Врата учености. Цель неизвестна.

Часть первая

СТОЛИЧНАЯ ШТУЧКА

Глава 1

СЕРЬЕЗНАЯ НЕПРИЯТНОСТЬ

Грянул дружный залп из многочисленных ружей, ему ответили двести пушек Петропавловской крепости.

— Гав, гав, гав, — дружно пролаяли войска, приветствуя проезжающий кортеж. Во все века это звучит одинаково малоразборчиво и бодро. Единственно, вместо анекдотичного подвывания на вопрос о жизни раздается бодрое "ура".

Губернатор Петербурга Миних расстарался на всю катушку.

Мы ехали вдоль многочисленных роскошных триумфальных арок под крики толпы, фейерверки, салюты и рев выстроенных длинными рядами войск. Даже мне, при всем неумении разбираться в мундирах, заметно — сюда нагнали всех подряд. Помимо гвардейцев и пехтуры мелькали моряки и артиллеристы. По самым приблизительным прикидкам, тысяч тридцать вояк собрали, не меньше. И это в городе на полсотни тысяч жителей.

Практика добровольно-принудительного посещения радостного мероприятия ничем не отличалась от знакомой по нашей реальности. Все обязаны присутствовать, а то возьмут на карандаш. Въезд царицы в столицу нашей родины после длительного перерыва под определение праздника, безусловно, подходит. Улицы подметены, дома, по которым следует процессия, свежепокрашены. Кругом порядок, а на лицах счастье. Движение под колокольный звон и пушечный салют, а всяческого рода народ прилежно кричит "виват!".

А может, я натурально все и всех перепутал и людям реально интересно посмотреть вблизи на представление? Все же не каждый день цари заявляются. Да и телевизоров пока не изобрели, чтобы в теплой комнате, на мягком диване развалясь, наблюдать со стороны. А разговоров неминуемо ожидается много.

На самом деле наша немаленькая компания появилась здесь еще вчера, 16 января 1732 года. Или, как звучит по-здешнему, "от Рожества во плоти Бога слова 1732, индикта 16, месяца януария". Никогда даже не подозревал о подобном выражении насчет плоти. Натурально параллельный мир. Очень похож, да иной раз как вылезет!

Собственно, я к тому, что Анна Иоанновна, к неизреченной радости здешних жителей, из Москвы счастливо сюда прибыть изволила и заночевала в бывшем доме Якова Брюса возле Литейного двора. То есть как бы не в городской черте. Поэтому и встреча смотрится нормально. Золоченая карета, запряженная восьмеркой красивых лошадей, следует вдоль першпективы (Невского проспекта). Дворцовый поезд, то есть кареты со свитой и важными лицами, движется следом.

Ничего спонтанного и случайного вокруг ея величества не происходило. В доме Брюса заранее навели порядок, почистили. Самое забавное, что мебели в царских дворцах не имелось. Мы, точнее, целый обоз, тащил ее специально. Каждый раз обставлялось помещение сызнова. По мне, дикий обычай. В дороге и при погрузке-разгрузке что-то обязательно ломается и исчезает. Ладно бы возить с собой личные вещи, но шкафы и столы?!

Хотя спать на привычной кровати, наверное, много приятнее. Жаль, реально не проверить. Моя исчезла где-то в самой глубине табора, и разыскать пока не удалось. Не до того. Я птица не самого высокого полета и в компании со столь же мелкими дворянчиками могу и на полу отдохнуть. Во всяком случае, пока все не доведут до ума. В первую очередь обеспечивать положено начальство. Когда дорасту до высокого чина, тогда и побеспокоятся о моем комфорте.

Честно сказать, в прежней жизни я Питер не удосужился посетить, но после Москвы вряд ли можно было ожидать увидеть здесь сильно знакомые пейзажи. Даже при условии проезда через самую благоустроенную старую часть города. Но выглядело все очень странно. Огромные пустыри — и рядом нарядные дворцы.

— Вы устали? — негромко спросила госпожа Адеркас. — Ваше высочество? — не дождавшись ответа, позвала вторично.

— Свет в глаза бьет, — пробормотала Лиза по-русски.

Я невольно напрягся. Солнце было с другой стороны, с чего бы ей жаловаться. Кроме того, немка по-нашему выучила три слова и вряд ли что поняла. Для воспитанницы достаточно странно, она таких вещей не должна забывать. Что-то не слава богу.

В очередной раз отвлекаясь, забыл о своих прямых обязанностях. Мое дело — бдить и наблюдать за Лизой, а не крутить головой по сторонам. Мало ли что в карете присутствует весь курятник, начиная от гофмейстерины и заканчивая двумя француженками и тремя фрейлинами. Слава богу, мамаша со своими служанками в отдельном экипаже располагается. И пустили-то сюда со скрипом, просто потому что вроде как свой. В женском коллективе не место. Могли и к лакеям определить — спасибо, числюсь под званием "личный секретарь". Положение позволяет смотреть на прислугу свысока и претендовать на место внутри экипажа.

Двигаться внутри кареты оказалось не слишком удобно. Распрямиться по-человечески не получается, держаться не за что — если только за воздух да за девиц. Еще и швыряет на выбоинах. Наверное, так чувствуют себя в маршрутках. Хотя никогда на себе не проводил испытания.

В детстве даже на автобусе не ездил. Отвозили и привозили на джипе. Хорошо еще за ручку в класс не водили и под дверями охранники не торчали. На меня и так косились, притом школа была из привилегированных. В нашем городе считалась лучшей, и с улицы туда не брали. Английский я оттуда вынес, за что искренне благодарен. Весело было бы мне в швейцарском интернате, не умей я изъясняться по-ихнему.

— У нее температура, — добравшись до ея высочества и бесцеремонно пощупав лоб, объявил во всеуслышание. — Горит прям не хуже печки.

Тут по логике требуется возопить: "Вы куда смотрели!" — но крайне неуместно. Мало того что я сам проморгал, так еще начнем выяснять отношения. Не ко времени. Крайнего найдем без проблем задним числом. А вот с Лизой явно нужно что-то делать. Добрых тридцать восемь градусов на ощупь, без термометра никак не ошибешься. Может, и больше. Не было печали.

Е-мое! У нее еще и пятна на лице. Только не оспа! Я не мог так ошибиться! Господибожемой, не оспа это! Не может такого быть!

— Врач нужен. Лучше Санхеца позвать. И ехать во дворец. Срочно.

— Как же так! — всплеснула руками пруссачка. — А торжественный молебен в Исаакиевской церкви?

— Упадет там в обморок — что люди подумают?

— Я? — вяло пробормотала Лиза. — Нет!

— Плохая примета для царствования, скажут.

Этот аргумент ее, похоже, пронял. Госпожа Адеркас больше не колебалась. Тут уж точно она из России вылетит с дурными рекомендациями. Уверенным тоном принялась раздавать приказания. Это ее прерогатива, не моя, а то и разговаривать бы не стал. Когда требуется, наша гофмейстерина не хуже Акулины Ивановны всех строит. Не зря ее пригласили. Посмотрит, и сразу хочется встать навытяжку.

Очень скоро мы неслись против течения под крики кучера: "Дорогу! Дай дорогу!" Ну и под соответствующую ругань. Девочки с интересом прислушивались.

Из кареты я вынес Лизу на руках. В принципе, наверное, и сама бы дошла, но когда пожаловалась еще и на головную боль, я рисковать не стал. Веса в ней немного, не перетружусь. А нарушение этикета спишем на крестьянскую дубоватость. Еще не хватало, чтобы действительно упала. Люди все видят, а язык каждому не пришьешь.

После коротких препирательств с раззолоченным павлином — то ли высокий чин, то ли открыватель дверей — мы всей толпой проследовали за очередным проводником. Как обычно, с успехом подтверждая несостоятельность даже имеющихся знаний (картинки я видел), никакого Зимнего дворца в природе не оказалось. На его месте стоял совсем другой, почему-то именуемый Адмиральским домом.

Что любопытно, говорливый слуга поведал на ходу, что перестройка его началась еще в декабре 1730 года. Похоже, перебираться из Москвы Анна Иоанновна задумала с самого начала. А вот этого я уже не понимаю. Чужой для нее абсолютно город Петербург. В Москве в детстве жила и должна была сохранить приятные воспоминания. Нет, носится туда-сюда.

Переделки, переезды без конца и края. Это же не на поезде или самолете. Добрый месяц тащились, хотя расстояние совсем небольшое. Меня лично поездка всерьез достала. Хуже только паломничество с Елизаветой Петровной. С утра не знаешь, чем займешься вечером и где. Ни порядка особого, ни плана предварительного.

— Нельзя сюда! — встав на пороге, вскричал очередной лакей в раззолоченных одеждах. — Еще не готово.

Молча отпихиваю плечом и прохожу внутрь. Натурально мебель не поставили, на окнах занавески отсутствуют, и вообще достаточно неуютно. Помещение большое, но пусто здесь и плохо протоплено. Холодно.

По слухам, мебель еще и потому перевозили, что Анна Иоанновна боялась порчи, всяческого колдовства, особенно когда в Курляндии обнаружила под кроватью куриные косточки. Кто-то явно желал извести ее, тогда еще, правда, не императрицу. Мысль, что собачка могла затащить и устроить тайник, сразу отметалась. Раз рядом обнаружен волос, непременно некто задумал погубить.

— Шубу положите сюда, — говорю приказным тоном.

Укладываю Лизу, наваливаю сверху еще одну.

— Одну минуту, — говорю ей тихонько, обратив внимание, как прикрывает покрасневшие глаза. Не так уж много света. — Сейчас окна закроем. Ты здесь старший? — спрашиваю продолжающего возмущаться павлина.

— Я же говорю...

— На, — бью в зубы так, что рука заныла, а он аж к стене отлетел. Катя радостно взвизгнула. Судя по горящим глазам, чисто для проформы. Ее все происходящее скорее забавляет. — Встать!

Он поспешно вскочил, не дожидаясь, пока примутся бить ногами. Нравы здесь достаточно простые, и вряд ли я первый сильно недовольный. Сатисфакции он от меня не дождется, даже если и имеет титул, в чем сильно сомневаюсь. Я все равно не умею фехтовать и не соглашусь.

— Чтоб через четверть часа здесь стояла кровать, окна занавешены и в комнатах было тепло. Иначе я тебя, паскуду, на части порву. Возьму за ножки твои кривые и разорву. Понял?

— Да, господин, — поспешно отвечает, размазывая юшку по лицу. То ли зуб ему выбил, то ли парочку, но слюна красная.

— Остальным займешься после исполнения данного приказа. Как-то: обеспечить малый двор всем положенным, включая стулья, еду и горячие напитки. — Чего стоишь? Действуй!

— Как вы его, — пробормотала госпожа Адеркас, — Михаил Васильевич?

— Wer lange droht, macht dich nicht tot, — без особой радости отвечаю. — Кто долго грозит, тот тебя не убьет. У меня нет времени объяснять и упрашивать. Сначала исполнение, затем — объяснения.

— Мне тоже нужно кулаком по мордам? — Последнее слово она произнесла на русском с отчетливой насмешкой.

— Настоящая... умная женщина никогда не кричит на мужчину... Приказы отдаются спокойно, четко и ясно!

— Вбивать можно только тот гвоздь, который вбивается.

Это очень похоже на хорошо знакомое: "Приказы отдаются, только если уверен в их исполнении". В сущности, так и есть. На некоторых правильней воздействовать не прямыми указаниями, а исподволь. Но то в теории. Сходу иногда сложно разобраться и гораздо удобнее двинуть в грызло. Впрочем, я не особа слабого пола. У них свои методы, ничуть не хуже.

— Женщинам, — со всей возможной серьезностью говорю, — карьера дается труднее, ведь у них помимо отсутствия больших кулаков нет жены, которая толкала бы их вперед.

Мы улыбнулись друг другу. Кажется, она не столь уж похожа на воблу. Разве внешне. И юмор понимает. Да и ко мне до сих пор нормально относилась — без особого панибратства, но и не свысока. Я сам виноват, что вычеркнул пруссачку из мысленных расчетов, записав в чьи-то конфидентки. Надо бы исправиться. Встречаться нам еще долго, и биться лбами излишне. У нее своя сфера деятельности, у меня другая.

— Корь, — сказал Санхец после осмотра. Мне почти физически полегчало. Аж камень свалился с души. Очень увесистый. И дело даже не в том, что бы со мной сделали. Хотя себя безусловно жалко, и даже очень. Это означает полный провал в самом важном из моих достижений и откат в неизвестность с плевками в спину. Вакцинацию прикроют лет на сто по минимуму. — Обыкновенная корь.

Тут даже я в курсе. От этого не помирают. Все дети рано или поздно болеют корью, краснухой и свинкой. Правда, помимо названий я еще помню, что свинка опасна во взрослом возрасте: приводит к бесплодию. А с симптомами швах. Собственных детей не успел завести и не в курсе, чем болел в детстве. Причем в обеих ипостасях. Не отложилось в голове.

— Я зря запаниковал?

— Почему? Часто промедлить с помощью — как у вас говорят, авось само пойдет, — вроде как вообще не помогать... Вы все сделали очень правильно. Если не обеспечить правильного режима, могут случиться и осложнения. А это очень неприятно. Вплоть до глухоты.

— А правильный — это как?

Гофмейстерина покосилась на меня с любопытством. Даже если бы знал, не мешает уточнить. Вот ей наверное известно: не первый ребенок, у коего в качестве гувернантки. Случайно к принцессам не попадают. Надо бы уточнить, кто порекомендовал.

— Изолировать от окружающих, в особенности от детей.

Я посмотрел на госпожу Адеркас.

— Я проверю, кто болел, — согласилась без второго слова. — Остальных вон, — и удалилась к остальным, вызывая зависть своей изумительно прямой спиной. Я вечно сутулюсь. И в том теле, и в данном заново. А у нее будто в платье засунули доску. Позвоночник не сгибается и, пожалуй, даже не может согнуться.

— Постельный режим, — продолжил доктор, — и жидкая пища. Затемнять комнату не обязательно, но и не мешает.

— И как долго?

— Дня три-четыре общее недомогание, вялость, разбитость, понижение аппетита, нарушение сна, головная боль. Возможно усиление насморка, появляются грубый кашель и сыпь. Сначала лицо, затем туловище и руки, потом все остальное. Кстати, уже наблюдается. Очень скоро сыпь побледнеет и исчезнет.

Он подумал.

— Симптомы пропадают в обратном порядке. Расчесывать не рекомендуется.

— Завтра...

— Безусловно зайду, — он почти обиделся. — Сейчас обязан представить доклад императрице.

Ну это понятно. Доложить обязан.

— И это... Постарайтесь не особо пугать Екатерину Иоанновну... — В смысле, родную мамашу. — Ничего особо ужасного не произошло. Все дети через это проходят, и очень вовремя заметили.

— А что с ее матушкой?

— Она и так тяжело больна.

— Что с ней?

Санхец всем видом продемонстрировал, насколько неуместно мое любопытство. Женские немощи и болезни не для праздного разговора.

— Извините, — повинился.

Еще раз поблагодарил и за расторопность, а он в ответ закатил глаза к потолку. Видимо, достала доктора моя выспренность. Он исполнил долг, и нечего за это рассыпаться в благодарностях. Присмотр за членами императорской семьи входит в его обязанность. За то и деньги немалые получает.

— Надо признать, — светским тоном сказал Санхец, явно подводя черту под лекарской консультацией, — ваш совет оказался недурен. Трудно было найти для дальней дороги что-нибудь лучше, чем русские колмогорские сундуки.

Ну еще бы. По зрелом размышлении я к своим бывшим хозяевам квартиры направил. Им хорошо — и мне дополнительная благодарность. Не в Архангельск же натурально посылать. А наши поморские сундуки были не тяжелыми, прочными и не слишком дорогими. Внешне красивы, оковывались железом и медью, обтягивались тюленьей кожей и снабжались замками с секретом.

Федор Пятухин с семьей делал их самого разного размера, на любой случай. Имелись огромные, которые нельзя везти на крыше кареты, а только на багажных возах. По желанию делали и небольшие. Короче, любых размеров, вплоть до возможности вкладывать один в другой. Это я проверил уже самостоятельно. Освободил от имущества или там еды по дороге — вложил. Место освобождается, и выкидывать не надо. Все под рукой. Появилось новое добро — извлек и загрузил наново.

— У нас в стране много замечательных людей и вещей. Надо лишь знать, куда обратиться.

Глава 2

ПО ДЕЛАМ И НАГРАДА

— Фридрих Вильгельм в некоторых отношениях очень похож на вашего императора Петра, — сказала госпожа Адеркас, отвечая на мой вопрос о Пруссии.

Основная работа по изоляции больной и сопутствующим делам проведена, лишние люди разогнаны. Полезные получили указания. За куриным бульоном и самоваром (горячий чай живителен) отправлены слуги. Мы просто вежливо беседуем о том о сем. Гофмейстерина отнюдь не глупа и многое знает. А мне интересно.

— Он ведет себя очень просто, будто и не монарх. Может зайти в крестьянский или в бюргерский дом. Король без стеснения заглядывает в кухонные горшки и ведет с хозяйками непринужденные беседы о последних ценах на рынке. Потом проверяет на дворцовой кухне, по каким ценам продукты приобретены. Нет, — возразила на не произнесенное, но видимо достаточно понятное, — не из жадности. Он хочет знать о реальной жизни, окружающей его. Хотя, — она слегка улыбнулась, — умеет и для своего кармана извлекать пользу. Один случай оказался достаточно громким. Однажды он отведал у садовника бараньей требухи с белокочанной капустой, пришел в восторг и приказал приготовить это блюдо. Затем он спросил главного повара о цене кушанья — ведь садовник назвал ему смешную сумму в полтора гроша. Повар сообщил, что блюдо стоит три талера. Фридрих Вильгельм выскочил из за стола и буковой палкой отсчитал ему разницу между этими суммами.

— О! Это по-нашему. Действительно натуральный император Петр. Чуть не по его — дубиной.

— Je mehr Ehr", je mehr Beschwer1, — очень серьезно подтвердила она.

# # 1 Чем больше чести, тем больше трудности (нем.).

С этим я не могу не согласиться. Чем больше чести, тем больше трудностей у тебя. Только вот соотнести с королевскими возможностями никак. Стал бы я стесняться и кого уговаривать, угоди не в крестьянского сына, а в царского. Быстренько бы все запрыгали под дирижерскую палку из крепкого дерева.

Хотя... если нормально подумать... ну его. Не в России. Они вечно плохо кончали. В смысле — царские дети. Да и спросить меня как-то позабыли. Если было кому интересоваться. Я уже не очень верю в некую миссию или высшие силы. Ни в чем они не проявляются. И глас с небес не раздается. Не говоря уже о не слишком удачном подопытном экземпляре. Ни многолетнего умения воевать, ни интриговать не имею в прошлом жизненном опыте. Ну да, пока устроился совсем недурно, но что от того богу или инопланетянам — тайна для меня глубока. И думать о том уже давно не хочется.

— Его дом, его двор, его страна — все это для нашего короля одно и то же. И он действительно заботится о своем народе. В королевских доменах крестьянам живется много легче, чем у помещиков. В городах ремесленники получают льготы. Король даже прямо запретил продавать шерсть и другие необработанные товары за границу. Только ткань и изделия!

Очень хотелось спросить, чего она тогда приехала в дикую Россию, если в ее разлюбезной Пруссии столь замечательно живется. Только оказалось не ко времени.

Издалека донесся топот множества ног, и достаточно скоро помещение заполнилось толпой народу. Ея величество Анна Иоанновна самолично прибыла с проверкой в сопровождении множества высокопоставленных лиц.

При всем старании я половину не успел запомнить даже в лицо. Правда, от меня этого и не требовалось. Малый двор был в основном пятое колесо в телеге. Никакого влияния на политику любого рода — экономическую, внешнюю, внутреннюю — оказать не мог. Придворные замечательно чувствовали направление ветра и зря себя не утруждали. Если Елизавету Петровну просто боялись без веской причины посещать, то Лиза получала лишь поклоны и заверения в искренней преданности. По большей части пустые слова.

Головная часть процессии в сопровождении ощутимо побледневшей гофмейстерины проследовала в покои. Ее императрица позвала почти незаметным жестом, поманив пальцем. Лично меня никто не стал приглашать. В каком-то смысле даже спокойнее. Основную задачу по обеспечению комфорта и изоляции больной выполнил — дальше уже вмешиваться не стоит.

Вот чего они дружно поперлись внутрь? Сами теперь разнесут болезнь. Допустим, кори не боятся, но заразить кого — запросто. Не мог не объяснить Санхец таких вещей. Плевать. Моя должность не медицинская, чтобы кидаться под гусеницы с гранатой в надежде остановить начальство в его вечной дурости. Пусть с последствиями сами разбираются.

— Вы слышали о новом высказывании господина Тредиаковского? — негромко спросил появившийся рядом князь Одоевский после соответствующих приветствий. Насколько мне известно, все его достоинство состоит в наличии деда-боярина и соответственно высокого самомнения. Не может не подколоть при случае мужика из простонародья. Ну почему бы не ответить тем же.

— Это тот, что переводчиком в Академии наук устроился, Иван Васильевич? Еще какой-то фривольный романчик французский на наш язык переложил?

Он на мгновенье от эдакой наглости аж потерял дар речи, токмо глазами хлоп-хлоп. Ожидал, что примусь нечто доказывать, а я вроде в первый раз слышу. Вся образованная Россия — а это означает не очень большое количество народу — недавно получила замечательное поле для обсуждения. Тот самый Тредиаковский, непонятно из каких соображений считающий себя великим поэтом, разразился в ответ на мою статью "О правилах российского стихотворства" бочкой желчи и кучей коричневой субстанции.

Я, честно говоря, не очень удивился. Обязательно кто-нибудь да нашелся бы. Конкуренция среди виршеплетов всегда переходила в открытую ненависть и грязные разборки. С одной стороны — плюнуть и растереть. Пиар есть пиар, черный тоже полезен. Мое имя у всех на слуху. С другой — мало приятного, когда тебя на всех углах поливают. Тем более в моем случае.

Я три месяца старался, писал. Черкал и переделывал. Исправлял и добавлял. Никогда так не старался, даже со статьями об оспе. Там все четко и ясно: факты, сделано, результат, свидетели, количество опытов; проверка и прочее. Расписано по пунктам, включая выводы и предположения. С литературой так не выйдет: каждый мнит себя великим специалистом.

Нам в Спасской школе так прямо и утверждали: должна быть рифма с ударением на предпоследнем слоге (женская). И никак иначе. Но это же дурь реальная! Правило использовать женскую рифму пошло от польского языка и отражает особенности чужого, пусть и славянского, наречия.

В русском языке ударение может падать на любой слог. Поэтому слепо следовать правилам, подходящим для Польши, противоестественно для России. Стихи следует сочинять по природному свойству нашего языка, а не насиловать их, укладывая в прокрустово ложе чужих правил. Даже несколько вариантов рифмованных сочинений привел и указал на необходимость отстаивать чисто русские традиции в говоре и стихосложении. Добавил о важности искать наиболее адекватные способы развития языка, сообразуясь с потребностями эпохи. Что за низкопоклонство, в конце концов! Поменьше высокопарности и заимствований. Где без иностранных слов обойтись нельзя, никаких проблем. Но употреблять без разбору?!.

— Он подробно разбирает ваши вирши, Михаил Васильевич, — разродился желчью князь, — и указывает на недостаточное знание московского говора.

— Мы вроде в Петербурге находимся, — удивился я, постаравшись передать недоумение голосом. — Неужели и здесь нет отличий?

— И все же было бы неплохо ответить, — обернувшись, сказал барон Строганов.

Младший сын того самого солепромышленника Строганова. Не знаю насчет размера состояния, но подозреваю изрядные богатства. А по жизни человек достаточно приятный и умный. Не ведет себя на манер выскочек, пытаясь показать, насколько велик, демонстрируя спесь. Мы с ним очень мило пообщались в дороге, и вовсе не на тему стихов. Про оспу и ее лечение. Очень заинтересовался и готов помочь в дальнейшем продвижении методики. Даже пригласил на свадьбу с Софьей Кирилловной Нарышкиной, вскорости должную состояться. Я не напрашивался — сам позвал. Теперь мучайся с подарком.

— Простите, что вмешиваюсь без приглашения, — воспитанно добавил он.

Оказывается, к нашему милому обмену мнениями по поводу литературы с интересом прислушивались. Вон еще рядом парочка настороженных ушей. Всем любопытно, как стану отбрехиваться от обвинений в излишней простоте слога, отсутствии настоящей книжной учености и вылазящим отсюда попыткам упростить язык. Я ведь сам прямо в статье так и провозгласил: необходимо считаться с изобилием речений на просторах нашей великой страны, убегать старых и неупотребительных выражений, которых народ не разумеет, и не сохранять неизвестно зачем оных, которые в простых разговорах неупотребительны.

Не случайно, ох, не зря прицепился Феофан со своим требованием написать "О пользе книг церковных в русском языке". Вывод из моих слов прямо напрашивается элементарный. Оставить позади старый церковно-славянский и идти дальше, развивая язык на основании его природных свойств и взаимно обогащая диалекты. Фактически так давно и есть, но вслух сие произнести — не очень красиво.

— Зачем? — я показательно изумился. — Все предельно конкретно сказано. Я даже привел примеры различных рифм. Наш язык обладает неимоверным богатством и красотой. Вовсе не нуждается в разделении на высокий или низкий стиль.

— Слагать вирши на неблагозвучном материале... — ядовито отозвался Одоевский.

Я ему крайне не нравлюсь. Скорее всего, по причине происхождения. Прямо высказываться опасается, а подколками регулярно радует при встречах. Почему-то в России есть лишь высшее и низшее общество. Среднее практически отсутствует. А я как раз посредине и болтаюсь.

— Я надеюсь, будущее нас рассудит.

— А почему бы не сделать проще, Михаил Васильевич?

— Это как?

— Ну возьмите одну тему — и пусть каждый напишет собственным стилем и размером.

Вот не было печали. Устраивать соревнования. Я же не Пушкин, сходу не сляпаю. Строганов мне помочь хочет, да выходит медвежья услуга.

— А судить кто станет, Сергей Григорьевич? — спросил с ухмылкой. — Вы или князь? Или немца какого позовем для правильного рассуждения и о чистоте, и о красоте русского языка? Нет уж. "Хвалу и клевету приемли равнодушно и не оспоривай глупца". Пусть бесится, — говорю, почти напрямую обращаясь к князю Одоевскому. Я знаю себе цену.

Гул голосов неожиданно прервался с распахнувшейся дверью. Вся здешняя знать быстренько выстроилась шпалерами вдоль пути и замерла в тревожном ожидании. Широким мужским шагом в зал вступила императрица Анна Иоанновна. За ней устремились и остальные. В общей группе ближних допущенных лиц промелькнул и архиепископ Феофан.

Мой личный духовник. Наверное, столь пламенной и честной исповеди он еще ни разу не удосужился выслушать. Я вывалил святому отцу на голову полный набор смертных грехов. Все так и есть. Гневен, подвержен гордыне, завистлив, ленив, алчен, люблю вкусно поесть и не прочь заняться прелюбодеянием. То есть, проще говоря, бегал по чужим женам. Заполировал еще убийством по неосторожности и долго каялся.

Слез, правда, размазывать не стал, не настолько я плохо ценю Феофана. Его так просто не облапошить. Сам не праведник и с другими людьми самого разного калибра много лет имеет дело. Так что искренность абсолютная, с примерами. Единственное — баб по именам не называл. Он особо и не настаивал. Не из тех, что вечно любят зацепиться за клубничку и посмаковать. Архиепископа даже мой трупешник не заинтересовал. А вот по поводу гордыни и зависти полюбопытствовал. Все же вера в свои великие возможности и желание из грязи в князи пролезть не каждый день открыто проявляются.

Исповедуясь, я постоянно держал в голове, что святой отец стукачок позорный. Потому в основном распинался, помимо желания обогатиться, еще и принести пользу Родине, но самое важное — о величии императрицы, мечте ей угодить, подняв притом свой статус и материальное благосостояние.

И пусть кто скажет, что все остальные о том не думают. Я ничуть не лучше и даже не скрываю. Хотя в душе безусловно раскаиваюсь. Все же грехи тяжкие. Помимо самовара, пришлось и деньгами подношение дать на церковь, но это уж как водится.

Главное, очистил меня, и после соответствующей епитимьи я получил отпущение грехов. Полное и окончательное. А уж сколько раз молился согласно наложенному на меня, того ему знать не нужно. Во всяком случае, расстались мы довольные друг другом. Я — полученным благословением, он — убежденный в возможности воздействовать на меня прямо или косвенно.

Раз уж такой весь из себя грешник, проще включить в свои расклады. С идейными и бессребрениками тяжело иметь дело. Никогда не знаешь, какой финт способны выкинуть, взбрыкнув на пустом месте. А я насквозь понятный. Хочу подняться, денег и всего прилагаемого к высокому статусу. Значит, со мной можно иметь дело и в будущем. Только предложение должно оказаться достаточно заманчивым.

— Молодец, господин Ломоносов, — сказала царица, останавливаясь напротив меня. Трубецкой за ее спиной откровенно маялся тяжкими предчувствиями и хватался за грудь. Вряд ли похвалят за неведенье и отсутствие своевременного доклада. А уж на виду у всех привечать подчиненного, игнорируя вышестоящего, — знак немилости. Как бы он задним числом не отыгрался. — Все правильно сделал.

— Служба вам, милостивейшая государыня, не долг, а счастье, — патетически провозгласил я.

— Собственным примером показал усердие и верность, — уже для остальных припечатала Анна Иоанновна. — Посему и награды достоин. Дома в столице не имеешь?

— Откуда, ваше величество!

— А жить где-то надо. Не на коврике же во дворце.

Окружающие охотно посмеялись.

— Выделить ему во владение место. На Васильевском острове аль Адмиралтейской стороне. Побольше, чтобы и гостям комнат хватило.

Опять смех.

— С условием построить в ближайшие время каменный дом.

Обалдеть. А я-то думал, как устроиться. В Петербурге с приездом множества народу серьезный квартирный кризис, а я упустил момент, сидя возле Лизы. Барону невместно жить приживалом, а на особняк пока не накопил. В ближайшей перспективе — вполне: морфия у меня на тридцать тысяч доз осталось. Если понадобится, можно и в таблетках продавать. Хватит на два очень немаленьких дворца с обстановкой. Но не сразу. А здесь само в руки прет.

— Не корысти ради, династии служу!

Она посмотрела тупым взором. Кажется, перегнул. Фразочка вышла двусмысленная, но я рассчитывал, что царица правильно поймет. Служу, мол, не токмо племяннице ее, но и самой лично. Кажется, переоценил ум верховной барыни Всея Руси.

— Мало, что ли? — с усмешкой переспросила. — И то — барон, а без земли.

Ко всему прочему, не шибко здесь баронское звание уважают. В оном числится каждый второй немец. Звучит иногда на манер насмешки. Русский барон — скорее звание финансовое.

— Я подумаю, а ты уж отслужи добросовестно.

— Век буду молить за щедрость, всемилостивейшая, — вскричал, прикладываясь к подставленной пухлой руке, унизанной перстнями.

Слезы выдавить не удалось. Такое обещание равносильно ветру, где-то там прошумевшему. Но я ведь изначально губу не раскатывал, так что и недовольного изображать не стоит. Стоп, стоп! "Ветер, ветер! Ты могуч, ты гоняешь стаи туч". Почему раньше не вспомнил? А, эта сказка почему-то кусками. Ну и ладно. Всего Пушкина я не сопру. Пусть и ему останется.

— Помню свое обещание, Михаил Васильевич, — и хитренько улыбнулась.

Это про женитьбу? Так я и не выяснил, кого в виду имеет. Явно не из свиты. Не очень приятно выслушивать столь открытые угрозы. Видимо, не пронесет. Но и хорошо, что не прямо завтра.

Царица со свитой проследовала дальше, а меня принялись поздравлять люди, еще недавно воротившие нос. Какой-никакой, а угодил в фавор. Из всей немалой гоп-компании к единственному обратилась прямо, да по имени-отчеству, а не Мишкой назвала. Даже Одоевский вдруг стал приторно-сладким и принялся зазывать в гости. Ага, разбежался.

С трудом я дождался, пока последние незваные гости испарятся из помещения, прихватил доставленный теплый бульон в кастрюле, завернутый во множество тряпок для сохранения тепла, и вошел внутрь. Присевшая было Танька поспешно вскочила, кланяясь. Нормальное дело сачкующие слуги. Ея величество по такому поводу собственноручно тяжелой рученькой хлещет по щекам. А я человек исключительно либеральный. Просто пальцем погрозил и сделал укоризненное лицо.

Воспитывать слуг — не мое дело. Пускай этим занимается князь Юрий Юрьевич Трубецкой. Обер-гофмейстер и прочее, прочее. Я на пустяки не размениваюсь. В зубы без крика, но исключительно при наличии повода. Просто так их мелкие вольности не особо меня касаются.

Это если не помнить, что горничные с удовольствием делятся с Танькой разными интересными вещами, а та исправно доносит до своего благодетеля — меня в смысле. Кто умудрился сахара кусок зажать или еще какая мелочь — это не трогает. А вот серьезные разговоры иногда ведутся и без моей персоны. Те же фрейлины треплют языком напропалую, и проходит мимо моих ушей. А это недопустимо.

— Спит?

— Да, Михаил Васильевич.

— Ну и хорошо. Как говорится, "на новом месте приснись жених невесте".

Девочка хихикнула.

— Проснется — позовешь госпожу Адеркас. Сама не корми. И ежели отказываться станет, — очень хотелось сделать грозную физиономию, однако решил не маяться дурью, а то не так поймут и доложат, — меня позовешь.

Глава 3

КАЗАК КЕРИМ

Снег скрипел под ногами и норовил залезть за голенища сапог. Ходить тут не иначе как на лыжах положено. Ни дорог, ни расчистки. Осчастливили, называется. Было бы приятнее получить участок на Адмиралтейской. Там самый густонаселенный участок Петербурга. С давних пор строятся, и нередко без малейшего плана, вопреки желаниям самодержца о прямых проспектах и каналах. Ночевать людям где-то надо? Вот и закрывали снисходительно глаза на самострой.

— Далеко, — недовольно пробурчал Керим.

Он бы предпочел проскакать на лихом коне, а не тащиться на своих двоих. К несчастью, конюшни я пока не завел, а на чем передвигаться, решаю без его советов. Извозчик запросил за поездку десять копеек — я за такие деньги лучше прогуляюсь. Засиделся во дворце. В печенках уже у меня сидит разнообразная писанина.

Как вечно в России, временное решение превратилось в постоянное. Кроме всего прочего, материковую часть не заливала по весне Нева, и не мешали передвигаться ледоходы и отсутствие мостов на многочисленных рукавах и островах будущего города. Адмиралтейская слобода бесконтрольно разрослась, улицы ее достаточно быстро стали напоминать нормальные русские или, если угодно, московские. Куча тупиков, кривых улочек и стихийных рынков. Правда, и горели дома частенько и дотла.

Посему на Васильевском уже при Петре образовался центр города, его парадный вид и витрина. Там прокладывали линии и строили набережные. Правда, не такой уж большой оказалась застройка, а императрица явно вознамерилась продолжить с прерванного отъездом Петра Второго строительства. Во дворце передавали ее желание заставить знать воздвигать дворцы здесь, на специально выделенных участках, переехав из Москвы. Идея в принципе не новая. Основатель Петербурга ее уже опробовал, да особого толку не добился. Ну и я, видимо, угодил под это дело.

Шутка насчет величины дома оказалась воспринята исполнителями на редкость серьезно. Судя по моим прикидкам, здесь не один участок, а шесть. Серьезная привилегия и обошлась мне абсолютно бесплатно. Правда, попутно в жалованной грамоте еще и четкое указание: в течение пяти лет построить каменный, а не деревянный дом. То встанет в серьезные расходы.

— И чего тут рассматривать? — опять подал недовольный голос мой телохранитель. — Ничего же не увидеть, пока снег не сойдет.

— Вода куда подходит, видишь? — я ткнул пальцем. — Там строить — себе вредить.

— Так никто и не пытается, — очень логично возразил Керим.

На добрый километр отсюда никакого жилья, даже самого захудалого.

Умом я все прекрасно понимал. Не так давно город основали и прочее, прочее. Но когда видишь эту пустоту, практически в центре Петербурга, а с другой стороны растет самый настоящий лес, подобно стене скрывающий противоположный край острова, становится дико. Меня даже Москва так не удивляла. Там все-таки куча народу и множество древних зданий. А здесь — пустота и ветер. Несколько отдельных слобод и полное отсутствие общей городской черты.

Между прочим, а если эти отметки слегка подвинуть, хапнув дополнительную площадь? Ну затес на столбе. Великая проблема вкопать подальше. Кто проверит? Да и обнаружат — всегда можно сослаться, что так и было с самого начала. Или ну его?

Недвижимость в центре столицы в цене падать не будет. Мои потомки, если, конечно, они появятся, неплохо смогут навариться, продав землю. Это, ко всему прочему, серьезный стимул к покупке в дальнейшем домов и участков. Уж что-что, а даже при полном незнании будущей застройки несложно догадаться, насколько выгодно будет иметь пусть и не в центре, но в самом Петербурге доходные дома. Сдавать, например, зажиточным, но по каким-то причинам не готовым покупать особняки с дворцами.

Без архитектора здесь не обойтись, но я и так достаточно хорошо знаю, чего хочу. Уж свой собственный дом, в котором провел детство, не изобразить хотя бы в общих чертах — надо быть дебилом.

Значит, ограду с ажурными узорчатыми воротами. От них идет дорожка, которая ответвляется в сторону постройки чуть слева. Там у нас был гараж, здесь соответственно конюшня. Еще пристройка для слуг, хозяйственные сараи, погреба для продуктов, амбар. Деревья для тени. Хотя проще сохранить часть уже растущих, не вырубая бессмысленно. Если получится, можно небольшой садик устроить с летней беседкой.

В глубине двора поставить двухэтажный дом, отгороженный от остального участка забором из досок. Или сразу каменным. Желтый цвет стен и белые колонны. Смотрится приятно. Количество комнат, салон для гостей — это все без проблем. А вот с туалетами надо хорошо подумать. В принципе никаких проблем вывести трубы прямо в реку. Ниже по течению.

Насчет загрязнения законов, кажется, не существует, но для воды понадобится отдельный колодец. Водопровода еще не придумали, как и очистных сооружений. Самое интересное — сливной бачок. Я могу его изобразить, уже пробовал. Конечно, из пластмассы за неимением не выйдет, придется вместо подвесного чугунный устанавливать и начинку из железа, но вопрос решаемый. А вот откуда брать воду? Самоходом вверх не пойдет.

— Ладно, — произнес вслух, — посмотрел. Заодно и погуляли. Пора и честь знать. Топаем назад, пока не стемнело.

Керим с готовностью развернулся, не пытаясь ничего сказать. Он очень послушный. До определенных пределов. Задевать его честь, что бы ни значило, никому не позволительно — так и предупредил с самого начала. Не удивлюсь, если в один прекрасный день, обидевшись, просто канет в неизвестность, как пришел без спроса и разрешения. Как с такими понятиями в рабах ходил, я не понимал, а он объяснять не желал. Сразу замыкался. Ну, не шибко важно...

Вода для слива... Насос, вместе с электричеством, мне назло, отсутствует. Выходит, на первом этаже устроить, а воду сверху. Но как туда поднять? Проще всего заставить прислугу таскать, как в ванну, да ведь разбегутся горничные от такой работенки. Каждый раз после посещения унитаза бегать с ведром. Дешевле напрямую сливать из него этажом ниже. Кстати, тоже вариант. С кем бы обсудить серьезно. Ладно, до весны терпит, даже проекта пока нет, но пришла пора взяться за здание всерьез.

Требуется не меньше двух корпусов дополнительно. Или один большой. Нет, вроде не поместиться. Ставить по углам участка, отдельные. И входы самостоятельные. Для химических опытов и механических. Вытяжку обязательно соорудить, а то перегонять нефть в закрытом помещении — недолго и до головной боли доработаться, и пары взрывоопасны. Еще кучу всякого оборудования дополнительно заказать. Помимо баночек да колбочек, уже имеющихся, печь плавильную, обжигательную, мехи для раздувания огня и бог знает что еще. Тиски, например, и точные весы.

Деньги, деньги, постоянно деньги. Чуть полегче становится — сразу опять траты на очередной проект. И немалые. А Анна Иоанновна совсем обалдела. Требует на прием два раза в одном платье не ходить. Так кого угодно до долговой ямы довести можно. Зачем эта бьющая в глаза роскошь? Иностранцев поражать? Да плевать на их мнение. От золота польза должна быть, а не блестки красивые в воздухе. Нет, на удовольствие тратить — это совершено нормально. Так именно для удовольствия, а не напоказ!

— Хочешь свой отдельный флигель? — спрашиваю без особого интереса. — Могу построить. Скажи какой.

— Не заслужил пока, — отвечает Керим серьезно, почти дословно повторяя догадку.

Так не завтра же, пока и на походной койке поспишь, мысленно возражаю. Хорошо еще, не укладывается прямо на коврик у двери. И ведь все из самых лучших побуждений: ни одна собака мимо не проскочит. Обязательно споткнутся о него и нашумят.

От резкого толчка я улетел вбок, приземлившись задницей в сугроб. С запозданием обнаружил дымок от пистоля в руке здорового детины. Еще двое, с немалого размера дубинами, ломились от деревьев в нашу сторону со зверским выражением на бородатых мордах. С оторопью понял — это не просто грабители, они готовы убивать изначально. И стреляли, а я даже ничего не заметил.

— Псы паршивые, — сказал Керим презрительно и двинулся навстречу, выхватив откуда-то громадный тесак. Честное слово, я его раньше не видел. И вообще больше всего это орудие смахивает на мясницкий нож, спертый на кухне, а не на приличную шпагу.

Керим танцующей походкой уклонился от удара, мужик взвыл, роняя дубину вместе с кистью и падая на колени. Нырнул вниз и вбок, заставив раскрыться второго в широком замахе. Со спины ничего не разобрать, детина странно булькнул и завалился на спину, держась за горло. Тот, с пистолетом, видать, оказался сообразительным и метнулся под елки. Керим швырнул ему вслед свое орудие. Никогда бы не подумал, что оно может быть метательным. Во всяком случае бандит с шумом завалился, взметнув над головой грязные подошвы.

