворяться под действием внезапно возникшей пленки. Мой систематизатор вспыхнул, и кнопки резко погасли. Послышался неприятный треск, совершенная техника заискрилась, окончательно выходя из строя.

Патрик медленно коснулся пальцами того места, где только что парил вырвавшийся из прошлого образ близкого ему человека. Рука медленно сжалась в кулак. Он прижал его к сердцу и закрыл глаза.

Тяжело вздохнув и ничего не говоря, я обнял монаха, и его боль незамедлительно передалась мне. Не вся, всего лишь крохотная ее часть. Но мне хватило и этого. Я даже представить себе не мог, какую страшную трагедию он носит в своем сердце.

— Нам кажется пора, — внезапно раздался голос Патрика. — Ты выполнил свою часть уговора, теперь настал мой черед.

Пускай и ненадолго, он все-таки стал прежним. Скоро отчаянье вновь примет его в свои цепкие объятия, но пока он еще в силах сопротивляться этой ненасытной особе, этим надо воспользоваться.

Звенья прошлого

Мост был узкий, с высокими каменными поручнями и десятком статуй? изображавших великих мучеников. Скорбные лица с надеждой взирали ввысь, надеясь на скорую помощь Всевышнего. Напрасно. Мрачные, грозовые тучи надежно скрывали их мольбы от небесного покровителя.

Поправив капюшон, я остановился напротив одной из фигур и с интересом уставился на потрескавшееся лицо с пустыми глазницами. Монах сгорбился и устало сложил руки лодочкой, пытаясь вымолить прощение за собственные грехи. А было их превеликое множество. Именно об этом свидетельствовал огромный, пузатый храпун, угнездившейся у него на плече. Раскрыв пасть, исчадие уже готовилось впиться в шею несчастного, но надежда все-таки оставалась...

Я приблизился к статуе и, наконец, понял, что заставило меня обратить внимание именно на нее. Ноги монаха были обуты в массивные сапоги с высокой подошвой и двумя стягивающими ремнями на голенище. Служители ордена никогда не носили такую обувь. А если быть до конца откровенным, на этой планете вообще никто не мог носить подобное. Образ кающегося был посвящен отнюдь не заблудшему догманианцу, он олицетворял перегрина, который после долгих странствий, наконец, нашел свое пристанище в царстве смирения.

Возле ворот, как и полагается, высилась сторожевая будка. Узкоплечий служитель ордена, в черной сутане и с томиком библии, с интересом уставился на нашу груженую повозку. Сделав знак рукой, он прижал священную книгу к груди и поспешил к нам навстречу.

— Благослови вас, мученики, — нараспев произнес страж и, наградив знаком спасения каждого из нас, включая связанного проводника, уставился на Патрика.

— И тебе наше благословление, отец Титсум, — откликнулся монах.

Похлопав по рассохшемуся боку телеги, страж приблизился к слепцу и внимательно изучил бледное, испещренное трещинами лицо. Я проследил за его неуверенными движениями. Вероятность того, что отец Титсум сумеет разглядеть в пленнике частицу мрака, была велика.

— И кого же вы привезли к нам, благороднейший брат Патрик? — уточнил он.

— Настоящего лоботряса, — лишь отмахнулся мой приятель. — Мельник из пригорода Фрауце, кличут Гербертом Ворчуном.

— Хм, а зачем кляп и веревки? Неужели, все дело в его сквернословии? Или буйный нрав?

— Это было бы меньшим из зол, — приложился к знаку Всевышнего Патрик.

— Что же тогда? — удивился страж.

— Внутренние страдания, — будто заговорщик прошептал Патрик. И ведь не соврал. — Наш мукомол одержим неким злым духом. Больше года эта тварь терзает его израненную душу, оставляя в покое лишь по великим постам и в страстную пятницу.

— Тогда, может быть, стоило его хорошенько запереть? — тут же насторожился Титсум. — Вот смолол бы он мешков сто, глядишь, и прошел бы его паршивый недуг. Ведь всем известно — тяжелый труд очищает голову гораздо лучше, чем полночная молитва.

— Возможно ты и прав, — не стал спорить Патрик. — Но день Возрождения уже завтра, вот я и решил за раз очистить этого несчастного не только от исчадия, но и от грехов.

Если до этих слов привратника явно забавлял наш разговор, то услышав о великом празднике, он нахмурился и раздраженно заскрипел зубами.

— Решил поиграть в благородство? — с издевкой поинтересовался Титсум.

Патрик добродушно кивнул и осенил себя знаком.

— Прости, но мне что-то слабо верится в подобное рвение, — нахмурился привратник. — Говори живо, зачем притащил сюда это отрепье?

Патрик вздохнул, покачал головой, словно соглашаясь с тем, что не смог провести опытного привратника. Затем осторожно посмотрел по сторонам и склонился к самому уху Титсума.

— Ваша правда, отец-распорядитель, — прошептал он. — Неспроста я это затеял. Водится за мной одно прегрешение.

— Вот как? И какое же? — удивился привратник.

— Было дело, — стыдливо опустил голову Патрик. — Ввели меня в искушение, будь они неладны!

— Рассказывай, не тяни, — потребовал Титсум.

Для пущего эффекта мой приятель тяжело вздохнул и выдал заготовленную по случаю историю.

— Случилось это на ярмарке в Бригге. Вместо того, чтобы передать пару бочонков вина в местную обитель, как мне было поручено, я загнал их местному виноделу... Вот такие вот дела, отец-распорядитель.

Страж долго молчал, о чем-то размышляя, а затем разразился громогласным хохотом:

— Ох, порадовал ты меня, брат Патрик. Ни дать, ни взять, настоящий воришка, — заливаясь смехом, выдал страж. — Скажи, а как же тебе удалось наши помои втюхать местному дельцу?

— Как-то оно само-собой получилось. Проявил немного красноречия...

— И сколько же ты выручил? — поинтересовался привратник.

— Десять гульдов за бочонок, — честно соврал Патрик.

— Сколько-сколько? Десять?! И зачем ты только в монастырь подался?

— Так оно ведь удачно-то первый раз получилось, — пожал плечами монах.

— И ты решил добрым делом проступок перекрыть, — догадался привратник.

— Так и есть, — вновь кивнул Патрик.

Похлопав его по плечу, Титсум, наконец, обратил внимание на меня. Подошел ближе, приподнял глубокий капюшон и уставился на мое худое лицо.

— Так, а здесь у нас что? Кто таков?..

— Это брат Святус, отшельник из дремучего Гряда. Я повстречал его на пути из Бригге. Направляется в обитель Марты-горемычницы, на праздник Урожайного Хваленья.

— А у твоего попутчика что, своего языка нет? — Меня коснулся подозрительный взгляд привратника. Молча наблюдал, как он тщательнейшим образом изучает мою пыльную одежду, все дыры и потертости. Даже въевшиеся навечно пятна привлекли его внимание.

— Где говоришь вы повстречались?

— В пригороде Фрейчера, — мгновенно откликнулся Патрик. — А не отвечает он, потому как немой. То ли в виду болезни, то ли благодаря данному обету, кто его разберет. Скажу только, что за последние три луны, он так ни одного слова и не обронил.

— Ни одного слова, говоришь, — задумчиво повторил Титсум.

Повертев головой, он нашел взглядом двух плечистых воинов, которые наблюдали за нами с невысокой надвратной башни. Я заметил их еще на подходе. Опасные ребята. Мрачные балахоны с красными крестами, лица скрыты глубокими капюшонами, под которыми, если присмотреться, виднелись черные маски палачей. Вооружены монахи-бойцы тоже довольно внушительно — осадные арбалеты в половину человеческого роста и обоюдоострые мечи с широкой рукоятью в виде спасительного креста. Раньше я сталкивался с такими довольно часто, кажется, они именовали себя Искупителями. Но как бы они себя ни называли, их методы были далеки от всех существующих принципов милосердия. В отличие от инквизиторов, они не утруждали себя получением признания. Все было гораздо прозаичнее. Прочитав короткую молитву, искупители приводили приговор в исполнение любым удобным для себя способом. Четвертование, обезглавливание или иное изуверство. Избавить мир от зла — довольно простая задача, и способ ее достижения абсолютно неважен. Настоящие убийцы, обряженные в благочестивый наряд праведников. Иного определения для них у меня просто не существовало.

— Вар, Кил, а ну-ка спускайтесь! Надобно проводить наших гостей до их крохотных опочивален, ха-ха, — махнул бойцам привратник.

Какое-то время святой отец терпеливо ждал, когда искупители окажутся рядом, а потом открыл свой молельный томик, выбрал нужный стих и начал последнюю, самую главную проверку. Его мелодичный голос воспроизводил длинные певучие фразы на языке Забытых предков. Я часто слышал, что таким образом представители духовенства выявляют в своих рядах отступников, но воочию наблюдал впервые.

Заслышав Обличающую песнь, связанный нами проводник напрягся и мгновенно попытался избавиться от кляпа. Я наблюдал, как шея слепца вздулась и пошла венами, а возле век проявились глубокие рытвины. Уже через пару секунд его затрясло в порыве неведомого припадка. И как закономерный итог, из ушей и носа фонтаном хлынула кровь.

Для привратника этого действа оказалось вполне достаточно. Он резко остановился, удовлетворенно кивнул и закрыл томик священной книги.

— Что ж, похоже ваш мельник и впрямь нуждается в обряде, — констатировал он.

— Проводите наших гостей в Северное крыло, — обратился он к воинам. — Только не напрямик. Ступайте по Вороньей лестнице, не хочу, чтобы мельника узрел кто-то из высоких особ...

— Высоких особ? — осторожно переспросил Патрик.

— Я что, слишком тихо говорю?! — раздраженно фыркнул отец-распорядитель. — Пока ты набивал кошель греховными монетами, к нам в гости, между прочим, пожаловал Его высокопреосвященство Гардиуш Блан...

Нас вели, словно на плаху, один искупитель впереди, второй замыкал цепочку. Я видел лезвие ножей, которые выглядывали из широких рукавов. Наши сопровождающие находились в постоянной боевой готовности. Покосившись в сторону, в узкой бойнице заметил веревку, на взлохмаченном конце которой болталась чья-та берцовая кость. В следующей щели картина оказалась еще хуже — человеческие останки были крупнее, но провисели здесь явно дольше, потому и выглядели, как обычные ссохшиеся коряги.

Сквозняк донес до нас голодное карканье птиц.

— Неудивительно, что эту лестницу называют Вороньей, — буркнул себе под нос монах.

— Заткни свою пасть! — Резкий толчок заставил Патрика охнуть и согнуться пополам.

В следующем пролете нас внезапно разделили. Меня повели выше, а моего приятеля и слепца погнали внутрь коридора. Перед этим мы обменялись с Патриком растерянными взглядами. Наш план трещал по швам, но вступать с искупителями в открытое противостояние было чревато еще более серьезными последствиями. Нас сопровождали опасные бойцы, и застать их врасплох сейчас было просто невозможно. Поэтому, оставалось подчиниться и уповать на удачу.

Возле узкой двери мы остановились. Я дождался, пока откроется засов. Разжался глухой бас, после чего я спокойно зашел внутрь — в крохотное помещение. Справа топчан, и на крохотном окне ржавые решетки. Теперь даже жилище Патрика казалось мне шикарными хоромами.

— Молись, брат, — снова пробасил искупитель. — Иного выбора не существует.

Засов за моей спиной резко защелкнулся. Удаляющиеся шаги вскоре стихли. Я досчитал до десяти и начал действовать. Засучил рукав и привел в действие браслет. Магнитный механизм сработал безукоризненно. Прислонив его к двери, попытался нащупать спасительную нить. Рука медленно двинулась влево. Мне повезло — буквально через минуту послышался протяжный скрип, задвижка нехотя покидала узкие душки. Еще какой-то миг, и я оказался на свободе.

Первым делом выключил магнитум и прислушался к тишине. Управился я достаточно быстро, до первых признаков губительной испарины. Так, что же дальше? План был довольно прост: для начала вернуться к тому месту, где нас разлучили с Патриком, освободить его и проводника из застенков и воспользоваться умением проводника. Да, план был прост до невозможности, но именно потому содержал много 'если'... Но я не стал обращать на них особого внимания. Все равно, выбраться из цитадели без помощи приятели у меня не получится.

Внизу я с удивлением наткнулся на подтверждение той самой оговорки, которую так упорно не хотел признавать. Там, где еще недавно был довольно широкий и мрачный коридор, теперь красовалась обычная каменная кладка. Но я ведь отчетливо помнил, как искупитель пошел именно в эту сторону. Как такое возможно? Ошибся с пролетом? Не может быть. Значит, магия? Где? В самой цитадели искупления? Поверить в это было просто невозможно.

Мои руки коснулись неровных граней. Узкие кирпичи были уложены в шахматном порядке, где-то слегка выступая, а где-то образуя некие вдавливания. Единственное объяснение, которое крутилось в голове, так это что сработали тайные механизмы.

Я проверил абсолютно все: кирпичи, выступы, факелы, закрепленные в массивных кольцах, никакого результата. Если здесь и существовал некий рычаг, то спрятан он был довольно искусно.

План, который мы продумали с Патриком, был близок к провалу. И даже если я смогу отыскать монаха в здешних подвалах, то вряд ли у нас получится добраться до пыточных катакомб. Кардинал Гардиуш, будь он неладен, как всегда спутал все карты!

Но выход есть всегда, даже со смертного одра можно сигануть обратно в бурный жизненный водоворот. Где-то за окном раздалось протяжное лошадиное ржание. Во внутренний двор ордена прибыл очередной кортеж. Я с интересом прильнул к арочному отверстию, подтянулся на решетках, но так ничего и не разглядел. Мешал широченный косой выступ. Я едва удержался на вспомогательной ступени, когда широкий рукав балахона зацепился за угол выступившего из общего ряда монолитной кладки. Раздался неприятный хруст и у локтя появилась приличная прореха. Что за напасть!

Когда я уже готовился спрыгнуть вниз, заметил одну интересную особенность: вокруг злополучного кирпича не было следов крепежа, он выделялся не только из общего ряда, но и целой стены. С замиранием сердца прикоснулся к краю, осторожно вдавил его внутрь. Кирпич с легкостью подчинился моей силе, и незамедлительно из глубины стены послышался протяжный скрежет цепей и стук шестеренок. Сложная череда последовательных узлов пришла в движение. Я отчетливо слышал, как заведенный механизм добрался до стены, и та распахнулась, будто плотный занавес.

Друга я нашел в третьей келье. Пустое помещение было оснащено лишь огромным пыточным креслом, из которого повсюду торчали толстенные гвозди, даже на подлокотниках. Осторожно освободив Патрика, я помог ему опуститься на пол. Он не спеша повернулся на правый бок и только потом позволил себе облегченно вздохнуть. Его монашеский балахон с шеи до пят покрывали крупные кровавые пятна.

— Всевышний все-таки покарал меня за мой длинный язык, — улыбнулся Патрик.

— Не говори ерунды! — Я попытался облегчить его страдания, подложив под голову свою ладонь.

— Брось, — Мой друг стыдливо отвел взгляд. — Все это абсолютно неважно. Главное, мы сумели выиграть немного времени.

Я удивленно уставился на бледное лицо Патрика.

— Тебе сейчас лучше не двигаться. Мы обязательно выберемся отсюда. Ты только... — Его ладонь накрыла мою.

— Оставь. Я знал, на что шел, и что этот поход может стать последним. — Тяжело сглотнув, Патрик посмотрел на меня. Его взгляд был сейчас тверже камня. Я все понял без слов: никакие уговоры здесь не помогут. — Так что, не трать время понапрасну. Через пару часов тебя обязательно хватятся, и тогда все пропало.

— Один я не справлюсь, — не согласился я.

— Как раз наоборот, — устало кивнул он. — У тебя одного есть шанс. Только слушай внимательно и не перебивай.

— Но Патрик...

Его палец прижался к моим губам, оставив на них кровавый след.

— В конце коридора спуск в подвал, прямо по винтовой лестнице. Будь осторожен — там два огромных зала, в которых собираются братья для ночного бдения. Минуя их, ты попадешь в узкий пролет, а оттуда в подвалы для отрекшихся. Твоя ведьма сидела именно там. И туда же они отвели твоего слепого проводника. Вот держи, — он протянул мне крохотные четки. Сколько я себя помнил, Патрик никогда не расставался с ними. И не только из-за скрытого в них секрета. — Мне они уже ни к чему, а тебе понадобятся. Личная охрана кардинала никогда не дремлет, будь осторожен. Если что, они подадут тебе знак сами.

— Очередной фокус, — догадался я.

— А как же иначе, — устало улыбнулся в ответ Патрик.

Прощание было недолгим. Я ссыпал на ладонь приятеля парочку пластинок, которые могли хотя бы немного облегчить его страдания, и быстро покинул пыточную. Теперь мне предстояло в одиночку выпутываться из сложившейся ситуации.

Последовав совету Патрика, я спустился к молельным залам и остановился, прислушался к посторонним шорохам. Зал был пуст. Посередине стоял широкий стол, сбоку — печь и заполненные посудой стеллажи. Ничего, что могло бы вызвать тревогу. Но я слишком хорошо знал тех, кто составлял отборную охрану кардинала. Их называли Пустолицыми. И название родилось не просто так. Опытные воины обладали не только идеальной выучкой, но и способностями, которые явно выходили за пределы человеческих возможностей.

Распоясав сутану, я извлек из внутреннего кармана жилета осколок Бледного стекла, длинную кожаную ленту наподобие веревки и механическое кресало. Теперь оставалось лишь проверить зал на наличие всяких ловушек, и действовать дальше по ситуации: либо искать другой путь, либо двигаться напролом.

С зеркалом в вытянутой руке я попытался различить в полумраке участки, где тьма была настолько густой, что образовывала смоляные линии, напоминавшие фонарный столб. Но сколько я ни вглядывался в отражение, так ничего и не узрел. Свет от догорающих свечей был таким ничтожным, что все очертания расплывались в мутные гуляющие пятна.

Что ж, значит стоит действовать иначе. Выкатив ленту, я легонько придал ей ускорения, и она покатилась вперед, оставляя за собой тонкий хвост. Метров десять-двенадцать, вполне достаточно, чтобы навести здесь шороху. Искра выбилась легко, и тонкая лента вспыхнула искрящейся змеей. Зал наполнил неприятный треск, а следом появилась короткая вспышка, и все пространство окутала вязкая пелена красного свечения. Никаких признаков пустолицых. Даже не слышно их отвратительного заутробного воя.

Только слишком рано я обрадовался. Буквально через минуту началось действие, которого я, собственного говоря, и добивался. Сначала, в дальней стороне зала, возникли мрачные тени. Они вытянулись в струну и неспешно поползли вдоль стен, потолку, устремились к огромной подвесной люстре. Затем послышалось мелкое постукивание наподобие часов с громкими ходиками. Стук был нечастым, но равномерным. Постепенно такт ускорялся, пока не превратился в нечто однородное. Заткнув уши, я ждал главной кульминации этого пугающего представления. И вскоре дождался. Стены заходили ходуном, и весь зал словно пустился в пляс. Широкобокий стол загремел изогнутыми копытами, стулья повалились на спинки и закрутились волчком. Посуда, повинуясь своим старшим братьям, покинула полки и смело ринулась вниз. Оставался последний штрих этого опасного капкана. В четырех углах зала появились огромные круглые воронки, которые напомнили мне бушующий вихрь.

Буря достигла своего апогея. Пространство рассекли яркие всполохи молний. Они пронзили его насквозь, и я заметил на камне темные, обугленные следы. Но любое заклятие, каким бы мощным оно ни было, имеет предел прочности. Границу своей силы.

Когда зал окутала тишина, и дым осел, я осторожно выглянул из укрытия. Однако осмотреть все вокруг собственными глазами так и не осмелился. Только при помощи мутного осколка. Медленно, слева-направо и обратно, я пытался найти того, кто представлял для меня главное препятствие. И я его нашел. Высокая сгорбленная фигура неподвижно возвышалась у противоположной стены, рядом с небольшой резной дверью. Приблизив осколок к глазам, я пригляделся внимательнее. Нет, я ошибся, лишь на первый взгляд это существо показалось неподвижным, на самом деле, оно слегка покачивалось, словно лоскутная лента на ветру. Стало быть, кардинал не поленился и расставил своих верных воинов по всему периметру, не забыв про винный погреб и заброшенные за ненадобностью пыточные подвалы. Но что оно здесь охраняет?! Вопрос был немаловажен, но ответ на него крылся где-то в темноте коридора. А туда мне еще только предстояло попасть.

Пустолицый вел себя довольно спокойно. Бесполый призрак, не иначе. Кажется, дунь на него, и он развеется пеплом, не оставив после себя и следа.

Стараясь не потерять его отражение из виду, я сделал осторожный шаг. Ноль реакции. Еще один. Расплывчатый силуэт вздрогнул и, кажется, немного приблизился. Впрочем, осколок стекла сильно искажал окружающую меня действительность. Стоило продвинуться еще малость, какой-то метр или чуточку больше, и тогда можно будет попробовать обезвредить его до пробуждения.

Следующий короткий шажок я сделал подобно ювелиру, выверено и аккуратно. Слегка вытянул мысок, который скользнул между осколками битой посуды, затем распределил вес тела на обе ноги и, выдержав паузу, двинулся дальше. Но даже при всем моем умении пустолицый все-таки уловил некое колебание. Дернувшись, он приподнялся почти к самому потолку. Его тощая вытянутая голова, скрытая черным капюшоном, резко повернулась. Почти как у сторожевого пса. Для полноты картины не хватало разве что носа и хитрого, с прищуром, взгляда.

Я затаился и старался не дышать. Только толку от этого было маловато. Верный страж не обладал привычным нам, людям, слухом, в его арсенале имелись более совершенные источники обоняния и осязания. Медленно взмыли вверх полы одежды, пустолицый остановился, подался вперед. Что-то почувствовал? Или уловил движение? Мне стало не по себе. Рука медленно скользнула под сутану, где я нащупал сокровенный мешочек. С узелком справился легко и, зачерпнув горстку перца, выставил наготове сжатый кулак.

Все это время страж не шевелился, словно ждал ответных действий. Но я не торопился, суета в таком деле ни к чему. Одно неловкое движение, и все мои усилия превратятся в осколки под ногами, включая и меня самого. Если он узреет присутствие постороннего раньше, чем рассеется отвлекающая пелена, начнется такое! Он не оставит здесь камня на камне, пока не убедится, что уничтожил чужака, стер его с лица земли.

Вытянув руку, но не разжимая кулака, я продолжил следить. Пустолицый плавно опустился вниз. Его тощие руки, которые больше напоминали костяные отростки, разошлись в стороны, тонкий перст указал мне за спину, там, где находился вход в зал. Дальше последовала небольшая пауза, и оглушающий крик прорезал пространство. Он, наконец, продемонстрировал свою силу. Крутобокий стол начал слегка постукивать ножками, а затем резко сорвался с места и с грохотом запечатал узкий проход.

Потребовалась вся моя выдержка, чтобы не шелохнуться. Недовольно заклекотав, страж продолжил искать. Спасало только одно — породившая его магия не позволяла вынырнуть за отмеренный ему островок.

Тянуть и дальше было бессмысленно. В любой момент пустолицый мог узреть меня среди красного марева. Вытянув руку, я наклонился вперед. А когда капюшон повернулся в мою сторону, разжал кулак. Крохотные гранулы акринского перца, подхваченные дуновением, смело ринулись в атаку. Тьма сама втянула их внутрь, словно магнит металлическую стружку.

Если я когда-нибудь и слышал более ужасный звук, то он не отложился в моей памяти. Страж скривился и карикатурно изогнул собственное тело, резко взмахнул рукой, едва не зацепив меня. Вовремя среагировав, я перекатился подальше от противника и оказался за его спиной. Теперь оставалось только бежать со всех ног, пока перец лишил стража главного органа чувств.

Возле огромной кованной двери возвышались две гигантские медные статуи. Монахи, облаченные в плотные одежды-платья, выставили перед собой мечи с широкой гардой. Только охраняли они не сокровища и даже не великие тайны старых богов. За замками ордена скрывалось лишь безумие. Да, именно оно, а не яркий металл или драгоценные камни. Неосязаемое чувство ужаса, страха и отчаянья, которое уже давно поселилось среди этих стен. Еще в первый сезон охоты на ведьм. Именно тогда камеры здешних подвалов наполнились человеческой болью. И доказательство вины тут не играло никакой роли. Главное, чтобы подозреваемый напитал мрачные подвалы душераздирающим криком обреченности.

Возле одного из монахов я остановился и внимательно изучил его скорбный взгляд. В отличие от остальных статуй, эта имела не только зрачки, но и иные мелкие детали, которые практически не отличали ее от человека. Тонкие линии жил, вен и шероховатости кожи. Внешне все это выглядело довольно жутковато, словно передо мной предстало нечто действительно живое.

С трудом приоткрыв дверь, я протиснулся внутрь. Крохотные узилища располагались только слева. Низкие, в половину человеческого роста, потолки, каменный выступ, позволяющий только сидеть, а еще некий звук, постоянный и раздражающий. Кап-кап-кап... Самые изощренные способы пыток, направленные на то, чтобы сокрушить волю затворника.

По левую руку я заметил всевозможные инструменты. Дремлющие под покровом паутины, они смиренно ждали своего часа, когда люди одумаются и вновь начнут изводить друг дружку при помощи этих хитроумных изобретений. И тогда, смахнув с себя тень забвенья, ужасные механизмы вновь примутся скрежетать острыми зубьями истины.

Под ногами, недовольно попискивая, проскочила стая потревоженных крыс. Скрывшись за грудой пожелтевших черепов, они еще долго шуршали где-то в темноте, но я оставил их без внимания. Напротив маятника-ожидания остановился и осторожно коснулся одной из лопастей. Водяная мельница медленно, со скрипом, но все же пришла в движение. Кап-кап-кап — побежали пыточные секунды. Один на один с тишиной человек обычно не выдерживал и десяти часов. Даже заткнув уши, он все равно слышал этот монотонный звук, который не спеша вытягивал из него признание в любом мракобесие.

— Что-то ты слишком долго, хозяин, — донеслось из крайней камеры.

— Ты все-таки избавился от кляпа, — вздохнул я.

— Ш-ш-ш, — именно таким оказался его смех, глухим и шипящим, словно у змеи. — Мой провожатый оказал мне такую любезность. Сказал, что здесь меня все одно никто не услышит. И посоветовал молиться моим богам!

— И что, помогло?

— Ну раз ты здесь, думаю, они не столь глухи, как ваши, — отозвался слепец.

Потянув за тугой засов, я открыл дверь и вытащил наружу проводника. На его бледном лице незамедлительно появилась довольная ухмылка.

— А где же твой бесивший меня приятель? — с удивлением поинтересовался он.

— Не твое дело!

— Вот как, — мелкие клыки зацокали, вынудив меня разозлиться. — Что я вижу, — тут же отреагировал проводник, — оказывается, даже волки жрут себе подобных. Вот уж не думал, что благочестие способно оправдать подобные проступки.

— Заткни свою пасть, — требовательно произнес я.

— Ну конечно, — тут же согласился слепец. — Сам муренмук просит меня замолчать, как тут откажешь! Что, неприятно слышать правду? Хотя, о чем это я, вы ведь выше наших земных потуг.

— Еще слово, — вынес я последние предупреждение, — и запихну тебя обратно. Думаю, вряд ли завтрашний обряд очищения придется тебе по вкусу.

Слепец виновато опустил голову и замолчал. В очередной раз я едва не угодил в его силки, еще чуть-чуть и ненависть к этому исчадиюмрака застила бы мне глаза.

И все же, мне удалось сдержать нарастающую ненависть и отыграть немного времени. Но смогу ли я сделать это в следующий раз? Все-таки, Патрик был прав — подобная дружба меня до добра не доведет.

— Ну что дальше? — поинтересовался слепец. — Чего ты здесь пытаешься отыскать, моменраг?

— Искать буду не я, а ты.

— Я? Да за кого ты меня принимаешь?! Если ты хочешь что-то найти, нужно было брать эту мерзкую, провонявшую гнилью старуху, а не меня, хо-о-озяин, — возмутился слепец.

Сил слушать его отговорки не осталось, я просто притянул проводника за кандалы поближе и прижался к нему в плотную. Наши лбы соприкоснулись, и я с придыханием произнес:

— Ищи! Я, как твой новый хозяин, требую от тебя безоговорочного подчинения. Темные подвалы, зал, та, что восседает в нем... Ты должен ее увидеть! Смотри! Я приказываю тебе! Смотри на меня — и узри!

Я не видел, но чувствовал, как под его веками заходило ходуном нечто круглое, похожее на клубок копошащихся червей. Это могло быть что угодно, но только не глаза моего проводника.

Последнее утро

Ее ведут по узким коридорам навстречу судьбе. Она прекрасно понимает: правда в этих стенах ценится не дороже ржавого медяка. Даже клятва на распятье не переубедит следователей в ее причастности к ковену. Слепо повторяя сухие слова обвинения, они ждут от нее только одного — короткого согласия. Но она не доставит им такого удовольствия. И как закономерный итог за неверные мысли, получает очередную порцию боли. На этот раз удары оказываются более жесткими, наполненными ненавистью и презрением. Но она прощает их и за этот поступок тоже. Они ни в чем не виноваты. Просто так сложились обстоятельства. Переплелись, будто змеи, и жалят одна за одной, не давая продыху.

Один человек сам по себе не опасен, а вот толпа... Именно так она думает, представляя главный городской собор и бесчисленное множество чтецов, клириков и епископов. Стадо баранов, не иначе. По одиночке они почтительны и пышут святостью во все стороны, но когда соприкасаешься с канонами изнутри... Ей не хочется об этом думать. Может быть потом, но только не сейчас. Сейчас она верит, что ошибается, и среди заблудших праведников найдется хоть один добродушный грешник, который разглядит в ней невинную душу.

Надзиратель подталкивает ее в спину, вызывая очередной приступ боли. Закусив губу, она пытается не потерять сознание, когда наступает на опухшую ногу. Ничего, здесь уже недалеко, — утешает она сама себя. Стерпит как-нибудь.

Хищно скрепят плохо смазанные замки, и дверь за спиной резко захлопывается. Тут даже стены источают неприкрытую злобу. Лязг, позвякивание, скрежет — любой звук напоминает ужасную насмешку судьбы.

Она устала, прислоняется к ледяной стене, прислушивается к мерной капели. Сегодня мельница начала свой труд немного раньше. Кто-то неподалеку жалобно стонет и отчаянно барабанит в закрытую дверь. Не выдержал! Но стоит ли его в этом упрекать? У каждого свой предел прочности, тем более когда проведешь в здешних подвалах больше месяца.

Вскоре сумасшедшая дробь прекращается. Отчаянье накатывает с новой силой, на этот раз неудержимыми проклятиям, а чуть позже — уже жалкими стенаниями.

Стараясь не обращать внимание на акт чужой безысходности, она закрывает уши руками, встает на колени и молится. Сначала тихо, произнося благословенные слова одними губами, а затем все громче и громче. Распятие мастерит из двух сухих веточек. Покрепче перетягивает их серой нитью из собственного платья и водружает на воображаемый алтарь. Хоть какое-то утешение в этом бескрайнем Мраковом царстве.

В первый день она молится недолго, всего пару коротких минут, но постепенно время, проведенное на коленях перед простым прутиком, заметно удлиняется. В ночь перед казнью она не сомкнет глаз. Устало повалившись возле самодельного алтаря, пленница умоляет простить своих мучителей.

Перед самым рассветом в камеру приходит священник. Устало зевнув? он какое-то время молча стоит в углу, а потом медленно направляется к выходу.

— Вы не отпустите мне грехи? — раздается ему в спину.

Он поворачивается и смотрит на ее изможденное лицо. Удивляется:

— А разве твоей гадкой вере это нужно?

— Это необходимо любому, кто стоит на краю пропасти. А вера тут совершенно не при чем, — вырывается ответ из темноты.

Поразмыслив, он соглашается. Но отнюдь не из-за сострадания, просто его вновь начинает мучить подагра, и он решает немного отдохнуть перед тяжелым подъемом по винтовой лестнице.

— Говори, заблудшее дитя, в чем ты видишь свой проступок?

Она устало опускает взгляд, собирается с мыслями.

— Я едва сдерживаю свою ненависть, отец. Раньше у меня не было ничего подобного, но попав сюда...

— Понимаю, — соглашается священник, — святые братья мешают тебе творить черное дело, не так ли? Да, их молитвы довольно сильны, заблудшее дитя.

Она тяжело вздыхает:

— Вовсе нет. То, что гложет меня изнутри, имеет совсем иную природу. Не знаю, сможет ли кто-либо вынести большие страдания, чем выпали на мою долю. Уж не знаю, за что мне все это, но я со смирением принимаю их...

