Медикус

Лошадь под сэром Эшли оступилась, коротко заржала и стала прядать ушами. "Чтоб тебя!" — Эшли потянул поводья, привстал на стременах. Лучше от этого не стало: лошадь пятилась боком, бешено косилась на ездока глянцевым глазом.

— Чу тебя, скотина! Да стой же ты!

Тед несколько раз перекрестился и поцеловал нательный крест. Эшли это заметил, посмотрел на слугу с гневом, однако ничего не сказал. Только потом, через минуту или две, когда лошади вновь ступали ровно, пробурчал:

— Заблудились мы. Говорил надо было свернуть на развилке.

— Не в этом дело, — радостно согласился Тед. — Он нас морочит.

— Кто?

— Колдун, вот кто. Дороги путает и лошадей пугает.

— Что ты болтаешь, идиот? Как кол... лекарь может путать дороги?

— Не скажите, ваше сиятельство, ещё как может. На то он и колдун. Знаете, что про него рассказывают?

— Что у баб роды принимает. — Сэр Эшли смотрел снисходительно. — Велика заслуга.

— Роды — это ерунда. Хворь всякую, ну там простуду или слабость в коленках, это он травами лечит. Лесными травами. Хотя берёт дорого. И без охоты. Запор или рвоту тоже легко может остановить. Всунет в рот ложку с целебным порошком, заклинание произнесёт — и всё как рукой. Ломоту в костях пользует...

От тедовой болтовни Эшли почувствовал головокружение и покалывание в пальцах. Очень захотелось треснуть слугу по затылку. "Интересно, — подумал Эшли, — какой будет звук, если долбануть его палкой? Наверное, как по сухому дереву".

— Дорого берёт. Очень дорого. Оттого и редко к нему обращаются. Не каждому по карману.

— Поэтому ты решил, что он в состоянии путать лесные дороги?

— Одной бабе из Гринхилла палец мялкой оторвало, — Тед не обращал внимания на сарказм своего господина. — А ейный муж мельницу держит и четыре дюжины овец. С деньгами мужик, одним словом, хоть и деревенщина. Так колдун этой бабе палец пришил. — Тед придержал лошадь желая посмотреть какой эффект произвели его слова. — А палец тот — мужского пола! От мужика иными словами.

Сэр Эшли остановил лошадь рядом:

— Куда?

— Что "куда"? — не понял Тед.

— Куда пришил?

Потянуло сыростью; с западным ветром наплывал туман, он прятал под своими клубами дорогу, и кусты, и деревья, и даже всадников. Сэр Эшли тронул вперёд. Даже в его скептически настроенном мозгу возникли сомнения: "Всё одно к одному. Неужели и в правду морочит?" С одной стороны это доставляло уверенности, что лекарь выполнит его просьбу, с другой стороны в сердце проникал страх. Подсознательный и безотчетный, а потому наиболее коварный: "Что если откажется? Или того хуже... разозлится. Если он так силён, может сотворить что угодно". Рука непроизвольно сжимала эфес, тонкие губы смыкались в линию.

— На место пришил. Взамен оторванного. Куда же ещё?

— Мало ли мест? На лоб, например. Чтоб направление указывать.

Тропа опустилась в лог, туман сделался и вовсе ватным и непроглядным. Слова звучали глухо, и казалось падали на траву лишь только слетали с уст.

— Нет, это несподручно. — Тед приставил палец ко лбу, прикидывая как это будет.

Лошади шли шагом одна за другой, наконец, лошадь сэра Эшли остановилась. Тропа разделялась на две едва заметные ветви.

— Куда теперь?

Сбоку хрустнула ветка, из белизны тумана наплыла серая тень. От неожиданности Тед едва не свалился с лошади, ойкнул и принялся быстро креститься.

— Зависит от того, куда вы путь держите, — ответил незнакомец.

Он был одет в серую, похожую на монашескую тунику, голову покрывал капюшон. За спиной он нёс мешок необычной, прямоугольной формы, как будто в холщовую ткань вставили жесткий остов или большую коробку. — Хотя я не представляю, куда вас несёт нелёгкая.

"Нелёгкая!" — повторил Тед с придыханием и выразительно посмотрел на своего господина.

— Мы ищем лекаря по имени Гербер. — Сэр Эшли окинул монаха с ног до головы и, не найдя угрозы, придал голосу строгий тон. — Тебе знакомо это имя?

Монах покачал головой, вернее это его капюшон несколько раз мотнулся из стороны в сторону — лица было не разглядеть.

— Я слыхал про какого-то травника, что живёт в Оаквуде. Вероятно ваше высочество его имеет в виду. Только хижина лекаря совсем в другой стороне. У большого камня вам следовало поехать по левой дороге, а вы свернули направо.

Сэр Эшли недовольно скривил губы и повернулся к слуге, собираясь выплеснуть раздражение. Лошадь Теда стояла позади монаха, а сам Тед таращил глаза, беззвучно шевелил губами и делал какие-то знаки. Это напоминало пантомиму шута — нелепую и странную. Эшли нетерпеливо взмахнул рукой, в тот же миг слуга поднёс палец к губам, призывая господина молчать, и молитвенно сложил перед собою руки. Вслед за этим он сделал и вовсе странный жест: указательным пальцем он тихонечко потыкал в сторону незнакомца и сложил губы трубочкой.

— Гм! — Эшли прочистил горло, набрал в лёгкие воздуху. — Сдаётся мне, почтенный, ты не был с нами честен, и знаешь больше, чем рассказал. Я не терплю... — гнев разлился по лицу Эшли багровыми пятнами, однако лорд сдержал себя: — Я не могу понять почему? Мы не достойны твоего общества, достопочтимый сэр Гербер?

Монах скинул с головы капюшон, посмотрел в лицо сэру Эшли, перевёл взгляд на Теда.

— Отчего же. Вполне достойны. По виду вы вполне приличные люди.

Гербер имел длинные чёрные волосы, они окружали его лицо с обеих сторон. Бороды не брил и, судя по застрявшим щепочкам и листочкам, давно не расчёсывал. Теду показалось удивительным, что он не может определить возраст Гербера. "Пятьдесят, наверное, есть, — подумал слуга, и тут же поправился: — А может нет. Всё из-за сросшихся бровей. Точно — эта метёлка на лбу не даёт сообразить". Тед тихонечко хихикнул своей догадке.

— Вы проделали долгий путь. Полагаю у вас ко мне дело?

Гербер говорил миролюбиво и даже приветливо, и сам этот тон разочаровал сэра Эшли: "Не справится. Зря приехали. Впустую потратили время". Опять вскипела злость:

— Разумеется, мы пересекли Оаквуд не для забавы. Нам необходимо поговорить. Без свидетелей. — Гербер повёл глазами по сторонам, давая понять, что и тут свидетелей немного. Эшли прибавил: — В укромном месте. Твой дом подойдёт. Или... где ты тут живёшь.

— Что ж... не скажу, что рад незваным гостям, но пойдёмте. Идти не очень далеко. Сейчас туман рассеется, найти будет просто.

Гербер взял под уздцы лошадь Теда, быстро пошел вперёд. Через некоторое время они сошли с тропы. Зашуршали дубовые листья — они разлетались из-под копыт по сторонам. Ещё позднее сэр Эшли заметил на стволе след кабаньих клыков и клок шерсти и понял, что они движутся по звериному следу. Только не это занимало ум, Эшли вдруг сообразил, что туман рассеялся, как и обещал Гербер. "Сможет, — подумал не без удовлетворения. — Точно сможет. Не зря плутали. Главное убедить его. Он человек податливый... нужно надавить, как следует".

Воздух стал заметно прохладнее, время от времени под ногами чавкала вода. Показался каменный холм-кряж, сплошь заросший мхом и кустами жимолости. Когда лошади взошли на вершину, Гербер объявил, что они на месте. Его жилище одной стеной примыкало каменному обрезу, так что крыша дома продолжала собой поверхность холма. Это делало дом незаметным. Незаметным настолько, что Тед вертел головой и глупо улыбался, стараясь разгадать подвох.

Путники спустились, обогнули кряж и оказались перед входной дверью.

— Оставайся здесь, — приказ Теду. — Мы войдём вдвоём.

Внутри жилище Гербера напоминало... мастерскую жестянщика, кузню, комнату травника и библиотеку одновременно. Если прибавить к этим четырём составляющим ещё хирургические инструменты, что висели над длинным гладким столом, то вполне можно представить картину, представшую перед сэром Эшли.

Лорд неспешно прошел вдоль верстака, заглянул в тигель для плавки металлов, тронул пальцем сажу в горне. Отметил в мозгу, что горн ещё не остыл: "Он ушел из дома совсем недавно, пошел за чем-то в лес и встретил нас. Это знак. Судьбе угодно устроить нашу встречу". У окна стоял письменный стол. На столе толстая тетрадь, лампа, чернильница с перьями. Сэр Эшли взял стул — единственный стул в доме, — поставил его в центре комнаты. С наслаждением он опустился на ровную устойчивую поверхность, седалищем почувствовав, сколь долго пребывал в седле.

— Уютно у тебя. Хотя место гнилое. Зачем забрался в болото?

— Подальше от назойливых людей.

