Сердце Арронтара. Две судьбы

Сердце Арронтара. Две судьбы

Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес,

Оттого что лес — моя колыбель, и могила — лес,

Оттого что я на земле стою — лишь одной ногой,

Оттого что я о тебе спою — как никто другой...

М. Цветаева

Пролог

В коридоре так сильно пахло кровью, что Грэй даже задыхался, несмотря на то, что не был оборотнем. Казалось, ещё чуть-чуть, и сам воздух превратится в кровь.

Мышцы и внутренности — всё скручивало в узел, отжимало, как половую тряпку, и до боли безжалостно стискивались кулаки. Но он не мог себе помочь, и легче не становилось ни на секунду.

Наоборот.

Чем больше проходило времени, тем сильнее Грэю чудилось, что он вернулся в прошлое. В ту ночь, когда он потерял смысл жизни. Свою единственную любовь. Своё сердце.

И вот теперь это сердце, которое вообще не должно было биться, заходилось в лихорадочном стуке, словно от его сокращений зависела жизнь тех, кто остался за дверью.

Но на самом деле, конечно, от Грэя больше ничего не зависело. И он просто продолжал стоять в коридоре, прислонившись к стене, испепеляя взглядом дверь детской, а потом медленно опустился на пол...

Когда его в последний раз подводили ноги? Он не помнил. Он сейчас вообще ничего не мог вспомнить отчётливо, кроме Эдди, захлёбывающегося чёрной кровью, и Рональды с остановившимися, мёртвыми глазами.

В комнате что-то происходило. Он слышал какой-то шум, звуки глухих ударов, чей-то приглушённый всхлип, громкий шёпот... И спокойный голос Нарро.

— Элли! Я здесь, с тобой. Мы удержим её, я обещаю.

Полное равнодушие накрыло Грэя, словно посланное свыше. Мышцы слегка расслабились, и теперь он хотя бы мог чуть разжать челюсти. И он знал, кого за это благодарить — даже там, за стеной, стоя возле уходящей к Дариде девушки, Нарро не забывал о тех, кто был рядом. Эллейн и Грэй.

Сколько времени прошло, прежде чем звуки в комнате стали тише? Прежде чем запах крови стал почти невыносимым? Прежде чем дверь чуть задрожала и открылась?..

Грэй не знал. Но когда в проёме показалась Эллейн, вскочил на ноги и уставился на герцогиню требовательным, ждущим взглядом... и замер.

Она была белее простыни. Белее снега. Если бы мужчина не заметил, как по абсолютно белым щекам текут, словно тонкие ручейки, прозрачные слёзы, то подумал бы, что Эллейн мертва. Потому что живые люди не бывают такими бледными.

Она остановилась в проёме, словно не находила сил идти дальше, и прислонилась к косяку. Алые волосы, полураспущенные, растрёпанные, единственные казались в ней живыми. Будто пламя костра.

Элли глубоко, с каким-то странным присвистом вздохнула, прижала руки к груди... и Грэй вдруг заметил, что они по локоть в крови.

Кровь капала с её пальцев на пол.

Кап.

Кап.

Кап.

Он хотел спросить, чья это кровь, не ранена ли Эллейн, но почему-то не смог вымолвить не слова. Только наблюдал, как герцогиня подняла одну руку и дотронулась до своей бледной щеки, оставляя на ней след от окровавленных пальцев.

А потом она всё-таки посмотрела на Грэя.

И тень той ночи вновь мелькнула перед его глазами...

— Даже не думай, — вдруг прошептала Эллейн. — Я бы не позволила. К Дариде бы отправилась сама, но не позволила... Они будут жить, Грэй.

Закашлявшись, она вдруг пошатнулась и как-то неловко, словно внезапно лишившись ног, кулем упала на пол. И мужчина уже сделал шаг вперёд, чтобы помочь, но остановился, осознав...

Вспомнив...

Летний вечер, и голос Рональды, ласковый и прозрачный, сказавший то, что тогда поразило Грэя до глубины души.

Без сердца будешь жить. Тебе покажется — вечность, а на самом деле — миг. Многим больно сделаешь, и себе, и близким. Но всё когда-нибудь заканчивается... закончится и это время. И сердце вернётся... не столь юное и пылкое, но оно вернётся, когда та, которую ненавидишь, принесёт его тебе в окровавленных руках.

Та, которую ненавидишь...

Что-то загорелось в груди. Забилось, как птица в клетке, которой не терпится отправиться в полёт. Затеплилось, словно уголёк в давно погасшем костре.

Сердце?..

В памяти краткой вспышкой промелькнули глаза Рональды.

И сердце забилось сильнее...

... Из детской вышел Нарро и, увидев застывшее на полу тело Эллейн, подхватил герцогиню на руки, прикоснулся губами ко лбу и коротко вздохнул.

— Нарро, — прошептал Грэй, до конца не представляя, что собирается сказать. Но, как это часто было с дартхари, он всё понял без слов.

И покачал головой.

— Но почему? — тихо спросил Грэй. — Она же оборотень и любит...

Нарро осторожно погладил Эллейн по щеке. Пальцы его засветились, и кожа герцогини чуть порозовела.

— Почему? — дартхари грустно улыбнулся. — Потому что это её выбор, Грэй.

Он перехватил тело женщины поудобнее и просто ушёл, не сказав больше ни слова.

Часть первая

Дартхари Нарро

Арронтар, около 30 лет назад

Той ночью шёл дождь.

Он зарядил с того самого момента, когда новый Вожак впервые ступил в усадьбу, и лил до самого утра.

Стеной.

Словно небо хотело выплакать всю боль, которая переполняла сердце Лирин, будто нарыв, что никак не мог прорваться.

Только вот легче ей не становилось. Наоборот, казалось, что она сейчас растворится в этом дожде и уйдёт в землю вместе с водой. И хотелось, очень хотелось, чтобы так и случилось.

Но почему? Почему?!

Ведь Лирин ждала его пятьдесят лет. Пятьдесят лет! Она должна быть счастлива! Должна. Должна!

Но вместо этого женщина стояла возле окна и наблюдала за ливнем, обхватив себя руками и дрожа от холода и боли.

Да, она дождалась. Только вот... всё было зря. Абсолютно всё.

Она должна быть счастлива... Нет, не должна.

Потому что тот, кого она дождалась, не был тем, кого она ждала.

* * *

Нарро распахнул створки и глубоко вздохнул.

Воздух, наполненный ароматом воды и земли, вошёл в его лёгкие. Но легче не стало. Внутри будто раскалённое железо, а не сердце.

Что он делает? Зачем?

Новый Вожак... Какая ирония. Злая улыбка мелькнула на губах Нарро, но почти сразу исчезла, будто смытая дождём. Наклонив голову, он уставился на свои руки.

Теперь даже они были совсем другими. Большие ладони, сильные пальцы... да, сейчас в нём действительно было очень много силы. Силы зверя, которую так любили и ценили его сородичи.

С каждым прожитым годом Нарро — точнее, тогда ещё Дэйн — становился чуть выше и шире. Больше, сильнее, мускулистее. Менялись даже черты лица, только глаза оставались прежними.

— Изменения происходят из-за твоего внутреннего состояния, — объяснял Форс. — Ты чувствуешь себя увереннее, значительнее, больше — и вот результат. Ты же маг Разума, Дэйн! Понимаешь, что это значит? Ты такой, каким себя ощущаешь.

Он такой, каким себя ощущает.

Да уж. И когда-то... Маленький худенький горбун. А теперь — новый Вожак, дартхари. Зачем?!

Если бы Нарро понимал!

Он просто хотел забыть. Всегда хотел. И рядом с Фрэн ему это удалось.

Но после её смерти... Что-то тянуло сюда, в Арронтар. И это что-то было сильнее.

Зачем и почему, Нарро не знал. Странное противоречие — он одновременно и желал быть здесь, и мечтал просто плюнуть и вновь уйти. Куда угодно, только бы прочь отсюда. Не видеть ничего и никого, тем более — её. Сестру.

Меньше всего на свете Нарро хотел думать о Лирин. Но ему думалось, и мысли эти вызывали такое количество эмоций, что он выпускал когти и впивался ими в ладони. От краткой вспышки боли и крови, текущей по запястьям, становилось легче. Но ненадолго.

Потом — опять.

Как она постарела! И эти седые пряди... Особенно одна, возле левого виска... Откуда они? Что такого случилось в жизни Лирин, почему она не стала ара? Почему поседела?

Нарро злился на себя.

Да какая разница! Зачем он думает о ней? Пятьдесят лет почти не вспоминал, и не надо.

Он не нужен Лирин. И никогда не был нужен, если не считать совсем уж глубокого детства. Но оно осталось так далеко и уже не имеет значения после стольких брошенных камней и прожитых лет.

Прожитых без неё.

И сейчас... Просто не надо думать. И вспоминать тоже не надо. Раз он стал Вожаком, нужно делать своё дело. И всё.

И не обращать внимания на это ужасное желание — схватить, обнять изо всех сил, расцеловать каждую седую прядку, чувствовать запах её тела... Такой родной и знакомый, похожий на запах клурики, только теперь почему-то более солёный и горький.

Сестра.

Нарро вновь усмехнулся.

Нет. Он больше не совершит прежних ошибок. Не станет привязываться, любить, думать и беспокоиться.

Брата Лирин звали Дэйнаром. И он умер в тот самый миг, когда бросил в Море Скорби их с Фрэн обручальные кольца.

Дэйнара больше нет. Есть Нарро.

Дартхари Нарро.

* * *

На рассвете, когда дождь начал стихать, новый Вожак вышел из своего кабинета. Прошёл по дому, распахнул входную дверь и спустился по лестнице, не замечая восторженно-удивлённых взглядов стражников. Нарро хотелось сбежать из усадьбы — она душила его.

— Дартхари... — прошептали стражники, и он едва заметно вздрогнул, услышав это обращение. Чуть сжал зубы, заметив, как они поклонились, и, ничего не ответив, зашагал прямиком в лес, по направлению к деревне чёрных волков.

Почему именно туда, Нарро толком не знал. Главное, что он не хотел пока возвращаться в Северный лес, особенно к тому озеру и своей хижине.

Интересно, как она там? Устояла или рухнула под грузом прошедших лет?

Усмехнулся, вспомнив, как почтительно и подобострастно поклонились стражники. Да уж, знали бы они, с кем имеют дело... Впрочем...

Даже если бы знали — ничего не изменишь, он уже дартхари. И останется им, пока кто-то из сородичей не победит его в поединке, точно так же, как Нарро победил прежнего Вожака.

Вот только... пока среди оборотней не было ни одного, кто мог бы соперничать по силе с бывшим горбуном и изгоем.

Какая ирония.

Отойдя подальше от усадьбы, Нарро опустился на сырую траву и запустил кончики пальцев в мягкую после дождя землю. Она отозвалась лёгким дрожанием и слабым покалыванием в ладони. Нарро улыбнулся.

Не мог не улыбнуться.

— Ты вернулся... — прошелестели листья у него над головой.

— Вернулся... — пропела земля.

— Вернулся! — захлопали птичьи крылья.

— Вернулся, — заскреблись звери в своих норках.

— Вернулся! — прокричало само небо.

Его смех, по-прежнему звенящий от силы, долетел, казалось, до каждого уголка в Арронтаре, и растворился в окружающем пространстве, наполнив волшебный лес радостью, ожиданием и надеждой.

* * *

— Куда он пошёл?

Лирин изо всех сил сдерживала собственное отчаяние, сжимая и разжимая пальцы на руках. Стражники недоуменно переглянулись — впервые они видели первого советника в таком странном состоянии.

— Мы не знаем, зора Лирин, — ответил старший, — дартхари ничего не сказал, даже не поздоровался.

Сердце её сжалось.

— Но вы должны были заметить хотя бы, в какую сторону он пошёл! Иначе для чего вы тут вообще стоите?! — прошипела женщина, грозно сверкая светло-жёлтыми глазами.

Старший сглотнул. Пусть Лирин и не была сильным оборотнем, её всё же опасались — ведь дартхари менялись, а она оставалась на своём месте, незыблемая, как скала.

— Да, зора. Дартхари пошёл туда, — ответил он, махнув рукой по направлению к деревне чёрных волков. И слегка открыл рот, когда Лирин, не сказав ему больше ни слова, поспешила за Вожаком.

— И чего, спрашивается, она так торопится? — удивлённо прошептал младший в отряде. — Можно подумать, дартхари что-то угрожает. Да он же сильнее нашего прежнего Вожака раз в десять, если не больше.

Третий стражник хмыкнул.

— Мне кажется, зора Лирин просто влюбилась. Она же слабенькая, а тут такая силища, вот и поплыла. Ничего, как дартхари её поимеет, сразу легче станет...

— Тихо! — гаркнул старший. — Вы чего тут, на базаре, что ли? Всем заткнуться!

Но Лирин всего этого не слышала. Она бежала так быстро, как только могла, хотя ей уже было трудно бегать — возраст не тот. Но Лирин бежала.

Потому что боялась.

О Дарида, как же она боялась! Боялась, что он передумает и уйдёт опять. Только не это, нет, она больше не вынесет...

...И тут лес задрожал. Дрожало всё вокруг — земля, деревья, трава, цветы, даже небо, казалось, тоже дрожало...

Смех. Это был смех. Он смеялся! Он просто смеялся! И вызывал этим смехом реакцию всего вокруг, словно говоря: "Да, я вернулся. Я действительно вернулся".

И Лирин не выдержала — упала на колени, прижалась ртом к дрожащей земле, ловя губами вибрацию от смеха того, кого она так ждала. Ждала не меньше, чем сам Арронтар.

Это был единственный для неё способ прикоснуться к брату.

Целуя землю, которая дрожала от его смеха, наполняя измученное сердце Лирин радостью и надеждой.

* * *

Неподалеку от деревни чёрных волков располагался питомник, где выращивали хати. Нарро совершенно забыл об этом факте, пока не наткнулся на спрятанное среди деревьев строение. И застыл, несколько мгновений не понимая, где оказался.

А потом он почувствовал запах — запах щенков и взрослых собак — и улыбнулся.

Конечно, питомник, что же ещё! Нарро так хотел побывать здесь в детстве, но не смел, зная, что никогда смотритель не пустит внутрь жалкого горбуна. Поэтому даже не пытался. А ему так хотелось хати!

Хотелось до тех пор, пока он не встретил Чару.

Нарро вздохнул и сделал несколько решительных шагов вперёд.

Потом остановился.

Хати... выбрать себе щенка хати?

Нарро не думал о том, что это будет предательством по отношению к Чаре — знал, она была бы рада, если бы у него появился друг. Нет, дело не в этом.

Просто хати настолько плотно ассоциировались у Нарро с оборотнями, что он прекрасно понимал — взять своего щенка, значит, признать, что он — один из них. Сделать ещё один шаг.

Нет, он пока не готов...

И Нарро уже собирался уйти, как вдруг послышался чей-то испуганный голосок:

— Дартхари?..

Позади него, сжимая в руках ведро, полное ключевой воды, стоял мальчишка. Взъерошенный, сильно пахнущий псиной подросток. И таращился на нового Вожака с такой паникой в глазах, что Нарро стало смешно.

Хотя он понимал, почему мальчишка так напуган. Даже взрослого оборотня сила Нарро впечатляла и сбивала с ног, что уж говорить о детях. Этому на вид лет четырнадцать, внутренний волк не подчинён, и ара мальчик не станет. Ничего удивительного, что он так перепугался.

— Покажешь мне последний выводок?

Волчонок прерывисто вздохнул, всё-таки нашёл в себе силы поставить ведро с водой на траву и уже потом заорал:

— Ба-а-а-ать!

— Чего ты орёшь, оболдуй? — заворчал кто-то за дверью питомника. — Такая рань...

Дверь тихо скрипнула, выпуская наружу темноволосого мужика с бородой, из которой торчали в разные стороны прутики сена. Увидев Нарро, оборотень пошатнулся и чуть было не сел на землю.

— Ох... Дартхари... Д-доброе утро...

— Последний выводок, — повторил Нарро ещё раз. — Я хочу увидеть его.

— Д-да... К-конечно...

"Прекрасно, — мрачно подумал Вожак. — Сначала они меня презирали, а теперь все поголовно будут заикаться. Замечательно. Всю жизнь мечтал".

В питомнике было не очень светло, но сравнительно чисто. В отдельных клетках сидели несколько взрослых хати — видимо, их готовили к вязке. Половозрелых собак всегда на какое-то время забирали у хозяев — сначала для вязки, потом, в случае с суками, для родов и ухода за щенками.

— В-в-вот, — смотритель провёл Нарро мимо клеток со взрослыми хати, которые не издавали ни звука, только смотрели на Вожака. — Т-т-тут у нас щеночки-то... Пятеро. Вон тот самый сильный, чёрненький...

Щенки жались друг к другу, даже не пища, только глядели на Нарро одинаковыми голубыми глазами.

— А я-то думаю, что это у меня замолчали все разом... Собаки-то... Почуяли, значит, вас... — пробормотал мужчина за спиной у дартхари.

А Нарро смотрел на щенков и... ничего не чувствовал. Совсем. Ему не хотелось открывать клетку, брать на руки и позволять этим созданиям — точнее, одному из них — лизать его в нос.

— Больше нет?

— К-к-кого?

Нарро резко обернулся и рыкнул:

— Щенков! И прекрати заикаться. Не съем я тебя.

Смотритель испуганно сглотнул и уже хотел ответить, но ему помешали.

Из противоположного угла, рядом с большой кучей соломы, где не было никаких клеток, только сухая трава и грязные миски с вёдрами, раздался какой-то странный звук, напоминающий то ли писк, то ли хрип.

— Что там? — Нарро сделал шаг вперёд, но ничего не мог рассмотреть там, в углу — лишь валяющийся на полу хлам и солому.

— Э... Да не обращайте внимая, дартхари, там щенок один на утопку...

— На что? — в первый момент он даже не понял, о чём толкует смотритель.

— На утопку. Ну, бракованный он, такого не захочет никто. Утопим его сегодня.

Бракованный.

Такого не захочет никто.

Нарро усмехнулся.

— Пойду посмотрю, что у тебя там за бракованный щенок.

— Э... Но...

В большом ведре прыгало, билось о стенки, пищало и хрипело нечто пушистое и чумазое до безобразия. Увидев Нарро, "оно" запрыгало ещё пуще, словно стремилось... стремилось...

Что-то тёплое возникло в груди Вожака. Он наклонился над ведром как можно ниже, пытаясь рассмотреть щенка, как вдруг тот, отчаянно подпрыгнув, оказался у него на руках, пачкая рубашку, восторженно взвизгнул — и лизнул Нарро в нос.

— Э-э! — возмутился смотритель. Кажется, он говорил что-то ещё, кроме своего любимого "э", но дартхари не слушал.

Он смотрел на странное существо, которое ворочалось у него на груди, возбуждённо похныкивая и радостно виляя хвостиком. У щенка были глаза орехового оттенка — очень необычно для хати. Шерсть, длинная и пушистая, но такая грязная, что не поймёшь, какого цвета. Холодный и мокрый нос, который сейчас то и дело тыкался Нарро в щёку, и шершавый язык, похожий на язык Чары.

— В-в-в-ви! — взвизгнул щенок ещё раз и вновь лизнул дартхари, словно утверждая свои права на самого сильного оборотня в стае.

— Я забираю его, — сказал Нарро, чувствуя, как губы растягиваются в улыбке. И, не слушая больше возражений — впрочем, их и не было, смотритель просто изумлённо молчал — вышел из питомника.

Яркое летнее солнце заглянуло Нарро в глаза и позолотило радужку, в глубине которой вспыхнули и закружились голубые искры.

Дартхари погладил щенка по чумазой голове и произнёс:

— Я назову тебя Вимом. Ты знаешь, что это значит, малыш? Вим — "мой".

— В-в-ви-и-и! — восторженный визг и ещё один "поцелуй" в нос стали Нарро ответом.

* * *

Лирин встретила брата неподалеку от питомника хати. Она шла туда, он — обратно. И в руках он держал что-то непонятное, грязное и издающее какие-то странные звуки, похожие на писк полузадушенной мыши.

Нарро остановился, увидев Лирин, и несколько мгновений она даже пошевелиться не могла — так её поразил этот холодный взгляд, которым он смерил своего старшего советника.

— Дартхари, — в конце концов Лирин отмерла и наклонила голову. Сглотнула, заметив не менее холодный, чем взгляд, кивок Нарро, но всё же продолжила: — Я искала вас.

— Искали? — ни малейшей искорки интереса и уж тем более — симпатии. Абсолютно ледяной голос. — Что-то случилось, зора?

— Лирин, — сцепив руки перед собой, прошептала женщина. — Меня зовут Лирин.

Нарро очень хотелось, чтобы она сама ушла с дороги и перестала маячить у него перед глазами. Но он не хотел грубить Лирин. По правде говоря, он вообще не хотел с ней разговаривать.

Поэтому промолчал, когда она назвала своё имя.

Только, опустив глаза на секунду, заметил, как дрожат её пальцы...

— Я... Ничего не случилось. Я просто думала, возможно, вам понадобится моя помощь...

Лирин почувствовала себя глупо. Она уже давно не чувствовала себя настолько глупо!

— Нет, зора. Мне ничего не нужно. Спасибо.

Вежливый, но такой ледяной ответ.

— Вы возвращаетесь в усадьбу? — Лирин не понимала, как у неё вообще хватает духу стоять перед Нарро вот так, и задавать свои наглые вопросы, когда он совершенно ясно дал понять, что не желает её слышать и видеть.

— Да.

По-прежнему краткий и ледяной ответ.

— Позволите мне сопровождать вас, дартхари?

Как она вообще смогла это произнести? Как у неё язык повернулся?

А Нарро молчал, и Лирин уже умоляла про себя — скажи хоть что-нибудь, хоть пошли меня к дохлым кошкам, только не молчи...

— Хорошо. Пойдёмте.

* * *

"Да уж, Фрэн гордилась бы мной — иду по Арронтару, в руках хати, рядом сестра. Просто идиллия!".

Нарро был зол. На себя, что позволил Лирин сопровождать его, на Лирин, что она вообще существует на свете, и даже на хати, который просто заснул у него на руках. Вот беспечное существо!

— Вы ходили в питомник?

Она явно нервничала. Голос слегка дрожал.

— Да.

— И этот хати... вы выбрали... его?

— Да.

Нарро не смотрел на Лирин, но услышал, как она сглотнула.

— А... назвали... как?

"О Дарида, за что мне это?.."

— Вим.

К его удивлению, она мгновенно отреагировала:

— "Мой"... Хорошее имя, — впервые в голосе Лирин слышалась улыбка, и у Нарро будто открылась и закровоточила старая рана. Где-то внутри, ближе к сердцу. Он вздохнул, в который раз подавляя это чувство.

— Вы знаете древнее наречие оборотней? — сказал и сразу же мысленно обругал себя: ведь не хотел задавать ей вопросы!

— Да, конечно. Это моя обязанность. Я очень хорошо знаю все существующие эрамирские языки, в том числе даже эльфийский.

Нарро уже открыл рот, чтобы спросить, почему Лирин вообще захотела стать советником, но почти сразу захлопнул его.

Нет уж. Хватит разговоров.

И, в конце концов, зачем она за ним тащится? Неужели... узнала? Нет, это глупости. Тогда зачем?

И тут Нарро внезапно догадался обо всём — и почему Лирин побежала за ним, и зачем тащится теперь, и по какой причине так нервничает.

Она же самка! Слабая самка.

Все слабые самки испытывают к сильным самцам нечто вроде физического влечения. И чем слабее самка и сильнее самец, тем больше это влечение. А Лирин, насколько Нарро мог судить, была самой слабой самкой во всём Арронтаре.

Поняв это, оборотень даже остановился. Застыл посреди дороги, прижимая к себе сопящего хати, чувствуя, как волной накатывает разочарование.

Только бы ошибиться! Лучше пусть Лирин его узнает, только не это!

Если она когда-нибудь превратится в волчицу и поднимет перед его носом хвост, он со злости может ей что-нибудь сломать.

— Дартхари? — тихий голос Лирин ворвался в мрачные мысли Нарро. Он обернулся и посмотрел на неё не менее мрачно.

Старший советник, как и Вожак, застыла посреди дороги. В её светло-жёлтых глазах плескалось недоумение.

— Что-то случилось?

И тогда он решился.

— Ты умеешь обращаться?

Недоумение превратилось в настоящее изумление.

— Что?.. Да, дартхари, умею... Но мне это очень тяжело, я слабая совсем. Я обращаюсь не чаще, чем раз в месяц, любое обращение для меня — почти пытка.

Нарро вздохнул — и рубанул с плеча:

— Ты хочешь часть моей силы?

* * *

"Ты хочешь часть моей силы?"

Лирин не верила своим ушам. Этой фразой сильные самцы приглашали слабых самок... приглашали к совокуплению! Такие красивые слова — "часть силы" — но по сути всё очень банально и... грязно.

Её приглашали... и не раз!

Она отказывалась — всегда.

Но меньше всего на свете Лирин желала услышать подобное "приглашение" от собственного брата.

И у неё защипало в глазах...

* * *

Нарро не знал, что и думать, когда Лирин вдруг сделала шаг назад.

— Нет...

Она прошептала это едва слышно, с таким отчаянием, что дартхари моментально понял — он ошибся.

Лирин не хотела часть его силы. Она просто его узнала. Единственная из всей стаи.

— Нет...

В её глазах Нарро заметил слёзы. И от этого зрелища его грудь будто сжали железные тиски.

Лирин уже собиралась убегать, разворачиваясь как-то неловко и медленно, когда Нарро вдруг поймал её руку.

Прикосновение обожгло раскалённым железом...

* * *

Когда Нарро взял Лирин за руку, ей показалось, что она больше никогда не сможет сделать вдох.

От его ладони в её ладонь полилось тепло — нет, даже не тепло — настоящий жар.

И Лирин вмиг согрелась...

Уже пятьдесят лет ей было холодно, и она думала, что так будет всегда.

— Хорошо. Нет так нет. Зачем убегать? Мы же идём в усадьбу.

Вот только голос был таким же холодным...

— Я никогда... ни с кем... не принимала никогда я этих приглашений, я...

— Я понял.

Лирин подняла голову и, наткнувшись на его бесстрастный взгляд, вдруг решилась:

— Они будут задавать вопросы... — прошептала она, чуть сжимая пальцы, боясь, что он уберёт свою руку. — Ты понимаешь? Где ты был столько лет, такой сильный... Они начнут шептаться очень скоро. Ты ведь чужак, это удивительно для всех. Понимаешь?

Несколько секунд Нарро смотрел на неё, и Лирин не понимала, о чём думает брат — взгляд его по-прежнему был абсолютно лишён эмоций.

А потом он спросил:

— Вопросы... А ты не будешь задавать их, Лирин?

Услышав своё имя из его уст — впервые за последние пятьдесят лет — она вздрогнула.

— Нет. Не буду.

Он усмехнулся.

— Простым "нет" не обойдёшься. Я запрещаю тебе задавать вопросы о моём прошлом. Мне или кому-либо ещё.

Это был прямой приказ, и Лирин, как советник, никогда не сможет его нарушить. В её душе шевельнулась обида, но почти сразу рассыпалась пылью.

— И от других не будет никаких вопросов. Никогда. Я об этом позабочусь.

Он отпустил её руку и, отвернувшись, зашагал по направлению к усадьбе, бросив короткое:

— Пошли.

"Как собачонке", — подумала Лирин. Но не обиделась.

Она знала, что никогда не будет обижаться на брата, что бы он ни делал.

* * *

— Где второй советник? Я не видел его на игрищах, когда ты приносила клятву Верности.

Это был первый вопрос, который Нарро задал Лирин, когда они вошли в усадьбу и дошли до кабинета бывшего дартхари, который стал теперь кабинетом Нарро.

Он сел в кресло и положил на колени Вима, ничуть не страшась, что грязный щенок может испачкать одежду. Лирин встала чуть поодаль, не зная, что ей лучше делать — стоять или садиться. И если садиться, то куда?

О Дарида, с прежними дартхари она никогда не задавала себе подобных вопросов!

— Второго советника сейчас нет. Он умер несколько недель назад, а ты ведь знаешь, советников так просто не назначают... Никто не хочет.

— Н-да? — с сомнением протянул Нарро. — Это очень странно. На моей памяти желающих всегда было предостаточно.

— Я неверно выразилась, — Лирин переступала с ноги на ногу, и даже круглый дурак заметил бы, что она нервничает. — Желающих много, просто среди этих желающих нет ни одного нормального.

— Нормального? — Вожак удивлённо поднял брови. — Что значит, нормального?

Она вздохнула, а потом всё-таки решилась:

— Могу я хотя бы... сесть?

— А я разве запрещал?

Голос дартхари по-прежнему был ледяным, и Лирин не стала отвечать, просто села в кресло напротив. А потом продолжила:

— Все эти оборотни, желающие стать советниками, на самом деле просто хотят славы и почёта. В последнее время Вожаки часто менялись, очень много в стае тех, кто равен по силе. А советники... советники остаются. Ни один дартхари не рискнёт выгнать старого советника, ведь на обучение нужно потратить очень много сил. Я училась почти десять лет прежде, чем стала вторым, младшим советником. А те, кто приходят в последнее время, не желают учиться. Они просто жаждут славы. Поклонов, почтительных взглядов. Они не понимают, что это значит — быть советником.

Нарро так хотел спросить Лирин, зачем она сама пошла на это. И почему не стала ара, ведь должна была стать. Но спросить подобное — значит, стать друг другу чуточку ближе.

Нет уж.

— Я подумаю, что с этим можно сделать. Ты ведь сможешь выполнять свои обязанности одна?

Лирин улыбнулась.

Теперь у неё была совершенно другая улыбка, не такая, как в детстве.

— Разумеется. Я почти всегда одна.

"Ты не должен ей сочувствовать. Не должен".

— Ладно. А теперь расскажи, что здесь вообще происходило за последние пятьдесят лет.

"Без тебя — ничего хорошего, брат".

— Что именно тебя интересует?

— Всё, что необходимо, по твоему мнению, знать дартхари. Я слишком давно не был в Арронтаре и вряд ли смогу быть Вожаком, если не буду иметь понятия о том, что здесь происходило. И для начала... Скажи мне, Лирин, что я должен сделать, если хочу нормально позавтракать?

Она снова улыбнулась и опустила голову, чтобы спрятать от него эту улыбку.

— Потом я познакомлю тебя с зорой Катримой. Она готовит еду и следит за тем, чтобы в усадьбе всегда было чисто. Нужно просто спуститься на кухню или позвонить в колокольчик, если ты занят и не можешь спуститься, тогда я приду и спущусь сама. И через полчаса завтрак, обед или ужин будет подан туда, куда ты скажешь.

— Прекрасно. Тогда иди скорее и скажи — если дартхари в ближайшее время не покормят, он слопает единственного в стае советника.

Голос Нарро был совершенно бесстрастен, как и всегда, но Лирин обрадовалась даже такой ледяной шутке. Она встала с кресла и уже направилась к выходу, когда вслед ей донеслось тихое:

— И, пожалуйста, никакого мяса.

Нарро не мог увидеть, как ласково и мягко замерцали глаза сестры в тот момент, когда он произнёс эти слова. Он только услышал ответ Лирин, и тон её голоса так его потряс, что он потом несколько минут не мог пошевелиться.

— Я помню, — очень тихо сказала женщина, и Нарро показалось, будто перед ним сейчас стоит не Лирин, а Фрэн, которая с нежностью дотрагивается кончиками пальцев до его щеки и, улыбаясь, шепчет нечто такое, отчего он чувствует себя самым счастливым во всём Эрамире.

* * *

Тот день был долгим.

Лирин много говорила, а Нарро много слушал. Он уже давно так долго никого не слушал — им с Фрэн чаще всего не нужны были слова, а с Форсом и Аравейном, кажется, обсудили за пятьдесят лет всё, что только было можно и нельзя.

Узнав, что Лирин живёт в усадьбе, Нарро был немного удивлён и раздражён. Такая постоянная близость к ней его не устраивала, но сказать об этом дартхари не успел.

— Я перееду, — говоря это, она старалась не смотреть на брата. — Мне не трудно. Я просто всегда отдавала всю себя работе, поэтому не видела смысла заводить собственный дом, он бы вечно пустовал. Теперь вернусь к родителям.

К родителям...

Эти слова неприятно кольнули Нарро, но он ничего не сказал Лирин. Только кивнул.

Вечером, занимаясь помывкой и причёсыванием Вима, он чуть было не пропустил время сна. Но успел. Положил щенка в корзинку рядом со своей кроватью, медленно разделся до нижнего белья и впервые за последние пятьдесят лет лёг в пустую постель.

А за окном в это время еле слышно шептался Арронтар. То ли радуясь, то ли печалясь.

* * *

— Я уж думал, ты не придёшь.

Форс добродушно, но немного тревожно ухмылялся, сидя на пороге собственного дома.

— Прости. Я долго возился с хати, совсем забыл о времени.

— С хати? — наставник удивлённо поднял брови.

— Да. Я знаю, что ты скажешь, так что можешь ничего не говорить, Форс.

— Н-да? — толстяк забавно прищурился. — Чего же ты тогда припёрся в мой сон, волчара, если заранее знаешь, что я скажу?

— Наверное, потому что соскучился, — улыбнулся оборотень. — Как там Рэнго?

— Сходи и спроси сам.

— Не успею. Мне нужно к Аравейну. С Рэнго я и завтра пообщаюсь, а вот у Вейна мне необходимо навестить сейчас.

— Тогда иди скорее, Дэйн. Давай, вали. А то наш белобрысый проснётся, у него настали трудные времена. Спать некогда.

Он улыбнулся, кивнул и уже закрыл глаза, чтобы перенестись в сон второго наставника... но вдруг передумал.

— Знаешь, я сегодня весь день разговаривал с Лирин. И всё время хотел задать ей один вопрос, но почему-то не задал.

— Какой же?

— Дело не в том, какой, а в том, почему, Форс. Потому что я боялся её ответа. Точнее, не самого ответа, а то, что это скажет именно Лирин. Решил — пусть лучше кто-нибудь другой.

Он вновь закрыл глаза.

— А какой вопрос-то? Я ж теперь спать не буду от любопытства.

— Вопрос... — он ухмыльнулся. — Про Вима, моего хати. Я хотел узнать, почему его собирались утопить. Что в нём не так. Почему он считается бракованным.

— Что ж не спросил-то, Дэйн?

Форсу пришлось изрядно напрячь уши, чтобы услышать ответ.

Он произнёс его очень тихо:

— Представил, как она скажет что-то вроде: "У Вима слишком пушистая шерсть". Или: "Глаза чересчур большие". Или: "Хвост коротковат". Представил и... не смог. И это просто ужасно, Форс.

— Я запутался, мальчик мой... Ужасно-то почему?

— Потому что Фрэн оказалась права. А я всегда думал, что она ошибается.

— В чём права?..

Но он не стал больше отвечать — растворился в мутном воздухе сна, и Форс только тяжко вздохнул.

Нет, конечно, старый наставник всё прекрасно понимал, и задавал свои вопросы только для того, чтобы узнать — понимает ли это сам Дэйн.

Впрочем, понимать и принимать — разные вещи.

— Да, путь нам ещё предстоит долгий, — пробормотал Форс перед тем, как закрыть глаза и унестись в заманчивый мир сна без сновидений.

* * *

Отправляясь в сон Аравейна, меньше всего на свете новый дартхари оборотней ожидал, что попадёт к Морю Скорби.

Солёные брызги полетели в лицо, ветер ударил в грудь большим кулаком, чуть не снеся его со скалы. Только ночное небо и звёзды были красивыми — остальное ему не понравилось.

— Вейн! Какого... О Дарида, мы не можем поговорить в каком-нибудь другом месте?!

— Чем тебе не нравится это место? — ровным голосом поинтересовался сидящий на краю отвесной скалы маг. — По-моему, очень даже хорошее.

— Хорошее? Ну да, разумеется. Ветер свистит в ушах так, что я ничего не слышу, и он холодный. А вода вообще ледяная, летит прямиком в лицо. Просто идеальное место! Знаешь, я тут жить буду. Уйду из Арронтара и буду тут жить. Вот на этой скале. Всегда мечтал!

Аравейн засмеялся.

— Дэйн, ты иногда ужасно напоминаешь мне Форса. Даже хочется вновь съездить к нему.

— Ну и поезжай. Кто тебе мешает?

Маг вздохнул.

— Ладно. Сейчас немного подправим декорации, раз тебе тут не нравится... Так лучше?

Теперь ветер больше не свистел и вода не брызгалась. Аравейн будто установил перед скалой невидимую стену, отражающую всё, даже ветер.

— Лучше, — проворчал оборотень, усаживаясь рядом с наставником. — Я тебя спросить хотел кое о чём. Вот только теперь не уверен, что ты сейчас в состоянии отвечать на вопросы.

— Ну я же до сих пор тебя не выгнал из своего сна. Так что, как говорит Форс, валяй.

Несколько минут он всё-таки молчал — то ли подбирал слова, то ли просто любовался на звёзды. У Моря Скорби они всегда были удивительно красивыми.

— Я вернулся в Арронтар. Ты ведь знаешь?

— Да, Форс сказал.

— Так вот... — он вздохнул. — Я думал, что проклятье будет снято, как только я вернусь. Я на самом деле так думал и... я даже хотел, чтобы так оно и было. Но этого не случилось.

— Ну разумеется.

— А почему?

Аравейн улыбнулся.

— Условие снятия проклятия — не возвращение, а прощение. Ты можешь обмануть самого себя, Дэйн, считая, что простил, но ты никогда не сможешь обмануть Арронтар. Он знает, что это не так.

— Просто прекрасно... Я практически себя изнасиловал на обратном пути, я не хотел возвращаться, а теперь оказывается, что этого ещё и недостаточно.

— Недостаточно. Когда полностью избавишься от ненависти, пустившей корни глубоко в твою душу, когда сможешь простить по-настоящему, от чистого сердца — тогда проклятье будет снято. Только так, и никак иначе.

— Я не ненавижу их. Я их презираю. И не хочу... О Дарида, если бы ты знал, Вейн, как я хочу просто уехать оттуда! И никогда не возвращаться. Не видеть, не слышать и не вспоминать.

Оборотень ждал, что Аравейн на это что-нибудь ответит — но наставник молчал. Молчал несколько минут, вглядываясь в тёмное ночное небо и мерцающие звёзды. Но потом всё-таки сказал... но совсем не то, что ожидал от него собеседник.

— Я давно хотел тебе рассказать... Этого ты нигде не найдёшь, Дэйн, нигде. Ни в одной из книг. Даже Форс не знает. И я сам не сразу понял, что это важно, — он вздохнул. — Ты помнишь, как на древнем наречии оборотней будет "небо"?

— Конечно. "Ри".

— Верно. А "земля"? Не "почва", а именно "земля", Дэйн. Это очень старое слово...

— Не "почва", а "земля"? — он нахмурился. — Не вижу особой разницы.

— Разница есть. "Земля" в том смысле, что включает в себя это слово, значит и почву, и воду, и даже деревья. "Земля" — это поверхность, на которой есть жизнь.

И тогда он вспомнил...

— "Дэр"...

— Верно. А теперь сложи эти два понятия. "Земля-небо". Ну же...

— Дэрри...

Аравейн улыбнулся.

— О да. Вот оно — то самое непереводимое с вашего древнего наречия слово. "Земля-небо". То понятие, о котором вас заставил забыть сам Арронтар.

— Я не очень понимаю, Вейн. Форс говорил, это слово значит что-то вроде "единые" и обозначает пару оборотней, которые...

— А ты посмотри вперёд, Дэйн, — кивнул наставник то ли на море, то ли на небо. — Видишь? Земля-небо. Такие разные... но всегда — единые. И это слово — дэрри — означало единство двоих твоих сородичей. На земле — то есть, в жизни — и на небе — то есть, в посмертии. Ты никогда не видел, как пишется это замечательное слово? Это круг, пересечённый чертой, и внутри самого большого круга — бесконечное число мелких кругов, которые рисуются до тех пор, пока не кончится место на листке бумаги. Эти круги — как символ той самой бесконечности, повторяющихся жизней, где вы — дэрри — всё равно не сможете быть друг без друга.

— Я не понимаю. При чём здесь проклятье?

— При том. Дэйн... прощение — это не единственное условие. И оно должно быть... не только твоим.

Ему показалось, будто Аравейн ударил его.

— Ты шутишь? Скажи мне, что ты шутишь.

— Увы.

Он на миг прикрыл глаза и рассмеялся.

— Где я возьму дэрри? Они же больше не рождаются!

— Она родится. Теперь, когда ты вернулся в Арронтар, лес позволит ей родиться... Он ведь сам хочет избавиться от проклятия. Дэйн, будь начеку. Смотри в оба... Потому что она, скорее всего, будет такой же, как ты.

— Я не понимаю... А как же Фрэн? Я ведь слышал музыку, когда был с ней. Форс говорил, что дэрри слышат музыку, когда встречают друг друга. Как он это назвал...

— Зов. Или Песнь Арронтара. Дэйн, послушай меня... ты ведь теперь не Дэйн, верно?

— Верно.

— И какое имя ты взял?

— Нарро.

— Нарро. Мне нравится. Так вот, Нарро. Раз ты — не Дэйн, то и Фрэн — не Фрэн. Понимаешь?

Он сжал зубы и резко выдохнул.

— Неужели...

— Есть ещё кое-что, — Аравейн наконец отвернулся от созерцания океана и неба и посмотрел на собеседника. — Несмотря на то, что дэрри связаны друг с другом как при жизни, так и после смерти, при жизни они могут и не быть вместе. Выбор, мальчик мой. Ты оборотень, вы связаны с Арронтаром, но ты уехал, потому что сделал свой выбор. Так же и с дэрри. Это просто слово. Это почти такая же связь, как между родителями и детьми, братьями и сёстрами... Но выбор всегда важнее.

— Ты думаешь, она может...

Аравейн улыбнулся.

— Если она будет такой же, как ты, Дэйн, то она сможет всё.

* * *

Ровно через пять дней желание сбежать из Арронтара начало просто сжигать Нарро изнутри.

Почтительное благоговение сородичей раздражало, особенно бесили волчицы — если мужчины только уважали силу нового Вожака, то женщины просто "слюнями исходили", как сказал во сне Форс. Ни одну из них Нарро не хотелось. Ни в каком смысле — ни физически, ни духовно, никак.

Ещё и Лирин добавляла. Нет, она, конечно, не присоединялась к поклонницам тела Вожака, но легче от этого Нарро не было, ведь женщина повсюду ходила за ним. Хвостиком, почти как Фрэн. Вот только присутствие Фрэн никогда не раздражало его, а Лирин... Хотя Нарро вообще предпочитал не думать о том, что к ней чувствует.

Радовал только Вим. Щенок отъедался и с каждым днём становился всё пушистее. Нарро он слушался беспрекословно, а вот всех остальных не любил. Некоторой долей снисхождения пользовалась Лирин, а к другим оборотням Вим относился очень настороженно.

Поначалу Нарро собирался отдать приказ насчёт того, что никаких щенков — какими бы уродливыми они не рождались — топить нельзя под страхом изгнания, но после понял, что это не понадобится. Смотритель питомника был хоть и простым, но понятливым оборотнем, а остальные члены стаи, как только узрели Вима, сразу же поменяли приоритеты. А как же иначе, ведь Нарро пользовался среди сородичей просто безграничным уважением, граничащим с благоговением.

И это благоговение... О Дарида, как же оно его бесило!

Рассказывая о своих чувствах Аравейну, Нарро, честно говоря, ожидал чего угодно, только не той реакции, что последовала после этих признаний.

— Поезжай в Лианор, — сказал наставник, не отрывая взора от Моря Скорби — в последнее время оно неизменно появлялась в его снах.

— В Лианор? — с недоумением переспросил Нарро. — Что я там забыл?

— Ты же хотел познакомиться с Эдигором. А тут и официальный повод — день рождения императора. Заодно и развеешься, проветришь мозги... Ну и привези ему щенка, что ли.

Думал дартхари недолго.

И спустя сутки после разговора с Аравейном, забрав официальное приглашение на празднование тридцатилетия императора — оно пришло ещё при предыдущем Вожаке — Нарро снарядил карету, выбрал щенка хати и... отправился в путь.

Сопровождающая дартхари охрана в количестве десяти оборотней должна была отправиться назад в Арронтар, как только они достигнут ближайшего города — император обещал Нарро охрану из обычных людей и магов, чтобы не доставлять неудобств сопровождающим Вожака оборотням — всё-таки шесть недель вдали от Арронтара могли выдержать без последствий далеко не все.

Накануне своего отъезда Нарро долго сидел в кабинете и смотрел на пляшущие языки пламени в камине. И почему-то думал о том, что всё это просто дурной сон.

Сон, и сейчас он закроет глаза, глубоко вздохнёт... а потом откроет их, и вновь окажется там, в далёком городе за Снежной пустыней, возле камина, и рядом, как обычно, будет сидеть и нежно улыбаться Фрэн...

* * *

— Нарро...

Этот голос разрушил всё, о чём в тот момент думал Вожак. Заставил вздрогнуть и поморщиться.

Он ведь уже и забыл, что Лирин попросила остаться в кабинете. Забыл... и забылся.

— Да?

Нарро не стал поворачиваться — незачем. Она и так скажет всё, что хотела.

Наверное.

Несколько долгих, каких-то мучительных мгновений...

Треск поленьев в камине...

Шелест ткани платья, сминаемой в кулак...

Вдох... Выдох...

— Ты никогда не простишь меня?

Она прошептала это так тихо, что Нарро подумал — он ослышался. И поэтому переспросил:

— Что?

Голос Лирин дрожал, когда она повторила:

— Ты никогда не простишь меня?

У него моментально испортилось настроение. Больше не хотелось ни смотреть на огонь, ни думать... ничего не хотелось.

Поэтому дартхари медленно поднялся с кресла и обернулся.

Лирин стояла возле окна, нервно сжимая и разжимая в кулак шуршащую ткань платья. Там, за окном, давно уже сгустилась ночь, и казалось, что у Лирин за спиной — какая-то огромная чёрная дыра, комок из боли и воспоминаний, которые ни он, ни она не могут ни забыть, ни пережить.

Нарро сделал несколько шагов вперёд и остановился, не пройдя и половины комнаты. Вгляделся в лицо сестры... Жадное, с голодно мерцающими глазами и дрожащей губой.

Оно ему не понравилось.

— Разве ты просила прощения?

* * *

"Разве ты просила прощения?"

Глупая, глупая Лирин... Что ты ожидала услышать? Ты ведь давно поняла, что он не забыл и не простил.

Тот Дэйн, которого ты знала, конечно, простил бы. Но Дэйна больше нет, он умер, а Нарро... он не простит.

Но ты ведь не можешь просто сдаться? Да, ты не можешь. Потому что прощение — единственное, что тебе по-настоящему нужно, единственное, чего ты ждёшь. И ты выдыхаешь, вновь сжимая руки в кулаки, впиваясь ногтями в ладони, только бы не разреветься, как маленькая девочка:

— Прости...

Его лицо напоминает жёсткую древесную кору. Или камень. Даже глаза, кажется, выточены из камня. Всё тот же холод и равнодушие...

— Прости...

Ты повторяешь это слово, как молитву, делаешь шаг вперёд...

Нарро останавливает тебя всего лишь одним движением головы.

— У кого ты просишь прощения, Лирин? У кого?

Она не понимает, о чём он ей говорит, что именно спрашивает, только сжимает ладони всё сильнее, чувствуя, как по щеке медленно ползёт маленькая слезинка.

Не плакать... Нет-нет, нельзя плакать!

Всего на одно мгновение в глазах Нарро что-то меняется, словно тень какого-то чувства... Ты даже не успеваешь понять, какого...

А потом...

— Я отвечу за тебя, Лирин. Ты просишь прощения у дартхари. И дартхари тебя не прощает, потому что он... Он — не твой брат, Лирин.

"Он — не твой брат".

Эти слова крутились в её голове, бесконечно повторяясь, когда Нарро медленно выходил из кабинета.

Уже на пороге он тихо сказал, не оборачиваясь, словно боялся, что пожалеет:

— Когда сможешь прийти ко мне не как к дартхари, а как к брату, тогда и поговорим.

Он шагнул за порог, а она осталась стоять возле окна. И заплакала, больше не смущаясь и не таясь — беззвучно, но оттого не менее горько.

А утром он уехал.

* * *

Чем дальше Нарро отъезжал от Арронтара, тем сильнее недоумевал. С одной стороны, ему стало легче — всё-таки стражники, в числе которых не было оборотней, лишь обычные люди или маги, относились к нему безо всякого подобострастия — и это подкупало. А с другой стороны...

А вот о другой стороне он предпочитал не думать. Вообще.

Поначалу это было трудно, а потом... А потом новые впечатления затмили собой мысли о том, что — точнее, кого — он оставил в Арронтаре.

По дороге в столицу всё было совсем другим. Даже небо, даже деревья, даже воздух. Нет, тоже очень красиво, но... не волшебно.

У Арронтара было тело. Кровь. Сердце. Душа. Живой волшебный лес, подаривший ему великий Дар, назвавший его своим Хозяином... Ему не было равных. И теперь, после стольких лет вдали от Арронтара, после собственного возвращения, Нарро понимал, как никогда — Фрэн была права. Его место там.

Подобные мысли вызывали досаду. Нет, не из-за правоты Фрэн, а оттого, что он не мог принять этот факт — ведь он отрёкся от тех, кто унижал, швырял камни и мечтал убить, он уехал, он прожил пятьдесят лет вдали от Арронтара... И всё-таки его место было там. Невероятно!

И что с этим делать, Нарро не знал. Забыть, простить и жить так, будто ничего не случилось, будто не существовало никогда мальчика по имени Дэйнар, которого презирали все без исключения? Нет, он был не готов к такому.

И Лирин лишь подливала масла в огонь. Нарро злился, когда она смотрела на него своими умоляющими глазами. Он злился, потому что понимал — попросить прощения теперь, когда перед тобой стоит дартхари, сильнейший оборотень в стае — очень просто. А вот попросить прощения у Дэйнара, маленького мальчика, горбуна в лохмотьях, с синяком на щеке — очень сложно. И Лирин не видела в нём этого мальчика, не видела... Хоть и узнала, но не видела. И просила прощения не у него, а у дартхари.

А ведь Вожаку не было нужно это её "прости". Оно было нужно только Дэйнару. Маленькому обиженному мальчику, который любил свою сестру даже тогда, когда она бросала в него камни.

* * *

Все эти мысли оставили Нарро, как только он прибыл в столицу империи.

До дня рождения Эдигора оставалась всего пара дней, поэтому в замке царил настоящий хаос. Слуги размещали гостей, мыли и чистили дворец, готовили еду. Императрица Дориана, хоть и находилась на последнем месяце беременности, управляла всеми хозяйственными делами твёрдой рукой. Чтобы гости не скучали до празднования, им было разрешено всё вплоть до посещения императорской библиотеки. Особенно скучавших — в основном это были эльфы — принцесса Луламэй, сестра Эдигора, сама водила в сокровищницу на длительные экскурсии.

Нарро же в основном занимался тем же, чем и всю дорогу до Лианора — натаскивал щенка хати, которого намеревался подарить Эдигору, учил его различным командам и пресекал всяческие попытки лизнуть себя в нос. Точнее, эти попытки пресекал в первую очередь Вим, страшно ревновавший своего хозяина к Рэму — так Нарро временно назвал щенка. Это имя означало "подарок".

Только принцесса Луламэй знала, что собирался подарить дартхари оборотней императору, и именно она принесла Нарро рубашку Эдигора, которую тот скинул после долгих упражнений с мечом во дворе. Эта рубашка великолепно подходила для того, чтобы научить Рэма узнавать и признавать запах своего настоящего хозяина. Она пахла Эдигором очень сильно.

Накануне праздника, оставив уставшего и уснувшего после тренировок Рэма в комнате, Нарро вместе с Вимом решил наведаться в библиотеку. Он с удовольствием повидался бы с Аравейном, но тот был так занят, что удостоил своего бывшего ученика лишь парой разговоров, остальное время посвящая каким-то своим делам. Так что Нарро решил посетить библиотеку. В конце концов, о ней ходили легенды, а он, пребывая в замке вот уже второй день, так её и не видел.

— Не вздумай ничего грызть, Вим, — предупредил щенка дартхари, стоя перед внушающими трепет и благоговение резными дверями небывалой высоты. Нарро никогда не видел ничего подобного. Искусная резьба по дереву с изображением большой летящей птицы была выполнена так хорошо, что птица казалась почти живой. Каждое пёрышко на её теле было вырезано с любовью и трепетом. Тот, кто делал эту дверь, явно очень сильно любил свою работу. И был настоящим волшебником.

Подняв правую руку, Нарро сделал всё так, как говорила Луламэй — приложил ладонь к поверхности и произнёс: "Эм эндорро Эдигор" — день рождения Эдигора по-эльфийски.

Несколько секунд полнейшей тишины — и в двери что-то щёлкнуло, а затем словно в самом воздухе вокруг возникло птичье пение, настолько прекрасное, что Нарро даже на миг перестал дышать.

А потом двери открылись. Точнее, они просто раздвинулись, пропуская дартхари вперёд, в библиотеку, а над его головой, когда он входил внутрь, переливалась всеми красками чудесная птичья песнь...

Это была самая удивительная магия, которую Нарро встречал за всю свою жизнь.

И только оказавшись в библиотеке, Вожак забыл об этой магии, потому что представшее его взору помещение потрясало своим величием. Башня, уходящая так далеко ввысь, что не было видно крыши; книги, заполняющие все пространство по стенам; лестница, обвивающая всю башню; широкие площадки с уютными диванчиками, креслами, стульями, столами и лампами на небольших расстояниях друг от друга; и запах — удивительный запах такого огромного количества книг, что и за всю жизнь не перечитать. Даже за такую долгую, как у Нарро.

— Ничего себе, — пробормотал он, задирая голову к потолку и пытаясь рассмотреть, где заканчивается этот праздник переплётов, бумажных страниц и корешков.

— Согласен, — раздался вдруг голос позади, и дартхари чуть было не подпрыгнул от неожиданности.

Как он умудрился не почувствовать, что сзади стоит человек?! Он, самый сильный оборотень Арронтара!

А обернувшись, Нарро увидел, что это не просто человек.

Облокотившись на постамент с огромной книгой, там стоял сам император.

До этого момента Нарро видел Эдигора всего несколько раз. Тот был вечно занят и только приветствовал дорогих гостей, отдавая их затем на растерзание Луламэй, Дорианы и вездесущих слуг. Так было и с дартхари.

Нарро не обижался. Он прекрасно знал, что эти дни были решающими перед поимкой заговорщиков, которые уже давно портили Эдигору кровь, поэтому решил, что пообщается с императором после празднества, когда всё будет кончено. И совсем от себя не ожидал, что, увидев Эдигора в библиотеке, вдруг ляпнет:

— Ты был бы очень сильным волком.

Всего на одно мгновение в глазах императора промелькнуло изумление, которое затем сменилось на что-то совершенно удивительное, когда он сказал, чуть наклонив голову:

— Благодарю.

А потом, улыбнувшись, продолжил:

— Знаешь, а ведь право на посещение библиотеки было даровано всем гостям, но ты первый, кто им воспользовался. Книги, особенно в таких устрашающих количествах, интересуют немногих.

— Даже эльфов?

— Даже их. У Робиара своя библиотека, не менее впечатляющая, чем эта, только там всё на эльфийском. Так что эльфов больше интересуют, как ни странно, еда и танцы. Из всех эрамирских рас именно эльфы сильнее всех остальных любят покушать и поплясать. Именно покушать, выпить у нас гномы мастера, а тролли обожают церемонии — стоять столбом и делать важные лица для них удовольствие.

Нарро расхохотался.

— А что любят оборотни?

Эдигор перестал облокачиваться на постамент и сделал несколько медленных шагов вперёд, с любопытством всматриваясь в торчащую из-под куртки Нарро мордочку Вима.

— Ты ведь и сам знаешь, что. Больше всего на свете вы любите свой Арронтар.

Он протянул руку и тихо спросил:

— Могу я погладить?

И Нарро сам не понял, почему так же тихо ответил:

— Конечно.

А ведь он никому не разрешал трогать Вима, даже Лирин...

Хотя почему — даже? Тем более Лирин!

Но этот странный человек с тёмными глазами и движениями настоящего хищника завораживал Нарро. И когда Эдигор осторожно прикоснулся длинными пальцами ко лбу Вима и на лице императора мелькнула широкая и совершенно мальчишеская улыбка, Нарро вдруг понял, что хотел бы узнать императора получше. Настолько "получше", чтобы иметь право называть его другом.

А Вим между тем, понюхав пальцы Эдигора, довольно и очень смешно зафыркал.

— Интересный хати. Я таких никогда не видел. Насколько я помню, все хати должны быть гладкошёрстными и желательно с голубыми глазами. А твой пушистый, да и глаза тёмные, почти карие.

— Вима должны были утопить, потому что всё это — и шерсть, и глаза — считается браком.

Пальцы Эдигора на мгновение приостановили своё движение и застыли на холке Вима, затем, чуть дрогнув, продолжили свой путь.

— Утопить совершенно здорового щенка... — пробормотал император, покачав головой. — Знаешь... я рад, что дартхари у них теперь именно ты.

И пока Нарро переваривал эти слова, Эдигор поднял голову и, посмотрев ему прямо в глаза, спросил:

— Расскажешь?

Почему-то Вожак сразу понял, о чем спрашивает император. И почему-то не смог отказать.

* * *

Эдигор попросил, чтобы им принесли чай и завтрак на площадку, как он сказал, "сектора О", и теперь они неспешно поглощали принесённое, беседуя обо всём и ни о чём.

Нарро даже не понял, как постепенно поведал о себе очень многое. Может быть, тому виной был удивительно вкусный чай, а может, невесомый сырный пудинг с печёными овощами? Или взбитые сливки с фруктами? А возможно, резвящийся на ковре Вим, кусающий себя за хвост?..

— С тех пор, как ты родился, Аравейн практически перестал навещать нас с Форсом. А я всё хотел на тебя посмотреть. Он очень тобой гордится. Как сыном. Ты знаешь?

— Знаю. Если бы не Аравейн, я никогда бы не узнал, каково это — иметь отца. У моего настоящего отца вечно не было на меня времени.

Они обменялись понимающими взглядами.

— А у моего — желания.

Эдигор улыбнулся и задумчиво посмотрел в маленькое окошко над головой Нарро, из которого в библиотеку лился яркий и ласковый солнечный свет. Этот свет серебрил волосы Вожака, и императору, когда он в тот момент взглянул на Нарро, почему-то было очень покойно. Как же мало было подобных минут в жизни Эдигора...

— Помнишь птичье пение, которое послышалось, когда ты открыл библиотеку?

— Конечно.

— Это эксперимент одной девушки... Я очень виноват перед ней. Очень. И возможно, завтра она погибнет. Я пока не знаю, будет так или иначе, но в любом случае хочу тебя попросить — если ты увидишь где бы то ни было в замке девушку с ярко-алыми, как кровь, волосами — поговори с ней. Просто поговори.

— Почему ты просишь об этом именно меня?

Чашка тихо звякнула о поверхность стола, когда Эдигор, грустно усмехнувшись, поставил её на место и, вытерев губы салфеткой, ответил:

— Если бы я знал, Нарро... Если бы я знал! Но мысль об Эллейн не даёт мне покоя уже очень много дней. И почему-то мне кажется, ты сможешь ей помочь...

— Ей или тебе?

Эдигор сразу же понял, о чём спрашивает Нарро, и кивнул, соглашаясь. Наверное, именно эта черта так понравилась дартхари в императоре — он был честным. В первую очередь перед собой.

У Нарро не всегда получалось быть честным перед самим собой...

— Нам обоим. Ты сможешь помочь нам обоим. Я хочу, чтобы Эллейн была счастлива. Я слишком много ей должен. Но не только по этой причине... Я прошу тебя, Нарро, не отказывай.

Он сказал "я прошу", хотя мог приказать...

Может быть, ещё и поэтому Эдигору было так сложно отказывать?

— Я согласен.

Император вздохнул и благодарно улыбнулся.

— Спасибо.

— Но кое-что я попрошу взамен, — Нарро лукаво прищурился. — Покажи-ка мне, где здесь стоят книги про оборотней.

— Неужели ты что-то про них не знаешь? — рассмеялся Эдигор.

— Вряд ли. А вот про Арронтар вполне возможно. Ну так что, покажешь?

— Далеко ходить не надо. Вон, — император кивнул на ближайший стеллаж, — стоят пять томов, видишь? Шестая полка снизу. Красные корешки с золотыми буквами. Два тома ваших сказок, ещё два — словарь древнего наречия оборотней, и последний — история и хронология. Очень куцый такой томик. Несколько десятков лет назад жил один историк, человек, ездил по Эрамиру, записывал хроники всех рас. Можешь себе представить, в каком "восторге" были эльфы? Они же сами свою историю пишут. Остальные ничего не имели против, хоть и восторга не выказывали — у всех рас, кроме эльфов, есть ведь официальные хронологи, назначаемые императором, и тут вдруг приезжает непонятное существо, которое хочет, чтобы за свои труды его бесплатно кормили. Короче говоря, закончилось всё тем, что отовсюду его со временем выгоняли. Даже из Арронтара. Ваша официальная история есть в твоей библиотеке, а этот томик практически краткое содержание. Очень краткое, я бы сказал.

Нарро достал все пять книг и, положив их на стол перед собой, принялся листать. Минут через двадцать активного изучения бумажных страниц он, вздохнув, отложил всё в сторону и покачал головой.

— Нигде нет того, о чём рассказывали мне Аравейн с Форсом. Ни в одной из книг. Даже слова-то этого — дэрри — тоже нет, хотя я думал, должно быть... Но все дэрри исчезли так давно, что никто уже и не помнит, что это значит.

— Хм... А что они тебе рассказывали, поведаешь? Очень интересно. Хотя нет, ты лучше напиши.

— Что? — удивился Нарро.

— Напиши. Там, в книгах. Вставь в них несколько страниц — попрошу потом кого-нибудь из магов вшить эти страницы в книгу — и напиши на них то, о чём знаешь. Если, конечно, это не какая-то тайна.

— Да нет, какая тайна...

— Ну вот и напиши.

И Нарро, взяв со стола перо и чернильницу, действительно написал, одновременно рассказывая Эдигору обо всём — об Арране и Таре, о благословении Арронтара, о проклятии и, конечно же, о дэрри.

А когда закончил, время перевалило за полдень.

— Одна-а-ако... Ну и наворотили вы дел, — покачал головой Эдигор, доедая последний ямол из тарелки. — Значит, ты считаешь, если проклятие не снять, оборотни постепенно вымрут?

— Да. Вымерли же рыжие волки, а ведь их было довольно много, но они просто перестали рождаться...

— Интересно, почему именно ты? Это всё длится уже много веков, насколько я понял, так почему именно ты получал шанс снять проклятье?

— Я давно пытаюсь это понять, — вздохнул Нарро, — но пока безуспешно.

— Да и нет желания снимать проклятье, правильно?

— Правильно.

Эдигор улыбнулся.

— Знаешь, что у тебя общего со всеми остальными оборотнями? Все вы любите Арронтар, как я и сказал в начале нашего разговора. И ты делаешь всё то, что ты делаешь, только ради него, не ради сородичей.

Нарро кивнул.

— Это и будет прощением — когда ты начнёшь любить и уважать не только лес, но и тех, кто в нём живёт. И я не имею в виду птичек.

— Я бы сказал, что это непросто, но не буду — ты и так знаешь.

— Знаю.

Несколько секунд они молчали, а потом Эдигор просто сказал:

— Ты справишься.

Именно в тот момент Нарро впервые почувствовал примерно то же самое, что чувствовал Форс, когда говорил, что верит. Без всякой магии, без огромного количества слов и уверений... Просто: "Ты справишься".

Но в голосе Эдигора в ту секунду, когда он говорил это, волшебства было больше, чем в любом заклинании Аравейна. Только какого-то совсем другого волшебства, в честь которого Нарро и взял своё имя.

— Пойдём? Мне пора возвращаться к делам. Давно у меня не было такого длинного завтрака... Аравейн будет доволен, а то вечно ворчит, что я мало ем.

Дартхари засмеялся. Да уж, есть вещи, которые не меняются...

* * *

Ещё три дня тоже пролетели почти незаметно. Хотя на самом праздновании дня рождения Эдигора было жарковато, в какой-то момент Нарро даже подумал, что закончится всё плохо. Но обошлось.

— Когда-нибудь мы с тобой будем рассказывать эту историю потомкам, — смеялся император вечером того же дня. — Впрочем, я никому не смогу рассказать всего...

— Да это и не нужно, — улыбался дартхари, глядя на Вима и Рэма, играющих друг с другом на ковре в комнате Эдигора.

От Рэма, кстати, император пришёл в полнейший восторг и сказал, что это самый лучший подарок за всю его жизнь, чем невероятно польстил Нарро. И несколько вечеров подряд после дня рождения они проводили время в комнате Эдигора, или в библиотеке, или на крыше, глядя на закат и занимаясь со своими щенками. И разговаривая. Вновь и вновь, и темы всё никак не кончались...

Хотя у Нарро было достаточно времени и для того, чтобы побыть без Эдигора. Бо?льшую часть дня император был занят, освобождаясь только ближе к вечеру, и был он таким уставшим, что ни на что, кроме разговоров, сил не хватало.

Правда, один раз у Эдигора получилось уделить Нарро время ещё и с утра. Это было как раз через два дня после пышного празднования. Накануне император страшно удивился, когда узнал, что дартхари практически не владеет мечом, и заявил, что магия магией, а оружие — всё-таки вещь незаменимая.

— Завтра проведём первый урок, — сказал, как отрезал, но Вожак только посмеялся: ведь у Эдигора очень мало времени, а заниматься с кем-то ещё Нарро совершенно не хотел.

Но император удивил его. Заявился утром в комнату дартхари и вытащил того на тренировочное поле, всучил — какой позор! — деревянный меч и начал показывать базовые движения.

Спустя два часа мокрый от пота Нарро, отработав все показанные навыки почти до автоматизма, запросил пощады.

— Пощады не будет, даже не надейся, — рассмеялся Эдигор, отбирая у него изрядно покоцанный меч. — Завтра продолжим. Ну, если получится. А если не получится — вечером. Я ещё сделаю из тебя второго воина в империи!

— Почему второго? А кто первый?

— Я, разумеется.

— Да, как же я сразу не догадался... Ты такой скромный! И кто же тебя назначил самым лучшим воином?

— Я, конечно.

— Знаешь, а это очень удобно... Сам себя назначил, сам себя раззначил... В зависимости от настроения!

— Ну должно же быть у моей работы хоть одно достоинство, а?

Нарро усмехнулся и хлопнул его по плечу.

— Да уж, должно...

* * *

Покинув тренировочное поле, Эдигор сразу же отправился в замок, его ждал очередной доклад от герцога Кросса — главы Тайной службы — о поимке следующей порции заговорщиков. За последние несколько дней их поймали настолько много, что мест в городской тюрьме стало не хватать.

Ну а Нарро решил, что пока не хочет возвращаться в свою комнату. В столь ранний час в императорском парке никого не было, поэтому он решил прогуляться. В более поздние часы, наоборот, многие гости выползали из спален на свежий воздух, а встречаться с ними дартхари не хотелось. Большинство гостей Нарро не нравилось, а терпением Эдигора он пока не обладал. Императора ничто не могло вывести из себя, а вот Нарро через пятнадцать минут активного интереса к своей персоне со стороны каких-нибудь юных дамочек человеческого происхождения, начинал раздражаться. А уж от количества запахов — духов юные леди на себя лили, не жалея — вообще чесалось в носу и хотелось чихать, не переставая.

Но в этот раз Нарро ошибся. В парке он был не один. Отойдя чуть подальше от замка, дартхари обнаружил небольшой пруд, выложенный по берегу круглыми серыми камушками. Поверхность пруда отражала постепенно голубеющее небо, и на ней выделялись пятна зелёных кувшинок с мелкими белыми цветами.

Здесь было красиво. Просто красиво, без лишних изысков и вычурности, иногда присущей императорскому парку. И очень тихо.

А потом Нарро заметил её.

Чёрное платье и ярко-алые волосы, закрывающие спину, плечи и лицо. Бледные руки на коленях и чуть наклонённая голова — так, будто девушка вглядывалась в поверхность пруда, словно надеялась что-то там увидеть.

Нарро сделал несколько шагов вперёд и в нерешительности остановился.

Какого дохлого кота он делает? И почему Эдигор попросил поговорить с ней именно его? Ведь ни он, ни кто-либо другой — никто не был нужен сию минуту женщине с алыми волосами.

И вдруг она подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза.

У неё были сухие потрескавшиеся губы, как будто она долго ничего не пила и не ела. Бледные щеки... Кожа на них казалась прозрачной. И не только на них.

Но она всё равно была красивой. Она была самой красивой женщиной из всех, кого Нарро видел ранее.

Она осторожно облизнула губы — не для кокетства, просто чтобы выговорить:

— Здравствуйте, — и закашлялась.

Нарро слышал её голос там, на дне рождения Эдигора, но тогда он звучал совсем иначе. Сейчас же казалось, что она простужена.

— Здравствуйте, — ответил дартхари, делая ещё один маленький шаг вперёд.

— Я думала, никого не будет здесь так рано, — она вновь кашлянула. — Но я ошиблась.

— Ошиблись, — подтвердил Нарро, делая последний шаг и садясь на траву рядом с ней. Это было очень нагло и нахально, и она имела полное право воспротивиться подобному поведению, но... у неё просто не было сил на возмущение.

— Вы дартхари? — она больше не смотрела на собеседника, вновь наклонив голову и уставившись на поверхность пруда.

— Да. Меня зовут Нарро. А вас как зовут? — он никак не мог вспомнить её имя.

Бледные ладони, лежащие на коленях, сжали в кулак ткань платья. Что-то этот жест ему напомнил... что-то...

— Эллейн, — ответила она наконец очень тихо, опустив голову ещё ниже. — Меня зовут Эллейн.

Он улыбнулся.

— А вы знаете, на что похоже ваше имя? "Эллайна" — "пламя" на древнем наречии оборотней. Очень красиво. Вам подходит.

— Я Эллейн. Не Эллайна.

— А это неважно. Имя не важно, важен тот, кто его носит.

Тут она впервые покосилась на Нарро с лёгким интересом во взгляде. А он в тот момент вдруг заметил, какого чудесного цвета у неё глаза. Зелёные... как листва в Арронтаре летом.

— Когда-то меня звали совсем не Нарро, — сказал он почему-то. — А теперь я ношу это имя.

— А как вас звали?

— Дэйнар.

Несколько секунд она молчала, словно превратившись в камень. А затем неожиданно вздрогнула и, схватив обе его руки в свои ладони, закричала:

— Дэйн!.. Это же ты — Дэйн! Ты помог... Ты придумал это заклинание! Помнишь?!* — и она приподняла цепочку, висевшую у неё на шее, обнажив кулон с ярко-бирюзовым камнем в форме капли.

*здесь и далее в тексте — отсылки к книге "Охота на демиурга".

Нарро помнил. И хотя он мог поклясться, что никогда не слышал от Аравейна имя Эллейн, тем не менее, сейчас на её шее висел тот самый амулет, который когда-то маг принёс ему и попросил подумать над тем, что сам считал невозможным.

— Помню.

Эллейн улыбнулась.

— Спасибо. Спасибо! Спасибо! — повторяла она без конца. А из её глаз вдруг потекли слёзы.

Нарро сам не понял, почему он придвинулся ближе к Эллейн и осторожно вытер её слёзы собственными ладонями.

— Не плачь.

Она всхлипнула.

— Я прошу тебя, не плачь. Я не слишком хорошо умею обращаться с плачущими женщинами.

Она рассмеялась, продолжая плакать.

— Почему ты плачешь?

Нарро даже не ожидал, что она действительно ответит... но Эллейн ответила. Очень тихо, почти шепча, но она ответила.

— Я не знаю, что делать...

— Что делать... с чем? — дартхари подался вперёд, положил одну руку на талию девушки и чуть наклонился, чтобы лучше слышать, потому что следующую свою фразу Эллейн скорее подумала, нежели сказала.

— Со своей... жизнью...

Нарро не успел ничего спросить — она продолжила:

— Я думала, что умру. Я готовилась, я ждала, я смирилась... Но она спасла меня, спасла от смерти, подарила второй шанс, подарила жизнь... А я не знаю, что с ней делать! Я знала, что делать со смертью, но жизнь... Это так... сложно...

Нарро медленно поднял руку и погладил Эллейн по волосам.

— Вариант "просто живи" тебе не подходит?

— Если бы я знала, как это... Но я не знаю... Никогда не знала... — она на мгновение прикрыла глаза, а потом вдруг выпалила: — Забери меня с собой!

— Что?..

— Забери меня с собой... Пожалуйста! Ты ведь скоро уезжаешь... Одна я не смогу уехать...

Это было так странно. Он сидел, осторожно касаясь её волос, гладил их, стараясь утешить её, и чувствовал, что всё правильно. Хоть Эллейн и была совершенно незнакомой женщиной. А теперь она ещё и попросила взять её с собой... Зачем? И в каком качестве?

Впрочем, это было не важно. Важно было лишь то, что сейчас она подняла голову и смотрела на Нарро с такой дикой надеждой во взгляде, что у него внутри всё переворачивалось.

— Хорошо. Поедем вместе. Когда ты хочешь уехать?

Эллейн на секунду застыла, а потом, зажмурившись, выдохнула:

— Завтра.

* * *

Если бы не она, неизвестно, когда бы Нарро уехал из Лианора. Ему нравилось в императорском замке, нравилось общаться с Эдигором, гулять по парку и не думать об Арронтаре. Ну или по крайней мере делать вид, что он не думает об этом.

Почему Нарро согласился на предложение Эллейн уехать завтра? Если бы он знал. Он не знал этого тогда, не знал и позже, спустя несколько недель, месяцев, лет. Просто чувствовал, что всё правильно.

Эдигор воспринял новость об их скором отъезде спокойно. Только улыбнулся и, пожав Нарро руку, тихо сказал:

— Береги её.

Аравейн же долго молчал, а потом, вздохнув, произнёс:

— Я так и знал, что этим кончится.

Дартхари не стал уточнять, почему. Просто обещал, что не обидит, и отправился собирать вещи, которых, правда, было немного. Все они влезли в один заплечный мешок.

А на утро следующего дня, спустившись вниз и выйдя на улицу через главные двери, Нарро обнаружил, что у Эллейн вещей ещё меньше. Точнее, их у неё не было вообще, только одежда, которую девушка надела на себя — чёрное платье, тяжёлые кожаные башмаки и... всё.

В сочетании с чёрным платьем и алыми волосами, заплетёнными в тугую косу, кожа Эллейн казалась бледнее обычного.

