Дорога в небо

"Дорога в небо лежит по прямой

Дорога в небо — дорога домой"

Андрей Макаревич

Ясная ночь. Остробокий месяц висит на небе так близко, что достать рукой. Спальня короля. Полог откинут, король лежит с открытыми глазами. Взгляд уставлен в одну точку. За окном слышится странный шум, кто-то пыхтит и елозит по стене. Доносятся неразборчивые слова, явно ругательства.

Король Флип тихо поднимается с кровати, снимает со стены арбалет. Беззвучно взводит и накладывает стрелу, потом ложится. Оружие кладёт рядом.

Наконец, в проёме окна появляется макушка. Незнакомец перекидывает одну руку, хватается за широкий подоконник, потом хватает подоконник второй рукой. Месяц висит как раз над головой чужака, делая ему сияющие рожки. Лица не видно, оно в тени.

— Не представлял, что совершу столько словесных грехов, пока заберусь. Придётся стырить индульгенцию, — незнакомец хихикнул и попробовал подтянуться на руках — бесполезно. Он застрял.

Флип проворно, как будто этого и ждал, поднялся, взял с прикроватного столика яблоко и, шагнув к окну, возложил яблоко на голову незнакомцу. Затем король отошел к кровати и поднял арбалет.

— Что за шутки? — Парень сообразил, что сейчас будут стрелять. И нет гарантии, что именно в яблоко. — Эй ты, Уленшпигель, прекрати безобразничать!

Ночной гость стряхнул с головы яблоко. Флип не удивился, взял ещё пару яблок. Одно положил на голову, а второе, гигантское, засунул незнакомцу в рот так плотно, что оно едва втиснулось.

— Не огорчай меня, милый друг, — Флип отошел к противоположной стене и поднял арбалет. — Я выстрелю в одно из этих яблок. В какое — решать тебе! И ещё, в яблоко стрелял совсем не Уленшпигель...

Громкий хруст не дал королю закончить. Поправ человеческие пределы, лазутчик раскусил яблоко и проглотил половину.

— Флип, это я! Беппи!

— Что за чертовщина? — Король бросил оружие, кинулся к окну. — Ты? Не может быть! — Флип потрепал Беппи по щеке. — Хочешь ещё яблочка?

— Мне бы, — толстяк засучил ногами, пытаясь влезть в комнату. — Помоги!

— Конечно, дружище!

Изнутри к подоконнику была приделана верёвочная лестница. Флип скинул лестницу вниз и помог Беппи стать на неё. Теперь они удобно разместились по обе стороны окна.

— Что случилось, Би? Почему ты здесь?

— Затосковал я, Флип, — толстяк шмыгнул носом, будто сейчас расплачется. — Сколько лет терпел, а на прошлой неделе чувствую — не могу больше. Собрался и пошел.

— Да что случилось? Говори толком.

— Да, понимаешь, мы с тобой раньше как жили? То мы в трактир свинью запустим, то пьяницу в стаю гусей положим, то девчонок... дразним. А как ты королём стал — всё! Жизнь моя стала беспросветная.

— Что, свиньи перевелись или девки?

— Да нет, этого добра год от года всё больше. Но, понимаешь, загрустил я. Стал задумываться, для чего я живу? Зачем родился? И так от этих мыслей тошно! Пошли домой, а? Флип? Будем идти и ни одной юбки не пропустим! Ни одного трактира не обойдём! Пошли? Как тогда.

— Ну, тогда! — король сел на подоконник. — Тогда мы были молоды и беззаботны. А теперь у меня королевство на плечах! Жена! Ты-то не женился?

— Упаси господь, — Би спешно перекрестился.

— Вот видишь, а у меня жена... дочка... Фрейлины королевы. От них дочери... Начальник тайной канцелярии...

— Как? — перебил Беппи. — Неужели ты и его... того?

— Дубина! — Сплюнул Флип. — Шуточки у тебя... деревенские. Я последние пять лет только и думаю, как бы он меня не того.

— Завяз ты в столице?

— Как муха в сиропе.

— Понятно, — Беппи полез за пазуху, достал кожаный мешочек. — Вот. Держи.

— Что это?

— На прошлой неделе отец твой умер. Он завещал свой прах развеять, да я подумал, мало ли что? Отсыпал часть.

Король взял мешочек, подкинул на руке, будто прикидывая вес.

— Здравствуй, папа.

— Я пойду, — Би опустился на одну ступеньку. — А то пошучу ещё неловко.

— Давай-давай!

Флип подождал, пока Беппи опустится до середины лестницы, вынул нож и перерезал верёвки. Толстяк грузно рухнул в цветочную клумбу.

— Чтоб черти сожрали твои кишки, Флип! — прошипел он. — Здесь же розы!

— Вот такие в столице шутки, старина! Привыкай.

Король наблюдал, как Беппи вылез из розового куста и заковылял в ночную черноту. Потом Флип сжал в кулаке мешочек, размахнулся и... в последний момент передумал. Повесил ладанку на шею.

