Цветик

Цветик.

ГЛАВА 1.

1980, конец августа.

Заканчивалось лето, в зале аэропорта небольшого азербайджанского городка было шумно и многолюдно — шла регистрация рейса на Москву: огромные сумки и чемоданы, суетящиеся провожающие своих чад на учебу, родственники... и двое, стоящие в конце гомонящей очереди, резко выделяющиеся изо всех своим очень спокойным поведением.

Невысокий, худенький, весь в веснушках солдатик в форме с голубыми погонами и эмблемами ВДВ, и молодая девчонка — потерянная, с покрасневшими глазами...

-Возьми, — она совала солдатику зелененькую бумажку в три рубля, — это же дорого для тебя, вы и получаете-то за месяц рубль с копейками.

Молодой человек с гордостью ответил:

-ВДВ бедными не бывают.

Девчонка с тоской оглядела очередь, опять вздохнула:

-Это надолго... А ты куда-то летишь тоже?

— Нет, — он мотнул головой, — просто увидел, что тебе нужна помощь, все равно в увольнении. Здесь, кроме как в кино идти, делать нечего.

-Ну вот, — расстроенно проговорила она, — мне так неприятно...

-Не переживай... а кто тебя обидел, ты ж всю дорогу в такси сопливилась?

-Да ник... — она прервалась на слове, удивленно уставившись на возникшего перед ней, казалось из ниоткуда, прапорщика Завиновского:

-Ой, Толик! А где?.. — чуть повернув голову, она увидела стоящего рядом лейтенанта в изрядно потрепанной полевой форме и с дыркой на коленке.

Счастливо выдохнув, она повисла на нем и притихла, уткнувшись носом ему в верхний карман кителя.

-Не стыдно тебе со мной таким, вот, в драной форме, стоять?

-Стыдно! — сильнее прижавшись к нему, девчонка расплывалась от счастья, глядя в самый красивые, самые любимые и самые нужные ей — карие в крапинку глаза.

Завиновский взял у неё документы, ужом ввернулся в толпу и через десять минут у Альки в руках был посадочный талон.

— Пошли отсюда, вон кафешка, там почти никого нет.

Оба с каким-то высокомерием осмотрели солдатика:

-Это Виктор, он меня спас, я опоздала на рейсовый автобус, а в аэропорт одной ехать с такими прилипчивыми мужиками... вот и подошла к солдатику.

-Откуда ты родом? — спросил лейтенант.

-Душанбе.

-О, а чё такой конопатый, там, вроде, все смуглые? — пошутил Толик.

В кафешке Алька держала своего ненаглядного за руку и не вникала, в то, о чем переговариваются мужчины, одна мысль билась в голове: -"Не реветь!!"

Народ потянулся на посадку, и Алька уже ничего и никого не видела...

— Миша, ты только пиши мне иногда, — попросила она, зная, как он не любит писать никому.

-Напишу, сказал, напишу. Ты, это, сильно-то не переживай, — он как-то смущенно посмотрел на неё.

— Я же тебе сказала, что лучше ты, чем кто-то другой!

-Прошу тебя, только не реви! — попросил Мишка.

-Не буду!

Увидев, что стюардесса машет ей, пошла на подгибающихся ногах в самолет, а вслед ей неслась жутко популярная, появившаяся недавно песня, усиленная динамиком:

-"Вот и всё что было, ты как хочешь это назови, для кого-то просто лётная погода, для кого-то проводы любви" — которую пел Кикабидзе, и не знала Алька тогда, что песня окажется пророческой для неё.

Сил хватило обернуться, помахать рукой, в самолете найти свое место (какое счастье, у иллюминатора!), отвернуться от соседа-капитана, и слезы потекли рекой. Капитан подкрутил настройки, сделал более сильную струю воздуха, направив на неё, попросил стюардессу принести воды, а Алька сидела, не поворачиваясь и не издавая ни звука — слезы лились сами.

Сосед тронул её за плечо: -Выпейте, скоро посадка!

— Сспасибо!

В Домодедово прибыли по расписанию, Альке оставалось ещё три часа ждать самолета на Пермь. Выйдя из автобуса, подвезшего их к зданию аэровокзала, она покрутила головой, определяясь, где переждать оставшееся время, и не видела, с какой непонятной грустью смотрел ей вслед капитан, жалея девчонку.

-Алька, Цветик, как я по тебе соскучилась!! — налетела в общаге на неё Валюха Поречная. С её легкой руки Алькину фамилию из Цветковой переделали в Цветика.

-Да я тоже, — улыбалась во все тридцать два зуба Алька. -Сегодня вечером наши все подъедут, устроим небольшой междусобойчик, а? Аль, у тебя это ловко получается?

-Конечно! — Алька была душой всей их группы, генератором идей, которые, казалось, сами собой возникали у неё. Группа подобралась развеселая — двадцать восемь девчонок и два пацана — технологи хлебопекарного производства. Скромная, незаметная, никогда не повышающая голос, их классная только диву давалась: -Как же это я вас так подобрала?

Она принимала вступительные экзамены по химии, заодно набирая себе группу, вот и набрала... Были несколько скромных мышек, которые не жили в общаге и не принимали участия во всех проделках и задумках остальной группы. Из двух молодых людей, оба Пашки, к выпуску остался один — Пашка-большой после второго курса ушел в армию. А оставшийся, Пашка Черепанов, был из того же теста, что и основной костяк группы — прекрасно играл на гитаре, рисовал карикатуры, юморил по-чёрному, был в курсе многих девчачьих секретов, в общем, был своим парнем. У группы хватало времени на все, и на учёбу, и на различные мероприятия, они были любимчиками у очень требовательной и строгой преподши — Малышевой, которую звали "Бог практики". Практика за годы учебы имела очень большое значение, от отзывов, привезенных с большой практики, зависело будущее распределение. С легкой руки группы 56-Т в технаре появились КВН команды, устраивались капустники, в общаге спонтанно устроили конкурс танцев — то ли бальных, то ли спортивных. Малышева, с виду суровая тетка, похоже, в молодости тоже была неугомонная заводила, вот и питала к ним слабость, одобряя все их начинания

. — 56-я,— смеясь говорили все, — у вас две класснухи, Коваль и Малышева.

И всегда одной из заводил была Альбина, Алька Цветик.

В начале третьего курса их вместо колхоза отправили по хлебозаводам в связи с большим притоком населения — в Свердловск съезжались студенты и резко увеличилось потребление хлеба и булочных изделий. Группу раскидали по хлебозаводам, а вот на бисквитную фабрику что-то никто не пожелал...

Пожелала Цветик со старостой Лариской, и не пожалели. Месяц получился кайфовый, кексы, пирожные, всякие печенья из восточных сладостей — группа повально завидовала им, а Цветик своим светлым характером пришлась по душе завпроизводством Маргарите Евгеньевне. Она предложила им подрабатывать по вечерам, убирать в цехе, девчонки справлялись с обязанностями на отлично, их подкармливали и хвалили работницы бисквитки.

Потом девчонки уехали на большую производственную практику, Алька была в тогдашнем Горьком, Валюха в Питере, Лариска в Звенигороде. Неугомонная Алька умудрилась прилететь на недельку в Питер, заработав отгулы, и влюбилась в этот величавый город — намертво и навеки. Ей хотелось увидеть всё сразу — Пушкин, Павловск, Петергоф, Александро-Невская лавра, Казанский собор, Исакий, Дворцовая, Эрмитаж, Петропавловка, — её восторгу не было предела.

Жаль только, что за неделю невозможно увидеть все, но хотя бы иметь представление об этой северной жемчужине, да и белые ночи через два месяца, но красотища неимоверная!! — захлебываясь, рассказывала братику Сережке, Алька.

В июле собрались в Волгоград, была у техникума давняя договоренность с тамошним консервным заводом: студенты приезжали на месяц, работали там, а завод оплачивал проезд туда-обратно и платил девяносто рублей, что для студентов, получавших тридцатку в месяц, было весьма неплохо.

. Пока собирались, оформляли договор, созванивались с консервным заводом, приехала в общагу 'мужнева жена'— одногруппница, с которой безголовую Альку понесло на зимних каникулах в Азербайджан, к жениху Аньки, прапорщику ВДВ, Игорю. Там её благополучно и пропили — отдали замуж за серьезного, положительного, но по мнению девятнадцатилетней Аньки, старого — двадцать шесть лет. Это потом уже до Цветика стало доходить, что никто и не принуждал ведь.

И случилась тогда же у Альки большая симпатия с лейтенантом — фейерверком Мишей, они как-то сразу приглянулись друг другу.

Алька была обычная, разве что глаза обращали на себя внимание — довольно-таки большие, голубовато-зеленые, они напоминали море в спокойную погоду, да фигура была неплохая. Что же до Миши, про таких принято говорить: "Пироги вокруг ноги" — море обаяния, видная внешность, красивый, но не слащавый, высокий — и дрогнуло сердце у Альки, виду конечно не показывала, но зацепил он её. Да и не было у неё никогда такого искрометно-обаятельного в знакомых, как-то не довелось ей ещё влюбляться.

Каникулы пролетели быстро, Алька улетела, оставив молодую жену... И опять была учеба, полная различных событий. Студенческая жизнь, она у всех бьет ключом, а уж у их костяка группы приключений, приколов и посиделок было выше крыши. Да и кто жил в общаге, знал такое беззаботно-веселое житьё не понаслышке.

Приехавшая Анна долго и нудно плакалась, жаловалась на мужа, на скуку:

-Ань, ну кто тебя толкал, сама ведь выбрала его? — утомленная её нытьем, возмутилась Веруня Ложкина, первая правдолюбица группы.

— Сама же захотела там остаться? Кто тебе мешал за полгода оформить перевод? Или же прилететь с Алькой назад и доучиваться спокойно? И не ной. Сама видишь, у нас два дня до отъезда, а времени в обрез — форму надо доделать.

Секретарь комитета комсомола договорился со штабом ССО (студенческие строительные отряды),и девчонки, прыгая от радости, шустро собрали деньги, поехали получили её, а теперь надо было нанести на каждую куртку трафаретом название отряда. Пашка-черепашка нарисовал, девчонки, ползая по полу, штамповали по трафарету название, а тут "нужда" сидела и ныла.

Анна заказала переговоры с мужем, и тот, после долгих уговоров, узнав, что Алька тоже едет, отпустил её с ними.

Вот и поехали сорок человек с песнями и шутками в Волгоград, Алька и ещё одна девчонка из группы Галя-(Гюльчатай-подпольная кличка)взяли своих младших братиков, девятиклассников.

И был Волгоград, и была красавица Волга, и Мамаев Курган, и южное лето с созревшей вишней, многоцветье южных же цветов, никогда ранее не виданной многими уралочками, белой акации, и созревших к концу работы ягод тутовника.

Жили в школе, по вечерам около девяти вечера полюбили ездить на пустынный к этому времени Мамаев курган, где, кроме неподвижно стоящих часовых у Вечного огня, порой не было ни души. Солдатики, стоявшие неподвижно в карауле, при виде их гомонящей компании, которая заходя в зал, дружно смолкала и с замирающим сердцем, медленно проходила мимо фамилий, выбитых на стенах, слабо улыбались.

А то сидели в спортзале и до хрипоты распевали песняка, Пашка играл замечательно, девчонки, которые были не в смене, охотно пели.

Анна же постоянно удирала на свидания с солдатиком, дежурившим у комендатуры, постоянно говоря Альке:

-Витя такой хороший, так на Мишку похож!

Видела Алька этого Витю, ничего общего кроме роста не заметила, да и не приглядывалась особо, затмил десантник всех.

Месяц в Волгограде проскочил быстро, заработавшие деньги девчонки почти все полетели домой самолетами, а Алька, получившая письмо, типа приглашения в гости от Миши, решилась-таки полететь вместе с Анной.

И продолжился фейерверк: очарованная, околдованная, Алька не видела и не замечала ничего — существовал только Миша, весь мир крутился вокруг него. Были только его карие в крапинку глаза, его бережные руки, его необыкновенные губы...

Тем неприятнее были кой какие моменты... Зайдя как-то к знакомой жене офицера — подружилась с ней в тот первый приезд — Алька несказанно удивилась вопросу Любаши:

— Аль, а тебе Миша ничего не говорил про Анну?

— Нет, а что он должен был сказать?

— Ну, хотя бы то, что она ему проходу не давала, постоянно вокруг него вертелась. Он как-то обмолвился, что если б не дружили они с Игорем, давно бы переспал с его такой назойливой женой и рассказал бы мужу об этом.

Ошарашенная Алька не нашла что сказать... неужели, правда?

Собрали младшенькую, двухлетнюю девчушку, пошли гулять, а где гулять с детками, как не в песочнице. Да и весь офицерский городок уместился в три пятиэтажных дома, с небольшой детской площадкой и стоящим немного в стороне общежитием для холостых офицеров с минимумом удобств, одним из которых была холодная вода. Горячую же давали раз в два дня и то по три часа.

К песочнице стали подтягиваться другие мамаши, и самая языкатая из них — Зина Ермолаева, тут же выдала:

-Девки, сучка Драчёвская опять приехала, теперь начнется... ни один хрен не пропустит, неважно, офицер или солдат лишь бы...

Алька опять зависла, а мамашки вываливали подробности...

-Может из зависти наговаривают? — мелькнула у неё мысль, — развлечений мало, за КПП просто прогуляться особо не пойдешь — тут же цепляются прилипчивые азербайджанцы, вот и сочиняют? Хотя, опять же, когда бы с ней не поехали в город — на рынок ли, в магазин, к ним постоянно липли какие-то личности, похоже что-то чуяли в Анне...

Весь вечер Алька была непривычно молчалива и задумчива, стала внимательнее присматриваться к 'подруге' и с удивлением заметила, что та постоянно старается обратить на себя внимание Мишки, как-то задеть его, притронуться...

-Оп-па, вот что значит её постоянно повторяемое выражение: "Лучшие подруги, в основном, желают друг другу зла..." Алька печально усмехнулась — если между ними стоит мужик, похоже так.

А утром в комнату, где спала Алька, зашла Анна.

— Я поехала на рынок! — сообщила она.

— Сколько времени, ещё ведь рано? — сонно пробормотала Алька. — Ща, встану!

— Не, я уже пошла, а ты досыпай.

Прогулявшая полночи под звездами, Алька повернулась на другой бок, а в обед Альку дружно пытали -сначала Игорь, а потом и Мишка, на предмет — где Анна? Почему Алька с ней не поехала и сколько можно болтаться на рынке?

Алька устала рассказывать, Игорь ей не поверил, посчитал, что она покрывает подругу, на что Алька обозлившись, сказала:

-Я что её к ноге должна привязать, ей двадцать лет, а не двенадцать.

Анна же явилась... в пять часов. Оказалось, что из ремонтировавших стену между ДОСом и солдатскими казармами солдатами — с одним Анна сначала улыбалась, потом перемигивалась, а в его увольнение пошла 'на рынок'.

Наивной Альке поплохело, стало так противно-неуютно, она, такая доверчивая и бесхитростная, попала в неприятную ситуацию, а тут ещё её ненаглядного назначили начальником караула пять раз через сутки, как назло, получался этот караул до её отлета...

Глава 2.

И было тяжко провожать на сутки свое солнышко, а его так сказать, сменщик, летёха Аверченко взял моду после смены дежурства приходить к соседям по коммуналке и изводить Альку своими внимательными взглядами.

-Аля, ты как подсолнушек, солнца нет и ты никнешь. Аля, ну улыбнись, Аля, давай я тебя прогуляться свожу...

-Отстань, Авер! — его все называли так, редко кто по имени — Сашка.

Но он не унимался, постоянно приходил и сидел до позднего вечера, неотрывно следя за Алькой, если она выходила на кухню.

-Аля, давай чайку сварганим, у меня пироженки есть, или, там, шоколадка...

-Саш, чего ты меня доводишь, поиздеваться не над кем больше?

-А может, ты мне сильно нравишься?

-Ага, заметно!

-Ладно, расскажи мне о Свердловске, не довелось, вот, побывать там пока.

Поговорив немного, Алька сбегала от Авера, ну тошно ей было, оставалось шесть дней и все — улетать. И страдая от предстоящей разлуки, она решилась на близость с Мишкой.

Полета и вспышки сверхновой, как пишут в любовных романах, не случилось, было непонятно, ему-то, да, было неплохо, да и похоже, распирала гордость, а Алька... может, чего недопоняла, да и откуда у девчонки опыт, если даже поцеловалась в первый раз в семнадцать...

-Наверное, что-то со мной не то? — подумалось ей.

И словно услышав её слова, Мишка выдал: -Знаешь, на внешность ты далеко не красавица, но что-то в тебе есть такое, чего я не встречал в других. И ещё — если тебя раскочегарить, то муж твой будет на седьмом небе!

Это было как холодный, даже ледяной душ, про мужа... Только вот, вернуть всё назад не было возможности. Алька как-то интуитивно и враз поняла, что не быть им вместе, и любовь всей жизни случилась только у неё.

А тут ещё и Анна опять подвалила дерьма — после скандалов и разборок с мужем, сидели вечером вшестером — пришел знакомый прапорщик со смешным для Альки именем — Маис (Крахмал такой есть -шепнула она Мишке) с девушкой. Сидели, попивали сухое, смеялись, общались, и как-то незаметно пошли мужики покурить...

Анна тоже вышла, Алька через минут пять пошла в комнату и увидела... Анна стоит, прижавшись спиной к стене, не сводя глаз с Мишки, а её солнышко, одной рукой упираясь в стену возле её головы, второй держит эту... за руку. Как хватило выдержки не сделать гадость обоим?

Алька молча вышла. Вечер был убит напрочь: — Пошла я спать, извините, голова разболелась.

Мишка вскочил, пошел за ней и в коридоре ехидненько так спросил: -Ревнуешь, что ли?

-Было бы к кому!..

Первое время Алька усиленно ждала писем, каждый день проверяя ячейку на букву "Ц", письма были, писали ребята-одноклашки, самые лучшие в мире друзья, служившие в разных концах страны, писали девчонки, а самого нужного письма так и не было...

А в октябре стало ясно — беременна. Вот тут и сникла Цветик, полностью, не стало искрометной, брызжущей весельем Альки, появилась поникшая, печальная, резко схуднувшая девушка.

— Цветик, ну не сошелся на таком свет клином! — говорила ей Валюха, — ну не грусти, сколько их таких ещё будет?

А Цветик усиленно размышляла — рожать к концу мая, осталось учиться ноябрь, в декабре месяц преддипломная практика, потом диплом чертить и в феврале выпуск. Поскольку одежда на ней стала болтаться, живот можно будет скрыть, никому не надо объясняться, никому не попадет, а вот распределение... тут беда.

Свободный диплом, все уже точно знали, будет только у одной девчонки, и то потому, что её муж служил в Венгрии.

Да и дома, в небольшом уральском посёлке Медведка, где все друг друга знают, будет много сплетен и разговоров — нагуляла, гулящая, и прочее, — не исключено, что доброжелатели в проститутки запишут. Мать опять же грызть сильно будет и нудить... Аборт делать Алька не собиралась, не сможет она потом жить, деточка ни в чем не виноват, это её глупость и ей за это отвечать. Мише писать, что беременная? Что-то мало верится уже в благородство, да и все было по согласию, и смысл?

-Валь, пойдем, прошвырнемся, а? — попросила она Поречную.

В парке сели на скамью, усыпанную вокруг красно-оранжевыми листьями клёна. -Валь, я.... — Алька сглотнула и как с обрыва бросилась, — я беременна.

— Ох! Цветик! — Валька, одна из немногих, знала Цветикову ситуацию: они с братиком выросли без отца. Мать, немного ветреная, мало уделяла внимания им, все пыталась найти себе мужчину для жизни, а они какие-то не те попадались, вот и была она, похоже, в вечном поиске. Росли они с братиком, как трава при дороге. Братик же последний год в школе, и поскольку учился хорошо, даже не возникало вопроса, кто будет на следующий год учиться, Сережка или Алька у которой до беременности где-то теплилась мысль на заочном отучиться дальше.

-Цветик, милая, может, аборт?

-А как потом с этим жить?

— А если Мишке напишем, может он..?

— Валь, ну какое "может", сама же видишь, — Алька грустно улыбнулась, — ни письма, ни весточки...

Долго сидели молча, дни стояли на самом деле волшебные, бездонное осеннее голубое небо, тихий шелест падающих листьев, золото берез и разноцветье клёнов, вся природа была успокоительно-умиротворенной, казалось, что всё будет хорошо...

-Валь, я наверное пойду к Малышевой, поговорю, она тётка серьёзная, может что и присоветует?

-Я с тобой! Давай её пригласим в нашу кафешку, днём там всегда народу мало, это вечером не протолкнешься, а так хоть мороженого спокойно поедим!

Валюха за мороженное, как говорится, могла отдать душу, а Алька его не любила, и всегда получалось, что мороженое брали на двоих, Алька клюнув несколько раз, пододвигала вазочку Валюхе.

Так и сделали. Через пару дней все трое сидели в кафешке, Малышева с удовольствием съев несколько разных шариков, с улыбкой наблюдала за девчонками.

— Елена Борисовна, мы всегда так едим, я как-то не любитель мороженого.

— Колитесь, девочки, я так думаю, что грозную училку вы попусту в кафе бы не пригласили?

-Да, нам очень требуется ваш совет, — начала Валюха.

-Валь, давай я уже расскажу?

И Алька, волнуясь, переживая всё заново, рассказала Елене Борисовне свою проблему, та долго-долго молчала.

-Я понимаю, моя вина. Моя ошибка. Ни на кого не собираюсь перекладывать, мне бы подсказка нужна. Вот у нас в соседнем посёлке есть пекарня, может, если я сумею договориться, они пришлют запрос именно на меня, такое не пройдёт?

-Альбина, давай я подумаю, хотя бы пару дней. Вопрос о том, чтобы избавиться от ребенка даже не поднимается?

-Я думала-думала, есть риск, что больше может и не быть детей, да и жестоко так поступить с ним,— Алька как-то горестно усмехнулась, — плод любви, правда, односторонней, но... не смогу я.

Ещё посидели, попили кофе с пироженками. Алька, правда, не ела, у неё резко пропало желание есть сладкое, а вот кисленькое, это да.

— Спасибо, Вам Елена Борисовна, за то, что выслушали и не стали осуждать меня, — сказал Алька, прощаясь.

Малышева же вот уже третий день прокручивала в уме Алькину историю: и жалко было глупышку, и зло брало на неведомого офицера, и, представляя что ждёт Альку впереди, она ежилась. К вечеру третьего дня собралась с духом, достала старую записную книжку, сохранившуюся ёще с далёкой студенческой поры, найдя нужный номер телефона, долго сидела, не решаясь набрать...

Потом всё же позвонила. Пошли гудки вызова... один... второй... третий... -Досчитываю до пяти и кладу трубку, значит, не судьба, — подумала Елена, и тут трубку сняли.

-Алё? — голос принадлежал явно пожилой женщине.

— Здравствуйте, могу я попросить позвать к телефону Аркадия Ивановича?

— Аркаши сейчас нет, он будет часов в восемь вечера, что ему передать?

-Скажите, что Елена Малышева звонила.

Попрощавшись, Лена положила трубку. Не признаваясь себе, ждала восьми часов... Ни в восемь, ни в девять звонка не было. — Алька, Алька, мы с тобой обе невезучие! — грустно подумала Малышева, пошла в душ, и уже раздевшись, услышала звонок.

Завернувшись в полотенце, теряя тапки, рванула в комнату, боясь, что телефон умолкнет. Но телефон настойчиво звонил.

-Да? — сняв трубку, почти крикнула Елена и услышала такой любимый когда-то голос.

-Здравствуй, Леночка! Прости мою маму, она забыла мне сказать, что ты звонила, вспомнила вот только сейчас. Что-то стряслось? Тебе нужна помощь? Ты здорова? — он взволнованно засыпал её вопросами.

— Нет. Да. Нет, все нормально, — односложно отвечала Лена, едва справляясь с бешено бьющимся сердцем. — Аркадий, мне надо...

-Леночка, я в пятницу буду в Свердловске, кустовое совещание там, а часа в три освобожусь, сможем мы увидеться?

-Да!

-Значит, где и во сколько тебя ждать? Может быть, в ресторане посидим?

— Не хотелось бы, давай, в галерее, на Луначарского?

Он хохотнул: -Ты нисколько не меняешься, буду обязательно, в четыре?

— От четырех до пяти.

— Хорошо, буду очень ждать!

Попрощались. Елена задумчиво положила трубку, и только сейчас её начало трясти от холода. Быстренько добежав до ванной, долго отогревалась в горячей воде, трясло её долго, и виной этому был внутренний холод.

Леночка Малышева, хохотушка и заводила, черноглазая, ладненькая невысокая брюнетка, напоминающая статуэтку, ко всему относилась оптимистически, за легкий нрав и доброту её любили все однокурсники, учеба давалась ей легко, она успевала везде, казалось у этой девочки всё будет и дальше так хорошо и славно. С третьего курса их с Аркашей Славиным считали женихом и невестой. Одногруппники знали, что по окончанию института они поженятся, до диплома оставалось какая-то пара недель, когда случилось неприятное...

Леночка застала свою как бы лучшую подружку, полуодетую, сидящую на коленях у тоже полураздетого Аркаши. Разбираться, истерить, она не стала, просто молча ушла. Диплом защищала в сомнамбулическом состоянии,защитив и получив его,сразу уехала домой. Одногруппники, Аркаша, куратор, все пытались ей что-то объяснить, она никого и ничего не слышала — одна мысль была в голове: скорей, скорей уехать! Что-то сломалось в её душе, она перестала испытывать какие-то эмоции, вместо хохотушки Леночки,стал какой-то равнодушный автомат, не было ни боли от предательства, ни обиды... ничего.

Потом заболела и уже не поднялась мама, Лена пять лет ухаживала за ней, та печально смотрела на неё, испытывая огромную вину за свою немощность:

-Леночка! Ты бы отвлеклась, сходи с Валерой в кино хотя бы. Валера-сосед, долго и упорно ждал Лену, оказывал всяческие знаки внимания, но ледяную корку пробить не смог, женившись в конце концов на молоденькой девчонке. А Лена, схоронив мать, внезапно осознала, что ей уже тридцать пять... нет, она не стала бросаться в крайности, просто приняла это свое одиночество как данность и стала жить как и жила, просто и размеренно.

Несколько раз принимала ухаживания коллег, но вскоре ей становилось смертельно скучно, и романы затухали как сырые спички.

А вот эти девчонки из 56-ой,особенно Алька и Валька, так напомнили ей саму себя в двадцать лет, такие заводные, смешливые и веселые, они как-то встряхнули её, она с изумлением поняла, что ей стало интересно и наблюдать, и принимать какое-то участие в делах этой шумной группы. Вот и сейчас она с теплотой подумала, что Алька в своей такой бедовой ситуации пришла к ней за советом

Ближе к четырем у Лены начался мандраж — она никак не могла сосредоточиться, и директор Ольхин, внешне суровый, но добрейшей души мужик сказал:

-Иди-ка, Елена свет Борисовна, домой и, желательно, пешком, погоды пока стоят хорошие, вот и проветрись.

Лена шла неспеша, наслаждаясь нежарким уже солнышком, все медленнее и медленнее.

-А может, ну его, Аркашку? Страшно что-то, а Альке что-нибудь придумаем? А что придумаем, если приехав по распределению, ей через месяц рожать? Ну же, Лена, соберись!

Выдохнув,вошла в фойе и сразу же попала в плен внимательных серых глаз.Аркадий подлетел к ней, вручил букет шикарных роз и поцеловал в щеку.

-Боже, Леночка, ты стала ещё красивее! Я так рад тебя видеть... Может, ну её, галерею? Пойдем, погуляем?

— Да!

Пошли неспешным шагом в сторону так любимой многими свердловчанами плотинки. Аркаша рассказывал про однокурсников: что, где, как? В силу своей работы он много ездил в командировки, на семинары, встречался и общался со многими. Рассказал, что их 'классного няня', Заславского дети увезли жить в Израиль, а он, уезжая, плакал, не хотел бросать родину. Шедшие навстречу люди, особенно женщины, любовались такой красивой парой и с завистью поглядывали на розы.

-Леночка, ты озябла, пойдем погреемся, — Аркаша потянул её в недавно открытое кафе "Шоколадница" по типу московского, отличающегося невообразимыми десертами и такими же ценами.

-Аркаш, тут слишком дорого!

-Леночка, мы с тобой уже не студенты, получающие сорок рублей стипешки, пойдем.

Пока Лена наслаждалась горячим шоколадом, он не сводил с неё внимательных глаз:

— Так что у тебя за проблема?

Лена рассказала об Альке.

-Кто тебе эта, как я понял, наивная девочка?

— Одна из моих самых любимых за все время учениц. Светлая, добрая, оптимистка невероятная, ты же в своем "Пермьхлебе" немалый вес имеешь, может сможешь устроить такой запрос? Они пару дней назад спонтанно устроили первокурсникам( у нас традиция — выпускная группа шефствует над восьмиклашками-первокурсниками)такой великолепный праздник... Обычно приглашают кого-то из бывших выпускников, поговорят, чай попьют и все, — при слове чай Аркадий как-то странно поморщился, — а эти неугомонные придумали всякие розыгрыши, конкурсы, какие-то простенькие сувенирчики, пригласили Риту Васюкову. Она, при всей своей занятости, с большим удовольствием поучаствовала. Думала, что такую вечеринку пару недель готовили, а оказалось, девчонки придумали за вечер .

-Рита? Комсорг курса?

-Да, она на бисквитке работает, а Алька там практику проходила, вот и приглянулись друг другу.

-Рита, такая вся спортсменка, комсомолка, красавица недоступная?

-Что ты, она такая открытая, мать троих славных детишек: дочка и два оторвы-близнеца, мы с ней видимся иногда.

— Хотелось бы увидеть твою Альку, пообщаться. — Когда?

-Да хоть завтра! Так, — он взглянул на часы, по-мальчишески улыбнулся, — на поезд свой я благополучно опоздал, надо домой позвонить, мама будет усиленно придумывать страхи. Она у меня совсем сдала, старенькая, прибаливает часто, да и память, вот, подводит. За нас с Джеем, переживает всегда.

— А жена?

Он печально взглянул на неё:

-Во всем мире есть только одна женщина, которую я хотел, хочу и буду хотеть назвать своей женой — ты.

— Зачем?

— Что зачем?

— Зачем ты мне врешь?

-А меня все эти годы гложет то, что любимая моя девушка даже не попыталась кого-то спросить, что же тогда было на самом деле?

-А надо было? Все и так ясно было? — она поежилась как от озноба.

-Я тогда к тебе пришел пораньше, сюрприз, дурак, сделать решил, кто ж знал, что ты на автобус опоздаешь, а мне по-простому предложили чаю... Чаю, — он передернулся. — Я с тех пор его не пью, и была в том чае какая-то дрянь... меня неделю в больнице под капельницами держали выводя эту дрянь из организма. Зависть это была, банальная зависть. Как же, какая-то Ленка Малышева, из небогатой семьи отхватит мужа с красным дипломом и престижной работой, никто ж не сомневался, что я выберу Подмосковье. Я был в каком-то параллельном мире, ничего совсем не помню, она ж только рубашку и сняла, а на что-то ещё я был не способен, меня же оттуда на скорой увезли. Только вот ты... тебе, как оказалось, я был не очень-то и нужен... Да, дела минувших дней... Заславский, как говорится, встал на уши — защиту диплома ей завалили, повторную тоже, Иосиф Аронович сказал, что подлость надо наказывать. Вот так... Пойдем, с переговорного звякнем матери, а потом поищу гостиницу.

Как-то быстро поговорив с матерью, Аркадий, хитро поглядывая на Леночку, наменял в кассе монеток по пятнадцать копеек и потянул её в кабинку. Шустро, проговорив приветствие кому-то ответившему ему, протянул трубку Леночке.

— Она с удивлением взяла её и услышала такую знакомую речь: -Очень рррад!

Букву Р, как бы катая конфетку во рту и проглатывая часть буквы, произносил только их любимый классный нянь-Заславский.

-Иосиф Аронович, здравствуйте, это Лена Малышева!

И оглохла от радостного: -Леночка? Рррад, очень рррад, что вспомнила прро старрика!. Он радостно гудел в трубку, Лена тоже сияла, а Аркадий уткнувшись носом ей в макушку, казалось, не дышал. Заславский приглашал в гости в любое время года, шумно радовался, попросил номер телефона Лены, пообещал непррременно звонить.

-Ты мне, девочка, принесла радость!! — на прощание сказал он.

Выйдя из кабинки, Лена в восторге поцеловала Аркашу в щеку:

-Спасибо! Я так счастлива !

Аркаша же, подхватив её, закружил по залу. От группы студентов, сидящих в переговорном зале послышались аплодисменты. -Лена засмущалась: -Пойдем скорее на улицу.

На улице уже стемнело, зажженные фонари отражались в воде пруда, было тихо и пахло мокрыми листьями. -Славный такой вечер у нас получился, давай я тебя провожу и потом пойду искать, где переночевать.

-Так, — и словно бросившись с обрыва, Лена произнесла, — поехали ко мне, время позднее, я виновата, что задержала тебя, места у меня хватит.

. В такси Аркадий осторожно взял Лену за руку и не отпускал, когда она захотела вытащить, молча доехали до ее улицы, попутно зашли в магазин. Лена, смущаясь, сказала, что она почти не готовит себе и кроме фруктов и геркулеса, ничего не держит. Аркаша же, пользуясь такой возможностью, набрал аж два пакета, мотивируя тем, что мужчина голодный — это катастрофа. Вот и пошли неспешно... Лена поймала себя на ощущении, что идут они как давнишняя семейная пара... "Да, помечтать не вредно!" В её уютной двушке Аркаша, сразу же приметив и порадовавшись про себя, что мужских тапок не имеется, пошел на кухню:

-Лена, позволь, я приготовлю ужин, — легонько отстранил её от плиты. Сняв свитер, закатав рукава рубашки и повязав фартук, он выглядел таким домашним... Лена опять одернула себя. -Пойду, приготовлю тебе постель! — смутилась и ушла в зал. Пока разобрала диван и возилась с бельем, с кухни стали доноситься ароматы жарящегося мяса, а войдя на кухню, увидела на столе уже приготовленный салат, нарезанный сыр. Аркаша сосредоточенно мешал что-то в небольшой кастрюльке.

-Я соус свой фирменный делаю, надеюсь, тебе понравится, — не переставая мешать проговорил он, — тут еще минутки две надо помешать и будет готово.

Лена взяла заварочный чайник и стала насыпать туда чай вместе с какими-то травками:

-Грешна, люблю вечерком смесь чая с травами попить!

Ужин получился и вкусным и тёплым, Аркадий даже попросил налить и ему чаю.

-Попробую твою смесь.

Попробовал, посидел, проверяя свои ощущения:

— Знаешь, неплохо, учитывая, что я столько лет его на дух не переносил, я бы сказал, даже, здорово, наливай ещё!

Лена посмеялась:

-Я же первая отпила чай, да и засыпала при тебе, не бойся!

-Я из твоих рук все приму, — очень серьёзно сказал он. — Лена, я тебя ни в коем случае не хочу к чему-либо принуждать, но наверное, не зря нас с тобой опять свела судьба, может, сможем мы с тобой плюнуть на прошлые ошибки? У меня за это время ни разу не возникло желания связать с кем-то свою жизнь, все как-то не дотягивали до тебя. Я монахом не жил, но и какие-то длительные отношения не завязывались, не то чтобы я всех сравнивал с тобой, нет, откуда-то твердо знал: ты — это ты, и кроме тебя, жены быть не может. Милая, я знаю, что тороплюсь, но я столько лет ждал мгновения, чтобы сказать это тебе. Прошу тебя, не руби с плеча сейчас, дай нам обоим шанс!

Она долго молчала, Аркадий же неторопливо пил чай и ждал.

— Знаешь, страшновато, но... а, чем черт не шутит... давай! Только не торопи меня, ладно?

Вот на такой оптимистической ноте и разошлись. Аркадий как-то быстро уснул, а Лена в своей такой уютной всегда кровати, вся извертелась, никак не могла заснуть, думы окаянные замучили, в конце концов плюнула на всё — "чему быть, тому и быть" и, наконец, уснула.

Проснувшись от запаха кофе, недоуменно подумала: откуда? Может, кажется? А потом услышала негромкое звяканье ложек за дверью и вспомнила: "Аркаша! Проспала!" Накинув халат, вышла из комнаты и попала в объятья мужчины:

-Доброе утро, спящая красавица! — Он умудрился легонько поцеловать её в щеку. — Надеюсь, в скором времени я буду каждое утро любоваться такой вот заспанной, взъерошенной Леночкой? Кофе готов, быстренько умываться и пробовать мой любимый рецепт.

Умытая, немного смущающаяся Лена, сначала осторожно хлебнула кофе, а потом не удержавшись, начала пить:

-Слушай, это так необычно, но вку-усно! — протянула она. — С солью я никогда не пробовала, соль как бы оттеняет вкус! Великолепно!! Ну что, я звоню Альке?

— Да, поговорим с ней, потом, пользуясь погожей погодой, погуляем?

Дозвонившись до общежития и попросив дежурного вахтера передать Цветковой ей позвонить, вели неспешные разговоры.

Алька прозвонилась быстро, и узнав, что надо подъехать, сказала, что в течение часа будет, как всегда, с Валькой.

. И Лена даже не представляла в каком напряжении находился Славин, как он изо всех сил сдерживался и старался казаться невозмутимым. Ему становилось страшно от того, что Лена могла сказать 'Нет!' Сам себя мысленно нахваливал, что догадался позвонить Заславскому. Ароновича любили нежно и очень ценили его заботу. Прошедший всю войну, трижды раненый, он сохранил в своей душе много тепла и щедро делился им со своими студентами, вот и Леночка растаяла от одного звука его голоса.

Сейчас же, сидя напротив своей Леночки — а он твердо уверился, что теперь-то она точно будет его, ждал неведомую Альку и ясно понимал, что если он сможет ей помочь, то Лена намного быстрее согласится стать его желанной, такой долгожданной женой.

-Однолюб, ты, Аркашка, оказалось. Вон, как встрепенулось все вчера при виде её, а и погусарить захотелось, и подурачиться... Хорошо! — подумалось ему.

Алька оказалась совсем не такой, как ему подумалось: худенькая, невысокая, глазастая, такая обычная девчушка, только вот притягивали внимание глаза — цвета потемневшего моря и очень грустные. Валька же, наоборот, полная противоположность: высокая, яркая, заметная, шумная. Видно было, что девчонки понимают друг друга с полуслова, и дружба их не показушная.

Лена увлекла Вальку на кухню, а Аркадий сидел и думал, как начать разговор.

-Вам, наверное, Елена Борисовна обрисовала мою ситуацию? — волнуясь, начала Алька.

-Да, только я не представляю где эта Медведка?

-Чусовской район, ближе к Кушве.

-Так-так, горнозаводская ветка?

-Да!

-Хмм, надо подумать, заявку именно на тебя от 'Облхлеба', точно, пошлем, а вот дальше? — Он задумался. — Медведка. Медведка. Что там рядом из более крупных поселков?

— Пашия.

-Во! Я думаю откуда у меня чувство, что что-то знакомое? Так-так. У нас отпочковывается как раз этот район, уже точно Пашия будет Горнозаводском, а это уже легче, была у меня там знакомая, если она на старом месте, то, думаю, сумею с ней договориться. Надо подождать, недели так две-три, как только что прояснится, я сообщу Елене.

-Спасибо Вам, Аркадий Иванович! — глаза у девчонки немного повеселели.

-Ох, Альбина, ты такую тяжесть на себя берешь! — искренне посочувствовал ей Славин, — маленькое поселение, всегда сплетни, грязь.

-Не я первая, — грустно улыбнулась Алька, — деться-то некуда, отработка будет, а малыш только родится, вот, и придется дома жить, надеюсь, что мамка согласится хоть немного с малышом посидеть.

С кухни потянуло запахом выпечки...

-О, дружить с пищевиками — здорово, всегда вкусненьким побалуют, — улыбнулся Аркадий, заходя в кухню. И столько нежности было в его взгляде на Леночку, что у Альки внутри всё сжалось — на неё-то вряд ли кто так посмотрит. Но и искренне порадовалась за Малышеву, которая просто помолодела, стала сейчас не суровой предподшей, а подружкой, ненамного старше их с Валькой.

Все трое: Елена, Аркаша, Валюха — наслаждались кофе с выпечкой. А Алька с огромным аппетитом наворачивала соленые огурцы. Славин заливисто смеялся:

-Леночка, какие у тебя выгодные гости, не надо придумывать разносолов, огурцов хватает.

Алька смущалась, но тяга к огурчикам перевешивала все, немного посидев, девчонки стали прощаться.

Малышева сунула Альке трехлитровую банку с огурцами:

-Съешь, ещё дам, банку только верни.

-У нас их много скопилось, все привезем Вам.

-Аркаша, получится ли что-то?

-Лена, помнишь Лешникову?

— Зою Петровну, да!

— У неё лет десять назад сын в аварии погиб, она не смогла жить, где всё о нём напоминает, и уехала на малую родину, как раз в районный центр твоей Альки. Выйду на неё, если надо будет, съезжу, думаю, договоримся.

-Аркаш, ты... — Леночка обняла его и поцеловала в щеку.

-Ну, уж нет!

Славин начал её целовать. -Боже, как я по тебе исстрадался!

Она ответила, и вскоре оба, забыв обо всем, целовались, казалось, припали к роднику с необыкновенно вкусной водой.

Такой кайф прервал длинный телефонный звонок.

— Межгород, странно? Алло? — взяла трубку Лена.

-Здравствуйте, Леночка, Аркашка, негодник у вас?

— Да! — растерянная Лена протянула трубку Славину.

-Да? Да, мамуль, все нормально! Да, да, надеюсь, совсем скоро. Где ты телефон взяла и как вычислила меня? — послушал ответ, засмеялся, — ты у меня прямо шпион. Да, да, непременно, завтра к вечеру. Всё, целую. Да, передам!

Положил трубку: -Ох и мамка, вычислила ещё вчера, что мы с тобой встретились и вместе 'по голосу — он у тебя радостный как никогда, сынок, был'. Нашла твой телефон через межгород, вот и звонит. Интересуется, когда с тобой познакомится? Просила тебе передать поклон и 'мальчика моего не обижать'.

И опять "мальчик" прижал её к себе:

-Не отпущу!!

И получился вместо прогулки крышесносный день: они упивались друг другом, изучали, гладили, спешили насладиться друг другом, старались слиться как можно сильнее...

Очнулись уже вечером — жутко захотелось поесть.

-Леночка, ты решись поскорее, мне тебя даже на день отпустить будет трагедией, я так по тебе исстрадался. Я может только и начинаю жить, — он притянул её к себе и усадил на колени. — Я страшный собственник, мне до смерти надо видеть, трогать, ощущать тебя ежеминутно.

— Аркашка, солнышко, — прижалась поплотнее к нему Лена, — давай потом подумаем, сейчас мне только одного хочется — тебя потрогать, погладить...

— Леночка, давай чуть поедим, а? — жалобно попросил Славин.

— Вот, мужики, весь настрой своим голодным пузом сбивать можете.

— Где ж у меня пузо, я без тебя совсем стройный, вот откормишь если... буду толстым, сытым и... — он засмеялся, — ленивым.

-Тогда я тебя поменяю.

— Вот так, дурачась, кормили друг друга. Теперь уже неспеша изучали друг друга, и не было никого в этом мире кроме них, их нежности и восхищения друг другом. Потом, уже под утро, Аркаша, целуя свою засыпающую Леночку произнес:

-А ведь Алька твоя, как талисман для нас, если б не она, я бы так тебя и не обрёл.

-Угу! — пробормотала Леночка и уснула. Аркадий же долго прислушивался к мерному дыханию, улыбался и затопляла его изболевшееся сердце волна нежности и обожания.

ГЛАВА 3.

В понедельник Ольхин удивленно смотрел на Малышеву:

-Елена Борисовна, ты что ли в косметическом кабинете два дня зависала? Шикарно выглядишь!

-Спасибо, Евгений Дмитрич, я старалась! Елена, казалось, летала над землей, Аркадий каждый вечер звонил, его боевая мамулька не вытерпела, позвонила:

-Леночка, я женщина старая, больная, любопытная, жду Вас в пятницу вечером у нас в Перми, надо оччень серьёзно поговорить!! — И тут же, съехав с официального тона, — Леночка, приезжайте поскорее, жажду с Вами познакомиться, Аркаша тоже будет рад.

И собралась Малышева в Пермь. Аркаша сияя, сказал: -Матушка заждалась уже, эта неделя прошла под знаком усиленного любопытства.

Мамулька оказалась пухленькой, уютной такой бабулей, с живыми глазками. Она так искренне обрадовалась Лене, что та растаяла, как-то вмиг завязался общий разговор, бабулю интересовало всё-она с одинаковым любопытством слушала и про студенческие годы, и про дальнейшую жизнь, и про Альку тоже.

-Жаль девочку, но я всегда говорила и скажу так: значит, Господь отвел. Значит, не её это судьба и суженый! Как говорит мой духовник, отец Никон, мы в этот мир приходим для испытаний: кто-то выдерживает с честью, кто-то с трудом, а кто-то и ломается, даст Бог, девочка сумеет выдержать свои испытания. А то, что они предназначены каждому, в этом нет сомнений. Ты, Леночка, подоходчивее ей это обскажи, что суждено, ведь не обойдешь-не объедешь. Так, ребятушки, годы мои не молодые, здоровье тоже не ахти, вы как хотите, а до внуков мне доскрипеть надо, не затягивайте! Хочу уйти успокоенной, зная, что Аркашка не один на этом свете будет, и продолжение нашей фамилии растет. Я человек простой, лукавить не буду, хотите — вместе со мной живите, нет — тоже не осерчаю. Но только прошу, здесь, в нашем городе, сынок, работу Лене присмотрел?

-Мам, ну чего ты торопишь Леночку? Ей надо подумать!

-А что думать-то? Вы друг друга любите, нашлися, вон, значит, судьба! Пойду я на боковую, вы порешайте что и как, а к лету внука или внучку жду!

А Алька поехала домой на нелегкий разговор с матерью. Настраивалась на крики и ругань, но к её великому удивлению, ничего этого не было — мать долго-долго молчала, потом тяжело вздохнула:

-И что тебя угораздило в такого влюбиться? Дочь повторяет судьбу матери говорят, я, вот, одиночка при живом муже, и ты туда же. Ладно, — видя что Алька прячет трясущиеся руки под теплую шаль и никак не согреется, — что уж я, враг своей дочери, что ли? Если получится у тебя с распределением, вырастим внука, работать будешь, моя пенсия, вытянем! Сережку, вон, отец обещал помогать учить, если в институт сможет поступить.

-Да ты чё? Объявился?

-Письмо сыну прислал, вспомнил, что ему семнадцать, ладно, только, вот, давай придумаем, отец твоего ребенка где? Я подумаю, чтобы заткнуть рты всяким Кухтинским.

Кухтинская Броня была поистине ядовитая баба, горе всего посёлка — никто не мог сравнится с ней в ругани и сплетнях, а к Цветковым она просто пылала ненавистью. Дочка двоюродной сестры Зои, Людка, приходящаяся самой что ни на есть родней Рите — Алькиной матери, всегда отличалась блудливым нравом и похождениями. А Стасичек, как называла его мамаша, долгое время имел с Людкой тесно-интимные отношения. Броня истерила, поливала Людку грязью, скандалила, догадалась вымазать калитку дегтем... ничего не помогало, Стасичек не отлипал от Людки, и естественно, Броня возненавидела всех Цветковых.

Когда полгода назад Людка, на удивление всему поселку, вышла замуж за газовика (тянули газопровод куда-то на Украину, работали мужики со всех концов необъятной страны) и уехала в Молдавию, Стасичек страдал, а Броня сияла. Стасичек, такая мерзко-смазливая рожа, был липко-подленьким, умел незаметно стравить меж собой ребят местных, всегда успевал вовремя свалить, если становилось ясно, что будет драка. Мамашка отмазала его от армии, 'временно, по причине болезни' — ага, медвежьей — смеялись в посёлке. Мало кто с ним дружил, ребята местные, наоборот, в армию шли с охотой, тех, кто не служил по причине 'болезни', просто презирали. Были в его окружении три таких недалеких, сильно попивающих, "старых дев", которых прозвали так из-за их возраста. Всем было за тридцать, а желающих выйти за них замуж все не находилось.

-Ты, пока пузо на нос не лезет, доучишься, а там видно будет.

В общаге сразу же набежали девчонки. Всегда так было: кто что привозил из дома — делили по-братски, тут же почистили и поставили жариться картошку, открыли литровую банку грибов, оценили квашенную капусту и, поставив три чайника, сели обжираться домашними припасами. Напившись чаю с земляничным и малиновым вареньем, начали болтать — больше всего разговоров было про преддипломную практику. Долго рассуждали, где лучше и кому куда желается.

-Аль, чё молчишь, как партизан? — влезла в Алькины постоянные думы излишне любопытная Витищенко.

— Да, буду проситься здесь остаться, мать что-то неважно себя чувствует, — сжимая в кармане халата фигушку и мысленно прося прощения за вранье у того, кто на небесах, проговорила Алька. — Домой, вот, почаще поезжу.

-А-а-а, я думала ты поближе к Москве, типа, в Звенигород.

-Туда же круглые отличницы поедут, с четверками там делать нечего, хотя Веруня, вот, говорит, что самый обычный хлебзавод, ничего современного, всё как и везде, только и форсу, что Подмосковье, в Москву можно поехать, недалеко.

— Да ладно, вы с Валюхой у Малышевой, вон, в любимчиках ходите, что она вас не отправит, куда хотите?

— Завидовать грех, — тут же отозвалась резкая Валька, — месяц погоды не сделает, так что не брызгай слюной, Алька останется здесь. А я, может, и не Звенигород выберу, а вон, Тюмень.

— Девки, девки, не ссорьтесь! — влезла Кома. Была в группе простецкая, немного наивная, попадающая в смешные ситуации, Тома Комарова, с легкой руки Черепашки, переделанная в Кому Томарову. -Ты, Танька, чё заедаешься? Осталось учиться всего ничего, а потом и неизвестно, когда встретимся. Может, совсем никогда не увидимся больше. Девки, как же я без вас скучать буду! А давайте, давайте, на блюдечке погадаем?

Шустро разобрали стол, помыли разнокалиберную посуду, нарисовали на ватмане цифры и буквы и уселись вокруг... Непонятно под воздействием чего, может даже и исходящих от пальцев биотоков, но блюдечко начало крутиться, останавливаясь на буквах или цифрах. Все увлеченно спрашивали его про мужей — как будут звать, сколько лет и прочее, про детей, про все-всё. Одна только очень серьезная и малоразговорчивая Валя Лосева, комячка, сидела поодаль на кровати и усиленно вязала какую-то салфетку.

Валька спросила как будут звать мужа у Альки, Витищеноко хмыкнула:

-Небось, Мишка?

А блюдце написало: — "Саша".

-Не, так не честно, Алька руку не прикладывала, врет поди? — неуёмная Танька достала, и Алька дотронулась пальцами до блюдечка, ответ вышел такой:

-"Я уже сказал-САШКА!"

И вдруг, резко забегав, блюдце начало писать матерные слова: — "Сука, б... пусть уйдет!"

Все подумали на Витищенко, которая уже даже размером мужнина достоинства успела поинтересоваться.

-Я? — спросила Витищенко.

— "Нет, Лосева!"

У той выпал из рук крючок и ошарашенная Валя переспросила:

-Я? Но я же ничего не спрашивала у тебя.

Иринка Ананьина вспомнила:

-Девки, нельзя никакую работу делать при гадании.

Валя отложила вязание, а остальные все пытали блюдце, что и как. Наконец, блюдце перестало вертеться напрочь, и из 35-ой комнаты ещё долго доносились взрывы смеха.

Разошлись, все так же гомоня, Валька спросила у Цветика:

— Что мать сказала?

-Знаешь, неожиданно, не орала и не плевалась. Наоборот, сказала, что будет помогать.

-Валь, — залетела Кома, — пойдем, покурим! Цветик, ты, вот, несовременная, все после большой практики стали курить, а ты все никак!

— Если мне не нравится, зачем начинать?

-Ты прямо, как старая сорокалетняя баба, рассуждаешь.

Валька, вздохнув и закатив глаза — от Комы не отвяжешься — пошла с ней в курилку.

Залетела румяная с мороза и сияющая после свидания со своим Уфимским солдатиком, Лариска: -Цветик, он меня замуж зовет!! В меру полная, на голову выше Альки, староста закружила её по комнате.

-Поздравляю, ты согласна?

— Сказала, подумаю, но Вазир очень мне нравится, я ещё с мамкой поговорю. Но до весны все равно ничего не получится, он вот-вот отслужит, уедет в Уфу. Пока на работу устроится, пока с учебой определится, его обещали восстановить, но, кто знает, что было за эти два года, может, все изменилось? Одно радует, у него однушка от бабули осталась — жить есть где!

Пришедшие из курилки девы долго фантазировали на тему молодой жены, проржали, пока из соседней комнаты не стали стучать в стенку.

— Все, все. Спим!!

Неделя прошла, на следующей все разъезжались, Малышева позвала девчонок в кабинет:

-Девочки, здесь поговорить не удастся, — к ней поминутно заглядывали отъезжающие, — вечером, часов в семь приезжайте ко мне.

— Неудобно, Елена Борисовна, вам надоедать!

-А в кафешках ваших пить коктейль удобно? И ладно бы коктейль был стоящий, а то почти всегда один портвейн!

При слове портвейн Алька судорожно сглотнула:

-Извините, даже слышать про выпивку не могу — тошнить начинает.

-Все, идите, жду!

Выйдя, натолкнулись на Витищенко:

-Ну, чё я говорила, ходили, просились куда получше?

-Отвали, а?

-А чё отвали? — явно нарывалась та, — подумаешь, офицера она заимела, который к тому же и не пишет, да и невеста у него давно... имеется, — как-то заторможенно проговорила последнее слово Витищенко, глядя испуганными глазами за спину Альке.

-Витищенко, я так жалею, что не отчислил тебя после третьего курса, мать твою пожалел, а, похоже, зря! Чем сплетни собирать и распускать, лучше бы об учебе больше думала. Какое тебе дело до того, кто и у кого есть, за собой надо смотреть, а не кивать на других, еще раз увижу, что плюешься ядом... и вместо диплома, выйдешь со справкой!

— Простите, Евгений Дмитрич, — бледная, вся враз поникшая Витищенко опустила глаза вниз.

-Что ж ты такая завистливая-то, а? — Директор тяжело вздохнул. — Иди, подумай о моих словах!—

-Аль, пошли!

-Да-да, мы же с тобой хотели в пельменную смотаться, — нашла в себе силы спокойно проговорить Алька. Вышли и тут Альку стало колотить:

— Всякое дерьмо...

— Цветик, не хотела тебе говорить, Витищенко постоянно пишет Анне, а зная её любопытство, ... ты сильно расстроилась из-за невесты?

-Даже и не знаю, что-то надломилось во мне, той ослепляющей любви уже нет, да и наверное, правда, большое видится на расстоянии. Пошли, пельмешков хочется. Давай договоримся, нет в моей жизни ни Анны, ни Тонкова — и не будем про них вспоминать!

А Тонков готовился к свадьбе, и случилась эта свадьба по залету. Прапорщик Сергеев фактически снял его со своей, жаждущей получить любого из холостых лейтенантов в мужья, дочери. Вот и влетел красавец-гусар в дерьмо на полном ходу, подвыпили с ребятами хорошо, и понесло его на подвиги, смутно помнил он события того вечера, а когда проспался, вызван был к командиру, и обязали его жениться на обесчещенной девушке. Чести правда там уже не было давненько, но кого волнует, факт налицо и вперед.

-Да, бумеранг вернулся, я всегда ржал над бедолагами, а сам это же получил, — с усмешкой сказал своему верному Завиновскому Мишка. — Лучше б я тогда на Альке женился, там хоть честь была... А, не смертельно! Верности от меня она не дождется. А так хоть залета больше не случится.

Свадьбу сыграли на Новый год, невеста цвела и пахла а жених... просто тупо напивался. Как-то приелась ему жена за неполный месяц, "глаза б на неё не глядели" — проговорился он Толику.

Ближе к концу вечера Тонков решил подколоть Авера, что стоял рядом покуривая:

-Ну что, Авер, теперь только тебе жениться осталось, да Чертову, остальные все окольцованы? Зная, что у Сашки нет даже девушки, решил "наступить на любимую мозоль", и получил ответ:

-Теперь точно в отпуске женюсь, соперник, вот, отвалился, теперь не упущу.

— Соперник у тебя был?

-Да.

-Здесь, у нас? Странно, у тебя ж даже бабы не было для физиологии? И кто же он?

-Да ты, Миша, ты!

-Не хочешь ли ты сказать, что Светка тебе..?

-При чем здесь Светка, я про подсолнушек говорю, девочку такую светлую, Алю.

И столько тепла было в голосе Аверченко, что Тонков поперхнулся дымом.

-Ха, ты думаешь, она тебя ждет? Небось, давно уже во все дыхательные и пихательные... — и задохнулся от удара в живот.

— Грязь-то не лей, что ж так из тебя дерьмо-то поползло?

Сплюнув, Аверченко пошел к себе. А Тонков вдруг как-то ясно понял, что гадость он сказал только от того, что разум затопила какая-то черная ревность. Весь оставшийся вечер он был мрачнее тучи, мало улыбался и волком смотрел на Анну. Та зазывно улыбалась, явно не понимая, отчего это такой всегда веселый и обаятельный Миша Тонков, казалось, готов её покусать.

Гости расходились, Тонков пошел на КПП — проводить мужиков из соседней части, бывших на свадьбе, когда подъехало позднее такси и из него выбрался, тяжело опираясь на палку, капитан Ковшов, успевший получить ранение в первые же дни пребывания в Афганистане и отлежавший два месяца в госпитале.

-Здорово, капитан!

— Здорово!

-Давай я тебе чемодан донесу.

Приноравливаясь к неровному, рваному шагу капитана, Мишка спросил:

-И как там?

-Как видишь, стреляют! А ты чего ребят провожал, сабантуй какой?

— Женился я!

— Да? Поздравляю! Девочка хорошая! Светлая такая!

— Кто, Светка Сергеева светлая? — поразился новоиспеченный муж.

— А, вот ты на ком... Я подумал про ту девчушку, что летом улетала от тебя, плакала она всю дорогу до Москвы.

И Тонков взбеленился (сговорились все, что ли, про Альку напоминать?):

-Побольше поплачет, поменьше пописает! — со злостью выговорил он.

-Зря ты так, — с какой-то грустью выговорил Ковшов, — слезы и пот, они соленые, даже горько-солёные! Проверил на себе. О, увидела! — к нему, раскинув руки, бежала его жена, и столько счастья было на её лице, что где-то внутри у Мишки сильно и глубоко заныло.

И разладились у него приятельские отношения с Авером, да и Ковшов при встречах как-то холодно здоровался с ним. И раздражала до зубовного скрежета жена...

Быстро пролетел месяц преддипломной практики, встретили Новый, 81 год, Алька дома, Валька в Свердловске, в компании школьных друзей, Малышева у Славиных — все надеялись, что год будет спокойный и принесет что-то доброе.

Алька надеялась, что родится мальчик, уж очень не хотела она девочку — мужику все полегче в жизни, да и мать с Сережкой тоже ждали мальчика. Мать как-то рьяно взялась готовить пленки и подгузники. Серый нашел журнал 'Сделай сам' и упорно мастерил кроватку для племяшки. В технаре всех выпускников распределили по руководителям, Альке достался пофигистский мужик из проектного бюро, ему постоянно было некогда, консультации без конца переносил, Алька слезно просила Малышеву помочь хоть как-то, уж очень она не любила черчение... Та нашла недавнего выпускника, толкового парнишку, и тот за три вечера все разъяснил и помог вычертить основное.

Валюха, будучи из хорошо обеспеченной семьи — её папа был автоиспытателем — подарила Альке на Новый год красивую сиреневую кофту, связанную под пончо,

— Как раз живот не будет видно, да тепленькая она, будешь обо мне вспоминать каждый раз.

Обе сильно расстраивались, тем более, что в Караганде, где жили родители, был у Валюхи молодой человек, Витя Витман, который целенаправленно собирался переезжать в Германию.

Общежитские остались в меньшинстве. Все, кто жил поблизости, свалили по домам, приезжали только на консультации. Для Альки и Вальки настало золотое время, никто не любопытничал, никто не стоял над душой, красотень.

Валька постоянно вытаскивала Альку гулять, зима выдалась мягкая, морозы ниже минус двадцати пяти не опускались, вот и приходили они обе раскрасневшиеся и подуставшие, но довольные. Алька подуспокоилась, особенно когда внизу живота уловила слабое тиканье:

-Валь, — она смотрела огромными глазами, — Валь, там внизу как будильник затикал, зашевелился человечек!!

И после этого стала совсем спокойной, не реагировала на ехидные реплики появлявшейся на консультации Витищенко.

Кома подсуетилась, подлезла к ней и узнала, что Анна уже и не зовет её в гости, и с месяц, как не пишет ответы. Витищенко сильно рассчитывала к ней съездить, типа, раз уж Алька нашла себе офицера, то уж на Витищенко однозначно кто-то сильно отреагирует. Кома посмеивалась: -Да уж, за усиленное любопытство все мужики её будут.

. Елена Борисовна предала координаты Зои Петровны, и Алька поехала на встречу с ней: средних лет женщина, видная, но с такими усталыми глазами, сразу располагала к себе. Алька, обычно осторожная в общении с новыми людьми, как-то сразу разговорилась, да и что ей было скрывать?

-Вот и хорошо, что у нас с тобой сразу контакт получился, значит, должны сработаться. Насколько я знаю, выпускников вашего техникума хвалят, специалисты неплохие выходят. Давай определимся сразу, выпуск в феврале, март на отдых а в апреле приступать к работе, так?

-Да! Но я хотела бы сразу в марте попробовать, поработать хоть месяц-полтора, потом в конце мая родить и через месяц опять выйти на работу.

-А малыш?

-Мамка сказала, что будет с ним сидеть, она у меня на пенсию в пятьдесят лет вышла. -Храбрый заяц ты, девочка. А кормить как же?

— Наверное, сцеживаться буду, если нет, то смеси придется...

Зоя Петровна оставила Альку у себя ночевать, а утром потащила в больницу: -Давай на учет встанем, работать будешь здесь, вот и наблюдаться начнем сразу же.

Сдали анализы, прошли все процедуры обмера, обвеса. -Для такого срока вся динамика положительная, — подвела итог гинеколог. — Не переживай, Зоя Петровна, косточки у неё хорошие, родит быстро!

Пошли на хлебозавод, облазили все. Алька умудрилась пару раз дельные замечания высказать, Зоя повеселела:

-Сработаемся! — Вот на такой оптимистичной ноте и расстались.

. Валюха прыгала до потолка:

-Классно, Цветик! Мамка твоя правильно говорит: "Господь не без милости!"

Подошла защита, все было неплохо. Но на последних днях Альку ждал сюрприз — пришло письмо. На конверте красовался почерк Анны, отправителем же значился Тонков М.А.

-Странно, секретаря, что ли, завел? И о чем можно писать? — подумала Алька, вскрывая конверт. Прочитала, отбросила листок в сторону, поморщилась от брезгливости, посидела, потом пошла позвала Лариску:

-Ларис, поди-ка! — Завела в комнату, протянула листок. — Читай! И скажи-ка мне, зачем, и кто тебя просил?

-Но, Цветик, а вдруг бы стрельнуло? Ребенку отец нужен.

-Кто ещё такой догадливый у нас?

-Не, никто, я, просто, нечаянно увидела, когда ты переодевалась. Цветик, я дура, прости меня, -староста заплакала.

Влетела Валюха:

-Что случилось?

— Почитала, помолчала, испуганно глядя на Альку:

-Цветик, ты как?

-Не знаю, как дерьма нахлебалась, а в то же время ясно, и конкретно поняла, что не хотела бы когда-нибудь увидеть этого человека.

-Аль,— помолчав, сказала Валька, — ты письмецо-то не рви, сохрани, мало ли, какие обстоятельства будут, ребенок спрашивать про папу станет, когда подрастет, да и вообще... мало ли...

-Ладно!(И как в воду смотрела Валюха, пригодилось письмецо-то спустя двадцать лет)

А пока сидела расстроенная Алька, и больше всего было противно, что даже ответить не потрудился сам, по его просьбе написала ответ Анна.

-Зато никаких мечтаний и иллюзий, — подумав, сказала Алька, — так легче, когда сама себе не придумываешь рыцаря!

-Цветкова, — заглянула в дверь дежурная, — тебя Малышева зовет!

Малышева сказала, что пришел запрос из "Пермьхлеба" конкретно на Цветкову Альбину Михайловну, обе одновременно воскликнули:

-Ура! Замечательно!

-Аля, я рада, что смогла тебе помочь, надеюсь, мы будем видеться, хотя бы раз в год, я по окончании учебного года перевожусь в Пермь, мы с Аркадием Ивановичем будем жить вместе!

-Поздравляю!! Это здорово, я очень рада за вас, вы такая красивая пара!

-Мы вас с Валей Поречной приглашаем вместе с нами отметить подачу заявления. На свадьбу-то не приедете, Валя будет на отработке, а у тебя срок подойдет, жаль, так что в субботу в семь у меня.

Алька улыбалась, ходила как ни в чем не бывало, а в голове крутились строчки из письма:

-Миша сказал, мало ли с кем я когда-либо переспал? Не надо ноги раздвигать раньше времени, а тем более, вешать ему на шею неизвестно кем заделанного ребенка.

-Дура! Дура! Дура! — И словно поняв, что его мамка сходит с ума от обиды и мерзости этих слов, в животе как-то сильно и больно забился ребенок.

Алька охнула:

-Прости, малыш, я больше не стану так дергаться. — Она гладила живот, — что мы с тобой не выживем что ли? Всем 'подругам' назло выживем!

На распределении Ольхин, прищурив глаз сказал:

-Цветкова. Какая ты у нас персона, оказывается! Специально тебя затребовали пермяки. Ну и ладно, надеюсь, родной техникум не опозоришь?

-Не должна, Евгений Дмитрич!

На выпускной Алька не осталась, распрощавшись со всеми, поплакав и пообещав всем писать, поехала домой.

А там, вдалеке, не знал и не ведал Тонков, что родится скоро у него ребенок, не дошло до него письмо Лариски. Жена и Анна сочинили ответ от него как можно пакостнее — написали и отправили.

— -Нечего грабли протягивать на моё! — выразилась жена, Анна поддакнула, хотя сама спала и видела, как это 'моё' будет с нею.

 

Побыв неделю дома, Алька приступила к работе на хлебозаводе, который с приходом Зои Петровны заметно преобразился. Отремонтировали давно заброшенные помещения, и теперь кроме хлебного, здесь имелся цех переработки даров природы: благо лес был рядом, и местные жители, сдавая грибы и ягоды, получали неплохие деньги. В другом небольшом цехе делали так любимые детворой петушки и леденцовые карандаши, работы было много, Алька вертелась юлой. Ей нравилось, что она как-то без трений и шероховатостей влилась в коллектив.

Домой ездила только на выходные, а в будние дни, опять же повезло — жила на квартире у вахтерши, которая с большим удовольствием согласилась принять Альку на постой. Жила Мария Антоновна поблизости, в небольшом домике, одна, с двумя кошками. Было ей одиноко. Увидев небольшой ещё живот Альки, поохала, но и утешила:

-Ничё, девк. В войну и не так приходилось, выживешь, ты, видно вон, не блудливая. А то и оставайся после родов у меня — места хватит, мамка вон подсобит, чё дитя таскать по нашим дорогам туда-сюда. Поживете здесь, а там видно будет, да и я в вашу Медведку доеду, в огороде что-то посею-посажу. Мать-то пусть приедет, поговорим и определимся. Мой-то Вася, когда ещё соберется приехать.

Вася-сынок, подводник, служил на Дальнем Востоке, наезжал домой редко. В отпуск, как правило, ездили семьей к морю. А к мамке на Урал, все как-то не по пути было. Да и не заладились у Антоновны со снохой отношения сразу, но, как мудрая женщина, она сыну ничего не говорила:

-Выбрал, пусть живет, вон детишков, уже двое. А у тебя, точно, мальчик родится, по животу, вон, видно.

Мамка, приехав, тут же подружилась с Антоновной. Та на выходные шустро собралась в Медведку, там внимательно и пристально все осмотрела.

Вывод сделала:

-Хорошо, огород большой, и для меня местечко найдется, всякие травки-приправки посадить. Месяц проскочил незаметно, и как-то резко вылез живот, что не прошло мимо внимания Кухтинской, и поползли по поселку сплетни и домыслы, но мамка встретив Броню выдала:

-Чё ты переживаешь за чужой передок? Жалко чужую — подставь свою! Тебе что, водиться принесут, или просить денег придут? Нет? Вот и утяни язык в задницу. Наше это дело, никак не твое, лучше за своим Стасиком присматривай, он больной, вот и, не дай Бог, падучую получит, за такой же длинный как у тебя язык! — и пошла из магазина, не обращая внимания на тявканье Брони.

Собравшиеся в магазине бабы — а где ж ещё посплетничать, тоже поддержали Ритку:

-А то Алька первая ребенка в подоле принесет? Сплошь и рядом, угомонись, Броня, это не Людка! Да и та давно уже уехала. Лучше, правда, за своим смотри, — выдала Нина Васяжиха, горластая и шумная бабёнка, мать Алькиного одноклашки Гешки. — Разберется, девка всегда была серьёзная, знать, обманул какой.

А 'какой' злился и психовал: жена, которая лила слёзы и заверяла перед свадьбой, что беременная, никак не беременела, каждый месяц слезно заверяя, что теперь-то уж точно.

-Лох ты, Тонков, первостатейный! — ругал сам себя Мишка .

Прапорщик Драчёв уехал добровольно в Афган, не желая видеть свою драгоценную супругу, надеясь, что она свалит к родителям, но Анна не спешила уезжать, меняя мужиков одного на другого, в части на неё не сильно клевали, если только вновь начавшие служить, и то все быстро заканчивалось, среди солдатиков давно ходила её кликуха -'Одноразовая'. Она начала знакомиться с 'нерусями', называя так всех кавказцев, и частенько у КПП торчали красавцы-джигиты, поджидая её. Комполка Лунин пару раз разговаривал с ней о недостойном поведении, она строила глазки, принимала соблазнительные позы, клялась исправиться, и все продолжалось. Наконец, Лунин не выдержал, и дав ей три дня на сборы, велел убираться в к родителям.

Анна пришла к Тонковым попрощаться. Мишка, как всегда в последнее время, где-то зависал — и подруги поднакушались как следует. Светка, размазывая пьяные слёзы, сокрушалась:

— Гад, как бы мне сделать похитрее, чтобы он поверил, что я залетела? А потом и выкидыш устроить, ведь мне ещё три года назад, после третьего аборта поставили диагноз бесплодие. А такого мужика терять-то не хочется, я согласна, пусть гуляет, но только чтобы не разводился!

Зашедший в прихожку и услышавший этот разговор, Тонков обессиленно прислонился головой к косяку. Потом выдохнув, пошел к двери — и явился домой только через два дня, пропахший чужими духами и весь в засосах. И не стало феейрверка, рубахи парня, обаятельного, искрометного Мишки. Появился мрачный, никому из баб не верящий, какой-то жесткий Михаил.

ГЛАВА 4.

В двадцатых числах апреля приехала делегация на Пашийский хлебозавод — три серьезных мужика долго и тщательно обследовали все, заглянули даже в подсобки, везде был порядок. И пригласив Зою Петровну на разговор — подведение итогов. Ей там озвучили, что из всех выбранных для проверки заводов их — самый перспективный, и комиссия будет рекомендовать и голосовать за расширение их производства, а именно: оснастить и запустить кондитерский и пряничный цеха, а также наладить производство газированных напитков — ситро, лимонада.

— Специалиста-технолога вам по распределению направили, вот и начинайте.

— Я понимаю, пряники, кондитерка, но газировка? Это ж совсем не из нашей оперы?

-Зоя Петровна, еще великий Ленин говорил, что всякая кухарка может управлять государством. Подучим вашего специалиста, пока цеха отремонтируют, оснастят, приедет в Пермь, постажируется, и мы очень надеемся, дело пойдет.

-А сбыт? Наши небольшие посёлки вряд ли будут потреблять много пряников и тортов?

-Если у вас будет качественная и вкусная продукция, сбыт по соседним районам наладим, да и Свердловская область рядышком. Так что, думайте, просчитывайте, предлагайте варианты, мы открыты для диалога и помощи!

Директриса повела двоих на обед в столовую, а третий, Славин, поспешил к Альке.

-Аля, как ты? Меня Леночка настоятельно просила расспросить тебя тщательно .

— Все нормально, Аркадий Иванович! Работать нравится. Интересно, через месяц рожать будем, врачи говорят, скорее всего, мальчик родится.

— Не тяжело тебе с животом, нарушение КЗОТа ведь?

— Аркадий Иванович, пока все нормально, живот не особо большой, многие думают, что я много ем. Как у вас дела?

— Да, ждем окончания учебного года, будем оба вместе, Леночка ведь тоже на третьем месяце.

-Как я рада за неё, за вас, — поправилась Алька,— Елена Борисовна такая классная, и так замечательно, что вы встретились.

-Спасибо, Аля, вот, родим невесту для твоего сыночка, Леночка сладости ест в неограниченном количестве, я смеюсь — значит девочка!

-Ага и с младенчества помолвим, — засмеялась Алька. — Немного подождите, я щас.

Отпросившись на десять минут сбегала до Антоновны, объяснив, что надо передать гостинчика славным людям, помогшим ей с распределением, наложила варенья различного, пару банок грибов — в одной были белые, а в другой — маслята, только шляпки размером не больше пятикопеечной монеты. Вручила все Аркадию, тот отнекивался, но Алька сказала, что от чистого сердца, да и мамульку свою пусть порадует домашним вареньем. Пообещав обязательно сообщить Славиным, когда родит, расстались довольные друг другом.

Проводив комиссию, Зоя Петровна, немного помолчав, сказала:

-Значит так, до нового года потянем со строительством, там, пока оборудование установят, к весне поедешь на стажировку, пусть маленький подрастет, почти годик будет и без мамкиной сиськи в случае чего обойдется.

Май начался теплыми деньками, и к средине месяца посадили картошку и все овощи. Серега готовился к экзаменам, мать сдружилась с Антоновной, обе как орлицы, смотрели за Алькой.

Алька заметно погрузнела, отяжелела, ходила смеясь над собой, как гусыня. Двадцать пятого мая приехал из Армии первый одноклашка Петька, служивший в Забайкалье, за ним, через два дня Валерик из Приморья, ждали Гешку, его шумная маманька возмущалась:

-С другого конца страны уже приехали, а сына, служившего не так далеко, с Западной Украины не дождешься!

Ребята первым делом пришли к Альке, она все годы была для них своим парнем, знала все их секреты и похождения, кто кого любил, кто кому нравился, письма ей писали чаще, чем домой. Осмотрев её со всех сторон, поехидничав и похихикав, приступили к расспросам: -Кто и кому морду набить?

-Давайте уже Гешку дождемся, суровые мои, тот ведь тоже мозги будет компостировать. Ребята, я так счастлива, что вы приехали, вы мои самые-самые!!

— Были бы самые-самые, — проворчал Петька, — дождалась бы нашего одобрения. А то, вон, и бражки с такой гусыней не выпьешь!

Гешка явился тридцатого мая, а тридцать первого, в восемь утра Алька родила сына. Рожала дома, до Пашии, где наблюдалась, не успела. Мужичок родился крупненький, аж четыре килограмма. Роды случились быстрые, сынок сразу же заревел громко и оглушительно. Акушерка, тетя Паня, сто лет, а, может, и больше, работающая в больнице, приняв его, охнула, потом сильно засмеялась:

-Аль, мало того, что богатырь и горластый, ты смотри, меня описал, чудо какое, первый раз сразу, едва вылезши, сикают. Да как метко, прямо мне на халат... Смотри, мать, какой красавец у тебя народился!

Она показала завернутого в пеленки малыша, тот таращил глаза и сердито ревел:

-Мишка, — произнесла уставшая Алька.

-Ну, значит, так и назовем! — тут же проговорила тетя Паня.

Засыпающая Алька не врубилась: она-то просто углядела, что сын вылитый Мишка, и вырвалось у неё имя, а акушерка, сообщая матери о ребёнке, сказала, что Алька назвала сына Мишкой.

Радостная бабка слетала в поссовет и записала малыша Цветковым Михаилом Михайловичем, по отчеству матери, Алька — Михайловна и сын тоже Михайлович!

Когда Альке принесли сыночка кормить, тогда он уже имел имя, покривившись, Алька смирилась, она-то хотела Егором назвать.

Одноклашки, отмечавшие свой дембель, орали под окнами, как мартовские коты, поздравляя Альку с сыном, пока их не разогнала дежурившая фельдшерица.

А Тонкову приснился маленький мальчик, трех-четырех лет, удивительно похожий на него... Обрадованный Мишка рванулся к нему, бегом преодолевая расстояние и желая побыстрее взять свою копию на руки, но в двух шагах от ребенка, мальчика позвал женский, смутно знакомый голос: "Мишуткааа!" Малыш улыбнулся и, повернувшись, побежал на голос, а Тонков как-то увяз и не смог сделать больше ни одного шага. И такая жалость появилась у него во сне, что не успел он к ребенку... Проснулся с колотящимся сердцем и весь в поту.

Долго потом сидел на балконе, курил и с горечью думал, что не суждено ему иметь детей с этой... Пытался он мирно договориться, чтобы развестись, но Светка орала и истерила:

-Только с понижением в звании ты от меня отделаешься, будешь вечным летёхой!!

-Раз так, ты будешь соломенная жена. Я к тебе не прикоснусь больше!

Вот так и жили, все больше понимая, что чужие абсолютно во всем. Мишка перебирал баб, благо, в городе был текстильный комбинат, и приезжало много молодых ткачих из России, сразу честно предупреждая, что женат. И не желая иметь незаконнорожденных детей, всегда подстраховывался. А жена... он абсолютно не интересовался ею, тестя, попытавшегося вправить ему мозги послал:

— Ты хотел, чтобы она стала офицерской женой? Стала, что ещё надо?

— Но семья должна быть семьёй!

-Да? А как же насчет того, что после третьего аборта твоя доченька бесплодна?

-Врешь, гад!

-От гада и слышу, пошел ты, Сергеев, не хочет твоя драгоценная развода, пусть так живет.

И только об одном жалел Тонков, что не успел спросить у Анны про Альку. Где-то глубоко в душе свербело, что надо было хоть пару строк когда-то написать девчонке, влюбленной и смотрящей только на него .

На выписку к Альке заявилась целая компания: принаряженная мамка, серьёзный и какой-то важный Сережка, его вечная тень двоюродный братец — Вовка Горбунов, Антоновна и пятеро ребят одноклашек, два были на год постарше — Васька Бутузов и Юрик Горбушин,— уже работали в соседнем поселке на заводе, год, как отслужив.

Вот эти пятеро до слез растрогали Альку,подарив ей коляску для сыночка.

-Ребята, я ..

-Успокойся, тебе нельзя реветь, ты теперь кормящая, — пожурил Васька Бутузов, женившийся ещё до армии и недавно ставший отцом во второй раз. Добрейшей души парняга, учился очень плохо и учителя, зная его трудолюбие и отзывчивость, просто дотягивали его до окончания восьмого класса. Алька же с шестого класса сидела с ним за одной партой и исправляла ему ошибки в диктантах и контрольных по математике. У них с Васькой была крепкая дружба, в поселке все знали, что они друг за друга горой.

-Аль, ты же знаешь, наша дружба, она крепкая. Мы тебя всегда поддержим и поможем по-любому, вы не болейте с сыном! Сама знаешь, говорить я не мастак, я лучше делом, вон, Петька речь приготовил!

Все засмеялись, зная Петину любовь к длинным речам.

-Не, ребят, я сегодня только и скажу — здоровья тебе, Аль, и сынку! Серега, клади мужика в коляску, пусть свою первую машину осваивает!

— Что бы я без вас делала?

-Не, а куда мы денемся, мы без твоей ругачки не проживем, кто ж нас так от души отматюгает и поворчит, если не ты? — Геша состроил умильную рожу, — ещё и девушек, когда выберем, на твое одобрение приведем. Да и кому, как не тебе секреты можно доверить?

-Да, уж ваши секреты сколько раз мне боком выходили? — Директриса, Алевтина Павловна, зная, что Алька в курсе всех ребячьих дел, частенько пыталась её расколоть, но Алька своих не сдавала, за что и была для пацанов своим парнем.

Серега осторожно положил сверток с племяшом в коляску, и поехал Мишутка домой.

Мальчик, как бы чувствуя, что мамка у него одна, спал по ночам, но уж если хотел есть, то оповещал своим недовольным криком всех. Алька, боявшаяся, что не будет слышать его писки, просыпалась мгновенно, едва он начинал ворочаться, шустро меняла пеленки, кормила и старалась, чтобы ребенок днем побольше был на улице, гуляя с ним часами, давая Сережке возможность спокойно готовиться к экзаменам.

Частенько с сыном гуляли ребята, они постоянно приходили как бы в гости, принося конфет-печенья на чай.

Броня опять начала молоть языком, говоря, что Алька спит со всеми тремя, и как-то Альку с сыночком встретили три 'старые девы', начав прикалываться, стали откровенно хамить, приглашая на вечерок...

Алька вежливо попросила пропустить её с коляской, но вошедшие в раж три мордоворота старались как можно больше сказать гадостей, особенно выделывался ближайший шестерка Стасеньки, Максимовский.

— Да, ты, проститутка, че выеживаешься? Думаешь, мы не знаем как ты дружишь со своими ребятами?

-И как? — за их спиной раздался такой знакомый всем в поселке голос участкового — Адамовича, который шел на обед и увидел своих постоянных клиентов. Подойдя ближе, как раз и услышал все оскорбления.

— Борисыч? Мы это... вот, решили с Алечкой поговорить за жизнь, — тут же поджав хвост, ответил Максимовский.

— Альбина, пиши заявление за оскорбление, я подтвержу, хватит, распустились, хуже баб, на женщину с капельным ребенком нападаете.

-Да ты чё, Борисыч, мы пошутили!!

-А я нет! Давно надо было вас проучить, все руки не доходили, а тебе Грищенко, через неделю так и так за тунеядство отвечать! Альбина, я с обеда к вам зайду, напишешь заявление, и завтра же дадим ему ход.

-Да ты чё, Борисыч, мы же не со зла, это Стасян нам красненького поднёс и намекнул, чтобы мы Альку и попозорили, — тут же сдал Кухтинского самый пакостный из них, Чижиков.

-Кухтинского не наблюдаю, а вы, голубчики, ой как давно нарываетесь. Свободны! Альбина, при малейшем оскорблении — идешь ко мне и пишешь заявление, все, глядишь, воздух в поселке чище станет!

. Как-то трусливо, вжав голову в плечи, троица быстро свалила.

— Не плачь, девочка, недостойны они твоих слез, у тебя ребенок маленький, молоко испортится! Мне давно пора ими заняться, вот и подвернулась возможность им языки прищемить, а там, глядишь, и склизкого Кухтинского с маман прижму.

-Спасибо, Александр Борисович!

В поселке через полчаса знали о том, что Адамович прищучил троих поганцев, а к Альке прибежала мамашка Максимовская и с порога начала:

-Да ты, пигалица мелкая, да ты...

-Вот-вот, — входя в дом, сказал участковый, — кроме сына и Вас, Ганна Яновна, придется привлечь за оскорбления, штрафом ограничимся или как? Нет, чтобы сыночку по пьяной роже нахлестать, решили ни в чем не повинную девчонку ещё пуще обидеть?

Та покраснела и залепетала:

-Но сынок сказал, что она сама напросилась...

-Как? Гуляя с грудным ребенком, никого не трогая? Что ж Вы за женщина такая, сынку тридцать три года, нигде толком не работал, сидит на Вашей шее, постоянно пьяный, а девчушка, без ваших грязных языков самой судьбой наказанная, должна сплетни и оскорбления слушать? Эх, люди, хуже зверья!

Влетела мать Альки:

-Борисыч, я это так не оставлю, не примешь меры, сама их, подлюк, накажу. А ты чего сюда приперлась, сыночка жалко стало?

Максимовская пулей вылетела из дома.

-Аля, пиши заявление, я их знатно попугаю, да и штраф приличный огребут!

А через пару дней, после вынесения решения судьи о штрафе всем троим, излупили их неизвестные, весьма прилично. Накинув мешки на головы, их изрядно отпинали, а кто, так и не узнали, только у Петьки были сильно сбиты костяшки, да неприлично ухмылялся Васька Бутузов.

К концу июня приехал из армии, прослуживший второй год в Афгане, Андрюха Бабуров, резкий, задиристый с детства, сейчас, после всего пережитого, он стал ещё отчаяннее, тут же вломил Стасяну "за всё хоршее", а когда Броня по привычке побежала ругаться за сыночка, нарвалась на такую отповедь, что как задохлая рыба, только открывала и закрывала рот.

Адамович, выслушав Броню, веско сказал:

-Кому поверят больше, солдату, награжденному медалью 'За отвагу', или твоему сыночку?

И всё, сдулись 'блатные и нищие', если что и начиналось, то, заслышав знаменитый на весь поселок залихватский Андрюхин свист, все тут же разбегались, не желая связываться с афганцем.

Андрюха через пару дней пришел к Альке, крепко обнял её, попросил подержать сына, немного покачал его на руках, а потом долго расспрашивал Альку обо всем.

Про себя же говорил немногое:

— Аль, ты же знаешь, мамка умерла в восьмом, батя все жен ищет, хорошо, хоть Ольга школу закончила, Анька вот пока на мне будет. А ты на меня всегда как ведро холодной воды действовала, вот и поговорим немного... Аль, всякого было, спать вот толком не могу, все воюю и вскакиваю — я же только из-за своего свиста жив и остался. Такая ситуевина была: с десантурой должны были встретиться, подходили уже к назначенному месту и случайно, вот, что значит живу быть, увидел как неестественно, в другую сторону от ветра, кустик качнулся, а охотничал я, сама знаешь, неплохо.., вот и сообразил, что... Что делать, стрелять куда-в белый свет, да и на прицеле наверняка уже наши у духов. Они, гады, выше забрались, и тропа как на ладони. А нам не видно, сколько их и где?Старшина, мужик битый, нас за камни загнал, а как тех навстречу идущих предупредить, не знает. Ну я и скажи: "А давайте я свистну, небось, сообразят, что засада, или хотя бы, что что-то не так?" Тот минуту подумал: "Давай, Андрюха!" Ну, я и свистанул, наши в момент попадали за камни, а по моему укрытию, ох, и вжарили сверху. Ты девкам не говори моим, рикошетом мне в предплечье, долго валялся в госпитале, а десантура без потерь, только трое раненых, они потом меня все навещали по очереди, крестники, вот, теперь у меня есть, двенадцать человек.