— А где твоя сумка? — спросил Нарро вместо приветствия. Девушка поглядела на него исподлобья и пожала плечами.

— Мне ничего больше не нужно.

Он лишь вздохнул. Ладно, пусть так. В конце концов, не силой же заставлять её брать с собой сменное платье, бельё и непромокаемый плащ.

— Нарро!

Дартхари обернулся. По главной лестнице, перепрыгивая через ступеньку — что совсем не подобает императору — мчался Эдигор.

— Я боялся, что вы уедете и я не успею... Дурная моя голова, совсем забыл отдать тебе это, — и он протянул Нарро кольцо с гербом Эрамира.

— Что это?

— Знак моей защиты. И дружбы. Прошу тебя, возьми его. Это кольцо открывает многие двери.

— Единственная дверь, которая нужна мне открытой — твоя.

Эдигор вздохнул.

— Я так и знал, что ты откажешься. Между прочим, я могу и обидеться...

— Попробуй, — усмехнулся Нарро. Император рассмеялся и покачал головой.

— Обязательно попробую, но в следующий раз. Мы ведь ещё не закончили, ты так и не научился владеть мечом. Вот как научишься — так я сразу и обижусь. Будешь доказывать мне свою правоту с помощью клинка.

— Как пожелает ваше величество, — Нарро отвесил шутливый поклон, и Эдигор, подмигнув ему напоследок, повернулся к Эллейн.

Она стояла неподалеку, напряжённая, натянутая, как струна. Нервно перебирала пальцами кончик своей косы и не знала, куда деть глаза. А когда император сделал шаг вперёд и положил свою ладонь поверх её руки, вздрогнула.

— Возвращайся, Элли. Если сможешь.

— Я... — начала она дрожащим голосом, но Эдигор не дал ей продолжить.

— Не нужно. Не говори ничего. Я всё понимаю и не требую от тебя положительного ответа. Я вообще больше никогда не буду от тебя что-то требовать, клянусь, Элли... Я такой болван.

У неё задрожала нижняя губа.

— Нет-нет, Элли, не нужно... Я просто хочу, чтобы ты знала — я буду рад, если ты вернёшься. Но если нет... я пойму. Пожалуйста, будь счастлива.

У Эллейн дрожала уже не только нижняя губа, но и всё тело. Поэтому девушка просто молча кивнула и слабо улыбнулась.

А Эдигор сделал мимолётное движение рукой — и к парадным дверям подкатила карета. Самая обычная тёмная карета, без изысков и гербов.

— Всё как договаривались, Нарро — она отвезёт вас к границе леса, там и оставит. Ты уверен, что не хочешь с комфортом прокатиться до Арронтара?

— Уверен.

— Хорошо. Тогда... Идите скорее. Скорее уедете — быстрее вернётесь.

Напоследок ещё раз пожав императору руку, Нарро осторожно подхватил будто бы оцепеневшую Эллейн под локоток и повёл по направлению к карете.

Через несколько минут они, застыв на сиденьях напротив друг друга, смотрели в окно на быстро мелькавшие мимо столичные улицы.

И оба не знали, что делать дальше.

* * *

— Я думала, мы поедем в карете.

— Ты же слышала, о чём я говорил с Эдигором.

— Да. Но я не понимаю, зачем...

— Скорее, почему. Сюда я ехал в карете, потому что торопился попасть на день рождения императора. А сейчас я никуда не тороплюсь.

Несколько минут они молчали, оглядываясь по сторонам.

В Тихом лесу было, как обычно, тихо. Только ветер шелестел в кронах деревьев. Погода была по-летнему жаркой, время близилось к полудню, и Нарро, принюхавшись, сказал:

— Невдалеке есть ручей, пойдём туда? Я хочу попить, а потом можно будет собираться в путь.

"Что же мне с ней делать?" — эта мысль вертелась и крутилась в голове Нарро, пока он пил из обжигающе холодного ручья, жевал кусок сыра и кормил Вима сушеным мясом. Эллейн сидела на траве, уставившись в пространство совершенно пустым взглядом. Её глаза, сливаясь по цвету с зеленью травы, ничего не выражали.

— Ты ведь маг, Элли?

Она кивнула.

— По силе, наверное, как Аравейн? Я чувствую. У него магия в каждой клеточке, он из неё будто соткан, и ты тоже.

Она пожала плечами.

— А ты можешь в кого-нибудь превратиться?

Эллейн вздрогнула и наконец-то перевела взгляд из неизвестности на Нарро.

— В каком смысле?..

— Ты можешь превратиться в какое-нибудь животное? В собаку, например.

Она вздохнула, расслабившись, а затем покачала головой.

— В собаку не пробовала, не знаю. Я могу стать птицей. На очень долгое время, это моя индивидуальная особенность...

Птицей!

— Это прекрасно! Так и отправимся дальше — я побегу в образе волка, а ты полетишь.

Кажется, она удивилась.

— Но... А твои вещи? Я могу стать птицей прямо в одежде, но оборотни...

— Я не совсем обычный оборотень, Элли.

Нарро усмехнулся, надел обратно свой заплечный мешок и, потрепав Вима по холке, потянулся...

Эллейн даже не поняла, как так получилось — перед ней стоял Нарро, крупный и мускулистый мужчина, а затем она моргнула — и обнаружила, что на месте мужчины появился большой и совершенно белый волк с голубыми глазами. С заплечным мешком на спине.

Она раньше никогда не видела оборотней во второй ипостаси, и поначалу даже испугалась.

"Не бойся", — раздался голос Нарро у неё в голове. Эллейн прижала ладони к груди и прошептала:

— Все оборотни такие... большие?

"Нет, конечно. Все разные, как и люди. Бывают маленькие и слабые — мы называем их анта. Бывают "середнячки" — адме. Самые сильные и крупные — ара".

— Ты — ара?

"Я дартхари. Вожак".

Эллейн медленно оглядывала его с ног до головы. И вдруг спросила:

— Можно... погладить?

Если бы Нарро мог, он бы рассмеялся, но в зверином обличье это было невозможно.

"Можно".

Элли чуть приподнялась от земли и, не вставая, практически поползла вперёд. Она напоминала Нарро маленькую и испуганную рыжую кошку. Которая, достигнув большого и сильного белого волка, с удовольствием погрузила свои коготочки в его густую шерсть.

— Ох...

Он зажмурился и старался не рычать, чтобы не спугнуть Элли. Хотя Нарро всегда порыкивал от удовольствия, когда его гладила Фрэн, но Эллейн — не она...

— Какой ты мягкий... Удивительно...

"Я думал, у меня жёсткая шерсть".

— Смотря с чем сравнивать... Если с человеческими волосами, то да, — и Элли неожиданно улыбнулась. Впервые с тех пор, как они познакомились.

Нарро всё-таки рыкнул и, обхватив девушку передними лапами, рухнул на землю — Дарида с ними, с вещами! — прижал к себе и позволил ей гладить свой живот.

Эллейн хохотала. Ей было мягко и тепло лежать сверху на таком большом белом волке, и ей было щекотно от его шерсти, лезущей в нос.

Алые волосы смешались с белой шерстью, человеческие пальцы с восторгом ощупывали звериные когти, смеющиеся голубые глаза смотрели в не менее смеющиеся зелёные, и было так хорошо и спокойно...

"Элли! Ну же, хватит! Нам пора! Обращайся в птицу, я тоже хочу посмотреть на твои пёрышки!"

Нарро не знал тогда — не узнал и после — что Эллейн обещала самой себе не обращаться птицей до возвращения той, которую она называла своей маленькой сестрой, но... В тот момент она меньше всего на свете хотела отказывать Нарро.

И просто, кивнув, превратилась в птицу.

Такую же белоснежную, как и шерсть волка, сжимающего её в объятиях.

* * *

Так прошла неделя.

Нет, они отправились не в Арронтар. Они шли — точнее, бежали и летели — от Лианора на запад, по направлению к Арронтару, но не в Арронтар. Кружили по полям и лесам, проходили мимо человеческих деревень и крошечных городов, нигде не останавливаясь. И даже почти не разговаривали друг с другом.

На ночь Эллейн и Нарро останавливались в лесу. Он спал в обличье волка — так теплее — Элли же, обернувшись обратно в человека, прижималась к его боку, укрываясь единственным одеялом, которое Нарро захватил из императорского замка. Готовили на костре по очереди, хлеб покупали в человеческих деревнях, сушеное мясо для Вима тоже. Щенок, кстати, был в восторге от этого "похода" и с удовольствием бежал рядом с Нарро, стараясь не отставать. Только по вечерам навёрстывал силы, питаясь удвоенными, а то и утроенными порциями.

Нарро нравилась Эллейн. Ему нравилось, что она никогда не жаловалась, даже когда — он чувствовал — уже с трудом летела или очень сильно хотела есть; ему нравилось, как она по ночам прижималась к его боку и, даже не замечая, закидывала на него одну ногу, чем страшно смешила; Нарро нравился и её запах. В зверином обличье все запахи обостряются, и обычно Нарро не нравилось, как пахнут люди. Все, кроме самых близких.

Запах Элли ему понравился сразу.

На седьмой день они были уже достаточно далеко от Лианора, и не менее далеко от Арронтара. Тихий лес давно кончился, начался другой — на карте он значился как Арден, а вот жители близлежащих деревень и городов прозвали Лихим — лес славился своими разбойными отрядами, в нём обитающими.

Впрочем, Эллейн с Нарро никаких разбойников в первый день нахождения в Ардене не встретили. Но это их и не волновало. Разбойникам, которые на своём пути повстречали бы Эллейн Грант, по силе равной Аравейну, и дартхари Нарро, лучшего мага Разума в Эрамире — можно было только посочувствовать.

В тот вечер Нарро, оставив Элли у костра, пошёл в кустики неподалеку — набрать грибов для супа. Он чувствовал их запах и, сняв с себя рубашку, отправился на поиски, собираясь использовать рубашку вместо корзинки.

Когда Нарро спустя примерно двадцать минут вернулся к костру, то чуть не уронил свой грибной "улов" на землю.

Они с Эллейн остановились на берегу быстротекущей реки, точнее, даже на обрыве. Внизу шумела и пенилась вода, течение было столь быстрым, а сама вода — столь холодной, что никто из них даже не помышлял о купании.

Но, вернувшись, Нарро обнаружил, что Эллейн стоит в одной нижней рубашке на краю обрыва и смотрит вниз.

— Элли?..

Она медленно обернулась.

Закатное солнце, находящееся в тот момент сзади, обрисовывало контур её фигуры, которую Нарро прекрасно видел и без его помощи — рубашка ничего не скрывала. Длинные стройные ноги, тонкая талия, высокая грудь с розовыми вершинками сосков, распущенные алые волосы... Элли соблазнила бы даже святого.

Он осторожно положил свой грибной улов на землю и, перешагнув через него, в несколько широких шагов оказался возле Эллейн.

Она по-прежнему продолжала молчать, только смотрела на Нарро своими удивительными глазами цвета весенней зелени, полными невыплаканных слёз.

А потом тихо вздохнула, сделала шаг... и, обвив его шею руками, прижалась тёплыми, сладкими губами к его рту.

Запах... Её запах... Обычно не менее сладкий, чем её губы в тот миг, когда она целовала Нарро, обнимая его и прижимаясь к нему всем своим телом... В тот миг запах Элли стал горьким. Он пробрался в ноздри Нарро, заставив его зажмуриться и от неожиданности сжать ладонями талию девушки.

Она вздрогнула и, вновь вздохнув, приподняла одну ногу, позволяя его руке соскользнуть ниже, гораздо ниже талии. Выгнулась, и его губы прочертили дорожку от её рта к беззащитной шее...

Запах Элли стал ещё более горьким.

Улыбнувшись, Нарро подхватил девушку на руки и, дождавшись, пока она прижмётся к нему всем телом и скрестит ноги сзади, шагнул вперёд, вниз с обрыва...

* * *

Когда они падали в бурлящий водный поток, Элли визжала. Она визжала так, что Нарро думал — навек оглохнет.

А потом был удар об воду, и ощущение дикого холода, впившегося в кожу, мышцы и даже кости, стремительное движение поперёк течения реки — главное, не выпустить эту наивную соблазнительницу из рук — вперёд, к берегу... Неважно, к какому, потом разберёмся, лишь бы почувствовать под ногами твёрдую землю, пока они оба не утонули.

Почувствовали, вынырнули... Они стояли в ледяной воде примерно по пояс, стараясь удержаться на ногах и глядя друг на друга вытаращенными от шока после падения глазами... А потом Эллейн всхлипнула.

И не успел Нарро среагировать, как она, всхлипнув ещё раз, запрокинула голову и расхохоталась.

Она прижимала обе свои руки к животу, совершенно не смущаясь промокшей насквозь нижней рубашки, которая и раньше-то ничего не скрывала, и хохотала так искренне и громко, что спустя некоторое время Нарро тоже не выдержал и засмеялся.

Хохоча, они оба выбрались из реки. Хохоча, поднялись по наиболее пологому месту к оставленному костру. Хохоча, плюхнулись на землю и, обнявшись, продолжали хохотать...

Через какое-то время Нарро перестал смеяться, а смех Эллейн превратился в рыдания.

* * *

— Прости... Прости меня...

— Перестань. Это ерунда.

— Нет, нет, ты не понимаешь... Не понимаешь! Никто и никогда не делал что-либо ради меня просто так, всем и всегда было что-то от меня нужно. Отцу, Эдигору, Люку, и даже Аравейну. Всем... Я никому не была нужна просто сама по себе. Требования, условия, просьбы, приказы... — она всхлипнула. — Я попросила тебя взять меня с собой под влиянием момента, а потом задумалась: что нужно тебе? Я даже в мыслях не допускала, что ничего, понимаешь? Я думала, ты хочешь... А сама хотела, чтобы это кончилось побыстрее, чтобы ты получил то, чего хочешь, и мы были в расчёте. Прости...

Нарро обнял её покрепче и легко поцеловал в висок.

— Прощаю. Забудь, Элли.

Но она будто не слышала. Вновь рассмеялась и продолжила:

— Я просто шлюха... Шлюха! Я так привыкла думать и действовать, как шлюха, с чего я решила, что отъезд это изменит! С чего я решила, что смогу измениться и изменить... я никогда не стану никем, кроме шлюхи!

Нарро оцепенел. Он знал об Эллейн совсем мало, поэтому не слишком понимал, о чём она говорит, и уж тем более не представлял, почему она может называть себя шлюхой.

Вим тоже не представлял, и вообще недоумевал, с чего они валяются на земле, поэтому сидел рядом, тревожно и тихонько поскуливая.

— Элли, перестань. Ты никакая не шлюха, что за глупости...

— Ты просто не знаешь, — она нервно хихикнула, а потом икнула. — Ты ничего про меня не знаешь...

— Так расскажи.

Она на секунду сжалась в комочек, но почти тут же разжалась и кивнула.

— Хорошо...

— Только давай сначала оденемся в сухое и сделаем ужин?

— Нет! Иначе я не решусь... Пожалуйста, давай так...

— Тогда я обращусь хотя бы.

Эллейн кивнула и Нарро, вздохнув, стал волком. Сжал лапами её ледяное и мокрое тело, незаметно растирая его, боясь, как бы она не заболела. А Элли, прижавшись покрепче к волку и зарывшись одеревеневшими от холода пальцами в его шерсть, начала рассказывать.

* * *

Никогда раньше Нарро не слышал ничего более печального.

История о девочке, проклятой собственной матерью ещё до своего рождения и мечтающей просто о том, чтобы умереть, как все нормальные люди — маги и не маги. Ведь в этом и была суть проклятья — Эллейн не могла умереть, потому что на самом деле она не была живой по-настоящему.

История о девушке, которая влюбилась в наследника престола, а тот, узнав про её "талант" менять внешность как душе угодно и переноситься в любое — даже защищённое — место, решил привлечь Элли к работе на Тайную службу. И она работала, делала всё, что было нужно, и даже — спала с главарём заговорщиков.

История о девушке, которая всё-таки нашла способ умереть. И умерла, но её спасли и подарили второй шанс — жизнь, ту же самую жизнь, только сняли проклятье.

Элли не знала, что делать с жизнью, потому что всегда жила только мыслью о смерти.

— Я хотела, чтобы такие, как я — проклятые маги — больше не рождались. Я хотела найти способ закрыть Источник, питавший проклятье, и просто умереть, потому что я не верила в свою возможность быть счастливой.

Нарро гладил её по голове и молчал, не зная, что сказать.

— Я хочу, чтобы ты понял — Эдигор не заставлял меня, не мучил, я сама... Не вини его... Достаточно и того, что он винит сам себя. Но я поступила бы так же, даже не проси он меня о подобной работе. Потому что иначе не получилось бы снять проклятье, понимаешь?

— Понимаю.

— Эдигор хороший человек. Он...

— Ты его любишь? Всё ещё любишь?

— Нет... По крайней мере не так, как тогда, двенадцать лет назад. Я... То чувство... Оно осталось позади, мы изменились, оба... Понимаешь?

— Понимаю. А твоя мать?

Эллейн вздохнула.

— Что — моя мать?

— Она ведь прокляла тебя.

Нарро осторожно прикоснулся мохнатой и когтистой лапой к подбородку Элли, заставляя её приподнять голову, чтобы видеть глаза девушки.

В них дрожали слёзы. В ту секунду её глаза напоминали Нарро Море Скорби в ясный день — зелёное, бурлящее, пахнущее солью, оно тоже всегда было полно слёз, и брызгало ими на всех, кто к нему приходил...

— Да. Она прокляла меня, — прошептала Эллейн едва слышно. — Она ненавидела меня ещё тогда, в своём животе, ненавидела так сильно, что прокляла.

А потом я умерла и встретилась с мамой. Она держала мою душу в ладони, плакала и просила прощения за свою ошибку. Я помню её глаза, тепло её рук, дрожащий голос и слова: "Прости меня, дочка. Я была молодой и глупой, я не понимала... Прости меня за это проклятье".

Они замолчали.

Несколько секунд Нарро и Эллейн просто лежали. Где-то в вышине летела маленькая птица, слышался шум от бурлящего потока воды, на лес медленно опускалась вечерняя прохлада, Вим забавно похрапывал, устроившись у костра... А они всё молчали.

— Ты простила?

Маленькая слезинка выкатилась из зелёных глаз и затерялась в густой белой шерсти.

— Да.

* * *

Просто "да", без лишних слов и рассуждений. Просто "да"...

Наверное, так и нужно прощать — от чистого сердца, без лишних слов? Нарро не знал.

Он не умел прощать.

Он не простил насильников Фрэн, когда они спустя несколько лет по очереди приходили в дом и винились, просили, умоляли. Она — простила, он — нет.

Что-то не давало Нарро покоя, сжимая сердце, как птицу в клетке, когда он думал о возможности простить. Он не понимал, что для этого нужно делать.

Как отпустить обиду и боль? Как сказать только одно слово — "да" — и знать, что это действительно правда, без лишних слов?

Как?!

"Ты выбрал не того оборотня, Арронтар. Не того..."

...Если бы волшебный лес, находящийся в ту секунду далеко от дартхари, умел улыбаться, он бы улыбнулся. И непременно ответил бы, что Нарро не прав.

И на самом деле он уже прошёл больше половины пути.

* * *

С того дня, как Эллейн рассказала Нарро о своей жизни, их отношения изменились, да и само путешествие тоже стало другим. Теперь они больше разговаривали, делились мыслями и подробностями из прошлого, играли с Вимом и учили его — вместе.

Ещё примерно через одну неделю Элли вдруг заинтересовалась необычным видом мха, на который они наткнулись однажды вечером, останавливаясь на ночлег.

Она долго рассматривала растение, нюхала и щупала его, пока Нарро рассказывал о том, что этот мох называется кудрявым и из него получается необыкновенный укрепляющий волосы шампунь.

— А ещё его добавляют в противорвотную настойку для беременных как основной компонент. И вообще при отравлениях, если нет настойки, можно просто пожевать кусочек мха — сразу легче станет. При пищевых отравлениях, конечно, на яды это свойство не распространяется.

Тогда Эллейн промолчала, но после стала спрашивать про то или иное растение всё больше и больше. Нарро рассказывал. Они даже купили в одной деревне большой альбом для рисования, где Элли начала конспектировать его "лекции" и схематично зарисовывать растения.

А потом и не только растения... Грибы, ягоды, даже животных.

— Откуда ты столько знаешь?

— Я потратил на это всю жизнь, — отвечал дартхари, улыбаясь. — Я изучал природу, повадки животных, свойства растений. Мне нравилось. Потом придумывал зелья и лекарства. Я ведь лекарь, Элли. В первую очередь именно лекарь... а потом уж всё остальное.

Она вновь промолчала, лишь закусила губу.

А Нарро не задавал вопросов. Он замечал, как Эллейн пряталась от собственных мыслей за альбомом для рисования, рисуя и слушая его. Замечал, как при этом разгорались, словно от страсти, её глаза, видел румянец на щеках... И старался рассказать как никогда интересно, вспоминая всё, о чём когда-то слышал или читал.

В этом их блуждании по разным лесам и полям не было никакого смысла, Нарро понимал. Но понимал он и кое-что другое.

Иногда нужно просто сбежать.

Вот они и сбежали...

* * *

Однажды вечером ветер принёс с собой запах кислого молока.

Он был настолько сильным, что Нарро на несколько секунд застыл, раздувая ноздри и пытаясь вдохнуть как можно глубже...

Молоко... да. И кровь.

— Что с тобой? — обеспокоенно спросила Эллейн, когда её спутник, игравший с Вимом, вдруг застыл и уставился пустым взглядом в никуда.

— Женщина, — прохрипел дартхари. — Рожает. Тяжело... Очень тяжело. Я чувствую. Я должен идти.

Эллейн оторопела.

— Идти?.. Куда?..

— Деревня. Недалеко... Идёшь со мной. — Не вопрос — утверждение. — Вим, ты тоже.

Она не успела ответить — Нарро схватил девушку за руку и потащил за собой, прочь от поляны, где они даже не успели разжечь костёр, куда-то в чащу леса. Правда, через несколько минут быстрой ходьбы действительно показалась маленькая деревенька, окруженная покосившимся частоколом. В самой крайней избе кто-то громко кричал, что-то билось, лаяли собаки... Они замолчали, как только Нарро быстро перепрыгнул через частокол, взяв Эллейн на руки. Просочившийся сквозь колья Вим деловито огляделся, отряхнулся, будто от воды, и важно зашагал за хозяином.

В дверь стучать не понадобилось — она была распахнута настежь, а выбежавшая из дома молоденькая девушка, в панике мявшая фартук, с размаху налетела на Нарро и, громко ойкнув, непременно свалилась бы на землю, если бы мужчина не подхватил её под локоть.

— Здравствуйте. У вас переночевать можно? Мы с сестрой очень устали, — вежливо сказал дартхари.

— Что вы! — девушка всплеснула руками. — Мама моя... рожает она у нас! Уже столько часов, так мучается, мочи нет слушать! А лекарь-то наш помер третьего дня, послали в город за новым, да не поспели... — и она, всхлипнув, разрыдалась. — Вот говорила я бате — куда ты, старый дурак, обрюхатил мамку, как она рожать-то будет, ей годков-то уже... А он — сдюжим да смогём! Смогли! Ох...

Эллейн даже сама всхлипнула — почему-то ей было ужасно жаль и эту девушку, и её маму, и даже незадачливого "батю".

— Вам повезло, мы с сестрой как раз лекари. Может, позволите пройти в дом и осмотреть вашу маму?

Впрочем, позволения Нарро решил не дожидаться — попросту переставил немного обалдевшую девицу в сторону и вошёл в избу.

Запах крови ударил в нос, почти вытеснив из воздуха аромат кислого молока.

Эллейн немного испуганно оглядывалась по сторонам, не очень понимая, зачем она здесь нужна и что ей теперь делать. Но тем не менее пошла за Нарро вглубь комнаты, по направлению к ещё одной двери, успев заметить на столе таз с окровавленной водой и какие-то спутанные тряпки.

Мужичок, метнувшийся им навстречу, пытался что-то сказать, но дартхари просто отодвинул его в сторону, а девушка пискнула из-за спины Эллейн:

— Батя, это лекари! Лекари...

Последним, что видела Элли перед тем, как Нарро затащил её вслед за собой во вторую комнату, был мужчина, резко выдохнувший от облегчения и прижавший к груди свою дочь.

— Здравствуйте, — сказал Нарро, заходя в помещение, пропитавшееся запахом крови и пота. — Не бойтесь, мы лекари. Мы можем вам помочь.

Эллейн прищурилась, пытаясь рассмотреть лежавшую на кровати женщину в задранной до груди рубашке, и еле удержалась от испуганного вздоха — такой измученной она выглядела. Бледное лицо, только на щеках яркие пятна, лихорадочно блестевшие глаза, руки, судорожно вцепившееся в одеяло, и запах... теперь и она его чувствовала.

— Ребёнок. Спасите, — прошептала роженица еле слышно. Нарро улыбнулся, сел на стул рядом с кроватью и положил свои руки на живот женщины. Прикрыл глаза и сосредоточился...

В комнате вдруг наступила тишина. Эллейн с удивлением покосилась на роженицу, как-то разом начавшую правильно дышать и прекратившую нервничать, а потом поняла: Нарро просто использовал магию Разума.

— Элли, иди сюда.

— Зачем?..

— Ты нужна мне.

Она неуверенно приблизилась к дартхари, и тот, взяв Эллейн за руки, посадил её на кровать. Затем Нарро перехватил обе её ладони, переплёл её пальцы со своими и вновь прижал свои руки — вместе с руками Эллейн — к животу роженицы.

Мягко поглаживая одновременно и живот, и дрожащие пальцы, дартхари тихо сказал:

— Просто почувствуй, Элли. Там, внутри, есть жизнь. Маленький человечек с бьющимся сердцем. Закрой глаза... и почувствуй. Смотри сквозь свои руки... представь, что у них есть глаза, которые знают и видят эту жизнь. Ты сможешь, я верю. Ты видела смерть, сможешь увидеть и жизнь.

Она почувствовала, как потеплели пальцы, закрыла глаза и задрожала, потому что действительно увидела. Да и разве можно было не увидеть?..

— У него синие глаза...

— Да.

— И волосики... рыженькие...

— Да.

Эллейн всхлипнула.

— Он задыхается... Нарро, я вижу, он задыхается!

— Ты ведь хочешь ему помочь?

Она кивнула.

— Тогда следуй за мной.

Элли не успела спросить, что это значит — почувствовала, как из их с Нарро рук будто что-то тянется, какая-то ниточка, которая становилась всё шире и крепче. И она обвивала ребёнка, обхватывала его со всех сторон, словно создавала кокон.

Эллейн подалась вперёд, прижимая свои ладони к ладоням Нарро, стремясь помочь и не зная, что делать.

— Элли... Мне нужна Вода, совсем немного. Ты сможешь дать её мне? Туда, в кокон. Ты ведь владеешь этой стихией.

Она кивнула, по-прежнему не открывая глаз.

— Тогда давай. Совсем немного.

И наблюдала, как Нарро распределяет капельки воды по всему кокону, увлажняя и постепенно расширяя пространство, чтобы ребёнок мог выйти наружу.

И он действительно начал выходить — медленно, но верно...

— Элли, когда я скажу "давай", ты отпустишь мои руки, опустишься вниз и примешь малыша, хорошо?

— Да...

Несколько ударов сердца, кокон, который Нарро постепенно отпускал, короткий и резкий вздох роженицы...

— Давай!

Эллейн распахнула глаза, упала на колени перед кроватью и протянула руки туда, где уже показалась головка новорожденного.

Осторожно обхватив её ладонями, девушка помогла малышу выйти наружу и, распрямляясь, не успела даже ничего сказать — Нарро, наклонившись к ребёнку, шлепнул того по попке, отчего он начал громко вопить.

Последующие события смешались в голове Эллейн — она помнила, как Вим с важным видом сидел на коврике перед дверью, а Нарро говорил что-то матери новорожденного, мягко и спокойно улыбаясь, но не помнила, как он перерезал пуповину и мыл руки; помнила, как пылко и страстно благодарили их "батя" и старшая дочь, но не помнила, что она им отвечала и отвечала ли вообще; помнила, как Нарро бережно обнимал её и целовал в лоб, сидя на кровати в какой-то комнате, но не помнила, как они очутились в этой самой комнате...

Эллейн очнулась, когда Нарро уложил её в постель и накрыл одеялом.

— Не уходи...

— Элли, я сегодня не буду обращаться — замка на двери нет, не хочу пугать хозяев.

— Всё равно... Я ведь знаю, какой ты, и это неважно, в каком ты при этом обличье, человек или волк. Не уходи.

— Элли...

Она приподнялась и, схватив Нарро за ворот рубашки, утащила за собой на кровать. Он рассмеялся, когда девушка почти сразу застыла, уткнувшись носом в его грудь и обвив руками шею.

— Элли, пусти. Мне нужно хотя бы снять сапоги.

Нарро перестал смеяться, когда она подняла голову и посмотрела на него глазами, полными слёз.

А потом вдруг прошептала:

— Я хочу жить. Я хочу жить, Нарро...

Он моментально забыл про сапоги.

— Что?..

— Я хочу жить! — сказала Эллейн чуть громче и, подняв руку, стерла слёзы с глаз. — Я не знаю, как и почему, но сегодня, когда мы помогли этому ребёнку и его матери, я поняла, что хочу жить и что я при этом хочу делать. Нарро... я родилась заново... сегодня. Благодаря тебе.

Она вновь обняла его за шею и прижалась щекой к щеке.

— Я люблю тебя. Я никому не говорила этого, даже Эдигору... Но тебе я хочу сказать... Я очень тебя люблю.

Нарро улыбнулся.

Ему было тепло.

Впервые после смерти Фрэн.

— Элли, я тоже тебя люблю. И никому не дам в обиду. И если ты хочешь стать лекарем, то я научу тебя всему, что знаю...

— Да, очень хочу! — она рассмеялась. — Я так и думала, что ты догадаешься!

— Я догадливый.

Нарро поднял руку, погладил девушку по голове и запустил пальцы в алые волосы Эллейн, удивляясь, насколько изменился её запах после этого разговора, став более лёгким и совершенно утратив горький привкус.

— Ты возьмёшь меня с собой в Арронтар?

— Возьму.

Он немного помолчал, а затем спросил:

— А как ты поняла, что я хочу вернуться?

Она улыбнулась.

— Я ведь тоже догадливая.

* * *

Эллейн провела в Арронтаре почти пять лет.

Она иногда уезжала в Нерейск или куда-либо ещё — изучала растения, советовалась с лучшими лекарями или просто ездила в гости к Форсу, которого очень полюбила и которому полюбилась сама. Нарро тоже составлял ей компанию в таких поездках, навещая не только наставника, но и сына.

Жила Эллейн в усадьбе дартхари, причём проводила с Нарро так много времени, что все оборотни в стае считали её "женой" Вожака. Он не знал только, что по этому поводу думала Лирин, да и не желал знать.

Нарро никогда не обладал Эллейн, как женщиной. Он обладал ею совершенно в другом смысле этого слова. Нарро был тем, благодаря кому она захотела жить. Он был тем, кто подарил ей смысл жизни, научив тому, чего Эллейн по-настоящему желала.

Он был её первым настоящим другом.

А сам Нарро...

Рядом с Элли ему становилось легче, он не терзался и почти не вспоминал, не злился на Лирин и всегда пребывал в хорошем настроении. И был благодарен ей за то, что она никогда не говорила с ним о прошлом — ни о своём, ни о его. Они оставили прошлое позади и жили настоящим.

Нарро действительно очень любил Эллейн. Быть может, потому, что она олицетворяла всё то, чего он пока никак не мог достичь. А быть может, просто так, безо всякой причины.

И именно поэтому однажды утром он её отпустил.

* * *

Она не взяла с собой никаких вещей, кроме тетрадей с конспектами. И стояла посреди его кабинета в простом белом платье — живя в Арронтаре, Элли очень полюбила белые платья — и с заплечным мешком в руках, неуверенно переминаясь с ноги на ногу.

— Так странно.

— Что именно?

— Я хочу и не хочу уезжать. Одновременно... И даже не знаю, чего больше...

Нарро подошёл ближе, забрал у неё заплечный мешок, отложил в сторону и ласково сжал руку Эллейн.

— Неважно, чего ты хочешь больше. Просто это тебе нужно.

— Уехать от тебя?

— Нет, глупенькая. Вернуться к ним. Твоё место там, так же, как моё — здесь. Это был только вопрос времени.

Нарро поднял её руку и поцеловал ладонь.

— Но прежде, чем ты уедешь, я хочу кое-что тебе подарить, — он достал из кармана тонкий и витой серебряный браслет, похожий на веточку какого-то растения, и застегнул его на запястье девушки. Эллейн смотрела округлившимися глазами то на браслет, то на дартхари.

— Что это?..

— Я бился над формулой два года, Элли. И наверное, никогда бы не закончил, если бы не ты. Я так хотел, чтобы ты могла навещать меня чаще, чем раз в полгода... Это артефакт перемещений. Не амулет, а артефакт. Я назвал его "Эллайнейро" — "прожигающий пространство".

Эллейн продолжала ошеломленно молчать, и Нарро рассмеялся.

— Ну хватит, закрой ротик, а то муха залетит. Посмотри на браслет. Видишь, эти звенья — на самом деле не просто кусочки серебра, а силовые руны. Соединяясь в цепочку, они образуют формулу пространственного перемещения.

— Но откуда они возьмут энергию для подобного перемещения? — Эллейн, наконец, отмерла. — Из Лианора в Арронтар или наоборот! Нарро, это слишком далеко!

— Верно. И эту загадку я решал ещё целый год. Но, как ты любишь говорить — ничего невозможного. Дай-ка палец.

— Что?..

— Дай палец, говорю.

Элли протянула ему сразу всю ладонь и только слегка вздрогнула, когда мужчина, поднеся безымянный палец к губам, осторожно прикусил его, затем выдавил каплю крови и размазал её по всей поверхности браслета.

Тот на секунду из серебряного будто бы стал бронзовым, но потом вновь вернулся к прежнему цвету.

— И что это было?

— Связь. Ты-я-браслет. Моя кровь в нём уже была, осталась твоя. Теперь он всегда будет знать, к кому перемещаться.

— Ты не ответил на вопрос. Откуда браслет возьмёт энергию для перемещения?

— Из тебя, Элли, — заметив её удивлённое лицо, Нарро расхохотался. — Нет, ты при этом останешься жива и даже ничего не почувствуешь. Этот артефакт относится к накопительным, он накапливает силу, и берёт её отовсюду. Если кто-то рядом творит заклинание, часть силы попадёт в артефакт. А так как ты у нас маг, то сама постоянно будешь его подпитывать, при этом даже ничего не чувствуя.

Эллейн посмотрела на Нарро с восхищением.

— Ты гений!

— Я просто хотел, чтобы ты почаще приезжала, — ответил он тихо, а потом сделал шаг вперёд и осторожно обнял девушку.

Она всхлипнула, чувствуя, как защипало в глазах.

— Пожелай мне удачи.

Нарро улыбнулся, пропуская сквозь пальцы мягкие алые волосы.

— Ты сама — чистая удача, моя Эллайна.

* * *

Когда она вернулась, во дворе императорского замка было пусто. А потом навстречу из кустов выскочил маленький мальчик. У него были тёмные волосы и глаза, как у Эдигора.

Увидев Элли, мальчик остановился, как вкопанный. Серьёзно посмотрел на неё и нахмурился.

"Сколько ему сейчас? — подумала девушка, тщетно пытаясь прикинуть, сколько именно времени она отсутствовала. — Должно быть, пять?.. Или четыре?.."

— Ты кто? — спросил мальчик, по-прежнему хмурясь. — Я тебя не помню.

— Ты и не можешь меня помнить. Я раньше жила здесь, но уехала до твоего рождения.

Он молчал несколько секунд, разглядывая её. А потом серьёзно сказал:

— Давно.

Эллейн изо всех сил старалась не засмеяться. Мальчик между тем продолжил:

— Меня зовут Интамар. А тебя?

— Элли.

Он шмыгнул носом.

— Хорошее имя. А я своё не люблю.

— Почему?

— Важное такое. Почти как "ваше высочество".

— А ты тогда придумай себе другое имя.

Интамар посмотрел на неё с интересом.

— Это как?

— Очень просто. Хочешь, научу?

— Хочу!

— А что ты вообще делаешь здесь один?

— Я не один, — он удивился. — Я просто прячусь.

— От кого?

— От Лил. Она водит.

Интамар вдруг заозирался.

— Мы слишком громко разговаривали! Она может услышать! Надо бежать в кусты!

Элли всё-таки не выдержала и тихо рассмеялась.

— Совсем и не нужно. Я маг и накрыла нас куполом, так что теперь никто тебя не видит и не слышит.

— Здорово! — восхитился Интамар. — А Аравейн так никогда не делает, говорит, что магия — это детям не игрушки.

"Да уж, это вполне в духе Вейна..."

— А хочешь, я расскажу тебе одну историю? Давай на лавочку сядем?

Мальчик кивнул.

— Только недолго, а то Лил будет беспокоиться. Она ведь всё равно должна будет меня найти, иначе нечестно!

— Ну разумеется, не волнуйся.

Эллейн опустилась на лавочку и, взяв Интамара на руки — он с удовольствием сел к ней на колени — начала рассказывать:

— Жила-была одна маленькая девочка. Жила она в одном небольшом приморском городке, и был у неё только папа, мама умерла так давно, что девочка её и не помнила. Звали эту девочку Ассоль.

Интамар слушал очень внимательно и серьёзно.

— ...А после сказал волшебник, что однажды, когда Ассоль станет совсем-совсем взрослой, за ней приплывёт корабль с алыми парусами.

— Что значит — с алыми?

— Ну, как мои волосы.

— А-а-а!

— Приплывёт корабль, и на нём будет принц, который скажет Ассоль, что он увидел её во сне очень далеко отсюда, и приплыл сюда, чтобы увести навсегда с собой. И там они будут жить весело и счастливо, как никогда прежде...

Эллейн всё говорила и говорила, радуясь и печалясь вместе с Интамаром, а тот, слушая сказку, совершенно забыл обо всём...

— ...И тогда купил Грэй много-премного алой ткани, сделал из неё паруса, нашёл оркестр, чтобы они играли весёлую музыку, и поплыл к берегу того города, где жила Ассоль...

А когда Эллейн закончила, Интамар вздохнул и сказал:

— Да... Это хорошо и правильно... Чудеса должны случаться с теми, кто их заслуживает.

Она рассмеялась и погладила мальчика по голове.

— А хочешь, я буду называть тебя Грэем? Хорошее имя?

На несколько секунд он застыл, словно задумался.

А потом вдруг улыбнулся и кивнул.

— Да! Мне нравится!

— Вот и прекрасно. Ну что, пошли к Лил, да, Грэй?

Грэй вскочил с коленей Эллейн и, возбужденно подпрыгнув, закричал:

— Да! Пошли! Нет, побежали! — развернулся и побежал прочь по дорожке по направлению к тем самым кустам, откуда вылез некоторое время назад.

А Элли, рассмеявшись, последовала за ним.

"Как же ты прав, Нарро. Моё место действительно здесь".

Часть вторая

Рональда

Они приходили за мной.

Я осознала это не сразу. Тогда, сидя у подножия лестницы, прижимая к себе Эдди, я думала только о том, как хорошо, что с мальчиком ничего не случилось. Мне казалось, если я хоть на миг выпущу Эдвина из объятий, произойдёт что-нибудь непоправимое.

В таком состоянии меня и нашли Араилис с Дрейком. Именно они пришли в дом Карвима, чтобы проводить нас с Эдди до дома.

Я помню — они оба что-то кричали. Дрейк, накрыв моё обнажённое тело своим плащом, пытался забрать Эдди, но мальчик только головой мотал и цеплялся за мою шею изо всех сил. Потом Ари вызвала Эллейн, Аравейна и ещё одного мужчину, который, как я позже узнала, оказался главой Тайной службы императора. Герцог Кросс, именно так его звали, ушёл почти сразу вместе с Аравейном, захватив с собой напавших на нас тёмных эльфов. Элли и Араилис хлопотали возле Карвима, а Дрейк...

Дрейк сидел рядом со мной и молчал. Он уже не пытался отнять Эдди.

А я... я смотрела ему прямо в глаза и думала: зачем это тебе? Ведь это ты, ты, больше некому... Тёмные эльфы, магия Крови... Но не слишком ли это просто?

Все стрелки указывали на Дрейка, будто специально расставленные...

— Как ты?

Какие чёрные глаза. Даже зрачков не видно.

Я промолчала, и тогда он вновь спросил:

— Тебе не холодно?

Я помотала головой.

— Ронни... Пожалуйста, встань. Нужно возвращаться домой. Элли попросила меня проводить тебя.

Я вздрогнула.

— Я не хочу идти с тобой.

Наверное, это прозвучало очень грубо, но в тот момент я действительно испугалась. Не за себя — за Эдди.

На губах Дрейка заиграла насмешливая улыбка, но в глазах я почему-то заметила что-то, напоминающее обиду и горечь.

— Боишься? Что ж, я понимаю тебя, всё-таки я тоже эльф и маг Крови. Ари!

Девушка оторвалась от ощупывания моего учителя и недовольно буркнула:

— Ну?

— Можешь проводить Ронни до мастерской? Она не хочет идти со мной.

Несколько секунд Араилис молчала. А потом протянула:

— Ма-ам?..

Эллейн отмахнулась.

— Да, идите. Дрейк, тогда ты давай сюда, поможешь. Ари, а ты после того, как доставишь Рональду домой, возвращайся сразу во дворец. Никуда не ходи больше, поняла?

Араилис кивнула, подошла ко мне и положила свою руку на моё плечо.

— Вставай, Ронни.

Я встала... а плащ Дрейка упал.

И раньше бы я непременно начала стесняться и переживать по этому поводу. Но теперь мне было абсолютно всё равно.

Я только вздрогнула от прикосновения эльфа к своей спине, когда он накинул плащ обратно на моё тело, и, подняв глаза, наткнулась на какой-то напряжённый взгляд Дрейка.

— Будь осторожна, Ари, — и сказал он это, глядя по-прежнему на меня. Пристально, изучающе... но почему-то без прежней ненависти.

— Буду. Не переживай. Пошли, волчица. А волчонок, что, спит?

Я улыбнулась и посмотрела на Эдди.

— Спит...

* * *

Лианор уже был во власти ночи, когда мы с Араилис и Эдвином возвращались домой. Мальчик дремал, уткнувшись тёплым носом мне в шею, а мы... мы почти не разговаривали.

В окно кареты дул прохладный ветерок, он пах приближающейся осенью, и я наслаждалась этим запахом, прикрыв глаза. Я всё ещё не могла прочувствовать и осознать до конца, что теперь действительно могу называться оборотнем.

Радовало это меня или огорчало? Не знаю. Ничего не знаю...

— Ронни... — тихий голос Араилис ворвался в мои ленивые мысли. Я отвернулась от окна и посмотрела на девушку. — Когда мы приедем... идите с Эдди сразу наверх, я всё расскажу Грэю сама.

Грэй... Он ведь мог потерять сегодня сына.

Как хорошо, что этого не случилось.

Я кивнула и вновь отвернулась к окну, но Ари не собиралась пока прекращать разговор.

— Ты не сердишься на меня?

— Сержусь?.. — то ли вопрос, то ли утверждение... я сама не поняла.

Белые волосы Араилис сейчас казались мне продолжением лунного света. Красиво. Я в шестнадцать лет была совсем другой... впрочем, я и сейчас не слишком отличаюсь от себя прежней. Нос и волосы только стали иными.

— Да. Ты не сердишься? И не обижаешься? Ронни, пожалуйста, скажи.

Я улыбнулась.

— Кто из нас прорицательница, Ари? Ты же сама должна знать, сержусь я или нет.

— Я знаю не всё... И не всегда... Ронни, ну пожалуйста!..

Мне очень хотелось протянуть руку и прикоснуться к ней, чтобы утешить и поддержать. Араилис было очень трудно. Наверное, труднее, чем всем остальным, ведь она знала всё-таки немного больше других. Знала, но не говорила.

Но я не могла толком пошевелиться — боялась потревожить Эдвина.

— Я не сержусь и не обижаюсь, Ари. Честное слово.

Она так обрадовалась, будто я сказала что-то совершенно замечательное. А потом вдруг подалась вперёд и сжала мою руку.

В ту секунду глаза Араилис, вобравшие в себя лунный свет, казались мне не голубыми, а серебряными.

— Я хочу, чтобы ты знала, — произнесла она мягко. — Я уже давно никому и ничего не говорила, но тебе я хочу сказать. С Эдди в любом случае всё будет в порядке. Ты понимаешь? В любом случае.

У меня перехватило дыхание, а сердце на миг будто остановилось. А потом забилось вновь — с удвоенной силой, когда я осознала, что именно поведала мне Араилис.

В любом случае... Это значит, что Эдвин останется жив во всех вариантах развития будущего! О Дарида, спасибо!

Я хотела выразить Ари свою благодарность, но никак не могла найти правильных слов, и просто хлопала ртом и глазами. Но она, кажется, и так всё поняла, потому что тихо рассмеялась и сказала:

— Только не говори об этом больше никому, как бы ни хотелось. И береги... своего волчонка.

Я кивнула и, закрыв глаза, прижалась щекой к тёплому лбу Эдди.

* * *

Как странно — я не прожила здесь и месяца, а уже в мыслях называю мастерскую Дарта и Тора домом.

Именно об этом я думала, когда карета остановилась возле деревянного здания, и я в сопровождении Араилис вынесла Эдди наружу. Вокруг нас замерцал воздух — это Ари прощупывала пространство на предмет незваных гостей. Но их не было, и мы спокойно вошли в дом.

— Ронни? Ари? Что случилось, вы должны были прийти уже давно... И где Дрейк? — раздался прямо передо мной вдруг голос Грэя. — И почему на тебе его плащ?..

Я никак не могла сосредоточить на мужчине взгляд. Черты отца Эдди расплывались, размывались, словно отражение на водной глади.

— Я объясню тебе всё сама, Грэй. Ронни, иди наверх!

— Но...

— Оставь её, потом поговорите.

Эдвин забормотал что-то во сне, и я, кивнув, поспешила на второй этаж. Действительно — потом поговорим...

Быстро уложив мальчика, я направилась в свою комнату, на пороге которой меня встретил громким лаем взволнованный Элфи. Я села рядом с хати прямо на пол и обняла его лохматую шею.

— Привет, дружок.

Он обнюхивал меня, и я почти физически чувствовала удивление Элфи.

— Да, всё верно. Сегодня я впервые превратилась в волчицу.

— Р-гав, — ответил хати.

— Почему так получилось?.. Я очень сильно испугалась за Эдди. Очень сильно. И... вот.

Взгляд умных голубых глаз напомнил мне о Дэйне, и я, встав с пола, направилась к кровати, на ходу сбрасывая плащ Дрейка.

Постель была такой холодной, что я поёжилась и непроизвольно поджала пальцы ног, укрываясь одеялом с головой и по своему обыкновению сворачиваясь калачиком. И вспомнила дартхари. Интересно, он был бы рад, если бы узнал, что я всё-таки стала оборотнем?..

Я думала, что усну очень быстро, но этого не случилось. Потому что в тот момент, когда моя голова коснулась подушки, я вдруг осознала невероятный факт...

Они приходили за мной.

* * *

"Где девчонка?".

Именно так сказал один из эльфов, когда Карвим открыл дверь. Значит, им была нужна именно я. Ни Эдди, ни учитель — я.

Почему? Кому я помешала? Зачем я была нужна этим эльфам? Или тому, кто их послал.

Я сжала кулаки. Теперь я не боялась. Как сказала Араилис, с Эдди в любом случае всё будет в порядке — а с остальным я разберусь.

Но всё-таки... как я умудрилась расшвырять их так быстро и просто? Они ведь тоже маги, а я победила их, будто они были обычными людьми. Я закусила губу, вспоминая...

И вспомнила, но не сразу, что в тот момент, когда я обратилась в волчицу, из меня вырвалась магия Разума, сковав моих противников по рукам и ногам — так, как я и хотела сделать в самом начале, но не смогла. Почему-то обращение помогло мне сосредоточиться...

* * *

...В этот раз сон пришёл внезапно, будто кто-то ударил сзади чем-то тяжёлым по голове, вызвав не сон, но обморок.

Я сразу же узнала место, в котором оказалась — Великая Поляна. И вздрогнула от ужаса, осознав, что попала не просто на Поляну — я вернулась в прошлое, очутившись здесь в ту ночь, когда должно было свершиться моё первое обращение. Всё было точно так же, как тогда — я шла в центр Поляны, чувствуя, как подкашиваются и дрожат ноги (да и руки тоже), как темнеет в глазах.

В горле пересохло. Я попыталась сглотнуть, но не смогла.

Холодными и немеющими пальцами я принялась раздеваться, постепенно скидывая на землю одежду, чуть не плача, потому что они смеялись — по-прежнему смеялись, как и тогда...

Что же это такое?! Прошло почти десять лет! Очнись, Рональда, та ночь давно ушла, растворилась в небытие, исчезла!..

Смех. Ехидный, злой, презрительный и беспощадный. И так хочется втянуть живот и прикрыться руками... но я не смела.

— ТИХО!

Этот голос... он пронзил меня насквозь, как молния пронзает небо во время грозы. И я обернулась — как в ту ночь, сразу же обернулась, потому что больше жизни хотела увидеть обладателя этого голоса.

Дартхари смотрел на меня, а я смотрела на него, вновь переживая то удивительное чувство, когда впервые увидела его. Только теперь у меня почему-то сильнее сдавило грудь, в глазах защипало, а сердце забилось так, словно хотело выпрыгнуть из горла.

— Продолжай. Обряд ещё не закончен.

Да, именно так дартхари сказал тогда. И после его слов я вдруг осознала по-настоящему — это сон. Сон, в котором не имеет значения, что я сейчас сделаю — потому что на самом деле всё это происходит лишь в моей голове.

И я просто пошла вперёд. Не обращая внимания на собственную наготу, не слыша удивлённых вздохов и возмущённых шепотков, ничего не слыша... Я смотрела на дартхари Нарро.

Смотрела так, как никогда не смела смотреть — прямо и открыто.

В его присутствии мне всегда хотелось опустить глаза, но только не сейчас. Я шла вперёд, не отрывая взгляда от Вожака, и остановилась лишь тогда, когда подошла к нему так близко, что вполне могла бы дотронуться.

— Сегодня я впервые обратилась, — сказала я тихо.

Лёгкая улыбка появилась на губах дартхари.

— Я знаю.

— Знаете? Откуда?

— Просто знаю. Чувствую.

И тогда я сделала то, что всегда хотела сделать — шагнув вперёд, я подошла к Нарро вплотную и положила обе ладони ему на грудь, вмиг ощутив биение его сильного сердца.

— Это сон, — прошептала я, обвивая руками его шею. — Просто сон, в котором я могу делать всё, что захочу...

— Я и не спорю, — ласковая улыбка, а потом... а потом я ощутила его ладони на своей талии и спине... обнажённой спине.

Пальцы пробежались вдоль позвоночника и остановились где-то в районе лопаток.

— Какой хороший сон, — рассмеялась я, прижимаясь щекой к груди дартхари. — Даже слишком хороший.

— Почему "слишком"? — голос Нарро вибрировал, словно от сдерживаемого смеха.

Я подняла голову и призналась:

— Потому что я ложилась спать с мыслью о том, как было бы замечательно сказать вам, что я всё-таки стала волчицей. Видимо, поэтому вы мне приснились. А ещё... а ещё я так рада вас видеть. И сейчас я гораздо счастливее, чем наяву.

Я не поверила своим ушам, когда Нарро вдруг наклонился и, целуя меня, прошептал:

— Я тоже, Рональда. Я тоже.

Мир вокруг закружился — быстрее-быстрее-быстрее... А наш поцелуй, наоборот, стал медленным и нежным. И неважно, что на самом деле этого поцелуя не было, никогда не было, он мне просто приснился...

А потом всё исчезло — Великая Поляна, оборотни, дартхари. И я погрузилась в сон без сновидений, в котором меня почему-то будто обнимали чьи-то сильные и крепкие руки.

* * *

Утро разбудило меня запахом потрясающе вкусного завтрака.

Я ещё какое-то время лежала в постели и глупо улыбалась, ощущая на подушке запах коры ирвиса и осенних листьев. Вспоминала свой сон и лениво жмурилась. Но потом всё-таки встала, оделась и... заглянула в зеркало.

Нет, я сделала это просто для того, чтобы причесаться. Но я никак не ожидала, что застыну немым изваянием перед собственным отражением.

Каждый раз, когда с моим внутренним волком что-либо случилось, я менялась. В этот раз глупо было не ждать изменений, но я действительно совсем их не ждала. И сейчас, резко выдохнув, подняла руку, прикасаясь пальцами к губам.

Куда делся мой большой жабий рот? Нет, он по-прежнему был большим, но теперь не казался огромным. Просто губы. Большеватые, но вовсе не безобразные.

Это преображение изменило моё лицо, сделав его... почти привлекательным. Но если бы это было единственным изменением!

Я приблизилась к зеркалу почти вплотную, разглядывая собственные глаза. Они остались нежно-голубыми, как небо в ясный день, но если присмотреться, можно было заметить крошечные ярко-жёлтые искорки, вспыхивавшие на свету вокруг зрачка. И это было действительно очень красиво. Я никогда не видела ничего подобного.

Я повернула голову вправо, любуясь, как искорки, словно снежинки во время снегопада, кружатся в моих глазах. Затем влево — они вспыхнули совершенно иначе, но не менее красиво.

Интересно, почему мои глаза не стали жёлтыми, как у остальных оборотней после первого обращения? Ответ на этот вопрос я не знала, но радовалась, что всё осталось почти как прежде. Я любила свои глаза. Они напоминали мне о Дэйне.

Дэйн... Я вздохнула. Как жаль, что друг так и не пришёл ночью в мой сон. Но ничего, сегодня я непременно расскажу ему о случившемся, и всё будет хорошо.

В дверь тихо и осторожно постучали.

— Ронни?..

Я отпрыгнула от зеркала и ответила почти сразу, не думая:

— Да, Грэй!

Видимо, он решил, что я одета, потому что моментально вошёл, закрыл за собой дверь и только потом посмотрел на меня. Лицо мужчины окаменело.

Я почувствовала, что мои щёки начинают гореть, будто я целый час стояла на открытом солнце.

— Прости, — пробормотала я, непроизвольно поджимая пальцы босых ног. — Я совсем забыла, что не одета... Отвернись, пожалуйста.

Несколько секунд Грэй продолжал стоять, как приклеенный, но потом всё-таки отвернулся. Только тогда я смогла выдохнуть, чувствуя, как краска сползает с щёк.

Ерунда, ночнушка почти до пола, из плотной ткани... Почему же я так смутилась?.. Тем более, что подобная ситуация однажды уже была...

Я решительно подошла к шкафу, распахнула створки, скинула ночнушку и принялась одеваться. Простое серенькое платье на сегодня вполне пойдёт.

Пару минут, пока я натягивала на себя одежду, Грэй молча стоял, и я каким-то шестым чувством ощущала его напряжение. Неужели я настолько плохо выгляжу?..

— Всё, можешь оборачиваться, — я наконец застегнула все пуговицы на платье и вновь шагнула к зеркалу — волосы продолжали струиться по плечам и спине пушистой золотой волной, их следовало хорошенько расчесать.

Я взяла в руки расчёску и прежде, чем начать расчёсывание, метнула быстрый взгляд на Грэя.

Наверное, я зря это сделала, потому что выражение его лица меня изрядно напугало. Напугало так, что расчёска выпала из рук и с оглушительным стуком повалилась на пол.

— Что случилось? — я резко развернулась... и удивительным образом оказалась стоящей почти вплотную к Грэю. Видимо, когда я оборачивалась, он сделал несколько шагов вперёд.

— Ничего. Теперь уже ничего.

Подняв руку, мужчина легко дотронулся до моих волос.

— Спасибо, Ронни.

— За что? — почему-то от этого прикосновения перехватило дыхание.

— За Эдвина. Если бы не ты... — тёплые пальцы переместились с волос на щёку, от чего мне резко захотелось закрыть глаза и заурчать. — Спасибо.

То выражение лица Грэя, которое так испугало меня, теперь постепенно исчезало, сменяясь такой удивительной нежностью, что хотелось... хотелось...

И я сделала то, чего мне так хотелось — подняв руки, обняла его крепко-крепко, прижалась, и почувствовала, как он легко касается губами моих распущенных волос... почему-то улыбаясь.

— Тебе не за что меня благодарить. Я очень люблю Эдди.

Как же уютно... Так не хочется, чтобы Грэй разжимал руки. Сейчас его ладони лежали на моей спине, и казалось, что пока я так стою, не может случиться ничего плохого. В детстве Джерард, когда хотел спрятаться, говорил: "Я в домике". Вот и я в объятиях Грэя чувствовала себя... в домике.

— Пожалуйста, пойдём сегодня со мной в императорский дворец, — прошептал мужчина, запуская пальцы одной руки мне в волосы в районе затылка, чтобы затем медленно провести по всей их длине, заставляя закрыть глаза и тихо выдохнуть от удовольствия. — Прошу тебя, Ронни. Я очень боюсь оставлять теперь вас с Эдди вдали от себя.

— Знаешь, я бы сейчас согласилась на всё, что угодно, — прошептала я, поднимая голову и встречаясь с Грэем взглядом. — Абсолютно на всё. Поэтому — да.

Он улыбнулся и спросил:

— Почему?

Я ответила абсолютно серьёзно:

— Потому что об этом просишь ты, Грэй. Я сделаю всё ради тебя. И ради Эдди.

Странное тепло разливалось в груди, будто я прижимала к ней чашку с горячим чаем. А Грэй... он тоже смотрел на меня очень серьёзно, и в его глазах я видела своё отражение.

Впервые в жизни это отражение показалось мне удивительно прекрасным.

А потом он посмотрел на мои губы. И я почему-то замерла. Почему, я не понимала, путаясь в собственных ощущениях, но непроизвольно подняла голову выше, чтобы ему было удобнее...

Губы Грэя почти касались моих, когда с первого этажа раздался оглушительный грохот и чей-то вопль:

— Ари!!!

Мы непроизвольно отпрянули друг от друга, я схватилась за бешено скачущее сердце, тяжело дыша... да и Грэй выглядел не лучше.

Несколько секунд мы молчали, прислушиваясь к крикам с первого этажа, а потом я предложила:

— Пошли вниз?

Он кивнул и, развернувшись, первым вышел из моей комнаты.

* * *

Вообще-то Ари не сделала ничего необычного, просто расколотила горшок с кашей. Но Гал этим фактом был очень недоволен — ведь получалось, что теперь нам с Грэем нечем позавтракать. Все остальные, даже Эдди, уже поели.

— Да их во дворце покормят, — огрызалась девушка в ответ на упрёки тролля. — Там сразу притащат к столу любимое блюдо его высочества, ты же знаешь...

— А какое у его высочества любимое блюдо? — спросила я ещё с верхних ступенек лестницы, широко улыбаясь: раскрасневшиеся в пылу ссоры Араилис с Бугалоном выглядели действительно очень забавно.

Кажется, я спросила что-то не то, потому что Гал резко побледнел, и даже Ари смутилась.

Ответил Грэй.

— Яичница с гренками. Принц Интамар на завтрак больше всего любит яичницу с гренками.

— Фи, как неромантично, — я рассмеялась. — Он же принц! И тут вдруг — яичница с гренками!

Мужчина улыбнулся, но как-то натянуто.

— Принцы тоже люди, и ничто человеческое им не чуждо, — буркнул он, а потом обратился к Галу: — Где Эдвин?

— В мастерской вместе с Элфи.

С лица Грэя сразу схлынули все краски.

— Я же просил следить за ним, Ари!! — зарычал он так громко, что я пошатнулась и чуть не упала с лестницы. Араилис же только чуть поморщилась.

— Да не волнуйся ты. Там... ну, в общем, в мастерской мама.

На щеках Грэя появились два красных пятна.

— Эллейн? Что она здесь делает?

— Собирается сама проводить тебя, Ронни и Эдвина во дворец, — Араилис нахмурилась. — И если ты против, говори ей об этом сам! Я не собираюсь лезть под горячую руку.

Только я собиралась спросить, отчего рука у Элли сегодня горячая, как дверь, ведущая в мастерскую Дарта и Тора, распахнулась, и на пороге появились Эдди и сама Эллейн.

— Доброе утро, — сказала она доброжелательно и вполне спокойно, но отчего-то вдоль моего позвоночника сразу же побежали мурашки.

— Доброе! — радостно закричал Эдди, побежал вперёд и вмиг оказался рядом со мной. Я подхватила мальчика на руки и прошептала ему на ушко:

— Доброе, мой волчонок. Помни о своём обещании не называть меня мамой при папе.

Эдвин серьёзно кивнул и чмокнул меня в щёку.

— Мы можем добраться и сами, герцогиня, — услышала я вдруг напряжённый голос Грэя. — Совершенно не обязательно нас провожать.

Я опустила Эдди на пол и посмотрела на Эллейн. Она спокойно улыбалась, глядя на мужчину, вот только глаза её светились жутковатым зелёным светом.

— Я прошу позволить мне проводить вас... герцог, — Элли улыбнулась чуть шире, склонила голову и слегка присела в почтительном поклоне.

Лицо Грэя в тот миг исказилось от ярости и бешенства.

— Да как ты смеешь... — он сжал кулаки, быстро посмотрел на удивлённо-испуганного Эдвина и усилием воли заставил себя улыбнуться. — Хорошо. Провожай. Пойдёмте, Ронни, Эдди.

Ботинки Грэя зло скрипели, когда он выходил из дома на улицу. Я взяла ладошку его сына в свою руку и поспешила следом.

* * *

В карете, что доставляла нас в императорский дворец, несколько минут висело напряжённое молчание. Ровно до тех самых пор, как Эдди воскликнул:

— Элли, покажи фокус!

Улыбка осветила лицо Эллейн, совершенно преобразив его, сделав ещё более волшебным, чем обычно. Герцогиня подняла руки, свела их вместе, сжала в единый кулак, а потом, подмигнув Эдди, убрала одну из рук.

На второй ладони плясал огонёк. Небольшой, с полпальца высотой, он удивительным образом осветил каждый уголок кареты, отразился в наших глазах...

— Хочешь — дотронься, — сказала она Эдвину. — Этот огонь не обжигает, только греет.

Мальчика не пришлось долго упрашивать — он наклонился и моментально попытался схватить пламя своими пальчиками. Не получилось. Ладошка только погрузилась в огонёк, он вспыхнул и выпустил вверх несколько искр.

— Ух! Совсем не обжигает, Элли! Греет немножко. Папа, попробуй! — и Эдди, не спрашивая разрешения, схватил руку Грэя и поднёс её к огненному цветку на ладони Эллейн.

Я ожидала, что мужчина отодвинется, но Грэй застыл, будто громом поражённый, и смотрел он при этом герцогине в лицо. А она смотрела на него.

— Знаешь, как будет "пламя" на древнем наречии оборотней, Элли? — сказала я тихо, стараясь не потревожить ту удивительную гармонию, что воцарилась в тот миг между главным дворцовым лекарем и воспитанником императорской четы.

— Как? — прошептала она, и я заметила, что огонёк на её ладони чуть вырос и будто пощекотал руку Грэя.

— "Эллайна". Правда, красиво? И похоже на твоё имя.

Карету качнуло, наваждение схлынуло, Грэй отодвинулся, Элли выпрямилась и, чуть наклонив голову, взглянула на меня.

— Да, очень красиво. Жалко, что меня зовут не так. Ведь имя Эллейн ничего не значит, в отличие, например, от твоего, Рональда. Мои родители были простыми людьми и не вложили в него никакого смысла.

— Имя не имеет значения, — я улыбнулась ей. — Главное, что они тебя любили.

Она вздрогнула и отвела взгляд, слегка побледнев.

А я, удивлённая этой странной реакцией, неожиданно подумала — а может, Элли тоже не повезло с родителями, как и мне? Нет, это глупо, её-то за что ненавидеть? Она такая красивая, умная, сильный маг...

Карету вновь качнуло — приехали.

Грэй с Эдди на руках выбрался на улицу первым. Затем вышла я, последней ступила на землю Эллейн.

Ветер пошевелил выбившиеся из косы прядки волос, будто играя. Странное ощущение в области сердца... ощущение чьего-то присутствия. Здесь, совсем рядом.

Я огляделась. Воздуха почему-то не хватало, хотелось открыть рот как можно шире, и дышать, дышать, дышать... Что со мной?

Мы уже стояли возле дворца, неподалеку раскинуло свои гибкие ветви араэу, а на лестнице, ведущей ко входу в замок, стояли двое стражников и дворцовый управляющий.

Все трое склонили головы, завидев нас. Интересно, это они Элли кланяются или... кому? Наверное, всё же ей, она всё-таки герцогиня.

— Ронни, — окликнул меня Грэй, — я пойду... император ждёт. Пожалуйста, не уходи домой до того, как я освобожусь... и приглядывай за Эдди...

Вот о последнем можно было вообще не напоминать.

— Конечно, Грэй.

Мужчина передал мне мальчика и, напоследок чмокнув сына в щёку, поспешил вверх по лестнице. Двое стражников и дворцовый управляющий, к моему удивлению, последовали за ним.

А я осталась с Элли, которая, дотронувшись до моей руки, улыбнулась и тихо сказала:

— Не против немного прогуляться по закрытой части императорского парка? Ты что скажешь, Эдди?

Мы с моим волчонком были солидарны, ответив:

— Да.

* * *

Чем глубже мы уходили в парк, тем тревожнее становилось у меня на сердце. Не понимая, в чём причина подобного состояния, я нервно оглядывалась по сторонам, но не замечала решительно ничего необычного.

А в воздухе всё сильнее пахло осенью. И даже листья уже начали немного желтеть. С самого края, и совсем чуть-чуть, но всё же.

Осень в Арронтаре я всегда любила, интересно, полюблю ли здесь?

Впрочем, главное, чтобы рядом были Грэй и Эдди...

— Ронни...

Я обернулась. Задумавшись, я не заметила, как ушла чуть вперёд, и теперь Эдвин и Эллейн остались позади. Они играли в огненный мяч, на поверхности которого герцогиня то и дела выращивала волшебные цветы, отчего ребёнок поминутно радостно взвизгивал.

— Кое-кто хочет с тобой поговорить. Иди по этой дорожке вперёд, а мы подождём тебя здесь.

— Кто? — я удивилась.

— Иди, — Элли улыбнулась. — Сама увидишь. Не бойся, с Эдди всё будет хорошо.

Я кивнула — причин не доверять ей у меня не было — отвернулась и поспешила вперёд, ощущая, как мелкая галька чуть поскрипывает у меня под ногами...

Дорожка привела меня к удивительному месту. Это был пруд. Наверное, искусственный или созданный с помощью магии, потому что таких идеально круглых водоёмов просто не может быть. А он был именно таким — идеально круглым, с выложенными вокруг берега темно-серыми камнями, спокойной водой, отражавшей голубое и безмятежное небо, и россыпью кувшинок на поверхности. Такие кувшинки назывались "путеводной звездой" — днём они были просто белыми и распространяли вокруг себя дивный сладкий аромат, а вот ночью светились, указывая путь заблудившимся. И росли эти цветы только в идеально чистой воде.

На моем любимом озере в Арронтаре "путеводная звезда" тоже всегда появлялась в это время года...

Я медленно подошла к краю пруда и, присев на корточки, погрузила в воду одну руку по самый локоть.

Прохладные иголочки пробежались по коже, пощекотав её...

Звук чьих-то тихих, осторожных шагов заставил меня приподнять голову, оторвавшись от созерцания плавающих на поверхности пруда ало-золотых рыбок. И я тут же застыла, не веря своим глазам... отказываясь верить... не понимая, как такое возможно...

Ко мне с другой стороны водоёма медленно шёл дартхари Нарро.

Я вскочила на ноги, сжимая руки в кулаки, чувствуя, как с одной ладони на траву капает вода. Вокруг стояла такая тишина, что я почти слышала стук капель, ударяющихся о землю.

Это сон?

Хотелось закрыть глаза, развернуться и убежать. Потому что на самом деле я прекрасно осознавала — это не сон!

Ох, Элли... "Кое-кто хочет с тобой поговорить"... Ну зачем ты так со мной?

Я пыталась смотреть на Нарро так, как я это делала во сне — прямо и открыто — но не получалось. И я, поняв всю бесполезность собственных попыток, всё-таки опустила голову и уставилась в землю.

— Здравствуй, Рональда.

Он остановился в шаге, всего в одном шаге от меня... И по всему телу вмиг пробежала дрожь, когда я услышала этот голос. Услышала по-настоящему, а не во сне.

— Здравствуйте, дартхари.

Молчание.

И впервые в жизни мне почудилось, что я могу пощупать это молчание руками, ощутить его вязкость и тягучесть...

Почему молчала я, я осознавала прекрасно, но вот почему молчал он?..

— Я... очень рада вас видеть.

Он тихо рассмеялся, и я закрыла глаза, чувствуя, что ещё немного, и я просто не выдержу...

— Ты даже не смотришь на меня. Разве это радость?

Я опустила голову ниже.

— Радость... она в сердце... Простите, дартхари, я не могу...

Я дёрнулась, попытавшись уйти, но поняла тщетность своей попытки, как только почувствовала его руку на своем локте... вторая рука мягко прикоснулась к подбородку и заставила меня приподнять голову.

Дартхари улыбался. Нежно и чарующе.

И глаза... какие ласковые...

Но ведь они и раньше были такими... всегда были! Почему мне понадобилось уехать, чтобы это осознать?..

— Ты счастлива здесь, Рональда?

Сердце колотилось в груди, как бешеное. Я вспомнила, как дартхари спросил меня, хочу ли я уехать из Арронтара... Вспомнила, как он отпустил меня, и как я прибежала вечером, чтобы проститься... Вспомнила своё письмо.

Наверное, он прочитал. Простите, но мне так хотелось хотя бы раз назвать вас просто по имени...

Глупая, глупая Рональда.

— Да. Я счастлива здесь, дартхари.

Я сказала правду. Я никогда не могла лгать ему. Кому угодно, только не ему.

В тёплых глазах Нарро вспыхнули и закружились ярко-голубые искорки... Совсем как у меня, только мои — ярко-жёлтые...

— Что ты нашла здесь? Расскажи.

Знакомые пальцы погладили подбородок, прикоснулись к нижней губе... Одно мгновение мне хотелось сделать глупость и лизнуть их. Ох, уймись, волчица!..

— Здесь приняли меня такой, какая я есть, не презирая и не ища оправданий моему уродству. Поддержали и полюбили... и я полюбила их тоже, дартхари. Полюбила, как...

— Семью?

Я вздрогнула, потому что он каким-то удивительным образом сказал то единственное слово, которое я носила глубоко внутри себя, но боялась произносить. Словно опасаясь спугнуть давно родившееся чувство.

— Да, дартхари.

Нарро вздохнул и погладил меня по щеке. Ласково, почти невесомо...

— Я очень рад за тебя, Рональда.

Мне тоже хотелось поднять руки и дотронуться до него. Ощутить ещё раз силу этих плеч, прижаться к груди, услышать биение сердца... Как тогда, во сне. Но я не смела.

— Вы... не снимаете мой амулет?

— Не снимаю, — он улыбнулся. — И не сниму, не волнуйся. Спасибо тебе за него.

Большая тёплая рука скользнула на талию... точнее, на то место, где у обычных девушек находится талия. У меня она тоже была, но в гораздо большем объёме.

Дыхание на миг перехватило.

— Рональда... Я хотел спросить тебя... Ты могла бы вернуться в Арронтар? Как ты думаешь?

Я ужасно удивилась, но Нарро спрашивал серьёзно, без улыбки, и в глазах его было что-то непонятное...

— Зачем, дартхари? Там меня никто не ждёт.

— И всё-таки?

Я покачала головой.

— Нет. Арронтар остался... в прошлом.

Почему его глаза кажутся мне такими горькими? Как тогда, когда я сказала, что хочу уехать...

— А если я попрошу тебя вернуться? — сказал он, и рука на талии чуть сжалась. — Рональда, ты могла бы вернуться... ради меня?

Вот тут я задохнулась по-настоящему.

Я не понимала...

Зачем Вожаку просить об этом?

И даже если он попросит... разве это что-то изменит? Разве это изменит моё прошлое, тысячи брошенных камней, предательство брата, презрение окружающих, отречение... Родителей, которые меня никогда не любили, жестокие слова, сказанные мне в совершенной уверенности в собственной правоте?

Я больше не хотела быть жабой. Никогда. Ни единой секунды...

И Нарро прочёл ответ на свой вопрос в моих глазах до того, как я его озвучила.

— Нет. Я... не могла бы. Нет, дартхари.

Впервые в жизни он опустил голову. Он, не я.

— Дартхари?..

Он вдруг, вздохнув, крепко прижал меня к себе. Как в тот вечер, перед моим отъездом.

И со слезами, вскипающими в глазах, я поняла — прощается.

Нарро прощался со мной.

Теперь уже — навсегда.

Большая рука пробежалась по спине, погладила волосы, задержавшись на затылке.

— Прости меня, Рональда. Прости меня, девочка. Прости за то, что так и не дал тебе того, чего ты всегда заслуживала. Прости за каждую секунду причинённой боли. Во всём этом виноват только я. Я один.

— Нет, нет, что вы...

Он приподнял мою голову, как всегда делал, мягко обхватив подбородок, а потом стёр слёзы с моих щёк и, грустно улыбнувшись, тихо сказал:

— Ты ничего не знаешь, Рональда. Я глупец, слепец и трус. И...

— Нет-нет! — закричала я, обнимая его изо всех сел. — Не говорите так! Вы самый лучший, вы... Если бы не вы, я бы не смогла... Я бы умерла, понимаете? Только вы давали мне силы всегда... Одно ваше присутствие!

Я говорила правду. Тогда, после Ночи Первого Обращения, меня поддерживали только мысли о дартхари.

И Дэйн.

— Не вините себя ни в чём! Я...

Я задохнулась. Почему я не могу сказать?.. Ведь он знает, всегда знал... Но почему я не могу сказать это вслух?..

Мне никогда не хватит смелости, даже если пройдёт пятьдесят лет.

Так я подумала однажды, так подумала и сейчас.

— Спасибо тебе, Рональда. Будь счастлива, — сказал Нарро негромко, и я чуть не умерла, когда он прижался горячими губами к моему виску. Потом к щеке, потом... к уголку рта. Всего на мгновение.

— Буду, обещаю, — почему-то сказала я.

Дартхари кивнул.

Развернулся и... ушёл, не оборачиваясь.