— Не будем торопиться ставить крест. Можно попытаться.

*

Королевский дворец. Тронная зала. Король медленно идёт вдоль окон, смотрит на площадь. Прислушивается. Временами улыбка растягивает его губы, но мигом, будто одёрнув самого себя, Флип делается хмурым, озабоченным. За дверьми слышится шум, в залу вбегает принцесса. В белом платье, лишь только булавками смётанном портным, на голове башня из волос, тоже ещё недостроенная. Шлейф платья тянется по полу, шлейф портных и модисток бежит за шлейфом платья. Принцесса отрывает рукав, гневно швыряет:

— Мерзавец! Негодяй! Я тебе покажу! — Не заметив отца, она пробежала мимо и остановилась у пустого трона. — Это не платье, а недоразумение! Скажи ему, папа!

Вся команда остановилась полукругом.

— Сказать что?

Портные и модистки мигом развернулись, девочки сделали книксен, мальчики склонили головы. Флип прошел вдоль этого строя, проверяя боеготовность, кому подтянул ремень, кому застегнул воротничок или жестом приказал побриться.

— Разве это бальное платье? — Принцесса гневалась и была прекрасна. — Оборки! Ты посмотри на эти оборки! А кружева? Разве это кружева?

Принцесса стрекотала, а Флип стоял и вспоминал свою молодость.

— А, по-моему, очень даже ничего, — король взял принцессу под локоть, повёл вдоль залы. — Рюшечки, оборки, кружева... Зачем всё это? Когда девушка молода и прекрасна, как ты теперь, платье должно быть простым. Оно должно подчёркивать красоту, а не скрывать её. Смой с лица краски, надень льняное платье и убери волосы в косу. Твоей коже не нужны белила, а фигура не нуждается в корсете.

— Но как же, папа? — принцесса удивилась. — Я хочу быть кор.., — девушка осеклась и покраснела.

— Вот тогда ты будешь королевой бала. Запомни, милая, ты никогда не побьёшь свою мать во всех этих шпилечно-заколочных премудростях. Королева очень долго этим занимается, к тому же, ей есть что скрывать. И что поддерживать.

— Но я хотела...

— Доверяйте отцу, принцесса, — бархатный баритон возник из ниоткуда. — У него очень развито чутьё.

— Риккерт? — Флип резко обернулся. — Какого чёрта вы входите без стука?!

— Стучать — это моя работа, Ваше Величество. И как начальник тайной канцелярии, я должен стучать неслышно.

"Слушайте! Слушайте! Слушайте все! — на улице заорал королевский глашатай. — Указ его величества! Король Филиппус Генрих Кунигонда повелевает..."

— Сколько раз я просил не кричать под окнами дворца? — Флип поморщился. — Риккерт, неужели это трудно устроить?

— Ваше Величество, они оглашают указ о введении нового налога, — вкрадчиво объяснил Риккерт.

— Что за налог? Для чего? — Жестом король приказал очистить залу всем, исключая начальника тайной канцелярии.

— Вы решили осчастливить народ своим памятником. Вот и новый налог.

— Памятник? Мне? Зачем?

— Чтобы каждый житель города в любой момент мог полюбоваться своим правителем.

— Ах вот оно что! И где он будет стоять?

— Вот тут, у фонтана, — Риккерт кивнул.

— Но позвольте, это же рядом! Тогда и мне придётся любоваться на мою... лицо.

— Наслаждайтесь! Вам это бесплатно.

— Спасибо. Удружил. А что народ? Не ропщет?

— Ну что вы. Вот только им не нравится содержание большой армии, говорят, раз угрозы нет, зачем нам так много солдат?

— А зачем нам столько солдат?

— Чтобы не напали разбойники.

— Так объясните это народу.

— Народ глуп, Ваше Величество.

— Почему это он глуп?

— Так стараемся. Работаем.

— И что же делать?

— Королевству нужна очевидная угроза, Ваше Величество. Вот если бы дракон появился, или людоед, — начальник тайной канцелярии блаженно прищурился. — Я считаю, его нужно придумать или назначить. Во благо родины.

— Но ведь это мошенничество.

— Когда речь идёт о крупных суммах — это уже не мошенничество. Это политика. Прикажете распорядиться?

— Не торопитесь, Рикки. В гости к богу не бывает опозданий. Лучше отгадайте загадку.

— С превеликим удовольствием.

— Допустим, в нашем королевстве есть дракон, или людоед, или...

— Голиаф, — подсказал Риккерт.

— Хорошо, пусть будет Голиаф. Чтобы бороться с Голиафом, у нас есть армия. Чтобы содержать армию, у нас есть налоги. Чтобы собирать налоги, у нас есть король и тайная канцелярия. А чтобы был король и канцелярия, нужен Голиаф. Круг замкнулся.

— Прекрасно! Круг — символ бесконечности!

— Вопрос: какой элемент из этой последовательности можно исключить?

