Призрачные дороги

Большое спасибо моим друзьям — писателям

Удовиченко Диане и Непейвода Софье

за помощь и дружескую поддержку

Галина Ли

Призрачные дороги

Пролог

— Эли, смотри!

Хрупкая темноволосая девушка резко вскинула руки, буквально в один момент обросшие перьями. Приподнялась на цыпочках, прогнулась, выставив вперед маленькую грудь, и замерла на самом краю высокой башни.

— Правда, я похожа на Юссу? Ту, что на главной фреске в храме!

— Иска, сейчас свалишься, и тебе снова влетит за рваное платье, — ворчливо ответил худенький парнишка с волосами цвета меди, неожиданно для рыжего темноглазый и чернобровый. Его сердитый тон никак не вязался с восхищенным взглядом, которым юноша одарил подружку.

Девушка рассмеялась, взмахнула крыльями и, словно опытная танцовщица, сделала поворот на одной ноге. Юбка, на мгновение став похожей на большой колокол, приподнялась и оголила узкие лодыжки, открыла ноги почти до бедер.

Парень смущенно отвел глаза. Если Иска танцевала или просто сидела рядом, если он чувствовал тепло ее тела, у Эли сердце замирало в груди, а язык приклеивался к небу. Юноша отлично помнил, когда все началось. Он улетел порыбачить к большому порогу Ширы, к тому, что сразу за водопадом, и, увлекшись, не заметил, как огненная Хегази проскочила середину небосвода. Зато форели наловил столько, что решил поделиться с подругой. И когда постучал в дверь ее башни, навстречу выскочила девушка в белом нарядном платье. Темное облако распущенных волос казалось слишком тяжелым для тонкой шеи, смуглые щеки горели румянцем, яркие губы приоткрылись, словно для поцелуя, а карие глаза сияли ярче любой звезды.

Эли замер от встречи с таким чудом, удилище и торба с добычей выпали из разжавшихся рук.

А девушка, рассмеявшись, взмахнула длинными ресницами:

— Эли Ни! Ну где же ты был?! Что я сейчас расскажу...

Голос вернул парня на землю: красавица оказалась подружкой, с которой он вместе провел много зим. Вот только теперь простой взгляд на нее вызывал щемящую боль в груди.

Парень снова вздохнул. Тот день принес Эли самое большое счастье и самое большое горе за всю его короткую жизнь.

— Я стану верховной жрицей! — закричала тогда сияющая от восторга Иска. — Я стану главной служительницей Юссы!

Он, дуралей, тоже обрадовался. И только позже, когда разобрался в своих чувствах, дошло... Не надеть ему никогда на шею Иски венок из белых неразлучников. И в свой дом ее тоже никогда не привести. И ....

Парень, прищурившись, зло мотнул головой — глазам стало больно, словно в них попал песок.

— Эли.... — Иска уже сидела напротив и заглядывала ему в лицо, — ну ты чего?

Девушка, капризничая, надула губки в притворной обиде.

— Не нравится, как я танцую?

Юноша глубоко вдохнул, набирая побольше воздуха, сжал кулаки и наконец решился спросить:

— Иска, ты действительно хочешь стать верховной жрицей?

В ответ получил звонкий смех.

— Конечно! Это великая честь. Во мне живет частица души Юссы! Я ведь правда похожа на нее?

Эли мрачно кивнул и уставился на свои руки: Иска без всяких фресок была для него красивее любой богини.

— Тогда почему же ты хмуришься? — тихо прошептала красавица, словно боялась услышать ответ. А Эли продолжал молчать и смотреть мимо нее на серые башни деревни, на крутые горные склоны, то и дело прячущиеся в тумане облаков.

Не дождавшись ответа, девушка обиженно поджала губы и хотела уже встать, как ее руку схватили сильные пальцы.

— Иска, подожди. Сядь, пожалуйста... Закрой глаза.

Она послушалась и замерла, неизвестно отчего покраснев. А Эли крепко сжал ладонями лицо подружки, наклонился и поцеловал. Сначала неуверенно, неумело, едва касаясь, а затем решительно впился в послушный мягкий рот.

Когда наконец оторвался, то спросил:

— И сейчас еще хочешь?

Иска, опомнившись, вспыхнула, уперлась локтем в грудь юноши, попробовала отстраниться:

— Кто тебе разрешал?! Как ты посмел? Дурак такой... Пусти, я сказала!

А он не послушался, не отпустил, только встряхнул подружку и спросил с нажимом:

— Ну, отвечай! Скажи, хочешь?! Все еще хочешь?!

Наверное, в приступе злости Эли причинил девушке боль, потому что она внезапно обмякла и заплакала.

Он тут же опомнился, уронил вдоль тела такие сильные и такие бесполезные руки, собираясь сказать "прости", но вдруг услышал:

— Не хочу...

У Эли перехватило дыхание — не хочет, не хочет! Значит...

Он стиснул плечи подружки, зарылся лицом в густые волосы и прошептал:

— Давай убежим! Сейчас! Улетим! Туда, где нас не найдут!

Иска перестала всхлипывать, отстранилась и жалко улыбнулась:

— Не могу. Ты же знаешь. Я не могу!

Да, Эли знал. Стать великой жрицей — самая большая честь, которой может удостоиться девушка и ее семья! Преемницу выбирает сама пророчица. Она чувствует божественную искру за много перелетов пути. Этот огонь пробуждается в тот момент, когда жрица уже на пороге смерти. И отказаться от предначертанного никто не в праве. Без великой жрицы нет будущего у крылатых. Без нее нет судьбы у сирин, потому что только жрицам дано око богини, способное смотреть вперед на много-много веков! Если бы не они, детей Сирин больше бы не существовало на свете.

Вот только почему богиня выбрала именно его Иску?! Несправедливо!

— Несправедливо! — юноша повторил последнюю мысль.

Иска лишь всхлипнула в ответ. Еще вчера она радовалась и гордилась выпавшей на ее долю честью. Наслаждалась всеобщими вниманием и почтением. Девушка даже стала вести себя степеннее. Перестала бегать и больше не кувыркалась в воздухе, играя с западным ветром — Балде.

Шею Иски украсило ожерелье Небесной птицы: на вчерашнюю соплюху стали смотреть, как на богиню. Теперь, куда бы ни направлялась Иска, по земле, воздуху или мостам, везде ее провожали поклоны и перешептывание сородичей. Только для Эли она осталась прежней.

— Иска! — тоскливый шепот, словно падевый мед, наполнил горечью мысли девушки. — Давай улетим!

Она отчаянно замотала головой:

— Нет, нет! Не проси! — Отвернулась, прикусив губу и беззвучно глотая слезы.

Эли как ледяной меч в сердце вогнали. Не зная, что делать, не желая глядеть на оцепеневшую фигурку, юноша потянул завязки шерстяной туники. Через мгновение с башни слетела огромная птица. Рванулась навстречу весеннему солнцу, затерялась в низких облаках.

— Эли! — дернулась следом за другом девушка, но тут же запнулась на месте. Медленно наклонилась, подхватила брошенную тунику, прижала к щеке. — Эли...

Юноша долго бесцельно парил над селением. Рвался улететь, и не мог. Кружил над домом Иски как жук, которого привязали невидимой ниткой и заставили летать на потеху толпе.

Ближе к вечеру клочьями наползли с севера рваные облака, а за ними сизой стеной подтянулись плотные тучи. Эли не успел прийти в себя, как перья взъерошил Ррельде##, вечный пастух непогоды. Он закрутил сирин в воздушном вихре, ударил в крылья, потянул навстречу слепящим молниям.

##Ррельде — северный ветер, бог.

Злость и ярость, терзавшие душу Эли, наконец-то нашли выход, и юноша устремился в самое сердце бури. Он не знал, чего хочет больше: убить или умереть! Рухнуть прямо на острые скалы.

Небо на мгновение стало мертвенно-белым, как глаза Ансуре##, превратив Эли в беспомощного слепца, а затем зарокотало и с ужасающим грохотом раскололось. Окатило потоком ледяной воды. Тело сразу потяжелело, словно на Эли нагрузили камни. Это привело юношу в чувство, он мысленно выругался — нет чести погибнуть по глупости! — и решительно повернул назад. А Ррельде вдогонку "пинка" отвесил: дунул с такой силой, что Эли чуть не перевернуло в воздухе. Выругавшись еще раз, юноша устремился вниз, к тонким силуэтам башен деревни, и сам не понял, как оказался у дома Иски. Сначала просто хотел облететь, но не выдержал: зацепился когтями за край оконного проема, требовательно стукнул клювом по стеклу. Окно тут же распахнулось: кажется, Эли ждали. Иска сидела к нему спиной. Рядом стояла корзина с рукоделием.

##Ансуре — демон, попытавшийся свергнуть богов.

Девушка не повернула головы, только плечи дрогнули, когда Эли мягко спрыгнул с подоконника. Юноша преобразился в человека, облачившись в иллюзорный плащ, но подойти не решился. Остался стоять на месте. Эли не знал, что делать. Все важное он уже сказал там, на башне. И ответ тоже получил. Но уйти сил не было. Разве только прогонят.

— Вон твоя туника! — Иска, не оборачиваясь, ткнула пальцем куда-то вбок.

Парень со свистом втянул воздух: уж больно не к месту показались ее слова. Чужие, холодные.

Ну а чего он ждал?! Иска уже сделала выбор. И в нем не осталось места для Эли.

Не говоря ни слова, повернулся, шагнул к окну, но оно с силой захлопнулось прямо перед самым носом. Плечи обхватили горячие руки.

— Не уходи! — отчаянный шепот Иски жаркой волной прокатился по телу Эли от макушки до кончиков пальцев. Он развернулся, сжал девушку в объятьях, покрыл лицо поцелуями, увлек за собой на ковер. Руки без разрешения хозяина самовольно потянули завязки ворота на платье, оголяя такое нежное и такое желанное тело. И только судорожный вздох вернул парня на землю, заставил замереть, пристально вглядеться в лицо Иски.

Та, поняв, что последнее слово за нею, вздрогнула, помедлила немного, а затем притянула юношу к себе:

— Поклянись, что ты меня не оставишь! Никогда не бросишь!

— Клянусь! — прохрипел Эли и провалился в жаркий омут. Потерялся, запутался в собственной страсти. Нет, юноша не забыл, что общего завтра у них с Иской не будет, что в их распоряжении только одна ночь. И от этого было еще сложнее: отчаянье мешалось со страстью, заставляло терзать нежный рот, с силой мять девичье тело, словно это могло удержать Иску рядом. Была бы возможность, юноша вплавился бы в Иску, заклеймил знаком "моя", чтобы никто не смел... Чтобы она не смела отказываться от Эли даже ради судьбы провидицы!

Иска покорно гнулась в руках, глаза туманились тем же отчаянием, что у Эли. Позже, стиснув плачущую подружку в объятьях, он вновь попросил:

— Давай улетим!

Попросил, зная, что согласия не получит. Та лишь мотнула головой.

И юноше пришлось уйти. Когда Нета, утренняя звезда, заглянула в окно, Иска хрипло выдохнула:

— Тебе пора!

Эли послушно поднялся. В последний раз обнял девушку, осторожно поцеловал в распухшие искусанные губы и кинулся вон, преобразившись уже в падении. Дома его ждала встревоженная мать. Эли глянул на нее раненым зверем, и без объяснений нырнул в свою комнату.

Когда Хегази добралась до середины небосвода, у башни старейшины опустились воины и жрецы из свиты будущей верховной жрицы. Провожать Иску вышла вся деревня. Каждый хотел получить благословение той, в ком горела искра души богини. Пусть даже еще не пробужденной души. Девушка выглядела серьезной и тихой. В ответ на пожелания улыбалась несмело, не глядя жала протянутые руки, легко касалась склоненных голов, делясь милостью Юссы.

Эли не встал в очередь за благословлением. Он не выдержал бы такого испытания.

Иска тоже не искала взгляда возлюбленного. Она отгородилась от всего мира, и только иногда зябко ежилась: сотканное из магии платье хорошо защищало от нескромных взглядов, но совсем не грело. Как и грядущее величие.

А перед тем, как Иска преобразилась в птицу, в ушах юноши раздался отчаянный шепот, предназначенный только ему:

— Не бросай меня, Эли Ни! Ты поклялся!

Он толкнулся было вслед за подругой, но передумал, метнулся к дому, выгреб из заветной кубышки то, что откладывал на собственное хозяйство, на свое гнездо, ссыпал монетки в кошелек и надежно привязал его к щиколотке. Обратившись, Эли еще раз проверил крепость ремней, схватил в когти одежду и вылетел из дома. Даже оглядываться не стал.

Охрана с Иской летели неспешно, часто останавливаясь в маленьких селах передохнуть и показать детям Сирин будущую жрицу. После посвящения ее уже не выпустят из храма: слишком бесценна жизнь провидицы, слишком многое от нее зависит.

Эли решил, что нет смысла тащиться в хвосте у свиты. Лучше прилететь пораньше в Гилу, чтобы узнать, где поселят Иску, и что ей готовят. Сумасшествие последнего дня уже покинуло юношу, теперь он больше всего боялся совершить ошибку.

Улучив момент, Эли отправил Иске послание, недоступное для чужих ушей: "Я рядом". Она услышала, вздрогнула, но оглядываться не стала. Юноша сразу же ушел: побоялся, что маги из свиты почуют чужое колдовство — прятать магические следы Эли еще не умел, поэтому отбежал подальше, снова преобразился и взмыл в небо.

При других обстоятельствах юноша наслаждался бы полетом. Эли Ни любил проводить время в небе. Что может быть лучше безграничных просторов, яркого солнца и свободы? Чувствовать крыльями упругий воздух, видеть, как скачут по склонам в тревоге дикие козы. А самое главное — знать, что если пожелаешь, можешь облететь весь мир!

Эли часто мечтал об этом. Его манили далекие страны, чужие тайны, неизведанные места. Если бы только в небе можно было еще и спать... Увы, ночевать пришлось бы на земле, а там жили люди. Они жили повсюду! Как... как... овечьи вши! Опасные, жестокие и... омерзительные. Они равнинными шакалами сторожили беззащитных одиночек, чтобы разобрать по костям и сожрать! Сколько уже веков прошло, как сирин бросили свои земли, укрывшись за неприступными кручами, а все лезут, лезут охотники за костями! Не дают покоя сирин! Ну зачем, зачем людям бессмертие, если они свои куцые шесть десятков прожить достойно не могут?! Это из-за них в приграничье в небе парят постоянные дозоры! Это от них, пробуждая пророчиц, Юсса охраняет сирин! Это они, боулу##, виноваты, что Иска отказывается улететь!

##Боулу — крысы, люди.

Эли яростно щелкнул клювом. Юноша нашел повинных в своем несчастье.

* * *

Столица Эли ошеломила. Он увидел ее неожиданно, когда за спиной осталась очередная гора. Гила показалась видением из сказки. Острые пики башен, связанных между собою легкими висячими мостами, крытыми галереями, которые будто парили в воздухе сами по себе. Здания были в несколько раз выше тех, что в деревне у Эли, и их пропитывала магия. Он видел плотную сетку заклинаний и кольца защитных узоров из рун, в несколько слоев опоясывающие башни.

Наверху огромными осиными гнездами мостились дома, "пористые" из-за множества окон, поблескивающие прозрачным стеклом. И если на окраинах здания отдаленно походили на те, что строили в деревне Эли, то к центру города башни становились все выше и тоньше, напоминая перевернутые цветки черных лилий. Казалось, они проросли из самих гор: Эли не нашел даже намека на отдельные камни.

Несколько таких зданий стали опорой для плоского "острова". Он был еще не достроен: в одном месте торчали огромные балки, на которые маги "наращивали" гранитный настил.

А у подножий башен, под мостами и галереями зеленела трава, паслись стада мохнатых круторогих яков и коз. Их сторожили крупные псы, черные с рыжими подпалинами, такие же лохматые, как яки. За высокими оградами под хрупкими, на первый взгляд, стеклянными куполами зрели южные фрукты. Немного ближе к скалам перекатывала камни строптивая горная река. Ее вода блестела серебряной лентой под солнечными лучами. Как бешеный жеребец неслась она в земли боулу через каньон Ансуре, срывалась с отвесных утесов водопадами, плевалась пеной на "бараньих" лбах порогов. Река, как верная служительница Юссы, охраняла сирин от людей.

Кроме реки, столицу защищали крутые склоны неприступных гор и крепкие стены. Каждый шаг по долине мог стать последним для нежеланных гостей: их подстерегали невидимые взгляду ловушки, рассчитанные на людей. Но лучше самых отважных псов дороги и тропы охраняли тонкие магические нити "сторожков". Эли тоже умел ставить такие. Они срабатывали на всех разумных, кроме сирин, а еще — на нежить. Юноша не помнил, чтобы она забредала в Юндвари, но старики говорили, было время, когда не-мертвые лезли в страну с упорством одержимых.

Эли сделал еще один круг над городом, примеряясь, куда сесть. Увидел на одной из крыш плоскую площадку с рисунком жареной курицы и уверенно приземлился.

Сняв комнату, первым делом поговорил с трактирщиком. Узнал, что обряд проводят в храме, что присутствует при этом только жрица, охрана и знать, что новая служительница покажется горожанам только через пять дней после церемонии.

Такой расклад юношу не устроил. Он не мог оставить Иску одну на столько дней. Эли вообще не мог ее оставить на время обряда: от одной мысли об этом у парня холодело в груди. Он чувствовал... Нет! Был уверен — Иске грозит беда. С того самого дня, как девушка узнала о своем предназначении, Эли мучили по ночам кошмары. В них Иску уносило к Небесным вратам, куда открыта дорога лишь мертвым. И никакие рассуждения о том, что не было еще случая, чтобы избранная умерла, не помогали. Наступала ночь, и Иску снова тащило невидимым потоком к черной дыре, мерцающей незнакомыми звездами.

Поэтому Эли не стал даже дожидаться обеда. Расспросив, как выглядит храм Юссы, торопливо буркнул трактирщику "спасибо" и удрал. Нужную башню отыскал сразу: узнал по синему цвету — символу небесного царства и вечности. По открытой галерее для паломников с множеством столбов, с колышущимися на ветру разноцветными лентами и перьями — подношениями богине.

Внутрь юноша залетать не стал, побоялся пропустить появление Иски. Зато хорошо изучил здание снаружи. Насколько позволили: стоило подлететь слишком близко к верхним этажам, как с торчащих иглами выступов слетела стража. Праздное любопытство у служителей богини оказалось не в чести. Эли не стал их дразнить своей настойчивостью, а, поймав восходящий поток, взлетел повыше и принялся кружить. Юноша приготовился к долгому ожиданию. Правильнее было бы спуститься на землю, поесть, но он боялся проглядеть появление подруги. Да и кусок в горло не лез.

Но толку-то от дозора... Когда прилетела Иска, в небе началась полная неразбериха. Воздух потемнел от множества крыльев: горожане жаждали увидеть новую жрицу, чтобы вечером было что обсудить. И тогда юноша решился.... Раз нельзя подобраться днем, значит, надо прокрасться ночью! Что бы ни случилось, Эли доберется до Иски. Если потребуется, поступит в охранники храма. Или даже — в жрецы!

На этой мысли парень вздохнул. Он не выделялся особыми способностями в магии. Отца с матерью это устраивало: мастеровитый старший сын был хорошим помощником. Вот только их планам не суждено было сбыться, как и мечтам самого Эли. Но это ничего... Он разберется. Как бы ни повернула судьба, а от своих слов Эли не откажется — он останется рядом с Иской, чего бы это ни стоило!

Весь вечер юноша провел в общем зале постоялого двора, слушая чужие разговоры. Говорили в тот день в основном о новой жрице и предстоящем ритуале. А еще — о грядущей войне с людьми. Мол, приходит время, когда сирин вернут себе потерянное и отомстят: почти в каждом доме был свой траурный угол, украшенный скорбным свитком с именами сгинувших по вине людей. Чаще всего это были подростки, у которых желание увидеть мир побеждало страх погибнуть, жители приграничья и те, кто сделал своим ремеслом игру со смертью.

Кружки пустели, голоса становились громче — сирин потрясали кулаками, вопрошая собутыльников и богов — сколько? Сколько еще крылатому народу терять своих детей? Злоба и гнев пропитывали воздух вместе с винными парами.

Эли сплетни о войне не волновали. Это казалось слишком далеким и неясным. Не касающимся его самого. О жрице же говорили много, но как-то впустую. Лишь один раз кто-то обронил, что обряд проводят ночью после того, как две сестры выкатят золотой и серебряный диски над горными пиками.

Немного подумав, Эли отправился в свою комнату. Напряжение последних четырех дней принесло свои плоды: юношу буквально шатало от усталости. Ему требовалось хоть немного поспать.

Неизвестно, чем закончится вылазка. Возможно, все-таки придется бежать.

Эли выглянул из окна: солнце уже село за горы, но еще было достаточно светло. Значит, трех мер на сон хватит с избытком.

Юноша быстро защелкал пальцами, вытянул воду из кувшина для умывания, прикрепил ее перевернутым конусом к потолку, дождался, когда первая капля послушно нырнет обратно в кувшин, и, не раздеваясь, лег поверх одеяла: когда от конуса ничего не останется, Эли проснется.

* * *

— Ты не невинна, — сказала пророчица.

Иска похолодела. Сердце забилось то ли от страха, то ли от надежды, что укажут на дверь — "око" Юссы должна быть чиста телом и помыслами, ведь ее глазами богиня смотрит на сирин.

Но верховная жрица лишь поморщилась:

— Не вовремя.

Девушка, почувствовав, что не хватает воздуха, судорожно вздохнула и уставилась в пол. Глаза защипало, красные маки на пушистом ковре тут же расплылись в пятна цвета крови. Слезы удержать не получилось, они крупным градом покатились по щекам. Иска поймала одну языком. Во рту стало солоно.

Верховная жрица ее пугала. Пугала цепким холодным взглядом, тем, что с тех пор, как Иску привели в комнату, старуха хорошо, если десять слов сказала. Только сидела и смотрела, не отрываясь, словно пыталась забраться в саму душу Иски. А может и забралась, раз проведала о сокровенном. О чем даже родная мать Иски не знала.

— Ты прилетела не одна. Мальчик с красными волосами, он тебя ищет, — после долгого молчания заговорила жрица. — Он хочет забраться в наш храм. Ты знаешь это?

Иска похолодела. О чем она думала, когда связала Эли клятвой? На что понадеялась?

Пересилив страх, запинаясь на каждом слове, Иска взмолилась:

— Н-не трогайте его! Это я... я попросила!

Но жрица не услышала, она снова смотрела куда-то за плечо Иски. Взгляд был пустой, словно женщина внезапно ослепла. Лишь один раз ее брови дрогнули в удивлении, а уголки морщинистых губ приподнялись в намеке на улыбку. Когда выражение лица вновь стало осмысленным, верховная жрица сказала:

— Ступай. Готовься. Обряд состоится сегодня ночью.

Иска послушно пошла к дверям, но у самого выхода набралась смелости и обернулась:

— Вы же отпустите Эли? Ведь отпустите? Он не сделал ничего дурного! Просто хотел меня защитить!

Жрица ответила не сразу. И не так, как ожидала Иска.

Женщина властно посмотрела на дверь, и та тотчас распахнулась. В комнату зашел высокий мужчина с колючим, внимательным взглядом. Иска уже знала кто это такой. Начальник охраны.

— Сегодня ночью в храм попытается проникнуть рыжеволосый юноша по имени Эли. Задержите его, дайте посмотреть на обряд, а после его окончания проводите... к новой верховной жрице.

Стражник поклонился и вышел. Иска тоже, торопливо присев, выскользнула за дверь. Девушку отвели в отдельную комнату, где уже парила благовониями и горячей водой большая ванна. Иске помогли раздеться, долго терли ее тело шелковой сеткой, умащивали ароматными маслами, растирали голову мягкими полотенцами, осторожно разбирали и расчесывали спутавшиеся кудри.

Девушке было неуютно, она сжималась, чувствуя, что от смущенья горят даже лопатки. Ей не нравились прикосновения чужих рук.

И все-таки голова будущей пророчицы была занята другим. Ей не давала покоя мысль о том, как отважна верховная жрица. Как недостижимо мудра и совершенна. Каких высот достигла ее душа. И что она, Иска, вряд ли когда-нибудь станет столь же достойной служительницей богини, раз сейчас дает волю страхам. А что значат нелепые опасения Иски перед таким ясным, хотя... нелегким, нежеланным будущим по сравнению с тем, что должна сейчас испытывать провидица? Ведь она точно знает, что сегодня умрет.

Мысль о смерти заставила девушку поежиться, и заботливые руки служанок немедленно прикрыли обнаженное тело тончайшей белой шалью, связанной из шерсти снежных коз. Кутаясь в невесомую пушистую паутину, Иска подумала, что, наверное, в отличие от остальных сирин, пророчице отрыто большее, и она точно знает, где окажется.

Иска, вздохнув, с тоской посмотрела в окно. Слова верховной жрицы заронили в сердце надежду о том, что возможно с Эли не придется расстаться. Ведь его велели привести к новой верховной жрице. Значит, решать судьбу Эли будет сама Иска! Ведь она станет тут самой главной! Или... нет?

Сомнения, сомнения не давали покоя. Иска никак не могла понять, как можно за одну ночь превратиться в мудрую всезнающую властительницу. Ту, кто определяет судьбу народа, кто защищает его от беды и не дает демонам вырваться из бездны! Девушка казалась самой себе обманщицей, занявшей чужое место. Вдруг никакой искры нет?! И когда проведут обряд, все увидят, что Иска — ничего не стоящая самозванка! Занявшая, пусть и против своего желания, чужое место.

А вдруг Юсса рассердится за потерю невинности? Вдруг решит наказать?! Богиня ведь все может...

Пытаясь избавиться от пугающих мыслей, девушка крепко зажмурилась, а когда открыла глаза, увидела, что служанки держат на вытянутых руках тонкую белую сорочку и шерстяной плащ густого синего цвета. Цвета истины, вечности, веры, чистоты и души. Цвета бездонного неба, крыльев богини и... бус, которые подарил прошлой осенью Эли.

После того, как Иску одели, ее усадили на стул и снова занялись волосами, хитро сплетая их в сложные косы. За окном давно стемнело, но девушка не видела звезд: комнату залили огни ярких светильников. Магический свет разогнал все тени, сделав ее светлее, чем днем.

Стены были украшены искусной росписью, но девушку она не радовала: чем ближе подходило время обряда, тем муторнее становилось на душе. И когда двери распахнулись, Иска готова была кричать от отчаяния. Но не стала. Раз милость богини пала на Иску, она не вправе отказываться. Кому, как не богине, знать, достойна девушка или нет? Если даже не достойна сейчас, она постарается, станет не хуже своей предшественницы! А может, даже лучше. Потому что рядом будет Эли. А он справится со всем, Иска это знает. Он обещал!

* * *

"Зимний" храм, обычно пустовавший полвесны и все лето, был непривычно полон для этого времени года. Посмотреть на обряд собрались все жрецы и главы самых уважаемых родов. Сирин тихо перешептывались в ожидании начала церемонии. Их лица выражали почтение и тревогу. На самом лучшем месте стояли члены триумвирата. Все они были потомками великих жриц.

Искусные мастера тщательно расписали потолок и стены: летела по голубым просторам к Небесной матери огнеперая Хегази. Маги постарались: сияние ее было столь велико, что светильников в зал не требовалось. Остальные боги пировали за длинным столом. И лишь западная стена, там, где смыкались створками золотые двери, оставалась погруженной в расплывчатую дымку, похожую на предрассветный туман.

Объявляя начало обряда, где-то в глубине храма разнесся тонкий хрустальный звон. Его подхватила едва слышимая музыка, которую поддержали сначала нежные женские, а затем — сильные мужские голоса. Невидимый хор звал жрицу и юную девушку совершить предначертанное богиней.

Иска шла, едва передвигая ноги. От волнений и переживаний ее сильно трясло. В коридоре девушка даже споткнулась. Хорошо, начальник охраны успел подхватить ее под локоть. И больше уже не отпускал: нельзя допустить дурной знак. У входа в зал воина сменили два жреца. Они провели Иску к золотым воротам. Пока она шла, сирин склоняли головы в почтительном поклоне, но это не мешало им пристально разглядывать избранную. Иска знала, что они ищут — отражение божественности, невидимый знак, что выделял бы ее из толпы ровесниц. Но его не было! Его не было... Его никто не видел, кроме Айелет — верховной жрицы. Зато ее взгляда хватало разглядеть огонь через несколько перелетов.

Музыка смолкла, и, повинуясь приказу, Иска замерла. Дымка, скрывавшая стену, заволновалась: из нее неожиданно вышла провидица. В точно таких же плаще и рубахе, как Иска. Единственное, что рознило их наряды — на груди у жрицы на крепком ремешке висел футлярчик из темного дерева — самая большая святыня народа сирин, а руку Иски в несколько рядов обвивали синие бусы.

Футляр хранил перст самой Юссы.

Каждый камушек бус помнил тепло ловких пальцев сирин по имени Эли.

Жрица властно протянула руку Иске. Она, волнуясь, преодолела последние шаги и вложила свою ладонь в холодную старческую руку. Стоило это сделать, как дверные створки стали медленно открываться.

Иске на мгновение показалось, что из расширяющейся щели за нею подглядывает нечто ужасное. Девушка даже чуть не шагнула назад, но жрица мягко улыбнулась, ободряя:

— Не бойся.

Устыдившись глупого страха, Иска расправила плечи, храбро шагнула в темноту и ахнула от восторга. Девушке показалось, что она идет по ночному небу: черное зеркало полов отражало в своей глади звездные потолок и стены. На мгновение Иска действительно почувствовала себя избранной богиней: только им не требуются крылья, чтобы удержаться в небе.