— И в чем же они выражаются? — не понимает исповедник.

— Коридорный насилует меня по пять раз на дню, если, конечно, предположить, что день здесь начинается с изуверств следователя, а заканчивается пытками беззубого душегуба Ханса, который терзает не только мое тело, но и разум своими похабными стишками. Правда с этим я уже смирилась, святой отец. Боль иногда даже вызывает радость на моих устах. А вот то, что происходит ночью, не скорую, порождает во мне лишь ужас. Все дело в голосах... Именно они ранят мою душу кошмарными историями. Ведают мне о том, как навестят моих маленьких дочек. Я стараюсь не слушать... но обрывки фраз все равно доходят до самого сердца. Это ужасно! Я о том, что они хотят сделать... какую боль собираются причинить моим милым крошкам. Но я прощаю их всех. Каждую ночь или день... сюда ведь не проникает свет...да и откуда мне знать... Впрочем, это абсолютно неважно. Слышите меня, я молюсь за их души... Плачу, но молюсь... И от этого начинаю ненавидеть себя. С каждым разом все сильнее и сильнее... — Ее голос становится тише, а вскоре полностью растворяется, оставив после себя лишь тяжелый осадок несправедливости.

Священник внимательно слушает до конца. Хотя видно, что ему неприятна эта лживая исповедь. Но он ни разу не делает ей замечание. Его пальцы не спеша перебирают потемневшие камушки четок. Совершив круг, он откладывает их в сторону, и наконец, говорит:

— Я ощущаю боль, заблудшее дитя. И поверь, Всевышний тоже видит твои страдания. Но не он дарует их тебе. Все дело в том, что скрыто у тебя вот здесь, внутри, — он показывает на ее грудь. — Твои страхи и боль исходят именно отсюда. Отрекись от повелителя мрака, покайся в собственных грехах, и тогда тебе станет легче... Именно Мрак заставляет твои уста лгать. Мрак — только он делает белое черным, а радужный рассвет окрашивает в серые тона.

— Но я ведь ничего не совершала, это все они... — В отчаянье она пытается избавиться от цепей, но все усилия напрасны. Понимает, что даже в исповеди не сможет найти облегчения. Ей остается только смириться с незавидной участью.

Священник уходит, так и не произнеся спасительных слов искупления. Она остается абсолютно одна, наедине со своими страхами и болью, которые породил здешний мрак.

Чуть позже ей предстоит подняться на помост и принять последнюю порцию унижений. Но до этой минуту должно произойти специальное приготовление. Ее облачают в желтую робу и ведут к стригалю. Он практически вырывает ее волосы с корнем. Его ржавый инструмент применим разве что к овцам. Но сегодня она и есть заблудшая овца и лучшего обхождения не заслуживает.

Потом ее оставляют наедине с самой собой. Ненадолго. Всего минут десять, не больше. Все покидают подвал, который в отличие от ее узницы выглядит как настоящие хоромы. Но главное, отсюда она может видеть солнце. Крохотные лучики пробиваются сквозь толстые прутья решетки. Она и не думала, что так сильно будет скучать по дневному свету.

Вместо молитвы она приближается к стене и пытается выглянуть наружу, и у нее практически получается это сделать. Встав на цыпочки ей удается разглядеть траву и часть соседних зданий. Но в этот момент ей кто-то мешает. Мужской низкий голос. Неужели время пробежало так быстро? — думает она.

У двери стоит незнакомец. Внешне он напоминает ключников: тощий, слегка сгорбленный, с небольшой бородкой и отрешенным взглядом. Вот только одежда его слишком необычна для служителя инквизиции. Плотные штаны, длинный плащ с высоким воротником, какие обычно носят почтари. Но больше всего бросается в глаза шляпа.

— Мне уже пора? — спрашивает она.

— Еще нет, — качает он головой.

— Мне сказали, я смогу побыть одна.

— Так и есть, — соглашается он. — Но у меня к тебе несколько вопросов.

— Кто вы?

— Я наблюдатель.

— За кем?

— За всеми. — На его лице проскальзывает загадочная улыбка.

— Мурен-н-нмук? — дрожащим голосом произносит она сокровенное слово. И когда он коротко кивает, вздрагивает от накатившего на нее страха. Невероятно, но она боится его горазда сильнее, чем предстоящую казнь.

— Звездный странник, скажи, неужели я великая грешница?

— Мне хочется, чтобы ты сама ответила на свой вопрос, — не двигаясь с места, он не сводит с нее холодных глаз.

Она ощущает дрожь во всем теле. Вот и он пытается обвинить ее во всех смертных грехах.

— Прости, но мне нечего сказать, — наконец, находит она в себе силы для ответа.

— Очень жаль.

Его тон вызывает у нее лишь слезы. Банальная обида. Она ведь надеялась, что уж кто-кто, а прозорливые перегрины, жители пустошь, которых считают великими мудрецами, видят даже то, что скрыто от посторонних глаз.

— Неужели непонятно — меня оклеветали! За что мне просить прощения у Всевышнего?! Я всего лишь работница, которая трудится день и ночь, отдавая всю свою любовь не постороннему мужу, а своим детям. В чем я виновата? В том, что на руках кровавые мозоли, или в том, что мы делим одну краюху хлеба на троих, а мои дети видят сладости только раз в год, на ярмарке в Прикзеле? Дай мне ответ, муренмук! — Она не просит, а требует. Требует обычной справедливости.

Но он молчит.

— Говорят, что твои глаза зорче звезд! Так в чем вина бедной прачки?!

Странник хмурится. Скрестил руки на груди, задумчиво отводит взгляд.

— Тебе не обмануть меня, ведьма! Твои чары не действуют на тех, кто не принадлежит этому миру, — уверено говорит он, но в последнюю минуту голос обрывается.

— Ведьма?! — У нее больше нет сил удивляться. Впрочем, и бояться она тоже не намерена.

— А разве нет? Я ознакомился с письмами, которые тебя уличают в колдовстве. И этому нет оправдания, — заявляет он. — Ты выкрала двух соседских ребятишек и превратила их в ярмарочные чучела, набив пустые тела соломой. А потом уморила голодом собственную мать. Разве не ты заперла ее в подвале и заставляла живьем пожирать крыс?.. Ответь!

Она не может больше слышать этой лжи. Муренмук еще что-то говорит о других зверствах и прочем вымысле, но ей уже все равно. Она хочет умереть и неважно как, главное, чтобы ее перестали валять в грязи.

Почему, почему они все врут? В сотый раз она задается одним и тем же вопросом. Зачем пытаются сделать из нее чудовище? Но ответа не находит. А может быть, у нее и впрямь помутнел рассудок, и ее удел — болтаться на висельнице и пугать своим видом случайных прохожих?

Упав на колени, она начинает неистово молиться, но вскоре останавливается. У нее больше нет сил быть беспомощной куклой. Эти стены пропитаны пороками, только она не желает дышать этим воздухом. Даже если жить ей осталось всего пару минут. Неважно. Она хочет, чтобы они стали самыми честными.

— У меня к тебе последний вопрос, ведьма, — обращается к ней муренмук.

Опустив голову, она молчит.

— Откуда вы черпаете свою силу?

Опять заблуждение! И эти слова ранят ее в самое сердце. Почему? За что? Как бы сильно она ни взывала к Всевышнему, ее молитвы остаются не услышанными. Тогда какой же в них прок? Пытаться спасти свою душу? Но зачем, если она итак уже истерзана донельзя. Следовать всем заповедям предков? А какой в них толк, если вся ее праведность не стоит и ломаного гроша. Тогда зачем?

Она медленно тянется к шее и резко срывает знак чистоты, мелкий символ — хвостатая звезда, стремящаяся к небесам, летит на пол.

— Так и не скажешь? — интересуется муренмук.

— Поверь, тебе представится возможность узнать ответ на этот вопрос, — зло кидает она.

Ее уводят двое плечистых стражей — мрачные поборники жестокой веры. А перегрин садится за стол и задумчиво закрывает глаза ладонью. Правильно ли он поступил, или здешний мир опять сыграл с ним злую шутку? Сомнения съедают его изнутри. Он бы и рад развеять их, но чем дольше он изучает этот мир, тем сложнее ему становится отличить правду от лжи. Одним словом, Мрак. Именно он делает белое черным, а радужный рассвет окрашивает в серые тона....

Усталость подкосила, и я повалился на каменный пол. Бросил взгляд на проводника. Он обессилено лежал на спине и, откинув голову назад, безудержно смеялся. И не просто смеялся, его одолела настоящая истерика.

— Ты мертвец, муренмук... ты ходячий мертвец... Тебе никогда не справиться с ней... с ее ненавистью, с ее отчаяньем. Я видел это слишком отчетливо... Твоя душа уже в ее руках... безумец, ты даже не понимаешь с кем связался...

— Заткни свою пасть, — рявкнул я. Вытер окровавленный нос и схватил слепца за шкирку. — Веди меня!

— Куда? — пытаясь сдержать смех, поинтересовался проводник.

— Туда, где я видел ее последний раз...

Подвал я узнал сразу. За долгие годы здесь ничего не изменилось. Те же стол, скамья, даже остриженные волосы были небрежно разбросаны по полу. Словно во сне я приблизился к решетчатому окну. Снаружи уже сияло марево заката. Но меня он не интересовал. Присев на одно колено, я начал осторожно искать символ искупления. И уже через минуту между пальцами забрезжила вырезанная на деревянной пластине хвостатая комета. Сжав кулак, я внезапно понял, что-то не так. Мой слепой слуга внезапно перестал сотрясать воздух пустым смехом.

— Вставай и медленно повернись, — приказал низкий глухой голос.

Быстро сунув находку в перчатку, я поднял руки и развернулся на месте. В дверях стоял страж, при этом его меч оставался в ножнах, а кулаки он грозно упер бока. По всей видимости, он собирался справиться со мной голыми руками.

— Конец тебе, поганый муренмук! — внезапно завопил слепец и внезапно сиганул на стену.

Искупитель отреагировал молниеносно. Выхватив меч, он крутанул им над головой. Лезвие соприкоснулось с камнем, очертило огненную границу. Коснувшись глубокой борозды, проводник одернул руку и не удержался, свалился на выпуклые камни. Схватился за ушибленное плечо, недовольно скривился.

— Гребанный падальщик! — выдал он.

— Очень интересно. — Убрав меч, страж склонился и уставился на слепца. — И что у нас тут за мраковотродье?

— Интересно, а кто из нас лишен глаз, ты или я? — передразнил его слепец.

— Какой дерзкий, — цыкнул языком искупитель. — Ведьмин слуга собственной персоной. Интересно, а где же твоя хозяйка? Или хозяин? — Он перевел взгляд на меня. Я стоял молча, не пытаясь сократить расстояние.

— Отвечай, каков твой род, исчадие?! — приказал страж.

Смех слепого начинал откровенно раздражать. В отличие от меня, его эта ситуация только забавляла.

— Дурья башка, падальшик! Перед тобой не колдун, а один из моменрагов!

Страж недоверчиво покосился в мою сторону. Я не стал больше тянуть, другого шанса выпутаться из этой ситуации у меня просто не представится. Осторожно опустив руки, я снял капюшон.

— Ты не похож на служителя ордена, — согласился страж.

— Слепец говорит правду, — тихо произнес я.

— Тогда не в твоих интересах помышлять о глупостях.

— Твоя правда, страж.

Обнажив меч, искупитель приблизился к слепцу. Лезвие коснулось тонкой шеи, заставив того нервно сглотнуть.

— Итак, вопросов становится больше, а ответов я так и не услышал! Что же заставило муренмука незаконно проникнуть в орден, да еще прихватив с собой это исчадие?

— А не боишься?..

— Чего? — искренне удивился страж.

На моем лице проступил жадный оскал.

— Правду. Только подумай дважды, прежде чем дать ответ.

Я без труда заметил мелькнувший внутри капюшона растерянный взгляд.

— Я не боюсь ни-че-го. Тем более пустобрехов, сочиняющих всякую ерунду про пыльных странников.

— В былые времена за такие слова тебя бы четвертовали, — признался я. — В лучшем случае...

— Жалкие угрозы, — усмехнулся искупитель. — Или я ошибаюсь?

В жизни я повидал достаточно спорщиков, чтобы тратить на них время. Мой взгляд коснулся браслета с изумрудом, камень заметно потемнел. Я посмотрел на слепца. Кажется, он научился чувствовать своего хозяина без всяких слов. Зарычав, проводник извернулся и вцепился стражу в ногу. Из-под капюшона вырвался сдавленный стон.

— Ах ты тварь!

Но искупитель не успел избавиться от пронырливого проводника. А тот, в свою очередь, нанес ему еще один укус и на этот раз гораздо больней первого. Штанина стала темной от крови. Слепец же отстранился, вытер окровавленный рот и принялся что-то активно пережевывать. Он сделал свое дело. Теперь следовало действовать мне.

Без промедления я метнулся к стражу, со всего маха припечатал его к стене. Мои руки уже обхватили рукоять меча. Если позволить искупителю воспользоваться оружием, не поможет даже мой верный револьвер. Только рано я радовался. У искупителя тоже было припрятана парочка сюрпризов в рукавах. И почти сразу он продемонстрировал свои умения, как только очнулся от внезапного нападения. Ударом ноги он отшвырнул слепца в сторону и попытался вырубить меня. Перехватив мою руку, ударил головой. Хотя я и был готов к такому повороту событий, но все равно удар пропустил. Перед глазами все поплыло. Я пошатнулся, попятился назад. Страж уже был наготове. Меч обнажен, острие его пригвоздило к стене грудь проводника, а в мою сторону грозно уткнулось лезвие кинжала.

— Ну хватит, шутки закончились, — процедил он сквозь зубы.

— Полностью с тобой согласен!

Откинув голову назад, слепец уставился на стража хищным взглядом. Кажется, только сейчас искупитель догадался, с кем связался. Рот проводника медленно раскрылся, наружу высунулся глаз на длинной ножке.

— Ненавижу мерзких тварей, — прошипел страж и взмахнул мечом.

Лезвие с жадным чавканьем впилось в податливую плоть. Проводник отреагировал довольно предсказуемо: беззубый рот расплылся в кривой ухмылке, и наружу вырвался облегченный вздох. Он, наконец, был свободен от невидимых оков.

— Отпускаю тебя, сейчас и навсегда, — озвучил я слова, которые обычно произносили исчадия. — Твоя служба закончилась. — Избавив проводника от обязательства возродиться этой же ночью, я кинулся на стража.

— Я так и знал, что он лжет, — рявкнул искупитель. — Никакой ты не перегрин, ведьмак!

Ответа не последовало. Мне стоило поскорее решить возникшую на моем пути проблему, которая в случае промедления вполне могла достигнуть губительных размеров. Подхватив скамью, я не раздумывая зашвырнул ее в стража. И, как говорят в таких случаях, попал почти яблочко. Не ожидая от меня подобной прыти, искупитель в последнюю секунду попытался отстраниться, но не успел. Скамья ударила его в плечо, заставив выронить меч. Я был уже поблизости. Мощные короткие удары обрушились на искупителя. Проведя несколько серий, я перехватил его руку, выкрутил ее и выбил кинжал. Теперь мы были на равных.

И тут я вновь просчитался. Слишком рано ослабил захват, чем не преминул воспользоваться искупитель. Сокрушающий удар сапогом сбил меня с ног. Не успел я подняться, как страж уже оказался сверху. В отличие от меня, он действовал более решительно. Сцепив руки, искупитель обрушил на меня молотящую боль. Я пытался защищаться, но не тут-то было. Противник был тяжелее меня вдвое и почти на голову выше, настоящий буйвол воплоти. Моя защита трещала по швам, и хотя я старался контратаковать короткими ударами по печени, они были для него как комариные укусы. Я стремительно терял силы, а страж перешел в активное наступление. Он прижал мои руки к телу и сдавил горло. Мне оставалось только хрипеть и задыхаться. В глазах потемнело, я держался из последних сил. Но главное, у меня не было даже призрачного шанса исправить сложившуюся ситуацию.

— Говори, тварь, чего тебе понадобилось в святом месте? — сдерживая нарастающий гнев, искупитель приступил к допросу.

Вместо ответа получилось выдавить лишь протяжный хрип. Стража это конечно же не устроило. Хотя какая разница, моя участь ведь была предрешена. Искупитель не собирался останавливаться на достигнутом.

— Ты поплатишься за свой поступок! — выдал он очередную угрозу.

Получилось высвободить одну руку. Попытался избавиться от его захвата на своей шеи. Но ничего не вышло. Мешала перчатка, которая все время соскальзывала с потной кожи. А еще деревянный оберег...

Мне удалось глотнуть немного воздуха, и рассудок, получив необходимую порцию кислорода, мгновенно ухватился за внезапную находку. Я легко нащупал острую грань и пальцами начал выталкивать ее наружу из перчатки. Край уже показался из-под темной кожи, когда страж надавил сильнее. Перед глазами поплыли круги, и я едва нашел в себе силы не потерять сознание. Рука инстинктивно ухватилась за капюшон стража и сдернула его с головы. Гигант оскалился, недовольно клацнул зубами. Вернее, тем, что от них осталось — острые стесанные клыки больше напоминали акульи. Но гораздо сильнее меня поразило лицо искупителя. Лысый череп был буквально сшит из лоскутов кожи, на обоих глазах отсутствовали веки, а рот был лишен губ. Настоящий монстр во плоти. Ну гораздо ужасней был его запах — нечто среднее между гнилым мясом и вареной рыбой.

— Что, страшно? — заметив мою реакцию, поинтересовался страж. — Смотри, что сделали со мной ваши мракобесы!

Его лицо исказилось в некоем подобии ухмылки. Но мне было не до разговоров. Успев ухватить немного воздуха, я все-таки умудрился извлечь из перчатки символ веры. Наверное, можно было просто приложить его к щеке монстра, только я избрал иной способ. Развернув его острым углом и зажав между пальцами, мне удалось нанести один мощный удар, в который я вложил все оставшиеся силы. Искупитель взвыл от боли. Дернул головой, заскрежетал зубами. Из широкой раны хлынул фонтан бурой кровь. Я добился своего, хоть и немногого, страж ослабил хватку.

С новым приливом сил я едва не взвыл от счастья. Следующий мой удар оказался более прицельным. Теперь я метил в самые жизненно-важные органы. Когда деревянный угол вырвался из шеи, раздался протяжный хрип. Страж отреагировал мгновенно — дернулся всем телом, отстранился и уставился на меня стеклянным взглядом, словно никак не мог поверить, что проиграл. В попытке остановить кровь искупитель прикрыл ладонями рану, но это не помогло, кровь продолжала струиться сквозь пальцы.

— Мраковоотродье! — прошипел страж. Правда на этот раз его голос прозвучал спокойно, почти равнодушно.

Пошатываясь, он отошел к выходу, поднял меч. Но на большее его не хватило. Дрожащая рука смогла поднять его ровно на половину, а потом искупитель начал медленно клониться в сторону. Кровь уже была повсюду.

Мой взгляд коснулся потемневшего оберега. Хвостатая звезда стала багровой и едва заметной. Завязав тесемку у себя на шее, я медленно поплелся к выходу. Оставалось надеяться, что на моем пути больше не встретятся воины из личной охраны кардинала Гардиуша.

Возле безжизненного тела слепца я остановился и высыпал на него целую горсть Шептуна. Серый порошок мгновенно вступил в реакцию и вспыхнул ярко-зеленым пламенем. Это меньшее, что я мог сделать для своего слуги.

Через коридор я попал в конюшни. Патрик говорил, что это самый безопасный путь из цитадели. Впрочем, с прибытием кардинала здесь многое изменилось, и его верные соглядатаи могли поджидать меня где угодно.

Путь до конюшен породил массу вопросов. В подвалах я обнаружил камеры, в которых еще чувствовалось чужое присутствие. Только отнюдь не человеческое. Глубокие царапины, куски шерсти и рваной одежды. Такое мог оставить кто угодно, только не человек. Неужели кардинал решил начать новую охоту? Но почему тогда их держали здесь, а не уничтожали сразу? Еще несколько домыслов легло в копилку бесконечных предположений.

На свою удачу я не нарвался на засаду. Несколько раз на глаза попадались коридорные, которые, размахивая кадилом, окуривали холодные помещения. В отличие от стражей, они были достаточно рассеяны, чтобы заметить притаившегося чужака. Поэтому я прошмыгнул мимо них незамеченным.

В конюшне я окончательно выдохнул, свобода была уже близко. Осталось освободиться от неудобной монашеской одежки и пробраться к воротам. Там я выглянул наружу. Внутренний двор был практически пуст, только две кареты замерли у дальнего входа. Первая была большая, роскошная, принадлежащая кардиналу. Вторая выглядела попроще, для его бесценной библиотеки, с которой тот не расставался даже в дальних походах.

Другой бы на моем месте не раздумывая ринулся к воротам и поплатился бы за самонадеянность, потому что в следующею секунду возле карет появились трое кучеров. В отличие от городских возниц, эти выглядели как настоящие воины. По крайне мере, я без труда различил огромные кинжалы на поясе и арбалеты за спинами. Возле карет они остановились и раскурили трубки. Явно кого-то дожидались.

За спиной в стойле фыркнул конь. Я повернулся, шикнул на него и продолжил наблюдать. Буквально через пару минут на пороге показались инквизиторы в коричневых сутанах. Четверо остались у дверей, а вторая четверка направилась к воротам. Следом нарисовались викарии — личные наместники и телохранители кардинала. Их было двое. Облаченные в строгие белые сутаны с красной окантовкой по краям, они внимательно осмотрели двор и направились к парадной карете. Через минуту показалась худощавая фигура Гардиуша. Кардинал явно пребывал не в лучшем расположении духа. Раздражено поглаживая своего любимого ручного хорька и слегка прихрамывая на левую ногу, он торопливо спустился по ступенькам. В этот самый момент его кто-то окликнул. На площадку выскочил нынешний глава ордена. Я узнал его без труда по животу невероятных размеров. Поклонившись, он раболепно принялся кружить вокруг Гардиуша. Нервно отирая ладоши, епископ явно пытался оправдаться перед Его высокопреосвященством. Но тот и не думал его слушать. Прервав сбивчивые объяснения, Гардиуш погрозил главе ордена пальцем, а затем отвесил тому звонкую пощечину. Удивительное дело, сколько я знал кардинала, он никогда не позволял себе подобной вольности. Но что же могло вывести Гардиуша из себя? Уж не ведьма ли из катакомб? Об этом я, конечно, мог только гадать.

Дав епископу какие-то наставления, Гардиуш в срочном порядке покинул бывшую пыточную ордена инквизиторов. Но на этом представление не окончилось. Епископ помялся немного у порога и уже собирался вернуться в обитель, когда ему сообщили довольно скверные известия. Дослушав запыхавшегося монаха до конца, глава ордена не на шутку рассвирепел. Сжав кулаки, он затряс ими от негодования. Его взгляд устремился на левое крыло крепости, и только теперь я догадался что произошло. Из узких бойниц валили клубы темного едкого дыма. Видимо, я немного переборщил с порошком. Но нет худа без добра — уже через минуту двор опустел, и я смог беспрепятственно покинуть цитадель.

Всю дорогу до одинокой хижины у меня перед глазами стоял образ измученного пытками Патрика. Мог ли я спасти друга? Скорее всего, да. Но получилось бы у меня вытащить его из ордена? Вот тут ответ был отрицательным. Патрик сделал свой выбор, и стоило ли его винить за это?

Зачастую, отринув чужой совет, мы намеренно делаем что-то неправильно. Почему? Наверное, вся причина в нашем истинном предназначении, именно оно толкает нас в роковой омут ошибок.

Грустно улыбнувшись, я мысленно попрощался со своим другом. Даже если судьба и соблаговолит вырвать его из ледяных подвалов, наши пути вряд ли пересекутся вновь. Ведь мое предназначение не менее фатально, чем его.

Возле мирно посапывающей старухи я остановился и окатил ее ледяной водой. Двуголовая подпрыгнула на месте, оскалившись и злобно уставилась на меня.

— Вставай, поводырь, тебе пора браться за дело.

Теперь в ее взгляде появился интерес. Она недоверчиво принюхалась, стараясь угадать направление ветра. Сегодня властвовал легкий южный Зефир, который обычно навевал тоску и нагонял теплые проливные дожди. Но я знал точно — то место, куда мы отправимся, встретит нас затяжным колким суховеем.

Разжав ладонь, я продемонстрировал старухе деревянный оберег. От запаха крови двуголовая приободрилась, взгляд заблестел, а у кончика рта проступила тонкая струйка слюны.

— Поможешь найти ее владелицу? — обратился я к поводырю.

— За щепотку внутренностей?

— Непременно, — пообещал я.

Старуха завыла от удовольствия. Расщелкнув старые кандалы, я дал своему псу чуть больше свободы. Странное чувство тревоги охватило с новой силой. Похоже этот мир продолжил нашу затяжную игру. Не успев расквитаться со старыми долгами, я опять попросил взаймы. Но самое ужасное, что мне начинало это нравиться.

ЧАСТЬ 3. ПУТЬ К СВОБОДЕ

Выдержка из Атласа Cлепца — страница XXXV, строфа NVXXX...

С трепетом в душе прошу вас не переворачивать следующую страницу, а если вы все же осмелитесь, то не ропщите на свою незавидную долю.

В данной главе я хочу коснуться самого опасного порядка. Ведьмы этого сообщества являются злом по своему определению. Их не укротить добрым словом или не отпугнуть освященным символом веры. Именно эти твари, назвать их иначе у меня не повернется язык, наводнили самые мрачные уголки нашего подданства. Одни нарекания говорят сами за себя. Погубительницы, кружевницы, безумки, поганницы и даже оборотницы. Лично у меня от одного имени кровь стынет в жилых.

А теперь поделюсь с вами наукой, как различить гиблое место и постараться обойти его стороной.

Итак, начнем. Если вы попали в незнакомый округ, в первую очередь осмотритесь. Самым тщательным образом. Знайте, от этого зависит не только ваша жизнь, но и жизнь ваших потомков. Поверьте, так оно и есть. Гниль на деревьях, тканные облака или жженная трава — все это может стать признаком присутствия ведьмы высокого порядка. Но даже если вы не заметили указанных признаков, расслабляться не стоит. Обратите внимание на некие особенности: например, крики птиц. И не обязательно, чтобы это был сыч-перевертыш. В присутствии опасных ведьм пернатые начинаю откликаться неправильно, вроде как задом наперед. Кажется, что сам мир противится нахождению в нем этих бестий. Лягушки подражают лошадиному ржанию, петухи теряют голос, молоко киснет на глазах, а зеленый лист выгорает, как от саранчи. Как видите, признаков тысячи. Так что, держите ухо востро, и да поможет вам Всевышний при встрече с ведьмами по призванию...

Ночной визитер

Недовольное кряхтение внезапно прекратилось, и дребезжащий голос наставительно произнес:

— Хочешь девку, зачинай в дождь, а коли пацана — в сухую погоду. Вот, держи травку целебную и ступай домой, добра тебе во след.

Послышались протяжные всхлипывания, и дверь за полуночной посетительницей глухо захлопнулась, отправив ее на встречу с промозглой непогодой. А как иначе, такая уж пора: с утра — пронизывающий ветер, а к ночи — уже первый снег, липкий и плотный. В таком вязнут не только ноги, но и разум.

— Ты у нас, оказывается, и за повитуху сдюжишь? — обратился я к вошедшему.

Он одарил меня придирчивым взглядом и, протянув горячий отвар, устало опустился на скамью, расположенную напротив моей кровати.

— Знаешь, что я скажу тебе, муренмук. Когда страждущий обратится, станешь кем угодно, и повитухой, и гребаным зубодёром!

— И часто обращаются? — поинтересовался я.

— А как приспичит, так и бегут, — хихикнул врачеватель. — Ты не думай, городок у нас хоть и небольшой, а хворого люда всегда хватает.

— Уж это я заметил.

Хлебнув отвара, я попытался подняться с кровати, но слабость тут же дала о себе знать. А следом откликнулась и боль, которая мгновенно пронзила тело с головы до пят.

— Да, слабоват ты еще для таких выкрутасов.

Сжав кулаки, я нервно заиграл скулами.

— Скажи лучше, Вай-ринг, когда я снова встану на ноги?

— Ну если решишь и дальше скакать как сайгак, то не ранее будущей весны, — вынес он свой вердикт.

— Знаешь, у меня другие планы на ближайший год!

— Тогда слушай меня внимательно и не пререкайся. Лечение оно суеты не любит, — заявил Вай-ринг. — Так что, делай что говорю, и на первое время начни с малого, — он протянул мне миску с перловкой, — научись поднимать ложку.

Я нехотя подчинился.

— Как там кстати мой поводырь? — как бы промежду прочим поинтересовался я.

Врачеватель хлопнул себя по коленкам и кивнул в сторону улицы.

— А что ей будет? В хлеву тепло, да и жратва там отменная. Я, знаешь ли, своих свиней чем попало не потчую.

— Это хорошо.

Меня резко потянуло в сон. Но Вай-ринг, видимо, созрел для серьезного разговора и не собирался откладывать его в долгий ящик.

— Послушай, моменраг, ты ведь благородный человек... И я хорошо отношусь к вашему брату и всегда рад оказать помощь, но...

— Но ты боишься, — догадался я.

Знахарь переменился в лице. Побледнев, он устало опустил голову.

— Не за себя, а за семью.

— Понимаю.

— Если бы я приютил только перегрина, еще полбеды... но исчадие — это уж слишком! Она пугает меня до дрожи, то и дело петуха пускаю. Из-за нее все в доме кувырком: собака воет не переставая, и сыр весь в язвах, хотя должен быть свеж. А про ночной шепот этой двуголовой я и вовсе молчу... Конечно, мы с женой неустанно молимся за наше спасение, но вдруг те проклятья, что извергает ее рот, окажутся сильнее? Что тогда?.. Прошу, ответь, странник.

Когда сомнения закрадываются в голову, изгнать их может разве что чудо. Но я не умел вытаскивать голубей из рукавов или вещать с закрытым ртом, поэтому и поступил иначе — просто извлек три монеты, не столь высокая плата за помощь, и положил их на край стола.

— Дай мне один день, всего один день, — попросил я. — И ты меня больше не увидишь.

— Верное слово, муренмук?

— Конечно, верное, — кивнул я.

У него словно камень с души свалился. Врачеватель выдохнул, проворно поднялся и постарался больше меня не беспокоить. Но еще одна невысказанная мысль заставила его остановиться у самой двери. Не оборачиваясь, он опустил голову и произнес:

— Возможно, я лезу не в свои дела, но знай — ни одно благородное дело не сотворить при помощи зла.

— Знаю, — согласился я. — Только знаешь что, знахарь, моя цель далека от благочестия.

Вай-ринг вздрогнул, обернулся. Наши взгляды встретились, и он, словно узрев мое будущее, осенил меня знаком Всевышнего...

Начищенный до блеска револьвер лежал в центре стола. Рукоять из мамонтовой кости, но не цельной, а двух половинок с ореховой вставкой, серебряные бока и ярко-желтый барабан. Рядом две дюжины патронов — все, что осталось с последнего визита на Сферу.

Закончив с одним револьвером, я принялся за второй. В этот самый момент в дверь постучали и, не спрашивая разрешения, гость перешагнул порог жилища. Подняв глаза, я нисколько не удивился. Рано или поздно это должно было случиться, так пусть уж лучше этот разговор произойдет именно сейчас. Вегнер присел напротив, снял шляпу и облокотился на стол, с холодным равнодушием рассматривая меня.

— Стало быть, решил прибегнуть к помощи старых знакомых, — констатировал перегрин.

— А разве у меня был выбор?

Его глаза хитро прищурились. Он вынул зубочистку из зубной прогалины и недовольно сплюнул на пол.

— Чего ты добиваешь, Виктор?

— Ничего такого, что заслуживало бы твоего внимания.

— А если серьезно?

— Хочу вернуть все на свои места.

Венгер лишь фыркнул и недовольно зашевелил густыми рыжими усами, что покрывали большую часть его лица, включая даже скулы. Он покосился на мою пропитанную кровью повязку, но не стал акцентировать внимание на этой весьма примечательной детали.

— Одумайся и смирись, Виктор. Как это не прискорбно звучит, но Нера сгинула навсегда. Ты же знаешь, Одичалый мир не возвращает обещанных ему жертв.

— Плевать!

— Не будь упрямцем, наша комиссия провела специальное расследование и установила, что лагерь северян подвергся нападению ночных хищников...

— Ты сам себя слышал? — возмутился я. — Специальное... установила... комиссия... Пустые слова, не значащие абсолютно ничего! Чтобы ее спасти вы не сделали ровным счетом ни-че-го!

— Не передергивай! — предупредил меня перегрин.

— То же самое я могу сказать тебе, приятель! — рявкнул я. — Вы понятия не имеете, что задумал здешний мир...