А я упала на траву и, чувствуя, как прорвавшиеся когти на руках впиваются в бёдра и на землю капает тёплая кровь, тихонько, но горько заплакала.

* * *

Я вернулась к Эллейн и Эдди ещё спустя пятнадцать минут, когда мне удалось унять слёзы и, умывшись прохладной водой из пруда, привести в порядок лицо.

Она что-то рассказывала ему, сидя на лавочке. Я не слышала ни слова, но её тихий и серьёзный голос успокаивал и убаюкивал. Вот и Эдди притих на коленках герцогини, смотря на неё своими блестящими карими глазёнками.

Я выдавила улыбку на губы и подошла ближе.

Эллейн заметила меня первой. Она подняла голову, и я вздрогнула, вдруг поняв: ей было стыдно.

— Мама! — воскликнул Эдди, соскакивая с колен главного дворцового лекаря, и бросился ко мне. — Ты долго! Пошли в замок?

Я погладила своего волчонка по голове и ответила:

— Конечно, пойдём, Эдди.

Но смотрела я в этот момент на виноватую улыбку Эллейн и в её тревожные ярко-зелёные глаза. Герцогиня встала с лавочки, сделала шаг и положила свою руку мне на плечо.

— Да, нам лучше вернуться в замок. К тому же, ты не завтракала, Рональда.

— Тогда вперёд! — закричал Эдвин и побежал по направлению к дворцу. Я только успела крикнуть, чтобы он не убегал слишком далеко, как Элли вдруг убрала свою руку с моего плеча и дотронулась кончиками пальцев до моей ладони.

— Прости, — прошептала она едва слышно.

Я усмехнулась и опустила голову, чтобы скрыть мгновенно повлажневшие глаза.

— Не делай так больше, — попросила я. — Если бы ты сказала, я бы по крайней мере не чувствовала себя преданной.

— Я боялась, что ты не захочешь говорить с ним.

Я рассмеялась и всё-таки подняла голову, чтобы посмотреть Эллейн в глаза.

— Я никогда не смогла бы отказать дартхари Нарро. Никогда...

Она грустно улыбнулась и вздохнула.

— Но ведь сегодня ты ему отказала, Ронни.

Я отвела взгляд.

— Да. Я... а откуда ты знаешь?

Почему-то тот факт, что Эллейн в курсе содержания нашего с дартхари диалога, меня не удивил, но любопытно всё равно было.

— Я просто догадалась, — она пожала плечами. — Это несложно. Пойдём скорее за Эдди, а то он уже далековато убежал.

Через пару минут, когда мы нагнали мальчика, я вдруг заметила в небе серую птицу Эллейн. Она летела к нам со стороны замка, стремительно снижаясь, и, увидев её, герцогиня улыбнулась и прошептала:

— Вовремя, Линн. Как же ты вовремя.

К моему удивлению, спустя пару секунд птица развернулась прямо в воздухе и полетела обратно к замку.

— Ты с ней разговариваешь? — вырвалось у меня. Эллейн лукаво улыбнулась.

— Почему ты так думаешь?

— Она летела сюда, а потом повернула. Наверное, ты что-то сказала ей... мысленно?

Герцогиня кивнула.

— А кто она, эта птица? У меня почему-то не получается её почувствовать. Совсем не получается, и я не понимаю, как такое может быть. Ведь магия Разума...

— На неё не действует никакая магия, в том числе и Разума. Но не вникай в это, Ронни. Может быть, потом я расскажу тебе эту замечательную историю.

Удаляющаяся к замку птица издала какой-то странный звук, напоминающий человеческий смех, и Элли почему-то тоже рассмеялась и кивнула каким-то своим мыслям. А я... я решила ничего не спрашивать. Потому что вспомнила о другом:

— Как учитель Карвим? Он?..

— С ним всё будет в порядке. Не волнуйся. Утром он пришёл в сознание и даже начал ругаться, что из-за этих эльфов ему придётся неделю провести в постели.

— А они чего-нибудь сказали? Кто их нанял?

Улыбка исчезла с лица герцогини.

— Там всё очень плохо, — ответила она негромко, но по моей спине почему-то побежали мурашки. — Мы залезли к ним в голову, чтобы выудить абсолютно все воспоминания, но без толку. Наниматель сделал всё, чтобы скрыть свою личность. Но за заказ было очень щедро заплачено, поэтому они и взялись, не сомневаясь. Да и что там сомневаться — в доме были только Карвим, ты и Эдди. Как глупо с моей стороны!

— С твоей? — я удивилась. — При чём здесь ты?

Эллейн уже открыла рот, чтобы ответить, но вдруг закашлялась, словно боясь проговориться о какой-то тайне, и виновато покосилась на меня.

— В тот день, когда Грэй ушёл из дворца, забрав с собой новорождённого Эдвина, и заявил, что больше не хочет иметь ничего общего с императорской семьёй, его величество попросил меня следить за... безопасностью обоих. Именно поэтому я приставила к Грэю Араилис — так я всегда могла быть в курсе всего, тогда как меня саму он и близко к себе не подпускал, — Элли вздохнула. — Да и до сих пор... Грэй был против того, чтобы я даже просто общалась с его сыном, и очень злился на Араилис, когда она нас познакомила. И вчера я была обязана подумать о возможности нападения... но не подумала.

Я покачала головой.

— Невозможно так жить, всё время думать о возможности нападения...

— Эдигор всю жизнь так живёт, — она рассмеялась, но смех получился каким-то горьким. — И не только он. Все приближённые к императору.

Мы в тот момент уже подходили к замку. Эдди стоял на ступеньках лестницы и что-то увлечённо рассказывал улыбающемуся стражнику, который вмиг прекратил улыбаться, когда парадные двери вдруг отворились и на пороге появились его величество с птицей Элли на плече, Аравейн и Грэй.

Мне захотелось развернуться и убежать. Куда угодно, только бы ни с кем не общаться. Я была просто не в состоянии делать над собой усилие и изображать светскую даму... После разговора с Нарро мне хотелось спрятаться от всех.

— Дедушка! — закричал Эдди, кинулся вперёд и немедленно повис на руках императора.

— Ронни! — Грэй сбежал по лестнице, встал передо мной, положил руки на плечи и заглянул в глаза. — Что-то случилось?

Кажется, у меня задрожали губы.

Я только не понимала — откуда он знает?..

Но ответить не могла — не находила слов. Почему-то когда я разговаривала с одной Эллейн, было легче, чем сейчас, когда вокруг столько людей...

— Грэй! — послышался голос императора. — Я думаю, тебе сейчас стоит пойти вместе с Эдвином к Дориане, она будет рада вас видеть. Оставишь там мальчика и вернёшься в малый рабочий кабинет.

— Но...

— Без "но", — отрезал Эдигор. — Аравейн, Элли, проводите Грэя и Эдвина в покои императрицы.

Я даже не обратила внимания, что его величество не назвал моего имени, пока вдруг не прозвучало:

— Рональда, подойди.

Я вздрогнула и подняла голову, внезапно осознав, что рядом действительно никого не осталось — все поспешили исполнить указание императора. Даже Грэй ушёл, забрав с собой и Эдди.

И, как ни странно, я почувствовала облегчение. Если бы ещё Эдигор соблаговолил отпустить меня на все четыре стороны... Но он не соблаговолил — стоял на верхней ступеньке и ждал, пока я подойду.

Я вздохнула и подчинилась.

Император сегодня был во всём чёрном — чёрная рубашка, брюки, ботинки... И походил на мрачную предгрозовую тучу. Но этот его облик не вязался с ласковой улыбкой, которой он наградил меня, когда я подошла вплотную.

— Ты ведь не завтракала?

Я покачала головой.

— Пойдём.

Эдигор взял меня под руку, развернулся и повёл за собой во дворец. Я бы хотела сказать: "Не нужно, оставьте меня" — но не могла. Сил сопротивляться не было.

Император шёл быстро, не выпуская моего локтя из своей железной хватки. Один этаж, второй, третий... Рядом мелькали разноцветные ковры, красивые вазы, каменные полы и стены, изысканные картины, свежие цветы повсюду... Я ни на чём не могла сосредоточиться, кроме собственного дыхания. А ещё моргала почаще, чтобы не разреветься.

Неприметная деревянная дверь привела нас на неширокую винтовую лестницу, по которой мы поднимались всё выше, и выше, и выше... Пока наконец не очутились возле ещё одного дверного проёма, за которым оказался проход на крышу дворца.

Я задрожала от восторга, делая вперёд шаг за шагом, чувствуя, как Эдигор отпускает мой локоть, позволяя отойти от него подальше.

Здесь было удивительно. Вокруг раскинулся лес — эта башня находилась на такой высоте, что город можно было увидеть, только если подойти к самому краю крыши, а пока стоишь так, как я, впереди лишь лес... и небо. Синее, с белыми разводами облаков. И воздух, какой воздух!

Слёзы всё-таки брызнули из глаз, потому что на одно мгновение мне показалось, что я вновь в Арронтаре. Только там я чувствовала себя такой свободной, только там я могла дышать полной грудью... несмотря на то, что была несчастна и одинока.

Но эти слёзы принесли мне облегчение.

— Я приходил сюда с самого детства, в те дни, когда был чем-то расстроен или просто не хотел никого видеть, — донёсся до меня тихий голос императора. — Здесь хорошо в любую погоду, даже в дождь. Это место всегда меня успокаивало.

Я вспомнила наше с Дэйном озеро... Да, наверное, у всех есть подобные места, где можно отрешиться от мира и просто посидеть в тишине.

— Возьми, — Эдигор встал сзади, совсем рядом, и протянул мне спелый ямол на открытой ладони. Я взяла плод, не колеблясь ни секунды.

Он был тёплым и таким аппетитным, что я тут же откусила кусочек, чувствуя, как по подбородку и пальцам побежал ароматный сок.

Пока я ела, император молчал. И лишь тогда, когда я разделалась с фруктом и застыла, не зная, куда деть косточку, забрал её у меня и тихо сказал:

— Понимаю, это не полноценный завтрак, но лучше, чем ничего. Если хочешь, мы спустимся и...

— Нет, — поспешила ответить я, — мне тут очень хорошо. Вы можете оставить меня, а сами возвращайтесь к делам.

— Если не возражаешь, я пока побуду с тобой.

Хлопанье крыльев. Птица Эллейн покинула наконец плечо Эдигора и полетела куда-то вниз. Наверное, ей наскучил наш разговор.

— Разве я могу возражать? Это ведь ваше место.

Император сделал ещё один шаг, я уже почти чувствовала спиной его грудь, и произнёс:

— Если тебе здесь нравится, это место станет и твоим тоже.

Лёгкое прикосновение к плечам... И несмотря на то, что никто и никогда не прикасался ко мне так, я вдруг поняла, что, наверное, калихари бы непременно делал это, если бы я не родилась жабой.

Я не знала, что такое родительская ласка, но почему-то распознала её совершенно безошибочно, когда император вдруг положил свои руки мне на плечи.

— Он обнимал тебя, Рональда? Хоть раз в жизни?

Я сразу поняла, о ком спрашивает Эдигор.

— Нет.

Вздох.

А потом я впервые в жизни оказалась в крепких отцовских объятиях. Обернулась, спрятала лицо у него на груди, как много раз хотела сделать в детстве, сжала в кулаки ткань рубашки и закрыла глаза.

Крошечная слезинка выкатилась из уголка глаза и упала на одежду его величества.

— Я не думала, что вы такой... — прошептала я, уткнувшись носом в грудь Эдигора. — Когда я представляла себе императора, то всегда думала о ком-то важном и чванливом, уверенном в собственном превосходстве... А вы такой... замечательный.

Он негромко рассмеялся.

— Спасибо, Рональда.

— Зачем вы это делаете? — я подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза. — Почему вы так относитесь ко мне?

Когда Эдигор отвечал на мой вопрос, глаза его были серьёзными.

— Потому что я очень хорошо знаю, что это такое — жить без родительской любви. Рональда... конечно, я не смогу заменить тебе отца в полном смысле этого слова, ведь ты уже взрослая девушка, но если тебе будет нужна моя помощь и поддержка — приходи не колеблясь.

Как странно. Я, жаба-Рональда, стою на крыше рядом с императором, и он предлагает мне свою поддержку. Он готов принять меня такой, какая я есть, в отличие от...

Ох, калихари... Отец... Мама, Сильви, Джерард... Почему же вы не смогли этого сделать?

— Приду, — прошептала я, вновь утыкаясь носом в рубашку Эдигора и закрывая глаза.

— Расскажи мне всё, — сказал он тихо, гладя меня по волосам. — Если хочешь. С самого начала.

И я рассказала. Впервые в жизни. Абсолютно всё.

Про родителей и брата, про любовь к Нарро, про встречу с Грэем... Даже про Дэйна.

Я не знаю, сколько мы пробыли там, на крыше императорского дворца. Устав стоять, Эдигор сел и пристроил меня рядом с собой, а я, по-прежнему прижимаясь к его груди, всё говорила, говорила, говорила...

Сам император почти всё время молчал, просто слушал. Но мне иного и не было нужно... Главное — он держал меня за руку.

А когда я закончила, обнял и дал выплакаться.

* * *

— Ты очень сильная, Рональда.

— Нет-нет... Видите, как я плачу? Разве так бывает с сильными?

— Всё бывает. А ты просто не веришь в собственную силу. Именно поэтому ты так долго не могла превратиться в волчицу — не верила в себя.

— Потому что меня не любили.

— Возможно. А может, ты просто не замечала. В любом случае, я говорю о твоей любви к самой себе. Ты презирала саму себя, хотя на самом деле ничто не мешало тебе себя полюбить.

— Полюбить?.. Такую страшную, толстую жабу?..

Он прижал палец к моим губам и покачал головой.

— Это неважно. Какая бы ты ни была, ты — это ты. И пока ты не научишься любить себя, счастливой не станешь.

— Но в Арронтаре...

— Теперь ты не в Арронтаре. И на самом деле от него не слишком много зависит. Всё зависит только от тебя самой, Рональда. Просто поверь.

Я рассмеялась.

— Просто?..

— Да. На самом деле это действительно просто. Ведь вера не требует никаких доказательств. Либо ты веришь, либо нет — вот и всё.

Ветер пошевелил мои волосы, прошептал что-то на ухо... Но что, я не смогла расслышать.

Нарро... "Вера"... Интересно, почему родители назвали его именно так?

— А вы?

— Что — я?

— Вы... верите? В меня?

Глубокие тёмные глаза императора смеялись, когда он ответил, легко касаясь ладонью моих волос:

— Я бы не сидел здесь с тобой, если бы не верил. Но дело не во мне, и не в Эдди, и не в Грэе, и даже не в Нарро. Ты должна сама научиться жить, не оглядываясь на прошлое.

Я опустила голову.

— Арронтар остался позади. Отпусти его. И иди вперёд.

Позади...

— Но почему тогда так больно?

— Возможно, больно будет всегда. А может, всё пройдёт. Посмотрим, — император чуть сжал мою ладонь.

А я закрыла глаза, вспоминая... И обещая самой себе, что это в последний раз.

Смех брата, улыбку сестры, холодные глаза отца, гордую осанку мамы, пустую хижину, полную гнилых листьев, презрительные смешки за спиной, аппетитный хруст снега, шепот ветра в кронах деревьев, запах дождя и мокрой земли...

И дартхари.

Удивительно, но когда я сидела на крыше дворца, и император сжимал мою руку, я вдруг почувствовала, что родилась новая Рональда. Именно в тот миг.

Почему?

Возможно, именно тогда я по-настоящему смогла перевернуть эту страницу. Не простить, нет. И не забыть. Просто перевернуть и посмотреть вперёд.

— Спасибо.

— Тебе не за что меня благодарить.

Я улыбнулась.

— А за веру?

— За веру не благодарят. Так же, как и за любовь.

Если бы словами можно было убить, я бы умерла в тот же миг.

Я всегда считала, что не заслуживаю любви, и всех тех, кто относился ко мне хорошо, готова была бесконечно благодарить, а теперь оказывается, что за это не благодарят?..

А Эдигор улыбался, глядя на моё удивлённое лицо...

— Пойдём вниз? Тебя Эдди наверняка уже заждался. Да и поесть нормально тоже не мешает. Я голоден, а голодный император — это очень страшно.

Я кивнула и поднялась на ноги, неожиданно поняв, что проголодалась. Ведь время уже наверняка почти обеденное, а я до сих пор не съела ничего, кроме одного ямола. Да и его величеству пора возвращаться к делам, наверняка ему есть чем заняться, а он тут вместо этого со мной на крыше сидит.

А ещё я вдруг подумала, что теперь вовсе не против познакомиться с остальными членами венценосной семьи, ведь сам император оказался совсем не таким, как я представляла.

Вот только говорить это Эдигору я пока не решилась.

* * *

По дороге я расспрашивала императора об эльфах, которые накануне напали на нас с Карвимом. Я в полной мере осознала, почему Эллейн утром была не в духе — Эдигора тоже совсем не радовал тот факт, что узнать ничего толком не удалось, кроме одного — эльфы были уверены, что наниматель также является представителем их народа. Но когда я сказала императору, что это неплохая зацепка, тот лишь рассмеялся.

— Хороший маг он, вот и всё. И необязательно эльф.

— Но магией Крови ведь владеют только эльфы, — попыталась возразить я, вспомнив, о чём ещё рассказали напавшие на нас: наниматель был магом Крови.

Эдигор фыркнул.

— Это распространённое заблуждение. Яркий пример — Эллейн. Она совершенно точно не эльф. Впрочем, я понимаю, что пример не очень удачный, Элли и Аравейн вообще нетипичные маги. Но, поверь мне, среди остальных рас тоже бывают маги Крови, даже среди людей, хоть и редко. Просто тёмные эльфы традиционно считают, что это их расовая особенность. Повторюсь, это заблуждение. Но в одном им не откажешь — именно тёмные эльфы создали самые извращённые проклятья. Тут уж они точно впереди всей империи.

— Сомнительное какое-то достижение... — пробормотала я, а Эдигор рассмеялся.

— Ну уж какое есть. Я в хороших отношениях с Повелителем Робиаром, и он охотно делится со мной всеми известными сведениями по проклятьям, пару раз эти сведения даже спасали жизнь главе Тайной службы, герцогу Кроссу, ночью ты должна была его видеть.

Я кивнула.

— Хотя кое-какие проклятья снять практически невозможно. К примеру, проклятье чёрной крови. Слышала про такое? Есть один способ, но для этого придётся пожертвовать жизнью. Нужно заменить кровь проклятого на собственную, а его кровь забрать себе.

— На подобное немногие способны, — пробормотала я, имея в виду не только моральную составляющую, но и физическую: не все маги смогли бы поменяться кровью. Я, например, знала, как это делается, но чисто теоретически. — И что теперь будет с ними? Я имею в виду эльфов. Их... казнят?

Император пожал плечами.

— Возможно, — а потом, кинув на меня мимолётный взгляд, улыбнулся и укоризненно сказал: — Тебя учили магии, Рональда, но совершенно упустили из виду светское воспитание. Если бы ты хорошо знала законы империи, то не задавала бы подобных вопросов.

Мне стало неловко. Я поняла это ещё путешествуя с Грэем — я была полным неучем по части законов, географии, истории и традиций других рас. Нет, конечно, что-то я знала, но уж по сравнению с императором...

— Ну-ну, не переживай. Это дело наживное. Да и учить тебя будет самый лучший учитель из всех возможных.

— Аравейн? — испугалась я. Нет, я, конечно, уважала главного придворного мага и императорского наставника, но вот учиться у него не хотелось совершенно.

— Нет, — Эдигор рассмеялся. — Аравейну вполне хватает учеников на данный момент. Да и не обучает он никого истории и законам, для этого во дворце есть другие учителя. Но обучать тебя... буду я сам, Рональда.

От удивления я остановилась посреди коридора, как будто меня кто-то в землю вкопал.

— В-вы? — пробормотала я, с недоумением уставившись на улыбающегося императора.

— Да. Тебя что-то не устраивает? — его голос чуть дрожал от смеха, и мне тоже вдруг стало смешно.

— Всё устраивает, — фыркнула я, сдаваясь: спрашивать Эдигора о том, почему он решил обучать чужую ему девицу, было совершенно бессмысленно. Он бы просто отшутился.

— Тогда будешь приходить сюда два раза в неделю. Когда именно, решим потом, — император, по-прежнему улыбаясь, подал мне руку. И я в который раз приняла её, мысленно поражаясь, как быстро, незаметно и непринуждённо этот человек вошёл в мою жизнь. И как умело он мной манипулировал.

Впрочем, последнее неудивительно. Император всё-таки.

* * *

Его величество отвёл меня в комнату, где был Эдди — он сидел на коленях у какой-то женщины и увлечённо рассматривал книжку размером с самого себя. Женщина мягко улыбалась, глядя, как он тыкает в страницы и что-то спрашивает, вскидывая голову, чтобы видеть её лицо.

Я поняла, кто эта женщина, ещё до того, как она повернулась к нам с лёгкой полуулыбкой на губах. И тут же Эдди развеял все сомнения, воскликнув:

— Мама! Дедушка! Посмотрите, какую книжку мне бабушка показывает! Идите сюда!

Бабушка. Императрица.

У неё было приятное лицо с мягкими чертами. Чуть смугловатая кожа, как у всех мирнарийцев — а императрица была именно мирнарийкой, уж этот факт я хорошо знала. Синее платье чрезвычайно ей шло, сеточка того же цвета держала тяжёлые тёмные локоны, оттеняя цвет глубоких серых глаз. Я бы назвала подобные глаза туманными — в них как будто клубился туман, закручиваясь в спирали...

И я вдруг вспомнила, что подобные глаза всегда бывают у эмпатов. Я читала об этом очень давно, когда мы с Карвимом проходили их. Всего один урок, но он отложился у меня в памяти.

Значит, императрица — эмпат?..

— Ана, позволь представить тебе ту самую Рональду, о которой мы так много слышали. Рональда, познакомься с моей женой — Дориана Альтерр, императрица Эрамирская.

Я собиралась почтительно присесть, но Эдигор так сжал мой локоть, что я совершенно не могла этого сделать. Чуть дёрнулась, чтобы высвободиться, но застыла, услышав вдруг тихий смех императрицы.

— Эд, ну зачем ты так официально? В конце концов, это же не приём. Иди сюда, Рональда, я очень рада с тобой познакомиться, — и Дориана кивнула на место на диване рядом с собой и Эдди.

— Я вас оставлю, — сказал его величество, когда я осторожно опустилась на диван рядом с императрицей. — Ана, я тебя прошу ещё раз...

— Я поняла, Эд, — она вздохнула. — Я не одобряю, но... обещаю.

— Спасибо.

Эдигор благодарно кивнул и вышел из комнаты. А мне оставалось только гадать, о чём они говорили. Сплошные загадки кругом.

Между тем Дориана посмотрела на меня, улыбнулась, и возле её глаз появилась паутинка из мелких морщинок, напоминающих солнечные лучики. Я никогда не думала, что императрица может быть такой. Удивительно мягкой и уютной. Как странно... и как замечательно.

— Сейчас принесут обед для Эдди и завтрак для тебя, Рональда. Ты, наверное, очень голодна?

Я кивнула.

— Мам, смотри! — мальчик дёрнул меня за рукав платья. — Тут книжка про птиц. Я таких никогда не видел! Смотри!

Я, улыбаясь, наклонилась над книгой. Она была действительно очень красивой, с цветными рисунками на весь разворот.

— Прочитай, что тут написано! Вот про эту птицу. Вот! — Эдди ткнул пальцем в морскую белую чайку, и я послушно начала читать ребёнку про понравившуюся птицу. А когда закончила и выпрямила спину, наткнулась на внимательный, но очень дружелюбный взгляд императрицы.

И не удержалась от вопроса:

— Вы эмпат?

Она кивнула.

— Наверное, это очень сложно? Всё время чувствовать окружающих...

Дориана улыбнулась.

— Да, непросто. Но во дворце почти на всех амулеты. Ведь здесь не только я эмпат.

— А кто ещё? — удивилась я. Надо же, ведь эмпаты вообще не так часто встречаются, а в императорском замке их даже не один, а несколько.

— Ещё Интамар. Ну и будущий эмпат сидит сейчас у меня на коленях.

— Эдди? — я едва не подпрыгнула. И вдруг вспомнила...

Ведь мальчик часто угадывал моё состояние. Его фраза, когда мы гуляли в парке с Араилис: "Не думай о плохом". И об эльфах, пришедших за мной в дом Карвима, он сказал, что они нехорошие... Я тогда ещё удивилась, а потом умудрилась забыть об этом факте.

И только теперь поняла...

— Мам?

Он смотрел на меня тёмно-карими глазами, в которых не было никакого тумана. Впрочем, его и не должно быть, ведь Эдди всего три года, он ещё сам не осознаёт, что эмпат.

Эмпатия обычно передаётся по наследству, но это явно не случай Эдди — если бы Грэй был эмпатом, глаза у него были бы как у императрицы..

— Всё хорошо, мой волчонок, — я улыбнулась и погладила мальчика по голове. — Читать дальше?

— Ты испугалась, — Эдвин нахмурился. — Чего ты испугалась?

Я не знала, как объяснить. Ведь учитель говорил, что многие эмпаты погибают в подростковом возрасте, когда полностью пробуждается дар — не выдерживают потока льющихся на них со всех сторон чужих чувств. И меньше всего на свете я бы хотела, чтобы это случилось с моим волчонком.

— Мама испугалась за тебя, Эдди, — я вздрогнула, услышав голос императрицы.

Мама... Она не просто знала, что мальчик считает меня мамой, она... приняла это? Так же, как император?

— Скажи ей, что всё хорошо. Правда ведь?

— Да, — он кивнул. — Всё замечательно, мам. А когда мы будем кушать?

Дориана засмеялась и схватилась рукой за висевший у неё на шее переговорник.

— Тадеуш, будь любезен, поторопись с едой. У меня тут голодный волчонок на коленях.

Я хмыкнула, услышав это определение. Кажется, оно понравилось и запомнилось императрице.

Секундой позже Дориана опустила руку и тихо сказала, обращаясь ко мне:

— Не волнуйся, Рональда. С Эдди действительно всё будет в порядке. Эмпатия не погубит его, это я могу обещать.

Её слова не избавили меня от тревоги окончательно, но стало легче, поэтому я благодарно кивнула и прошептала:

— Спасибо.

* * *

Остаток дня пролетел незаметно. Всё время я провела с императрицей и Эдди, ничуть не тяготясь этим. После завтрако-обеда мы прогулялись по саду, Дориана показала дворцовые конюшни, и от вида разнообразных лошадей Эдвин пришёл в настоящий восторг. А уж когда ему позволили покататься на одной из карликовых пород... В общем, я никогда ещё не видела Эдди таким счастливым. Да и сама отвлеклась от тревожных мыслей.

Поужинали мы тоже в замке, вместе с Грэем и императором. Поначалу я немного смущалась, но потом полностью расслабилась, с улыбкой слушая, как Эдвин рассказывает отцу и дедушке о сегодняшнем путешествии на лошадке. Я немного запуталась в столовых приборах, но после слов Эдигора о том, что в дворцовом этикете правила поведения за столом — это самое легкое, вот только непонятно, зачем всё-таки было создавать такое количество разнообразных вилок и ложек, развеселилась и успокоилась.

Возвращаясь в карете домой — на этот раз без Эллейн, зато с каким-то сурового вида магом из охраны самого императора — я спросила у Грэя, почему к ужину не спустился больше никто из венценосной семьи.

— Ты кого имеешь в виду? — улыбнулся мужчина, легко поглаживая по волосам уснувшего Эдди.

— Ну, Интамара, например. Или сестру императора с мужем. Или её детей. Сколько у неё детей, кстати?

— Трое. Наследник и Луламэй — сестра Эдигора — сейчас у Лемены.

— Это которая замужем за Повелителем тёмных эльфов?

— Верно. Старшая дочь Луламэй и герцога Кросса. А Дженна...

— Младшая дочь?

— Да. Она не до конца ещё оправилась после родов и предпочитает пока не спускаться. Лестницы её утомляют. А почему ты спрашиваешь?

Я смущённо улыбнулась.

— Интересно было бы познакомиться со всеми ними.

— Да? — Грэй удивлённо поднял брови. — Ты вроде не хотела? Почему передумала?

Мне показалось, или он действительно обрадовался этому факту?

— Всё оказалось совсем не так, как я себе представляла, — тихо ответила я, и Грэй, услышав это, понимающе улыбнулся.

Вечером, поужинав и уложив Эдди, я сразу же направилась к себе, не стала сидеть внизу вместе с остальными, хоть и было ещё довольно рано. Просто мне хотелось побыть одной.

Я старалась ни о чём не думать. И, обняв Элфи, села на кровать и застыла, глядя, как на Лианор медленно опускаются сумерки.

Болело сердце.

— Неужели я и правда сегодня разговаривала с дартхари? И зачем он приезжал? — шептала я, гладя своего хати по жёсткой шерсти. — И почему спрашивал у меня... такие странные вещи?..

Элфи молчал, только смотрел и лизал языком мои пальцы.

Я так долго сидела на кровати и ждала наступления ночи, что не заметила, как уснула.

* * *

Сегодня я знала совершенно точно, кого увижу во сне. Потому что после всех событий стремилась к Дэйну всей своей измученной душой.

Но я оказалась абсолютно не готова к тому, что случилось.

Шёл проливной дождь. Впервые за все эти годы. Тяжёлые капли стучали по озеру, вода в котором была свинцово-серой, тёмное, тревожное небо нависло над головой.

Холодно.

Мне впервые было холодно здесь. Волосы моментально намокли под дождём, и платье тоже. Ноги, так некстати босые, словно превратились в две ледышки.

— Дэйн! — крикнула я, обхватывая себя руками, чтобы хоть немного согреться.

Что это? Мне, конечно, было плохо, но не настолько. Нет, не настолько.

Я рискнула подойти ближе к озеру, потому что иначе не могла совсем ничего рассмотреть. Чуть не поскользнулась на сырой траве, но, удержавшись, вскинула голову и наконец увидела...

Он был здесь. Сидел на том самом месте, где мы когда-то познакомились, на берегу озера, поджав под себя ноги. И смотрел на воду, задумчиво поглаживая по голове какое-то животное, которое лежало, положив мордочку Дэйну на колени.

Проливной дождь обнимал его фигуру, и я внезапно поняла — дождь был отражением не моих, а его чувств. Но... разве так может быть?..

Я сделала ещё несколько шагов вперёд, и наконец разглядела, что за зверька гладит Дэйн — это был аксал.

— Дэйн! — крикнула я, поняв, что рядом с ним сидит самое опасное животное Арронтара. — Что ты делаешь? Это же аксал!

Друг не отреагировал, продолжая поглаживать зверя по носу. А сам аксал вдруг, приподняв голову, посмотрел на меня удивительно мудрыми тёмно-карими глазами. Будто всё-всё понимал.

— Дэйн?..

Я опустилась рядом с ним, стараясь не обращать внимания на сковывающий тело и леденящий душу холод.

Дэйн повернулся, и я вздрогнула, увидев его глаза, какие-то погасшие и безжизненные.

— Что случилось? Почему тут... так? — я развела руками.

Капли дождя стекали по его волосам, лбу, щекам...

— Прости, Ро, — сказал Дэйн тихо. — Сегодня у меня нет настроения.

— Почему?

Я опустила глаза, глядя, как аксал осторожно слизывает дождевые капли с пальцев Дэйна.

Я думала, что хуже просто не может быть. Но я ошиблась. Потому что он вдруг произнёс такое, от чего я оцепенела и телом, и душой.

— Сегодня — наша с тобой последняя ночь, Ро.

Я вздрогнула и подняла голову, наткнувшись на необыкновенно серьёзный, печальный взгляд Дэйна.

— Что?.. Что ты такое говоришь?

— Я больше не приду. Никогда, Ро.

Я схватила его за руку, даже не замечая, что впиваюсь выпущенными когтями в ладонь Дэйна.

Я хотела сказать, что это неправда. Я хотела сказать, что не отпущу его. Я хотела сказать... Я так много хотела сказать. Но почему-то не сказала. Только сидела, вцепившись в руку Дэйна, чувствуя, как по моим пальцам течёт что-то горячее...

Его кровь...

— Я приходил, потому что был нужен тебе. Ты и сама знаешь это. Теперь же... Я не приду, потому что я тебе больше не нужен.

— Нужен... — прохрипела я. — Дэйн...

Он вдруг притянул меня к себе, прижал и, обхватив ладонями лицо, прошептал, касаясь тёплым дыханием моих заледеневших губ:

— Нет, Ро. Теперь я тебе не нужен. Пока я с тобой, ты будешь стоять на месте, а ты должна двигаться вперёд. Вперёд, Ро. Вперёд, моя маленькая волчица.

Я не успела ответить — Дэйн поцеловал меня. Горячо и жадно, так, что всё моё тело вмиг согрелось. И даже струи обжигающе ледяного дождя, хлеставшего по щекам, не могли охладить жар, возникающий глубоко внутри и проникающий в каждую капельку крови.

Я забыла обо всём, прижимаясь к Дэйну всем телом, и в какой-то момент оказалась у него на коленях. Не знаю, куда делся аксал. Не знаю, куда делся весь мир, и почему дождь вдруг из холодного стал тёплым... И моих волос коснулся луч солнца...

Я ничего не знаю. Я знаю только, как ласковы были руки Дэйна, обнимающие мои плечи, как горячи были его губы, целующие мои, как прекрасна музыка, звучащая вокруг и внутри нас, и как не хотелось, чтобы это когда-нибудь заканчивалось...

Но это закончилось.

Дэйн перестал меня целовать и отодвинулся, заглядывая в глаза. И луч солнца, который секундой раньше касался моих волос, вдруг осветил его лицо... И я застыла, внезапно осознав...

В его глазах, вокруг зрачка, кружились и вспыхивали ярко-жёлтые искорки. Совсем как мои.

Какая же я была глупая!

Сон... Только самые талантливые маги Разума умеют ходить по снам... Я ведь сама читала эту фразу в своём пособии! Я ведь знала это, всегда знала!

Сон — проводник... Как я могла думать, что Дэйна не существует, что он — порождение моего сознания? Как?!

Только если...

Только если он сам хотел, чтобы я так думала.

— Прости, Ро, — сказал Дэйн серьёзно. — Когда-нибудь ты всё поймёшь. И знай — я никогда не лгал тебе. Так же, как и ты мне. Прости, Ро.

Я хотела сказать всё, что думаю о его поведении, но не успела — Дэйн наклонился и, легко коснувшись моих губ своими, прошептал:

— Прощай, моя любимая волчица.

Я схватилась за его рубашку изо всех сил, намереваясь держать и не отпускать, но... он просто исчез.

Исчез!

Растворился, будто и не было Дэйна, который всегда ждал меня на берегу этого озера. Который находил правильные слова. Благодаря которому я всё-таки смогла превратиться в волчицу...

И я расхохоталась. Я хохотала так, что слёзы выступили на глазах. Ещё никогда в своей жизни я так не хохотала.

А потом я побежала. Быстро, как молния, не обращая внимания на мелькающие вокруг стволы и кроны деревьев, уже на бегу превращаясь в белую волчицу, и пытаясь сделать только одно — нащупать своим Разумом маленькую ниточку, которая бы привела меня к Дэйну.

И я её нащупала.

Любой маг Разума, побывав в чужом сознании, оставляет там свой след. А Дэйн в моём сознании наследил основательно. И я, нащупав эту ниточку, рванулась вперёд, чувствуя, как подбираюсь всё ближе и ближе к его сознанию...

Пока вдруг не наткнулась лбом на прозрачную, но от этого не менее крепкую стену.

Я зарычала и прыгнула на неё.

Удар.

Прыжок.

Удар.

Ещё один прыжок.

Удар, и кровь, полившаяся из рассечённого лба.

Самый сильный за всю историю Эрамира маг Разума...

Я вновь расхохоталась.

— Они ведь имели в виду тебя, Дэйн! — закричала я, с силой ударяя лапой в стену из чистой магии Разума. — Именно тебя! Это ты написал моё пособие! Это ты разработал заклинание для Элли! Это ты переписывался со мной!

Удар. Стена даже не дрогнула. Я зарычала от бессильной ярости.

— Теперь я понимаю, почему не догадалась раньше. Только сильнейший из двух магов Разума может обмануть другого. И сейчас ты просто испугался, потому что я действительно становлюсь всё сильнее с каждым днём. "Теперь я тебе не нужен!" Да как ты смел сказать такое, Дэйн! "Я никогда не лгал тебе!" Да как ты...

Я зарычала, с удовлетворением замечая, что по стене пошла небольшая рябь, будто по воде во время сильного ветра.

— Клянусь, когда-нибудь я взломаю твой блок. Даже не надейся, что я оставлю эту затею. Клянусь, я взломаю! И проберусь в твой сон так же, как ты пробрался в мой!!!

Одно мгновение мне казалось, что там, за стеной, мелькнули, но почти тут же пропали, глаза Дэйна. А потом...

До боли знакомым почерком на прозрачной поверхности было выведено:

Последний урок

Ни к одному магу Разума нельзя пробраться в сон, даже к самому слабому, если он этого не хочет.

Стена, которую ты видишь — не только моя, но и твоя, Рональда.

И всё. И больше ни слова.

Я упала на землю, глотая горячие слёзы, и закрыла глаза, не в силах больше видеть стену, навсегда отделившую меня от Дэйна, и надпись, сделанную почерком того, которого я называла "невидимым учителем".

А потом я получила от него последний подарок — сон без сновидений, опустившийся и накрывший меня, словно мягкое одеяло.

* * *

Никогда ещё утром я не ощущала себя настолько пустой. Никогда, даже после Ночи Первого Обращения. Даже после того как Джерард бросил в меня свой первый камень.

Не хотелось вставать с кровати. Я просто лежала и глядела в потолок, чувствуя себя разбитой, растоптанной, уничтоженной.

Я проснулась с первыми лучами солнца и теперь молча наблюдала, как свет ползёт по потолку, поглощая ночные тени, и старалась не думать. Но не получалось.

Какой же я была глупой.

Как я могла считать, что Дэйна не существует? Плод моего воображения... Разве плод воображения бывает таким реальным? Разве он может учить, утешать, целовать так жарко, что даже во сне чувствуешь силу рук и губ?

Но зачем? Ведь это он внушал мне эту мысль о самом себе. Он сон за сном туманил мой разум, заставляя забывать возможные вопросы. Даже тогда, когда Дэйн явился наяву, когда целовал на самом деле, я ничего не заподозрила, я даже не задумалась.

Самый сильный маг Разума в Эрамире... Кто ты? Почему поступал так со мной? И было ли хоть что-нибудь правдой? Хоть одно слово? Или всё, каждый мой сон, соткан из лжи?

Я встала с постели и, не обувшись, ступая босыми ногами по прохладному с ночи полу, подошла к зеркалу.

Светлые, золотистые волосы, чуть спутанные, тяжёлыми прядями спускались по плечам, груди, спине. Губы... большие, красные, даже алые, теперь я могла бы назвать их чувственными. Нос... удивительно изящный, тонкий, благородный. Глаза... раньше я любила только их, они нравились мне и сейчас... больше всего. Нежно-голубые, как небо в ясный день, а вспыхивающие вокруг зрачка искорки напоминали о солнечных лучах, тёплых и ласковых.

Моё лицо изменилось. Теперь оно было почти привлекательным. Но стоило мне зажмуриться, как перед глазами вставало лицо прежней Рональды.

Мог ли Дэйн полюбить её?

Я, протянув руку, дотронулась до щеки своего отражения и покачала головой. Униженная, несчастная, страшная жаба. Нет, так не бывает.

Являясь в мои сны, Дэйн делал это не потому, что любил. Он преследовал иные цели. Какие? Что ж, со временем я непременно это узнаю. Я перерою всю императорскую библиотеку, но найду всё о магии Разума... и отыщу Дэйна.

Отражающаяся в зеркале девушка упрямо блеснула глазами и поджала губы. Своим решительным видом она могла бы обмануть кого угодно, только не меня. Я же прекрасно понимала, что на самом деле по-настоящему она хочет задать Дэйну только один вопрос.

Только один.

"Прощай, моя любимая волчица".

Эти слова тоже были ложью? Всё остальное — возможно, но... Зачем было лгать напоследок? Зачем?!

Или?..

* * *

— Мам!

Громкий шепот Эдди возле моих коленок заставил меня вздрогнуть, прекратить размышлять и наклониться к мальчику.

— Да, волчонок?

Маленькие ручки обняли за шею, шмыгающий нос уткнулся в грудь.

— Мне приснился кошмар.

— Бедный мой, — я погладила ребёнка по волосам. — Что тебе приснилось, расскажи? Когда рассказываешь, сон уходит и больше никогда-никогда не потревожит тебя.

— Честно?

— Честно. Пойдём, ляжешь со мной, а потом расскажешь, что приснилось.

Я отнесла Эдди в кровать, уложила, легла рядом и, укрыв нас обоих одеялом, прижала мальчика к себе.

— Мне снились котята, — прошептал Эдвин, сдавленно всхлипывая. — Много-много мёртвых котят. А потом один из них зашипел и оцарапал меня. Было больно, мам!

Что-то кольнуло сердце, какое-то невнятное чувство, будто я где-то это слышала или читала... Мёртвые котята. Мёртвые котята...

— Это всего лишь сон, малыш. Выдумка. Нет никаких котят, ни живых, ни мёртвых. Здесь только я и Элфи.

Мальчик судорожно вздохнул.

— Он тоже так сказал.

— Кто? — я оцепенела.

— Мужчина. Я закричал и он... вошёл. И сразу стало совсем не страшно, мам! Но он сказал, что как только уйдёт, мне опять будет жутко, и велел идти к маме. Я и пошёл. Я правильно сделал, да?

— Да, — я положила ладонь на лоб Эдди и, закрыв глаза, осторожно прикоснулась к сознанию мальчика. — Расскажи мне об этом мужчине. Какой он был?

— Хороший. Большой. И глаза на твои похожи. Голубые.

Сон не был наведённым, Эдди действительно приснился кошмар. По крайней мере он не был наведённым с помощью магии Разума, наоборот, кто-то с её помощью убрал страх мальчика.

Кто-то... Я очень хорошо знала, кто.

Мне даже казалось, что от Эдди немного пахнет Дэйном. Почерк своего "невидимого учителя" я всегда узнаю. Но что он делал здесь, в мастерской? Зачем приходил?

— Он дал мне вот это.

В полумраке я еле разглядела, что протягивает мне Эдвин в своей маленькой ручке. Но когда разглядела, мысленно изумилась.

Дудочка! Дудочка, которую я отдала Лирин. Деревянная, незаконченная, небольшая дудочка, принадлежавшая её умершему брату. Как она оказалась здесь, у Эдди? Ведь я же сама подарила её Лирин!

Я взяла дудочку и погладила давно потемневшую поверхность большим пальцем, недоумевая — зачем?

Дэйн никогда и ничего не делал просто так.

— Только грустный он был очень. Болит у него... здесь, — и Эдвин прижал ладошку к левой стороне груди, серьёзно глядя на меня. — У папы тоже так раньше болело.

— Раньше?

— Теперь не болит. Как ты вернулась — не болит.

Я глубоко вздохнула и улыбнулась.

Как же меня обрадовали слова Эдди о Грэе!

— Давай спать, волчонок. Больше никаких страшных снов, обещаю.

— Никогда-никогда?

— Никогда-никогда, — я засмеялась и, легко коснувшись сознания Эдди, погрузила мальчика в крепкий здоровый сон. Пусть уже светало... пару часов поспим всё равно.

Я повернулась на другой бок и, по-прежнему улыбаясь, закрыла глаза.

* * *

Второе моё пробуждение было совсем другим.

Тепло разливалось вокруг тела и души, окружало, проникало в каждую клеточку. Запах кислого молока... сладкий, такой сладкий, что хочется съесть, и родной... Запах моего волчонка.

Я зарылась носом в мягкие волосы Эдди, поняв, что вновь не хочу вставать с кровати, но теперь уже совершенно по другой причине.

Громкий стук в дверь просто оглушил, заставил поморщиться, Эдвин заворочался в постели и даже застонал.

— Ронни!

Я медленно открыла один глаз.

— Ронни, Эдди пропал!

В голосе Грэя чувствовалась паника, и я поэтому постаралась как можно громче прокричать:

— Он у меня!

Получилось плохо — голос со сна был хриплым.

После этих слов дверь с грохотом распахнулась, и порог перешагнул совершенно взъерошенный и полуодетый отец Эдвина. Увидев спящего ребёнка, он немного успокоился, зато рассердился.

Я села на постели, прижимая к себе Эдди, и мягко улыбнулась Грэю.

— Ему приснился кошмар.

— Это не причина убегать из детской! — возмутился мужчина, сложив руки на груди. — Эдди, ты слышишь? В следующий раз буди меня, а не Рональду!

Проснувшийся мальчик открыл глаза и теперь с обидой смотрел на отца.

— Я... — начал он, но Грэй не дал ребёнку сказать, опять взорвавшись:

— Я чуть с ума не сошёл, когда проснулся и не обнаружил тебя в кровати! Дарт и Тор уже открыли магазин, Ари ещё не пришла, Гал дрыхнет без задних ног! Я думал, тебя похитили, Эдди!

И вроде всё правильно говорит, а так обидно...

— Больше никогда так не делай!

Вместо ответа ребёнок зашмыгал носом и громко разревелся.

Несколько секунд Грэй растерянно смотрел на Эдвина, который, заплакав, прижался ко мне и теперь комкал в кулачках ночную рубашку, а потом вдруг вновь начал возмущаться:

— А ты куда смотрела, Ронни? Неужели не понимала, что утром я проснусь и, не обнаружив рядом сына, после недавних событий могу предположить самое худшее?! Тебе было так трудно отнести Эдди в постель, когда он уснул?!

Я разозлилась. Ух, как я разозлилась!

И вовсе не из-за слов Грэя — они были справедливы — а потому что Эдвин плакал! И мужчина, видя, что ребёнок расстроен, продолжал кричать, отчего Эдди плакал всё сильнее!

Я вскочила с кровати и встала напротив Грэя. Если бы я могла, ткнула бы его в грудь пальцем, но руки были заняты — мой волчонок продолжал прижиматься и всхлипывать.

— Не кричи! Расстроил ребёнка! Испугал! Ему и так ночью кошмар приснился, а ты! — я возмущённо вскинула голову, чтобы смотреть Грэю в глаза.

Но вместо глаз посмотрела почему-то на нос — ноздри его раздувались, как у породистого скакуна.

— Я не собираюсь потакать его капризам! В следующий раз он захочет пойти гулять, никого не предупредив, и пока вернётся, меня успеют трижды похоронить!!

Грэй был прав, но от осознания этого я почему-то рассердилась ещё больше.

— В четыре года?! Не мели чепухи!

— Чепухи?! — мужчина сделал шаг вперёд и попытался отнять у меня рыдающего Эдвина. — Всё это идёт с детства, Рональда, и если не привить ребёнку понятие об ответственности за собственные поступки, через пару лет мы получим неуправляемое чудовище! Сразу видно, что у тебя никогда не было нормальной семьи, поэтому ты и...

Меня кольнуло такой болью, что я непроизвольно разжала руки и выпустила Эдди. Грэй подхватил сына и обнял плачущего ребёнка, который уже, кажется, не соображал, из-за чего всё началось, но продолжал рыдать просто потому, что мы кричали...

И мне было больно. Больно, потому что Грэй был прав — у меня действительно никогда не было нормальной семьи.

Я прижала руки к груди и отвернулась, позволяя им уйти. И услышала, как мужчина, тяжело вздохнув, пошёл к двери, спустился по лестнице, что-то кому-то сказал...

А я упала на постель и свернулась калачиком, как делала всегда, когда мне было больно, и закрыла лицо ладонями.

Я не плакала. Зачем? Да и к чему слёзы, ведь Грэй не произнёс ничего нового. Ничегошеньки.

Тогда почему так больно?

Почему обычное и привычное причиняет такие страдания, если высказывается тем, кого ты ценишь, уважаешь и любишь?

Камни, которые швырял в меня Джерард, всегда словно были крупнее и ударяли больнее. Презрительные взгляды отца заставляли сжиматься намного сильнее, чем взгляды остальных членов стаи. Злые слова мамы были обиднее всех других слов, сказанных посторонними оборотнями.

Вот и сейчас...

Да, Грэй, ты прав. И ничего нового. Но почему тогда так больно?

Наверное, потому, что это сказал ты. Сказал, зная, что мне будет невыносимо это слышать — но всё равно сказал.

Что-то мягкое коснулась плеча. Я дёрнулась, думая, что это кто-то из домашних, скорее всего, Гал, но... Но потом вдруг поняла, что рядом со мной нет абсолютно никого!

И обернулась.

На подушке, положив одно крыло мне на плечо, сидела птица Эллейн. И смотрела на меня своими серыми глазами, похожими на мягкий бархат.

— Как ты сюда попала? — прошептала я.

Птица кивнула на раскрытое окно, а потом аккуратно подтолкнула лапкой письмо, что лежало с ней рядом.

Рональда!

Жду тебя сегодня во дворце ближе к полудню. Грэй придёт чуть раньше, ты можешь прийти вместе с ним и подождать меня в библиотеке или саду. В любом случае я надеюсь на встречу с тобой в полдень.

Будь добра, не забудь взять всё необходимое для записей. И надень платье.

Подписи не было. Впрочем, мне и так было понятно, кто автор письма. На такое даже и отказом не ответишь — не посмеешь. Да и слов правильных не найдёшь — меня подобные письма составлять никто не учил.

Я протянула руку и осторожно погладила птицу по голове. Она в это время смотрела на меня с такой снисходительностью, словно взрослый человек, который позволяет ребёнку играть с ним в "дочки-матери", причём взрослый играет роль "дочки".

— Извини, — я попыталась улыбнуться, — просто ты такая мягкая, а я очень люблю животных. Ужасно захотелось погладить.

Клянусь, это была самая настоящая улыбка. Самая настоящая птичья улыбка!

Никогда не видела, как улыбаются птицы.

До этого момента.

— А я вспомнила, как тебя зовут. Линн!

Она кивнула и фыркнула.

— А меня — Рональда.

Она вновь фыркнула.

— Ну да, ты знаешь. Ты, наверное, всё знаешь?

Птица перелетела ко мне на колени и чуть наклонила голову, смерив меня лукавым взглядом.

Ну да, глупый вопрос. Никто не может знать всё.

— А я не хочу спускаться вниз.

Линн ласково клюнула меня в ладонь. "Не хочешь — не спускайся".

— Тогда как?..

Вновь фыркнула и, взлетев, села на подоконник.

— Я же не умею летать, — рассмеялась я, но птица укоризненно наклонила голову и взмахнула крылом. "Глупая! Не летать — через окно!"

Я медленно встала с постели, схватила руками подол рубашки и стянула её через голову. Не хотелось бы порвать эту рубашку, она мне нравилась.

Зябко передёрнув обнажёнными плечами, я посмотрела на Линн.

— Тебе не кажется, что это безумие?

Лукавый взгляд был мне ответом. "Возможно. Но разве кто-то запрещал тебе быть безумной?"

Волчица уже чувствовала, что я собираюсь сделать, и в нетерпении выпускала коготки, царапая меня где-то в области желудка.

— Не бойся. Я буду с тобой.

Я так и не поняла, сказала это Линн или же мне только послышалось — прыгнула вперёд, перекидываясь на лету, зная, что в этот раз не будет больно.

Не было. Только легко.

Легко, будто я родилась такой — с белой шерстью, острыми зубами и когтями, большими и мягкими лапами — быстрая и стремительная...

Впрочем, ведь я действительно родилась такой.

Просто не знала об этом.

* * *

Вдох.

Прыжок.

Подоконник, окно, трава.

Выдох.

Дорога, дома, люди, кареты.

Вдох.

Выдох.

Прыжок.

Хлопанье крыльев над головой и чьё-то радостное чириканье.

Ветер в лицо.

Прекрасно! Свободно!

Чей-то удивлённый вскрик.

Я рыкнула — на всякий случай, чтобы меня не смели останавливать — и бежала, бежала, бежала...

Мысли растворились в этом беге, в скорости, в свисте ветра в ушах...

Я даже не поняла, почему ворота открылись будто сами собой. Не поняла, почему стражники расступились, пропуская меня вперёд, в закрытый императорский парк... я ничего не понимала, пока навстречу мне не вышел человек, к которому я бежала.

Он вышел из-за деревьев и остановился, словно я не могла сбить его с ног. Словно он не боялся. Хотя это, скорее всего, так и было.

Я резко затормозила и уткнулась носом прямо в его тёмную рубашку.

— Рональда, — в голосе звенел смех, — вставай-ка со своих замечательных четырёх лапок на две. Если в парке можно бегать в любом виде, то во дворец волкам, даже таким хорошеньким, вход заказан.

Внутри меня что-то завибрировало. Волчица хотела рассмеяться, но не могла — волчицы не умеют смеяться.

Поэтому я выпрямилась и улыбнулась, но уже в человеческом обличье. А Эдигор просто накинул мне на плечи темный плащ, и я благодарно запахнула его поплотнее.

— Как вы узнали, что я бегу?

Император кивнул на птицу, в тот миг севшую рядом на спинку скамейки.

— Спасибо, что предупредила. Через такие высокие ограды я пока не умею прыгать.

— Пока? — его величество расхохотался. — А ты нахалка, Рональда. Пойдём, я уделю тебе время, Грэй всё равно будет только через два часа. Но сначала заглянем кое-куда, тебя обязательно надо одеть. Или ты предпочитаешь заниматься танцами, завернувшись в плащ?

Я испуганно вздрогнула.

— Танцами?..

— А как ты хотела?

Вздохнув, я обречённо пошла следом.

Спорить с этим человеком бесполезно. Всё равно ведь научит. Лучше согласиться сразу — сэкономим время и мне, и ему.

— Умная девочка.

И как он понял, о чём я подумала?..

Император обернулся и подал мне руку, чтобы помочь подняться по лестнице. Как настоящей леди.

— Знаешь, у Интамара тоже всегда было такое лицо, когда я собирался его научить чему-нибудь, с точки зрения принца совсем не нужному. Только вот он в то время ещё возражал. Ты же уже вышла из возраста бесполезных и бессмысленных возражений.

— Ваше величество!

— Да?

И несмотря на ситуацию, мне было смешно. Нет, я совершенно не могу сердиться на этого человека!

— Вы просто невозможны!

Эдигор положил мою руку себе на локоть, ухмыльнулся и начал подниматься по лестнице. Слуги наверху уже начали распахивать входные двери, резные и безумно красивые, когда император вдруг ответил, продолжая ухмыляться:

— Боюсь, это самое приличное из всего, что обо мне вообще можно сказать.

И я не выдержала — рассмеялась.

* * *

Лицо у неё было такое же круглое и сияющее, как солнце. И волосы вокруг этого лица — кудрявые, светло-рыжие, как... облако.

И вся она была такая ясная.

— Познакомься, Рональда. Это Дженна, моя племянница.

С дивана поднялась девушка, широко и радостно улыбаясь. Она была одета в лёгкое зелёное платье с широким поясом на талии и выглядела свежей, как весенний цветок. И волосы пушистенькие...

А потом меня как ударило. Дженна! Принцесса Дженна...

— О-о-о... о-о-очень приятно, — всё-таки нашлась я, кивая и не ведая, что делать дальше — кланяться? Протягивать руку? Император прав — такие вещи нужно знать...

— Дядя! Как здорово, что ты привёл Рональду! Но почему на тебе такой странный плащ? — она с недоумением оглядела моё одеяние.

— Вот поэтому я её и привёл, Джен. Подбери Рональде что-нибудь из своих запасов, хорошо? Такое... изящное, но удобное. У нас сегодня будет первый урок танцев.

— О! — просияла Джен. — А можно мне тоже посмотреть?

— Тебе пока нежелательно танцевать.

— Я только посмотрю! Ну пожалуйста, дядя!

Я с изумлением смотрела на Дженну, сложившую ладошки в умоляющем жесте, и Эдигора, на суровом лице которого то и дело мелькала совершенно удивительная улыбка.

— Хорошо. Только не больше часа.

— Да! — принцесса победно вскинула кулачок, заставив императора усмехнуться, и вновь обратила внимание на меня. — Пошли скорее!

Я не успела даже спросить "куда" — Дженна схватила меня за плащ и потащила за собой вглубь комнаты. Там она метнулась к стене — к самой обычной стене, на первый взгляд — протянула руку и... раздвинула створки шкафа. Стена оказалась шкафом!

Пока я изумлённо таращилась на это интерьерное чудо, принцесса зашла внутрь шкафа. Первый раз в жизни вижу, чтобы в шкаф можно было зайти...

И, естественно, так как Дженна не отпускала мою руку, я тоже оказалась втянутой в пространство, полное платьев, юбок, кофточек, костюмов... как женских, так и мужских!

Ничего не понимаю. Зачем принцессе мужские костюмы?

— Сейчас посмотрим... Ага. Вот. Хотя нет, тебе лучше что-нибудь... Вот! Нет, тут перья, я же пришила... Так, а что у нас тут? Может, розовый?..

Кажется, мои вытаращенные глаза подсказали Дженне, что розовый — это всё-таки не очень удачная идея.

— Ладно, на первый раз не будем. А что ты думаешь о таком платье, Ронни? — и девушка сняла с перекладины вешалку, на которой болталось что-то совершенно непотребное. В рюшечках.

— Зачем тебе столько одежды? — не выдержала я. — Я так много даже в торговых лавках не видела!

— Она же не моя! — Дженна широко улыбнулась и, к моему ужасу, сунула мне в руку это рюшечное платье. — Я же шью, дядя не говорил тебе?

— Н-нет... — я попыталась отпихнуть всученное, но куда там!

— Ну так вот, я шью. С детства люблю это дело. И здесь вся одежда, которую я шила в разное время. Я ещё разных размеров делаю, чтобы было интереснее и разнообразнее.

— А ты не продаёшь... — я не закончила вопрос: поняла, какую глупость ляпнула. Но Дженна не обиделась, только хмыкнула и даже ответила:

— Представляю, какую бы цену заломили торговцы на платье "от принцессы". Я иногда шью на заказ, Ронни, для родственников или подруг. Да ещё во дворце детей много, на них тоже шью. А в этом шкафу в основном мои творческие эксперименты.

— В этом шкафу?..

— Ну да, — последовало недоуменное пожатие плечами. — Есть ещё один, там разные материалы и то, над чем я в данный момент работаю. Незаконченное. А ты чего стоишь? Надевай платье-то!

— Может...

— Нет, — отрезала Дженна таким тоном, что я сразу поняла, у кого она этому научилась, — пока примеришь это платье. Если не подойдёт, другое подберём. Давай помогу, у него застёжки тугие.

Я решила не сопротивляться. В конце концов, какая мне разница? А принцессе радость.

Я сбросила плащ, про себя удивляясь тому, насколько перестала смущаться собственного тела после первого обращения. Нет, конечно, что-то ещё неприятно кольнуло где-то внутри, но почти сразу исчезло. Хотя, может, это просто потому, что Дженна всё-таки девушка, не мужчина. Сомневаюсь, что я была бы такой же спокойной при Грэе.

Платье оказалось светло-голубым и вовсе не таким рюшечным, как мне почудилось вначале. Немного легкомысленное, но практически без декольте, с длинными рукавами и юбкой до пола. Из невесомой, приятной к телу ткани. Рюшечки были на поясе и по краю выреза на груди. Сама бы я в жизни подобное не надела, но с Дженной, пожалуй, поспоришь... Вроде светлая, ясная девушка, но упрямая, как баран.

— Отлично! Сейчас ещё туфли тебе специальные дам, чтобы танцевать было проще, и будет совсем прекрасно.

"Совсем прекрасно" и я, по-моему, понятия несовместимые, но я решила сделать Дженне приятное и не спорить. Впрочем, туфли она мне дала и вправду хорошие — без каблука, мягкие, удобные. Свои. У нас с ней оказался одинаковый размер. Жаль, что только ноги — я всю жизнь мечтала быть такой лёгкой и воздушной.

— Вот, дядя, принимай работу! — возвестила принцесса, выводя меня за руку из шкафа и подводя к дивану, где сидел император.

Эдигор, не мешкая ни секунды, кивнул и улыбнулся.

— Прекрасно, Джен. То, что нужно. Ты молодец, как всегда.

Девушка просияла.

— Тогда идёмте скорее танцевать!

— Ты танцевать не будешь, — строго напомнил его величество. — Но посмотреть и послушать музыку можно.

Дженна разочарованно вздохнула, но спорить не стала.

* * *

Танцевальный зал оказался тронным. Располагался он на втором этаже и был, как объяснил мне император, самым большим залом во дворце.

— Здесь я обычно принимаю разных важных гостей, которые приезжают целыми делегациями. Обычно эльфы у нас столь многочисленны, любят они это дело. Как нагрянут, так сразу сто персон надо во дворце принять, разместить и всячески ублажить. Что ты хихикаешь, Рональда? Ублажить эльфа вообще дело непростое, других куда как проще. А твои сородичи редко приезжают, и ненадолго — сама знаешь, вам нельзя без Арронтара.

Я сразу напряглась, вспомнив, что вчера столкнулась с дартхари в императорском парке. И Эдигор каким-то образом понял, о чём, точнее, о ком я подумала.

— Не волнуйся. Нарро сейчас здесь нет.

Я кивнула. Я знала это, чувствовала. Я ведь всегда чувствовала его присутствие, ощутила и вчера, только не сразу поверила — думала, что это невозможно.

— Вы тогда так и не ответили, — сказала я тихо, — что сделают с этими эльфами, которые напали на нас с Эдди и Карвимом?

Мы в это время вышли на середину тронного зала. Пока шагали, я слегка морщилась — не привыкла, чтобы мои туфли цокали, это раздражало. Туфли, что выдала Дженна, цокали, хоть и были без каблука. Тихонько, но всё-таки...

Хотя по такому полу, наверное, даже тапочки будут стучать. Мраморный же, красивый, и очень непривычный. В Арронтаре-то всё деревянное.

— Что делать со своими эльфами, будет решать Повелитель Робиар. Сомневаюсь, что это окажется нечто весёлое и полезное для их здоровья. Дженна, сядь-ка на во-о-он тот стул возле стены, иначе ты быстро устанешь.

— Но, дядя...

— Сядь.

Как это у него ловко получается! И вроде ничего особенного в голосе не уловить, а понимаешь — не надо спорить, а то хуже будет. Вот и Дженна, вздохнув, отошла к стене и села на стульчик. Расправила складки на платье и посмотрела на нас с любопытством.

Эдигор улыбнулся племяннице, а потом переключил своё внимание на меня.

— Итак. Рональда, представь, что ты на балу. Музыка, свечи, вокруг множество людей и не-людей... Встань прямо. Да, вот так, молодец. К тебе направляется мужчина с намерением пригласить на танец. Запомни: если девушка хочет танцевать, она держит руки опущенными вдоль тела. Да, как у тебя сейчас, всё верно. А если не хочет, то сцепляет их перед собой, — император на несколько секунд сцепил собственные ладони. — Повтори.

Я послушно повторила.

— Молодец.

Не удержалась от улыбки — в конце концов, я ещё пока ничего не сделала, а он уже "молодец"!

— Ваше величество, тогда зачем мне учиться танцевать, если я могу всё время сцеплять руки перед собой и...

— Нет, — отрезал император, — всё время нельзя, если ты не калека без ноги. И поверь, в твоей жизни будут вечера, когда не танцевать ты просто не сможешь.

— Почему?

Он так улыбнулся, что я сразу поняла — ответа на этот вопрос я в ближайшее время не дождусь.

— Продолжаем. Мужчина, который хочет пригласить тебя на танец, протягивает левую руку — вот так, как это делаю сейчас я, — Эдигор протянул мне ладонь тыльной стороной вверх. — Ты вкладываешь в неё свою правую руку. Повторяю — правую. Давай.

Я медленно подняла и вложила в протянутую ладонь его величества свою немного дрожащую конечность.

— Теперь я делаю шаг вперёд. Запомни: шаг вперёд всегда делает мужчина! Женщина стоит на месте. Это очень важно, Рональда. Когда я делаю шаг, ты кладёшь левую руку мне на талию. Давай.

Я выполнила приказ, а Эдигор между тем поднял наши сцепленные руки на уровень моих плеч, а вторую свою ладонь положил мне примерно на ключицу.

— Обычно в это время мужчина кладёт правую руку женщины на своё плечо, но тебе тогда будет неудобно танцевать, я слишком высокий. Поэтому, если партнеры разного роста, танцуют в таком положении, как сейчас: сцепленные руки на уровне плеча женщины, а не мужчины.

— А если мужчина захочет положить мою руку на своё плечо, а я буду против?

— Скажешь об этом. Молчать никто не требует. Во время танца можно разговаривать. Сейчас разойдёмся, повторим.

Я кивнула. Что ж, пока ничего сложного, если бы ещё без самого танца обойтись...

Повторили "манёвры", император вновь похвалил ни за что, а потом сказал:

— Первый танец, которому я планирую тебя научить, называется симоном. Он один из самых лёгких, так что не бойся. Музыку!

Когда Эдигор крикнул это, я удивилась. Поначалу я не понимала, к кому он обращается — не к Дженне же? — когда вдруг медленная, ласкающая слух мелодия полилась будто бы из самих стен.

— Не пугайся, это один из экспериментов Эллейн. Магический проигрыватель. Она сделала его, когда я учил танцевать ещё Лемену, — улыбнулся мне император. — А теперь сосредоточься. И спину выпрями.

Да куда уж сильнее выпрямлять!

Но видимо, было куда, потому что его величество не сразу удовлетворился результатом.

— Итак. Я буду проговаривать движения и выполнять их, ты повторяй. Шаг вправо, теперь назад, снова вправо. Чуть развернись, иначе споткнешься о собственную ногу. Ещё раз — вправо, назад, вправо. Влево, вперёд, влево. Молодец. А теперь, пока мы стоим, поворачивайся вокруг своей оси.

Минут через пятнадцать я поняла, что этот симон — очень нудное занятие. И танцевать я его, пожалуй, научилась. Там не было ничего сложного — одни и те же шаги, постоянно повторяющиеся, и обороты вокруг своей оси.

Ерунда.

— Ну вот, видишь. А ты боялась, — улыбнулся мне Эдигор, когда мы наконец затанцевали в нормальном ритме, и он перестал шептать мне на ухо "вправо, влево, вперёд, назад".

— Вы же говорили, этот танец — самый лёгкий.

— Верно. Но ведь начинают всегда с азов. А ты молодец, даже с такта не сбиваешься.

Естественно, я тут же сбилась, и император рассмеялся.

— Ладно, давай заканчивать. Смотри, когда танец завершён, партнеры останавливаются, мужчина делает шаг назад и кивает, женщина должна чуть-чуть присесть. Вот так, — Эдигор сначала кивнул, а затем присел, отчего мне захотелось захихикать. Интересно, многие могут похвастаться тем, что перед ними приседал сам император?

— Дядя! — раздался совсем рядом голос Дженны. Я вздрогнула. Я успела уже о ней забыть... — Ты не сказал, что должна делать женщина, если она принцесса. Или даже императрица.

Я удивлённо покосилась на Дженну. А зачем это, в общем-то, говорить? Как будто я кто-то из вышеперечисленного!

— Верно, — к моему удивлению сказал Эдигор. — Рональда, если женщина каким-то образом относится к императорской семье, она просто кивает. И мужчина тоже. Кстати, любой мужчина может поцеловать ручку понравившейся ему партнёрше, но тут надо быть осторожным — это знак, что ты находишь её исключительно привлекательной и чуть ли не жениться собираешься.

Кажется, я даже рот открыла. С ума сойти! Получается, не зная этого придворного этикета, можно впросак попасть. Поцелуешь ручку дамочке — а наутро злые языки тебя на ней уже почти женят!

Эдигор щёлкнул пальцами, и музыка смолкла. Наступившая тишина показалась мне просто оглушительной.

Но оглушала она недолго. Почти сразу мы услышали эхо чьих-то торопливых шагов в самом конце тронного зала.

Почему-то я сразу поняла, кто это. И захотела спрятаться, чтобы не видеть, не слышать, не отвечать...

Как в детстве, когда меня обижали — я уходила в лес. Вот только... пора отвыкать.

— О! — просияла Дженна, увидев того, кто, чеканя шаг, шёл нам навстречу. — А вот и ты, Грэй!

Мужчина даже не посмотрел на принцессу — всё это время он смотрел только на меня.

— Да, это я, — ответил Грэй, наконец останавливаясь. — О... в-ваше величество, если урок закончен, могу ли я поговорить с Рональдой наедине?

По лицу императора невозможно было понять, о чём он в тот момент думал. Но, тем не менее, Эдигор кивнул, взял за руку Дженну и пошёл по направлению к выходу из тронного зала.

Но далеко не ушёл. Остановился шагах в десяти, обернулся и произнёс тихо, но очень настойчиво:

— Мой тебе совет — расскажи. Хватит ломать комедию.

А потом всё-таки удалился, оставив меня с Грэем наедине. И как только закрылась входная дверь, мужчина еле слышно проговорил:

— Прости.

Я вздохнула.

— Перестань, Грэй. Это я должна просить прощения. Ты был прав. Я не подумала о том, что ты будешь волноваться, и я...

Я запнулась, потому что он сделал шаг вперёд и, подняв руку, коснулся моих волос.

— Знаешь, что неправильно в этом образе? — дождавшись, пока я непонимающе покачаю головой, Грэй продолжил: — Причёска. Я догадываюсь, почему император и Дженна оставили твои волосы распущенными — тебе действительно очень идёт. Но на балу нельзя появляться с полностью распущенными волосами, это противоречит этикету.

— А можно... поменять этикет? — прошептала я, почему-то прикрыв глаза, когда тёплые пальцы коснулись щеки.

— Можно, — в голосе слышалась улыбка, — но любой этикет — это традиции. А их ломать очень непросто. Даже если император издаст указ, на самом деле это толком ничего не изменит.

Я кивнула.

Как с оборотнями. Нелегко отказаться от складывающихся веками предрассудков...

— Прости, — вновь сказал Грэй, подходя чуть ближе. — То, что я был, по твоим словам, прав, ничуть не уменьшает моей вины. Потому что дело не только в том, что говорить, но и в том, как говорить. Я сорвался, Ронни. Напугал Эдди и... сделал больно тебе. Прости.

Он застыл, по-прежнему гладя меня по щеке одной рукой, а вторую положил на талию. Наверное, ждал ответа...

Я открыла глаза и вздрогнула — Грэй стоял так близко, что я почти ничего не видела, кроме его тревожно мерцающих тёмных глаз.

Но, по правде говоря, я больше ничего и не хотела видеть.

Я подняла руку, собираясь положить её мужчине на плечо, но не успела — он перехватил ладонь и, перевернув её, прижался горячими губами к запястью.

Это было удивительно. Так... тепло. И приятно. Как же приятно!

— Ронни...

Кажется, я сама не заметила, что вновь закрыла глаза. И не увидела, но ощутила, как его руки опустились на мою талию, нежные, но сильные, сжали её...

Я поняла, что сейчас случится, за несколько секунд до того, как губы Грэя накрыли мои.

* * *

Это был настоящий танец. Не тот, глупый, который я танцевала несколько минут назад, а совсем другой, настоящий.

Танец губ. Я чувствовала каждое движение, каждый вздох... Грэй будто пил моё дыхание, как путник, уставший в дороге, которому предложили чистой ключевой воды.

А мне казалось, что я вновь лежу на лесной поляне, и солнечные лучи ласкают всё моё тело...

Только теперь это были не лучи. Что-то совсем другое. Душа?

И всё казалось таким правильным. Словно иначе и не могло быть.

А губы между тем продолжали свой танец... И голова кружилась...

— Я не могу без тебя...

Кто это прошептал? Он или я? Не знаю...

... А потом я услышала какой-то грохот, топот, звон, и знакомый голос прокричал:

— Мама!

Ох...

... Наваждение схлынуло. Губам и всему телу стало холодно, потому что Грэй отошёл от меня на шаг и теперь удивлённо смотрел на приближающихся Эдди с Ратташем.

— Мама! Вы с папой теперь вместе, да? Я видел! — мальчик возбуждённо подпрыгнул и хлопнул в ладоши.

Дурное предчувствие кольнуло в самое сердце.

— Что? — тихо переспросил Грэй. Вид у него при этом был озадаченный, в отличие от Ратташа — тот смотрел на Эдди с явным изумлением.

— Ну, Ари говорила, когда взрослые целуются — значит, они вместе. Ты же целовал маму!

После этих слов лицо Грэя потемнело. Словно туча закрыла солнце, и стало вдруг пусто и холодно. И не одному Грэю, мне тоже.

— Твоя мама умерла, Эдди.

Он сказал это так... тихо, но твёрдо. И смотрел не на меня, а на сына. А я...

Я просто отвернулась и закусила губу.

— Я же рассказывал тебе. Её звали Лил и она умерла сразу после твоего рождения.

— Да, — кивнул мальчик. — Я знаю. Ма-а-ам, дядя Рат обещал показать сокровищницу! Ты пойдёшь с нами?

Я не успела ответить.

— Ты не слышал меня, Эдди? Твоя мама умерла. Ты можешь называть Рональду просто по имени, но она тебе не...

— Папа! — ребёнок подскочил, подбежал к Грэю и схватил его за руку. — Ты не прав, папа.

Несмотря на весь трагизм ситуации, я не смогла сдержать улыбки — четырёхлетний мальчик, заявляющий своему отцу, что он "не прав", выглядит очень забавно.

Вот только Грэю так не казалось. Он сжал зубы, даже скулы побелели, и процедил:

— Дома поговорим. Пойдём, Эдди, — и первым направился к выходу из тронного зала, не замечая попыток мальчика взять за руку и меня тоже.

* * *

День прошел как в тумане. Грэй, не удостоив меня даже взглядом, вскоре оставил нас и направился к императору, а мы с Ратташем и Эдди спустились вниз, в подвалы, где мужчина провёл целую экскурсию по сокровищнице. И это было бы страшно увлекательно, если бы я не была настолько расстроенной.

Я представляла, что скажет мне Грэй, когда мы вернёмся домой, но не представляла, как ответить. Что мальчик сам решил? О Дарида, но ведь Эдвин — ребёнок, его можно уговорить, отвлечь, переубедить... Да, я позволяла ему называть себя мамой, и поэтому действительно виновата. Пусть Эдигор говорил "не лишай его такой возможности" — виновата только я, потому что именно я принимала решение.

В сокровищнице было действительно очень много всего интересного, и не только драгоценности, но и различные магические артефакты. Рат даже показал, как действуют несколько. Эдди увлечённо крутил головой из стороны в сторону и возбуждённо подпрыгивал, если замечал что-то любопытное.