— Я вас давно знаю, Ваше Величество, и чувствую, куда вы клоните. И могу уверить, что короля и тайную канцелярию исключить нельзя.

— Почему?

— Потому что это уже было. Давно. Не было королей, не было религии, не было армии и каменных домов, зато топоры были каменные. Вы этого хотите?

Флип скривил губы:

— Не хотелось бы. Я привык утром пить кофе. На костре его трудно сварить.

Помолчали.

— Должен же быть выход?

— Не пытайтесь, Ваше Величество, поменять порядок вещей. Вам это не под силу.

Риккерт незаметно вышел из залы, как испарился.

*

Маленькая комнатка без окон, большое зеркало над столом. Несколько париков разного цвета. Большая банка пудры, баночка сажи. Кисточки разных размеров.

Перед зеркалом сидит актёр. Мужчина средних лет выразительной фактуры.

— Мой мозг, до знаний жадный, как паук, — актёр поднял чурбан с париком и декламировал, обращаясь к нему. — Все постигал: недвижность и движенье, но толка нет от мыслей и наук, когда повсюду им опроверженье.

Чурбан вернулся на место, мужчина стал гримироваться. Через несколько минут он сделался огненно-рыж и кучеряв. И в целом смотрелся как вполне преуспевающий торговец, не утративший ещё совести и приличий. Оглядев себя в зеркало и найдя маскировку приличной, актёр вынул из ящика стола женское ожерелье. Камушки заиграли в свете свечей, совсем как настоящие бриллианты. Ожерелье было поддельным — ловкая шутка талантливого мастера.

Через маленькую дверцу и длинный тёмный коридор, актёр вышел на свет божий. Убедившись, что его появление никто не заметил, мужчина зашагал в квартал ростовщиков.

"Поймают! — мелькнуло сомнение. — Если поймают... повесят. Или на костре сожгут. Второе, конечно, лучше для артиста. Уйти со сцены в дыму и пламени эффектнее, нежели болтаться с фиолетовым языком через плечо".

Навстречу шла пара девушек. Одна красива, вторая богата.

— Нет в мире совершенства! — Актёр сорвал с головы шляпу и глубоко поклонился дамам. — Вашему дуэту необходима третья скрипка.

— Чего? — девушки смутились.

— Вам нужна третья. Умная подруга. Тогда бы составили идеальную партию. И каждый холостой мужчина этого города с радостью предложил одной из вас руку, второй — сердце, а третьей — свой...

— Что? — спросила красивая.

— Неважно. Не берите в голову, милые дамы. Это я погорячился. Жить с красивой, умной и богатой это сущий ад.

— Что вам угодно? — спросила богатая. — Мы спешим.

— О, простите мою назойливость, миледи. Меня зовут Робин Тафт, и завтра я венчаюсь. Я хочу преподнести моей невесте ожерелье.

— Это прелестно, но при чём тут мы?

— Не могу решить, какое из них будет к лицу моей невесте. Не могли бы вы пройти вместе со мной в лавку Колдсмита и помочь выбрать? Не откажите бедному влюблённому юноше!

Ещё несколько минут девушки позволяли себя уговаривать, затем согласились и пошли в лавку. Примерить драгоценность так приятно, тем паче, если делаешь кому-то одолжение.

В лавке ювелира Робин осмотрел все варианты, затем выбрал прелестное бриллиантовое ожерелье.

— У вас хороший вкус! — Колдсмит передал украшение мужчине. Присутствие двух девушек как-то успокоило ювелира.

Тут произошла маленькая неприятность. Робин оступился, едва не упал, но, замахав руками, удержал равновесие.

— Не стоит так сильно натирать полы, — мужчина улыбнулся и передал ожерелье дамам.

Первой примеряла красивая девушка. Ожерелье смотрелось великолепно, но волосы невесты были темнее, чем у красивой. Надела богатая, и опять ожерелье смотрелось замечательно, но грудь невесты была несколько выше. Это смазывало достоверность. Робин захотел посмотреть другие варианты, в этот момент кто-то его окликнул. На противоположной стороне улицы стоял толстяк и махал руками.

— Вы пока выбирайте, — попросил Робин, — а я сейчас. Это мой управляющий, наверное, опять что-то случилось. — Мужчина выпорхнул из лавки, оставив девушек наедине с ювелиром.

Ни через пять минут, ни через десять Робин в лавку не вернулся.

Четверть часа спустя еврейская кровь заволновалась. Колдсмит попросил девушек вернуть ожерелье и, с тяжестью в паху, понял, что его облапошили. Робин подменил украшение, когда спотыкнулся. Напрасно ювелир пытал девушек и посылал на их головы проклятия — бедняжки ничего не могли рассказать о "молодожене". Они просто ничего не знали.

Оставив позади два квартала, артист вынул из кармана украденное ожерелье. Камушки блекло переливались, и золото казалось каким-то унылым. Даже тяжесть украшения, что в лавке показалась такой упоительной, теперь раздражала. На ум пришла строчка: "Я видел, наши игры с каждым днем все больше походили на бесчинства". Дело прошло гладко, но почему-то навалилась усталость, пришла апатия.

