Балет. Серебряная клетка. Книга 1

Посвящается Дмитрию — музу на полставки.

Спасибо за то, что ты был рядом, отвечал на глупые вопросы, критиковал, но не уставал повторять, что у меня все получится.

Люблю тебя.

ГЛАВА 1

Диане всегда нравился Таний — этот унылый, городок, который ненавидели почти все его жители. В какой-то степени она их понимала. Здесь и зимой, и летом было холодно. Большую часть года шел дождь. А от пронзительного ледяного ветра ни спасала никакая одежда. В общем, подхватить простуду было проще простого. На насморк и головные боли никто уже не обращал внимания, считая это чем-то вроде нормы жизни.

Но сердцу разве прикажешь?

Диана любила хмурое небо, напоминающее ей разлитую ртуть, так же, как и любила безлюдные серые улочки. Она и сама не понимала почему. Наверное, дело было в том, что здесь девушка впервые обрела дом. Хотя назвать домом школу-пансион для одаренных детей, куда она поступила совсем малышкой, или балетную академию, где училась сейчас, можно было назвать лишь с большей натяжкой. Наверное, все дело было в том, что Терра-Глория — планета, где она родилась, почти совсем стерлась из ее памяти. А больше она нигде и не жила.

Становилось прохладно. Но тоненькая, почти болезненно-худая девушка не торопилась покидать скамейку в старом академическом парке. И хотя все другие люди давно уже сбежали в тепло каменных стен, она хотела еще немного подышать свежим воздухом и послушать тишину. Но пальцы Даны уже начали ныть от холода, хоть она и надела перчатки, а плечи подрагивать в ознобе.

— Ужасная погода! — произнес кто-то сзади. — А еще весна, называется.

Дана испуганно обернулась. И как она не заметила, подобравшуюся к ней вплотную круглощекого мальчика-подростка лет четырнадцати с изумрудно-зелеными волосами, пряди которых выбивались из-под белой шапки.

— Ты ведь Диана Вирэн? — затараторил он. — Еле тебя нашел. Я — Франц с театралки. И мне очень нужна твоя помощь.

— Моя?

— Да! Понимаешь, я хочу поступить на режиссерский факультет. Всю жизнь об этом мечтал. Но там конкурс большой. Пять человек на место.

Девушка фыркнула. Подумать только! Пять человек. Да, уж... большой. Что он тогда про конкурс в их академии скажет? Тридцать семь человек на место.

— Знаю, о чем ты думаешь, — виновато улыбнулся мальчишка. — Однако для кого-то и пять человек — много. Ну, не дал мне Бог большого ума. Экзамены точно завалю. То есть я, конечно, не совсем дурак, но и не отличник. Зато у меня талант. А это многое искупает.

— Ну, а от меня ты чего хочешь? Я, хоть и отличница, но заниматься с тобой репетиторством не смогу. У меня времени нет. Прости.

— Мне другая помощь нужна. У нас в Школе искусств объявили конкурс. Только для своих. Нужно снять получасовой фильм. Темы достаются по жеребью. И мне, можно сказать не очень повезло.

— Достался фильм о балете?

— Если бы! Все намного хуже. Тема звучит так: 'Судьбы ненужных детей'.

— Ой, да ладно тебе. Не вижу повода для скорби. Уж кого-кого, а ненужных детей в Школе искусств, да и в академиях более, чем достаточно. Бери любого и снимай свой фильм.

— Далеко не каждый готов вывернуть душу перед объективом камеры. А мне нужна настоящая, живая, берущая за душу история.

— А с чего ты взял, что я буду тратить на тебя свое свободное время, которого и так немного?

— Мне господин Горский посоветовал обратиться именно к тебе, а потом к Даниилу Милину.

— А ты откуда знаешь маэстро?

— Он живет со мной на одной лестничной клетке. Понимаешь, я — не сирота. У меня родители есть. Поэтому никто не хочет мне помочь с этим проектом. Даже те, кого я считал друзьями, отвернулись. Хотя знают, насколько это для меня важно.

Диана потупила взгляд, но потом все же выдавила:

— Многие завидуют таким, как ты.

— Мне отказали все знакомые ребята, — вздохнул Франц. — Да и дюжина незнакомых — тоже. А время-то идет. Пришлось, вооружившись маминым имбирным печеньем, идти за советом к соседу. Больше было не к кому. На помощь я, особо не рассчитывал. Но живет господин Горский не далеко, и он всегда ко мне хорошо относился. Так что я ничего не терял. Он мены выслушал. Чаем напоил. И сказал, что если мне кто и поможет, то только Вирэн с Милиным. Вы оба ему очень нравитесь. Господин Горский мне полчаса расписывал, какая ты замечательная.

— Грубая лесть на меня не действует.

— Я правду говорю, — обиделся мальчишка.

— Ладно, — Диана отозвалась с некоторой неохотой. Выворачивать душу наизнанку ей тоже не слишком хотелось. Но младшим надо помогать. Особенно в таком святом деле, как поступление в Академию. — Что делать надо? У тебя сценарий есть? Или план?

— Нет. Есть талант и интуиция. — Просто расскажи о себе, своей жизни. Если не можешь сама, я тебе вопросы буду задавать. Хочешь? Я потом все смонтирую.

— Хочу. А когда будем снимать твой фильм?

— Может прямо сейчас? Я только камеры выпущу и на несколько шагов отойду.

Диана с любопытством наблюдала, как вокруг нее в воздухе закружилось три зеркальных шарика, размером с небольшое яблоко. Пальцы Франца плясали по экрану планшета, управляя их полетом.

— Давай начнем с маленького интервью?

— Как скажешь, — беззаботно отозвалась девушка. Камеры ее совершенно не смущали.

— Представишься?

— Меня зовут Диана Вирэн. Мне семнадцать лет. Двенадцать из которых, я провела в этом городе. Сначала в Школе искусств. Позже — когда мне исполнилось десять лет, я поступила в Танийскую Академию Классического Балета.

— Ты ненужный ребенок?

— Да, — ответила Дана и смущенно улыбнулась. — Я ведь даже не сирота, а отказник. То есть мои родители, когда оставили меня, были живы, здоровы и даже состояли в браке. Это все, что мне удалось о них узнать.

— Как?

Диана пожала плечами и запрокинула голову, глядя в свинцовое небо. На лице ее играла вежливая улыбка. Будто бы говорила она не о людях, которые ее бросили, а о прогнозе погоды на следующую неделю.

— Ты хотела бы их найти?

— Зачем? Они от меня отказались. В их сердцах не было места для дочери. Думаешь, сейчас мои биологические родители раскаиваются и жаждут одарить родительской любовью? Очень смешно. Со мной трое ребят учатся. Я их имена не буду называть. Ладно? Но так вот, у них есть и мамы, и папы. А от сирот они мало чем отличаются. Эти 'родители' скинули детишек в элитную академию и продолжают радоваться жизни. Лишь звонят иногда. По праздникам. Частенько забывая даже о днях рождения собственных отпрысков. И еще неизвестно что хуже: вообще не иметь родственников, или точно знать, что они у тебя есть, но ты им не нужен совершенно.

— Ты своих родителей ненавидишь?

— За что? — на лице девушки читалось явное недоумение.

— Они тебя бросили. Сама же сказала.

— Это не повод ненавидеть. Я даже благодарна им.

— Благодарна?

— За то, что не мешали мне. Моя жизнь — это балет. Сколько я себя помню, столько танцую. В детстве я слышала музыку во всем. В шелесте листвы, гуле голосов, и даже, в тишине мне чудилась мелодия. В Танийскую школу искусств я попала, когда мне было пять. И это раз и навсегда определило мою дальнейшую судьбу. Я нашла свое предназначение. Или оно нашло меня. Не знаю.

Девушка на минуту замолчала, задумавшись о чем-то своем. Франц не решился ее окликнуть. Эта девушка, сидящая на скамейке в вечернем парке, была такой красивой. Он понимал, что ни одна камера в мире не способна запечатлеть всю глубину ее серо-голубых глаз и боль, скрытую за легкомысленным тоном.

А Диана Вирэн вспомнила день, изменивший ее жизнь. День, когда у нее выросли крылья.

Одним теплым летним днем к ним в интернат приехали представители Танийская школы искусств. Они искали талантливых детишек от шести с половиной до семи лет. Направлений было три: вокал, изобразительное искусство и хореография.

Девочку заинтересовали красиво одетые взрослые, которые ходили по коридорам интерната, присутствовали на занятия старших групп по ритмике и рисованию. И она попыталась разузнать, кто это такие и чего они хотят. Но воспитатели от ее вопросов отмахнулись.

Возможно, если бы ей объяснили, что это агенты школы, которые ищут будущих учеников, ее интерес угас бы сам собой. А так...

Пятилетняя Диана не была такой уж любопытной и настырной, но упрямства ей было не занимать. А еще она не отступала. Никогда. 'Вижу цель — не вижу препятствий' — было ее главным жизненным принципом.

В тот день она решила разобраться, что же происходит в их интернате, и пробралась на одно из занятий. Затеряться в толпе детей труда ей не составило.

Когда в зал сгоняют четыре десятка дошколят, их можно сколько угодно просить сидеть тихо. Через пятнадцать минут они начнут, чуть ли не по потолку бегать. Дети... что с них возьмешь?

Чтобы хоть как-то их утихомирить, высокая худощавая женщина в строгом черном платье и шляпе с вуалеткой, попросила преподавателя ритмики включить висящую на стене стерео-панель.

Так Диана познакомилась с 'Лебединым озером'. Остальной мир для нее исчез. Она растворилась в волшебстве изящных па, потрясенная тем, что можно танцевать так легко и грациозно.

Краем сознания девочка уловила, что других ребят по одному подзывают к столу, где расположилась та самая женщина в шляпе, грузный мужчина и две достаточно молодые девушки, одетые в одинаковые серо-голубые костюмы. А потом воспитатели выводили их из зала.

Но когда за последним ребенком из списков закрылась дверь, в зале почему-то осталась девочка с растрепавшимися косичками. Она сидела на полу, не отрывая от экрана полного слез взгляда.

— Малышка, тебя кто-то обидел? — спросил мужчина, вставая из-за стола.

Диана повернулась к нему и покачала головой.

— А почему ты плачешь?

— Сказка неправильная, — со всхлипом ответила она.

— Тебе не понравилось?

— Не знаю. Это было красиво. Очень. Я и не знала, что можно так танцевать. Но принц и белая принцесса утонули. А это... не честно. В конце принц и принцесса должны жить долго и счастливо. Так всегда бывает. В сказках.

— Ну, маленькая, не расстраивайся. На самом деле они не утонули. Море вынесло их на берег. И, конечно, они жили долго и счастливо. Просто этого не показали. А белую принцессу звали Одетта.

Девочка задумалась, смешно нахмурив бровки, а потом отрицательно замотала головой.

— Нет. Принц хотел спасти принцессу, упавшую в море. Но не смог, потому что она умерла. Раньше. А как звали черную принцессу?

— Одиллия. И она не принцесса, а дочь злого волшебника.

— Одиллия претворилась Одеттой, — немного нерешительно начала малышка. — Принц не понял этого и признался Одиллии в любви. И Одетта умерла. До того, как упала в море. Если бы не умерла, то не упала бы.

— Логично, — несколько ошарашено произнес мужчина. — Слушай, вундеркинд, а тебе сколько лет?

— Я — не вундеркинд. Я — Диана Вирэн. Мне пять.

— Вундеркинд — значит, что ты умнее обычных детей, не такая как все.

— А вундеркинд — это хорошо?

— Да.

— Странно. Когда госпожа Веслова — наш воспитатель говорила, что я не как все нормальные дети, это значило 'плохо'. Но у меня не получается быть, как все. Да и не хочу. Это скучно.

Мужчина погладил малышку по голове и обернувшись к одной из девушек, сказал:

— Линда, анализ состояния здоровья и прогноз дальнейшего физического и интеллектуального развития.

— Но позвольте, Николя, — вскочила со своего места старшая из женщин. — Этот ребенок нам однозначно не подходит. Наше время дорого. Зачем тратить его впустую?

— Эмма, я не хочу препираться с вами здесь. Если пожелаете, мы поговорим позже. Без свидетелей. Итак, Линда, ваш вердикт?

— Я ввела данные с медицинского чипа девочки в программу. Результат сейчас будет. Подождите немного. Вот! Готово. Диана Вирэн. Пять лет шесть месяцев. Здорова. Есть, правда кое-какие проблемы. Ослабленный иммунитет. Мигрени. Но явных противопоказаний для поступления в нашу школу у нее нет. Прогноз дальнейшего развития тоже внушает оптимизм. У нее будут классические балетные параметры. С интеллектуальным уровнем все не так радужно. Отношение умственного возраста к хронологическому в пределах нормы. Но не более того. В число одаренных детей официально она не входит.

— Хорошо. Вероника, не могли бы вы проверить гибкость ребенка?

Вторая девушка явно не горела желанием выполнять указание руководства. Но и на открытое неповиновение не решилась. Хотя и бросала быстрые взгляды на даму в шляпе. Но та избавлять ассистентку от прямых обязанностей не спешила. Лишь благосклонно кивнула, нацепив на лицо вежливо-заинтересованное выражение.

— Ты можешь сама стать на 'мостик'? — спросила Вероника у малышки. — Или тебя поддержать?

Девочка смерила ее хмурым взглядом и шепотом, как бы по секрету, сказала:

— Я, вообще, все могу. У меня две медали за гимнастику. Мне их не здесь, а на городских соревнованиях дали. Потому, что я была лучше всех. Ну, из маленьких. У больших — свои соревнования. И нас туда не пустили. Даже посмотреть не разрешили.

— И давно ты занимаешься гимнастикой? — скорее для проформы, чем из настоящего любопытства поинтересовалась девушка.

— Не помню. То есть не помню, когда не занималась.

И девочка лучезарно улыбнулась и встала на 'мостик' из положения стоя. Потом легонько оттолкнулась руками от пола и вернулась в исходное положение.

Оглядела притихших взрослых и тоскливо спросила:

— Надо было 'мостик с переворотом' сделать, да?

Через десять минут Диана устала отвечать на вопрос: 'А ты можешь?..' — фразой 'Я все могу' и просто кивала. Мужчина приходил все в больший восторг, а дама в шляпе все сильнее хмурилась.

— Николя, — с нажимом произнесла дама, нарочитым жестом поправляя свою шляпку. — Вы забыли правила нашей школы? Позвольте вам напомнить возраст этого ребенка. Пять лет! Не шесть и не семь. Мы просто не можем забрать ее сейчас. Через год — пожалуйста. Сейчас — нет. Да, она прелестна. И я редко встречала детей с такими выдающимися данными. Но тут ничего не поделаешь.

— А вы уверены, Эмма, что она будет здесь через год? — председатель комиссии устало взирал на коллегу.

— Конечно. Семьи предпочитают брать под опеку младенцев. У такой большой девочки почти нет шансов на удочерение. Особенно, если она еще и не 'такая, как все'. Так куда она от нас денется?

— Ее могут забрать в другую школу. Мы опередили представителей Спортивной Ассоциации, что лично я считаю чудом. Любой тренер по художественной гимнастике в нее зубами вцепится. И на возраст не посмотрит. Так что мы ее забираем, пока кто-нибудь другой этого не сделал.

— Это будет скандал! — предрекла женщина, сморщившись, словно бы от зубной боли.

И она оказалась права. Но только негодовала не администрация Танийской Школы Искусств, а агенты Спортивной Ассоциации, прибывшие в интернат святой Терезы на следующий день. Потому что ехали они, как оказалось, именно за этим ребенком.

В кабинете директора детского дома две противоборствующие группировки ругались два часа к ряду, но так и не пришли к соглашению. В конце концов госпоже Меликовой это надоело, и она велела привести к ней ребенка, чтобы разрешить затянувшийся спор.

— Как Вирэн решит, так и будет, — заявила директор безапелляционно.

Оба предложения Диана выслушала не по-детски внимательно. А потом задумчиво поинтересовалась:

— А в спортивной школе меня научат танцевать балет?