Верховная жрица подвела девушку к широкой скамейке, больше похожей на низкий стол, сняла с нее кубок и приказала:

— Пей!

Но прежде чем передать Иске, сама сделала несколько глотков.

Девушка послушно выполнила приказание, а затем ее уложили на жесткую скамью. Жрица встала у изголовья и запела молитвы, перемежая их с речитативом заклинаний, незнакомых и сложных.

Голова Иски закружилась от вина, мешая сосредоточиться на песне жрицы. Иска чувствовала, что следуя этому голосу, проваливается в беспамятство, и из последних сил цеплялась за действительность. Ощутив усиливающуюся тяжесть в затылке, девушка повернула голову.

Через открытые двери был хорошо виден зал. И среди чужих людей в богатых одеждах вдруг вынырнуло знакомое лицо в обрамлении длинных прямых волос. Таких красных, словно на них пролили кровь.

— Эли! — тревожно дернулась Иска, пытаясь встать. От резкого движения у девушки потемнело в глазах, и голова пошла кругом.

Голос жрицы стал громче, а звезды на созданном магией небе померкли. Все пространство затопила угольная чернота без единого просвета. И где-то там... впереди... вспыхнула белая звезда.

Чем больше проваливалась Иска в пустоту, тем ярче сияло далекое светило. Оно стремительно неслось навстречу девушке, становясь с каждым ударом сердца все больше, пока не разогнало всю черноту. Смотреть на ослепительный свет было радостно и тревожно. А затем прямо в его центре возникло сияние. Еще ярче предыдущего, хотя казалось, это невозможно. Оно притягивало, манило, звало. Иска подчинилась было зову, но на самом пороге услышала крик "Иска!", обернулась и увидела на дне черного колодца свое оцепенелое тело. Еще увидела жрицу, как она медленно, словно во сне, опустила на грудь Иске символ власти:

— Волей великой Юссы беру у тебя имя твое, память твою и твою жизнь и дарю тебе новые, жрица по имени Айелет!

Когда маленький футлярчик коснулся кожи, провидица рухнула на пол. В то же мгновение холодный тычок швырнул Иску в туманное облако.

* * *

Стоило Эли ступить в коридор, как ожили его черные тени, превратившись в рослых воинов. Они окружили юношу, он застыл, побледнев, не зная, что делать дальше: попробовать вырваться и убежать, или попросить, чтобы пропустили к Иске. Однако гнать взашей наглеца не стали, только обыскали.

— Тебя ждут, — сказал один из стражей и, развернувшись, зашагал вперед.

Эли угрюмо побрел следом, не зная, радоваться или огорчаться такому повороту. Стражник шел, время от времени оглядываясь. Юноше чудилась в его взгляде беззлобная насмешка. Эли понимал ее причину — такого дурака, как он, еще поискать надо. Тупица, решивший обхитрить саму провидицу.

Юноша зло дернулся, мысленно обругав себя самыми последними словами за глупость, и еще больше помрачнел. Хотя все складывалось куда как удачно, почему-то хорошего он не ждал. Ни для себя, ни для Иски. Правда, объяснения своим страхам парень тоже найти не мог, как ни бился. Даже начал думать, что потихоньку сходит с ума.

Когда впереди послышался шум голосов и показались двери храмового зала, Эли рванулся вперед, позабыв о страже. Его моментально словили за локоть.

— Потише, парень. Не то здесь и останешься.

Эли сделал вид, что слушается, но стоило провожатому ослабить хватку, как юноша растолкал локтями толпу. Его взгляд прилип к низкому ложу, похожему на жертвенный стол. И к Иске. Девушка лежала неподвижно, но Эли чувствовал ее волнение, видел, как часто вздымается грудь.

Низкий спокойный голос великой пророчицы был хорошо слышен даже в самом дальнем углу. Он заставлял вибрировать воздух и подчинял сирин. Молящиеся проговаривали каждое слово жрицы. Молчали только Эли и охрана, остальные замерли в трансе, с восторгом глядя на маленькую, беспомощную, перепуганную Иску. Эли отчетливо чувствовал ее страх. На мгновение парень встретился взглядом с Иской, увидел, как ее губы шепнули "Эли", было обрадовался, но тут же замер от ужаса. Девушка дернулась, прогнула спину и безжизненно закатила глаза. Как мертвая. Эли кинулся бы к ней, но на его плечах повисли стражники, в один момент скрутившие горячего юнца. Осталось лишь беспомощно наблюдать за ходом обряда.

А жрица все пела и пела, бледнея прямо на глазах. И когда ее голос стал походить на шепот призраков, женщина сняла что-то со своей шеи и положила на грудь Иски. Девушку мелко затрясло, а Эли отчаянно взвыл:

— Иска!!!

В этот момент верховная жрица рухнула на пол мертвая, а Иска снова прогнулась в спине, вскрикнула, вцепилась рукой в посмертный дар провидицы и обмякла.

Эли показалось, что в зале перестали дышать. Точно всех разом заколдовали. Когда напряжение стало невыносимым, девушка повернула голову, открыла глаза, заморгала и неуверенно провела ладонью по лицу. Вздох облегчения пронесся по залу — все получилось! У сирин есть новая пророчица! Молодая и сильная!

Эли же напряженно ждал. Сам не зная чего. И дождался — Иска потянулась к нему:

— Помоги!

Эли вывернулся из объятий охраны и в два прыжка оказался рядом с подругой. Подхватил ее на руки, бережно прижал к себе.

Девушка, покорно прильнув, закрыла глаза:

— Отнеси меня. Хиж покажет куда.

— Слушаюсь, госпожа, — раздался хриплый голос рядом с Эли, и юношу снова дернули за рукав: — Следуй за мной.

* * *

Тяжелый хрустальный шар, витавший в воздухе перед молодой колдуньей, неожиданно налился ярким светом и разлетелся на мелкие куски.

Девушка хоть и успела выставить руки в защитном жесте, а все одно пострадала: на щеке налилась красным царапина, а в ладони глубокой занозой засела стеклянная игла.

Айелет, верховная жрица, устало опустилась на стул: попытка заглянуть в будущее сирин через шар прорицания снова пошла прахом. Значит, придется погружаться в транс с помощью настойки из листьев акхое.

Жрица дернула за шнур для вызова прислуги, подцепила ногтями стекло, выдернула его и лизнула ранку, проверяя, не осталось ли крошева. Твердые бугорки под языком заставили пророчицу недовольно поморщиться: миновало уже почти четыре месяца с обряда, а мозоли деревенской девчонки так и не прошли.

Скрипнула дверь, и на пороге, низко склонив голову, безмолвной тенью возник жрец.

— Позови послушниц, пусть уберут. — Айелет кивнула на пол, усеянный осколками.

Мужчина кивнул, взялся было за ручку двери, чтобы выйти, но замялся на месте, спросил с тревогой:

— Госпожа, вы ранены?

Жрица снова поморщилась:

— Царапина.

Маг глубоко поклонился и вышел. Через четверть часа комната была вылизана дочиста, ковер заменен, так же как и покрывала на мягкой кушетке и кровати. Великая жрица во время этой суматохи сидела у окна, постукивая в задумчивости пальчиками по подоконнику, в такт то ли неслышной музыке, то ли — собственным мыслям. После окончания уборки нетерпеливым жестом выпроводила всех прочь, подошла к драгоценному ларцу из огневого дерева и достала крошечный флакон, наполовину заполненный бесцветной жидкостью. Одна ее капля приносила спокойный сон без сновидений, две — глубокое беспамятство без боли, четыре — верную смерть.

Айелет отмерила три. Долила воды, скороговоркой прошептала молитву, выпила до дна и опустилась на кровать. Жрица хотела заглянуть за грань, удостовериться, убедиться в правильности выбора. И... успокоиться. Если получится.

Вот уже третий месяц пророчицу преследовали неудачи. Тело отказывалось принимать дар богини. Видения получались смазанными, осыпались, менялись. Постоянно менялись! И Айелет не знала что делать, готова была выть днями и ночами напролет, да только не могла. Не могла себе позволить даже обычных слез! Малейшего проявления слабости. Потому что верховная жрица, великая пророчица, глаза и уши богини, не имела права на слабость. Слишком много глаз следило за нею. И слишком многие от нее зависели. Ни больше, ни меньше — все сирин.

Кончики пальцев кольнуло привычным онемением. Жрица закрыла глаза, позволяя душе отделиться от тела и попасть в Танту — пограничный мир, где блуждают души живых и мертвых, а время превращается в воду, в которой можно увидеть будущее.

Айелет не заметила, как чернота перед глазами сменилась белым молоком плотного тумана. Он тяжелым облаком льнул к земле, укутывая молодую женщину по самые плечи, размывал в зыбкие тени невысокий кустарник, клочьями вис на огромном колесе, что покорно вращало лопасти под тяжестью времени. Тягучая, вязкая вода серебристыми каплями стыла на костяных спицах, мерцала меж лопастей. В ней, как в невиданном зерцале, возникали яркие картины будущего, зерна событий которого уже посеяны и готовы прорасти.

Пророчица подошла вплотную к колесу и жадно всмотрелась в радужную пленку: что оно покажет на этот раз?!

От внимательного взгляда колдуньи поверхность заволновалась, подернулась зыбью, но вместо желанных видений в ней отразилась закутанный в плащ мужчина с опущенной головой.

Мужчина меж тем, почувствовав, что на него смотрят, распрямился и шагнул вперед. От резкого движения капюшон сполз, отрыв взгляду пророчицы острый гребень в три ряда, жуткое безгубое лицо с узкими щелями вместо носа. Но самым страшным оказались глаза. Белые, словно вареный белок, но, тем не менее, самые зрячие на свете. Способные насылать видения, от которых легко умереть. И сейчас взгляд чудовища был обращен на нее, на пророчицу.

Почувствовав, что проваливается в осязаемый кошмар, женщина спешно прикрыла лицо рукавом, попятилась, но убежать не смогла: ужас успел запустить когти прямо в сердце и не дал шагу ступить. В продолжение кошмара, скрипнув, остановилось колесо. Колесо времени остановилось!

Женщина знала, для чего. Чтобы выпустить в явь чудовище из преисподней. Того, кто погубит мир. Того, кто способен уничтожить ее саму. Прямо сейчас — стоит только встретиться взглядами. Бежать бесполезно. Туман сковывает движения не хуже оков, но он послушно расползется в стороны — жрица знала, знала это! — перед тем, кто выберется из колеса.

Демон Ансуре. Проклятый. Последнее испытание сирин.

Пророчица почувствовала, как сотрясается земля под тяжелыми шагами и плотно зажмурилась — смотреть нельзя! — а в следующее мгновение лица коснулась шершавая лапа.

— Айелет, открой глаза! — приказал низкий хриплый голос. Пророчица почувствовала, как против воли задергались веки, и застонала, в ужасе поняв, что сейчас наступит ее конец.

— Айелет... — с грустной укоризной окликнул голос, и женщина подняла голову, готовясь встретиться с неизбежным.

— Иска!!! — отчаянный вскрик порывом свежего ветра в одно мгновение разметал весь туман и выдернул пророчицу из страшного сна.

Она вскинулась, села, потянулась к шнуру, дождалась появления служанки и хрипло приказала:

— Принеси отвар из шиповника и скажи, чтобы позвали дракона Эли Ни.

Девушка поспешно бросилась выполнять приказания.

Пророчица закрыла глаза, вспоминая видение.

Все началось больше тридцати зим тому назад. Да, именно тогда, пойдя рябью, рассыпались в мелкую мозаику предсказанные события. Выплыла смутная фигура. Сначала она не сильно встревожила жрицу — было понятно, что на свет родилось существо, способное менять судьбу всего мира. Такие появлялись иногда. Но проходило время, и будущее попросту складывалось в новую картину. Которую Айелет легко меняла, просчитывала и выправляла. Поначалу именно так все и было. Она же видела!

Жаркие божественные лучи, уничтожившие разом всю нежить в Проклятых землях. Войну, победу, добытую руками магов и мечами союзников. Новое, сильное государство. Мир, постепенно избавляющийся от людей. И демон в глухой черной маске, скрывающей лицо, не дающей разглядеть, кто он на самом деле. Под знаменами сирин рядом с ее новым телом — маленькой светлоглазой девочкой, способной управлять магиями жизни и смерти одновременно. Способной воплотить замысел Айелет в жизнь!

Но вскоре все изменилось. Пустошь заставила тварь из преисподней сорвать маску, и вот тут пророчица поняла: раннее видение — обман! Потому что увидела собственную смерть. А это значит — смерть всего рода сирин. Ведь умрет пророчица — и ее народ канет в небытие. Его уничтожат! Как тогда... много веков назад.

Жрица передернула плечи в ознобе.

Она помнила, она все помнила! Каждую минуту той страшной ночи, каждый час поспешного бегства, когда воздух пропитал сладковатый запах вывариваемой плоти сирин. Эти мертвые до сих пор приходят к Айелет по ночам! Шепчут, плачут, тянут призрачные руки, просят об отмщении! Нет их душам покоя. И ее душе... тоже нет.

О, пресветлая Юсса, как же она, Айелет, устала... Как тяжело тащить одной эту ношу... И эту ненависть. И этот страх!

Скоро, скоро настанет время для ответного удара. Для мести. Последний шанс сирин. Ансуре доставит ей новое тело, а сам умрет!

Женщина не удержалась от кривой усмешки: демона нельзя уничтожить, зато можно вышвырнуть туда, откуда он явился. Этого будет достаточно. Главное, он почти в ее руках! Случайных видений хватит, чтобы довести намеченный план до конца. Вот только бы сил набраться. А для этого ей нужен он. Обласканный милостью Хегази мальчик. Так привязанный к девушке по имени Иска.

Жрица покрутила в руках самодельные синие бусы из любовно отшлифованной ляпис-лазури и тяжело вздохнула.

Девчонка стала очередным просчетом. Иска оказалась беременной и настолько трусливой, что ей не хватило сил встретить свою судьбу.

Иногда пророчица видела в Танту душу Иски. После смерти она боялась Айелет не меньше, чем при жизни, и моментально пряталась в плотном тумане.

Может, поэтому дар теперь отзывался так неохотно и так... неправильно?

Да, это была ошибка. Но что сделано, то сделано — на поиски нового подходящего тела, способного принять дар провиденья, просто нет времени, а старое не пережило бы зиму. Пророчица не могла так рисковать. Да и нельзя идти против видений. Если в зеркале возникла именно эта девчонка, значит... так тому и быть. Не ей, грешной, ругать путь, уготовленный богами. Юссе виднее.

Ничего, постепенно все утрясется. Главное — дотянуться до малышки. Нет! Главное — уничтожить демона! Это он — причина слепоты Айелет!

Неожиданно перед глазами вспыхнул на миг и погас образ далекого города, высокая гранитная стена и воин, пронзающий сердце гребнистого чудовища. Волосы воина были цвета меди.

То самое долгожданное видение! Проясняющее избранный путь.

Айелет, рухнув на колени, не обращая внимания на боль в ногах, истово зашептала:

— Спасибо, спасибо, Пресветлая матерь!

И лишь потом нахмурилась — видение расходилось с планами жрицы. Ну что опять не так?!

* * *

— Подымайся, парень! — грубый тычок в бок привел Эли в себя. — За тобой пришли.

Юноша сел, окинув говорящего мутным со сна взглядом, но переспрашивать не стал. Эли без вопросов понял, кому потребовался. Сотник Рои приходил лишь в том случае, если за его новым драконом присылали гонцов из главного храма. И каждый раз на жестком, выдубленном ветром лице мужчины отражалась смесь детского любопытства и недоверия. В Гиле даже у самых надежных стен росли уши: слухи о том, зачем Эли выдергивают в Небесный храм, в конце концов, дошли до командира майджа##. Теперь он искренне недоумевал: что же такого особенного было в этом юнце? Что тянуло к нему саму пророчицу? Это волновало не одного Рои — многие из новых товарищей вчерашнего деревенского паренька пытались подобраться к нему с вопросами. Но без толку — юноша лишь мрачно отмалчивался. Он вообще теперь больше молчал. И почти не улыбался. Жизнь Эли, такая простая и ясная, все больше запутывалась с каждым днем.

##Майдж* (крыло) — 100 воинов

Тогда, после обряда... Иска оставила Эли на ночь. Именно эта ночь стала точкой отсчета его новой жизни. Ночь, когда Иска снова ему отдалась. Вот только юноша теперь не знал, что думать. Рад он этому или не рад.

Не было больше той Иски, к которой Эли привык. Обряд открыл новую девушку. Она дарила такие наслаждения, о которых юноша даже подумать раньше не мог. И учила такому... о чем говорить-то стыдно. Его Иска так не умела. Она стала как...

Юноша сердито мотнул головой, не желая даже мысленно произносить слово, порочащее, пятнающее Иску и его любовь. Невесело усмехнувшись, потянулся за шерстяной туникой, но передумал и сотворил иллюзорный плащ: какой смысл что-то надевать, если вскоре вновь окажешься в постели?

Эти ночные встречи терзали сердце юноши, словно удары тупого ножа: и раны неглубокие, а не затягиваются, ноют; ноют каждый день. Эли несколько раз пробовал поговорить с девушкой, но она лишь недовольно хмурилась. Незнакомо хмурилась, не так, как раньше. И резко обрывала: "Не надо об этом, Эли. Ты не понимаешь!".

А он, правда, не понимал такую Иску. Да и не Иска это была, а великая пророчица по имени Айелет. Днем — властная, жесткая и холодная, как снег на вершинах. Жаркая, страстная и бесстыдная — ночью.

Наверное, лучше всего для Эли было бы вовсе о ней забыть, он чувствовал — девушку тяготит присутствие бывшего возлюбленного. Поэтому и выбрал себе не службу в храмовой охране, как она предлагала, а попросился простым солдатом к драконам. Он бы вовсе вернулся в деревню... Если бы только не сны, в которых Иска плакала и просила: "Помоги!". Если бы не испуганное "не уходи!" спросонья. И если бы не клятва. Последняя держала крепче любых оков.

Чтобы сбежать от тяжелых мыслей, от себя самого, Эли день за днем выматывался в изнурительных тренировках. А уж как рисковал, что вытворял в воздухе...

Товарищи по майджу прозвали его Грэзу — Шалый. Прозвище стало новым именем Эли, прилипнув к нему, как вторая кожа. Хотя правильнее было бы звать его Мэд — Сумасшедший.

За три месяца занятий и бессонных ночей парень, и без того не толстый, стал похож на связку жил, а в глазах прочно поселился огонек ненависти.

Спроси у Эли "к кому?", он ответил бы не раздумывая — к боулу, к людям. Но так ли это было на самом деле... юноша предпочитал не задумываться. А если задумывался — хватался за деревянный меч и шел упражняться на чучелах, потому что больше всех новоиспеченный дракон ненавидел самого себя. За слабость. За неспособность помочь. Уберечь.

А ведь все могло бы быть по-другому... просто требовалось отвесить Иске пару затрещин, вытащить ее за шиворот из деревни и заставить лететь за собой!

Если такие мысли посещали Эли во время занятий, он складывал крылья и камнем падал вниз, раскрывая их только у цели, когда надо было скинуть чучело человека со стены или разворотить аркбаллисту.

Командир майджа только головой качал — он считал Эли Грэзу смертником. Тем, кто не переживет первый бой. Зато молодежь думала по-другому. Такие же юнцы, как Эли, тянулись за ним. Пытались подражать. И хотя Грэзу чурался их компании, предпочитая держаться особняком, его все равно признавали лидером.

Стремление новобранцев стать хорошими бойцами охотно поддерживали храмовые маги, подстегивали заклинаниями, позволяющими это сделать в короткий срок.

Когда стража распахнула перед Эли двери, он привычно замер на пороге. Первый шаг всегда давался юноше нелегко. Вот и сейчас, он сначала отыскал взглядом Иску. Она сидела на кровати, держа обеими руками тонкостенный фарфоровый бокал, над которым вился легкий парок. Под глазами Иски залегли глубокие черные тени, такие же, как у самого Эли, но в остальном она выглядела вполне здоровой и — уже привычно — несгибаемой, словно клинок из ахшарской стали. Будь у Эли возможность, он бы сейчас сбежал: когда Иска становилась Айелет... великой пророчицей... юноше казалось, что это и не Иска вовсе, а кто-то другой, самовольно занявший ее тело. Потому что пророчица ничего... ничего не оставляла от его любимой!

Айелет посмотрела на юношу, поставила бокал на столик и подвинулась, молчаливо приглашая любовника разделить с нею ложе. Юноша зло дернул плечом, но послушно сел рядом, обнял, чувствуя, как чресла наливаются желанием, и кляня себя за неспособность устоять. Нахмурившись, потянул за собой девушку, и та в кои-то веки послушалась, прильнула к груди любовника и тихо выдохнула:

— Я ношу твоего ребенка.

Ошеломленный новостью, Эли стиснул Иску в объятьях, но нужных слов подобрать не смог, лишь зарылся носом в ее черные кудри.

— Эли, я так устаю, — совсем по-детски пожаловалась пророчица. — Эти видения... прошлое, будущее, свое, чужое... Они мне спать не дают. Я так боюсь что-нибудь сделать не так! У меня осталось слишком мало времени...

После этих слов у юноши перехватило дыхание.

— Война, я ее вижу! Я чувствую — она на пороге! Мы должны опередить... — Иска вцепилась в руку Эли, — иначе все повторится! Нас снова уничтожат! Вот только теперь бежать будет некуда. Я больше ни о чем думать не могу. Ты прости меня... Знаю, что сама на себя не похожа...

Девушка болезненно сжала виски и съежилась.

— Во главе их войска стоит сам Ансуре! Он мучает меня. Приходит во сны. Помоги мне, Эли... Иначе мы все пропадем!

Эли, слушая Иску, обругал себя самыми последними словами — не понял, не попытался осознать, каково ей приходится, что обрушилось на плечи любимой. Каково это — быть оком и голосом богини, видеть прошлое и будущее. Конечно же, невозможно остаться прежней!

— Что надо делать? — хрипло выдохнул юноша.

— Просто будь рядом хоть иногда. Я понимаю, тебе тяжело. И постараюсь трогать как можно реже. Но отпустить, прости, не могу... демон.. он тебя боится. Не знаю почему. Может, ты способен его уничтожить?

Иска с надеждой посмотрела юноше в лицо, и тот мрачно кивнул — теперь то, что с ним происходило, обрело смысл. Судьба привела Грэзу в нужное место. Но... ребенок?

Эли погладил девушку по плоскому животу:

— Кто это будет? Девочка или мальчик?

Иска впервые за вечер улыбнулась.

— Мальчик. Он станет основателем нового рода.

В ту ночь Эли ласкал девушку с особенной нежностью, долго и неторопливо. Впервые за последние месяцы его душа хоть немного успокоилась. Иска была тиха и покорна, разом растеряв прежнюю ненасытность, и после того, как Эли устало откинулся на подушку, почти сразу уснула. Он немного полюбовался на спящую, последний раз вдохнул аромат ее тела, порадовавшись, что на этот раз девушка не стала сбивать его запахом духов, а затем тихо встал и ушел. Вышколенная стража проводила юного любовника великой пророчицы бесстрастными взглядами.

Холодное осеннее небо встретило Эли мелким ледяным дождем и резким ветром. Пройдет совсем немного времени, и склоны гор густо убелит снег. В деревне уже убрали в амбары поздний урожай репы и капусты. Наверняка родителям пришлось без Эли нелегко. Хорошо хоть, получилось передать с оказией жалованье за месяц. Все худо-бедно подмога. И деньги, что юноша прихватил в дорогу, он тоже вернул. Зачем ему... Грэзу теперь на казенных харчах. Всем обеспечат. И крышей, и едой, и одеждой, и даже приказом, как дальше жить. Все решат за него.

Эли опустился на крышу казармы, преобразился и, ежась от холода, торопливо рванул к кровати — досыпать. У него оставалась еще пара часов на отдых, их нельзя было упускать. Правда, сон пришел не сразу. Эли вспоминал... Каждый жест, каждое слово Иски.

Ребенок... Их с Иской ребенок. Он отец ребенка верховной жрицы. Кто бы мог такое предсказать? Кроме... самой провидицы.

* * *

Не успел уйти любовник, как великая пророчица перестала притворяться — не время спать! Да и не получится: тревога каменным жерновом ворочалась в груди. На жрицу давил долг; долг перед теми, кто беззащитен. Кто не может предвидеть беду и себя защитить.

Сколько раз Айелет хотела добавить в бокал четвертую каплю? Бесчисленное множество раз! Но не решалась. Потому что будущее открывалось, только если она, Айелет, жива. А это значит одно — она обязана следовать своему предназначению и делать то, что должно. Иначе никак. Женщина уже привыкла к его ежедневной тяжести и к тому, что всю собственную жизнь приходится рассматривать через призму долга, но сегодня к нему прибавилась тревога.

Что-то должно произойти! Уже произошло. И судя по тому, что женщина не увидела этих событий — они снова связаны с мерзким демоном!

Жрица торопливо дернула за шнурок:

— Принесите горячую воду, платье и завтрак. А через час разбудите старшего жреца.

Выполнить последнее приказание не успели — он прибежал сам. Преклонил почтительно колено и, не дожидаясь ответного приветствия, тут же вскочил:

— Айелет, новости из Сырта!

Жрица медленно поставила кубок с водой на стол:

— Говори.

— Демон с девочкой бежали! Он почуял опасность и попробовал уйти, а ваша шпионка... — жрец выделил интонацией слово "ваша". — ...решила Ансуре подчинить, вместо того, чтобы убить. И его спутник... сирин, он на его стороне! И еще не-мертвые. Кровососы Проклятых земель.

Жрец снова склонил голову, стараясь избегать взгляда пророчицы, чувствуя, как он прожигает насквозь. И жалея о том, что поддался эмоциям.

Верховная жрица Айелет, великая пророчица, не способна ошибаться. То, что треклятая Глория пошла против нее — происки демона, и никак иначе.

— Я этого ждала, — мрачно кивнула пророчица.

Айелет торопливо заскользила взглядом по ровным строчкам доноса. Хотя лицо пророчицы оставалось спокойным, в ее душе обжигающей лавой клокотала ярость.

Попытка получить демона провалилась только потому, что безмозглая дура внезапно решила изменить план!

В груди у жрицы похолодело, она стиснула рукой кулон, где хранилась частица ее собственного тела. Самого первого, появившегося на свет почти тысячу лет тому назад.

И сама Айелет ошиблась. Выбрала не того. Изгои недостойны доверия! Их души сгнивают рядом с боулу, этими двуногими крысами! А демон... он просто был обязан остаться с людьми, ведь они — порождение темного мира. Худшее из зол! Они как прожорливая саранча: омерзительная, всеядная, способная пролезать через самые узкие щели! И только в ее, Айелет, силах справиться с этой напастью.

Женщина закрыла глаза, выровняла дыхание и спокойно сказала:

— Принесите голубя с белым хвостом.

Через час маленький вестник, часто маша крыльями, отправился в опасный путь. Он полетит без остановки, пока не достигнет цели — все это время его сила будет питаться магией. Выполнив свое предназначение, птица умрет.

Жрица прищурилась. Судьбы сирин не отличаются от судьбы обычной птахи. У каждого из них свое предназначение, свое место в жизни. И у Иски, и у мальчика с рыжими волосами, и у нее самой, Айелет. С этим надо смириться.

Женщина рухнула на колени, закрыла глаза и простерла руки к небу, моля богиню забрать, если надо, ее жизнь, но уберечь, спасти детей Сирин.

На лбу Айелет выступили мелкие капли пота. Вот уже много веков душу пророчицы грызли два кровожадных зверя: ненависть к людям и страх за свой народ. Они высасывали из жрицы всю радость жизни.

* * *

Тревожный сигнал трубы застал Эли на тренировочной площадке: с крыши Небесного храма разнесся по Гиле яростный призыв, заставивший горожан разом повернуть головы в его сторону. Почти сразу же за пением трубы к драконам слетел их командир.

Когда он заговорил, лицо сотника Рои показалось высеченным из камня. Слова срывались с обветренных губ мужчины отрывисто и резко.

— Сегодня. Ночью. Люди сожгли. Восточный Зиф. Никто не уцелел.

У Эли комок подкатил к горлу — Восточный Зиф был форпостом, прикрывающим подходы к родной деревне. Грэзу часто продавал туда рыбу, пойманную в горах дичь, сыр и куриные яйца. Эта небольшая крепость охраняла долину уже много веков. Обойти ее было невозможно, как и взять за одну ночь.

— Как?! — прорычал напарник Эли, высокий темноволосый сирин по имени Вэлвиль, почти такой же сумасшедший, как сам Грэзу. Младший сын не особо знатного, но древнего рода Зээ, которого отец сам привел в гарнизон в надежде, что там укротят буйный характер парня.

Эли понимал, о чем спрашивал его товарищ: ни один человек не смог бы подобраться к крепости незамеченным даже в кромешной тьме, а тем более вырезать весь гарнизон.

— С ними была шайка отступников. Наших. Магов. С людьми. И с не-мертвыми.

Эли не поверил своим ушам: сирин? Сирин предали свой народ ради людей?! Да что же такое надо предложить, чтобы заставить служить гнусным боулу?!! Этим стервятникам, живущим за счет жизней сирин! И якшаться с трупами! Какое безумство затуманило разум изменников?!

Меж тем сотник снова заговорил:

— Триумвират передал власть главнокомандующему и Айелет. Они готовы вести нас в бой! А вы... вы готовы мстить за павших братьев?!

Когда из сотни глоток вырвалось "Да!", Рои кивнул:

— Завтра выступаем на Сырт. К вечеру командирам стило## доложить о готовности!

##Стило* (перо) — 10 воинов

Один за другим драконы обрастали перьями и взмывали в воздух — готовиться к походу, а Эли стоял, словно замороженный.

Кто поведет их в бой? Иска?! Беременная Иска отправится на войну?!