Он сгорбился — Алька обняла его:

-Андрюха, ты жив, самое главное! Помнишь свое любимое "стихваренье"?

Он заулыбался:

-Все-то ты помнишь, это классе в третьем я так говорил?

-Да!

-Ничто нас в жизни не сможет вышибить из седла!! — дружно проговорили оба.

-Аль, какая помощь нужна, я вот он!

-Я вас так всех люблю, одноклашки мои родименькие!

-Аль, и мы тебя тоже, слушай, а давай я на тебе женюсь?

-А как же Наташка Стопочкина?

-Нужен ли я ей, такой перековерканный?

— Дурью не майся, ты такой, настоящий, и Наташка тебя любит!

— Уверена?

— А то!! Вот приедет, сам увидишь.

— И правда, приехавшая вскоре Наташка, едва сойдя с автобуса и увидев, кто встречает, с радостным криком повисла на шее у Андрюхи, плача и целуя его, не обращая ни на кого внимания.

Андрюха растерянно обнимал её и бормотал:

-Чё ты, Натах, живой же я!

А одноклашки и Алька стояли неподалеку и радовались за своего Бабурова.

Месяц проскочил быстро, Алька уезжала в Пашию, надо было на работу выходить, ребята дружно пришли провожать её, обещая заскакивать. Что за расстояние, полчаса на электричке!

На работе Зоя Петровна сразу же разрешила Альке уходить на пятнадцать минут каждые три часа кормить Мишука, благо что дом Антоновны был в трех минутах, Алька замирая смотрела как сопит и чмокает её сыночек, аппетит у него был очень даже неплохой.

-Бычок наш, мамка пришла, молочко принесла, — ласково приговаривала Антоновна

. Она ушла с работы, пенсия у неё была потолок — сто тридцать два рубля, и работать пошла от скуки, теперь же с удовольствием возилась с Мишуткой, тем более, что малыш был спокойным. Покормив его, Алька бежала на работу, а Антоновна уходила гулять с ним. Неспешно прогуливаясь, Антоновна общалась с подругами, и получали удовольствие от прогулок и старая, и малый.

Зоя Петровна силком усаживала Альку поесть, та спешила узнать все тонкости будущего производства. Славин прислал с оказией много сборников рецептур и описания технологических процессов. Вот так и проходили недели, время летело быстро, сыночку исполнилось два месяца, когда Альку вызвала на проходную зареванная Наташка Стопочкина.

-Наташ, что?

— Андрей! Привезли вот сюда, совсем больного. Аль, поговори с Латыновым, он же тебя хорошо знает, тем более с Галей вы вместе учились.

-Сейчас отпрошусь!! Алька полетела в райбольницу, где уже три года работал молодой перспективный хирург, Иван Латынов, брат лучшей школьной подружки Гали.

-Вань, привет, Андрея Бабурова, вот, к вам направили, что с ним?

-Ох, этот ваш десятый, не зря дома говорили:— "Пьяницы, но дружные", Галя с утра звонила из Тольятти, истерила, ты вот прибежала, ...тиф у него Алька, брюшной тиф.

-Кккакой тиф, это ж в войну такое бывает?

-А Андрюха ваш где был?

-И чё делать?

-В Пермь вертолетом отправляем, через час, Наташке надо бы с ним полететь, сможет?

— Наташ, ты как, сможешь?

Зареванная, съежившаяся Наташка, всхлипывая, сказала:

-Только вот, где побыть в Перми, нет ведь у нас там никого?

-Наташ, я тебе напишу письмо, найдешь, где это, там должны тебя пригреть, пока летите, я дозвонюсь. Вань, объясни где там, примерно, такая улица — Луначарского.

-Говори номер, — быстро сказал Иван, набрал и передал трубку Альке.

-Алло, — ответили тут же.

-Елена Борисовна? Как хорошо, что Вы дома!! — Алька сбивчиво рассказала проблему

-Аля, не волнуйся, пусть девочка приезжает, сколько надо, столько и будет у нас. Скажи, как ты, как сынок?

— Я вам в выходной позвоню, все расскажу, у нас все нормально, растем потихоньку... Спасибо!!

Пока Иван чертил схему как из больницы добраться до Славиных, Алька шустро смоталась домой, забрала ведро лесной малины, привезенной вчера мамкой, пересыпала в банки и полетела отдать Наташке для Славиных.

В небе как раз послышался рокот вертолета — Андрюху вывезли в маске, на каталке:

-Бабур! — с расстояния шумнула Алька, — не смей киснуть, ты выздоровеешь, я тебя крестным для сына наметила! Только попробуй не выздороветь, из под земли достану!!

-Знаю, подруга, знаю! Спасибо тебе!!

-Твое спасибо мне знаешь, где? Чтоб через месяц огурцом был и будем Мишука крестить!!

В пятницу приехали пацаны — Петька и Гешка, Валерик как-то срочно-неожиданно собрался жениться, приехали на отработку медсестрички из медучилища, и он, очаровав одну из них, 'спешил, чтобы никто не увел' — посмеивались ребята.

Свадьбу назначили после выздоровления Бабура, в поссовете не возражали.

-Аль, давай звонить в Пермь?

-Да, пошли!

Славины все пожелали поговорить с Алькой, рассказав сначала, что Андрюхиной жизни ничего не угрожает, пришлось, правда, побывать в облвоенкомате и объяснить, что у недавно демобилизовавшегося воина-афганца нет средств на лечение. Славин подключил знакомых, и теперь Андрюха лежал в приличной палате и его усиленно лечили.

Алька выдохнула:

-Славины, я вам так благодарна!

-Алечка, малина твоя — изумительная. Тебе спасибо, — шумнула мать Аркадия, Инна Анатольевна, — я давно такую малину не встречала.

Поговорили ещё немного, Алька рассказала про сынишку, Борисовна пожаловалась на сложную беременность — токсикоз мучил и ноги стали отекать, а так, все замечательно.

-Девочка твоя, такая старательная, постоянно рвется чем-то да помочь, она повеселела немного, когда сказали, что одноклашка ваш выкарабкается!! Сейчас ещё не пришла от него, все передадим, что ты сказала!

Ребята откровенно радовались, неделя выдалась для всех напряжная: так повелось у них со школы, что сплоченное ядро класса — семь пацанов и восемь девчонок всегда и во всем старались друг друга поддержать и помочь, вот и дергались со вторника за Андрюху.

-Теперь пошли с мужиком здороваться!

Ребята приволокли ещё ведро малины и большую корзину грибов, Антоновна вмиг захлопотала, а проснувшийся и громко возмущавшийся сынок, требовал мамку.

Алька ушла в дальнюю комнату, покормила буяна и вышла к ребятам:

-Смотри, на человечка стал похож, и волосы на голове появились, кудрявый, похоже, будет!

-Вы от него только тем и отличаетесь, что говорить умеете, а так, такие же дети.

-Ну, не скажи, мы дети с большими... как бы помягче выразиться... — заржал Петька.

-Началось! Я и говорю — детский сад, штаны на лямках!

Посмеявшись и подержав мужика на руках, ребята собрались домой на ночной электричке, надо было Андрюхиных сестер успокоить, там младшая, Анютка, очень сильно переживала за братика и постоянно ходила с красными глазами.

-Слышь, Аль, а все-таки здорово что у нас такой дружный класс был! Жаль, девчонки, кроме тебя, все далековато забрались! Там в поссовете что-то замутить собираются — какой-то фольклорный, что ли, форум, с других районов приедут всякие коллективы, на Алмазном ключике такую типа будочки поставили, через неделю будет торжество, приедешь?

-Посмотрю, как с работой будет, если что, звякну соседям, чтоб вам передали. Серега мой как интересно там в Свердловске, поступит ли?

Серега подал документы в лесотехнический институт, после десятого должен приехать с результатом. Алька, естественно, переживала за него.

Вечером, засыпая под сладкое сопение сыночка, Алька подумала, что все пока неплохо складывается: работа есть и много, сынишка растет, ребята рядом, Андрюха выкарабкивается, с деньгами вот напряженка, но привыкать, что ли?

Папашка оставил их, когда Альке было почти шесть, а Сереге три — исчез в неизвестном направлении, три года был во всесоюзном розыске, потом объявился где-то под Армавиром. Прибился к женщине с ребенком, девочкой, на год младше Альки, похоже, не от большой любви, а от выгоды. Новая жена работала завстоловой, а папашка устроился на малооплачиваемую, непыльную работу, присылая по 28-30 рублей алиментов. Альке, а затем Сережке,как малоимущим, школьный родительский комитет покупал форму и иногда самое дешевое пальто. Оба учились хорошо, активные и неунывающие, всегда были в гуще событий, не сильно страдая от отсутствия отца. Серега неплохо бегал на лыжах, занимался легкой атлетикой, ориентированием, умел косить, мастерить всякие поделки, разбирался в электрике, кроватку, вот, для Мишутки сделал добротную и надежную. Мамка же тянула их как умела, зарабатывая не такие большие деньги. Ну, что с того, что не всегда у неё хватало времени на детей — то работа, то симпатия, выросли оба и неплохие, а остальное...

А Тонков поехал в отпуск, в Мурманск к матери. Не горя особым желанием, сильно не скучая по ней, он как-то враз и навсегда влюбился в Хибины, горы эти, покрытые вечным снегом — завораживали, он мог бесконечно любоваться ими.

-Миша, что ж ты без жены-то?

-А тебе она на что?

-Ну как же, хочется же увидеть невестку!

-Увидишь... когда-нибудь!

-Сыночек, — жалостливо моргая, сказала мать, — я же тысячу раз просила прощения за твое детство!

Родители Мишки разошлись, когда ему едва исполнилось десять месяцев. Оба начали устраивать свою жизнь. И если отец почти сразу заимел вторую жену, то мать... как в минуту откровения когда-то он признался Альке:

-Знаешь, я все могу понять, но... когда ей надо было погулять, она сплавляла меня к деду!!

Дед по отцу, тоже Мишка, прямолинейный мужик, искренне материл и сына, и сноху за ребенка, но безрезультатно, вот и рос Мишка травой при дороге, к окончанию школы сильно хулиганистый и избалованный девками. Парень видный, не лезущий за словом в карман, он нравился многим, чем и пользовался, меняя одну на другую, сильно не переживая по их поводу.

В десятом классе дед сказал: -Не хочешь сесть, иди в военное училище! Там хоть толк из тебя будет!

Так и сделал, поступил в Тамбовское артиллеристское, отучился и попал в десантно-штурмовую бригаду. Мать, заметно постаревшая и угомонившаяся, наконец-то вышла замуж и стала откровенно и шумно гордиться сыночком, хотя заслуги её в этом не было.

Мишка очень любил и уважал деда, но в этот раз решил заехать к нему ненадолго. Зная старого, он был больше чем уверен, что его там ждет большой скандал и мордобитие.

А при раздрае, творившемся сейчас в его душе, он боялся сорваться, вот и приехал успокаиваться.

Алька прыгала от восторга — Серега поступил. Братик радовался даже меньше, чем она. Отец прислал телеграмму, что рад, и затем по сто рублей и Сереге, и Альке. Альке за то, что внука назвала в его честь, Михаилом. Как раз на покупку зимних вещей для малыша получился подарок от деда.

-С паршивой овцы хоть шерсти клок, — прокомментировала мамка, — за столько-то лет осилить сто рублей!!

Август случился на удивление спокойный, кроме одной неприятной ситуации — приехав на фолкфорум домой, она столкнулась с Гешкиной матерью.

-Аль, что ж ты такая неблагодарная, зачем тебе мой Гешка понадобился?

-Не поняла, тёть Нина, о чем Вы?

-Ах, не поняла? Весь посёлок знает, что ты на него вешаешься. А он, дурак, собирается жениться на тебе!

-Гешка? — вытаращила глаза Алька. — На мне? Теть Нин, Вы откуда взяли?

Васяжиха сбавила тон:

— Ну, так, это... Броня всем раззвонила...

-Теть Нина, ну, Вы даете, нашли кому верить!

-Аль, точно, не собираешься? — она сморщилась. — Ведь совсем ещё и на ноги не встал, куда уж жениться, да и хочется своего внука.

-Честное пионерское, зачем мне это?

Васяжиха тут же повернулась и полетела искать трепушку Броню. Алька, гася в душе обиду, поправляла на уснувшем сыночке покрывальце. Подлетел Гешка: -Чё тут мать боронила?

-Ты, Геш, совсем того, зачем болтаешь, что не надо?

-Про чё?

-Жениться на мне собрался, как бы?

-Я? На тебе? Ах, ё... Ну всё, Стасян, ты попал!! Аль, не волнуйся. Разберусь!

Пожав плечами, Алька пошла к дому, а Стасяна зажали ребята.

-Слышь, Кухта, тебе чё, язык отрезать, а? Ты чё как баба сплетни распускаешь, ущербный ты наш? Морду тебе били? Били! Осталось язык отрезать, ведь только Петька и ты были, когда я в шутку, дебил, в шутку сказал, что на Альке женюсь. А с утра по поселку уже сплетни ползли, — Гешка обернулся на крики — к сыночку на всех парах бежала мамашка.

-Кароче, обходи нас седьмой дорогой, а то ещё ущербнее станешь!

Стасян долго ругался с матерью, и озаботилась Броня женить сыночка на Галинке — дочери Селезневых, живущих весьма зажиточно. И началось восхваление Галы — и умная, и хозяйственная, и честна в отличие от шалавых девок Цветковых, — с языка Брони лился мёд.

Альке, занятой на производстве и сыночком, было совсем не до Брониной грязи, да и осень началась какая-то гнилая, постоянно шли дожди, гулять приходилось немного, урывками, только когда ненадолго выглядывало солнышко. Мишутка начал слюнявиться, немного посопливился, Алька панически боялась его болезней, но пока все было неплохо.

Часто писала Валюха, письма приходили толстенные, она так и не решилась поехать жить в Германию, Витман её уехал и тоже не удосужился хоть раз написать. Валюха малость погоревала, поступила в университет на вечернее отделение факультета экономики, там, естественно, появились поклонники, но она больше всего скучала по Цветику, ворча, что та редко пишет, а у Цветика не хватало времени.

Елена Борисовна дохаживала последние дни — Славины очень волновались, Алька, как могла, ободряла Борисовну.

Зоя Петровна ещё в самом начале Алькиной работы сказала:

-Выхода, девочка, нет только, когда человек уходит навсегда, там ты бессильна что-то изменить. А в твоем случае, кто знает, может, ты больше приобрела, чем потеряла. А приобрела ты самую сильную и бескорыстную любовь в мире — любовь своего ребенка. Какие бы мы ни были, дети всегда любят нас, не "за" что, а "потому"! Мужья, друзья, подружки — они все могут потеряться, уйти, сбежать в конце-концов, а эти, — она сглотнула, — солнышки, всегда будут любить нас. Это ли не счастье? Относись ко всему философски: не сложилось здесь и сейчас — значит, так надо!

Иногда в выходной, она забегала к Антоновне и с видимым удовольствием возилась с Мишуткой.

В октябре распогодилось, стало солнечно, приехала мамка, разделавшаяся с уборкой и заготовками, обе бабки, несмотря на участившиеся по утрам заморозки, постоянно гуляли с малышом. Отремонтировали пряничный цех, начался ремонт кондитерского, — в городе, а Пашию переименовали в город Горнозаводск и появился на карте Пермской области новый район, ждали весны, надеясь, что пряники и торты не придется возить из Перми или Чусового.

Наконец-то выписался Андрюха, худющий, казалось, дунь посильнее ветер, и его унесёт, но вполне бодренький, он заскочил проездом:

-Аль, соскучился по тебе, да и мужик, смотри, какой большой стал!

Мужик что-то объяснял на непонятном младенческом языке и не выпускал кулачок изо рта. -Ну, чё Валерика пропивать будем?

-Да. Андрюх, Мишутку по весне крестить будем. Сейчас холодновато его везти в Верхотурье, сам знаешь, до Нижнего Тагила, а там опять пересадка, не застудить бы сыночка, да и ты пока полудохлый, согласен?

-Да, живем как отшельники, ни одной церкви в округе. Мы ж с тобой, Алька, активные комсомольцы, а ты крестить?

-Не знаю, откуда, но знаю, что надо так.

-Я не против, мне, наоборот, приятно, что меня хочешь крёстным!

На 7 ноября, когда уже выпал снег, справляли в Медведке аж три свадьбы сразу: Валерика, Кухтинского и ещё одного парнишки, постарше — Витьки Зорина. По случаю стольких свадеб расписывали всех в клубе, народу набралось много — всегда набегали любопытные, поглазеть.

— Успел приехать на дембель ещё один одноклашка — Вовик Вохмянин, и трое девчонок из Перми. Алька попала сразу в клуб, и тихонько пробиралась к своим, Броня же, заметив её, громогласно выступила:

-Вот, у нас сегодня праздник, сыночек женится на честной, скромной девушке!

Тетка Настя Ефимова не выдержала: -Бронь, ты завтра простынь-то не забудь вывесить и повыше, вон, как флаг, на крышу!

-Это зачем? — не поняла Броня.

-Ну, как в старые времена, если честная — простынь вывешивали, чтобы все видели!

Броня заткнулась, все же знали, что Гала уже с месяц живет у них. Народ посмеивался, а Алька с восторгом смотрела на возмужавшего, подросшего и ставшего совсем взрослым — Вовика.

Свадьба получилась шумная, веселая, озорная. Одноклашки были в ударе, лихо плясали, пели частушки, особенно много восторга вызвали матерные частушки Бабура, который умудрялся плясать, петь частушки да ещё посвистывать.

Алька с девчонками не отставали от ребят: сперли у невесты туфлю, налили туда браги и Валерику пришлось и выкупать туфлю, и выпивать бражку. Потом бедному Валерику завязали глаза и, покрутив вокруг оси, отправили искать свою невесту. Долго смеялись, когда Валерик, облапив свою соседку по дому, такой же примерно комплекции как жена, Лизавета, твердо признал в ней свою жену. Заставили невесту плясать на одной ножке, потом станцевать танец с мужем на газетках, поочередно убирая их из под ног танцующих, захлопали, когда невеста, увидев, что остался маленький кусочек газеты, и ей встать на неё не удастся, встала мужу на ступни, вот так и дотанцовывали.

Гуляли долго, а во втором часу ночи попёрлись к Вовику — посидеть, поговорить за жизнь и отметить приезд. Теть Маша, мамка Вовика, совсем не удивилась компании, ввалившейся в дом:

-Я так и знала! Все готово, орите только потише!

Все родители их класса знали, что у ребят никогда не бывает скандалов и потасовок, класс на самом деле был дружный и дорожащий этой дружбой. Здесь, среди своих можно было расслабиться полностью, говорить все без прикрас, не опасаясь, что тебя превратно поймут, вот и сидели все радостно переглядываясь и вели неспешные разговоры, иногда смеясь, иногда печалясь, что беззаботные годы так быстро проскочили.

ГЛАВА 5.

Очень тепло и с любовью вспоминали школьную машину — 'полуторку', Бог весть, каким чудом сохранившуюся до конца шестидесятых годов. Машина была старенькая, больше находилась в ремонте, чем ездила, но сколько гордости и восторга было, когда по окончании очередного учебного года всех отличников и хорошистов возили на этой раритетной машине на 'Колпаки' — невысокие горы за семь километров от поселка. Машинка, поднимаясь даже на небольшую высоту, натужно, как надоедливый комар, зудела, а школьники вопили от восторга. Едущие на встречных машинах водители (это были почти всегда лесовозы, везущие огромные спиленные деревья), улыбались и приветствовали полуторку гудками.

Бутузов посмеялся: -Ха, вы год ждали, когда прокатитесь, а я на ней постоянно выезжал, класса с четвертого!

Руки у Васьки были золотые, он мог, наверное, с закрытыми глазами собрать и разобрать мотор в машине, натянуть цепь на велик — дело пяти минут, починить насос, качающий воду — тоже, одноклашки постоянно подлазили к нему с просьбами что-то наладить.

-Вась, тебя дома не потеряют?

-Не, Валюшка знает, что я с вами, а одноклашки — это не обсуждаемо, это праздник! Ребят, а помните, как мы по весне на льдинах по Койве сплавлялись, а Алька на берегу вопила и обкладывала нас, дураков?

И все, оживившись, долго смеялись. Весной, в восьмом классе ребята дружно, сразу после уроков, моментом собравшись, пошли в сторону Койвы. Небольшая речка с холоднющей даже летом водой протекала в трех километрах от посёлка. Алька же, предчувствуя, что они что-то задумали, пошла в отдалении за ними. К спешащим ребятам присоединились еще бывшие одноклашки, которые, оставшись на второй год, все равно считались нашими, а Васька был вожаком для всех.

Пока Алька дошла, послышался ор и свист — эти шустрики уже плыли на льдинах по быстрой воде речки — ребята в трусах и сапогах, плясали на качающихся льдинах, Андрюха и Петька свистели, Васька, с его "медведь наступил на ухо" выкрикивал-распевал почему-то "Валенки, валенки", не удержавшийся на льдине, полный Моров, испуганно орал, что тонет, хотя воды оказалось по колено... А Алька, сначала метавшаяся по берегу и орущая, что все дураки, стояла и угорала от смеха.

Алька и на трудах постоянно была с ними — девочки занимались домоводством, шили, там, вязали, а Алька с ребятами нарезала на зажатых в тисках заготовках резьбу, крутила какие-то гайки, стучала молотком, помогая делать табуретки... На домоводстве присутствовала целый урок, только если было приготовление пищи. Учительница говорила ей: "Ты объявись в начале урока, чтобы я тебе 'нб' в журнале не ставила".

Так, все давно связали и носили носки, а у Альки где-то валялись начатые, связанные только до пятки, недошитое платьишко тоже ждало своего часа.

Потом уже, лет через десять, приехавшая к Альке в гости Галя Латынова, с недоверием смотрела на Альку, довязывавшую джемпер:

-Если б своими глазами не видела, не поверила бы!

Ещё посмеиваясь, вспоминали про морозы: когда температура падала до минус сорока пяти, отменялись все работы — не ездили в лес лесорубы и, конечно же, прекращались школьные занятия. В десятом, морозы держались три дня, потом спали до минус тридцати пяти, все пошли в школу, а в их десятом, появились только три человека, остальным было холодно.

Директриса долго позорила их:

-Вот, ты, Васяжин, почему в школу не пришел?

-Холодно же было, я, допустим, замерз — послюнил палец, выйдя на улицу, и все, понял, что холодища, не дойду, замерзну на лету, мм... на ходу! — с серьезной миной отвечал Гешка.

-Ох, что-то из вашего шебутного выпуска выйдет? — вздохнула директриса. — Хотя, положив руку на сердце, вы много ленитесь, поспать любите, а так с вами в разы меньше проблем, исключая только некоторых!

Она в упор смотрела на Ружгову, которая давно и прочно завоевала популярность у многих мужиков поселка, ну, безотказная была девица, в смысле перепиха. Директриса умаялась проводить с ней профилактические беседы, а ребята, узнав, что она не отказала будущему мужу их любимой учительницы по литературе, просто перестали с ней общаться.

К слову сказать, через тридцать лет, будучи на их встрече, директриса призналась, что выпуск славный — из ребят получились достойные люди, и что она их дружбу приводит в пример всем выпускникам.

А дома Альку ждала радость — у Мишутки полезли зубки, сразу два снизу, это маленькое чудо забавно морщился и смеялся, и пытался грызть все, что попадало в руки.

-Альк, а ведь ты правильно сделала, что оставила его, смотри, как нам всем он радость доставляет! — выдала мамка.

Из Перми позвонил счастливый Славин — родилась дочка, роды были сложные, но сейчас все хорошо!

Леночка, теперь уже Славина, тяжело дохаживала последние дни, ноги из-за живота не видела, наклоняться было тяжело, и Аркаша расстегивал и застегивал сапоги. Он так трогательно ухаживал за своей беременной женой, старался предугадать любое её желание, не отставала и мамулька, простецкая и добрая женщина. Они наперебой выводили её погулять, бережно поддерживая и тщательно следя, чтобы Леночка не замерзла. По вечерам Аркадий укладывался головой к Леночке на колени и, замерев, слушал, как пинается его ребенок, постоянно говоря ему, как его все ждут.

И десятого, на День милиции, с утра Елене было как-то некомфортно, но она не стала говорить мужу -срок-то поставили пятнадцатого ноября, значит, еще есть время. Пообедав, поднялась со стула и из неё полилось. Растерявшись, она стояла и не знала что делать.

Инна Анатольевна, в момент сообразив, тут же вызвала такси -"Пока эту скорую дождешься!",— одела Леночку, и через двадцать минут они были в роддоме.

Елену увезли, мамулька позвонила Аркадию, тот прилетел весь взъерошенный, испуганный и побледневший. Пять часов они слышали один и тот же ответ: "Рожает!" На Аркашу было жалко смотреть, всегда наглаженный, выглядевший образцом аккуратности, сейчас он не походил на самого себя — с полудиким взглядом, растрепанный, он как маятник ходил из угла в угол, ненадолго присаживался, опять вскакивал и снова начиналось хождение. Инна Анатольевна устала его уговаривать, он дергался, пил воду из стоящего недалеко бачка и опять наматывал круги.

Полседьмого вечера к ним вышла усталая, посеревшая фельдшерица: -Славин — это Вы?

Помертвевший Аркаша только кивнул. -Ну что, папочка, поздравляю вас с дочкой!!

-А Леночка? — еле шевеля губами, спросил он.

-А Леночка Ваша — редкая умница, помучилась, но не согласилась на кесарево сечение, и родила сама. -Тяжеловато ей пришлось, первые роды в таком возрасте всегда сложные, но молодцом, сейчас она отдыхает, придется с месяц ей не садиться — много швов, но все будет хорошо, не переживайте! Дочка ваша крупненькая, три восемьсот, 50 сантиметров, горластенькая, хороший, здоровый ребенок. Ещё раз поздравляю! — она посмотрела на утирающую слезы мамульку. — А вы бабушка? Да? Значит, завтра надо принести, — она перечислила, что требуется и улыбнулась. — Сын ваш сейчас едва ли, что запомнит, постарайтесь все принести.

-Обязательно!! Спасибо Вам! Аркаша, пойдем, сынок!

Он как-то встрепенулся: -Мама, правда, все хорошо?

-Да, у нас девочка, слышишь, доченька у тебя!!

-И тут его прорвало — подхватив мамульку, он закружил её по коридору: -Я так счастлив, у меня доченька!!

Фельдшерица улыбнулась: -Наконец-то отошел!

Дома разрывался телефон, звонили коллеги, друзья, все радовались и поздравляли с рождением дочки.

Он достал записную книжку Леночки и прозвонился в Свердловск её подругам, а потом набрал Заславского — тот долго и цветисто поздравлял их с Леночкой, громогласно радуясь за них.

Утром Славин позвонил Альке на работу, а та послала телеграмму Валюхе. Валька же сочинила поздравление в стихах, и полученную от неё телеграмму читали все женщины в палате, многие переписали такое великолепное поздравление.

Через неделю Леночку с Полиночкой выписали. По приезде домой, Славин дрожащими руками распеленал свою спящую принцессу и восторженно замер, разглядывая крошечное, нахмуренное личико спящей крошки.

— Леночка, а ведь я боюсь её на руки брать, вдруг что-нибудь сломаю?

Бледноватенькая Елена улыбнулась: -Я тоже, но привыкнем.

И через десять дней Аркадий с огромным удовольствием купал дочурку, вставал по ночам на её писк, подолгу гулял в выходные и ещё сильнее обожал свою жену.

-Леночка, если бы не Алька Цветик, я бы не узнал такого счастья, у меня три самые любимые женщины!! Я богач!! Вот, подрастет дочурка, и сыночка родим, да, Леночка?

-Дай мне в себя прийти, ты как говорил, что одного и достаточно?

-Не, я жадный, я один рос, так пусть хоть у дочки будет ещё кто-то!!

-Аркашка, негодник, дай Леночке передыху, вот, будет Полиночке годика два-три, тогда и рожайте, если не передумаете! — ворчала мамуля.

-Нет, ни за что не передумаю, сын нужен!!

У Мишутки Цветкова появился третий зубик, малыш вовсю ползал, тащил все в рот, пытался встать -стал настоящим непоседой. Первое слово получилось "ба-ба-ба-ба", потом и "ма-ма-ма", приехавший на Новый год Сережка не спускал его с рук, и, похоже, и дядька, и племяш души не чаяли друг в дружке. Тридцать первого Алька с братиком съездили на лыжах в лес, выбрали небольшую, пушистую елочку, и в доме запахло новым годом — запах, знакомый всем с детства — ёлкой и мандаринами. Мишук тянул ручки к блестящим игрушкам и обиженно сопел, уколовшись о иголки. Новый год встретили дома, в семейном кругу, и было так уютно и тепло встречать его. Уложив уснувшего малыша, Алька с братиком в час ночи пошли в клуб, к которому отовсюду стекались люди — издавна так было, до часу ночи в кубе были только работники клуба — часа же в два ночи в клубе было не протолкнуться — приходили почти все жители, приезжали все студенты и молодежь, уехавшая в большие города. Было весело, танцевали без передыху, в толпе обнимались, радовались встрече с друзьями и знакомыми, а знали здесь всех, где-то около тысячи жителей и проживало в Медведке. — Ребятня помоложе постоянно взрывали хлопушки, кидали серпантин и конфетти. Альку тут же утащили свои, Серегу тоже окружили одноклашки, и Алька только иногда замечала высокого братика, все шумело и бурлило, Алька от души наплясалась и насмеялась. Часов в пять, утомленная, пошла домой — надо было хоть немного поспать, мужичок просыпался рано и требовательно просил молока.

Тонков напросился в караул на Новый год, что-то не радовал его наступающий год, домой идти не хотелось совсем, и он подумывал просить у комполка разрешения перебраться опять в общагу. Перевели служить в Литву Аверченко, уехал учиться в академию капитан Ковшов, у Завиновского родился сын, только у него все наперекосяк шло, вот и отмечал он наступление нового года в карауле, с солдатиками.

Перед Новым годом пришло письмо от Анны на его имя... Покрутив его, вскрыл, прочитал, поморщился и, не раздумывая, сжег в топившейся печке.

-Муть какая-то!! — подумалось ему, она писала, что полюбила его с первого взгляда, что брак с Драчёвым был ошибкой, и что, если он её позовет, она будет преданной ему как собака.

— "Ага, редкой породы собачка, "любовь" её наблюдала вся часть, не к нему, а ко всем, у кого в штанах шевелилось. Зачем пишет, вроде, с женой подруги..." — подумал он, осадок, как вонючая копоть, остался неприятный, он весь день ходил сплёвывал. Обидно было за Игоря.

.

В феврале на день рождения Альки ребята расстарались и устроили ей праздник. День рождения пришелся на субботу, и часов в одиннадцать ввалились к Антоновне ребята с большим букетом гвоздик, тортом и шампанским!

-Алюха, с днем рождения!! — с порога заорали Петя с Гешкой, напугав Антоновну. Мишук же радостно задрыгался в кроватке, загукал и стал тянуть ручки к ним.

Петька подхватил мужичка, и тот тут же потянулся к его носу. -Слышь, мужик, ты, похоже, нашего полку будешь, такой же деловой! — смеясь, уворачивался Петька.

Подружка наша, самая центровая, поздравляем с днем рождения! Будь здорова и удачлива! Мы в тебя верили, верим и будем верить!

— Спасибо, — растерянно сказала Алька, — я как-то и не планировала день рождения отмечать!

-А мы как будто не знаем, вот и приехали, ща ещё Андрюха подойдёт. Мы тут подарочки тебе припасли, небольшие, но от души.

Заскочил Андрюха, покружил свою подружку, расцеловал в обе щёки и тут же ухватил Мишутку, через пять минут оба заливались веселым смехом. В две руки собрали на стол немудрящую закуску, дружно уселись, Мишутка не слазил с колен Андрюхи.

-Андрей, похоже, тебе своего сыночка надо, смотри, как Минька наш от тебя не отходит, — Антоновна звала его Минькой, и малыш постоянно шумел:

-Ми-ми-ми! — пытался потихоньку ходить, подползая к кровати или дивану и перебирая ручками, шел на некрепко держащих его ногах. Малышок тянулся именно к мужчинам, обожал сидеть на шее у дядьки, в такие минуты ему даже мамка не нужна была, вот и сейчас, задрёмывая, не хотел уходить от Андрюхи.

-Чувствует родственную душу, — посмеивался Андрюха, — а вообще, Аль, он такой классный, я Натахе уже сказал, что сразу же будем рожать, тянуть не стану. Вот защищается она, и тут же распишемся, свадьбу делать не будем, я ж не Кухтинский. Кстати, Гала беременная, а Броня носится с ней, как с писаной торбой, поясняя всем, что надо честными замуж выходить. Мы, вот, прикинули, на фига нам показуха, лучше съездим с Натахой в Скадовск, к армейскому другану, зовет постоянно. Покупаемся, позагораем, фруктиков поедим от пуза. У нас-то, кроме китайки, другие яблоки не растут, черемуха -вместо вишни. А там посмотрим, может на Качканар свалим, там горнообогатительный комбинат расширяется, и квартиру можно быстро заработать. В Медведке-то, сама знаешь, кроме леспромхоза, куда? Я-то водила, а Натахе с институтом куда? В магазин и то не устроишься. Как, Аль, думаешь, нормально будет?

-А то, ты всегда зришь в корень!

Опять смеялись, Алька наехала на Петьку с Гешкой, которые зачастили за пивом. -Вот, как была ты кровожадная, такой и осталась! — пробурчал Петька, — но я тебя всякую обожаю, ты ж всю мою сознательную жизнь рядом, только вот на два года и расставались, а без присмотра ты и лопухнулась...

-Но зато у нас такой мужик растет! — всунулся Гешка.

. В марте Мишутка подцепил ветрянку и болел первые пять дней довольно сильно — температурил, пищал и бросил грудь, не слезал с мамкиных рук. Алька спала урывками, и Мишутка, и она были в зеленке. Ветрянка пошла на убыль, а у Альки перегорало молоко, и она охала сцепив зубы. Но всё проходит, выздоровел сынок, перестала болеть грудь, и к концу марта Зоя Петровна велела готовиться в командировку в Пермь.

-Давай на недельку, за мужичком присмотрим всем миром!

Алька созвонилась со Славиными, там сразу же ответили, что с радостью будут её ждать, кому-кому, а Цветику всегда рады. Уезжала Алька с тяжелым сердцем — сыночка оставлять было очень тяжко, Зоя Петровна успокаивала, что будет звонить каждый день и сообщать все новости.

В Перми, на вокзале попала в объятия Борисовны, выглядевшей моложе, улыбающейся и с сияющими глазами. -Альбина, я так рада видеть тебя, как хорошо, что ты приехала!

Алька про себя удивилась: Елена воспринималась уже не как препод, а как подружка.

Стоящий рядом Славин тоже улыбался во все тридцать два зуба:

-Девочки, пойдемте скорее домой, доченька заждалась!!

Четырехмесячная малышка Полина, вылитый папа Аркаша, гукала и пускала пузыри на руках у бабули.

-Наконец-то я тебя вижу, Аля, так давно хочу с тобой познакомиться! Какая ж ты худенькая! Надо бы тебя откормить, вон, Леночка у нас какая кругленькая стала!

-Ну, Леночку есть кому откармливать, а меня, как в поговорке, — "волка ноги кормят", — смеясь, сказала Алька.

— Неделька-то у нас есть, так что подкормим.

Весь вечер разговаривали, Алька, как более опытная мамочка, рассказывала про своего Мишутку, её мужичок уже с аппетитом ел супчики, прорезались уже восемь зубов. Славины внимательно слушали, Аркаша многое записывал,

-Пригодится для сына! — лукаво поглядывая на Леночку, улыбался счастливый папочка.

С утра Алька отправилась на кондитерскую фабрику, там было много интересного, она старалась запомнить и записать все нюансы.

Каждый вечер звонила Зоя Петровна, рассказывала про Мишутку — он вел себя неплохо, но чаще пищал и перед сном куксился и звал маму. Алька с долей зависти смотрела на Полиночку, сердцем будучи рядом с сыночком.

Славины сделали им с сыночком по так нужному им обоим подарку — для Мишука комбинезон, а маме красивую куртку. Алька расплакалась, Славины же пояснили, что если бы не она, они бы никогда не смогли быть вместе.

— Алечка, ты с сыночком нам не чужая! — подвела итог Инна Анатольевна. — Подрастет наш женишок, приезжайте в гости, всегда будем рады!!

В Горнозаводске с вокзала Алька бежала бегом, быстро скинув пальто, она заскочила в комнату, и радостный вопль сына был ей наградой:

-Ма-ма, ма-ма, ма-ма! — сыночек рванулся к ней, а Алька глотала радостные слёзы и, обмирая от счастья, прижимала свое солнышко к груди.

Антоновна и баба Рита тоже прослезились от радости — мама и сыночек не отлипали друг от друга.

Апрель выдался теплый и в средине месяца позвонил Андрюха: -Аль, поедем в Верхотурье, на выходные? У нас тут для своих работников организовывается поездка, я нас всех записал, как, пойдет?

-Да! Андрюха, ты умничка!!

В субботу ехать в Верхотурье собрались баба Рита, Петька с Гешкой — куда же без них, и Васька с женой, надумавшие тоже окрестить своих двух деток.

Храм произвел впечатление на всех, ребята притихли, во все глаза рассматривая единственную действующую в городе — Успенскую церковь. На крещении, несмотря на плачущих рядом малышей, Мишутка крутил головой с интересом рассматривая незнакомую обстановку, улыбался, когда его поливали теплой водичкой, ловил ручками проходящие через цветные стекла окон солнечные лучики...Заслужил одобрение батюшки — тот погладил его по немного вьющимся, ставшими совсем темными, волосам:

-Славный растет у вас малыш!

Алька с бабкой расцвели, а Мишук уютно устроившись на руках теперь уже своего крестного, Андрюхи, мирно засопел.

Неугомонные ребята потащили всех посмотреть Верхотурский кремль, — это потом, в 90-х он станет местом паломничества, но и сейчас умение древних выбирать места и строить величественные храмы вызывало восхищение.

-Да, если восстановить все — будет здорово! Красотища! Петька потихоньку взял у Андрюхи спящего мужичка:

-Давай уже, небось, руки затекли.

-Немного есть, но, ребят, я только сейчас понял, как это классно — держать на руках такое сопящее чудо!

— Может, на следующий год и своего так будешь держать, — улыбнулась Алька, — вот, смотрите какая у вас практика, родите своих, а сами уже с опытом!

-Только вот крестная у нас далековато, в Караганде, одногруппница моя самая центровая. Я батюшку спросила, можно ли так, заочно, иначе будет смертельная обида, он поулыбался и разрешил.

В воскресенье собрались своей компанией, сходили на Койву, полюбовались на плывущие льдины, надышались вкусным весенним воздухом, набрали огромные букеты местных подснежников, которые распускались, едва появлялись проталины, а по теплу устилали землю в лесу белыми коврами.

-Это мы их так называем, вообще-то, по научному это — ветреница какая-то, — блеснул эрудицией Гешка.

-Ага, ты, похоже, из всей ботаники только это название и запомнил, — тут же съехидничал Петька.

-Не, ну, я ещё знаю все травы, что в чай идут, особенно, Иван-чай, — на покосе нужные, не будешь же в лес со своим чаем ходить.

-У-у-у, не напоминай про покос, скоро начнется: "а снится нам трава, трава у дома, зеленая-зеленая трава", — запел Петька.

Покосы у всех, имеющих коров, были в лесу на дальних полянах, и приходилось неделями пластаться, заготавливая сено, появляясь домой на немного — помыться в бане и взять продуктов. Тяжкий труд этот был знаком всем с детства, сейчас некоторые семьи уже не держали коров, а в ребячьем детстве ещё приходилось по очереди пасти стадо.

Алькина Маргарита корову не держала, но на покосы к родственникам приходилось приходить — ворошить и сгребать сено, навыки имелись. А братик с двенадцати лет умел косить, как заправский мужик.

С понедельника начали запускать пряничный цех, Алька упахивалась до изнеможения, приползала домой еле-еле, и к пятнице была готова первая партия.

Приехавшая из Перми комиссия долго и тщательно проверяла пряники по всем показателям. Вывод был один: "Пряники Комсомольские и Пряники Воронежские, изготовленные Горнозаводским хлебокомбинатом — по всем показателям соответствуют требованиям ГОСТа!"

Радовались все, а Алька только и мечтала — отдышаться, — впереди, после Первого Мая и Дня Победы маячила кондитерка. Но зато съездившая в Пермь Зоя Петровна привезла два радостных для Альки приказа, — один на премию в размере двух окладов, а второй о назначении её зав лабораторий с повышением оклада в половину больше.

За два дня да Первомая Алька отпросилась на денёк и смоталась в Свердловск, навестила класснуху, пробежалась по магазинам, купила своим нянькам подарочки: Антоновне красивый халат, мамке блузку, а Зое Петровне шифоновый шарф, пару летних костюмчиков, сандалики, кепку для Мишутки. Своим обожаемым ребятам тоже выбрала по недорогой футболке, продавец на рынке, по случаю оптовой покупки сбросил немного в цене, чему Алька была рада. Встретившись с братиком, сходили в пельменную, братец ел, аж за ушами пищало, а Алька все подкладывала ему пельмешек.

-Сережка, ты совсем отощал, так нельзя!

-Аль, да, я тут малость поэкономил, зато джинсы себе купил, первые нормальные, и вам с мамкой и племяшке по небольшому подарочку.

-Совсем сдурел, подарочки какие-то, унесет, вот, ветром...

-Не, папашка исправно к концу месяца пятьдесят рублей посылает, в каждом квитке напоминая, что деньги — на учёбу и, если брошу учиться, то ни шиша не пришлет.

-А ты что? — насторожилась Алька.

-Не, я дурак, что ли? Ща, вот, в конце июня записался в стройотряд, до середины августа будем где-то на севере области свинарники строить, все подзаработаю. Племяшку вот потискаю немного, а потом -труба зовет. Аль, я с тобой поеду в Горнозаводск, домой завтра к вечеру, очень хочу Миньку зубастого увидеть.

Приехали в четыре утра, братец долго стоял и разглядывал сопящего мужичка:

-Слышь, Аль, он так подрос заметно!

-Иди, спи, завтра он тебе покою не даст совсем.

В семь часов у Мишука был подъем, сначала кряхтенье, потом шебуршание и вопль на весь дом:-Мамма! Умывались, одевались, кушали и начинали хулиганить.

А сегодня, после кормежки, видя, что кто-то спит на диванчике, он ужом вывернулся из мамкиных рук и пополз туда. Встав на ножки, с любопытством разглядывал притворявшегося спящим Сережку, потом пальчиком потрогал нос, дядька клацнул зубами и открыл глаза.

Малыш заливисто засмеялся и запрыгал: — Дя!

-О, ты уже меня дядькой называешь? Иди сюда!

И все, мамка стала не нужна, они барахтались, смеялись, дурачились.

Алька побежала на работу, все было как всегда... а в обед, когда она проверяла тесто на кислотность в её лабораторию зашел секретарь комбинатовского комитета ВЛКСМ — Валерка Сумкин.

Алька держалась от него на расстоянии — уж больно масляными глазками он смотрел на неё. Будучи простым водителем, был нормальным парнягой, а вот избрали его в январе секретарем, и полезло дерьмо из мальчика.

-Альбина, до меня дошли слухи, что ты, комсомолка, ездила сына крестить.

-Не знаю, слухами не интересуюсь, да и мне в отличие от некоторых, некогда. Кто такое сказал у того и спрашивай подробности.

-Слышь, девочка наша непорочного зачатия, давай полюбовно, ты уважишь меня, а я замолвлю словечко в райкоме, а то ведь и из комсомола можно вылететь. Че ломаешься, не убудет же от тебя!

Алька аккуратно подвинула тяжелую фарфоровую чашку с таким же пестиком к краю стола — в чашке было тесто растертое с водою и добавленным туда фенолфталеином, и как-то боком обошла Валеру.

-А морда не треснет? — она взяла в руки тяжелую литровую фарфоровую кружку и начала наливать туда реактивы.

-Ты что?

-А ничего, личико, вот, сейчас подпорчу, химия она знаешь ли... да и свидетелей нет, не докажешь, что я.

-Э-э-э, я, может, шутил?

-А я, вот, нет!

Он попятился и, взмахнув рукой, зацепил чашку с растертым тестом, белоснежный халат стал непонятно-ржаво-рыжим.

-Дура! — он выскочил за дверь, а Алька обессиленно опустилась на стул.

-Аля, что это Сумкин выскочил от тебя облитый? — заглянула Зоя Петровна. Увидев Алькино лицо, влетела: — Что?

-Противно, как дерьма наелась, — Алька коротко поведала о предложении Сумкина.

-Так, сейчас пойди проверь упаковку пряников, первая партия на отправку, чтобы все было на уровне, а я схожу кой куда, ненадолго.

И рванула директриса в райком партии.

Иван Егорович Редькин был самый что ни на есть местный, — "тут родился, тут женился, тут и пригодился", отсутствовал только по причине службы — прошел всю войну, мужик был битый, жестковатый, но справедливый. Над ним в районе тряслись и очень уважали, смогли отстоять всем миром, когда Егорыча хотели забрать в аппарат, на вышестоящую должность.

-Егорыч, — ворвалась к нему Зоя Петровна, — надо поговорить, срочно.

У Егорыча и Петровны давно сложилось доброе сотрудничество, он помогал всегда, последнее время постоянно ставя в пример нерадивым хозяйственникам хлебокомбинат. Гордился, что в их молодом городе из маленькой пекаренки вырос такой большой комплекс.

-Садись, Зоя Петровна, что ты такая взъерошенная?

Выслушав, помолчал, набрал номер телефона:

-Федор Фёдорович? Давай-ка ко мне быстро, минут на десять.

Стукнув в дверь, влетел секретарь райкома ВЛКСМ.

-Федор, ты почему ставишь в местные комсомольские организации непроверенных людей секретарями?

-Не понял, Иван Егорович?

-Я про Сумкина!

-Э-э-э, Сумкин, Сумкин, это хлебозавод? — взглянув на директрису, догадался он.

-Да!

-К стыду своему, ничего не могу сказать, это была рекомендация моего зама — Сергача.

-Так-так! Значит, после майских праздников весь актив, всех секретарей ко мне, на беседу. Шантажа, пока я жив, в городе не потерплю. Иди.

-Не переживай, Петровна, не дадим в обиду специалиста твоего, я ведь не понаслышке знаю, как она там у тебя крутится — моя сватья столько лет тестомесом работает, а как ваша Альбинка пришла, она ею не нахвалится. Говорит, что девочка толковая и с людьми умеет разговаривать, может её в райком забрать, а?

-Нет, не пойдет она, ей тут скучно будет, у неё ж глаза горят, когда на работе. Не повезло только, вот, с отцом ребенка, ну, да кто не ошибается? Самое гадкое в этой истории, что пакостник в нашем коллективе завелся.

-Исправим!

— Егорыч, все бы как ты были, а то приходят вот такие борзые Сумкины, походя людям жизнь могут испоганить. Я эту девочку в обиду никому не дам!

ГЛАВА 6.

А дома Серега сразу же потащил Альку в комнату: -Смотри!

Мишук стоял у диванчика, а брат отошел в другой конец комнаты и позвал: -Минь, иди, маленький, ко мне! Мишук поколебался, Серега опять позвал его и малышок решился и...пошел!!

— Сыночка! — Алька подлетела к нему и зацеловала своего мужичка. Радости от того, что Мишутка пошел, не было предела!

Первомай начался светлым, солнечным днем. Нарядный Мишук сидел на шее у Сережки и тянулся к шарикам и веточкам с бумажными цветочками. Принаряженные Алька и Антоновна присоединились к своему хлебозаводу — настроение у всех было праздничное, тут и там в небо улетали воздушные шарики, в колоннах слышались звуки гармошек, народ плясал и веселился и, проходя мимо руководителей города и района, радостно кричал: "Ура!!"

После демонстрации отметили Первомай, Алька испекла торт, который всем понравился:

-Аля, у нас такие торты в продаже будут? Очень понравился.

-Да, будет в первое время небольшой ассортимент, руку, вот, набьем, тогда месяца через два расширим, а к осени... брр.., газировка. Пока учимся, там, может, и весна наступит.

Алька раздала подарки, Серега тут же нацепил футболку, а Мишенька, пыхтя, пытался надеть сандалик, ничего не получалось, и он начал возмущенно ругаться, как всегда, на всю квартиру. Серега взял его на колени, шустро надел сандалики, и Минька весь исхвастался, показывая толстыми пальчиками на новые обувки.

— Вображулька растет или модник! — Серега с искренним удовольствием возился с племяшкой — Аль, он такой классный, и все понимает, как большой!

"Большой" же пытался уцепить его часы, а Антоновна вздохнув сказала: -Классный, как же! Кошки, вон, стрелой из дома удирают, он же, если ухватил какую, не отцепишь, силища немалая в руках.

Пришла Зоя Петровна, поздравила с праздником, похвалила торт, восхитилась шифоновым шарфом и выложила свои подарки — Миньке перепала вязаная кофточка, которую он тут же ухватил, а Альке... настоящие фирменные джинсы"Райфл".

-Зоя Петровна, это же... дорого, я не могу такой подарок.., я...

-Аля, не придумывай, мне, наоборот, очень приятно сделать вам с Мишуком подарки! — тот усиленно мусолил свой подарок и громко возмущался, потому что Серега пытался его отобрать.

-Вот, блин, командный голос-то, и вырабатывать не надо!

После обеда поехали к мамке, как всегда вскоре нарисовались ребята, пошли прогуляться и встретили Броню с глубоко беременной Галой, на удивление, Броня не тявкала, только смотрела презрительно и морщилась.

-Аль, где ты ей дорогу перешла хоть, чё она так тебя ненавидит? Вроде сыночек её и ты никогда рядом не стояли?

-Да из-за Людки всё!

-Людка сто лет как уехала. Чего волну поднимать?

Второго смотались на Колпаки, полазили, пофотографировались, подурачились, день пролетел быстро.

А третьего, важно задиравший нос Сумкин получил причитающееся. Иван Егорыч долго и дотошно расспрашивал всех комсомольских вожаков обо всем, что происходит в их организациях, дошла очередь и до Сумкина.

-Так, послушаем про хлебозаводские нужды.

-А у нас все хорошо, взносы платят исправно, проблем никаких. — отрапортовал Сумкин, явно красуясь собой перед начальством.

-Так уж и никаких?

-Нет!

-А как же пьяный дебош в общежитии цемзавода, устроенный вашим комсомольцем Федорчуком?

-Я... я не в курсе.

-А почему не была выдана характеристика для подачи документов на учебу пекарю Волчковой, и она пришла в райком за ней? А почему ваши комсомолки Иванова и Мусихина стали прогуливать занятия в вечерней школе?

Сумкин то бледнел, то краснел. Волчкова неделю ходила за ним, чтобы написал характеристику, потом пошла в райком к бывшему их секретарю, Оле Елагиной и та по старой памяти написала.

-Сергач, как Вы подбирали секретаря для хлебозавода?

— Ну, он из рабочих, не пьющий, активный, держит... держал руку на пульсе, так сказать, я был в курсе всех событий у них.

-Каких же?

-Ну... это... взносы сдавались вовремя, в лыжном пробеге принимали участие...

— И всё?

Сергач мялся, но ничего вспомнить не смог.

-Да, был сигнал, что их технолог, комсомолка, как её..? Ездила крестить сына, мы хотели вызвать её на бюро райкома, выговор объявить...

-От кого сигнал?

-Как от кого, вон, от Сумкина.

-Сумкин, Вы сами видели, своими глазами?

-Нет, но был сигнал из Медведки, от Брониславы Евтихиевны Кухтинской.

-Кто у нас из Медведки?

Встала невысокая девушка:

-Лидия Гущина, секретарь поселковой организации.

— Что вы можете сказать про это?

— А что говорить? — пожала плечами Гущина, — Броня, то есть Кухтинская, первая сплетница в поселке, постоянно что-то придумывает и сочиняет, а потом разносит по поселку.

-Вы лично, знаете что-то про крещение ребенка?

-Нет! Если б что и было, то мы бы все знали про это.

Гущина, старше Альки на два года, тоже попала под Бронино усиленное поливание грязью, и не собиралась очернять Альку, свидетелей не было, а Алькины одноклашки своих не продавали никогда.

-Значит, секретарь поверил навету первой сплетницы, а не своей комсомолке, которая за год работы сделала для города совсем не мало? Все, здесь сидящие, знают, что наш хлебозавод признан лучшим по Горнозаводско-Чусовскому кусту, а вы, первейшие помощники партии, занимаетесь сплетнями и хотите вызвать хорошего специалиста на бюро? Её, между прочим, Пермь пыталась забрать, она не захотела менять наш город, а вы поверили в грязь? Федор Федорович, это как называется? Кто у Вас в райкоме работает? Значит, так, райком КПСС проведет тщательную проверку деятельности райкома ВЛКСМ, поступали жалобы с литейного завода уже и не раз, я говорил разобраться? Не стали или не захотели? Вам, Федор Фёдорович, Сергачу и Сумкину остаться, остальные свободны.

-Ну что ж, поговорим, Федор Фёдорович у нас человек новый, начал неплохо, но... — и выстрелил вопросом в Сергача:

— Не понравилось, что тебя первым не поставили, решил по-тихому пакостить? Я был против, думал, ты в замах пересмотришь свое поведение... ошибся. Карьеру захотелось сделать, идя по головам? Не позволю, такие как ты и на фронте, и на зоне — крысятниками называются. Сумкин, на каком основании ты шантажировал технолога? Кто тебе дал право свои грязные, похотливые домыслы озвучивать? Ты кто, царь и Бог?

Когда Редькин говорил вот так, негромко, чеканя слова — все в городе знали — будет буря, и сейчас она разразилась.

-Срочно собираем расширенное заседание партийного и комсомольского актива, через два часа, будем решать с этими, приспособленцами...

Через три часа Сумкина исключили из комсомола, а Сергач получил строгий выговор с занесением в личное дело и отстранен от занимаемой должности. Сумкин в тот же день получил расчёт и уехал из города.

А Миша-большой в конце апреля, придя в неурочный час домой, застал свою жену в постели с прапорщиком Гнидюком. У прапорщика умерла жена, он собирался уезжать домой, куда-то на Украину и положил глаз на Светку, частенько забегая к ней на огонёк, пока "Тонков или на ученьях или на бабах".

-Бить не буду только в одном случае — если ты сию же минуту не напишешь заявление на развод. Нет — не обессудьте, будете работать на таблетки.

Прапорщик, хитрый, трусоватый по натуре тут же выдал: -Светочка, пиши уже эту бумагу, распишемось зараз и поидэм до мэнэ, хай вин подавытся!

Мишка все-таки не удержался, сунул кулаком тому под дых:

-Тебе слова не давали!! Светочка шустро написала заявление, их быстро развели — 'без шума и пыли', Тонков вздохнул с облегчением, продал по дешевке всю мебель, что приобрели за полтора года совместной жизни и с удовольствием переселился в общагу.

В средине мая Зою Петровну и Альку вызвали в райком, к самому Редькину. Алька его частенько видела его, идущего по улице, здоровалась, пробегая мимо — вечно спешила, но чтобы вот так, рядом и отвечать на его вопросы...

Она немного нервничала, особенно увидев в его кабинете директора цемзавода, завроно, секретаря райкома комсомола, директора быткомбината, ещё каких-то явно руководителей, совсем растерялась, запнулась на пороге, смущенно поздоровалась и юркнула в угол.

-Так, все на месте? — поднял голову от каких-то бумаг Егорыч. — Начнем. В начале июля к нам приезжают строители, да не простые, а из ГДР и Югославии. — По кабинету пронесся шум. — Да, приезжают наши братья-югославы и... — он кашлянул, — тоже... кхм... братья, не прошло и сорока лет, восточные немцы. Они будут строить новый жилой район со всей инфраструктурой полностью, нам надо их встретить и устроить так, чтобы комар носа не подточил. Значит, записывайте, кому и что надо сделать до первого июля...

Он начал перечислять, что и как. Алька в недоумении слушала — она-то здесь при чем?

-Так, дальше. Хлебозавод — вам для встречи дорогих гостей придется потрудиться: испечь каравай самый лучший — будем встречать хлебом-солью, выпечку всякую, угощение для праздничного стола, как, Альбина Михайловна, сможем не ударить в грязь лицом?

Алька смутилась до слёз:

-Должны!

-Облисполком выделяет нам средства для приведения в порядок города, встречи и расселения наших гостей, жду от всех служб подробного плана. Что и как будете делать, спрошу жёстко, вплоть до того, что партбилет на стол!

Отпустив всех, придержал за руку Альку: -Не торопись, девочка, давай, поближе пообщаемся, расскажи-ка мне о себе?

Алька уложилась в три предложения. Егорыч внимательно смотрел на неё, что-то решая. — Скажи, а можно будет чем-то удивить друзей, особенно немцев?

-Может, — подумав, произнесла Алька, — испечь какую-то их национальную выпечку?

-Вот, — просиял Егорыч, — Петровна, за что я люблю молодежь, они своим любопытством к жизни и нас, стариков, заводят! Думай, дочка, время есть, но через пару недель, чтобы уже определились со всем. Сколько твоему малышу уже?

-Через две недели годик.

-Так-так, Цветков? А имя?

— Мишук, — заулыбалась Зоя Петровна, — Михаил Михайлович! Я как раз хотела разговор о яслях завести.

-В новом большом детском комбинате, что по плану в первую очередь начнут строить, будет место для ребенка.

-Спасибо огромное! Алька даже и помыслить о яслях не могла, мест не хватало, и очередь была "с кобеля", по выражению мамки.

А ещё через неделю был для Альки сюрприз, нет, даже сюрпризище.

До этого пришло письмо от Валюхи, опять на восьми страницах, она вопила от восторга, увидев на фото своего крестника, три страницы перемежались восклицаниями: "какой он хорошенький!! Какая Алька молодец, что не стала никого, в том числе и её, слушать, а родила такого мужичка!!" На пяти фотках, Минька был запечатлен в разные минуты своей деятельности, особенно Вальке понравилась фотка, где он доверчиво прижимался к мамке, обещала в августе прискакать, знакомиться со своим крестником!

-А 'Сюрприз'?

-Аля, тебя на проходной какие-то два мужика спрашивают, выйди, — забежала в лабораторию экспедитор Наташка.

-Какие ещё мужики?

-Один старый, другой лет так сорока...

-Странно, кто такие?

Зайдя в проходную увидела двух невысоких, светлорусых мужчин, которые как-то напряженно вглядывались в неё, она удивленно присмотрелась к ним и замерла — оба были копией её братика. Такие же глаза, волосы... только братик вымахал за метр восемьдесят, а вот нос был у обоих как у Альки, с горбиной, фамильный — смеялась Алька.

. -Здравствуй, унучка! — произнес старший. — Я твой дед — Афанасий Грыгорович! А это дядька твой родный, Иван.

-Дедушка, Цветков? Брянский?

-Ну, а якой же, бряньский и есть!

Алька подлетела к ним и обняла своего ни разу не виденного деда, дед тоже крепко прижал её к себе: -От ты какая, унученька, пока единственная!

Одетый в немудрящую одежду, в кирзовых сапогах, дед вызывал умиление, у Альки бежали слёзы, а дед вытирая их сухой шершавой ладонью, приговаривал:

-Ну, будя, будя! Устретилися, вот!

Потом Альку обнимал дядька:

-Племянница, рад тебя видеть, давно мечтал!

-А унук Сяргей когда жа появится? — поинтересовался дед.

-Дедушка, я сейчас отпрошусь и пойдем, ему телеграмму дадим, думаю, если увидит телеграмму, сразу же и приедет, не позднее завтра.

Зоя Петровна без звука отпустила Альку, отправили по дороге телеграмму Сережке и пришли домой, где главный мужчина в доме, сидя на полу, раскидывал по сторонам игрушки.

-Маммма!! — увидел сынок Альку, кряхтя поднялся и побежал к ней.

-Не спеши, маленький! — Алька подхватила его на руки и повернулась к деду, — Минь, это твой дедушка!

Старый и малый с любопытством смотрели друг на друга, потом Мишка отмер:

-Де! — и потянулся к тому на руки.

-Ах, ты ж, пострелёнок! — обнимая "праунука", растроганно проговорил прадед, — да ты ж, моя радость!

Дядя Ваня тоже долго любовался малышом, тот немного посидев у него на руках опять потянулся к деду: — Де! — Старый и малый пришлись друг другу по душе, Мишка потащил его к своим игрушкам, усадил "де" на диван и начал складывать их деду в колени.

. -Я, унученька, давненько собирался до вас с Сяргеем, увидеть. Мишка усё вредничал, говорЯ, что... а, много чаго говорЯ, — махнул рукой дед, перемешивая русские и белорусские словечки, — я ждал-ждал, думал, ён позовет вас к себе, а вот когда узнал, про праунука, не сдержался, восемьдесят мне уже, а як и ня увижу свою хвамилию, продолжателей рода свояго. Вот Ваньку вызвал и обязал в ваш Урал поехать со мною. Ванька-то от другой моей жены — ваша рОдная бабка Арина, у тридцать втором годе сгорела за неделю, простыла так сильно, Мишке, батьку вашему тогда было десять, Филиппу-восьмой шел, я-то уже Беломорканал строил, упекли меня наши деревенские активисты — коммунисты, за то, что заявлению назад узял.

-Это как? — не поняла Алька.

-А так, написал у колхоз вступить, а дома родня набегла и отговаривать стала, узял яго назад, вот и припомнили.

Дед не спускал с рук Мишука, а тот и не собирался от деда отлипать.

— Батька, давай Сергея дождемся! Расскажешь сразу про все тому и другому, а то знаю тебя, разволнуешься и спать не сможешь! — проговорил Иван.

-Да, дедушка, идите с Мишуткой отдохните, а мы с дядь Ваней пельменей налепим. Дядюшка и Алька как-то сразу прониклись истинной симпатией друг к другу, общались на одной волне, получая огромное удовольствие.

-Родственные души мы с тобой, племяшка! — сделал вывод Иван, — Мишка, братец, много потерял, был я у него в гостях, могу сравнить теперь. А Сергей, он какой?

-Самый лучший в мире братик, он вылитый вы с дедом, только нос у него мамкин, мне ваш-то достался, может и у сыночка вырастет, фамильный.

Весь вечер дед возился с Мишуком, — "Правду говорят,старый и малый всегда общий язык найдут!" -сделала вывод Антоновна.

С ночным поездом Серега не приехал

-Значит, будет сегодня в ночь — наверное, не успела телеграмма вчера прийти, — сказала Алька. Мишук принес свои одежки, Алька одела его для прогулки, и мужичок, взяв деда за руку, потянул его к двери. Пошли гулять, знакомиться с Уралом, коляску брать не стали,

-Донесем, поди, по очереди Мишутку.

Алька повела их на самую высокую горку — с неё открывалась панорама города, как бы сбегавшего вниз по склону и упиравшегося в лес, которому, казалось, нет конца.

-Да, — помолчав сказал дед, — велика страна Россия! Суровый якой край у вас, но красивый!

-Алька-а-а! — донесся мужской голос,все обернулись — к ним бежал высокий юноша.

-О, вот и Сережка!

Подбежавший Серега во все глаза уставился на мужиков, а дед странно кашлянув, сдавленно проговорил:

-Чистый Хвилипп! Унучек!

Серега шагнул к деду, и дед, приникнув к его груди, всхлипнул.

-Это я от радости!

Мишук вертелся у Ивана на руках и тянулся к Сережке:

-Дя! дя!

— Иди уже, бандит, ко мне! — Серега ловко посадил его на шею и малыш звонко засмеялся. -Дядя Ваня, обнять уже не могу, извините, племяш только на шее и ездит.

-Серега, ты как добирался-то?

-Электричками, терпения не хватило ждать до вечера, это ж историческое событие — деда своего и дядю по отцу увидеть!

— Да, батька вашего дрыном надо отходить, своих оставить, ну, да чаго теперь говорить, хай живеть яак живеть, а я вот все жа вас увидел, и рад, что вы такие выросли! А и яак же ты на Хвилиппа похож, унучек, только Хвилипп нямного пониже был!

Филипп погиб в сорок четвертом, не дожив месяца до восемнадцати, дед, тоже хлебнувший фронтовых будней, до сих пор горевал по 'мальцу своему'.

Дома дед дотошно выспрашивал у Сережки про учёбу, потом пытал Альку — его интересовало всё: как росли, как учились, что интересует, что будет делать Серега после окончания института? — А то приезжай ко мне у Чаховку, дом, вульи, сад — все тебе отпишу!

-Дед, — смеялся Серега, — я уральский, мне без леса никак, и профессию я выбрал по душе, с лесом связанную, в гости, да, приеду, охота посмотреть на свои брянские корни, но жить — не, не смогу!

-Жаль, мне бы, дураку старому, пораньше вас увидеть!

-Не горюй, дедушка, увидел же !

Уложив малыша, долго сидели вели разговоры, дед рассказал, что пока был на Беломорканале, его пацанов и отца выгнали из хаты, объявили кулаками. А какие кулаки? Две пары штанов, двое деток без отца и матки, да пара деревянных кроватей со столом и лавками? И ходил старший, Мишка — батька ваш с холщовой торбою, побирался, где кусок хлеба, где картоплю, а где и камень, пущенный во след убегающему пацаненку, -'кулацкому выкормышу' получал. Филиппа-то баба Уля, матка жены моей, Арины, приголубила. А стара была, не потянула бы двоих-то, вот Мишка и вырос как волчонок, помнит детство-то, да опять же, своим детям, тоже безрадостное детство устроил.

-Не, дед, я помню, как меня на пшено или горох коленями ставил, за провинности, типа пролью или рассыплю там чего, платье вот порвала — на заборе повисла... Лучше так как у нас, чем постоянное наказание, или когда мать бил у нас на глазах, а мы рыдали и тряслись. А детство? Да нормальное оно у нас получилось, бедноватое, но веселое, — задумчиво проговорила Алька. — Учились хорошо, всегда были в гуще событий, ущемленными не были, на бедность никто внимания не обращал, да и многие так жили, нормально!

Серега улыбнулся:

— Алименты были "Царские". Я в пятом классе всю зиму в школу бегом бегал, в кедах.

-Ах ты ж, суккин сын! — выругался дед, — а мне ж всягда говорил, что его дети ни в чем не нуждаются, алименты платит исправно!

-Вот я и говорю, — опять заговорила Алька, — лучше без него, прости, дед, он твой сын, но мы выросли нормально, не дерганные, и не бил нас никто, Серега, вон, на горохе не стоял. Иван молчал, дед тяжко вздохнул...

— Дедуль, а ты где воевал?

— У сорок первом не взяли меня — с грыжей, Мишке семнадцать, Филиппу пятнадцать, были под немцем. Сумел я пацанов от Германии отбить, яак пострадавший от Советской власти, в ноги кланялся бургомистру, та ещё скотина, но вошел у положение. Устроил он их на дороги, латали-то постоянно, дождь пройдет и все, ни пройти, ни проехать, вот и была дорожная бригада из надежных людей. А пацаны там как подсобные были. А у сорок третьем нас троих сразу и призвали, меня ездовым поначалу во второй ешелон, а потом и на передовую попал, когда по Польше шли, бои везде были тяжелые, повыбил хриц много, вот я и... до Берлина, вместо лошадей в основном на пузе, но уже с автоматом. В Берлине был, да, расписался на этом ихнем рейстагу, за себя и Филиппа, а Мишку второго мая поранили, хорошо руку сохранили, хотели сначала отрезать, да войне-то конец, вот и смогли спасти руку-то.

-Дед, а награжден был?

-А яак же — самой что ни на есть солдатской — "За боевые заслуги"! Потом уже — "За Отвагу", "За взятие Берлина", "За Победу над Германией".

-Ух ты! Какой у нас героический дед!

-Не, Сяргей, обычный, тогда не до геройства было, просто тяжкая работа — землю от поганства очистить, вот и рвали жилы и гибли, не за медали. Это уж как повезет, были ж и такие, что к Герою представляли, а не получали, хотя там надо было враз двух Героев давать, а были и другие...

В воскресенье поехали в Медведку, деду сильно хотелось посмотреть, где они родились и учились, да и с невесткою познакомиться.

Мамка приняла их радушно — 'чё уж претензии предъявлять, когда столько лет без него живем, да и отец, что, ему свою голову приставил бы? Живет там, где-то, вот и пусть живет. Вы без него выросли, не пропали!'

Сережка уговорил деда и дядю съездить на пару дней в Свердловск и приехал оттуда дед преображенный, приодетый в цивильную одежду, но, как ни уговаривал его внук, не бросивший свои кирзачи.

-Дедуль, ты, прямо, лет десять скинул, глянь, какой молодой! — шутила Алька, а дед только ухмылялся, он приладился ходить 'у гастроном, кой чаго прикупить'. Решили уезжать после дня рождения Мишутки, до него осталось три дня.

Вот и сейчас он вышел из гастронома, неся в нитяной авоське треугольные пакеты с молоком, жизненно необходимые ему папиросы "Беломорканал", какие-то кулёчки...

По улице навстречу быстро двигалась группа людей во главе с секретарем райкома — Редькиным. Егорыч, не снижая голоса, что-то сердито выговаривал идущему рядом солидному мужчине, дед же, услышав этот голос замер столбом, прямо посредине тротуара. Он, казалось, не дышал, просто стоял и смотрел на Редькина, редкие прохожие, обходили его, а он ничего не замечая, смотрел и не двигался.

— Дедушка, вы мешаете! Отойдите пожалуйста! — шедший впереди всех молодой мужчина, сделал деду замечание, тот не слышал...

Редькин приблизился на расстояние трех-четырёх шагов и взглянул на стоящего столбом деда, поморщился,.. вдруг запнулся, остановился... вгляделся и, не глядя, кому, — резко сунул свою папку с документами... Дед все так же молчал и не сводил глаз с Редькина... Егорыч тоже смотрел только на деда, сопровождающие его остановились, недоуменно глядя на обоих. Редькин, как сомнамбула шагнул к деду, не говоря ни слова, обнял его и замер... Дед бросил свою авоську и тоже изо всех сил стиснул Егорыча. Так и стояли, обнявшись два мужика, и было понятно, что встретились давние друзья.

-Ванька!! — всхлипнув, шепнул дед, — Ванька, живой!!

-Старый!! Старый, я и не надеялся, что тебя тебя в этой жизни увижу!!

-Товарищи, — повернулся Егорыч к сопровождающим, — это мой фронтовой друг, который вытащил меня полумертвого, если б не старый, то есть Панас...— он сглотнул, — это такая радость, непередаваемая!

А дед, глядя куда-то вбок, позвал:

-Вань, хади сюды!

Сбоку вывернулся дядя Ваня с Мишуком на руках:

-Вот, Ванька, — сказал дед Редькину, забирая у Ивана Мишутку, — последыш мой, у сорок пятом сгондобил, в честь тебя названный! Я думал, не выжил ты, уж очень пораненый был!

Редькин порывисто обнял своего тезку..

-Я на фронте ни разу не прослезился, а сейчас глаза на мокром месте... Старый, ты жив!! Это же счастье!! Ты здесь откуда?

-К унучке приехав!

-Вечером жду тебя с тезкой у себя, часов в шесть! Сейчас надо проверку закончить, жду. Не прощаюсь!-ещё раз обняв деда, Редькин, улыбаясь и сияя, пошел дальше, дед же только сейчас вспомнил про свою авоську.

-Дедушка, возьмите! — протянул её какой-то парнишка, — Дедушка, а вы можете к нам в школу прийти завтра? Вы ж с самим Редькиным воевали! Пожалуйста, мы вас будем ждать!

-Я, малец, деревенский мужик, говорить-то и не умею, яак надо.

-А Вы как умеете, нам всё интересно будет.

-Я с Иваном Редькиным посоветуюсь, яак он скажеть!

Дома дед рассуждал:

-Вот ведь как бывает, я думал, Ваньки нет... а он, эх, как хорошо! Я ж у сорок четвертом, у декабре яго на спине тащил, боялся, не успею, у медсанбате сестричка головой качала — 'вряд ли выживеть'. Мне ж 'За отвагу' за Ваньку вручили — вытащил раненого командира, там жеж головы поднять нельзя было...

-Бать, я знал, что в честь твоего командира назван, а он такой мужик, видно, что настоящий!

В городе новость, что Редькин встретил фронтового друга, который спас его, распространилась в одно мгновенье, и пришедшая с работы Алька, удивленно сказала:

-Надо же, через тридцать шесть лет Егорыч однополчанина встретил, вот бы глянуть на него!

Дядюшка засмеялся:

-Смотри, вот сидит!

-Дедуль, ты?

-Я, Алька, я!

Редькин и дед засиделись далеко за полночь. Сначала деда и сына встретила вся многочисленная редькинская семья. Дед даже растерялся от такого внимания и изъявления благодарностей за своего Егорыча. Постепенно все разошлись, оставив фронтовиков наедине, которые долго-долго вспоминали, много курили и тяжело вздыхали, поминая погибших.

Дед закинул удочку:

-Вань, ты ж хозяин всего раёну?

-Ну примерно так!

-А унучечка моя, как я слыхав от людей, хорошая дивчина? Так подмогни жеж ей, вон, у тебя стройка какая начнется, ей бы хоть маленькую комнатенку, но свою, мальчишка-то растёть.

-Не переживай, Панас (Панас так звали деда на родине, так на это имя он и отзывался, редко вспоминая, что Афанасий), ты меня знаешь, своими молодыми специалистами мы дорожим, и в планах есть квартиры для них. Надеюсь, в следующем году приедешь к внучке на новоселье?

-Если жив буду, Вань.

-Ты у нас самый старый был, мы-то все двадцатилетние пацаны считали тебя глубоким стариканом — сорок три или четыре тебе было?

-Сорок чатыри, а вот уже восемь десятков через два месяца стукнеть.-

-А мы над тобой хихикали, хотя Лёшку-то именно твоя осмотрительность уберегла, помнишь, как он, желторотый все норовил из окопа выглянуть, а ты его за штаны успел стянуть?

-Эге ж, он потом от всего шарахался, когда понЯл, что пуля рядом была...

-Давай так договоримся: будем живы, на следующий год, на Победу соберу всех — Михнева, Буряка, Алёшку Сиротина, Егорыча, Витька Соболева, и ты обязательно приезжай, а? Сиротина совсем не узнаешь-такая махина выросла из мелкого щуплого пацана.

-Я, Вань, доживу, точно, это ж надо было к унучке приехать, штобы тебя устретить, живога! Я, Ванька, встрепенулся сильно, наших поглядеть — обнять, ох как хочу, да и праунук у меня, ох и парнишка, зовёть меня — Де!

Редькин одобрил поход в школу, пришел с ним сам, и в полном спортзале они с дедом долго рассказывали о фронтовых буднях, не касаясь тяжелых боёв. Когда же бойкий старшеклассник спросил про бои, дед, помолчав, сказал:

-Не приведи, Господи, кому-то испытывать такое, худой мир, он лучше!

Отпраздновали годик Мишутки, приехали Алькины орлы, дед и Андрюха мгновенно подружились, сидели, негромко разговаривая и получая удовольствие от общения.

Мишутка же пытался выговорить имена всех, к нему пристали Петька и Гешка:

-Минька, скажи — Петя! — Минька говорил — Пе!, Геша!-Ге! Андрюха!— молчание, Андрей!— тишина... и потом звонкое: — Дей! Дей подорвался к мелкому и начал его тискать, Мишук заливался смехом, дед же одобрительно кивал головой.

Под вечер провожали их с дядюшкой большой компанией, пришел и Редькин с женой и внуками. Все расцеловались с дедом, Алька всплакнула, дед тоже прослезился:

-Приеду! Унучка, точно, ждать-то будешь?

-Мы с Серегой богаче на деда и дядюшку стали, всегда будем вам рады!(Забегая вперед — дед дожил до девяноста семи лет, последние пять доживал у Альки и ругалась на него Алька только из-за кирзовых сапог и постоянного курения!)

И навалились заботы и проблемы, город заметно похорошел, убрали весь мусор на задворках, заделали глубокие ямы на дорогах, окосили всю траву, опилили деревья, покрасили бордюры — жители, посмеиваясь, наводили порядок во дворах — 'Давно бы надо было иностранцев в нашу глушь пригласить, вон, сколько пользы!'

Алька просмотрела все имеющиеся в районной библиотеке материалы про Югославию, с немцами как-то сразу подумала про штрудель, а вот с югославами ничего из выпечки не находилось — все больше мясные блюда-скара.

Позвонила Славину, он прислал оказией — с проводницей поезда на Нижний Тагил — несколько книжек, там был рецепт пирога с брынзой, которую решили заменить сыром.

Вот и занялись с двумя кондитерами осваивать новую для всех выпечку. Пирог начал получаться с третьего раза, понравился и, чтобы набить руку, начали делать его небольшими партиями на продажу— уходил, как говорится, влёт. Со штруделем помучились, долго подбирали маргарин для слоеного теста, но к концу июня и штрудель получился. Редькин на совещании отметил "старательность и исполнительность работников хлебозавода, одними из первых подготовившихся для встречи почетных гостей".

Алька съездила в техникум, договорившись заранее с лучшим преподом по технологии, Цилей Федоровной, умеющей и знающей буквально все, о консультации и пробной выпечке каравая. Вернулась из Свердловска с массой новых рецептов и идей.

Повезла Мишука на июль в Медведку. Пошли ягоды и грибы, а кто же из местных не был заядлым ягодником-грибником.

А там бушевали страсти, скандал разгорелся нешуточный — Гала, любимая сношенька, непорочная и идеальная, родила мальчика. Одно дело, что на месяц раньше, мало ли, бывает! НО... малыш родился рыжий-рыжий, каким был в поселке только один человек — отнюдь не Стасенька-брюнет, а страшенный бабник, не пропускающий ни одной юбки, неважно какого возраста, — Колька Лаптев. Не узнать в точной копии ребенка Лаптя мог только слепой. Бессменная акушерка — тетя Паня, Прасковья Ивановна, взявшая на руки малыша, только охнула, а санитарка Нина Егорова сразу же припечатала:

-Это ж Лапоть натуральный!

Утром уже поселок знал, что ребенок — чисто рыжий Лапоть! Броня, прилетев в больницу, потребовала показать ребенка, увидев его в окно, заматерилась и заорала как резаная. Побежала к Селезням ругаться, наскакивая на отца Галы, теперь уже 'проститутки', орала и пыталась врезать тому по 'наглой морде!'

-Подсунули порченную девку, проститутку моему сыночку!

Селезень, отмахиваясь, гудел: -Твой сынок женился на ней? Женился! Кто ж виноват, что он не разобрал, девка под ним али баба? С его-то опытом, и не понять? А я что? Ничего, я вам дочь отдал и приданое немалое за ней дал.

-Да подавися ты своим приданым! — Броня охрипла орать оскорбления и гадости, понимая, что многие из тех кого она поносила и поливала грязью, порадовались, что вернулось ей её же дерьмо.

Этим история не закончилась. Стасян, над которым открыто ржали, в этот же день свалил к родственникам, куда-то в Ивано-Франковскую область.

Броню же следующим утром арестовал Адамович — ночью побила окна у матери Кольки Лаптева, Зины. Зина утром, ни свет ни заря, подняла Адамовича и, плача и ругаясь, потребовала ареста Брони.

-Напугала, сучка пархатая, внучку, что спала в дальней комнате! Адамович, заарестуй её, а то смертоубивство будет! Ежли Колька и виноват, то только в том, что на эту 'честную' полез, а не надо давать раньше времени! За всеми видит, своё только не заметила! Сучка не захочет, кобель не вскочит! — припечатала Лаптева.

Адамович увез Броню в район, там её крепко поругали, выписали штраф на пятьдесят рублей и обязали вставить стекла. И ходила пришибленная Броня по поселку, плюясь и ругаясь, если видела Селезней.

И опять было у неё горе — ребенка-то записали Кухтинским и Станиславовичем — "По закону они муж и жена, ребенок родился, когда они состояли, да и сейчас состоят в законном браке, никакой суд это не оспорит" — вежливо объясняла председатель поссовета Лилия Васильевна, в ответ на орево Брони, что она не признает ни сноху, ни ребенка.

-И придется вашему сыну платить алименты на ребенка!

Вот тут Броне сделалось совсем плохо, жадная по натуре, завистливая бабенка, крупно попала, и одна цель осталась у неё — подкарауливать "горячо любимую Галу" и требовать развода и отказа от алиментов.

Селезни, потерпев с неделю истерики и крики Брони, увезли Галу с ребенком куда-то в Тюменскую область к родственникам. Броня же, напроклинавшись напоследок — досталось всем от Галы до председателя поссовета — тоже свалила вслед за сыном из поселка.

Алька пожалела Галу:

-Теперь ей ой как не сладко будет! — на что мамка ответила коротко:

— Переморгается, не надо других вместе со своей свекрухой дерьмом обливать, возвращается всё! Смотри, шпана наша что делает!

Шпана уже сидел посредине грядки с клубникой и обеими руками засовывал в рот сорванные вместе с травой ягоды... И каждый день начинался у него теперь с возгласа -'Я' и удирания от бабки в огород. Шлепнувшись на попку, тут же, ползком, упорно ломился к ягодам. Дей, крестный, почти каждый день притаскивал ему лесную землянику. Ягоды ел с огромным удовольствием, но вымазано было все: и мордаха, и руки, и рубашонка, и стол, и стул,.. бабка ругалась, а Мишук с невозмутимым видом совал в рот полную горсть раздавленных ягод.

Сережка работал в стройотряде, писал, что пашут полный световой день, чтобы побыстрее построить и пораньше разъехаться по домам.

А в Горнозаводск приехали наконец-то немцы и югославы. Весь город собрался на площади у исполкома, всем было интересно посмотреть на иностранцев, особенно старались принарядиться местные девушки. Иван Егорыч произнес короткую приветственную речь, а выбранные за активную общественную работу комсомолка и комсомолец преподнесли гостям 'хлеб-соль' . Югославский руководитель, с восторгом смотря на каравай, воскликнул:

— Хвала пуно! Драги приятели!Болшой спасибо! — отщипнув от каравая приличный кусок, тут же попробовал его, поднял большой палец вверх. Немец же, весь какой-то засушенный, отломив немного сказал: — Данке шён! Спасибо!!

— О, югославы — наши ребята, глянь, какие веселые стоят! А немцы уж очень серьёзные! — переговаривались горожане.

И был большой праздничный концерт, югославы как-то сразу растворились в толпе, везде слышалась ломаная речь, кое где уже обнимались 'братушки', а немцы скованно держались своей компанией. Начались танцы. Югославы, посовещавшись, вышли в круг и забацали зажигательный танец под аккомпанемент своего аккордеониста. Уловив мелодию, к нему присоединился наш баянист, затем девушка с бубном и гармонист. Югославы же ещё веселее стали отплясывать, не выдержав, к ним стали присоединяться наши и вскоре вся площадь плясала кто во что горазд. Отдышавшись, югославы и наши стали восторженно орать и хлопать:

-Ай, славяне!! Хороши!

Включили динамики и заиграла современная музыка, теперь уже пары танцевали по всей площади, девушки местные были у бравых югославов нарасхват.

На медленный танец Альку пригласил довольно симпатичный югослав:

-Драган — менья зовут.

-Я — Аля.

-Алья? Добре! Я сербин из града Ниш.

Вот так, мешая русские и сербские слова, они и танцевали, потом Алька танцевала с немцем — Францем, 'из кляйн штадт Шведт' — Алька про такой городок и не слышала, на что немец, смеясь, сказал, что в СССР кляйн штадтов намного больше и он тоже 'не слишаль про Корносавотск'.

ГЛАВА 7.

Оживился город, возле общежития, в котором жили югославы (они поначалу обижались, что их всех называют так — среди них были сербы, черногорцы, македонцы, словенцы и один хорват), постоянно было людно, прохаживались вечерами принаряженные девицы-красавицы, кучковалась молодежь, мгновенно нашедшая общий язык с ними. На спортплощадке, расположенной неподалёку, шли жаркие баталии. Наши не разбирались, кто какой нации, Редькин же пояснил югославам:

-Ребятушки-братушки, не обижайтесь, у нас вон сколько национальностей даже здесь, в маленьком городке живет: есть татары, башкиры, немцы, украинцы, белорусы, молдаване, удмурты, мордва — всех нас объединяют в одну нацию — русские, так и мы вас не из вредности, а по названию страны зовём.

Мужчины были разные — от высоких, баскетбольного роста, до совсем невысоких, но все органично влились в русскую жизнь, многие скоро заимели подруг, гражданских жен, а через полгода справили и первые две свадьбы.

Немцы же придерживались своего знаменитого 'орднунга' — порядок соблюдали во всем, были очень пунктуальны и, конечно же, вели добропорядочный образ жизни. Югославы, наоборот, охотно ходили в гости к русским, пили вместе с ними бражку, а бражка водилась во многих домах, с удовольствием пробовали русские разносолы — всем без исключения полюбились пироги и пирожки, очень красиво и славно пели по вечерам. Местные подтягивались на их пение и с огромным удовольствием слушали, как безо всякой подготовки мелодично и красиво сплетаются в песнях их голоса.

Заложили фундаменты для школы и детского комбината, нескольких жилых домов город, живший неспешной жизнью, ожил за какие-то два месяца.

Алька крутилась на работе, как белка в колесе, не хватало времени на всё, Иван Егорович, частенько теперь бывая в обкоме, сумел-таки доказать, что их городу требуются специалисты как в строительстве, так и в сфере обслуживания, и к концу года штат хлебозавода был увеличен на двух специалистов: механика и ещё одного технолога.

-К весне будет полегче, подучим второго, и станешь полноправной завлабораторией. Потерпи ещё немного, Аля, — утешала Зоя Петровна. — Заявку уже послали в твой техникум.

Первые два месяца Драган пытался оказывать Альке знаки внимания, но она, упаханная за день, просто не находила для него времени, да и дома ждал самый нетерпеливый мужчина — Мишук.

Так и окончилась симпатия. Драгана вскоре полностью увлекла разбитная девица с цемзавода, которая свысока посматривала на Альку.

Дед писал часто, дотошно выспрашивая про всех, поясняя это тем, что "он оживаеть посля каждого письма". Мишутка хулиганил, пытался говорить предложениями: "Я сяма!" "На меня!" "Дай пить Миньке!" "Едим бабе Лите!", обожал всех Алькиных одноклашек, важно подавал ручку, здороваясь, все так же ездил на дядькиной шее, передразнивал ворчащую Антоновну — называл себя Миня, показывал один пальчик, на вопрос сколько ему годиков, очень аппетитно ел, в общем, подрастал мужичок.

А не ведающий о своем таком славном мальчугане, папаня собирался в Афган — вот-вот должен был отправиться...Что-то перегорело в его душе, начал воспринимать все философски: "Чему быть... деда, вот, только жаль, если что случится, не переживет ведь!" — задумчиво говорил он своему сокурснику Сереге Афанасьеву.