Мальчик так устал в сокровищнице, что моментально уснул, стоило нам вернуться в покои императрицы. И пока он спал, я поела и выпила чай вместе с Дорианой и Ратташем. Я так нервничала и переживала из-за Грэя, что даже не помню, о чём мы говорили.

Потом меня вновь посетил его величество. На этот раз он принёс несколько книг по дворцовому этикету и наказал изучать. А затем почти час рассказывал о том, какие танцы вообще бывают и в каком порядке они идут на балах и приёмах. У меня даже голова закружилась.

Когда Эдигор ушёл, проснулся и захотел есть Эдди. Пришлось просить подать в покои императрицы обед. Я почти не ела, не хотелось, но старательно делала вид, что это просто из-за сытного завтрака.

После обеда мы успели только немного погулять по парку, как вернулся Грэй. Увидев его, я сразу поняла — он зол, раздражён и, возможно, голоден. Что ещё добавляло раздражительности.

В карете, отвозящей нас домой, Грэй молча слушал восторженный щебет Эдди с абсолютно непроницаемым лицом. Я не пыталась ничего говорить, только иногда кивала и улыбалась мальчику. На меня Грэй по-прежнему даже не смотрел.

Так продолжалось целый вечер. Остальные тоже заметили неладное, но, к моему удивлению, и не подумали вмешиваться или расспрашивать, в чём дело. Только Ари понимающе улыбалась, опуская голову, чтобы никто её улыбки не увидел.

А Грэй, кажется, злился всё сильнее и сильнее. Я видела — он хочет высказать мне свои претензии, но не решается в присутствии Эдвина и остальных.

Именно поэтому после ужина я предложила:

— Пойдём, прогуляемся? Ари, ты ведь посидишь с Эдди? Мы ненадолго.

Ответом мне был кивок и абсолютно всё понимающий взгляд.

— Ему уже скоро спать, — проворчал Грэй, но тем не менее направился к входной двери.

— Я уложу Эдвина, если понадобится. Не волнуйтесь.

Я продолжила волноваться, выходя из дома вслед за Грэем, но совсем по другой причине...

* * *

Начинались сумерки, и вечерняя прохлада приятно касалась щёк, будто утешала и пыталась подарить надежду.

Облака на небе казались мне похожими на птичьи пёрышки. Такие же лёгкие, будто чёрточки на серо-голубом покрывале вечности. И ниже, у самого горизонта — догорающие угольки солнечного костра. Пройдёт немного времени, и он совсем погаснет, чтобы вновь разгореться на рассвете завтрашнего дня.

Грэй молчал до самого императорского парка. И только убедившись в том, что никого рядом не наблюдается, обернулся ко мне.

— Ты даже не представляешь, как я зол.

Я в тот момент с улыбкой наблюдала за тем, как в вечернем небе летят, радостно кувыркаясь, две птицы — серая и белая. И мне казалось, что я знаю этих птиц. У одной из них совершенно точно должны быть зелёные глаза.

Услышав голос Грэя, я переключила своё внимание на него.

— Почему не представляю? Очень даже представляю, — сказала я тихо. — У тебя глаза сейчас почти чёрные и узкие, потому что ты их щуришь. И губы ты сжал, и зубы... кажется, я даже слышу, как они у тебя друг о друга трутся. И скулы...

Я не договорила — он сделал шаг вперёд и, схватив меня за волосы, потянул за косу, которую я заплела ещё после обеда, заставив сморщиться от боли и запрокинуть голову...

— Ай!..

Мне подумалось, что Грэй сейчас сломает мне шею, с такой яростью он держал мои волосы. Так однажды делал Дрейк, но тогда почему-то не было настолько больно.

— Ты мне зубы не заговаривай. Зачем ты внушила Эдди, что ты его мама? Знаешь ведь, что Лил умерла во время родов! Зачем, Ронни?!

Мужчина так затряс мою голову, словно хотел в буквальном смысле вытрясти из меня ответ.

— Я не внушала! Он...

Но Грэй вдруг продолжил, всё сильнее повышая голос:

— Я любил и люблю свою жену, Ронни! И я не хочу, чтобы кто-то занял её место! Эдвин должен знать, кто его мать, а ты... Зачем ты ввела его в заблуждение? Что ты хотела этим доказать?!

Я почти задохнулась от боли в затылке и шее, но тем не менее смогла прохрипеть:

— Он... сам... Эдди сам, я ничего не делала... Я пыталась его отговорить, но... Он всё понимает, Грэй! Он знает о Лил, знает, что именно она его мама... Но мальчик... он же маленький совсем! Грэй... Эдди сказал: "Она — мама, которая ушла. Ты — мама, которая вернулась".

После этих моих слов хватка мужчины вдруг ослабла. А в следующее мгновение...

Он отпустил меня и, резко развернувшись, подскочил к ближайшему дереву и ударил кулаком по его поверхности. Раз, ещё раз, и ещё...

Испугавшись, я бросилась вперёд и встала между деревом и Грэем, а потом и кулак его перехватила, поморщившись от боли — бил мужчина изо всех сил, и когда я попыталась его остановить, чуть не вывихнул мне плечо.

Глаза Грэя яростно сверкали, костяшки пальцев были разбиты в кровь, но он всё-таки остановился и, тяжело дыша, уставился на меня.

— Перестань, пожалуйста! Я тебя прошу! Ну зачем ты бьёшь это дерево?! Оно-то здесь при чём?!

Мужчина хрипло рассмеялся.

— Тебе больше всех жалко деревья, да? Ты... лесная девочка...

Я покачала головой и чуть отступила назад, отпуская его руку и упираясь спиной в широкий ствол многострадального дерева.

— Зачем ты так, Грэй? Ты сегодня обидел меня бессчётное число раз. Что с тобой? Да, я виновата, что утром не отнесла Эдди в детскую, чтобы ты не волновался, когда проснёшься. Но я просто уснула сама и забыла, я не хотела тебя огорчать. А его "мама"... Грэй, но ведь каждому ребёнку нужна мама, я понравилась Эдди, вот и всё. Он же маленький совсем. А про Лил он знает, император рассказал и портрет даже показал.

— Император? — глаза Грэя чуть расширились от удивления. — Он...

— Он сказал, чтобы я не лишала Эдди такой возможности. И я... я просто не могла заставить его перестать называть меня мамой. Да и... наверное, не хотела. Прости меня, Грэй. Всё очень запуталось...

Несколько секунд мужчина смотрел на меня, даже не мигая. Пристально, изучающе, и от этого взгляда мне почему-то хотелось спрятаться.

Чаще всего Грэй был очень милым, но я знала, что в нём есть и это — нечто властное, жёсткое, тёмное. Но до сего момента я не представляла, насколько. Он мог бы убить одним взглядом.

— Грэй?..

— Да, ты права. Всё очень запуталось, — сказал мужчина тихо, а потом медленно и неспешно подошёл ко мне, наклонился и поцеловал.

Я и не подозревала, что поцелуи одного и того же человека, разделённые всего несколькими часами во времени, могут настолько отличаться между собой. Первый — нежный, ласковый танец, трепетный и мягкий. А второй...

Грэй так сильно прижался к моим губам, а потом и ко всему телу, что я ударилась о дерево затылком и спиной. И на несколько секунд потеряла способность соображать... а когда вернула её, то поняла, что мне не хватает дыхания.

Если бы кора была мягкой, Грэй бы вдавил меня в неё. Но она была твёрдой, и казалось, что мужчина сейчас расплющит меня между собой и деревом.

И губы... они просто горели от подобной жадности. Больно!

Но потом, когда Грэй вдруг обхватил своими ладонями моё лицо, я поняла — мне всё равно, как именно он меня целует. Пусть даже так... И обняла мужчину обеими руками за шею, стараясь придать хоть немного мягкости этому поцелую, больше похожему на что-то лихорадочное.

Я задыхалась, не понимая, чего во мне сейчас больше — страсти или страдания. Больно было всему телу, которое Грэй стискивал изо всех сил, больно было губам, которые он так нещадно и агрессивно целовал... И в то же время — я испытывала удовольствие. Где-то внутри меня что-то горело и плавилось, стекая вниз и сосредотачиваясь там...

Я даже не заметила, как мы переместились на землю. Только почувствовала, что под затылком больше нет коры дерева, и что я нахожусь не в вертикальном положении, а в горизонтальном — я лежала на траве, и Грэй опустился сверху. От веса его тела у меня на миг перехватило дыхание, но через секунду я вновь забыла об этом, обхватив свои руками его напряжённые, будто каменные плечи.

Когда юбка платья поползла вверх, и вечерний воздух коснулся моей обнажённой ноги, обжигая её своим холодом, а затем там очутилась горячая ладонь Грэя, которая двигалась всё выше и выше... в тот момент я, кажется, растеряла совсем все свои мысли, потому что внутри словно завязался узел, и его нужно было срочно развязать...

...А потом Грэй вдруг остановился. Тяжело дыша, будто до этого он пробежал очень большое расстояние, мужчина навис надо мной и, прислонившись своим лбом к моему, простонал:

— Нет. Нельзя. Ронни, нет...

Я молчала несколько секунд, не понимая, что происходит, почему он остановился, но затем...

Конечно. Ну как можно... со мной... Я ведь страшная жаба, как я могла подумать, что меня можно так страстно целовать?

Будто холодной водой окатило...

— Ронни, нет... — зашептал вдруг Грэй, касаясь ладонью моей щеки. — Нет, всё не так, не думай... Я просто... О Дарида, Ронни, у меня четыре с половиной года не было женщины! И Лил... Я не могу! Всё время такое чувство, будто я предаю её. Я просто... Ронни, ты самая лучшая, но я не хочу... Я люблю Лил...

Наверное, я могла бы сказать: "Она умерла", но почему-то не стала этого делать. Отпихнула от себя Грэя, встала с земли и, поправив юбку, прошептала, стараясь вообще не смотреть на него:

— Пойдём домой.

Пару секунд Грэй молчал, и я слышала только его тяжёлое дыхание. Я думала, он ещё что-нибудь скажет, но нет — он просто зашагал по направлению к мастерской, стараясь не смотреть на меня так же, как я старалась не смотреть на него.

* * *

Я всё понимала. Даже слишком хорошо, наверное.

Грэй любил и продолжает любить свою умершую жену.

А я...

Просто ему нужна женщина. Физически. Но он слишком хорошо относится ко мне, чтобы использовать.

И я всё понимала. И принимала. Грэй был не виноват, и он молодец, что сумел вовремя остановиться.

Правда, молодец. Я бы не смогла его остановить. Да я и не хотела.

Я действительно всё понимала.

Только вот... почему мне так больно?

* * *

Я сбежала от всех в свою комнату. Эдди уже спал — Ари его уложила, несмотря на капризы и желание дождаться "папу с мамой", — а остальных видеть совсем не хотелось. Точнее, даже не видеть, а просто разговаривать с ними.

Сняла платье, подаренное Дженной, думая о том, что нужно будет его постирать и вернуть принцессе. Думая о том, как красива полная луна, заглядывающая в окно. Думая о том, какая тёплая шерсть у Элфи, который жался к моей ноге...

На самом деле я просто старалась не думать о том, что случилось в императорском парке. Не сейчас. Потом...

Надела ночную рубашку и, сев на постель, вдруг почувствовала что-то под одеялом. Что-то твёрдое. И, засунув туда руку, достала дудочку. Ту самую, которую я когда-то давно нашла возле своей хижины.

Элфи обнюхал её и почему-то завилял хвостом. Я улыбнулась и погладила его по загривку.

Что ты хотел сказать мне с помощью этой дудочки, Дэйн? Ведь ты действительно никогда и ничего не делаешь просто так. Теперь я это понимаю.

Я легко погладила деревянную, небрежно отполированную поверхность, и легла на постель, прижимая дудочку к груди. Элфи, в последний раз вильнув хвостом, устроился под кроватью, как обычно. А я...

Я знаю — это опасно. Но я должна понять. В любом случае, даже если я что-то сделаю не так, плохо будет только мне, но ни в коем случае не ей.

Не Лирин.

* * *

Впервые в жизни я ощутила, как на меня медленно опускается большое облако сна. Впервые в жизни, погрузившись в него, я одновременно понимала — я лежу у себя в комнате, вытянувшись в струнку на постели, с закрытыми глазами. И в любой момент смогу вернуться в это тело, как бы далеко не забрела.

Я смогу вернуться. Смогу. Нужно только верить и помнить.

И, глубоко вздохнув, я отпустила своё тело и отправилась... в полёт. Иначе я не могу это назвать. Потому что вокруг меня было пространство, напоминающее ночное небо своей глубиной и безмятежностью, и только далеко-далеко впереди — маленькие сияющие точки звёзд. Которые на самом деле, конечно, не звёзды, а... люди. И не-люди.

Спящие.

Мне нужна Лирин. Как её найти?

Ну же, Ро, вспоминай!

Точно... Воспоминание. Мне нужно воспоминание.

И я вспомнила, как видела её в последний раз. Там, возле кареты, увозящей меня из Арронтара. Какими печальными были глаза Лирин, и как она покачала головой, когда я крикнула: "Он жив?!"

Одна из звёздочек вдруг мигнула и засветилась чуть ярче. И я резко рванула вперёд, уже понимая — да!

Я нашла её.

... Но я не подозревала, что в момент, когда твой Разум вторгается в чужое сознание, ты испытываешь подобную боль. Меня чуть не разорвало на маленькие кусочки. Словно в костёр прыгнула.

Хотелось сделать шаг назад, выйти, чтобы не чувствовать такой обжигающей боли.

Но я продолжала двигаться вперёд, и вперёд, и вперёд... Думая только об одном.

Дудочка. Покажи мне, Лирин. Покажи мне всё с самого начала. Всё, что важно.

Я хочу знать.

Пожалуйста... Покажи...

* * *

... Когда я открыла глаза, то обнаружила себя стоящей в незнакомой полутёмной комнате. Оглядевшись, я поняла, что в одном из углов явно кто-то есть — там вплотную стояли две кроватки, и над одной из них склонился чей-то силуэт.

Силуэт был необычный. Вроде ребёнок, но... какая странная спина...

Из одной кроватки послышался тихий серебряный смех. Кажется, смеялась девочка.

— Ну расскажи! Ну позалуйста!

— Что тебе рассказать? — спросил... мальчик. Да, мальчик, но я пока не могла понять, какого возраста.

— Ска-а-азку! — подал голос ребёнок из другой кроватки. — Про большого белого волка!

— Вчера же рассказывал!

— Ну ещё-о-о! — захныкала девочка. — Ну позалуйста!

— Хорошо, Лири. Расскажу. Только ложись и закрывай глазки. Итак, жил-был большой белый волк...

Я слушала этот голос, который казался мне почему-то знакомым, и понимала — я знаю эту сказку. Даже не сказка — легенда про белого одинокого волка, древняя, как сам Арронтар. Он так страдал, когда умерла его любимая, что ушёл из леса, и вскоре попался на глаза человеческим охотникам, которые убили волка из-за его белой шкуры...

— Не плачь, Лири. Ну же. После смерти душа волка вернулась в Арронтар и переродилась. И в ту же ночь в лесу появился новый волчонок... прошло несколько лет, и он вновь встретил свою любимую. Что же тут печального?

— Ы-ы-ы, — завыл ребёнок из второй кроватки, и я поневоле улыбнулась. Да уж, сказочка совсем не на ночь, но они ведь сами захотели.

— Так, — судя по голосу, старший мальчик тоже едва сдерживал смех, — будете реветь, больше никаких сказок!

— Не бу-у-удем! — пообещали малыши, и я засмеялась — хором с тем, кто рассказывал про белого волка...

А потом меня вдруг закружило, выдернуло из этого воспоминания и зашвырнуло в совершенно другое...

* * *

Мелкий противный дождик. Серое унылое небо. Пронизывающий сырой ветер. Чавкающая грязь под ногами...

Я бежала. Зачем-то бежала в стае таких же, как я — маленьких, но быстрых волчат. Я чувствовала их азарт, как во время охоты, их ярость, ненависть, презрение... К кому?

И что я делаю?.. Почему бегу с ними? За... за кем?!

Это ведь Арронтар. Я узнала его, несмотря на то, что во сне он выглядел несколько иначе. Потому что это было прошлое. Не моё — Лирин.

— Вот он!

Я обернулась к кричавшей. Да, это она. Теперь Лирин было около шести лет, и я бежала рядом с ней, чувствуя себя очень странно.

Всё это ужасно напоминало то, что когда-то происходило со мной. Только вот я всегда бежала не здесь, в стае, а там, впереди.

Кто-то из мальчиков подобрал острый камень и, толком не целясь, метнул его в сторону бегущей впереди тени. Мимо.

Сердце у меня оборвалось, когда вслед за первым камнем полетели ещё, и ещё, и ещё... И ребёнок — я точно знала, что это был ребёнок — бежавший впереди, в конце концов упал.

Только тогда я смогла его немного рассмотреть. Мальчик лет восьми-девяти, вымазанный грязью с ног до головы... горбун...

— Бей урода!..

Лирин крикнула это почти с упоением, хватая из-под ног очередной камень.

Я вздрогнула и на мгновение остановилась, потому что...

Это точно не я сейчас там, барахтаюсь в грязи? Точно не я вылезаю из лужи и, не оборачиваясь, бегу так быстро, как только могу? Спотыкаюсь — ноге очень больно — но всё равно бегу. А что ещё остаётся?

Если бы я могла повлиять на эти события... Но ведь то, что я вижу — просто тени прошлого. Уже случившегося прошлого.

Но если бы я могла...

Лирин... Зачем ты так?

Ведь это он, я знаю, что именно этот мальчик рассказывал тебе сказку про одинокого белого волка...

Зачем, Лирин?

Зачем, Джерард?..

Наверное, я никогда этого не пойму...

Между тем мальчик завернул за угол ближайшего дома — и будто исчез.

— Где он? Видите?

Они добежали до строения и начали бегать вокруг, не понимая, куда мог деться горбун. Я только грустно улыбалась, наблюдая за маленькими оборотнями, в ярости даже пытавшимися нюхать землю.

Дурачки. Какие дурачки.

Я-то точно знала, где спрятался горбун.

Потом, отчаявшись искать, они всё-таки ушли. Я думала последовать за Лирин, но... не хотелось. Хотелось остаться здесь...

Мальчик, забившийся на крышу дома и прилипший к её чуть приподнятому краю, чтобы не нашли, спрыгнул через несколько минут. Заозирался, как загнанный волк, сплюнул на землю грязь вперемешку с кровью. И провёл рукой по волосам — да, конечно, они сейчас не были такими блестящими, как в моих снах, но тем не менее...

Я узнала его. И застыла, прошептав:

— Дэйн...

Протянула руки, но... он не видел... конечно, не видел...

Ведь всё это уже случилось...

Дэйн выпрямился, схватившись за свою сгорбленную спину, поморщился, потёр больное место и поковылял прочь. В Северный лес.

А я шла за ним, как привязанная, боясь и в то же время желая, чтобы этот сон наконец закончился.

Дэйн останавливался почти каждую минуту и, прислоняясь к стволу очередного дерева, тяжело дышал. Лицо его бледнело всё больше и больше. Я понимала, отчего, слишком хорошо понимала, и безумно жалела, что ничем не могу помочь.

Он всё-таки дошёл. Дошёл до нашего любимого озера, вода в котором сейчас была отнюдь не голубой, а тёмно-серой. Стянул с себя рубашку, на большее сил не хватило, и даже не прыгнул в воду — рухнул.

Я опустилась на колени как можно ближе к озеру и принялась ждать.

Дэйн вынырнул спустя пару минут. Дрожа от холода, смывал с себя грязь и кровь. А потом подплыл к берегу и, не выходя из воды, зацепился руками за землю и положил на них голову.

И каким-то образом он сделал это именно там, где была я. Поэтому теперь я сидела и смотрела в такие знакомые и родные глаза, чувствуя себя бессильной, как никогда.

А Дэйн...

Он дрожал. Всё его тело сотрясало от судорог. Я видела, что он прикусил губу, видела, как сжались кулаки, сминая траву, вырывая её из земли, видела, как из носа сочится кровь...

Я знала — Дэйн не видел и не слышал меня. И, конечно, не мог и почувствовать. Но я тем не менее наклонилась, обхватила руками его лицо — удивительно, но сама я ощущала прохладу мокрой кожи — и зашептала:

— Не плачь. Они не стоят твоих слёз. Никогда не плачь, ты самый сильный из всех, Дэйн. Только не плачь, пожалуйста! Я знаю, ты меня не видишь, но я здесь... Не плачь, Дэйн...

Я прижалась к его лбу своей щекой, чувствуя, как глаза щиплет от слёз. Пусть. Я поплачу сама, за него, только бы он не сломался...

Я обняла Дэйна за плечи, изо всех сил стараясь воздействовать на него энергией Света, чтобы залечить раны. Мои пальцы светились, но сила утекала сквозь них, как вода, не затрагивая самого мальчика.

И тогда я заплакала по-настоящему. Навзрыд. Обнимая его, целуя мокрый лоб, щёки и волосы, осознавая — я ничего не могу сделать. Прошлое... это всего лишь прошлое...

И все мои знания бесполезны перед тем, что уже случилось.

Но теперь я поняла. Поняла, почему ты приходил ко мне. Приходил сквозь время и, возможно, расстояние. Приходил хотя бы просто для того, чтобы улыбнуться и подержать за руку. Подарить мне прекрасный сон, поцеловать, оставить букет лесных фиалок...

По той же самой причине я сейчас обнимала тебя, Дэйн. Зная, что ничем не смогу облегчить твои страдания, я тем не менее продолжала обнимать, целовать, шептать какие-то слова...

Я не хотела, чтобы ты сдался. Не хотела, чтобы ты умер.

И теперь я понимала — ты тоже не хотел, чтобы я умерла.

* * *

Я не ощутила тот момент, когда сон кончился и я вновь оказалась в своей комнате. Просто вдруг открыла глаза — и увидела собственную руку, сжимающую в кулак простынь и прижимающую её к моему рту. Чтобы не закричать и никого не разбудить.

Я тихо встала и, чувствуя, как все внутренности скручивает от какого-то дикого звериного отчаяния, медленно подошла к окну.

С неба на меня смотрела яркая и совершенно равнодушная луна.

Дэйн... брат Лирин... мальчик-горбун... Она сказала, что тебя нет в живых... Как ты смог прийти в мой сон? Не понимаю...

Может, сам Арронтар помог? Я должна это узнать. И... если ты всё-таки жив...

Я опустила голову и глубоко вздохнула.

Грязь, камни... и Лирин, которую я всегда считала не такой, как остальные... Наверное, она тоже всё поняла, как и Джерард, но что толку?

Ведь это уже случилось. Ничего не исправить. Не вернуть.

И я впервые в жизни подумала...

Я не представляю, как можно существовать с подобными чувствами в сердце. Кляня себя каждую секунду, вспоминая, как бросал камни в брата или сестру, осознавая, что никогда не искупишь собственной вины.

Разве подобное можно искупить?..

Разве подобное можно простить?..

Я задрожала и, чувствуя, как разрезаю выпущенными когтями оконную раму, оставляя в дереве глубокие борозды, громко закричала в ночь.

Ночь даже не вздрогнула. Этот крик улетел ввысь и растворился в безразличном небе, которое знало ответы на все мои вопросы, но не спешило на них отвечать.

* * *

Каким чудом я тогда никого не разбудила, не знаю. Но факт остаётся фактом — после моего крика никто не пришёл, чтобы спросить, в чём дело.

Оно и к лучшему. Вряд ли я смогла бы объяснить.

Утром я решила избегать Грэя, но, спустившись вниз, обнаружила, что избегать, в общем-то, некого — он уже уехал во дворец, захватив с собой Бугалона и Эдди. А на кухне была только Араилис. Улыбаясь, она кивнула мне и указала на горшок с кашей и тарелку с нарезанным сыром.

— Гал тебе завтрак оставил. Мама просила, чтобы ты как можно быстрее отправилась в школу, на сегодня запланировано много дел.

Я, постаравшись забить обиду на Грэя, который увез Эдди, как можно глубже, села за стол и взяла ложку.

Несколько минут мы с Ари не разговаривали. Я давилась кашей, пытаясь съесть как можно больше, иначе Гал обидится, а Араилис просто сидела рядом и смотрела куда-то в никуда.

А потом она вдруг сказала:

— Дай ему время, Ронни.

Я поперхнулась.

— Что? Ты о чём?

— Я о Грэе. Просто дай ему время.

Рассмеявшись, я отложила ложку в сторону и отодвинула от себя горшок с кашей.

— Ари, я понимаю твоё желание защитить Грэя, но поверь, я совершенно не...

— Переживаешь, — сказала она твёрдо и улыбнулась. — Ты переживаешь, как и он. Вот только ты стараешься не думать, а Грэй, наоборот, думает обо всём каждую минуту. Просто дай ему время, Ронни. Грэю сейчас сложно...

— А мне, значит, легко? — возмутилась я. Ари покачала головой.

— Я этого не говорила.

Девушка встала с места и подошла к окну. Отвернулась от меня и, уставившись то ли на небо, то ли на крыши домов, продолжила:

— Он очень любил Лил. С самого детства. Они всегда были вместе, собирались пожениться, не мыслили жизни друг без друга. А потом, когда она умерла, и Грэй ушёл из дворца, решив покончить со связями с императорской семьёй... Ронни, ты просто ты знала его тогда, в то время. Я — знала. И я помню, как сильно он изменился. Словно два разных человека. Тот, счастливый Грэй, умер вместе с Лил, и на его месте появился кто-то очень несчастный и одинокий. Он тогда собирался уехать из столицы навсегда, ты знаешь об этом? И чем дальше, тем лучше. Уехать, чтобы больше никогда не видеть ни императорскую чету, ни Эллейн.

— Почему же не уехал? — спросила я тихо. Араилис вздохнула.

— Мы все уговаривали его. Все. И я, и Дрейк, и Мирей, и Гал, и Дарт с Тором. И в конце концов Грэй сдался. Поселился в мастерской, зарабатывал на жизнь уроками по обращению с оружием, и с годами он не становился счастливее. Даже наоборот. И если бы не Эдди...

Я опустила голову.

Да, Эдвин — центр мира для своего отца. Я знала это очень хорошо.

— А потом Грэй неожиданно решил съездить к Морю Скорби. Он надеялся, что там ему станет легче. Но не доехал.

Я вспомнила, как увидела мужчину рядом с западными воротами, ведущими в Снежную пустыню. Так вот, значит, какому делу я помешала...

— Ронни, пойми, — Араилис вдруг обернулась и посмотрела прямо на меня, а в глазах её будто огонь горел, — Грэй никогда и никого не любил, кроме своей жены. И сейчас он в растерянности. Он ничего не понимает, не знает, как себя вести, чувствует себя предателем по отношению к Лил. И Эдди, начавший называть тебя мамой, только ещё больше запутывает ситуацию. Ты... не сердись на Грэя, Ронни. И дай ему время.

Я в задумчивости смотрела на Араилис.

— Зачем ты говоришь мне всё это, маленькая прорицательница?

Она улыбнулась, но как-то грустно, опустила глаза и прошептала:

— Именно моё предсказание когда-то отняло жизнь Лил. И я... я очень надеюсь, что наступит время, когда я пойму, что отдала Грэю этот долг.

Я хотела сказать — жизнь Лил отняло вовсе не предсказание, а проклятье, но промолчала.

Араилис никогда в это не поверит. А убеждать в чём-либо прорицателя — неблагодарное занятие.

* * *

Честно говоря, я надеялась, что в школе встречу Элли. Мне очень хотелось выспросить у неё всё, что она знает о Дэйне, и на этот раз я не собиралась сдаваться и не обращать внимания на чужие слова и недомолвки. Но, к моему удивлению и разочарованию, герцогини в школе не оказалось. Зато оказались Дрейк и Ратташ.

Рат выглядел взволнованным и взъерошенным, и когда я спросила, в чём дело, оказалось, что прислали первую партию книг для библиотеки, и теперь всё это богатство в полном беспорядке наполняло огромное помещение в подвале, где мы планировали сделать зал для тренировки боевых заклинаний. Эллейн поручила Ратташу хотя бы начать разбирать книжные завалы, и поэтому мужчина, схватив стопку бумаги и письменные принадлежности, в ужасе умчался вниз, оставив меня наедине с Дрейком.

И если императорский советник показался мне слишком эмоциональным, то эльф, наоборот, был совершенно спокоен. И мрачен. Сидел на диване, скрестив ноги, и не отрывал от меня тяжёлого взгляда, пока я ходила по комнате и собирала нужные нам для подготовки к ритуалу книги.

— Итак, — я села перед Дрейком в кресло и открыла справочник по древним рунам, — первое, что нам необходимо сделать — это поставить зеркальное заклинание и усилить его вот такой руной, — я ткнула пальцем в причудливый знак, чертить который училась несколько вечеров подряд. — Причём необходимо правильно замкнуть контур, иначе все дальнейшие действия будут бесполезны, они просто растворятся в окружающем пространстве.

— Скажи, — Дрейк вдруг наклонился вперёд и накрыл мою руку своей, отчего я слегка вздрогнула и попыталась отодвинуться, но куда там! Проще было взлететь, — почему ты настолько не любопытна?

Я удивлённо наклонила голову и в который раз попыталась вырвать свою ладонь, но Дрейк только сильнее вцепился в пальцы.

— Ты чего? — зашипела я. — Совсем?! Пусти!

— Просто ответь на вопрос, Ронни! — рявкнул эльф.

— Да с какой стати?! Мы тут с тобой должны обсуждать подготовку к ритуалу, а не задавать дурацкие вопросы! Пусти уже!! Дрейк!!

Но вместо того, чтобы отпустить мою ладонь, эльф только сильнее дёрнул её, из-за чего мне пришлось наклониться к столу, да и сам Дрейк согнулся так, что прошептал практически мне прямо в губы:

— Дура!

— Ты...

Я размахнулась свободной рукой посильнее, но эльф перехватил и её, сжал...

— Больной!! — я всё ещё пыталась освободиться. Дрейк усмехнулся и тихо сказал:

— О да. Я больной. А ты — дура, Ронни. Ты не видишь, что происходит? А если видишь, почему не задаёшь вопросов?! Ни единого! Проглатываешь, будто так и надо! Да тебя обмануть — проще простого, потому что ты просто ничего вокруг не видишь! Натуральная идиотка!

— Да тебе-то что?! Что ты лезешь... Какая тебе разница?!

— Мне?!

Я задохнулась, когда Дрейк вдруг резко дёрнул меня вверх, поставил на ноги, а когда я начала заваливаться на стол, удержал и, обхватив своими ладонями моё лицо, горячо зашептал:

— Никогда раньше не встречал такой наивной идиотки. Такой чистой, доброй, милой идиотки. Идиотки, которая умудряется идти по жизни по пояс в чужой грязи, но тем не менее не пачкаться, — он усмехнулся и зашептал ещё горячее: — Ронни, обещай мне одну вещь. Оглядись по сторонам. Вспомни все странности и недомолвки. И научись наконец не принимать всё на веру! Задавай вопросы и требуй ответы на них. Ты имеешь на это право!

Почему-то после того, как Дрейк закончил свой странный монолог, отпустил моё лицо и отошёл на шаг в сторону, я будто сдулась — обида куда-то исчезла, словно и не было её. Впрочем, теперь я хорошо понимала разницу между тем, что мне говорили оборотни в Арронтаре и тем, что сказал сейчас Дрейк.

Они хотели ранить, причинить боль. Эльф же... Почему-то не хотел, чтобы мне причиняли боль другие.

— Что с тобой? — тихо сказала я, растирая ноющие ладони. — Раньше ты готов был убить меня сам. А теперь вот беспокоишься. Что с тобой, Дрейк?

Он улыбнулся. И как-то очень хорошо, совсем не мрачно, без злости и ненависти.

— Я просто ошибался.

— И когда же ты это понял?

— Почти сразу. Просто не хотел признавать. А потом... знаешь, для чего я попробовал твою кровь?

Я удивлённо приподняла брови, и Дрейк рассмеялся.

— Ты, наверное, не знаешь, но ложь имеет своеобразный привкус. Его можно легко ощутить, попробовав даже одну капельку крови.

— И как? — я хмыкнула. — Ощутил?

— Нет, разумеется, — эльф фыркнул и посмотрел вниз, на стол, где лежала книга по древним рунам. — Вернёмся к подготовке к ритуалу?

Я вздохнула.

Эх, треснуть бы его по голове чем-нибудь тяжёлым...

— Ладно. Слушай дальше. Только не перебивай. Итак...

* * *

Как ни странно, мы в тот день с Дрейком нормально поработали и сделали всё, что я планировала.

Зеркальное заклинание и усиливающая его руна "Камень" — самое простое из всего, что придумала я... и Дэйн. Грубо говоря, на этом этапе мы поставили забор — преграду, которую в дальнейшем нельзя будет разрушить ни изнутри, ни снаружи. Пока можно, но потом будет нельзя.

По крайней мере я очень надеялась, что всё получится.

Вернувшись в мастерскую Дарта и Тора, я обнаружила, что Грэй всё ещё во дворце. И Эдди с ним, само собой. Почему-то я так расстроилась, что поужинала в одиночестве и, оставив приготовленное на столе для остальных, ушла в свою комнату, забрав перед этим Элфи со двора, где он за день всласть набегался и распугал всех насекомых.

Какое-то время я ещё сидела в постели, прислушиваясь ко звукам, доносящимся снизу — не пришёл ли Грэй? — и чертила на листочке в очередной раз схемы и руны, нужные для ритуала. Но в конце концов меня всё-таки сморило, я упала на подушку и накрылась с головой, свернувшись калачиком...

* * *

Жарко. Солнце обжигает тело, особенно голову, словно мечтает изжарить. Вокруг всё зелёное, листья неподвижны — ветра нет. И ни облачка на небе.

Я бегу вперёд, быстрее и быстрее, рядом с Лирин, как в прошлый раз. Бегу за тем, кто почему-то каждый раз оказывается на шаг впереди, каждый раз уходит от погони...

Оборотни вдруг остановились, и я тоже остановилась, понимая вместе с ними — что-то не так, как всегда...

Дэйн побежал в Западный лес!

Не в Северный, совершенно безопасный, а в Западный, где...

— Ты куда? Стой, там же аксалы! — крикнула вдруг Лирин, и я удивлённо покосилась на неё, потому что голос девочки звучал испуганно.

Не понимаю, какая ей разница, кто убьёт Дэйна?

Видимо, он решил так же, потому что я заметила мимолётную усмешку на губах, а потом мальчик просто побежал дальше, в Западный лес, не оглядываясь, чуть прихрамывая на одну ногу. А я, отделившись от Лирин и её компании, метнулась вслед за Дэйном, изо всех сил стараясь не отставать. Во сне это оказалось легко...

Я никогда раньше не была в Западном лесу. Не доводилось. И теперь с удивлением оглядывалась по сторонам. Не знаю, чего я ждала, но в целом, ничего необычного здесь не было. Просто лес оказался гораздо более диким, заросшим, и птицы почему-то не пели. И вообще тишина стояла почти пугающая...

Я испуганно вздрогнула, когда Дэйн вдруг резко отскочил в сторону и, подняв голову, уставился прямо в тёмные глаза зверька, сидящего на дереве. Аксал!

Я бросилась вперёд, стремясь загородить, защитить, забыв про то, что это — лишь прошлое, и его не изменить, ему не помешать...

А потом я узнала в зверьке того самого аксала, которого видела в последнем нашем общем с Дэйном сне.

— Ну, здравствуй, — сказал Дэйн. — Значит, ты и есть аксал... Интересно, мальчик или девочка?

Я удивлённо посмотрела на него. Дурачок, какая разница? Лучше уноси ноги, и поскорее!

Но он рассуждал иначе...

Я вскрикнула, когда зверёк вдруг, заворчав, оттолкнулся от ветки дерева и прыгнул на Дэйна. А мальчик, вместо того, чтобы пугаться, бежать прочь или даже просто кричать, как я, — расхохотался. Чисто, звонко и весело.

И в этом смехе было столько силы!

Сила журчала в нём полноводной рекой. Прекрасная, как луч солнца, ясная, как небо, искренняя, как любой детский смех. Сила, дарованная Арронтаром. Ему... и мне.

Наше благословение и одновременно наше проклятие.

Спасшая и погубившая нас сила.

Магия Разума.

В глазах аксала мелькнуло изумление, и зверёк опустился на все четыре лапы рядом с Дэйном, не отрывая напряжённого взгляда от мальчика.

А тот опять рассмеялся, и я заметила, что его смех будто пошевелил шерсть на загривке животного.

— Ну и чего ты встал, как неродной? Иди сюда, я тебе сухарей дам, — и Дэйн, засунув руку в карман штанов, вытащил оттуда горсть сухарей. А потом протянул их аксалу.

Несколько секунд зверёк неуверенно поглядывал на предложенное угощение, но потом, решившись, всё-таки подошёл ближе и сунул в протянутую ладонь свой любопытный нос. Дэйн рассмеялся, и только после этого аксал захрумкал сухарями. Я тоже непроизвольно улыбнулась — что-то в этой сцене было такое... по-настоящему волшебное.

— Ну и горазд же ты жрать, приятель, — посмеиваясь, сказал Дэйн, вытирая о штаны облизанные аксалом ладони. А зверёк просительно заглядывал мальчику в глаза, выпрашивая ещё сухарей. Но ещё, конечно, у него не было.

А дальнейшие события заставили меня в изумлении прислониться к дереву, потому что ничего подобного я не видела. Аксалы ведь считаются опаснейшими животными, каждый год от их клыков и когтей погибают как взрослые волки, так и юные волчата, а яд, содержащийся в их слюне, замедляет природную регенерацию оборотней. Во время набегов аксалов — а приходили они всегда в Западный лес по осени — родители тщательно следили, чтобы их дети не отправились "на охоту", потому что победить этих хитрых и сильных животных было практически невозможно.

И вот теперь я вдруг стала свидетелем сцены, в которой мальчик-горбун сел на землю, увлёк за собой аксала, ни капельки его не страшась, а потом начал почёсывать зверька за ухом. И тот, застыв поначалу, через несколько секунд принялся урчать, как довольная кошка, и ластиться к Дэйну...

Я опустилась на траву рядом с ними и, упершись ладонями о землю, заглянула мальчику в глаза.

Как же это странно — смотреть в глаза тому, кто не может тебя увидеть и почувствовать...

Глаза Дэйна были просто голубыми, без жёлтых искорок — совсем как мои до первого обращения.

А на щеке синяк от брошенного камня.

Я протянула руку и дотронулась кончиками пальцев до сине-багрового кровоподтёка. Не знаю, зачем... но мне очень хотелось почувствовать тепло его кожи, словно это ощущение могло сделать меня ближе к тому, кого я никогда не видела наяву.

Мы сидели так несколько минут, а потом Дэйн, оглядевшись, заприметил дупло на одном из деревьев и, резво вскочив с земли, проворно забрался туда, захватив с собой и аксала, который совершенно не сопротивлялся, а полез на дерево вполне охотно, будто привязанный невидимой верёвкой.

Да и я тоже поспешила залезть в дупло следом за Дэйном. А забравшись на дерево, мгновенно упала на перину из сухих осенних листьев. Похожая была в моей хижине, когда я её только нашла...

Обняв аксала, мальчик почти сразу уснул, даже не чувствуя, как зверёк вылизывает его лицо и руки, и не видя, как от слюны аксала затягиваются мелкие ранки и медленно исчезают синяки.

Но как же это?.. Я никогда о таком не слышала! Никогда...

Удивительно... дружба между аксалами и оборотнями возможна! Интересно, знает ли об этом Нарро?..

Думая и рассуждая, я сама не заметила, как уснула.

А проснувшись...

* * *

О нет.

Нет, нет, нет.

Я не хочу!

Мне вполне хватило собственной Ночи Первого Обращения. Я не хочу присутствовать ещё и на Ночи Дэйна!

Я испуганно огляделась по сторонам и, заметив среди "зрителей" Лирин, умоляюще зашептала:

— Пожалуйста, Лирин, выпусти меня из своего сна! Я знаю, он важен для тебя, и я сама просила показать всё, что важно... Но выпусти!!!

Я рванулась, пытаясь разорвать полотно сна, но оно было слишком плотным и прочным. Видимо, именно это воспоминание значит для Лирин настолько много, что я никак не смогу вырваться из него, пока не увижу всё.

Значит, именно это воспоминание причиняет ей самую сильную боль.

И кажется, я понимаю, почему...

Но я совершенно не хочу этого видеть!!!

Сколько презрительных, ненавидящих взглядов, прожигающих Дэйна насквозь... и меня вместе с ним... Сколько сжатых в бессильной ярости кулаков, сморщенных в брезгливости носов...

Всё это я уже проходила. Но тогда меня спас Нарро. А кто же спасёт Дэйна?..

Или не спасёт?!

Мальчик выпил зелье, вызывающее трансформацию, как я когда-то, и застыл, ожидая эффекта. И я бы хотела отвернуться, не видеть ничего, но не могла. Я просто не могла оставить его одного.

Пусть Дэйн не знал, что я с ним, что я рядом, что он не один — пусть...

Я всё равно не могла отвернуться и продолжала смотреть.

— Позор! — закричал кто-то, как только прошло положенное для трансформации время. А потом крики, словно удары, посыпались со всех сторон:

— Бей!

— Убить!

— Позор!

— Урод!

Я сжала кулаки, чувствуя, как в глазах вскипают злые слёзы.

А Дэйн... он вдруг громко рассмеялся.

От этого смеха я застыла, ощутив, как волоски на затылке встали дыбом. Смех Дэйна звенел от силы и завораживал. И все остальные оборотни тоже застыли, будто статуи, а мальчик, развернувшись, побежал так быстро, как только мог.

Я думала... Я надеялась... Но конечно, надежда была напрасной, ведь Дэйн никогда не учился пользоваться магией Разума, и даже такое количество силы, что звенела в его голосе, не могла подчинить оборотней дольше, чем на полминуты.

И я поняла, почему это воспоминание так важно для Лирин, что я даже не смогла разорвать полотно сна и вернуться.

Первый камень, попавший в Дэйна и сбивший его с ног, бросила именно Лирин. Я бежала рядом с ней и видела, каким искажённым от ненависти было в тот момент её лицо. Лицо всего лишь маленькой девочки... которая ненавидела своего родного брата только за то, что он родился горбуном...

Я зарычала, вырвалась вперёд, обогнала остальных и встала перед Дэйном, раскинув руки. Бессмысленно... все камни пролетали сквозь меня, невидимую преграду, но я просто не могла поступить иначе, даже осознавая тщетность собственных попыток.

А потом я разозлилась. Разозлилась так сильно, как никогда в жизни не злилась. Просто оттого, что увидела среди бегущих к Дэйну оборотней Лирин, которая была так не похожа на ту Лирин, что я всегда знала.

Зато она была так похожа на Джерарда в тот, давно прошедший миг...

Краем уха я услышала, как Дэйн закричал. Громко и страшно, и вместе с его голосом в воздух поднялось такое количество силы, что вздрогнул весь Арронтар...

А я метнулась навстречу бегущим и буквально врезалась в мчащуюся на меня Лирин, каким-то образом умудрилась остановить её, схватив за грудки, и прокричала, глядя в искажённое ненавистью лицо девочки:

— За что?! Скажи, за что вы так с нами?! Чем мы заслужили такое ваше отношение?! Ты... и Джерард... вы ненавидите не нас с Дэйном — вы ненавидите самих себя! Неужели ты не понимаешь, что убиваешь сейчас не только Дэйна, ты убиваешь саму себя! С каждым камнем, с каждым словом, с каждым прожитым днём! И ты... наверное, ты его всё-таки убила? Да?!

К моему удивлению, глаза Лирин вдруг из голубых превратились в жёлтые, полыхнули чем-то, похожим на понимание, а потом...

Потом вдруг наполнились слезами.

И она осела на землю, рыдая так отчаянно и громко, что я на миг оторопела.

— Я знаю, знаю! — это было даже больше похоже на вой, нежели на плач. — Я знаю, что виновата... Знаа-а-а-аю-у-у-у!

От этого её "знаа-а-а-аю-у-у-у!" у меня зазвенело в ушах, и я на миг зажмурилась и потрясла головой, а когда открыла глаза...

О Дарида!

Птицы... они были повсюду! Маленькие и большие, хищные и не очень, они летели со всех сторон Арронтара, чёрной тенью нависая над Великой Поляной, и они... защищали Дэйна?!

Камнем падая на нападающих оборотней, птицы клевали их, рвали кожу на лице и руках когтями, били крыльями... Они закрывали своими маленькими телами мальчика, чтобы тот мог подняться с земли и уйти, скрыться, спрятаться.

Почему?.. Зачем они делали это? Жертвовали своими жизнями, но не отступали, и их становилось с каждой секундой всё больше и больше.

Я же побежала вслед за Дэйном, и как только догнала его, то, охнув, едва не упала. И не смогла сдержать слёз, потому что лицо мальчика было одним сплошным синяком, по подбородку на грудь текла кровь из рассеченной губы, а одну ногу он тащил за собой, как бревно...

Последний камень, пролетев через живой щит из птиц, ударил Дэйна в середину спины, там, где был горб, и мальчик, зашипев, опять упал в грязь.

Я упала рядом, прижалась к нему, и наконец-то закричала. Так громко, как он несколькими минутами ранее, разрываясь от боли за него и собственного бессилия...

И почувствовала, что просыпаюсь.

* * *

В нос ударил запах крови. Резкий и сильный. Причём кровь не была моей.

Я испуганно распахнула глаза и только тогда услышала:

— Ронни, давай, просыпайся! Ты сейчас весь дом перебудишь своими криками!

Грэй, навалившись всем телом, прижимал меня к кровати, а я... я вцепилась в его плечи выпущенными когтями. Так вот откуда кровь! Она лилась из плеч мужчины на мою грудь, рубашка там была уже насквозь мокрой и облепила тело, как вторая кожа.

— Прости, — сказала я, но вместо этого слова из моих губ вырвался какой-то хрип. Я аккуратно вынула когти из плеч Грэя, отчего мужчина поморщился, а потом, приложив ладони к ранкам, залечила их чистой энергией Света.

И только потом вновь посмотрела в его глаза.

— Что случилось? — на сей раз у меня получилось произнести эту фразу.

— Понятия не имею, — прошептал Грэй. — Ты кричала во сне, я услышал и прибежал. А когда попытался разбудить, ты впилась в мои плечи.

— Извини, — ответила я так же тихо. — Плохой сон...

Только в тот момент моё сознание наконец начало проясняться после пробуждения... а может, наоборот, затуманиваться... И я поняла, что Грэй лежит на мне в одних штанах — кажется, в обычных, а не в пижамных, потому что я чувствовала металлическую пряжку ремня — а я в промокшей от крови ночной рубашке, которая облепила мою грудь так, что видно оказалось совершенно всё. Как будто этой самой рубашки на мне вовсе не было.

Грэй медленно опустил глаза и посмотрел туда.

И я чувствовала, как скользит его взгляд, как будто он не смотрел, а трогал руками... От одной вершинки к другой...

Я вздохнула, и ткань натянулась ещё больше. Но дело было не только в этом.

Кровь. Запах крови Грэя наполнил ноздри... И это нехорошо, неправильно, потому что аромат его крови пьянил, завораживал, заставлял меня нервничать...

Мужчина тоже вздохнул, а потом шевельнулся, кажется, собираясь встать. Но я не дала. Обняла руками и ногами, не понимая, зачем это делаю, вообще ничего не понимая, кроме одного — не хочу, чтобы он уходил.

А Грэй... он вдруг выругался, да ещё так грязно, как не каждый торговец на рынке сможет. А потом подхватил меня ладонями где-то в районе бедёр, приподнял, усадил к себе на колени, оказавшись между моих ног, и чуть подался вперёд, прижав моё тело к стене так крепко, что рёбра затрещали.

И поцеловал.

Я ни о чём не думала, только обняла Грэя обеими руками, перебирая пальцами его волосы, вдыхая его запах полной грудью...

— Ронни... — простонал мужчина и, кажется, я понимала, почему — в такой позе получалось, что моя рубашка задралась до самой талии, и теперь я прижималась к обнажённому животу Грэя тем самым местом, которым нельзя прижиматься ни к кому, кроме законного мужа.

Но мне было всё равно. Я только вздохнула и провела рукой по его напряжённой спине. От этого небольшого движения он почему-то вздрогнул, а в следующий миг уже вновь целовал меня.

Я не знаю, сколько прошло времени прежде, чем моего затуманенного сознания достиг звук расстёгиваемой пряжки ремня и шорох поднимаемой ещё выше ночной рубашки. Я вся была сосредоточена только на руках Грэя — мне безумно нравилось ощущение его тёплых ладоней на своих бёдрах и груди.

Но звон от пряжки будто пробудил меня ото сна. И я, очнувшись, увидела перед собой лицо Грэя со странно блестящими глазами. И лицо это было тёмным и решительным.

А потом я со всё возрастающим изумлением осознала, что мужчина положил обе мои ноги себе на плечи...

Я не успела остановить Грэя — он остановился сам, когда из детской вдруг послышался крик Эдвина.

И крик этот был настолько странным и страшным, что мы тут же забыли обо всём, кроме нашего малыша. Остальное перестало иметь значение, отошло в сторону, отодвинулось, освобождая место тому, что было гораздо важнее. Точнее, кто.

Эдди.

* * *

Когда мы с Грэем и Бугалоном, который присоединился к нам в коридоре, ворвались в детскую, Эдди больше не кричал. Он лежал в своей кроватке, бледный, как смерть, и из его горла хлестала совершенно чёрная кровь.

Я на миг оцепенела.

А затем осознала...

"Мне снились котята. Много-много мёртвых котят. А потом один из них зашипел и оцарапал меня. Было больно, мам!"

"Второй этап — наполнение метки силой — занимает целую неделю, во время которой маг каждую ночь заживо сжигает по одному новорождённому котёнку".

Новорождённые котята... Как же я могла не понять?! Вот почему они снились Эдвину! Кто-то уже поставил на него метку проклятья и наполнял её силой! А в ту ночь активировал её. Не знаю, как, но маг смог добраться до крови Эдди. Котёнок оцарапал...

Я дура! Какая же я дура!

Я бросилась к постели Эдди и чуть приподняла мальчику голову, одновременно пытаясь уменьшить поток чёрной крови, льющейся из его горла. Два часа... если я ничего не придумаю, Эдвин умрёт всего лишь через два часа!

Но что я могу сделать?! Что?!

— Гал, — раздался сзади странный, какой-то оцепеневший голос Грэя. — Зови Эллейн. Быстрее!

Тяжёлые шаги, стук от закрываемой двери, а потом оглушительный грохот — Гал явно разбил амулет призыва. Остаётся надеяться, что герцогиня сможет прийти в ближайшее время, иначе...

Иначе...

"С Эдди в любом случае всё будет в порядке. Ты понимаешь? В любом случае".

Как же так, Ари?!

Проклятье чёрной крови — неснимаемое. Необратимое. О каком любом случае ты говорила?!

"Есть один способ, но для этого тому, кто захочет его снять, придётся пожертвовать жизнью. Нужно заменить кровь проклятого на собственную, а его кровь забрать себе".

Слова императора полыхнули яркой вспышкой в моём сознании.

Заменить кровь на собственную...

Эдди вновь закашлялся и стал захлёбываться. На мгновение я прикрыла глаза, чувствуя, как моя волчица начинает беспокойно выть и царапаться, ощущая опасность для своего волчонка.

Нет. Не отдам! Зубами вцеплюсь, когтями рвать буду. Не отдам!!!

Кем бы ты ни был, маг Крови, я не отдам тебе сына.

Никогда!

И, зарычав, я позволила волчице чуть больше — выпустила когти на обеих руках и резким движением разорвала ими вены на запястьях...

* * *

— Ронни...

Этот голос, такой родной, но сейчас совсем не нужный. Потому что мешает. Не надо мешать! Сосредоточиться. Надо сосредоточиться.

— Отойди! — зарычала, на мгновение обернувшись, и Грэй вздрогнул, увидев изменившееся лицо...

Клыки, острые и длинные, морщины на носу, как у волков, когда они скалятся, а в глазах кружатся, как бешеные, жёлтые искорки, превращая радужку из голубой в золотую.

— Волчица...

Ещё раз рыкнула, недовольно, но не зло, отвернулась... и, склонившись над Эдди, порвала своими когтями запястья мальчика, прижала к ним свои, из которых уже текла кровь — не чёрная, обычная — и что-то зашептала...

Плечи волчицы задрожали, руки Эдди и её окружил слепящий круг Света, и изо рта мальчика наконец перестала течь чёрная кровь.

Несколько секунд — и недовольный рык, вновь разорванные запястья — и то же самое, прижимать, шептать, лить Свет... Свет — противоположность Тьме, которая нужна, чтобы наложить проклятие, он поможет...

Когда волчица закончила работу и обернулась — она перестала быть волчицей...

* * *

Я позволила ей больше, потому что волчица сильнее и быстрее. И только когда щёк Эдди коснулся румянец, я наконец стала собой и, обернувшись к застывшему за плечом Грэю, почувствовала, как меня всё сильнее утягивает в темноту.

Она звала меня, прекрасная, чёрная, безмолвная и беспамятная. И я знала, что уже не смогу противиться — отдала все силы сыну. Всю кровь, всю жизнь...

Он будет жить.

Я хотела сказать это Грэю, но не успела.

Я уже не принадлежала самой себе.

Я умерла.

Часть третья

Дартхари Нарро

Арронтар, около 10 лет назад

Старик Родэн любил дождь.

Правда, так было не всегда.

Когда-то давно он, как и остальные оборотни, дождь ненавидел. А за что его любить? Сырость, слякоть, и чихать тянет. Все оборотни не любят дождь, и когда с неба льёт, они предпочитают сидеть дома, в тепле и сухости.

Родэн же выходил на крыльцо, садился в старое кресло и смотрел. И дышал. Дышал чистым, свежим воздухом, в котором было столько разных оттенков запахов, что у него чесался нос.

В такие минуты он был почти счастлив. Ему казалось, что вода смывает не только грязь, но и его старые грехи. Чудилось, будто он вернулся туда, почти на столетие назад, и его Мара по-прежнему беременна первым ребёнком... И ничего этого не было, не случалось. Рэйнар не умирал, и Лирин осталась такой же веселой и беззаботной, и её волосы светлые, а вовсе не седые... И никогда в деревне белых волков не рождался горбун, никогда. Только Дэйнар, сын Родэна и Мары.

Старик вздыхал и украдкой вытирал глаза — так, чтобы жена не видела. Она обычно тоже сидела рядом и смотрела на дождь.

Они не разговаривали. Да им и не нужно было разговаривать...

Всё уже сказано и сделано.

Жизнь почти прожита, и ничего не вернуть. Не исправить.

И старики не верили, что когда-нибудь дождутся прощения. Да и, по правде говоря, они считали, что вовсе его не заслуживают.

А то, чего они заслуживают, Родэн и Мара уже получили.

* * *

В тот день дождь шел с утра до самого вечера. А когда наступили сумерки, Родэн решил прогуляться.

Он и сам не понял, зачем пошёл в деревню. Просто... что-то будто тянуло его туда. И он покорно побрёл в ту сторону, куда его тянуло.

Старик не сразу понял — то, что он слышит, вовсе не призраки прошлого, не его собственные мысли, а вполне реальные события. Настоящие звуки, смех, крики...

— Бей жабу!

— Да, так её!

— Давай, бросай!

Это было так похоже... Так похоже на то, что он когда-то слышал и не останавливал. И даже надеялся, что какой-нибудь случайный камень убьёт того, кого Родэн теперь в мыслях называл не иначе как "ирли" — сынок.

Спина, которая, как он думал, сгорбилась уже навсегда, вдруг выпрямилась. Старик сделал шаг вперёд, выходя из-за угла... и застыл на секунду, вглядываясь в происходящее.

Толпа оборотней. Совсем юные, большинство не обращённые... И эти необращённые хватали камни с земли и бросали в стоящую примерно в десяти шагах от них девочку.

Девочка не уворачивалась, не пыталась убежать. Просто стояла и смотрела на сородичей глазами, в которых...

Обречённость. Отчаяние. Боль.

Как же всё это было знакомо Родэну...

Девочка глядела на кого-то в толпе, остальных она будто не замечала. Её губы двигались, словно она шептала какие-то слова. Но из-за криков Родэн никак не мог разобрать, какие.

Старик сделал ещё один шаг, намереваясь схватить за плечо ближайшего мальчишку — но в этот момент девочку в грудь ударил большой и острый камень, и она, сдавленно охнув, осела на землю.

— Бей!

Родэн только успел открыть рот — а в девочку уже полетели камни. Один попал ей в лоб, другой прошёл по касательной, задев висок, третий ударил по пальцам руки, которыми она сжимала голову... Но ни вскрика, ни стона, ни всхлипа... Она молчала.

В воздухе сильно запахло её кровью — и Родэн очнулся.

— Стойте! — закричал он так громко, как только мог.

Дети действительно остановились. Обернулись, с недоумением разглядывая старика, очевидно, не признавая в нём жителя деревни. Оно и немудрено — Родэн был в ней редким гостем. Всё необходимое для жизни им с Марой либо приносила Лирин, либо они выращивали это сами в огороде.

— Убирайтесь. Брысь отсюда! — он махнул рукой с зажатой в ней старой клюкой, даже легонько ударил ею ближайшего мальчишку.

— Но...

— Никаких "но". Брысь, я сказал! А не то сейчас всем уши надеру. Пошли прочь!

Они недовольно заворчали, но послушались.

Пока ещё Родэн был сильнее молодых оборотней. Да, пока ещё...

Старик, опираясь на клюку, подошёл к девочке. Она по-прежнему продолжала сидеть на земле, в жиже грязи, и по её рукам и голове текла кровь.

Родэн неуверенно наклонился и прикоснулся к её плечу. Девочка не реагировала.

Тогда старик чуть потряс её. Она вздрогнула и подняла голову.

Ох... Лучше бы он этого не видел. Нет, дело было не только в ссадинах, царапинах, синяках и шишках, обильно украшавших лицо девочки. И не в крови, которая текла по её лбу, носу и подбородку тоненьким, но быстрым ручейком.

Её глаза. Родэн уже очень давно не видел таких глаз...

Ярко-голубые. Точь-в-точь, как у сына.

— Встань, — прошептал он. Девочка съёжилась, будто Родэн собирался её ударить, и старик успокаивающе погладил её по плечу. Не помогло — ребёнок сжался ещё больше. — Не бойся, я ничего тебе не сделаю. Встань, пожалуйста. Здесь грязно.

Несколько секунд она смотрела на него непонимающими глазами, но потом всё-таки поднялась. Правда, не без его помощи. Чуть поморщилась от боли, когда Родэн схватил её за повреждённое запястье — оно было синего цвета — и заскрипела зубами, встав на левую ногу. Но не издала ни стона, ни всхлипа, словно стеснялась своей боли.

— Пойдём.

Девочка покорно пошла за ним. Она явно старалась не хромать, а Родэн украдкой рассматривал её.

Ему стало всё понятно в тот миг, когда она встала с земли. Невысокая, пухленькая, но очень крепкая, особенно бедра — явно не прошли даром забеги с молодыми оборотнями. Что-то невыносимо трогательное было в её плечах, в светлой косичке, в падающих на лоб кудряшках...

И глаза — пронзительно-голубые, и будто светящиеся. Совершенно удивительные.

Она была не такой, как те дети.

И Родэну в те минуты, когда он вёл маленькую Рональду к своему дому, казалось, что рядом с ним не она, а Дэйнар.

* * *

В первую секунду, увидев девочку, Мара опешила. Но почти сразу всё поняла и засуетилась.

Они молчали — все трое.

Родэн тяжело опустился на стул, глядя, как жена промывает раны девочки и смазывает их целебными настоями. Девочка покорно стояла посреди комнаты, уставившись в пол своими удивительными глазами, которые в тот момент почему-то были абсолютно безжизненными. Словно там, в деревне, случилось что-то, сломавшее её.

И Рональда не видела — потому что не смотрела — как беззвучно плачет женщина, что промывала её раны. Она не видела, как Мара вытирает слёзы рукавом, не замечала, как дрожат её губы. Поглощенная собственным горем, девочка ничего не замечала.

Мара положила её в комнате, которую они с Родэном на всякий случай держали для Лирин. Правда, дочь ночевала там всего лишь пару раз. Но Мара всегда убиралась в этой комнате и надеялась, что однажды... Да, однажды Лирин улыбнётся им и останется ночевать не из жалости, а потому что ей так захочется. С тех пор, как ушёл Дэйнар, дочь не подарила им ни одной улыбки.

— Она похожа на него, — прошептала Мара, садясь рядом с Родэном.

Он кивнул.

— Особенно глаза. Ты видел её глаза?

— Видел. Как не увидеть.

Мара всхлипнула.

— Не знаешь, кто она? И как её зовут?

— Нет, — Родэн покачал головой. — Спросим завтра, как очнётся.

Но наутро, когда старики проснулись, то обнаружили, что девочка уже ушла. Постель была заправлена, никакие вещи не тронуты.

Она просто ушла, не оставив о себе ничего, даже имени.

И Родэн не знал, как утешить Мару, которая всё утро проплакала, сидя на крыльце в старом кресле, тихо всхлипывая и вытирая слёзы уголком цветастой шали.

* * *

Примерно через пять лет после того, как он вернулся в Арронтар, Нарро начал отвечать "да" волчицам на предложение провести вместе ночь. Брал он только замужних, с согласия мужей, и лишь во время игрищ. В такие моменты Нарро почти полностью отключал в себе человека, и давал возможность зверю порезвиться.

Вообще дартхари не собирался делать ничего подобного, но вмешалась Лирин.

— Я знаю, ты можешь сделать так, что они никогда не будут задавать вопросов, — сказала она однажды. — Как не задают вопросов о твоём прошлом... Но подумай: а стоит ли тратить свои силы на подобную ерунду? Ведь твоему волку нужны волчицы...

— А твоему, Лирин? — огрызнулся он тогда. Он всегда злился на неё, когда она вмешивалась в подобные личные вопросы, но в тот раз не мог не признать правоту сестры. Волк действительно беспокоился и раздражался. Его волк не страдал излишней озабоченностью, но выплескивать негативную энергию было некуда, поэтому Нарро порой чувствовал себя чересчур злым. И это дартхари не нравилось.

Волчицы пошли его волку на пользу. Нарро начал воспринимать близость во время игрищ, как своего рода необходимость. И смирился.

У него стали появляться волчата, и Вожаку поначалу было трудно воспринимать этих детей своими. Свой ребёнок — это от любимой женщины, а не вот так, для "усиления рода", как говорили оборотни. Вот только есть у маленьких волчат особенность, из-за которой Нарро не мог просто забыть о собственных отпрысках. Они всегда чувствуют своих родителей, и даже если малышам не говорить о том, кто на самом деле здесь "папа", рано или поздно волчонок это поймёт. Никто не знал, как на самом деле это работает, и в первый раз, когда дартхари обнаружил на крыльце усадьбы угрюмого пятилетнего мальчонку, назвавшего его папой, Нарро чуть не упал от неожиданности. Но потом привык. И тоже смирился.

Они, его дети, были самыми разными. Кто-то приходил только один раз, просто посмотреть на него, а кто-то наведывался в усадьбу постоянно. Кого-то Нарро трепал на игрищах, а кто-то предпочитал наблюдать со стороны.

Дартхари не лез к ним в душу. При этом нельзя было сказать, что он не любил своих детей. Любил, но постоянно повторял им, что их настоящая семья не в усадьбе, а там, откуда они пришли. И что любовь важнее кровных уз. И, конечно же, важнее физической силы, которой Нарро обладал в избытке.

Некоторые верили Вожаку и уходили, другие продолжали стремиться к силе и власти.

Одним из таких детей был Лоран.

* * *

Мать Лорана звали Мариэт, и она была одной из самых красивых волчиц в стае. Стройная, чёрноволосая, с ярко-жёлтыми глазами и величественной статью, она и сама была ара, и вышла замуж за сильнейшего волка в клане чёрных волков, ставшего впоследствии калихари. Вот только Грэма — своего мужа — Мариэт было мало. Ещё до замужества, с того самого момента, как она стала считаться совершеннолетней, Мариэт крутилась перед глазами Нарро, изо всех сил стараясь, чтобы он её заметил.

Дартхари заметил. Но совсем в другом смысле. Он понимал, что Мариэт от него вряд ли отстанет, поэтому делал вид, что не понимает никаких намёков. И вздохнул с облегчением, когда девушка спустя несколько лет вышла замуж за Грэма.

Намёки действительно на какое-то время прекратились, но потом возобновились вновь.

— Что она ко мне привязалась? — не выдержав, один раз Нарро даже пожаловался на Мариэт Лирин, хотя вообще-то он очень редко обсуждал с сестрой подобные темы. — У неё же муж калихари, чего ей от меня-то надо?

— От тебя ей надо тебя, — улыбнулась Лирин. — Просто поставить галочку и успокоиться — мол, даже дартхари не устоял перед её чарами.

Нарро хмыкнул и покачал головой. Тогда он не собирался уступать Мариэт, но спустя пару месяцев пришлось — сам Грэм попросил об этом. Пожаловался, что никак не получается дать жене ребёнка, а вот у дартхари должно получиться, да и Мариэт уже мечтает о малыше.

В дни, когда самка может понести, она всегда по-особенному пахнет. Этот запах ощущали лишь оборотни-ара, и Нарро в том числе. Вот так и получилось, что Мариэт сразу же забеременела, а потом родился Лоран. Почему девушка не могла зачать от законного мужа, Нарро не знал, да и не хотел знать, но такое иногда случалось.

Лоран с детства был не менее амбициозным, чем его мать. Дартхари видел, что мальчик получился сильным, настоящим ара, но увы — его моральные качества оставляли желать лучшего. Да, он много тренировался, учился драться даже до своей Ночи Первого Обращения, но вот друзей у Лорана было мало. Немногие оборотни выдерживали характер мальчика. Он слишком сильно любил себя, при этом абсолютно презирая всех остальных. Всех, кроме Нарро. Даже к собственной матери Лоран относился с лёгким пренебрежением, а уж к Грэму тем более.

Дартхари же Лоран просто боготворил. И Вожак надеялся, что рано или поздно мальчик всё-таки вырастет и станет мягче и мудрее. Но в один прекрасный момент Нарро понял, что надеется он напрасно.

В тот день Лирин с советником Граншем вместе завтракали в библиотеке в ожидании дартхари, который накануне поздно вернулся из Нерейска и утром просто не смог встать как обычно.

Гранш появился в жизни Лирин и Нарро несколько лет назад. Просто, как и многие другие, пришёл в усадьбу и заявил, что хочет быть советником. И он был первым из претендентов, кто понравился Лирин. Она сама взялась учить его, а через год Гранш официально стал младшим советником. Но обучение, конечно же, продолжалось.

И в то утро Лирин рассказывала своему подопечному об особенностях языка орков, когда вдруг в библиотеку без стука вошёл Лоран. Только дверью грохнул так, что Гранш с Лирин синхронно подпрыгнули.

— И где отец? — недовольным голосом заявил мальчик — ему тогда было двенадцать — оглядывая комнату.

— Ну, во-первых, доброе утро, Лоран, — сказала Лирин, ставя свою чашку на стол и приветливо улыбаясь. — Разве тебя не учили, что сначала здороваются, а потом уже задают вопросы?

Мальчик фыркнул.

— С кем здороваться-то, а? С тобой, что ли? Тебе надо, ты и здоровайся.

— Лоран! — возмутился Гранш.

— Чего? Да она даже обращаться толком не умеет, тоже мне — волчица! С кем тут здороваться-то, а? Два пустых места!

— Лоран!

— Чего "Лоран", а? Чего вы мне сделаете-то, а? Особенно ты, — мальчик, смеясь, указал на Лирин. — Волчица недоделанная!

Возможно, советники бы ещё что-нибудь сказали юному оборотню, и услышали бы от него много комментариев, но они не успели — в библиотеку вошёл дартхари.

— Отец! — радостно закричал мальчик, оборачиваясь. — А я...

— Замолчи, — отчеканил Нарро, даже не взглянув на сына. — Советники Лирин и Гранш, я прошу вас встать со своих мест.

Удивлённо переглянувшись, советники встали с кресел. Лирин сжала руки перед собой, а потом начала мять ткань платья. Она всегда делала так, когда нервничала, и Нарро уже хорошо успел изучить эту привычку.

— Лоран, — сказал дартхари, повернувшись к сыну, — я хочу, чтобы ты сейчас повторил всё, что сказал Граншу и Лирин, с самого начала. При мне.

Мальчик молчал, только хлопал глазами.

— Я жду.

— Но, отец... я не помню...

— Не помнишь?

— Да...

— Подумай хорошенько, Лоран. Если ты не помнишь — тем хуже для тебя.

Юный оборотень испуганно шмыгнул носом, а потом всё-таки выпалил:

— Ну... я сказал, что здесь не с кем здороваться, потому что она не умеет обращаться... А я разве не прав, а?

— Поправь меня, если я вдруг окажусь не прав, Лоран. Ты назвал Лирин волчицей недоделанной?

Мальчик сглотнул.

— Да...

— И ты назвал её и советника Гранша пустым местом?

— Ну... я...

— Да или нет, Лоран.

Он вновь сглотнул, а потом вдруг вскинул голову и посмотрел на отца с вызовом.

— Да! Назвал! А что тут такого? Даже если их силу сложить и умножить на два, она всё равно будет меньше, чем у самого последнего оборотня в нашей стае!

Никто даже не осознал, что случилось в тот миг — Нарро сделал шаг вперёд, вытянул руку и так хлопнул Лорана по плечу, что тот охнул и неловко повалился на пол.

— Даже если твои мозги умножить на десять, Лоран, их всё равно будет меньше, чем у любого из моих советников, — сказал дартхари спокойно и холодно. — Ты решил, что можешь позволить себе всё только потому, что ты мой сын? Спешу тебя разочаровать — прав у тебя не больше, чем у любого другого оборотня. Не помнишь, что полагается за оскорбление советника?

Лоран побледнел.

— Порка...

— Верно. А теперь повернись ко мне спиной и приспусти штаны.

— Но, отец...

— Выбирай: либо я делаю это здесь, либо при всех, на общем собрании.

Мальчик шмыгнул носом и всё-таки повернулся к дартхари спиной. Приспустил штаны, обнажив молочно-белую попу, и чуть вздрогнул, услышав звон пряжки ремня.

Пять ударов — пять красных полос. И пять громких всхлипов. Нарро бил не со всей силы — Лирин видела, что он жалел парня, но всё-таки бил весомо. Несколько дней сидеть точно больно будет.

— А теперь вставай, — сказал дартхари, закончив порку, — и извинись перед советниками.

Мальчик встал, натянул штаны, чуть скривившись, когда ткань проехалась по следам от ремня, выпрямился и прошептал:

— Извините меня.

— Громче, Лоран.

— Извините меня, пожалуйста, зора Лирин, зор Гранш. Я больше так не буду.

— Хорошо. А теперь иди. И не показывайся мне на глаза ни сегодня, ни завтра, Лоран. Так будет лучше.

Парень кивнул и опрометью бросился к двери. Через пару секунд все присутствующие услышали громкий топот — как будто вниз по лестнице бежал не двенадцатилетний мальчик, а как минимум подкованная лошадь.

— Дартхари, — кашлянул Гранш, — а вы не слишком с ним жестоко?

— Так, — Нарро обернулся и смерил второго советника ледяным взглядом, — ты хочешь, чтобы я и тебя отлупил?

— Нет-нет, просто...

— Хватит! Чтобы больше никаких разговоров на эту тему, ясно? А то придётся и вам снимать штаны. Лучше дайте мне спокойно позавтракать. Остался ещё чай?

Советники синхронно кивнули и посторонились, пропуская дартхари к столу.

* * *

Лирин в то утро была, по-своему обыкновению, немногословна, поэтому Нарро ничего и не заметил. А сама она чувствовала, как её губ касается улыбка, когда она смотрела на брата. И что-то внутри сжималось. Наверное, сердце.

Нарро защитил её. Нет, конечно, это ничего не значило, он просто сделал то, что должен был. И всё-таки...

О Дарида, ну почему она такая глупая? Почему продолжает надеяться, продолжает ждать тех самых слов, что и раньше, когда Нарро звали Дэйнаром и он жил в Снежной пустыне?

"Глупое, глупое сердце. Ты отдало всё, что у тебя было, ради того, чтобы он вернулся. И всё ещё смеешь биться, смеешь жить, надеяться, ждать. Но он ведь не простит тебя, Лирин... ты умрёшь скорее, чем он простит тебя".

Она улыбнулась.

Нарро поднял голову от тарелки с завтраком и спросил, внимательно глядя на своего первого советника:

— Что-то случилось?

— Нет-нет, ничего. Я просто немного задумалась о завтрашних игрищах. Всё хорошо.

Дартхари кивнул и вернулся к завтраку.

* * *

Оборотни действительно сильно благоговели перед Нарро, и так продолжалось достаточно долго. Много лет в стае царили мир и согласие, но время идёт, и у сородичей дартхари появлялись разные недостойные мысли.

У Нарро был один существенный недостаток, о котором прекрасно знала Лирин — он не слишком обращал внимания на всякие слухи, сплетни и пересуды, да и властью своей не очень-то дорожил. Для него это была простая формальность, которую он принимал, как должное, но некоторых вещей, свойственных обличённым властью, стремился избегать.

Например, стражники. Только четверо у входа в усадьбу — и всё. Лирин считала это непростительной легкомысленностью, но раз услышав из уст своего первого советника о том, что количество охраны стоило бы повысить, Нарро немедленно отдал ей прямой приказ, из-за которого она не могла заговорить с ним на эту тему. Его вообще страшно бесили разговоры о собственной безопасности. А сама Лирин очень боялась, что с братом может что-то случиться.

И это была не простая прихоть — нет. Она слышала отголоски разговоров, невнятный шепот, который пока ещё не успел превратиться во что-то более серьёзное, и понимала, откуда растут ноги.

Оборотни привыкли к быстро меняющимся дартхари. Это была словно игра, эстафета, которую они передавали друг другу через каждые несколько лет. И получалось так, что всем ара доставалось по чуть-чуть власти. Пусть эфемерной, ведь реально Арронтаром правили, конечно, советники, но всё-таки. А вот теперь...

Арронтар словно обзавёлся собственным императором. Можно было даже не помышлять о том, чтобы победить Нарро — его сила в несколько раз превосходила силу даже всех трёх калихари, вместе взятых, но некоторые молодые оборотни всё равно бросали Вожаку вызов. Хотя это было скорее исключение, нежели правило.

Никто не спрашивал, откуда он взялся, такой сильный, и где пропадал столько десятков лет. Никто не сомневался в его праве на власть, и не удивлялся, отчего дартхари не стареет. Лирин понимала, почему так, ведь её брат всё-таки был магом Разума. Но он не мог — а может быть, и не хотел — запретить оборотням шептаться. Шептаться о том, не вредно ли столько лет находиться под властью одного и того же дартхари? Обсуждать то, не было бы полезнее для Арронтара, если бы Вожаки менялись почаще, как раньше?..

