Жига с Крысиным Королем

1.

Аутодафе готовили в Часу Пятом, однако народ стал забираться загодя. Были тут не только жители Столицы, но и люди из предместий и близлежащих деревень: все-таки даже в благословенном и благонамеренном Сердце Аместрис не каждый день сжигают еретика из благородных. Казни простонародья другое дело — этих-то происходит предостаточно, но ради них никто не станет выбираться из теплой постели и тащиться по утреннему холоду да полуденному зною в город, а пуще того вверх по каменным улицам, да в толпе, да на главную площадь, в тень Великого Собора, под самые глаза пресвятой Инквизиции. В казнях крестьян нет настоящей зрелищности и красоты: разве же деревенщина или мастеровые способны на помосте вести себя, как подобает?.. Ни тебе проклясть, точно по писаному, ни к небесам воззвать или там дьяволу, ни еще чего...

А вот ради этого ранее достойного рыцаря, ходили слухи, городской палач самолично заявил, что приготовит самые лучшие дрова — из тех, что часами горят, не сгорая. И еще обещал позаботиться, чтобы огонь занялся не сразу. Тут уж одно к одному: и приговор таков, что на медленном огне, и людям надо дать время полюбоваться. А то ж! Разве мы не радеем о наших согражданах?..

Задолго до срока на площади замелькали между оживленно переговаривающимися горожанами продавцы воды и лоточники со своим нехитрым товаром. Задолго до срока приоткрылись ставни в домах, обступающих площадь, и показались в них счастливые зеваки, коим жизненные обстоятельства позволяли любоваться казнью без особых неудобств, пусть и издали: уж совсем близко к помосту дома не строили, чтобы дать место рынку. Те же, кто предпочел близость зрелища возможным неприятностям долгого стояния на своих двоих, да риску быть ограбленными, пристраивались поудобнее, обменивались сплетнями, боязливо косясь на Собор и на мост Золотых Монет — за его крутым горбом на том берегу возвышался королевский дворец, — и готовились к ожиданию: известно же, что чем важнее предприятие, тем дольше медлят властьимущие. Женщины сбивались в кучки, детишки носились друг за другом, мужчины азартно делали ставки, будет ли рыцарь проклинать Короля и королевскую власть, а может быть, ругаться или призывать демонов. Уличные скоморохи развернули неподалеку от готовой уже кучи дров и хвороста пантомиму, изо всех сил выкаблучиваясь, потрясая разноцветными колпаками и картинно оттопыривая обтянутые несуразными пестрыми трико зады. Подавали им охотно и просили показать то еретиков, то бесов, то магов и чародеев — в общем, веселье шло.

Кажется, из всей толпы не веселился один только юноша, вроде как из благородных, если судить по добротной его одежде, тонким чертам лица и легкому мечу у пояса. Ради лучшего обзора он забрался на крышу меняльной лавки, которую делил со стайкой босоногих мальчишек. По лицу его особенно не было видно восторга предстоящим зрелищем — с таким мрачным видом только на паперти стоять. Юноша отлаженными, точными движениями щелкал орехи и мрачно обозревал толпу. Рядом с сим нелюбителем публичных увеселений лежал тугой узел, из которого он время от времени извлекал новую горсть орешков.

Наконец оживление на площади чуть больше упорядочилось: люди потянулись к краям, давая пространство страже. Последняя выполняла фигуры прописанного свыше танца, сгоняя народ к краям. Подтянулась благородная публика. Кое-кто в каретах, что нагло заняли самые выгодные пятачки — не менее наглые слуги еще позаботились, чтобы всякие там оборванцы не терлись своими лохмотьями об изукрашенные борта. Кое-кто расселся на трибунах, специально сооруженных для этого случая. Ждали прибытия самого короля или хотя бы королевы с принцами — Ее Величество особенно любила подобные забавы. Лучше всех знающие жизнь, правда, гасили чересчур пламенные ожидания: стражи, мол, маловато, и прочего — под такие украшательства разве губернатор появится.

Подтянулись герольды, сыграли фанфары, против ожиданий скептиков, высокие гости все-таки почтили своим присутствием — правда, пришли не королева и не принцы, а всего лишь Герцог-Хомяк, двоюродный брат короля, со свитой. Они заняли места под навесом, в очередной раз поразив воображение горожан и горожанок изворотливой пышностью своих нарядов.

Настало время, которого все так ждали, вот-вот должны были подвезти главное действующее лицо.

Отчего-то повозка с казнимым еретиком запаздывала — герцог начинал отчетливо зевать, стража нервничала, народ роптал. Один юноша с орешками оставался все так же спокойно-равнодушен, как и прежде, только щелкать перестал.

И вот показалась телега.

Ехала она медленно, вальяжно, будто осознавая свою роль в грядущем торжестве и стремясь по полной оной насладиться. О, что это была за повозка! Перекосившаяся, заслуженная, с черными потекам смолы, с той самой мелодией колесного скрипа, что становится присуща сестрам ее только с десятого года жизни, покрытая подобающего вида сеном — старым, серым, и, несомненно, полным жизни. А уж до чего изысканно украшала телегу одетая в белый балахон смертника с высоким колпаком еретика на голове фигура приговоренного! Прямо-таки аллегория мученичества и той самой тяжелой судьбы, коя ожидает всех, не соблюдающих заповеди.

Юноша на насесте с явлением главного действующего лица как будто оживился, сел прямее и тоже принял участие в народной забаве — выпустил по приговоренному пару орешков. Правда, промазал: вместо него попал в ухо какому-то подмастерью, только что запустившего в еретика гнилой репкой. Подмастерье заорал и упал, держась за ушибленное место, а юноша вздохнул — видимо, огорченный промахом.

Рыцаря взгромоздили на костер, завели его руки за столб и начали заковывать. Как и положено уходящим с достоинством, он умудрился даже пошутить — или просто сказал что-то, что показалось палачу забавным, потому что тот разразился утробным лающим смехом.

Герольд протрубил в трубу и начал зачитывать приказ о казни "мерзейшего еретика, виновного в составлении злоумышленных казней против Его Светлейшего Величества..."

-Крысиного короля! — выкрикнул в толпе не то женский, не то детский голос.

Герольд грозно зыркнул в толпу, так же грозно откашлялся, с хрипом набирая воздуху в грудь. Один из стражников взмахнул алебардой, по-тараканьему поведя усами, и в толпе раздался звук шлепка: это кто-то решил прищучить своего отпрыска предосторожности ради. Мальчишки, что облюбовали крышу меняльной лавки Хобсона, прыснули прочь — а мало ли! — и светловолосый юноша остался один.

Впрочем, беспокойство мальчишек оказалось напрасным: Герцог-Хомяк только рассмеялся утробным хомячиным смехом и махнул пухлой ручкой — мол, продолжайте.

Что и было сделано: герольд зычным басом зачитал длинный список прегрешений, рыцарь был окончательно прикован, колпак с него снят и кинут в толпу (его немедленно разодрали на амулеты). После священник прочел напутствие, да выступил еще обвинитель от Инквизиции — его слушали, уже откровенно скучая, и только в задних рядах переминались на ногу, поминутно спрашивая у передних: "Ну как, уже? Факел-то палят?"

У казнимого спросили последнее слово и предложили покаяться.

Казнимый передернул плечами и от последнего слова отказался — толпа тут разочарованно вздохнула. Впрочем, самые ушлые тут же начали уверять легко отчаявшихся, что еще не все потеряно: вот как дрова разгорятся, тут-то самые страшные проклятия и воспоследуют.

Наконец, факел зажгли, и Инквизитор поднес его к куче хвороста у подножия поленницы, чтобы занялось тут же. Картинно помедлил, испытывая терпение толпы, и под восхищенный вздох кинул его в дрова. А-ах! — и пламя...

...Пламя сперва лениво, а потом все с большим аппетитом побежало по куче дров, затрещали ветки, повалил густой столб пока еще серого, пока еще легкого и почти невесомого дыма. Ветер сразу подхватил его и понес над головами дальше, к реке, и юноша на крыше вздохнул с облегчением: да, вот оно, хуже было бы, когда бы причуда погоды послала дым ему в лицо.

Рыцарь же стоял на куче дров, безучастно прислонившись к столбу — там, где его привязали, — и, казалось, не то дремал, не то просто давал себе отдых: глаза он прикрыл.

А огонь, вихрясь рыжими струйками и водоворотами, подбирался к нему ближе, ближе, он мутил и кипел, он искушал, он обещал равнодушному небу боль и смерть...

Юноша на крыше закусил губу до боли и потянулся к узлу, крепко сжал дерюгу цепкими пальцами лучника. Легко ли сидеть вот так, когда время улетает прочь стрелами, что промахнулись, когда единственный верный момент уходит, потому что ты не в силах его угадать...

Он был не прав, о, как он ошибался, он сейчас умрет здесь, сейчас, вот прямо сейчас, потому что был глуп, самоуверен и не рассчитал последствий. Он ошибся, сделал то, что нельзя было сделать здесь и сейчас, в этой стране, и поплатится по справедливости. Да. Все будет так, как сулило небо, и иного исхода не дано. На крыше лавки Хобсона, не отводя от пламени прищуренных глаз, юноша не верил в иной исход.

Вот уже пламя трещит и ревет — отсюда юноша этого не слышит, потому что гул толпы, безуспешно ждущий воя и проклятий, заглушает все прочие звуки, но он знает — и вот уже широкие полотнища огня и завеса дыма скрывают измученного человека, что отдыхал, прикрыв глаза, в последние секунды перед казнью.

Что это?.. Кажется или нет, что фигура эта в пламени как будто пошевелилась, отделяясь от столба?..

Не веря в иной исход, юноша одним движением развязал нетугой узел, освобождая бесформенный ком ветоши. Ветошь опала в момент, обнажая боевой, уже взведенный арбалет. Одним движением юноша освободил зажатый хитрым образом рычаг — и спустил курок, почти не целясь.

Болт ударил прямо в глаз Герцогу-Хомяку — и тот тяжело обмяк на спинке кресла. С толстого лица даже не успело сойти приятное, предвкушающее выражение...

На миг площадь замерла, ничего не поняв... но тут закричала герцогиня, и длинный, пронзительный визг ее, казалось, сдернул целую лавину событий с горы неопределенности. Охрана герцога дернула мечи из ножен. Юноша спрыгнул с крыши Хобсоновской лавки и немедленно заскочил в крытый фургон без возницы, стоявший неподалеку. Какой-то продавец воды бросил кувшины и начал прокладывать путь к костру, вытаскивая меч из-под широкого плаща и рукоятью сшибая с дороги какого-то стражника. Один из трех гимнастов вдруг выхватил из-под пестрого болеро заточенные, не тупые, ножи, и метнул их в стражу охранения, а другой стражник вдруг резанул алебардой по горлу своего же товарища, чтобы рвануться почему-то к бешено ревущему костру, кто-то закричал, кто-то заплакал, кто-то немедленно схватил чей-то кошель... площадь взорвалась.

Удивительно, как просто общественные увеселения превращаются в хаос — особенно, если в эпицентре хаоса находятся люди, знающие, как, что и почему они собираются делать, да еще не боящиеся никого, кроме бога. А они, эти пятеро, скованные общей дружбой и общей клятвой, и одним человеком, которому верили, — воистину не боялись.

...Почти никто не видел, как из пламени вырвался оборванный, кашляющий, скрюченный в три погибели человек — и упал на четвереньки, не удержавшись на ногах. Женщина в простом коричневом платье и глухом чепце, гася тлеющую на еретике робу, тут же накинула ему на плечи кожаную куртку давешнего арбалетчика... Самого арбалетчика, кстати, едва ли кто-то признал бы в этой особе — разве что кто из Инквизиции. Или еще мог бы догадаться тот, кто видел, как она, неприлично подобрав юбку, из-под которой видны не дамские панталоны, а грубые штаны, выскакивает из фургона, где несколькими мгновениями назад скрылся убийца.

Женщина помогла недоказненному подняться и потащила его прочь, в переулок. Там уже нетерпеливо перебирали с ноги на ногу встревоженные близким шумом коротконогие выносливые лиорские лошадки — лучшее, что удалось достать за этот срок. Лошадей держал под уздцы не менее нервный малый в берете, чья узкая цепь из квадратных звеньев и чернильница с совиным пером на поясе, а также молодость и чрезмерная даже для горожанина бледность выдавали в нем помощника писаря.

-Вот и вы! — обрадовался он. — Сэр Рой! Какое счастье, что вы спаслись... А где...

-За нами, — бросила женщина, помогая спутнику своему пристроиться в седло. — Ехать можете, сэр?

-Могу, — ответил тот, кого назвали Роем нетвердым голосом. — Но никуда не поеду, пока не ясно, что с моими людьми.

-А ребята уходят по-другому, — откуда ни возьмись вынырнул бывший продавец воды, избавившийся от всех примет своего ремесла, кроме характерной треугольной накидки — ее он стягивал на ходу. — Больше, чем втроем, мы за городские ворота не прошмыгнем. Нам с тобой бежать надо, кровь из носу: мою физиономию тоже срисовали в лучшем виде, если бы не твоя покровительница, тоже взяли бы за здорово живешь, а так спрятался... Ну и леди Лиз с нами, куда ж она нас отпустит-то... Народ здесь отсидится. Брэду жонглеры спрячут, он у них за своего, у Фармана есть засидка, они там с Хавоком переждут. А Фьюри, — он хлопнул по плечу покачнувшегося помощника писаря, — вообще ни при чем...

После этого он вдруг резко сменил тон и, шагнув к рыцарю, подтянул его к себе за воротник, сказал свирепо:

-Ну что, ты, святоша?! Согласишься теперь спасать свою драгоценную шкуру — или снова за всех гореть собрался?!

Он глядел на спасенного, зло и презрительно прищурившись, — и так же недобро смотрела женщина с арбалетом... леди Лиз, или миледи Хоукай, или "Ястребиный Глаз", как ее еще называли посвященные.

Потом бывший продавец воды отпустил рыцаря так же быстро, как и схватил, — и тот машинально пошатнулся, едва не выпав из седла, но все же вовремя поймал поводья.

-Поеду, — сказал он нетвердым голосом. — Поеду, Маэс. Надо торопиться.

-И не вздумай нас благодарить, — бросил его товарищ, вскакивая на вторую лошадь. — В первую очередь мы спасаем свои шкуры: похоже, с этим безобразием никто, кроме тебя, не справится.

-То есть... — рыцарь вскинул голову, — теперь ты мне веришь до конца?

-За воротами, все за воротами, мой добрый друг! Н-но, кляча!

2.

Сперва им приходилось петлять, обходя села и избегая возможной погони. Рой, правда, сомневался, что за ними вышлют войска: стоило только благополучно миновать пригороды Столицы, как дороги разбегались на восемь сторон света — ищи ветра в поле! Но выбраться из пригородов они не могли: Рою стало хуже после пыток, несмотря на то, что пытали его почему-то очень вяло, началась лихорадка... наконец, два дня он просто пролежал пластом.

Они спрятались в лесном монастыре, отлично известном сэру Маэсу Хьюзу: настоятельницей здесь была его давняя пассия, которую он любил нежно и преданно, но которую потом родственники упрятали таки подальше от людских глаз — была там какая-то темная история. Рой точно знал: после Хьюз землю носом рыл, готов был выкрасть свою возлюбленную и бежать с ней куда угодно, но девушка твердо отказалась, вручив душу господу, а тело церкви. Видимо, упражняясь в крепости веры, она и оказалась в итоге здесь, в страшнейшей глуши к северу от Столицы, вблизи от тех мест, где в древности пролег путь вызванного еретиками великого зла.

Когда на третий день Рой пришел в себя настолько, что сумел сам добраться до отхожего места, он изрядное время просидел на лавке с наружной стены столовой, пока монахини, — их жило здесь штук десять, — невидимо занимались где-то ежедневными трудами. Во всем мире ничего не осталось, кроме прохлады оштукатуренной стены, прозрачно зелено-золотистых от солнечного света витков вьюнка над головою и горячей земли под босыми ногами. Ему казалось: не надо никуда стремиться, все это зряшное и бесполезное дело, пыль и прах, просто замереть вот так...

Маэс, в простой коричневой рясе (такую носил монастырский эконом, такую выдали и самому Рою), сел на лавку рядом, тоже вытянул ноги в сапогах со шпорами, тоже прислонился коротко стриженой головой к штукатурке стены.

-Ну что? — спросил он, глядя прямо перед собой. — Ты хоть знаешь, где это?

Это был первый их разговор с момента спасения — до этого, правда, Мустанг помнил, как Хьюз крыл его матом, когда Роя вырубился на какой-то там миле и едва не упал с лошади.

-Знаю, — ответил Рой. — Я столько времени вычислял это чертово место, что теперь найду его с закрытыми глазами. Даже без карт.

-А, так они отобрали карты?

-От шифровок им в любом случае толку мало. Не догонят, не беспокойся.

-Все равно с закрытыми глазами искать не надо. С закрытыми глазами лезть в ловушку — приятного мало...

-За что я тебя люблю, — равнодушно проговорил Рой, — так это за твой веселый и легкий нрав.

-Подходящая компания для мрачного типа вроде тебя, — усмехнулся Хьюз.

Рой сжал зубы.

— С самого начала ясно, что там ловушка. Но выбирая между плохим и самым плохим...

Маэс перебил его:

-Если бы я с тобой не согласился, ей-ей, позволил бы тебе сгореть — всем было бы спокойнее. А знаешь, что меня убедило?.. Я тоже кое-что узнал о нашем расчудесном короле. И об... алхимии, — Хьюз понизил голос. — Там такие дела готовятся, похоже... Я даже сперва не поверил. Рассказывать не хочется

-Правильно, не надо говорить, — кивнул Рой. — Потом.

А сердце неприятно кольнуло. Что такого мог узнать Хьюз?.. Такого, что Рой ему не говорил, в чем не пытался убедить в десятках жарких споров до ареста... черт, ведь там, в казематах, он даже какое-то время думал, что это Хьюз его сдал...

А теперь вот он проникся. Значит, все еще хуже и очевиднее, чем Рою казалось, и времени осталось совсем мало.

Хьюз задумчиво помолчал с полминуты, потом сел по-другому, наклонился вперед. Кажется, подобрал что-то с земли: Рой следил за ним только боковым зрением. Да, точно подобрал — прутик. Вот, начал что-то чертить.

-Найти твои Врата еще полдела... — медленно и как-то не совсем разборчиво, будто он думал о чем-то другом в этот момент, начал Хьюз. — Главное — что потом. Ну, если твой призванный дух этого великого алхимика древних времен не сожрет нас на месте за непочтительность. Тогда, конечно, не будет никакого резона беспокоиться о будущем.

-Вот за что я тебя люблю... — Рой не договорил.

Где-то в саду неурочно запел жаворонок, и, взяв пару трелей, смущенно умолк.

Вот бы сидеть так и не двигаться. И не думать. Ни о фамильной чести, ни об отцовском наказе служить сперва родине, а уж потом ее королю, ни о страшных тайнах, которым цена медяк в базарный день, ни о...

Лиза, очень на месте здесь в монашеском облачении, только без клобука, подошла к ним тихо, будто призрак, и села по другую руку от Роя. Молча протянула им лист лопуха с горстью смородины.

-Когда выступаем, господа? — спросила она.

-Завтра, — ответил Рой.

3.

Вторую неделю они ехали на север...

В августе лесные ночи уже прохладны, и утренние пробуждения приносят мало радости. Дни похожи на равномерную серую дымку, окутывающую верхушки елей и пологие плечи здешних холмов. Время от времени густые золотые снопы лучей пробиваются сквозь одеяло облаков и зажигают в траве неприметные до того алые бока притаившейся под листьями земляники. И чем дальше на север, тем дольше длятся прозрачные серые вечера, укутанные легким туманом.

Во время привалов, когда Маэс и Рой умудрялись еще и переругиваться за обязательными делами путников, решившимися путешествовать по диким, нехоженым местам без слуг и оруженосцев, Лиза собирала землянику. Ладони ее зеленели от травяного сока, и ягоды — красные и зеленые одновременно — казались удивительно неприметными на них. Рой не мог понять, Лиза ли пахнет земляникой, земляника ли пахнет Лизой...

Десятки раз за ночными привалами, когда легкий пепел кружился в оранжево-желтых языках костров, они проговаривали одно и то же.

-..Сколько лет уже с тобой знаком, Рой, а все равно каждый раз удивляюсь. У нас в деревне эту легенду о злом колдуне, который уснул на сотни лет, крестьянки своим детям рассказывали, чтоб лучше спали. А ты решил поверить?

-Хьюз, черт бы тебя, ты же умный человек! То, что сейчас называют магией и отдают на откуп Инквизиции... сотни лет назад это искусство звалось алхимией и процветало в Аместрис. Оно сделало ее великой и непобедимой державой.

-Но ведь это оно потом, как я понял из твоих же рассказов, привело ее к нынешнему печальному состоянию?

-Да. Но оно же может все исправить!

-Ты мечтатель, Рой, опасный мечтатель. Честное слово, на месте Его Величества, я бы тоже тебя казнил. И вздохнул бы с облегчением, только развеяв пепел.

Невысказанным в глубине каре-зеленых глаз читалось: "А если бы я не был твоим другом и не верил бы тебе больше, чем себе, я бы отдал тебя молодчикам из Серого Дома без дальнейших разговоров, за такие-то речи".

-Но ты все-таки со мной?

-А что мне остается делать?..

Или так.

-Лиза, ты совершенно права... я не могу гарантировать, что место... заточения этого древнего алхимика находится именно в северо-западных горах. Однако большинство источников помещают могилу в тех краях. Иен Салтуин даже называет точное место: под водопадом около деревни Балло. Говорят, местные жители считают ту пещеру проклятой и в случае болезни или неурожая оставляют там подношения злым духам... С другой стороны, Гранник думал, что место последнего упокоения нужно искать за Бриггсовыми горами...

-И это не считая тех источников, которые вообще полагают личность этого алхимика пустой выдумкой? Но вы, сэр, конечно же, решили верить тем, которые вам больше нравятся.

-Ты меня насквозь видишь, Лиза. Да, я решил верить тем, которые мне больше всего нравятся. У меня нет другого выхода. Никто больше в этой стране не владеет забытым искусством. Никто, кроме короля. Он окружил свой дворец неприступными заборами, у него на службе странные существа, которые нельзя назвать людьми, он желает обрести бессмертие. Ради этого он готов истребить всех жителей Аместрис.

-Насчет последнего... я все же не уверена. Я считаю, что Хьюз ошибается. Если бы он узнал такой секрет, ему не удалось бы бежать.

-Миледи Хоукай, ты что же, думаешь, что Маэс — королевский шпион?

-Я сомневаюсь во всех, сэр.

-И во мне?

-Иногда — в вашем здравомыслии. Но я согласна с тем, что никто не сможет пробраться сквозь королевскую охрану. Я пыталась десять лет, с тех пор, как казнили моих родителей. И не я одна. Быть может, мы были так слабы и не умели использовать наши шансы... Если это не так, значит, стране поможет только чудо.

-Именно за чудом мы и гонимся, Лиза.

Чудес ищут отчаявшиеся.

4.

Да, его вело отчаяние. Вот уже восемь лет, с тех пор, когда король предал своих вассалов, и из всех рыцарей, посланных на Восточные поля, уцелели только Рой и Лиза, тогда оруженосец графа Железного Нарау, прославившаяся резкостью нрава и скрывающая свой пол от всех и вся, он пытался найти способ свергнуть это чудовище, злостным недосмотром высших сил возведенное на вершины власти.

Сейчас он не смог бы наверняка определить тот момент, когда решил, что алхимия может свергнуть Крысиного Короля. Лиза с отрочества хранила при себе сшитые из листов плотного папируса книги, оставшиеся от ее отца, известного еретика и противника Инквизиции — барон Хоукай продержался так много лет до своей казни только потому, что замок его стоял в немирной провинции, окруженный землями вассалов, которые ценили своего сюзерена куда больше, чем далекую королевскую власть. Должно быть, до Восточной Бойни Рой бы брезгливо отвернулся от всего, связанного с ересью, но с того предательства душа его искала всего, что противоречило бы Королю и Инквизиции — и он со страхом и ненавистью открыл ветхие тома, ожидая, что тьма, готовая подняться с желтоватых страниц, вот-вот поглотит его.

Тьма плеснула за плечо и превратила день за окном в ночь, отозвавшись резью устающих с непривычки глазах. Иных же плачевных итогов не последовало: он даже кое-что понял из написанного. Хотя, как ему думалось иногда, дьяволы могут поглощать душу и по капле: логичными доводами, увещеваниями, прожитым день за днем бесполезным временем... Разуму, иссушенному тоской по несбыточному, любая теория кажется благодатным семенем. Рой знал об этом, терзался глубокими сомнениями — и все-таки не мог удержаться от того, чтобы не перевернуть страницу.

* * *

Они нашли это место не сразу.

Понадобилось довольно много осторожных расспросов, много поисков наугад, много странствий по окрестным полям и холмам, пока они наконец не обнаружили то, что искали — неширокий лаз пещеры, рассеченный надвое украшенной особыми тряпочками веревкой.

-Вот здесь, — сказал Рой, поднимая факел. — Как мне сказали в деревне, пещерная система не разветвленная, мы не потеряемся... Но местные все равно не ходят туда, говорят, здесь пропадают люди и животные. Если не хотите идти — можете отказаться.

-Не говори ерунды, — хмыкнул Хьюз. — Я, значит, рабочая лошадка, а вся слава тебе? Не выйдет.

Лиза просто бросила на Роя короткий, красноречивый взгляд из-под светлой челки.

Снаружи погода исправилась: северное лето наконец-то решило вспомнить, что оно лето, и зажгло зелень травы, расцветило окрестные елки всеми оттенками изумруда, малахита, светлой охры. Голубое небо изогнуло над скалами спину ласковой кошкой, солнечные лучи обещали мягкий и теплый день, и Рой снова подумал: а может быть, бросить все, и бежать, бежать, пока не поздно?.. Они с Хьюзом могли бы наняться к одному из драхмийских сеньоров: там все время войны между провинциями, платят хорошо. А Лиза...

Они оставили лошадей у входа в пещеру, понадеявшись на безлюдье мест: едва ли здесь кто мог польститься на неказистых животных. Сами же шагнули в сырое каменное брюхо холма, освещая себе путь факелами.

* * *

Алхимия выглядела... логичной. Непротиворечивой. Мир, доселе представляющийся молодому рыцарю непознаваемым творением непонятного божества, оказался пронизанным единым потоком Жизни, которая находила отражение во всем — в живых существах, в минералах и растениях. Превращения веществ отражали бесконечное движение этого потока, которыми можно было управлять.

Красота и простота замысла поразили Роя. Он и сам не заметил, как начал пробовать кое-какие приемы из описанных в тетрадях. Это оказалось проще, чем ему представлялось. Совсем не обязательно сидеть в темных подземельях, мучить животных и заключать договор с дьяволом или темными силами. Хотя вот огонь, например...

Рой отлично помнил день, когда он заключил своего рода договор с огнем. Правда, для этого одного Лизиного наследства не хватило. Пришлось искать другие источники, забираться в старые монастырские библиотеки, договариваться с людьми, у которых имелись какие-то старые записи... как раз эти вот поиски и дали королю легкий повод обвинить его в алхимии.

Как раз тогда, когда учился приручать огонь, меньше, чем через год после Восточной Бойни Рой впервые встретил упоминание о знаменитом бессмертном алхимике.

Золотоволосый и золотоглазый человек "с пламенем в сердце", как говорили записи. Он бесконечно странствовал по Аместрис и ближайшим странам. Это он научил ксингов алхимии, а потом разгромил их страну. Это он по одним версиям призвал то самое Древнее Зло, которое нарушило великий баланс, по другим же — встал перед ним, чтобы преградить ему доступ в страну, но не выдержал противоборства и не то погиб, не то был усыплен. Не сразу, но Рой связал эту историческую фигуру со сказками своей кормилицы — об ужасном колдуне, что похищал маленьких детей и выпивал их души, превращая их в железные доспехи, а сам потом жил вечно.

Железные доспехи, к слову сказать, появлялись и в других историях — этот древний алхимик, по словам иных мудрецов, создал искусственного стального человека, который мог не только ходить, но и разговаривать, выполнять различные поручения и даже помогать хозяину в битве.

Естественно, такой человек не мог умереть: он погрузил себя в сон, не то чтобы помочь Аместрис в трудный час, не то чтобы окончательно доконать ее в годину бедствий.

Нигде, однако, не называлось точного места, где же покоится этот древний алхимик. Рой исследовал множество рукописей и совсем было уже потерял надежду — но тут именно детские сказки дали ему ключ. Лиза жила совсем в других местах, к югу — и она ничего подобного не слышала в детстве. Нужно искать там, куда указывают летописи, — а то, что говорят местные, приблизит его к разгадке.

* * *

Ход оказался широким и длинным: довольно скоро он ушел вверх настолько, что, запрокинув головы, они не различали в неясном свете факелов потолок. По дороге им встречались боковые туннели, уже и ниже, в которых ничего нельзя было разобрать. Наученный местными, Рой уверенно проходил мимо.

Наконец ход влился в гигантскую залу — такую огромную, что факелы освещали только ее часть. Камень, усыпанный мелким щебнем, шуршал под ногами, и Лиза первая заметила:

-Господа, а это ведь кто-то построил.

И впрямь: приглядевшись, они поняли, что пол состоит из очень гладких, состыкованных между собою каменных плит. Да и каменная крошка, усыпавшая его, походила, скорее, на строительные отвалы, чем на творение природы.

Хьюз присвистнул.

-Знаете что? — сказал он. — В местечке, где я вырос, все холмы были утыканы пещерами. Камень такой же. Там всегда капала вода... и от этой воды, как говорили старики, за сотни лет на полу и на потолке пещеры нарастали такие штуки... забыл, как называются. Вроде ледяных сосулек.

-Это ты к тому, что вся пещера — искусственная? — спросил Рой. — Не только пол?

-Или очень молодая, — поправил Хьюз.

-Может быть, и то и другое сразу, — заметила Лиза, поднимая факел повыше.

Но все равно они немногое смогли рассмотреть.

Сперва им показалось, что пещера неимоверно громадна, но скоро эхо дало понять: место этого размерами своими не слишком превосходило бальный зал королевского дворца. Пройдя зал два раза из конца в конец и обнаружив множество боковых ответвлений, которые Рой пока запретил исследовать, путники в растерянности остановились в конце.

-Да, друг мой, если это могила того великого алхимика, то ты, полагаю, ошибся, — задумчиво заметил Хьюз. — Если только этого господина не замуровали в потолок.

-Или в пол, — добавила Лиза, вдруг опустив факел.

Как по команде, все посмотрели под ноги. И увидели под щебнем множество странных символов, густо покрывавшие камень.

-Огня! — горячо выдохнул Рой. — Разведем здесь костры!

* * *

Сэр Мустанг совсем было собрался обыскивать все северные провинции, расспрашивая деревенских от области к области, но тут разыскал "Изборник северных легенд, сказаний и притчей, недостойным Иеном Салтуином из Параги для светлейшего герцога Ибардо со всем прилежанием составленный", где с удивлением увидел то самое, о чем думал столько недель и даже месяцев...

А потом юный Кертис из Дублита, с которым Рой довольно близко сошелся за последний год, с друзьями попробовал совершить на его величество покушение во время охоты. Рой пробовал его отговорить — но Кертис не захотел ничего слушать. Естественно, горячий юноша провалился — ох уже эти шестнадцать лет, когда неначавшаяся жизнь ударяет в голову неразбавленным!

Инквизиция взялась за недовольных всерьез. Кертису повезло: его и его отца убили в схватке. Его мать потом заточили в монастырь, а многим товарищам и просто знакомым юноши было предъявлено обвинение в ереси.

Кого-то родственникам удалось вытащить, кто-то был казнен тихо, кто-то сослан на каторгу... Роя, одного из всех, решено было сжечь при большом скоплении народа — видимо, на замену главного "виновника торжества". Можно сказать, что короля или главного инквизитора — Рой не был уверен, кто принимал окончательное решение по его делу — подвела тяга к зрелищности. Выбери они, скажем, виселицу или топор палача — Рой бы послушно качался в петле или показывал толпе язык с кола у дворцовой стены. Но огонь — о, огонь другое дело. С огнем у Роя были особые отношения...

А стоило ли спасаться — навстречу отчаянию?..

Одному человеку нельзя свергнуть власть. Кертис тоже пытался — но с горячностью неопытности он просто шел напролом. Рой же составлял планы во множестве, рассчитывая на помощь давних друзей и соратников, что ходили с ним в атаку и на немирных ишварских еретиков, и на диких северных горцев... Сперва, десять лет назад, многое казалось ему вполне осуществимым. Впоследствии он лучше познакомился с устройством королевского замка. Когда Рой побывал при дворе, когда увидел, как Инквизиция опутала всю страну плотной и густой сетью церквей, похожих на наблюдательные пункты, и монастырей, похожих на казармы стражи, он понял, что все бесполезно.

Даже если убить одного Крысиного Короля, на смену придет другой, не менее отвратительный. Потому что дрожащая в страхе перед Катастрофой и Темными Веками Аместрис просто не может жить по-другому: вольница графов и баронов всего лишь отдушина, узкая щелка в затхлой темнице. А пока один король будет владеть верховной властью, пока инквизиция будет подчиняться ему, он сможет снова и снова посылать своих подданных в безнадежные битвы

Думая так, Рой сам не заметил, как начал полагаться на этого безвестного бессмертного алхимика с истовой силой, которая почти пугала его. Он видел его вживую: героя, окутанного золотым сиянием, которое просвечивает даже сквозь глазницы. Силой своей алхимии он способен сокрушить миллионы воинов и километры крепостных стен. Рой проложит ему путь, он поможет ему, направит его удар — и вместе они...

Ловя себе на этих мыслях, Рой только едко усмехался и делал что-нибудь необязательное — например, натягивал глубже капюшон плаща, спасаясь от вездесущей лесной слякоти и не менее вездесущих ненасытных комаров. Хьюз прав: он фанатик и идеалист, а слепая вера ни к чему хорошему никогда не приводит.

..Но если они не найдут могилы и не сумеют пробудить алхимика, что им остается делать?..

Рой обдумывал пути отступления к Бриггсовым горам, способы совсем сбежать из страны, и мысли эти становились тем мрачнее, тем глубже они забирались в густые еловые леса, где с каждым днем становилось все невероятнее встретить даже затерянную сторожку — не говоря уже о легендарном герое.

Который, кроме всего прочего, мог оказаться врагом, еще худшим, чем Король.

* * *

Еще несколько часов они таскали в пещеру хворост, и в конце концов сложили несколько больших костров. Потом они смели всю крошку к стенам, обнажив огромный узор, раскинувший свои завитки почти на всей площади пола. Узор состоял из нескольких концентрических окружностей, в промежутках между которыми рука какого-то великана вывела непонятные знаки и огромные завитки. Кроме того, из центра к краям дальней окружности разбегались лучи, что делили узор на сектора. Рисунки в каждом из секторов различались друг от друга. Наконец, с внешней стороны вдоль контура круга шла некая надпись. Символы в ней казались знакомыми, однако ни Лиза, ни Маэс не сумели ее прочесть, хотя и были обучены грамоте, а Рой не смог прочесть сразу.

Пока они таскали хворост и сметали крошку, настроение у всех троих поднялось: они работали лихорадочно, оживленно обсуждали находку и вообще, кажется, поверили в то, что цель их путешествия не только достижима, но и будет достигнута вот-вот. Потом, когда все было сделано, возбуждение покинуло их, и все они ощутили упадок духа, неудивительный в подобных обстоятельствах: ясности в их положении не прибавилось ни на грош.

Маэсу даже представилось невольно: вот костры прогорят, они переночуют здесь, поговорят попусту... может быть, даже проведут день или два в напрасных попытках. А потом поедут прочь, оставив за спиною свои прежние жизни, какими бы неудачными они ни были.

Рой долго бродил вдоль надписи, бормоча себе под нос, потом еще дольше копался в своих записях и, наконец, кажется, понял, потому что побледнел.

-Вот что, господа, — сказал он наконец, — кажется, мы с вами крупно влипли. И отнюдь не в мед.

5.

Он посвятил их в подробности чуть позже вечером, когда они развели у входа в пещеру костер — дымный, ради отпугивания насекомых — и уселись так, чтобы располагаться лицами к черной дыре.

-Это — древнее место открытия врат, — повел Рой свой рассказ, и лицо его было черным от дыма и усталости. — Судя по всему, обряд уже не раз проводился тут... По-другому обряд открытия Врат называется Человеческой Трансфигурацией, потому что через врата путешествуют человеческие души.

Маэс и Лиза замерли в ужасе: в проповедях священников и отцов-инквизиторов Человеческая Трансфигурация занимала почетное место. Именно она явилась причиной Катастрофы и Темных Веков, именно этой лазейкой, открытой человеческим разумом, и воспользовались темные силы, чтобы затопить несчастную страну Аместрис и поработить волю ее жителей.

-Да, вы правы, — Рой не глядел им в глаза, а глядел только в костер, где трещали от жара сучья. — Как я понял, даже в старое время этот вид трансмутаций был запрещен. Иногда древние алхимики пытались вернуть к жизни умерших, и всякий раз на свет появлялись страшные уродливые монстры. Некоторые не доживали до заката, другие же... — Рой замолчал. — Относительно других, — наконец продолжил он, — мне не удалось найти достаточно сведений. Но я думаю, что нынешний король использует существа, подобные им, для своей тайной стражи. Это объяснило бы многие слухи...

Лиза и Хьюз переглянулись.

-Однако, как я понял, иногда человеческую трансмутацию все-таки возможно применить. С ее помощью можно воссоединить душу и тело, если человек не умер полностью, а просто разделился — такое случалось. Можно также вернуть человека, который прошел через Врата живым.

-Что такое эти Врата вообще? — спросила Лиза.

-Говорят, что это Врата между жизнью и смертью, — пожал плечами Рой. — Все записи называют их по-разному... Твой отец, например, — он поймал лизин взгляд, и удержал его, как борец держит локоть в захвате, — твой отец считал, что эти врата — источник всего сущего. Там лежат корни четырех стихий. Там начинаются жизнь, смерть и все человеческие чувства и пороки. Это точка, в которой сходятся миры.

-Как змея, кусающая свой хвост? — одно за другим, будто обдумывая их про себя, уронила слова Лиза.

-Да, — кивнул Рой. — Она есть на вашем гербе. Никогда не мог понять, откуда такой странный герб у семьи с фамилией "Хоукай". Но если ваши предки были алхимиками...

-Выходит, ты боишься открывать врата, чтобы не впустить к нам еще большее зло? — медленно произнес Хьюз. — Да уж, могу понять. Я бы не стал заигрывать с такой штуковиной.

-Нет, — покачал головой Мустанг. — Есть вполне надежные... пусть заклинания, которые могут позволить получить именно то, что хочешь... Я боюсь другого. Все старые записи вполне определенно говорят, что за все трансмутации надо заплатить чем-то равноценным. И за человеческую трансмутацию равноценное — это...

-Человеческая жизнь? — быстро сказала Лиза, и костер словно от силы ее слов вспыхнул сильнее, осветив ее бледное лицо со скорбно поджатыми губами.

-Почти, — кивнул Рой. — Как я понял, эти врата... существа, живущие там... если их можно назвать существами... берут в уплату у алхимиков, проникших за врата, части их тел. Кое-что из этой требухи, которая так нравится вражеским мечам, — он с короткой усмешкой прижал руку к животу. — И вот что, друзья мои... — теперь он говорил серьезно, даже мрачно. — Боюсь, что после проведения такого обряда я окажусь мало пригоден к действию. Нам либо понадобится выждать, либо... вам придется заканчивать все это без меня.

Последовало молчание.

-Даже и не надейся, — вдруг резко сказал Хьюз. — Мне это твое восстание ни на что не сдалось. Будь моя воля, я б давно бежал за хребет, только меня и не видели. У меня в этой стране никого нет и ничего больше не держит. Так что если не ты — то никто. И будь я проклят, если позволю тебе остаться инвалидом из-за этой твоей чертовой затеи!

-Я совершенно согласна с сэром Хьюзом, — Лиза кивнула.

-Черт побери, а вы чего хотели?! — рявкнул Мустанг. — Что удастся добиться своего, ничем не пожертвовав? Лиза, ты же хотела мести! Маэс, ты же...

-Я пойду с тобой, — перебил Хьюз, улыбаясь иронично и тепло. — Если эту "плату" разделить на двоих, она ведь станет меньше, не так ли? Значит, мы оба выживем и останемся относительно целы. А Лиза нам поможет, если что.

-А если плату разделить на троих — то и помощь не понадобится, — твердо заметила Лиза. — Я с вами.

-Мы не можем позволить тебе... — начал Маэс.

-Можем, — перебил его Рой. — Благодарю вас, миледи Хоукай.

Лиза благодарно посмотрела на него.

Правильно. Он ведь пообещал ей тогда, чуть ли не десять лет назад, что в первую очередь будет видеть в ней воина и боевого товарища, а не женщину. И до сих пор держал свое слово.

6.

Надо было встать. Надо было выпрямиться, черт возьми, назло всем, назло этим безнадежным годам... Превозмочь пульсирующую, резкую боль в левой глазнице, заставить правый глаз раскрыться, оторвать, наконец, плечи от этого восхитительно мягкого каменного пола, восхитительно липкого и горячего от текущей крови... Надо добраться до Маэса и Лизы, помочь им... пожалуйста, пусть они будут живы... Пусть он не досчитается руки, ноги, головы, пусть вся эта затея окажется тем, что она и есть на самом деле — полночным бредом, иллюзией труса и глупца, захотевшего легкой победы... пусть... пусть... только бы они жили...

-Рой! — голос был незнакомый, одновременно очень испуганный и очень злой. Мальчишеский голос — на том самом коротком промежутке, когда мальчишки вдруг одним махом превращаются в мужчин, случись им оказаться на войне, или просто прибавляют в росте и ширине плеч, если им посчастливилось вырасти дома. — Ублюдок, мать твою, ленивый засранец... ты что творишь?! Эй, Рой, ты жив?!

Чьи-то руки ухватили его за плечи, помогая подняться — сперва на колени. Потом Рой попробовал встать, но не получилось, и незнакомец усадил его на пол, позволив откинуться на стену... когда это стена оказалась так близко?.. Или он еще и тащил...

Сознание возвращалось наплывами, Рой не мог бы даже сказать, сколько времени прошло...

-Лиза... Маэс...

-Я жив, — Маэс говорил холодно, напряженно. — Лиза... не знаю. Юноша, будьте так любезны отойти от моего друга шага на три-четыре... а то я человек подозрительный, беспокойный, возьму да и кинусь ножичком.

-Мистер Хьюз?! — услышал Рой тот же самый потрясенный мальчишеский голос, а потом тот, кажется, действительно отошел — потому что руки, поддерживающие его за плечи, внезапно исчезли.

Наконец Рою удалось открыть единственный оставшийся глаз — ресницы склеило кровью — и он увидел Хьюза, угрожающе замершего рядом, с метательным ножом в руке. Второй человек — светловолосый паренек, которому по сложению можно было дать лет двадцать, по лицу — лет шестнадцать, а по росту — едва четырнадцать — стоял напротив в такой позе, как будто вот-вот был готов не то кинуться в атаку, не то убежать. Парень был обнажен, как в момент появления на свет, его длинные светлые волосы падали на спину и свешивались на лицо, явно мешая — мальчишка нетерпеливым жестом, очень резко кого-то напомнившим Рою, откинул их в сторону.

Маэс выглядел странно: подбородок и весь перед его камзола были залиты красным, как будто он только что кашлял кровью. Держался на ногах он твердо.

-Вы кто такой, таинственный незнакомец, а? — спросил Хьюз с мрачной усмешкой. — Уж лучше бы вам представить убедительные объяснения... В том числе и тому, откуда вы знаете мою фамилию — я-то могу поклясться, что вижу вас в первый раз.

Парень, кажется, собрался — и ответил угрюмо, почти с вызовом:

-Меня зовут Эдвард Элрик, я — алхимик на государственной службе Аместрис. А фамилию я вашу знаю потому, что был близко знаком с похожим человеком — родственником, наверное. Эй, вы не хотите лей... эту девушку перевязать? Она сейчас кровью истечет.

-Я охотно сделал бы это, если бы не опасался, что вы причините вред моему беспомощному другу, — процедил сквозь зубы Хьюз.

-Да нужен он мне! — воскликнул юноша, и смысла этого восклицания ни Рой, ни Маэс не поняли. Рой, однако, приказал:

-Маэс, займись Лизой. Я сам могу за себя постоять.

-Ты хоть знаешь, что у тебя глаза нет, или не заметил еще? — спросил Хьюз, как всегда беспощадно. — Ладно, смотрите.

-Заметил... — усмехнулся Рой. — Я боялся не заметить чего другого, но, раз ты говоришь, значит, все в порядке...

Хьюз ушел куда-то из сократившегося поля зрения Роя — а сам Рой попытался встать. На сей раз юноша не сделал попытки ему помочь, только наблюдал с каким-то странным выражением.

-Так ты... ты и есть тот самый легендарный алхимик из далекого прошлого, которого мы призвали?.. — спросил Мустанг с, как он надеялся, хорошо скрываемым ужасом.

-Для идиотов — легендарный, — сердито нахмурился юноша. — Постойте... — лицо его изменилось. — Что значит "призвали из прошлого"?.. Какой сейчас вообще год?!

-Призвали — из Врат, где покоилась ваша душа, — слова выталкивались изо рта отрывисто, лающе, через ком в горле. — Год — двенадцатый правления Сигизмунда Двадцать Второго, от Новой Эры девятьсот тринадцатый.

-Охренеть... — непонятно выдохнул юноша и с ужасом вдруг уставился на свои руки. — А почему их две?!

"Год, в который я показал себя полным и окончательным идиотом, который искалечил себя и друзей ради призвания какого-то сумасшедшего ребенка... Должно быть, бог и в самом деле существует — и я ему очень, очень сильно не нравлюсь".

7.

Они закончили перевязывать Лизу с большим трудом: ушел весь запас бинтов и их парадные сорочки; что делать, когда понадобится эти бинты менять — непонятно. Удивительно, как много нужно даже для небольшого женского тела.