-А ты не каркай, падла, не каркай! — взорвался Серега, его пока не трогали — жена дохаживала последние дни, но кто знает, что будет через полгода или год.

-Я вот подумал, приеду оттуда, женюсь на какой-нибудь скромной деревенской девушке, рожу парочку киндеров... Не, пожалуй, трех, и буду воспитывать их, чтобы не были раздолбаями, как я,— самокритично сказал Мишка.

Его постоянная в течение трех последних месяцев — небывалое достижение! — пассия, Люда умоляла, просила, чтобы у неё был ребенок от него. Влюбленная в него как кошка, она была согласна на всё, но Мишка был неумолим:

-Мой ребенок без отца расти не будет! Я хочу видеть, как он пищит, начинает ходить, лопотать, вон, как у Завиновского сынок! — а на Урале потихоньку рос похожий на него даже в мелочах Минька, Михаил Цветков.

Андрюха в августе съездил-таки с Наташкой на море:

-Влюбился, Аль, напрочь, море — это простор, стихия, душа разворачивается! Мне после армии такой вот водный простор, безмятежность и спокойствие — бальзам на рану. Я, по возможности, буду стараться ездить на встречу с морем. Собрался я все-таки на Качканар, нам комнату сразу обещают в общаге, а через год-два, как афганцу, и если буду работать без косяков, квартиру. Наташку в заводоуправление приглашают.

-Андрюха, это ж здорово, правда видеться будем реже, Минька будет по тебе скучать, да и я.

-Не, какое расстояние, тридцать километров? Не грусти, подруга, я от вас никуда! Мне там, в Афгане, всегда светлее на душе становилось, когда я своим пацанам про наши проделки рассказывал, они частенько просили: "Андрюх, давай про своих!"

На седьмое ноября приехал Сережка, возня и смех большого и маленького мужичков, запах пирогов, все как всегда, в праздники. Баба Лита-Рита, пошла в клуб, "на торжественное" — торжественное собрание, посвященное пятидесяти пятилетию Великого Октября, и концерт.

— Потом вас отпущу на танцы. А мы с Минькой сказки будем читать.

Минька перед сном каждый день притаскивал книжки и переворачивая листы, читал на своем тарабарском языке, умиляя бабушку, а устав, совал книжку ей:

-На, Миня я сюсять!

Серега уже убежал к своим, а Алька, едва войдя в клуб, налетела на Лаптя.

-О, кого я вижу — Алюня!! Привет! Все хорошеешь? — глаза Лаптя заблестели.

-Лапоть, отстань а?

-Не, чё это я буду отставать, когда такая хорошенькая нуждается во внимании.

-Твоем?

-А чем я плох? — он выпятил грудь, и пригладил рыжие кудри.

-Коль, чего тебе надо? Вон, смотри, Теретьячиха с тебя глаз не сводит.

-Третьячиха пройденный этап, а вот ты... — он плотоядно облизнулся.

-Не, Коль, не пойдет, ты лучше вон Галу с твоим рыжиком привози.

-Кто сказал, что он мой? Она, может, ещё с кем... или Стасян перестарался, вот и родился рыжий? Я, может, ни при чем совсем?

-Правда что, весь поселок не сомневается, что там вылитый Лапоть, один ты не при делах.

-Не при делах! — на голубом глазу сказал Колька.

-Лапоть, от-ва-ли!!

В коридор выскочил Петька:

-Аль, ну ты где? Лапоть, ты попутал берега?

-Да, я тут за жизнь с Алюней перетёр, чё ты сразу?

В клуб ввалилась подвыпившая компания и, увидев Лаптя, дружно завопила: "Хмуриться не надо, Лапоть, хмуриться не надо, Лапоть" — перепевая популярную песню "Лада", пошли обнимашки, а Алька с облегчением вздохнула — только внимания рыжего ей не хватало.

А утром поселок гоготал над рыжим. Не удержался в ночь Лапоть и пошел 'тесно пообщаться' с Ольгой Бокутихой — крупная, безотказная тридцативосьмилетняя бабища, недавно вышла замуж за плюгавенького мужичка Ивана по большой любви. Пара была презабавная, Ольга не напрягаясь поднимала своего Ванюшу на руки, была для мелкого мужичка чисто нянька, жить начали дружно, а тут Лапоть подвернулся в отсутствие мужа, и Ольга сдалась под напором его сладких речей. И случилась конфузия...

В самый пикантный момент вернулся Ванюшка, приехавший из командировки в Пермь. Мелкий плюгаш, увидев такое непотребство, озверел, и, схватив приличный дрын, погнал едва успевшего натянуть штаны Лаптя по снегу. Рыжий, петляя как заяц, охая и вопя, несся по снегу босиком, и гнал его Ваня до самого дома. Днем же мать Лаптя пошла к Бокутям за одежкой блудника... Вышедшая с огромным бланшем Ольга, не поднимая глаз, отдала их, а маманя горестно причитала:

-Вот ведь, уродился паразит!

Дома у Лаптевых был большой скандал, и выгнала его Зина, сказав при соседях:

— Ни ногой сюда, паразит, пока не женишься!

А у Альки неожиданно нарисовались два иностранных вздыхателя — черногорец Живко и немец Франц. Она посмеивалась, не принимая всерьёз их знаки внимания. Франц даже предложил пожениться, но с условием: при отъезде в Германию, ребёнка оставить в России, с бабушкой, а там родить ему своего, и он будет 'самый лютчий фатер'.

Ответ вертелся на языке у Альки, только матерными словами.

Она вежливо, едва сдерживаясь, ответила — "НЕТ!"

На вопрос: — Варум?

Коротко ответила: — Потому что!

И старалась с тех пор обходить кавалера дальней дорогой.

Валюха не смогла приехать летом, её отцу сделали операцию, и всей семьей по очереди сидели возле тяжело приходящего в себя любимого папы в больнице. Писала по-прежнему много и часто, интересовало её все, до мелочей. Алька же отвечала на одном, редко когда на двух листочках.

Славины решили родить второго — Полюшка уже начала ходить, и не стали затягивать, надеясь, что к маю будет у них ещё и сыночек.

Началась настоящая зима с крепкими морозами, иностранцы мерзли, охали и изумлялись, видя, как школьники, забегая после уроков в гастроном, покупали мороженое в бумажных стаканчиках и ели его на улице!!

-Аля, это же... невероятно!! Холодно! Русские — непредсказуемая нация!! — восхищался Живко, с которым у Альки установились дружеские отношения, не более. Как-то не тянуло Альку на постельно-сексуальные отношения, ей больше хотелось отоспаться, да и воспринимала она Живко, как примерно одного из своих одноклашек, несмотря на то, что ему было двадцать девять лет. Ни разу не встрепенулось сердце, за более чем два года.

А про мороженое Алька доходчиво объяснила, что такое лакомство завозят им в глубинку только по зиме.

Мишук обожал гулять, постоянно тянул Антоновну на улицу: — Баба, гу!

С восторгом съезжал на саночках с горки и, пыхтя, тащил их назад, не доверяя никому: — Я-сяма!

Плотненький, в шубе и валенках, он напоминал колобка, общаться любил с теми, кто постарше — двух и трехлетними малышами, всегда делился ведерками-лопатками, а вот санки не доверял никому — "моё!". Может, потому что санки привез Сережка — их взаимное обожание вызывало умиление. Мишук ладил со всеми: любил своих бабуль — Литу и Атону, ребят-одноклашек, особенно Дея, но Сережка был любим на особицу.

Приближался новый год, и двадцать девятого декабря как снег на голову свалилась Валюха!! Зная адрес, она не стала давать телеграмму, тут же, на вокзале обратилась к первому же встречному с просьбой объяснить, как пройти на улицу Кирова. Первым встречным оказался Драган, он любезно проводил Валюху, донес её вещи и тут же назначил ей свидание, тридцать первого в ДК.

Минька с любопытством уставился на вошедшую Валюху, пару минут они оба с интересом разглядывали друг друга:

-Мишутка, какой ты большой и красивый, иди сюда, поздороваемся.

Мужичок подошел, протянул ручку, как давно научили ребята: — Миня!

-Валя! — в тон ему сказала Валюха.

-Ляля, Ляля-ля! — повторил он и, взяв её за руку, повел к игрушкам.

Антоновна заулыбалась:

-Признал за свою, он только тех, кто понравился, к игрушкам ведет!

Она шустро собралась на завод, сказать Альке о приезде подружки, а Мишук показывал Валюхе свои 'богатства'— машинки, пистолеты, книжки.

Влетела Алька в накинутом пальто:

-Валюха!! — с воплем кинулась ей шею и радостно зачастила, — как я рада, ты приехала!! Это самый лучший подарок на новый год!! Класс!

И сыночек тут же повторил:

-Лас! Ляля пиехаля!

-Повторюшка, попугай ты мой!

-Угай!

-Алька, какой он у тебя славный! Я в восторге, чудесный у меня крестник!!

— Я побежала на завод, через два часа буду, ты отдохни пока. Минь, отведешь Валю полежать?

-Да!

Алька убежала, а малыш повел Валюху на кухню, сел тоже за стол, с аппетитом съел пюре, потом пошел с ней в комнату, к кровати. Сам же взял книжку, на кровать залез и сунул Вальке в руки: — Казку!

И читала Валька сказки, пока он не засопел, доверчиво прижавшись к её боку, Валюха и не заметила, как уснула вместе с ним.

Пришедшая Алька полюбовалась на спящих и потихоньку вышла из комнаты.

Прогулялись до почты, позвонили Славиным. Борисовна, не слушая никаких оправданий, твердила одно: -Ждем вас всех троих к себе, хотя бы на пару дней!

-Я созвонюсь с Зоей Петровной, пусть она пару-тройку дней без тебя, Аля, обходится! Девчонки, вы непременно должны к нам приехать! — это уже Аркадий Иванович вступил в разговор.

Неспешно пошли по улице, Валюха с любопытством разглядывала окрестности:

-Цветик, у вас тут такая суровая тайга, вся заснеженная, впечатляет!

-На лыжах, Валь, пойдем? — хитренько улыбаясь ,спросила Алька. Алька неплохо бегала на лыжах, всегда принимала участие в техникумовских соревнованиях, Валюха же на лыжах представляла собой незабываемое зрелище — "корова на льду", как сама над собой смеялась.

-Зато, Цветик, ты на коньках не умеешь!

Мишук устал идти пешком, молча остановился, плюхнулся на свои любимые санки: -Мама, изи (вези)Миньку!

— Подозреваю, он так и будет себя Минька звать, тут буквы 'Ш' нет, а она всегда сложная для мелкоты.

Навстречу из проулка вывернулся Драган.

-Аля, я можно с вами прогуляться?

-Можно, можно!

Попутно Алька забежала в магазин, увидела в окно, как Драган что-то веселое говорит Валюхе, и почему-то решила, что из них выйдет обалденная пара: высоченный, метр девяносто пять, Драган и немаленькая Валюха, так органично смотрелись вместе.

Дошли до дома и опять Драган удивил:

-Вальюша, может ты совсем малко-малко оште погуляем с меня?

-Но, — растерялась Валька, — я... а как же Цветик?

-Что есть Цветик?

-Ну, Алька же!

-Идите уже. Драган, ты мне её не заморозь!

-Аля, ты золёто!

Готовили ужин. Алька шустро навертела хворосту, Мишутка активно помогал, подумаешь, в тесте и муке вымазался, зато как всегда: "Я -сяма!" Отмывались, весело хохоча и брызгаясь во все стороны. Потом мама мыла кухню, а сынок сидел за столом и сосредоточенно перебирал "свои постряпушки" — часть совал в рот, часть отдавал маме и бабе Атоне, часть отложил Ляле, на улице стемнело и наконец-то ввалились Валька с Драганом.

Драган смотрел и видел только Валюху, да и ей, судя по всему, он тоже понравился, Алька про себя радостно потирала руки .

Весело и шумно пили чай с хворостом, затем Драган, поцеловав девчонкам руки, с видимой неохотой собрался уходить, но оглянувшись у двери, засмеялся: Мишук тут же с важным видом полез целовать руки сначала маме, а потом и Валюхе с бабой.

-Младо чудо!

Наскакавшийся сынок угомонился, уснул даже без своей обязательной сказки, а подружки долго сидели и болтали обо всем на свете. Валюха сказала, что получила как-то письмо от Витищенко, та распределилась в Ярославль, письмо было в основном из одних вопросов: Кто? Где? Как?, — и половина вопросов была про Альку.

-Чего ей хочется? Любопытство не дает покоя?

-Цветик, я так поняла, она спрашивала про тебя по просьбе Анны.

-Алька поморщилась...

-Естественно, я и не собиралась отвечать, на фига мне они обе нужны? Цветик, я... мне кажется...

-Что тебе очень понравился Драган? — закончила фразу Алька.

-Вот, за что я тебя и люблю, что ты улавливаешь мои ещё неоформившиеся мысли.

-Валь, я уже втихую вами полюбовалась, вы такая красивая пара, по крайней мере, внешне вы так подходите друг другу!! Он парняга добрый, такой открытый, мне очень нравится, да и не только мне, как человек, заметь! Может, это твоя судьба, а, Валь?

-Ой Цветик, у меня один как бы иностранец уже был!

-Ага, иноСРанец он, точнее. Ладно, будем посмотреть, что и как. Пошли спать!

Новый год пришелся на понедельник и тридцатого с утра приехал из Свердловска Сережка, чтобы после обеда рвануть всем вместе в Медведку.

Драган расстроился:

-А как же Нови година с меня?

Алька подумала немножко:

-Отпрашивайся у своего Мирича, и поехали с нами!

— Аля, надо с меня идти к Миричу, так не пустит!

— С меня, значит, с меня, пошли, пока мой хвостик при деле, — из комнаты слышался звонкий голосок Миньки и негромкий гудеж Сережки.

Мирич внимательно выслушал Драгана и что-то спросил по-сербски. Драган очень серьезно и коротко ответил ему.

-Ну что, Аля, можешь гаранция дать, Стоядиновича никто не... как это по-русску... не обидит?

-Такого верзилу? Скорее, наоборот, все девицы на него вешаться начнут.

-Добре, второго в утре быть Драгану тука.

И поехали большой компанией в Медведку: на станции дружно повалили к автобусу, приезжавшему специально к приходу электрички, народу набилось много, все ехали домой к мамкам, встречать новый год. Выделявшийся своим ростом, Драган привлекал внимание, а в автобусе стоял сильно пригнувшись.

Алька усадила его на сиденье сунула ему Мишука:

-Сиди, а то крышу пробьешь головой!

-Дорога-то у нас — ямы да ухабы, лесовозы быстро разбивают, а теперь ещё и газопроводчики добавляют своими Кразами — возют трубы-то здоровые. Я чуть пригнувшись прохожу, а уж Алька и вовсе там с запасом пройдет, — пояснила Драгану сидевшая рядом тетя Настя Ефимова.

Драган кивнул, а Алька посмеялась на ухо стоявшей рядом с ней Валюхе:

-Спорим, половину не понял.

В Медведке Драган изумленно осматривался и ужасался:

-Аля, как тут можно жить, это же север, тут белый медведь есть!.

Снегу нападало много и если в городе он был не так заметен, то здесь, в поселке, метровые, а то и выше, сугробы на обочинах, полуметровый слой на крышах домов, протоптанные в белом, отливающим голубизной, снегу узенькие тропинки производили впечатление. Казалось, что здесь действительно крайний-крайний север, и вот-вот из сугроба появится белый медведь.

Предупрежденная о гостях мамка уже доваривала пельмени, едва уселись за стол — пришли Петька с Гешкой, тоже присоединились, а затем пришел Васька:

-Ребя, новый год встречаем у меня, без отговорок, тёть Рит, ты тоже. Мамка моя будет, чего вам по одной куковать сидеть? Я за елкой бегал на лыжах, в силках двух зайцев нашел, моя Валюха их так готовит, пальчики оближешь! Пельмени не тащите, куда их у нас своих до фига, Аль, с тебя чего-нить из пирогов, а если успеешь, я бы и от тортика не отказался...

-Завтра в девять всех ждем! Не тушуйся, югослав, тебе у нас понравится!

Драгана взяли в оборот все трое, он рассказывал о своей стране, иногда не мог подобрать слово и шумел:

-Аля, кажи !

— Аля "казала", потом оставила всех общаться, а сама с Серегой поехала в лес, за елочкой. Елочку выбрали небольшую,пушистую, с застывшими на морозе льдинками на иголках. В избе она оттаяла и запахло хвоей, Мишук ходил вокруг "ёки" кругами, потом начал с Сережкой наряжать её, вешал игрушки, отдергивая ручки, если кололась иголка, и не удержал один шарик. Горестный рев не прекращался.

— Салик, нетю! — заливался слезами ребенок.

Драган попросил у мамки несколько лоскутков и быстренько скрутил куколку:

-Михайло, не плакай, вот, смотри! Аля как ето звать на русска?

-Куколка, кукла, Катя.

Ребенок притих, взял куколку, осмотрел и сказал: — Исё!

И навертел ему Драган аж семь штук разных размеров, Мишук весь вечер играл с ними, так и лег с Катями спать. Валюха с Драганом пошли прогуляться перед сном, Серега тоже умотал к друзьям, а Алька с матерью неспешно пили чай, прикидывая, что завтра испечь.

-Давай, пару рыбных больших пирогов, а торт на такую ораву какой нужен, размером со стол? Вон, пирожков с черемухой, капустой, сладких — ягоды мороженые есть — и хорош.

— Да, пожалуй, так и сделаем, только Минька весь извозюкается, он постоянно лезет мне помогать, я не отгоняю, пусть учится, все что-то уметь будет.

-А мы их с Сережкой отправим на горку. Вон, возле клуба какую горку залили и деда Мороза со Снегурочкой слепили, Васька раскрасил, баские получились. Там днем-то от ребятни не протолкнуться. Что-то гости загулялись, не заблудются?

-Москва какая, в десяти улицах заблудиться. Придут!

-Я так понимаю, у них симпатия случилась? А и хорошо, пара-то завидная!

Завидная пара явилась вся в снегу, с румяными щеками и морем восторга. -Цветик, мы на горку набрели, там так здорово!! Молодежи много, все кто на чем катаются, ну и мы не удержались, — заливалась смехом Валька, — больше всего получилось на пятой точке проехаться, но класс, как в детстве побывала!

— Я никогда не катался, не имел понятий, что такой... горка? Много славно!

Драган не сводил глаз с Вальки, та тоже постоянно искала его взглядом, видно было, что со стороны обоих это был не легкий флирт, а что-то серьезное.

-Ох, увезут тебя, Поречная, в Югославию, чует мое сердце, — потихоньку ото всех шепнула Алька.

 -; -Я и не против! — расцвела Валюха, — потом поговорим!!

Тридцать первого с утра началась колгота, но приближение праздника чувствовалось во всем, ярко светило солнце, морозец был небольшой, двадцать два градуса всего, дома радовала елочка, с её запахом. Мишук, только проснувшись, ходил вокруг нее, что-то напевая на своем языке, а когда Серега притащил мандаринки и начал укреплять их в густых ветвях, малыш разбудил всех:

-Я, дай, я сяма!

  -Минька, я сам — надо говорить!

 — Минька кивал и повторял:

-Я сяма.

 — Позавтракав, посадили Драгана крутить через мясорубку черемуху для пирогов, Валька чистила лук и плакала, а Минька дергал её за руку и, когда она наклонялась, вытирал ей слёзы полотенцем. Алька замесила большой таз теста, Серегу отправили в магазин за растительным маслом. Постучав, ворвался Андрюха, и Минька, забыв про Вальку, с визгом повис на своем Дее. Дей подкидывал его к потолку, а мужичок заливался смехом.

 — Помрачневшая Валька как-то рвано вздохнула:

-Как можно от такого чуда отказаться? У него же, Цветик, ни одной твоей черточки, коззел, блин.

 — -Валя? Что есть козел? — тут же полюбопытничал Драган. — Я ето слишу много раз.

 — -Это... ну, как бы тебе сказать? — замялась она.

 — -Животное такое: у нас тут есть тетка Сима, её козел всех пьянчуг летом гоняет, они у магазина любят отираться, а козел, похоже, запах перегара не выносит. Та ещё картина: подопьют бедолаги, сидят, за политику речи ведут, умные, заметь, а теть Сима в магазин идет. Этот козлище за ней — рога здоровенные, сам такой, запашистый, — загоготал Андрюха, зная эти истории, засмеялись и Алька с мамкой.

 — -И ведь умное животное, подбирается всегда аккуратно, против ветра, если увидели его — алкашня тут же врассыпную, а нет — тогда кино... Ваньку, вон, Золотилина возле клуба гнал, весь поселок угорал. Эта пьянь по тротуару зигзагами скачет, матерится, орет, а 'Мальчик'— кличка такая, за ним: догонит, поддаст рогами под зад, Ванька потом неделю на задницу сесть не мог, а уж дух от него шёл... непередаваемый. Вот теперь и зовут его — Ваня Мальчиков. У нас тут весело бывает — то стёкла бьют из-за ревности, то ещё чего. Андрей, пообщавшись, побежал к своим.

 — Драган посмеялся, потом сказал:

-Да, узнать Россию изнутри, это не экскурзии, вы такие... такие... широкие, многославные, а православцы, наверное, все эдна крывь!

 — Алька пошла проводить Андрюху до калитки и долго о чем-то говорила ему размахивая руками.

  -Что это она ему доказывает? — удивилась выглянувшая в окно Валюха.

 — -А, опять чё-нибудь придумывает, приколы, как вы скажете, — откликнулась мамка.

 — Пришел Сережка:

-В магазине народу полно, а на улице у клуба вся ребятня, похоже, Минь, айда гулять, на горку!

  Миня тут же притащил шубу, пошел за валенками, сказал бабке: — На я!

  С ними собрался и Драган, "посмотреть на дня, как живе люди, много интэрэсно!" Девки занялись пирогами и пирожками. Забежал сосед, Волков :

 — -Алька, ведь слюнями изошел весь, вся улица пропахла имя, дай пирожка-то.

  И торопливо жуя пирожок с капустой, закатил глаза:

  -От оно счастье, и чё у моей Таньки так не выходит? У тебя они такие духмяные, весь таз бы сожрал, не глядя! — косился он на таз, полный пирожков.

 — -Алька завернула ему с десяток:

-Иди уже, сирота, не отвлекай!

 — -За что и люблю соседок — с голоду помереть ни в жисть не дадут! Девки, с наступающим! Аль, тебе мужика хорошего, у меня язык, сама знаешь, поганый. Как накаркаю, так и бывает, вот я тебе и каркаю.

 — -Иди, каркальщик, вон, Танька сюда бежит.

 — -Ты думаешь, ревнует? — засмеялся Славка,— ни фига, она пироги учуяла. Ща будет тесто клянчить.

  И точно, огрев шутя, мужа по затылку, ухватила из кулька пирожок, откусила половину и, торопливо жуя, заныла:

-Алюнь, ну тестичка немножко, а?

  Алька закатила глаза:

-Тань, я тебе каждый раз показываю как его заводить!

 — -Алюнь, у меня все равно не такое получается. У тебя оно дышит!

 — Отдали счастливой Таньке оставшееся тесто. Только прибрались, пришли мужики. Самый главный мужик заснул в санках — укатался.

 — -Умотался вдрызг, думаешь он на санках катался? Ага, на попе, и визжал от восторга! — Серега мало чем отличался от племянника — тоже весь взъерошенный и в снегу.

 — — Солнышко ты моё! — аккуратно раздевая спящего румяного малыша, мурлыкала Алька.

  Поречная, наблюдая за ними, вздохнула:

-Тебе хорошо, родила, вон, уже какой большой, а тут придется девять месяцев вынашивать, потом не спать... Но как же славно, когда они есть, вот такие забавные...

 — -Ты у Борисовны Полиночку не видела. Там ваще куколка, папина радость, Аркадий больше Борисовны с ней возится.

  — Так оба заслужили такое счастье, а вот Тонков, который... похоже, больной на всю голову.

 — -Валь, что ты его сегодня вспоминаешь, проехали уже давно... Я не пропала, работа интересная есть, сынок подрастает, вот комбинат детский сдадут весной, пойдем туда — все нормально. Да и была ли у меня 'любовь всей жизни'? Сомневаюсь, скорее, влюбленность сильная, или придуманная. Любовь, она, наверное, вот как сейчас, — Алька кивнула на сопящее чудо свое, — тут полностью себя отдаешь, так, поди, и с мужиком, когда дышать без него никак, а я дышу — ровно, причем. Да и честно если, нечасто про него думаю, времени путем на все не хватает, да и кто знает, чтобы получилось из нас, случись пожениться? Он мужик видный. Дамы таких не обходят, погуливал бы однозначно, а на фига мне? Мамка правильно говорит: "Что Бог ни делает..."

  -Пойду я с Минюшкой своим вздремну, ночью-то не получится-мои одноклашки все со скипидаром в заднице, да и в клубе весело будет.

А Валюха и Драган опять сидели, негромко разговаривая, югослав, казалось, что-то тщательно решал и прикидывал.

Через час пришел незнакомый им молодой человек, спросил Альку, та выскочила сонная, радостно поздоровалась с ним и увела его "пошептаться".

-Чего-то ты замутила, подружка моя?

-Сюрпрайз, Валь!

Мужичок разоспался и 'проснулись его величество' только в семь вечера. Пироги и пирожки, домашние заготовки уже унесли к Ваське. Его жена ругалась, говоря, что все есть, но кто бы слушал?

Ребятки тоже притащили по сумашке.

-У нас всегда так! — пояснял Драгану Петька. — Кто чем богат, а я сам персонально делал "хреновую закуску" и оставил несколько банок на новый год, наши все её уважают.

-Что есть хре.. эээ, така закуска?

-А вот оценишь, попробуешь. Понравится, значит, ссужу пару банок.

К Ваське подтягивались ребята, задерживалась только Алька с Мишуком, но вот и они пришли, и мужичок сразу же всех и удивил и умилил — едва мать сняла с него шубу с шапкой, он прямо в валенках пошел по дамам: каждой из женщин поцеловал руку, а Дашку, Васькину дочку, обнял и звонко чмокнул.

. -Вот, дамский угодник растет, Аль, смотри, полтора годика, а рыцарь! Нам нос утер, мужик! — Петька подкинул Мишука вверх, а тот запищал: — Исё!

— Это он у Драгана подсмотрел, я думала, один раз и забудет. А он запомнил, надо же!

Драган же качал головой:

-Буду внимательный, малиш как губка. Запомнил всичко! Аля, малиш — супер!

"Малиш" побежал играть с Васькиными детками, а народ расселся за стол, проводили старый год, подурачились, посмеялись, включили магнитофон с последними записями, начали танцевать, меняясь партнерами в медленном танце. Но Валюху с Драганом никто не разбивал, видя, как они наслаждаются обществом друг друга.

-Аль, мы, надеюсь, на свадьбе международной погуляем? — поинтересовался Гешка.

-Думаю, что да, Драгану никто не разрешит ехать в Караганду, заморочки наверняка найдутся. Мы их в Горнозаводске пропьем, вон, уже три свадьбы были, немцы тоже разморозились, начали с нашими девами "дружить".

-Ты-то своего немца не обнадёживаешь больше?

-Сдурел?

— Да не, я чёт неудачно брякнул.

Валюха с Драганом пошли чуть-чуть подышать свежим воздухом, то есть покурить, перевела про себя Алька и как оказалось, не угадала. Наступил уральский новый год, покричали -'УРА!!', выстрелили в потолок шампанским, пожелали счастья в новом году, дружно навалились на необыкновенно вкусных тушеных зайцев, и ложками ели Петькину 'хреновину'.

Драган с осторожностью попробовал:

-Не понял что есть ето?

Пояснили: хрен, чеснок и помидоры.

-Что ето — хрен? Но вкусно!

— Наш человек!! Летом покажем, у вас перцы горькие, а у нас хрен.

И тут в дом ввалился с большим мешком дед Мороз, которого встретили дружными воплями, детишки тут же запрыгали возле него, ожидая подарки...

И дед Мороз не разочаровал. Он доставал из своего мешка подарок, поднимал его и громко спрашивал: "Кому?" и тут же сам себе отвечал: "Дашутке!" И получили подарки, немало тому удивляясь, все, пусть по маленькому, скромному, типа пены для бритья, или приличному одеколону — ребятам, по небольшому флакончику таких редких в их краях, польских духов "Быть может" — девчонкам, по косынке с люрексом — мамкам, Мишуку и сыну Васьки, Колюне, — по набору машинок, Дашутке — куклу и конечно же, мелким по большому новогоднему подарку с конфетами.

Но тут дед Мороз очень удивил Альку:

-И ёще у меня есть персональный подарок для нашей Алюни, Альбиночки! — он полез в мешок и вытащил два пакета. — Я знаю, что она ничего не просила для себя у меня, но за её доброе сердце и отзывчивость, мы все поздравляем её от всей души с Новым годом! Эти подарочки примерь сразу! Разворачивай!

-Мы так не договаривались! — стушевалсь Алька.

-Ну вот, разболтала всю интригу, несерьезная какая! — вздохнул Дед Мороз.

-Разворачивай! — пристали Петька с Гешкой. В пакете была коробка с туфлями, именно теми, что так приглянулись Альке. Она даже как-то померила их. Помнится, приезжал Петька, и они проходили мимо обувного, где на витрине красовались туфельки. Алька посетовала, что так мечтает когда-нибудь заиметь такие шикарные лодочки, а Петька потащил её примерить их, — "мало ли как хреново ногам в них будет". Алька померила, вздохнула — сумму в пятьдесят пять рублей потратить на себя не представлялось возможным, с тем и ушли... А сейчас эти самые туфельки лежали в коробке.

-Ребята, — потрясенно сказал Алька, — ребята, у меня нет слов!

-И на кой нам твои слова, носи не стаптывай! — тут же выдал Петька.

— А второй пакет смотри, может, тоже чё нужное? — всунулся Гешка.

Во втором была шикарная, под цвет Алькиных глаз, вязаная кофточка...

-Да, дед Мороз, у тебя подарочки для меня великолепные! Ребята, Валь, спасибо, я вас так люблю!!

-Мы тебя тоже, периодами, когда не ругаешься и не портишь нам кровь!! — Петя разве смолчит.

И тут вступил Драган:

-Мой, наш Сербский дидо Морз, сьюда не дойдет, я сам сечас малкие сувенири, за Нови годину!

Всем достались смешные фигурки женщин и мужчин в национальных костюмах, симпатичные, но в огромных башмаках. "Сувенири" вызвали дружный смех и бурю восторга у малышни.

Дед мороз снял бороду и костюм:

-Дайте пожрать, а? Пока до вас дошел, пол улицы к себе в наглую затаскивали — детишек их поздравить, выпить — пожалуйста, а пожрать ни фига, ну, а как не поздравить мелюзгу было.

-Колюха? Во ты нас провел, теперь понятно чего Алька мутила. Ешь да погнали в клуб, там ща дым коромыслом.

Веселье в клубе шло по нарастающей. Все дурачились, танцевали, водили хоровод вокруг елочки, распевая бессмертную песенку всех времен и народов "В лесу родилась елочка". Часа в четыре к Альке подошла глубоко беременная жена Валерика — Лизавета, в силу своего интересного положения почти не танцевавшая и с тоской смотревшая, как народ веселится.

— Аля, можно с тобой поговорить?

— Да, конечно. Вышли в фойе, где никого не было, все кучковались в зрительном зале. И Лизавета поплакалась на мужа: на последних двух месяцах беременности резко изменился, стал раздраженным, постоянно злился, ныл, что ему нужен секс, а она жмется.

-Аля, я бы и не против, но Раиса Михайловна сказала, что тогда ребенка не доношу! — всхлипывала Лизавета. — А с неделю назад застала его на Ружговой. Аль, он вас всех всегда слушал, поговорите с ним, а?

-С кем? — переспросила Алька, — такого быть не может!

-Не может, да вот, я сама выкидывала её шмотки на улицу...

И тут, в подтверждение слов Лизаветы, с улицы вошли в обнимку Валерик и Ружгова.

-Всё ноешь? — с разгону начал Валерик, — жалуешься? Нет бы мужа ублажать!

-Лиза, иди присядь в зале, а мы немного пообщаемся.

Та кивнула и ушла, едва сдерживая слезы.

— А ты брысь отсюда, с тобой никто разговаривать не собирается, мозги твои все в передок ушли! -Альку несло, было противно видеть своего нормального, вроде бы, одноклашку в обнимку со всехней давалкой.

-Подумаешь, сама-то далеко от меня ушла?

-Куда я ушла, тебе там точно не быть, — отрезала Алька, — иди, пока на пиночину не нарвалась.

Васька Бутузов в свое время поднаучил Альку давать сдачи, и пиночины у неё лихо получались, Ружгова когда-то на себе уже испытывала, наваляли в десятом классе ей девчонки за любимую учительницу, а Алька поставила завершающую точку — пинком.

-Ты женился по любви? Ребенок родится твой?

-Ещё бы, конечно, мой!

-А то, что ей нервничать нельзя, не слыхал?

-А чё? Пусть не нервничает! — принявший на грудь, Валерик чувствовал себя героем. — Я, может, оголодал на почве секса, слышь, а может ты меня ублажать начнешь, а чё? Ты у нас мать-одиночка, нагулявшая короеда, а я старый друг, почему нет?

Опешившая Алька дикими глазами смотрела на него: полупьяный, весь какой-то расхристанный, с масляным взглядом... и это её обожаемый одноклашка? Она передернулась от отвращения.

-Чё, Алечка, не нравится правда? Если хочешь знать, ты в моих глазах такая же проститутка, как и Ружгова. Не зря же по поселку слухи гуляют, что ты всем нашим втихую... — он заткнулся от движения Алькиного кулака. (Спасибо Ваське! Учил крепко: — Аль, никогда не замахивайся, бей резко кулаком, и в живот, вот сюда — дыхалку точно перехватит.) Вот и попала она ему под дых.

— Я ТЕБЯ НЕ ЗНАЮ БОЛЬШЕ! — выделяя каждое слово сказала Алька. — Ты для меня не существуешь!

-И для меня! — добавил стоящий неподалеку и не замеченный Алькой Бабур. — Слышь, гнида, я тебя бить не буду, жену твою жалко, но и руки тебе никогда не подам!

Алька нашла в себе силы зайти в зал, сказать Валюхе с Драганом, что устала и пойдет домой, поулыбалась ребятам и выскочила на улицу.

Не было слез, не было злости, какая-то страшная опустошенность в душе...

"Может, они, её искренне любимые и составляющие большую часть дорогих людей, одноклашки, тоже так думают, как этот..."

-Алька! — её догнал Бутузов, — Алька! — взглянув в её застывшее лицо, взял её за плечи и начал трясти как грушу: — Не смей думать так про всех! Ты наша жизнь, мы тебя искренне любим и стараемся хоть как-то да помочь тебе. За все время, что мы с армии пришли, хоть раз тебя подвели?

-Вась, не тряси меня!

-А ты не будь дурой! Нашла, кому верить! Мы как-то после его женитьбы мало общаться с ним стали, у него интерес к бутылке явно выраженный проявился. А кто пьет, сама знаешь... бить его не буду, но и для меня его теперь нет, я такое не забываю!!

-Ха, а мы, думаешь, забудем? — Оглянувшись, Алька увидела всех 'рыцарей', стоящих раздетыми в двух шагах от неё.

-Вы придурки? На улице морозяка, простынете ведь?

-А лучше простыть, чем ты будешь сопли размазывать и думать про нас всякую ху.. фигню! — припечал Гешка.

-Идите уже, я все поняла, не буду!

Дома сразу же прошла к сыночку. Он спал как всегда: раскинув ручки в сторону и сбросив с себя одеялко, что-то снилось ему серьезное — он морщил лоб и постанывал...

-Спи, солнышко мое! — Алька потихоньку погладила наморщенный лобик и поцеловала в щечки, мужичок пробормотал: 'Мама', улыбнулся и, повернувшись набок, сладко засопел.

-Вот, дурища, вот, чьё мнение и любовь тебе важнее всего! — поругала себя Алька. Неприятно, обидно, но не смертельно!!

Днём пошли на традиционные в первый день года пельмени, которые в каждом доме хранились в больших количествах, замороженными в сенях. Пока шли до Васькиного дома, на пельмени приглашали все соседи, встречающиеся на улице. У Васьки в полном составе за столом сидели все ребята, на столе исходили паром пельмешки...

-Давайте быстрее, водка прокисает! — Петька внимательно смотрел на Альку, она же вела себя как обычно.

А после пельмешек Драган, негромко кашлянув, сказал:

-Други, прошу внимания! Я хочу сказат, я... Валя... я хотел бы... Валя, я удай си за мене! Аля, помоги!

-Валь, он тебя замуж зовет, так, Драган?

-Да, да!

Валюха прижала руки к запылавшим щекам.

-Драган! Я согласна!!

-О, надо за это событие выпить, Вась, тащи шампанское!!

Сияющие Валюха и Драган держались за руки, и разве упустят такую возможность Алькины орлы?

Переглянувшись, Петька и Андрюха дружно заорали: — Горько!! — их тут же поддержали все остальные!

Из-за орева не услышали стука в дверь, а когда на пороге появились две девушки, опять заорали -приехали 'девки наши' — Галя Латынова и Светка Ганьшева.

— Девки, вы чё, Новый год проспали что-ли?

— Новый год праздник семейный, вот и отмечали дома, а до клуба сил не было дойти! Ладно, не серчайте, мы же здесь! — обнимаясь со всеми, щебетали девки.

Больше всего обнимашек досталось Андрюхе: — Вот, казалось бы, самый резкий и хулиганитстый, а девки его зацеловали. Наташ, как ты такое терпишь? — посмеялся Петька.

Наташка только счастливо улыбалась:

-Я что, не знаю девок? Или росла не с вами? Вы же все безбашенные, но дружба ваша всегда была именно дружбой, чёт я не помню, чтобы в вашей компашке хоть одна пара объявилась!

Смеялись и дурачились долго, а мимо Васькиного дома раз пять проходил Валерик и все больше мрачнея, слышал доносящиеся из дома взрывы смеха и веселые крики теперь уже недоступных ему одноклашек.

Второго января Драган повел Валюху к своим, знакомить с другами, и слушала она: 'Драго ми е'-приятно познакомиться. -Много лепа жЕна', — югославы хлопали Драгана по плечу, целовали Вальке руку, она бывшая в напряжении поначалу, расслабилась. -Цветик, — говорила она вечером, — они такие открытые, меня приняли вмиг, через полчаса было ощущение, что я их всех сто лет знаю.

-Ты домой-то сообщать будешь, что через неделю 'хвамилию' поменять собралась?

-Да, вот только с духом соберусь, но Цветик, как бы не восприняли мои, что бы не сказали, я решила и никому его не отдам!!

Мирич же встретился с Редькиным и решили устроить они "показательную международную свадьбу, чтобы дух захватило, и все знали, что наши народы — истинно родственные души!!"

Валька впала в уныние:

-У меня же ничего нет подходящего из одежды, я просто Цветика навестить ехала!

-Не надо грустит, всичко будэ! — утешал её Драган.

Зоя Петровна отпустила Альку на пару дней, и поехали девки и Минька в Пермь, Славиных навестить и прикупить наряд для невесты. Валькины родители всполошились, поахали, поохали, но, как ни странно, против не были, в отличие от Витмана, которого категорически не хотели ей в мужья.

Славины пришли в восторг от чудо-мужичка, который обаял всех, особенно младшую Славину, Полиночку. Она ходила за ним хвостиком, а Минька водил её за ручку.

— Аль, может, это судьба? — посмеивался Аркадий.

-Может, но обручать не будем, подрастут — разберутся.

-А что, зять шикарный!! Вон как руки женщинам нацеловывает, но хорош мужик, за одни глазки влюбишься, такие хитренькие.

Полдня мотались по свадебным салонам и нашли-таки красивое платье, как на Вальку пошитое: -Валюха, ты прям королева!! Ещё туфельки подберем и хоть на конкурс красоты!

Алька искренне радовалась и восхищалась за подружку, а подружка с Борисовной вечером вместе посетовали:

-Как-то нечестно, у нас Борисовной все хорошо сложилось. А тебе вот...

-Валь, мне, помнится, блюдечко Сашку-мужа нагадала. А пока в моем окружение каких имен только нет, а Сашки не наблюдается, похоже, где-то заблудился. Ну годам к сорока объявится, глядишь.

А Сашка, нагаданный муж, и не знавший об этом, в эти дни привыкал к сухому жаркому климату Афганистана, задыхался от жары днем и с нетерпением ждал ночи, когда можно было немного расслабиться.

Славины твердо обещали приехать на свадьбу, а в Горнозаводске на станции встречал Драган: -Ужжасно много скучал, Валя!

И видела Алька свою подругу урывками, но не обижалась, а наоборот, радовалась за неё!

ГЛАВА 8.

На неделе прилетели родители Поречной и старший брат — Саша. Алька посмеялась: -Вот и Саша объявился. Только вряд ли это мой суженый, у него, глянь, какая красивая казашка-невеста, опять облом!

Драган очень сильно волновался, как-то его таст и ташта (тесть с тёщей) воспримут, но вся такая уютная, кругленькая, невысокая теща сразу же полезла обниматься:

-Нагнись, зятюшка, уж очень ты для меня высок, это ж надо, как вымахал!

Расцеловала обалдевшего серба в обе щёки и погрозила пальцем:

-Смотри, дочку мне не обижай, она у меня одна!

Драган расцвел:

-Ништо! Не буду! Отец же суховато поздоровался и весь день пристально следил за молодыми, к вечеру подобрел:

-Ты не волнуйся, зятюшка. Он всегда приглядывается к новым людям, а к тебе особенно, дочка-то у него любимица! Но разглядел, что у вас все серьёзно, и вишь, подобрел.

Через два дня Любовь Викторовна знала всех югославов по имени, кормила их наваристым борщом и котлетами, а они начали звать её 'наша мама Льюба' и откровенно завидовали Драгану:

-Повезло ему, выигрыш на миллион такая ташта, — подвел итог Живко.

Приехали одноклашки в полном составе. -Группа поддержки явилась! — отрапортовал Пеьтка, здороваясь с Драганом.

Свадьба удалась на пять с плюсом. Жених и невеста были изумительно красивы. Зайдя в зал ДК — в ЗАГСе все желающие не уместились бы,— вызвали восхищенные вздохи всех и выкрики 'Браво!' со стороны югославов. Алька и Живко были свидетелями(ребята сразу же отметили, что подружка в подаренных ими туфлях). Поздравлений, шампанского и цветов было много — для любимой Валюши Драган какими-то неведомыми путями достал розы. Зимой, в двадцатиградусный мороз у невесты в руках были нежно-розовые розы, вызывавшие у всех без исключения женщин завистливо-восторженные вздохи: -Какая красота! Вот это любовь!!

Отговорили торжественные поздравления официальные лица, подарили молодым подарки, а затем перешли в зал, где были накрыты столы. Сначала гости вели себя немного скованно, оглядывались на Редькина и Мирича, но Алькины ребята не стали тянуть резину и за небольшое время завели всех гостей, кричали -"Горько!", стащили у невесты туфлю, потребовав у Драгана и Живко выкуп, пока те торговались, украли и спрятали Валюху, опять потребовали выкуп. Драган комично закатывал глаза и плакался, что все деньги ушли на выкуп, на что будет содержать младу жену?

-Дело поправимое, — сориентировался Петька, притащил два подноса из кухни, и пошли они с Гешкой собирать на прожитво молодым, оставшимся без копейки, изображая то ли Кису Воробьянинова с его знаменитыми: "Подайте что-нибудь на пропитание!", то ли кота Базилио— "подайте слепым и зрячим!" Устроили перепляс с югославами, кто кого перепляшет. Те охотно вышли и сплясали свой 'Коло', наши же забацали "Цыганочку с выходом из-за печки" и разудалым Андрюхиным свистом, ну, а какой же русский не любит 'Цыганочку'?

-Ничья! — отдуваясь проговорил Петька, — ладно, давайте по одному с каждой стороны, посмотрим, кто кого.

У югославов юркий подвижный Младан, казалось, летал по кругу, наш Гешка был немного потяжелее в танце, но когда он пошел вприсядку, Младан не выдержал, засмеялся, остановился и поднял вверх руки: -Браво, руснак!

Обнявшись, плясуны долго дурачились, как заправские артисты, кланяясь и посылая воздушные поцелуи. Потом, немного угомонившись пели песни, кто во что горазд, нашу 'Катюшу' знали все югославы, а наши стали подпевать, не зная слов, но повторяя слова песни 'Тамо далэко'. Ребята из ДК сделали подборку югославских песен, какие нашли, вызвав бурную овацию, потом несколько раз пели Магомаевскую "А эта свадьба, свадьба пела и плясала!!"

Алька утомилась и присела отдышаться, к ней подсел Франц:

-Алья, какие вы веселые!

— Душа поет, вот и веселые!-

Тут же подлетел Гешка и потащил танцевать:

-Аль, ты просто стой и качайся. Я вижу, ты устала, но нечего этому... возле тебя ошиваться!! О,пошли вон, твои Славины. Я тебя с рук на руки передам!

Борисовна, утомленная, но веселая восхитилась:

-Аль, ну у тебя и одноклашки! Молодцы ребята!! Вы просто одна семья!

Время полетело быстро, через неделю уехала 'млада жена' утрясать все проблемы и дела: увольняться, переводиться на заочное отделение, выписываться. Драган скучал, загружал себя работой — отделывал однокомнатную квартирку в достраивающемся доме, жить им здесь оставалось еще полтора года. Договор заключали на три, вот и выделили всем трем международным семьям по однушке.

А Минька собирался в ясли, в райкоме решили не тянуть, и открытие детского комбината наметили на День Космонавтики, вот и обходили врачей, сделали Манту, мужичок был полностью здоров. Неделю правда попищал и температурил — оказалось, зубы лезут, он самостоятельно одевал штанишки, в колготках, правда, путался: или одевал задом наперед, или начинал громко возмущаться: "Гад, гад!" -где-то услышал. Если что-то было не так — ругался, рыдал очень редко, даже ободрав коленки, тихонько поскуливал: — "боно Мине!" И жалели Миню бабки, и мама, дуя на них, и целуя хитрюгу три раза: в обе щёки и обязательно в кончик носа. Если кто забывал, Минька тут же напоминал: "Нёсик надо!" Говорил уже прилично, все так же истово обожал сказки, замирал, смотря мультики или фильмы-сказки.

По выходным ходили с мамой в ДК на детские сеансы, потом обязательно шли в небольшое кафе, которое до пяти вечера было детским, а вечером там тусовалась молодежь. В кафе покупали 'сок и пиёзю', показывал пальчиком какую: -Етю! Любимый вопрос у ребенка стал: "Поцему?"

Познакомились с воспитательницей группы — Еленой Ивановной, молодой девчонкой только после педучилища. Алька порадовалась, что имя у неё не сложное, Мишук тут же схватил: "Лена Вановна". Руки целовать всем подряд прекратил, только своим, тем, кого уважал и любил. Сережка привез ему маленькие лыжи, и несколько раз они с "Дя" катались. Мишук пыхтел, падал, но упорно вставал и опять пытался шагать на них.

-Упорный малиш, молодец, много у него получится! — определил Драган, который у Мишука был просто 'Ган'. В марте приехала Валька, стало шумно и колготно.

С первого апреля приступила к работе новая девушка-технолог из родного технаря и Альке стало полегче. Появилось немного больше свободного времени, она наконец-то собралась поменять прическу-волосы отросли до пояса, и сушить их после мытья, особенно зимой, было мучением.

А её обожаемые развыступались:

-У тебя такие волосы, дура что ли? — бурчал Васька.

. -Не отрезай такую красу! — присоединился и Драган.

-Не, у тебя и есть-то ножки твои и волосы, а так ты давно уже не цветик, а воробей,..но боевой, — ржал Петька, уворачиваясь от затрещины.

-Не, ну правда, ты в девках такая аппетитная была. А ща одни мослы! Ты думаешь твой обожаемый Бабур одобрит? Ага, жди! Больше всех выступать будет! — добавил Гешка.

Петька зачастил в Горнозаводск, к весне приехал работать на цемзавод:

-Чё дома делать? Скучно, только если винище жрать, как бывший друг, не хочется. А здесь какая-никакая цивилизация. Пока в общаге поживу, женюсь вот, глядишь, немцы домов настроят, и квартиру дадут!

Ездил на большом цементовозе. Одноклашки все, кроме Вохмяши отучились на шоферов, Вовик же учился в Челябинске, в машиностроительном техникуме.

Ребята ничего Альке не говорили, но мамка рассказала, что будучи на каникулах Вохмянин Валерику засветил в глаз — приличный синячище долго красовался на теперь уже постоянно опухшем лице бывшего другана. Алька прижала Петьку, тот нехотя сказал, что Валерик несколько раз подкатывал к ним: Васька его сразу послал, а ребята 'вежливо так, по-французски' полчаса поясняли где они его видели.

Вовик, приехавший на каникулы, был не в курсе всего, вот Валерик ему и поплакался, типа, Алька, бессовестная, он хотел после армии на ней жениться, а она его кинула — уже была с пузом, а подпив на Новый год, вспомнил старые обиды и наговорил ей не то, что надо. Вовик полетел к ребятам, наезжая на них, что ребята неправы, но когда ему объяснили и повторили Валериковы слова, он молчком сорвался и убежал. Вызвал Валерика на улицу и, не особо выбирая выражения, засветил тому в глаз.

-Рыцари вы мои, самые любимые, я, наверное, всю жизнь не устану вам в любви объясняться! — с повлажневшими глазами проговорила Алька.

-Мы тебя тоже любим, когда ты не вредничаешь и не лезешь с нравоучениями, мамки нас так не разгуливают, как ты. Моя Галина Васильевна, чуть что — выступает: "Петя, я ведь Але пожалуюсь..." А Пете двадцать два уже, штаны самостоятельно одеваю и на горшок тоже хожу.

Мишук с удовольствием ходил в садик, вставал без слез и нытья, в группе стал лидером, как сказала воспитательница. Она как-то незаметно изменилась, стала косо поглядывать на Альку... пока та не догадалась, что виной всему Петр Петрович собственной персоной.

Тот, хитрюга, положил глаз на воспитательницу и приладился забирать Мишука.

-Чё ты, Аль, я с работы по пути иду и заберу. Мне не сложно и мужику в радость, мы же с ним все горки-качели обходим...

-Ах ты, аферюга, слабо к воспитательнице самому подойти, вон, в кафешку пригласить?

-Да я бы с удовольствием, но вдруг не согласится? Знаешь, как-то мандражирую я.

-Блииин, ты ж недавно распинался, что совершенно взрослый?

На следующий день, забирая Мишука попозже, Алька проговорила:

-Елена Ивановна, вот, мой одноклашка, Петь... э-э... Пётр Петрович, давно мечтает вас в кафешку или кино пригласить, но побаивается, вдруг откажетесь?

Та вспыхнула:

-А как же Вы?

-А что я? Они, мои семеро одноклашек, нет теперь уже шесть, самые лучшие в мире друзья, я им как сестра. Да он сам Вам расскажет про наш дружный класс. Так, что, согласны? Он, вон, у калитки мается. Петь, иди уже сюда!

Динамик на вокзале как-то хрипло прокаркал:

-Скорый поезд номер восемьдесят девять 'Москва-Нижний Тагил прибывает на первый путь! — и встрепенулись трое мужчин лет за шестьдесят, что стояли недалеко от Альки с Мишуком и негромко переговаривались.

Из-за поворота показался поезд и Мишук запрыгал:

-Деда? Прравозик?

-Да, сынок!

Минька как-то за день стал четко говорить букву "Р", самому нравилось, и буква получалась замечательно-раскатистая — рррыба, ррама!

Поезд приблизился, и Алька с Мишуком и подбегающим Петькой пошли к пятому вагону.

Дед выходил из него задом, на спине висел чем-то набитый огромный рюкзак, а из вагона вслед за дедом, спускался молодой парняга, таща две большие корзины. Поставив их и пожав деду руку, полез обратно, а мужчины встречающие обнимали высокого крупного мужика, вышедшего из соседнего вагона.

Алька, наобнимавшись, ругалась на деда:

-Сдурел, куда столько надо было тащить? Корзины какие-то, да ещё и неподъемные, весу-то больше чем в самом!

Дед же, сняв свой "сидор", нацеловывал Миньку.

Тот изо всех силенок обнимал его:

-Деда прриехал!

— О, какой ты большой стал, постреленок! Скоро деда догонишь! А чаго ты, унучка, мене ругаешь, я ж у гости с пустыми руками не прийду?

Поезд уже отъехал, и стало слышно дедову непривычную речь. -Я жеж к унукам на усё лето приехав!

Высокий мужик, услышав дедово 'гуканье', как-то дернулся и, отдав встречающему зажженную сигарету,— Подержи-ка! — в два шага шагнул к деду, который, отпустив Миньку, собирался опять надевать свой сидор. Мужчина легко поднял на уровень своих глаз худенького, едва достигавшего ему до плеча, деда.

-Жив, курилка старый?

-Ну, жив! — не узнавая мужика, сказал дед, — а ты хто таков будешь?

Тот не отвечал, сглатывая что-то в горле, всмотрелся в дедово лицо и крепко прижал его к себе. Потом отпустил:

-Старый, а старый, дай твоего горлодеру-то, попробовать? — как-то не в тему произнес он.

Дед встрепенулся, начал внимательно вглядываться в него:

-Этта чаго делается? Этта ж... Ах ты ж пострелёнок, малолетний, желторотый, а ну хади отседа, мал ещё до моего горлодёру... Лешка? Лёшка, ТЫ?

-Я, старый, я! — Мужик опять облапил деда. — Вот это праздник у меня, у нас! Ай да старый, мы же сто раз тебя вспоминали, думали, что и не дожил ты!

-Не дождесся, малец! Колька? — дед опять начал обниматься уже с другим мужчиной, а оставшиеся двое дружно обняли их, так и стояли обнявшись несколько долгих минут.

-Ах ты, малина в рот, ребяты, живыя! — Дед, не стесняясь своих слез, внимательно разглядывал мужиков и восхищался: — От, унучка, я дожив до радости, это усе мои расп... разгильдяи, от я на их ругався, а они у меня кисет воровали...

Алька сунула деду платок.

-Дедуль, я так рада за вас всех!

-От тож, а ты, Ванька, увсягда хитрец был, вона как усё провярнул!

Подошедший Ванька, которого так никто кроме жены не называл — в районе он для все был не иначе,как Иван Егорович, только улыбался.

-Ну как, ребята, сюрприз-подарок вам на Победу?

-Ох, Вань, лучше не бывает! — "желторотик" под метр девяносто, легко закинул дедов сидор на плечо. -Пошли уже, я думал, что сидор остался в прошлом, после войны видеть его не могу. А Панас, гляди, не расстается с ним. Чё ты туда, камней напихал?

-Не Леш, усякую полезную... — мужики дружно захохотали.

-Старый, ты совсем не изменился,"усякую полезную вешчь", мы все замечательно помним.

И пояснили непонимающей Альке:

-Дед твой постоянно ходил с набитым вещьмешком, подбирал веревочки, проволочки, болтики, мы подсмеивались, но если что-то надо было скрепить или прошить, шли к нему. У него "усякая полезная вешчь" находилась всегда, мы-то молодые, безалаберные были, а он как мама-наседка нас опекал, Лешку, вон, вовремя успел сдернуть с бруствера, от пули уберег, Ивана полумертвого вытащил... Дед твой, унучка, не смотри, что у сапогах кирзовых, и при любимом сидоре, героический мужик. — С любовью глядя на такого худенького, ни чем не примечательного старика, сказал мужчина немного постарше их.

-Ягорыч, а я ж как знал, горелки привез, помнишь, обешчал, хто жив будя, угостить?

-О, старый, про твою горилку-горелку мы тогда наслухались! Пошли уже, отвезем эти вешчи и заберем Панаса, ты уж не ругайся унучка, надо нам посидеть, поговорить, — посмеиваясь, сказал Редькин.

— Ох, Иван Егорыч, как я могу быть против, он же светится весь, прямо десяток лет скинул! Я так рада за всех вас, вы такие... — Алька вытерла подступившие слезы, — спасибо вам!

И тут же всунулся Минька:

-Деда герррой! И Егоррич тозе, и дяди — пасибо! — протягивая ручку для пожатия, важно сказал мужичок.

-Ах ты ж праунучек мой малой! — дед, явно гордясь, выпятил грудь, а мужики, посмеиваясь, пожимали мелкому руку. — Наш человек растет у тебя, Панас!

Распотрошив свои корзины, дед вытащил литровую бутыль с горелкой, узял какие-то пару свертков:

— Я у гости к Ваньке. Аль, тута разбярешь усё сама. Мишуку у отдельной сумочке гостинец! Погоди-ка, сам отдам, нетерпяливый какой! — дед вытащил сумочку приличного размера, отдал Миньке и ушел.

А Минька весь вечер разбирал дедовы подарки: искусно вырезанные из дерева солдатики, сказочные баба-яга, леший, водяной... Минька прыгал от восторга, доставая новую игрушку и радостно узнавая: -Солдатик, ррыбка лотая, лесый (буквы Ж и Ш пока не дружили с ним), ёзык, конек-горбунок... исё солдатик... кррасная сапоцка!

И стали эти дедовы игрушки любимыми навсегда для Мишука — даже став взрослым, он трясся над ними и берег пуще глаза.

У деда был праздник целых пять дней — ребяты были тута. Они каждый день подолгу сидели на лавочке возле дома и разговаривали. Печалиться и скучать им не давал Минька и, как ни странно, югославы... Все началось с Драгана. Узнав, что вот эти пожилые мужчины фронтовики, он весь вечер сидел с ними, долго расспрашивал их обо всем, сказал, что его дед и баба были в партизанах, посетовал, "жаль, они не били в составе Третьего Украинского фронта, а то, може бить, с дедом или бабой были приятэли".

Несколько югославов прогуливались после работы и, завидев Драгана, подошли. Вскоре в разговоре участвовали все, югославы с почтением жали мужикам руки, желали 'многи лето и здоров шалона', пригласили ратников до себья, и долго слышались из окон их общежития разговоры и песни, которые пели вперемешку, кто что знал.

-Ай, хороши братушки, — сказал утром дед, — и добрые, и уважительные, не то что эти... Ты, Аль, я слыхав, у Германию собралась?

-Дед, тебя неправильно информировали, не собралась, а немец один предложил замуж.

-А ты чаго?

-Ничаго, он Миньку предложил оставить бабкам, а он будет "лютчий фатер" для своих киндеров...

-От, сукин кот, хриц он всягда хрицем остается! Покажь мне яго.

-Дед, оно тебе нужно?

Девятого мая дед вместе с мужиками стоял при полном параде на трибуне возле Редькина, среди своих ребят он был самым мелким и пожилым, и выпало на его долю больше всех поздравлений и цветов, особенно от маленьких деток, они целовали деда, желали ему здоровья, а дед, оглушенный вниманием, только успевал говорить: "Спасибо!" -От, унук, я ж у дяревне никогда такого унимания ня видел, ну хронтовик и ладно, кто ж не воявал, а здесь... невозможно как волнуюся. Эх, малец не дожил, вы как хотитя, но помянуть надо Хвилиппа нашаго.

-Дед, только не твоей горелкой, он у тебя жуткая, да ещё и с перцем!

-От тож и хорошо, болезнев не будеть, вона мужики одобрили зараз.

-Мужики и горлодёр твой одобряют, а это же ужас — синий дым и вонища.

-А, ничаго ты не разбираешь, горлодер у те годы только и спасал от дум тяжких у первые дни на хронте, особливо молодь, как бывалоча затянутся разок и весь день чумные, и про гибель думать не думают, а потом уже и привыкають, вона как Лешка. Он жа два года себе прибавил, ростом велик, а умишко-то дитячий был, я яго и оберегал, а ён, вишь, каким вымахал.

По утрам Минька теперь шел к деду, было смешно смотреть как старый и малый "одявались": оба кряхтели, кашляли, вздыхали. Дед умилялся, а малышок повторял все его движения, умывались, причесывались и отправлялись на "рработу", маму от этого категорически отстранили:-Миня с дедой!

Дед надоедал Редькину:

-Непорядок же, с дитём на частной, хорошо, Антоновна как родная. Да я, вот, няудобно себя чувствую, выдели хоть комнату у общаге.

— Старый, ты где слов таких нахватался: "общага"?

-Эге ж, а унук у меня, не студент разве?

В июне сдавали школу и два первых дома в эксплуатацию, и решением объединенной комиссии для молодых специалистов выделили аж три двухкомнатные квартиры, и одну из них — Альке.

Та совсем не поверила, что так может быть, но все было законно, в райкоме строго следили за порядком. Оказалось, что Алька как раз была третьим молодым специалистом, приехавшим в город по распределению, а учитывая её вклад в развитие производства и только положительные отзывы, да плюс героический дед фронтовик...

Она долго не верила, пока дед не узял ключи и повел их смотреть. Квартиры были готовы, но не успели доклеить обои в одной комнате, сейчас же все доделали, и пошли Цветковы в свою первую в жизни квартиру. Просторная, двенадцатиметровая кухня, две раздельные комнаты... Минька носился повсюду, дед проверял, все ли в порядке. А Алька, оглушенная, просто сидела на единственной табуретке и тихо обалдевала...

-Ну, что ты, девонька, невеселая? Вон какие хоромы у вас теперь есть, — похвалила квартиру вошедшая Антоновна. — Славно-то как, и этаж не первый, в окна никто не будет заглядывать!

-Да, все красиво. Только вот, чем и как обставлять, ну, одну комнату для Миньки, понятно, есть его кроватка, столик со стульчиками, шведскую стенку детскую Сережка давно сделал, а вот остальное... -Алька тяжело вздохнула, — ну не тащить же из Медведки кровать старую .

. -Я для чаго? — с какой-то обидой спросил вышедший из ванной дед, — я да единственной унучке не помогу? Это Мишка свою дочкУ на чужую поменял, а у мяне два унука и есть, вот Ванька ешчо родит, не переживай, помогу, я ж у деревне один живу, а много ли старому надо?

-Дед, но я....

-Заткнися и слухай мяне. Я ж до Мишки доехав у марте, и поругався с ним, он эту падчерицу Ирину восхваляет — она то, она сё, у институт поступила, умная, а то вы у мяне дураки? Я молчав, слухал-слухал, а опосля казав: "у меня два унука-Цветковы и один праунук, и боле нема". Он, гад, по тебе прошелся. Ну а я плюнув и уехав, так што уменя и есть Ванька и вы с Сяргеем.

— Ох, дед, он же твой сын, может не надо было?

-Сын, как жа, много он про вас и мяне вспоминает? Зато усе квитки на алименты сохраняеть, нечаго про него говорить, думай как лучше тута усё устроить. А я вот подумав... — он замялся, — можа, ты мяне прымешь на зиму? Как-то приляпився я до Миньки и заскучаю сильно у зиму?

— А пчелы твои?

-Да, сосед Ляксей давно их просит продать. Я ешче со своими Ваньками посоветуюсь, чаго скажуть?

-Дед, я с радостью, но вот табак твой...

— Я уже у окно углядел для лавки место, сирени насажаю и буду у удовольствие там сидеть.

-И Минька на лавку сидеть тозе.

— Ну куда-жа без тебя, пострелёнок?

Дед развил бурную деятельность, надоел Редькину с сиренью, тот позвонил в Пермь, и через два дня большой мешок с тоненькими прутиками сирени передали с поездом. Дед стал копать ямки для неё, вдоль подъездной дорожки и вокруг дома. Подбежал подросток, спросил, для чего ямки, куда-то ушел, и через полчаса возле дома копошилось с десяток мальчишек и девчонок. На их галдеж подходили любопытные, и спонтанно получился субботник.

Все с энтузиазмом убирали мусор, сажали сирень, обильно поливали, чтоб прижилась, кто-то притащил пару кустов смородины и дикого пиона, называемого в народе "Марьин корень", посадили его в клумбу, засеяли все вокруг ноготками и космеей. Дед утомленно присел на пенек:

-Ребяты, а вот вам ешчё задание будя, хто где найдеть всякие коряги и пяньки, тащитя, будем всякие нужные вешчи делать.

-Дедушка, а Вы Ивану Егоровичу скажите, вот с Вашего дома новая улица начинается, так пусть её Сиреневой и назовут, вон, сколько её, хватило и вокруг второго дома засадить. Дед теперь каждый день встречался с ребятами, те притаскивали изогнутые причудливые коряги, ветки, приволокли пару пеньков, что-то строгали, шкурили, стучали, и через неделю все любовались двумя оригинальными лавочками, с опорой из пеньков и спинкой из толстых ветвей. Дед умудрился из коряги сделать крокодила, из березовых чурочек сколотил зайца и козлика. Минька был в восторге, а дед довольно посмеивался:

-От я и пригодился!

Ванька, который Редькин, полностью поддержал решение деда пожить здесь, только спросил так ехидненько:

-Старый, а ты не замерзнешь в наших-то морозах?

-Тулуп жа есть, Вань.

К березовым фигуркам прибавились качели, песочница, цемзаводские привезли песок, поставили карусельки, дедова команда взялась мастерить горки, исполком привез стройматериалы — доски, гвозди, молотки — стремительно выросла детская площадка, и до позднего вечера на ней играли дети.

Редькин посоветовал последовать примеру ветерана Цветкова, и в двух противоположных концах города появились ещё две большие детские площадки. А дед был нарасхват — всем хотелось чтобы и у них были деревянные зайцы или какие-то зверушки из коряг.

Дедовым умением вплотную заинтересовался Васька Бутузов. Приезжал, выспрашивал дотошно, что и как, и к концу лета у его палисадника тоже поселились Баба-Яга и две кикиморы, сделанные из коряг.

Алька потихоньку обживала свои хоромы, Серега отказался поехать к отцу — тот давно звал сына в гости, и Серега вроде бы хотел съездить на недельку. Но сейчас ему было интереснее обустраивать Алькину квартирку — поставил шведскую стенку, на которой часами висел Минька, выпилил и прикрепил ажурные полочки для игрушек, начал выкладывать плитку в ванной, навесил шкафчики на кухне, в доме хозяйничали три мужика Цветковых пока Алька была на работе.

В июле у Альки наконец-то должен быть отпуск, собирались побыть в Медведке, но опять удивил и озадачил дед: взял всем троим путевки на турбазу 'Хрустальная' — "через профком, дешево, не ворчи" отвечал на бурчание Альки. Стоядинович отпустил свою Валечку, вот и оторвались вчетвером на турбазе, июль выдался теплый, мужики не вылазили из воды, Мишук с разбегу плюхался в воду, и вытащить его можно было только, когда он начинал дрожать.

Отдохнули классно, потом ещё неделю в Медведке дружно собирали ягоды, Минька с дедом ходили на полянки за земляникой, дед леса побаивался и ходил только поблизости — на трассу, где на солнцепеке краснела земляника, приносили немного ягод. Минька больше ел, чем собирал, и постоянно был чумазый. Алька с Валюхой и Серегой уходили в лесосеки, оставшиеся после порубки деревьев, за малиной, или Васька отвозил их километров за десять на чернику, Валька ахала, она никогда так не собирала ягоды — ведрами.

Тонков, похудевший, сильно повзрослевший, прожаренный и подсушенный афганским солнцем и ветрами, стал совсем другим, вся безалаберность и разгильдяйство выветрились из него, теперь это был жилистый, жесткий мужик. Мало что осталось от того фейерверка, суровая действительность наложила на него отпечаток. Он стал осмотрительнее, внимательнее, научился не бросаться вперед очертя голову, как это было по-первости — сунулся сдуру, не проверив, так называемую, "зеленку", и прилетело ему и ещё одному солдатику. Хорошо, что пуля прошла по касательной — содрало кожу на предплечье, а солдатика ранило в руку. Мишка долго ходил мрачный, было не так больно от раны, как мучило осознание вины. Полученный урок усвоил крепко, теперь старался все предусмотреть, чтобы не попасть впросак и, упаси Боже, кого-то из своих потерять. Много чего довелось ему уже и увидеть, и испытать, но никак не мог привыкнуть к потерям, слишком уж тяжело было осознавать, что там, в Союзе, все живут мирно, а здесь надо быть настороже все двадцать четыре часа в сутки, "или ты его, или он тебя" — не уставал повторять их комполка Поветкин — справедливейший мужик, неудобный для начальства, но "отец родной" для подчиненных.

Сейчас же отец родной выражался трехэтажным на совещании:

-Закопай все на... и поглубже... эти.... прислали... Чтоб им там...

Вчера в полку был праздник по случаю прибытия из Союза партии замороженного мяса. Поветкин приказал начпроду приготовить праздничный обед от пуза, а потом на следующий день — все по норме. Суп был наваристый — в каждой порции по большому куску мяса, котлеты размером с руку, уплетали за обе щеки. А сегодня с утра начпрод прилетел к командиру — мясо, оттаявшее в жарком климате, оказалось стратегическим запасом "времен Очаковских и покоренья Крыма" — зачервивело, вот и выражался Поветкин на чистом матерном.

-Ё... кому война...!! — припечал напоследок Поветкин.

-Так, товарищи офицеры, к нам через два дня приезжает концертная бригада, чтобы все было на высшем уровне, встреча и особенно охрана — проверить все, чтобы не то что дух, муха не просочилась!

  Гостей ждали с воодушевлением. Отмыли и отскребли все, ребята, уходящие в охранение, откровенно завидовали остающимся, но утешали себя тем, что все послушают на магнитофоне. Артисты пели и плясали, а слушатели зачарованно замолкали при пении и восторженно орали и свистели во время танцев. Невысокий солист запел "Полчаса до рейса", и что-то дрогнуло у Тонкова в душе. Он вдруг четко, до мельчайшей детальки, увидел всплывшую перед глазами картину — по опустевшему летному полю идет с поникшими плечами Алька и вслед ей из динамиков несется именно эта песня...

-Мудак! — четко и ясно подумал про себя Тонков, — упустил. Как-то, интересно, ей там живется?Девчонка славная, наверняка замужем, муж кто-нибудь из её любимых одноклашек, про которых она взахлеб рассказывала, а он втихую злился... и пара детишек имеется, — отрезвил он сам себя. И ходил он после концерта задумчивый... но 'поезд ушел!'

А славная девчонка вытирала пот от жары — варили с Валькой варенье, и совсем не вспоминала Тонкова, другие заботы и проблемы волновали её, вот одна проблема только что забежала, канюча пеночек:

-Мама, Мине пенку надо!

-Иди сюда, чумазик, — Алька вытерла ему мордашку, — хватит тебе пенок, животик заболит!

-Миня с дедой поделится! — хитренько ответил сынок, любивший говорить про себя в третьем лице, точно так же когда-то говорил и его папа Тонков своему деду, но Цветковы об этом не знали...

На Петров день Елена Борисовна родила мальчика, в этот раз роды были быстрые, и через полтора часа новый Славин уже попискивал, назвали сыночка Павликом. А вечером заявились сияющие Стоядиновичи с тортом и вином — причина уважительная случилась, Валюха беременная.

-Вот, два года назад одна я рожать собиралась, теперь Борисовна меня обогнала, а Поречная догоняет, хорошо! Миньке столько друзей подрастёт.

Драган сказал, что ему все равно кто родится, Валька же соглашалась только на мальчика. -Валь, как говорит моя мамка: "Кто не родится, все в доме сгодится!" Тут Петя прозрачно намекает, что, вроде, не прочь жениться, как-то мои ребята 'в девках не засиживаются', ну, да хороших ещё зелеными срывают. Васька вообще перед армией, едва восемнадцать исполнилось, женился, Галя звонила, приедет с женихом, заявление подали, всех скоро отдам в хорошие руки, — засмеялась Алька.

-Цветик, а тебя когда-нибудь отдадим?

-Ну, если только за Франца, но там опять же: что русскому здорово, то немцу смерть! — опять засмеялась Алька.

-Чё, ты всерьез ждешь мифического Сашу? Мне, помнится, блюдечко имя мужа — Витя выдало.

-Ну, в какой-то мере правда же была — у тебя в тот момент воздыхателя так и звали, Драган-то в своей Сэрбии был. Валь, не забивай голову, у меня другие проблемы в голове. С дедом вот уперлись как два барана, он "хоча усю мебель куплять", а я против, истратит все свои сбережения, а папашка уже воняет — Сереге ругательное письмо прислал, что мы деда обираем.

-Якое такое письмо Мишка прислав? — всунулся в кухню пришедший с улицы дед, ребята его и не услышали — негромко играл магнитофон. — Колись, унучка!

-Дед, — вздохнула Алька, — оно тебе нужно?

-Я сказав — колись!

-Ужас, старый, а словечки у тебя...

-А ты не финти! Я с молодежью усё время, вот и нахватался. Чаго у письме?

-Ну чаго может твой Мишка написать: заманили, обманули, обираем.

-От жеж суккин сын, меня, батька свояго будеть учить!! Давай конверт с бумагой, сам отвечу!

Папашка сам себе оказал медвежью услугу, дед отписав "етому поганцу", больше никогда не общался с ним, письма, приходящие от него, не читал, сказал — как отрезал:

-Сын у мяне один — Ванька! Усё!

Поупиравшись, дед и такая же упертая внучка пошли на компромисс, купили на дедовы деньги диван, телевизор и холодильник. Мамка смогла скопить на стиральную машинку, ребята опять же, скинулись на мебель в кухню — рабочий стол, обеденный стол и два навесных шкафчика, югославы приволокли два кресла:

-Аля, это мы от всего сердца для твоего героического деда, — Живко, не слушая бормотания Альки, легонько её отодвинул, и ребята занесли кресла, которые тут же опробовал Минька.

-Деда, иди к Миньке, — тут же похлопал ручкой по креслу, залез к присевшему деду на колени и сказал: -Спасибо, ребята!

Ребята с серьезными лицами пожали ему руку.

-Алья, многославный малиш у тэбья! — воскликнул Живко.

В сентябре дед собрался домой.

-Утрясу усё и приеду, не плачь, малец, — гладил он хныкавшего Миньку, — я скоро приеду!

Дед уехал, а Минька, скорее всего от потрясения, что любимый деда уехал, заболел — температурил, кашлял, пищал, плохо ел, Алька не знала что и делать, Мишук никак не выздоравливал... Оставив ненадолго сыночка с приехавшей и переживающей за внука бабой Рритой, побежала на почту, дозвонилась дядюшке, пояснила ситуацию, тот сказал, что дед уже билет купил, собирает усё нужное и через два дня выезжает. Дома сказала:

-Сыночек, вот мы с тобой три ночки поспим, и деда приедет, а ты гулять с ним не пойдешь, ты ж болеешь. Смотри, твои три пальчика, вот ночь пройдет, загибаем один пальчик, а ещё два загнем и деда приедет.

Сыночек встрепенулся:

-Деда? — что-то подумал про себя и попросил свое любимое пюре, поел неплохо и на удивление проспал почти всю ночь.

Приехавшего деда встречали Петька и Драган, закинув все многочисленные узлы в машину, поехали до дому.

-Дед, ты, как невеста, с приданым приехал, — съехидничал Петька.

— А як же! Унучек вот болеет, мядку яму и вам усем понямножку.

Унучек ждал у двери:

-Деда мой! — завопил, едва дед вошел.

-Стой, Минька! Дай, я одёжу сниму!

И всё — старый и малый не отлипали друг от друга, Минька заливался смехом, а у деда дергался глаз.

-Вот, Аль, сподобился я на девятом десятке жизни такую любовь получить, трясёть всяго унутри. Якого жеж ты мальца родила!

Мамка сердилась и ревновала Мишука к деду, на что тот, посмеиваясь, заметил:

-Мужик всягда тянется к мужикам, не серчай, он усех любить.

Научил Миньку загибать пальчики. На вопрос: "кого ты любишь?" — тот отвечал примерно так:

-Маму и деду — один, — загибая первый пальчик, — Серый и Дрррюня-два, Валя и Дрраган-пять, Петю и Тоновну — восемь...

Дед, улучив момент, когда Алька с Мишуком ушли "у кахве", говорил мамке:

-Ты, Ритка, не обижайсь, я ж вас не знав, и не догадался, старый дурень, раньше приехать. Этот жеж, суккин сын, много чаго писал, ну я и думав — усе нормально, просто не сошлися характерами, а оно вона как сложилося... Я жеж за них всех троих убиваюся, а уж горжуся... Алька такая же, как мы усе Цветковы, — упрямая, у батька пошла. А Сяргей — он жеж как Хвилипп и внешне и унутри, я на няго гляжу и вижу своего погибшего мальца. Ты, Ритка, привыкай, я без них не проживу. Они жеж мне сердце отогрели, вона Минька без меня заболел, а я там с ума сходив, как они тута .

-Дед, да я не против. Не слепая же, вижу, что и ты им, и они тебе по душе, но ведь обидно, ревность, как ты скажешь, заядаеть... Да ладно, ты мужик мировой, в отличие от сынка, будем поровну их делить.

-Я ж, Ритка, приглядываю пару Альке, вон, Живко, хорош мужик. А вона говорить: "Дед, а ты в заграницу поедешь?" — Зачем, Аль? — Ну как же, я замуж за Живко если пойду, то в Европы поеду жить, а ты?

-Э, нет, я у Европах быв, половину повидал, больше, правда, прополз на пузе, но быв. Мяне и Урал ваш, до восьми десятков как заграница быв.

-Она и сказала: "Куда ж я вас с мамкой одних оставлю?" Я ж, Ритка, Ваньке велел хату продать, можа, Ванька Редькин поспособствует, и мяне угол выделит, надумал я возля вас доживать, нас с Минькой уже не разорвешь. Как ты смотришь?

— Ребята такое давно предполагали, что ты будешь у нас, да и Альке полегче с Мишуком, хоть высыпаться стала, но худющая, была-то в девках ядрёная, как ты скажешь.

Ешче, Ритк, я подумав, Мишука отец... Як ты яго называешь-то?

-Биологический!

-Он, наверное, на характер неплохой, вона какой у нас унук растёть, многа чаго в ём не нашего, от отца передалося, не писклявый, не упертый как мы, а ласково-хитренький, как ты скажешь, обаятельный.

-Да, наверное, вот ещё бы бабником не вырос, а так, пусть будет в отца.

Пришел ласково-хитренький, сразу с порога, едва раздевшись, полез обниматься:

-Сокучился!

-Когда успел, ведь недавно ушли?

-Сицяс и успел!

При его любимом деде и бабе Ррите, без писка отпустил маму в командировку, в Пермь, на семинар: — Плакать Миня не будет!

На семинаре было много нового и интересного, Алька с удовольствием ходила по всем предприятиям, совала любопытный нос во все дырки, встретила на макаронке двух одногруппников — Галку Гребневу из своей группы и Игорька Суханова из механиков. Все трое обрадовались встрече, договорились встретиться следующим вечером, посидеть в кафешке, пообщаться.

Борисовна посетовала, что не может пойти — Павлушка каждые три часа требовал маминого молока, и оставлять малышка Леночка не хотела. Двухлетняя Полюшка, с огромным вниманием и желанием покачать и потрогать братика, постоянно лезла к нему, за обоими был нужен глаз да глаз, но Борисовна не жаловалась, а наоборот, сказала Альке:

-Теперь я понимаю, что такое счастье. Для меня — это моя семья, никакая карьера не заменит любви и тепла.

-Аля, может, ты комплексуешь, как-то неправильно, что нет у тебя никого?

-Лена... Борисовна, ну не цепляют меня пока что мужики, не тянет ни к кому.

— А так и должно быть, обжегшись на молоке, дуют и на воду. Значит, время твое не пришло, я всегда верила в поговорку -"Судьба придет — на печке найдет!" — вступила в разговор баба Инна, — на всё надо время, переболеешь ты своей обидой, и все случится.

-Да я, как бы, и не обижаюсь уже давно, просто разные мы оказались люди, на расстоянии это быстрее осознаешь. Надеюсь, что больше и не встретимся никогда, не хотелось бы!

В кафешке посидели неплохо, только вот все испортил взявшийся из ниоткуда, какой-то приятель Игорька, Эдик, сразу ставший оказывать Альке знаки внимания, и как-то навязчиво предлагать себя в друзья. Он нечаянно касался то руки, то приобнимал за плечи, то полез к коленке... Алька молча скидывала его руки, потом не выдержала, достала деньги, положила на стол, и, извинившись и пояснив, что Борисовна волнуется, пошла на выход. Выйдя, огляделась, прикидывая, как быстрее добраться до остановки. А за углом её настиг "кавалер" и прижал к стенке: -Чё, недотрога такая, что-ли? Или цену себе набиваешь?

-Отстань! — пытаясь вырваться, пропыхтела Алька.

-Ну уж нет, ты меня своими ужимками завела, я тебя пока не оттрахаю, не отпущу!

-"Темнота, ни души вокруг и озабоченный... попала Алька!" — подумала она про себя.

Этот пакостник попытался расстегнуть пальто и полез под юбку...

-Фуу, гад! — накатила на Альку дикая злость, Васькины уроки опять пригодились — кое-как вытащив из захвата руку, она двумя пальцами ткнула насильнику в глаза, тот взвыл и выпустил её. А Альку уже несло, она лихо зарядила пендель между ног и, плюнув от отвращения, сказала:

-Дебил! Кто же так женщину уговаривает? Нарвешься ещё, совсем без яиц останешься!

-Суука! — простонал согнутый "кавалер".

-От такого же и слышу!.

Алька дунула назад, к фонарю возле кафе, навстречу выскочил Игорек, увидев растрепанную Альку, остолбенел:

-Аля... что?

-Сволочь ты, Игорёк, первостатейная! Знала бы, что вы тут такие озабоченные, никогда бы даже здороваться с тобой не стала!

Подъехавшее с поздним пассажиром такси как раз освободилось, и Алька, садясь в него, сказала: -Живи с чистой совестью!

-Но, Аля... Я же не знал... — в растерянности пробормотал Игорь вслед отъезжающему такси.

В такси Альку начало трясти, она еле сдерживалась, чтобы не разреветься.

-Что-то у вас случилось? — спросил поглядывающий на неё таксист.

-Да, простыла наверное, трясти вот начало, заболеваю, похоже.

Алька не стала расстраивать Борисовну, но Аркадий что-то понял по Алькиному виду, утащил её на кухню, налил стопку коньяку, и пока Борисовна кормила Павлушку, выспросил все. Когда Леночка, уложив Павлушу пришла на кухню, Аркадий травил анекдоты, а Алька смеялась.

Назавтра была пятница, Алька с нетерпением ждала окончания занятий, надо было пробежаться по магазинам, основное уже прикупила, но 'куусненького' для всех своих надо было прикупить побольше. Впереди Седьмое ноября, наверняка в новую квартиру привалят гости.

Получив документ о прослушанном курсе занятий, Алька шустро выскочила на улицу, зажмурившись на выходе от яркого солнца, а открыв глаза, увидела Игоря и вчерашнего насильника...Запнувшись и сразу насторожившись, она попыталась шмыгнуть вбок, чтобы не видеть эти рожи. -Аля, постой пять минут! — раздался с другой стороны голос Аркадия Ивановича, — просто послушай!

-Не хочу! — вырвалось у Альки, — не хочу их даже видеть, не то что слушать!

-Все-таки выслушай!

Возле Аркадия стояли два таких крепеньких мужичка, один сказал:

-Ну, герой-насильник, чего молчишь? Вчера вон каким храбрым был.

-Я... я... прошу прощения... я вчера перепил... а девушка мне очень понравилась... — заблеял Эдик, светивший подбитыми глазами и ободранным лицом.

-Девушка повода не давала лапать её и пытаться изнасиловать, — передернулась от омерзения Алька, — не я, так ещё кто-нибудь так 'понравится'. Мне вот повезло, а...

— Не переживайте, мы тщательно проверим все случаи изнасилования по городу, может, это не единичный его 'способ ухаживания'.

Посеревший Эдик рухнул на колени:

-Я, я... прости меня... я.

Алька махнула рукой:

-Очень надеюсь никогда больше не встретиться с таким...

-Уверен, Альбина, он от Вас сам шарахаться будет!

-Спасибо вам, — поблагодарила их Алька. — Я побежала?

-Аль? — ей преградил дорогу Игорь, — Аля! Я, правда, не знал, что этот способен на такое. Я ему вчера сразу рожу начистил...

Алька печально улыбнулась:

-Все нормально, только как в том анекдоте: "Ложки-то нашлись, а осадочек остался". У меня мало времени, скоро на поезд.

-Спасибо ещё раз! — Алька с благодарностью взглянула на Аркадия и двух мужчин, явно милицейских.

-Аля, поехали, — Аркадий потянул её в сторону служебной машины, и, отъезжая, Алька увидела, что один из милиционеров что-то говорит несостоявшемуся насильнику, а тот стоит как побитый пес.

На машине все получилось быстро, Аркадий не отпустил водителя, велев подождать. У Альки набралось аж три сумки, да ещё Славины насовали гостинчиков для такой большой уже семьи. Леночка и Аркаша проводили на поезд, расцеловали Альку, а в Горнозаводске на станции приплясывал от нетерпения самый золотой сыночек. Разрумянившийся на морозе, с сияющими глазенками, он кричал, казалось, на всю станцию:

-Мама, мама моя прриехала!

-Медвежонок ты мой! — Алька, бросив все сумки-пакеты, подхватила своего мужичка на руки, прижала к себе и зацеловала всего.

-Минька тозе сокучился! — взвизгивая от восторга, шумел сынок, а дед, посмеиваясь, стоял с Петькой 'у стороне'.

-Айдате домой, совсем стямнело, да и ужин стынеть! — Петька прихватил сумки, сыночек тоже важно взял самый легкий пакет — Алька специально приготовила для сына:

-Миня муззык, сам несёть! Миня повторял за дедом все слова и выдавал, типа, "чаго, каго", дед ворчал и грозил пальцем:

-Скажи правильно, как мамка тебя учит!

Дома показали маме, чем они с дедом занимались. Дед приволок с собой из деревни лыка, и сейчас Алька любовалась сплетенными из него миниатюрными лапотками, и коробочкой-шкатулкой.

— Красотища!

Дед приосанился:

-Мяне тута кружок вясти предлагають, это, как яго? ...а, народного творчества, как думаешь, пойтить?

— Обязательно, смотри, какая красота!

-Ну они так и кажуть, по вясне хотять устроить... ну, выставку вроде. Я, Аль, усем лаптей жа напляту, у подарок, как думаешь, понравится ли?

-А то!

У Альки после поездки в Пермь появилась черта — она не терпела чужие обнимашки, если даже кто-то приобнимал за плечи, она тут же аккуратно выворачивалась, стараясь не обидеть человека. Спокойно воспринимала только своих родненьких — этим доверяла полностью.

-Вась, ну, вот скажи, чего ко мне всякая дрянь лезет? Ведь не фотомодель?

-Аль, ты у нас воробей, но упертый, а среди мужиков есть такие: "ты цену себе набиваешь,дай-ка я тебя..." типа, как кот, помечу такую неуступчивую, ты как бы раззадориваешь мужиков.

-Чем, Вась? Я, наоборот, не стараюсь как-то заинтересовать.

-Вот это и бесит, охотнички всегда водились.