Все это произошло настолько быстро, что я только и успел подняться. Даже не пытаясь окликнуть своего телохранителя, деловитым шагом направляющегося к елкам, подошел к сваленным грабителям. Безрукий продолжал сучить ногами, уже не стараясь зажать обрубок руки. Жизнь из него уходила прямо на глазах, стремительно. Второй и вовсе не нуждался в помощи. Это со стороны казалось, что голова на месте. Керим одним ударом перерубил бедняге позвоночник, и она не отлетела исключительно по причине держащего остатки шеи лоскута кожи.

Мне всерьез поплохело. Такого видеть еще не приходилось. Из желудка в рот пошла кислота — и лишь огромным усилием удержался, не обрыгав труп. У него и без меня видок отвратный, однако нет причины уделывать хуже. Отошел на ватных ногах, стараясь не коситься на черный от крови кожух и растаявший в красную водицу снег. Мало приятного любоваться такими вещами.

Не прошло и пары минут, как вернулся Керим, волоча за ногу третьего. Он не особо выбирал направление, и голова бандита пару раз отчетливо треснулась о мерзлую землю и камни. Человек извергал смачную ругань, но особо не дрыгался. Руки стянуты какой-то веревкой, а физиономия вся разбита.

— Он что, живой? — очень "умно" спросил я сипло, в душе счастливый, что получил хоть чуток времени и успел прийти в себя. Позывы к рвоте задавил, ноги практически не дрожат с перепугу и даже способен разговаривать.

— Так спросить надо, кто послал и зачем.

— Грабители, будто не видно. Одеты прилично, вот и решили разжиться.

— А стрелять зачем? — очень логично потребовал Керим.

— Пугали мы, — взвыл мужик не очень убедительно. — Христом богом клянусь, никого убивать не собирались.

— Целым ты ведь не нужен? — спрашивает Керим.

— А что?

— Ну там пальцы отрежу, глаза выколю, от носа и ушей избавлю. А убивать — ни-ни. — Он присел возле пленного, и тот взвыл от боли.

Что конкретно сделал, я не разобрал, однако ножа в руках Керима не имелось.

— Керим! Прекрати!

Он обернулся на меня со странной смесью жалости и насмешки во взгляде.

— Вы бы, Михаил Васильевич, шли по дороге, будочника позвали али еще кого. А мы тут сами разберемся.

Бандит взвыл, призывая к милосердию и каясь во всем сразу, причем ни одного конкретного имени или даты не произнес. А я подумал и не стал возражать. Всепрощенчеством не страдаю — просто не вижу необходимости мучить человека. Места здесь такие, не первый случай. Правда, действительно до сих пор имущество отнимали, на жизнь не покушались.

А если кто и подкинул этим ребятам пару монет лично меня пугануть, он вряд ли представился по всей форме. Беднякам я дороги вроде бы не переступал, да и не станут нищие нанимать сомнительных чужаков. Компаньоны мои по разным деловым гешефтам подсылать тоже не станут. Не те люди, да и воспитание.

Кое-кто раньше вполне способен был дать в морду, вроде Козьмы или Демида, но с моим дворянством уже чувствуют свое место. Разве на спину украдкой плюнут — чего серьезнее не посмеют. Да и договорился я со всеми нормально, не стал жилы дергать и лишать последнего. Какой им смысл?

Графы с отребьем лично не якшаются, через посредника все справят. Ну назовут кабак, где встречались. Дальше что? Искать концы муторно и заранее известно — бесполезно. Да и не верю. Никому особо не мешаю. Я в политике нуль, полный. Должностей не имею и ни на что не влияю. Вот перейди дорогу кому-то всерьез — могло бы и приключиться.

— В карманах у них пошарь, — говорю на прощанье. — Вдруг что интересное найдешь. По-любому трофеи честно заработал.

-Это уж как водится, — пробурчал Керим за моей спиной. Не прошло и минуты, там раздался сдавленный стон. Не в курсе, принялся он исполнять обещания насчет шинкования или пока развлекается, но проверять не стану.

— Надо было убедиться, — уверенно заявил он поздним вечером, когда наконец мои мытарства по привлечению народа к уборке трупов и отправлению живого в тюрьму закончились. Мы, добравшись до дворца, уселись за стол. Поужинать, а заодно и выпить — кому как, а лично мне не мешало. — Вдруг подсылы, так и еще придут.

Уж больно денек выдался неординарным. Я изрядно пополнил мысленный реестр недостатков и глупостей в здешней России. Никто не желал брать на себя обязанности заниматься происшествием. Полиции в моем понимании не существовало. То есть нечто имелось в виде пресловутых будочников, перегораживающих по ночам кварталы и обязанных следить в них за порядком, чистотой, сомнительными людьми, — список положенного оказался при ближайшем рассмотрении длинен. Другое дело — реальность. Чаще всего они и не высовывались на крики: своя шкура дороже.

С офицерами положение тоже обстояло не лучшим образом. Чаще всего в полицию попадали после армии — пожилые или инвалиды, не сделавшие карьеры. То есть, скорее всего, неудачники, глупцы и неумехи. Более умные предпочитали лучше оплачиваемую и престижную службу. Знанием законов даже начальство не было обременено, никаких методичек в принципе не существовало, как и курсов по повышению квалификации. Ну и вели себя начальники соответствующим образом. Чаще всего поступая не по правилам, а по справедливости. Иногда это даже хорошо, но не когда полицейский отрабатывает взятку.

— Так не подсылы!

— А знать этого заранее нельзя.

Как ни странно, мы застали живого в здравии. И даже членов у него, на первый взгляд, не поубавилось. Хотя судя по боязливым взорам, бросаемым на Керима пленным украдкой, все же допрос оказался достаточно жестким.

— Зато теперь знаем.

— Наверное, не про всех, но четырнадцать человек убитых — тоже не самое приятное. Ишь, додумались свидетелей не оставлять — и никто, мол, не узнает! Пропали — и все.

Мы со своими бандитами оказались как бы вне поля деятельности здешних органов. Тем, что за городской чертой, должна заниматься армия. Мои попытки доказать, что разрешение на строительство выдано как раз полицмейстером и значит случай входит в их компетенцию, натолкнулся на сплошную глухоту. Оно им надо — создавать себе проблемы?

Пришлось сбегать до ближайшего офицера. Слава богу, я измайловцев знаю достаточно многих, и они меня тоже. Литературная слава в очередной раз оказалась полезной. В результате вопрос оказался решенным, и без промедления. Чисто по знакомству. Обычное дело.

Ко всему еще, помимо Москвы с Петербургом, даже такой полиции не существует. О том меня поставили в известность с превеликой гордостью. Дикое время. Куда ни ткнись, вечно отсутствуют даже простейшие нужные нормальным людям государственные структуры. А есть — так не действуют.

Честное слово, если когда-нибудь я сумею пролезть наверх, одним из первых мероприятий станет организация нормальной службы по охране порядка с четким расписанием прав и обязанностей, а также значительным поднятием жалованья у чинов полиции. Другого способа привлечь людей просто не вижу.

— Скольких ты убил? — спросил телохранителя, достаточно приняв на грудь, чтобы не смущаться.

— Да не знаю я, — легко отказался Керим. — Много. Вот первого своего до сих не забыл. А дальше проще. Где сотня, там дополнительный десяток незаметен. Когда татар бил аль ногайцев — так вовсе не разбирался. Всех подряд, — он скрипнул зубами. — Ненавижу.

— А пошто так не любишь?

Он долго молчал, я уж решил — не дождусь объяснений. Затем, будто продолжая монолог, заговорил внезапно.

— Я — никто, — сказал, глядя мне в глаза. — Без имени, народа и веры. Все отняли. И не прощу.

Опять длинная пауза.

— Мне лет пять было, когда налетели и всех побили. Я даже не знаю, где мы жили.

Я налил в кружки, и мы не чокаясь выпили. Обычай этот оказался старинным. Поминают умерших таким образом.

— Отец точно немец был, и с ним я говорил на его языке. Подзабыл, да пришлось кой с кем общаться — всплыло. А мать, — он растерянно развел руками, задев тарелку. Она с грохотом свалилась на пол, но он даже не обернулся. — Вроде на русском говорила, но не уверен. Плохо помню. Еще двое старших братьев было.

Кажется, моя очищенная водка крепко дала по мозгам Кериму. Впервые он делился личным. Выпить вполне способен, но помимо вина и пива никогда не наблюдал за ним любви к крепким напиткам. Хотя в чем на самом деле могу быть уверен...

— Русский я знал, но не очень хорошо. То ли соседи были, то ли в поселке на нем говорили. Но где был поселок? Хотя на самом деле все равно. Татары всех порубили, только молодых парней и девок в полон забрали, а деревню сожгли. Родичей я больше не видел, и остается лишь надеяться, что спрятались вовремя. Не верю, но надеюсь. Больше всего болит, что увижу их или братьев — не узнаю. Столько лет прошло!

Мы добавили еще. А потом еще. Он молчал и смотрел в стол. Подталкивать я не пытался.

— Кочевникам рабы не нужны, — заговорил вновь Керим. — За скотом ухаживать надо, перегонять на пастбища. Их богатство и жизнь не в золоте, а в величине стада. И чужому доверить столь ответственное дело нельзя. Конь под рукой, дороги рано или поздно выяснит, сбежит. Потому есть в основном домашнее рабство, но там особо много слуг и без надобности. Или женщин берут на роль младших жен. Да тоже не часто. Без привычки в степях долго не протянешь. Мне, наверное, повезло. Не в Турцию поехал для отдачи в янычары или, того хуже, в евнухи. Подвернулся один покупатель поближе, натухэй...

— Кто? — переспросил я невольно.

— Есть такое племя на Тамани. Адыги. На левой стороне Кубани живут.

Надо озадачиться поиском карт, подумал, понимающе кивнул. Кубанских казаков помню, а адыгейцы — это ведь не иначе должны на Северном Кавказе жить.

— У него дети померли, вот и решил меня вроде как усыновить. Я жил в семье как свой. Имя дали, рядом с собой усадили. Работал, скот пас. Оружие имел. Уже большой был... Не скажу сколько. Годов мы не считали, но на девушек уже начал заглядываться. Однажды вернулся домой, а там пепелище. Уже второй раз. Ногайцы наскочили. Они эти земли считали своими вассальными, а местные при случае платить отказывались. Вечно там все друг с другом воевали. Куча народов, даже русские некрасовцы жили.

— Это кто?

— Да есть такие казаки, после восстания Булавина на юг ушли и туркам присягу дали. На их стороне воюют. А султан им земли выделил.

В очередной раз я убедился в альтернативности здешнего мира. Казаки всегда боролись с басурманами за землю русскую. В любом фильме или книге. Я, собственно, не очень их читал или смотрел, но вон в "Тарасе Бульбе" целые речи перед смертью закатывали про правильную веру и любовь к Родине. Жутко раздражало. Не может человек на копьях речуги толкать, ему должно быть зверски больно. Но ведь вставляет! А тут казаки за турок сражаются. Не бывает.

— Пошел к хану, — продолжал Керим, — а он мне и говорит: "Догонять поздно и бессмысленно. Они сильнее, воевать всерьез сейчас нельзя. Иди ко мне нукером". Может, и стоило, — сказал задумчиво, — но тогда кровь взыграла. Не отомстить за родичей подло. И пошел я искать ногайцев. Нашел парочку, прикончил, коней отнял. А дальше меня ловить начали. Ну да я смог уйти, только возвратиться не сумел. Аж до Дона доскакал. К тамошним казакам пристал. С кубанской ордой регулярно секлись и татар тоже при случае донимали. А мне того и надо. В Поволжье погулял. Там места хорошие. Как Царицынскую линию провели, стали мужики садиться на землю. А до того одно Дикое поле. Кто кого первым заметит и зарубит.

— А к Ибрагиму как попал?

— Да сманили робяты меня Сибирь посмотреть. До Иртыша дошли, мехов у бухарских купцов награбили, — это он сказал как о деле обычном, ничуть не отрицательном. Пустяки, дело житейское. Что те караванщики явно не рвались добром делиться с неизвестно откуда взявшимися вооруженными людьми, и скорее всего их прикончили, его не трогало. — На обратной дороге и влетели на башкир. Они вроде в российском подданстве, да те еще разбойники. Не повезло. Всех, почитай, побили, одного меня почему-то бросили еле живого. Наверное, за мертвого приняли. А тут купцы ехали. Подобрали, вылечили.

Возможно, обратился правильно да про Аллаха помянул, а то бы добили, перевел я без промедления. Понятно, не рассказывает некоторых подробностей.

— Я не раб был, — заявил сердито. — Стал бы подчиняться! Убег бы сразу, как на ноги встал, тем более в Москве. Нет. Они ко мне отнеслись по-человечески, а должок отдавать положено. Не завались ты к Ибрагиму — месяца через три все одно бы расстались.

В очередной раз тебя накололи, Миша, подумал я весело, чокаясь. В голове слегка шумело. Пора заканчивать посиделки и спать. Широкий жест Ибрагим сделал. Фактически в дурака превратил. Все равно бы Керим у него не задержался. Так якобы отдал — потом благодарности захочет. Еще бумагу оформляли, смех один.

— Уйдешь? — спросил вслух.

— Зачем? Я же говорил: дома нет, родичей тоже, добра не нажил. Пока не обижаешь, — это с ухмылкой, — погодю. А то надоело мотаться.

— И долго ты за зипунами бегал?

— Лет пятнадцать, — подумав, ответил Керим. — Чуток больше. А что?

Значит, действительно где-то за тридцать — тридцать пять или около того. Хотя ведь сам не в курсе, сколько лет. Полжизни с саблей в руке. Кровищи на нем... Куда там сегодняшним недоумкам. Но ведь не против, а за меня. Выходит, все к лучшему.

— Пытаюсь возраст твой посчитать.

— Каждый живет как бог даст. Кому в младенчестве предписано умереть. Другой живет до старости. Уж и сам не рад, а все скрипит.

— Минуточку, а ты, собственно, в какого веришь?

— Ну, — закатывая глаза, произнес Керим, — чему в детстве учили, не помню. Токмо если из немцев — наверное, в лютеранство крещен. На Тамани вроде как мусульманином считался. Мечетей у нас не имелось, а Коран по-арабски написан. Я многие наречия знаю, но не язык Мухаммеда. Мы больше по обычаям старинным, по адатам жили. Без книжных премудростей.

Очень хотелось спросить — обрезан ли, но то проще посмотреть в бане.

— А потом в основном с раскольниками гулял. На Дону и в Поволжье через одного. Ваши попы не одобряют. А мне все равно. Бог — он один. Молись на любом языке и хоть в чистом поле. Главное — чтобы от души шло. Я вот за своих всегда прошу. И за тех, родивших, и за воспитавших, и за учивших драться, погибавших рядом. И за тебя. За язык не тянули, сам захотел свободу дать. Ты человек правильный, пусть и крученый.

Ну спасибо.

— Не может он не слышать, — закончил с глубокой убежденностью.

— Керим, — сказал я после короткого раздумья. — Я так понимаю, ты не станешь сопротивляться, если предложат креститься?

— Зачем? Я же говорю...

Я отмахнулся нетерпеливо, прерывая возражение:

— Ты мне сегодня спас жизнь. Помолчи! — рявкнул. — Пусть для тебя пустяк. Для меня — нет. На обряде я стану крестным отцом. Духовное родство пуще плотского. Мы станем родичами. Настоящими. По всем законам и обычаям. Кровь не суть важна. Вот, — споткнулся я, окончательно иссякнув.

— Это вроде побратимства? — спросил Керим, подавшись вперед.

— Ну вроде, — я нерешительно согласился. Откуда знать, что именно он вкладывает в понятие. Руки резать и кровь смешивать? Это такая мелочь! — Когда нет родителей, крестный исполняет их роль.

Звучит несколько странно, при нашей разнице в возрасте. Тем более при его боевом опыте и знании жизни. Семья — это ведь не дом, не место, где мы живем. Семья — близкие люди. Они заботятся о тебе, ты о них. Не по обязанности, по велению души.

— А в крестную кого? — деловито потребовал Керим.

Похоже, он уже согласился. Оптимально было бы подключить Лизу, но она пока не православная, и нельзя. И, кстати, очень хорошо надо кандидатуру обдумать. В перспективе крестные не имеют права на женитьбу между собой. Даже с их детьми какая-то лажа. Может оказаться полезно или напротив. Подходить к выбору важно ответственно.

— Предлагай! — сказал с интересом.

Глава 4

УРОКИ ИСТОРИИ

— Давным-давно...

— Я просила настоящую историю, а ты опять сказку выдумываешь!

Ну вот, слегка полегчало — и опять начинаются требования. Хорошо еще тем бульоном в буйну голову не запускает. Правильно воспитанный в данном отношении ребенок. Хотя если задуматься, не такая уж и маленькая. Подросток. Четкой даты совершеннолетия не существуют. Вышла замуж — значит, взрослая.

Ну нам эти страсти пока не грозят. Не столько из-за отсутствия женихов, сколько из-за разборчивости Анны Иоанновны. Мне представляется, не хочет выпускать Лизу из-под своего влияния. Муж неизвестно как себя поведет. Вдруг руки сильно загребущие и на трон позарится? К счастью, пока время терпит, и не моя печаль.

— Почему сказка? Самая что ни на есть чистая быль. Просто я, как вам, ваше высочество, известно, частенько в датах путаюсь и посему старался не соврать. А побеседовав с умными людьми, пришел к выводу, что никто толком и не знает правильных дней. Одни летописцы называют один год рождения и окончания правления, другие иной. На самом деле и не столь важно. Было это во времена Ярослава Мудрого, то есть очень давно.

— А Тарас Петрович...

— Вот с ним я спорить не стану, потому и давным-давно.

— Ну ладно, — милостиво разрешает Лиза, — продолжай.

Действительно, чего это меня понесло не в ту сторону. Еще не хватает начать разоблачать святость Ярослава и кто убил не менее святых Бориса и Глеба. Про норманнские саги я в курсе — через Олафа, любившего порассуждать о викингах и старых временах. Тем более что ему приятно было разоблачить князя, продемонстрировав славянину (мне то есть) коварство его народа.

Оказывается, у варягов совсем другое написано, чем в русских книгах. Не Святополк Окаянный братьев кончил, а очень даже по приказу Яруслейва. Только где те саги, их еще не записали, и слова мои недоказуемы, зато пахнут клеветой и желанием опорочить православную церковь. История во все времена нехорошо отдает политикой, и лучше ее без веской причины не касаться.

— Семь столетий назад времена были несколько другими. Могучая Русь свысока поглядывала на Европу, где нравы оставались грубыми и примитивными, а государства мелкими и слабыми. Иные бароны и герцоги презирали своих сюзеренов за бедность с отсутствием силы и не собирались исполнять их приказаний. А уж грызлись между собой постоянно! И на этом фоне блистала своими городами, храмами и богатствами единая Русь! Внутренний порядок, спокойствие, отсутствие войн, токмо на окраинах державы.

Для этого, правда, пришлось предварительно родных братьев помножить на ноль, но вряд ли стоит сейчас тему затрагивать. Каждому овощу свое место.

— И не искали князья немецких принцев, чтобы породниться. Напротив, дочери Ярослава крайне ценились в соседних державах.

Куда-то опять не туда меня понесло. Ладно, пока слушает.

— Далеко смотрел великий князь и стремился связать соседей династическими союзами. Одна дочь становится супругой короля Венгрии, другая — норвежского, и вроде после его смерти еще и за датского короля замуж вышла. Сестра его стала польской королевой, а сын Ярослава одновременно взял за себя сестру польского короля. Еще один на австрийской принцессе женился. Вроде бы даже с дочерью базилевса умудрился сына обвенчать. Это я уж не поручусь. Разное говорят. Может, и просто из высокого рода. Другое важнее. Помимо перечисленных, была у великого князя еще одна дочь — Анна. Умница, красавица, статная, с голубыми глазами да с пылким нравом отца.

— Тарас Петрович утверждал, Ирина, мать ее, сама отличалась сильным темпераментом.

— Не буду спорить, — покладисто согласился я, — он в древней истории много больше моего знает. У Татищева и Черкасского домашние летописи читал.

— Ты давай продолжай. Нечего скромничать.

— Я помимо дремучей невежественности на собственном примере еще и состояние нашей российской истории оцениваю. Есть куча летописей, кои хранятся в домах, монастырях или гниют без смысла в архивах. Во многом они повторяются, иногда дают новые факты или вообще противоречат друг другу. Чем занимается Академия и зачем там в ней факультет истории, если до сих пор отсутствует полная история государства российского, я уж не представляю. Кому там платят и за что?

— Я-то что могу? — очень справедливо удивилась Лиза.

На самом деле очень много. Хотя явно не завтра. Сейчас от нее отмахнутся, но если вопрос поднимется несколько раз, рано или поздно возникнут подвижки. Натурально, в той Академии бардак. Гимназия практически не работает. Без моих просьб к Бирону и русских студентов не набрали бы. У них и Устава до сих пор нормального нет. Я как выяснил, всерьез поразился. Никому не хочется лишнего труда, но надо же совесть иметь!

— Вот пятерых из набора Спасской школы, — говорю вслух, — собираются отправить учиться горному делу, троих химии, двоих — математике и механике.

Фактически они получат обо всех этих вещах представление. До специализации еще не доросли. И слова такого пока никто не слышал. Любой инженер при необходимости тебе особняк или порт построит, архитектор крепость, да оба еще и в плотинах разбираются. Один я все больше по верхушкам нахватался и в калашный ряд даже пролезть не пробую.

— Только опять же Сенат денег не выделяет. Обещали на каждого сто пятьдесят рублей, а всего выдали триста. Болтаются парни без дела, недолго и в нерадение впасть. Уж очень много соблазнов в столице.

— Будем считать, я согласилась ходатайствовать за будущих ученых, — нетерпеливо ответила Лиза. — Как разрешит врач покинуть изоляцию, так и схожу к тетушке. Не знаю, поможет ли мое обращение, скорее нет, но я поняла столь явный намек.

— Право же, я не собирался ваше высочество куда-либо подталкивать, — смешавшись, начал я мямлить.

— На душе горит? — очень по-взрослому спросила Лиза. — А я с разными детскими глупостями пристаю.

Тут и не знаешь, как ответить. Если уж она меня насквозь видит, за серьезные интриги лучше не браться. Наверняка ведь с раннего детства вокруг вьются всевозможные типы, норовящие через нее себе кусок оторвать. Давно должна была привыкнуть и различать дальние подходцы. В каком-то смысле и я ничуть не лучше. Пытаюсь внушить удобные идеи. А для кого? "Держава" — красиво звучит. Скорее лично себе на пользу. Не очень красиво, тем не менее, мысленно могу и признать: немалая доля истины в том присутствует.

— Имею право, — так же серьезно продолжила она. — Делу время, потехе час. Могу я поболеть себе в удовольствие?

— Это разве при чесотке бывает, — автоматически произнес, — чем больше себя дерешь, тем приятнее.

— Да?

— Лучше не проверять, — поспешно предупредил.

— Да не особо и хотелось. Доктор Санхец приговорил еще три дня, — произнесла после паузы. — Затем меня выпустят из заключения.

— Для вашего блага.

— Я знаю, — нетерпеливо сказала, отмахнувшись ладошкой. — Еще и чтобы заразительности избежать для других людей. Все так. Вот тогда подробно все расскажешь. А заодно еще и про письма поступающие. Обычных, с добрыми пожеланиями, можешь не излагать. Запишешь имена, и все. Как у короля Матиуша делали.

— Слушаюсь, ваше высочество.

Я так и собирался, но приятно, что запомнила: не зря старался. И есть отдельный разговор. Скорее, предложение. В ближайшие пару недель в Измайловском полку свадьба, крестины и посещение больных солдат. Естественно, не инфекционных. Очень важно заводить связи с офицерами, но и солдат не забывать. Кому на чарку, кому еще на какую нужду подкинуть. А уж крестить ребенка или присутствовать на свадьбе — в обязательном порядке. Крестная мать здесь и сейчас считается практически родственником, и положение налагает достаточно серьезные обязательства на обе стороны.

Остальные полки тоже нельзя забывать, но начинать надо прямо сейчас. Люди должны знать и любить будущую хозяйку. Или как минимум ждать от нее наград и милостей. Чтобы еще один Меншиков не вывел на площадь перед дворцом войска перед коронацией, а на штыки его взяли.

— Перестань, — попросила Лиза, слегка морщась. — Не надо так формально, когда мы не на людях.

— Такая уж у вас доля, — демонстративно поворачиваясь и глядя на горничных, расположившихся в углу, и гувернантку, ответил я. — Мне забываться невместно. Положение обязывает.

— Ага! А как воспитывать и определять, чем заниматься, — так можно. Ладно, ладно! Не станем ругаться. Лучше продолжи об Анне. Ведь не зря завел разговор?

В голосе определенно присутствовало ехидство. Действительно я прозрачен до невозможности. И ведь папаша точно не стекольщик был.

— Понимаете, ваше высочество, история Анны Ярославны действительно непростая. Например, я понимаю, зачем связывать брачными узами Русь с венграми, поляками, норвежцами. Тишина на границах не обязательна, территориальные споры никуда не исчезают, но некие дополнительные дипломатические возможности в результате появляются. Это нормально. А зачем отдавать княжну во Францию — не доходит. И ведь держал ее лет до двадцати пяти дома, будто не мог найти жениха. А потом раз — отправил за тридевять земель. Ни военной, ни еще какой помощи не дождаться: очень уж далеко. И сегодня поездка сложна и не всегда приятна. А тогда... Всякий барон сам себе начальник и норовит ограбить или хотя бы взять пошлину за проезд.

— А сами французы что говорили?

— Тут, извините, если по этикету грубо прозвучит, тонкий момент присутствует. Королю нужна была... э... заморская жена. В те столетия, как, впрочем, и нынче, брать за себя ниже статусом нельзя было. Вот и брачевались постоянно родственники в своем собственном кругу. И достаточно часто начали появляться на свет сумасшедшие или уроды.

— Да, я знаю о таких вещах. Потому и церковь запрещает близкородственные связи.

— Правильно! С тех пор и пошло. В Европе запретили браки между родичами до седьмого колена. Хуже того, воспретили не просто кровных, но и родственников умершего супруга, что ни в какие ворота не лезет. В итоге пришлось искать новую королеву аж в далеком Киеве. Благо, по слухам среди французов, женщины нашего народа покладисты и добродетельны.

Лиза улыбнулась. Чем-то мои слова ее насмешили. Право же, не того эффекта ожидал.

— А это не так? — спросила уверенно.

— Люди все разные. Женщины тоже.

— А Анна?

— Лет десять она прожила тихо и спокойно в тени своего мужа. Родила трех сыновей. Старшего, наследника трона, назвала Филиппом в честь отца Александра Македонского. Дело в том, что до Романовых киевские князья выводили свой род от знаменитого греческого полководца и завоевателя.

— Ты мне это рассказываешь? Я о том еще в детстве слышала.

— А для меня большой новостью оказалось, — честно сознался я. — Не так давно выяснил и не был уверен в общеизвестности. Все же сейчас династия другая.

А потомкам Михаила Романова вряд ли приятно вспомнить о Смуте и связанных с ней подробностях. Его, конечно, выбрали на царство, да история достаточно мутная. Они точно не от греков происходят. Да и Филарета в патриархи как бы не самозванец определил.

Почему Пожарский место так легко уступил и исчез, я так и не разобрался. Впрямую такого не спросишь, сидя под управлением Романовых, а подробного изложения событий тех времен пока не обнаружил. Так, кое-чего от Постникова добился. Он все же в этом всерьез дока, хотя на достаточно любительском уровне. Что такое критическое отношение к источникам — до сих пор неизвестно. Или верят, или не верят. А чтобы сравнивать и выяснять мотивы — не способны додуматься.

— Прямое родство помимо императрицы у Романовых пресеклось, — уверенно заявила она, не очень тактично позабыв про Елизавету Петровну.

К своей второй тетке она относилась без особых подозрений или ненависти. Нормально общались. Не часто — все же возраст разнится, — однако, сталкиваясь во дворце, приятно беседовали и могли сделать подарок. А все же прорывалось. Не может не действовать окружение Анны Иоанновны с ее отношением к незаконнорожденной дочери Петра. Какая-никакая, а конкурентка.

— Так по второй линии имеется.

— У меня отец немец.

— Какая разница? Кто по крови Рюрик или Святослав, нам уже не выяснить. У Ярослава жена шведка была, но проводили они политику, полезную государству русскому, объединяя племена славянские под единым скипетром. А глянуть на Европу... Вильгельм нормандский, завоевавший Англию, по крови из Скандинавии, а англосаксам никакой не родственник. А жена вообще из Фландрии.

М-да. Кажется, не очень удачный пример. У него и с происхождением не очень. Бастард. Лучше не копаться, пока не выскочили параллели с современностью.

— Тот же король Георг, — поспешно перестроился я к более близким временам, — происходит из Ганноверской династии, а его дочь — мать прусского короля Фридриха. Не в том дело, из какого народа ты происходишь, важнее — что сделаешь для державы. Станут тебя вспоминать потомки с любовью или ненавистью. Нужно быть русским в душе, а не по имени. Вот Анна до самого конца такой оставалась. Не зря римский папа написал ей личное письмо, превознося добродетели и ум королевы.

А вот это я слышал в свое время от гида в Реймсе. Там в небольшом соборе короновали монархов, и долгое время считалось, что на ее личном Евангелии. Типа по-славянски писано. Оказалось — легенда. Так во всяком случае утверждал наш чичероне. А вот письмо якобы подлинное, но с двойным смыслом. Вела бы ты себя, душенька, несколько поскромнее, а то излишне свободно действуешь.

Без понятия — так или нет. Почем продали. Вряд ли экскурсовод нес отсебятину. Тем более что мы приехали не из России и разговаривали на английском. Хотя кто их знает, этих специалистов. Глаз наметанный, мог приятное сказать.

— Римский папа? — она удивилась. — Приняла католицизм?

— Раскол случился, когда она уже замужем была. И не думаю, что на первых порах кого-то сильно задевали церковные соборы с их решениями. Иерархи церкви выясняли старшинство, а простые люди особой разницы не заметили. Понадобились столетия, чтобы провести резкую границу. Э... только, пожалуйста, не выдавайте меня Феофану, ваше высочество. Боюсь, малой епитимьей за такие высказывания не отделаюсь.

Она серьезно кивнула.

— Вообще когда муж умер, графы Парижские владели территориально малым доменом. Все остальное считалось формально вассальным, однако власть королей там не действовала. И некоторые графы вели себя достаточно вольно. Им нечего было бояться. Нет такой силы ни военной, ни церковной, которой бы они страшились. Один из них, Рауль Валуа, взял и украл Анну. Причем непохоже, чтобы она по этому поводу печалилась.

Ну глаза горят. Это уже начинает походить на рыцарский роман.

— Видимо, там присутствовала немалая страсть. Свою супругу он принялся запихивать в монастырь, хотя у них было несколько детей. Затем они официально женятся, невзирая на родство с умершим королем и церковный запрет. Помните, до седьмого колена? Тем не менее, на возмущение возлюбленные не обращают ни малейшего внимания, пропуская мимо ушей и укоры папы. У нее был сильный характер и воля, иначе не объяснить такого поведения. Спокойно разъезжают по стране с визитами и даже с течением времени навестили королевский двор, где благосклонно приняты подросшим сыном Анны. Мало того — она подыскивает Филиппу жену, а значит, имеет немалый авторитет при дворе. Так они и жили с графом, быть может, в грехе, но счастливо много лет.

— И умерли в один день?

— К сожалению, это случается не слишком часто. Но вот с датами я несколько затрудняюсь. Скорее всего, нужно искать в соборе Сан-Дени, где хоронят французских королей. На надгробии должен быть выбит год.

Я поколебался и все-таки решил закончить реальным.

— Самое занятное, что и Филипп позднее повторил мамино достижение. При живой жене похитил какую-то графиню. Свою супругу сплавил в монастырь, а с той прожил много лет, не обращая внимания на отлучение от церкви. Темперамент у них явно передавался по наследству. Еще и с дочерью Филиппа была какая-то любовная история, но я уже успел забыть подробности. Надо бы расспросить французов, хотя давно то было и не думаю, что многие помнят.

— Но все же рассказ дошел до тебя!

— Это скорее песня была, — сказал я, в очередной раз жалея, что не удержался. Про Филиппа с его отлучением не могут не знать, история громкая. А Анна Ярославна, регент Франции — дело сомнительное. Где заканчивается легенда и начинается настоящая история, мне неизвестно. Тем более в нынешнее восемнадцатое столетие. — В порту норвежском слышал. Могли и приврать для красоты. Поэты — они такие.

Взгляд девочки был достаточно красноречивым. Она-то меня числит в стихотворцах. А я так некрасиво себя повел.

— Потом имена проверил. Все совпало.

— Значит, выяснишь доподлинно! — приказала Лиза. — Напишешь от моего имени в Париж к тамошним академикам и знатокам истории. Нет. Прямо к королю! И потребуешь ответа — как оно было, в подробностях. А то "путаюсь в датах", — передразнила. — Величие предков важно сохранить для потомства!

Глава 5

ФРЕЙЛИНА ЧЕРКАССКАЯ

— А чего в гости не зовешь, Михаил Васильевич?

— Так дома еще нет, — слегка удивился я.

Варвара Алексеевна Черкасская заявилась без предупреждения. Якобы с целью проведать Лизу. В это я не поверю ни при каких обстоятельствах. Мало того, ей сидеть у ложа больной и участливо задавать вопросы о здоровье откровенно скучно, да и доктора каждый день навещают. Санхец представляет доклад Анне Иоанновне без промедления. А бывает, царица и сама вечерком забредет проведать. Посидит, посплетничает и довольная отправляется почивать в свои комнаты.

— Нешто года два ждать, пока отстроишься? Есть же во дворце свое помещение, — и улыбочка на губах.

Совершенно не понимаю, к чему клонит.

— Я бы и рад, однако разве не положено доложить ея величеству о здоровье родственницы?

— Обязательно, но разве есть срочные новости? Болезнь протекает обычным порядком. Ничего страшного. Чуть раньше али позже ничего не изменят. Она все одно занята в ближайшее время. Остерман вновь прибыл морочить голову.

— Не любите Андрея Ивановича?

— Он, может, и очень умный, да крайне противный. Еще и воняет от него, будто сроду одежды не менял и бани не посещал.

Чистая правда. Даже на фоне остальных выделяется заметно. Бани, видимо, не выносит. Зато Анна Иоанновна весьма его уважает. Когда требовался совет по внешней политике, без Остермана не обходились. Нужно было лишь набраться терпения и вытянуть из него наилучший вариант решения дела. Однако он не любит прямых советов. Все с многочисленными оговорками, отступлениями и туманными намеками.

Остерман удобен. Он целиком зависит от царских милостей. Иностранец, хотя и взял жену из старинного рода Стрешневых, но в силу своего нрава и положения оставался чужаком в среде русской знати, "немцем". Да и говорит он по русски неважно. Как можно столько лет прожить в стране и объясняться с трудом, я не понимаю. Неуважение какое-то. Причем нескрываемое.

— Оставим эти глупости, — наморщив носик, сказала Варвара. — Скучно. Давно вы не радовали двор новыми занимательными идеями.

— Занят постоянно, вы же понимаете.

— О да, — согласилась. — Весь в трудах и заботах. Присматриваете за подопечной. А про нас, грешных, забыли напрочь.

— Вы и сами догадались командные соревнования по "городкам" устроить. Сюда, пожалуйста, — провозгласил я, показывая на дверь в кабинет.

Собственно комнат у меня теперь две. В одной работаю, во второй отдыхаю. Обстановка соответствующая. Рабочий стол с письменными принадлежностями и кровать в спальне. Ничего лишнего и громоздкого помимо носильных вещей и книг с бумагами.

— А! — сказала она при виде Керима. — Это тот самый охранник, пятерых убивший.

Взгляд откровенно заинтересованный. Оценивающий.

— Только двоих, — поправил. — А третьего поймал и повязал. Мы его сдали сторожам.

— Ну вот, — обиженным тоном воскликнула, — такое разочарование.

Да она прикалывается!

— Говорят, вы опять нечто небывалое придумали, — без особого интереса осмотревшись в кабинете, сказала Варвара.

— Это о чем?

— Чем может заинтересоваться настоящая женщина? — удивилась она вполне искренне. — Конечно, украшениями.

Ну слава богу! Я уже начал подозревать ее фиг знает в чем. Может, в работе на иностранную разведку. А теперь хоть ясность появилась, чего она заглянула, да еще чуть ли не на шею вешается.

Дворец этот хуже проходного двора. Я ведь пока никому кроме Лизы и не показывал. Хотя, как всегда, присутствовали и слуги. У кого-то язык на манер помела. Найду, рот зашью. Или оно к лучшему? Кому, как не фрейлинам, оценить работы настоящего ювелира. Стоит одной нацепить, как все остальные захотят непременно такое же, но гораздо лучше и дороже. А ведь нам того и надо.

— Вот, — сказал, извлекая из ящика стола небольшую шкатулку, инкрустированную малахитом и серебром. Очень недурно смотрится сочетание зеленого с белым.

Она, не спрашивая разрешения, откинула крышку и вскрикнула в восхищении. Лехтонен настоящий мастер, я уже убедился. И все же он до меня работал в обычной манере ювелиров. Ничего особенного. Я человек несколько более продвинутый. Насмотрелся в свое время на изделия и каталоги муттер. Она ювелирку обожала, и желательно подороже.

Со вкусом у него было не очень. В основном занимала величина камня. У меня воспитание другое — все же в художественной школе учился, некоторые принципы привили. Зато навидался всяких разных побрякушек. И не бижутерии пластмассовой. А с рисованием проблема отсутствует: буквально не повторю, да и не требуется, главное — оригинально.

Здешние деятели до яиц Фаберже еще не додумались. Ну я тоже до поры до времени не претендую на откровение. Это удовольствие крайне дорогое, а мне есть на что тратиться помимо бриллиантов без гарантии приобретения. И все же кое-что мы совместно сумели сделать. Я рисовал, он критиковал и исправлял. Пчелка, стрекоза и букет цветов из драгоценных и полудрагоценных камней и металлов — брошки. Серьги в виде бабочки и богини победы. Такая с крылышками, из золота. И кольцо с дракончиком. Глазки изумрудные и мордочка хитрая. Удачно вышло, самому нравится.

Вот его моя гостья моментально нацепила, причем подошло к пальчику, будто по заказу сделано. Подняла руку, внимательно осматривая и смутно улыбаясь.

Тутошней моды для богатых я не переношу. Неудобные немецкие камзолы и чулки в обтяжку с париками еще ладно. Женская много хуже. Тугие корсеты, высокие каблуки, стянутые высокой прической волосы, к тому же завитые самым изуверским способом — нагретыми на огне щипцами. Какие волосы выдержат и останутся блестящими после этакой "завивки"? У большинства дам следы от оспы на лице, замазанные невесть какой дрянью. То ли от них, то ли еще от чего у многих прыщи и пятна на коже. Короче, не возбуждают.

Варвара Алексеевна Черкасская, напротив, выглядела очень миленько. Еще бы красилась поменьше и прическу более привычную — и почти не отличалась бы от знакомых студенток. Впрочем, и так неплохо. Волосы подняты наверх, открывая шею, и заколоты без особых изысков.

На других смотреть страшно. Делают сооружение к торжественным случаям долго и при помощи специально куафюра, сиречь парикмахера. Лак пока не изобрели — если расчешешь, завтра начинай снова. Потому, по слухам, иные и спят сидя. А уж живность в волосах присутствует почти всегда. Я стараюсь к таким не приближаться. И слава богу, что вольные нравы "Трех мушкетеров", когда не иметь замужней любовницы считалось подозрительным, до России еще не доползли. То есть ничего ужасного в том нет, но не публично. Гласность и открытость не поощряется.

— Мне нравится, — изучающее глядя на руку, заявила утвердительно.

— Вам идет, Варвара Алексеевна, — согласился я, мысленно подсчитывая доход. Папа у нее очень небедный, можно неплохо подзаработать.

— Нет, решительно здорово. Кто придумал? Вы?

— Я, — не вижу, с какой стати отказываться.

— Занятный вы человек, Михаил Васильевич. Идеи у вас в голове так и бурлят, а нерешительный.

Это в каком смысле? Она улыбнулась многообещающе, глаза поблескивают, в них смешинки и некая тайна. Она есть в каждой женщине, только искать порой приходится долго. А Варвара отнюдь не замучена жизнью и рутиной, все на поверхности. Тонкие пальцы скользнули по лицу, подразнивая. Тут уж я не выдержал. Прижал к себе, поцеловал в охотно ответившие губы и энергично полез под юбку. Судя по отсутствию визга и попыток отбиваться, меня к этому и подталкивали.

Очень неудобное дело эти старинные платья. Куча шнуровок, застежек, завязок, фижмы. Вот кто-то нормальный понимает, зачем нужны обручи, вставленные в платье? А это они самые и есть — фижмы. На ощупь твердые и ужасно мешают. Варвара, видимо, поняла мои затруднения и в какой-то момент принялась помогать. Честное слово, совершить насилие над дамой в модной одежде, не из бедных, не хватит ни сил, ни терпения. Одной материи метров десять намотано. Тут просто задрать юбку не выйдет, она колоколом стоит.

В конце концов, при моей посильной помощи, она все ж очутилась сидящей на письменном столе в полуголом виде. По крайней мере нижняя часть точно оказалась неприкрытой, чем я без промедления и воспользовался. Варвара точно оказалась не невинной девушкой. А уж вцепилась в меня не хуже клеща, обхватив руками и ногами.

Не сказать, чтобы вышло очень уж замечательно. У меня давно не было женщины, и обстановка не очень удачная. Пришлось в утешение долго целовать и ласкать, окончательно раздевая. Второй раз последовал уже на кровати, и дело явно пошло на лад. Под конец пришлось даже зажать ей рот ладонью, чтобы не заорала. У слуг уши большие, и даже Керим их не напугает всех сразу. Разговоры лишние нам обоим ни к чему

— Это было хорошо, — признала Варвара, поглаживая меня по груди тонкими пальчиками. — Оказывается, ты горячий и страстный, а все притворяешься смиренным иноком.