— Не неси чуши, ученый! Или ты забыл, кто ты есть?

— Как раз наоборот, Венгер, как раз наоборот.

Перегрин тяжело выдохнул:

— Не хочу тебя разочаровывать, но это лишь твое больное воображение. Твоя вахта слишком затянулась. Пора возвращаться домой, Виктор. Я знаю, тебе тяжело в это поверить, но иного выхода просто не существует.

Не прекращая чистить второй револьвер, я задумчиво уставился на перегрина.

— Ты так считаешь?

— Я в этом уверен, — кивнул он. — Ты ведь прекрасно знаешь правила. Не мне учить тебя. Последствия будут более чем серьезные!

Его рука потянулась к внутреннему карману, и на столе возникли круглые механические часы. Внешне они больше напоминали шкатулку со стеклянной крышкой, сквозь которую проглядывался сложный латунный механизм. И хотя работал он бесшумно, с каждой минутой, где-то внутри меня, раздавался громкий щелчок. Отведенное мне время бесследно исчезало в прошлом.

— У тебя остались ровно сутки. Либо ты добровольно возвращаешься на Сферу, либо твое существование на этой планете превращается в бессмысленное скитание отступника, — произнес Венгер и отсалютовал широкополой шляпой.

— Благодарю за напоминание.

— Поверь, мы все хотим тебе добра, — притворно заявил он на прощание.

Именно с таких слов и начинались свержения королей, захваты территорий и самые кровавые войны. Впрочем, в то, что мои коллеги поступят как-то иначе, я, конечно же, не верил.

Отложив второй револьвер, я указал перегрину на дверь.

— Ровно сутки, Виктор... — еще раз коротко произнес он.

— Сутки, — с долей обреченности повторил я.

И внутренние часы подтвердили этот неопровержимый факт, а стрелки сигнализировали общее время — тысяча четыреста сорок минут.

Проводив Венгера, я направился к постели, опираясь на трость, а точнее, обычную древесную корягу. Коротких десять шагов дались мне с большим трудом. Боль продолжала гулять по всему телу, не собираясь сбавлять давление. Но с этим я как-нибудь разберусь. Не умер и ладно. Главное, я наконец-то обрел долгожданную свободу, и это ощущение было самым ценным результатом в череде моих безумных поступков.

Я развернул окровавленный платок и еще раз внимательно рассмотрел крохотное устройство, которое на Сфере называлось 'саранчой'. Теперь сроки моей вахты не будут зависеть от решения сферальной комиссии. Остановился у стола, покосился на оставленные перегрином часы и с размаху ударил по ним клюкой. Совершенный механизм разлетелся на мелкие кусочки.

* * *

Перегрин обманул — явился гораздо раньше установленного срока. И в этом была его большая ошибка. Он в очередной раз недооценил опыт бывшего коллеги.

На этот раз Венгер не разорялся на любезности. Открыв дверь ногой, он бесцеремонно ввалился внутрь. Тяжелый карабин 'Южный вихрь' был уже наготове.

— Пора, приятель, — поторопил он меня.

Сидящий за столом человек, в плаще с высоким воротником и в широкополой шляпе, вздрогнул, но не обернулся.

— Не дури, Виктор. Если ты еще не понял, меня наделили неограниченными полномочиями в твоем вопросе.

Человек кивнул.

— Что, так и будешь сидеть? — Нервно дернув головой, перегрин сделал вторую непростительную ошибку — приблизился настолько, что окончательно потерял контроль над ситуацией. Всего какой-то один шаг, но этого оказалось вполне достаточно.

Человек в дорожном плаще медленно обернулся и жалобно простонал:

— Прошу, не плюйтесь в меня огнем, добрый муренмук.

Знахарь все сделал правильно, как я его научил. Венгер отпрянул и удивленно уставился на того, кого он никак не ожидал увидеть на моем месте. Настал черед окончательно дезориентировать перегрина. Сделав несколько стремительных шагов, я почти вынырнул из укрытия и нанес мощный удар клюкой — выбил оружие из здоровенных лап Венгера. Ручка клюки уперлась здоровяку в шею прижав того к дощатой стене.

— Не дури, Виктор! Ты что задумал?!

— Заткнись, — приказал я, — и слушай меня внимательно, при-и-и-яте-е-ель. Не стоит вставать у меня на пути, можешь так и передать туда на верхушку, — я поднял глаза к потолку. — Чего бы мне это ни стоило, но я верну Неру. Ты меня понял?

Венгер только ехидно улыбнулся:

— Дурак! Посмотри на себя, ты же конченный инвалид! Тебе даже не проскользнуть за черту города... Совету достаточно просто активировать...

Внезапно его взгляд скользнул по мое ладони, на которой покоилась крохотная керамическая плата.

— Как... не может быть... но как... как ты это сделал? — казалось, что слова застревают в его глотке, цепляясь за ком непонимания.

— Неважно.

Прижав ногой чужой карабин, я обратился к врачевателю:

— Живо убирайся отсюда и никогда не возвращайся. Слышишь меня? Никогда!

Знахарь быстро кивнул и подобрал последнюю котомку. Он пулей вылетел из собственного дома. Но я знал — он не пропадет. Увесистый кошель, моя благодарность за труды, поможет ему не умереть с голоду и устроиться на новом месте.

— Очень благородно, — гортанно захохотал перегрин.

Я ничего не ответил. Быстро разрядил оружие Венгера и откинул его в сторону.

— Глупо и бессмысленно, все равно настигну тебя. Далеко не ухромаешь!

— Посмотрим, — равнодушно отмахнулся я и два раза топнул каблуком, подав знак.

Поводырь медленно выбралась из подвала, отряхнулась, и хищно уставилась на перегрина.

— Запомни, она проследит за тобой, чтобы не натворил глупостей, — сказал я.

Встав на четвереньки, будто дворовый пес, двуголовая зарычала, показав заостренные мелкие зубы. Я же убрал клюку и отошел в сторону. Перегрин мгновенно почувствовал себя вольготней: перекрыв выход, он выставил вперед свои здоровенные ручища, готовясь к бою. Но я был еще слишком слаб, чтобы принять его вызов. Да и в план побега подобный риск не входил. Почтовый дилижанс ожидает меня у Кривого моста, и если я опоздаю, он вряд ли задержится. Задаток получен еще вчера, так что Торопыга Эл может смело отправляться в путь без всякого зазрения совести.

— Пропусти, — спокойно попросила я Венгера.

— Попроси меня повежливей, — внезапно осмелел перегрин.

Я с удовольствием выполнил его просьбу: достал револьвер и прострелил ему правую ногу. Пуля угодила чуть выше колена, в мягкую ткань, чтобы процесс выздоровления не занял много времени.

— М-м... мерзкий отступник. Я все равно достану тебя. Слышишь?! Я достану тебя, Виктор!

— Не повторяйся, тебя было слышно и в первый раз.

Сжав зубы, я поборол боль и перешагнул через массивное тело перегрина. Неугомонный Венгер потянул за мной свою лапищу, но так и не успел схватить за широкую штанину. Его опередила двуголовая. Она с яростью, присущей разве что исчадиям, впилась в окровавленный окорок перегрина. Для поводыря это был настоящий пир души, которую она выменяла на толику мнимого превосходства.

— А-а-а, мерзкая тварь! — заревел раненый странник.

— Главное, хорошенько попросить, — согласился я. Поправив скромный скарб — котомку, из которой выглядывало дуло Холодного игрока, я вышел в звездную ночь.

Хлесткий ветер бил в лицо, но скверная погода не пугала, а наоборот, раззадоривала, заставляя превозмогать жгучую боль. Все сильнее опираясь на самодельную клюку, я практически доковылял до Кривого моста, когда меня нагнала двуголовая. Мы переглянулись. Исчадие выглядела вполне довольной. Ее рот и подбородок были измазаны кровью. При иных обстоятельствах эта картина вызвала бы у меня омерзение, но сегодня я отринул все присущие человеку чувства. Главным была цель — избавиться от преследователя. И она достигнута.

Мой бывший напарник по исследовательскому цеху был не просто противником. Он олицетворял систему. Огромную Сферу, которая болталась среди звезд как глазное бельмо. Я посвятил ей всю свою жизнь, а взамен получил лишь расчетливый ответ. Удобный для нее, но не для меня. Забыть Неру, отдав ее на откуп здешнему гребанному миру! Такой расклад я бы не осмелился выбрать ни при каких обстоятельствах. И именно в этом произошел сбой бездушного, выверенного до мелочей общества. Оно не смогло принять моего выбора. А я, в свою очередь, наплевал на собственных соплеменников. Впрочем, подобным образом Сфера поступала со многими из нас.

Но я хотел доказать, что шанс существует. Пойти наперекор всему и выйти победителем. Это путь не самый легкий, но в моем случае единственно верный. Иначе чего мы все стоим, пустые звезды! Иначе для чего мы все топчем этот пыльный мир?!

Торопыга Эл скептически осмотрел меня с ног до головы и перешел к моей спутнице. И если вид вольного каменщика не вызвал у него нареканий, то вот вторая голова поводыря заставила почтаря заметно напрячься.

— Кривая колея! Это еще что такое? Что за уродину ты решил прокатить на моем дилижансе, муренмук?

— Набавлю пару монет за временную слепоту, — не вдаваясь в лишние подробности, заявил я.

Но Эл не спешил соглашаться.

— Бренчащий кошель — это, конечно, хорошо, но что если это исчадие начнет сморкаться червями? Что тогда? Или того хуже, надумает свершить прелюбодейство с моим юным помощником?

Стоявший возле почтаря косматый подросток лет двенадцати испуганно покосился на старуху. Заметив к себе подобный интерес, та не стала отпираться, а наоборот, продемонстрировала парню свои обвисшие груди и затрепетала тонким, раздвоенным к окончанию языком.

— А ну, прекрати! — одернул я поводыря.

— Чего ж не повеселиться в хорошей компании, — заявила старуха.

Почтарь поморщился и молча открыл дорожный чемодан для скарба, притороченный к задней подножке дилижанса. А потом уверенно заявил:

— Ты что же, и вправду решила, что нас интересуют твои сморщенные прелести? Дряблая ты ослица! Полезай внутрь и веселись там в одиночестве...

Двуголовая восприняла эту новость довольно спокойно. Еще раз высунула свой змеиный язык и легко запрыгнула внутрь. Вскоре из недр чемодана послышалась скрипучая дорожная песня.

Эл захлопнул крышку и проделал ножом пару дырок, чтобы исчадие смогло получать хоть какой-то воздух.

— Вот так-то лучше, — крякнул почтарь. — А вас, господин перегрин, попрошу к нам на помост. Так сказать, в первый ряд. В плату за поездку, пожалуй, включу пару ваших удивительных историй о жутких ведьмах и небесных колесницах, на которых вы скатываетесь среди рваных облаков.

* * *

Время удивительная вещь. Вначале оно окрыляет тебя, демонстрируя все прелести удивительной жизни, а затем начинает потихонечку, перышко за перышком, возвращать на землю. И так пока тяжесть лет не заставит больно шмякнуться. В моем случае, это должно было произойти еще много лет назад. Но сверхтехнологиям удалось-таки обмануть привычный ход бытия, заретушировать внешний вид, а вот содержание оставить прежним. Несусветная глупость — мое тело все еще функционировало, зато душа давно истощилась и стремилась к вечному покою.

Время — его нельзя подчинить новым законом. Я понимал это как никто другой. Может быть, именно поэтому мне и не захотелось отвечать отказом.

Я примостился между ворчащим почтарем и его кудрявым помощником и развлекал их выдуманными историями. И знаете что, мир с высоты этого скрипучего облучка оказался не таким уж мерзким и отторгающим.

— И как же вы изловили эту пронырливую шлюшку? — поинтересовался Эл.

— Воспользовался своей огненной пыхтелкой, — ляпнул я в ответ.

— Ух, ты! Вот это да! — в один голос отреагировали слушатели.

— А что было дальше? — тут же поинтересовался мальчуган.

Я уже открыл было рот, чтобы продолжить травить придуманную на ходу байку, как в этот самый миг мы отчетливо различили громкий монотонный стук.

— Что это? — насторожился почтарь.

— Похоже, это ваша прелестница дает о себе знать, — поежился его помощник.

Мы притихли, прислушались. Стук повторился.

— Остановись, — обратился я к Элу.

— Может не стоит? — заволновался тот.

— Останавливай, так просто она брыкаться не будет.

Он натянул вожжи, и кони, недовольно заржав, все же подчинились. Я немного подождал, пока поводырь даст о себе знать снова, и лишь потом отщелкнул медные замки и приготовился услышать в свой адрес очередное недовольство. Но все вышло иначе. Аккуратно высунув голову из своего походного убежища, двуголовая испуганно огляделась и, не обнаружив никого кроме нас троих, разродилась крепким словцом:

— Вы в своем уме, тупые хряки?! Вы куда меня завезли, а?! Я вас спрашиваю?

Почтарь и его помощник растеряно переглянулись.

— О чем это она говорит, господин муренмук? — поинтересовался Эл.

— Ты лучше ко мне обратись, а не к этому пыльному ослу! — фыркнула поводырь.

— Да в чем собственно дело? — продолжил задавать вопросы почтарь.

Старуха, наконец, высунула обе головы наружу и протяжно зашмыгала носом, словно на нее внезапно свалилась неведомая хворь. Затем она поморщилась и сплюнула на землю пригоршню соплей.

— Хреново дело, дорогие мои, — произнесла левая голова.

— Дрянь табак! — поддакнула ей вторая.

Эл уставился на меня в ожидании хоть каких-нибудь объяснений. Пускай старуха и выражалась не столь информативно, но я сразу же уловил в ее поведении явную панику.

— Кого учуяла? — положив руку на револьвер, коротко уточнил.

— Зверье, — фыркнула она. — Настоящая прорва сраного зверья. Оно повсюду. Неужели ты их не чувствуешь, моменраг?! Присмотрись, слепой ты скунс!

Прозвучало довольно убедительно. Поэтому я не стал спорить, а просто отошел в сторону и внимательно изучил унылую местность. Накатанная колея тянулась вдоль пологого холма, утыканного голыми кустами хварма. Снег перемежался с черными земляными проплешинами. А вот с противоположной стороны вилась тонкая речушка. Но все это мог увидеть и почтарь. Если я собирался различить нечто больше, то самое, о чем говорила старуха, мне стоило начинать с мелочей. А их оказалось предостаточно. И первым, что бросилось в глаза, — это свежая борозда, которая неуклюже сбегала с дороги, теряясь где-то в глубине низины.

Прихрамывая, я отсчитал ровно тридцать шагов, сошел с дороги и обомлел. Все вокруг было усеяно деревянными обломками: составные части повозки, колеса, оси и остатки скарба. Плохой, очень плохой знак. С такой легкостью переломить довольно крепкую конструкцию могло только одно существо... Впрочем, пока я не обнаружил человеческие останки, не стоило делать скоропалительных выводов.

Когда обошел остовы двухуровневого каркаса, почувствовал, что требуется отдых. Рука отозвалась болью, и я едва не выронил спасавшую от падения клюку. Перед глазами запрыгали черные круги. Пошатнулся, не удержался на ногах и осел на колени. Руки с жадностью впились в промозглую землю. Хватая ртом воздух, я попытался отринуть нахлынувший на меня болевой приступ. Сосредоточился на внутренних ощущениях, вздохнул, сбил напряжение. Но лучше от этого не стало, потому как взгляд все-таки показал мне истинную причину случившегося.

Под крючковатым пучком змеиных кустов, настоящим шаром из переплетенных веток, я обнаружил хозяев повозки. Никаких костей, только обглоданные до белизны черепа. Гладкие, словно полированный стол, они небрежно валялись в огромной куче экскрементов. Все сомнения ушли прочь: судьба подстроила мне встречу с достойным противником. Как не вовремя, ох как не вовремя.

Боль отступила, растерянность сменила обреченность. Хватит ли мне изворотливости против Шардука? Я сильно сомневался. Но выбора у меня просто не было.

Вернувшись на тракт, я окликнул Эла:

— Живо, трогаем!

— Что? Что такое?! — почтарь явно не привык к подобным приказам. Да о чем я, собственно, рассуждаю?! Судя по его неспешным движениям, он не позволял себе даже быстрой ходьбы. Теперь понятно, откуда у него такое прозвище.

Заскочив на облучок, я подхватил вожжи. И в это же время за спиной раздался душераздирающий рык животного. Мощь вылилась в один сокрушающий удар. Все полетело вверх дном. Я лишь успел различить огромную когтистую лапу, которая пронеслась над моей головой, словно карающий топор, и с чавкающим звуком врезалась в плотный бок дилижанса.

Крик мгновенно утонул в грозном реве. И вновь медведь ринулся в бой. Видимо, лично для него большую опасность представляли не люди, а огромный деревянный каркас. Только благодаря этой странной особенности нам удалось выиграть немного времени.

Перекатившись через плечо, я отполз в сторону, подальше от повозки. Шардук в ярости крушил деревянные бока, разрывая в клочья куски обшивки. Я нашел глазами почтаря и резко отмахнулся от него. На этот раз тот беспрекословно выполнил мой приказ и на четвереньках пополз в сторону ручья. Не самое безопасное место, но выбирать более удобный маршрут для его отступления я не собирался, сейчас были дела и поважнее.

Юному помощнику Эла повезло меньше: он лежал, неестественно выгнув шею, в самом эпицентре грозного сражения. Шардук продолжал крушить безобидного противника. Оставалось только молиться, чтобы медведь не затоптал парня или не разодрал его в пылу сражения.

Мой револьвер уже был на изготовке, когда Шардук внезапно остановился и повернул морду в мою сторону. Я выставил ствол вперед. Грозный взгляд животного уставился на оружие. Он слишком хорошо знал, что такое огненный плевок. Широкий, клинообразный шрам, который тянулся к стеклянному глазу зверя, служил ему лучшим напоминанием о нашей прошлой встрече.

Медведь растерянно отступил назад, недовольно ворча. Спустя долгих десять лет судьба вновь столкнула нас лбами. С одной незначительной разницей: в прошлый раз я мог твердо стоять на ногах, чтоб обуздать пару таких выкормышей как Шардук. Но грезить прошлым я не собирался. Пора было поставить точку в нашем давнишнем споре.

Зверь повел носом. Даже на достаточном расстоянии он учуял запах пороха. Резкий, отталкивающий, способный отпугнуть на уровне инстинкта. Пустой взгляд сделался практически бесцветным. Выставив вперед грудь, скрытую окровавленными доспехами, Шардук на правах хозяина начал медленно приближаться ко мне. Навязчивое чувство обреченности заставило вздрогнуть. Но рука также твердо продолжала удерживать револьвер. Оставалось только прицелиться и нажать на спусковой крючок. Казалось бы, проще некуда. Выбрал самое уязвимое место и дело в шляпе. Но существовала одна небольшая проблема: подобное правило распространялось на всех, кроме Бурого ходока. Шардук был не просто животным, который ощутив вкус крови, ищет случайную жертву. Вовсе нет. История его первого появления уходила корнями в прошлое, теряясь в буреломах старых легенд. Одни считали его олицетворением древнего лесного божества, другие — верным слугой Ведьмы прародительницы. И те, и другие, кончено же, ошибались.

Медведь остановился на расстоянии пары шагов и странно вытянул шею. Его обостренный нюх доносил до хозяина давно забытые запахи. Как бы я ни старался избавиться от влияния Сферы, сменил одежду, зачехлил оружие, ничего не получилось. Дух другой планеты уже давно проник мне под кожу. Хищнику хватило одной минуты, чтобы осознать — перед ним стоит его бывший хозяин.

Ужасающий рык разнесся окрест. Теперь Бурым ходоком руководил не только животный инстинкт, а еще и засевшая где-то в глубине обида, за все те издевательства, что ему приходилось терпеть в Лунарие. Огромное лапа пронеслась в опасной близости от моего тела. А за ней вторая. Медведь был слишком быстр, тем более для меня, едва способного держать равновесие. И зверь это чувствовал. Ему хотелось как можно быстрее расправиться с бывшим мучителем, но давно забытый страх стальной клетки сдерживал его решительность.

Следующий удар получилось отбить клюкой. Шадрик недовольно зарычал. Ему достаточно было одного выпада, чтобы сбить меня с ног. Арифметика проста: пока я стою — жив, упаду — не останется и крохотного шанса. Но медведь медлил, а я, тем временем, продолжал держать его на мушке и судорожно высматривать брешь в идеальной защите.

В прошлый раз меня спас рикошет. А до этого были одни неудачи и добрая дюжина пуль, которые отскакивали от медведя как горох от стены.

Зверь оскалился, попятился назад, замер. Задрал морду и продемонстрировал мне острые клыки. Стало ясно, что мне точно не спастись. Секунда, и он сорвался с места. Неуклюже перебирая лапами, Шадрик совершил резкий рывок.

Я стрелял вслепую, доверясь одной лишь мысли, что занозой впилась в голову. Необходимо сосредоточиться на движении, сосредоточиться на движении... Безумный страх сковал мое тело, и если бы я пошел у него на поводу, то наверняка стал очередной жертвой Шадрика. Уничтожить такого противника, когда ужас застилает глаза, невозможно, поэтому я зажмурился — и отпрыгнул в сторону. Прозвучал выстрел. Мне он показался каким-то ненастоящим, словно я буквально хлопнул в ладоши и все! Только в моем револьвере не водилось холостых патрон.

Медведь отбросил меня в сторону на довольно приличное расстояние. Но когда я открыл глаза, то увидел лишь абсолютно чистое небо. Невероятно насыщенные цвета, бесконечные просторы, среди которых надзирающим оком виднелись кольца Сферы. Смахнув с лица кровь, я попытался вздохнуть, но что-то тяжелое сдавило грудь. Кашель вынудил меня согнуться пополам, и вместе с этим движением, наконец, пришла боль. Она ворвалась в тело, заставив выгнуться дугой, а затем я вновь увидел небо, багровое, тяжелое, словно один растекшийся синяк.

Новый союзник

Вырвавшись из ужасного кошмара, я резко дернулся, попытался встать, но беспомощно повалился обратно на лежак.

— Будь ты проклят, гребаный моменраг! — послышался недовольный голос поводыря.

— Где я?

— Там же где и я, — не стала вдаваться в подробности двуголовая.

Я открыл глаз, второй был стянут тугой повязкой. Голова разламывалась на части, но я нашел в себе силы задать один немаловажный вопрос.

— Мы в безопасности.

— А как ты думаешь?

— Может все-таки объяснишь, куда меня притащила?

— А вот и нет, — фыркнула одна голова.

— Хватит над ним издеваться, — заявила вторая. — Он ведь наш новый хозяин.

— Жижа он болотная, а не хозяин! — рявкнула первая.

У меня не осталось сил спорить ни с одной, ни с другой. Волна слабости вновь приковала к лежаку. Только и мог, что безвольно ворочать языком.

— Что с шатуном?

— Окочурилось это страшилище, — откликнулась вторая голова.

— Мы даже обрадовались, думали, ты вместе с ним отправился в нужник к старым богам, — ехидно заявила первая.

— Зачем же тогда позволили мне выжить? — удивился я. — Могли ведь просто бросить. Долго бы я все равно не протянул: либо замерз, либо стал обедом для падальщиков.

Сморщенные лица старух стали похожи на древесную кору.

— Вот и надо было тебя там оставить, неблагодарный муренмук!

— Да, если бы не твой амулет, — обе головы покосились на деревянный знак искупления, который висел на бревенчатом сучке, прямо напротив топчана.

— Исполни необходимое, а потом иди на все четыре стороны, — тихо произнесла двуголовая. Голоса слились в один, и мне показалось, что эта фраза просочилась прямо в голову. — Таково наше услужение. Поводырь должен рыть носом землю, а когда отыщет дорогу, пройти по ней до самого конца. Вместе с тем, кто произнес обращение.

Я только кивнул и провалился в очередное забытье.

— Будь ты проклят, пыльный странник...

Их голоса преследовали меня даже в беспамятстве. Сон это или явь — кто его знает. Но я был уверен в одном — те проклятья, что терзают меня в ночных кошмарах, исходили от поводыря.

Процесс выздоровления шел медленно. Сон был не только внутри, но и снаружи. И неважно, открываешь или закрываешь глаза. Мир превратился в один размытый фон. Он кружил, словно в детской трубе-калейдоскопе. Лишь спустя неделю мне стало немного лучше.

Как-то утром я выбрался на крыльцо и осторожно присел на край порожка. Деревянный дом стоял на высоких подпорках в полтора человеческих роста и напоминал настоящую дозорную башню. В голове сразу возник закономерный вопрос: как этой дряблой особе удалось затащить меня на такую высоту?

— Закинула как мешок с мукой, — словно услышав мои мысли, откликнулась двуголовая.

Я устало улыбнулся:

— Так просто?

— Куда уж проще, — фыркнула старуха и, согнувшись пополам, продолжила ковыряться в земле.

Слегка передохнув, я все-таки решился не останавливаться на достигнутом и осторожно сполз вниз. Признаюсь честно, это простое движение далось мне с большим трудом. Но главное, получилось, и уже через минуту, я вновь стоял на грешной земле. Старуха даже не обернулась. Ее плечи равномерно двигались из стороны в сторону, предавая голове нехитрое движение, словно ходики у маятниковых часов.

Я подошел поближе и не без интереса проследил за ее кропотливой работой. Выдрав из почвы пару мочковых корней и немного отряхнув от земли, поводырь, недолго думая, засунула их в рот. Я брезгливо поежился. Затем начался тяжелый процесс пережевывания. Обе ее челюсти работали почти синхронно. Раздутые щеки шевелились, смещаясь то влево, то вправо. Внезапно внутри двуголовой что-то хрустнуло, она ненадолго остановилась, но вскоре монотонное движение продолжилось. Через какое-то время старуха сплюнула крохотные кусочки земли и вывалила на руку плотную темную кашицу.

— Задирай рубаху, моменраг, — прошипела она.

— Зачем? — растерянно поинтересовался я. Видимо, болезнь окончательно расправилась с моим разумом, оставив лишь умение задавать глупые вопросы.

— Ты это слышала сестренка? — обратилась одна голова к другой.

— Мир и впрямь слетел с равновесных катушек, — согласилась соседка.

— Правильно люди харкают вслед, что ваши кочерыжки тверже, чем черноколпачников, — и обе постучали себе кулаком по голове.

— Это почему же? — удивился я.

Раньше мне не доводилось вести беседы с исчадием. Присутствовать на исповеди или казни — это сколько угодно, а вот услышать мнение тех, в ком течет смолянистая отрава, а не кровь — никогда.

Двуголовая не стала отвечать, а сама задала вопрос:

— Скажи честно: этот мир для вас на вроде навозной кучи?

— Ты это о чем?

— Глядеть можно, а разгребать нет!

— Очень образное выражение, — уклончиво ответил я.

— Которое не так далеко от истины.

— Не далеко, — тяжело вздохнул я.

Но видимо, мой ответ ее не удовлетворил, и она продолжила.

— И кто же мы для вас? Назойливые комары, поганые крысы или заноза, которую никак не выгнать из-под кожи?

Этот вопрос заставил меня задуматься. Порой объяснить даже самые простые вещи не так легко, как кажется на первый взгляд. Тем более когда твой собеседник не обладает и десятой долей твоих знаний. Пока я подбирал нужные слова, старуха задрала мне рубаху и, приложив к глубоким порезам изготовленное снадобье, потуже затянула повязку.

— Вы для нас большая загадка, — вдруг произнес я. Внезапно, неосознанно. Но более точного определения подобрать, пожалуй, было невозможно.

Испуганный взгляд двух пар глаз уставился на меня, словно поводырь услышала главную тайну мироздания. Впрочем, я был не так уж далек от истины.

— Похоже, он не лжет, — ответила первая голова.

— Я ощущаю лишь растерянность и усталость, — медленно пролепетала вторая.

Изогнутый ствол какого-то сухого дерева послужил мне опорой. Я привалился к нему и уставился себе под ноги. Пустые звезды! Мне вдруг нестерпимо захотелось послать все в черную дыру и, прекратив это слепое преследование, вернуться на Сферу. Только не одному, а с Нерой. И плевать я хотел на долги и зароки, которые болезненными зарубками оставил в моем сердце этот Отсталый мир. Возможно, всему виной банальная усталость. Но я подозревал, что дело тут совсем в другом.

— А ведь ты погряз по самую макушку, — внезапная догадка поводыря заставила меня напрячься. Ее прозорливость резала без ножа. И те вещи, в которых я боялся признаться самому себе, теперь жуткими кошмарами вырвались наружу, давая понять, что уже слишком поздно что-то менять.

— Зачем ты это говоришь? — единственное, что вылетело из моего рта.

Взгляд поводыря стал хищным, будто она собиралась наброситься на своего хозяина.

— Ты слышал когда-нибудь о каноне Обреченного?

Я пожал плечами.

— Подобное притягивает подобное, — как-то просто, словно на уроке, ответила двуголовая.

— И что это значит?

— Значит, что с такими как мы нельзя бороться нашими же методами. Любое насилие, которое ты проявляешь к ближнему, оставляет на тебе особую метку поступков... Что-то вроде родимого пятна.

Ее откровения заставили меня недовольно поморщиться. То ли от внезапной боли, то ли от осознания ее слов. Я зло сплюнул на талый снег.

— Исключений не бывает?

— Не бывает, — в унисон произнесли обе головы. И заметив мою реакцию, одна из них спросила: — А чему ты удивляешься? Все начинается вот здесь, — ее кривой, тонкий палец уперся мне в лоб. — А потом медленно перетекает вот сюда, — рука опустилась, указав на сердце. В этот момент, правая голова старухи перестала говорить, но зато продолжила левая: — Разум и дух — две основы, которые управляют нашими поступками. Именно они заставляют нас преступить грань дозволенного. — Она выдержала паузу. — Разве не так, муренмук? Ты желаешь вернуть племянницу — весьма благородно. Но спроси себя: на что ты готов пойти, чтобы достичь цели?

Заворожено взирая на старуху, я, кажется сам того не желая, все-таки прошептал ответ. Одними губами, едва слышно. Она коротко кивнула и продолжила:

— Я так и думала. Именно в этом месте и зарождается зло. Твой мрак крохотный, размером с семечко. Но с очередным неверным шагом ты заставляешь его расти. Злость, обида, жажда мщения — все это становится сильнее, пока не достигнет размеров голодного исполина. Вот что такое мрак, глупый ты муренмук. Нельзя бороться со светом, также как нельзя бороться с тьмой, потому что смерть порождает только смерть, а зло может породить лишь пустоту.

— То есть выхода нет? — тихо спросил я.

— Отчего же, — возразила поводырь. — Есть способ. Но вряд ли он тебе подойдет.

— Это еще почему?

Старуха пожала широкими плечами:

— Все дело в тебе, моменраг. Мне неведомо то место, откуда ты пришел. Я не знаю, как живут люди со звезд и во что они верят. Но жизнь довольно часто пересекала меня с вашим братом. Пыльные странники сильны, но у них нет одной досадной мелочи, которая присуща нашему дряхлому миру. В вас не чувствуется и толики надежды! Понимаешь? Этой крохотной искры, которая теплится в каждом живом человеке. И неважно, воешь ты на луну или предпочитаешь яркое солнце.

Я недовольно нахмурился и скрестил руки на груди:

— Что за чушь? Слепые звезды! Чем мне это поможет в моих поисках?

— Сделать правильный выбор, — вздохнула старуха. — Зачастую именно это мешает пройти путь до конца. Ведь хлипкая кочка в нашей вонючей жизни может поджидать где угодно. Например, ты благородный рыцарь и пытаешься отыскать красивейшую из всех принцесс. Твоя дорога доблести сложна и опасна. Но у тебя получается выйти победителем из всех испытаний. Спасаешь ее, вы женитесь и поселитесь в каком-нибудь отдаленном замке. И тогда ты понимаешь, что она хуже тех монстров, которых ты уничтожил, пробираясь к ней. Ты взбешен. Как же так? Да как она смеет! В этот самый миг твоя нога соскальзывает с кочки! Помнишь, я говорила о ней вначале? И вот итог: в руке уже блестит нож, а в голове лишь одно жгучее желание... Поддавшись ярости, ты погружаешься в трясину по самые уши. Но знаешь, что самое противное? Ты уже никогда не сможешь из нее выбраться. Как бы ты ни поступал, с этой минуты тебе не выкарабкаться. Впереди лишь злость, отчаянье и безумная череда ошибок. Одна за другой... одна за другой.

Ее болтовня начала откровенно меня раздражать. Никогда не любил проповеди, учившие лишь умению расписываться в собственном бессилии.

— Запомни, старуха, — зло процедил я сквозь зубы, — если для того, чтобы вернуть племянницу, мне придется сорваться с кочки, перевернуть весь мир вверх дном или продать себя с потрохами, я не раздумывая сделаю это.