— Понятно. — Эшли покачал головой. — А тебе известно, что Оаквуд, и болото, и близлежащие равнины принадлежат моему отцу лорду Родерику Уоллесу? А? Конечно известно. Вот только я не припомню, чтоб ты платил капитицию. Почему? — Ледяной взгляд сэра Эшли упёрся Герберу в переносицу.

— Откупщик никогда не забирался в мою глушь... то есть в глушь вашего сиятельства, — травник развёл руками.

— Крестьян лечишь, деньги берёшь, а налогов не вносишь. Это преступление. Колдовством занимаешься, в болоте спрятался. С какой целью? Быть может ты не веруешь в нашего бога? Ты сатанист?

— Послушайте, сэр Эшли, — Гербер примирительно поднял руки, — вам это кажется странным, но уверяю, всему есть простое логичное объяснение. Я учёный. Простой учёный. Занимаюсь поисками Жизненного Ключа. Веду исследования, понимаете? Собираю травы, плавлю свинец и серу...

— Да ты алхимик! — воскликнул Эшли. — Папа Иоанн Двадцать второй предал алхимию анафеме! Ты преступник!

— Ну при чём здесь анафема? Анафеме преданы поиски философского камня. Я этим не занимаюсь, я не хочу делать золото из ртути.

Сэр Эшли усмехнулся: — Делать золото Папа, как раз, не запрещал. И это не смягчает твоей вины. Завтра же я отправлю депешу, и сюда прибудет инквизитор.

Гербер вздохнул и посмотрел на свои руки. На большом пальце остался ожог, через всю правую ладонь бежал розовый шрам. Ссадины, пожелтевшие синяки, порезы... Спорить с лордом было бесполезно, тем более, что он не слушал доводов учёного. Власть имущие любят звук собственного голоса.

— Я уяснил, ваше сиятельство, положение вещей. — Гербер смотрел в пол. — Изложите суть дела, что привело вас ко мне. Я сделаю всё возможное.

— А ты не так глуп, как кажешься. — Эшли похлопал учёного по щеке.

Эшли помолчал, прикидывая, что можно говорить, а что следует утаить, наконец, заговорил. Он выдвинул вперёд левую ногу и чуть развернул стопу, вскинул голову, правой рукой жестикулировал, помогая течению речи. Говорил Эшли длинно и долго, часто повторяясь и стараясь придавать голосу соответствующие интонации. Время от времени он бросал взгляд на медный котёл — в начищенном боку светилось отражение.

Рассказывал о своих предках. О том, что род Уоллесов тянет свою историю от короля Хивела Третьего. Именно в его время в летописях появляется Кривой Уоллес.

— Кривым его прозвали за шрам через всё лицо, — говорил Эшли. — Да только это чепуха, наш род значительно древнее! В подвале замка я обнаружил медальон, на нём профиль короля и имя "Кадваллон II ап Кадван". Откуда он мог взяться? Младенцу ясно, что кто-то из моих предков добыл его на поле брани или был награждён за преданное служение Кадваллону. Кривой Уоллес был воин выдающихся физических кондиций и отличался свирепым нравом, поэтому его имя отметили в летописи. Притом нигде не сказано, что он основатель рода.

Фамильное древо Уоллесов отличалось прямолинейностью и, практически, представляло собой одну линию. От отца к сыну передавались титул, наследуемые земли, фамильный замок и всё остальное движимое и недвижимое имущество. Несколько раз появлялись боковые ветви, но настолько чахлые и нежизнеспособные, что отмирали в первом или втором поколении.

— Так было всегда! — сэр Эшли развёл руками, демонстрируя очевидность. — И так должно быть!

Долгий род Уоллесов пережил разные времена; его славные представители бывали обласканы королём, то отставлялись в сторону, оставаясь без должности при дворе. Был даже непостижимый перерыв, длиною в семьдесят лет, когда о Уоллесах не было известно ничего: кто носил титул, как выглядел этот человек, какой пост он занимал? Только фамильные черты — яркие и легко узнаваемые, — подтверждали, что род не прерывался.

Сэр Эшли ждал, что после смерти отца он останется единственным наследником, однако Родерик решил изменить вековую традицию. Он отыскал племянницу, леди Катрайону, дочь своей двоюродной сестры, и привёз её в фамильный замок.

— Чем это плохо? — удивился Гербер. — Молодая дама должна была скрасить вашу мужскую компанию.

— Не-ет, я сразу почуял неладное, — холодные серые глаза сэра Эшли пламенели ненавистью. — Старик задумал каверзу, я это понял в первый же миг, как только нога этой... твари коснулась моей земли. Она только вышла из кареты, а я уже понял, что двоим нам не ужиться в Нуноскасле.

Эшли подслушал разговор старого лорда и леди Катрайоны. Лорд Родерик обещал оставить девушке львиную долю своего состояния.

— Он что-то говорил про условия, — продолжал Эшли, — условия сделки... я не расслышал. Говоря по чести, злоба душила меня. Первым желанием было выскочить из укрытия и проломить старику череп его же тростью, а девчонку скормить цепным псам.

— Почему бы вам не жениться на ней? Это избавило бы вас от...

— Я хочу, чтоб её не стало! — отчеканил Эшли.

— Не понял?

— Во-об-ще!

Гербер заглянул в лицо своего гостя, пытаясь понять какой смысл он вкладывает в слово "вообще". Эшли помог:

— Ты меня правильно понял.

На память Герберу пришла строка из медицинского трактата:"In facie vecordia erat" -"И на лице его было безумие". На лице сэра Эшли Гербер не нашел сумасшествия. Скорее расчётливую решимость.

— Я, — осторожно заговорил Гербер, — не смогу вам помочь. Не умею этого. Я учёный. — Он помолчал, ожидая реакции. Эшли оставался нем. — Изучаю течение жизненных соков, жизненной энергии. Души. Это её я называю Жизненным Ключом. Ориджио Вита. Даже если мне приходится изучать яды, я исследую их целебные свойства, а не...

— Яды? — перебил сэр Эшли. — Это мне подходит. Прекрасно подходит. Только имей в виду, никто ничего не должен заподозрить. Это должна быть естественная смерть. Медленная или быстрая — на твоё усмотрение, но только старик Родерик не должен почувствовать подвоха.

— Я не...

— Тебе потребуются расходы, — на стол Эшли бросил кошель с золотыми, — не скупись. Действуй наверняка.

Гербер склонил голову и произнёс: "Да, ваше сиятельство". Сэр Эшли почувствовал лёгкое разочарование, он ожидал, что колдун будет сопротивляться дольше, готовился к длительной битве. Исчезало блаженство переломить чужую волю, сломить человека. "Бессилен оказался колдун против лорда Уоллеса, — сэр Эшли думал о себе, как о наследнике. — Кровь жидка и духом слаб". Тут же пришла мысль, что колдун может обмануть, взять деньги и исчезнуть: "Где потом искать эту мразь?"

— В помощь тебе оставляю Теда. Он парень смышлёный, хоть и дубина. Эй, Тед! — Выкрикнул на улицу. В комнату вошел слуга, огляделся с изумлением. — Останешься здесь, в помощь сэру Герберу. Выполняй его приказы, и гляди во все глаза.

Тед открыл было рот намереваясь протестовать, но увидев лицо хозяина не решился.

— Когда будет готово, Тед привезёт в Нуноскасл.

— Привезу... что? — переспросил Тед.

— Пилюлю, — хохотнул Эшли. — Волшебную пилюлю.

Уже взобравшись на коня перед обратной дорогой, Эшли разобрало любопытство, он развернулся и спросил:

— Что это будет за яд? Насколько будет болезненна смерть?

— Всё не так просто, ваше сиятельство. Это не будет яд в обычном смысле. Я приготовлю отвар полыни и белладонны, пропитаю им лесные орехи. Орехи рассыплю на опушке леса, в той стороне, где Оаквуд смотрит на ваш замок. Эти орешки съедят мыши. От белладонны мыши делаются вялыми, а от полыни у них разжижается мозг. Таких мышей легко изловить. Мне нужно поймать немного, дюжины две. Этих мышей я буду несколько дней поить попеременно свинцовой и ртутной водой. До тех пор, покуда у них не начнут отваливаться когти. Обычно это происходит через десять дней. После этого я отпущу мышей на волю. Они уже не смогут быстро бегать, и коршун без труда ими полакомится. Нажравшись отравленным мясом, коршун не умрёт, однако ему станет тяжело летать, зрение его ухудшится. Изголодавшись, он прилетит к замку, воровать на заднем дворе кур. Тут его подстрелит кто-то из охотников.

— И?

— Повар захочет побаловать лорда свежей дичью, тем более что мясо коршуна обладает тонким ароматом и придаёт организму мужскую силу. Кроме того оно восстанавливает зрение... только я в это не верю. Повар запечёт птицу в кукурузной муке и подаст к обеду. За столом будете вы, ваш отец и леди Катрайона.

Сэр Эшли почувствовал, как холодные мурашки проползли по его спине — от копчика до макушки. Будто сдирали кожу с живого тела.

— А... я?

— Не волнуйтесь. Мясо коршуна будет опасно, только если за час до обеда выпить капли омежника. Вам ничего не грозит.

— Эти капли они...

— Без запаха и вкуса. Можно добавить в любое питьё леди Ка.

Сэр Эшли кивнул, давая понять, что всё запомнил.

— Если не хватит денег, пришли Теда, я добавлю ещё. — Эшли пришпорил лошадь, проскакав несколько шагов остановился: — Если всё пройдёт гладко, получишь дарственную на лес и болото. Уоллесы отличаются щедростью к своим верным слугам.