Ну, это был не столько я, сколько в очередной раз прорвался Михайло. Все же надо не только умствованием заниматься, а еще и физическим трудом, раз уж нельзя энергию сбросить в постели. Гири, что ли, заказать? Смешно. Проще нагнуть какую служанку. Впрочем, на кой мне теперь половые девки. Вон одна сама нарисовалась.

— Русского человека очень трудно завести, однако потом его не остановить, — говорю с усмешкой.

— Мне нравится сие предложение.

— Значит, можно повторить, — сказал я, недвусмысленно лаская бедро.

— Это будет сложно, — возразила она после паузы. — Анна Иоанновна очень плохо относится к развлечениям.

Мысленно ухмыльнулся, стараясь сохранить невозмутимое выражение физиономии. Нашла тоже слово. Тут скорее игра с огнем. Вопреки всем запретам и нравоучениям, она не прочь получить наслаждение, позабыв об узах брака, но стараясь не показывать этого слишком явно.

— Никогда не обсуждаю свою, — сообщил подчеркнуто, — женщину с посторонними. Никто не узнает.

Истинная правда. Не имею такой привычки. Хвастаться особо нечем, все же не Дон Жуан. Да и опасно бывает. А про иных и так все в курсе. Я лично про любовников Елизаветы Петровны выяснил в момент: Бутурлин, Нарышкин, Шубин. Это кто надолго задержался. Буду ли я в том списке поминаться через десяток лет — неизвестно. Уж очень скоротечно наше общение вышло.

— Ты galant homme, — потершись щекой о мое плечо, согласилась она.

Слово "джентльмен" в России совершенно не в ходу. Не уверен, что кто-то поймет, употреби я его в привычном отношении. Зато "galant homme" должно означать: учтивый человек, умеющий хорошо вести себя с дамами. Где-то там на заднем фоне присутствует дополнительно образованность и умение правильно держаться в обществе, однако отнюдь не основное. Галантный мужчина должен в первую очередь заботиться о женщине. Точнее, об ее репутации.

— Всегда к вашим услугам, — говорю, гладя по растрепанной голове. — Во всех смыслах.

— Я сосватана за Антиоха Кантемира, — с тяжким вздохом поставила в известность, — и по мнению императрицы, не могу искать другого.

Вот и прекрасно, обрадовался я. Ведь не замуж предлагаю, а изредка встречаться к обоюдному удовольствию. Мне рога без особой надобности. Уж лучше сам их наставлять стану. Тем более принадлежащая другому красивая женщина — всегда вызов, и привлекательней намного.

Кстати, постоянно болтающаяся рядом с ней Мария Кантемир случайно не охраняет Варвару для младшего братца? Тогда не очень преуспела в данном мероприятии.

— А ведь я неплохая партия, — приподнявшись на локте и глядя на меня, произнесла. — Отец дает приданое в семьдесят тысяч душ за мной.

Обалдеть. Может, пересмотреть принципы и за свадебный стол? Это точно миллионы. Еще и единственная дочь. Не одно же приданое, еще и другие богатства имеются. Лет через надцать, глядишь, и удвоится состояние.

— Он отдаст за Михаила Ломоносова? Крайне сомнительного барона?

— Такой свахе не отказывают. И ты в фаворе у императрицы. Вон как отнеслась. Лично указания раздавала, не через канцелярию. Но папа тут не самое худшее, — со вздохом признала. — Для тебя невеста уже приготовлена.

Я резко сел.

— Кто?

— А ты не знал? Бедный, бедный, — в голосе легкая насмешка. — Меншикова.

— Бывшая царская невеста?

Опять вляпался в темное дело. И главное, без малейших усилий. Я без сомнения притягиваю проблемы. Мало, что ль, девиц в России? Так надо обязательно найти самую сомнительную и с мутной репутацией.

— Так померла Машка, не слышал?

Опять не попал. А кто? Много мне интереса выяснять про ссыльных в Сибирь. Или куда их там всем семейством загнали.

— От оспы. Твоих умений там явно не хватило. Зато сестра Александра с братом — выжили.

Брат мне тем более совсем ни к чему. Сколько ему хоть лет?

— Приказано их возвратить из ссылки. Даже имущество частично вернут. У императрицы на них большие виды. Якобы граф Алексашка в Амстердамский и Венецианский банки добрых полмиллиона золотом перевел и спрятал.

Ничего нового в России не происходит. Все давно случилось. И вывод капитала изобрели как бы не в античности. Богачи Египта и Карфагена в римских банках хранили, и наоборот.

— Старший Меншиков помер, его жена тоже. Только эти в роду и остались. Теперь не опасны.

— А я при чем?

— Ну чего тут сложного, ты же умный, — садясь на кровати и лениво потягиваясь, удивилась Варвара.

— Денег банкиры российским агентам не отдают, ссылаясь на условия вклада, — не особо задумываясь, вычислил. — Их не трогают наши приговоры и конфискации, только дети могут получить.

— Верно! А замуж выйдет — еще и муж, — и она подмигнула. — Ей раньше прочили наследного принца Ангальт-Дессауского.

Понятия не имею, где это и чем место славно. Судя по названию, опять Германия. Кругом одни сплошные немцы. Видимо, дожидаться из холодного края не стал, нашел себе местную.

— У тебя вся спина в родинках, — сказал, проводя кончиками пальцев по гладкой коже. — Видать, счастливая.

— То смотря что под тем счастьем разуметь, — принимаясь собирать свои вещи, разбросанные на полу, пробурчала моя несостоявшаяся невеста. — Помимо денег, неплохо бы и сердечную склонность. А то прямо в детстве окрутили, не спросясь.

Типа меня кто-то спрашивал. Сама хоть видела своего нареченного, а мне может запросто достаться крокодил.

Уселась на кровати и, глядя в достаточно большое зеркало, принялась приводить волосы в порядок, пользуясь моей расческой. Нормальное дело. Не идти же в растрепанном виде.

— Какая она? — спрашиваю с замиранием сердца через некоторое время, преподнося многочисленные шпильки, собранные повсюду, даже на полу.

— В ссылку отправляли — еще пятнадцати не было. Сейчас, стало быть, за двадцать. Не могла не измениться.

Совершеннейшее равнодушие. Меншикова ее абсолютно не интересует. А меня — наоборот.

— Конечно, всего имущества не вернут, — критически изучая себя в отражении, легко признала, — однако совсем без ничего не оставят. Правда, драгоценности еще до императрицы растащили.

Да, да. Одежду, постельное белье и пару кастрюль отдадут. Щедрые люди. И ведь даже в клан соответствующий через женитьбу не попадешь. Не Долгорукие с Салтыковыми. Есть в том определенно намек. Алексашка был выскочка, и я тоже. Мы с его дочерью — два сапога пара. В прошлом были небедные люди и с положением. А сейчас выкручиваться придется.

Или оно к лучшему? Пришлось бы считаться со старшими и ждать одобрения очередной идеи. А так я по-прежнему никому не подконтролен. Больше того, жена по всем правилам должна убояться мужа и мне не указ. А грозные родственники, кому жаловаться принято, и злобная теща — отсутствуют. Сирота — это хорошо с любой точки зрения.

— Ну-ну, — сказала Варвара, на мои очередные поползновения с поцелуями в шейку и хватания за грудь. Пока не женат, нельзя терять возможность. Да и вид очень привлекательный. И сзади, и спереди. Как бы умудриться ввести нормальные платья, чтобы фигуру нормально изучать предварительно. — Не балуй. В другой раз, а то хватятся.

Ну, обещание получено. Уже неплохо. А то ведь набросился аки зверь рыкающий. Сколько уже нормальной бабы не было. И кстати, а она... Ну это я обязательно выясню, и если нет, научу. Ничего ужасного и в дальнейшей жизни пригодится. Судя по прежним знакомствам, ничем современные женщины от будущих не отличаются. Такие умелицы попадаются, где только набрались.

— Помоги лучше одеться.

— К вашим услугам, госпожа.

— Горничная из тебя, Михаил Васильевич, паршивая, — сказала она, хихикнув, через четверть часа перед дверью.

Еще раз внимательно осмотрела себя, погладила меня по щеке. Между прочим, колечко Варвара Алексеевна натурально зажилила на долгую память. Тему стоимости поднимать, хотя бы для виду, и не собирается. И ведь для нее это пшик, при семидесяти тысячах крепостных в приданое. Наверное, и сейчас последнюю копейку папочка не отнимает. Уж мелкий каприз без сомнения оплатит мгновенно. Ан промолчала.

За приятное всегда расплачиваешься, однако уж больно дорогие у нее запросы. Придется на остальные изделия цену накручивать. Чухонцу не объяснишь, пошто раздариваю, когда прибыль по договору пополам. Проще свои отдать. Совесть надо иметь. Он мастер и не обязан меня ублажать.

Выражение ее лица мгновенно изменилось, стало строгим и значительным. Любой глянет и сразу поймет: о важных для Отечества делах беседовали, а не прелюбодеяние творили. Артистка!

Хм... Надо бы у нее, уже задним числом, раскланявшись и поцеловав ручку на глазах людей, подумал, при случае уточнить насчет исповеди. Если не собирается откровенничать, и мне не стоит. А то всплывет — неприятно выйдет. Я не сплетничаю, а вот насчет священников гарантировать не способен.

Глава 6

ПОСЛЕДНИЕ НОВОСТИ

Керим у входа отсутствовал, а дверь в мои комнаты оказалась открытой. Мысленно я выругался и пообещал себе намылить ему шею всерьез. У человека отсутствуют реальные обязанности, и он вконец обленился. Болтается неизвестно где, забыв поставить меня в известность. Между прочим, торчащий возле моего имущества здоровый жлоб отнюдь не прихоть.

По слухам из первых рук, от Варвары, а кому знать, как не фрейлине, Анна Иоанновна вставала в семь часов утра, первым делом пила кофе и сразу после этого осматривала свои драгоценные украшения: не пропало ли чего. Воровали во дворце безбожно. Три четверти безусловно слуги, причем не удивлюсь, коли из доверенных. Но и остальные посетители могли прихватить нечто ценное на добрую память.

Нельзя так. Надо придумать якобы телохранителю какое полезное занятие, а не позволять маяться без дела. Проблема одна: не очень представляю, что можно ему доверить помимо охраны и убийства. В науках он разбирался еще хуже меня, а говоря свободно на нескольких языках, читать и писать не умел и не собирался учиться.

Толкнув дверь и врываясь внутрь, я обнаружил удобно расположившуюся компанию. То есть пропавшего без вести Керима, со смаком обгладывающего ребрышко и развалившегося в моем единственном кресле. Он и не подумал сменить позу или застесняться. Напротив, сделал широкий жест, приглашая присоединиться. Зато Андрюха моментально вскочил с табурета, роняя ложку и вытирая жирные губы.

Стол представлял собой яркий пример, куда все девается: наверняка со стола императрицы. Полтора десятка всевозможных блюд из мяса, рыбы (хорошо еще целого осетра не приволокли), и это не считая грибов, паштетов, овощей, а также наравне с пустыми еще нескольких закупоренных бутылок. На любой вкус присутствуют — с венгерским, испанским и еще каким-то неизвестным мне вином. Вот последнее подавалось в очень ограниченном количестве: царица пьяных недолюбливала, и так просто алкоголем было не разжиться.

Зато за едой вообще никто особо не следил, в год уходило на добрых семьдесят тысяч угощения без учета праздников. То особая статья. На фейерверки в ее недавний день рождения разом выбросили в воздух не меньше золота, чем за год на питание. Я когда слышу подобные цифры, жаба душит всерьез. Весь бюджет Российской империи миллионов семь. А праздник такой не один. Еще именины, годовщина коронации и Новый год. Сколько полезного на те деньги можно сделать, и как впустую тратятся!

— Не успел всерьез соскучиться, а ты вон появился, — сказал я, слегка похлопав по плечу Андрюху. — Садись. Будем отмечать радостное событие.

— Мое возвращение?

— Нет, твою расторопность. Не успел приехать, а уже где-то спер кучу добра, — объяснил, наливая себе в стакан подозрительную жидкость и принюхиваясь.

— Валашское, — сообщил Керим.

Это вроде где молдаване живут. Папаша мой в будущем не жаловал молдавское за плохое качество. В советское время считалось одним из лучших — за неимением выбора. Лично я своего мнения по данному вопросу не имею. Тогда не пробовал по малолетству, а позже мы хлебали все больше пиво и крепкие напитки. Ценитель винограда и дегустатор, отличающий калифорнийское от французского вина, из меня не выйдет.

— Это не я! — возмущенно воскликнул Андрюха по поводу моей реплики. — Это все наш татарин.

Забавно, как меняется человек. Не прошло и зимы, а совсем другой вид у парня. Пока каждый день видишь, преображения не замечаешь. А теперь в глаза бросается. Смотрится уже взрослым мужиком, не как при первой встрече. Плечи раздались, голос не срывается, лицо обветрилось. Взгляд, правда, ничуть не изменился. Все такой же хитрюга и себе на уме.

— Какой он тебе татарин, — произнес я лениво, — ты посмотри на него. Русский чистой воды.

— А? — озадаченно переспросил.

— Точно, — согласился Керим с ухмылкой. — И зовут меня с недавних пор Геннадий Михайлович. Геннадий, чтоб ты знал, — это благородный.

— Крещеный, что ли? — после короткой заминки догадался Андрюха.

— А то! Я нынче православный, — и он демонстративно перекрестился.

— И не просто так: я ему крестный отец, — добавил я.

— И я стал почти господин Ломоносов... — Подумал и брякнул: — Барон.

— А мать крестная часом не царица? — Андрюха пошутил.

— Ну почти, — гордо ответил новообращенный. — Анастасия Ермиловна Аргамакова.

На лице парня отразилось глубокое недоумение. А казалось бы, умный. У курляндской герцогини Анны Иоанновны гофмейстериной при дворе числилась. Муж помер, но она и сейчас немалый вес имеет. Еще один путь завязать полезные связи. Мне — Кериму-то без разницы. Его и учить разным молитвенным премудростям пришлось из-под палки. Он все одно при своем убеждении остался — насчет ненужности специальных зданий для молитв и посредников. У него свои твердо усвоенные понятия. Хорошо еще не пытается мазать салом и кровью иконы. На людях вполне выдержан в этом отношении.

— Кстати, насчет Ломоносовых...

Андрюха стрельнул глазами в раба божьего Геннадия, затем перевел на меня. Очень выразительно вышло.

— Да говори уже, — недовольно пробурчал я, подбирая горбушкой паштет с тарелки. — Оба вы про мои дела в курсе.

— Меня опасаешься? — Керим крайне удивился. — Родичам ничего плохого не сделаю. — Я ожидал чего-то вроде "вот те крест", но не дождался. Хорошо еще Аллахом клясться не стал. — А про остальное мне все равно. Никому не передам. Да и я ничего в мануфактурах и науках не понимаю, — показывая красивые ровные зубы, поведал мой крестник. — Мне бы коня да саблю, а ваши хитрые подходцы и договора — до того самого места.

Стоп! А ведь есть у меня для него отличное применение. Бирон у нас большой любитель лошадей. Я, в отличие от немчуры, в них понимаю самый минимум. Отправить его найти подходящего жеребца в подарок. Или даже не одного. Лишний раз подольститься не мешает. Потом вернется сторицей, если удастся угодить.

— Да все просто, — говорю лениво. — Любая наука определяется элементарно. Если оно зеленое или ползает, бегает, кусается — это биология. Воняет — химия, шестеренки — механика, камни — геология, звезды — астрономия. Много слов непонятных — философия.

Оба уставились на меня в заметном обалдении. Наверное, еще никто не доносил до слушателей более доходчивого определения учености.

— За простоту и незамутненность сознания! — провозгласил я, поднимая кружку.

Они с задержкой подняли свои. Кажется, меня опять понесло и это уже лишнее. Впрочем, и они оба изрядно поддавшие. Наотмечались еще до появления начальства.

— Все. Пошутили и хватит. Выкладывай свои новости, — приказал.

— Письма у меня, — Андрюха полез в стоящий рядом со столом мешок.

— Это потом. Ты на словах выкладывай. Что видел, о чем догадался, какие шаги предпринял. Или я сильно хорошо о тебе думаю?

— Ну, перво-наперво я все сделал по вашему слову, — явно подбирая слова, сказал он, старательно не глядя в глаза. — Деньги честь по чести передал. Василий Дорофеевич горд вашими успехами. Приятно ему, что в большие люди сын вышел. — Андрюха странно покрутил головой. Чем дальше, тем меньше нравилось мне его поведение. — Соседей расспросил, есть ли нужда какая или ссоры. А то не всегда сами скажут.

— Ты долго собираешься тянуть кота за хвост?

— Поэт у нас Михаил Васильевич, — булькнул от смеха Керим. — Скажет иной раз...

— Ну это... действительно дело семейное. У женщины той, Ириньи, ребенок образовался.

— Образовался, — Керим задохнулся смехом, — и кто тут нерусь?

Потом, видимо, дошло, и он резко заткнулся. Не знаю, что там у меня на лице проступило, но никаких особых эмоций не почувствовал. Ну, скорее всего, мой ребенок. И что с того? Немедленно нестись повидаться или вопить от счастья не тянуло. Это все слова. Абстракция. Я даже особой причастности не ощущал. Слишком далеко и давно происходило. Старые впечатления вытеснены новыми. Уже и лица ее особо не помню. Мои встречи с женщинами в здешней жизни, как и в прошлой, если уж быть честным, приятное, но ни к чему не обязывающее событие. Я им ничего не предлагал помимо веселого развлечения и удовольствия, и они до сих пор ничего не требовали.

— Кто родился?

— Девочка — Евдокией крещена. А у отца вашего, Михаил Василевич, — продолжал между тем частить Андрюха, стараясь не дать перебить, — жена его прежняя преставилась при родах. Еще одну девочку подарила — Ольгу. И того... Ну и он... это... взял ее за себя. Иринью. Как бы грех на себя принял. Его ребенок как бы стал. По всем записям и церковным книгам. Сестра она вам отныне.

А самое забавное, прикинул я, что и моя подружка по отцу Семеновна. Как прежняя. Если когда потомки сильно благодарные начнут разбираться в биографии, фиг поймут, сколько жен в семье и от кого дети. Ну тятя — орел! Уважаю. Одним махом сразу несколько зайцев поймал. И жену новую, и за младенцем есть кому присмотреть, и меня реально прикрыл, да и ей польза немалая. Теперь официальной супругой стала и за его спиной удачно пристроилась.

Вряд ли в нынешнем веке матери-одиночки респектом пользуются. А ведь аборта не сделала. Не думаю, что нельзя. Такие вещи люди умели чуть ли не в каменном веке. Правда, и смертность наверняка огромная, но это смотря от сроков. На ранней стадии ничего ужасного.

Натурально почувствовал себя крайне неудобно. Особо и не вспоминал, разве на первых порах. И не зря письма почти не приходят, а в последнее время назад не зовет. Не дай бог возвернусь, Санта-Барбара начнется. Оно ему надо? Особенно теперь, когда Андрюха обсказал про мою шикарную жизнь и привез немалые деньги. Ванька есть, еще один... хм... наследник.

— В общем, деньги те, пятьдесят рублей, я как бы для всех детей вручил. Отдельно. На будущее али на черный день. Что для отца вашего — то само собой, а им — собственное...

Он продолжал маяться, и пришлось высказаться:

— Ну и молодец. Правильно сделал. Раз в доме хозяйка имеется, пусть ими и занимается.

Это надо отложить на будущее. Деньги посылать постоянно, да и письмо отправить ласковое, со всем уважением. Матушкой типа назвать. Очень смешно. Домой лучше не показываться — во избежание, ипить! А не было ли в том советском сериале намека на эти обстоятельства? Прямо сказать не могли, облико морале великого ученого портить, но эти заигрывания, над которыми, вспомнив киношку, посмеивался? Может, как ни крутись, а результат все равно один? Нет. Ерунда. До прививок оспы лет на сто позже додумались. Изменил я историю.

— И это...

— Чего это?

— Расспросил я будто невзначай про матушку вашу. Не сходятся сроки, — уже из-под стола, прячась от кулака, порадовал меня Андрюха.

Скотина. Все равно не успокоился. Если понадобится, нарисую себе биографию хоть лично от Юлия Цезаря, но зачем? Эти вещи достаточно просто проверяются, и кровное родство не выдуманное, а фактическое запросто станет опасным. Как княжну Тараканову засадят в крепость — и сдохнешь там без всякого смысла.

— О чем он? — с недоумением спросил Геннадий.

— Ладно, — сказал я без особого гнева. — Вылазь. Бить не стану. Наказание потом придумаю. Понеприятнее.

— Это как вам будет угодно. Не для себя старался.

— Как они вообще... ну живет семья?

— Нормально так живут, — усаживаясь на стул так, чтобы не достать его рукой, и хитро поблескивая глазами, заверил Андрюха. — Дружно. Дети малые оруть — так то завсегда так. Когда мои сестры появлялись...

— Лирика потом.

— А? Ну да, ну да. Сделал я все, и даже больше. Два мешка с картошкой отвез. Все-все рассказал. И как готовить, и как сажать. Сроки, ухаживание...

— Питаться я понимаю, а урожай какой собирать станешь? Сажать уже обучился, окучивать?

— Так зачем в затылке чесать на манер барана? — он ухмыльнулся. — Мы с матерью расспросили немцев, то бишь голландцев. Там давно выращивают. Наши москвичи жрать не хочут, а при желании найти подходящего человека совсем не труд.

Похоже, меня в очередной раз макнули мордой в грязь. Причем он даже, скорее всего, не понял этого. Я же в его представлении не всезнайка, просто где-то у иностранцев набрался мудрости по части малоизвестного продукта. Сам не сажал и не собирал. Значит, что? Правильно! Расспросить занимающегося этим профессионально. В огороде на Кукуе не найти нельзя. Раз еще Петр пытался внедрить.

И ведь когда дело касается какого самовара, я не стараюсь специалиста обучать, что означает лудить оловом. А тут раскомандовался. Опытные участки. Здесь на таком расстоянии, там на другом, в третьем месте с проросшими глазками отдельно. Сравнивать типа. Без меня уже научились. Хотя... Одно другому ведь нисколько не мешает. Может, и будет прок. Висит же в мозгу застрявшая мысль об удобрениях соломой и торфом. Проверить. Рост урожайности — дело в высшей степени нужное.

В учебнике про средние века было про трехполье в Англии и выгул там овец. Якобы от их навоза польза. Тоже выяснить. Вдруг и без меня в курсе, и нечего начинать. А нет — так не проблема обсудить. Деревеньку мне надо. Под опыты. Только сам же там сидеть не стану, а поручить кому?

— Расспросили его обстоятельно, — продолжал Андрюха под мои раздумья. — В Московской губернии у ржи урожай сам-два с половиной, в хорошие годы до трех, а картопля по весу раз в десять больше дает! Ежели выйдет, большие капиталы можно набрать, особливо в недород, — он осекся.

— Ты договаривай, — ласково предлагаю.

— Мы с маманей посоветовались да землицы у Москвы прикупили под овощ. Да и возле Петербурга не мешает, — закончил он без особого смущения. — Ну а че, картопля сытная, и никто всерьез ею не занимался.

— Так не покупают, — отрезал Керим.

— У Михаила Васильевича все возьмут, — убежденно заявил Андрюха. — Он когда ошибался? Только глянет — и новое, всем нужное, придумает.

Это огромное преувеличение. Простой народ по большей части и не подозревает о моих изобретениях. Ни самовар, ни перья для ручек его не интересуют и ни капли не волнуют. Оспопрививание доберется до какой-нибудь Твери лет через десять. Хотя, по мне, и это достижение. В той реальности добрый век понадобился, если не больше. И полностью искоренили болезнь едва не после революции. А картошка вещь крайне полезная и обладает большой энергетической емкостью и калорийностью. Уж точно польза от нее немалая. Колорадские жуки пока в Колорадо, и портить продукт некому.

Правда, преодолеть старые привычки будет непросто. Но мой рецепт универсален. Внедрять сверху. Не приказами — наглядным примером. Пусть богатые покупают, а бедные смотрят и завидуют. Рано или поздно оно все пойдет ниже, в более широкие слои населения. Как станет чай дешевле, за самоварами непременно выстроится огромная очередь. А появится много грамотных — и перья понадобятся обязательно.

Будут еще плохие года. Трахнет голодуха всерьез, и увидят, что от картошки никто не думает помирать, — так сами начнут разводить. И отправка на Север замечательная идея. Андрюхе большой и жирный плюс. Надо было самому сообразить. Почвы бедные, самое место для выращивания. А заставлять насильно — пусть цари этими глупостями занимаются. Человек свою выгоду быстро распознает и отказываться от комфорта категорически не желает.

— И здесь, — заявил Андрюха с торжеством, — прав будет. А до поры огромные поля без надобности. Иностранцев в столице много, есть кому прикупить. Не возить же им из самой Голландии втридорога. А нам лишняя копеечка очень даже уместна, — и смотрит с вызовом.

— Пусть, — сказал своему уже не мусульманину Геннадию. — Он же хитрый, а не сквалыга. Вишь, с родичами моими поделился. Я еще отпишу, однако понимать надо — север всегда плохо жил. Хлеб чуть не весь привозной. А тут на малом участке урожай большой выйдет. Зерно для себя и на продажу, дополнительное, питание для людей, и скоту пойдет на подкормку. Не едал ты мяса коров, на рыбе выращенных. Без привычки недолго и облеваться. Даже мерзлый картофель свиньям на пищу подойдет. Из него можно что угодно сделать. Хоть в хлеб добавлять. Все лучше всякой лебеды, чтобы брюхо набить. И приятнее на вкус.

— Я так и излагал, — подтвердил Андрюха.

Ну еще бы. От меня и слышал. Не в первый раз соловьем заливаюсь. В иных случаях начинаю будто по написанному трещать. Надо бы перестать вещать при каждом удобном случае. Скоро кривиться начнут от повторений. Все хорошо в меру.

— Они согласились попробовать. Семейство то есть ваше.

— Ну, раз все хорошо, — вклинился обрадованный Керим, принимаясь разливать из бутылки по кружкам, — по этому поводу не мешает выпить. Мне теперь можно.

— А то ты раньше не употреблял.

— Так то раньше, а то сейчас! — он нагло ухмыльнулся. — Не по-русски будет оставить последнюю недопитой.

— А помимо моих родичей как дела в Москве? — спросил я слегка разомлевшего Андрюху. Основную сложность он спихнул, теперь можно и расслабиться.

— А! — резко распрямился он. — Совсем забыл, — и пихает вбок сумку. Звук какой-то металлический. — Еле донес. Тут Демид и Козьма не полностью рассчитались.

Я кивнул. Сразу никому из моих компаньонов пятилетнего заработка не поднять, чтобы вернуть. Заранее знал. А не зверь я. Дал возможность по частям и под малый процент. Иной раз лучше меньше, да стабильно, чем сразу — и куча недовольных, готовых подождать с кистенем в темном переулке. Но вот теперь не мешает и резко напомнить о слове, честь по чести даденном.

— В Петербурх перебираться не хочут. Значит, от них и остальных положенное, кроме Павла.

С ним у меня отдельный договор. Пусть пашет самостоятельно, но под моим приглядом.

— Добрых четыреста рублев без малого привез.

— Ну ничего себе позабыл, — присвистнул Керим. — Такие деньжищи.

— Все отдельно собрано, проверено, — солидно заверил Андрюха, — и под запись. Но главное, — он расплылся в довольной улыбке, — все сделал как сказано. Людишек сманил. Опытных, умелых и готовых рискнуть.

— Тебе сказано?

— Мамаше, — сразу согласился он. — Али мы не одна семья? Вместе покумекали, с кем говорить да чего предложить. Вы же разрешили, если действительно подходящее нечто от себя добавить....

— Так и было, — подтвердил я. И Акулине Ивановне накинуть, коли специалиста задешево откопает. Только непьющего и действительно соображающего в своем ремесле.

— Вот! Слово Михаил Васильевич сказал — она и расстаралась.

Все же мать, а не он. Только ветер делает.

— Выходит, так, — принялся загибать пальцы Андрюха. — Пятеро из Спасских школ, один другого краше. Не на морду, по сообразительности.

Я невольно хмыкнул.

— Знаю?

— Ну видеть должны были, — без особой уверенности ответил он. — Лука в средних классах обретался. Остальные из младших.

— Я ведь погоню, ежели дурить начнут.

— Ну это как водится. Грамотные вам непременно понадобятся, — убежденно заявил оратор. — Чтобы не просто книги носили, а понимали в них. Нельзя быть везде одновременно и за всем проследить. А они как раз могут в ученики пойти.

— К кому?

— Например, к Костину, аптекарю с дипломом, из гошпиталя.

Это экземпляр мне хорошо знакомый, подходящий, хотя не уверен в реальной необходимости. Можно и у здешних приобрести необходимые ингредиенты. С другой стороны, он и в химии неплохо рубит, не требуется, мучительно подыскивая слова, разъяснять, чего хочу. Мало того, сам и соорудит. Надо тебе кислоту или щелочь — сделает. И заодно объяснит, что описанное мной летучее вещество под названием "эфир" не так давно получено каким-то Фробениусом. Причем именно под этим названием, хотя известно оно давно, только применения не нашли. При необходимости и наличии сырья выдаст в любом количестве. А мне как раз это и нужно.

Есть чем его занять. На Ухте под Архангельском нефть, оказывается, имеется, по рассказам земляков. И под Казанью на какой-то реке Соку тоже. Становись и ведрами черпай. Купить несколько бочек не проблема, и не нужно на Кавказ мотаться. Вот пусть и займется перегонной установкой. Будет бензин на первых порах для чистки, а главное — керосин для освещения. И лампу соответственно постараемся соорудить. Для освещения полезно. Раздражает вечная полутьма вечером. Да и вообще вшей точно керосином выводили.

— Жалованья попросил...

— Стоп. Это потом. Договор есть?

— Конечно, — он повторно пихнул ногой сумку.

— Посмотрю. А теперь перечисляй.

— Двое работников от Демида, старший Егор. — А вот это удачно. Он ничуть не хуже бывших хозяев, и чуток везения — поднимется. А для моих целей правильный экземпляр. Можно положиться на добросовестность и честность. Еще мастер по стеклу от Фомы — Семен.

Нормально. Раз нельзя перетащить знакомых, почему не воспользоваться их помощниками. Семена не помню, но будем считать, кого надо пригласили. Заподозрить Акулину Ивановну в легкомыслии сложно.

В грядущем это называется утечкой мозгов. Только теперь не я в долю проситься стану — они у меня на жалованье сядут. И в перспективе для правильных компаньонство.

— Гравера привез. Ивана Зубова.

— Зачем? — спросил я после короткого размышления.

— Он с Московского печатного двора уволен с казенной должности, а мастер известный.

— Зачем он мне? — спросил с расстановкой.

Геннадий хмыкнул довольно.

— Жалко мне ваши картины, — сказал Андрюха проникновенным тоном, прикладывая руки к груди, — брат его родной делает сейчас портрет государыни и много работает по заказам богатых людей. А тут само в руки идет. Ведь сохранится для потомков, а вы храните, прости меня господи, как мусор какой.

Я подумал и мысленно развел руками. Может, и имеет смысл. Я-то не по заказам рисую. Пейзажи да монастыри не интересны. А галерея всякого рода представителей российского народа и через пару веков может быть любопытна. Картины не парадные, а в стиле реализма. Тут уж без подвоха, личное творчество.

— Ладно, побеседую с ним. Только сначала на работы гляну.

— А меня рисовал? — подозрительно спросил мой крестный сын, наставив палец на манер пистолета.

— Даже дважды.

— А почему не показал?

— А никому не показываю. Баловство.

— Хочу видеть!

— Завтра. Нет сил сейчас искать.

— Но обязательно!

— Все? — спросил я Андрюху. — Больше никого в мешке не доставил?

— Ну, еще Степанида, — без особой охоты добавил он.

Это про младшую сестру.

— Она зачем? — удивился я.

— Мамаша не может здесь за всем присматривать, а человек верный и в курсе происходящего — нужен. Татьяна высоко занеслась. Авдотья при матушке осталась, а Степаниду сюда.

— Вместо тебя, что ли? Сменяю на девку, заодно и штаны постирает.

— Нет, — обиделся, — почему сразу издеваться.

— А правда, куда ее?

— Думаете, хуже матери будет? — очень трезво спросил Андрюха. — Пару лет покрутится при мне — и любого купца переплюнет. Она из сестер самая умная. Ну а пока за домом присмотрит.

— А вот его у меня как раз и нет.

— Так Геннадий говорит, скоро появится.

— Ага, обещанного три года ждут. Ты платишь, а они еще просят.

— Уже и артели ходют, выспрашивают об условиях, — подал голос бывший Керим. — Мы своего не упустим!

Глава 7

НЕУДАЧНЫЙ СПОР

Он взмахнул саблей словно нехотя. Я отбил удар с лязгом. Еще одно движение, чуть быстрее, вновь звон железа. Геннадий, я даже мысленно старался не вспоминать прежнее имя, попутно превратив его просто в обычного Гену, стоял спокойно, небрежно двигая рукой, вторую заложив за спину. Третьей атаки я парировать не успел. Клинок вытянул меня поперек груди кончиком. Даже сквозь толстый кожух ощутил неприятное чувство. Дерись мы всерьез — имел бы крайне неприятную рану. А сейчас без крупного синяка не останусь. И ведь не с размаху, как бы одной кистью умудрился врезать.

— Еще, — сказал сквозь зубы.

— Азарта в тебе много, Михаил Васильевич, — произнес он с оттенком недоумения. — В обычной жизни ведь холодный человек, умствуешь частенько. В карты и то не любишь, а здесь уперся.

— Начали!

С некоторых пор не играю дворянина. Я им являюсь реально и обязан некоторые вещи уметь. Принадлежность к данному сословию означает обязательность определенных правил поведения, принципов чести и даже покроя одежды и внешнего вида. Та же борода достаточно четкий признак принадлежности к определенной группе. Петр, оказывается, не рвался всех обрить. Он скорее пытался сделать очевидным с первого взгляда положение человека.

Дворяне обязаны быть чисто выбритыми, духовенство и крестьяне сохранили бороды. От них никто не требовал освобождаться от растительности на лице. Лишь мещане попадались самые разные, но, как водится, стремящиеся прислониться к высшему слою старались вести себя соответствующим образом. То есть принят у дворян и хочешь породниться — будь любезен побриться. Таковы правила.

Отбиваться от грабителей, слава богу, приходилось не часто. Хорошо, до мушкетерских поединков по три раза в день еще не доросли. Вышестоящие по положению могут высечь приказать, а кое-кто попроще и кулаком заехать. Только учиться все одно надо. Пригодится. Не в последний же день браться за оружие. Да и ответить иной раз полезно по всей форме, чтобы не приняли за труса.

— Ну не держи шпагу, как оглоблю, — не двигаясь, сказал он, — сколько можно повторять. Ты же не мужик какой, барон!

Я сделал резкий выпад, отбитый обычным образом. Третью неделю пытаюсь освоить азы фехтования. После грабителей принял вполне обоснованное решение учиться. Мало ли что случается, не всегда рядом подвернутся спасители. Минимум знаний нужен, да и для поддержания физической формы полезно. При моем сидячем образе жизни и хорошем питании скоро последние мускулы в жире растворятся. Короче, нужно и важно.

— Размахиваешь шпагой будто цепом. Я не зерно и стоять не собираюсь... — Он легко передвигался, не позволяя приблизиться и постоянно угрожая.

Клинок в его руке так и мелькал, заставляя постоянно переходить в оборону. Казалось бы, при большем росте, длине рук я должен иметь преимущество, а на самом деле он вытворял что хотел. Мастер. И не потому что меня гоняет. Приходили посмотреть на наше баловство более умелые люди. Мало кто способен всерьез противостоять Гене.

Причем я не зря попросил именно его потренировать. Лозунга "главное не победа, а участие" он, безусловно, никогда не слышал, зато всем поведением сознательно его опровергал. Если вышел в бой, не чурайся каких угодно методов. Самых неприятных и грязных. Своя шкура важнее всего. Благородство, поклоны, красивые жесты — все это остается до схватки и не должно интересовать. Убить врага — вот единственная и правильная цель, поучал он, когда было настроение. Мысленно я за кровожадные высказывания именую его не иначе, как крокодилом Геной.

Бзынь, сказал клинок и совершено независимо от моей воли вылетел из пальцев. Я только огорченно вздохнул, так и не уловив приема. Между прочим, здешняя шпага совсем не легкомысленный прутик из кинофильмов. Скорее облегченный меч. Ею можно не только колоть, но и рубить. В умелых руках страшное оружие. На спортивную, с защитным наконечником, совсем не похожа. Попади я в горячке — недолго и заработать неприятную рану.

Лично для себя Гена сразу потребовал кавалерийскую саблю. И не стал хватать первую попавшуюся, выставленную на продажу. Долго выбирал по неизвестным мне приметам, пока не остановился на понравившейся. Судя по надписям и узорам на клинке — как бы не натуральный булат от арабов. Или с Кавказа. Там, говорят, очень приличное оружие делают. Кому надо — с украшениями, а прочим простое, но надежное и функциональное. Не хуже западных образцов. Стоила диких денег, но в иных отношениях скупиться глупо. Да и подарок на крещение должен быть красивым.

— Может, лучше возьмемся за пистолеты? — хмуро спросил я.

С этим особых проблем не оказалось. Все-таки ничего сложного в зарядке нет. Нудно, отнимает много времени, лишая шанса перезарядиться до нападения противника, однако я и без того о том слышал. Вот расстояние, с которого можно поразить мишень, нехорошо удивило. Не удивительно, что стреляться приходилось с двадцати шагов. Заряд в бою выгоднее держать до последнего момента, когда зрачки атакующего станут видны. Иначе практически все в "молоко". Разве случайно можно поразить. Ну или в толпу шмалять.

Сама система невольно заставляет задуматься об улучшении. Хотя помимо барабана ничего пока на ум не пришло. А это не для здешних технологий. Вот патрон создать, пусть и не в металлической гильзе, но стандартный, — вышло бы изумительно. К сожалению, я даже из охотничьего ружья в детстве не стрелял. Тем более не держал в руках столь замечательного АКМ. Можно подумать, самая важная вещь на свете. Прекрасно жил без огнестрела до попадания сюда. Знания не то что поверхностные — полностью отсутствуют.

Хотя это на первый взгляд. При правильном подходе кое-что вспоминается. Вот сипаи в Индии восстали, потому что их заставляли скусывать патрон, смазанный животным жиром. А это что значит? Да то, что отмеренные порции пороха и свинца в картонном цилиндрике вещь возможная и перспективная. Да и сама пуля должна быть не круглой, а ствол — нарезным. Не хватает сущей ерунды — убедить остальных, имея пустоту в качестве доказательств.

— Не иди по легкому пути, — отвечает Гена. — Лишь преодолевая трудности, человек закаляется в испытаниях.

Восточная мудрость, часть первая. Или вторая. Иногда выдает такие перлы, сам не замечая. Явно же цитата, да сам не знает откуда. Где-то слышал. Может, в детстве.

— Игра закончилась, теперь займемся реальным делом. Встань в стойку. Спину прямо!

Дальше началось очередное издевательство. Для начала он пытался заставить меня выучить пару стандартных комплексов. Что за чем и как. Я честно старался, поощряемый насмешками и издевательскими комментариями. Честное слово, не задевало. Все понимаю: тоже метод стимулировать. В обычной жизни Гена себе такого поведения не позволял, хорошо зная субординацию. А здесь сам напросился — значит, положено терпеть.

— Ваше высочество, — сказал мой тренер, отступая и низко кланяясь.

— Пора заканчивать, — решительно потребовала Лиза. — Уроки прекратились, и у нас еще имеется важное дело.

Я почувствовал настоящую радость. Устал, и все мышцы ноют, а здесь изумительная причина прекратить занятия. Судя по ухмылке Гены, он все эти мысли в момент просчитал. Как и то, что я в очередной раз проморгал появление подопечной. И ладно бы одной — нет, в сопровождении целой свиты из разного возраста девиц. Фрейлины, гувернантки, горничные. Интересно, сколько они пялились на мой позор, прежде чем дождались поклона?

Кстати, совсем вылетело из головы. В первое время постоянно напоминал о днях рождения, праздниках и вообще о семейных делах офицеров гвардии. Кому письмо с поздравлениями за ее подписью, кому подарок или материальную помощь из личных средств. Подкуп? Ну, наверное, так и есть. По мне, ближе налаживание отношений на будущее. Траты выходили немалые, однако и ответное отношение заметно улучшилось. Люди видели, что Лиза о них помнит и готова помочь, и уже обнаружили в ней не просто куклу или некий символ, а живого и отзывчивого человека.

Особенно здорово, когда проявляет заботу не напрямую, а о семьях. Раньше солдатские жены, дочери и вдовы находились под покровительством Екатерины Алексеевны и могли рассчитывать на вспомоществование. Теперь, после парочки случаев, урок усвоили, и Семеновского полку солдатская дочь девка Авдотья Тимофеевна просит Лизу, чтобы ей пожаловать на приданое.

И приходится "салдатскай жене и вдове Катерине Васильевай" посылать помимо письма "за скудость на оплату долгу семи рублевъ, да за покупку двора восемь рублевъ, которыхъ ей платить нечемъ"... Это я так пишу нынче. Да с ятями, чтобы они провалились. Уже несколько раз несчастным помогали. Натурально за Лизу молятся и обожают. А это полезно на будущее.

Достаточно быстро Лиза усвоила урок и сама без напоминаний спрашивала о нуждах, не забывая и солдат. За некоторых даже вступалась, если провинности не очень тяжкие, просила уменьшить. Короче, выползла из своей комнаты и общалась с людьми. А также с их детьми, что достаточно важно. Когда-нибудь из них выйдут военные и государственные деятели. Немалый бонус заранее быть в курсе положительных и отрицательных черт. А это, хочешь — не хочешь, проявляется на встречах и в разговорах.

— Надеюсь, Тарас Петрович не обрушит на меня очередные жалобы по поводу нерадения в науках, — сказал я, когда Лиза приблизилась, наблюдая за моим избавлением от защитного нагрудника.