Поводырь заскрежетала стёртыми пеньками зубов.

— А кто тебе сказал, что у тебя под ногами твердая почва?

* * *

Благодаря чудодейственному лекарству я креп на глазах. И через пару недель уже осторожно снял пропитанные кровью тряпки и вновь прикоснулся к рукояти револьвера. В висках запульсировало, застучало, и ноги сами понесли меня во двор. Тишину нарушила череда выстрелов. Вдохнув полной грудью свежий морозный воздух, я развел руки в стороны и откинул голову назад. Вырвавшийся наружу вой заставил поводыря нервно вздрогнуть.

— Бросай утварь, старуха. Пора приниматься за дело! Настало время брать след!

Собирались недолго. Я проверил свой скромный скарб: охотничий нож, различные амулеты от колдовства и кусок металлического стекла. А 'Холодный игрок' скрылся под половицей, в заранее приготовленный схрон. Соваться в город с таким приметным оружием, тем более когда за тобой пристально наблюдают твои же собратья по научному цеху, было бы непростительной глупостью. А вот с револьверами я так и не решил, что делать, и пока оставил их на столе...

Сложив вещи в дорожную сумку, я протянул старухе символ веры. Та недовольно скривилась, повела носом и смачно чихнула. Потом вытерла нос и вновь нарушила тишину. На этот раз, громче прежнего.

— Говори, — приказал я.

— А что толку, — отмахнулась поводырь. — Все одно: гнить тебе под буераком.

— Это уже не твоя забота.

— Не моя, — согласилась она. — Только слуга без хозяина хуже беспородной шавки.

— И что ты предлагаешь?

— Я пойду с тобой, — уверенно заявила она.

— Со мной?!

— Конечно. Тогда у меня будет хоть какой-то призрачный шанс стребовать с тебя свободу. — Она покосилась на меня лукавым взглядом. — Или ты даруешь ее сейчас?

Мне нужно было подумать. Нахмурившись, я отошел в сторону, не зная, что ответить. Но в спину тут же прилетело решение возникшей проблемы.

— Если беспокоишься по поводу голов, то это не твоя забота.

— Вот как?

— Есть один способ не привлекать к себе излишнего внимания.

— Что еще за способ? — насторожился я.

— Травы лечат, травы калечат, — уклончиво ответила старуха. — И они же правят бренное тело.

Присутствовать при процедуре, которую иначе как трансформацией назвать было сложно, оказалось весьма занимательно. Я часто слышал о ведьмах, способных принимать облик птиц или зверей. Однажды даже лицезрел, как вурдлак нацепил на себя человеческий облик. Но сотворенное поводырем чудо можно было сравнить разве что с микрохирургией. Только в отличие от нано-врачей старуха пользовалась не сложными технологическими приборами, а странными смесями из сухих веток, семян, животных экскрементов и еще Пустые звезды! — знает чего. Обратите внимание на эту строку. Смысл ее мне не понятен. Править не стала...

Устроившись на крыльце, я достал огрызок карандаша, блокнот, и впервые за долгие месяцы припомнил свое истинное предназначение. Сначала наблюдаем, анализируем, а потом изучаем. Старуха выразила свое недовольство протяжным урчанием, но прогонять меня не стала. Разложила вокруг деревянную посуду, уселась на тонкую циновку. Рядом тихонько тлел костер, над которым в котле томилось странное варево. Отвратительный запах добрался даже до меня: прямо свиноферма после дождя. Прикрыв рот рукой, я едва сдержал рвотные порывы, но свой наблюдательный пост не покинул. Уж не знаю, что собиралась приготовить это исчадие, но утром, когда она вернулась с охоты, ее лицо и руки были перепачканы кровью.

Рассмотрев придирчиво варево, поводырь сняла пробу, вызвав у меня очередной приступ отвращения.

— Надеюсь, это не наш ужин? — выкрикнул я.

Отвечать старуха не стала. Подхватив длинную палку, на конце которой виднелся вороний клюв, она резко сунула ее внутрь котла. Три круга по часовой стрелке и один в противоположном направлении. Я быстро зафиксировал это в своем блокноте, а когда поднял голову, старуха уже выводила на снегу какие-то извилистые линии. Девственная поверхность под действием птичьего клюва стала темнее смоли. Странные чернила ложились неровно, распрыскивая вокруг себя масляные кляксы. Остолбенев, я отложил карандаш в сторону и подошел ближе.

— Стой на месте, моменраг! — тут же отозвалась поводырь.

— Это ведь мрак! Ты рисуешь символы мраком, так ведь?! — заворожено прошептал я.

Старуха осклабилась:

— Не рисую, а разговариваю. А если ты сделаешь еще хоть шаг, то поплатишься за свое безрассудное любопытство.

Ее слова вовремя отрезвили меня, заставив остановиться.

— Не двигайся, иначе оно воспримет тебя как угрозу, — добавила старуха, продолжив свои художества.

Рисунки получались странными: широкие завитушки переходили в смазанные точки и прерывистые прямые. Вроде как хаотичные мазки. Но подобный вывод был слишком опрометчив. Достаточно было хорошенько присмотреться, и среди узоров начинал проступать жестокий оскал неведомого зверя.

Когда старуха поставила жирную точку и отбросила свое вороное перо в сторону, я ощутил нахлынувший на меня жар. И хотя костер практически потух, пространство вокруг него накалилось, будто в кузнечном горниле. Отступив назад, я уперся в деревянную опору и затаил дыхание.

Старуха, тем временем, вернулась на циновку и не спеша разлила варево по мискам. Скрестила ноги, закрыла глаза и замерла в ожидании.

Первое, что я заметил, был плавящийся под ногами снег. Только он не таял, а тлел, словно поджаренный на костре хлеб. Светлые края меняли цвет, превращаясь в пыль, а поверхность покрывалась плотной грязной коркой. Уже через минуту рисунок слился с белоснежным холстом, образовав выжженное полотно. Но изменилось не только это. Случайный ветерок донес до меня еще более мерзкий запах. Теперь старушечья похлебка воняла кровью и слюной. Металлический привкус, поселившийся во рту, заставил меня согнуться пополам и освободить желудок.

Тем временем внутри пылающего круга все стало только хуже: ужасное варево забурлило, и старуха, зачерпнув ладонью, принялась наносить его себе на лицо. Вначале на одно, тщательно размазывая вязкую субстанцию, а потом — на второе. Было видно, что поводырь испытывает ужасную боль. Но она терпела и не собиралась останавливаться на полпути. Только теперь я понял, что на самом деле здесь происходит, и какой результат должен венчать это кошмарное колдовство.

Обуглившийся снег потихоньку воспламенялся. Кое-где уже выглядывали яркие лепестки бледно-голубого пламени. Мрак менял мир, оставляя после себя отвратительный огарочный след.

Закончив приготовления, старуха медленно повалилась на бок. Ее начала бить мелкая дрожь. Не находя себе места, она принялась рвать на себе одежду, ту самую, что я когда-то снял с пугала. Оставшись абсолютно обнаженной, поводырь обхватила себя руками и затихла. Теперь она напоминала новорожденного: лысая голова, гладкая кожа, даже взгляд ее казался настолько отрешенным, словно впервые взирал на окружающий мир.

Странное чувство подтолкнуло меня переступить запретную черту. Я хотел помочь поводырю подняться, осознавая при этом, что колдовство еще не покинуло выжженную поляну. И если бы не жар, я уж точно бы все испортил. Но внезапный ожог оказался лучшим средством от глупости. Сделав неловкий шаг, я резко отскочил назад. В этот самый миг старуха начала преображаться. Впившись себе в лицо костлявыми руками, она потащила его от себя, словно пытаясь избавиться от надоевшей маски. Кожа растянулась в тонкие пластилиновые нити. Поводырь творила свой новый образ. Мне это напоминало лепку из глины, пока та не застыла и не стала способна принимать любые угодные скульптуру формы.

До меня доносились болезненные стоны, бранные слова, но это не останавливало поводыря. Она соединила две головы в одну, немного передохнула и принялась за лицо. Рваным движением сотворила рот, затем вытянула нос. Порвав кожу чуть ниже выступающего лба, она извлекла из прорезей глаза.

Засучив рукав, я мельком глянул на браслет с изумрудным камнем. Мрак не терпел уловок Пыльных странников. Сложный механизм был испорчен. Камень лопнул изнутри, превратился в серую паутину. Отведя его в сторону, я заранее знал, что не увижу привычных стрелок компаса. И не ошибся: множественные ориентиры колдовства исчезли, оставив после себя лишь бледное очертание, а стрелки переплелись, будто ворох змей, и теперь были устремлены на максимальный показатель присутствия мрака. Причем все разом.

Я снял браслет и отложил в сторону. Уж если избавляться от прошлого, то в первую очередь надо начинать с тех вещей, что напрямую связывают меня со Сферой.

— Ты можешь дать мне воды? — внезапно подала голос старуха.

Я кивнул, зашел в дом, подхватил кувшин и уже собирался возвращаться назад, когда мой взгляд коснулся приготовленных револьверов. Рука сама потянулась к ним, но остановилась на полпути. От прошлого нужно избавляться раз и навсегда. Аккуратно завернул в плотную ткань последнее, что осталось от имени перегрина. Убрал револьверы в тайник до лучших времен. Тогда я еще не знал, как сложится моя судьба, и какую важную роль сыграет это оружие в будущем этой дикой планеты.

* * *

Мы оба изменились, как внутренне, так и внешне. И если второе сразу бросалось в глаза, то первое было неуловимо даже для нас самих. Сейчас я больше напоминал скромного торговца, который лишился товара и пытается сыскать счастье в крупном рыночном городе вроде Галдящих стен, продав оставшийся скромный скарб. А моя спутница походила на вольную охотницу. Лишившись второй головы, она значительно помолодела, а ее фигура приобрела привычные женские формы. Но главное изменение претерпело лицо: скинув с себя отпечаток уродства, оно теперь даже вызывало легкую симпатию.

Поводырь отыскала в подвале охотничьего домика старые, но вполне годные обноски, которые пришлись ей впору. Так что, я мог быть совершенно спокоен — городская стража и прочие противоборцы вряд ли углядят в ней скрытые признаки мрака.

Теперь вопрос оставался за малым: как изменить собственную внешность, чтобы остаться неузнанным? А в том, что меня у ворот встретят мои бывшие коллеги по научному цеху, я нисколько не сомневался. Венгер записал наш разговор на магнитную катушку, и теперь вся Сфера знает, что центральный руководитель третьей кафедры исторического приората, изучающего Отсталый мир, Виктор Край, перешел в разряд отступников. Так что, какую бы одежду я не выбрал, они узнают меня из тысячи незнакомых лиц. И время, к сожалению, играет не в мою пользу.

В тот час, когда я при помощи одного из самых искусных врачевателей Горного подданства избавился от датчика 'Саранча', я стал не просто изгоем, а приобрел опасный статус врага. Ведь как не крути, а я теперь носитель опасной информации. Поэтому нейтрализовать меня -наиглавнейшая задача приората. И безусловно, они воспользуются помощью перегринов и не будут привлекать Бортовой десант. Только странники способны отыскать меня в чужом мире и незаметно изъять с его поверхности. Правда ученым вряд ли расскажут правду. Даже малую ее часть. Для них я сбрендивший коллега или что-то в этом роде.

Впрочем, все может развиваться и по иному сценарию. Перегрины вполне способны отдать отступника на откуп Ордену благочестия. Как бывало и раньше. Таким образом высокие умы избавятся от проблемы, а инквизиция отчитается об искоренение очередного мракочада.

Мы миновали ручей и вышли на узкую тропу, которая тянулась вдоль небольшой горы.

— Скажи, а ты можешь сотворить со мной нечто похожее? — я указал на лицо поводыря.

— Зачем это тебе? — удивилась она.

Я не стал ничего отвечать, только кивнул в сторону города.

— А, ты о твоих прозорливых дружках, — догадалась поводырь.

— Да, — кивнул я. — Если быть до конца откровенным, мое положение сейчас хуже, чем у сбежавшего каторжника.

Она покосилась на шрам, который зиял на моем выбритом затылке.

— Клеймо Пыльных странников?

— Что-то вроде того.

— А как же твои хитроумные штуковины?

— Выбросил, все до единой, — развел я руками.

На лице поводыря возникло удивление.

— Без них сложнее будет напасть на мой след, — объяснил я. — Осталось только слегка изменить внешность, и путь в город нам открыт.

— Если ты думаешь, что я способна по десять раз на дню творить ворожбу, то ты полный осел! И попробуй убеди меня в обратном, господин моменраг! — сверкнула взглядом проводник.

Я остановился, внимательно смерил недавнюю старуху пристальным взглядом и осторожно спросил:

— Так ты колдунья?

— Была когда-то... Только не начинай читать мне проповеди. Побереги мой слух! — В один миг она сделалась мрачнее тучи. — Как найдется время, обязательно покаюсь перед Всевышним. Но уж точно не перед тобой!

— И за какую немилость тебя сделали поводырем? — осторожно спросил я, заранее зная, что ответ вряд ли что-то изменит.

Но так его и не услышал.

— Даже мертвец имеет право на один скромный секрет, — успокоившись, как-то печально сказала поводырь. Потом она тяжело вздохнула и добавила: — Хорошо, я помогу тебе перекувырнуться! Только учти, заклятье продержится только до полуночи, и потребует от тебя особой платы.

Я сдвинул брови:

— Чего ты хочешь?

— Речь сейчас не обо мне. Хотя постой, у меня тоже будет к тебе одна просьба.

— И какая?

— Ты назовешь меня союзником и произнесешь мое имя вслух.

— Имя?

Отступать было слишком поздно. Кто-то из первых колонистов Сферы сказал: 'Время обниматься и время уклоняться от объятий'. Наверное, это именно мой случай. С первых шагов на этой планете я возненавидел мрак. И боролся со всяким его проявлением, слепо считая, что могу с легкостью различить добро и зло. Со стопроцентной вероятность разделю белое и черное. Но шли годы, и слишком многое поменялось в моем сознании. Отсталый мир окончательно скатился в область непознанного, а я, сам того не желая, оказался на стороне мрака. Удивительно, но теперь все стало как-то понятнее и проще. И мир сразу окрасился совсем в иные, непривычные для меня тона. Так что, оставалось сделать единственный шаг в направлении непознанного. И я его совершил.

— Как тебя зовут?

— Кэйтлин, — тихо ответила поводырь.

— Очень приятно, Кейтлин. А мое имя — Виктор. Виктор Край.

Я протянул ей руку в знак почтения.

Переступить серую грань оказалось не так сложно. На ее лице появилась довольная улыбка, вызвав у меня похожую реакцию.

В приподнятом настроении и полные решимости, мы приблизились к Галдящим стенам.

Гостеприимство хозяйки

Город напоминал настоящий улей. Неровные стены из известняка, причем, первая намного ниже второй, основной. За ней начинались покатые крыши домов, почерневшие от суховеев, неровные, пузатые, словно соты. Галдящий оазис торговли предстал во всей красе.

Движение здесь не прекращалось никогда. Караваны тянулись и днем, и ночью. Западные ворота пожирали телеги с тюками, а южные выплевывали деревянные колесные остовы. Сумасшедший поток, такой слегка застопорится — и пиши пропало. Именно по этой причине никаких подорожных с гостей не требовали. Везешь товар — и ладно. Только внимательные взгляды стражей проводят тебя до внутренних стен, а дальше гуляй на все четыре стороны. Главное, не забывай отдать непомерный налог. Будешь ты торговать или покупать — дело твое. Но за гляделки заплатишь звонкой монетой. Сколько я себя помнил, Фрагед всегда знал себе цену и подстраиваться под внешние веянья других подданств не собирался. Даже во времена Сезона охоты здесь не поднимали мост и продолжали крутить торговые жернова. Галдящие стены не должны отвергать случайного путника, будь он хоть праведник, хоть грешник, — говаривал наместник Фред-Ба. После его смерти бразды правления перешли к его сыну, но слова знаменитого родителя до сих пор красовались на памятных табличках при въезде в город.

Пропустив вперед караван с пряностями, я немного замедлил шаг. Стражи крутились везде: возле ворот, на стенах, даже среди путников вальяжно прохаживались патрули, облаченные в легкую серебристую кольчугу. А вот перегринов не было нигде.

— Что случилось? — шепнула на ухо Кейтлин.

— Странно, здесь только местная стража, — ответил я. — А моих собратьев по ремеслу не видно и не слышно.

Колдунья повела носом. Загадочно улыбнулась и произнесла одними губами:

— Не волнуйся, они здесь. Скоро сам увидишь.

— Ты их чувствуешь? — удивился я.

— Конечно, у вас ведь особый аромат.

— Какой еще аромат?

— Высокомерия, муренмук. Высокомерия...

Первые ворота мы миновали без лишних подозрений. Короткий вопрос, короткий ответ — все-таки великая ярмарка на носу. От недавних холодов не осталось и следа. Все ожидают скорого урожая, вот и спешат скинуть залежавшийся товар. А хорошая торговля — залог щедрых подношений новым и старым богам в счет благосклонности неуступчивой природы, чтобы отвела стороной засуху и обильные дожди.

Прикоснувшись к щеке, на которой красовался глубокий рубец, я немного успокоился. Колдовство работало, а значит можно не бояться, лишнего внимания я не привлеку, поводырь потрудилась на славу.

Когда я посмотрел на свое отражение в мутной глади речушки, возле которой мы остановились на привал, то не поверил собственным глазам. Вернее, единственному глазу, потому как шрам пересекал не только мою правую часть, но и место, где находился зрительный орган.

Вступив под арку ворот, мы оказались в душной тени. Рядом поскрипывала перегруженная повозка, а человеческий гомон сливался в один монотонный гул. Идущие впереди немного сбавили шаг. Каждый проходящий кидал шесть монет за вход в широкий кувшин с узким горлом, висевший на груди представителя церкви. Видимо, нынешний наместник не доверял привратникам и отрядил на этот ответственный пост тех, кто боялся не столько кары земной, сколько небесной. Впрочем, я сильно сомневался, что подобный способ избавит власти от воровства. Этот первородных грех был распространен повсеместно, тем более там, где звонкой монете не было счета.

Внеся свою плату, я бросил короткий взгляд на монаха и его собратьев, застывших возле дверей, которые вели во внутренние лабиринты подвалов под стеной. И моя излишняя осмотрительность пошла мне на пользу — я отчетливо различил на руке одного из облаченных в ряску браслет с изумрудом. Сверху ее скрывала темная повязка, но яркий свет камня, имевшего внутреннюю подсветку, было трудно спутать с чем-то еще.

Лицо монаха скрывал глубокий капюшон, и все же я без труда узнал перегрина Фреда Керзбига. Рядом с ним возвышался Иванкс Ванчерус. На Сфере они были близкими друзьями, а в рейдах постоянными напарниками.

Стало быть, двое уже здесь. А где же остальные? Я сомневался, что совет прислал менее трех пар ученых.

Узкая улица вывела нас в каменные лабиринты города. И хотя толпа поредела, разношерстный гомон только усилился. Нищие, лишенные конечностей инвалиды окружили нас плотным кольцом и обрушились с требованиями совершить подаяние. Попытавшись порваться сквозь живую изгородь, я уперся в клюку одного мерзкого старичка. Тот противно зашамкал беззубым ртом, указал на мой кошелек и напористо заявил:

— Всего пару монет и вали куды хочешь, чужестранец?

Я постарался избавиться от давления в области груди, но лишенный правой ноги инвалид оказался достаточно проворным типом. Изогнутое навершие клюки переместилось в район спины и уперлось мне в шею. Старик притянул меня к себе — в лицо пахнул сладковатый аромат гнили. Изобразив презрительную ухмылку, инвалид хищно прошипел:

— Куды собрался, а? Пока не заплотишь, мимо не пройдешь!

Перехватив клюку, я собирался взгреть мерзкого старикашку, когда понял, что ничего у меня не выйдет. Его сила превышала мою в разы.

— Не шути-и-и со мной, странник, — радость сползла с морщинистого лица, и глаза злобно сверкнули.

Я попытался отступить, уперся спиной в напирающую толпу. Люди топтались на месте. Видимо, также как и я они не могли обойти напористых попрошаек.

— Ну-ка, не мешай, — раздался уверенный голос Кейтлин.

Колдунья выступила вперед и перехватила деревянную опору. Я тут же ощутил нарастающую боль — в руку будто впились сотни крохотных игл. Но старику досталось сильнее: отпустив клюку, он отскочил в сторону и настороженно уставился на мою спутницу.

— Пошел вон, гайрук, — прорычала колдунья. Я заметил, как из ее рта вырвался длинный, раздвоенный язык.

Наглец согнулся пополам, прижался к земле и, неестественно выгнув шею, уставился на Кейтлин снизу-вверх.

— Нехорошо-о-о отбирать чужой хлеб. Можно ведь лишиться и своего, — предупредил ее гайрук.

— Не тебе указывать на мое место, падальщик. — Отпихнув его в сторону, Кейтлин потянула меня за собой.

* * *

С моего последнего визита город сильно изменился. Изящные дома восточных купцов и светлые кварталы ремесленников сменили низкие каменные башни с решетчатыми окнами. Из-за высоких заборов виднелись только плоские крыши и края верхних этажей.

Я присмотрелся к небольшой медной табличке над массивным входом. Под легким налетом ржавчины просматривался знакомый символ: круг с огненным мечом и вспаханная земля с тремя всходами. И больше ничего. Никаких слов или иных обозначений.

— Ты знаешь, что это такое? — обратился я к Кейтлин.

Та лишь развела руками.

Прикоснувшись рукой к выпуклой чеканке, я еще раз проверил, не привиделось ли мне это. Символ нарисовался даже с закрытыми глазами. На лице возникла легкая улыбка:

— Значит мы движемся в правильном направление, поводырь.

У первых торговых рядов мы остановились возле небольшого перекрестка. Пыльная дорога тянулась через горбатый каменный мост, другая — терялась в мрачных проулках.

— Не узнаю я город. — Мой взгляд коснулся мрачных подворотен и продажных женщин, выстроившихся в ряд возле скромной забегаловки. — Раньше он был другим.

— И что же в нем изменилось? — спросила Кейтлин.

— Абсолютно все.

Она проследила за мной и улыбнулась:

— Ах, ты об этом.

— Вовсе нет, — отмахнулся я.

Средневековая распущенность никогда не будоражила мои моральные устои. Здесь люди старались не утруждать себя лишними ограничениями. Легко рождались, легко умирали, совершенно не заботясь о том коротком миге, что назывался жизнью. Всецело доверяя церкви и ее жестким правилам, каждый житель подданства, независимо от своего положения, верил, что любой грех может быть прощен. Даже побывав за чертой мрака, возможно очиститься и начать все заново. Вопрос только в цене этого самого очищения. А уж если ты в состоянии пожертвовать ордену веры увесистый мешок злотых, считай, что предстанешь девственником перед небесным судом.

Но данный закон распространялся на богатых прихожан. У бедных же на этот счет имелась своя религия, главной заповедью которой был довольно примитивный постулат — выжить любой ценой. И именно он оправдывал любые проступки, совершенные в агонии страсти или безумия.

Я часто задавался вопросом: на что бы осмелился, если бы моя семья умирала от голода? Какую грань вседозволенности решился переступить? Обман? Воровство? Убийство? И увы, не мог дать вразумительного ответа. Даже самому себе. Видимо боялся обнаружить внутри необузданное чудовище. Хищное, беспринципное, пренебрегающее любыми законами мироздания. А теперь, когда сам того не подозревая, я все-таки стал этим самым чудовищем, с удивлением обнаружил, что окружен себе подобными. Просто пока для них еще не настал тот момент, когда они готовы будут потревожить собственную кошмарную сущность.

Присмотревшись к двум проходившем мимо товаркам, колдунья нахмурила лоб.

— А ведь ты прав, муренмук.

— В чем именно?

— Слишком пресный запах. Очень напоминает... — Но закончить сравнение она таки не успела. Нас отвлек громкий призыв трубы, следом за которым раздались протяжные вопли зазывал. Они возникли на узкой улице. Раскинув рукава цветастых костюмов, они стали стремительно приближаться к нам на широких деревянных ходулях. Лица их были разукрашены на манер деревянных кукол-пугал: круги на щеках, белые ромбы вокруг глаз и кровавый оскал около рта. Но главным их достоинством был кривой нос, притороченный к шапке с объемным помпоном.

— Хорррр! Рааааа! Гваааа! — закружили вокруг нас лицедеи.

Мне это напомнило дурной сон, когда ты пытаешься добраться куда-то, а на твоем пути вырастают все новые и новые препятствия. Но мои опасения не оправдались. Стук деревянных копыт усилился и быстро удалился в неизвестном направлении, не оставив после себя и следа. Веселое гиканье, улюлюканье растворились в шумном городском облаке. И только пронзительное эхо какое-то время отражалось от каменных стен.

— Ярмарочные шуты, — кинул я вслед.

— Не уверена, — покачала головой колдунья. — Думаю, нам стоит поторопиться. Мне нужен новый ориентир.

Я был полностью с ней согласен. Символ веры — хвостатая звезда повисла на темной нити тяжким грузом. Кейтлин приблизила свой нос — брать в руки резную подсказку она так и не осмелилась. Жадно втянула запах. Фыркнула. Повела носом и тихо произнесла:

— Мы совсем близко, жилище прачки всего в одном квартале отсюда.

Сросшиеся словно каменные близнецы дома выстроились в неровный ряд. Одни чуть выше и поновее, другие наоборот. На одних виднелась свежая копоть, на других — следы недавней краски. За последнее время квартал явно перенес не один пожар, а достраивался на средства городской казны. Отсюда и непохожий фасад, высота крыш, да остальные различия.

Уже потянувшись к дверному кольцу, я внезапно остановился и посмотрел на колдунью.

— Ты уверена?

— Тень всегда тянется к тени, — кивнула Кейтлин. — Поверь, муренмук, даже если я ошибусь, твой путь все равно выведет тебя в нужном направлении.

Не успел я обдумать ее слова, как смотровая защелка открылась. На нас уставилась часть морщинистого лица, а затем показался широкий глаз, заплывший ужасным бельмом.

— Кого надо? — поинтересовалась жительница дома.

— За услугой к прачке, — опередила меня колдунья.

Последовала пауза. Старческий голос крякнул, и вскоре послышался тяжелый вздох.

— Давно к нам никто не захаживал. Тем более, к этой злыдне во флигеле.

Мы с Кейтлин переглянулись, но говорить ничего не стали. Буквально через минуту послышался звук отпираемых замков. Дверь со скрипом подалась вперед. Среди облупившейся краски и свисающей с потолка паутины стояла хозяйка дома. Выглядела она просто ужасно: растрепанные седые волосы, серовато-бледное лицо и нечто мешковатое, отдаленно напоминающее одежду. Опираясь на клюку, старуха отошла в сторону приглашая нас в гости.

Переступив через порог, я ощутил некое волнение. Доверчивость хозяйки скорее настораживала, чем настраивала на добрый лад.

— Только не забудьте отряхнуть одежду, — предупредила она. — Тяжеловато мне что-то последнее время сохранять чистоту.

Мой взгляд коснулся внутреннего убранства. Либо старуха и впрямь тронулась умом, либо окончательно потеряла и без того скверное зрение. Потрескавшиеся стены, пол, усыпанный каменной крошкой, а ко всему прочему и осколки горшков на сломанных полках. Дом выглядел в полном запустении. Половицы под ногами протяжно скрипнули, и старуха, охая и причитая, побрела в гостиную.

— Ты видишь тоже самое что и я?

— Гораздо больше, муренмук. Но об этом позже. Давай, не отставай.

У меня сложилось впечатление, что вся эта ситуация откровенно забавляет колдунью. Сейчас она выглядела словно гончая, которая взяла след и с головой пытается пролезть в нору, где затаится опасный зверь. Но мучать ее вопросами я не стал — видимо и правда, пока не время.

Посреди ветхого жилища старуха остановилась и развернулась на месте. Широко развела в стороны пораженные артритом руки:

— Располагайтесь, а я пока приготовлю душистый отвар.

Гостиная была в еще более ужасном состоянии, чем прихожая. Здесь не то что жить, находиться было просто невозможно. Почерневшие стены, мусор и смрад. Складывалось впечатление, что тут пировала добрая сотня местных забулдыг, веселясь на полную катушку. Причем судя по запаху, испражнялись они после своего веселья где-то неподалеку.

Надвинув воротник повыше, я проследил за колдуньей. Ее невозмутимый взгляд заставил меня задумчиво нахмуриться.

— Чего встал? Тебе же ясно сказано: садись и жди, сейчас будет угощение, — напомнила колдунья.

Спорить не стал. Перевернул стул, и устроился на нем в ожидании обещанного. Но ожидание затягивалось. Исчезнув на кухне, старуха не торопилась возвращаться к столу. И вновь легкий сквозняк донес до меня запах старости. Обглоданные стены, истлевшие вещи, гнилые ставни — дом умирал. А вместе с ним умирала и его измученная временем хозяйка. Я зевнул в кулак и незаметно сунул руку в карман, нащупал старую монету. Возможно, стоило чуть больше доверять поводырю, но что-то мне подсказывало, что именно это самое доверие меня в конечном счете и погубит.

— Что происходит? — поинтересовался я у Кейтлин.

— А ты разве ты еще не понял, муренмук? — удивилась она.

— Не понял, что?

Ее хитрый с прищуром взгляд застыл на мне, словно она пыталась уловить неприятную вибрацию лжи.

— Неужели и правда?.. — она явно была разочарована. — Тогда слушай внимательно. Тот ориентир, что привел нас сюда, принадлежит ведьме. Но не просто ведьме, а Приближенной. Понимаешь к чему я веду?..

Я инстинктивно кивнул, совершенно не улавливая ход ее мыслей.

— Вы, смертные, подразделяете нас на порядки. Сто один, если я не ошибаюсь, — принялась объяснять Кейтлин. — И вы уверены, что труд вашего слепого провидца полон, и нет в его бестолковом труде место новому злу. Так вот, это не так! Долгие десятилетия вы охотились за мелочевкой, а здесь... о старые боги! Ты даже не представляешь, куда мы с тобой забрели.

— В разрушенную хибару? — я рассеяно выдал неудачную шутку.

Колдунья затихла и побледнела как мел.

— Можешь и дальше забавиться сколько хочешь, моменраг. Но нам не просто так позволили попасть в место Истока. Туда, где появилась на свет твоя ведьма.

— А кто же тогда хозяйка дома? — не понял я.

— Хранительница Истока. Но по сути своей цербер на цепи, который охраняет сакральный источник созидания.

Я ощутил, как монета едва не вырвалась из моей влажной руки. В самый последний момент удалось подхватить ее возле самого пола.

Перегрины не имеют привычки доверять пустым легендам, но эта планета научила меня еще одной неоспоримой истине — любое сказание несет в себе частичку правды. И если моя союзница не лгала, то молитва могла стать нашим единственным спасением.

Старуха появилась бесшумно, словно парила в воздухе. Ее тень возникла в дверном проеме, а когда оказалась напротив зеркальных осколков, которые будто слезы зависли в пыльной оправе, я не увидел отражения. На подносе возвышался пузатый чайник и четыре грязные кружки. Расставив приборы на столе, хозяйка дома еще раз улыбнулась, но сделала это с таким отвращением, словно испытывала ужасную боль.

— Самый лучший отвар во всем срединном подданстве, — произнесла она.

— Очень любезно с вашей стороны, — подняла кружку Кейтлин.

— Ну что ты, моя дорогая, — сверкнула бледными очами старуха. — Это такая малость.

Приподняв чайник, она наклонила его, и из носика тонкой струйкой посыпался песок. Хотя возможно, это было нечто более невесомое. Например, чей-то залежавшийся прах. Я вздрогнул, потянулся к поясу. Но в последний миг остановился, вспомнив, что лишен главного преимущества перегринов в этом гребаном мире.

— Так подойдет или погорячее? — тем временем принялась пытать хозяйка гостью.

— Ну что вы, не стоит беспокоиться, — натужно улыбнулась Кейтлин.

Старушка кивнула.

— А теперь угощение. — Она передала нам несколько тарелок.

Я мог ожидать чего угодно: тощих крыс, клубки червей или сушенных личинок, но блюдо, что нам подали к чаепитию, оказалось не столько отталкивающим, сколько странным. Это были вещи. Очки, пара медных пуговиц, сношенная подошва, а еще прядь рыжих волос. Впрочем, в выборе угощения не было ничего удивительного, каждый предмет из этого яства мне оказался особо знаком.

Рука дрогнула, и я все-таки выронил монету. Оберег, который так долго спасал меня от дурного глаза, покатился по полу и исчез среди груды хламья.

— А какой запах, ну просто загляденье, — хозяйка продолжала расхваливать содержимое подноса. — Уверяю вас, на вкус оно прекраснее, чем на вид.