— Благодарю, ваше сиятельство.

Второй раз за этот день Гербер поклонился. Когда Эшли скрылся в лесу, он присел на корточки, из лунки, оставленной копытом, вынул комочек земли и что-то прошептал над ним.

— Колдуешь? — спросил из-за спины Тед.

— Ворожу.

Сэр Эшли уехал.

Гербер вернулся в дом, сел за письменный стол. Обычно в это время он разбирал результаты вчерашних опытов, делал записи, пометки... сегодня этого не хотелось. Поток мыслей, мутный и разномастный, как весенний ручей проносился в голове. "Оставил город, университет, — удивлялся Гербер, — забрался в самую глушь... так и тут нашли! Нет границ человеческой жадности. Desunt inopiae multa,avaritiae omnia. Бедным не хватает многого, алчным — всего".

Несколько часов назад учёный был свободен, был волен заниматься своим делом и ни от кого не зависел, а вот теперь... Как и сэр Эшли, Гербер подумал о судьбе, о том, что их встреча не была случайна. Это чуть успокоило — приятно чувствовать на своей стороне Фортуну. "Впрочем, — подумал Гербер, — Эшли имеет право рассуждать точно таким же манером".

Гербер развязал заплечный мешок, доставал из короба добычу. Травы развешивал сушиться, коренья мыл и разрезал на дольки. Тед вертелся под ногами — указание господина вникать он воспринял буквально.

— Прекрати мельтешню, ты мешаешь! И ничего не трогай. И озаботься на чём ты будешь спать. У меня только одна кровать. И расскажи, что ты умеешь. Я должен знать раз уж мы проведём эти дни вместе.

Тед ответил на все вопросы разом: — Ага. — Почесал в затылке и спросил: — А правда, что ты палец бабе приживил?

— Ложь. Это был не палец, зачем мне с пальцем возиться? Я пришил этой женщине мужскую голову.— Гербер сделал паузу. — Ты на ярмарке в Блэкбере бывал?

— Ну.

— Она работает в балагане. Женщина с бородой. Аттракцион так называется. Иногда выступает, как мужчина с женскими грудями. Публике тоже нравится.

— Так это... как его... это ты сейчас пошутил?

— Какие уж тут шутки, Тед.

Долгое время Гербер жил один, привык к одиночеству, и теперь присутствие другого человека стесняло. Сбивало мысли с привычного хода, отвлекало. Хотел отправить Теда собирать хворост, да вовремя сообразил, что тот заблудится. Придётся искать, бродить по лесу, и это доставит больше хлопот, нежели выгоды. В конце концов, посадил его перебирать чечевицу. "Это для зелья?" — спросил Тед. "Конечно! — ответил Гербер. — Если считать наш обед зельем".

Сам учёный взялся проштудировать трактат Николя Фламеля "О трансформациях. Зарождение духа". Гербер давно уже собирался прочесть эту книгу, да всё жалел тратить время, теперь это показалось уместным.

Фламель начинал трактат с простых алхимических истин: "Доподлинно известно, что материальное начало всего — хаотично. Это первичная материя, она бесформенна и включает в себя всё сущее: тела, минералы, металлы, духи и все иное, что в состоянии быть. Если первоматерия породила из себя какое-либо тело, или вещество, или бестелесную субстанцию — эти тела и вещества уже не покидают мир, а могут только подвергаться трансформациям. Сущность трансформации — взаимопревращения. Однако воссоздание материальных тел из первоматерии, не есть процесс прямой и одномоментный, напротив, он отличается сложностью, ступенчатостью и труднопознаваем. В этом превращении я вижу два промежуточных звена".

"Он видит звенья! — подумал Гербер. — Стоило печатать книгу ради этих банальностей?" Учёный прошелся по комнате, налил в кружку воды и залпом выпил. Поуспокоившись, вернулся к чтению.

"Первое звено, безусловно, это всеобщие качественные начала: ртуть и меркурий, как женское начало, сера, как мужеское начало. После долгих наблюдений, я, — писал Фламель, — склонен выделить ещё одно качественное начало. Суть которого есть перемещение или движение. И поскольку движение есть основание любой трансформации, я называю его "соль". Качественное начало соль".

"Бог мой! — Гербер усмехнулся. — Сколь многословен и напыщен этот человек, сколь мало знает этот уч..." — он чуть не назвал Фламеля учёным, однако это мистическое слово Гербер приберегал для себя. Только ещё одино определение он считал достойным — медикус.

Далее Фламель рассуждал о трансформациях металлов — Гербер пролистнул эти страницы и углубился в главу о зарождении духа. Вначале Фламель теоретизировал о вместилище оного: "Любая живая материя, exempli gratia (например, лат.) собака, корова или овца, теряет дух моментально, если удалить из тела сердце..." В этом месте Гербер расхохотался, напугав Теда. Вытер платком глаза: "Этот неуч Фламель преподаёт в Парижском университете! — почувствовал, как разливается желчь. — Он настолько глуп, что не понимает, что без сердца гибнет любое живое существо. При чём здесь вместилище духа?" Гербер перелистнул ещё несколько страниц, нашел рассуждения о зарождении anima (души) человека. Фламель утверждал, что человеческий детёныш появляется на свет бездушным, поскольку душа есть "отражение мира и приобретается посредством познания. Это превращение из материального в духовное — есть основа трансформации. Его следует усвоить".

Гербер вскочил, зашагал по комнате не разбирая предметов. Повалил стул, едва не наступил на Теда — тот расстелил лошадиный потник поближе к печи, лежал, задрав ноги.

"Мракобес! Шарлатан! Неуч! — Пнул мешок с чечевицей. — Любой хоть сколько-нибудь образованный учёный знает, что душа заключена в дыхании. Это ясно, как божий день, поскольку душа бестелесна и не подвергалась трансформации от своего зарождения! Именно поэтому смерть — суть есть испускание духа. Когда телесное и бестелесное теряют божественную связь!"

Гербер хлопнул кулаком в ладонь и сообразил, что последние мысли произнёс вслух. Тед сидел неподвижно, вид имел ошарашенный. Выговорившись, почувствовал облегчение: "Кого я обманываю? Десять лет я ищу Жизненный Ключ, и всё ещё далёк от цели. Даже теория с дыханием всего лишь гипотеза. Именно поэтому шарлатаны вроде Фламеля печатают свои... бездоказательные либеллы. — Гербер огляделся, встретился взглядом с Тедом. — Нужно немедленно продолжать работу. Время дорогого стоит".

— А это... когда мы будем мышей ловить? — спросил Тед.

— Ты подслушал? — Тед кивнул.

— Не будем мы мышей ловить, Тед. Это бред. Я наговорил чепухи, чтоб успокоить твоего хозяина.

— А как?

Гербер взмахнул рукой, давая знак замолчать: — Вчера вечером я заразил овёс изгариной. Гриб ascomicetus. Пару дней подождём, потом ты поедешь и накормишь этим зерном лошадь Катрайоны. — Тед вытаращил глаза. Ни капли понимания не отражалось в этих зеницах. — Что ж ты так глуп, парень? Леди Ка поедет на прогулку, лошадь понесёт, леди упадёт и сломает себе шею. Всё. — Гербер подумал и прибавил: — Проще некуда. Понял?

Тед кивнул.

— А теперь помоги мне.

У задней стены стоял шкаф с посудой, рядом Гербер поставил стул, влез на него. На самом верху, лежал предмет, завёрнутый в ткань. Кончиками пальцев Гербер дотянулся до него, потянул.

— Подхвати! — велел Теду. — Тяни помаленьку.

Тед забрался на стул, встал на цыпочки и стал медленно тянуть свёрток.

Далее всё произошло моментально: Гербер набросил на шею Теду верёвку и два раза обернул, толкнулся ногами, опрокидывая стул, и повис у Теда на плечах. Тело обвил ногами. Второй конец верёвки был укреплён на балке.

Едва ли Тед успел понять, что произошло. Он закричал, но верёвка уже перетянула горло и звука не получилось. Гербер воткнул в уши Теду тряпичные пробки, руками зажал рот и нос. "Если в момент смерти все естественные каналы закрыть — душа останется в теле".

Когда судороги утихли, Гербер спрыгнул на пол. По ногам висельника струилась моча — учёный поспешил подставить ведро. "Как удачно, что у него был полон пузырь, — подумал. — Просто замечательно. Тадж аль Шамаль писал, что урина повешенного восстанавливает зрение, если капать её ежедневно от полнолуния до полнолуния. Я думаю, он ошибался, если и существует лечебный эффект, то он вторичен. В момент насильственной смерти человек переживает сильный страх. Этот страх фокусируется в его урине. Её следует выпарить и..."

Впрочем не ради эликсира страха Гербер устроил свой эксперимент, он работал над превращениями. Над космическими превращениями, если быть точнее. "Постигнув качественные начала, следует понять состояния первоэлементов, — медикус продолжал спорить с книгой Фламеля. — Легко постигнуть твёрдое состояние земли, лучистое состояние огня или жидкое состояние воды. Моя задача разобраться с самым таинственным состоянием материи — с квинтэссенцией. Эфиром. Поняв его, я смогу выделить Жизненный Ключ. И впоследствии создать гомункула".