У рыночной площади пристал какой-то парень. Жарко и много говорил про науку, про какое-то открытие, потом тыкал перед самым носом Робина в небо. Всё спрашивал: "Видишь?"

— Чего тебе нужно? — артист почувствовал раздражение. Вернее, почувствовал, что раздражение на самого себя выливалось на этого незнакомца.

— Мне бы денег! Чуть-чуть, хоть золотой!

Робин молча швырнул парню ожерелье и, почти бегом, нырнул в винный погреб.

*

Зала для текущих дел. Широкий, крытый пурпуром стол. Король Филиппус Генрих Кунигонда принимает просителей. Перед столом стоит старушка и противным голосом заунывно бормочет. Это продолжается уже очень долго. Хочется спастись ядом.

"Пятьдесят золотых? — Мысль, как ясный лучик, проникла в голову. — Кажется, она требует от этого... как, черти его дери... внука пятьдесят золотых. Отдать из своих? Может, отстанет? Или приложить канделябром в висок?"

— Чего ты хочешь, мамаша?

— Так чтоб наказали его!

— За что?

— Дерётся, христопродавец! Третьего дня украл у меня пятьдесят золотых.

— В тюрьму посадить?

— Как же в тюрьму, Ваше Величество? А я? Он у меня один кормилец!

— Палок всыпать?

— Зачем же палок! Он тогда работать не сможет. Палок нельзя!

— А чего?

— Чтоб он деньги вернул и... и...

— Значит так, — Флип понял, что бабка его доконает. — Он тебя бил? Бил. Деньги украл? Украл. В тюрьму!

— Да что ты, Ваше Величество! — Старушка побледнела. — Я это... тово... ошиблася, по старости лет. Сама, наверное, деньги схоронила, а куды забыла. Пойду я лучше.

— Во-во, лучше иди. Вцепилась в меня, как болонка в телячью ляжку.

Подошел начальник тайной канцелярии, начал пояснять следующее дело.

— Оливер Кук. Родился в Иствуде ноября третьего, года ХХ. Обвиняется святой церковью в ереси, связи с дьяволом, распространении идей, оскорбляющих веру и святое писание.

— Почему он здесь, Риккерт? При чём здесь я? Пусть его отправит на костёр инквизиция!

— Дело в том, Ваше Величество, что его богомерзкие идеи выяснились уже в камере. А в тюрьму он попал по обвинению в воровстве. Вину свою не признал и требует встречи с вами.

— Давайте вашего Оливера, — король обречённо махнул рукой. — Всё одно день пропал на благо людям.

В залу ввели заключенного. Сокамерники уже отразили на его лице несогласие с его идеями. Впрочем, только слегка.

— Позвольте, Ваше Величество, — Оливер учтиво поклонился, — описать вам мою судьбу. В двух словах.

Король вяло махнул рукой, мол, хуже не будет, валяй, чтоб ты сдох на здоровье! И парень начал.

— С ранних лет мой ум занимали тайны природы. Чуть только мать отпускала меня погулять, я бежал в лес и наблюдал. Почему вода течёт вниз? Почему облака так высоко? Почему у бабочки крылья большие, а у мухи маленькие? И почему тогда муха летает быстрее бабочки? Вопросов у меня было много, и я часто задавал их.

— И как тебе отвечали? — Флип заинтересовался.

— Обычно мне отвечал отец. Вернее, за отца говорил его ремень. К шестнадцати годам мне стало казаться, что моё седалище понимает язык сыромятной кожи. Однажды ремень сказал: "Парень, беги!" И я ушел из дома. Хорошо помню первую ночь на свободе: я сидел у костра и размышлял.

— Небось, симпатичная блондинка сидела рядом? — усмехнулся король.

— Я думал, почему дым поднимается вверх? Ведь если дым стремится вверх, я могу оседлать его и тоже подняться над землёй!

Риккерт вздохнул и покрутил пальцем у виска.

— На ярмарке я купил бычий пузырь и надул его дымом. И он полетел! Правда, через четыре шага он плюхнулся на землю. Тогда я купил ещё один пузырь. Сделал связку, и они поднялись выше. Трактирщик взял меня мыть полы и чистить хлев за еду и крышу над головой. Для меня это было роскошное предложение — много времени оставалось для исследований. Я выяснил, что дым должен быть очень горячим, и что пузырь, наполненный паром, летит выше и быстрее, чем дымный, и что пять пузырей с горячим паром поднимают кошку на высоту сторожевой башни.

— А дальше? — Король обогнул стол, стоял перед Оливером.

— У меня кончились деньги. Я пришел в столицу, надеясь их раздобыть. На площади рыжеволосый мужчина пожертвовал мне бриллиантовое ожерелье. Оно оказалось ворованным. Теперь меня обвиняют в краже. Всё, — Оливер беспомощно развёл руками и посмотрел на короля.