Тарелка оказалась напротив меня. Можно просто дотронуться и разогнать морок или наоборот — поверить в реальность происходящего.

Старушка села напротив. Ее посуда была пустой. Сложив руки, словно добросовестный ученик, она с благоговейным видом уставилась на нас. Кейтлин высыпала прах на блюдечко и провела по нему указательным пальцем. Постепенно ее губы начали растягиваться, подтверждая явное удовлетворение. Старуха одобряюще кивнула. Я мог поступить точно также — забыть обо всем и представить будто это всего лишь некий обряд доверия. Но сердце, которое заменял высокотехнологический имплантат, откликнулось ноющей болью. Наверное, мое состояние сейчас можно было с лёгкостью назвать душевной изжогой. И всему виной было поданное хозяйкой угощение.

Конечно, можно сколько угодно убеждать себя в обратном, но факты упрямая штука. Каким бы сильным я не пытался казаться, в этот момент надорвался. Отчаянье когтистыми лапами вцепилось мне в глотку. Заставив себя прикоснуться к душке очков, я ощутил очередной приступ обреченности. Ведьма, кем бы она ни была, переиграла меня по всем статьям. Пока я пытался, как истинный ученый, выяснить причины, установить обстоятельства и прийти к истокам, она устроила охоту на моих друзей. Всех тех, кто еще мог оказать помощь, подставить плечо. Теперь они лежали передо мной. Вернее, не они, а то что от них осталось. Изысканное блюдо для поигравшего. Но не в качестве утешения, нет. У этого представления были совсем иные цели, иное предназначение.

Нервы сдали в одну секунду. Раз, и оборвались, будто нити, которые еще хоть как-то поддерживали во мне хрупкое спокойствие, заставили совершить следующий шаг. Тарелка со всем содержимым устремилась в угол. Послышался резкий удар, и осколки разлетелись в стороны, пополнив ряды бесполезного хлама. Теперь я наконец понял, почему дом прачки и хранителя, которого она назначила присматривать за местом своего перерождения, выглядел подобным образом. Зло не умело созидать, оно было способно только разрушать и радоваться этому, танцуя на осколках чужих судеб. Так что, выжженные стены, каменная крошка и слой пыли являлись ничем иным, как послужным списком тех зверств, что устроила мать-ведьма. Однако моя теория раскрывала лишь ее истинную суть, а никак не причину поступков.

— Славное лакомство, не правда ли? — спросила старуха, заставив меня отвлечься и уставиться на ее крохотные щелки глаз. — Мы с дочкой не думали, что получится так вкусно!

Моя рука потянулась к охотничьему ножу — единственному оружию, что я прихватил с собой в город. Но мягкая ладонь легла сверху, вынудив меня отказаться от безрассудного поступка.

— Еще не время, — голос прозвучал у меня в голове. Только не было уверенности, что старуха нас не слышит. — Доверься мне. Хранителя не возьмешь силой, а нам обязательно надо ее перебороть.

Рука колдуньи медленно исчезла, словно и не было этого мимолетного прикосновения.

— Так чем вас еще порадовать? — внезапно спохватилась хозяйка.

— Пожалуй ничем, — ответила за меня Кейтлин. — Мы вполне удовлетворены вашим радушием и хотели бы перейти к делу.

— Вот как? — удивилась старуха. — И что же за дело вас привело в мой дом.

Покинув свое место, колдунья прошлась вдоль обугленных стен, внимательно осмотрела поломанную мебель и остановилась возле лестницы. От перил остались лишь острые колья, а в ступенях просматривались огромные кляксы дыр. Взгляд Кейтлин устремился в мрачную пустоту второго этажа.

— Скажите, вы здесь одна?

— Одна?

На морщинистом лице проступило неподдельное удивление.

— Дело в том, что в вашем возрасте очень тяжело вести такое большое хозяйство, — продолжила колдунья. — Плата велика, а свободное пространство пустого дома заставляет вздрагивать по ночам от случайного шороха. Разве не так?

Глаза старухи округлились, бороденка трясонулась, и она коротко кивнула:

— Возможно. Но к чему вы клоните, моя дорогая?

— Я говорю, что довольно часто дамы вашего возраста находят очень простой выход из сложившейся ситуации. Верхние комнаты, которые согласно этикету должны отдаваться под гостей, сдаются тем, кто этими самыми гостями и становятся. Пансион, уважаемая моя, — последней фразой Кейтлин передразнила слишком уж любезную хозяйку. — Нет, вы только не думайте, я ни в чем вас не обвиняю. Скажу больше — прекрасно вас понимаю, иначе в столь почтенном возрасте нельзя. И ведь согласитесь, как здорово приютить некую молодую особу, да еще и с малыми детками. Лучше не придумаешь. Увядающая жизнь начинает играть такими яркими красками. Вместо унылого утра — задорный детский смех. Бесконечный день наполняется заботами по дому: жарка, уборка и прочая мелочь. А вечер, тот которого вы так боялись прежде, теперь ждете с нетерпением. И только скажите, что я не права. Обсуждение прожитого дня под легкое потрескивание камина. Ну и конечно же, детский смех, который не утихает до самых сумерек. Это похоже на глоток свежего воздуха, когда кажется, что прожитые годы уже придавили вас своей каменой плитой. Ведь именно так все и начиналось?

Старуха закусила губу, и я заметил, как по ее щекам поползли тонкие кровавые струйки.

— Чего ты хочешь, ищейка? — едва сдерживая слезы, спросила хозяйка.

Кейтлин тяжело вздохнула и приблизилась к столу. Ее взгляд был полон боли, она едва держалась, чтобы не дать волю чувствам.

— Это началось внезапно... — продолжила колдунья. — Ты думала, что все дело в тяжелой работе. Но потом ее крик стал постоянным. Каждую ночь, каждую гребаную ночь она мучала своих детей. Ты хотела вмешаться, только так и не осмелилась. А вскоре смех превратился в один неудержимый плачь. Дети больше не покидали своей комнаты. Прекрасные времена закончились. Вечера отвоевали себе привычную обреченность, которая теперь имела еще и привкус насилия. Ты слышала каждый удар, каждый всплеск детской души, но и тогда не остановила квартирантку. До флигеля слишком высоко подниматься, а ты такая старая — разберутся сами, разве не так? Ответь, твои мысли двигались именно в этом направление?

Старуха больше не скрывала своих чувств — колдунье удалось заглянуть слишком глубоко, чтобы пробовать ускользнуть от правды.

— Все так, прозорливая, — согласилась хозяйка.

— Но и это ведь еще не все? Чуть позже ты поняла истинную причину этих криков, но тогда было уже поздно. Боль, отчаянье, пустота — они словно скисшее варенье наполнили дом, погрузив тебя в тревожное ожидание непонятно чего или кого. Ты уже приготовила себе петлю и собиралась применить ее по назначению, когда детские голоса внезапно исчезли, будто их и не было вовсе. Только тогда ты осмелилась. Отбросив все сомнения, поднялась во флигель.

— Не надо, не продолжай, — взмолилась старуха.

Но колдунью было уже не остановить. В какой-то момент мне даже показалось, что ее голосом говорит нечто жаждущее правды. Нечто, не способное молчать. Желающее открыть тайну не только разрушенного дома, но и исковерканных здесь судеб.

— Ты хорошо запомнила тот день. Обычно ты забываешь все, что случилось с тобой, уже к полудню. Но только не в этот раз. Тот день ты сохранила до самой смерти. Впрочем, и после нее воспоминания не оставили тебя в покое. Медленно, ступенька за ступенькой, ты карабкалась наверх. А когда приблизилась к двери и протянулась к ручке, тебя внезапно обуял страх. Ты в ужасе развернулась и направилась обратно. Но почему?! В очередной раз решила будто это не твое дело?

Старуху трясло как осиновый лист.

— Прекрати, — в очередной раз прохрипела она.

Но Кейтлин лишь ускорила темп.

— Ну а через пару дней ты все-таки осмелилась зайти в комнату. И все увидела своими глазами...

Рассказ колдуньи внезапно оборвался. И тогда заговорила хозяйка. Ее голос дрожал, но она нашла в себе силы продолжить:

— Это было ужасно. Никогда не думала, что Всевышний позволит мне лицезреть такое зверство. Милые детишки — за что она подвергла их этим мучениям?! За что? Мать не может... не должна совершать такое. Поругать, это да. Но не учинять над собственными отпрысками такое... — В гостиной повисла гнетущая тишина. Но это гнетущее состояние длилось недолго. Избавившись от слез, старуха продолжила: — От этих крохотных тел не осталось практически ничего. Они напоминали лоскутные куклы, которых раскроили на составные части. Все было небрежно раскидано по углам, словно мусор. Именно тогда мне пришла в голову мысль о материнском безумии. Эта молодая особа их так любила и не могла совершить такое. Кто угодно, но только не она!

Я продолжал слушать историю хозяйки и с каждым новым словом ощущал лишь опустошение. Судьба схлестнула меня с настоящим монстром во плоти. Все это время я наделся, что у ведьмы, которую я разыскиваю, обнаружится хоть какое-нибудь слабое место. Ведь она просто жертва темного времени, и мне удастся воззвать к ее благоразумию. Но я ошибся. У этой особы не осталось ничего святого. А вполне возможно, что никогда и не было.

И все-таки, мой прагматичный ум пытался зацепиться за невозможное. Рассуждая как ученый, я рассчитывал, что если мне удастся понять, каким образом ведьме первого порядка удалось обрести такую невероятную силу, то все встанет на свои места. И корень зла обязательно обнаружится где-то в недрах ордена черноколпачных. Но видимо, последовательность моих рассуждений оказалась ошибочной. Прачка попала в орден уже будучи инициированной.

Мысленно сопоставив рассказ старухи с собственными рассуждениями, я задал лишь один вопрос:

— Это вы написали донос на вашу квартирантку?

Старуха посмотрела в мою сторону, немного замешкавшись, но все же кивнула.

— С тех пор, как я последний раз побывала во флигеле, я начала за ней следить. Когда она уходит и возвращается. А потом задавала вопросы. Но она вела себя как ни в чем не бывало. Скромно улыбалась, пожимала плечами и тут же запиралась в своей комнате. Но теперь я не верила ни единому ее слову... С наступлением сумерек, когда дом погружался в тишину, нарушаемую лишь скрипом старых половиц и свистом ветра, я не смыкала глаз. Все прислушивалась, желая расслышать хоть что-нибудь важное. И конечно, в глубине души я надеялась, что мать начнет оплакивать, безутешно рыдать над своими бедными чадами. Но ничего не происходило. Долгие десять дней она сохраняла тишину, а на одиннадцатый принялась их пожирать. Не спеша, похрустывая косточками и запивая все это кровью. Почему именно кровью? Да потому что я хорошо запомнила тот ужасный хлюпающий звук. И в скором времени мне предстояло самой попробовать ее на вкус.

— Когда ее забрали, что произошло потом? — выждав, пока старуха слегка успокоится, задал я вопрос, ответ на который был мне известен.

На этот раз хранительница закрыла глаза и опустила голову. Сил плакать у нее просто не осталось.

— Она вернулась на второй день.

Эти слова заставили меня напрячься. Заметив растерянный взгляд колдуньи, я понял, что даже она не ожидала такого поворота событий.

— Как она выглядела? — спросил я.

— Она стала другой, — немного подумав, произнесла хозяйка. — В день нашего знакомства женщина представилась мне несчастной труженицей, у которой за плечами двое прекрасных крошек. А когда вновь увидел ее на пороге, то ужаснулась. Внешне она вроде бы осталась прежней. А вот внутреннее... изменилась до неузнаваемости.

Рассказ хозяйки заброшенного дома оказался весьма интересен, но меня не покидало чувство, что некая деталь все-таки выбилась из повествования. Мысленно я еще раз вспомнил все ответы. И спросил скорее наугад, чем намеренно.

— Скажите, а почему вам так тяжело было поверить, что в страданиях детей повинна их мать?

Возможно, мне просто показалось, но что-то заставило старуху отринуть от себя эту мысль. И я не ошибся. Недолго думая, она ответила не кривя душой, и ответ заставил меня поверить, что я наконец выбрался из зарослей на узкую тропку.

— Все дело в ее духовнике. Он посещал мою квартирантку практически каждый день. Вот я и решила: ну не может такая праведница взять на душу столь громадный грех.

Ее слова прервало внезапное эхо, которое, повторив последнюю фразу, исчезло меж почерневших стен. Уж не знаю, откуда оно взялось, но именно этот звук послужил своеобразным сигналом, заставив старуху мгновенно умолкнуть и больше не произнести ни слова.

Мы с Кейтлин переглянулись. И совершили роковую по своим меркам ошибку. Вместо того чтобы немного выждать, избавиться от неприятного чувства невидимого соглядатая, который неустанно следил за нашей беседой, мы начали действовать. Колдунья приблизилась к старухе и пристально вгляделась в ее глубоко посаженные глаза. Голос поводыря прозвучал как гром среди ясного неба.

— Как ей удалось привязать вас к этому месту?

Больше не было никаких слов. Хозяйка испуганно осмотрелась по сторонам и прижала указательный палец к устам.

Ярмарочные зазывалы

Ставни буквально вырвались из петельных гнезд. Резкий удар заставил меня упасть на колени и кинуться под стол, подальше от надвигающейся опасности. Со стороны это выглядело как внезапная буря, которая посетила заброшенный дом. Но я прекрасно понимал — природа этого явления совершенно иная.

Хозяйка дома продолжала спокойно стоять на месте. Выставив вперед свою костлявую руку, она просто указывала в мою сторону. А дальше, буквально за секунду, все изменилось. Кожа, включая все содержимое дряхлого тела, мгновенно слетела, словно пожухлая листва с дерева под порывом сильного ветра. Остались одни кости. Из-за спины вырвались острые крылья. Старуха расправила их и резко взмахнула руками. Только это была уже не пожилая экономка, а нечто совсем другое, похожее на огромную птицу, а точнее, на то, что от нее осталось.

Гостиная наполнилась пронзительным визгом. Я не выдержал, заткнул уши и в очередной раз пожалел, что припрятал оружие в охотничьем доме.

Взмах костяных крыльев заставил все вокруг вздыбиться и переместиться со своих мест. Мне потребовалось немало усилий, чтобы удержать столешницу и не позволить ей завалиться на бок.

— Уходи отсюда! — крикнул я колдунье. Но у нее было свое мнение на этот счет.

Рванув вверх по лестнице, она перемахнула через перила и умудрилась оседлать костяную птицу. Выгнувшись, та попыталась скинуть наездницу, но сделать это было не так-то просто. Я отчетливо видел, как Кейтлин вцепилась в зазоры между костей, успев намотать себе на руки обрывки ветхой ткани.

Хранительница закрутилась волчком, взмыла к потолку. Еще мгновение, и колдунью наверняка бы расплющило от мощного удара. Но я тоже не терял времени даром. На то, чтобы выбраться из укрытия, мне хватило пары секунд. Взбежав на последнюю лестничную ступень, я совершил похожий прыжок, с одной лишь разницей — в моей руке был зажат широкий охотничий нож.

Удар пришелся на нижнюю часть крылатого создания. Кости треснули и разлетелись на мелкие кусочки. Я кубарем покатился вниз, а Кейтлин успела схватиться за верхние балки перекрытия и слететь по изгибу печной трубы. Только если я думал, что справиться с хранительницей будет так просто, то глубоко ошибался. Птица лишь секунду кружила возле стола, а затем ее пострадавшая часть скелета воссоздалась заново — мелкие осколки притянулись, словно магнитом, и приняли первоначальный вид. И нужно было начинать все сначала.

— Кейтлин! Что дальше?

Колдунья оказалась возле окна. Кажется, у нее, в отличие от меня, был хоть какой-то призрачный план. По крайне мере, она не топталась на месте, а зачем-то пыталась опрокинуть огромный обеденный стол. Но справиться с ним в одиночку ей оказалось не по силам.

— Помоги! — взмолилась она.

Я словно очнулся. Подскочил к ней и перевернул столешницу, открыв проход на второй этаж. Но подниматься мы не спешили — противник был уже поблизости. Костяная клюка взмахнула, заставив колдунью взвыть от боли. Она выгнулась дугой, и упала на ступени. Подхватив Кейтлин, я начал упрямо карабкаться вверх.

Сражаться с хранительницей в открытую не имело никакого смысла. Внутри иллюзорного круга, к которому ее привязала создательница, она была непобедима. Бей, режь, рви на части, все одно — мертвая тварь окажется сильнее.

Кейтлин посмотрела на меня, указав на дверь, ведущую во флигель. Я все понял без слов: только там мы сможем укрыться от острых когтей. Но хранительница не собиралась отпускать нас так легко. Спланировав прямо над головой, она оставила на моем плече глубокий след. Рваная рана тут же окрасился алым. Я лишь отмахнулся, даже не пытаясь попасть лезвием по хрупким костям. Мышцы руки быстро ослабевали, и стоило поберечь силы для последнего рывка.

Подтянув к себе колдунью, я практически добрался до середины лестницы, когда птица атаковала вновь. На этот раз она вцепилась мне в плечи и принялась колоть клювом. Резко, уверенно, словно ткацкий станок. Увернуться от нескольких выпадов мне все-таки не повезло. Ладонь пронзила обжигающая боль, и по запястью потянулась очередная кровавая лента. Птица издала пронзительный клекот. Короткий миг, но я не стал медлить. Улучив момент, ударил наотмашь тыльной стороной ножа. И мне наконец повезло! Кости с треском разлетелись в стороны.

Снова подхватив Кейтлин, я устремился дальше вверх, стараясь не оборачиваться и не терять времени даром. Любая секунда могла сыграть роковую роль.

Паника гнала меня не хуже плетки. Казалось, что я бегу со всех ног, но на деле нам удалось преодолеть всего лишь пять, максимум, шесть ступеней. Колдунья пыталась помочь: отталкивалась ногами, заметно облегчая мои усилия. Но этого все равно было недостаточно. Краем уха я слышал, как осколки костей вновь занимают свои места, и кошмарная конструкция собирается воедино. Еще один вздох, возможно, два, и птица накинется на нас с новыми силами.

Боевой клич раздался уже совсем близко. Ощущая, как по лбу струятся гигантские капли пота, а тело изнывает от навалившейся боли, я все-таки совершил невозможное. Последний рывок, финальное усилие. Кейтлин вытянулась в струну, коснулась пальцами заветной ручки. Дверь почти рядом, еще чуть-чуть и мы вырвемся из проклятого помещения.

— Скорее! Эта тварь уже рядом! — обессилено прошептал я.

Ладонь обхватила ручку, потянула ее вниз. И с пустым щелчком наши надежды разлетелись на сотню осколков отчаянья. Дверь оказалась заперта. Только сейчас я позволил себе дать волю страху, обернулся, чтобы посмотреть в лицо надвигающейся опасности. Иного выбора у меня просто не было! Одной рукой я попытался заслонить собой колдунью. Надежда, что у нас получится спастись, все еще теплилась где-то глубоко в душе.

Костлявая бестия накинулась на меня и сбила с ног. Я едва успел заслонить руками лицо. В противном случае, обязательно лишился бы глаз. Клюв чиркнул по виску, и мир кувыркнулся. Мне безумно повезло, что хранительница ослабила свой напор. Впрочем, в этом была заслуга не моя, а колдуньи. Скрестив руки на груди, она быстро зашептала слова на забытом языке. Я слышал много заклинаний, ложных и не очень, но то, что долетело до моего слуха, было чем-то особенным. Кейтлин не просто произносила, она плевалась словами, словно пулями. И каждое из них поражало цель. Костяная птица вздрагивала, клекотала и ее уверенность таяла на глазах.

Когда было произнесено последнее слово, хранительница лишь жалобно повизгивала, пытаясь избавиться от невидимых скоб, что пригвоздили ее к стене. Я уставился на колдунью. Она держалась из последних сил. Бледное, словно мел, лицо, кровавые впадины возле глаз и дрожь по всему телу. Кейтлин взглянула на меня и тут же лишилась сил. Я лишь успел поймать ее в объятия.

— У тебя не так много времени, — прошептала она. Хранительница уже пыталась освободить одно крыло.

Опустив тело колдуньи аккуратно на пол, я принялся за замок. Но все было бесполезно — дверь словно срослась со стенами, став единым целым. Я навалился плечом, попытался подцепить язычок замка, но ничего не вышло. За спиной послышался нарастающий треск. Время утекало сквозь пальцы. Еще секунда, и она вновь вцепиться в меня и пронзит костяным клювом.

Удвоив усилие, я лихорадочно пытался сделать хоть что-то. Но так ничего и не добился. Только окончательно выдохся и обессиленно привалился к стене рядом с Кейтлин.

Отчаяние переполняло меня. Смахнув выступивший пот со лба, я ударил по преграде кулаком. Будучи неплохим ученым, способным адаптироваться практически к любой среде и решить самые сложные технические задачи, я не смог справиться с элементарной вещью! Что тут скажешь: когда вопрос касался колдовства, мой мозг наотрез отказывался искать хоть какую-то логическую цепочку действий. И в одну секунду я превращался в беспомощного подростка, которому требуется опытный наставник. Очередной удар отчаянья сотряс дом. Я просто дал волю эмоциям. Поднял взгляд, уставился на хранительницу. Наша скорая встреча была неизбежна. Невидимые скобы, что сдерживали костяные крылья, ослабевали с каждым новым рывком.

На моем лице появилась вымученная улыбка. Такое бывает, когда тебя загоняют в угол. Мозг отказывается от подсказок, и наступает обреченность. Ничего больше. Эмоции, боль, страх — все отступает на второй план. Вот и сейчас я оперся на руку, как внезапно ощутил на кончиках пальцев неприятное покалывание. Очень отчетливое. И почему я не заметил этого раньше? По всему периметру между косяком и краям двери тянулись длинные наросты плесени. Серо-зеленая мохнатая борозда, будто гусеничное брюхо заполняло собой узкий зазор. Схватившись за нож, я попытался избавиться от этого отвратительного грибка. Но лезвие заскребло в пустую. Нарост оказался плотнее, чем могло показаться на первый взгляд. Настоящий строительный раствор. Стало быть, действительно колдовство!

Возможно, стоило попробовать привести в чувство Кейтлин и попросить помощи у нее. Но мой пытливый ум предложил поступить иначе, выбрав единственно возможный вариант спасения. Шерстяной балахон, который я примерил на свои плечи по просьбе Патрика, пропахший ладаном и свечами, был моим единственным шансом. Ухватившись за нить, я потянул ее на себя и принялся наматывать на нож как на деревянную катушку.

— Ну давай же, быстрее! — подгонял я сам себя.

Лезвие резало нить, я подхватывал ее и продолжал сооружать шерстяной кокон. На хранительницу не отвлекался — боялся потерять даже секунду. Тогда я не знал, что выйдет из моей задумки — получится или нет. Вера — оставалось уповать только на нее.

Когда дело было закончено, я легко взмахнул ножом, который прошел сквозь преграду, оставив после себя лишь пелену едкой пыли. Получилось! Частичка намыленной одежды смогла разрушить серую печать.

В последний миг я приподнял Кейтлин за плечи и навалился плечом на дверь. Птица была уже рядом — выпустив когти, она готовы была впиться в меня, но судьба распорядилась иначе. Громкий хлопок. И тишина!

Оказавшись в безопасности, я устало прижался к прохладной стене. Снаружи раздался глухой удар. Затем послышался отчаянный вой. Хранительница проиграла! И я был уверен, она понесет заслуженную кару от своей грозной хозяйки. У детеймрака иначе не бывает. Только мне было глубоко плевать! Хотелось просто закрыть глаза и забыть обо всем. Отключиться от окружающего мира и дать воспаленному сознанию немного отдохнуть.

Какое-то время мы наслаждались тишиной. Кейтлин пришла в себя, но дышала очень тяжело. Она медленно повернула голову и насторожено огляделась. Я поднялся и доковылял до окон. Резко сорвал с них изъеденное мышами тряпье. В глаза ударил яркий свет. Слишком давно комната пребывала во мраке. Слишком давно... Мимо пробегали новые рассветы и закаты, а забытый когда-то день, наполненный ужасом и отчаяньем, продолжал храниться в этих стенах, словно паук запрятанный в банку.

Когда я сорвал занавес, все вокруг зашипело и расползлось по углам, не желая попадаться мне на глаза. Впрочем, я был уверен, что тайне, которая укрылась в этой комнате, не избежать зоркого нюха колдуньи.

— Ты как? — поинтересовался я у нее.

— Никогда не чувствовала себя лучше, — вымученно улыбнулась она.

— Ты, наверное, шутишь?

Она покачала головой:

— Ничуть. Ты даже себе не представляешь, что со мной происходит в данную минуту. Это все равно как дышать полной грудью. Спасибо тебе, что вытряхнул меня из спального мешка с листьями.

Я коротко кивнул и осмотрелся. Комната выглядела просто ужасно. Стоило запомнить все. Я внимательно обернулся кругом, стараясь не упустить ни одной детали. Кровавые следы на стене и потолке, осколки битого стекла под ногами, рваные куски детской одежды, но главное, запах. Он неустанно преследовал меня, с тех самых пор как я покинул лагерь северян. И теперь навестил снова.

В горле встал неприятный ком. Нечто невообразимое: паленая шерсть, гниющее мясо и куриный помет. Список можно было продолжать до бесконечности, и все равно он не отразил бы и десятой доли ужасного микса, что вобрало в себя это отвратительное место. Здесь все еще витала старуха с дудкой, зовущая в долину пустоты!

Я вздрогнул, нашел взглядом колдунью. Хотелось верить, что я ошибаюсь, и все это лишь злая уловка, которую сможет распознать ее совершенный нюх. Но надежды разрушились ровно тогда, как наши взгляды встретились. Кейтлин изменилась в лице: виски окутала паутина морщин, глаза наполнились белизной, и я почувствовал наполнившую ее печаль. Хотя я бы назвал это состояние обреченностью. Поводырь уставилась в одну точку, медленно втягивала воздух, задерживала его в себе, вздрагивала и, замерев на какое-то время, не выдыхала. Потом все повторялось. Но с каждым разом дрожь становилась только сильнее.

Я осторожно приблизился к ней. Присел рядом, прислушался. Кейтлин немного помедлила, а потом начала дышать часто-часто. С каждым выдохом наружу вырывался морозный воздух. И не только он. Я отчетливо расслышал детские голоса. Тонкие, словно ледяные нити. Переплетаясь в одно жалобное попискивание, они молили нас, каждый о своем.

Колдунья едва успевала делать вдох. Голоса множились. Их были сотни, а возможно даже тысячи. Но самое удивительное, что они становились все громче. Мне даже удалось разобрать несколько слов. Они просто хотели покинуть это кошмарное место.

По стенам потянулась ледяная корка, мохнатые щупальца холода. А Кейтлин, застыв в самом эпицентре, продолжала связывать наш мир с прошлым, где томились детские воспоминания.

Серебряная пелена стремительно пожирала мрачное убранство комнаты. Я схватил колдунью за руку и ощутил, как невидимая игла пронзила меня от запястья до плеча. Отстранился. Нужно найти другой способ, чтобы вывести ее из оцепенения, разорвав эту губительную связь.

Идеи сменяли одна другую, но ничего стоящего на ум не шло. Возможно, стоило действовать от противного. Создать некий эффект вспышки. Неважно какой — звуковой или визуальный. Главное, чтобы Кейтлин удалось его почувствовать, ощутить и использовать в качестве путеводного маяка. Но ничего подходящего вокруг не нашлось. В отчаянье я схватил драную простыню, дернул за нее, обрушив гору пыльной рухляди. И замер, во второй раз осененный внезапной идеей.

Самодельный костер разгорелся довольно быстро. Выбившаяся из-под ладоней искра резко выросла до размеров огненной поляны. Заполыхало по-взрослому, так словно я натаскал сухих веток, добавив хорошую порции поленьев-горючки. Ледяная корка, словно почувствовав чуждую стихию, остановила свое наступление. На смену огненному треску пришел недовольный хруст. Неровная граница вздыбилась, стала быстро покрываться пузырями, которые принялись лопаться, разбрызгивая чернильные капли.

А вот теперь действительно стоило убираться из этого проклятого места. Оказавшись возле колдуньи, я изо всех сил сотряс ее плечи. Но Кейтлин и не думала возвращаться в реальный мир. Напротив, ее дыхание участилось. Запрокинув голову, она внезапно замотала головой, повторяя одну и ту же фразу. Она просила прекратить мучения! Прекратить раз и навсегда. Правда было непонятно, к кому направлено ее обращение — ко мне или неведомой силе, что удерживает ее за гранью бытия.

Тем временем пожар разгорался все ярче. На нас полыхнуло жаром. Я обернулся. От ледяного покрывала не осталось и следа — только отвратительная смоляная пленка покрывала стены и потолок комнаты. Вместе со старым хламом сгорали все воспоминания, а заодно боль и отчаянье, которые пропитали здешнее убранство.

Я попытался поднять Кейтлин или хотя бы сдвинуть ее с места. Но она будто вросла в дощатый пол. Оставалось только раскачивать хрупкое тело из стороны в сторону, надеясь на чудо.

Внезапно я ощутил, как меня лизнули языки пламени. Тыльная сторона мгновенно пошла волдырями. Последний тревожный звонок — еще минута и пламя отрежет нас от окон, единственного пути для спасения.

— Пустые звезды! Да очнись ты, наконец! — в отчаянье проорал я.

Еще недавно мой выбор был прост и очевиден. Я бы и пальцем не пошевелил ради спасения марковотродья. Но сейчас что-то изменилось. Я произнес имя Кейтлин вслух, и в один миг она превратилась в живое существо, которое требует помощи и сострадания. Вначале я отгонял от себя подобные мысли, но, как выяснилось, напрасно. Позволив колдунье открыться передо мной, я сам лишился всех защитных доспехов, сплетенных из банального равнодушия. Если бы у меня было достаточно времени, с удовольствием поразмыслил бы на эту тему, но, к счастью, сейчас стоило думать о спасении собственной паленой шкуры.

Огненная капля сорвалась с потолка и угодила на плечо колдуньи. Та перестала дышать, нахмурилась, повела носом. Задумчиво, напряженно, как бывало прежде. Стало быть, все дело в огне! Недолго думая, я подпрыгнул, зацепился за обугленную балку и осыпал на голову Кейтлин пепельный дождь. Ее нос заходил ходуном, а потом она отклонилась назад и чихнула изо всех сил. И через секунду сделал это снова.

Отряхнув испачканные в золе руки, я отступил на шаг. Мир вокруг замер. В висках безумно пульсировало, но я продолжал ждать. Несмотря ни на какие опасности. Удушающий воздух и испепеляющий жар тоже были ни в счет.

Кейтлин подняла веки, и уставившийся в меня взгляд заставил ужаснуться. Наполненный слезами, отчаяньем, пустотой и еще бог знает чем. Не хотел бы я оказаться на ее месте.

— Нам пора уходить, — спокойно сказал я.

Моя одежда дымилась, кожа натянулась, словно на барабане. Мне стоило невероятных усилий сохранять самообладание.

— Я устала и больше не хочу находиться в этом месте, — спокойно произнесла колдунья, чужим, не знакомым голосом. Затем она протянула мне руку.

Я не стал возражать. Прошлое должно оставаться в прошлом, а у нас впереди было еще слишком много дел.

* * *

Мы продрались сквозь толпу зевак и быстро скрылись в ближайшей подворотне. Сделали добрую сотню шагов и остановились возле крохотного фонтанчика. Металлический куб с коротким краном — еще одно веянье науки, которое внедрили перегрины при помощи неугомонных сынов науки.

Я уже собирался было смыть с себя недавнее напряжение, когда заметил болтавшуюся перед лицом игрушку. Деревянная поделка — четырехрукая чургана, без головы, но зато с глазами на животе. Обычные треугольные вырезы, едва заметные, совсем не то что уродский кривой оскал. Я осторожно коснулся шершавой поверхности куклы, немного подумал, а потом резко сорвал ее и спрятал за пазуху. Набрал в ладонь воды и окунулся в освежающую прохладу. Выпрямив спину, я с удивлением уставился на свои руки. На пальцах висели настоящие шматки кожи. Колдовство моей помощницы оказалось не таким уж долговечным. Впрочем, я рассчитывал лишиться своей маски гораздо раньше.

В плечо толкнули. Я резко обернулся. В такие моменты начинаешь подозревать, что злой рок все же кружит над этим миром, дергая за нитки своих непокорных марионеток. Передо мной стоял Грег — молодой перегрин из второго блока истористики средневековья. Возрастом не старше Неры, разве что юношеский максимализм более ярко выражен, чем у иных представителей Сферы. Схватившись за приклад винчестера, он собирался наставить на меня ствол, а только потом звать на помощь. Не успел.