Лирин пыталась поговорить с Нарро, но он только отмахнулся. То ли действительно считал себя неуязвимым, то ли не считал угрозу серьёзной, то ли просто не хотел лишний раз пользоваться магией Разума. Ведь он так и сказал сестре: "Я не могу запретить всем оборотням мыслить, иначе это будут уже не оборотни, а мешки с овощами".

Она понимала, но боялась. Боялась, что однажды разговоры превратятся в заговоры, и сородичи начнут искать способ убить Нарро.

И больше всего на свете Лирин боялась, что они этот способ найдут.

* * *

В тот день с самого утра Нарро чувствовал неспокойное дыхание леса, его волнение, которое напоминало волнение моря перед бурей. На небе то собирались тучи, то светило яркое солнце — по-осеннему тёплое, но не жаркое, оно согревало землю, и в воздухе пряно пахло опавшими листьями.

И вроде бы ничего особенного — просто обычный осенний день, похожий на тысячи предыдущих, но... что-то было не так, как всегда.

После ужина Нарро ненадолго лёг, нужно было поспать перед игрищами, а когда проснулся, на улице уже сгущались сумерки. И ветер, вдруг подувший в окно, донёс до дартхари аромат весенней листвы и сахарной карамели. Странный аромат, необыкновенно взволновавший Вожака...

В дверь постучали. Он знал, что это Лирин, ещё до того, как она тихо сказала, не заходя в комнату:

— Пора. Все собрались. Ждут тебя. Или ты не пойдёшь?

Нарро знал, что мог бы остаться в усадьбе, он делал так много раз. Но сегодня он чувствовал — надо идти.

Дартхари шёл к Великой Поляне медленно, словно крадучись, ведомый тем самым странным ароматом, который заставлял сжиматься что-то глубоко внутри него. Волк волновался и царапался, ворочался и скулил. Подобного не было уже очень давно...

Все три клана стояли на Поляне, образуя кольцо. И только пять фигур выбивались из строя, замерев на пару шагов дальше от него — юные оборотни, у которых сегодня намечалась Ночь Первого Обращения.

Она стояла слева, полубоком к Нарро, и грудь её взволнованно вздымалась. И как же она пахла... Свежей зеленью, сладкой карамелью, солнцем, небом, водой, землёй...

Его волк рванулся вперёд, и дартхари изо всех сил сжал кулаки. Нет... нельзя.

— Приготовить зелье для ритуала первого обращения, — услышал он чуть дрожащий голос Лирин позади себя. — Начинает Рональда, дочь калихари Винарда.

Рональда... "Надежда"...

Она пошла вперёд, в центр Поляны, глядя прямо перед собой широко раскрытыми от ужаса глазами. Её запах изменился, наполнившись чем-то кисло-горьким, он щекотал ноздри Нарро, заставляя его волка взволнованно порыкивать.

Девочка встала посреди Поляны и начала медленно расстегивать своё платье. Руки её дрожали, пальцы не слушались, словно были обморожены.

Раз, два, три, четыре... пять крошечных крючков, и она спустила платье до талии.

В сумраке, уже давно спустившемся на землю, не должно было быть видно практически ничего, но Нарро видел. Видел белые плечи, покрытые мурашками, светлые волосы, мелкими кудряшками обрамляющие круглое лицо, голубые глаза, сверкающие от обиды и боли, пухлые губы — ярко-красные, как кровь... Видел тонкую косичку вдоль обнажённой спины, полную грудь с нежно-розовыми маленькими сосками, небольшие ладошки, которыми она пыталась прикрыться...

Нарро задыхался.

Горячие волны проходили по его телу, обжигая с головы до ног.

Нельзя, нельзя. Нельзя!

В чувство дартхари привёл один звук, которого не должно было быть на Поляне.

Смех. Окружающие его оборотни смеялись!

— ТИХО! — он даже не понял, насколько громко прорычал этот свой приказ. Усилием воли погасил все эмоции — все до единой, даже гнев и ненависть — и глубоко вздохнул, окончательно взяв под контроль внутреннего волка.

И тут она обернулась...

Он заметил, как широко раскрылись её глаза, как она задрожала, вероятно, почувствовав то же самое, что и Нарро несколько минут назад — горячую волну, прошедшую сквозь тело, словно молния, ударившая тебе прямо в макушку.

Её аромат наполнился сладостью, он заполнил ноздри Нарро, и впервые в жизни дартхари почувствовал себя пьяным...

Воздух вокруг звенел. Нет, это был ещё не Зов, не музыка, только лёгкий звон, но когда-нибудь...

Когда-нибудь, когда эта девочка вырастет и станет волчицей...

— Продолжай. Обряд ещё не закончен.

Она сглотнула, отвела глаза и спустила платье полностью. Затем бельё. Перешагнула через одежду и застыла, опустив руки по швам.

По телу Нарро вновь начали бегать горячие волны. Кончики пальцев кололо, как иголками, и весь мир сузился только до неё, стоящей в центре Поляны...

Темная впадинка пупка, светлый треугольник волос внизу живота, бедра, полные и покатые, трогательные коленки — на одном синяк — узкие щиколотки, небольшие пальцы ног, которые она поджимала то ли от холода, то ли от стеснения...

"О Дарида. Это неправильно — желать такую маленькую девочку".

Но он желал. Все телом рвался вперёд, к ней, чтобы схватить, спрятать от злого смеха и чужих насмешек, защитить и сделать своей.

Такова была природа Зова, и дартхари знал, что ему невозможно противиться.

... Между тем Рональда приняла бокал с зельем, вызывающим трансформацию, и раскинула руки в ожидании, что сейчас начнётся обращение...

Но оно не начиналось.

Именно в ту секунду Нарро отвлёкся от собственных ощущений и осознал, что именно происходит на Великой Поляне... вновь.

Он медленно пошёл вперёд, чувствуя, как мнётся под его ногами трава, как с каждым прошедшим мгновением кровь всё сильнее шумит в ушах, как перехватывает дыхание от близости её запаха...

Рональда плакала. И как бы он хотел сейчас встать перед ней на колени и аккуратно слизать каждую слезинку... Но нельзя. Нельзя...

Нарро осторожно положил свои большие руки на её плечи и тихо сказал:

— С этой минуты Рональда, дочь калихари белых волков, находится под моей защитой. Каждый, кто посмеет обидеть её, будет отвечать за свой проступок на поединке со мной.

И как только дартхари замолчал, она распахнула глаза и посмотрела на него.

Покачнулась.

Нарро чуть сильнее сжал плечи девочки, чтобы она не упала, понимая, как ей, должно быть, тяжело чувствовать сейчас то же, что и он — обжигающий все внутренности огонь, каленым железом прикасающийся к сердцу...

— Все присутствующие поняли моё слово?

Оборотни ответили "да", и он услышал в этом ответе удивление. Вздохнул, усилием воли заставил себя отпустить плечи Рональды, отвернулся и пошёл обратно, к своему месту рядом с Лирин, застывшей там уже давно, как каменное изваяние...

А когда Нарро обернулся, Рональды уже не было на Поляне.

Убежала...

* * *

Сердце, казалось, стучало на весь лес. Будто не сердце, а колокол.

Он не мог думать ни о чём другом, кроме маленькой девочки, не прошедшей ритуал Первого Обращения. Смотрел на всё происходящее на игрищах, но не видел. Слушал, но не слышал.

Только сердце билось, сражалось с грудной клеткой, словно хотело выпрыгнуть наружу. И ярость... ярость вместо крови текла по его жилам, ударяя в голову, как хмель.

Если бы Нарро в тот момент видел себя со стороны, он бы заметил, как налились кровью белки его глаз, как ладони сжались в кулаки, как тяжело вздымается грудь, с едва слышным рыком выталкивая из лёгких воздух.

Он не замечал... но заметила Лирин. И как только игрища закончились и оборотни начали расходиться по домам, она встала перед дартхари и положила свои маленькие узкие ладони на его плечи.

— Постой.

Нарро посмотрел на старшего советника, и женщина вздрогнула — в его глазах она не увидела ничего, кроме жгучей ненависти.

— Нет, Нарро, нет, — прошептала Лирин, чуть сжимая пальцы. — Тебе нужно успокоиться...

Несколько секунд он смотрел на неё, словно не понимая, а затем прохрипел:

— Что?..

— Успокоиться, — повторила Лирин шёпотом, погладив дартхари по плечам. — Если ты пойдёшь к Винарду сейчас, то убьёшь его, понимаешь? Как думаешь, что она будет чувствовать, если ты убьёшь её отца?

Лирин ощутила, как в Нарро что-то изменилось, и это "что-то" было хорошо для калихари Винарда, но плохо для неё самой, ведь теперь ярость дартхари переметнулась на старшего советника.

Нарро медленно поднял руку и положил свою ладонь сестре на затылок, а секундой позже сжал пальцы, вцепляясь ей в волосы и откидывая назад её голову, словно стремясь сломать Лирин шею.

Женщина задрожала, из её глаз брызнули слёзы.

— Как ты смеешь... Как ты смеешь разговаривать со мной... Что ты знаешь об этом, Лирин?! Разве ты знаешь, что чувствуешь, когда не проходишь Ночь Первого Обращения?!

Нарро шипел эти злые слова, наклонившись над самым лицом своей сестры, выгнув её шею так, что казалось, у Лирин сейчас оторвётся голова. Он неосознанно выпустил когти, и теперь чувствовал, как по его ладоням и запястьям течёт её кровь.

Наверное, она должна была испугаться. Но Лирин не испугалась — она никогда не боялась Нарро, что бы он ни делал.

— Ты прав, — с трудом прохрипела женщина. — Я ничего не знаю об этом. Я не отрицаю, Нарро. Но если ты убьёшь Винарда, никому легче не станет. Особенно Рональде.

Несколько мгновений дартхари с яростью смотрел в бледное лицо сестры, а затем усмехнулся.

— Он нарушил слово, данное мне. Ты помнишь, Лирин?

Конечно, она помнила.

Помнила, как однажды весной Нарро заставил всю стаю поклясться, что если у кого-то родится необычный ребёнок, чем-либо не похожий на остальных оборотней, родители принесут этого ребёнка Вожаку.

Но Винард не принёс Рональду.

Нарро потерял тринадцать лет. А судя по испуганным глазам девочки, эти тринадцать лет не прошли для неё даром.

— Я сделал ошибку. Я тогда не сказал, что будет с тем, кто нарушит слово. Сейчас я понимаю, что...

— Нет!

Лирин с трудом прошептала даже это короткое слово, но всё-таки смогла найти в себе силы продолжить.

— Я прошу тебя. Успокойся. Подумай. И... не убивай его.

Нарро наклонился ещё ниже над её лицом.

— Просишь?.. Меня? Ты считаешь, что имеешь право просить?

— Возможно, только я и имею это право.

Челюсти дартхари сжались, он выпустил Лирин из своей цепкой хватки и так сильно ударил её ладонью в грудь, что женщина отлетела назад шагов на двадцать... врезалась спиной в дерево, упала на землю и больше не шевелилась.

Кто-то будто выпустил из его лёгких весь воздух.

Нарро подбежал к Лирин, сел рядом и осторожно дотронулся до её руки.

Жива.

О Дарида. Как же он испугался. Она ведь слаба, как новорождённый котёнок, а он её так...

Сила потекла сквозь пальцы, наполняя тело сестры, вылечивая ушиб... и секундой спустя женщина очнулась.

Нарро очень долго смотрел в её глаза, полные слёз, и молчал.

Лирин тоже молчала.

— Не делай так больше. Я мог тебя убить.

Её губы дрогнули.

— Не мог.

— Мог, Лирин. Ты очень хрупкая. И регенерации почти нет.

Она вглядывалась в его лицо, жёсткое и спокойное, и уже открыла рот, намереваясь наконец сказать то, что давно хотела сказать, но не решалась...

Как вдруг Нарро подхватил её на руки, поднялся с колен и зашагал прочь с Поляны.

Лирин разом растеряла все свои слова и фразы. Она только смотрела на его лицо, по-прежнему жёсткое и спокойное, и чувствовала, как в груди что-то щемит... и в то же время расцветает, словно весенние цветы...

А потом Лирин мучительно медленно подняла одну руку и дотронулась кончиками пальцев до щеки брата...

Чтобы секундой позже глубоко вздохнуть и задрожать, когда Нарро чуть повернул голову и прижался горячими губами к её запястью.

* * *

Зачем он это сделал?

Нарро не хотел ни думать, ни рассуждать. Он просто продолжал путь в усадьбу, а когда достиг цели, попросил одного из стражников привести калихари Винарда к нему.

Затем поднялся по лестнице, отнёс спящую Лирин — она уснула по дороге в усадьбу — в её комнату и направился к себе в кабинет.

Когда-то давно, когда Нарро только стал дартхари, Лирин говорила, что переедет. И первое время она действительно пыталась это осуществить, но засиживалась в усадьбе постоянно... пока Нарро всё-таки не сказал ей, чтобы перестала беспокоиться.

Он даже не заметил, когда её присутствие перестало раздражать его. Не осознал, когда пришло понимание — она нужна ему, не только как старший советник, но и... просто.

Она была совсем не похожа на ту Лирин, что он помнил. Мягкая, понимающая, слабая и в то же время сильная, нежная, но очень несчастная.

Он запутался. В ней, в себе, в своих чувствах.

Злился ли он на неё теперь? Нет.

Обижался ли? Нет.

Простил ли?..

Нарро улыбнулся. Он не знал ответа на этот вопрос... больше не знал.

Он не ненавидел Лирин, но и сказать, что простил, был не готов. Словно что-то держало его в прошлом, не отпускало до конца.

И пока он не мог понять, что именно.

* * *

— Вы хотели меня видеть, дартхари?

Когда калихари Винард зашёл в кабинет Вожака, Нарро стоял возле окна. Широко распахнув створки, он вглядывался в ночное небо, в его безмятежный темный бархат, и дышал. Глубоко дышал.

Даже сейчас, когда её не было рядом, Нарро чувствовал её запах. Но почему он не чувствовал его раньше?

— Да, Винард. Хотел.

Вожак обернулся и кивнул на один из стульев возле письменного стола.

— Садись.

— Спасибо, дартхари. Я постою, — ответил Винард, и Нарро едва заметно усмехнулся. Он видел, как напряжён его посетитель. Словно натянутая струна, ни одной расслабленной мышцы в теле. Впрочем, это понятно.

Но Винарду действительно повезло, только он об этом так и не узнал. Не узнал, что в ту ночь его могли убить, и если бы не Лирин...

— Я думаю, ты догадываешься, зачем я тебя позвал?

Он спросил это не угрожающе и не обвинительно, а вполне спокойно. Наверное, потому что теперь Нарро уже хотел не убить, а понять.

— Догадываюсь, дартхари.

— Тогда мне незачем задавать наводящие вопросы, верно? Рассказывай.

Винард вздохнул и чуть поморщился. А Нарро невольно вспомнил жену калихари белых волков — красавицу Прайму, золотоволосую женщину с надменным лицом.

И опять в нём вспыхнул гнев, когда он представил, чего и в каком количестве натерпелась Рональда...

Видимо, Винард почувствовал изменения настроения Вожака, потому что вдруг выпалил:

— Вы сказали, приносить вам любого необычного ребёнка. И Рональда... нам не сразу стало понятно, что она не такая, как остальные. А когда стало... — он запнулся, вздохнул, но потом всё же продолжил: — Я подумал, что вы убьёте её, дартхари. И поэтому я пошёл на нарушение данного слова... Простите, я не хотел, чтобы вы убили мою дочь. Я на...

— Что?!

Нарро так удивился, что даже не смог сдержаться и промолчать. Уставился на Винарда, словно тот только что сказал, будто видел во плоти богиню Смерти.

— Я не понял, Винард. Ты решил, что я убью Рональду?

— Конечно. А для чего иначе она могла вам понадобиться?

Вспышка обжигающего гнева — и калихари чуть отступил назад, испуганно лепеча — не как взрослый мужчина, а как маленький нашкодивший мальчик:

— Дартхари, я понимаю, нехорошо, что я ослушался, но поймите, я не мог отдать вам свою дочь... Я прошу и сейчас — не убивайте её... Я...

О Дарида, что там лопочет этот оборотень?

У Нарро даже голова заболела. Винард думал, будто он собирается убить Рональду, и поэтому не принёс девочку Вожаку? Очень логичный поступок, особенно если учесть, как ребёнка наверняка травили в деревне.

— Ты решил морочить мне голову, Винард? — спросил Нарро настолько холодным голосом, что его собеседнику показалось — в комнате даже похолодало.

— Нет, дартхари! Я говорю, правду. Я...

— Правду?! Нет, Винард. По твоим словам можно подумать, будто ты любишь Рональду. Однако ты не любишь свою дочь, ты презираешь её. Я же вижу.

К ещё большему удивлению Вожака, калихари виновато наклонил голову и ответил... тихо, но настолько твёрдо, что невозможно было не поверить:

— Одно не исключает другого, дартхари. Да, я презираю её, но и люблю тоже. Разве я могу не любить свою дочь? Мы с Праймой так ссорились из-за неё, жена боялась, что вы узнаете обо всём и... убьёте и Ронни, и нас... Она даже уезжала, уезжала к подругам в другие кланы, потому что очень боялась... А я надеялся, что со временем Рональда изменится, станет красивее, вырастет, будет сильной волчицей... Но она приносила нам с Праймой одно лишь разочарование. И я не могу даже сказать, кого я презираю сильнее — Рональду, оставшуюся такой же никчёмной, как и раньше, или себя — за то, что я несмотря на это продолжаю любить её и переживать за неё.

Нарро задыхался. Прошлое накатывало, причиняя невыносимую боль — то самое прошлое, которое, как он думал, давно уже ушло, отпустило... Нет. Оно просто затаилось, спряталось на время, и теперь вновь вылезло на поверхность, напомнив о себе даже болью в спине, где уже давным-давно не было никакого горба и не осталось ни одного шрама от брошенных камней.

Все шрамы — только внутри. В душе.

— Прошу, не убивайте её, дартхари...

Нарро посмотрел на Винарда, и тот вздрогнул — настолько его испугал пустой и полный какой-то бесконечной усталости взгляд Вожака.

— Ты глупец, Винард. Зачем мне убивать Рональду после того, как я взял девочку под свою защиту? Нет, я не убью её.

— Спасибо, дартх...

— Уйди, — выдохнул он устало, вновь отворачиваясь к окну. — Ты очень разочаровал меня, и на следующих игрищах ответишь за свой проступок. Что же касается Рональды... когда увидишь, передай — пусть придёт в усадьбу как можно скорее.

— Да, дартхари...

Тихие шаги, скрип закрывшейся двери — и тишина.

В кабинете остались только Нарро и его мысли.

* * *

"Одно не исключает другого, дартхари".

"Она приносила нам одно лишь разочарование".

"Я не могу сказать, кого презираю сильнее".

"... Продолжаю любить её и переживать".

Эти слова жгли Нарро изнутри. О Дарида, лучше бы он вообще не посылал за Винардом. Лучше бы он всего этого не слышал. Лучше бы он просто его убил.

А теперь эти слова крутились у него в голове, как бешеные карусели, и он чувствовал, что несётся на этих каруселях неизвестно куда и неизвестно зачем.

Но как же это было глупо. Оставить Рональду, не отнести её Вожаку, и при этом продолжать презирать и позволять остальным швырять в неё камни и унижать.

И любить. Но разве это любовь?

Нарро засмеялся, но этот смех был настолько жутким, что если бы его кто-то слышал, то испугался.

Весь ужас был в том, что дартхари видел ответ в глазах Винарда. Ответ, которого там не должно было быть. Ответ, которого там не могло быть.

Но он был.

Калихари действительно любил свою дочь. Презирал, унижал, даже иногда мечтал, чтобы её и вовсе не было на свете... но любил. И презирал заодно и себя самого за это недостойное, как он думал, чувство.

Нарро вздохнул и устало прислонился лбом к оконной раме.

Глупые оборотни. Ведь если бы Винард просто любил свою дочь, без всяких презрений, то она бы смогла обратиться и действительно стала бы самой сильной волчицей в стае. Уж он-то знает.

Но Винард точно так же поддался общему настроению, как и его родители.

Интересно... а они тоже его любили?

Хотя бы немного?..

* * *

Во сне Форс сидел на крыльце своего дома и пил из большой кружки ароматный чай из дух-травы.

— О, Дэйн! Заглянул-таки, — хмыкнул толстяк. Он так и не смог привыкнуть к новому имени Нарро и продолжал называть того Дэйном. Даже Аравейн перестроился, а вот Форсу это никак не давалось... или же он просто не хотел.

— Заглянул, — сказал дартхари, садясь рядом с наставником на ступеньки крыльца. — Хотел кое-что у тебя спросить...

— Валяй, — милостиво махнул рукой с чашкой Форс, из-за чего несколько капель чая вылетели наружу.

— С того дня, как я вернулся, — вздохнул Нарро, — я всё время ждал, когда случится то, о чём говорил Аравейн. Когда я встречу дэрри. Ты ведь помнишь, да, Форс? Знаешь, что я думал? Я думал, что она будет лежать в колыбельке. Думал, что мне принесут её, ведь она должна быть такой же, как я. Я думал, что, встретив её, я смогу оградить её от той боли, что когда-то испытывал сам. Я хотел сделать так, чтобы она никогда не чувствовала себя ненужной, презираемой и нелюбимой.

Но сегодня на игрищах... Она не лежала в колыбельке, Форс, ей уже исполнилось тринадцать. И пока она пыталась пройти ритуал, я слышал отголоски Зова. Он ещё очень слабый и далёкий, потому что ей всего лишь тринадцать, но я чуть не сошёл с ума... Форс, я соскучился. Дохлый кот тебя дери, как же я соскучился по этому чувству единения...

Наставник усмехнулся и опустил взгляд в чашку, скрывая повлажневшие глаза.

— Я понимаю. Как её зовут?

— Рональда.

— Надежда... Красиво. Так что ты хотел спросить у меня, Дэйн?

Нарро сжал кулаки.

— Спросить... да, хотел. Я тысячу раз проходил по деревне белых волков за эти тринадцать лет. И в доме родителей Рональды я тоже был, если не ошибаюсь, дважды. Но я ни разу не чувствовал её запаха, не ощущал присутствия! Разве это возможно? Сегодня, даже вернувшись с игрищ, я продолжал чувствовать аромат Рональды. Он далеко, но я его слышу. Я не понимаю, Форс... Тринадцать лет! Ей ведь тринадцать... Как я мог...

— Как ты мог за все эти годы умудриться не ощутить присутствия дэрри? Право, Дэйн, ты меня удивляешь. Иногда бываешь таким дураком...

— Где уж мне до тебя, Форс, — хмыкнул Нарро, и маг выразительно глянул на него.

— И не поймёшь — то ли ты мне сейчас комплимент сделал, то ли намекнул, что я бываю ещё большим дураком, нежели ты.

— И то, и другое.

— Ладно уж, — Форс вновь отхлебнул из кружки, — прощаю. У тебя в Арронтаре от сытой жизни совсем мозги склеились, раз ты таких очевидных вещей не понимаешь. Лесу нужно прощение, и не просто прощение, а прощение дартхари. Двоих оборотней. Но прежде чем прощать, надо, чтобы было, за что это делать. А если бы ты воспитал Рональду в любви и покое, как рассчитывал, кого и зачем ей прощать?

— Значит, Арронтар.

— Значит.

Даже во сне Нарро почувствовал, как невидимая рука коснулась его щеки и легко погладила. Лес просил прощения...

— Тебя не очень-то заботит проклятье, Дэйн, я знаю. Ты бы предпочёл избавить от боли одну Рональду и сделать её счастливой. Но лес... он считает иначе. И он имеет на это право. В конце концов, именно он сделал вас такими...

— Изгоями?

Форс вздохнул.

— Ты всё-таки непроходимый дурак. Арронтар наделил вас силой, и я не только про магию. Я ещё и про силу духа. Ты знаешь, сколько юных оборотней умирало там? Сколько убегало и не возвращалось? А ты смог вернуться. И ты стал дартхари, первым настоящим дартхари за столько лет. Ты ведь знаешь, что победить предыдущего — это ещё не всё. Сам лес признал тебя Хозяином, и ты просто занял то место, что принадлежало тебе по праву. Как сильнейший.

Арронтар сделал всё, чтобы случилось именно так. Благодаря тебе он обрёл новую надежду, надежду на снятие проклятия, именно поэтому твою дэрри так и зовут, Дэйн... Она — надежда леса, поэтому он прятал её от тебя, чтобы ты встретил её только тогда, когда придёт время.

— И чтобы ей было, за что прощать. Я понимаю. Но это жестоко, Форс.

Они несколько минут сидели молча, Форс вертел в руке пустую кружку, думая о том, чего ему хочется больше — ещё чаю или чего-нибудь покрепче, а Нарро... он вспоминал.

В ту ночь все воспоминания, которые он так старательно гнал от себя, вернулись и вновь стали терзать сердце. Все брошенные камни, презрение в глазах сородичей, отречение отца...

Он так хотел, чтобы ничего этого не было в жизни Рональды. Так хотел...

— Я ведь никогда не рассказывал тебе, как жил до Нерейска, да, Дэйн? — Форс выпустил из рук чашку, и она моментально растворилась, будто и не было её никогда. Впрочем, её и не было — сон же... — Можешь не отвечать, я помню, что не рассказывал. Думаю, пришло время. — Маг сощурился, и у него во рту вдруг появилась большая дымящаяся самокрутка. — Я родился чёрным волком, самым обычным чёрным волком, у меня не было никаких горбов или других особенностей. Кроме, пожалуй, излишнего авантюризма... Я любил гулять в Западном лесу, но тогда он был совсем другим. Там не было никаких злобных аксалов... нет, аксалы были, но тогда они жили там постоянно. И больше всего любили именно Западный лес, потому что осенью там расцветает одно чудесное растение, оно называется зилли, и время его цветения совпадает с течкой самок. Аксалы едят цветки зилли, они нужны им, чтобы щенки рождались крепкими и выносливыми...

— Значит, именно поэтому набеги в Арронтаре случаются осенью?

— Да, но не только. Слушай дальше.

У каждой земли есть своё животное-оберег. В Арронтаре этим животным были аксалы. Очень умные зверьки, невосприимчивые к магии Разума, со слюной настолько ядовитой, что она может убить и взрослого оборотня с сильной регенерацией. Но есть один секрет, который знали наши с тобой сородичи тогда и совершенно забыли сейчас.

Если оборотень встречал аксала, и этот аксал становился его другом, то слюна такого зверька становилась для его хозяина волшебной, исцеляющей практически любые раны. А сам аксал... вернее и преданнее животных я не знаю, Дэйн. И встретить друга-аксала было счастьем для любого оборотня...

— Чара, — улыбнулся Нарро, вспомнив свою умную и верную подругу.

— Именно. Арронтар подарил тебе Чару, и этим будто пометил тебя. Именно благодаря ей мы с Аравейном поняли, что ты можешь справиться с проклятьем. И именно благодаря ей ты вообще выжил, Дэйн. Я уверен, что она не раз вылизывала тебя, когда ты спал, залечивая своей слюной твои раны.

Но вернёмся к моей истории... Я всегда очень хотел друга-аксала, поэтому часто убегал в Западный лес, я просто преследовал этих зверьков, ходил за ними, надеясь, что какой-нибудь аксал признает меня. Но мне не везло.

В тот день с утра шёл дождь, и сразу как он кончился я побрёл в лес. Мне тогда было десять... да, кажется, именно столько.

Ещё издалека я услышал чей-то смех и пошёл именно на него. А подойдя поближе, спрятался в кустах и выглянул...

На полянке сидела и играла с маленьким аксальчиком рыжая девочка. Волосы у неё были мокрые — видимо, она попала под дождь — платье всё в пятнах от травы и грязи, старые ботинки на ногах... и всё лицо в веснушках. И шея, и руки... она вся была в веснушках.

— Её за это презирали?

— Нет. Хотя, возможно, и за это тоже. Я не знаю, Дэйн. Но одно плечо у неё было сильно выше другого, почти возле уха, и сама она была ужасно худенькой, просто сплошные косточки. Косточки и веснушки, — Форс улыбнулся. — Её звали Магда.

— Звезда...

— Верно. Звёздочка моя... Поначалу она меня стеснялась и дичилась, ей всё казалось, что я начну смеяться или обзываться, но потом перестала. Благодаря Магде я обрёл своего друга-аксала. Её аксала звали Лаки — это была девочка, а моего — Лори. Улыбка и смех...

Магда родилась рыжей волчицей, но Ночь Первого Обращения она, конечно, не прошла. Я помогал ей прятаться, и за это, как ты понимаешь, тоже заслужил презрение стаи. Хотя меня не трогали, я ведь был сыном тогдашнего дартхари. А отец... о, он знатно трепал меня на игрищах, что я смею не слушаться и общаюсь с Магдой. Пока я не сказал, что находясь рядом с ней, слышу музыку.

— Зов?

— Зов. Магда его не слышала, она ведь была необращённой... А я слышал. И когда отец узнал об этом, он изменил своё мнение, пытался понять, почему она не обращается, даже позволял приходить в усадьбу. Перед стаей подарил Магде свою защиту, чтобы никто не смел её трогать...

В усадьбе с нами жила служанка, Стэри, она тоже неплохо относилась и ко мне, и к Магде. Именно благодаря ей я и остался жив, Дэйн...

Мы тогда не пошли на игрища. Нам было по семнадцать... Мы не знали, что это наша последняя ночь вместе, но будто чувствовали — я любил её, я соединялся с ней и телом, и душой... Моя бедная девочка...

Стэри ворвалась в нашу комнату, рухнула на колени и закричала так, что мы моментально проснулись. Она кричала, что отца победил его злейший враг из клана серых волков, кричала, что его порвали так, что он едва дышит, и она прибежала, дабы предупредить... Сейчас в усадьбу придут, и если мы не убежим — нас убьют... Меня, может, и нет, а Магду — точно...

И мы побежали... Взяли с собой Лаки и Лори и побежали практически в чём были. В Западный лес. Надеялись спрятаться, а потом, когда всё уляжется, уйти из Арронтара — куда угодно, лишь бы уйти.

— Не получилось?

— Нет, Дэйн. Мы поняли, что нас догонят, Магда села на землю и заплакала... Я до сих пор помню, какая она была в тот миг — распущенные рыжие волосы, бледное лицо... и ковёр из золотых листьев. Лаки и Лори сидели рядом с ней и выли.

А потом она подняла голову, и я увидел в её глазах решение. "Нет, — сказал я, — я не оставлю тебя, даже не думай".

Она улыбнулась, подошла, поцеловала... Посмотрела в последний раз — долго, пристально...

"Я знаю, что не оставишь. Но я хочу, чтобы ты жил".

Это были её последние слова. А потом она приложила ладошку к моей груди и оттолкнула... сильно и далеко.

Я отлетел, и вместе со мной почему-то летели Лаки и Лори, объятые странным пламенем. Я не знаю, как она смогла, но в минуту отчаяния чего только не сделаешь... И она переместила нас троих в Снежную пустыню. Конечно, совсем недалеко — я упал рядом с Арронтаром, буквально десять шагов — и вот он, лес. Но всё же...

Если ты думаешь, что я развернулся и послушно побрёл в пустыню, как Магда и хотела, ты ошибаешься. Я рвался обратно, ведь мне хватило бы и пяти минут, чтобы вернуться и погибнуть, как герой, спасая любимую. Но меня не пустили.

Лаки и Лори схватили меня за ноги и чуть не сгрызли их до кости, пытаясь удержать на месте. А Арронтар... поднялся такой ветер, что я не мог и шагу ступить — меня тут же откидывало назад в пустыню.

Это продолжалось полчаса, а потом всё закончилось. Ветер стих, аксалы сели на песок и завыли. И я понял, что Магды больше нет.

Я вернулся туда, на то место, где она погибла. У оборотней принято сжигать тела и развеивать их по ветру, ты знаешь, и я был уверен, что они оставили её там, не стали забирать... Но я не нашёл тела. Только кровь.

Позже, гораздо позже я узнал подробности той ночи. Узнал, что её затравили аксалами, узнал, что она прокляла их в минуту смерти, узнал, что Арронтар сам сжёг её тело...

— Значит, это Магда прокляла аксалов? Именно её проклятье лес вплёл в своё?

— Да. Хотя она очень любила их. И я думаю, что она об этом жалела. Позже, примерно через неделю, когда я уже был у Моря Скорби, она приснилась мне. Она сидела возле Лаки и Лори, гладила их по головам, плакала и просила простить её.

Почти полгода я жил там, Дэйн — у Моря Скорби. Не знаю, как не умер. Однажды я уснул на самом берегу, а проснувшись, понял — что-то изменилось.

Я стал иначе видеть мир, начал чувствовать то, чего раньше не замечал. Магия... её подарило мне Море, а не Арронтар. И стихийную, и магию Разума. Я получил своё благословение от Моря Скорби, и это, наверное, определило мою жизнь.

Единственное, что я по-настоящему умею — это скорбеть, Дэйн.

Нарро покачал головой.

— Неправда. Ты много чего умеешь, Форс. Но главное, что ты умеешь любить. И верить.

— Да, Дэйн, я верю в то, что проклятье когда-нибудь будет снято... А знаешь, во что ещё я верю? Что я смогу вернуться в Арронтар и вновь встречу там Магду. Может быть, её будут звать совсем не Магдой, и у неё не будет больше веснушек, но это неважно. Я всё равно её узна?ю. Я теперь не оборотень и не смогу услышать Зов, но Магду я узна?ю...

Там, у Моря Скорби, я понял, что на самом деле значили её слова: "Я знаю, что не оставишь". Прошло столько лет, её нет рядом так давно, а я до сих пор не оставил её.

Для дэрри это невозможно, Дэйн. И даже если Рональда когда-нибудь уйдёт, ты её не отпустишь.

Любящее сердце не умеет отпускать.

* * *

Они ещё долго сидели рядом, но потом уже молчали.

В один прекрасный момент Нарро просто встал и, посмотрев на наставника серьёзно и остро, кивнул и растворился... отправившись впервые в жизни в сон Рональды.

Это было легко. Даже легче, чем дышать. Ему не пришлось искать её среди тысяч других огоньков — он сразу увидел мягкое и чуть тревожное свечение её сознания, и направился туда, чувствуя и во сне, как стучит собственное сердце.

Осторожное касание... Никакой боли, только нежность... Рональда впустила его в себя, словно он был частью её самой. Раскрылась полностью, и Нарро почти застонал — это было восхитительно. Будто он обрёл нечто давно потерянное...

Но не стоит медлить, нужно двигаться дальше.

Одно усилие мысли — и появилось то, что Форс называл "декорациями сна". Так наставник называл картинки, которые Нарро мог тасовать, словно карты, и лепить новые, как фигурки из глины.

Он выбрал лес. Арронтар... залитый ярким солнцем, зелёный, пахнущий листвой и травой. Жужжание невидимых насекомых, полуденный зной и лёгкое касание прохладного ветерка... Его любимое озеро с прозрачной, будто хрустальной водой, а в воде — отражение неба, прекрасного и безмятежного. Редкие облака, пушистые, словно кусочки ваты.

И спокойствие. Даже не так — покой. Нарро оплетал им каждую пылинку и травинку, наполнял им каждую капельку воды...

"Никакой боли, моя девочка. Никогда. Только покой..."

Она уже была здесь. Стояла чуть впереди, задумчиво рассматривая окружающий лес, небо, озеро. Трогательная золотая косичка, чуть растрепанная на затылке, белое платье, босые ножки с розовыми пятками. Смешная девочка... его девочка.

Она медленно пошла вперёд, к озеру, оглядываясь по сторонам с таким искренним восхищением, что Нарро улыбнулся. Поднёс руку ко рту и вздохнул, и вместе с его дыханием вслед за Рональдой полетели несколько разноцветных бабочек. Коснулись её плеч и ладоней, и она рассмеялась, продолжая свой путь к озеру.

Присела на берегу и опустила несколько пальцев в воду. Удивлённо и радостно пискнула, поняв, что она тёплая, а потом плюхнулась на землю и с довольным вздохом погрузила в воду свои ножки. Упёрлась кулачками в траву, чуть откинулась и задрала голову вверх, подставляя улыбающееся лицо солнышку.

Нарро не знал, сколько прошло времени, прежде чем он сделал первый шаг. Рональда то болтала в воде ногами, то просто сидела и смотрела на воду и небо, то счастливо жмурилась. Он стоял позади и наблюдал за ней... и готов был наблюдать так ещё бесконечно долго. Бесконечно долго дарить ей этот прекрасный мир, бесконечно долго опутывать всё вокруг тонкой паутинкой покоя, бесконечно долго любоваться на её улыбку.

Улыбалась ли она так хотя бы раз... наяву?

Шаг.

Не лучше ли остаться навсегда позади? Дарить ей эти сны, полные умиротворения, и... всё? Но хватит ли их, чтобы она не сломалась?

Шаг.

Нет, этого мало. Всегда нужен кто-то, кто будет понимать и поддерживать.

Шаг.

Он оглядел себя. Явиться в образе Нарро? Плохая идея. Девочка ещё не способна понять, что их связывает, она просто испугается, а испуг может нарушить вязь покоя. Тогда все усилия насмарку.

Шаг.

И вместо Нарро теперь по траве шагал Дэйн. Такой, каким он был в восемнадцать лет... только без горба, конечно.

Шаг.

Да, всё правильно. У Рональды будет друг, которого ей так не хватает. А лучше Дэйна её никто не сможет понять...

Последний шаг, и Нарро сел слева от девочки, тоже опустив ноги в воду. Она была тёплой и мягкой, совсем не такой, как наяву. Наяву она часто жгла холодом, но к чему это сейчас?..

Нарро улыбался, наблюдая, как по поверхности озера бегают солнечные блики, в прозрачной глубине неторопливо перемещаются маленькие рыбки, а на той стороне озера в прибрежном песке "купаются" несколько птичек-чушек.

Удивительно, но он и сам попал под очарование собственноручно созданного сна. И застыл, наслаждаясь мгновениями полного покоя и молчаливого взаимопонимания, ниточкой протянувшегося между ним и Рональдой.

Эта ниточка вилась и переплеталась, становилась толще и крепче, звенела, будто натянутая струна... И Нарро было немного жаль, что только он видит её — ту самую магию, подаренную Арронтаром, навечно связавшую его и Рональду.

Когда ниточка завибрировала, заставив задрожать воздух вокруг них, Рональда обернулась и посмотрела прямо на него.

Он вздохнул, пережив очередную горячую волну, прошедшую от макушки до пяток, и улыбнулся. А когда Рональда улыбнулась ему в ответ, взял её за руку.

— Кто ты?

Голос... он впервые слышал её голос. Был ли он похож на голос Фрэн? Нет, совсем нет. Мягкий и очень мелодичный, но уже женский, не девичий. Глубокий, он шёл из её груди, словно она не говорила, а пела.

— Дэйн.

Она кивнула, будто этого было достаточно. Чуть сжала его ладонь и вновь вернулась к созерцанию озера, леса и неба. На её лице играла улыбка.

Рональда не видела — не могла видеть — как святящаяся ниточка магии Арронтара переместилась на их ладони, связала их вместе, а потом исчезла, словно впитавшись в кожу...

* * *

Нарро проснулся от яркого света, бьющего в глаза. Поморщился и удивился — сколько же он проспал? Впрочем, ничего удивительного... такой сон... И ощущение удивительного единения и гармонии...

— Я тебя разбудила?

Спросонья дартхари не почувствовал присутствия Лирин в комнате, и теперь вздрогнул от неожиданности.

Старший советник стояла в дверях, завернувшись в тёплый коричневый плед, и сонно жмурилась. Её волосы выглядели пушистым светло-седым облаком и кажется, были непричёсанными. Странно, никогда раньше Лирин не позволяла себе являться к Нарро в столь... домашнем виде.

И под его удивлённым взглядом она как-то съёжилась и сразу пробормотала:

— Извини... Я пойду оденусь...

Она и так была одета, ведь вчера он просто положил её на кровать прямо в платье и укрыл пледом. Но этот плед сейчас... и волосы, пушистые, как одуванчик... у Нарро даже сердце заболело, настолько это всё было похоже на его далёкое детство. Только глаза у неё тогда были голубыми.

— Стой. Потом... оденешься. Что ты хотела?

Лирин закусила губу.

— Винард... он приходил вчера? Я уснула, хотя хотела дождаться...

— Приходил.

— И?..

— Он ушёл отсюда живым, если тебя это интересует, — усмехнулся Нарро, и заметил, как Лирин немного расслабилась. — Наговорил мне кучу всякой ерунды...

— Какой ерунды?

Нарро ещё раз усмехнулся и встал с постели. Хватит уже валяться, белый день на дворе... Потянулся, размяв суставы, и с удивлением заметил, как взгляд сестры задержался на его обнажённой груди. Даже Лирин иногда не выдерживала силы Нарро, хоть это и случалось крайне редко. И никогда не длилось дольше пяти секунд.

Вот и сейчас прошло примерно пять секунд прежде чем старший советник, моргнув, наконец подняла глаза и слегка вздрогнула, увидев легкую усмешку на лице дартхари.

Лирин залилась краской.

Нет, она знала, что их сородичам неважно — брат, сестра или просто родственник — в отличие от людей. Даже браки разрешались. Но ей всегда казалось это странным — Лирин любила Нарро очень сильно, но только как брата, и каждый раз, когда она ощущала на себе действие его физической силы — страшно смущалась.

Но сейчас его усмешка предназначалась вовсе не ей.

— Винард сказал, что не принёс мне Рональду, потому что боялся, что я её убью.

Вся краска схлынула с лица Лирин.

— Ещё он сказал, что любит её, несмотря на то, что она всегда приносила им с Праймой одно лишь разочарование.

Нарро думал, что бледнее быть уже невозможно, но после этой фразы его сестра стала настолько бледной, что он решил сделать шаг вперёд и взять её за локоть, дабы не упала.

— Винард сказал, что не знает, какое чувство сильнее — любовь к дочери или презрение к самому себе за то, что он её, такую никчёмную, всё-таки любит. И я хочу спросить у тебя, Лирин... — Нарро напряжённо вглядывался в лицо сестры. Даже глаза её, казалось, начали бледнеть. — Я хочу узнать... разве так может быть? Разве это возможно?

У Лирин свело губы, поэтому она молчала, а Нарро продолжал:

— Это ерунда, бред, придуманные оправдания... Ведь так не может быть. Любовь и презрение... Разве это любовь, Лирин? Когда презираешь того, кого любишь? Разве это любовь?

Где-то внутри неё что-то клокотало, словно хотело вырваться наружу. Это были слова... какие-то слова, которые она не могла произнести. Очень хотела, но не могла.

И Нарро отпустил её локоть, так и не дождавшись ответа.

— Любовь сильнее всего. А если сильнее оказывается презрение... то это не любовь. Разве не так?

Она понимала, почему он спрашивает это, с таким отчаянием вглядываясь в её глаза. Ведь Нарро — точнее, тогда ещё Дэйн — всегда думал, что родители его не любили. А Винард своими словами поколебал эту уверенность.

И теперь он пытался вновь её обрести... при помощи Лирин.

— Я не знаю, — прошептала она помертвевшими губами.

Он отвернулся и сжал кулаки.

А потом сказал то, во что Лирин даже не сразу поверила...

— Я думал забрать Рональду у Винарда. Забрать себе. Пусть живёт в усадьбе, пусть... растёт, учится. Но... я не стану этого делать.

— Почему? — выдохнула Лирин, чувствуя, что начинает дрожать.

— Потому что они нужны ей. Ей нужна семья, её семья. Потому что я надеюсь — Винард сумеет перебороть своё презрение и понять... Дохлый кот, ну должен же хотя бы кто-нибудь понять это! И он... он ведь не принёс её ко мне. Он боялся, что я её убью. Глупо, но... Возможно, ещё не всё потеряно.

Несколько секунд они просто стояли и молчали. Нарро слушал тихое дыхание сестры и ощущал дрожь её тела. А Лирин...

Она просто не знала, что сказать.

Верила ли она в то, что Винард может перебороть своё презрение и понять, что ключ к обращению Рональды — это любовь, которой ей так не хватает?

Нет. Лирин уже давно не верила в сказки. И понимала на собственном примере и примере их с Нарро родителей — для того чтобы понять подобное, нужна настоящая и очень сильная боль. Именно такая, которая мучила её в последние шестьдесят с лишним лет.

Но тогда будет уже слишком поздно. И для Рональды, и для Нарро.

— Ты замерзла, — тихо сказал дартхари спустя несколько секунд молчания. — Иди, Лирин. Оденься.

Она послушно развернулась и вышла из комнаты. Всё так же молча.

* * *

Лирин регулярно навещала родителей. Не каждый день, конечно, но довольно-таки часто. Ведь она всё равно продолжала их любить, несмотря на то, что они когда-то сделали. Или не сделали.

Родэн и Мара по-прежнему жили в деревне белых волков, только вот дом у них теперь был куда более скромным. Даже не дом, а домик. Тот они давным-давно продали, не желая оставаться там, где умер их старший сын. И теперь доживали свой век, медленно и постепенно старея, в уютном домишке, состоящем всего из нескольких комнат. И этаж там был лишь один, если не считать чердака, где хранился всякий хлам.

Своя комната в этом доме была и у Лирин, но она никогда не оставалась там на ночь. Просто не хотела. Она любила родителей, но долгое нахождение рядом с ними душило её.

Дом был полон чувством вины. Оно пропитывало там каждое брёвнышко, каждую ниточку, скапливалось во всех углах, зависало под потолком, стелилось по полу. И в отличие от чувства вины, жившего в сердце Лирин и полного ожидания и робкой надежды, чувство вины в доме её родителей дышало безысходностью и отчаянием. Они ни на что не надеялись и ничего не ждали. И Лирин от этого было больно и горько.

Родэн и Мара узнали Нарро сразу, как только он впервые ступил на Великую Поляну в образе волка. Странно было бы не узнать собственного сына, пусть даже настолько изменившегося... Но когда ты кого-то очень ждёшь, обмануться трудно. И несмотря на иное обличье и поменявшийся запах, они его узнали.

И Лирин приходила к родителям не только затем, чтобы отдать им добрую половину своего жалованья. Она рассказывала им о сыне.

Родэн и Мара сами даже помыслить не могли о том, чтобы подойти к Нарро и что-либо у него спросить. Они не считали, что вправе... и Лирин была согласна с этим утверждением. Ведь они когда-то отреклись от него.

В отличие от неё.

Но старший советник не могла отказать им в удовольствии послушать про сына. И рассказывала, стараясь при этом не смотреть на сведённые скулы отца и влажные глаза матери.

Несмотря ни на что, они гордились им. Лирин это видела.

И только однажды Мара тихо спросила:

— Он... не простил тебя?

Лирин покачала головой и мягко улыбнулась.

— Ничего, — вздохнул тогда Родэн и уверенно продолжил: — Он простит. Тебя он простит, Лири.

И снова вздохнул. Лирин понимала, что он хотел сказать этим вздохом, но ничего не ответила.

Она очень надеялась, что Нарро сможет простить не только её.

* * *

Следующие несколько дней он будто бы не жил. Только считал часы до вечера, чтобы лечь спать и погрузиться в сон Рональды, где они просто вместе сидели на берегу озера. Нарро не хотел торопить её, но на второй день в усадьбу пришёл обеспокоенный Винард и, трясясь от непонятного страха, рассказал, что его дочь второй день не выходит из комнаты, не ест и не пьёт.

В глубине души дартхари знал, что так будет. Растерянная, потрясенная маленькая девочка... Конечно, так и должно было быть. Рональда не справлялась со своей болью, и он должен был помочь ей. И он помогал, вливая в неё уверенность и спокойствие каждую ночь.

— Тебе нужно выйти из комнаты, Ро.

Это имя... Оно легко слетело с его губ, даже не пришлось ничего придумывать. Ро — свет. Ей подходило.

— Почему Ро? — лёгкая улыбка. — Меня никто не называл так раньше.

Он ответил то, что думал:

— Но ведь это хорошо, что никто не называл, правда? — и немедленно направил на Рональду волну спокойствия, чтобы она не вспоминала своих родных и не расстраивалась. В их совместных снах не было места боли и горю. Только счастью, уверенности и умиротворению.

Тогда она спросила, правда ли этот сон, и Нарро тоже ответил то, что думал. "Этот сон — правда для нас с тобой, Ро". Он знал, что она воспринимает Дэйна как порождение собственного сознания, и не собирался её переубеждать. Когда-нибудь настанет день, когда придётся задействовать магию Разума, чтобы избежать лишних вопросов и не пугать девочку. Но пока Рональда справлялась и сама.

Она ничего не подозревала. Она не связывала Дэйна с Вожаком.

И она всё-таки вышла из своей комнаты и пришла в усадьбу к Нарро.

Он чувствовал её приближение. И застыл возле окна в библиотеке, вглядываясь в Арронтар и стараясь успокоить биение сердца и ток крови.

Тело горело всё сильнее с каждым её шагом. И чем ближе Рональда подходила к усадьбе, тем больше дрожал Нарро. И музыка... она тихо звенела и переливалась между листьями деревьев, словно была их частью.

Но к тому моменту, когда Рональда ступила в библиотеку, он смог окончательно успокоиться. Нет, кровь в его венах по-прежнему была обжигающе горячей, и где-то внизу живота всё сворачивалось в тугой узел, но теперь он мог с этим жить. Эти чувства стали частью его сути, его сознания. С ними ничего нельзя было поделать, и даже волк это понял и успокоился.

Придётся ждать. Ждать, пока она подрастёт. Пока сама поймёт, чего хочет. И сделает свой выбор.

И как бы Нарро ни хотелось целовать её губы уже сейчас — нельзя.

— Подними голову и посмотри на меня, Рональда.

Она зажмурилась. Нарро чувствовал — она не боялась его, просто... не смела.

— Я не достойна, дартхари.

Смешная малышка... Не достойна. Глупые, но очень горькие слова.

Ему нужно убедить её в обратном...

— Не достойна чего?

— Не достойна смотреть на вас, дартхари.

Её голос словно впитался в его поры.

И сам воздух вокруг них завибрировал, когда Нарро сделал шаг вперёд и осторожно поднял пальцами её подбородок. И осторожно, медленно выдохнул, стоило ей открыть глаза...

Голубые. Нежные. Ясные.

Он никогда не устанет смотреть в них.

— Не нужно так думать, Рональда.

Голос прозвучал совершенно спокойно, хотя внутри всё клокотало от желания сделать ещё один шаг вперёд — последний разделяющий их шаг — обнять и не отпускать. Никогда. Ни за что. И пусть растёт так — в его объятиях.

Глупая мысль. Но как же хочется...

— Разве я не права? — губы Рональды едва шевельнулись, она сказала это почти беззвучно. Но Нарро бы услышал, даже если бы она просто это подумала.

Конечно, ты не права, малышка. Вот только... это не ты не права, а то общество, которое внушало тебе эту мысль с самого детства.

Мысль о том, что сила может быть только физической, а красота — лишь внешней красотой.

Рональда так забавно радовалась, когда Нарро предложил ей учиться магии. Неужели он когда-то радовался точно так же, встретив Аравейна? Наверное. Он уже не помнил.

И так расстроилась, когда он назвал её маленькой девочкой...

— Не обижайся, Рональда, просто мне намного больше лет, чем тебе. И даже чем твоему отцу.

Кажется, она поняла, хотя и озадачилась, видимо, впервые задумавшись о том, сколько лет Нарро. И смотрела на его лицо, слегка хмурясь, а ему безумно хотелось наклониться и поцеловать каждую морщинку...

Интересно, как долго придётся ждать прежде, чем он сможет сделать это?

И... сможет ли вообще?..

* * *

— Привет, Нарро!

Беловолосая девочка радостно улыбалась и скакала рядом с дартхари, который только что возник посреди одной из комнат императорского дворца.

Ему необходимо было увидеть Элли. Они уже давно разработали своеобразный сигнал — перед тем, как перенестись во дворец при помощи браслета, Нарро осторожно касался большим пальцем одного из звеньев и нагревал его. Если Эллейн через несколько минут отвечала тем же, нагревая другое звено — значит, она свободна и может принять Нарро. То же делала и Элли, если хотела перенестись в Арронтар и увидеть дартхари оборотней.

Вот и теперь он, почувствовав ответный сигнал от Эллейн, перенёсся в Лианор... и изумлённо застыл, уставившись на радостно скакавшую вокруг него девочку.

— Ничего себе, Араилис! Как ты выросла!

Ари радостно взвизгнула и немедленно повисла на одной из рук Нарро.

— А ты покажешь волка? Покажешь, да?

Он поднял руку — и вместе с рукой вверх взмыла сама девочка, завизжав ещё радостнее и громче.

— А как ты хотел? — раздался позади весёлый голос Эллейн. — Ты её полгода не видел.

— Да уж, — усмехнулся Нарро, оборачиваясь на голос герцогини и продолжая держать на весу Араилис. — В следующий раз приеду — а она в свадебном платье, под венец собирается.

Ари испуганно округлила глаза, а Элли захихикала, сделала шаг вперёд и обняла Нарро.

Ему сразу же стало очень тепло и хорошо. Так случалось всегда, когда Эллейн была рядом. Словно домой вернулся.

Нарро слегка потерся щекой о лоб Элли, поцеловал её волосы и отстранился, прижимая к себе Араилис.

— Волка? Волка, да? — продолжала требовать девочка, и герцогиня строго на неё посмотрела.

— Ари, хватит. Тебе уже не три года. Вот сделаешь домашнее задание — будет тебе волк. Да, Нарро?

— Будет, — кивнул дартхари, и девочка, услышав его ответ, сама слезла с рук и побежала в соседнюю комнату, напоследок крикнув:

— Я быстро! И без меня ничем интересным не занимайтесь!

"Ничем интересным" в устах Араилис значило — не ешьте сладости, не рисуйте, не читайте книжки и, конечно, не превращайтесь. Хотя она была готова пожертвовать даже сладостями, но иметь возможность немного потискать Нарро в образе волка.

Дартхари проводил девочку взглядом, а затем повернулся к Эллейн. Герцогиня вглядывалась в его лицо с беспокойством.

— Что-то случилось?

Нарро улыбнулся.

— Как ты поняла?

— Я просто очень хорошо тебя знаю. И никогда раньше я не видела тебя настолько взволнованным.

— Ты права, — кивнул дартхари. — Случилось. И... мне нужна твоя помощь.

* * *

Тогда Нарро провел в Лианоре несколько дней. Он не собирался этого делать, но так уж получилось.

Они с Эллейн спорили до хрипоты, составляя программу для Рональды, затем долго уговаривали Карвима. Ну и, конечно, играли с Араилис. Ей тогда было шесть, и Элли уже приступила к её обучению магии.

— Не рано ты? — спросил Нарро удивлённо, глядя на следующий день, как Ари, закусив губу, задумчиво выписывает в тетрадку какие-то формулы.

— Нет. В ней столько силы... боюсь, как бы не разрушила весь замок ненароком. Силы-то много, а вот ума...

— Элли! — Нарро засмеялся и укоризненно покачал головой.

— А что Элли? Я говорю, как есть. Импульсивности много, а вот ума и умения оценивать свои действия и представлять, к чему они приведут — маловато.

— Не переживай. С такой мамой у неё скоро всё появится. И ум, и умения.

В ответ на это Эллейн только польщенно хмыкнула.

Император и Аравейн тоже узнали о существовании Рональды именно тогда.

— И что ты будешь делать теперь? — спросил Эдигор. — Не боишься потерять своего маленького дикого зверька?

Нарро часто называл так Рональду при Эдигоре. Мой маленький дикий зверёк. Императору нравилось. Он запомнил.

— Боюсь. Но мне не остаётся ничего другого, Эд.

— А если рассказать ей?

Нарро прикрыл глаза и покачал головой.

— Нет. Она лишь испугается. Для пробуждения внутреннего волка нужно нечто большее, чем просто рассказ о дэрри и проклятье для оборотней. Нужна любовь и забота. Нужна семья. Я... не могу ей дать ничего, кроме слов. Красивых и правильных, но слов. Заботу мою она не примет, потому что не поверит в неё. И в любовь тоже. А семья... я оставил её там, потому что, возможно, Винард сможет исправить свою ошибку.

— А если не сможет?

— А если не сможет, — Нарро грустно усмехнулся, — тогда придётся двигаться по моему пути. Как бы я ни хотел этого избежать, боюсь, от меня уже мало что зависит.

Этот разговор между ними состоялся уже после того, как дартхари пообщался с араэу, волшебным деревом, что росло в императорском парке.

Вот только он никому так и не смог рассказать о том, что показала ему араэу. Даже Элли. Даже Аравейну и Форсу.

Никому.

* * *

После того своего посещения Лианора Нарро ещё несколько раз переносился в замок, дабы обсудить с Эллейн и Карвимом все детали обучения Рональды. Так прошло три недели, и на исходе третьей он попросил Лирин отдать девочке учебник по лекарскому делу и сообщить о том, что у неё теперь будет учитель.

Нарро хотел сделать это сам, но передумал. Он помнил, как смущалась Рональда в прошлый раз, и справедливо полагал, что на этот раз будет то же самое. Поэтому и попросил Лирин сделать это самой. И не пожалел.

Лирин очень понравилась Рональда. Нарро, конечно, не хотел в этом признаваться, но где-то в глубине души он надеялся, что они подружатся. Ему было приятно думать об этом. И он старательно гнал от себя мысль о том, как бы было хорошо, если бы Лирин знала ещё и Фрэн.

Нарро по-прежнему приходил в сны Ро, но теперь она сама звала его, и так он понимал, когда действительно нужен ей, а когда можно заняться другими делами или просто поспать. Рональда, как истинный маг Разума, иногда сама выдергивала Нарро в свой сон, он даже почти не мог сопротивляться. И не хотел.

Девочка ещё дважды пыталась пройти Ночь Первого Обращения, но, конечно, ничего не получалось. И примерно за месяц до второй её попытки Нарро пришла в голову одна идея...

* * *

Он уже очень давно не был в питомнике, где разводили щенков хати. Нарро хватало Вима. Пёс старел и из серого постепенно становился седым, но заводить нового щенка дартхари пока не хотел. Так делали многие оборотни — брали щенка из питомника, когда хати начинал стареть.

Но Нарро шёл туда не для себя — для Рональды. Ей был нужен друг. Настоящий и верный, каким для него когда-то стала Чара. Друг в реальности, а не во сне. И Нарро знал, что он в силах осуществить эту задумку.

Щенка он выбрал сразу. Серый, с глубокими и серьёзными голубыми глазами, он попытался лизнуть дартхари в нос тут же, как увидел, но Вожак не позволил. Схватил за холку и сказал:

— Нет. Нет, малыш. Я запрещаю. Понял?

Щенок обиженно заскулил, и Нарро засмеялся.

Он унёс хати из питомника и спрятал его в усадьбе, в одну из комнат, куда запретил входить всем, кроме Лирин и советника Гранша. Они по очереди кормили "щенулю", как выражался Гранш, а Нарро воспитывал.

"Щенуля" действительно оказался очень умным и легко запоминал команды. Он не пытался лизнуть в нос никого из обитателей усадьбы, в том числе и Нарро, зато с удовольствием принюхивался к принесённой одежде Рональды. Смышлёный хати быстро понял, кто его будущий хозяин, и на игрищах, когда девочка второй раз в жизни попыталась обратиться, легко её нашёл после того, как Лирин выпустила его из корзинки.

Нарро, сохраняя серьёзное выражение, внутренне улыбался тогда, глядя на счастливое лицо и сияющие глаза Рональды, на её улыбающиеся губы.

— Она назвала его "Элфи", — шепнула ему Лирин, тоже не отрывая взгляда от девочки. — "Пух". Смешное имя.

В то мгновение они оба вспоминали своих лучших и самых первых друзей. Лирин думала об Эрне — рыжем хати, который когда-то давно принадлежал ей, а Нарро вспоминал Чару.

Эти воспоминания одновременно и радовали, и причиняли боль. И Нарро так погрузился в них, что совершенно забыл дать Лирин прямой приказ — никогда не рассказывать Рональде о том, что именно он подарил ей Элфи.

Пух... Действительно, смешное имя.

* * *

Рональде тогда было четырнадцать. Нарро часто видел её в усадьбе, она постоянно торчала в библиотеке и с удовольствием общалась с Лирин. Но Лирин была единственной, с кем девочка с удовольствием общалась, всех остальных она боялась и сторонилась, а завидев Нарро, терялась и опускала глаза.

Ему было жаль, что она так делает. Он очень любил её глаза.

Никаких подвижек в лучшую сторону у Винарда и Праймы, к сожалению, не было. Они не могли преодолеть свое презрительное отношение к девочке. И единственным фактором, удерживающим Нарро от того, чтобы забрать Рональду из отчего дома к себе, было осознание того, что ей от этого будет только хуже.

В тот вечер они с Лирин вместе отдыхали в кабинете. В камине горел огонь, и свет от огня красиво освещал лицо женщины, золотил её полуседые волосы. Нарро любовался сестрой сквозь приоткрытые веки, а сама Лирин читала, забравшись на диван с ногами.

Они часто отдыхали так в последний год. Раньше — никогда. Лирин жила в усадьбе, но находилась рядом с Нарро только по необходимости, обсуждая какие-то дела. И только в последний год у них начались эти удивительные и немного странные вечера, когда они оба сидели в кабинете напротив друг друга, отдыхали и молчали.

Связано ли это было с тем, что Нарро встретил Рональду? Они не знали, да и не задумывались об этом. Лирин просто читала, а Нарро просто смотрел на неё.

Ему было спокойно.

Но в тот вечер их спокойствие нарушили.

Возле усадьбы всегда стояли четыре стражника и, хотя Лирин и пыталась убедить Нарро увеличить число охранников, он не поддавался. Число четыре было символическим — четыре клана, четыре стражника. Хотя кланов теперь было три, ведь рыжие волки уже очень давно выродились и больше не рождались.

Самый младший из охранников всегда был ещё и гонцом, оповещая дартхари о тех, кто приходил в усадьбу. Но в такой час Нарро с Лирин никак не ждали, что вдруг раздастся стук в дверь, после чего в приоткрывшейся щели между дверью и косяком покажется голова младшего стражника.

— Извините, дартхари, зора Лирин... Там калихари Винард, очень просит принять его. Говорит, дело важное...

Старший советник удивлённо подняла брови, а сам Нарро поднялся с дивана и кивнул.

— Зови.

Голова стражника немедленно скрылась в коридоре.

— Интересно, что случилось, — пробормотала Лирин, откладывая книгу.

— Надеюсь, ничего серьёзного.

— Я нужна тебе?

Он кивнул.

— Да, останься.

Нарро не заметил, как сестра вздохнула, услышав эти слова. Дело было даже не в них самих, а в том тоне, которым он сказал это. "Да, останься"... Так легко.

Это был не приказ дартхари своему советнику. Нет.

Что-то совершенно иное...

Но Лирин не успела понять, чем это было — в кабинет вошёл взволнованный Винард, резко и нервно поздоровался с Нарро, кивнул Лирин и тут же начал:

— Дартхари, я... пришёл поговорить по поводу Рональды.

— Я слушаю, — сказал Вожак, и плохо знающему Нарро Винарду, конечно, показалось, что дартхари совершенно спокоен, однако Лирин видела, что это не так.

Никто не предложил Винарду сесть — в комнате сидела только Лирин — и теперь он нервно переминался с ноги на ногу.

— Я знаю, что это противоречит нашим традициям, но я вынужден просить вас, дартхари... сделать мою дочь волчицей.

Лирин нервно вздрогнула и подняла на говорившего удивлённые глаза.

— Рональда уже год не может обратиться, — затараторил Винард, поняв, что никто не собирается его перебивать и о чём-либо спрашивать, — ей не хватает... силы. И вы можете... поделиться с ней... чтобы она смогла...

Наконец Нарро не выдержал.

— Ты соображаешь, о чём просишь меня?

— Я... я понимаю, дартхари, — мужчина бесстрашно смотрел в совершенно ледяные глаза Вожака. — Но и вы меня поймите... я ведь хочу, чтобы она обратилась, а она!.. Она уже даже не пытается, на игрища прекратила ходить... Не оборотень, а... непонятно что!

Нарро медленно сделал вдох, пытаясь успокоить бушующее внутри пламя гнева.

— И ты думаешь, ей поможет, если я её изнасилую?

Винард сглотнул. Словно почувствовал настроение Вожака.

— Не нужно насиловать... Вы же можете сделать так, чтобы ей понравилось...

Лирин вскочила с дивана и положила руку на спину Нарро. Калихари белых волков, конечно, не замечал, что находится в двух секундах от своей смерти, и продолжал говорить:

— Вы сумеете сделать так, что она сама захочет... И, возможно, даже обратится во время... этого...

Лирин медленно начала поглаживать Нарро по спине. Мышцы под её рукой ходили ходуном.

— Сама захочет? — прорычал он глухо, смотря на Винарда внезапно покрасневшими глазами. — _Сама захочет?! Винард, твоя дочь — необращенная четырнадцатилетняя девочка! У неё _нет инстинктов. Нет желания. Её волчица спит. Спит, понимаешь? И если я буду делать с Рональдой нечто из того, о чём ты говоришь, она не проснётся. Не проснётся уже никогда. Сейчас у неё ещё есть шанс, но если я или кто-либо другой вмешается подобным образом, шанса у неё уже не будет.

— Почему? — прошептал Винард, смотря на Нарро с таким отчаянием, что дартхари понял — он действительно не осознаёт, почему Рональда не обращается. Не осознаёт, так же, как и его родители. Так же, как и Лирин когда-то.

Нарро сделал шаг вперёд, сбрасывая со спины руку сестры, и подошёл вплотную к мужчине.

— Неужели это так сложно понять? Это ведь очень просто, Винард. Оборотни сами себе создали эту проблему, и теперь пожинают плоды собственной глупости. Мы не умеем любить слабых, а если любим, то презираем самих себя, как это делаешь ты. Но если бы ты мог просто открыть глаза и осознать, что дело не в Рональде... Если бы ты мог... но ты не можешь. Иди, Винард. Я не буду делать то, о чём ты меня просишь.

Калихари белых волков вздохнул и уже открыл рот, чтобы сказать что-то ещё, но поперхнулся, наткнувшись на ледяной взгляд Нарро. В этих глазах светилось предупреждение о том, что терпение Вожака кончается.

И Винард просто кивнул, развернулся и вышел из кабинета.

Точнее, попытался выйти. Как только мужчина распахнул дверь, в коридоре раздалось сдавленное: "Ой!", а потом глухой звук упавшего тела.

Дартхари отодвинул застывшего в изумлении Винарда от двери и с недовольством посмотрел на лежавшего на полу Лорана.

— Мне казалось, ты просил у меня разрешения посетить библиотеку, Лоран, — сказал Нарро таким голосом, что всех присутствующих немедленно передёрнуло. — Я не разрешал тебе подслушивать чужие разговоры под дверью.

— Я случайно, отец, — испуганно пискнул Лоран. — Я просто хотел сказать, что я всё закончил и ухожу...

— Сказал? — ледяным тоном уточнил Нарро и, дождавшись перепуганного кивка, продолжил: — Теперь иди отсюда. И чтобы больше подобного не повторялось.

Лорана не пришлось долго уговаривать. Вслед за сыном Вожака усадьбу покинул и Винард.

— Вот наглец, — покачал головой Нарро, как только их шаги стихли. — Может быть, зря я его вообще сюда пускаю?

Он закрыл дверь, встал перед камином и скрестил руки на груди. На самом деле Нарро, конечно, беспокоил сейчас отнюдь не Лоран, а состоявшийся разговор с Винардом. Было противно.

Лирин понимала, поэтому встала за спиной брата.

— Не зря.

Он закрыл глаза, почувствовав лёгкое прикосновение. Оно было таким... успокаивающим.

— Теперь ты заберёшь её?.. — прошептала Лирин, отчаянно желая сделать ещё один шаг и обнять Нарро, но не смея.

— Это не выход, — он вздохнул. — Я не знаю, где в таком случае выход. Но я очень постараюсь его найти.

— Ты найдёшь... Обязательно...

И вот, наконец — последний шаг, и она прислонилась головой к спине брата. Едва коснулась лбом лопатки — выше просто не доставала — втянула носом родной запах, и переместила одну свою ладонь ему на живот. И чуть вздрогнула, когда Нарро легко коснулся своей рукой её пальцев, принимая — впервые — её ласку, её объятие.

Нарро не оборачивался, поэтому не видел, как лицо Лирин осветила улыбка, а по щекам медленно начали свой бег прозрачные капли слёз.

* * *

Дартхари, конечно, не предполагал, что у Лорана хватит наглости задирать Рональду на следующий день после того, как парень подслушал их с Винардом разговор. Нарро мог простить своему сыну многое, но не это. Он считал его достаточно взрослым для осознания собственных поступков, поэтому сделал то, что полагал правильным наказанием для Лорана — лишил его возможности приходить в усадьбу.

— Ты думаешь, что вправе совершать поступки, которые не могут совершать другие, только потому что ты мой сын? — сказал ему тогда дартхари. — Ты заблуждаешься, Лоран. Я позволял тебе приходить в усадьбу — это была твоя единственная привилегия. А теперь у тебя нет никаких привилегий.

Ситуация с образованием молодых волчат уже давно беспокоила Нарро. Они с Лирин и Эллейн, когда она пять лет жила в Арронтаре, даже начали разрабатывать своеобразную реформу, но... успехов не добились.

Юные оборотни все без исключения были очень любознательными и рано начинали читать, писать, бегать, плавать... Но всё это было совершенно бесконтрольным. Никаких школ не существовало. Некоторые родители сами занимались с волчатами, другие пускали всё на самотёк, так или иначе — уровень грамотности в Арронтаре был довольно-таки высоким. Просто бессистемным. Были оборотни, которые очень хорошо разбирались в травах, но при этом совершенно не умели считать. Или наоборот — гениальные математики, которые не могли отличить одно дерево от другого.

Нарро это чрезвычайно бесило. Он совершенно справедливо считал, что должны быть знания, известные всем и одинаковые у всех. Но как этого достичь? Учителей в клане не было. Нанимать другие расы? Он попробовал. Юные волчата совершенно не слушались таких преподавателей, потому что они жили на инстинктах и не могли понять, зачем им подчиняться тому, в ком нет силы волка. И даже приказы дартхари не помогали — дети же, что с них взять.

Да и не мог Нарро найти постоянных учителей среди людей. Приходящие лекари — это одно, но жить при клане круглый год... Никто не хотел.

И он опять упёрся в проклятье. Его снятие помогло бы воспитать преподавателей в самом клане — оборотни смогли бы уезжать из Арронтара и учиться в человеческих школах и институтах. А потом уже можно будет организовать три большие школы во всех трёх деревнях.

Но пока проклятье не снято, мечта останется лишь мечтой.

И поэтому Нарро позволял Лорану приходить в библиотеку и учиться. Пусть характер у парня был ужасный, любознательностью его Дарида не обделила.

Но после того как он в открытую оскорбил Рональду, право это Лоран потерял.

Дартхари, конечно, видел, что парень обиделся. Но он даже не представлял, насколько...

* * *

Когда-то давно маленький мальчик по имени Дэйнар обещал волшебному лесу, что разберётся с набегами аксалов. Ирония была в том, что Нарро теперь знал — набеги связаны с проклятьем, и происходят они осенью из-за цветков зилли — растения, которое нужно им для того, чтобы щенки рождались крепкими.

Но не только. Именно осенью оборотни затравили аксалами Магду — девушку, чьё проклятье лес вплёл в своё собственное. И случилось это именно в Западном лесу.

Когда Нарро был мальчиком по имени Дэйн, он не чувствовал того, что почувствовал, как только вернулся в Арронтар — сгусток чёрной боли посреди Западного леса. Этот сгусток, похожий на протухшую кровь, слегка пульсировал и отравлял всё вокруг.

Это было сердце проклятья.

Вся негативная энергия, что выделялась в пространство с каждой новой смертью мага-оборотня, собралась именно там — в том самом месте, где когда-то умерла Магда. Удивительно, но девушка, которую так любил Форс, оказалась отправной точкой, связующей нитью для проклятья.

Каждую осень, начиная чувствовать приближение аксалов, Нарро уходил в Западный лес, на то самое место, где пульсировал чёрный сгусток проклятья, садился и впитывал в себя боль.

Чужую боль.

В эти моменты Нарро видел картинки жизней тех, других магов-оборотней, которые умерли в Арронтаре до него. И каждый раз думал — почему же я остался жив, почему я должен снять проклятье? Почему я, а не ты, ты, ты?..

Их, этих жизней, было так много... И все они не знали ответ на вопрос, который каждый раз задавал Нарро, впитывая в себя их боль. Почему я?..

Как ни странно, но это простое действие по уменьшению боли заставляло сердце проклятья меньше пульсировать и, как следствие, аксалов прибегало не так много. Набеги не прекращались совсем, но благодаря действиям Нарро молодые оборотни почти перестали погибать в Западном лесу.

И в тот день он сидел на месте, где умерла Магда, почти десять часов, вбирая в себя боль тех, кто погибал в Арронтаре. Шёл дождь, было грязно и противно, и Нарро устал и продрог. Ломило все кости, подташнивало, от картинок чужих смертей слезились глаза.

Он уже возвращался в усадьбу, когда произошло невероятное.

Лес зашумел, заволновался. Что-то гремело между ветвей, как будто там маленькие молнии сверкали, тревожно хлопали птичьи крылья, выли звери, и даже под землёй кто-то будто с ума сошёл — Нарро казалось, что у него под ногами землетрясение случилось. Он покачнулся и схватился за ближайшее дерево. А потом...

Она звала его. В тот самый момент, в данную секунду. Это была Рональда, и она звала его, потому что происходило нечто очень плохое!

И зов был многократно усилен, потому что она прикасалась к Сердцу Арронтара. К Древнему Камню. И именно Арронтар дал Нарро силу для дальнейших действий.

Он толком не понял, как умудрился так быстро переместиться на Поляну. Просто перед глазами всё вдруг поплыло и закружилось, дорога, по которой он шёл в усадьбу, искривилась и исчезла, а затем он оказался на Поляне, наблюдая за тем, как двое молодых щенков — Лоран и брат Рональды — делают с девочкой что-то странное...

Что-то странное?! Да они же пытаются её изнасиловать! Джерард держит, а Лоран уже и штаны расстегнул!

Нарро еле сдержал рванувшегося вперёд волка. Наказать, рвать, убить... Сжал кулаки, наблюдая, как Джерард и Лоран отскакивают от Рональды, а сама девочка выпрямляется и одёргивает задранную юбку. И замирает, испуганно глядя на него.

По крайней мере она не скулила, как эти двое щенков.