-А этому, который, — она скривилась, — типа одноклашки, этому-то я с детства знакома?

-Аль, ну тут все просто, он с класса восьмого положил на тебя глаз, а с армии приехал, ты уже как бы изменила ему...

-Я? Ему? Да вы все для меня как...

-Аль, и мы также тебя воспринимаем, ты просто наша, всехняя, а у него, оказывается, другой интерес имелся.

-Не, ну женился же скоро, дитё вон растет.

— Дитё-то растет, а Лизка ушла от него, живет теперь у бабушки Сесёкиной, отрабатывать-то надо три года в больнице, а от него толку, как от козла молока. Опять с работы вылетел, Адамович ему статью за тунеядство пообещал. Теть Рая, бедная, рвется, и внучке надо помочь, и этот гад нервы мотает. Слушай, как мы его гнилую натуру не распознали, удивляюсь, был вроде как все мы, такой же? — Васька помолчал, — зато я тобой горжусь, не зря я тебя учил-мучил, сдачи давать, вишь как пригодилось! Ты у нас не просто воробей, а боевой воробей!

Появившиеся после демонстрации, когда уже за столом стало шумно-весело, Бабуровы сияли.

— Штрафную! — заорали ребята, Андрюха держа на руках тут же подлезшего к нему Миньку, радостно кивнул и сказал:

-Наташке не наливать, нельзя!

-Низзя, — тут же эхом повторил Мишук.

-Ребята!! Я, наконец-то, буду отцом, — добавил Андрюха, — уже стал волноваться, но получилось, я герой? Да, Минь?

-Герой, Адррей! — кивнул крестник.

Дед налил своей крепчайшей горелки.

-За такое надоть крепко выпить!

Он прикипел душой к Алькиным ребятам, мог и поворчать, особенно на Петьку с Гешкой — 'от, раздолбаи!' очень любил Андрюху и Ваську, хвалил нечасто наезжающих девчонок, и ещё скопом любил всех югославов.

С немцами же, наоборот, разговаривал мало:

-Як услышу лай немчуры — воротить с души.

Дед днем любил прогуляться и был такой случай: шел он потихоньку, оглядывая окрестности микрорайона, что строили 'друзья', впереди также неспешно шла пожилая женщина с сумкой, и вдруг дед услышал громкое: "Хальт!"

-Аль, я даже не испугався, — рассказывал он, — сработала, я думав, забытая выучка, схватил здоровенный дрын, жалея, что автомата няма, и вперед рванул... а тама, оказывается, траншею выкопали, а вона идеть и не видить, ну, они и закричали...

-Ох я и ругався с их старшим...

Редькин очень долго воспитывал их, немцы извинялись всем коллективом, такой конфуз, а дед пил валерьянку.

ГЛАВА 9

-Вот и Новый год подкатывает, время-то как летит, — вздохнула мамка. — Мишутка такой большой стал, а уж говорливый, вы с Серегой таким любопытными вроде и не были, или я не помню? Серый вредничает, папашка опять его зовет к себе, посмотреть захотелось на взрослого сына, не прошло и почти девятнадцати лет.., а наш не хочет!

— А на кой нам папашка? У нас дедуня есть!

— Да, деда есть, мой старренький, любимый, — включился любопытный Мишутка.

— Минька, ты чего не играешь в машинки, а здесь уши греешь?

-Итирресно!

— И что из тебя вырастет, итиресный ты наш?

— Умный, хорросый Миня выррастет!

-Вот и поговори с ним, научил дед на нашу голову.

-Минь, хади сюды, — позвал дед из комнаты, — мультик, вона, 'Ну погоди!'

Миньку сдуло в секунду. Они с дедом могли бесконечно смотреть мультики и фильмы для детей, радовались оба одинаково, и на воскресные сеансы в ДК ходили теперь втроем, или же, когда Алька не успевала, отправлялись вдвоем.

В городе наверное уже все знали эту занятную пару — если кто-то останавливал деда и здоровался с ним, тут же протягивал ручку Мишук, здороваться 'по-муцки'.

После 'кина' неспешно шли поесть появившегося в кафешке мороженого — опять же любили его и старый, и малый, а потом прогуливались до Ваньки Редькина, степенно напившись там чаю с пирожками и вареньем, отправлялись домой. У Редькиных внуки подросли, и Мишук был там весьма желанным гостем -приходил от них с новой игрушкой.

Дед же носился с новыми идеями для выставки, увидел "у музее" камень занятный — уваровит, и пристал к Егорычу, "свозить яго на ескурсию", а побывав в Саранах — поселок неподалеку, где его добывали — заболел этим зеленым камнем. Уваровит, чем-то похожий на малахит, ярко-зеленый, но не гладкий, а как бы в мелкую крапинку, камень, цеплял взгляд с первого же раза. Дед тут же загорелся сделать шкатулку из дерева и украсить цветами из уваровита. В школе все его мастеровитые предлагали идеи, одна другой заманчивее, спорили, доказывали, что лучше и дед приходя домой, оживленно рассказывал своим 'девкам', что и как, хвастался и хвалился своими мозговитыми ребятишками.

Алька радовалась, что он не закис и не скучает по своей Чаховке. Они с братиком поначалу очень боялись, что окажется прав папашка, писавший Сереге всякие ужасы о том, что восьмидесятилетнего нельзя срывать с места, его тоска заест и прочее. А дед этаким живчиком мотался 'усякий день по дялам': отводил и приводил из яслей Миньку, забегал у школу, подмечал непорядки — сломанную штакетину, неубранный снег, рассыпанный мусор возле баков, и все докладал Ваньке, а тот вставлял по первое число нерадивым хозяевам или коммунальщикам. Ветерана-общественника стали побаиваться и, зная дедову дотошность, старались содержать улицы в порядке.

-Панас, ты у меня, прямо, 'Комсомольский прожектор'!

-Эх, не быв я етим у молодости, хоть тяперь оторвуся!

Привязался крепко к Валюхе, старался угостить её чем-нибудь вкусным, днем ходил с ней прогуляться.

-Дитю свежий воздух нужон, а одной ей нету интяреса гулять, а со мною вяселО, хай гуляеть, пока батька на работе!

Сделал на Новый год усем подарки — сплел лапоточки, небольшие коробочки, Миньке смастерил из дерева двух лошадок, для дочки Славиных куколку, из шишек же склеил крокодильчиков...

Вздыхал только об одном — дома места няма для его верстака — дитенок не должон 'усякую химию нюхать.'

От души порадовался, что у сына Ваньки народився наследник — Ляксей, обешчал доехать как будет потеплее, хитренько так заводил разговоры, 'штоба летом у Чаховку усем поехать'.

-Давай доживем до лета, дед, а там посмотрим! — отвечала Алька.

Руганью, уговорами, они с Серегой потихоньку избавили деда от его дурацкой одежды, дед теперь щеголял "у модных рубахах и портах", с удовольствием носил валенки, а вот тулуп... как не воевала Алька, этот тулуп, жутко тяжелый и непонятно какого цвета, дед ни в какую не соглашался менять на что-то более приличное.

Алька, устав с ним бороться, попросила Егорыча повлиять на деда — и в канун Нового года дед явился от Редькиных у солдатском полушубке, новеньком, чистеньком и совсем не тяжелом.

-Во, Ванька мяне подарок сделал якой!

Алька аж перекрестилась от радости!

Как всегда дружно и весело встретили Новый год, Мишук, получив от Деда Мороза много подарков, прыгал возле елочки,а ошарашенный дед никак не мог прийти в себя:

-Ребяты, чаго это? Мяне подарки, я ж не малец?

Ребяты посмеивались и предлагали деду посмотреть подарки, на что тот покачал головой:

— Буду дома глядеть, руки трясутся, уроню ешчо чаго. Ай спасибо, от как на старости лет...

Ребяты удрали на улицу: там шел настоящий новогодний снег — большими хлопьями, ветра не было и они медленно и как-то торжественно кружась, оседали на лицах и одежде. И глядя на эту неспешную красоту, на душе становилось празднично-легко. Все дурачились, девчонки старательно ловили снежинки, стараясь разглядеть их ажурные узоры, пока не растаяли.

В клубе было как всегда — не протолкнуться. Налетела с визгом Людка Голдина, три года не появлявшаяся дома, наобнимались с нею, она пыталась одновременно узнать про всех и всё, ребята же, посмеиваясь, отвечали, что в клубе не то место, вот завтра на пельменях, да, поговорим.

К Альке попытался подойти Валерик, ребята не дали, просто не пустили.

-Но я же хотел... — бормотал тот.

-Что ты хотел, уже все сказал и сделал, гуляй! Не отсвечивай, а то фонари затмишь, уличные! Вон, тебя ждут, — мотнул головой Гешка в сторону Ружговой

-Да эта... — начал Валерик.

-Иди уже, а? Не порть праздник! Нам не интересно! — Васька развернул Валерика и легонечко пнул под зад. — Твой поезд ту-ту!

А Алька танцевала с Лаптем и весело смеялась над его 'незавидной судьбой'.

-Аль, жениться, вот, пришлось, мамка домой не пускала. Приеду, а она фигу под нос, и болтался по соседям, как бездомная скотина. Думал, месяц-два и остынет, ага, как же, совсем озверела — с дрыном на меня!

Алька уже рыдала от смеха, представив тетку Зину с дрыном.

-Коль, а дрын-то она не у Ваньки Бокутихиного позаимствовала?

-Не, — теперь уже заржал Лапоть, — свой, мною заготовленный для других дел. Вот, Аль, и женился! Пойдем, познакомлю со своей Надюшкой.

Надюшка, шустрая, ладненькая такая, сразу же понравилась Альке.

-Колян, иди кого-нибудь пригласи, а мы пока о девичьем поболтаем, — скомандовала она, и Лапоть, никогда и никого не признававший, покорно пошел танцевать.

-Ух ты! — восхитилась Алька, — Лапоть — и к ноге!

Та засмеялась:

-Это он думает, что женился просто так, чтобы мамка пустила, ага, размечтался... Посмотришь, будет у меня совсем ручным. Только вот я сама, видишь, рыжеватая да плюс его пожар на голове, кого рожу, апельсина, небось? — И первая опять заразительно захохотала.

-Лапоть, какая у тебя хорошая Надюшка!

Подошедший муж выпятил грудь:

-А то, сам выбирал и, заметь, тщательно!!

— Ну да, ну да, — ухмыльнулась жена. — Пойдем спляшем, что ли?

Пельмени в этом году ели у Петьки. Недоспавшие после новогодней ночи, все как-то быстро отяжелели, разомлели... до Петькиных слов:

-Прошу внимания! Мы, вот, посовещавшись и приняв важное, исторически, я подчеркиваю, исторически важное решение...

-Ну, завел шарманку! Покороче, а то уснем во время твоей речуги, — перебил Дрюня.

-А, весь настрой сбили, я хотел обосновать с чувством, с толком, с расстановкой... ничё вы не понимаете, не цените мою тонкую натуру... кароче: мы с Ленуськой подали заявление и третьего марта, в мой, заметьте, день варенья, состоится это историческое событие. Приглашаются все, подарки и поздравления не возбраняются.Во!

Сонливость слетела тут же, начали придумывать варианты где и как повеселее сыграть свадьбу, оживились. Гоготали, дурачились — всё как всегда. Петькина мамка засобиралась к соседям: -От вас голова заболит, такие вы горластые!

-Но хорошие, скажи, теть Галь? — проговорил Васька.

-Да, хорошие, хорошие, я разве против, но вот когда спорите или чего придумываете... от вас же вся школа рыдала. Пошла я, все равно ведь придумаете с каким-то вывертом свадьбу.

Спорили, орали, но к общему мнению так и не пришли. -Время есть, придумаем ещё чё-нибудь, пошли лучше на горке пошалим! — подытожил Андрюха.

И шалили, взрослые детки до самой темноты. -Ребя, у меня уже штаны как в детстве, колом стоят, придется с валенками вместе снимать и в уголок ставить! — взмолилась Алька.

-Ха-ха-ха. А у нас, думаешь, лучше? Такая же петрушка! Смотри, вон твой зритель взвизгивает от восторга, тоже, поди, такой же снеговик!

Мишук катался с невысокой детской горки, восторженно вопя при спуске, а дед смеялся, глядя на малых и вяликих:

-От дурни, но вясело у вас тута!

Валюха и Наташка, не допущенные до катания в силу 'интересного положения', немного постояв и с завистью понаблюдав за орущей и гогочущей кучей-малой, потихоньку пошли домой. Из распавшейся кучи тут же вылез очумело трясущий головой Драган и побежал за женой.

-Ладно, хорош, вон молодежь давно ждет, когда мы набесимся, пошли чаи гонять или бражку пить, кому чё! Аль, мы к тебе через часок! — Васька рысью побежал домой. Драган весь вечер изумлялся:

-Никогда, наверное, не устану удивляться русской глубинке! Вы такие... многославные, я в вас всех влюбльён.

-Мы тебя тоже уважаем, наш человек!

-Высшая похвала, да? — спросил Драган.

-А то! Мы не всех своими центровыми друганами считаем! — подтвердил Васька.

-Други-приятэли, я думаю что вы всье должны приехать к нам, в Сэрбия. Я буду всегда вас ждать!

-Кто знает, может и заглянем на огонек, как масть пойдет, э-э, жизнь повернется, — философски заметил Гешка.

-Плешков! Пляши, тебе опять толстое письмо с фотками пришло, давай скорее, нам тоже интересно посмотреть! Сержант, ну ты где? — орал на всю казарму рядовой Пышкин.

Да иду я, иду! Товарищ старший лейтенант, можно?

— Иди, сержант! — Саша отпустил Плешкова, и вскоре в казарме, где отдыхали свободные от службы солдатики, слышался веселый смех и шутки.

-Сашка, а это кто?

— Это мой двоюродный братец, а это его одноклашки, все приколисты страшные, такие дружные, ваще!

— А чё среди ребят только одна девчонка?

-Эта? -Это Алюня Цветик, их одноклашка.

— У них чё, подружек нет, че одна только с ними? Или она им как... — послышался звук затрещины.

-Дебил! Алюня-мировая девчонка, я может и женюсь на ней, когда дембельнусь, если она захочет...

-Сань, не отвлекайся. Этот озабоченный Ерин только про баб и думает.

-А вот, ребята со своими женами. Это Васька с женой, это Бабур Андрюха с Натахой — тоже здесь год оттрубил, это братец со своей невестой, скоро свадьба. Меня, блин, не дождался, жениться собрался, хотя обещал свидетелем взять.

-Не, ну ты даешь, разве можно долго ждать, когда есть куда вду...

-Слышь, Ерин, иди покури, а? Если твоя... это не значит, что все такие... Заткнись, а, знаток женщин. Сань, а это?

-Это Алюня с дедом. Петька пишет, дед — суперский, воевал, в Берлине был, ща там в районном городе порядок наводит, видит, где бардаки, секретарю райкома говорит — они воевали вместе. Нерадивым прилетает, а местные ещё и подсказывают дедку, где непорядок.

— Сань, приеду к тебе в гости, точно, чё там какие-то две тысячи километров до тебя ехать, так хочется увидеть твою Медведку. Ты так интересно про своих рассказываешь, хочу со всеми познакомиться, вашу Алевтину увидеть,а может и обаять!

Она Альбина, не Алевтина.

Авер насторожился: "Альбина? Альбина, где же он это имя слышал?.."

-Сержант!

-Да, товарищ старший лейтенант?

-Можно твои фотки посмотреть?

-Да, вот...

Авер бегло просмотрел верхние, а на одной замер — на него, улыбаясь, смотрела так запавшая ему в душу Аля, Алечка-подсолнушек! Сильно похудевшая, повзрослевшая, с немого грустными глазами, она опять переворачивала душу Авера... Он стал смотреть другие фотографии, невольно отыскивая на каждой Алю. -Ох ты, сколько у вас снега!

— Это еще мало, иную зиму окна больше чем наполовину засыпаны, на крышах метровый слой бывает. А это югослав, он на Алькиной подружке женился, это они на горке после нового года дурачились, — пояснял Санька Плешков, обрадованный вниманием старлея.

А старлей лихорадочно придумывал, как бы оставить себе фото подсолнушка.

-О, а это что за дед?

-Да вот, с год как переехал к Алюне жить, откуда-то из Брянской области. Петька о нем только восторженные слова пишет!

— Скажи Егорову, пусть переснимет эту фотку. Если сможет, увеличит, а нет, такую оставит, мы, пожалуй, всех опросим и сделаем типа галереи портретов фронтовиков.

-Точно, товарищ старший лейтенант, у Рыжика дед — фронтовик, Ефремов тоже говорил, что в его семье трое на фронте были, да и ещё найдутся, у многих воевали...

-Вот и займись, пусть ребята рассказы запишут и сделаем большой стенд, умоем третью роту.

-Это мы запросто! — Плешков ушел, а Авер, забыв про писанину, сидел задумавшись.

Вот и нашлась случайно так нелепо потерянная Аля-подсолнушек. А ведь он после женитьбы Тонкова собирался поехать в Свердловск — найти Альку, да заболела бабуля. Как-то враз, бодрая и энергичная, сдулась и слегла. И пробыл Саша весь отпуск возле бабули. Мать, слабая здоровьем, разрывалась между работой и уходом за бабулей, и к концу отпуска, за три дня до отъезда Сашки в часть, бабуля умерла, вот и не пришлось ему попасть в Свердловск.

А на следующий год поехал холостой Авер на замену в Афган, теперь вот четко решивший, что в августе первым делом, дождавшись замены, поедет к Альке, и точно никому не отдаст. Через пару дней Егоров принес несколько фоток солдатских родственников, и Саша теперь мог постоянно смотреть на немного грустные глаза Алюни.

-Что ты грустишь, милая? Какая проблема тебя грызет, или кто обидел? — мысленно разговаривал с ней Авер.

А милая совсем не грустила, вертелась как белка в колесе. На работе, как всегда, дел было выше крыши, поставки сырья ограничились и пришлось переходить на новые рецептуры тортов. Занятая до позднего вечера, Алька не сразу усекла, что дед как-то съежился, стал постоянно подкашливать.

Мамка сказала:

-Аль, он упертый в больницу не идет, а кашляет все сильнее.

Утром Алька за рукав потащила его в больницу.

-Пневмония, Аль! — сказал Латынов, — возраст приличный, может и не справиться!

Алька, едва сдерживая слезы, побежала к Редькину, Егорыч тут же созвонился с областью, и через два часа деда увезли на вертолете в Свердловск, в окружной военный госпиталь, где было специальное отделение для ветеранов-фронтовиков.

Алька отправила телеграмму Серому, он каждый день после занятий забегал к деду. Деда лечили весь февраль и половину марта, Алька ездила каждый выходной к нему. А дома страдал и рыдал Минька, страшно скучавший по своему деду, ждал Альку и задавал постоянно один вопрос:

-Когда деда приедет?

Деду категорически запретили курить, он мучился без курева, при выписке лечащий врач, скрепя сердце, разрешил три сигареты в день — горлодер же ушел в небытие.

Алька с Серегой однозначно сказали:

-Дед, ты нам очень дорог, Минька, вон, без тебя страдает, хочешь дожить хотя бы до первого класса правнука — завязывай с курением.

-Три сигареты усе жа буду курить, разряшил ведь Иваныч!

Зная, что дед слухает Редькина, ребята подключили и Егорыча, вот и пришлось деду пытаться выживать без своей соски. Минька не отходил от деда ни на шаг, и стал дед потихоньку привыкать нямного курить.

-Этта ж, Ванька, чаго выходить, я ж им усем так нужен? Трудно не курить, но усех жалко, они вона как волновалися за мяне, а малец-то даже схудал. А и хочется Вань, дожить до яго школы.

-Вот и не хитри, а привыкай курить совсем немного.

-Трудно, Вань, но стараюся!

С дедовой болезнью Алька практически не принимала участия в организации свадьбы Петьки, она на свадьбу пришла, поздравила ребят, выпила за их здоровье и, извинившись, ушла — не то настроение было, а сидеть с постной рожей когда все веселятся...

Ребята тоже волновались за деда, передавали с Алькой ему гостинца, и шумно радовались его выздоровлению.

А в Афгане переживал Авер, увидев, что на свадебных фото нет Алюни. Успокоился только тогда, когда в очередном письме из дома Плешкову написали, что у Альки как раз в это время сильно хворал дед.

Внимательный Саня Плешков, давно приметил, что старлей явно знает Альку и как-то выбрав минутку, когда рядом не было никого спросил:

-Товарищ старший лейтенант, вы откуда-то знаете Алю?

Тот коротко ответил:

-Да! Хотел ещё в восемьдесят первом жениться. Не смог, в отпуске бабуля заболела и умерла, а на следующий год здесь оказался. Но намерен все исправить, если поздно не будет, а то вот найдется лихой парняга...

— Да нет, — как-то странно протянул сержант, — не думаю, что найдется. Алюня, она девка серьезная, пока не приглядится к человеку, не пойдет, будь хоть принц на белом коне.

Про Мишука Санька не стал рассказывать, ему очень по душе был его командир, выдержанный, внимательный, не трепло — Альке бы он точно подошел, а что ребенок,... так побывав в такой мясорубке, это точно не будет препятствием.

И Плешков написал домой с просьбой прислать ещё фоток, когда же в очередном письме оказалась фотка Альки, задорно хохотавшей над дурачившимися ребятами, он тут же отдал её Аверу. Старлей с благодарностью взглянул на сержанта:

-Спасибо!

Подошло время рожать и Валюхе. На Драгана было жалко смотреть, он порывался куда-то бежать, нарезал круги по небольшому помещению, жалобно спрашивал Альку:

-Аля, точно всьё нормално будет?

Он волновался, мешая сербские и русские слова. Живко, бывший тут же, успокаивал его:

— Све бити уреду!

А Алька только кивала головой, соглашаясь с ним. Но все заканчивается — к ним вышел врач, принимавший роды и знающий, что муж-серб сходит с ума от волнения.

-Поздравляю Вас, Драган, с сыном! Все замечательно, Ваши жена и сын чувствуют себя хорошо. Вес ребенка три килограмма семьсот граммов, рост пятьдесят два сантиметра.

Драган, замерший при виде врача, отмер, подскочил к нему, обнял и прерывистым голосом выдавил:

-Хвала, хвала! Спасибо, то есть!! Скажите Вальюше, что я их льюблю!! Живко! Я сам сречан! Я щаслив!!Алька!! Я стал папа!

Драган в восторге заплясал на месте, глядя на счастливого отца смеялись Алька и Живко, улыбались врач и выглянувшие на его восторженные вопли две медсестры.

Едва выйдя из больницы, Драган увидел стоящих неподалеку, уже окончивших работу, всех югославов, внимательно смотрящих на него.

-Син! Син! — заорал Драган, и тут же его окружили и закружили свои, они обнимали счастливого папу, хлопали его по плечам и приплясывали на месте.

-Празднуване!

И гуляли югославы до утра, благо, что наступала суббота. Алька же позвонила родителям Поречной, поздравила с внуком, послушала восторженные вопли деда и плачущей от счастья бабушки, сказала, что зятюшка будет звонить завтра, сегодня он ещё в себя не пришел. Позвонила Славиным, там тоже порадовались, велели передавать поздравления Стоядиновичам.

Пошла домой, к своим мужикам. Мишутка прыгал:

-У Вали маленький мальчик родился!

И улыбался дед:

-Усе знають, у Драгана сынок народився, ай как славно! Валюха как?

-Врач сказал, все хорошо!

Утром пришел Драган:

-Я немного, как это по-русски? Сдурел от щастя!

Алька посмеялась:

-Я позвонила Валюхиным родителям, сказала, что ты сегодня с ними свяжешься. Ты домой своим сообщил?

-Да, там уже празднувание, майка-мама много плачет, щаслива! Я казав син — Михайло! У тебья — Мишук, а у менья — Михайло!!

Всю неделю до выписки Валюхи Драган ходил немного шальной, после работы надолго зависал под окнами роддома, постоянно просил показать сина Михайлу, замучил Альку вопросами, что и как, переживал, что не сможет удержать своего сина.

К выписке приехала мама Люба, мгновенно успокоила своего зятюшку, наготовила много еды, Драган собрал кроватку, отмыл до блеска всю квартиру:

-Ето я сам! — вежливо отстранил он тещу. Встречали маленького Стоядиновича очень торжественно. Мирич разрешил югославам задержаться на полчаса с обеда — те горели желанием тоже поприветствовать нового маленького сербина, Алька, Петька с женой, дед... Валюху расстрогали до слез приветствия и поздравления всех собравшихся, а папа Драган, казалось не дышал, держа в руках сверток с синочком!

В свидетельстве о рождении записали: Михаил Драганович Стоядинович, югославы удивлялись:

-Заштото така? — у них отчества не было, просто имя и фамилия, а Драган задирал нос — сын с его отчеством. С первых же дней папа научился лихо справляться с пищащим сыном: если мужичок сильно начинал плакать, он брал его на руки и, негромко напевая на родном языке, ходил по квартире, и засыпал пригревшийся в больших и таких надежных папиных руках крошка-син, впитывающий с первых дней жизни второй родной для него язык.

Минька с важностью катал коляску, объясняя всем любопытствующим, что там его маленький дружжок! У него стали-таки выговариваться такие неудобные буквы Ж и Ш, и естественно, он старался как можно чаще их проговаривать, мог ходить и жужжать, или шипеть, дед же подхваливал и хвастался Ваньке своим умнейшим унуком.

 

ГЛАВА 10.

А перед днем Победы дед заплакал: ему как фронтовику и активному ветерану выделили в доме напротив на первом этаже однокомнатную квартиру. -От этто да, Аль, я же усю жизнь унимания столька не видав!

Алька радовалсь, прикидывая, что и как разместить в квартире, а Минька ладошкой размазывал слезы по дедову лицу и приговаривал:

— Не плачь, куплю калач!

-Ах ты ж пострелёнок малой! — улыбался сквозь слезы дед, — ну, унуки мои дорогия, я теперя должон нямного дольше прожить, у таких-то хоромах!

Возле его квартирки была небольшая ниша в стене, и дед, прикинув и посоветовавшись со своим Ванькой, Егорычем, "удумал тама сделать каморку для инстрУментов, будя у мяне мастерская, у квартире неможно верстак иметь, этта ж такую красоту портить!"

Выбрали стол, стулья и шкафчики для кухни, установили все, а тут Ванька Егорыч собрался в отпуск "у санаторию, узял и на деда путевку и поехали два хронтовика у Подмосковье, отдыхнуть".

Пока они там отдыхали, Алька с Серегой обустраивали дедову квартиру, получилось очень даже неплохо, поучаствовали в оформлении и ребята: Васька привез две поделки-домовушки из дерева, югославы сделали из сосновых дощечек оригинальный шкаф для одежды с тумбочкой, чтобы дед мог присесть, надевая обувь в небольшой прихожке. Тумбочку сразу же опробовал Мишук, поскакав на ней. Мамка привезла домотканные дорожки, Антоновна притащила цвяты у горшках — дед обожал их поливать, Сережка привез полочки, две интересные тарелки на стену, Алька прикупила посуды. Драган приволок тканное сербское панно, — 'майки моей работа' — получилась уютная квартирка. Осталося купить деду диван и телевизор, решили, что выбрать должен сам.

Приехавший посвежевший дед "долго молчав, ходив по своей хате, трогал усё", потом присел на тумбу в прихожке — Мишук конечно же, полез на колени, и обнимая внука, растерянно сказал: -Я чёта, Аль, совсем ничаго не понимаю, какя-то чумная жизня у мяне стала, я как у кипятке варюся!

-Вот и варися! А то прокисал бы у своей Чаховке, — пробурчала Алька, еле сдерживая слезы от умиления. — Сразу предупреждаю, будет бардак — получишь по шее!

-Не, Альк, я такую красу бяречь буду! — Дед старался, содержал у чистоте свою бярлогу, Алька все равно раз в неделю по выходным отправляла их с Минькой погулять и убиралсь у деда, кирзачи его любимые она давно отвезла в Медведку, с деда станется в них ходить.

-Ты, унучка, як смотришь, я Сяргею заранее отпишу хату?

-Хорошо смотрю, как ещё?

— От и славно, я боявся, осерчаешь!

— Ты чё, меня обидеть боялся? Дед, ну ты даешь? У меня свой угол есть, нам с Минькой вполне хватает, а Сережке такой подарок как с неба свалился. Дед, не майся дурью, мы с братиком, было время, кусок хлеба пополам делили, не до жиру было.

А Санька Плешков и Саша Аверченко попали в переделку... напоролись на засаду, и там, где, казалось, все было проверено-перепроверено. Днем по этой горной дороге прошла наша колонна, все было чисто, а вечером, ехавшие на трех БМДешках, солдатики из второй роты Авера, попали в переплет — шедшая в средине машина резко подпрыгнула, и раздался взрыв. Санька Плешков, едва очухавшийся, утирая заливавшую глаза кровь, с огромным трудом, кашляя и матерясь, вытаскивал из машины неподвижного старлея. Он уже хрипел от натуги, ясно понимая, что ещё чуть-чуть и задохнется от едкого дыма, не слыша, как колотят по заклинившему люку снаружи... когда как-то внезапно его ухватили за ворот и начали вытягивать наружу. Он, сипя и матерясь, орал сорванным голосом и рвался к дыре в машине: "Старлея, старлея..." — и, уже уплывая в темноту, услышал:

-Вытащили твоего старлея, дышит!

Когда Плешков всплыл из какой-то бездонной ямы с чернотой, то с удивлением увидел над головой серую обшивку и ощутил дрожь. -"Похоже, в самолете..." — пришла откуда-то мысль, — ..блин, ведь собьют!..

Он дернулся, пытаясь повернуть голову, и услышал женский голос:

-Тихо, тихо, лежи, не надо резко шевелиться! — немного повернув голову, увидел женщину.

&bsp; -Где я? — с трудом прохрипел Санька.

-В Москву летим, не переживай, сынок, все хорошо будет.

— А старлей?

— Старлея твоего первым бортом отправили в Бурденко, — проговорил кто-то сиплым голосом справа. -Сержант, это Ерин, мы с тобой назло всем духам живы.

-А, — вспомнил Санька, — ты же тоже с нами в бмдешке был? А ещё?

Тот сипло выматерился:

-Только мы трое... ...

-Хватит разговоров! — раздался сердитый голос, — наговоритесь ещё. В Красногорске Санька совсем пришел в себя. Боли было много, Ерин, оклемавшийся раньше — ему досталось поменьше, рассказал, морщась и матерясь, что Плешков, повернувшись перед взрывом к командиру, как бы закрыл его собой с одной стороны, ухватив дерьма во всю спину. -Командиру досталось только спереди, а то б уже давно груз двести... И поэтому старлея вытащили живого, кароче, тебе, сержант, наш командир жизнью обязан!

Зная свою заполошную мамку, Плешков не стал писать про ранение, врал, что в командировке, писал бодрые письма, благо правая рука оказалась целой, что нельзя было сказать про левую, перенес две операции, вытащили из руки и предплечья много осколков.

— Хирург не Бог, но его заместитель, — Микишин, осматривая его после второй операции, сказал: -В рубашке ты, земляк, родился, с такими ранениями обычно руку сохранить не удается, но уральцы -крепкий народ.

-А вы откуда, товарищ подполковник, родом?

— Бисерский я, Санек, бисерский.

Санек обалдел:

-Бисер? Соседний поселок?

— Ну, а где еще такое чудное название встретишь? Я тебе больше скажу, мы с Сашкой Латыновым в меде вместе учились, он, вот, дома остался, а я рванул в военную медицину.

— Вот это да! — выдохнул Плешков. — Вот это радость!

— И я рад, ты, земляк, поправляйся, руку надо будет долго разрабатывать, через сопли и слезы, но шевелиться будет!

-Товарищ подполковник! А можно одну просьбу?

-Да, говори!

-Мне бы узнать, как мой командир, живой ли? Я его до последнего тащил, сказали, что, вроде, в Бурденко отправили, Вы не сможете узнать? Старший лейтенант Аверченко Александр Борисович.

-Попробую, отдыхай пока.

Как ни странно, в госпитале подружились с Ериным, куда только его пакостность делась. -Сань, ты не обижайся, что я всякую пургу гнал, на твоих девчонок-одноклашек грязь лил, я дурак, ща вот после того, как на тот свет чуть не свалил, много передумал. Ну изменила мне... бывшая, но жизнь-то не закончилась. А может, оно и к лучшему, вон, тут какие сестрички бегают, я к одной вот уже с месяц приглядываюсь, Леночке. Может, и женюсь... Микишин тебе про старлея ничего не узнал?

-Пока молчит, жаль будет, если не вытянул... хороший мужик наш Авер. Лето заканчивалось, желтели березы, разноцветные клены радовали глаз, бездонное и такое мирное небо было даже непривычным.

Выписывался Ерин, уезжал домой радостный, вместе с Леной, они расписались здесь, Плешков попал-таки в свидетели, а у Саньки ныла душа, он так ждал весточку об Авере.

-Саня, ты только не теряйся!! И если что-то узнаешь об Авере, тут же пиши или звони! — прощаясь, сказал Витька Ерин.

Микишин зашивался на операциях, и Плешков не напоминал ему, понимая, что у земляка нет времени. Рука потихоньку зажила, шрамов на ней было много, но они становились не такие страшные, и Сашка с упорством разрабатывал её.

— Земляк, ты поедешь в санаторий, а потом уже на родину, буду дома, встретимся обязательно, а, да, жив твой ротный, жив, где-то на реабилитации, — сказал Микишин при очередном осмотре.— Родине -поклон, соскучился я по нашим лесам. Так хочу пошишкарить, мать сказала, шишек много уродилось!

-Пишите адрес, пришлю сразу же, как домой приеду!.

В санатории Санька сразу взяли в оборот, да он и сам старался как можно чаще заниматься и с рукой, и ваще. Вот так, выходя умотаннным и мокрым после очередной тренировки, услышал, как кричит медсестра.

-Вер, скажи Аверченко, освободился тренажер, пусть идет!

Плешков замер, напряженно вглядываясь в конец длинного коридора... и радостно завопил, когда увидел неспешно идущего по коридору своего комроты:

-Товарищ старший лейтенант, живой!!!

Авер сбился с шага, застыл на мгновение, а потом рванулся к нему:

-Санька! Плешков!!

Они крепко обнялись, помолчали, потом не разнимая рук долго всматривались друг в друга, у Авера с левой стороны лицо пересекал длинный шрам.

-Вот это радость у меня... — хрипловато сказал Авер, — я ж не знал, кто тогда... потом уже мне сказали, что меня сержант вытащил, я собрался после санатория к тебе на родину ехать, да только вот боялся... что ты...

-Живой я, ещё занудный Ерин Витька, тоже. Он уже домой уехал!

Они говорили перебивая друг друга.

— Аверченко, тренажер отменяется? — спросила их подошедшая сестра.

-Нет! Сань, ты через часок давай в беседку, там над прудом.

-Да, товарищ старш... Тот улыбнулся:

-Капитан я теперь, Сань.

-О, поздравляю!

— Все, я тебя через час жду!

И было много разговоров через час. А Аверу Плешков сделал царский подарок — Петька прислал фотки народного гуляния: на одной, удачно пойманная в кадр, смеясь, кружилась Алька.

— Значит, решено, еду в отпуск с тобой, а потом уже к матери, — сказал Авер, жадно вглядываясь в лицо подсолнушка. — Как думаешь, не испугается она моего уродства?

Ха, — засмеялся Плешков, — Вы Альку не знаете, это ж пацан в юбке, у неё же шрамов на коленках полно, а еще где-то на попе, не, не, — заторопился он, — не подумайте чего, просто, она классе в третьем повисла на заборе, и задницу ей зашивали, это все в поселке знают.

У Цветиков все шло своим чередом, съездили в отпуск к деду в Чаховку, дед таскал их по всей многочисленной родне, хвалился своими внуками и правнуком, а родни было... Брянские родственники знались друг с другом, как выразился Сережка, до седьмого колена.

Если они шли по улице, непременно кто-то останавливался и спрашивал: "Чаго ж вы к нам не прийдите?"

Многочисленные застолья быстро утомили, и ребята взмолились:

-Дед, может, ты с Мишуком будешь в гости ходить, а мы хотя бы на великах проедемся, посмотрим твою Брянщину?

Уезжали далеко, особенно полюбился маршрут вдоль реки Судости, вода в которой была прозрачной. Оставляли велики у небольшого мостика и долго любовались на неспешно текущую воду, разглядывая речных обитателей. Проезжали большие поля с табаком-дедовой радостью, дух захватывало от открывающихся просторов, но Урал был роднее. . Несколько дней были в городе у дядюшки, и приехав назад в Чаховку, с изумлением узнали, что явился их батька — кто-то из родни сообщил, что его дети и внук приехали. — Да, Сережка, нам с тобой предстоит испытание на выдержку.

Дед, первым зашедший в хату, только и сказал: — Здорово, Мишка! — а ребята с любопытством разглядывали, можно сказать, незнакомого мужика. Если Алька кой чего помнила, то Серега совсем не знал его.

— Здравствуй, отец! — как-то хором выдали они, а папашка передернулся:

— Здравствуйте, дети мои, рад вас видеть!

Повисло неловкое молчание, папаня оглянулся на деда:

-Бать!

-Не, Мишка. Я сказав тебе усе. Ня буду с тобой говОрить!

Дед пошел до соседа, Алька, пожалев явно растерявшегося мужика, сказала: -Может, Вы поесть хотите?

Он опять передернулся:

-Почему вы меня папой не называете?

-Ну, папа, это что-то близкое, когда рядом, по голове гладит, на руках носит, на коленки разбитые дует, по заднице шлепает, наконец, — выдал Серега, — а, Вы, простите, как-то в этом участия не принимали.

-Так, а ты что, дочь, скажешь?

Алька пожала плечами:

-Мало что можно добавить, да и я, как бы, в Ваших глазах явно в категорию гулящих подхожу...

— Таак, разговора явно не получится! — папашка выскочил за дверь.

Ребята помрачнели.

-Принесло его... Серый, тебе теперь алиментов не видать, точно, но не волнуйся, доучим тебя, осталось какие-то два года. У меня зарплата побольше стала, да и твоя повышенная стипешка. Мамка рублей двадцать осилит, ни фига, хуже было!!

-Аль, вот письма писать одно, а увидеть в живую и ничего, абсолютно ничего не почувствовать... деда и дядь Ваню когда первый раз увидел, такая волна тепла накатила, радовался как Минька, а тут глухо.

В окно было видно, как отец, размахивая руками, что-то говорит деду, а тот обходит его, явно не желая слушать.

-Вот гад, доведет деда, придется ему таблетки пить!

Алька выскочила во двор:

-...только ты виноват! Разбаловал их! — услышала она папашкины слова, и взыграла в ней Цветковская кровь и упрямство:

-Вы не помните, сколько деду лет? Не знаете, что ему противопоказаны волнения? Дед, иди в хату. А мы без тебя пообщаемся!

Отойдя на приличное расстояние от дома, Алька спросила:

-Что конкретно Вам от нас надо?

Тот растерялся:

-Ну вы же мои дети, хотел вот посмотреть, какие вы выросли.

-А раньше не возникало такого желания?

-Я вас не бросал, я с вашей матерью жить не мог. Если бы я тогда не уехал, меня бы посадили.

-Пожизненно?

-Что? Нет, не важно на сколько, но посадили бы, за запрещенную в то время баптистскую веру. Я когда уезжал, у меня сердце было чернее сапога.

-Сейчас побелело?

-Что ты понимаешь? — взорвался папашка. — Я что, вам не помогал, у меня все корешки переводов сохранились.

-Вот даже как? А слабо корешки за конец шестидесятых поднять и посмотреть сумму алиментов? Помнится, если приходил перевод больше, чем на десять рублей, у нас праздник был, иногда. А то, что Сережка зимой, на Урале, заметьте, в школу в кедах бегом бегал?

— А вашей матери поменьше надо было мужиков перебирать.

-Перебирала она или нет, но мы с братиком никаких чужих мужиков в доме не видели. И мать нас не бросила, а как могла тянула из себя жилы, она наша мама, и не надо на неё дерьмо лить!

-Да и ты недалеко от своей матери ушла. Вон, нагуляла... брала бы пример с Ирины, в институте учится, в Москве, умница, красавица.

Алька вздохнула:

-Правда, что институт в Москве, жаль, не МГУ или МГИМО, всего лишь текстильный... Зря вы сюда приехали, не получится у нас разговора. Я вас ни о чем не просила и не попрошу, даже случись, на кусок хлеба денег не будет... Если совсем честно сказать — я рада, что росла без отца!

Она развернулась и пошла, не слушая, что там ещё говорит этот абсолютно чужой мужик. Возле дома на мамочку с разбегу налетел Мишутка:

-Мама, мы с Хведей ходили у грибы! Много-много шпиёнов нашли, будем жарить их?

-Минь, надо говорить правильно!

— Мамочка, дяденька на меня смотрит чужой, — шепнул он Альке, — я немножко поговорю как Хведя и перестану. Можно?

-Деда, — закричал он, увидев вышедшего деда,— я тебе чего покажу, — и вприпрыжку побежал к деду. А другой деда сумрачно смотрел ему вслед.

Не получилось у отца разговора и с Сережкой. Тот совcем не стал слушать его, после того, как папашка несколько раз повторил, что он может и прекратить посылать деньги на учебу.

— Алименты платятся до восемнадцати, а тебе двадцать будет!

Серега улыбнулся:

-Теперь стоит на нас с Алькой подать на алименты! Спасибо за любовь и ласку!

Этим же вечером плакала младшая сестра деда — тетка Евдокия:

-Ой да проститя ж мяне, дорогие унуки. Я жеж хотела як лучшей! Батька вашаго вызвала, а ён, бродяга... Панаска, нягожа нам у таком возрасте ругаться!

Панаска бурчал:

-От, баба, волос долог, ума няма! Этта же чертяка, у в каго такая сво... гадость уродилася, -поправился дед, видя, что любопытное Минькино ухо повернуто в его сторону.

Отпуск был испорчен, и Алька с Серегой поехали менять билеты на другое число, а дед остался с Мишуком. Пока дед одевался, Минька выбежал во двор, а там нарисовался папашка и начал общаться с малышом. Минька, привыкший к многолюдью в своей короткой жизни, разговаривал охотно, рассказывая, где живет, сколько лет, кого любит... Папашка сказал, что он Минькин дедушка, на что ребенок, подняв на него удивленные карие глаза, выдал коротко:

-Не, деда у меня один, старенький, любименький — вон идет!

И вприпрыжку побежал к своему старенькому, уцепил того за руку и оживленно заговорил:

-Давай пойдем на речку, деда, там рыбки маленькие плавают, посмотрим, хлебушка им покидаем, я у кармане спрятал.

— Ну, раз спрятал — тады пойдем!

Деда по дороге останавливали сельчане, усем полюбився праунук.

-Какой умненький и обаятельный мальчик, чистый ты, Афанасий, когда был помоложе! — выдала старенькая соседка, когда-то работавшая в городе и изъяснявшаяся на более чистом языке, без местных "чаго-каго". Дед же расцветал от таких слов — родственники дружно признавали, что Панаска стал лучшее выглядеть и оживел.

Папашка, к вечеру узнав, что ребята поменяли билеты и завтра утром уезжают, пришел по-новой, извиниться за то, что наговорил сгоряча. -Первое слово, как мы в детстве говорили, дороже второго. Мы Вам плохого не желаем, просто у Вас своя жизнь, у нас тоже! Деда мы никогда не бросим, он и Минька неразделимы, — кивнула Алька на сосредоточенно о чем-то разговаривающих старого и малого, — а с Вами... ну, не получается у нас контакт, наверное, мы слишком разные.

На что папшка с какой-то грустью ответил:

-В том-то и беда, что вы очень похожи на меня, такие же упертые! Я очень сожалею о своих словах, дай Бог, дочь, чтобы ты нашла свое счастье!

А 'счастье' прозвонился в Москву, домой стародавнему другу ещё по училищу, Ваньке Чертову, который постоянно летал в Кабул в командировки. Ванькина сестричка Танюшка обрадовавшись звонку Авера, сказала, что Иван через две недели будет дома — прилетит из Кабула, а Сашу всегда рады видеть все.

— Он там только что узнал про твое ранение и очень переживает за тебя, Саша. Сегодня должен звонить, вот я его обрадую.

Саша попросил передать Чертову его просьбу, "если сможет, пусть купит" — долго и подробно объясняя, что ему надо привезти из Афгана.

Та посмеялась и порадовалась:

-Наконец-то из вашей троицы хоть один собрался жениться, рада! Может, и Чертов, глядя на тебя, надумает. Его так называемые пассии уже порядочно поднадоели, этот блудник двухметровый умудряется даже в самой глухой деревушке найти приключения! — пожаловалась Таня.

— Саша, не волнуйся, в любое время приезжай, и мальчику твоему место найдем !

А через неделю взмокшего и уставшего Авера, вышедшего из тренажерного кабинета, на входе ухватил и начал тискать двухметровый Чертов.

-Сашка, Сашка чертяка, живой! Я блин, поседел, узнав что ты... Сашка!!

-Вань, дай мне хоть ополоснуться, я ж употел весь...

-Да хрен с ним! Сашка, — он опять обнимал и вглядывался в похудевшего и повзрослевшего Авера. — Ох, ты, — охнул Иван, — Санек, ты ж седину уцепил! Все, все. Отпускаю, пятнадцать минут на сборы!!

Как и чем обаял Чертов главрача — тайна, покрытая мраком, но на следующий день Авера выписывали. Чертов, уже приехавший, терпеливо ждал, пока Саша оформит все бумаги, дотошно объясняя никогда не бывавшему в Москве Саньке Плешкову, как добраться к ним на 'Сокол'. Плешкова обещали через пару-тройку дней тоже выписать, и мужики договорились, что пару дней побудут в Москве, а потом уже на Урал. Сашу Авера встретили всей многочисленной семьей Чертовых, зная, как всегда положительно и отрезвляюще действует он на безбашенного Ваньку, его любили и уважали с первого курса учебы ребят в Рязанском училище. Саша постоянно притормаживал, прикрывал, выручал из пикантных ситуаций, часто попадавшего в них Чертова. Дружили они втроем — был ещё и Витёк Доронин в их троице — крепко и надежно, могли, как говорится, доверить друг другу спину.

Мать Чертова, Ольга Евсеевна, расплакалась и долго не могла успокоиться:

-Сашенька, Боже мой, Сашенька, у тебя все виски седые... и этот шрам...

-Ольга Евсеевна, седина и шрамы украшают мужчин! — улыбался Авер.

Но, Сашенька, не в двадцать же восемь лет!.

-Ма, хорош, слезы лить, Сашка живой, относительно здоровый, и жениться вот едет!

-Сашенька, правда? Поздравляю! Моего бы шалопая вот пристроить... Может, там ещё девочка хорошая найдется? Да только кто ж такое чудо долго выдержит? — ответила она сама себе. — Ну вот какая ты, единственного сыночка не терпится отдать в чужие руки? — прогудел Чертов. У них в семье рождались одни девчонки, и когда родители уже отчаялись, после четырех дочек родился мальчик. Естественно, мальчика последыша баловали, а он рос хулиганистым и безбашенным, учился так себе, но усердно занимался всеми видами борьбы. Рано получил мастера спорта, и играючи поступил в десантное училище. Вымахавший до двух метров, Ванька в своем "низкорослом малиннике" смотрелся Гулливером — все его сестрицы и родители были невысокие, а он пошел в деда Евсеея, но была в этом безбашенном Гулливере надежность и верность своим близким. Одно только печалило Ольгу Евсеевну -Ванькины отношения с девушками. Уж больно небрежно он с ними обходился, на что Авер, выслушав её, резонно заметил:

-Тёть Оля, вот поверьте, встретит Ванька такую вот Алюню и про всех своих подружек позабудет!!

-Саша,а ты её к нам привози, очень хочется познакомиться с ней, ты что попало не выберешь, зная тебя, уверена, девочка очень хорошая.

Саша улыбнулся:

-Боюсь я, тёть Оля. Это же я жениться хочу, а вдруг она не захочет?

-Что ты, Сашенька, за такого как ты с закрытыми глазами пойдешь и не ошибешься! Даже и не переживай!

А Цветики, приехав домой, порадовались за Бабура. Родилась у него Дарья Андреевна, как утверждал счастливый Андрюха -'вылитая я!' Драгановичу было уже три месяца, малышок как-то выделял Мишука из всех — только услышав его голос тут же начинал дрыгать ручками и ножками, а Минька обнимал его и приговаривал:

-Расти большой, будем играть вместе!

Уродились в этом году шишки — кедры давали урожай раз в четыре года. Когда были шишки — появлялись и белки, а Бабур, Петька и Гешка ждали начало охотничьего сезона. Дед с Мишуком в конце августа прочно зависли в Медведке. Шишки начали созревать, и почти в каждом дворе на расстеленном брезенте или фанере сушились приличные горы шишек. Летом они были в смоле, и их приходилось или бросать в костер, или варить в кастрюле, сейчас же чешуйки чистились легко, и дед с Минькой шелушили орехи. -От чудо якое, — удивлялся дед, — этта ж надо!

Алька приезжала на выходные, Серега поехал учиться. У него после сессии начиналась практика, а до сессии на семейном совете было решено: все по двадцать рублей — мать, Алька и дед — будут посылать Сяргею на учебу.

Дед, правда, хитрил, когда Серега уезжал, он втихую сунул ему стольник:

-Ты почаще приезжай, пока я жив, увсягда помогу!

И как-то проглядел дед, что его любимого Миньку обозвал выблядком восьмилетний соседский мальчишка — Венька, бывший старшим у непутевой Вальки Финк, которая рожала ежегодно. И бегали по поселку её пятеро чумазых, непослушных, росших как трава при дороге, детей. Адамович неоднократно предупреждал Вальку о лишении родительских прав, она тут же устраивалась на работу ненадолго, и опять загуливала, как мартовская кошка, и появлялся на свет спустя некоторое время ещё один ребенок. Старая её мамка плакала горькими слезами, её пенсии не хватало, и старший Венька, начал подворовывать, где что плохо лежало.

Мишука поразило не само слово, а то что у него нет папки. До этого малыш и не думал про папку, было столько много мужиков — друзей. Мальчишка как раз посмотрел новый мультик 'Цветик-семицветик' и, пыхтя от усердия, загадал на ромашке себе папу... а папа все не появлялся. Минька как-то сильно загрустил, а Венька не унимался, оглядываясь и видя, что нет поблизости деда или бабы Риты, пытался щелкнуть Миньку по лбу, толкнуть, обозвать...

Плешков Санька обалдел от Москвы. Ему все нравилось, он крутил головой и восхищался столицей, непрерывно щелкал купленным фотоаппаратом, просил Авера сфоткать его на фоне всех достопримечательностей, что успели они посмотреть за эти три дня. Чертовым паренек пришелся по душе, они пригласили его приезжать ещё. Умотавшийся за день Плешков засыпал мгновенно, а Сашка и Ванька подолгу сидели на балконе, много курили и разговаривали — они говорили обо всем, что случилось за последние три года. Когда Авера перевели в Прибалтику, Ваньку сумел перетащить в Москву отцов брат, служивший в ГлавУпре — очень уж плакала и переживала Ольга Евсеевна.

Но Чертов уперся рогом, не желая сидеть в теплом углу, когда его лучший друг в любой момент может или стать инвалидом, или ваще погибнуть! И начал постоянно летать в Кабул в командировки, иногда на неделю, а больше на месяц-два, побыв немного дома, опять отправлялся туда. В последний раз узнал, что Авера тяжело раненого отправили в Союз, а тут Танюшка позвонила, что Сашка живой!

-Саш, я ведь там Тонкова встречал, помнишь такого красавца-бабника?

-Ну, а как же?

-Мы с ним в Союз вместе летели, он замену дождался и летел в часть, знаешь, сильно изменился, мужиком стал таким жестким, видно, что ума прибавилось. Так он капитана Ковшова вспомнил. Был у него, оказывается, разговор с ним, небольшой, когда Ковш после госпиталя только приехал, с палочкой ещё ходил. Так вот, сказал ему Ковш, что слезы и пот, они соленые, даже горько-соленые, а Тонков только в Афгане и допер, что истинно так. Сказал, что от ранения Господь уберег, но сильно застудился: где-то в горах были на задании, выйти сразу не получилось, духов было в два раза больше неподалеку, и пришлось пару ночей в хэбэшках мерзнуть, чё-то с почками получил. Да, залезли мы, мать их так, в дерьмо по уши! Витьку вон тоже предстоит командировка, век бы их таких командировок не видеть! -Саш, я там перводчицу одну обаял, вот с ней и пробежался по лавочкам с украшениями, смотри, что надыбал, понравится? Переводчица девочка горячая, ух! — Чертов зажмурился, а Авер засмеялся: -Когда хоть успел?

-Уметь надо! Так вот, она такая вся упакованная, выбирала на свой вкус, но мне понравилось. Девки мои охали-ахали, ныли, что брат родной про них не думает, а нет бы такую красоту и им привезти.

Саша раскрыл большую резную коробку и долго разглядывал комплекты украшений, один из небесно-синего лазурита, оправленного в серебро: ажурные сережки в виде вытянутой капли, такой же формы колечко, широкий ажурный браслет в россыпи синих камней. Даже у него, ничего не понимающего в женских украшениях, захватывало дух от их красоты

-Это, Саш, ручная работа мастера Максуда. Нас на базаре все к нему отсылали, и правда, у него самые красивые побрякушки оказались. А это вот, гляди, бирюза.

Замысловатой формы, тоже ажурного плетения, с большим овальным камнем бирюзы в средине и звездочками более мелких горошин по всему колье, такие же браслет, кольцо и серьги.

-Не думаю, что твой подсолнушек останется равнодушным или недовольным. Не, иди ты, не надо мне твоих денег, это твоей жене, без пяти минут, мой свадебный подарок. Кольца подбирали по две штуки, на большой и средний палец, какие подойдут. Ты завтра в "Березку" смотайся, на фотке она у тебя худенькая. Там продавцы ушлые, чё-нить подберут.

Аверу плохо спалось. Он вертелся, думал, переживал, как-то сложится у них с Алькой, он-то готов всю жизнь обожать её. А она? Помнится, она увидев его, сменившегося с дежурства, просто сникала, да и до этого вряд ли видела кого-то кроме Тонкова. А он еще с первого их приезда к Игорю Драчёву увидев её, как-то враз понял, что эта светлая девочка ему очень нравится, но она сразу была ослеплена Тонковым и совсем не обращала внимания на других.

Провертевшись, так и не уснув, Авер решил потихоньку встать и пройтись по просыпающейся Москве, слышно было, как, шурша шинами, проезжают первые машины и только-только начинает светлеть небо. Выйдя в коридор, вздоргнул от раздавшегося звонка телефона, и быстренько схватил его, боясь, что в такую рань звон перебудит всех.

-Алло?

-Чертушка! Привет! Ты прилетел, жив, про Сашку чё узнал? — тараторил в трубку громогласный и шебутной Витёк Доронин.

-Да, да! Не ори, спят все, живой я!

А-а-а-а-а, — ещё громче заорал Витёк, — Сашка-а-а, Сань, я тут похудел даже, чуть с ума не сошел, дергаясь за тебя!! Сашка, Сашка, ух, как я хочу тебя обнять, Сашка!!

-Да что ты орешь, как потерпевший, живой я, живой, вполне здоровый, — негромко говорил Авер.

Саш, меня в Омск перводят, блин, уже четвертый раз меняю место службы, надо бы жениться, может, тогда поспокойнее будет!!

— Когда?

-Что когда?

-Когда тебе надо быть в части?

-Пятнадцатого.

-Давай так, если будут билеты, вечером постараемся выехать на Свердловск, значит, следующим вечером сможем увидеться там, пара дней у нас есть, съездим со мной, надо одно дело провернуть.

-Какое такое дело?

-Вить, все при встрече. -Ну заинтригова-а-ал! — хохотнул Витёк, — Сашка, пиши телефон, если билет купишь, сразу свисти, меня в курс дела моментально введут. Ваньке скажи — обнимаю, тёть Оле и девчонкам поклон. Как там моя невеста, подросла?

-Невеста твоя подросла и расцвела, смотри, добегаешься, уведут...

-Не успеют, вот десятый закончит — и все, не отпущу!

Младшая сестричка Чертова — Галинка, с малолетства отличала Витька, и всерьез говорила, что на нём женится, Доронин отшучивался, прикалывался, а похоже, только и ждал пока она подрастет. -Саш, не прощаюсь!!

Саша пошел на улицу, но не успел выйти и отойти подальше от края тротуара, как его окатило водой из проезжающей мимо поливалки:

-Ох, блин! — выскочил из остановившейся машины молодой парень. — Извините! Вы на работу, давайте я Вас подвезу?

-Нет, я просто прогуляться решил.

-А давай я тебя с собой возьму, посмотришь на просыпающуюся Москву, это самое хорошее время — город такой красивый и толп нигде нету, — с ходу переходя на "ты", озвучил водила. Саша тут же полез в кабину. Они неспешно проезжали по улицам, и, любуясь все четче проявлявшимися в быстро разгорающемся рассвете разноцветными деревьями и доцветающими на клумбах цветами,-(осень вступала в свои права)-интересными зданиями, Саша постепенно расслабился, и отступила его тревога. Валька был коренным москвичом, много знал про улочки и переулки, интересно рассказывал обо всем и увлеченно слушавший Авер порадовался встрече с таким увлеченным и влюбленным в свой город человеком. Проснувшееся солнышко уже заливало все своим светом, когда Валька притормозил у дома Чертовых, тепло распрощались, Саша записал Валькин телефон

-Мало ли, будешь в столице потаскаю тебя по тем местам, что описывал Гиляровский, и вообще, покажу тебе мою Москву.

Расстались, довольные друг другом, а только что вставшая тёть Оля удивилась:

-Сашенька? Я думала ты спишь?

-Да Витёк разбудил!

-А, то-то мне показалось телефон звякнул, спасибо, он бы всех перебудил. Я ему постоянно говорю про разницу во времени, но разве он слышит? Вот зять у меня будет скоро... оторва.

-Вы думаете... будет?

— Сашенька, я это знаю с десяти Галюниных лет, там не он на ней женится, наоборот.

Позавтракав, рванули с Плешковым в 'Березку', где действительно ушлые продавщицы быстро подобрали для Альки, внимательно разглядев её на фото, джинсы и красивую курточку из тонкой кожи, ребята же купили себе по джинсам. Плешков подобрал подарок для мамки и зачем-то долго рассматривал машинки, наконец выбрал набор из пяти гоночных.

Авер про себя ухмыльнулся: "Все мы в душе пацаны!"

По пути заскочили на вокзал, купили билеты на пять вечера и поехали собираться.

Чертов погудел, что мало побыли, но, понимая, что Саше не терпится увидеть своего подсолнушка, только и сказал:

-Сразу же прозвон сделай, что и как, чтоб мы знали. Витьку по шее надавай. Что за придурок, звонить приучился ни свет ни заря!

Весь следующий день, подъезжая все ближе к Уралу, Саша волновался. Чтобы не накручивать себя, смотрел в окно и постепенно проникся суровой красотой природы, здесь осень была уже во всей своей красе — лес, проплывающий за окном впечатлял:желтые березы и разноцветные осинки на фоне могучих елок...

Саша залюбовался, а Плешков радовался:

-Родина моя пошла, эх, приеду сразу же шишкарить рвану, а там и на белочек...

В Свердловске, едва выйдя из вагона, Авер попал в крепкие объятья Доронина. Как никогда серьезный Витёк долго всматривался в Сашу:

-Сашка!!! У меня нет слов!! Чё делать будем куда поедем?

— А поедем мы с тобой меня женить!

-Серьезно? Это мы завсегда! Далеко?

-Да нет, пять часов на поезде.

— А кто у нас невеста?

-Вить, все расскажу, давай билеты купим и где-то перекусим.

Прибыли утром на станцию, и если в городе на них мало кто смотрел, то здесь три незнакомых молодых, явно спортивных человека обращали на себя внимание, особенно девушек.

Витек оглядывался, подмигивал им и улыбался.

-Не, в такой глухомани и такие девочки водятся... А я чё? Я ничё, это Чертова сюда пускать нельзя... — а потом загоготал, — не, пожалуй, надо, сразу рождаемость подскочит.

До Медведки пошли пешком — что за расстояние семь километров для служивых? Санька Плешков махал руками, показывал самые заветные местечки, хвалился издалека видневшимися своими родными 'Колпаками' — они, конечно, мелковатые против Кавказа, но все же горы.

Вот так и шли неспешно, Санька затащил их на Алмазный ключик, знаменитый своей ледяной кристально-чистой водой и названный так из-за первого, найденного поблизости еще в конце тысяча восемьсот последнего года алмаза.

Пока шли, пока умывались и пили сводящую зубы, но такую вкусную воду, день вступил в свои права. Плешков радовался, что осень стоит сухая и можно показать ребятам все красоты, а посмотреть есть что. В поселке кое где горели костры в огородах — жгли картофельную ботву, перекликались петухи, лениво побрехивали собаки и раздавались голоса ребятишек. Поселок расположился вокруг большого пруда, поднимаясь в небольшую горку, Санька вел их вверх, домой к себе и... Цветикам. Уже свернув на нужную им улицу услышали громкие детские крики:

-Явно назревает драка, — пробормотал Витёк.

Подойдя ближе, увидели, как прижавшийся к забору небольшой мальчишка стоит, сжимая кулачки и говорит:

-Есть у меня папка, есть, приедет скоро! — а нависающий над ним большой, лет семи-восьми парняга протягивая руки, явно пытаясь стукнуть маленького, орет:

-Выблядок ты, нет у тебя папки! — а стоящие вокруг мелкокалиберные пацаны и девчушки дружно поддерживают этого балбеса. Авер, взлянув на полные слез глаза малышка, замер:

-"Тонкова копия, откуда? Боже... Алька?" — пронеслось у него за мгновение, сердце пропустило удар, и враз случилось несколько событий.

Витек мгновенно скользнул к грязному пацану и, ухватив его за шиворот, легонько приподнял над землей:

-Ты почему маленьких обижаешь, дубина?

Саша не отрывая взгляда от малыша и видя, как по его щеке ползет одна слезинка, и вид этой слезинки прокалывает сердце, хрипло сказал:

— Как это нет папки, вот он я!

Мальчишка вскинул голову, недоверчиво смотря на него, а у Авера, казалось, не билось сердце... Мелочь, торопливо и трусливо разбегавшаяся в разные стороны, зашумела:

— У Мишки папка приехал!

-А Мишук и Саша смотрели друг на друга не шевелясь, Витек же поднес кулачище к носу дубины и сказал:

-Вот увижу даже неподалеку от мелкого — пришибу! Брысь, пакостник!

Из калитки стоящего неподалеку дома выскочил сухонький дед с крапивой и побежал наперерез трусливо оглядывающемуся пакостнику, а с дальнего конца улицы задыхаясь и прижимая руки к сердцу бежала худая женщина, почему-то в одной калоше.

Саша, ничего не говоря, протянул к малышу руки, и Минька, пронзительно закричав: — Папочка! — рванулся к Аверу... тот подхватил ребеныша, прижал к груди, и лопнула в его сердце натянутая струна, и стало так тепло, а Минька изо всех силенок обнимал Авера:

-Ты ко мне приехал? Никуда не уедешь без меня?

Авер только кивал.

-Деда!! — заорал вдруг ребенок. — Деда!! Мой папочка приехал!!

Деда, гнавший крапивой Веньку, отвлекся на минуту:

-Погодь, Минька. Я поганца проучу!

А Санька Плешков, обернувшийся и увидевший задыхающуюся женщину, прыжками понесся к ней. -Мамка! — схватив женщину в охапку, он замер, а женщина судорожно ощупывала его:

-Санька!! Сыночка!!

-Не, ну тут одни расстройства, — произнес Витек, — все плачут! Я тоже ща зареву!

-Не, дядя, — Минька, так и не разжимающий ручонок на шее Саши, заулыбался, — ты большой и сильный, как папа, а большие не плачут.

— Деда! — подошедший к ним старичок очень внимательно и строго смотрел на Авера:

-Ну, здорово, Мишка!

-Нет, — помотал головой Авер, — я не Мишка, я Сашка.

-Як так? — растерялся дед.

-Потом объясню, — показал глазами на счастливого Мишука папа.

-Ну тады ходим у хату!

— Саша, — окликнул его Плешков, — с мамкой моей познакомься!

Мамка, зареванная и счастливая, не отпускающая левую руку сына, проговорила:

-Варвара я!

— А чего это Вы, Варвара, в одной калоше бежали? — спросил Витек.

-Как? — мамка глянула на ноги и засмеялась, — ой! Я же шишки шелушила, когда соседский Петька шумнул, что сынок идет по улице, а я и не поняла, почему мне так неудобно бежать было... И смеялись все до слез, и уходило из души напряжение.

На улицу резко свернул газик и, поднимая тучу пыли, так же резко тормознул возле них. Выскочивший из машины мужчина бегом понесся в их сторону.

Плешков аккуратно высвободил у матери руку, а мужик, не говоря ни слова, крепко прижал его к себе, Варвара опять залилась слезами.

-Сын! — наконец отмер мужик.

-Все нормально, бать, все хорошо! Вот он я, чё вы всполошились?

-Так, — опять вмешался Витек, — пока разбегаемся. А к вечеру ближе словимся.

-Саша, — окликнул Авера Плешков, — Подожди-ка! — полез в сумку и вытащил большой сверток:

-Мишук, это папа тебе купил, у него места в сумке не осталось, вот я и положил к себе, посмотришь дома, хорошо? А мы с тобой дружить будем?

-Да! — кивнул серьезно мужичок, у меня много друзьёв!

Авер с благодарностью взглянул на своего побратима, вот для чего тот машинки выбирал, для его сына. Дома, пока ошарашенная мать Альки суетливо собирала на стол, Сашу пытал дед, дотошно выспрашивая:-"Як и почаму?"

Мишук же не отходил от папы ни на шаг, ему постоянно надо было прикоснуться к нему, он трогал ручками его шрам, подлазил под руку, обнимал изо всех силенок, а Авер таял, как мороженое на жарком солнце.

-Ну штож, Сашка, я гляжу, ты усерьез настроился моих дорогих полюбить, я ня против, ты мужик сярьёзный. А от як ряшит унучка... но я за тебя словцо замолвлю, мы с Риткою точно против ня будем. Ритк, ты як?

-За! — коротко выдала будущая теща. — Минька — его не обманешь, раз прилепился к Саше, знать, одобрил, он так пожалуй только к Дрюне относится.

-Что ещё за Дрюня? — разом спросили Авер и Витёк.

-Да крёстный Мишуков, тоже афганец, хороший парень! — и видя, что Саша как-то напряжен, засмеялась. -Не, это только одноклашка, друг первейший, женат он, вот дочку недавно родили, ты Саша, сразу привыкай, что у Альки в друзьях больше ребят, чем девок! Да они сами припрутся, с тобой поговорить, у нас тут новости мгновенно расходятся. Уже наверняка все знают, что Санька Плешков приехал наконец-то, а к Альке — отец ребенка.

Витёк в одну минуту нашел общий язык и с дедом — "Мировой какой дедуля!", и с бабой Ритой, ни разу в жизни не коловший дрова, тут же подрядился попробовать как это делается. Сначала было плоховато, но потом пошло, и и Витёк, оголившись до пояса и поигрывая мускулами, начал лихо колоть полено за поленом. Сунувшемуся было помочь Сашке чуть не наподдал:

-Иди отсюда, а? Только из госпиталя, а туда же! — проворчал он, не видя, как сильно побледнела Алькина мать, прекрасно осознающая, что после окончания института и их Серый может попасть служить в горячую точку.

А Минька задремывал у папы на коленях, в папиных объятьях было так уютно, и когда Саша попытался его переложить в кровать, он заныл, вызвав удивление деда:

-Никагда не слыхав, чаго этта он ноеть, ты Сашок, полежи с ним, он перволновался, пусть уснеть при тебе.

— И уснули оба, спалось обоим сладко. Авера разбудило какое-то жужжание, прислушавшись, он понял, что на улице негромко переговариваются несколько мужиков. Полюбовавшись на сладко посапывающего сыночка — у него что-то внутри радостно ворохалось при этом, он бережно прикрыл малыша тонким покрывалом и пошел на улицу.

Сразу натолкнулся на три пары внимательных, изучающих глаз. -Здравствуйте, я так понимаю, вы Алины одноклассники?

-Здорово! — проговорил самый старший на вид из них, — давай знакомиться.— Василий, обязанный Альке, моей самой лучшей подружке, свидетельством о восьмилетнем образовании.

-Это как?

-А так, если б не она, я, наверное, до сих пор бы в шестом классе сидел!

Мужики заулыбались:

-Да, Алька тебя лихо вытягивала. Меня Петр зовут, — протянул руку второй.

-А я Геша.

-Мы вообще-то шли с настроем поругаться и личико начистить, а ты оказался не тем, чему мы, конечно, рады. Но... — его перебил выскочивший сонный, взъерошенный и какой-то испуганный Мишук. С круглыми глазами он выбежал на крыльцо, оглядел всех и с разгону кинулся Саше на шею:

-Папа, ты здесь!! — бормотал он, обнимая его.

Авер тоже бережно обнял Миньку и ответил:

-Я же тебе сказал, что никуда не денусь!

Минька поерзал у него на коленях, устраиваясь поудобнее, и сказал:

-У меня теперь папа есть, Саша, вот!

Мужики заулыбались и по очереди на полном серьезе пожимали ему ручку, потом сидели, негромко разговаривая. Мужики оказались нормальными, много рассказывали о своих школьных приключениях и проделках,а Авер слушал и удивлялся.

-Ни в жизнь бы не подумал я, что Аля такая... шпанистая росла? — изумился он.

-Она и ща не сахар, иногда так перо вставит, что неделю чешешься, я вот пару раз обижался на неё смертельно — ну, думаю, всё, пошла на фиг, кровожадная. Старался по другой улице ходить, а пройдет неделя, забудусь и прусь к ней: Аль, чё-нить там надо бывает...

Ты ж меня в упор видеть не можешь? — отвечает. Да, Аль, как-то без тебя неинтересно, да и скучно, давай мириться? Вот так и живу. С семи лет мучаюсь, не повезло жить через один дом, она этим и пользуется. Вот уже, шестнадцать, не почти семнадцать лет... но втыкает всегда по теме, справедливо, — посмеивался Петя, — да и ща, если за дело, ох и навтыкает, а ведь с виду чистый цветочек!

— Ага, цветочек, с метровыми шипами, — пробурчал Геша, и все трое захохотали, — было дело!

Авер сидел спиной к улице и не видел, что мимо по тротуару прошла, наверное, большая часть жителей посёлка, особенно женского полу, всем страшно интересно было посмотреть на Алькиного мужика. Ребята же, сидевшие лицом, посмеивались и вдруг как-то напряглись, когда мимо шла очередная женщина:

-Шла бы ты домой, Пенелопа, — ухмыляясь, проговорил Геша, — тут ваши не пляшут, улицей выше надо гулять!

Авер, занятый Мишуком, — тот, хитро блестя глазёнками, шептал ему на ухо "страшшную тайну", — не обращал внимания на мимоходящих, ему было очень интересно общаться с Алькиными ребятами, и ещё интереснее узнавать маленького, но такого славного человечка.

-А где же Виктор наш? — спохватился он, вспомнив про Доронина.

-Виктор твой умотал в лес, за шишками с моим младшим братом, не волнуйся, придет довольный по уши.

-Значит, так, — подвел итог Васька, — ща мы по домам, завтра на шашлыки ждем, Бабур прискачет по-любому, Стоядиновичи тоже обещались... Саш, ты нам понравился, мы теперь за Альку спокойны. Ты только её по-первости поаккуратнее обнимай, а то может и прилететь, была там неприятная история! — И видя, как напрягся Авер, успокоил, — не, все нормально, нашего боевого воробья так просто не зацепишь, она озабоченному в глаз ткнула и по яй...э-э... промеж ног пиночину, моя школа, зря что ли учил?

ГЛАВА 11

У Альки выдалась сумасшедшая неделя, поступила партия муки со слабой клейковиной, батоны"поплыли"— вместо нормальной формы получались расплывшиеся лапти. То ли поленилась, то ли не успела проверить муку второй технолог, но Альку выдернули в четверг ночью пекаря, по первому замесу увидевшие, что будет много брака. И завертелась карусель. Алька всю ночь разгребала последствия, искала варианты замены, хорошо, что оставался остаток старой муки — нельзя же было оставить город без хлеба. Утром с Зоей Петровной решали где и как быстрее найти нормальную муку, выпеченные плоские батоны сактировали, пересушили и размололи, затем отправили на птичник.

Четверг — пятница получились очень напряженные, Алька для подстраховки опять вышла со сменой в ночь на субботу, во избежание какких-либо неприятностей. Все было в порядке, только в Медведке ждал её сыночек, ещё с вечера, поди, начавший приставать к мамке и деду: -Почему не приехала мама?

Утренняя электричка уходила совсем рано, Алька с работы не успевала на неё, и поехала она в обед, договорившись с Зоей Петровной, что если все нормально, понедельник пробудет в Медведке. Народу , ожидающего автобус, оказалось неожиданно много, и Алька полусонная после ночи, представив 'удовольствие' в переполненном людьми транспорте, пошла пешком, не оглядываясь, слыша за спиной свист подошедшей с другой стороны электрички. Немного погодя послышался топот бегущего человека и знакомое: "Алькаа!" — притормозила, с удивлением глядя на братика:

— Серый, ты чего, ведь сказал, что только в октябре приедешь?

-Аль, Санька Плешков приехал, вместо июня в сентябре, ведь даже мне не писал, что раненый лежит в госпитале, он там какого-то своего командира спас, оказывается. Ох, ща и настучу по одному месту, друг называется.

-А ты откуда все знаешь?

-А он вечером в общагу на пост звонил, орал в трубку, что ждет и если не приеду... А как я не приеду, когда с трех лет-самый лучший друг он мне.

-Как он хоть?

-А гогочет, теть Варя, говорит, бежала к нему в одной калоше, а дядь Коля корвалолом отпивался, увидев его руку.

Пока спускались с горы, их догнали ещё два пацана из Серегиного класса, — тоже узнав, что Плешков приехал, рванули домой.

— Нас Маринка Грекова вчера нашла, а как же мы Санька не увидим, там все наши уже в ожидании, класс-то, после вашего, тоже самый дружный.

Ребята, оживленно разговаривая, быстро дошли до поселка. Конечно же, пацаны рванули к Плешковым, а Алька, пыхтя и отдуваясь, тащила свою и Серегину сумки, мечтая 'вот прийти, расцеловать своего любопытного сыночка и немного, с часок поспать...'

Входная дверь была настежь, а из-за дома слышался заливистый смех Миньки. — "Опять с дедом что-то придумали", — подумала Алька, сворачивая за угол, готовая, казалось, ко всему... но... Она замерла, споткнувшись.

Её сыночек, подпрыгивая на завалинке, поливал водой из ковшика спину и голову наклонившегося мужчины и восторженно вопил:

-Как я тебя? Я тоже так хочу, папочка...

Папочка??? Какой ещё папочка? Судя по стрижке, это явно не папочка — у того были вьющиеся волосы, а тут короткий ежик прямых...

Минька, прыгая, увидел краем глаза маму:

-Мамочка, приехала!! А мы с папой умываемся по-солдатски!!-

"Папа" мгновенно выпрямился и застыл с полотенцем в руках, не мигая. Алька, открывшая рот для гневной отповеди и увидевшая на левой стороне груди несколько красных, явно недавно заживших шрамов, поперхнулась и удивленно спросила:

-Авер?? Что ты здесь делаешь???

— Папочка долго нас искал, и он не знал, что я родился. Он был в кон... кондировке, вот! Ещё папа говорит, что я на него похож, и что он нас очень любит!! — вываливал сынок, подлезая к Аверу, а тот, не отрывая взгляда от Альки, машинально и как-то привычно берет её — ЕЁ!! — сына на руки, и бережно обнимает, стараясь при этом, чтобы ребенок сидел с левой стороны, прикрывая его шрамы.

-Аля, здравствуй! Очень рад тебя видеть!! — как-то скованно проговорил он.

Видя сияющее личико сына, доверчиво прижимающегося к Аверу, — так бывало у Миньки только с Серым — Алька проглотила готовые сорваться с языка язвительные слова.

-Ладно, пошли в дом. А где все?

-Дед у грибы убёг, а баба Рита помогает бабе Варе Плешковой, там Санька приехал, такой большой, -Мишук вытянул ручки над головой, — вот как папочка, он стал мой друг, а папа мне крутые машинки привез, как это, папа, скажи?

-Спортивные?

-Не, по другому?

-Гоночные?

-Да, пойдем, покажу! — Минька слез с папиных рук, и ухватив теперь мамочку, потащил показывать машинки...

Авер судорожно выдохнув, шустро накинул футболку. Алька увидела не только лицо, но и 'расписную' грудь, но грело одно, что не сморщилась брезгливо, как было в госпитале у некоторых медсестер. И тысячу раз поблагодарил Всевышнего, за то, что ребенок принял его полностью, так сказать, со всеми потрохами, иначе... он передернулся, представив, как бы тогда повела себя Алька.

А ошарашенная Алька шла с оживленно болтающим сыном и пыталась понять:— что это? И зачем появился Авер??

Машинки были и впрямь, крутые, ребенок с восторгом показывал их, и слово 'папа' звучало непрерывно. Папа же скромно помалкивал, и действительно, с нежностью смотрел на Миньку, на Альку же кидал какие-то боязливые взгляды.

— Саш, я вроде не кусаюсь, но поговорить ой как надо, не находишь?

Авер как-то облегченно вздохнул:

-Я сейчас, как на минном поле, лишний вздох боюсь сделать... — признался он.

Ввалился дед с кошелкой:

-Аль, глянь какие грибы у эту осень уродилися, — тут же заговорил старый хитрованец, видя напряженность между Алькой и Авером.

Алька, зная дедову ранимость — он стал сильно обижаться и переживать если кто-то из Цветиков повышал голос, — просмотрела его грибы, полюбовалась на самые крупные, дед расцвел. -Вот и добре, давай-те уже поядим, а потом мы с Минькою у маленький пруд добягим, тама муляву половим, да, Минь?

-А папа?

— А папа с мамою нямного поговорять и тоже прийдуть до нас.

Конечно же, сынок сел рядом с папой, повторяя все папины движения.

-"Вот ведь повторюшка!" — удивлялась про себя Алька, никогда такого за ним не замечала.

Шустро свалив, дед с Минькой оставили Альку с Авером поговорить, и он опять удивил Альку:

-Аля, скажи, пожалуйста, а почему Тонков не знает про сына? Он, я думаю, вряд ли бы от своей миниатюрной копии отказался?

Алька молча пошла в другую комнату, выдвинула ящик комода, поискала там и вытащила 'заветное письмо', так же молча протянула его Саше.

Тот взял немного недоуменно, начал читать, помрачнел, помолчал, а затем сказал:

-Мерзостно как-то!! Тем лучше!

Алька ухмыльнулась:

-Самое смешное, что я не писала про беременность, подружка по доброте душевной подсуетилась... а там... даже сам ответить не посчитал нужным, даму вот попросил. Но так даже лучше — иллюзии и влюбленность выветрились полностью!

-Аля, я сразу честно предупреждаю: ни за что, ни при каких условиях не откажусь от Мишутки! Понимаю, что я для тебя, так, прохожий, но вот вы-то оба мне очень нужны. Я не умею красиво говорить, нет у меня такого таланта — очаровывать в одно мгновение девушек... в общем, Аля, я ... я ещё с первого вашего приезда к нам в часть тобой заболел, а когда у Саньки Плешкова увидел тебя на фотке... точно знал, что приеду к тебе, оказалось, к вам. Прошу тебя, не торопись говорить 'нет', я представить не мог, что за два дня начну трястись над сыночком. Да, да, не смотри на меня так, именно сыночек, даже твой мудрый дедуля сказал, что мы с ним похожи. Уфф, никогда не думал, что буду как второгодник у доски, косноязычный становлюсь при тебе, и Аль, так боюсь, что ты меня бортанешь. Аля, поверь, мне без вас жизнь бесцветной будет. Вот, решать тебе!

Послышался чей-то говор, и влетел Витёк:

-Сашка, я рябчика подстрелил, будем белое мясо пробовать! Ой, Аля? Здравствуйте! Я стародавний друг вот этого охламона — Виктор! Рад с Вами, а можно на 'ты', познакомиться?

Алька улыбнулась:

— Можно!

-Я по-быстрому ополаскиваюсь и к ребятам, Вася там рычит: Где вы застряли? Шашлыки перестаиваются и водка киснет!

А Плешков издали шумел:

-Капитана с Алькой тащи! Ох, чует мой нос, пьянка предстоит грандиознейшая!

Пока Доронин намывался, пришел Гешка, внимательно глядя на подругу, сказал, что все собрались, ждут не дождутся, слюнями давятся. Зная своих неуёмных одноклашек, Алька мигом собралась, пошли к Ваське. Все соседи, как по заказу высыпавшие на улицу (стояли необыкновенно хорошие, солнечные деньки, и люди, наслаждаясь теплом перед долгой зимой, копошились во дворах, или просто сидели на завалинках, греясь на солнышке и неспешно разговаривая), улыбались Альке и шумно поздравляли их с Авером,

— Аль, какой баской у тебя мужик! Ух, где мои семнадцать лет, ей Богу, отбила бы враз! — шумнула сидящая на крыльце в окружении внуков и соседей, лихо наяривавшая на балалайке, тетя Нина Груммет. Саша вежливо здоровался со всеми у искренне улыбался:

— Народ у вас тут такой интересный и бесхитростный!

— Ага, и всезнающий! — пробурчала Алька.

Навстречу бежал Мишук, крича на всю улицу:

-Папа, я вас заждался!

Папа подхватил своего шустрого сыночка, а шедшая навстречу первая учительница Альки улыбнулась: -Алечка, здравствуй, поздравляю, очень рада за тебя!

— Спасибо, Валентина Ивановна!

-Минь, вы ж на рыбалку пошли?

-Да, только Дрюня поймал нас на дороге и велел фигней не мучиться, — отрапортовал сын.

У Васьки шумная гомонящая компания дружно накинулась на Альку, высказывая ей за долгие сборы.

-Отвалите, а? Можно подумать, вы по рюмашечке не позволили?

-Не, ну это святое, — отозвался худенький с цепким взглядом Андрей — Мишуков крестный,

-Здорово, служивый! Рад знакомству!

— Я тоже! -Драган меня зовут!

Все по очереди называли себя, а Авер боялся только одного — не запомнить чье-то имя. Очень пристально и внимательно долгое время на него смотрела жена Драгана — Валя.

И Саша, улучив момент, спросил тихонько:

-Что, не подхожу Але?

-Не, наоборот, я буду счастлива, если у вас с Алькой получится. Ты, Саша, только не торопи её, она все это время как-то про себя не думала, дай ей оттаять немножко.

-Я это понял, но не отпущу, моё!

Валька засмеялась:

-Правильно, с ней наверное так и надо, да и Минька к тебе вон как прилип.

Минька, в эту минуту обнимавший сидевшего на коленях у Драгана Михайлушку, систематически оглядывался, ища глазами своего папу, не до мамы ему как-то было.

А Авера ухватил Дрюня, общий язык нашли сразу:

-Мне пацаны уже обрисовали картину, а раз они тебя одобрили, плюс вот все, приехавшие сегодня, то Альку пропьем, хватит ей в одиночку мотаться, только ты на неё не дави, они всегда взбрыкивает когда давят.

Ввалился Санька Плешков:

-Ребята, я капитана хочу забрать ненадолго, отпустите? А то айда все к нам?

-Не, Санек, мы по-свойски здесь, а Сашку только на полчаса отдаем!

Альку с Авером встретили восторженным гулом:

-Вот, командир мой и побратим, вместе служили, — представил друга Санька.

-Хороший у тебя командир, наслышаны уже, — подала голос прабабка Катя, сухонькая шустрая старушка, разменявшая десятый десяток годиков.

-Садитеся рядышком со мною, ребяты. Ну, командир, тост с тебя!

Саша встал:

— Дорогие родители, родственники и друзья Сани Плешкова! Я хочу сказать немного. Спасибо вам за такого сына и внука! Если бы не он, меня бы не было в живых, мы с ним побратимы, так что принимайте в свои ряды ещё одного Саньку.

— А и примем! — звонко шумнула баба Катя. — Мишук твой тогда будет праправнуком, во, дожила, как, Сань, скажешь-то?

-Прародительница ты, баба Катя!

У Альки закрывались глаза, и извинившись перед Плешковыми, Саша потащил её домой:

— Ты поспи немного, а мы пока потусуемся с сыном, чтобы тебя не разбудить.

Алька просто рухнула на кровать, мгновенно отрубилась и уже не слышала шепота Авера: -Спи, подсолнушек мой!

Проснулась Алька через час, чувствуя себя отдохнувшей, а выйдя на улицу, застала такую картину: дед суетился возле топящейся бани, выбирая лучшие по его мнению веники из можавелы — возле поселка имелась небольшая полянка полностью заросшая можжевельником (дед, за год сильно полюбивший баньку с вениками по совету унука Сяргея, попробовал париться не только березовыми, но и можавелой, и заготавливал понямногу таких веников для сябе), вот и сейчас разминал, готовил для парилки.

-От яго, Сашк, дух здоровый идеть, а ежли с бярёзой уместе... из бани ня выйдешь..!

-А сынок сидел на крыльце сосредоточенно шевеля губами и перебирая пальчиками:

-Папа, иди сюда!

-Что, Минь? — спросил тут же подошедший Авер.

-Я щитаю-щитаю, у меня ручек не хватает, то ись пальчиков.

-А что ты считаешь, сын?

Сын подняв серьёзные глаза сказал:

-Вот смотри, люблю я папу, маму, деда, Серегу, бабу Риту, — перечисляя, загибал малыш пальчики, -Атоновну, Михайлика, Дрюню, Петю, Гешу, Драгана, Валю, Егорыча, бабу Лизу, Васю, его ребяток, а пальчиков не хватет.

-Не печалься, сын, вот ещё и мои пальцы тебе!

И начали папа с сыном загибать пальчики, ребенок обрадовался:

-Теперь хватает! Мама, ты проснулась? А мы с папой и Витей в баню пойдем, по-муцки. Витя сказал — я уже взрослый, хватит с бабами ходить.

-Ну раз так, то конечно, пойду белье соберу мужикам.

Дед всегда ходил первым, у самый пар, парился долго, у этот раз вышел пораньшее, надо же пар мужикам оставить. Быстро выскочил распаренный розовый Мишук:

-Жарко, я уже чистенький, мама, понюхай макушку! — была у них с Алькой такая привычка — мама всегда нюхала макушку у помытого мужичка.

А минут через пятнадцать Алька, выглянувшая в окно, увидела, как бледный Авер, пошатываясь, садится на крыльцо бани и бледнеет ещё сильнее. Трясущимися руками она нашла нашатырь и пулей полетела к бледнючему Аверу. Сунув ему под нос ватку с нашатырем, негромко ругалась:

-Авер, придурок, кто же такую нагрузку дает своему организму, ты ж после ранения, болван!