— Нет, — с достоинством ответил агент Спортивной Ассоциации. — Но там мы сделаем из тебя чемпионку, известную далеко за пределами нашей планеты.

— Я буду за гимнастику медали получать?

— Да!

— Не... не хочу. Гимнастика, это скучно, на самом деле. Там надо только элементы правильно делать. И улыбаться. И то, и другое у меня легко получается. Заниматься совсем не интересно. А балет... это как сказка. Там все такие красивые. И музыка не такая, как в гимнастике. Она... волшебная. Я хочу ее каждый день слышать. И на носочках танцевать, как Одетта. И не нужны мне никакие медали.

Так через три дня из маленького провинциального интерната в Танийскую Школу Искусств увезли одиннадцать детей, среди которых была и малышка пяти лет.

И лишь двоим из них повезло попасть в Академию классического балета. Ими оказались Даниил Милин и Диана Вирэн.

ГЛАВА2

— Родители — это хорошо, — задумчиво произнесла девушка. — Все так говорят. Но будь они у меня, вряд ли я смогла бы здесь учиться.

— Скажи, ты хотела, чтобы у тебя были настоящие мама и папа?

— Лет до десяти — хотела. Потом поняла, что мне чудесно живется и без них. Да, я — ненужный ребенок. Но и мне не нужны родители, которые меня бросили.

— А если они найдут тебя, попросят прощения и скажут, что у них просто не было выбора и они должны были отдать тебя? Ты их простишь?

— Что за бред, Франц?! Как это, не было выбора? И, нет, не прощу. Такое прощать нельзя. В этом я абсолютно уверенна.

Девушка на мгновение замолчала, глядя на серое весеннее небо. Потом зло усмехнулась и заговорила:

— Нас хоть и пытаются воспитывать в духе гуманизма, но что толку? Видеть только хорошее. Прощать ошибки. Давать второй шанс. Почему мы должны делать это, если никто никогда не прощает ошибки нам? А уж о втором шансе и говорить нечего. В прошлом году с параллельной группы отчислили девочку. Она всего лишь не смогла похудеть за отведенный ей месяц. Ну, не получилось у нее. Так думаешь, ей второй шанс дали? А она просила. Умоляла. На коленях перед ректором стояла. Клялась все исправить. Однако слушать ее никто не стал. Просто дали на руки приказ об отчислении и выставили из Академии. Хорошо хоть эту бедняжку приняли обратно в Школу искусств, а не отослали в какой-нибудь приют. Но и это сделали не потому, что они такие добренькие. Просто Лена обладает неплохим голосом. Да и внешними данными природа ее не обделила. А судьба одной моей бывшей одноклассницы сложилась совсем по-другому. Целых четыре года Мириам проучилась в нашей Академии. В звезды не выбивалась, но и худшей не была. А потом она завалила экзамен по классике. Перенервничала. Растерялась. Думаешь, ее пожалели и дали шанс еще раз экзамен сдать? Нет. Уже вечером за ней приехали из гос. опеки и забрали в приют. Потому, что в Школе места для нее не нашлось.

— Я и не знал, что у вас все так... сложно.

— Из-за того, что все так сложно, моя стипендия будет в разы превышать твою, если ты, конечно, поступишь. И мне кажется, это справедливо.

— Да, наверное, — смущенно пробормотал Франц, а потом наигранно-жизнерадостным тоном поинтересовался. — А о чем ты мечтаешь?

— О балете. О чем еще может мечтать будущая балерина? Как видишь, я не оригинальна.

— А если подробнее?

— Не знаю. Я хочу быть примой и танцевать не где-то в кордебалете, а главные партии. Для начала. Ну, и со временем, стать ассолютой.

— Ассолютой? А это что такое?

— Ты не знаешь? — девушка удивленно посмотрела на своего интервьюера. — Правда, не знаешь? Не думала, что вас так плохо учат. Это звание. Его удостаиваются лишь лучшие из лучших, живые легенды. Говорят, ассолюта рождается раз в сто лет. Последней была Мария Браяр, которая умерла почти двадцать лет назад. Родилась она, как раз в прошлом веке, так что у меня есть шанс.

— Ты по мелочам не размениваешься.

— Я? Да в нашей академии спроси любую девочку, хочет ли она стать ассолютой. И каждая ответит тебе, что душу за это готова продать.

— Плох тот солдат, что не мечтает стать генералом.

— Да.

— Ты мечтаешь об этом, потому что так у вас заведено? Потому что об этом мечтают все?

Диана растерянно посмотрела на Франца. Обхватила плечи руками и сказала:

— Я замерзла. Давай продолжим у нас в корпусе?

— Меня не пропустят.

— Не беспокойся. Выпишу тебе разовый пропуск.

— А так разве можно?

— Особо не поощряется, однако и не запрещено. К нам могут приходить друзья. К тому же ты же готовишь творческий проект, а я тебе помогаю. Думаю, прокатит. Пойдем.

По дороге их нагнал симпатичный молодой человек с гривой золотых, сколотых в хвост и удивительными фиалковыми глазами. Он приобнял Диану за плечи, а потом весело поинтересовался:

— Наша Снежинка в кой-то веки решила отвлечься от бесконечных дополнительных занятий и подышать свежим воздухом?

— Иногда и мне нужно отдыхать, — вздохнула девушка.

— Никогда бы не подумал. Я просмотрел заявки на следующий семестр. Вот ты мне скажи, на что тебе сдался факультатив Зориной. 'Пантомима' же для малышни. Мы же ее в средней школе посещали. И идет она в совершенно неприличное время. В семь утра по воскресеньям.

— Она для всех желающих, а не для малышни. Как и остальные факультативы. Ты, кстати, со мной?

— Разумеется. К Горскому, Астахову, и Белой я тоже буду ходить.

— То есть мы снова везде, где только можно?

— Нет, — с улыбкой ответил Дэн. — К Верстакову не хочу. Мне эта 'Литература' надоела, как не знаю, что.

— А когда вы отдыхаете? — полюбопытствовал Франц.

— Я — по воскресеньям с двенадцати дня до восьми вечера. А эта малявка... тоже по воскресеньям, но с двух часов до семи. В семь тридцать у нее эта самая 'Литература'. Диан, а это, кстати, кто?

— Франц. И мы с тобой помогает ему снять фильм. Там у них какой-то конкурс объявили. Победитель поступает в академию без экзаменов.

— Мы? Хотя... ладно. Помогаем. Мне все равно сейчас заняться нечем. Я с Евой поругался.

— Опять?

— Да.

— Почему?

— Потом расскажу, — отмахнулся Даниил. — А про что фильм? Про балет?

— Про ненужных детей.

— Круто! А потянешь? Не самая простая тема.

— Какую дали, — уныло протянул Франц. — Но, думаю, потяну. Выбора у меня все равно нет.

— Тогда — ладно. Но, предупреждаю. Времени у нас не очень много. Сейчас пять. Дана, как я уже сказал, в семь убежит на 'Литературу', а я исчезну в восемь.

— Спать пойдешь?

— Издеваешься? В кинотеатр. Нам каждый день по вечерам показывают записи лучших спектаклей.

— И их обязательно смотреть?

— Для кого как. Кто-то только по выходным ходит. Но мы со дня поступления ни одного просмотра не пропустили. Ну, конечно, если находились в Академии. Мы смотрим на лучших из лучших и учимся у них.

— Вы ненормальные, — констатировал юный режиссер.

— Мы лучшие ученики курса. Неофициально, конечно. Ни один преподаватель этого не признает. Но мы действительно лучшие. И за это надо дорого платить.

Дана улыбнулась. Дэн был прав. За это приходилось платить. Отсутствием свободного времени. Потому что каждую свободную минуту, каждую секунду ты должен работать. Делать растяжку. Разучивать новые па. Перед многочисленными зеркалами оттачивать выразительность жестов и поз. Платить болью, которая не покидает тебя ни днем, ни ночью. Маэстро Горский любит повторять: 'Умри, но сделай'. Это настоящий девиз танийцев. Ведь тем, кто учился здесь каждый день приходится умирать. От боли, усталости и страха, что их могут лишить смысла их жизни — балета.

Но даже на общем фоне Диана Вирэн выделялась. Причем, непонятно, в лучшую или худшую сторону.

Одноклассники считали ее немного... не от мира сего. Потому что она всегда занималась. Даже в те редкие часы, предназначенные для отдыха. Эта девушка или истязала свое тело в зале. Или оттачивала искусство пантомимы. Или репетировала. А когда сил на то чтобы двигаться у нее не оставалось, смотрела видеозаписи балетных постановок. Даже очки виртуальной реальности себе купила, спустив на них годовую стипендию.

Да, у юных ни так уж много времени на устройство личной жизни. Но чтобы до семнадцати лет не сходить ни на одно свидание, не говоря уже о чем-то большем! Этого никто понять не мог. Ладно бы была она страшненькой.

Но Снежинкой, так с подачи Дэна ее звали почти все знакомые, в той или иной степени болела почти половина старшеклассников. Причем, не только их Академии.

Болели, конечно, по-разному. Кто-то был сражен ее красотой. Кто-то влюблен в ее танец. Ну, а кого-то привлекал ее взгляд испуганной лани. Были и те, кто видел в ее холодности вызов. Но последних на правах названного брата отваживал Даниил Милин.

Кем был Дэн в ее жизни, Дана особо не задумывалась. Он просто находился рядом. Всегда. С первого класса Школы Искусств. Хотя, на самом деле этот парнишка появился в ее жизни немного раньше.

Сам же Даниил считал ее своей родственной душей и лучшим другом — ни больше ни меньше. Но относился Милин к своей маленькой подружке скорее покровительственно-снисходительно, нежели, как к равному.

Ребята зашли в здание Академии Классического Балета. Разделись, повесив куртку Франца в ящичек Дианы и все трое пошли искать свободный класс. Как и ожидалось, нашли они его достаточно быстро. Воскресные вечера студенты в основной своей массе предпочитали проводить в зонах отдыха.

— А как мы будем снимать фильм? — весело поинтересовался Дэн, присаживаясь прямо на пол.

— Вы просто расскажите что-нибудь, — предложил юный режиссер. — Ну, по теме, конечно. Я это все сниму. А потом смонтирую.

— Скучно будет, если ты будешь показывать только нас.

— Ну, я не только вас показывать буду. Панораму Академии пущу. Музыкальную дорожку. В общем, придумаю что-нибудь.

— Хочешь, мы станцуем что-нибудь? — предложила девушка.

— Хочу! Только давайте вы сначала вы расскажите о себе и том, являетесь ли ненужными детьми?

— Снежинка, уже рассказала о себе. Я правильно понимаю? И теперь моя очередь?

Франц кивнул, запуская камеры, и Даниил начал:

— Я — счастливый человек. Правда. Мне сложно назвать себя ненужным ребенком. Во-первых, потому, что детство мое, уже позади. А во-вторых, не хочу быть неблагодарным. У меня была семья. Мама и папа. Они меня любили и никогда не оставили бы. Я это точно знаю. Но смерть оказалась сильнее их любви. Что ж... и такое бывает. Попав в Школу Искусств, и впоследствии в Академию я так же не чувствовал себя ненужным...

Юноша все говорил и говорил, рассказывая о своем детстве, делясь надеждами и мечтами. Диана же присела рядом и начала разминаться. Это хорошо, что они будут танцевать. Надо подбить Дэна на что-нибудь посложней. Ей сейчас просто необходима физическая нагрузка. И желательно, экстремальная. Просьба Франца помочь ему нечаянно разбудила в девушке не самые приятные воспоминания, притянула мысли, которые она старательно гнала от себя.

Это странно, но за все годы, что девочка училась в Танийской Академии Классического балета, ей так и не удалось найти общий язык со своим преподавателем классики. Мадам Желис ее явно недолюбливала. И отнюдь не за лень или отсутствие данных. А просто так. За то, что у ее маленькой ученицы любой элемент получался, если не с первого раза, то уж со второго — точно. Женщина постоянно повторяла: 'У тебя, Вирэн, совершенное тело. Другие годы тратят, на то, что ты берешь легко — с налета. Но именно это и закроет перед тобой, кукла бездушная, дверь к настоящему будущему'.

По-хорошему, девушке стоило бы попросить заведующего учебной частью перевести ее в другую группу. Но в Танийской академии такое не поощрялось. Недовольный преподавателем ученик, решившийся на конфликт, вполне могли оказаться на улице. Поэтому Диане не оставалось ничего кроме как, сцепив зубы, терпеть.

Кое-кто поддерживал Марго Желис. И их усилиями она ни разу ни открыла ни один из контрольных смотров. Про то, чтобы его закрыть и речи никогда не шло. Ее не ставили в центр. И никогда не упускали возможности отпустить шпильку в адрес ее юного возраста.

Нет, были и те, кто Дану чуть ли не на руках носил. Тот же маэстро Горский не раз заступался за юную ученицу перед негативно настроенными коллегами. И даже как-то раз объяснил доведенной до слез девушке, почему к ней так предвзято относятся некоторые преподаватели.

— Ты не виновата. Просто иногда людям... неважно, мужчинам или женщинам тяжело ужиться с теми, кто не похож на них. Ты не похожа. Да и зависть тут тоже присутствует. Но не к твоему таланту. А скорее к энергичности. Далеко не у всех находятся силы просто учиться в Танийской Академии. Про факультативы и говорить нечего. Только вы с Милиным посещаете их все без исключения. Остальные едва находят в себе силы прийти на пару-тройку самых для них важных.

— Я просто не ленюсь и не жалею себя! Мне, может, тоже хочется больше отдыхать.

— Но ты можешь, сжав зубы идти вперед. Можешь стоять и гордо улыбаться, когда другие не способны стоять на ногах. Признай, многое дается тебе легче, чем другим.

— Признаю. С природными данными мне повезло. Но это ж не значит, что я меньше других работаю. А то, что у меня не получается эту беззаветную любовь, черт бы ее побрал, выражать, не от недостатка старания или врожденного дебилизма, как утверждает мадам Желис!

— Это от того, что ты еще маленькая.

— Но у меня действительно не получается любить. Вообще, не получается. Как же любовь тогда показывать? И не так, чтобы зрители видели, а, чтобы чувствовали?

— И даже Даниила любить не получается, — спросил старик, лукаво улыбнувшись.

— Дэн — особый случай. Он со мной всегда. У меня ближе никого нет. Но разве это любовь? Вот с Евой у них настоящее чувство.

— Почему?

— Ну, они целуются. Хотят друг к другу прикасаться. Ева всех к нему ревнует. Особенно меня.

— А ты? Не хочешь целоваться?

— Нет, — Диана, обхватила свои плечи руками и закусила губу, о чего вид у нее сделался крайне несчастных. — Не хочу. Мне не понравилось. Что люди, вообще, в этом находят? Я думала это какое-то волшебство будет, а вышло... глупо.

Маэстро, не сдержавшись, захохотал. И лишь через минуту, отдышавшись, ответил:

— Не все взрослеют одинаково. Но есть в развитии человека одна закономерность. Если ребенок в чем-то опережает сверстников, в чем-то он будет от них отставать. Со временем все выравнивается. Поверь мне, девочка. Тебе нужно только дорасти до любви. И ты тез труда сможешь ее выражать ее в своем танце. А пока запасись терпением и учись. Потом это тебе пригодится.

И Диана следовала этому совету со всем юным жаром на который была способна. Она отдавала себя балету без остатка, лишь изредка позволяя себе немного отдохнуть от безумного марафона, в который она превратила свое обучение в Танийской Академии.

И это приносило свои плоды. Строгое жюри сезонных смотрах неизменно удостаивало Диану Вирэн особого поощрения, что способствовало увеличению ее стипендии почти на треть — большие деньги для ребенка, который живет на полном государственном обеспечении.

А еще она была единственной ученицей академии, которая в шестнадцать лет смогла раскрутить тридцать два фуэте без помощи рук. Это и обеспечило ей очень яркую роль в традиционном концерте, который представляют студенты предпоследнего — седьмого года обучения Танийской Академии Классического балета. В балете 'Ледяное сердце' партия... нет, не страдающей от любви принцессы Офелии, а чародейки Лоремины, которая и заколдовала несчастного Тианиса.