Потом посмотрел ещё раз. И ещё.

— Прошу простить мою дерзость, Ваше Величество, вы не могли бы повернуться боком?

Флип нехотя повернулся и зачем-то подогнул колени.

— А спиной повернитесь.

— Зачем это? — под ложечкой Флипа неприятно засосало, но он повернулся.

— И выпрямьтесь, пожалуйста. — Флип выпрямился. — Удивительно! Если бы ваши волосы были рыжие, и вы носили усы, я бы решил, что это были вы! Пройдитесь, пожалуйста!

— Что-о-о! — Король покраснел. — Мерзавец, как ты смеешь! — Глаза короля метали молнии, багрянец достиг неимоверной температуры. Вода, попади она в этот момент на королевское лицо, моментально бы испарилась, и этим паром можно было бы наполнять бычьи пузыри. — В тюрьму! В камеру! Сгною мерзавца! Каков подлец! Хам!

На этой приподнятой ноте королевский приём окончился.

*

Подземелье замка. Едва освещённый коридор, камеры по обеим сторонам. Большая комната в конце коридора ярко освещена. Это пыточная. Заключенный привязан к стулу за руки и за ноги. В рот бедняге вставлена воронка. Палач из медного чайника льёт в воронку воду, когда заключенный начинает хрипеть, прекращает.

В свет комнаты входит король.

— Ваше Величество, — палач учтиво поклонился. — Какими судьбами?

— Потолковать хочу. Ходят слухи, ты самый мудрый человек в моём замке. Это так? — палач кивнул. — Объясни, почему?

— Давно служу. Давно служу вам, до этого служил вашему тестю, до этого...

— Я знаю, — остановил Флип, вынимая бутыль.

— Короли меняются, а палач остается. Только название меняется. Я с недавних пор экзекутор.

— Что это?

— То же самое, только звучит красивее.

Стаканы наполнились и опустели. Глазки палача заблестели.

— Скажи мне, — король опять налил вина. — Почему все мои начинания проваливаются? Хочу людям благо сделать, реформы провести, а получается только хуже. Думал по английской методе богатеям войну объявить, так и тут прокол! Невиновного посадили!

— Я ж про это и толкую, только ты на ум не берешь. Короли меняются, палач остаётся. Король — это только макушка, цветок на розовом кусту. Один сорви — другой вырастет, а палач и тайная канцелярия — это сам куст. В котором мы живём. Томас у вас на конюшне работал, помните?

— Конечно, помню. Он доносил на меня Риккерту. Потом я его перекупил, и он стал стучать мне на начальника канцелярии.

— Вот-вот. Риккерт это узнал и дал Томасу ещё больше. Тут у малого шарики за ролики и завернулись. Кому докладывать? На кого стучать? Почувствовал он, что дыбы ему не миновать. Сам пришел, — палач кивнул на заключенного.

— Зачем? — Удивился Флип.

— Посоветоваться. Облегчить душу. И от меня ему сочувствие. Я должен ему в глотку расплавленный свинец лить, а я кипяток лью. — Палач снял с огня чайник, ливнул в воронку дымящейся воды. — Всё-таки послабление.

— Да это совсем другое дело! Кипяток! Одно удовольствие! — Флип усмехнулся. — Но если что, ты меня не щади. Лей сразу свинец.

— Договорились.

Выпили по второй.

— Так что мне делать?

— А ничего. У короля королевские заботы, у палача — экзекуторские. Живите, как жили.

— И ничего исправить нельзя?

— Ничего.

Король встал, прошелся вдоль рядов с инструментами.

— Мило тут у тебя. Расскажи, раз уж я пришел, о работе. Проведи экскурсию.

— Это можно, — физиономия палача поплыла от удовольствия. — Ремесло наше трудное, смекалки требует и тонкой душевной организации. К какому преступнику какой ключик подобрать — это целая наука. Вот если, допустим, на малахольную дамочку испанский сапожок надеть, что получится?

— Что?

— Да она таких глупостей наболтает, что и не разберешь, ведьма она или нет. Таким дамочкам нужен стальной обруч на голову. Или в кадку с водой окунуть. А лучше и то и другое. Если же дама крупной комплекции, кадка, наоборот, не годится. Только сырость разведешь и пузырей напускаешь в помещении, тут надо голодную крысу. Во всём признается.

— Крыса?

— Дама.

— А вот если я к тебе попаду? Что будешь делать?

— Вы мужчина в теле, — палач намётанным взглядом оглядел короля. — Вас лучше будет колесовать. Или на сырых дровах жечь. Чтоб сразу после признания душу выпустить на волю.

— Вот тебе три сотни, — Флип кинул палачу кожаный мешочек. — Чтоб дрова были сухими.

— Обещаю. Слово палача.

— А вот если тебе самого себя пришлось бы пытать. Что бы ты стал делать?

— Тут пришлось бы повозиться. Нервный я. Шумный. Истерику могу закатить. Мне, для начала, нужно кольцо в рот вставить. Чтоб не орал.