Убитый ножом человек терял душу через рану. Утопленник растворял душу в воде. Несколько раз Гербер пытался уловить душу умирающего от болезни — это не удалось и учёный понял, что в больном теле божественная связь истирается и душа делается неуловима. "Быть может, она испаряется до физической смерти". Теперь в его распоряжении было вполне здоровое при жизни тело без ран и повреждений.

Гербер приготовил круглый сосуд с длинной отходящей трубкой. Трубку следовало вставить в рот висельнику.

На улице заржала лошадь, всадник спрыгнул на землю — звякнули шпоры. В дверь постучали:

— Сэр Гербер! Сэр Гербер, откройте!

"Чтоб тебя!" — чертыхнулся. Выкрикнул: — Я занят! Уходите! Я очень занят!

— Сэр, моя жена умирает. Я целый день вас искал!

— Отправляетесь к чёрту! — голос сорвался на визг. — Я никуда не пойду!

— Но сэр, моя жена... у меня есть деньги, много денег. Вы останетесь довольны.

— Мне не нужны деньги! Уходите, прошу вас! Теперь неудачное время.

Проситель опять постучал в дверь, уже решительнее. Стало очевидно, что он не уйдёт. Во всяком случае, не уйдёт просто так. Гербер с сожалением посмотрел на Теда — время трансформации безвозвратно утекало, — и направился к двери.

Отпер. На пороге стоял низкого роста человек в кожаном плаще и шляпе с пряжкой. "Зажиточный", — подумал холодно, Гербер почти физически ощущал истечение секунд. Отстранился, пропуская просителя внутрь.

Мужчина успел сделать всего один шаг, он разглядел повешенного и резко обернулся. В глазах вспыхнул ужас. Гербер коротко ударил его молотком. Череп поддался не сразу, и пришлось долбить пять или шесть раз, пока незнакомец затих на полу. "Я его предупреждал".

Окровавленный молоток полетел на верстак, учёный вытер руки и бросился продолжать эксперимент.

Увы, сосуд остался пуст. Гербер сделал, как следовало: перерезал верёвку, опустил тело на медицинский стол, вставил в горло трубку и только потом распустил петлю на шее. Он даже несколько раз надавил на грудную клетку, дабы помочь истечению духа — сосуд остался пуст.

"Как жаль... как безмерно жаль", — Гербер рассеяно смотрел сквозь стену, куда-то вдаль, в болотные топи. На душе было пусто и неприятно. Ещё один провал. Опять. Конечно, взявшись за поиски Жизненного Ключа, Гербер не рассчитывал на скорый успех, он был готов к трудностям, но неудачи повторялись слишком часто. Это подтачивало силы. Змеилось сомнение в правильности умозаключений.

"Нужно собрать кислицы, — подумал, — выварить с ней тело, получится отличный скелет. А бульон?" В прошлый раз Гербер исследовал влияние бульона на кишечные болезни, ходил в город к знакомому брадобрею, целых две недели наблюдал больных. Теперь... "А-а-а, — махнул рукой. — Надоело. К тому же их два. Слишком много возни. Пора уходить, следующим ко мне в гости придёт инквизиция".

Гербер посмотрел на Теда, перевёл взгляд на незнакомца. Распростёртое тело вдруг пошевелилось, судорожно дёрнулось, покойник перевалился на спину. Синий язык выпал изо рта, серая кашица поплыла вокруг раздробленной головы.

"Движение, — задумался Гербер. — Это ли не признак?" Вспомнил лекцию перса Шамаля, тот утверждал, что мертвеца можно оживить: "Некоторое время дух жаждет воссоединиться с телом. Однако это время весьма непродолжительно". Далее Шамаль писал о влиянии металлов и серы на процесс оживления.

Первым желанием было просмотреть книгу ещё раз — его Гербер подавил, он и так прекрасно помнил текст. Медикус развязал пояс Теда, разорвал на груди рубаху. Прошло довольно много времени и шансов почти не оставалось. Ножом рассек кожу на правой груди — длинный разрез в форме полумесяца, — отвернул лоскут кожи. Из-за спешки разрез получился неаккуратным, рваным. Исправлять не было времени. Симметричный разрез сделал на левой груди трупа. Под левый лоскут он засунул медную пластинку, под правый полагалось вставлять свинцовую пластину — её не оказалось. Гербер чертыхнулся, замер в раздумьях. На счастье вспомнил про свинцовую ложку. Молотком он разровнял выпуклость, всунул получившийся пласт в правый разрез. "Металл вступает в соединение с плотью только посредством серы, — писал Шамаль. — Сера должна быть растворена". Гербер полил обе пластины серной водой, лоскуты кожи отвернул на прежнее место. Чтобы усилить воздействие прижал обе грудины ладонями.

Тело висельника задёргалось, несколько раз открылся и закрылся рот. Медикус наблюдал с сомнением — движения напоминали движения курицы с отрубленной головой. Учёный раздвинул покойнику веко — глаз оставался мёртвым. "Издох". Дальше продолжать не имело смысла.

*

Замок располагался на вершине холма. Высокий, могучий он состоял из четырёх угловых башен возведённых вокруг центральной — самой высокой — башни. От боковых башенок отходили кирпичные стены, они выгибались полукольцом, смыкались где-то позади замка. Перед главными воротами блестело озеро вытянутой формы. Дальний конец озера — заболоченный, заросший тростником и плакучими ивами — терялся у горизонта. Ближний к замку берег был тщательно вычищен и ухожен. Лишь только редкие камыши и кувшинки украшали черноту этого берега.

Около озера остановилась повозка, на землю спрыгнул возница. Поскольку никто не вышел из кареты и даже не подал признаков жизни, возница являлся хозяином повозки. Мужчина снял шляпу — полдень задался жаркий, — и подошел к воде. Его поразило зеркальное спокойствие озера, а также его чернота. Несколько мгновений он вглядывался в глубину пытаясь разглядеть хоть что-то, потом отставил попытки. И в тот же миг увидел карпа — блеснула серебром чешуя. "Значит вода прозрачна, — понял мужчина. — Это дно озера аспидно-черно".

У ворот замка мужчина стряхнул с куртки пылинку, проверил чистоту ногтей, и только после этого ударил в двери молотком. Они распахнулись через минуту, седой дворецкий смотрел высокомерно.

— Полагаю это Нуноскасл? — спросил гость. Дворецкий склонил голову. — Замок лорда Родерика Уоллеса? — Дворецкий кивнул ещё раз. — Передайте лорду, что прибыл Арнальдо де Вилланова. Профессор болонского университета. Сэру Эшли скажите, что приехал его друг и учитель Арнальдо. Думаю, оба Уоллеса будут рады меня видеть.

Дворецкий чопорно уплыл вглубь замка, оставив гостя в холле. Холл имел столь внушительные размеры, что правильнее было бы назвать его приёмной залой. Арнальдо де Вилланова пошел вдоль стены, разглядывал оружие, картины и охотничьи трофеи. Его поразили драпировки: тяжелый бархат тёмно-бордового цвета — сколь же массивный, столь и непрактичный, давящий и подавляющий. От движения воздуха он колыхался медлительными волнами. "Впрочем, — подумал профессор, — замок и должен подавлять. Для этого их возводят". Следом пришла мысль, что, быть может, это Вилланова не привык к роскошному жилищу, однако профессор не стал развивать эту догадку.

По лестнице спускался лорд Родерик. Первое мгновение он смотрел на гостя насторожено, затем его взгляд потеплел. Он поздоровался.

— Простите мою старческую забывчивость, я не припомню, где мы познакомились, профессор?

Арнальдо машинально отметил силу рукопожатия старика. Заметил на лацкане пятнышко кровавого цвета. "Лорд пил вино и пролил несколько капель. Был чем-то взволнован".

— Мы с вами незнакомы. Я хочу сказать, незнакомы лично. В Болонском университете, где я преподавал, ваш сын слушал курс. Мы были дружны.

Лорд Уоллес посмотрел с сомнением, недовольство промелькнуло на его лице. Он что-то пробурчал про сына, про этого беспечного шалопая, что учился где попало и чему попало. И ничему не научился.

— Не знал, что Эшли бывал в Болони. Надеюсь, хоть там он оставил после себя хорошее впечатление, а не только горы пустых бутылок. Чему вы его учили? Я спрашиваю, какую науку вы преподаёте?

— Естествознание и медицину. Прежде это называлось алхимией, но после анафемы...

— Мне плевать на папскую анафему.

— Конечно, вы англичанин.

— Я ирландец, — исправил Родерик.

— Прошу меня простить, — Арнальдо поклонился. — Я испанец. Слово Папы для меня свято. — Чтобы не продолжать щекотливую тему, Арнальдо перевёл разговор: — А где сэр Эшли? Мне не терпится его увидеть. Не могу себе представить, как он будет рад нашей встрече!

— Отправился на прогулку, или поехал кататься, или забрался в трактир. Я не слежу за его перемещениями. В его возрасте человек должен иметь убеждения и сам отвечать за свои поступки. Согласны?

— Вне сомнений.