Юноша свечой взмыл в небо, но полетел не в казарму, а прямиком в храм Юссы. Однако его не пустили.

Начальник стражи преградил дорогу со словами:

— Айелет занята. Не до тебя. Сказала, чтобы дожидался в казарме. За тобою пришлют.

Взгляд у стражника был откровенно насмешливый, поэтому Эли не стал отвечать, только зубами скрипнул от злости, прежде чем снова преобразиться в птицу.

Ближе к полуночи его действительно позвали. На этот раз юноша нашел серую от усталости Иску в кресле. И от ее поникшего вида все слова, что он готовился сказать, застряли в горле.

Иска заговорила сама:

— Эли, видения начинают сбываться! Они на этом не остановятся! На пороге большая беда.

Эли вместо ответа подхватил девушку на руки, отнес в кровать, аккуратно укрыл покрывалом и растянулся рядом.

Иска в ответ на такую заботу усмехнулась. Горько, не так как раньше.

— Подожди. Надо принять лекарство. Иначе не засну.

Выбралась, достала из кованого ларчика пузырек, отмерила каплю в бокал с водой, задумалась, искоса глянула на Эли и добавила еще две. Выпила сама, дала Эли сделать глоток, а затем нырнула под одеяло и прижалась к юноше:

— Обними меня, Эли! Мне так спокойно рядом с тобой.

Он послушно прижал к себе пока еще стройное тело любимой. Нежно провел по твердому камушку намечающегося живота и вздохнул:

— Во имя Юссы скажи мне, ты что, действительно собираешься сама воевать?

Иска, помолчав, невнятно пробормотала:

— Я не покину Гилу, пока не родится ребенок.

И засопела.

Эли провалился в сон следом за девушкой. Глубокий, без сновидений. Вроде бы. Перед рассветом парня разбудила выспавшаяся и невыразимо прекрасная Иска. Нет! Уже не Иска. Его разбудила верховная жрица Айелет, одетая в темное платье, умытая, с прической, уложенной волосок к волоску. Строгая и серьезная.

— Пора, — сказала без намека на улыбку. — И тебе, и мне. Я сообщу, когда родится ребенок.

Эли понял, что девушке не терпится выпроводить его вон.

— Что-то случилось?

Иска едва кивнула:

— Юсса показала мне Восточный Зиф. Там... Они ведь нас всех так...

И замолчала, не в силах говорить. Только зрачки расширились, заняв почти всю радужку.

Эли сжал кулаки от злости — проклятые боулу! Он сам проснулся с ощущением непередаваемого отчаянья и горя.

Перед тем как уйти, юноша хотел попрощаться по-мужски — сдержанно и без нежностей — но не выдержал, стиснул девушку в объятьях, поцеловал куда-то в ухо:

— Береги себя! — и, не оглядываясь, кинулся вон.

Гила изменилась с ночи — сирин вывесили за окна траурные полотна. Их было намного больше, чем бойцов в гарнизоне Восточного Зифа. Это походило на беззвучный крик. Каждая семья, в которой кто-то погиб по вине людей, объявила о своих потерях.

У юноши перехватило дыхание — он и не подозревал, что дела обстоят так плохо. Конечно, в деревне тоже были пропавшие, но все-таки... все-таки...

Длинные стяги красного цвета, реющие на ветру, превратили башни Гилы в кровавые цветки на черных стеблях. Из открытых окон на улицу рвался крик — женщины оплакивали мужей и сыновей, погибших в Восточном Зифе. Им вторили те, чьи дома горе посетило намного раньше. Свежие утраты заставили кровоточить казалось бы зажившие раны.

А когда Хегази раскрасила небо в розовый цвет, Эли стоял вытянувшись перед Рои, тот с недовольством рассматривал свой майдж. Вернее — четырех новичков. С воинами отправляли магов. И эти маги у Рои доверия не вызывали. Слишком юными, слишком зелеными выглядели они. У каждого на шее почти у самого уха чернел острокрылый птичий силуэт: в помощь драконам прилетели соколы Юссы. Боевые маги, с малолетства живущие в Небесном храме.

От взгляда на татуировки у Эли зачесалось плечо — ему самому недавно выжгли магическим лучом крылатого дракона, символ бога войны Борра, покровителя воинов.

Командир майджа скользнул взглядом по первому ряду своих бойцов.

— Собирайтесь, ребята. Вещи с собой. Великая пророчица... — взгляд Рои на мгновение остановился на Эли, — ...хочет благословить нас перед битвой.

Почти сразу после слов Рои, драконов поставили строем на площади Пяти храмов, что так поразила Эли во время прилета в Гилу. Искусственный остров завершили, но не успели украсить, и теперь черный от дождя гранит вторил своей мрачностью лицам воинов.

Несмотря на непогоду, в воздухе парило много сирин. Еще больше облепило крыши храмов и соседних с площадью зданий. Дети Сирин ждали появления пророчицы: народ Юндвари желал знать, что предпримет триумвират и великая жрица. Сирин жаждали возмездия.

Эли стоял неподвижно, чувствуя, как по намокшим волосам и телу стекает вода. Но это его не беспокоило. Юношу больше волновала собравшаяся толпа — Иска всегда терялась, когда от нее ждали умных речей. Она краснела, начинала запинаться и, в конце концов, замолкала, прикусив нижнюю губу. Но это раньше! Когда она еще была обычной девушкой по имени Иска, а не всесильной Айелет.

Вскоре она появилась: жрица в сопровождении охраны слетела на балкон одного из храмов. Там ее уже ждал главнокомандующий.

Нестройный гул голосов, гневно рокочущих, словно камни на речном перекате, затих. Хрупкая девушка властно подняла руку и заговорила. Ее тихий, полный бесконечного страдания голос, многократно усиленный магией, достиг ушей горожан.

— Дети Сирин.

Иска замолчала, словно в нерешительности. У Эли перехватило дыхание от переживаний. Но девушка справилась с чувствами, и когда заговорила, ее голос только окреп.

— ... Последняя надежда на то, что нас обойдет пожар, разжигаемый подлыми боулу, рухнула. В Восточный Зиф пришла беда... Великая Юсса, матерь поднебесного мира, не раз посылала нам видения, предупреждая о зреющей буре, о тяжелых временах, что предстоит пережить. И вот они настали! Надеждам на спокойную жизнь не суждено сбыться! Кровь сирин уже оросила Юндвари! Больше медлить нельзя. Боулу хотят повторить времена великого Исхода! Нашего бегства.. Времена черного горя, смерти и беды!

Теперь голос Айелет пел и дрожал. Ярость юной жрицы, просочившись слабым ручейком сквозь прохудившуюся дамбу терпения, выбила первый камень и дала дорогу настоящему потоку — гневу народа сирин.

Эли видел, как злобно оскалился Вэлвиль. Да и сам Эли, попадись ему сейчас человек, убил бы, не задумываясь. Потому что Иска права — эти твари не имеют права на жизнь! Пока от них не избавишься, мира не будет! Ни в стране, ни в душах сирин!

— ... Наши предки не пали тогда духом, не сдались. Мы тоже не станем предаваться отчаянью. Нет! Сирин не склонят голов на кровавый алтарь людской жестокости! Мы готовы защитить свои жизни! Мы ответим ударом на удар, обратим в прах тех, кто не дает нам покоя!

На этом месте жрицу прервал восторженный рев. Именно этих слов от нее и ждали! Никогда еще не были сирин так едины в своих желаниях. В этот день оно было одно на всех — отомстить!

Эли смотрел, как сверкают воодушевлением глаза Иски, как часто вздымается ее грудь. Казалось, девушка впрямь собралась возглавить войско.

Наконец крики утихли, и Айелет снова заговорила. Ее звенящий голос стучался в души и сердца собравшихся сирин, зажигал в них настоящее пламя, желание схватиться за оружие и уничтожить тех, кто покушается на жизнь крылатого народа.

— ... Лишь когда погибнет племя людей, ваши матери, жены и дети смогут спокойно спать по ночам, подниматься в небо без опасения получить стрелу в сердце лишь за что, что в их жилах течет кровь Пресветлой Сирин! На сердце моем тяжело: мне, как и вам, хотелось бы только мира. Но матерь богов каждую ночь говорит — выбора не будет: или мы, или они! Потому что из преисподней вырвался темнейший демон, прародитель людей. Его злое семя не способно нести ничего, кроме смерти! Выбора нет! Но боги нас не оставят! Скоро, совсем скоро они пошлют на землю невидимое пламя, что выжжет ночные тени и очистит нам путь к самому сердцу зла! Если его не уничтожить, не пройдет и ста лет, как уничтожат нас! Не мы объявили войну! Помните об этом. Она сама пришла к нам!

Тут верховная жрица упала на колени и простерла руки к небесам. Ее примеру последовали все остальные.

— О Великая Юсса, тебе мы вручаем наши судьбы! На тебя возлагаем надежду свою! Защити создания свои, раскрой над нами божественные крылья! Освободи поднебесный мир от мерзости Ансуре и его семени! Да восславится имя твое и твоих детей до скончания века!

Великая пророчица медленно встала, запрокинула голову и яростно выкрикнула:

— Правом, данным мне Великой богиней, я благословляю вас на ратный труд! Знайте, Юсса дарует нам победу!

Когда рев и клекот, огласившие Гилу при последних словах пророчицы, стихли, Рои поднял к небу лицо и рявкнул:

— Слушать меня, зелень короткокрылая, не будете держать строй, перья повыдергаю!

Воздух заполнило хлопанье огромных крыльев — драконы взлетели вслед за своим командиром, привычно построившись в несколько дуг. Они стали первыми в длинной череде грозных стай — в Восточный Зиф отправили целое айе##. В казармах готовились выступать еще три тысячи воинов.

##Айе* (клин) — 1000 воинов.

В чашу многовекового терпения сирин упала последняя капля. Теперь ничто не могло остановить войну.

1 глава

Обычно перед тем, как разразиться буре, наступает благоговейная тишина: стихает ветер, звуки вязнут в воздухе, словно в толстом слое ваты, и только тучи постепенно закрывают черными тушами небосвод.

Вот и у меня на душе было, как перед бурей: тихо, но муторно. Сделанный мною выбор спокойствия не принес. Это все равно что погрозить кулаком небу и заявить — да хоть потоп, а я не вымокну! Вот только тучам на пустые слова наплевать, и если ты не маг — а я не маг — готовь сухие вещи. Это в лучшем случае. И как минимум плот — если в худшем.

У меня назревал второй вариант. А то, что "на веслах" сидели вампиры, не прибавляло надежды на благополучный исход. Пустошь — не страна исполнения желаний. Что нас там ждет? В самом сердце земель нежити?

Если призвать здравый смысл — не смерть. Я был уверен: Андру рассказал правду о людях, иначе вампиры попросту не выжили бы в глухом краю, где человек самый невиданный "зверь" и самый желанный, поскольку кровь они сосут регулярно, и ее отсутствие переносят с трудом. Даже этернус, даже сам князь. Значит, про крестьян не врали. Да и в остальном поступки пока подтверждали, что упырям можно верить... до определенной степени. Осталось узнать, способны ли они проделать весь путь, не тронув попутчиков, ведь человеческую кровь в мешок не запихнешь и на привале не приготовишь. Этот "продукт" годен только в свежем виде. Но определяться с выбором пора: в Сырте не отсидеться. Впрочем, до возвращения Агаи времени достаточно, успею подумать, как следует. Тем более что меня пока тревожили не упыри, а заговорщики, особенно — их внезапная утрата интереса к беглецам.

Почему крылатые изменили планы? Потеряли надежду нас найти?

Не верю.

Устроили засаду в другом месте?

Сомнительно. Все равно должны были оставить ищеек.

Понатыкали магических сторожков и ловушек?

Возможно, но легко проверить.

Что еще?

А еще могли произойти серьезные изменения в планах мятежников. Настолько серьезные, что они, бросив "дичь", помчались спасать свои шкуры. Хотя... был еще один вариант. Это если переворот свершился и без помощи армии мертвых, которую я якобы должен привести.

Последняя из версий казалась наиболее вероятной.

Какое событие заставит хищника смотать паутину? Только одно — в соседней уже жужжит более жирная муха. И это жужжание вряд ли нам во благо: если победят бредящие всевластием — ждать войны, а ее надо встречать в надежной крепости.

Конечно, можно попытать лучшей доли в далеких землях, но мне этого искренне не хотелось. Не верил я в истории о садах Ирии на стороне. Уж если родина словно мачеха, то что говорить про чужие страны? Вон, та же Риволия, загораживающая Фириту выход к внешнему морю, много оттуда возвращалось таких как я? Я имею в виду — нелюдей. Что-то пока не слышал.

Жрецы строгого Тудо Вэ сторожили гостей, грозя смертью тем, кто родился необычным человеком или не человеком. В Риволии даже маги выживали, лишь посвятив себя служению грозному божеству. Зато туда дороги нет и Фириту, и сирин... ну и мне заодно.

Да мало ли на какой подводный камень можно налететь в стране, которую не знаешь? В которой не знают тебя? В своем краю или хотя бы поблизости и ветер помогает.

Нет, далеко не побегу. Пока, во всяком случае. Будет та война или нет, еще неизвестно. Даже если будет — слишком много земель придется покорять сирин! Не осилят они таких территорий.

Эх... если бы не это проклятое пророчество... Похоже, я в него все-таки поверил, раз решил, что не поддамся... Но как теперь предугадать, какой шаг спасет от неверного пути, а какой к нему подтолкнет?

Да... задача.

Ближе к рассвету все, что придумал, показалось неправильным и сомнительным. Не умел я продумывать ходы с настолько дальним расчетом. Потому и предпочитал держаться в стороне от дворцовых интриг.

В итоге, как это обычно бывало в схожих ситуациях, я выругался вслух от души и тут же услышал.

— Что, мысли невеселые в голову лезут?

Ко мне поднялся Лаланн. Выглядел он как обычно — свежо, аккуратно и подтянуто. В этом Рис был здорово схож с князем, если только можно говорить "свеж" о мертвеце трехсотлетней давности. И почему, хотелось бы знать, вампиры не воняют, как те же умертвия? И не гниют? Надо на досуге у Андру поинтересоваться. А мысли — да, невеселые, милитес правильно угадал.

— Так и положение наше — не посмеешься.

Рис неопределенно пожал плечами:

— Бывало и хуже.

Это он верно заметил.

— Что твой упырь рассказал? — словно невзначай поинтересовался Лаланн.

Я, скривившись, поскреб ногтем щетину на щеке:

— Знаешь, Рис, ничего утешительного для меня лично, кроме одного известия — для всех вас я не опаснее, чем вы для меня.

Милитес хмыкнул:

— Расплывчато, не находишь?

Я развел руками — мол, большего сказать не могу.

В комнате повисло неловкое молчание, и чтобы избавиться от него, я сказал:

— Сирин больше не следят за нами.

— Да? — насторожился Рис, надолго замолчал, обдумывая новость, и вздохнул: — Теперь мы не можем предвидеть их поступки. Уходить надо из города!

Опять согласен, однако... что бы ни делали наши враги, вряд ли у них получится опередить Агаи: у него ведь тоже крылья растут. Но подготовиться в дорогу надо. Например, раздобыть зимних вещей — холода наверняка застанут нас в пути.

Восковой огарок прогорел и погас, погрузив комнату в темноту. За новой свечой я не полез: до рассвета оставалось не больше часа. А еще мне хотелось посмотреть, что происходит на улице.

Я подошел к окну, снял массивный внутренний ставень и осторожно отогнул край плотной куцей занавеси. Заросший травой двор с первого взгляда казался пустым и заброшенным. Со второго я увидел человека, притаившегося на дереве. Точнее — вампира. Одного из этернус князя. Не самое лучшее укрытие, на мой взгляд.

Я уже хотел вернуть ставень на место, как поза дозорного поменялась: он приготовился к броску. А в следующее мгновение во двор забежал крупный волчара — мы и думать про оборотней забыли в суматохе последних дней! Он шел явно по следу, припав черным носом к земле. Не думаю, что по нашему — слишком много времени прошло со дня вселения, да еще дождь пару раз моросил. Однако двигался вервольф очень уверенно, а значит, искал не нас. Точнее — искал не людей.

Подойдя к двери, волк обнюхал ее, заметно вздыбил холку, поджал хвост и попятился.

Вот дерьмо носатое! Его нельзя отсюда выпускать!

Я кинулся к выходу, но меня опередили — послышалось сдавленное рычание и возня.

— Зови князя! — приказал я Рису и вернулся на прежнюю позицию.

Когда оборотень схватился с вампиром, я узнал молодого этернус, что ходил со мной в дозор. В отличие от противника, драться упыренок пока не умел. Мало того, что не свернул шею зверю, так еще с трудом ускользнул от его зубов. Теперь две твари щерились друг на друга, показывая в злобном оскале острые клыки. У волка они были внушительней. Вампир отрастил когти, но по мне — клинок, который мальчишка оставил в ножнах, был бы надежнее. И почему, хотелось бы знать, кровосос его не обнажил?!

Вервольф, чуя слабость противника, снес его на землю одним броском. И тут бы оборотню сбежать, но ненависть взяла свое — он вцепился вампиру в горло. Я даже услышал, как хрустнули позвонки.

Все, медлить нельзя. Отпустить эту тварь — еще хуже, чем наследить перед домом!

Я повернулся к двери, но услышал резкое:

— Даже не думайте, Дюс! Без нашего участия обойдутся!

Андру уже стоял рядом со мной.

Со стороны улицы метнулась быстрая тень: к мальчишке подоспела помощь. Волк не успел заскулить, как ему снесли башку.

Давно бы так. Сталь намного надежнее когтей и зубов.

Между тем подоспел еще один вампир. Упыри деловито подхватили труп оборотня и потащили его прочь со двора. Белобрысый остался лежать. Князь некоторое время молча за ним наблюдал, потом вздохнул и скрылся в глубинах дома.

Неужели так и оставит?

— Дюс, — окликнул меня Лаланн, — все кончено, иди отдыхать. Моя очередь караулить.

На этот раз спорить не стал: мне не терпелось поговорить с князем о смене гостеприимного крова. Что не сделал один лазутчик, успешно закончит следующий. Натоптали во дворе порядочно, и пройди стая по следу пропавшего товарища, нас бы обнаружили. Так что назрела необходимость все же воспользоваться тайным убежищем Андру, о котором он говорил во время скитаний по подземелью Сырта.

Когда я спустился в гостиную, раненый этернус уже лежал на диване. Князь осторожно осматривал повреждения шеи. Клыки вервольфа, раздавив позвонки, словно куриную кость, и разорвав гортань, фактически отделили голову от туловища. Зрелище было не из приятных. Мальчишка лежал неподвижно, только трепыхание век говорило о том, что он еще борется за существование. Человек давно бы умер.

— Конец? — тихо спросил я князя.

Тот чуть качнул головой — да, конец.

— Может... добью?

К чему мучить парня, если итог один?

Андру затвердел лицом. Думаю, он согласился бы, но судьба решила по-другому — в комнату вбежала проснувшаяся Морра. Увидев любимую "няньку", малышка ускользнула от рук Эрхены и со всех ног бросилась ко мне. Я не успел перехватить девочку, она увидела умирающего.

Не могу сказать, что поведение нашей целительницы меня удивило — она всегда и всех жалела, пыталась помочь — просто оставалась слабая надежда, что вампир Морру все-таки не привлечет.

Я ошибся. В самом деле, раз она не обошла вниманием оборотней, почему упырь должен стать исключением? Вот только вервольфы тогда точно были трупами, а кровосос еще шевелился.

Я подхватил девочку на руки.

— Дюс, — она ткнула пальчиком вниз, скривившись в недовольной гримасе, — лечить! — И попыталась вывернуться.

— Подожди! Может укусить.

Девочка у нас сообразительная — мигом притихла, правда не забыла поинтересоваться:

— А лечить?

— Будем, будем лечить, — вздохнул я и повернулся к князю: — Андру, сделайте так, чтобы ваш подданный ни в коем случае не сдвинулся с места.

Этернус прижал раненого к дивану, лишая возможности двигаться. Я спустил девочку на пол и аккуратно обхватил голову вампира, стараясь не навредить еще больше.

Эдхед то, сказали бы мне месяц тому назад, что я буду жить в одном доме с нежитью и даже спасать одного из них... в жизни бы не поверил! Воистину — чудны дела твои, Ирия...

Морра, получив разрешение, осторожно свела ладошки над раной. Князь не отрывал от нее взгляда. Мне интереснее было наблюдать за Андру: что делает Морра, я видел не раз и не два, и даже успел испытать на собственной шкуре. А вот почти детский восторг на лице кровососа показался забавным.

Андру смотрел на малышку, как на самое великое чудо, которое только может существовать в этом мире. В этот момент я, наконец, поверил — князь не причинит ей зла, уж слишком девочка нужна вампирам.

Между тем, маленькая целительница убрала руки, открыв нашим взглядам шею раненого. Гладкая белая плоть, и ни малейшего следа от зубов. Более того, мне показалось, что от кожи исходит жар, словно там не бледная кожа нежити, а тело обычного человека. Буквально через секунду наваждение прошло. А еще через две мальчишка открыл глаза, посмотрел на меня безумным взглядом и стал вырываться.

Забавно... Наверное, решил, что ему собираются голову открутить.

— Морра, отойди! Андру, придержите вашего слугу.

Дождавшись, пока девочка уберется подальше, я разжал руки:

— Остынь, малец, а то довершу начатое блохастыми шавками.

Мальчишка, разглядев, кто его держит, послушно притих.

Андру некоторое время внимательно смотрел на исцеленного, затем отступил в сторону, освобождая его. Я тут же шагнул, прикрывая малышку.

— Дюс, вы не правы, — отреагировал на мое движение князь. — Я не позволю волосу упасть с ее головы. Она наша надежда.

Исцеленный вампир все это время не отрывал взгляда от своего повелителя и, кажется, сгорал от стыда. Правильно сгорал — опростоволосился парень по полной. Не окажись рядом соплеменников, лазутчик ушел бы живым. По всей видимости, князь разделял мое мнение, потому что недовольно нахмурился. Белобрысый виновато опустил голову, словно его пристыдили, учтиво поклонился и прошептал:

— Простите за причиненное беспокойство.

— Вы свободны, Реми. Подкрепитесь и возвращайтесь домой. Вам необходимо отдохнуть и как следует поразмыслить над... причиной неудачи.

Если бы нежить умела краснеть, парень стал бы румянее яблока. Торопливо развернувшись, бегом рванул выполнять приказ. А князь поморщился, извиняясь за несдержанность подданного:

— Совсем ребенок — еще восемнадцати не исполнилось. Не стоило его с собой брать.

Да уж, солдат, забывший в пылу сражения достать оружие — это не боевая единица, а добровольная жертва. Зачем, спрашивается, потащили?

Удивившись просчету пронырливого правителя нежити, я отправился спать, отметив мимоходом, как покраснели щеки Эрхены, когда проходил мимо.

"Надо сегодня же расспросить о женихе", — мелькнула последняя мысль, прежде чем я растянулся на кровати и закрыл глаза.

А в следующее мгновение меня затеребили:

— Проснись, Дюс! Он вернулся!

— Кто вернулся? Какого демона?

Спросонья не сразу получилось сообразить, о чем толкует взволнованный Рис.

— Агаи вернулся!

— Ну и что? — зевнул, намереваясь повернуться на другой бок, но в следующую секунду до меня дошло: — Зачем?! Почему так рано?!!

— Вот ты сейчас встанешь, и мы узнаем "почему", — бесцеремонно толкнул меня в бок милитес. — Он без тебя отказывается говорить!

Понятно.

Я сел, кисло оглянулся по сторонам, по привычке попробовал пригладить волосы и выругался:

— Отец всех теней, глаза не открываются.

Лаланн понимающе кивнул:

— Скажу служанке, пусть сообразит что-нибудь бодрящее.

Я принялся одеваться, раздумывая на ходу, что заставило сирин вернуться раньше времени. Неужели мои догадки верны?

В гостиной, уже отмытой от крови вампира, собрались все, кроме женщин.

Я нашел взглядом лазутчика — он расслабленно развалился в кресле, голова запрокинулась на подголовник, открывая худую шею и выступающий кадык. За время ожидания сирин успел заснуть. Должно быть, он со всех крыльев мчался в Сырт, не останавливаясь по дороге и теперь, выполнив долг, попросту отключился.

Лаланн осторожно потряс мага за плечо.

Сирин вздрогнул, потер покрасневшие глаза, увидел меня и вскочил:

— Дюс! Надо убираться из города! Война началась!

— .... чтоб им .... в.... и чтоб их потом сто лет .... в... и под .....!!!

В комнате ненадолго воцарилась полная тишина, а потом Андру меланхолично произнес:

— Никогда не слышал, чтобы дворянин так колоритно ругался. Кто вас воспитывал, Дюс?

— Вы уже как-то спрашивали — духи небесные, — огрызнулся я, и снова посмотрел на сирин: — Рассказывай, только сядь, а то хлопнешься в обморок.

— Новости такие, что я лучше стоя, — хмуро бросил маг, но послушался и вернулся в кресло. — Дня через три войско будет в Сырте.

— Почему так быстро? Они что, ради нас решили обойти все города? — недоуменно поднял брови Рис.

— Нет других городов! — зло бросил аптекарь. На худых скулах заиграли желваки.

— То есть как — "нет"? — недоуменно задрал брови Лаланн. — А куда, позволь спросить, они делись? В пыль рассыпались?

Сирин со свистом втянул воздух и безжизненно обронил:

— Дома в сохранности, а вот люди... А вот людей...

Он снова втянул воздух. Казалось, юноше не хватает его, что бы произнести фразу до конца. На помощь пришел вампир.

— Эпидемия? — мрачно поинтересовался князь с таким видом, словно заранее знал ответ.

Агаи опустил голову, подтверждая догадку властителя нежити:

— Я подслушал одного из магов. Он похвалялся... своим мастерством.

— Ах, ты... — у меня не нашлось подходящих слов.

Значит Сырт — лишь один из многих... Лишь один...

Но каковы, а?! Вот тебе и "оплот мудрости и милосердия" — так кажется, его Агаи когда-то называл?! Как там писали на ярмарочных лубках... "Птица глаголемая сирин нравом люта?" О да!

— А войско у Сырта? — напряженно спросил Андру.

— Не видел, — неохотно сказал Агаи. — Наверное, ушли или перемерли.

— В других городах такие же потери, как здесь?

Лицо волшебника еще больше помрачнело:

— Я пролетал только над двумя, но не думаю, что картина расходится. Много хуже. Спасителей не нашлось, и люди почти не выжили. А те, что выжили, не смогут сопротивляться.

Я представил себе города, полные смрадных костров, и дернулся — вот так новость! Получается, войны как таковой не будет? Проберется маг, заразит колодцы — и все?! Приходите и забирайте?! Но какой толк сирин от загаженной опустевшей земли?

Хотя, если поразмыслить, не такой уж пустой. Не думаю, что сирин побывали в каждой деревеньке. Зачем? Кто эту прожорливую саранчу кормить будет?

Но неужели сирин так много, что они способны поглотить полмира?

— А как эти твари собираются жить там, где шагу не сделать без риска заразиться? — мрачно процедил милитес, стиснув рукоять меча так, что хрустнули суставы пальцев.

Агаи горько усмехнулся:

— Маги. Среди моего народа их столько, что очистить город можно за день. Тем более, что...

Юноша не договорил, но все и так поняли, что он хотел сказать — "тем более что мор наведен самими сирин".

Меня охватила ярость. Захотелось по одному передушить стервятников, которым последние мозги выдуло в горах. Судя по мрачным лицам собеседников, я был не одинок в своем желании: даже прозрачные зеленые глаза Агаи горели яростным огнем. Казалось, мага изнутри сжигает ненависть. Или все-таки... стыд?

— Не думаю, что сирин решат сразу двигаться дальше, — прервал затянувшееся молчание Андру. — Одно дело вырваться из холодных предгорий и заселить опустошенную страну. Другое — удержать ее в своих руках.

Да, другое. Но из Сырта нам придется убраться. Морры этому народу не видать, как своих ушей. Меня на побегушках — тоже. И все-таки предпочтительнее, если имперские планы удовлетворятся возможностью выйти к реке Двух вод.

— А с соплеменниками ты общался? — спросил я у мага.

Агаи кивнул:

— Да. Они словно взбесились! Бредят великими завоеваниями. Империей! И постоянно твердят о пророчествах!

Его губы скривила горькая усмешка. Сначала я не понял таких сильных переживаний, но постепенно до меня дошло... Выросший среди людей, Агаи не испытывал к ним ненависти. Да и вообще... парень по-прежнему оставался идеалистом. Готовность сородичей отправить на тот свет уйму людей, лишив их даже возможности защищаться с оружием в руках, поразила юношу до глубины души. Жалко только, что эта душа прежде решилась на предательство!

Я подавил сочувствие к магу и спросил:

— Триумвират?

— Распущен. На время войны у власти ставленник верховной жрицы. Не Глория. Главнокомандующий.

История старая, как мир — у кого армия, тот и у власти. Значит, распутная интриганка сейчас шипит от злости, забившись в угол? Приятно. У дамы самолюбие болезненное, а амбиций — до звезд. Получается, игра не закончена. Можно смело надеяться, что претендентов на трон окажется много, и они благополучно передерутся, забыв про мировое господство.

— Так сколько, говоришь, у нас времени? — поинтересовался я.

За Агаи ответил князь.

— Три дня. Я не хочу вас торопить, Дюс, но не стоит дразнить судьбу: благоразумнее покинуть город сегодня с темнотой. Можно было бы и сейчас выйти, но надо решить две маленькие проблемы. Первая... — Вампир кивнул на сирин, сидящего с закрытыми глазами, — ... ему необходимо поспать хотя бы час или два. Вторая.....

Андру посмотрел мне в глаза:

— Вы должны наконец решить, куда лежит наша дорога.