Палач снял с крючка намордник, к которому было приделано стальное кольцо.

— Колечко в рот, и двумя винтиками сзади регулируется. Точно по голове, чтоб не жало.

— А потом?

— Руки-ноги к стулу ремнями привязать и на пару дней в холодную. Чтоб присмирел.

— Дай-ка я попробую.

Король усадил экзекутора на железный стул, пристегнул руки и ноги ремнями.

— Да вы сильнее тяните, Ваше Величество, — руководил палач. — Преступник должен быть зафиксирован чётко, как груди в корсете.

— Солдафон.

— Из отставных я.

Флип накинул на голову палача намордник, всунул трубку в рот. Подтянул винты.

— Не давит? — осведомился. Палач отрицательно замотал головой. — Вот и отлично.

Флип накинул на голову экзекутора мешок, перехватил под горлом верёвочкой, чтоб мешок нельзя было стряхнуть. Потом снял с пояса палача ключи от камер.

Оливера король нашел в крайней комнате. Также привязан к стулу, также с мешком на голове. "Вот и отлично", — повторил Флип. Он освободил парня, затем они вдвоём перетащили палача на место Оливера. Со стороны выглядело, будто все узники на месте, а экзекутор ушел в самоволку.

— Переодевайся, — Флип принёс кафтан и брюки. — У меня к тебе дело. Как высоко может подняться пузырь с паром, и какой может груз поднять?

— Всё зависит от размера шара. И от температуры, — Оливер пожал плечами. — Я тяжелее кошки ничего не запускал. Денег не было.

— Я знаю! — Флип замахал руками. — Если денег будет вдосталь, что сможешь поднять?

Оливер поднял прутик, стал что-то чертить на пыльном полу.

— Человека смогу поднять, — ответил после раздумья, — на башню.

— Этого мало, парень. Вот тебе деньги, — Флип протянул кошель. — Вот тебе королевский перстень. Теперь тебе никто во дворце ни в чём не откажет. Задумай самый большой шар, на который хватит воображения, и сделай в десять раз больше. И ещё одно, сделай мне.., — король зашептал Оливеру в самое ухо.

Флип видел, как разгорелись глаза парня, как он сжал кулаки в предвкушении большого дела. "Когда-то я тоже был таким", — с горечью подумал король.

*

Небольшая комната, окна завешены. Стол, перед столом стул. Свечи стоят таким образом, чтобы освещать сидящего на стуле, человек за столом остаётся в тени. В комнате две двери; посетители входят в левую дверь, отчитавшись перед начальником тайной канцелярии, выходят через правую.

С последним осведомителем Риккерт беседует особенно долго, часто повторяет вопросы, переспрашивает. Наконец, отпускает агента.

— Н-да! — начальник канцелярии всегда держал в руке серебряный карандаш, но никогда не делал записей. — Малыш решил поиграть. Быть может, даже отомстить. Пора показать ему зубки. А может...

Риккерт вышел через третью дверь, позади стола. Пока шел по узкому проходу, размышлял: "А что если жизнь короля прервёт несчастный случай? Тогда формально станет править вдова... и никто не помешает моей власти... но королева может выйти замуж". Замужество королевы сулило неприятности и неопределённости. Риккерт не любил неопределённостей. Впрочем, был вариант... Риккерт аж подпрыгнул на месте, когда придумал каверзу чтобы и короля наказать, и королева осталась замужней.

Стена в одном месте имела углубление, в этой нише ждал агент по особым поручениям. Риккерт остановился рядом и, не поворачивая головы, заговорил:

— Плохие новости, солдат. Дьявол вселился в короля. Он поносит святую церковь, не исповедуется, украл ожерелье, унизил экзекутора и якшается с бесовским отродьем Оливером! Этот Оливер, слуга сатаны, управляет теперь Филиппусом!

— Что я должен сделать? Убить?

— О нет, мы будем бороться за нашего короля. Оливер строит паровой шар на заднем дворе замка. Он прикажет королю полететь на этом шаре, и, когда Его Величество поднимется на высоту кирхи, ты выстрелишь в шар из лука.

"Флип упадёт, переломает себе все кости, — мысленно закончил Риккерт, — но останется жив".

— Займи позицию на башне и жди. Всё случится во время городского праздника.

— Я всё сделаю, ваше высочество, — агент поклонился.

— Не подведи! — Риккерт пошел по коридору. Через некоторое время за ним скользнула тень агента.

"Жуткое дело, — Риккерт молился перед сном, крестил лоб, но мысли начальника тайной канцелярии бежали своей дорогой. — Сколько лет работаю на благо народа, создал агентурную сеть, кормлю кучу осведомителей, а всё приходится делать самому! Никому самую мало-мальски сложную подлость доверить нельзя! Измельчал народ! Нет, нагадить соседу в огород или плюнуть на спину они могут, но не более. Так чтоб крепко насолить другу, или подставить приятеля, или другую какую гнусность — это уже редкость. Штучный товар. Я уже не говорю, чтоб составить авантюру на три хода вперед — не могут! Жалкие людишки!