По ступеням лестницы спускалась девушка. Точнее было бы сказать юная девушка, только красоту леди Катрайоны (это была она) нельзя описывать словами "юная", "свежая" и всеми остальными, коими мы подчёркиваем непорочную красоту девушки-подростка. Поздней ночью, ворочаясь без сна, Арнальдо, понял, что именно его поразило. Безусловно, леди была молода, имела широкие бёдра, тонкую талию, высокую грудь, лицо здорового цвета, румянец на щеках и толстую рыжую косу, собранную в затейливую причёску. Женское начало. Женщина. Мать. "Блеск, летучесть и пластичность, — думал Арнальдо. — Она есть совершенный образ женщины. Алхимический меркурий. Образ качественного начала".

Арнальдо взбежал по лестнице, принял поданную ладонь и с чувством её поцеловал. Вероятно, с излишним. Старик хмыкнул и пробурчал:

— Однако вы нетерпеливы, как все южане. Честь имею представить, моя двоюродная племянница леди Катрайона. Сэр Арнальдо де...

— Вилланова, — помог Арнальдо.

Девушка сделала книксен.

— Де Вилланова преподаёт медицину в болонском университете.

— Увы, преподавал. Оставил кафедру год назад.

— Чем же вы теперь занимаетесь? — лорд Родерик нахмурился, заподозрив в госте праздного человека.

— У меня обширная лечебная практика. Пишу трактат о травах. — Арнальдо повёл рукой: — его заказал университет. Скучать нет времени. Я ведь заехал случайно, был в ваших краях, вспомнил о друге... вот, кажется, и он.

В дверях показался сэр Эшли. В костюме для верховой езды, сапоги покрыты пылью. Он щурился, оказавшись в сумерках залы, лицо имел недовольное. Разглядев отца и Катрайону, Эшли сухо кивнул и намеревался уйти, когда увидел незнакомца.

— Кто это? — вопрос прозвучал резко.

— Эшли! — воскликнул Арнальдо. — Милый друг! — Он подбежал и схватил приятеля за плечи. — Это же я, Арнальдо! Профессор Арнальдо де Вилланова. Болонья, университет, правый корпус. Я преподавал медицину. Неужели ты всё забыл? — профессор огорчился на мгновение. — Только не Летицию. Летицию ты не мог забыть. Помнишь, как мы кутили на камбузе? О, Эшли, ты разбиваешь мне сердце.

Сэр Эшли глуповато улыбался и вглядывался в лицо профессора. Что-то неуловимо-знакомое было в этом лице... Аккуратная бородка-эспаньолка, волнистые черные волосы, остриженные в каре... сросшиеся брови... Да — сросшиеся брови. Эшли мысленно надел на гостя серый балахон с капюшоном.

— Ты? — прохрипел, по лицу пошли белые пятна. — Это ты? Гер...

— Арнальдо! — не дал закончить профессор. Он развернул сэра Эшли так, чтоб его лица не было видно лорду. — Ты вспомнил! — Арнальдо обнял друга. — Ты вспомнил, дружище!

— Как ты посмел явиться сюда?

Лорд Родерик переглянулся с Катрайоной, оба удивлённо посмотрели на Эшли: задать такой грубый вопрос гостю?

— Простите, — Эшли взял себя в руки, хлопнул рукой по лбу. — Плохо спал ночью, говорю всякую чушь! Я хотел спросить, друг Арнальдо, какими судьбами? Что занесло тебя в нашу глушь?

— Ну-ну, — хохотнул Арнальдо, — не надо скромничать. Милое жилище, приятные места. Я составляю каталог лечебных трав. Не мог же я пропустить травы Бретани.

— Так вы задержитесь на некоторое время? — спросила леди Ка.

— Если вы не будете против, — Арнальдо поклонился. — В качестве компенсации стеснений, обязуюсь играть на лютне, могу составить партию в шахматы или поиграть в мяч.

— Полно вам, — буркнул старый лорд благодушно. — Уоллесы испокон рады гостям. Какие вина вы предпочитаете?

Арнальдо вспомнил о пятнышке на лацкане, вгляделся в лицо лорда Родерика: кровеносные сосуды составляли на носу синеватую сеточку.

— Перед обедом что-нибудь лёгкое, например красное рейнское. Джин и виски после ужина или во всякое время, когда нагрянет тоска.

Лорд Родерик причмокнул губами. Он приказал разместить профессора в комнатах восточной башни.

— Прекрасный вид из окон, короткий путь в библиотеку — она расположена в центральной башне, — кроме того, апартаменты Эшли неподалёку. Если вы захотите обменяться воспоминаниями.

— Весьма признателен.

Арнальдо раскланялся и взялся со слугой перенести свои вещи. В карете, помимо нескольких перемен платьев и костюмов оказалась стопка книг, дорожный писчий набор и толстая тетрадь в кожаном переплёте. Кроме этого клинок и два кинжала. "Времена неспокойные", — объяснил профессор. Старый лорд одобрил кивком головы и предупредил: "К завтраку и к ужину звонят в колокол. Если я желаю обедать в компании, дворецкий пригласит вас особо".

— Весьма благоразумно, ваше сиятельство.

Учтивый испанец понравился лорду: — В библиотеке есть бар с набором напитков... не могу сказать, что он чрезмерно богат, однако образованный человек с хорошим вкусом найдёт в нём всё необходимое для приятного времяпровождения. Вы можете свободно с ним обращаться, — лорд вольно взмахнул рукой.

— Грасиас! Мучас грасиас!

К счастью комната, в которую поселили Арнальдо, оказалась невелика: всего двадцать на десять шагов. Профессор раздвинул занавеси на окнах и огляделся: кровать под паланкином, пара стульев с высокими спинками, стол, восточная оттоманка и сундук. Вдоль стен висели масляные светильники. Архитектор замка, по странной прихоти своей фантазии, разместил стрельчатые окна высоко над полом, так что только вытянувшись на цыпочках, Арнальдо мог почувствовать пальцами стёкла витражей. Даже с открытыми занавесями в комнате оставался полумрак. В правой стене был вырезан портик, когда-то в нём стоял бюст или, быть может, небольшая скульптура, — остался постамент и особый маленький светильник. Арнальдо подошел, потрогал мрамор постамента — он приятно холодил ладонь.

Скрипнула дверь, в комнату вошел сэр Эшли. Он недобро ухмылялся.

— А теперь расскажи мне, Гербер, какого чёрта ты здесь? И постарайся врать убедительно, иначе твои кишки окажутся на свободе, — в руке блеснул нож.

— Я выполняю ваше приказание, сэр Эшли. Мой первоначальный план имел изъян, который я не в силах преодолеть. Я решил, что здесь, в замке я быстрее и вернее совершу убий...

— Тс-с-с! — прошипел Эшли, меняясь в лице.

— ...закончу наше дело.

— Где Тед?

— Сгинул. В мою хижину забрался медведь, он задрал Теда и ещё одного человека, — Эшли вопросительно поднял брови. — Случайная жертва; он пришел просить помощи для жены, и тоже был убит... медведем. Это и есть причина, по которой я приехал.

— Хорошо. Только закончи дело быстро. И помни, что никто не должен догадаться.

Гербер сложил на груди руки, выражая всецелую покорность.

Эшли ушел. Арнальдо-Гербер переоделся в домашний камзол, прилёг на оттоманку. Только в этот момент, расслабившись, учёный понял в каком нервном напряжении он пребывал последние часы. "Слава всевышнему, всё прошло гладко, — Арнальдо подложил под голову руки. — Кажется, я понравился старику. А леди Ка весьма привлекательна. Нужно узнать её ближе".

Прошла неделя.

Арнальдо привык к громоздкой роскоши замка, не вздрагивал от утреннего колокола; ему нравилось отсутствие забот о быте и пропитании. Льстило рабское почтение, с которым к нему относились слуги; он почти забыл, каково это — быть благородным господином. Свободное время, а свободным можно считать всё его время, учёный проводил в беседах со старым лордом, прогуливаясь или играя в мяч с леди Ка, или читая. Особое удовольствие доставляли короткие тайные стычки с сэром Эшли. Эшли шипел и давился от ярости, требовал наибыстрейшего выполнения своего приказа. Арнальдо разводил руками и просил терпения. "Не было подходящего случая. Подозрение пало бы на вас, милый Эшли. Или на меня, — говорил Арнальдо, — что ещё хуже, поскольку я ваш друг и учитель".

Один из вечеров выдался особенно ясным и тихим. Леди Катрайона захотела прокатиться, Арнальдо вызвался её сопровождать. "Вот тебе подходящий случай! — шепнул Эшли. — Убей её камнем, как будто она упала с лошади! Это будет правдоподобно!" "Лорд плохо подумает на меня!" — отвечал Арнальдо. "Плевать! Я дам тебе денег, и ты исчезнешь сегодня же ночью!"

Солнце едва коснулось озера, в воздухе плыли запахи расплавленного мёда и вереска. Стрекотали кузнечики, но без весеннего задора, и негромко — с тягучей ленью.

— Дядя говорит, что вы алхимик?

Лошадей вели под уздцы. Замок остался далеко позади, они гуляли по лугу, который тянулся от горизонта до горизонта. Арнальдо почему-то вспомнил лес, болото; подумал, что где-то в чаще притаилась его избушка. Родная маленькая хижина, где он был свободен. И счастлив.

Он промолчал. Вместо ответа вежливо поклонился и улыбнулся, намекая на согласие.

— Очень интересно. Я даже не представляю что это за наука. В чём её суть?

"Какой хороший вопрос! Замечательный!" — подумал Арнальдо. — Трудно описать в нескольких словах, леди.

— Попробуйте.