Я усмехнулся:

— А то сами не догадываетесь! К вам, князь. Только позвольте поинтересоваться, чем вы собираетесь питаться в пути?

Андру пожал плечами:

— Поверьте, Дюс, никем из ваших друзей. Вдоль берегов живет достаточно людей, в воде плавает довольно дельфинов, и на худой конец, всегда можно поймать дичь в прибрежных лесах. Главное — не заходить туда ночью.

Мы снова растолкали Агаи, и еще с час мучили парня расспросами, пытаясь из мозаики его рассказов составить полную картину событий. Получалось, Агаи встретился с войском, когда в панике несся прочь от зараженного города.

Я представил себе тысячи огромных птиц, опускающихся с небес в беспомощные обезлюдевшие города. Я помнил, как выглядят оборотни в истинном виде: они серьезные противники. Есть чем клюнуть и чем зацепить, хотя против меча не устоят.

Только упрямство помогло Агаи опередить сородичей: он не спал трое суток. Парень выполнил свою задачу ценой полного упадка сил — в конце концов, маг отключился прямо посреди фразы. На этом допрос пришлось прекратить и оставить усердного шпиона в покое — отсыпаться.

* * *

Мы вышли из дома, стоило темноте опуститься на город, не дожидаясь, пока на небосвод вскарабкаются луны.

— Возьмите, Дюс! — Андру сунул мне в руки две палки, обмотанные просмоленной ветошью.

— Зачем? — искренне удивился я. — Проблемы со зрением?

Чего-чего, а факельный огонь вампирам без надобности, да и мне тоже. Особенно если учесть, что ночь выкатит на небо обе луны.

Вампир только бровью повел:

— Дороги полны неожиданностей, — слегка помрачнел и добавил: — А в этом городе особенно. Молитесь Ирие, чтобы огонь нам не понадобился.

Я усмехнулся совету, неожиданному для нежити:

— А кому будете молиться вы, Андру?

Он пожал плечами:

— В моем распоряжении все демоны ночи... — сверкнул зубами и добавил: — включая вас, Дюс.

Остряк. Жаль только, что чувство юмора своеобразное: меня не веселит, да и моих спутников тоже.

— Ну вас-то, князь, я непременно услышу, главное, голоса не жалейте.

Вампир, улыбнувшись еще шире, выскользнул во двор. Я перехватил недоуменный взгляд сирин и счел нужным пояснить:

— Его светлость изволили шутить.

Не хватало только, чтобы маг всерьез принял слова кровососа.

Подданные Андру уже ждали нас во дворе. Рядом с нежитью застыли Эрхена и служанка. Даже преданность Лаланну не могла избавить последнюю от страха: руки бедной женщины мелко дрожали. Она боялась неизвестности.

— Э... — как же зовут эту несчастную? — ... милочка, могу я поручить тебе кое-что важное?

Женщина перестала дрожать, часто заморгала и с недоумением посмотрела мне в глаза.

Стоглавый Мо! Она же не понимает ни слова.

— Рис! — окликнул я милитес и сунул ему факелы. — Займи свою женщину. Скажи, от них зависят наши жизни.

Я окинул последним взглядом наш маленький отряд и шагнул в холодный осенний мрак — ночь давно утвердила свои права, изгнав последние отсветы заката. Но темнота не оправдала наших надежд, она не помогла скрыться: до берега мы так и не добрались. Сначала я увидел, как настороженность на лицах этернус сменилась напряжением и готовностью вступить в схватку: упыри учуяли опасность.

Андру недобро оскалился:

— Быстрее!

И, вопреки собственным словам, внезапно остановился, словно наткнулся на невидимую стену. Вслед за правителем нежити замерли все остальные.

Я прищурился, пытаясь разглядеть невидимых врагов, потянул из ножен клинок и заметил, как впереди мелькнул поджарый волчий силуэт, за ним — еще один.

Ночь тотчас потеряла настороженную тишину: ее разрушило глухое рычание. Семь крупных зверей выстроились полукругом, перегородив дорогу к реке. Впереди стоял самый мощный из вервольфов.

Я услышал, как за спиной сдавленно выругался Рис:

— Каракатицы мохнатые, чтоб вам глотки разорвало!

Короткий и резкий приказ Андру:

— Женщин в центр!

Да, уйти без боя не получится — путь отрезан. Ну что же...

Волки остановились, и вожак коротко взвыл. Когда он замолк, все погрузилось в безмолвие, нарушаемое только взволнованным дыханием сирин и тихим шепотом служанки. Перепуганная женщина молилась.

Словно желая расставить все по своим местам, из-за городского холма вынырнула Орис, добавив свой свет к желтому фонарю Ахи. Теперь было видно все, вплоть до смутных силуэтов духов, разлетевшихся в стороны от живых. И представшее взгляду не радовало: оборотней оказалось намного больше, чем думалось — только впереди не меньше двух дюжин тварей. Возможно, большинство из них были молоды и неумелы — новообращенные во время эпидемии — зато с избытком кипела жажда крови. Нашей крови.

Я видел, как вздыбилась шерсть на холках оборотней, и вылезли напоказ в беззвучном оскале клыки. Нежить замерла, ожидая приказа.

Клыки против стали? Самоубийцы! Или это еще не все?

Я быстро оглянулся — из верхнего города на нас надвигалась вторая стая, превосходившая числом ту, что преградила путь к реке. Луны зажгли в глазах вервольфов злые зеленые огни, и издалека казалось, что в темноте сверкает рой светляков.

На душе стало тоскливо: неплохо порезвились клыкастые в Сырте, раз успели собрать такое полчище.

Я быстро огляделся: справа низкая изгородь, отделяющая от обрыва, слева — каменный забор, за которым среди деревьев прятались редкие здания.

Да, не самое лучшее место для обороны, но прятаться по норам — не выход, придется прорываться.

Скулы свело от напряжения, и ярость на мгновение лишила способности соображать. Пришлось выдохнуть из себя злость коротким ругательством:

— ...!

Великий отец всех богов... Давно я не чувствовал себя в шкуре оленя! Надо попробовать обезопасить девочку. В такой свалке ее легко могут зацепить, а много ли такой малышке надо? Мне будет спокойнее, если не придется оглядываться.

Волки по-прежнему тянули с нападением, словно чего-то ждали или в последний момент сообразили — сила не на их стороне. Не воспользоваться отсрочкой было бы грешно.

— Агаи, — я окликнул мага. Тот молча встал рядом.

— Сможешь взлететь с Моррой?

Волшебник неуверенно прошелестел:

— Попробую.

Такой ответ меня не устроил. Взрослый сирин вполне способен справиться с ребенком, весящим не больше тридцати семи фунтов.

— Агаи, я ведь не прошу улететь с ней к демонам на задворки! Главное, доберись до реки! Там найдешь подданных князя в лодках.

— Но ты без меня погибнешь! — ужаснулся аптекарь. — Я поклялся тебя защищать!

— Ты дал клятву делать, что я скажу!

— Хорошо, — послушно кивнул Агаи.

Его покорность в сочетании с упрямо сжатыми губами мне не понравились, поэтому пришлось уточнить:

— Не смей бросать Морру одну! Без тебя справимся.

Маг в драке лишним не бывает, вот только против своры оборотней ему не устоять. Реакция у Агаи обычная, человеческая, не уследит он за этими тварями. Хотя...

Юноша уловил тень сомнений на моем лице и зашептал:

— Я пугну их огнем на расстоянии! А если не поможет — улечу.

Я кивнул — пойдет! Или даже...

— Пробьешь брешь в стае?

Юноша моментально расцвел, словно ему пообещали награду.

Да-а... клятва на верность — страшная вещь: она лишила Агаи страха за собственную жизнь.

— Расчистишь дорогу, дальше действуй по обстоятельствам. Сил зря не трать, помни: главное — Морра.

Волшебник развел руки, плетя заклятие, и на всплеск магической силы, как мотыльки на огонь, потянулись духи. Сначала одна бесплотная тень, следом — вторая, третья. И тут меня осенило... Вернее не осенило — рука дернулась раньше, чем я сообразил, зачем это делаю.

Окружающий мир в момент выцвел, воздух внезапно похолодел, зато силуэты умерших стали плотнее.

Я протянул руку, схватив за плечо ближайшую тень, и влил в нее злую силу... черпая ее из неизведанной части своей души, нечеловеческой, равнодушной.

И снова упругий лед задергался в ладони, обретая видимость, силу и плоть.

Я уставился в полыхнувшие огнем глаза:

— Ты слышишь меня?

— Да, господин! — ответное шипение вырвало негромкие возгласы у моих соратников. Оглядываться не стал — обойдутся без моих оправданий.

— Голоден? — поинтересовался я, глядя на капкан зубов.

— Да, господин.

— Тогда вон те в серых шубах твои! Больше никого не трогай!

И я потянулся к следующему духу. Очень скоро наш отряд увеличился еще на пять боевых единиц. Вот только мне после этого стало нехорошо — мир не сразу обрел привычный вид.

Пока я творил нежить, этернус князя успели перестроиться, прикрыв мага и женщин. Мы с Андру стали замыкающими.

Цвет ночи на мгновенье изменился с синего на оранжевый, и тени выросли за нашими спинами, словно черные крылья: Агаи завершил заклинание. В воздухе запахло паленой шерстью, несколько волков отскочили прочь, стряхивая мелкие искры с тлеющих шкур. А у Андру в руках появились горящие факелы — вампир успел выхватить их из рук служанки и даже поджечь от огня, пущенного магом. Шустрый кровопийца. Один из факелов я забрал себе: этернус был прав, огонь пригодился!

Яростный вой поджаренной нежити стал сигналом, и мы бросились вперед. Главное — пробиться через заслон, а уж отступление мы как-нибудь прикроем!

Умертвия добрались первыми: разбуженная моей волей нежить сцепилась с другой, не менее опасной. Следом подоспели вампиры и смяли вервольфов. Громкие вой и рычание заглушили все остальные звуки ночи.

Клыки против стали...

Я успел увидеть, как блеснул занесенный клинок, и покатился, метя дорогу кровью, оборотень, как исчез под грудой мохнатых тел вампир, как умертвия разодрали на части вервольфа, прежде чем мне в ноги бросился зверь из второй стаи. Андру, не останавливаясь, ткнул ему в морду факелом, вогнал меч между ребер и пинком отбросил назад. В этот миг вампир словно размазался в воздухе, даже я с трудом уследил. Раненый вервольф с визгом покатился под ноги стае: самый нетерпеливый из оборотней поплатился за собственную глупость.

Ошибка заставила тварей действовать осторожнее: теперь они попеременно выпрыгивали вперед, щелкали зубами и тут же отскакивали, провоцируя противника кинуться следом. Хорошая тактика, только одного не учли — нашей скорости. Вервольфы сильнее обычных волков, проворнее любого из них, но не быстрее меня и вампиров.

Подгадав очередной бросок нежити, я метнулся навстречу и опалил огнем оскаленную морду. Волк взвыл, отвернулся, открыв шею, и мой клинок тут же выкрасил ее в алый цвет. Прежде чем свора опомнилась, я снова вернулся на место.

Кровь собрата взбесила стаю — монстры кинулись скопом, пытаясь вцепиться в ноги, опрокинуть и растерзать. Мы с Андру защищались, вычерчивая перед собой огненные полосы. Звериная кровь пробудила в верфольфах древние страхи — оборотни боялись факелов не хуже лесных собратьев

Этернус князя прикрывали отряд спереди и с флангов. Я лишь краем глаза видел их резкие стремительные движения. Вампиры действовали слаженно — потеря товарища сделала их осторожными.

Вервольфы тоже не лезли напролом. Лишь однажды с плоской крыши разгромленной лавчонки взвился в прыжке крупный зверь. Я успел заслонить Риса, врезать рукоятью меча по оскаленной морде и отбросить монстра, располосовав его грудь шипом предплечья. Андру добил зверя, пригвоздив его к земле мечом.

Из нас с князем получится хорошая связка!

Неожиданно у моего уха свистнул арбалетный болт... Я почти почувствовал его движение и внутренне содрогнулся; чуть левее — и да здравствует второй мир! Косорукая девчонка, ну откуда у нее оружие?!

— Рис, следи за женщинами!

Лаланн кивнул и вцепился в локоть служанки, которая от страха еле ноги передвигала. Морру нес на руках спасенный ею вампир. Эрхена бежала сама, на ходу пытаясь натянуть рычаг арбалета. Получалось это плохо: девчонка не смотрела под ноги и спотыкалась: того гляди — упадет.

Эдхед Мо шизане! Ну что с ней делать?!

И тут снова прозвучал одинокий властный перелив — вожак отдал новую команду. Повинуясь ей, часть стаи растворилась в ночи. Остальные волки не торопились нападать. Они следовали за нами по пятам, скалясь и рыча, но в драку не лезли — держались вне досягаемости клинков.

Демон меня задери... До какой пакости эти твари додумались?

На этот раз самым сообразительным оказался Лаланн. Он сбился с шага и прохрипел:

— Дюс, крыши!

Чтоб мне провалиться!

Все поняли, что он имел в виду — ближе к воде теснились дома бедняков. Их не разделяли сады и каменные ограды. Лачуги лепились друг к другу, как ласточкины гнезда — сплошной стеной. Их плоские крыши были удобным плацдармом для нападения.

Быстро же твари сообразили...

— Агаи! — гаркнул я во весь голос. — Бери девчонку и сматывайся! Андру, прикройте людей!

Я решил идти в одиночку на оставшихся монстров. Наш единственный шанс — воспользоваться тем, что стая разделилась. Демон с ними, подумаешь — покусают, невелика жертва. Агаи вылечит.

— Нет, Дюс! Используй другую силу! — качнулся ко мне правитель этернус. Его глаза, отражая неверный призрачный свет лун, светились в ночи, словно серебро. Точно так же отсвечивали едва видимые глазу призраки погибших в эпидемию людей.

Мо шизане... Мне стало понятно, что кровосос имел ввиду.

Не до конца доверяя себе, не надеясь, что все получится, я властно поднял руку и мысленно позвал неупокоенные души. И едва улица расплылась, проявив невидимую "изнанку", ко мне послушно дернулись призраки.

Упырь прав, гибнуть не обязательно. Проклятые сирин постарались — я мог набрать такую армию, что без труда загнал бы крылатую свору туда, откуда они вылезли. Если бы метил на роль властителя этого сумасшедшего мира...

Мы отошли к стене, защищая спины, и прежде чем вервольфы успели сообразить, отряд усилился страшными, словно смерть, союзниками.

— Взять их, — кивнул я мертвецам и повторил призыв, отметив, что глаза Агаи наполняются ужасом. Рис тоже не выглядел радостным.

Меня завели эти взгляды: чистоплюи хреновы, издохнуть от волчьих зубов, конечно, лучше! Да плевать я хотел с высокой горы на ваше недовольство! Главное, своих не потерять! И кто мне в этом поможет, неважно: хоть вампиры, хоть умертвия, хоть самый злобный демон из свиты Мо! Раз уж небесным воинам Ирии до нас нет дела...

Я снова повторил призыв, собирая неупокоенных, по капле утрачивая связь с настоящим и с человеческой душой, осознавая, что сражение теряет всякий смысл, потому что весь мир — это одна большая ошибка: и люди, и сирин, и нежить, и даже я сам.

Наверное, в конце концов случилось бы что-то страшное, намного страшнее напавших на нас волков, если бы не аптекарь...

Он откинул меня к стене с неожиданной для этого хлюпика силой:

— Прекрати!

Слабый мальчишка один бы не справился, его поддержал Андру. Он резким движением прижал мои руки к телу и прошипел:

— Лирой, придите в себя!

Остановиться было трудно. Снова почувствовать себя человеком — еще труднее.

По-настоящему помогла нежная женская рука на моей щеке и тихий всхлип:

— Дюс, кегемара!

Эрхена...

— Кегемара, банкум!## — заплакала девушка.

##Любимый, очнись!

Ее голос вытащил меня из начинающегося кошмара точно так же, как когда-то — из болезненного бреда. Я не понял, о чем просила Эрхена, но отказать не смог. Напряжение схлынуло, и мышцы сковала усталость. Было такое чувство, словно я пару суток не спал и не слезал с лошади. Но оно того стоило — на дороге замерла маленькая армия упырей. Умертвий, готовых рвать глотки нашим врагам. Большего и не требовалось.

Я прохрипел:

— Убейте волков! Всех, кто будет нам угрожать.

И сполз по стене: ноги отказывались держать.

Андру коротко кивнул своим этернус, и меня с двух сторон приподняли за локти.

— Сам дойду! — процедил я сквозь зубы и, пошатываясь, сделал первые шаги.

Если бы вервольфы атаковали меня сейчас, им досталась бы легкая добыча. По счастью, оборотням было не до нас: до них добрались умертвия. Полюбоваться на драку нежити с нежитью мне не хватило сил: я мог только безвольно брести по улице, подчиняясь сильной руке одного из этернус князя.

Черная полоса воды между лодкой и берегом становилась все шире. Течение медленно сносило ее на юг, и вампиры усиленно гребли, выравнивая суденышко. Андру, прищурившись, молча смотрел на Сырт: выискивал невидимую для человеческих глаз угрозу. Мы все вглядывались в удаляющийся берег. Город словно умер: ни одного огонька за окнами. Жителей ждала страшная ночь, и оборотни в ней были не самой главной жутью.

Я вспомнил, как выли и бились волки, когда их драли зубы умертвий, и передернулся от отвращения. Нет, вервольфы вполне заслужили такую смерть; просто, когда мы садились в лодки, у меня шевельнулось желание оставить в наследство сирин всех, кого сотворил. Оно оказалось очень сильным, несмотря на то, что я понимал — умертвиям нет разницы, кого жрать, и без контроля над нежитью горожане станут первыми жертвами. Хотя они и так почти мертвы.

Я мотнул головой — страшненькая мысль, достойная самого Фирита. А следом за ней серой мутью всплыло то, что почувствовал у стены...

Мо шизане, во что я превращаюсь?

Правитель нежити окинул меня внимательным взглядом:

— Не корите себя, Дюс. Вы все сделали правильно.

Правильно? Ну да, ну да... Убежать от дома на пять тысяч верст только для того, чтобы вернуться обратно в компании нежити, это, конечно, самое верное решение. Вернее некуда. А еще — оставить за спиной живого врага, проглядеть под боком предателя, распрощаться с человеческим обликом, обзавестись союзником-вампиром и своей волей тащиться в его логово... Да, я самый мудрый из мудрецов! Так намудрил — самому тошно.

И лошадей нет, придется все эти тысячи верст собственными ногами измерить.

Одно хорошо.. посторонняя нежить нам теперь не грозила, благо своей имелось достаточно. Оборотней мы лишили вожака и большей части стаи, а новобранцы не сунутся в погоню. Если их только не приберет к рукам другой агент Фирита.

Сирин? Сирин хотя бы несколько лун придется разбираться с новыми землями, выжившими людьми и собственными интригами. И если интриганы достаточно сильны, то крылатым будет не до погони. Надеюсь, они вообще про нас забудут.

Мысль о сирин заставила вспомнить одну маленькую деталь — во время бегства мне почудилось пристальное внимание, которым тянуло с небес. Словно Ирия послал небесного духа приглядеть за нами. Но Ирия далеко, а вот крылатые твари с недобрыми помыслами — много ближе. Неужели не все улетели? Это плохо. Вот по кому надо было из арбалета стрелять!

Я покосился на Эрхену: девушка сидела на дне лодки в ногах у гребцов, стараясь не касаться их напряженной спиной. Мне хорошо было видно, как горят румянцем ее обычно бледные щеки. С чего это девочка так раскраснелась?

Вспомнилось нежное прикосновение к моей щеке.

Совсем не боялась меня певунья. Однако.. выходит, я ей задолжал. И существенно! Не приди я в себя, меня ждало бы что-то невероятно гадостное. А уж остальных... Мы все теперь в должниках!

Эрхена, почувствовав пристальный взгляд, подняла голову, посмотрела мне в глаза и торопливо отвернулась.

Ладно, позже разберусь.

Так что же со мной было? Что за дерьмо? Неужели та хладнокровная тварь и есть моя .. как там ее вампир называл... духовная матрица второго мира?

Я уставился на отдаляющийся берег, пытаясь восстановить в памяти каждую секунду боя. Нельзя допустить, чтобы это повторилось! Самое простое решение — больше никогда не заниматься поднятием мертвых. Можно даже пообещать себе. Поклясться. Да только я ведь не удержусь от такого соблазна. Конечно, неприкаянные души не встречаются на каждом шагу, но... есть одно место. И один старый должок... Небольшой такой... ценой в жизнь Таниты.

В первый раз со времени бегства из Сырта я почувствовал злобное удовлетворение — не напрасно возвращаюсь! Найду, чем душу потешить. Надо только разобраться с самим собой — Эрхена не всегда под боком будет.

Лодка ткнулась острым носом в песок, ее слегка качнуло. Этернус попрыгали в воду, сняв вес, и в два рывка вытащили посудину на берег, так что не пришлось мочить сапоги в холодной воде. Дождавшись, когда лодка опустеет, один из вампиров разделся, сел в нее, отплыл от берега, ударом кулака выбил доску из днища и прыгнул за борт.

Разумно. Нам обратная переправа точно не потребуется.

* * *

Часа через три быстрого шага по редколесью люди начали уставать. Первой стала спотыкаться служанка, не привыкшая к гонкам в темноте. Эрхена держалась неплохо, но и по ней было видно — девушка от слабости едва стоит на ногах. Да и Агаи выглядел не лучше: он толком не отдохнул, а колдовство вытянуло из парня последние силы. Лучше всех устроилась Морра: ее по-прежнему нес спасенный вампир, и девочка попросту заснула у него на руках. Не могу сказать, что мне нравилась такая "нянька", но выбирать не приходилось.

Мы держались недалеко от реки, пробираясь в прореженном дровосеками лесу. Андру шел, не делая скидок на чужую усталость. Когда служанка упала и не поднялась, один из вампиров, повинуясь молчаливому взгляду правителя, подхватил ее на руки, словно куклу. Еще один подошел к Эрхене, но она отказалась от помощи. Я бы тоже предпочел идти ногами, пока хватает сил.

Наконец, когда Ахи закатилась за горизонт, а небо посерело, князь объявил:

— Все! Привал.

Вампиры тотчас избавились от своих нош: близость с людьми была для этернус не в радость.

Мы с Лаланном первым делом сгребли в кучу опавшие листья, кинули сверху плащи и уложили Морру. Служанка устроилась с ней рядом, отключившись в одно мгновение.

Похоже было, готовить придется мне.

Я глянул на обессиленного сирин, привалившегося спиной к ближайшему дереву.

И с костром возиться тоже мне.

Хотя можно перекусить всухомятку, по-быстрому, все равно кроме нас с Лаланном никому до завтрака дела нет.

Я полез в мешок за лепешкой и сыром, отмахнул по ломтю от каждого и перекинул Рису. Агаи уже заснул, мы не стали его тревожить: поесть можно и на ходу.

Пока мы ели, князь отправил этернус в караул. Ну, хоть об этом не приходилось тревожиться.

Прожевав последний кусок, я завалился спать.

* * *

Белые перья облаков, растянутые над землей туманным веером, не мешали рассмотреть ни блестящую ленту реки, ни золотистые кроны деревьев. И яркие всполохи жизни под переплетением веток я тоже прекрасно видел, как и чернильную нежить, прячущуюся от дневного света в норах. Еще внизу кровенели пятна, не ярко-алые, как люди или животные, а цвета темных сгустков свернувшейся крови. Не люди, не нежить. Потерянные души, зависшие между миром мертвых и миром живых, проклятые, жаждущие, вечно голодные. Опасные и для того, и для этого мира. И над всеми ними зависло ослепляющее светило: огромное, с рваными краями, растянутыми во все стороны, словно щупальца. Мгновение, и я скорее почувствовал, чем увидел, как на необъятном диске вспыхнул белый круг, вспух куполом и лопнул, словно мыльный пузырь. Обжигающие брызги закрутились в невидимом вихре и понеслись к земле с огромной скоростью, прихватив меня по дороге. Я влился в этот ослепительный поток, стал его частью и, падая, разглядел крохотные фигурки на земле. Они становились все ближе и ближе, пока я не смог различить их лица. Знакомые лица: Лаланн, Агаи, Эрхена, Морра, Андру.

Стоило первой волне коснуться вампира, как его лицо посерело, став цвета пепла, и пошло трещинами. Вторая превратила вампира в груду обгоревших костей.

Мучительный вой разнесся над землей — смерть добралась до множества существ. Мою незримую плоть захлестнуло чужой болью, закрутило, ударило о землю, и я почувствовал, что рассыпаюсь на части.

Проклятье! Я вскочил на ноги, выхватив нож раньше, чем сообразил, что делаю, и застыл в напряженной позе. Вероятно, вид у меня был дикий, потому что этернус князя тут же выдернули клинки, выискивая взглядом опасность. И тут до меня дошло — это всего лишь сон!

Холера на мою голову... Сроду ничего не снилось, а тут такая дрянь!

Я убрал оружие в ножны и выругался:

— Чтоб этой фее грез в одном месте повылазило!

Кровососы тут же расслабились, одарив меня насмешливыми взглядами.

Вот только этого не хватало. Осины на этих пиявок нет.

— Кошмары, Дюс? — вежливо поинтересовался Андру.

Я вспомнил, как пошло трещинами и осыпалось во сне его лицо, и сплюнул.

— Угадали, Андру. Притом с участием вашей светлости.

— Позволите узнать, что вам снилось? — склонил голову на бок этернус, не сводя с меня внимательных глаз. Его сильно заинтересовало сновидение.

— Хотите податься в гадалки?

Правитель нежити усмехнулся:

— Вы существо двух миров, может статься, вам попросту подали весточку.

Слова князя заставили меня задуматься. Кто знает, может правда надо рассказать?

— Мне снились солнце, облака и все мы. А когда подул ветер, вы превратились в горстку обугленного праха. И не только вы, Андру.

Произнеся последнее слово, я почувствовал себя идиотом вроде придворных куриц, что шепчутся по углам дворца, тыкая мягкими пальчиками в позолоченные тетради.

Но вампир воспринял мой бред совершенно серьезно — нахмурился и тихо спросил:

— А другие? Что стало с другими: с людьми, сирин и вами?

— С ними — ничего, со мной... я не понял. Стало больно.

Андру помрачнел, задумался, повернулся и в одно мгновение оказался около своих подданных, которые с удобством расположились в стороне от нас. Короткий приказ, и два этернус, подхватившись с места, затерялись среди деревьев.

Проклятый кровосос... Что он скрывает?

— Князь! — рявкнул я, не в силах сдержать злость. Андру медленно повернулся. — Извольте объясниться! И не говорите снова, что я сам отказался слушать о нежити!

Титулованный кровосос выпрямился, твердо взглянул мне в глаза, и я как-то сразу вспомнил и про свое не особенно знатное происхождение, и про то, что грубиян, и вообще — недостоин рядом стоять хоть и со свергнутым, но принцем.

Ну... князь! Пиявка паршивая....

Не успел я высказать упырю все, что о нем думаю, как тот сменил выражение лица и вежливо извинился:

— Простите, Дюс. Конечно, я объясню. Просто вы застали меня врасплох этой новостью.

— Вы хотите сказать, мой сонае позволяет?!из Сырта я что-то означает?

— О да! — горько усмехнулся вампир. — Только не ждите от меня великих пророчеств. Ваш сон означает, что нам следует поторопиться, если только не желаете насладиться видом моих костей. Я вас об этом предупреждал, просто немного просчитался со сроками. Ну, так что? Поспешим?

— Куда вы услали своих парней? — вместо ответа спросил я Андру.

— За лошадьми. Ваш друг и ваша женщина пойдут на руки к моим этернус разве что в качестве трупов. Но вас ведь это не устроит?

Еще бы. Много бы я отдал за такое зрелище: Рис на руках кровососа. Н-да...

— А без лошадей мы можем не успеть — люди двигаются слишком медленно. Да и ваши силы, Дюс, не безграничны.

— Как будто кони неутомимы, — отмахнулся я, размышляя над словами князя, и хмыкнул: — А может, вы того... покусаете лошадей? И тогда они станут быстры, как ветер.

Вампир печально вздохнул:

— Увы. Ничего путного не получится, поверьте на слово.

Не понял... Я же пошутил!

— Так вы правда пробовали?

Андру серьезно и торжественно кивнул:

— Несомненно. Это же такой занятный эксперимент. А вдруг бы получилось?

Я представил себе клыкастую четвероногую тварь, которая гоняется за людьми, и вздрогнул.

Князь рассмеялся:

— Неужели поверили? Дюс, животные годятся нам лишь в качестве пищи, когда привычной... еды рядом нет. К сожалению, их кровь нельзя использовать постоянно, она подходит лишь для временного поддержания сил. Потом как-нибудь объясню.

Опять та же песня?

Князь заметил, как изменилось мое лицо, и поспешил добавить:

— Это не тайна. Просто хочется, чтобы вы по-настоящему поняли, кто такие этернус, и поверили в мою... искренность. Для этого нужен один механизм, а он в замке. Поэтому и только поэтому прошу, потерпите еще немного.

Ну что ж, похоже, вампир честен. В конце концов, говорить правду — в его интересах, если хочет увидеть меня в союзниках. А Андру хочет, очень хочет.

Я кивнул, соглашаясь, князь тут же расцвел обаятельной улыбкой, а его взгляд стал хитрым. Вампир пододвинулся ближе к моему уху и прошептал:

— А опыты я проводил на мышах.

Правитель нежити с видимым сожалением пожал плечами:

— Увы, ничего не получилось. Они издохли. Хотя... одна, кажется, удрала. Так что будете гулять по замку, смотрите под ноги, мало ли что.

Мо шизане! Этот наглый упырь просто издевался.