Репетировали они эту постановку почти весь год, скрупулезно оттачивая каждое движение. Это чтобы перед Высоким собранием не опозориться. Так что к маю она у всех уже печенках сидела. Еще больше будущих актеров балета убивал тот факт, что Высокое собрание — детишки от семи до десяти лет. Концерт-то благотворительный. Родители у них, конечно, персоны достаточно важные, но они сами... глупая малышня, которая в балете ничегошеньки не понимает.

Одно радовало — проходить это мероприятие будет на Столичной планете их сектора — Тьерре. В Главном зале Андорского театра. А за возможность просто ступить на историческую сцену Дана готова была сделать все, не то, что три сотни раз отрепетировать свою партию.

Из воспоминаний ее вырвал Дэн, потрепав ее по плечу:

— Что танцевать будем?

— А рассказывать больше ничего не надо? — проронила она рассеянно.

— Режиссер считает, что больше не нужно. Я ведь не только про себя ему рассказал, но и про тебя. Ты же не против?

— Нет, конечно.

— Ну, так что танцевать будем? Нам же переодеться надо будет.

— Я не знаю. Но хочется чего-нибудь посложней.

— 'Ледяное сердце' не рассматривается?

— Нет.

— Даже наше па-де-де из третьего акта?

— Надоело оно мне. И мы его столько раз станцевали, что сложным оно мне уже не кажется.

— 'Дон Кихот'? Нет, это слишком веселое. 'Кармен'? Тоже не то. А давай 'Юношу и смерть'? Только нужно стулья где-то взять.

— В подсобке должны быть. Ты пока посмотри и бегом переодеваться. Еще мне причесаться нужно. И накраситься, наверное.

— Не выдумывай. Для того, чтобы быть красивой тебе краска не нужна. Хотя... личико можешь припудрить. Но больше ничего не надо. И поторопись. Иначе опоздаешь на свою 'Литературу'.

— Ну, и ладно. Один раз можно прогулять. Я обожаю эту постановку!

— Знаю. А ты, Франц, готовься. Это будет нечто невероятное. Я, конечно, не молодой Рудольф Карден, но... тоже, как говорят, неплох.

И мальчишка приготовился к чуду. Ждал он его, наверное, полчаса, но ребята его не разочаровали.

ГЛАВА 3

День у Дианы не задался с самого начала. Вместо того чтобы дать им отдохнуть и немного прийти в себя после перелета их подняли ни свет, ни зоря. Согнали в класс и заставили заниматься. Потом разрешили позавтракать и даже час отдохнуть. Далее по программе шла генеральная репетиция и подготовка к премьере.

Но все это было привычным и даже обыденным и особых эмоций не вызывало. Неприятный эпизод произошел, когда среди общего бедлама подгонки костюмов и нанесении грима разразилась ссора двух 'заклятых' подружек Ирен и Евы. Они едва не подрались, споря кому же из них достанется роль Принцессы Мари на рождественской постановке 'Щелкунчика'. А мадам Желис с помощницей их разнимали, успокаивая тем, что решение по этому вопросу еще не принято. И, вообще, многое будет зависеть от того, как они станцуют сегодня.

Это было обидно. На глаза девушки навернулись слезы. Ее, Диану, в расчет не брали. Словно бы она им была не соперница. Хотя именно ей пять лет назад досталась роль маленькой Мари. И справилась она с ней великолепно. С тех самых пор юная балерина грезила о второй главной женской партии этого спектакля.

Но душевные терзания не отменяли того факта, что через полтора часа им нужно было выходить на сцену. А до этого нужно еще столько всего сделать. Как бы не хотелось забиться в уголок и плакать, нужно запереть боль в самом дальнем уголке своего сердца, нацепить на хорошенькое личико беззаботную улыбку и идти вперед.

Занавес должны были открыть через три минуты. Всеобщая истерика набирала обороты. Преподаватели стенают, что воспитанники опозорят и пьют сердечные капли. Половина актеров рыдает, утверждая, что забыли роли. Вторая половина изображает коматозное состояние. Короче, всем было весело.

И только Дана флегматично наблюдала за творимым безобразием, размышляя: 'И чего они так нервничают? Нам столько времени на репетиции отводилось, что любой идиот запомнит, что и как. Куда мы денемся? Станцуем. И все-таки хорошо, что я еще две недели назад выпросила у нашего фельдшера легкое успокоительное и пила его последние пять дней. Так что мне сейчас хоть потоп, хоть пожар, а свою партию я станцую. Даже если свет погаснет и музыку отключат, мне это не помешает'.

Девушка с легким злорадством усмехнулась вслед Ирэн, которую ощутимо колотило. Та словно бы что-то почувствовав, на мгновение обернулась. Обожгла одноклассницу неприязненным взглядом и торопливо удалилась. Дана улыбнулась. Ей доставлял некоторое удовольствие тот факт, что других ее спокойствие бесит. Зато гримеры взирают с явной симпатией. Потому как она, во-первых, красилась сама, а во-вторых, от бесконечных слез макияж у нее не тек, а, значит, и поправлять его им не надо было.

Ее выход будет через двенадцать минут. За это время Офелия-Ирен и Тианис-Дэн должны изобразить знакомство и любовь с первого взгляда. В принципе, это у них неплохо получалось. Но Дана старалась не смотреть. Настрой сбивает. Потому как ей нужно сосредоточиться на своей роли, а не на том, как она бы на месте Ирен эту самую любовь сыграть.

— Вирэн, приготовьтесь. Две минуты до выхода, — напомнила мадам Желис.

Девушка величественно кивнула и сделала глубокий вдох. Затем медленный выдох. Поправила темно-зеленое платье, расшитое кристаллами, имитирующими черные бриллианты. Проверила пуанты. Силовой контур был в полном порядке. Она с гордостью провела по ним кончиками пальцев и в который раз похвалила себя за то, что купила это чудо. Пришлось, правда, полтора года стипендию откладывать, отказывая себе буквально во всем. Денег даже на дешевые мятые леденцы не было. Про косметику или походы в кино с остальными ребятами даже говорить было нечего. Этим отчасти объяснялось, почему Дана все выходные проводила в тренировочном зале. И для учебы польза, и соблазнов меньше. Ведь невозможно ничего скопить, если постоянно тратишь и без того скромное содержание на всякую ерунду.

Но пуанты того стоили и выгодно отличались от обуви, которую им выдавали. Она в отличие от купленных девушкой была бюджетным вариантом. Ее нужно было одевать, как самую обычную обувь. И даже атласные ленточки завязывать. Да, там внутри создавалось силовое поле, позволяющее стакану держать форму. Но это все равно было не то. Чтобы настроить их под свои параметры нужно полчаса убить. В то время как ее были оснащены интеллектуальной системой и сами настраивались под стопу и нагрузки.

Еще одним плюсом профессиональной обуви было то, что нано-волокно невозможно порвать или как-то испортить — хоть режь. Только вот резать, как раз силовой контур и не даст. А еще пуанты Дианы могут стать любого цвета. И испачкать их нереально. Даже при большом желании. Так что, по мнению многих, это была мечта, а не обувь.

Девушка поднялась и медленно не торопясь пошла к сцене. Сейчас зазвучат аккорды ее выхода.

— Дыши и ничего не бойся, — сказала она самой себе. — Все будет хорошо. Ты знаешь свою роль и станцуешь так, что зрители ахнут. Дыши и ничего не бойся.

Самовнушение отчего-то не помогало. Сердце ее все равно трепетало в груди, как будто бы желало выскочить, вырваться из клетки моего тела и расправиться белыми лебедиными крыльями у нее за спиной.

Ей было страшно. И в то же самое время, она ничего не хотела с той же неистовой силой, как выйти на сцену и танцевать, понимая: ее поведет музыка. И она будет следовать за ней, открывая зрителям свою душу, даря им совершенство линий — чудо под названием 'классический балет'.

Шаг из-за кулис. Второй. Третий. И на сцене уже не Диана Вирэн — студентка предпоследнего года обучения Танийской Академии Классического Балета, а Лоремина.

Даны больше нет. Есть только музыка и образ, который мне нужно раскрасить. В данном случае, в цвет вечерних сумерек.

Точность. Легкость. Стремительность. Грация. Движения на грани боли, на грани человеческих возможностей.

'Все это для того, чтобы вы увидели, и не смогли отвести взгляд. Поняли, что я хочу донести до вас, — кричат ее глаза. — Это сложно. И в то же самое время легко. Просто посмотрите на меня'.

Выход, плавно переходящий в па-де-де.

Я — лесная фея Лоремина. Не свет, и не тьма. Дитя природы, способное любить и ненавидеть. Да, не принцесса, но не уступаю ни одной из них в красоте. Я легка, как летний ветерок. Мои глаза сияют, как звезды. А улыбка может поспорить со светом солнца. И на нашем тайном месте меня ждет Тианис. Мы дружили в детстве и были неразлучны. И с тех самых пор я живу тобой, мой принц. Я все готова сделать для тебя. Отдать всю себя. Но ты, не желая замечать моих чувств и говоришь о своей любви к другой. Мне больно. Очень. Но ты хочешь, чтобы я радовалась за тебя. Но разве это возможно?

Па-де-труа.

К нам выбегает Офелия. Тианис пытаешься познакомить меня с ней. Принцесса бросается ко мне с изъявлениями нежных чувств. Я в ужасе отталкиваю ее так сильно, что она падает. После чего Офелия со слезами бросается к возлюбленному. Принц набрасывается на меня с обвинениями. Мы ссоримся.

Мы впервые ссоримся с ним. И я не понимаю, за что он так со мной? Почему любит ее, а не меня? Обида и ревность рождают злость. Так любовь становится ненавистью. Не захотел отдать свое сердце мне так, не достанется оно и ей. Оно станет кусочком льда. И никогда ты уже не сможешь любить, Тианис. Никогда. А ты, Офелия, почувствуешь, каково было мне. А я уйду. Уйду и забуду о вас, жалкие смертные!

И, наконец, сольная партия венцом которой должны стать фуэте, призванное изобразить темное колдовство. Шестьдесят четыре фуэтэ, вместо стандартных тридцати двух.

Кстати именно виртуозное исполнение этого элемента и подарило ей одну из главных ролей в постановке. Другие девочки даже не пытались соревноваться с ней в этом. Никто не мог похвастаться той же стремительной легкостью движений. И у тех, кто смотрел на нее, всегда закрадывалось подозрение, касается ли, девушка ногами земли или кружится в нескольких миллиметрах от пола? Остряк Дэн в шутку прозвал ее за это Маленьким Левитроном. Но Дана на него за это совершенно не обиделась. Даже наоборот — слегка возгордилась.

Итак, фуэте. Зал взорвался аплодисментами, но, вот несправедливость, ей даже поклониться зрителям нельзя было. А нужно быстро уйти. Чтобы всем было ясно: она в ужасе сбегает, осознав, что натворила.

Вот и все! Можно отдыхать. Недолго, конечно. До середины второго акта. Ее задействовали в 'Метели'. Конечно, не в качестве Лоремины. Там на сцену в одинаковых воздушных белых платьях и снежных коронах выйдут почти все юные балерины.

Девушка стремительно покинула сцену. За кулисами ее встретила мадам Желис. Пожилая дама удостоила воспитанницу легкого кивка и бросила:

— Вполне достойное исполнение, Вирэн.

А Диана гордо вздернула подбородок и прошла мимо, не соизволив хоть как-то отреагировать на похвалу. Слова Марго Желис и добрые и злые, если они не касались техники исполнения, девушка давно уже попускала словно бы сквозь себя.

Это не делало их отношения лучше, но мира с противной старухой Дана уже не хотела. Да любить Дана еще не умела. И взрослые страсти ей были совершенно чужды. Но испытывать глубокую неприязнь к человеку, который вот уже семь лет не упускал случая ее уколоть, у нее получалось отменно.

И тут внимание девушки привлекает дикий визг. Дана вздрогнула и испуганно заозиралась по сторонам. Нашла причину и скривилась.

Ну, конечно же... Евангелина! Главная истеричка класса. Не выдерживает ее тонкая натура столкновений с суровой действительностью, в связи с чем окружающие имеют счастье наблюдать безобразные сцены с воплями, заламыванием рук и закатыванием глаз. Ирэн, конечно же, тоже не тихая голубка, но ведет себя не в пример адекватнее. Хотя это скорее от того, что у нее вокальные данные послабей будут.

Рядом с вопящей балериной уже одетой в костюм Доброй феи, которая помогает Офелии растопить сердце возлюбленного с несчастным видом стоял мальчик лет семи-восьми. Хорошенький такой голубоглазый с золотистыми кудряшками. Ангелочек просто. И плакал. А между ними лужа бурого цвета и смятый пластиковый стаканчик.

— Я не хотел, — всхлипывал малыш. — Простите, я не хотел. Правда!

— Мне плевать, чего ты хотел, а чего не хотел! — орала Ева. — Идиот! Ты мне пуанты испортил! Как я теперь на сцену выйду?! Они же мокрые! И грязные! Что тут, вообще делают маленькие недоумки!? Я буду жаловаться!

— Ева, заткнись, — грубо рявкнула на нее Диана.

И вовсе не потому, что дипломатия ей была чужда, просто эта истеричка по-другому не понимает. Если с ней ласково говорить, когда она в таком состоянии, ты сам рискуешь стать объектом ее недовольства. Сейчас ей уже все равно, на кого кричать. А Дэна — единственного человека, способного ее быстро утихомирить сейчас нет. Он на сцене и до конца первого акта там будет находиться.

— Запасная обувь есть?

— Нет, — снова взвивается она. — А из-за этого...

— Не ори, слушай! У меня в гримерке на столе лежит запасная пара. Обычные — те, к которым ты привыкла. Мне они сегодня не понадобятся. Пока время есть, советую подогнать их под себя, а не тратить его на истерики.

Ева поперхнулась воздухом, но сказать что-нибудь грубое не решилась. Ей ведь пуанты фактически подарили. Поступок более чем щедрый. По крайней мере, далеко не каждая балерина готова отдать подружке запасную пару в середине спектакля. Вдруг, самой понадобятся? От этого ведь никто не застрахован. А без обуви путь на сцену тебе заказан. Рисковать никому не хочется, в особенности из-за кого-то.

И если бы Дана передумала, ей бы и слова никто не сказал. Ни преподаватели, ни ребята. Балетная обувь — часть самих балерин. Ну, или, по крайней мере, основной их инструмент. Не позаботился о себе — сам виноват. Требовать, чтобы кто-то отдал тебе туфельки, вне зависимости от того, нужны они ему или нет, ты не имеешь права. А если кто-то проявил такое небывалое участие к тебе, то будь благодарен по гроб жизни. Потому как артисты балета не столько друзья, сколько соперники. А помогать конкуренту никто не обязан.

Девушки смерили друг друга неприязненными взглядами. Одна прекрасно понимала, что вторая отдала ей то, что ей, по большому счету, и не нужно вовсе, чтобы просто не слушать ее вопли. Ни о каком дружеском участии тут речи не шло.

Потом Диана взяла ребенка за руку и торопливо увела его из-за кулис. Малыш плакал. И ей стало жалко его. Наверное, материнский инстинкт взыграл. Она отвела мальчика в укромный уголок и присела на корточки, чтобы наши лица оказались на одном уровне.

— Привет. Меня зовут Диана, но для друзей Дана. Ты тоже можешь звать так. Хочешь?

Мальчик кивнул, а потом выдавил из себя все еще всхлипывая.

— А я — Эдмонд.

— Очень приятно, — улыбнулась девушка. — А как ты здесь оказался, Эдмонд?

— Я хотел посмотреть, как там за занавесом? Вы же оттуда приходите, а потом туда возвращаетесь. Интересно же! Я своей учительнице сказал, что в туалет хочу. Она меня отпустила и...