— Всё в мире, — учёный повёл рукой, — подвержено превращениям. Хотя... слово "подвержено" не совсем хорошо подходит, эти превращения чаще естественны — как развитие. Или бывают незаметны, или вызваны внешними воздействиями. — Арнальдо посмотрел на собеседницу, прочёл интерес на лице Катрайоны. — Эти превращения — суть жизни. Живой и неживой. Алхимия стремиться понять принципы превращений, чтоб управлять ими.

— О, люди! — рассмеялась Катрайона. — Они стремиться управлять всем чего касаются. Не правильнее ли просто наблюдать?

Арнальдо задумался: — Думаю, что нет. Во всяком случае, для ученого этот вариант неприемлем.

— Вы сказали, что неживое может превратиться в живое?

— Я этого не говорил. Однако вы правильно домыслили мои слова. Всё рождённое из первоматерии способно трансформироваться. В том числе и духи. Плоть превращается в эфир, и из эфира можно создать материю.

— А что, по-вашему, душа? И где она?

— Душа? — медикус задумался, неожиданно для себя процитировал Фламеля: — Душа есть зеркало отражающее мир. — И тут же поправился: — Так думает один учёный. Не я. Я... честно говоря, я не знаю.

— Признайтесь, вы видели внутренности человека? — Щеки Катрайоны покрылись багрянцем. У неё дух захватывало от дерзости своего вопроса и от ответа, который может прозвучать. — Разрезали тело?

— Нет, леди. Простите, если разочаровал. В этом нет необходимости. Я изучил внутренности собаки, свиньи и коровы. Знаю, что находится внутри лошади. Есть общие органы, есть различные. Я очень хорошо представляю, что находится у вас внутри.

Арнальдо повернулся, прутиком коснулся левого бока девушки: — Здесь сосуд с кровью. Тут печёнка, тут...

— О, ради Бога не надо! — воскликнула Катрайона. — Лучше ещё расскажите про душу. Я слышала, на востоке считают, будто у женщины нет души. А вы что думаете?

— Есть. Я думаю, что есть. Точнее, я в этом уверен.

Арнальдо подумал, что это замечательно, уметь так доверять другому человеку, как это умеет леди Катрайона. Это делает душу — даже это мимолётное упоминание, чем не доказательство наличия? — делает душу чище и легче. Переносит часть груза на другие плечи. И ещё Арнальдо понял, что ему очень приятно говорить с Катрайоной, что ему хочется принять на себя груз её просвещения. А если говорить проще, ему нравилось быть с этой девушкой.

Зеленел куст шиповника. Арнальдо сорвал незрелый плод.

— Знакомьтесь: роза акуларис. Удивительное растение. Никто из местных жителей не уделяет ему малейшего внимания, и это очень глупо. Отвар корней замечательно облегчает водянку, выводит мочевой камень. А если собрать кору шиповника, мелко изрубить и добавить... Вам интересно? — Арнальдо заметил, что Катрайона подавила зевоту.

— Да, очень. Простите, я плохо сплю последние дни.

— В какой связи?

— Понимаете, дядя... я очень его люблю, он много сделал для меня, забрал меня из Сурекса — это глухое место вдали от цивилизации. Дядя дал мне кров и пищу, дал возможность беседовать с образованными людьми... вот с вами, например.

"Скорее это я дал лорду возможность, — подумал Арнальдо, — дать вам такую возможность".

Катрайона продолжала: — Но иногда он так смотрит на меня... остановившимся пустым взглядом смотрит внутрь меня. В такие мгновения мне кажется, что жизнь утекает из моего тела. Я слабею и не могу спать, теряю аппетит.

— Полно! — улыбнулся профессор. — Девичьи фантазии. Лорд Родерик смотрит на вас и вспоминает свои молодые годы. Едва ли в его намерениях есть что-то худое.

— Это вне сомнений. Только я бы предпочла...

— Не сомневайтесь и не развивайте вздорных мыслей. — Он сжал её ладонь, она благодарно улыбнулась. Арнальдо привлёк девушку к себе и нежно поцеловал. Невинный, почти отеческий поцелуй взволновал. "Она не отстранилась, — подумал, — и значит, расположена ко мне!"

— Вы мало знаете дядю. Не считайте его простаком. Он и Нуноскасл хранят какую-то тайну. Я как-то зашла в его кабинет, что рядом с библиотекой, случайно перепутала двери. Застала дядю с книгой — с какой-то очень старой книгой в истёртом переплёте. Дядя страшно разъярился, он просто вышел из себя. Кричал, топал ногами. Я стрелою выскочила из кабинета.

"Да? — удивился Арнальдо. — Чего бы это? Насколько я знаю, леди Ка не умеет читать. И, тем не менее, лорд испугался. Только испуг мог вызвать такую внезапную вспышку гнева, это очевидно. Испугался, что девушка увидит книгу? Рассмотрит эстампы? Или что просто узнала о её существовании? Стоит наведаться в кабинет лорда. Как-нибудь".

За ужином сэр Эшли был особенно угрюм. Бросал на учёного злобные взгляды и много пил. Разговор не клеился, несмотря на все попытки Арнальдо расшевелить компанию. Лорд Родерик долго сдерживался, наконец, обратился к сыну:

— Ты слишком много пьёшь.

— И что? — дерзко ответил Эшли. — Оставьте ваши замечания при себе. Чем заглядывать в мой бокал, лучше последите за гостями вашего дома. Среди них завелись проходимцы.

Кровь прилила к лицу Родерика, он встал.

— Она здесь по моему приглашению, и я не позволю... — старик сжал кулаки.

— Не нужно, прошу вас! — Арнальдо примирительно тронул лорда. — Речь не о леди Ка. Сэр Эшли имеет в виду меня, и он прав: я злоупотребил вашим гостеприимством. Завтра же я уеду.

— Уедешь, когда я скажу, — тихо, но так чтоб слышали все, бросил Эшли.

Он вгрызся зубами в баранью ногу, с остервенением отрывая куски и нарочито чавкая. Вдруг всхлипнул и захрипел. Кость отлетела в угол; Эшли взмахнул руками, схватил себя за горло. Все сидящие за столом опешили, зачарованно смотрели широко распахнутыми глазами. Первым взял себя в руки Арнальдо. Он решил, что Эшли подавился, что слишком большой кусок мяса застрял у него в горле. Профессор подбежал, встал за спиной и с силой надавил на живот Эшли. Тот захрипел, но не пришел в себя, напротив, глаза его закатились, сверкая влажными белками, губы стремительно синели.

Не прошло и пяти минут, как сэр Эшли испустил дух. Его тело снесли в подвал северной башни и положили на ледник. Лорд беспомощно тряс головой и выглядел крайне растерянным, не представляя, что теперь следует делать, он предложил закончить ужин — ни Арнальдо, ни Катрайона не чувствовали аппетита.

Следующим утром профессор пропустил завтрак, не ходил и обедать — сказавшись больным,— хотя дворецкий приходил с приглашением и настаивал.

Арнальдо не мог взять в толк, что произошло. И каково теперь его место в истории затеянной сэром Эшли? Что делать? Уехать немедленно, значить вызвать подозрение старого лорда. "Рано или поздно он всё одно подумает на меня, — рассуждал учёный. — Мысль, что Эшли отравили придёт ему в голову".

Вечером Арнальдо спустился в столовую. Леди Ка и лорд Родерик уже приступили к трапезе.

— Простите, профессор, что начали без вас, — извинился лорд. — Я не думал, что вы придёте.

В свою очередь Арнальдо принёс извинения, признался, что смерть сэра Эшли подкосила его, отняла душевные силы. Невыносимо больно узнавать о смерти друга, сказал учёный, и куда как труднее присутствовать при этой смерти.

— Очень жаль, что вы так мало были вместе, — посочувствовал Лорд Родерик. — Всего одна неделя вашего пребывания, и вот мой сын мёртв...

Губы старика задрожали, Катрайона поспешила утешить его вечной фразой:

— Господь призвал его, дядя. Люди здесь бессильны.

— Ах, если б так. Если б так, дитя моё!

В словах звучала горечь и обида на судьбу. Арнальдо расслышал в ней скрытый намёк и подозрение. Учёный поёжился.

— Лорд Родерик, — заговорил осторожно, боясь сказать неудобное слово. — Я бы хотел осмотреть тело Эшли. Возможно мне удастся определить причину смерти.

— Благодарю, — лорд наполнил кубки вином, — в этом нет необходимости. Эшли пал жертвой собственного неуёмного аппетита. Чему мы все были свидетелями. Его тело уже похоронили. Снесли в фамильный склеп. — Лорд поднял кубок. — Теперь мы можем только почтить его память.

"Уже похоронили, — думал Арнальдо. — Поспешно. Даже слишком. Впрочем, это семейное дело. Мне следует покинуть замок". И ещё Арнальдо подумал, что он, по стечению обстоятельств, не остался внакладе, и просьбу Эшли можно считать исчерпанной. В конце ужина профессор объявил о своём желании покинуть Нуноскасл. Лорд Родерик разочарованно поджал губы, старик был недоволен: "Я рассчитывал на вашу поддержку, профессор. Вы были близки с моим сыном, и ваше пребывание в замке напоминает мне о нём". Лорд произнёс эту тираду с сильным чувством и Арнальдо засомневался следует ли ему торопиться.