Но ведь я-то не вечен! Что станет с королевством, когда я уйду?"

Накатила непрошенная слеза.

*

Городской праздник. Во дворце суета, как на рынке, когда там ловят карманника. Люди на улицах в красивых одеждах. На площади, под белым покрывалом угадываются контуры памятника. На другой стороне площади высится купол парового шара. Он просто огромен. Оливер Кук мечется вокруг своего детища, подтягивая стропы и подбрасывая уголь в котёл. Парень взволнован. Народ обходит шар стороной, женщины плюют через плечо.

Ровно в полдень звонит колокол, и вся городская знать вываливает на площадь. Открытие памятника. На площади много гвардейцев. Много бочек с вином. Королевский глашатай запинается, по всему судя, он уже крепко приложился к одной из них. Король и королева стоят на балконе.

— Нализался, скотина! — Королева скривила губы. — С утра!

— Всего-то полстаканчика дёрнул, — король облизнулся. — На каретной мужикам третий был нужен.

— Что? — Королева перевела взгляд с глашатая на Флипа. Смотрела подозрительно. — Ну-ка дыхни!

— Ты чего? — Король понял, что допустил оплошность, медленно попятился.

— Пойди сюда, я тебе говорю!

"Слу-ушайте все! — неожиданно выпалил глашатай. — К-к-королевский ук-к-к..." Буква застряла намертво. Поняв, что это слово ему не выговорить, герольд громко присвистнул и пустился в пляс — "Оп тирдарпупия!" Выкидывая коленца, глашатай мелодично матерился. Что удивительно, нецензурная брань текла из его уст без запинки.

— Безобразие! — Король изобразил гнев. — Пойду разберусь с этим мерзавцем.

Дабы избежать семейной ссоры, Флип мигом спустился вниз, вырвал из рук глашатая указ, стал читать:

— Слушайте все! Указ его величества! В смысле, мой указ. Король Филиппус повелевает... это я повелеваю...

— Да открывай уже! — выкрикнул кто-то из толпы. — Воскресенье, полдень пробило, а мы ещё тверёзые! Не порти людям выходной!

Король дал знак, и с памятника сдёрнули покрывало. На мгновение воцарилась тишина, потом заговорили все разом. Не то чтобы памятник был не похож, но скульптор изобразил молодого Флипа, того, что пришел в столицу много лет назад. Теперешний король уступал своему бронзовому двойнику по многим кондициям.

— Нет, — раздался басовитый тенорок. — Не похож. Тот поджарый, а у этого брюхо висит!

— Где брюхо? — Флип втянул живот. — И не брюхо это вовсе. И то сказать, ради вас стараюсь.

— Как это?

— А так: тонкий правитель — эмблема печали, толстый правитель — эмблема любви.

Глуховатая старушка переспросила у парня, что стоял рядом:

— Чего он говорит?

— Говорит, — ответил парень, — скоро и до тебя очередь дойдёт. Придёт к тебе не старуха с косой, как ты мечтала, а король с пузом.

— Зачем?

— Как зачем? Ты всё же женщина.

— Неужели, милок, за этим? Я почитай сорок лет постую. Как женщина.

Басовитый опять вылез:

— У того вон какая шевелюра густая, а этот седой и волосы наперечет.

— Это потому, что я всё время о вас думаю. Голова пухнет.

Старуха толкнула соседа локтем: — Чего сказал?

— Говорит, что пухлая ты очень.

— Где же пухлая? — подивилась старуха. — Кожа да кости.

— Толстовата. — Парень придал лицу строгое выражение. — Старух нынче парами хоронить будут. Чтоб места меньше занимали.

— В один гроб? Парами? Как же это так?

— Известно как, валетом.

Толпа шушукалась, определяя следующее несоответствие.

— Тот стройный, а этот сутулый.

— Это государственные дела меня согнули. — Флип выпрямился. — Заботы о вас, шалопаях. Чтоб вам жизнь малиной не... в смысле, наоборот.

— Государственные дела! Какие? — Басовитый вылез в первый ряд. — Новый налог?

— Ты с нашим экзекутором хорошо знаком? — Флип прищурился.

— Ну так, — басовитый замялся. — Пару раз пиво вместе пили.

— Вам нужно поближе познакомиться. — Король махнул рукой. — Стража!

Басовитый отпрянул.

— Да пошутил я! — Флип хохотнул. — Как тебе моя шутка?

— Смешная, — рядом с Флипом возник начальник тайной канцелярии. — А что это за весы на постаменте? Кто распорядился?

В ногах у бронзового короля, на постаменте стояли большие весы. Пустые чаши лениво раскачивались на ветру. Рядом была насыпана горка камушков одинакового размера.

— Я распорядился. Сейчас всё узнаешь, — ответил король. У толпы громко спросил: — Люди, чего вы хотите больше всего? Какое ваше самое заветное желание?