* * *

Гонка продолжалась уже больше двух недель: мы покрывали за один переход по двадцать — двадцать пять верст, ели и падали спать. И если я к большим расстояниям привык (по сорок, случалось, бегал), то остальным людям приходилось туго. Особенно Эрхене и женщине Риса.

Это тревожило — в нашей ситуации даже один "обезноженный" человек становился равносилен приговору для остальных — поэтому я внимательно следил, чтобы дамы не повредили себе ноги.

Обе женщины относились к тяготам, свалившимся на их головы, как к неизбежному: не ныли и не жаловались на судьбу. А Эрхена вовсе выглядела откровенно счастливой. Несмотря на природную хрупкость, девчонка оказалась на удивление выносливой. У нее даже хватало сил готовить еду и приглядывать за Моррой.

В дороге и на привалах Эрхена старалась держаться рядом со мной. Наверное, я казался ей самым надежным и сильным из людей. Способным защитить. Глупость, но такое внимание приятно грело мое самолюбие.

Надо сказать, за последнее время девушка очень похорошела. А может, я просто привык, и уже не замечал ее недостатков. Зато часто ловил себя на том, что смотрю в сторону певуньи. Что мне нравится, когда от этих взглядов нежную бледную кожу девушки заливает румянец смущения. А мысль, что у Эрхены не оказалось жениха, теперь вызывала только удовлетворение. Еще мне хотелось оправдать ее доверие и защитить от всех опасностей. Поэтому я не стал возражать, когда девушка вместе с малышкой начала устраиваться на отдых рядом. Самому спокойнее: обе на виду.

Когда мы наконец добрались до земель учинарки, то сразу ушли в сторону от реки, на самую кромку леса с многоногими деревьями, подальше от грозного хранителя здешних мест — духа Озана.

Днем мы отсыпались, а ночью шли дальше. Теперь это давалось легче: степь — не лес, ночью при свете двух лун все хорошо видно. Правда, от леса мы далеко не удалялись: кочевники — не самый мирный народ: не хотелось раньше времени попасться им на глаза.

Погони за нами не отправили. Надо сказать, вопреки здравому смыслу, это по-прежнему не радовало. После бегства из Сырта не верилось, что нас так просто выпустят из когтей. Вопрос состоял не в том, ждет ли нас засада, а в том — где она нас ждет, и сколько "охотников" в ней притаилось.

Демон его раздери... знать бы наверняка, что о нас известно свежеиспеченному диктатору. С Глорией он, или у нее своя команда.

Если правитель сирин знает обо мне — жди большой беды.

Если нет — возможно, повезет, и обойдемся "малой кровью".

В то, что совсем не будет проблем, я не верил. И правильно, как вскоре выяснилось.

На двадцатый день пути нам навстречу вынырнул всадник с запасными лошадьми на поводу. Андру, глядя на него, помрачнел: из двух разведчиков вернулся только один.

Пока упырь слушал донесение, я рассматривал животных: крепких, низкорослых и выносливых лошадок. Для таких семьдесят верст в день — не предел. А вот если ехать ночью — пожалуй, предел. Зато женщины задерживать перестанут.

Я покосился на служанку. Она смотрела на ближайшего конька взглядом, в котором смешались облегчение и страх.

Понятно... значит, верхом не умеет. Ничего, поедет у Лаланна за спиной.

Я подошел к одной из лошадей. К ее седлу приторочили оружие: необычной формы нож с массивным дугообразным клинком, полотно которого расширялось к острию.

Я не смог удержаться от соблазна и потянулся посмотреть: на лезвии был выгравирован растительный узор со стилизованной птицей по центру. Оружие удобно легло в руку.

Не я один обратил внимание на трофей: Рис тоже подошел.

— Занятно, — пробормотал мой друг, — похожие изображения я встречал на другом оружии.

Рис повернулся и окликнул мага:

— Агаи, иди сюда! Что скажешь об этом рисунке?

Волшебник неуверенно тронул пальцами гравировку:

— На первый взгляд — наша верховная богиня Юсса. Только положение крыльев изменено, и вот тут...

Сирин ткнул на рисунок:

— Что-то непонятное... Лента, что ли? А откуда этот нож?

— Сейчас узнаем, — мрачно ответил я. С некоторых пор все новости о сирин заранее портили мне настроение.

— Ваша светлость, отвлекитесь на минутку!

Князь лишь мельком глянул на оружие:

— Ритуальный. Против вампиров. У каждого кочевника есть такой, даже у женщин и детей.

— И насколько эффективен? — немедленно поинтересовался Рис, не сводя загоревшегося взгляда с ножа.

— Достаточно, чтобы женщина разрубила шейные позвонки, — невозмутимо ответил князь и усмехнулся: — Если, конечно, успеет дотянуться.

Я с сожалением вернул оружие на место — мне оно тоже понравилось — и заметил пятно крови на потнике.

— Андру, — позвал я вампира, который уже отошел.

Правитель нежити оглянулся:

— Да?

— Я так понимаю, еще одной лошади купить не получится?

— Купить — нет. Отобрать — да, — спокойно ответил упырь. — И мирной дороги не ждите. Курута хорошо сторожат свои земли. Во всяком случае — от нас.

— Что, неужели не любят кровососов? — не удержался я от ехидства.

— Нас все не любят, — невозмутимо сказал Андру и добавил: — Но местные дикари особенно. Они видят нашу сущность издалека и сразу кидаются в драку. Так что торговать с ними нельзя. Можно только отбирать.

Князь нехорошо улыбнулся:

— Мы не расстраиваемся по этому поводу.

Еще бы... Когда это нежить огорчали возможность нахлебаться свежей крови и вражда с людьми? Да и кто с ними в мире? Кроме меня сейчас. Мда...

— Вы, кстати, Дюс, тоже не обольщайтесь, — насмешливо посмотрел вампир. — Я уверен, вы им не понравитесь.

Возражать на это заявление было бы глупо: при последней встрече с курута нас защитила только печать.

Да и пес с этими дикарями... Просто будем еще осторожнее.

— Агаи, — сказал я, повернувшись к волшебнику, — подумай хорошенько над тем, как нам укрыться в голой степи от чужих взглядов. Чтобы нам было видно все, а нас — никому. Особенно твоим собратьям. Еще немного — и лес закончится.

Маг, задумавшись, полез пятерней в волосы: водилась за ним такая привычка.

Мы еще поговорили с Андру о нравах степного народа. Знал вампир о них немного: кочевники живыми в руки не давались. Даже дети. Кто не мог сам покончить с собой, тому помогали сородичи. Лично я курута понимал: кому охота становиться по собственной воле упырем? Только сумасшедшим некромантам, да и то... не факт.

Но готовность к массовому самоубийству меня интересовала намного меньше, чем вид проклятой птицы, которую степняки лепили куда не лень. Я насчитал штук десять, не меньше, изображений: на серебряных бляхах непривычно высокой передней луки седла, на его кожаных крыльях и даже на потнике. Не говоря уже о гравировке оружия.

Это могло означать только одно — крылатая тварь олицетворяла кого-то из верховных богов, никак не меньше. Такое божество добра не сулило.

Я в задумчивости потер блестящее серебро.

— Знаешь, Дюс, а ведь от этого ножа за версту несет нашей магией, — тихо сказал Агаи. — Простенькой, но нашей: на удачу, на крепость, на "правильный" удар. Ну и ... чтобы нежить сильнее бил. Заклинание немудреное, конечно. Только вот...

Ну, да — "только вот делал его сирин".

— Твой народ торгует оружием?

— Конечно, — кивнул аптекарь, — как и все. Я бы сам подумал, что просто купили, но уж больно похоже на Юссу. И она везде.

Неужели степняки в союзниках у сирин? Этернус надо заполучить живым хоть одного местного. А уж разговорить — мы его сообща разговорим, я был в этом уверен.

* * *

До меня добрался аромат наваристого бульона, вызвав мгновенный приток слюны. На костре булькал содержимым вместительный котелок. Рядом с огнем сидели Эрхена со служанкой. Женщины, замесив пресное тесто, рвали его кусочками и кидали в кипящий бульон. Эрхена перехватила мой взгляд и застенчиво улыбнулась. С трудом сдержав ответную улыбку, я снова повернулся к вампиру. Андру смотрел на меня серьезно и задумчиво.

— Отдыхайте, а я пойду... поохочусь, — прервал затянувшееся молчание вампир.

Я внутренне перекосился от этого слова. Неприязнь отразилась в моих глазах, в ответ на нее князь лишь пожал плечами:

— Ничего не поделать, такова наша природа. Без крови людей мы жить не в состоянии.

Андру сказал о своей сущности так обыденно и спокойно, что я не выдержал:

— Князь, а вы никогда не хотели покончить с собой?

Вампир сузил глаза:

— Нет. Не хотел.

— Почему? Не верю, что вы боитесь смерти. А раз страха нет, то что... — я замялся, пытаясь подобрать правильные слова. — Что держит вас на этом свете? Вы же достойный... дворянин. Будь вы человеком, я хотел бы называть вас другом.

Князь усмехнулся.

— Спасибо. Я ценю вашу симпатию, Дюс, но как бы вам объяснить... Моя жизнь оборвалась слишком внезапно. Мечты и планы пошли прахом, оставив пустоту. Я оказался не готовым смириться с этим, хотя поначалу действительно впал в отчаяние и хотел... умереть. Зато спустя некоторое время понял, что возможно, богам ведомо больше, чем обычным людям, и еще не все потеряно, — князь мягко улыбнулся. — У тела нежити есть свои преимущества. Например... вы еще увидите мою карту мира. Поверьте, более совершенного и полного экземпляра не существует, и вряд ли появится в ближайшие сто-двести лет. Мои этернус побывали везде, куда в состоянии были пробраться. Ну и самый главный аргумент в пользу нетленного тела... у меня теперь сколько угодно времени, чтобы получить один должок!

На последней фразе упырь оскалился в хищной ухмылке. Высказавшись, правитель нежити развернулся и быстро пошел прочь.

Вот как... "должок". Месть, значит. Вот только кому можно мстить через три сотни лет? Фириту? Странная, однако, месть — послушно устранять тех, кто ему не нравится.

Я стоял, глядя князю вслед, до тех пор, пока не услышал мягкий, бархатный и такой притягательный голос:

— Дюс, пэрги кэ сана!

Мне так и не удалось выучить язык жителей Сырта, но запах супа лучше всякого толмача подсказал — зовут к столу. Я втянул в себя божественный аромат и широко улыбнулся: день заканчивался замечательно и можно было наконец выспаться как следует.

Проснулся я с неописуемым ощущением чего-то приятного. Непередаваемо приятного на грани осознания, словно мне в кои-то веки удалось поймать за хвост ускользающее сновидение. Притом, невероятное сновидение — светлое и хорошее. О чем-то, чего со мной в жизни ни разу не случалось.

Открывать глаза не стал, надеясь еще немного растянуть блаженство, и почти сразу ощутил на щеке тепло шершавых пальцев.

От неожиданности я задержал дыхание: что это, продолжение сна? Поглаживание не прекратилось: пальцы скользнули к бровям и выше — к гребню. Медленно, опасаясь спугнуть наваждение, открыл глаза и встретился взглядом с карими глазами.

Эрхена...

Маленькая ладошка отдернулась, но девушка не отодвинулась и взгляда не отвела, только снова залилась румянцем. Моя рука без спроса, по собственной воле, осторожно поймала тонкие пальчики и вернула их на прежнее место.

Эрхена моргнула, прикусила нижнюю губу и уже смелее погладила меня по щеке.

Я снова закрыл глаза, в полной мере наслаждаясь теплом женской ласки, которую мне подарили по необъяснимой прихоти. И тихо вздохнул, признавая за девушкой право на это чудачество. Мне было все равно, почему Эрхена так делает. Просто хотелось, чтобы она не прекращала. Эта нечаянная ласка почему-то стала для меня дороже всех прошлых плотских утех с другими женщинами.

Может, потому, что Эрхена обо мне все знала? Ну ладно — не все! Однако вполне достаточно, чтобы в отвращении отворачиваться. Но вместо этого девушка делилась теплом своего сердца, как могла.

Я снова поймал ее ладошку, прижал на мгновение к губам и отвел в сторону:

— Спасибо.

Эрхена поняла, но вместо того, чтобы отодвинуться, прильнула щекой к моей руке, а затем вскочила и убежала прочь.

— Дюс, вы пришлись по душе этой девочке, — раздался рядом задумчивый голос правителя этернус.

Я ничего не сказал — не знал, что ответить. Девчонка и правда ко мне что-то испытывала, хотя по идее не должна была. А удивительнее всего, что я тоже не остался равнодушным. Нравился мне этот храбрый воробышек.

Я нахмурился: не вовремя, ни к чему, но как соблазнительно, демон меня раздери!

* * *

Андру повернул мои мысли в другое русло, заставив вспомнить о насущном — о нашей безопасности.

— Нужен пленник, — сказал я вампиру. — Любой. Даже подросток сгодится. Надо узнать, кто в богах у курута, уж больно не нравится мне их птичка. Добудете?

Князь вздохнул:

— Вы думаете, они связаны с сирин?

Я кивнул:

— Почти уверен. Осталось выяснить, насколько тесно.

Мне вспомнились росм, и то, как они отнеслись к Таните. Если крылатые твари у дикарей в ранге богов... И если "боги" об этом знают... Демон... может, стоит пройти южнее?

— Другой дороги нет? Получится обойти равнины?

Упырь покачал головой:

— Не успеем. Южнее предгорье Драконьего хребта. Дорога удлинится раз в пять.

Я выругался и замолчал, обдумывая ситуацию.

— Значит, придется выловить дикаря.

— Они чуют нас, как хорошая собака зверя — издалека. Еще ни разу не удалось подобраться незаметно. И живыми взять ни разу не получилось. Правда, мы особо не старались. Придется выдумать какую-нибудь хитрость.

Вампир сорвал травинку, сунул ее в рот, задумчиво пожевал и, перехватив мой насмешливый взгляд, усмехнулся:

— От некоторых человеческих привычек избавиться невозможно. Да и не хочется, если честно.

— Морра, нельзя так делать! — привлек наше внимание сердитый Агаи. Он удерживал в руках брыкающуюся девочку, которая, похоже, успела что-то натворить.

Мы с Андру переглянулись, видимо, озаренные одинаковой идеей.

Вампир недобро усмехнулся:

— На живца и зверь бежит! Будет у вас, Дюс, пленник.

— Агаи, отдай девочку Эрхене и иди сюда, — позвал я мага.

План обсуждали долго и горячо. Не саму идею похищения — тут возразить было нечего — а то, как это лучше осуществить. Сирин придется полетать в поисках подходящей жертвы: не было у нас времени на блуждание по степи в надежде на случайную встречу.

В итоге решили, что Агаи найдет и магией обездвижит добычу, а вампиры ее принесут. Вылазку решили сделать, как только подвернется подходящая возможность. И я уже собирался отправить мага обратно, как меня осенила нехорошая мысль...

— Агаи, а дети от смешанных браков умеют летать?

— Ты думаешь.... О-о-о.... — колдун, помолчав немного, согласно мотнул головой: — Да, вполне возможно. Раз у них везде изображение Юссы, а мечи нашей выделки, то, скорее всего, и полукровки не редкость.

И тут же забормотал:

— Значит, придется учесть защиту сверху.

Сирин почти все свободное время проводил за книгой, пытаясь придумать, как укрыть отряд в голой степи. Это в городской толчее достаточно простого отвода глаз, а тут мы словно дерево в чистом поле: все "молнии" соберем. Ведь заклинание невидимости только в детских сказках бывает, как и живая вода. В отличие от мертвой.

Второй полноценный привал с отдыхом в целые сутки сделали недалеко от места, где оставили Таниту. Требовалось восстановиться перед большим переходом. К тому же сирин настойчиво просил о свободном дне: магу не хватило времени довести до ума защитное заклинание. Во всяком случае, Агаи использовал именно этот предлог. Хотя истинная причина лежала на ледяном ложе за плотной стеной околдованных деревьев, недаром маг так долго смотрел на восток. Я представил, как выглядит сверху могильник: белое пятно на фоне раскрашенного пурпуром леса, сверкающее искрами снежинок.

Мне казалось, Агаи явится с просьбой, как только остановимся на отдых, но маг мужественно продержался почти до полудня, и только тогда подобрался поближе. Но рта так и не открыл. Наконец, еще через четверть часа сирин не выдержал и повернулся ко мне:

— Я взлечу? Ненадолго. Только гляну на нее с воздуха и все!

— Нет.

— Почему "нет"? — едва слышно спросил парень.

Настаивать он не решался, помнил, что ослушаться не получится.

Я пожал плечами:

— Зачем? Ты не доверяешь своему колдовству или надеешься на то, что Танита ожила? Про первое ничего не скажу, но вот надежда на воскрешение точно напрасна.

— Я просто хочу еще раз посмотреть, вдруг...— голос сирин сел и стал хриплым, — вдруг больше не увижу.

Похоже, мальчишка не надеялся выжить.

Отпускать мага ради сомнительного удовольствия полюбоваться на застывший в мучении полутруп совершенно не хотелось: парень слишком легко влипал в неприятности.

Я уже открыл рот, чтобы ответить отказом, как вмешался вампир.

— Дюс, мы все равно пойдем за водой, — тронул меня за рукав Андру. — Я могу составить Агаи компанию.

Правитель нежити знал, что случилось с женой Агаи. Я рассказал ему о нападении пауков, когда обсуждали яд, которым меня отравили. Была надежда, что кровосос знаком с его составом.

Увы, князь хоть и проявил неподдельный интерес, но помочь оказался не в силах, лишь пообещал поработать над противоядием, как только прибудем в замок.

Я мысленно поморщился — замок, снова этот замок! Определенно, на нем свет клином сошелся! О чем бы ни зашел разговор, все скатывалось к одному — "вот доберемся до замка". Не логово кровососов, а сад исполнения желаний! Как в сказке про дурака.

Мо шизане...

Я посмотрел на застывшего в ожидании вампира и усмехнулся:

— Бросьте, князь, давно ли вы стали так внимательны к переживаниям смертных? Признайтесь лучше, вас мучает любопытство.

Андру рассмеялся:

— Мучает, не стану скрывать. И не только оно. Хотелось бы привезти в замок немного крови или лимфы девушки.

Наткнувшись на мой взгляд, вампир счел нужным пояснить:

— Бесцветной телесной жидкости. К сожалению, хранить эти субстанции долгое время невозможно.

Агаи резко вскинул голову:

— А зачем их хранить?

Правитель нежити пожал плечами:

— Я много экспериментировал с ядами, особенно в первые двадцать лет после обращения. Пытался понять, что со мной сделали и можно ли повернуть процесс вспять.

Ученая нежить — страшноватое сочетание. Хорошо, что таких, как Андру, среди вампиров немного. Умный упырь — головная боль для охотника. Слишком большой шанс при встрече из ловца превратиться в добычу.

Я поинтересовался:

— Тогда зачем вам ее кровь? Что, моей недостаточно?

Андру снисходительно улыбнулся:

— Вы уникальное существо, Дюс. Вполне вероятно, что для вас потребуется другое противоядие. Для чистоты эксперимента нужен второй образец.

Эдхед то... Кто тогда объяснит, почему я, такой уникальный, умирал так же мучительно, как и обычный оборотень?

Однако, как бы ни хотелось возразить, скорее всего, вампир был прав. Жалко, что его желание неосуществимо.

— А если я довезу образцы неизменными, это поможет? — напряженный голос Агаи прервал мои размышления.

Вампир оживился:

— Вполне вероятно, если определимся с составом яда. В Пустоши много удивительных растений, о которых вы даже не слышали. Скорее всего, колдун использовал одно из них.

Маг кивнул:

— Я что-нибудь придумаю!

Повернулся ко мне и снова спросил:

— Так как?

Я махнул рукой, соглашаясь: глупо упускать даже призрачную возможность справиться с задачей ценой в две жизни.

Лицо мальчишки просияло, и он повернулся к упырю:

— Когда пойдем?

Вампир снисходительно усмехнулся:

— Разве вам не надо подумать над нашей проблемой?

Сирин нахмурился, беззвучно зашевелил губами, что-то прикидывая, и выдохнул:

— Через час!

Андру сначала попытался отрезвить мальчишку:

— Не спешите, иначе пожалеете! — а затем неожиданно спросил: — Кстати, а можно все тело забрать?

Эдхед то... Сумасшедший! Вот только еще одного нетленного трупа нам в дороге и не хватало.

Я уже напрягся, подыскивая аргументы против безумной идеи, но Агаи сам отказал:

— Нет. Мы будем двигаться, а заклинание стазиса крайне нестабильное и требует привязки к силовым линиям земли. Я не смогу удержать его. Просто не хватит сил. Но я бы хотел. Очень хотел.

И ушел, не дожидаясь, что ответят.

Я посмотрел мальчишке вслед и не удержался, чтобы не выказать упырю:

— Знаете, Андру, иногда ваши идеи... намного хуже, чем вы сам! Думать надо, кому и что предлагаете! А если бы это оказалось возможным? Вы точно нуждаетесь в таком грузе? Мне кажется, главная задача у нас совсем другая. Таните под куполом ничто не угрожает, а я пока перебьюсь. Потерплю до более подходящего времени.

Андру только развел руками:

— Простите, Дюс. Иногда я слишком увлекаюсь. Хотя уверен, мы справились бы и с этим.

Я сплюнул в досаде — справился бы он! — и посоветовал:

— Постарайтесь все же не забивать голову Агаи дурными мыслями, у него своих предостаточно.

Вампир и Агаи вернулись быстро. Сирин выглядел мрачно, но устраивать истерику не собирался. Мальчишка успел отрастить толстую шкуру со дня гибели жены. Правитель нежити казался задумчивым и злым. Он быстро скользнул мимо меня, явно избегая общения.

— Что с ним? — поинтересовался я у Агаи, но тот только недоуменно огляделся.

— С кем? Н-не знаю.

Я в досаде махнул рукой, продолжая просто следить взглядом за упырем и пытаясь угадать причину его злости. Андру уже справился с эмоциями и бесстрастно смотрел вдаль, думая о чем-то своем.

— Князь, — встал я рядом с кровососом, — о чем печалитесь?

Этернус посмотрел на меня и неохотно сказал:

— Кое-что вспомнил из прошлой жизни.

Вот как... "из прошлой жизни". Из той, когда рядом с наследником короны была любовница или жена. А может, даже обе.

— Получилось то, за чем ходили? — поинтересовался я.

Вампир кивнул:

— Да. Агаи придумал весьма оригинальное заклинание. Жалко, оно не подходит для постоянного использования, нам бы пригодилось.

— Почему? Плохо сохраняет?

— Нет. Сохраняет как раз хорошо, но очень маленький объем вещества. Не больше ... — вампир чуть раздвинул большой и указательный пальцы, — ...крупной фасолины.

— Этого достаточно для опыта?

— Вполне, — кивнул упырь и неожиданно выдохнул: — Сегодня я лишний раз убедился, насколько точна поговорка "надежда живет и у самых могил".

Я пожал плечами. По мне, так смерть далеко не худшее, что может произойти с человеком, и Таните еще повезло. В отличие от самого князя. Хотя он так, по-видимому, не считал.

* * *

Агаи возился с заклинанием почти до заката. Периодически вокруг мага то кружила снежная метель, то расплывался мерцающий туман, то вовсе — сверкала радуга.

Я устроился неподалеку от сирин на безопасном расстоянии, но так, чтобы все было видно. Поглазеть на бесплатное представление постепенно подтянулись остальные (кроме дозорных и служанки, которая готовила обед). Лаланн вальяжно развалился на одеяле, Морра привычно устроилась у меня на коленях, а Эрхена скромно присела рядом, но так, чтобы касаться локтем. Андру встал за спиной.

Наше пристальное внимание впечатления не произвело: парня с головой захватила работа. Даже мне, человеку неискушенному ни в науке, ни в колдовстве, было ясно — Агаи уже все продумал, и теперь ищет подходящий материал.

Правитель нежити, явно соображавший в происходящем лучше меня, пробормотал:

— Серебро надо попробовать, или золото.

Маг, словно услышав совет, полез в карман, выудил оттуда монетку и подбросил ее. Серебро зависло прямо перед лицом мага. Он проделал сложные пассы, и через мгновение вместо монеты замерцало тонкое пылевое облако.

— А золото было бы лучше, — снова не удержался от замечания упырь и, нетерпеливо вздохнув, решительно двинулся в сторону Агаи.

Морра тоже попробовала рвануть следом, но Рис ее перехватил:

— Куда?! Только тебя там для полного счастья не хватало.

Девочка скривилась, но спорить не стала, лишь недовольно надула губы.

В скором времени мы с удовольствием лицезрели, как маг и ученая нежить машут друг на друга руками, увлеченно отстаивая свои идеи. Точнее, махал Агаи, вампир обходился вежливыми и уверенными репликами, которые разбивали доводы сирин в пух и прах. Наконец волшебник сдался, махнул рукой и полез за кошельком. В итоге вышло то же, что с серебром: облако стало ярче, но и только.

Агаи подставил руку, собирая в ладонь драгоценную пыль, и устало сел на землю, вампир примостился рядом — алхимик и маг устроили передышку. Похоже, зрелищная часть откладывалась до лучшей поры.

Ну что же... своевременно: как раз поспел обед.

Агаи к костру не явился, пришлось Рису нести ему плошку с похлебкой. К этому времени наши "алхимики" снова до чего-то додумались: перед ними стоял котелок с водой, в воздухе пахло, как после грозы, и мне померещилось, что в ложбинке пару раз мелькнули молнии.

Сирин, наскоро проглотив еду, вернулся к прерванному занятию, а меня потянуло в сон. День выдался теплым, солнышко припекало, и я пошел у лени на поводу — лег вздремнуть. Разбудил меня довольный вскрик Агаи: маг наконец-то справился с задачей.

* * *

— Рис, стой спокойно! Замри! — нервничал Агаи, глядя на то, как обтягивает Лаланна широкая лента из тончайшего слоя воды. Она тянулась из котелка, заполненного прозрачной жидкостью красного цвета.

Я наклонился, пытаясь определить его содержимое. Ничем особенным не пахло. Вода как вода. Только красная.

Рис тоже нервничал, если судить по мрачному взгляду. Я друга понимал — заклинание новое, неиспробованное, то, что лошадь после него уцелела, еще ни о чем не говорило.

Между тем лента разрослась в стену и искривилась, заключив Лаланна в сферу. Он тотчас исчез. Почти: если присмотреться, было видно едва заметное мерцание, слабое марево, какое случается в жаркие дни. Это вблизи.

Я отошел в сторону — прекрасно... издалека не заметно и его — затем приблизился к куполу вплотную и протянул руку.

Но тут же услышал испуганное:

— Нет!!

— А что такое? Опасно?

Внешне заклинание чем-то напоминало обычный защитный круг.

Сирин покачал головой:

— Неопасно. Просто на эту воду ушел целый золотой, поэтому желательно не тратить ее без толку.

Агаи встал лицом к сфере:

— Рис, повернись.

Ничего не изменилось, и маг довольно вздохнул:

— Отлично! Это заклинание тоже привязано к силовым линиям земли, так что годится только, чтобы прятать бивуак.

Плохо. То есть хорошо, что хоть такое есть.

— А закрепить на одежде не получится? — раздался голос невидимого Риса.

— И заодно звуки приглушить, — внес свою лепту вампир.

Его предложение определенно было самым дельным: кони не люди, тишину соблюдать не заставишь.

— Это легче легкого! А вот над одеждой придется подумать, — Агаи потер глаза. — Только не сегодня. Устал я что-то.

Маг вытянул руку и резко сжал пальцы: водяная стена послушно пошла полосами, превращаясь в ленту, и втянулась обратно в котелок. Правда, теперь ее было немного меньше.

Мда, одним золотым явно не обойтись. Но это грошовая плата за безопасность.

Ночью мы поняли, что радость по поводу магической "находки" оказалась преждевременна: купол внезапно осел тонким слоем тумана. Глазастый упырь, стоявший на карауле, заявил, что над лагерем пролетела ночная бабочка. Агаи тут же восстановил заклинание, и я проверил его на прочность: кинул мелкий камушек. История повторилась: ворожба моментально разрушилась.

Сирин взболтал опустевшую флягу с раствором и огорченно пожаловался:

— Не получается... понятия не имею, что делать. Ну, невозможно выловить каждую букашку!

Мда, незадача. Вот когда пожалеешь, что еще не зима.

— А если отпугнуть? — поинтересовался я без особой надежды.

Агаи сжал пальцами виски, мотнул головой:

— Нет, не выйдет. Я не знаю заклинания, действующего с одинаковым успехом на комара и лису! И вообще в последнее время у меня все идет наперекосяк!

Возразить было нечего — маг сказал правду — и незачем: без меня нашелся тот, кто утешил. Андру деликатно тронул сирин за рукав:

— Не расстраивайтесь, Агаи. Ложитесь спать, завтра что-нибудь придумаем. Уверен, есть способ сделать купол более устойчивым. Кстати, не подскажете, что должен собой представлять в конечном итоге результат ваших трудов? Как вы хотите изменить заклинание?

Агаи пожал плечами:

— Я вижу только два пути... Первый — сделать купол более прочным, добавив воды. Но это тупик. Я сумею "нарастить" водяной слой настолько, чтобы животные ему были нипочем, но он не удержится в воздухе без постоянной подпитки, а вот на это моих сил уже не хватит. Разве что превратить воду в лед...

Андру возразил:

— Не пойдет. Тогда изменятся свойства и исчезнет невидимость.

— Я тоже так думаю. Второй способ... Не уверен, но можно поэкспериментировать с упругостью. Хотя не знаю, что мне это даст, — сирин огорченно махнул рукой: — Не могу сегодня больше думать. Сил нет, и в голове гудит. Надо поспать.

И покосился в мою сторону, ожидая, что скажу.

Я, подумав немного, огласил решение:

— Хорошо, задержимся еще на одну ночь. Без купола в степь соваться нельзя.