Чувствовал я себя не очень хорошо. Сейчас бы под холодный душ да переодеться. И то и другое в восемнадцатом веке не предусмотрено. Разве рубаху сменить, но не на глазах же всей компании. Раздеваться до исподнего в высшем свете как бы не принято на глазах незамужних девушек. Они бы не возражали, да ведь донесут непременно. Все огребем кучу неприятностей.

Так и пойду в потном, благо давно к запашкам окружающим притерпелся, а на улице не так чтобы тепло. Пока еще зима не завершилась. Во всех смыслах — и по температуре, и по календарю. Ничего, все нормально. От господина Остермана, например, вообще желательно держаться с подветренной стороны. Там не запах — вонь натуральная. Совсем за собой не следит и всех достал. А храбрости сказать в лицо ни у кого не имеется. Обязательно при случае сделает гадость: злопамятный.

— Я была просто изумительной ученицей, — отвечает Лиза. — Знаю, знаю. Хвалит за спиной, чтобы не возгордилась, мои замечательные математические способности. Он никак в толк не возьмет, как я так скоро вычисления творю, — и она хитренько улыбнулась.

Некоторые вещи я не то чтобы скрываю, просто к слову не пришлось. А с ней поделился несколькими простейшими способами быстрого счета. Когда-то меня научила бабушка, а позднее обнаружил на книжной полке и автора, много по тому поводу писавшего, по фамилии Перельман.

Техника на самом деле простейшая, зато при отсутствии элементарных счетных машинок изрядно облегчает жизнь. Еще было несколько других книг, вроде занимательной физики и астрономии, но в очередной раз осталось с десяток элементарных математических фокусов, которыми вполне можно поражать знакомых. Остальное куда-то стандартно уползло в неизвестность. Кроме обложки, ничего не осталось в памяти.

— Ну? — нетерпеливо потребовала подопечная. — Едем!

Полтораста человек гордо маршировали перед нами. С барабанным боем и стуком подметок. "В неделю по дважды" гвардейским полкам было приказано обучаться строевым "экзерцициям", чтобы "солдаты оказывали приемы и делали вдруг и бодро, и стояли прямо, а не согнувшись... чтобы шли плечом к плечу и ружья несли круче, ступая разом, и головы держали прямо".

Учения тоже устраивали регулярно. И вполне серьезные. Частенько сама императрица на них присутствовала. Во вторник палили по семь патронов. Затем по одиннадцать и пятнадцать. Не для проформы тренировались, и не один рожок АК на два года службы. Гвардия и повоевать сможет при удаче.

Смотрелось достаточно красиво. Мундиры зеленого сукна, с красной подкладкой, оторочкой и галунами, блестящие медные пуговицы. Не иначе, долго старались, начищая. Медь быстро темнеет. Камзол и штаны красные, епанча красная суконная, с зеленым воротником. Ко всему еще дикого вида шляпы. Уже привычная треуголка и так называемая "гренадерка". Нелепый высокий колпак.

Уточнил шепотом у Гены. Оказывается, очень даже лепый. Данная категория солдат швырялась в бою подобием ручных гранат. По команде "Гренадеры, ружья за спину!" солдат, держа левой рукой ружье за шейку приклада, выносил его на вытянутой руке вперед перед собой. При этом правой рукой он максимально отводил вправо ремень ружья. Дальше солдат скрещивал согнутые в локтях руки перед собой, так чтобы локоть правой руки проходил над левой рукой. После этого перебрасывал ружье за спину так, что приклад оказывался справа снизу. Выполнить такой строевой прием давала возможность только остроконечная шапка, так как треуголка не могла пройти между ремнем и ружьем.

Почему нельзя сделать нормальные шапки или хотя бы каски? Ничуть не хуже выйдет, и голову много лучше предохраняет. Так, так... Пресс нужен. Сталь не очень толстая, иначе шея не выдержит. Корпус, подшлемник из кожи и ремень. В принципе вопрос решаемый. Ничего ужасного. В конце концов, можно из трех-четырех деталей, на манер римских шлемов. Они были на заклепках — и ничего, удар держали.

В наполеоновскую пору кавалеристы носили каски. Эти... как их... да — кирасиры. Значит, возможно. Надо все же искать подходящую мастерскую, а лучше приобрести в полное пользование. Мастер на жалованье будет много полезнее хозяина. Не станет крутить пальцем у виска при очередном странном заказе.

— Хорошо идут, — с чувством сказал какой-то военный в серьезном чине рядом. Побрякушки на груди, золоченое шитье. Анекдот про генерала и швейцара я слышал, но здесь он прозвучит признаком дурного тона. Уж что-что, а уровень человека быстро в сословном обществе по поведению и одежде учишься вычислять безошибочно.

Очень напрягает отсутствие погон и звездочек. Вечно сбивает с толку. Большинство гвардейских офицеров и конечно всех измайловцев я знаю хотя бы в лицо. Не так их и много. Этого вижу в первый раз. Кажется, он уловил затруднения и представился, не дожидаясь просьбы.

— Василий Иванович Суворов.

— Михаил Васильевич Ломоносов, — отвечаю в легком обалдении.

Не настолько я тупой, чтоб не слышать про генералиссимуса Суворова. Даже памятник в Швейцарии в честь перехода через Альпы своими глазами видел. Перевал Сен-Готард, он сидит на лошади. Не перевал на коне, а фельдмаршал в виде статуи. Только Василий Иванович — это Чапаев из анекдотов. Полководца звали Александр Васильевич. А! Так это папаша евоный!

— Надеюсь, с сыном вашим все благополучно? Сколько уже ему?

Он странно на меня покосился, заставив внутренне покраснеть. Опять нечто не ко времени брякнул. Кажется, в детстве будущий герой был крайне болезненным.

— Третий год пошел, — сказал папаша с оттенком гордости.

Опять облом. Даже в друзья не набиться. Тут скорее герою не помешает мое покровительство лет через десять. Дворяне своих сосунков чуть не с рождения записывают в полк. Стаж идет, чины растут, а он пока в поместье забавляется. Зато по прибытии на службу знакомства пригодятся.

— Род Суворовых славен своими делами, — произнес я, практически не опасаясь оказаться пойманным на шулерстве. Кто же признается, что предки козлы. Должности и звания он так и не назвал, но справки навести нетрудно.— Всегда готов оказать содействие при необходимости. Вы по службе здесь?

— С докладом прибыл в Военную коллегию, — подтвердил тезка Чапаева.

Кажется, все же я был несколько прямолинеен. Он в легкой растерянности от напора. Это от неожиданности вышло. Уж очень знакомая фамилия подействовала. Так и увидел: лучший друг великого воинского гения, дающий правильные советы. Какая там дружба при такой разнице в возрасте. Вечно все идет не так.

— Ея высочеству много больше понравились стрельбы, — дипломатически говорю, пытаясь спустить первое впечатление на тормозах.

У офицеров еще и штаны зеленые. Почему не сделать одну штанину одного цвета, другую иного? Еще заметнее смотрелись бы. Безусловно, измайловцы на цирковых артистов не тянули. Те себя пудрой не посыпали. И все же впечатления временами странные. Нет, разумом я все понимаю. И необходимость из полных неумех создать людей, автоматически реагирующих на команды, и вбивание палками капралов и офицеров последовательности определенных приемов.

Даже важность шагистики для перестроения и необходимость отличаться от врага расцветкой с первого взгляда сознаю. Тем не менее, в душе очень рад, что не надо изображать из себя болвана, маршируя бесконечно по плацу под вопли начальников и стук барабанщиков. Если ты умный, почему ходишь строем? Ну вот и остановились.

— Талантливый человек, — внезапно раздался в наступившей тишине голосок Лизы, — это разносторонний человек. Он способен на очень многое.

— Воистину так, — охотно подтвердил премьер-майор Шипов, сопровождающий Лизу на данном мероприятии. — Иному достаточно глянуть, чтобы обнаружить недостатки в привычном.

Чего я так и не понял, каким образом командир драгунского полка может перевестись в гвардейский пехотный. Вроде бы уставы для кавалерии и инфантерии с артиллерией разные. Надо же разбираться в тонкостях службы. С другой стороны, если можно запросто военного назначить послом, а адмирала губернатором или наоборот, то ничего ужасного. Половина должностей в России занята не по уму и специальности, а исключительно благодаря полезным знакомствам.

— Вы хотите сказать, Иван Афанасьевич, — с ехидцей произнес секунд-майор Чернецов, — что наш уважаемый Михаил Васильевич, посмотрев сегодня на действия роты, запросто придумает нечто просто замечательное в военном смысле?

Он-то, безусловно, уверен в невозможности. Такой съевший дюжину собак на военном мастерстве, убежденный в ничтожности штатских.

— Господа, — слегка обалдев от услышанного, встрял я, — а не кажется ли вам...

— Да, именно так! — воскликнула Лиза победно, игнорируя мою попытку вклиниться в обсуждение Ломоносова и его возможностей. — Взгляд со стороны очень полезен. Вы давно привыкли к определенным ритуалам и действиям, не пытаясь облегчить и улучшить ситуацию. А он, — палец в мою сторону, — сможет! Я готова поспорить.

Теперь на меня уставились все присутствующие с глубоким интересом. Не знаю с чего там началось, но сейчас пытаться ее заткнуть себе дороже. Выйдет неприятно и постыдно.

— Приятно, конечно, когда обо мне такого высокого мнения, — сказал, тщательно подбирая слова, — но я хотел бы для начала выяснить причины столь оригинальной дискуссии. Все же она касается в первую очередь меня.

— Я утверждаю, — проговорила Лиза, глядя на меня умоляюще: кажется, до нее дошло, что слегка перегнула палку. Если я чего-то не сделаю, в конце концов, переживу. Не сам напрашивался. А вот для нее окажется серьезным ударом. Выходит ребячество и падение авторитета. Такие вещи долго помнят. — Что вы, Михаил Васильевич, сделаете нечто действительно полезное для нашей армии. И готова поставить на то пятьсот рублей.

— Одну минуту, — влез Чернецов, — хотелось бы уточнить правила. А то ведь скажет завтра господин Ломоносов про необходимость перекрасить мундиры и успокоится. Хотелось бы чего-то более существенного.

Я тебе это, скотина, при случае обязательно припомню, решил, постаравшись улыбнуться как можно обаятельнее. Это же не иначе ты спровоцировал неприятную ситуацию. Кровь, что ли, сильно голубая и не любишь выходцев из народа?

— Вы пытаетесь меня оскорбить? — вкрадчиво поинтересовался. По мне, лучше всего напроситься на прямую схватку и похерить несвоевременное происшествие. Конечно, на пистолетах.

— Ни в коем случае, — изображая дружелюбие, потряс лапками.

Вряд ли он опасается дуэли, однако хочет меня макнуть в грязь. И нарочно. Должна быть какая-то причина, чтобы не опасаться последствий. Лиза тоже может затаить злобу. Какой смысл с ней спорить, настолько откровенно нарываясь. Это ведь не на меня — на нее бочку катит. Обязательно выясню, кто его науськал девочку подставлять и с чего началось.

— Но согласитесь, прежние изобретения в данном контексте уже неуместны. Разговор шел о некоем абсолютно новом и ценном именно для войск происшествии. Скажем, я глубоко впечатлен этим новым средством под названием "морфий", и для хирургии оно замечательно, однако к нашему закладу отношения иметь не должно.

— А прямо завтра не желаете бомбу огромной разрушительной силы?

— Действительно, — неожиданно поддержал меня Василий Иванович. — Мы не в карты играем. Здесь помимо удачи и мозгов труд потребен. К вечеру результат представить не удастся и гению.

— Три месяца срока для представления проекта, — заявил Шипов.

— А судить кто будет? — подозрительно потребовал Чернецов.

— А хотя бы Василий Иванович, — предложил Иван Афанасьевич.

— Надеюсь, никто не сомневается в честности прокурора? — гордо сказал Суворов.

— Пусть Миних решает! — почти пропел счастливый Чернецов.

Уверен, он в курсе: я у того не бываю. Бирон не любит перебежчиков, а армейские дела до сего дня меня не касались, и мог спокойно игнорировать, кроме официальных визитов. Теперь выйдет боком. К любому предложению Христофор Антонович отнесется с подозрением и с порога может отвергнуть. Исключительно по причине нахождения в чужом лагере.

— Кто за армию отвечает, тому и ставить резолюцию.

— Полгода, начиная с сегодняшнего дня, в качестве последней инстанции — фельдмаршал Миних. Он выносит окончательное решение. Проигравший платит тысячу рублей, — глядя ему в глаза, произнес я. — Не ея высочество. Мы с вами спорим. Идет?

Лиза подставила меня натуральным образом, и обязательно поговорю потом. А сейчас я вынужден идти до упора. У меня ведь ничего нет, кроме тяжким трудом заработанной репутации. С нею можно многого добиться. Стоит, однако, ей пошатнуться, как стану уязвимым и последуют новые нападки со всех сторон. Я выскочка, и слишком многие о том помнят и норовят продемонстрировать. Отступать нельзя.

— Согласен, — после почти незаметной паузы проговорил Чернецов.

Сдавать назад ему тоже поздно, сам напросился. А я поборюсь. Полгода — достаточный срок. С чего начать? Да с тех же касок!

Глава 8

ЛЮБОПЫТСТВО НЕ ПОРОК

На балах я появляюсь достаточно редко. Мероприятия эти многолюдны и непристойно роскошны. Анна Иоанновна хотела ни в чем не уступать по пышности и великолепию европейским дворам. И, надо сказать, ей это вполне удавалось. Даже избалованные иностранцы восхищались роскошью русской императрицы.

В обыкновенные дни помимо танцев давали разнообразные представления: французскую комедию, итальянскую оперу и немецкий спектакль. Наряды дам были очень богаты, равно как и украшения. Брильянтов надевали изумительное множество. Иного поведения просто не поймут. Даже на женщинах сравнительно низкого звания бывало камешков на десять-двенадцать тысяч рублей. Они и в частной жизни никогда не выезжали, не увешанные драгоценными уборами. Мне представить жутко, на какие суммы у иной княгини цацек в шкатулке.

Веду себя так не из желания продемонстрировать некую фигу в кармане. И не потому что излишне активное мелькание сбивает цену по принципу: чем больше видно, тем более обыденным представляюсь. Фактически занят постоянно. И секретарскими делами, и своими личными проектами, и нежеланием выставляться в дурном свете.

Здешних танцев я не изучал, моего вихляния аристократы не поймут. Позориться не хочется. Как и сидеть, перекидываясь в картишки. Не столько жаль возможного проигрыша, сколько занятие исключительно бессмысленное. Проверять свою удачу лень. Другое дело, когда возникает необходимость встретиться с кем-то и поговорить. Тут уж прискачешь моментально.

Пристроился в стороне, стараясь не мозолить лишний раз глаз, возле нескольких господ своего возраста. Принялся, изображая лень, зорко осматривать местность, попутно прислушиваясь. Сплетни — вещь иногда полезная. А за неимением вещающего о последних событиях большого ящика с движущимися картинками — основной источник знаний о политике и происшествиях. Иногда даже странно вспомнить про прежний размах СМИ.

В России существует единственная газета с минимальным тиражом, где обычно всякая ерунда вроде придворной хроники. Ни тебе про ужасное происшествие в темном переулке, ни про последние известия из-за Урала. Про заграницу пишут, не без этого.

Крутится у меня не первый день в башке идея частной газеты. Уж как поднять количество продаваемых экземпляров, я достаточно хорошо представляю. На местном рынке прорыв обеспечить не проблема. И насчет продажи рекламных объявлений тоже применимо. Одна беда: нельзя разорваться. Хотя бы первое время, пока не натаскаю пару-тройку человек, придется сидеть в редакции безвылазно. Сейчас абсолютно не ко времени такие занятия. Может, когда-нибудь и до этого дойдут руки.

Соседи достаточно громко обсуждали последние новости. Миних в очередной раз поругался со своими созаседателями в Кабинете министров. За очень короткий срок умудрился испортить отношения чуть ли не со всеми властным тоном старого служаки. Остерман сделал финт ушами, кинув новоиспеченного фельдмаршала. Андрей Иванович принялся избегать объятий Миниха и открыто сделал ставку на Бирона, которого усиленно "ласкал".

Так и сказали. Фразочка на мой слух достаточно двусмысленная, однако употребляется повсеместно. Не понижая голоса, обсуждали, как быстро Миниха задвинут в дальний чулан. Господин Остерман ничего по простоте не делал, редко принимал чью-то сторону и в сомнительных случаях срочно заболевал, стараясь избежать четкого решения. А здесь практически открыто встал за фаворита.

Андрей Иванович, на самом деле Генрих Иоганн, та еще штучка. Влияние его огромно, и сражается с Бироном практически на равных. Не так давно сумел избавиться от генерал-прокурора Ягужинского. А тот не чета всяким разным. Сенатор, подполковник лейб-гвардии, граф и еще куча титулов и должностей. Теперь поедет послом в ссылку в Берлин. Почетно и никому не мешает. И пусть скажет спасибо, что не отправили посланником в Таиланд. Если тот, конечно, существует в данном мире. Сильно уж выделялся прямотой, честностью и неподкупностью, расследуя дела о коррупции. Таких людей никто не любит.

За Остерманом полезно смотреть, куда он поворачивает. Не хуже флюгера дает направление даже не действий, а мыслей сидящего на троне. Поперек в жизни не скажет, изобразив в очередной раз больного. На серьезный риск не пойдет. Вроде бы идеальный покровитель. Но я к нему не пойду. Исключительно по необходимости. Уж очень он противный и любого помощника сдаст в момент, стоит замаячить выгоде. Он живет не по закону и даже не по понятиям, а одному себе на пользу.

— Здравствуйте Анисим Александрович, — поклонился я неспешно шествующему мимо господину.

Как и многие здешние небедные люди, хорошо питается и не прочь поспать после обеда, имеет солидный лишний вес. Боюсь, мои проповеди на тему "поменьше жирного и жареного", а также о пользе физических упражнений — не пройдут. Пищевых привычек даже лично Петр выбить не сумел. Его эксперименты по вливанию в горло бутыли оливкового масла имеющим наглость морщиться или непонятно зачем заставление курить вошли в легенды. Иной раз поведают с натуральным восхищением. А задумаешься — вот ведь гадость. Тех же отроков посылать за границу, не дав им минимального знания языка. Много проку от его учебы из-под палки? Зато дома так и не добился, чтобы иностранцы на русском объяснялись.

Он повернул не шею — все тело, внимательно осмотрел меня с головы до ног.

— Вот уж не думал вас встретить здесь, Михаил Васильевич, — сказал басом. — Не боитесь ко мне обращаться вот так запросто, на глазах у множества народу? — и он бесцеремонно ткнул пальцем в сторону моих болтливых соседей.

Вопрос прозвучал совсем неспроста. Обер-прокурор Сената Маслов был креатурой Ягужинского. Мог загреметь вслед за покровителем в ближайшее время. Как и будущий посол, расследуя многочисленные дела о коррупции и взятках, без особого труда нажил немалую толпу влиятельных врагов. Сейчас они наверняка потирали руки в расчете на месть.

Кстати, отец Варвары в последнее время был с ним на ножах. Анисим Александрович умудрился подать записку о тяжелом положении крестьян в Смоленской области. А у Черкасских там имелись большие поместья. Князь принял это за личный выпад, хотя я убежден, нечто подобное творится в любом уголке Российской империи.

— А мне чего бояться? Государственных должностей не занимаю. Взяток не беру.

На лапу получали все. Честное исполнение своего служебного долга частенько казалось невероятным, ненормальным. Созданный Петром Великим бюрократический аппарат, неподконтрольный никаким сословно представительным структурам, что действительно замечательно, отчетливо пробуксовывал. Нужно было нечто кардинально менять, но не создавать дополнительной конторы с пересекающимися полномочиями. Императрица шла по хорошо знакомому проторенному пути, некоторых наказывала, но ничего не менялось. Четкая работа государственного механизма на основе регламентов, указов оставалась недостижимой мечтой.

— Не зарекайтесь.

— В смысле, найдутся готовые предложить? Буду усиленно готовиться.

Он сухо рассмеялся.

— На Руси от тюрьмы никто у нас не закрыт. Иные так высоко возносились, — он поднял глаза к потолку, — аж в царское семейство войти вознамерились, да грянули наземь. И не светлейший князь, а неведома зверушка стал.

Сказку про Салтана, стало быть, читал. Не удивлен.

— У меня таких амбиций нет.

— Таких? Но все-таки есть! — погрозив толстым пальцем, громко воскликнул Маслов. — И замечательно. Человек без тщеславия и не человек вовсе. Так... Полчеловека. Главное — куда оно направлено. На пользу государству аль себе.

Он был мне симпатичен как последовательно выступающий за облегчение состояния крестьянства вообще и крепостных в частности. Даже добился парочки указов на тему за подписью Анны Иоанновны. Но с рекомендациями вышла проблема. Не знаю уж, что за формулировки употреблялись в черновиках к ним, в итоге получилось нечто сильно общее, никого ни к чему не обязывающее. Одни благие намерения.

Тем не менее, вопреки обычной формулировке про интересы класса, он действительно боролся против увеличения подушной подати и советовал умножить горные промыслы, а также более исправно осуществлять таможенные и кабацкие сборы. У меня приготовлен очередной черновик на тему развития экономики, но без реальных цифр и статистики он обречен лежать, пока рак на горе не свистнет. Получить данных я не мог. Чаще всего в коллегиях и сами цифр не ведали.

От лица Лизы тоже бесполезно обращаться. Серьезного влияния за ней нет. Все утонет в бесконечных согласованиях. Мало того: чем дальше я крутился в здешнем обществе, тем четче всплывала прежняя догадка. Никто толком не знает ничего. Размер недоимок огромен, почти четверть не могли собрать каждый год. И многое тянулось с петровских времен, не погашаясь.

С первой подушной переписи 1720 х годов прошло больше десяти лет, но из списков не выбрасывали ни выбывших, ни умерших. Трудно найти желающих платить за того дядю. Естественно, новорожденные и подросшие заполнить дырку пока не могли. В результате недосбор считали на сотни тысяч каждый год. Для поисков недостающего создали целую коллегию, но воз и ныне там.

— Вы почему больше не пишете басен? — неожиданно меняя тему, потребовал Маслов.

— Я теперь все больше чужое творчество изучаю. Челобитные разные с просьбами. Никак не получается справедливость безволокитно навести.

— Не видели вы, Михаил Васильевич, получаемых мной посланий, — опять Маслов хохотнул. — Кипами несут.

— Так у вас секретари имеются, а я сам он и есть. Секретарь. Уровень пониже, труба поплоше, дым пожиже.

— Не то говорите, — поморщился Анисим Александрович. — Небось, в стол-то продолжаете, лишь общество не видит.

Есть такое дело. Продолжаю всякое разное всплывшее старательно записывать. Даже сундук завел железный с замком. Там и держу, чтобы кто попало не заглядывал. Куча обрывков, мыслей и сюжетов. Рядом пенициллин (ботаники, оказывается, знают несколько видов этой плесени, и в Академии наук мне перечислили их латинские названия), громоотвод и масса всяких теоретически возможных усовершенствований. Не представляю, кому может потребоваться буржуйка. Разве в дороге, но опасно. Упадет от тряски, и вместо обогрева пожар в кибитке.

Уже сам путаться начинаю в бессистемных записях. И, кстати, не мешает убрать из дворца в будущем, когда свой дом появится.

— А вы тюрьмы не опасайтесь. Бирон человек умный. Чушь эту насчет того, что таракан — на него намек, даже слушать не стал. Всем известно: то еще до Анны Иоанновны писано.

Ну да, ну да, продолжая сохранять на лице насколько возможно спокойное выражение, подумал я. Сегодня пропустил мимо ушей, а завтра обнаружит нечто, и натурально найдется для меня камера. Да просто турнут с концами. Лучше уж угомониться. Тем более что чужие стихи воровать дело неблагодарное. На первых порах требовалось, не без того. Должен был вылезти над общей толпой. А теперь — спасибо, достаточно. Про Ломоносова обе столицы наслышаны. За честь иные считают знаться.

Я лучше "Маугли" или мультфильмы при случае изложу. Адаптировав их к местным реалиям, естественно. Достаточно существует подходящего и с моралью. От Нильса с гусями до Снежной королевы. Или про животных. Гномики там, индейские красавицы, путешествующие в Англию. Про то, что она потом от туберкулеза загнулась в молодом возрасте, лучше промолчать. По-любому безопаснее, чем басни. Ну и "Полтава" на важный случай, насколько вспомнил. Есть подозрение в выпавших кусках, но тут я отсебятину нести не пытаюсь. Лучше меньше, да лучше.

— Наконец-то я вас обнаружила! — вскричал темпераментно женский голос. — Обещали подойти и манкируете обещанием, — добавила Мария Кантемир капризно. — Позвольте, Анисим Александрович, я украду у вас господина Ломоносова.

Ни о чем конкретном мы с ней не договаривались. Был разговор с Варварой Черкасской, но очень вовремя заявилась: беседа стала принимать скользкий характер. Нормальный рифмоплет просто обязан посвятить покровителю вдохновенно-вымученные стихи. Оду, не ниже. Высоким стилем и целуя грязные сапоги.

Проблема только одна: я не Пушкин, не Лермонтов и даже не Тредиаковский. На нечто объемное и замахиваться не стану. Брать лишь бы что и делать вид, что под него написано, чревато: завтра на каждый юбилей возжаждет. А у меня архивы не бездонны. Тяжек хлеб воровства. Еще и потому лавочку закрыл. Если не навсегда, то надолго. С самого начала отказался этим заниматься и не собираюсь возвращаться к пройденному.

— Прошу простить, — сказал, припадая к женской ручке. — Готов искупить вину. Приказывайте!

Смотрелась Мария недурственно. Умеет за собой ухаживать. На щеках приятные ямочки, губки пухлые, да и белила почти отсутствуют. Мелкие морщинки в уголках глаз практически незаметны, как и еле проступающие следы оспы. Очень легкая форма. А грудь присутствует в немалом размере.

Вопреки первому впечатлению, не ощущает себя старой приживалкой, живущей из милости и тихо увядающей в дальнем углу. Веселиться и заводить других умеет неплохо. А заодно и чемпион женского пола в городках. То есть обладает физической силой и хорошим глазомером.

Не ожидал такого ажиотажа вокруг не особо сложной игры. Хотел просто развлечь своих девочек. Попытка внедрить лото, где бочонками заполняют цифры на карточках, — угасла в кратчайшие сроки, не понравилось. А городки пошли вширь и на просторы необъятной Родины. Уже и соревнования проводят между улицами и кварталами. Мода — вещь непредсказуемая.

Взгляд Маслова, метко угодивший в глубокое декольте девицы Кантемир, достаточно прямо сообщил, что помимо заботы об общественном благе он и свой интерес блюдет. Ничто человеческое ему не чуждо.

— Конечно, конечно, — согласился, прерванный очередным залпом поставленных у Невы пушек.

Дикарское поведение. Ладно танцы закончились, но зачем так часто палить и тратить огромное количество пороха?

— Хм? — попытался я напомнить о себе через пару минут, послушно следуя за шикарной брюнеткой.

— Пока перерыв, — сказала Мария негромко, ежесекундно раскланиваясь и здороваясь со знакомыми, — мы имеем немного времени.

Она покосилась наверх, где на галерее стали собираться певицы и кастраты. Слово то совсем не ругательное. Кастраты считались самыми лучшими певцами, они получали жалованье, превышавшее зарплату министров и генералов. А я при их виде испытывал огромную радость: ведь мог угодить в одного из этих. Даже огромные гонорары как-то не особо радуют в подобной ситуации. Конечно, в древней Византии евнухи случались на постах очень высоких, даже в качестве полководцев отметились, однако на себе столь любопытное дело как представишь, так в обморок тянет.

— Завтра, — видимо, приняв мое молчание за глубокое внимание, продолжила она, — состоится оглашение о вашем браке с Александрой. Вы уже в курсе, — сказала утвердительно, не дождавшись изумленного аханья. — Варя абсолютно не умет держать язык за зубами. Ей ничего нельзя доверить.

Я как бы в курсе. Политических вопросов и тайн с ней не обсуждаю.

— Не обольщайтесь, — сказала Кантемир, кинув на меня косой взгляд. — Не вы первый у нее в любовниках и, думаю, не последний.

Я чуть не подавился от неожиданности языком. До сих пор считал, мы прекрасно сохраняем тайну отношений.

— Она несколько легкомысленна.

— Но вы же...

— Я сестра Антиоха, но он сам виноват. Зачем тянуть с женитьбой и уезжать на годы? Кроме того, не думаю, что это лучший из возможных выборов. Богатство — да. Но оба не проявляют интереса друг к другу. Так зачем делаться несчастными? Пусть живут, как хотят, и гуляют, пока молоды... — В голосе определенно прозвучало нечто тоскливое.

Вряд ли ее юность оказалось прекрасной. Царю не откажешь, пусть он старик и неприятен. А затем наверняка пришлось расплачиваться. От двора и близких ее отослали на несколько лет. Судебная тяжба по поводу наследства с мачехой никак не закончится. Сегодня по-прежнему одинока. Должна находиться в Москве, поскольку отпросилась у Анны Иоанновны, а приехала опять какие-то кляузные дела решать. Судьба ее явно не баловала. Навел справки, а как же. Любопытно.

— Но вас, — произнесла Мария твердо, — это не касается.

Не очень-то и надеялся, что направляется в спальню. Не у всех же на глазах тащить. Это ни в какие ворота не лезет. Но куда?

— Царица не станет тянуть. Она очень любит выступать свахой и получает от процесса массу удовольствия. Так что помалкивайте и делайте что велено.

— Хм, — высказался я крайне содержательно в окончательном недоумении.

— Вы ведь нечасто заглядываете на балы. Сегодня пришли сюда неспроста? Захотелось посмотреть на невесту.

— Не стану отрицать. Мне любопытство не чуждо.

— Александра тоже не прочь разглядеть вас вблизи. Слышать о Михаиле Ломоносове в обществе всем приходилось. Иные в гении вас зачисляют.

— Это не так. Гений — он творит и ничем не ограничен. А мне приходится много и тяжело работать, прежде чем очередная идея становится общеизвестной. Самое тяжкое не придумать, а внедрить.

— О! Я в основном о ваших баснях и стихах.

Опять. Достали. Еще не хватает разговоров о ямбе, хорее и правилах грамматики.

— Я ставлю оспопрививание много выше рифмоплетства. Вакцина спасает человеческие жизни.

— И приносит немалые деньги, — без насмешки подсказала.

— Не без этого. Я не ворую, не отнимаю у бедных и не издеваюсь над людьми, добывая золото. Разве в том есть ущерб для репутации?

— Вы мне нравитесь, господин Ломоносов. Своей серьезностью и неординарностью.

Пауза.

— Но Александра мне все одно ближе. Я стараюсь для нее. Заочные впечатления и представления могут оказаться рядом с реальными сплошным разочарованием. Постарайтесь не обидеть девушку. Ей и так досталось.

— Большое спасибо за участие в ее судьбе, — всерьез благодарный, произнес серьезно. — За мной должок.

— Не бросайтесь такими словами, а то напомню когда-нибудь, — сказала она, останавливаясь у обычной двери, каких кругом полно.

— Надеюсь, когда-нибудь придет час проверки, и вы сможете убедиться в моих словах.

Она толкнула дверь и вошла.

— Александра Александровна Меншикова.

Всегда думал, что папаша ее Алексашкой от Алексея вышел. А оказывается, он Шурик, и это очередной царский каприз. Забавно. Прошлое по-прежнему непредсказуемо и занимательно.

— Михаил Васильевич Ломоносов.

Вот так и представила. Без чинов, титулов и прочих отступлений.

Глава 9

НОВЫЕ ЗНАКОМСТВА

Нет, она не была изумительной красавицей. Эдакая Аленушка с картины Васнецова. Тоска и одиночество в глазах. Ее ломали всерьез. Из любимой дочери, не знающей ни в чем отказа, из сестры невесты императора, подруги Натальи, родной сестры Петра Второго, вдруг без вины угодить на далекий Север в ссылку...

Там отсутствовали слуги, мамки и няньки. Лишь один стареющий отец, потому что мать скончалась еще по дороге. А затем болезнь, сведшая в могилу сестру. Надо иметь стержень в душе, чтобы не сломаться. И в то же время на бой-бабу ничуть не походила. И не надо. Такая мне гораздо больше по сердцу.

— Что же вы молчите, Михаил Васильевич?

— Прошу простить за некоторую неуклюжесть и скованность, как, согласно приличиям, должен вести себя мужчина с женщиной, которую находит... привлекательной?

Слово "дворянин" я намеренно пропустил. Именно подчеркнуто: не вижу в ней некую графиню или чью-то дочь. Исключительно женщину. И она мне нравится. Нет на свете такой девушки, которой бы не пришлось по душе такое откровение. Тем более что чистая правда. На фоне нафантазированных ужасов, все же откровенный перестарок — двадцать лет уже стукнуло и переболела оспой, да и находилась в последние годы не в лучших условиях, — вполне симпатична. Насколько удался посыл, уж не знаю, но она слегка покраснела. Надеюсь, не от негодования по поводу моей наглости.

— Конечно, можно поговорить о погоде. Совершенно безопасная тема. Во всех отношениях.

Милая улыбка. В ней присутствовала естественность, не испорченная жесткими рамками этикета. Ссылка подпортила заученные с детства правила поведения. И это прекрасно! Не хотелось бы мне в будущем продолжать общаться в высшей степени формально с собственной женой и выслушивать регулярные попреки в мужиковатости. А избавиться от иных бытовых привычек достаточно сложно.

— Сегодня прекрасный день. Старожилы не помнят такой теплой погоды в этот день с момента строительства Петербурга. Даже солнце выглянуло из-за вечных туч.

— Не любите здешней погоды?

— Я родился на Севере. — Вранье. Хотя если считать речь о Михайле — правда. — Но предпочитаю тепло.

Ненавижу вечные туманы и слякоть Прибалтики. Конечно, я помню ее через много веков, однако вряд ли климат особо изменился. В Петербурге он мало чем отличается, просто пока весна не настала.

— Наверное, среди предков присутствовали выходцы с Юга. Правда, на князя Юсупова, — я сделал руками узкие глаза, добившись прикушенной губы; она старалась не рассмеяться, — тоже не похож.

— Вы, по-моему, ни на кого вообще не похожи.

— И тем горжусь!

— Стихи пишете...

Опять об этом. Не оставит меня вечная молва уже никогда. К лучшему или худшему, но ведь не прекратят напоминать. Переиграл я. Перестарался. В каждом номере "Ведомостей" если не статья, то басня или стих. "Салтан" с продолжением или еще какая сказка. А то и одновременно. Капиталов не приносит, зато известность дает.

— Людям сумели помогать, а говорят, еще задумки постоянно совершаете.

— Не все, к сожалению, удается как хочется. Я пытаюсь иногда без особой прибыли, случается с убытком, и считаю — правильно. Geld verloren — nichts verloren. Mut verloren — alles verloren1, — сказал сознательно на немецком. — Если не пробовать, откуда знать — вдруг выйдет нечто грандиозное? Я лучше попытаюсь, чем всю оставшуюся жизнь стану вспоминать о нереализованной возможности.

# # 1 Потеряешь деньги — ничего не потеряешь, потеряешь мужество — все потеряешь (нем.).

— Хорошо ли быть настолько отличным?

А здесь, похоже, нечто приватное. Вряд ли не знает про разговоры о своем отце. Могли и лично ей напомнить. Не когда в силе был светлейший, а в Березове.

— Жизнь коротка, а я сделал так мало!

— Да еще и в таком возрасте.

— О возрасте судят не по годам, а свершениям. Не все же одни воры и мерзавцы должны делать карьеру! Почему не попытаться пользу Отчизне принести? И не один я. Сам бы не смог ничего. Токмо с помощниками и единомышленниками можно продвигать дело. Многие русские мещане и крестьяне достаточно сообразительны и умны, чтобы быть достойными званий и чинов.

А вот это, кажется, было лишним. Не стоит поднимать вопроса, пока. И педалировать преимущество местных перед приезжими тоже. Иностранное засилье пока не имеет смысла вытаскивать. Потихоньку, полегоньку.

— Я кажусь вам скучной?

— Нет, отчего же. Напротив, вы сказали, что думали, и то приятно безмерно: откровенность и интерес к моей особе. Не надо бояться высказываться открыто. Раз уж судьба так сложилась, всегда готов выслушать и объясниться.

Совсем стал косноязычным. Сам запутался. "Стерпится — слюбится" прозвучало бы не очень. Выбора у нас нет. Остается надеяться, что притремся постепенно. Жить с женой — это ведь натурально ужас! Спать в одной постели, вместе обедать, одеваться и обсуждать некие хозяйственные дела. В одних трусах уже не вскочишь и без объяснений не задержишься.

Я совсем не рвусь к подобному изумительному счастью. Но она же не виновата! За что я стану срывать на ней плохое настроение и вынужденное подчинение? Она — такая же жертва. Даже хуже. Я достаточно волен в поступках помимо предстоящей свадьбы. Саша — нет. Ей пришлось следовать за отцом, теперь — за мужем. Официального развода после венчания не существует. До самой смерти мы привязаны друг к другу.

Конечно, разное случается. Иная при живом муже живет раздельно, и свет ее не осуждает. Уж больно супруг противный и развратный. Да без вмешательства свыше, прямо от трона, ничего он ей давать не обязан, и уж тем более содержать в привычных условиях. И идет судебная свара годами, отравляя ядом ненависти всех ближних и дальних родственников. Семейные проблемы, перепутавшиеся с материальными, — самое отвратное из возможного в суде и жизни.

— Право слово, я постараюсь оказаться хорошим мужем. Насколько способен.

— Вас ищут, — выглядывая за дверь на осторожный стук, сообщила Мария, старательно изображавшая все это время безмолвную статую. — Пора заканчивать. Государыне нужен компаньон для "фараона" и может не понравиться встреча без ее ведома.

В одной из комнат на подобных мероприятиях обыкновенно императрица играла в "фараон" или пикет, а к десяти часам она появлялась в зале, где оставалась до пяти или шести часов утра. Приглашение к карточной игре — достаточно высокая милость и всеми обычно замечается. Тут не то что вежливо уклонится нельзя: все несутся сломя голову на зов. Меня допустили!

— Александра Александровна, — сказал решительно. — Не нами то придумано, когда через родительский сговор женятся дети. Всякое бывает посредь супругов. Одно хочу обещать: в меру сил и разума постараюсь не разочаровать вас в будущем.

Она молча проследовала мимо, легонько коснувшись моей руки пальчиками в перчатке. Это уже нечто. Не зря старался. Объяснения в любви и просто романтические отношения здесь не приняты. Не то чтобы нежелательны, но абсолютно необязательны. За молодых людей все решали старшие родственники.

Если не любовь, то дружбу в семье надо попытаться сохранить. Повторить опыт родителей, когда они жили в одном доме, практически не пересекаясь, и не имели ничего общего, кроме ребенка, то есть меня, страшно. "Мой дом — моя крепость"1, а не проходной двор. Так, во всяком случае, должно происходить.

# # 1 Английская поговорка.

Делать мне в здешнем обществе в дальнейшем совершенно нечего. Пора испаряться. Завтра с утра снова ждут бесконечные дела. Благо прогулка до Лизиных покоев не столь уж и далека. Всего-навсего в другое крыло здания. Если срезать напрямик — совсем рядом. Заодно и проветриться перед сном.

Подождав пару минут, вышел за дверь и двинулся в сторону выхода. За пять минут успел несколько раз раскланяться с еще не встреченными гостями. Ничуть не удивило, когда окликнули в очередной раз. Одна проблема — этого человека я не знал. Нас точно не знакомили. И одновременно я безусловно его не так давно видел.

По виду смахивает на итальянца, говорит по-немецки. Но это не особо удивительно. Здесь немецкий частенько в ходу среди образованного люда. Столетия французского и английского еще впереди. Пока в богатейшую Россию за счастьем едут все больше из нищих немецких княжеств, и частенько не лучшие экземпляры человечества. Память молчала, не желая оказывать помощь. Видимо, он уловил мои затруднения.

— Исаак Липман.

О! На ловца и зверь бежит, подставляясь под выстрел. Замечательно. Мне давно требовался тертый экземпляр вроде него. Надоело вечное безденежье при вроде бы приличных поступлениях. Здесь получил, туда вложил. С калужскими и московскими купцами случается иметь дело, однако суммы у них можно получить по моим масштабам недостаточные. Да и не из их я компании. Вечно косятся и подозревают в чем-то. А этот многим ссужает. Пора браться за дело всерьез.

Странно, почему не признал сразу. Действительно, не так давно видел в приемной Бирона. Правда, в отличие от моей особы, его приняли сразу, не заставляя дожидаться в длинной очереди просителей и заскочивших выразить почтение и уважение даже без особого дела. В идеале обер-камергер запомнит и при случае отнесется приятным образом.

Липман человек был достаточно непростой и имел немалое влияние. Для Бирона он играл роль финансового агента, снабжающего деньгами на самые различные срочные нужды. Эдакий карманный банкир. У многих немецких князей имелись подобные типы под рукой.

Естественно, раздавать капиталы за просто так никто не стремится. Частенько они занимались откупным делом, ростовщичеством, но вкладывали деньги и в различные предприятия. Иногда через них решались и дипломатические сложности. Если нельзя привлекать излишнее внимание, почему не устроить дело через находящихся у трона доверенных факторов.

Данный экземпляр ведал придворными закупками. Помимо прочего, привозил ювелирные изделия и дорогие вещи. Был еще договор на поставку казне вина и поташа, что дает нехилые суммы. Двадцати— или пятидесятитысячный платеж — достаточно ординарное событие. Боюсь, до его оборотов мне не добраться и через десяток лет.

Мы обменялись на немецком банальностями о счастье видеть друг друга, прекрасном бале, изумительном пении кастрата и опять же о погоде. Я старательно изображал светскую беседу, не собираясь облегчать ему задачу. Ведь это он окликнул, значит, чего-то от меня хочет. Не я пришел просить о ссуде. Вот пусть и выкладывает. Не верю, что зря подвалил. Даже есть весомое подозрение о причине. И если речь пойдет о том, можно всерьез поторговаться. Кто сказал, что еврея обуть нельзя? Я непременно попытаюсь.