Тот жадно вдыхая нашатырь, неотрывно смотрел в полные слез глаза подсолнушка. -Болван, Аля, я уже шестой год как!

Немного погодя чуть-чуть начал розоветь, а Алька, испугавшаяся до трясучки за него, вдруг расплакалась.

-Что ты, девочка моя, что ты, подсолнушек мой любимый, не плачь!! — притянув её к себе, бормотал Авер, уткнувшись носом в её макушку и крепко прижимая к своему боку.

— Ис... испугалась, — всхлипывала Алька, — эти твои шрамы жуткие, придурок, куда полез париться!

Саша враз закаменел:

-Ну извини, я теперь меченый, вот такой вот страшный!

-Идиот! — тут же разозлилась Алька, — у меня же сердце заходится не от вида их, а от того, что ты перенес!

-Аля... Алечка, так я тебе не совсем противен?

-Дурак!

А дурак взяв в свою ручищу две ее ладошки, тихонечко нацеловывал пальчики и негромко говорил:

-Не отдам никому, вы с Минькой мои, я так боялся, что даже на лице шрам тебя отпугнет, а уж на груди...

-Дубина!

-Аля, давай побыстрее поженимся, а? Я постараюсь быть для тебя и Мишука всегда нужным и надежным. Может, ты меня когда и полюбить сможешь, я подожду! Я в восемьдесят первом ещё должен был приехать к тебе, да бабуля слегла, а на следующий год — Афган, я так много пропустил, не видел, как растет Минька.

-Ох, Авер, у тебя кавалеристы в роду не водятся? Ишь, каким наскоком!

-Не знаю, Аль, спрошу у матери. Но, наш девиз простой: с неба — на землю и сразу в бой, то есть...

-Дай мне хотя бы неделю, я подумаю.

-Алечка, подсолнушек мой, думай побыстрее, а? У меня всего сорок дней. Надо хоть на недельку к мамке заскочить, а потом в часть. Поскольку у меня теперь семья намечается, думаю, быстренько сумею получить квартиру, и тут же вас заберу. Аля, я тороплюсь, но мне без вас просто не жизнь будет. Я когда в госпитале валялся, все думал, как приеду, что у тебя, может, ты уже и замуж вышла, а Санька Плешков как Дед Мороз с подарками объявился, — они так и сидели на крылечке баньки, Авер бережно обнимал одной рукой Альку, боясь и молясь про себя, чтобы она не отстранилась, а Алька неожиданно для себя расслабилась... и так спокойно и надежно было сидеть прислонившись к теплому боку свалившегося буквально с неба Авера...

А в кухне крестился и бормотал себе под нос дед:

-От и славно, от и хорошо! — удерживая рвущегося к родителям унука.

-Погодь, Минька! Погодь, пусть увсласть поговорять!

Напарившийся до полного изнеможения Витек, только охал и с восторгом говорил:

-Дед, я теперь навеки твой компаньон по бане, это ж сказка!

Дед только посмеивался:

-Не поверишь, сам у прошлом годе только и распробовал, а она, я тябе скажу, жизню прибавляеть. Это Сашку пока много нельзя, но заживеть усе и тоже будеть за баню душу отдавать.

Сашка, сидевший в тесном кругу своих дорогих — он все так же крепко обнимал Альку, а на коленях примостился Мишук, пыхтящий и пытающийся обнять сразу и папу и маму, — улыбался и кивал.

Появившийся к концу дня Серега, сильно удивился:

-Минька, ты чего меня не встречаешь? Разлюбил меня ?

-Не, я тебя люблю, только с папой хочу!

-Вот так вот и бывает, таскаешь их на шее с пеленок, а папа появился и всё, — заворчал братик. -Ладно, я пока побежал, наши ждут. Рад за вас!! — он чмокнул Альку и Мишука, хлопнул изо всей дурацкой мочи Авера по плечу и удрал.

-Завтра порешаем чаго и как, сёдня, вишь ли, праздник у поселке. Я пошел глядеть свою перадачу! -дед пристрастился у телевизоре глядеть про усяких животин. — А вы посядитя, поговритя. Вить, ты иди, ложися, после баньки ой как знатно спится.

Сидели долго, просто перебрасываясь изредка словами. Мишук, повозившись на папиных коленях, заснул. Саша с величайшей осторожностью отнес его в дом, аккуратно раздел и укрыл мужичка, взял теплые куртки и пошел к все так же расслаблено сидящей Альке. Бережно укрыв плечи своему подсолнушку, присел рядом и притянул к своему плечу:

-Небо у вас тут такое светлое, вроде как ночь... а светло.

-Летом вот в два часа уже светает, гуляли, бывало, до трех-четырех утра уже посветлу, с ребятами на мотоциклах ездили до границы Европа-Азия, вон, неподалеку, девять километров, — неспешно рассказывала Алька, а Авер, задрав голову, рассматривал высыпавшие на небе звезды:

-Прямо как насыпал кто, кидая горстью, красиво... А ещё красивее смотреть на них, рядом с дорогим человеком.

-Авер, мы договорились про неделю?

-Да, но, Алечка, так распирает постоянно говорить, что мне вы на самом деле необходимы. И это меня, которого Витёк с Чертовым молчуном зовут?

-А расскажи мне про них?

И Саша, удивляясь сам себе, долго и посмеиваясь, вспоминал совместные проделки во время учебы, рассказал про свой родной небольшой городок Гусь-Железный, что в Рязанской области, рассказывал про их красивые места...

Они разговаривали долго. Пришедшая из гостей мамка только и сказала деду:

-Похоже, нашей Альке выпал-таки билет выигрышный, только вот как будем жить-то без них?

-Цыть, пусть меж собой уговорятся, заутра усе вместе и порешаем, а як бы не сложилось, Сашка мужик настоящий. Не обидить и вона как Альку любить! Поверь мне, старому, он трястися будеть усю жизнь за её.

Рано проснувшийся Минька, сходил на улицу — категорически не признавал горшок с трех лет, 'я-большой' — и прошлепал под бочок к папе. Полусонный Авер ухватил своей ладонью две холодные ножки сына, подтянул его поближе к себе и, вдыхая детский, какой-то молочный запах, шепнул:

-Спи, непоседа!

И немного повозившись, Минька на удивление всем, заснул в его объятьях. Дед и мамка ходили на цыпочках, мамка умилялась, глядя на спящих, а Алька негромко разговаривала с братиком, сидя на лавочке во дворе.

-Сеструха, он мне понравился, надежный такой мужик, я — за! Мне Плешков кой чего порассказал, в подпитии, матерился через слово, но Авера твоего хвалил, сказал, в огонь и в воду за таким не страшно. Их рота была образцовой, и Сашку твоего все ребята любили, он попусту никогда не орал, и берег их, старался, чтобы все было по уму, ещё Саня сказал, что не трепло и не бабник. Там многие ППЖ находили, а твой больше с ребятами, особенно, с только приехавшими возился. Но гонял всех страшно, действительно, до седьмого пота, обижались, материли его в тихую, но потерь почти не было потом. Ещё он говорит, что Авер винит себя сильно в этом подрыве, не доглядел. А Саня его вытаскивал из последних сил, сказал, еще минут пять и кранты были бы обоим. Общий день рождения теперь у них. Вот только как быть с дедом, они же с Минькой не разлей вода?

-Общим собранием и будем решать, — вздохнула Алька, — и хочется, и колется, сЫночка ведь со столькими мужиками задружил, со всеми ровно, а к Аверу за два дня прилип, чудно.

-Аль, наверное, не зря говорят — детей и собак не обманешь, вон, он Фрица как старательно обходил...

-Да не Фрица, а Франца, — улыбнулась Алька.

-А, как дед скажет, все они хрицы!

-Я, конечно, буду за тебя и Миньку спокоен, только вот далеко эта Литва. О, иди, твои орлы в полном составе явились.

-Ребята, пошли на нашем месте посидим! — было у них любимое местечко в ближнем лесочке, давно и прочно облюбованное и обустроенное, частенько они там зависали по вечерам. Разжигали небольшой костерок, сидели на импровизированных лавочках сделанных из поваленных ветром деревьев, и говорили обо всем, не приукрашивая, что и как, знали, что поймут остальные все как надо.

Сейчас же, поворчав, что кто-то из залетных оставил пивные бутылки и окурки — 'мордой, блин, натычу' — бухтел Гешка, стали пытать Альку.

-Аль, чё скажешь?

-Не знаю, честно, все так сложно: тут работа, жилье, дед, не хотелось бы уезжать, но и... А... когда вы меня не понимали? Не хочется такого папу терять...

-Только ли папу? — хитренько прищурился Дрюня.

-Ну, так все вам и скажи...

-А то, мы его вчера тщательно изучали, мужик нормальный, тебе подходит! — Васька сделал вывод.

-Быстро все так, непонятно, непривычно, — пожаловалась Алька.

-Не, ну меня бы так кто в охапку утащил, я бы радовался, а она выёживается, я так понял, он тебя сразу не забирает? — всунулся Петька.

-Нет, в общаге живет, как холостой, квартиру подождать придется.

-Во! А там, кто знает, как жизнь повернет, если он пять лет про тебя думал и помнил, то ща точно никуда не убежит. А с Минькой как?

-А с Минькой однозначно сказал:-Михаил Александрович Аверченко! Он даже матери не хочет говорить, что сын не его, всем будет говорить, что поругались тогда, не знал, что беременная, а вот у Плешкова на фотке увидел и узнал что есть сын, сразу и рванул к нам, как-то так. Да и кроме вас и мамки с дедом и Серым, никто не знает, что отец не он.

— А какой на хрен, отец... тот, другой, там только заделал, а этот, глянь, Мишка от него не отходит! Здесь без вариантов — батя будет нормальный.

-Андрюх, глянь, Валек Бурцев летит по полю, че-то орет!

— Дрюня, там Валерик на Алькиного мужа бочку катит, а с ним вся кодла, алкшня... — задыхаясь, выговорил подбежавший пацан.

-Где? — вскакивая, заорал Дрюня.

— Да вон, за клуб поперлись.

Авер проснулся от того, что его гладили по лицу теплые маленькие ладошки:

-Папа, ты у меня такой красивый, я тебя люблю!!

-Я тебя тоже, медвежонок маленький, — Сашка сгреб заливающегося счастливым смехом Мишука, и они долго пыхтели и боролись, пока баба Рита не заворчала на них.

Позавтракав, Минька повел папу и деда в магазин, за вкуснятинкой. Они с дедом постоянно ходили за развесной сгущенкой, Мишук самостоятельно носил в небольшом пакете банку, и самостоятельно расплачивался за вкуснятинку. А сейчас он шел, держа за руки двух своих любимых мужчин, весело подрыгивая. В магазине важно сообщил всем бывшим там, что пришел за вкуснятинкой с дедом и папой Сашей, который 'долго не приезжал, был на войне'.

А едва отошли от магазина, дорогу заступила компания опухших личностей.

Саша мгновенно отодвинул деда и Миньку:

— Дедуль, быстро домой, а мы поговорим.

-Да уж, поговорим! — впереди всех стоял невысокий, крепенький такой парняга, — давно хотел рожу начистить за Альку! Ишь, одноклашку мою опозорил, и как будто так и надо!

Авер спокойно стоял, понимая,что Алька тут для красного словца, не более, просто спьяну захотелось кулаки почесать. Плоховато, что он пока не в форме, их пятеро, а его левая половина груди очень уязвимая.

-Пошли, поговорим!

-Валерик, может, не надо, Бабур же здесь! — вякнул один из алкашей.

-А чё мне Бабур, чё я в школе его не лупил что ли? Пошли, если не ссышь, — Саша огляделся. Напротив остановились две бабульки... ну, не смущать же их дракой, а то, что она неминуема, он уже понял, нарывался этот Валерик, и на хороший кулак.

Неспешно пошел за как-то нервно оглядывающимися, поддатыми гопниками. А зайдя за угол клуба, тут же встретил летящий в лицо кулак, — навыки, вбитые долгими годами тренировок, сработали безукоризненно, и отброшенный знаменитым на всё училище "ударом Авера" Валерик завалился и сполз на землю, сплюнув, увидел два зуба в руке:

-Ах ты, сука.

Он вскочил и выхватил нож.., но едва сделал шаг в сторону Авера, как раздался залихватский свист, алкаши дернулись: "Бабур!" — торопливо отбегая от Валерика, а тот сдулся... замер, испуганно глядя за спину Авера.

-Так, крысёныш, на мокрое пошел? Я тебя, тварь, в тот новый год пожалел из-за беременной жены. Не понял? Ща поймешь! — Сбоку от Авера вынырнул Андрюха и каким-то скользящим шагом мгновенно оказался возле этого Валерика.

Тот попытался сделать замах рукой с ножом и, хекнув, оказался на земле.

-Вот теперь и поговорим! — как-то удовлетворенно сказал Бабур, — Всласть! Ты, падла, забыл? Я тебе ща напомню...

-Я... я за Альку заступался...

-Да что ты? — Опять незаметное движение, и Валерик скорчился, и заныл:

-Бабур, не бей!

— Я разве бью?

— Андрей Юрьевич, теперь позволь мне вмешаться! — запыхавшийся мужчина в милицейской форме осторожно отодвинул Андрюху.

-Так-так, покушение на убийство? Групповая? За паровоза пойдешь, Панферов. Свидетели, как я понимаю, имеются?

Он как-то ловко защелкнул на руках Валерика наручники, аккуратно подобрал и завернул в пакетик, отлетевший недалеко нож..

— Ну, орлы, пошли! — сникшие алкаши потянулись к дороге, где стоял милицейский газик.

Подбежавшая позже ребят Алька, с ходу проскочила к Валерику и от всей души стала хлестать ему по морде, у того моталась голова, он попытался защитить лицо руками в наручниках, но от удара озверевшей Альки схлопотал ещё и наручниками по роже. А Алька шипела:

-Тварь, скотина, крыса помойная, честь мою защищал, гнида!

Адамович, посмотрев на неё, сказал:

-Ребята, девочку успокойте!

Авер схватил свою дикую кошку и крепко обнял, не пуская её, она же рвалась и ругалась, как сапожник.

-Сама урою гада!

Потом как-то враз сникла и спрятала лицо на груди у Саши, тот успокаивающе гладил её по спине, что-то шепча на ухо.

Алька выдохнула, повернула голову к Адамовичу:

-Прости, Борисыч. Накипело!

-А что? — улыбнулся Адамович, глядя, как "лыцари" покорно садятся в уазик под присмотром местного дружинника. — Я ничё и не видел? Если рожа покарябанная, так споткнулся он. Аля, я рад за тебя! Она у тебя хорошая девочка, береги! — добавил он, глядя на Авера.

— Да уж, тигрица, а не девочка! — съехидничал Петька.

-Но, но, попрошу, мою жену не обижать! — улыбнулся Авер, с облегчением видя, что его подсолнушек расслабился.

Адамович велел завтра подойти к нему в кабинет, написать заяву и дать показания.

-Я тут по горячим следам набросал, а завтра оформим все официально. Сейчас эту шваль отвезу. А там пока оформлю, в воскресенье, время пройдет много, завтра жду.

Альку по дороге домой ощутимо потряхивало, навстречу летел Витёк, а за ним поспешал дед.

-Сашка? — Витек налетел на Авера. — Что?

-Тихо, Вить, деда не пугай. Все в порядке, только вот Алюня переволновалась.

— Ща успокоим! Ребята, у меня коньяк есть московский, хотел в новой части проставиться, да найду чем, с вас закусь... мировой... "бычки в томате" — голосом Аркадия Райкина проговорил Витёк, и засмеялась даже Алька.

Дед, видя, что все нормально, добавил:

-У томате или ешче чаго, а коньяк я пивав, да, посля Победы. Нашли мы у пригороде порушенный дом, а тама у шкапчике, забыв як его зовуть, ён и стояв, закусывали, правда, луком. Но ядрен, зараза.

— Дед, ну вы и дали — коньяк и луком, его ж лимоном надо.

-А где жа тагда лимон было узять?

-Дед, а ты Рокоссовского видел?

-А як жа, ён на трибуне стояв, када мы мимо яго проходили, вяликий быв мужик, большого военного ума, скажу я вам.

А по тротуару бежал Мишук, раскинув ручонки в стороны и вопя во все горло:

-Папочка!!

Папочка нехотя отпустил Альку и подхватил своего, такого желанного сыночка, тут же опять приобняв её.

-Не, ребят, как хотите, а надо вас пропивать! — успокоившийся и какой-то расслабленный Бабур выразил общее мнение.

— Алечка, мы ещё в училище слово друг другу дали, что свидетелями на свадьбе будем друг у друга. А мне завтра вечером — кровь из носа — надо уезжать, неужели допустишь такое непотребство? — скорчил жалостливую рожицу Витек. — У вас в поселке ждать месяц не надо, давайте завтра и распишем вас, да и на Мишука свидетельство надо переделывать, ты подумай. А?

-Это как рас... распишем? — высунул любопытный носик сынок.

-А так, у тебя теперь фамилия будет не Цветков, а Аверченко.

-А папа?

-Папа твой как раз Аверченко, а ты его сын и тоже будешь — Аверченко.

-А мама?

-И мама.

-Мамочка, давай скорее будем как папа Авер..Аверченко?

И ходил весь день дитёнок, хвастаясь всем соседям, что у него теперь фамилия как у папы-Аверченко.

-Обложили! — выпившая немного коньяку и почувствовавшая, что её наконец-то отпускает тугой комок внутри, Алька ворчала беззлобно. Она наконец-то уверилась и поняла сама себя — нужен ей вот этот внимательный с жуткими шрамами, но в мгновенье ока ставший таким необходимым, Авер! Увидев нож в руке этого говнюка, она поняла ясно-преясно, что никогда не сможет себя простить, если что случится с ним, поэтому и истерила, и била морду Валерику.

Оставив мужиков смаковать коньяк, пошли с мамкой к председателю поссовета Лилии Васильевне расспросить про усыновление. Та подтвердила, что чем быстрее Алька выйдет замуж, тем быстрее пройдет процедура усыновления.

-Аля, я тебе советую, пусть дед попросит Редькина — это будет быстро, а так уедет твой муж, а бюрократическая волокита будет тянуться. У нас никто спешить не станет, а мужу потом приезжать придется, но отпустят ли из армии. Я понимаю, тебе хочется свадьбу, — Алька поморщилась и отрицательно помотала головой, — но мой совет — приходите завтра, зарегистрируем вас, а там пусть дедуля с Редькиным насчет Мишутки разговаривает. Видела я твоего Сашу, сын — вылитый папа, очень славно на них смотреть, они прямо друг другом не налюбуются.

-Да, что есть, то есть, зять у меня достойный, это моя, вон, взбрыкнула тогда, ну да хлебанула сладкого до слез, и жареный петух клюнул в задницу — теперь ценить будет мужа ,да и он её! — притворно поворчала мамка.

Компания распила коньяк и сидела в полном составе, ожидая Альку.

-Ну, чё скажешь? — с порога озвучил Андрюха.

-Да жениться надо срочно, Лиля сказала, чем быстрей, тем лучше для Миньки, там надо в районе решать, — выпалила мамка.

Дед встрепенулся:

-Я до Ваньки сразу добягу, пусть подмогнеть.

-На него и надежда, а ребятам Лиля Васильна велела завтра приходить. Витёк подхватил Альку и закружил:

-У-ха-ха, я рад! Аля, ты не пожалеешь, а если что, я тебя у него отобью!!

-Но-но, руки убрал от моей... нашей мамочки, — проворчал Авер, вглядываясь в Алькины глаза. — Ты, правда, согласна?

-Да!

— Подсолнушек ты мой, единственный! — Теперь уже Авер подхватил Альку на руки.

-Саша, ты что, отпусти немедленно, у тебя же раны толком не зажили! Вот выздоровеешь, тогда! -ругалась смущенная Алька.

— Ну, так что, мы валим отпрашиваться на завтра? — спросил Васька.

-Ребята, у меня же с собой приличной одежды нет!

-Аля!! Я — болван самый настоящий, прости, я же в 'Березке" тебе кой чего купил, но боялся отдать, думал, пошлёшь меня.

Авер помчался в дом, Минька за ним, чего-то там повозились, и важный Минька вышел с какой-то коробочкой, а папа с большим пакетом.

-Алька, открывай! — чего-чего, а стеснительностью ребята не страдали.

-А вдруг там нижнее белье? — усмехнулась Алька.

-Ну и чё? Мы ж не будем просить его демонстрировать, да и чё там у тебя смотреть, мослы одни, то ли дело наша Светка, там все при всем. Третий номер тута, — Петька выставил согнутые руки локтями вперед, возле груди, — и вот так — тута! — развел руками возле бедер, — А ты... Авер, не откормишь поди, так и будет воробьем всю жизнь.

— Хорош базарить, интересно же, Аль? — это уже Андрюха влез. Алька достала курточку из мягкой кожи темно-вишневого цвета.

-Классная, примерь! О, Саш, ты точь в точь угадал, во и джинсы путёвые, здорово, а ты переживала. Да ты у нас самая шикарная невеста будешь. Минь, а чё в коробке?

-Мамины, как это пап? ...такое слово трудное, на, мама, смотри.

Алька открыла коробочку с лазуритами:

-Ох, какая красота!

— Мамочка, там еще есть другая красота. Я видел, а папа сказал, что как твои глаза, там камушки.

— Да, Авер, ты знатно подготовился, это как называется камень-то, забыл, блин, — поинтересовался Гешка.

-Бирюза, Геш.

Мужики внимательно рассматривали украшения:

-Я ни фига не понимаю в бабьих штучках, но очень красиво все сделано, как это, а ажурное все! Алька, ты завтра королевишной будешь.Так, мы валим на станцию, звонить, отпрашиваться, это Гешке с Васькой не надо, они мееестные, — проблеял Петя, и ребята шустро разбежались.

А Алька попала в объятия Валюхи, которая только что пришла с Михайликом.

-Цветик, у меня нет слов!! Я так рада за тебя, и блюдечко не соврало, Алькааа!

Потом резко остановилась:

-Аль, а не получилось так, что мы все скопом на тебя надавили?

-Нет, Валюх, я когда его увидела в шрамах, у меня что-то перемкнуло, больше всего хочу эти шрамы пожалеть, ну, вот как Миньке разбитые коленки, и ещё — с ним так славно сидеть и молчать, уютно и вроде, надежно.

-Цветик, так ты к нему неравнодушна? А мне он сразу глянулся, я бы не отпустила и не упустила, точно!! Вот Борисовна со своим Славиным обрадуются!! Цветик, я просто счастлива!!

ГЛАВА 12.

В понедельник, приехавшие с первой электричкой Зоя Петровна и Антоновна застали без пяти минут жену за стряпней — все одноклашки пожелали пирогов.

-Аль, кого ща чем удивишь, а вот твои рыбные пироги — это же язык проглотишь, да и муж должен знать, что жена у него в стряпне мастерица, надо было на тебе перед армией ещё жениться, во ща бы пузо уже наел, — тужил Гешка.

Драган же просил:

-Алюня, с черемухой хочу, хоть два пирожка!

Минька как всегда крутился рядом, у него уже неплохо получались, пусть кособокие, но пирожки, конечно же он лепил их в первую очередь для папы, потом шли мама, дед и... далее по списку. Папа с Витьком отглаживали форму. Дед приготовил парадный костюм, что надевал только на Победу -А як же, унучку замуж отдаю!

Зоя Петровна, поглядев на все это, стала допекать оставшиеся пирожки, отправив Альку наводить красоту.

Валюха занялась Алькиными волосами — соорудила красивую прическу, сделала макияж, нацепила на Альку колье из бирюзы и сережки, на фоне белой блузки все смотрелось замечательно.

-Мамочка, — Минька сложил ручки домиком, — какая ты красивая, папа, папа, иди скорей! — громко закричал он. Влетевший в комнату встревоженный Сашка замер на пороге.

-Ух, ты! На тебя, Аль, паранджу надо надевать, утащат ведь! — из-за спины молча глядевшего на Альку Авера выдал Витёк. — Ай да Авер, не зря пять лет тобой болен!

Авер мотнул головой и сказал: — Почти шесть! — Потом шагнул к также молча стоящей Альке и нежно-нежно коснулся губами её щек. — Подсолнушек, я поверить не могу!!

-Так, ребята, время уже час, наши там у поссовета волну гонят, давайте уже в темпе вальса, — забежал принаряженный Петька.

-Через пятнадцать минут будем.

И увидела Медведка незабываемое зрелище... К поссовету, а он был на соседней улице, шла процессия — впереди важно и торжественно шел принаряженный, сияющий дед, а за ним, между двух рослых, статных офицеров в парадной синей форме с эмблемами десантников, шла тоненькая, худенькая, но такая красивая Алька. У Авера на руках сидел важный Мишук, в голубом десантном берете, а за ними мамка и Антоновна с мокрыми глазами.

У поссовета их встретили дружными воплями, Саня Плешков и Андрюха одели свои парадки, выделяясь на фоне остальных, тоже принаряженных ребят .

Лиля Васильевна, видя такое количество народа, которое точно не вместится в помещение, попросила вынести стол на улицу, чтобы слышно и видно было всем, благо, погода позволяла. Естественно, набежали любопытные, даже магазин закрыли на двадцать минут, продавцам тоже не терпелось увидеть молодых.

После официальных, полагающихся слов, Лиля Васильна сказала:

-Много пар пришлось мне расписывать, казалось бы, привычно все, но сегодня, я волнуюсь, наверное, как и сами молодые. От всей души желаю вам счастья, взаимопонимания, умения выслушать друг друга, пронести свою любовь и бережное отношение друг к другу по жизни и дожить до золотой свадьбы!! — Она вручила им свидетельство о браке.

-Авер, волнуясь как мальчик, аккуратно поцеловал свою теперь уже жену и опять подхватил её на руки. Все заорали, а поскольку глотки у всех были луженые, это орево слышно было на другом конце посёлка.

Алька же негромко просила:

-Авер, отпусти, у меня нашатырь кончился!

Сашка, одуревший от радости, поставил её на ноги и теперь уже крепко поцеловал.

-Э-э-э, Авер, дай хоть вас поздравить! — свидетель постучал Авера по плечу, и тот нехотя отстранился. И полезли их обнимать-целовать все друзья.

Первым подошел дед:

-От, увторой раз за нядолгое время слёзы наворачиваются, нягоже это, но от я радости, живитя дружно!

И было много цветов — Алька потом долго удивлялась,"откуда взяли?" — много объятий, и шумное, веселое застолье, её такие обожаемые одноклашки устроили настоящий праздник.

Долго потом в поселке вспоминали Алькину свадьбу, в будний день ставшую праздником. Никто не упился — всем было завтра на работу, но веселились и дурачились на славу. Вечером устроили салют, опять все орали, а Авер весь день старавшийся дотронуться, приобнять свою такую недосягаемую недавно, а теперь родную Алю, Алечку, верил и не верил, что она действительно его жена.

Улучив минуту спросил Плешкова:

-Сань, почему ты про Мишука не говорил мне?

-Ну, старлей, как бы хотел... чтобы ты сам разобрался, а то вдруг бы струсил из-за ребенка ? Не, тогда бы я на ней женился, точно.

-Стратег, блин, но я тебе так благодарен!!

-Да, ладно, свои люди, иди, вон, жену, смотри, утащили, эти не скоро отдадут, там круговая порука с детства, один только гниль оказался, а остальные — мужики.

А мужики, утащив Альку в круг, обнялись на манер греческого танца 'Сиртаки' и никого не пропускали, кроме Миньки... Алька, взяв своего лучшего мужичка на руки, радостно кружилась вместе с ним, а Саша стоял и любовался ими.

-Авер! Я рад за тебя, такая не обманет и не предаст!! — Витек шумно орал в ухо. — Ты не зря тогда её углядел, теперь я за тебя спокоен!!

А Андрюха, рисуясь и красуясь, доказывал деду:

-Дед, я, конечно, пехоту уважаю, особенно тех, кто, как ты скажешь, на пузе прослужив, но десант — это всё!

— Да я и ня спорю, вона вы якие бравыя! Это усе признають, вы жеж вчатвяром, как яго... ну, скажи?

-Фурор произвели?

-О, яго, такие орлы у хворме красивейшей, горжуся!

Ещё был вальс, так любимый Алькой танец.... Она, невесомая, казалось летела по воздуху в таких крепких и надежных руках, а примолкшие гости дружно захлопали и засвистели с одобрением, когда танец закончился.

Уморился сынок, но салюта для мамы и папы мужественно дождался, мгновенно уснув после него на таких ставших быстро привычными, больших и теплых руках папы.

-О Сашк, Миньке и кровать не треба, кагда есть твои руки!

Потом долго прощались с уезжающим Дорониным:

-Ребята, я в вашу Медведку влюбился, вы мне все друганы, в отпуск точно ждите!

Он удачно попадал в Свердловске сразу на свой Омский поезд и как раз, пятнадцатого прибывал в часть.

-Чертову сам позвонишь, скажешь, я не успел, в деревне зависал. Сашка,не пропадай. Пиши, звони, Алюня, ты тоже, сестричка!

Пока провожались, пока убрали посуду и столы, был уже третий час ночи, спали все, только Алька с мужем домывали посуду.

-Саш, — заметно волнуясь, начала Алька, — может мы с тобой... как бы это сказать?

-Отложим первую брачную ночь? — ухмыльнулся Авер.

-Как ты догадался?

-Милая, у тебя все на лице написано, я что, совсем? Здесь повсюду народ посапывает... Завтра поедем в твой Горнозаводск, там, надеюсь, лишних не будет? — Авер уже откровенно хихикал.

-Подсолнушек мой, я столько ждал, ты была моя химера — голубая недосягаемая мечта, что уж я одну ночь не переживу? Иди, лучше пообнимаемся, — он присел на диван в маленькой комнате, притянув Альку к себе на колени.

-Но, Саш...

-Аль, колени у меня не больные! — он бережно обнял её. — Спрашивай, вижу же, что невтерпеж.

— Саш, почему все-таки я? Ладно бы, какая модель была, а так обычная...

Он приложил палец к её губам:

-Тсс, для кого-то обычная, а для меня вот — подсолнушек. Кто знает, как мы выбираем себе пару, может и правда, феромоны, может, какое-то притяжение... я сразу на тебя запал, злился, видел же, что ты вся в Тонкове — никого и ничего не видишь, а никак не мог избавиться от, как считал, наваждения. Ты хоть помнишь, когда меня видела первый раз?

-Как когда? Летом, ты из караула сменился и мне мозги пришел пудрить.

-Нет, моя хорошая, зимой, в ваш первый приезд с этой "одноразовой". Мы толпой шли вам навстречу, а вы с Тонковым, за руки держась, куда-то спешили. Я ещё спросил: "Миш, как девушку зовут?"

&

-А-а-а, припоминаю, что кто-то спросил, а я спроста ответила — Аля! Но лиц, честно, не помню.

-Вот, тогда ты меня и зацепила.

-Но, Саша, так не бывает... — растерянно протянула Алька.

— Как видишь, бывает, — он потянулся к её губам. Целовались бы и дальше, но захныкал во сне Минька.

Алька тут же подорвалась к нему и через минуту вынесла хнычущего во сне сына: -Теперь пока я его не обниму и рядом не лягу, так и будет пищать, иногда что-то нехорошее снится, похоже.

Авер тут же постелил постель, положили Мишука и легли с двух сторон от сына. Авер умудрился притянуть к себе обоих:

-Спите уже, Аверченки мои!!

Утром новую семью будить не стали, Зоя Петровна с Антоновной на цыпочках прошли мимо сладко спящих Аверов(Мишутка удобно развалился на папе, а мамочку папа крепко прижимал к плечу), торопясь на утреннюю электричку. Дед шустро свалил у грибы, мамка, выходя, столкнулась с Адамовичем.

— Я вчера не захотел портить ребятам праздник, но мне нужны их показания, особенно, капитана. — Спят они, Саш!

Адамовича, выросшего здесь, многие звали просто Саша, он не обращал на это внимания, его уважали и без навеличивания.

-Теть Рит, может, ты его разбудишь?

-Я уже встал! — вышел, зевая и потягиваясь, сонный зять.

-Ну, во-первых, поздравляю с законным браком! — Адамович крепко пожал Аверу руку. — Девчонка наша, доморощенная. Добрая, честная, умничка... Но, надо признаться, — он понизил голос, — хулиганка редкостная. Пока в школе учился, эта мелкая, вечно в окружении пацанов, постоянно строила мне рожи.

— Что, так нравился ей? — опешил Авер.

-Как же! Разок поймал их — у соседей бобы воровали, вот она и строила рожи, ябедой-корябедой обзывала!!

Мамка всплеснула руками:

-Да ты што? Всю жизнь по две длинные грядки бобов-гороху сажаю?

— Теть Рит, ну чужое всегда слаще, а там, как я помню, Серега Вайнт чего-то на них наговорил учительнице.

-Стукач он, а не Серега. Вот мы ему бобы и решили потоптать, дураки были, — засмеялась вышедшая на улицу Алька.

-Да, методы у вас всегда были действенные.

-Прости, Борисыч, за мелкую пакостницу, а?

-Да я уже давно забыл все, сейчас вот вспомнилось, давай-ка, тезка, с тобой займемся. Записав и запротоколировав все, Адамович собрался уходить, мамка сунула ему рыбного пирога.

-О, теть Рит, подкуп должностного лица? — разворачивая и откусывая большой кусок рыбного пирога, улыбнулся Адамович. — Ммм, Аля, вкусно-то как!! Я про твои пироги наслышан, но пробую впервые... Ох, тезка, повезло тебе несказанно, а тут и жениться некогда, и не на ком.

— А давай, Борисыч, я тебе Алькину коллегу посватаю, тоже этот же техникум закончила, все будешь с пирогами?.

— Не так быстро, теть Рит, я подумаю.

Собрались до дому. Дед прилаживал сидор на плечи, Алька ругалась на него:

-Ведь упадешь под своим этим сидором как-нибудь, весу в нем больше, чем в тебе, чё ты там насовал?

-Аль, усякая полезная вешчь тама.

-Тебе твои мужики уже сколько раз говорили про вешчь?

Авер молча забрал у деда сидор и забросил на правое плечо.

-Аля, ну раз там усё нужное...

Алька махнула рукой:

-Бесполезно! Вот она, упертость Цветковская!

-А як же! — дед шустро кидал у другую котомку лущенные орехи. — От я Ваньке подарочка привязу поболе! Минь, хади сюды!

Миньке тоже насыпали в небольшой ранец с его личными богатствами орешков — он же мужик как папа и деда, Алька только глаза к небу заводила.

По приезде в город, Саша с любопытством осматривался, а Минька, взяв папу за руку, важно шел и рассказывал, что и где.

-Здесь мои друзья работают! — махнул в сторону достраивающегося дома сынок и закричал: — Млада, я с папой приехал!! -Младан помахал им рукой и посвистел, показывая большой палец — сынок засмеялся, — они всегда так делают, когда мы с дедой идем.

Деда ответно тоже поднял руку в приветствии, а шедшему навстречу мужчине в строительной каске на его:'Здрастуйте!' — очень сухо ответил: — Здорово, Георг!

Алька шепнула тихонько мужу:

-Он с немцами всегда едва здоровается, зато с югославами — любовь!

-Папа, вот наш дом, а этот дедин! — Мишук показывал ручкой вперед.

Дед же заторопився домой:

-Надо у хате догляд сделать!Сашк, ты сидор потом занясешь?

-Давай, дедуль, сейчас, тебе, небось, твои полезные вещи нужны сразу?

-То да!

Алька с Мишуком остались ждать папу на лавочке, возле своего дома, а дед шустро потрусил к сябе. Саша вышел из подъезда смеясь.

— Аль, у него в мастерской залежи просто!

-Я молчу, хорошо хоть у хату не нясёть!

— Ну вот, — заходя в квартиру, сказала Алька, — здесь мы и живем!

Саша, взяв Миньку на руки — ну обожал ребенок сидеть у папы на ручках, — медленно обошел их жильё, потом Минька потащил его показывать свои самые-самые богатства: дедовы деревянные игрушки, Драгановы куколки, свои поделки из пластилина...

-Папа внимательно рассматривал все сокровища, и, взяв небольшой кусочек пластилина, как-то быстро вылепил солдатика. Минька замер, а потом завопил и бросился к папе на шею. -Что опять? — заглянула в комнату Алька.

-Мне папочка солдатика сделал!! Папочка, а ещё можешь?

-Могу, но давай сначала помоем руки, поедим и мамочке поможем.

Так и повелось с тех пор у Миньки, без напоминания мыл руки, помогал маме — папа же так делает!

Стукнула дверь, и заговорил дед:

-Альк! Я пошов до Узла связи, соседка кажеть, мяне вызывали, я ж ничаго не должон, за радиво плачу, побягу узнаю, Минь, айда со мной?

-Деда, я, — оглядываясь на папу, Минька колебался, а деда искушал:

-У кахве давно не были, мороженца другого попробуем...

-Ладно, — согласился ребенок, — папа я скоро-скоро.

Папа чмокнул его в нос:

-Мороженое это — да, вкусно! Я потом с тобой схожу ещё!

Ребенок, пыхтя, надевал курточку:

-Там, знаешь, какое вкусное мороженое, вон, даже деда любит. Пока, мы пошли!

Алька с Авером смотрели в окно, как идут по дорожке старый и малый — Минька, как всегда, подпрыгивая и размахивая ручонками, и дед, что-то серьезно отвечающий ему.

-Саш, вот самая главная проблема будет — дед.

Алька прижалась спиной к груди обнявшего её Авера.

-Он ведь два года назад только впервые нас всех увидел, приехал с дядь Ваней, поглядеть на нас. С Минькой любовь случилася с первого взгляда, и вот как их разорвать? Он же "усё продав у своей Чаховки, и приехав до унуков жить." Здесь его фронтовой друг нашелся, наш секретарь райкома, Иван Егорыч, дед его в конце сорок четвертого на себе вытащил, тяжело раненного, ему в медсанбате сказали, что не выживет он. Дед после войны дядь Ваню в честь Егорыча и назвал так, а тут, через тридцать шесть лет свиделись, на следующий год ешчё друзья приезжали, он тут оживел, да и что он там у своей Чаховки видел?

-Алечка, я же это все вижу, будем думать как и что, я про вас это уже понял. — Авер потихоньку распустил её косу, — какие у тебя волосы красивые!

-Это пацаны развыступались, не дали мне стрижку сделать, вопили хором.

-Правильные у тебя пацаны, во всем! — потихоньку нацеловывая Алькину шею и мочку уха, пробормотал Авер.

-Саша, но ведь день ещё?

— Милая, — раздался смешок Авера, — какая разница, день или ночь, важно, что мы вдвоем, а когда все, что между нами происходит и будет происходить — дело нас двоих. И когда любишь, остальное не имеет значения!

Сашка про себя сильно удивлялся — такой ушлый бабник Тонков, а его подсолнушек, зажатая-презажатая, похоже, был кавалерийский наскок, дубина, блин. Так, Авер, соберись, не спеши, не пугай девочку!!

— Алечка, я просто хочу, чтобы ты привыкала к моим рукам, объятиям, поцелуйчикам... — говорил он, разворачивая Альку лицом к себе и потихоньку прикасаясь губами к её щекам, глазам, губам, — это же так сладко!!

-Саша, я...

— Тсс, все хорошо! — поглаживая её по спине, бормотал Авер между поцелуями.

— Ох, Авер, у тебя такие руки...

-Какие такие?

-Не знаю, — Алька как-то с придыханием, несмело ответила на его нежный поцелуй, — они мне так нравятся, в них... надежно!

Она сама обняла его за шею, Авер возликовал про себя, и стал ещё нежнее целовать её.

Алька и не заметила, как размякла, а хитрющий Авер незаметно и аккуратно между поцелуями, уже подвел её к дивану.

Альке же хотелось потрогать Авера без рубашки, с какой-то отчаянной смелостью она начала расстегивать рубашку, Авер замер, не препятствуя, и Алька совсем осмелела — очень осторожно, едва касаясь, она обвела каждый из трех шрамов пальцем. Погладила невесомо и потянув высокого Авера на себя, и привстав на цыпочки потянулась к ним губами.

Сашка в минуту оказался сидящим на диване.

-Алюнь, так удобнее будет, тебе не противны мои...

-Заткнись! — 'вежливо' пробормотала Алька и начала целовать его шрамы. Авер терпел сколько мог, потом взмолился:

-Милая, я сейчас взорвусь, позволь мне, я...

Алька потянулась к его губам... и пропали оба — выпали из реальности, никто из них не вспомнил потом, как и куда делась одежда... Алька плавилась в руках мужа, ощущая их везде, — сначала робко, а потом с какой-то жадностью, она старалась дотянуться, обнять, прижаться посильнее к нему, чтобы полностью слиться с ним, понять, ощутить... Авер тоже горел и сгорал от её прикосновений, держась из последних сил, он старался сделать их первый раз незабываемым.

-Саша, Сашенька, — стонала и металась Алька. — Сашааа...

Ей казалось, она на каких-то гигантских качелях, то взлетает ввысь, то ухает вниз, дух захватывает, и кроме рук и губ Авера сейчас ничего не осталось в мире... и улетая куда-то высоко в небо, Алька рассыпалась на миллиарды кусочков... которые совсем не хотели собираться обратно...

Пришла в себя от тяжести Авера, мокрого и тяжело дышащего. -Что, Саша?

-Солнышко мое! — он приподнялся на руках и не отпуская её из кольца рук перекатился набок. — Алечка, люблю тебя, очень, если и есть что-то выше и слаще, то только в сказках. Спасибо тебе, что открылась и приняла меня!

Алька жмурилась как кошка, и ничего ей не надо было в этот момент, кроме дыхания и объятий своего Авера!!

-Алюнь, мужики наши скоро придут, давай хоть я встану, — проговорил Авер, немного погодя. -Ммм, ладно, — уплывая в сладкий сон, пробормотала Алька, не слыша и не ощущая, как непрерывно улыбающийся Авер, потихоньку надевает своей жене ночнушку, бережно укрывает её, а выйдя на кухню, подпрыгивает от восторга!!

Конкретно так понимая, что он затмил в Алькиной душе какие-то, пусть затертые, но воспоминания, да и тогда в девчонке говорила влюбленность в яркий такой фейерверк, каким был Тонков.

Ощущая зверский голод, полез в холодильник и, повязав полотенце на живот, занялся готовкой. Одновременно пришли его мужики и проснулась от вкусных запахов его жена. — "Хмм, — хмыкнул про себя Авер, — как же классно оказывается говорить — мои мужички, моя, нет, не так — МОЯ!! — жена."

— -Папа, мама, — с порога зашумел Минька, — нас дед Егорыч встретил, сказал, в гости ждет, а ещё, -заторопился сынок, — деде тилифон поставят завтра, вот! Он какой-то итиран, а я деде опять слезки вытирал!

-От, чаго ты мяне продав? А? — беззлобно ворчал дед, хитренько поглядывая на растрепанную, розовую от сна и смущения, унучку.

Унучка пошла умываться, а дед молча пожал Сашке руку. -Укусно пахнеть, Минь ты будешь есть ай не?

Папа сказал:

-Мужики всегда должны есть мясо, чтобы быстрее вырасти и стать сильными.

-Как ты? — тут же уточнил ребенок.

-Может, даже ещё сильнее!

-Я побежал ручки мыть, вы без меня не кушайте, я скоро! Дед, пока мама с сыном умывались-утирались, сгонял у хату и принес фирменную свою, долго настаивавшуюся, для особых случАев, медовуху:

-От и дождався праздника! Альк, я ж яё бярёг, как знав, от за вас и пригублю, пусть увсягда усё будеть у вас замечательно!

Медовуха оказалась очень вкусной, с ароматным таким запахом.

-Дед, какая вкуснятина!

-А тож, тута мядок аж чатырех видов имеется: гречихин, липовый, донниковый, ешче смесь у дальнем лугу травы растуть-цвятуть. От Ваньке понясу, он только слыхав про такое. Он мяне тилифоном сёдня убив, я ж заворчав, што он мяне выпячивая, а Ванька рот заткнув, казав: Старый, я тябе за свою жизнь вечный должник, ты усю жизню ня видел ничаго, так пусть твои потомки хоть нямного поживуть по-людски. И каже — усех хронтовиков тилифонам етим обеспечили, но зато с Сашкой вона будеть спокойно говрить из хаты-то и Ваньке тожа позвоню, кагда... Тама ешчё как-то мало платить придется, этти, как яго... а, льготы положены. У дяревни их не було, а у городе, глянь як.

Дед горделиво выпятил тощую грудь, а Алька молча поцеловала его в щеку.

-И я, и я, дед, дай щеку, фуу, колючий ежик! — Минька чмокнул деда в другую щеку. Мясо, приготовленное Авером, пришлось по вкусу, всем было так уютно и тепло , и сидели бы так долго, но Аверу не терпелось позвонить матери, а дед рвался до Ваньки, утрясти вопрос с Минькой.

Позвонили в дверь, и Алька, открыв, с удивлением уставилась на жену Редькина: -Елизавета Ивановна? Что-то случилось?

-Да, мы вас там заждались, быстренько одеваемся и к нам, Егорыч ворчит. Здравствуйте, Саша, дайте-ка я на вас погляжу, — она аккуратно взяла его за предплечья, повертела чуток и сделала вывод. — Хорош, нам такой и нужен был!!

Минька с дедом уже пыхтели, надевая ботинки, Саша шустро помыл посуду, и пошли Аверченки к Редькиным. Миньку сразу же утащила к себе внучка Иришка, она обожала мужичка и, несмотря на свои десять лет, с большим удовольствием играла и занималась с ним. Егорыч обнял и расцеловал смутившуюся Альку, а Сашке долго жал руку и пристально вглядывался в него, кивнул чему-то и подвел итог:

-Ух, Алюня, какого ты себе молодца отхватила, хвалю.

-Это не я, Иван Егорыч, это он меня, -смеясь и поблескивая счастливыми глазами, ответила Алька.

— Мы с Лизаветой вам на свадьбу подарочек небольшой сделали, на обзаведение, от всей души, вот примите.

Алька, разглядев коробки, прижала руки к груди:

-Ссспасибо, но ведь дорого! -Не дороже жизни, не окажись тогда старый поблизости, сорок лет бы уже поминали, а я вот жив и пользу приношу людям, по мере возможности. Вы тут, девочки, пообщайтесь, а мы с мужиками поговорим.

— Тетя Лиза, спасибочки, до слез прямо! Скороварка и электрическая мясорубка, подаренная Редькиными, много лет потом служили верой и правдой Аверам, и они столько же лет, с благодарностью и теплом вспоминали их.

А в домашнем кабинете шел серьёзный разговор. Услышав про усыновление Мишука, Егорыч просиял, сказав, что возьмет этот вопрос под свой личный контроль, затем стал дотошно пытать Сашу, его интересовало все, а успокоенный Минькиной судьбой дед, устав, пошел у другую комнату, отдыхнуть. Был у Редькиных дедов диванчик, на котором иной раз дед и засыпал до утра.

Егорыч же спросил:

-Ты хочешь своих в часть увезти?

-Сначала, не зная всего, так и хотел, к весне квартиру получить и перевезти, но сейчас вот всю голову сломал. Тут у них все нормально обустроено, и работа у Алюни хорошая, и жильё, и Минька в садик ходит и, самое главное, дед при них. Я примерно представляю, какой шок будет для него остаться без них. Опять же жилье... там, в части пока-то есть жилье, но нас же в любой момент могут куда-нибудь в Улан-Удэ перевести, опять все сначала. В общем, я при них пока молчу, а как на деда гляну, виноватым себя чувствую, но и мне без них никак.

-Я подумаю, порешаю, может что-то и придумаем к весне, у нас вон Дубенюк, военком, на пенсии давно, собрался на историческую родину валить, то есть ехать, филиал АТП хотим сделать...Работу всегда для тебя подберем, я знаешь ли, большой хитрец, как царь Кощей над златом, над молодыми специалистами трясусь, стараемся, по возможности, приехавшим сюда, сделать жизнь удобной. Им тут жить, им и город делать лучше. Да и ранение твое, я так понимаю, не из легких? Ты пока там один, прислушайся к своему организму, если будут, скажем, перебои, то подумай. Тебе ещё жить и жить, вон, Миньку поднимать, да и своих парочку родить успеть, на то мы и живем, чтобы оставить после себя след, и желательно, хороший. Я не вправе на тебя как-то влиять, но, сам понимаешь, старый без них быстро уйдет, от тоски, а таскать его по гарнизонам, тоже не выход. Армия, она, конечно, почетна, но здоровье свое надо поберечь!

ГЛАВА 13

Часов в десять на следующий день у деда уже суетились связисты, как-то шустро протянули провод, сделали розетку, подключили старенький аппарат, посоветовав выкупить у них в конторе новый, поприличнее, и сделав пару прозвонов, удалились. Дед, ухватив Сашу с Минькой побёг у контору, -Алюня пошла на работу — выбрали самый красивый тилифон. Конечно же, выбрал Мишук.

Дома Саша поменял старый на новый и, внутренне робея, набрал телефон своей школы в Гусе, зная, что уроки первой смены закончились, и его Антонина Николаевна наверняка в учительской.

Незнакомый молодой женский голос попросил подождать немного, и через пару минут Саша услышал родной голос: -Алло? Мам, привет, это я!

-Санька? — охнула мать. — Ты где? Что с тобой, почему так долго не писал, где ты был?

-Мам, у меня все хорошо, даже отлично, жив здоров. Вот женился, сын у меня есть, три с половиной почти года.

-Как, женился, какой сын? Погоди, я сяду, ноги не держат.

-Докладываю по порядку — была у меня девушка, которая мне очень-очень нравилась, я тогда в Азербайджане ещё служил, а она к подружке приезжала. Вот и случилась у нас любовь, а потом поругались крепко. Она сильно обиделась на меня и не написала, что ждет ребенка, я-то ничего не знал, а вот по весне увидел у своего солдатика фото её, она с ним с одного поселка, он мне и сказал, что у неё есть сын, а мужа нет.

Я посчитал — по времени точно мой, ну и поехал сразу к ним в отпуск. Надо же было прояснить всё, нельзя, чтобы мой ребенок рос без отца. Мам, он на меня похож, только волосы как у деда, немного вьются. Ну я и женился сразу. Сейчас вот переоформим свидетельство о рождении сына, и постараюсь на неделю их привезти, если Алю с работы отпустят.

-Боже мой, сын, и ты столько лет молчал?

-А что я мог сказать, мам? Ну болван я, признаю, но зато у меня самый лучший сынок есть! Минь, иди-ка сюда...

Послышалось какое-то шебуршание, пыхтение, и потом звонкий голосишко сказал:

-Здрасьти! Меня Мишук зовут, мне три года и ещё половина, я живу на Урале! Пап, я побежал? — и опять трубку взял сын.

-Санька, у меня нет слов, голова кругом.

-Не переживай, они у меня самые лучшие, тебе точно понравятся, давай я тебе вечером на теть Маню позвоню, как раз и с женой поговоришь? Часиков в семь вечера, тут разница во времени два часа с Москвой.

-Хорошо, сынок, я постараюсь в себя прийти от таких новостей.

-Всё, мам, пока, целую. Уфф, — отдуваясь, сказал Сашка, — как вагон с углем разгрузил.

-Сашк, а можа ты зазря матке не сказав про Миньку?

-Нет, дед, он мой сын, нечего кому-либо ещё знать про другое. Сам же говоришь, он на меня помахивает.

-Эгеж, он с каждым днем усё больше твояго хватая, усе жесты и прывычки твои .

-Вот и замечательно, это только наши проблемы. У мамки есть закадычная подруга, хорошая тетка, но с худым языком, а моя может и 'погориться' ей, а на фига нам домыслы всякие. Дед, я ещё звонок сделаю?

-Чаго спрашиваеть? Ты посля Ваньку мяне вызвонишь?

Саша набрал Чертовых, и как по заказу, трубку взял Ванька, тут было намного проще разговаривать. Авер сказал, что есть сын, Чертов сразу просёк, чей, только и спросил:

-Тот знает?

-Письмо присылал, типа, мало ли с кем Алька спала, ему чужие не нужны.

Во, козел! И как пацан?

-Не поверишь, мировой, такой желанный, на меня похож все считают, тоже темненький с карими глазами, цвет немного разный, но кого это..? Хитренький, меня больше мамки и деда полюбил, я для него авторитет.

-А ты?

— А я, Вань, пропал полностью, даже и не думал,что так может быть, трясусь над ними!

-А Алюня твоя?

— Алюня моя — самая замечательная!!.

-Витек чё сказал?

-Витек сказал, что она ему сестричка. -Ну, значит, наш человек. Витька ошибиться не мог! Рад за тебя, Авер! Матери-то сообщил?

-Да, без подробностей, незачем ей знать... сын он и сын.

-Мудёр не по годам! — хохотнул Чертов, — но красава, уважаю. Когда увижу их, должен же я... оценить?

-Оценщик хренов, вот ща сделаем свидетельство сына на Аверченко и на недельку в Гусь, а потом, — он тяжко вздохнул, — в Руклу поеду, а они сюда... Вань, ты подскочи на пару дней, надо вопрос один порешать.

-Замётано, жду, жене привет!

-Сашк,звони Ваньке, вота тилифон, на работу.

Саша прозвонился у Погар — небольшой городок в Брянской области, где Ванька работал у ДОСААФе, его на месте не оказалось. Саша попросил перезвонить отцу как появится. Дед ждал, держа телефон в поле зрения, а, "Ванька, суккин...этта кот, усё не звонив". Саша шумнул из комнаты, что начинается мультик про Масленицу, и старый с малым, мгновенно забыв про все, уселись на диван. Саша возился на кухне, потихоньку подкручивая ослабленные шурупы на шкафчиках, зазвонил телефон. Мужики, увлеченные мультиком, не слышали звонок. -Да? Здравствуйте, Иван Афанасьевич! Деда сейчас позову — они с Минькой мультик досматривают... Дед, иди, сын звонит.

И долго потом улыбался Сашка, вспоминая этот разговор.

-Ванька, здорово! Я як? Добре! Вот, вишь, тилифон мяне поставили, могу хоть у Америку звонить. Не, не по блату, усем хронтовикам. Ляксей унук як? Хулюганить? Добре, значит у Цвятковых пошел! Хто? Как хто — этта Сашок, муж, значить, Алькин. Як откуда взялся, приехав от, посля госпиталя, ранения имеются, ну а як же, ахвицер жа. Истинный батька, Минька от вылитый ён. Минь, пагодь, дай я, от неслух! Вань, Минька тябе хочеть слухать.

Минька радостно закричал в трубку:

-Дядя Ваня,привет! А у меня папочка теперь есть, а фамилия моя Аверченко, а мамочка на работи, а мы муцкой компанией её ждем, да, хороший, да, да, пока! На, деда, — сунул трубку деду и побежал играть.

-Ваньк, ты, можа, усем скажешь, што унучку муж нашев, хай эттот суккин сын успокоится и не трепеть яё. Не, Ваньк, я казав, у мяне один сын остався, ешчё Хвилипп был. А хорошо, Ванька, я и не знав, што можа так вот жить, на шестьдесят годков стал, а и весяло усё время — унуки, Мишук, зять от, югославы, Ванька. Ну, как всягда, не, не забываить, ну да. Ну, бывай здоров и семья твоя тожа. Усем сродственникам поклон от мяне. От как у Бряньске побывав.

Авер, видя, как оживился дед после разговора с далёким сыном, сам себе твердо пообещал не разделять деда с Алькой и особенно Минькой. Те уже о чем-то громко спорили.

-Вы что не поделили?

-Да этта мы за просто так, Сашк, у нас завсягда бываеть громкий разговор-наречие, да, Миньк?

-Деда, я тебя люблю! — хитрый жук уже подлез к нему на колени .

-От, видишь, этта же хитрющщая личность растёть, из мяне веревки усе время вьёть. И як я без их обходився? А Сяргей у меня... Не, батька у них оказався сук... э-э...

-Сукиным котом, да, деда? — продолжил Мишук.

-Минь, этта жеж нягодное слово, у садике не скажи, а то заругають нас с мамкою.

-Ты же говоришь?

-Ну, я старый, неграмотный, мяне можно, иногда, а тябе нияк нельзя, вона, у папы спроси, он тоже скажеть.

-Да, Минь, не надо так говорить, некрасиво.

-Не буду! Мамочка пришла! — услышав звонок, побежал Мишук к двери.

Мамочка попала в объятья своих мужиков уже на пороге, а дед умиленно смотрел на них, молясь про себя: "штоб так и было увсягда!"

Поужинав, подсели к телефону. Сначала прозвонились в Пермь, Славиным — там все шумно радовались за Альку, поздравляли, знакомились заочно с Авером, а потом Аркаша попросил к телефону деда, тот минуты три слушал, потом прокашлялся и сказал:

-Этта я жеж как рад, что унучку такие люди любють, ну чаго я сделал, они для мяне большее уладили... А и правда! А чаго вы к нам не доедете? А, ну вясной тагда ждем! — осторожно положив трубку расчувствованно скзал:

-От, Сашк, какие люди нашу Альку уважають, Аркаша каже, ежели б не она — со своей Еленушкой и не свиделся бы, а вон, гляди, двое детушек уже!

Потом был долгий разговор с матерью Авера, той хотелось знать все и сразу и про Альку, и про внучка, про деда, мамку и братика. Авер говорил коротко, пояснил,если долго говорить — придет большой счет за межгород, пообещал уговорить Алькину директрису отпустить её на недельку, чтобы поехать в Гусь.

Дед и тут подсуетился,назвав мать "Сватья Тоня", на что она звонко рассмеялась, а дед добавил:

-Как молодые кажуть — споемся!

Посля попросил Альку куплять большой блокнот — записывать, хто и зашто звонив для их, и читали потом ребята записи дедовы, подхихикивая: дед грамоте был мало обучен, "чатыри класса усяго", писал так: "Сватя, у 17, зоя — зайтить, унук."Что означало:сватья звонила в 17-зоя, с маленькой буквы,звонила чтобы Алька ей перезвонила, а унук-это для деда лично напоминание.....

Алька, посмеиваясь, спросила:

-А что ты про Серегу ничего не написал?

-Так этта, забыв наверно...

-Ага, унуку деньги понадобились на очередной прибамбас?

— Ну дак чаго, ён жеж не чужой!

Серега "заболел" модной борьбой тхэквондо, ходил два раза в неделю на платные занятия — вот и позвонил деду, чтобы немного помог, естественно, не говоря тому, что занимается, так сказать, втихую, — официально эту борьбу разрешили позже. Ну а дед, чтобы не забыть, написал — унук.

Минька теперь засыпал под папино чтение сказок Пушкина, он очень изменился, заметно повзрослел. Папа с ним разговаривал как с мужиком большим, и ребеныш старался во всем походить на своего папу.

У Авера оказалось много талантов: разбирался в электрике, поменял кран-смеситель в ванной, приколотил в прихожке полочки и ещё изумительно готовил. Умел все, даже блинчики:

-Тебе, Аля, только стряпня остается, остальное — мое!

Алька и не возражала, объедаясь и удивляясь, где он этому научился.

Сашка посмеивался:

-Мать постоянно в школе зависала, отец рано умер, мне восемь было. Приду из школы — жрать охота, мамку ждать долго, вот и стал потихоньку учиться, начал с яичницы. Пару раз сжег все, потом приладился, картошку вот варил. У соседской бабульки выпросил старинную поваренную книгу, там с азов все давалось, ну и хотелось умученную после работы мамку порадовать, втянулся, стало интересно что-то свое приготовить, вот, что и имеем.

-Муж у меня кладезь...

-Ещё какой, и дневной, и ночной! — хитро поглядывал на неё Авер.

Ночи у них были фантастические, улетали они вместе, Алька уже и помыслить не могла — как это быть без своего Авера, он стал всем в их с Мишуком жизни.

-Саш, ну почему вот так... сладко нам? — спросила Алька, придя в себя после оглушающей близости. -Я же ничего не помню, где твои руки бывают? -Везде, милая, — чмокнул её в нос Авер, — вот этим-то и отличается просто секс от того, что называется взаиморастворением что ли, а такое возможно, только когда человек тебе очень дорог, я немного не понимал, а теперь уразумел, как дед говорит. Помнится, зацепило меня Асадовское:

Как много тех, с кем можно лечь в постель,

Как мало тех, с кем хочется проснуться...

И утром, расставаясь обернуться,

И помахать рукой, и улыбнуться,

И целый день, волнуясь, ждать вестей.

Как много тех, с кем можно просто жить,

Пить утром кофе, говорить и спорить...

С кем можно ездить отдыхать на море,

И, как положено — и в радости, и в горе

Быть рядом... Но при этом не любить...

Как мало тех, с кем хочется мечтать!

Смотреть, как облака роятся в небе,

Писать слова любви на первом снеге,

И думать лишь об этом человеке...

И счастья большего не знать и не желать.

Как мало тех, с кем можно помолчать,

Кто понимает с полуслова, с полу взгляда,

Кому не жалко год за годом отдавать,

И за кого ты сможешь, как награду,

Любую боль, любую казнь принять...

Вот так и вьётся эта канитель -

Легко встречаются, без боли расстаются...

Все потому, что много тех, с кем можно лечь в постель.

И мало тех, с кем хочется проснуться.

Как много тех, с кем можно лечь в постель...

Как мало тех, с кем хочется проснуться...

И жизнь плетёт нас, словно канитель...

Сдвигая, будто при гадании на блюдце.

Мы мечемся: — работа... быт... дела...

Кто хочет слышать— всё же должен слушать...

А на бегу — заметишь лишь тела...

Остановитесь...чтоб увидеть душу.

Мы выбираем сердцем — по уму...

Порой боимся на улыбку— улыбнуться,

Но душу открываем лишь тому,

С которым и захочется проснуться...

-Мне повезло, я всю оставшуюся жизнь могу и помолчать с тобой, и понять с полуслова. В общем, я счастлив, Алюнь, Саньке Плешкову благодарен безмерно и... — он помолчал, — даже, прости что напоминаю, Тонкову. Если бы у него хватило ума тебя разглядеть, жил бы я с кем-то, когда-то, не открывая душу.

-Ну, раз речь зашла о нем, то давай уже последние, как говорится, точки расставим, — ответила Алька. -Я тогда думала, что это любовь на всю жизнь, все же в розовом цвете казалось, да и целовалась-то до него один раз всего... В его сущности, наверное, заложено, ну как у котов... пометить, повелась вот, хотя совсем не испытала ничего, что сейчас каждую ночь переживаю, вот. Я эту тему поднимать больше не буду, просто надо было сказать, пусть все будет между нами определено до конца.

-Авер, что ты молчишь?

-Распирает меня гордость, во какой я молодец, Подсолнушек мой, были у меня... как бы небольшие романчики, а проще — прости, перепих, ну, не затрагивало это всё душу — физиология, гормоны, а с тобой... Мне кажется, я на секунду раньше определяю, что ты хочешь, как тебя обнять, где поцеловать, погладить, и от этого просто шалею... И... не умею я красиво говорить, чтобы ах и все, но точно знаю, что даже будучи дряхлым, трясущимся стариком, всегда просыпаться рядом с тобой — счастье.

Он замолчал.

-Авер!

-Ммм?

-Спишь, что ли?

-Алюнь, это тебе утром на работу, не мне.

-Сашка, я так тебя люблю!!

Он замер, потом сгреб её в охапку:

-Боже, дождался!! Не ошибаешься?

-Нет! Сказала же!

И опять до утра слышался шепот, перемежающийся обоюдными стонами.

-Аль, а если ребенка сделаем?

-Значит, родим!

-Девочку, такую, как ты?

-Все равно, хоть парочку. Я ж теперь не одна, ты рядом!

-Ох, Алюня, как же мне славно с тобой!!

  Дед, видя их сияние, радовался и делился с Редькиным:

-Вань, ну як на унчкино лицо гляну — сам молодею.

-Старый, ты потихоньку Альку настраивай, пусть своего Сашу перетягивает к нам, в военкомат, Дубенюку-то давно ничего не надо, а твой зять молодой, глядишь, и военно-патриотическая работа оживится. Молодым и карты в руки. Тут у нас молодежь не такая разбалованная, а с жильем сразу же поможем, небось народят тебе ещё детишек.

-А я и рад буду, усе при деле, не в обузу!

Через неделю получили свидетельство о рождении Аверченко Михаила Александровича, порадовались и одновременно опечалились — уж очень быстро у Сашки отпуск проскакивал, оставалось десять дней. Зоя Петровна отпустила Алюню на неделю, съездить к свекрови, шустро собрались и поехали.

В Перми на вокзале ждали Славины с Полинкой. Минька поцеловал малышку сказав: -Моя подружка!Славины обнимались с Алькой, Борисовна, внимательно посмотрев на них, расцеловала и её, и Сашку: -Ребята, я так рада за вас!!

-И я тоже! — Аркадий протянул Альке пакет. — Презент от нас небольшой для Сашиной мамы, а вам подарок на обратном пути заберешь, не возить же его по стране.

Двадцать минут стоянки проскочили быстро, и поехали Аверы дальше, утром на Казанском их встречал громадный Чертов. Обняв Сашку, подкинув несколько раз вверх Миньку, он повернулся к зажавшейся Альке — та вспомнила, что видела его тогда в Азербайджане. -Здравствуй, Аля Аверченко, — прогудел Чертов, — я тебе так благодарен, что этот чертушка сияет, лучшего подарка для нас троих и быть не может! Спасибо тебе! Сашк, я можно твою жену в благодарность поцелую? Не, ну чё набычился, я в щечку. О, ревнивец какой из него выродился, а был-то пофигист. Да проверял я тебя, проверял, собственник хренов! Ну, поехали к нам, мамулька там шуршит с раннего утра, как же Сашенька приезжает! Не поверишь, Сашеньку больше сына родного любит, — он крякнул поднимая две сумки, — чё там у вас неподъемное такое?

Алька с Сашкой переглянувшись выдали:

-Усякая полезная вешчь! — и засмеялись.

-Не понял?

-Да, Вань, это дед наш так говорит. Расскажем про него, вот эту сумищщу надо в камеру хранения, это повезем домой.

Чертов быстренько смотался, принес номерок, сказал, что сдал в ручную кладь. И поехали по столице. Алька и Мишук не отрывали взгляда от окошек, обоим было интересно.

А у Чертовых Сашку сразу же обняла Ольга Евсеевна, затем долго тискала Мишука, а Альку обняла... отстранила, чуток порассматривала:

-Не обижайтесь, Алечка, я много про Вас слышала. Сашенька, я так за вас рада!

От уральских гостинцев впала в полный ступор:

-Это что же, всё нам? Боже, я никогда такого изобилия не видела. Ой, какие грибочки! А варенье!Ой, орешки, кедровые, они у вас растут? Ребятки, у меня нет слов, это же настоящее богатство!!

Пришедшая из школы невеста Доронина, Галинка, в один миг обаяла Миньку, тот даже сказал, что женится на ней. -Вот, и останется ваш ненаглядный Витёк с носом! — торжествующе выдала Галинка.

-Ну-ну, кое кто, не будем показывать пальцем, никак не дождется восемнадцати.

-Я, может, передумаю, вон какой классный мужичок у Авера!

Ванька потащил прогуляться по Москве. Конечно же, начали с Красной площади, Алька долго любовалась на Кремль, на красоту храма Василия Блаженного: -Дух захватывает!

Побродили немного по Арбату. Художник, возле которого они остановились понаблюдать, как он рисует, посмотрел на них, отложил кисть и, взяв плотный лист ватмана, несколькими штрихами набросал коллективный шарж-портрет всех четверых.

-Здорово! Спасибо!

А Саша попросил:

-Друг, а ты можешь жену мою и сыночка отдельно набросать, будет у меня с собой их портрет. Тот кивнул, несколько мгновений подумал и начал рисовать, поглядывая на Альку с Минькой. И так классно у него получилось, что даже Ваньку проняло:

-Слушай, друган, шедевр просто!!

Друган расплылся в улыбке:

-Знаете, счастливых людей всегда легко рисовать! У тебя, друг, очень красивая жена, она красива изнутри, из неё такой внутренний свет идет, закачаешься. Дай Бог вам всю жизнь обоим такой свет излучать, поверь мне, так не часто бывает.

Авер сунул мужику червонец, тот не стал отнекиваться:

-Многовато, конечно, но спасибо. Я вот подумал, кто-то из вас может появиться здесь, — он что-то прикинул в уме, — ну после Нового года, ближе к февралю? Я напишу ваш семейный портрет, очень вы мне в душу запали.

Чертов продиктовал свой телефон:

-Я тутошний. Как сделаешь — позвонишь, приеду, заберу.

Художник кивнул, глядя на Аверов и что-то набрасывая на большом листе:

-Спасибо вам, ребята. Вы меня просто вдохновили, Гоша меня зовут, рад буду познакомиться.

-А меня Минька, — тут же протянул ладошку сынок.

-Очень рад, ты клёвый мужик!

-Что такое клёвый?

-Ну, это — очень хороший, наш человек, значит.

-А-а-а, тогда у меня много клёвых друзей! — догадался Минька. Побывали во многих местах, Мишук утомился, и поехали домой. Там уже весь Ванькин 'малинник' собрался, сестрицы разной внешности и комплекции дружно обнимали Сашу и Альку, желали им счастья, вместе с мужьями, любовались их сыном, который всем пришелся по душе.

-Сашенька, как же сыночек на тебя походит, ведь даже жесты все твои.

-Сын и должен быть похож на батю! — прогудел Чертов, все засмеялись, батя у Чертова был чуть повыше Ольги Евсеевны.

-Мам, мы завтра в обед валим к Сашке, там теть Тоня заждалась, я на пару дней, они на недельку, а потом Аля с Минькой домой рванут, а Сашка в Литву.

— Ох, уж эта ваша служба, — вздохнула Ольга Евсеевна, — знать бы, что всякие горячие точки начнутся-костьми бы легла, а не пустила в военное училище.

-Ладно, ладно, хорош, все живы-здоровы! — пробурчал Ванька.

Уставшие от множества впечатлений, Алька с Мишуком заснули мгновенно, а Саша и Иван сидели на кухне за разговорами почти до рассвета. -Знаешь, Вань, что-то меня не тянет уже служить, ща вот в Рукле буду солдатиков готовить, чтобы сумели приспособиться там и выжить, а как подумаю, непредвиденный какой форс-мажор, а с нашим безбашенным рас...ством, это постоянно... Я, наверное, всю жизнь буду себя виноватым считать, что те пятеро могли бы выжить, поверил, блин, что все чисто...

-Сашка, не вини себя, это, как они там скажут, кисмет-судьба. Я вот тоже летаю на нервах, ведь в любой момент можно загреметь... но суждено выжить-выживешь. Ты мне лучше скажи, что думаете? Жить-то в разных концах хреново.

-А вот, Ванька, и нужен совет твоего Анатолия Евсеича! Смотри, какая петрушка получается: в Рукле квартиры сразу не видать, хорошо, если к весне, а то и после следующего Нового года, мне без них будет совсем тошно, да и не факт, что никуда не перебросят после. Это опять собирай узлы и на новое место...

-Алюня твоя, вроде, не из кисейных барышень?

-Алюня моя хлебанула с детства, ей такое не страшно, дело в другом: смотри, там у себя она на своем месте, работа ей нравится, её ценят, квартиру, вот, двушку дали, как молодому перспективному спецу, сын в садик возле дома ходит, школа опять же рядом, а самая большая головная боль — дед. Ему восемьдесят три, он бросил свою брянскую деревню и резко поменял жизнь, чтобы быть возля унуков. Там такой дед — закачаешься, неугомонный, дотошный. Но, Вань, таскать его по гарнизонам — просто угробить быстрее, да и ему там тоже однушку как фронтовику выделили.

-Короче, у них там все налажено, как это, лучше быть первым в деревне, чем сотым в городе? -Так-так, десантуры близко не имеется, — Ванька нахмурился. — Вот, блин, задача.

-Погоди, Вань, у деда имеется фронтовой крестник, дед его полумертвого на себе из боя вытащил, а крестник выжил, он у Альки в городе секретарь райкома.

-Не, ну это другое дело, надо с ним перетереть.

-Да он со мной уже перетёр все. Предлагает или военкомом к ним, или на гражданке — филиал АТП открывать будут, я же в моторах-то волоку.

— Сашк, слушай, у вас там секретарь — мозга! Не, я думаю, военкомат больше подойдет, на пенсию уйдешь раньше, на гражданке-то и не дожить можно до шестидесяти, это ж опухнешь сколько ещё трубить. Завтра Евсеича с утра выловим и прикинем хрен к носу. Не, я за военкомат обеими руками, а ихний военком чего?

-Да там как раз под шестьдесят мужику, собрался на родину переезжать, на Украину куда-то.

-Сашка, а ведь военкому и жилье положено сразу, слышь, чё-то мне этот вариант сильно нравится. Ну чё еще дядька завтра присоветует. Ладно, давай по коням, скоро вставать уже. Да, я заметил, что Алюня как-то сначала зажалась, меня увидев. Понимаю, вспомнила, что видела там, в Мамедии, ты такой вариант имей в виду: по нашим гарнизонам мотаясь, ещё знакомых можно встретить, а на фига тебе такие узнавания?d -Да, думал, Вань, и об этом тоже... совсем не улыбается, чтобы кто-то сына с этим... ловеласом... сравнил.

-Не, Сашк, а пацан и вправду на тебя походит, это если тщательно разглядывать и зная того, а так один в один Авер. Не переживай, теть Тоня точно, внука увидев, расплывется! Славный пацаненок, забавный такой! А деда хочу увидеть, там, похоже, тот ещё дедок!

ГЛАВА 14

Саша с Иваном умотали чуть свет, зная занятость дядьки, Иван потащил Авера к приходу Евсееича на работу. В приемной генерала Иванова еще не было даже адьютанта.

-Саш, подождем, ща явится!

И как бы оправдывая его слова, в приемную вкатился шустренький, невысокий, в меру полный мужчина, в генеральской форме, ребята вытянулись:

-Здравия желаем, товарищ генерал!

-Здравствуйте, товарищи капитаны! Вы ко мне? — Ванька ещё по дороге предупредил, что дядька не терпит вольностей на работе, дома — это да, а на службе ни-ни.

-Разрешите обратиться, товарищ генерал?

-Разрешаю, проходите в кабинет. Опять Ширшов опаздывает, переведу в часть, надоело! Садитесь, слушаю вас, капитан Чертов.

Ванька сжато изложил проблему Авера. -Так-так, капитан, — он повернулся к Ваньке, — а может, мы вместо Ширшова твоего Авера возьмем? Опять же столица, возможностей намного больше, чем в этом вашем Горнозаводске, никогда и не слышал такого названия, да, велика Россия. Как ты на это смотришь Авер? — запанибратски спросил генерал, немало удивив племянника.

-Отрицательно, товарищ генерал, дед у нас тут зачахнет, да и я, извините, боевой офицер, не штабной...

-Уважаю, Ванька, ты прав — друг у тебя стоящий, другой бы правдами и неправдами уцепился за такой вариант.

-Ну, товарищ генерал, тут надо уметь прогибаться, а мы как бы не из этих... — ухмыльнулся племянник.

— Так, давай координаты все, телефоны, почтовый адрес, состав семьи — кто, когда, где родился, про деда-фронтовика поподробнее, про секретаря райкома КПСС тоже напиши все, что знаешь. Быстро не обещаю, но помогу. Олечка ведь вчера ещё звонила, просила помочь, а ей отказать я не могу!

Ольга Евсеевна была младшенькой, самой любимой сестричкой генерала. Братика своего, старше её на шестнадцать лет, истово любила, он платил ей тем же, обожал всех её девчонок, а Ванька был любим на особицу, звал его в узком кругу 'Гренадер лейб-гвардии Драгунского полка'. Знал дядька про Ваньку больше, даже чем мать, переживал и волновался за каждую его командировку и, естественно, был в курсе, что Ванькин лучший друг был тяжело ранен в Афгане.

-Со здоровьем у тебя как?

— Пока годен, через полгода должен опять обследование проходить.

-Результаты обследования мне пришлешь сразу же, — услышав осторожный стук в дверь, рявкнул:

-Входите!..

Как-то бочком, в едва открытую дверь, влез старший лейтенант, несмотря на отглаженную форму, имеющий какой-то потрепанный вид.

-Товарищ генерал, извините, я... — как-то подобострастно начал он.

-В одел кадров шагом марш, скажешь, я приказал с завтрашнего дня в войска! Круугом! — рявкнул генерал и, видя, что тот пытается что-то сказать, добавил, — Капитана Ермакова ко мне!

— Все, капитаны, свободны! Надеюсь, капитан Аверченко в гости пригласишь на Урал, Олечка вчера в полном восторге была от ваших даров!

-Так точно, товарищ генерал! В любое время! Лучше, конечно, летом! Вам понравится!! Спасибо!

-Пока ещё не за что, идите, гренадеры!

И едва закрылась за ними дверь, набрал сестру:

-Олечка, девочка моя, были они у меня, оба. Что скажу? Славный парнишка, не лизоблюд, Ваньке повезло иметь такого друга. Да, да, сказал же, я слово всегда держу, вкусные, говоришь, с капустою и картошечкой? Ох, искусительница! Заеду, заеду, ну, часиков в восемь буду. Уезжают? Ну даст Бог, ещё увидимся. Да, да, не прощаюсь!

Он положил трубку и улыбнулся, Ванька-то каков, за друга в огонь и воду, ведь никогда не просил никаких послаблений для себя, хорошего мужика вырастили Чертовы.

Алька с Евсеевной расставались лучшими подругами. Пока мужиков не было, Алька шустренько замесила тесто, навертела пирожков с капустой и картошкой, мамулька только ахала:

-Алечка!! Какая ты мастерица, ой, как вкусно! Мишенька съешь пирожочек, а?

Мишенька сосредоточенно лепил свои:

— Я занят!

Пирожков получилось как всегда много. Ванька, увидевший такое богатство, с порога в два шага оказался возле пирогов и ухватил сразу два.

-Ммм, нектар Богов!! Авер, так нечестно, ты сам вкусно готовишь и жена пирожки бесподобные печет, или ищи мне такую же мастерицу, или отобью!! Путь к моему сердцу точно лежит через желудок! — Он ухватил ещё два.

-А почему ты руки не моешь? Мне мама и папа всегда говорят, чтобы мыл!

-Ох, Минь, такие вкусные пирожки у твоей мамы, что я забыл, прости! — заталкивая оба пирога в рот и мыча от удовольствия, Чертов пошел в ванную.

-Правильно, Мишенька. А то видишь, большой вырос, а маму не слушает.

-Слушаю, слушаю, — Чертов подхватил свою маму и аккуратно опустил на стул. — Я — хороший! Так, мамуль, мне на дорожку отдельно в пакетик штук эдак... цать положи, а сестрицам по два хватит, они на диете.

-Толюшка заехать грозился!

-Ну если Толюшка, то тогда мне поменьше, Толюшке надо, животик чтоб не схуднул!

Авер, сначала не понявший о каком Толюшке идет речь, расхохотался.

-И неча ржать! Толюшка у нас один!

— Молчу!

Шустро собрались и поехали на вокзал. Опять Алька с Мишуком не отлипали от окна — здесь, в средней полосе осень была другая. Если на Урале росли преимущественно хвойные, то в Подмосковье преобладали лиственные деревья, и природа щедро раскрасила их в различные цвета. На подъезде к старинной Коломне на другом берегу Москвы реки появились купола многих церквей, а возле самой станции, слева, неспешно открылся красивый голубой храм, Алька залюбовалась:

-Как же красиво!

-А там дальше, на выезде ещё один красивый будет, на месте впадения Москвы в Оку, построен давно, еще Дмитрий Донской велел после победы на Куликовом поле его заложить, и вроде, Сергий Радонежский его освящал. Жаль, не восстанавливают пока, такая красотища. Вот, по правую руку, смотри!

-А ещё в Коломне Дмитрий же Донской проводил смотр русских войск, что шли на битву с татарами на Куликово поле! — добавила сидевшая неподалеку женщина.

После храма въехали на железнодорожный мост и открылась широкая лента неспешно текущей величественной Оки, которая привела Альку в восторг.

Потом она похихикала от названий станций — Пирочи, Фруктовая, Рыбное, особенно её развеселило название — "Истодники":

-Хи-хи одну букву заменить, получится веселее.

В Рязани, на вокзале их встречал одноклассник Авера:

-Муха, Мухин, то есть, Леша! — представился он Альке. — Сашка, Антонина Николаевна все глаза проглядела, велела везти как хрустальную вазу. Правда, дороги не везде позволяют, но довезу. Не разобью, чай.

Влезли в 'Уазик'. Чертова посадили впереди, а Саша сел сзади, обняв свою Алечку и усадив Мишука на колени. Добирались до Гуся три часа, устали трястись, а едва остановились возле небольшого домика — выскочила мать Авера, обняла сыночка, а потом резво подскочила к Альке и внуку

-Вот вы какие! Мишенька, маленький, дай я тебя расцелую!!

Сынок засопел:

-Я не маленький, я большой, скоро как папа вырасту!

-Ой! — всплеснула руками новоявленная бабка, — прости, я немного ошиблась, можно тебя обнять-то?

. -Да, ты баба Тоня? Мне папа про тебя говорил, у меня есть баба Рита, которая мамина, ещё Антоновна, а ты третья баба

-Ну, третья, значит, третья! — целуя его в обе щеки ворковала бабка. Саша взял Мишука за руку.

-Аля, девочка, здравствуй! Я тебя совсем не такой представляла, ты такая худенькая!!

-Ага, тебе тёть Тонь, больше нравятся ядрёные, кровь с молоком? — влез Чертов. — Да, я не то имела в виду, — смутилась свекровь, — просто рядом с вами тремя она как лозинка смотрится.

— Ну да, нас дядька давно гренадёрами зовет. Ниче, откормим.

-Ой, что это я, пойдемте в дом, Аля,прости пожалуйста. -Я понимаю, сама волнуюсь!

Ну, не скажешь же ей, что Алька не за себя переживает, а за сыночка. Вдруг не понравится, или скажет, что на Сашу не похож? Но оказалось, переживала напрасно — ребенок затмил бабке все. Она как наседка вилась возле него, восхищаясь и заметно гордясь таким умненьким внуком.

-Аля, дедушка уже два раза звонил, волнуется. Санька, может, сходите до Мани, а я пока с Минечкой пообщаюсь.

Пошли до соседки, позвонили деду, который сильно обрадовался, сказали, что все хорошо, Минька здоров и весел. Общается с новой бабушкой, объяснять, что и как, не стали — да он и не настаивал,' усё у порядке и ладно, через няделю жду'

И стал Минька 'гвоздь программы' для бабы Тони, всю неделю она не могла наглядеться и нарадоваться на внука, мужичок платил ей тем же. Бабуля чуть ли не бегом бежала из школы, и они отпралялись на прогулки: собирали красивые листья, знакомились с новыми для Миньки друзьями, ходили на речку, где Мишук с удивлением узнал, что она называется как вон те птицы большие, что плавают — Гусь.

-Баб, а им что, не холодно, ведь купаются только летом?

Баба расплывалась от любознательности внука и говорила, поясняла и восхищалась:

-Санька, у вас с сыном даже вопросы одинаковые, надо ж так постараться!

-Санька расцветал и ухмылялся:-Толи ещё будет!

А Минька познакомился с гусями накоротке: побежал вперед бабы Тони под горку к речке и увидел стаю гусей, один вытянув шею и зашипев направился в его сторону, Минька же схватив, валявшуюся неподалеку ветку, замахнулся на того:

-Как дам!

И гусь зашипев отступил, подбежавшая баба загнала гусей в воду:

-Минечка, родненький, ты испугался?

И услышала так давно знакомое сыново ворчание:

-Ещё чего! Папа сказал — я мужик и не должен бояться, я вот как дам!

Санька с Алюней, проводив неугомонного Чертова, — и здесь успел обаять девчонку, две ночи пропадал с ней, — тоже много гуляли, сходили на болото за клюквой. Очень интересно было увидеть на зеленом мхе красные россыпи ягод, набрали прилично, причем, Авер набрал гораздо больше .

Алька надулась:

-Не честно, я такие ягоды впервые собираю.

-Не, а на Урале будет честно, я чернику и жимолость вашу тоже ни разу не собирал! — смеялся Авер, нацеловывая своего подсолнушка, объятья затянулись, — Ох, Аля, как ты на меня действуешь! — с трудом заставил себя Сашка оторваться от жены, — я шалею, пошли скорее домой, а?

-Невтерпеж? — хитренько улыбаясь, спросила тоже тяжело дышащая Алька.

-А то, ещё какой нетерпёж! — Авер в последние дни почти не спал, крепко обнимая заснувшую жену, думал, перебирал всякие варианты, и все больше убеждался, что будет ему служиться теперь тяжко, так тоскливо становилось на душе при мысли о расставании, хоть вой. Он зарывался лицом в Алькины волосы и заставлял себя думать о чём-нибудь хорошем, например, о том, что может быть уже зародилась новая жизнь от их такой крышесносной близости.

Но вспоминались слова лечащего врача, предупредившего его перед выпиской: -Может и такое быть, под воздействием стресса, Ваша, э-э-э... а, чего уж там, из-за стресса и перенесенной травмы, некоторое время не будут получаться дети, но, судя по тому, что Вы холостой, это не страшно. Постепенно все войдет в норму, просто организм как бы взял передышку. Нет-нет, с остальным все будет замечательно, женщин иметь сможете всегда, но перебор устраивать тоже не рекомендую, пореже, поберегите свой организм, ну хотя бы полгодика. Я уверен, годика через два у вас будут бегать детки, всего Вам доброго, и берегите своё, такое хрупкое сейчас, здоровье. Никаких перегрузок в физическом плане, никаких тяжестей, хотя бы год дайте себе на восстановление.

-Годик, — улыбнулся Авер, месяц и Саньке крышу снесло, да и дитенок уже не только бегает, а, вон, гусей не испугался.

Расставались тяжело, но зная, что Минька, как губка, впитывает все эмоции, держали себя в руках, Санька до последней минуты отправления поезда не уходил из вагона:

-Авер, иди уже! Не надо прыгать на ходу, я же не переживу, если даже ногу подвернешь!

Санька спрыгнул с подножки уже тронувшегося поезда:

-Я вас очень люблю!

-Мы тоже!

В Москве задерживаться не стали — работа ждала.

Чертов успокаивал унылую Альку:

-Алюнь, ну что ты, если будешь киснуть, Сашке будет тяжелее. Ты, пожалуйста, взбодрись, он же теперь никуда от вас, да и в Литве служить спокойно, я бы сказал, престижно. Не грусти, лучше деньков поднакопи и к нему на Новый год мотани. Аль, я так тебе благодарен за него! Он же про все свои болячки-шрамы забыл, так хорошо, что вы нашлись с ним! Витёк тебе сказал и я повторю — ты нам с ним истинно что сестра! А Мишук... это ваще, нет слов, чистый Авер, только помельче. Всё, счастливо доехать! Аль звони в любое время, мамулька от вас в восторге!

Ближе к родине пошел снег.

-Мама, на лыжах кататься буду! — запрыгал Мишук.