Когда после ужина он прощался с леди Ка, девушка шепнула: "Не уезжайте! Заклинаю вас всеми святыми. Не бросайте меня! Это убийство, неужели вы не понимаете? Кто-то отравил Эшли! Я боюсь! Если вы уедете, я погибну!" Проговорив это, девушка бросилась прочь. Арнальдо слушал, как затихает в сумерках коридора шуршание платья.

"Убийство. Она тоже считает, что его отравили. Но кто это сделал? Слуги?" Арнальдо расхаживал по своей комнате, не зажигая светильников. Глаза привыкли к темноте, различали контуры предметов. "Слуги? Родерик? Я? Катрайона? — остановился. — Катрайона. Эшли заплатил, чтобы убили её. Она могла заплатить, чтобы убили его". Он вспомнил лицо девушки, её испуганные глаза и горячее дыхание. "Если это она, то она потрясающе лживое, лицемерное животное!" Верить в такое не хотелось: "Невозможно! Просто кусок мяса застрял у Эшли в глотке. Родерик прав".

Чтобы убедить себя и успокоить нервы, Арнальдо немедленно отправился в покои лорда. Он намеревался ещё раз испросить разрешения осмотреть труп.

Лорд Родерик уже надел ночной колпак и собирался потушить светильник, когда явился профессор: "Я готов оставаться в замке, сколько вам будет угодно, ваше сиятельство. Если только вы позволите осмотреть труп".

— Профессор, вы переходите рамки приличий, — воскликнул Родерик. — Однако я удовлетворю вашу просьбу. Немедленно.

Арнальдо удивился такому ответу. Старик дал знак подождать, стянул с головы колпак, на плечи накинул камзол.

— Мы призовём дух Эшли.

— Дух? — Арнальдо сдержано относился к спиритизму. — Это не совсем то, о чём я просил... И кто выступит медиумом?

— Я.

Родерик положил на стол доску, по четырём её сторонам расставил светильники. Доска отличалась от обычной "говорящей" спиритической доски. Вместо букв алфавита по кругу располагались углубления-ячейки. Двенадцать углублений. В эти углубления Родерик разложил каменные фигурки. Очень древние, судя по внешнему виду, эти фигурки изображали мужчину, женщину, перо птицы — этот камень особенно поразил Арнальдо, — фигурку оленя. Рога оленя были обломаны, или истёрлись от времени, или древний мастер не сумел их вырезать. Задние ноги олень подогнул, и потому напоминал сидящую собаку.

Большое углубление в середине доски выстилал медный лист. Медь от времени позеленела, край покрылся кристалликами купороса. Из футляра Родерик вынул магическую стрелку (формой похожую на пику лозоходца), сказал, что она сделана из сгоревшего вереска. Арнальдо хотел уточнить, как такое возможно, но не решился перебивать приготовления.

Лорд сел в голове стола, профессору указал на противоположную сторону.

Несколько мгновений старик молчал, настраиваясь, заговорил глухим гортанным голосом. Он читал заклинание. Арнальдо удивился, что не может понять слов, прислушался — показалось, что это латынь, но только показалось — Родерик говорил на неизвестном языке. Часто повторял слово "Цернуннос".

Родерик взял нож, порезал себе палец — несколько капель упало на медную пластинку. Протянул нож Арнальдо, призывая повторить действие — ещё немного крови прибавилось в углублении. После этого медиум наполнил пластину водой, так чтобы стрелка свободно плавала. Продолжил заклинание.

Вода из розовой превратилась в белую, забурлила ключом и затихла. Родерик дал знак, что коридор в загробный мир открыт.

— Сын мой, ты здесь? — Стрелка покачнулась. — Эшли, ответь! — Стрелка сделал полный круг, остановилась в начальном положении, между фигуркой кабана и камнем круглой формы. Родерик нахмурился.

Несколько раз старик пытался вызвать дух Эшли, но всё безрезультатно. Стрелка кружилась, дрожала и даже опускалось на дно. И не ответила ничего вразумительного.

— Не могу понять, в чём дело, — старик разочарованно скривил губы. — Плохое время. Духи недовольны.

Арнальдо отправился в свою комнату. Неудачный сеанс дал пищу для размышлений. "Быть может лорд слабый медиум? А возможно он специально допустил ошибку и не позволил духам говорить. Почему? Хм... и осмотреть тело не позволил. Странно себя ведёт. Подозрительно".

Одно из окон — там, где коридор оканчивался наружной стеной, — осталось открыто. Арнальдо выглянул на улицу. От тёплого приятного вечера не осталось и следа: между деревьями шалел ветер, рвал на землю листву, гнул ветви. Тёмные пятна облаков обещали грозу. Арнальдо глубоко вздохнул, на губах осталась пыль. Предчувствие ненастья странным образом взбодрило, так стильный жар бодрит больного лихорадкой, обещая излечение. "Или смерть. Всё прояснится в ближайшие дни. Или на небеса, или к чёрту в пекло".

На следующий день Арнальдо решил проникнуть в кабинет лорда. Наудачу был четверг, а по четвергам в замке делали уборку. В кабинете прибирал один слуга — высокий горбатый старик. Подслеповатый и глухой на одно ухо. Арнальдо не к месту подумал, что его невозможно будет положить в гроб, настолько выпирал горб.

Слуга долго возился, гремел стульями и ругался. Глухой, он полагал, что говорит шёпотом. Арнальдо затаился в коридоре неподалёку. Когда горбун вышел из кабинета, Арнальдо бросил на пол золотую монету. Монета звякнула, описала круг и покатилась по лестнице. Слуга бросился следом. "Глухой, а звон монеты слышит, как кошка, — удивился Арнальдо. — В этом замке всё не то, чем кажется".

Учёный скользнул внутрь кабинета. Через минуту вернулся слуга и запер дверь снаружи. "Однако, — опешил Арнальдо. — Я не подумал об отступлении". Впрочем, это не очень взволновало учёного. В большом кабинете было легко спрятаться. "Когда лорд заснёт, я выберусь наружу".

Первым долгом Арнальдо подошел к винному шкафу, осмотрел бутылки. Витая венецианская бутыль была наполовину пуста, Арнальдо откупорил её и понюхал. Замечательный виски — лорд Родерик знал толк в напитках. В бутыль Арнальдо капнул десять капель декабрьской лаванды. Корень этого растения трудно искать под снегом, но зимою он особенно силён. Подумав, учёный прибавил ещё три капли — для верности. "Пусть вам приснятся приятные сны, лорд Родерик".

Взялся найти книгу, о которой говорила леди Ка. Долго искать не пришлось. Она лежала в нижнем ящике стола — книга в потёртом переплёте. На обложке был вытеснен такой же знак, что и на спиритической доске.

В коридоре послышались шорохи, в замок вставили ключ. Прятаться времени не осталось. Арнальдо отпрыгнул от стола, упал в кресло и раскрыл книгу. "Я не виноват. Оказался здесь случайно. Я ни в чём не виноват".

Лорд вошел, увидел Арнальдо. Взглянул на раскрытый том.

— Как вы здесь очутились? — В глазах вспыхнул злой огонь. Вспыхнул и погас.

— Глупая череда нелепостей, — ответил Арнальдо. — Шел в библиотеку, задумался. Перепутал двери и вошел сюда. А когда разобрался — вуаля! — оказался заперт слугой. Надеюсь, ваше сиятельство, я не доставил вам неприятностей?

— Напротив, профессор. Очень хорошо, что вы ошиблись дверью. У меня есть бутылочка замечательного скотча. Пить этот напиток в одиночку — преступление. Давайте её откупорим. — Старик погрустнел: — Когда ещё у меня появится достойный собутыльник? Вы меня покинете...

Лорд достал бокалы и покрытую паутиной бутылку. Долго возился с пробкой. По комнате поплыл уютный запах торфяного дыма.

— Замечательный скотч! — признал Арнальдо.

— Неплохой, — согласился лорд. — Ваше здоровье.

Полчаса было посвящено смакованию напитка, потом лорд спросил:

— Что скажете про книгу, профессор? Вы держали её в руках, когда я вошел.

— Признаться, не успел заглянуть.

— Книга хозяина зверей. Раскройте её, профессор. Языка вы, конечно, не поймёте, но там много рисунков.

Арнальдо откинул обложку, на первой странице был нарисован человек с головой оленя, он полулежал в окружении лесных зверей.

— Эта книга о Цернунносе. Кельты называли его хозяином леса.

Арнальдо удивлённо хмыкнул и поднял бокал. Сделав глоток, спросил:

— Это бог?

— Скорее божество. Оно бесполое. — Лорд показал на картинку: — Обратите внимание, отсутствуют всякие половые признаки. Тело прямое, не сужается книзу, как у мужчины или кверху, как у женщины. Нет грудей и половых органов. Нет длинных волос или бороды.

— Хм... это странно. Обычно бог мужчина. Или их два: мужчина и женщина. Символы мужского оплодотворяющего начала, и женского — плодовитого. Так, например у римлян.

— Нет, — замахал руками лорд. — Это совсем иной случай. Римляне сами создавали свои мифы. Красивые сказки, не более. Цернуннос — божество изначальное. Оно существовало ещё до рождения человека. Об этом повествует первая глава.

Арнальдо перелистнул страницу. Витиеватый текст перемежался картинками звёздного неба.

— Вот вам и ещё одно доказательство: кельты спрягали предлоги: iddo "ему", iddi "ей". Применительно к Цернунносу спряжение "Idd".