— Не работать! — кричали с одной стороны. С другой возражали: — Стать богатым.

— Это несбыточные желания. — Король улыбнулся. — Давайте поговорим о насущном. Сегодня начинают работать весы справедливости. Отныне каждый житель города может подойти и положить камушек на чашу весов. На правую — если он доволен королём, на левую — если не доволен. В день, когда левая чаша перевесит, я отрекусь от престола.

— А что если кто-то положит два камушка? — Тихо спросил Риккерт. — Или горсть?

— Чтобы не было мошенничества, у памятника будет стоять караул гвардейцев. Дённо и нощно.

Толпа задвигалась, как осиный рой. Первым к весам подошел басовитый. Взял камушек, подкинул на руке.

— Мне не нравится новый налог, — он бросил камень на левую чашу.

Из толпы выбился парень, что стращал старушку. Он положил камушек на правую чашу:

— Хочу посмотреть чем дело закончится. — Весы лениво выровнялись.

— Не торопитесь с выбором друзья! — Король поднял руки. — Давайте сперва выпьем. Сегодня можно пить до упада.

Распечатали бочки, вино полилось в кружки и черпаки.

— Что скажешь? — Король и начальник тайной канцелярии шли через площадь. Знать тянулась следом.

— Хороша шутка.

— Я знал, что ты это скажешь, Рикки. Но это серьёзно.

"Конечно, серьёзно. Только недолго, — молча ответил Риккерт. — До полёта".

Подошли к паровому шару. Гигант трепетал боками и порывался взлететь. Король отвел Оливера в сторону, тихо спросил: "Полетит?" "Ещё как!" — ответил Оливер.

— Сегодня я сделаю ещё одно открытие. Я открою, как выглядит наше королевство сверху. Разве это не удивительно? — Лорды и бароны переглядывались. Общественное мнение ещё не сложилось, а перечить королю не хотелось. — Это важно, чтоб король хоть раз увидел своё королевство целиком, как невесту перед венчанием. Всю сразу, чтоб почувствовать, как в груди потеплело, чтоб понять, какая она красивая. Начальник тайной канцелярии полетит со мной. Ему тоже будет полезно осмотреться.

— Мне бы не хотелось отказывать, — залепетал Риккерт, — но у меня от высоты голову обносит, и в желудке делаются рези.

— Это называется медвежья болезнь, Рикки. — Король влез в корзину, Оливер показал, как управлять паровым котлом. — Не трусь, Риккерт. Твоего шпиона нет на башне. Никто не будет стрелять.

— Да? — Риккерт засуетился, пытаясь скрыть неловкость. — Тогда другое дело. Я согласен. С удовольствием!

Флип сбросил балласт, и шар величаво вплыл в небо. Не высоко, насколько позволяла верёвка. Чуть выше городских башен.

— Как же она прекрасна! — Король смотрел вниз, на смешной памятник своей юности, на веселящихся людей, на тревожную челядь. Хотелось кричать и вдыхать полной грудью, до головокружения. — Она бесподобна!

Флип чиркнул ножом по верёвке, и шар пошел выше.

— Что ты делаешь! — Начальник бросился на короля. Флип был готов к нападению, он увернулся и точным ударом опрокинул Риккерта.

— Ты не понял, глупец, — Флип вывернул клапан парового котла на максимум и сломал медную рукоятку. Котёл натужно заурчал и стал медленно раскаляться. — Мы летим домой.

Королева смотрела, приложив руку щитком, как шар поднимался всё выше и выше. Наконец он превратился в чёрную точку, и эта точка плыла куда-то в бок.

— Когда они опустятся? — Спросила королева. Оливер в ответ пожал плечами:

— Никогда.

— Как это?

— Таков был приказ короля.

Медленно королева постигала смысл сказанного. В этот миг на землю опустился свиток. Лист бумаги, вдетый в перстень. Королева развернула свиток и начала читать:

"Королевский указ. Я, Филиппус Генрих Кунигонда назначаю барона Бенедиктуса Германиуса Третьего хранителем королевства и повелеваю ему до моего возвращения следить за соблюдением законов, порядок вести в делах гражданских и военных (если таковые случатся). Особливо следить за весами справедливости, дабы подлога или обмана не случилось с народной волей".

В этом месте стоял королевский росчерк и оттиск печатки в сургуче. Ниже стояла печать и подпись начальника тайной канцелярии.

— А кто такой этот Бенедиктус? — Королева недоумённо посмотрела по сторонам. Никто не ответил. Она стала читать дальше:

"P.S. Бенедиктуса Третьего искать среди винных бочек. Сей барон пузо имеет необъятное и способен вино пить до бесконечности.

P.P.S. Беппи, дружище, постарайся управлять королевством с умом. Ум у тебя есть (не может же такая большая голова быть совершенно пустой?) только ты раньше им не пользовался. Пора начинать.

P.P.P.S. Дабы королева козней не чинила, предупреждаю, милая, мне сверху видно всё. Ты так и знай".