В Перми к поезду приехал Аркадий:

-Павлушка засопливился, как вы?

— Нормально, только тоскливо!

-Ну, Аля, это же ненадолго, и он не за границей, все будет хорошо. Мы с Леночкой твердо в этом уверены — твой Саша, он такой настоящий, надежный.

-Спасибо, — заулыбалась Алька. — Мы тоже его очень любим.

А в Горнозаводске на станции, уже хорошо присыпанной снегом, выстроился 'почетный караул' во главе с дедом — Петька со своей Еленой, Стоядиновичи всей семьей, обе бабки...

-Можно подумать, нас год не было, — ворчала повеселевшая Алька.

-А и как на хронте, день за год оказався! — дед и Минька, забыв про все, уже увлеченно делились впечатлениями. На следующий день Алька с головой ушла в работу, а Минька с дедом пошли брать справку для садика.

Через день, вечером прозвонился их ненаглядный папочка. -Алечка, я на месте, все нормально, здоров, только очень не хватает вас!

Сашка не стал расстраивать свою Алюню разговором с комполка. А тот посетовал, что не может в ближайшее время помочь с жильем.

— Выпуск Рязанский оказался поголовно женатым, а жены очень деловые. Из восьми женатиков, к пятерым сразу приехали жены, и все с грудными или двух-трехлетними детьми, живут пока в красном уголке, как цыгане, а мне вот ломать голову, как их всех разместить, уезжать-то будут только трое. Поэтому и прошу, если это возможно, повремени, капитан, с вызовом семьи.

На следующий день на него налетел вернувшийся с учений Сашка Музыченко. -Авер, здорово! Живой! Ох и замутим мы с тобой. Тут такие девочки в Ионаве появились... — он аж зажмурился и тут увидел кольцо на руке Авера, они с Алькой еще по приезду в Горнозаводск выбрали одинаковые узенькие колечки. — Э, Авер, ты чё, женился?

-Да, и сын есть, три с половиной года уже.

-Ни фига себе? Сына-то когда успел родить?

Авер, аккуратно подбирая слова — Музыченко тоже служил вместе с ними в те годы в их ДШБ — выдал уже привычную версию: понравилась девочка, потом поругались, в Афгане узнал про сына, женился.

— Ну ты даешь, а все вроде на виду был, по девочкам с текстилки вместе бегали.

-Не, ну тебе так все и расскажи в подробностях?

-Ну да, ну да, и чё ты теперь, не?

-Не, Саш, я ими слишком сильно дорожу.

-Уважаю, эх, я все каких-то не таких нахожу, что ни баба, то давалка. И где судьбинушка моя бродит?

— Мимо прошла какая-то молодая женщина и Музыка плотоядно облизнулся:

-Эх, а вот эту бы я...

-Чё ты, как юнец прыщавый, озабоченный стал?

-Да, тут другое... помнишь Кольку Сафронова? Ну, майор, такой важный, выделывался всегда.

-И чего?

— А того, стал вот капитаном из-за этой, — он мотнул головой в сторону ушедшей, — там столько грязи было, он на понижение пошел, из-за неё. Ленка-то его такую волну подняла, там же двое детей, Кольке и в звании, и по партийной линии не хило прилетело и вместо академии в горячую точку... С молодой женой и пробыл-то месяца три-четыре, она вот ща в общаге на первом этаже обитается, где женатики, а я все клинья к ней подбиваю, наверное, профи в постели, раз уж такой зануда пошел на такие жертвы. Ох, попробую!

-Саш, а кто ещё из наших тут обитается? — сменил Авер неинтересную и неприятную ему тему. -Ну, был Ясень, теперь вот ты и я! А наши кто где, про Ваньку Черта наверняка знаешь, а так, Ермолаич, прапор наш, уволился, Завиновский тоже свалил, Игорёк Драчев сильно побитый, на группе теперь, где-то в Сибири, Ковшов академию закончил, под Киевом, там же и Тонков, этому тоже не повезло, — трещал Музыченко, не замечая, как поморщился Авер при упоминании этой фамилии, — он же тоже оттрубил в Афгане. Не, ранен не был, а почки застудил, по госпиталям мотается, и комиссоваться не хочет, и с женитьбой лажа вышла — лоханулся крупно, женился-то, ты же помнишь, по залету. А там, вишь, Светка детей иметь не может после бурной молодости. Ха-ха, такой мачо и так вляпался, вот почему я почти не пью, ну его на хрен... жениться — так на королеве, а по залету... — он скривился. Ладно, я побежал, увидимся!

Авер кивнул, раздумывая над новостями и радуясь про себя, что Мишук теперь его сын, и пошли все эти Тонковы...

А новая жена Сафронова небрежно так поинтересовалась у подруги, Светки Петровой, вахтерши в общежитии:

-А что это за брутальный самец со шрамом объявился у нас?

-Со шрамом? А, это Саша Аверченко после ранения приехал, но там тебе ничего не светит, он и 'в девках' был серьезным, а сейчас женился недавно.

-Посмотрим, он от жены далеко, я от мужа, почему бы не скрасить одинокие вечера?

-Ой, Танька, доиграешься!

А Саша абсолютно не обращал внимания на эту даму. Постоянно зависал в казарме, вечерами летел на переговорный, стараясь поговорить с подсолнушком перед сном, а потом вырубиться. Он не говорил Альке, но стали опять возвращаться кошмары, — он опять ехал в БМД, и все его солдатики были пока ещё живы... Он лихорадочно придумывал, как бы их уберечь и постоянно не успевал, просыпаясь в холодном поту... Музыченко как-то заметил:

-Сашк, ты чё бабу мучаешь, давно бы уже уважил, жены-то рядом нет. Саша взял его за грудки:

-Слышь, Музыка! Ты язык-то утяни в одно место, я ведь и в зубы дам.

-Ты чё, Саш, я же ничё против твоей жены не имею, просто эта Сафроновская жена возле тебя как течная сучка крутится? -Её дело, — равнодушно сказал Авер, стараясь после этого подольше оставаться в казарме, а завидев эту даму, сворачивал в сторону, или здоровался сквозь зубы, по необходимости. Его раздражало в ней все: какая-то неестественная, дурацкая улыбка, приторный запах духов, и чем больше старалась эта дама, тем больше Сашка скучал и рвался к своей Алюне.

Вот эти приторные духи и спасли Авера от неприятностей. Задержавшись как всегда с солдатами, у них случилось бурное и затяжное комсомольское собрание, Авер послал своего старшину Меркулова к себе в комнату, вручив ему ключ и пояснив, где в тумбочке лежит папка, забрать вырезки и наброски для стенгазеты.

Меркулов вернулся быстро и без всего:

-Товарищ капитан, а вы точно закрывали комнату?

-Да, а что?

-Так у вас дверь немного приоткрыта, я не стал заходить, мало ли чего?

-Странно, почему может быть открыто, ключ-то только у меня.

-Мне навстречу старший лейтенант Музыченко попался, я ему сказал, он пошел проверить, чё и как.

— Ладно, давайте на сегодня закруглимся. Скоро отбой, а завтра доделаем все, Меркулов, со мной!

-Есть, товарищ капитан!

Меркулов нравился Аверу своей надежностью. Внимательный к мелочам, он не давал обижать салабонов, следил, чтобы у ребят всегда было сменное постельное белье, вникал во все мелочи, знал кому и что пишут из дома, многие завидовали такому старшине.

Вот и сейчас Авер, подходя к общаге, негромко говорил ему:

-Проследи за Иванченко, он что-то кислый в последние дни.

-Там очередная трагедия, — ухмыльнулся старшина, — очередная подруга по переписке с месяц молчит. Мы задолбались этому наивному объяснять, что по переписке вряд ли может вспыхнуть любовь. Товарищ капитан, я при всех не стал говорить, но из вашей комнаты сильно несло духами...

— Ду...хами? — Саша аж споткнулся, — какими ещё духами?

— Хрен её знает, какими, ну, запах такой очень приторный, тяжелый какой-то. — Занятно, комната открыта, духами пахнет... ну-ка пошли. Поднимаясь на третий этаж, услышали, как впереди поднимаются несколько человек, и слышится возмущенный фальцет вахтерши Светки Петровой:

-Совсем обнаглели, ни стыда, ни совести нет у них, товарищ дежурный.

Саша придержал Меркулова:

-Постой! Дежурный по части, вахтерша и ещё два летёхи, не стуча, вошли в открытую дверь Сашкиной комнаты, оттуда послышался визг, сочный мат и возмущенные вопли.

-Вот теперь пошли, — предвкущающе улыбнулся Авер. — Здравствуйте! Что в моей комнате происходит, почему здесь столько народу?

-Да вот, пригласила вахтер Петрова посмотреть на непотребство, творимое капитаном Аверченко.

Дежурный старлей Вихрев кивнул вперед, а там было на что посмотреть. На Сашкиной кровати, съежившись и закрывая лицо руками, лежала под простынкой жена Сафронова, а возле кровати стоял, прикрывая причинное место подушкой, довольный Музыченко.

-Товарищ капитан, вы давали кому-то из этой парочки ключ?

-Нет, вот он, — Саша вытащил из кармана свой ключ.

-Так, — дежурный сообразил мгновенно, — вахтер Петрова, где запасные ключи хранятся?

-В шкафу! — мгновенно бледнея и заикаясь, проговорила Светка. — Я, я принесу.

-Стоять! Старшина и вы, лейтенант, мухой к шкафчику и принести сюда ключики.

Петрова не выдержала и с визгом подлетела к кровати, пытаясь вцепиться Сафроновой в волосы:

-Сучка похотливая. Говорила я тебе!

Дежурный небрежно оттащил Петрову.

-Тихо, ждем ключи.

Вошли ребята, протянули связку дежурному, тот внимательно осмотрел всю снизку — все ключи с приклеенными на них номерами комнат были на месте. Не хватало только ключа от комнаты Аверченко.

-Старший лейтенант, оденьтесь уже, хватит сверкать голым задом, — приказал Вихров. — Музыченко! Что конкретно тут произошло? -А ничего, Сашка, то есть, капитан Аверченко постоянно зависает в казарме, иду я по коридору, а навстречу его старшина с диким глазами несется. Капитан послал его за папкой с вырезками, а у него дверь не закрыта. Ну я пошел проверить, что за хх... ерня такая. Авер у нас пунктуальный, никогда не уйдет, не проверив все ли в порядке и закрыта ли дверь, это я не понаслышке знаю, жил с ним, походили. Ну, толкнул дверь, темнота, а из темноты: "Сашенька, миленький, заждалась уже тебя, иди скорее ко мне..." Ну, а раз дама меня зовет, разве можно её разочаровать, вот я и старался... я б ещё пару раз постарался, да вы вот ввалились не вовремя! — неспешно одевался Музыченко.

-Так, выйдите все из комнаты, пусть женщина оденется!

Музыка заржал:

-Женщине надо вещички принести, у неё же только пеньюар прозрачный,здесь.

Вызвали коменданта общежития, тот с разбегу заорал на Петрову:

-Я тебя предупреждал, чтобы сводничеством не занималась? Мало тебе было исковерканной жизни Вовки Мельника? Все притихли, была у них в свое время темная мутная история женитьбы Мельника на девице весьма щедрой на любовь:

-Ты клялась детьми, что ни при чем? Сссука!

-Отставить! Завтра будем разбираться! Капитан, вы куда?

-В казарму, — ответил Авер, — не думаете же вы, что я буду спать в этой... комнате свиданий. Утром был разбор полётов у комполка, он шипел, едва сдерживаясь, чтобы не разораться на всю часть:

-Бордели, значит, втихую разводим, да? Не удивлюсь, если ещё и деньги капают за сводничество. Майор Петров! Вы что, не знали, что ваша жена подрабатывает сводничеством?

Петров сидел малиновый, сжимая пудовые кулаки, едва сказал:

-Не знал, товарищ полковник!

— Вам, госпожа Сафронова, мало было понижения в звании мужа, не Вы ли меня убеждали вот здесь, в этом кабинете, что безумно любите майора Сафронова. Жить без него не можете?

Госпожа сидела не шевелясь.

-Музыченко, я буду усиленно хлопотать о переводе Вас в другую часть, может быть, даже в горячую точку.

-А нам, что хрен, что редька, — начал, явно бахвалясь, Сашка.

-Молчать! — заорал, не удержавшись, полковник — Я вас... — и дальше пошел непечатный текст. Минут пять все слушали виртуозные обороты речи командира полка. Наконец тот успокоился.

-Капитан Аверченко, у Вас есть что сказать?

-Да, товарищ полковник! Разрешите мне поменять комнату!!

-Разрешаю, Игошин за полчаса перевести капитана в другую комнату, а потом я вам оглашу свое решение.

И полетела новая жена Сафронова из части со свистом, её с вещами выдворили за территорию части за два часа. Через два дня уезжал и матерился комендант, незыблемо сидевший на этом теплом местечке и твердо уверовавший в свою незаменимость. Петрову муж в тот же день отправил домой к маме, оставив детей старшеклассников при себе, один Музыка ходил похахатывая.

И как-то в разговоре сказал Аверу:

-А, Сашка, ниче в ней особенного и нету, только если стонала погромче, да царапалась посильнее, в экстазе, знать была, а так... Дурак Сафрон, шило на мыло менять, Ленка хоть верная была. А тут ..

А Аверченки каждый его звонок усиленно ждали, дед пошел к Редькину и попросил,'штоба до Альки телефон перевяли, усе одно я же вечером у их зависаю'. Деду пошли навстречу, и вечерами все ждали звонка, или же, по уговору с папой, звонили сами. Первым, конечно же, с папой разговаривал сын, рассказывал все новости, много раз говоря, как он соскучился и любит папочку, вызывая у папочки спазм в горле от нежности. Потом вступал дед, а последней уже разговаривала Алька. Дед с Минькой уходили в Минькину комнату, поиграть, сказки послушать. Там Минька, запоминавший сказки наизусть, доставал книжки и по картинкам рассказывал деду, а тот с униманием слушал, иногда громко и с наслаждением спорили, чего-нибудь не подялив, и не важно было, что одному почти чатыри, а другому всего на восемьдесят годков поболе.

Саша колебался, рассказать или нет Альке про комнату свиданий. Как бы и не надо ей такую муть знать, но не исключал варианта "доброжелателей" — не успеет Алька приехать, ей тут же, по "доброте душевной" расскажут приукрашенную домыслами историю.

Но помог дед. Саша позвонил на полчаса раньше назначенного времени, предупредить, что в ночь уезжают на небольшую проверку. Его дорогие ещё не пришли, и дед узял трубку, накоротке поговорив, дед сказал, что "Алька копя этти, як яго, отгулы, во, если всё сойдеться, то на Новый год на няделю приедеть к няму".

-Дед, правда?

-Ну а як же?

-Ух, какой мне будет на Новый год праздник!!

-Ты, Сашк, не проболтайся, этта суприз будеть.

-Дед, я вот постоянно удивлюсь — как я без вас жил?

— А мы без тябе! О, идуть твои дорогия,

Саша услышал стук двери, топот ножек и громкое счастливое:

-Папочка!! Я так соскучился!!

-Сыночек, я тебя очень люблю, у меня совсем мало времени, мне надо уезжать ненадолго, дай маме трубочку?

-Милая, я пару дней буду на проверке — как приеду, сам прозвонюсь, не скучайте, я вас очень-очень люблю. Целую всех, побежал!!

А дома не было ни дня, чтобы Минька не говорил: "А вот папочка, я как папа, а папа сказал..."

Алька иногда даже обижалась, а дед посмеивался:

-Альк, ён мужик, и тянется к мужику, а Сашка у нас мужик какой надо.

У Альки на работе появилась лаборантка. Приехал инженер на цемзавод с женой. У жены имелось ПТУшное образование, вот и пристроили её на хлебозавод, с неделю повозившись с ней, Алька полностью устранилась от анализов, опять высвободилось немного времени, стала успевать заполнять многочисленные журналы — кому они и нужны были, так это проверяющим, но геморрою из-за их неаккуратного ведения было много, замечаний из-за такой ерунды не хотелось, вот и таскала раньше домой их Алька, дотошно заполняя и дописывая пропуски. Сейчас же все успевала сделать на работе.

Спокойно оставляя своих двух орлов, выходила в ночь, или в выходной, зарабатывала отгулы, чтобы не тратить дни отпуска,"пригодятся летом отдохнуть с Авером — куда-нибудь поедем, -втихую мечтала она,-может, на море получится, Андрюха вон с каким восторгом про него рассказывает".

Приехавший с проверки Авер, сначала поговорил с мужиками, а потом выдал своей Алюне:

-Подсолнушек, я вот подумал, негоже от тебя что-то скрывать, неприятно, конечно, но лучше я тебе расскажу, чем кто-то просветит...

-ЧТО? — обмирая спросила Алька. В голове пронеслись тысячи предположений, а самое главное высветилось метровыми буквами: жалеет, что женился, не нужны.

. -Подсолнушек, — словно услышав её, нежно проговорил Авер, — не накручивай себя раньше времени, просто послушай меня! — он сжато рассказал про 'комнату свиданий'— так её окрестили в части. -Уфф, Аль, я слишком дорожу вами, чтобы повестись на такое, но, боюсь, всегда найдутся желанники и могут поведать тебе в совсем другой интерпретации. Прости, что напоминаю, но примерно такое же у меня чувство, как было у тебя в Перми, когда этот козел пытался... гадко и противно. Аль, может, я не прав? — тревожно спросил он.

-Да нет, лучше ты скажешь, чем узнавать от других, и раз уж получился такой разговор, то, Саш, мало ли, найдешь свою судьбу... только не хитри, скажи сам.

И тут Авер, её выдержанный и спокойный Авер заорал в трубку:

-Какую, на хер, судьбу я найду, когда я без тебя дышу с трудом, сплю с кошмарами?

-Сашенька, — тут же встрепенулась Алька, — миленький, я точно приеду на Новый год, потерпи немного, солнышко.

-То-то, — проворчал Авер, остывая, — я НИКОГДА, НИКУДА, НИ ЗА ЧТО ВАС НЕ ОТПУЩУ!! Мне без вас сейчас-то тошно, я вас слушаю, а сам мысленно рядом сижу, вас до безумия хочу обнять. Значит, я тебя скоро увижу?

-Надеюсь, да!

-Ох, милая, как я буду тебя ждать... впрочем, сама ощутишь, — засмеялся Авер.

Поехав в небольшой городок Ионаву, зашел в канцелярский магазин и накупил несколько коробок пластилина, краски и лак.

-Зачем Вам пластилин, товарищ капитан? — удивился бывший с ним старшина.

-А вот увидишь. У нас кто рисует хорошо?

-Так Петрик.

-Вот и займу я вас полезным делом. — И показал ребяткам, как позже стали говорить, "мастер-класс". Из под его рук выходили чудесные солдатики Петровских, Екатерининских времен.

Петрик, жадно облизываясь, тянул к ним руки:

-Вот этот, точно, в красном с зеленым мундире должен быть, этот больше Наполеоновский...

Занятие нашлось даже тем, кто не умел рисовать или лепить, пошли в библиотеку нашли толстый том с рисунками формы воинов различных эпох, спорили и доказывали друг другу, кто и как должен быть раскрашен. А молчун Иванов, посмеиваясь, что-то строгал, через неделю удивив всех набором из пяти солдат современной армии.

— Васька, ты талант! — Меркулов облапил худенького Иванова, — Петрик, тщательно и с любовью раскрась, это для капитанова сына, жена вот на Новый год приедет, и мы подарим.

-Сколько лет сыну у капитана?

-Четыре будет.

-О, мужик! Ребя, а давайте ему всяких поделок приготовим, пацан будет рад и нам приятно.

Нашлись народные умельцы и в других ротах, и пошел Авер к комполка с идеей:

-Товарищ полковник, разрешите обратиться?

-Разрешаю, небось, с идеей выставки пришел?

-Да!

-Доброе дело, наслышан, что все роты из кожи вон лезут, стараясь щегольнуть. Хорошо, возьмите на себя организацию этой выставки, ремонтники сделают стенды, столы, что там ещё надо... Хорошее дело, самому интересно, что там будет.

-Скажу по секрету, — улыбнулся Саша, — будет даже вышивка.

-Да ты что? — полковник оживился. — А ведь давно бы надо было такое нужное дело организовать, молодец, капитан, хвалю!

И завертелась карусель, солдаты Авера не вылазили по вечерам из Дома офицеров. Споря и ругаясь, смеясь и восторгаясь, они с огромным энтузиазмом оформляли большой зал. Перед новым годом, за четыре дня до него, все роты начали приносить свои поделки. Каждой роте был выделен отдельный участок и началось оформление. Чего тут только не было — вырезанные из дерева всякие поделки, сплетенные из прутьев и соломы лешие и домовые, сделанные фигурки из гипса и глины, всякие машинки, вездеходы, фигурки из коряг, букеты из шишек и ягод рябины, — одним словом, глаза разбегались.

-А чего это у тебя, капитан, место свободное на стене осталось, портрет Ленина что ли повесишь?-интересовались другие комроты, глядя на пустой квадрат, резко выделяющийся своей белизной на фоне заставленных фигурками солдатиков и всяким другими поделками стендов.

Авер загадочно усмехался:

-Так задумано!

Выставку решили открыть двадцать девятого декабря .

-Ребята, — собрал своих активистов Меркулов, тридцатого к капитану жена приезжает с сыном, надо подготовиться.

У-у-у, — загудели ребята, — мужика Авера-младшего увидим.

И посыпались идеи...

Выставка вызвала фурор, первые посетители — комполка и его замы, долго и внимательно разглядывали все экспонаты, охали, ахали, а у стенда Аверовской роты застыли надолго. Всех зацепила и заставила замолчать вышитая крестиком картина — небольшой домик на бугре с наклонившейся к окну березкой, а вокруг начинающие желтеть кусты и рябинки с краснеющими ягодами, и бежит к извилистому берегу реки петляющая тропинка...

И вспомнилось, похоже, каждому из этих, битых жизнью мужиков, что-то свое, родное, родом из детства... и стояли долго, любуясь таким казалось бы бесхитростным пейзажем.

— Да, капитан, удивил, — отмер начштаба Луньков, — вот это да, кто же у тебя такой умелец, или это из дому кому прислали?

-Никак нет, товарищ майор, автор и исполнитель наш, рядовой Иванченко.

Смущенный общим вниманием, худенький, конопатый Иванченко покраснел до корней волос. Командиры уважительно жали ему руку, восхищаясь таким умением.

Целый день в зале было полно народу. И маленькие, и большие подолгу зависали у каждого стенда, а вышивка... Иванченко к вечеру стал жутко знаменитым, уже не так смущаясь пояснял, что у них в далекой архангельской деревушке, занесенной снегом, долгими зимними вечерами вышивали все, вот и он пристрастился.

Авер же тщательно, до блеска отмыл и прибрал свое временное жилье, договорился с прапорщиком Козловым, свободным от дежурства, поехать в Каунас, встретить его дорогих.

ГЛАВА 15.

Алька сначала хотела ехать одна, но Мишук... Её всегда спокойный и разумный сын молча плакал, узнав, что к папе его не возьмут, потому что ехать далеко. Не помогали и дедовы уговоры, он просто сидел и всхлипывал.

И одновременно не выдержали и Алька, и дед:

-Не ной,поедешь со мной!

-Аля, надо Миньку узять,он жеж за няделю слезьми изойдеть.

И надо было видеть изумленно-счастливое лицо сыночка:

-Мамочка!! Я буду хороший-прехороший! Деда, я к папе поеду!! Деда!

-Дед, а ты как же, ведь Новый год без нас?

Ну як же, вона, Васька ешчё месяц назад казав, што мяне ждуть усе тама.

И поехали Аверы в далёкую Литву, в Москве их, шумно горланя, встретил Чертов. Алька опять передала для мамульки 'усякую полезную вешчь' на Новый год. Чертов попыхтел, взвалил на плечо сумищу, повел их к машине, переехали на Белорусский вокзал, там через полчаса началась посадка на Каунас.

Ванька потискал Мишука, облапил Альку, сказав на прощание:

-Мало ли кого увидишь из сослуживцев по Мамедии, не зажимайся, а морду ящиком — я не я, не была ты там и усё. А с Авером? Да хоть в Москве тогда пересеклась, у нас вот, сестры знакомая... А что похожа на кого-то, ну, мало ли кто на кого помахивает. Да и в тебе теперь мало от той пухленькой девочки осталось.

-Сильно пухленькая была?

-Не, ну все при всем, сейчас худовата, э-э, на мой вкус. Ладно, Аверу сама знаешь чё сказать, вот вам мои собрали на Новый год, я было заикнулся, что в Литве много чего имеется, кто б меня, маленького, услышал?

Посадил их в вагон, помахал ручищей отправлявшемуся поезду, и поехали Аверы дальше.

Проезжая по Белоруссии, на станциях слышали очень знакомую речь — дед почти так же говорил, а Минька удивленно увидел голую без снега землю:

-Мама, почему зимой нет снега? Или тут не зима и Нового года нет?

-Зима, просто здесь намного теплее, вот снег и не держится, тает.

Сын подумал чуток и вздохнул:

-Значит папа на лыжах совсем не катается?

-Да, не катается.

-Не нравится мне здесь, со снегом лучше.

Сынок долго не мог заснуть, вертелся и ждал, когда же приедет к папочке.

-Надо поспать, приедем рано-рано, а ты вот и не проснешься, будешь спать и спать до обеда.

Поезд прибывал в шесть утра, и едва Алька коснулась спящего сыночка со словами: -Минь, просыпайся, скоро приедем! — он тут же вскочил. — А одеться успеем?

— Успеем, успеем.

Подъезжали к вокзалу, ребенок не отлипал от окна, и, конечно же, первым заметил своего папу, торопливо идущего за проплывающим вагоном. -Мама, там папа, давай скорее комбинезон оденем, а он нас подождет, не уйдет никуда?

-Нет!

Минька, как-то ловко уворачиваясь от узлов и чемоданов, проскочил вперед, и слышно было, как ребенок кричит во весь голос:

-Папочка!! Я приехал!

Пока вышла Алька, папа с сыном в волю наобнимались-нацеловались, и Авер, рвано вздохнув, прижал к себе свою Алюню.

-Дождался!! Девочка моя, подсолнушек, самый любимый, как же я по вам соскучился! Пошли скорее в машину, поедем. Было бы лето, по Каунасу бы походили, а сейчас темно, неинтересно!

-Здравствуйте, Аля, с приездом! — сказал крупный мужчина, стоящий возле Алькиных сумок. — А тебя как зовут, мужичок, давай знакомиться?

-Мишук! — протянул сыночек ручку

-Очень красивое у тебя имя: Михаил — значит могучий, умный, прекрасный, у меня папка Михаил, а я дядя Гена, вот и познакомились! — он осторожно пожал Миньке руку своей огромной лапищей.

— Дядя Гена, какая у вас ручка большая! — восхитился ребенок, — Вы как дядя Ваня Чертов — огромный!

— Я, знаешь, почему такой вырос? Много каши геркулесовой ел.

— Я её тоже ем, — ребенок вздохнул, — но не всегда.

Выехали с вокзала и поехали по Каунасу. Алька с Мишуком замерли в восхищении: украшенный к Новому году город сиял и сверкал, мимо проносились наряженные елки, везде мигали разноцветные гирлянды.

-Папочка, какой Новый год красивый!!

Папочка как всегда одной рукой держа сына на коленях, а второй крепко обнимая Альку, сказал: -Обязательно приедем сюда днем, посмотрим праздничный город.

За городом понеслись поля и небольшие деревеньки, сыночек уснул, задремала прислонившись к плечу и Алька, а Авер понял, что снова дышит полной грудью.

-Да, Авер, ты подсел на них всеми фибрами, два с половиной месяца оказались почти веком, скорее бы март... Саша никому не говорил, но чувствовал он себя неважно, и думалось ему, что зарубит его ВВК, как-то не очень хорошо вело себя его сердце, а может, это из-за того, что рядом нет вот этих самых любимых человечков? Вон как легко стало и на душе, и на сердце. Он повернул голову и зарылся носом в волосы жены: — Хорошо!!

На подъезде к Рукле Саша разбудил Альку:

-Алечка, мы подъезжаем,просыпайся!

Остановились на КПП, Саша вылез, отдал дежурному Алькин паспорт и Мишуково свидетельство, тот, сделав пометку в журнале, быстро отдал документы назад, и через десять минут зашли в общежитие. Сидевшая за стойкой вахтера женщина с любопытством уставилась на Альку:

-С приездом семьи, товарищ капитан!

Товарищ капитан только сухо кивнул. После происшествия с Сафроновской женой он не доверял ни одной женщине, дежурившей в общаге.

Неся на руках разоспавшегося сына, поднялся на второй этаж, отдал Альке ключ, она открыла его комнату. Прапорщик Козлов, топающий с двумя большими сумками, осторожно поставил вещи на пол:

-Однако, как же Вы, такая худенькая, смогли хотя бы поднять эти неподъемные даже для меня сумки?

-Да мне помогли, дома посадили, в Москве Сашин друг встретил, а здесь вот вы, спасибо вам большое!

Алька вытащила из сумки банку с вареньем:

-Малиновое из лесной, нашей уральской ягоды, как говорит моя мамка, отведайте!

-Спасибо, не откажусь! Я пошел, счастливо вам встретить Новый год!

Тихонько раздев сына, положили его на небольшую кушетку, укрыли теплым одеялом, и Авер схватил Альку:

-Еле дождался! — нацеловывая её куда попало, выговорил он, — я Аль, вами отравился, лечению не подлежу. Боже, какая ты сладкая, ммм... Я бы должен не спеша тебя расцеловывать, но терпежу нет, прости! — бормотал он, лихорадочно раздевая Альку.

Она же только мычала в ответ, путаясь в пуговицах его рубашки. -Сама такая... же... — с перерывами пробормотала она.

— Какая такая?

-Голоооодная!!!

Пока к обеду проснулся сын, оголодавшие родители немного насытились. Авер мотался из кухни, расположенной неподалеку, в комнату, готовя что-то вкусное, а Алька, раскрасневшаяся и довольная, спала со счастливой улыбкой на губах.

Мужики сходили в туалет, умылись, собрали на стол, а мамочка все спала, Минька подлез к ней:

-Мама, мы же приехали на папу поглядеть, а ты все спишь?

-Минь, встаю! — пробормотала Алька и, открыв глаза, встретилась с двумя парами карих глаз, смотревших на неё с любовью и обожанием.

-Какие вы у меня хорошие, я вас так люблю!

-Мы тебя тоже, — ответили её Аверы.

. И был день, наполненный новыми впечатлениями и для Альки, и для Миньки.

Первым делом позвонили деду, в нетерпении ожидающему звонка от них, дед выслушал их, порадовався что, "усё нормально, тагда я поехав до своих, кажуть, без мяне праздника ня будя!"

-Дед, ты всех там поздравь завтра скажи им...

-Да, знають они усё!

-Алька, ты это...

-Что?

-Праунучку мне привязи!

-Ну, ты даешь!

-А чаго, годы мои вяликие, надоть малую успеть подяржать у руках, Сашке кажи!

Сашка долго смеялся — посмотрит на Альку и опять смеётся:

-Дед у нас — кладезь!

-Я за него больше, чем за Миньку трясусь зимой. А его вечно носит с голой шеей, Миньке шарфик завязал и все, а с тем воюем постоянно — "Душить мяне и усё, а то, что у госпитале ляжал, так старый я".

-Ты же сама говоришь — упертая Цветковская порода! — целуя жену в уголок глаза промурчал Авер. -Пошли выставку нашу смотреть и с моими орлами знакомиться, ждут.

Выставка поразила и произвела впечатление на обоих, особенно восторгался Мишук — ему нравилось все, он подолгу замирал возле солдатиков, машинок, автоматов, других поделок. Алька любовалась фигурками из глины, гипса и соломы.

-Великолепно! Нет слов от восторга!!

А у вышивки застыла... и не замечала, как внимательно разглядывают её стоящие возле стенда солдатики из Сашиной роты.

Отмерев, она только и сказала:

-Вот талант у кого-то!

-Это мой старался, Иванченко! Вот этот жук!

Жук, смущаясь,поздоровался, но Алька не была бы Алькой, и через десяток минут она оживленно разговаривала со всеми. Пацаны как-то незаметно рассказали ей о том, кто откуда, чем занимались на гражданке, разговор перемежался шутками и смехом, а старшина, выбрав минутку, показал Аверу большой палец.

А потом настал черед Миньки... Этот мужичок сразу очаровал всех, серьёзно поздоровавшись со всеми за руку. Они повели его к своему стенду, где можно было все потрогать и подержать, что привело сыночка в ещё больший восторг. Ребята, видя такое искреннее восхищение, старались вовсю, и уходили с выставки Аверы очарованные и выставкой, и папиными солдатами, и подарками — поделками для сына, а в казарме весь вечер не стихали разговоры о том, какая у капитана классная жена, и обалденный сынок.

-Так, сейчас съездим в соседний городок, Ионаву, кой чего прикупим, это недалеко, пятнадцать минут на автобусе. Зайдем, Минькины подарки оставим и рванем.

-Рванем, пап. Какие у тебя хорошие ребятки, прямо как мамины одноклашки!

-Да, сынок, они хорошие! — папа на минутку помрачнел, подумав про себя, — остались бы только живыми!Многие ребята по окончании учебки попадали сразу в Афган.

-Саш, у тебя такой классный Илья, как мама-наседка, — добавила Алька.

-Какой Илья?

-Ну, старшина твой!

-О, он тебе даже имя сказал?

-Так они все по именам назвались, — растерянно сказала Алька.

-Прости, подсолнушек, мы все больше по фамилии... это я солдафоном становлюсь.

-Не скажи, они о тебе с уважением отзываются.

-Когда ты узнала-то все, ведь и общались недолго?

-Милый, ну у меня опыт общения с пацанами с первого класса, шрамы-то на коленках заслуженные, чай.

-А самый лучший шрамик — на попе, — шепнул Авер ей на ухо, чтобы не услышал Мишук.

-Пап, ты сам говоришь, больше двух — говорить вслух! — тут же всунулся сынок.

-Да я маме шепнул, что люблю вас!

А сынок, подняв сияющие глаза, посмотрел на обоих и выдал:

-А я вас больше и сильнее!

В Ионаве пошли в местный трехэтажный универмаг, на первом этаже, детском, Алька долго стояла у распашонок-ползунков, потом у костюмчиков, вздохнула: -Все такое яркое, красивое, сразу захотелось родить ещё.

Авер просиял:

-Ты мне двух обещала!!

На втором было все для женщин, опять Алька опечалилась: -Страна вроде одна, СССР, а здесь просто другой мир, у нас же всё в дефиците!

Авер повел её к белью:

-Солнышко, я давно поглядываю на вот эти ваши вещички, выбери себе, а?

-Но, Саш, это Рижские лифчики, они ж дорогущие.

-Зато красивые! Представляешь, как ты будешь выглядеть..? — у Авера загорелись глаза. — Иди, выбирай, а мы потихоньку другие вещи посмотрим, да, Минь?

Минька, держа в руках коробку с фигурками роботов, счастливый до изумления, совсем не возражал. А мамочка колебалась, какого цвета выбрать, белого или телесного, хотелось оба, но цена...

Авер, видя её мучения, забрал оба и пошел на кассу, где кассир искренне похвалила его:

-Вы очень внимательный муж!

На верхнем этаже Алька его замучила, заставила просмотреть множество рубашек и футболок, и как не отбрыкивался Авер, поясняя, что в Каунасе выбор больше, рубашку нежно голубого цвета все же купили.

Незаметно начало темнеть, поехали домой. На пути от КПП к общаге Алька приметила, что по дороге полно гуляющих: мамы с детишками в колясках, женщины по двое-трое, все прогуливались взад вперед. -Вечерний променад! — пояснил Авер, чему-то ухмыльнувшись. Ну, ведь не скажешь же Альке, что кто-то просто гуляет и общается, а кто-то и на 'охоту' выходит, в общежитии-то имеются, как здесь метко окрестили их — 'самцы'.

-О, Санёк! — на них налетел какой-то старлей. — Привет! По бабам пойдем? — внимательно глядя на Альку, спросил он.

-Всенепременно, как чуть, то сразу! — спокойно ответил Саша.

-С женой не познакомишь?

-Не вижу смысла, — ответила Алька и пошла дальше, — шуточки дурацкие, клоун фиговый! — обернувшись, припечатала она.

А тот заржал:

-Наш человек! Вовка меня зовут, Хуснуллин! Рад знакомству!

. Тридцать первого поехали в Каунас, побродили по празднично украшенной Лайсвес-аллее, главной пешеходной улице города, полюбовались на красивые здания, особенно понравился Музыкальный театр, восхитили вязанные вещи необыкновенной красоты и различных фасонов, что были вывешены прямо у входов в небольшие бутики. Алька долго разглядывала поделки из янтаря — его тут было много и разного, Авер пригляделся и купил ей серебряное колечко с темным янтарем имеющим внутри застышие пузырьки воздуха.

-Я приметил, тебя золото не интересует, а вот всякие камушки в серебре... я прав?

Алька молча, привстав на цыпочки, поцеловала его, вызвав улыбки на лицах находящихся рядом других покупателей. Попробовали знаменитых литовских цеппелинов, понравилось. Ещё погуляв, посидели в кафешке. Минька пришел в восторг от высоких стульев у стойки. Полакомились несколькими сортами мороженого, попили кофе, там же приобрели ассорти из кусочков разных тортов.

Алька взяла на заметку, что торты здесь продаются и целые, и половинки, и четвертинки. Несмотря на то, что Саша был в гражданской одежде, отношение к ним во многих местах было прохладное...

-А когда в форме — еще прохладнее, прибалты нас не очень любят. — заметил Саша.

Народу становилось все меньше, все спешили на семейный праздник, и Аверы тоже поехали домой.

Алька категорически отказалась идти куда-либо, с кем-то чужим встречать Новый год:

-У меня так мало времени, и я абсолютно не стремлюсь терять его в незнакомой компании, я лучше тебя пообнимаю!

На что Авер ответил широчайшей улыбкой:

-Я тоже, но должен же я был озвучить!!

Дома шустро собрали на стол, Алька взгрустнула, глядя на такое изобилие:

-Эх ,это бы все да в Медведку или в Гусь!

Минька, уже засыпая, сказал:

— А на Урале дед Мороз меня не увидит,а подарки?

-Подарки деда заберет.

-А, тогда хорошо!

Ребеныш уснул, родители дождались боя курантов, выпили по бокалу шампанского и уже не слышали, как за окном взрываются петарды и гуляют развеселые жители, они, забыв обо всем, растворялись друг в друге.

Третьего же января Алька увидела весьма неприятное зрелище. Гуляя с Мишуком по городку в ожидании Авера (собрались опять в Каунас,чтобы прикупить кой чего своим родненьким), тот весь изнылся, ему не хватало снега — погода как-то не радовала, было сыро, серо, хмуро — решила зайти в магазины при части. Зашли в продукты, посмотрели, что имеется. Алька сильно удивилась, услышав, как молодые мамашки капризно рассуждали:

-Такое плохое снабжение, творог через день привозят... вообще...

У Альки зачесался язык спросить:

-Давно из Рязани? Ионава под задом, пятнадцать минут и вы с творогом... — но промолчала, понимая, что нет смысла.

А зайдя в промтовары, ошарашенно застыла: у прилавка скопилась приличная очередь из женщин и разгорелся шумный скандал. Крупная, ярко накрашенная женщина в возрасте орала на молодую девчонку:

-Я жена полковника и не должна стоять в очереди...

-Но, мы же с утра здесь заняли очередь, почему бы вам не прийти и не занять?

-А вот потому, что я жена полковника, а ты — летёхи.

И началось: тетки постарше поперли вперед, отталкивая более молодых. Алька шустро выскочила оттуда.

-Мама, почему тетеньки ругаются? — удивился сынок.

-Что-то не поделили... — задумчиво протянула Алька. Да уж, серпентарий тот ещё, как-то не тянет меня здесь постоянно жить...

Мишук, вытащив ручку из её руки, рванулся к спешащему навстречу Аверу.

-Боже, как я без него могла жить? — у Альки выскочили все мрачные мысли при виде нежности в глазах своего мужчины.

В Каунасе не стали заморачиваться — накупили ребятам футболки, пену для бритья, несколько бутылок литовской водки "Кристалина", знаменитый черный хлеб с тмином, набрали печенья. Мишук выбрал с фигурками зверюшек, "Зоологическое", редкость в России, конфет. Девчонкам тоже нашлось чего купить — и духи "Рижская сирень", и красивую бижутерию, а деду выбрали теплую красивую 'кохту' на пуговицах и, что самое важное, с воротником под горло. Зое Петровне — янтарные бусы и сережки, мамке большой вязаный шарф-палантин, не забыли никого. Потом, упаковав все вещи, отвезли их на вокзал, чтобы завтра не таскаться лишний раз с ними, опять полюбовались на вечерний, красивый, весь в огнях Каунас, и попали домой уже часов в восемь вечера.

Мужичок, уставший от долгого хождения, привычно отрубился, а Алька, стоя у окна и глядя на 'прошпект', где привычно фланировали гуляющие, смотрела на них и, откидываясь на надежную грудь своего Авера, задумчиво произнесла:

-Знаешь, ты только не обижайся, родненький мой, но не хотела бы я здесь жить...

-Почему?

Алька рассказала про сцену в магазине.

-Хмм, такое сплошь и рядом. Ещё когда я на стажировке был, наблюдал, за нас замуж выходить всегда престижно было, вот и рвались некоторые правдами и неправдами попасть в офицерские жены, не важно, что ты из себя ничего не представляешь, зато муж полковник или майор...

-И ещё, Саш, мне же тут тошно будет. Я привыкла, что все вокруг кипит и вертится, на работе постоянно проблемы, волнения, ругань, накладки всякие, жизнь, одним словом, восемьдесят человек в какой-то мере от меня зависят. Нет, я не хвастаюсь, но там я в своей среде, люди все привычные, городок маленький, ребята рядом... А здесь, ну гулять туда сюда с коляской, медленно прокисать от скуки и заглядываться на самцов?

-Что, есть желание? — напрягся Авер.

-Желание? Желание всегда есть на груди твоей полежать, шрамы, да и не только их, погладить...

-Провоцируешь?

-Намекаю, открытым текстом, причем...

-Я подумаю, — поворачивая её к себе и начиная целовать, пробормотал Авер, — как нам дальше быть, а пока...

Собрав вещи, утром у общежития ждали папу, который побежал узнать про машину. Из части в Каунас ехал начштаба встречать каких-то проверяющих, вот и согласился подвезти Аверов до вокзала.

А Альку увидел комполка, подошел, поздоровался, поинтересовался: кто, откуда... Алька вежливо и коротко ответила. Полковник Шатунов, какой-то весь рыхло-сальный неожиданно стал прямо 'заботливый папа' — поохал, глядя каким-то похотливым взглядом, пообещал разобраться, почему заслуженному боевому офицеру не выделили квартиру — он-де не в курсе, и начал было говорить, типа: вот приедете сюда, у нас здесь и работу вам подбрем... когда выскочивший из общаги Хуснуллин, с порога заорал:

-Разрешите обратиться, товарищ полковник!

Тот скривился, а незаметно подмигнувший Альке Хуснуллин потащил его в сторону казарм, размахивая руками.

А Шатунов, чувствуя тяжесть в паху, шел и мысленно прикидывал: "Квартиру дам, приедет эта ... сюда и уххх, Авера начну гонять с проверками, а сам..." Он сильно возбудился, представив, как будет стонать и кричать под ним эта хмурая сейчас девчонка.

И не знал, Шатунов, что Алька, выросшая среди пацанов и немало просвещенная ими в вопросах флирта, мгновенно просчитала этого павлина, и только чудом сдерживалась, не начав плеваться от омерзения.

Санечке своему она ничего не сказала, мудро рассудив, что пока ей тут не быть, а там... она твердо решила просить Ваньку Чертова, чтобы помог с переводом, хоть в забайкальские степи, но подальше, от этого...

Начштаба встретил двух майоров и уехал. Саша, проводив своих любимых, добирался в часть автобусами, и в Ионаве встретил Хуснуллина.

-Сашк, стой, надо пошептаться! — И нашептал Хуснуллин Аверу. — Саш, прости, что вмешиваюсь, но лучше перебдеть... Сегодня Шатун на твою жену глаз положил.

-Это как? Она сказала, что он вежливо расспрашивал и всё.

— Слышь, ты не будь дураком, если он тебе в течение месяца-двух не даст квартиру — дашь мне в морду. А если наоборот, то жену не привози.

-Ты думаешь, моя жена поведется на ..?

-Поведется или нет, ты пока воевал, у нас тут мой однокурсник с женой приехал, девка видная, вроде верная, так Шатун её просто шантажом уложил к себе в постель, начал гнобить Кравца — она и решилась на такое. А он, подлюка, ещё и напоказ всей части... Короче, Кравец один на один морду ему набил и в Афган рванул, как раз Шатун ему и подсуропил... Вот так. Я сказал, а ты решай, тебя в Афган не пошлешь, а этот паук, поверь, не отвяжется. Я как увидел из окна его масляные глазки, выскочил, начал ему туфту гнать и в казармы утянул, а он, сука, чуть ли не облизываясь шел!!

И как в воду смотрел Вовка. Началось какое-то шевеление, комполка постоянно интересовался мнением капитана, а капитан ушел в глухую оборону, делая из себя дурачка и понимая, что служить здесь он вряд ли сможет. У Авера темнело в глазах от мысли, что до его девочки даже только дотронуться может этот похотливый козел.

В марте Саша прошел ВВК, вывод был:"ограниченно годен", тут же отправил заключение Чертову. А приехав после комиссии в часть, узнал, что ему выделена двухкомнатная квартира, со всеми, так сказать, вытекающими...

Шатунов долго вертел заключение комиссии:

-Может, повторную организовать, на более высоком уровне, может, ошиблись эскулапы?

А через день пришел приказ из Москвы: "Капитана Аверченко А.Б. откомандировать в распоряжение ГлавУпра". И Сашка смог выдохнуть — Толюшка сдержал слово.

Гостинчики, привезенные из Литвы, пришлись всем по душе и по вкусу. Дед не снимал модную кохту, мамка хвасталась соседкам необычным шарфом, а Алькины мужики больше всего заценили... водку.

-Не, ну могла бы и поболе привезти, — бурчал Петька.

-Ага, с ящичек, так.

-Аверу скажи, как поедет в отпуск, пусть захватывает, водка мягкая, пьется хорошо, — подтвердил Васька.

-Ой, да вам все хорошо пьется. Как говорится, было бы выпить, а праздник в момент найдете, вот, не могли дождаться хотя б крещения. Тогда бы и выпили по-людски, а у вас, вон, 'День граненого стакана', — ругалась Васькина жена, Валюшка.

-Не, мы чё ужрались? Сидим кулюторно, смакуем загранишную водку, закусь вон приличный, с детства любимый — грибочки соленые, валуи любимые, со сметанкой и картошка, мы ж не просим боженинки.

-Сам ты боженинка — деревня Медведка!! — улыбнулась жена.

-А я чё, против? Это вон Петька с Алькой изменщики, а мы Гешей ни фига...

Зоя Петровна долго рассматривала янтарь, потом подняла на Альку повлажневшие глаза:

-Господь нас с тобою свёл, девочка, в самые трудные для нас моменты, я с твоими тогдашними проблемами и сама оживать стала, а уж Минька... это как подарок мне. Спасибо, я благодарна тебе за внимание, и ещё, янтарь мне с юности нравился, ты просто угадала мою мечту.

-Это Саша выбирал, — призналась Алька, — я только озвучила, что хотелось бы, а он сразу на этот комплект глаз положил. И ваще, Зоя Петровна, мы с Вами давно не чужие.

Саша почему-то дергался, Алька это чувствовала:

— Авер, что у тебя не так?

-Все так, подсолнушек, переживаю просто, скоро комиссия, вдруг что не так? — отговаривался Авер, не признаваться же подсолнушку, что он едва сдерживается...

Алька с Валюхой собрались на встречу с однокурсниками. Классная прислала большое письмо, решили приурочить встречу к дате выпуска их из техникума. Валька с Алькой немного припозднились — искали цветы поприличнее гвоздик, хотелось сделать классной и Борисовне приятное.

В техникуме, обосновавшемся много лет назад в монастырском здании с толстыми стенами и широкими, любимыми многими поколениями студентов, подоконниками, была массивная дверь на тугой пружине, и хлопанье двери слышно было аж на втором этаже. Вот и сейчас Валька с Алькой, громыхнув дверью, едва зайдя, тут же попали в объятья своих девчонок. А немного в стороне стоял все такой же тощий и ехидный Черепашка. Наобнимавшись, Алька услышала ехидное:

-Ну конечно,как же Валюха без Цветковой.

Прошли в свободную аудиторию, Пашка вручил классной цветы.

-В знак признательности, от нас.

Классная расцвела, затем открыла журнал и сказала:

-Думаю, не ошибусь, если скажу, что почти у всех поменялись фамилии — попрошу называть их, я для себя помечу. Ну и вкратце о себе, про мужа, про детей...

Девчонки называли свои новые фамилии, а Витищенко так и оставалась пока Витищенко.

Когда классная назвала: — Поречная?

Валюха сказала: — Теперь Стоядинович.

-Как, Валя? — переспросил Черепашка.

-Сто-я-ди-но-вич, — по слогам сказала Валюха.

-Чё это за зверь такой?

-Сербский, Паш.

-Чё, в самом деле у тебя муж югославский?

-Да, и сын наполовину серб, наполовину русснак, и летом мы уезжаем в Югославию жить.

-Ни фига себе, Валя, ты даешь!!

Дошла очередь до Альки: — Цветкова? Витищенко открыла рот что-то сказать, Алька опередила:

-Аверченко, сын четыре года будет, муж капитан, служит в Литве.

-А ты чего ж не с ним? — тут же высунулась Витищенко.

-Тебя не спросила!

Открылась дверь и вошла Малышева:

-Вот где моя любимая группа, рада видеть вас всех.

Черепашка тут же галантно вручил и ей букет.

-Какие вы все взрослые стали! — оглядев их, воскликнула Борисовна.

Вечер вышел занятный, чего-чего, а веселиться их группа всегда умела, насмеялись, наплясались, наговорились вдоволь... Борисовна утащила девчонок к себе на квартиру, где в её отсутствие проживала дальняя родственница, заканчивавшая пединститут, и ушедшая к подругам ночевать, а три подружки засиделись чуть ли не до утра.

Днем увиделись опять со своими, посидели в кафешке, Алька с грустью отметила, что до Каунасских их привычные и любимые кафешки не дотягивают.

-Подумаешь, в Литве была, — влезла Витищенко, Алька собралась ответить, но её опередила Борисовна:

-Таня, ну что из тебя зависть так и лезет? Ладно, когда учились, по молодости это как бы простительно, но сейчас-то, двадцать пять, не семнадцать, пора бы и повзрослеть.

-Это она злится, что Цветик её обскакала во всем, — вставил ехидина Черепашка, — за четыре года завлабораторией стать не хило.

Витищенко пошла красными пятнами, но к Альке больше не приближалась. А Алька совсем не обращала на неё внимания, радуясь общению с остальными. Расходились, договорившись встретиться на десятилетие выпуска и кто сможет, с мужьями, интересно же поглядеть на спутников жизни. -Аль, — шумнула Веруня, — а ведь тебе блюдечко, помнится, имя-то мужа правильно нагадало. Может, ещё погадаем?

-Не, девчонки, нам домой пора, детки ждут. Мой-то большенький, а Драганович, поди, весь испищался, годик-то только будет.

К концу февраля уже точно стало понятно — будет у Миньки братик или сестричка, Алька решила повременить, никому, кроме Валюхи не сказав, "обрадую Сашу после комиссии". Она ждала ответа от Ваньки Чертова, которому сразу же при встрече их на вокзале в Москве вывалила про неприятную встречу с комполка и озвучила просьбу про ЗабВО.

— Не пыхти, Алюня, все устроим, вот увидишь. Мы своих в обиду не даем и не бросаем!

Альке постоянно хотелось спать, ей почему-то казалось, что с Мишуком у неё такого не было. Но раз решила пока не говорить никому — терпела, никто вроде не замечал, только всевидящий Васька спросил потихоньку ото всех:

-Авера обрадовала?

-Ты о чем?

-Да все о том же, подружка моя, я ж папанька со стажем, да и моя Валюха вон постоянно засыпает, поди в одно время родите?

-Тихо ты, ща набегут и никакого сюрпрайза. Вон, Гешка поглядывает!

-Ну, мало ли к чему я тебя склоняю. Мы к сентябрю собираемся, нам уже теперь все равно кто — есть и дочка и сын.

-И мы к сентябрю. Вась, ну так договорились? — резко сменила тему Алька, видя,что любопытство достало Гешку.

— Чёй-то вы тут делаете, а? — фразой из старого фильма поинтересовался Гешка. — Какие могут быть секреты среди своих?

-Да вот озадачились с Алькой,насчёт тебя...

-С какого перепугу?

-Да все давно и прочно женаты, вон, даже Вовик грозится невесту привезти, один ты у нас не пристроенный-неприкаянный, вот и пошептались...

-Идите вы в баню, мне и так неплохо.

-Ага, особенно, по вечерам, когда... — начал Васька.

-Утухни!

-Ну-ка, ну-ка, колитесь, бродяги, чего я не знаю? — уцепилась Алька.

-Вась, у тебя худая вода в заду не держится...

-Не, ну это же Алюня, она плохого не присоветует.

-Ага, и начнете своими дурацкими приколами изводить.

-Не, Геш, я могила, я только намекнул, а пусть Алька сама и догадывается.

-Значит, мой последний холостяк положил глаз на кого-то... -задумчиво протянула Алька, — а раз молчит как партизан... Значит... А значит это девочка или очень молодая, и наверное ещё в школе учится классе так в девятом-десятом, или какая разведенка.

-Ещё чего, разведенка! — фыркнул Геша.

Васька обсмеялся:

-Геш, я тебе говорил, что у неё ума палата?

-Ну вас, я пошел, — махнул рукой Гешка, — с кем меня судьба связала, не друзья — шпионы, блин. Аль, ты не умничай, я как определюсь, ведь все равно к тебе первой приду, на одобрение, так сказать. Вот ведь противная, упертая, ехидная, а самая родная — и чего я в тебя такой влюбленный?

Алька чмокнула его в щёку:

-Я тоже.

-Аль, нашему "орлу-защитнику" семь лет прилетело. Адамович сказал, там ещё его тунеядство, неуплата алиментов — все плюсом пошло.

— Дебил, и себе жизнь испоганил, и Лизавете с дитем.

-Лизавета уже с Толиком Сычёвым месяца два как живут.

-Вот и хорошо, Толик — он молчун, но душа у него золотая, да и досталось им с сестрёнкой, росли без мамки.

-Ну, Лизка говорит, как на свет заново родилась, и девчонку он не обижает, возится с ней.

-Хоть тут слава Богу!

-И представь, Ружгову какой-то цыган-молдаван увез.

-Серьёзно?

-Да, там мужик ближе к сорока, сказал, в селе только цыгане, и не забалуешь. У него жена умерла, там пятеро цыганят, вот он её на хозяйство и определит, а бегать не сможет, времени не останется, днем одна работа, ночью другая. Мужик такой весь заросший, крупный... может, и правда, не станет, как бы это помягче выразиться?

-Блудничать.

-Во!

-А ещё новость, про Галу.

-Какую Галу?

-Ну, Кухтинскую. Она к родакам приехала, теперь уже с тремя... и все Кухтинские, Станиславовичи. Во, там Броня плюется. Стасичек наверняка развелся, но детей-то на его фамилию и отчество зааписывают. А рыжик у неё — Лапоть, только мелкий, теть Зина плачет, как увидит его, конфетки сует, а пацан к ней издаля бежит: — баба моя! Во, сколько новостей мы тебе вывалили, целый ворох, ты ж три недели носа не кажешь, так и забудешь про нас, горемычных.

-Забудешь, как же, вам дверь закрой, вы в форточку полезете.

-А чё, могём и в форточку. Мы тут с Петькой на вечер встречи с выпускниками заперлись, ну и оскорбились чуток. Представь, медали вручали тем, кто пять лет и десять как закончили. А мы что, рыжие? Директриса простая такая: "мальчики, вам на десять лет, через два года персональные вручим!" А мы встали в позу: "А мы не придем!!" Алевтин Пална сказала: "Никогда, похоже, не повзрослеете! Ты Геша, меня летом сильно удивил." А я чё? Подумашь, голую бабу на груди ляписом нарисовали с Петькой, я сел на крылечке на солнце, чтобы побыстрее проявилось, а она мимо шла... "Ой, Гена, что это у тебя такое жуткое на груди?" Объяснил популярно, что новомодная татуировка, она потом как увидит меня -гогочет.

-Чудики, хорошо хоть на льдинах больше не скачете.

-Да мы с удовольствием, только после этой драги дебильной Койва мелкая стала, и неудобно, взрослые мужики скачут в ручье, считай. В эту зиму снега до фига, а чё, Вась, тряхнем стариной, может, если резко таять начнет, воды будет много? Чё там твой Авер с комиссией?

-Да, позвонил, сказал, признали ограниченно годным, и тут же умотал в командировку, сказал, две недели звонить не будет, жду вот, куда теперь его.

ГЛАВА 16.

Авер не забыл никого перед отъездом: была отходная с коллегами, отблагодарил начальство, а тяжелее всего расставался со своей ротой — прикипел к ним душой за короткое время, купили и принесли с Меркуловым и Петриком много тортов, ребята же завалили его поделками:

-На память, товарищ капитан, и для вашего сына! — растрогав Сашу.

-Ребята, я пока не знаю, что и как у меня будет дальше, но искренне желаю всем здоровья, удачи, дослужить и вернуться домой!

-Товарищ капитан, а вы нашему старшине потом напишите, где вы и что, а мы всей ротой порадуемся.

— Обещаю!

Домой Алюне позвонил и чуток присочинил, сказал, что в командировке. Что-то не нравилось ему её настроение, какая-то кислая была в разговоре, вот и решил, пусть не волнуется зря, по-любому в Москве уже все решено насчет его дальнейшей судьбы.

Уезжал из Литвы Саша с грустью в сердце, тяжело расставаться с привычной обстановкой,но...

. В Москве был к вечеру, приехав к Чертовым, застал всю семью в сборе, Ольга Евссеевна как всегда-расцеловала и долго рассматривала его:

-Шрам твой уже как ниточка становится, а вот седины прибавилось, — вздохнула она.

-Саш, у меня мамка на макушке седой волос нашла, один, представь, какая у нас трагедия!

— Вот, будут у тебя свои дети, посмотрю... — вскинулась мамка.

-Будут, будут! — поднял ручищи кверху Ванька, — я тебе сразу парочку рожу, чтобы некогда было седые волосы искать и рыдать по полдня!

-Родит он, как же, скорее рак на горе свистнет!.

-Вот Сашка мне найдет на Урале скромницу неизбалованную, сразу женюсь. Сашк, найдешь?

Сашка улыбнулся:

-У Саньки Плешкова, что меня спас, сестрица имеется — десятый заканчивает, рост под метр восемьдесят, может, подойдет? Она там верх держит, чуть что не по ней, сразу в пятак.

-О, — оживился Чертов, — мам, нам подходит, и рост, и отпор дать сможет, берём?

-Тебе, Ванюшка, только хиханьки, — вздохнула Ольга Евсеевна.

-Ты меня еще Ванечкой назови, деточку двухметровую. Не, ну я может как никогда, серьёзен. Алюню попрошу, пусть фотку пришлет, я Аверам тут для душевного равновесия "Полароид" прикупил в командировке, вот и пусть Алюня мне девицу баскетбольную во всяких позах нащелкает, а вы в малиннике определите, подойдет али как. Да небось забракуете сразу, — деревня-переферия, вам, чай, москвичку с образованием, с родителями и прочими прибамбасами, — съехидничал Ванька.

-Ой, Вань, всю жизнь нас попрекать будешь, да? Мы на любую, даже с Чукотки уже согласны, только женись, мы сто раз извинились уже за то.

-Извинились они... вы, может, мне всю жизнь поломали тогда!

Была у Чертова зазноба на первом курсе. Он твердо решил жениться, но его малинник встал на дыбы, мотивируя это тем, что в восемнадцать лет не ум руководит, а гормоны. Ванька, легкий человек по натуре, зла давно не держал, понимая, что там любви большой не было, так, влюбленность, но, при случае, покусывал своих девок, чтобы не забывались.

Вечером Ванька спросил:

-Алюне чё сказал?

-Да, сказал, в командировку еду, чтобы не дергалась раньше времени. Знаю я её, начнет круги наматывать, а там старый как барометр, тут же заволнуется. Пусть уж лучше, когда результат будет. -Мудреешь, Авер, не по годам. Пожалуй, надо жениться, тоже помудрею, глядишь. Завтра валим в кадры , там должон быть приказ, какой не знаю, Толюшка только и сказал типа, не кипиши, Ванька!

В кадрах суровый кадровик долго проверял Сашины документы. Откопировал их, сходил куда-то на подпись и только потом сказал:

-Капитан Аверченко, Александр Борисович, 1957 года рождения, образование высшее, так?

-Так точно, товарищ подполковник!

-На вас имеется два приказа. Первый — за мужество и героизм, проявленные при выполнении интернационального долга в республике ДРА Вы награждены орденом Красной звезды! Поздравляю Вас, товарищ капитан!! — он вытащил из стола коробочку и отдал Саше, пожав руку.

-Служу Советскому Союзу!

-А второй приказ, — Саня затаил дыхание, — для прохождения дальнейшей службы в рядах вооруженных сил СССР откомандировать капитана Авеченко А.Б.в распоряжение Пермского облвоенкомата. Срок прибытия в Пермь — два дня с момента получения приказа. Приказ понятен?

-Так точно! — переведя дух, гаркнул Авер.

-Распишитесь вот здесь и здесь. Удачи,капитан!

— Спасибо, товарищ подполковник!!

Выйдя из кабинета, хлопнул Ваньку по плечу.

-Йес!

-Пошли быстрее, а то начнем здесь орать! — Ванька потащил его на улицу. — Ну?

-Вань, в распоряжение Пермского Облвоенкомата .

-Ну, значит, быть тебе в этом вашем Горнозаводске военкомом, там наверняка уже такой приказ лежит!

-Вань, дядька твой...

-Скажу по секрету, его мамка моя замучила: "Толюшка, ты обещал Сашеньке помочь". И чё Галинка Витька выбрала, надо было тебя в зятья. Вот бы любовь к зятю была, почище чем ко мне!

Толюшка вечером, сидя на кухне у Чертовых, вяло отнекивался от благодарностей Сашки.

-Саша, если люди, а тем более, близкие люди не будут помогать друг другу, то мы скатимся до уровня зверей. Вот приеду летом на недельку. Я столько слышал про Урал, интересные у вас там места, мне тут про уваровит, интересный камень рассказали, так моя Аксинья меня достала, прямо влюбилась в его цвет. Она этими камнями смолоду болеет, чего только нет, вон из Якутии чароит привезли, красивый такой сиреневый, только там и водится.

— Товарищ гене... Анатолий Евсеевич, — поправился Авер, видя, как морщится Толюшка от официальности, — я по приезде сразу вам отправлю дедовы поделки из уваровита, он там такие шкатулки делает из дерева и наносит слой мелких крошек камня. Выставка районная была, ему грамоту вручили, и назаказывали много всяких поделок. Дед у нас боевой, восемьдесят четыре стукнет, а живчик. Да и жена говорила, что Сараны, где этот камень добывают, в часе езды, так что будет вашей жене уваровит.

-Заинтересовал ты меня дедом, на неделю, точно, заявлюсь. Как, Вань, поедем?

-Да, там Сашка невесту присмотрел для меня, мелконького, малорослика, как раз — метр восемьдесят в ней, говорит. Да и из глубинки люди всегда проще. А чё, понравится — сразу и женюсь.

Саша хмыкнул:

-Не знаю, не знаю, я сам долго угорал, когда она мгновенно засветила в глаз какому-то местному. "Он оборзел", сказала.

-Наш человек, похоже! — засмеялся Ванька, — заинтриговал ты меня, а то все попадаются типа:"Ваня, я ваша навеки"!!

Толюшка посетовал, что пирожков таких, как испекла Аверова жена, 'он сроду и не ёдывал' — на что Сашка расплылся в счастливой улыбке:

-Знаете, её стряпню полпоселка обожает, на всякие праздники всегда бывают пироги с рыбой, а югослав, наш друг, обмирает по пирогам с черемухой. Соседки постоянно теста выпрашивают, а тёща, на удивление, только начинки делает, не получается у неё как у дочки.

Прощаясь, Евсееич сказал:

-Верю, что все у тебя наладится, удачи!!

Утром Саша долго уговаривал Ольгу Евсеевну не заморачиваться с гостинчиками для его Аверов. -Сашенька, у тебя славная семья, хочется всем сделать приятное, вот и для дедушки мы тоже немного приготовили, для мамы Алиной и братика.

-Ольга Евсеевна, мне же ещё в Пермь заезжать, а вещей — как у невесты приданого, две телеги.

-Сашенька, Алюня много рассказывала про свою Борисовну, звони ей, неужто они тебя не приютят?

-Ох, тётя Оля!

-Сашенька,я только все нужное положила.

-Сашк, ты мою мамку не знаешь? Она же как комарик, будет зудеть, не, милый такой, пухленький, но комарик! — Ванька со смаком расцеловал свою мелкую мамку, — звони уже.

Борисовна, взявшая трубку, очень обрадовалась, что Саша будет рядом с семьей, клятвенно пообещала не проговориться Альке, если та будет им звонить.

Ванька проводил, посадил на поезд, похохотал:

-Авер, а ведь и врямь — богатым женихом с выкупом за невестой едешь.

-Я посмотрю, какой ты будешь!

В Перми встретил Аркадий. Вещи закинули в камеру хранения, а у Славиных ждал накрытый стол и славные такие детки, ласковая, нежная Полюшка и шустро ползающий, лезущий везде Павлушка. Полюшка весь вечер не отлипала от Авера, несла ему своих кукол, тащила за руку в детскую комнату, залазила на колени. Аркаша посмеивался:

-Вот ведь, даже ревную немного. Саш, а, может, она будущего свекра чует?

Утром в облвоенкомате был долгий разговор, военком всея области сказал:

-Вас, капитан, на место военкома города Горнозаводска и района рекомендовал Обком партии. Надеюсь, что Вы, несмотря на свою молодость, оправдаете такое высокое доверие партии? Пару дней задержитесь здесь, ознакомьтесь как следует с правами и обязанностями военкома. Вы боевой офицер, вам, как говорится, и карты в руки — район большой, но вот военно-патриотическая работа сильно хромает, предлагайте, внедряйте что-то новое и дельное, поддержим, поможем! Желаю успеха!

Два дня Авер пропадал в обл, а потом и в райвоенкомате, дотошно выясняя и выспрашивая все нюансы. Особенно повезло ему в райвоенкомате Мотовилихинского района. Военком, майор Гречихин, мужчина лет сорока, тоже пришедший на эту работу после Афгана с формулировкой "ограниченно годен", рассказывал много и интересно, дал Саше свой домашний телефон, велел звонить, не стесняться.

— Поможем, чем можем! В одной упряжке, поди!

На третий день, завершив все дела, в обед Авер сел на электричку, идущую до Чусового, там через пятнадцать минут шла другая — в сторону Нижнего Тагила — ждать пассажирского еще четыре часа не было терпения. Славин обещал позвонить Петьке, чтобы встретил и помог дотащить вещи.

Алька придя с работы, на скорую руку приготовила мужикам супчик и, сославшись на усталость, отрубилась мертвым сном. Дед и Минька как всегда занялись своими делами, дед что-то мастярил, Минька играл в машинки, оба ждали семи часов, по местной программе в это время бывали мультики, и не слышали они, как тихо открылась дверь, и вошли папа с Петькой. Аккуратно, стараясь не шуметь, поставили вещи, Петька пожал Аверу руку, и шепнув: "Завтра увидимся", свалил.

Саша счастливо вздохнул, быстро разделся, осторожно открыл дверь в зал, услышал спящее мерное дыхание своего подсолнушка, прикрыл, и на цыпочках пошел в Минькину комнату, откуда слышался негромкий дедов голос. Встав на пороге, увидел изумленный взгляд деда и приложив палец к губам тихонько позвал сына:

-Минь!

Тот вскинул на него глазенки, которые мгновенно наполнились восторгом:

-Па!....

-Тихо, сынок, тихо, давай маму будить пока не будем!

Авер подхватил счастливого сына на руки, и пошли мужики на кухню, вот там уже и наобнимались всласть. Дед выпячивал грудь и хвастался своим Ванькою, "от молодчага, горжуся"!

Посмотрев на супчик, Саша хмыкнул и быстро переодевшись, начал готовить 'царский ужин', мужики были на подхвате, аппетитные запахи разносились, наверное, по всему подъезду... А мамочка всё спала...

-Она сильно устаёть чагой-то, ты, Сашк, можа у больницу яё наладишь? — волновался дед. — Хади уже, буди свою ненаглядную, а то усё проспить.

Альке снился Авер... такой родной, теплый, он нежно нацеловывал её и почему-то приговаривал:

-Сонюшка, просыпайся!

-Авер! — счастливо выдохнула Алька, — я так по тебе скучаю!

-Подсолнушек, я теперь всегда буду рядом!

Алька вздохнула:

-Какой хороший сон, а проснусь, тебя опять нет...

И тут Авер засмеялся и начал её тормошить:

-Проснись, милая, я вот он, это не сон!

Алька распахнула глаза:

-Саш, ты, правда, здесь, я не сплю? — растерянно спросила она.

-Нет, правда, вот он я! — любуясь своей разлохмаченной, с оставшимися на щеке вмятинами от подушки, такой желанной Алюней, ответил Авер.

И тут Альку проняло:

-Сашка, Сашенька, ты приехал? — она в одно мгновение ухватила Авера за шею и стала вглядываться в его лицо. — Авер, я не верю своим глазам!..

-Мама, папа, когда уже вы придете кушать? — всунулся Минька.

-Вставай, милая, у нас праздничный стол уже накрыт!

-Ох, ты, сколько же я проспала! — втянув носом вкусные запахи, пробормотала Алька, — я ща, встаю.

Пока Алька приходила в себя, умывалась, причесывалась, дед не утерпел:

-Минька, нук, Ваньку набяри, домашний.

Минька в две секунды набрал номер, послушал и сказал:

-Здрасьти, Егорыч! Деда хочет чаго сказать.

Дед узял трубку:

-Вань, чаго хОчу сказать... Усё получилося. Сашка приехав. У нашем военкомати будя, да, есть приказ у яго! Я? А як же, годов на двадцать помене, запрыгав бы от радости! А, ну, завтра свидимся, а як же, не, Вань, этта як у Победу, радуюся! Ага, и тябе усего!

-Не держится худая вода в одном месте, — проворчала Алька.

-А як же, Ванька должон поперед усех знать, яго заслуга наибольшая, он жеж три раза у обком ездил, и усякий раз просил и писал усякие разные письмы.

-Да, я не про то, до завтра потерпеть не мог.

-Не, Альк, ня мог, я жеж никому, только Ваньке. — Дед любовался сияющими лицами всех троих. Его серьёзный и невозмутимый зять, с нежностью поглядывая на всех троих, постоянно улыбался, успевал подкладывать своей Алюне мяса, поймал тарелку, которая "сама убежала" от Миньки, выпил с дедом его постоянные наркомовские... А уж унучка с праунуком... от их радости млел и дед.

-Сашк, наливай нямного ешчё, я мужик из дяревни, многога гаворить ня буду, як жеж я рад, што вы усе есть у мяне, и што усё получилось справно!! А што, здоровье твое, Сашк, не важное, ничаго, возля женки и оклемаешься, вона как она на тебя поглядываеть...

-Все ты видишь, придуряешься больше, что сляпой.

-Не, Альк, и взаправду сляпой, но вы дюжеть заметно сияете, без очков вона видать.

И кто бы дал посидеть в узком семейном кругу? После второй дедовской нормы пришли, прогуливающиеся по вечерам всей семьёй, Стоядиновичи, забежали поделиться радостью — их Михайло начал топать.

-А радость на радость — много приятно! — Драган облапил Сашу и долго хлопал его по плечам, -Ай, Сашо, многославно! — И взгрустнул. — В лято буду в Сэрбии уже, но душу вам оставляю, как это...Валя?Я до вас?

-Прикипел душой! — добавила Валюха.

-Истинно так! И долго горел на Алькиной кухне свет, давно уже уснули Мишук и Михайлик, Валюха пошла с ним домой, задремала возле сыночка Алька, а мужики все говорили, слушали рассказы редко вспоминающего про бои деда, от себя добавлял Саша, а Драган молча слушал, и видно было, что потрясен до глубины души. -Дядо, как же можно тако выживать?

-Да, вот выжил я, а малой, вишь у восямнадцать... да, жизня... она и бьёть, и ломаеть, вон, Сашке тожеть досталОся, но я от надеюся, што праунучку мяне родять, жизня, она не стоить на месте.

Спохватились в первом часу ночи, дед и Драган шустро подхватились и попрощавшись ушли. Авер же, полюбовавшись на своих любимых, убрал со стола, помыл посуду, разобрал постель и перенес туда посапывающую Альку.

-Аля, давай раздеваться! — Авер, видя, что его милая тянется как кошка и не открывает глаз, начал потихоньку раздевать её, замер, потрогал руками грудь, погладил, потом, разулыбавшись, хитренько так шепнул на ушко: — Алюнь, а чего это у нас грудь больше стала, а? Это то, о чем я мечтал?

-Авеер, — сонно протянула Алька, — ну, так неинтересно, даже сюрприза не получилось.

-Ещё какой сюрприз и подарок для меня! Мне же год врачи давали на восстановление репродуктивной функции, а ты вон как меня лихо восстановила, как же я тебя люблю, не зря столько времени болел тобой...

-Саш, я теперь такая сонная муха, неинтересно поди будет, то всю ночь, а сейчас...

-Дурочка малолетняя, мне одного твоего сопения катастрофически не хватало, а то что плюсом пойдет... ммм, маленькая моя, я так счастлив, девочку родим?

-Да кто ж знает?

-Я согласен и на мальчишку, но девочку так хочется, а в принципе, все равно, лишь бы у вас с маленьким все хорошо было.

-Будет, будет, — Алька обняла своего такого нужного Авера, уткнулась носом в его шрамы. — Вот, хотела поспать, но разве удержишься, когда под руками такое богатство...

Уснула его невозможная жена мгновенно, закинув на него руки и ноги, а Авер долго лежал, вслушиваясь в её дыхание, не до конца веря, что вот она рядом, посапывает. А он, оглушенный всем сразу: радостью от приезда и осознания, что он рядом с ними, и можно в любую минуту потрогать жену, подержать на коленях сына, послушать забавную речь деда, и невозможной, уносящей в заоблачную даль близостью, от которой плавится каждая клеточка тела, и самое важное — зародившейся от их такого всепоглощающего единения и растворения друг в друге, новой жизнью.

Авер тихонечко положил руку на Алькин, ещё плоский животик.

-Маленький, папка твой безумно счастлив, что ты уже есть! — чуть слышно шепнул он.

Алька, промычав что-то, перевернулась на другой бок. Саша встал, прошел в комнату к сыночку, прикрыл его одеялом, постоял, полюбовался, не удержался, легонько поцеловал теперь уже старшего сына, попил водички, подлез к своей родименькой и наконец-то уснул.

Его крепкий, безмятежный сон не стали тревожить. Проснувшаяся Алька долго рассматривала своего серьёзного на людях и такого нежного наедине Авера, любовалась им, потом нехотя встала и пошла к сыночку. Тот уже встал и, пыхтя, натягивал штанишки.

-Минь, папа наш устал сильно, сейчас крепко и сладко спит, давай его не будем будить?

-Мамочка, я буду тихо-тихо играть в игрушки, давай я в садик не пойду и подожду, когда он проснется?

-Сына, сегодня суббота, я на немножко сбегаю на работу, а ты кашку поешь и играй, папа проснется и я как раз подбегу.

-Хорошо! — Мужичок умылся, поел овсянку и пошел в свою комнату играть в машинки, периодически подходя к открытой двери и посматривая, не проснулся ли папа. Папа же бессовестно проспал до десяти утра, резко, рывком дернулся. А потом вспомнил: "Я же дома!"

Встал, натянул домашние брюки и тут же был атакован сыном, с громким воплем бегущим к нему:

-Папочка, ты проснулся? С добрым утром!

-С очень-очень добрым, сынок! — подхватывая его и подбрасывая вверх, ответил папа.

-А мама придет часиков в одиннадцать, а я тебя не будил, играл в машинки.

-Минь, тебе солдатики мои много поделок передали, сейчас умоюсь и мы их посмотрим.

-Мне? Твои большие ребятки? Папочка, скорей умывайся! — запрыгал ребенок.

Пока папа приводил себя в порядок, пришел дед. Позавтракали, убрались и все втроем дружно стали разбирать солдатские подарки для сына. Дед придирчиво рассматривал усё, хвалил ребятишков, кой чаго узял у Миньки на время разглядеть как следоваеть... вот так и застала их Алька за разглядыванием подарков. Две черных и одна седая голова, склонившись над чем-то, дружно обсуждали и спорили, а мамочка стояла и не могла налюбоваться на открывшуюся картину.

Авер, каким-то шестым чувством угадывающий её присутствие, резко поднял голову, засмотрелся на своего подсолнушка:

-Вот и мама наша пришла, сейчас и для неё подарочки достанем.

Алька, скинув куртку, тут же присоединилась к такому приятному занятию.

-А это тебе Иванченко персонально передал, когда только и успел?

На небольшом куске грубого полотна каким-то замысловатым швом было вышито поднимающееся из воды солнце и идущие, держась за руки, навстречу ему три фигуры — мужчина, женщина и ребенок.

-Ох, какая красота! Саша, у мальчишки необыкновенный талант, как бы его уберечь-то?

-Да мы с ребятами на отходной перетерли этот вопрос, они пообещали походатайствовать, чтобы он при части дослуживал, думаю, пойдут навстречу, нашей выставкой заинтересовались, это как камешек в воду бросить — волна пошла. А умение Иванченко — уникально!

Потом разбирали подарочки Чертовых. Тут уж дед крякал долго и откашливался:

-Этта чаго ж выходить? Про мяне аж генерал прознал? — Он вертел в руках красивый портсигар с выполненной на нем надписью "Самому лучшему деду". — Этта да!

-Дед, ты сильно-то не расслабляйся, я тебе все равно больше двух пачек не дам искуривать.

-Не, Альк, в яго ня буду ничаго класть, пусть у мяне тама деньги будут, якую красоту жалко портить табаком...

Разобрали подарки, сложили папины вещи в гардероб, прикинули, куда повесить красивые картины и панно и пошли пить чай с праздничным тортом, сделанным собственноручно с утра мамой на работе — при хлебозаводе имелся отдел заказов, и работники оплачивали стоимость выпеченных тортов или сдобы через него.

Когда всем положили по кусочку торта, Саша попереглядывавшись с Алькой, торжественно начал:

-Ну, что, мои дорогие мужчины, — его прервал звонок в дверь.

Подбежавший к двери Мишук обрадованно завопил:

-Дядь, баба Рита, а у нас папа приехал!!

-О, как мы вовремя! Не зря меня домой потянуло!! — Серега плотоядно облизнулся глядя на торт, — Аль, мне один, но большой кусь!!

-Да, знаю, знаю, растущий организм, тебе в одно личико не хило весь съесть. Теща расцеловывала зятя:

-А мы волновались, что у тебя и как, ай как славно все получилось. Дед, ты у нас незаменимый просто!

-А як жеж, вы для мяне третий год як — усё на свете!

Расселись теперь уже полным составом Цветковско-Авеченковской семьи, и тут Саша сказал:

-У нас ещё есть новость, самая лучшая и важная — у нас будет второй ребенок!!!

. Все загомонили, Минька спрашивал:

-Это как — второй ребенок? — когда объяснили, что родится или братик, или сестричка, восхитился: — И я стану старший и большой? И буду защищи... а, всегда заступаться? И он меня слушать будет? И мультики вместе смотреть, и сказки?

Пока объясняли сыну, что и как, никто и не заметил, что дед сидит, притихнув и отвернувшись к окну.

-Дед, ты чего? — окликнул Серега.

-Ничаго, — сдавленно сказал дед, — я за усю жисть столько слез ня пролил, як на на вашем Урале! — По-детски шмыгнув носом, утерся салфеткой, сунутой ему Минькой, как-то судорожно вздохнул: — От, надо будеть у церкву поехать, этта ж усе мои горячие молитвы услышаны. Аль, унучку роди, а?

Мнения-желания разделились: Минька хотел непременно братика, дед, мамка и Серега — девочку, Авер -хоть кого, но лучше девочку, а мамочка смотрела на всех с улыбкой:

-К сентябрю узнаем.

-Наливай, зять, такое дело надо обмыть непременно! — выдала мамка, дед встрепенулся:

-Сяргей! Живо хади до мяне, няси медовуху!

Отметили такое радостное событие, мужики пошли на улицу, Минька уже прилично катался на лыжах и канючил, зовя всех на горку, показать как он лихо скатывается с неё.

Мамка, пересмотрев солдатские поделки, вздохнула:

-Нашему-то год остается учиться, а там тоже армия. Я не против, он у нас себя в обиду не даст, вон борьбой этой своей, увлекся, лишь бы в Афган не попал. Не хотела расстраивать, у Лиды Шефер Валёк... там... вчера телеграмму получили...

-Ох! Горе какое!

— Весь поселок горюет, парнишка-то был неплохой, девятнадцать всего и прожил... Нашего-то если бы Санька Плешков не вытащил... Ох, беда, беда... — обе вытирали слезы.

-Аль, — отвлекла свою беременную дочку мамка, — папаня ваш Серому письмо прислал на трех страницах аж.

-Чё опять захотелось-то, или, на самом деле, на алименты задумал подать?

-Не, на двух листах извинения: не так понял, не так подумал, он же не знал, что твой муж офицер, извиняется за слова, сказанные в горячке — очень сожалеет, согласен на все, хотел бы увидеть зятя и Сереге опять помогать будет доучиваться...

-Интересное кино... а если б зять золотарем оказался?

-Каким ещё золотарем? — не поняла поначалу мамка, а потом засмеялась, — не, тогда бы, скорее всего, кучу этого самого и навалил, что золотари возят. Чё скажешь, дочка?

-Мам, ну я ему уже в Чаховке сказала — чужие мы с ним, я без него столько жила, не пропала. Дед, вот, одной крови с ним, казалось бы, а столько для нас сделал, а тут... не знаю, как Серый — у меня дед и дядь Ваня — да, настоящие родственники, а там... Чё ты за него замуж пошла, не видела что ли, что дерьмо?

-Проходу, Альк, не давал, любил на словах, безумно. Это твой Авер много не говорит, но зато делом доказывает, а там шелуха одна была, я, дурища, пока разобралась, там уже любовница нарисовалась.

Алька аж сплюнула:

-Фу, ну у него и вкус, там же мерзость, пародия на женщину, или папашка все, что ползает, не пропускал?

Любовница родителя и впрямь была мерзкой склочной хамкой, намного старше его, отсидевшая какой-то срок. Вечно одетая в телогрейку и ватные штаны, в шапке ушанке с завязанными на затылке ушами... женского в ней ничего не замечалось, но папашка упорно говорил, что у них только 'совместный труд'-выращивание и откорм свиней — он возил ей отходы со столовой, работал возчиком, а она расплачивалась как бы салом и мясом, заодно.

-Я тебе не говорила: классе в 8-9 она перед отъездом как-то в магазине попыталась меня зацепить, думая, что я как ты с ней скандалить начну, щас, как же... Я? С такой мерзостью?

-Да уж, говорила потом Нина Моржицкая, что та чуть ли не плевалась тебе вслед, когда ты как мимо стенки прошла, — вздохнула мамка.

-Ну, Серега как хочет, а мне он никто.

Серый, как подслушав Алькины слова, вечером сказал:

-Аль, я на письмо в наивежливейшей форме ответил: типа, извините, Михаил Афанасьевич, но в финансовой и всякой другой помощи нет нужды. Писает, небось, от злости кипятком. Не, оно, конечно, деньги лишними не бывают, но уж очень от них дух, как дед скажет, чижолый!

А баба Рита смотрела на свою дочку и Авера и безумно радовалась, видя, как чутко они оба реагируют друг на друга, так вроде и незаметно, ну супруги и супруги, но сквозила в каждом их жесте и прикосновении мягкая нежность. Её хулиганистая, грубоватая Алька сейчас напоминала дивный цветок, долго сидевший в бутоне, а сейчас, под воздействием тепла и нежности, распустившийся и притягивающий внимание своим сиянием.

-Во, старая, до чего додумалась, Господь, он не без милости, послал вот испытание для Альки, а и такую ей послал награду! И Альке и Миньке, — поправила она себя, — ведь ни единым жестом не выказал, что Минька ему не... А, вон, у тебя, Ритка — родной, а хуже Симиного душного козла. Господи, пошли нашему славному Аверу здоровья, пусть они деток вырастят, пусть у них с Алькой всегда так будет! — мысленно взмолилась она, никогда особо не верившая и, если честно, не знающая ни одной молитвы.

-Надо и вправду с дедом съездить в церковь куда-то, помолиться за своих, как умею, где-то же слышала, что, если молишься от души, молитва доходит до Бога. Да и я не за себя буду молиться, вон, за них, за всех! А и старый пусть бы пожил, что он тоже в своей жизни видел — одни кирзовые сапоги, да ватник, сейчас вон какой бодренький, активист!

-Мам, ты чего задумалась?

-Да, так... Буду Ваську просить, в церковь съездить. Надо хоть на старости лет лоб перекрестить!

Саша проговорил:

-Это, мам Рит, надо к нам съездить. У нас по Рязанщине храмов много маленьких, но таких уютных. Много, правда, закрыто, вон, у нас в Гусе какая Троицкая церковь, Аль, скажи? -Мам, такая необычная, чем-то напоминает готические храмы, высоченная, ободранная, но величественная. Я каждый день на неё любовалась.

-Стиль называется псевдоготический, были у нас там помещики — братья Баташевы, старики говорили самодур страшный один из них был, но храм возвели красивейший. Мне на стажировках довелось увидеть много, но везде в городах пятиглавые храмы, а тут наособицу. Еще в Есенинском Константинове церковь интересная,такая вся светлая, кажется, взлететь хочет, а купол в виде капли.

-Да, ладно, на Руси только маковки были? — не поверил Серега.