— Говорят, — иронично улыбаясь, высказался он наконец, — к чему ни прикасаетесь, все на манер царя Мидаса превращаете в золото.

— Ах, если бы! Мечтания и зависть суетная.

— И все же начинания господина Ломоносова оригинальны и достаточно интересны.

— В денежном смысле? — спросил, подпуская побольше сарказма в голос. — Я ведь опубликовал результаты опытов по борьбе с оспенной инфекцией в открытой печати. Кто угодно может использовать.

— Честь и хвала за доброе дело. Тут я от всей души искренне провозглашаю и готов отстаивать перед кем угодно. Но, положа руку на сердце, вы же не всегда так поступаете? Иные медицинские открытия продаете за немалые суммы.

Ну вот и подобрались к сути. Морфий ему нужен. Рано или поздно это должно было произойти. На сегодняшний день всего трое врачей с рекомендацией Санхеца получили доступ к моим запасам. Операции проделаны, результаты достаточно обнадеживающи. Разговоры (реклама — двигатель прогресса) пошли.

Кое-кто уже пытался подкатиться на манер Лестока. Предупреждения об опасности постоянного применения он выслушивал со снисходительной улыбочкой. В результате был грубо послан и, очень вероятно, затаил обиду. Возобновившиеся разговоры об отсутствии образования и сомнительных последствиях моих методик имеют началом его сплетни.

Плевать. Черный пиар тоже реклама. Нормальные люди не могут не сообразить, чем пахнет. Наркоз — действие в высшей степени полезное. Мало того, почитывая книжки, я выяснил изумительную вещь. Парацельс описывал действие эфира добрых полтораста лет назад. Почему для лечения его стали применять лишь в девятнадцатом веке, я затрудняюсь ответить без нецензурных слов.

Безусловно, существует проблема передозировки. Тут гнать коней нельзя и шуметь тоже. Мне остро не хватает нормальной лаборатории и хорошего химика. Причем не иностранца, а из своих. Это не гарантирует его честности, зато контролировать проще. Особенно если не жаться, а взять в долю. Все же работа предстоит немалая и трудная. Вознаграждение должно оказаться соответствующим.

Пока что наиболее подходящими кандидатурами на исполнение достаточно широких замыслов оказались два бывших работника аптеки московского госпиталя. Костин, переманенный по знакомству, и взятый по его рекомендации еще один бывший спасский школьник из поповичей — Набатов. Его я отдал Санхецу под работу с эфирным наркозом. Московское учебное заведение я всерьез проредил. А куда деваться? Не так много знакомых, и любой тащит своего протеже. Главное, чтобы дела не запороли. Все остальное придет.

Вообще аптека, как организация, крайне отличалась от привычной мне. Прямо на месте изготавливали сами лекарства и еще кучу всяких средств и веществ, не имеющих прямого отношения к лечению. Зато без знания химии сложно. Там пользовались или производили ртуть и ее соединения, буру, камедь, камфару, купорос, мышьяк, нашатырь, касторку, кислоты. То есть именно то, что я искал и не знал, как производить.

— Мы можем оказаться полезными друг другу, — ласково продолжил мой собеседник.

— И в чем?

— Недавно вы посетили фельдмаршала Миниха. Обер-камергеру это сильно не понравилось.

Ну вообще. Шантажировать решил! Миних с Бироном в последнее время друг друга не выносят, постоянно переругиваясь. А тут я, оказывается, перебежчик. Скотина.

— Я сразу заверил Эрнста Иоганновича, что вы решаете мелкий вопрос по военному ведомству. Не зря ведь ищете мастерскую для производства металлических изделий.

Кажется, все обстоит много серьезнее, чем в первый момент показалось. Обложил, изучил и внимательно присмотрелся. Хитрый гад, подготовился к разговору.

— Есть у меня подходящая. Старый хозяин умер, наследник — пустой человечишка. Картежник и мот. Не в родителя пошел. Наделал долгов и готов избавиться от имущества. Фактически за бесценок оборудование, материалы и помещение отдаст. Тыщи три, может и меньше, если поторговаться.

Это действительно дешево, но по моим капиталам не так уж мало. Под рукой такой суммы сразу нет. Просить у него? Так я могу спорить на что угодно, долги как раз у Липмана в кармане. Он собирается два раза с меня поиметь? Типа покрою недоимки, да еще проценты выложу. Занятно.

— А у вас как раз есть подходящий специалист на роль управляющего.

Это так, вроде случайно, мне дает понять, что в курсе разных подробностей.

— И я у вас денег займу на этот проект? А почему именно у вас? Слышал, у английских коммерсантов Джона Шифнера и Якова Вульфа тоже можно разжиться. Солидная фирма, давний агент русского правительства на западноевропейском рынке. Недавно получили крупный контракт на продажу российского поташа и железа.

Наше было хуже по качеству шведского, зато процентов на шестьдесят дешевле.

Кстати, по представлению Бирона сделку оформляли. И стали они на пять лет монополистами. Немалые суммы получат. Но это сейчас не суть важно. Просто показать, что я тоже не лыком шит и не на одном еврее все сходится. Есть и другие пути-дорожки.

— У англичан речь всегда идет о золоте.

Знакомым чем-то сразу повеяло. Подлые англосаксы думают исключительно о выгоде. А он типа о счастье народном. Знаю я, что такое откупы. Иные особо ушлые, занимающиеся таким ремеслом, по две шкуры с мужика сдирают. А Англия... Хорошо рассуждать о том, как они соблюдают свои интересы. Никто не мешает всем странам этим заниматься. Просто существует маленькая, но крайне серьезная проблема, почему торговля с англичанами и голландцами реально выгодна России.

Англия вывозит две трети всей импортирующейся от нас пеньки, половину кож и льна, много кораблестроительных материалов. С 1720-х годов все в большем и большем количестве железо и полотно, а также поташ. Взамен экспортировались промышленные изделия. Но что много серьезнее, одних таможенных сборов Россия получала на добрые три тонны серебра. Да и сама разница была в пользу России. Импорт меньше экспорта в денежном исчислении раз в пять.

И это крайне полезно. Дело в том, что Россия не имела своих запасов драгоценных металлов. Уральские месторождения были еще неизвестны. Я не в курсе конкретных мест, чтобы организовать экспедицию. Хорошо, когда есть рудники в Новом Свете, серебро в Мексике, золото в Бразилии. А чем пользоваться остальным, где брать на реформы и промышленное развитие? Англия сделала ставку на торговлю и мореплаванье.

Роял Неви1 оказался жизненно заинтересован в вывозе из России леса, пеньки, смолы, дегтя, поташа, а позже и железа. Важнейшей проблемой был корабельный и мачтовый лес. А у нас все это имелось в огромном количестве. И серебро потекло рекой в бюджет. Оно оставалось здесь, а не уходило за границу. Как ни смотреть на происходящее, а каждая сторона не прочь урвать собственную выгоду, польза была обоюдная.

# # 1 Королевские военно-морские силы Британии.

— А умные люди всегда сумеют обговорить самые разные варианты.

— Например?

— Забудем про ссуду, пусть проценты просят англичане с голландцами. Войдем в дело на паях. Я предоставлю в ваше полное пользование мануфактуру, а также готов и в будущем поучаствовать тем или другим способом в ваших начинаниях. Требуется ли краткосрочный кредит, деловой совет или возможность приобретения за границей неких важных сведений или ингредиентов — всегда к вашим услугам. Насколько мне известно, попытка построить печь для обжига сырья под карандашный грифель временно заморожена из-за отсутствия подходящего работника?

Ай, молодец. Все знает. Надо искать в собственном окружении стукача. На самом деле, видимо, все проще. Нашли работника, налили ему да между выпивкой и расспросили. Рты всем не зашьешь. А с печкой реальный облом вышел. Та, что под кирпич, не дает нужного ровного нагрева. Очередной провал. Идея правильная, деньги вложены, в результате — пшик.

— Никто в России такого не умеет. Могу выписать нужного мастера.

— Я не государство и не смогу платить запрошенных средств. Уж больно иностранцы жадны.

Если он и принял на свой счет, то совершено не огорчился. Лицо спокойное. Попытка вывести из себя провалилась.

— Вот если бы подробные чертежи и объяснения...

— Почему нет? Достать или купить можно все. Технологию фарфора, производства шелка или чего душа пожелает. Вопрос в цене и необходимости создания производства с пустого места.

Я невольно хмыкнул. Очень хорошо знаком. Сам регулярно бьюсь лбом. Теоретически все ясно и достаточно просто. А без опыта выходит сплошное убожество. Забавно, но он, похоже, о таких вещах размышлял. Безусловно, проще выступать посредником в сделке, чем создавать производство с нуля. Особенно имея высоких покровителей.

— Как именно вы рассчитываете делить прибыль?

— При моей мануфактуре — естественно, двадцать на восемьдесят, — отвечает мгновенно.

— Вы согласны удовлетвориться пятой частью?

— Хорошая шутка. Двадцать процентов моему партнеру. Деньги я вкладываю до получения хоть минимального дохода, не правда ли?

Воистину он меня моими же методами и кроет. Наверняка в курсе соглашений с остальными компаньонами. Все же помимо пьющего работяги кто-то сдал реальные подробности. Надо напрячь Андрюху и разобраться. От сильно умных стоит избавляться до серьезного случая. Раз продал, неминуемо кинет. Фома? Он может. Фактов нет, и обвинять нельзя.

— Есть два варианта, — говорю вслух. — Правильный и напрашивающийся. Если сильно поторговаться, наверняка договоримся о разделе прибыли поровну. Вы ведь точно выяснили, на каких условиях я обычно иду на сделку, нет?

— Допустим. Но это какой вариант? Правильный?

— Напрашивающийся. К которому вы меня старательно подводили.

Он пожал плечами очень демонстративно. Плохо я думаю. Невинная жертва моего извращенного ума.

— Второй прозвучит несколько оригинально. Все же я получу восемьдесят процентов от нашего договора, но взамен через вас пущу в продажу морфий за границу. Это не просто компенсирует, но и принесет приятные дополнительные поступления монет.

А вот теперь я попал. Данное предложение выгодно именно ему. Не то чтобы изменился в лице, но как-то подобрался. Явно не хотел данного момента затрагивать, ждал моего шага. Получил. Но не в ожидаемом виде. Зачем мне сбагривать оптовую партию одноразово? Гораздо приятнее иметь бесперебойный канал. Рано или поздно пришлось бы искать выход на торговцев — так почему не взять идущее прямо в руки. Человек серьезный, завязанный на местные дела. Если все правильно обговорить и оформить, почему нет? Пока монополия в моих руках, надо снять как можно больше. И лучше это делать за бугром. Пусть себе травятся, раз очень захотят. Своих жалко. Им для операций, а не для баловства. Через проверенных врачей. Рано или поздно утечка произойдет. За всем не уследишь, но сейчас я король.

— Сколько?

— В ближайшее время двадцать пять тысяч доз.

Брови Липмана поползли вверх в изумлении. На самом деле пока расход минимальный, однако запас должен сохраниться до следующего прихода пакета с опиумом. Он будет гораздо приятнее на вес предыдущего. В несколько раз. А пока цены за укол он не может не знать. Выходит, я с него попрошу сразу не меньше двадцати тысяч рубликов. А реально больше. Чего стесняться? Пользоваться моим снадобьем в ближайшее время предстоит не нищим. Эти к врачам не обращаются.

— Это только кажется много, — сразу дал открыто. Зачем мне недовольство задним числом? Честность — лучшая политика. — С одной дозы снимается боль на некоторое время. Для полного отключения требуется несколько. После операции два-три дня — для облегчения страданий при серьезном хирургическом вмешательстве. Каждые сутки несколько порций. Не чаще четырех часов, но уже шесть дополнительно. То есть фактически речь идет о приблизительно тысяче случаев. Чуток больше. Всех не излечить. Имеет смысл сделать ставку на солидных клиентов. По такому случаю даже в виде пилюль обеспечу, как и подробными инструкциями по применению и описанию недостатков.

— А в дальнейшем? — очень осторожно переспросил.

— Ничто невозможно сохранить в тайне вечно. Сами говорите про фарфор. Технологию щелка украли еще византийцы. Порох тоже не стал исключением. Примеров таких тьма.

Монополию на производство и продажу морфия я оформил исключительно для России. Он не может не знать, как и сколько пришлось давать на лапу всяким разным, идя проторенной дорогой. Вакцина, самовар, консервирование, поставки в армию — на все нужна правильная бумага, и стоит она недешево. Жеребец породистый для Бирона — не самое тяжкое. Главное, я на некоторое время застрахован от неуместной конкуренции и могу раздавать разрешения на производство кому хочу за долю малую. А кто попробует обойтись без оного — сгною, пользуясь привилегией и знакомствами на самом высоком уровне.

— Пока дело в моих руках, подавайте заявки. Думаю, попробовав, врачи не захотят отказаться от столь полезного средства, и стабильный спрос в ближайшие годы обеспечен. Ну и нам в карман кое-что звякнет. Вам пятая часть, как посреднику. Вполне справедливо. Нет, — я развел руками. "Поищу иной вариант" — не озвучивал, все и так предельно ясно.

— Сорок на шестьдесят, — сказал он после паузы.

— Тридцать на семьдесят, и это окончательно.

— Договорились, — он впервые позволил удовлетворенности проскользнуть в тоне.

Ну еще бы отказался. Я же не граблю — напротив, в долю беру. А расходов с его стороны все одно минимум. Те долги давно списаны в убыток, завод при продаже мне же за треть стоимости уйдет. Конечно, если все настолько хорошо обстоит, как здесь прозвучало. Сначала внимательный осмотр. Ну на то у меня Егор, специалист из Москвы под рукой. И такой хороший бонус сверху. Но не все так замечательно.

— Прежде чем мы окончательно договоримся и оформим нашу милую беседу официально, у меня имеется дополнительное условие.

— И?

— Мне нужно имя человека или людей, столь подробно поделившихся с вами сведеньями на мой счет.

— Я не могу, — неожиданно ответил Липман. — Это против чести.

Ну надо же. А я думал, за такие деньги враз продаст. Честь у него. Понаехали на нашу голову. Русские вельможи пишут доносы и ничуть не стесняются.

— Для меня это принципиально. Или мы работаем в дальнейшем вместе, или... Не стану делать ничего... э... в ущерб жизни, — повторил на задумчивые очи, — и здоровью тому человеку. Клянусь. Но иметь рядом Иуду...

Глава 10

ЖЕНАТЫЙ

Свадьба состоялась первого апреля. В день шутника. Правда, юмор здесь неуместен, и традиция если и существует, то не в приличных домах. Невероятно быстро по любым меркам. Как правило, знакомство происходило весной, свадьба осенью. Но это у простых людей. А тут прозвучала команда с самого верху.

В конце зимы Александра Меншикова назначена фрейлиной. Второй месяц весны — и уже ведут в церковь. Хорошо еще не волокут под крики и причитанья. Больше свиданий почти наедине, Мария Кантемир не в счет, не случилось. Всегда в присутствии массы народу. Приятного мало, когда каждый внимательно слушает, а потом обсуждает с приятелями каждое слово. В результате все эти встречи проходили в высшей степени формально. Обсуждали мы в основном погоду. Других нейтральных тем не находилось. Не политику же с жизнью в ссылке.

Церемония оказалась невыразимо пышной. Спасибо большое, что без меня все организовали, утруждаться и бегать не пришлось. Когда императрица чего-то хочет, желающих услужить оказывается огромная толпа. Тем более за ее счет. Но если уж присутствует сама всемилостивейшая и всемогущая, брачующихся почтить своим присутствием вознамерились все мало-мальски значимые персоны в Российской империи.

Разве губернатор какого Тобольска не появился. Но его можно и простить. О знаменательном событии он узнает месяца через три. Раньше почту не доставят. Зато вслед за императрицей богатые люди делали богатые подарки. Как мне уже сообщили на ухо, шесть тысяч рублей наличными и масса всяческих прибамбасов. Сукно, мебель, посуда из фарфора и серебра.

Отдельно приволокли подношения многочисленные московские купцы, вкусившие через жен и дочерей вакцинации. Не так много, однако тоже весомо. Кстати, ничего странного, что я в курсе стоимости. Богатые люди, в отличие от низшего сословия, отправляют подарки заранее.

Служба в церкви вышла невыразимо длинной и скучной. Сначала обычный молебен, затем полный набор молитв. Не в первый раз присутствую, но раньше со стороны наблюдал. Будучи неглавным лицом, безусловно, переносил много легче и свободнее. Можно отвлечься, побеседовать с соседом, посмотреть на женщин. Собственно, нормальные люди за тем в церковь и ходят. На других посмотреть, себя показать. А сейчас не спускают глаз с меня и невесты. Уже не посачкуешь на глазах у публики. Положено стоять с благостным выражением лица — соответствуй.

Страшно достало, когда трижды вопрошали: "По сердцу ли тебе невеста?" Затем ее соответственно. Когда на иных свадьбах в моем присутствии спрашивали, почему-то так не раздражало. Видимо, все же опасался в последний момент услышать "нет". Ну когда окольцевали, уже спокойно стало. И семь раз вокруг алтаря как бы в порядке вещей.

Из нетипичного — невеста не в белом платье. От меня тоже не стали требовать наряжаться в черное. Да и фраков пока не изобрели. Самому, что ли, заняться? Скорее всего, не пойдет. Мода приходит из Парижа. Да и не очень я разбираюсь, чем он отличается от сюртука. Не считая таинственных понятий вроде "двубортного, однобортного". Как всегда, по самому краю прошел и ничего в подробностях не выяснял.

В этом отношении уже ученый. Не в курсе, когда начали в таком виде приходить, но явно позже. Пока что можно явиться на свадьбу в чем угодно, хоть в бабушкином платье, главное — чтобы выглядело празднично. Слово "лучшее" вряд ли уместно. Все в мире, как известно, относительно. Смотря где, когда, в каких обстоятельствах и с кем-чем сравнивать. Хотя про относительность в здешних условиях никто не в курсе. До Эйнштейна еще немалый срок. А саму идею надо отложить на потом. Пригодится.

Завезли нас после празднования под утро в небольшой особнячок, подаренный Анной Иоанновной от щедрот своих. По мне, лучше бы удостоила бывшего дворца Меншикова. Можно в Петербурге. На худой конец сошел бы и Ораниенбаум. Конечно, моих капиталов и на содержание этих громадин не хватило бы, но можно было бы продать по частям или сдать желающим.

Столь далеко щедрость ее не распространялась. А вякать нечто недовольное я не посмел. Александру Александровичу, брату моей Саши, дали посущественнее, что обидно. Еще и поручика Преображенского полка. Вдруг и сразу. При полном отсутствии реальных заслуг. Царская милость, как и опала, вещь достаточно странная и к возвращению реабилитированным конфискованного имущества отношения не имеет. Что хотят монархи, то и воротят.

Короче, благословила с иконой в руках всемилостивейшая Анна Иоанновна, и мы приняли церемонию стоя на коленях. Танцев, к счастью, устраивать не стали. И без того с рассвета на ногах, а церемония завершилась за полдень. На ходу что-то пожевал, и то без особого аппетита. Пить тоже побоялся. Еще не хватает в первую ночь предстать перед женой в виде ничего не соображающего алкоголика.

По лестнице на второй этаж, сопровождаемые достаточно сальными пожеланиями. И через порог в спальню перенес невесту на руках. Хорошо быть здоровым лосем. Не уверен, что в прежней шкуре способен был на подобные подвиги. Осторожно опустил на ложе. Мое счастье в наличии Стеши, то есть Степаниды. Она успела все вычистить и привести в порядок. Понятно, не сама: гоняя нанятых работников. В роль завхоза вжилась изумительно. Не зря у матери набиралась опыта на практике.

Фактически все имущество сосланных Меншиковых отошло в казну. В Петербургском дворце разместился Кадетский корпус, а Ораниенбаумский передан под адмиралтейский госпиталь. Наверняка было еще что-то в Москве, да князем Ижорским числился не зря. В принципе ведь царица ничем не обязана и могла бы вообще ничего не дать помимо девицы. Все же кое-что дополнительно выделила в приданое. На фоне подписанных мной бумаг и надежды на полмиллиона в золоте — мелочь, но это кому как.

Две тамбовские деревни стоимостью почти в двадцать четыре тысячи рублей, с годовым доходом в четыре тысячи. А еще в Ингрии четыре деревни, из которых самая ближняя отстоит от Петербурга на шестьдесят четыре версты, самая дальняя на восемьдесят. Не далеко и не близко. За день не обернешься: неудобно.

Двести двадцать шесть крестьян по описи с девяти тысяч югеров (принимая за югер площадь в восемьдесят сажен в длину, тридцать в ширину) земли, так что у меня достаточно полей, пастбищ, рыбных ловель. В теории. Практически не мешает на месте проверить, что за подарочки такие. Там места должны быть болотистыми и лесистыми. С другой стороны, дареному коню в зубы не смотрят, не правда ли? Сын государственного крестьянина и чужак в этом времени стал дворянином и помещиком.

Безусловно, везение тут присутствует, но я и сам приложил немало усилий. И останавливаться на том нельзя. Нужно продолжать развиваться. Картошка, само собой. Раз речка есть, можно устроить плотину, организовать лесопилку и продавать доски в город. Спрос имеется. Короче, без поездки не обойтись. Хотя все это могут оказаться очередные мыльные пузыри. В любом законе есть лазейки, однако реально я не мог пользоваться приданым жены без ее на то согласия. Очень прогрессивно, если мне не изменяет память, в Великобритании нечто подобное приняли уже в конце девятнадцатого века, и крайне неудобно. Для мужчины.

В этом смысле больше всего раздражал родной брат. Князь Меншиков одолжен местом в гвардии, да и с имуществом его не обидели. А смотрит, будто сейчас заплачет, и при каждом удобном случае ноет, что ему недодали. Одних драгоценностей конфисковали на добрых триста тысяч, да еще наличности на семьдесят три тысячи, не считая множества деревень. Радуйся, что живой и на свободе ходишь, а не плачь. Деньги дело наживное. То ли по жизни хлюпик, то ли сестру жалеет. С мужиком — одно слово барон — семью создавать согласилась. Унижение какое. И в лоб ведь ему без причины не дашь: жена не поймет.

Честное слово, я не имею понятия о правильном поведении в первую брачную ночь. Отсутствуют навыки подобного рода. Тем более с девственницей. Во всяком случае, так меня уверяла сама Анна Иоанновна, значительным тоном. Уж кто там осуществлял ревизию, не знаю и знать не хочу. На фоне ее развеселых фрейлин, обычно шествующих с постными мордочками, но гуляющих напропалую, отношусь к сведеньям такого содержания с весомой долей подозрения. Правда, Варвара тоже уверяла, старательно напирая, что в ссылке просто не с кем было. Определенно, доля ревности в ее словах присутствовала.

По-любому набрасываться не тянуло. Взял Сашу за руку, тихонько сжав. Ладошка теплая и сухая. И вовсе не мягкая, как положено аристократке. Может, и правду говорят, что сама в ссылке стирала, варила и убирала. Смеются за спиной. А по мне, это наличие характера. Не сломалась в тяжелых условиях и смогла себя вести нормально. Проще всего на манер брата ныть и ничего не делать. Только он потому и ходит, что она на себя труд взяла. Обеспечить да накормить. И не за деньги, стыренные папашей, а своими руками.

Вытащить руку не пытается. В глаза тоже не смотрит. Обнял за талию и притянул к себе, поцеловав. Когда отстранился, был вознагражден слегка ошарашенным взглядом. Не знаю, чего она ожидала, может, требования снимать сапоги или грубости сразу. Я поцеловал ее вновь, нежно и настойчиво, получив неуверенный ответ. Похоже, она действительно не умела. И это прекрасно, как и румянец на щеках.

Не торопясь принялся раздевать. Благодаря Варваре я освоился с платьями высшего света и уже не путался в многочисленных завязочках и пряжках белья. Практика — дело полезное во всех смыслах. Уже не пугают корсеты и широкие юбки. Зато удивляет вдруг обнаружившийся в обуви золотой. Получается, целый день ходила с ним. Наверное, примета.

В какой-то момент она осталась совсем без ничего, и я принялся поспешно освобождаться от своей одежды. Саша, не дожидаясь продолжения, нырнула под одеяло и замерла там неподвижно. Я полез к ней, и она невольно отшатнулась.

Размер у кровати серьезный. Занимает практически все помещение. По заказу сделано. Единственное — от тканевого навеса отказался. В футбол на ней, конечно, не поиграешь, но затеряться при серьезном желании можно попытаться.

Саша так и лежала, зажмурившись, готовая к чему угодно, и я невольно почувствовал себя взрослым, который просто обязан защитить и успокоить несчастную маленькую девочку, неизвестно из каких соображений закинутую в чужую постель к малознакомому мужику.

Мне стало ее по-настоящему жалко, и я принялся осторожно гладить ее сначала по лицу и шее, дополняя ласковыми поцелуями, затем, повернув к себе, по спине, медленно спускаясь вниз. И продолжал долго, пока хватило терпения и не услышал, как изменилось ее дыхание. Только тогда перешел к основной стадии.

— Не говори ничего, — сказала она, зажимая мне рот ладошкой, когда все закончилось.

Я поцеловал женские пальчики и получил ответный взгляд. Немного смущенный, но довольный. В нем уже появилось нечто новое. Теперь она смотрела совсем с другим интересом. Сравнивая и предвкушая. Повернулась набок, уткнувшись мне в плечо. Я накрыл нас обоих одеялом, обнял свою жену, и она очень быстро заснула. А я лежал и терпеливо ждал, изучая женское личико вблизи.

Теперь я был уверен: когда она откроет глаза, пугаться не станет. Напротив, потянется мне навстречу. Она оказалась гибкой, сильной, темпераментной и податливой. Впереди нас обоих ждут радости и удовольствия. Спасибо, Господи. Хоть в этом отношении ты не кинул, заставив потерять разум. Ненавижу, когда мозги выключаются и приходит мой внутренний берсерк. Боюсь общаться с ним — Саше бы не понравилось.

— Ты подписал бумаги? — спросила она внезапно.

Поймать меня не удалось. Еще четверть часа назад услышал, как изменилось дыхание. Терпеливо подождал, не пытаясь выяснять, чего помалкивает. Не отодвигается — уже неплохо. Принялся осторожно гладить по спутанным волосам, пропуская пряди между пальцами и используя их на манер расчески. Балдею я от длинных кос. В будущем такую роскошь редко встретишь. Некогда ухаживать, вопреки количеству баночек с шампунями, мазями и еще один бог знает какими женскими причиндалами. А здесь у каждой второй толстая коса до пояса. Но это чужие. А тут — практически своя. Вымытая травками и так и просится в руки.

— Конечно, — подтвердил. Ничего удивительного, что в курсе. — Нас все равно за границу не пустят, так кому нужны недостижимые сокровища.

— Зря они рассчитывают всерьез поживиться, — с отчетливым злорадством сказала она. — Отец говорил, там тысяч тридцать, не выше. Он все вкладывал в землю, дома.

Нормально. Я уже усвоил: некоторые привычные ценности у меня с аристократией кардинально расходятся. Критерий богатства для дворянства — недвижимая собственность, "деревни" и "души", постоянно приносившие доход и определявшие статус его фамилии в обществе.

— Иногда в драгоценности. А чтобы золото по банкам прятать — такого не было. Просто иные сделки проще совершать. Когда надо приобрести нечто в Европе, посылаешь письмо — на месте все вопросы решаются. Миллионов не требуется.

— Ну, тридцать тысяч тоже неплохо.

— Ха! Да один складень с бриллиантами оценивался в шестнадцать тысяч. Никто не знает, куда девался. Многое украли. Не в казну пошло, в карманы. Все, кто раньше подобострастно заглядывал в глаза, кинулись расхищать чужое добро, стоило попасть в опалу. На десятки тысяч унесли.

Говорят, новую корону делали из его драгоценностей, выковыривая из оправ и срезая жемчуг с одежд. Во всяком случае работа оценивается в двадцать девять тысяч рублей. Видать, немалого размера вещицы. На царские регалии что попало не присобачат.

— И ничего не спрятали?

— Деревни или дворцы не накроешь крышкой, — сказала не без грусти. — С собой не унесешь. Кое-что роздали, одиннадцать тысяч подарил Варваре Михайловне...

Это сестра умершей жены, расшифровываю недосказанное. Саше, выходит, родная тетка. Не зря наводил справки, можно не переспрашивать. Жила и управляла их домом. Из-за горба замуж не брали, зато свой человек. Ее запаяли в монастырь. Еще неизвестно, что хуже. Из ссылки вон детей вернули, а той назад в мир дорога закрыта.

— Я как-то и не рассчитывал особо поживиться.

— Ты, — а вот такое обращение приятно услышать: многие до старости друг другу "выкают", — еще не слышал про возвращенное имущество.

Она уселась на кровати, без особого стеснения прикрывшись простынкой с большой задержкой. Не поверю, что дело в одной увлеченности. Вполне сознательно проделано. Демонстрация тела во всей красе. Любопытно, кто подсказал. Да не суть важно, пусть останется маленькой тайной. Главное — не шарахается от меня после брачной ночи. А действительно оказалась девушкой. В моем не особо длинном списке побед на женском фронте — первой. Тут уж ошибки никакой, все признаки присутствовали. Простыню можно смело вывешивать на забор.

— Принесли целый список на пару десятков страниц. С первого взгляда чего только нет: мужская одежда: камзолы, кафтаны, шапки, шляпы, чулки, перчатки, галстуки, двадцать три парика. Женская: юбки, корсеты, муфты и так далее. Еще постельное белье и посуда... — Пауза.

— И? — подозревая подвох, подтолкнул, позволяя собой управлять.

— Хранили небрежно — вода затекла, почти все сгнило. Вот зачем в таком виде отдавать? Пусть бы продали еще тогда. Приятнее уж деньгами получить, чем откровенным гнильем.

Ну да. Смотрится издевательством. Хотя реально обычная безалаберность и ротозейство.

— Вещи — дело наживное, — произнес вслух. — Не жалей, — и потянулся к столику за расческой.

Обещать возможности Меншикова по обеспечению сладкого будущего — не в моей власти. И все же имеешь жену, заполучил и немалые расходы. Одевать придется в ближайшее время много и дорого. И сама молодая, и при дворе обязана бывать постоянно.

— Сейчас, — сказал, сажая ее к себе на колени лицом к большому зеркалу в позолоченной раме, обошедшемуся в шестьдесят один рубль. Немногие себе позволят столь ценный предмет. А я могу! Без него в нормальной спальне нечего делать. Слабый пол не поймет. А здесь отныне и надолго мой дом, и надутые губки из-за такого пустяка не требуются. — Займемся много более важным делом, чем давно пропавшее имущество.

Провел по волосам гребешком, еще раз. Уткнулся носом в тяжелый поток, спускающийся по спине, вдохнув в себя уже хорошо знакомый запах. Поцеловал в шею и вернулся к оставленному было занятию, неторопливо проводя по ее роскошной гриве. Моим прежним женщинам всегда нравилось такое поведение, а мне в охоту сделать приятное.

— За стол, когда невесту приведут, — сказала Саша неожиданно, — две косы ей заплетут: была одна — стало две, была девушка — стала женщина.

— Уже распустил, взяв замуж. Теперь это все мое достояние.

— Один раз — все равно что ни одного раза, — произнесла она со смешком.

— Ты хочешь этого, Саша? — я впервые произнес имя вслух. До сих пор именовал Александрой Александровной.

— Если ты сначала позволишь внимательно изучить себя. Ну... — Она внезапно застеснялась, не находя слов.

— А разве может быть иначе? — сказал: очень хорошо ее понимаю.

Разве одним мужчинам любопытно осмотреть и ощупать в подробностях тело партнера? Правда, не думал, что вот так открыто попросит, но оно и к лучшему. Я все-таки чувствую и думаю категориями двадцать первого века, и забитая жена абсолютно ни к чему. Может, и удобно жить, отдавая команды, но я хочу дома спокойствия и комфорта, а не ожидания гадости и врага за спиной. А сей интерес не порок. Скорее, маркер. Чужих мужиков вблизи не рассматривала.

— Когда мы наедине, ты имеешь право выполнять любые фантазии. Например, наброситься на мужа.

Она со смехом так и сделала. Навалилась, пихаясь и толкаясь. Руки у нее на удивление крепкие, без перчаток чувствуются еще не успевшие сойти мозоли, закалилась в трудностях. Однако вес ребенка. Пришлось изобразить поражение, свалившись на спину и издавая стоны, чем очень повеселил усевшуюся сверху.

— Вся ночь впереди. Может, сначала поедим? Нет? Ну тогда не бей меня! Я тебе еще пригожусь.

Глава 11

СЕЛЬСКИЕ КАНИКУЛЫ

— Опостылел он всем, собака, — ничуть не стесняясь Саши, веско ронял слова здоровый мужичина, продолжая бессознательно мять шапку.

Пальцы двигались безостановочно, создавая ощущение, что он сейчас терзает горло врага. За спиной его угрюмо смотрел еще с десяток таких же хмурых типов. Ничуть не сложно представить, как они с топорами в руках кидаются на барина. И почему приказчика до сих пор не срубили, нуждается в расследовании. Или не прост он и имеет за спиной свою личную команду, или не такие уж они ужасные, вопреки виду. Хм... жаловаться не поленились со всей округи сбежаться.

— Не можно боле терпеть его.

— И тебя, барин, обкрадывает, — раздался еще один голос сзади. Это типа подзуживают.

Ни при Меншикове, ни пока деревня числилась за казной, прежние хозяева сюда носа не казали. Сидел в Болотном много лет бессменный приказчик Николай и отсылал куда надо самый мизер годового дохода, не считая налогов. До остального никому дела не было.

Продажа хозяйского леса шла вовсю, и отнюдь не для блага поместья. Все исчезало в кармане надсмотрщика. Деревенских он крепко держал в кулаке. Два-три двора из числа побогаче умасливал и всячески помогал, давая на выбор землю, лес, потому те за него стояли горой.

Естественно, стоило появиться высшей власти в нашем лице — моментально нарисовались недовольные здешними порядками, с удовольствием выложившие всю подноготную. Конечно, я только и мечтал разбирать застарелые дрязги. Вот прямо мыслей других в голове не имел.

— Пожалей, — пробасил мужик тоскливо, управляющий старательно драл с них шкуры, регулярно отписываясь о плохом урожае и ленивых работниках, — спаси.

Он неожиданно встал на колени, а за ним дружненько и остальная орава. Зрелище было сильным. Я к такому мало приучен и до сих пор чувствую себя не в своей тарелке при подобных выходках.

— Перед богом обещаю, — сказал хмуро, — в делах ваших разобраться подробно и выяснить, кто прав. Если управляющий нечестен, прогоню на все четыре стороны.

Это тем более просто, что сыскать его для выяснения обстоятельств проблематично. Узнав о нашем появлении, он просто обязан был прискакать на форсаже и обхаживать со всей любовью, заверяя в преданности и готовности обеспечить средствами и в будущем, при его знании людей и местных условий. А он будто в ближайшем болоте утонул. Ни слуху, ни духу.

Тут не надо расследования, чтобы уверенно заявить: нечист на руку, скотина. Узнал о приезде новой метлы — и скрылся. Недовольство крестьян заранее просчитать несложно, однако карательные выводы из того, само собой, вовсе не происходят. Перво-наперво даже подумал, не утопили ли его "благодарные" за все хорошее крестьяне в речке, но тогда бы не примчались с жалобами. Не настолько народец поднаторел в юридических тонкостях, чтобы создавать себе алиби.

— Ступайте!

Веселое у нас вышло свадебное путешествие, думал я, глядя на пятящихся со двора мужиков. Хотелось слегка отвлечься от бесконечных дел и развлечься. Поездить по вновь обретенным деревням, позабыв на время о финансах и обязательствах. И жена не против путешествия. То есть ей приятно после ссылки крутиться в высшем обществе, но она всерьез от этого отвыкла и готова слегка отдохнуть под благовидным предлогом. Или она так говорит, пытаясь сделать мне приятное. В любом случае сильно долго раскатывать не собирался. Не в Китай ведь снаряжаюсь, здесь по соседству. Восемьдесят верст не такой далекий конец.

Слегка позабыл, в каком столетии нахожусь. Подорожную получил без промедления, и бумага та важнейшая. Без нее и из города не выпустят. То есть рисковые парни могут пешочком, в обход застав, особенно зимой по льду, не особо утруждаясь соблюдением правил, пробраться, да мы ведь не шантрапа. Уважаемые люди. Привыкли ездить с комфортом и всеми возможными удобствами.

Для начала пришлось приобрести кибитку с лошадьми. Это такая телега, покрытая сверху войлоком, защищающим от дождя и снега. В нашей даже можно устроить лежанку. Чем мы позже и воспользовались.

На самом деле приобрели две. Вторая числилась под именем "бричка". Более легкая и не столь удобная. Без слуг нынче нельзя, и сундуки с женскими вещами занимают немалое пространство. Наемные повозки в данном случае неуместны. На сколько мы отправляемся, и сами не очень в курсе. Искать каждый раз при очередной промежуточной остановке смену лошадей тяжело и неудобно.

Ну, естественно, без прощального молебна никак. Короче, отъезд для начала несколько затянулся. Не обошлось и без "присесть на дорожку". Оказывается, обычай тот старинный. Если сорваться в путь без соответствующего поведения, дороги не случится, и все в том свято уверены.

Путешествия на лошадях в России крайне отличаются от передвижения на транспорте с двигателем внутреннего сгорания. И не только скоростью и наличием более или менее приличных дорог. Совсем иная атмосфера и скорость. Очень разное дело — следовать в царском караване или на собственной бричке. В первом случае коней регулярно меняют, ты лично нисколько не обеспокоен их состоянием, и скорость соответственно много выше.

Во втором не станешь чересчур утруждать личное имущество. Оно с неба не падает. Выходит, лошади должны отдыхать, пить, щипать травку. Зато и обычного одурения от езды не наступает. Можно изучать пейзажи, перекусить на природе, если, конечно, опять не моросит надоевший мелкий весенний дождик и не застрял в грязи.

Впрочем, и в кибитке, оказывается, можно неплохо устроиться. Специальный погребец, сиречь сундучок, наполнен продуктами и выпивкой. Путешествие для многих и так являлось своего рода праздником, а сейчас, после свадьбы, тем более. Мы гуляем и не особо спешим, получая удовольствие.

Баловались и играли, превратившись на время в сущих детей. Здесь отсутствуют старшие родственники или чужие глаза. Гену с горничной, кухаркой, обоими возчиками и неизвестно зачем прихваченным мальчиком на побегушках можно в расчет не брать. Они хозяевам морали читать не посмеют. Вообще привыкаешь к ним и перестаешь замечать. Безусловно, не мебель, но вроде как странно стесняться нижестоящих. Даже Гену. Он как раз при необходимости деликатно отвернется, одновременно неизвестным науке будущего способом продолжая отслеживать вкруговую от подползающих злоумышленников. Рефлексы у него.

А нам было замечательно. Все-таки по нормам моего старого времени — студенты по возрасту. Это здесь взрослые, но энергия никуда не девалась, вот она вся, на месте. И никаких сдерживающих оков в виде общественных пересудов. Наверное, для того и существуют свадебные путешествия. В отрыве от привычного можно не опасаться делать нелепые подарки, выскакивая из брички и собирая полевые цветочки. Или возиться на лежанке, забывая про толчки на ухабах и ямах. Для такой колымаги ход удивительно мягок, и кучер хороший, но все же случается, пусть и не мчимся сломя голову. Зато замечательный повод для шуток и падения в объятья.

Я научился различать малейшие оттенки ее настроения — от радости до непристойного смеха наслаждения. И вечером неизменно в качестве совместного ритуала расчесывал ее блестящие волосы щеткой, а она, словно послушный ребенок, смирно сидела, дожидаясь, пока перейду к дальнейшему. Ей нравилось, что я, разглядывая ее тело, получаю удовольствие. И достаточно скоро понравилось брать на себя инициативу. А я охотно уступал, давая ей полную волю. Так много интереснее и приятнее.

Сроду не был пикапером, рыщущим с целью соблазнить очередную и, отметив в блокнотике, нестись дальше в поисках следующей. Скорее меня кадрили. И арабка Мириам, и швейцарка Грета с готовностью брали подарки, частенько прямо показывая на желаемое, и руководили в постели, не касаясь остальной жизни. Привычка — вторая натура. Меня такое положение полностью устраивает и сейчас. Бизнес и политика — дело мужчины. Здесь я в чужих указаниях не нуждаюсь.

Короче, доехав до деревни, мы получили в полное распоряжение пустующий дом управляющего. Семья его проживала в Петербурге. Точнее, жена скончалась несколько лет назад, а обеих дочерей пристроил замуж в нездешние деревни. Нашел супругов поудачнее. Из мещан. И то я бы на его месте тоже не обрадовался получить крепостного зятя и связанные с этим проблемы. Дети ведь тоже станут хозяйским имуществом. Или как там это решается в подобных случаях, когда один супруг свободный? Надо уточнить.

Дворянского особняка не имелось. Да и смысла в нем никакого. Пятьдесят три двора в четырех деревнях. Земли здесь бедные, сплошь болота да речки, и большие поселения невыгодны. Потому разбросаны мои крепостные достаточно широко. Контроль в таком виде крайне затруднителен. Администрация излишня. Ну не сажать же на каждый десяток домов по отдельному управляющему. Одного выше крыши достаточно. Так что вроде все на первый взгляд нормально.

А на второй, не успели попариться в баньке, причем со всей приятностью, перемежая березовый веник тем, чем обычно стараются заняться недавно поженившиеся молодые люди, как во дворе у нас объявилась делегация с челобитной. И сейчас требовалось принимать некие решения. А очень не хотелось. Гораздо занимательнее продолжать валяться на свежих простынях и проверять, насколько раскованной стала жена в своих фантазиях.