— Ты решил обследовать мир закулисья?

— Угу. Только я не хотел пачкать ее туфельки. Я просто споткнулся. А сок вылился.

— Понятно.

— Мы с мамой уже смотрели этот спектакль в прошлом году. Мне так понравилось. А еще я думал, что она — добрая фея. А она злая. Очень злая! А так не должно быть! И ты не должна быть доброй.

— Это еще почему?

— Потому что ты — Лоремина! — выдало это чудо. — И принца заколдовала.

— Так это я на только сцене Лоремина, а так Дана Вирэн. Глупый, — девушка щелкнула мальчишку по носику. — Давай мы с тобой пойдем в туалет и умоемся. Ладно? А потом я отведу тебя к твоей учительнице и другим детям.

— А мы пойдем в туалет для актеров, да?

— Эм... — замялась она. — Думаю, все же не стоит.

— Почему?

— Ребята нервничают перед выступлением. Им лучше не мешать. Давай поднимемся на следующий этаж? Там тоже должен быть туалет. Для персонала.

— А что на том этаже?

— Не уверена, но, по-моему, производственные помещения. Костюмерная и художественная мастерская, где наши костюмы разрабатывают. Но мы только в туалет. В сами помещения заходить не будем. Это запрещено.

— Но интересно же!

— Хочешь, чтобы меня ругали?

— Нет.

— Вот так-то. Ладно, малыш, пойдем. А-то все самое интересное пропустишь.

— Не пропущу. Я уже этот спектакль смотрел. И, вообще, я бы хотел, чтобы принц в тебя влюбился. Потому что ты добрая. И красивая.

— Спасибо, — польщено улыбнулась она.

— А Тианис, который не на сцене, а настоящий, он хороший?

— Да. Очень. Его зовут Дэн. И он добрый и веселый. Самый замечательный, в общем.

— И он тебя любит?

— Нет.

— А почему?

— Не знаю, — девушка постаралась улыбнуться как можно более беззаботно. — Может быть потому, что я тоже не люблю его?

А на душе у нее вдруг стало так тоскливо. Потому что Дэн был, наверное, единственным человеком, в которого она могла бы влюбиться. Если бы он воспринимал ее не как младшую сестренку. С Дианой он танцевал, болтал о жизни и смеялся до колик в животе. А для свиданий и прочих удовольствие у него всегда были другие.

С одной стороны, это не могло не радовать. Потому как парню исполнилось девятнадцать и область его интересов простирается довольно далеко от 'за ручки подержаться'. А она сама, будучи на два года младше, ни к чему подобному пока не готова. Но все равно, девочкам, даже тем, которые еще не доросли до любви, хочется, чтобы с ними рядом был принц. Красивый, добрый, умный. В идеале, конечно, еще и влюбленный в них до звездочек в глазах.

Но почему-то хорошие парни, чаще всего достаются таким как Евангелина. Видимо, любовь, все же зла. Потому как ничем другим это объяснить было нельзя. Они ведь уже год встречаются. И, несмотря на то, что Ева далеко не ангел, Даниил ее чуть ли ни на руках носит. Точнее, носил. В последнее время эти двое все чаще ссорятся.

Эдмонд тем временем продолжил допытываться:

— А кого ты любишь?

— Никого.

— Вообще совсем?

— Вообще совсем.

— Тогда я хочу тебя с братом познакомить. Он тоже хороший. Правда, у него уже есть невеста. Но она такая противная! Честное слово. Я ее терпеть не могу.

— О, нет, никаких братьев, особенно если у них есть невесты!

— Почему?

— Потому! К тому же я еще маленькая и школу не закончила, а значит, ничьей невестой стать пока не могу.

— Жалко, — грустно вздохнул Эдмонд.

Девушка снова улыбнулась. Какой он все же милый. Но надо поскорей его вернуть в зал. А то учительница беспокоиться начнет. Но до антракта еще время есть. Так что сильно торопиться не надо.

Мальчик возился в туалете минут пятнадцать. Дана, довольно смутно себе представляла, что можно было там делать столько времени. Вышел Эдмонд только после того, как она пригрозила, что сейчас сама туда зайдет.

— Это мужской туалет, — укоризненно сообщили он ей.

— И что? Мне тут целый час торчать?

— Это мужской туалет, — ответил мальчик уже не так уверенно и с ноткой обиды в голосе.

— Пойдем скорее! Твоя учительница наверняка волнуется.

— Ладно. Но давай хоть заглянем, что в этих комнатах?

— Там все равно замкнуто.

— А если нет?

— Если не замкнута, то заглянем.

Малыш просиял и бросился к ближайшей двери. И та, конечно же, оказалась заперта. Как и восемь последующих. А вот девятая неожиданно для обоих ребят поддалась.

— Ой! — пискнул Эдмонд. — А тут открыто. И смотри, тут карточку в замке забыли.

— Да. Нужно будет сказать кому-нибудь из обслуживающего персонала. Главное — не забыть.

— Дана, а там что?

Девушка подошла ближе и заглянула в плохо освещенное помещение. Оно от пола практически до потолка было забито коробками с оранжевыми бирками

— Судя по всему, это склад костюмерной. Видишь ярлычки? Там указан артикул костюма и размер.

В этот момент гулко прогремел выстрел. Диана сразу и не поняла, что это, но Эдмонд изумленно уставился на нее.

— Стреляют, — сообщил он, и в следующий миг раздалось еще несколько выстрелов. — Из пистолетов.

— Откуда ты знаешь? — вырвалось у нее.

— Так я с папой в тир ходил, — гордо заявил мальчик. — И стрелять умею. Я даже сам пистолет разобрать и собрать могу! Только разбирать у меня получается лучше. Но папа говорит, что это нормально, и я еще научусь.

Тем временем прогремело еще несколько выстрелов. Девушке показалось, что она слышит крики. Она почувствовала, как на нее накатывает волна паники. Объяснение всему этому могло быть только одно. За последнее время, было несколько захватов на разных планетах системы. Какая-то террористическая организация. Им нужна реакция общества, огласка и логично предположить, что лучший театр — лучшая реклама. Дана редко смотрела новости, но об этом часто говорили ее однокурсники. А недавно для них провели несколько уроков выживания при захвате заложников. Им долго, нудно и как-то до жути заумно рассказывали, как нужно себя вести, если они вдруг попадут в такую ситуацию.

— Это наверно террористы, — объявил Эдмонд, а затем дернул за руку, заглянув ей в лицо. — Террористы, да?

— Не знаю, — шепотом ответила она. — Не шуми пожалуйста...

Ребенок сразу кивнул и принял такой серьезный вид, что она едва удержалась от улыбки, хотя все происходящее к веселью явно не располагало. Удивительно, но, судя по всему, мальчик совсем не боялся. В отличие от нее. Но тут дело скорее было в том, что она понимала насколько это опасно. У них ведь есть все шансы остаться в этом театре навсегда. Но Эдмонд, видимо не думал об этом. Ну, и слава богу. Хотя... вдруг их и не заметят? Нужно просто спрятаться и подождать. Она, недолго думая, повернулась к мальчику и преувеличенно бодрым голосом спросила:

— Эдмонд, а ты любишь играть в прятки?

— Ты что, совсем глупая? — возмущенно заявил ее юный спутник. — Нам нельзя играть. Тут же террористы!

— Конечно, нельзя, — торопливо ответила она. — Нам нужно прятаться и сидеть тихо-тихо.

— Тогда давай спрячемся здесь? Это хорошее место. А в прятки я играть, и, правда, люблю. Меня никто никогда еще не находил. А раз ты со мной, то и тебя не найдут.

Мальчик потянул ее внутрь костюмерного склада. Дана захлопнула входную дверь, вытащив перед этим карточку-ключ. Несколько шагов и они с Эдмондом оказалось, между стеной и стопками коробок оказался небольшой закуток, в который они и забились.

Они сели на и крепко обнялись. Пол был из термо-пластика, а значит достаточно теплый. Хотя, это не слишком помогло. Через несколько минут девушку начало трясти. Но скорее от страха, чем от холода. Эдмон сел рядом, намертво вцепившись худенькими пальчиками в ее ладонь.

— Все будет хорошо, — прошептала девушка. — Только надо очень тихо себя вести.

— Знаю, — тихо отозвался Эдмонд. — Не маленький. Мне уже восемь. И, вообще, нас мой папа спасет.

— Да, конечно, — сказала она, поглаживая малыша по белокурым волосам. — Твой папа обязательно нас спасет.

Послышались еще выстрелы, затем крики. А Диана вдруг подумала о тех, кто остался там — наверху. Ведь всегда в терактах гибли заложники. Только количество жертв сильно варьировалось. От единиц, до сотен.

Тем временем по коридору загремели тяжелые шаги. Послышались мужские голоса. Потом тяжелый топот, пронесшихся по коридору людей. Они, громко переговариваясь, дергали ручки дверей. Дана старалась не дышать, прикрывая ладонью рот Эдмонда.

— Что вы копаетесь? — рявкнул кто-то. — Нет здесь никого! Это складские помещения. Быстро проверить другие этажи!

Шаги стали удаляться от их двери. И дети смогли немного перевести дух.

— Они ведь не вернутся? — прошептал мальчик прямо на ухо юной балерине.

— Не знаю. Если мы не будем шуметь, то, наверное, нет.

— Это хорошо. Мне папе надо позвонить. Хорошо, что я телефон всегда с собой ношу.

— Не надо. Давай подождем немного? Ну, пока они уйдут подальше.

— А как тогда мой папа будет нас спасать, если он знать не будет, где мы?

— Сообщение напиши.

— Ладно. Но ты мне поможешь? У меня совсем без ошибок писать не получается. А с ошибками я не хочу.

— Помогу.

Результатом их совместного творчества стало следующее послание:

'Театр захватили террористы. Были выстрелы. Мы спрятались на складе'.

Отец Эдмонда ответил почти мгновенно:

'Эд, ты в порядке? Кто сейчас с тобой?'

'Все хорошо. Я с Дианой'.

'Быстро. Переключи телефон на режим 'Не беспокоить', оставив возможность получения сообщений'.

'Сделал'.

Дальше посыпался град вопросов. Мальчик лишь хлопал глазами, видимо, не имея ни малейшего понятия, что на это все ответить. Да и сделать это быстро он не мог, поэтому Диане пришлось взять инициативу в свои руки. Девушка забрала телефон и начала сама общаться с Филиппом Рое, как представил отца, пусть и заочно, Эдмонд. Но ничего полезного она сказать ему не смогла.

'Диана, кто вы? Преподаватель?'

'Я — балерина. Будущая. А что?'

'Вы хоть совершеннолетняя?'

'Почти'.

'Понятно. Сидите тихо. Не высовывайтесь, что бы ни произошло. К окнам не подходите'.

'Хорошо'.

Девушка отложила телефон и перевела дух. Следующие семь часов прошли в каком-то мареве. Несколько раз присылал сообщения господин Рое. Спрашивал, все ли у них хорошо, просил немного подождать, говорил, что помощь скоро придет. Диана ему уже не верила. Но старалась не показывать этого. Ради Эдмонда, который был абсолютно уверен в том, что его отец их обязательно спасет. Может поэтому он был так спокоен.

Дана гнала от себя темные мысли и пыталась сосредоточить все свое внимание на мальчике. Разговаривала с ним. Пересказывала сюжеты любимых балетов, превращая их в волшебные сказки. Особенно хорошо удалась 'Баядерка'.

Но сейчас, когда малыш задремал, положив голову ей на колени, ее сердце ледяной иглой произал страх за тех, с кем Диана провела столько лет. Сама-то она хоть и в относительной, но все же безопасности.

Сделать глубокий вдох. Унять дрожь и провести ладонью по его взъерошенным золотистым волосам. Медленно выдохнуть. И снова сделать глубокий вдох...

Это почти не помогало успокоиться. Но что еще ей оставалось? Просто сидеть вслушиваясь в дробь выстрелов и гул криков, намного тяжелей. А когда театр вдруг окутала тишина, ей стало по-настоящему жутко. И она, как заклинание начала шептать имена своих одноклассников: Дэн, Майк, Кэти, Альма, Рона...

'Мы все вернемся в Академию и забудем об этом, как о страшном сне, — пыталась убедить себя в невозможном девушка. — И никогда не станем об этом вспоминать'.

Но вот по коридору вновь кто-то пробежал.

— Здесь! Открывай! — приказал уверенный мужской голос.

У Дианы замерло сердце. Неужели террористы узнали о них? Но как? Они же очень тихо вели себя. Разговаривали только шепотом. И что же сейчас делать?

Послышался глухой щелчок и дверь резко распахнулась и в помещение с криком: 'Никому не двигаться' вбежали несколько человек.

Двигаться? Девушка забыла, как дышать. Она лишь сильнее вцепилась в рубашку Эдмонда и зажмурилась, не найдя в себе сил посмотреть на тех, кто скорее всего сейчас ее убьет.

— Мы их нашли! — сказал все тот же мужчина с ноткой облегчения в голосе, а потом обратился к ребятам. — Эдмонд, Диана, вы теперь в безопасности. Вставайте.

Мальчик подскочил на ноги сразу же, а его старшая подруга попыталась, но не смогла этого сделать. В ее ушах гулко зашумело, а перед глазами заплясали красно-черные всполохи.

И лишь краем затухающего сознания она уловила, как ее подхватили чьи-то сильные руки. А кто-то сказал:

— Бедный ребенок...

Вот только о ком говорил этот человек о ней или Эдмонде она так и не поняла.

ГЛАВА 4

Актеры очень часто бывают суеверны. Но актеры балета подчас могут переплюнуть в этом всех своих коллег. У них столько табу, что остальным и не снилось. И если ты воспитываешься в такой атмосфере всю свою жизнь, поневоле заражаешься подобными глупостями.

Хотя рациональное зерно можно найти почти во всем. И у многих 'плохих' примет есть вполне логичное объяснение. Например, нельзя одалживать косметику. Мало ли какой сюрприз в ней может быть скрыт? Были прецеденты, когда вероломная подружка подмешивала в помаду сильнейший аллерген, и после этого несчастная жертва пропускала спектакль, отлеживаясь в больничном крыле. Но почему нельзя смотреться в зеркало и спать с распущенными волосами в ночь перед премьерой, Дана недоумевала до сих пор.

А еще по Танийской академии ходила страшилка о Проклятом классе. Юные студенты Академии пересказывали друг другу ночью и обязательно шепотом. Чтобы не накликать беду.

Существовало поверье о том, что, если в классе учились две девочки с одинаковыми именами, одна из них обязательно умирала. Оканчивала жизнь самоубийством. А если этого не случалось умирал весь класс. Так около тридцати лет назад все ученики последнего года обучения заболели атипичной лихорадкой, последствия которое были просто кошмарны: поражение нервной системы, а это паралич, глухота и даже в некоторых случаях потеря зрения. Завершить обучение не смог никто из них. В классе было две Александры.

Через тринадцать лет произошла авария. Водитель автобуса, который вез ребят на экскурсию, не справился с управлением и куда-то врезался. Не выжил никто. В классе было две Марты.

И девушка с ужасом осознавала тот факт, что ее класс стал третьими в череде жертв Проклятия. А ведь они так старались этого избежать. Несмотря на все уверения учителей в том, что это всего лишь страшная сказка, ребята упрямо называли одну Диану Диной, а вторую — Даной. А те в свою очередь отзывались только на сокращенные варианты своих имен, даже когда к ним обращались преподаватели.

Была лишь одна маленькая не состыковка. Умереть должны были все. Но она-то жива. Хотя, так ли трудно это исправить?

Девушка старалась гнать от себя дурные мысли, нагружала себя физическими тренировками и учебой. Потому как чем больше она думала о произошедшем, тем меньше ей хотелось жить.

В тот день из концертного зала Андорского театра живым не вышел ни один человек. Тридцать восемь начинающих актеров, пять преподавателей Танийской Академии, тридцать шесть представителей обслуживающего персонала, двадцать сопровождающих групп и триста три ребенка. Если бы Эдмонд не зашел за кулисы, то жертв теракта было бы четыреста две. Но, видимо, Фортуна имела некоторую слабость к круглым цифрам. Вот только на большее ее не хватило.