Опыт взял вверх над самонадеянностью. Перехватив его руку, я ударил коленом, оттолкнул в сторону, прямо в руки ярморочных зазывал. Уж не знаю откуда они здесь взялись, но поблагодарить судьбу мне однозначно придется. Двое скоморохов на ходулях накинули на перегрина мешок и ловко спеленали, передав его в руки своим помощникам. Все произошло настолько стремительно, что мне показалось, будто смотрю отрепетированное представление. Но я ошибся. Сняв маскарадный колпак, накладной клюв и глаза, один из зазывал ловко соскочил с ходуль, приблизился ко мне и уверенно заявил:

— Если желайте узнать правду, следуйте за мной. Оставаться здесь слишком опасно.

Дрожащей рукой он попытался стереть с лица въевшийся грим. Но вместо этого лишь размазал его еще сильнее. Тяжело вздохнул и замер в ожидании моего решения.

Мне бы стоило отнестись к этому предложению с опаской, однако я решил рискнуть. Тем более что безумно хотелось заполучить в свои ряды еще одного союзника.

Исповедь зверя

Свет пузатых церковных свечей озарил крохотный подвал с арочными потолками. Скоморох указал на скамью, предлагая присесть. Его помощники быстро организовали скромный стол. Было очевидно, что с нами делились практически последним. Я довольствовался черствым куском и похлебкой из репы. Кейтлин ухватила пучок редиски, но есть его не стала.

Скоморох осторожно выглянул в узкую щель окна, которое открывало вид на тихую улочку. Не обнаружив ничего подозрительного, начал разговор.

— Мы не думали, что вы осмелитесь сунуться в самое пекло, — тихо произнес он.

— Вы — это кто? — незамедлительно поинтересовался я.

Собеседник бросил на меня косой взгляд и покачал головой.

— Знаете, удивительное дело, но о названии мы как-то не подумали. Цели, планы, пути их осуществления — вот над этим размышляли довольно долго. А выдумать громкое слово, которое олицетворяло бы нас... мы время не нашли. Да и какой в этом смысл. Если мы не справимся, или Всевышний отвернется от нас, что толку в громком имени? Оно просто растворится в небытие будущего краха.

Подобные рассуждения говорили лишь об одном — скоморох тянет время, и любой вопрос, который мы зададим ему раньше времени, он превратит в бесконечное разглагольствование.

— Мы кого-то ждем? — внезапно поинтересовалась Кейтлин. По сути, она лишь озвучила мои мысли.

— Ждем? — насторожился скоморох. — Нет, что вы... Хотя, пожалуй, вы правы. Не стоит ходить вокруг да около. Так будет гораздо легче. Нам нужно ваше оружие, муренмук. Ваше небесное оружие, чтобы покарать одного плохого человека. А если вы нам не поможете, то случится беда. Огромная беда, которая затронет все подданства разом, от зимних пиков до песчаных заводей. Вы не ослышались: я еще довольно скромно описал масштабы бедствия. Впрочем, решать вам. Легенды никогда не врут, а лишь утаивают часть правды. Мы понимаем, что страннику, вырвавшемуся из недр звезд, не до наших земных проблем. Но я призываю вас — прислушайтесь к моим словам. Только вашим священным огнем можно искоренить мраковуплоть.

— И о ком же идет речь? — дослушав до конца пламенную речь скомороха, уточнил я.

— Его высокопреосвященство Гардиуш Блан, — нисколько не смущаясь, собеседник озвучил имя и замолчал. Видимо хотел, чтобы мы переварили обрушившуюся на нас информацию.

Опустив голову, я растеряно почесал затылок.

— Стало быть, кардинал.

Что-то уж слишком часто персона Гардиуша стала попадаться на моем пути. Или все же это обычная случайность? Но рассуждать об этом, все равно что гадать на кофейной гуще. С другой стороны, кардинал все больше напоминал страхиль из табакерки, который привык появляться в самое неподходящее время. Но одно дело случайные встречи и совсем другое — сравнение с мраковымотродьем.

— Позвольте мне кое-что вам продемонстрировать, — заметив мое замешательство, предложил скоморох. — Тогда, возможно, картина станет для вас более ясной.

— Почему бы нет, — кивнул я без всяких возражений.

Скоморох кашлянул в кулак, а затем хлопнул в ладоши. Из-за тяжелой кованой двери послышались быстрые шаги. Протяжно лязгнул засов, и в комнату ввели невысокого пузатого человека, на ногах и руках которого позвякивали тяжелые кандалы. Судя по громоздким путам, он был весьма опасен. Хотя, если отталкиваться от внешности, ничего особенного — обычный мастеровой.

Пленник вел себя спокойно. Присел на скамью, выставил вперед короткие толстенькие ручки и настороженно повел ухом. Его глаза были скрыты плотной повязкой.

— Расскажите о себе, Барлу, — попросил скоморох.

— Рассказать? — удивился пленник. — Ах, ну да, конечно, рассказать... рассказать. Вы же меня предупреждали, что перед тем как пройти очищение, необходимо поделиться с вами определенными сведеньями....

— Именно так.

— Хорошо-хорошо, мне нечего скрывать от вас. Вот уж никогда не думал, что вляпаюсь в такую историю. И ведь каждое воскресенье на службе штаны просиживал, так-так. Свечки зажигал во славу целыми пучками, а тут такое, святые угодники.

— Барлу... — напомнил о себе скоморох.

— Ох, простите-простите, заболтался. Знаете, когда слишком долго не говоришь с людьми, потом тебя словно не остановить. Ой, кажется я опять за свое. Спрашивайте, отвечу на все ваши вопросы.

— Давайте с самого начала.

Пленник быстро закивал.

— Конечно-конечно. Только обещайте, что мои слова не покинут этих стен.

Скоморох не ответил. Но Барлу расценил молчание как согласие.

— Знаете, он мне сразу не понравился. Когда появился на моем пороге и начал рассуждать о нашем грешном-грешном мире. Я конечно пригласил его в дом, позаботился о подати. Но я и помыслить не мог, что в тот день пускаю в дом зло. Ну а на следующий день он появился снова. Правда на этот раз мне не нужно было раскрывать перед ним двери. Я просто открыл глаза, а он уже сидел напротив.

— Он о чем-то тебя спрашивал? — уточнил скоморох.

— Нет, — быстро замотал головой пленник. — Не спрашивал, но теперь его голос звучал повсюду. И даже если его не было рядом, голос продолжал шуровать в моей голове. Он говорил, говорил, говорил... Сначала я с ним соглашался, осеняя себя знаком Всевышнего, а потом вдруг стало не по себе. Мне показалось, что все это привиделось, и я нахожусь на грани безумия...

— Безумия? — скоморох только изобразил удивление.

Я был уверен: эту историю он слышит уже не первый раз. И эта ярко выраженная эмоция, застывшая на его лице, предназначается исключительно для нас.

Пленник не ответил. Закрутив головой, он потянулся к повязке, но рука одного из помощников мгновенно остановила его.

— Так в чем же безумие, Барлу? Ответь, — продолжил скоморох.

— Ах, да, безумие, — словно спохватился пленник. — Слова-слова, одни слова. В его языке, именно там и крылось зло. Вы только представьте, он был везде. Ночью — среди мрака, в предрассветный час — на лужайке, даже возле отхожего места крылся его монотонный шепот.

— Он тебя к чему-то склонял?

— Склонял? Ну что вы! Упаси Всевышний. Он скорее вразумлял меня. Рассказывал о силе веры и ужасах мракобесия. А потом я начал понимать, что обронил время.

— Обронил время? — снова удивился скоморох.

— Минуты-минуты, часы, — отрешенно прошептал пленник. — Это как с монетой, когда штаны прохудились. Ты шасть, а ее и нету.

— Поясни, что ты имеешь в виду?

— Время, конечно, я говорю именно о нем, — быстро сориентировался Барлу. — Я же объясняю: вроде как проснулся, потянулся, а на дворе уже полдень. Зевнул, собрался, глянул в окно, а там солнце к закату. Вот такие вот дела-дела, братцы.

Я вопросительно уставился на скомороха, до конца не понимая, зачем он устроил это представление.

— А теперь расскажи самое интересно, Барлу. Не стесняйся — тут все свои.

— Свои? Разве нас тут не двое? — удивился пленник и повел носом, жадно втягивая затхлый воздух. — Погодите-погодите. Еще немного. — Внезапно его перст указал на Кейтлин. — Какой обман! Это она то своя?! Мраки-страхи, мать ее к матери! Да где это видано, чтобы помазанник с мракошлюхой восседал за одним столом?!

— А ты сам-то кто? — внезапно окрысилась Кейтлин. — Пустышка, раскрывшая хлебало для скверны!

Пленник зарычал и ударил кулаком по столешнице.

— Нет, я не такой! Слышите?! Не такой!

В подвале воцарилось молчание — вязкое, напряженное, способное оборваться в любой момент. Но гнев Барлу внезапно сошел на нет. Он опустил голову и устало покивал, словно вытрясая из себя последние остатки злобы, а затем заговорил совсем другим тоном.

— Расскажи-расскажи, господа хорошие, — тяжело вздохнул. — Пустобрехство все это. Коли позволите, так я лучше покажу вам, как оно на самом деле меня под себя подмяло. Так-то вам легче будет смекнуть что к чему.

Я заметил напряженный взгляд колдуньи. Всем своим видом она протестовала против этой демонстрации, но было поздно — скоморох уже принял свое решение.

— Снимите с него кандалы, — скомандовал он.

Скрипучий ключ щелкнул в замке, освобождая пленника. Барлу не стал потирать кровавые натертости на руках, а сразу приступил к делу. Слегка приподняв повязку, он взглянул на присутствующих злобным ярко-желтым глазом. Горизонтальный зрачок сузился, вытянувшись в линию. Он внимательно изучил меня, потом колдунью. Слегка коснулся скомороха и уставился в потолок.

— Начинай, — раздался требовательный голос.

Пленник вздрогнул, поморщился и как примерный ученик положил руки перед собой на столешницу. Сначала ничего не происходило. Он просто сидел и мерно дышал. Тихо, осторожно, словно делал это впервые в жизни. А потом что-то изменилось. Внезапно в нем будто случился какой-то сбой, щелчок, как это бывает у испорченного механизма. Барлу затрясся, стиснув зубы до противного скрипа. Руки его сжались в кулаки, а ногти впились в кожу. Было видно, какую страшную боль испытывает этот бедолага. Но хватило его ненадолго. Буквально через минуту он запрокинул голову, и из его рта вырвался протяжный стон, сопряженный с неким животным рыком. Почти как у мрачных проводников. С одной лишь разницей — он не был слугой ведьмы. Но и назвать его человеком было уже слишком поздно.

— Прекратите! Чего вы добиваетесь?! — первой не выдержала ведьма.

Только прекращать это безумие никто не собирался. Скоморох предусмотрительно отошел в сторону и, скрестив руки на груди, не без интереса наблюдал за происходящим. Тем временем Барлу уже был не в состоянии себя контролировать. Его пальцы буквально вгрызлись в столешницу. Он сделал резкое движение, оставив за собой глубокую кровавую борозду.

— Я не хочу, — из последних сил застонал он, но было уже поздно. Некая сила окончательно поглотила его, не оставив шанса на спасение.

Окончательно сорвав повязку, Барлу зло покосился на колдунью. Теперь это был не человек. Кто угодно, перевертыш, оборотень, но только не человек. Лицо его переломилось и сейчас больше напоминало треснувший сосуд. Глубокие трещины морщин проступили из-за сломанных костей. Вытянувшая морда обернулась к Кейтлин и жадно облизнулась. Мне стало не по себе. Однако пугало не зрелище, а скорее осознание, что зло, с которым так долго и мучительно боролся этот мир, выжило, обретя новую форму.

Обхватив рукоять ножа, единственное оружие, которое еще грело ладонь, я приготовился атаковать. Пленник заметил мою реакцию и прищурился, одарил хищным взглядом.

— Не стоит этого делать, муренмук, — предупредил меня скоморох.

— Предлагаешь просто сидеть и ждать?

— Предлагаю всего лишь насладиться зрелищем, — улыбнулся он. — Поверьте, это весьма увлекательно...

Но меня насторожила его слепая уверенность. А в следующую секунду опасения подтвердились. Пленник принялся действовать решительно, и стало понятно — шутить он не намерен. Вскочив с места, он резко запрыгнул на столешницу. Застыл на корточках, обвел нас полным призрения взглядом. Я видел, как Кейтлин обхватила свой пояс, в том самом месте где виднелся ряд узелков, и начала читать какое-то заклинание. Охрана возле дверей извлекла из ножен мечи. Скоморох же равнодушно следил за всеми нами.

— По-моему, достаточно! — взмолилась колдунья.

— Еще немного, — раздался скупой ответ.

Набычившись, словно молодой бычок, пленник недовольно фыркнул. Превращение завершилось — теперь он походил на дикого зверя с двумя парами внешних и внутренних клыков и густой шерстью. Но главным были глаза. Казалось, они вобрали в себя всю ненависть этого грешного мира.

— Граааххх, — прохрипел зверь. И от этого голоса стало не по себе, словно тебя коснулась длань неминуемой гибели.

Я ощутил нервную дрожь. Хотелось верить, что скоморох контролирует ситуацию, но с каждой секундой вера стремительно угасала. В отличие от тех оборотней, на которые устраивали безумные охоты и кровавые расправы противоборцы, этот не чувствовал себя жертвой. Зверь — это слово вбирало в себя лишь животные инстинкты. Но в данном случае этим дело не ограничивалось. В опасном взгляде угадывался разум, тонкий холоднокровный расчет, способный не бежать от более грозного противника, а суметь противостоять ему.

— Вы уверены, что он не нападет? — с придыханием спросила колдунья.

— Я этого не говорил, — уклончиво ответил скоморох.

Мне показалось, или он действительно стал более сосредоточенным?

Зверь продолжал рычать. Настороженно и, в тоже время, демонстрируя свое превосходство. Затем, сгруппировавшись, он начал медленно вытягивать шею. Страх перерос в ужас. Оборотень готовился к прыжку.

— Теперь вы поняли, о чем я говорю? — поинтересовался скоморох.

— Да поняли, поняли, — нервно затараторила Кейтлин. — Может быть, теперь приструните эту тварь?!

— Как скажете.

Приблизившись к зверю, скоморох извлек из широкого рукава тонкую нить с деревянными крепежами на концах.

— Сейчас мы его спеленаем, не переживайте, — заявил он.

Я не стал мешать и отступил на шаг. Кейтлин повторила мое движение. Зверь терпеливо ждал. Видимо, эта демонстрация была для него не впервой, и пленение, которое следовало за недолгим освобождением, тоже перешло в ранг привычных. Я слегка расслабился, а зря.

На этот раз все вышло иначе. И хотя скоморох действовал довольно умело, он так и не смог обуздать своего подопечного. Вырвавшись из захвата, зверь внезапно совершил невероятный кульбит и оказался за спиной зазывалы. Я заметил, как яркий ярморочный наряд мгновенно окрасился кровью. Непонимающий взгляд заскользил по кругу. Схватившись за рану, скоморох застонал и медленно повалился на пол. В этот момент зверь уже накинулся на охранников.

— Бежим! -крикнул я, схватив Кейтлин за руку.

Занятый расправой над своими пленителями, зверь позволил нам выскользнуть из каменной клетки. Мы выбежали в коридор и закружили по узким проходам. Навстречу нам попадались удивленные лица, в основном из числа уличных артистов: костюмеры, гримеры, да и обычный прохожий люд. Я старался их предупредить, но они лишь шарахались в стороны, вытаращив подведенные сурьмой глаза.

Выскочив во внутренний двор, я едва не разразился ругательством. Мы оказались в западне. Кругом были высокие стены, никаких ворот, дверей или на худой конец окон.

— Нам сюда, — внезапно крикнула Кейтлин.

Я только кивнул, и кинулся к винтовой лестнице. Уже через минуту мы выбрались на крышу. За спиной еще слышались встревоженные крики и отчаянный рев. Зверь стремился как можно быстрее выбраться из опостылевшего подвала.

Лишь на противоположной крыше я позволил себе перевести дыхание. Нас окутал размеренный городской гул, словно и не было этого грозного и жадного чавканья. Мы не спеша спустились вниз. Немноголюдная улица встретила нас треском повозок и отдаленными криками зазывал.

— Я хотела тебе сказать... — начала было Кейтлин, но я тут же остановил ее.

— Сейчас не время, давай отложим все обсуждения на потом.

— Да ты не понял. Этот запах... Он повсюду.

— Тихо! — цыкнул я и быстро огляделся.

Еще секунду назад нас окружали люди, и вдруг все стихло, будто мы очутились в Поросших чащобах, куда люди позабыли дорогу еще во времена первых наместников.

— Это он, — одними губами прошептала колдунья.

Зря я лелеял надежду, что зверь оставит нас в покое. Теперь, посреди пустой улочки, в окружении заколоченных домов, мы были у него как на ладони.

— Нехорошо, — протянул я.

Кейтлин ничего не ответила. Но и без слов было понятно, что она согласна со мной.

— Есть идеи? — поинтересовался я, особо не рассчитывая на ее поддержку.

— Если бы я знала, с чем мы столкнулись, то возможно...

— Остается действовать на удачу.

— Ты перегрин, тебе виднее, — отшутилась она.

Выбрав самый центр пыльного проулка, я внимательно осмотрел низкие крыши. Откуда бы он не напал, у нас хотя бы будут одинаковые шансы. В подобной охоте важна каждая секунда, и полагаться на слепой случай бессмысленно. Хотелось верить в лучшее, но болезненные воспоминания обожгли спину. В том самом месте, где уже долгие годы находились первые отметены этого жестокого мира. Планета, которую мы выбрали себе для переселения, вдалбливала знания по-своему — жестоко и неотвратимо.

Никогда не забуду ту роковую охоту. Оборотень был всего один, а нас сотни, может быть, даже тысячи. Эйфория охоты и явного превосходства, именно она гнала меня вперед, вынуждая не обращать внимание на предупреждение старшего.

Загнав чудище в извилистую лощину, я оторвался от группы и рванул на противоположную сторону. Мне хотелось не просто привести его в ловушку, а самолично скрутить лапы. Доказать не столько себе, сколько всем окружающим, что перегрины чего-то да стоят.

Оставив оружие в лагере, я был вооружен лишь огромным охотничьим ножом. Как местные охотники, что способны кулаком свалить медведя с ног.

Я притаился и жаждал триумфа. А получил первый урок, который преподнес мне жестокий мир средневековья.

Тогда мне удалось выжить. Но гораздо важнее был вывод, который я вынес из этой безумной схватки. Оказывается, загнанный человек куда опаснее зверя, загнанного в угол. Страх, гнев и отчаянье — вот тот волшебный эликсир, что придал моему противнику сил. Боль, ужас и отчаянье — таким был залог моего успеха. Но тогда оборотень действовал по наитию, и в том было его слабое место. А у существа, которое вышло на тропу войны сейчас, таких мест просто не существовало. Оно нацелилось на убийство, а стало быть, наши шансы выжить были слишком малы. Настолько малы, что было глупо даже уповать на надежду в благостный исход.

Впрочем, и я за эти годы сильно изменился. И теперь мне предстояло доказать, в первую очередь самому себе, что жестокий мир воспитал из меня достойного рыцаря пыльных дорог.

Лезвием я начертил круг и разделил его на восемь равных половин. Затем воткнул в середину нож, но перед этим сделал одну маленькую уловку. Вокруг оружия появился еще один, совсем крохотный, круг из серебряной стружки. Самодельный компас вышел на загляденье: ровный, с правильным положением лезвия по отношению к сторонам света.

— Ну давай, голубчик, идти сюда, — процедил я сквозь зубы.

Тишина откликнулась прерывистым шуршанием. Попрятавшись в сточные канавы и отхожие ямы, жители здешних трущоб не спешили забираться поглубже в укрытие. Любопытство тянуло их наружу, как червей во время дождя.

— Он где-то рядом, — подсказала мне Кейтлин.

Я поблагодарил ее коротким кивком. В моей руке уже поблескивал кусок железного стекла. Именно с него я счистил стружку, и именно им я собирался расправиться с очередным исчадием мрака.

Компас оставался недвижим. Не сводя глаз с крыш, я приблизил ботинок к центру круга. Если лезвие отклонится в сторону — я это почувствую.

— Ну давай, давай...

Мои нервы рвались в клочья. Ожидание битвы, страшнее самой битвы. Раньше я бы поспорил с этим утверждением, но теперь мой разум уловил истинный смысл этих слов... Я понимал — осталось немного. Какая-то жалкая доля секунды, и зверь обязательно атакует.

* * *

В висках творится нечто невообразимое. Пульсирует так, что хоть волком вой. Но я стараюсь держать себя в руках, правда получается не очень. Руки предательски дрожат, и как бы ты ни старался что-то исправить, ничего не выходит. Наверное, все дело во мне. Хочется верить, что получится, но убедить себя в этом невероятно сложно.

Я закрываю глаза, беру паузу. Стараюсь успокоиться и вернуть контроль над телом. Слишком сильное волнение мне ни к чему.

Не знаю, сколько проходит времени — секунда или минута, но главное, получается немного исправить положение. Мандраж стихает, тело отзывается напряженной болью.

Удивительно, но за это время зверь так и не проявил себя. А ведь мог застать врасплох. Ну ничего, значит судьба благоволит мне!

Я вновь осматриваю крыши, заостряю внимание на каждой мелочи. Выступы, зазоры, дымоходы... Вроде ничего подозрительного. Стоп, а это что? Привычные очертания все также неподвижны, но я все-таки замечаю едва уловимое движение. Зверь жив, а значит, должен перемещаться. Только камни хранят вековой покой.

Я делаю вид, что отвожу взгляд, но на самом деле продолжаю следить за тем местом, где произошло шевеление. На город опускается сумрак, но я не замечаю его. Серые очертания становятся размытыми, и зверь осмеливается продвинуться чуть ближе. Замечательно — а то я уже заждался.

Он осторожен — прекрасный охотник. Такие навыки не передаются с глотком мрака, тут дело в другом. В прошлой жизни он наверняка был егерем или истреблял шатунов. Вот уже где точно необходима стальная выдержка.

Зверь медленно продвигается вперед. Он даже не скользит, а исчезает и появляется в новом месте будто на ленте слайдшоу. Вечерняя пелена медленно опускается на город. В такт ей движется и охотник. По телу вновь пробегает волна страха, но на этот раз я способен ее удержать.

Ну же, давай! Чего ты медлишь! — мысленно подгоняю я зверя. Мне хочется поскорее окунуться в водоворот схватки, пускай даже она продлится всего пару бесконечных секунд.

Зверь застывает от меня всего в десяти шагах. Но нападать первым не имеет никакого смысла. Какие бы усилия я не предпринял, он все равно окажется быстрее. Поэтому придется исполнять роль второго плана. Пускай сначала он покажет, на что способен, а уж дальше поглядим.

Боковым зрением я замечаю колдунью. Ее лицо, словно вымоченное в белом иле полотно. Напряжение сделало из нее статую, которая и рада бы изменить положение, да только ноги давно вросли в постамент. В чем дело? Неужели не верит в меня? Впрочем, ничего удивительного, я ведь и сам в себя не верю. Из всех козырей, есть лишь безумное желание выжить, чтобы наконец завершить свой последний рейд на этой поганой планете.

Вдох, выдох, снова вдох. Томительное ожидание затянулось. Я обрываю дыхание, крепче сжимаю в руке огрызок оружия. Для везения достаточно одного удачно выпада. Но успею ли я его совершить?.. Мои мысли разлетаются в щепки, потому что зверь больше не намерен ждать. Он атакует стремительно, не дав мне возможности опомниться. Хотя, разве я ожидал чего-то другого?

Каким-то чудом мне удается увернуться от его резкого прыжка. Кувырок. Оставшись в стороне, я успеваю встать на ноги. Итог неутешителен: у меня распорот бок, а зверь — целехонек. Сориентироваться нет времени. Опять прыжок, уход в сторону. Взмах когтистой лапы — брызги крови. Царапины не глубокие, но я ощущаю внезапный упадок сил. А мой противник, наоборот, упивается удачной охотной. Рука дрожит, но я удерживаю стекло. Возможно, я питаю напрасные надежды, и оно мне уже не поможет, но упрямство великая вещь.

Каждый новый прыжок дается мне все тяжелее. Я прекрасно понимаю, что долго не продержусь. Но изменить перевес не в состоянии. Экономить силы больше не имеет смысла. Либо пан, либо пропал. Я собираюсь, набираю в грудь побольше воздуха. Звучит мой боевой клич. На самом деле, обычный крик отчаянья. Но пусть его назовут вихрем далеких звезд! А дальше все происходит как во сне. Очередной выпад зверя оборачивается для него неудачей. Яркая белая лента разрывает тьму и опутывает лапу. Следом еще три спасительных ярких росчерка. Зверь обездвижен.

Я разжимаю дрожащую руку — мое оружие выпадает на землю. Обессиленно падаю, там, где стоял. Мой отрешенный взгляд скользит по безлюдной улице. К нам приближаются скоморохи. Они одеты в яркие одежды, на лицах маски с острыми ушами и изогнутыми носами. Образы уродских чудовищ. Но что ни говори, а за ужасными одеждами скрыты добрые сердца.

— Ты как? — Кейтлин приближается ко мне и кладет руку на плечо.

Никогда не думал, что получу такие эмоции от прикосновения колдуньи.

— Все нормально. — Я не говорю, а просто киваю. На большее у меня просто не хватает сил.

Скоморохи с легкостью расправляются с плененным зверем. Довольно цинично, словно мясники, разделывающие тушу. Кривой нож касается горла. Возможно мне просто кажется, но теперь чудовище больше напоминает человека. В его глазах мольба о помощи. Только твердая рука одного из скоморохов совершает короткое движение, несмотря на слезливые уговоры. Голова зверя беспомощно откидывается назад.

Теперь настает наш черед. Двое ряженых окружают Кейтлин, берут ее под руки. У меня нет сил сопротивляться. Третий склоняется надо мной и протягивает руку. Помогает встать. И спокойно произносит:

— Наша беседа не окончена, муренмук.

Я молча соглашаюсь, теряясь в догадках, зачем понадобился этим ловким парням.

Старые и новые боги

Я узнал ее сразу, хоть и за годы, проведенные на этой гадкой планете, она сильно изменилась. Старость уже опутала ее своей липкой паутиной морщин и неумолимо тянула к конечной точке. Зато блеск в глазах сохранился. Такой же как прежде — задорный и полный решимости.

— Привет, Агата, — мне так и не удалось скрыть улыбку. — Не ожидал увидеть тебя здесь...

— Вот как? А я считала, что ты одним из первых инициировал мое отречение.

Она был абсолютно права. Когда Агата, ведущий специалист историки, отказалась завершить свой последний рейд, я обратился в совет с предложение активировать 'саранчу' раньше того, как наступит время возврата. Тогда мне казалось, что это единственно верный способ остановить неукротимый нрав этой женщины. Меня единодушно поддержал практически весь Сферальный приорат. Лишь десять голосов были против, но это же капля в море.

Приговор привели в исполнение ровно на вторые земные сутки. Импульс был направлен на планету и получил положительный сигнал в ответ.

Агата должна была умереть еще тридцать лет назад. Но вот она стоит передо мной, жива и здорова. И откровенно радуется, что обвела всех вокруг пальца.

Рука коснулась шрама на затылке. Он практически зажил, но неприятное ощущение и ноющая боль еще напоминали о себе.

— Избавился от поводка? — спросила Агата.

— Ни я первый.

Она загадочно улыбнулась.

— Вот уж не думала, что в отношении себя самого ты не будешь столь

принципиален...

— Как видишь, иногда принципы не стоят и выеденного яйца. — Я устало

развел руками.

— Вижу, перегрин, вижу, — кивнула она. — Но в твоем случае все гораздо

хуже. Ладно Сфера и ее вечный контроль. Но как ты умудрился связаться с мраковымотродьем?..

Я покосился на Кейтлин. Та молчала, даже не собираясь вступать в наш спор.

— Знаешь, Агата, как мне кажется, все дело в неправильном мнение. Мы крупно просчитались, возведя здешних жителей в ранг святых.

— Вот как? — она изобразила на лице искреннее удивление.

— Только не отпирайся, будто ты об этом не знала?

— Я? Не знала? — она хитро прищурила глаз. — Да проснись ты, наконец,

перегрин. Я поняла это гораздо раньше всех вас. Но, к сожалению, прагматичный подход сферальных зануд сделал вас — кучку недальновидных приматов! Но я пыталась... Донести до вас истину, достучаться до засохших мозгов. Но увы, вы были слишком заняты, чтобы внимать голосу разума. Конечно, ведь так же проще. Приорат просто сделал меня крайней. И вопрос с занудной ученой, которая терроризирует всех и вся, решился сам собой. Ну что ж, вот и поделом всем вам! А я, знаешь ли, не в обиде. Отняв у меня Сферу, вы дали мне гораздо больше. Вы открыли для меня целый новый мир.

Я хмурился, но продолжил слушать:

— Старые боги! Великие вершители судеб! Совершенные существа,

сошедшие с небес! Глупцы, вот вы кто. — Агата понизила голос. Я ощущал, как обида, сделав виток, взорвала ее изнутри с новой силой. — Возможно ты пока этого еще не осознал, но вы проиграли битву за эту планету. Так что, смирись с новой реальностью и наслаждайся неминуемым концом нашего подвисшего среди звезд мира!

Мне оставалось только недовольно фыркнуть:

— Да плевать мне на Сферу! Эту планету! На все вокруг! Мне просто

нужно вернуть Неру! И больше ничего! Слышишь? Ни-че-го...

Бывшая ученая удовлетворенно кивнула.

— Именно это я и хотела услышать от тебя. Тогда предлагаю не мучать

друг друга. А просто забыть старые обиды. И свести наш разговор к банальному договору. Надеюсь, ты еще помнишь о кодексе чести и рыцарские клятвы первых перегринов?

— Ты, наверное, издеваешься!

— Ничуть. Я просто должна быть уверена, что твои серые клеточки все

еще шевелятся среди зловонной деградации. К тому же вы — старые боги, слишком лживы, чтобы решить довериться вашим пустым обещаниям.

— Я сейчас нахожусь на противоположной стороне баррикад, —

напомнил я.

На лице ученой возникла кривая ухмылка.

— Вот тут ты как раз ошибаешься, перегрин. Посмотри-ка на них, — она

указала на двух стоящих неподалеку скоморохов. — Лично они на одной стороне со мной. А это исчадие, — уткнула она свой палец в Кейтлин, — где-то посредине. И ты рядом с ней. Ничего не изменить — ты уже давно сделал свой выбор. И как бы ты ни изгалялся, каждый из нас останется на своих местах, со своей большой философией.

— А как же доверие?

— Никакого доверия, перегрин. Уж прости, но я могу решиться только

на Договор, — заявила Агата. — Или, как говорят на Сфере, взаимно выгодное партнерство. Ты помогаешь мне в одном деле, а я возвращаю тебе племянницу. А дальше каждый направляется куда пожелает!

Я ощутил, как по телу пробежал неприятный холодок.

— Ты что, знаешь где она сейчас?

— Я знаю достаточно, чтобы требовать за свою помощь столь высокую

цену, перегрин, — оборвала она разговор и направилась к выходу.

* * *

С пустынного холма открывался прекрасный вид на Галдящий город. По левую руку от меня — центральные торговые ворота, а на противоположной стороне — бугристые волны виноградников и крохотные поселения местных виноделов.

— Плодородные земли, неправда ли? — поинтересовалась Агата.

— Прости, не силен в премудростях земледелия, — огрызнулся я.

Мы покинули песочные стены засветло и провели несколько часов в пути. Но с какой целью ученая затащила меня на эту возвышенность, она так и не удосужилась объяснить. Отвечала односложно, но больше отмалчивалась. А когда мы наконец добрались до Кривого холма, решила устроить мне экзамен!

— Знаешь, в здешних местах зародилась самая первая династия

виноградарей, — неспешно заговорила историк. — Вон те крыши из выцветшей черепицы видишь?

— Значит вот зачем мы здесь: чтобы любоваться старыми постройками?

— слегка раздраженно поинтересовался я.

— Не торопи события, перегрин. Лучше приглядись к западной части

города. Не замечаешь ничего интересного?

Мне стоило послать ее вместе со всеми мраковыми догадками, но хватило ума вовремя остановиться, как только взгляд коснулся острых церковных шпилей. Ими было все буквально утыканы среди низкорослых домов мастерового квартала. Я насчитал не меньше двадцати часовых башен. Удивительно, почему не заметил их сразу? И тут догадка ошпарила меня не хуже кипятка. Толстые стены, закрытые лечебницы — вот где скрывались столпы веры.

— Ну, что скажешь? — Агата с интересом посмотрела в мою сторону.

Я пожал плечами:

— Новый церковный анклав? Святая земля, и все такое?