— Ты расстроился? — удивилась Саша. — Ничего страшного. Вечная история. Хозяин на службе неизвестно где и носу в собственное имение не кажет. Подобрать в деревне правильного старосту очень и очень трудно. Или будет честный, но ограниченный, или ловкий, но только для себя. А местный вообще за спиной целый клан имеет и либо своим лучшие куски вручает, либо просто обдирает остальных. В хорошее поместье можно чужака назначить, немца или еще кого, но никто не обещает, что через какой-то срок не станет свой карман набивать, позабыв об интересах хозяина.

Узнаю тебя, родимый край. Воруют. И в управляющие немцев сажают. На Украине с той же целью евреев назначали, и кончилось Хмельницким и резней. Не хотят люди учиться.

— Потому и просили при приходе Анны Иоанновны о послаблении. Не всю жизнь на службе, а позволить выходить на абшид.

Когда в первый раз услышал, я вообще не сообразил, о чем речь. Теперь в курсе: так дембель именуется.

— Все рассматривают, — она очень знакомо усмехнулась.

Такая гримаска обычно означала отсутствие веры в обещания. Я как раз так не думаю. Слухи не прекращаясь ходили давненько, и называли самые разные сроки. Что-то там во власти крутилось и бесконечно обсуждалось между дворянами, особенно военными. Рано или поздно новый указ родится: уж очень серьезно все бурлит. Задевать интересы дворянства всерьез — надо быть Петром Великим и ничего не бояться. А так... Как минимум существуют варианты — на длительность службы или первый сын обязан, а второй нет, или еще как.

— Утром займемся деревенскими, — сказала Саша решительно. — Здесь ты сила безграничная. Один воздух ничейный, а все остальное: поля, лес, пастбища — нам принадлежит. Даже кладбище на нашей земле. Захотим — наградим, пожелаем в бараний рог — скрутим, — в голосе определенно нотки практичности звучали. Верю. Сможет. Она живет по другим понятиям, сословным, и в праве своем не сомневается. — Только зачем? Поместье должно приносить доход, иначе проще избавиться.

Похоже, мне, исключительно заочным образом знакомому с сельским хозяйством, придется спрашивать ее совета. А позориться страшно не хочется. Точно помню, удобрения вносятся в зависимости от почвы, но когда и в каком виде — тайна, покрытая тяжелым густым мраком. Соваться с советами — только позориться. Посылать слуг с расспросами тоже сразу не стоит. Мужики сейчас настороженные и с чужаком по душам и под выпивку беседовать не станут. Али примутся специально плакаться на долю худую.

Не уверен, что утро оказалось мудренее вечера. Изволив позавтракать, начали обход, изучая все подряд. Некий опыт по данной части у меня уже имелся по Измайловскому полку. Добрых две недели ходил, выясняя обстановку, засовывая нос в каждую дырку. Там, правда, не требовалось изображать умный вид. Всегда имел кого спросить о непонятном. Здесь глядели исподлобья немытые и нечесаные медведи, на удивление смирные и трепещущие. Оно и ясно: не понравится нечто, придерусь по барской привычке — да потребую чего несусветного. Наверное, уже и не рады были нашему появлению. Старый управляющий — зло знакомое и привычное. Чего от нового хозяина ждать — неизвестно.

С другой стороны, если уж такое происшествие, нужно терпеть, извлекая из него посильную пользу для себя. Я — явление временное, и неплохо бы получить нечто весомое, пока здесь болтаюсь. О бедности поплакать, соврать про соседа, в надежде моими руками устроить ему каверзу. Пару раз вроде бы случайно рассказывали про других такое, что сходу и не сообразишь, где клевета. У царицы как-то раз видел, когда сказано было не ей, но так, чтобы непременно заинтересовалась и потребовала изложить, над чем головами качают. Эти тоже будто во дворцах заканчивали высшие курсы интриганства.

А мы ходили по полям, на речку, даже к болоту и по очереди посещали все дома, беседуя с их обитателями, благо их не так много. Попутно я еще и по амбарам с погребами и огородами шарился. Любопытно проверить наличие запасов и что именно используется в питании и работе.

В каком-то смысле достаточно знакомо. Тоже Север. Вновь проснулись былые Михайловы воспоминания, и иногда очень к месту шли пояснения. Как и зачем закваска требуется и хлеб пекут, мне без особой надобности, но вылезла из подсознания информация уместно. Переспрашивать не потребовалось.

Две трети полей засевали рожью, еще треть — ячменем и овсом. Вроде ничего особенного, но временами мы определенно не находили общего языка. И не потому что изображал иностранца.

— Паши ты, хоть как старайся, а не даст бог — ничего не будет, — убежденно заверяли меня на простодушный вопрос. Похоже, нашли подозрительный подвох со стороны барина. Меня то есть.

— Так все молятся — и добросовестный, и ленивый, и умелый, и пьяница. Почему по-разному родится, нешто слушает кого основательнее?

— Всех слушает, — убежденно заверяли. — И разбойника тоже. Все по слову его происходит.

Короче, логика отсутствовала. Зато вера наличествовала. Переубеждать не тянуло. Пусть, я в просветители не нанимался.

К счастью, оказалось, про навоз объяснять мужикам без надобности. С ним смешивали болотный ил и хвою, и эта смесь компостировалась. Без этого не выходило. Для унавоживания десятины пашни крестьяне нуждались в шести головах крупного скота. А ведь требовалась не одна десятина. Столько и у самых богатых не имелось. Вот и научились выкручиваться.

После разбрасывания навоза поля пахали и бороновали. Больше всего боялись заморозков и сильных дождей. Они могли вызвать полегание хлебов и затруднить уборку урожая. Зерна все одно и в удачные годы получали мало, и с ним под конец зимы всегда напряженка. Чем спасаются? Свиньями, которые, между прочим, кормятся в моем лесу без разрешения.

С точки зрения крестьян бог им дал подходящую возможность, и не грех тайком накосить травы, нарубить лесу, надрать лык и прочее в том же роде. То, что некто деньги платил за тот лес, их не колышет. Не барский, а божий он.

Еще у всех имелись коровы. Хорошая телка местной породы давала около пятнадцати литров молока в день. Для здешних очень приличный результат. Молоко творожили, из сырной массы формовали круглые лепешки, которые выпекали на печи или в печи на круглой доске или решетке до образования румяной пятнистой корочки. Сухой сыр можно было хранить долго. В период обилия молока готовили также сырный суп. Сами употребляли и на продажу производили отличный печеный сыр и масло. Пробовал. Теперь точно знаю.

Работы были четко распределены между мужчинами и женщинами. Дети учились у взрослых. С лошадьми работали мужчины. Хомут для лошади изготавливали индивидуально для каждой лошади из гнутого дерева. Уже десятилетний мальчик умел запрячь лошадь. Зимой лошадей кормили самым лучшим, что было у хозяев. Без нее нужда семью поглотит, а значит, не должна страдать.

Посетили и соседние деревни. Ничего кардинально отличающегося не обнаружили. Сидеть дальше здесь не имело смысла. Каникулы заканчивались. Потому приказал всем собраться для беседы. Выводы из ревизии вышли крайне неутешительными. Сплавлять лес по мелким речкам не выйдет. Ставить лесопилку с плотиной и мельницей, как рассчитывал изначально, при здешнем количестве народу сплошное разорение. В общем, хороший мне подарочек на свадьбу подкинули. Бросить жалко, пользы практически не наблюдается.

Нет, если всерьез вложиться в хозяйство, можно лет через несколько что-то получить. Для этого требуется всего ничего: поселиться здесь и гонять мужиков, пока своего не выбью. Добиться чего-то получится лишь в результате многолетней демонстрации силы. Но если уж заниматься такими вещами, то не в здешнем унылом краю и тем более не мне. Надо выписывать специалиста и платить ему немалое жалованье. Спасибо большое. Существуют и другие методы, ничуть не худшие, позволяющие получить относительно много с малыми затратами.

Здесь главное — перевести отношения в чисто деловое русло. Признательность, искрение отношения с барином — вещь абсолютно невозможная. Мужику нужна земля, и он ее получит без обмана. А мне положено нечто иное. Увеличение их благосостояния одновременно потащит за собой и мой доход.

— Видит бог, — говорю стоящим передо мной, — проще всего оставить все по-старому. Забот никаких, управляющий за всеми смотрит, рожь в Петербурге продает и денежки одним днем приносит. Еще и поставить здесь Геннадия... — Все дружно уставились на него, а тот оскалился. Кто-то из мужиков попытался его прощупать и ходил потом с разбитой мордой. Урок усвоили и обходили с виду не особо грозного стороной. — Так можно и три шкуры содрать. Но делать я так не стану! — провозгласил, повышая голос.

Крестьяне уставились на меня с открытыми от удивления ртами. В их понимании такое крайне странно, чтобы с мужика и не требовали лишку, понукая без конца.

— На условиях круговой поруки и под обязательство выбранного вами представителя...

Здесь после экскурсий и бесед особые сомнения отсутствовали. Тот самый угрюмый мужик, выступивший первоначально от общего имени, им и станет. Юстин. Несомненно, помимо изрядного ума, а на этот счет у меня сложилось очень определенное впечатление, и доказательством тому служил факт, что ни одной сделки общество не делало, не выбрав его в число своих уполномоченных. В мое время это называлось "теневой лидер". Потому что здешний богатей держался исключительно на близких отношениях с управляющим. Помимо большой семьи и шестерых детей (четверо парни, двое уже женаты), за душой у того ничего не было.

— ...отдам на оброк все земли, мне принадлежащие, обществу на десять лет.

— А лес? — крикнули сзади.

— Все. При выполнении определенных условий.

— Это каких?

Известное дело. В частности, тот же лес не вырубать на продажу, а исключительно на нужды. Все из Петербурга не отследишь, явно примутся пользоваться, но это уж входит в расчет.

— А сколько хочешь? — заорал еще один.

— А вот выберете одного, говорящего от лица всех, чтобы не шумели зазря, — с ним и обсудим. С каждым говорить недосуг.

— Юстина!

— Иди, Юстин!

— Выясни все подробно!

Я повернулся и пошел в дом, не собираясь дожидаться, пока он получит все наказы. Семейств в Болотном едва два десятка наберется, зато каждый мнит себя гением мысли, заранее подозревая некую сомнительную аферу. В принципе так и есть. Во что выльется сия история, неизвестно, буду надеяться, хуже не станет. Хотя бы в денежном смысле. Рассчитываю получить раза в три больше прежнего. Судя по нашим с Сашей совместным прикидкам, приблизительно столько управляющий и брал. То есть для крестьян ноша привычная.

Для обеих сторон выгодная сделка. Мне не надо надзирать за деревней и держать специальных людей. Они получают широкую свободу. Любой промысел или возможность податься в город на заработки. Как минимум, строители еще долго потребуются в Петербурге. Даже сезонный заработок даст приятную добавку к обычным занятиям. И недалеко. Это мы катились с удовольствием почти три дня. Можно и за сутки смотаться с товаром или по иной надобности.

Ну и, конечно, попутно собираюсь создать здесь картофельные поля, выговорив для себя далеко не лучший кусок. Обрабатывать они станут. Для начала на паре десятин высадят согласно инструкции. Не зря ведь привез. Тысяча пудов с гектара теоретически, оказывается, не предел. Себя обеспечу, а там, глядишь, и дальше пойдет. Не от Андрюхи или тяти — так отсюда.

Главное, чтобы не насильно сажать подозрительный клубень, — тогда упрямиться станут. Нет у них опыта многовекового ухаживать. Все объяснить, но требовать себе доставки в полном объеме. Типа обожаю и просто жить без продукта не могу. Не могут не заинтересоваться крестьяне при таком весе овощем. Потихоньку-помаленьку распробуют. Вместо покупки ржи в плохой год станут есть оладьи из картошки. Вкусно и полезно.

— Почему? — спросил Юстин, выслушав мои условия и после вялой попытки поторговаться, сходу отметенной, как непродуктивной и наглой, пообещал обсудить с людьми.

Я особо не сомневался в результате. А захотят чего получше — могу и увеличить сумму, чтобы неповадно было. Так ему и объяснил. И про то, что с остальными деревнями по тому же принципу буду сговариваться, тоже. Могу и отрезать от угодий в чужую пользу.

— Я уважаю непьющих, сноровистых и трудолюбивых, — ответил ему со всей искренностью. — Иному не везет, одни девки родятся или еще что, от него не зависящее. Только можно ведь и возможность создать для лучшей доли.

— Со здоровой овцы больше шерсти настричь получится? — хитро посмотрев, произнес Юстин.

— Так не на холоде оставлять без шерсти. Напротив, дать возможность свободно кормиться и вес набирать. А мне дела нет до того, сколько жира нагуляет. Токмо не про животных речь идет. О людях. Больше работы — и награда соответствующая. Для семьи, не в мой карман и не жулику-управляющему. Не станет над вами чужой злой воли. Как сами сумеете, так и заживете. В поте лица добывайте хлеб свой, кормите детей не сухой коркой, а с маслом, — и всем выгода. Глядишь, помру — за добрые дела от бога сторицей получу.

— А через десять лет? — помолчав, переспросил.

— А это смотря на ваше поведение. Начнете лес хищнически без позволения валить да реки пачкать и оговоренный оброк в срок не доставлять — не потерплю. Я уважаю держащих слово, а нарушающих хоть раз не прощаю. И не суть важно, в чем дело: в алчности, глупости или уверенности в собственной ловкости. При случае заверну с проверкой, али пришлю своего человека. Я добродушный, однако лжи и нарушения договора терпеть не стану. Сам соблюдаю договоры и от других честности в том ожидаю.

Ничуть не удивился, когда позже в открытое окно услышал: "Для душеньки своей делает. О спасении своем заботится".

Под то и сказано.

Глава 12

КАЗАЧЬЯ ВОЛЯ

— Вот, — врываясь в помещение и потрясая листками, вскричал Густав Бирон, — так и есть! Помер Август!

Офицеры вскочили, желая убедиться и заодно обнаружить в печатном слове дополнительную важную информацию. Из дворца уже ползло не первый день, однако пока официального подтверждения не прозвучало.

Естественно, это был не тот Бирон, а его брат, недавно еще служивший у поляков на мелкой должности, однако с обретением ближайшим родственником власти прибывший в Россию без задержки. Моментально получил сначала майора Измайловского полка, а затем и премьер-майора. Хорошо делать карьеру при наличии фаворита у трона — твоего родного брата.

Хотя особой вины его в том не имелось. Нормально, когда сажают на ключевых постах преданных людей. Уж кому, как не родному человеку, поддерживать. Не станет его — и тебя моментально уберут. В полку к Густаву относились достаточно лояльно. Сам по себе он никуда особо не лез и в армейских делах разбирался. А вот меня почему-то недолюбливал. По слухам, сначала Сашу прочили ему в жены, а затем переиграли. Решили найти родственнику невесту с хорошим приданым. Зачем зря разбрасываться конфискованными имениями, они еще пригодятся. Господин Ломоносов и так спасибо скажет.

— Читайте вслух! — потребовал некто из второго ряда, недовольный неудачной попыткой прорваться к "Санкт Петербургским ведомостям".

— В "Прибавлении" от тринадцатого февраля тридцать третьего года, — сообщил очень знакомый голос моего старого знакомого барона фон Рихтера: его жуткое произношение тяжко спутать с чужим, но ведь выучился читать на русском — уважаю. — "Из Варшавы от пятого дня февраля. Первого дня сего месяца пришли все, а особливо саксонские подданные, здесь в великую печаль..."

Занятно это подчеркивание. Поляки вроде не особо огорчились. Надо бы обратить на это особое внимание. Вечно я путался, где Силезия и Саксония. Пруссаки на провинции зарились, и войны из-за них случались. Сейчас становится важно. Будущие, а возможно и нынешние, промышленные районы. Уголь, железо и даже саксонский фарфор.

— "...как от двора сие нечаянное известие получено, что его величество, всемилостивейший наш король, от имевшейся в левой ноге болезни, которую его величество, едучи сюда, получил, в десятом часу поутру в шестьдесят четвертом году своей хотя довольной, но еще долее желанной старости преставился..."

Собрание возбужденно загудело. Год 1733-й начался незаметно, ничего особенного не предвещая. Помимо праздничных балов и карнавалов с фейерверками, никаких особенных происшествий. А вот кончина польского короля — новость неимоверной важности. Естественно, она должна была прийти с курьером раньше статейки в газете для остальных. В царских палатах не могли не знать, однако Лизу в известность не поставили. И меня соответственно, что немаловажно. Малый двор по-прежнему в стороне от больших государственных дел. Даже не информируют, не то что на совещание позвать. Ну да мы еще не выросли и о себе не заявили, ничего ужасного. Все впереди.

"Незадолго перед своею кончиною повелел его величество своему верному камердинеру Петру Августу, родом калмыку, который ему прежде от российского императора блаженной памяти Петра Великого подарен был, у своей постели завес закрыть".

Оказывается, кто-то из царей, даривших русских солдат немцам от широкой души, не первым был. Наш пострел везде поспел. Или то личный шпион при короле и агент влияния внедренный? Да ну. Давно бы избавились от такого подарка. Со смерти Петрухи сколько лет пошло. Устроить падение с лестницы невеликая проблема. И спрашивать не с кого. Пьян оказался негодяй, и ноги не держали. Все же не граф — прислуга. Что за дикая манера раздаривать собственных людей? Ну особо отличившимся подданным крепостных — я еще понимаю. Но иностранцам!

"Как с полчаса потом оный завес опять открыли, то нашли, что его величество на левом боку уже мертв лежал".

В Польше королей выбирали, и конец длительного, чуть не сорокалетнего царствования Августа II означал, как и всегда прежде, отчаянную борьбу за власть. Причем интересы местного населения волновали в последнюю очередь. На арену выходили Петербург, Вена и Берлин со своими ставленниками, а через их плечи внимательно посматривали Париж со Стамбулом. И это достаточно серьезно.

Людовик XV крайне молод, ему всего двадцать три года. Как поведет себя, неизвестно. В 1725 году он женился на Марии Лещинской — дочери польского короля Станислава I, сторонника Карла XII, изгнанного из Польши войсками Петра I и проживающего во Франции. Между прочим, галльскому монарху в супруги прочили Елизавету Петровну, но что-то не сложилось. Соответственно полюбовно договориться не удастся. Ну а турки просто заинтересованы в нестабильности. Пусть гяуры выясняют отношения, смотреть жадно на Балканы перестанут.

— Фредерик Август слаб, — упоенно принялся делиться личным опытом Густав Бирон.

Это в смысле — сын прежнего короля и курфюрст Саксонии.

— Он в подметки не годится Станиславу Лещинскому, — сказано на некоем странном суржике немецко-польского. Здешние давно притерпелись к речам начальства. Вот я в первую секунду и не сообразил. Еще и акцент мешает.

— Так тот уже старый!

— Пятьдесят шесть лет — не так уж и много.

— Может еще лет двадцать запросто протянуть.

— У Лещинского последний шанс вернуть себе корону, опираясь на поддержку своего могущественного зятя, — оживленно обменивались репликами офицеры.

Думаю, дело не в жарких родственных чувствах. Здесь скорее присутствуют веские государственные, и точнее, имперские интересы. Влияние в Польше требуется на будущее. Вмешавшись в спор трех великих держав и посадив своего человека на трон, Париж получит возможность и в дальнейшем вмешиваться в далекие от него дела, получив немалое влияние.

— Россия не допустит возвращения на трон своего врага!

Возглас поддержали пламенными выкриками.

— Война будет!

Еще бы. Тут и гадалка не нужна. Совсем недавно, в декабре 1732-го, подписан между Россией, Австрией и Пруссией договор, по которому договаривающиеся стороны обязались сохранять внутреннее устройство Речи Посполитой и не допускать на польский престол лица, выдвигаемого Францией. Правда, австрияки договора до сих пор не утвердили, зато для Петербурга вопрос окончательно решен.

— Тут и деньги шляхте не помогут!

— Поход скоро!

Ну вот, радости полные штаны. Глядишь, в сражении кого убьют и более высокая должность станет вакантной. А прочие соображения — в принципе мелочь. Для того офицеры и живут, чтобы храбрость на полях кровавых демонстрировать. Кого не пошлют, а хоть один гвардейский батальон из полка непременно в столице останется, добровольцем станет проситься. Слава и награды товарищей не дадут спать спокойно.

— Ты здесь по надобности? — спрашивает Густав, когда страсти слегка поутихли и толпа рассосалась, открыв меня пред его ясные очи. — Чего хочешь?

Про грубость Густава Бирона я наслышан и ничуть не удивлен. Это у них семейное.

— Предписание, — вручая бумагу из канцелярии Миниха, без особого счастья доложил. Как раз Густава видеть при предъявлении и не хотелось. Несвоевременно прибыл.

— Выдать по требованию сему господину Ломоносову пушки в количестве двух, с лошадьми, амуницией, зарядными ящиками, обслугой и офицером? — вчитавшись в немецкий текст, изумился. У него глаза полезли на лоб от подобного приказа.

Я специально попросил указать все подряд. Иначе недолго дождаться, что предложат самостоятельно катить ручками до потребного места и людей не дадут с порохом. А при стрельбе лучше иметь профессионалов. Мы с Геной и сами справимся, но то чужое ремесло. Каждый должен знать свое место и маневр.

С его точки зрения, безусловно, смотрится дико. Нормальное дело — заявился сомнительный человек и хочет для личных надобностей использовать полковую артиллерию. А для каких — не прописано. И бумага с самого верху, послать крайне далеко в пешее путешествие на три буквы нельзя.

Он ощутимо ворочал мозгами, размышляя на бессмертную тему, как бы и рыбку съесть, и в общем выполнить, и при том не дать ничего. Чисто из вредности и чтобы казенное имущество под рукой находилось, а не в неизвестном медвежьем углу. Особенно в преддверии горячих событий. Скоро двинутся полки, и артиллерия совсем не лишняя. А срок, на который одалживаю, в бумаге не прописан. И кто крайним окажется? Командир!

— А! — внезапно его осенило. — Это тот спор? Действительно нечто занятное выдумал?

Я заметил, как насторожились ближайшие офицеры.

— А что?

— Испытать нужно, — отвечаю по возможности нейтрально.

— А посмотреть на проверку? — спросил хищно, очень напоминая выражением лица старшего брата.

— Если выйдет, для всех демонстрацию устрою. А так... Неделя-две, не больше, — заявил я уверенно.

Если кто ставки делал, пусть радуются. В результате я уверен. Доводка, конечно, потребуется, за тем и на полигон в окрестностях отправимся.

На этот раз Густав долго не думал. Почти сразу принялся раздавать указания. Может, я чересчур предвзято к нему отнесся и правы офицеры, уверяющие: храбр, честен, снисходителен к мелким промашкам. А что образования особого нет и ведет себя иной раз хамски — так он таков не один в армии. Каждый второй ничуть не лучше. Тут еще столица и развлечения, а где-то в Воронеже и вовсе примешься с тоски через пару лет выть на луну и пить горькую. И то не самый худой гарнизон.

— Гена, а что ты думаешь про Польшу? — спрашиваю у своего верного телохранителя, прекрасно проведшего время в компании солдат снаружи. Его здесь уже знают не хуже меня или Лизы. И угостит при случае, причем спиртным из моих запасов, и байки травит про чужедальние края занимательные.

— А ничего не думаю: где Польша — а где я, — ответил он очень логично.

— Но ты же казак, должен ляхов ненавидеть...

— Никому я ничего не должен. Еще скажи — с басурманами за веру биться. Я сам слегка мусульманин. Был, — добавил, подумав. — Настоящий казак птица вольная. Допрежь на Дону и Яике и жениться запрещалось, дабы не привязывались к семье. Девку татарскую поймаешь, попользуешься, а как снег сошел — в реку ее.

— Вот так прямо. И за борт ее бросает в надлежащую волну...

— Чего?

Мы залезли в карету и поехали. Настроение бодрое, почему не развлечься. Исполнил почти целиком про Стеньку Разина. На этот раз без шуток, правильно: "в набежавшую волну". Все равно юмор с первого раза не дошел. Объяснять анекдот смысла нет. Кто не понял, тому глупо разжевывать.

А "почти" потому, что после бросания в волну еще нечто присутствовало. Или припев, или куплет. Наверное, с таким же успехом мог потерять и в середине. Я ее специально на манер Пушкина не разучивал. Так, привязалась. Почему-то по пьяному делу у бабушки во дворе обожали исполнять. Еще про камыш, который гнулся.

Она хоть и проживала в папашином особняке, однако прописку сохранила, и как бы та квартира мне в наследство не осталась. Случалось, заезжали проведать сохранность.

— Слышал я эту байку, — сказал Гена, — в народе ходит, как и про клады его, заговоренные на головы. — И хитро посмотрел.

Я переспрашивать не стал. Знаю я эти древние страшилки. Типа пока столько не замочишь, сколько прятавший, золото не откроется. Какие там сокровища, когда за сотни лет ничего толкового не обнаружили. Парень был простой: награбил, выпил, роздал — и на плаху. Кстати, его в Москве под следствием пытали. Будь чего — выдал бы. Ох, не верю я в закрытые рты при умелом палаче. Молчат, когда срок оттянуть надо. Дать спастись кому. А чисто запираться, проиграв, в чем смысл? На волю не выйдешь. Было бы что — отдал бы под раскаленным железом.

— А песню нет, — добавил после паузы разочарованно. — Не народная. Опять, что ль, выдумал? Ты того... не кажи другим. Опасно.

— Чего?

— Ну это... анафеме его предали, а здесь вроде как похвала звучит. Церковь поминает, а ты стихи творишь. Крикнет кто "слово и дело" — не отбрешешься.

— Пожалуй, ты прав, — согласился я после легкого обалдения от глубоко смотрящего вглубь Гены. Никак от него столь правильного анализа ситуации не ожидал. Одно слово — местный. А я опять носом в грязь. Договорюсь однажды без оглядки — донесут. — Не стану другим.

— А мне понравилось.

— Ну спасибо! — Еще немного — и попросит слова списать.

Хотя чего это я. Гена читать не умеет. Ни на одном известном ему языке. И учиться не желает. Ему без надобности, стар уже. Как с бабами — заставлять посредством битья по кошельку не выйдет. Он у меня без жалованья живет. То есть когда чего нужно, запросто попросит, а в целом что дам, то и ладно. Я типа брательник, и ничего зазорного не имеется за мой счет жить всласть. А когда понадобится, он за меня горой и всей душой.

Ну, как-то так. Совсем другая психология. Не удивлюсь, коли однажды все надоест, встанет и, ни слова не говоря, уйдет опять в неизвестность. Потому и стараюсь отправлять с поручениями куда подальше, когда нужно съездить в Москву, например. Самому неудобно, а ему хорошо — отвлечется и развеется от сиденья.

— Ты давай, вертайся к бабам. Делись сказками.

— Зря смеешься. И посейчас казачки в церквях ставят свечки в память о бабке Гугнихе. Первый атаман — ее муж, воспротивившийся бессмысленному смертоубийству. Люди такого зря делать не станут. Сохранилось от прежнего.

А может, и правда, лениво подумал. Жили те казаки на краю обжитых территорий, без власти и законов. Существовали набегами, постоянного дома не имели, чтобы выследить труднее. Со всех сторон враги, и у каждого обида. Где скот угнали, кого обчистили или убили. Украдут при удачном налете бабу, попользуются, а оставлять одну, пока вновь грабить отправился, боязно. Сбежит к родичам и лежку секретную выдаст.

Вот и выдумали правило. Вроде как не от страха, а от идейности. Ну а как число казаков увеличилось до поселков, что уже пожечь непросто и добро кто-то стеречь нужен в отсутствие хозяина, — тут и поломали старые правила. Причем не удивлюсь, ежели разругались вдрызг ревнители старых обычаев с новым поколением. Как бы не до рубки насмерть.

— Не за слова красивые казаки воюют, а за добычу, — провозгласил Гена между тем. — Послушать стариков — так чего не вытворяли раньше. Помимо походов на Каспий и Черное море, купцов щипали на Волге. А в Смуту и вовсе до Москвы и дальше ходили, разоряя земли православные.

— Ну это когда было...

— Да все когда-то было. И Хмель, и Булавин с Разиным, и разорение Батурина. Я вот никогда не забуду, как к нам на Яик царский указ пришел о выдаче беглых и возврате на прежнее жительство. Мы бунтовали всерьез, да мало казаков в тех местах. Не сдюжили.

То есть, подумалось трезво, он запросто мог царских воевод с солдатами мочить пачками.

— И давно?

— Да лет тому не меньше десятка станет. Многих тогда казнили, выборность атаманов запретили. А мы с друзьями утекли в Поволжье. Там места богатые да заселенные. Долго не протянули. Вольному человеку тесно под присмотром ходить. К башкирам подались.

— И не побоялись?

— Чего?

— Ну что прикончат.

— Люди везде люди. Надо уметь с ними договариваться. Жить по обычаям и не лезть куда не звали. Тем более что война шла не первый год. Умелые бойцы всем по сердцу. А что чужаки — так оно и лучше. Не придется ответ держать перед родственниками, сгинь в степи.

— В Сибири война? — Нет, я чего-то не догоняю. Там сплошная тайга.

— Да по всей степи. Джунгары...

А это еще кто?

— ...ударили по казахским жузам.

А, так то южнее. Какая же Сибирь. Или это потом разделение пошло, а в наши годы все восточнее Урала — Сибирь?

— Сбили их орды с привычных мест, и пошли они искать новые пастбища. Иначе ведь смерть. Степняк жив, пока у него скот имеется. Он с него кормится и все нужное получает. А без пастбищ он никто. Смертник. Думаешь, почему у них городов не бывает? Да все в округе моментально животные съедят и затопчут. А дальше падеж начнется. Есть роды даже, сеющие рожь, но они там не задерживаются. Овцы и лошади важнее. Возвращаются через срок и собирают оставшееся зерно. А чтобы постоянно на одном месте — такого не бывает. Потому и степь огромна, а все знают границы чужой территории. Ничейного там не случается. А джунгары их погнали прочь. И что делать?

— Что?

— Одни казахские роды на Ишим и Тобол направились, напав на башкир, другие перешли реку Эмбу и сцепились с калмыками. А те вроде как под рукой царской.

— Так ведь в году... — я напрягся, вспоминая. — Да, в одна тысяча семьсот тридцатом казахи просили принять их в русское подданство.

— Потому и умоляли на коленях, — гордо заявил Гена, — что война не заканчивалась. Сзади их джунгары подпирают, спереди — мы на каждый налет отвечали двумя. И мало того, резали всласть, и вконец их племя в голод загнали. Думаешь, баранта лучше убийства?

— А это что?

— Да тот же угон скота, — ответил он после паузы. Похоже, с трудом поверил в незнание. Каждый приличный удалец такие вещи с детства обязан впитывать. — Когда за обиду мстят, но бескровно. Даже оружие иной раз не берут. Но тут счеты водят не между отдельными людьми и не со случайно попавшейся семьей. Между родами. Нередко идут на нее не скрываясь — открыто. Тем больше чести в захвате чужого имущества и угоне скота.

— Ну а потом, естественно, ограбленный отправляется на ответную баранту, и процесс становится бесконечным.

— Так и есть. В степи обиды помнят поколениями.

И дешевле всех сразу убить, подумалось, чем разводить в стороны, становясь между ними. Озвучивать не стал. Неизвестно, не обидится ли на такое пренебрежение к старинным обычаям и традициям. Ишь, как раздухарился, аж руками принялся махать.

— У нашего Ибрагима часом к русским счет не накопился?

— У любого азиата незазорным считается обмануть, — сказал Гена после запинки. — Обвести вокруг пальца чужака. Но открыто нарушить слово непозволительно — потеряет лицо. А это чревато неприятными последствиями. Он не обманет, пока рассчитываешься честно.

— Ну и ладно. Просто скажи мне, как человек бывалый, тех людей изучивший на практике и все насквозь повидавший, как Сибирь под Россию нагнуть? Они же так и станут поколениями драться, невзирая на подданство. И побежденные станут жаловаться, а победившие находить тысячу оправданий. А через пару лет случится обратное, и жаловаться станут другие, изображая удивление. С чего это на них чужой род-племя налетел?

— Ведь издавна так делают, — ответил Гена, показательно удивляясь. — На границе со степью, в важном месте у реки или у традиционной кочевки ставят острог-крепость. Сразу народ оказывается отрезанным русскими заставами. И куда им деваться? В любой момент путь перекрыть запросто. Так и движутся русские с давних пор, ставя городки и на них опираясь.

— Засечная черта?

— Раньше под Тулой была. А теперь где? Когда-нибудь доползем до Крыма и возьмем их за глотку, затыкая окончательно дорогу. Потому и существуют, что не одни татары. Много разных орд служат Гиреям, и самые подлые — ногайцы.

Ну, это уже личное отношение. По мне, и остальных под нож при первой оказии. Благодатные просторы, чернозем, будущая житница страны и хлеб на экспорт. А пропадает все бессмысленно под копытами. Даже на Кубани кочевники. Разрезать степь укрепленными заставами и избавиться навечно от набегов с потерей населения, уведенного в рабство. Жена султана из "Великолепного века" то ли украинка, то ли полячка была. Ну, ей повезло. А скольким нет?

К черту всяких болгар и сербов. На юг двигаться надо и за Урал. Там основное богатство будущего. От Донецкого угля, Криворожского железа — до Магнитки и золота. А оные крепости станут охранять русское население от ужаса степного нападения и внушать страх кочевникам. Деньги? Ну, придется потратить. А как иначе. Поднимать огромную территорию дешево не обойдется. Но я видел результат! Это возможно и без потемкинских деревень!

Глава 13

ПРИГОВОР ПО СПОРУ

Слуги при моем виде поспешно кланялись и вели себя чрезвычайно нервно. На их месте я бы тоже постарался не отсвечивать и забился куда подальше в угол. Скинул верхнюю одежду, швырнул шапку и прошел без обычного осведомления о происшествиях в дом. Не до всякой мелочи в данный момент. Только усилием воли сдерживаюсь, чтобы не заехать кулаком в морду лакею. Даже Гена держится от меня в стороне.

Сейчас я был в ярости. И не в былой, рождающей берсерка Михайлу, а вполне сознательной. Внутренне кипел не хуже чайника. Во дворце постарался сохранить невозмутимое выражение лица, вежливо улыбаясь поздравляющим, причем регулярно чудилось в словах неприкрытое злорадство.

Выйдя оттуда, явно сорвался с резьбы и не стал лупить первого попавшегося человека исключительно по разумению. Это было бы недостойно — набрасываться на случайно подвернувшегося и ни в чем не повинного. Ко всему еще очень глупо давать повод недоброжелателям для сплетен. Они того и ждут.

Сознательно продержался до дома и лишь здесь швырнул документ в стену. Затем с рычанием отправил следом подвернувшийся под горячую руку табурет. Он с грохотом рассыпался. Шарахнул ногой со всей дури по письменному столу, очень довольный полученной болью. Оставалось попинать стену, причем непременно головой, расплачиваясь за собственную ошибку, но здесь в кабинет влетела встревоженная Саша. Кто-то успел доложить о моем возвращении, а грохот слышно было наверняка издалека.

— Что произошло? — взволнованно спросила.

— Эти... — Я с трудом задавил рвущиеся наружу ругательства. Не верится, что она не слышала таких слов раньше, тем более в ссылке приходилось вращаться не в самом аристократическом обществе, но все-таки не надо превращаться в хама. — За мои труды и деяния пожаловали меня в поручика Измайловского полка. Даже орден святого Александра Невского пожалели! А ведь у него девиз: "За труды и Отечество"!

У нее на лице отчетливо проступило недоумение. Ага, это ведь не просто назначение, а почетное. Гвардейское звание — вещь весомая во всех смыслах. Другие много лет корячатся, прежде чем дорастут. Еще дает преимущество на два класса против армии. Будто я собираюсь в полк.

Она не понимает!

— Мне отказали в монополии на поставку мной же изобретенных снарядов. Их производство передадут на казенные заводы. А мне, — я невольно задохнулся от злобы, — пособие, понимаешь, ежегодное до конца жизни в двести рублей, после начала выпуска. Когда он случится, никто не ведает. Да я на одни опыты в добрых пять раз больше угрохал! А жалованье мастерам, материалы, а затраченное время!

Ну свою тысячу с проигравшего возьму, но обидно до чертиков. Подачку кинули!

— Отделаться решили!

— Бедный мой, бедный, — ласково сказала Саша, надвигаясь, так что я невольно попятился и приземлился на диванчик. Прижала мою голову к своей груди, что натурально успокаивает, точнее, переводит мысли в другую сторону, и принялась гладить по макушке. — Разве мало?

— Имея привилегию от государства, можно было получить десятки тысяч.

— Разве в деньгах счастье? — без особой грусти об упущенных возможностях произнесла Саша.

Ну на самом деле не так давно я о таком и мечтать не мог, но сейчас в очередной раз вышел крутой облом. Нет, она не понимает реального масштаба потерь. Сколько времени, денег и труда вложено. Отдачи не будет. Ну помимо выигранного спора, что, честно говоря, тоже немаловажно.

Конечно, я видел, насколько неудачно вышло. Бирон определенно решил доказать, что его не объехать на хромой козе. С Минихом они друг друга не переносят. Каждый видит в противнике неприятного соперника и любыми путями норовит прижать. Фактически мне наглядно показали, кто правит балом. Не к тому пошел со своими проектами.

А куда мне было деваться из-за этого дурацкого спора? Миних отвечает за военное ведомство, и без его резолюции ничего нельзя стронуть. Да и арбитром является при любом раскладе. Не мог я не пойти к нему. А уж действовать через голову фельдмаршала в качестве бироновского клиента и вовсе выходил чистый проигрыш. Мне казалось, я веду правильную политику, стараясь не переходить определенной черты и не ругаясь ни с какой группировкой. Ан нет. Теперь придется выбирать.

— В детях счастье, — сообщила, продолжая гладить по голове.

— Э... Я правильно понял?

— Непраздная я, — призналась Саша застенчиво.

То-то мне казалось, грудь увеличилась. Никакой особой радости не испытал. Скорее опаску. Не представляю себя в роли отца. Хорошо, не придется самостоятельно качать ребенка или бегать за пеленками. Памперсов здесь не обнаружить, зато имеются слуги и найдется кому стирать.

Ладно. Подхватываю на руки, сажаю к себе на колени и нежно целую, чувствую, как она расслабилась. Вроде как обещали включение отцовского инстинкта уже при появлении младенца. И то у всех по-разному. Будем считать, не урод я, просто слегка заторможенный.

— Токсикоз есть? — спрашиваю, припоминая подходящие фильмы.

— Что?

— По утрам тошнит?

— Нет. Все нормально.

— Оно и к лучшему. Пройдет как по маслу. Раз — и выскочит ребеночек.

— Да у меня до этого, — она хихикнула, — еще не меньше семи месяцев.

То есть где-то два уже. А когда обычно замечают? В кино этого не обсуждают, а мне в свое время было не очень интересно. Будем считать, Санхец разберется.

— Это не суть важно, главное — давай наследника.

— А если дочь? — очень логично потребовала.

На самом деле мне глубоко безразлично. Ощущения странные. Вроде положено скакать от радости. А я очень рационально прикидываю последствия. Когда-нибудь это должно было случиться. Видит бог, мы старались плодиться и размножаться. Не специально, как иные норовят, высчитывая, а чисто по склонности и желанию.

— И будет она красотой похожа на мать, а умом в отца, — говорю, вспоминая известный анекдот и залезая под юбку.

— Ты что делаешь? — хватая ладонь, возмутилась. Но не оттолкнула, а просто прижала.

— Догадайся.

— Нельзя, — сказала растерянно.

— Вчера можно, а сегодня нет? — продолжая ласкать пальцами бедро и ползя выше, удивился я. — Запомни, до восьмого месяца мы ничем не сможем повредить ему. — Ладонь на животе. Ничего не чувствуется. Плоский, твердый. — А близость с мужем крайне положительно сказывается на течении беременности. Во-первых, это приятно, — она хихикнула, — во-вторых, ребеночек внутри тебя тоже... э... — Так и не подобрав слов, — справляет нужду. От эмоциональной и физической нагрузки оно быстрее выходит из тела наружу. А поскольку мешков таскать ты у меня не станешь, существует единственно правильный способ.

— Откуда ты знаешь про это? — Саша даже перестала мне помогать в раздевании, замерев.

Опять лишнее сболтнул. Хорошо, не стал рассуждать про гормоны счастья. Как их там, эндорфины вроде.

— Я из деревни, — довольный, что не видит лица, объяснил. — Там с подобными вещами много проще. Свободно обсуждают. Доводилось слушать бабьи пересуды. Мальчишки вечно норовят подслушать.

— И что еще полезного говорят? — заинтересованно спросила.

— Нося ребенка, не надо волноваться, — продолжая освобождать от одежек, добавил. Какое счастье, удалось добиться, чтобы хоть дома жена не гналась за модой с ее заскоками. Обычные платья русского пошива. Не крестьянские, понятно. Боярских дочерей. Благо отвращения к ним не испытывает, а портнихи сохранились с прежних времен. Часть переквалифицировалась на купеческие семьи, но те тоже любят изобразить европейскость, нарядившись в иностранное.

Так что все остались довольны. Им — заработок, мне — удобство и комфорт. Моделей платьев будущего и купальников изображать не пытался. В дизайнеры не готовился, а стиль двадцать первого века могут принять за дурь и разврат. А Саша и не возражала насчет сарафанов. Приходилось и в худшем ходить в Березове. Материал дорогой, сшито прекрасно. Смотрится недурно, и снимать удобнее. Почему бы для мужа не постараться.

Не знаю, насколько я хорош в виде супруга, но с ней замечательно уживаюсь. И подозреваю, не из-за моих замечательных качеств. Тут в основном ее заслуга. На людях мы, естественно, совсем иное на себя водружаем. И положа руку на сердце, два гардероба обходятся дороже одного. Но для чего живем, как не для удовольствия? Деньги натурально не самое основное. Тем более что на морфии я хорошо имею. Да и с других компаний потихоньку капает.

— Спать ночью долго, хорошо питаться и гулять по свежему воздуху постоянно, — говорил, продолжая бесчинствовать руками по знакомому гибкому телу. — Каждый день днем и вечером. И все будет хорошо.

— Миша! — сказала жена хорошо знакомым тоном кокетки. — Ты что творишь?

— Это лучший из доступных мне способов благодарности, — объяснил я свое властное хватание за разные интересные места и поползновения на дальнейшее. Тем более что в таком виде я теряю власть над собой. Обнаженная Александра много красивее самой же себя в платье. — Нешто теперь отпущу, не свершив супружеского долга?