Диане было запрещено появляться в школе. Даже для того, чтобы просто собрать вещи и попрощаться. Ее багаж пришел по почте вместе с уведомлением об исключении.

О несколько часов просидела, всматриваясь в сухие строчки:

'Уважаемая мисс Вирэн, мы вынуждены сообщить Вам о том, что администрация Танийской Академии Классического Балета приняла решение о Вашем отчислении по причине дисциплинарного нарушения, предусмотренного ст. 14, 32.5 (прогул занятий и поведение порочащее честь академии, выраженное в задержании Вас полицией) без права восстановления.

Ваше лично дело передано в социальную службу, которая и определит место вашего дальнейшего проживания до совершеннолетия.

Заведующий учебной частью

Ричард Стоун'.

Когда до девушки, наконец, дошло, что там было написано, она позавидовала мертвым. Потому что это был конец. Конец несостоявшейся еще карьеры и жизни, вообще. 'Без права восстановления' — клеймо, которое тебе вряд ли удастся смыть. Какая уважающая себя школа возьмет ученика с такой записью в учебном деле? Потому что по традиции — это крайняя мера, которой всегда предшествовали более мягкие меры дисциплинарных взысканий.

Несправедливость произошедшего просто рвала ей душу. Потому что она не по своей воле провела пять дней в изоляторе для несовершеннолетних нарушителей. Просто какому-то идиоту показался, очень подозрительным тот факт, что все умерли, а двое мало того, что живы, так еще и здоровы. Но так как восьмилетнему ребенку он предъявить ничего не мог, то решил отыграться на семнадцатилетней Диане, разрабатывая версию о ее причастности к террористам. Но доказательств, даже косвенных у них не было. Нельзя же вменять человек в вину то, что он просто остался жив.

Так что ни о каком 'поведении, порочащем честь академии' и речи быть не может. Де-факто. А де-юре... арест по подозрению в пособничестве террористам был должным образом запротоколирован. Уведомление, о чем, ее школа и получила. А то, что с девушки это самое подозрение было снято, уже никого не интересует. Оно ведь имело место быть. Значит решение администрации вполне законно. По крайней мере, оспорить его будет очень и очень сложно. Приютить Диану на ближайшее время, пока не будет решен вопрос о ее дальнейшем будущем, согласилась семья Эдмона.

Девушка ведь считается сейчас несовершеннолетней, оказавшейся без опекунов. Танийская академия сняла с себя всю ответственность за бывшую воспитанницу, оставив девушку не только без диплома, но и даже без крыши над головой.

И так как опротестовать решений администрации школы и потребовать сдачи итогового экзамена можно только будучи совершеннолетним, на ближайшие десять месяцев она оказывалась совершенно неприкаянной. На сорок три просьбы о переводе другие балетные школы вежливо ей отвечали, не могут ее принять и посоветовали обратиться не ранее, чем через год.

В общем, ей светило возвращение в тот самый интернат, который она покинула двенадцать лет назад. И это в лучшем случае. В худшем ее ждало учреждение для трудных подростков с упрощенной учебной программой, отсутствие свободного времени для тренировок, решетками на окнах и сверстниками-психопатами.

Что ей теперь делать, Дана не представляла совершенно. Ей нужно было как-то прожить ближайший год. И заниматься. Причем, по несколько часов в день, если она хочет получить диплом. Последнее было самой большой проблемой. И не только из-за отсутствия рядом педагога. Просто для тренировок нужен зал и свободное время. А будет ли это у нее, она не знала.

Прошло уже больше двух недель. Но все равно девушка по несколько раз за ночь просыпалась от собственно крика. Вот только очнуться от всего этого кошмара почему-то не получается. Он крепко оплел ее щупальцами страха, боли и безысходности. А перед глазами то и дело у нее встает та самая видеозапись, любезно предоставленная мужчинами в форме. С того самого дня Диана ненавидела полицейских едва ли не больше чем террористов.

'Гениальная' идея, не правда ли? Заставить несостоявшуюся жертву смотреть, как хладнокровно по одному расстреливали людей, среди которых она выросла. Это они так пытались 'подтолкнуть' ее к чистосердечному признанию. Примерно к середине девушка готова была признаться во всех смертных грехах, только бы они это выключили. У нее началась истерика, которую не гасили ни ледяная вода, ни пощечины, на которые парни из того ведомства не скупились.

Из воспоминаний ее вырвал стук в дверь.

— Войдите, — ответила она, сползая на край кровати, куда недавно забралась с ногами.

— Ты все время сидишь в этой комнате, — мягко упрекнул девушку господин Рое.

— Я много времени провожу в тренажерном зале. Он у вас чудесный.

— Да. Но мне все равно это не нравится. Ты должна выходить на улицу. Или хотя бы в сад. Там безопасно — охранные системы на каждом шагу.

— Я и не боюсь. Просто не хочу.

Диана тяжело вздохнула. Ну как объяснить этому человеку, сделавшему для нее столько добра, что ей уже бояться нечего? И, что его забота заставляет ее чувствовать себя виноватой. Ведь в том, что Эдмон остался жив нет ее заслуги. Скорей даже наоборот. Именно благодаря ему они оба остались живы.

А она пользуется добротой его семьи. Живет в их доме. Ей целую комнату выделили с телевизионной панелью во всю стену. Госпожа Рое также проявила заботу о гостье и забила ее гардероб совершенно новыми и жутко дорогими платьями.

— Дана, я хотел бы с тобой серьезно поговорить. О твоем будущем, — сказал мужчина, усаживаясь в кресло.

Девушка подняла глаза и тихо спросила:

— Плохие новости?

— В общем, да.

— Мне все же предъявили обвинение?

— Нет.

— А что тогда?

— Позволишь начать издалека? Мне просто хочется, чтобы ты поняла меня правильно.

Они помолчали минуту. Мужчина, собираясь с мыслями, а Диана просто оставляя за ним это право. Потому как ее мысли находились в таком хаосе, что их не то, что за минуту за год в порядок не приведешь.

— Ты же знаешь, я политик — и представляю интересы конгломерата планет сектора Ринон. А ответственность за террористический акт в Андорском театре взяла на себя организация под названием 'Белый путь'. И они тоже с Риона. И многим показалось странным, что...

— Выжившим оказался именно Эдмон?

— Да. И родители других детей требуют более серьезного разбирательства. Твое отчисление это их рук дело. Они надавили на администрацию академии.

— Но почему? Я же ничего не сделала. И никак не могла быть связана с этими...

— Горе подчас затмевает разум. А они хотят хоть с кем-то поквитаться, выместить собственную боль. Ты же самая удобная мишень. Точнее, единственная до кого можно дотянуться. Экстремисты мертвы. У меня дипломатическая неприкосновенность. Плюс мы с семьей решили вернуться домой. А ты... беззащитна. Твоя жизнь превратиться в ад. Правительство, как мне кажется, просто решило пожертвовать тобой, как пешкой в шахматной партии. Твою жизнь отдали на откуп тем, кто хочет мести. Так что на защиту государства можешь не рассчитывать. Как и на справедливость. Они наоборот будут нагнетать обстановку и провоцировать скандалы. Чтобы отвлечь людей от факта собственного бездействия. Ты должна быть готова к тому, что тебя станут отчислить из всех более или менее приличных учебных заведений. С работой то же самое. А о карьере актрисы вообще лучше забыть. По крайней мере, на ближайшую пару-тройку лет. Деньги и связи в этом мире решают все.

— Знаете, лучше бы меня убили, — с усмешкой сказала она, проглатывая ставший в горле ком.

— Не говори ерунды!

— Минута и все. И не надо мучиться, не надо смотреть, как рушится твоя жизнь. Не будет боли и страха...

— Даже думать об этом не смей, глупая девчонка!

Диана послушно кивнула. Просто потому, что не хотела спорить. Но эти мысли никуда не ушли. А господин Рое тем временем подскочил на ноги ни начал нервно расхаживать по комнате. Она тоже встала. Подошла к маленькому столику возле окна на котором стояли ваза с фруктами и графин с водой. Пить ей не хотелось. Но ей необходимо было хоть чем-нибудь занять руки.

Поэтому девушка наполнила стакан из голубого энтарского стекла до половины и сделала пару глотков. Поставила его на место и пробежала глазами по обстановке 'своей' комнаты. Здесь было уютно. Стены, выкрашенные в бежево-золотистой гамме. Темно-синие шторы в стиле 'ретро'. Встроенный в стену шкаф с панелями 'под дерево'. Туалетный столик с прелестным зеркалом и горой косметики, которой он буквально заставлен.

— Я предлагаю тебе решение этой проблемы, — мужчина остановился и внимательно посмотрел на Дану. — Ты уедешь с нами. Мы с Элиной оформим опеку, и сможем на законных основаниях защитить тебя от этой грязи.

— Нет. Спасибо, конечно за ваше участие. Но вы и так слишком много для меня сделали. Я так просто не могу. Простите.

— Что ж... я ожидал и подобного ответа. Поэтому могу предложить тебе другой выход из ситуации. Надеюсь, он понравится тебе больше. Ты поступишь в Артенийскую Военную Академию.

— Что?

— Это единственное место, где ты будешь защищена от высокопоставленный семей, жаждущих мести.

— Но Вы же сказали, правительство решило мной пожертвовать.

— Да.

— Так из военной академии я вылечу еще быстрей, чем из любой другой. Они придут туда и потребуют, чтобы меня исключили, если будет недостаточно простого звонка.

Филипп Рое зло усмехнулся:

— На то и расчет. Они начнут осаждать сначала Артенийцев, а потом адмиралтейство, которому академия подчиняется. А военные ой как не любят, когда гражданские пытаются на них давить. Так что тебя не выдадут просто из принципа.

— Допустим. Но как я там буду учиться?

— Хорошо ты будешь учиться. Я видел твой табель успеваемости. К тому же начальник этого учебного заведения хороший знакомый нашей семьи. И он очень любит, когда к нему приходят учиться 'особые' дети. Поэтому проблем с поступлением у тебя не будет.

— Что значит 'особые'?

— Обладающие талантами, которые не свойственны большинству. Лучшие в своем деле.

— Я ведь не умею ничего. Только танцевать. Вы думаете, его заинтересует балерина?

Мужчина весело улыбнулся:

— Ты умеешь многое, а не только танцевать. Просто никогда не задумывалась над этим. Скорее тебе не с кем было себя сравнивать. Подчас в курсанты берут таких недоумков... которые потом и заправляют в адмиралтействе.

— Но я не умею драться. Да и нельзя мне. Это же прямой путь к тому, что дорога в балет мне будет заказана. В оружии не разбираюсь совершенно и...

— Диана, я не собираюсь засовывать тебя к силовикам. Это было бы большой глупостью с моей стороны. Их обучают по определенным программе с двенадцати лет. Кадетские корпуса и все такое... а вот военный дипломатический корпус в данном случае — оптимальное решение. Ты поучила подготовку близкую к той, что дают будущим атташе.

— Мне кажется, я не совсем Вас понимаю.

— Ладно, попытаюсь объяснить. Чему учат балерин?

— Танцевать.

— А еще?

— Языкам. Чтобы мы могли беспрепятственно выступать везде.

— И вот мы подходим к сути. Как часто бывает такое, что балерины входят в высший свет?

— Чаще, чем другие артисты. Но я никогда не задумывалась, почему?

— Хочешь, я тебе расскажу? Вы умеете находит общий язык со всеми народностями, знаете их культуру, традиции и можете поддержать практически любую беседу. Вероятность того, что вы оконфузитесь перед представителем той или иной расы крайне мала. В отличие от тех же актеров кино и современного театра. Изысканные манеры вкупе с приятной внешностью делает вас прекрасными компаньонами и компаньонками для бизнесменов и политиков. Плюс, увлечение балетом вне моды. Это признак хорошего вкуса. Но вернемся к тому, что знают и умеют будущие атташе. Языки. Культура и традиции. Общий курс психологии и поведенческих характеристик народов расселения. Умение 'держать лицо' и показывать лишь те эмоции, что необходимы. В требованиях к поступлению стоит еще и общая физическая подготовка. Но не думаю, что для человека, который привык заниматься по десять часов в сутки, это окажется проблемой.

— Да уж.

— Дана, если ты не хочешь туда ехать, мое первое предложение остается в силе. Мы можем забрать тебя с собой.

Девушка лишь покачала головой. Военная академия — это, конечно, не то, о чем она мечтала. Но это возможность получить независимость и шанс на будущее. Пусть, не такое, как ей представлялось раньше. Но в любом случае лучше так, чем сидеть на шее у семьи Эдмонда.

А еще Диана понимала, что сойдет с ума, если не займет себя хоть чем-нибудь. Учеба в данном случае, не худший вариант. Крушение же собственных надежд и планов она сможет оплакать чуть позже. Если дверь в балет действительно закроется перед ней навсегда, а не на время.

Поэтому сейчас нужно сжать зубы и идти вперед, даже если дорогу ты почти видишь, а конец пути представляется тебе очень смутно. Пока есть шанс вернуть то, что у нее украли, нужно бороться. И в ее ближайших планах было: дождаться совершеннолетия, сохранив при этом форму. Дальше — по обстоятельствам.

ГЛАВА 5

Вадим с тоской посмотрел на старую, немного выцветшую фотографию, стоявшую в дорогой деревянной рамке на его письменном столе. Семь молодых парней в парадной форме Летной Академии задорно улыбались ему из глубин прошлого. Он вздохнул, взял со стола стакан с виски и сделал большой глоток. Напиток привычно обжег горло.

Судьба мальчишки, которому выпала удача (или неудача, это как посмотреть) появится на свет в семье потомственных офицеров, решена с первых минут жизни. Веселое беззаботное детство в кругу семьи. Потом десять лет в кадетском корпусе. А далее одна из Военных академий, коих насчитывается великое множество. И это единственное решение, которое будущий офицер принимает, не оглядываясь ни на кого. Потому что каждый взрослый человек должен выбирать свой путь в жизни. Следование по навязанному еще никого до добра не доводило.

Но вопрос: 'Куда податься?' — перед юным Вадимом Авериным не стоял никогда. Насколько он помнил, все мужчины его семьи служили в Космическом флоте. Прадед был адмиралом. Один дед — полковником, другой — Ведущим звена истребителей. А отец трагически погиб на рядовом задании. Ничего героического. Просто несчастный случай. Вадиму тогда едва исполнилось пять лет, и заботу о воспитании внука взял на себя дед по отцовской линии.

Мама... его добрая милая, но слабая мама боялась сказать свекру и слово, поэтому в воспитательный процесс не вмешивалась, хоть и не всегда одобряла методы главы семьи. Но мальчик зла на нее никогда не держал. И пусть полковник Аверин (назвать этого несгибаемого человека дедушкой у него язык не поворачивался) был с ним жёсток, а иногда даже жесток, он все же воспитал в нем твердость и силу духа, научил бороться до конца. Но в полной мере оценить этот подарок Вадим смог только спустя много лет. Сейчас. Потому что несмотря ни на что он не сдался, не сломался под грузом свалившихся на него проблем.

Сегодня была годовщина того самого боя, который изменил его судьбу. И этот день, начальник Курса Артенийской Военной Академии, майор Вадим Аверин, обычно проводил один, запершись в своем кабинете. Его компанией всегда были бутылка виски, фотографии и конечно воспоминания о тех, кого уже не вернуть.

Вообще подобное не часто встречается в военных академиях. Все-таки слишком разные люди там учатся. Да и распределение обычно разбрасывает однокурсников по миру. Какой смысл привязываться к тем, кого ты возможно больше никогда не увидишь просто потому, что ваши пути разошлись?

Нет, конечно, дружба явление в военных академиях не редкое. А товарищество, вообще, свято. Но людям в основном достаточно одного-двух приятелей. А их было семеро. Шесть выпускников и один второкурсник, неведомо как к ним прибившийся. И они были настоящими друзьями. Можно даже сказать, братьями. И даже каким-то чудом попали в одну эскадрилью. Выпускники, разумеется. Майк в это время, слава Богу, еще учился.