— Ты не так далек от истины. — Историк немного помолчала и, наконец,

сообщила то, что я давно хотел услышать: — Почувствуй ветер перемен, перегрин. Именно здесь он берет свое начало. Сезон штиля подошел-таки к концу.

— И что же нас ждет впереди?

— Ничего хорошего, пыльный странник. — Агата впервые назвала меня

уничижительным прозвищем, которое уже долгие годы использовали жители подданств. — Старые боги, что спускались с далеких звезд и несли людям знания, превратились в каменные статуи. Пришло время новых диктаторов.

Кажется, я заранее знал ответ и все равно спросил.

Историк не произнесла ни слова, а просто указала на затерявшийся среди холмов тракт, по которому в сторону торгового города тянулись обозы с мрачными гербами. Инквизиторские кибитки располагались в арьергарде и постоянно подгоняли нерасторопных возничих.

Мне почему-то сразу вспомнился последний разговор с Его высокопреосвященством. Тогда я ломал голову, зачем он поведал о своей юношеской уловке в борьбе со злом? А теперь будто все сошлось, встало на свои места. Старые боги... Мертвые боги... Поработить дикий мир, заставить его плясать под нашу дудку. Но, увы, наш отчаянный план с треском провалился. Мы сделали ставку на церковную власть, помогали ей бороться с проявлением зла, ожидая, что наш новый союзник поможет нам подготовить эту планету для скорого переселения. Какая непростительная ошибка... Старые боги! Мы всегда оставались для них чужаками. Никакого союзничества. Синод просто искал способ вышвырнуть нас из своей вотчины. И похоже, это время настало.

Новый боги! Простая арифметика власти: одни всегда приходят на смену другим. И тех, кто был первый, ждет забвенье, а вторых — почитание.

— Стало быть, магия, — сделал я простой вывод.

— Она, — кивнула историк. — Третья сила, неподдающаяся логическому

объяснению.

— Получается, зло под маской благодетели.

— Что-то вроде этого, перегрин, — согласилась она. — Все повторяется.

Спираль развития делает очередной виток. Именно таким был наш старый мир. Стандартный сценарий. Иные инструменты, но суть та же. Вымышленный враг, несокрушимое противостояние, десятки миллионов жертв, а затем всеобщее прощение и опустошения. И мы в панике покидаем планету в поисках лучшей жизни, которую и разрушим снова.

— А магия? — упрямо повторил я.

Агата только нахмурилась и укоризненно покачала головой.

— Обычное оружие. Такое же, как меч или стрела. Гораздо важнее не

форма, а то, в чьих руках оно аккумулируется. В нашем случае, это синод. И поверь, они не собираются угрожать Сфере. У них задача куда глобальнее.

Я задумчиво уставился на затерянный в песках город.

— Чучело волка.

— Прости, что? — не поняла историк.

— Ничего. Просто кое-что вспомнил, — отмахнулся я.

Она понимающе кивнула. Отошла в сторону и, заложив руки за спину, словно вновь попала в лекторий, продолжила говорить:

— Это началось лет двадцать назад. Мэтр Фриксби-Вислоух, уверена ты

помнишь о таком, предоставил мне свои наблюдения и размышления на эту тему. Он тогда состоял на службе в синоде и занимался переписью первых книжных хроник. Ученый — пытливый ум, ему удалось услышать то, что предназначалось отнюдь не для его ушей. И сделать выводы на основании весьма скудных данных.

— Неразумный Заговор, — сорвалось у меня с языка.

— Именно. — Правда у Агаты это дополнение не вызвало столь

радужных эмоций как у меня. — Так его окрестил наш бесполезный во всех смыслах приорат. Тогда мои опасения подняли на смех, а доклад заблокировали, отправив в архив без права восстановления.

— Прости, но он и правда был ужасен, — признался я.

Агата стала еще мрачнее.

— Возможно, но крупица истины в нем все-таки присутствовала. В

какой-то момент синоду стал не выгоден наш союз. Знания, которые перегрины даровали этой планете, в глазах церкви были сродни распространению ужасной болезни. Чумы нового времени!

— Что ты такое говоришь?

— А что тебя удивляет? — развела руками историк. — Власть церкви —

это, прежде всего, вера. Самая непостоянная величина в любом уравнении, не находишь? Тем более, когда ей противопоставляются чудеса механики.

— Но ведь вера никуда не делась, — не согласился я с подобным

суждением.

— Это конечно, но она сильно изменилась. Ослабла, так сказать, —

тяжело вздохнула историк. — У людей появились иные идеалы. Ты наверняка помнишь, как повсеместно стали образовываться гильдии механиков и прочие сборища изобретателей. На нашей планете это время можно сравнить с Эпохой возрождения. Поэтому синоду ничего не оставалось, как постараться отвлечь людей от нового идола — науки.

— Мраковоотродье! — вырвалось у меня.

— Совершенно верно. Общий враг не только сплачивает, но и заставляет

забыть о делах, что тяготили умы людей в мирные времена. Ты никогда не задумался, почему Сезон охоты был объявлен стихийно во всех подданствах, практически одновременно, в пятницу тринадцатого? В один день и в один час?

— Любая научная теория оставляет крохотную лазейку для невероятного

объяснения, — попытался отшутится я. Это вышло как всегда неуместно.

— И я тебе с удовольствием об этом поведаю. Инквизиция рассудила

очень трезво. Ересь, в любых ее проявлениях, необходимо выжигать каленым железом. Вспомни, кого первым коснулись жестокие репрессии? Рабочих цехов и научных диспутионов, которых создали вы — перегрины. Именно там обнаружились первые признаки одержимости. Очень странно, не правда ли? А позже, когда волна захлестнула все подданства, было уже трудно разобрать по чьему именно доносу невинные очутились в застенках ордена очищения. Хотя если быть до конца откровенной, всех чудищ, если они и существовали, уничтожили в первый месяц охоты. А остальное десятилетие Сезона они просто гонялись за неугодными представителями новой веры. Вам дали наживку, и вы с удовольствием ее заглотили. Согласись, очень удобно. Пока враг занят бесполезным делом, псевдосоюзник укрепляет свою власть и создает свою собственную армию. Для дальнейшего свержения чужаков, что так бессовестно вторглись в их мир!

Объяснение выглядело логичным и одновременно пугающим. Получалось, нас долгие годы просто водили за нос. Предлагали стакан воды, в которую уже был помешан яд, а мы без оглядки принимали губительное подношение.

Старые боги! Глупые боги!

— А как насчет той твари, что я пытался?..

— Ты о Барлу? Да, в этом наша вина, он действительно вышел из-под

контроля, — без сожаления, а напротив, с восхищением призналась Агата. — Знаешь, в такие минуты мне безумно хочется направить весь потенциал Гардиуша в нужное русло. Но увы и ах, кардиналом движут совсем иные помыслы. И созидает он исключительно с одной целью — чтобы вскоре стереть с лица земли любое упоминание о тех, кто спустился к ним с далеких звезд.

— Бутафория, очень хитрая задумка, кардинал, — едва слышно

прошептал я.

Агата услышала, но не стала уточнять.

— Теперь у зла появился явный лидер, — констатировала она. — И если не

предпринять никаких действий, то вскоре это чудище спустят с поводка.

— И что ты предлагаешь?

Она задумчиво подошла к обрыву. Сложила руки на груди и кивком указала на город.

— Там — сосредоточение зла, перегрин. Они все — зараза, которую нельзя

излечить, а необходимо выжечь. Огнем! Только огнем!

Я знал Агату добрую сотню лет, и это вовсе не фигуральное выражение. Она была одной из немногих, кто еще помнил нашу родную планету. Но раньше я никогда не замечал за ней столь явного проявления агрессии. Видно, средневековый мир меняет слишком многое в человеке.

— А что же кардинал? — уточнил я.

— Сначала необходимо ослабить армию, потом уничтожить

главнокомандующего.

Но меня интересовал совсем другое. И я не стал ходить вокруг да около.

— Если я тебе помогу, когда ты сможешь ответить мне взаимностью?

— Не терпится получить немного конкретики? — Впрочем, как мне

показалось, Агата нисколько не удивилась моему нетерпению.

— Можешь не раскрывать своих секретов. Просто скажи: она жива?

Мы оба знали, о ком идет речь.

Агата смерила меня оценивающим взглядом. Было видно — ее мучают сомнения.

— Ты сильно изменился, перегрин. Раньше в тебе не было столько

слабости.

— Разве это плохо? — мягко улыбнулся я.

— Если бы это не касалось тех обстоятельств, что заставили тебя идти на

крайние меры, я бы не стала продолжать наш разговор. Но твоя ситуация, скажу откровенно, может сыграть мне на руку. Только ответь для начала на один вопрос, — она сделала паузу. — Как ты поступишь, если Нера уже?..

Я не дал Агате договорить. Выставив ладонь в знак предупреждения, резко оборвал ее:

— При любом исходе я пойду до конца. Хочу раз и навсегда

расплатиться по счетам.

— Ну вот и славно, — кивнула Агата. — Сейчас вернемся в город,

избавимся от твоей сподручной и займемся приготовлениями.

Мой неуверенный голос остановил ее, когда историк собиралась запрыгнуть в седло.

— Погоди, мы так не договаривались!

Она обернулась и уставилась на меня, словно не могла поверить своим ушам:

— Ты в самом деле изменился, перегрин. И я никак не могу решить,

каким ты мне нравишься больше? Принципиальным и решительным, как был раньше, или податливым, но непримиримым, как сейчас.

— Какая разница, — пожал я плечами. — Выбор все одно падет на меня.

— И то верно, — улыбнулась она и в мгновение ока оказалась в седле.

* * *

Вокруг меня суетились уличные зазывалы, циркачи и скоморохи. Напряженные лица нельзя было скрыть даже под маской плотного грима. Каждый готовился к своему главному выступлению. Кто-то шептал спасительную молитву, другой начищал и без того идеальное оружие, а остальные занимали себя пустой игрой в триктрак . Все что угодно, лишь бы скоротать ненавистное, растекшееся словно патока время.

Выслушав план Агаты, я внес в него незначительные коррективы. В остальном он казался безупречным, что больше настораживало, чем радовало. Ведь как бы ты все ни продумал, вплоть до самых мелочей, обязательно что-то да пойдет не так. Таков суровый мир теории вероятности. И все равно, мы верили в лучшее.

Ко мне приблизилась Кейтлин и, присев рядом, уставилась на самодельный арбалет и короткие болты.

— Стало быть, затеваете очередную охоту на нечисть? —

поинтересовалась она.

— Хорошее сравнение, — грустно улыбнулся я. — Только на этот раз

зверь, похоже, более чем реален.

— А как было раньше?

— Если честно, не знаю, — опустив взгляд, я так и не решился

посмотреть на колдунью. — Слишком много лжи. Поэтому сама решай, во что верить. — Отложив арбалет в сторону, я тяжело вздохнул. Немного помедлил и повернул голову в ее сторону.

Теперь, глядя мне в глаза, она знала все. Наш разговор с Агатой перестал быть секретом.

Старые боги! Грязные боги!

Так погано я не чувствовал себя очень давно.

Я заметил, как заметался настороженный взгляд колдуньи. Она следила за моими эмоциями, словно ожидая какого-то раскаянья. Но ни один мускул так и не дрогнул на моем лице. Слишком долгий путь я проделал на этой земле, чтобы начинать сожалеть о своих ошибках.

Новые боги! Жестокие боги!

Если попытаться, то можно найти оправдание даже собственной жестокости. Но стоит ли понапрасну тратить время? Все равно содеянного не исправишь.

— Всевышний! Сколько бессмысленных жертв! — прошептала колдунья.

— Неужели это правда?!

Ее лицо, скрытое вуалью колдовства, вздрогнуло и глаза наполнились слезами.

Старые и новые боги, ищущие собственную выгоду! Мы все — безжалостные твари!

— Я отпускаю тебя, поводырь, — только и смог пошептать я в ответ. —

Ты свободна и вольна идти в любую часть света. Твое услужение закончено!

Разговор был закончен. Я отвернулся и уткнул взгляд в землю. Но даже в таком положение не сумел спрятаться от ее праведного гнева, который пронзил мою спину. Я ждал, когда она встанет и уйдет. Без лишних слов и пустых благодарностей. И наконец дождался.

— Не стану благодарить тебя, ты этого не достоин. Просто прощай,

муренмук. Навсегда.

Она ненадолго задержалась у двери. И совсем тихо, едва слышно произнесла:

— Запомни, шаг в тень ведет в бездну.

— Спасибо, — ответил я так тихо, что звук так и не сорвался с моих губ.

* * *

Проверив снаряжение, оружие, я извлек крохотный клочок валовой кожи с планом города. Бросил быстрый взгляд на неровные линии, нанесенные вязкими чернилами. Идеальный план, который может провалиться в любую секунду.

— Боишься? — голос Агаты настиг меня в самый неподходящий момент.

— Хотел бы сказать, что нет, но от тебя ничего не скроешь.

— А как иначе? Ты ведь ученый, а не воин, — согласилась историк.

— Хочу заметить, очень старый ученый. Которого никогда не учили

проливать чужую кровь.

Она приблизилась и пристроилась напротив — прямо на облучок скрипучей повозки. Лошади фыркнули и слегка попятились назад.

— Скажи, а что будет дальше? После того как ты спасешь

племянницу? Обратно на Сферу тебе путь заказан... И придется приспосабливаться к планете. Надолго, навсегда.

Ее вопрос нисколько не смутил меня.

— Приспособлюсь, уж поверь мне. Все равно я провел среди этого

смрада и промозглых ветров больше времени, чем среди звезд и холодного металла.

— И не будешь жалеть?

— Как-нибудь справлюсь. — На моем лице появилась натянутая улыбка.

Агата кивнула и потянулась к фонарю, который висел на крюке, под самой крышей. Ее пальцы щелкнули и удивительным образом в темноте вспыхнули яркие искры, заставившие фитиль ухватить пламя. У меня родилось по меньшей мере пять предположений, как ей удалось это сделать. Но я не стал гадать, а просто спросил:

— Ответь, тебе ведь удалось разгадать секрет колдовства?

— Секрет колдовства? — отчего-то переспросила Агата, и ее лицо

приобрело некую загадочность. — Вы долгие годы гонялись за белым кроликом, который перехитрил вас, скрывшись в норе истины.

— Ты это о чем?

— Не существует никакой великой тайны. Обычное наследие предков.

Магия — просто наука. Такая же как механика, квантовое движение или атомная физика. Ничего выдающегося. А знаешь почему вы не смогли разглядеть столь очевидной вещи? Могущественные перегрины, способные даровать этому миру тысячи совершенных технологий. Старые боги пустынных прерий! Вечные слепцы, остановившиеся в шаге от очевидных вещей. Чтобы это понять, необходимо жить этим миром. И тогда не останется никаких секретов. Просто наследие предков, наука поколений — она другая. Ну посуди сам, мы смотрим на светила, а видим лишь спектр цветов, разделенных водородными тенями. И это всего лишь одна сторона медали. Потому что мы используем для этого обычный набор чувств: обоняние, осязание и так далее. А они — Отсталые племена, многие из которых даже не знаю грамоты, привыкли использовать все тело. Понимаешь? Они умеют чувствовать тепло, которое превращается в определенный вид энергии. Маги — они ведь как огромные зеркала, способные не только поглощать, но и отражать то, что даровано природой.

— А как на счет мрака? — сухо спросил я, стараясь переварить

услышанное.

— Увы, это всего лишь человеческая сущность, не более того, — печально

вздохнула Агата. — Ты ищешь причину, а находишь лишь последствия. И в этом твоя ошибка. Не пытайся отрыть корень зла. Просто прими как истину один довольно очевидный факт: человек несовершенен. И в это главная движущая сила того, что творится не только на земле, но и среди звезд.

— Что ты хочешь этим сказать?

Историк выдержала паузу и устало закончила:

— У каждого человека существует определенная цель. И он идет к ней.

А вот насколько тернистым окажется путь и является злом. Одним словом, степень дозволенного. В той или иной мере. Нет того, кто бы на своем жизненном пути не переступил запретную черту.

— Получается и ты не без греха. Уничтожить целый город — это зло

дорогого стоит.

— Верно, — нисколько не смущаясь, согласилась Агата. — Дело лишь в

том, что моя цель более благородна, чем замысел Гардиуша. Ты так не считаешь?

Я устало пожал плечами. Мне не хотелось ни спорить, ни предлагать свою точку зрения. Поскорее разделаться с этой задумкой и дело с концом!

— Давай поговорим об этом чуть позже. Возможно, я даже приму твою

сторону.

— Хорошо, — равнодушно согласилась Агата.

Она передала мне горящий фонарь и направилась к зданию артели, где располагалась ее основная сила — бродячие артисты пяти ближайших подданств. Те, кому была небезразличная дальнейшая судьба объеденного (Точно такого?)королевства. Кто принял правду Агаты и собирался ее отстаивать, слепо веря в воздвигнутые ею идеалы.

— И не забудь, ты должен управиться до рассвета. В противном

случае...

— Правда Гардиуша возьмет верх, — хмыкнул я.

Повозка медленно покинула двор и направилась в северную часть города. Именно там располагался постоялый двор, который облюбовали перегрины, отряженные на мою поимку Сферальным советом.

Старые боги! Чужие боги!

Пламя над горизонтом

— Тррррффффуууу!

Натянув поводья, я заставил повозку остановиться. Лошади уткнулись в двух сонных стражей. Один недовольно зыркнул исподлобья, немного потоптался на месте и все-таки направился в мою сторону. Второй, по всей видимости, так и не проснулся. Опершись на алебарду, он продолжал нарушать тишину своим прерывистым храпом.

— Ты что, ополоумел! — рявкнул страж, зашевелив густыми усами.

— Ох, куда ж это я забрел-то?! — Я изобразил на лице недоумение. Хотя

под широким козырьком, да в ночи, вряд ли кто-то заметил мою искрометную мимику. — Извиняюсь, совсем за день умаялся, вот и зазевался...

— Валил бы ты отсюда, приятель. — На этот раз голос стража прозвучал

мягче, даже где-то сочувственно. — Не буди лихо!

— Лихо?

Страж указал в сторону двухэтажного сооружения с резными балконами и вытянутыми узкими ставнями. Обычный дом из камня, с черепичной крышей и небольшой башенкой. Ничего примечательного. Разве только символ Всевышнего над воротами. Впрочем, такой же украшал кирасу стражей.

— Пришлые здесь квартируются, — шепотом пояснил усач. — Неужели не

понял еще?

— А как понять-то, глашатаи же не щебечут? — продолжил я играть свою

нехитрую роль. — А если какая табличка с буквицами и есть, так какой в ней толк? Я кроме пары закорючек ничего не разберу. Не довелось мне за партой-то сиживать.

— Так я тебе и талдычу об этом! Ну право слово — олух! — начал

постепенно выходить из себя страж.

— Да не ори ты, — цыкнул на него я. -Боязно, а то чего доброго и впрямь

Пришлых разбудишь...

Кажется, мои слова не на шутку насторожили усача. Вжав голову в плечи, он с опаской покосился на темные окна.

— Ну проваливай ты ради всего святого, — почти взмолился страж.

-Да ухожу, ухожу уже.

Усач вытер вспотевший лоб. Выдохнул и немного расслабился. Поэтому даже не удивился, когда я подманил его к себе. Согнув спину, мне пришлось наклониться к нему почти вплотную, чтобы шепнуть на ухо:

— А какие они, эти Пыльные странники?

— Да как тебе сказать-то, — растерялся усач. — Вроде как обычные

противоборцы. Хмурые такие, немногословные. А все одно, есть в них что-то ненашенское. Порой пройдут мимо, зыркнут на тебя, аж мороз по коже.

Я понимающе кивнул:

— И много их?..

— Да по мне, лучше бы ни одного не было, — честно признался страж. —

А тут целых шестеро. И вроде как поговаривают, еще больше будет. Тут ведь такое дело: ищут они какого-то очень важного. То ли своего, а то ли нет. Короче, давай возница, дуй отседова. А то, чего доброго, сцапают тебя как соглядатая, узнаешь тогда почем фунт лиха! Понял?

— Как не понять, — глупо улыбнулся я.

Информации было вполне достаточно. Сняв бесформенную шляпу, я низко поклонился. Добрый жест окончательно усыпил бдительность стража, и мне не составило труда тут же его обезвредить. Небольшой мешочек, а в нем груда мелких камней. Я назвал это нехитрое изобретение 'молотик'. Стражу хватило одного удара, почти без замаха, прямо в темечко. Второй страж среагировал на шум, открыл глаза и сразу получил порцию тумаков. Упал он довольно грузно, но мне повезло — мои бывшие коллеги по ученому цеху продолжали видеть сладкие сны, ни о чем не подозревая.

Минут десять я таился в засаде, ожидая, что в окнах вспыхнет свет, а потом осмелился пробраться внутрь. Мне оставалось лишь раздразнить псов и увести их подальше от стен Галдящего города.

* * *

Спали они беспокойно. Храп перемежался с легким постаныванием и недовольным бурчанием. Ничего удивительного — перегрины такие же люди, со своими страхами и сомнениями. А окружавший нас ореол тайны — обычная мишура.

Старые боги! Лживые боги!

Я осторожно дошел до середины комнаты, вгляделся в безмятежные лица. Еще буквально вчера они были моими товарищами. Все до единого ученые с большой буквы. Отчаянные парни, пожелавшие раскрыть главную тайну Отсталой планеты. Но они, также как и я, не учли одной маленькой детали — здешний мир не жалует видеть среди себе подобных непонятно откуда взявшихся чужаков.

Старые боги! Всего лишь простые люди!

В мой руке застыл фонарь. Тусклый, едва пропускающий сквозь почерневшее стекло свет. Я прекрасно понимал, что перегрины ищут меня не по своей воле. И не по своей воле я пожаловал к ним в гости. Так сложились обстоятельства. У каждого из нас своя цель, и мы просто идем к ней, выбирая путь наименьшего сопротивления. Интересный термин — пустые звезды! Видимо, Агате все-таки удалось впихнуть в меня частичку своей философии. Впрочем, даже истина порой бывает ложной.

Но хватит размышлений, пора действовать. До рассвета осталось не так много времени.

Со всего маха я запустил фонарь в стену. Огненные искры окрасили комнату в яркие тона. Лучшего способа привлечь к себе внимания и не придумаешь.

Вначале проснулся Герберд — старейший из первого созыва ученых. Мгновенно схватился за револьвер, но я вовремя избавил его от возможности выстрелить.

— Кто здесь? — растерянно прошипел он.

— А ты присмотрись! Протри аква-линзы! — рявкнул я.

Затравка то что надо! Больше мне здесь делать нечего. Фора понадобится мне, а не им. Несколько минут на сборы, и считай, преследователи уже на хвосте. А догнать на лошадях груженную повозку, да еще и по узким улочкам, не составит особого труда.

* * *

Я хлестал плеткой что есть силы. Мрачные переулки, спящие дома. Казалось, город давно очнулся от сна, но спросонок никак не может прийти в себя. Как выяснилось, я ошибался.

Если город и приходил в себя, то его жители явно бодрствовали, притаившись где-то поблизости. Вместо мерного дыхания, которое присуще обычным городам в предрассветный час, слышался рык, как у дремлющего зверя. И это ужасающее похрапывание доносилось практически из каждого окна. Армия кардинала Гардиуша была готова в любую секунду продемонстрировать свои клыки.

Кто бы мог подумать, церковь стала колыбелью для новых чудовищ. Нет, я выразился не совсем верно. Поборники веры не воспитали, а вдохнули болезнь в каждого жителя этого города. Отравили размеренную жизнь тысячи ни в чем неповинных людей, подчинив себе разум и волю.

Буквально за считанные минуты я добрался до Прощальных ворот. Их по обычаю проходили торговцы, опустошившие свои тюки и спешившие домой, чтобы похвастаться набитым кошельком. Агата заверила меня, что ворота будут открыты. Но сомнения все-таки оставались. Я слегка придержал коней и сразу же поплатился за нерешительность. Глухой удар заставил меня насторожено обернуться, инстинктивно пригнув голову. На крыше, скрючившись, словно цепной пес, сидел человек. В ночи его глаза светились мраковымпламенем, а длинная шерсть на лице хранила злобный оскал.

Даже самый идеальный план может провалиться по воле случая!

Впереди показались створки ворот, а за ними — долгожданная свобода. Агата выполнила свое обещание. Ее верные скоморохи заранее расправились с ночной стражей. Теперь оставалось дело за малым.

Мой залихватский свист ускорил лошадей. Но в этот самый миг в шею вцепились огромные когтистые лапы. Не успел я опомниться, а они уже сдавили мое горло. Перед глазами поплыли белые пятна — мне катастрофически не хватало воздуха. И откуда эта тварь взялась на мою голову?!

Но по всей видимости, его цель заключалась не в смертоубийстве, а в чем-то ином. Вместо того чтобы вскрыть мне артерию, зверь принялся стремительно вытягивать меня наверх. Зацепившись ногой за облучок, я пытался сопротивляться. Только силы таяли на глазах, и любой более сильный рывок мог стать для меня роковым.

Очередная кочка вынудила повозку слегка подпрыгнуть. И как закономерный итог — хватка зверя ослабла на короткий миг, которого мне вполне хватило, чтобы воспользоваться дарованным шансом. Длинная медная игла, покрытая тонким слоем небесного металла, возникла в моей ладони. Сжав ее, крепко, насколько еще мог это сделать, я проткнул лапу чудовища. Тот взвыл. Не став медлить, я повторил укол. На это раз рев оказался еще отчаянней.

Магия! Обычная наука! Эти слова крутились в моей голове безумной каруселью. Тайна столетия оказалась настолько примитивной, что весь мир кувыркнулся с головы на ноги. И вновь стал привычным и понятным.

Легкое касание иглы вызвало не просто боль. Оно вело за собой необратимые последствия. Сложная химическая реакция еще только начинала свое губительное действие, а оборотень уже едва держался на лапах. Представить, что сейчас происходит с его организмом, было не сложно. Первое — небольшой жар в конечностях, затем следует пронзающая боль, которую сменяет ужасная слабость. Дальше хуже — с каждым новым вдохом расползается дезориентация, способная привести к мгновенной отключке.

Магия! Просто наука, мать ее!

Развернувшись, я наотмашь ударил оборотня кулаком. Последствия укола достигли своей вершины. Бесчувственное тело покатилось по крыше, а затем вниз на пыльное полотно. Задние колеса перескочили препятствие, которое темным пятном осталось лежать на дороге.

Разжав ладонь, я уставился на спасительное оружие. Изобретение Агаты сработало на все сто. Она предупреждала меня, что использовать его можно единожды. Теперь я убедился в этом воочию. Яркий, серебристый металл покрылся темными пятнами, напоминавшими плесень. Недолго думая, я избавился от иглы и пришпорил лошадей. Погоня была уже рядом!

Свет факелов растянулся в линию и напоминал огненного змея, который изо всех сил пытается сожрать беспомощную жертву. Извилистая дорога уходила в горы. И в отличие от более мобильных преследователей, груженой повозке было крайне тяжело взбираться вверх. Расстояние между нами стремительно сокращалось.

Но Агата все рассчитала правильно. Я просто обязан успеть к намеченной точке.

Первый выстрел я услышал в тот миг, когда до места встречи оставалось не больше мили. Скорее всего, у перегринов банально сдали нервы. На моем лице возникла самодовольная ухмылка. Я представил себя волком, которого настырно гонит толпа охотников. Но волк не так прост, чтобы сдаться на милость победителя. У него еще есть пара фокусов в рукаве. Спасибо тебе Агата!

Натянув поводья, я попытался остановить повозку. Но ничего не вышло. Лошадей теперь вел страх, и они не собирались обращать внимания на возницу.

И вновь в дело вмешался случай. Левое колесо вылетело из колеи, и повозка медленно завалилась набок. Лошади недовольно захрипели, но остановились. Ну что же, так даже лучше, естественнее. Пускай преследователи считают, будто заставили меня совершить ошибку.

Спрыгнув с облучка, я отогнул полог, бегло осмотрел сложный механизм, скрытый внутри повозки. На первый взгляд он даже не пострадал. Значит, должно все получится, обязательно должно. Вставив ключ в пазы, я сделал несколько десятков оборотов. В ответ услышал неспешное тиканье. Пустые звезды! Я облегченно выдохнул. Все работает.

Теперь нужно уходить. Огненный змей, преследовавший меня, оказался совсем близко. Подхватив мешок, я принялся карабкаться вверх. Тропу тоже указала мне Агата. Подготовила все таким образом, чтобы со стороны дороги, в ночных сумерках, ее не сразу заметили. Я карабкался все выше и выше, даже когда за спиной послышалось беспокойное ржание лошадей, а затем раздались выстрелы. Огненный змей обвил своим телом повозку. Свет факелов вырвал из темноты смазанные будто клякса фигуры. Прижавшись к огромному валуну, который нависал над обрывом, я осторожно проследил за перегринами. В их ломанных движениях угадывалась явная нервозность. И лишним тому подтверждением стали хаотичные хлопки оружий. Пыльные странники — старые боги, которым нет места в этом мире.

— Где ты, Край? Выходи!

— Не бойся! Надо потолковать!

Звучные голоса Фреда Керзбига и его напарника Иванкса разнеслись по округе. Им вторили еще двое. Я без труда узнал Лизу Карлс и Джима Рикса. Оставшаяся троица, скорее всего, братья Бенар, Робер и Арно. Стало быть, мою поимку доверили самым опытным перегринам. Что ж, мне, право слово, лестно. Но это усложняет задачу: их так просто не проведешь. Это вам не юные горячие головы, способные лишь отчаянно переть на пролом, совершенно не страшась уготованных им ловушек.

Я не стал отвечать на залихватские призывы. Нужно выждать время, пускай они делают первых ход.

Лиза и Фред спешились и осторожно направились к перевернутой повозке. Их ружья были наготове, но противостоять человеку совсем не то же самое, что охотиться на мраковоотродье. Здесь хитрые уловки не работают. Различные порошки, осколки зеркал и разоблачающие предметы — пустой звук. И перегрины это прекрасно понимают.

Расположившись возле повозки, они устремили свои ружья куда угодно, но только не наверх, откуда я наблюдал за их несуразными действиями.

— Неужели знаменитый Виктор Край собирается прятаться от своих

коллег? — удивился Фред.

— Или желаешь напасть на нас со спины, как жалкая шавка? — вторила

ему Лиза.

Ох, неверное решение. Неужели они полагают, что я куплюсь на их слова? С того момента, как я избавился от 'саранчи', имя Край навсегда вычеркнули из списка планетных путников и перевели в разряд опасных бунтарей. А каждому боевому представителю Сферы на руки выдали файл с четким указанием — уничтожить любой ценной. Так что, как бы сладко перегрины ни пели сейчас, никаких переговоров.

Ждали они недолго, максимум пару минут. А потом принялись действовать. Фред внимательно оглядел окрестность, но направился не к повозке, а к каменному отвесу. В отличие от братьев Бернар и весельчака Джима, он был настоящим охотником, вдумчивым и весьма осторожным. Его так просто с панталыки не собьешь. Именно Фреда больше всего и опасалась Агата. Для остальных наша задумка прошла бы на ура. А вот перегрин, который входил в первую когорту ученых исследователей, похоже, все-таки учуял неладное.

Остановившись в паре шагов от здоровенного каменного оскала, за которым была скрыта лестница ведущая в мое укрытие, Фред присел на одно колено. Внимательно изучил следы, затем узкую тропку. Затаив дыхание, я следил исключительно за ним. Остальные меня не интересовали. Фред безусловный лидер, и перегрины будут ждать именно его приказа.

С высоты, да еще в сумерках, было невозможно рассмотреть лицо моего первого напарника. Но я точно чуял, в его голове, словно шестеренки, быстро крутятся опасные мысли. И если он догадается, что я привел их в западню, ловушка вряд ли захлопнется в нужный срок.

Секунды, минуты — бесполезное время, особенно, когда ты не в силах что-либо изменить. Фред медлил, пожирая мои нервы. Я почти различил его жадное чавканье. И в какой-то момент даже решил, что не выдержу и сдамся сам! Но потом отринул все мысли. Что бы ни случилось, а я не собираюсь доставлять ему такого удовольствия.

Запрокинув шляпу назад, старый перегрин поднял горсть земли, принюхался. Неужели что-то почувствовал? Помощники Агаты работали достаточно аккуратно. Но случай, как бывает, способен разрушить даже самые идеальные схемы.

— Что-то не так? — это был голос Лизы.

— Пока не знаю. Но лучше немного повременить, — предупредил Фред.

— Чего тянуть-то?! Пока мы здесь топчемся, наш приятель будет уже в

срединном подданстве. — А это уже подал голос Джим.

— Он дело говорит. И так ясно, куда он направился. Но стоя на месте мы

его точно не поймаем.