Хуже всего было то, что они сами сгибались от боли. Маэс попробовал отстранить Роя, заставить отдохнуть. Как бы не так: сэр Мустанг сцепил зубы, вложил в глазницу тканевый тампон, пропитанный обезболивающей мазью, перевязал его через голову чем попало, какой-то веревкой, и принялся помогать другу. Именно Рой первым обратил внимание: когда порезы промыли, выяснилось, что теперь тело Лизы покрывал узор, похожий на тот, что навеки отпечатался на полу "алхимической" пещеры.

Они закончили перевязку, и тут же Маэс, бледный, как смерть, рухнул рядом с ней и снова закашлялся кровью, обильно лакировавшей его подбородок.

-Что с тобой?! — Рой схватил его за плечо. — Хьюз, в чем дело...

-Отстань, сэр Рой... — Маэс скинул его руку и уронил голову в высокую зеленую траву, все еще влажную от росы: только тут Рой сообразил, что ритуал они проводили на восходе, чтобы в пещеру попадал нормальный свет, и сейчас еще только раннее утро. Даже в воздухе пахло по-утреннему и по-утреннему фыркали лошади.

-Я... сосну немного... — Маэс сжал зубы. — Ты как... в состоянии... последить за нашим... пленником?..

"Пленником?" — подумал Рой как-то холодновато, но, в общем, ему было все равно, как называть этого мальца. Он кивнул и заверил Хьюза, что даже с одним глазом его способностей хватит, чтобы оборонить их всех от безоружного ребенка... А потом его еще хватило помочь Маэсу добраться до того места, где они вчера устроили лежанки под редкостной для местных елей рябиной. Хьюз заснул моментально; крохотный кустик ириса склонился над вытянутой в сторону загорелой кистью.

Легендарный алхимик из далекого прошлого Аместрис, призванный ценой невероятных усилий и жертв, завернувшись в одеяло Роя, сидел у дымящего костра, прихлебывал грог из деревянной кружки и выглядел как нахохлившийся мрачный подросток, которого подняли с кровати чуть свет, вытащили невесть куда и предъявили невесть какие претензии. Собственно говоря, все это не слишком отличалось от истины.

-Значит, тебя зовут Эдвард Элрик... — произнес Рой, садясь напротив.

-Угу, — кивнул мальчик.

-И ты алхимик?

-Точно.

-И ты из прошлого?

-Ну, не знаю точно, откуда я, но там, где я жил, ни о какой "Новой эре" не слышали. И ни о каких королях тоже. Аместрис правил фюрер, опираясь на армию.

Мустанг прикрыл глаза. Порыв неожиданно холодного ветра встрепал верхушки упрямой травы на лужайке, взъерошил его волосы, чересчур отросшие в последнее время — под шлем придется состригать... О фюрерах — военных правителях, державших народ в страхе до Катастрофы — он не только читал в запрещенных книгах: о них же говорили и священники в официальных проповедях, расписывая преимущества королевской власти. Так что пока все сходилось. Но ему не хотелось, просто не хотелось верить, что этот мальчишка — все, что они получили. Хотя у него действительно волосы и глаза золотого цвета...

Впрочем, кто их знает, этих бессмертных алхимиков?.. Вдруг он тысячу лет вечно молодой.

-Скажи, а ты и впрямь научил ксингов алхимии?

-Не, но я этого парня знаю, — безразлично бросил юноша. — Тот еще мудак.

-А как ты попал во врата?

-Да, была там одна... заварушка.

-Сколько тебе лет?

-Хватит уже, а? — окрысился он. — Да, я ниже среднего, но я не коротышка! И мне шестнадцать, черт подери!.. Ну, почти. Или уже... я совсем запутался... — он нахохлился еще сильнее.

Мустанг хлопнул себя по лбу и, не в силах сдерживаться, мелко, горько засмеялся, сползая по бревну — о, как они вчера обсуждали на этих бревнах сегодняшнее мероприятие — на сырую, холодную землю.

-Эй, ты чего? — подозрительно спросил парень. — Эй... Рой!

-Ничего, — Мустанг взял себя в руки, вытер слезы. — Просто я десять лет угробил на то, чтобы разыскать и пробудить дух древнего алхимика... я чуть друзей своих не убил ради этого... а в итоге... ладно, — он скривил губы и снова уселся на бревно. — Не бери в голову, парень, это не твоя вина. Так, что же нам с тобой-то делать... Ты мечом, наверное, не владеешь?

-Эй, — бросил юноша, игнорируя вопрос, — а зачем вам нужен алхимик, да еще и древний и легендарный? Что, своих не хватает? Или сам разучился?

-Откуда ты знаешь, что я алхимик? — насторожился Рой.

-Да, тебе совсем крышу унесло... Что, трудно, что ли, догадаться, кто проводил обряд? А ты что, это скрываешь? Что, у вас реально алхимиков не осталось? Алхимия опять под запретом? — у него, кажется, загорелись глаза.

-Что значит "опять"? — не понял Мустанг.

-Ну, были уже времена в истории, когда алхимию запрещали... потом обратно возвращалось все, конечно, потому что как без нее-то... Если вы живете без алхимии, у вас все тут очень, очень хреново.

-Вы уловили суть проблемы, юноша... — усмехнулся Мустанг. Надо было признать, молодой человек думал очень быстро. — Действительно, алхимия у нас запрещена. Алхимиков отлавливают и сжигают на кострах как еретиков. Я учился самостоятельно, по книгам и записям. И то меня чуть было не сожгли.

Молодой человек раскатисто, очень заразительно засмеялся.

-Ну да, тебя сожжешь, пожалуй!

-Откуда ты знаешь? — не выдержал Мустанг наконец, повысил голос, не боясь больше разбудить спящих друзей. — Откуда знаешь мое имя и про... про огонь?..

-Ниоткуда, — молодой человек вдруг стал серьезным. — Так просто... там, в моем прошлом, один мужик был, сильно на тебя похожий. Тот еще подонок, но по сравнению со всеми остальными, можно сказать, лучший вариант.

-И что с ним стало? — спросил Мустанг.

-Не знаю, — пожал плечами Эдвард. — Меня затянуло во Врата, а потом я очнулся сразу тут у вас. Ну ладно, так в чем тут проблема? Давайте быстро думать, как ее решить, а потом мне возвращаться надо. Меня там ждут, между прочим.

-Ты думаешь, ты сможешь вот так взять и запросто разрешить наши затруднения? — Мустанг едва не сорвался на крик. — Да тут нужен легендарный алхимик, герой, преградивший дорогу древнему злу! Я его и вызывал, а вместо этого получаю хвастливого наглеца! И как ты вообще вот так, походя... Да ты думаешь, что сможешь вернуться? Что я смогу тебя вернуть? Чем мне ради этого придется пожертвовать — вторым глазом? И куда тебя возвращать?! Во время, которого уже тысячу лет как нет?! Нет, парень, ты хорошо подумай!

-Ха, думаешь я в восторге?! — воскликнул мальчишка. — Уж не знаю, умер я там, в моем времени, или нет, что оказался здесь, но это было МОЕ время, моя страна и мой бой! И мне не дали его закончить! Я всех подвел, понимаешь? А тут какой-то самодовольный ублюдок выдергивает меня куда-то и заявляет, что я должен участвовать в сражении за его проблемы... И при том, что твои проблемы по сравнению с моими яйца выеденного не стоят! Ты глаз потерял — очень жалко, мои соболезнования! Но я-то, мать твою, шесть лет жил без руки и ноги — и ничего! И ты получил, что заказывал — вот, пожалуйста, великий алхимик, одна штука! А я не получил — ничего! А потерял Ала, страну и друзей! Понял, ты, полковничья твоя морда?!

-И ты считаешь себя великим алхимиком?! — в запале Рой проигнорировал как невероятное заявление о шести годах без руки и ноги, так и непонятное обращение мальчишки.

-Ха, еще бы! Если бы ты не был ранен, я бы тебя уже триста раз отдубасил!

-Разве алхимия — это драка?

-Не драка?! Ну что ж, отлично, Огненный! Сейчас я тебе покажу...

Юноша вскочил с бревна, осатанело оглянулся... потом хлопнул в ладоши и, торопливо шепча что-то, приложил ладони к своему сидению. Бревно взвилось на дыбы, изогнулось, распалось будто бы одновременно во все стороны и... и превратилось в странное длинное кресло с подлокотниками, тоже деревянное. Спинка кресла была усеяна выступающими зубьями, ручки стилизованы в виде распахнутых драконьих пастей, а вместо ножек землю попирали львиные лапы с выпущенными когтями.

-Вот так-то лучше, — с видом победителя юноша уселся в кресло и величественно запахнул на себе одеяло. — Назначай условия состязания. Что, во что, и через сколько трансмутаций.

Мустанг оторопело смотрел на него. Потом скривил губы:

-Прошу прощения за то, что сомневался... великий алхимик. Демонстрация удалась.

-Ты чего? — не понял юноша. — Издеваешься, да? Это не демонстрация была, это просто... — он осекся. — Да, — сказал Эдвард потерянным тоном. — Выходит, здесь и в самом деле совсем плохо с алхимией.

8.

День прошел вяло.

Несколько раз у Роя просто-напросто выпадали из памяти отрезки времени: должно быть, он терял сознание. Всякий раз его приводил в себя юный алхимик.

Он вообще оказался на диво полезным: поддерживал костер, насобирал в лесу каких-то грибов, которые объявил съедобными и даже целебными, нажарил и заставил Роя съесть — самое удивительное, что ему потом действительно полегчало: в голове поселился прозрачный легкий туман, но мучительная, дергающая боль в глазнице отошла на задний план. Еще мальчик что-то сделал с ранениями Лизы: они не исцелились, но кровоточащие царапины как по-волшебству превратились в ровные шрамы — самолучший придворный хирург не зашил бы аккуратнее. Женщина наконец-то перестала метаться и уснула спокойно.

Вот только с лошадьми алхимик ничего поделать не мог: как ни удивительно, оказалось, что он, по всей видимости, толком не умел с ними обращаться. Он не смог даже уговорить их подпустить его к себе настолько, чтобы они позволили отвязать поводья и перевести их чуть подальше, где они еще не объели всю траву, и уж тем более — отвести к речке напиться. Это пришлось сделать Рою, причем одному: Эдварда он оставил у костра, охранять. Почему-то к этому моменту Рой доверился ему целиком и полностью, не только своей жизнью, но и жизнями друзей. Ему даже казалось, что он уже откуда-то знает этого мальчишку... может быть, что они были знакомы давно, еще в детстве, или он был дальним родственником Мустанга, да тот забыл.

До вечера они даже успели два или три раза поругаться... Рой не помнил, о чем.

Для человека, который не ел несколько тысяч лет, аппетит у Эдварда оказался совсем неважный. Он довольно вяло поковырял жареного на вертеле кролика (зверек попался в расставленную Хьюзом еще вчера ловушку, а разделать его предложил сам великий алхимик — и превосходно справился с задачей).

К вечеру эффект от грибов прошел, боль возобновилась. Но усталость была так сильна, что Рой повалился спать еще засветло, не опасаясь даже диких зверей: Эдвард обещал поддерживать огонь.

Спать алхимик не пошел: просыпаясь урывками, Рой видел его ссутулившуюся фигуру у догорающего костра. Рыжие сполохи пламени высвечивали рывками желтые волосы.

Что с ним все-таки делать... он алхимик, да, но он же совсем ребенок. С лошадьми управляться не умеет... хотя в седле сидит... странно, странно. Придется глаз да глаз... Да еще и Лиза с Маэсом больны.

Когда Рой все-таки засыпал, он проваливался в диковинные кошмары, и детальные до боли, и сумбурные, как миска лапши по-западному, с острой подливкой и черт знает какими приправами. Казалось ему: вокруг воздвигается каменный город, страннее и причудливее Столицы. И все же во сне город ему был хорошо знаком, как хорошо знакомы были диковинные механизмы, с грохотом несущиеся по мощеным улицам, и люди в синих мундирах, окружавшие его со всех сторон. Многие лепестки пламени цвели вокруг него диковинным букетом, воздвигались корабельными соснами. Он сеял огненный лес щелчками пальцев, прорываясь сквозь горечь и радость битвы. Алые стрелы пролетали мимо его лица, не опаляя. Ад рушился вокруг, жар вскипал внутри и снаружи, оставляя от всех бесконечных вариантов прошлого и будущего один-единственный миг, и он безжалостно подминал его подошвами сапог, под аккомпанемент торжествующего, радостного танца ликования души... жига, да, самая веселая жига, которую он только мог вообразить, но жига, вдруг присоединившая к себе торжественность паваны и бесшабашность народных плясок...

Потом он вываливался, хватая пересохшим ртом воздух, в прохладу северной ночи — и безумно цеплялся за бодрствование. Но кошмар не желал отпускать — и вскоре Рой снова оказывался внутри.

...Лихорадка от ранения, не иначе. Усилием воли он сумел отсрочить ее, отложить — но не отменить совершенно. В забытьи Рою казалось, что кто-то прикладывает ему ко лбу мокрую тряпку и заставляет что-то там выпить, вроде бы, кислое, но он не был уверен, что это ему не привидилось. Это могло быть и частью сна: там, во сне, один раз он встретил Лизу, которая кормила его яблоками.

Наконец рыцарь Мустанг проснулся уже окончательно.

Было серое утро, росистое, туманное и унылое. В этом тумане едва ли угадывалось кострище и чей-то темный силуэт возле него, скрючившийся над котелком с чаем. Не алхимик...

-Ты кто? — спросил Рой, и сам подивился: слова вышли кашлем, вороньим граем.

-Дожили, — ответил темный силуэт голосом Хьюза. — Ты как, про цвет неба в курсе?.. Или тоже запамятовал?

-Какое небо? — ответил Рой, выбираясь из-под одеяла, но не расставаясь с ним: его знобило, так что рыцарь по-старушечьи укутался в шерстяную ткань. — Нет неба и не было никогда. Как там Лиза?

-Нормально, — ответил непривычно слабый, но твердый голос Лизы. Доковыляв к костру, Рой обнаружил, что и она тоже сидит там: на седле, которое кто-то бросил на землю, и привалившись спиною к притащенному ими позавчера — боже, только позавчера! — бревну. Стянутое рубцами лицо уже не походило на кровавую маску, но красные, воспалившиеся царапины выглядели ужасно. Рой поймал себя на том, что он с какой-то болезненной пристальностью вглядывается в знакомые черты — и не находит сил отвести от них взгляд даже из вежливости.

Лиза в глаза ему не смотрела.

Вот уж действительно, три калеки.

-Что будем делать, сэр предводитель? — спросил Маэс слегка насмешливо.

-А где... мальчик? — спросил Рой. Мысли ворочались в голове туго: он не сразу даже сообразил, как называть их "приобретение".

-Пошел в озере плавать, — сказал Маэс.

-И ты его пустил?.. А если утонет?!

-Черт возьми, а что я должен был делать?! Идти на него глазеть и вас оставить на произвол судьбы? Я тут единственный более или менее здоровый...

-Ты таким не выглядишь.

Маэс действительно выглядел даже не бледным, а землисто-серым, под глазами — мешки, как у покойника. Сразу понятно, что вчера он провалялся весь день не просто так. Но разве поймешь, что...

Рой не успел додумать мысль: в следующую секунду он неведомо каким образом оказался сидящим на бревне, поодаль от Лизы, и в руках у него остывала горячая деревянная кружка с маэсовской травяной отравой. Ага, разрывы. Как вчера, он помнил... Ну что ж, оставалось надеяться, что это не навсегда.

-Так ты серьезно? — Маэс смотрел на него со странной смесью недоверия и восхищения. — Ты считаешь, что мы так и должны продолжать?

Рой хотел было спросить "что — продолжать?" — но раздумал. К чему пугать старого друга состоянием своего разума?.. Он просто кивнул. "Продолжать" — в этом слове было что-то ясное, четкое и знакомое, чуть ли не из того сна. Как пить дать, он будет продолжать, пока... пока не кончится вообще абсолютно все. Он "продолжал" всю сознательную жизнь.

-Что — продолжать? — вместо Мустанга спросил сердитый ломающийся голос.

Они обернулись. Эдвард, с полной бадьей в руках, с мокрыми после купания волосами, голый по пояс (до пояса ему приладили запасные штаны Лизы, которые оказались чуть широковаты, но хотя бы почти подошли по длине), с переброшенной по плечи рубахой, стоял по колено в высокой траве. Туман лежал на его голове и плечах пуховой периной, точно и в самом деле не был алхимик настоящим человеком, а призраком, духом, явившимся из отдаленных времен.

-Мой ненормальный друг, — Маэс ткнул в Роя рукоятью ножа, коим пытался откромсать полоску поменьше от куска вяленого мяса, — считает, что тебя надо посадить на трон. Вместо Крысиного Короля. Мол, только такая легендарная фигура сможет всех вокруг себя объединить.

Эдвард, кажется, поперхнулся смешком. Потом сказал:

-Тьфу на вас.

Подошел, поставил бадью у костра — вода плеснула, — потом сел рядом с Мустангом на бревно, задел плечом. Утренняя прохлада его, кажется, несколько не беспокоила.

-Глупости это, — сказал он. — Во-первых, хрена с два мне становится королем? Зануднее дела не придумаешь. Во-вторых, вы чего с церковью собрались делать?.. Я так понял, она алхимию запрещает. Вот так возьмет и за здорово живешь примирится с алхимиком на троне! В-третьих... — он задумался. — В-третьих, всякие там заговоры на свержение власти — дело долгое. А я с вами недолго буду. Помогу только-только, раз уж вы меня так... — он недобро покосился на Роя, — выдернули. А потом домой. Как только выясню, как это — домой. И куда.

-Слушай, мальчик! — это взорвался уже не Рой, а Маэс, да взорвался так, что у него аж губы побелели. — Если в этом все дело — ступай своей дорогой хоть сейчас! Нам тут твоя благотворительность...

-Оставь, сэр Хьюз, — устало бросил Рой. — Он прав. Это не его война и не его дело. И мы ему никто. Но он нам нужен — и он любезно соглашается помочь. Просто так. Это невероятно много, Маэс.

-О как, — мрачно скривился Эдвард. — Очень умно с твоей стороны.

Так же резко, как и сел, он встал и отошел прочь, потерявшись в тумане. С поляны не уходил: треска сучьев они не слышали. Видимо, стоял рядом и думал о чем-то. Как будто... обиделся?.. Но на что он обижался? Разве Рой не обрисовал истинное положение дел?.. И разве не об этом они говорили вчера?..

Они, трое взрослых у костра, молчали. Рой пил настойку — Хьюз превзошел самого себя, взвар был еще противней, чем обычно. Лиза, морщась, ощупывала лицо, и Рой боролся сам с собой, чтобы не велеть ей прекратить. Лиза сама не девочка — знает, что такое шрамы. Если щупает, значит, надо ей.

Маэс хмуро жевал вяленую козлятину.

Потом вдруг Эдвард Элрик вернулся.

-Ладно, — сказал он жестко. — Ладно. Поисками пути домой можно заниматься параллельно со свержением этого вашего Крысиного Короля. Может, даже удобнее выйдет. Так уж и быть, впутаюсь в вашу чертову кашу. Только уж вы мне все изложите подробно, и убедите сперва, что ваш чертов план может осуществиться — а то знаю я... — он осекся. — Знаю я эти чертовы планы, — закончил, сбившись. — Они и в мое время никогда не осуществлялись. А уж сейчас...

-Я не думаю, что доля неучтенных случайностей зависит от времени, — заметила Лиза. Рой поразился спокойствию и даже мягкости ее голоса. Ей, должно быть, очень больно... Или все же странная магия-алхимия Эдварда помогла?..

-Я хочу, — сказал Рой, — чтобы вы, Эдвард, свергли Крысиного Короля тайно. Чтобы никто об этом даже не узнал. И исподволь изменили бы всю политику страны.

-Тайно? — Эдвард рассмеялся. — Отвратное чувство юмора. Может быть, мне еще и от его жены шифроваться?..

-Молчание королевы можно гарантировать разными способами, — произнес Мустанг все так же серьезно. — Что же касается самого короля, то это вполне осуществимо. Я точно знаю, что почти никто из придворных не видел его настоящего лица.

-Как так? — удивился Эдвард. — К чему бы...

-Никто не знает, к чему. Но вот уже десять лет он ни разу на людях не снимал тяжелого доспеха. Говорят, он ходит в нем даже в своих покоях — если бы не голос Его Величества, придворные бы даже опасались подмены.

А вот на этом месте рассказа лицо Эдварда стало совершенно неживым.

9.

Они решили ехать к Столице кружным путем, сделав крюк по безлюдным северным предгорьям. Требовалось время, чтобы обучить Эдварда самым обычным вещам — вроде того же ухода за лошадьми или как держать факел, чтобы не обжигал пальцы. Требовалось время, чтобы остальные трое залечили раны. Требовалось, чтобы забылась эта потрясающая казнь на площади у Ратуши, чтобы слухи улеглись, чтобы позабылось участие во всем этом верных вассалов Мустанга и Хьюза, чтобы королевский двор перестал разыскивать беглого рыцаря и ждать волнений...

Рой думал, поджимая губы: стоило бы выждать год-два. Мальчик бы вырос, возмужал... Но он знал, что не получится. Эдвард не сможет. Перегорит, наделает глупостей — выбирай любое. Казалось бы, Рой не слишком хорошо пока знал юного алхимика, не мог бы с такими тонкостями предсказывать его реакцию — ан нет, что-то нашептывало на ухо...

Они ехали широкими холмистыми равнинами, словно сшитыми из лоскутов серого и зеленого шелка, под великолепным небом, где щедрая рука Творца разбросала купы вычурных серо-голубых облаков. Над ними сине-золотой мозаикой просвечивали небеса, ветер колыхал траву, ласково гладил шкуры лошадей и волосы путников. Эдвард, который ехал на одной из запасных лошадей, умудрился подвести свою довольно смирную кобылу к жеребцу Роя и начал разговор сразу, в лоб:

-Идиотизм вы задумали. Бесполезное дело. Ну смените вы короля. Ну и что?.. Крестьяне как голодали, так и будут голодать, и от войн вы не избавитесь... толку! Один человек мало что решает, даже если это король.

Рой, Лиза и Маэс переглянулись.

-Мы не ставим целью обеспечить процветание страны, — суховато сказал Рой. — И разве в этом дело?.. Более того, если у вас, Эдвард, сложилось впечатление, что мы собираемся противодействовать церкви — то и в этом вы ошибаетесь. Церковь заблуждается по воле Божьей, ибо Бог по какой-то причине не желает пока указать ей на ее ошибки. Реформы сверху — вот все, о чем я думаю. И еще я хочу, чтобы на троне оказался король, не желающий смерти своим подданным.

-Тогда отчего бы вам самому не занять трон? Вы же из знатной семьи, вроде как? Небось, какое-нибудь там родство в восьмой степени имеется...

-Как не быть, — усмехнулся Маэс. — Вообще-то, у меня родство даже ближе, чем у Роя. Но открыто претендовать на трон?.. Нет. Церковь затопчет нас. Пока большей части иерархов смена власти не выгодна. А если так, изображая Крысиного Короля. — нам и получасу не продержаться.

-Почему же вы думаете, что я продержусь? — ядовито спросил Эдвард. Он вообще стал еще более язвителен, чем в первый день, замкнулся сильнее — и тем сильнее, как в тот момент, когда услышал про внешний вид Крысиного Короля. — Сами говорите, все знают его голос. А если вы думаете, что я сумею изменить свои голосовые связки, чтобы говорить, как он, то вы меня сильно переоцениваете. Вам надо было искать не алхимика, а оперного певца!

Рой не знал, что такое "оперный", но смысл понял.

-В этом и сложность, — кивнул он. — Я полагаю, что с вашей помощью мне удастся убедить одну влиятельную партию при дворе, что замена не только необходима, но и пойдет на пользу Аместрис. Туда входят в том числе и лица, занимающие не последние посты в церкви... Если мы заручимся их поддержкой, то обмен может пройти выгодно.

-Но тогда вас потребуют за это заплатить, — усмехнулся Эдвард. — Меня потребуют. И что? Вы уверены, что плата пойдет на благо Аместрис?..

-Вот в этом и сложность, друзья, — многозначительно улыбнулся Рой. — Впрочем, вполне разрешимая.

Эдвард бросил на него какой-то удивительный, презрительно-горестный взгляд.

-Кого ты хочешь обмануть... — он запнулся, — сэр Мустанг? Ни хрена ты ни в чем не уверен. Опять будешь блефовать по-черному. Ну и ладно.

Мальчишка угадал — быть может, он чувствовал рыцаря так же, как рыцарь чувствовал его?.. Неожиданное следствие этого странноватого алхимического призыва. Рой не был уверен ни в чем — даже в том, что, начиная использовать алхимию, позволяя кому-то придти к власти с помощью алхимии, он не выпускает из бутылки джинна, когда-то уже уничтожившего страну. Ему оставалось только сжать зубы и ехать вперед.

Под облаками, низко, кружил над холмами ястреб, все сужая круги.

Пахло полынью.

10.

Жизнь понемногу течет и понемногу изменяется. Это один из закон алхимии — закон вечного потока, равноценного самому себе в каждую последующую минуту. Когда много перемен происходит внезапно и разом, мы называем это катастрофой. Они похожи на водовороты в вечной реке жизни. Можно ли прожить без катастроф вообще? Можно ли надеяться на небедственное будущее для своей страны и друзей, или такое понятие как "счастливая человеческая жизнь" — нечто из разряда сказок, и счастье стоит искать только в религиозном экстазе или маловразумительных духовных умствованиях?..

С какого-то момента Рой перестал понимать, чего он на самом деле хочет, оправдывает ли цель средства — любые средства.

Инцидент произошел, кажется, дня через четыре после призыва алхимика. Эдвард к тому времени уже порядком пообтесался: выучился ездить на лошади так, что уже не хотелось заплакать, глядя на его посадку, говорил почти всегда понятно, научил своих спутников готовить умопомрачительно вкусную похлебку из щавеля и рассказал Рою кое-что интересное об алхимии. И все же на разговоры их найденыш был туг: говорил пару слов и снова замолкал, да еще поглубже натягивал на лицо капюшон плаща, чтобы никто не видел его глаз. Зачем было таскать плащ на себе в такую ясную погоду, Рой решительно не понимал. Забавно, если в прошлом меньше потели.

Так вот, на четвертый день им волей-неволей пришлось завернуть в одну из деревень (называлась она Большой Овраг) — прикупить кое-какие припасы. Поколебавшись немного, Рой решил, что они с Лизой, как самые приметные, отсидятся в лесу, а на рынок сходят Маэс и Эдвард. Заодно Маэс приглядит, чтобы Эдвард нормально походил среди людей, не сделав хоть за полтора-два часа с десяток ошибок.

Хьюз и алхимик должны были вернуться не очень скоро. Когда они уехали, Рой и Лиза воспользовались перерывом, чтобы отоспаться. Спали на всякий случай по очереди. Потом Рой решил сходить за хворостом, а Лиза осталась на поляне готовить ужин. Рыцарь-алхимик не удалялся далеко от поляны, старался все время держаться так, чтобы слышать лошадиное фырканье, да не выпускать из виду отблеск лизиных светлых волос. Никаких подозрительных звуков он не слышал, в лесу было тихо и спокойно. Стучал где-то дятел, насмешничали сойки, золотые лучи вечернего солнца забавлялись с земляничными листьями, пятная их желтым. Рой усмехнулся, подумав о солнечном огне... расчистил носком сапога пятачок земли от рыжей опавшей хвои, нарисовал корявым сучком огненную печать... Достаточно коснуться ладонью — и в воздух взвились рыжие лепестки пламени.

Рой улыбнулся, незаметно для себя — очень мягкой улыбкой. Рыцарь поглаживал крошечный костерок, как котенка, у самого основания пламени, чувствуя ласковое тепло на кончиках пальцев. Он не играл с огнем с тех самых пор, как Лиза, Маэс и прочие вытащили его из куда большего костра на Ратушной площади... и где бы он был, если бы не такая же точно огненная печать, вырезанная на деревянном столбе?..

Какое счастье, что по спеси и глупости своей епископ Доттери не приказал сжигать еретика на обычном столбе, а украсил его "отгоняющим зло" священным символом...

А потом ему показалось, что с поляны послышались какие-то голоса. Эдвард и Маэс вернулись так рано?..

Рой погасил огонек ладонью, поднялся, поглядел на увесистую валежину, что прихватил с собой в качестве дров... и не стал ее брать. Осторожной, крадущейся походкой, держась к поляне тем глазом, что не был скрыт темно-зеленой повязкой (черной тряпицы у них не нашлось), сэр Мустанг подобрался к проему между стволами деревьев.

Он понял, что предосторожности не напрасны, еще даже не оказавшись на намеченном наблюдательном месте: темно-коричневые балахоны братьев-патерианцев хорошо были видны даже издалека на фоне сияющей от солнца травы поляны. Их там было семь, ага, и вон восьмой, с лошадьми... почти декурия [Декурия — 10 всадников, подразделение римской кавалерийской турмы. Все военные, религиозные термины и названия монашенских орденов в данном тексте изобретены автором или беззастенчиво передраны откуда-то и первоначально обозначали нечто совершенно иное]... они спешились... Обыскивают, что ли?.. Зачем?.. Женщина с полузажившими шрамами, в мужской одежде и четыре лошади, да, подозрительно... Но никакого преступления против святой церкви еще...

Рой сжал зубы, понимая, что во всем этом виноват он и он один. Ведь знал, помнил, что здесь поблизости монастырь Братства Детей Единого Отца, и что именно в этом монастыре смиренные отроки из братии проходят обучение на монахов-чудотворцев, но совершенно не подумал о том, что в обучение могут входить конные разъезды по окрестностям...

Сказать по правде, Рой сам намеревался наведаться в монастырь — были у него там дела — но гораздо позже, после темноты и тайком. На подобный поворот событий он не рассчитывал.

Оставалось только, сжав зубы, ждать развязки и надеяться на лучшее. Что самое худшее может случиться?.. Они заберут Лизу с собой в монастырь и посадят ее там под замок. Это не страшно, они ее вытащат...

Нет. Не иначе, черти дернули монахов проверять седельные сумы... и, разумеется, из сумы Роя первым делом выпали свитки с его алхимическими записями (они ехали в такой глуши, что он не видел необходимости прятать их каждый раз на дно). Тут были и переписанное с трудов Теодориха, и свое, и добавленные в последние дни замечания Эдварда.

Обычные сельские священники, конечно, ничего бы не поняли или даже сочли его записи заметками какого-нибудь особенно благочестивого богомольца, упражняющегося в священном писании. Но не специально тренированные монахи-патерианцы; о нет, эти, будьте спокойны, разобрали все в лучшем виде — и несказанно оживились. Еще бы: охота святой церкви за алхимическими рукописями ни для кого не секрет, все ордена и приходы спят и видят, как бы заполучить рукопись-другую... с самыми разными целями. Судя по тому, как разом развил бурную деятельность лидер группы с оберегом на груди чуть не с тарелку размером, то он очень даже хорошо представлял истинный смысл непрестанных поисков.

Командир тут же велел своим людям рассредоточиться, окружить поляну и ждать возвращения — сам же приступил с ножом к связанной Лизе. Что он собрался у нее выпытывать?!

Рой выпустил воздух сквозь сжатые зубы. Можно ли ждать?.. И ждать чего?..

Сумеет ли он один, пусть даже со своей огненной алхимией, справиться с почти полной декурией чудотворных монахов?.. Зависит от того, насколько далеко они продвинулись в обучении. И насколько быстро он сможет рисовать. Ну, мальчик мой Рой, как говорила матушка, женщина суровая и привычная к обороне родового замка, пора показать, как быстро думает твоя задница.

Усмехнувшись, он сунул в рот безымянный палец и надкусил. Большой кровоточил бы сильнее, но им придется пользоваться...

А потом мир подал недвусмысленно дал понять, что ждать больше нечего и колебаться поздно: один из монахов, разосланных отцом-капитаном, вдруг вылез из кустов прямо на Роя — ну вот совпала приглянувшаяся ему засидка с местом, где пережидал рыцарь. Рою волей-неволей пришлось вступить в драку...

Нет, первого Рой снял легко: на его стороне был эффект неожиданности. Однако не бесшумно — тело упало в куст, наломав веток. Его услышали. В его сторону обернулись. И Рой проклял все на свете, потому что сражаться сразу с пятью налетевшими с разных сторон "чудотворцами"...

Он сорвал с первого, который упал, оберег. Паршивенький оказался, простенький, но Рой хотя бы понял, на что были "заточены" монахи этого отряда: воду они из воздуха извлекали, вот что. Молясь, чтобы нарисованная кровью на тыльной стороне ладони печать сделала свое дело, он коснулся левой руки правой, представляя, как мельчайшие частицы воздуха расщепляются и группируются по-иному, высвобождая...

Искры!

Он выхватил меч, парой ударов заставил монахов отступить, теперь достать стилет... ударил лезвием по лезвию... вот где пригодился бы Хьюз с его целым арсеналом метательных ножей!

Первая огненная волна, приятным теплом обдавшая кожу, отбросила монахов назад. Но второй раз они стали умнее — и на Роя обрушился взявшийся из ниоткуда ушат воды. Черт! Вода смыла кровавую печать... Взвился клуб пара, невыносимо горячего, но Рой успел отпрыгнуть от эпицентра и под прикрытием броситься в сторону Лизы. Теперь схватить ее за шиворот, и вон туда, за пригорок... Если хоть две-три секунды... печать он сможет нарисовать быстро... поставит защиту, ну хоть какую-нибудь...

Бесполезно. Это огненные печати ему привычны; такую, чтобы преобразовать землю в мало-мальски твердую субстанцию, он не нарисует. И Лиза...

Лиза вытянула вперед руки, когда он оказался рядом, Рой быстро полоснул мечом по путам на запястье... ах, как удачно, что он не оставил меч у костра! Не то чтобы от него было много толку...

Он сунул Лизе стилет — ее собственный нож забрали. Мало толку, но хоть что-то. Женщина стала к нему спиной, охраняя свою половину. Она не умеет сдаваться, но такие, как она, рождаются с искусством умирать в бою. Монахи окружили их со всех сторон, не торопясь снова применять свои "божественные" фокусы.

-Смиритесь, богомерзкие отступники! — сдавленно сказал предводитель монахов: руки у него оказались обожжены, он держал их на весу. — Алхимия лукавая да не сможет противостоять сынам истинной церкви!

-Идите к дьяволу, — посоветовал Рой, чувствуя, что его хватает только на усмешку, которая получается неестественно широкой. — Там ценится умение нападать толпой на двоих едва вооруженных людей. А не желаете — так выходите по одному.

-Искусы твоей речи бессильны против нас — неожиданно спокойно ответил предводитель монахов — Брат Герхард, брат Патрик! Вы приуспели в Божьих истинах, алхимик — на вас. А вы, братья, — он кивнул ближайшим к себе, — женщиной. Живыми захватить!

Рой стиснул зубы. Вот проклятье! Двое нападающих — это хуже, чем один, и много, много хуже, чем четверо-пятеро.

И тут острые колья вырвались из земли, внеся сумятицу в ряды нападающих. Боги мои! Рой не видел никогда ничего подобного. Каменные столпы, в которые впечатались диковинными узорами растущие на поляне трава и незамысловатые полевые цветочки, рванулись вверх на высоту целого дома, разбивая нападающих.

Монахи быстро рассредоточились, и кое-кто из них даже догадался, кого надо бить — светловолосого юношу в плаще с капюшоном, что чуть присел, прижимая руки к земле, в стороне. На Эдварда хлынул поток ледяной воды, который послал один из братьев; другой, вставши рядом, умудрился превратить часть воды в ледяные сосульки — не иначе, с перепугу, Рой знал, что это очень сложный фокус. Однако Эдвард увернулся. Если расчет противников был на то, что вода сотрет начертанную им печать, то он явно не оправдался: Эдвард коснулся земли снова, и взметнулась огромная каменная волна, спеленав тех, кто еще пытался нападать.

Еще секунда — и этот вечно юный пришелец из невозможной древности, улыбаясь криво, как умалишенный, стоял уже рядом с Роем и Лизой. В руках у него невесть откуда взялось копье с листовидным наконечником, украшенное по древку причудливым узором.

-Ну ребята, вы даете, — по голосу казалось, будто он искренне восхищается ситуацией, но от Роя не укрылся сарказм и тяжкое недовольство мальчишки. — Вы же сказали, что у вас тут нет алхимиков! А это кто?! И какого черта у них у всех алхимические печати на груди болтаются?!

-А это — святая церковь, — мрачно заметил Хьюз, вынырнувший сбоку. Маэс оттирал полой плаща от крови меч, а через плечо у него была перекинута сума, из которой упоительно пахло свежим хлебом. — Что в наших краях, похоже, без разницы.

11.

Прохладная ночь задумчивым шагом пересекла долину, помедлила у горных хребтов и окончательно утвердилась на влажных темных лугах, забрызгав их первой росой. Ночь зажгла тусклые свечные огоньки в окнах аббатства, прикрыла глаза собакам в деревне, собрала крестьянские семьи у комелька и выгнала молодежь к реке; летняя ночь оставалась летней ночью, какие бы заботы ни тревожили людей.

Рой постучался у черного хода условленным стуком: три удара через длинные паузы, два через короткие, потом еще одна длинная пауза и пять быстрых ударов.

Тяжелая дверь приоткрылась почти сразу — Роя ждали, переданная днем через Хьюза весточка сработала. Щель оказалась ровно такой, чтобы мог пролезть человек, и Рой протиснулся, выдохнув и помянув почтенную матушку архитектора аббатства.

-Не тревожь всуе покой мертвых, — ответил ему мрачный голос. — И помни, что усмирение плоти не только очищает душу ради жизни вечной, но и помогает избежать многих неприятностей на этом свете.

-Премного благодарен, — процедил Рой сквозь зубы, уловив намек.

В потайном ходе было темно, хоть глаз коли. Но когда Рой закрыл за собой дверь, человек, отворившей ему, запалил свечу, стоявшую на приступочке в стене. Они оглядели друг друга.

-Ты почти не изменился, святой отец, — сказал Рой. — Нимб пока не прорезался.

-Могу сказать, что слухи, будто тебя подпалили, тоже оказались сильно преувеличенными, — кивнул отец-настоятель, прикрывая свечу экраном. — Однако знакомство со столичными палачами не пошло на пользу твоей внешности. Следуй за мной.

С человеком, ныне звавшимся отцом Филиппом, Рой Мустанг познакомился еще на Восточных полях. Тогда этот хмурый и молчаливый даже по меркам своего сдержанного народа воин командовал отрядом ишваритов, что в числе прочих своих вассалов привел герцог Лиорский. Они невзлюбили друг друга сразу, поссорившись сперва из-за пригожей маркитантки, а потом из-за общего несходства жизненных взглядов. До поединка дело, правда, так и не дошло: помешало внезапное нападение кавалерийского десанта, во время которого Рой Мустанг совершенно нечаянно спас будущему монаху-патернианцу жизнь. После всего этого враждовать было как-то глупо, тем более что ишварит почти тогда же принял обет послушания — сказал, что на него во время последовавшей за раной в голову лихорадки снизошло откровение о сути истинного бога. Кажется, он стал первым из ишваритов, кто принял церковные обеты — те, несмотря на кровавое посвящение века этак три назад, до сих втихомолку верили в собственных языческих богов.

Менее удивительным было то, что Рой за все время знакомства так и не узнал имени своего невольного должника: у южных варваров не принято раскрывать имя встречным-поперечным. Приняв же послушание, ишварит от имени отказался вовсе. Рой до сих пор звал его так, как прозвали в армейском лагере в последние недели боев: "Шрам".

-Вот что, — сказал рыцарь. — Я сегодня не один. Со мной... еще кое-кто.

-Этот твой жизнелюбивый друг? — приподнял брови Шрам. — Хьюз, кажется? Или миледи Хоукай?

-Нет. То есть они тоже со мной, но сюда я их не привел. Послушай... помнишь наш последний разговор?.. Когда ты спросил меня, правильно ли понял намек.

-Да. Ты мне ничего не ответил.

-Вот теперь отвечаю. Да, ты понял его правильно. И со мной тот человек. Тот самый человек.

Смуглое лицо Шрама побледнело — это было заметно даже в скудном освещении.

-И где же он?

-Ждет за дверью. Я решил сперва перекинуться с тобою парой слов, а потом уже вас знакомить.

-Ага, — довольно спокойно подвел черту монах. — Так вот как тебе удалось разобраться с декурией брата Винсента. Я, признаться, даже начал подозревать, что это все-таки не ты, а какой-то еще особенно резвый еретик... потому что не думал, что ты уже так продвинулся в своих богомерзких штудиях.

-От тебя это звучит особенно странно, — кисло заметил Рой. — В отличие от ваших рядовых, ты осознаешь лицемерие своих слов.

Кажется, на губах Шрама появился некий призрак улыбки.

-Я тоже был рядовым не так давно, — заметил он. — Но Церковь нельзя изменить за один день, даже за один год. Или ты хотел бы, чтобы я отправился убивать высший епископат по одному за несоответствие их проповедей их же повседневной жизни?..

-Ты? — Рой с усмешкой взглянул на Шрама. — Да ты и мухи не обидишь. Как воевал в свое время — ума не приложу.

-Насилие не имеет будущего, — заметил Шрам. — Именно поэтому я сотрудничаю с тобой, а не с кем-то другим из наших добрых лордов-повстанцев: в твоих планах, по крайней мере, не значится крушение основ нравственности и законного порядка.

-Благодарю за доверие, — Рой чуть кивнул. — Кстати, о доверии... Так ты желаешь увидеть нашего гостя?

-Я желаю лечь и проспать десять часов, — пожал плечами Шрам. — Но мои желания в этом мире ничего не значат. Мы выйдем к нему?..

-Нет, я его позову сюда, — Рой покачал головой. — Протиснется. Где там у тебя потайной рычаг?..

-Где вы спрятались? — спросил Шрам. — Мы ведь послали обыскать...

-Есть способы, — отмахнулся Рой. — Особенно, когда с вами — алхимик, способный за какую-то секунду создать надежное убежище из чего попало. Но теперь мы надеемся, что нас спрячешь ты.

-В самом монастыре?

-Именно. Кто подумает искать нас здесь?..

-Ты совсем спятил, алхимик.

-Не более чем отец-настоятель, который со мной якшается.

Рычаг, послушный нажатию сильной руки, заскрипел, и тяжелая дверь приоткрылась вновь. Эдвард ждал этого сигнала: его не пришлось просить дважды, мальчишка ужом скользнул в появившуюся щель. Заморгал от света, а когда проморгался, на лице его возникло выражение, как будто он увидел привидение.

-Кто это? — спросил Шрам. — Неужели тот самый знаменитый алхимик...

-Да, — кивнул Рой. — Это алхимик, с двух хлопков разваливший почти полный декурий выучеников этого аббатства. Конечно, еще не закончивших обучение, но, опять же, заметь, с двух хлопков. Не говоря уже о прочих его удивительных навыках.

-И вы призвали его с того света?

-Эй! — возмутился Эдвард. — Не ведите себя, будто меня здесь нет.

-Пойдемте, — Шрам повернулся к ним спиной и поспешил вперед по коридору. — Поговорим на месте.

Рой понял: отец-настоятель попросту взял паузу, чтобы собраться с мыслями. Вид мальчишки-алхимика из прошлого, вероятно, смутил эту твердую в убеждениях душу — как он раньше смутил и самого Мустанга. Честно говоря, Рой до сих пор не был уверен...

Коридор вильнул вправо, затем влево, затем они спустились по трем ступенькам, поднялись по четырем, зашли в боковую дверь и оказались в конце концов в крохотной комнатушке, где всего-то и было, что стол и пара скамей, да и те едва вмещались. Правда, стены комнаты были заняты полками, заваленными пергаментными свитками.

-Где мы? — спросил Эдвард шепотом.

-Здесь можно говорить нормально. Только не слишком громко, — сказал Шрам, зажигая две большие свечи, стоявшие на столе, и гася ту, маленькую, что нес в руках. — Это комната позади винного погребка. Используется для записей по поводу хранения вина и — изредка — для дегустации. Ну, и что же ты хочешь мне сказать, Рой?

-Для начала — знакомьтесь. Это Эдвард Элрик, наш гость из далекого прошлого перед Катастрофой. Эдвард, это отец Филипп... или можешь называть его Шрам, он уже привык.

-Приятно познакомиться, — склонил голову Шрам.

-Вроде того, — буркнул Эдвард в ответ. — Хотя, честно сказать, не хотел бы я знакомиться с вами вот так.

-Да, я бы тоже предпочел не встречать алхимиков из прошлого... или не встречать при таких обстоятельствах, когда за разговор с ними мне грозит костер, — в тон любезно ответствовал Шрам. — И вы думаете, юноша, что способны помочь Аместрис? Или Ишвару?

-Я ничего не думаю, — покачал головой Эдвард. — Меня попросили о помощи, — он ткнул большим пальцем в Роя. — Вот он попросил. А у меня есть должок... старый еще. Поэтому я не могу отказать. Да и я так понял, что если сейчас кто-нибудь не вмешается, кто в алхимии понимает немного побольше этих ваших церковных спецназовцев, то куча народа в Аместрис погибнет. А зачем это надо?..

-Спецназовцев?.. — Шрам переспросил слово.

-Да эти ваши, монахи, специально обученные... Я так понимаю, их выучили наскоро одной трансформации, и все, в бой бросили?..

-Чтобы выучить человека более чем одной информации, надо привить ему множество специальных знаний, которые не так-то просто воспринять, — кивнул Шрам. — Большинство послушников и монахов — люди вполен невежественные. Я и сам таким был, знаю, о чем говорю. И что же это за грядущая катастрофа, которую вы должны предотвратить?..

Ответил Рой:

-Со слов Хьюза — а ты знаешь, что он имел доступ ко двору — в высших кругах нашего руководства зреют... определенные планы... Ты помнишь, что сплетничали о Философском камне?..

-Смутно.

-Хьюз считает, что Крысиный Король — или кто-то из его приближенных, лорд Рэмси, к примеру — могут получить этот камень со дня на день. И для этого они хотят ни больше ни меньше принести в жертву все население страны.

-Нонсенс, — покачал головой Шрам. — Даже еретическое искусство алхимии не использует человеческие жертвы, что уж...