Андру улыбнулся магу:

— Спите спокойно, а я буду думать за вас. В голове вертится одна идея, надо всего лишь ухватить ее за хвост.

Маг снова посмотрел на меня, ожидая приказа. Пришлось кивнуть, выражая солидарность с упырем. Только после этого аптекарь отправился почивать.

Вампир глубоко вздохнул и проводил сирин задумчивым взглядом:

— Знаете, этот мальчик очень напоминает меня в далеком прошлом.

— Это чем же? Глупостью?

Упырь слегка улыбнулся:

— Желанием стать героем.

Я в ответ только хмыкнул:

— Значит, точно глупостью. Скажите, по опыту прожитых лет, она хоть лечится?

Князь рассмеялся:

— Не у всех.

Прищурил глаза и уставился мне за спину: на Эрхену. Она в нерешительности переминалась с ноги на ногу, словно хотела что-то сказать, но храбрости не хватало. Перехватив мой взгляд, девушка робко улыбнулась,

— Позже приду, не жди, — махнул я рукой и снова повернулся к вампиру.

Тот уже рассматривал ближайший куст. Я тоже присмотрелся.

Холода еще не пришли, и растения неохотно расставались с листьями: куст щеголял россыпью золотых "монет", притягивая внимание. Но вампира привлекло другое: между веток поблескивали в свете лун тонкие нити паутины. В середине изящного кружева сидел крупный паук, раскрашенный желто-черными полосами, словно тенями.

— Знаете, Дюс, иногда мне кажется, что люди ведут свой род от пауков. Так же плетут сети и поджидают подходящую добычу, а еще — пожирают друг друга.

На меня накатило чувство брезгливости. Пауки, даже маленькие, после памятных событий в лесу, не вызывали симпатии, поэтому я хмыкнул:

— Нелестное сравнение для нас.

Тем временем, вампир срезал ногтем былинку, подошел к кусту и осторожно ткнул ею хозяина паутины. То, на секунду замерев, подобрал под себя лапы, а потом торопливо рванул вверх и забился в трещину на коре.

Вампир иронично поднял брови:

— Совсем как люди.

— А вы, упыри, разве другие? — раздался за спиной напряженный голос. К нам подошел Рис.

Правитель вампиров повернулся, холодно взглянул на него и ответил:

— Истина ваша, Лаланн. Мы тоже произошли не от богов.

В глазах Андру на мгновение мелькнула насмешка, но когда он снова заговорил, тон оставался по-прежнему безукоризненно вежливым:

— Зато среди вас еще встречаются люди, похожие на кусачих ос. Но они долго не живут — их давят.

Рис в ответ на завуалированную угрозу растянул губы и хищном оскале, а я внутренне подобрался, готовясь вмешаться: ссора явно грозила перерасти в драку.

Вампир задрал породистый нос, готовясь выдать очередную фразу, полную скрытого яда, но вместо этого замер и резко повернулся к кусту. Правитель нежити буквально вперился взглядом в паутину, словно интереснее ее во всем белом свете ничего не существовало. Высокородный упырь долго разглядывал ловчую сеть, наконец победно улыбнулся, поклонился и небрежно бросив:

— Спокойной ночи, господа, — удрал.

Рис настороженно вытянул шею:

— Что это значит?

Признаться, я тоже хотел бы это знать, поэтому подошел ближе к невесомым тенетам.

Ничего интересного не обнаружил, а потому, не скрывая досаду, сказал:

— Да Мо его знает!

И отчитал друга.

— Рис, не объяснишь, почему ты постоянно задираешь упыря? Что за... ребячество?

Милитес угрюмо промолчал, а я не удержался и задал вопрос, который давно меня интересовал:

— Не жалеешь, что позвал нас к себе?

Лаланн ответил вопросом:

— Я что, выгляжу настолько несчастным? Нет, конечно. Тогда придется жалеть, что не дождался укуса вампира в Наорге. И потом... откуда я знаю, что уготовил мне Ирия?

Милитес поддел носком сапога кучку опавшей листвы, она расползлась в стороны, выставив на всеобщее обозрение большой крепкий гриб с коричневой лакированной шляпкой.

Лаланн рассмеялся:

— Вот видишь! Пока удача на моей стороне.

Он наклонился за грибом, аккуратно вывернул его и вручил мне:

— Держи! Отдай Эрхене, пусть кинет в завтра в похлебку.

Разделить радость друга не получилось, потому я осторожно спросил:

— А он съедобный?

Милитес только пожал плечами:

— Выглядит съедобным. Похожие продают в Сырте. Правда, они немного другого цвета. Отдай своей девочке, она разберется.

Я кивнул и заложил руки за спину, решив позже забросить гриб подальше, чтобы даже лошади не нашли. "Похожий" еще не значит "неядовитый".

Перевод разговора на грибы натолкнул меня на мысль, что Лаланн попросту увиливает от беседы на неприятную тему, но он оказался не из тех, кто позволяет себе подобные вещи.

— Ты, наверное, хочешь спросить, почему я до сих пор с вами?

Рис предугадал мой вопрос. Я и вправду часто себя об этом спрашивал. Понятно, что от Юндвари до Киленаки земли для Лаланна нет, но вот южнее? Почему не раскланялся с нами? Ведь вампиры ему, что нож в сердце.

Не дождавшись ответа, Рис снова заговорил.

— Я думал о том, чтобы уйти на юг через Астию. Возможно, когда-нибудь так и сделаю. Сплавлюсь по реке к самому океану. Но пока мне с вампирами по пути. Они, конечно, отвратительные твари, достойные кола или костра, но только сирин мне больше задолжали. Да и должок у меня перед тобой и Агаи.

— Кого ты потерял, Рис?

— Всех и все.

— И все-таки кидаешься не на сирин, а на вампиров, — усмехнулся я. — А ведь это Агаи всю кашу заварил!

Рис поджал губы:

— Если бы это было правдой, ты давно бы его убил. Разве не так?

Так, все так, если думать про судьбу мира; а если лично про мою...

Я вздохнул — кроме слов "сам кретин" ничего подходящего на язык не просилось.

— И все-таки веди себя спокойнее: сейчас не время для поединков. Нам дорог каждый... солдат, особенно каждый человек. Слишком мало вас среди нелюдей осталось.

Лаланн нахмурился:

— Ты человек, Дюс, можешь не сомневаться. Главное — что в душе, а тело — это ерунда. Подумаешь, дамы не любят. Да и нужны они, если рядом...

Тут Рис покосился в сторону девчонки, которая сидела, поджав ноги, и вовсе не собиралась спать, а только нервно крутила тонкие кольца браслетов.

— Она очень хорошая девочка, — серьезно сказал Рис. — Жалко, незнатного рода, иначе увел бы.

Услышав эти слова, я сначала зло подумал: "Демона рогатого тебе, а не Эрхену!", но тут же опомнился и тихо выругался:

— Старый лис! Две любовницы тебе не многовато?

Лаланн рассмеялся:

— Молод ты еще, Дюсанг Лирой. Поверь, женщин много не бывает!

Я вспомнил Глорию, змеиное гнездо при дворе Фирита и поморщился:

— Еще как бывает!

Рис крепко сжал губы, глядя на выражение моего лица, чтобы не рассмеяться; все-таки не выдержал, захохотал.

А отсмеявшись, сказал:

— Если правильно подойти, так и десяти окажется мало. Уж поверь моему опыту.

На это хвастливое замечания я только хмыкнул:

— А ты представь среди них Глорию.

— Это и есть главная ошибка, Дюс. Если решил завести интрижку со стервой, оставь на время всех остальных. Женская злоба, что та же чума — распространяется среди любовниц мгновенно. И если с одной умной злюкой тебя ждет занимательное сражение, то с целой сворой уже не справиться.

Рис приблизился к моему уху и шепнул:

— Договорятся и загрызут!

Ну, ну... Много вас, таких мудрецов.

Я снова посмотрел на Эрхену: она уже скрутилась в клубок под одеялом. Очень хотелось лечь рядом и обнять девушку, но что-то мешало: что-то очень важное; а вот что, я и сам понять пока не мог.

Утром Андру терпеливо дождался, пока сирин позавтракает, а затем уволок его в сторону и принялся что-то веткой чертить на земле. Агаи слушал внимательно, нервно покусывая губы. В ответ на вопрос вампира "вы поняли?" кивнул и принялся за колдовство. С пятой или шестой попытки маг получил желаемое. Во всяком случае, купол перестал исчезать, если в него кидали камнем.

Умник Андру снова додумался до дельной идеи. Теперь заклинание выдерживало проникновение существ размером с перепелку. Проблему более крупных животных решил сирин, превратив пару мелких кристаллов кварца в "пугала": Агаи зарядил их таинственным "импульсом".

После доработки заклинания даже материала требовалось намного меньше: всего четвертушка монеты. Хотя купол теперь спокойно вмещал весь наш отряд, включая лошадей.

Остался только один изъян: при малейшем изменении магического поля защита рушилась, так что колдовать под куполом было нельзя. Это выяснилось, когда мы выбрались из леса, и сирин уселся за привычные манипуляции с костром.

Дрова пришлось везти с собой, предварительно очистив от коры, чтобы не дымили. Если Агаи над ними колдовал, то нам хватало пары поленец на день. Но стоило магу сделать слабое движение кистями, вывязывая первую петлю заклинания, как наши головы припорошила водяная пыль. После этого случая маг больше не рисковал. Второй раз виновником разрушений стал я сам: случайно задел шипом. Этот случай заставил задуматься: а так ли мне нужна иллюзия человеческого тела? Беспокоиться за тех, кто в отряде, поздно: успели налюбоваться. К тому же... некоторым неплохо напомнить о том, кто я на самом деле: страх только пойдет на пользу. И ей, и мне.

Я не раз уже ловил на себе задумчивые взгляды правителя нежити, стоило мне оказаться рядом с Эрхеной. Читать чужие мысли я не умел, но догадаться, о чем они, было нетрудно.

Какие бы романсы ни пел кровосос, да только всей правды от него не услышать. Уж слишком соблазнительно было сделать девушку разменной монетой в игре за мое послушание.

Даже если Андру не лгал... кто откажется от лишней козырной карты? Никто. Ни из врагов, ни из друзей. А Эрхена...

А что — Эрхена? Не время и не судьба. С этого дня мне придется держаться подальше от девушки, как бы ни хотелось обратного.

Приняв решение, я повернулся и поискал взглядом мага: он завершал плетение купола, вытягивая воду из большой фляги.

— Агаи!

Сирин послушно подошел, настороженно глядя исподлобья. Маг хоть и держался поблизости от меня, но удовольствия ему это не доставляло. А мне — тем более.

— Вечером расколдуешь меня.

Настороженность на лице сирин сменилась удивлением, и он не удержался от вопроса:

— А почему?

— Забываю о шипах. Не хочу портить твое колдовство, — выбрал я самую последнюю из причин. — К тому же в Пустоши личина ни к чему. Не пригодится.

— Хорошо, — поверил объяснению сирин и пошел вдоль линии купола: проверять надежность плетения.

Надо признать, без полога мы бы далеко не ушли: днем в небе часто парили знакомые птицы. Ночью... ночью, я надеялся — нет. А последнее время мелькание в небесах стало чаще — должно быть, степняки наткнулись на наши следы. Конечно, сирин их заметал, но полностью убрать не мог. Хорошо, хоть получалось затереть следы вампиров. Если бы степняки их учуяли, не отвязались бы до самых гор.

Но в один из дней мы увидели разъезд из пяти всадников. Накануне прошел сильный ливень. Земля быстро впитала воду, но лошади все-таки успели натоптать. Следы от копыт и привели воинов прямо к лагерю.

Андру посмотрел на приближающихся всадников и, не скрывая иронии, обронил:

— Весьма своевременно, прямо к "столу".

Я поморщился:

— Постарайтесь не у всех на виду!

Князь усмехнулся, но ничего не сказал, только поинтересовался:

— Которого оставить?

Я подошел к границе купола, всматриваясь.

— Хорошо бы того, кто говорит на языке росм. Иначе все будет зря.

Вампир небрежно отмахнулся:

— На этот счет не беспокойтесь. Я вполне свободно объясняюсь на языке курута. Так которого?

— Давайте самого молодого, — предложил я.

Вампир покачал головой:

— Я бы выбрал во-он того, с краю.

С первого взгляда воин выглядел так же, как остальные.

— Это почему?

— Возможно у него чуть больше, чем у остальных, желания жить, — тонко улыбнулся правитель нежити.

Я только хмыкнул, не найдя, что сказать в ответ. Кто знает — может, упырь действительно чувствует, что за душой у человека.

— Дело ваше, Андру.

Мы с Лаланном встали позади вампиров, а сирин остался с женщинами и Моррой за "барьером" из стреноженных лошадей. На подготовку к бою магу требовалось время. Да и нужен он был сейчас как... пусть лучше женщин прикрывает. По большому счету, мы с Рисом тоже оказались лишними. При встрече десятка кровососов с пятью людьми исход известен заранее. Но Рис не привык отсиживаться за чужими спинами, а я... я хотел проверить реакцию дикарей на демоническую ипостась.

Вскоре кони кочевников начали беспокойно фыркать, прядать ушами и тревожно грызть удила. И вовсе не из-за заклинания, что использовал Агаи для отпугивания волков, лис и наглых степных котов. На этот раз дело было в нашем запахе. Мы упустили из вида эту сторону защиты.

Всадники, чувствуя беспокойство животных, заозирались в поиске опасности. Передовой даже потянулся к ножнам. Его движение послужило сигналом для вампиров — нежить бросилась в атаку. Стоило этернус пересечь черту, как мы оказались перед изумленными взглядами кочевников.

Впервые мне выпала роль стороннего наблюдателя. И впервые я выступал на стороне нежити. Одно дело сражаться плечом к плечу с кровососами против зубастых монстров, другое — смотреть, как упыри убивают людей.

Мускулы напряглись: тело само просилось в бой.

Вампиры, работая парами, действовали очень слаженно. Пожалуй, я единственный, кто успевал рассмотреть их стремительные движения.

Вот Андру в длинном прыжке смел на землю переднего всадника, не дав ему даже схватиться за меч. Напарник князя докончил дело, обездвижив жертву сильным ударом кулака по голове. Еще два вампира, синхронно взвившись в воздух, буквально выдернули воина из седла. А потом, в одно движение, сломали курута хребет. Как вывели из строя еще трех кочевников, я не успел заметить. Воинов обездвижили за считанные секунды, и теперь я любовался на результат "охоты". Хотя какое уж тут любование....

Андру вытащил вперед одного из пленников со словами:

— Он ваш.

Я посмотрел на воина. Его лицо закрывала полоска ткани, оставлявшая на виду только глаза. В них горела лютая ненависть. Даже мой "демонический" вид ее не погасил.

Я наклонился, сдернул с курута маску и пристально посмотрел ему в лицо. Рядом переступил с ноги на ногу Андру. Его беспокойство было объяснимо — неизвестно, какую жизнь прожил этот человек: вдруг не особо праведную?

Пленник дернулся и побледнел... У меня даже закрались сомнения, правильный ли Андру сделал выбор: уж больно вялая реакция у жертвы. Я повернулся к сирин. Он по цвету не сильно отличался от пленника. Кажется, до мага только сейчас дошло, что грозит дикарям. Неудивительно, если бы он кинулся к этернус с воплем "не убивайте!", но Агаи смолчал. Только лицо стало пепельным, когда я ему приказал:

— Обездвижь их.

Маг послушно выплел узор, и степняки застыли. А мне предстояло хорошенько обдумать, как сломить сопротивление пленника. Пугать смертью было бы глупо: он с радостью примет ее. Так что же заставит курута развязать язык, если не страх перед смертью? Боязнь стать рабом? Нет, вряд ли. Пока есть надежда сбежать или погибнуть, утащив в преисподнюю хоть одного врага, воин не сдастся. Так что же правитель этернус имел в виду, когда говорил о желании жить?

Внезапно меня словно под бок толкнули — знаю!

— Андру, переводите.

До наступления темноты оставалось не больше трех часов, как раз хватало, чтобы и разговорить, и выслушать. Тем более, что вампиры уже успели собрать разбежавшихся лошадей. Осталось решить, что с ними делать. Подножного корма пока было достаточно, но все могло измениться в один день. Когда выпадал снег в этих местах, я понятия не имел.

Мне пришлось мысленно проговорить каждую фразу, прежде чем начать допрос.

— Не стану предлагать тебе жизнь в обмен на предательство. Ты ее не получишь.

Как только Андру выполнил обязанность толмача, в глазах воина мелькнуло облегчение, а следом — снова тревога.

Я широко улыбнулся, так чтобы были видны клыки.

— Но и смерти тебе не видать! Она для тебя станет наградой, если ответишь на наши вопросы. Иначе я сделаю тебя палачом своего рода, а заодно его... — я кивнул в сторону князя, — ... личным рабом. Вампиром. Нежитью. Упырем, способным убить кого угодно ради крови.

Андру перевел, как выплюнул: отрывисто и зло. Немного помолчал, и что-то добавил от себя. Пленник вытаращил на вампира глаза, но отвечать все равно не стал.

— Забирай свой "ужин", — кивнул я князю.

У правителя нежити заблестели глаза. Он выглядел так, словно исполнилась его заветная мечта. Вампир поставил пленника на ноги, провел рукой по крепкой шее, прощупывая пульс, что-то прошипел и легко толкнул дикаря. Тот шлепнулся на землю тяжелым кулем и громко задышал, словно его охватило удушье. Андру рассмеялся, насмешливо поднял бровь и добавил еще несколько слов, а затем, покопавшись в трофейном оружии, выбрал один из ножей и передал мне. Я подкинул его в ладони и взялся пальцами за лезвие, выгибая дугой ритуальный клинок.

Железо поддалось не сразу. Жалко было ломать хорошую вещь, но по другому никак... Требовалось вывернуть душу жертвы наизнанку, выпотрошить ее, оставив только чувства отчаянья и безнадежности. И страх. А эти клинки, похожие формой на острое птичье крыло, кочевники, судя по всему, считали частью своей сущности. Я не ошибся — когда преломился клинок, дикарь застонал, как от боли. Андру, зло и холодно улыбнувшись, потянулся к его шее. Вот тогда пленник наконец-то выдавил из себя первые три слова.

— Что хочешь знать? — перевел вампир.

Вовремя дикарь сломался. Я больше не знал, на что давить, оставались только пытки, а от них меня воротило. Не то чтобы я не мог... Мог, при необходимости, но чувствовал себя так, словно в корыте с помоями искупался. К тому же проще было разузнать о курута через росм, раз межплеменные браки не редкость.

— Расскажи о своих богах и о вашем правителе, — задал я первый вопрос.

* * *

Я сидел рядом с вампиром и внимательно вслушивался в отрывистую, словно лай, речь. Андру добросовестно переводил каждое слово, иногда по нескольку раз переспрашивая, уточняя его смысл. Получалось, верили степняки в силу небесных богов, в Великую Юссу. Именно она когда-то погасила крыльями Большой огонь, пожравший полмира, и укротила чудовищ, что лезли из преисподней через дыру. Юсса дала народу курута новое имя. А еще она сотворила посланников неба. Тех, кто умел разговаривать с богиней и творить чудеса, но был одной крови с курута (как я понял — полукровок-жрецов). Крылатые боги до сих пор иногда приходили в шатры к самым красивым женщинам рода...

На этом месте я не удержался от хмыканья — хорошо устроились, твари крылатые.

— ... и те рожали детей, способных к "песне неба".

Добиться точного перевода "песни неба" вампиру не удалось. После некоторых раздумий, мы решили, что так степняки называют обычный полет.

В итоге получалось, сирин долго "прикармливали" степняков, используя дар своих предсказательниц и магию. Именно с их помощью курута одолели соседей, а совсем недавно обрели великого вождя, объединившего все роды. Великого вождя звали Афиз, что означало — кто мог бы подумать! — сын неба. И он должен был, ни много ни мало, завоевать целых полмира. Завоевание оставшейся половины перекладывалось на плечи его детей и внуков.

На этом разговор можно было закончить — все, что требовалось, я узнал. Андру оказался более любознательным: он расспрашивал пленника до самых сумерек.

Во время допроса я заметил ненавидящий взгляд пленника и ехидную улыбку, скользнувшую по губам упыря, но влезать за объяснением не стал — не время.

С приходом темноты вампиры закинули пленников на лошадей. Этернус решили спрятать трупы в ближайшей балке, оставив там заодно лишних коней. Они принесли бы больше хлопот, чем пользы. Один разросшийся купол чего стоил. Агаи сразу признался — каждый день тратить столько сил на маскировку хоть и возможно, но тяжело. Упыри в скакунах не нуждались, так что я оставил только одну кобылу — для себя.

После стычки с кочевниками настроение моих спутников сильно сдало: женщины теперь глядели испуганно, а Рис и Агаи — мрачно. Хорошо, хоть молчали. Мне, признаться, тоже стало не по себе. Дело было не в мгновенной расправе нежити над опытными воинами, и не в смерти кочевников — враг есть враг, с нами бы церемониться тоже не стали — сам способ убийства оказался невыносимо отвратительным. Когда упыри уходили на "охоту", их сущность не сильно колола глаза, а теперь... теперь нас попросту ткнули в нее носом.

Однако это ничего не меняло! Наш путь лежал по-прежнему в сердце Пустоши. А в остальном... меньше повода для лицемерия и обмана самих себя. Да, у нас в союзниках нежить, которая жрет людей! И кривиться в гримасе отвращении поздно — мы уже сделали выбор. Вот только что же он поганый такой?!

— Мо шизане... — прошипел я сквозь зубы. Все эти рассуждения меня совсем не успокоили: наоборот, в результате захотелось в голос завыть. Как брошенной собаке.

Я повернулся, намереваясь окликнуть Риса, и наткнулся на взгляд Эрхены.

С тех пор, как Агаи снял с моего тела иллюзию, я старался к девушке не подходить. Избегал ее всеми доступными способами, даже нечастые просьбы и поручения передавал через Риса. Безразличие давалось мне нелегко. Девчонка, поняв, что происходит, плакала, когда никто не видел. А вот страшный облик "принца подземного мира" ее по-прежнему не пугал, и я не знал, что с этим делать.

Девушка держала в руках миску с едой, и не сводила с меня взгляда.

Я снова выругался:

— Эдхед то...

Мне как никогда требовался ясный ум, а вместо этого в мыслях и душе царил страшный хаос. Никогда не надеялся, что найду себе женщину по сердцу — и вот... нашел! Более того — чудо или невероятное везение? — чувство оказалось взаимным. И что? Я вынужден гнать любимую прочь. Мы встретились слишком рано, или слишком поздно, или попросту зря.

Я вздохнул и отвернулся. Обмен взглядами стал ежедневным ритуалом, повторявшимся несколько раз за сутки. Сегодня я собирался его прекратить: отпугнуть девушку раз и навсегда. А для этого мне придется на время влезть в шкуру жестокого чудовища.

Я привязывал тюки с одеялами на одну из лошадей, когда меня нашел Рис. Он остановился рядом, долгое время молчал, наблюдая за моей возней, но все-таки не выдержал и спросил:

— Мы завершим поход до первого снега?

Я хмыкнул — в гробу видал такую деликатность — и ответил вопросом на вопрос:

— Тебя точно именно это интересует?

Лаланн усмехнулся:

— Нет.

Перехватил кобылу под уздцы, погладил ее бархатистую морду и тихо сказал:

— Дюс, ты уверен, что мы поступаем правильно?

Сторукий Мо... Конечно нет! Я что, провидец или пророк?

Вслух сказал другое:

— Да. Насколько это вообще возможно в нашей ситуации. Но ты по-прежнему волен уйти. Если захочешь.

— Они отвратительны, Дюс. Я чувствую себя предателем людей, когда думаю, что придется сражаться на стороне кровососов!

Я покачал головой:

— Ты неправильно оцениваешь ситуацию, Рис. Это они готовы сражаться на нашей стороне. Или тебя именно это пугает?

— Наверное, да, — признался Лаланн, нахмурился и задумчиво произнес: — Все время думаю, что у меня общего с нежитью. Насколько я сам еще человек.

Веселенькое дело! Ну и каша у него в голове.

— Зеркало дать? — поинтересовался я вместо ответа и, разозлившись, позвал:

— Агаи, иди сюда!

Сирин встал рядом с Лаланном, изобразив предельное почтение и внимание. Я мысленно скривился — парень откровенно юродствовал, изображая покорного слугу.

— Посмотри ауру Лаланна и скажи, что ты видишь! — приказал я магу.

На его подвижном лице мелькнуло удивление, тут же переросшее в серьезную сосредоточенность: маг решил, что у милитес какие-то проблемы. Взгляд Агаи на некоторое время стал невидящим, сосредоточенным на незримой картине.

Наконец сирин сказал:

— Края истончились, плотность неровная, кое-где прорехи. Ты перенервничал, Рис, и сильно устал. Я сварю тебе укрепляющего отвара, а заодно сонного. Мне кажется, ты плохо спишь.

— Сонное зелье сейчас не для нас, — с ходу запретил я опасные для жизни эксперименты и уточнил: — Кроме расшатанных нервов и усталости, ничего не видишь?

Агаи снова уставился на милитес, обошел его и нервно замотал головой.

— Нет, не вижу. Да что случилось-то?

Не получив от меня ответа, сирин пристал к Лаланну:

— Ты плохо себя чувствуешь? В чем дело?

Рис попробовал отделаться от врачевателя:

— Все хорошо! Дюс пошутил.

Я оскалил зубы в широкой улыбке:

— Нисколько. Какие тут шутки, когда есть подозрение, что простое соседство с нежитью заразно. Вдруг в один прекрасный день мы проснемся и обнаружим — ты вампир!

Агаи принял мое ехидство за чистую монету и снова встал перед Лаланном с воздетыми руками. Рис раздраженно отмахнулся и выругался сквозь зубы.

Однако мага это не смутило:

— Нет. Никаких изменений. Ты самый обычный человек. Без малейших примесей.

Что и требовалось уточнить.

— Спасибо Агаи, можешь идти, — я отправил мальчишку прочь, и снова повернулся к другу: — Успокоился? Вот что тебе скажу... Даже если ты изменишься, отрастишь рога, хвост или даже крылья... мне будет все равно. Для меня ты останешься прежним, пока не докажешь поступками, что это не так. Хотя...

Я покосился на напряженного друга и ухмыльнулся:

— Вот за клыки и руны в глазах я тебя точно убью!

Мой товарищ шутку не принял и совершенно серьезно спросил:

— Обещаешь?

Вот оно что...

Я стер с лица улыбку.

— Можешь не сомневаться, — а затем снова ухмыльнулся: — Не переживай, Андру сам не рискнет. Из тебя получился бы самый докучливый упырь из всех существующих. Бывшее высочество себе не враг, скорее он меня укусит.

— Даже страшно подумать, кто из тебя получится, — пробормотал Рис.

А у меня мелькнула мысль — задавался ли подобным вопросом Андру? С его-то страстью к экспериментам. Наверняка задавался, но не думаю, что рискнет — слишком умен. Хотя, если верить байкам про мышей, он все же склонен увлекаться.

— Дюс, я вот еще о чем хотел спросить... Какая блоха тебя укусила? Долго ты намерен мучить Эрхену безразличием?

Эдхед Мо шизане! Как же люди любят лезть в душу, когда их не просят!

Я резко повернулся и отрубил:

— Мне нет до Эрхены дела, и я хочу лишь одного — чтобы она это поняла.

У Риса вытянулось лицо, словно речь шла о его дочери.

А я выплевывал слово за словом:

— Как возлюбленная она меня не интересует. Как женщина — слабо, и лишь потому, что рядом нет других! Как человека, мне ее слишком жаль, чтобы ради развлечения водить несчастную за нос.

В этот момент я не видел другого пути. Все, все должны были мне поверить! И друзья, и враги, и... просто случайные попутчики.

В темноте раздался жалкий всхлип. Я вздрогнул: Эрхена! Она все слышала.

— Можешь себя поздравить, — с горькой иронией сказал Лаланн. — Теперь она точно поняла.

На мгновение я почувствовал на плечах всю тяжесть мира.

— Найди и успокой, — пришел мой черед просить Риса об одолжении, — не хочу, чтобы девочка что-нибудь над собой учинила.

Рис недобро улыбнулся:

— Может мне ее заодно приласкать?

Я еле сдержался, чтобы не врезать милитес по физиономии, но справился с собой:

— Твое дело. Мне все равно.

Лаланн холодно кивнул и растворился в темноте.

Ревность вцепилась в душу ядовитыми клыками, но я справился и с ней, а через мгновение понял, что благодарен Лаланну за этот разговор. Не пристань ко мне земляк с бесцеремонным вопросом, пришлось бы самому объясняться с девушкой. Нет, я повторил бы все сказанное слово в слово: слишком много значила для меня ее жизнь, и не то бы сказал. И все-таки я был благодарен. Случайно подслушанный разговор "разбавлял" мою вину и ответственность за чужие страдания. Хотя... похоже, я просто себя утешал, раз утешить Эрхену был не в состоянии.

Остаток времени мы провели в полнейшей тишине. Не знаю, что милитес сказал Эрхене, но вернулась она спокойной и полной такой мрачной решительности, что я мысленно обругал себя всеми известными словами. Размышляя о том, как отразится на жизни девушки некстати проснувшаяся взаимная любовь, я совсем не подумал о том, что с Эрхеной сделает неразделенное чувство. Не заставит ли намеренно смерти искать?

Ничего... говорят, девичьи слезы, что весенний дождь — быстро высыхают. Осталось только проследить, чтобы девочка не наделала глупостей.

Успокоив совесть немудреной поговоркой, я вернулся мыслями к курута.

Похоже, сирин подготовили себе армию, способную сражаться на земле, готовую идти за богами хоть на край света, жаждущую за них умереть.