Стало быть, Роберт и Арно на стороне Лизы. Оно и понятно, им охота поскорее переломать мне кости, и дело с концом. Пустой прагматизм вперемешку со старческим рвением к постоянному покою. Была бы их воля, они прямо здесь устроили бы ночлег.

Старые боги! Очень старые боги!

— Я сказал — ждать! Замерли на месте! — рявкнул Фред.

Что ж, последую-ка и я его примеру. Судьба любит терпеливых.

Тишина зависла нервная, нарушаемая недовольными вздохами перегринов. А я продолжал наблюдать. Фред слегка продвинулся вперед. Теперь он был практически в шаге от разгадки. Если он заметит лестницу — все кончено! Она приведет их прямиком в мое скромное убежище. И тогда у меня точно не будет шанса перебраться в точку В, которая располагается на уровень выше, практически на вершине каменного плато.

Всего один шаг! Небольшое расстояние вытянутой руки!

Я невольно вздрогнул, когда на низкорослое слоновое дерево присел сыч-перевертыш. Вывернув голову, он глухо охнул. И уставился на перегрина.

— Не к добру это, — тихо прошептал Фред. Но я прекрасно его

расслышал.

Сыч прокричал, словно повторив глухое предостережение.

— Слышали?

— Брось ворчать, — отмахнулся Джими. — Ты вроде как ученый, а не гребаный предрекатель!

Пернатый выдал третий сигнал и резко сорвался с ветки. Взгляды перегринов устремились за птицей. Повисла растерянная тишина.

— Слушайте, может быть хватит?! — первой не выдержала Лиза. — В

конце концов, мы ловим человека, а не двуглавую мижеть! Может быть Край здесь, под повозкой. Придавило его, вот лежит и пошевелиться не может.

Глупость порождает поступок! И тут уж пан или пропал. Все сводится к банальному везению. В случае с Лизой — ее нетерпение сыграло мне на руку. Приподняв задний полог повозки, она привела в действие механизм. Ловушка захлопнулась! Раздался оглушительный хлопок, и яркая вспышка ослепила Пыльных странников. Когда я открыл глаза и вынул из ушей самодельные беруши, то ужаснулся. Забавная шутиха Агаты вывела из строя добрую половину перегринов. Двое лежали бездвижно возле повозки. Кажется, это были Лиза и Джим. Остальные, зажав уши руками, корчились от боли. И только Фред умудрился избежать губительных последствий нашей скромной диверсии. Медленно встав на ноги, он тряхнул головой, избавляясь от звона в ушах.

Теперь уж точно, медлить бессмысленно. Покинув укрытие, я совершил отчаянный прыжок. Зацепился за лестницу и начал быстро взбираться наверх. В какой-то момент я обернулся и встретился взглядом со своим первым напарником. Он не был удивлен. Разгневан, взбешен, этого сколько угодно. Но никакого удивления. Фред не собирался помогать своим коллегам. Закинув оружие за спину, он ринулся к лестнице. Видимо, решил взять меня живым. Весьма похвальное рвение, достойное первого исследователя сезонной охоты на нежить.

* * *

Затаившись в одной из каменных пустот, я прислушался к тишине. Серая пелена рассвета уже коснулась горизонта, а это означало, что водить перегринов за нос мне осталось не так уж долго. С первыми лучами солнца они увидят огненные столпы и услышат первые взрывы. Но будет уже поздно. Мои коллеги не успеют вернуться в город. Карающее пламя Агаты к тому времени уже охватит крайние улицы. И тогда...

Старые боги дадут пощечину новым!

Совсем близко послышалось легкое шуршание. Неужели ему удалось подобраться так близко? Или это всего лишь жуки-камнееды?

Затаив дыхание, я принялся ждать.

Но Фред не собирался от меня скрываться. Ненависть к отступнику заставила его играть в открытую.

— Что, так и будешь вечно убегать и прятаться? — Его голос разнесся

среди бесчисленных нор острым эхо. — Брось, Край. Выходи, мне безумно хочется поболтать с тобой наедине. Или у тебя не хватает смелости? Впрочем, о чем я говорю, ты ведь никогда не отличался этим весьма нужным для перегрина качеством. Слишком осторожный, неспешный. Гребанный перестраховщик! Только знаешь, иногда просто необходимо рисковать. Иначе можно всю жизнь просидеть в панцире, так и не увидев белого света!

Он был абсолютно прав, от первого до последнего слова. Раньше я нечасто выбирался из своей норы. Но времена изменились. Обстоятельства заставили меня на многое взглянуть широко отрытыми глазами.

— Молчишь? — тон его голоса изменился, стал еще более резким. — А я

признаться, был о тебе лучшего мнения! И твоя сестра кстати тоже. Знаешь, что она сказала мне, когда узнала про Неру?..

— Уверен, что она прокляла меня первым же словом, — ответил я.

Фред не сразу заметил мой худощавый силуэт. Я выступил из мрака, словно отражение затравленного долгой дорогой странника. Почти одного с ним роста, слегка сгорбленный, прихрамывающий на правую ногу.

Нас разделал всего пара десятков шагов.

Потянувшись к кобуре, Фред заметил, что я не вооружен, и убрал руку.

— От чего ты бежишь, Край?

Его вопрос содержал в себе гораздо больше, чем могло показаться. Фред понимал, что от его бывшего приятеля и напарника не осталось и десятой доли.

— Порой глаз слишком обманчив, — спокойно ответил я. — Вот ты

Считаешь, что я бегу. А я могу ответить, что стремительно приближаюсь к отправной точке!

— Ты все еще надеешься спасти Неру?.. Глупец! — Фред, кажется,

удивился.

— Шанс остается всегда, — упрямо повторил я одну весьма

противоречивую истину.

Перегрин грустно улыбнулся:

— Прости, но у тебя ничего не выйдет. Куда бы ты ни решил

Направиться, — все равно, в конце концов окажешься на Сфере. Тебя собираются судить, Виктор. И поверь мне, скрываться бессмысленно. Если тебя не остановлю лично я, то это сделают инквизиторы. Охота открыта, приятель. И я предрекаю неутешительный итог!

Я постарался сохранить на лице налет невозмутимости:

— Поживем — увидим, кто останется цел и невредим, а кому уготована

горстка земли на грудь.

— Мы и впрямь слишком давно не виделись. Откуда такая

самоуверенность? — Фред задумался. — Возможно я ошибаюсь, но попахивает банальной одержимостью. Или я не прав? Ответь.

— Если ты спрашиваешь, заключил ли я союз с мраком, то мой ответ

тебя явно разочарует. Все гораздо проще — я всего-навсего прозрел.

— Знакомые слова, Виктор.

-Возможно, — согласился я. — Только смысл их тебе вряд ли суждено

понять.

Фред устало вздохнул, покачал головой:

— У тебя был шанс все изменить. Но с каждым новым шагом ты лишь

загнал себя в угол.

— Я так не думаю.

Даже в полумраке каменных коридоров я с легкостью различил его надменную ухмылку. Старое, словно дорожная пустошь, лицо растянулось, искусственные глаза сверкнули лиловым. Кто-то называл этот эффект отражением далеких звезд. Но я прекрасно знал, что в имплантатах нет ничего космического.

Рука перегрина медленно поднялась, продемонстрировав мне грубые наручники. Сложный механизм — если они защёлкнутся на запястьях, то понадобится специальный чип-ключ, чтобы освободиться от оков.

— Оденешь сам или тебе помочь? — поинтересовался Фред.

— Не то и не другое.

— Я так и думал.

Сначала я услышал голос Лизы, прямо за своей спиной. Затем последовал щелчок. Ловушка захлопнулась.

Даже самый идеальный план может провалиться!

— Без резких движений. Просто покажи мне свои гребанные руки,

Виктор. Вытяни их вперед, и покончим с этим раз и навсегда. — Голос Лизы дрогнул. Она пыталась сохранить самообладание, но получилось у нее, надо сказать, не очень.

Сплюнув себе под ноги, я всем видом продемонстрировал, что не собираюсь подчиняться ее приказам.

— Потухшие звезды! Просто сделай, что я прошу! — почти выкрикнула

она. — Не заставляй меня идти на крайние меры! Мне совершенно не хочется тебя убивать...

Тем временем Фред качнул наручниками. Эти отливающие металлом кольца напомнили мне маятник.

— Не затягивай с решением Край!

Я заглянул ему за плечо. Солнце практически выглянуло из-за горизонта, самое время начинать. Тогда почему медлит Агата?

Ствол уперся мне в спину. Лиза не просто торопила — она задала слишком высокий темп в нашей словесной дуэли.

— Надевай их.

— Убери оружие!

— Не указывай мне!

— Делай, что я сказала!

— Я сказал, убери свою дурацкую пугалку!

Если мой ответ должен был ошарашить, то нужного эффекта я достиг.

— Наш друг, похоже, лишился разума, — обратилась к Фреду Лиза.

— Не валяй дурака, Виктор.

Я лишь улыбнулся в ответ. Тянуть время больше не имело никакого смысла. Это понимали все, и в первую очередь мой бывший напарник. Резкий щелчок. Он практически успел совершить задуманное, но я вовремя одернул руку. Лиза дрогнула. Она почти научилась быть охотницей: холоднокровной и безжалостной представительницей этого чужого для нашего понимания мира. Но в последней миг что-то пошло не так...

Агата все-таки не подвела. Ее скрытая цветными лоскутами и гримом армия привела приговор в исполнение. Правда бывшей изгнанницы сегодня оказалась сильнее всех прочих, и я надеялся, что не в последний раз.

Истошный вопль разнесся окрест, запутавшись меж каменных вершин и пустот. И мгновенно, не давая возможности на передышку, прозвучала череда мощных взрывов.

Отклонившись в сторону, я быстро обезоружил Лизу. Два выстрела, и перегрины повалились навзничь. Я целился исключительно по конечностям. Выверено. Четко. Впрочем, хитроумные хирургические машины смогут залатать и не такие дыры.

В отличие от моих бывших коллег, у меня не стояло задачи лишать их жизни. Агата просила лишь увести перегринов подальше от места казни. Представители Сферы не должны присутствовать во время расправы над пациентами закрытых лечебниц. Ни при каких обстоятельствах. Я свою часть уговора выполнил, теперь настал черед моей союзницы.

Выбравшись наружу, я откинул барабан в сторону, высыпал патроны на землю и зашвырнул револьвер подальше от посторонних глаз. Мой обратный путь выдался недолгим. Всего пару миль по раскаленному песчаному плато — навстречу яркому пламени и смерти. Отличный ориентир для того, кто вступил на сторону мрака. Не зла, а именно мрака.

Когда человек скрывается в тени неважно с какой целью и на какой срок, он становится другим. И мир вокруг него меняется, окончательно и бесповоротно. Отсюда, из пустоты мрака, все выглядит иначе. Серые полутона, скрытые детали и превратившееся в кисель время. Именно в него я и угодил, когда добрался до стен города.

Исповедь и тишина

Меня магнитом тянуло вперед. Хотелось убедиться в самых ужасных предположениях и выдохнуть с облегчением, посчитав увиденное сном. Но крохотная частичка неизбежности тормозила мой шаг, отговаривая от столь опрометчивого поступка. А всему виной был ветер. Именно он разнес по округе ужасный смрад, который отравлял не столько внутренности, сколько душу.

Я просто стоял и смотрел: на догорающие башни, обугленные стены и темные следа на песке. Городские ворота были все еще закрыты. Впрочем, нужда в этом уже давно отпала. Выбраться из огненной западни не суждено было никому.

Жадно втянув носом тяжелый запах гари, я закашлялся. И предательская игла сомнения кольнула в то самое место, где раньше располагалось хрупкое сердце. А что если я все-таки ошибся? Абсолютно во всем! В каждом суждении, в каждом поступке!

Агата приблизилась ко мне в сопровождении пятерых скоморохов. Стянув край шарфа, которым была замотана ее голова, она устало потупила взгляд. Было видно, что ей тяжело. Наверное, гораздо тяжелее, чем мне. И она не собиралась скрывать этого от присутствующих. Как и любого палача, что привел приговор в исполнение, ее неотвратимо начинала мучать совесть. По крайне мере, я на это очень надеялся.

— Как все прошло? — скупо поинтересовался я.

— На удивление просто.

Я попытался отыскать в ее взгляде хоть каплю сожаления, но так и не смог. Одна сплошная пустота. Мрак и пустота. Все эмоции ушли на второй план.

— А как у тебя? — спросила она.

— Почти также... — соврал я. Хотя почему соврал. Противостояние

вооруженным перегринам действительно стало для меня довольно легкой прогулкой.

— Я ожидала иного. — Агата говорила абсолютно откровенно.

— Я тоже. Но как видишь, наши надежды не оправдались.

Мой взгляд снова коснулся городских стен. Я все еще слышал отчаянные крики — мольбы о помощи перемежались с горькими проклятиями.

Старые боги — жестокие боги!

— Неужели все погибли? — с какой-то глупой надеждой в голосе уточнил

я.

— Мои люди позаботились об этом, — холодно ответила Агата.

А разве могло быть иначе? Я заметил на одеждах скоморохов крупные кляксы крови. Но в тот же миг картинка стала более отчетливой: следов было гораздо больше. Далекие звезды! Да они просто искупались в этой багровой реке отчаянья.

— Они сопротивлялись? Пытались обращаться? Перевертываться?

Агата не ответила. Поймав мой вымученный взгляд, она зачерпнула легкий, почти невесомый песок и продемонстрировала его крохотные гранулы, раскрыв ладонь.

— Прекрати жить в узких стенах иллюзии, гид-ученый. Стереотипное

мышление — вот что делает тебя уязвимым для этого гнилого мира.

Она впервые назвала меня так, как мы привыкли именовать себя на Сфере.

— Смотри и не удивляйся.

Агата в очередной раз щелкнула пальцами. И вновь вспыхнула искра. Песок легко воспламенился. Огонь в мгновение ока охватил скромную кучку, превращая ее в пепел. Я с интересом наблюдал за происходящим.

Магия — всего лишь наука! Царица наук!

— Запомни, перегрин, — Агата выдержала паузу, — новый порядок на этой

планете — это мы. Не инквизиция и, уж тем более, не наши с тобой соотечественники-переселенцы. Только мы способны спасти сотни тысяч, пожертвовав жалкими крохами... — Она указала туда, где возвышались мрачные столпы дыма.

— Я хочу это увидеть, — уверенно заявил я, — собственными глазами.

Агата нахмурилась и задумчиво кивнула:

— Я так полагаю, отговаривать тебя не имеет смысла?..

— В самую точку, — согласился я.

Скоморохи помогли убрать балки, которыми они заколотили снаружи ворота. Одна из створок нехотя поддалась назад, и я заметил обугленные силуэты стражников. Серые фигурки, словно огромные спичечные головки, повалились на землю, подняв фонтан пепла. Закрыв лицо влажной тряпкой, я смело вступил на территорию Молчаливого города. Если бы я сохранил свой походный плащ, было бы куда легче. В высоком воротнике моего старого одеяния имелась скрытая специальная фильтрационная система — лучше всяких противодымных устройств. Но сейчас под рукой имелась лишь ткань, пропитанная водой из нагретой фляги.

Агата шла за моей спиной, уставившись себе под ноги и ничего не объясняя. Впрочем, я и сам все видел слишком много, чтобы задавать лишние вопросы. Картина творившегося здесь пару часов назад возникала перед глазами, как элементы видео-слайдера. Я остановился на перекрестке и устало взглянул в небеса. Хмурые тучи, нависая над почерневшим городом, наконец разродились скорбным дождем. Осторожные капли упали на мостовую, пригладив серый налет обреченности. История повторялась. Чучела кардинала Гардиуша Блана, растворившись в огне, окропились небесной милостью.

Дышать стало чуть легче. Я прошел вдоль замерших тел. Сейчас уже трудно было разобрать лица — лишь хищные маски ужаса. Какие-то злобные, какие-то наполненные отчаяньем, но в каждом угадывалось что-то схожее, отталкивающее. Будто все они вступили в тень и затерялись в мрачном потоке пустоты. Может быть, именно это и разглядела в них Агата, приняв за кошмарных солдат кардинальской армии.

Где-то недалеко отчетливо послышался шорох. Осторожный, словно его инициатор ужасно боялся выдать свое присутствие. Я покосился на Агату.

— Подземные схроны, — коротко пояснила она.

Бывшие жонглеры и ходуны, ставшие теперь ненасытными палачами, медленно выбирались из своих нор. Испуганно оглядываясь по сторонам, они постепенно приходили в себя, отряхивая плотные плащи и накидки. Наверное, даже самый решительный среди них не ожидал такого эффекта. Никто кроме Агаты.

— Неужели люди Гардиуша так и не проявили себя? — без особой

надежды спросил я.

— Хочешь увидеть подкопченных чудовищ? Что ж, изволь!

Короткий кивок, и Агата указала на ту часть города, где располагались высокие шпили соборов. Именно в том месте притаились лечебницы превращения.

Бедные люди. Выбирая между новыми и старыми богами, вы угодили в ловушку. Нужно было отказываться и от тех, и от других. Я мысленно укорил себя за столь смелое суждение. Легко давать советы, когда смотришь на происходящее со стороны.

Теперь нас сопровождала уже добрая сотня уличных артистов. Шок постепенно покидал их скованные ужасом тела. Кто-то поднимал вверх потухшие факелы и выкрикивал победные лозунги, кто-то хлопал коллег по плечу, выражая тем самым поддержку. Жалкое оправдание учиненного нами безумия.

— Несказанное везение, — наконец произнесла Агата.

Только сейчас я заметил повсеместно закрытые ставни и запертые двери.

-Не оставили им ни единого шанса? — с ехидством в голосе

поинтересовался я.

— Упростили себе задачу, — поправила меня ученый.

— А как насчет нищих и попрошаек?

— С ними было проще всего, — на ее лице возникла хищная ухмылка. —

Вон, видишь сточные канавы и прилегающие к ним сливы? Именно там они прятались от дневного света. Мрак тянется к мраку, ты же знаешь это железное правило, перегрин.

— Что-то такое припоминаю.

— Так вот, — она заложила руки за спину и деловито ускорила шаг. — Мы

предусмотрительно подготовили возле каждого входа заслонку, обычные камни. Совершенно не бросается в глаза и в то же время очень эффективно. Когда все началось, каждый из них получил свою порцию жидкого огня. Вспыхнуло так, что в большинстве случаев даже не пришлось закладывать выходы из их щелей.

— Боялись излишней паники, — догадался я.

— Мы пришли сюда не воевать, а карать, — напомнила Агата. — Наша

задача была вырвать язык у злобной ехидны, что скрывается под личиной благочестия.

Я молча согласился. Но если быть до конца откровенным ее слова уже вряд ли могли что-либо изменить. По сути, они превратились для меня в пустой звук. Теперь зло окружало меня со всех сторон. И на земле, и над землей, и даже во мне самом. Трижды проклятый мир Отсталый мир!

Боги, неважно какие, по своему определению полны жестокости. Но те, кто их свергают, опасней во стократ!

— Над этим кварталом пришлось потрудиться посерьезнее, — тем

временем, продолжила объяснять Агата.

Теперь, когда она увидела плоды своего злого гения воочию, ей наконец-то захотелось высказаться. Безумие всегда требует всеобщей признательности, а такой как Агата медные трубы были необходимы вдвойне.

— Вот там, а еще вот здесь я выставила усиленные посты. На случай если зверям все-таки удастся ускользнуть из огненного капкана. И хотя мои верные сыны надежно запечатали ворота, я все же опасалась, что армии Гардиуша удастся выбраться через подземные лазы. Эти церковные крысы всегда любили мастерить ходы на случай внезапной опасности. Все, что угодно, лишь бы спасти свою жалкую шкуренку.

Я уставился на узкие кованные двери, подпертые снаружи двуярусными повозками. Рядом, в кровавой луже, валялись огромное лошадиные туши, а ближайшие щели окон были закрыты толстыми щитами с крабами заклепок. Ничего не скажешь — хитроумное изобретение. С дверьми было попроще. Там, где было возможно, их сдерживали толстые цепи и замки. Но даже при такой сумасшедшей предусмотрительности кое-кому все-таки удалось выбраться. Правда без всякого шанса на спасение.

Я разглядел обугленные тела в пустых окнах и в отдалении, на мостовой. Они отчаянно боролись за жизнь, но шансы, как оказалось, были равны нулю. Впрочем, когда смерть царапает спину, выбор довольно прост: страх гонит вперед и безумцев, и мудрецов.

— В этих стенах происходило первичное обращение избранных. Не

отставай, сейчас сам во всем убедишься, — поторопила мне Агата.

Мне безумно хотелось ей поверить. И в первую очередь для того, чтобы оправдать собственные поступки. Но разум упрямо твердил обратное. Я совершил ужасный грех. И неважно, что сделано это с благой целью. Ничто в жизни не может оправдать подобное изуверство. Именно эту мысль я пытался выгнать из своей головы. С другой стороны, что сделано то сделано. Теперь осталось просто пройти этот путь до конца, а там поглядим. Хотя лично у меня не было никаких сомнений. Справедливое возмездие рано или поздно настигнет не только Агату, но и меня.

Скоморохи расчистили заваленный проход и спешно осмотрели собор. Только после этого нам было позволено пройти внутрь. Ничего удивительного — жизнь лидера важнее собственной.

Я выдержал не больше пары минут. Удушающий запах гари пожирал изнутри, и если бы не искусственные органы, он в два счета вытряхнул из меня хрупкую жизнь. Агата помогла выбраться наружу.

Дождавшись пока я откашляюсь, она тихо спросила:

— Ты увидел, что хотел?

— Более чем.

Я медленно сполз по стене и сложил руки на коленях. Опустил на них голову. Картинка приобрела целостность. Магия? Безусловно. Здесь без нее не обошлось. Но сейчас меня больше интересовала иная составляющая этого безумия. Потому что, как меня ни пытались убедить, больше я не верил в подлинность кардинальского воинства.

Кошмарные лица — они взирали на меня отовсюду. И от них не было никакого спасения. Укоризненные, молящие и пашущие гневом. Куда бы я ни повернул голову, меня пронзал взгляд простых людей.

Агата была прекрасным историком. Долгие годы она изучала Отсталый мир, копалась в его прошлом, прогнозировала будущее. Посвятила ему всю себя. Но там, на Сфере, у нее были и другие увлечения. Например, механика, примитивная наука, способная заставить вращаться шестеренки и возвратно-поступательные механизмы. Среди космического совершенства подобная архаичность была ни к чему. А вот здесь, на планете, где наука не продвинулась дальше ткацкого станка, ее умения пришлись как нельзя кстати. Одно нажатие рычага, и заслоны, смоляные ведра и выдвигающиеся решетки пришли в действие. А еще были задвижки, каналы воспламенения и многое другое. Не знаю, сколько Агате понадобилось времени, чтобы разработать и осуществить свой кровавый план, но справилась она с этим мастерски.

Тяжелый пепел медленно оседал на землю. Я замер посреди пустой улицы и представлял, как люди отчаянно боролись за свою жизнь. Тяжелые вздохи, хрипы, всеобщая сумятица. Доведенные до отчаянья они буквально карабкались по отвесной стене и, срываясь, падали на мостовую.

— Не стоит довольствоваться мимолетным успехом, — нарушила мои

ведения Агата. — Нужно свериться с переписными книгами, возможно кому-то все-таки удалось покинуть город.

— Мы следили с Хрипатого холма за всем происходящим, — попытался

поспорить один из скоморохов. — Выживших нет!

— Чушь! — рявкнула ученый. — Любое утверждение требует

доказательств, слышали о таком? Хотя, о чем я говорю! Просто исполняйте приказ, лишняя болтовня здесь ни к чему.

Несговорчивый нрав Агаты — на научных диспутах она напоминала космический крейсер, идущий напролом сквозь метеорный бурелом. Но сейчас ее поведение показалось мне опаснее кошачьих повадок Кардиуша Блана.

Я дождался, пока разноцветное войско Агаты оставит нас одних, и едва слышно произнес:

— Среди них не было ни одного оборотня. Ни капли мрака! Только

обреченные жители Галдящего города...

— Ты знаешь, что такое аксиома погрешности? — Агата даже не

удосужилась меня дослушать. — Ну, чего молчишь? Отвечай!

Моя голова слегка дернулась, но ученый расценила это как согласие.

— Как видишь, она применима не только в точных науках.

— Получается, для тебя человеческая жизнь равняется обычной цифре?

— В данном случае, да, — не стала отпираться Агата. — А может быть,

даже меньше. — Но заметив мой напряженный взгляд, все-таки попыталась оправдаться. — Да пойми ты, дурья башка, рано или поздно они все равно стали бы тем, кого мы опасаемся. Это лишь вопрос времени. Отсталый мир застыл на одном месте. Понимаешь, к чему я клоню? Если не подтолкнуть его, то он окончательно скатится в тартарары.

— А ты уверена, что толкнешь его в правильном направление?

— Не сомневается только тот, кто ничего не делает, — процитировала

какого-то из великих философов Агата.

— Так говорили те, кто отправил наш мир в бездну, — спокойно

напомнил я.

Мои слова наконец-то вывели ее из равновесия. Не то что бы я желал этого, но не скрою, мне было приятно. Всплеснув руками, Агата развела их в стороны, словно пыталась объять необъятное.

— Все, что ты осязаешь здесь, лично мне напоминает гнилую чечевицу. Сброд мудрецов и глупцов! Причем, все пороки мира в одном флаконе. И каждый из них, глядя на наши бесполезные попытки приспособить эту жалкую планету под себя, занимается откровенной пляской на костях. И пускай меня изгнали со Сферы, но я не позволю им издеваться над теми, кто стоит на высшей ступени развития.

Теперь для меня все окончательно встало на свои места. Очередной симптом высокомерия, запрятанный в начинку из благочестия и мнимой справедливости.

— И что ты теперь скажешь? — дав время подумать, спросила Агата.

— Хочешь узнать, чью сторону я выбрал? — уточнил я.

— Да.

— Пока нам по пути, я буду следовать рядом. А дальше будет видно...

— Меня это вполне устраивает, — сказала Агата.

Ее усталая, слегка сгорбленная фигура медленно исчезала среди витающего пепла. Неподалеку мелькали яркие пятна скоморохов, которые грузили в телеги огарки тел. Тех самых, что стали для ученой обычной математической погрешностью. И в этот самый миг мне подумалось, что зачастую развитие общества в конечном итоге приводит нас обратно к животному прагматизму. Впрочем, я мог ошибаться, ведь Агата была лишь одной из многих, кто просто пытался в чужих землях построить новый дом.

* * *

Только миновав пару миль, я, наконец, избавился от тошнотворного запаха паленого мяса. Хотя, если быть до конца откровенным, он настолько сильно въелся в одежду и даже в кожу, что никакое расстояние не смогло бы разлучить нас с этим пресловутым саваном смерти.

Конь, недовольно фыркая, плелся так медленно, словно доживал последние дни. Но я и не собирался подгонять его, время теперь не имело для меня никакого значения. Лишь отрезки событий. Вот в чем я должен теперь измерять наступающие дни. Первый пункт — цитадель. Второй — убийство его высокопреосвященства. Третий — возвращение Неры на Сферу. Три простых шага, способных привести меня к душевному спокойствию и умиротворению. Вроде бы все так просто, а ведь не купишь ни за какие деньги. Последнее продашь, а не купишь. Моя жизнь, будто отмотанный назад слайд-фильм, возвращалась к своим истокам.

Остановившись возле охотничьей сторожки, я вспомнил свои первые шаги после выздоровления и настороженный голос Кейтлин. Пустые звезды! Как давно это было. Кажется, не в этой жизни и уж точно не со мной.

Дверь оказалась не запертой. То ли наша вина, то ли это место приютило какого-то нерадивого путника. Да и какая разница. Я зашел внутрь, быстро нашел тайник, протянул руку и остановился. Как время ни пыталось меня обмануть, а память оказалась сильнее всех уловок. Хотя, о чем это я, ведь прошло не так уж много. Три с небольшим дня.

Проверив револьвер, я убрал его обратно под половицу, а вот Холодный игрок легко запрыгнул на плечо. Оружие возмездие! Или все-таки слепой слуга злой воли? Мне было плевать. Просто надоело мучиться в догадках, задаваясь сотней бессмысленных вопросов, на которые нет и не может быть ответов.

На опушке я остановился возле ровного ряда кривых виселиц. Фигуры мертвецов, вырвавшись из недавнего прошлого, застыли в немых позах, уже не в силах изменить неизбежного.

Зло порождает лишь зло! И результат всегда един.

Мне припомнилась последняя охота на ведьм. Ее итог был весьма схож с тем, что утроила Агата. И чем же тогда она отличается от церковных палачей? На мой взгляд, ничем. Разве что проявлением излишней жестокости. Но если бы я указал ей на это, она наверняка бы нашла оправдание. Человек слишком изворотлив для банального признания истины.

Тела несчастных были сильно изуродованы. Но даже под маской запекшейся крови я смог угадать знакомые лица. Все шестеро. Мои преследователи висели отдельно от жителей теперь уже Бесшумного города. Только была ли в том особая привилегия? Думаю, что нет. Просто перегринов приволокли сюда в последнюю очередь, поэтому им и достались крайние позорные столбы.

План Агаты не терпел отступлений. Сфера и ее странствующие ученые могли стать серьезной помехой для дальнейших действий. И Агата решила минимизировать возможный риск. Интересно, а что она собирается делать, если я тоже стану для нее проблемой номер один? Рассуждать об этом было довольно волнительно. Будто решать сложную задачку со многими неизвестными — любая последовательность вычислений может привести к неверному ответу.

Я спешился и медленно приблизился к стоявшим поодаль скоморохам. Они ждали меня. Когда я протянул завернутый в тряпицу карабин, воины растерянно переглянулись. Немного помедлили, пока вперед не вышел худощавый артист. Его лицо было разукрашено белой и синей краской: на щеках остроконечные звезды, а вокруг рта гримаса боли и нечто напоминающее изогнутые клыки. Холодный игрок перекочевал к нему в придорожную сумку. Он учтиво поклонился и быстро произнес:

— Ваше оружие будет ждать вас в условленном месте.

Я кивнул и, повернувшись спиной, направился к висельникам. Ну вот кажется и все. Время перегринов подошло к концу. Как я и предрекал, Отсталый мир отторг посланников с далеких звезд. Выдавил из себя, как занозу. Перекошенное лицо Фреда кажется немного напряглось. Впрочем, с покойниками всегда так — одни иллюзии, да и только.

Но мне было плевать на всякие там условности. Именно сейчас, именно в этом месте захотелось банально выговориться. И неважно, что слушатель был уже давно мертв, и в качестве ответа мог издавать лишь недовольный скрип.

— Итак, старые боги все-таки заняли достойное место в истории

бесконечного сезона смертоубийства, — довольно резко начал я разговор.

Фред промолчал.

— А ведь помнишь те времена, когда именно мы выбрали этот мир для

конечной цели. Все возмущались, пророча нам неудачу! Но мы дружно отмахивались, считая, что высший разум, каковым мы себя считали, сможет поработить кого угодно. И каков итог?! Да, ты прав, неутешительный. Мы не добились ровным счетом ни-че-го, — я немного помолчал, а вскоре продолжил: — Смелые планы, бесконечные научные диспуты и систематизаторы возможностей — все превратилось в пустой звук. Этот мир оказался крепким орешком. Непредсказуемый и, в тоже время, грозный. С самого начал все пошло не так. Мы пытались покорить его, а вместо этого он сделал нас своими рабами. Думаешь я не прав? — тело перегрина, повинуясь ветру, принялось раскачиваться из стороны в сторону. — Что ж, пускай мое мнение и не совпадает с твоим. Но согласись, все не так просто, как мы хотели думать. Долгую сотни лет мы подстраивались под примитивные правила и, сами того не замечая, все сильнее погружались в трясину. — Я тяжело вздохнул. — Нам уже давно надо было искать другую планету. Что? Ты что-то сказал? — Я напряг слух. Нет, кажется ничего. Просто гуляющий по округе ветер. — Впрочем, ты, наверное, прав. Эта планета — наша судьба. Выбирать нечто новое уже поздно. Нашей системе просто не хватит запаса энергии. Тогда что? Плюнуть на все и начать процесс колонизации прямо сейчас? А что, неплохая идея. Только кто будет слушать нас на Сфере. Я — отступник, ты — мертвец!

Воцарилась тишины. Хотя почему воцарилась, она уже давно опутала пыльный тракт. Даже пение птиц запуталось в паутине скорби, будто я очутился на заброшенном погосте. Внезапно раздался вкрадчивый шепот. Удивительно, но когда твой слух не отвлекается на посторонние звуки, все кажется таким громким, даже оглушающим.

— Ты что-то сказал про Агату? А, понял. Слишком сильно ненавидишь

ее.