Пятеро его друзей стали Ведущими звеньев, а он сам командиром их крыла. А потом разразился Верийский Конфликт. И что дернуло спокойных и достаточно мирных верийцев объявить систему, граничащую с их империей, своей исконной территорией?

И в связи с этим Федерация Земных Миров должна была им ее отдать, да еще и извиниться. Вот только эти планеты более дух сотен лет не имеют к верийцам никакого отношения. На них живут граждане Федерации. И по прихоти имперцев жители должны были бросить свои дома и бежать из системы? Просто потому, что тем захотелось расширить зону влияния и отхватить целых десять планет, богатых полезными ископаемыми?

Их корабли появились у Фаэта — одной из пограничных планет неожиданно. То есть ультиматум-то люди получили заранее. Общий его смысл укладывался в одно единственное предложение: 'Если не уберетесь из системы за пять дней, объявим войну'. Но серьезно это не воспринял никто. Потому что та Верия в сравнении с Федерацией, как одиночный истребитель рядом с крейсером. Определенный риск, конечно же есть, но все равно как-то несерьезно.

Все, включая и Верховное адмиралтейство Федерации посчитали это политическим ходом, блефом с целью выторговать что-либо. Но оказалось, что все не так. Они действительно решили воевать, хоть это и было настоящим самоубийством.

В общем встречать вражеский флот довелось одной только Пятой Летной Дивизии, которая несла службу на границе. Место это считалось спокойным и безопасным. Ведь соседи за последние восемьдесят лет в конфликты с соседями не вступали.

В тот день, крыло Вадима несло дежурство. Привычная работа. Рутина даже, можно сказать. Все, как всегда.

Вот только случилось непредвиденное. Их радары засекли приближение многочисленных кораблей. На глазах пораженных летчиков из гипер-пространства материализовался флот верийцев и нанес мощный удар по военной базе, располагавшейся на спутнике планеты.

Тому, кто хоть раз слышал, как шипят плазменные лучи, разрезающие камень и железо не забыть их никогда.

Удар Имперцы нанесли такой силы, что буквально за несколько минут их база превратилась в груду искореженного метала, погребая под собой тех, кто не успел выступить на боевые позиции. А это большая часть их гарнизона, в числе которого весь старший начальствующий состав. А Вадим неожиданно для себя самого оказался среди выживших одним из десяти старших офицеров.

Что может сделать восемьсот легких истребителей во главе с командиром неполных двадцати восьми лет против армады тяжелых крейсеров?

Многое. Особенно способствовало этому и то, что отступать им было некуда, а сдаться... им просто забыли или не захотели предложить.

Тот день для Вадима слился в бесконечный калейдоскоп бесчисленных вспышек на панели его истребителя, яростных криков в эфире и нечеловеческой усталости.

Каким-то чудом им удалось вывести из строя все три десантных корабля противника. В результате десант на ближайшую планету они высадить не смогли. И тогда вся мощь флота обрушилась на горстку наглецов, спутавших их планы.

Стоит ли говорить, что для горстки пограничников, заслонивших собой мирные планеты, начался настоящий ад? Вадим до сих пор не понимал, каким образом они смогли продержаться три часа до прихода подкрепления.

Несколько сотен 'Крылатых' против массированного удара стационарных плазменных пушек и ионных излучателей, выстрел даже одного из которых был способен расщепить на молекулы фрегат средних размеров. Но именно в этом и была их сила. Скорость и маневренность. Да, разбить вражеский флот для них являлось непосильной задачей, но отвлечь и при этом не попасться было вполне по силам. Вадим и его пилоты сами понимали, что обречены. Но они упрямо сражались и ждали помощи.

Спасало еще то, что хоть пилотами верийцы оказались неплохими, но прицельное наведение у них хромало на обе ноги.

Когда прибыла долгожданное подкрепление, и разбил вражеский флот Пятая Летная Дивизия потеряла почти весь свой личный состав. Из двух тысяч человек, несущих службу на их базе выжило двадцать четыре пилота и тридцать шесть человек обслуживающего персонала, которые случайно оказались вовремя атаки на нижних уровнях их Базы.

Вадим потерял все свое крыло, хотя в агонии битвы и не заметил, что друзья не отвечают на его позывные. Осознание, что их больше нет, пришло потом.

Но судьба оказалась к нему относительно благосклонна. Он был жив, хотя и тяжело ранен. Его искореженный истребитель попал в притяжение спасательных ботов, рыскающих среди обломков. За проявленный героизм ему всучили орден, дали внеочередное звание и попытались отправить в отставку, потому как ранения не позволяли ему больше летать. Это стало еще одним страшным ударом.

Четыре месяца лечения и реабилитации стали для него адом почище бойни у Фаэта. Но он все же добился того, чтобы его не стали списывать в запас. Пусть не во флоте, пусть хоть где-нибудь, но на службе. Потому что оказаться на пенсии в двадцать семь лет — это страшно.

Его признали годным к службе в условиях группы 'Е' и отправили в почетную ссылку, ибо ничем иным Артенийская Военная академия для молодого человека быть не могла.

Он бы не продержался там долго. Может быть год или полтора. А потом бы сбежал. Куда угодно, только бы подальше от этого всего. Потому что все навалилось. Потеря друзей, любимой работы, отсутствие перспектив и безнадежность. Плюс ко всему нельзя было назвать Вадима педагогом от Бога. Ему тяжело давалось общение с подрастающим поколением. Просто не хватало терпения и, вероятно, такта.

Но в один прекрасный день на Артен высадился пассажирский корабль, который принес к новому месту службы Майкла Кейна — того самого второкурсника, прибившегося в компании выпускников. Как он получил это распределение, до сих пор оставалось, тайной покрытой мраком. И делиться ей молодой офицер отказывался наотрез.

Вадим сначала обрадовался другу. Потом осознал, в какую дыру тот сам себя загнал и жутко разозлился. Даже потребовал, чтобы тот перестал дурить и подал прошение о переводе. Но генерал Дорга — начальник академии, сказал, что сам Вадим может проваливать хоть сейчас, а его друга он не отпустит. Потому как толкового инструктора для курсантов днем с огнем не сыщешь и упускать талантливого преподавателя ему не с руки. Так Майкл Кейн стал вести физподготовку у курсантов, а Вадим потихоньку оживать.

Общение с неунывающим Майком, который обожал свою работу и души не чаял в воспитанниках, помогали ему смириться и жить дальше. Он вдруг осознал, что в размеренной и спокойной жизни академии есть свои плюсы, и даже некоторые перспективы. По крайней мере, те пять лет, что он провел здесь дались ему не так уж и тяжело.

Майор с головой погрузился в работу, оставив прошлое в прошлом и лишь иногда возвращаясь мыслями к тем, кто ушел из жизни.

Семьи Вадим так и не завел. Он и сам не знал, почему. Пока служил во флоте, не решался. Потому что дело это такое... никто не даст никаких гарантий, что ты вернешься с задания, даже если твоя база находится в таком тихом месте, как Фаэт. Оставлять своего ребенка сиротой ему не хотелось. Он в свое время довольно хлебнул этой доли. Деду, он хоть и был благодарен за все, но собственных детей хотел воспитывать только сам.

Потом, когда его перевели на Артен, тоже как-то было не до устройства личной жизни. Все какие-то дела, работа. Да и привычка полагаться лишь на самого себя, этому не способствовала. Может, просто не было в его окружении женщины, способной стать с ним плечом к плечу? Он не желал видеть рядом с собой слабую женщину. А с сильными майор не умел находить общего языка.

Поэтому все вопросы о том, когда же он женится, предпочитал отшучиваться, отвечая: 'Когда встречу ту, которая не спасует перед моим дедом'. Но таких пока не находилось. Барышни не то, что перед старшим Авериным, перед Вадимом робели и тем самым падали в его глазах 'ниже некуда'.

ГЛАВА 6

Неожиданно в дверь постучали. Майор нахмурился, но все, же встал со своего кресла и пошел открывать. Хотя настроение это ему не подняло. Ну, неужели он не мог побыть наедине с самим собой хотя бы один вечер?

И кому он мог понадобиться? Занятия давно кончились. Академия, вообще, должна быть пуста. Его курс благополучно выпустился еще месяц назад, а головная боль на следующие пять лет должна прибыть только завтра — на экзамены. Так что, кому он мог понадобиться в столь неурочный час, он не имел ни малейшего понятия.

— Здравия желаю, — вытянулся в струнку адъютант начальника Академии — молодой парнишка лет двадцати трех со смешной морковно-рыжей шевелюрой и россыпью веснушек на щеках.

— Что-то случилось? — Вадим резко подобрался.

— Нет. Все хорошо. Просто генерал просит Вас зайти к нему.

— А почему он тогда не объявил по громкой связи? Так ведь было бы быстрее.

— Сэр, — адъютант смутился. — Генерал просит Вас зайти к нему по личному вопросу. Это не приказ.

Вадим пожал плечами. Просьба или распоряжение... особого значения это не имело. Во-первых, начальству не отказывают. А во-вторых, он слишком уважал генерала, чтобы проигнорировать его, пусть и личную, но просьбу.

— Сейчас буду, — бросил он коротко, и адъютант исчез.

Вадим со вздохом вернулся к своему столу. Взял стакан. Задумчиво посмотрел на него. А потом выпив его одним глотком, взял со стола фуражку и вышел из кабинета.

Кабинет генерала располагался всего в пяти этажах от его собственного, поэтому он, махнув рукой на лифт, поднялся по лестнице.

Казалось, Академия совершенно пуста. Так же тихо было и перед кабинетом генерала. Адьютанат, видимо, уже ушел. А из приоткрытой двери пробивался луч света.

— Сэр, Вы меня вызывали?

На этот вопрос хозяин кабинета приветливо махнул рукой, приглашая его зайти. Вадим вошел и опустился на стул рядом с массивным столом начальника Академии, к которому относился с большим уважением. Полковник был честным воякой, справедливым руководителем, и просто хорошим человеком. И между ними давно уже установились доверительные — почти дружеские отношения. А без свидетелей они вообще обращались друг к другу по именам. К чему сам Вадим долго не мог привыкнуть. Все-таки между ними была солидная разница в возрасте. И называть генерала просто 'Станиславом' ему было очень сложно. Но тот настаивал. Поэтому пришлось подчиниться.

Вадим посмотрел на прямое начальство и невольно позавидовал ему. Этот седой голубоглазый мужчина был счастлив. Потому что находился на своем месте. Он любил свою работу, души не чаял в жене и двух дочках и пользовался всеобщим уважением.

— Извини что оторвал, — Дорга мягко улыбнулся.

— Я ничем важным занят не был. Просто... отдыхал.

— Давай выпьем?

Генерал пододвинул ему бокал и плеснул бренди. Дорогущего, как невольно заметил Вадим. Мужчина поймал недоуменный взгляд подчиненного, весело рассмеялся.

— Не переживай. Не стал я миллионером. Старые друзья балуют, — он налил себе и взял бокал в руку. — Давай, за старых товарищей!

Вадим кивнул и залпом выпил.

— Итак, — генерал протянул ему планшет и весело объявил. — Наше пополнение. Здесь информация по твоим будущим подопечным.

— Так экзамены только завтра.

— Да. Но кое-кто уже зачислен. Они как бы идут вне конкурса, хоть и сами об этом не знают. Вот об этих ребятах я бы и хотел с тобой поговорить.

Майор удивленно посмотрел на него. Дела могли ему отдать завтра. Да и указания о том, на что необходимо обратить внимания при работе с тем или иным курсантом тоже. Ежегодный набор — это стандартная схема. Причем тут личный контроль начальника академии? Неужели он решился взять ребят, с которыми могут быть серьезные проблемы?

— В этих детях есть что-то особенное?

— Да. Они талантливы. Все трое. Но с каждым из них могут быть... сложности, — оправдал самые нехорошие подозрения Вадима генерал.

— А зачем их тогда, вообще брать?

— Потому что не сделать этого я не могу. Итак, начнем с самого простого. Вера Скольник. Девочка из уважаемой семьи и меня 'попросили' проследить за тем, чтобы ее приняли. Отказать человеку, который когда-то давно спас мне жизнь я не смог. Но с ней будет сложно. Она, конечно, получила блестящее образование, но контролировать свой бешеный темперамент не умеет совершенно. Обожает быть в центре внимания. Агрессивно реагирует на критику. Самооценка зашкаливает. Ее придется активно перевоспитывать.

— Ничего. Обломаем. Пара лет и шелковой станет.

— Собственно, ее дед на это и надеется. Далее Джейсон Риз. Очень интересный мальчик. Но из-за конфликта с отцом наотрез отказался поступать в нашу академию. А тот, вместо того, чтобы ослабить давление, выставил ему ультиматум личного характера.

— То есть он начнет бунтовать?

— Скорее всего, нет. Не рискнет. Но сам понимаешь... учиться в полную силу скорее всего не станет. Просто чтобы хоть в чем-то отстоять себя.

— Могу я поинтересоваться, чем конкретно ему пригрозил отец? Это что-то серьезное?

— Более чем. Что разведется с женой и отнимет у той малолетнюю дочь. А Джейсон очень любит мать и сестру.

— Вот же сволочь!

— Не без этого. Вадим, я не хочу, чтобы мальчишка сломал себе жизнь. А именно это случиться, если пустить все на самотек. Он ведь и, правда, талантливый.

— Ладно. Присмотрю за ним. Если что — Майка попрошу. Он удивительно легко находит общий язык даже с самыми сложными 'детишками'. Ну, а на десерт? Чует мое сердце, что третий курсант двум другим фору даст по части создания проблем.

— С чего ты взял?

— Интуиция.

— М-да... мне иногда хочется, чтобы ты был менее проницательным.

— Значит я прав. Ну же, Станислав, не томите.

Генерал вздохнул и начал издалека:

— Ты слышал о теракте в Андорском театре?

— Пару месяцев назад? — Вадим кивнул. — Какие-то террористы с Риона напали на театр где одни детишки ставили спектакль для других, только помладше. Там вроде один мальчик выжил. Или девочка. Не помню.

— Мальчик восьми лет и девочка семнадцати. Вот эта.

Генерал коснулся экрана планшета, который Вадим продолжал держать в руках. И там появилась фотография девочки, похожей на фарфоровую куколку. Светло-русые немного вьющиеся волосы были небрежно сколоты в высокий хвост. На губах ее играла застенчивая улыбка. А необычайно яркие голубые глаза поблескивали любопытством. Ее хрупкая фигурка была затянута в короткое розовое платье с кружевами, а на стройных ножках красовались жемчужно-белые пуанты.

— Вадим, познакомься. Это Диана Вирэн — твоя будущая подопечная.

— Нет! Я знаю, о чем вы хотите меня попросить. И говорю: 'Нет'. Из этого ангелочка не получится сделать солдата. Даже атташе! Так что увольте меня от акта вашей благотворительности.

— Подожди. Девушка попала в серьезный переплет. Так как мальчик оказался с Риона, родители погибших детей, а их больше сотни, заподозрили что-то неладное. Один единственный выживший ребенок родом оттуда же, откуда и террористы. Подозрительно, не так ли?

— Ну, наверное.

— Спасла его эта девочка. По доброте душевной. А кое-кто решил, что, дело нечисто.

— Бред!

— Да. Но в этот бред поверили. Не все, конечно, но поверили. И на нее открыли настоящую охоту. Ей хотят жизнь сломать. Просто так. Не чтобы виновных наказать, а, чтобы хоть на ком-то отыграться. А наши доблестные власти решили, раз пострадавшим нужен козел отпущения, пусть им будет неизвестная и ненужная никому девочка, а не кто-то из них. Так что защитить ее некому, а защитить себя сама она не сможет. Диане семнадцать лет, и эта девочка круглая сирота.