-Да, я интересовался, есть и такие купола, луковицы вроде пошли от формы шлема, а капля — толи пламя свечи, то ли слеза. У нас в Рязани, в краеведческом музее был занятный такой дедок, помешанный на истории родного края. Вот я у него и поинтересовался про наш храм, откуда и знаю, что псевдоготический стиль, а потом незаметно заинтересовался остальным и забегал в увольнение к нему на часок. Ванька-то тогда на свидания бегал, Витек тоже. А меня как-то незаметно увлекло все это, Архип Иваныч, натура увлекающаяся, много чего рассказывал, а про каплю сказал, что, по его мнению, это все же слеза — уж столько на Руси слез было... Про Кирицы вот, это усадьба фон Дервизов, где любимый фильм всей советской детворы снимали — 'Золушку', про старую Рязань, где я побывал, вид оттуда-шикарный, дух захватывает от простора, весь правый берег Оки как на ладони. Едешь вот по России куда-то, и где-нибудь на холме церквушка: старая, покосившаяся, бурьяном заросшая, полуразрушенная, вместо креста береза растет, а сердце замирает. Вера — это одно, а красота и величие — это другое, восхищаюсь умением древних строителей: и строили на века, и такие вот церквушки со всех концов деревни ясно виделись, место для храма везде выбиралось идеально. Вот, в Тамбовской области есть село Пичаево, там храм не закрывался, такую в нем приподнятость ощущаешь, душа светлее что ли. Да, я коммунист, но почему надо отрицать красоту и умение предков строить на века? Касимов наш, под боком, там тоже старая часть города даст сто очков новостройкам.

-А мы на Урале, чисто басурмане, церкви порушили, одна в Тагиле, ещё Верхотурье, а ближе-то и нету. Ребятки вон некрещеные, — вздохнула мамка.

-Поедем к нам, там всех и покрестим, — улыбнулся Саша, — в этом году нет, отпуск-то ещё заработать надо, да и Алюня будет колобком, а на следующий год и рванем летом, усе.

-А чаго, — оживился дед, — у Рязань я с удовольствием, на хронте был у нас рязанский, ня помню чей, шиловский, чи ряжский, ай якой другой, гаворил, красиво у их тама. Ну да, от на старости лет довялося пол Росии проехать, вязде красивые мяста имеются.

Воскресенье проскочило в миг, и в понедельник Саша пошел в военкомат, ровно в девять он был там. Дежурный на входе не спеша просмотрел его документы и, записав данные, пригласил пройти. По коридору к кабинету военкома Саша шел не торопясь, рассматривая все и прикидывая в уме, что надо взять на заметку сразу, особенно его раздражали выгоревшие плакаты, висевшие на стенах, явно его ровесники.

В приемной ему навстречу поднялся среднего возраста лейтенант. -Здравия желаю, товарищ капитан!

-Здравствуйте, военком на месте?

-Пока нет, присядьте, товарищ капитан!

Зазвонил телефон:

-Да? Здравствуйте, Иван Егорович! Нет, пока нет на месте! Да, да, обязательно!

Секретарь тут же набрал номер, звонил явно Дубенюку:

-Владимир Иванович, Редькин звонил, в десять партхозактив. — Послушав ответ, сказал: — Да, прибыл капитан ВДВ, да, ждет!

-Извините, товарищ капитан, — секретарь как-то нервно дернул шеей, — товарищ майор будет через несколько минут!

Вскоре влетел злой, какой-то весь взмыленный майор.

-Извините, капитан, дела непредвиденные задержали! Проходите! — пригласил Дубенюк Сашу в кабинет. И опять Саше не понравилось, весь кабинет, загроможденный какими-то шкафами с папками, темно-зеленые мрачные шторы на окнах, все казалось унылым и беспросветным.

-Представляюсь по случаю назначения военкомом города и района — капитан Аверченко Александр Борисович!

-Понял уже, понял, — он пожал Саше руку. — Ну, сейчас нет совсем времени, надо к секретарю райкома, а потом представлю Вас коллективу.

У Редькина в кабинете собрались все руководители города и района. Поздоровавшись, офицеры сели на свободные места. Редькин четко и коротко провел планерку, затем в конце сказал:

-Представляю вам, товарищи, нового горрайвоенкома, капитана Аверченко Александра Борисовича. Боевой офицер, прошедший службу в Демократической Республике Афганистан! Будем надеяться, с приходом молодого военкома в городе и районе оживится военно-политическая работа.

Саша стоически выдержал любопытные взгляды и оживленный гул.

-Молодой — это хорошо, наверняка найдет занятие для наших подростков, вон сколько праздношатающихся стало. У меня в общежитии постоянно какие-то разборки происходят, все от того, что деткам заняться нечем, так что, товарищ капитан, очень прошу, ты им хоть полосу препятствий устрой. Какие вопросы возникнут, приходи, чем смогу — помогу! — начал говорить Аверу шустрый мужчина в возрасте. — Антон Иванович я, Чернов, директор цемзавода.

-Все свободны, военкомов попрошу остаться.

Когда все вышли, Егорыч сказал:

-Вот, Александр Борисович, Вас директор цемзавода сразу озадачил, но я тоже попрошу, быстрее входите в курс дел и подумайте о возможных вариантах занять болтающихся без дела, пятнадцати-семнадцатилетних пацанов.

-Обещаю, товарищ секретарь, что не буду затягивать с этим, только надо осмотреться.

-Недели хватит?

-Постараюсь, товарищ секретарь. -Меня проще по имени отчеству называть, как-то уж очень сурово звучит: "товарищ секретарь". Иди, капитан, удачи тебе! Всегда звони и приходи — по всем вопросам мы здесь привыкли сообща все дела решать, всем миром. Владимир Иванович, задержись на два слова.

Вышедший вскоре Дубенюк, какой-то очень хмурый, сказал:

-Поехали представляться коллективу.

-Но тут же пять минут ходьбы?

-Какой авторитет будет у военкома, если он пешком станет ходить?

-Я все-таки пешком прогуляюсь, — отказался Саша от поездки.

В военкомате в небольшом актовом зале собрался весь коллектив, смотрели на Авера по-разному, но, в основном, взгляды были снисходительные, типа, "ну что ты мальчик, можешь, молодой ещё!"

"Мальчик" разглядывал своих новых подчиненных. "Молодежи совсем мало, вон только два лейтенанта, ну, да где наша не пропадала?" Весь день Саша принимал дела у Дубенюка и все больше мрачнел, как-то уныло-запущено было в военкомате, но, как говорила его теща, "глаза боятся,руки делают!" Он упорно и тщательно проверял все и старался вникнуть, делал для себя пометки в специально взятом у деда блокноте — у него возля телефона ляжали у запас.

-Извините, товарищ капитан, я несколько расслабился последние полгода, не сегодня-завтра собрался уезжать, дети-то давно все там, мы с женой только вот подзадержались. Одной ногой уже был на родине, а замены все не было, кой чего подзапустил. Я честно скажу, рад, что молодого прислали, народ здесь открытый, суровый климат, видимо, из них таких цельных людей выковывает. Но есть, конечно, и слизняки. Старая гвардия, такие как Чернов, Редькин — это мужики надежные, жаль, на смену им приходят все более, как скажет внук, борзые, с теми трудней. Но если слабины не дашь — сработаешься со всеми. А наши? Ну, в целом неплохие, отдел учета подтяни, там Щелкунов расслабился. С него и начни мести по новому! Из гражданских прошу только за Анну Сергеевну, она хоть и в возрасте, но ходячая энциклопедия, помнит про все. Я ей постоянно говорю: "Сергеевна, то-то, могу закрутиться, забыть — напомнишь, как штык!"

Неделя прошла в большом напряжении для Авера, одно утешало -вечером он был дома, даже не так, ДОМА!

Заходил с работы в садик за Мишуком, который к приходу папы уже держал в руках свою шубу, завидев его, тут же надевал её, папа застегивал такие неподатливые, ускользающие пуговицы, и они важно шли к маминой проходной, где их поджидал и дед. Пока ждали её, разговаривали на разные серьезные темы, выбегала радостная мама... и шли они, не торопясь, иногда домой, иногда забегали в кафешку, чаще туда Минька с дедом наведывались, а маме с папой покупали мороженое на вынос. Мама как-то не сильно любила его, а папа и, особенно, Серега — эти обожали.

И были славные вечера, сидели, разговаривали, смеялись, спорили, провожали деда домой, а потом сидели обнявшись все трое, наслаждаясь обществом друг друга.

-Вы мне такие силы даете! Вот разозлюсь из-за чего-нибудь, хочется все покрушить, а представлю ваши глаза обожающие — и все, успокоился Авер! — делился Саша с Алькой. — Знаешь, если и была в первые дни после ВВК в глубине души печаль, что вот так вышло, я как бы вне армии, вне своей такой напряженной жизни оказался... Ну, как вылетел на крутом повороте, то сейчас, вы у меня... такой стимул и такая поддержка и конечно же, любовь!

-Авер, у тебя все получится, просто времени маловато пока, через месяц будешь полностью все знать, и получится из тебя нормальный военком.

-Саш, сделайте вы военно-спортивную игру типа Зарницы, только посложнее, более замороченную, что ли? Включите ориентирование, какие-то сложные препятствия,всякие ямы с грязью,сложную переправу через Койву на канате, допустим, две команды наберите — одна городская, другая районная. И к Первому мая как раз и устройте такие соревнования, от пятнадцати до восемнадцати, думаешь желающих не будет?Да ладно, из одной Медведки только сколько привалит желающих? Или четыре команды, а мы поболеем, вон в Кусье и мост висячий имеется, и для зрителей места много. Объявление в местную газету дайте, отберите предварительно ребят и вперед.

-Алюня, ты у меня не просто жена, а ещё и золото!

Алюня хохотала, отбиваясь от них с Мишуком:

-Тебе бы мое боевое детство... Ещё вызвони Дрюню, вот у кого хитрых придумок гора, — по жизни Алюня и Дрюня чё-нить да придумывали.

Саша озадачил своих сотрудников, мужики ушли домой задумавшись, а на следующий день предложения посыпались как из мешка.

На выходной приехали Андрюха, Петька и Гешка — ещё бы они остались в стороне — весь вечер субботы спорили, придумывали, гоготали, ехидничали, все как всегда, но план такой игры, костяк, наметили. -Пусть твои генералы доведут до ума, и иди к Редькину с идеей, поддержит — тебе останется только руками водить...

Альку же припахали пироги делать:

-Не, ну, а как ты думала, подруга, мозги надо подпитать, а что может быть лучше пирогов для мозга?Вон, даже 'харюзов'(хариус-вкуснейшая рыба, на Урале многие называют -харюз)тебе приволокли, мотались аж под Усть-Тискос, чтобы тебя, беременную, побаловать, ну и себя тоже, — добавил Гешка, -не без этого.

Дед, смирно сидевший в уголке и время от времени восхищавшийся ребячьей хвантазией, шустро подскочил:

-Я до Ваньки, пусть ухватить идею и накажеть усе ваши бревны-стены скорея поставить, штоба не тянули резину.

Егорыч не заставил себя ждать, внимательно выслушал ребят, посомневался, смогут ли подростки преодолеть высокую стенку, ребята поспорили, что могут -'бегали же мы в самоволку, преодолевая такие высокие стены' — проговорился Авер.

Егорыч посмеялся:

-Так у вас стимул был другой.

-Не, Иван Егорыч, тут тоже амбиции будут зашкаливать, доказать, что они не лыком шиты, сто процентов! — поддержал Сашу Андрюха.

-Хорошо, завтра с утра поедем, посмотрим, подойдет ли Кусьинский берег для такого, а нет — поищем, в районе мест много найдется подходящих.

-Иван Егорович, раз уж Вы здесь... — раздумывая, сказал Авер, когда рассевшись на кухне большой компанией, дружно уничтожали Алькины пироги.

-Ммм, Саша, как тебе повезло с женой!! Какие пироги!! Язык проглотишь... — перебил его Редькин. Прожевал, потом добавил, — извини, но не удержался, Аля — восторг, особенно, вот этот с капустой! Так, что ты хотел сказать?

-Приказ пришел о награждении двух ребят-афганцев медалью 'За отвагу', один наш, Медведкинский, Санька Плешков, а второй вижайский, Егоров. Там пацан на инвалидной коляске, может быть, сможем устроить в ДК типа вечера? Я посмотрел, по району семнадцать афганцев уже, не так часто про них и вспоминают. Пригласим их, всю эту шумливую, болтающуюся по вечерам молодежь, устроим ребятам праздник. И фронтовики получить свои юбилейные, 'Сорок лет Победы', медали, я думаю, не откажутся?Подключим предприятия, вон, Алюнин хлебозавод выпечку какую-нибудь организует, в порядке шефской помощи, цемзавод на сувениры денег, может, выделит, мелкие предприятия на чай-сахар, и назовем как-нибудь, типа, "В преддверии праздника Победы". Как вы думаете?

-Так и нам интересно поучаствовать, можно и концерт небольшой забабахать, — сказал Петька.

-Старый, как тебе такая идея?

-Душевно!

-Так тому и быть, в понедельник озвучим такое мероприятие, подключаем отдел культуры, комсомол и вперед. Уходя, негромко шепнул деду:

-Рад, что не ошибся в твоем зяте!

-А то! — гордо выпятив грудь, воскликнул дед, — как Сяргей скажеть, "плохих ня держим!".

ГЛАВА17

В воскресенье помотались по району, у Саши захватывало дух от такой величественной красоты, — "как бескрайнее море, только тайги".

Выбрали все-таки Кусью, дружно решив, что финиш игры будет на левом берегу — сразу после преодоления последнего препятствия установленного на висячем мосту через Койву.

Потом проскочили в Сараны. При клубе постоянно была постоянно действующая выставка-продажа поделок народных умельцев. Алька с Сашей зависли у поделок с уваровитом, немного поспорили, что лучше выбрать для жены Евсееича, попросили женщину лет пятидесяти присоветовать, что больше подойдет женщине 'за...'.

Из пяти предложенных комплектов выбрали три. Своей любимой Алюне Авер выбрал колечко, и, как та не отнекивалась, тут же надел на палец.

-Подсолнушек, я очень хочу хотя бы маленькие радости тебе доставлять каждый день.

-Сашка, ты никак не хочешь понять, что видеть тебя, дотрагиваться, засыпать на твоем плече, знать, что вечером ты будешь рядом-это даже не радость, это что-то... не хватает слов сказать.

. Редькин, поглядывая со стороны, просто любовался ими: -"Действительно, две идеально подходящие половинки нашлись в этом мире!" — с какой-то щемящей ноткой подумалось ему.

Дома уже обстрадался Мишук:

-Ну где вы так долго? Дядя Витёк звонил, сказал "вот блин"...

Сунул любопытный носишко в коробочки, осторожно потрогал:

-Какие красивые камушки, как травка! Папа, ты мне обещал полочки сделать, для моих клёвых игрушек.

-Да, пойдем!

И возились весь вечер Аверы с полочками, навесил-то папа быстро, а вот расставлять Мишуткины игрушки пришлось просить помочь и маму. К слову сказать, Минька, будучи взрослым, сохранил все поделки и деда, и папиных солдат, и всегда хвалился этими эксклюзивными игрушками.

На работе, чувствуя, что зашивается, Саша пригласил к себе Щелкунова:

-Товарищ старший лейтенант, хочу вас нагрузить дополнительной работой!

Тот покривился:

-Опять бумаги какие-то заполнять?

-Нет, наоборот! Дело вот в чем...

Саша подробно объяснил, что надо сделать, и чем больше он говорил, тем больше преображался Щелкунов. Скептический взгляд исчез — перед Сашей сидел мужчина с загоревшимися глазами.

-И никакого ежедневного контроля?

-Нет, доработать план за три-четыре дня, с учетом, что будут соревноваться не солдаты, а пацаны, затем принести план мне на проверку и утвердить в райкоме, а потом усиленно заняться подготовкой. Надо успеть до праздников, а там начнется призыв.

-Есть! Товарищ капитан, разрешите идти? — И на пороге обернулся: — Спасибо, товарищ капитан, давно я живым делом не занимался!!

После работы с Минькой отправили два комплекта для жены Анатолия Евсеевича, а один для тети Оли, по дороге встретили маму с дедом и Стоядиновичами. Валюха ходила расстроенная — приближалось лето и все строители разъезжались по домам. Она очень волновалась, каково будет жить в чужой стране, да и с Алькой свидеться в ближайшем будущем казалось невозможным.

-Валя, приедем в Союз, непременно, — утешал Драган, — Сэрбия родственна Руссии, не плакай!

А ночью Сашка постоянно прикладывал свою большую ладонь к чуть обозначившемуся животику своей, так необходимой, ему женщины, и долго держал... Он с нетерпением ждал средины мая — Алюня сказала, зашевелится их человечек.

-"Авер, как же тебе повезло!" — он бережно обнимал спящую жену и успокоенный засыпал, радуясь, что перестали мучить кошмары.

Был один сон поначалу, тогда Саша сильно перенервничал днем, и приснился ему его давний кошмар... Он метался, пытаясь выкрикнуть слова команды, ничего не получалось, вместо слов из горла вырывались только хрипы... и тут кто-то нежно и ласково стал говорить ему:

-Солнышко, не переживай, это сон, я рядом, все прошло, я тебя люблю, просыпайся, миленький!!

Миленький перестал метаться, резко выдохнул и открыл глаза, над ним склонилась его девочка, с беспокойством смотрящая на него:

-Саш, Сашенька, все хорошо, ты дома, ты уже не воюешь, успокойся, солнышко!!

Солнышко подтянул её к себе:

-Прости, разбудил тебя!

-Авер, ты дурью не майся, мы с тобой как бы все пополам должны делить, плохо тебе — плохо мне, я всегда буду рядом, если ты меня не разлюбишь.

Авер зашипел:

-Что за дурацкие мысли у тебя в голове? Наверное не зря судьба ли, Всевышний ли, опять нас свели, чтобы уже не разлучаться! Аль, ты и так все знаешь про меня, мне иногда кажется, что ты быстрее меня понимаешь, что мне нужно в данный момент, — он потянул её на себя, — а нужно мне...

-Хитрюга ты Авер, но самая любимая! Сашка, Сашенька, как же я без тебя жила — плохо, серо, уныло, я только об одном прошу Бога, чтобы так и было у нас.

-Я постараюсь, подсолнушек, я очень постараюсь быть для вас необходимым!

А днем был серьёзный, немного замкнутый военком, особенно с молодыми женщинами, работающими в администрации города и в райкоме. Он четко и ясно понял после инцидента с 'комнатой свиданий', что порой лишняя улыбка может иметь далеко идущие последствия, а здесь, в маленьком городке, где все друг друга знают, тем более.

Квартиру уехавшего Дубенюка по идее должны были предоставить новому военкому, но она была двухкомнатная, а поскольку у Авера к осени будет второй ребенок, Редькин предложил эту двушку передать одному из работников военкомата, стоящему в очереди на жилье, а военкому выделить квартиру в последнем доме, что вот-вот сдадут в эксплуатацию иностранные братья. Те напоследок возвели отличающийся от других дом -'на памет за нас'— который в народе тут же назвали 'югославский дом'. И были в этом доме, в крайнем подъезде, четырехкомнатные квартиры. Вот одну из них и выделили новому военкому.

Дед же шустренько подсуетился: через совет ветеранов при содействии комитета партии сумел добиться разрешения на обмен своей хаты на Алькину, упирая на свой "вяликий возраст, свою большую нужду у помошчи, а хто кроме унука поможеть?", собирал свои узлы, немного расстраиваясь за мастярскую, но возможность сделать добро для унука перевесила.

-Хто знаеть, якая у няго судьбина уперади, може, посля практики сюда захоча? А жилья-то няма, а жинку заведеть?

Опять развил бурную деятельность по облагораживанию территории вокруг нового Алькиного дома. Накопали с ребятишками рябинок и березок, Васька привез много кустиков черной смородины и жимолости, что росла по берегам Койвы, сколотили с дедами пенсионерами несколько лавочек, благо отходов всяких досок на нижнем складе в соседнем посёлке были залежи — им разрешили набрать сколько надо, вот и стучали молотками энтузиасты. Опять возле них суетились ребятишки, и как-то спонтанно возникла идея, сделать сквер, что просто напрашивался появиться на ближнем пустыре. Подключились комсомольцы и вскоре молоденькие деревца рядами выстроились на месте будущих аллей.

Игры имели грандиозный успех, зрителей набралось немало, всем было интересно посмотреть и поболеть за своих. Получилось две команды по десять человек, вперемешку — городские и поселковые. И конечно же, в одной команде были городские и медведкинские — четыре пацана и Наташка Плешкова, с боем и скандалом выбившая разрешения участвовать в соревновании. Ругаясь, доказывая свою нужность пацанам она, невзирая на отказ в комитете ВЛКСМ, записалась к Редькину, там долго доказывала, а в конце концов разревелась. Егорыч дал добро, и сейчас серьезная, сосредоточенная Наташка что-то торопливо говорила внимательно слушавшим её пацанам. Раздался свисток, и команды пошли преодолевать препятствия под свист и крики зрителей. Если вначале команда Наташки чуть отставала — медленнее собрали оружие, чуть замешкались, преодолевая высокую стену, зато по качающемуся бревну пробежали быстро, и восемь из десяти умудрились не упасть в яму с водой под ним. А потом пришел азарт. Ребята быстро одели противогазы, пробежали сложный 'условно оказавшийся участок в дыму', так же шустро сняли, прошли лабиринт, проползли по пластунски низенькие воротца, перелетели по канату через глубокий ров. Один не долетел, ему тут же кинули канат, вытащили и, подгоняя мокрого товарища, понеслись дальше. Рослую Натаху было видно издалека, и за неё больше всех переживали и болели все зрители, громко подбадривая:

-Давай, Натаха, жги!!

И Натаха жгла... надо было видеть её измазанную, мокрую от пота, но такую счастливую, когда они первыми, кто перепрыгивая, а кто переползая-перелезая через последние препятствия на мосту, выбрели на левый берег и устало повалились на травку. К ним бежали, их трясли, обнимали, а они только вяло отмахивались:

-Дайте в себя прийти!

Их тут же взял в оборот корреспондент местной газеты, они коротко сошлись в одном:

-Клёво, супер!Очень понравилось, трудновато, но хорошо, что команда — отставшим или упавшим помогали, не бросали и тащили за собой дальше.

Наташка же не удержалась, показала фигу в сторону стоящих неподалеку активистов-комсомольцев:

-А вот смогла!!

Авер же негромко сказал Алюне, громко болевшей за своих:

-Если Ванька ей понравится, вот будет парочка — улёт!

-Какой Ванька? — не поняла сначала она. — Наш? Чертов? — и засмеялась, — это будет что-то!!

-Борисыч! — налетел на него Санька Плешков. — Как я Натаху натаскал? Вот из кого солдат бы получился. Я иногда побаиваюсь, ведь засветит, мало не покажется. Поступать собралась в лесотехнический, я предложил в пед на физвос, послала. Хотя какой из неё учитель, это ж шпана, почище Альки, твоя-то мелковата, и дралась нечасто. А эта... "Сань, если б не твой авторитет, старшего братика, ух и засветила бы", — передразнил он её, — а чё я сделал, ну, пришел раз перебравши малость? А хуже жены ревнивой за мной следит! Я, было, прикадрился, что ты, на дыбы встала, не пара, видишь ли... Я внимания не обратил, она её выловила и все — девка, меня завидев, испаряется. Выросла, блин, оглобля!

"Оглобля", подошедшая сзади, сказала:

-И я тебя очень люблю, братик, ты у меня один!

-Ужас! — засмеялся Санька, — вездесущая моя! Интересно, я вот с девушкой буду эээ... ты тоже?

-Если нормальная, то порадуюсь, а если дерьмо, типа Стукалиной, стащу с неё, ты меня знаешь.

-Акселератка, блин! — Санька шутливо замахнулся на Натаху.

А та звонко чмокнула его:

-Сам виноват, кто меня, маленькую, заставлял есть постоянно?

А Редькина окружили плотной стеной, требуя, чтобы эти игры стали постоянными. В каждом поселке найдутся желающие, и негоже не дать возможности поучаствовать другим.

Егорыч твердо пообещал:

-Игры будут, но каждый раз в соревнованиях будет что-то новое, неожиданное, готовиться надо тщательно.

Минька куксился:

-Папа, почему только большие мальчики? Я тоже хочу, давай придумаем для меня всякие такие штучки?

Папа пообещал подумать, и успокоенный ребенок попросил пройти с ним посмотреть все, где бегали большие ребятки.

Пока возились на всех снарядах, папа подсаживал и крепко держал сыночка, а мама испуганно ахала, вызывая заливистый смех сына, дед забяжал у кустики и услышал интересный разговор... -Не подруга, тебе здесь явно ничего не светит, военком со своей жены и сына глаз не сводит.

Дед замер.

-Подумаешь, жена! Все они не откажутся, надо просто суметь в нужный момент себя подать на блюдечке, так сказать, а таких вот, верных, соблазнить ещё заманчивее..

-Ты лучше глянь на Щелкуна. Кааакой мужик оказывается скрывался под этим кителем, конфетка.

-Посмотрим, этого быстрее можно обаять, а военкома... да и жена у него обычная. Я намного привлекательнее, клюнет, уверена. Пошли на автобус, вон, появился.

Дед шустро выскочил из кустов и потрусил за ними, обогнав их, как-то резко споткнулся и начал падать, дамы подхватили его:

-Дедушка, осторожнее!

Да я, это, голова закружилася, — бормотал дед, пристально разглядывая змеюку. — Спасибо, я посижу вот на пеньке!

Девицы ушли. Та, что нацелилась на Авера, глумливо сказала:

-Вон, даже старый дед на меня пялится, а тут тем более...

А старый дед развил бурную сыщицкую деятельность, узнал, хто и откуда, одна работала у отделе культуры, другая, что отговаривала, у аптеке. Дед пристально следил за ними, что было не трудно, кто сильно обращает внимание на старого деда?

Отпраздновали Первомай. Приехавший на праздники Серега умудрился простыть и не поехал на учебу, кашлял, отлеживался у деда. Вот ему-то дед рассказал, чаго подслухав, переживая очень за Альку с Авером, очень уж боялся, чтобы Саша не попал упросак.

Серега подумал и протрубил общий сбор для Алюниных орлов. Ребята погоготали вначале, потом задумались:

-Репутация у Ирки Меньшовой, мягко говоря, сильно подмоченная, да и шут бы с ней, но зачем покушаться на наше? — выразил общую мысль Петька. — Так, ребя, послезавтра в ДК вручение медалей и орденов, наверняка подопьет и полезет к Аверу, надо его попасти, и предупредить, конечно, чтобы был начеку. А уж мы постараемся ей подгадить — пусть вон своих прошлогодних грузинов опять уваживает!!

-Значит, Альке ни слова, а то полезет морду бить, а поскольку беременная, надо отстранить, кто у нас по комплекции на Авера тянет? -А чё тебе его комплекция? — не понял Гешка. -Ты чё, забыл? Она как примет чуток, так мужиков в темный уголок тащит, для интересу, и тут наверняка найдет вариант Авера подловить.

-Ну по росту, пожалуй, Санька Плешков... — прикидывая, сказал Гешка, — значит Саню держим поблизости, а там по ходу дела импровизировать начнем. Ишь ты, мало сучке кобелей стало, на новенького потянуло, лапки-то обрубим.

Седьмого мая в город съехались со всего района ребята-афганцы и фронтовики, в ДК было не протолкнуться, в зале поставили дополнительные стулья, народ стоял в проходах, открыли все окна,и под окнами стояли люди. Егорыч произнес речь, поздравил всех с Великим Днем!

Затем слово предоставили Саше, который сильно волнуясь, зачитал приказ о награждении — сначала фронтовиков, которых на сцене поздравляли и комсомол, и партия, и вручали памятные подарки. Растроганные шестидесяти и старше мужчины, благодарили за внимание. Затем наступил черед афганцев...

— Сейчас я хочу пригласить сюда нашего славного земляка, Егорова Николая Сергеевича, который с честью выполнил свой интернациональный долг в ДРА и отмечен за это высокой наградой Родины — истинной солдатской медалью "За Отвагу".

В зале захлопали, а ребята помогли Егорову въехать на сцену.

Редькин взял у Саши медаль и сам прикрепил в пиджаку солдатика, громко сказав на весь притихший зал:

-Горжусь тобой, сынок! Райком партии и администрация города выделили тебе однокомнатную квартиру в Горнозаводске и прикрепляют по переезду в город медицинскую сестру, выздоравливай, сынок!!

Егорову подарили подарки администрация района, комсомольцы цемзавода и комитет ВЛКСМ. Растроганный, не ожидавший такого внимания, Егоров только и сказал:

-Спасибо!

Саша долго жал ему руку:

-Выбери, младший сержант, время, приезжай в военкомат, надо детально поговорить.

-Спасибо, товарищ капитан!.

-А теперь я немного отступлю от официального оглашения имени второго награжденного. Дело в том, что именно этому человеку я обязан жизнью, он сумел вытащить меня тяжело раненного из горящей машины, и я с огромным удовольствием приглашаю сюда Плешкова Александра Николаевича, моего побратима!

В зале восторженно завопили, а на сцену поднялся смущенный Санька. Прикрепив медаль, Авер обнял его, а Санька дрогнувшим голосом сказал:

-Служу Советскому Союзу!

Затем был концерт, после которого ветеранам и афганцам устроили 'праздничные посиделки', как выразился Редькин. Были и фронтовые сто грамм за Победу, были и пироги и торты, фронтовики и мальчишки, хлебнувшие войны, скоро разговорились, атмосфера была очень теплая, появился баянист и заиграл военные песни. Народ дружно стал подпевать, а к Саше подошла какая-то молодая девушка:

-Извините, товарищ военком. Вас просили пройти в кабинет отдела культуры.

-Зачем?

-Да там Ирина Викторовна какую-то бумагу не успела подписать, а завтра — кровь из носу — отчет с утра сдавать.

Плешков подскочил:

— Пошли, Борисович, провожу!

В коридоре немного замешкались, к Саше подошли Петька с Гешкой, придержали его, сняли с него китель, отдали Плешкову, и тот пошел по пустынному коридору в кабинет. Почему-то в полутемном, едва освещенном светом настольной лампы, кабинете Плешкова сзади обхватили женские руки:

-Сашенька Борисович!

Плешков аккуратно взял женские руки, услышав, как открывается дверь в кабинет и загорается верхний свет, повернулся:

-Сашенька, только Николаевич!

-А меня Сашенькой может называть только жена! — припечатал зашедший следом за Петькой Авер. — Попрошу Вас, во избежание неприятностей, обходить меня, как говорится, седьмой дорогой! А неприятностей я Вам обещаю сразу и очччень много!

Красная, злая Меньшова пыталась высвободить руки из крепкого захвата Саньки Плешкова. Авер снял китель с плеч побратима и вышел, а ребята остались на беседу... О чем они говорили, не рассказывали, но из кабинета зареванная, с потеками туши, не видя ничего, Меньшова летела на выход, когда её руки оказались за спиной в крепком захвате.

-Так-так... ничего особенного, говоришь, во мне? — Алюня как-то ловко подсекла её под коленки. Та присела, и Алька пнула под зад, нагнула её личико к полу. — Я плакать не буду, жаловаться тоже не пойду, сама изуродую, не дай Бог, даже увижу неподалеку от мужа, поняла?

-Пусти, сучка, — шипела Меньшова.

-Так, меня не поняли, — Алька подпнула ещё раз, и та уткнулась носом в пол. — Вот сейчас я тебя и повожу личиком об паркет, надеюсь, отрихтую хорошо!

-Ааа, — завыла Меньшова, — не надо, я не буду!

-Что не будешь?

-Даже смотреть на твоего мужа, обещаююю.

-Ну, гляди, я женщина беременная, психика у меня неустойчивая...

Алька отвесила ещё одну пиночину и, плюнув от омерзения, пошла в зал, где веселились нормальные люди.

К ней тревожно подлетел Авер:

-Аля? Что? Где ты была, что случилось?

-Да затошнило, пообщалась с унитазом, все хорошо, не волнуйся.

А воющую Меньшову встретил на выходе дед:

-Слышь, курва пархатая. Я ведь и прибью тебя за своих!

-Посадят !

-Мне годов немало, не боюся. А тебе точно не быть живой, и следить буду тяперя неустанно, вот и выбирай, чаго тябе дороже!

А в пустом коридоре ржали и били друг друга по плечам Петька и Гешка:

-Проспорил, Петр Петрович. Я вот задницей чуял, что без Альки шиш два обойдется! Вот это чуйка! -ржал Гешка.

-Не, ну как она узнала? — хлопал глазами Петька.

-Ага, так она и скажет тебе!! Но подруга у нас — красава. Как она её! — и опять оба захохотали.

-Саш, пойдем домой, а? Устала я что-то.

-Да, подсолнушек, я только со всеми попрощаюсь! — Авер подошел к каждому, пожал руку и извинился, что уходит пораньше.

И уже не слышал, как афганцы одобрительно говорили:

-А похоже, стоящий мужик у нас военком новый, из наших, месяц только как заступил, а уже нам праздник устроил, да и фронтовиков порадовал.

И как ни пытали ребята Альку, она так и не сказала, откуда узнала про Ирку. Она банально подслушала, придя к деду с микстурой для Серого, услышала в коридоре, как мужики шумно обсуждают проблему. А остальное, как говорится, экспромт!

Ещё через неделю, дождался-таки Авер... положив как всегда руку на живот спящей жены, — это уже вошло в привычку у него, сразу и не врубился, когда через небольшой промежуток времени, ладонью ощутил как бы тиканье внизу живота, сначала не понял, а потом ошалел от радости:

-Маленький, ты папке весточку подал! — шептал он, осторожно целуя Альку в то место, где зашевелился их дитёнок, а потом так и заснул со счастливой улыбкой.

Утром Алька никак не могла понять, отчего с утра сияет Авер, тот не говорил. Одеваясь на работу, охнула — ребенок опять шевельнулся: -Авер!! — она подняла на него радостные глаза, — Саш, ты знаешь?

-Да! Мы ночью уже общались, — расплылся Авер.

-Ишь ты, какие вы Аверы хитрюги!

-А то, мы такие! — Авер радостно целовал Альку.

-Какие мы такие, пап?

-Мама говорит, хитренькие.

-Значит, и я?

-И ты, Минь!

-Урррааа! Я совсем-совсем папа Саша Аверченко!

У Альки навернулись слёзы..

-Что? — встревожился Авер.

-Это от радости, от благодарности, Сашка, ты, действительно, солнышко!

-А так и должно быть: у солнышка — подсолнушек. — И шепнул на ухо, чтобы не слышал любопытный мужичок, — Аль, мы же с первого дня знакомства считаем себя папой и сыном, не тревожься попусту. Минь, выходим?

Сейчас порядок немного изменился: утром мужчины Аверы шли в сад вместе, а вечером у папы в связи с призывом не всегда получалось заходить за ним, и забирал Миньку дед. Саша по вечерам обязательно уделял много внимания сыну, если Алька могла и шлепнуть сыночка, то папа всегда спокойно и обстоятельно объяснял сыну, где и в чем он неправ, и у ребенка вошло в привычку спрашивать все у папы. Алька, привыкшая к их мужским разговорам, про себя тихо радовалась, сын стал точной копией Авера в жестах, разговорах, мимике, один только жест у него оставался Тонковский — что-то делая, сильно сосредоточенный, он выпячивал нижнюю губу, но мало ли у кого какие привычки.

Баба Тоня, наконец-то осознавшая — её Санька теперь на спокойной службе и увидевшая своими глазами, что невестка обожает сына, полностью успокоилась, а узнав, что родится ещё ребенок, твердо пообещала приехать, навестить, чему несказанно обрадовался дед:

-От, будеть с кем за жизню погутарить!

Сватья Тоня последний раз позвонила и, запинаясь и смущаясь, сказала Саньке, что решилась-таки ответить положительно на ухаживания стародавнего поклонника — учителя труда, давно овдовевшего и верно ждущего её.

— Санька, ты против не будешь?

-Мамуля, я только за! Я теперь прочно и надолго на Урале, беспокоиться обо мне не надо, я под присмотром, — засмеялся сын, — зачем тебе в одиночестве и скуке жить? Таможня дает добро!! Тем более, Егора Ильича знаю — нормальный мужик! И мне спокойнее!

Подлез Минька:

-Баба Тоня, как там Гусь и гуси? — этот вопрос задавался ребенком постоянно, как и следующий: — Когда ты к нам приедешь?

-Скоро, Минечка. Вот детки в школу ходить перестанут, начнутся каникулы, и я приеду!

-Правда-правда? Тогда я тебя встречать приду, и в садик ходить не буду!

Авер волновался за призыв, но люди, работающие в военкомате, этих призывов провели немалое количество, для них все было привычно, и Саша понемногу успокаивался. В военкомате заметно оживилась жизнь, Щелкунов, резковатый мужик, выразился просто:

-Капитан как камень, брошенный в нашу стоячую воду, круги вон какие пошли, призыв пройдет, опять что -нибудь придумает. А и хорошо!

После первых игр почти у всех появились идеи, как разнообразить состязания, Саша велел всем записать свои предложения и отдавать Щелкунову.

Неожиданно в военкомат вместе с Егоровым приехали пять афганцев:

-Товарищ капитан, а почему бы на недальнем пустыре не сделать полосу препятствий, ну, не совсем как в армии, но похоже? Всем будет польза — и призывникам, и пацанам помоложе — интересно и полезно, в армию пойдут не слабаками и хлюпиками, а нормальными мужиками.

А Егоров добавил:

— И для нас — колясочников, уголок сделать, ноги не ходят, но руки-то здоровые, можно и штангу потягать, чем прокисать или нажираться до поросячьего визга!

— С Вас, товарищ капитан, согласование с руководством, ещё увидите, типа стройки века получится... пацаны, они ж любопытные, до темноты будут там зависать. Вы только выбейте добро, а мы с удовольствием поможем!

— Ух, как вы меня порадовали, ребята!

-Товарищ капитан, мы ж в какой-то мере все теперь братья-афганцы.

А вечером Авер, рассказывая Альке про их идеи, задумчиво сказал:

-Аль, хочется всем уделить внимание. Вот закончим с призывом, хочу проехать по всему району, посмотреть, что и как, да и навестить надо матерей ребят, трое погибших у нас в районе.

-Авер, ты у нас самый лучший!

-Да, папочка. Ты самый-пресамый!

-Иди сюда, подлиза хитренькая! Подлиза, удостоенная серьезного внушения за хулиганство в садике, надутая и бурчащая что-то себе под нос весь вечер, мгновенно оказался у папы на коленях. Начались обнимашки, наутро же оказалось, что Мишук бурчал не зря, хулиганил не он, воспитательница не разобралась — Минька, наоборот, заступился за девочек, за что вечером удостоился от папы похвалы и извинения за неправильную информацию.

Вот так и жили два Авера, честно признавая свои ошибки и проделки. Алька же привыкла, что у сына папа — самый высший авторитет, не ревновала и не обижалась, наоборот, сама частенько присоединялась к их "серьезным разговорам". Папа и сын обожали слушать "мамины часики в животе" — как выразился Минька, когда под его ладошкой впервые застучали часики. И малышок всегда начинал шевелиться, словно слыша, что мужики положили большую и маленькую ладошки на мамин подрастающий животик.

В конце июня уезжали югославы и немцы, расставались тяжело, все привыкли за три года к ним, даже у немцев были растроенные, печальные лица, а про югославов и говорить нечего. Валюха держалась из последних сил, но все-таки они с Алькой всплакнули, у Драгана тоже глаза были на мокром месте. Провожали их торжественно, было много пожеланий, объятий и слез.

Приехала баба Тоня, весь июль они с дедом и Мишуком провели в Медведке, Васька свозил их с мамкой Алькиной несколько раз за малиной и черникой. Баба Тоня круглыми глазами смотрела на невысокий малинник усыпанный спелыми ягодами, и с огромным удивлением набирала за небольшое время полное ведро:

-Вот это, да! Ведрами до этого собирать не доводилось!

Мамка таскала её на недальнюю Койву, где по теневым берегам росло много черной смородины и жимолости. И опять баба Тоня изумлялась, она была уверена, что смородина — только садовая ягода. И были у них заготовки варенья и компотов, по выходным к ним пыталась присоединиться и Алька, но мамки дружно выгоняли её с кухни.

-Нечего тут с пузом мешаться, идите вон прогуляйтесь на карьеры, искупайтесь, грибочков наберите. Карьеры, оставшиеся после разработок добычи алмазов в пятидесятых годах, постепенно заполнялись водой, и местные все лето купались там. Протекавшая по поселку речушка Полуденка была на самом деле курам по колено, а по верху карьеров, среди сосенок, всегда было много маслят и подосиновиков.

Набрав по ведру отборных небольших грибов, Аверы сворачивали на карьер, где Авер долго плавал, Алюня же бродила по краю, мочила ножки и любовалась своим мужем. Шрамы его заметно побледнели, он немного нарастил мяса.

-В годы войдет, будет совсем хорошим, — говорила мамка, — а и сейчас зять у меня...

Минька с дедом, как всегда, ходили у землянику, дед сидел у тенечке и и наслаждался запахами разогретого хвойного леса, спокойствием и умиротворением разомлевшей на солнце природы. А Минька собирал ягоды, половина сразу шла в рот, а другая половина, с мусором, в ведерко. Бабы обе постоянно хвалили добытчика, и Минька гордился. Ещё у ближнем лясочке они находили под елками семейство рыжиков — глазастый Минька шустро разглядывал незаметные в траве грибочки, а дед аккуратно срезал их, попадались и другие грибы, и мужики-добытчики почти каждый раз приносили грибов на жареху. Ребята — Гешка, Петька и Васька, несколько раз привозили с рыбалки вкуснятинки — хариусов, которых обожали и старый, и малый.

Антонина полностью успокоилась и заметно гордилась и сыном, и его семьей.

-Знаешь, Рита, как я волновалась за сына, ведь чувствовала, что он в Афгане, хоть и писал, что все хорошо, и он в Союзе, только по командировкам мотается...а когда ранили, не поверишь, сердце болело, было жутко, как раз в те дни, когда он... Зато сейчас... я с умилением смотрю на них, когда они втроем, любой матери приятно, когда её сына любят искренне.

-Ну, твоего Сашку сложно не уважать, вон в районе уже оценили нового военкома, хвалят.

А в начале августа Аверы принимали высоких гостей — генерала Романова и его двухметрового, видного издалека, племянника, Ваньку Чертова.

-Здравия желаю!

-Вольно, Авер, вольно, мы же не на службе! Здравствуй, Саша, ну вот, как и обещал, приехал, посмотреть на твои владения!

— Здравствуй! — генерал протянул руку серьезному мужичку, — как тебя зовут?

— Михаил Александрович Аверченко!

-Ух ты, как официально, а мама с папой как тебя зовут?

-Когда Минька, когда Мишук. И ещё, — он скривился, — баушки — Мишуткой, как маленького.

-И много у тебя баушек?

-Три: Рита, Антоновна и Тоня.

Авер обнимался с Ванькой:

-Ну, хорош военком стал!! Поправился на Алюниных пирогах, одобряю!! Ух ты! Здорово Мишук! — Ванька протянул свою лапищу. — Ты подрос-то как! Скоро меня догонишь!

Он подбросил довольного Миньку несколько раз вверх, аккуратно поставил и нежно облапил Алюню:

-Вас двоих сразу обнимаю! Соскучился, блин!

-Ага, по пирогам, — ехидненько вставил Авер.

-Ну, это само собой! Глянь, — Ванька кивнул на Евсееича и деда...

Сухонький, враз подтянувшийся и ставший, казалось, выше ростом, дед, вытянувшись и приложив руку к гражданской кепке четко произносил:

-Гвардии рядовой у запасе 536 стрелковага полка 116 дивизии, Первага Белорусскага хронта, Цветков Ахванасий Грыгорович! Здравия жалаю!

Евсееич порывисто обнял старого:

-И тебе здравия желаю и напобольше! Рад, очень рад знакомству! Много наслышан!

— От и славно, споемся — як скаже мой унук!

-Обязательно споемся и споем, Григорьевич!

На плечо деда легла ручища Ваньки:

-Здорово, дед!

-Здорово, унучек. Ай до чаго ж ты громадный вырос! Голова закружится на тябе глядеть!

-Дед, я присяду! — засмеялся Ванька, тихонько приобнимая деда.

В новой квартире Аверов полностью обставлены и обустроены были кухня и детская комната. В детской возле окна стоял новенький тренажер, которым гордился и хвалился Минька.

-Ваня, Ваня, смотри, что мне папа с мамой подарили на день рождения! — восторгался Минька.

Ваня одобрил и надолго завис возле полок с игрушками и поделками. -Не, я бы, точно, от таких поделок не отказался, клёво, Минь, береги, это такие редкие вещи!

А Толюшка стоял у окна, из которого открывался вид на лесные просторы. -Красота какая у вас здесь!!

-Здеся ешче цемзавод дымить, а у Медведке, от тама да, як у раю.

Дед и Евсееич прониклись симпатией друг к другу, генерал и рядовой оказались близки по духу.

-А як же, мы жеж старой закваски!

Наевшись Алькиных пирогов до отвала, прогулялись по городку. Саша показал активно строящуюся всем миром полосу препятствий.

Ванька не был бы Ванькой, если б не опробовал её. Раздевшись по пояс, в маскировочных штанах, этот гигант играючи и легко начал преодолевать препятствия. Казалось, он совсем не прикладывает никаких усилий для разбегов, прыжков, перекатов... А вокруг стояла тишина... замершие в восторге пацаны, остановившиеся и смотрящие на гиганта взрослые... а Ванька, с легкостью преодолев стену, крикнул прежде чем спрыгнуть с неё:

-Авер, давай, присоединяйся или слабо?

Авер молчком скинул футболку и пошел...

Вот тут уже молчащих не было. Орали, вопили, свистели все. Авер, несмотря на то, что на фоне Ваньки выглядел похудее и пониже, тоже лихо преодолевал препятствия. Встреченные восторженными криками и громкими воплями, друзья отдуваясь подошли к Алюне.

-И что скажете, госпожа Аверченко?

-Госпожа Аверченко восхищена и невозможно гордится вами, товарищи офицеры!

Алька привстала на цыпочки:

-Нагнись, детинушка! — расцеловала Ваньку, вызвав одобрительный рев, а потом ласково прижалась к мужу.

-Ты у нас — лучший!

Ванька посадил к себе на плечо Мишука, и тот восторженно вопил на всю округу. Затем, одевшегося и отпустившего на землю Мишука, Чертова тут же окружили местные пацаны, забросали его вопросами, просили показать им всякие приемчики, хотя бы немного.

Авера же дотошно выспрашивал Толюшка, его интересовало все, что делал Саша за недолгие четыре с половиной месяца в должности военкома.

-Это не проверка, просто немало у нас имеется военкомов, заросших мхом на своей работе. Ты, Саша, молодец, много нового привнес.

-Мы всем миром привносили — нашлось немало людей, болеющих за молодежь, за их досуг и отдых.

— Рад, что не ошибся в тебе!

К ним подошел дед с серьезным мужиком. -От, Евсееич, мой хронтовой друг, а почти брат, Иван Ягорыч, местный голова.

Старшие оживленно заговорили меж собой, Ваньку не отпускали от себя пацаны, а Саша внимательно слушал своих "советников"-афганцев. "Стройка века", как окрестили полосу препятствий, привлекла внимание всех. Ни одна организация не отказалась внести посильную лепту в её строительство, но случались накладки, вот и сейчас ребята сказали, что цемзавод не довез цемент, а коммунальщики не залили баки с водой и выходной получился бездельным.

Подошел наконец-то отпущенный ребятами Чертов, познакомился со всеми, живенько узнал, кто где служил. Оказалось, что он бывал не только в Кабуле, нашлись даже общие знакомые...

Сашу подозвал Егорыч.

А афганцы сказали Ваньке:

-Хороший у тебя друг, нас всех встряхнул, заинтересовал, а пацаны... весь район рвется на соревнования и полазить здесь. Мужик, наш капитан, настоящий. Слово держать умеет.

-Ха, скажу по секрету. Он в училище прославился 'ударом Авера'— ща после ранения не практикует, классно дерется и руками и ногами, вот восстановится полностью, тогда наседайте на него. Я в самбо против него — щенок!

-Да ну? — не поверил Егоров, который не пропускал ни одного дня, чтобы не проверить как и что. "Заодно и тренировка для тела, подъем в горку," — говорил он,отдуваясь..

-Ну да! Ща я его не трогаю, а до ранения, меня, такого маленького, тики так на лопатки кидал. Кароче, повезло вам с ним, и мне тоже!

Вечером звонили Витьке, тот как всегда орал и обижался, почему его не предупредили. Узнав, что Чертов только приехал, что-то прикинул:

-Вань, ты числа до пятнадцатого там не зависнешь?

-Ну, не знаю.

-Вань, я с десятого в отпуске, дождись меня, а потом вместе в Москву рванем, к невесте.

-Невеста... — пробурчал Чертов, — без места! Достала уже! Когда хоть ты её увезешь? Никакого почтения к брату. Ой, Витька, не завидую я тебе, это же ураган в юбке.

-А что я сделаю? Связала судьба! — захохотал Витек, — поздно пить боржоми!

В понедельник после обеда поехали по району. Евсееичу не терпелось посмотреть жизнь уральских поселков изнутри. Побывали в Кусье, полюбовались на рукотворный водопад, в Саранах полюбовались выставкой, Ванька ворчал, его сестрицам срочно понадобилось заиметь сережки-колечки из уваровита, его познакомили с местным умельцем. Тот показал ему каталог, Ванька, не особо раздумывая, ткнул в наиболее понравившиеся ему и попросил сделать такие. В старом Бисере понравился пруд, в Тёплой горе долго любовались на открывшуюся внизу Койву и виднеющиеся вдалеке горы Колпаки, потом приехали в Медведку. Саша оставил мужиков у тещи, где их уже ждали приехавшие на элеткричке Алюня с дедом и Мишуком. И завертелось все сразу: Евсееич с тещей и бабой Тоней шустро подхватился в лес, грибочков поискать, дед заторопился, несмотря на понедельник, баньку затопить для дорогих гостей, а Ванька отправился пошляться, посмотреть, что и как.

Шел не спеша, разглядывая все вокруг и на пересечении улиц, в небольшом проулке застал интересную картину: высокая, с забранными в хвост длинными светлорусыми волосами, одетая в обрезанные до колен старенькие джинсы и такую же старенькую майку деваха, сердито выговаривала стоявшим рядом пацанам.

Один, намного ниже её ростом, виновато бубнил:

-Натах, я не думал, что так выйдет.

-Валь, у тебя думалка только внизу, — деваха уперла руки в боки, — вот чё с тобой делать, а? Даже щелбан как следует не влепить, последние мозги выбью!

Стоящие рядом два других загоготали:

-Не, ну чё вы ржете, дебилушки? Вы все трое опарафинились.

Ванька с интересом наблюдал за ними, девица повернулась и косо глянула на него:

-Чё завис, дяденька, иди куда шел! Я не картина. Не фиг меня разглядывать!

А Чертов с изумлением смотрел на девчонку, которая оказалась совсем молоденькой.

-Борзая, да?

-Слышь, мужик. Иди уже, а? Не мешай нам! Мы ж тебя не трогаем!

Она опять повернулась к ребятам:

-Все, терпение мое лопнуло, валите, придурки!

-Натах, мы честно, исправимся, — забубнили ребята

-А, горбатого... — она махнула рукой и, повернувшись, удивленно увидела Чертова у себя на дороге. -Дяденька, — вздохнула девушка Натаха, — хреново с детства быть бестолковым, тебе же сказали, иди и не просто иди! — она взмахнула рукой, показывая,куда ему идти... и задела руку Чертова.

-Ай! Чего ты стреляешься, антистатик бы купил! — и обогнув по дуге растерянного Чертова, быстро пошла в другую сторону.

-Эмм, так у меня же вся одежда хэбэшная. Чему тут стрелять-то? — Он ошарашенно смотрел вслед девчонке, его тоже тряхнуло при мимолетном прикосновении её руки. Чудно!

-Аля, какие борзые у вас малолетки водятся, меня послать не постеснялись! — посмеиваясь, сказал Ванька.

-Это кто же тебя не убоялся?

-Да, представь, деваха, рослая такая, ты ей до пупа будешь.

-Ааа, это Наташка Плешкова. Она у нас одна такая 'гренадер-девица', хулиганистая ,резкая, но хорошая и справедливая. Из породы таких, надежных людей, я её обожаю. Представь, всех пацанов в кулаке держит, Санька — побратим наш, её с детства научил драться, потом в школе один геолог молодой спортивную секцию вел, поднаучил её всяким приемчикам, вот она и не дает никому спуску. Победили в нашей первой игре со своими одноклашками, её брать не хотели она до Редькина дошла, — Алька засмеялась, — а потом принародно фигу показывала комсомольским активистам. Сейчас вот уперлась, не стала в институт поступать, выбрала техникум в Свердловске, ей все говорили, что надо попробовать, а она своё: "Не фиг пять лет на шее у родичей сидеть, вон, Саньке с его левой рукой самый раз учиться. Я технарь закончу, а там на заочном, будет нужда, поучусь. Аль, ты с техникумом и сыном не пропала, я тем более".

-Надо же, какая у вас тут деваха есть, занятная.

Чертов сговорился с Алькиными одноклашками, и рано поутру поехали на дальнюю речку на рыбалку, вот там-то и получили они с дядькой море удовольствия, одно только доставало — комары. Эти гады кусали даже несмотря на то, что мужики с ног до головы были обмазаны мазью .

Гешка посмеивался:

-Они на вас, столичных, запали, мы-то уже надоевшие, а вы свеженькие. Ну, да дед Панас опять, поди, баньку раскочегарит, попаритесь, и укусы чесаться не будут.

Дядька и Ванька блаженно вздохнули: оба вчера напарились до изнеможения и спали как младенцы. -Да, баня здесь — это сказка!

-А зимой ещё лучше, распаришься и в сугроб, кайф!

Уставшие, пропотевшие, но с рыбой мужики явились к вечеру, а банька и впрямь дожидалась.

Расслабленный, распаренный, весь такой размягченный Ванька сидел на крылечке, вытирая мокрое лицо и попивая ядрёный квасок Аверовой тещи, когда краем глаза увидел в конце улицы какую-то заварушку ,в центре которой возвышалась уже знакомая высокая деваха-Натаха.

Как был, босиком, в одних своих любимых пятнистых штанах, подорвался и быстро пошел в ту сторону. А деваха что-то усиленно доказывала обступившим её местным, явно постарше вчерашних пацанов.

-Ну не получится у тебя, — увещевала она самого задиристого.

-Не, у тебя получается, а я чем хуже?

-Тем и хуже, что жрешь ханку. У тебя ни дыхалки, ни выносливости.

-А давай поборемся?

-Вроде здоровый мужик, а с молоденькой девчонкой бороться собрался? — пробасили сзади.

Мужик обернулся, смерил стоящего в расслабленной позе (Авер бы сейчас точно определил, что вот в такой позе Ванька опаснее кобры).

-А тебе чё надо, гора Араратская? Иди своей дорогой. Тут и без сопливых склизко.

-Вот и я про то — склизко!

-Ты чё, думаешь, такой борзой да? Да мы тебя щас...

-Ну не здесь же! — лениво процедил Иван.

-Айда на поле!

А на поле случился 'театр одного актера' — мгновенно разбросанные, охающие, матерящиеся, постанывающие местные орлы, с трудом приходили в себя. Иван все так же расслабленно стоял и ждал.

-Не, ну ты красава! — поднялся, морщась, тот, что приставал к Натахе. — Уважаю! — он протянул руку Ваньке. — Валерка меня зовут!

-Иван!

-Слышь, Иван, а поучи меня приемчикам твоим?

-Эти приемчики я уже десять лет как отрабатываю.

-Ух ты! Ну хоть что-то покажешь?

-Пить будешь — не получится!

Тот почесал затылок:

-А чё? Чем ещё заняться здесь, вот пристал к оглобле, просился в команду, а она вся деловая...

-Что ж ты так про девчонку молодую?

-Кто девчонка, Натаха? Да это ж монстр! Чуть что, сразу в зубы, а щелбаны у неё... — он потер лоб, похоже, доставалось лбу крепенько, — не зря, вон, Валек тупит, все мозги она ему выбила. С ней же спорить никто в поселке не хочет.

-А самим здесь вот на поле какие-то турники, бревно, лабиринт смастерить слабо? Лес у вас под задницей, если руки не оттуда растут, то за неделю себе спортплощадку можно сделать, чё кого-то ждать? — напирал Ванька, его неожиданно неприятно задело слово 'оглобля.'

-А и правда, Валер, чё мы, хуже Натахиных пацанов? В армии вона какие марш-броски были? — проговорил худенький, подвижный парняга. Его поддержали дружным гулом.

-Вот и займитесь, а приемы... ну, кой чего для начинающих завтра покажу, а сегодня... пойду по-новой в бане домываться, вспотел тут с вами.

Расстались, довольные друг другом.

А Натаха издали следила за компанией. Не то чтобы ей стало жалко дяденьку-амбала, но один, а их шестеро, несправедливо. Опять же, Алькин гость, а Альку она уважала и обожала, родственные души... Она собралась вмешаться в случае чего... Но дяденька лихо справился, в пять минут разбросав всех. А Натаха издали пристально вгляделась в его обнаженный торс, только сейчас заметив, что дяденька-то не прост, и, похоже, из тех, кто занимается собой, вон, какое у него тело, одни мускулы, позавидуешь!

-Эх, и чего я не парень?

Успокоившись, пошла домой, а возле калитки стоял дяденька.

-Дядь, ты чего здесь забыл?

-Да мало ли, обидел тебя ещё кто?

-Меня? — искренне удивилась Натаха, — ну ты даешь! В Медведке таких не водится! Так что, гуляй, Вася!

-Ваня!

-Чего?

-Ваня я, а не Вася.

-А мне, видишь ли, однофигственно.

Назавтра в поселке удивлялись — низовские во главе с Валеркой Шариповым таскали какие-то поваленные стволы из леса, обрубали с них сучья чего-то копали, рыли ямы, что-то заколачивали -'ща до обеда запала хватит, в одиннадцать вино начнут продавать и все, кончится деятельность трудовая'. Но нет, мужики все так же дружно и упорно что-то мастерили, набежали любопытные ребятишки, их тоже пристроили к делу, оттаскивать сучья, сгребать щепки и мусор в кучи... К вечеру в поселке знали -Шарипов с ребятами готовят площадку для спорта, подтянулась местная молодежь, и до темноты там слышались стуки-перестуки. Алюня на следующий день, в пять часов вечера неспеша прогулялась до магазина, а когда шла назад, её бережно обняли знакомые руки.

-Авер? Ты же хотел в пятницу только приехать?

-Да эти два дня мне в пустой квартире годом показались, утром отсюда рвану на работу, не хочу без вас. Как тут Ванька с Евсееичем? Поди, заскучали?

-Что ты! Евсееич с раннего утра в лес мотается. Насобирал грибов тьму, мамки их маринуют по местным рецептам, он как барсук ,все в норку тащит, насушил Иван-чая, листьев брусники, черемуха на завалинке сушится. Плешковы принесли ему сухих белых грибов и малины сушеной, мамка варенья всякого ему сует, он посмеивается, что на пол зимы запасов наготовил. Ребята с Ванькой вчера на дальние покосы ходили, землянички припозднившейся принесли ,да ведро смородины красной. Вечером с дедом чаевничают подолгу, квасок мамкин ему полюбился, грибы с молодой картошкой каждый день просит пожарить ,доволен. А Ванька... — её перебила шедшая навстречу пожилая женщина:

-Здравствуйте!

-Здрасьте, теть Паня!

-Аль, срок когда поставили?

-Двадцать третье-двадцать пятое сентября.

-Не, Аль, числа восемнадцатого родишь, и будет у тебя... — она хитро улыбнулась, посмотрев на Авера, — кого хочет папа.

Папа тоже улыбнулся:

-Да все равно, кто, лишь бы нормально прошло!

-Не переживай, сынок, все будет хорошо!

-Спасибо, теть Паня! Это наша местная акушерка, пожалуй, лет сорок-сорок пять все при ней рождались. — Пояснила жена Аверу.

-Надо же, местный раритет!

-Представь, ни одного раза не ошиблась и точно предсказывает, кто родится, а мне вот... Но я и так знаю, самое главное — он желанный для всех.

-У меня в семье нежеланные не водятся, — чмокнул её в нос Авер, — так что ты хотела сказать про Ваньку?

Он же, как услышав, вывернулся из проулка.

-Авер! Давай, шустро переодевайся, и на показательные, а потом пожрем, там пельмешков налепили!

-Какие ещё показательные?

-Да, ща все объясню, тут, представь, желающие появились нашу армейскую тренировку посмотреть, достали нытьем, а в паре получится эффективнее!

-А, давай, минут через пятнадцать!

А по тротуару бежал сломя голову сынок:

-Папаа, я так скучал-скучал!

-За два дня скучать начал?

-Не, сразу, я много чего хочу тебе сказать!

-Хорошо, Минь, сейчас на поле с Ваней разомнемся и посекретничаем!

-И маме не скажем?

-Ну, у нас же мужские секреты, зачем девочкам про них знать?

На поле пошли все: Ванька тащил лавочку для беременных и пожилых, Мишук, как всегда, вприпрыжку, держась за такую надежную папину руку, блестя глазенками, говорил деду:

-Папа сказал, что это будет... — запнулся в слове, — как-то... заминка, что ли?

-Разминка, сын.

-Ваня с папой будут всякие приемчики показывать, папа и меня научить обещал, и я буду клёвый-крутой!

На поле Саша присвистнул:

-Ничего себе, это за два дня все смастерили? Однако!

-А чё, военком, мы и вашу полосу за пояс заткнем! — прищурившись, сказал Шарипов.

-Буду очень рад! — серьёзно ответил Авер!

И показали они с Ванькой класс, даже мастер-класс. Минька, старательно пыхтя, с азартом старался повторить все их прыжки и повороты, пусть и неловко выходило у ребенка, но ведь было бы желание. Натаха, присевшая у ног Алюни, с неослабевающим вниманием смотрела за мужчинами. Казалось, они танцуют какой-то сложный танец, состоящий из акробатических элементов. Она жадно вглядывалась в каждое движение, каждый подскок, переворот или замах ноги, шумно восторгалась и кричала, как и все, собравшиеся вокруг.

Наконец, взмыленные Авер и Ванька закончили и, хлопнув друг друга по плечу, пошли к Алюне, она держала в руках полотенца и, отдав одно Ваньке, вторым начала с нежностью вытирать своего Авера.

Наташка загляделась на них:

-Вот бы и мне так когда-нибудь... — как-то неожиданно подумалось ей, — да только кто меня, стропилу такую, полюбить сможет?

-Ну что, коза-дереза, как наша разминка? — прервал её мысли бас надоедливого дяденьки-амбала.

-Разминка классная, много интересного, очень понравилось, вы с военкомом красавы! — не стала кривить душой Натаха.

-Натах! — заорали её ребята, — иди сюда, давай тоже покажем, что мы умеем! -Ща! — она ломанулась к ним, а Ванька поморщился: в кои веки деваха начала говорить нормально, и тут же отвлекли.

Теперь уже Чертов сидел на земле, внимательно смотря за командой занозистой девчонки, автоматически отмечая огрехи. И, не признаваясь самому себе, втихую любовался длинноногой, гибкой козой-дерезой.

А Авер и Алька заговорщически переглядывались, понимая, пожалуй, даже больше самого Чертова, что зацепила его девчонка серьезно. Саша, зная Ванькину натуру, не сомневался, что невзирая ни на что, он попрет напролом в достижении цели. Так было во всем, будь то соревнования, тренировки, ещё какие-то дела — Ванька добивался своего. Только в этом случае ему будет намного сложнее. Обычно девицы гроздьями падали к его ногам, там хватало пары часов, и Ванька "побеждал", а здесь же его в упор не видели как мужика. Он интересовал Наташку только как профи в воинских умениях.

-Аль, будет интересно! — показав глазами на увлеченно следящего за Натахой Ваньку, шепнул он Алюне.

-Вот, я про это и хотела тебе сказать, — заулыбалась она.

ГЛАВА 18.

Как-то не заладилось у Тонкова после выполнения интернационального долга... Двое суток в горах с их холодными ночами не прошли даром — частенько давали о себе знать застуженные почки, он стал раздражительным, мрачным. К женщинам его 'жеребячий' интерес тоже поутих, ну, были у него подружки, для физиологии, как цинично озвучивал он сразу же, в первые дни 'дружбы'. Но жениться, только из-за того, чтобы было кому стирать трусы и носки, он не хотел, да и не было у него веры женщинам.

-Ну как можно поверить, вон, даже Людка, умолявшая заделать ребенка и любившая, как утверждала, так, что жить без меня не сможет, вон уже второй раз вот-вот родит... кому верить? — рассуждал он, сидя со своим закадычным Серегой у небольшого костерка на даче его тестя. -Хрен его знает, хочется уже после действенного опыта с первой женой, чтобы кто-то полюбил не за внешность, а за то, что у меня в душе. Чтоб в огонь и воду, как говорится, душа в душу... Да, похоже, или не встретилась ещё вторая половинка, или проглядел я её в череде баб. И не то, чтобы гнался за количеством, а как бабочка перепархивал с кустика на кустик... уверен был, дурак, что всё ещё впереди, а ни фига впереди не вырисовывается. Вот поехал к матери, там вроде такая нежная девочка-ромашка, Надюша нарисовалась, ну, думаю, точно, вот оно. Ага, как же, цель она себе поставила — выйти за офицера. Кароче, как там бабы говорят, "не родись красивой"... не я не плачу. Просто, вот погляжу, все уже при детях-женах, а мне все что-то не те попадаются.

-Может, Миш, ты сам не там смотришь? Были же у тебя славные девчонки, помнишь, такая приятная девчушка была?

-Которая? У меня этих девчушек...

-Ну, такая, с глазами, как же её ...? Ну, которая с Драчевской женой приезжала?

-Вспомнил, это когда было, там наверняка глубоко и прочно замужем, она ж не шалавая была, серьезная... Может и надо было её удержать, да что-то не задумался, а... что после драки кулаками махать. Может, годам к сорока и найдется подходящая, не мешало бы сына родить!

Чертов, подозвав Натаху с ребятами, детально указал на их неправильные движения, затем стал показывать, как надо, они тут же тщательно стали повторять все. Он ходил между ними, поддерживал, ставил в правильную стойку, дойдя до Натахи, помогая ей правильно держать руки, опять получил токовый разряд.

-Слышь, коза-дереза. У меня точно синтетики не наблюдается, даже труселя сатиновые, в огурцы, это ты купи антистатик!

-Дяденька, у меня тоже все хэбэшное, а трусы в сердечки и поцелуйчики! — не осталась в долгу Натаха.

-Чё ты сказала?

-Чё слышал!!

Ванька громко захохотал:

-Сильна, но споемся! Слышь, давай дружить, а?

-Это как, домами, постелями? — пропела Натаха.

-А чё, я не против!

-Да я бы с удовольствием, но... — она замолчала.

-Но?

-Старый ты, дяденька! И хамло!

-А ты, смотри, скромница, из этих, незабудок, нежный цветочек-чертополох!

-Иван! — позвал его Валёк, — посмотри, у меня получилось.

Ванька пошел к нему, все ещё ощущая нежность девичьей кожи на своих лапищщах. "Чёт, Вань, тебя не в ту степь тянет, ладно, потом помозгуем."

Занимались до темноты, ребята старались, вникали во все нюансы. А Ванька краем глаза все косил на Натаху, ещё пару раз помог ей, даже получилось подержаться за талию, чуток.

Провожались весело, долго стояли у цветковской калитки, и Иван пообещал ещё пару дней с ними позаниматься до отъезда:

-Труба зовет, отпуск заканчивается, вы Авера просите.

-Попросишь его, он всегда такой замкнутый, как Алюнька с ним уживается? Суровый мужик.

Ванька посмеялся про себя: — "Авер — и суровый?"

Суровый как раз вышел на крыльцо:

-Вань, пельмени мало того, что остыли, скоро прокиснут!

-Не успеют!

-Дяденька, тебе небось тазик пельмешков-то требуется?

-А то, меня, маленького задохлика, прокормить — проблема, — в тон ей ответил Ванька.

Авер как-то хитро посмотрел на обоих и расплылся в широчайшей улыбке.

Пельмени у Ваньки исчезали со скоростью звука.

-Вот это да, я в лучших ресторанах таких не ел! Ай, девки, уважили.

Девки — баба Рита и Алька, только посмеивались и подкладывали "маленькому" ещё.

-Завтра Серега приезжает, совсем летом не отдохнул, последний курс, а там армия, — запечалилась мамка, — не попал бы в Афган, как Саша.

-Теть Рит, у тебя свой, доморощенный, военком имеется, неуж не подсобит? Не печалься раньше времени. Где деды наши делись?

-А пошли в сестринский дом ночевать, у нас-то места маловато, а там целый домина, она к дочке поехала, а мне ключи оставила. Вот они и пошли.

-О, и я тогда к ним! Аль, украду Авера у тебя?

-Кради, кради, только по девкам — без него.

-Не, ну ты сказанула? В вашей деревне, чего только задумаешь, на утро все будут знать с подробностями, да и твой Авер — и девки... — он хохотнул, — перебор, милая. Это же утес каменный!

-За что и люблю!

-Сильно любишь, Аль?

-Ой, Вань, он как-то сказал, что дышать без нас ему тяжело, а я как сиамский близнец, в него вросла.

-Пока он одевается, — Ванька оглянулся, — скажу по секрету: он и в училище был скалой. Я все думал, так и останется со своими запросами, как ты скажешь, старой девой, но видно на роду было написано на тебя напороться тогда. Другой бы, типа меня, ну, отметил про себя, что девчонка ничего, и прошел мимо, все равно ведь занята, чё заморачиваться? А Сашка... он настоящий, я знаешь как гонял, когда узнал, что его ранило. Мне чертовски, изумительно, повезло с друзьями, что Сашка, что Витек, это я дубина раздолбайская.

-Знаешь, Вань, я вот считаю, подобное тянется к подобному, вы все трое как бы дополняете друг друга. И получилась такая истинная дружба.

-Ага, как у тебя с твоими ребятами, только у вас намного чуднее, одна девчонка и пацаны. Когда уже Дрюня ваш приедет, я про него столько наслушался?

-В пятницу присвистит, увидишь!

-Ладно, Аль, мы немного пошляемся, посплетничаем, ты ложись, верну твою драгоценность в целости и сохранности.

-А скажи-ка мне, сынку, чего это тебя суровым мужиком называют?

-Вань, тут я по-всякому думал, и решил, что пусть лучше буду солдафоном-дуболомом, чем желанным для кого-то... — Авер коротко рассказал про Сашеньку Борисовича.

Ванька погоготал:

-Ай да Алька! Красава!

-Понимаешь, здесь все на виду. Ну вот поулыбаюсь я два-три раза кому-то, скажут — роман, а оно мне надо? Даже, допустим, вспыхнет у меня симпатия, — заметив взгляд Ваньки, добавил, — я сказал -допустим... Все, как известно, приедается, и что дальше? Остаться без Альки, сына и вот-вот второго ребенка? Да, могут и в другой семье родиться дети, а как без этих жить? Без Мишкиных вопросов, обожания, хвальбы всем, что я лучший папочка? Без Альки? У меня в глазах чернеет, если только вижу заинтересованный взгляд в её сторону, а отдать её кому-то... Не, Вань, когда человек тебя на уровне подсознания понимает, когда хочется отдавать больше, чем получаешь... я даже не люблю их, я просто живу ими, они у меня в крови... Баб, их много, и хорошие есть, и очень хорошие, но Алюня такая одна. Я до неё монахом не был, но с ней... я год почти уже никак не соображу где я бываю, куда улетаю, знаю только, что и дыхание, и желания одинаковые. Я, Вань, представить не мог, что такое возможно, уверен был — выдумки писателей... Ты знаешь, я такие вещи обговаривать не мастак, но вот то, что мне повезло свою половинку встретить в этой жизни, то повезло. Шут его знает, как я понял тогда, почти семь лет назад, а может, и не понял, интуиция что ли сработала, но за то, что имею, я буду держаться зубами, руками,ногами.

-А Мишук, Саш, и правда, вылитый ты — даже ходит также.

-Он, кстати, только внешне на... того похож, а так упрямый как мамуля, и я надеюсь, подличать не станет, учу, во всяком случае,этому.

-Не, Сашк, он и впрямь, такой славный малый, я заметил, он Альку не так слушает, как тебя.

-Ну мы с ним по-взрослому все решаем, он уже в садике девочек защищает.

-Да, Авер, ты счастливчик! Слышь, а я че-то за эту козу-дерезу зацепился. Сам в офигенном обалдевании, она же никак меня не воспринимает, только 'дяденькой', а я так не привык, может, это охотничий азарт? Только вот током шибает, когда нечаянно дотронусь.

Авер захихикал:

-Все когда-нибудь в первый раз бывает, может, это судьба, а?

-Ни хрена себе судьба... Она как колючка ядовитая, но заинтересовала, блин. Не, Сашк, я не хочу с ней перепиха, но вот как раковину закрытую нашел на море, хочется открыть и проверить, что внутри, а эта, козичка, не дается и на мою 'мужскую красоту и обаяние' ни фига не раегирует. Хотя без ложной скромности, между нами, девочками, все ведутся.

-Да, гусарский наскок здесь не удастся, ты учитывай, что она с детства верховодит ребятами. Ей сам чёрт не брат. О, каламбур, Чертов, про тебя получился.

-Задача, блин, но где наша не пропадала, решу, надеюсь, и эту.

-Ты только, стратег, девчонку не обидь, она такая, редкая, Алька её всегда хвалит, а у неё похвалу далеко не каждый получает. Я на играх ею просто восхищался, она прирожденный лидер, смотри, Вань, не напортачь.

-Авер, ты чё? У меня наоборот, скулы сводит от бешенства, когда слышу "стропила, оглобля". Вот свалю, побуду вдалеке от неё и точно определюсь, если не туфта — приеду, заберу. Вон, в половик закатаю и увезу.

Утренники стали совсем прохладные, осень чувствовалась на подходе, в кронах берез появились желтые листочки, рябинки закраснелись как бы стыдливо, и раскрашивались в яркий красно-малиновый цвет, осины. Авер поехал на работу и разминулся с Витьком, а эти два орла устроили во дворе шумную возню, орали, дурачились, хохотали во все горло, Алька и Минька тоже заливались, глядя на этих "деточек". А шедшая по своим делам Натаха застыла на тротуаре, разглядывая их борьбу.

Витек первым заметил высокую девушку:

-О, Вань, какие тут водят... — он замолк под бешеным взглядом Чертова. Потом ухмыльнулся. — Даже так?.. Витек повернулся к Миньке:

  -Минь, пойдем польешь мне!

-Да, дядь Вить!

А Чертов, неожиданно сам для себя, сказал:

  -Далеко ли, красотка?

Красотка, застигнутая врасплох, как-то без обычного ехидства ответила:

  -Да с ребятами пробежаться хотим до Колпаков, полазим там.

-Я с вами, Вить, ты как?

-За!

-Натах, десять минут подождете?

-Только десять, время пошло, — ответила пришедшая в себя девчонка.

-Ха, мы служивые, засекай.

-Вань, — громким шепотом спросил Витек в доме, — это то, что я думаю?

-Отвали, я сам не знаю!.

До Колпаков дошли-добежали быстро. Иван с Витей всю дорогу рассказывали и давали дельные советы, как выдерживать длительные марш-броски. Колпаки — это название горы получили из-за своей формы, а отдельно высилась самая высокая скала, напоминающая палец и имевшая название "Чертов палец".

  — Родня, Вань! — съехидничал Витёк. Осмотрелись, полюбовались на открывающуюся внизу картину — море осеннего леса. Полазили по всем скалам, просто так и на время. И понесло Натаху на дальнюю горушку, хотя верный Валёк ворчал:

-Тама же камень наверху шатается, вот-вот вниз рухнет полгорушки.

-Ой, сколько лет он уже шатается? — отмахнулась Натаха. — Я ща быстро, там спуск такой классный, надо разочек пробежаться.

Все расположились на недалекой полянке, а Ванька потихоньку наблюдал за козой-дерезой, "вот ведь как точно назвал, чисто коза скачет!" — подумалось ему, и тут в глаза бросилось, что верхний камень как бы шевельнулся.

-Коза-дереза, давай назад! — заорал он, побежав к горушке.

-Да, не боись, дяденька. Он давно так шатается! — весело отозвалась Натаха.

Ванька наддал, он видел то, что не видела девчонка — сбоку появилась большая трещина... ещё чуток и свалится эта безбашенная, а внизу небольшие, но камни.

Ребята замерли, Витек рванул за Чертовым, а Чертов чувствуя, что не успевает, и упадет Натаха на камни, прыгнул...

Наташка не успела испугаться, как камень ухнул вниз...

  -Ну всё! — успела проскочить мысль у неё, и она, зажмурившись, приготовилась к страшному...

-Где-то у самой земли её поймали большие руки дяденьки, он как-то согнувшись, не выпуская её из рук, умудрился перекатом уйти из под падающего большого камня, и падая вместе с ней на небольшой островок травы, чувствительно приложился.

Удар вышиб из него дух, пришел в себя от далекого крика Витька:— Ванька, Ванька! — и совсем близкого девчачьего причитающего голоса:

-Дяденька, дяденька же, приди в себя!

-А-а-а, коза, вот и пожалей меня теперь! — ехидненько подумал Ванька.

-Дядь, — уже плачущим голосом молила Наташка. — Ввваня, Ввванечка, — она заревела, и на Ванькино лицо закапали слезы.

Он приоткрыл глаза: Наташка, всхлипывая, гладила его лицо руками. -"Вот, так бы всегда!" — удовлетворенно помечтал Ванька, слыша недалекие шаги Витька, полностью открыл глаза:

-Выдрать тебя ремнем, — слабым голосом выговорил он.

-Вваня, ты живой?

-Живой, живой, только вот не знаю, может, инвалидом останусь по твоей милости, — пробурчал он.

-А Наташка заплакала навзрыд:

  -Я... Я не хотела..!

-Не плачь! — легонько обнимая её, Чертов тащился, и хотел бы так лежать вечно. — Ох, давай, попробую встать!

С помощью Наташки, бессовестно пользуясь своим положением, опираясь на неё, обнял, поднялся, начал ощупывать себя, дотронувшись бедра зашипел.

-Что?

-Да, синячище будет с месяц поди, полбедра болит.

Девчонка опять шмыгнула носом: зареванная, с распухшим носом, она была "такой... такой — вот прямо сейчас бы утащил в берлогу и не выпустил больше" — пронеслось у него в голове.

Пробрался по камням Витек.

  -Вот что бывает... — начал он наезжать на Наташку.

Но увидев её зареванную мордаху и показанный исподтишка кулак Ваньки, с тревогой спросил:

-Ничё не сломано? Идти можешь?

-Да, потихоньку дохромаю. Выше нос, атаман, не показывай слезы своей шайке. Авторитет -штука хрупкая.

Ванька аккуратно, едва касаясь её лица, стирал слезинки.

Витек, как-то странно всхлипнув, быстро отвернулся.

-Ну все, не плачь. Куклу тебе куплю, самую красивую и большую.

-Ага, — вздохнула совсем по-детски Натаха, — все вы только обещаете.

-И много нас таких? — посмурнел Ванька.

-Да вон, Санёк, ещё перед армией обещал, а потом сказал: "Не фиг, большая уже".

-Ну и болван! — обрадовался непонятно чему Ванька, — сказал, значит, так и будет! А может тебе чё-нить типа духов, украшений, там?

-Не, — помотала головой Натаха, — куклу!

И так нестерпимо захотелось Чертову зацеловать эту такую высокую, хулиганистую, но в сущности, совсем юную девчушку, что протянув руку... он дернул её за выбившуюся прядку и, вздохнув, сказал:

-Пошли, коза-дереза. Ребята, вон, заждались!

На поляне, отправив Наташку за водой, Чертов снял штаны, надо было осмотреть боевые раны. Бедро было синюшное, рука поцарапана, но все цело. Валек шумно лазивший в кустах, принес какие-то широкие листья:

-Ну-ка, привяжи вот это, моя бабка всегда меня ими пользовала. Я ж с детства Наташкин верный паж, а синяков у нас было... меряно-немеряно.

Наташка принесла воду, Валек ловко протер бедро и обмотал ногу листьями, закрепив их Наташкиной косынкой.

Потихоньку пошли к дому. Наташка поминутно оглядывалась на него, а он, радуясь такому вниманию, догнал её и шепнул:

-Слышь, коза-дереза, нечестно, ты мои труселя в огурцы увидела, а я твои, в поцелуйчиках, нет.

-Пошляк ты, дяденька! — фыркнула успокоившаяся Наташка. — Я тебе это, мазь притащу. У меня хорошая есть, синяки быстро проходят.

-А намажешь сама?

-Ага, размечтался!

-Ну вот, я весь такой поранетый. А меня и не жалеют...

Дома полным ходом шли сборы Евсееича, он собрался завтра уезжать, Ванька, оглядев все коробки, какие-то пластмассовые аккуратно завязанные ведра, сумки с чем-то, присвистнул:

-Ну ты даешь, Анатолий Евсеич, в Москве, поди, фуру здоровую надо подгонять?

-Смейся, деточка, а я всю зиму буду кайфовать с такими вареньями-соленьями. Ты когда домой? Что Олюшке сказать?

Ванька прикинул:

-Жаль, не дождусь, кого Аверы родят, может, ещё и в крестные возьмут. Рванем с Витьком домой числа двадцатого.

-Хорошо, поди-ка на два слова.

-Чё, дядь?

-Как ты понимаешь, тут все всё знают. Я прошу тебя, не пакости здесь, не обижай девочку!

-Ты чё, дядь, я и не собирался! — ошарашенно проговорил Ванька.

-Зная твои похождения, просто обязан предупредить, родители у девочки хорошие люди, брат, тем более, не позорь мои седины, я намерен летом ещё приехать сюда.

-Евсееич, а мысль в голову не пришла, что я, может, женюсь на ней? — неожиданно для самого себя выдал Ванька.

-Да ладно, где ты и где женитьба?

-Не, я серьёзно, только вот коза-дереза меня старым обзывает, совсем не воспринимает как потенциального мужа.

-Даже так? Рад буду, если остепенишься, а про девочку... нет таких крепостей, чтобы не сдались на милость Чертова, но без пакостей. Я тебя предупредил!

-Есть, товарищ генерал!

-То-то!

Прибежал посыльный — Валёк. -Иван, тут Натаха мазь передала, велела почаще мазать.

-А самой слабо было?

-Да там телеграмма пришла — Санька все экзамены сдал, поступил в институт, прыгает и визжит, девчонка, что с неё взять?

-А скажи-ка мне Валёк, что у неё и кавалеров нет?

-Не, ща нету... был тут один, теплогорский, наезжал несколько раз...

-И что?

-А ничего, руки начал распускать, ну, Натаха его и приголубила, нежненько так. Ну, может, вот в Свердловске баскетболиста какого найдет, я б сам не ней женился, да куда мне, до плеча только и дорос. Она меня задохликом зовет, а девка, что ни на есть хорошая. И чё я не вырос? — сокрушался Валёк, — ладно, я почапал. У нас сегодня танцы в клубу, надо марафет навести.

-Витёк, на танцы пойдем? Аль, ты с нами?

-Посидеть, пообсуждать кто, куда, зачем?

-Не, ну Авера попасешь, пусть мальчик протрясется...

-Зачем Аверу трястись, когда он возле своих посидит, — в кухню зашел Авер. — Вить, здорово!

-Ох, — скривилась Алька, — как хулиганит, вот, наверное, кому на танцы хочется.

Ванька осторожно прижал свои большие ладони к животу:

-Ух, ты, похоже, типа меня, шпана там сидит, глянь, как пинанул, наш человек!

Сидевший рядом с папой Минька вздохнул:

-Так долго не родится, мама я тоже в животике столько был?

-Да, сынок, а что?

-Ну там же скучно, никого нет, все здесь.

Все заулыбались:

-Точно, Мишук, сколько времени зря теряем, сидя в животе! Аль, как тебе мой прикид? — спросил Ванька.

-Жених хоть куда, — полюбовалась на него, принаряженного, Алька.

-Да ладно, я за весь отпуск первый раз рубаху с джинсами нацепил, а то все любимые штаны, да босиком.

Голубая, с коротким рукавом рубашка, изумительно подходила к его глазам.

-Вань, честно, не будь Авера, влюбилась бы!

-Во! Понял? Будет, Аль, обижать — отобью!

-Опоздал, я год назад такое озвучил, — хмыкнул Витёк.

Авер закатил глаза:

-Вот так и познается истинная дружба женатого с холостыми!

-Ладно, мы погнали, — взъерошил свой ежик Ванька и запел: — "В городском саду играет духовой оркестр!"

-Хорошие они у нас, — растроганно проговорила Алька, — знаешь, у меня такое чувство, что я всю жизнь их знаю!

А Минька загорюнился:

-Завтра дед Толя и баба Тоня уедут, потом Ваня с Витей — Витёк обиделся, что его называют 'дядя' и долго бурчал по этому поводу — потом опять надо одеваться много, — подумал немного, а затем встрепенулся: — а зато снег будет и Новый год. А Дед Мороз придет ко мне?

— А как же, только надо будет ему письмо написать.

-Когда?

-Как снег появится.

-Я умею писать 'папа и мама', папа, а другие буквовки научишь про деда Мороза?

-Да.

Минька умел писать три слова кривыми печатными буквами, ещё 'дед', а теперь у ребенка стимул появился, "много буквов написать".

-Папа, а давай имя нашему маленькому придумаем?

-Ты, хитрюшка, уже точно подумал, говори.

-Не, это мальчиковый секрет, пошли, папа...

Папа секреты ребенка хранил, мамочка про них, конечно, знала, но никогда не пользовалась этим, вот и сейчас Минька увлеченно говорил внимательно слушавшему его Аверу имена для братика или сестрички.

Ночью, поглаживая Алькины ножки, поясницу, животик, про секрет сына не сказал:

-Алюнь, ну слово настоящее-пренастоящее сыну дал.

-Все вы, мужики, такие! — тая в руках мужа, пробурчала Алька. — Где-то наши женихи загулялись?

-Наверняка Витёк с пацанами что-то обсуждает, а Чертов крепость осаждает, по двадцать девять деточкам, не волнуйся, это не город с его всякими ситуациями.

-Алюня уснула, Авер вышел на крылечко, покурить... Было тихо-тихо, не взбрёхивали многочисленные собаки, казалось, спали все, даже ветер угомонился. Откинувшись на перила, Саша загляделся на звезды, мысли текли лениво, "огонь, вода, и звездное небо — никогда не надоедает на них любоваться, — подумалось ему, — да пожалуй и вся природа успокаивает и дарит положительные эмоции". Послышались голоса, далеко слышные в тихой ночи.

-Витька, — определил Авер.

Подошедшие пацаны ещё немного постояли, поговорили и ушли.

Витек плюхнулся рядом. -Слышь, Саш, похоже горит наш Чертов синим огнём! Я думал, до такого мы не доживем, чтобы Ванька и влюбился. У него же всегда было: наскок-победа-расставание. А ща... я днем в осадок выпал, наш мальчуган девчушке слезы вытирал, вон, как Минька, не дыша. И ещё... куклу сказал ей купит. Видел бы ты, как она обрадовалась, а Ванька... у него же всегда "джентльменский набор" на девок срабатывал -колечко-духи, а тут кукла... А девчонка славная. Оторва, Ваньке спуску не дает, вот будет семейка...