-Во-первых, алхимия — это наука, — перебил его Эдвард. — Достаточно сложная наука, иногда — непредсказуемая. Во-вторых, алхимия имеет дело с общим потоком жизни, с жизненными силами человека и человечества в целом. Она может оперировать ими. Именно из этих сил и получают философский камень, — голос его звучал буднично, но от этого лично Рою стало жутко.

-То есть это возможно? — второй раз за разговор приподнял брови Шрам.

-Насколько я знаю, это было сделано по крайней мере один раз, — кивнул головой Эдвард. — И в мое время это хотели повторить снова. Я пытался этому помешать... — он закусил губу. — Не знаю, получилось, или нет. Очень может быть, что все, что у вас тут твориться, — он обвел рукою низенькую комнату, словно пытаясь включить в широкий жест всю нынешнюю Аместрис, — это следствие того, что у меня... у нас не получилось.

-А что нынешняя Аместрис? — спросил Шрам.

-Она была гораздо лучше, — коротко ответил Эдвард.

Шрам какое-то время помолчал, размышляя.

-Значит, вы пытаетесь предотвратить катастрофу? — спросил он Роя, глядя ему прямо в глаза.

-Если бы я не был уверен в катастрофе, я не стал бы призывать его, — устало сказал Рой и коснулся повязки (она была уже черной — Хьюз притащил днем из деревни).

-Тогда повторяю свой вопрос еще раз. Но не надейся, что повторю в третий. Чего ты хочешь от меня?

-Помоги мне, — ответил Мустанг. — Помоги нам добраться в Столицу. Устрой мне встречу с архиепископом.

-Пожалуй, мне проще будет достать тебе луну с неба, — Шрам совсем не выглядел удивленным. — Все-таки вас ищут. Настоятелям всех монастырей — мне в том числе — были разосланы с нарочными специальные циркуляры. Там, наверху, — судя по его усмешке, он имел в виде отнюдь не божественное Провидение, — весьма обеспокоены твоим проникновением в тайны запретной науки.

-Погодите, — Эдвард поморщился. — Объясните-ка мне все толком. Я так ничего и не понял. Рой мне говорил, что алхимии у вас нет, что церковь против нее. Теперь выясняется, что церковь использует алхимию — правда, судя по тому, что я успел увидеть, использует крайне криво. И еще я хотел бы знать, — он бесцеремонно ткнул висевший на шее у Шрама крупный знак — крылатый крест, перевитый змеями, — отчего у вас как символ религии — алхимический символ нашего учителя?

-Это не алхимические символы, — Шрам нахмурился. — Это алхимия использует в своей извращенной деятельности осколки божественных откровений, извращая и переиначивая их на свой лад. Именно это вольное обращение с божественной премудростью навлекло на Аместрис божественный гнев в свое время...

-Да прекратите молоть чушь! — фыркнул Эдвард. — Уж вы-то наверняка и сами этим занимаетесь, должны понимать!

-По необходимости, — отрезал Шрам. — Но это не значит, что моя вера нетверда. Впрочем, когда я понял, как много чуши в официальных проповедях — я стал помогать Рою.

-Почему? — спросил Эдвард.

-То есть?..

-Прежде чем нам помочь, вы хотели узнать мои мотивы. Прекрасно! Так вот, прежде чем принять у вас помощь, я хочу знать ваши, — Эдвард хмуро оглянулся на Роя. — Если вы один из этих... церковников, еще не факт, что я могу вам верить. Вообще не факт, что я могу верить человеку, способному объявить алхимию ересью!

-Что ж, ваш интерес справедлив, — Шрам склонил голову. — Я по-прежнему верю в то, что алхимия — божественное откровение, которое Господь даровал людям в неизреченной милости своей как дар и как испытание. Впрочем, любой дар — испытание, а любое испытание — дар. И таким образом. Но Церковь нынче заблуждается. Оно отнимает у людей испытание, делая его достоянием немногих. И она же присваивает себе право решать, кто достоин, а кто не достоин пользоваться благами алхимии. Когда-то я думал, что у церкви и в самом деле есть такое право... Но увы, за десять лет моей службы я видел много людей, в том числе и весьма достойных. И я понял одно: достойные — не судят. А те, кто судят, как правило, не достойны ничего. Достаточно ли я просветил вас касательно своих мотивов?..

-Да уж, загрузили по полной... — Эдвард потер подбородок. — Кружева кружевами, только я так и не понял: вы нам поможете?..

-Я уже направил свои отряды по ложному следу, — пожал плечами Шрам. — Полагаю, теперь у меня нет иного выбора.

12.

Клонившееся к закату золотое солнце, вспомнив о летнем времени, обливало их потоками яркого света. Два алхимика, опытный и начинающий, стояли на проплешине между высоких сосен на берегу небольшого озера, где Шрам объявил привал. Пара молчаливых широкоплечих монахов, составлявших всю свиту отца-настоятеля в этом нелегком путешествии, немедленно занялись разведением костра и приготовлением ночлега. Помогать они себе не позволяли, отлично действуя вдвоем, и чувствовалось, что не первый раз они сопровождают "отца Филиппа" в поездках, которые не надо слишком афишировать. Шрам и Хьюз снова вернулись к яростному теологическому спору, что, не прекращая, вели последние пару дней — с тех пор, как, под прикрытием имени святого отца они начали это неспешное путешествие к Столице. Возможно, Хьюз был так увлечен знакомством с отцом-настоятелем, потому что с Мустангом он почти демонстративно не разговаривал: почти сразу после того, как высказал претензии за утаивание от них с Лизой сущности алхимии. "Я понимаю твою осторожность, Рой, но посылать друзей в бой с закрытыми глазами — это плохая тактика, стратегия и вообще все на свете! Позволь спросить: у тебя что, есть какие-то долговременные планы, которые подразумевают наше невежество?". Рою нечего было ответить на это... потому что планы все-таки были. Но не объяснять же Маэсу, что у него мелькала когда-то мысль своим молчанием и, возможно, информацией о местонахождении алхимика из древних времен откупиться от избыточного внимания церкви... Что делать. Вероятно, их дружбе было предопределено дать трещину. Разве он заслуживает таких людей, как Маэс и Лиза?..

Лиза, кстати, не была столь категорична, но в их с Роем отношениях тоже возник некоторый холодок. Сейчас миледи Хоукай е присела на пригорок у небольшого бездымного костерка и принялась мастерить стрелы — обычные стрелы для обычного легкого охотничьего лука, не арбалетные болты.

-Смотри, — сказал Эдвард, привлекая внимание задумавшегося Роя, — это просто. Попробуй просто вспомнить... только хорошенько вспомнить... что ты видел во Вратах. Что там было?

Рой нахмурился.

-Там был... человек, — медленно произнес Рой наконец. — Светящийся человек. Один силуэт. Он выглядел удивительно похожим... на кого-то. Я так и не понял, на кого.

-Идиот, — буркнул Эдвард.

-Что?! — Рой нахмурился. Манера мальчишки бросаться оскорблениями так, как будто они ничего не значили — или же так, как будто он был лучшим другом Роя, вроде Маэса, от которого еще и не такое можно вынести — порядком вымораживала рыцаря.

-Я вот почти сразу понял, — пояснил золотоглазый алхимик. — На тебя он был похож, тип этот. Откуда там еще кому-то взяться?.. Ну, что потом было?

-Он спросил, хочу ли я войти. Не в моих привычках отступать на полдороге, поэтому я согласился, — пожал плечами Рой. — А он добавил, что я должен буду заплатить. Помнится, я еще порадовался, что моих спутников там не было... что это их минует. Что было потом... очень много всего. Сложно описать. Как будто весь мир разом... — Мустанг умолк, понимая, что не в состоянии изложить то ощущение в связных выражениях. Если в прошлом и были для этого подходящие слова, то теперь их забыли. — Только под конец, кажется, этот... существо это посмотрело на меня одним глазом. Моим. Возможно, это был бред.

-Ну да, как же, — фыркнул Эдвард. — Два раза. И спутники твои тоже там были... если это можно так назвать. Просто ты их не видел. Где, по-твоему, это место находится?

-Не знаю, — твердо произнес Мустанг. — Но обязательно выясню со временем.

-Да здесь оно, — юноша бесцеремонно вытянул палец и ткнул Мустанга в середину лба. — И здесь, — он коснулся своей головы. — Эта штука... она внутри каждого из нас. Каждый из нас — вселенная. Помнишь еще про поток жизни?.. Все знания, вся алхимия, все чудеса — они не где-то, они внутри. Ну... если заплатишь плату, можно эти двери приоткрыть и часть знаний выпустить. Можно даже чужую силу забрать и вечную жизнь обрести... относительно, — Эдвард поморщился. — Грязный способ. Вот поэтому, кстати, ты ни ле... ни леди Хоукай, ни Хьюза не видел. Ты же ни с кем из них кровью не обменивался, нет? — Рой кивнул. Когда-то, еще в юности, он хотел предложить Маэсу побрататься — но постеснялся, а потом как-то не сложилось... Сейчас он благославлял свою нерешительность. Стань они братьями — и Маэсу уже от Роя никуда бы не деться, а так, может, у него еще есть шанс. — Ну вот. Туда можно и вдвоем забрести... иногда, — туманно выразился Эдвард. — А так у каждого свои Врата. И свой этот... мерзкий тип. А что из этого следует?

-Что? — спросил Рой, слегка сбитый столку. Внутри него росло раздражение от Эдвардовой манеры излагать и вообще от ситуации в целом (нет ничего зазорного в том, чтобы учиться у ребенка, если он сведущ... но осознавать, что пацан на десяток лет младше тебя обладает большими знаниями в науке, которую ты изучал не один год и добился определенных успехов радости не прибавляет, будь этот мальчишка сколько угодно выходцем из славного и трагического прошлого).

-А то, — сказал Эдвард, — что формулы — не нужны! Нет, ну знать, конечно, их надо — потому что как иначе ты дашь вещи понять, во что ты хочешь ее превратить?.. Но рисовать их абсолютно никакой необходимости нет. Потому что все эти формулы уже содержатся в твоем теле.

-Если бы это было так, — усмехнулся Мустанг, — все бы давно уже колдовали, просто хлопая в ладоши.

Эдвард хмуро на него посмотрел, убрал за ухо прядь — как раз подул и стих ветер, бросив волосы ему в лицо.

-Во-первых, не колдовали, а трансфигурировали. Во-вторых, я не "хлопаю в ладоши". Я замыкаю алхимический круг собственным телом. Весь фокус создать замкнутый контур... а, черт, вы тут механики не знаете... ну, короче, сам должен понимать! Интуитивно.

-Понимаю, — проворчал про себя Рой, подумав, что он еще не встречал человека, который объяснял бы хуже, чем Эдвард. Даже немой мясник, живший при отцовском замке, доводил свои инструкции до подмастерьев куда доходчивее — мало кто не сумеет понять тычки и зуботычины.

-В общем, так, — вздохнул Эдвард. — Ты же был в этих вратах, верно? Так что ты сейчас можешь кол... тьфу, трансфигурировать без всяких печатей. Ну, разумеется, в голове ты должен производить все те же операции, но дублировать их письменно совершенно не обязательно. Понял?

-В общем, да, — осторожно кивнул Рой. — Выходит, мне достаточно всего лишь хлопнуть в ладоши — и я вызову огонь?..

-Учитывая, что ты обычно всего-то искрой поджигаешь небольшой объем кислорода, — кисло заметил Эдвард, — который не трансфигурировал даже, а просто выделил из воздуха, то, по всей видимости, тебе достаточно щелкнуть пальцами. Кольцо как раз получится, — для наглядности он показал Рою сложенную для щелчка щепоть. — Советую тебе тогда еще сильнее изменить соотношение водорода и кислорода, чтобы он сам вспыхивал. А то еще с кремнями возиться... Только учитывай, что взрыв может последовать слишком быстро, тебе надо быть осторожнее.

-Соотношение — чего? — Рой наморщил лоб.

-Ну... — Эдвард задумался. — Черт, как же оно называлось-то... А! Короче, соотношение горючего воздуха и огненного воздуха должно быть где-то два к одному или больше. И тогда тебе никакой кремень или там трут не понадобятся. Но только не превращай сразу большой объем — взрыв будет очень мощный. Ну вот попробуй сначала... где-то вот столько, — Эдвард показал, сколько.

Рой сдержал готовую вырваться ругань. Он заранее был уверен, что ничего не выйдет, потому что все это выглядело просто дико. В свое время ему сложно было принять алхимию как учение о природе и единстве всех вещей, но то, о чем говорил Эдвард, и вовсе выходило за все рамки. Ладно, если эти чудеса мог проделывать алхимик, вызванный чудом из далекого прошлого — но он сам?.. Обыкновенный полуневежественный рыцарь, прочитавший с десяток трактатов и едва сумевший воплотить сведения оттуда на практике?

Ладно. Он вытянул руку, послушно производя вычисления про себя...

-Эй! — Эдвард отскочил в сторону. — Подожди-ка... Теперь давай.

...и щелкнул пальцами. Замкнутый контур, значит...

Взрыв оказался все-таки слишком сильным: не то Рой выбрал неправильный объем, не то Эдвард чего-то не рассчитал. Рыцарь с трудом устоял на ногах — самого же алхимика чуть не опалило. Лиза вскочила на ноги, монахи немедленно оторвались от своих дел (один как раз начинал что-то готовить, другой ставил палатку).

-Все в порядке! — закричал им Эдвард, махая им рукой. — Все в порядке, нормальный рабочий процесс!

Рой в недоумении посмотрел на свои пальцы. Руку он не ожег, даже не опалил... Только волосы на тыльной стороне запястья чуть дымились. В траве же напротив него красовалось выжженное пятно, наглядно свидетельствуя, что ничего ему не почудилось.

И вдруг Рой расхохотался — неудержимо, чуть ли не сгибаясь пополам от хохота, горько и горячо: в горле першило, в животе, кажется, танцевали пресловутые огненные ящерицы.

-Рой! — он сам не заметил, когда это Эдвард обхватил его за плечи, когда вдруг подбежала Лиза, подхватив с другой стороны, как они заставили его сесть и Маэс сунул в руку флягу с водой... Рой оттолкнул флягу: то, что с ним творилось, вовсе не было истерикой.

-Вы не понимаете, — горько сказал он. — Вы, черт побери, не понимаете... Все, что случилось... все эти годы... все эти усилия и жертвы... И что в результате?.. В результате я могу вызывать огонь мановением руки, как я хлестался в детстве оруженосцам отцовских вассалов! Ничего себе цена...

Тут Рой поймал взгляд Хьюза — и неожиданно понял, что ему хочется смеяться уже просто от облегчения: на лице Маэса было написано явное беспокойство и еще более явное "Да что с тебя взять, идиот".

-Считай это дополнительной приятной неожиданностью, — предложил Маэс. — Даже ты не настолько сумасборд, чтобы потратить столько себя на обучение фокусам.

Рой криво улыбнулся ему.

-Кроме того, — добавила Лиза, и Рой понял, что она тоже не злится на него так, — От этих фокусов может быть значительная польза в бою...

-Фокусы? — Эдвард нехорошо сощурился. — Ах, фокусы?.. Пошли.

-Куда?

-Туда пошли, обратно. Если ты здоров, я тебя сейчас буду бить.

-Ты же не владеешь мечом.

-Если боишься, можешь взять меч.

-Еще не хватало! Чтобы барон Мустанг выходил против мальчишки с мечом...

-Ха, так ты барон? Всего лишь?

-Что значит "всего лишь"?!

-Я бы попросила вас, Эдвард... — начала Лиза, но Рой положил ладонь на ее запястье. С души у рыцаря упал камень, и сейчас он был готов сколько угодно выносить капризы их гостя из прошлого.

-Ладно, — сказал он. — Сейчас посмотрим. Когда-то же все равно надо было начинать учить его сражаться. Не знаю, как там у них в золотом позавчера, а у нас он без этого умения долго не протянет.

Рой решительно поднялся, отряхивая штаны от травинок. Ну, что там парень может ему показать?.. Вроде бы, в схватке с этими водяными монахами он вел себя не так уж плохо, но там все кончилось слишком быстро, чтобы Рой успел оценить его...

Первый раз Эдвард положил его на обе лопатки приблизительно через две секунды после начала боя. При этом поддержал, проводил до земли. Рой решил, что мальчишка все еще делал скидку на его недавнее увечье — ради кого другого он явно так не старался бы, потому что движение не было машинальным. В последний момент Эдвард все-таки не вполне его удержал, сказалось то, что Мустанг был чуть ли не в полтора раза выше и как минимум в два раза тяжелее, — и Рой довольно жестко ударился спиной.

-Как ты это сделал?! — прорычал рыцарь, вскакивая.

-Поставил подножку, — пожал плечами Эдвард. — Ну и еще кое-что... Рой, слушай, вас что, совсем не учат драться без оружия?!

-Это — удел простолюдинов, — отрезал Рой.

И тут же припомнил, как старый шевалье де Сан что-то такое пытался втолковать бестолковым пажам у него в обучении — но они толком не слушали его, предвкушая звон рыцарских шпор.

-Отлично, — сказал Эдвард. — Сейчас я тебе кое-что покажу. Бери меч.

-Да будь я проклят.

Рой все-таки согласился взять меч после того, как Эдвард уронил его в пятый раз. И после этого юному алхимику потребовалось еще минут пять, чтобы его обезоружить — правда, учитывая то, что Рой все-таки боялся его задеть и избегал бить всерьез.

Они закончили еще даже до того, как солнце стало по-настоящему садиться.

Шрам, Хьюз, Лиза и даже монахи смотрели на это со стороны, явно испытывая смешанные чувства. Когда импровизированный урок, демонстрация, или, как метко назвал это Эдвард в самом начале, "избиение", закончился, монахи вернулись к своим делам, а остальные подошли к Эдварду и Рою.

-Поразительно, — сказал Шрам серьезно. — Правильно ли я понял вас, господин Элрик, что вы в состоянии обезоружить обученного человека, не нанося ему существенного ущерба, только лишь зная верные точки на теле?..

Эдвард неохотно кивнул.

-Не откажитесь ли вы обучить и меня этому искусству? Я много лет искал способ, чтобы сделать привычные в нашей церкви способы вразумления отступников хоть немного менее... вредными для их жизни и рассудка.

-Не знаю, — пожал плечами Эдвард. Потом добавил непонятно: — Черт, все-таки странно слышать такие просьбы от... вас, святой отец.

-Всякий служит господу, как может, — серьезно пожал плечами Шрам. — Увы, наша церковь — воюющая, так повелось издавна. Едва ли это можно изменить за одно поколение.

-Я не это имел в виду.

-Спору нет, трюки, конечно, хорошие, — скептически заметил Хьюз. — Только учиться им точно нужно долго. Замечательно, что у нашего союзника из прошлого есть такие таланты, да только для нас в ближайшем будущем ничего лучше холодной стали не придумано, — и в качестве иллюстрации своих слов он пару раз подкинул на ладони метательный нож, один из тех, до которых был большой мастер.

-Итак, — сказал Рой, ополоснув лицо водой из озера: мокрые волосы прилипли ко лбу, капли стекали по подбородку. — Вы там, в прошлом, здорово умели драться без оружия, знали алхимию и применяли ее без алхимических печатей, знали множество всего о природе вещей но, насколько я понял, не знали деления на господ и подневольных крестьян. Так какого же дьявола вы позволили всему этому закончиться — вот этим?!

-А я почем знаю? — зло огрызнулся Эдвард. — Меня при этом не было. И я так думаю... — он закончил как-то особенно мрачно, лицо его побледнело: — Если та заварушка, которая начиналась... дома, вылилась во все, что сейчас видно вокруг нас... по всей видимости... с остальными тоже что-то случилось.

Последнее он выпалил неразборчиво, а потом оттер Роя плечом, спустился на пару шагов к воде и сам начал яростно умываться. Лопатки на его спине ходили ходуном.

13.

Огонь — очень настойчивый партнер. Он приглашает на танец так, что не отказаться. Он кружит и вертит тебя в шальной невозможности остановиться даже на секунду, осыпает твои волосы пеплом, он овевает горечью дыма, роняет сверху алые лепестки искр.

Для дамы огонь — кавалер неотразимый. Ни одна ведьма еще не вернулась из объятий костра.

Для кавалера огонь — самая ласковая и страстная подруга. Говорят, мужчине всегда мало одной... но эта сжигает дотла.

Рой любил огонь искренне и чисто. Даже не субстанцию — только явление.

О, Мустанг знал, что церковь считала огонь стихией, одной из чистейших и предвечных — именно поэтому он используется, чтобы очищать души грешников. Он также знал, что Вуазо, алхимик, сожженный всего-навсего лет пятьдесят назад, доказал ошибочность такого мнения. Он все это понимал, как никто... но что может быть прекраснее томительного растягивания души на невидимых огненных кольях, авантюрного полета и безграничного смысла, скрытого в вихре ало-золотых сполохов.

Сейчас, однако, огонь из насмешливого друга превратился в беспощадного противника. Он не ласкал, не кружил — он ярился и подчинял, воющей стеной вставая вокруг. Он бесновался за невидимой границей пентаграммы, и мышцы трещали, как деревянные сваи от одного невыносимого напряжения, от одной попытки сдержать, поднять...

Там, в огне и в дыму, где-то впереди стояли Врата, которые нужно было открыть и держать открытыми, но Рой не мог даже добраться до них. Вокруг оказалось слишком много врагов — врагов без ума и без сердца, с одним только всепожирающим голодом и с одной только бесконечной волей к повиновению. Рой не был их хозяином; он вообще никем не был, он давно потерял счет времени в этом аду, и все, что мог — это расшвыривать белые, вязкие, словно тесто, тела. Омерзительно, если без перчаток, но его, к счастью, при нем. Последний бой, как-никак; хорошо, что не опозорился.

-Огненный! — прокричал кто-то сбоку. Рой оглянулся через плечо, и увидел, конечно, того, кого и ожидал увидеть: наглеца Элрика, которого в последние месяцы язык уже не поворачивался назвать мальчишкой. Измазанный сажей, парень лыбился во всю рожу.

-Чего тебе, Стальной? — Рой сам не знал, как в пересохшем, саднящем от дыма горле нашлись нужные слова.

-Я придумал, как запереть эту гадость! Если я запечатаю врата... они не пролезут! Они не смогут создать философский камень!

-Ты рехнулся! Как ты собрался...

В следующую секунду Эд оказался рядом с ним — Рой не понял, что он сделал, возможно, перепрыгнул через огненный поток, которым стали опрокинутые цистерны с бензином и смазкой. Старший из алхимиков еще машинальноудивился : в такой температуре, как здесь, они уже трижды должны были изжариться и свариться, а они ничего так... Предсмертный бред? Выверты свихнувшегося потока пространства-времени?

-А очень просто, — ухмыльнулся мальчишка, снимая самого резвого "искусника", вцепившегося в загривок Рою. — Никто еще не пробовал алхимичить внутри врат, а?.. А если я салхимичу на человека...

-Вдвойне рехнулся?! — перчатка на левой руке вдруг вспыхнула огнем, отчего-то не причиняя никакого вреда коже, но Рой все равно схватил Элрика за плечо, моментально сообразив: он говорил о себе. — Ты соображаешь, что с тобой будет?!

-Бог все равно пошлет меня обратно, — он дернул плечом, стряхивая руку. — Больно, черт побери!

-Если бы Ал...

-Но Ала тут нет, — теперь глаза у Эда были совсем сумасшедшими. — Он — уже там. Я попытаюсь его выкинуть... И если что... извинись за меня, ладно?

-Идиот! — Рой попытался отпихнуть Эдварда в сторону, но тот ловко развернулся и неожиданно, но крайне больно пнул Мустанга под коленку. Полковник сложился, зашипел от боли — левая рука угодила прямо в лужу горящей жидкости, и даже при вновь возникшей ограниченной неуязвимости это оказалось крайне больно.

Юный придурок, плод греховного сожительства безумства и безрассудства, тем временем уже оказался впереди, туда, куда Рой не мог добежать — а перед самим полковником из пламени воздвигся темноглазый мальчишка.

-Если хочешь создать философский камень — ты сейчас помешаешь ему, — прошипел Мустанг, когда щупальца темноты обхватили его горло.

-В отличие от людей, мы выполняем приказы, — покачал головой Селим Брэдли, чуть опуская веки. — А мой приказ — покончить с тобой. Кроме того, у него все равно ничего не выйдет. Не надейся, полковник.

Огонь, преодолев стертую границу, радостно гудя, устремился к своим давним гостям, взвился к беззвездному, безлунному небу невозможного пространства между явью и грезами мироздания...

...сэр Рой Мустанг распахнул единственный глаз в темноту их временного пристанища. В горле было сухо, отчаянно ныли виски, а еще тупая ломота зарождалась в затылке, намекая на редкостно неприятный день. Где-то в досках звенел сверчок, снаружи доносились веселые голоса — значит, еще не поздно. Окраина деревни. Ночи теплые, молодежь не ложится до света.

Уходящий запах жареного лука витал в воздухе, и должно было забурчать в животе, но есть не хотелось, хотя последний раз у Роя что-то было во рту, кажется, вчера днем...

-Проснулся? — спросил голос Эдварда в темноте.

-Вроде того.

-Скоро выходим. Хьюз и Шрам пошли на разведку, леди Лиз по каким-то своим делам.

-Ясно.

-Тебе кошмар снился?

-С чего ты взял?

-Опыт.

-Но я не кричал?

-Нет.

-Хорошо.

-Я слышал, солдат должны мучить кошмары войны, — произнес Эдвард вдруг подозрительно ровным голосом.

-Нет, — покачал головой Рой. — Вернее, не этого солдата. У меня... более интересные страхи.

-Часом врата не снятся?

Рой искоса посмотрел на него.

-Снятся. Но еще мне снится что-то... ты никогда не был знаком с человеком по имени Ал?

В темноте не было слышно, но Рой по паузе догадался, что мальчишка буквально заледенел.

-Да, — ответил Эдвард наконец из темноты. — Так звали моего брата.

Тон его намекал на полное нежелание пускаться дальше в эту тему.

-Ага, — сказал Рой, даже не удивившись. — Ну ладно. Захочешь — расскажешь. А что, эти врата навевают пророческие сны?

Эдвард нервно усмехнулся.

-Наверное. Это же "Истина", в конце-то концов. Самая страшная вещь на свете.

14.

Отец-эконом неторопливым шагом шествовал внутренней галерее аббатства Лаферг, с должным тщанием проверяя, не догорели ли факелы и не пора ли заменить. Догоревшие он складывал в мешок, который нес в левой руке. Потом, положив мешок на пол, возвращался по коридору до предыдущего факела, доставал свежий из большой квадратной корзины, что нес на локте, зажигал от старого, нес на место и тщательно утверждал в креплении. Каждая манипуляция сопровождалась у отца-эконома негромкими вздохами и кряхтеньем.

За широкими окнами, где не было ни рам, ни стекол, изнывал летними ароматами роскошный сад аббатства. Там заливался соловей; там цвели розы, опуская к самой земле тяжелые головки, на иных из которых замерли драгоценным ожерельем капельки росы; там изнемогали от своего аромата лилии и левкои; там светились во мраке глазами соблазнительных демонов пышные цветы декоративных лиан.

Отец-эконом не обращал на это все внимания, раздумывая лишь о том, что его ожидал в комнате припрятанный копченый окорок. Отцу-эконому казалось, что он чувствует его аромат даже здесь, через два этажа и пять переходов. Одно это сводили его с ума, но заставляло и соблюдать двойную осторожность: как бы никто не проведал о грехе чревоугодия!

Да, воистину, теперь оставалось только вздыхать о прежних временах, когда в аббатстве в любое время дня и ночи можно было выпросить у поваров по-настоящему пышные кушанья! Где вы, о дни поджаристых жирных колбас, вываренных в меду фруктов, изысканнейшей дичи, заячьих паштетов, редкостной рыбы и искусно засоленной икры! Конечно, даже тогда следовало соблюдать некоторый политес, ибо кое-каким взглядам свойственно было излишне сильно сосредотачиваться на центре церковной власти (а ей, власти этой, положено было блюсти себя и не опускаться до чревоугодия), но в целом любой мог урвать свое — достаточно было не мешать развлечениям высшего духовенства, а знать приличие и не забираться на "белую" половину трапезной.

Увы, те замечательные времена канули в безвестность пять лет назад, когда вновь избранный архиепископ вселился в свою традиционную резиденцию. Этот крепкий мускулистый человек, больше похожий на состарившегося в походах рыцаря (впрочем, он никогда не забывал, что является главой церкви воинствующей) сам довольствовался прискорбно простой, даже вульгарной пищей. Он отнюдь не приказывал всем прочим следовать его примеру, но, как правило, одного насмешливого взгляда из-под густых черных бровей хватало, чтобы несчастный, застигнутый на излишнем потворстве собственному желудку, отбросил бы всякие мысли о лакомстве.

А-ах, чесночная подливка, ах, невероятные сыры валлейнских сыроварен, ах, западные вина — терпкие, сладкие, заставляющие забыть о суровости и лишениях монастырской жизни!..

Отец-эконом миновал коридор, выходящий окнами наружу, и даже не заметил, как через стену аббатства, под самым носом у часового, по границе света и тени, скользнула в сад невысокая темная фигура.

Дальше путь отца-эконома лежал непосредственно мимо покоев архиепископа. Вопреки своим привычкам он миновал это место на цыпочках и елико возможно быстро: из-под двери архиепископа струился неверный свет свечи. Глава аместрийской церкви обожал работать за полночь и вставать чуть свет, очевидно, не нуждаясь в сне так же, как обычные люди. Попадешься ему на глаза — последствий не оберешься. Порою на архиепископа Брэдли находило, и он вполне мог начать самолично вникать в хозяйство аббатства, а тут недалеко и до расспросов о новых шелковых рясах, вдруг таинственным образом исчезнувших из кладовой, и о каких-то подозрительных девицах, что будто бы видели третьего дня у задних ворот... совершенно лишние разговоры, совершенно ненужные!

Этим вечером отец-эконом торопился и таился совершенно не зря. Задержись он под дверями чуть подольше — вполне мог бы услышать малопонятный шум, а там бы все-таки преодолел бы свой малодушный страх, заглянул бы и... короче говоря, очень хорошо, что отец-эконом счел за лучшее в тот вечер следовал своим привычкам!

...Тем временем архиепископ Кинг Брэдли, в монашестве носивший имя отца Томаса, но с принятием высшего сана, согласно традиции, вернувший свое прежнее имя, отложил гусиное перо, размял пальцы (проклятая подагра!), и обернулся к раскрытому настежь окну. Брэдли считал, что даже самолучшее драхмийское цветное стекло не заменит живого колыхания листьев за окном и не разделял всеобщего убеждения в пагубности ночного воздуха.

Секунду он просто смотрел в сад почти бездумно, а потом резко вскочил из-за стола, едва не опрокинув его, и отскочил в сторону. Тяжелый посох, прислоненный ранее к столу, каким-то образом оказался у него в руках. На помощь он покуда звать не стал: архиепископ не без основания полагал себя кое на что способным, и не почувствовал немедленной угрозы со стороны своего ночного гостя.

Гость же — молодой человек, скорее, даже юноша — легко влез на подоконник и с интересом уставился на архиепископа.

-Добрый вечер... святой отец, — сказал он.

-Добрый вечер и тебе, сын мой, — ответил Брэдли совершенно спокойно. — Что же побудило вас выбрать столь неортодоксальный способ проникновения в мою скромную обитель?

-Считайте, религиозные причины, — ухмыльнулся мальчишка.

-Вы так остро нуждались в исповеди? — Брэдли чуть приподнял левую бровь.

-Ага, считайте, я оценил ваш юмор, — кивнул юноша без улыбки. — Вообще-то, это похищение.

С этими словами он хлопнул в ладоши и приложил руки к стене. Брэдли напрягся, готовый защищаться, если мальчишка подойдет ближе: посох в его руках был оружием в страшным. Однако нападения не последовало оттуда, откуда он ждал: мальчишка и с места не сдвинулся, зато от пола, где он коснулся руками, к Бредли рванулись полосы вздыбившегося камня, похожие на кротовины. Не успел архиепископ издать и звука, как его туловище плотно спеленал камень, даже рот оказался закрыт — не хуже кляпа. Только глаза и нос оказались свободны от каменного кокона.

-Я открою вам рот, если вы дадите слово не кричать, — мрачно предложил мальчишка.

Брэдли поколебался. Размышлял он недолго: архиепископ не достиг бы своего высокого поста, если бы он не умел принимать быстрые — и верные — решения в самых необычных обстоятельствах, включая внезапное пленение.

Он согласно опустил веки.

Мальчик хлопнул в ладоши повторно и прижал их к каменному кокону снаружи. Заслонка, прикрывающая рот первосвященника, немедленно исчезла.

-Если это и впрямь похищение, юноша, то на редкость плохо продуманное, — проговорил Брэдли обычным своим спокойным голосом. — Вы не можете развязать меня, а в этой каменной глыбе вы не вытащите меня из аббатства. Да и без глыбы, надо сказать...

-Ага, — кивнул юноша. — Это не похищение. Похитить вас — значило бы выдать нашу численность и месторасположение. А мы пока этого не хотим.

-Чего же вы хотите?

-Чтобы вы помогли нам свергнуть Крысиного Короля и провести реформу церкви, — не моргнув глазом, заметил юноша.

-Однако ваши желания нельзя назвать умеренными. Что заставило вас думать, что это возможно?..

-Да ладно, — юноша пожал плечами. — Насчет реформы... в церкви многие знают, что вы с самого первого дня на ножах с епископами по поводу структуры церкви. А насчет короля... — он поколебался. — Мы полагаем, что вы не устоите перед соблазном его заменить на наших условиях.

-Ага, — сказал архиепископ. — И отчего вы так думаете?.. Кстати, не будете ли вы так любезны сообщить мне, кто именно "вы" и какую роль в этом играете вы лично, мой юный друг?

-Мы — пока просто группа преданных Аместрис людей, — твердо сказал юноша. — А я у них главный, вообще-то. Кстати, разрешите представиться. Эдвард Элрик, легендарный алхимик из далекого прошлого.

15.

-Это было впечатляюще, — заметил архиепископ Брэдли своему собеседнику. — Мы проговорили не очень долго, и в конце концов юноша убедил меня прогуляться. Я не ожидал, что он сумеет тайком вывести меня из моего собственного монастыря, но у него получилось. Не сказать, что нас никто не хватился... скорее, наоборот.

-Еретики!

Пылали факелы вдоль стен, метались фигуры в рясах и капюшонах, топоча по каменным плитам добротными кожаными сапогами — таких, пожалуй, не найдешь и в королевской армии.

-Сюда! — сказал алхимик из прошлого и метнулся в боковой проход.

-Там тупик, — усмехнулся в усы Брэдли, однако последовал за ним. Эта погоня будила в нем воспоминания юности. Да еще интересная возможность проверить подготовку личного состава монастыря; только что он наблюдал, например, как пента отца Эммануила очень толково пыталась поймать их в клещи, зажав на лестнице, и, пожалуй, добилась бы успеха, не заставь Эдвард Элрик лестницу взвиться под потолок.

-Но этот чулан примыкает к внешней стене аббатства, — хмыкнул Эдвард. — Не боись, все продумано!

Чулан был прикрыт символической решеткой — даже засова нет, веревкой примотана к крюку. Загрохотали старыми кочергами, ухватами, вениками и прочим хозяйственным барахлом, продираясь к дальней стене.

-Путь к спасению мира лежит через чулан! — бодро заявил Эдвард. — И, пардон, задний проход!

Последнее Брэдли понял, и снова чуть было не ухмыльнулся — особенно, когда мальчишка, уже привычно для архиепископа хлопнув в ладоши, коснулся стены кончиками напряженно вытянутых пальцев. Тотчас стена "пустила волну", набухла, проросла и распустилась диковинным цветком двустворчатой, окованной железом двери с ручками в виде оскаленных драконьих морд. Эдвард потянул за кольцо в носу страшилища, и створки покорно отворились — прямо во влажную тишину изумленно затихшего внутреннего садика. Крики погони теперь звенели где-то в отдалении, факелы тоже метались далеко и почти неразличимо. Только грустная луна от нечего делать раскинула по земле неосязаемые серебряные колеса.

-Туда, — сказал Эдвард, и они, пригибаясь под прикрытием кустов, побежали к стене.

-Нас здесь ждут лошади, — шепотом сказал юноша, открывая еще одну дверь, на сей раз поменьше; горгулья над притолокой, а равно тот факт, что никакой двери по номенклатуре охраны здесь не значилось, яснее ясного сказали Брэдли об авторстве еще и этого маршрута.

-А вы не продумали, юноша, как я буду возвращаться и как объясню свое отсутствие? — усмехнулся Брэдли, покорно вскакивая на предложенную ему невзрачную кобылку. Посадка у архиепископа была кавалерийская.

-Раз уж вы достигли поста архиепископа, значит, достаточно умны, чтобы сами придумать, — пожал плечами Эдвард, довольно-таки неловко, хотя и удовлетворительно, залезая на соседнего малохольного жеребца.

-А вы наглец, сэр, — тон Брэдли был, скорее, довольным.

-Я знаю, мне говорили.

-И что потом? — поинтересовался отец Кимбли, отпив гранатового сока из высокого кубка. Адъютант архиепископа имел немало странностей — например, он обожал страх. А еще обожал приводить людей в смущение, совершенно открыто, в полном священническом облачении потягивая из сосуда, явно предназначенного для благородных напитков, нечто темно-красное. Большинство представителей высших кругов церкви считали его шутом гороховым, ни во что не ставящим религию и думающим исключительно о личной выгоде. Назначение его личным помощником архиепископа они рассматривали, как проявление непотизма: семья Кимбли имела разветвленные родственные связи и обширные владения.

Большинство заблуждалось.

Брэдли знал, что Кимбли — фанатик, истово верящий в идеалы церкви — но церкви не нынешней, подменившей веру слежкой, а проповеди пытками. Церкви изначальной. Мысленно он будто прибывал во временах смуты, захлестнувшей Аместрис сразу после катастрофы, когда люди шли на бой в религиозном экстазе и погибали с молитвой на губах; Кимбли верил в священное безумие, всеобщую бедность, пользу ранних смертей и необходимость уничтожения как можно большего числа людей, дабы приблизить их к Царству Божию. Он эпатировал, исключительно выражая презрение к нынешним закостенелым и мягкотелым иерархам — и это не мешало ему находить время для воплощения собственных идей.

Кимбли до сих пор не поймали, потому что он был крайне умен и действительно любил разнообразие: в убийствах помощник архиепископа не повторялся никогда.

Брэдли считал, что Кимбли может быть крайне опасен, если им не управлять в должной степени; под разумным контролем он, напротив, может быть весьма полезен. Архиепископ периодически молил Творца ниспослать ему озарение в тот момент, когда опасность, исходящая от Кимбли, превысит пользу. Правда, что он будет делать тогда, Брэдли еще не решил.

-Потом я встретился с остальными... представителями этого кружка. Возможно, вы будете рады узнать, что там, среди прочих, ваш старый знакомый — рыцарь Мустанг.

-Вот даже как, — на тонких губах Кимбли заиграла довольная улыбка. — Отец мой, позволено ли мне будет провести этого достойного человека к свету веры самостоятельно?.. Я так досадовал, когда думал, что костер Деттерби сделает это за меня и так радовался, когда он спасся!

-Это ваши дела, брат Кимбли, — Брэдли покачал головой. — Однако я не хотел бы, чтобы личные отношения вмешивались в ход дела, покуда оно не приведено к богоугодному завершению. Я достаточно ясно выражаюсь?

-Само собой, отче, — Кимбли кивнул каким-то своим мыслям. — Прошу простить за неуместный вопрос. Я весь внимание.

Встреча проходила в тайной комнате купеческого дома, вблизи ремесленных кварталов Столицы. Дом принадлежал семье одного из немногих вассалов сэра Хьюза, однако вот уже три года пустовал: недостаточно давно, чтобы здесь поселились призраки, но достаточно, чтобы комнаты приобрели нежилой запах покинутого людьми помещения. Впрочем, этому маленькому чулану в дальнем углу дома толстые церковные свечи сообщали известный привкус роскоши, а тени, пляшущие по стенам во влажных подтеках, могли бы даже сообщить известное развлечение — захоти участники переговоров отвлечься.

-Сэр Мустанг, — Брэдли кивнул. — Рады, что вы живы и в добром здравии. Я всегда был против вашей казни. По крайней мере, вашей казни как еретика.

-А если бы казнили, как заговорщика, вы бы не сказали ни слова против?

-А разве вы не были заговорщиком?.. Я полагал — да и теперь полагаю — совершенно лишней огласку на тему, что тот или иной дворянин выучился алхимии. Дворянство — опора трона. Им не стоит задумываться о принципиальной познаваемости алхимии. Мне больше по душе политика, которая была в ходу в дни моей молодости: один-два чернокнижника в год, и то из простых, чтобы сохранить в народе должный градус благочестия, — говоря все это, Брэдли улыбался.

-Благодарю за откровенность, святой отец, — Мустанг тоже склонил голову, но позволил себе кривую усмешку. — Полагаю, вас вынудила сложная политическая обстановка?

-Вроде того, — Брэдли степенно склонил голову. — Только не то, о чем вы думаете. Да, епископ Деттерби крайне настаивал на вашем сожжении, слушать ничего не захотел. Однако, как я понял, пламя гнева Деттерби подогревалось прямым приказом из самых высоких сфер. Из близких к трону сфер.

Лиза Хоукай побледнела.

-Зачем Крысиному Королю самолично принимать участие в деле обыкновенного рыцаря?

-Королю — или его советнику, — Брэдли спрятал руки в широкие рукава сутаны. — Говорят, лорд Рэмси проявлял большой интерес к заговору. Деттерби в известном смысле пользуется его поддержкой.

-Зачем вы мне это рассказываете сейчас?

-Это своего рода аванс. В счет нашего будущего союза.

-Вот как? — Мустанг приподнял брови. Свеча, стоявшая на низком дощатом столе, вильнула хвостом огня, отбросив на всех присутствующих причудливые тени; Шрам показался особенно страшным со своим искалеченным лицом; сидевший в углу и молчавший Хьюз и вовсе пропал из виду. — Значит, вы уже решились на сотрудничество с нами?..

-Я пришел к выводу, что оно будет небесполезным, — склонил голову Брэдли. — Видите ли... у меня тоже есть свои цели.

-Итак, возвращаясь к нашему делу... Помимо меня они уже нашли сторонников в среде церкви. Один настоятель монастыря на севере... Вам он тоже небезызвестен.

-Ну, раз в это замешан Мустанг, кроме Шра... ах нет же, отца Филиппа, быть некому, — усмехнулся Кимбли. — Право, это даже скучно. Он так предсказуем в своих дружеских связях. Если бы вздумал привлекать врагов, было бы куда интереснее.

-Я ведь согласился вступить с ним в союз, — Брэдли улыбнулся в усы. — А через меня — и вы. Так что, считайте, интересное уже начинается.

-Ну-ну. И к какому же плану действий вы пришли?

-А вот тут интересное продолжается, брат мой. Слушайте внимательно, что потребуется от вас...

16.

Они собрались рано поутру: в тот час, когда городские мастеровые и поденщики еще вкушают самые сладкие предутренние сны, ибо розовая полоса украсит восточный горизонт еще не скоро, но даже самые записные повесы успели разойтись, качаясь, по домам, а трактирщики захлопнули двери даже самых злачных заведений даже в самых неблагополучных кварталах, и обитатели ночлежек уже давно расстелили свои потрепанные одеяла в общих залах, закончили все партии в карты и кости и погасили все свечные огарки.

Они собрались в тот час, когда никто не мог их увидеть, и когда больших усилий стоило разлепить свинцовые до тяжести веки; что ж, ради известных дел стоит приносить известные жертвы.

Место сбора избрали самое неприметное: небольшая церковь в богатом квартале, впрочем, на правом берегу реки — на левом, где помещался дворец и дома самой приближенной ко двору знати, пожалуй, не было бы место подобной скромности. Всего одна башенка, даже без колокола, стены непритязательно белые, и внутри почти нет украшений, и даже два ряда скамеек — благопристойно узкие, как будто бы рассчитанные на людей смиренно-тощих.

Да, пожалуй, единственным украшением внутри была огромная Священная Печать, поблескивающая серебром и слюдой над алтарем, под которым даже ночью пылал негасимый огонь. Именно этой печатью, как известно, Господь запирает несчастья и нечестивые помыслы людей, и ломая ее, как то делают алхимики, мы выпускаем в мир все возможные беды.

Привратник, в чьи обязанности входило поддерживать костерок под алтарем-треногой, сегодня был отпущен, а незавидное это место (одеяние привратника неизбывно пропитывалось дымным запахом, да и просто ночная смена, когда нельзя даже смежить веки, следя за убаюкивающей игрой лепестков огня... прости грехи наши тяжкие, Господи) занял сгорбленный пожилой человек, чьи седые волосы топорщились вокруг головы лучистым нимбом. Его толстые, внешне неловкие пальцы обращались с маленькой кочергой и заготовленными полешками бережно и нежно, как будто то были его собственные дети: да, еще в бытность свою юным послушником епископ Ассекса, Колин Локли, любил ночные "огненные" дежурства и вызывался на них всегда, сыскивая искреннюю благодарность сверстников. Ночь, с ее тайной и темнотой, предоставляла уникальную возможность в тишине оттачивать до совершенства виртуозные планы интриг... даже если в молодости его эти планы не шли дальше того, как бы заполучить кусок сладкого пирога, что брат-кухарь выпекал исключительно для употребления старших в монастыре.

Скрытая занавесью боковая дверь — она располагалась уже за балюстрадой, отделяющей неф от пресвитерия, — приоткрылась, послышались тихие шаги. Епископ Колин подкинул в огонь лишнюю ароматную можжевеловую веточку, полюбовался на язык пламени, и обернулся назад, к стене с изображением Печати.

Там уже горели на аналое две свечи, и грел над ними руки высокий человек с мрачным морщинистым лицом, не то совершая тем самым святотатство, не то демонстрируя нормальный для священнослужительской братии бытовой цинизм.

-Я не думал, что вы придете, брат мой, — хихикнул отец Локли. — Вы никогда не отличались склонностью к Брэдли.

-Я никогда не отличался склонностью к авантюрам, — отрубил высокий визитер. — Но опыт показывает, что лучше быть в курсе, что этот... — он пропустил выражение, не подобающее отцу церкви, — затеет в следующий раз, чем остаться в стороне и неизвестности.