— Долг?

— И обязанность.

— День еще!

— Какая разница. Соблазнение состоялось.

— А кто начал?

— Ты, жена моя, — целуя в тоненькую шейку, обвинил, — столь обольстительна, что не могу удержаться.

Саша вздохнула, повернулась ко мне и обняла, окончательно сдаваясь.

Ну хоть в данном отношении все прекрасно, подумал уже в темноте, продолжая обнимать пристроившуюся отдохнуть на плече Сашу. Спала она всегда беспокойно, регулярно пинаясь и крутясь, однако стоило отодвинуться — принималась не открывая глаз шарить рядом с собой в поисках такой удобной и теплой подушки в виде мужа. Иногда это раздражало, но после близости приятно. Ты нужен, шел от нее отчетливый сигнал. Она не хочет оставаться одна.

Сейчас, сбросив эмоциональное напряжение, я мог подумать уже спокойно. Нельзя сказать, что полгода трудов и поисков пошли совсем псу под хвост. Я не зря изучал армию и беседовал с офицерами. Иные всем ясные вещи без объяснений и наглядного показа трудно понять. В этом смысле нашлось достаточно благожелательно настроенных людей. Я практически уверен, что многие делали ставки на наш спор и потому с готовностью показывали и рассказывали по первой просьбе.

Вообще какое-то время о нас достаточно много говорили. Потом поутихло, а с показа вновь зашумели. И теперь спор явно на пользу. Натурально я отныне гений. И это чистая правда. Причем не по одному показателю. А деньги — ерунда. Доберу свое в другой раз.

Есть любопытные варианты и перспективные идеи. Есть многообещающие, однако не по Сеньке шапка. Например, штыковой бой с обучением не проводится в принципе. А я не тот экземпляр, который всех вразумит. Показывать нечего. Видел в каком-то кино: "Коли!" — и висящий мешок, протыкаемый на выпаде. Боюсь, этого маловато, чтобы поучать с апломбом.

И все же есть очень много любопытного, еще не внедренного. Как утверждал Шарапов, у людей, профессионально занимающихся неким делом, взор замыленный. Так оно и оказалось. С другой стороны, за моими плечами опыт столетий. И пусть лично в армии не служил и не собирался, осмотревшись, накатал для начала целый список улучшений.

То есть и без меня Миних, взявшись за устройство находящейся в бедственном состоянии армии, кое-что сумел сделать. Упорядочил финансы, основал при войсках госпитали, и в каждом полку теперь имеются врачи. Но я нащупал совсем другой путь. Точнее, много иных возможностей.

Нет, уставы править не собирался. Отсутствуют нужные знания. Зато могу попытаться сделать опережающий шаг. И я достаточно долго изучал возможности, стараясь сразу отсечь излишне дорогие или бессмысленные с точки зрения сегодняшнего дня проекты. Например, изменения формы на более удобную Миних не примет однозначно. Он буквально только что ввел по прусским образцам. Неужели вдруг осознает и проникнется? Естественно, даже пытаться не стоит.

Размещение войск на квартирах? Очень неудобно, затратно для жителей, и сложно контролировать солдат. Нужны военные базы или слободки на манер гвардейских, но чтобы нижние чины жили в казармах. Заодно и удешевляет содержание с питанием. Правда, это потом. А в строительство требуется вложить немалые средства. Практически бесполезно даже предлагать. Ни Миних, ни бюджет на такое не согласятся. Та же история и с каской. Может, она удобнее и лучше защищает, тем не менее, переводить на новую форму одежды никто не станет. Деньги отсутствуют, и менять что-то в обмундировании никому не интересно.

А вот питание — дело крайне полезное. Система "магазинов", то бишь складов, не рассчитана на дальние переходы. Солдатам нередко приходится обходиться сухарями. Не станешь в боевой обстановке посылать вперед поваров. Останешься и без людей, и без продуктов. А везти с собой означает начало варки пищи после привала. Уже спать пора после тяжелого перехода, а вода в котле только начала греться. На голодный желудок и воевать не особо рвутся. Хотя смутно помню, что при ранении в живот желательно, чтобы в нем было пусто, но не каждый получает пулю во внутренности. А жрать охота всем без исключения.

Питание солдат на марше — первое, на что имело смысл сделать ставку. Когда принес в мастерскую чертеж посоветоваться, Егор сразу определил в нем огромный самовар. Фактически так и есть, за мелким поправками. Что такое полевая кухня? Печка из металла — медь или чугун, — оборудованная высокой дымоходной трубой и двумя самостоятельными топками: одной под котел для первых блюд и второй для твердого. Каша или еще что. Воду вскипятить можно и в емкости для супа.

Первая проблема оказалась в размере тех котлов. Сколько, собственно, числится в роте? За образец взял Измайловский полк и моментально запутался. Двенадцать рот по сто сорок четыре человека, дополнительно шестнадцать гренадеров, четыре офицера, пять сержантов, фельдшер, лекарский ученик, писарь. Итого сто семьдесят два человека. Почему не устроить сто — сто пятьдесят для ровного счета, и все просто и ясно?

Но и это еще не конец. Оказывается, если просто перемножить, выходит две тысячи шестьдесят четыре человека, а по штату — аж две тысячи сто девяносто два. Помимо командиров, в полку дополнительно масса народу — от гобоистов до дьячков. И их нужно считать для котла.

А ведь каждый дополнительный рот увеличивает вес и расход топлива. В конце концов добавил до ста восьмидесяти порций на роту. Кому не хватит, уже не мои проблемы. Обслуживающий персонал редко ходит в дальние походы. И уж голодными они не останутся. Сейчас важнее принципиально пробить заказ.

Саша шевельнулась и пробормотала, не просыпаясь:

— Папа был бы доволен. Род Меншиковых не пресечется.

Ну это шалишь. Фамилия у моего ребенка, естественно, Ломоносов будет. Стало грустно. Как ни крути, но собственной никто не узнает. Чужой жизнью живу. Допустим, стараюсь не позорить и работать на благо России, но ведь окажись в Турции или Швейцарии — вел бы себя сходным образом. И желание мое оттеснить иностранцев, помогая коренным русским, не от великого патриотизма идет. Конкуренция.

Ничего ужасного во многих моих знакомых немцах нет. Или, скажем, в Санхеце. Честно работают на благо приютившей их страны. Кто учит язык и принимает подданство, тех уважаю. А хищников и авантюристов во всех столетиях хватало. Использовать их можно — доверять нельзя.

Саша повернулась, ощутимо саданув локтем меня в живот. Не женщина, а юла. Подняла голову, мутно посмотрев.

— Миша?

— Спи, девочка. Все в порядке.

Она рухнула назад на подушку и сразу засопела. Умотал совсем. Можно гордиться. А мне никак не задремать. Все мучаюсь мыслями. Столько труда — и все насмарку.

Кстати, число порций в котле не означает такого же количества в литрах. Второй котел чуток поменьше получился после консультации с кухаркой и в результате опытной проверки. Правильно на десять человек варить ведро супа (щей) на обед. Это просто и понятно. Примерно двенадцать литров (тридцать фунтов) воды. Оно делилось на десять кружек, то есть по кружке супа на человека, а каждая кружка содержала десять чарок. Не удивительно, что потребовалось тщательно считать объем печи.

Так вот, в котел заливали ведро воды, бросали пять фунтов мяса, четверть ведра квашеной капусты, крупы (овсяной, гречневой или ячневой — "сколько требуется для вкуса и густоты"), почти полтора стакана муки (полфунта) и неполный стакан (две трети объема — тоже полфунта) соли; лук, перец, лавровый лист — по вкусу. Вот это и были настоящие солдатские щи. Три часа — и два блюда готовы.

Получив правильные размеры и склепав то, что в бумагах я назвал кухня-самовар, сделал основное, и оставалась сущая ерунда. Теперь требовалось запихать все это в тележку, где должно иметься места для ездового, а в специальном ящике хранились бы продукты и топливо. Компоновка даже у приглашенного опытного каретного мастера заняла некоторое время. На всякий случай изготовили еще дополнительную тележку на манер зарядных ящиков для хранения продуктов. Можно прицепить отдельно. Оставалось запрячь две лошади и устроить демонстрацию для начальства.

Миниху понравилась идея. Обед сразу после остановки позволяет удлинить переход, дешевле и удобнее выдачи на руки продуктов и позволяет проследить за качеством пищи. Только он потребовал полевых испытаний. В смысле — чтобы покаталась кухня по ухабам российских замечательных дорог. Сейчас три экземпляра — один на единственный котел, другой с дополнительной тележкой, построенные за мой счет, — совершают пробег до Москвы в сопровождении наблюдателей. Затем вернутся с замечаниями. По мне, кухня вышла слегка тяжеловатой (семьдесят пудов), и рано или поздно потребуют облегчить. А попутно и сделать меньшего размера под кавалерию.

Ну это еще поглядим. В целом миллионов на том не сделать, но при государственном заказе сумма выйдет приличная. По штатам 1731 года армия имеет 4 гвардейских, 55 пехотных, 32 драгунских полка. И это не считая гарнизонных частей. На каждую роту по такой кухне походной, да еще плюс полковая, да замена и запчасти, на пару жирных лет у моей мастерской заботы не закончатся. Конечно, если вторично не произойдет кидалова.

Гораздо занятнее была идея насчет гранат. Гренадеры их кидают, поджигая фитиль. На создание супервзрывчатки замахиваться не стал. Формула и производство тола в школе не изучаются. Нитроглицерин от сердца помогает и при ударе взрывается. Что есть "нитро" и как создают глицерин, все равно не знаю. Значит, и пытаться через себя перепрыгнуть не нужно. Искать требуется в другом месте.

Первоначально хотелось просто насечку на корпусах для создания большего количества осколков. Нет технологии. Затем обратил внимание на пушки. Чем, собственно, отличается метание ядра от швыряния гранаты? Размером. Почему бы не запихать внутрь обычного черного пороха со свинцовыми пулями вперемешку и не поджечь запал до выстрела. При подрыве осколки с дробью сыплются на врага сверху. Три месяца на попытки добиться нужной точности литья пустотелых корпусов. К счастью, мне серию сразу изготавливать не требовалось, а для демонстрации и опытных образцов достаточно нескольких десятков.

Главное, чтобы не рвануло в руках или в стволе орудия. И не потухло при полете, а то выйдет то же ядро, только дороже. Обычный фитиль здесь не подойдет. Значит, нужен достаточной длины и расчет на срок. Вот это и оказалось сложнее всего: добиться от пропитанных селитрой обычных хлопчатобумажных нитей постоянной скорости горения. Я ведь в очередной раз не выдумал нечто оригинальное. Основа уже существует давно. Требовалось получать стабильное и высчитываемое на пальцах горение.

Пришлось подключать заинтересовавшегося взрывными работами Гену и ставить его над целой командой, проверяющей варианты. Правда, терпения у него хватило ненадолго, зато подкинул кучу идей из личного опыта подрывания неких стен и минных работ. Кого грабил таким образом, не признался, да мне и не так важно. Зато оплетка и смазка с битумом (здравствуй, нефть и ее производные) оказались крайне удачными подсказками. Придают гибкость шнуру и мешают намоканию пороха.

Я бился семь с лишком месяцев, пока довел до ума свой поджиг. Не ожидал таких сложностей. На первый взгляд, все достаточно просто. Потом начала вылезать в обычном порядке практическая часть и современные материалы. Клей такой, клей сякой, селитра тоже разной чистоты бывает, пропитка нуждается в тщательности. Битум сомнительный притаранили. Пришлось гонять за подходящим материалом второй раз. Фитиль должен быть твердым и одновременно гибким, причем качества добились не сразу. Бумага, холстина, все вместе и вывод кончика наружу для запала тоже надо просчитать правильно.

Закончилось, естественно, моим обычным результатом. Столь многообещающий поджиг в снаряде оказался неуместен. Для него хватало и обычных трубок из дерева. Сырость здесь не самое мешающее, и битум не дает нормально гореть, забирая из малого объема кислород. Так и остались отдельно — фитиль Ломоносова и снаряд его же.

Благо Андрюха не зря спасских школьников завез. Они выполняли подсобные работы и указания в мое отсутствие. Никак не выходило находиться в цеху постоянно. Секретарство у Лизы, постройка дома и лаборатории, да и жена мечтает изредка встречаться. Ну на то и подчиненные, чтобы иметь на кого сваливать работу. И, естественно, негодовать в случае недоделок.

Положа руку на сердце, за свой труд они неплохо получали. Уж много лучше, чем в славяно-греко-латинской академии. И перспективы недурственные. Но все же совсем замечательно не вышло. С двумя пришлось расстаться, пристроив их по знакомству канцеляристами. Один оказался неплохим поэтом, причем подражал моим стихам. Оно вроде приятно и тянет поощрять, да не для того изначально надобен. Руки не из того места растут, а по жизни разгильдяй. Говорят, среди поэтических натур нормальное явление.

Впрочем, полного счастья не ожидал, и процент на брак был запланирован. По-любому такая помощь экономила время и попутно добавляла мне авторитета. В отличие от своих работников, я точно знал, к какой цели стремлюсь, и, используя их, доводил до полной готовности первоначальную модель. От оставшихся вышла ощутимая польза. Грамотные, готовые слушать и предлагать новое.

Веревкин — тот достаточно скоро взял на себя практически все работы по этой части и добился успеха, развив мои первоначальные идеи. Теперь фитиль стандартно горит два с половиной фута в минуту. Отмеряй любой длины и вставляй. Я бы его назначил начальником производства с соответствующим солидным жалованьем, если бы дело выгорело. Мало использовать чужой труд, важно и дать человеку нечто ощутимое. Тогда и в дальнейшем стараться станет.

Третьего дня двенадцать пушек поставили напротив щитов-мишеней и начали обстрел, используя обычные ядра, картечь и мои снаряды. Я под это дело приволок специально изготовленные чучела для наглядности. Одиночные выстрелы мы уже производили, доводя изделие до выпуска, и убедились в действенности огня.

В первый раз выпалило сразу несколько орудий одновременно. Когда дым рассеялся и стали видны результаты, Миних, забыв о достоинстве, помчался лично осматривать побитые фигуры. Ядро в плотном строю сшибает пару-тройку человек, правда летит где-то на километр. Картечь на далеком расстоянии заметно рассеивается и полезна в основном вблизи, не дальше пятисот метров, ибо на этом пределе она теряет убойную силу. А противник обычно рвется вперед, не дожидаясь продолжения. Стремится ворваться на батарею, подавив огонь.

Мои снаряды действенны на дальнем расстоянии ничуть не хуже выстрела артиллерии в упор. Фактически та же картечь, которой удобно стрелять по наступающим массам, но с дополнительными тяжелыми осколками от оболочки снаряда и в два раза большей дальностью. Летят целиком, взрываясь уже над шеренгами. Обрезаешь трубку нужной длины заранее на разные расстояния подрыва и получаешь убойный результат.

Потом подорвали стену заранее заложенной миной. Точнее, тремя. Для показа четко рассчитанного срока и под комментарии с обещанием любой длины фитиль-поджиг изготовить.

Миних вернулся с осмотра и наградил смачным поцелуем. Я этого дела от мужчин не переношу, но сопротивляться было бы дико. Искренне похвалил чисто по-русски в его разумении. Нечто подобное любил откалывать Петр Великий.

Дорого мне обошлось его поведение. Вместо монополии на производство и немалых доходов — чин поручика. Кстати, завтра надо стребовать должок. Чернецов не из богатеньких будет, такой суммы вовек не наберет. Значит, отпишет деревеньку. Ага, раскатал губу. Если исходить из расчета сорок рублей за человека, всего двадцать пять и выйдет. В Болотном и то больше обретается.

Стоп! Меня подбросило, аж подскочил, потревожив Сашу. Она, недовольно заворчав, перевернулась на другой бок. Соскочив с кровати, полез под стол, разыскивая государственную бумагу. Есть! — счастливо гоготнул. Торопливо задавил смех, оглянувшись на жену. Спит.

Снаряды станут изготавливать на государственном заводе — пусть сами и мучаются с доведением технологии до массового выпуска. Даже при моем надзирательстве добрая четверть выстрелов заканчивается неудачей. Запал при выстреле вываливается от толчка набитыми внутри пулями. Иногда порох дает преждевременный разрыв. Пытался зафиксировать содержимое начинки снаряда, но не помогает. Там возни еще на годы, хотя, по мне, и такой результат лучше картечи в разы.

А про подрывной фитиль слова не сказано. Его можно использовать ведь где угодно. На строительстве, в шахте, при минировании подступов к позициям и в развале крепостных сооружений. Шнур в любом случае удобнее хранить и перевозить. Замечательная лазейка.

Если есть шанс, попробую использовать полностью. Зря я Гену гонял на Юг за настоящим арабским жеребцом? Через Крым и Ибрагима пришлось доставать. Пришла пора поклониться Бирону. Возьмет. Не тот человек, чтобы отказаться. Лошадники особое племя: за породистого жеребца удавятся. Ну кобыла. Зато чистых кровей, и можно разводить породу, скрещивая с местными. Непременно отстрою фабрику по производству расчетного подрывного фитиля. Ох, как бы его назвать броско...

Глава 14

ХИМИЯ

Меня заметили издалека, и не успел добраться до здания, как Иван сын Горбунов предстал передо мной, как лист перед травой. Выражение всем известное и крайне невразумительное. Скорее всего, лист на фоне травы сильно выделяется, но по смыслу не разберешь. Короче, меня на почве сравнительной словесности в очередной раз повело в сомнительном направлении.

— Вижу, вижу, — отвлекаясь от учености, хмуро сказал я. — Пользуетесь занятостью и затягиваете.

— Как можно? — возмутился ярославец.

Раньше и не подозревал, а сейчас наглядно убедился: в Петербурге и Москве из приехавших сформировались прочные землячества. Почему-то в основном с Севера и Северо-Востока. У них присутствует деловая сцепка и взаимопомощь. Некоторые недурно устроились и выписывают знакомых и родичей. А еще имеется частенько профессиональная специализация.

Наши архангельские и новгородские здесь частично сами подселялись, частично Петр распределял по посадам еще пару десятков лет назад. Но самые пробивные и деловитые почему-то ярославцы. Основная их диаспора в Москве, но и в столице набрались уже в немалом количестве. Я ведь с чего начал — объявил торги для строительных артелей и выбрал наиболее подходящих по срокам и цене. На все сразу замахиваться при появлении жилого дома уже не требовалось. Срок у меня для обустройства пять лет. Особо спешить некуда.

Потому для начала затребовал химическую лабораторию. Каменную, да с пристройкой под жилье для моего личного химика-провизора с помощником. Ну не таскаться же им через весь город каждый день. Да и некоторые опыты требуют длительных сроков. А брать их на полное содержание вместе с неминуемо возникшей женой и детьми не обещал. Пусть с жалованья содержит. Жилье бесплатно тем не менее. Это привязывает к месту и хозяину. Потому что оно ничего не стоит, пока честно пашет на меня. А снимать квартиру в Петербурге не так просто. Город переполнен, и идет великая стройка. Только когда еще будут новые дома и во сколько обойдутся. Редко кто имеет на каменный.

— Все по срокам согласно договоренности.

— Вот это называется выполнение обязательств, — тыча пальцем в еле заметную щель под дверью, язвительно спросил. — Или вытяжка плохо работающая? За что деньги плачены, я тебя спрашиваю? Две тысячи четыреста тридцать два рубля? — входя внутрь и принимаясь осматриваться, продолжал скандалить.

На самом деле недоделки плевые, и он их исправит непременно. Только если не указать лишний раз, может и "забыть". Хотя, судя по предыдущему общению, и так станет стараться. Не дурак и давно вычислил из разговоров и моих требований о дальнейшей застройке. Понравится качественная работа — приглашу продолжить. Нет — оболью помоями при встрече с остальными артелями и земляками.

Репутация классного профессионала нарабатывается годами, а рушится в мгновенье. С заказчиками здесь позволяют себе спорить разве архитекторы высшей категории. А я сам рисовал, советуясь с Костиным и выслушивая его самого. От меня не убудет, а упустить нечто нужное мог запросто. Все же первый опыт подобного рода в жизни.

— Полгода истекли, а я без особого труда обнаруживаю массу недоделок, — продолжал я возмущаться, ходя по новенькому зданию и выискивая, к чему придраться.

По моим старым понятиям, лаборатория не особо велика, но больше я себе позволить сейчас не могу. Помимо кладовой, где будут храниться разные необходимые вещества, вышло десять саженей в длину, почти шесть в ширину и чуть больше трех в высоту. Очень приблизительно одна тутошняя сажень полтора метра. Фактически их несколько, все разной величины, и меня постоянно долбает проблема перевода одних мер в другие. То футы, то аршины, и все сразу используется.

Завел себе металлическую линейку под сантиметр, высчитанный через дюйм, и все размышляю, как бы ввести одинаковые эталоны измерения, причем десятичные. Пока ничего убедительного на ум не пришло. Слишком велика в народе инерция привычки. Такие реформы может откалывать лично монарх, а царице три раза не сдалось морочить себе голову.

— Завтра? — переспросил, осмотрев столы, верстаки и полки под будущие пробирки и банки, а также парочку шкафов. — Ну посмотрим.

Первая часть запланированного осмотра прошла в ожидаемом ключе. Мелочи устраняются попутно и ни на что не влияют. На этой неделе я смогу заняться созданием очередной порции морфия, сиречь основного и весомого источника дохода, в удобной и приятной обстановке. Гена привез с юга не только лошадей, но и завернул в Москву пообщаться по старой памяти с Ибрагимом. Нет у меня возможности мотаться даже по столь важным делам и вдобавок с мешком денег. Весь в трудах и заботах. Натурально третий месяц не высыпаюсь. Иной раз во дворце вместо Лизиных дел закрываюсь и дремлю.

Ну не столь важно. Теперь пора браться за основное. Вышел наружу, завернул за угол, под навес. Ага, на месте голубчики. Трудятся, если, конечно, не изображают, заслышав о моем появлении. Построить приличных размеров перегонный куб — не самая сложная задача. Медные заводы в округе имеются, продают продукцию на вес, и для промышленного производства такого рода вещь куда предпочтительнее из-за возможности сделать большую емкость.

Я прекрасно помню, что можно сунуть в бензин или нефть горящую спичку — и ничего не случится. Много опаснее пары. А на данном этапе ничего кардинально иного, помимо открытого огня для подогрева бака, предложить не могу. Значит, существует и немалая опасность взрыва. Помещение при такой технологии строго противопоказано. Поэтому открытый воздух и громоотвод, а сам куб от змеевика с накопителем бензина отделяется кирпичной стеной, трубки пропускаются через кладку. Если уж рванет, ущерб минимальный. А для ясности пришлось провести демонстрацию. Когда осколки летят во все стороны, вразумляет всерьез.

Это, кстати, очередная проблема. Канистры из-за отсутствия нужной тонкости металла — дело далекое от реальности. Проще сливать продукт в стеклянные банки с хорошо притертой крышкой, благо налажен контакт с заводом и существует возможность получать любого размера и емкости. Вопрос — куда девать.

При перегонке из общего объема мы получаем около пятнадцати процентов керосина и десяти процентов бензина. Остальное мазут и еще какие-то примеси. Керосин можно использовать в лампе для освещения. Ее сейчас пытаюсь довести до совершенства. Тут свои проблемы: фитиль необходимо подкручивать, а если стекло слишком близко к огню — нагревается и лопается.

Наверное, все это считается достаточно элементарно математически. А мне приходится доходить до всего методом проб и ошибок. Толщина стекла, расстояние, высота, чтобы тяга имелась. Хорошо, половину забот берет на себе добровольно Семен из стеклянного цеха. Он страшно старается. От удачи зависит наше дальнейшее сотрудничество и его процент от прибыли. Оттого и не возмущается, что высшей категории мастера запрягли в сомнительную затею и стекло там не самое главное.

Перегонка в принципе уже нормальный процесс, со временем отработанный достаточно хорошо. Первым выходит лучшее, а при поднятии температуры — все более тяжелые и маслянистые фракции. Керосин, по-моему, реально перспективен. Достаточно долго он употреблялся для освещения и при наличии электричества. А в восемнадцатом веке, который на дворе, конкуренция полностью отсутствует. До крестьянских изб доберется лампа еще не так скоро, но города освещать в ночное время — почему нет?

Бензин тоже не пропадет. Очень неплохой растворитель, включая пятна на одежде, и замечательный воспламенитель. Как минимум при некоем сгустителе получили напалм. Так далеко я не замахиваюсь. Есть идея много занимательней: обычные зажигалки "Зиппо". Ничего сложного в производстве, но достаточно удобные и при отсутствии спичек крайне полезные.

Конечно, выйдут не карманные, а побольше. И оформлять можно в виде ювелирных изделий для состоятельных клиентов. Две проблемы сразу вижу: пружинка для крышки и закрепление кремня. Колесико, скорее всего, не обязательно. Искра будет и от другой формы, при ударе. Кому бы поручить? Да в мастерскую чухонца отдать. Пусть думает.

А вот что делать с мазутом — не представляю. Выливать в реку — означает отравить всю рыбу. Хранить глупо. Использовать для обогрева? Печки какие на мазуте? Боюсь, влетят в немалую сумму, и никто не приобретет. Дров пока навалом. Тот же перегонный куб обогревать? Вечный двигатель получится, но открытый огонь использовать нельзя. Все равно требуется нечто вроде котла. А тут я пас. Надо искать кого-то соображающего, чтобы не разорвало. Ну я помню, клапан для выхода лишнего пара, но как он выглядит и куда устанавливается — темный лес. Специалистов в природе пока не существует. Даже в Англии. Первые — если не конец восемнадцатого, то начало девятнадцатого века. Моих полностью теоретических знаний не хватит.

— Добрый день, Михаил Васильевич, — говорит Костин.

Эхом звучит приветствие его помощника. Я так и не удосужился выяснить, откуда в Спасской школе взялся Георгий Кочахидзе. Мало того что Грузия в Российскую империю еще не вошла, так ни с какого бока не дворянин, достаточно посмотреть на его мозолистые руки. И все же поскольку он оказался головастым, секущим по части химии и связанных с ней производств, не собираюсь дергаться. Я по жизни интернационалист и всецело поддерживаю в данном отношении Петра Великого. Не по анкете судить положено, а по достижениям. Неизвестно еще, кто из них сообразительнее, начальник или подчиненный.

— Вы, парни, совсем очумели в заявке, — говорю без особого возмущения.

Сам такой. При первой возможности просить с запасом. Все одно срежут, чтобы показать власть. И он знает, что я знаю, однако все равно правила игры неизменны. В три раза больше заявку напишешь — придет чуть больше действительно нужного. И запас всегда можно сменять, продать или иначе использовать. Себе на благо или лаборатории. Особенно когда нечто требуется, а искать не ко времени, прямо сейчас подавай.

— Это что за список? — и шмякнул целую стопку листков перед ними на столик. — Я могу понять пузырьки, реторты, глиняные и каменные ступки, колбы, чашки, горшочки и воронки, даже реактивы, но девять типов печей!

— А как же иначе? — крайне удивился Костин. — Ничего лишнего. Плавильная, перегонная, стекловаренная, пробирная, обжигательная...

— Стоп!

— Вы сами, Михаил Васильевич, обещали хорошую лабораторию. А начинать приходится с пустого места.

А во что вся эта радость лично мне обходится, он не задумывается. Дорвался до кармана богатого спонсора и с удовольствием лезет внутрь прямо ногами. Список, помимо перечисленного, включал в себя массу всего, числом до семисот наименований. И что обидно, поставить на место, вычеркнув какие тигли или тиски, я не могу. Откуда мне знать, вдруг действительно необходимы для важного технологического процесса.

Скорее всего, чисто на манер — а вдруг в будущем пригодится, — однако страшно не хватает конкретных знаний. Тут некуда деваться и не имеет смысла строить умника. Я, например, могу взять и вычеркнуть из списка одну из двух приборных досок медных или вместо ста банок оставить половину, но, во-первых, их двое, и может быть, действительно единственной доски мало, а во-вторых, на этом экономии не сделаешь. Зато смеяться за спиной станут. Проще дать чего хотят, затем потребовать результат. И пусть посмеют его не обеспечить!

— Весы с сестрорецкого завода доставили? — спросил без особой надежды.

Еще одна докука. Пришлось сидеть на головах у оружейников и выбивать желаемое с руганью и матом. Все остальные прямо отказались выполнять заказ, невзирая на увесистую сумму. Слишком много возни при калибровке.

— Да, — к моему удивлению, ответил Костин. — Я тщательно проверил. Вы можете быть довольны. Они сделали все как надо. Не уверен, что столь высокая точность вообще понадобится.

Простейший метод подобия. Один пуд равен шестнадцати килограммам или сорока фунтам. Про килограммы никто не ведает, потому идем от простейшего. Делим на сорок частей. Фунт разбивался еще на сорок долей. И так все ниже и ниже, а каждому производному соответствовали своя гирька и разновес. Некоторые и руками брать нельзя, настолько мелкие. Самый маленький позволяет взвешивать препараты с точностью до трех десятитысячных грамма.

— Господин Костин, — сказал с ударением, — давайте будем последовательны. Вы получаете ваши реторты, но даже если я не даю четких указаний, любой опыт должен быть ясно и последовательно описан в рабочем журнале, и все количественные показатели зафиксированы. Я не спрашиваю, хотя в глубине души возмущаюсь, зачем именно сотня баночек зеленого стекла, но и вы будьте любезны трудиться по правилам. А это означает, что помимо точного веса мы придаем огромное значение чистоте реактивов и веществ, используемых в работе. Вам придется этим заниматься, или мы быстро расстанемся.

Он глянул не особо приветливо, однако промолчал. Здесь я хозяин, а важность точности химических опытов, мне представляется, не нуждается в особых доказательствах. Любое загрязнение или неточность мешают реакциям и сбивают с правильного пути. Теоретические выкладки должны подкрепляться твердыми доказательствами.

— И если необходимое по неким не зависящим ни от меня, ни от вас причинам отсутствует, вам придется самостоятельно заготавливать спирты и другие вещества, необходимые для плодотворной работы. Собственно, одним из способов добиться этого и являются пробирные весы. Надеюсь, мне не придется возвращаться к этому разговору и делать неприятные выводы. Мы друг друга поняли?

Костин демонстративно пожал плечами. Он старше меня раза в два и много опытнее в деле. Ставить иногда на место просто необходимо. Потому что если ты сильно умный, где твои богатства? Он умелый, но разум привык к определенным давно прописанным рецептам и открытий самостоятельно не сделает. Хотя, может быть, я на его счет серьезно ошибаюсь. Все же бросить налаженный быт и гарантированный заработок в качестве фармацевта в госпитале, имея семью на шее, пойти за сомнительными обещаниями не каждый способен. Рисковость определенная в характере имеется. Да и кислоты продавал мне, подхалтуривая.

Это надо иметь в виду, чтобы мои патенты не загнал кому. К морфию не подпускать и вообще постараться из поля зрения в серьезных случаях не выпускать. После Липмана я стал сильно подозрителен. Никогда бы на братьев не подумал. Широкая русская душа Демид и Козьма. Видимо, одна на двоих. По дешевке сдали.

Наверное, не видели смысла в дальнейшем сотрудничестве. Самовары с иголками и без меня в дальнейшем продавать могут. Неприятно и обидно. Никогда не примеривал на себя, а ведь близкие предают. Чужие просто враги, и от них заранее ждешь подлости. Хорошо, в друзья не записывал. Деловые сотрудники. Так и оставаться в будущем с очередным взятым на работу должно.

Нет ничего хуже, когда начальник изображает из себя отца родного. Близких много не бывает. Два-три человека. А остальные на тебя трудятся и мечтают получать больше, а делать меньше. Не по подлости, а чисто психология человеческая. Потому людей важно отбирать тщательно или устраивать им проверку внеплановую. А полезным платить выше конкурентов и за заслуги награждать бонусами. Повышением в должности, премией, процентом от прибыли. Ну и вкалывать они тогда станут до седьмого пота в надежде на это.

Каждый из вновь набранных в курсе об Андрюхе, его матери, Лехтонене и Павле. Обычно уже оказанная услуга не ценится. Я себе такого позволить не могу. За мной не стоит сплоченный клан родственников с длиннющей родословной и кучей деревень в качестве имущества. Приходится привлекать многообещающих сотрудников, сколачивая собственную корпорацию, где все повязаны. Не зря процентики отрезаю от собственных предприятий. Они теперь за их процветание не на словах, а реально станут сражаться. Я же не могу разорваться и присутствовать постоянно везде.

— Уверен, — произнес, — земляное масло, сиречь нефть, субстанция чрезвычайно важная и полезная. Она, как вы наглядно убедились, достаточно легко разлагается на отдельные фракции. Легкие можно использовать для освещения или чистки пятен. Запах, конечно, но он выветривается. При первичной обработке все упирается в температуру. Надо попытаться ее поднять, но без опасности для жизни. А вот с остатками перегонки — поэкспериментировать. Кислотой обработать, выпаривать? Что? — резко спросил на их переглядывание.

— Тащи, — сказал Костин, обращаясь к помощнику. И уже мне: — Георгий кипятил с серной кислотой и получил нечто странное.

— Иные постарались бы приписать достижение себе как руководителю.

— Он сделал сам, в свободное время, а я не имею привычки затирать молодых, — с оттенком гнева ответил Костин.

— Прощу извинить, — сказал искренне. — Иногда язык мой болтает раньше, чем подумаю.

Он после паузы поклонился еле заметно, принимая извинения.

— Вот, — примчавшись, вручил грузин желтоватый кусок чего-то.

Ха, может, излишне хорошо подумал? Поскольку вышла не драгоценность и что с ним делать не ясно, есть ли смысл отнимать странную находку? Нет, все-таки было в этом высказывании нечто личное. Кто-то его кинул, и всерьез. Не мешает проверить. Дополнительный штришок к биографии может оказаться полезным.

Я понюхал, пощупал, провел по коже, взял на язык после некоторого колебания микроскопический кусочек. Ничего ужасного не произошло. Запаха и вкуса не имеет. На ощупь жирный. Больше таким образом выжать из него ничего нельзя. Стоп! А не стеарин ли это? Или парафин. Первый вроде из растительного или животного жира производится. Второй — абсолютно точно из нефти. Но они должны быть белыми. А, не обязательно. Высокая очистка на технологиях более поздних времен. Нефть сложное органическое соединение, и в пробирке от всего не избавишься. Так-так...

— В воде и спирте растворяется?

— Нет.

— Огонь. — И с удовольствием понаблюдал, как под воздействием температуры капает и тут же застывает вещество. — А теперь найдите мне нитку, — извлекая ножик и ковыряя дырочку в центре, попросил. Шило подошло бы лучше. — Или кусок фитиля из масляной лампы.

Что же я про парафин знаю? Муттер делала парафинотерапию. Якобы помогает открыть поры в теле. В маску входило помимо него самого еще что-то. Но это без разницы. Испытания проводить бессмысленно. Мне нужен заметный эффект сразу, чтобы оправдать затраты. Нельзя увидеть — не имеет ценности в глазах покупателей. Тут нравы простые, а я не жулик воздух продавать. В корзину. Мусорную.

Смазка? В тележное колесо, ага. До меня никто его не смазывал. Тоже бессмыслица.

Засовываю осторожно нитку внутрь и прямо рукой сминаю вещество, чтобы зафиксировать плотно. Теперь осторожно запалить кончик, благо ветра нет. Нет, правильней прикрепить к столу, капнув расплавленным парафином (надеюсь, он и есть) и прикрыть стеклом от керосиновой лампы. Образец не то первый, не то второй, неудачный. Зато высокий и дает тягу. А сквозь него видно достаточно.

— Познакомьтесь, — показываю широким жестом, — свеча из грузинского горного воска.

Кочахидзе отчетливо заалел, невзирая на легкую небритость.

— Вещь вполне полезная и более доступная по цене, чем керосиновая лампа. К тому же не взрывается. Ко всему, из отходов. Чем выбрасывать...

Свечной заводик — в наших условиях вещь исключительно полезная. Керосиновый пока только в мечтах существуют. Доставка не такая и ближняя, да и сами лампы обойдутся не дешево. Опять на верхний слой тружусь. А свеча всем знакома и отторжения не вызовет в самой захудалой избе.

— Если дело пойдет, ты получишь долю, помимо названия.

Это в качестве шутки. Тем не менее, в нашем договоре есть тщательно прописанный пункт, притащенный из юридического отдела будущего. Простыми и ясными словами сказано: любые открытия, сделанные в моей лаборатории на моем оборудовании, принадлежат мне и только мне. Это не особо поможет, вздумай любой из них уйти. Основные данные хранятся в голове. И все-таки хороший рычаг давления. При желании сгною в тюрьме, как за упущенную-украденую прибыль.

— Но! — внушительно провозгласил. — Прежде чем пустить в продажу, крайне важно установить — нет ли вредного воздействия.

Чисто дополнительная перестраховка. Промышленный парафин точно никто не держал за опасный. Но это самоделка. Мало ли что при горении в воздух попадает.

— Опять, — я слегка улыбнулся, — требуется серия опытов. Поставить в помещении, рядом клетку с птицами, потом собаку или какую живность. Понаблюдать в течение нескольких дней за здоровьем и поведением. Сразу несколько свечей поставить.

На лице Костина отчетливо проступило: поучи папашу... м-да. Ничего. Перетопчется. Лишний раз напомнить, кто начальник, никогда не мешает.

— Естественно, животные не должны иметь возможности зацепить и устроить пожар. Не для того строилось. И все записывать. Данный опыт ничем не отличается от прочих.

Упс! Так Эдисон изобрел конфетную обертку, пропитывая парафином бумагу. Или я путаю? Какая разница, нагружу их потом дополнительно, пусть пытаются. Бумага, не пропускающая жир и воду, дело выгодное. И греческий огонь. Рецепт якобы утерян, однако чем не напалм. Бензин с загустителем. Клей? Что-то еще? Если уж возиться с нефтью, то по полной программе.

— Ну все пока, — подумав, сказал. — Премного доволен результатом.

Не так давно я приобрел по бросовой цене тот участок на Ухте, откуда нефть привезли. Никому она не сдалась, а выращивать нечто полезное в тех местах затруднительно. Все загажено. Буквально ведрами черпают из колодца. На поверхности воды плавает на манер сливок в молоке. Пить нельзя, жечь опасно. Самое правильное — поставить перегонный заводик прямо на месторождении и доставлять в города уже керосин с бензином. Где лампа, там походная керосинка, не может не пойти. К сожалению, теперь придется искать дополнительную кандидатуру на роль специалиста. Столь полезного Георгия загонять в Пермский край — явное расточительство. Пару лет ему надо дать. Вдруг еще чего удумает.

Из нефти много чего можно получить. Одна проблема: вечно самого важного не помню. Взрывчатку террористы делают из смеси солярки с азотным удобрением. Прекрасно. Особенно знание, что удобрение добывают из некоего камня под названием "апатит". Еще вроде целая гора где-то на Урале. Казалось бы беги и хватай. Повышай урожайность. А как его производить?

Если нечто такое нам и объясняли, в черепушке не задержалось. Но что не менее глупо, я в курсе, что солярка при перегонке нефти получается. Но отличить ее от чего другого или смеси не смогу. Я же не работник заправочной станции. Максимально — сунул "пистолет" в бак. Значит, опять на годы опытов с затратами, без обязательной удачи в конце пути. А то под пенсию что-нибудь добуду и получу благодарность потомков. В книжке по истории химии.

На выходе поджидала небольшая толпа. Лица все знакомые, и зачем — я тоже догадался без труда.

— На водочку бы, — заискивающим голосом проговорил один из работников. — Отметить окончание строительства.

— Завтра приеду, найду исправленными недоделки — дам на ведро. Я же вижу, старались.

Мужики довольно зашумели. Сколько пожеланий и благословений посыпалось на меня!

— Нашему барину Михаилу Василевичу многие лета! — кричали вслед.

Ну вот я и стал настоящим барином. И всего-то понадобилось на водку пообещать.

Глава 15

КРЕЩЕНИЕ

— "Верую во Единаго Бога Отца Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым. И во единаго Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единороднаго, Иже от Отца рожденнаго прежде всех век..."

Я не знаю, насколько прав, подталкивая Лизу к скорейшему крещению. Становясь православной, она поднимается ступенькой выше по всем показателям. Теперь нет смысла выдавать ее замуж за очередного немецкого или еще какого герцога. Проще было отказать в обряде. Но действительно ли имеет смысл рваться на трон в России?

— "Нас ради человек и нашего ради спасения сшедшаго с небес и воплотившагося от Духа Свята и Марии Девы и вочеловечшася. Распятаго же за ны при Понтийстем Пилате, и страдавша, и погребенна. И воскресшаго в третий день по Писанием. И возшедшаго на небеса, и седяща одесную Отца..."

Может, для нее лучше было бы жить тихой и спокойной жизнью где-то в дальнем углу Германии и никогда не встретить столь неподходящего для роли воспитателя, а реально я он и есть, пусть числюсь мелким секретарем. Это я вбивал ей в мозги про ответственность перед государством и народом, заботу о подданных, внушал начатки экономических наук, давал советы и рассказывал сказки.

— "И паки грядущаго со славою судити живым и мертвым, Его же Царствию не будет конца. И в Духа Святаго, Господа, Животворящаго, Иже от Отца исходящего, Иже со Отцем и Сыном спокланяема и сславима, глаголавшаго пророки".

К сожалению, из меня вряд ли вышел Макаренко. Как и Корчак или Песталоцци. Их работ не читал. То есть педагогических, а не литературных. К чему они призывали, неизвестно. Кажется, доктор Спок советовал считать всех детей гениями и ангелами, уступая им. Правда, в личной жизни своих держал в ежовых рукавицах и порол ремнем. Про Песталоцци я и того не слышал. Одно имя.

— "Во едину Святую, Соборную и Апостольскую Церковь. Исповедую едино крещение во оставление грехов. Чаю воскресения мертвых. И жизни будущаго века. Аминь".

На самом деле и не столь важно, что там писали эти еще не родившиеся и жившие в другое время авторитеты. Рецепт всегда один. Нужна любовь и терпение. И то, и другое на дороге не валяются. Чужого ребенка обожать сложно, особенно если он капризничает или целенаправленно проверяет дозволенные границы. Тем более когда у нее в крови знание, что выше тебя по положению.