Нарро и сам чувствовал, как жутко выглядит. Весь грязный и мокрый, с удлинившимися клыками и светящимися от ярости глазами, он, должно быть, производил ужасающее впечатление. Но дартхари не сразу смог исправить собственное состояние. Удивительно, как он вообще не убил Джерарда и Лорана.

Возможно, от убийства его удержала сама Рональда, смотревшая на Нарро круглыми голубыми глазами, полными страха.

Дартхари зарычал, созывая оборотней на всеобщее собрание. А затем вновь обернулся к Лорану и Джерарду.

Они тряслись, словно заячьи хвосты.

— Щенки.

Голос был больше похож на рычание, нежели на обычный голос.

— Подойди сюда, Рональда.

Её взгляд стал ещё более испуганным. Неужели боится? Впрочем, Нарро и сам себя в ту минуту боялся, настолько ему хотелось разодрать этим паршивцам всё, что находится у них ниже пояса.

— Подойди. Не бойся, — дартхари постарался смягчить свой голос, и кажется, получилось, потому что Рональда решилась подойти.

Нарро осторожно обнял девочку за плечи и прижал к себе. И использовал немного магии Света, чтобы согреть её — теперь он видел, что она дрожала не столько от страха, сколько от холода.

Он хотел изгнать их. Но она не позволила. Попросила не делать этого... Наверное, ради Джерарда.

Нарро понимал её. Даже слишком хорошо понимал. Поэтому он понял, что Рональда будет делать дальше, за несколько минут до того, как она опустилась на колени и произнесла:

— Дартхари, я, Рональда, дочь калихари Винарда из клана белых волков, с этого момента и навечно, отрекаюсь от своих родных и всей стаи. С этого момента я перестаю считать себя оборотнем и прошу, чтобы вы подтвердили моё решение.

Словно прошлое вернулось. Прошлое, в котором он стоял почти на том же самом месте и отрекался от своих родных.

Нарро так надеялся, что этого никогда не будет в жизни Рональды. Он так сильно этого хотел!

Но не вышло.

— Калихари Винард с семьёй, подойдите.

Он надеялся, они будут сопротивляться. Скажут, что не желают отрекаться от собственной дочери. Это бы помогло ей, по-настоящему помогло!

Но они отреклись. Спокойно, как будто это было нормально.

— С этой минуты и навсегда Рональда больше не принадлежит стае. Но по-прежнему остаётся под моей защитой. Того, кто посмеет обидеть её, ждёт смерть. Все услышали моё слово? Не изгнание, а смерть.

Нарро видел, как она вздрогнула. Не поняла, зачем ему это? Считает его таким же, как они?

Наверное, да. Ведь что он сделал, чтобы защитить её? Просто приходил в её сны и запретил им кидаться камнями?

Мало. О Дарида, как же этого мало...

— Собрание закончено. Можете расходиться.

Нарро не обращал внимания на оборотней, что начали медленно уходить с Поляны. Он смотрел на Рональду.

Она по-прежнему стояла на коленях, уставившись в пространство пустым взглядом. Лицо её было белым, словно бумага.

Рональда находилась в этом состоянии несколько секунд, а затем прикрыла глаза на мгновение, и почти сразу бросилась прочь — Нарро успел только крикнуть:

— Рональда!

Но она не остановилась.

* * *

Конечно, он нашёл её. И вздрогнул, увидев, куда Рональду принесли её собственные ноги — в его старую хижину. В хижину, к которой он ни разу так и не сходил за эти годы, что вернулся в Арронтар.

Она сильно покосилась, крыша прохудилась, одно из стёкол было выбито... Но в целом Нарро оценил ущерб как минимальный. Удивительно, но в ней можно было жить даже сейчас, спустя столько лет... Только подлатать — и жить.

Дартхари осторожно прикоснулся к косяку и улыбнулся. Только вот улыбка вышла невесёлой.

Нарро решительно шагнул внутрь хижины, озираясь по сторонам. Дверь лежала на полу — петли совсем прогнили. Под ногами куча мусора, в основном, конечно, мокрые осенние листья, но попадались и ветки, и даже старые птичьи гнёзда.

Рональда и Элфи спали на столе. Хати, услышав Нарро, открыл глаза и теперь лежал, наблюдая за дартхари из-под приоткрытых век. Охранял свою хозяйку, хотя и знал, что от Вожака не может быть угрозы.

Нарро подошёл ближе и склонился над Рональдой. Она спала, сжавшись в комок от холода, щёки были мокрыми — то ли от слёз, то ли от дождя. Дартхари протянул руку и вытер их, а затем чуть воздействовал на девочку магией Света, чтобы ей стало теплее. Рональда действительно расслабилась, чуть выпрямила ноги и негромко, но протяжно вздохнула.

Ей что-то снилось. Нарро понял это по тому, как двигались её глаза под веками. Но она почему-то не звала его...

Странно.

Дартхари не стал дожидаться, пока позовёт — закрыл глаза и отправился в сон Рональды сам.

* * *

Ей снился лес, такой тёмный и чёрный, словно там стояла вечная ночь. Ветви деревьев казались страшными скрюченными руками, ветер дул совершенно ледяной, такой ледяной, что Нарро замёрз в первую же секунду.

Но продолжал бежать вперёд, за Рональдой.

Конечно, он догнал её.

Прижал к себе, погладил по голове и глубоко вдохнул знакомый запах, исходящий от её волос.

— Ро, малышка...

"Зачем я убегала от него?" — подумала Рональда, и он услышал.

— Ты убегала не от меня, Ро... Ты убегала от самой себя...

"Ну разумеется... Ведь ты — это я..."

Нарро улыбнулся. Рональда была не совсем права, но не знала об этом. Дэйн принадлежал её снам, но был частью прошлого Нарро и Арронтара. Только убегала она не от них, а от собственных мыслей.

Что неудивительно после всего случившегося.

— Ро, посмотри на меня.

Она подняла голову. Глаза были заплаканными даже здесь, во сне.

— Я — это не только ты, милая Ро. Я гораздо больше. Пожалуйста, не плачь. — Нарро оглядел окружающее их мрачное пространство. — Не нравится мне здесь. Думаю, ты не будешь возражать, если я сменю декорации.

И он засвистел по-птичьи, стремясь отвлечь девочку от печальных мыслей и призывая на помощь собственную магию, дабы переместиться из созданного Рональдой мира в тот, который Нарро уже давно сотворил для неё.

— Дэйн... Это сделал ты?

— Я. Правда же, здесь гораздо лучше?

— Безусловно, — рассмеялась она.

А Нарро смотрел на озеро. Тёплое, с прозрачной голубой водой...

— Не хочешь искупаться? — эти слова вырвались у него непроизвольно — они принадлежали скорее Дэйну, нежели дартхари. Но здесь, в удивительных снах Рональды, он им и был.

— Что?..

— Давай, Ро, — он положил руки ей на плечи и улыбнулся. — Мы с тобой чего только не делали, но ещё ни разу не купались в озере. Это неправильно. Смотри, какое оно замечательное.

— Но... Дэйн, в чём мне купаться? Не в платье же...

Глупышка... Какая же она глупышка...

— Глупая! Это же сон! — расхохотался он, и Рональда, через секунду осознав эту мысль, тоже рассмеялась. А потом моргнула, сменив своё платье на белый купальный костюм. И смутилась, когда то же самое сделал и Нарро.

Он сразу понял, почему она смутилась. Подошёл ближе и взял девочку за руку, стараясь не очень рассматривать её мягкие округлости, которые в этом белом купальном костюме выглядели так, что ему хотелось только одного — прижать Рональду к себе как можно теснее и попробовать, какие они на ощупь. Абсолютно все и везде.

— Ро, зачем ты так плохо думаешь обо мне?

— Что? — удивилась она.

— Неужели ты думаешь, что я разочаруюсь в тебе, если увижу в купальном костюме?

Нарро понимал, что Рональда не считает себя красивой, и не представлял, как ей доказать, что для него она совершенно не такая, какой её видят остальные оборотни и она сама.

— Нет, Дэйн. Просто... ты красив, словно... словно бог, а я больше похожа на пирожок с мясом.

Пирожок с мясом... Вот выдумщица!

— Глупышка. Пошли лучше искупаемся.

Рональда забыла о своих горестях спустя несколько минут, когда они нырнули в тёплую и совершенно восхитительную воду и начали барахтаться в ней, соревноваться, кто лучше плавает, глубже ныряет, выше прыгает. Она хохотала, её золотые волосы совсем промокли и начали красиво виться, купальник облепил контуры тела...

Нарро любовался ей. Счастливой, смеющейся, с сияющими глазами.

И не выдержал.

В очередной раз, когда они играли в догонялки, он, настигнув Рональду, сделал то, что хотел сделать очень давно — привлёк её к себе, крепко обнял и поцеловал.

Сладкая... о Дарида, какая сладкая.

И как же ему было горячо... везде. Как бы не вскипятить озеро.

— Всё будет хорошо, Ро...

Кажется, именно так он шептал, целуя её вновь и вновь.

А когда он проснулся, понял, что на самом деле обнимает и целует Рональду, прижимая к себе её согревшееся за ночь тело.

* * *

На следующий день Лирин порывалась пойти к девочке в лес, навестить и поддержать, но Нарро запретил. Он очень хорошо знал Рональду и понимал — ей сейчас не хочется никого видеть, в том числе и Лирин. Дартхари наведывался в сны девочки, пытался поднять ей настроение и ждал, когда можно будет наконец послать к ней старшего советника с важным предложением. Рональда должна была успокоиться и подумать, и Нарро не хотел спешить.

Он всё сделал правильно — она приняла предложение дартхари и согласилась стать лекарем для клана белых волков. А в перспективе — и для остальных кланов.

Нарро и сам собирался навестить её там, в лесу, но кое-что случилось, и ему пришлось срочно уехать из Арронтара.

Именно тогда началось то, чего так боялась Лирин.

* * *

Лоран давно слышал недовольные шепотки о том, что Нарро дартхари слишком долго. Двадцать пять лет! Где это видано? Не дартхари, а почти император! Сколько можно? Пора и другим взять власть в свои руки...

Но всё это не выходило за пределы кухонь и гостиных домов оборотней. Это были лишь разговоры. Но Лоран, обиженный на отца за то, что тот так его унизил перед всеми — и из-за кого, из-за какой-то там жабы! — решил, что разговоры эти можно использовать в своих интересах.

Он был злым, но отнюдь не глупым парнем. И прекрасно понимал — одна ошибка, и Нарро не оставит от него даже ошметка шерсти. Надо действовать аккуратно, осторожно разузнать, кто из сплетников лишь сплетничает, а кто действительно готов пойти против Вожака.

Победить дартхари можно только сообща — Лоран прекрасно понимал это. И не собирался играть честно.

Он мечтал, что однажды сам станет дартхари. И тогда он отомстит всем... И советнику Граншу, и Лирин, этой старой слабой дуре. И, конечно же, жабе.

Лоран не признавался даже сам себе, но он не мог забыть жабу с того самого дня, когда впервые посмотрел в её испуганные голубые глазищи.

Бездонные, как само небо.

* * *

Почти полгода с того самого дня, как Рональда отреклась от родных и стаи, Нарро не видел её. Разумеется, наяву, во снах он продолжал приходить к девочке, несмотря на своё душевное состояние. Старался, чтобы она ничего не заметила.

— Ты живёшь столько лет, Вейн, — сказал он однажды наставнику, когда они в очередной раз оказались во сне возле Моря Скорби, — как ты это выдерживаешь? Ведь они уходят. Те, кого ты любишь.

— Когда-нибудь поймёшь, — улыбнулся Аравейн.

И Нарро понял. Он понял, когда ушёл Рэнго. Его единственный сын. Его настоящий сын, потому что все прочие... Эти дети ему не принадлежали. А Рэнго был их с Фрэн сыном.

И когда он ушёл, Нарро чувствовал почти такую же опустошённость, как после смерти Фрэн. Сын, так же, как и его жена, умер просто и быстро. От старости. Он ведь был обычным человеком. Человеком без единой капельки магии, в отличие от своего отца.

У Рэнго была жена, оставшаяся вдовой, двое детей и четверо внуков. Правнуков Нарро. И когда он в последний раз уходил из Нерейска, они все отчаянно не хотели его отпускать. Но он ушёл, пообещав, что будет приезжать и приходить во снах.

Ему было нужно вернуться в Арронтар. Теперь это было нужно и ему тоже, не только всем остальным.

И в тот день, когда Нарро вошёл в усадьбу, вернувшись из Нерейска после смерти Рэнго, он столкнулся с Рональдой.

Это было... как глоток свежего воздуха.

Слетевший от удара об его грудь капюшон накидки; большие голубые глаза, заполненные испугом; чуть приоткрытый рот; покрасневшие щёки...

— Рональда, — сказал Нарро и улыбнулся. Ему хотелось протянуть руку и коснуться её. Обнять и поцеловать. Но — нельзя.

Всегда — нельзя.

Тогда он решил наконец отдать Рональде пособие по магии Разума. Шестнадцать с половиной лет — большая девочка, лекарь клана белых волков. Она уже могла начинать изучать то, что наполняло её с самого детства.

То, что было их с Нарро сутью.

Благословение Арронтара. И одновременно — его проклятье.

* * *

Рональда росла. Её фигура постепенно теряла подростковую угловатость, становилась женской, и Зов тоже усиливался. Вот только сама Рональда ничего не замечала, да и не могла замечать, ведь её волчица по-прежнему спала. И при встречах с Нарро девушка всегда опускала глаза, как и раньше.

Она постепенно постигала мир магии Разума благодаря старому пособию, которое ей дал дартхари, и во сне Нарро в обличье Дэйна проверял её навыки. Она даже не замечала этого. А он знал, что наглеет, но не мог удержаться — обнимал и целовал Рональду с каждым разом всё больше и больше, словно стараясь возместить то, чего не мог дать ей наяву. И радовался, когда она таяла в его руках. И ликовал, потому что во сне Рональда не боялась смотреть ему в глаза.

Нарро постоянно пел ей песни. Старые Арронтарские песни, которых он знал бессчетное количество... Когда-то давно какие-то из этих песен он вычитал в книгах, а какие-то услышал в вышине неба волшебного леса — их напевал ветер или насвистывали птицы. И Нарро легко перекладывал то, что слышал только он один, на различные мелодии. Он словно сам стал голосом Арронтара, и Рональда слушала его и запоминала эти песни. А со временем и начала петь вместе с ним.

Периодически Нарро наведывался в Северный лес, к хижине, где жила девушка, и проверял, всё ли в порядке. Но Рональда справлялась, её магических умений хватало, чтобы крыша не протекала и в окна не дуло.

Тогда была осень. Рональде недавно исполнилось двадцать два года, а самому Нарро в тот день исполнялось... сколько? Он пытался посчитать, сидя на крыльце построенной им когда-то давно хижины и держа девушку на коленях. Дартхари знал, что это неправильно, но не мог иначе — он усыпил Рональду за некоторое время до собственного прихода и теперь держал её на руках, сидя на крыльце. Перебирал волосы, смотрел на её спокойное лицо и... наслаждался.

Как же он устал бороться с самим собой! Держаться подальше от Рональды становилось всё труднее. Зов усиливался, он одновременно и мучил Нарро, и заставлял его тело дрожать от удивительного ощущения единения и... предвкушения.

Это было нечестно — усыплять Рональду только для того, чтобы несколько минут посидеть вот так, держа её на коленях и перебирая мягкие волосы. Но Вожаку так хотелось получить хотя бы немного своего собственного счастья.

Он устал. Устал от оборотней, устал от игрищ. Устал от набегов аксалов и от собственного способа борьбы с ними. Устал от проклятья волшебного леса.

И в эти минуты, сидя на крыльце старой хижины с Рональдой на коленях... только в эти минуты Нарро был счастлив. Ему хотелось разбудить её и во всём признаться. Рассказать о том, что она рождена для того, чтобы быть его женой. Объяснить, что не нужно бояться, что он никогда не обидит её и не позволит обидеть никому другому...

Глупо. Нарро усмехнулся. Всё зашло слишком далеко. Он сам решил пойти по этому пути, который предложил ему Арронтар.

И теперь нужно ждать. Просто ждать.

Но как же это иногда сложно...

* * *

— Где ты был так долго?

В голосе Лирин Нарро явно услышал удивление и беспокойство. Она действительно беспокоилась о нём, когда он надолго уходил один в лес. Особенно если этим лесом был Западный, куда дартхари как раз направился утром. Он, как и всегда, почувствовал приближение набега аксалов.

Нарро привык к беспокойству Лирин. Оно уже не раздражало, как раньше. Иногда бывало и наоборот. Ему было... приятно?

Да, наверное. Ведь Фрэн тоже всегда беспокоилась. Хотя это было глупо — ну кто мог его тронуть в Нерейске? То же самое и с Арронтаром. Сильнее Нарро здесь только ветер.

Интересно... а Лирин помнит, что сегодня у него день рождения?

Нет, вряд ли. Он и сам не сразу вспомнил, а ей-то с чего держать в голове подобную ерунду?

— У Рональды.

Нарро кинул на Лирин только один мимолётный взгляд, проходя к камину в кабинете. Сел на корточки и протянул руки к огню.

Замерз. Как и всегда в те дни, когда он впитывал в себя застарелую чужую боль.

Лирин закусила губу, не решаясь подойти к брату поближе, хотя ей очень этого хотелось.

— Я спрашивала её недавно, не хочет ли она вновь попробовать пройти Ночь Первого Обращения...

Нарро усмехнулся, но Лирин этого не увидела.

— И?

— Не хочет...

— И почему я не удивлён, — пробормотал он, поднимаясь на ноги и поворачиваясь лицом к сестре.

Лицо Лирин его удивило — оно было бледным и решительным, словно она собиралась сделать нечто такое, на что требовалась вся сила её духа.

А потом она сказала:

— Я не понимаю, почему ты не хочешь попробовать... — Лирин на секунду запнулась. — Нет, не то, что просил сделать Винард... Просто попробовать... разбудить её чувственность? Ведь Рональда неравнодушна к тебе, ты же знаешь.

Нарро даже не сразу понял, о чём говорит сестра. А когда понял...

От гнева в глазах потемнело. А Лирин всё продолжала говорить:

— Возможно, ей помогло бы это? Не обязательно же... м-м-м... спать... можно просто... м-м-м...

— Просто что?

Старший советник словно проглотила последнее слово, заметив наконец, что творится с лицом Нарро.

Глаза его сузились и пожелтели, как бывало всегда, когда ему было сложно удержать под контролем магию Разума, щёки ходили ходуном, будто он собирался обращаться, а клыки чуть удлинились...

Лирин непроизвольно сделала шаг назад. Нет, она не испугалась, просто это было неожиданно...

— Просто что? — повторил Нарро в бешенстве. — Ну же, договаривай. Давай, скажи мне, что я должен сделать с девочкой, по-твоему?

— Она уже не девочка, — покачала головой Лирин, не опуская глаз. — Она вполне взрослая... девушка. И я не думаю, что её очень испугает, если ты...

— Если я — что? — прорычал Нарро, делая шаг вперёд и хватая сестру за руку. — Если я сделаю так? — Он выпустил когти на второй руке и полоснул ими по платью Лирин, разрывая ткань от горла до талии. — Или может быть — так? — Нарро спустил разрезанную ткань вниз, обнажая тело женщины, и когда она попыталась прикрыться руками, развёл их в стороны.

Несколько секунд они оба молчали, тяжело дыша, будто после долгого и изнуряющего бега. Лирин не знала, что сказать — она просто не понимала, почему брат так разозлился — а дартхари изучал её тело.

Странно, но ему впервые пришла в голову одна мысль...

Нет, не может быть...

— Скажи мне, Лирин... — он медленно отпустил её руки, и они упали вдоль тела — больше она не пыталась прикрыться. — Ты ведь умеешь обращаться, но делаешь это очень и очень редко. И ты никогда не принимала предложений других волков, никогда не хотела брать часть чужой силы...

Она задрожала, когда Нарро, подняв обе свои ладони, накрыл ими грудь Лирин и, наклонившись, втянул носом воздух возле её шеи.

Странно — умом она понимала, что этого не может быть, но... внизу живота всё скручивалось и горело, как только он дотронулся до её груди и чуть сжал кожу.

Это не магия. Тогда... что?

— И ты никогда не была замужем... Я только сейчас понял, Лирин... От тебя пахнет нетронутой самкой...

Одна из его рук медленно двинулась вниз, очертила впадинку пупка, отодвинула ткань платья и бельё...

Лирин хотела сделать шаг в сторону, но не могла. Она будто приросла к полу, и только в глазах сверкали молнии — по одной на каждое движение руки Нарро.

— Ты никогда не испытывала наслаждения в чьих-либо объятиях, да, Лирин? И ты, не зная, что это такое, ещё смеешь советовать мне, что нужно сделать с Рональдой?

В его голосе было столько злости...

Она хотела ответить, но не могла издать ни звука. Пальцы Нарро кружили вокруг какой-то точки, нажимали на неё, и Лирин казалось, что она вся сосредоточилась там, что ничего больше нет, кроме этой точки...

А ещё стонов. Её стонов. И почему... так хорошо...

Он говорил что-то ещё, но Лирин уже не слышала. Только дышала и сжимала бёдра, чтобы сильнее чувствовать его руку.

А потом напряжение внутри её тела достигло пика, и Лирин будто взорвалась. Схватилась за плечи Нарро обеими ладонями и закричала. В глазах потемнело, и ноги не удержали, подкосились...

* * *

Очнулась Лирин уже лежа на диване. Видимо, её перенёс туда Нарро.

Голая по пояс, она лежала, откинувшись на подушки, и ничего не понимала...

— Понравилось? — спросил он злым голосом.

Она сглотнула, чувствуя, как горят щёки.

— Видишь, как это может быть? — сказал Нарро уже не зло, а скорее, горько. — Твоему телу было хорошо, Лирин. А душе? Ты покраснела, тебе стыдно и плохо, правда? Мне тоже. И Рональде так будет, если я сделаю то, о чём ты говоришь. Для неё это окажется лишь насмешкой. Одного наслаждения и чувственности мало, нужна любовь. И доверие.

Лирин не могла сосредоточиться. Всё внутри болело, особенно сердце.

И было... так обидно.

Она ведь просто спросила... Зачем он?.. И ещё хуже оттого, что хочется ещё. Потому что она никогда не испытывала ничего подобного. В жизни Лирин была одна лишь боль, а то, что сделал Нарро, вознесло её на небеса. Вот только падать с этих небес слишком мучительно.

Она не слышала, как брат тихо вышел из кабинета, оставив её лежать на диване в одиночестве. Просто почувствовала, что его больше нет рядом.

И только тогда позволила себе наконец расплакаться.

* * *

Нарро никогда в жизни не было так противно.

Что он сделал?

Он всего лишь хотел проучить Лирин, показать ей, что наслаждение тела и удовольствие подобного рода — ничто по сравнению с чувствами, которые испытывает при этом душа.

Показал? Показал.

И был прав. Нарро увидел, как сестра вознеслась, но затем шлёпнулась обратно на землю. И в глазах её при этом было столько боли и обиды...

О Дарида. Это ведь Лирин. Она бросала камни. Она презирала его. Она хотела его убить. Тогда почему так... плохо?

Он не сделал ничего... дохлый кот, он не швырял булыжников и не пытался сломать Лирин хребет, он всего лишь доставил ей удовольствие. И унизил. Потому что она не понимала, почему так получилось, почему она вообще испытывала это удовольствие.

Нарро промучился ещё несколько часов, прежде чем принял решение.

Нужно поговорить с Лирин. На этот раз нормально поговорить. И всё объяснить.

Вот только сестры в усадьбе не оказалось.

Он сразу понял, куда она пошла. Это было очевидно. Ночью должны были состояться очередные игрища, на которые они изначально не планировали ходить. Там хватит и присутствия всех троих калихари, потому что молодняка на игрищах не будет, лишь волки, желающие поиграть друг с другом. И обменяться силой.

У Нарро не было настроения брать самку. А Лирин на подобные игрища вообще предпочитала не ходить.

А теперь вот пошла. И дартхари понимал, почему.

Глупое решение, и он собирался доказать ей, насколько. Впрочем, решения, принимаемые под давлением боли и обиды, не могут быть умными.

* * *

Лирин дрожала, снимая одежду в круге своих сородичей. Она слышала шепотки со всех сторон — конечно, такое событие, старший советник впервые принимает участие в подобных игрищах!

А правила были просты. Сначала раздевались и обращались самки. Бежали, куда глаза глядят. Потом раздевались и обращались самцы, и пускались в погоню за самками. Кто кого догонит — тот того и...

Говорят, Нарро иногда за ночь десять самок так догонял. Впрочем, Лирин никогда не верила в подобные разговоры. Она слишком хорошо знала своего брата и его нелюбовь к подобным совокуплениям.

А теперь вот решила сама поучаствовать. И не могла понять, зачем и почему это делает. И думать не хотела...

Пусть всё случится сегодня. Пусть её наконец сделают женщиной. Она так долго избегала подобных игрищ, считая их грязью... Но теперь можно. Какая, в конце концов, разница, кто это будет? Да и, может, ей понравится.

Обращение было болезненным, как и всегда. Лирин встала на четыре лапы — мелкая белая волчица — и огляделась по сторонам. Все самки вокруг неё были небольшими и слабыми, но Лирин, конечно, была самой маленькой и слабенькой из всех.

Калихари чёрных волков, руководивший сегодня игрищами, издал специальный сигнал-рык, и Лирин немедленно бросилась прочь с Поляны.

Бежала она не очень быстро — болели кости после обращения. И почти сразу почувствовала, как её начали догонять... целых два волка. Странно, но от осознания этого в теле волчицы что-то разгоралось, оно наполнялось предвкушением, и даже бежать стало легче.

А потом Лирин догнали.

И наваждение рассеялось, растаяло, как утренний туман. Она испугалась, почувствовав сильное большое тело, прижавшее её к земле, увидев чужую чёрную лапу возле своей головы, уловив тяжёлое и не менее чужое дыхание.

Было противно, и Лирин начала сопротивляться. Волк недовольно рыкнул, сильнее прижимая её к земле, и попытался схватить зубами за загривок — так делали многие самцы для укрощения строптивых самок — как вдруг что-то сорвало этого волка с Лирин.

Послышался рык, затем визг и поскуливание. Всё это длилось не более трёх секунд, она даже не успела оглядеться. И только решила приподняться над землёй, как её вновь ткнули носом в траву.

Но на этот раз большое тело волка, прижавшего её к земле, не испугало Лирин. Запах показался странно знакомым и родным. Она призывно заскулила и инстинктивно чуть приподняла хвост, но волк лишь недовольно зарычал и внезапно укусил её между ушей.

— Р-р-р! — заорала Лирин, чувствуя, как от этого укуса начинает принудительно перекидываться обратно в человека. И замолотила по земле уже руками и ногами.

А потом она услышала тихий смех, и поняла, что её обнимает не волк, а мужчина. Мужчина, которого она любила больше всего на свете, но от обиды на которого у неё темнело в глазах...

— Отпусти! — прошептала Лирин, застывая на месте. Она осознала, что прижимается к Нарро совершенно голым телом, и смутилась. Правда, он сам был в одежде, но это её не спасало.

Лирин знала, что брат умеет обращаться, не раздеваясь, вот только делал он это редко. Только когда торопился...

— Зачем? — тихо сказал Нарро ей на ухо. — Чтобы ты вновь побежала совершать глупости?

— Глупости?! — взвизгнула Лирин, дёрнув ногой от возмущения. — Почему же это глупости?! Я не имею права участвовать в игрищах, по-твоему?!

Нарро вдруг перевернул её лицом к себе и вновь прижал к земле своим телом.

— Что ты делае...

— Лири, послушай.

Лири?.. Он сказал — Лири?..

Она вгляделась в лицо брата.

Нарро был серьёзен. И смотрел на неё не зло и не насмешливо, а очень... очень хорошо смотрел.

Лирин так любила этот его взгляд...

— Сегодня я совершил ошибку. Я разозлился и обидел тебя своими действиями. Прости.

Она задохнулась.

— Но ты не должна повторять моих ошибок. Не стоит под влиянием обиды делать то, о чём потом пожалеешь.

— Почему ты думаешь, что я пожалею?

— Я не думаю, я знаю, — улыбнулся Нарро. — Просто это всё должно быть иначе, Лири. По крайней мере для тебя.

— Иначе?..

Она не понимала, о чём он говорит, и дартхари пояснил:

— Соединение тел должно быть соединением душ. И я не хочу, чтобы ты лишала себя этого чуда. Когда-нибудь ты встретишь того, кому захочешь подарить себя. Но это будет... не так, Лири.

Она подняла руку и прикоснулась кончиками пальцев к щеке брата. И когда он ласково улыбнулся, прошептала:

— Объясни, почему я так отреагировала... сегодня...

Нарро поймал её руку и поцеловал ладонь.

— Если бы ты была более опытной, Лири, то понимала бы, насколько глуп этот вопрос. Кроме того, что я мужчина и знаю, как доставить удовольствие женщине, я ещё и лекарь. Поэтому знаю несколько больше других. На теле много точек, нажимая на которые, можно сделать этому самому телу больно или приятно. Или даже убить.

Он положил руку сестры себе на грудь, скорректировал положение пальцев и сказал:

— Нажми здесь.

Лирин послушалась, и через секунду пожалела об этом, заметив, как дёрнулся и зашипел от боли Нарро.

— Ох... я не хотела...

— Зато я хотел, — он улыбнулся, — я хотел показать тебе, что просто использовал свои знания. Две точки на груди и две — ниже пояса. Вот и всё. Ты отреагировала, потому что я нажал на них, а не потому что ты сама такая испорченная.

И пока она переваривала его слова, Нарро осторожно подхватил сестру на руки и сел, прижимая её к себе так, чтобы никакая часть тела Лирин не касалась больше земли.

— Холодно, — пояснил дартхари, заметив её удивление. — Осень всё-таки, а ты голышом.

Она действительно замерзла, но поняла это только когда Нарро вдруг начал согревать её при помощи своей магии. И даже улыбнулась — так это было приятно.

Ничего говорить уже не хотелось, поэтому Лирин просто прижалась к брату поплотнее, обняла его обеими руками за шею и глубоко вздохнула, закрывая глаза.

— Поверь, я не хотел тебя обидеть, — прошептал Нарро, легко касаясь губами её виска. — Я ни за что не стал бы тебя обижать, Лири, особенно специально. Ты простишь меня?

Она кивнула и открыла глаза.

— А ты... меня?..

И сразу же почувствовала, как он напрягся.

А затем наклонился и коснулся её лба своим.

— Лири... пожалуйста, только не сейчас.

Он не услышал, а скорее почувствовал её вздох возле своей шеи. Поэтому обнял чуть сильнее.

Какая же она маленькая и хрупкая...

— Не сейчас, Лири. Но скоро... уже скоро.

Она вновь вздохнула, а дартхари улыбнулся.

Странно, но именно в этот момент, когда Лирин засыпала, прижимаясь к нему всем своим телом, Нарро вдруг осознал, что любит её.

Теперь её любил не только Дэйн... но и он тоже.

* * *

На следующее утро Нарро нашёл в своей комнате на столе открытку. Там был нарисован лес, разноцветные птицы и большой белый волк.

"С днём рождения!" — гласила надпись на открытке. Как жаль, что он не нашёл её вчера. И так и не узнал, что она всё-таки вспомнила...

Нарро тоже помнил, что у Лирин день рождения ровно через месяц. И даже знал, что хочет ей подарить.

В каждой из трёх деревень существовали особенные улицы, где жили отверженные. В основном это были волчицы. Нарро не очень понимал эту странную традицию... впрочем, он вообще многого не понимал в традициях оборотней. Презирать женщин, родивших вне брака, и при этом поощрять те самые внебрачные связи, называя их "передачей силы"? Какой-то полнейший бред.

Дартхари боролся с этими улицами отверженных, так же, как и со всем остальным, что считал неправильным в обществе оборотней. Но, как и в случае со многими другими вещами, это было непросто. Прежде чем внушать оборотням, что нельзя презирать некоторых членов стаи только за то, что они не такие, как остальные, Нарро должен был объяснить это самим отверженным.

Женщины, живущие здесь, и сами называли себя "шмарами", и принимали это слово по отношению к себе от других оборотней. И Нарро не представлял, что делать со всем этим, пока не узнал о погибшем ребёнке одной из "шмар".

Женщину звали Ариллой и она была одной из самых лучших вязальщиц Арронтара. Нарро пришёл к ней за платком для Лирин. Он знал, что сестра очень любит платки и различные шали, и решил заказать Арилле сложную кружевную вязку.

Каково же было его удивление, когда Арилла попросила Вожака дать ей ребёнка. Нарро сам думал предложить это ей, преследуя свою цель, но женщина его опередила.

— Зачем? — только и спросила Лирин, когда увидела Ариллу на игрищах.

— Мне нужен мой ребёнок на улице отверженных, — ответил Нарро. — Возможно, то, что не удаётся сделать мне, сделает он. Объяснит, что они не такие уж отверженные...

Лирин кивнула — она понимала, о чём говорит брат.

А ровно через месяц, проснувшись однажды утром, старший советник обнаружила на столе в своей комнате маленький свёрток, где лежала потрясающая кружевная шаль.

Это был первый подарок Нарро ей на день рождения, и она долго не могла потом заставить себя выйти и спуститься вниз... Просто стояла перед зеркалом, любуясь шалью, и улыбалась, улыбалась, улыбалась... пока не заболели губы.

* * *

Однажды, после очередных игрищ, в которых участвовал брат Рональды, к Нарро подошёл калихари Винард.

Вожак сразу напрягся. Он ещё помнил, как Винард просил сделать девочку волчицей, и боялся, что он вернётся к этой теме. Лирин даже предостерегающе взяла брата за руку, опасаясь за жизнь калихари белых волков.

— Дартхари, — начал он, слегка наклонив голову, — мне нужен ваш совет...

Нарро кивнул, и ободрённый Винард продолжил:

— Мой старший сын Джерард пытается подчинить своего волка уже больше восьми лет, это очень странно для самца-ара, кем он является... Вам так не кажется?

Вожаку так не казалось, но он ответил:

— Возможно, Винард. Ближе к делу.

— Я решил спросить совета у того лекаря, которого мы иногда приглашаем, когда у... у Рональды слишком много работы. Вы ведь знаете, он неплох, и берёт недорого... Так вот, он сказал, что проблема Джерарда... как это... пси-хо-го-лическая.

— Психологическая, — уточнила Лирин.

— Да-да, именно. Он объяснил, чтобы мне было понятнее, что это связано с головой Джерри, — и Винард постучал себя кулаком по лбу, из-за чего у старшего советника слегка задрожали губы. — Сказал, что мой сын винит себя в том, что произошло с Рональдой, и поэтому у него не получается подчинить своего волка. Его сила может перегореть, дартхари.

— Что ж, — сказал Нарро, кивая в ответ на слова Винарда, — скорее всего, лекарь прав. Но я до сих пор не понял, какой совет тебе нужен.

Калихари белых волков вздохнул.

— Как вы считаете... если Рональда простит Джерарда... это ему поможет?

* * *

Очень простой вопрос. И ответ, пожалуй, очевиден.

Только вот Нарро не представлял, насколько он очевиден, пока Винард не спросил.

А ведь он сам никогда не интересовался, почему Лирин стала слабой анта. Вот он — ответ. Из-за чувства вины.

Нет, не может быть. Она должна была стать ара, а стала анта. Самой слабой анта в стае. И всё — из-за чувства вины?

Нет... должно быть что-то ещё.

— Дартхари?..

Нарро почти забыл, что Винард по-прежнему стоит рядом, смотрит на него и ждёт ответа. И ответил честно:

— Наверное, поможет. Я не знаю. Никто не знает.

Калихари разочарованно вздохнул, затем кивнул и, поблагодарив Вожака, поспешил прочь с Великой Поляны.

Сам же Нарро повернулся к Лирин и вгляделся в лицо сестры. Оно показалось ему беззащитным, как никогда. Словно она ждала удара... очередного удара.

Но разве он... разве он бил её?

— Я думаю, Винард сделает всё неправильно, — вдруг прошептала Лирин, виновато улыбнувшись, словно извинялась за калихари белых волков. — Он наверняка захочет, чтобы Рональда сказала Джерарду, будто она его прощает. Но дело ведь не в словах. Она должна по-настоящему простить, только тогда это поможет.

Нарро кивнул.

Действительно — дело не в словах...

Лирин словно знала, что он собирался сказать ей в ту секунду, и предупредила — не нужно. Ей была не нужна его ложь.

Пусть даже она была так похожа на правду...

* * *

Кроме кабинета и спальни, у Нарро в усадьбе была ещё лаборатория, где он иногда работал над какими-либо заклинаниями. И в то утро дартхари занимался проблемой школы Эллейн — увлечённо чертил на листке бумаги схему защиты здания, как вдруг...

Сначала заволновался лес за окном. Ветками застучал в стекло, задул ветром, словно стремился сдвинуть с места усадьбу. И только затем Нарро ощутил...

Нет. Она сошла с ума. Нельзя же быть настолько неосторожной!

Вот дурочка.

Он никогда в жизни не бегал так быстро. Раз-два-три... пять секунд, и дартхари ворвался в библиотеку, чуть не снеся по пути все двери.

— Рональда!

Она медленно сползала вниз, на пол, закатывая глаза и всё больше бледнея, но продолжая сжимать в руке нечто пульсирующее от магии и светящееся...

— Очнись! Немедленно перестань, Рональда!

Нарро подскочил к ней и начал трясти за плечи, всё ещё надеясь, что она сама поймёт и одумается, но девушка только распахнула глаза, услышав его голос, но затем вновь закрыла их и потеряла сознание.

— Глупышка...

Нарро опустился на диван, держа Рональду на коленях — как тогда, возле хижины, в день своего рождения — и быстро нырнул в её Разум, зная, что промедление может стоить девушке жизни.

Схватил её ладонь — и наяву, и во сне — и начал вливать чистую силу, Свет. Только так можно было вытащить Рональду из Тьмы, куда он так удачно провалилась после своего эксперимента с амулетом.

— Держись, Ро! Сейчас я вытащу тебя, только держись, не отпускай!

И она действительно держалась за его руку, глупо хлопая ртом, как рыба...

— Что это было, Дэйн?

— Побочный эффект. Нельзя полностью сливать резерв.

Нарро осторожно толкнул Рональду в грудь, возвращая её из сна в реальный мир, и вернулся сам. Обнял изо всех сил, прижал к себе...

Нет, ну какая она всё-таки ещё глупая. Он чуть её не потерял...

Дартхари чувствовал, что Рональда очнулась, слышал её изменившееся дыхание. Но глаз она не открывала, застыв в объятиях Нарро, словно не верила...

Глупышка.

— Я рад, что ты наконец очнулась, Рональда. Сиди, не двигайся. Тебе нужно поесть и выпить чаю.

— Но... дар... дар... дар... — она попыталась возразить, но Нарро не дал.

— Помолчи. — Он немного передвинул девушку, усадив её поудобнее на своих коленях, и продолжил: — Всё равно ты сейчас не сможешь сказать ничего вразумительного. Поэтому просто послушай.

Нарро старался говорить строго, хотя ему безумно хотелось просто положить Рональду на этот диван и зацеловать — всю, с ног до головы.

Конечно, она не могла понимать, как он за неё испугался...

— Но если бы я не остановил тебя вовремя, ты могла бы погибнуть. Ты понимаешь это, Рональда?

Нарро приподнял голову девушки, чтобы посмотреть ей в глаза, и слегка вздрогнул, когда вдруг обнаружил лицо Рональды очень близко от своего. Так близко, что ещё чуть-чуть — и их губы соприкоснутся...

Не во сне, а наяву.

Волк внутри Нарро заурчал от предвкушения, и дартхари мысленно вылил на себя ведро ледяной воды, чтобы остудиться.

— Простите...

Вот глупышка. Неужели она думает, ему нужно её "простите"? Он чуть не потерял её, и если она будет и дальше так неосторожна, в следующий раз он не успеет. При чём здесь "простите"?

— Я хочу, чтобы ты поняла и запомнила — полное опустошение магического резерва означает смерть для мага. Ты сейчас подошла к самому краю, ещё бы чуть-чуть — и всё, конец.

— Не думаю, что это хоть кого-нибудь бы огорчило...

Маленькая наивная девочка...

Он так бежал... Странно, что ни одну дверь из петель не выбил. И сейчас — они сидят здесь, и Рональда у него на коленях.

Если бы она была ему безразлична, разве он держал бы её на коленях?

— Это огорчило бы меня, Рональда. Смертельно огорчило.

В её глазах Нарро не видел ничего, кроме недоверия. Она не верила, действительно не верила... А он не знал, как ей доказать так, чтобы поверила, а не испугалась.

Дартхари очень хотелось прикоснуться к её лицу, поэтому он поднял руку и погладил Рональду по щеке.

И засмеялся. Но, конечно, она не заметила, что смех этот весёлым отнюдь не был.

— Маленький дикий зверёк... Как же много нужно времени, чтобы понять, увидеть и поверить... Впрочем, разве может быть иначе? Я, наверное, хочу слишком многого. Я говорил тебе про время, Рональда, но сам забыл свои слова. А время не терпит, когда его торопят... Мне нужно помнить об этом.

Она ничего не поняла, Нарро видел это по её глазам.

— Сейчас тебе принесут чай и кое-какую еду, — сказал дартхари, пересаживая девушку со своих колен на диван. — Пожалуйста, всё съешь и выпей, ничего не оставляй. И сегодня больше никакой магии, обещай мне.

— Обещаю... — прошептала Рональда, и Нарро, кивнув, вышел из библиотеки.

* * *

Чуть позже в тот же день дартхари узнал о рождении Наррин — дочери Ариллы. Сначала он почувствовал вспышку силы новорождённого волчонка — Нарро всегда ощущал это, и чем сильнее волчонок, тем отчётливее вспышка — а затем уже прибежал Петер, мальчик, живущий по соседству с Ариллой, и сообщил, что она родила девочку. А Рональда принимала роды.

Нарро было сложно представить, что она чувствовала в тот момент, когда принимала в свои руки его ребёнка. Он знал, что она всё понимает, но... боль понимание вряд ли отменяет.

И дартхари очень надеялся, что когда-нибудь у него будут дети только от Рональды.

И... у остальных оборотней тоже. Только от дэрри.

* * *

Нарро даже не представлял, что совсем скоро всё изменится. Не представлял он этого и когда получил известие от Эдигора — о том, что через Арронтар, возможно, проедет Грэй. И возможно, он захочет здесь остановиться на пути к Морю Скорби.

Нарро любил этого мальчика, уже давно ставшего мужчиной, хотя и не очень хорошо его знал. Но Грэя обожала Эллейн, а Нарро просто не мог быть равнодушным ко всему, что любила женщина, спасшая его в первые пять лет жизни в Арронтаре.

Но с другой стороны, Грэй по-прежнему злился на Эллейн за то, что она "убила" Лил, и Нарро собирался как следует прочистить мальчику мозги, как только он приедет в Арронтар. Нет, без помощи магии Разума. Он ещё не сошёл с ума, чтобы обрабатывать своей магией наследников престола. Эдигор ему этого не простит.

Упрямство, которым обладал и император Эрамира, в Грэе было возведено в степень. Убедить в чём-либо его было очень трудно, даже практически невозможно. Поэтому Нарро и не стал убеждать. Он просто говорил, надеясь, что мальчик сделает выводы, проанализировав сказанное. Уж чего-чего, а ума у Грэя было не меньше, чем упрямства. Просто они порой входили в противоречие друг с другом.

И когда Грэй наконец появился на пороге усадьбы дартхари, Нарро немедленно начал претворять свой план в жизнь. И, конечно, он же посоветовал ему немного прогуляться по Арронтару, развеяться.

Но Нарро даже не представлял, что во время одной из этих прогулок Грэй познакомится с Рональдой...

* * *

Когда у дартхари кто-нибудь гостил, он всегда обедал вместе с гостем. И на этот раз Нарро тоже не изменял этим правилам.

Зора Катрима накрыла им с Грэем в столовой. Была в усадьбе такая комната, которую Нарро очень не любил. Он предпочитал обедать в кабинете или в библиотеке, только не в столовой. Слишком уж она была похожа на подобные помещения во дворце императора, которые столь же люто ненавидел Эдигор.

Только столовая в усадьбе Вожака была гораздо меньше размером. Но в остальном — очень похожа. Длинный стол с расписной скатертью, картины на стенах, множество стульев, два камина. И две двери. Одна дверь — для гостей, другая — для обслуги. Впрочем, единственной обслугой Нарро была зора Катрима, больше ему и не требовалось. Иногда эта старая и грозная женщина нанимала молоденьких волчиц, дабы они помогли ей провести генеральную уборку в усадьбе, но это бывало очень редко.

Однако гостей зора Катрима любила.

— С вами, дартхари, я совсем разучусь мясо готовить, — бурчала она, получив очередной "заказ" на безмясной обед или ужин. — Вы даже советников своих приучили траву жевать, аки коров. Хотя бы гостей побалуйте мяском-то!

Нарро только улыбался. Несмотря на своё вечное бурчание, зора Катрима была хорошей женщиной. И великолепно готовила.

Даже Грэй был впечатлен. Конечно, наследника престола Нарро не стал "травой травить", как выражалась зора Катрима. Грэй получил полноценный обед из четырёх блюд. Закуска, суп, второе и десерт. Всё как принято в императорском дворце — Нарро помнил.

Он сам обычно ограничивался чем-то одним, а уж десерты вообще не употреблял, как и любой другой оборотень. Хорошо, что зора Катрима умела их готовить, несмотря на то, что от их вида её подташнивало.

— Я сегодня познакомился с одной любопытной девушкой, — сказал вдруг Грэй, накалывая на вилку маринованный дымчатый гриб — кулинарный шедевр зоры Катримы.

Нарро кивнул, не сразу поняв, с кем мог познакомиться Грэй. А ведь вариантов на самом деле было немного.

— Я по-глупому побежал за шалуньей, знаешь ведь такую птичку? Ну вот. Завяз в какой-то луже, а эта девушка меня вытащила. Магией. Странно, я думал, среди оборотней нет магов... ну, кроме тебя.

Нарро чуть не поперхнулся соком.

— Она сказала, что её зовут Рональдой. Красивое имя. И она сама тоже красивая, но я понимаю, что оборотням наверняка кажется иначе. Я сегодня слышал, что про неё говорят в деревне. Жаба, да?

Дартхари не знал, что ответить, но Грэй и не ждал ответа. Он просто крутил в руке вилку с наколотым на неё грибом и слегка хмурился.

— Я не сразу понял, почему именно жаба. Даже спросил. На меня посмотрели, как на дурака. Странные твои сородичи... на пустом месте придумывают. У неё очень милое лицо, и смеётся она так... по-настоящему.

Смеётся?!

Рональда смеялась с Грэем?!

О Дарида, но над чем?..

С ним она только во сне смеялась...

— В Лианоре так смеются немногие. Знаешь, без жеманства и кокетства. И хоть она надо мной смеялась, это было не обидно.

Я потом разузнал о ней немного в деревне. И знаешь, чего я не понимаю? Как она вообще может смеяться, живя здесь, в таких условиях? Как она ещё не потеряла саму себя, не отчаялась, не начала ненавидеть всех вокруг? Я не понимаю.

Грэй говорил что-то ещё, и Нарро старался не пропускать ни слова, но не мог больше слушать.

Как она ещё не потеряла саму себя...

Ты думал, что спас её, да, дартхари?

Дурак. Ты слепой дурак, Вожак.

* * *

— Это был такой кошмарный день, Дэйн.

— Тс-с-с... Я знаю, знаю...

Ночью Рональда звала его особенно громко. И, всхлипывая, рассказала обо всём, что случилось.

О том, как Винард попросил её прийти к Джерарду, поговорить с ним и сказать, что она ни в чём его не винит. Удивительно, но Лирин была права, предполагая, будто калихари всё сделает неправильно.

А потом был Грэй, и амулет, и магическое истощение, и Наррин... Ребёнок Вожака, которого она любила.

"Я тоже люблю тебя, Рональда. Жаль, что не могу сказать. Теперь уже не могу..."

— Я обещала, значит, я должна, понимаешь?

— Понимаю.

— Я хочу, чтобы он стал ара... Чтобы он справился со всеми своими проблемами и победил наконец внутреннего волка...

А ведь он тоже этого хочет, Рональда... Джерард тоже хочет, чтобы ты прошла Ночь Первого Обращения. Только пытается добиться этого неправильными способами...

— Ро... А если Джерард никогда не станет ара?

Она застыла в его объятиях, подобно ледяной скульптуре.

— Как... не станет?

— Это случается. Оборотень, не справившийся со своим внутренним волком, теряет силу.

Именно это произошло с Лирин. Но почему ему кажется, что с ней было что-то ещё, не только это?..

— Но... почему Джерард? Это не может случиться с ним...

— Может, Ро. И ты должна быть готова к этому.

Она зажмурилась и всхлипнула.

— Я не хочу.

— Ро... посмотри на меня.

"Как же я люблю твои ясные глаза, девочка моя. И как же Грэй прав... Ты умудрилась не потерять саму себя и свою веру в лучшее, но... надолго ли?

Я хочу дать тебе счастье здесь, но что делать, если здесь оно невозможно, Ро?"

— Ты просто должна быть готова к этому. И понимать, что ты не виновата. Ни в чем не виновата, Ро. Что бы ни случилось с Джерардом, ты будешь не виновата в этом.

— Ты повторяешь "не виновата", словно заранее знаешь, что я обвиню саму себя, — рассмеялась она.

— Конечно, знаю. Ты уже сейчас это делаешь. Но это не так, Ро, поверь мне, если не хочешь верить себе... Ты не виновата. Никогда не была виновата и никогда не будешь.

Она вздохнула.

— Я виновата только в том, что любила его. И люблю до сих пор.

И люблю до сих пор...

Любовь — единственное чувство, которое оказывается крепче алмазов и дольше времени.

И Нарро говорил с Рональдой о Джерарде... но на самом деле — о Лирин.

— Ты поговоришь с Джерардом завтра?

— Да. Если наберусь смелости.

— Куда уж смелее? Ты у меня и так — сама смелость, Ро...

* * *

Разве мог он подумать, что следующий день станет их последним совместным днём? Последним днём, когда Рональда будет в Арронтаре. Днём, когда сбудется первая половина предсказания араэу.

Дартхари почувствовал, что Рональда приближается к усадьбе, задолго до её прихода. Вот только он не ожидал, что она будет с Грэем.

Нарро встал из-за стола, как только они вошли в кабинет. Утренний свет падал в окно и ярко освещал их фигуры, застывшие на пороге. Одна была уверенной, другая — испуганной.

— Рональда? Грэй?

— Доброе утро, Нарро, — заговорил Грэй. — Мы к тебе за разрешением. Я предложил Рональде завтра уехать вместе со мной в Лианор. И она сказала, что любому оборотню нужно твоё разрешение.

Он говорил спокойно, не напрягаясь, без вызова или надрыва. Просто — говорил. Но каждое слово камнем падало на душу Нарро.

Дартхари вышел из-за стола и подошёл к Рональде. Она смотрела на него, не опуская глаз, и будто говорила с ним одними глазами...

— Ты хочешь уехать, Рональда?

Глаза говорили "нет"...

— Да, хочу, дартхари.

— Почему?

Она глубоко вздохнула... и покачнулась.

Нарро с трудом устоял на месте, потому что Зов теперь уже не звенел, еле слышный, будто был частью ветра — нет, он оглушал его, заставлял всё внутри гореть и плавиться...

На одну секунду — всего лишь на секунду — Нарро отпустил магию Разума, и понял, что Рональде должны были почудиться его настоящие глаза, прорывающиеся сквозь маску, которую он носил уже около тридцати лет.

— Вы... знаете это и так, дартхари.

Он знал.

"Ты убегаешь не от меня, Ро... Ты убегаешь от самой себя. И мне нечем тебя удержать, кроме одного..."

— Я хотел бы услышать это от тебя, Рональда.

Да, он хотел бы...

Но она не скажет. Не сможет.

И он тоже не сможет. Потому что это будет нечестно по отношению к ней...

Ведь она смеялась... смеялась с Грэем. Пусть, пусть это больно, но...

"Ты должна сохранить себя, девочка моя. Должна стать счастливой. Должна смеяться... Да, только так..."

Нарро улыбнулся.

— Правду говорить иногда гораздо сложнее, нежели лгать, да, Рональда?

Как же трудно стоять на месте. Сейчас, когда так хочется обнять...

И эти глаза... Она словно всё понимала. Словно сама погрузилась в его отчаяние, словно тоже слышала музыку вокруг и внутри...

— Я никогда не лгала вам, дартхари.

— Я знаю.

Нарро поднял руку и мимолётно прикоснулся к её щеке кончиками пальцев, этим прикосновением прося у Рональды прощения за собственную ложь.

— Хорошо. Я даю своё разрешение. Ты можешь забрать Рональду с собой, Грэй, — выдавил из себя, отворачиваясь к окну.

— Спасибо, Нарро.

Всё? Неужели это всё?..

Он смотрел в окно и ничего не видел там.

Да там ничего и не было... кроме его отражения.

* * *

— Зачем ты отпустил её?!

Нарро даже не сразу понял, кто это кричит, плачет и бьёт его кулаками по спине.

А, поняв, развернулся, поймал обе её слабенькие ручки, прижал к себе и обнял. Крепко-крепко...

Лирин рыдала, уткнувшись в его рубашку, и говорила, говорила, говорила...

— Зачем?! Я не понимаю! Она же наша надежда... Наша на... дежда... Она... Ты же её... люб-бишь... Зачем?!

Нарро просто гладил её по голове, ничего не отвечая.

Он знал, что Лирин на самом деле всё понимает. Просто она, так же, как и он, думала, что у них получится удержать Рональду в Арронтаре.

Но они ошиблись.

Здесь она никогда не научится смеяться...

* * *

В тот день было ещё много посетителей.

Винард, сообщивший о том, что его план не удался, и Джерард с Рональдой не помирились. Услышав это, Лирин только хмыкнула и посмотрела на калихари белых волков с такой злобой своими красными заплаканными глазами, что тот предпочёл не развивать эту тему и быстро ушёл.

Потом прибегал Грэй, увидев которого, старший советник всхлипнула и выскочила из кабинета. Наследник престола проводил её удивлённым взглядом, а затем принялся расспрашивать Нарро о каких-то глупостях. Он даже не запомнил ничего из этого разговора...

После приходил советник Гранш с отчетом по будущим игрищам — дартхари вытолкал его за дверь, даже не став слушать.

Всё это потом. Неважно. Не имеет значения.

Сквозь пелену отчаяния Нарро слышал, как тихо плакала в своей комнате Лирин. Он хотел пойти к ней, но не мог сдвинуться с места.

А потом пришла Рональда.

Он знал, что она придёт. Она не могла не попрощаться с ним.

И эта встреча была настоящим прощанием... с её стороны. Нарро понял, что не может проститься с Рональдой так же, как она с ним. Он просто отпустил её. Он позволил ей уйти. Он знал, что может удержать, но не хотел.

Пусть будет счастлива.

А он будет ждать...

Этот амулет, который сделала Рональда... О Дарида, какая же она талантливая девочка. С первого раза сделать амулет такой силы... Нарро был уверен, что это не амулет, а артефакт.

— Не всё ли равно, что со мной будет? Тем более теперь, когда ты уезжаешь. Даже если убьют... появится другой дартхари.

— Нет... Может быть, для всех остальных. Но для меня не может быть другого... не может быть... Пожалуйста, дартхари, не спрашивайте больше, почему. Вы ведь всё и так знаете. Вы должны понимать, что я... с самого первого дня... и всегда...

Музыка рвалась, отчаянно безнадёжная, резкая и горькая, солёная, как Море Скорби...

— Ты очень смелая девушка, Рональда, — прошептал Нарро, обнимая и гладя её по волосам. — Гораздо смелее, чем сама о себе думаешь. И намного смелее меня. Пожалуйста, помни, что ты всегда можешь вернуться в Арронтар. По крайней мере пока я жив. И спасибо тебе за амулет. А теперь беги. Удачи и... будь счастлива.

Будь счастлива.

Будь счастлива.

Будь счастлива.

Повторял он про себя и вслух, пока она спускалась по лестнице и бежала к своей хижине.

А потом лес заплакал. Он плакал вместе с Рональдой, и впервые на памяти Нарро Арронтар плакал не дождём, а всей своей сутью — каждым листком, ветром и землёй...

Дартхари не плакал. Он просто стоял возле окна в своём кабинете и, прислоняясь горячим лбом к холодному стеклу, ждал наступления рассвета.

Ждал, пока не заболели глаза.

* * *

Ночью Рональда звала его. Нарро чувствовал это, её зов был очень сильным. Но он просто не мог пойти к ней — боялся, что не выдержит и всё испортит. Для поддержания того состояния, которое Нарро удерживал всегда в снах Рональды, у него было неподходящее настроение. А магию Разума обмануть практически невозможно.

Но дело было не только в этом. Слишком велико было искушение всё рассказать... Или не рассказать, а просто показать ей, что это такое, когда Песнь Арронтара разрывает тебя на части от желания обнять и обладать женщиной, которую любишь.

Но это было бы нечестно. И разрушило бы всё, к чему стремился Вожак.

И ещё одна мысль не давала покоя дартхари. Даже спустя столько лет Нарро по-прежнему не понимал — почему он сохранил свою силу вдали от волшебного леса? И можно ли надеяться, что с Рональдой будет то же самое? Нарро пытался найти ответ, прочесть его в дыхании ветра и в движении листьев, но Арронтар молчал. Словно чего-то ждал.

Рональда уехала утром. Дартхари проводил Грэя, но на улицу выходить не стал. Лирин ничего не сказала ему, но он знал, что она непременно пойдёт проститься с девочкой. А он сам... простился ещё вчера.

О Дарида... Хоть бы она не потеряла свою силу. Хоть бы осталась оборотнем...

Тогда Рональда сможет вернуться.

А Нарро было так нужно, чтобы она вернулась...

* * *

— Она попросила передать тебе это.

Лирин вошла очень тихо и села рядом с братом на диване в кабинете, который Нарро не покидал со вчерашнего дня. Зора Катрима нервничала и пытала старшего советника вопросами, когда же дартхари собирается наконец поесть, ведь он уже пропустил и обед, и ужин. И распоряжений о завтраке не поступало...

Лирин и сама не ела, но её это не очень волновало. Даже странно было думать о еде, когда вокруг них рушился мир. А Рональда и не подозревала, сколько боли принесла своим неожиданным отъездом.

— Она попросила передать тебе это, — повторила старший советник, протягивая Вожаку маленький конверт размером не больше её ладони. Нарро осторожно взял его, надорвал и вытащил... письмо?..

Спасибо, что защитили меня в Ночь Первого Обращения.

Спасибо, что позволили учиться магии и познакомили с Карвимом.

Спасибо, что спасли от Лорана.

Спасибо, что относились ко мне так, будто я обычный оборотень.

Я приходила сегодня, чтобы сказать всё это, но так и не смогла.

Если я когда-нибудь вернусь в Арронтар, то только ради вас.

Я люблю вас, Нарро.

Простите, но мне так хотелось хотя бы раз назвать вас просто по имени.

Прощайте.

Рональда

Строчки расплывались и плясали перед глазами, но дочитывая последнюю фразу, Нарро улыбался.

Она всё-таки это сказала. "Я люблю вас, Нарро". Она смогла. В отличие от него.

— Ты надеешься, что она вернётся?.. — прошептала Лирин, и дартхари вдруг заметил, насколько у неё заплаканные глаза.

Он взял сестру за руку и ответил так, как всегда отвечал Форс... и Нарро теперь понимал, почему.

— Я не надеюсь. Я верю.

* * *

Чуть позже в тот же день Нарро отправился в Лианор. Ему было жизненно необходимо видеть Эллейн. Просто для того, чтобы не сойти с ума.

Он всё рассказал ей, точнее, перечислил факты — приехал Грэй, Рональда чуть не погибла, делая амулет, Грэй увёз Рональду. Это было похоже на отчёты Гранша по игрищам или сбору урожая.

Но Эллейн и так всё поняла. А Аравейн попросил показать ему амулет и, увидев, что именно достал Нарро из-за ворота рубашки, понимающе хмыкнул.

— Действительно, ты прав. Она сделала амулет сердца, сильнейший артефакт. С первой же попытки... Помяни моё слово, когда-нибудь она и тебя переплюнет по части магии. Очень талантливая девочка.

— Боится, что тебя убьют, — улыбнулась Эллейн, легко дотрагиваясь до сияющего ириала. — Её можно понять...

— Это не так уж просто, — покачал головой Нарро.

— Но и не невозможно, — возразил Аравейн. — Ты не бессмертен, мальчик. И не нужно недооценивать тех, кто жаждет власти. Они способны на многое. А у тебя там таких полный лес. Так что, я полагаю, амулет Рональды когда-нибудь непременно пригодится.

Аравейн был прав, как и всегда. Но тогда они не знали об этом.

* * *

Чем ближе подступала ночь, тем сильнее волновался Нарро. Он уже решил, что сегодня попытается наведаться в сон Рональды, чего бы это ему ни стоило. Он должен понять, что с их связью. Пропала ли она после отъезда девушки? И если пропала, значит, Рональде никогда не стать волчицей. И, соответственно, не снять проклятье.

— Она не могла пропасть, правда, Арронтар? — спрашивал Нарро у леса, стоя возле окна в своей комнате после возвращения из Лианора. — Я знаю, что не могла. Только не могу понять, почему.

Лес вновь не ответил.

Но несколькими минутами позже Нарро почувствовал то, из-за чего каждая клеточка в нём радостно запела — Рональда звала его. Зов был далёкий, но настолько громкий... И почему-то пекло грудь. Как будто к ней прикасалось что-то раскалённое.

Нарро не сразу понял, что это прикосновение ему не чудится. И, замирая от удивления, вытащил из-под рубашки горячий ириал. Камень светился, словно был куском живого огня, и он был настолько раскалённым, будто его только что достали из костра.

Несколько мгновений Нарро просто стоял на месте, ничего не предпринимая, только смотрел на амулет. Он чувствовал, как постепенно начинает понимать... Ещё один кусочек мозаики медленно вставал на своё место.

Подобные амулеты называют амулетами сердца. Сердца... Именно благодаря Сердцу Арронтара оборотни не теряли силу вдали от волшебного леса. А после того как Арронтар сам наложил на своих детей проклятье, его сердце перестало биться и обеспечивать эту связь.

Нарро знал это. Всегда знал.

Получается... Рональда не потеряет силу, потому что она сама оставила здесь своё сердце.

Дартхари вздохнул с облегчением, подошёл к кровати, упал на неё и сразу же закрыл глаза, отправляясь в сон Рональды. Теперь он уже не боялся ничего испортить. И сон сразу стал таким, как нужно — тёплым, спокойным и счастливым.

— Дэйн...

Она звала его, стоя на ковре из зелёной летней травы, босая, в белом платье, с сияющими золотом волосами... Прекрасная, как и всегда.

Нарро подошёл и обнял её плечи.

— Ты здесь?

— Здесь, Ро.

— Почему ты не приходил вчера?

— Я... не мог.

— Я так боялась, что ты больше не придёшь. Ведь я уехала из Арронтара. Так боялась...

— Я тоже очень боялся, Ро.

И после этих слов она впервые сама поцеловала его. Поцеловала так, что дыхание перехватило...

— Ты ведь не уйдёшь? Не исчезнешь?

Она спрашивала, сжимая обеими ладонями его лицо, и вглядывалась в глаза. Глупышка...

— Я думал, что как только ты покинешь Арронтар, наша связь порвётся. Но я ошибся. Есть кое-что, не позволяющее ей пропасть. И я думаю, что так будет и дальше. Поэтому мой ответ — нет, я не уйду, Ро.

Рональда рассмеялась с таким облегчением, что Нарро не смог сдержать улыбки. Но... при этом дартхари чувствовал, что девушку что-то тревожит. И немедленно спросил:

— Тебя что-то беспокоит, Ро?

Она закусила губу.

— Лирин... рассказала мне кое-что до того, как я уехала. Ты знаешь, кто такая Лирин?

Ещё бы ему не знать...

— Знаю.

— Шесть лет назад я подарила ей дудочку. Я нашла эту дудочку рядом со своей хижиной. Лирин попросила отдать её, когда увидела. Я думала, дудочку сделал тот, кто когда-то жил в хижине, и я не ошиблась. Но ещё он оказался братом Лирин.

Так.

Нужно контролировать лицо. Не забывай о лице, Нарро... Потом подумаешь и попереживаешь, сейчас главное — не сломать сон.

Он поднял руку и погладил Рональду по волосам.

— Зачем ей понадобилась эта дудочка?

— Лирин надела её на цепочку и теперь носит на шее. Она сказала, что её брат был таким же, как я, и она тоже презирала его и бросала в него камни.

Бросала... Ещё как бросала.

Он вздохнул и прижал ладонь к левой стороне груди. Надо же, как сердце разболелось...

— Я спросила, жив ли её брат. И когда она помотала головой... — Рональда запнулась на секунду, и Нарро с трудом удержал своё внимание на дальнейшем — девушка рассказывала, как впервые в жизни выпустила когти.

— Что тебя так удивило? Ты ведь оборотень, Ро...

— Но...

— Никаких "но". Ты — оборотень. Даже то, что ты не прошла Ночь Первого Обращения, не может этого изменить. Просто твой внутренний волк до сих пор спит, но он не исчез и не умер. А в тот момент ты разволновалась, вот он и выпустил когти. Ничего необычного.

Да уж, ничего необычного. Нарро прекрасно помнил свою реакцию после того, как он впервые выпустил когти сам. У Рональды всё прошло почти безболезненно, но ей ведь никто не говорил, что были на свете любящие родители, братья и сёстры.

Братья и сёстры...

— Не думай об этом, Ро. По крайней мере пока. Ещё не время. А когда оно придёт, мы подумаем об этом вместе. Хорошо?

Ну и лжец же ты, Вожак. На самом деле ты вполне мог бы поговорить об этом с девочкой и сейчас. Просто...

Дохлый кот, это всё просто было немного слишком.

* * *

Нарро в ту ночь очень быстро усыпил Рональду. Сел на берегу их любимого озера, положил её себе на колени и застыл, размышляя.

Ему нужно было не амулет сердца подарить, а медаль за глупость. Или за тугодумность. Он тридцать лет не мог догадаться, хотя ответ был прямо перед его носом.

Но почему она не сказала?!

Ага, как же, сказала бы она... Такая же гордая, как и ты сам. Да и не поверил бы ты ей, подумал бы, что придумывает. Потому что это всё слишком похоже на сказку. Только какую-то очень страшную сказку.

Ладно, хватит. Пора заканчивать...

Нарро вздохнул, встал с колен, развеивая сон, и шагнул обратно в реальность.

* * *

Так бывает... Держишься-держишься, очень долго держишься, а потом раз — и ломаешься.

И с отъездом Рональды Лирин почувствовала себя сломанной. Словно кто-то пришёл, взял её за шкирку и сломал ей хребет.

Возможно, это был Нарро, так и не простивший свою сестру. Возможно, это была Рональда, на которую Лирин возлагала очень много надежд.

А может, это был Арронтар.

Когда ты восемьдесят лет являешься Сердцем волшебного леса, ничего удивительного, когда рано или поздно твоё собственное сердце перестаёт биться.

И Лирин чувствовала — конец уже близок. Ей даже не нужно было смотреться в зеркало, она просто понимала это.

— Ты уж прости меня, — шептала она, сидя на подоконнике в своей комнате и вглядываясь в постепенно светлеющее небо Арронтара. — Прости, что сдалась. Я не могу больше ждать. Это ничего? Он ведь здесь, он вернулся. А остальное он сделает сам... Не так уж и много осталось... Это ничего?

Арронтар гладил её по щеке и тихо плакал. Очень тихо. Лирин знала, что никто не услышит этого плача. Он принадлежал только ей.

Ей, Сердцу Арронтара.

* * *

Нарро нашёл Лирин в её комнате. Она сидела на подоконнике, в одной ночной рубашке, босая, с распущенными волосами. Теперь он видел, насколько они поседели... они были уже практически белыми, как его собственные волосы. Только вот Нарро поседел сознательно после смерти Фрэн. А Лирин...

Она даже не обернулась, услышав его шаги. Продолжала смотреть в окно. Над лесом медленно вставало ярко-красное солнце, и верхушки деревьев были словно кровью окроплены.

— Лири...

Она была так не похожа на ту Лири, что он оставил в Арронтаре восемьдесят лет назад. Или думал, что оставил. Ведь та Лирин, которая всё это время жила у него в голове, никогда не стала бы жертвовать собой во имя брата-горбуна. Она ведь его ненавидела...

— Всю свою жизнь я гадал — почему именно я, Лири? Почему Арронтар выбрал меня для того, чтобы снять проклятье? Ведь Аравейн говорил мне, что были и другие оборотни. Их было много, очень много... Так почему я?

Сегодня ночью я понял. Ответ был не во мне, а в тебе, Лири... Арронтар выбрал не меня, он выбрал тебя.

Она по-прежнему не шевелилась, и Нарро продолжил:

— Только оборотень может снять проклятье. Но как я мог им остаться, уехав отсюда? Никак, пока оно действует, это невозможно. Возможно только при одном условии, я всё понял сегодня. Амулет Рональды — это амулет сердца, та связь, необходимая для того, чтобы остаться волком. Она создала эту связь сама.

Но я ничего не оставлял в Арронтаре. Никаких амулетов, ничего... Кроме тебя.

Лирин молчала. Солнце над лесом поднялось уже почти наполовину, на него было больно смотреть, и Нарро шагнул вперёд, встав так, чтобы фигура сестры закрывала небесное светило.

— Я не потерял силу, потому что ты ждала меня. Ты сама стала Сердцем Арронтара, связью между лесом и оборотнем. Поэтому ты превратилась в анта — отдала свою силу лесу.

Лирин не отвечала, и Нарро вдруг осознал, что она сидит на подоконнике почти голая, да ещё и босиком... Замёрзнет же.

Он сделал вперёд последний шаг, отделяющий его от фигуры сестры, прикоснулся рукой к её подбородку, заставив посмотреть на себя... И отшатнулся.

Глаза...

Даже в полумраке комнаты Нарро видел, что глаза Лирин больше не светло-жёлтые. Они были голубыми. Совсем как в детстве.

Он опоздал.

Глаза оборотня возвращаются к своему первозданному цвету только перед смертью...

Опоздал...

Нет, нет. Ещё не поздно. Не может быть поздно, нет. Не может быть!

Нарро подхватил Лирин на руки и отнёс на диван. Укутал пледом — о Дарида, какая же она ледяная! — сел рядом и обнял, пытаясь согреть. Но даже чистый Свет не помогал, он просто просачивался сквозь тело Лирин. Так всегда бывало с умирающими, и Нарро знал это.

— Лири...

Она не улыбалась и не двигалась. Просто смотрела на брата, будто впитывая в себя его черты, стараясь запомнить их.

Лирин хотела сказать ему, чтобы он не грустил, ведь ей впервые за последние восемьдесят лет не было больно. Наоборот — она ощущала лишь небывалую лёгкость... Арронтар отпускал её.

Но сказать этого она не могла. Не хватало сил.

Да и держать глаза открытыми тоже больше не получалось...

— Лири... Нет! Лири, пожалуйста...

Нарро гладил её лицо, целовал щёки, вливал Свет... Но всё было бесполезно. Она уходила.

Он достал руку сестры из-под пледа и сжал ледяные пальцы.

— Лири, ты слышишь меня? Пожалуйста, только не сейчас. Я очень люблю тебя. Очень, слышишь? Я всегда любил тебя. Я любил тебя в детстве, ты была такой милой маленькой девочкой с глазами цвета неба... Я любил тебя, даже когда ты гнала меня по всей деревне с булыжниками... Я любил тебя, когда пятьдесят лет жил там, в Снежной пустыне... Я люблю тебя и сейчас, ты слышишь? Только не уходи!

Лирин хотела ответить, что слышит. И что она тоже всегда любила его... и как Дэйна, и как Нарро. Ведь имя не важно... И она любила его больше всего в жизни.

Но Лирин просто не могла больше говорить.

Да и последние слова Нарро она уже не слышала...

— Арронтар, помоги мне. Помоги, прошу. Я не могу её потерять. Только не сейчас... Пожалуйста, помоги.

Лес за окном шелестел листьями, и в этом шелесте Нарро услышал всего одно слово:

— С-с-с-сам...

Дартхари сжал зубы.

— Я не могу сам! Не получается... Она уходит, помоги же мне!

Окно распахнулось так резко, что оба стекла разбились, ударившись о стены, и в комнату влетел ветер.

— Ду-у-у-ума-а-ай! — завыл он, раскидывая по полу бумаги с письменного стола Лирин. — Ду-у-ума-ай! Я де-е-ержу-у-у!

Думать?

Он восемьдесят лет не мог догадаться, неужели он может придумать что-то сейчас, в последние две минуты жизни сестры?!

Стоп.

Дартхари отбросил в сторону плед и прижал к себе холодное тело Лирин. Где-то в глубине этого тела ещё теплилась жизнь, Нарро знал это. Как знал и то, что она умирает из-за того, что у неё нет сил...

— Сила, — прошептал Нарро, целуя лоб сестры, — она так переменчива... Сегодня её нет, а завтра есть... Иногда она дремлет в нас самих, Лири... Или переходит в тех, кого мы любим. Перетекает... Уж за столько-то лет в меня много перетекло благодаря тебе. И твоей собственной силы, и силы Арронтара. Благодаря этому я и стал Вожаком, непобедимым дартхари... — Он усмехнулся. — Хочешь часть моей силы?

* * *

Оборотни верили, что часть силы перетекает из более сильного волка в более слабого во время близости.

Так оно и было. Вот только близость бывает разной. И в своём стремлении быть сильными и красивыми они совершенно забыли о том, что у одного и того же слова может быть несколько смыслов.

И после фразы "хочешь часть моей силы?" не обязательно поднимать хвост. Достаточно просто обнять и поделиться силой с близким...

Лирин была его близкой. Самой близкой...

И Нарро лишь возвращал ей то, что она когда-то ему подарила. От него не убудет. Как ни странно, когда делишься силой подобным образом, твоя собственная сила не уменьшается.

И он чувствовал, как теплело тело Лирин. Как оно наполнялось тем, что так ценили его сородичи.

Происходило и ещё кое-что.

Она больше не была седой. Волосы Лирин медленно, начиная от корней, становились ярко-золотого цвета... цвета, который он помнил. Они густели, разглаживались и блестели, как настоящее золото...

Исчезали морщины. Губы стали красными, а щёки — нежно-розовыми. И теперь Лирин никто не дал бы больше двадцати лет.