-Между прочим, он опаздывает, — заметил Колин. — Может быть, не придет и вовсе. Ну что ж, зато у нас будет редкостная возможность поговорить по душам!

-В существовании у вас души я не позволю себе усомниться только потому, что это будет граничить с ересью, — едко заметил высокий.

Звали его Генрих Фраччано, и был он настоятелем пригородного монастыря в Блесси. Отцу Фраччано пришлось трястись в седле более трех часов, чтобы попасть на эту встречу, что не улучшило его и без того не самый кроткий характер.

В дверь условленно постучали — отец Фраччано обошелся без подобных излишеств вежливости — а затем ее уверенно толкнули с той стороны.

На сей раз в комнату вошли двое: один из них, архиепископ Брэдли, был вполне уместен в этом обществе, если не в этой крошечной церкви, а другой — беглый еретик барон Мустанг — не был уместен нигде вообще в Аместрис. Его статус изгоя стал особенно очевиден, когда он откинул капюшон, обнажив бледное одноглазое лицо с глубоко запавшими морщинами, протянутыми от крыльев носа к углам рта.

-Однако неожиданных гостей вы приводите, ваше святейшество, — добродушно воскликнул отец Локли; его небольшие темные глаза над круглыми щечками блеснули. — Не хотите ли подогретой настойки?..

-Благодарю вас, не откажусь, — отец Брэдли руками стряхивал воду с пологов тяжелого плаща. — Мерзейшая погода.

-Да, что-то этим летом то дожди, то жара, — прицокнул языком отец Колин. — Не иначе, дьявольские козни алхимиков! Кстати о... Барон, полагаю, от настойки вы тоже не откажетесь?

-Не откажусь, — кивнул Мустанг. Казалось, он чувствовал себя совершенно спокойно в этом обществе, и даже тяжелый, напряженный взгляд отца Фраччано не заставил его волноваться.

-Локли, хватит уже! — Фраччано внезапно яростно ударил по столу раскрытой ладонью; капюшон от толчка свалился ему на лицо, почти прикрыв даже кончик длинного, весьма антуражного носа, и настоятель Блесси откинул его назад резким движением руки, обнажив по-походному короткую стрижку. — Прекращайте корчить из себя доброго дедушку! А вы, Брэдли... то есть прошу прощения, ваше святейшество, — злую иронию в голосе Фраччано можно было увидеть невооруженным глазом, — отвечайте, зачем вы притащили сюда этого преступника? Почему он не в цепях?

-Потому что этот преступник готов помочь нам, — невозмутимо проговорил Брэдли. — Или вы забыли, отец Фраччано, о том, что составляло предмет нашего всеобщего беспокойства последние три года?..

Лицо Фраччано изменилось: ярость пропала с него в мгновение ока, как будто ее стерли мокрой тряпкой, и настоятель Блесси опустился на тяжелый стул. Побарабанил длинными тонкими пальцами по столешнице, кинул на Локли подозрительный взгляд (Локли смотрел с веселым интересом), потом еще раз взглянул на Брэдли — тот сидел с выражением полнейшей невозмутимости, полуприкрыв глаза.

-Продолжайте, — бросил Фраччано.

-Речь идет, как вы, разумеется, поняли, о позиции божественных сил в направлении нас, скромных служителей, — мягко продолжил Брэдли. — В последнее время, как мы все заметили, Провидение словно бы выпустило из своего светлого ока прекрасную Аместрис. Непорядки на границах; возмущения крестьян... падение нравов... недостатки средств в казне... Наконец, и власть, и бароны, и князья и простой люд уже не так прислушивается к церкви, как это было прежде... долг каждого доброго подданного что-то сделать...

-Согласен, — Фраччано сделал паузу. — Рыба гниет с головы, вы это хотите сказать?

Архиепископ опустил веки.

Локли откашлялся.

-Но если отрубить голову, — сказал он, — то не развалится ли бедная треска на части?.. В южных провинциях неспокойно. Герцог Лиорский...

-Герцог Лиорский верен королю, — покачал головой Брэдли. — Пока король на троне — он не пошевелит и пальцем.

-Пока, — многозначительно заметил Локли.

-А между прочим, — вдруг сказал Фраччано, — что до этого Церкви? Мы были сильны всегда, даже тогда, когда вместо рыбы в нашем пруду плавало множество головастиков. Мы будем сильны и дальше.

-Головастики — потомство лягушек, а не рыб, — почти ласково проговорил Локли. — Милейший отец Фраччано...

-Какая разница... — епископ Блесси поморщился. — Вы же понимаете, что я имею в виду.

-Это да, — сказал Брэдли, — но вы не будете отрицать, что, хотя сила церкви падала уже лет десять, доходы ее увеличивались последние два-три поколения — с тех пор, как дед нынешнего короля собрал графов и герцогов под свою руку.

-О да, — глубокомысленно проговорил Локли. — Рыба разжирела. Я понимаю, отчего вам не хочется терять такого питомца, Брэдли... что ж, в этом-то и состояло наше всегдашнее затруднение. Нельзя отсечь голову и оставить животинку в живых.

Локли знал, о чем говорил. Обычно заговоры по смещению короля затеваются тогда, когда есть подходящие подрастающие принцы; но дети Крысиного Короля были еще слишком малы — между тем, лишь личность человека, устроившего резню после Восточных Полей, человека, отобравшего у церкви три богатейшие провинции, человека, создавшего регулярную армию, преданную лично ему — лишь вечная тень его удерживали графов и герцогов от мятежей. Что делать?.. Крысиный Король, будучи крысой, отлично устроил свою нору.

-Предположим, такой способ найдется, — сказал Брэдли. — Алхимия... весьма сведуща в пограничных состояниях жизни и смерти.

-Ересь?! — снова как будто вскипел Фраччано, но тут же как-то быстро успокоился. — Что вы имеете в виду, Брэдли?

-Именно ради этого я привел барона, — кивнул архиепископ. — Он разыскал меня несколько дней назад и убедил, что очень хорошо понимает в рыбе. Лучше, чем любой из нас. Итак, найдется способ очистить пруд совсем: причем так, что это никоим образом не будет связано с церковью. Что вы будете делать тогда?

-Я буду очень рад, — Локли сложил пальцы на толстом животе и выдал особенно благосклонную улыбку. — Как же иначе?.. Уничтожить гниение, сохранить здоровую ткань, обезопасить... хммм... прочую живность, обитающую в пруду. Да только, боюсь, далеко не все разделяют мои взгляды... Взять вот хотя бы епископа Марко... Боюсь, как бы он не возмутился — он известный... хм... рыболов.

-Ведь я разговариваю не с Марко, — мягко произнес Брэдли. — Я разговариваю с вами.

-О да, Марко с некоторых пор ест у вас с рук, — с горечью проговорил Фраччано. — Хотел бы я знать, как вам это удалось. Ну что ж... если вы полагаете, что даже он станет просто стоять и смотреть, как у рыбы отпиливают голову — то, вероятно, другого выхода и у нас не будет. Но он не станет, я уверен в этом. И кроме того, как же Деттерби?

-О Деттерби мы позаботимся в свой черед.

-Вы снова затеяли авантюру, — Фраччано скривил тонкогубый рот. — Затеяли авантюру и рассчитывайте на мою поддержку... видимо, считаете, что вы все еще не исчерпали кредит за ту давнюю услугу. Ну так слушайте, Брэдли... то есть ваше святейшество. Хоть вы и стали архиепископом, это еще не означает, что все следом за вами должны идти против совести и здравого смысла; я не пойду. Спокойной ночи, господа... Точнее, того, что от нее осталось.

Фраччано резко поднялся и запахнул плащ.

-Стойте, — голос Брэдли звучал низко и мрачно. — Отец Фраччано, вы полагаете, что сможете просто уйти вот так?

-Да, полагаю, — высокомерно кивнул настоятель Блесси. — Содержание нашего разговора я излагать не собираюсь. Вы меня знаете, Кинг: королю я не подам и глотка воды на берегу источника. Но и на поддержку мою в этих ваших играх можете не рассчитывать. Если король двинет на вас войска — я пошлю с ним свои.

-Я если я одержу победу — вы тоже поднимете ваших монахов? — мягко спросил Брэдли.

Вопрос не был шуточным: Блесси издавна считался одним из сильнейших тренировочных центров.

Фраччано обвел их тяжелым взглядом.

-Нет, — сказал он.

Потом поглядел на Мустанга.

-Я слышал, вы человек чести, — сказал он, роняя слова. — Отчего вы связались с Кингом? Что вам в этих интригах честолюбцев?

Мустанг усмехнулся уголком рта и заговорил — впервые за всю встречу:

-Возможно, то же, что и вам, отец Фраччано. С другой стороны, возможно, я верю в бога.

Локли бросил на Мустанга острый, проницательный взгляд. Фраччано смолчал и, накинув капюшон, вышел из приалтарной прочь. Проходя мимо аналоя, он осенил себя святым знамением.

17.

-Зачем он хотел, чтобы я пришел? — спросил Мустанг.

Утро было сонным, непогожим, таким же сумрачным, как и дождливая ночь. Верхушки домов кутались в серые облака, напоминавшие промокшие кучи пепла, горожане попадались на улицах редко, а которые попадались, выглядели особенно хмурыми. От зябкой, промозглой сырости не спасали ни жар очагов, ни теплая одежда.

-Чтобы ты показал себя перед этими старыми перцами, Локли и Фраччано? — предположил Хьюз. — Как я понимаю, народ они достаточно жесткий... Возможно, ему хотелось, чтобы они оценили тебя и поняли, что ты не битая карта.

Он этой ночью спал не больше Мустанга и теперь время от времени беспечно зевал, прикрывая широкий рот широкой же ладонью.

-Локли и Фраччано? Этих двух лицедеев? — неизвестно, спал ли Шрам и сколько сна ему перепало, но выглядел он на диво бодрым. — Жесткие, как тростник на ветру. Два самых больших угодника в конклаве епископов.

-Значит, я правильно оценил, что Фраччано только притворялся принципиальным... — задумчиво протянул Мустанг.

-Да, оценил ты правильно, и это произвело на них с Локли впечатление, но, думаю, Брэдли рассчитывал не на это... — Шрам задумчиво полуоткрыл ставню, впустив в спальню немного холодного воздуха, выглянул наружу, качнул головой и закрыл окно снова. — Локли и Фраччано... Они старше меня лет на двадцать, но по семинариям говорили разное... Они чуть ли не с семинарии делают вид, будто злейшие враги, а на самом деле неизменные союзники. Ходили слухи даже о противоестественной связи между ними... не знаю, не знаю. Но что порядочность и вспыльчивость Фраччано — маска не более, чем добродушие Локли, — вот тут сомневаться не приходится. За свою карьеру они много раз предавали всех и вся.

-Многообещающе... — сухо уронил Мустанг. Потер подбородок, покрытый густой, многодневной щетиной.

-Ага, — поморщился Хьюз, — значит, в основном, я так думаю, Брэдли хотел убедить в чем-то тебя, а не их. О чем Брэдли говорил с тобой после встречи?

-А... — Мустанг хмыкнул. — В общем, это достаточно очевидно. Он припомнил, что у меня есть последователи, преданные лично мне... и попробовал уломать на определенные подготовительные акции. Для укреплений его позиций в конклаве.

-Мишень? — Хьюз приподнял бровь.

-Деттерби.

Все трое переглянулись.

-Тогда все более или менее ясно, — произнес Шрам.

-Я бы сказал, что все это кристально ясно, — покачал головой Маэс. — Так ясно, что даже неинтересно. Ты с нашими друзьями встречаться будешь?

-Буду, — кивнул Мустанг. — Пойдешь со мной? Фарман — твой человек.

-Не более мой, чем твой, — пожал плечами Хьюз. — Нет... думаю, у меня будут другие дела. Ты же знаешь.

18.

Зрелость приходит тогда, когда выучиваешься ждать и рассчитывать силы. Часто лишь незначительная деталь отделяет победу от поражения, и нужно уметь уловить этот момент: тогда, когда судьбу можно изменить, приложив усилия в нужную точку.

Эдвард знал это. Ему говорили нечто подобное сотни раз — там, в настоящем времени, пахнущем смазкой, перегретым паром и металлом. Он и сам выучился ждать, наступать на горло своей гордости, соизмерять силы. Но это все теперь было погребено в невероятном прошлом, и никто не мог даже сказать, сколько лет назад. Так вот...

Мир вокруг отказывается держать. Не понять, существует ли он вообще, или это горячечный кошмар, невероятный по живости морок. Все здесь кажется чуждым, пустым, невсамделишным. И небо слишком яркое, и толпа на площади слишком громко орет, неуловимым образом иначе выговаривая слова, и листва буквально обжигает зеленью...

Здесь, на втором этаже того самого ремесленного дома, откупленного в итоге целиком с помощью средств архиепископа (Б-Брэдли, сволочь... все время приходится напоминать, что здесь люди совсем другие, что это не те, кого он знал), тоже все было слишком ярким. Ярко-синее покрывало на широкой кровати, лакированная алым и золотым посуда в открытом, неуклюжем буфете, натертые воском доски пола светятся бежевым... Почти мучительно для глаз. Потому что за всей этой пустотой — ровным счетом ничего нет. Это даже не ночной кошмар. Это какой-то липкий бред, от которого нельзя проснуться... потому что снов Эдварду здесь не снится.

Ни разу не приснилось. Ни единого.

Больше всего здешняя реальность похожа на сон, потому что у него снова — две руки и две ноги. Вообще-то, если вспомнить, Эдвард по-настоящему и не пытался вернуть себе телесную целостность. Когда в назначенный день гомункулы открыли врата, когда отец сражался с этим своим порождением ада, все, что хотел Эд, все, на что он дерзал — это вытащить тело Ала, застрявшее у Врат, в надежде, что душа брата не отлетела уже слишком далеко от доспехов, ставших грудой бесполезного металла. Он помнил этот отчаянный звон в голове, и саднящую безнадежность, от которой сжимало в горле, и... и сладостную, ласковую темноту, которая приняла его почти без боли. Немного удушья не в счет.

Может быть, мир вокруг — все-таки его личный ад? Или рай?..

В окно виден был замок, венчавший собой холм на той стороне реки. Живой росчерк пера под белым, пенистым морем облаков. Какие-то птицы черными галочками кружили над башнями, проносились под арками и, видно, присаживались на контрфорсы. В замке жил Крысиный Король.

Эдвард знал уже, что в народе его называют Крысиным за трусость, ибо мало того позора на Восточных Полях — несколько раз уже Король прекращал значительные воины, отделываясь чисто дипломатическими мерами, а один раз — неслыханное дело! — уплатил контрибуцию и даже сдал часть территории. А еще за то, что он почти не покидал мрачную твердыню замка. Говорят, даже из своих покоев выходил крайне редко — и никогда без доспехов.

Крысиный Король и воюющая церковь, узурпировавшая право на алхимию... две стороны одной медали, молот и наковальня, между которыми зажата их бедная страна... Так, в несвойственном ему порыве красноречия, говорил недавно Рой Мустанг.

Все-таки это до жути несправедливо: что они, такие похожие — не настоящие. И все-таки с ними чуть легче. Это жуткое, карикатурное одиночество, которое не может даже никому сказать о себе, становится легче.

"Я должен увидеть Крысиного Короля", — пробормотал Эдвард себе под нос, разглядывая громаду замка.

И сам удивился: что-что, а это ему раньше в голову не приходило. Новая, неожиданная мысль.

Он знал, что он ни в коем случае не должен совершать необдуманных поступков. Он знал, что сейчас весь вопрос — в ожидании. Сейчас Мустанг договаривается со своими людьми, и они будут решать, кого убрать — Деттерби или Марко. Будут решать, кого пытаться убедить — и тогда снова понадобится Эдвард.

Но почему-то до ужаса, просто до зуда в кончиках пальцах и до холодного комка под горлом захотелось... вот прямо сейчас... сотворить что-нибудь... неожиданное. Ну пусть не прямо глупое. Что-нибудь умеренно сумасбродное, чтобы почувствовать себя живым и настоящим.

Это игра, в которую играет умудренными опытом придворные интриганы. Выбирают подходящий случай и добиваются перевеса сил, чтобы одолеть еще и королевскую гвардию, и лорда Рэмси, у которого вроде бы есть не то чтобы личные войска, но — как это сказать? — очень персонально его уважающие бароны со своими вассалами, то есть, считай, отрядами. Эдвард — тут козырный туз... или, скорее, как невесело подумал он, пешка, которую нужно довести до конца доски, чтобы она превратилась в короля. Аналогия полная. Да, туз, пешка — не игрок.

Понятно, объяснимо, он сам так выбрал и сам так решил, когда согласился помогать, но можно ли придумать что-то тяжелее и унизительнее?.. Да, и что-то более выматывающее.

Интересно, а как Рой справляется? Несмотря на все свои старания, он никогда не был интриганом. Пытался. Разбивался в лепешку. И — поднимал заранее обреченное на поражение восстание с десятком сторонников... Но Брэдли его тоже не обхитрит. Во всяком случае, их с Хьюзом и Шрамом. Потому что Брэдли, помимо всего прочего, слишком захвачен собственными мелкими целями выяснения отношений в епископате — а когда человек не видит всей картины, это никогда не идет на пользу.

Эдвард прислушался к шумам в доме. Тихо. Рой пошел на встречу со своей командой, Хьюз — по каким-то загадочным делам, Шрам — еще куда-то.

Кроме знакомцев Эдварда по его "прошлой жизни" в доме теперь жили какие-то подозрительные сторонники Шрама: частью ишвариты, частью еще кто. Эти господа предпочитали вести сугубо ночной образ жизни. Дрыхнут на нижнем этаже, как миленькие. Правда, есть что-то вроде охраны, которая исправно клюет носом, борясь со сном... но тоже внизу.

Значит, никто не хватится, если Эдвард сейчас уйдет?..

А куда ему идти?..

Да куда угодно!

Он даже в городе еще ни разу не был, по крайней мере, в дневное время суток и без сопровождения. Что достаточно глупо, если подумать: его-то тут вообще никто не знает и разоблачения можно не опасаться. Одет он так же, как все здесь одеваются, в манерах поднабрался... Опасаться нечего. Хватит уже быть пленником собственной значимости и больной совести, обязательств перед людьми, которые давно уже умерли, превратились в прах... Теперь даже могил не найти.

Не колеблясь далее, Эдвард вскочил на подоконник незастекленного окна, спрыгнул на крышу курятника (курятники возле городских домов его в сперва смешили, но здешний оказался пуст, и сейчас там устроили что-то вроде оружейного склада), а оттуда уже и до земли недалеко. Тело слушалось превосходно, и Эдвард почувствовал, как его охватывает радостное возбуждение, будто вот-вот должно было случиться что-то хорошее.

"Я должен увидеть Крысиного Короля... Должен понять, черт побери, с кем же меня все-таки столкнуло судьбой!"

Город встретил его тишиной узких незнакомых улочек, плутающих между глухих стен (окна в большинстве домов имелись почему-то только на втором этаже), шумом и гулом базарной площади, курлыканьем голубей у поилки. Эдвард подбирал себе одежду, руководствуясь удобствами, а не здешними сословными отличиями, и вид у него в результате получился странноватый: не дворянин и не бедняк, не купец и не мастеровой. Несколько раз его неуверенно обругали, отдавив ногу, пару раз униженно извинились, однажды две молоденькие девушки, похожие на служанок из богатого дома, начали заигрывать, а в итоге угостили парой яблок и пирожком с ревенем. Из-под домов пробивалась вездесущая крапива и лопухи, собаки жарили на полуденном солнце толстые языки, стражники из городской службы парились в своих кирасах у раскрытой двери какого-то кабака: хозяин вытащил пару бочек на улицу и разливал прямо оттуда.

-Глядите на эту деревенщину, — заметил один, махнув рукой в сторону Эдварда, — как по сторонам-то глазеет! Эй, салажонок, ты откуда?..

-Ниоткуда, — бросил Эдвард, машинально пытаясь спрятать руки в карманы плаща — увы, на этом плаще карманов не было.

-Тогда, может, пивка с нами выпьешь? — беззлобно предложил тот же стражник. — Расскажешь, как там нигде.

Стражникам было скучно, они хотели развлечений и провинциальных историй.

Мир словно пытался напомнить ему, что в нем существует не только кровь, смерть, публичные казни, запретная алхимия и разрешенное лицемерие. Мир хотел казаться объемным, выпирая цветной мозаикой. Он проникался запахами, вкусами...

Стайка детишек в пустыре между домами играла в какую-то игру палками и надутым бесформенным мячом — Эдвард не сразу, но вспомнил, что это бычий пузырь: все-таки он был деревенским мальчишкой. Молодая девушка стирала белье прямо у крыльца дома. Выплескивая воду в подворотню, она пустила солнечный зайчик до блеска отдраенным поддоном жестяного таза. Эдвард зажмурился — зайчик попал ему в глаз — а девушка рассмеялась. Глухое платье намертво прикрывало лодыжки, волосы были упрятаны под косынку, но рукава девушка закатала до плеч, и было видно, какие у нее сильные, мускулистые руки.

Лето. Жарко.

Эдвард сидел на каменном парапете, глядел в мутные желтые воды реки и уплетал пирожок. Есть ему вдруг захотелось страшно, и даже чувство голода показалось удивительно приятным. Каменная кладка стены выщербилась, но приятно холодила даже сквозь штаны (эта часть стены оказалась в тени росшего над речным обрывом раскидистого вяза). Замок стоял на той стороне. Он начинался не прямо сразу за рекой — чуть выше по берегу лепились к высокой желтоватой стене какие-то еще хилые постройки, часто под покосившимися крышами... возможно, там жили слуги. А может, и нет. Эдвард понятия не имел, как все устроено в средневековых замках. Ему пришла шальная мысль: если прыгнуть сейчас в воду и поплыть, то мигом окажешься на том берегу... правда, мокрый и в хлюпающих сапогах.

А можно и не плыть...

Эдвард оглянулся по сторонам. Никого не было видно на обеих берегах реки, даже собак. Сонно, солнечно, пусто. Самое жаркое время дня. Что стоит опытному алхимику сделать мост?.. Тем более, река здесь узкая...

Глупо лезть в замок без подготовки. Он ничего там не знает. Он никого там не знает. У него нет помощников. В конце концов, сейчас белый день, там полно народу, и...

Да, но не глупее ли лезть темной ночью, когда охрана больше всего бдит?.. Кому придет в голову, что кто-то захочет проникнуть в королевское обиталище сейчас, когда все добрые и злые подданные равно расслабленно дремлют за задвинутыми ставнями, положив на лоб мокрые полотенца?..

19.

Мустанг стоял у дальней стены длинного здания общественных бань и мрачно наблюдал за толпами прохожих, неторопливо фланирующих по Ярмарке буквально в двух шагах от него. А отчего, в самом деле, не фланировать?.. Солнце светит ярко, погода превосходная, небо синее, забот и хлопот у них особенных никаких нет... Это у него заботы и хлопоты: куда он втянул самых близких ему людей, и не пора ли, пока не поздно, убираться подобру поздорову, спасая то, что еще можно спасти...

-Доброго дня, капитан, — кто-то коснулся плеча Мустанга.

Тот даже не обернулся: затылком давно почуял шаги. Рисунок походки, шаг с носка на пятку — удивительно ожидать такого беззвучия от столь тучного человека, но многие уже обманывались этой кажущейся неловкостью и пропускали удар.

-И тебе, сержант, — кивнул Мустанг, и только тогда обернулся.

Вся его команда — Брэда, Хавок, Фарман, даже Фьюри, боязливо озирающийся по сторонам — все они были тут. Никто не отказался — хотя Рой не удивился бы, перестань они проверять условленные тайники на предмет записок. У них была прекрасная возможность забыть о том периоде жизни, что связывался с неудачливым бароном Мустангом, почти казненным за ересь... Точно так же, как у самого Роя, Маэса и леди Лиз был шанс сбежать и затеряться где-нибудь в Бриггсовых горах или иных местах, более теплых и гостеприимных. Ну что же, они свои шансы взаимно упустили.

-Рад вас всех видеть, — сказал Рой. — Ну, как вы тут?

-Да как... — Хавок ответил за всех. — Нормально... Шкуру никому не подпалили. Нас даже и не заметили. Ну кто в такой заварушке кого в лицо узнает? А вы-то как, командир? Говорят, что боевые шрамы украшают, но такого я даже от ловеласа вроде вас не ожидал.

Весьма окольный путь сообщить главе своего отряда, что он потерял глаз за последние пару месяцев, но тут уж явно...

-К сожалению, это я получил не в бою, — Рой чуть коснулся черной повязки. — Нет-нет, это и не последствия костра... Зато рад обрадовать вас, господа... или огорчить: то, о чем я говорил прежде, имеет некоторые шансы на успех.

Брэда приподнял брови, Хавок и Фарман переглянулись, Фьюри нервно потер лоб, как будто у него заболела голова. "Они не пойдут со мной, — понял Мустанг болезненно четко. — Они пришли на встречу, но со мной они не пойдут. Можно было догадаться сразу".

-Обсудим детали на обычном месте? — спросил он спокойным тоном, ничем не показав своего нового, пугающего осознания.

"Обычное место" — это были развалины древнего здания чуть в стороне от ярмарочной площади. Ранее, еще до Катастрофы, там, как говорили, находилось хранилище книг, причем едва ли не самое большое в Аместрис. Естественно, церковь объявила развалины проклятыми, как рассадник ереси, и, согласно городским легендам, лет двести назад попробовала устроить там масштабные раскопки. Во время раскопок еретические знания нанесли удар по современной доктрине: под камнепадом погибло десять человек философов-теоретиков, после чего развалины объявили запретными.

Особенно туда никто ходить не рвался, хотя днем отдельные рисковые парочки устраивали свидания, а по ночам не менее рисковые компании молодых людей появлялись там, чтобы проверить свою мужественность.

Конечно, нынешняя компания суровых немолодых мужчин не подходила ни тому, ни другому описанию, но все же и им разогретые летним солнцем камни предоставили некоторую свободу от чужих ушей, а флегматичные зеленые и сизые ящерицы не стали возражать против общества.

Они расположились как кому удобно на полуразрушенной стене того, что раньше было, по-видимому, столовой. Мустанг снова оказался выше всех — хотя, в отличие от прошлых их совещаний, когда он так же тщательно, как и машинально, просчитывал свое местоположение в пространстве, чтобы добавить веса своим словам (Рой еще помнил, как его, восемнадцатилетнего мальчишку, смутило знакомство с воевавшими ветеранами Брэдой и Фарманом). Теперь он играть не собирался. Хватит. Пусть решают сами. Хотя он уже, кажется, понимает, что они решат.

Видимо, не то тело среагировало само, не то народ по привычке расположился так, что для Мустанга другого удобного пятачка не осталось.

Место для беседы они выбрали хорошее: в самом центре города, но, по прежним своим встречам здесь, они прекрасно уже знали, что никто их не подслушает. Как-то так ложились тут камни, что можно было стоять в двух шагах — и не слышать ни звука. Разве что сверху на стену забраться. Но за тем, чтобы на стене никого не оказалось, они очень тщательно следили.

Мустанг коротко вздохнул.

Потом, стараясь говорить как можно меньше и как можно яснее, рассказал своим бывшим кнехтам о том, что они делали с Маэсом и леди Лиз после того достопамятного побега с костра на главной площади. Рассказал о появлении алхимика из далекого прошлого — на этом месте ребята как-то так запереглядывались. Мустанг почти воочию мог увидеть холодок недоверия, пробежавший над их головами — вот, вот, даже воздух заколыхался!

Они считают его сумасшедшим?.. Очень может быть, тут еще и не такой свихнется.

Потом рассказал о том, как наладили контакт со Шрамом — Мустанг не называл его по имени, однако Брэда тут же закивал, и Мустанг понял, что уж он-то обо всем догадался. Ну да, Хавок и Фьюри пришли к нему на службу после, а до Фармана, наверное, дойдет чуть позже... Хотя нет, Фарман тогда входил в отряд лорда Армстронга, вместе с Хьюзом, кстати... Потом Хьюз получил наследство почившего кузена и осел в Столице, а Фарман поцапался с Армстронгом, и Рой спас его от публичной порки...

Потом он рассказал о своем союзе с Брэдли. И, наконец, самое сложное...

-Архиепископ поддерживает нашу... затею. У него есть люди, у него есть связи. Он только не уверен в позиции капитула епископов. Нужно перетянуть его на сторону Брэдли... и в этом ему мешает епископ Деттерби, который активно лоббирует королевскую сторону.

-Еще бы нет! — фыркнул Брэда. — Столичный округ... Кстати, это ведь он так настаивал на вашем сожжении?

-Да, и как подтвердил Брэдли, даже против определенного сопротивления со стороны других членов капитула, — Мустанг чуть скривил рот. — Конечно, тут Брэдли мог и врать: чтобы представить себя передо мной в лучшем свете. Но зачем ему?.. Это я пришел к нему за союзом и помощью, не он ко мне.

-Да хотя бы затем, чтобы подставить Деттерби повернее, — пожал плечами Брэдли. — Все ведь знают о ваших моральных терзаниях, сэр. Он явно хочет использовать вас как "браво", а вы, разумеется, под этой ролью свою печать не ставили.

-Не ставил, — кивнул Мустанг. — Но я пришел к выводу, что рано или поздно... но приходится делать вещи, которые ты считаешь недостойными своей чести. Я слишком далеко зашел по этой дороге.

Ответом ему было ошеломленное молчание: убийствами — как заказными, так и приказными — промышляли многие рыцари, но Рой не раз публично выражал свое крайнее недовольство такой возможностью. И кроме того — каким бы подонком и слабаком не был Деттерби, его духовный сан представлял собой изрядное препятствие в умах людей, с детства воспитывавшихся в лоне веры и не мыслящих иного мировоззрения.

-И что? — спросил наконец Брэда. — Вы приговорили его священство? Но ведь это же...

-Подумайте вот над чем, — заметил Мустанг. — Насколько реально угрожает Деттерби Брэдли?.. Оставив в стороне любые моральные соображения. Что будет, если мы его убьем?

-Как я понял, — Брэда почесал живот прямо через толстую ткань своего плаща: была у него такая привычка, — этот Деттерби — ставленник Рэмси. Ну, удобный ставленник, много уже с епископами крутил, но все равно... кукла на ниточках. Если его сейчас кто-то уберет — хоть вы, хоть еще кто — Рэмси либо поставит другого...

-Рэмси, при всей своей силе, не может вот так просто назначить человека в капитул, — перебил Мустанг. — Тут тебя, Брэда, подводит плохое знание политической кухни. Нет, Рэмси потеряет свою руку в церкви, Брэдли прав. На епископат воздействовать не сможет, блокировать голосования капитула не сможет, отстаивать свою точку зрения... у Рэмси наверняка есть другие рычаги, но все же.

-То есть король просто потеряет своего ставленника в епископате, — медленно проговорил Брэда, — и епископат окажется полностью под рукой Брэдли. Как он и говорил. Разве не это нам нужно?

-Зачем нам епископат для Брэдли? — Мустанг поморщился. — Нет, это не нужно нам. Но этого и не случится. Дело в том, что Брэдли — фигура яркая, и в то же время компромиссная, несмотря на свое боевое прошлое. Кто сейчас на самом деле держит совет — так это епископ и доктор богословия Марко. Он был бы архиепископом — если бы не предпочитал оставаться в тени. Марко и Брэдли были долгое время противниками, но потом, кажется, заключили соглашение своего рода, которое и позволило Брэдли стать архиепископом. А еще Марко — убежденный противник каких-либо изменений в государстве. И хотя он также, как говорят, на конфронтации с Крысиным Королем — он не поддержит переворот и не позволит его поддержать остальным епископам. Нет, Марко — ключевая фигура, которая мешает объединиться.

-И вы хотите убрать Марко?! — Брэда нахмурился. — Но ведь, насколько я знаю, он-то как раз человек честный и истинно верующий. В Столице его любят.

-Нет, — усмехнулся Мустанг. — Это Брэдли хочет, чтобы я его убрал. А подкидывает мне Деттерби, чтобы я думал, будто он пытается таким нехитрым образом меня контролировать, и обошел бы его, убив того, кто якобы действительно нам мешает... Короче, чтобы я думал, что он думает, что я думаю... и так далее, до бесконечности. Отвратительная игра.

-Так кого же вы все-таки собрались убить? — это, на удивление всем, подал голос Фьюри. — Разве нельзя сделать так, чтобы этого вообще не пришлось делать?

-О, совсем без убийств в нашем перевороте не обойтись, — кивнул Мустанг. — Но... Фьюри, вы совершенно правы. Я собираюсь не убивать одного из епископов, а попробовать перетянуть Марко на свою сторону. Если не получится — тогда нам придется подумать о... о том, что именно мы готовы поставить на карту. И о том, как именно нам следует поступать. Если Марко не уговориь... последствия могут быть самыми плачевными для нас. И еще, господа. Не только из-за Марко — мы сейчас вступаем на такую дорогу, где один неверный шаг будет стоить нам не только наших жизней, но и гораздо большего. Брэдли, разумеется, от нас открестится, если дела пойдут совсем худо... хотя, если дела пойдут удачно, он, думаю, попытается остаться нашим союзником до самого конца. С другой стороны, такой союзник, как Брэдли, а особенно Кимбли... если он не изменился за десять лет, что вряд ли... — Мустанг поморщился. — Короче говоря, дело предстоит в высшей степени опасное. В девяти случаях из десяти мы не получим ни чести, ни славы ни наследственного лена... Наши шансы сместить Крысиного Короля тоже невелики. И все же я собираюсь рискнуть. Именно потому, что я долго шел по этой дороге и уже потерял слишком многое, чтобы сделать эти жертвы напрасными. Пойдете ли вы со мной?.. Я не буду вас винить, если вы откажетесь.

Его люди переглянулись. Брэда пожал плечами:

-Ну, я так сразу говорю, что вечно еще никто не жил.

Фарман кивнул:

-Достойное дело, сэр. Хоть и непростое.

-Я с вами, — просто ответил Фьюри.

А Хавок медленно произнес:

-Когда вы говорили о том, чтобы убить священника, я решил не ходить с вами. Но потом... Скажите, сэр: а если бы пришлось, вы смогли бы?..

-И ты спрашиваешь меня даже после того, как я рассказал вам, что церковь — это сборище лжецов и лицемеров? — спросил Мустанг.

-Да, сэр, — Хавок побледнел. — Даже и тогда. Потому что если все учение церкви — ложь и лицемерие, значит, мы и сами ложь и лицемерие. И за душой у нас нет ничего святого.

Мустанг на секунду закусил губу, потом сказал:

-Я уже давно пытаюсь строить свои принципы сам, Ян. Но ты в чем-то прав. Так вот. Сейчас я бы смог убить священника... да я бы и раньше смог, наверное. Если бы он угрожал кому-то из моих близких, или моей жизни, если бы я ей дорожил, или другим важным для меня вещам. Но я не смог бы даже сейчас хладнокровно планировать убийство такого человека. Будь он опытным воином — я бы дал ему поединок. Будь это не так, я бы попробовал что-нибудь другое.

-Спасибо, сэр, — Хавок кивнул. — Хотя мне не нравится ваш ответ. Вы будто себя обманываете.

-Почему же тогда пойдешь?

Хавок задумался. Мучительно скривился, лоб пошел складками.

-Потому что иначе мне пришлось бы донести о нашей встрече в Инквизицию, — сказал Хавок. — Нельзя идти на сделки с совестью, сэр. Раз уж я согласился прийти сюда и слушать — я согласился и на все остальное.

20.

...Перейти реку действительно оказалось легко, и никто его не заметил. А вот с проникновением в замок дела обстояли одновременно и проще, и сложнее, чем Эдвард успел себе представить: хозяйственные постройки на том берегу разрослись в настоящую большую деревушку, где сейчас никого почти не было, кроме занятых домашними делами домохозяек — видно, все убрались на заработки во дворец — да вездесущих кур и гусей. Выплутать из этих переходиков и двориков к подножию самой громады замка, не пользуясь подсказками, оказалсоь той еще задачкой. А когда он добрался собственно до замковых стен, то оказалось, что стены эти были именно тем, чем виделись с того берега — унылой, нагретой на солнце кое-где растрескавшейся каменной кладкой, поднимающейся на высоту нескольких ростов Эдварда. Хорошо еще, не было рва. Вместо него замок окружала довольно широкая — метров тридцать — полоса незастроенного пространства, проросшего чахлой травкой со странными черными проплешинами. Эдвард решил, что предназначалась она, вероятно, для лучников: чтобы если кто вздумал напасть, его было удобнее расстреливать со стен.

Эдвард пошел вдоль покосившегося забора крайнего рядка домиков, тоскливым взглядом выискивая в стене напротив хоть что-то, за что пытливому уму можно зацепиться. Ну хоть одна дверца, ну хоть что-нибудь... Нигде ничего, и даже стражи на стенах не видно — что странно. Эдвард не слишком много понимал в средневековых замках, но не сомневался, что уж стража-то должна присутствовать непременно — в каких-нибудь там кирасах.

Нет, никаких кирас даже в первом приближении, никаких потайных ходов и вообще потайных калиток — монолит да и только. Ну ладно. Когда это отсутствие дверей служило для нас препятствием?..

Эдвард добрался до одной из угловых башен и — для начала — кинул камнем ровно на середину луга. Он решил, что если стражники на башне есть, они хотя бы могут выглянуть полюбопытствовать, кто это там швыряется, и их станет видно. Ну или выпустить упреждающую стрелу, или крикнуть что-нибудь — ну хоть как-нибудь себя проявить. Если, конечно, они не натренированы прятаться, а потом набрасываться на каждого... да нет, чепуха: это же просто обычный королевский замок (Эдвард мысленно посмеялся над этим своим соображением), а не строго охраняемый форт в условиях постоянных вражеских нападений, вроде того же Бриггса! Охране здесь полагается быть ленивой и благодушной...

Нет, на камень никто никак не прореагировал. Эдвард сделал глубокий вдох, закусил губу и независимым шагом направился вперед, через эту подозрительную лужайку. Внутренне он был более чем готов уворачиваться от стрел и прочей дребедени, что могла полететь ему в голову.

Но ничего не полетело: он невозбранно дошел до середины луга и почти вступил в короткую тень, отбрасываю стеною замка. Теперь стену было видно лучше, и Эдвард, припомнив давешних птиц, мимолетно подумал: вот тебе и на, кто же ее чистит от помета?.. Здание штаб-квартиры в Аместрис, помнится, обрабатывали проштрафившиеся войсковые алхимики, и то нет-нет да и на государственном гербе что-нибудь неприличное обнаруживалось, а тут...

Тут прямо над ним скользнула темная тень — именно этот момент выбрало одно из существ, которых Эдвард видел из окна их конспиративного дома, чтобы приземлиться перед потенциальным вторженцем и тихонько зарычать, прижимая к голове кошачьи уши с кисточками.

Эдвард замер.

Существо было размером с крупную собаку (взрослому мужчине до паха, Эдварду по пояс), но расцветкой и общим видом оно мало отличалось от обычного дворового кота. Такое ярко-рыжее, пушистое существо, с белой манишкой и лапками. Правда, передние лапы были значительно длиннее задних и согнуты: сейчас, на земле, существо как бы опиралось на "локти". Ибо между этими передними лапами, туловищем и задними ногами существа были натянуты широченные, складчатые золотистые перепончатое крылья с кокетливой белой опушкой у основания.

Существо открыло пасть, показав острые белые клыки, дохнуло — перед его головой в воздухе на секунду возник язычок пламени — и взмахнуло длинным золотистым хвостом — голым, толстым и кожаным, похожим, скорее, на драконий. На конце хвоста имелась острая костяная пика.

-Ээ... — сказал Эдвард. Его не хватило даже на апокрифическое "киса, хорошая киса".

-Мяу, — сказала дракошка. А потом, подумав, добавила: — Мурр.

Зверюга, повалившись на спину, начала на животе подползать к Эдварду, извиваясь всем телом. На морде существа было словно бы написано идиотическое: ну погладь меня, хозяин!

Кто бы здесь ни баловался с созданием химер, он явно просчитался насчет их умственных способностей...

-Киса, хорошая киса... — задумчиво проговорил Эдвард, почесывая дракошке живот. — Интересно, киса, здесь кроме тебя есть еще другая охрана?

Кошка только мурлыкнула.

Эдвард выпрямился и с тем же беспечным видом направился к башне, за неимением карманов сцепив руки за спиной. Он думал, что зверюга либо кинется на него сзади, либо поплетется следом, требуя очередной дозы ласк — но нет, видимо, сочтя свой долг по встрече выполненным, животина встряхнулась и улетела. С докладом?..

Алхимик пожал плечами и продолжил свой путь к сторожевой башне. Будем считать, первый пояс стражи пройден. Интересно, с остальными окажется так же мало хлопот?.. Если так, то он сходит на свою экскурсию и вернется "домой" еще до заката.

21.

Мустанг вернулся домой уже ближе к вечеру. Прошел с черного входа: дом этот выбран был в свое время в первую очередь из-за того, что сзади к нему примыкали хозяйственные постройки большой цеховой пекарни, где народ ходил постоянно и где на одного-другого лишнего прохожего никто не обратил бы внимания. Аппетитные запахи, сочно пропитавшие двор и дом, были, конечно, дополнительным достоинством — чаще всего. Сейчас, когда живот Роя подводило от голода (после утреннего сыра с разбавленным вином ему так и не удалось ничего перехватить), он меньше всего был склонен к благодушию.

С командой они договорились встретиться сегодня после темноты в еще одном укромном месте на окраине города: Хьюз, который вот уже несколько дней собирал информацию о том, где и как можно застать Марко и как его легче всего подловить, обещал сегодня представить уже практически готовый план. Нужно было обмозговать это дело всем вместе еще раз и подготовиться. На этой встрече ему понадобится Эдвард... Да, надо поговорить с юношей: наверняка он сейчас уже на грани взрыва от бездействия. В его возрасте Мустанг вообще не стерпел бы, если бы был вынужден сидеть и ждать, да еще подчиняться чужим приказам, не в силах разобраться в обстановке — а он как-то терпит, и даже почти не возмущается. Все-таки редкостный молодец мальчишка...

Дом встретил Роя ожидаемой тишиной: правильно, все либо еще спят, либо только начинают просыпаться. Сонно, пусто и оранжевое вечернее солнце плещет в окна.

-Приветствую,— коротко сказал он одному из монахов Шрама, добросовестно караулившего в гостиной первого этажа. — Все спокойно?

-Да, господин барон, — отозвался монах, вертя в пальцах крошечную металлическую печать, привешенную к поясу — преобразование солей какого-то металла, решил Мустанг. А с теологической точки зрения — знак одного из святых-покровителей. — Никто не входил и не выходил.

-А чем занимался господин Элрик? — спросил Рой.

-Вроде, снова читал церковные тексты, как всегда, — пожал плечами монах. — Он вниз не спускался, а наверху все было тихо.

-Конечно... — рассеянно произнес Рой.

Еще одна странность юноши: он, кажется, никогда не ест, если ему специально не напомнить о времени обеда или ужина.

Нижний этаж дома занимала одна комната и большая кухня. Некогда здесь также располагался магазин, но теперь он был заколочен. А вот второй этаж был поделен на четыре маленькие клетушки. Заглянув в одну из них, Рой немного посмотрел на спящую Лизу — вернее, на укрытый одеялом с головой холмик на низкой лежанке, только с одной стороны из-под перины выглядывает кончик туго заплетенной косы. Как всегда, сердце его затопила глубокая, щемящая нежность, которую некуда было девать. Как-то все всегда несуразно у них складывалось... Впрочем, не только у них.

В той же комнате, которую занимали втроем Рой, Эдвард и Хьюз, никого не было. Пусто. Только настежь распахнуты створки окна, и оттуда, с улицы, пахнет жарой и затхлой водой из бочки во дворе.

Подавив мгновенный взрыв смешанного чувства (этакое негодование поперек с внезапным ужасом), Рой быстро обошел оставшиеся комнаты... Нет, алхимика-чудотворца не обнаружилось и там. Не оказалось его и внизу: ни в кухне, ни в заколоченном магазине. Так что, когда — довольно скоро — вернулся Шрам, Рой огорошил его свежей, с пылу с жару, новостью о пропаже их главного союзника.

Шрам со свойственным ему самоконтролем воздержался от недостойных выражений, которые почти наверняка вертелись у него на кончике языка. Он ограничился только коротким замечанием:

-Да, я никогда не верил тем, кто считал, что у бога нет чувства юмора.

-Но вкус у него крайне дурной, — огрызнулся Мустанг граничащим с богохульством высказыванием. — Че... — в последний момент барону удалось прикусить язык и не помянуть нечистого в присутствии духовного лица. — Во имя всего святого, он даже города не знает!

-Полагаю, что ему ничего не грозит. Даже в трущобах Северного Конца.

-Я, знаешь ли, не об Эдварде беспокоюсь.

Шрам задумался. Кажется, ему тоже пришло в голову, что Столица перенесла за свою богатую историю три мятежа, две осады и пять разграблений, так что подвергать Старый Город дополнительным испытанием — совершенно излишне.

-Пошлем на поиски моих людей, — сказал он глухо.

-Не стоит, — ответил Мустанг после короткой паузы. — Лишняя суета нам ни к чему. Есть шанс, что Элрик вернется сам...

-Да, шанс есть, но это будет сложнее для него, чем вы думаете, — вошедший Хьюз откинул с головы капюшон и тут же устало плюхнулся на ближайший стул: лицо его было серым от хронического недостатка сна и усталости. — Хотите сплетни, с пылу с жару, горячие, как свежие булочки, аж язык обжигают?.. Нашего юного друга схватили во дворце около полутора часов назад. Причем, как я слышал, арест производила даже не королевская гвардия — люди лорда Рэмси.

22.

Мешок сорвали с головы, и Эдвард заморгал, снова привыкая к свету. Это была узкая темная комната, в бойницу окна едва проникал свет только еще надумавшего клониться к западу солнца. Резь в глазах утихла довольно быстро, и Эдвард увидел перед собой высокую черноволосую женщину, чье гневное лицо хранило холодное и надменное выражение, а глаза, и без того узкие, прищурились от гнева. С мрачностью дамы никак не вязались веселенькие кольца черных волос на висках. Алое, узкое платье, из-под которого видны были широкие шаровары, наводило на мысль о Ксинге, хотя, решил Эдвард, скорее всего сочетало ксинговскую моду с местной: едва ли в Ксинге носили корсеты.