— Не возьму в толк, почему вы придаёте такое значение бесполости? — Арнальдо почувствовал приятный шум в голове и неопределённую лёгкость в теле. — Неужели это важно?

— Весьма. Это признак древности. Бестелесный дух обрёл плоть, когда в лесах появились люди. Кельты.

— Забавно, — пробормотал Арнальдо. На следующей странице был изображен обычный человек — он оседлал огромную рыбу. Рядом дрались львы, похожие на ослов с длинными шеями и огненными гривами. — Редкая книга.

— Она единственная. Написана задолго до изобретения печатного станка.

— Это очень интересно, однако я вас задерживаю. Пожалуй, я пойду. — Арнальдо попытался встать и понял, что ноги его не держат. — Что вы со мной сделали?

— Я? — лорд улыбнулся. Арнальдо впервые обратил внимание, какие у старика мелкие и острые зубы. Как у хищной рыбы. — Это вы что-то добавили в виски. Снотворное? Яд? Сейчас мы это выясним. — Лорд показал венецианскую бутыль. — Удивительно, что вы не заметили перемены вкуса. Последний раз вы пили из этой бутыли.

— Это всего лишь шутка. Я заметил, что вы плохо спите и...

Лорд приложил палец к губам: — Не надо лишних слов. Послушайте лучше, какая судьба вам уготована.

Старик погасил один из светильников — сумерки стали уютнее, — и продолжил: — Цернуннос был хозяином зверей. Не царём, не правителем, а хозяином. Он объединял людей, животных, растения, деревья. Он владел лесом и землёю. Владел мудро и справедливо, потому что чувствовал свою ответственность. Мои предки поклонялись ему и были счастливы. Именно это не нравилось христианам. Поклонение Цернуннусу объявили богохульством и оскорблением церкви. Даже изображение человека с оленьими рогами признали богомерзким и подобным дьяволу. Мои предки защищали нашего бога и были уничтожены. Род едва не прервался, но высшая справедливость оставалась на нашей стороне.

— Что... — язык плохо слушался, — что стало с Цер... Церн...

— Его сожгли на костре. — Лорд развёл руками: — Но не делай поспешных выводов. Цернуннос позволил сжечь своё тело, потому что он был справедливым богом.

Арнальдо показалось, ему на голову набросили покрывало, он попытался освободиться, и понял, что не может пошевелиться, а ещё через миг он полетел в бездонную пропасть. "Таким он и будет", — последние слова, что удалось разобрать.

*

Сознание вспыхнуло одним сильным толчком. Арнальдо раскрыл глаза и обмер от страха — он ничего не увидел. Абсолютная чернота, беспросветная жуткая тьма. "Неужели ослепили?" — первая мысль. Хотел пощупать глазницы руками и не смог — руки были разведены в стороны и скованны. Кровь обильно прилила к голове, сообразил, что висит вверх ногами. Попытался шевельнуть ступнями — они тоже не поддавались. От подбородка через голову к макушке тянулся неприятный след. "Петля? Накинули петлю?" Что-то тихонько хлюпнуло, потом ещё раз. Арнальдо прислушался. Когда биение сердца отдавалось в темени, раздавался звук. "Это капает кровь! Он разрезал мне вену на горле и кровь стекает. Но почему так медленно?"

Послышались шаги, вдалеке замерцало пламя. По мере приближения тьма редела, Арнальдо разглядел вверху свои ноги — они были привязаны к железному колесу. К этому же колесу были привязаны распятые руки.

Огонь приблизился вплотную, Арнальдо увидел, что это факел в руке лорда. Родерик шел широким кругом, поджигая по мере движения светильники на стенах.

Огромный каменный подвал. Подземелье. Пламя дрожало от ветра, копоть уносилась вверх, к невидимому потолку. "Подвал под центральной башней, — догадался Арнальдо. — Какой огромный".

Рядом стояло ещё одно колесо, на нём висела Катрайона. Глаза девушки были закрыты.

— Ка! — позвал тихонько. — Леди Ка!

Девушка открыла глаза, её взгляд отражал только ужас. Животный панический ужас. Из разреза на шее текла кровь, струйкой сбегала в медную вазу. Такая же ваза стояла под головой Арнальдо.

Откуда-то сбоку лорд вывел оленя — огромного рогатого самца. Бык бешено озирался по сторонам, однако шел за человеком.

"Что за чертовщина? — подумал Арнальдо. — Старик выжил из ума и собирается провести какой-то обряд".

— Не какой-то, — ответил Родерик, будто услышав мысли Арнальдо. — Сегодня Цернуннос опять обретёт тело!

Старик привязал оленя к скобе в полу, стальным прутом ударил ему под передние колени. Бык упал на них.

— Смешается кровь мужчины, женщины и оленя! Возникнет дух бога.

"Он безумен! Смерть сына вытравила в нём разум!"

— Это невозможно! Душа испарится через рану! Я много раз проделывал такой опыт.

— Алхимик! — расхохотался старик. — Ты рассуждаешь, как глупый человек. Вспомни, что ты говоришь о боге! Ему не нужно тело — он сам его создаст. Ему не нужна душа — она везде и нигде. Ему нужна только наша вера!

Резким движением лорд полоснул оленя по горлу. Ударила струйка крови, перепоясав грудь и лицо лорда. Старик схватил оленя за рога, заломил голову так, чтоб рана распахнулась и кровь бежала в огромный кубок. Густо бурлила и захлёбывалась пена.

"Какая вера? — мысли прыгали, как градины по черепице. Ужас накрывал до пят. — Зачем? Почему я? Я не хочу!"

Олень вздрогнул и медленно завалился на бок. В кубок с оленьей кровью, старик вылил кровь Катрайоны. В глазах девушки больше не было страха, её мозг умирал.

Старик подошел к Арнальдо.

— Ты сильный человек. Я правильно сделал, что выбрал тебя, медикус.

Кровь Арнальдо полилась в кубок. Старик перемешал чёрную жидкость рукой, поднял ладонь и долго смотрел. Ручейки бежали за манжеты, белая ткань набухала.

— Квинтэссенция божественного начала.

Он поднял кубок, припал к нему устами. Пил жадно, страстно.

Вдруг старик поперхнулся, остановился, из его груди пробился росток. Несколькими резкими толчками росток вытянулся, стал шире. Он ало поблёскивал в свете факелов. Стальное лезвие покачнулось, двинулось в один бок, потом в другой. Арнальдо услышал хруст костей и мягкий звук разрезаемого мяса. Лорд Родерик покачнулся, но всё ещё удерживал руками кубок. Лезвие пошевелилось, словно было живым, и вышло, оставив широкую щель.

Лорд улыбался. Он верил, что Цернуннос его не оставит. От этой безумной улыбки на кровавых устах пробирала дрожь.

— Сдохни! — выкрикнул чей-то голос.

Родерик упал, кубок покатился по полу, разливая кровь густым потоком. Над трупом стоял сэр Эшли. Глаза блестели в чёрных провалах, светились нечеловеческой злобой. Лицо бледнее простыни.

Эшли подошел к Катрайоне, поднял нож.

— Оставь её, — крикнул Арнальдо. — Она мертва. Вы скоро встретитесь в загробном мире!

Эшли, качнувшись, обернулся.

— Загробном? — занёс клинок. — Ты считаешь меня мёртвым? Идиот!

Он перерезал путы, помог Арнальдо подняться.

*

Те несколько дней, что Эшли провёл в беспамятстве на леднике, а потом в склепе изрядно подорвали его здоровье. Эшли с трудом передвигался, мало говорил. Он едва различал явь и бред истомлённого мозга. Только врачебное искусство Арнальдо сумело переломить болезнь и вернуть подобие румянца на исхудавшие щёки.

— Тебя бы следовало повесить, — сказал Эшли, когда слабость отступила. — Однако я не стану этого делать. Как и обещал, я выписал дарственную на болото и лес. — Эшли швырнул бумагу. — Теперь проваливай, Гербер. И не вспоминай того, что видел.

Гербер возвращался домой. В сердце не было удовлетворения, не грела щедрая подачка. Он вспоминал леди Ка, совместные прогулки и крик чаек над чёрным озером.

Как молния пронеслась догадка: "Иссоп! Как я не распознал симптомов! О, как я глуп! Ступидо! Эшли пытались отравить иссопом. Только ошиблись с дозой! Поэтому случился приступ падучей и спазм глотки — его приняли за кусок мяса. Поэтому не удался спиритический сеанс. Каталепсию мы приняли за смерть".

Гербер пришпорил лошадь, встречный ветер холодил лицо. "Быть может, старик прав? Душа заключена в крови? — На горизонте показалась полоска леса. — Следует проделать такой опыт".

Гербер недолго наслаждался подаренной свободой. Однажды утром, перед рассветом к его хижине подошли мужчины — жители ближайшей деревни. Они подпёрли бревном дверь, забросали дом хворостом и подожгли.

Когда пламя унялось, сквозь дым люди увидели леденящую кровь картину: обгорелый труп тянул к двери руку, до последнего мгновенья надеясь на спасение. На обгоревшем лице белели зубы, глазные яблоки запеклись, пуговицы вплавились в кожу. Люди крестились и уходили, стараясь не смотреть друг на друга. И никто не заметил на шее покойника тонкого следа от петли.