-Ты думаешь, женится?

-Сто пудов. Я его таким никогда не видел, похоже, закончились его гульки. Моя бабка всегда говорила "Судьба придет — на печке найдет". А у вас с Ванькой — в Медведке. Он же покусывает её, а сам тащится, ей-то невдомек, что он влип... Я угораю, как она его -"дяденька", а дяденька злится, привык быть Ванечкой.

Послышался топот бегущего человека:

-О,несется!

-Меня что ли обсуждаете, кумушки? — подбежавший Ванька даже и не запыхался.

-А чё нам ещё делать?

-Ну Аверу спать давно пора возле женушки... допустим.

-Да ночь такая великолепная — тихо, спокойно, вышел покурить и завис...

Ванька сел, поерзал, устраиваясь поудобнее, чтобы не беспокоить синяк, вздохнул, закинул голову посмотрел на звезды, опять вздохнул:

-И чё, сидите, молчите?

-Да и так все ясно! — пожал плечами Авер.

-Это тебе, мудрый ты наш, разумный, все ясно, а мне... Да ни фига мне не ясно, — взорвался он. — Я как осел за морковкой за ней тащусь... злюсь, думаю, ну, все, хорош, на кой мне салага, а увижу... гадство... Авер, как ты столько лет выдерживал, у меня вон за неделю... кароче, попал я по самые яйца. И пропал... Ребят, а как подумаю, что она не захочет меня такого раздолбая... разнести всё в пыль хочется... Я всегда тебя, Саш, не мог понять, чё упираться в одну, когда, вон, их, пруд пруди... Вот ща хотел поцеловать, а она как кошка — шипит и локти выставляет, думает — преграда для меня, ха, как же, а ведь дотронуться боюсь, испугать, обидеть — Боже упаси. Хреново как-то всё. Сашк, это и есть любовь?

-Похоже, что да.

-Не, я всегда ухмылялся, как это 'не могу без кого-то'? А ща с содроганием думаю — далековато я буду, вот найдет себе баскетболиста в этом Свердловске, и гуляй, Ваня. А ведь не отдам, — подвел черту Чертов. — Фига с два она от меня куда денется. Ухх, какой я собственник, оказывается. Точно, Авер, в глазах темнеет... Вот на танцах, всех задохликов готов был прибить, а они возле неё так и вьются. А моя длиннючая, вреднючая, наивняк, думает, друзья, ага, а то друзья откажутся от такой... Короче, ну вас... раздрай у меня полнейший, во попал и где. В глухом медвежьем углу, Москвы оказалось мало.

-А ещё и Рязани, и Мамедии, и всех прочих мест, где ступала нога Ивана, свет Георгиевича, Чертова, -добавил Витек.

ГЛАВА 19.

А коза-дереза была в смятении... Нахальный, едучий, приставучий дяденька как-то умудрился залезть в её голову. Скорее не как-то, а по-наглому. Он и раздражал до зубовного скрежета, и интриговал, а ещё когда он лихо поймал её там, на Колпаках, что-то сдвинулось у неё внутри, когда он лежал под ней недвижимый... Испугалась она до заикания, даже Ванечкой вот назвала, потом, правда, злилась на себя, ну какой он Ванечка, громила чикагская! Это, вон, у Альки Мишук, маленький, а тут гора Араратская, амбал старый.

-Ой не ври себе Наташка, когда он твои слезы своей ручищей вытирал, у тебя внутри что-то таяло. А и не фиг, у таких вот нахалюг в каждом населенном пункте по даме сердца, ну его.

И тут же вспоминала жуткий синячище на его ноге. Другой бы с неделю лежал охал, а этому хоть бы хны, вон, на танцы приперся. И, гад-гадский, как-то ловко всех её мелкорослых поклонников оттер. И танцует хорошо, и так надежно в его руках было.

-Ага, — ехидно шепнул внутренний голосок, — а когда поцеловать захотел, испугалась. Боевая, тут же локти выставила, но он, молоток. Не стал нагличать, как этот, теплогорский ухажер...

Как он вопил, когда Натаха засветила ему и в лоб и между ног:

-Да кому ты вообще куда упала, жердина? Радовалась бы, что на тебя внимание обратили! Страшилка местная!

Никто ж не знал, что боевая Натаха потом долго плакала от обиды, а к утру решила, что на фиг всех ухажеров, не родился, похоже, её половинка ещё на свет.

-А этот, столичный, такой же... — ну не верила Наташка, что этот видный -чего уж греха таить? — и весь такой жилистый, мускулистый мужик с такой обалденной фигурой, может всерьез ей заинтересоваться... как говорится, рылом не вышла.

Вот и старалась Натаха дяденьку укусить посильнее, а тому амбалу, похоже, наоборот, нравилось её дразнить. Опять же, он Алькиного мужа первейший друг, а у неё вон какой хороший мужик, серьезный, внимательный. А Санька с ним служил, знает, да и так заметно, что не бабник и приставала, а уж как он к Альке относится...

Натаха горестно вздохнула:

-Ладно, скоро уедет дяденька-раздражитель, и будет каждый из них жить как и жил... И не видать тебе куклы, жердина, — горько усмехнулась она.

А раздражитель, посадив в поезд дядьку и мамку Авера, прикинув, что осталось у него всего четыре дня — на пятый уезжать, помрачнел.

-Аль, скажи, что во мне не так?

Алька оглядела его:

-Да вроде ничего не вымазано и не порвано..

-Да ты не поняла, что во мне не так, раз коза-дереза от меня шарахается, я вроде дамам всегда нравился?

-А-а-а, вот ты о чём? Вань, ну ты как маленький, девчонка всегда комплексовала из-за своего роста. Думаешь, приятно, когда тебя по-дружески, вместо цветочков и свиданий, оглоблей величают? Она даже сутулиться начала. Я знаешь как её ругала? Видная, высокая, ноги длинные, ладная такая, не пустая. Вань, знаешь какая из неё жена будет?

-Аль, у меня четыре дня всего, я всю голову сломал, как ей сказать, что я... что я на неё круто запал, не интрижка и не на неделю. Я вон Сашке сказал, что побуду вдалеке от нее и, если пойму, что это то, что у вас с Авером, увезу. Два дня назад. А сегодня... вот прям щас схватил бы и утащил. Знаю, что рано, что не поймет, кароче, мозги кипят. Аль, помоги, а?

Он с мольбой взглянул на неё, а Алька ошарашенно молчала. Ванька, полностью соответствовавший своей фамилии, отчаянный, бесшабашный, сидел перед ней со взглядом Миньки, смотрел на неё с надеждой и каким-то отчаянием...

-Вань, ты с ней поговори, вот так, как сейчас. Я почему-то уверена, что она поймет, и, думаю, что ты, дяденька, ей тоже не безразличен. Мало она внимания видела со стороны мужеского пола, вот и не верит, только не вспугни.

-Хотелось бы, чтобы это было так, моя б воля, на руках только и таскал по вашей Медведке. Во, Чертов, до чего дошел, мозги кипят. Я, Аль, дурак, ей куклу пообещал, она вроде обрадовалась, а про себя небось подумала — жадный, старый мудак?

-Вот если не привезешь куклу ей, тогда таким и будешь!

-Аль, да я ей пол Детского мира скуплю, лишь бы... хоть понравиться!!

Появился дед.

Алька спросила:

-Ты где хоть окопался? Ну ладно, Евсееич здесь был, а теперь-то где тебя носит?.

-Да я этта... — замялся дед.

-Мы с дедой к бабе Нине Мочаловой ходим в гости, — продал Минька.

Алька выпала в осадок...

-Еще скажи, что ты жениться собрался? -Не, чаго уж тяперя, а говОрить усе же интяресно, жизня была не сахар у яё, от и общением узялись время коротать!

-Чё-т в Медведке какой-то воздух не такой стал, химия, что ли, и не весна вроде, вон, осень на пороге... — задумчиво протянула Алька. — Дед, ты меня убил. Ещё скажи, что зимовать здесь будешь.

-Не, як жеж вы без мяне, у сентябре рОдим, не, я нямного, до сырой погоды, Ритка согласная.

-Фигассе!

-Не, як ты за мяне... — его перебил радостный вопль Мишука: — Сееерый!

Как-то резко повзрослевший, возмужавший за лето Сережка легко подхватил племяшку, закружил его, а тот захлебываясь от радости вываливал ему много новостей. Серый улыбался и вместе с ним обходил всех по кругу: обнял одной рукой просиявшего деда, чмокнул выскочившую на крыльцо мамку, пожал руку Витьку, познакомился с Иваном и плюхнулся возле Альки, обнял:

-Карапузик, все пыхтишь? Че теть Паня сказала, кто у нас родится?.

-У нас сказала, будет, кого папа хочет, а эти два хитрых Авера мне даже имен выбранных ими для малыша не говорят.

-Мамочка, это секретный секрет, а мужчины секреты не выдают!.

-От, правильно, Минька. Мужуки, они завсягда мужуки!

Серега со вздохом вытянул ноги:

-Ух, что-то запарился я, дед баньку бы, а? -А затопил уже давно, можавелу запариваю с утра, заждался тябе, Сяргей.

— Ну, рассказывайте, як без мяне?

-А чаго ж, усё у порядке, унучку ждем вскоре. — Дед упорно утверждал, что родится унучка, Минька по секрету сказал, что дед у магазине купил красивейшее китайское платье, про запас. — Хай будя! Усё одно, если пацан родится буду унучку добиваться!

-Занятная история, Ритк, — говорил он снохе, — я як усягда тута жив, у Бряньск и не тяне, этта ж надо! Сродственники усе пугали, што я у тоске загнуся...

-Ага, загнется он, вон, домой не появляется. Старый кот, блин, — ворчала Алька.

-Пяреживая, значить, любить! — довольно ухмылялся дед, — а чаго мне ешчё надо у этой жизни? Ничаго!Унуки, зять, праунук — усе мяне уважають, а и я при них греюся.

Он не говорил, но в разговорах с Евсеичем хитренько так нахваливал зятя — "усе для пользы дела, ён у нас уж дюже хороший мужик, глядишь, и стрельнеть кагда у нашу пользу..."

Сяргей пошел в дом, дед потрусил у баню.

Ванька же собрался до козы-дерезы.

-Волнуюсь, Аль, как желторотый юнец. Ща я в одно место сгоняю. Минь, айда со мной, ненадолго, но по делу.

. А разве Миня такую возможность упустит?

Пошли в сторону леса, через часок Алька и смеялась, и сдерживала слезы умиления: её невозможный сынок важно сидел у Чертова на руках, держа в своих ручках огромный букет полевых цветочков.

-Мамочка, мы с Ваней для девочек цветочки собирали, — он с достоинством отдал Альке приличный, собственноручно собранный букет.

-Ну вы и рыцари, какие молодцы! Спасибо, сладкий мой, это самый лучший букет в моей жизни!

-Я теперь знаю, где цветочки растут. С папой опять сходим! Я так много сорвал, что не мог идти, цветики глазки загородили, и Ваня меня понес, а я букетики держал.

-Ага, — процитировал Витёк. — "Гена, тебе не тяжело? А то давай я понесу торт, а ты понесешь меня!"

-Знаю, знаю, — запрыгал сынок, — это Чебурашка так говорит.

-Аль, глянь, все в порядке? Я как-то букеты только покупные дарил, а тут, фиг его знает, может, по роже получу.

-Не, Вань, цветы, они самые простенькие, все равно цветы, и так приятно их получать, такое внимание радует. Иди уже, рыцарь!

-Минь, ты мне обещал, для поддержки штанов сходить со мной.

-Мама, можно?

-Можно, только назад...

— А я по тротуарчику, никуда не сверну, деда, ты меня увидишь?

-А як же, идитя, женихи.

Ванька прикинул, что если принесут цветы с Мишуком, Наташка не выбросит их, ребенок же дарит. А Натаха растерялась... она с удивлением и неверием смотрела то на Миньку с букетом, то на странно выглядевшего дяденьку:

-Это мне?

-Да, мы с Ваней собрали для мамы и для тебя, вот, их надо в водичку поставить!

-Спасибо! — Натаха расцеловала мужичка, а дяденька аж зажмурился, так ему хотелось быть на месте Миньки.

И пока он жмурился, Наташа едва касаясь, чмокнула и его в щеку:

-Спасибо, дяденька!

-Тот прокашлялся:

-Слышь, ко... ээ... Наташ, пойдем, прогуляемся, надо поговорить немного...

-Ой, ну мне надо переодеться! — она как всегда была в свих стареньких шортах и майке.

-Да мне ты и такая... нравишься, — бормотнул чудные слова дяденька-амбал.

-Я быстро!..

Натянула джинсы, надела футболку с длинным рукавом, шустро переплела косу, глянула на себя в зеркало.

-Ох, Натаха, ни подкраситься, ни подушиться... а, пусть с такой вот прогуливается. Наверняка ведь кусать начнет. Да и вообще...

Она шустро выскочила из дома и наткнулась на странный взгляд дяденьки.

-Что-то не так? — растерянно спросила Натаха.

-Что? — как-то заторможено спросил амбал, не отрывая от неё глаз. — А? Нет, все так! — он тяжело вздохнул и опять повторил. — Все так!

— Куда пойдем?

-А, по вашему Бродвею, местному прошвырнемся.

Молодежь поселка каждый вечер выходила гулять на дорогу ведущую в сторону Колпаков, где-то с километр от поселка рос первый кедр -'первая кедрушка' и обычно все, доходя до него, поворачивали назад и шли до клуба, вот так и гуляли вечерами, узнавая новости и встречаясь со всеми. -Давай сразу договоримся, не будем ругаться и ехидничать, просто поговорим, ну, вот хоть про то, как ты тут живешь, чем занимаешься, кто тебя учил борьбе?

-А почему про меня? Давай про тебя?

-Не проблема, двадцать девять в январе будет, москвич, вся семья потомственные москвичи, есть четыре сестры, закончил Рязанское десантное, служил в Азербайджане, потом перевели в Москву, там вот и служу. Правда, в столице бываю редко, командировки постоянно, холостым, сама понимаешь, легче собраться.

-А командировки в какие места?

-Да, так, по Союзу, то туда, то сюда.

— Ааа, военная тайна?

-Да нет, просто иногда в такие дыры приходится летать, что даже и названия не помню, — врал на голубом глазу Ванька, ну не говорить же девочке про афганские дыры, куда иной раз заносило его.

-А как Сашу у Альки, в Афган не пошлют?

— Не, что ты!

Натаху интересовало многое, она спрашивала, а Ванька, тихо радуясь, что девочка спокойно идет рядом и не вредничает, разливался соловьем. Незаметно, этаким спортивным шагом, они за разговорами учесали километра за три от посёлка.

-Ва... Ваня, давай назад повернем? — как-то затрудненно сказал Натаха, а у Вани на лице расплылась широкая улыбка,впервые ведь назвала не дяденькой.

Стемнело уже прилично, Натаха запнулась раз, потом второй, Ванька взял свою девочку за руку, она как-то испуганно сжалась.

-О, я — дубина. Ты ж совсем замерзла!! — он рывком снял с себя рубашку с длинным рукавом, оставшись в одной десантной майке и не слушая возражений, накинул Наташке на плечи.

-Дяденька, да она мне как платье, а уж рукава, — Наташка смеясь помахала ими, — чисто крылья.

Он же аккуратно стал заворачивать рукава, ворча, что у некоторых ручки короткие. Взяв её крепко за руку повел назад.

Выглянувшая луна явно усмехалась над его неловкими попытками, а Ванька, опасаясь, что взбрыкнет его такая непредсказуемая спутница, больше всего боялся, вот заберет она у него руку, и станет ему холодно и одиноко, и болтал он обо всем, смеша козу-дерезу до слез.

Ладошка в его руке — холодная и напряженная вначале — потихоньку расслабилась, и это было высшей наградой для такого обычно нагловато-шустрого, а сейчас ведущего себя необычно Чертова.

-Не замерз? — с тревогой спросила Натаха.

-Нет, что ты, я привычный! — Он подхватил её на руки, перенося через большую ямину, выбитую лесовозами на дороге.

-Эээ... я и сама могу! — попыталась вырваться коза-дереза.

-Видели вчера, как ты можешь, не вертись, уроню! — пробурчал Ванька, жалея, что яма заканчивается. Его коза (в мыслях она точно была уже его), оказалась легкой как перышко.

-Или это от радости? Пропал ты, дядь Ваня, полностью, но назад хода нет! — четко уяснил он.

Довел Наташку до дома, поцеловал ей руку, а заодно и все пальчики, невесомо касаясь их губами.

-Все, договорились, завтра на тренировку своих тащи! Спокойной ночи! Спасибо, Наташа, за такую чудесную прогулку.

-И тебе, дя... ой,.. Ваня!

И оба долго не могли уснуть. Наташка верила и не верила, что вот такая стропила может заинтересовать, понравиться столичному... нет не хлыщу, наоборот, настоящему мужику. Куда делось его ехидство и вредность, сегодня это был совсем другой человек, внимательный, веселый, такой, такой... "Стоп, Натах, может, это с его стороны просто интерес, спортивный?"

Засыпая, она пообещала себе внимательнее приглядеться к... Ване? — О, блин, Натаха, когда он успел из амбала в Ваню превратиться?

А Ваня долго сидел на крылечке и бездумно улыбаясь смотрел на звезды. Вспомнил вдруг, как орала одна из его пассий ему вслед при расставании, уверенная почему-то, что он от неё никуда не денется, хотя он сразу предупредил, серьезных отношений, а тем более женитьбы быть не может. И орала она, взбешенная, чтобы ему точно так же отлились её слезы, чтобы он влюбился без взаимности, чтобы встретилась ему стерва, и не знал он покоя.

-А вот, шиш угадала, и не стерва, и взаимности я добьюсь, одно правда сошлось — покоя теперь точно знать не буду, пока не будет всю оставшуюся жизнь рядом эта мелкая заноза.

Приехавший Авер расстроил Альку:

-Подсолнушек, на неделю в командировку с понедельника, в Пермь, учеба. Ты сильно не переживай, я буду звонить каждый день.

-Знаю, что вроде не далеко, а все равно волнуюсь.

-Милая, на то ты и офицерская жена, — Авер чмокнул её в нос, — нам с тобой ещё не выпала такая 'радость' как переезд с одного места службы на другое, а переезд, сама знаешь, сродни пожару. Это, вон Витьку "везет": Омск — четвертое место, пока один, налегке, не сложно, а женится, совсем 'весело' будет. Нам с тобой повезло.

-Ага, всем бы так 'везло' — вся левая сторона груди в шрамах, — бурчала Алька.

-Но твои любимые же, — улыбнулся Саша, — или уже нет?

-Не говори ерунду, я твои шрамы вечно буду жалеть!

-Чёт мне кажется, что и Минькины ушибы-синяки и мои шрамы жалеются одинаково? — прищурился Авер.

-Ниччё от тебя не скроешь, внимательный ты мой!!

-Плохо?

-Ещё как, — блестя глазами, отозвалась Алька. — Вот рожу, перестану быть бегемотиком и пожалею...

-Бегемотик-то мой любимый, хоть и большой, и грузный, но, как Карлсон, симпатишшшный! Что тут наш Иван? За день продвинулся в ухаживании?

-Тсс, — Алька приложила палец к его губам, который Авер тут же прихватил, — Ванька такой смешной, что-то говорит и вдруг зависает... А Витек издевается, орет ему: "Проснись, нас обокрали!" А наш шпион мелкий заливается. Продвинулся, продвинулся, Натаха его Ваней стала звать! А Ваня цветет при одном только взгляде на неё, хорошо!! Саш, а Чертовы против не будут, ну, девочка из глуши, мало ли?

-Аль, ты что Ваньку не изучила? Да ему хоть весь мир будь против сейчас, он свое не упустит и не отдаст, а Чертовы... они будут рады, что он набродяжничался, а увидев Наташку, только ещё больше порадуются. Тёть Оля однозначно её сразу примет, она ж все время боялась, что Ванька на какой-нибудь стервозе жениться соберется.

Пришла такая же круглая и грузная, как Алька, жена Васьки.

— Аверы, у нас сегодня праздник, семь лет как женаты, вечером ждем на шашлыки, форма одежды-спортивная, орлы твои, Аль, в курсе — Дрюня точно приедет! Да ещё Сашку Плешкова с, — она хитро взглянула на Альку, — сестричкой позвали, они там уже шуршат, мясо маринуют. Мы с тобой, Аль, теперь как почетные гости, в сторонке посидим, а эти, деловые, пусть без нас справляются.

Чертов, насторожившийся при упоминании Плешковых, тут же, забрав Миньку, свинтил к Ваське-помогать.

-Сын наш постоянно занят, — посетовал Саша, — то цветы собирает, то букеты дарит, то с дедом на посиделках, шашлыки вон готовить убежал, это в четыре года?

-Да он Ваньке слово дал, что будет с ним ходить "для поддержки штанов", спрашивал: "это как ремень, да, мама?"

-Чудно, Чертову и поддержка требуется! -Он просто опасается, что коза-дереза взбрыкнет, а Миньку она обожает, он как бы сглаживает их колючки, на радость обоим.

Бабур приехал радостный — получили квартиру, Анька, младшенькая сестричка, поступила в Пермский пед:

-Жизнь, Аль, налаживается, доченька вон топает вовсю, а шпана, не знаю и в кого?

-Ну да, ну да папа-то сама скромность! — подтвердила Алька и оба засмеялись — не было ни одного собрания в школе, чтобы Бабуров и Цветкова не фигурировали в проделках или происшествиях.

-А нам с тобой и после школы больше всех прилетело, но ничё, не пропали!

-Точно, Андрюха, я так за вас боялась.

-С чего это?

-Ну проскальзывала мысля такая — а вдруг пить начнете от безделья? А вы у меня...самые лучшие.

-С тобой, пожалуй, сопьешься. Гешка, вон, плакался, что ты его отымела по первое число, сказал: "Медуза-горгона какая-то, но по делу получил."

-Ох, я иной раз навтыкаю полну попу огурцов, поору, поехидничаю, а потом подумаю — ведь пошлют меня как-нибудь, скажут, иди-ка ты, Цветик, мы уже выросли твоё орево выслушивать.

-А, не парься, мы наоборот, скучаем без твоих втыкушек. Это, наверное, по жизни так и будет: ты -рядом и мы, получающие от тебя, если накосячили. Петька, вон, постоянно спорит, когда че нибудь не так, и ведь угадывает твою реакцию, а мы, дураки, ведемся и постоянно остаемся проигравшими.

Он чмокнул Альку в щёку:

— Пойду с Вашей горой Араратской знакомиться, наслышан.

Вечер получился как всегда — шумный, веселый, колготной, много пили и пели, Алька вся исстрадалась — ноги рвались в пляс, а 'интересное положение' не позволяло, зато отрывались два Авера, маленький старательно копировал и повторял все папины движения, папа подхваливал сыночка, а у того сияли глазки.

-Мама, смотри как мы с папой танцуем! — кричал он на весь двор, мама показывала большой палец, и мужики старались еще больше.

Петька сжалился над пузатиками и включил всеми любимого Ободзинского, его 'Восточную песню'. Саша тут же начал танцевать с Алюней, бережно придерживая её. Как-то разом все разбились на парочки, только Гешка и Санька Плешков были не при дамах, но не заморачиваясь, стали изображать в сторонке танец типа танго. Авер любовался своей Алюней.

А Чертов... Чертов еле сдерживался, чтобы не зацеловать серьезную, смущенную козу-дерезу. -"Тихо, болван, не спугни, тихо!" — мысленно бил сам себя по шаловливым ручкам, что так и норовили обнять покрепче, прижать к груди посильнее...

Расходились постепенно. Сначала ушли Аверы — уснул Мишук, напрыгавшись, да и Алька подустала. Потом Дрюня со своими девами, а Чертов и Натаха совсем 'незаметно' для всех остальных тоже исчезли из поля зрения.

Натаха повела его на ребячье место, где они разожгли небольшой костерок, сидели рядышком, задумчиво смотря на огонь и изредка перебрасываясь словами. И оба про себя изумлялись, что так замечательно им сиделось и молчалось. И если Наташка удивлялась — как это никто не заглянул на огонек костра, то Чертов не задумывался. Он просто наслаждался близким соседством ставшей за несколько дней так необходимой ему козы-дерезы.

А на дороге Санька с Гешкой заворачивали желающих пойти на огонёк.

-Сань, ну я рад за Натаху. Такая пара из них вышла — оба высокие, спортивные.

-Ага, ехидные две заразы, резкие, чуть что, в лоб могут засветить, — дополнил Плешков.

И опять долго бродили Чертов с Натахой по спящему посёлку, посидели на бревнышках у пруда, послушали громко слышный в ночи шум падающей с плотины воды...

-Тишина какая, аж на уши давит. Редко когда так бывает, ещё, пожалуй, в горах, звуки далеко разносятся, — задумчиво проговорил Иван.

-А я вот на море хочу, особенно, когда оно штормит. Андрюха Бабур видел, говорит, жутко и восторг зашкаливает. Но это на следующее лето, может, с Санькой и соберемся, сейчас вот через десять дней поедем учиться, вернее, сразу в колхоз. Первый раз день рождения буду без своей, как ты скажешь-свиты, отмечать. Обычно здоровски бывает — всякие хохмы придумывают, розыгрыши, дурачимся много.

-Когда?

-Что когда?

-День рождения твой?

-Седьмого сентября, а на следующий день — именины у Наталий. Это баба Катя меня так настояла назвать, родители хотели Ирина или Марина, а она по святцам и никак иначе...Вот и стала я Натахой.

-Не, не Натахой, как-то по-собачьи, а Наташенькой, Наточкой.

-Да ладно, мне коза-дереза больше нравится.

-Глупышка! — Ванька притянул её к себе, — да не боись, не буду я ничего, вижу же, что ежиться начинаешь.

-Так от воды прохлада идет.

-Вот и погрейся возле меня.

Опять помолчали, темнота понемногу серела... Ванька вздохнул:

-Пошли, скоро народ вставать начнет, а ты ещё не ложилась, утомил я тебя своими разговорами.

Пошли неспеша, держась за руку. Наташка и хотела бы и отнять, но разве у Чертова из лапищи выдернешь? У их калитки он чмокнул её в нос:

-Спокойной ночи, не, утра, маленькая!

Едва отошел, его окликнули:

-Капитан, на пару слов!

-А чего это ты, Санёк, меня капитаном стал звать, вроде бы по имени давно общаемся?

-Ну, видишь ли, — замялся Санька.

-Вижу, вижу... не то ты думаешь, я сам за неё кому хошь пасть порву.

-Точно? Не обидишь?

-Как думаешь, смогу я ей хоть немного нужным стать? Я завтра отчаливаю, там будет командировка месяца два-три, потом приеду — заберу, если, конечно, будет согласна.

-Значит, все у тебя серьезно?

-Более чем, Санёк!

В воскресенье после обеда стали собираться домой. Алька задерживаться не стала, — Авер вместе с Витьком и Чертовым уезжали в ночь. Иван, помявшись, все-таки решил садиться здесь на станции, а ребята присоединятся к нему в Горнозаводске. Он было попробовал переубедить мамку и деда, что ничего не надо ему совать из варений-солений, все взял дядька. Но кто б его слушать стал?

-Вы удвоем вона якие здоровые, унясете!

И натащили им... принес Васька чего-то в коробке, отметились Натахины пажи, принесли большую сумку.

-"Всяко-разно пригодится" — я тама все подписал, для твоей матушки и сестричек всякие травки сушеные, ты не боись, у меня бабка всю жизнь травы вместо чаю, а и грибов сушеных, и черниги малость, — разъяснял Валёк, — мы ж тоже уважаем добро, а ты, Иван, вона с нами возился постоянно, вместо отдыху-то. Ещё, бабка моя всегда говорит — если от души тебя люди уваживают, грех отказываться! А и проводим тебя, все баулы поможем погрузить, ты это... если будет желание и время, приезжай ещё к нам. Мы тебе рады будем, всегда.

Ребята дружно поддержали его, а Ванька лихорадочно соображал, как ему сказать Наташке, что он... И что он? Посмеется и скажет, как тогда:'иди дяденька, и не просто иди...'

Плюнув на все, пошел к Плешковым

-Наташа, надо поговорить!

Одетая в свои драные шорты и майку, разлохмаченная и смущенная пристальным взглядом Ваньки, она выдавила:

-Подожди, переоденусь.

-Пошли, немного прогуляемся!

Сели на недальнем бугорке, откуда весь поселок был как на ладони. -Я... вот через три часа уезжаю, скажи, могу я надеяться, что небезразличен тебе? — рубанул с плеча Ванька.

-Ну, я не знаю... — растерялась Натаха, — как-то это всё неожиданно... мне трудно... я...

-Понятно!.. Ладно! — он помолчал, потом встал. — Пошли, коза-дереза. Надо ещё гостинчики упаковать, да и чё твое время занимать?

Он протянул ей руку, помогая встать.

-Что ты со мной как с барышней кисейной, — удивилась она, — я пока не развалюха.

Он как-то грустно усмехнулся:

-Наоборот! — и резко шагнул вперед. — Пошли!

Наташка поплелась за ним следом, разрываясь между желанием сказать, что нужен, и боясь... На глаза навернулись слезы, и она, запнувшись, полетела на землю. Ванька едва успел поймать её.

-Что ж ты падать взялась постоянно, не развалюшка?

Она, как-то судорожно всхлипнув, спрятала у него на груди лицо и робко обняла его за шею. Ванька замер... минут пять стоял не шевелясь, потом отмер, бережно-бережно оторвал её лицо от груди и опять начал вытирать её слезы.

-Детский сад, — качал он головой, заправляя волосы за ухо, потом вгляделся в её лицо и начал тихонько целовать, приговаривая:

-Как теперь без тебя тошно будет коза-дереза.

-Вань, а ты мне будешь писать?

-Обязательно! Только прошу тебя, не паникуй, если долго нет писем... значит, я в очередной дыре, в командировке. Не придумывай себе ничего, просто пойми, я от тебя никуда, длиннючая, вреднючая, ехидина мелкая, заруби на своем, — он аккуратно поцеловал её в нос, — конопатом носу — Ванька Чертов никогда пакостником не был и слово держать умеет.

-И ничего я не конопатая! Ну, подумаешь, несколько веснушек!

-А я про что? Они такие милые, — он опять целовал её веснушки. — Так, стоп, пошли, пока у меня ещё сил хватает сдержаться, — он жадно и крепко поцеловал её. — Все, маленькая, приеду, как только сумею. И к тому времени ты точно поймешь, нужен тебе я или это так, мимолетно. Коза-дереза, а мне-то от тебя ждать писем?

Коза только кивнула. Так и пошли молча дальше и уже у самого поселка в тени березки, его невероятная врединка окликнула:

-Ваня!

Он остановился, вопросительно глядя на неё.

-Ваня, я я буду очень ждать твои письма! — и покраснев, вдруг сама прижалась к нему и, привстав на цыпочки, потянулась к нему губами... -Милая! — Чертов сжал её в объятьях, — маленькая моя!

Он, забыв про все, целовал свою козу-дерезу. Потом резко выдохнув, остановился:

-У меня же башню сносит, пошли, иначе...

. И шел Ванька как-то боком, а его мелкой занозе и невдомек было, почему он так неудобно идет.

ГЛАВА 20

Дома Альку ждали аж три письма из Сербии и... картина 60х40, с которой счастливо улыбались Аверы. Художник Гоша сдержал-таки слово, Ванька привез холст, Саша сделал рамку и повесил в спальне над кроватью.

Минька восторженно застыл возле неё:

-Мама, какие мы красивые! Ой, а это ёще, смотри, мам, мы с Ваней!

В рамочке, стоящей на комоде, был небольшой, чуть больше фотографии рисунок — Чертов держал на руках Миньку и оба заразительно смеялись.

Алька в нетерпении взяла письма Стоядиновичей, посмотрев по штемпелю дату отправки начала читать. Валюха писала, что встретили их шикарно, вся ближняя и дальняя родня съехалась посмотреть на русску жену и малиша, гуляли целую седьмицу, свекровь умилялась и любовалась маленьким внуком и откровенно хвасталась русской снохой всем соседям. Валюха скучала по дому, описывала быт сербов, обычаи, еду, делилась сомнениями и тревогами, удивлялась, восхищалась, особенно впечатлили её Балканские горы-'Аль,есть места, где чувствуешь себя муравьем среди вот такой суровой красоты, и нет ничего кроме гор и, действительно, далёкой дыры в небо".

В общем, получила Алька подробное описание всего:

-Как сама там побывала, хотелось бы увидеть вживую. Смотри, смотри, какая красотень, — она подавала Саше фотки адриатического побережья, куда Стоядиновичей утащили после празднований родственники. -Красиво, вот бы нам когда там побывать случилось?

-Посмотрим, как наш малыш будет расти, если все нормально, летом у нас на Черном побываем, — улыбнулся Авер.

Проводила мужиков Алька, и словно бы в унисон её и Натахиному настроению, пошли дожди. Природа как-то сразу съежилась, резко полетели листья, достали резиновые сапоги, зонты и куртки, дождь сеял и сеял, Алька тоже кисла, так долго тянулась неделя без Сашки, вечность целую.

Приехал дед:

-Усе мокрое, у лес ня пойдешь, а у окно глядеть — тоска, мы тута с Минькою лучшее мультики посмотрим и у кахве добягим!

А в Медведке тоска навалилась на козу-дерезу, она никому из свиты не говорила, что скучает по Чертову. Особенно после того, как Виталька Першиков, в первые дни после его отъезда ехидничал:

-Ну что, Натаха, улетел твой орел?

-Он, может, и орел, но с чего мой? И с вами точно также общался? Да и на то он и орел, чтобы лететь куда хочет.

-А я было подумал...

-Да, пожалуйста, думай себе, чё хочешь, я уже одной ногой в Свердловске.

По дождливой погоде настроение убывало катастрофически, и Натаха поехала к Альке, с ней можно было поговорить обо всем. Алька, скучающая без своего Авера, очень обрадовалась ей, потащила показывать новую квартиру, и как-то сразу не поняла, отчего застыла Наташка.

А потом допёрла:

-Наташ, так тебе Ваня не безразличен? — спросила она, видя как смотрит Наташка на рисунок.

-Ой, Аль, — заплакала та, — я такая дура. Думала, уедет и все — чао, дяденька. А он... он снится каждую ночь, а я боюсь, что он про меня и не вспоминает.

-Глупенькая, он из Медведки себя с мясом вырывал, знаешь, как ему тошно было?

-Правда?

-Правда, правда, забирай вот рисунок. Пусть Ванька рядом с тобой будет!

Наташка запрыгала:

-Аль, я тебя обожаю!

Кислое настроение вмиг улетучилось, и коза-дереза стала оживленно рассказывать новости, делиться впечатлениями, а сама постоянно смотрела на рисунок и беспричинно улыбалась.

-Возьму с собой в общагу. Не хочу, чтобы кто-то из наших видел, ну их.

А Иван, свет Георгиевич удивил всех своих девок, особенно мамульку. Приехавший сын был странно задумчивым, мамулька встревожилась:

-Сын, ты не заболел?

Он молчал, потом встрепенулся:

-Что! А, нет, просто задумался!

-Надо же, к тридцати годам задумываться стал, значит, ещё не все потеряно! — посмеивалась Галинка.

В другое время братец с удовольствием и выдумкой стал бы пикироваться, сейчас же усмехнулся:

-К двадцати девяти, если быть точным! — и всё, опять замолк.

-Вань, ты точно не болен?

-Отстань, а?

И как ни пытали Чертовы своего будущего зятя Доронина, он твердо говорил, что не знает, в чем дело. Потом, на следующий день, Иван потащил Галинку в Детский мир... в отдел кукол???

-Вань, Ваня, может у тебя как у Авера, где-то ребенок объявился и, похоже, девочка? Вань, ну Ванька же!

-Что? А, не, нет у меня никаких ни девочек, ни мальчиков, все гораздо проще... и сложнее в сто раз... Галь, ну вот какую бы ты выбрала куклу?

-Для кого?

-Ну... допустим, для себя...

-И ты мне купишь?

Ванька очумел:

-Тебе куклу?

-А что, я не девочка, что ли?

-Не, я не о том, конечно куплю, я просто думал, девицы в твоем возрасте куклами не интересуются.

-Ничто человеческое нам не чуждо.

-В кукольном ряду возле ГДРовских кукол народ толпился, но покупали мало — дорогие.

-Вань, ну хоть намекни, тот человек, для кого кукла — он какой?

-Все тебе расскажи...

-Да нет, ну бывают люди скромные, стеснительные, отвязные...

-А-а-а, хулиганистый, отчаянный человек... — Ванька как-то светло и нежно улыбнулся. И тут впала в ступор его бесшабашная сестричка.

-Ух ты! — она хотела что-то сморозить, но увидев взгляд Чертова, вздернула нос кверху, — пошли, Ромео!

Как небольшое цунами, она пронеслась вдоль рядов с куклами, прошла назад и остановилась возле одной:

-Вот, эту, она самая большая здесь, 60 см, пойдет?

Ванька придирчиво осмотрел, подумал, кивнул:

-Думаю, да! И вот ещё этого хулигана возьмем!

-Рыжий, конопатый, с хитрым взглядом, кукольный пацан вызвал у Ваньки широкую улыбку.

-А себе?

-Да, вот эту, в школьной форме.

-О, точно, и я такую возьму еще.

Сестра уставилась на него круглыми глазами:

-Я ведь от любопытства умру!

-Помирай, вон, Витька вдовцом соломенным оставишь!

-Дурак!

-А ты любопытная Варвара.

Оплатили всех кукол, Ванька повеселел, оставил в своей комнате коробки и опять куда-то свалил. — Девки умирали от любопытства, а Ванька явился к вечеру.

— Что, опять по девочкам?

-А? Ну да. Старые связи потребовались.

-И как, успешно?

-А?

-Вань, проснись, нас обокрали! — заорала Галинка.

-Ты чё? Совсем ку-ку?

-Это ты ку-ку! Я тебя спросила, как по старым связям, успешно погарцевал, скакун, блин, арабский.

-Ты чё, думала, я по бабам?

-А по кому ещё мой ненаглядный братик столько лет скачет?

-Да я по-другому, во смотри, только не трепись уже, а?

-Вань, я могила! — проговорила опять ошарашенная Галинка, рассматривая коробочку с духами "Диориссимо". — Ванька, ты точно влюбился!

-Не ори, ничего ещё не ясно! Я как бы не сильно понравился...

-Ты — и не понравился? Да быть того не может, если только накосячил сразу? Знаю я тебя, гадости говорить ты мастер.

-Ну было немного, но вроде я потом исправил кой чего.

-Вань, если она не дура, то тебя не отпустит.

Ванька вздохнул:

-Если бы! Всегда найдется, кто получше.

-Ни фига! Ты у меня самый лучший, это я тебе как женщина говорю, ну за исключением вашего ненаглядного Витька.

-Женщина! — фыркнул Ванька. — Галь, смотри! Знаю я вас, вот, когда все точно определится, тогда и скажем всем, добро?

-Могила, Вань! — поклялась опять страшной детской клятвой сестричка.

-Галь, а духи-то хоть по теме? Я забодался нюхать, но эти ландышем пахнут, вроде нежные...

— А как же ты своим подружкам выбирал?

-Да не выбирал я, покупал чё подороже, а тут хочется порадовать.

-Ванька, ты такой смешной сейчас, но хороший!

Весь вечер Ванька в своей комнате что-то писал, рычал, рвал написанное...

Заглянувший Витёк спросил:

-Вань, может, чем помочь?

-Заходи. Вот, смотри, какая петрушка выходит — никогда за словом в карман не лез, а тут как заклинило, завтра посылку отправить надо, а написать чего путное... совсем отупел.

-Да, ладно, напиши поздравление с днем рождения, вон, у сестричек наверняка и стишата найдутся.

-Стишата... на хрен они мне, я вот от души написать хочу, а получается как рапорт дежурства.

-А давай Альке позвоним?

-Во, точно! Но у них уже двенадцать...

-Да она небось с Авером амурничает, он же в Перми ещё.

Ванька забрал телефон к себе в комнату, набрал номер... гудки короткие. Точно, Авер в любви признается, женат уже год, а все какие-то слова находит, чудно!

-Хих, он их шесть лет копил! — хмыкнул Доронин.

-Я столько не выдержу! Алюнь, привет! Сколько можно с Авером трепаться? Ведь через два дня дома будет, ты спать не собралась? Совет нужен, прости, что поздно.

-Вань, привет, рада тебя слышать, с Авером трепаться мечтаю всю оставшуюся жизнь, нет не сплю, совет... если смогу помочь, буду рада.

-Ну, от тебя ничего не скроешь, я тут козе-дерезе куклу купил. Слушай, я дурак, но получилось аж три, а вот как написать, от души поздравить с днем рождения, все какие-то казенные слова выходят. Витек, вон, стишата предлагает, а мне бы, чтоб она поняла, что я... что это не интрижка.

-Вань, а ты вот просто — что тебе сейчас на ум придет, то и пиши, не придумывай — она поймет и без красивых фраз тебя.

-Ты думаешь, поймет? — скептически хмыкнул Ванька. — Я же дяденька, старый и хамло.

-Ванька, ты дубина! Не хотела говорить, вроде как, без спросу лезу, — она вздохнула, — ща, подожди, лягу поудобнее, блин, чем ближе срок, тем больше бегемотом становлюсь, Авер, поди, разлюбит.

-Ага, скорее земля в обратную сторону повернется...

-Так, Вань, ты постарше, поумней и поопытнее девчонки, но похоже капельку уверенности тебе не помешает.

-Аль, ну чё ты бисер плетешь, чё хочешь сказать-то?

-Не, не даст красиво мысль оформить, торопыга, а сказать я хочу одно, была она у меня вчера...

-Ну, не тяни уже...

-Вань, так классно слышать тебя такого...

-Аль, ведь жопу, точно, надеру, — ласково пропел Чертов.

-Всё, всё. Вчера приехала вся кислая, расстроенная, а увидела рисунок твой с Мишуком, и глазки заблестели...

-Не врешь? — как-то хрипло спросил Чертов.

-Зуб даю, и, Вань, отдала я ей этот рисунок. Сказала, с собой в общагу возьмет, и будешь ты, весь такой смеющийся, рядом с ней.

-Ох, Алька, бить тебя некому. Интриганка, блин, уральская. Я тебе не говорил, что люблю тебя?

-Нет!

-Так знай!

-А Наташку?

-Это другое, там я одуревший какой-то, тормоз. Все, спасибо, спи уже, целую вас всех, привет передавай, если что, всем! До свидания!

Обрадованный Ванька сел писать письмо, и как-то незаметно написалось аж два с половиной листа. Не перечитывая, засунул в коробку с пацаном и, выдохнув, посмотрел на часы — "три уже?" — пошел спать с чувством выполненного долга. А утром отправились на Урал две посылки для Плешковой Н.Н.

Приехавший, обцелованный и довольный Авер, только хмыкнул:

-Посмотрю я, как он со своей Натахой будет трепаться? Ну, Минь, докладывай как вы без меня жили-поживали?

-Скучно мы поживали, — вздохнул сын, — даже у кахве ходить не хотелось.

-Что так?

-Дождик такой противный, и тебя дома нет.

-Так смотрели бы мультики и в кино детское сходили.

-Папа, ну ведь кино только в выходные, а поговорить про кино потом с кем?

-С мамой!

-С тобой интереснее!

-Авер, мне впору обижаться начинать? — улыбнулась Алька.

-Мама, не надо обижаться. Я тебя очень люблю, но ты же девочка. А папа — мужик. Я же тоже мужик.

Мужик подлез к своему папочке. Тот сгреб его в охапку, и оба уставились на Альку одинаково хитренькими глазами. -Значит, — также хитренько посматривая на них, сказала Алька, — я буду всегда рожать девочек, пусть нас будет больше, чем вас, бе-бе-бе! — она показала им язык.

-Мамочка, ты что! — всполошился ребенок, — это деду нужна унучка. А мне братика обязательно надо!

Авер же с улыбкой сытого кота сказал:

-Минь, мы точно и сестричку, и братика родим, вот кто-то сейчас родится, а потом, годика через три четыре, ещё родим.

Минька позагибал пальчики, считая:

-Это мне будет семь или восемь годиков?

-Ну да!

-Долго как, — вздохнул ребенок, — хочу быстрее.

-Быстрее не получится: смотри, ты уже совсем большой, и малышок будет под твоим присмотром, а если ты был как Михайлик у Стоядиновичей?

Сынок подумал:

-Не, Михайлик маленький, у него зубов мало и совсем не поговорить с ним. Ладно, я подожду!

— Авер, — спросила Алька у него на кухне, когда Минька отвлекся, пошел мыть как следует руки, — как ты умудряешься с Минькой так доходчиво говорить, я иной раз подолгу не могу пояснить что-то.

-Не знаю, подсолнушек, само как-то выходит, мамкины учительские гены, может?

-Не, Саш, это откуда-то из души идет, вон, и Михайлик, и Дашка Андрюхина тебя обожают.

-Они меня мусолят больше, — засмеялся Авер.

-Мусолят или нет, а тебя да Ваську только так воспринимают. Дед кажеть "унутри у яго красиво и тяпло". Он тобой перед своим Ягорычем хвастается, как маленький, а тот только посмеивается, типа в детство впадаешь старый, сам все вижу.

-Саш, я же тысячу раз благодарила небеса, что все так удачно сложилось с твоей службой и не надо никуда ехать и старого срывать с места. Я понимаю, может быть, там, в войсках тебе служилось бы интереснее, здесь-то рутины больше.

Авер обнял её:

-Мои войска там, где вы. Понадобится Родину защищать — в стороне ведь не останусь, а пока... у меня и здесь нервотрепки и заморочки имеются. Служу, пользу посильную Родине приношу, и вы все рядом, а с вами и дышится всей грудью.

В начале сентября дождь поутих, народ спешно убирал урожай, все спешили, прогноз передавали неблагоприятный — затяжные дожди. Картошку у мамки копали все, вернее, Саша копал, а мамка, Минька и дед сортировали её. Минька приговаривал:

-Мелочь сюда, а крупочь в другую кучку

Алька в силу своей ненужности в огороде занялась привычным делом — завела тесто. Пока Цветики-Аверы выкопали картошку, у неё уже пеклись пирожки, остывал компот, и одурительно пахла тушенная в сметане курица. Тесто, как всегда, осталось, и Алюня с миской пошла до Волковых, которые тоже копали картошку.

-Алька, ты моя спасительница!! — заорал Славик. — Я тут весь унюхался. А сбежать не могу, надо успеть убрать до дождей. Ну, думаю, неужто Алька зажмет пирожков и тестичка? Не, Альк, я всегда знал, что ты наш человек!

Он сунул пирожок в рот и теперь, закатив глаза, мычал от удовольствия. -Аль, знал бы, когда ты мелкая ещё бегала, что пироги такие будешь мастерить, ни в жисть бы не женился... А щас, куда, вон, у тебя какой орел, так и косит глазом сюда. Саш, не боись, отбивать не стану! — заорал он на всю улицу.

Авер только засмеялся в ответ.

А Минька крикнул звонко:

-Мамочка только наша!

-Альк, ох и мужика ты себе отхватила, мы с бабами всегда на него любуемся, баской!

-Таак, Алюнь, тут пока я рот на пироги раззявил, глянь, поклонницы твоего Сашки завелися?

-А чё, если человек хороший, не похвалить его? Вона и пьет в меру, против некоторых, в канаву по случайности попадающих.

-Ну, когда это было, да и поскользнулся я.

-Ага, сыро ему стало, после литра-то.

-Ребят, я пошла, ну вас!

Алька ушла а Волковы еще долго беззлобно переругивались и гоготали друг над другом.

Оставили картошку сушиться, поели, отяжелевшая Алька прилегла. Минут через десять к ней подлез Мишук, вскоре оба уснули, а Авер, полюбовавшись на них, пошел к Ваське — у тещи не оказалось нужных болтов. Назад пришел с трехлитровой банкой молока, пакетом творога и банкой сметаны. Немного ошарашенный, пояснил проснувшейся Альке:

-Я не перестану удивляться, наверное, вашим людям, их открытости... Вот, ща иду, шумит женщина с крылечка, вон с того дома, ну, которая на балалайке лихо играет.

-Аа, теть Нина.

-Да, говорит, Саша, подожди-ка, я сейчас... вытаскивает из сеней сумку — вот, гостинчика вам, сумку и банки возвернешь. Я было отнекиваться, а она и слушать не хочет, потом подозвала меня и шепчет: дочка у вас народится, вот увидишь!

-Мама, давай, я пирожка бабе Нине отнесу?

-Да, сейчас, с дедом сходите. Он банки понесет, а ты пирожки.

-Как по-доброму всё здесь. Варвару Плешкову встретил, говорит, получили две посылки для Наташи, отправитель Чертов И.Г. — и оба засмеялись.

У Натахи пятнадцатого прохудился сапог, а поскольку осень выдалась гнилая и приходилось таскать по пуду грязи на ногах, ходить в таком сапоге не предствлялось возможным. Наташку отпустили на выходные домой. Ехала она с тайной надеждой — может, написал чего дяденька-амбал, и ждет её дома письмо... а лучше два...

-Наивная, — остужала сама себя. — У него таких Натах... Вон как целуется... — к щекам сразу приливал жар при этом воспоминании. — Так, всё. Дурью не майся! — одергивала она сама себя.

Дома никого не было. Достав из-за наличника ключ, она зашла в дом, скинула так опостылевшую в колхозе старую куртку, сапоги, сняла носки, одела свои любимые тапки и пошла к себе в комнату.

На кровати лежали какие-то коробки... Странно!.. А подойдя, замерла. На коробках стояло её имя, опустив глаза на инициалы отправителя она даже растерялась: Ваня, куклу прислал, но почему две коробки? С какой начать?

Торопливо разорвала обертку и вытащила из коробки первую — в голубом платье. Ой, какая красивая! У Наташки захватило дух от восторга. Полюбовавшись на куклу, посадила её на подушку и открыла вторую коробку. Боже! Там были ещё две. Казалось, рыжий пацан совсем как дяденька ей подмигивает.

Под школьницей лежала большая шоколадка, коробочка и письмо. Наташка схватила письмо, торопясь прочитала, замерла, потом полезла в коробочку, открыла. Осторожно брызнула чуть-чуть на руку зажмурилась, а потом села на свою кровать, обняла всех кукол и разревелась.

Стукнула дверь, послышались торопливые шаги матери:

-Наташ, дочка, ты приехала? Ландышами, что ли пахнет? — Она зашла в комнату и увидела ревущую Наташку в обнимку с куклами.

-Что? Почему ты рыдаешь? — встревожилась Варвара.

-От счастья. Мам! Ваня, он... такой... вот обещал куклу и смотри, а ещё... — она протянула мамке коробочку с духами.

Та полюбовалась на флакон.

-Ух ты, ай да зять у нас будет!

-О чем ты говоришь, я такая нескладёха, а он москвич, вон, какой видный.

-Глупенькая! — Варвара как в детстве, обняла её и гладила по голове, — мы с батей вон давно уже приметили, что ты у него из головы не выходишь, а и хорошо-то как... постарше, посерьезнее, да и ростом-статью тебе как раз! Здесь-то за кого тебя отдавать? Если только за Валька. А и в городе-то, ну ровесника найдешь себе, а у мужиков ум-то дольше спит, они, прости Господи, до седых мудей, все детки.

Наташка засмеялась:

-Ну мам, ты и сказанешь.

-А как есть, — пожала плечами Варвара, — ты думаешь, в кого Санька наш такой шебутной? Чистый батя Коля. Это сейчас он у вас серьезный, разумный. А по молодости... грех один, согрешила ведь я с ним-с его постоянными драками, дружескими попойками, разборками. Достал тогда, вот к бабе Кате ушла, беременная Санькой — а деток до этого три года не было. Он было покочевряжился: "Сама прибегить!" А я вот вою, а не иду, он к бабе Кате, а та его батогом, он с крыльца ломанулся и запнулся. А баб Катя, сухонькая-сухонькая, а раза три ему по спине и вдарила. Наверное тогда и понял, что может и меня, и ребенка не вернуть, остепенился. Потом вот ты народилась, правда, взбрыкивал иной раз, но баба Катя, как орлица зорко следила.

-Мам, это ты про нашего серьезного папку? — У Наташки округлились глаза.

-Про вашего, про вашего, будь он неладен, вот опять вчера полаялись.

-Сейчас-то из-за чего?

-А нажратый пришел, я его и отлаяла. Выступааал, как же, хозяин он, а я теперь его затыкаю:"Саньке и Натахе скажу" — все, сразу спать налаживается. Вон, идет-бежит, кто-то уже доложил, что доченька приехала, паразит старый. Пойду на стол соберу чего, а его пошлю баню топить. А то, что старше Иван тебя, наоборот, нас с батькой сильно радует.

Доченька весь день сияла, беспричинно улыбалась, а "старый паразит", улучив минутку шепнул жене:

-Ох, мать, увезет скоро нашу дочку этот громадный Ванька. Вон, как светится вся, мы-то думали засидится в девках с её-то ростом, как же, вот только восемнадцать исполнилось. А и зять у нас хорош, они, десантура, все наверное такие. Что у Альки мужик — не мешкал, что наш.

-Тьфу, не сглазь!

-Не, тут уже все надежно, какой родитель не будет рад, что у его ребятёнка любовь взаимная, а ведь и будет нашу колючку на руках носить, вон, как на Колпаках сумел её ухватить, только за одно это достоин уважения.

-Откуда ты про Колпаки-то знаешь? — удивилась услышавшая последние слова, вошедшая с улицы Наташка.

-Информаторы имеются.

-Ага, по имени Валёк Карманов, болтун, каких свет не видывал. Вон, бабуля у него — лишнего слова не скажет. А этот...

Варвара вздохнула:

-Плоня-то золотой человек, вона, у шалавы Тоньки, обеих ребят людьми вырастила, Пашка-то отслужил и в Ижевске устроился. Плоня говорит, пока в общежитии, но с жильем вроде может получиться, а и им с Вальком какую копейку посылает. Вальку-то сразу после ПТУ в армию, вот бы куда в спокойное место попал, парнишка-то смирный. Наташ ты с Алькой бы поговорила, ведь Плоня уже шестьдесят пять разменяла, очень переживает, что мелкого на ноги поставить не сумеет.

-Да Алька не хуже нас знает про теть Плоню, её Авер уже Валька пытал насчет планов. Ты думаешь, чё мы его постоянно кусаем и гоняем, заставляем заниматься до упаду. Чтобы учился сдачи давать, не был слабаком по жизни.

Наташка ушла в свою комнату и притихла, Варвара, заглянувшая под каким-то предлогом, улыбаясь шепнула бате:

-Сидит, куклами своими обложилась и опять письмо читает, вон, даже к своим не пошла!

-Дай-то Бог!

Авер самым нахальным образом зажал свой день рождения. -Нет, подсолнушек, ничего отмечать не станем, разница в рождении с малышом один день получается, если не ошибается ваша чудо-акушерка. Не вижу смысла, родишь, тогда и отпразднуем подряд два дня рождения.

В понедельник семнадцатого, поцеловав маму, ушли оба Авера на работу, дед с утра отправился углядеть непорядок на улицах.

Алька же потихоньку собрала полотенчики кухонные, хотела быстро простирнуть и, наклонившись, охнула -...Блииин! Воды! — кое как поменяла одежду, оделась и вышла на площадку, позвонила соседям, молодой паре, молясь, чтобы кто-то был дома.

Минуты через три выглянул заспанный сосед:

-Альбина Михайловна, что-то случилось?

-Коля, проводите меня до больницы, мне время пришло, а одна, боюсь, не дойду, — она охнула.

-Момент, я оденусь.

Через пару минут он выскочил на ходу застегивая ремень на штанах и натягивая на себя куртку. — Пойдемте.

Как они шли, Алька помнила плохо. Обычным шагом до больницы было семь-восемь минут ходьбы. А сейчас, когда её выкручивало, казалось, идут уже час.

Она смутно слышала как сосед говорил кому-то: "Бегом!!", но в голове была одна мысль:-"Успеть бы дойти!" Ноги переставлялись с трудом, все, казалось, заполонила боль от схваток. Навстречу по улице бегом бежали в наспех накинутых куртках врач и медсестра с каталкой. Добежали до Альки, как-то дружно подняли её, положили на каталку и бегом же понеслись в больницу. Сосед утер мокрый лоб:

-Ух, думал, сердце разорвется! — пожаловался он подбегающему деду. — Как же тяжело они рожают!

-Я у больницу, добяги до военкомата. Скажи Сашке, — шумнул дед.

Саша заканчивал обычную планерку, когда его вызвал дежурный:

-Товарищ капитан, тут к Вам пришли... сосед говорит Ваш.

— Иду! Старший лейтенант, Вы за меня. Я побежал. У меня похоже... — Саша рванул в коридор.

— Стой, капитан! — нагнал его на выходе Щелкунов. — Шинель одень!

Кое-как надев, едва попав в рукава, Авер выскочил на улицу.

-Товарищ военком, ваша жена рожать пошла! — торопливо идя рядом с чуть ли не бегущим Авером, сосед пояснил, что и как.

Авер влетел в больницу с треском, увидел, что с дедом разговаривает какая-то женщина, рванул к ним.

-Что?

И столько было в его глазах тревоги, что стоящая рядом с дедом женщина рассмеялась:

-Папочек сразу видно. Поздравляю Вас, — она посмотрела на погоны, — товарищ капитан, с дочкой.

Саша не врубился.

— А жена? Что с ней?

-Все хорошо, ваша жена родила дочку, едва мы успели довезти её до родовой. Дочка весим три килограмма восемьсот граммов, рост пятьдесят сантиметров, поздравляю!

И тут до Авера дошло... Он обнял женщину:

-Спасибо! Дед?

Дед с влажными глазами, молча обнял своего рослого зятя, помолчал.

-Я у восторге, унучечка жеж родилася.

Авер плюхнулся на стул:

-Ноги не держат. Вот это да, мы с дочкой в один день родились, получается, Ай да Алюня, такой подарок мне на день рождения сделала! Можно ей записочку передать, мааленькую?

-Можно, — улыбнулась женщина.

-Я щас! — Саша оглянулся в поисках листочка. Акушерка, опять улыбаясь, дала ему четвертинку, Авер быстро писал, дед суетился рядом:

-И от мяне добавь. Этта же громадная радость!

-"Милая моя! Подсолнушек мой! Спасибо за дочку! Я счастлив до невозможности! МЫ СЧАСТЛИВЫ, вернее!Люблю вас, нежно целую, Спасибо за такой подарок! Дед, плача:-У яго вяликая радость! Целуем! Твои мужики. Я тебя очень люблю!" Алька, изумленная такими быстрыми родами, читала и перечитывала написанные впопыхах строчки записки.

-Ваш муж такой смешной. Волосы растрепаны, глаза горят, влетел как ураган, а потом, когда узнал про дочку, на стул сел и так жалобно:-"Ноги не держат!"

— Передайте им, у меня все хорошо, я их тоже очень люблю.

Авер пошел за старшим ребенком, который только что проснулся.

-Папа? Ты разве не на работе?

— У нас, Минь, сегодня прогул и праздник. У нас с тобой сестричка родилась.

-Маленькая? Пищит?

-Ну да!

— Конечно, запищишь, столько быть в животике. А на кого похожа? А когда мы её увидим? И я буду её качать? — вопросы сыпались из ребенка со скоростью пулеметной очереди.

-Одевайся, пойдем совет держать, как назовем сестричку. Надо бабулям позвонить, Славиным, Серому телеграмму пошлем.

Бабки обе плакали.

-От радости, сынок, от радости! — плача, говорила баба Тоня..

Теща сказала:

-Пойду до Васьки, похвастаюсь.

Чертов прогудел:

-Завидую, Авер, вон ты как шустро, пришел, увидел и родил! Алюню целуй от меня! Эх, хорошо!

А вечером прикидывали, как назовут девочку. Минька давно выбрал — или Катя, или Настя, оба имени нравились, но решили, что последнее слово за мамой, какое имя она выберет. Мама выбрала Настю, Настюшу. Аверы сходили, зарегистрировали нового члена семьи и стали готовиться к выписке своих девочек.

Как Авер отмывал свою чистую квартиру... дед весь изворчался:

-Сашк, у нас уже усё блястить. Чаго ты тама натираешь?

-Дед, надо!

Надо было видеть, как волновался Авер на выписке. Сначала вышла похудевшая, бледноватая Алюня, а за ней медсестра со свертком. Авер в два шага шагнул к ним, поцеловал Алюню и, похоже, не дыша, взял в руки свою дочку. Боязно держа её, нервно сглотнул:

-Какая легонькая!

. -Папа, папа, дай посмотрю на маленькую, ну папа же!

-А, да, Мишук, — он присел, Алька отогнула край уголка, и братик увидел свою сестричку:

— Ой, она совсем крошечная, я такой же был?

-Да!

-А можно я её поцелую?

-Минь, давай дома, мы её развернем, и тогда поцелуешь как следует.

-Тогда пошли быстрей!

Алюня взялась за локоть мужа, и они пошли домой, Алька искоса посматривала на Авера, а тот, волнуясь, переспрашивал:

-Я её не крепко сжимаю? Ничего ей не поврежу?

-Нет, она же в одеяле, все нормально.

Дома ждали усе свои. Минька, шустро скинув одежду, бегом побежал мыть руки.

-Мамочка, я быстро, щас.

Внучку аккуратно взяла бабка Рита:

-Ай, дождались мы тебя, малышка наша! Дед, хочешь подержать?

-Не, Ритк, пока боюся, хай подрастеть, а то чаго-то руки трясутся, волнуюся!

Алька понесла малышку в комнату. Минька тут как тут:

-Мама, разверни скорей!

Развернули, сынок, едва касаясь, пальчиком провел по маленькой щечке:

— Какая маленькая! — Он нагнулся и тихонечко поцеловал её, — я тебя всегда буду жалеть! Ой, а чего она пищит?

Малышка сморщилась и начала попискивать.

-Или пеленку обмочила, или кушать хочет, сейчас проверим.

Алька ловко развернула малышку, а Минька опять замер:

— У неё ручки настоящие? А ножки? У девочек в группе у кукол ножки и ручки больше. Мама, давай её геркулесом кормить?

-Она пока не может, она только мамино молочко будет сосать.

-И я такой был?

-Ты немного побольше родился.

Алька села поудобнее и поднесла дочку к груди, малышка зачмокала, Минька постоял посмотрел, потом побежал деду рассказывать про совсем-совсем маленькую девочку Настюшу. А Авер сидел с непонятным выражением и не отрывал взгляда от девочек.

-Что, Саш?

-Не могу поверить!

Алька покормила дочку и приподняла её столбиком, — "чтобы не срыгнула" — пояснила ему.

Авер во все глаза уставился на маленькую.

-Аля, так она вроде на меня похожа, вон, глазки карие?

-На тебя, на тебя, мои только губы и разглядела, — проворчала Алька.

Положила малышку в кроватку, прикрыла одеяльцем и повернулась к Аверу:

-Ну, что, папочка, ты хоть доволен?

-Милая, я совсем не подберу слов, — он нежно погладил её лицо, — ты у меня такая красивая, чуть бледненькая, но я налюбоваться тобой не могу. Пойдем, там Минька уже ложкой стучит.

Пока занимались с малышкой, пришли Редькины, поздравили папу и с днем рождения, и с дочкой, немного посидели и распрощались, зная, что маме нужен отдых. Пришел Петька с женой — тоже пробыли недолго. А затем явился Щелкунов:

-Товарищ капитан, Александр Борисович, не подумайте чего, это не подхалимаж, от чистого сердца поздравляю с новорожденной дочкой!

Ночью, обнимая свою опять стройную жену, Авер негромко говорил:

-Аль, меня прям перемкнуло, когда я её на руки взял, ведь впервые младенца такого держал. Минька-то без меня совсем мелким был, а тут, веришь — слезы наворачиваются, щемит что-то внутри, особенно, когда ты её кормишь. А то что на меня похожа, хмм, все дети папкины, придется ещё рожать, пусть хоть кто-то на Цветиков родится похожий.

-А если опять — вылитый ты?

-Ну, — подумал Авер, — будем рожать до победного! — И засмеялся, — шучу, но сынишку ещё одного точно надо, Филиппом и назовем.

-Что ты, у деда сердце не выдержит, да и Настюшке еще всего неделя, пусть подрастет.

-Не отвертишься, не мечтай, сыночка родим.

-Ага, прямо по вашему заказу, Александр Борисович!

И полюбилось мужикам Аверам где-то через неделю купание Настюши. Санька, на удивление себе, держал свою крошку в воде на ладони, а Минька марлечкой, едва касаясь, дотрагивался до ножек и ручек куколки. Алька смотрела на эти танцы вокруг ванночки с усмешкой и, забрав у Миньки марлю, доводила купание до конца. Авер отдавая дочку мамочке, опять умилялся:

-Аль, я как Минька, в таком же восторге и умилении. Эта крошка меня полностью в плен забрала!

-А крошка пищала, спала и гуляла с дедом. Тот сразу и категорично вытребовал эту обязанность себе:

-Я просив унучку? Просив! Дяржать яё боюся, а гулять с малой усегда готов.

Прискакавший на выходные теперь уже дважды дядька, как-то ловко и сразу взял её на руки.

-Ничего себе! Я три дня трясся, боялся на руки взять, а ты, смотри, с лёту, — удивился Саша.

-Так у меня опыт-то богатый. Вон, — он кивнул на Мишука, — из больницы забирали, сразу взял, а с пяти месяцев ваще на моей шее сидеть приучился. Да и сейчас у него любимое место, да, Минь?

-Да, но только я теперь совсем взрослый стал, — вздохнул ребенок, — у меня ведь крошка-сестричка, Настюшка есть.

-Иди сюда, взрослый! — Серега посадил его на шею, и начал носить по квартире, сынок заливался смехом.

А Саша сидел и наслаждался всем этим, понимая, что есть в его жизни самое важное — семья, о которой постоянно думаешь, знаешь, что тебя всегда ждут, даже если тебя нет всего час, постоянно радуются твоему приходу, волнуются за тебя, сильно любят и нуждаются в тебе.

-Что, Саш? — как всегда уловила его состояние Алюня.

-Да, расслабился, глядя на вас, вы все у меня вот тут, — он дотронулся рукой до сердца. -А ты у нас, как воздух — везде, я теперь тоже без тебя толком дышать не могу.

— Вань, это даже не счастье, это как бы тебе под кожу их всех подсадили, единый организм, что ли? -говорил он Чертову по телефону, — дурно делается от мысли, что мимо бы прошел своих таких необходимых, вряд ли с кем-то другим такие вот отношения были возможными.

-Не трави душу, Авер, ведь завидно!

-А неча было перебирать...

-Ха, а может, наоборот, все познается в сравнении?

-И что ты хочешь сказать, Наташка — тоже для сравнения? — не понял Саша.

-Был бы рядом, в морду бы дал, — буркнул Ванька. — Для меня совсем наоборот, я до неё насравнивался, и хорошо, что она мне не в восемнадцать моих встретилась. В том возрасте поди и блуданул бы, а сейчас — перемкнуло меня, похоже, отгулял свое Ванька Чертов. Саш, два письма прислала, а я, как прыщавый юнец, их каждый день перед сном, вместо колыбельной, блин, перечитываю. Вот теперь я понимаю твою одержимость Алькой. Мы с тобой счастливчики, нас любят за просто так, я надеюсь, что и у меня так будет, как у вас, ну, в смысле, взаимно.

А Мишук приладился петь сестрёнке детские песенки. Как-то Алька пошла в консультацию, на 'хозяйстве' остались дед с Минькой, и распищалась маленькая, начали качать — она не умолкала, и запел с расстройства Минька свою любимую песню "Вместе весело шагать по просторам", — и мелкая как бы залушалась. Немного попоискивала, когда Минька замолкал, и опять закрывала глазки под его пение, а братик перепел все, что знал.

Забегая вперед, так и привыкла маленькая крошка к его песням, а уж если они вместе с папой пели, то и мама присаживалась где-то поблизости, слушая своих мужиков.

А Минька заливался:

-Зачем вы, девочки, красивых любите?

-Непостоянная у них любовь, — вступал, улыбаясь, Авер, игриво поглядывая на жену.

Вот так и пролетел месяц, крошка подросла, стала совсем хорошенькой.

-Мама, она у нас точно кукла маленькая!

-От, не зря я платьёв накуплял, як знал, што унучка будя!

-Дед, ну, до платьёв дело только к лету дойдет, и то до самых маленьких.

-Вырастя! Уся у свояго батька, а и ростом точно будеть, вон, як Натаха. А Ванька пусть для яё рожаеть пацана, як сам.

-Дед, Ваньке прежде, чем родить, жениться надо.

-А тама не заржавееть, ускоре и оженим!

Наташка Плешкова успела и написать, и получить десятка два писем, Чертов писал обо всем, сразу предупредив -'пишет, что на душу ложится и отправляет не перечитывая. Какой вот я есть, конопушечка, весь перед тобой, как на ладони, никогда не думал, что буду ждать с нетерпением чьи-то письма, перечитывать и строчить ответ, во как ты дяденьку-амбала перевоспитываешь, коза-дереза'.

У Натахи замирало сердце, читая эти грубоватые строки, она как бы опять сидела рядом с ним и слышала его бас. Она писала обо всем. Ваньке было интересно знать про неё все: что её волнует, что читает, какие фильмы, песни, книги нравятся, что любит поесть... И как-то так получилось, что оба, не ожидая ответа, писали, когда было желание, просто так, скучая, и ответы получались перепутанные, что добавляло веселья обоим.

В двадцатых числах октября от Ивана пришло даже не письмо, записка:'Конопушечка! Я срочно валю в командировку, очень надеюсь, что быстро управлюсь и на ноябрьские смогу на три-пять дней приехать. Ты не против? Целую тебя, Иван.' И стало так пусто и холодно без его писем, неделя прошла, потянулась вторая. А Иван молчал...

У Аверов ночью звякнул телефон, едва разлепившая глаз Алюня сонно пробормотала: -Саш, тебя Витёк хочет.

-Иду, спи, милая.

— Саша потихоньку встал пошел в прихожку. Витек звонил по ночам, когда бывал на дежурстве, все уже привыкли к этому и не ругались на него, да и чего ругаться, когда с Витька все скатывалось, как с гуся вода

-Да! — негромко сказал Авер. — Что тебе не спится? Мы же три дня назад разговаривали? Со скуки помираешь?

Обычно громогласный и гогочущий Витек как-то странно молчал...

-Вить, что? ...Вить???...

-Сашка! Ванька пропал.

Чертов злился и матерился-командировочка оказалась та ещё, вместо недели он завис на месяц, мотаясь по частям, собирая данные. Впервые в жизни Ванька подгонял время, он рвался к своей козе-дерезе, "как в болоте, б..,застрял!" — ворчал он, — хорошо, что заканчивается все". И полетели они из Баграма на вертолете, под завязку забитом провизией, на высоту

* * *

Летели уже прилично:

-Еще минут десять, — шумнул капитан-вертолетчик, — и на базе...

Ага, как же... через пару минут вертолет ощутимо тряхнуло, и он стал заваливаться набок. -Сууки, из ДШК, — заорал второй пилот, — капитан, Васькаааа...

Капитан уже ничего не слышал...

Вот когда пригодились Ваньке все его тренировки, спортивные навыки, он заорал летёхе, сопровождающему груз:

-Сгруппируйся, зажмись в клубок, уцепись за скобу намертво!

-Ну, Вань, похоже пи...ц тебе!!

Второй пилот как-то ухитрился посадить на пузо вертолет, который с грохотом упал на камни и стал крениться на левый бок.

-Мужики, — заорал второй летчик, — живые?

-Живы, — охая и матерясь, ответил Ванька, — летеха, правда, без сознания.

-Ходу, минут через пятнадцать жди духов. Я Васькины документы заберу и летёху вытащу. А ты че-нить нагреби пожрать и воду, воду не забудь!

Покореженный вертолет опасно кренился набок, из под днища потянуло горелым.

-Скорее, капитан, ща машина завалится и рванет! Эх, Васька... как мне тебя будет не хватать!

Чертов лихорадочно набивал рюкзак какими-то банками, сухпайками, и искал воду, кое как нашел, смахивая кровь с разбитого лба, рывком вытащил рюкзак и воду и оглянулся — капитан шустро тащил бесчувственного летеху в камни.

-Скорее, капитан, ща явятся!! А вот хер им, большой и грязный, а не трофеи... ложись, капитан!! — заорал он, кривясь и матерясь.

Ванька не оглядываясь, каким-то шестым чувством угадывая, что сейчас рванет, метнулся за большой камень. Сзади рвануло, казалось, небо и земля поменялись местами, на Ивана сверху посыпались мелкие камни и комья земли, он сжался, закрыв голову руками, пахнуло жаром и заложило уши. Только через несколько минут Ванька смог разогнуться.

-Жив, капитан? — Очумело тряся головой, Иван кивнул приподнявшемуся из-за большого камня пилоту. Чумазый, с разводами грязи и крови на лице, с обгоревшими волосами, тот, не скрываясь, вытирал слезы и громко орал:

-Взяли, суки? А, вот, хрен вам!

Ванька, шатаясь и вытряхивая из головы землю, подошел к нему:

-Чё будет делать?

-Рвать когти, эти стервятники все равно придут проверить, поживиться чем. — Он утер грязным кулаком слезы, ещё пуще размазав грязь по лицу. — Давай уходить, время.

А у Авера враз заныли все шрамы... защемило сердце...

-Ща, погоди!

Пошел, плотно прикрыл дверь в спальню, понимая, что Алюне говорить никак нельзя — молока у неё точно не останется. А полуторамесячного ребенка всякой дрянью кормить и видеть плачущую жену папа не желал.

-Подробнее, Вить. -А чё подробнее, полетели из Баграма на высокогорный пост с проверкой и провизией, сбили сссуки, пока наши с поста добрались, пока духов отогнали, те как падальщики быстро рядом оказались, пока вертолет тушили, короче один труп-летчика... второго летуна, Ваньки и сопровождающего груз нет. Видно успели до духов уйти. Наш гигант явно жив, но третий день не слуху ни духу. Ишут их вертушки, да там ветрина страшный, не могут этот район облететь. Есвсееич поднял всех, Галинка рыдает, а теть Оля как закоченела, ни на что не реагирует.

-Им-то зачем сказали?

-Да тут, как говорится, материнское сердце-вещун, она как почуяла, что с Ванькой беда, позвонила брату, а он как-то растерялся — ему только что сообщили, что вертолет подбит, ну она и просекла... Теперь вот молчит, девки рыдают втихую, а она ни слезинки. Врача вызвали, он сказал, как-то надо растормошить, пусть лучше кричит, посуду бьет, рыдает не переставая, а она...

Саша сел на стул:

-Вить, ноги не держат совсем! Охренительная весть!!

-Сашк, ты Алюне чё-нить соври, про меня там, что накосячил, проблемы, и ты волнуешься за меня... Она ведь у тебя ушлая, в момент учует, что какая-то беда. Я хоть и болван, но знаю, что от такой вести молоко точно пропадет. Ваньке этим не поможешь, а вам будет не сладко.

-И чего сказать?

-Скажи, морду начистил вышестоящему за поганые слова и действия... чтоб врали одинаково. Саш, — как-то жалобно спросил Витёк, — ведь найдется наш Чертушка? Ну не может он пропасть, не такой человек!

-Я тоже надеюсь, что выбредут к нашим. Вить, впервые в жизни страшно звонить Чертовым.

-Ты утром Евсееичу позвони, — Витек продиктовал телефон, — с работы, а я, если на Алюню попаду, очень надеюсь, скажу, что все нормально, утряслось.

Авер пошел курить, какой тут сон, когда Ванька, его третья часть души, неизвестно где. -Чертушка, ты только выживи!! — мысленно кричал он ему, — выживи!!

А в Свердловске поникла Натаха, прошли ноябрьские праздники, ещё неделя, а от Чертова не было вестей. Она автоматически ходила на занятия, автоматически что-то отвечала, а внутри ширилась пустота. Версии его молчания были всякие, но больше всего мучили две: что-то случилось с ним и не нужна, а первая вызывала леденящий душу холод.

Заскочивший вечером Санька совсем не узнал сестру:

-Натах, ты болеешь?

-Не, Сань, не болею.

-Колись, сеструха, что случилось? Ведь мамка, увидев тебя такую, свалится с сердечным приступом точно.

И Наташка разрыдалась: -Ваня, у него что-то случилось, — она всхлипывала и по-детски размазывала рукой слёзы.

-Не, и это моя боевая сеструха? Эт чё такое? Слезокапка какая-то. Пошли, попробуем Аверу позвонить.

На почтамте наменяли пятнадцатикопеечных монеток, и Санька набрал Аверов.

-Привет, Саша! Как у вас дела? Малышка там не подросла, а то может и женился бы на ней, из-за тестя конечно. Саш, мы тут с Натахой решили вам... что? Когда?

Наташка вцепилась в его рукав. -Так, так, и чтоо? Где? Понял, понял, да, да, обязательно. Завтра? Да! Пока, Алюне и деду привет.

-Что? — обмирая спросила Наташка. -Ну, не здесь же, пойдем, вон, на улицу.

Отошли от почтамта, остановились на Исетской набережной. Вода глянцево блестела, и в ней отражались огни самого большого в городе киноконцертного зала"Космос".

-Глянь, как завораживающе смотрятся огонечки.

-Сань, не свисти, что случилось? -А случилась, Натах, проблема большая, Иван в командировке в Афгане, там в их вертолет стреляли духи ...

-И..?? — обмирая спросила Наташка.

-И они ушли, успели, только вот пока где-то блудят... — видя, что сестричка покачнулась, взял её за отвороты пальто и зашипел:

-Слышь, ты мне тут истерики не устраивай. Он живой, он там не один, они втроем, а чтобы три русских мужика да не справились?! Твой Ванечка не пальцем деланный, вон какой амбалище, ему уменья не занимать.

Он тряс Наташку и уже орал в полный голос:

-Нельзя плохо думать, верить надо! Поняла!!

Наташка, никогда не видевшая таким своего доброго и всегда веселого брата, испугалась уже за него.

-Санька, Санька, ты чего орешь? — она приложила свои ледяные ладони к его щекам. — Сань, Саня, это же я, ты здесь, дома, успокойся.

Холодные ладошки как-то остудили его, он потряс головой, с удивлением посмотрел на свои руки, сжимающие ворот её пальто:

-Наташ? Прости, накрыло, уфф!! — он схватил горсть снега и размазал его по лицу. — Прости, — он помотал головой, — хорош у тебя братец, вместо помощи истерит, как девка.

-Санечка, — едва сдерживая слезы, сказала Натаха, — ты у меня самый любимый братик, только не переживай так, а? Я, я, наверное бы, почувствовала, что его нет, а так в душе тревога и тоска.

-Ишь ты, какая у нас любовь образовалась, — хмыкнул Санька, совсем успокаиваясь, — а то "дяденька-амбал, гора Араратская". Будем ждать, не тот человек Ванька твой, чтобы сломаться.

Он обнял её и притянул к себе:

-Не кисни, вот увидишь, явится твой Чертов, как... как чёрт из табакерки. Да, Авер просил звонить ему на работу, дома-то Алюня кормящая. Она его и так достала, что случилось, видит же, что мужик сам не свой, а они с Витьком на пару врут ей, что у Витька неприятности. А ты привыкай, выбрала себе такого ухаря, вот и умей держаться.

-Я, я... буду, — всхлипнула Наташка, — я, правда, буду. Сань, ведь он найдется?

-Должен!

А генерал Романов совсем не хотел идти домой. Если на работе в течение дня он как-то забывался, то дома... дома была тоска: мутная, засасывающая, хватающая за сердце... Он винил себя — его единственный племянник, бабник, нахалюга, отчаюга и самый лучший друг для своих Авера и Витька... Восьмой день ни слуху ни духу — вертолетчики облетели весь предполагаемый район пребывания племяша с двумя оферами — бесполезно.

-Надо давать отбой, — совсем поник генерал. — Олюшка ведь не переживет, а и ты, старый мудак, как сможешь такое вынести? Надо идти, Решетов опять засидится, а там ребенок маленький на одних руках.

Осунувшийся, печальный генерал, вышел из кабинета, попрощался с адьютантом и, сгорбившись, пошел на выход, не видя, с какой жалостью смотрит ему вслед и жалеет его Решетов:

-За неделю в старика превратился, а ведь всегда был невозмутимым и бодрым! — с болью подумал адьютант.

Тоже собрался и, уже выходя из приемной, услышал телефон. -Блин, — поморщился он, — как не вовремя.

Но послушно подошел к телефону:

-Капитан Решетов, слушаю. Что??? Когда??? Да, так точно, сию же минуту! Спасибо огромное, товарищ полковник!!

И подбежав к окну, рванул заклеенные на зиму рамы, высунулся по пояс в окно и, увидев выходящего из дверей генерала, заорал во всю силу лёгких: -Товарищ генерал!!

Тот не поднял головы — мало ли каких генералов зовут.

И Решетов заорал по не-уставному:

-Анатолий Евсеевич! Стойте! Подождите меня! Стойте!!

Романов поднял голову, с удивлением глядя на своего всегда суховато-замкнутого адьютанта, а тот торопясь, закрывал окна.

Схватил свой портфель, и побежал вниз, вспомнив, крикнул на выходе:

— В приемной генерала Романова окна надо переклеить, не забудьте!

Выскочив, подбежал к генералу и, вытянувшись, опять совсем не по уставу доложил: -Товарищ генерал, звонил полковник Филатов. Два часа назад на дальний пост номер сто тридцать вышла группа из трех человек, один из них — капитан Чертов Иван Георгиевич!

И видя, как покачнулся генерал, заорал часовому, подскакивая к Романову и поддерживая его:

-Скорую, немедленно!

Немного оклемавшийся после укола -'Скорая' приехала быстро — чуть порозовевший Евсееич велел везти его к Чертовым, предварительно позвонив врачу, и попросив его подъехать тоже. Едва зайдя, столкнулся с зареванным взглядом Галинки.

-Как Олюшка?

Та всхлипнула:

-Все так же.

-Не плачь, девочка, жив наш Ванька!

Та неверяще уставилась на дядьку, потом взвизгнув, подлетела к нему:

-Правда?

-Правда, правда.

Она вихрем метнулась в комнату:

-Мама, мамочка, наш Ванька живой, мамочка. Ты слышишь? — тормошила её Галинка. — Мамочка же! — она и плакала, и смеялась одновременно, — мама!

Ольга Евсеевна медленно повернула голову к брату. Прозвенел дверной звонок.

-Галя, открой, это, наверное, врач.

И тут Олюшка, его милая, кроткая, вежливая девочка, называющая всех уменьшительно-ласкательными именами, вызверилась:

-Враач?Ах, ты, старый козёл!

-Олюшка? — ахнул братец.

-Я пятьдесят девять лет Олюшка, а ты, генерал хренов, старый мудозвон, ты, скотина безрогая, втирал мне, что сын, единственный, в командировки мотается по Союзу! — Она резко поднялась с кресла, в котором сидела почти все это время. — И ты думаешь... — тут Анатолий Евсеевич совсем ошалел — его Олюшка крыла площадной бранью, разгневанно наступая на него, он пятился к двери, а сестрица схватила любимую большую напольную вазу и грохнула ее об пол, брат закрыл голову руками.

-А... страшно тебе, старая сволочь, стало? А сына когда туда посылал, как я понимаю, третий год подряд, тебе страшно не было? — Она ругалась и швыряла на пол все, что попадалось под руку, а брат стоял и оцепенело смотрел на неё.

Ловко вывернувшийся из-за него врач сумел схватить Ольгу Евсеевну за руки:

-Ну, голубушка, побуянили и хватит, пойдемте, вон, лучше по чайку? — он как ребенка уговаривал сестричку. — Пойдемте, милая, поговорим, посидим!

Ольга Евсеевна как-то враз сникла:

-Ой, стыдоба какая, это я при Вас так хулиганила?

И она зарыдала.

-Воот и славно, вот и хорошо, поплачьте, голубушка, Вам это просто необходимо! — Он усадил её на диван, непрерывно разговаривая, ловко достал шприц с набранным лекарством и аккуратненько поставил ей укол. — Вот и хорошо, сейчас мы пойдем на кухню, а дочка здесь все уберет, пойдемте.

-А тебя, сволочугу, видеть не могу! — выдала сестричка Толюшке.

Тот кивнул:

-Я согласен, слава Богу, ты ожила! — сел на диван и жалобно попросил: — Галинка, нацеди-ка мне корвалолу, что-то мне плоховато и укол не помог.

Галинка поспешила на кухню, оттуда тут же появился врач. Посмотрел на Романова, покачал головой:

-Я Вам сейчас тоже укольчик, а?

-Да вот, полчаса назад уже делали на Скорой.

-Тогда капли и лежать, никаких домой!

-А сестрица меня не выпнет?

-Нет, она сейчас скоро уснет, хорошо, что она прокричалась и проплакалась, хуже было бы, если б молчала.

-Ладно, я согласен, только вот по телефону мне бы поговорить?

-Можно, но никаких волнений.

-Да сейчас волнения-то радостные.

Едва открыв дверь, Авер увидел разговаривающую с кем-то по телефону Альку.

-Да, хорошо, вот, он сам подошел, да, спасибо, Анатолий Евсееевич, да, передаю уже.

У Авера замерло сердце... как был в шинели, он шагнул к телефону...

-Да? — хрипло выговорил он.

-Сашка, Саш, Ванька нашелся, подробности завтра. Передали только, что вышли на отдаленный пост, совсем в другой стороне от места поисков.

-Как теть Оля?

Толюшка хмыкнул:

-Ругалась матом, от Ваньки что ли научилась, и била всякие вазы. Галинка, вон, черепки собирает, любимую свою вазу грохнула.

-Да Вы что, она ж над ней тряслась?

-Ага, как мне по лысине ей не заехала, моя сестричка превратилась в фурию. И что-то мне подсказывает, еще не до конца гнев вылила, да переживем, Ванька жив — остальное, как твой Мишук говорит — фигня.

-Спасибо, Анатолий Евсеевич, я счастлив! — Авер опустился на банкетку и притянул к себе недоумевающую Альку, обнял крепко-крепко и уткнулся ей в макушку. — Аль, ты прости меня, но нельзя было тебе такое говорить... Ванька наш восемь дней был неизвестно где, вот часов пять как вышли на пост.

-Там? — ахнула Алька.

-Да!

-И вы с Витьком врали как сивые мерины?

-А лучше было бы, если у тебя молоко пропало?

Выбежал Минька.

— Папа, мама, а вы что... ругаетесь?

-С чего ты взял?

-Ну, папа сидит в шинели, и ты сердитая.

-Нет, сынок, мы, наоборот, радуемся, а почему ты решил, что ругаемся?

-А Лешка всегда говорит: родители ругаются сильно, папка одевается и уходит.

-Нет, сынок, я просто не успел раздеться.

-Тогда раздевайся!

ПРОДОЛЖЕНИЕ В ЦВЕТИКЕ-2