-Не думала, что Брэдли начал посылать таких молодых убийц, — сказала она резко.

В ее певучем, мелодичном голосе слышался лишь слабый привкус акцента; несомненно, она покинула родную страну много лет назад.

-Я не убийца, я... — начал Эдвард и осекся. — Мне не говорили, что в королевском дворце командуют женщины.

-Госпожа, нам убить его? — деловито спросил один из охранников.

Женщина скептически оглядела Эдварда.

-Вряд ли он профессионал, — сказала она задумчиво. — Больше напоминает одного из этих юных фанатиков. Милорд любит общаться с такими лично.

-Госпожа, он обезоружил пятерых наших, прежде чем мы его повязали! — почтительно возразил другой. — И то, должен сознаться, взяли мы его скорее случайно.

-А еще, госпожа, я бы посоветовал вам не судить так скоро, — подал голос первый, причем тоном, на удивление лишенным подобострастной почтительности. Эдвард даже удивился: он уже успел заметить, что в правила местного этикета не входило вот так возражать кому-то, кого называли госпожой или господином. — Вам ведь известна ваша горячность.

-Правда? — женщина вскинула ровные дуги бровей. — Тогда, полагаю, милорду будет самому интересно...

-Милорду Рэмси? — процедил Эдвард сквозь зубы. Значит, сейчас мы увидим здешнего серого кардинала...

Женщина не удостоила его ответом. Вместо этого она хлопнула три раза в ладоши. Дверь отворилась, и на пороге появился еще один не то стражник, не то слуга. Этот немедленно согнулся в почтительном поклоне.

-Карт, передай милорду, чтобы подошел сюда, если у него есть время. У нас здесь пленник, на которого он, возможно, захочет взглянуть лично.

-И долго ждать? — резко спросил Эдвард. — У меня руки болят так висеть.

-Ничего, — женщина удостоила его коротким взглядом. — Скоро еще и не то заболит.

После этого она упрямо нахмурила брови, чуть склонив голову, — будь она мужчиной, Эдвард сказал бы "набычилась" — и вдруг стала до боли знакомой. Буквально на какую-то долю секунды, с этими тенями и золотистым светом...

-Мэй Чань?! — заорал он. — А где Ксяо Мэй?!

-А?! — на лице женщины появилось растерянное и очень живое выражение. — Кто ему сказал, как меня зовут?! — напустилась она на стражников в такой характерной мэй-линевской манере, что можно было уже и не сомневаться. — А кто болтал о Ксяо Мэй?!

Стражники мотали головами и отнекивались — от удивления крайне неловко и неубедительно.

По всей видимости, сегодня у Вселенной было запланировано для Эдварда намного больше шоков. Потому что низенькая дверца снова со скрипом отворилась, и под притолокой, пригибаясь, прошел высокий плечистый человек. Его Эдварду было узнать совсем просто — после Мэй Чань. Тем более, что он видел уже очень похожего...

Ну да, похожего: широкий разворот плеч, линия челюсти не такая квадратная, скулы выделены не так резко, но рот очерчен жестче, длинные волосы убраны в хвост на затылке, короткая бородка, однако очков нет. И взгляд все-таки холоднее, чем у... ну да, у отца.

На секунду Эдварду показалось, что он не сможет говорить. А потом все-таки спросил.

-Ал?.. — выжал он из дрожащих голосовых связок.

На лице вошедшего, который слегка щурился, привыкая к полутьме, появилось хорошо знакомое Эдварду задумчиво-удивленное выражение.

-Теперь меня так очень редко называют, — наконец сказал он. — Лорд Альфонс Эль-Рикардо Рэмси, к вашим услугам. Эдвард, рад тебя видеть. Я не сомневался, что однажды ты появишься. Хотя обычно ты оказывался куда как шустрее...

-Что?! — Эдвард снова рванулся из рук стражников, но те держали крепко. — Так это ты — правая рука короля?! Какого черта... Это что, ты в ответе за всю здешнюю херню?!

-Да — на оба вопроса. И не только рука, но и, в некотором смысле, все прочее. А ответственен я, вероятно, даже за большее, чем ты думаешь, — сдержанно произнес лорд Рэмси. — Не держи зла, пожалуйста. В частности... — он посмотрел на стражу и чуть растерянно моргнул, будто припоминая, что собирается сделать. — Брендон, Каин... Оттащите его в подвал и казните. Способ — на ваше усмотрение.

23.

-Говоря по-простому, что ты предлагаешь делать? — спросил Хьюз, потирая красноватые глаза. Он выглядел так, будто пребывание на божьем свете уже не вызывало абсолютно никакого энтузиазма. — Брать дворец штурмом? Или списать потери и броситься в бега?

-Мы слишком далеко зашли, — тяжело уронил Шрам.

Он, как и Хьюз, неподвижно сидел на стуле, тогда как Рой мерил пространство кухни (с нее были изгнаны все прочие) широкими шагами. Лиза, едва проснувшаяся, стояла у двери, прислонившись к косяку, и хранила молчание — как и почти всегда. Только переплетала кончик растрепавшейся косы. Алые росчерки шрамов четко выделялись на бледном лице.

-Это ты зашел далеко, — не согласился Хьюз, — да и то как сказать. Ведь ничего против нынешней власти ты ничего пока не сделал. Ну, последователей своих собрал в центре Столицы, ну поговорил кое с кем... Это не преступление.

-Для Инквизиции достаточно.

-Но Инквизиция может ничего и не узнать.

-Ты всерьез предлагаешь бросить мальчишку? — спросил Шрам. Тон его был таким же спокойным, как всегда, но Хьюз увидел, как напряглись пальцы. Честный, хороший человек — отец Филипп, отказавшийся от прежней жизни и прежнего имени в угоду служению богу. Может быть, самый честный человек во всей Церкви.

-Пока я предлагаю учитывать все варианты, — мрачно заметил Хьюз. — В частности, и то, что Рэмси его, конечно же, казнит. Или сдаст Инквизиции. А может быть, сперва будет пытать в надежде выведать какие-нибудь секреты — если верны слухи, что сам он балуется алхимией.

-С чего ты взял, что Рэмси сразу узнает, что мальчик алхимик? — спросил Шрам.

-Потому что, — опять же, по слухам, — он уже применял алхимию во дворце. С чего все-таки все началось.

Шрам не ответил. Свет в кухне из оранжевого стал просто красным, по углам скопились глубокие тени — вроде бы, если глядеть искоса, черные, но на самом деле темно-синие. До чего необыкновенно солнечный сегодня день для конца августа...

-Я не верю, что ты всерьез не хочешь даже попытаться спасти Элрика, — наконец заметил отец Филипп. — Если, конечно, ты уже не успел кому-нибудь продать душу.

Пальцы его на столешнице побледнели.

-Я? — Хьюз усмехнулся. — Нет, я не предлагаю, Шрам. Более того, если Рой все же решит, что мы просто будем сидеть здесь и ждать его казни — я пойду в крысиный дворец один, и мне плевать, что там со мной случится. Вопрос в том, скольких жизней и скольких целей нам будет стоить такая спасательная операция. Брать замок штурмом мы пока не можем. Вытащить его тайно? Я довольно часто бывал во дворце, и с трудом представляю, как. Рой вправе решить, что не следует рисковать людьми. Тем более, что он и так уже заключил с церковью соглашение выдать им Эдварда.

-Что?! — Шрам вскинулся.

Лиза выпрямилась и резко отпустила косу.

-Так ты догадался, да? — спросил Рой.

-Разумеется, — довольно легкомысленно произнес Хьюз. — Это же очевидно. На самом деле Брэдли совсем не нужно свергать короля с тем, чтобы заменить его другим правителем — который обещает с годами стать весьма неуправляемым. Но ты пообещал со временем сдать Эдварда церкви — помимо всего прочего, он кладезь ценнейших алхимических знаний — и вуаля, Брэдли соблазнился возможностью захапать государство под свое крыло... возможно, на разумном компромиссе с тобой. Воистину, ты привлек единственную стоящую валюту.

Шрам и Лиза замкнулись окончательно — по их лицам ничего нельзя было прочесть. В кухне, кажется, похолодало — и синие сумерки поползли из углов, протягивая озябшие щупальца к человеческому теплу.

Рой заговорил, при этом неожиданно мягко:

-Но ты ведь также понял, что стоит за моим решением?

-Я сделал несколько заключений, но не поручусь, что хотя бы одно из них верно, мой друг, — заметил Хьюз. — Поэтому я повторю свой вопрос: что ты намерен делать сейчас? Идти к Брэдли и предлагать ему вытаскивать Эдварда с помощью его связей? Продолжать свой план и агитировать Марко занять нашу сторону? Что?

-Мы не можем рисковать жизнями тех, кто пошел за нами, в безнадежной стычке, — произнес Рой все с той же неуловимой, внутренней ласковостью, как будто пытался смягчить последствия своего тяжелого решения.

-Ты! — Шрам начал было вставать, но Рой продолжал говорить, и его голос остановил Шрама:

-Но я отправлюсь во дворец сам. Потому что своих нельзя оставлять в беде, как бы ни было мало шансов спасти их. Это недостойно моей чести. Я с благодарностью приму любую помощь... кроме вашей, отец Филипп. Вам в любом случае нужно остаться вне досягаемости возможной грязи — может статься, вы окажетесь нашим единственным шансом на победу.

Шрам снова опустился на стул.

-Так ты заключал соглашение с Брэдли? — низким, опасным голосом поинтересовался он.

Рой кивнул.

-Это война, и дело слишком серьезно. Никто не может остаться чистым. Но... есть грехи, которые несоизмеримы. Я еще ни разу не нарушал своего слова... но я никогда и не торговал душами. Если уж выбирать, какой грех совершить... — Рой недоговорил.

24.

-Вы слышали последние новости, ваше святейшество? — Кимбли уже не усмехался, у него по лицу расползлась нервная, широкая улыбка, открывающая острые клыки. Святой отец находился в таком состоянии души, когда спокойствие сохранять не получается — да и не хочется тратить ни малейших усилий на это зряшное дело.

-Которые из? — Брэдли приподнял брови. — Насчет прибытия послов?.. Кимбли, вы опоздали: новость утренняя, но уж никак не последняя.

Про себя Брэдли гадал, что же могло настолько воодушевить его опасного подчиненного. Гадал — и не находил ни одного сносного ответа. На его памяти Кимбли приходил в такую экзальтацию, только когда видел возможность поквитаться с его старым заклятым недругом Роем Мустангом — но ведь Роя-то Брэдли держал под наблюдением с помощью своих людей, и мог бы поклясться, что ничего с ним за последние сутки не произошло.

-О нет, те действительно устарели... — Кимбли мерил шагами скудное пространство от стены к стене. — Я имею в виду последние дворцовые сплетни!

-Да? — терпеливо поинтересовался Брэдли, гадая, уж не пришло ли время одернуть зарвавшегося подчиненного. Он знал: это страх. Каждый раз, когда отец Кимбли вот так выходил из-под контроля, грудь архиепископа пронизывали отвратительные, скользко-ледяные жилки страха.

-Дело вот в чем: сегодня незадолго до заката личная стража лорда Рэмси задержала во дворце мальчишку... говорят, убийцу. Факт, что у мальчишки этого были золотые волосы и глаза, и он, опять же, по слухам, применял еретические знания...

-Это интересно, — Брэдли отложил перо и подался вперед, крепко сжав ладонями подлокотники кресла. — И как же личной страже Рэмси удалось поймать нашего знакомца?

-Да кто их знает, — Кимбли пожал плечами, — ведь успехи Рэмси в тренировке личной стражи более чем впечатляют! Ничего, рано или поздно мы разузнаем его секреты... — он потер руки, и Брэдли насторожился еще больше: Кимбли высоко ценил свой артистизм и подобного рода банальных жестов себе не позволял. — Главное вот что... как вы думаете, что предпримет в этой ситуации наш общий друг барон Мустанг?

-А вы думаете, он вообще об этом узнает, брат мой? — вопросил Брэдли нарочито спокойно.

-О, еще бы! Вы ведь знаете: этот его сторожевой пес Хьюз постоянно крутится вокруг дворца, — Кимбли поморщился. — Если бы не ваше распоряжение, давно бы намекнул на него Инквизиции... А не Хьюз, так другой доброхот найдется: я ни за что не поверю, что Мустанг даже не пытается наложить лапу на данные из логова Крысиного Короля! — на последних словах Кимбли чему-то рассмеялся. — Так что да, он узнает...

-Согласен с вашими выводами, — кивнул Кимбли. — Что вы предлагаете?

-А вот что, — Кимбли ощерился. — Теперь ведь Рой пойдет штурмовать дворец, как вы думаете, святой отец? И значит, с божьей помощью, подставится так, как еще не подставлялся! Нам ничего не стоит ...

-Брат мой, — перебил его Брэдли как можно более спокойным тоном, хотя вообще-то ему показалось на миг, что перебить Кимбли сейчас — не легче, чем свернуть в сторону лавину. — Я обещал не препятствовать вашему справедливому возмездию, когда барон уже станет не нужен нам, и я сдержу слово. Однако вопрос не в том, чтобы избавиться от одного обедневшего рыцаря — а в том, чтобы добиться наших целей. И для этого несколько рано. Да и этого нашего гостя из будущего я тоже рассчитывал использовать... — Кимбли потер подбородок. — Ладно. Не так, так эдак...

-О чем вы говорите?! — Кимбли нахмурился. — Вы что же, хотите просто упустить этот шанс? Но...

-Это, безусловно, шанс... Но Кимбли, вы же сами понимаете — чтобы осуществить все то, что мы задумали, смерти Короля и лорда Рэмси недостаточно: необходимо еще уничтожение ряда дворян, которые поддерживают их... А это еще не подготовлено в должной мере. Однако же... — Брэдли глубоко вдохнул. — Если Мустанга схватят — а Рэмси схватит его, можно не сомневаться... — то он, безусловно, выдаст нас. Или не он, а один из его соратников. Или сам мальчишка из прошлого. Раньше или позже. Поэтому действовать нужно сейчас. Очень жаль... — Брэдли пригладил усы. — Я надеялся избежать лишней крови.

-Господь наградит убитых невинно, — пожал Кимбли плечами с великолепным безразличием.

-Я рад, что ваша вера тверда, брат мой, — Брэдли улыбнулся и поднялся с кресла. — Что же... выступаем.

-В Лаферг? — хищно подобрался Кимбли. — Созывать братию?

-Отнюдь нет, — Брэдли покачал головой. — Сначала в этот дом, который снимает Мустанг.

-Зачем?

-Есть шанс, что, пробираясь во дворец, Мустанг не возьмет с собой нашего доброго отца Филиппа: чтобы не складывать все яйца в одну корзину. Этот-то шанс нам и надо использовать.

25.

"Ты уверен, что Марко именно таков, каким ты его представляешь?"

"О чем можно быть уверенным в наше грустное время? - Хьюз мог только развести руками. — Именно поэтому я считаю, что говорить с ним должен я..."

"Ты не можешь говорить от моего имени, Маэс..."

Делая выбор, ты принимаешь и все последствия этого выбора. За любой выбор нужно платить. Рой затеял свержение Крысиного Короля, понимая, что все может кончиться хуже, чем провалом — что все может кончиться ничем. И вот он стоит перед реальной опасностью такого конца.

Сейчас он не видит другого выхода, кроме как пойти в открытую, в лоб, бросить вызов вселенной. Сочтет ли господь бог его цели достойными, захочет ли помочь ему?.. Только он и Отец всего сущего, один на один. То, что произойдет в следующий час, решит все.

Так или иначе, он не может бросить мальчишку, за которого в ответе. Он даже не хочет его бросать.

Сегодня тоже решение принесло свои плоды: пока они, в чернильных сумерках, двигались по направлению к городскому особняку Марко, руки его были холодны, а в мыслях царило совершенное спокойствие. Собственно, мысли практически отсутствовали.

В отличие от большинства других епископов, чей образ жизни приближался к затворническому, Марко жил открыто, всегда на виду — от этого его нетрудно было бы, например, подстрелить из лука, но ужасно трудно похитить для разговора. В своем городском особняке он устроил больницу для бедных, где трудился наравне со своими монахами. Кроме того, он славился тем, что вел службы не в одном из больших соборов, а в крохотной церкви неподалеку от дома (во время службы толпа забивала не только придел, но и дворик) — и самолично ходил в гости к некоторым из своих прихожан. Авторитет этого человека подкреплялся не только его могуществом, как одного из церковных иерархов, но и его делами.

Сейчас двери больницы Святого Рэдклифа были распахнуты, и на крыльцо падал сноп неверного света.

Внутри же помещение больницы оказалось освещено не очень хорошо: правда, лампы там все же заменяли факелы, и полос копоти на стенах оказалось не так уж много, а все же атмосфера места, где страдают и болеют люди тяжелым грузом упала на плечи вошедшим, и сразу показалось, что тут куда темнее, чем на улице.

Шрам хотел пойти с ними, однако Мустанг предостерег его: если им не удастся убедить Марко сотрудничать, а он узнает Шрама, то может обеспечить ему большие неприятности. Так что они с Хьюзом отправились вдвоем, одолжив монашеские одеяния и спрятав лица под глубокими капюшонами.

Они попали в общий зал, где вдоль стен стояли узкие койки с больными. Здесь было чище, чем в ночлежках, и все же неизбывный запах немытого тела и выделений витал под сводами, смешиваясь с ароматами сухих трав

-Брат мой, — Мустанг остановил молоденького совсем юношу в одежде послушника, что шел мимо, с трудом удерживая в руках четыре глиняных кувшина одновременно, — не подскажете ли, где можно найти епископа Марко?

-В этот час епископ молится в часовне, — ответил юноша без всякого сомнения. — А у вас какое-то дело к отцу Марко? Ежели вам нужна помощь, я мог бы...

-О нет, я просто хотел поговорить с ним, не тревожа его молитву... а вместе с тем дело срочное.... Когда в ближайшее время я смогу его застать?..

-Да зачем же дело стало? — удивился парень. — Вы просто зайдите к нему. Если у вас и впрямь нужда, он не рассердится. Он всегда говорит, что господь слышит всех страждущих и нам велел. А вот если что-то зряшное, будет рвать и метать, так что думайте хорошенько... Вот сейчас вернитесь в коридор, который от входной двери, дойдите до самого конца и направо — и попадете в часовню. Он с вами и поговорит.

Мустанг только приподнял брови. Обычно добиться разговора с любым из епископата было не в пример сложнее. Если Марко так открыт, то как же он вовсе находит свободное время в потоке бесконечных просителей?..

С другой стороны, если он не обладает большим состоянием, не оказывает протекций и не распределяет должностей — а это очень может быть — то поток просителей можно и впрямь значительно ограничить...

Марко действительно оказался там, куда направил их послушник. В небольшом зале часовни он сидел у алтаря, на котором горел огонь, в полном одиночестве и смотрел в пламя, сохраняя полную неподвижность.

-Отец Марко, — позвал его Мустанг негромко от порога. — Отец Марко, вы меня не знаете, однако позвольте...

В этот момент Марко отчетливо всхрапнул.

Посетители переглянулись при этом звуке. Ну надо же!

-Отец Марко! — вновь позвал Рой, на сей раз громче. — Позвольте потревожить ваше сосредоточение.

На сей раз Марко вздрогнул, просыпаясь, встряхнулся и обернулся к ним.

-Да, сын... брат мой? Чем могу помочь?

У праведного епископа было чуть сплюснутое, квадратное лицо, с глубокими морщинами от крыльев носа к уныло опущенным уголкам рта и целой сетью морщин вокруг глаз. Его волосы, отчасти седые, отчасти черные, свисали по обе стороны от узкого лба (на котором морщины предпочли расположиться горизонтально).

-Отец мой, нам нужно поговорить с вами. Наедине.

-Так зачем же дело стало? — Марко говорил ровно с такими же интонациями, как и давешний служка, так что стало ясно, где именно парень подхватил эту фразу. — Прикройте дверь и говорите тут, если, конечно, вам никто не мерещится по углам. Только поторопитесь: вскоре мне надо быть во дворце.

Последнюю фразу епископ произнес тоном, каким сообщают о визите к очередному пациенту.

Хьюз и Мустанг переступили порог; Хьюз, шедший чуть позади, закрыл дверь, и больничная молельня сразу же показалась удивительно маленькой.

А потом Мустанг откинул капюшон.

-Меня зовут барон Рой Мустанг, — сказал он, — и я даю свое слово, что вам нечего опасаться.

Марко не изменился в лице.

-Страх — напрасное дело. Я давно привык ничего не бояться, даже приведи вы сюда самого князя тьмы.

"А вот в князя тьмы он не верит, — понял Мустанг, — потому и говорит так спокойно. Заснул во время молит вы, опять же... Означает ли это, что этот человек — лицемер? Можно ли все же полагаться на него и его помощь?"

-Кстати говоря, — продолжил Марко, — где же ваш неразлучник, этот юный шалопай Хьюз, который когда-то брал у меня уроки богословия... Не под вторым ли капюшоном?

Хьюз послушно открыл лицо.

-От вас ничего не скроешь, святой отец, — ответил он нарочито легкомысленно.

-Нет, к сожалению, господь сумел открыть от меня, отчего он заставляет людей страдать, — Марко говорил без малейшей попытки пошутить, и просто от его интонации у Мустанга побежали мурашки по спине.

-Я хочу попросить вас о помощи.

-Спрятать вас? — Марко приподнял брови. — Даже и не знаю, юноша...

-Нет, — покачал головой Мустанг. — Святой отец... Скажите мне, как вы относитесь к Его Величеству?

Лицо Марко на секунду замерзло. Потом он произнес, тщательно выбирая слова:

-Из людского рода непогрешимых нет. Однако я всегда был за то, что церковь должна поддерживать законную власть. И не сойду с этого.

Мустанг склонил голову.

-Это благородный выбор. А как вы относитесь к алхимии?

На сей раз пауза была длиннее.

-Я не пойду против официальной версии, — наконец произнес Марко.

-Но вы знаете, — Мустанг не спрашивал, а утверждал. — Вы знаете, что церковь лицемерит, и губит людей, предъявляя им ложные обвинения, и миритесь с этим — несмотря на всю вашу честность и честь!

Марко устало посмотрел на Мустанга.

-Вы ведь тоже алхимик, юноша, — сказал он. — И я — алхимик. Но вы, верно, кое-чего не знаете... Алхимия как таковая стала работать только двадцать лет назад. До этого она была именно тем, чем ее называют, — ересью и мракобесием, возвращающим нашу страну и весь мир в целом, — он провел рукой по воздуху, как будто очерчивал пространство неизмеримо более широкое, чем Аместрис, — в самые темные времена после Катастрофы, когда люди приносили человеческие жертвы — только чтобы заставить работать мерзкие ритуалы! Вы думаете, этого не было? Это было, барон Мустанг! Так как же кто-то, у кого есть хоть немного чести и сердца, относиться к этому "искусству" по-другому?

-Не может быть! — Мустанг недоверчиво покачал головой. — Алхимия — это наука. Если она работала сейчас, она должна была работать всегда.

-И тем не менее, она не работала, — Марко скривился. — Тогда... я входил в особую группу, которая занималась расследованиями случаев, связанных с применением алхимии. Мы насмотрелись на тех, кто тщетно преследовали древние знания... С благословения архиепископа мы даже пробовали воспроизводить некоторые... теперь я могу сказать — мы совершали их абсолютно правильно, мы писали верные формулы и выбирали верные наборы веществ. Но они не работали. Безразлично, рисуешь ли ты печать кровью козла или обыкновенным мелом.

-А потом — взяли и заработали? — недоверчиво произнес Мустанг. То, что говорил епископ, было неожиданно. Об этом следовало поразмыслить, но новая информация не отменяла его цели.

-Именно так, юноша, — кивнул Марко. — Двадцать лет назад, когда я был немногим старше вас. Взяли и заработали. В один прекрасный — или ужасный? — день. И мы, в церкви, решили сохранить это в тайне. Это был... возможно, не самый лучший выбор. Но единственно верный. Как бы обычные люди отнеслись к тому, что церковь вдруг начинает говорить, что то, что она заставляла их ненавидеть и бояться много поколений — хорошо и прекрасно?.. Или, скажем мягче, вовсе не является грехом, а может даже помочь приносить некоторую пользу — опять же, лишь избранным?.. Нам волей неволей пришлось хранить тайну — и бороться с еретиками. В том числе, и с такими, как вы, юноша, которые угрожали бросить страну в пучину смуты. И если вы вернулись в Столицу вновь для того, чтобы смущать людей или устраивать какой-нибудь заговор со свержением Его Величества, можете не рассчитывать на мое содействие!

Марко стоял горд и несгибаем, и Рой подумал: все. Он мало того, что не поможет — сейчас еще кликнет своих, тоже обученных какой-нибудь зверской боевой алхимии — и они еле смогут унести отсюда ноги.

-Пусть так, — сказал Мустанг, хватаясь за соломинку. — Но сейчас я пришел говорить с вами не о возможных заговорах, святой отец. И помощь, которую я хочу просить... она не для меня. Она для невинной души, которую я...

-...Мы, — вставил Хьюз.

-...Втянул в свою затею без всякого на то разрешения. Кроме того, речь идет о спасении величайшего чуда... Святой отец, у нас могут быть самые широкие разногласия — но сейчас обстоятельства таковы и время так дорого, что больше мне не к кому обратиться.

-О чем вы? — Марко нахмурился.

-Чуть более месяца назад мне удалось с помощью алхимической печати и формулы призвать алхимика из легенды, — начал Рой. — Того самого. Золотоволосого и золотоглазого алхимика, который умел взглядом зажигать огонь и поднимать мертвых из могил. Многое оказалось преувеличенным... но многое — нет. Вместе с ним мы вернулись в Столицу, а сегодня он пропал. Отправился на прогулку, зачем-то полез в королевский дворец, — Мустанг позволил в своем голосе прорваться досаде, — и был пойман гвардией лорда Рэмси. Более того, как ходили слухи, его провели в покои лорда Рэмси — а вы знаете лучше меня, что иной раз случается с теми, кого Рэмси приводит в свои покои!

-О да... — пробормотал Марко, — случается... Однако же... Если этот алхимик... если это правда, и он так хорош...

-Он действительно хорош, — проговорил Мустанг, — но это прежде всего мальчишка. Мальчишка шестнадцати лет. Я не знаю, как так получилось, и как он попал в легенды, но...

-Постойте-ка, — вдруг сказал Марко с живостью, — ведь именно на этом ритуале вы потеряли глаз, не на костре?

-Откуда вы знаете? — Мустанг не особенно удивился: если Марко был алхимиком и изучал эту науку вот уже двадцать лет, он мог знать много такого, о чем Рой даже не догадывался.

-Потому что равноценный обмен, как же иначе... — Марко чуть прикрыл глаза. — Что ж, и вы думаете, что я вам поверю?

-А разве вы не верите?

-Верю. Но также понимаю, что юного алхимика вы приволокли в Столицу явно для заговора... и даже догадываюсь, для какого.

-У меня не было намерения обрекать его на пытки и смерть у Рэмси, — глухо произнес Мустанг. — И когда я обращался к вам, я понимал, что если вы не проникнитесь моей идеей, то, даже если вы поможете спасти Эдварда, на... на том, чем бы я ни занимался, мне придется поставить крест. И все же я пришел. Это доказывает, что намерения мои чисты.

-Эдварда? — спросил Марко. — Так зовут этого вашего... гостя из прошлого?

-Его зовут Эдвард Элрик, — кивнул Рой Мустанг.

-Ага, — сказал Марко. — Этого имени я не встречал в легендах...

-Легенды вообще не полны.

Некоторое время епископ молчал, а затем посмотрел Мустангу в глаза.

-Ну что же... Как я понимаю, вас нужно провести во дворец?

Рой кивнул.

-Так и быть, я помогу вам. И я даже не выдам вас инквизиции. Однако... про заговор вам придется забыть. Даже если вы, — Марко чуть-чуть улыбнулся, — о нем даже и не думали. На будущее. Равноценный обмен.

-Это приемлемая цена, — сдержанно кивнул Рой.

26.

Эдвард рванулся изо всех сил, однако вырваться не удалось: эти специально натасканные дворцовые приключенцы держали крепко.

-Ал, охренел?! Ты что, серьезно?!

-Нет, конечно, — по-прежнему спокойным, обыденным тоном проговорил лорд Рэмси. — Отпустите его.

С такой же готовностью, с какой они собирались исполнить казнь, двое конвоиров рывком вернули Эдварда в вертикальное состояние и отпустили его руки.

-Брат, я все-таки знаю твои возможности, — мягко сказал Альфонс. — Я не послал бы всего двоих.

С этими словами он подошел к Эдварду, взял его за плечи, тщательно оглядел и — по-медвежьи обнял: у того почти затрещали кости.

Отстранившись, снова влюблено посмотрел на брата.

-Надо же! — сказал он. — Это выше моих самых смелых ожиданий! Я знал, что ты явишься, но не знал, в каком виде. И надеяться не смел, что целым и даже в твердой памяти! Ты бы видел, как перекосило полковника и доктора Марко...

-Ты все помнишь? — Эдвард в полном обалдении смотрел на младшего брата, каким-то чудом ставшего рослым мужиком за тридцать годов от роду.

-Нет, притворяюсь! — Ал криво усмехнулся. — Я же сказал, я ответственен за гораздо больше неприятностей, чем ты думаешь. Ну что ж... — он оглянулся, как будто только сейчас вспомнил, что в комнате еще кто-то есть. — Господа, вы можете возвращаться к своим делам. Мэй Чань, пойдем, думаю, нам удобнее будет поговорить в лаборатории...

Эдвард даже не понял, располагается ли лаборатория Альфонса на нижних или на верхних этажах замка. Он запутался, ибо Альфонс и Мэй Чань провели его какими-то потайными коридорами, темными и узкими. Кроме того, у него слегка звенело в голове. Ни одного из замковых обитателей им так и не встретилось, и Эдвард про себя возблагодарил неизвестные высшие силы, хранящие сумасшедших, за то, что он не забрел в один из этих переходов, будучи в одиночестве: пожалуй, через полгода и удалось бы кое-как выбраться к свету, если бы выжил столько на крысиной диете. Зато сама лаборатория оказалась выше всяческих похвал: широкая, прекрасно оборудованная, и освещенная не факелами, а — о чудо! — керосиновыми лампами.

Мэй Чань, оказавшись в лаборатории, сразу прошла в дальний угол и горделиво уселась в тяжелое кресло с когтистыми ножками, да еще снова вскинула подбородок, так, что шарики черных волос аж подпрыгнули. Она устроилась там так уютно и удобно, что сразу становилось ясно: это ее любимое и принадлежащее ей в силу давней традиции место. Весь ее взгляд и весь ее внешний вид говорили, что она меньше всего склонна доверять Эдварду; впрочем того это меньше всего сейчас волновало.

-Керосин я синтезировал, — прокомментировал Альфонс интерес брата к лампам. — Бензин сделать тоже не проблема. Одно время носился с идеей построить паровой двигатель, но толку с него тут никакого... Садись, что ли?..

Эдвард уселся на один из стульев, в обалдении оглядывая книжные полки вдоль стен, сплошь заставленные тяжелыми пухлыми томами в коже, на огромное количество колб и реторт, уставивших три массивных дубовых стола, на исписанные бесконечным количеством формул и печатей каменные стены, на... На приветик из прошлого: трое или четверо поразительно хорошо выглядящих доспехов, стоявших вдоль стен.

-Ну ты и... намутил тут, — сказал Эдвард.

-О, это мой основной рабочий кабинет, — кивнул Ал. — Понемногу собрал довольно приличное оборудование, ну и книги... тут практически все, что удалось достать со времен Катастрофы. А вон та дверка в углу ведет прямо в потайной коридор за тронным залом. Очень удобно.

-Так ты действительно, как сплетничают, принимаешь за короля все решения? — хмуро спросил Эдвард.

-Я бы рад этого не делать, — Альфонс дернул плечом, как будто пытался что-то сбросить с себя. — Но тут все... гораздо сложнее. Можно сказать, меня просто понесло волной событий. Я оказался здесь двадцать лет назад... По моему личному счету — через день, как мы с тобой погибли.

-Так мы... погибли? — обреченно спросил Эвард.

-А ты не помнишь?.. — поинтересовался Альфонс. — Во всяком случае, мы оказались во Вратах. И душа, и тело. Мне сложно представить, как человека в таком состоянии можно назвать живым, но, если ты настаиваешь...

-Чую, ты тут двадцать лет тренировал сарказм в мустанговском стиле, — мрачно ответствовал старший Элрик.

-О да, только этим и занимался, — легкомысленно ответил Альфонс. — Итак, вот представь... оказываюсь я, пятнадцатилетний мальчишка, отвыкший пользоваться нормальным человеческим телом, посреди такой же примерно каменной комнаты, только в темном и сыром подвале, в круге преобразования... Вокруг на приступочках — штук двадцать философских камней разной степени завершенности... Апофеозом дежа-вю — чья-то пустая одежда на полу. И перепуганная девочка причитает "спасите моего мужа"!

-Тебя кто-то призвал ценой собственной жизни?! — поразился Эдвард. — Но как так, если были философские камни... Хотя погоди, как это вообще получилось, если мы были мертвы...

-Ну, технически-то живы, — пожал плечами Альфонс. — Погоди, все по порядку... Я сперва просто удивился, но делать было нечего, нужно было что-то соображать... Я вспомнил, что ты делал в аналогичной ситуации, а там как раз... доспехи под рукой попались. Ну я и...

-Но ты цел? — с внезапным ужасом спросил Эдвард.

-Да-да, цел, говорю же, там штук двадцать философских камней имелось! Просто кто-то ими пользоваться не умел: ему, видишь ли, казалось, что достаточно их просто кругом расставить — и они сами среагируют... Вообще-то я рассчитывал этого парня совсем к жизни вернуть, но, видно, там чего-то с телом не заладилось. В итоге вернул только душу... точнее, я так подумал. Потом понял, что это была не душа. Точнее, не вполне душа.

-А что? — нахмурился Эдвард. — Гомункулус?..

-Да нет, — Ал досадливо поморщился. — Вот тут начинается самая сложная часть. Помнишь, еще в самых старых трактах говорилось, что человек состоит из тела, души и духа?

-Ну... да.

-С телом все понятно, душа — это наши мысли, чувства, стремления, надежды... тоже, в общем, ясно. А вот что такое дух... это самое сложное. Могу только сказать, что дух дает нам возможность накапливать опыт, изменяться и видеть сны. На этом — конец определенного, — Альфонс развел руками. — Сколько раз я жалел, что со мной не было тебя с твоей способность идти напролом! Я много раз сворачивал на полдороге, и так ничего толком и не понял.

-Погоди, но этот-то человек... кстати, кто это был? Король? — спросил Эдвард.

-Ну да, конечно, король, — кивнул Альфонс. — Оказывается, он с детства пытался изучать алхимию. И, будешь смеяться, здесь есть такая легенда о знаменитом золотоволосом и золотоглазом алхимике, который...

-Да, я знаю, — сухо прервал его Эдвард. — Полагаю, обязаны мы ей в основном этому придурку Гогенхайму.

-Брат, опять ты пытаешься свалить вину на другого, — Ал усмехнулся понимающей улыбкой лорда Рэмси. — Отец, конечно, тоже подлил масла в огонь, но думаю, мы не должны и твою славу недооценивать. Ну так вот... и король попытался призвать его... этого самого легендарного героя. А призвал в итоге меня. И некоторых еще небезызвестных тебе товарищей. Я потом разобрал его формулы. Парень-то гений... был. Он составил такую штуку, которая, как универсальная открывашка, извлекла из Врат сразу и всех. По крайней мере, всех, кто там был. Ты, может быть, успел уже столкнуться... здесь есть полковник Мустанг, Шрам, доктор Марко...

-Доктора Марко я не встречал. Зато встречал Брэдли.

-А! — Ал вздохнул. — Брэдли не настоящий. Это местный... потомок или какой-то другой родственник. Я очень удивился совпадению имен... Наверное, это какая-то мировая ирония. Настоящие — только алхимики, которые попали во Врата в тот день... Прочие — копии. Я тут даже мистер Хьюза встречал...

-Его я тоже встречал, — перебил Эдвард. — Он ничего не помнит.

-Помнит, не помнит — это не показатель, — покачал головой Альфонс. — Эти все души в большинстве своем не сразу вспоминают. Возьми хоть Марко... Он не вспомнил, пока я не растормошил. А Мэй Чань не помнит до сих пор, хотя я все рассказал ей, как было...

-Мэй Чань — тоже?! — Эдвард оглянулся на замершую в кресле женщину, которая чуть нахмурилась, услышав, что заговорили о ней, но в разговор не вступила. Живое, напряженное ожидание, и ножи в рукавах — он почему-то в этом не сомневался. Как и в том, что взрослая Мэй Чань, применяет свое оружие не только для исцеляющей алхимии.

-Ну да, ведь она же была с нами в последний день и тоже открывала Врата. Шрам тоже не помнит, про Роя я... не вполне уверен. Но при последней встрече он меня не узнал. Их тут раскидало во времени. Они умудрились нормально родиться, в телах, принадлежащих этому времени.

-Как так?

-Не знаю... Но чем дольше я практикую, тем больше убеждаюсь, что пространство и время — едины. "Одновременность", будущее, прошлое — это вообще полная мура.

Эдвард встряхнул головой. От этого нового, и в то же время удивительно прежнего Альфонса, который чем-то и впрямь напоминал их отца, чем-то — Эдварда, чем-то немного маму, кружилась голова. Подумать только, он отправился в город, чтобы немного встряхнуться... Подумать только, он полез в этот чертов замок, чтобы сделать какую-нибудь глупость и это чертово будущее перестало бы давить на хребет с такой страшной силой...

-Послушай, ты правда Ал? — вдруг спросил Эдвард.

Альфонс посмотрел на него грустно и как-то потерянно.

-Я сам не знаю, я это или нет, веришь? — сказал он.

Они помолчали. Мэй Чань все так же смотрела на них из кресла неподвижными черными глазами, но стойкая подозрительность пропала с красивого лица, и тонкие черты светились искренним любопытством.

Взгляд Эдварда упал на блюдечко с белой жидкостью в углу лаборатории. Почти как кошачье, но для кошки размером с крупную борзую.

-Нет, ты все-таки Ал... — вздохнул Эдвард. — Кто еще мог додуматься до этих... химер.

-О, они тебе понравились?! — просиял Ал. — Кстати, они же тебя пропустили, да?.. Я их на кровь создавал, так удобнее. Значит, и родственников моих они должны были признавать.

-Пропустили, пропустили... — старший — или теперь уже младший? — Элрик поморщился. -А что король все-таки?

-А что король? — вздохнул Ал. — Привести-то я его привел... но почему-то... я не сразу понял, почему... я вернул даже не душу его. Или не всю душу... Потом я решил, что мне удалось вернуть именно дух. Тело и душа по-прежнему где-то... или вообще погибли. Ты ведь слышал уже, что он почти не выходит из покоев?.. Потому что он не уверен. Ему страшно. Он вообще не может жить в этом мире. Это дух, который совершенно беззащитен перед... перед всем, короче говоря. Нам с ним удалось кое-чему научиться, но в большинстве своем мне пришлось — и до сих пор приходится — защищать его. Мне и королеве. Иначе его бы свергли еще тогда, и началась бы такая смута... — Альфонс отвел глаза. — Конечно, я наделал кучу ошибок. Но потом мне удалось выработать план.

-Кучу ошибок? — спросил Эдвард. — План?

-Ну да, — сказал Альфонс.

-Надеюсь, не всю церковь в мини-юбки переодеть?!

-Что ты, там же одни мужчины! — совершенно серьезно ответил Альфонс. — Но ты почти угадал: реформа женской моды тоже входит в мои планы. Церковь я хочу просто уничтожить. В итоге. Но это дело минимум двух-трех поколений, а то вся страна ляжет в руины. А эти внутренние реформаторы вроде Кимбли-фанатика, который вертит Брэдли, как хочет...

Эдвард почувствовал нестерпимое желание кого-нибудь придушить. А еще лучше — завалиться спать лет на тысячу. А еще лучше — проснуться уже наконец.

27.

Приглашение во дворец Марко получил без всякого труда — а может быть, ему даже приглашение не требовалось. Правда, провести больше двоих он наотрез отказался — Рой был не в том положении, чтобы настаивать. Сложного плана он тоже сочинять не стал: нужно было просто разузнать, где держат Эдварда, и по возможности освободить его. При этом наибольшие надежды Рой возлагал на самого алхимика из будущего: наверняка ведь его сумели взять только потому, что обездвижили руки. Если их ему не переломали и не отрубили, то значит, стоит его только освободить — и он сам пробьет путь наружу.

В случае чего и Рой кое-что может. О Рэмси ходят многие слухи — но вот такого, что он занимается алхимией, вроде бы нет. Хотя... с другой стороны, он интересуется медициной, и вывел, вдобавок, этих жутких гибридов — а тут до алхимии один шаг. Но кто знает...

Они добрались до дворца уже после захода солнца. Марко даже белая епископская ряса не заставила выглядеть величественно — он так и казался обыкновенным провинциальным лекарем, невесть с чего решившим поучаствовать в маскараде. Что касается Роя, то, кажется, он уже начал привыкать за эти последние дни к облачению рядового священника: еще немного, и литургию сможет прилично отслужить в случае чего. Хьюза, кажется, этот наряд все-таки смущал: он неловко крутил головой и в конце концов спросил Марко:

-А во дворце не удивятся, что с вами... рядовые монахи?

-Нет, — Марко отмел его сомнения одним движением широкой ладони с короткими, почти прямоугольными пальцами (если он и впрямь был таким хорошим врачом, как про него говорили, то просто удивительно, как он умудряется ухаживать за больными с такими лапами). — Я частенько беру с собой одного-другого из подающих надежды молодых людей: чтобы видели, что такое роскошь земная, и не обольщались ею.

Рой про себя подумал, что подобные визиты могут произвести обратный эффект на некоторых впечатлительных молодых людей, но мнение свое решил держать при себе. Уж наверное, Марко знал, что именно и под каким соусом показывать неофитам. Трюки такого рода в равной степени усваиваются и в церкви, и в цирке-шапито.

Действительно: их повозка — слишком грубая и крепкая для кареты, но и крытой телегой ее назвать язык не поворачивался — без всяких препятствий въехала на уставленную факелами, поднятыми на столбах, дорогу, что вела к парадному входу во дворец. И Марко пропустили без вопроса — он даже не стал говорить ожидаемого Мустангом "братья со мной. Правда, епископ перебросился парой слов с одним из стражников: осведомился о здоровье дочки. Стражник ответствовал, что девочка снова здорова, бегает, и он буквально не знает, как его благодарить.

-Хотите благодарить — пусть жена твоя пришлет чистых тряпиц в мою больницу, ты знаешь, где это, — сказал Марко. — Или сама придет помочь там. А то помогите другим страждущим, если бог пошлет их на вашем пути.

-Конечно, святой отец! — истово кивал стражник.

Когда они пересекали обширный каменный двор, полный вновьприбывших, разодетых в самые богатые и причудливые наряды, Хьюз шепнул Рою: "Это еще не суета, это полсуеты! Видел бы ты, что тут во время больших приемов творится!"

Вслед за Марко они поднялись по широкой парадной лестнице, крытой многими дорожками, одолели несколько коридоров и достигли, наконец, малого церемониального зала — как раз в тот момент, когда Рой понял, что больше выходов и переходов во дворце ему, пожалуй, не запомнить.

Зал уже был заполнен придворными, которые коротали время до появления Его Величества за ничего не значащими светскими разговорами. Мустанг наладился было пристроиться у одной из колонн, Хьюз последовал за ним, однако Марко одернул друзей:

-Куда же вы, братья? — укорил он мягко. — Разве вы не должны в такой ситуации следовать за своим наставником?..

Поэтому Рою и Маэсу пришлось все время до приема сопровождать Марко двумя молчаливыми коричневыми тенями. А Марко развил бурную деятельность: обменивался приветствиями, поклонами и короткими фразами со вполне светскими людьми, мужчинами и женщинами... Рой с удивлением обнаружил, что среди близких знакомцев Марко, в том числе, и маршал Скоони — глава королевской армии Аместрис, — а также еще огромное количество весьма полезных сановников. Удивительно, как при таких связях Марко удалось виртуозно избежать своего водворения на место архиепископа, и выставить за себя Брэдли!

Еще более удивительно, как он при таких связях вообще согласился помогать Мустангу, а просто не поговорил с парой-тройкой своих приятелей — дабы занялись странными идеями этого странного рыцаря... да полно ли, рыцарь ли он уже? Если бы его не казнили формально, то уж как пить дать, король сломал бы меч...

Наконец, трубачи возвестили о начале приема.

Тут уж в дело вмешался управитель двора: сноровисто он оттащил обоих "простых монахов" в дальние ряды, хотя, как лицам духовным, им был предоставлен отдельный участок зала. Сам же Марко оказался в первом ряду.

На том месте, где они оказались, Мустанг и Хьюз могли только подпирать стену: послов им было не видно, разговоров — не слышно. Потихоньку уйти из зала и разыскивать Эдварда без помощи Марко, на свой страх и риск, они тоже не могли: придворные так плотно окружили их, лязгая оружием, шурша шелками роскошных платьев и напряженно выдыхая самые разные запахи алкающими произнесения славословий ртами, что не представлялось возможным протолкаться сквозь эту толпу.

Мустанг попытался чуть умерить беспокойство: пусть, пусть во время официальной части Марко попробует разузнать что-нибудь об Элрике; потом Рэмси все равно вынужден будет какое-то время потратить на послов, а в его отсутствие они успеют вызволить юного алхимика... не могут не успеть. Если он еще жив, конечно...

Речи и обмен дарами с послами, к счастью, продлился не так долго: музыканты на хорах под потолком ударили по струнам, люди зашевелились, заговорили в голос. Сквозь пришедшую в движение толпу Марко присоединился к ним и сказал:

-Я все разузнал. Пойдемте.

-Вы узнали, где его держат? — резко спросил Мустанг. — Сколько понадобится людей, чтобы его освободить?

-Все лучше, чем вы предполагали: вас двоих будет вполне достаточно... Прошу за мной, — Марко указал им на маленькую неприметную дверцу, скрытую за колонной.