Я просто прикидывал на себя, обидит то или иное действие или высказывание или вызовет другую реакцию. К счастью, не настолько стар, чтобы окончательно забыть себя в таком возрасте. Ведь Лиза мне не в дочери, а всего лишь во младшие сестренки годится. И очень удобно мысленно числить ее именно таковой. Поэтому по пустяковому поводу можно и уступить, а к принципиальным вещам правильно относиться твердо, требуя их выполнения. И слава богу, что она оказалась достаточно взрослой, чтобы принять меня и доверять, когда не начал сюсюкать или становиться навытяжку.

— Аминь, — загудело в церкви.

Здесь собралась немалая толпа придворных и мечтающих хоть краем прикоснуться к царским заботам. Причем все выстроились по ранжиру. Каждый, включая женщин, которые имеют права, связанные с чином их отцов (до замужества) и мужей (в браке). Любой твердо знает свой ранг и место. Пусть книги местничества давно сожжены и Петр приказал знатность по годности считать, своего не упустят.

— И веруеши ли Ему? — гудит священник.

— Верую Ему, яко Царю и Богу, — отвечает Лиза заученно.

Мы столько раз все это проходили, повторяли и репетировали, что она и со сна не забудет. Какой смысл был продолжать тянуть? Или я все же не прав? Полез в очередной раз не в свое дело? Но я же обещал стоять на страже ее интересов, а девочка совсем извелась от неопределенности. Анна Иоанновна постоянно уклонялась от окончательного решения. Хуже этого не может быть ничего. Лучше знать четко, на что рассчитывать, чем заставлять нервничать и предпринимать резкие шаги.

— "Верую во Единаго Бога Отца Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым. И во единаго Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единороднаго..."

Она бы не стала ломиться напролом без моего подзуживания. Не тот характер. Я сам много раз пытаюсь просчитать последствия, прежде чем действовать, однако иногда приходится и рисковать. Все учатся на своих ошибках, никто не принимает на веру чужих, и только будущее покажет — прорыв или, напротив, неудача ждет.

Покосился на Сашу. В помещении душно, стоим давно. В ее положении совсем не полезно. Еще не хватает обморока. Моментально запишут в плохие приметы. Лучше бы не приезжала. Она, будто слыша мои мысли, улыбнулась краем рта. Александра Александровна имела железный стержень вместо характера.

Только малознакомые люди могли заподозрить в трусости или страхе перед трудностями. Или, к примеру, боязни высказать в лицо нечто неприятное. Если понадобится, с оружием в руках станет защищать свой дом. По некоторым вопросам с ней спорить категорически не рекомендуется. И к ним относятся столь представительные мероприятия. Не присутствовать в первых рядах — позор!

А на данном — втройне. Как моя жена, она специально представилась Лизе, произведя на ту исключительно хорошее впечатление. О чем они говорят наедине, я не знаю доподлинно, однако нетрудно догадаться. Помимо меня есть еще одна волнительная тема — женская. Семья, одежда, побрякушки, управление домом и слугами.

Прочие фрейлины императрицы не особо спешат обсуждать подобные темы с малолеткой или невольно впадают в снисходительный тон, а Саша ведет себя абсолютно свободно. Я посоветовал и, похоже, правильно сделал. Иные вопросы с гувернанткой или учителем не станешь обсуждать. А принцесса наша остается девчонкой.

Веди себя Анна Иоанновна иначе — вокруг вечно толпились бы прихлебатели, сплетники и подлизы с лицемерами. Царица будто специально задвинула малый двор в некий чулан. Выделила содержание на ее нужды да на торжественные мероприятия приглашает, как и Елизавету Петровну. И все. Ни к чему серьезному не допускает и не готовит. Любого станут сомнения глодать по поводу дальнейшей судьбы племянницы.

Никто из должностных лиц и аристократических фамилий особо не стремится сближаться при таких условиях. Вот и остались мы, ограниченные немногими лицами. Варились бы в своем соку, не дай я Лизе предлога выйти на гвардейцев с благотворительностью и для посещений крестин и свадеб. Удачно вышло, пусть первоначально я пытался создать связи.

Могла бы просто-напросто замкнуться в своей скорлупе и сидеть на диване, почитывая книжки. Все-таки немного удалось расшевелить, и абсолютной затворницей не является. Тем не менее, пока еще не выросла, ей нужна опора и советник.

— Поздравляю вас, Анна Карловна, с новым качеством, — произнес, получив возможность подойти после бесконечного числа вельмож.

— Когда я слышу "Анна", невольно хочется обернуться и найти тетушку, — ответила она очень тихо.

— Зато никто не спутает с Елизаветой Петровной, — глядя на свою бывшую любовницу в изумительном атласном платье, обшитом жемчугом и со множеством драгоценных камней, пробормотал столь же негромко.

Ничуть не изменилась. Все та же модница, строящая глазки чуть не каждому встречному и любящая погулять и выпить. Не часто мы сталкиваемся, но в таких случаях никаких претензий не возникает. Нормально беседуем. Она девушка не злопамятная.

— Мне бы хотелось вести себя столь же свободно, — с завистью шепчет Лиза. То есть, конечно Анна Карловна, но я и сам недостаточно привык и мысленно называю ее по-прежнему.

— Упаси вас бог. Она шагу не может ступить, чтобы господин Ушаков не зафиксировал и не доложил императрице. И в каждом слове, сказанном ею или в ее окружении, ищут злоумышление. Неприятно жить под нависшим топором. Бывает и хуже, да редко.

— А я разве не так существую? — очень трезво заметила Лиза. — Тоже стучат, — она, сама того не замечая, переняла у меня некоторые словечки и выражения. Часть затем пошла дальше. Про стук-стук нынче говорят по всему Петербургу, когда не хотят прямо упоминать Тайную канцелярию. — Так хоть веселится, а не слушает про долг перед Отчизной.

Вот сейчас в голосе определенно прозвучало лукавство. Поддразнивает, не всерьез.

— Года через два сможете начать веселиться. А пока не стоит. Организм растет, с одного бокала развезет. Пить тоже надо уметь.

— А сколько она берет? — заинтересованно спросила.

— Это надо кого другого спрашивать, — смущенно ответил, заметив подобравшуюся Сашу. Она явно прислушивалась. — Разумовского али Мавру. Они в курсе.

— И спрошу, — решительно заявила и направилась к своей сводной родственнице. Моя жена вынужденно последовала за ней, повинуясь жесту.

Кажется, сегодня будет весело, подумал я, невольно качая головой на тянущийся за ней шлейф фрейлин и придворных. Ведь специально Лиза творит. Провоцирует Анну Иоанновну. Обдумала все тщательно своим немецким упорядоченным разумом и нечто проверяет. А я оказался никуда не годен. Пропустил важный момент и заслужил выговор от императрицы. На этот раз она не станет изливать на меня милости и подарки. Дружба новоявленной Анны Карловны с Елизаветой Петровной ей категорически не понравится.

А, отмахнулся мысленно, выбрасывая из ума грядущие неприятности. Поздно. Чему быть, того не миновать. Будем веселиться и ухаживать за женой. Раньше утра все равно столь ответственное мероприятие не закончится, а сдергивать с него нельзя: слишком будет вызывающе. Разве Саша пожалуется на самочувствие. Хороший был бы предлог, но правильно сидеть и наблюдать. Кто с кем и о чем беседует и договаривается. Иногда из таких ерундовых сведений получаются важные выводы.

— Как ваши дела? — вежливо спросил Александр Александрович Меншиков, не погнушавшись пообщаться с мужем сестры.

Ну не по душе мне этот мальчишка. И собой хорош, и Саше родич, да и по жизни вроде не трус. А все же какой-то он безынициативный. Все ждет милостей от природы. И себя почему-то считает выше окружающих. Видать, помнит про кровь свою мещанскую и пытается заранее поставить на место.

По мне, не стесняться надо, а гордиться. Так подняться, как его отец, непросто. Даже очень непросто. На одном холуйстве при Петре Великом удержаться сложновато было. А он сумел. И на стены лазил, и учился не для форсу. Потом уже сильно много о себе подумал. Возмечтал с царским родом породниться.

— Слава богу, все идет удачно, — ответил ему степенно. — Уже заказов от военных на пару миль поджига.

Мы еще работать не стали толком, только процесс налаживаем, но практически в осаде. Уж больно понравился шнур для взрывов с точным отсчетом минут. Ничего, я Веревкину изложил идею конвейера, и теперь не надо полностью обучать набранных работников. Каждый знает свою операцию и соседей на подмену. Скорость производства заметно возросла. Тем более что я плачу, а от нерадивых в секунду избавляюсь. Конечно, удобнее и дешевле приспособить крепостных под процесс, но это надо тщательно обдумать.

Фактически это все же мало похоже на завод Форда в моем представлении, когда части автомобиля или чего еще движутся на роликах мимо рабочего с гаечным ключом. Я организовал нечто вроде мастерской Рубенса. Став знаменитым, художник нахапал кучу заказов и не успевал сдавать их в срок. Тогда, как умный человек, устроил разводку.

В его мастерской трудились десятки нанятых художников. Один специализировался на одежде, другой выписывал фон и так далее. Стоило заявиться заказчику, за мольбертом стоит один-единственный Рубенс и вдохновенно накладывает последний мазок. Не удивительно, что покупатели были в восторге от сроков и качества. Только поздний Рубенс крайне сомнителен по части авторства.

— Боюсь, тяжко будет вовремя успеть сдать продукцию. Расширяться придется, — и отметил хмурую физиономию.

Специально подколол. В его понимании благородный муж единственно войной может заниматься, а коммерция не по чину. Ну и ехал бы в гарнизон. Чего в гвардии возле царской особы ошиваться.

— Все-таки ея высочество поступили в том случае с вами крайне легкомысленно, — укоризненно произнес Постников, дождавшись, пока Меншиков, посчитав свой долг исполненным, удалится после обмена еще парой столь же никчемных замечаний. — Хорошо, что так удачно закончилась эта история.

— Зато имею лично ею подписанный диплом. Первый и единственный в мире.

До этого Лиза додумалась самостоятельно. Выписала старательно бумагу, где перечислила мои заслуги перед ней лично и Россией в частности и поставила печать и подпись.

Самая живая и явно от чистого сердца была фраза в заключение: "Не тужи, Михаил Васильевич, я тебя ценю по достоинству. Будешь еще кушать с серебра, а не деревянной ложкой".

То есть я натурально давно имею на столе серебро, но смысл определенно не в том. Своего рода обещание. Приятно, пусть и не от нее зависит будущее. Лет через триста уникальный автограф на аукционе за пару миллионов продадут. А сегодня просто приятная безделка и останется во все разрастающемся архиве надолго.

— Вы только, Тарас Петрович, никому не говорите, — сообщаю еле слышным шепотом, — она еще натуральный ребенок.

Он невольно хмыкнул.

— Эмоциональный и искренне верящий в мою гениальность.

— А вы себя таковым не считаете?

— Не из великой скромности. Все мои успехи и триумфы — дело вдохновения и практического наблюдения. Я лишь продолжил развитие неких чужих идей и методов.

Как иногда приятно говорить правду. А ведь он реально думает, умаляю достоинства из смирения и почтения перед образованными.

— Другие не сумели.

— И все же... Мне представляется, гений — это человек, помимо создания неких шедевров, еще и не вполне психически адекватный. Дав ему огромный творческий потенциал, бог одновременно лишил его некой человеческой составляющей. В обычной жизни он крайне неприятный тип, забывающей о семье. Не умеющий поддерживать нормальные отношения с людьми. Хотите примеры?

— Спасибо, я догадываюсь. Сократ, Паскаль, Савонарола...

— Кто? — Про последнего не слышал.

— Иногда я забываю, — сказал он после паузы, — что ваши познания достаточно бессистемны и отрывочны. Тем больше уважения вызывают достижения.

— Ну чтобы создать самовар, я ведь не обязан слышать о древних философах? А вот практические соображения важны. Больше того, я не умею лудить оловом и отливать из чугуна заготовки. Потому нельзя серьезно продвинуться, выполняя всю работу собственными руками. Надо приглашать для консультации профессионалов, использовать подмастерьев. Ведь куда проще заказать на специализирующемся на железе заводе, чем своими руками делать.

Тарас Петрович задумчиво кивнул.

— Вот здесь, — я похлопал по голове, — есть масса мыслей, и некоторые из них, на первый взгляд, замечательны. Но любые идеи нуждаются в реализации. Без практического воплощения и заметной пользы они в лучшем случае не ко времени. Если бы вы знали, как иногда наломаешься, прежде чем получишь желаемое. Иной раз проще купить, как термометр. Кому он сдался, помимо ученых?

— И все же мне кажется удачной идея брать за основу температуру кипения и замерзания воды.

— Это не гениальность. Просто некоторые идеи созрели, и для них подготовлен наукой фундамент. Надо только посмотреть трезвым взором на мир. Я не скромный! — сказал с досадой. — Совсем нет. Я честен в личном разговоре с вами. А при общении с иными болванами бывает полезно надувать щеки и изображать Аристотеля. Вы в курсе, как меня дипломированные врачи принялись в последнее время полоскать за якобы нашептывание в ухо Санхецу? — Это реально так и есть, но он, к счастью, в вопросе мытья рук и кипячения инструментов, хоть и с задержкой, признал пользу, убедившись в уменьшении количества помирающих от горячки своими глазами. В отличие от множества закончивших университет, способен забыть о предвзятости и смотреть на факты.

Тарас Петрович вновь кивнул, подтверждая. Разговоры носились в воздухе, а Петербург город маленький. Тем более образованный и дворянский. Эти два понятия не равнозначны.

Непрошибаемая тупость в сочетании с уверенностью, что ничто хорошее не может выйти из России, опротивела до безобразия. Раз в университетах не преподают и Европа не одобрила, санитария не нужна и плевать на статистику. Не будь за спиной у Санхеца лично Анны Иоанновны, затравили бы непременно. И должность не помогла бы.

— Вот против таких я и стану с удовольствием всеми силами поддерживать ореол гениальности. А сам так не думаю. Только не говорите никому, умоляю.

— А вы ведь тоже мальчишка по поведению, — усмехнулся Постников.

— Вот это я с удовольствием признаю. Не чувствую себя взрослым вопреки наличию семьи и прочим обязанностям. Надеюсь, пока в душе молод и старость не скоро нагрянет.

Ответно приветствовал очередного расфуфыренного вельможу. Любопытно, как меня внезапно стали опять замечать и приветливо раскланиваться. Думаю, точный показатель правильного поведения. Никому не нравится унижаться, однако я опять сыграл удачно с Бироном. Приехал во дворец и не поперся в палату, где знатные особы ждут при выходе нашего замечательного временщика. Отправился в другую, где малоимущие и простонародье собирается.

Если когда-то я сознательно пришел чуть ли не в армяке, стремясь обратить на себя внимание, то во второй раз умышленно затесался в толпу мужиков, нарядившись в импортные тряпки. Выглядел наверняка на манер попугая в стае ворон, и взор любого моментально прилипал. Естественно, и его светлость, выглянув на минутку, не мог не удивиться. Весь из себя смиренный и унылый, только не плачущий, Бирон натурально заинтересовался и захотел узнать, с какого чебураха тут стою, а не согласно ранжиру с гордым дворянством.

Дальше оказалось проще. Заинтересовал — значит, подвел к нужному разговору. Покорность оценена, гнев снят, а когда еще и кобылу с арабской кровью принялся впаривать от всей широкой души, тут он действительно обрадовался. Страстный лошадник Бирон старательно набивал личные конюшни породистыми скакунами. Причем мог от уже имеющегося коня легко отказаться, заменив его на нового и перспективного. За подходящий экземпляр много чего удавалось иной раз выпросить. Я зря, что ли, специально Гену погнал на Юг?

Он и доставил три подходящих кобылы. Туркменских, арабских кровей и чем-то с его точки зрения замечательную от башкир. Я в таких случаях с умным видом киваю и не пытаюсь указывать. В машинах и то не особо разбирался. Чисто по марке и внешнему виду судил. А уж ветеринар из меня аховый. Подсунут запаленную — я и не пойму. Но Гене верить можно, убедился наглядно. Он попытался честно отдать часть непотраченных денег обратно. А сумма немаленькая. На приличный дом в Петербурге хватило бы.

Оказывается, тряхнул прежними связями, и ему пригнали ворованных. Благо не у русских, а где-то в Поволжье. Чуть не у главного казахского хана угнали. Не удивлюсь, если и Ибрагим поучаствовал в афере. Я дикому казаку со вкусом прочитал мораль на тему правильного поведения. А поймали бы на воровстве — кто в ответе, я? На что бывший Керим с апломбом ответил, что его сроду на конокрадстве не ловили. И вообще он только попросил. Остальное и без участия организовали. А пяток трупов — тьфу. В степи иначе не бывает. Там угнать скот — абсолютно нормальное поведение. Образ жизни такой у кочевых народов. Причем так и сказал. Где слов таких набрался, не имею понятия. Как бы не у меня одолжил.

В каком-то смысле он прав. Искать нужное у нас бессмысленно. В России подходящих лошадей днем с огнем не сыщешь. Военное ведомство, да и обычные покупатели приобретали лошадей у степняков Прикаспия и Поволжья. Даже специальные ярмарки организовывали. А вот нормального выращивания с конскими заводами и селекцией практически не существовало. Разве где богатые помещики могли позволить себе этим заниматься, и то в основном под личные нужды. Низкорослые и непрезентабельные с виду русские лошади.

Кстати, не мешает взять себе на заметку и выяснить подробности разведения лошадей. Дело немаловажное, и в перспективе возможна серьезная прибыль. Хотя количество столь же многообещающих дел все растет на полочке в голове, а капитала моего уже на существующее хватает в обрез. Казалось бы вон, ходят дамы в украшениях от моего Лехтонена. Золото должен грести лопатой. Так это мечты. Сам материал немало обходится, а многие еще норовят задержать оплату или требовать (!), не просить в долг. В результате сплошной убыток на выходе.

Ну, конечно, не совсем так. Кое-что в целом приходит, однако не несметные тысячи. А сотни на сегодняшний день при моих расходах уже не спасают. Честно говоря, рассчитывал на большее, подсовывая его изделия во дворец. Правда, чухонец в своем репертуаре: раньше с бриллиантами почти не работал и теперь набивает руку на мелочевке. А прибыль — для него дело второстепенное. Красота важнее.

Тем более что идеи мои насчет модернового вида ювелирных цацек здорово переварил. Еще и от себя добавил. Всевозможная флора и фауна из драгоценных материалов выходит из его мастерской уже без моих рисунков. Вот на той даме букетик на корсаже из драгоценных камней — его рук. А я в первый раз вижу. Симпатично и оригинально. Его, не чужие перепевы, как первоначально мои изображения. Все же настоящий мастер. Освоит бриллианты — и окончательно войдет в конкуренцию с придворным ювелиром Граверо. Наши родные мастера ничуть не паршивее французских. Я лично убедился неоднократно.

Глава 16

НОВЫЙ ПОВОРОТ

— В чем дело, Антонио?

— Такое случается, — отводя глаза, сказал Санхец.

— Что значит "такое"? — озверел я. — Она прекрасно себя чувствовала еще недавно.

За неимением УЗИ начало беременности мы вычислили достаточно приблизительно, но вряд ли несколько дней в ту или иную сторону особо важны. То есть сроки представляли достаточно точно. До конца пятого месяца живота практически не видно было. Есть Саша стала много, да и все какие-то странные вещи. В основном оливки — попробуй найти их зимой, — то почему-то лимон. Прямо с кожурой однажды сожрала, аж меня перекосило.

Умом я все понимаю, организм требует, и ребенку чего-то там важно получить дополнительно, ведь он питается через мать. А смотреть все равно удивительно. Счастье, что могу себе позволить выполнить любой каприз. Западноевропейские врачи меня чуть не открыто поносят, что не мешает им через Липмана приобретать морфий в любых предлагаемых количествах. Уже вторая партия ушла, и мы остались с ростовщиком вполне довольными сотрудничеством. Под предлогом сложности доставания он обдирает до нижнего белья глупцов, заодно поставляя им шприцы в немалом количестве. А это для меня дополнительный доход.

Пусть себе и дальше через третьи руки с наценкой приобретают, им же хуже, а я плакать не собираюсь. Уже пару раз подкатывали с предложениями Лесток и люди его пошиба. На что я с тупой мордой потребовал официального признания коллегией врачей моих достижений и для иностранцев принятия в тамошнюю Академию наук. Согласился даже на почетное членство. А без этого никак. Я люблю взаимность, и наживаться на себе не позволю. Надо было видеть их кислые рожи. Дают заряд бодрости на целый день.

Украсть уже пытались. К счастью, морфий храню дома в замурованном в стену сейфе. Не в лаборатории. Здесь при наличии кучи слуг и замка, изготовленного Нартовым из Академии, подобраться тяжело. Когда штыри входят в проем, обитый железом, выворотить без шума дверь никому не удастся. Все равно стараюсь не держать сильно много морфия в запасе. Проще делать небольшими партиями, заодно и цена высокой держится.

— Я не знаю причины, — без особого удовольствия сознался он, — почему у нее вдруг начали опухать ноги. Вы, конечно, можете и даже обязаны пригласить других специалистов, однако...

Он не договорил. Я и так знаю. Санхец специализировался на акушерстве до попадания во дворец, и если он чего не знает в проблемах беременных, значит, этого никто не подскажет.

Происходящее сводило с ума. Саша внезапно стала похожа на оплывшую тетку с колхозного рынка. На ногах оставались белые, долго не проходящие вмятины. Ну а с недавних пор начались вещи похуже. Пропал аппетит, она стала ужасно рассеянной и жаловалась на быструю утомляемость. Больше всего это походило на сильнейший токсикоз, но он не случается так поздно.

— Мне приходилось такое видеть и раньше. Не очень часто. Симптомы напоминают отравление... — Я вскинулся. — Нет-нет, не подумайте чего. Конечно, дело не в злоумышлении.

— И?

— Как богу будет угодно.

Чем дальше, тем хуже, перевел для себя. И шансов крайне мало.

— Причина в ребенке?

— Скорее у Александры Александровны имеется некая предрасположенность. Дитя не виновато.

Оно просто спровоцировало, нажав на спуск. Послужило катализатором, без труда расшифровал.

— Вы можете вызвать преждевременные роды?

— Нет! — он натурально испугался. — Если бы раньше или на месяц позже. А сейчас может закончиться смертью обоих.

Господибожемой, давно к тебе не обращался и почти не просил. Помоги! Или хоть подскажи! Если внутренние органы — кровопускание не поможет. Переливание крови? Постараться — можно устроить прямое. Группа крови... Запросто получить аллергическую реакцию и гибель. Шансы почти равные. Это на крайний вариант. Нельзя лезть, не соображая в здоровье. Можно запороть все полностью. Врач не соображает, а я чем лучше? Звать других! Три, пять, десять. Вдруг кто подскажет правильный путь.

— Мне неудобно в данный момент напоминать...

— Да, я помню свое обещание, — подтвердил я без особого удовольствия, не до того сейчас. — Только обязательно проведите с полковыми лекарями подробный инструктаж о методике применения морфия.

Он посмотрел достаточно выразительно. Все одно проконтролировать не выйдет, и более того, непременно какую-то часть украдут. Среди военных врачей полно иностранцев. Зато совесть будет чиста. Все возможное сделал и не стал наживаться на страданиях солдат.

Не то чтобы очень большим альтруистом вдруг стал — иногда полезно сделать широкий жест. Такой поступок не останется незамеченным и в глазах многих перешибет в будущем нечто не вполне корректное. Я знал, на что шел, когда публично пообещал передавать военному ведомству почти сорок тысяч доз морфия в виде таблеток и инъекций под обязательство использовать для раненых. А война будет, в том уже никто не сомневается.

— Михаил Васильевич, — заполошно ворвалась Стеша.

— Чего тебе? — раздраженно спросил.

— Там ея высочество изволили прибыть.

— Кто? — не дошло.

— Анна Карловна.

Вот только Лизы мне сейчас для полного счастья и не хватает, переглядываясь с Санхецом, подумал. Надо идти встречать.

— Кто-то недужен? — встревоженно спросила Анна Карловна при обнаружении Санхеца.

Никак ей отчество не подходило. Еще пятнадцать не исполнилось, и смотрится абсолютной девчонкой. Даже грудь едва проклюнулась. Вот Юлия Менгден вполне сформировалась и на ее фоне смотрится взрослой девушкой, а по возрасту почти ровесницы. Фрейлина даже младше.

— Александра Александровна чувствует себя не очень хорошо.

— Мы как раз и приехали ее проведать, — сказала Анна Вторая, повергая меня в недоумение. Две минуты назад она не слышала о проблемах здоровья у Саши. И вообще как-то не очень часто навещает меня дома. Особенно так поздно. Скоро рассвет, ей вместе с остальной компанией положено почивать, а не разъезжать с визитами.

Стоп, стоп! Сегодня после обеда должен был состояться торжественный обед. Куча дипломатов и высоких государственных лиц. Ну меня в число самых приближенных пускают редко, по титулу и чину не вышел. В таких случаях возле хозяйки князь Трубецкой располагается. В последнее время он спихнул на меня практически все, помимо сумм на содержание двора царевны и присутствия на торжественных мероприятиях.

Так, безусловно, удобнее. За все неприятности отвечает секретарь Ломоносов, а оплачивает и соответственно решает, есть ли смысл в очередной вещи, он. За лишнюю бутылку вина готов удавиться. Ну оно и к лучшему. Не хватает еще вести чужие счета и отвечать за недостачу. Своих забот хватает.

Обычно торчу в зале в дальнем углу в компании молодых офицеров. Оно много приятнее и удобнее на предмет выпить и закусить. Гораздо свободнее себя чувствуешь, когда не пялятся, как на высоких особ. Короче, такого рода приемы редко высиживаю до самого конца. В качестве советника меня не подпускают, а чисто присутствие достаточно обозначить, не засиживаясь до закрытия банкета.

Никто не ждет от мелкого секретаришки громких заявлений и выступлений. Это в медицинско-деловом мире я стал заметен. В политике и государственных делах мнением не интересуются. Потому и при известии о плохом самочувствии жены не стал изображать верноподданного и тихонько смылся домой.

— Пройдемте, — предлагаю с поклоном. — Жена будет рада столь высоким посетителям.

Что-то явно произошло, и серьезное. Не стала бы Анна просто так нестись сюда без веской причины. Кажется, я совершил ошибку, плюнув на государственное мероприятие. Впрочем, и второй бы раз смылся без промедления. Самочувствие Саши волнует много больше самого важного государственного приема, пусть это и недипломатично.

Чувствовала она себе неважно, и визит сократился до кратчайшего срока. В основном чтобы не смотрелось насмешкой — пришли, развернулись и ушли. После достаточно краткого обмена вопросами и пожеланиями Анна вежливо попрощалась и удалилась. Собственно, я и не ждал особых откровений в этом смысле. Она чисто исполнила долг. С самого начала не за тем прибыла.

Ничуть не удивился, когда попросилась на разговор несколько смущенным тоном. Пригласил в кабинет и впервые задумался о сопровождающих. Помимо пруссачки, а без нее никуда, Юля и Танька. Несколько странный выбор свиты. Первая — ей наиболее близкая подруга, уж насколько могут быть у высоких особ бескорыстные фрейлины, а вот вторая — откровенная служанка и моя протеже. Личный агент, о чем прекрасно знает и нисколько не обижается. Главное, она другим в уши не надует, а от меня неприятностей не ожидается.

Таня зажгла свечи из "грузинского горного воска" и отодвинулась в дальний угол, в отличие от рассевшихся напротив меня остальных. Все же не ровня, но притом достаточно доверенная, раз позволяют торчать рядом.

— Государыня сегодня открыто при иностранных послах назвала меня наследницей, — сказала Анна-младшая после продолжительного молчания. Видно было, волнуется, но сдерживается, пытаясь не строчить на манер пулемета.

— Поздравляю, ваше высочество...

Она нетерпеливо отмахнулась.

— Не произноси пустых слов. Когда-нибудь это должно было случиться и на самом деле ничего абсолютно не значит. Завтра легко передумает или посчитает необходимым забыть о сказанном. Я ей не дочь — племянница.

Обещания — пыль, особенно такие. Тем более в ситуации, когда Анна Иоанновна скончается. Из могилы она не проследит за выполнением приказа. А девочка пока несовершеннолетняя. Назначат Бирона регентом — и вся недолга. Ни власти, ни возможности на что-то влиять. Хорошо, если не подсыплют мышьяка, чтобы не мешала. Вслух при свидетелях такого произносить нельзя. Притом очень сомневаюсь, что хоть кто-то из присутствующих это про себя не обдумывал.

— Других близких, — произнес с ударением на "близких", — родственников нет.

Елизавету Петровну в расчет в этом смысле брать не стоит. Уж ей путь наверх заказан с гарантией. Почему императрица до сих пор держит рядом, а не удавила или для разнообразия в Германию замуж не выдала, я не понимаю. Не очень дальновидно. Сама так решила или кто подсказал? Слухи ходят разные.

— И еще две новости дополнительно из ее уст. Я уж не соображу от позднего времени, какая из них хорошая и какая плохая.

Кажется, я перемудрил с попытками воспитания. Она принялась киношными штампами излагать. Было бы смешно в другой ситуации.

— И? — осторожно переспросил, угодив в очередную паузу. Вот мы и добрались до самого важного.

— Меня выдают замуж за Антона Ульриха Брауншвейг-Беверн-Люнебургского, — выдала она без запинки бесконечное имя.

Про разные варианты болтали давно. Называли в числе претендентов и прусского наследника. Похоже, прислушались к предложению Левенвольде, надеющемуся связать австрийский дом с российским союзом. В общем, ничего нового. "Все могут короли, и судьбы всей земли..." М-да. Это сейчас лучше не озвучивать. Юмор с танцами в данный момент неуместен. А в принципе очень в тему.

Я посмотрел на гофмейстерину Адеракс.

— Второй сын герцога Фердинанда Альбрехта Брауншвейг-Вольфенбюттельского и родной брат второй жены датского короля Фредерика Пятого, — выдала та справку незамедлительно. — Если я правильно помню, девятнадцатый год идет.

Ну, что изменится для России при таком женихе, желательно тщательно прикинуть. Добрые отношения с Данией — вещь приятная, однако и они отнюдь не гарантированы. Вон перед Первой мировой все монархи друг другу двоюродные были, и это совершенно не мешало воевать. Кстати, Ротшильды, вопреки обычным сказкам, поддерживали каждый свою страну, а не выступали единым фронтом. Личные и государственные интересы много важнее кровных уз. Оно и в семьях случается. Хуже свар, чем между родственниками, не обнаружить.

— Она сказала, что давно присмотрела принца, тем более что считаю себя взрослой. В последнее время стала строптива и излишне требовательна, норовя сунуть нос в не касающиеся ее дела.

А вот это уже камешек в мой огород. Или я перестарался с пропагандой государственной заботы, или чего-то крупно не просчитываю в мотивах старшей Анны. А это опасно.

— Мне страшно, — сказала царевна шепотом. — Он скоро приедет.

— Свадьба явно не завтра. А пока присмотритесь к жениху. Может, он не так уж и плох, — произнес я неловко. На такие темы мы еще не беседовали. — Да и жизнь, — продолжил после паузы, — не роман французский. Родители за нас решают. Кому и повезет. Вот ей-богу, мы с женой не в обиде на Анну Иоанновну.

Она непроизвольно покосилась вбок, где за стенкой находилась Саша.

— Такова доля женская, — сказала назидательно пруссачка. — От бога нам положено в муках рожать, давая новую жизнь.

На лице Татьяны, сидящей сзади, было отчетливо написано, что она подумала. У госпожи Адеракс своих детей не имелось, и не ей о том вещать. Остальные оказались более сдержанными и чувств не проявили. Скорее всего, уже слышали по дороге, и вообще не в первый раз.

— Ты не понял, — сказала царевна. — Это, конечно, неприятно, но я боюсь иного. Ведь родись у меня ребенок, кто мешает его наследником объявить да Бирона регентом назначить в случае болезни тетушки. Она подпишет!

А вот эти разговоры как бы на измену родине не потянули. При свидетелях не опасается обсуждать. А зря. Хотя Катю Ушакову с собой не взяла. Выходит, тоже своего рода проверка. Видать, здорово припекло, раз открыто говорит. И обдумала на свой манер, со всех сторон, без спешки. Не сегодня в мозги стукнуло — давно обсасывала мысль и помалкивала.

— Брак состоится не сразу, — сказал я, медленно соображая. — Года три по минимуму до вашего вхождения в возраст. Что там за это время случится...

— Да, — со слезой в голосе подтвердила, — или ишак сдохнет, или эмир.

Рассказал на свою голову очередную басню.

— Замужество само по себе признание совершеннолетия, какие регенты?

— Как он скажет, так и будет, — с ожесточением ответила Анна.

В каком-то смысле она права, но пример разорванных кондиций перед глазами. Бирон в силе, пока его любовница жива. После смерти императрицы власть, на которую он опирается, утечет моментально.

— А ребенка от меня станут требовать непременно под предлогом сохранения династии. Уже сейчас открыто намекала. Будто корова племенная. И кормит, как на развод...

— Ну можно и в браке не беременеть, если не хочешь. Достаточно простой метод существует.

— Это как? — настороженно переспросила.

— Схема расчета благоприятных для зачатия ребенка дней строится на двух составляющих. В первую очередь важно определиться с циклом. Точное количество дней. Для женщин со стабильным, — я осекся, обнаружив подавшуюся вперед Юлю с горящими глазами и поджатые губы гофмейстерины.

Эко же меня занесло, совсем голова не функционирует от усталости и мыслей о женских проблемах. Все про Сашу размышляю, нет бы сосредоточиться на настоящем. Нашел с кем на такие темы болтать, еще и в компании. Ладно бы тет-а-тет поделился мудростью будущего.

— Вряд ли эта тема подходит молодым девушкам, — сказал с неохотой. — Лучше ее обсудить с медиком или матерью. Они плохого не посоветуют.

— А ты почему вдруг отказываешься?

— А мне неудобно. Неприлично, и вообще... Прошу великодушно извинить.

— Я настаиваю, — с гордо вздернутым подбородком потребовала будущая царица.

Называется, влип. Положительно не в форме. Причем, откровенно говоря, я не в курсе, что там знают на этот счет в народе и дворцах. Должны же существовать какие-то способы предохраняться. Неужели до сих пор не додумались и травятся всякими гадостями?

Опять влез с неподходящими откровениями. Как бы церковная братия не заинтересовалась. Им такие вещи всю жизнь против нутра. Сознательно уклоняться от производства детей или делать аборт — все религиозные за грех тяжкий считают. И на кого ссылаться, если начнут настойчиво спрашивать? Мало того, не знаю никого, помимо парочки акушерок, — так зачем посторонних людей подставлять. Обойтись неведомыми бабами?..

— Это, выходит, крестьянки знают, — потребовала, ощутив мои затруднения, — а мне не положено?

А знают ли? Кажется, способ появился достаточно поздно, уже после Первой мировой. Сколько я записывал всякого разного, а иное достаточно любопытное всплывает случайно, в разговоре, по ассоциации.

— Ну, вы бы, мадам, сами объяснили, — бормочу умоляюще, обращаясь к гофмейстерине.

Ответный взгляд был странным. Заинтересованность, замешанная на негодовании. Это как моя бабушка однажды обнаружила мультик порнографический, изучая мои фильмы. Вставила, привлеченная неизвестным названием, и напоролось на крайне сомнительную тему. Она меня не засекла, тихо зашел, а я хорошо рассмотрел реакцию.

Сначала просто не сообразила, затем вместо гневных криков и возмущения досмотрела до конца, бурча под нос возмущенные комментарии. На людях точно бы не стала, а в одиночку не выключила. Потом я мультик тот больше не видел и спрашивать, куда делся, не стал. Выкинула, но сама внимательно изучила. Наверное, и с подружками обсудила ужасное падение нравов в среде современной молодежи и — хуже того — потакающих взрослых.

Так и эта. Хочется и колется. Тема действительно не самая ходовая, но чего ужасного. В избах в одной комнате живут нередко несколько поколений, и отношения тайной для детей не являются. А уж что делают животные, и вовсе всем известно. Другие времена, другие нравы. До ханжества викторианской Великобритании еще два века минимум. Все называют своими словами, а во Франции считается нормальным иметь жене любовника, а мужу открыто гулять.

Я тяжко вздохнул и принялся излагать концепцию зависимости женского цикла и благоприятных для зачатия дней, стараясь придерживаться нейтральных и медицинских выражений. Грета на этой почве была сильно подвинутая и обязательно сверялась с календариком. От таблеток она якобы полнела и не употребляла их. От презервативов мы отказались совместно. Я-то на сторону даже возможности бегать из интерната не имел, после закончившей учебу Мириам ни с кем не встречался, и можно было не опасаться подцепить что-то нехорошее.

Однако последствия другого рода в ее планы тоже не входили, и пришлось соответствовать, изучив правильное расписание. В опасные дни она категорически отказывалась, что возмущало и расстраивало тогда до глубины души: и так раз в неделю виделись. В результате я получил, судя по напряженным лицам, удивительно полезный опыт. Правда, сам его в здешнем мире ни разу сознательно не применил. Даже не попытался задуматься.

— Ну а вторая новость? — закончив не особо сложный рассказ и просидев пару минут в полном молчании, попытался я напомнить о себе.

Женский коллектив, включая Таньку, переваривал откровение, позабыв, с чего началось.

— А? — Анна выплыла из задумчивости с заметным усилием. — Ну я решила — на радостях, да при иностранцах, она на твою просьбу насчет гимназии для мещанского сословия согласится.

— И? — спросил, не ожидая после такого вступления ничего хорошего.

— Тетя сказала, что раз я себя чувствую настолько умной, чтобы обращаться с такими проектами, мне пора заняться крайне важным делом. Навести порядок в Академии наук. Полезно будет для воспитания. Поручила мне самой.

— Простите, что? — до меня натурально не дошло.

— Вскорости выйдет указ о назначении меня президентом Академии, — ответила она, как о совершенно обыденном.

— Кого? — тупо переспросил.

— Меня, — ответила с извиняющимся видом. — Тетушка решила поставить на место, заняв все свободное время. Причем так, чтобы не оставалось сил на участие в политике.

Это явно ее мысли, не государыни.

— Мала еще нос совать. Сообразно дарованиям и весу подыскала важное, но совершенно безопасное для трона дело.

Между слов сквозило: из-за тебя, скотина. Сама бы не вздумала поднимать такой вопрос и надоедать Анне Иоанновне.

— И прописано там будет о приведении нашего российского храма наук в надлежащее государству состояние.

Обалдеть. Под такую формулировку, помимо увеличения дотаций на содержание и образование, можно много чего попытаться выбить. И ей общаться с Сенатом гораздо проще. Уровень другой. Натурально огромные возможности откроются.

— А какие права у президента? — осторожно спросил.

— А вот ты, Михаил Васильевич, и разберешься, — заверила с ехидством. — Заместителем поставлю. Главным после президента по канцелярии и финансам. "Директор" — слово хорошее, подойдет.

Я представил, сколько на меня свалится, включая дрязги и доносы, и энтузиазм немедленно поубавился. Ко всему придется забить на личные проекты, перепоручив их помощникам. Хорошо, есть такой Андрюха, но он подвизается в роли ревизора и проверяльщика. Требовать от него давать творческие указания и решать внутренние проблемы не выйдет. Значит, опять не спать, решая возникшие сложности и затем разбираясь с бумагами Академии.

— Нужен тщательно проработанный план, чего мы хотим добиться, — сказал я после размышления.

— И я о том же, — довольно согласилась Анна. — Суток достаточно? Мало. Три дня тебе на предварительный проект. — Не дожидаясь ответа, поднялась.

Мы все автоматически вскочили. Сидеть в присутствии высокой особы этикет не позволяет.

Молодец, мысленно похлопал в ладоши, прощально склоняясь. Поставила задачу и пошла отдыхать. Сам внушал: дай высказаться подчиненным — и только затем принимай решение. Найди подходящего человека и воспользуйся его трудом. Вот она и обнаружила. Далеко ходить не надо.

— Всегда к вашим услугам.

Татьяна отработанным жестом накинула ее высочеству на плечи шаль. Помогла одеться. Анна кивнула и улыбнулась. Не подруга, однако и не по обязанности благодарит. Слуг обычно мало замечают.

— Положительно, Михаил Васильевич, вы кладезь странных идей, — сказала тихо госпожа Адерикс, задержавшись на пороге последней. — Знаете, сложно увидеть незаурядного человека рядом. Вы привыкаете к нему и редко удивляетесь. Тем более все эти подозрительные околомедицинские штуки, которых врачи не уважают. Вроде на пользу, но сомнительно. А сейчас вы меня удивили всерьез.

— Надеюсь, не в плохую сторону.

— Эта ваша дикая идея насчет браслета или ожерелья с разного цвета камнями для подсчета дней. Поначалу подумала — бесстыдство. Нет, у вас как-то иначе работает ум. Непривычно.

Еще бы. До такого додумались в начале двадцатого века, и совершенно непонятно — почему не могли сообразить раньше. Однако не нравятся мне подобные заходы. Неизвестно, какие выводы воспоследуют в результате.

— Пока ваши идеи не во вред моей воспитаннице, я на вашей стороне, — твердо пообещала дама, относительно успокоив.

Закладывать ближайшему попу не станет. Но где вред, а где польза в подобной ситуации — дело, зависящее исключительно от точки зрения. Рожать от нелюбимого несколько раз — по мне, тоже не очень приятно. А так у женщины появится своего рода оружие. И если у аристократов семьи станут чуток меньше, ничего ужасного. Меньше поместья дробиться станут, и легче пробиваться наверх неродовитому.

И не надо показывать на красавиц, выходящих замуж за богатых уродов. Все равно когда баба захочет, найдет от кого родить. Важнее то, что простые люди размножаться не перестанут. За неимением пособий и социального страхования — дети будущие кормильцы. Чем больше их на старости лет, тем лучше. Но для девок точно лучше не нагулять нежеланного ребенка на стороне.