— Просыпайся, Лириэн, — прошептал Нарро, сжимая руку сестры и нежно целуя её в висок.

Она послушно открыла глаза. Ярко-жёлтые.

Ара...

— Лириэн? — повторила, глядя на Нарро с удивлением. Как будто спрашивала — почему я не умерла?..

Он кивнул.

— Лириэн. "Сестра".

* * *

— Я должен сказать тебе кое-что.

Лирин минут десять стояла перед зеркалом и просто смотрела на себя, вытаращив глаза. Она уже очень давно не видела себя такой... Слишком давно, чтобы помнить это отражение.

Она поняла, что именно сделал Нарро, и хотела спросить, как он это сделал и зачем, но не успела. Дартхари сделал шаг вперёд, и в зеркале Лирин увидела, как он, улыбаясь, обнял её за плечи. А потом наклонился над самым ухом и прошептал:

— Я простил тебя.

Она вздрогнула.

— Я уже давно тебя простил, но мне не хватало одной маленькой детали, чтобы признать это.

— Какой детали? — прошептала Лирин, подняла руки и положила свои ладони поверх ладоней Нарро. Как же приятно прикасаться к нему, не боясь, что скривится и оттолкнёт...

— Я думал — ты жалеешь обо всём, что случилось с нами в детстве, просто потому что я вернулся сюда такой сильный. Попросить прощения у дартхари намного проще, чем у маленького горбуна — так я рассуждал.

— В тот день, когда ты встретил нас с Рэйни в лесу, мы шли к тебе, чтобы попросить прощения, — тихо сказала Лирин.

— Я знаю. Я понял это сегодня ночью, когда Рональда рассказала мне про дудочку.

Лирин слегка покраснела, и Нарро засмеялся.

— Такая крошечная деталь всё расставила по своим местам. Я понял, что ты ждала меня. И...

— Я тебя люблю, — перебила его Лирин. — Люблю независимо от силы и... наличия или отсутствия горба. Правда, Нарро, я очень жалею...

— Я знаю, — он улыбнулся, смотря в её глаза, отражающиеся в зеркале. — Я простил тебя, Лири. И теперь мне нужно сделать так, чтобы и ты меня простила.

— Что?.. — изумилась она, и Нарро, засмеявшись, развернул сестру лицом к себе.

— Простишь меня за мою глупость? И за тугодумность? За мои заблуждения по отношению к тебе? За...

— Стой!

Лирин подалась вперёд, закрыла ладонью губы Нарро и уже открыла рот... но вдруг расплакалась.

— Что? Что такое? — пробормотал дартхари, усаживая своего плачущего советника на диван.

— Ничего. Я... просто Рэйни вспомнила. Он очень просил попросить у тебя прощения и за него тоже... И ты... Он был бы так рад... Он тоже... жалел...

... Лирин ещё долго плакала. А Нарро ещё долго повторял, что прощает. И её, и Рэйнара. Больше она ни про кого ни спрашивала.

А потом он снова просил у неё прощения сам. И целовал её руки, когда она вновь начала плакать и смеяться, ни в силах ответить. И вытирал щёки, и обнимал, пока она не уснула.

Лириэн... Хорошее имя, к которому им обоим ещё предстоит привыкнуть.

И с завтрашнего дня старшего советника зоры Лирин больше не будет. Будет Лириэн, сестра дартхари Нарро. А уж захочет ли она оставаться советником или нет... Решит потом.

Всё потом. А сейчас нужно поспать.

Нарро улыбнулся, лёг рядом с сестрой, обнял её и закрыл глаза.

Он уже не слышал, как за окном радостно шептался Арронтар.

Ведь сегодня его Сердце впервые не болело.

* * *

Проснувшись через несколько часов, Лирин вдруг обнаружила, что Нарро собирает вещи, и даже поначалу испугалась.

— Ты что делаешь?..

Дартхари поднял голову от небольшого чемоданчика, куда он укладывал арронтарские травы для Форса, и улыбнулся.

— Собираю кое-что. Сегодня мы с тобой уедем на несколько дней.

— Мы?..

— Ну да.

— А... куда?

— В Нерейск, — Нарро подошёл к дивану и сел рядом с сестрой. — Это город в...

— Я знаю.

Он удивился.

— Что? Ты ничего не путаешь?

— Нет, — Лирин улыбнулась. — Это город в Снежной пустыне, где живут потомки оборотней, потерявших свою силу. Именно там ты жил до возвращения в Арронтар.

Увидев откровенно изумлённое лицо Вожака, она засмеялась.

— Но откуда ты знаешь? Я же сам запретил тебе задавать вопросы о моём прошлом... — Нарро нахмурился. — Да, кстати, я с сегодняшнего дня снимаю все свои глупые запреты. Все до единого. Ну так что, откуда ты знаешь?

Лирин смутилась, чуть наклонила голову и посмотрела на брата исподлобья.

— Дело в том, что это такой эффект... От связи с Сердцем Арронтара... Я видела сны о тебе. Каждую ночь... Я видела всё, что с тобой было...

— Всё?!

Она кивнула и покраснела так сильно, что Нарро даже испугался.

— Ладно, — он пожал плечами. — Не переживай, я не вижу в этом ничего страшного. Хотя, погоди... Я ведь хотел познакомить тебя с Форсом... Получается, ты его уже знаешь?

Лирин вздохнула.

— Вот это да! Значит, ты именно поэтому тоже мне снилась — из-за связи...

— А я тебе снилась?

— Конечно. Но не в таком количестве и качестве, — дартхари хмыкнул. — Так что я о твоей жизни ничего не знаю, Лири. Но это ничего. Расскажешь, пока мы будем добираться до Нерейска?

Она вновь кивнула, приподнялась и обняла Нарро.

— Расскажу. И ты мне расскажешь, да? Ведь сны — это совсем не то. И я очень хочу познакомиться с Форсом. Он мне всегда нравился.

— Ты тоже ему понравишься, Лири, — улыбнулся Нарро.

И Лирин вновь покраснела с ног до головы.

Часть четвёртая

Рональда

Я помню свой последний вздох. Короткий, как удар сердца. А дальше — ничего.

Темнота, такая чернильно-чёрная, без малейшего проблеска света. И никакой боли, никаких чувств и воспоминаний. Ничего.

Я летела сквозь неё, всё дальше и дальше, зная только одно — так нужно. А больше я ни о чём не думала и не вспоминала. Первое время мне чудилось, будто я что-то забыла там, позади, что-то очень важное, но потом и это тоже ушло.

Я не знаю, сколько продолжался тот полёт, но закончился он ударом об воду.

Чернильно-чёрное пространство сменилось не менее чёрной водой, которая сомкнулась у меня над головой, принимая в свои объятия. Я открыла рот от неожиданности... и ничего не случилось. Вода была ласковой, она действительно обнимала, а не топила.

Мне показалось, что я растворяюсь. Она будто вымывала что-то из меня и забирала себе. И наверное, навсегда.

Нежные водяные руки держали меня и направляли, и я, повинуясь течению, плыла и плыла вперёд... хотя почему вперёд? Здесь, в этой тьме, не было никакого "вперёд". Как и "назад"...

Я не знаю, сколько времени я находилась в воде. Вдруг оглядевшись, я поняла, что оказалась на берегу.

Темнота постепенно отступала. Первыми я увидела звёзды. Ослепительно-яркие и совсем не знакомые. Потом небо чуть осветилось светом луны, тоже совершенно мне не знакомой, и несколькими яркими вспышками, похожими на фейерверк, — они взорвались и почти тут же погасли, стоило мне повнимательней присмотреться.

Песок на берегу был белым. И тёплым. Я лежала на нём, как на кровати, почти не двигаясь, и наблюдала за тем, как постепенно светлеет небо, исчезают звёзды и восходит солнце.

Рассвет был так прекрасен, что у меня перехватило дыхание. Морская вода ближе к берегу казалась нежно-розовой, а чуть дальше от него была всех оттенков оранжевого и ярко-алого — возле солнечного диска, медленно поднимающегося из-за линии горизонта. Пенные барашки пробегали по волнам, в лицо дул ветер, пахнущий солью и водорослями, над морем парили большие белые птицы — то ли просто летали, то ли искали рыбу.

Спокойно. Как же спокойно!

Я не знаю, сколько я просидела так, но солнце почти полностью взошло над морем, когда позади меня раздались чьи-то тихие шаги.

Я обернулась.

Берег был широким и чистым. Он весь состоял из белого песка, на котором ветер своей невидимой кисточкой рисовал линии и дорожки; а там, за песком, начинался лес. Зелёный, цветущий и совершенно дивно пахнущий.

Я сначала увидела только лес — ветки деревьев, зовущие меня к себе, листву, чуть влажную от росы, птиц, парящих высоко в небе, блеск воды где-то между стволами... Наверное, там есть озеро...

И только потом я заметила девушку. Она шла ко мне по песчаному берегу.

Она была очень красивой. Светлые волосы, чуть вьющиеся мелкими колечками, приветливые голубые глаза, румяные щёки и белая кожа, стройная фигура, облачённая в светло-синее платье, босые ножки... Она так легко вписывалась в этот мир спокойствия и безмятежности, словно была его частью.

— Здравствуй, — сказала она, приблизившись. И голос был не менее красивый, будто хрустальный.

Я кивнула.

— Здравствуй.

— Можно мне сесть рядом?

Я вновь кивнула.

Она опустилась возле меня на песок, вытянула ноги, покрытые ровным слоем белого песка до самых коленок, и улыбнулась.

— Знаешь, у этого моря нет названия. Я даже не уверена, что это именно море. Кто-то называет его Океаном Забвения, кто-то — Морем Безмятежности, а кто-то — Вечной Водой. Оно было ласковым с тобой?

— Да.

— Оно не всегда бывает ласковым. Каждый получает то, что заслуживает. Уходя, мы оказываемся во Тьме и летим всё дальше и дальше от оставленной позади жизни, постепенно забывая её. Хотя на самом деле мы, конечно, не забываем, а просто перестаём вспоминать...

Она вновь улыбнулась, зачерпнула в кулак пригоршню песка и медленно просыпала его обратно на землю сквозь пальцы.

— А потом наступает время Моря Безмятежности. Оно убирает боль. Чувствуешь, как тебе легко?

Я кивнула.

— Воспоминания без боли... Это самый прекрасный дар, который даёт нам посмертие.

— Ты же говорила, что мы перестаём вспоминать?

— Не все. И не обо всём. Этот остров — лишь промежуточный этап, мы должны идти дальше, но некоторые остаются здесь.

— Зачем?

— Ждут.

— Чего?

— Все по-разному.

— Ты тоже чего-то ждёшь?

— Да. Я жду того, кого оставила там, за Морем и Тьмой, в жизни. Своего мужа. Я хочу пойти дальше вместе с ним.

Она вдруг повернулась и взяла меня за руку.

— Ты должна сделать выбор. Здесь и сейчас. Пока ещё не поздно. Послушай... Они ищут тебя и хотят спасти, но не смогут, если ты им не поможешь. Ты ушла слишком далеко. Нужно вернуться.

В её глазах была тревога.

— Я не понимаю...

— И не нужно. Просто подумай о тех, кого ты любишь.

— Но я не помню...

— И не нужно помнить. Чувствуй...

Что-то такое было в этих словах, из-за чего я послушалась.

* * *

Не было никаких воспоминаний. Ничего, ни единой вспышки в памяти... Только ощущение неясной тревоги в сердце и твёрдой уверенности — мне нужно вернуться.

Зачем? Я не знала, но верила в то, что так нужно.

— Уходи в Море. Не бойся, в нём невозможно утонуть, просто иди вперёд, даже если под ногами уже не будет дна. Чтобы вернуться, тебе нужно сделать одну вещь... Если не сможешь, вновь окажешься здесь.

— И что же?

— Просто вспомни своё имя. И всё.

"Просто вспомни своё имя"... Разве это просто?

Я поднялась с песка, отряхнулась и тихо спросила, глядя ей в глаза:

— А как же ты?

Она улыбнулась и покачала головой.

— Иди скорее. Чем меньше времени прошло, тем больше шансов... Иди и ничего не бойся, — она легко поцеловала меня в лоб. — Благословляю тебя.

Водная гладь приняла меня так же ласково, как и раньше. Я медленно пошла вперёд, не оглядываясь, но чувствуя спиной тревожный взгляд девушки, так и не назвавшей мне собственного имени.

Впрочем, возможно, она тоже его не помнила...

* * *

Я шла так очень долго.

Когда дно кончилось, я плыла, не зная усталости, пытаясь вспомнить то единственное, что было нужно вспомнить. Но не получилось. Ничего не приходило в голову.

Море постепенно почернело и стало холодеть. Оно больше не было ласковым. Поначалу просто холодное, через некоторое время оно стало ледяным и начало колоть мою кожу обжигающе-ледяными ножами. Все внутренности скручивались в тугой узел, в голове что-то стучало, сердце билось где-то в горле, а пальцы на руках и ногах уже почти не двигались из-за холода...

Я выбилась из сил. Чёрная, тяжёлая вода сомкнулась у меня над головой, будто нажимая на макушку большой рукой, стремясь поскорее утопить. Я открыла рот — вода залилась в глотку, перекрывая дыхание, перед глазами что-то замелькало...

Я умираю?

Нет, нет, не может быть, я ведь уже умерла.

А что это такое — я?

Нет, не так.

Кто я такая?

Кто?..

Я помню... Было очень темно и холодно, и так было очень долго. Я страдала, но знала, что заслуживаю этого. Я сделала что-то очень плохое...

А потом пришла она. Маленький, ослепительный огонёк, и этот огонёк дрожал на моей ладони, когда я держала его в руках и просила прощения. Я помню...

"Мама..." Её голос, такой родной, но почти незнакомый — только по моей вине.

Стоп! Не то...

Я забарахталась в воде, стряхивая с себя старые, непонятные воспоминания. Они были во мне, где-то очень глубоко, их вытащило Море, но не они сейчас были мне нужны, не они...

Вот!

Яркий солнечный день, и тёплая вода в озере, и мальчик со светлыми волосами и голубыми глазами, который мчался за мной, рассекая водную гладь озера, и весёлый смех... И нежный поцелуй... "Моя любимая волчица"...

... Я забила ногами по воде, изо всех сил заработала руками и, вынырнув на поверхность, закричала так громко, как только могла:

— РОНАЛЬДА!!!

* * *

Яркая вспышка ослепила.

Море исчезло.

А потом пришла боль.

Она была просто невыносимой. Каждую клеточку тела — и снаружи, и изнутри — будто пронзило острым кинжалом. Грудь пекло, из горла лилась кровь, дышать было невозможно, я хотела закричать, но не могла.

— Элли, держи крепче!

Этот голос... Откуда я его знаю?

Очередная волна боли заставила забыть обо всём. Я застонала, задыхаясь от хлещущей горлом крови, заметалась из стороны в сторону... И открыла глаза.

Я по-прежнему была в чернильно-чёрном пространстве, только теперь из моих рук, прямо из вен, росли чёрные верёвки, уходящие в никуда. А в груди торчал не менее чёрный и будто бы деревянный кол.

Почему я всё это видела, если была в черноте? Кроме чёрных верёвок, выходящих из запястий, моё тело опутывала яркая нить чистейшей магии Света, похожая на сверкающую и тонкую паутинку кружев.

Я закашлялась и сплюнула очередной сгусток чёрной крови. А потом, подняв голову, обнаружила, что ко мне кто-то приближается. Этот кто-то светился от магии и был таким обжигающе горячим, что я заметалась в ужасе — становилось всё больнее и больнее, мне казалось, я сейчас начну плавиться.

Но чёрные верёвки — да и светлая паутинка тоже — держали крепко.

Он подошёл вплотную и, схватившись обеими руками за торчащий из моей груди кол, потянул его на себя.

— А-А-А-А!!!!

Как же больно!!!

— Послушай меня, Рональда, — сказал кто-то очень тихо — из-за слёз, застилающих глаза, я не видела, кто он, — всего этого не существует. Оно лишь в твоей голове. Понимаешь? Нет никаких кольев и верёвок.

Я хотела сказать, что может, их и нет, но боль-то есть!

— Позволь мне помочь. Пока ты сопротивляешься, я не смогу достать сердце проклятья. Доверься мне.

Я кивнула. Почему-то не могла ему отказать...

Слёзы хлынули из глаз, когда он схватился за кол и резким движением выдернул его из моей груди. Оттуда моментально потекла чёрная кровь, а на месте кола осталась огромная рваная рана.

Но продолжалось это недолго — чьи-то большие руки легли мне на грудь, из ладоней полился Свет, и рана затянулась.

Охватившее меня облечение сложно передать словами. Я тихо, но как-то хрипло вздохнула и подняла голову.

На меня смотрели удивительные глаза. Знакомые, и в то же время не знакомые. Голубые, как небо, и только вокруг зрачка кружились ослепительно-яркие жёлтые искорки... Как снежинки во время метели. Красиво!

— Послушай меня, Рональда, — сказал он, осторожно обнимая меня за талию. — Сейчас будет очень больно. Ещё больнее, чем раньше.

"Неужели это возможно?" — хотела спросить я, но не смогла — язык не слушался.

— Но по-другому никак. Я буду держать тебя, так что ничего не бойся. Всё будет хорошо, нужно только немного потерпеть. Совсем немного.

Я кивнула.

— Умница. Элли, имей в виду, она будет сопротивляться. На счёт три. Раз, два, три!

Это случилось так неожиданно, что в первый момент я даже ничего не поняла. А потом было слишком поздно.

Отпустив меня на секунду на счёт "два", он перерезал выпущенными когтями обе верёвки, выходящие из моих запястий, а на счёт "три" уже вновь держал за талию.

Опутывающие моё тело нити из Света засветились сильнее, я почувствовала рывок... А потом всё слилось в единый комок бесконечной боли.

Я закричала и вцепилась в спину того, кто держал меня, раздирая её до крови. Заметалась из стороны в сторону, потому что Свет... он обжигал меня, выжигал все вены и артерии изнутри, заменяя их на чистый огонь.

Больно!!!

— Терпи, Ро, милая моя... Терпи...

Это было невозможно терпеть. И я кричала, кричала что было сил, не зная уже, сон это или явь, не зная ничего, кроме одного — никогда раньше мне не было так больно.

Последним, что я увидела перед тем, как наконец-то потерять сознание, были бледные и уставшие лица Нарро и Эллейн, а ещё белый потолок и кусочек окна с поднимающимся над домами солнцем....

* * *

Сон был удивительно сладким.

Подо мной и вокруг меня будто находилось облако. Мягкое, невесомое, ласковое, оно обнимало и дарило то, чего мне так не хватало с самого рождения.

Я ничего не видела и ни о чём не думала. Не знаю, сколько времени это длилось, но иногда в мой сон проникали голоса. Взволнованные и спокойные, знакомые и не очень, эти голоса обсуждали что-то, спорили, кричали и даже плакали... Мне было всё равно.

Иногда, когда сон становился особенно глубоким, я чувствовала запах, казавшийся мне таким родным, будто он был продолжением меня самой. Я улыбалась и тянула руку к тому, кто осторожно касался ладонью моего лба, словно проверял температуру, но... я не могла пошевелиться. И запах постепенно становился всё слабее, пока не угасал совсем.

Мне не было грустно. Я знала, что он должен уйти. И просто отпускала — раз за разом погружаясь в самый сладкий из моих снов без сновидений... Снов, в котором не было места ни горю, ни боли, только молчаливому спокойствию...

Но однажды это закончилось.

Я не знаю, почему так случилось, но я вдруг поняла, что беспокоюсь. И никак не могла понять, отчего... Точнее, о ком... Пока вдруг не вспомнила имя. А вспомнив...

...Я оказалась в маленькой светлой комнатке. Я залетела туда вместе с ветром, стукнув прозрачным кулачком в стекло, перевернулась через голову и зависла в воздухе, наблюдая, как от сквозняка колышутся зелёные занавески.

А потом я увидела её. Она сидела за деревянным столом и листала какую-то тетрадку с записями, губы её шевелились, будто повторяя заклинание. Белый домашний халат с широким поясом на талии, распущенные алые волосы, спускавшиеся по спине и напоминающие живое пламя...

Я знаю её. Знаю, конечно, знаю. Но как же, как же её зовут?.. И почему я вижу сейчас именно её, а не...

Раздавшийся громкий стук в дверь прервал мои мысли.

— Входи, Грэй, — сказала женщина, не поднимая головы от тетрадки. Грэй! Да, именно о нём я беспокоилась! А ещё о...

— Как ты узнала, что это я пришёл? — тихо спросил мужчина, останавливаясь на пороге и плотно прикрывая за собой дверь.

По её лицу скользнула слабая улыбка.

— Ты всегда стучал совершенно особенным образом. Тук-тук... Тук-тук-тук. Сначала два медленных стука, потом три быстрых. Я помню.

Она всё-таки подняла голову от тетради, развернулась и посмотрела на Грэя прямо и открыто. Но больше ничего не сказала, ни единого слова. Просто молчала. Даже не двигалась. Но я заметила, как нервно дрожали кончики пальцев её левой руки.

Грэй тоже молчал какое-то время. Потом произнёс ещё тише:

— За три года здесь ничего не изменилось... Все вещи на своих местах, и ничего нового. Даже мой портрет, который нарисовала Лил... он здесь.

Она продолжала молчать.

— А я твой сжёг...

Лёгкая грустная улыбка и короткий кивок.

— Я знаю, Грэй.

И тогда он всё же прошептал:

— Прости...

Она вздрогнула, а Грэй продолжил, уже громче и уверенней:

— Я так ненавидел тебя, Элли. Точнее, мне казалось, что я ненавижу тебя, но теперь я знаю, что это было не так. Я должен был ненавидеть тебя, иначе я бы просто сошёл с ума, думая о том, что Лил предала нас и предпочла смерть дальнейшей жизни со мной...

— Грэй...

— Позволь мне объяснить! В тот вечер, когда я метался по своей комнате, как дикий зверь по клетке, ко мне пришёл император. Он пытался меня успокоить, но я, конечно, ничего не хотел слушать. Однако я запомнил то, что он сказал... "Пойми, Грэй, это было её решение. Это было решение Лил".

Элли смотрела на него полными слёз глазами.

— Я тогда и его возненавидел. Я не мог понять, как он может так говорить, как вы все можете... Император любит повторять: "Зри в корень", и теперь я знаю — дело было не в том, что ты сделала, и не в том, что сделала Лил, и не в том, что мне затем говорили... Я просто не мог понять поступка своей жены. Я не мог понять, как она могла предпочесть мне ребёнка... Я был не знаком с Эдди, он для меня был всего лишь червячком в её животе, который периодически тыкался своей ножкой мне в руку. И я не понимал, как она могла пожертвовать собой ради того, кого не знала... И бросить меня, которого знала всю жизнь.

Элли подняла руку и молча вытерла ладонью мокрые щёки.

— Теперь я понял. Я понял всё той ночью, когда увидел глаза Рональды. Она была готова отдать свою жизнь ради Эдди, и она бы отдала её, если бы не вы с Нарро. Это были глаза матери, любящей своего ребёнка больше всего на свете. Теперь я понимаю, потому что я люблю Эдди точно так же, но тогда я не понимал. А сейчас я знаю... Я знаю, Элли... Ты не виновата... Это было её решение. Это было решение Лил.

Грэй сделал несколько шагов вперёд, опустился на колени перед плачущей женщиной и, взяв её руки в свои, сказал тихо, но твёрдо:

— Прости. Я идиот. Если бы я мог повернуть время вспять и объяснить всё это самому себе... Но я не могу. Элли, прости, пожалуйста.

Он сжал её руки сильнее и поднял к своему лицу, а затем начал целовать ладони. И Элли, всхлипнув, наклонилась, позволяя Грэю обнять себя и прижалась губами к его макушке, будто он по-прежнему был маленьким мальчиком, который прибежал к ней за утешением из-за разбитой коленки.

— Я уже давно простила тебя, Грэй. Я знаю, ты ненавидел меня, но поверь, никто не мог ненавидеть меня сильнее, чем я сама.

— Но почему? Ты же знала...

— Я знала. Да, я знала, что это было решение Лил. Но... Грэй, именно я убила её. Я убила девочку, которая тысячу раз сидела у меня на коленках, слушая сказки. Я...

— Нет, — сказал Грэй тихо и жёстко, поднимая голову и мягко обнимая лицо Эллейн ладонями. — Не ты. Мою жену убило проклятье. Не смей думать о себе так, поняла? Это... приказ, Элли!

Она рассмеялась сквозь слёзы.

— Что ты смеёшься? Я серьёзно, между прочим.

— Я знаю. Просто вспомнила, как в детстве, говоря "Это приказ!", ты ещё ногой топал.

— Хочешь, я и сейчас топну?

— Нет, пожалуй. Я и так послушаюсь... ну, по крайней мере постараюсь.

Грэй кивнул, встал с колен, подал Элли руку и сказал:

— Пошли.

— Куда?..

— К Эдди, разумеется, — улыбнулся мужчина. — Я запрещал ему общаться с тобой, пора снять этот запрет... практически официально, в присутствии венценосных свидетелей.

...Я не знаю, почему — точнее, не помню — но в тот момент, когда я увидела их улыбки и блестящие от счастливого понимания глаза, мне стало так спокойно... Наверное, это было что-то очень хорошее. Что-то, чего они уже давно ждали... оба.

Я знала, но не помнила, откуда — ничего нет хуже того, когда тебя ненавидят родные и любимые. А Элли и Грэй... они точно были родные.

Поэтому я тихо радовалась, вновь погружаясь в свой сладкий невесомый сон, накрываясь облаком, как одеялом.

* * *

Следующее моё пробуждение было совершенно другим.

На самом деле пробуждений было несколько. В первый раз я на секунду открыла глаза, но не увидела ничего, кроме мерцающего света. Да и вообще — открывать глаза мне не понравилось, это оказалось больно. Никаких мягких, обнимающих облаков, и вообще ничего мягкого. Даже одеяло будто кололось.

Во второй раз я заметила странный резной потолок, на котором плясали тени, словно от огня в камине, почувствовала резкий запах трав, ударивший в нос, и услышала знакомый тихий голос, произнёсший:

— Завтра она очнётся. Ей нужно будет дать вот это. Справишься?

— Ты сомневаешься?

— Ни секунды.

А потом он наклонился надо мной... и я узнала это лицо. И голубые глаза с кружащимися вокруг зрачка жёлтыми искорками, и высокий лоб, и губы, и совершенно седые волосы до плеч...

Он улыбнулся, дотронулся до моего лба прохладными пальцами и прошептал:

— Спи.

И я вновь уснула...

Третье пробуждение было самым противным. У меня ломило всё тело, особенно грудь и запястья. Во рту было сухо, как в пустыне, а глаза, наоборот, слиплись и никак не хотели открываться. Да ещё и этот свет... Почему он такой яркий?

Когда мне всё же удалось разлепить глаза, я долго лежала, не двигаясь, только рассматривала окружающее меня пространство.

Кровать двуспальная, широкая. Я, правда, лежала на самом краю, но всё же... Постельное бельё белое, свежее, пахнет... хорошо.

Потолок... высокий. Очень. И резной, действительно резной... А вырезаны на нём были листья, кружащиеся, будто во время листопада. Красиво.

Стены. Обои светло-зелёные с чем-то золотым. Зеркало. Старинное, чуть мутноватое. Край полки... похожей на каминную. На полке настоящий склад из банок и склянок, в которых обычно хранят всякие целебные зелья. Понять, камин это или не камин, я не могла — для этого нужно было чуть приподняться, а двигаться совершенно не хотелось. Больно!

Затем я заметила кресло слева от кровати и, соответственно, от меня. А в кресле...

В кресле спал император.

Я удивлённо захлопала глазами. Так, а что, собственно случилось?.. Ничего не помню...

Я настолько старательно пыталась вспомнить, почему лежу на этой постели и отчего мне так нехорошо, что у меня даже мозги заболели. А потом...

А потом я чихнула.

И чуть не умерла — всё тело будто ножом пронзили. Хотя это уже получается не нож, а целый кол, если от макушки до самых пяток...

— Ох... Рональда! Проснулась!

Я плохо видела императора из-за заслезившихся глаз, но то, что он поднялся с кресла и теперь направился к каминной полке, разобрать могла. Дальше его величество чем-то загремел и забулькал, одновременно приговаривая:

— Так, сейчас... Потерпи чуточку. Сейчас я всё сделаю, и будет легче.

Я бы сказала, что ничего не нужно, кроме, пожалуй, стакана воды — во рту будто кот сдох — но у меня не получилось издать никаких звуков. Вообще никаких.

Губы еле двигались, язык распух и занимал всё пространство, едва не вываливаясь...

Что же со мной случилось?

— Так, — сказал император, придвигая кресло ближе к кровати и наклоняясь надо мной. В руке он держал какую-то синюю склянку и чайную ложку. — Сейчас мы будем пить. Ну-ка, открывай ротик.

Я изумлённо воззрилась на Эдигора. Что значит — мы?! Он, что, собирается сам...

... Между тем император накапал из бутылочки в ложечку и поднёс её к моему рту...

... Сам поить меня?!?!

Судя по всему, именно это он и собирался делать.

— Рональда, перестань на меня так смотреть. Я всего лишь выполняю предписание врача.

"Завтра она очнётся. Ей нужно будет дать вот это. Справишься?"

О Дарида. Никогда бы не подумала, что доживу до того момента, когда император будет кормить меня с ложечки. Свихнуться можно!

Впрочем, кормить — это я не так сказала. В ложечке было что угодно, только не еда. Какой-то настой, причём очень сильный, запах бил в нос, словно тяжёлым кулаком, но я послушно сглатывала эту гадость.

Получалось, правда, плохо. Глотательное движение вообще не из самых простых, поэтому примерно половина содержимого ложечки выливалась у меня изо рта и стекала по подбородку на одеяло и ночную рубашку, оставляя там ярко-синие жутковатые пятна.

— Ничего-ничего, у меня тут ещё много. Давай, Рональда, старайся проглотить как можно больше.

Я старалась. Я очень старалась. Но силы мои кончались, рот едва открывался, а глаза постепенно закрывались...

В конце концов я уснула. И на сей раз сон больше не казался похожим на облако... Он был самым обычным крепким сном больного оборотня. Без всяких сновидений.

Но именно тогда я всё вспомнила.

Абсолютно всё.

* * *

Следующее пробуждение тоже было болезненным, но не настолько. Я по-прежнему ощущала дискомфорт в груди и запястьях, но по крайней мере могла не только хлопать глазами, но и приподнимать голову.

И говорить.

— Где я? — спросила я у Эдигора. Он вновь обнаружился в том же самом кресле возле моей постели.

— Во дворце, разумеется. С того момента, как ты спасла Эдди, прошла целая неделя.

Неделя... Ничего себе...

— Пить, — прохрипела я, но император покачал головой.

— Нельзя. Воду завтра. Сегодня только зелье. Сейчас дам, легче станет.

— Опять усну?

Он улыбнулся.

— Возможно. Нар... хм. Врачи об этом не предупреждали.

Я проглотила зелье — теперь уже совершенно всё, ничего не пролила — и прошептала:

— Он?..

На большее меня не хватило. И вовсе не потому, что болело горло.

Эдигор накапал в ложечку очередную порцию зелья, посмотрел на меня очень внимательно и ответил:

— Вернулся в Арронтар.

Я кивнула и вновь проглотила лекарство.

— Ты всё помнишь?

Я опять кивнула.

— Ты уверена?

Снова кивок.

— Хорошо. Потом расскажешь.

— Я не понимаю... как они спасли меня? Я думала, это невозможно...

Эдигор отложил в сторону бутылочку и вытащил мои руки из-под одеяла. Запястья были перебинтованы...

— Раны затягиваются медленно, потому что твоя регенерация ещё не совсем восстановилась. Ты потеряла почти всю кровь, Рональда. Сначала ты отдала её Эдди, и благодаря этому мальчик выжил, а затем Эллейн лишила тебя проклятой крови...

Я вспомнила, как Свет выжигал мои вены и артерии — теперь понятно, что это было. Элли чистила меня, чтобы не осталось даже капельки проклятья.

— ... и отдала тебе свою.

Я кашлянула.

— Что?

Император улыбнулся.

— Ну а как иначе ты могла выжить, без крови-то? Там и Нарро поделился, чтобы регенерацию запустить, но много у него брать было нельзя — ты сама, наверное, помнишь, кровь оборотня, отданная другому оборотню, в больших количествах не лечит, а убивает. Как змеиный яд.

Я кивнула, шокированная до глубины души.

— А Элли...

— С ней всё хорошо, не волнуйся. И вообще всё хорошо. Примерно послезавтра запустим к тебе первых посетителей, а пока — полный покой. И сон. Много сна.

Мне захотелось рассмеяться, но смеяться было больно.

А потом я вспомнила...

— Насчёт сна... Я видела... Что Элли и Грэй... Помирились?

— Это правда, — император спрятал мои руки назад под одеяло и вновь взялся за бутылочку. — Кажется, эпоха войн заканчивается и мы наконец возвращаемся к миру и спокойствию... Осталось только понять, кто же балуется проклятиями.

О да...

Я бы его сама с удовольствием прокляла за то, что хотел убить моего волчонка.

* * *

Когда я вновь проснулась, императора рядом не оказалось.

И вообще никого не оказалось. Наверное, потому что была ночь. В камине — а это действительно был камин — мягко потрескивал огонь, и в комнате было уже довольно-таки жарко. Наверное, именно из-за этого я и проснулась. Никогда не любила жару.

С трудом приподнявшись и сев на постели, я огляделась.

Комната действительно была очень красивой, а ещё здесь пахло деревом... как в Арронтаре.

Вспомнив свой лес, я, вздохнув, погрузила босые ноги в мягкий ворс ковра и, не обнаружив никаких следов тапочек, встала.

Ноги дрожали, но держали.

Шаг, второй, третий.

В принципе, не так уж и плохо. Бывало гораздо хуже, честно. Подумаешь, тупая боль в груди... запястья уже почти не болели, кстати. Но во рту по-прежнему сухо и пить хочется...

Голова чуть кружилась, когда я доковыляла до каминной полки и не обнаружила там никакой воды. Очень расстроилась. Но, подойдя к невысокому столику на колёсиках, что стоял возле окна, рядом с креслом, где сидел император, я нашла там полный графин! И даже стакан!

Как я наливала воду в стакан дрожащими от слабости руками — история отдельная, но всё-таки налила (правда, при этом умудрившись залить весь стол). И как пила, жмурясь от удовольствия и прихлёбывая, как Элфи...

Хорошо. Ох, хорошо...

Какая вкусная вода!

На третьем стакане я вспомнила, что не стоит пить слишком много, с жалостью поставила его обратно на стол, решив заняться делом.

И медленно повернулась к двери...

* * *

Замок спал.

Нет, конечно, стражники имелись, но что такое стражники, если речь идёт о маге Разума? А магия успела вернуться ко мне... да она меня и не покидала.

Так что они меня просто не заметили.

Я медленно шла вперёд, по стеночке, поминутно останавливаясь — ноги дрожали, голова кружилась от слабости, в глазах то и дело вспыхивали чёрные точки, но я упрямо продолжала двигаться. Я не имела ни малейшего понятия, где нахожусь, но мне это и не нужно было знать. Стражники, постоянно попадавшиеся на моём пути, знали то, чего не ведала я, и подсказывали мне путь, пусть и не подозревали об этом.

И только увидев перед собой резные двери императорской библиотеки, я осознала, что не смогу их открыть. Я подошла ближе и прислонилась лбом к деревянной поверхности, мечтая уже лишь о том, чтобы лечь. Или хотя бы сесть.

Но неужели я так долго шла сюда только для того, чтобы сдаться?

Я подняла голову и заскользила пальцами по пёрышкам резной птицы, впитывая в себя отголоски древней магии, пробуя её на вкус и стараясь понять до самого конца... Ощутить...

Кольцо-ключ... Да, Старшие лорды думали, будто именно оно открывает библиотеку. Но это было не так. Кольцо — всего лишь предмет, это слишком просто... и пошло. Для мастера — светлого эльфа.

Как тебя звали?.. Я слышу шёпот из глубины времён... Дерево помнит... Эмилоэлиарис... Свет несущий...

Он тоже был магом Разума...

Я чувствую... Я вижу, как он улыбался, вырезая каждое пёрышко... Его глаза... Я слышу тихий, едва слышный шёпот...

Да! Вот оно... Кольцо-ключ сделали позже, гораздо позже, а Элиа... "Достаточно просто попросить... С чистым сердцем и помыслами"...

Ну конечно!

— Впусти меня, — прошептала я, ласково поглаживая птичий клюв. — Мне нужно войти. Пожалуйста, впусти меня...

... Я чуть не свалилась на пол, внезапно лишившись опоры — створки распахнулись, представляя моему взору тёмное пространство библиотеки, а ещё откуда-то — будто из самого воздуха — полилась чудесная мелодия. Нет, не мелодия, это было птичье пение! Пение птицы, которое я никогда не слышала раньше и, наверное, не услышу, ведь огненных птиц не существует...

Держась за стену и спотыкаясь, я добрела до книги-указателя и, схватившись обеими руками за постамент, запустила под потолок крошечный шарик Света, из-за чего чуть не грохнулась в обморок. Нет, как же хороша всё-таки магия Разума, она совершенно не отнимает сил, в отличие от всего остального!

Переворачивая страницы и постоянно переводя дыхание от поступающей к горлу тошноты, я наконец долистала до буквы О.

— Оборотни. Сектор О...

О Дарида, как же хорошо — идти всего два лестничных пролёта...

* * *

Я ушла из библиотеки спустя примерно один час.

Всего лишь один час... Который дал мне так много...

Но и отнял не меньше.

Пора было возвращаться в свою комнату. И не беда, что я не помню, как туда идти. Сейчас наткнёмся на какого-нибудь стражника и сразу поймём...

Стены, потолок, пол — всё качалось у меня перед глазами уже давно. Я оставила попытки ходить самостоятельно и постоянно держалась за разные выступающие предметы и стены. И, как оказалось, совершенно утратила бдительность от усталости.

На очередном повороте я не успела среагировать — на меня вдруг кто-то налетел, и если бы этот кто-то не схватил меня за плечи, то я бы непременно упала.

Я поняла, кто это, ещё до того, как подняла голову — я очень хорошо знала его запах.

— Ронни?.. — прошептал Грэй удивлённо. — Кхаррт... как ты здесь оказалась?!

Я улыбнулась, внезапно осознав, что не могу говорить от жажды и усталости.

Между тем мужчина оглядел меня с ног до головы и укоризненно покачал головой.

— В одной ночной рубашке... Босая! Ронни, о чём ты вообще думала?

Я поджала пальцы на ногах. А ведь я действительно успела забыть о том, что не нашла в комнате тапочки. И только теперь почувствовала, как замерзли ноги. Кажется, даже ногти, и те замёрзли.

Но пока я размышляла о собственной глупости, Грэй всё решил самостоятельно — и я вдруг, издав какой-то полузадушенный писк, оказалась у него на руках.

Мир закружился сильнее, отчего я даже не смогла выразить собственную возмущённость процессом таскания толстенькой меня на руках.

— Так нельзя, Ронни! В конце концов, тебя только что практически из могилы вытащили, а ты тут разгуливаешь ночью по замку, в одной ночнушке и босая! Хочешь слечь ещё на пару месяцев? Ну так это легко устроить, уж поверь! Если император узнает о твоей выходке... Запрёт, стражников перед дверью поставит и сам будет из ложечки микстуркой поить!

Я улыбнулась, вспомнив своё недавнее пробуждение и Эдигора с ложкой в руке.

— Ты куда хоть шла-то, горе моё?

Облизнув губы, я прохрипела почти честный ответ:

— В библиотеку...

Грэй так удивился, что даже остановился посреди коридора.

— В библиотеку?

Я кивнула.

— В три часа ночи?

Я снова кивнула.

— Кхм... А до утра ты не могла подождать?

Я покачала головой.

— Ненормальная.

Я опять кивнула.

— Учти, ни в какую библиотеку я тебя сейчас не понесу. Хватит, нагулялась.

Кстати насчёт "понесу"...

Грэй вновь возобновил наше путешествие по коридору императорского замка, и я, напрягшись изо всех сил, просипела:

— Пусти...

Мужчина, ни на миг не замедляя ход, недовольно посмотрел мне в глаза и буркнул:

— С какой стати?

Я сглотнула, хотя глотать мне в общем-то было нечего — слюны во рту не ощущалось уже давно — и прохрипела:

— Тяжёлая...

Мне ответом был ещё более недовольный взгляд и тихое:

— Ни капельки.

Конечно, будь у меня голос и хоть немного сил, я бы поспорила и непременно вырвалась, но в тот момент...

Я просто прижалась щекой к груди Грэя и закрыла глаза.

* * *

Я помню миг, когда я почувствовала, что мне вновь стало тепло и хорошо. И даже ноги согрелись. Правда, не сразу, они потеплели самыми последними, но всё-таки потеплели.

Мягкое одеяло, подушка... И запах, запах Грэя окружал меня со всех сторон. Я вдыхала его полной грудью и улыбалась, зная — когда он рядом, мне ничего не грозит. Боль и отчаяние оставят меня, и плохих снов не будет, и воспоминания прекратят терзать, и отступит страдание...

И я не стану жалеть, что мне никогда больше не приснится светловолосый мальчик с глазами цвета неба в ясный солнечный день.

Не стану...

Рука Грэя легла на затылок, приподнимая голову, чтобы я могла сделать глоток воды. Один, второй, третий...

— Всё, Ронни, хватит. Всё-всё...

Я пыталась остановить его руку, убирающую стакан, но мне не хватало сил. Пришлось смириться и опуститься на подушки, чтобы почти сразу закрыть глаза и уснуть.

Но даже во сне я чувствовала, как Грэй прижимает меня к себе и целует в шею, висок, плечи...

Я так много хотела ему сказать. Но понимала, что ещё не время.

* * *

Следующее моё пробуждение было самым радостным, потому что проснулась я от дикого вопля, раздавшегося над моим ухом.

— Мама!!!

Я резко распахнула глаза, чтобы почти тут же вновь их запахнуть, когда обнявший меня изо всех сил Эдди вышиб весь воздух из груди.

— Эдди, тише! Задушишь же!

— МАМА!!!

Я рассмеялась и тоже обняла мальчика, погладила по голове... О Дарида, как же я по нему соскучилась!

До слёз.

— Эдди, осторожно... Ну я же предупреждал тебя — мама болеет, не души её так сильно, пожалуйста...

Стоп.

Мама?

Мама?!

Я открыла глаза и посмотрела на Грэя, стоявшего возле кровати со странной улыбкой на губах. И видимо, в моем лице было столько немого удивления...

Грэй кивнул и сел на постель. Оторвав — с большим трудом! — от меня Эдди, усадил его рядом с собой и тихо сказал:

— Прости, я был не прав.

Я не успела ответить — Эдди затараторил:

— Мама, папа сказал, что ты — мама! Вот!

— А-а-а...

— Да-да, он сказал, что был дурак и вообще! Вот!

— А-а-а...

— А меня к тебе не пускали! Говорили, ты спишь. А теперь ты уже не спишь, да? Пойдём гулять? Только тебе надо помыть ручки и позавтракать. Во-от.

Грэй на несколько секунд в шутку зажал Эдди рот и, улыбаясь, сообщил изумлённой мне:

— Он почти всю неделю провёл вместе со старшим сыном Дженны, а у того словечко "вот" настоящий паразит. Вот и... во-о-от.

Я кивнула, а потом заявила:

— Пить хочу. И есть. Очень!

— Сейчас всё будет, — ответил Грэй, отпуская Эдди, который немедленно перелез ко мне на кровать и устроился под боком. — Я уже распорядился. Но лекарство всё равно придётся выпить.

Я вновь кивнула, расплываясь в улыбке от чудесного ощущения — мой волчонок сидел рядом, обнимал меня обеими руками и прижимался щекой к плечу...

Спустя некоторое время я — наконец-то! — поглощала завтрак, а Эдди и Грэй рассказывали мне последние новости. Главным образом Эдди рассказывал, конечно. Его отец просто сидел в кресле рядом с кроватью и как-то странно улыбался, глядя то на меня, то на сына.

И за неделю, как выяснилось, произошло очень многое. По крайней мере для Эдвина. Он с восторгом рассказывал о своём друге по имени Арт — как я поняла из путаного рассказа, так звали старшего сына Дженны. С ещё большим восторгом — о Рэме, хати императора, и теперь они играли вчетвером — Арт, Эдди, Рэм и Элфи. Да уж, я могу представить, сколько разбитых ваз и вообще различных перевёрнутых предметов за неделю произвела эта компания.

— А ещё мы видели Мако, он очень маленький и ручки такие крошечные! Но Дженна разрешила нам с ним немного поиграть!

— Мако? — переспросила я, не припоминая это имя.

— Это брат Арта, второй сын Дженны, — ответил мне Грэй. — Конечно, он маленький, Эдди, совсем недавно ведь родился.

Я кивнула, про себя подумав о том, как многого я ещё не знаю об императорской семье. К примеру, я совершенно не помнила о том, сколько племянников у Эдигора. Лемена, вышедшая замуж за Повелителя тёмных эльфов, Дженна... и всё?

Спросив об этом Грэя, я получила исчерпывающий ответ:

— Ещё Брайт. Он ровесник Араилис, и тоже неплохой маг — единственный из императорской семьи, кстати — поэтому Аравейн главным образом занимается его воспитанием. Особенно в последнее время. Брайт ещё более нестабилен, чем Ари, поэтому всегда носит на себе кучу защитных амулетов. А то ненароком спалит что-нибудь.

— Спалит?

— Да, у него очень сильна стихия Огня. А с тех пор, как он вошёл в подростковый возраст и начал влюбляться в девочек, она стала ещё сильнее.

— Мааам, — Эдди ткнул меня пальцем в бок, — а что такое подростковый возраст?

Я улыбнулась и, переглянувшись с Грэем, ответила:

— Это такой возраст, волчонок, когда совершаешь очень много глупостей.

— А-а-а, — глубокомысленно протянул Эдди, — так вот почему Рай вчера пытался ущипнуть Ари за попу, а она на него в ответ вылила ведро с грязной водой!

С трудом сдержав рвущийся наружу хохот, я кивнула и не менее глубокомысленно произнесла:

— Да. Именно поэтому.

* * *

Я хотела после завтрака одеться и спуститься в сад, но, выпив очередную порцию зелья, поняла, что не смогу и шага ступить, поэтому вновь накрылась одеялом, признала своё поражение и закрыла глаза, проваливаясь в сон без сновидений.

Проснулась я на закате. По крайней мере я надеялась, что это именно закат, а не рассвет, я ведь на могла проспать целые сутки!

Солнце заливало всю комнату ярко-оранжевыми лучами с розовым отливом, раскрасив каждый уголок. Грэй, чьи волосы казались охваченными пламенем при таком освещении, приподнялся в кресле и тихо спросил:

— Как ты себя чувствуешь, Ронни? Хочешь чего-нибудь? Пить? Есть?

Но меня больше всего в тот момент интересовало другое:

— Ты здесь просидел всё это время, пока я спала?

Он кашлянул.

— Нет. Я недавно пришёл, хотел тебя разбудить — теперь ты не должна спать дольше десяти часов подряд.

— Почему же не разбудил? Я вроде бы сама проснулась...

Грэй отвёл глаза, будто смутившись.

— Просто... ты так сладко спала. Я... извини.

Я не поняла, за что он извиняется, но почему-то сама смутилась. Поэтому поспешила сказать:

— Дай мне, пожалуйста, воды.

Пока Грэй подходил к каминной полке и наливал мне воду из графина, который переставили туда после завтрака, я приподнялась на постели, немного взбила подушки, чтобы было удобнее, и села, про себя радуясь тому, что рубашка на мне больше похожа на платье.

А когда Грэй повернулся ко мне со стаканом в руке, я вдруг вспомнила то, из-за чего смутилась окончательно. И не только смутилась, но и по-настоящему запаниковала.

— Ронни? — удивлённо спросил мужчина, садясь в кресло и протягивая мне стакан с водой. — Что такое? У тебя очень странное выражение лица...

А каким может быть моё выражение лица, если я вспомнила, что валяюсь на этой постели уже целую неделю с непричёсанной головой! Представляю, как я сейчас выгляжу...

Мне захотелось нырнуть под одеяло. Но я мужественно улыбнулась и просто приняла стакан с водой, ничего не ответив, а затем сделала глоток.

Вода пахла знакомым общеукрепляющим зельем. Как хорошо, значит, я действительно уже почти выздоровела! Ведь его бесполезно давать тяжёлым больным, слишком слабенькое.

— Тебя все очень хотят увидеть, — сказал Грэй, пока я медленно пила воду маленькими глотками. — Но император пустил сегодня только меня и Эдди. А вот завтра можно. Что скажешь, Ронни? Возможно, не всех сразу...

Я опустила стакан и улыбнулась.

— Можно и всех сразу. Я так соскучилась. А когда мы вернёмся в мастерскую? Я думаю, мне вполне по силам заканчивать своё лечение и там.

К моему удивлению, Грэй вдруг резко вскочил с кресла, сделал несколько нервных шагов по комнате, подошёл к окну, отвернулся, и так и застыл — глядя не на меня, а в окно. Я видела нечёткое отражение его лица в стекле. И это отражение... оно пугало.

— Ронни... мы не вернёмся.

— Что? — от неожиданности я выронила стакан с остатками воды, и по одеялу растеклось мокрое пятно. — Но... Грэй... Мне кажется, я явно злоупотребляю гостеприимством его величества...

Я увидела, что мужчина сжал кулаки, и нервно вздохнула.

— Мы не вернёмся. Я принял решение и не собираюсь его менять. Ты, я, Эдди — мы останемся здесь.

Я покачала головой.

— Я так не могу. Грэй, император вырастил тебя, тут всё понятно. Эдди — твой сын. Но я? Так нельзя, это просто... просто... Я лучше сниму квартиру в городе, как и хотела.

Я вновь нервно вздохнула и вздрогнула, когда мужчина вдруг обернулся, быстро подошёл к кровати и спросил, глядя мне в глаза с такой яростью, что немедленно захотелось не то, что закрыться одеялом, а прямо-таки провалиться сквозь пол и кровать куда-нибудь подальше.

— Это просто что? Что ты хотела сказать, но не договорила?

Наверное, не следовало ничего ему отвечать. Да, наверное, не следовало. Но кто же знал...

— Грэй, я ведь тебе никто. Это просто наглость с моей стороны, жить вот так. Ладно ещё в мастерской, но в императорском дворце!..

— Никто?!

Он прохрипел это с такой злостью, что я моментально замолчала. Нет, всё же не стоило...

— Никто?!

Миг — и лицо Грэя оказалось совсем рядом с моим, одна его рука легла мне на талию, другая держала затылок, а губы...

Губы прижались к моим. Один раз, второй, третий...

Между этими короткими, какими-то лихорадочными поцелуями он шептал:

— Никто... Я чуть с ума не сошёл... Думал, ты погибла... Никто... Ронни... ты моя, понимаешь?!

Я ничего не понимала. У меня кружилась голова. Я закрыла глаза, думая, что так станет легче, но нет.

А губам было сладко и больно одновременно.

Я хотела оттолкнуть его, сказать, что это неправильно, что так нельзя... но не смогла.

Я подняла руки и обняла Грэя за шею, позволяя ему целовать себя сильнее и глубже. Внутри меня всё горело. Возможно, потом я пожалею, когда он скажет, что это было ошибкой и он до сих пор любит Лил, но это будет потом. А сейчас...

А сейчас я задрожала, когда Грэй снял с меня рубашку, и прохладный воздух комнаты коснулся обнажённой кожи. Я задрожала, когда он положил свою смуглую руку поверх моей груди. Я задрожала, когда Грэй прошептал:

— Ты такая красивая...

И я поверила ему. Я всегда ему верила, с самого начала, каждому слову...

По телу бежали мурашки, когда Грэй начал медленно и осторожно гладить меня, при этом неотрывно смотря мне в глаза, словно пытаясь что-то там прочитать.

А я смотрела на него. Закрывала глаза я только тогда, когда он целовал меня. Нарочито медленно, будто смакуя удивительное лакомство.

Как и когда Грэй успел снять свою рубашку — не знаю. Я только почувствовала, что под моими пальцами перекатываются тугие мышцы, обняла его изо всех сил, стремясь быть как можно ближе... А он целовал меня всё глубже и настойчивей...

... Рывок — и мне показалось, что Грэй улетел куда-то в стену, по пути что-то опрокинув. Это что-то зазвенело так, что у меня даже уши заложило.

А потом я увидела императора. Он стоял посреди комнаты, глядя на Грэя с таким выражением на лице, будто хотел его убить. И разразился длинной тирадой явно на орочьем языке, в которой я поняла только два слова. Потому что это были общепринятые ругательства.

Говорил император долго. А Грэй молчал. Он уже поднялся из кучи разбитой посуды, которую свалил на пол, врезавшись в каминную полку после того, как Эдигор "снял" его с меня. И просто стоял напротив императора, не говоря ни слова и хмуря брови.

— Не ругайте его, ваше величество. Я сама виновата.

Я сказала это тихо, но они услышали. Грэй посмотрел на меня очень удивлённо, император — насмешливо.

— Несомненно, ты виновата, Рональда. Ты виновата в том, что тебе не хватило твёрдости характера хорошенько врезать этому олуху с самого начала. Ты виновата в том, что Грэй вместо того, чтобы пойти по правильному пути, выбрал самый лёгкий. Он не захотел или побоялся быть честным и решил подстраховаться — сначала провести с тобой ночь, а потом уже разбираться со всеми накопившимися проблемами. А накопил он их по собственной дурости очень много.

— Я... — начал Грэй, но Эдигор не дал ему сказать.

— Ты меня очень разочаровал. И не только сегодня. Моё терпение подходит к концу. Я и так долго шёл тебе навстречу, но в последнее время твоё поведение переходит всяческие границы. Даю тебе неделю. А теперь — ВОН!

Я никогда не слышала, как кричит Эдигор... до этого момента. И чуть было сама не сорвалась с кровати на бег, но всё-таки сдержалась.

А когда Грэй ушёл, император, вздохнув, сразу же направился к шкафу в другом конце комнаты, открыл его и достал оттуда точно такую же рубашку, какая была на мне несколько минут назад.

— Держи, — сказал он, подходя к кровати и осторожно положив ночнушку поверх одеяла. И только тут я осознала, что всё это время сидела перед императором абсолютно голой!

Испуганно пискнула, быстро развернула рубашку и натянула на себя. А когда просунула голову сквозь ворот, увидела, что Эдигор смотрит в сторону и улыбается.

— Оделась? Ну вот и отлично, — он сел рядом, но не в кресло, которое так и осталось валяться перевёрнутым на полу, а прямо на постель. — Как ты себя чувствуешь?

Я вздохнула.

— Честно?

— Конечно. Кто же врёт императору? — он подмигнул, и как бы мне не было грустно в этот момент, я не смогла не улыбнуться.

— Физически неплохо. А вот морально...

— Понятно, — Эдигор взял меня за руку. — А давай-ка мы с тобой поужинаем? Только не здесь. Что скажешь насчёт крыши? Сегодня достаточно тёплый вечер, завернёшься в плед, и не замерзнёшь точно.

Я кивнула, изо всех сил стараясь сдержать постепенно подступающие слёзы.

Не знаю, как, но мне это удалось.

* * *

В тот вечер звёзды были удивительно красивыми. Впрочем, они ведь всегда прекрасны. И чисты, в отличие от нас, тех, кто живёт на этой земле.

Давно я не ела так много. Печёные овощи, салат, пирожок с сыром, фрукты — самые обычные и с мёдом, слоями уложенные в странную высокую миску, напоминающую бокал.

На свежем воздухе у меня необыкновенно разыгрался аппетит. И я ела, и ела, и ела... И пила тоже очень много. Самой обычной воды, без зелий, только чуть тёплой. Как сказал император: "Чтобы горло не заболело".

Во время ужина мы почти не разговаривали. Я чувствовала, что Эдигор очень устал. Он, конечно, старался этого не показывать, но я почему-то чувствовала и так. Я не хотела грузить его ещё и своими проблемами и мыслями...

Вот только император решил иначе.

— Ты уж не сердись на Грэя, Рональда, — сказал он вдруг, когда я закончила поедать десерт и откинулась на спинку удобного плетёного креслица, посильнее укутываясь в плед. Так, что наружу только глаза и нос торчали. — И на меня заодно. Я, быть может, стар и старомоден, но я считаю, что отношения можно строить только будучи честными друг с другом.

— Я не сержусь. Ни на вас, ни на Грэя.

Когда император продолжил говорить, я услышала в его голосе улыбку.

— Этим ты от него и отличаешься, Рональда. Грэй всегда был непримирим и не склонен прощать чужие ошибки. Упрямый, горячий, и из-за этого иногда очень жестокий. Как в случае с Эллейн. Ты совсем другая. Понимающая, великодушная, всепрощающая... В тебе есть то, чего так не хватает Грэю.

— Вы преувеличиваете, ваше величество, — я покачала головой, хотя не уверена, что Эдигор увидел мой жест сквозь несколько слоёв пледа. — Не нужно меня идеализировать. Я тоже вполне могу быть жестокой.

Я невольно покосилась на звёздное небо. Интересно...

— Я и не говорил, что ты не можешь. Иногда необходима даже жестокость... когда нужно понять и простить, все средства хороши, разве нет?

— Ваше величество, — прошептала я, облизнув губы и с жадностью вглядываясь в небосвод, — а покажите мне Аррану, пожалуйста...

Он молчал лишь несколько секунд. А затем сказал с ласковой улыбкой:

— Умение открывать запертые двери бывает очень полезным... или вредным, тут уж как посмотреть... Аррану, значит? А что её показывать, вон она, справа. Самая яркая звезда на небе.

Я смотрела на чуть мерцающую белую точку, не мигая, до тех пор, пока глаза не заслезились.

Что я надеялась там увидеть? Совет, подсказку? Нет, точно не это. Просто — хоть что-нибудь!..

Но Аррана была постоянна в своём безмолвии.

— Не нужно искать ответ на небе, Рональда. Он здесь, на земле. Он в тебе самой. Ты всегда слушала других, теперь послушай себя.

Я вздохнула и опустила голову.

Император сидел совсем рядом, в другом кресле, и смотрел на меня. И взгляд у него был такой... спокойный и понимающий. Раньше меня это немного удивляло, но теперь, пожалуй, нет.

— А знаете, если бы я не сказала Грэю, что я ему никто, может, ничего бы и не случилось. Но я спросила, не лучше ли мне будет снять квартиру в городе...

— О-о, — рассмеялся Эдигор, — что ж, попытка оправдания засчитана... тебе. Не Грэю. Но могу заметить, чтобы успокоить тебя — ты совершенно никому не мешаешь и будешь оставаться во дворце до тех пор, пока сама не захочешь уйти.

— А если я захочу уйти завтра?

Император пожал плечами.

— Значит, уйдёшь. Держать не буду. И другим не дам.

Мы немного помолчали.

Сейчас, на крыше, когда вокруг были только ночь и звёзды, чудилось, будто кресла наши стоят на самом небосклоне. И больше ничего нет, только ветер, разносящий наши голоса...

— Ваше величество... Вам не кажется — если бы я действительно хотела уйти, то я бы уже ушла?

Эдигор засмеялся. От его смеха воздух вокруг задрожал и пощекотал мои щёки, ласково касаясь их невидимыми ладонями.

— Я знаю, Рональда. Но Грэй, по-моему, ещё не осознал до конца. Поможешь?

Я кивнула.

* * *

Я вновь спала хорошо и спокойно. И совершенно не видела снов... ни одного. Наверное, так надо. Слишком уж много снов выпало на мою долю.

Не хочу думать о них.

Утро встретило меня аппетитным запахом свежих овощей и фруктов, пирожков, ароматного чая... А ещё ласковым шёпотом возле уха:

— Просыпайся, сонька!

Я медленно приоткрыла один глаз... и тут же радостно подскочила на кровати.

— Элли!..

Утренний лучик солнца разбился о её алые волосы и запутался в них красивыми искорками... Волшебно...

— Я так рада тебя видеть, — вздохнула я, взяв герцогиню за руки. Она засмеялась.

— И я тебя, Ронни. Я так боялась... — Эллейн на миг запнулась, а потом вновь улыбнулась и продолжила: — Но теперь всё хорошо. Сегодня мы можем принять посетителей и спуститься в парк. Хочешь?

— Ещё спрашиваешь, — вздохнула я. — Да я скоро себе мозоль на щеке протру подушкой.

— Ну-ну, не преувеличивай. Ты довольно быстро выздоровела. Всё-таки регенерация — полезная штука.

Чуть повернув голову, я заметила, что на столе стоит поднос с завтраком, и с аппетитом облизнулась.

— Это мне, да?

— Ну а кому же ещё? Конечно, тебе. Давай, ешь, а потом оденемся и пойдём вниз. Тебя все уже заждались.

Настроение у меня было совершенно замечательным. Я быстро проглотила завтрак, нацепила принесённое Эллейн платье — пришлось воспользоваться её помощью, так как самостоятельно я его натянуть и застегнуть была не в состоянии — и, схватившись чуть подрагивающей от волнения рукой за ладонь герцогини, вышла из комнаты...

Это было совсем не так, как ночью, когда я украдкой пробиралась в библиотеку, держась за стеночки. Замок будто гудел от сотен голосов, в окна лился яркий солнечный свет, освещая каждый уголок и преломляясь в тысячах зеркал, а стражники... они кланялись нам с Эллейн. Как же сильно это отличалось от моей жизни в Арронтаре, где вслед неслись не поклоны, а презрительные взгляды.

По лестнице я спускалась медленно и с большим трудом, с одной стороны держась за Элли, а с другой — за поручень.

— Я раньше не замечала, что здесь такие высокие пролёты... и вообще ступенек слишком много.

— Это от слабости, Ронни. Ещё пара дней, и силы вернутся к тебе в полном объёме. И ты сможешь вновь продолжать свои занятия с императором, — Элли лукаво улыбнулась, а я застонала.

А потом... а потом был главный вход в замок и почтительные поклоны караульных, длинная парадная лестница и императорский парк с дорожками, устланными поблескивающей после дождя галькой...

— А когда был дождь?

— Под утро. Ты не слышала? Он был довольно сильным. Всё-таки уже почти осень.

— Нет, я не слышала...

Эллейн улыбнулась и чуть сжала мою ладонь.

— Это хорошо. Крепкий, здоровый сон, значит...

— Ага, — не удержалась я от язвительного фырканья, — и совсем без сновидений даже!

Улыбка исчезла с лица Элли.

— Да... Прости меня, Ронни.

Я не ответила, и Эллейн продолжила:

— Ты что-то помнишь из того, что случилось после твоей... смерти?

Я кивнула.

— Я помню всё. Ну, по крайней мере мне так кажется, — я усмехнулась. — Зная некоторых, уже начинаешь сомневаться даже в собственных воспоминаниях.

— На этот раз можешь не сомневаться, — ответила Элли тихо. — Хотя он думал, что ты забудешь... Но не из-за чьего-либо вмешательства, нет, — быстро добавила она. — Просто не все уносят с собой воспоминания о том, что было в посмертии...

— Значит, мне повезло, — фыркнула я.

Эллейн вздохнула.

— Прости меня, Ронни. Я не могла нарушить данное слово.

Я не ответила. Наверное, когда-нибудь я смогу простить и даже забыть... Но пока казалось, что мной играли. И играют до сих пор.

Невдалеке послышались знакомые голоса. Я остановилась и, повернувшись к Элли, вгляделась в её встревоженное лицо.

— Почему — Нарро?

Чтобы задать даже один этот вопрос, мне понадобилась изрядная доля смелости.

Но Эллейн лишь улыбнулась и покачала головой.

— Думаю, тебе лучше спросить у него самой.

Я хмыкнула. Что ж, ничего не меняется. На мои вопросы по-прежнему не отвечают... а я всё так же не умею их задавать.

* * *

На мои глаза навернулись слёзы задолго до того, как мы подошли к беседке, где громко и оживлённо разговаривали Тор, Гал, мастер Дарт, Араилис и Эдди. Заметив меня, они замерли на секунду, а затем расплылись в таких широких улыбках, что я моментально забыла обо всём, кроме одного — как же я рада их видеть!

— Мама-а-а! — завопил Эдди, срываясь с коленок Ари и подбегая ко мне. Я, не выдержав, тут же наклонилась и подхватила мальчика на руки, зарываясь носом в его мягкие волосы, пахнущие так сладко...

Взрыв смеха, а затем...

— Эдди, так нечестно, я тоже хочу обнять твою маму! — Ари.

— Ронни, садись сюда, к нам! — мастер Дарт.

— Есть не хочешь? — Тор.

— Ты же только позавтракал! — Гал. — Ронни, шикарно выглядишь! Это платье Дженны?

Эллейн, широко улыбаясь, помогла мне подняться по ступенькам и усадила между Ари и Галом. Эдвин так и не слез с моих коленок, только завозился, устраиваясь поудобнее.

А я не могла говорить. Я не могла сказать ни единого слова, потому что отчего-то у меня так щемило в груди...

Я никогда не думала, что буду настолько рада видеть их, ведь ещё месяц назад они были для меня совершенно чужими. И я никогда не думала, что эти "чужие" будут настолько рады видеть меня!

И не только видеть — обнимать, целовать и просто щупать...

— Ари!.. Щекотно же!

— Ничего-ничего... До свадьбы заживёт, — кажется, я покраснела, а Араилис, ничуть не смутившись, добила меня: — Что-то ты похудела.

— Конечно, похудела, — проворчал Тор. — Несколько дней не жрамши, тут и гном похудеет!

— Такой как ты — точно нет!

— Будет вам, — махнул рукой Дарт. — Ронни, как ты?

— Уже лучше. По крайней мере я уже меньше похожа на бревно — могу не только лежать, но и ходить...

...Я смотрела на них и никак не могла насмотреться. Я ловила каждое выражение лица, каждую интонацию, стремясь запомнить... Зачем? Не знаю. Но мне никогда не было так хорошо.

Когда ты знаешь, что тебя ценят, любят и ждут... Просто так, не ставя никаких условий и совершенно не обращая внимания ни на форму носа, ни на лишний вес...

Я не знала, что такое любовь — там, в Арронтаре. Теперь знаю.

Наверное, ты именно поэтому отпустил меня, да? Чтобы я узнала, что это такое. Чтобы я узнала, что такое не только любовь, но и что такое _я сама, и научилась ценить это знание. Ценить саму себя.

"Пока я с тобой, ты будешь стоять на месте, а ты должна двигаться вперёд. Вперёд, моя маленькая волчица".

Теперь я понимаю.

* * *

Мы долго сидели в беседке и разговаривали. Потом гуляли по императорскому парку, играли с Эдди — Эллейн и Ари устроили настоящее магическое представление — вернулись во дворец, пообедали... К нам почему-то не пришёл никто из венценосной семьи, хотя я ждала, что Эдигор спустится. Впрочем, я не очень расстроилась — было у меня предчувствие, что императора я в ближайшее время буду видеть очень часто.

Хотелось поговорить с Грэем, но он тоже так и не явился. Где пропадает отец Эдди, мне оставалось только гадать. Но гадать было некогда — Эллейн, Араилис, Тор, Гал и мастер Дарт, не говоря уже о самом Эдвине, совершенно не давали мне погрузиться в раздумья.

После обеда мы вновь отправились в парк, причем Элли позволила взять с собой Элфи. До этого она боялась, что хати так обрадуется, что может сбить меня с ног и вообще будет вести себя не очень адекватно. Почти так и было — Элфи оглушительно лаял и лизал моё лицо и руки до тех пор, пока не убедился, что это действительно я.

Ближе к вечеру друзья начали расходиться. Первыми ушли Тор и Дарт, заявив, что выходной — это, конечно, хорошо, но завтра придётся открывать магазин, поэтому надо бы выспаться. Затем Ари, захватив в собой Элфи, отправилась укладывать Эдди — тот, пропустив дневной сон, зевал вдвое больше обычного. Потом прилетела птица Эллейн и ласково клюнула герцогиню в мочку уха, отчего женщина засмеялась и поспешно откланялась, напоследок подмигнув Галу.

— Не хочешь посмотреть Оранжерею? — спросил он, как только силуэт герцогини исчез за ближайшим кустом. Я с сомнением покосилась на заходящее солнце, окрасившее всё небо в оранжево-лиловый цвет, и Гал верно истолковал этот взгляд.

— Это ненадолго, Ронни. А потом я тебя провожу обратно в замок. Ты не пожалеешь. Там очень красиво.

— Ладно, — я пожала плечами.

Оранжереей оказался огромный и будто бы стеклянный купол. На самом деле купол был какой-то странный, полумагический. Я никак не могла понять, как он сделан, пока не поняла, кто его сделал. Что ж, мне ещё расти и расти до уровня своего невидимого — или видимого — учителя.

Приложив ладонь к поверхности, отчего в ней ясно и чётко проступила небольшая дверца, Гал что-то прошептал... и толкнул дверь. Чуть отошёл в сторону, пропуская меня вперёд, а я...

Я обо всём забыла. Моментально.

Я ведь была только в Арронтаре... Дорогу в Лианор можно не считать — по пути в столицу я не видела ничего необычного. А здесь!..

Необыкновенные растения, обвивающие весь купол по периметру, с огромными белыми цветами. Словно вьюн-трава, только очень большая. Деревья такой ширины, что и впятером не обхватить. Деревья с извивающимися, стелющимися по земле и будто танцующими стволами. Деревья со светящимися зеленоватым светом листьями. Пруд с розовой водой!

— Что это? — прошептала я, двигаясь вперёд всё дальше и дальше. И чуть вздрогнула, услышав позади себя голос не Гала, а Грэя:

— Это Оранжерея, Рональда. Огромное пространство, на котором собраны все виды растений и животных. Сейчас ты находишься в уголке светлых эльфов. Красиво, правда?

Я кивнула. Хотелось развернуться и увидеть его лицо, но я не решалась.

— Прости, это я попросил Гала привести тебя сюда. Мне нужно поговорить с тобой... А ещё я хотел показать тебе Оранжерею. Это место всегда было у меня самым любимым. Я...

Его голос задрожал, и я сделала шаг назад, позволяя Грэю обнять себя. Откинулась на его грудь, а он прижался подбородком к моей макушке.

— Здесь мы с Лил впервые поцеловались. Мне тогда было тринадцать, а ей на три года больше. Да, не удивляйся, она была чуть старше, вот только это всегда было незаметно. Я ведь высокий, а Лил маленькая, хрупкая... была.

Я вздохнула и, подняв руку, погладила его ладонь. Грэй тут же накрыл её своей.

— Прости меня, Ронни. За то, что я говорил тебе, когда узнал, как Эдди тебя называет. За тот вечер, когда вы чуть не погибли. Я и тогда, и вчера, вёл себя непозволительно. Я позволил себе слишком много. Я не должен был...

Объятия его стали чуть крепче, словно он боялся, что я убегу.

— К Лил я всегда относился, как к хрустальной вазе. Опасался лишний раз дотронуться, поцеловать не решался, особенно до свадьбы... С тобой всё совершенно иначе. Ронни, я хочу обнимать тебя так, чтобы ты не могла вырваться. Я хочу сорвать с тебя одежду и целовать так, чтобы ты забыла все свои страхи. Чтобы ты забыла собственное имя! Я хочу знать, каково это — быть в тебе, я хочу видеть, как затуманиваются от страсти твои глаза. Я хочу...

— Грэй! — прохрипела я, чувствуя себя так, словно меня поджаривают на раскалённой сковородке.

— Я хочу, чтобы ты была моей. — Он развернул меня в кольце своих рук и, обхватив ладонями моё лицо, прошептал: — Прости, что говорю это тебе. Я должен объяснить, что со мной творится, потому что мы с тобой находимся в неравном положении, Ронни. Я знаю, что ты чувствуешь, очень хорошо. А ты ничего не знаешь про меня.

Я удивлённо захлопала глазами, а Грэй, вздохнув, вдруг полез в карман и вытащил...

Не-е-ет. Это ещё зачем?

Видимо, недоумение так явно отразилась на моём лице, что мужчина рассмеялся. Нет, а как я должна реагировать, когда мне протягивают амулет против эмпатии?

— Ронни, я эмпат.

От неожиданности я дёрнулась, и Грэй обнял меня ещё крепче, хотя казалось бы — куда крепче...

— Ты шутишь, да? — пробормотала я, но мужчина покачал головой.

— Нет, Ронни. Я действительно эмпат. Я... прости. Возьми амулет.

Я смотрела на Грэя, чувствуя, как волнами на меня накатывает ощущение моего полнейшего идиотизма. Конечно! Он ведь всегда понимал меня очень хорошо, да и Эдди... эмпатия же чаще всего наследственная... Вот от кого она передалась моему волчонку!

— Я идиотка, — буркнула я, насупившись. — А амулет не возьму.

— Почему? — удивился Грэй.

— Что почему? Почему идиотка?

— Нет... Почему амулет не возьмёшь?

И я всё-таки разозлилась.

— Потому что! Грэй, ты издеваешься?! Что мне от тебя скрывать?! Теперь-то?! Какой смысл мне его надевать, когда ты про меня уже всё знаешь?! И...

Я поперхнулась собственными словами, потому что мужчина, вдруг подхватив меня на руки, прижал к ближайшему дереву — опять! — и поцеловал так, что я моментально потеряла нить рассуждений.

— Теперь ты понимаешь? — прошептал он, на секунду оторвавшись от меня, чтобы затем вновь поцеловать. И ещё раз. И ещё. — Твои эмоции... Когда я ощущаю их... Я срываюсь... Ронни, ты как вино... Кружишь голову... Как сладкий родник после знойной пустыни... Сначала я просто не хотел признаваться... Думал, увезу тебя, ты устроишься здесь, уйдёшь из моей жизни и так и не узнаешь про эмпатию... А потом я уже просто не мог отказаться от тебя. Ты нужна мне.

Поцелуй после каждой фразы. У меня даже губы заболели.

— Грэй!

Он не дал мне сказать — вновь поцеловал, чтобы затем прошептать:

— Возьми амулет. Иначе... Ронни, я могу просто сорваться однажды...

Я обняла его за шею и, стараясь вложить в свои слова всю силу собственных чувств, проговорила:

— Срывайся...

Он застыл. А я смотрела ему в глаза и осторожно перебирала прядки волос чуть дрожащими пальцами...

Спустя мгновение Грэй поставил меня на землю, оправил чуть задравшееся платье и сказал, не отрывая от меня напряжённого взгляда:

— Лил носила амулет практически с рождения. Но я и с ним всегда знал, что она чувствует. Знал, что она любит меня. А с тобой всё иначе, Ронни. Я всё время боюсь, что ты уйдёшь. Ты ведь любишь его, да?

Я привстала на носочки и, взяв в свои ладони лицо Грэя, честно ответила:

— Да.