Рой ощутил укол беспокойства — откуда Марко известны тайные проходы здесь? Означает ли это, что он связан с хозяевами дворца еще теснее, чем они предполагали?..

Ладно. Они сунули голову в пасть этому дракону уже когда пришли сюда; теперь, если Марко захочет их сдать, он их сдаст, и ничего с этим не поделать. Можно только надеяться на то, что, в общем, епископ с тем же успехом мог кликнуть стражу у входа в замок; в том, чтобы заводить их сюда и сдавать теперь, не было никакого смысла, а значит, на данном этапе довериться Марко не будет так уж неразумно.

Впрочем, того, что случилось в итоге, Рой все-таки не ожидал.

Из узкого коридорчика они вынырнули в другой коридор, широкий, полутемный и обширный, завешанный гобеленами. По нему они попали в большую комнату, где посередине стоял ящик с песком, а на стенах висели карты. Рой положил руку на эфес меча: помещение явно не походило на то, где станут держать пленника. Однако открывшееся перед ним зрелище заставило его замереть: около ящика в массивном деревянном кресле расположился сам Крысиный Король собственной персоной — а у него на коленях почему-то восседал Эдвард и грыз яблоко. Ну натурально как ребенок. Правда, дети обычно все-таки не имеют привычки сидеть на коленях у взрослых, скрестив ноги и вальяжно опираясь локтем им на плечо, но...

-А, Рой, господин Хьюз, привет, — Эдвард махнул ему рукой, как ни в чем не бывало. — Здорово, что вы связались с доктором Марко!

Неподвижной статуей Рой замер на пороге.

-Позвольте, я вам все объясню, — своим хорошо поставленным бархатным голосом произнес лорд Рэмси. Он стоял у самой двери, поэтому сначала Рой его не заметил.

28.

Королевский прием выглядел не сказать пышно — помпезно. Багровые занавеси, изукрашенные золотым шитьем, люстры со множеством драгоценных свечей, отгонявших серую воду легких летних сумерек, множество людей, мучающихся в душных нарядах, запах пота и усталости, и тоскливая обреченность в глазах вынужденных это терпеть, и каменные физиономии слуг...

Важный прием, что поделать. Война с Аркайей (мелким государством, возникшим на развалинах Креты) недавно закончилась перемирием, и судьба Маашта и трех смежных областей до сих пор подвисла в неустойчивости. Будут ли арки возражать против вассалитета трех графа Вольгута, барона Лига и еще трех баронетов напрямую Аместрийскому королю, или потребуют предоставить их герцогам по крайней мере судебное право, а также сотни других мелких вопросов — все это должно было разрешиться в ближайшие несколько недель, пока послы гостят в Столице. По крайней мере, все это коротко объяснил Альфонс, извиняясь перед Эдвардом за то, что должен непременно сорваться на аудиенцию с послами.

-Пойдемте, — Мэй Чань не дала Эдварду даже всласть налюбоваться на зрелище в проем двери, уволокла в сторону. Эдвард, подвернув мешавшие рукава местной, слишком грубой рубашки, ссуженой ему Алом взамен совершенно угробленной при штурме безрукавки, и поспешил за женщиной.

Легкими шагами она повела его по коридору, прочь от негромких голосов парадной залы. Здесь пахло пылью, ветошью и невыполненными обещаниями. "Я старше, чем эти камни, — подумал Эдвард. — Когда я был жив, этого дворца еще в проекте не было". Почему-то мысль "когда я был жив" не вызвала диссонанса.

Диссонанс вызывало все остальное. Реальность накатывала волнами, грозя проволочь под собой и выкинуть на берег рассудка, измочаленного обстоятельствами до полной потери себя. Рой сперва этот, его претензии на строительства империи... Ал — взрослый Ал! — который вынужден был взвалить на себя руководство целой страной по стечению обстоятельств... Да что у них за карма такая долбанная, что ничего меньше государственных заговоров на дороге не попадается, не важно, в каком времени?..

Еще и Мэй Чань эта. Интересно, а какие она функции при Але выполняет — помощница, что ли?.. Или любовница? Они ведь взрослые люди оба, и уже давно. Эд решил, что мысль эта его порядком нервирует.

-Мэй... — начал Эдвард неловко. — Ты что-нибудь помнишь о прошлой жизни?..

Мэй посмотрела на него по-прежнему холодно, но теперь в глубине черных глаз хотя бы не читалось немедленное намерение убить его особо жестоким образом.

-Нет, — сказала она высоким и мелодичным голосом. — Хотя я не помню и своего детства здесь. Кое-что из того, что я считаю своими воспоминаниями отсюда, может оказаться тогдашними.

-Как можно спутать?..

-При императорском дворе в Ксинге очень чтут традиции. Убранства покоев императора и его жен освящены традициями... А, как я понимаю, мое происхождение здесь не слишком отличалось от того.

-Как же ты попала сюда, в Аместрис? Тоже перешла пешком через пустыню?

-Нет. Моя семья потерпела крах во время одной из дворцовых интриг, и дядя продал нас с сестрами в рабство. Я пробыла рабыней три года, пока Ее Величество не купила меня в служанки. Так я познакомилась с лордом Рэмси, он попросил Ее Величество освободить меня и сделал своей ученицей. Сюда, пожалуйста.

Все-таки она почти ничем не напоминала веселую болтушку Мэй Чань — разве что непробиваемой сосредоточенностью. У этой девушки брови были сурово сдвинуты, между бровями будто навеки впечаталась в бледную кожу глубокая складка. Но это не армейская твердость Лизы Хоукай, обещающая смениться неожиданной теплотой, что таится в складках губ, в уголках глаз... это не учительская строгость Изуми, стесняющейся своей любви... Нет, это что-то другое, чему Эдвард не мог подобрать описаний.

Они оказались в крошечной комнатке, где внезапно шум тронного зала, похожий на приливы и отливы, стал слышнее. Проводница Эдварда загасила факел и закрыла дверь — тут же пропала даже та малость ощущений, что вели Эдварда узкими коридорами. Очень небольшой замкнутый объем; это Эдвард мог судить по тому, как отдавался звук их шагов, шелест платья Мэй Чань, шорох дыхания...

-Вот... — женщина двигалась тут легко, выказывая недюжинный опыт. Она как будто отодвинула в сторону панель или занавеску от дальней стены — и комнату прорезал луч света, показавшийся ослепительным в кромешной тьме.

Кажется, помощница лорда Рэмси сделала какой-то знак, и Эдвард интуитивно решил, что она подзывает его к себе. Подошел. Это оказалось правильным решением: в щель он увидел тронный зал. Судя по углу обзора, отверстие располагалось прямо позади тронов.

-И часто Ал пользуется этой комнатой? — спросил Эдвард.

-Иногда, — серьезно ответила Мэй Чань. — Когда этикет приписывает Его Величеству принимать официальных лиц наедине. Без его светлости Его Величество не может выдержать даже самой короткой беседы. Но сегодня это просто прием верительных грамот, так что он вполне может находиться там и лично: Его Величество успокаивает его присутствие.

В щель Эдвард увидел, как Альфонс вошел в дверь на другом конце комнаты в сопровождении невзрачного человечишки в черной мантии и берете с пером. Ал отпустил человечишку кивком и тот ушмыгнул куда-то прочь, баюкая под мышкой пачку пергаментных листов. Ал, слегка улыбаясь, уже раскланивался с кем-то, и неуклонно продвигался к помосту. Он поднялся на две невысокие ступени и встал слева одного из кресел — угол обзора Эдварда сразу ограничился до края светло-зеленого, широкого рукава. Он зашипел и попытался сместиться, чтобы стало удобнее, но был остановлен Мэй Чань: "Тише!"

-Ее Величество королева Аместрис! — хорошо поставленным, медовым голосом провозгласил герольд у дверей и ударил жезлом, церемонно отступив в сторону. Широкие двери распахнулись, и, гордо неся породистую голову, увенчанную легкой тиарой, в обширный зал вступила Ее Величество. Эдвард знал, что ей должно было быть тридцать пять или тридцать шесть, как нынешнему Алу — но выглядела она старше. Гордое, надменное лицо, презрительная складка у губ, горностаевая накидка, платье из тяжелых пурпурных тканей, как положено по этикету, и эти длинные серьги — "бриллиантовые слезы"...

Не глядя ни на кого и даже не кивая — вероятно, не в духе — Ее Величество на удивление быстрыми шагами пересекла зал, и, когда она подошла к возвышению вплотную, Эдвард понял, кого же она напоминает ему. А еще точнее — он ее узнал. Кармин на губах, киноварь на щеках, свинцовая пудра — кто-то скрывает приметы возраста, а вы, моя леди, просто превращаете лицо в гладкую маску, совершеннейшую маскировку, чтобы никто и никогда... Да-да, ты маскируешься, до чего же ты прекрасно всегда умела маскироваться, и плакала только когда прижимало вконец, а это — нет, это не высокомерие, это скука и гадливая ярость, от которой тебе уж никак не избавиться среди этих потеющих людей в подбитых мехом — мода, мода! — одеяниях.

Шок от узнавания был так глубок, что даже когда церемониймейстер объявил "Его Величество Король Аместрис, Ишвара и наследный герцог Лиорский!" Эдвард даже не вздрогнул. Он непровожал взглядом тяжелый доспех — совершенно иного фасона, чем тот, что он когда-то использовал для Ала, — который все так же прошел через зал и занял соседнее с королевой кресло. Он даже не вздрогнул, когда, после вежливой преамбулы, озвученной лордом Рэмси (непривычность этих холеных официальных оборотов из уст Ала несколько сглаживалась воспоминанием о всегдашней вежливости младшего брата), доспех приятным тоном искреннего расположения поприветствовал послов, замерших посреди зала.

Голос, конечно, был знакомый. Частично — все-таки узнать непросто. Но еще в бытность свою Государственным Алхимиком Эдварду случалось слушать записи своих же слов с бобин проигрывателей.

О да; этой Аместрис вот уже больше двадцати лет заправляла некоторая, весьма живая часть Эдварда Элрика. И именно его собирались свергнуть барон Рой Мустанг и архиепископ Кинг Брэдли — с чем их можно и поздравить.

29.

Дверь хлопнула, впуская на кухню их тайного дома холодный воздух и Лизу Хоукай.

-Отец Филипп! — она начала говорить с порога, и Шрам поднялся ей навстречу. — Отец Филипп! — тон ее был почти спокоен, и только по тому, что она дважды повторила ее имя, Шрам мог бы заключить, что миледи Хоукай в гневе и взволнована.

-Да, леди? — тихо спросил он Лизу, словно бы успокаивая негромким голосом. Впрочем, отец Филипп уже знал: случилось нечто страшное, иначе она бы не вела себя так.

-Марко подставил и предал сэра Мустанга и сэра Хьюза, — резко сказала женщина, распуская завязку плаща таким жестом, будто она ее душила.

-Откуда вы знаете? — спросил отец Филипп больше для проформы: уж ему-то было понятно — если Лиза говорит, она знает.

-Я тайно сопровождала их по городу, — ответила Лиза. — Потом я ждала у дворца. Ждала два часа. У нас было условлено, что Рой... что сэр Мустанг попросит Марко передать мне весточку, если узнает, где алхимик. Или перед тем, как начнет штурмовать замок. Однако никто не пришел. Я ждала и дополнительное время...

-Все ясно, — Шрам сжал челюсти, раздумывая. Сейчас нужно отдать приказ своим людям, и нужно отдать его быстро — потому что судьба всего предприятия решится уже в ближайшие несколько часов.

Все они шли на заговор не из каприза. Всех их вела убежденность в необходимости — неизбежности, черт побери! — перемен для этой страны. Ибо такой король и такое правительство приведут Аместрис в пропасть. Та же дилемма, которую вынужден был решать Рой несколькими часами ранее, но теперь обогащенная некоторым количеством новых обстоятельств: имеет ли он право рискнуть всем ради спасения уже не одного, а нескольких человек?..

Пару часов назад, когда решение не зависело от Шрама, оно казалось очевидным, однако сейчас — он понял это с ужасом — альтернатива выглядела вполне возможной. А отчего нет, в самом-то деле.

А сумеет ли он довести все до конца без Роя?

Имеет ли вообще все это смысл?

Отцу Филиппу, носящему нелепое прозвище Шрам, вдруг показалось на секунду, что его мать прошла у него за спиной неслышной походкой ишваритской женщины. От плаща ее пахло шафраном, а в шагах слышался тихий шелест песка.

-Отец Филипп! — Лиза смотрела на него, словно прицеливалась. Убьет или не убьет, если я прикажу оставить Роя, где он есть?.. — Вы что-нибудь будете предпринимать? Или предоставите все мне?

Ситуация повторяется до абсурда.

Если ты не помнишь, против чего сражаешься, оглянись на тех, кто рядом с тобой.

В кухню вошел один из его монахов — собственно, один из тех, кому Шрам поручил охрану сада. Парень выглядел крайне взволнованным.

-Отец-настоятель! — воскликнул он. — Здесь архиепископ Брэдли!

-А этому что тут надо? — Лиза нахмурилась. — Ничего хорошего, это уж точно.

-Проводите его к нам, — распорядился Шрам.

Он не доверял Брэдли. Это грех, но из всех людей в Аместрис отец-настоятель меньше всего теплых чувств испытывал к архиепископу — и дело было даже не в том, что во время памятного Ишварского восстания воюющий священник изрядно отличился: отец Филипп действительно победил свое давнишнее желание мести. Дело было в другом. Брэдли принадлежал к тому сорту людей, которые способны пригреть на груди гадюку не из-за того, что змеиный яд целебен, а потому, что такая гадина ест меньше, чем сторожевая собака. Ergo, как говорили в легендарной стране Ксинг...

Брэдли двигался медленно, неторопливо — тоже змея змеей. Очкастая кобра под капюшоном, способная на бросок. Понятно, что кобра разводит своих подружек; но чтобы управляться с другими змеями, лучше быть крокодилом. Или хотя бы мангустом.

-Приветствую вас, — мирно начал он, опираясь на трость. — Присесть духовному отцу и союзнику вы не предложите?

-Прошу простить недостаток манер, — Шрам встал, однако никаких предложений Брэдли не сделал. — О чем вы хотели поговорить с нами?

-Я уже в курсе ваших небольших затруднений, — Брэдли улыбнулся, точно добрый дедушка. — Или, если угодно, наших небольших затруднений. Как я понимаю, заговор трещит по швам из-за неосторожности мальчишки, которому случилось быть нашим ключевым инструментом, и сентиментальности другого ключевого игрока?

-Да, мне следовало помнить о вашей прагматичности, ваше святейшество, — в голосе Шрама даже самый придирчивый слушатель не сумел бы найти и намека на сарказм. — Вы, разумеется, в данной ситуации не стали бы приходить на выручку вашему последователю.

-Не стал бы, — кивнул архиепископ. — И не скрываю. Впрочем, сейчас, должен признать, я отчасти понимаю барона Монферси. Без удивительных способностей нашего пришельца из будущего удержать трон, разумеется, будет гораздо труднее. Но не невозможно. Однако теперь, после того, как в руки короля и лорда Рэмси попал и сам сэр Мустанг, известие о нашей вовлеченности в заговор остается делом времени.

-Вот как? — поднял брови Шрам. — В случае с Эдвардом Элриком вы не опасались, что ваше участие станет известно?

-Скажем так: цена его свидетельству несколько иная, — мягко произнес Брэдли. — Безусловно, мы были бы демаскированы, но я сумел бы отклонить на Звездном Суде или суде Капитула обвинения, подтвержденные свидетельствами подростка, который утверждает, что явился из другого времени. Но увы: эти же господа слишком хорошо знают сэра Мустанга, барона Монферси. Они знали его отца.

-Что же вы предлагаете теперь, когда запахло паленым?

Оба мужчины с удивлением обернулись: это говорила Лиза. Иронически улыбаясь, она стояла, небрежно опершись рукою на подоконник, и было видно, что сейчас ей сам князь тьмы не брат. Она побледнела, свежие шрамы на лице выделились удивительно ярко, но как будто делали ее не... красивее, нет. Лучше. Спокойная сдержанность стрелка уступило место холодному, четко контролируемому, но от этого не менее впечатляющему бешенству, и на мгновение Шрама накрыло совершенно целомудренным восхищением.

-Я предлагаю форсировать события, — после короткой паузы Брэдли вернулся к своей мысли. — Барон Мустанг собирался решить дело малой кровью, но теперь уже ясно, что его план летит под хвост химере. У меня есть... верные люди. Этой ночью мы можем так или иначе нейтрализовать основных последователей короля и Рэмси в городе. Не всех, безусловно; лишь тех, от кого можно было бы ожидать большинства проблем. Церковь я также беру на себя. Однако остается еще королевский дворец. По случаю приема сегодня, к сожалению, там находятся многие знатные семьи, которые поддерживают коалицию Рэмси. И с самим Рэмси необходимо что-то делать... и с Его Величеством, если уж на то пошло. Я не располагаю сейчас людьми, которые бы моим именем пошли против королевской власти... а те, которые есть у меня, недостаточно обучены, чтобы действовать во дворце. Именно здесь — ваша часть плана, отец Филипп. Проведите отряд во дворец, освободите своих, прикончите Рэмси и... подмените короля вашим юным Элриком. Я же возьму на себя все остальное и обеспечу гладкий переход власти. Согласны ли вы?

Отец Филипп и Лиза переглянулись.

"Отлично, — мрачно подумал Шрам, — он желает загребать жар нашими руками. После того, как мы сделаем за него всю грязную работу, что мешает ему обеспечить еще несколько лишних трупов — и остаться во главе государства в одиночестве?.."

По глазам Лизы видно было, что она тоже понимает это — и все же, какие соображения могут остановить ее, когда на кону жизнь Роя Мустанга?..

-Я дам вам планы дворца, — сказал Брэдли. — Есть тайные ходы, которые не знает никто, возможно, даже сам Рэмси. Один ход найти совершенно невозможно — если только не знать точно. У меня же есть самые старые планы крысиной цитадели, со времен через двести и через триста лет после Катастрофы, когда замок только строился. Решайтесь, господа.

30.

...В этот момент Рой невероятно обрадовался тому, что позаботился заранее сделать разрез в монашеской сутане — под рукавом, где не видно — и перехватить суровой ниткой. Радоваться тому, что он поставил Лизу в охранении, барон даже не стал: более чем очевидная мера, он был бы полным идиотом, не сделай он этого.

Меч вышел легко, славно, с песней — какое облегчение, можно просто драться, и вот он, Рэмси, тут, без доспехов и, кажется, даже без оружия... а почему Эдвард так запанибрата с Крысиным Королем, Рой разберется позже. Ему важно, что слухи верны: Его Величество не снимает доспех даже в личных покоях. Это означает, что придется постараться.

-Полковник, спокойно! — крикнул Рэмси. — Здесь нет предателей!

Он снова использовал это странное звание: да дьяволы их всех побери, Рой Мустанг, барон Монферси (очень не любил Рой свой титул, ибо от его владений из-за карточных проигрышей его отца давно осталась одна-единственная деревенька), никогда не командовал полком! Будь у него полк, уж он бы...

Мустанг замер, вспомнив, при каких обстоятельствах Эдвард называл его полковником ранее. Не только наяву, но и во сне. Это и само по себе достаточно странно, однако, когда тот же титул начинает повторять лорд Рэмси, а Эдвард у него не в плену и даже не в оковах, а весьма хорошо себя чувствует... Видимо, в глубине души Рой уже давно подозревал, что из этого следует, иначе даже одна такая мысль не заставила бы его опустить оружие.

-Что здесь происходит? — спросил Хьюз.

Реакция у него всегда была лучше, чем у Мустанга: Маэс успел не только выхватить меч, но и реагировать на явные несуразности и опустить его.

-Да уж, внимательно слушаю, — процедил Рой, следуя его примеру.

-Я же сказал, что все объясню, — устало сказал лорд Рэмси. — Вот всегда вы так: сначала за оружие, а потом уже "внимательно слушаю"... Да кому было бы нужно ваше внимание, если бы я не приказал своей страже вас не трогать?

Тут с удивлением Рой понял, что голос всесильного королевского советника звучит почти обиженно, как будто реакция Роя его расстроила.

-Не бери в голову, — сказал ему Эд. — Это полковник сегодня еще в адеквате.

Рой не совсем понял его слова, но сам тон, каким пришелец из прошлого разговаривал с Рэмси, заслуживал... а ладно, ничего он не заслуживал. Сейчас все станет ясно.

-Короче говоря, — Рэмси вздохнул, — не хотели бы вы присесть? Между прочим, Его Величество нервирует такое количество стоящих людей с оружием, и если он этого не показывает, то только потому, что не может.

Рой кинул косой взгляд на сидящие в кресле доспехи. По ним не было видно, что их что-то там нервирует; честно говоря, он вообще не поручился бы, что внутри находится живой человек. Металлическая кукла, больше снаружи не разобрать. Уж не использует ли его Рэмси как извинение для того, чтобы усадить их — и тем сделать потенциально менее опасными?

С другой стороны, здесь наверняка так много стражи, что они наступают друг другу на пятки за портьерами. Сможет ли Рой при случае раскидать их своей малотренированной алхимией? Будет ли Эдвард на его стороне, или предпочтет помочь Рэмси?.. (на этой мысли Рой почувствовал безотчетный гнев, но подавил его: черт побери, мальчишка их предал — предал как раз тогда, когда они все поставили на карту, лишь бы спасти его!) Слишком много неизвестного. В любом случае, от меча его тут толку будет мало: в королевской охране народ обученный и проверенный в настоящих битвах.

-Прекрасно, — Рой вложил меч в ножны и послушно уселся в одно из кресел на ножках в виде львиных лап, приготовленных вокруг низкого столика.

Хьюз, зыркнув на него, меч убрал, но садиться не стал — предпочел занять позицию позади кресла Роя. Рэмси тоже сел, в соседнее с Эдвардом кресло и как-то неожиданно уютно положил ногу на ногу, обхватил ладонями колено — мол, вы как хотите, а у нас доверительный разговор.

Молчаливый Марко занял четвертое кресло; пятое, таким образом, осталось пустым.

-Итак, — произнес Рой — получилось даже не холодно, а совершенно безэмоционально, ибо он несколько перестарался в стремлении контролировать клокотавший в нем гнев, — будьте любезны объяснить, что здесь происходит.

-Ну, — рассмеялся Рэмси, — вы в своем репертуаре! Врываетесь в чужой замок вооруженным, под чужой личиной присутствуете на важном приеме, после чего намереваетесь, очевидно, совершить преступление против Неба путем усекновения правящего монарха — или я чего-то не понимаю? И после этого требуете объяснений? Положительно, вы великолепны, сэр Мустанг! — он вздохнул. — Не будь мы с братом столь многим вам обязаны, беседовали бы сейчас в казематах, — он широко и лукаво улыбнулся, словно бы призывая не относиться к его словам серьезно.

-Обязаны? — Рой по прежнему не выказывал эмоций. — Чем же, осмелюсь спросить? Я нечаянно прикончил вашего злейшего врага? Или мои действия дали вам возможность разобраться с вашими собственными внутренними затруднениями? Что ж, вы можете считать это долгом, но поверьте, что я действовал не ради вас.

Вопрос про "брата" он про себя оставил на потом. О семействе Рэмси ему ничего не было известно: вроде, из каких-то южных дворян...

-Нет, это долг тянется из другой жизни, — Рэмси утратил свой легкомысленный тон могущественного интригана и говорил сейчас серьезно, более всего напоминая священника на проповеди. — Из времен до Катастрофы. Когда-то вы помогли нам с братом вернуть смысл жизни и много опекали впоследствии. Такие долги невозможно выплатить до конца.

-До Катастрофы? — Мустанг напрягся, но одно это словно мгновенно выстудило его гнев, как будто холодной водой плеснули на уголья. Так бывает, когда услышишь нечто настолько страшное, что не знаешь, как реагировать. — Вы жили до Катастрофы, лорд Рэмси?

-Да, — кивнул он, — жил и действовал, а потом попал во Врата и почти умер. Пока меня не призвал Его Величество, таким же образом примерно, что и вы призвали моего старшего брата Эдварда, — он кивнул на Эдварда Элрика, все так же невозмутимо восседающего на коленях у Крысиного Короля в портняжной позе. Эдвард помахал рукой.

-Помнишь, я говорил, что у меня был брат? — спросил Эдвард. — Когда тебе кошмар приснился. Так вот, это он и есть.

Мустанг сделал глубокий вздох и откинулся на спинку кресла.

-Поразительно, — произнес он ледяным тоном. — Я уже ничему не удивляюсь в этой стране. Церковь гонит других за ересь, которую сама же и распространяет. Древние тайны оказываются важнее современных государственных. Уж конечно, ничего не стоит старшему брату быть моложе младшего на двадцать лет!

-Да, вы очень точно подметили, — кивнул Альфонс. — Как я от вас и ожидал. В общем, если вкратце, то я появился здесь раньше, вероятно, потому, что тогда, в прошлом, я и попал во Врата первым... а Эдвард — последним, кажется... впрочем, насчет этого я не уверен. Возможно, наш уход на тот момент сдетонировал что-то в самом механизме реальности. Обращаться к ресурсу Врат стало невозможно, алхимия ушла из мира. Почему так случилось, я не до конца понимаю. Однако мое появление каким-то образом явилось тем самым курком... — он осекся. — То есть тем самым камнем, который сдвигает лавину. И после этого, двадцать лет назад, алхимия заработала. Та же колоссальная энергия, которая копилась во Вратах все это время начала выплескиваться, но куда именно — я еще не знаю. По моим расчетам, большая ее часть осталась нереализованной... хотя часть, безусловно, израсходовалась на то, чтобы катапультировать "ценные жертвы" из Врат в обычный мир. Более того, чтобы часть из них родилась заново в новом времени — вот как вы, полковник... Простите, что называю вас так: просто в прошлой жизни вы были именно полковником, и очень мало изменились с той поры!

-Ну да, а мы, обыкновенные люди, попали в ваши чокнутые алхимические игры совершенно случайно, — саркастически произнес сэр Хьюз.

"Я обычный человек, и в ваших играх чокнутых суперменов не участвую!" — саркастически произнес майор Хьюз под проливным дождем Ист-Сити, и то, что было правдой тогда, осталось правдой и сейчас.

"Его убили. А я так и не отомстил за него" — было первое, о чем подумал Рой Мустанг, полковник без армии и рыцарь без сеньора, когда наяву вспомнил о своей смерти в огне.

31.

Тайный ход, обещанный Брэдли, по всей видимости, был проложен не законными хозяевами замка, а их слугами, изыскивающими пути для всех и всяческих злоупотреблений. Шрам решил так потому, что короткая длина хода не позволяла сбежать по нему в сколь-нибудь безопасное место: он начинался на том же берегу реки, что и королевская резиденция, в подвале богадельни, а заканчивался не в винном погребе и не в конюшнях (традиционные места для тайных ходов!), а в маленьком чулане позади ткацкой комнаты.

-На этом месте, где теперь богадельня, раньше был публичный дом, — сказал вдруг Брэда: Лиза вызвала людей Мустанга из их убежища, и теперь, хотя Шрам радовался присутствию опытных бойцов и тому, что можно было взять с собой меньше своих монахов, он был дополнительно раздражен от того, что хуже понимал команду Роя и никогда не был с ними в бою. — Мне отец рассказывал. Потом хозяин дома раскаялся и передал его церкви, а те уж устроили там богадельню.

-Ясно, — сказал Шрам.

Ему действительно стало многое понятно: и то, как Брэдли узнал об этом ходе, и то, откуда он вообще взялся.

Ему не нравилась эта затея: не нравилось, что приходится играть на руку Брэдли — а ведь он их использует, это ясно даже ребенку, — в нем кипело глухое раздражение на Роя, который их так подставил, и раздражение это был тем сильнее, что Шрам привык доверять сэру Мустангу как никому, хотя не особенно афишировал это доверие. Именно поэтому внешне отец Филипп казался как никогда непроницаемым, а говорил на редкость мало даже по сравнению со своим обычным немногословием.

Они двигались по ходу небольшим отрядом и должны были прибыть во дворец к окончанию приема. Брэдли указал им три цели: герцог Тревари, один из ближайших сподвижников Рэмси, не терпел охраны рядом с собой. Вторая цель — барон Гастингс и его старший сын (или один из них). Еще хорошо бы взять маршала Скалло и генерала Армстронга, которые тоже находятся во дворце, но с ними сложно: Скалло всегда сопровождают двое вооруженных оруженосцев (а ребят в оруженосцы маршал подбирает крепких, и держит их там не до четырнадцати-пятнадцати лет, как все, а лет до восемнадцати), да и ночи он любит проводить в обществе разбитных девиц — а лишние жертвы Шраму претили. Что касается Армстронга, то его собственное боевое искусство было столь высоко, что отец Филипп, лично встречавшийся с генералом, попросту опасался положить половину своего отряда и так ничего и не добиться, даже если генерал присутствует на приеме один. А если при нем его вдовствующие сестрицы...

Однако в первую очередь сам Крысиный Король и Рэмси. Удастся устранить их — получится и все остальное. Не удастся...

"Я, божий человек, совершаю политическое убийство, — думал Шрам, продвигаясь по тайному ходу во главе своего отряда. — И более того, я толкаю на это тех, кто предан и доверяет мне больше всего. О да, в наше жестокое время это никого не волнует — но как же низко мы все пали! И за какой короткий срок!"

Выход из подземного хода оказался завален мягкой рухлядью и какими-то жутковатыми орудиями ткацкого ремесла, похожими на пыточный инструментарий. Впрочем, в отличие от палаческих орудий труда, эти были сделаны из легкого дерева, поэтому отодвинуть их от двери труда не составило. Далее нужно было следовать нарисованному Брэдли плану, и здесь Шрам ждал подвоха со всех сторон.

"Не расходиться, — напомнил он своим людям, хотя особой нужды в этом не было: порядок они знали прекрасно. — Смотрите в оба, по сторонам. Господь смотрит на вас, но и вы не оплошайте".

Лиза молчаливой тенью держалась за левым плечом, и Шрам знал, что даже в тесноте коридоров она из своего арбалета не промахнется. А уж как она метает ножи... Помнится, они с Хьюзом соревновались в этом деле постоянно, и Лизины выигрыши не были галантной уступкой даме.

Теперь пройти через комнаты слуг. В этом крыле комнаты старые, они пустуют — протекает крыша. Никакой охраны за стенами замка уже, конечно, нет, если не считать охраной навязчивые сплетни о замковых привидениях. Близость печально знаменитой лаборатории лорда Рэмси не способствует обилию прохожих в этой части замка — а вот их этот фактор как раз в большей степени заинтересовал. Брэдли предупреждал, что здесь могут быть ловушки — во имя любви к господу, неужели Рэмси настолько чувствует себя в замке как дома, что свободно расставляет их здесь?..

Шрам предположил бы, что именно так и обстоят дела, потому что он всегда склонен был предполагать худшее.

Тем не менее, плиты каменного пола не разверзлись под ними, открывая яму, утыканную острыми пиками, из стены не полетели нацеленные копья или стрелы — хотя Шрам на всякий случай еще перед выходом инструктировал особенно смотреть на предмет разнообразных пакостных шнуров, натянутых либо низко над полом, либо на высоте человеческого роста.

Вместо этого им пришлось вырубить четырех стражников: двоих на входе в коридор и еще двоих, по всей видимости, совершающих обход. С первыми справился один Хавок — Шрам подумал, что добродушие парня в обычной жизни совершенно не сочетается с тем, насколько холоден и смертоносен он в бою; во что мы превращаем себя, попирая ту врожденную нежность души, которую дал нам Господь?..

На второй паре хорошо сработали Парео и Вольф, монахи Шрама. Никакой алхимии: вспышки ни к чему. Даже мечи не понадобились: Вольф считал, что сан не позволяет ему проливать кровь даже с разрешения отца-настоятеля, поэтому пользовался удавками, и пользовался превосходно.

Коридор далее шел вдоль крепостной стены и им нужно было достичь башни Аделаиды, на третьем этаже которой располагалась лаборатории лорда Рэмси, а на нижнем — его покои. Сам участок коридора, следуя вдоль крепостной стены, здесь был достаточно прям, а в нишах с обеих сторон даже скамей не стояло. Узкие окна по правую руку, больше похожие на бойницы, пропускали в коридор совсем немного зеленоватого света ущербной луны, и будь здесь побольше пыли и паутины, обстановка как нельзя более подходила бы для появления каких-нибудь потусторонних кошмаров, вроде оживших мертвецов.

По счастью, свет истинной веры и здравый смысл надежно предохраняли отца Филиппа от боязни сверхъестественного.

-Что это за туман? — тихо спросила у него Лиза.

Действительно, он не заметил, откуда он появился, но коридор действительно понемногу наполнял странный белесый туман, словно бы струящийся из щелей пола: и это при том, что ночь после жаркого дня была совершенно ясная и сухая.

Отец Филипп промолчал: сказать ему было нечего, и бередить тревогу Лизы и людей своим невежеством он тоже не хотел.

Вместо этого он просто махнул рукой отряду, и они двинулись вперед по коридору — раз уж пока им никто не встретился, следовало воспользоваться этим преимуществом. Чуть дальше по плану была лестница на второй этаж, будь Шрам на месте тех, кто организовывал оборону замка, он непременно поставил бы там охрану.

Точно: охрана там и оказалась. Самая странная охрана, которую только он мог вообразить...

По обеим сторонам лестницы высились огромные фигуры, похожие на ящериц, вставших на задние лапы. Покрытые зеленой опалесцирующей слизью, они раскачивались из стороны в сторону и, поводя длинными раздвоенными языками, издавали странное шипение.

-Что это, отец Филипп?! — тихо, но напряженно спросила Лиза.

-...Да избави нас от козней лукавого... — пробормотал Шрам, и услышал, как за ним молодой брат Бернард тоже бубнит про себя одно из песнопений — то самое, где "изыдите, духи тьмы, в чистую росу".

Да, конечно, Хьюз неоднократно говорил, что дворец "заполнен мерзкими тварями в человеческом обличье", и говорил, будто они много чего замышляют — иногда даже описывал их конкретные планы — но отцу Филиппу и в голову не приходило, что все может оказаться так буквально.

А между тем, надо было действовать. Вот он, узкий коридор, лестничный пролет, начало которого охраняют, поводя хвостами и длинными сплюснутыми головами, ящеролюди. Здесь они вдвоем спокойно могут отбивать нападение хоть всего отряда Шрама. Стрелять отсюда, из-за поворота, тоже невозможно...

-Брат Парео, сейчас мы с вами отвлечем этих двоих, — распорядился Шрам. Да, именно брат Парео: на близкой дистанции лучше него никто не дерется, а посылать сейчас в бой больше людей совершенно бесполезно. — А вы, Лиза, попробуете их снять. Мы можем рассчитывать исключительно на ваш "ястребиный глаз". Постарайтесь не попасть в меня или в брата. Все решится в первые же секунды: если вам не удастся...

-Будьте спокойны, — коротко ответила Лиза.

А что еще она могла ответить? Она не хуже Шрама понимала, что другого способа нет: эта лестница еще при обсуждении плана представлялась им всем самым слабым местом, тем более обидным, что с ней приходилось иметь дело при самом начале штурма.

Потом он обернулся к своим людям, осенив их священным знаком. Как и последние несколько лет, он мысленно извинился перед Господом: теперь отец Филипп знал, что знак этот — всего лишь простенькая печать для превращения воды в лед. Господь — у него в сердце, и нигде больше, и так было всегда. Господь с ним, господь смотрит на него и любит его.

Другая еретическая мысль, на которую у Шрама не было времени сейчас, но которую он с неприятным осадком частенько продумывал при других обстоятельствах: Кимбли думает так же. Однако Кимбли ошибается, он принимает за Бога только собственный дурман и голос своего же распаленного воображения... а где у Шрама гарантия, что он тоже не подвержен иллюзиям?..

Он знал ответ: его гарантия — голоса близких ему людей.

Бесшумно Шрам вылетел из-за поворота, сразу пригибаясь, чтобы поднырнуть под удар, который на него должен был обрушить левый ящер: у него меч за спиной, значит, выхватывать он его будет сверху. Однако ничуть: Шрам должен был пролететь по этому коридору метра два, не более, но вместо этого внезапно оказался лицом к лицу с совершенно свободным лестничным пролетом — ступени, убегающие вверх.

Значит, человекоящер у него за спиной?!

Шрам резко обернулся, но чудовища не увидел. Взамен стену покрыли длинные, мучнисто-белые щупальца, которые колыхались там извилистым ковром. Как у осьминогов, которые ему приходилось видеть в детстве; впрочем, еще более они походили на национальное блюдо жителей южных провинций, не хватало только томатного соуса.

Арбалетный болт вонзился в стену, однако щупальца тотчас поглотили его, даже не заметив. Они росли, утолщались — причем очень быстро — и вот многие из них потянулись к Шраму.

-Во имя Господа нашего Творца! — закричал он, сжимая печать на груди: это была хорошая печать, переделанная им самим из священного символа, и она снабжала его рукам энергию, разрушающую вещество... однако странным образом, когда он схватил щупальце, оно не разрушилось и не распалось, как это произошло бы с живым существом. Оно было скользкое и как будто комковатое на ощупь, словно состояло не из животного мяса, а из густого киселя. До невозможности противно.

Шрам выхватил меч и рубанул мечом по щупальцу, опасаясь, что клинок завязнет в этой массе — но нет, у него получилось отрубить, и кусок, извиваясь, упал на пол... да нет, не на пол, а на крысиные спины! Сплошным потоком крысы покрыли коридор (видимо, их скрыл туман) и неслись прямо на Шрама: беспрестанное движение серых спин, крохотных бледных лапок, удушливый запах...

"Вот почему Крысиного Короля называют крысиным!" — подумал Шрам. Он мог броситься бегом вверх по лестнице — но он слышал испуганные и яростные мужские крики из коридора (Лиза не кричала) и двинулся туда, прямо по шелестящему крысиному ковру... Крысы облепили его, полезли вверх... Их внезапно стало так много, что они заполнили коридор, поглотив белые щупальца (Шрам видел, как одна крыса с невозмутимым видом сожрала обрубленный им кусок). Он уже не мог дышать, не мог даже видеть... Крысы почему-то не кусались, только лезли вперед и вверх, и Шрам понял, что они тащат его по лестнице... Он махну мечом наугад, но меч тотчас вынесло из рук, как выбивает потоком воды, и Шрам успел еще горько подумать: "Боже мой! Погубил людей ни за грош... какая бесславная кончина".

32.

-Да вы о чем вообще? — Хьюз, сощурившись, переводил взгляд с одного на другого. — Рой, клянусь честью, если ты понял, о чем они говорили, то я вправе требовать объяснений!

-Погоди. Не так уж много я понял, — Рой нахмурился. Новое и старое понимание еще надо было соотнести. — Господа... господин Рэмси? Или господин Элрик?

-Пойдет любое из имен, — сказал лорд Рэмси. -Вы, сэр Мустанг, можете называть меня просто Ал, как это было всегда. Можете не верить, но я все тот же глупый мальчишка, на которого вы орали.

-Орал я в основном на Эдварда, — слова пришли на язык сами. — Но, может, ты и прав: виноваты вы были примерно поровну.

-Это мы виноваты? — Эд ухмыльнулся. — Это ты был всегда настоящим говнюком и прикапывался почем зря. С возвращением, полковник!

-Да, — отозвался Мустанг невпопад.

Он был сам поражен, каким теплом вспыхнули вдруг глаза Эдварда. Невообразимо трудно, когда вокруг тебя обдирают прежний мир, как старые декорации, обнажая какую-то совершенно новую, ни на что не похожую реальность.

-Рой, — спокойным, неестественным тоном повторил сэр Хьюз, — сейчас время все-таки просить объяснений? Если нет — лучше скажи прямо, а заодно ткни пальцем, кого убить. Либо убивать, либо объясняться, одно из двух.

-Да, — сказал Рой. — Лорд Рэмси... Ал... Я прошу вас рассказать все по порядку. Что вы знаете. О чем вы догадываетесь. Пока я... — он запнулся, не зная, как сказать, "я переживаю крушение всего моего мировоззрения: человек, которого я хотел убить почти всю свою сознательную жизнь, оказался моим другом и подопечным из прошлой жизни". — ...хочу разложить все по полочкам.

-Рассказ будет длинный, — лорд Рэмси встал и начал расхаживать взад и вперед по комнате. — Сэр Хьюз, может быть, все-таки сядете? Клянусь честью, здесь вам ничто не угрожает. Как насчет вина? И вы, сэр Мустанг, доктор Марко?

-Садись, Маэс, — вздохнул Мустанг. — Похоже, что он прав. Нам действительно ничего не угрожает. Или же это самый виртуозный обман за всю историю Аместрис — и тогда ровным счетом ничего не изменится от того, сидишь ты или стоишь. И вина тоже советую. Я вот не откажусь.

-Я тоже, — кивнул доктор Марко. — Ваш вкус к вину всегда был выше всяческих, Альфонс.

Вино принесли — почти черное в полумраке комнаты, а на вкус Мустанг внимания не обратил. Тени от камина плясали по деревянным панелям и портьерам, розовато-рыжие блики бегали по коллекции клинков на стене. Лорд Рэмси, поднявшись с кресла, расхаживал взад и вперед: его высокая, плечистая тень маятником качалась по стене взад и вперед. Эдвард Элрик и Крысиный Король замерли напротив Мустанга странной сдвоенной скульптурой, оба одинаково неподвижные, и выражение решительной задумчивости на лице Эдварда пробуждало странное чувство дежа-вю: не то сон, не то явь, не то все это уже было, не то все это еще будет. Странные штуки творят с человеческим восприятием временные разрывы.

Маэс Хьюз сидел в кресле по левую руку от Роя, и, скосив на него глаза, Рой мог видеть, что лицо его сейчас ничего не выражает: эмоциональный Маэс надевал такую маску, когда не мог справиться со своими противоречивыми чувствами. Рой сам не знал, что делает, когда заставлял его выпить вина почти из рук человека, которого они считали тираном и убийцей и пытались свергнуть; он слишком устал, обрывки воспоминаний из разных жизней слишком запутали его. Одну секунду он не знал, на каком он свете, ему хотелось вскочить и немедленно ввязаться в бой — скорее всего, последний и уж наверняка бесславный, — а в следующую секунду голова работала совершенно ясно, и он понимал, что совершенно правильно поступает, когда сидит тут и слушает. Потому что Хьюз правильно сказал: сейчас либо убивать, либо объясняться, и уж лучше объясняться. Убивать всегда успеется.

А Альфонс Элрик, лорд Рэмси, рассказывал.

-...Не знаю, каковы природа пространства и времени в нашем мире. Много лет работая над этим вопросом, я не сумел приблизиться к разгадке — не больше, чем многие знаменитые алхимики и мудрецы до меня. Одно известно в точности: поток энергии, который мы называем "жизнью" — возможно, за неимением лучшего термина... — он покосился на Хьюза, — эээ... слова, в нашем мире проходит через некое подпространство, которые мы называем "место за вратами". Свойства этого пространства мне неизвестны, хотя я там и бывал. И не знаю никого, кому они были бы известны, хотя... — он вопросительно посмотрел на Эдварда. — Брат?

-Продолжай, — покачал головой Эдвард. — Не думаю, что знаю больше тебя. Но если мне будет что дополнить — я дополню, не сомневайся.

-Так вот. Там, говорят, находятся ответы на все вопросы. Оттуда берет начало алхимия. Хотя все алхимики косвенно обращаются к тем запасам, лишь немногие могли попасть в само это пространство — даже в те времена, когда алхимия в Аместрис процветала. Тогда в нашем государстве произошел катаклизм. Слишком долго сейчас будет вдаваться в его природу и причины, но нужно сказать главное: это не было мщение сил природы за человеческие грубость и невежество, не было и гневом господнем. Его затеяли не люди, но существа, в полной мере обладающие человеческими слабостями. И люди помогали им.

-Что — затеяли? — напряженно спросил Хьюз.

-О, пустяки, — улыбнулся Ал. — Вероятно, именно то, в чем вы подозревали меня. Они пытались создать гигантскую алхимическую печать и принести весь народ Аместрис в жертву для своих целей. Им нужны были особые люди — алхимики, способные попасть за врата. Не все это могут, как я говорил. Мы с братом жили в то время. Мы были в числе предназначенных "особых", "драгоценных" жертв. Так же, как и присутствующие здесь доктор Марко и полковник Мустанг. Мы все оказались за Вратами. Потом... — Ал потер лоб. — Случилось многое. Думаю, присутствующие меня простят, если я не буду вдаваться в детали. Так вышло, что нам удалось прервать трансмутацию на середине. Но это заперло поток энергии, закольцевало время. Возможность повелевать энергией ушла из Аместрис. Я удивлен, как наша бедная вселенная вообще выжила. Но алхимия из реальности пропала — на много сотен лет. Возможно, она возвращалась постепенно, просачивалась обратно в мир. Я не вижу пока способа это проверить. Либо однажды набралось некое пороговое значение — либо дело было в том, кто именно проводит трансмутацию. Так или иначе, наступил момент, когда одна трансмутация сработала. Это была трансмутацию его величества Эдуарда VII, — он махнул рукой в сторону доспехов.

Хьюз приподнял брови, Мустанг остался невозмутим.

-Да, — кивнул лорд Рэмси, — в юности Его Величество занимался алхимией. И добился определенных успехов. Собственно, двадцать лет назад он оказался в тяжелой ситуации: его власть шаталась, страна была на пороге гражданской войны, война обычная должна была вот-вот закончиться тяжелейшим поражением. Он не знал, что делать, и схватился за соломинку — решил призвать знаменитого золотоглазого героя, непревзойденного алхимика из далекого прошлого, — Рэмси вздохнул. — До некоторой степени у него это получилось: меня он вызвал. Правда, боюсь, я был несколько не тем, на что он рассчитывал: перепуганный пятнадцатилетний мальчишка, голый и растерянный посреди его алхимической мечати никак не мог помочь справится с иноземным нашествием или утихомирить баронов-отделенцев. Но это бы еще ладно. Гораздо хуже, что этот мальчишка — то есть я — не увидел даже того, кто проводил ритуал и призвал его. Все, что он увидел — это кучу одежды на полу и рыдающую девочку, которая причитала "спасите моего мужа".

-Девочку? — удивился Мустанг.