— Ладно, — буркнул майор — Можете считать, что воззвали к моей совести. Мне ее тоже жалко. Но зачем эту красавицу на мой курс отдавать? Она же и трех недель не продержится. Вы же знаете, что я не делаю скидок своим курсантам. Они для меня все равны. И нянчиться с вашим ангелочком я не стану.

— Знаю, — генерал задумчиво посмотрел на него. — И, тем не менее, прошу взять ее к себе. Ты же понимаешь, что я мог бы определить ее к тебе, не спрашивая твоего мнения. Но тут дело щекотливое. Девочка столько пережила, сколько иным за всю жизнь не выпадает.

— Станислав, я все понимаю и ценю вашу откровенность. И все равно, не стану ей сопли вытирать. Да, мне ее по-человечески жалко. Но...

— Вадим, а тебя кто-то просил с ней нянчиться? Сопли вытирать?— рявкнул генерал. — С нее будет такой же спрос, как и с остальных. Не больше — не меньше. Но ты сможешь ее защитить. Твои ребята травлю устраивать не будут. Ты этого им не позволишь.

— Будут. Почуют слабину и устроят вашей протеже 'веселую' жизнь.

— Это мелочи. Не такая уж она и слабая. Выдержит.

— А чего тогда вы от меня хотите?

— Возможно, на тебя начнут давить родители погибших детей. Когда найдут ее. Сначала предлагать взятки. Потом угрожать. Я единственное, что я от тебя хочу, чтобы ты не шел у них на поводу.

— Станислав, при всем моем к вам уважении... вы... переходите границы.

— Не кипятись, Вадим.

— Вы понимаете, ЧТО попросили у меня всего минуту назад? Чтобы я не брал взятки и не боялся угроз. Неужели вы столь низкого обо мне мнения?!

— Нет, конечно, — сморщился генерал. — Ты просто неправильно меня понял. Я лишь обозначил то, с чем ты столкнешься. А не идти у них на поводу я тебя попросил просто для того, чтобы ты, не дай Бог, не уверился в ее виновности.

— Я что на идиота похож? Девчонка семнадцати лет связана с террористами! Я столько не выпью, чтобы в такое поверить. И, тем не менее, мне все это не нравится, — майор поднялся. — У нас здесь Военная академия, а не институт благородных девиц! Так что я против!

— Ну, мы посмотрим, как пойдет, — усмехнулся генерал и Вадим вдруг понял, что именно такой реакции ректор и ожидал от своего подчиненного. — В общем, все трое зачислены на твой курс.

Вадим вздохнул и уныло выдохнул:

— Разрешите идти?

— Иди.

Майор козырнул, взял личные дела и направился к выходу. Уже открывая дверь, он услышал вкрадчивый голос полковника:

— Она славная девочка. Ты мне еще спасибо за нее скажешь. Вот помяни мое слово.

Спускаясь по лестнице, Вадим вполголоса ругался, а когда подошел к своему кабинету тихо сказал:

— Девочка! Нет у меня ни девочек, ни мальчиков. Есть курсанты обоих полов! И не получит этот изнеженный ангелочек у меня ни одной поблажки несмотря на всю протекцию генерала.

В самом кабинете его ждал сюрприз. В его кресле сидел Майкл. Он держал в руках наполненный до половины стакан с бренди.

— Привет, — сказал он с виноватой улыбкой. — Я тут пока тебя не было немного уменьшил твои запасы спиртного.

— Привет. Ты что ту делаешь?

— Да вот... немного раньше вернулся. А как у себя в квартире оказался, понял, что лучше бы не торопился из отпуска возвращаться. Такая тоска навалилась. Решил к тебе зайти. Ты ведь понимаешь?

— Понимаю. Сам такой.

— Я тоже по ним скучаю, — тихо отозвался Майк.

Вадим кивнул. Но развивать болезненную для них обоих тему не решился, поэтому спросил:

— Как прошел отпуск?

— Шикарно! — наигранно-весело начал его приятель. — Море. Солнце. Теплый песок. А по вечерам культурная программа.

— Бары и ночные клубы?

— Балет, опера и даже пара походов в театр. А ты чего такой хмурый?

— Генерал вызывал, — пожаловался Вадим

— И что?

— Обрадовал, что собирается повесить на мою шею троих 'сложных' детишек

— Допустим, не в первый раз. И вряд ли тебя бы это расстроило. Давай, выкладывай.

Вадим поделился с другом последними новостями и налил себе еще виски. А Майкл лишь уныло протянул:

— Я тебя предупреждал, что так будет. Надо было со мной ехать. Развеялись бы, отдохнули.

— Во-первых, ты ехал не один, а с Антонией. А, во-вторых, думаешь, если бы я к вам все же присоединился бы, Вирэн определили бы к кому-то другому?

— Нет, конечно, — едко заметил его приятель. — Но психовать на пустом месте ты бы не стал. А так... нервы у тебя сдают. Подумаешь... девчонка какая-то. Не потянет программу — отчислят или сама уйдет. И, вообще, чего ты на нее взъелся? Ты же даже не видел ее ни разу. Может она не ребенок, а золото? Ну, ты же знаешь... тихие, звезд с неба не хватают, но проблем не создают — исполнительны и очень стараются.

'Действительно. Чего это я?' — подумал Вадим.

— Да. Ты прав. Я поспешил с выводами и предположил худшее. А это неправильно. Спасибо, что одернул.

— Да не за что. Пошли лучше в спортзал? — вдруг предложил Майкл.

— А не поздно? Да и трезвыми нас не назовешь.

— Когда это нас останавливало? Нет уж! Собирайся и пошли. Дурь из твоей головы выбивать. Или боишься, что я тебе задницу начищу как в прошлый раз?

— Это мы посмотрим, кто кого, — хмыкнул майор. — Пошли, герой!

ГЛАВА 7

По счастливому стечению обстоятельств, насколько об этом можно было говорить в данных условиях, вступительные экзамены Артенийской Военной Академии начинались двадцатого августа. То есть ровно через два месяца после того дня, когда произошла трагедия в Андорском театре.

Девушке пришлось принять предложение родителей Эдмонда — остаться до этого времени в их доме. Хотя, их навязчивая забота ее и тяготила. Но дом семьи Рое было в любом случае лучше, чем интернат для сложных подростков. А это было единственное место, где ее соглашались принять. Она проверяла. Отправила около сотни запросов, но получала лишь вежливые отказы.

Поэтому Диана очень серьезно отнеслась к возможности поступления в Артенийскую военную академию. Потому как на сегодняшний день это было самое адекватное решение возникшей перед ней проблемы. Ведь если она не сможет попасть на сцену, то единственное, что у нее останется — это возможность танцевать хотя бы для себя. Пока ситуация не изменится, разумеется. О том, что она навсегда попрощается с балетом, девушка даже думать не могла.

Но для того, чтобы переждать бурю нужно безопасное место. И Артен был не самым плохим вариантом.

За прошедшее время девушке пришлось сделать многое. Ну, во-первых, свыкнуться с мыслью о том, что ее жизнь изменилась. Во-вторых, смириться с тем больше никогда не увидит тех, кто прожил с ней бок обок последние двенадцать лет. А в-третьих, подготовиться к вступительным экзаменам.

И если общеобразовательная программа не вызывала у нее особых трудностей, то все остальное... давалось тяжело.

Танцы... точнее, ее отношение к ним тоже изменилось. И если раньше они были любимым делом и целью ее жизни, то теперь стали ниточкой, привязывающей ее к миру живых. Только когда играла музыка, а тоненькая девичья фигурка застывала в немыслимых для обычных людей па, на ее душу снисходило некоторое подобие успокоения.

На Артен Дана прибыла в компании двух огромных чемоданов. Собственно, ей никогда не требовалось столько вещей, но госпожу Рое переспорить было невозможно. Она не представляла, как молодая девушка проживет без всяких милых женскому сердцу безделушек, вроде фена с двенадцатью насадками и двадцати платьев. Элина упрямо стояла на своем, не обращая никакого внимания на попытки своей подопечной умерить ее пыл.

Циферблат часов показывал десять минут шестого по местному времени. Так что добраться до академии вовремя — к девяти не составляло для девушки никакого труда, просто наняв такси. Кстати, заказала она его заранее — по сети. И за пару минут до высадки из корабля подтвердила, что такси ей все еще нужно.

На стоянке было многолюдно. Сновали туда-сюда люди, шумно переговариваясь, приезжали и отъезжали и машины. И найти в этом столпотворении 'ее' такси было очень и очень сложно. Хоть девушке и дали координаты. Потому что все такси одинаковые. Компактные машинки ярко-оранжевого цвета. И их на одном только участке Б-7 десятка два — не меньше. А Диане нужно было отыскать такси с номером 1242.

И пока она, встав на носочки пыталась разглядеть табличку на лобовом стекле очередного такси, в нее чуть не врезался встрепанный парень, который весьма эмоционально общался с кем-то по телефону:

— Я заказывал такси больше часа назад. И мне сказали, что машина будет. А теперь вы предлагаете мне подождать еще час. Поймите, я не могу. У меня через четыре часа начнутся вступительные экзамены. Мне нельзя опаздывать. Плевать я хотел на то, что в вашей базе произошел сбой. Это не мои проблемы! И ваши извинения мне ни к чему. Мне машина нужна.

Здраво рассудив, что таких совпадений не бывает. Вряд ли совпали бы число и время экзамена в разных учебных заведениях. Поэтому похлопала парня по плечу и спросила:

— Артенийская Военная Академия?

Он кивнул.

— Я туда же. И мое такси уже здесь. Если хочешь со мной, ищи номер 1242.

— Это шутка?

— Не хочешь — как хочешь, — нарочито-безразличным тоном заявила девушка. — Не навязываюсь.

— Прости, — смутился он. — Конечно, хочу.

Такси они нашли довольно быстро. Погрузили чемоданы в багажное отделение и сели на широкое заднее сиденье. Вообще-то оно рассчитано на одного человека. Но водитель им и слова не сказал, так как молодые люди вдвоем не превысили критической массы в сто сорок килограмм.

— Детки, вам куда? — спросил он с некой долей покровительственной иронии.

— К главному зданию Артенийской Военной Академии, — холодно отчеканил парень, видимо обидевшись на 'деток'.

— Хорошо. Часа через три будем.

Ребята устроились поудобнее и с интересом уставились друг на друга.

— Джейсон Риз, — представился молодой человек, протягивая ей руку. — Но можно просто Джейс.

Девушка едва сдержала брезгливую гримасу. Она терпеть не могла рукопожатия. Особенно с мужчинами. Слишком уж часто они, стремясь поставить акцент на равенстве полов забывают, что имеют дело с женщинами и сдавливают кисть изо всех сил. А Дана всю жизнь не армрестлингом занималась, а танцами. Поэтому пальчики у нее были достаточно нежными. Да и не принят этот жест в балетной среде. Можно сказать, люди искусства, стараются проявлять солидарность художникам и музыкантам.

— Диана Вирэн. Но можно просто Дана, — ответила она, нехотя протягивая ему руку ладонью вниз в надежде, что тот поймет намек.

Он понял. Видимо этикет, все же, изучал. И вместо того, чтобы схватить и грубо затрясти, поднес мои пальцы к губам. Девушка облегченно выдохнула. Поцелуи ей тоже не особо-то и нравились. Но, как известно, из двух зол выбирают меньшее. Это хотя бы не больно.

— Спасибо, что согласилась меня подбросить.

— Да не за что.

— Есть. Вот только зачем ты это сделала?

— Что 'зачем'? — Дана посмотрела на него, как на сумасшедшего. — Ты же на экзамен бы опоздал. А мне не трудно было.

— В Артене конкурс — пятеро на одно место. Чем меньше человек прибудет к экзаменам вовремя — тем выше шанс поступления у остальных. И ты сейчас на какой-то, пусть и маленький процент снизила вероятность собственного поступления.

Диана задумалась. Ведь этот парень был прав. Действительно, снизила. Теоретически. Еще не факт, что он окажется, лучше подготовлен. Но дело не в этом. Она даже не подумала о возможных проблемах, связанных с таким поступком. Просто в ее школе девочки никогда не видели в мальчиках соперников. Ведь женский и мужской балет — это совершенно разные категории. Майку или Дэну не могли дать партию Жизели. У них даже классы разные были. И девушка до сих пор не воспринимала мужчин, как конкурентов. Зря, наверное. Но сказать это вслух она постеснялась. И постаралась отделаться пространной фразой:

— Иногда нужно делать добрые дела, не задумываясь над процентами и вероятностями.

— Нужно, — кивнул он и еще раз оглядел свою спутницу.

Довольно высокая. Метр семьдесят, наверное, или около того. Настолько худенькая, что ключицы выпирают. На юном почти кукольном лице горят любопытством ярко-голубые глаза. Губы... по-детски пухленькие. Но именно по-детски. У нее не было ареола чувственности, свойственного хорошеньким девушкам. Она не кокетничала, не бросала на него жарких взглядов, обещающих все и ничего. Только какая-то не совсем понятная ему, но невероятно подкупающая искренность.

— Это правильно, — несколько смущенно ответил Джейсон. — Наверное. Я надеюсь, ты все же поступишь.

— Я тоже.

— А почему ты выбрала Артен? — спросил он через минуту.

Видимо тишина этого парня угнетала. Дана тяжело вздохнула. Вот и делай после этого добрые дела. Она ведь так хотела подремать пару часов. Ну, да ладно. Ей все равно нужно тренировать свою легенду, чтобы не проговориться случайно.

— Эту академию выбрал мой отчим. И мне кажется потому, что она находится очень далеко от Фарэи, где они сейчас живут с мамой.

— Знакомая ситуация, — горько усмехнулся Джейс. — А где ты до этого училась?

— В частной балетной школе на Терре-11. Это тоже было очень далеко от Фарэи.

— А что тогда тут делаешь?

— Отчислили.

— Из-за чего?

— Экзамены завалила. Из-за чего же еще отчисляют?

— Специально?

— Нет, конечно, — натянуто рассмеялась девушка. — Просто так получилось.

— Прости.

— Да нет, все нормально. Способности у меня так себе... средненькие. Так что классический балет не многое потерял. А ты? Где ты учился?

— Да, где я только не учился, — усмехнулся тот. — Мои предки решили, что я должен окончить солидное учебное заведение. А перед этим получить всестороннее образование. Я даже в школе одной отметился. Общеобразовательной. С утра и до обеда там сидел. А потом на дополнительные занятия шел. Чтобы от индивидуальной программы не отстать. Это была идея отца. По его мнению, мне полезно было общаться с обычными ребятами. Бесценная возможность изучить надежды и чаяния простого народа. Изнутри, так сказать.

— И что?

— Да, ничего, — буркнул парень. — Паршиво мне там было.

— Почему?

— Как бы тебе объяснить? Разница в воспитании и видении мира. Там фраза: 'Ну ты и б... эм... девушка легкого поведения' — считалась комплиментом, а драки являлись нормой жизни. Но вот в чем проблема. Мне драться нельзя. Я с семи лет занимаюсь единоборствами. У меня четвертый кю — синий пояс Сётокан. И если разозлюсь или немного не рассчитаю силу... все может кончиться травматологическим отделением. Не для меня, конечно. Мастер этого очень не любил. И из школы вполне мог выставить. А мне этого очень не хотелось. Все же это было единственным местом, я чувствовал себя хорошо. Там можно было не строить из себя, не пойми кого, и просто быть собой.

Джейс осекся и покосился на девушку. онвдруг понял, что слишком уж разоткровенничался с этой совершенно незнакомой ему девчонкой. Такого он не позволял себе даже с самыми близкими приятелями. А тут словно плотину прорвало. Но Дана сидела и смотрела на него с вежливым любопытством и какой-то понимающей усмешкой на губах.

— Тебе повезло, — сказала она тихо. — Ты хоть где-то мог быть собой. У некоторых и этого не было.

— А тебе значит, не повезло?

— Почему ты так подумал? Мне ничего не мешает, и сейчас быть самой собой.