Мудро, не спорю, только слишком паршиво для людей и для нас.

У меня появилось чувство, словно я стою прикованным к столбу, а лучник уже, вложив стрелу, медленно натягивает тетиву. И уйти от этого выстрела некуда. Остается только принять удар, подставив... наименее полезную часть тела.

И эта пророчица... снова пророчица! Вечная она у них, что ли?! Или племя сирин богато на предсказательниц, способных разыграть интриги на много веков вперед?! Неужели одна столько дел наворотила?! Не верю! И все-таки....

Я пришпорил коня, подъехал к сирин и спросил:

— Агаи, скажи, если бы ты придумывал девиз на герб для своего племени, что бы ты написал?

Маг удивленно похлопал ресницами:

— Ты хочешь услышать девиз моего народа?

Я даже опешил: не ожидал, что в яблочко попаду, не думал, что девиз уже есть.

— Хочу!

Сирин вздохнул:

— Время не имеет значения, важен лишь результат, важна лишь судьба детей Сирин.

Ну и ну.... Не удивлюсь, если этот девиз тоже придумала пророчица. Чтоб ее праху в могиле покоя не было! Чтоб им даже шушваль побрезговала!

2 глава

Взмах за взмахом унесло Эли прочь от Гилы, прочь от Иски, прочь от прошлой жизни. Грудь юноши крест-накрест пересекла перевязь из мягкой кожи. К ней прикрепили ножны с мечом и щит. Одежда и нехитрый походный скарб уместились в мешок, который приходилось тащить в лапах. Маги хорошо поработали: когда Эли преображался, перевязь плотно ложилась и на его вторую ипостась. Жалко, с одеждой и кольчугой так не получалось: на штурм вражеских городов драконы пойдут, прикрывшись лишь иллюзиями. За время тренировок воины привыкли и к холоду, и к наготе.

Восточный Зиф был самым древним рубежом Юндвари, возведенным сразу после Исхода. Он больше походил на замки людей, чем на города сирин: крепость выстроили в форме квадрата с высокими башнями по углам. Их соединяли толстые каменные стены высотой восемь — девять ростов взрослого мужчины. С внутренней стороны стены имели три яруса. Самый нижний был полностью сделан из камня, самый верхний — из дерева.

Сначала в арках нижнего яруса устроили кельи для служителей Юссы. Позже, когда сирин ушли выше в горы, жрецов заменили солдаты, а башни приспособили под святилище, трапезную, покои для важных гостей и оружейную.

Крепость надежно перегораживала узкую долину, закрывая проход нежеланным гостям. Справа от нее высились неприступные скалы, слева бешено билась о стены глубокого ущелья река. Перед каменным рубежом на добрых две сотни шагов не росло и травинки: магия охраняла подступы к Юндвари, делая их непроходимыми для живых и неживых существ. До недавнего времени.

Первому айе потребовалось четыре дня, чтобы добраться до Восточного Зифа. На ночевку устраивались в деревнях, чтобы хоть часть "клина" разместить под крышей: ночью уже подмораживало. С наступлением темноты к разведенным кострам собирались деревенские. Парни с завистью поглядывали на татуировки воинов и на оружие, мужчины постарше важно рассуждали о грядущей войне и о вероломности боулу.

Эли не нравились взгляды сельчан. Нет, на воинов смотрели с уважением, но в тоже время настороженно, как будто плащи с эмблемой драконов превращали сирин в опасных чужаков. Но еще больше не нравилась парню собственная тревога, из-за которой он толком не спал. В последнюю ночевку его одолел кошмар, полный быстрых, как ветер, и опасных, как смерть, теней. Из-за него Эли перебрался ближе к костру: всем известно, что огонь — это оброненные перья Хегази, которые прогоняют демонов ночи прочь. Глядя на языки желтого пламени, юноша невольно вспомнил рассказы матери о волшебных ящерках, которые жили в огне очага и приносили удачу. Заодно Эли вспомнил о том, сколько раз пытался их разглядеть и криво усмехнулся: он и сейчас не отказался бы от такой ящерицы. Жалко, сказки все врут.

— Не спится? — неожиданно раздалось над ухом у Эли.

Он повернулся на голос. В паре шагов застыл, зябко кутаясь в плащ, один из соколов: белобрысый колдун лет пятнадцати, конопатый, большеротый и лопоухий.

Эли дернул плечом вместо ответа и снова уставился на огонь.

— Вот и мне тоже муторно, — словно не заметив отчужденности дракона, поежился маг и без перехода добродушно поинтересовался: — Ты во сне говорил и стонал. Что снилось-то?

Эли недовольно поморщился, но все же ответил:

— Какие-то твари в темноте.

Маг нахмурил белесые брови:

— Вот и мне — каменные стены и твари.

А затем огорошил:

— И ты снился, так что вот ... лови. Другу один отдашь. Ему тоже надо. Только сейчас не надевай, нельзя. Утра дождись.

Мальчишка кинул Эли два серебряных медальона на цепочках. Тот с интересом повертел одно из украшений в руках. На черненом металле сияла белым зигзагом молния бога Борра.

Когда Эли снова повернулся к мальчишке, желая расспросить, что за медальон и для чего он служит, мага уже след простыл. Юноша хорошо рассмотрел тонкий узор заклинаний, а вот понять, от чего оберегает амулет, не смог — не хватило знаний. Но какой бы ни была его сила, Эли решил от нее не отказываться: маги на пустом месте подарки не делают, магам без причины простые воины не снятся; если велел надеть, значит, так надо. Грэзу намотал обе цепочки на запястье, подложил под голову поленце и, пока рассматривал звездное небо, сам не заметил, как уснул.

Родную деревню Эли облетели стороной. Он этому только порадовался: юноша не желал оглядываться назад. Судьба сирин по кличке Грэзу в другом: Айелет видела его воином, значит, так суждено! Иначе как объяснить, что тело буквально горит от нетерпения ввязаться в схватку, а страх и сомнения, преследовавшие Эли последнее время, куда-то ушли?

Над Восточным Зифом айе разделилось: девять майджев остались кружить в воздухе, и лишь драконы и соколы мягко опустились на стены.

Восточный Зиф встретил воинов вонью и разжиревшими падальщиками, неохотно слетевшими с мертвецов. Обклеванные черепа с остатками волос, оголенные ребра, раздувшиеся трупы, растасканные птицами черные внутренности... Хорошо хоть, из-за холодной погоды обошлось без роя мух.

И все-таки тел оказалось намного меньше, чем ожидали: в крепости постоянно дежурило не меньше двух майджев, а останков на первый взгляд всего с пять десятков набиралось.

Эли преобразился еще в воздухе, выхватив меч прежде, чем приземлился на ноги, сдернул щит и настороженно огляделся. Он думал увидеть следы отчаянного боя, развороченные ворота, опаленные заклинаниями стены, но вместо этого попал на скотобойню. Воинов, сложив в ровный ряд, перерезали, как баранов! И даже успели проварить кости: юноша увидел, как вывернуло одного из магов, когда он заглянул в котел, предназначенный для смолы. Сами же стены выглядели ничуть не хуже, чем в день, когда Эли приносил сюда тушу козы. Нет! Даже лучше: в привычную вязь заклинаний вплели новые руны, особенно ярко светившиеся на закрытых дверях. И хотя маг из Эли Ни был очень слабенький, он узнал эти руны — они защищали от нежити.

Майдж привычно разделился на стило — десятки. Каждое взяло под контроль свой участок двора. В закрытые двери башен и казарм ломиться не стали — ждали команды магов. Стило Эли поставили рядом с колодцем. Его закрывала решетка, наспех сбитая из осиновых кольев, украшенная сложной вязью заклятий, как и двери. Из колодца веяло холодной липкой угрозой, которая заставила сердце юноши чаще забиться от предвкушения битвы. Во рту у Эли стало солоно, душа наполнилась нетерпеливым ожиданием схватки, в сердце проснулась неведомая ранее жажда убивать. Она за одно мгновение превратила кровь в расплавленную лаву, вызвала желание рвать голыми руками любого, кто встанет у Эли на пути. Отвечая на этот призыв, Грэзу зарычал: страшно, по-звериному. Его рык подхватил Вэлвиль, на губах у которого тоже пузырилась кровавая пена.

Стоящие рядом драконы попятились и прикрылись щитами: то ли от того, что пряталось в каменной утробе колодца, то ли — от утративших разум товарищей.

И лишь белобрысый маг невозмутимо бросил:

— Всем отойти на десять шагов!

Эти слова вызвали протест у Эли: он не собирался никому уступать! Слово "страх" перестало существовать, растворилось в веселящем безумии.

Юноша обменялся взглядом с Вэлвилем и встал рядом с колдуном. Но прежде чем остальные воины успели выполнить приказ, а маг — решить, что делать с колодцем, свечение заклинаний изменилось: дерево, вспыхнув, рассыпалось в пепел, из колодца выскочил сирин в форме защитника гарнизона. Вот только аура у него клубилась черным туманом не-жизни!

В один прыжок он оказался рядом с драконами, и командир стило рухнул с раскроенным черепом, добавив свежую кровь к бурым пятнам на камнях. Не-мертвый по-собачьи ловко поймал ртом брызнувшую кровь, встретился взглядом с Эли и осклабился в клыкастой усмешке. Юноша, расплывшись в ответном оскале, плохо осознавая, что делает, полоснул себя клинком по груди. Боль встряхнула Эли, обострила зрение и чувства, вызвала приступ ярости. Юноша с воем рванулся к оторопевшему вампиру, уклонился от удара мечом и одним махом снес нежити голову. Тело кулем рухнуло на землю, вызвав новый приступ бешенства у Эли — враг слишком быстро сдох!

В ответ на досаду парня из черной дыры колодца выбрались еще два упыря. Один из них обратился в огромную полу-ящерицу, покрытую перьями, и попытался удрать, но рухнул, объятый магическим огнем: мальчишка-сокол постарался. А второй по-звериному припал к земле и, не моргая, уставился на Эли. Он в ответ расхохотался, подхватил отрубленную голову и метко швырнул не-мертвому в лицо, попав прямо по горбатому носу. Вампир громко клацнул зубами, выхватил меч, и уже через мгновение оказался рядом с Эли. Блокировав удар, юноша врезал щитом по морде не-мертвого с такой силой, что тот рухнул на землю. Грэзу тут же пронзил грудь монстра, метя в сердце. Тот вяло дернул ногами и застыл. Уже навсегда.

Смерть врага, запах его и собственной крови принесли Эли настоящее удовольствие, пронзившее до самых кончиков пальцев. Он даже чуть не погиб от меча монстра, возникшего словно из ниоткуда. Выручил Вэлвиль: заслонил, принял удар на щит и пнул вампира в живот. Упырь, зарычав от злости, увернулся от ответного выпада, выбил меч из рук Вэлвиля и располосовал когтями его лицо. Вскрик друга заставил Эли очнуться и броситься ему на помощь. Вампир, почуяв опасность за спиной, в последний момент отскочил, злобно ощерился и кинулся на нового противника. Грэзу щитом отшвырнул его прочь, прямо под меч напарнику. Тот ловко снес вампиру голову, грязно выругался и вытер окровавленное лицо. А в следующее мгновение за спиной Эли раздался грохот: рухнули двери одной из башен. Во двор хлынула целая орда упырей. Они легко смяли ближайшие три стило, остальных спасло лишь то, что большая часть нежити тут же присосалась к своим жертвам. Затуманенный разум вампиров подарил драконам спасительные секунды, позволив ответить ударом на удар: в тварей полетели огненные шары.

Дальнейший бой для Эли прошел как в горячем тумане: вспышки огня, крики раненых, вой разъяренной нежити пьянили юношу сильнее самого крепкого вина. Он словно потерял часть себя, отдал ее кому-то другому, тому самому Грэзу. Все потеряло смысл, кроме черной ауры нежити, кроме желания убивать, кроме ликования безумца, получившего то, о чем мечталось. Магия амулета превратила вчерашнего новобранца в настоящего духа войны, неистовство которого пугало даже товарищей по майджу. В одно из столкновений щит Эли, не выдержав напора нежити, треснул, и в ход пошли кулаки. Кажется, в какой-то момент Грэзу пустил в дело даже зубы.

Когда все закончилось, очнулся Эли не сразу, а только после того, как маг, невнятно пробормотав: "Перестарался", сдернул кулон и строго приказал:

— Выплюнь это немедленно!

Эли послушно выполнил требование сокола, с отвращением обнаружив, что "это" оказалось откушенным ухом вампира. Юноша огляделся, разглядывая распластанные, порубленные тела, и почувствовал невероятную усталость, а еще — пустоту, словно из души выжали все чувства. Это оказалось к лучшему: схватка с нежитью стала не единственным испытанием в тот день... Настоящий ужас начался после боя, когда пришлось добивать раненых товарищей: тех, кого покусали упыри. Павшим сирин сразу отрубили головы, на раненых поставили светящиеся метки. Они показывали, кому жить, а кому умереть. Тех, кого взялись лечить, оказалось намного меньше обреченных на погребальный костер. Об этом объявил колдун, чья татуировка блестела золотыми крыльями стимфы — небесного воина, птицы-духа Верховной богини. Такие метки делали самым сильным магам, приближенным к пророчице.

Услышав приговор раненым драконам, Рои стал сумрачней тучи, но скидывать на плечи чужих магов тяжкое бремя не стал: выстроил выживших, зло выругался и крикнул:

— Мои парни достойны уважения! Они хорошо сражались... Как герои! Наш долг отдать им последнюю честь! Подарить своими руками покой товарищам, пока ублюдок Ансуре не превратил их в ходячие трупы!

Сотник медленно подошел к одному из обреченных, рухнул на колени и стукнул кулаком по левой стороне груди:

— Я отомщу за тебя, брат!

Затем Рои вогнал в его сердце меч, дождался, пока тело перестало биться в агонии, снес голову и тяжело обронил:

— Начинайте...

Ноги Эли словно к земле примерзли. Он не верил, что придется убить тех, кто вчера летел рядом с ним крыло в крыло, с кем хлебал из одного котла. Юноше пришлось напомнить себе, что вампиры, вылезшие из колодца, всего десять дней тому назад тоже были сирин. И что настоящие убийцы сейчас уходят горными тропами, унося за спиной мешки, полные костей.

Грэзу подошел к ближайшему раненому и по примеру командира опустился на колени. Словно в наказание за неизвестные грехи, первым попался парень из стило Эли. Обреченный с ужасом взирал на вчерашнего кумира. Грудь раненого резко вздымалась от частого дыхания, по бледному лбу струился пот, а синеющие губы все повторяли и повторяли: "не надо!".

В этот момент Грэзу возненавидел весь мир, себя самого, а больше всего тех, кто превратил его в убийцу.

— Прости... — прохрипел юноша. — Я отомщу за тебя, брат!

И сделал то, что должно.

"Я отомщу за тебя, брат!" — эхом прокатилось по крепости.

Когда вопли и стоны затихли, Грэзу не выдержал черноты и закричал... Обещая небу, судьбе, демонам и богам, выкрикнул единственное, на что был способен.

— Я буду мстить даже после смерти!!

Крик отразился от скал и ушел в небо, чтобы вернуться невнятным шепотом и хлопаньем невидимых крыльев — бог войны принял клятву.

Рои же, проходя мимо Грэзу, сунул ему в руку серебряное перо:

— Теперь ты командир пятого стило. Пересчитай своих бойцов.

Подсчет получился горьким: из десяти выжили лишь Вэлвиль и сам Эли, остальные... кто сразу пал у колодца, кто умер от мечей соратников. В других стило положение было не лучше — по майджу драконов словно косой прошлись, уцелело чуть больше сорока сирин. Рои заново разбил их на стило. Под крыло Грэзу попали самые горячие юнцы и маг, который дал медальоны. Затем сотник увел свой майдж отдыхать на второй этаж одной из башен.

Как только драконы устроились, Рои пустил по кругу флягу:

— Выпьем за быстрые крылья павших и легкую дорогу к Вратам!

Вино Эли почти не пил, да еще такое крепкое, но на этот раз не отказался. Ему хотелось хоть ненадолго избавиться от жалкого "не надо!", что эхом отдавалось в ушах.

Не одному Эли было погано: белобрысый маг, хлебнув из фляжки, закашлялся, неожиданно уткнулся лицом в худые колени и заплакал. Одергивать его никто не стал.

Сотник только вздохнул:

— Птенец желторотый. И как вас только мамки из-под своего крыла отпустили?

На этот раз Эли с ним согласился. Соколы на вид все казались не старше шестнадцати лет.

Мальчишка же, утерев слезы, буркнул:

— Сирота я.

Затем неожиданно выпростал руку из-под плаща и протянул Эли:

— Меня Яир зовут,

Юноша от рукопожатия отказываться не стал:

— Грэзу.

После боя собственное имя стало чужим. "Эли Ни" — так звали паренька, не знавшего крови. "Грэзу" — это тот, кем он стал. Товарищи по майджу теперь смотрели на Эли и Вэлвиля с опасливым восхищением: татуировки на плечах друзей сами собой поменялись, приобретя металлический блеск. Дракон обзавелся "броней" и шипами, а бог войны пополнил небесную армию новыми бойцами: теперь даже после смерти друзья не попадут во Врата. Они прямиком отправятся в грозную свиту Борра. Пока же товарищи выглядели, как демоны: грязные от пота и пыли, изгвазданные своей и чужой кровью.

— Я верну вам медальоны позже. Доделаю и верну, — неожиданно сказал Яир, отвлекая Грэзу от мрачных мыслей.

Он кивнул и посмотрел в окно, выходящее во двор. Было видно, как поднимаются в небо и сливаются с тучами черные жирные клубы дыма. Священный костер освободил души павших, чтобы они могли добраться до Небесных врат, ведущих в другой, лучший мир, в который путь для Грэзу заказан. Его участь — бродить дорогами войны до последней схватки между богами и демонами, которая испепелит весь мир.

Юноша, вздохнув, растянулся на полу и сразу провалился в сон, больше похожий на беспамятство.

Ближе к вечеру его растолкал Рои, приказал смыть с себя кровь и отправляться в караул. Когда Грэзу стыл на холодном ветру, в крепость прилетел односельчанин. Юноша сразу его узнал. Узнал и вспомнил, что у земляка сын служил в Восточном Зифе.

— Туан ву##, позвольте мне поговорить с вашим господином, — почтительно, как чужому, поклонился мужчина.

##Туан ву и туан вэ — почтительное обращение к высшему сословию.. Дословно — "сын небес" и "дочь небес".

— Дядька Алон, ты чего? Это же я, Грэ... Эли Ни, — растерялся юноша, не сразу сообразив, что его не узнали в плаще дракона.

Сирин утер мокрую от тумана щеку, переступил с ноги на ногу и тихо сказал:

— Мне бы к командиру. Я их выследил.

Предвкушая погоню и схватку с боулу, Грэзу растянул губы в недоброй улыбке:

— Пойдем, провожу.

Мужчина кивнул, слепо глянул в сторону Эли и снова провел по щеке ладонью.

Вопреки надеждам драконов, их майдж оставили в крепости: дожидаться нового гарнизона, а заодно пополнения. Рои болтаться без дела подчиненным не позволил, заставляя вновь и вновь отрабатывать штурм города боулу. Драконы и соколы должны были костьми лечь, но расчистить крыши и стены от вражеских лучников. Именно тогда Грэзу оценил юркость мальчишек, а заодно — полное отсутствие страха. Ненормальное. Такое же, как подарил самому Эли магический медальон: юноша прекрасно понял его назначение, а заодно и свою судьбу. Перед драконами и соколами ставили одну задачу — утащить с собой как можно больше врагов и защитить вторую волну магов. По сути, им отвели роль смертников.

Это понимание заставило Грэзу в одну из тренировок сменить щит на второй меч: так тратилось меньше времени на подготовку к бою. Клинки Эли успевал выдергивать, еще не коснувшись земли. К тому же они, в отличие от щита, совсем не мешали в полете, когда приходилось совершать опасные кувырки и выписывать петли. А щит можно было оставить в лагере и использовать только во время окончательной зачистки города.

Внимательно выслушав просьбу юноши, Яир переделал перевязь, а заодно вернул медальон. Когда холодный металл коснулся кожи, Эли показалось, что в небе громыхнуло: богу войны определенно понравились его новые воины, связка Грэзу — Яир — Вэлвиль на тренировках оказалась самой лучшей.

Глядя на выкрутасы командира, воины из стило Грэзу тоже сменили щиты на мечи.

Даже Рои одобрил:

— Сгодится! Всем сделать точно такие же перевязи.

Про медальоны тоже заикнулся, но Яир лишь покачал головой:

— Эта магия отмечает лишь тех, на кого указывают боги, если маг нуждается в защитниках, и если защитники нуждаются в маге.

Тренировки отнимали много сил, но еще больше Эли выматывал странный сон, снившийся чуть ли не каждую ночь, всегда один и тот же. Поросший кустарником берег то ли реки, то ли большого озера с зеркальной водой, разглядеть которые мешал стелящийся по земле туман. Простоволосая Иска у небольшого плота. Она больше не просила о помощи, а только отчаянно шептала:

— Нельзя! Не подходи! Я умерла!

Девушка выглядела донельзя испуганной, но обнять себя не давала: стоило Эли сделать шаг, как она бесследно исчезала в зыбком сером облаке. Грэзу каждый раз упрямо звал девушку, но его крики вязли в тумане, как ноги в болоте. Тихий плеск воды, да скрип огромного мельничного колеса: вот и все, что слышал парень в ответ.

Просыпался юноша таким разбитым, словно с чушкой железа на плече всю ночь протаскался. Эли долго ждал и боялся дурной вести из Гилы, но в конце концов успокоился: решил, что это ему покоя не дают собственные страхи.

В один прекрасный день в крепость вернулись мантикоры, которых отправили вдогонку за людьми, и крюки на стенах Восточного Зифа украсились отрубленными головами. Кроме голов, воины притащили живые трофеи — пленных людей.

Для публичного допроса собрали воинов, самых почтенных стариков и родственников тех, кто пал. Без праздных зевак тоже не обошлось: почти все односельчане Эли явились поглазеть на боулу. Это были четыре здоровенных воина с бритыми макушками. Эли так и прикипел к боулу взглядом в поиске уродства, меток Ансуре: огромных родинок, копыт, рогов... Но, увы, ничего, кроме ауры, полыхающей красными всполохами страха и ненависти, юноша не увидел. Аура людей оказалась не в форме золотистого овала, как у сирин, а с расплывчатыми рваными краями, похожая на многоногое чудовище.

Боулу, даже заколдованные, отвечали неохотно. Видно было, как магия корежит их тела изнутри. Но слово за словом, подстегивая людей бичами заклинаний, маги выдавили правду.

Она оказалась именно такой, как сказала пророчица (да разве кто-то усомнился в ее словах?!): правитель Хогарского княжества возжелал вечной жизни для себя и своих детей, пообещав за нее почести и золота подданным. Что заставило вампиров служить князю, люди не знали. Не знали они и того, что свело в одну компанию нежить и изгоев-сирин, которые помогли пробраться в крепость. Отступники бросили подельников почти сразу же после расправы над гарнизоном, отуманенным колдовством.

Маг-толмач с татуировкой стимфы на плече заставил пленных рассказать о каждом дне, начиная с того, когда они получили приказ отправиться в Юндвари. Пока люди говорили, в крепости воцарилась мертвая тишина, больше похожая на оцепенение перед бурей: те же неестественные безмолвие, неподвижность и тишь.

Откровенья боулу обернулись для Грэзу горящей смолой, жгущей плоть раскаленными каплями. И не только для него: маг-переводчик тоже с трудом справился с эмоциями. Видно было, как его трясет от ненависти и отвращения. А когда дело дошло до рассказа об убийстве околдованных солдат, раздался глухой ропот: сирин отказала выдержка, и в пленных метнули первый булыжник. Он попал одному из людей прямо в бровь, вызвав вопль торжества у жаждущих мести зрителей и спровоцировав их. На боулу обрушился каменный град. Если бы не охрана, преступников забили бы насмерть: мантикоры, отвечавшие за жизни пленных до конца допроса, быстро взяли их в плотное кольцо, прикрыли своими телами. Самые горячие головы среди солдат остудили тычками и зуботычинами их командиры, а там и сельчане попридержали свой гнев. Ровно до того момента, когда озвучили приговор. Слово "убить" сирин встретили одобрительным ревом.

Пленных вытащили на середину двора, поставили на колени и обезглавили. Милостью Юссы, это сделал палач, и Эли не пришлось пачкать меч кровью связанных, а потому беззащитных врагов. Головы казненных тоже надели на крюки. Они заняли место рядом с оскалившейся нежитью. Грэзу, рассмотрев застывшие, словно отлитые из воска лица, понял, что люди недалеко ушли от зверей: на близком расстоянии стало видно жесткую щетину на подбородках и щеках. Наверное, это и была метка демона.

Ночью Рои снова пустил флягу по кругу, предварительно окропив вином пламя в очаге. Огонь охотно принял подношение богам, взметнув горячие языки до прокопченной каменной кладки. Небожители сочли души павших отмщенными... в отличие от сирин. Драконам смерти хогарских воинов показалось мало. Им хотелось всю землю залить кровью боулу.

А еще через десять дней, когда из Гизы подтянулись основные силы, армию отправили на восток, в сторону Хогарского княжества. Пришел черед людей умирать.

Затянутые облаками, убеленные снегом горы и полосатые "реки" ледников вскоре сменились заросшими лесом холмами, которые перемежались с пашней. Воздух ощутимо потеплел. Богаты были земли людей: черная, подготовленная к зиме пашня обещала хорошие урожаи, а деревья в садах гнулись под весом поздних фруктов. Боулу не приходилось носить почву в корзинах, выворачивать с полей огромные валуны и просиживать ночи над всходами, пытаясь уберечь их магией от внезапно вернувшейся зимы. На одном из привалов Грэзу даже помял руками ком земли, тоскуя и злясь, что такое богатство (палку воткни — прорастет!) попало в недобрые руки. Может именно в нем крылась причина жестокости боулу? В том, что им все слишком легко давалось?

Первое же хогарское селение встретило Эли запахом разложения. В Восточном Зифе боулу выпустили демона смерти из клетки, и он заплатил за это "благодетелям" неизлечимой болезнью. Демон хорошо порезвился: сопротивляться армии сирин в городке было некому.

На этот раз драконы прилетели не первыми. Когда они начали снижаться, раздался призывный звук трубы. Эли заметил во дворе небольшого храма стяг, который указывал на место под лагерь. Выбор Эли не понравился. Он предпочел бы устроиться в ближайшем лесу на ветке: лучше спать в ипостаси птицы и ближе к небу, чем ютиться подобно крысам на голой земле.

Одевшись и устроив своих ребят на отдых, Эли отчитался перед сотником.

Рои в ответ кивнул:

— Завтра с рассветом выступаем на Сырт. Проследи, чтобы твои парни не разлетелись по городу. Нечего там делать.

Юноша едва сдержал вздох разочарования: он рассчитывал рассмотреть, как живут... как жили люди. Их дома. Оружие. Все! Эли очень хотелось понять, что это за существа и откуда в них столько мерзости.

— Разрешите пройтись! Хочу понять, что надо ждать от этих тварей.

Сотник смерил Эли внимательным взглядом:

— Ладно. Только возьми еще кого-нибудь с собой. И чтобы до темноты были на месте!

Грэзу кивнул, повернулся и отправился за друзьями.

Жутковатое зрелище представляло собой человеческое селение: низкие, растекшиеся по земле дома с плоскими крышами и толстыми стенами заборов, за которыми росли раскидистые деревья, еще не потерявшие листвы. Пустые мертвые улицы со следами бесстыдного пиршества смерти: черные следы от костров, черные же, словно обугленные, трупы. По дороге драконам попались сирин в темно-серых плащах, на которых был вышит ворон с золотой тиарой в клюве. И их крылатые "братья", неохотно слетевшие с трупов при приближении Эли.

— Видал? — кивнул Вэлвиль на одного из воронов. — Вперед нас прилетели. Прямо как настоящие карги. И дело у них общее — падаль собирать.

Грэзу покосился на хмурого друга. Вэлвиль не жаловал тех, кто выбрал себе главным занятием контроль за исполнением законов. Слишком уж часто лихой парень их нарушал.

— Радуйся, что нас не заставили дохлятиной заниматься, — буркнул Яир и, внезапно споткнувшись на ровном месте, замер: — Смотрите!

Он отодвинул в сторону на заборе густо разросшийся вьюн.

Приглядевшись, Грэзу увидел слабое свечение, которое исходило от камня. Юноша протянул руку и оборвал сорняк, открывая хитрый узор из рун. Кто-то исчертил камень знаками воды, ветра и... смерти, связал заклинания жгутами, частично увел их под землю, частично оставил колыхаться на ветру почти невидимыми "усами".

— Ячье дерьмо... — пробормотал себе под нос Яир.

Командир пятого стило с ним согласился — заклинание выглядело очень странно, но самым странным было то, что сделал его сирин.

— Ну-ка, отойдите в сторону, — властный голос заставил Грэзу оглянуться. Один из воронов мрачно рассматривал стену.

Эли с Яиром послушно шагнули назад, Вэлвиль вроде как тоже последовал их примеру, но, проходя мимо ворона, нагло зацепил того плечом и небрежно бросил:

— Извини, не хотел.

Грэзу с трудом удержался от хмыканья — демона лысого "не хотел" — но друга одергивать не стал. За что и получил сполна. Не словами, нет. Маг лишь мазнул взглядом по серебряному перу, что стягивало плащ Эли. Этого хватило, чтобы юноша почувствовал себя неоперившимся птенцом.

— Идем, — Грэзу схватил приятеля за плечо и повлек за собой дальше по улице.