Мужчина помрачнел, даже глаза потухли. А я улыбнулась и продолжила:

— А ты любишь Лил. Так ведь?

Чуть удивлённый кивок.

— И в чём разница между нами?

— Он жив...

Я покачала головой.

— Я спросила, в чём разница между нами, а не "между ними". Так в чём, Грэй?

Он молчал, и я ответила сама:

— Разница между нами только в том, что я никогда бы не смогла произнести всё то, что ты сказал несколько минут назад. Про "срывать одежду" и так далее... Но это единственная разница, Грэй. И я не возьму амулет не только потому, что ты всё равно уже про меня всё понял. Я сама хочу, чтобы ты понимал меня. Чувствовал. Знал, что я с тобой не потому, что кто-то связал меня и привязал крепкой верёвкой к железной трубе. Я с тобой, потому что это мой выбор. Моя жизнь. Моя судьба.

И прежде чем Грэй поцеловал меня, я успела прошептать:

— Ты тоже мне нужен.

* * *

Я не помню, как мы добирались до дворца. Наверное, в голове помутилось. Но только благодаря тому, что возле парадного входа мы встретили Эдигора, я добралась до своей кровати в одиночестве — император отогнал Грэя одним грозным взглядом, а я... Я была не в состоянии выслушивать чьи-то наставления, даже императорские. Я просто была счастлива. А ещё хотела спать. И желательно, без снов.

Так и случилось.

А утром...

Я проснулась очень рано. И, потянувшись в кровати, глубоко вздохнула и поняла, что прекрасно себя чувствую. Даже накануне у меня ещё иногда появлялась неприятная тяжесть в груди, но теперь всё ушло. И я, скинув с себя ночнушку и размотав повязку на запястьях, шагнула к зеркалу.

Нет, Ари ошиблась — я совсем не похудела. Я была всё таким же пирожком, но... теперь я знала, почему. Я больше не желала меняться, поэтому не менялась. Полюбить себя изменённую гораздо проще, разве не так? А я хотела полюбить ту Рональду, какой я всегда была. Я хотела знать, что это возможно.

Закрыв глаза, я вздохнула и улыбнулась. Да, пусть будет так... В конечном счёте, как бы я ни была на тебя обижена, я всегда делала — и делаю до сих пор — всё так, как ты хотел.

Вылезший из-под кровати Элфи, оглушительно зевнув, подошёл и начал лизать мою руку. Я рассмеялась и, присев на корточки, зарылась пальцами в его тёплую и густую шерсть.

— Спасибо за подарок, Дэйн, — прошептала я.

Элфи фыркнул и лизнул меня в щёку.

* * *

На этот раз я справилась с платьем самостоятельно. Решила не звать никого на помощь — всё-таки было слишком рано, почти все в замке ещё спали. Надела самое обычное серенькое платье, что отрыла в шкафу, который, кстати, оказался полон различной одежды, в том числе и купленной мной самой когда-то, и вышла в коридор, поманив за собой Элфи.

Возле дверей в мою комнату стояли двое стражников. Увидев меня, они резко выпрямились, а затем почему-то отдали честь. От удивления я застыла на месте и глупо захлопала глазами.

Так мы и смотрели друг на друга. Я на стражников — изумлённо, они на меня — спокойно и почему-то с любопытством.

— Э-э-э... Извините, а...

Интересно, как полагается обращаться к стражникам? Господа стражники? Просто господа? Уважаемые офицеры? Ладно, обойдёмся...

— А мне бы карету...

Один из охранников чуть поклонился и ответил:

— Обратитесь к главному дворцовому управляющему, леди. Вас проводить?

— Да, если можно...

К моему удивлению, он опять поклонился, взял меня под локоток и молча повёл по коридору.

Тадеуш обнаружился быстро. Как оказалось, он уже встал и вовсю раздавал указания слугам в холле первого этажа замка. Увидев меня, Тадеуш поклонился — да что они все раскланялись сегодня?! — и сообщил, что император разрешил мне покидать дворец только в сопровождении охраны.

Я изумлённо вытаращилась в ответ.

— В этом нет ничего страшного, леди. Вы, я вижу, пришли сюда с Джаредом — вот он вас и проводит. Позвольте мне узнать, леди, куда вы направляетесь, я сообщу императору. И сообщите мне примерное время вашего возвращения, пожалуйста.

"Позвольте мне узнать", "пожалуйста"... Интересно, сколько лет мне понадобится, чтобы научиться так говорить? Тьфу, что за глупости приходят в голову... Зачем мне вообще учиться говорить подобным образом?

— Я направляюсь в школу Эллейн. А вернусь... примерно через четыре часа.

— Хорошо, леди, — и, ещё раз поклонившись, Тадеуш вновь занялся раздачей указаний слугам. Их здесь было, кажется, около сотни.

Карету снарядили быстро. Не императорскую, а самую обычную, чёрную, невзрачную. Кстати, поехал со мной не только Джаред, но и ещё два человека — один стражник и собственно кучер. Они сели снаружи, а Джаред расположился вместе со мной и Элфи внутри кареты.

Оказавшись с незнакомым мужчиной в замкнутом пространстве, я непроизвольно принюхалась, как любой оборотень.

Стражник пах усталостью. Он уже давно не спал, по-видимому, поэтому от него шёл кисловатый запах пота, съеденного примерно два часа назад хлеба и едва уловимый аромат женщины.

Джаред, в отличие от слуг, глаз не отводил, наоборот — смотрел на меня, не отрываясь. У него было приятное лицо — морщинки вокруг глаз, словно он часто смеялся, узкие губы, небольшая щетина на подбородке, светло-зелёные глаза и короткие русые волосы, которые на солнце казались рыжими. На вид ему можно было дать лет сорок.

— Вы ведь маг Воды, верно? — спросила я, учуяв характерный морской аромат. Его нельзя было перебить даже запахом пота.

— Да, леди, — Джаред кивнул. — Но очень слабый.

— Меня зовут Рональда. Совсем не обязательно называть меня "леди". Я ведь не зову вас лордом!

— Но я и не лорд.

— А я не леди.

— Я всего лишь исполняю приказ императора, — усмехнулся Джаред. — Так же, как и все остальные в замке.

Ага...

— Леди... Вы позволите дать вам совет?

Я удивилась, но кивнула.

— Сами выберете себе стражников и служанок. Из тех, что порекомендует Тадеуш, но всё же сами. И никогда не пренебрегайте мерами безопасности. Я знаю, вы можете сделать так, что никто вас не заметит, и уйти куда хочется. Не делайте так. Всегда берите с собой по крайней мере одного стражника. И ваш хати тоже неплохой охранник.

Элфи, услышав это, приподнял уши и довольно рыкнул. Я улыбнулась и решила ничего не отвечать Джареду. Я прекрасно всё понимала, но... Я ведь не благородная дама и не член императорской семьи. Кто же мне даст личных служанок и стражников? Выделить отдельную комнату и приставить охрану возле входа — уже щедрость со стороны Эдигора. Да и зачем мне служанки? Что я, сама не смогу заплести себе косу? Я шесть лет жила в лесу в полном одиночестве, если не считать Элфи!

Впрочем...

— А если я выберу вас, Джаред?

Кажется, он немного удивился, но виду не подал.

— Почту за честь служить вам, леди, — и голову склонил так почтительно, что мне стало неловко.

Да что же это, в самом деле?.. Или Эдигор приказал не только называть меня "леди", но и кланяться при каждом удобном случае?..

* * *

Когда мы подъехали довольно близко, я начала обеспокоенно рассматривать здание школы. Оно ничуть не изменилось — создавалось впечатление, что с тех пор, как я "заболела", Эллейн вообще сюда не наведывалась. А ведь раньше она все время что-нибудь пристраивала, додумывала, магичила... просто постоянно.

Однако сейчас меня больше волновал другой аспект.

То, что мы делали с Дрейком... Я боялась, что зеркальное заклинание и усиливающая его руна "Камень" ослабели за неделю и придется начинать всё с начала. Но нет — всё было на месте. Видимо, в моё отсутствие Дрейк постоянно обновлял заклинание и вливал в руну силу. Несмотря ни на что, этот эльф ответственно относился к работе.

— Леди? — я так задумалась, что когда Джаред тихонько позвал меня, вздрогнула. — Извините... Я прошу позволить мне пойти вместе с вами.

— Не позволю, — я покачала головой, и стражник поджал губы. — Вы будете мне там только мешать. Пожалуйста, останьтесь в карете... или вернитесь в замок.

— Я подожду вас в карете, леди, — ответил он недовольно, и я, вздохнув, решила пойти на компромисс.

— Если перестанете называть меня "леди" и будете использовать только имя Рональда, то я позволю вам пойти со мной.

О Дарида, что я говорю?.. "Я позволю"... Откуда у меня эти императорские замашки?!

К моему удивлению, Джаред вместо того, чтобы величественно согласиться, едва уловимо покачал головой и тихо сказал:

— Не думаю, что это возможно. Я подожду вас в карете, леди.

В этот момент вышеупомянутая карета остановилась, и я выпрыгнула из неё практически на ходу, сильно рассердившись на странного стражника, который никак не хотел назвать меня по имени. Элфи выскочил за мной, и я шепнула ему, чтобы он не отходил далеко от школы.

Я всё же ошибалась — кое-какие изменения Эллейн внесла за то время, что я отсутствовала. Возле парадных дверей я обнаружила два больших вазона с цветущими лесными фиалками. Вообще-то они распускаются в начале лета, после продолжительных дождей, и цветут потом на протяжении двух месяцев, да и "в неволе" лесные фиалки не выращивают — слишком уж непрезентабельные. Интересно, почему Элли отдала предпочтение именно этим цветам?

— Ронни! — прервал мои мысли чей-то радостный крик, и парадные двери распахнулись, являя мне улыбающегося Лисса. Я помахала рукой, а потом чуть не задохнулась, когда маг подошёл ближе и заключил меня в крепкие объятия. — Как же я рад снова видеть тебя здесь!

— Я тоже рада, — я похлопала его по спине и мягко отстранилась. — А кто сегодня тут есть, кроме тебя?

— Пока только Рат. Кажется, Дрейк тоже обещался быть, но знаешь, он в последнее время какой-то странный...

— Только в последнее время? — я рассмеялась, и Лисс хмыкнул.

— Ну, по крайней мере больше, чем обычно.

Пока мы поднимались по лестнице в наш рабочий кабинет на втором этаже, я расспрашивала Лисса о том, что было, пока я валялась в постели. Оказалось — ничего важного. Эллейн несколько дней приходила в себя после моего оживления, затем приезжала пару раз — в первый раз сделала вазоны с цветами, а во второй наведалась в подвал, где Ратташ разбирал книги для школьной библиотеки. Дала несколько указаний, вписала в список ещё парочку томов литературы, и уехала.

— А вот Дрейк тут просто постоянно торчал. Ходил из угла в угол, листал книги, бормотал что-то себе под нос... Я уж начал думать: а не свихнулся ли он, часом? А если что у него спросишь — огрызается, грубит и обзывает нехорошими словами. Раньше он хоть иногда на нормального эльфа был похож, шутил даже, а сейчас... Мрачный, чёрный весь, как туча. Даже не представляю, как он в таком настроении будет поручение Эллейн выполнять на пару с тобой. Я и ей говорил об этом, но Элли только рукой махнула и сказала, что вы справитесь. Как считаешь, она Дрейка не переоценивает?

Я пожала плечами. По мне, так Элли и меня сильно переоценивала, но ей виднее. Поживём-увидим.

Когда дверь в наш рабочий кабинет распахнулась, Ратташ сидел на диване и, сосредоточенно хмурясь, что-то искал в большой книге, лежавшей прямо перед ним на столе. Подняв голову, он на одну короткую секунду замер, а потом расплылся в улыбке.

— Ронни!

Он тоже обнял меня, правда, не так крепко, как Лисс. А я с удивлением рассматривала его лицо, чуть покрытое щетиной, которая уже начинала сформировываться в аккуратную бородку.

— Решил бороду отрастить? — улыбнулась я, легко проводя кончиками пальцев по подбородку мужчины.

— Ага, а потом буду заплетать ее в ритуальные косички, как у гномов, — засмеялся Ратташ. — На самом деле просто всё забываю побриться... Да и настроения не было ни на что. Я очень волновался за тебя, Эдди и Элли.

Я понимающе кивнула и опустилась на диван.

Через несколько минут Лисс принёс мне чашку с ароматным горячим чаем, поставил рядом тарелку с какими-то пирожными, явно на радостях забыв, что оборотни не любят сладкое. Но я не стала ничего говорить, только улыбнулась.

А потом я рассказывала о том, что случилось со мной и Эдди, а Ратташ с Лиссом долго жаловались на ужасное поведение Дрейка — оказалось, что тот не только грубил всем, но и постоянно путал книги, которые Рат специально приводил в порядок для будущей школьной библиотеки.

Затем Лисс отлучился — ему нужно было срочно доделать полки для книг в той самой библиотеке, чтобы Ратташ мог уже переносить их из подвала на свои законные места. И я тоже решила уходить, ведь я всё-таки приезжала в основном ради Дрейка, но теперь поняла, что эльф является в школу в абсолютно непредсказуемом режиме. Да и я, если честно, больше не горела желанием с ним встречаться — не хотелось портить себе настроение.

Так что я как раз намеревалась вставать с дивана, когда Ратташ вдруг сказал:

— Знаешь, а я думал, что больше никогда не увижу никого из вас. Ни тебя, ни Элли, ни даже Эдвина. Наверное, поэтому и не брился. Все казалось нелепым и смешным.

— Почему ты так думал? — удивилась я, поставив чашку на стол. Мужчина усмехнулся.

— Нам никто ничего не говорил. Доходили только слухи, я отправился к императору, но не застал его... Хорошо, что императрица была на месте и рассказала всё, что знала. Что кто-то пытался убить Эдди, ты спасла его, а Элли — тебя. И что теперь ты выздоравливаешь, а Элли чуть ли не при смерти.

Я вздрогнула.

Нет, я, конечно, предполагала, что моё "оживление" далось ей непросто, но не настолько же...

— Мы тут едва не свихнулись. Дрейк вёл себя хуже всех, но не он один нервничал. Меня не принимал император, к Эллейн не пускали... Знаешь, был момент, когда я решил, что она действительно умерла.

Ратташ резко встал с дивана и подошёл к окну. Прислонился к подоконнику, скрестил руки на груди и продолжил говорить.

— Она ведь наверняка не рассказывала тебе об этом, да? И не расскажет. Элли всегда была такой. Впрочем, вы с ней похожи. Ты тоже не очень-то задираешь нос от мыслей о том, что спасла Эдди, да и Грэя, по правде говоря.

Пока вы обе валялись без сознания, император не принимал и не отвечал на записки, Грэя и Араилис я просто не мог найти, а Тор и Дарт лишь пожимали плечами... знаешь, тогда со мной творилось что-то странное. Я ужасно злился и ненавидел вас обеих за этот альтруизм, из-за которого вы обе чуть не погибли.

— Но, Рат, я не могла поступить иначе...

— Я знаю. Как и Элли. Грэю повезло с вами обеими, — Ратташ вздохнул и усмехнулся. — Я абсолютно не такой... Если бы рядом с Эдди в тот момент оказался я, то не стал бы даже пытаться сделать то, что сделала ты. И уж тем более — то, что сделала Эллейн. Я слишком сильно боюсь умереть... всегда боялся.

Я удивленно посмотрела на Ратташа. Ведь в тот момент я не думала о смерти... У меня просто не было времени на подобные мысли. Наверное, в этом и есть причина моей так называемой храбрости — отсутствие времени.

— Рат, я...

— Погоди. Я хотел тебе рассказать... Грэй, Лил, Дрейк и его старший брат Мирей — мои лучшие друзья — все они жили в императорском замке с рождения. И только я появился здесь, когда мне было восемь. До того дня мы с отцом жили на севере, мама моя умерла, едва мне исполнилось три года, и отец с тех пор начал пропадать на работе. Он был тогда ещё Младшим лордом, и переехал в столицу, дабы получить звание Старшего лорда и работу во дворце. Он её и получил, став одним из императорских советников со временем. Но я был здесь несчастен поначалу. Я рос угрюмым и замкнутым ребёнком, и вдруг — переезд, огромный замок, куча слуг и их детей, с которыми я никак не мог сойтись. Таким меня и встретила однажды Элли. Именно она познакомила меня с Интамаром и всеми остальными. Именно она занималась со мной магией и в конце концов избавила от этой угрюмой замкнутости. Она всегда понимала меня лучше всех остальных, особенно лучше моего отца. Но по-другому и быть не могло, ведь Элли тоже выросла без матери.

— Без?.. — я удивилась. Мне всегда казалось, что у герцогини была очень хорошая семья...

— Да. Теперь ты понимаешь, какие чувства меня охватили, когда я узнал, что Эллейн почти погибла, спасая тебя. И я безмерно рад, что спасла. Но я надеюсь, что больше никаких проклятий... Второй такой недели никто из нас не переживет. Особенно Дрейк. Ты даже не представляешь, сколько раз он был на волосок от удушения!

Рассмеявшись, я встала с дивана и подошла к Ратташу. Хоть тема и не была очень весёлой, всё же, представив себе, как Лисс и Рат душат Дрейка, мне стало смешно.

— Я не могу ничего обещать, ведь мы пока не знаем, кто убил Лил и пытался убить Эдвина. И я поступлю так и в следующий раз, если Эдди будет угрожать опасность.

— Значит... вы с Грэем теперь вместе? Я слышал, как мальчик назвал тебя мамой. — Мужчина смотрел на меня очень внимательно.

Я немного растерялась и не знала, что ответить. После объяснения в Оранжерее я не видела Грэя, но вчера вечером мне показалось, что он хотел сказать ещё что-то, только не успел. Или не захотел. И я не была уверена до самого конца ни в чём.

Честно говоря, я просто старалась об этом не думать. Ведь свой выбор я уже сделала.

— Наверное. Думаю, тебе лучше спросить у Грэя...

— Его-то как раз и не обязательно спрашивать, — засмеялся Ратташ. — Я знаю его почти всю жизнь, поэтому уверен — Грэй любит тебя, Ронни. А вот ты... ты-то его любишь? Или ты просто не хочешь оставлять Эдди?

Ратташ по-прежнему улыбался, но глаза его были серьёзными. Даже ледяными. Он словно что-то искал в моём лице — я чувствовала его взгляд всей кожей.

Я очень хорошо отношусь к Рату, но... всё же недостаточно хорошо, чтобы объяснять ему свои чувства.

— Почему ты спрашиваешь?

— Грэй мой друг. Я верю, что ты не желаешь ему зла. Но всё же оставаться с мужчиной только ради ребёнка — это бесчестно и жестоко. Ты ведь оборотень, Ронни...

— И что? — я начала злиться.

— Я хорошо помню твоих сородичей. И прекрасно помню, что они говорили. Люди для вас — неполноценная пара, ведь в тебе есть не только человеческая суть, но и звериная. И звериной... звериной Грэя явно недостаточно, разве не так? Он ведь не волк. И ты никогда не сможешь завести от него детей.

— Зачем ты говоришь мне это всё? — прошипела я, делая маленький шаг вперёд. — Зачем, Рат?! Чего ты хочешь добиться?

— Я хочу, чтобы мой друг был счастлив, — ответил он, не отводя взгляда. — С женщиной, которая будет его любить. Именно его, не только его сына.

Я не собиралась оправдываться, не собиралась ничего говорить. Но Ратташ так разозлил меня своими подозрениями и требовательными взглядами, что я сорвалась и почти закричала:

— Я люблю Грэя!

— Именно его? Или, быть может, ты любишь его к тебе отношение? Подумай, Ронни...

Почему-то после этих слов я вдруг успокоилась. И, усмехнувшись, спокойно ответила:

— Рат, твоя ошибка в оценке ситуации состоит в том, что ты изначально считаешь оборотней больше животными, нежели людьми. Но это не так. Наша волчья сущность находится в подчинённом положении, она вторична. Да, моей волчице вполне может понравиться какой-либо оборотень, но конечный выбор делает моё человеческое сознание. И я этот выбор сделала.

За своей пламенной речью я совершенно не обращала внимания на то, что происходит вокруг, сосредоточившись только на глазах Рата. И, как оказалось, совершенно зря, — после того, как прозвучало последнее слово, я вдруг услышала тихий кашель, раздавшийся от входной двери.

Рат моргнул и тут же перевёл взгляд на того, кто стоял позади, а я резко обернулась и обнаружила там Дрейка. Который смотрел на меня так, будто увидел призрака.

— Что ты, кхаррт тебя дери, здесь делаешь?!

Просто прекрасно! Какой-то день ссор, не иначе.

— То же, что и ты, — ответила я, тем не менее, вежливо и спокойно. Но Дрейку этот ответ совершенно не понравился. Эльф стал ещё мрачнее, а потом быстро подошёл, схватил меня за руку и потащил прочь из комнаты. Я даже пискнуть не успела, как оказалась за дверью.

— Стой ты! Ненормальный! Куда ты меня тащишь?!

— К карете! — процедил Дрейк, и не подумав обернуться. — Я лично прослежу, чтобы ты во дворец вернулась как можно скорее!

Я изо всех сил упёрлась пятками в пол, стараясь затормозить. Обувь издала подозрительный и до крайности противный визгливый звук, Дрейк резко остановился и обернулся, обдав меня с ног до головы презрительным взглядом, а я... Я так и не успела по-настоящему затормозить, поэтому со всего размаху врезалась в эльфа.

Он скривился и схватил меня за плечи.

— Ты, как я погляжу, пока меня не было, успел окончательно свихнуться! — прошипела я, тщетно пытаясь вырваться из его стальных клешней. — По какому праву ты...

— Ронни. Заткнись!

От возмущения я действительно заткнулась.

— Ты глупая, безответственная девица. Ещё вчера лежала при смерти, а сегодня — разоделась и припёрлась! Чего ради? Тебе как минимум неделю надо во дворце находиться и набираться сил, выздоравливать!

— Сам ты глупый и безответственный! — обиделась я. — Такое впечатление, что я собираюсь мешки с пешком таскать. Я хотела вас проведать, узнать, что делалось, пока меня не было. И я вообще с охранником приехала!

Дрейк зло расхохотался.

— Вот тот маг-недоделок у кареты — охранник, да?! Тогда ничего удивительного, что во дворце кхаррт знает что творится!

— Да ты!.. — я упёрлась ладонями в грудь эльфа, по-прежнему тщетно пытаясь его оттолкнуть. Какой же сильный, зараза! — Ты!..

— Что я? — насмешливо переспросил Дрейк, приподнимая брови. — Ну, что?

Говорить гадости я никогда не умела. Особенно так виртуозно, как этот эльф. Поэтому просто вздохнула и попросила:

— Отпусти.

Но он и не подумал послушаться. Стоял, улыбался ехидно, и смотрел на меня. Только во взгляде его почему-то было что-то тоскливое.

— Мне больно, Дрейк!

Эльф всё-таки разжал руки. Я отступила на шаг и, потерев ноющие плечи, сказала тихо и спокойно:

— Я абсолютно нормально себя чувствую, правда. И со мной ничего не случится, если я пару часов проведу в этом здании. Особенно если ты при этом не будешь меня так хватать! Я ведь просто хотела поговорить.

Несколько секунд Дрейк молчал, просто смотрел на меня и хмурился. О Дарида, ну почему же с ним так тяжело...

— Ладно. Пошли, — и, вновь бесцеремонно подхватив меня под локоть, эльф опять потащил меня вниз по лестнице.

— Куда? — выдохнула я, стараясь не сопротивляться. Вроде бы он передумал провожать меня к карете, а остальное я как-нибудь переживу.

— Туда, где нам никто не помешает.

* * *

Дрейк привёл меня в один из тренировочных залов. Эти залы располагались в подвале, на самом нижнем этаже. Их было пять. Первый, самый крупный, использовал Ратташ для сортировки книг будущей библиотеки. Остальные же пустовали... ну, по крайней мере я так думала раньше.

Оказалось, Дрейк устроил в одном из залов нечто вроде лаборатории. Притащил туда стол, стулья, диван, кучу книг и различные инструменты для занятия зельеварением. Я с удивлением оглядывалась по сторонам — на столе я заметила несколько собственных схем, которые я когда-то рисовала Дрейку для ритуала, а также два тома... по эльфийским проклятьям?!

Я сглотнула.

— И давно ты тут так... все организовал?

— Достаточно, — он махнул рукой на свободный стул. — Эллейн сама разрешила. Мне нужно место, чтобы работать. Отдельное.

И тут мне впервые пришла в голову мысль...

— А где ты живёшь?

Да, действительно, почему раньше я об этом не задумывалась? Ведь Рат живёт во дворце, хотя у него вроде есть квартира и в городе, а вот Дрейка я никогда не видела в замке...

Эльф обернулся и, ехидно ухмыльнувшись, спросил:

— В гости хочешь?

Я вздохнула.

— Нет, Дрейк. Просто...

— Я понял, — его взгляд почему-то заледенел. — Нигде я не живу. Раньше жил во дворце, но три года назад я ушёл оттуда. Точнее, уехал. Вместе с родителями и старшим братом. Мы отправились в Эйм, к Повелителю тёмных эльфов. Родители и Мирей так там и остались, а меня позвала Элли. Сюда, в школу... Я живу в одной из городских гостиниц, если тебя это так интересует. Во дворец я возвращаться не хочу.

— Почему? И почему вы уехали именно три года назад?

— Ронни, — Дрейк усмехнулся, но совсем иначе, нежели раньше, — тебе никто не говорил об этом, я знаю. Не специально... Просто мы почти не разговариваем про Лил между собой.

— Лил...

— Она была моей младшей сестрой.

Я молчала несколько секунд, не зная, что сказать.

Как много изменила одна маленькая смерть, по сути оказавшись испытанием для их дружбы, которая, кажется, так до сих пор до конца и не склеилась.

— Дрейк...

— Что?

— Я хочу сказать тебе одну вещь... Можешь не верить, конечно...

Я на миг запнулась, вглядываясь в лицо эльфа. Клянусь, если бы он засмеялся и по своему обыкновению съязвил, я бы смолчала. Но Дрейк смотрел на меня очень серьёзно.

— Я ведь умерла тогда, когда спасала Эдди. Я умерла и... и я видела Лил. Я помню. Она... она спасла меня, Дрейк.

Никогда я не видела у него такого взгляда...

— Если бы не Лил, я бы умерла. Да, Элли тоже спасла меня, это правда, но если бы не Лил, она бы не справилась. Лил показала мне дорогу назад, в жизнь, и рассказала, что нужно сделать, чтобы вернуться. И она... благословила меня.

* * *

Сейчас передо мной стоял не злой и ехидный эльф, нет. Маленький и беззащитный мальчик, который очень любил свою сестру и до сих пор переживал её смерть. Эта неожиданная метаморфоза так меня поразила, что я замолчала.

Дрейк тоже молчал. И только глаза блестели.

А потом он вздохнул и медленно опустился на стул.

— Я верю тебе.

— Правда? Я думала, не поверишь.

Он криво улыбнулся.

— Верю. То, что ты рассказала, очень похоже на Лил. Она была очень доброй. Мирей считал, что она была даже слишком доброй. Он полагает, что она зря пожертвовала собой ради Эдвина.

— А ты? Ты тоже так думаешь?

— Нет, — Дрейк покачал головой. — Лил и Грэй пытались завести ребёнка очень долго. Так всегда случается, если у человека и эльфа рождается не эльф, а человек. Наша мама — человек, Ронни. И Лил тоже была человеком. Самым обычным, безо всякой магии. Поэтому и не могла забеременеть почти десять лет. Чего она только не перепробовала...

Дрейк прикрыл глаза и отвернулся, словно не хотел, чтобы я видела его слабость.

— Я помню... Эдвин значил для Лил очень много, даже когда был просто червячком в её животе. Она с ним разговаривала, читала сказки, представляла, каким он вырастет. Сестра не могла поступить иначе. Я объяснял это Грэю, но он ничего не хотел слушать и обвинял в случившемся Эллейн.

— Они помирились. Ты знаешь?

— Знаю, — Дрейк кивнул. — Три года до него доходило... и дошло только благодаря тебе. Надеюсь, что в случае с тобой он не будет таким тугодумом.

Я почему-то смутилась и тоже медленно опустилась на один из стульев. Села полубоком, чтобы эльф не видел моего лица, но не очень помогало — я кожей чувствовала его взгляд, который колол меня, словно сотни маленьких иголочек.

— Я слышал, что ты сказала Рату.

Дрейк словно ждал моего ответа — но я молчала.

— Не обижайся на него, Рат просто беспокоится о друге... как и все мы. Грэй заслуживает счастья. И я верю — ты можешь сделать его счастливым. Потому что любишь именно его, а не его отношение к тебе.

Эльф наклонился вперёд и, прикоснувшись кончиками пальцев к моему подбородку, заставил посмотреть на себя.

— Есть ещё кое-что, Ронни. Совсем скоро тебе представится возможность доказать, не ошиблись ли в тебе мы с Ратташем... И пожалуйста, помни — я твой друг, и если тебе будет нужна моя помощь...

Я кивнула.

— Дрейк... раз уж мы заговорили о дружбе... Я не сказала тебе одну вещь, — я закусила губу. — Это касается ритуала...

— Да? — взгляд эльфа стал каким-то странным.

— У меня есть шанс погибнуть. И он достаточно большой. Во время ритуала мне придется задействовать не только магию Разума, но и все остальные свои ресурсы. Поэтому...

— Не тяни, Ронни, — Дрейк поморщился. — Что я должен сделать?

— Не должен. Если ты согласишься... Есть одно средство. Но оно свяжет нас навсегда. Мы всегда будем чувствовать друг друга, какое бы расстояние нас не разделяло. И если мне станет очень плохо, я смогу утянуть у тебя немного сил — как раз для того, чтобы остаться живой. Если ты согласишься... мы станем побратимами.

Несколько секунд Дрейк молчал, а затем вдруг запрокинул голову и расхохотался. Только вот его смех весёлым мне почему-то не показался. Было в этом жесте что-то театральное.

— Побратимами, значит... — отхохотавшись, процедил эльф. — Что ж, ладно. Я согласен. Надеюсь, это не значит, что я умру, если умрёшь ты?

— Нет, конечно. Тогда я сегодня всё приготовлю, завтра побратимся, — я улыбнулась. — А ещё через несколько дней проведём ритуал.

— Какой тебе ритуал?! Ты недавно только с постели начала чуть приподниматься! Совсем сдурела?!

Дрейк закричал так громко, что у меня зазвенело в ушах.

Н-да, Рональда, а ты уверена, что хочешь приобрести братца с таким жутким характером? В конце концов, у тебя уже был Джерард...

— Дрейк... Не кричи ты так, пожалуйста. Ничего со мной не случится. Я полностью восстановилась. А если мы не поторопимся, то вся подготовка пойдет насмарку.

— Да и хрен с ней!

— Дрейк!!

Я не выдержала и рассмеялась. Почему-то, чем больше я с ним общалась, тем меньше опасалась. И на смену напряжённости приходила лёгкость.

— Ну и что ты ржёшь? Если тебе станет плохо, Эллейн и император с меня шкуру сдерут. И я уж не говорю о Грэе...

— Плохо мне станет в любом случае, сколько бы времени ни прошло. Так что... не стоит тянуть.

Дрейк вздохнул и покачал головой.

— Тебе никто не говорил, что ты переупрямишь самую рогатую козу на свете?

Я фыркнула.

— Никто. Говорить такие вещи — твоя прерогатива, Дрейк.

Я увидела, что уголки его губ дрогнули в подобии улыбки, и улыбнулась сама, стараясь не показывать свой страх перед будущим ритуалом.

Страх — не то чувство, которое нужно показывать...

* * *

Возвращалась во дворец я почти довольная. Почти — потому что мне было стыдно перед Джаредом, который столько времени ждал меня возле кареты во дворе школы. Но мучилась от угрызений совести я недолго — в конце концов, я сделала всё, чтобы уговорить стражника не торчать на улице, как кол посреди поля. Так что сам виноват.

Да... кажется, я перенимаю кое-какие привычки у императора...

Удивительно, как быстро этот человек вошёл в мою жизнь.

Ещё я вспоминала, как перед своим уходом я указала Дрейку на книгу по тёмноэльфийским проклятиям и спросила, зачем ему она.

— Пытаюсь понять, — усмехнулся он. — Кто мог убить мою сестру и пытаться убить Эдди.

— И как успехи?

— Сама же понимаешь...

Да, я понимала. А ещё я теперь понимала, как глупо было считать Дрейка преступником. Нет, это не он. Он не мог.

И не только потому, что Лил — его сестра. Просто в характере Дрейка скорее вонзить нож, не скрываясь, а не интриговать, насылая проклятия... Для этого он слишком прямолинеен.

— Леди?

Я очнулась от своих размышлений и вопросительно посмотрела на Джареда.

— Я должен буду проводить вас в комнату, когда мы вернёмся.

Я обречённо вздохнула и почесала Элфи за ухом, отчего хати довольно рыкнул.

— Хорошо. Может, вы составите мне компанию за завтраком? Вы, наверное, тоже не успели поесть, Джаред.

— Не успел, леди. Но... не положено.

Я закатила глаза.

— Ох, да ладно! Вас ведь приставили меня охранять. Вот и охраняйте. Следите, чтобы я не съела чего-нибудь... ядовитое.

— Ваш хати учует любой яд, леди, — Джаред легко улыбнулся. — Он обучен.

— Обучен?.. — я удивлённо покосилась на Элфи. — Но я его этому никогда не обучала...

— Возможно, не вы, — стражник пожал плечами. — Кто-то мог это сделать до вас. Обучать незапечатленных хати непросто, для этого нужно обладать недюжинной силой. Так что вам виднее, кто мог это сделать.

Моя рука, лежавшая на затылке Элфи, чуть дрогнула. Вот, значит, как... Не просто подарил, но и обучил... Зачем?

Видимо, за тем же, зачем я сделала амулет сердца.

— И всё же, Джаред, — я подняла голову и улыбнулась, — я настаиваю. Нельзя же ничего не есть целыми сутками!

— Моя смена скоро закончится, леди. Тогда я поем и лягу спать. Не волнуйтесь. Я прикажу принести вам завтрак в комнату, когда мы вернёмся. Возможно, кто-то из ваших друзей захочет присоединиться... или сам император.

В моей душе почему-то шевельнулся червячок обиды. И я впервые задумалась о том, кем воспринимают меня стражники и слуги — кем-то, кого надо называть "леди", кем-то, кто по положению стоит рядом с императором... Они не упрекали, принимая это как должное. Они — да. Но не я!

И то, что Джаред не хочет со мной завтракать, потому что я "не ровня" (а не только потому, что не положено), было не слишком приятно осознавать.

Надо поскорее уезжать из дворца. Грэй может говорить что угодно, но я не обязана здесь жить. На полгода-год меня примут Дарт и Тор, а потом попробую купить небольшой домик. Или квартиру. Но дворец... нет, все эти расшаркивания не для меня.

Я нахмурилась. А почему вообще Грэй собирается оставаться во дворце? Даже если император уговорил его вернуться на госслужбу, это не предполагает постоянное проживание в замке. Возможно, он сам хочет... да, наверное. Всё-таки, Грэй вырос именно там. Но я как-то не готова к подобным жертвам...

Думаю, я смогу уговорить его поступить следующим образом — я живу в городе, а во дворец просто приезжаю. И Эдди тоже может жить со мной... нет, с нами. С Грэем я расставаться не хочу.

Я улыбнулась. Как же мне хочется поскорее обнять его! Прижаться, поцеловать... и не только. Наверное, думать о таком — это не совсем правильно для леди, как называет меня Джаред, но я ведь и не леди. Я не собиралась держать Грэя на расстоянии, ограничиваясь целомудренными поцелуями в щёчку. Я хотела стать его женщиной. Во всех смыслах.

Карета зашелестела по гравию императорского парка.

Ну вот... приехали.

* * *

Поднимаясь по парадной лестнице, я уговорила Джареда оставить меня на попечении другого стражника, а самому пойти поесть и поспать. Выглядел он уже совершенно ужасно.

— Хорошо, — вздохнул он после нескольких минут уговоров. — Я действительно лучше пойду. Моя смена закончилась час назад, да и с вами вряд ли что-то случится под носом у такого количества стражи...

Я виновато покосилась на Джареда. Час назад! Бедняга.

— Только сначала найду Тадеуша и скажу, что вы хотите позавтракать, — буркнул он напоследок и удалился, передав меня "на руки" двум здоровенным бугаям в форме, как переходящий приз.

Я обреченно вздохнула и продолжила подниматься по лестнице, направляясь к своей комнате. Стражники шли за мной по пятам, словно две преданные тени. Я старалась не обращать на них внимания, но получалось плохо.

Как Эдигор так живёт?..

Звонкие голоса служанок привлекли моё внимание достаточно быстро. Девочки стояли на одной из лестничных площадок, у окна. Их было трое — все совсем молоденькие, тоненькие, хорошенькие. Они смотрели во двор и возбужденно шушукались.

— Ух ты!

— Ах!

— Нет, посмотри, какой... А какая...

— Что — какая? Ну! — и звонкий смех.

— Грудь! — выпалила одна из служанок и покраснела. — Ой! Он же его чуть не убил!

— Скажешь тоже! Станет император убивать собственного сына! Они просто тренируются!

Сына?

Я заинтересованно развернулась к окну, несколько мгновений прислушивалась к взволнованному щебетанию на тему "ах, какой мужчина", а затем решительно зашагала вперёд, намереваясь собственными глазами увидеть принца Интамара.

— Ваше... Леди, вы куда?!

Куда-куда... Вам-то какая разница?

— Не волнуйтесь, из окна я прыгать не собираюсь.

Звук моего голоса привлёк внимание служанок. Они обернулись и уставились на меня сначала с недовольным недоумением, а затем почему-то — со страхом.

И почтительно присели.

— Леди, — произнесли все трое хором, мучительно покраснев.

— Доброе утро, — я остановилась перед ними и улыбнулась как можно доброжелательней. — Не возражаете, если я тоже посмотрю, на что вы там любуетесь?

Судя по всему, они возражали. Потому как продолжали стоять передо мной, склонив головы, и не двигались, мешая мне пройти к окну.

— Простите, леди, — прошептала одна из девушек, — мы больше не будем...

— Больше не будете что? — я искренне удивилась.

— Обсуждать принца...

Интересно, может, это какая-то болезнь? Общее помутнение сознания?

— Да обсуждайте, — махнула я рукой и, шагнув вперёд, отодвинула одну из девиц в сторону. — Сейчас я на него погляжу, может быть, к вам присоединюсь за этими обсуждениями...

И выглянула в окно.

Сначала я даже не поняла, что вижу. Просто улыбнулась.

Там, под нами, на тренировочной площадке, бились на мечах император и Грэй. Я легко узнала их обоих. Высокие, жилистые, подтянутые, они дрались так отчаянно, будто это был настоящий бой. Оба в белых рубашках и темных штанах, с мокрыми от пота волосами... удивительно похожие друг на друга. Даже больше, чем обычно.

А потом я застыла, вцепившись в подоконник пальцами, как утопающий — в спасательный обруч. Они ведь сказали — Интамар...

Но...

— Это принц Интамар? — спросила я, и не узнала собственный голос.

— Да... — ответила одна из девушек. — Наследный принц Интамар... Единственный сын его величества Эдигора...

Наследный принц.

Наследный принц.

Единственный сын...

Кровь зашумела в голове, запульсировала в висках. И я почувствовала, как вырывается из меня магия Разума, заставляя всех тех, кто был рядом, застыть, словно я обратила их в каменные статуи.

Я развернулась и медленно побрела прочь, спотыкаясь на каждом шагу. Слуги, стражники, высокородные лорды — все проходили мимо, не замечая меня, не обращая внимания на разливающуюся вокруг магию Разума.

Сначала я шла... потом бежала... Бежала всё быстрее и быстрее, вперёд и вниз... В Большой исторический зал, как называл его Эдигор. Он рассказывал о нём, но не показывал. И теперь я начинала понимать, почему.

Здесь висели портреты всех императоров династии Альтерр. От самого первого... "От основателя династии до принца Интамара, моего наследника", — эти слова звенели у меня в ушах, когда я распахивала створки и мчалась... мчалась мимо сотен портретов... тысячи разных лиц... Старых и совсем юных...

Эдигор со своими родителями.

Эдигор на коронации.

Эдигор и Дориана. Свадьба.

Эдигор и Дориана с маленьким Интамаром на руках.

Я остановилась. Перед глазами почему-то был туман. Может, от слишком яркого освещения заслезились глаза?..

Надпись гласила: "Его высочество Интамар со своей невестой, герцогиней Рилией Эталь".

На меня смотрели юный, совсем юный Грэй — с легкой улыбкой и без малейшей седины в волосах, без горьких складок в уголках губ, — и оставшаяся вечно молодой Лил. Герцогиня Рилия Эталь... Та самая девушка, спасшая мне жизнь и благословившая меня там, в посмертии.

Почему же так горько?

Я ведь всегда верила тебе, Грэй. Всегда, с самого начала... Поэтому я не подозревала, я и помыслить не могла, что ты врёшь. Врёшь... Всегда врал. Всегда, с самого начала... А я верила. Я верила!

Я не наивная дурочка, меня не так уж и просто обмануть... другим. Но не тебе. Ты ведь знаешь, знаешь, что я ничего не подозревала! Почему же ты не сказал мне правду до того, как я стала чувствовать себя твоей?..

Но теперь я не могу быть твоей.

Ты знаешь обо мне всё. Абсолютно всё.

А я... я не знала даже твоего настоящего имени.

Что ж... меня предали. Снова.

Я горько усмехнулась и, вытерев набежавшую на глаза влагу, быстро вышла из зала.

* * *

Я не помню, как выбралась из замка. Никогда раньше я не пользовалась своей силой так — зачаровав всех, кто был рядом, я и сама словно зачаровалась. Будто в бреду, не осознавая, кто я и что делаю, я мчалась всё дальше и дальше, сгорая от обиды и злости.

Очнулась я только в городе, на одной из улиц Лианора. Очнулась и задумалась — а куда я вообще бегу? И зачем? И что собираюсь делать?

В мастерскую Дарта и Тора мне не хотелось. Нет, я была не прочь увидеться и с гномом, и с эльфом, но не сейчас. Сейчас я просто не смогу улыбаться и делать вид, что у меня всё прекрасно, что я не чувствую себя так, словно у меня вырезали сердце тупым ножом.

Вокруг сновали люди — туда-сюда, туда-сюда... Никто меня не замечал. Как же это легко, оказывается — сделать, чтобы никто тебя не замечал. Никто не задавал вопросов и не требовал на них ответов.

Да, Дэйн? Ты ведь знаешь, о чём я говорю.

Вся моя злость вдруг переметнулась на дартхари. Конечно, чего ему стоило одурачить маленькую глупую девчонку, когда вся стая пребывала в заблуждении? Когда никто не задумывался — если Вожак настолько силён, почему он дартхари только последние тридцать лет?! Где он был до этого, откуда появился в Арронтаре, как умудрился не перегореть за пределами леса?.. Как?..

А я? Как я умудрилась не перегореть? Книга, которую я нашла в императорской библиотеке, не дала мне ответа на этот вопрос. Нарро, наверное, смог бы пролить свет на эту загадку, но я ни за что не согласилась бы на разговор с ним. Нет уж, хватит. Наговорились.

Десять лет почти ежедневных снов... И столько лжи.

Я всхлипнула.

Нет, не буду плакать. Не буду!

Я знаю, кто мне нужен. Прямо сейчас.

Я втянула носом воздух и улыбнулась уголками губ, почувствовав, как миллионы запахов наполняют меня. Но меня интересовал лишь один запах... И, обнаружив его совершенно безошибочно, я выбрала улицу и быстро зашагала по ней.

* * *

Гостиница называлась "У Себастьяна" и находилась в таком унылом месте, что, не будь я оборотнем, ни за что не догадалась бы, что мне нужна именно она. Впрочем, уместнее было бы назвать сие заведение трактиром. Посетители здесь не столько "гостили", сколько пили самые разнообразные горячительные напитки отвратительного качества. Пахли эти напитки в основном мочой или просто какой-то кислятиной.

Дрейка я обнаружила за одним из столиков, тискающем девицу фривольного вида. Эта девица сидела на коленях у эльфа и глупо хихикала на весь зал, когда Дрейк щипал её за попу. Шнуровка платья спереди была полураспущена, и полная белая грудь едва не вываливалась из выреза.

— Я вам не помешаю? — язвительно поинтересовалась я, подходя к столику Дрейка. Эльф вздрогнул и поднял на меня мутные глаза.

Несколько секунд он просто пялился на меня, остервенело моргая. Его девица тоже пялилась, и с изрядным недоумением, но ничего не говорила. Умная. Посмей она вымолвить хоть слово, я бы тут же сделала так, чтобы до завтрашнего утра она только квакала.

— Марта, лапочка, — наконец икнул Дрейк, — пошли-ка наверх... Пора в постельку, а то уже всякое мерещится... У Себастьяна сегодня на редкость дрянное пиво...

— Я тебе не мерещусь, — хмыкнула я. — Неужели ты пивом так наклюкался? Надо же, я думала, эльфы предпочитают более благородные напитки.

Видимо, обида сделала меня такой злой — я совершенно не узнавала саму себя.

Дрейк ещё раз моргнул, а потом прохрипел:

— Рональда?..

— Нет, кошка бродячая! Вставай давай, разговор есть.

— Вряд ли я способен на разговоры... Если только ты не хочешь заменить мне Марту... — эльф расплылся в пошлой улыбке и я, не выдержав, полностью прочистила ему мозги.

Убрать хмель при помощи магии Разума — плёвое дело. А уж когда настолько зол, вдвойне плёвое...

Вот только Дрейку оно совершенно не понравилось.

— Ты сдурела?! — проорал он, вскакивая со скамьи. Марта охнула и чуть не свалилась на пол, но в последний момент схватилась за край стола и с укоризной покосилась на меня.

— Дрейк, хватит, а? — я подняла глаза к потолку. — Ты можешь хоть раз в жизни обойтись без этого своего хамства? Давай просто поговорим. А Марта твоя никуда не денется. Да, Марта?

Видимо, что-то в моём взгляде подсказало девушке, что лучше кивнуть.

— Ну вот.

Несколько секунд Дрейк пытался проделать во мне дырку, но потом всё же, вздохнув, махнул рукой.

— Ладно. Садись. Будешь что-нибудь?

— В этом заведении? — я хмыкнула, плюхаясь на лавку. — Да здесь, кажется, даже вода — и та тухлая. Почему ты остановился именно в этой, с позволения сказать, гостинице, Дрейк? Неужели получше места не нашлось?

Эльф медленно сел, не отрывая взгляда от моего лица, а потом буркнул:

— Марта, принеси ещё пива. И орешков солёненьких. Они у Себа сегодня ничего.

Девушка, махнув красной юбкой, побежала исполнять заказ, а я, изобразив на лице улыбку, поинтересовалась:

— Что же, Марта, получается, и подавальщицей тут трудится, и клиентов ублажает? И как ей удаётся всё совмещать...

— Ты плакала?

Взгляд Дрейка был тяжёлым, слова упали, словно камень в воду.

— Заметно?

— Мне заметно. У тебя блестят глаза. Почему ты плакала?

— Потому что.

Я усмехнулась, а потом продолжила:

— Ты ведь сам назвал меня идиоткой. Ты был прав. Я полная идиотка... Причем во всех смыслах полная.

Эльф по-прежнему смотрел на меня. Пристально, изучающе. Мне было не очень уютно под этим взглядом.

— Он... рассказал? — спросил наконец Дрейк.

В этот момент подбежала Марта, поставила перед ним высокий бокал с жёлтым пивом — кстати, пахло оно нормально, совсем не мочой — и тарелочкой с орешками. Опустив глаза, я заметила, что орешки чуть присыпаны солью, как пудрой.

— Нет. Я сама услышала. Случайно.

Я сунула себе в рот орешек и зажмурилась от удовольствия. Оказывается, я хочу есть...

— Ронни...

— Наверное, это было забавно. Когда все вокруг знают, а кто-то один — нет. Наверное, это смешно. Вот только мне не очень...

— Мне тоже.

Я подняла голову.

— Послушай, Ронни, пожалуйста, просто послушай... Я понимаю, что ты злишься сейчас, очень злишься. Конечно, это всё плохо и неприятно, но... Дай Грэю шанс.

— Кому-кому? — я расхохоталась. — Нет никакого Грэя! Ты же сам знаешь это, Дрейк!

— Ронни, — голос эльфа был очень напряжённым, — даже родители называют его так. Уже очень давно. Это прозвище придумала Эллейн, когда Грэю... Интамару было лет пять. И когда мы ездили куда-нибудь и нужно было скрыть, что с нами наследник, называли его "лорд Грэй". Мы...

— При чём тут я, Дрейк? — прошипела я, хлопнув ладонью по столу. — Неужели нельзя было рассказать?! Зачем было обманывать? В чём вообще смысл?..

Я почему-то хотела, чтобы Дрейк понял меня. Понял, как мне больно и обидно. Я ведь доверяла Грэю, как никому другому... Я была готова отдать ему всю себя, стать его женщиной, воспитывать его сына. Но не теперь. Нет. Не теперь.

— Помнишь, я сегодня говорил, что совсем скоро тебе представится возможность доказать, не ошиблись ли в тебе мы с Ратташем? Но я тогда не подозревал, что это так скоро случится. Ронни, не руби с плеча, не уходи, не поговорив с Грэем. Дай ему шанс всё объяснить. Не спорю, он сделал глупость...

— Не путай глупость с подлостью.

— Нет, — Дрейк покачал головой, — это была глупость. Глупость, которую он совершил от страха и растерянности. Но не я должен тебе об этом говорить, Ронни...

— Я вообще не хочу с ним разговаривать!

— Знаешь, что? — возмутился эльф, и тоже хлопнул ладонью по столу, но на этот раз бокал с пивом и тарелочка с орешками чуть подпрыгнули. — Если ты не поговоришь с Грэем и сбежишь, как ты это сделала сейчас, я окончательно уверюсь в том, что ты — полная идиотка!

— Неужели ещё не уверился? — я хмыкнула.

— Пока нет, но осталось чуть-чуть. Разве я многого прошу, Рональда? Просто выслушай то, что он скажет. Потом можешь кричать, бить посуду, уходить и топать ногами. Что хочешь, то и делай, я и слова поперёк не вставлю. Но сначала выслушай!

Я задумалась.

Во мне по-прежнему клокотали злоба и обида, но теперь к ним примешивалась толика любопытства. Я не представляла, что он может сказать в своё оправдание. А может, он и не будет оправдываться?

— Я не смогу остаться, — прошептала я, повесив голову. — Даже если бы хотела. Не смогу. С Грэем — да, но не с наследником престола.

Дрейк промолчал, и я была ему за это благодарна.

Молчаливое понимание всегда лучше бесполезных слов.

* * *

— Раз уж я к тебе пришла, давай хоть ритуал проведём, что ли, — сказала я, когда орешки в тарелочке закончились.

— Какой ещё ритуал? — удивлённо кашлянул эльф. — Мы же его в школе должны проводить...

— Да не тот. Помнишь, я говорила — стать побратимами, чтобы я могла выжить?

— Помню. Что — сейчас?!

— Почему бы и нет?

— Сдурела?!

— Да там ничего сложного! Только острый ножик нужен...

— Ты ещё у Себастьяна предложи его одолжить!

— Зачем?! У тебя нет ножика?!

Дрейк обречённо вздохнул.

— Есть. Есть у меня, как ты говоришь, ножик.

— Прекрасно! Тогда пошли наверх, к тебе, а то если мы здесь этим займёмся, боюсь, остальные нас не поймут.

— Чем это мы займёмся?.. — эльф посмотрел на меня с подозрением.

— Чем-чем... Кровопусканием. Ты не знаешь, как побратимами становятся, что ли?

— Представляешь, не подозреваю даже. Никогда не приходилось подобными вещами заниматься.

— Сейчас наверстаешь упущенное.

Вот так, добродушно переругиваясь, мы дошли до комнаты Дрейка.

Я чуть не упала, когда он открыл передо мной дверь и впустил внутрь. Нет, я понимаю — холостяцкое жилище, но не до такой же степени...

— Ну и бардак у тебя...

— Уж извини, не дворец.

Постель разобрана, одеяло кучей в углу, от простыней пахнет по?том и ещё кое-чем не совсем приличным — я сразу поняла, что эта ночь для Дрейка была жаркой... но не с Мартой, а с какой-то другой девицей.

На столе грязные кружки, тарелки, ложки и ножи. Перед столом — стул, на котором навалена разнообразная одежда... тоже не очень чистая. Я поморщилась.

— Далеко не дворец, Дрейк. Больше свалку напоминает. Не ожидала, что эльфы такие хрюшки.

— Ладно тебе, — он вздохнул. — Сама же напросилась, я тебя не приглашал. Да и не так уж у меня всё ужасно, я просто ещё не успел убраться. А до сегодняшнего дня у меня просто не было настроения... Из-за тебя, между прочим.

Наверное, мне следовало обратить внимание на его последние слова, но я услышала другое.

— Что значит — не успел убраться? Здесь убираются сами постояльцы, что ли? А прислуга тогда зачем?..

— Она в остальных комнатах убирается. Но не в моей. В мою заходить запрещено.

— С чего вдруг? — я прищурилась. — Ты чем-то противозаконным тут занимаешься, да?

— Угу. Самогон варю.

— Дрейк, я серьёзно!

— Я тоже. Да тащат они всё, что плохо лежит, Ронни! Поэтому и убираюсь сам.

— Это возвращает нас к вопросу, зачем ты вообще здесь остановился? Воруют, не убираются, готовят дурно...

— Почему дурно? Мне Себ нормально готовит. Я ему, конечно, за это приплачиваю... А остановился я в этой гостинице, потому что только здесь я не рискую столкнуться ни с кем из знакомых. Когда полжизни провёл в императорском замке, в дорогих постоялых дворах постоянно встречаешься с какой-нибудь ненужной тебе рожей. Я не хочу. Мне вполне хватает тех, с кем я вижусь в школе.

Я только улыбнулась. Всё вполне в духе Дрейка. И как я могла раньше подозревать его? Характер у эльфа, конечно, не сахар, но не более того.

— Итак, — я огляделась, — где в этой свалке можно найти нож? Только чистый, пожалуйста...

Дрейк иронично на меня посмотрел — мол, сам бы догадался, — но я только фыркнула. А потом благодарно кивнула, принимая в руки небольшой кинжал с очень острым кончиком. Отлично, просто отлично!

— И что дальше?

— Закатай рукав.

Когда Дрейк послушно закатал ткань, я взяла его ладонь в свою и осторожно проткнула лезвием кожу.

— Ай!

Не обращая внимания на возмущённый вскрик — а ещё маг Крови, называется! — я прошептала по-эльфийски "Кровь от крови моей, стань частью меня, называю тебя братом", поднесла руку Дрейка ко рту и сделала большой глоток.

А потом лизнула порез, чтобы он быстрее затянулся.

— Я всё. Теперь ты. Этим же ножом проткнёшь мне кожу на ладони, скажешь "Блор ин блор вимма, ларсин пир виммо, реккен рин лириэн", а потом выпьешь немного моей крови. Только поторопись, а то пока говорить будешь, у меня регенерация сработает.

— Блор ин... — начал Дрейк, но запнулся. — Это что за ерунда такая, Ронни? В жизни не слышал ничего подобного.

— "Кровь от крови моей, стань частью меня, называю тебя сестрой" на древнем наречии оборотней. Я сказала эту же фразу по-эльфийски, поскольку ты эльф, а ты должен на моем языке сказать.

Театрально закатив глаза, Дрейк попытался повторить, но тщетно — у него заплетался язык. Пришлось написать на бумажке большими печатными буквами, и только раза с пятнадцатого он наконец смог это произнести без запинки.

Но потом возникла другая проблема — рана на моем запястье затягивалась так быстро, что пока эльф пытался произнести нужную фразу, оказывалось, что кровь глотать уже поздно.

Пришлось оставлять кинжал в ране, чтобы она не могла затянуться — только так нам удалось завершить ритуал.

— В городской больнице можно сдать кровь, — сказал Дрейк ворчливо, когда я уже уходила. — Так вот, Рональда — донор из тебя никудышный...

Я только плечами пожала. Каждому своё.

* * *

Возвращалась в замок я... долго.

Какое-то время бродила по улицам и думала. Я не могла сказать, что больше не злюсь, нет. Хотя разговор с Дрейком мне помог. Странно, но этот эльф с дурным характером, ставший теперь моим побратимом, действительно чуть улучшил моё настроение. Наверное, я пошла к нему, потому что только он один всегда говорил мне правду. Даже когда хотел удушить.

На этот раз я пользовалась магией Разума только до определённого момента. И отпустила её, когда достигла своей комнаты, вошла внутрь и просто упала на постель.

Элфи был здесь и тут же начал ходить вокруг меня, поминутно тыкаясь мокрым носом то в лицо, то в ладонь. Я улыбалась и трепала его по холке.

Надо бы поесть, но мне было невыносимо думать о том, чтобы спуститься вниз. Нет, я не боялась... просто не чувствовала в себе сил на подобные "подвиги".

А потом в дверь постучали.

— Ронни? Ронни, ты тут?

Это был голос... Интамара.

Я медленно встала с кровати и, вздохнув, направилась к двери.

— Ронни, пожалуйста, открой!

Я бы предпочла сидеть на постели и молчать, честно. Но... Дрейк очень просил.

И я распахнула створки.

На пороге стоял Интамар. Да, надо привыкать называть его так. В карих глазах застыла тревога, губы упрямо и немного рассерженно сжаты, рубашка чуть мокрая от пота... наверное, искал меня по всему замку, бегал по лестницам?

Его запах, к которому я так привыкла, заполнил ноздри. Ну почему, почему ты не можешь пахнуть по-другому? Раз уж имя другое... Это было бы честно.

— Ты где была? Что-то случилось?

Я скрестила руки на груди.

— Где была, там уже нет.

Я хотела добавить "ваше высочество", но...

Мне очень хотелось, чтобы он сам рассказал. Очень хотелось...

— Я так и буду стоять на пороге или ты меня впустишь? — кажется, Интамар начинал злиться.

Я посторонилась.

— Проходи. Чувствуй себя, как дома. — Я позволила себе немного иронии, и он это заметил.

— Что происходит? — спросил мужчина, проходя в комнату. Я захлопнула дверь так, что косяк задрожал, и пожала плечами.

— Ничего особенного.

— Ронни... Мы вчера расстались хорошо, разве нет?

— Тебе виднее.

Глаза Интамара сузились, он сделал шаг вперёд и положил руки мне на плечи.

— Рональда, я эмпат, а не ясновидящий, — сказал он едва слышно, сдерживая ярость. — Я чувствую, что тебе плохо и больно, но почему, я не знаю. Могу лишь сделать вывод: раз ты мне не открываешься, значит, это из-за меня. Прошу, расскажи всё.

— Я должна рассказать? — я расхохоталась. — Я?! А может быть, ты?.. Ты уверен, что всегда говорил мне правду?! Уверен?!

— Что ты имеешь...

— Врун! — я подняла руку и со всего размаху влепила Грэю пощечину. — Лжец! — и ещё одну. — Ненавижу! — и ещё.

Ладонь будто загорелась. А в следующую секунду он поймал её и завел мою руку за спину.

Но у меня была ещё одна рука...

— Гад!

Вторую тоже перехватили.

Тогда я начала извиваться всем телом.

— Отпусти!..

Он молчал, только челюсти сжал так, что зубы скрипели.

— Пусти меня сейчас же!

— И что ты сделаешь тогда, Ронни? — процедил Грэй. — Ударишь меня ещё раз?

— Я тебе глаза выцарапаю!!

— Тогда тем более не пущу.

Я задохнулась от возмущения.

К сожалению, в словесных перепалках я всегда была не слишком хороша, и придумать ответ так и не смогла. А потом стало не до ответов, потому что Грэй, оттеснив меня и прижав к стене своим телом, впился в мои губы, почти как чуть ранее Дрейк впивался в моё запястье.

Я рассердилась ещё больше и укусила его. До крови. И наверняка больно, но Грэй лишь рассмеялся.

— Злая волчица...

Новый поцелуй был более нежным, и тягучим, как смола ирвиса. Мне не хватало воздуха, и я непроизвольно открыла рот, а потом чуть вздрогнула, когда Грэй ринулся на его завоевание.

Меня никогда не целовали так... глубоко. В этом поцелуе было что-то неприличное... Но настолько сладкое...

Я по-прежнему злилась, но теперь ещё и дрожала от возбуждения.

И от этого злилась ещё больше.

— Перестаньте, пожалуйста, ваше высочество...

* * *

У него были такие глаза. Как две монеты.

И я воспользовалась секундным замешательством Грэя-Интамара, чтобы отодвинуть его в сторону и отскочить подальше.

— Ты... знаешь?

— Знаю. И не от тебя.

— А от кого?

— Слушай, — я фыркнула, — неужели ты надеялся держать это в секрете всю жизнь? Здесь полный замок слуг, которые называют тебя принцем Интамаром. Герцог, лорд Грэй... Теперь я понимаю, почему ты так смеялся, когда я спросила тебя при знакомстве, какой ты лорд.

— Я не смеялся...

— Да что ты?! А потом, когда ты рассказывал мне о своём друге Интамаре... когда вы все рассказывали мне о нём... ты тоже не смеялся?! Особенно когда говорил, что он любит есть на завтрак. Яичницу с гренками, надо же! Тебе никто не говорил, что у тебя раздвоение личности?!

Я выплескивала на него своё возмущение, крича на всю комнату и размахивая руками.

Я думала, он хотя бы устыдится. Но вместо этого Грэй — нет, Интамар — разозлился ещё больше.

— Знаешь, что, — он сделал молниеносный шаг вперёд, схватил меня за руку, вновь привлёк к себе и зашептал мне в лицо: — я понимаю твои чувства, Ронни, а вот ты... Понимаешь ли ты мои?

— Твои? — я дёрнулась, но держал он крепко.

— Да, мои! Или это только мне полагается всех понимать, как эмпату, да? А про меня можно и не думать, верно?

— Что ты несёшь?!

— Я говорю правду. Ты ведь хотела слышать правду?! Так слушай. В начале ты была для меня лишь случайной знакомой, которой я решил помочь. Я не собирался тебе ничего рассказывать про то, кто я, потому что в этом тогда не было смысла! Я думал, что ты ненадолго задержишься в моей жизни. Я думал... Я был глуп. И когда ты заняла в моем сердце огромное место, я уже слишком сильно боялся тебя потерять. Ты несколько раз говорила мне, как ты не хочешь знакомиться с императорской семьёй, как это тебе чуждо. Я просто боялся, понимаешь?! Я не хотел тебя обманывать. А что делаешь сейчас ты?!

— Что?.. — выдохнула я. Я не понимала, к чему он клонит.

— Ты делаешь то же, что и твои сородичи, когда они бросали в тебя камни. Они обвиняли тебя в том, в чём ты не была виновата и что не могла изменить. И я тоже не могу изменить своей сути, Ронни... Да, я наследник престола, единственный сын императора Эдигора. Да, Ронни, это так. И как бы я ни хотел, я не смогу этого изменить.

Я молчала.

Грэй отпустил меня и сделал шаг назад. Глаза его были потухшими.

— Я не говорил тебе ничего о своём происхождении, потому что не хотел, чтобы ты уходила. И тянул до последнего, надеясь непонятно на что. Очень глупо и безответственно, по словам отца. И он прав.

Но теперь ты знаешь. И если ты пожелаешь уйти... Ронни, ты вольна уйти. Я только хочу, чтобы ты помнила — я не лгал тебе ни в чём, что касалось моих чувств к тебе. Ни в чём. Ни слова, Ронни... Я...

— Молчи...

Я прошептала это очень тихо. Так, что и сама не услышала.

Грэй протянул ко мне руку, но я покачала головой.

— Прошу тебя, уходи. Я... мне нужно подумать.

Он сжал зубы.

— Обещай, что хотя бы простишься, — сказал он наконец, быстро развернулся и вышел из комнаты.

Я ответила, когда дверь уже закрылась:

— Я пока не ухожу...

* * *

Мне действительно нужно было подумать. Но мозги ворочались с трудом. Скрипели, кряхтели, охали и вздыхали...

Разговор с Грэем многое перевернул в моей голове. Теперь я понимала — дело было не в нём, а во мне. Я испугалась.

Испугалась правды. Испугалась, что император не просто случайный знакомый, не просто хороший человек, решивший вдруг по собственной прихоти обучать меня танцам... Испугалась, что мне придётся остаться жить в этом замке. Испугалась, что мне придётся надеть венец власти. Испугалась, что меня будут называть "ваше величество".

Грэй ещё не делал мне предложения, но я уже этого боялась.

Я трусиха? Возможно. Но всё это просто не помещалось в моей голове. Не осознавалось и не принималось.

И теперь я шла по замку вместе с Элфи, не укрываясь магией Разума, и наблюдала за слугами и стражниками.

Все слуги почтительно кивали и поспешно отводили взгляды. Но это было не обидно, наоборот — я чувствовала, что они отводят взгляды не потому, что презирают меня, как оборотни в Арронтаре, а потому что уважают моё право на личную жизнь.

Даже стражники уважали это право. Они двигались чуть позади меня, как тени, только в количестве двух штук.

Если я останусь здесь, так будет всегда. Поклоны, почтительные и подобострастные. Невозможность называться по имени. Титул, который заменит мне это самое имя. Тяжёлые платья, балы, на которых придётся разговаривать на равных со Старшими лордами и... танцевать.

"Поверь, в твоей жизни будут вечера, когда не танцевать ты просто не сможешь".

Так сказал тогда император, и я ещё удивилась, почему... Теперь я понимала.

Как много я теперь понимала! И случайную оговорку Грэя, когда он при мне однажды чуть не назвал Эдигора отцом. И странные переглядывания друзей, и многозначительную улыбку Араилис... И взгляд учителя Карвима, когда я привела к нему Эдди. Он ведь сразу определил, кто перед ним.

А я действительно глупая лесная девочка. Или идиотка, по словам Дрейка.

Разве императрица может быть такой?..

— Рональда.

И в очередной раз я не почувствовала его приближение...

Я обернулась и застыла, увидев мягкую улыбку Эдигора. Уже знает? Наверное, Грэй рассказал.

— Тебе надо поесть, девочка. Ты ведь не завтракала. А скоро уже обед.

Всё время он пытается меня накормить. И у него это неплохо получается... как и всё остальное.

Таким должен быть император. Сильным, уверенным в себе, решительным и смелым. А императрица — такой, как Дориана. Мягкой, тёплой, умеющей уступать, но властной. Разве я такая?

Нет. Совсем нет...

— Ты слишком много думаешь, Рональда. Не нужно. Просто поешь.

Эдигор положил свою руку мне на плечо и аккуратно подтолкнул куда-то. Сил сопротивляться у меня не было, да и желания тоже. Поэтому я послушно пошла туда, куда он хотел.

И оказалась в небольшой светлой комнатке со столом, диваном, несколькими книжными шкафами и камином. Здесь было так уютно... И очень вкусно пахло.

Завтраком.

Император усадил меня за стол, сел рядом — Элфи после этого залез под стол — охранять нас, — налил мне сока, положил на тарелку каши, отрезал несколько кусков сыра и достал из блюда со сладкими булочками пирожок с ягодами.

Я облизнулась. Хочу есть.

Очень хочу!

— Что это за комната?

— Столовая. Моя личная. Здесь я иногда обедаю, когда нет возможности или настроения идти в парадную столовую. Нравится?

— Очень уютно, — кивнула я, начиная увлечённо поглощать кашу. М-м-м, как вкусно... Или я просто настолько проголодалась?

Несколько минут я ела, а Эдигор сидел рядом и смотрел на меня. Причём с таким умилением... на меня никто так не смотрел.

И мне это нравилось. В его взгляде было что-то, что согревало мою душу.

— Рональда... — сказал император, когда я доела кашу и придвинула к себе тарелку с сыром и пирожком. — Я хотел поговорить с тобой кое о чем...

— О Грэе?

— Почти. Да, я знаю, что произошло между вами. Я знаю, как он поступил, и знаю, что он поступил нехорошо. Я мог бы сейчас оправдывать его, но я не буду. Ты умная девочка, Рональда, сама разберёшься, что к чему. Я просто хочу сказать тебе одну вещь, и я надеюсь, что ты подумаешь об этом. Серьёзно подумаешь.

Эдигор придвинул к себе кувшин с обычной водой, налил немного в стакан, сделал несколько глотков, а потом продолжил:

— Между вами сейчас огромная разница, и дело не в воспитании и положении, как ты думаешь. Дело в выборе. У тебя он есть, а у Грэя нет. Четыре года назад, когда умерла Лил, мой сын решил, что вправе выбирать, ушёл из дворца, нагрубил, заявил, что никогда не станет императором. Я знал, что он всё поймёт и вернётся. Так и вышло.

И сейчас... Рональда, ты можешь уйти или остаться, никто тебя не неволит. У тебя есть выбор. И поверь мне, человеку, у которого его никогда не было — это великий дар. Ты свободна. Ты можешь уйти и продолжать быть свободной. Либо остаться.

Эдигор смотрел на меня очень серьёзно. Я видела своё отражение в его зрачках, но не могла поверить... Он действительно говорит сейчас со мной?

— Вы думаете, я справлюсь? — выдохнула я, пытаясь найти ответ в его глазах.

— Рональда, — Эдигор улыбнулся, — хочешь, открою секрет? Самые лучшие императоры и императрицы получаются из тех, кто не хочет власти. Кто, как я или ты, стремится к вольной жизни. Знаешь, почему?

— Почему?

Я правда не понимала...

— Потому что хотеть подобной власти ненормально. Можно смириться, принимать её, сделать свой выбор. Но хотеть — нет. Тот, кто хочет власти, не осознаёт всей её глубины, не чувствует ответственности. То, что ты сомневаешься в себе, говорит только в твою пользу.

— Но... — я запнулась.

Я столько всего хотела — и могла! — у него спросить. Но спросила в тот миг лишь одно:

— Вы правда хотите, чтобы я осталась?..

Эдигор улыбнулся.

— Я бы не сидел здесь с тобой, если бы не хотел. Но сейчас важнее то, чего хочешь ты, Ронни.

Он впервые назвал меня "Ронни". И от этого мне вдруг стало так тепло...

Что бы я ни выбрала, что бы не случилось со мной дальше, но я знала — этого человека, кормящего меня завтраками в столовой и ужинами на крыше дворца, я не забуду никогда в жизни.

* * *

После мы с Элфи пошли в Оранжерею. Можно было, конечно, просто погулять по императорскому парку, но мне хотелось туда, где слышно дыхание живой природы. Я надеялась, что так мне будет лучше думаться.

Но когда стражники впустили меня в Оранжерею, сами оставшись стоять снаружи, оказалось, что сегодняшний день был кошмарным не только для меня.

Я сразу услышала чей-то тихий плач в глубине этого искусственного леса, под сенью деревьев. А прислушавшись, поняла, чей именно. И застыла от неожиданности.

Нет, не может быть...

Я пошла вперёд, туда, откуда доносились рыдания, стараясь не производить лишнего шума. И через несколько минут убедилась, что не ошиблась: на скамейке, скрытой под длинными ветвями дерева-плакучицы, лежала и плакала Араилис.

Почему может плакать шестнадцатилетняя девчонка? Безответная любовь?

Мне было сложно представить, что Араилис плачет из-за такого.

— Ари, что случилось?..

Она на миг застыла, а потом прохрипела, не отвлекаясь от своего увлекательного занятия:

— Уйди...

Но я не послушалась. Села рядом, осторожно коснулась ладонью плеча девочки, ожидая, что она оттолкнет меня, но вместо этого Араилис приподнялась, заревела ещё громче, а потом обняла меня изо всех сил.

— Ари?..

— Не спрашивай... нет...

— Видение?

Она кивнула.

— Не расскажешь?

— Нет, я... — и вновь захлебнулась рыданиями, как кашлем.

Да что же это такое!

— Что ты увидела, Ари?! Кто-то умрет?! Ари?

Я тормошила её ещё несколько минут. И поначалу не могла добиться ничего, кроме коротких междометий и потока слёз. Но потом, когда девочка замочила мне полплатья, она вдруг сказала:

— Дело не в этом... Я увидела страшное для себя... Я никогда не видела ничего для себя, а тут... И весь ужас в том, что всем остальным, если это сбудется, будет только лучше... А мне нет...

— Как так может быть? — я озадачилась.

— Неважно, — Араилис вытерла глаза рукавом и усмехнулась. — Папа с мамой говорят: нужно поступать не так, как хочется, а так, как правильно. А ты что думаешь, Ронни?

— Ещё бы знать, как именно правильно...

— А я знаю. Знаю! Но это больно. Так больно, Ронни! Что мне делать?..

Я положила ладонь ей на грудь и спросила:

— А что подсказывает сердце, Ари?

Вместо ответа девочка закрыла глаза.

А потом по её щеке медленно и очень печально сползла маленькая прозрачная слеза.

* * *

Это был очень странный день.

И страшный.

И закончился он тоже страшно.

Я покинула Араилис очень скоро, она сама попросила оставить её одну. Нашла Эдди, поиграла с ним и Элфи в парке, пообедала, почитала мальчику сказку. Посидела рядом с его кроватью...

Грэя я не видела, будто он специально прятался.

И хорошо. Мне нужно было подумать...

... Я сидела за столом в своей комнате и читала книгу в свете неяркой магической лампочки. Книгу о придворном этикете.

Был поздний вечер, но я даже не думала ложиться — всё равно не усну. Нужно было чем-то занять мозги, поэтому я читала про правила поведения на балу. Причем уже два часа кряду одну и ту же страницу...

Стук в дверь я услышала не сразу, таким он был тихим. Элфи глухо заворчал из-под кровати, но беспокойства не проявил — значит, свои.

И действительно — на пороге я обнаружила Араилис. Правда, я её не сразу узнала. Девочка была настолько бледной, что казалась ходячим мертвецом. Жутковатого впечатления добавляла обычная свечка, которую она держала в руке.

— Ари?..

— Мне нужно кое-что сказать тебе, — прошептала девочка, делая шаг в комнату. Подошла к столу, поставила свечу на стол, несколько секунд постояла просто так, вглядываясь в темное небо за окном, а потом обернулась.

Лицо у Ари было странное. Действительно очень бледное, но решительное. И глаза заплаканные.

— Что случилось?

Я ожидала услышать что угодно, только не то, что она сказала.

И застыла, чувствуя, как перестало биться сердце, как похолодела кровь, как зашумело в ушах...

Эта фраза вертелась в моей голове, повторяясь вновь и вновь, становясь то тише, то громче...

И ещё раз... И ещё раз... И ещё...

— Сегодня ночью твоего дартхари убьют.