Молодой человек скептически оглядел свою спутницу. Но увидеть на ее лице хотя бы тень фальши не смог. Хотя, нет. Живейший интерес, с которым она на него смотрела, был все же не слишком искренним. То есть ей вроде бы и было интересно, но на лице явно отражалась усталость и желание хоть немного отдохнуть. Да и голос был... тихим и каким-то вялым. А значит, она хочет спать, а не слушать его исповедь. Это нормальное желание психически здорового человека — отдохнуть, пока есть такая возможность. Из этого можно сделать простой и не слишком оптимистичный вывод. Девчонка виртуозно владеет собственным лицом. Ему до такого уровня еще расти и расти. А вот с голосом накладочка вышла. Хотя... если она действительно училась в балетной, то ничего удивительного. Ее этому просто не учили. А сам человек, насколько бы он не был талантлив, дойти до всего не может. Что-то, да и останется неохваченным.

— А сам-то ты почему выбрал Артен?

— Это не я выбрал. Отец настоял именно на этой академии. А если бы меня спросили... — и тут Джейс резко оборвал себя на середине предложения.

Черт. Он снова чуть не начал разбалтывать... не то, чтобы секреты, но что-то очень личное.

— А что бы ты выбрал? — спросила она, немного склонив голову вбок.

И Джейс решился. В конце концов, что ему терять? Если она не поступит. Что ж... весь это разговор можно будет списать на синдром случайного попутчика. Если же поступит... все равно со временем пришлось бы обзаводится друзьями. А эта малышка — не самый плохой кандидат на эту должность. По крайней мере, на первый взгляд.

— Я всю жизнь хотел летать, — мечтательно протянул тот.

Дана хмыкнула. Ей летать не нравилось совершенно. Полет до Артена показался мучением, несмотря на то, что семья Рое обеспечила ее местом в каюте первого класса. А путешествие от Тания до Тьерры, вообще представляло из себя нечто за гранью добра и зла. Вибрация, перегрузки и прочие 'радости жизни' не давали насладиться полетом.

— Но... для кадетского корпуса я староват, — тем временем продолжил Джейсон. — А без этого в летную академию просто не берут.

— Но есть же гражданская авиация. Школы пилотов и все такое, — с неожиданным жаром отозвалась девушка. — Если ты действительно хочешь, то...

— Не всегда мы можем получить то, чего мы хотим. Отец решил, что это дурно скажется на репутации семьи, если его единственный сын будет водить транспортники, или не дай Бог, грузовые суда. Так вот, чтобы дурь из моей головы выбить, он меня сюда и определил.

— И что? — скептически протянула Дана. — Помогло?

— Нет, — усмехнулся парень. — Слишком уж крепко она в моей голове сидит. Так что избавиться от нее можно будет только вместе с мозгом.

Дана прыснула:

— Тогда нужно радикальное решение проблемы.

— Угу.

— Но тебе, наверно, жалко будет его терять. Все-таки вы столько лет вместе.

Джейсон усмехнулся в ответ, отметив, что чувство юмора у нее все же есть. И ему вдруг отчаянно захотелось, чтобы эту девчонку приняли в Артен.

ГЛАВА 8

Вадим не любил день вступительных испытаний. Слишком шумно. Слишком многолюдно. У него складывалось ощущение, что вся эта толпа, складывающаяся из невероятного количества юных, а от того совершенно бестолковых соискателей места в Артенийской Академии — живой организм который невозможно контролировать. А всего, что майор Аверин не мог контролировать, он старался избегать. Ну, или хотя бы держаться от этого на максимальном отдалении.

Зная эту особенность своего подчиненного, генерал старался занять его каким-нибудь, ну очень важным делом. Например, посадить в приемную комиссию. Или вовсе выслать куда-нибудь.

Сегодня же ему предстояло проводить собеседования на заключительном этапе. То есть с теми ребятами, которые показали достаточные для поступления результаты. Конвейер. Нудная, и по сути никому не нужная работа. Но как же... знакомство с собственным курсом. Святое действо с точки зрения начальства. А по мнению Вадима — пустая трата времени.

Что толку говорить? Человек познается в делах. Узнать кто из его будущих курсантов, на что способен, он сможет только после того как понаблюдает за ними в стрессовой ситуации.

Умением устраивать мини-учения, порой приближенные чуть ли не к боевым условиям майор славился на всю академию. Курсанты за глаза обзывали его Садистом, Извергом и Маньяком. Поначалу. А потом в основной своей массе проникались симпатией к этому непростому человеку. Нет, конечно, многие его побаивались. Но все без исключения уважали. За мужество, стойкость и честность.

Вадим Аверин тоскливо вздохнул. Как же он не хотел сейчас здесь находиться. Но ничего не поделаешь. Работа такая.

Поздороваться. Представиться. Поинтересоваться именем будущего курсанта. Поинтересоваться о том, с чего вдруг в его или в ее светлую голову пришла идея о поступлении в данное учебное заведение. Выслушать достаточно пространный и местами путанный ответ. Задать еще пару вопросов, если ответ на предыдущий был хотя бы более или менее вразумительным. Выдать дежурную улыбку. Поздравить с поступлением и мягко намекнуть, что администрация Академии в лице куратора всегда готова помочь, если вдруг перед курсантом возникнет проблема, с которой сложно справиться в одиночку.

По случайному ли стечению обстоятельств или по указанию генерала, но все трое 'проблемных' детишек попали к нему в числе первых. И он решил не терять времени зря.

Джейсон Риз произвел на него благоприятное впечатление. Достаточно обаятельный молодой человек. Красивый. За таким явно девушки бегают и штабелями у ног укладываются. Но в принципе это единственный откровенный недостаток. Хотя это еще вопрос: можно ли считать привлекательную внешность недостатком?

В остальном же... Сдержанный. Осторожный. Можно даже сказать, излишне недоверчивый. Характер чувствуется. Остроумен. Но настроен по отношению к преподавателям академии немного враждебно. Хотя и пытается это скрывать. В общем, неплохой парень. Толк из него выйдет. Но приручать его, вероятно, придется долго. Хотя... если в ближайшее время заведет пару-тройку достаточной близких друзей, может это будет не так уж сложно?

Далее шли дамы. Хотя была бы его воля, ни одну девицу он бы даже на порог военной академии не пустил бы.

В женщине заложено природой быть матерью и хранительницей очага. Они должны ждать своих мужчин, которые на орбитальных станциях и рубках боевых кораблей хранят их мирную жизнь. А вот на передовой, да и вообще на военной службе им не место. Но это было личное мнение майора, и он его не афишировал. Чтобы не прослыть законченным шовинистом и ретроградом.

Так как, в Федерации существовало равноправие полов, никто не мог помешать прекрасной половине человечества выбирать армейскую стезю. А соответственно майору Вадиму Аверину приходилось каждый год возиться с курсантами женского пола. И это его тяготило.

Нет, он не был женоненавистником. Просто дамами у майора всегда складывались сложные взаимоотношения. Он их не понимал. И считал, что эти прелестные создания думают по-другому, живут чувствами, когда необходим трезвый расчет, А уж от логики они бесконечно далеки. Хотя и признавал за ними многие таланты, которых лишены мужчины. Например, распознавать эмоции, гасить их и провоцировать необходимые. Была на их базе у Фаэта женщина-психолог. Вроде бы ничем непримечательная. Обычная. А казалось, одним только своим присутствием рядом успокаивает и внушает уверенность.

Вера Скольник ему не понравилась. Совсем. Хотя она была достаточно эффектной. Идеальная кожа. Красивые золотистые волосы. Фигура соответствует всем канонам современной моды. Средний рост. Пышная грудь. Узкая талия. И умение показать себя — подчеркнуть достоинства и скрыть недостатки.

Вадим девочку оценил. И вынес неутешительный для нее вердикт: 'Стоит недорого'. Его отталкивали женщины, которые привыкли всегда получать то, что им хочется. А больше всего на свете он не любил людей неразборчивых в средствах обретения желаемого. Холеная, привыкшая нежиться в лучах мужского внимания. Она первым делом прощупала почву на предмет того, чтобы обратится в случае чего именно к Вадиму. И даже как бы невзначай намекнула на благодарность. И на личную благодарность в том числе. Вадим дал понять зарвавшейся дуре, что он думает по этому поводу и, похоже, немного сбил спесь. По крайней мере, она покинула его кабинет слегка растерянной и даже смущенной, что для такого типа женщин нехарактерно.

И, наконец, третий 'трудный ребенок'. Еще одна женщина на его голову. Диана Вирэн. Та самая героиня истории с захватом заложников. Хотя какая она женщина? Пигалица мелкая, которой впору еще в куколок играть, а не в солдат.

Девочка явно не понимала, куда попала. Или не хотела понимать. Но он был совершенно уверен, что толка из нее не выйдет. По крайней мере, на военном поприще. Может там — в мире театра и балетных па ей и будет место, но здесь — нет. Судя по всему, она жила в своем собственном мире. В прошлой жизни. И не было у нее никакого желания учится в Академии. Ее принудили к этому обстоятельства. Она с ними временно смирилась. И все! Помани ее сцена — уйдет и не обернется. В этом он почему-то был твердо уверен.

Если среди остальных ребят были и те, кто попал в Академию не по велению сердца, то они хотя бы в той или иной степени могли ассимилироваться с реалиями Военной Академии. А она — нет. И поэтому ей здесь не место.

Аверина захлестнула волна раздражения. Пришла. Заняла чье-то место. А ему придется возиться с бесперспективным курсантом.

Но это была всего лишь одна сторона медали. А другая... девчонка ему нравилась.

Она была чудо, как хороша. Одета достаточно скромно. Но со вкусом. С такой, в отличие от той же Скольник не стыдно появиться в приличном обществе.

Кукольное личико, не изуродованное тонной косметики, как нынче модно у молодежи. Гордая осанка. Не совсем понятное ему сочетание нежной чувственности и шарма без малейшего намека на сексуальность. Перед ним сидел красивый ребенок. Наивность и невинность в одном флаконе.

'Вот бы жениться на такой... ясноглазой', — пронеслось у него в голове. Но мужчина тут же одернул себя. Эта его подопечная. И он морального права не имеет смотреть на нее, как на девушку.

С остальными курсантами, поступавшие на общих основаниях, никаких сюрпризов не было. Обычные ребята. Были среди них и те, кто посильней, и те, кто послабей.

Вот, например, Рей Андерс. Всю жизнь занимается карате. И к своим восемнадцати годам добился неплохих результатов. Спокойный. Уравновешенный. Пожалуй, еще и упертый. Если пойдет на принцип, звездолетом не оттащишь. Хороший мальчишка. А Пол Бурэ — посредственность. Абсолютная. Учебный бал средний. В спорте особых достижений нет. Увлечений — почти не имеет. Принципов, как это ни печально — тоже. Но над этим можно работать. И майор Аверин решил приложить все силы, чтобы воспитать из своих подопечных — гордость Федерации.

К концу дня Вадим чувствовал себя полностью измотанным. Усталость давала о себе знать, и меньше всего ему хотелось идти на торжественный прием в честь нового поколения курсантов. Но как начальник курса он там быть обязан. Все-таки его 'детишки' развлекаются.

Единственное, что он себе позволил — это ОЧЕНЬ медленно переодеваться в парадный мундир. А потом неспешной походкой идти в зал Собраний. Как всегда, перед ежегодным традиционным приемом из него вынесли все стулья и аппаратуру и теперь это было огромное е помещение в котором толпилось пять десятков курсантов в новой, только что выданной форме. По периметру зала тянулись столы, накрытые легкими закусками и безалкогольными напитками.

На широком постаменте возвышался длинный стол со стульями. На столе напротив каждого стула стояла табличка с именем и должностью.

Вадим хмыкнул. Как всегда, девяносто шесть. Начальник Академии, тридцать начальников курсов и преподаватели. Все места, кроме принадлежащего майору, были уже заняты.

Как раз к появлению Вадима наступил небольшой перерыв. Играла тихая музыка. По залу носились пьяные от счастья первокурсники, сталкиваясь друг с другом, смеясь и болтая. Ребята постарше вели себя чуть более сдержанно. Но бесшабашное веселье младших всегда заразительно.

С трудом протолкавшись сквозь эту толпу, он занял свое место рядом с Майком, поймав укоризненный взгляд ректора.

— Где тебя носило? — весело поинтересовался приятель.

— Да так...

— Ты многое пропустил.

— Например? — мужчина иронично вздернул бровь. — Речь генерала не меняется год от года. Слышал я ее, дай бог памяти, раз пять. Могу наизусть рассказать.

— Да, нет. Я не о том. Твои ребята так зажигали! Верестов и Беров посинели от зависти. После того, как твои Риз и Вирэн показали на что способны, их воспитанники выглядели, скажем так... более чем посредственно. Хотя, тут все так смотрелись, даже выпускники наши. Ой, гляди, они снова в центр выходят.

— Кто?

— Вадим, не спи! Я тут перед тобой минут пять распинаюсь, а ты мимо ушей всю информацию пропускаешь. Риз и Вирэн, видимо танцами занимались. Да, причем, так, что иные профессионалы рядом с этой парочкой выглядят довольно блекло. В этом зале они всем нос утерли. Сейчас, видимо, грядет еще одно показательное выступление.

Курсанты торопливо расступились, освободив центр зала. Надо было отдать этой парочке должное. Они блистали. И вместе смотрелись просто отлично. Тоненькая и хрупкая Диана, которой удивительно шла парадная форма. И атлетически сложенный Джейсон, кажущийся на ее фоне особенно мужественным.

Грянула музыка и ребята с невероятной, для простых смертных, скоростью закружились в танце. Легко, непринужденно, с непередаваемым изяществом и грацией профессионалов.

Вадим покачал головой. Он тоже в свое время заканчивал военную академию. И в программу обучения были включены танцы. Он даже считался не самым плохим танцором среди сверстников. Но двигаться так бы не смог, даже если бы от этого зависела его жизнь. Эти двое, надо отдать им должное, действительно творили нечто невообразимое. Хотя глупо ждать от Вирэн чего-то другого. Ученица академии классического балета и должна быть в этом лучшей.

Вот только... разве это главное достоинство курсанта? Умение кружиться по залу? Танцы — это, кстати говоря, факультатив — предмет, который не влияет на итоговую оценку.

Ведь для военных есть гораздо более важные умения. Вадим почувствовал, что начинает злиться. Выругавшись просебя он постарался успокоиться. Да что такое с ним происходит?! Он повернулся к Майку. Тот как прикованный следил за Вирэн и Ризом, и на его лице застыла выражение совершеннейшего восторга.

'Надо же, — усмехнулся про себя Вадим. — Не знал, что он такой любитель танцев'.

Но вот музыка смолкла и слово вновь взял ректор. Майкл наклонился к своему другу:

— Вадим, расслабься. Ты сидишь словно шест проглотил. Что случилось?

— Ничего. Скучно просто, — соврал он. — Танец как танец. И что ты в этом нашел?

— Эх, Вадим-Вадим. Где твое чувство прекрасного?

— Чувство прекрасного мне не нужно, — отрезал майор. — А у нас тут военная академия. И мы слава богам не оцениваем курсантов по их умению перебирать ножками.

— Ну, не скажи, — усмехнулся лейтенант. — Я так, очень даже оцениваю. У ребят неплохие задатки. Это я тебе как инструктор говорю. Шаг легкий, движения плавные. Растяжка, опять же. Отличный материал для будущих рукопашников.

— Риз — да. Но девчонка?! Издеваешься? — Вадим изумленно смотрел на друга. И тот похоже действительно говорил серьезно.

— Ну, это будет непросто. Я имею в виду, сделать из нее бойца. Но вбить навыки самообороны на среднем уровне — так... пара пустяков.

— Не смеши меня. По мне так, это пустая трата времени. Из этой маленькой балерины даже ты не сотворить вторую Валькирию.

— Даже пытаться не буду. Каролина единственная в своем роде. Второй такой нет и не будет. Но и Диана тоже... особенная.

Вадим пожал плечами и погрузился в привычное сонное оцепенение всегда охватывавшего его во время официальных приемов. Ему меньше всего хотелось сейчас думать о маленькой балерине.