-О да. Они проводили ритуал вместе с Ее Величеством: насколько я понял, брак был заключен не по любви, но супруги достаточно рано стали партнерами. Мне не потребовалось много времени понять, что случилось: в детстве я оказался свидетелем примерно такого же ритуала, с той только разницей, что тогда он закончился еще более плачевно. Точнее, безрезультатно. Полагаю, результативность этого ритуала была связана отчасти с тем, что мы действительно находились во вратах в живом виде — а отчасти с философскими камнями, которые нашлись у короля.

-Философские камни? — насторожился Мустанг. — Откуда они взялись в Аместрис, если здесь вот уже много сотен лет не было алхимии.

-Его Величество еще в детстве нашел под дворцом хранилище. К сожалению, философские камни — не консервы, срока годности у них нет. Они не портятся. И не высвобождают те души, которые в них заперли. Да, суммируя, я думаю, это все вместе послужило к успешности ритуала: и то, что он проводился с философскими камнями, и то, что он проводился личностью, близкой к ушедшим во врата — и то, что сама алхимия начала понемногу возвращаться в мир. Ну да ладно. Итак, я понял, что происходит, и мне удалось использовать эти философские камни, чтобы вернуть душу Его Величества, ушедшую во Врата. Я хотел вернуть и тело — но отчего-то это не вышло. Вернулась душа. К сожалению, даже не вся. Только часть ее. Эту часть я прикрепил к доспехам, стоявшим в той же комнате — анекдотично, не та ли? — Ал улыбнулся.

-О, еще бы, — кисло заметил Мустанг. — Но... Ваше Величество... — он нерешительно адресовал вопрос доспехам. — Сир...

-Слушайте лорда Рэмси, — сказали доспехи неожиданно звучным голосом: кажется, они заговорили едва ли не в первый раз с тех пор, как этот разговор вообще начался. — Я вам ничем не могу помочь.

-Да, это так и есть, — кивнул Альфонс. — К сожалению. Только часть души. Его Величество пишет красивейшие абстрактные стихи — но очень мало разговаривает. Кажется, он боится всего на свете. Мы договорились с ним с самого начала — все вопросы он переадресовывает на меня или Ее Величество.

Доспехи безмолвствовали. У Роя закралось странное подозрение: если это только часть души, и если он всего боится, но почему-то держит на коленях Эдварда, и Рэмси не возражает... что это может значить? Это насмешка, ирония или что вообще?

-А сейчас вы проникнитесь иронией ситуации еще больше, — спокойно продолжил лорд Рэмси. — Как я уже сказал, мне удалось вернуть только часть души. Но все остальное — и душа, и тела — по всей видимости, были почти идентичны нашему другу Эдварду Элрику. Не знаю уж, петля времени выкинула такие коленца, или дело в простой генетической наследственности — но здесь, спустя много сотен лет, рождаются люди, очень похожие на тех, что жили в мое время. Его Величество. Ее Величество. Леди Хоукай...

-И вы ожидаете, что я поверю в эту чушь?! — вдруг взорвался Хьюз. — Алхимия-шмалхимия, это все смахивает на какую-то дурную шутку, на розыгрыш господ аристократов — да вы хоть понимаете...

-Или вы, мистер Хьюз, — так же спокойно продолжал лорд Рэмси, и эта простая фраза отчего-то заставила Маэса замереть. — В прошлой жизни вы тоже были верным другом сэра Мустанга. Пока не умерли. К сожалению, нам так и не удалось отомстить за вашего двойника, хотя мы и пытались. Мне очень жаль.

Хьюз уселся обратно в кресло.

-Тогда почему я ничего не помню? — спросил он. — Рой помнит — а я нет?

-Потому что полковник — не двойник, — пояснил лорд Рэмси. — Теперь я подхожу к самой сложной части, я не знаю, насколько это будет понятно... Двадцать лет назад, оказавшись здесь, я уже знал это — очевидно, я узнал во Вратах. Я знал, что все те алхимики, что попали во Врата во время катастрофы, оставались там все это время. И все они так или иначе вернулись, все были перерождены. Прежде меня. Около пятидесяти, около сорока, около тридцати лет назад. Доктор Марко. Учитель Изуми... вы ее не знаете, сэр Хьюз. Шрам и полковник Мустанг. Мэй Чань... она позднее, впрочем. Почему так случилось, как они могли вернуться, если Врата тогда были закрыты, а алхимия не действовала — я не знаю. Но это точно те же души. У них даже память есть. Те же души, но тела, принадлежащие этому времени. Я в растерянности. Только у нас с братом, только у нас из всех сохранились тела из прошлого.

-Ну и дела... — пробормотал Хьюз себе под нос.

-Так вот, — продолжил Альфонс Элрик. — Думаю, вы уже догадались. Его Величество Эдуард VII оказался двойником присутствующего здесь Эдварда Элрика. Именно поэтому доспехи с такой нежностью относятся к моему брату: они чувствуют в нем душу и тело, которым им не достает.

-И вот это самое загадочное, — подал голос Эдвард. — Лично я согласен почти со всем, что Ал тут наговорил про Врата, временную петлю и поток энергии: это многое объясняют. Я так думаю, что если покопаться, мы даже в этой несуразности с двойниками и переродждениями разберемся. Но я вот как раз одно не могу понять: у всех алхимиков, которые ушли за Врата в прошлом, здесь двойником не было. А у меня был. Это никуда не лезет, как гвоздь из картины торчит. И вот тут-то, я так думаю, и кроется разгадка.

-И все же, — сказал Хьюз. — Лорд Рэмси, мне из достоверных источников стало известно, что при дворе планируется некий алхимический ритуал, некая трансмутация. И что для нее потребуются человеческие жертвы. Как вы можете объяснить это?

-Я постоянно провожу алхимические ритуалы, — пожал плечами Альфонс. — И последние полтора года я действительно готовился... Я надеялся, что я — точнее, мы с доктором Марко, — он сделал жест в сторону священника, и тот чуть поклонился, — все-таки нашли способ вернуть Его Величеству его тело. Но в свете того, что вернулся брат...

-Да, все стало сложно, — буркнул Эдвард. — Нужно еще рассмотреть, где там это тело может находиться и чье оно, собственно.

-Хорошо, — сказал Мустанг. — Хорошо. Но скажите мне: что значило поражение на Восточных Полях? Что значило это беспрецедентное предательство рыцарей? Что значила эта политика по отношению к баронам, это лишение вольностей, это...

-Я все расскажу, — сказал Альфонс. — Если пожелаете. Кое-что — плоды наших ошибок. Мы ведь были молоды, неопытны, а нам пришлось управлять страной, да еще и прятать... несостоятельность законного короля. Пришлось с самого начала казнить или отправить в ссылку многих придворных — еще и из-за этого Его Величество заработал свое непопулярное прозвище. Но если ты избавляешься от опытных людей, а заменить их некем — у тебя начинаютс я проблемы. Чудо, господа, что нам вообще удалось удержать трон, — огонь вспыхнул, освещая его лицо, и вдруг стало видно, какие на нем глубокие морщины, и как борода предназачена делать его не старше, а моложе. — Я все расскажу вам. Ночь длинная.

-Не обижайте Альфонса, — вдруг подали голос доспехи, и странно были слышать детские слова во вполне мужественном исполнении. — Он хороший.

...Они и впрямь говорили еще долго. На столе появилось холодное мясо и сыр, послали еще за вином. Они говорили о делах государственных и личных, вспоминали прошлое — Хьюз помрачнел, Марко стал более разговорчивым. Рэмси несколько раз отлучался — "помочь Ее Величеству с приемом" — но всякий раз приходил вновь. За высокими окнами переливалась звездами ночь позднего лета, перекликались стражники на стенах замка, и Роя посетило странное чувство: это пузырь безвременья, в котором он попал, когда неважно, где осталось прошлое, а где будущее. Прошлое может быть впереди, будущее — позади; это только вопрос точки зрения.

Мысль показалась ему очень важной, он попытался ухватить ее, но не выходило — одновременно он слушал рассказ Рэмси о драхмийской экспансии и глядел на расстеленную на столе карту — а потом и вовсе стало не до нее. Потому что в дверь постучали.

Это был не такой стук, после которого ожидают позволения войти: каким-то образом Рой понял это сразу же. Так стучат, имея приказ входить не смотря ни на что, и все же желая оповестить о своем присутствии.

-Ваше Величество! Ваше превосходительство! — вошедший был совсем молодым парнем, с нервным румянцем на бледных щеках. — Ваше величество, войска Брэдли выступили из монастыря! Кроме того, выступили отряды также из монастыря Каргобан и Дюсси, причем они вооружили крестьян, ваше... сир... — юноша переводил пораженный взгляд с доспехов и на лорда Рэмси, явно не будучи уверенным, кому же докладываться. Диспозиция в комнате так же не могла его не удивлять, хотя Эдвард соскочил с королевских металлических колен едва только дверь открылась.

-Благодарю вас, — это заговорил Крысиный Король. Очевидно, он был натренирован отвечать в таким случаях. — Лорд Рэмси, распорядитесь.

Он сделал паузу, и Рэмси тут же сказал:

-Люсон, поднимите личные войска Его Величества в казармах. А это передайте Грайвзу, я удивлен, что его здесь не видно... — он протянул вестнику какую-то сложно скрученную веревочку, которую достал из кошеля на пояе. — Более чем уверен, что он ждет за дверью...

Когда вестник вышел, Крысиный Король спросил Рэмси:

-Я ведь все правильно сделал?

-Конечно, мой дорогой, — ответил Альфонс спокойным, мягким тоном: так разговаривают с лошадьми, решил Мустанг, и наверное с детьми тоже. — Должно быть, соседство с другим Эдвардом оказывает на тебя положительное влияние.

-Я рад! — голос Крысиного Короля звучал крайне довольно, и Рой устало подумал на секунду: ну ничего себе, и вот этого вот деревенского полоумного в огромном доспехе он все это время считал неким символов всех неприятностей своей несчастной страны?.. Ну и дурак он был, опасно невежественный дурак, едва не погубивший всех, кто так опрометчиво ему доверился.

А может быть, еще и погубит. Ведь Брэдли выступил, ведь Брэдли поднял всех — в том чисел и тех, кто не пошел бы против короля, если бы не Мустанг. И чем все это кончится...

Рой почувствовал на затылке холодное дыхание катастрофы. Бессонная ночь, напротив, не ощущалась совсем: он понял, что как никогда бодр и готов действовать. Дурак, дурак! Позволил себя заговорить и совсем забыл о том, чтобы послать сигнал Лизе... И Хьюз — дьявол их побери, два сапога пара!

-Ладно, — сказал Ал, потирая руки, но не как купец, нагревший кого-то на разнице цен, а как боец, разминающий пальцы перед боем. — Неожиданно и неприятно. Но что поделать. Рой, я не знаю, как вы чувствуете сейчас по поводу всего этого... — он бросил на Мустанга практически извиняющийся взгляд. — Если бы обстоятельства были хоть самую малость иными, я бы постарался обеспечить вам возможность отдохнуть и придти в себя от всех этих свалившихся на вашу голову откровений... Да и объяснения свои я далеко еще не закончил. Но тут есть дела, которые срочно требуют моего участия. Скажите, Рой, какую сторону вы примете?

Рой внимательно смотрел в светло-карие глаза умелого царедворца, которого он ненавидел последнее несколько лет, вспоминая Альфонса Элрика, которого до сих пор никогда не видел во плоти... сложно было соотнести этот вполне живой взгляд со смутным образом горящих алым глазниц глухого шлема.

-Рой, черт возьми, нет времени! — рявкнул Эдвард. — Только попробуй сказать, что ты не доверяешь Алу или мне! Разумеется, ты поможешь нам справиться с этим безобразием, тем более, что мы с тобой его и раскрутили! Теперь самое меньше...

-Мы с тобой?.. — Рой сухо усмехнулся: смех царапал горло и горячей яростью свивался где-то под сердцем, толкался в костяшки пальцев. — Ты очень щедр, Стальной.

Да, понял Рой, он обрел себя, вспомнил свою предыдущую жизнь, но это, кажется, не добавило ему понимания: только удвоило хаос. Ничего удивительного. Ладно, хотя бы он разобрался в причине давешних кошмаров.

-Конечно, я помогу вам, — сказал он. — Это меньшее, что я могу сделать. Но драться против людей, которые мне доверились...

-Замечательно! — Альфонс Элрик хлопнул в ладоши, и Рой вздрогнул — однако это был просто жест. — Ваши огненные навыки, полковник, придутся очень кстати... Где этот Грайвз, во имя всего святого?

Тут дверь распахнулась, на сей раз без стука, и вошел высокий седовласый человек с неприятным шрамом, уродующим левое крыло носа и левую щеку.

-Ваше сиятельство! — он коротко поклонился. — Только что была схвачена партия убийц, которые пытались вторгнуться во дворец. Одеты в рясы... впрочем, это, по всей видимости, не новость в свете текущих новостей.

-Вы правы, Грайвз, не новость. Как вы их поймали?

-Газ, ваше сиятельство.

-Вот как! То есть они умудрились зайти так далеко... — Рэмси задумался. — Мой дорогой, где один отряд, там и второй: удвойте караул на стенах, соберите остальных — мы выступаем в город. Я не думаю, что они будут возиться с ратушей, но на тюрьму и городские ворота внимание обратить стоит. Кроме того... Список семейств, о которых мы с вами разговаривали третьего дня? Он готов?

-Мой секретарь готовит копии, милорд, — Грайвз поклонился.

-Семьи, которые особенно преданны королевской власти, — пояснил Альфонс остальным. — Прежде всего Брэдли попытается вломиться в их дома... Очень плохо, мы многих потеряем: поздно узнали. Но попробовать перехватить их на главной улице все-таки стоит, и все равно есть такие адреса, куда обязательно нужно... У вас еще что-то есть, Грайвз?

-Да, ваша светлость. Один из убийц — настоятель патернианского аббатства, отец Филипп. Быть может, его стоит поместить отдельно от остальных, если вы желаете допросить его? Кроме того, среди них женщина.

-Лиза! — Мустанг вскричал почти одновременно с возгласом Рэмси:

-Шрам! Мисс Хоукай! Как я не подумал!

Мустанг, Альфонс и Эдвард обменялись быстрыми взглядами.

-Без сомнений, Брэдли их использовал, — процедил Рой сквозь зубы. — Они пошли сюда за мной.

-Еще и им все объяснять?.. Я не выдержу, — покачал головой Альфонс. — И вместе с тем, оставлять Шрама в заточении...

-Я бы больше боялся за твой замок из-за леди Хоукай, — мрачно заметил Эдвард. — Эти сумасшедшие... — он покосился на Роя, — ...дамы.

Рэмси закусил губу.

-Шрам нам пригодится. Грайвз, отведите барона Мустанга, — он указал на Роя, — к ним в камеру. Не сами, конечно, пошлите Виркрафта или одного из ваших, вы мне нужны для другого. Потом его и тех, кого он убедит пойти с ним, приведут к западным воротам... — он пояснил для Роя и Эдварда: — Мне все равно нужно время, чтобы вооружиться и проверить людей. Рой, а вы постарайтесь убедить их. Любой человек на счету, особенно Шрам с его феноменальными способностями. Если же вы умудритесь ему о чем-то напомнить, будет и вовсе замечательно.

Он стал как никогда похожим на своего брата. Мустанг даже удивился, до чего с годами это родство проявило себя. Эдвард, кажется, тоже смотрел на взрослого Альфонса с сильнейшим удивлением. Лорд Рэмси поймал его взгляд и передернул плечами почти легкомысленно:

-Брат, мне уже приходилось удерживать это королевство в одиночку, а теперь, когда ты со мной, я и вовсе не сомневаюсь, что мы справимся, — он хлопнул Эдварда по плечу. — Ну же, господа! Время действовать. Барон, у вас не более десяти минут, даже если здесь пока толком не знают, что такое "минута".

33.

В его небольшом кабинете за стеной лорд Рэмси мог позволить себе перевести дыхание — недавний разговор оказался куда более нервным и тяжелым, чем он готов был сам признаться перед собой — и отдать последние распоряжения. А также прояснить последние вопросы с Эдвардом. Крысиного короля все-таки удалось побыть на расстоянии нескольких метров от альтер эго: он остался сидеть в нише, в большой лаборатории — привычное место?

-Чертовски все это неприятно, — сказал Ал. — Я-то думал, у нас будет время поговорить и разобраться, а надо действовать. Но обещаю, брат...

-Да ладно. Что я, не понимаю? Разберемся.

Эдвард Элрик сейчас находился в крайне тяжелом состоянии духа. Ему стоило большого труда нормально общаться с этими пустыми доспехами, которые в некотором роде были "им". Еще большего труда стоило спокойно, как ни в чем не бывало, говорить с полковником. Не по себе было и от нового, взрослого Ала.

-Да, вот что, — сказал Альфонс. — Я бы хотел, чтобы ты остался в замке. Мне-то самому идти придется, но ты...

-Ты с ума сошел! — возмутился Эдвард. — С чего это я буду сидеть здесь, как ребенок или инвалид? Можно подумать, ты меня плохо знаешь.

-Я-то тебя знаю, — мягко сказал Ал. — И я знаю, что так много от тебя просто нельзя требовать. Однако я должен сказать тебе, что я просто не могу позволить себе рисковать Его Величеством в этой ситуации — а его от тебя не оторвешь никакими силами.

-Чушь не пори, — злобно сказал Эдвард, — ну что может угрожать двухметровым пустым доспехам?

-Да как ты не понимаешь, что его узнают? — воскликнул Ал, куда более эмоционально, чем дело того заслуживало: все-таки напряжение сказывалось на всемогущем повелителе Аместрис.

В это время в небольшую дверь, скрытую за портьерой, постучали; затем она отворилась, и, наклонив голову, в низкий проем вошла Ее Величество — оба брата словно онемели.

На близком расстоянии королева поражала еще сильнее. Огни драгоценностей переливались в неглубоком декольте и в прихотливо уложенных волосах. Особенно великолепно было выражение холодной ярости на лице, — оно, как уже заметил Эдвард ранее, выглядело старше, чем должно было.

-Милорд, — начала она, — я довела вечер до закономерного итога, как вы изволили пожелать в своей записке. Теперь, надеюсь, вы сочтете нужным объяснить ситуацию немного подробнее? На тот случай, если понадобятся более решительные действия.

-Ваше Величество, — Рэмси склонил голову, — я признателен вам, как никогда. Винри, милая, я должен...

Но королева — у Эдварда язык бы не повернулся назвать ее "Винри" — вдруг увидела его. Она побледнела, кажется, даже отшатнулась.

-Милорд?.. — спросила она беспомощно, до странности детским голосом — и сердце Эдварда подпрыгнуло в груди.

-Это не совсем он, — сказал Альфонс мягко. — Это мой брат Эдвард. Помните, я рассказывал вам?

Винри, кажется, не услышала — или не приняла во внимание. Подобрав юбки, она сделала два быстрых шага к Эдварду — большего габариты приватного кабинета не требовали — и залепила ему пощечину. Звук получился звонким, эффект — болезненным: в особенности потому, что Ее Величество носила на своей довольно сильной ручке несколько перстней.

-Как ты мог! — сказала она свистящим шепотом. — Как ты мог, оставить меня — на столько лет?! Видеть тебя не могу! И не постарел!

Грудь ее вздымалась от гнева, и она в самом деле показалась девочкой-подростком; Эдвард машинально подумал, что гаечным ключом получалось больнее.

-Винри! — Ал казался шокированным, тоже вдруг резко напомнив себя, прежнего, из времен их полудетских разборок. — Я же сказал вам: это не он! Он вас не оставлял и вообще не виноват!

-Да... да... — королева отступила на шаг назад. — Прошу меня простить... Я... я позволила себе забыться. Примите мои самые искренние извинения.

-Да ладно... — выдавил из себя Эдвард, потирая щеку.

-Милая моя, — Альфонс аккуратно взял ее за запястья, — мне, к сожалению, некогда вдаваться в детали. Помните, я говорил вам о возможной активности Брэдли и барона Монферси? — Винри рассеянно кивнула: она все еще никак не могла успокоиться и отвести взгляда от Эдварда, хотя умом почти сразу признала свою ошибку. — Случилось так, что они выступили раньше. Сейчас я с моими элитными войсками постараюсь справиться с ситуацией в городе.

-Во имя всего святого, вы не должны ходить! — воскликнула королева. — Это неслыханно!

-Вы же знаете, я действую по-своему, — мягко сказал Ал. — Мне ничего не угрожает... ну, не больше, чем обычно. Могу я рассчитывать, что вы удержите оборону дворца с вашими обычными элегантностью и самообладанием?

-Вы могли бы не спрашивать, — королева наконец-то справилась с собой и кивнула. — Какие отряды вы оставляете в замке?

-Мирандо. И придам два десятка в усиление вашей личной гвардии — этого достаточно?

-Вам виднее, милорд: мне неизвестно о природе беспорядков. Но, полагаю, да. Прислать вам Эдуарда-младшего?

-Да, пожалуйста, если их еще не отправили в постель.

-Нет: когда стало ясно, что что-то происходит, я задержала их с воспитателем.

-Миледи, ваш расчет, как всегда, безупречен.

Королева, намеренно избегая смотреть на Эдварда, вернулась к двери, выглянула в коридор и что-то сказала — должно быть, ожидающему там слуге. Через несколько минут, во время которых Альфонс отдавал королеве еще какие-то распоряжения, слишком детальные, чтобы они были понятны Эдварду, дверь распахнулась, и вошел светловолосый мальчишка.

"Года на четыре помладше меня", — сообразил Эдвард.

Принцу Эдуарду — а это был именно он — сравнялось лет двенадцать, и он действительно выгялдел неимоверно похожим на своего тезку. Впрочем, еще больше он казался похжим на мать.

-Милорд, — произнес он с достоинством взрослого человека, — вы ждали меня?

-Да, Ваше Высочество, — ответил Альфонс. — Я хотел сказать вам, что сейчас ситуация требует моего присутствия в городе. Обстоятельства могут принять любой поворот: обратите внимания, эти документы я оставляю здесь, — он открыл потайную дверцу в стене. — Здесь то, что, возможно, потребуется прежде всего. Остальные материалы, которые нужно будет использовать в случае моей недееспособности — вы их знаете. Если что-то со мной случится, вы окажетесь ответственными не только за вашего отца и брата, но и за все государство. Еще раз прошу в таком случае прислушиваться к совету вашей матери и ваших преданнейших слуг. Мои последние алхимические заметки вам покажет Мэй Чань.

-Благодарю за доверие, — бледный, мальчик кивнул. — Милорд, а... могу я сопровождать вас?

-Не сейчас, — Альфонс улыбнулся и потянулся, как будто хотел потрепать мальчика по голове, но не сделал жеста. — Но спасибо вам за предложение. Ах да, познакомьтесь... — он бросил на Эдварда неуверенный взгляд. — Это мой... это двойник Его Величества из другого времени: если помните, я обсуждал с вами возможность. Эдвард Элрик.

-О! — воскликнул мальчишка. — Из прошлого?! Приятно познакомиться, милорд... сэр... — он, кажется, запутался.

-Нам пора, — сказал Альфонс. — Мне еще нужно убедить Его Величество с нами не ходить... До свидания, Эдуард, — он обнял мальчика, поцеловал Винри в щеку.

После чего они с Эдвардом вышли из кабинета на узкую винтовую лестницу и начали спуск.

В общем коридоре к ним присоединился Грайвз с небольшим отрядом. "Телохранители", — сказал про них Ал. При них же были и доспехи.

-Дорогой мой, — сказал Ал королю, — боюсь, тебе придется остаться здесь.

-Я пойду с ним, — Крысиный Король взял Эдварда за рукав.

-Нет, не пойдешь, — Эдвард стряхнул его руку. — Ты останешься здесь. Ал прав: еще не хватало, чтобы тебя заметили!

Он почти физически почувствовал волну тоски и разочарования, исходящую от доспехов, но его приказ решил дело. Монарх всея Аместрис за ними не пошел, а позволил Мэй Чань, молчаливой тенью выскользнувшей из-за шпалеры, увести себя. На прощание Альфонс и Мэй Чань обменялись какими-то странными взглядами, тень пробежала по лицу лорда Рэмси.

Остальные воины должны были собраться перед городскими воротами.

Про себя Эдвард думал о том, что Эдуарду-младшему — будущему Эдуарду VIII? — двенадцать лет. А нынешний король (Эдвард предпочитал не думать о нем, как о двойнике) еще двадцать лет назад утратил всякую возможность зачинать детей. Значит, что?.. Ответ очевиден. Тем более, если вспомнить, что наследники для этого времени — государственная необходимость.

У него не было ни малейшего права для ревности — но на душе стало пусто, глухо и муторно. Не самое подходящее настроение, чтобы ввязываться в бой.

34.

Их посадили не в камеру, а в яму — оттуда едва ли можно было выбраться без специальных приспособлений. У пленников их, разумеется, не было. Впрочем, Рой не сомневался, что за прошедшее время — весьма скромное — они уже успели полностью обследовать подвал и даже выработать какой-нибудь план побега. Не исключено, что рабочий.

-Как их спустили туда? — приглушенно спросил Мустанг, разглядывая каменный колодец. — На веревках?

-Отчего же, сэр, там есть дверь, внизу, — безразлично пожал плечами Виркрафт или как там его звали — тот самый человек, который отрядил с ним Грайвз. Мустанг чувствовал себя не слишком уютно в присутствии стражей Рэмси. Та часть его, что жила восемьсот лет назад, доверяла Элрикам всецело и испытывала не большее неудобств, чем прежде в компании какого-нибудь сержанта, подчиненного тому же Армстронгу или иному из его товарищей-офицеров. Та его часть, что разрезала обломком меча корни на опушке Сарагонского леса, чтобы выкопать могилу (на Восточных полях из-за многолюдья мертвецов не хоронили, а сжигали, но своего оруженосца Мустанг не мог оставить без честного погребения), яростно протестовала. Виркрафт — человек его врага, один из тех, кто продался бесчестной короне в намерении сгубить страну.

Нет, все-таки, ему придется разобраться с собой; но в начале придется что-то придумывать для тех, кто сидит в этом колодце.

-Отец Филипп... Миледи Хоукай, — позвал Мустанг, перегнувшись через край.

Рой пока не успел осмыслить в точности то, что рассказал ему лорд Рэмси, но внутренне он чувствовал его правоту благодаря некой полуосознанной цепочке размышлений. Он понял, что эта Лиза не была его лейтенантом Хоукай — и ощутил к ней внезапную, почти болезненную нежность. Очень странную нежность: в ней будто бы смешались все его чувства к прежней Лизе, тоска по ней, и его неразделенная страсть к этой, новой, которая с таким спокойным достоинством всегда держалась за его плечом, с такой горячностью требовала когда-то не смотреть на нее, как на женщину. Больше, чем может вынести сердце; он должен сейчас отмести все это в сторону, потому что оно будет мешать.

-Сэр Мустанг?! — раздался снизу ее сдержанный голос; любой другой человек выразил бы вопросительную интонацию сильнее, но только не Лиза. — Вы там?

Ее голос тут же затерялся за другими, гораздо более сильными, голосами находящихся там же мужчин: все они заговорили разом, пытаясь одновременно рассказать о своих злоключениях и выведать у Роя о его; ему еле удалось повысить голос и, перекрикивая их, потребовать, чтобы говорила одна только Лиза — при этом душа Роя ушла в пятки. Шрам не призвал людей к порядку раньше него: что с ним случилось?..

"Вот и отлично, если с ним что-то случилось, — заметил полковник из прошлого внутри него, — я никогда не доверял этому убийце", — но Рою (которому из?..) удалось подавить эту непрошенную мысль.

-Я там и на свободе, — ответил Рой, — и немедленно освобожу вас. Вы все здесь? Сколько живы? Лиза, отвечайте только вы.

-Живы все, — ответила Лиза. — Монах Парео сломал руку, Фарман получил несколько царапин, и отец Филипп без сознания — кажется, его ударило по голове. Как вам удалось?..

-Долгая история, — бросил Рой. — Миледи Хоукай... друзья мои. Сейчас я буду вынужденным просить вас об одолжении, которое еще не скоро смогу оплатить. Вас, безусловно, немедленно выпустят — это без вариантов. Но сейчас все государство стоит на краю гибели. Брэдли предал нас.

По яме прокатился короткий ропот, однако он тут же стих; иного и не ожидали. Мустанг мысленно извинился перед своими соратниками, которых ему предстояло сейчас обмануть — но слишком долго, непозволительно долго было бы объяснять им все, как есть.

-В королевском дворце я выяснил вот что, — глухо сказал Мустанг. — Это Брэдли стоял за многими из тех бедствий, которые мы приписывали Крысиному Королю; это его мы должны благодарить за наше бесчестье на Восточных Полях! Это из-за него голод и мор воцарились в южных землях. Он собрал под свою руку значительную часть церкви — и поощрял мздоимство, нечестность, разврат. Король не предавал нас. Я вовсе не говорю, что Его Величество не виновен ни в одном из бедствий, произошедших в его правление, — продолжил Мустанг, дождавшись, пока утихнет короткая волна ропота. — Я хочу только сказать, что мы были обмануты и введены в заблуждение. Я видел доказательства. Друзья мои — вы знаете, что меня нельзя купить. Вы видите, что на мне нет следов пыток, которые могли бы сломить меня. Поверьте, что я говорю искренне и говорю то, во что верю. Теперь Брэдли затеял переворот. Его люди уже стоят на порогах домов знатнейших из семей королевства, они уже громят здания ночной Столицы, они уже приготовились лишить Аместрис ее силы и захватить ее безоружной. Пойдете ли вы за мной? Поможете ли?

Короткая пауза — и лизино ясное: "Хоть на край света, милорд!" Остальные грянули простое, незатейливое "Да".

35.

Почти в любом городе — независимо от его древности и почти независимо от размеров — ночь изменяет улицы, отбрасывая геометрию людских желаний в область подсознательного. Туманный флер, звездная пудра — не те слова. Ночь обновляет. Ночь скрывает раны и мусор, ночь утешает, ночь населяет провалы между домами злобными монстрами, а освещенные окна домов, там, где ставни хоть чуть-чуть приоткрыты, — любящими семьями, готовыми принять и обогреть замерзшего на улице путника. Последнее куда менее вероятно, чем монстры. Ночь дает тишину: любой звук, любое шебуршание камней на мостовой кажутся громче птичьего крика, а отдаленный вопль ночного сторожа — "Все спокойно, горожане, спите спокойно!" — разносится, будто грохот недалекой битвы. И медленно стынет над всем этим ледяное великолепие Млечного Пути, которому не мешает свет фонарей, витрин и реклам, обычный для будущих эпох.

Эта ночь не походила на такие.

Мустангу, который галопом скакал по улицам Столицы, держа в руке зажженный факел, было очень жарко. Во-первых, от бешеного лошадиного аллюра, во-вторых, от того, что с факела в его руках на него попадала смола и даже время от времени искры, и, в-третьих, от обжигающего предчувствия скорой схватки. "А ведь я снова могу пользоваться алхимией в полное мое удовольствие, — подумал Мустанг, непонятно, старый или новый. — И никто не может мне в этом помешать!"

Но все же магия ночи, вместе с тем фактом, что воспоминания двух различных эпох смешались в голове рыцаря и бывшего полковника, делала свое дело: улицы казались ему знакомыми и незнакомыми. Он узнавал и не узнавал повороты, интуитивно понимал, куда нужно направиться на каждом перекрестке — и все же постоянно находил новые, неожиданные для себя места.

...Они встретились с Альфонсом и Эдвардом у замковых ворот. Даже подождали их некоторое время.

-Вы опоздали, — лорд Рэмси придержал норовистого коня — огромную черную лиловоглазую зверюгу, которая, как подумал Рой, куда больше подошла бы старшему брату, чем младшему.

-Мы пришли раньше вас,— заметил Мустанг.

-А могли и не успеть, — Рэмси легкомысленно бросил: — Пойдемте спасать империю, полковник?

"Ну-ну, — недовольно подумал Мустанг, пришпоривая коня вслед за бывшим... подчиненным? Другом? — Что-то совсем разбушевался. Самозамена пропавшего Эдварда?"

Эдвард, который с трудом управлял куда более спокойной кобылой, наоборот, выглядел мрачно и задумчиво.

-Вот что, — сказал лорд Рэмси, пока они довольно чинно выезжали по подъемному мосту из Крысиного Замка. — Нужно разделить отряды. Сэр Мустанг, ваши люди пойдут за моим человеком? Будет целесообразно назначить им отдельное задание.

-Пойдут, если он будет только проводником, — сказал Мустанг. Он подумал о Шраме, которого перепоручил заботе дворцовых медиков. Что-то скажет отец Филипп, когда придет в себя в гостях у своего врага? Скажет ли он вообще что-то, или сразу начнет бушевать?.. Вся беда тактических комбинаций на скорость — в принципе некогда думать о множестве вариантов. Нужно выбрать тропу наибольшей вероятности, но где она, наибольшая?..

-Ну вот и хорошо, — заметил Альфонс. — Тогда лучше отдайте необходимые приказания. Потому что вы мне нужны в другом месте.

-А именно?

-А именно — там, где будет больше всего шансов схватиться с Брэдли и Кимбли. Они представляют наибольшую угрозу из всех; боюсь, чтобы разобраться с ними, нужна будет алхимия.

-Брэдли не применяет алхимию, — заметил Эдвард. — Да он и не гомункулус в придачу. Я мог бы справиться с ним в одиночку, как и любой из вас.

-Сам Брэдли, возможно, и нет. А вот Кимбли... — лорд Рэмси оттянул пальцами бородку. — Я даже не знаю, есть ли у него память о прошлых временах. Вполне может быть. А если это так, все... осложняется. Он не псих, хоть и пытается заставить нас в это поверить.

-Знаешь ли ты, куда направится Брэдли?

-Разумеется, у дома нашего самого верного помощника: графа Армстронга.

-Так ведь сам Армстронг...

-Ни Армстронга, ни его старшей сестры нет в городе: я попросил их уехать с тайным поручением. В доме только слуги и приживалы, на их помощь рассчитывать не приходится.

И вот они галопировали по столичным улицам: по улицам, где Мустанг совсем недавно был подследственным, беглецом, потом — заговорщиком, скрывающимся от стражи и расправы. А еще до этого, так давно, что в это даже не верилось — одним из защитникоа страны, бравым военным в синем кителе. Однако.

Что-то было в этом тревожное. Что-то было в этом, что ему не нравилось.

Вот улица Тысячи Роз, поворот на главную площадь, к ратуше и собору, где в начале лета его сожгли бы, если бы ставленники лорда Рэмси не позаботились разместить на столбе алхимическую печать. Не то, все не то...

-Стойте! — крикнул Эдвард, и в первый момент Рой подумал, что у него опять неприятности со сбруей, или его кобыла споткнулась — словом, что скудные навыки Эдварда в управлении живым животным вновь подвели его. — Ал, Рой, остановитесь! Ал, ты совсем, что ли, спятил?

-Я? — Ал послушно осадил своего скакуна, чем тот остался явно недоволен. — Почему это?

-Ты либо спятил, либо пьян, — безжалостно продолжал Эдвард. — Даже если предположить, что Брэдли и впрямь самолично пойдет брать Армстронга — хотя скорее он пошлет Кимбли, тем более, что тот алхимик, а Брэдли нет — то какого хрена мы едем на перехват? Армстронга в городе нет, а его домочадцы — это не средство выиграть войну!

"Ого, — подумал Мустанг. — Мальчик вырос".

Тут же та его часть, что принадлежала этому времени, вспомнила: здесь у графа Армстронга была маленькая дочка, и неизвестно, как поступят с ней люди Брэдли, если ворвутся в дом.

-А что, по-твоему, средство выиграть войну? — спросил Ал. Он то ли не рассердился на брата за его резкие слова, то ли умело сдержал свой гнев, как и положено царедворцу.

-По-моему, нужно выбить у Брэдли почву из-под ног! Тут все так церковь уважают, да?.. Так пускай подотрутся этим уважением! Ал, тут ведь никто не знает, что такое алхимия! Мы легко заставим их поверить, что эти ваши Темные Времена после Катастрофы вернулись — и Брэдли не удастся совершить никакого переворота, ему не удастся ничего добиться...

Слова Эдварда ударили Роя, как обмотанная тряпьем колотушка бьет в колокол — и он сказал главное, то, без чего план не принял бы свою нынешнюю форму:

-Нет! Если люди просто посчитают, что вернулись времена Катастрофы, то всеобщая паника облегчит Брэдли работу. А вот если они поверят, что Брэдли их вернул...

Слова, которые он недавно говорил Лизе, Шраму и прочим, наполовину не веря в их искренность, начали обретать форму и плоть. Брэдли виновен во всем; Брэдли пробудил древние дьявольские силы, которые лучше бы не трогал...

Альфонс Элрик — нет, лорд Рэмси -моментально подхватил его мысль. Его бородатое лицо осветилось так, что это стало почти видно.

-Да, вы очень вовремя спровоцировали Брэдли, сэр Мустанг! — воскликнул правитель Аместрис. — Теперь на него можно будет и в самом деле свалить все просчеты, реальные и мнимые, в прошлом — и даже в недалеком будущем! Но это если мы в самом деле заставим их поверить, что Брэдли — зачинщик катастрофы! Брат, спасибо, ты привел нас в чувство. Так что же ты придумал?

Эдвард выглядел не то обиженным, не то озадаченным — каким-то образом из автора гениального плана он стал ребенком, которого снисходительно похлопали по голове за то, что навел это — Рой снова подумал, что мальчик изрядно подрос — и сказал вот что:

-Ал, помнишь Лиор? Статую Лето и колокол-громкоговоритель?

36.

Колокол на ратуше еще не пробил Часа Первого, вторя собору, но, должно быть, до него оставалось уже немного времени. Небо уже не было таким черным, холод ночи казался сильнее всего. С холмов к северу должен был прийти туман, затопить проходы между домами, напугать заботливых матерей призраком лихорадки. Пока же даже мусорщики не появились на сонных улицах, даже пекари не проснулись и не начали свою работу, и только иные рыбаки в деревне ниже по реке начинали ворочаться, предчувствуя скорое пробуждение.

В этот предрассветный час в западном квартале старого города, там, где зажиточные семьи, ударили в набат.

Тревожный колокол висел в центре квартала, но били в него редко: само его существование было только данью традиции, ничем больше. И все же теперь он запел, рассказывая о беде.

-Они ворвались в дом! — плакал мальчишка Сандро Флоггерт, сын судьи Флоггерта, закусив губу и всхлипывая. — Сестренка... они... мамочка!

Больше он ничего выговорить не мог, только сотрясался в рыданиях.

-Кто, кто они? — в тревоге спрашивали некоторые, но другие только брали факелы, ножи, вилы, кочерги или даже мечи и шли туда, где отряд вооруженных людей ворвался в дом судьи. Кто бы они ни были, рассуждали многие, это могли быть только враги короля; потому что судья был слугой короля и Аместрис.

И это повторялось не только в западном квартале старого центра. По всему городу пылали костры, люди епископа Брэдли сталкивались с вооруженными горожанами. Кое-где горожане, напротив, присоединялись к его отрядам. "Крысиный Король предал вас! — кричали люди Брэдли. — Он ни во что не ставит страну и ваши жизни, лорд Рэмси балуется запретным искусством, ересь свила гнездо в королевском дворе!"

Многие верили. И на самом деле тут было, чему верить.

В Столице Аместрис пылали костры, взвиваясь выше крыш, горели факелы, кричали люди, ржали лошади, визжали свиньи — эти всегда визжат.

Но на центральной площади, там, где Ратуша, собор и общегородское лобное место, — там было удивительно пусто и тихо, как будто суматоха еще не добралась сюда. Возможно, это было делом нескольких минут, возможно, пустой ночью рынок надежно отгораживал площадь от жилых домов и суматохи — трое путников не знали этого. Однако не успели они спешиться, как чуть ли не нос к носу столкнулись с другим отрядом, въехавшим на площадь с противоположной стороны, между кожевными рядами.

-Кимбли! — воскликнул Мустанг чуть ли не против своей воли.

Он сразу же сообразил, что зря: возможно, Кимбли не узнал его в плаще с капюшоном.

-О, мой старый друг! — хищно улыбнулся Кимбли — узнал, еще как узнал, разглядел через разделявшие их метры. — А ведь я уговаривал архиепископа позволить мне лично покончить с твоей ересью. Он не согласился.

-Можешь покончить сейчас, — Мустанг пришпорил лошадь прямо на Кимбли.

Возможно, это было глупостью: позади Кимбли ехало как минимум шестеро вооруженных всадников. Интересно, к чьему дому они направлялись?.. Возможно, непосредственно к мэру, нынешний мэр частенько ночевал в самой ратуше. Раньше, до того, как его планы по поводу короля и Аместрис резко изменились, Мустанг и сам планировал...

Но почти сразу Рой понял, что интуитивно принял самое верное решение: то, что замыслил Эдвард, они с Альфонсом вполне могли выполнить и вдвоем. Кимбли же лучше не знать, что один из двоих всадников — фактически, первое лицо в государстве.

Вытаскивая меч, Мустанг мимолетно подумал, до чего же это глупо со стороны Рэмси — не брать с собой по крайней мере десятка телохранителей — но тут его клинок встретился с клинком Кимбли, и он забыл обо всем.

-О! — воскликнул воюющий священник, смеясь. — Ты, кажется, обнаружил наш маленький внутренний план! Стоять! — это он крикнул уже окружающим людям. — Если увидите, что я проигрываю, можете вмешаться, не раньше!

-Честен и благороден, как всегда, — прорычал Мустанг.

-А какой смысл погибать просто так, мой добрый сэр? — выдохнул Кимбли ему в лицо.

Их кони, яростно фырча, танцевали друг вокруг друга на узком пятачке мостовой, мечи вибрировали, не в силах расцепиться. Какие узы связывают нас с нашими врагами, не отпуская даже в посмертии?

У Мустанга не было времени щелкнуть пальцами, не было времени сложить ладони вместе (теперь, теоретически, вспомнив о своем пребывании во вратах, он мог бы использовать этот трюк). Но и Кимбли тоже не мог применять алхимию, даже если знал или помнил, как. В таком бою его татуировки на ладонях оказались бы бесполезными.

-Во имя чистоты веры! — рыкнул Кимбли, когда они таки расцепили мечи.

"Мне нельзя выигрывать, — подумал Мустанг. — Если эти шестеро увидят, что я выигрываю, они..."

Два или три обмена ударами — уйти, закрыться, удержать лошадь... Очень плохо, что животное практически незнакомое: полагаться на него нельзя. Да когда он вообще мог полагаться на что либо?.. Последнее время Мустангу казалось, что он живет даже не на краю пропасти — что он давно упал с этого чертового обрыва, с края света, и летит куда-то в невозможную бездну.

Кимбли дрался хорошо, и Мустанг скоро понял, что проигрывать ему будет совсем не трудно. Весь вопрос в том, чтобы не проиграть в самом деле. Или, по крайней мере, выиграть достаточно времени, чтобы Эд и Ал успели сделать задуманное.

"Когда моя собственная жизнь стала такой дешевой в моих глазах? — подумал он. — Нет. Я сам всегда говорил, что победа того, кто не выживает, не имеет цены".

Думая так, полковник Мустанг знал, что он лицемерит сам с собой. Его лучший друг Хьюз, который не носил никогда перед именем приставки сэр, погиб, но все-таки победил, потому что они завершили его дело. Рой очень ценил свою жизнь — во всяком случае, ее ценил полковник, не зараженный средневековым фатализмом рыцаря.

В следующий момент Рой пригнулся, проскочив под мечом Кимбли, и спрыгнул с лошади. Совершенное безумство и верная гибель. Но он все-таки сделал это, и даже не получил копытами в грудь, и его не затоптали. Кимбли даже инстинктивно придержал поводья, не зная, как реагировать на такое.

Вот когда пригодились их тренировки с Эдвардом. Теперь физическое отображение печати было ему не нужно, теперь стоило только соединить руки — и само его тело вспоминало о том, что оно — алхимическая формула.

Памятуя о прошло разе, он весьма осторожно изменил лишь небольшой объем воздуха — но успел сделать это несколько раз. У ног лошади Кимбли вспыхнуло сразу три или четыре огненных шара. Благородное животное отшатнулось, заржав от боли, сопровождавшие Кимбли люди с криками кинулись в разные стороны, а лицо самого Кимбли, как показалось Мустангу во вспышке, исказилось мгновенным узнаванием.

Неужели он тоже вспомнил о прошлом? Неужели он не помнил до сих пор, но сообразил сейчас?

Впрочем, Кимбли не успел ничего произнести такого, что мгновенно убедило бы Роя: да, помнит. Да, это именно его враг из далекого прошлого, никто иной. Из земли выросли каменные руки, которые мгновенно отгородили спутников Кимбли от него, приперли их к стенам домов — и отгородили самого Кимбли от Мустанга. Несомненно, работа Эдварда — и до чего же не вовремя. "Еще немного, и я достал бы его!" — Мустанг чуть было не ругнулся вслух.

Но вместо того, чтобы преследовать Кимбли, он развернулся и побежал назад, на площадь, к Эдварду. Потому что в глубине души уже понял: во-первых, Эдварду не могло быть видно, кто побеждает. Все, что он мог разобрать — это то, как Мустанг спрыгнул с лошади, а потом смутные силуэты и вспышки. Юноша сработал единственно правильным образом, попытавшись отделить Мустанга от остальных противников. Не только чтобы дать ему равные шансы — а еще и потому, что стычка с Кимбли сейчас была второстепенной, как бы Мустангу ни хотелось натянуть ему кожу с задницы поверх головы, на манер капюшона. Придется мерзавцу походить пока в монашеской рясе.

-Стой, подлец! — услышал Мустанг позади себя отчаянный вопль Кимбли. Что это? Откуда столько надрыва? В прежние времена Мустанг не подозревал за ним такой любви к театральным позам и выражениям.

Эдвард уже хозяйничал у эшафота.

-Полковник, — сказал мальчишка, — вы тут у нас спец по горючим материалам? Я берусь сделать саму статую, но, боюсь, трансформировать поверхность в нечто горючее у меня не выйдет.

-Селитру ты из почвы не трансформируешь, что ли? — Рой чувствовал, как у него самого по физиономии расплывается та еще усмешка.

-Слушай, я в школе восемьсот лет назад учился.

-Так и я тогда же.

-Ну, будем импровизировать?

-А ты уверен, что Ал сможет пробраться на колокольню?

Они оба синхронно посмотрели вверх, на черную громаду собора. Ни единого огня, ни намека на привычную для Столицы прошлого подсветку прожекторами. Громадина этажей в шесть нависала над ними, пронзая затянутое чуть более светлыми облаками темно-синее небо острым шпилем.

-Слушай, он тут правит, — сказал Эдвард. — Я бы поставил за.

Им понадобилось не так много времени, наверное, меньше минуты или две. Нужно было договориться, что они делают, а там уже не составило труда. Ошметки старого взаимопонимания возвращались, просочившись сквозь сито измененного времени. Когда Эдвард хлопнул в ладоши, поднимая из земли, из осколков эшафота, гигантскую статую ростом едва ли не выше собора, когда сам Мустанг одевал ее слоем легковоспламеняемого материала (по крайней мере, он надеялся, что материал окажется легко воспламеняемым), ему казалось, что он действует во сне. Возможно, в кошмарном. Возможно, в одном из тех бессмысленных снов, которые видишь под утро и которые кончаются ничем.

Но все-таки статуя вымахала высоко — вровень с собором. Мустангу даже удалось выбить искры, ударив мечом по мостовой — не хотелось возиться с изменением соотношения кислорода и водорода. Сперва ему показалось, что ничего не выйдет, что привычные алхимические формулы не сработают или сработают не так. И когда первые алые лепестки вспыхнули на покрове гигантской статуи — она не изображала никого конкретного, ибо и Эдварду, и Мустангу было далеко до талантов семейства Армстронгов — Рою подумалось: это мне кажется.

Нет, не показалось: фигура занялась огнем очень скоро, начиная от пят и заканчивая увенчанной короной головой. Только теперь стало видно, что Эдвард зачем-то наградил статую гигантскими клыками.

-Да, Стальной, тебе давно не говорили, что пора бы приобрести художественный вкус? — крикнул Мустанг, вытирая со лба пот: мгновенно стало очень жарко, потому что они с Эдвардом так и не позаботились отойти подальше.

-А ты все такой же зануда, огненный! — зло расхохотался Эдвард.

"И впрямь, зануда, — весело подумал Рой. — Какое мне сейчас дело до его вкуса?"

Сейчас ему и в самом деле было все равно: его наполняло безграничное ликование. Огонь, лучший товарищ, самая искусная партнерша, самая верная возлюбленная, танцевал от него в двух шагах. Глаза Эдварда сияли, грязной рукой — живой рукой — он смахнул со лба прилипшую прядь. Почти как тогда, когда пылали цистерны — восемьсот лет назад. Ну да, все начинается и заканчивается в огне.

-Пошли, мне еще надо сделать Алу заземление, — крикнул Эдвард. — Он сейчас скинет провода...

Когда они подбежали к подножию собора, Мустанг, честно говоря, не ожидал там увидеть никаких проводов. Но они таки оказались на месте: два кабеля свисали из небольшого круглого окошка под крышей. Когда бывший полковник запрокинул голову, он почти сумел различить высунувшийся из окна по пояс силуэт лорда Рэмси.

-Где колокол, Ал?! — заорал Эдвард изо всех сил, перекрикивая треск пламени. — Быстрее давай, щас все прогорит!

-Я теперь живой человек, — гаркнул в ответ лорд Рэмси. — Колокол внутри, на подставке, усилитель я соорудил. Давай напряжение.

-Угу, — Эдвард послушно хлопнул в ладоши и коснулся земли под двумя свисающими вниз линиями. Их тут же поймало и обступило нечто вроде коробки, выросшей из почвы.

-Эй! — обеспокоенно рявкнул Мустанг. — А заряд не пойдет?

-Не боись, это ж диэлектрик, — беспечно бросил Эдвард, укладывая руки сверху на коробку. — А теперь пускаем внутрь "холостую" реакцию, и дело в шляпе, заряд есть...

Мустанг не слишком хорошо разбирался в технике, и даже принцип электричества представлял себе весьма смутно. Однако что бы там ни было, оно сработало: в воздухе явственно затрещало, запахло озоном, а с башни заговорил голос Ала, усиленный и искаженный до неузнаваемости чем-то... чем?

"Большой колокол, ну конечно же, — обреченно подумал Мустанг. — Сумасшедшие идеи Элриков, я должен был помнить..."

Мысль о сумасшедших идеях вызвала у него внезапный прилив радости.

-Жители Аместрис! — заговорил голос, чей тембр с трудом можно было разобрать. — Покайтесь, ибо грядет день гнева!

"Ну все..." — подумал Мустанг.

-...Придайте анафеме архиепископа Брэдли: он предал вас, он обратился к запретному искусству! Его войска уже у стен дворца, и если они возьмут дворец — тьма сойдет на Аместрис, а души ваши пожрет дьявол!

Мустанг почти мог видеть, как распахиваются и снова тревожно захлопываются ставни в соседних кварталов, как люди бегают в суете, как хватают пожитки, как мечутся, не зная, выбегать ли на улицу, прятаться ли в подвалах, в надежде, что судный день минует их... Он интуитивно чувствовал: здесь не так, как в Аместрис прежних лет. Здешний Мустанг этого не знал, но Мустанг прежний хорошо понимал, что значит — управлять общественным мнением. В прежней, цивилизованной Аместрис нужно было захватить радио и вещать на всю страну. В этой , средневековой, достаточно было впечатлить несколько кварталов в центре города — легенды и слухи соткутся мгновенно и будут циркулировать еще пару сотен лет.

-...они пришли в дома самых верных слуг господень! Убивают детей, женщин — они могут быть на вашем пороге! Ибо архиепископ продался тьме!

"Ну да, валите все на бедного Брэдли, — подумал Мустанг с внезапным неприятным чувством. — А ведь он был моим союзником. А ведь я обещал ему помощь. И все, что он сделал — это послал моих людей мне на помощь. Правда, загнал в ловушку, сомнений нет, но все-таки..."

...в спину Эдварду вонзился кинжал.

Юноша подавился всхлипом и упал вперед — прямо на этот злополучный ящик, который должен был бы изобразить конденсатор.

-...Возьмите оружие — защищайте своих детей! Молитесь у дверей, молитесь у оконных ставень — ибо зло уязвимо и для молитвы, и для холодного железа!.. С рассветом...

-...С рассветом мальчишка умрет, если еще не умер, — безразлично сказал Кимбли. Он стоял недалеко, в свете факела. — Ты сделал ошибку, полковник. Следовало сразу позаботиться, чтобы я не выбрался из ловушки и не пошел следом.

-А ты выбрался? — спросил Мустанг ничего не выражающим голосом. Он ведь и не чувствовал ничего.

-Ну да, — сказал Кимбли. — Твой же фокус. Я тоже был во Вратах.

-То есть ты просто взорвал стены — без алхимической печати?

-Да.

Мустанг взялся за рукоять меча и шагнул вперед.

-Ничего личного, полковник, — Кимбли тоже шагнул ему навстречу, не вынимая оружия. — Я вспомнил свою прошлую жизнь. Я был ужасным грешником. Эта жизнь сложилась гораздо лучше... я служил богу. Я был частью большей силы.

-И что? — спросил Рой.

-А то, что этот мальчишка убил бога, — лицо Кимбли страшно исказилось, но он все-таки сохранял некое подобие истерического самообладания. — Понимаешь? Я думал, алхимия — это все не просто так. Я думал, у меня есть миссия. А это все ваши старые игры со временем.

С яростным ревом Мустанг выхватил меч и кинулся на Кимбли — который почему-то не сопротивлялся.

-Будьте вы прокляты... — только и сказал священник, умирая.

37.

Мустанг шагал по наружной галерее центрального донжона Крысиного Замка, проверял посты. За окнами галереи уже начиналась осень. В небе, между белых паутинок облаков, вихлял жаворонок, на одной из западных башен облизывалась химера. Деревья во внутреннем — королевином — садике, который было хорошо отсюда видно, уже начали желтеть, но листья еще держались крепко.

По сложившейся привычке он все еще называл это место "Крысиным Замком", хотя жил и работал тут уже неделю. Работал... Если это можно так назвать. Ал очень обрадовался "человеку с опытом", и начал натаскивать Роя на взаимодействие с министрами, городским собранием и представителями баронов и графов — короче говоря, готовил на место канцлера. Если рассматривать роль лорда Рэмси не канцлерской, а королевской.

Самое время: Брэдли, которого не поймали неделю назад во время мятежа, отступил в церковные владения на Юге. Там вот уже века два процветала самая настоящая независимая область, почти государство в государстве. Ничего удивительного, что архиепископа там поддерживали беспрекословно. Оттуда Брэдли, во-первых, распускал слухи, во-вторых, собирал там войска, в-третьих, как говорили, налаживал связь с Кретой. По крайней мере, сообщение со Столицей он не прекратил — а выплату дани и прекращать и не надо было: дань там не платили традиционно.

В этой ситуации Рэмси, безусловно, был рад любому помощнику, мало-мальски умеющему верно распоряжаться. А Рой, как-никак, еще со своих полковничьих лет представлял себе государственную власть — пусть и в других реалиях. Ну, зная одно, выучишь и другое. Рою только все время приходилось напоминать себе, что скоростной связи тут нет, а бароны и графы отнюдь не обязаны королю полным подчинением. Это тебе не генералы и полковники, которых можно обвинить в мятеже; это вполне самостоятельные властители, и все, что удерживает их против действия исключительно в своих интересах — тончайшая ниточка взаимных обязательств. Называется "вассалитет", и понимают его тоже все по-разному.

Проверка караулов была обязанностью, добровольно взваленной на себя Роем. Виркрафт, незаменимый помощник незаменимого Грайвза, получил тяжелое ранение. Рой совершенно добровольно вызвался помочь — ему хотелось узнать систему охраны замка поближе, включая химер. Последние, как он понял вскоре, выполняли почти чисто декоративную функцию: Алу так и не удалось вывести достаточно злобные экземпляры. Сторожевых собак из них не получилось. Скорее, кошки, которые предпочтут пугать, а не вцепляться — и удерут, если силы противника покажутся им превосходящими.

-Что-то на вас лица нет, сержант, — сказал Рой одному из стоявших на часах.

В своей гвардии (само ее наличие — неслыханное новшество по местным меркам!) Рэмси ввел систему званий, кое-как напоминавшую Мустангу о прежней Аместрис. Правда, самым высоким рангом был капитанский: его носили Виркрафт и Грайвз. Мустангу даровали титул "почетного" капитана.

Сержант молчал. "Похмелье", — догадался Рой.

Он внимательно смерил стражника взглядом — совсем молодой парень. Наверняка всем обязан Рэмси и его гвардии. Из мелких дворян, которым не то что рыцарские шпоры — даже звание оруженосца у сколь-нибудь известного рыцаря не светит.

-Несите службу.

Мустанг пошел дальше.

Все было в порядке. Не такая строгая выправка, как та, к которой он привык; часовые у особенно важных дверей могли и сидеть, это дозволялось. Но в остальном ребята удивительно напоминали ему о прошлом... о его собственных людях.

Он заглянул в кабинеты писарей.

-Как справляетесь, Фьюри? — спросил он своего бывшего подчиненного.

-Нормально, командир, — вместо Фьюри, слишком занятого в бумагах, ответил Фарман. Маленький писарь даже не заметил Роя.

Рой кивнул и пошел дальше. "Как же они все-таки похожи, — думал он. — Как они все-таки похожи... Это почти невыносимо".

Фьюри и Фармана Рэмси попросил взяться за расшифровку и организацию донесений из области Брэдли; Хавок уже направился туда собирать информацию, а Брэда работал примерно в том же качестве в городе — Столица все еще бродила, никак не могла улечься.

Брэда помогал Рою и Алу в еще одном долгосрочном проекте. Они начали обсуждать его еще ночью до мятежа: проект по реабилитации алхимии. Работа должна была затянуться надолго — Ал не хотел подрывать и инструмент церкви. Рой его отлично понимал: это было все равно, что разом опрокинуть в прежней Аместрис всю ее милитаристскую философию и весь ее суеверный страх перед "армейскими псами".

Рой направился в восточную часть замка, где располагался личный кабинет Рэмси. Он решил срезать путь, пошел тайными проходами. Миновал крутую лестницу, на которой в стенах прятались резервуары с галлюциногенным газом: именно здесь Шрам и его люди попали в ловушку собственных страхов.

Теперь Шрам обитал над кабинетом Рэмси, в небольшой, но светлой комнате — с двумя окнами. Еще здесь был камин и ковры на полу и на стенах, поэтому, несмотря на холодный замковый камень, комнату не вымораживали.

Мустанг постучал по косяку — тяжелая дверь была полуоткрыта, потому что не закрывалась никогда: для этого потребовалось бы несколько крепких слуг.

-Входи, Рой, — сказал изнутри отец Филипп.

Рой вошел.

Шрам сидел на кровати и читал книгу.

-Ого, — усмехнулся Мустанг, — нарушаешь указания лекарей?

-Три дня уже прошло, — в тон ему ответил отец Филипп. — Меня теперь куда больше беспокоит нога, чем голова.

-Нужно было согласиться на предложение Рэмси, — пожал плечами Рой. — Он бы тебя вмиг залечил.

Шрам отвернулся к окну.

-Кто он, бог? — спросил священник сухо. — Чтобы решать, сколько человеку жить и когда умирать.

Мустанг не ответил. Шрам так и не вспомнил всего, что с ним происходило раньше — возможно, просто не хотел вспоминать. Рой был за это благодарен судьбе, высшим силам или кому там полагалось быть благодарным в этом случае. В этой жизни отец Филипп по прозвищу Шрам был ему другом; в прошлой жизни они успели побывать союзниками, но между ними пролилось слишком много крови. Все же Рой ценил его; если бы он помнил тоже, между ними неминуемо повисла бы неловкость, куда большая, чем теперь.

Слова отца-настоятеля о божьих прерогативах относились к предложению Рэмси подлатать Шрама за счет его же собственных жизненных сил: как объяснил Альфонс, это может в дальнейшем стоить ему одного-двух лет жизни, зато сейчас рана исцелиться мгновенно и без последствий. А перелом ноги был достаточно серьезный, да и заживала рана неважно, внушала опасения.

И все-таки Шрам отказался.

-Что на сей раз? — спросил Рой, присаживаясь на край кровати. — Труды отцов церкви?

-Почти. Труды отца Марко по государственной экономики, — между бровями Шрама пролегла тяжелая морщина, и так же тяжело, почти без перехода и без связи с предыдущими словами он произнес: — С Брэдли нужно мириться.

-Ты все еще лоялен ему? Как отец-настоятель?

-Не в этом дело. Сейчас Брэдли укрепится там, сформирует армию, сформирует, фактически, свое государство. Торговые связи расстроятся, Аместрис расколется надвое. Обе стороны будут спекулировать именем короля и чистотою веры. Увидишь, кончится тем, что мы получим долгую, долгую гражданскую войну. Как с Ишваром, но хуже. Ишвар никогда не был силен. У вас были оружие, у вас были рыцари. Теперь же... На территории Рэмси шахты и рудники, у него воинственные бароны и графы севера. На территории Брэдли — плодородные южные земли. Ресурсов поровну. А если Брэдли и в самом деле сговорится с Кретой... — Шрам покачал головой. — Я не верю, что он по-настоящему хочет расколоть страну.

-Я знаю, — кивнул Рой. — Знаю. Мы уже обсуждали это. Я даже вызвался ехать к нему.

-Он тебя убьет, сразу же. Не станет выслушивать. Брэдли очень горд

-Именно это мне и сказал Аль... лорд Рэмси. И добавил, что сейчас нет никого, кому он мог бы доверить переговоры с Брэдли.

-А что наш юный алхимик? Брэдли, кажется, начал его уважать. Если послать его в сопровождении опытных дипломатов...

Рой не сразу сообразил, что под "юным алхимиком" Шрам подразумевал Эдварда. А когда сообразил, приподнял брови:

-Отец Филипп, дорогой, ты что же, в самом деле думаешь, что Эдвард способен на дипломатию? Если бы мы планировали решающую атаку на Брэдли, я был бы первым, кто предложил бы его в лидеры атакующей армии. Но послом?

-Мы часто делаем то, что от нас не ожидают, — ответил на это Шрам.

Рой не стал ему передавать слова Ала: "Если бы у нас был в наличии король, я бы поехал сам, Рой. Брэдли меня уважает — он выслушает меня. Кроме того, я едва ли не единственный, кто может говорить со всем знанием дела и у кого есть все полномочия. Но оставлять Ее Величество одну в замке — боюсь, это не лучший выход с точки зрения единства страны".

Пока Мустанг направлялся к личному кабинету Рэмси, он еще раз прокручивал про себя разговор со Шрамом. Старый товарищ совершенно прав. Даже удивительно, как он, не имея перед мысленным взором опыт предыдущей истории Аместрис, мог сделать выводы, так точно совпавшие с выводами Рэмси, отца Марко и самого Мустанга. Аместрис — на пороге длительного раскола, религиозных и гражданских войн. И ради чего? Ради того, что некий молодой рыцарь из древнего рода оскорбился действиями короля и раскопал старые рукописи...

"Нет, — подумал Мустанг. — Себя винить — занятие бесполезное и требующее слишком много сил. Брэдли и сам задумал переворот, задумал уже давно. Не подвернись мы с Эдвардом, он придумал бы еще что-нибудь... Брэдли упорен, умен, властолюбив. И при этом честен. Таким он был в прошлой жизни, таков он и сейчас. Превосходный правитель. Вероятно, лучший, чем любой из Элриков или я. Конечно, он не наделал бы столько ошибок, сколько Альфонс — я понимаю теперь, поначалу ему просто не хватало твердости, и это влекло за собою жертвы..."

В личном кабинете Рэмси самого Альфонса пока не было — зато там сидел Эдвард (и доспехи — неподвижной грудой в углу), и Рой улыбнулся про себя: юноша сейчас страшно напоминал Шрама. Такая же сосредоточенная складка между бровей, то же сосредоточенное внимание на книге... Только у Шрама была перевязана нога, а у Эдварда рука лежала на перевязи.

Не с переломом — с ожогом. Ожог был сильный, и чтобы кожа не касалась ткани, приходилось держать ее навесу.

Обидно, должно быть: излечиться от смертельной раны, чтобы потом поскользнуться на конской лепешке и влететь в огненную статую, которую сам же сделал. Эта рана, куда менее опасная, заживала куда дольше: Эдвард заявил, что, раз ожог не угрожает его жизни, то и залечивать его с помощью жизненной силы он не будет.

-Что читаешь? — спросил Мустанг.

Он ожидал тоже услышать что-нибудь вроде "О искусстве дипломатии" — это было бы логично — но вместо этого Эд сказал:

-Теология. Она здесь удивительно запутанная и удивительно неспроста... — он решительно захлопнул книгу. — Вот что, Рой. Кажется, я придумал, как вернуть стране короля.

38.

Первая мысль пришла к нему в кошмаре.

Когда кинжал ударил в спину и когда Эдвард упал, боли как таковой он не почувствовал. Он почувствовал удивление и злость от того, что не мог двигаться. "Да меня же ранили!" — понял он, и хотел выпрямиться, но выпрямиться не получалось.

Мысли замедлились, мир стал тяжелым, тягучим, потек мимо сладкой патокой. Эдвард помнил, что такое уже было, и даже не раз. Он боролся с химерами тогда, он получил ранение и сумел излечить его самостоятельно. Большой ценой, но все-таки смог.

Тогда ему, кажется, пробило печенку.

"Ерунда какая, — думал Эдвард, шаря рукой по груди, — здесь нет выходного отверстия".

Да, выходного отверстия не было, и он почти физически ощущал, как рвутся сосуды, как замедляется ток крови, как останавливается движение рук и ног... Он упал лицом на каменный ящик, где сейчас были провода, и поэтому не мог видеть, что с Роем. Возможно, полковник был мертв.

Ал, по крайней мере, жив, но Ал высоко и далеко — он вряд ли сумеет помочь... Даже кинжал из спины выдернуть — и то некому.

Паники не было. Ни в малейшей степени.

"Все, что мне нужно, — сонно подумал Эдвард, — это не умереть сейчас. Какая разница, есть выходное отверстие, нет выходного отверстия?.. Я все равно лечу сам себя. Мне не надо изгибаться для этого и класть руки себе на затылок... Спина, живот — какая к черту разница?.. Змей Уроборос кусает собственный хвост, а Врата внутри каждого из нас..."

Он уже делал этот фокус раньше. Он знал, что это будет стоить ему годов старости — потом, впоследствии. Сейчас, впрочем, Эдвард отдал бы куда больше, чтобы защитить этих психов, Ала и Роя, которые, как всегда, не в состоянии будут позаботиться о самом простом... Он потянулся, стремясь соединить руки — чуть-чуть, кончиками пальцев. Мы создаем кольцо. У кольца нет начала и конца. Энергия течет по кольцу, не встречая препятствий.

Ему удалось.

Когда внутренняя вспышка послала кровь в обход холодного металла, когда кровь продолжила течь по несуществующим сосудам не в силах срастить их из-за кинжала — тогда идея, все еще смутная, пришла к нему. Он понятия не имел, что думал об этом, но фраза Ала о том, что он не знает, почему алхимия ушла из Аместрис и почему она вернулась двадцать лет назад, оказывается, вертелась где-то в его голове, видимо, у дальней стенки черепа. И теперь, когда никаких других мыслей не осталось кроме навязчивого образа свернувшейся кольцом змеи, мысль вышла на поверхность и показала себя во всей красе.

Идея была блестяща, идея была прекрасна в своей простоте.

Его собственный импульс сбросил Эдварда с каменного ящика. Падая, он подумал: "Я спасу всех, потому что я уже спас всех", но додумать мысль не удалось, потому что к нему тут же подскочил Мустанг — очевидно, ожидая найти труп. Пришлось вынимать кинжал, залечивать то, что осталось от раны, а потом еще этот дурацкий ожог — короче, Эдвард не вспомнил о своей гениальной мысли еще долго.

Тем утром они вернулись во дворец, и шатающийся от усталости Элрик упал спать — он даже не понял, где. Сообразил только, когда проснулся — как подозревал Эдвард по интенсивности потребностей его тела, уже утром следующего дня.

Комната, в которой он спал, казалась невероятно роскошной — все в том же средневековом духе. Минимум мебели, зато гигантская кровать под балдахином. Почти нет освещения — но свечи на камине не то в золотом, не то в серебряном подсвечнике. Штор на высоком стрельчатом окне тоже нет, зато в мелком переплете — похоже, самое настоящее стекло.

В дальнем углу комнаты в такой знакомой позе (ноги сложены по-турецки) сидели доспехи. У Эдварда сжалось сердце. Но это, слава Богу, не Ал... к этому Крысиному Королю он мог не чувствовать ни вины, не обязательств. Ведь так?..

И все-таки было что-то неприятное, какая-то мысль... очевидно, из явившегося в кошмаре.

-Доброе утро, — сказал Эдвард королю.

-Доброе, — нерешительно ответили доспехи.

-Ты что, все время здесь сидел?

Доспехи не ответили. Разумеется, сидел — а что ему еще было делать?

-Черт... — Эдвард почесал живот. — Ну как тебя убедить, что я — не твое тело? И не твоя душа. Даже если ты видишь мои сны...

-Мое тело, — сказали доспехи — наверное, именно тем голосом, каким Эдвард будет говорить уже года через два. — Моя душа. Это ты думаешь, что не моя... Но я лучше знаю.

-Почему? — спросил Эдвард на удачу.

-Потому что Уроборос, — ответили доспехи.

И вот тут для Эдварда все сложилось окончательно. Осознание было таким ошеломительным, что он даже рухнул назад на подушки. Он еще не мог пока этого объяснить — но странное, парадоксальное понимание уже было в нем. Конечно, доспехи правы. Они — и в самом деле он. А Эдвард — и в самом деле местный Крысиный Король... в каком-то смысле, во всяком случае.

Он ничем не отличается от Мустанга или доктора Марко. Он тоже родился здесь.

Единственный, чьему появлению стоит удивляться, это Ал, который сюда попал... но в конце концов, Ал ведь умер восемьсот лет назад?.. А их всех оставили живыми. Драгоценнейшие человеческие жертвы хранителям времени и причинно-следственных связей.

И тут впервые за многие годы Эдвард почувствовал, как у него по щекам текут слезы. Это были слезы по всем, кто погиб тогда... и, что еще хуже, это были слезы жалости к себе.

39.

-Это очень просто понять, это так просто, что даже скучно, — с неприязненным выражением лица рассказывал Эдвард, расхаживая от окна к двери и назад. На его счастье, личный кабинет лорда Рэмси был хоть и небольшим, но длинным и узким: можно померить шагами. — Есть некая реальность, которая многослойная. В одном слое есть пространство, время, вся прочая лабуда. В одном — чистая энергия. В ней векторных направлений не существует.

-Постойте, постойте, — Марко поднес руку ко лбу. — Как это, не существует векторов? Что такое энергия, по-вашему? Она же должна двигаться, изменяться... в конце концов, энергия в нашей вселенной не стоит на месте...

-Да, это в "нашей" вселенной она не стоит на месте, — таким же неприятным, менторским тоном произнес Эдвард. — Но почему она должна вести себя так же в другой вселенной, с другими законами? Если вы освободитесь от шор и ограничений, который навязывает на ваш разум четырехмерное восприятие, — вы это сразу же поймете, доктор. Это очевидно! Для жизненной энергии, лежащей в основе алхимии, времени не существует! Причинно-следственные связи там тоже могут быть совершенно опрокинутыми.

-Эдвард, вам никогда не говорили, что юные гении — абсолютно невыносимы? — устало спросил доктор Марко.

-Говорили, — оскалился Эдвард. — Причем не раз. Дальше к теме?

-Да, продолжай! — воскликнул Ал тоном четырнадцатилетнего мальчишки. Он влюблено глядел на старшего брата и ничем не напоминал прожженного политика, который еще только пару часов назад обсуждал возможное посольство Роя к Брэдли и отклонил его как "сравнительно неэффективное".

"Ему просто хочется ощущать себя мальчишкой, — подумал Рой. — Очень хочется. Он очень любит своего брата... даже такой, каким он стал, он все еще любит своего старшего брата, и это куда больше, чем если бы он продолжал любить, скажем, сильно изменившегося Эдварда. Куда больше".

Рой почему-то подумал о Лизе. А еще подумал о том, что любовь — это то, что мы носим в нас самих. Другой человек может быть полон всевозможнейших достоинств, он может даже быть именно таким, каким, как вы думаете, он является — а это случается гораздо реже — но если в вас самих нет любви, больше взять ее неоткуда. Любовь, наверное, прорастает из сердца, а вовсе не возникает из воздуха между двумя индивидами подобно электрической искре.

-Итак, предположим, что в этой вселенной не существует направлений. Представим ее как некое кольцо. Но даже кольцо что-то должно образовывать. Обычно это три точки. Я не хочу проводить аналогий, — Эдвард предостерегающе поднял руку, — но я уверен, что для возникновения и исчезновения этой энергии, назовем ее "энергией Уробороса", в реальности Аместрис, тоже нужны были какие-то опорные точки. Я мог бы годами думать и гадать, как Ал, что же это такое, если бы я не получил мощнейшую подсказку.

-Какую? — нахмурился Ал.

-Строго говоря, подсказок было несколько. Во-первых, то, что все изменения в потоке энергии Уробороса были связаны с людьми. Возникновением людей из Врат: сперва тебя, потом меня. Но из этой картины несколько выбивалось то, что Рой и прочие были рождены здесь значительно На самом деле этот было второй подсказкой. А третья подсказка... — Эдвард мрачно посмотрел за окно, и Мустангу стало окончательно ясно: этот его неприятный тон вызван в первую очередь тем, что Эдвард крайне расстроен чем-то, может быть, даже боится чего-то, — это то, что Крысиный Король.... Прошу прощения, Его величество. Так вот, что он все-таки считал меня своим телом. Не копией своего тела, что могло бы объяснить его привязанность. Именно своим телом. И это...

-И это? — против воли спросил Мустанг.

-Доказало мне, что я действительно его тело. Что я тоже был рожден тут. Тогда все стало на свои места. Представьте, то, что случилось восемьсот лет назад. Большая жертва. Попытка превратить все население Аместрис в гигантский философский камень, сорванная нашими общими усилиями. Все это на фоне колоссального мятежа, смятения, почти гражданской войны. С десяток душ лучших алхимиков, их энергия и воля, способная преобразовывать энергию, оказываются запертыми во Вратах. Как уж там получилось Врата закрыть, я плохо представляю — возможно, колоссальное желание нас всех не допустить выполнения планов Отца Гомункулусов. Не знаю точно. Но так случилось, — Эдвард обвел всех взглядом. — На восемьсот лет энергия Уробороса ушла из Аместрис. А двадцать лет назад она вдруг вернулась. Почему? Потому что алхимическое преобразование совершил тот, кто ушел во Врата последним! То есть ваш покорный слуга.

-Но ты был во Вратах, — покачал головой Мустанг. — Мы тебя сами призвали... — он коснулся рукой черной повязки.

-Да, — кивнул Эдвард. — Но я оказался там потом... Черт, как бы это объяснить... Давайте скажем так. Энергия алхимии начала просачиваться в этот мир не двадцать лет назад. Лет пятьдесят. Не так ли, доктор Марко?.. Вы старейший из нас всех, вы самым старшим и остались.

-Да, — кивнул доктор Марко. — Хотя моя разница с лордом Рэмси в прошлом времени была больше.

-Ну вот. Лет пятьдесят назад начали возрождаться алхимики, заточенные во Вратах. Почему именно столько?.. Потому что к какому-то определенному моменту старейшему из них должно было быть столько же лет, сколько ему было тогда, когда он ушел во Врата! К тому моменту, когда произойдет окончательное возвращение алхимии в мир.

-Объясни четче, — бросил Мустанг. Но на самом деле он уже начал понимать.

Эдвард зарычал, схватился за голову.

-Не могу объяснить четче! — почти с отчаянием бросил он. — Это рисовать надо, причем не одной диаграммой! Но это очевидно, вы разве не видите?..

-Дай-ка я, — прервал его Альфонс спокойным тоном — на сей раз больше похожим на взрослого себя. — Кажется, я начинаю понимать. Итак. Представим, что причиной некоего явления может стать событие, случившееся позже по времени. Представим также, что это событие случилось сейчас. Или, точнее, — он бросил на Эдварда странноватый взгляд, — что оно случится в самое ближайшее время. Это событие оказалось совершено участниками того же самого события, что заперло алхимию в Аместрис. Это необходимо для того, чтобы алхимию вернуть. Алхимия вернулась. Но, поскольку направления времени в реальности Врат ничего не значит, алхимия вернулась и в прошлое и в будущее сразу.

-Да! — с облегчением произнес Эдвард. — Молодец, братец!

-Тогда почему алхимия не вернулась на все восемьсот лет назад? — спросил Мустанг.

-Потому что алхимия не могла появиться раньше, чем из Врат вернутся все те, кто в них оказался заперт! — резко сказал Эдвард. — Первым, оказавшимся во Вратах тогда, был Ал. Значит, теперь он должен был быть последним появившимся. Но на самом деле алхимия вернулась не на "двадцать лет назад". Она частично вернулась на пятьдесят лет назад...

-Да, — сказал Марко. — Она позволила свершиться моему перерождению. И вашему, — он посмотрел на Роя с усталым юмором. — Это если вы вдруг спросите меня, как мне удается сочетать мою память о прошлом, мое занятие алхимией и веру.

-Я вас не спрашивал, — заметил Рой.

-А вдруг бы спросили?

-Иными словами, алхимия подготовила свое возвращение? — спросил Рой. — Хочешь сказать, что алхимия — это судьба нашего мира?

-А что движет судьбой? — ответил вместо Эдварда лорд Рэмси. — Я не удивлюсь, если то же, что лежит в основе трансмутаций.

"В голове не укладывается", — сердито подумал Рой. Вслух, однако, он произносить этого не стал. Если Эдвард до этого додумался...

-Чересчур хрупкие построения, — сказал Марко. — Все может оказаться не таким, как вам кажется, Эдвард. Все может оказаться совершенно по-другому. Слишком много....

-Слишком много допущений? — резко сказал Эдвард. — Но все это очень легко проверить. Нужно провести обряд... примерно такой же, какой проводил Его величество. С некоторыми изменениями. Нужны формулы не для вызова сущности, а для восполнения утраченного, исправления ошибок. В формулах, дошедших из Ксеркса, есть такое понятие. "Восстановление миропорядка".

-И что произойдет тогда? — спросил Рой.

-Здесь может не случиться ничего. Но есть значительная доля вероятности, что сущность его величества Эдуарда VII обретет свое воплощение. Так или иначе. Или не обретет. Или исчезнет из этого мира. Возможно, это та самая жертва, которую нам всем надо принести. Я очень надеюсь, что каким-то образом часть сущности из доспехов просто вернется в мое тело. Но исключать такой возможности не стал бы.

Взглянув на их лица, Эдвард добавил:

-Эй, взбодритесь, господа. Я же не говорил, что вы все избавлены от опасности. Может быть, после этого ритуала вообще все мы, призванные из врат, превратимся в дым.

-Брат... — начал лорд Рэмси.

-А для тебя, Ал, такая возможность вообще выше всего, — довольно сухо сказал Эдвард. — Ты ведь умер тогда, знаешь ли.

-Знаю. Полагаю, проводить трансмутацию следует, не откладывая? Кто должен участвовать?

-А не слишком ли вы... — начал Мустанг, но Эдвард уже отвечал.

-Все присутствующие, плюс все алхимики, которых удастся собрать. Кимбли мертв — значит, Армстронг, Шрам и Мэй Чань.

-Тогда по возвращению Армстронга, — кивнул Ал. — Значит, скорее всего, дня через три.

40.

Химера чертила круги по синему небу над Крысином Замком. Возможно, издалека она походила на чайку или даже на стрижа — отсюда, из Королевиного садика, где без запаха цвели поздние астры, ее кошачьи стати были видны ясно.

-Никогда не мог понять ничего в этих ваших алхимических бреднях, — задумчиво произнес сэр Хьюз, провожая глазами ее полет. — Что я понял: вы оба собираетесь ввязаться в заварушку, где у вас есть хорошие шансы сложиться. По доброй воле. Так?

-Так, — согласился Рой. Эдвард только кивнул.

-Чтобы у нас появился нормальный король, и чтобы Альфонс Рэмси смог съездить договориться с Брэдли о нейтралитете или о чем там?..

-Вообще-то Ал собирается предлагать Рэмси сохранение главенства над церковью с нейтрализацией влияния епископата. При условии, что с церковной вольницей как таковой и с расколом он покончит, — поправил Эдвард. — И он Альфонс Элрик, не Рэмси. Рэмси — это имя титула.

-Никакой разницы, — махнул рукой Хьюз. — А как он собрался улаживать с теми из епископов, кто примкнул к нам?

-Наделы пообещает, — равнодушно отозвался Эдвард. — Нет. Не только в этом дело.

-Понятно, — вздохнул Хьюз. — А все начиналось с того, что мы просто хотели свергнуть короля...

-Мы хотели не допустить катастрофы, которую ты предвидел, — поправил его Рой. — Ну и отомстить королю. Все меняется.

-Это точно. А ты всегда хотел погибнуть в бою, — это Маэс сказал уже просто Рою, и как будто совершенно не в тему к разговору.

-Я всегда хотел жить вечно, — усмехнулся Мустанг. — По возможности, делаясь все более невыносимым для своих друзей.

-А, — короткая улыбка. — Это тебе удается.

Рой неуверенно посмотрел в сторону. Лиза, которая выглядела непривычно в светло-лиловом платье одной из королевских фрейлин, молчала. Он уже раньше видел ее в платьях, но давно, очень давно. Она разглаживала тонкими пальцами невидимые складки на коленях. Рою безумно хотелось взять эти руки в свои, поцеловать их, разглядывая мозоли и тонкие шрамы, ласкать нежную кожу, шептать на ухо что-то невыносимо глупое... Разумеется, он этого не сделал. Что бы там ни говорил Эдвард о змее, который кусает собственный хвост, будущее никогда не повторяет прошлое.

А что будет, если Рой останется в живых, но навсегда потеряет Эдварда?..

Он посмотрел на мальчишку. Тот стоял, прислонившись к стене, обвитой увядающим плющом, и думал о чем-то. Светлые волосы, упавшие на лоб, совершенно скрыли лицо, пальцы руки на перевязи сжаты в кулак.

Мустанг отвернулся. Пожалуй, этот вариант его страшил больше. Мальчишке есть, для чего жить... Что же касается Роя...

Рой снова коротко посмотрел на Лизу. Он ведь начал надеяться.

-Ладно, — сказал Хьюз. — Ладно. Я знал, что ты самоубийца. Но не знал, что ты настолько упорный.

Трое мужчин сидели на скамейке у замковой стены, Лиза — неподалеку в плетеном кресле. Справа от нее, у подлокотника, стояли корзины с удобрениями и ящик рассады. Сама королева не занималась садоводничеством; садом занималась Мэй Чань. Но садик называли "королевиным", потому что Ее Величество разбила его, потому что она приходила сюда чаще всех и потому что, как правило, больше никто сюда не допускался. Место уединения.

-Нам пора, — сказала вдруг Лиза, посмотрев на солнце. — Скоро Ее величество придет сюда для прогулки. Она специально просила, чтобы мы не задерживались.

Эдвард и Рой кивнули чуть ли не синхронно. Ее величество относилась к ним очень милостиво, но оба более чем понимали ее нежелание встречаться лишний раз. Мустанг видел в этом нежелание иметь дело с простыми рыцарями: в конце концов, у Ее величества не было памяти о прошлой жизни. У нее и самой этой прошлой жизни не было, она целиком принадлежала своему времени. Эдвард знал несколько лучше, но его знание не простиралось за границы смутных ощущений.

Лучше всех знала Лиза. За истекшее время она успела сблизиться с королевой. Та даже попросила ее стать ее фрейлиной, и Лиза раздумывала об этом — раздумывала прямо сейчас. Ее никогда не привлекали битвы как таковые.

И еще. Сидя в этом самом садике, на этой самой скамейке Ее величество спросила с высокомерной печалью, маскирующей многолетнюю горечь: "Ты тоже отвергаешь желания своего сердца. Как долго ты собираешься следовать этой дорогой?"

41.

Алхимики, собравшиеся в этот день и час в подвале королевского замка, выглядели мрачно. Час, правда, к этому располагал: раннее-раннее утро, когда нормальные люди только-только просыпаются. Рой чувствовал себя особенно паскудно: вернувшаяся память имела тот недостаток, что ему стало нестерпимо хотеться кофе. Практически все время. Принципиально неудовлетворимое желание: с островами тут не торговали.

У Альфонса и Эдварда обоих были красные глаза — видимо, от бессонной ночи. Доктор Марко, как всегда, казался отозванным с похорон любимого друга, Шрам, не до конца поверивший "этим россказням" кутался в ауру непобежденного скептицизма. Мэй Чань казалась бледной, собранной и очень несчастной, но Рой слишком плохо ее знал, чтобы судить по этому лицу, все-таки слишком иностранному. Доспехи, естественно, ничего не выражали — так же, как и совершенно каменная физиономия генерала Армстронга.

-Ладно, — сказал Ал. — Приступим. Как видите, формула достаточно простая. Все, что нам нужно сделать — это провести обычную трансмутацию. Но мы все должны очень хорошо понимать, что мы не возвращаем душу в тело, не пытаемся поворотить вспять время. Мы восполняем утраченное; если угодно, чиним Врата.

-Какая за это может быть плата? — ровным голосом спросил Мустанг.

-Если я правильно понимаю, — сухо сказал ему Эдвард, — никакой платы быть вообще не должно. Все уже уплачено — много лет назад. Но на всякий случай надо готовиться к худшему.

-Понял, — сказал Мустанг.

-Тогда я помолюсь, — сказал Шрам. — И предлагаю сделать это всем верующим.

-Доктор Марко? — спросил лорд Рэмси.

-Уступлю честь вести молитву своему молодому коллеге, — кивнул Марко.

Отец Филипп начал. Четким и ясным голосом, в котором до сих пор звучала сухость ишварской пустыни, он повел речь несколько не о том, о чем ожидал Мустанг. Он говорил не о долге, не о государстве и не о божественной благодати — он говорил о любви. О том, что бог есть любовь, что любовь пронизывает мир, и если судьба иногда жестока — то не более жестока, чем любящее сердце. Ибо из любви можно причинять зло, но сама любовь — есть благо, и судить человека можно двумя судами: по тому, что он сделал, и по тому, как он любил. Но судить не дело человека — и мы просим господа даровать нам удачу, если наше начинание есть благо.

"Он знает, что такое алхимия, но все равно продолжает верить в бога, — подумал Мустанг. — А что же я?.. Я ведь тоже до недавнего времени верил".

Как и раньше Рой подумал, что к вере отца Филиппа — Шрама — он вполне может присоединиться. И, к собственному удивлению, он молитвенно сложил ладони, молясь о сущем благе для всех — и особенно для братьев Элриков, которых он так любил.

Ему показалось, что молились даже Эдвард и Альфонс. Во всяком случае, они стояли молча, прикрыв глаза. Молилась и Мэй Чань, но когда отец Филипп сказал "Аминь" и осенил себя священным знаком, она этого не сделала. Братья Элрики не сделали тоже.

Дальше все было буднично. Эдвард и доспехи с остатками Крысиного Короля встали в центр круга преобразования, спина к спине. "Мы — катализаторы", — объяснил это Эдвард. И все присутствующие алхимики положили руки на формулу.

Несколько секунд Рою казалось, что ничего не получилось, но потом формула заработала: по кругу побежали синеватые вспышки, забили всполохи разрядов. В центре круга поднялся смерч, встрепал волосы Эдварда и страусиное перо на шлеме Крысиного короля. Рой заметил, что из глаз Альфонса Элрика текут слезы. Генерал Армстронг тоже плакал, но он знал об этом, а лорд Рэмси — кажется, нет.

Яркая вспышка — ярче, чем сотня фотоаппаратов, почти такая же яркая, как солнце. На мгновение Мустангу показалось, что он остался без второго глаза, такая острая боль пронзила его голову. "Сейчас я увижу Врата, — подумал он. — Может быть, последнее, что я увижу в жизни".

Но он не увидел Врат. Вместо этого перед ним оказалась Аместрис с высоты птичьего полета. Замок Крысиного Короля, маленький, почти игрушечный, все удалялся. Мустанг разглядел теперь и лобное место на площади перед Ратушей, где его чуть было не сожгли, и Старый Город, и ремесленные кварталы, и предместья, и дороги во все концы страны, веером разбегающуюся от Столицы — паука в центре паутины. Потом он увидел всю страну: и Бриггсовы горы, где они призывали Эдварда, и поля, по которым они ехали тогда, и пустыни Ишвара на востоке, и Великую Пустыню, что отделяет Ксинг, и Крету, и Драхму... А потом стало слишком высокоЈ и больше ничего Мустанг не мог разобрать, только нестерпимое сияние неба и нестерпимый же восторг, больший, чем может вынести человек.

"Так вот как выглядит возвращение алхимии в мир, — подумал он с усмешкой. — Стоило затевать революцию, чтобы почувствовать такое".

Тут же к нему вернулось его обычное сознание. Голова раскалывалась от боли, ужасно болела спина. Остатки восторга растворялись, словно опьянение, оставляя после себя горький привкус. Мустанг открыл глаза: зрячий, и слепой, бессильно распахнувшийся под черной повязкой. Да, зрячий: зрение было при нем.

В рыжем свете факелов Мустанг увидел человека, лежащего без движения в центре круга. Мужчину. Мускулистого, но тощего, с длинными светлыми волосами. Человек что-то невнятно прорычал и рывком поднялся на локтях.

Альфонс Элрик, лорд Рэмси, кинулся к человеку на помощь.

-Сир? — неуверенно спросил он.

Тут только Рой осознал, что исход, на который надеялся лорд Рэмси как политик, произошел: перед ними и в самом деле был человек, заочно прозванный Крысиным Королем — отнюдь не по его делам, потому что и дел-то тех практически не было.

-Ал, — сказал человек хриплым голосом, похожим и не похожим на голос из доспехов. — Ал, это я.

Альфонс Элрик порывисто обнял его, и человек в круге неуверенно ответил на объятие — как будто разучился пользоваться руками и ногами. Потом отстранился. Выпрямился, словно собравшись, мощным движением.

-И король, — сказал он, встав во весь рост: как заметил Рой, все-таки меньше, чем у него. — Двое в одном теле, так сказать.

-Все-таки у тебя извращенный ум, брат, — сказал Ал, поднимаясь тоже: Эдвард помог ему встать.

Эдвард посмотрел на Роя. Рой посмотрел на Эдварда.

Да, это был король. Без сомнения. Даже обнаженный, он производил впечатление, как будто кутался в мантию. Даже едва очнувшись, он был уверен в себе больше, чем любой из людей в этой комнате. Такому не стыдно служить. Но Рой не мог понять, когда Эдвард успел стать таким. Или это та часть души, которая была в доспехах? Чему она научилась за все эти годы?

Ал скинул плащ и протянул его Эдварду; тот благодарно кивнул, заворачиваясь в него. Теперь братья снова носили почти один и тот же размер — только на Але плащ был чуть ниже колен, а на Эдварде оказался чуть выше щиколоток.

-Пойдемте, — сказал король. — Пойдемте, друзья мои. У нас много дел.

Против воли Рой почувствовал огромную горечь и стеснение в груди. Позже. Он разберется с этим позже. И позже он попробует найти в себе силы, чтобы отпустить с миром еще одного друга — задиристого мальчишку с невыносимой ухмылкой.

За дверью, в коридоре, их ждали королева и Лиза — она тенью стояла за плечом Ее величества. Рой встретился с ней глазами, и она чуть улыбнулась. Самую чуточку.

А королева выронила четки.

-Вы вернулись... — сказала она, глядя на Эдварда каким-то загипнотизированным взглядом. Он же смотрел на нее почти испуганно, и тем снова напомнил Рою Эдварда-мальчишку. — Вы вернулись, ваше величество! — она упала на колени, зашелестев юбками, закрыла лицо ладонями. — Простите меня!

-Это вы простите меня, сударыня, — тихо сказал Эдвард, поднимая ее. — Простите, что оставил вас так надолго.