Мертвый город, из которого, кажется, даже животные убежали, поднял в душе Эли чувство брезгливости. Несмотря на то, что на шее юноши болталась связка амулетов, в том числе и от черной немочи, ему все равно показалось, что болезнь вместе с пылью въедается в кожу. Ужасно захотелось убраться подальше с этого огромного погоста и искупаться в горном озере: чистом, просвечивающем до дна и обжигающе холодном.

Дойдя до угла, Эли обернулся. Ворона уже не было, и рунные письмена тоже исчезли, лишь камни слегка светились энергией недавнего колдовства.

Яир, заметив интерес командира, задумчиво протянул:

— И все-таки странно. Очень странно...

Но что "странно", пояснять не стал, несмотря на подначку Вэлвиля:

— Чего мнешься, как девственница на свидании? Говори, раз начал.

Сокол лишь отмахнулся:

— Пока не могу разобраться.

И тут же дернул Эли за рукав:

— Грэзу, смотри!

Тот и сам уже остановился перед маленьким домом, который казался неуместным... ненастоящим, не имевшим право находиться на земле людей!

Такой же приземистый и невысокий, как остальные жилища, он походил на огромную расписную шкатулку: крылатые люди, любовно нарисованные синей краской, стремились к солнцу и звездам, а по земле стелилась трава, неслись в стремительном галопе длинногривые кони. Лица людей светились счастливыми улыбками.

— Красиво, — тихо сказал Яир, а Вэлвиль решительно толкнул перекосившуюся калитку и шагнул во двор, единственным сторожем которого оказалась коза, пасшаяся среди грядок с пряными травами. Она подняла голову, некоторое время внимательно разглядывала незнакомцев желтыми глазами, а затем, мекнув дурным голосом, понеслась прочь. Видно решила, что ничего хорошего от гостей ждать не стоит.

— Вкусный ужин, — с видимым сожалением цокнул языком Вэлвиль, но догонять козу не стал: счел ниже собственного достоинства.

Грэзу меж тем решительно потянул на себя дверь. За ней оказалась обычная гончарная лавка, до потолка забитая горшками, мисками, чашками и кувшинами в разноцветных узорах, один чуднее другого. Ближайшая из полок была заставлена глиняными фигурками птиц, коз, лошадей. Игрушками.

Юноша взял самую маленькую и поднес к губам: он тоже делал что-то подобное на забаву младшим сестре и братьям. Высокий мелодичный звук резанул ухо неуместным весельем, заставив Яира и Вэлвиля изумленно посмотреть на друга. Грэзу неопределенно хмыкнул, вернул свистульку на место и торопливо прошел вглубь дома. Его убранство мало чем отличалось от того, что было в башне Эли. То есть, все было чужим и странным, но... одновременно таким же: котелок на крюке в очаге, простой струганный стол, домотканые коврики на сундуках и лавках, небольшой алтарь с курильницами. Вот только вместо крылатых богов люди молились статуе уродливого идола. Если бы не его отвратительная харя — да простит Небесная матерь, что Эли оскверняется такими мыслями — он решил бы, что тут живут нормальные существа, которые ничуть не хуже крылатого народа.

Юноша щелчком опрокинул глиняную чарку на столе. Она, глухо стукнув по дереву, покатилась вокруг своей оси. На дне посудины застыла черная жижа — кажется, оттуда пили лекарство. Хотя трупов в доме не было, недавней смертью все-таки пахло.

— Ладно, насмотрелись, уходим, — резко бросил Эли, у которого стало удивительно погано на душе. Он хотел найти подтверждение для своей ненависти, а вместо этого словно оплеуху получил. Яир тоже притих, а вот Вэлвиль неожиданно принялся крушить посуду, словно это она была главным врагом сирин. И игрушки не пожалел.

— Гниды ползучие, поделом им! — прохрипел парень, припечатав сапогом ту самую птицу, что побывала в руках у Эли, и выскочил вон из дома.

Яир же с сожалением прошептал:

— Все разбилось. Жалко.

Он наклонился, выудил из груды черепков небольшую дудочку, протянул ее Эли:

— Держи. У тебя хорошо получается, Грэзу.

Тот хотел было бросить дудку обратно на пол, но передумал, сунул за пазуху: мало ли... вдруг пригодится.

* * *

Утром айе подняли на крыло — задерживаться в зачумленном, провонявшем заразой и гниющей плотью городе не было смысла. Путь сирин лежал на восток, к городу, закрывавшему проход к реке двух вод. К Реке слез, так назвали ее когда-то предки Эли. Воинам предстояло очистить Сырт, самый гнусный притон в Хогарском княжестве.

Все поселения, встреченные Грэзу по дороге, походили на первый, как братья-близнецы — то же запустение, та же мерзость. И те же знаки, на которые нет-нет, да и наталкивался взгляд.

Во время одной из остановок, в подвале дома, где стило Эли устроили на постой, обнаружили кованый ларец, до крышки забитый полотняными мешочками с грязно-белым порошком. Опознать в нем молотые кости сирин оказалось несложно.

Эта находка заставила драконов скрипеть зубами от ненависти. Правда, впустую — наказывать оказалось некого, люди успели сдохнуть сами.

Над останками погибших сирин помолились и сожгли их на костре. Глядя на прозрачный, похожий на облака дым, Грэзу поклялся не забывать, с кем имеет дело, а заодно зарекся ходить по жилищам боулу. Эли не хотел больше сравнивать их с сирин. Люди были чудовищами!! Это единственное, что следовало помнить!

В тот вечер Вэлвиль зло оскалился:

— Так мы, ни разу меча не обнажив, до Проклятых земель долетим!

Яир в ответ только нахмурился. Видно было, что его одолевают невеселые мысли. Наконец маг не выдержал, отвел Эли в сторону и зашептал:

— Слушай, Грэзу, эта зараза здесь не сама по себе появилась! И вороны не случайно вперед нас летят! Они знают, что драться не придется. Это наши маги тут потрудились! Чтоб мне все перья выщипали — точно наши маги! Мор — дело рук сирин!

Эли мрачно кивнул: он пришел к такому же выводу. Вот только это мало что меняло — люди заслуживали наказания! Это они развязали войну! А в войне все средства хороши.

— Пусть хоть все передохнут! — вызверился Грэзу в сердцах.

— Да я не против, — пожал плечами паренек. — Я о чем речь веду.... Эпидемия-то началась с желтую луну тому назад, никак не меньше.

Грэзу растерялся:

— Ты уверен?

"С желтую луну тому назад" — получается, еще до... еще до нападения на Восточный Зиф?

Эли мотнул головой:

— Нет, Яир. Ты что-то путаешь. С чего так решил?

— Сам посуди, — облизал пересохшие губы товарищ, — мы не нашли ни одного больного! А трупы явно провалялись не один день.

Заметив в глазах друга неверие, Яир по-детски обиделся и покраснел: — Ну давай лекарей поищем, спросим у них, сколько обычно болеют этой заразой!

Эли помедлил с ответом. Он не был уверен, хочется ему знать правду или... нет: иногда в неведении больше счастья.

Неужели маги и правда решились на убийство боулу еще до объявления войны? Но ведь Иска сказала, что люди начали ее первыми! Она не могла обмануть! Только не его!

Юноша сжал до боли кулаки и крепко стиснул зубы, справляясь с приступом злости.

Да, Иска так сделать не могла! А великая пророчица Айелет? Она... могла?

Грэзу отбросил крамольную мысль: нет! Потому что это его Иска! Она не стала бы! Да и зачем? И вообще — что меняется?! Разве от этого люди перестают быть людьми? Мало, что ли, было смертей до Восточного Зифа?!

— Нет, мне это неинтересно. И тебе соваться, куда не просят, тоже не советую, — отрезал Эли.

Маг в ответ виновато шмыгнул носом:

— Да я чего... Так... подумалось просто.

А буквально через пару часов Грэзу получил подтверждение правоты друга: юноша наткнулся на компанию магов, один из которых, пьяно смеясь и раздуваясь от гордости, рассказывал, как отравил воду в Сырте. И о том, что произошло позже. От этого рассказа Эли замутило.

Одно дело жестокая необходимость: она как груз, от которого не отвязаться. Другое — упиваться болью и мучением тех, кто не в состоянии себя защитить!

Юноша развернулся, чтобы уйти, но наткнулся на застывшего сирин, темноволосого и зеленоглазого. Тот с нескрываемым ужасом смотрел на бахвалившегося мага.

Это заставило Грэзу резко одернуть пьяного:

— Чего язык распустил?

И отчитать его дружков, тоже изрядно хмельных:

— Увели бы вы этого болтуна от греха подальше!

Когда же Эли повернулся к зеленоглазому парню, того уже и след простыл. Это заставило юношу выругаться — остолоп недоделанный, а вдруг это и есть тот самый отступник? Плащ-то на пареньке был без знаков отличия!

Эли немного побродил среди воинов, разыскивая незнакомца, но безрезультатно: тот словно под землю провалился. Но мысли юноши были заняты другим: что Иска его все-таки обманула. Соврала.

Парень стиснул зубы — как же она могла?! Почему?! Почему так с ним поступила?!

В ответ на поднявшуюся злость, тело Грэзу запылало от жара, за спиной снова захлопали невидимые крылья, неразборчиво зашептали в уши злые голоса.

Встречные сирин, заметив сородича, на шее которого драконья морда обросла железной чешуей, отшатывались. Пропускали, стараясь не глядеть в глаза: все знали, что настолько яркий металлический блеск у татуировки проявлялся в момент одержимости воина. Таков был дар бога войны Борра. Как неистовы и страшны в ярости его воины, сирин прекрасно видели в Восточном Зифе. А кто не видел, тому рассказали, присочинив для красоты вызывающих ужас подробностей. Слава о командире пятого стило драконов и его друге прокатилась по всем айе.

Когда приступ ярости прошел и вернулась способность ясно мыслить, Эли понял, что снова оказался неправ. Просто Иска видела больше, чем обычные смертные и, как могла, защищала свой народ. Его, идиота, защищала!

Юноша скривился, представив, какой ценой далось любимой это решение. Она ведь даже курице без слез голову свернуть не могла! Всегда его просила. А тут... какие-никакие, но все-таки живые существа, похожие на сирин. Наверняка у Иски была очень веская причина осмелиться на такой поступок. И не Эли осуждать провидицу! Для начала надо стать достойным ее доверия!

Сердце вновь кольнула обида, что чужие сирин лучше знают планы Иски, но Эли решительно ее задавил: самое главное девушка ему открыла. То, чего не знает никто. Ведь именно Грэзу суждено расправиться с самим Ансуре!

Парень криво улыбнулся — ну что же.. это и есть самая великая честь и самое большое доверие. Большего придумать невозможно. Если не считать того, что Иска носит под сердцем птенца Эли. Так что нечего слюной брызгать, не бешеный пес ведь — Грэзу наткнулся на настороженный взгляд мага из мантикор и невесело усмехнулся — а может, и бешеный, раз свои же шарахаются.

* * *

Казалось, армия сирин так и облетит всю землю, не встретив ни разу сопротивления. Город за городом сдавался без боя, потому что воевать было некому. А вот на полях, в маленьких деревнях Эли людей замечал. Они встревоженно всматривались в небо, спешили укрыться под деревьями и крышами домов. На боулу не обращали внимания — любую из этих деревень можно было смести, превратить в пылающий костер за пару мгновений. Но когда войска подлетели к Сырту, ситуация изменилась: приказ опуститься на землю пришел еще до того, как показались стены города. Лагерь разбили в ближайшем лесу, из чего Грэзу сделал вывод, что Сырт легко не сдастся. Это даже обрадовало — юноша рвался в бой с достойным противником, а не... со скелетами, обглоданными падальщиками.

В последнюю ночь перед нападением Эли почти не спал: сидел у костра и думал; думал об Иске, о себе, о том, что ждет всех сирин, если они выиграют. И о том, что случится, если проиграют. Юноша слышал все разговоры, читал указы главнокомандующего. Каждому воину пообещали большой надел земли. А те люди, что жили на ней прежде, становились рабами. И не просто рабами... они должны были раскаяться... перестать поклоняться демонам, принять веру сирин. Только тогда Небесная матерь прощала прежние грехи боулу. Так сказали жрецы. Каждый человек должен был пройти через обряд очищения в храме, подтвердить свою преданность новым господам, поклясться любить и защищать их. Только такая клятва давала людям право на жизнь.

Многие из воинов после таких разговоров начинали по-хозяйски примериваться и присматриваться к городам боулу. Грэзу это казалось глупостью: он не строил таких далеких планов. Еще в крепости юноша понял — главная драка ждет его не в Сырте, главные враги прячутся в Проклятых землях. Даже новообращенные вампиры были очень сильны. Кровососов даже не всякая магия брала: в горах, когда вылавливали шайку, на каждого убитого упыря пришлось по десять погибших сирин. И не простых воинов, а мантикор, из самых опытных магических подразделений! Даже если случится так, как говорила Ис... Айелет, и божественное пламя уничтожит всю нежить... не наплодит ли ее снова Ансуре? Демону это сделать, что плюнуть. Достаточно выпустить свое гнусное семя в воздух.

Эли вспомнил, как бывший дружинник у него на глазах превратился в крылатую тварь, похожую на огромную ящерицу, и мысленно передернулся от омерзения.

Лучше самому на меч кинуться, чем стать кем-то подобным. Только сила Ансуре способна извратить божественный облик в мерзкую гадину, которой место лишь в преисподней!

Еще у командира пятого стило вертелась назойливой мухой мыслишка, могла ли Иска... могла ли Айелет предвидеть нападение на гарнизон? А если могла... почему не предупредила? Правда, юноша тут же нашел объяснение, вспомнив, как Иска пожаловалась, что Ансуре затуманил и исказил будущее. Потому что если бы Иска видела, она никогда, никогда не допустила бы такой беды!

* * *

Рассвет встретил Грэзу на крыле — драконов подняли в воздух, едва засветлело. Разведчики доложили — на стенах собираются остатки гарнизона. Должно быть, все те же отступники-сирин донесли боулу о приближении вражеской армии, и они приготовились защищаться.

Сырт встретил крылатое войско напряженной тишиной. Не мертвой, нет. Юноша не мог бы связно объяснить, чем она отличалась... но в Сырте явно чувствовалась жизнь... И не-жизнь в нем тоже чувствовалась: пока Эли кружил над городом, он буквально кожей ощутил холод, которым веяло снизу. И этого холода было намного больше, чем мог себе позволить нормальный, обычный город... если только подобной дрянью не тянуло от самих людей.

Дальше Эли додумать не успел — Рои резко сложил крылья и полетел вниз. Драконы последовали примеру командира. По перу на шее Грэзу чиркнула, уходя в небо, одинокая стрела: на городской стене стояли редкие воины. В ответ на близость смерти из горла Эли вырвался громкий клекот. Его подхватила эхом невидимая свита — наконец, наконец-то!!

Уже над самой стеной Эли Грэзу резко раскрыл крылья, подцепил когтями стрелка, ударив его клювом в лоб, и сбросил труп на землю. Еще одному человеку свернул шею Вэлвиль, свалившись ему на голову. Прежде чем боулу упал, парень успел перекинуться и прикрыться его телом от копья. Эли последовал примеру друга: уходя от стрелы, кувыркнулся в воздухе и преобразился, не долетев до земли полтора собственных роста. Преобразился прямо над головой боулу, свалившись ему на плечи. Не выдержав сокрушительного удара, мужчина упал. Его броня и шлем громыхнули по камню. Эли же перекатился через голову, вскочил и насадил на меч копейщика, кинувшегося на подмогу товарищу. Сталь с приятным треском вспорола толстую кожу брони, легко прошла насквозь через тело. Боулу, выронив из рук копье, медленно осел на колени. Эли рывком вытащил меч и едва успел уклониться от удара алебардой. Пропустив ее над головой, сирин скользнул навстречу воину и рубанул по его открытой шее. Горячая кровь забрызгала лицо Грэзу и заставила его жадно оглядеться в поиске врагов. Эли увидел, как Вэлвиль сбросил со стены труп боулу, как Яир ослепил стрелка огненным шаром, как один из драконов раскроил слепцу череп.

Задание пятого стило было выполнено: парни Грэзу добили последних защитников на своем участке стены, не потеряв ни одного воина. Атака других десяток прошла не менее успешно — все, кто решился открыто сопротивляться, погибли. Гарнизон, если только так можно было назвать эти малочисленные кучки, пал, но еще предстояло выпотрошить каждый дом, каждый сарай, каждое укрытие! Сырт напоминал вызревший сыр, проеденный жуками. И хотя вороны заверили, что главные ходы запечатаны, Эли им не поверил: такой "муравейник" одним ударом не уничтожить. Это дело не одного дня, а скорее всего — даже не одного месяца. Но прежде чем начинать зачистку, требовалось обуться и одеться: пока есть возможность защитить тело как следует, надо ее использовать.

Командир пятого стило немедленно отправил четырех своих парней обратно в лагерь: за одеждой и щитами.

* * *

Драконов поджидал неприятный сюрприз в первом же доме: в "норе" окопалась стая нежити. Эли "учуял" тяжелую энергию не-жизни, стоило шагнуть за порог. Идти пришлось осторожно, вслушиваясь в каждый шорох, выглядывая любой намек на движение. Грэзу ожидал нападения вампиров, но на этот раз прогадал.

Магический огонек, призванный разогнать тьму подземелья, отразился зеленым светом в глазах притаившегося волка. В следующее мгновение тот взвился в прыжке, пытаясь сбить противника с ног. Зубы оборотня щелкнули у самого лица Эли, но он успел прикрыться щитом и, не метясь, пырнуть снизу. Меч попал зверю прямо в брюхо. Коротко взвыв, он опрокинулся на спину. — Грэзу, поберегись! — рявкнул Яир, и тот послушно влип в стену. Защищаться в узком коридоре было неудобно, здесь даже размахнуться как следует не получалось.

Огненный шар осветил проход и врезался в голову полудохлой нежити, заставив ее замолкнуть. В воздухе повис тяжелый запах паленой шерсти. Волк еще некоторое время скреб лапами, а затем затих, но Эли все равно отрубил ему голову и пинком отправил ее в темноту.

Еще две твари поджидали сирин в центральной комнате "норы". Они притаились на верхнем ярусе лестницы и спрыгнули, когда драконы остановились, чтобы оглядеться. Бросились молча, не издав ни звука. Первого из волков Яир сразу отбросил волной чистой магии, заставив кубарем прокатиться по полу, зубы второго сомкнулись на горле одного из сирин. Плотная, усиленная магией, стеганая ткань защитного воротника спасла воину жизнь: оборотень не смог ее прокусить, а в следующее мгновение его изрубили на куски.

Пока воин, который чуть не погиб в пасти у нежити, хрипел и хватался за шею, пытаясь вдохнуть, Эли с Вэлвилем зажали в угол уцелевшего монстра. Он скалился и рычал, поджав хвост, как обычная собака. Вот только ни у одной из собак не было ни таких зубов, ни смертельно опасной слюны. Вэлвиль первым сделал выпад, метя нежити в глаза. Волк коротко взвизгнул, ушел от удара и тут же в ответ клацнул зубами у самого бедра противника. Эли изо всех сил врезал щитом по голове оборотня. От удара тот завалился набок, открыв шею. Юноша тут же рубанул по ней мечом, а Вэлвиль добил, загнав меч в волчье тело точно меж ребер.

Темная, почти черная кровь окропила рыжие каменные плиты: зверь забился в агонии, пытаясь в предсмертной судороге достать до ног своих убийц. Грэзу прижал к полу краем щита клыкастую башку, дождался, когда товарищ отделит ее от туловища, и довольно рассмеялся: день прожит не зря!

Вэлвиль сплюнул:

— Шавка блохастая...

Пока Вэлвиль и Эли возились с оборотнем, Яир с драконами успел проверить остальные коридоры.

— Чисто, — уверенно кивнул маг, отвечая на безмолвный вопрос командира.

— Тащите падаль наружу. Надо сжечь, — приказал Грэзу. Оставлять оборотней в подземелье до прихода воронов было неразумно. Кто знает, вдруг тела способны доползти до своих голов?

Эли первым схватил за ухо волчью башку и пошел к лестнице. Некогда было отдыхать и рассиживаться, драконов ждал следующий двор, свободный от знака "проверено".

— Вы, — ткнул пальцем Грэзу в первую тройку, — стоите на страже. Вдруг полезут через черный ход. Остальные со мной!

Эли решительно подошел к добротной, окованной железными полосами двери и выбил ее пинком. Вторая дверь скрывала уходящую вниз лестницу и стояла открытой настежь. За ней царил непроглядный мрак. Людей не зря назвали "боулу" — они как крысы, устроили гнезда глубоко под землей, ближе к дому своего господина, попрятались от священного света Хегази. Никто из добрых существ такого бы в жизни не сделал! Как не потерпел бы рядом с собой нежить. И уж конечно, не стал бы ее разводить!

Едва спустившись, Грэзу понял, что может не справиться с задачей — дом оказался просто огромным. Лестница вывела на верхнюю галерею, из которой лучами расходились коридоры с комнатами. При желании, в подобном доме можно было разместить целый майдж. — Надо подмогу звать. Одни не осилим, — оглянулся Грэзу на Яира.

Маг, задумавшись, прикусил губу:

— Погоди. У меня тут есть кое-что.

Снял с ожерелья на груди одну из круглых бусин. Пошептал, подышал, покатал в руках и кинул на пол. Бусина превратилась в шарик света. Он, повинуясь жесту создателя, послушно отправился в ближайший коридор.

— Мы так жульничаем, когда в прятки играем, — мальчишка растянул в довольной улыбке губы.

Грэзу резануло слух слово "играем", он окинул товарища внимательным взглядом и вздохнул: правильно Рои сказал, птенец желторотый и есть!

Вскоре огонек вернулся.

— Этот чист! — уверенно объявил маг и сделал пасс в сторону другого коридора.

Буквально через десять минут сирин нашли ответвление, в комнатах которого кто-то прятался: шарик вернулся, сияя разноцветными всполохами. Он подпрыгивал на месте, словно от нетерпения, совсем как живой.

Грэзу прикрылся щитом и быстро скользнул следом за "разведчиком", не замечая, что губы свело судорогой оскала. Рядом тенью держался Вэлвиль.

А шарик уже подскакивал у последней двери. Эли дождался, пока Яир скатает клубок из заклинаний, и вышиб ее. Драконы ворвались, готовясь убивать, но даже одержимость воинов Борра отступила перед открывшейся картиной: в комнате прятались женщина и подросток немногим младше Яира. Скорее всего — мать и сын.

Женщина прижала к себе мальчишку, глядя на сирин круглыми от ужаса глазами. Она даже присела, совсем как испуганная птица, словно надеялась в следующее мгновение оттолкнуться и улететь. Мальчишка и вовсе казался неживым: глаза были пустые, остекленевшие, как у мертвого.

Впервые с начала войны Эли растерялся. В конце концов, он опустил меч, решив оставить людей в живых: пусть дожидаются жрецов и приносят клятву. Все равно Борру не будет радости от душ таких слабых врагов!

Не зная, как донести смысл своего решения до боулу, юноша махнул рукой — мол, не бойтесь — а в следующее мгновение пожалел о своей жалости: мальчишка, вывернувшись из рук матери, попытался проткнуть врага длинным ножом.

Эли убил нападавшего раньше, чем сообразил, что делает — тело привычно среагировало на угрозу. Боулу еще успел дотронуться рукой до рассеченной шеи и посмотреть на собственную кровь, прежде чем рухнул лицом вперед. Женщина упала на колени рядом с умирающим, завыв, как животное. Так выли женщины в Гизе, узнав про Восточный Зиф.

На мгновение Грэзу почувствовал себя самым обычным убийцей. Но сделанного было не исправить, и он попятился, чтобы уйти, не брать на душу еще одну ненужную смерть. Вот только боги рассудили по-другому.

Женщина неумело схватила нож и кинулась на Грэзу, пытаясь то ли зарезать, то ли выколоть ему глаза. Юноша отпихнул сумасшедшую бабу щитом, но та оказалась хуже клеща — бросилась снова. Боулу не боялась смерти. Она хотела только одного — дотянуться до убийцы сына.

Юноша почувствовал себя очень нелепо и обозлился: милосердие не пошло боулу впрок. Эли с товарищами приходилось пятиться от женщины, наседавшей, как бешеная собака. Даже когда Грэзу отобрал у нее нож и врезал по щеке, пытаясь если не привести в себя, то хотя бы испугать, это не помогло. Боулу только выть перестала. Зато теперь она шипела и изрыгала проклятия, продолжая тянуться к его лицу скрюченными пальцами. А когда все оказались в круглом зале, откуда брали начало коридоры, вдруг торжествующе вскрикнула и метнулась к стене, на которой висела длинная железная трубка. Но тут женщину опалило огненным шаром.

Грэзу оглянулся, за его спиной стоял Яир.

Сокол был бледен, но голос прозвучал решительно:

— Там руны какие-то. Не стал рисковать.

Чувствуя одновременно стыд и облегчение, Грэзу кивнул. Облегчение от того, что не от его руки пала женщина, стыд — потому что именно Эли должен был ее убить и не вешать эту тяжесть на плечи мальчишки.

Эли подошел к боулу. Ее левая сторона груди почернела и обуглилась до самых костей и даже глубже. Что-то багровое трепыхалось под обгоревшей плотью. Рана была смертельной, но умирающей еще хватило сил выдохнуть "крет тэ!"##, прежде чем у нее закатились глаза.

##крет тэ! — проклинаю тебя

Теперь, когда Хозяин теней забрал душу боулу, согнав с ее лица гримасу ненависти, женщина выглядела по-другому. Светлые, собранные в толстую косу волосы, полные чувственные губы, темные дуги бровей. Пожалуй, эту боулу можно было даже назвать красивой. А еще — слабой и беззащитной, самой обычной женщиной, дело которой любить мужа и рожать детей. Да, все было бы именно так, если бы не одно "но"...

Грэзу резко распрямился.

Ядовитые крысы рожают только крысят с ядовитыми зубами! И самым щедрым подарком для них будет быстрая смерть!

— Пойдем. Ты молодец, Яир! — хлопнул Эли мага по спине. Тот ничего не ответил.

Первый день в Сырте показался нескончаемым. Город был огромным, и его нутро походило на души самих людей: оно оказалось таким же смердящим. Эли встретил все: нежить, высохшие трупы, смельчаков, готовых бороться до последней капли крови, и трусов, падающих на колени при одном только взгляде на вооруженных чужаков....

Сначала драконы оставляли в живых тех, кто не сопротивлялся, но когда одного из воинов Эли убила женщина, вогнав ему в спину узкий стилет, а другой чуть не погиб в заготовленной ловушке, сирин озверели. Даже Яир стал действовать по-другому: сразу плел смертельное "пламя дракона" и зашвыривал его в комнату с затаившимися людьми. Огонь всего на мгновение превращал комнату в пекло преисподней, но этого времени хватало, чтобы в ней не осталось живых. Да и не-живых тоже. И все бы ничего, если бы среди тел боулу иногда не попадались маленькие обгорелые трупы. С каждой такой находкой Эли в сердце колола ледяная игла. И не его одного — Яир почти сразу перестал заглядывать в комнаты, чтобы проверить работу заклятья. Он даже в глаза Эли смотреть перестал: то ли боялся в них увидеть то, на что отказался смотреть, то ли — что Грэзу сам заглянет в душу друга глубже, чем надо. А вот Эли не мог устоять, его неудержимо тянуло в почерневшие от копоти комнаты. Это было не болезненное любопытство, а что-то совершенно отвратительное... Как юродивые в приступе падучей раздирают свои раны, так и Грэзу мучил душу зрелищем смерти, повторяя "сами, сами виноваты!", пока внутри все не умерло. В конце концов, у дракона осталось только одно желание — закончить с заданием, и как можно скорее убраться из этих проклятых нор!

Когда силы Яира закончились, Эли отдал приказ об отдыхе, отправил гонца на поиски Рои, а сам свалился в изнеможении под деревом во дворе последнего дома. Юноше даже амулет уже не помогал — душа превратилась в безжизненную пустыню. Где-то в ее мертвой глубине рокотали барабаны, раздавались крики ярости и рассекали воздух железные крылья. Это было намного, намного хуже, чем после Восточного Зифа.

И не ему одному: Вэлвиль, который так хорошо продержался весь день, неожиданно простонав "не хочу так!", выдавил:

— Вы мне теперь ближе братьев! Я за вас жизнь отдам.

-Я, — тихо шепнул Яир. — Я хочу... Мы ведь, правда, теперь как братья. Я готов принести тебе клятву брата, Грэзу.

— И я, — решительно тряхнул головой Вэлвиль.

Грэзу чуть не поперхнулся от того что услышал: связать себя клятвой побратимов, быть готовым шагнуть хоть к демону в лапы, умереть — это же... это слишком щедрый подарок! Эли хотел отказаться, но, наткнувшись на серьезные взгляды друзей, неожиданно для себя кивнул:

— Согласен.

Трое сильнее, чем один. Вместе они обязательно выстоят в этом свихнувшемся мире.

* * *

Еще до того, как солнце село и стало темно, на пустых омертвевших от страха улицах раздались громкие голоса воронов, по-хогарски вещавших о том, что людей, которые принесут клятву не нападать на сирин и встретят рассвет на поверхности, помилуют. Маги ходили, заглядывали в дома, швыряли туда белые листки указов, кричали с надрывом, усиливая магией голоса.

Когда один из драконов, чей отец приторговывал с людьми и знал их язык, перевел смысл непривычно тягучих и грубых для слуха сирин слов, Грэзу зарычал от ярости, а Вэлвиль разразился ругательствами:

— Вонючие падальщики! Трупоеды проклятые... Чтобы их крыльям неба не трогать! Чтобы у них мозги через клюв вылезли, все одно от них толку нет! Какого... они это утром не сделали?!

На этот раз Эли был полностью с другом согласен — сколько ненужных смертей избежали бы. Ладно люди — Эли их было уже не жалко — но своих-то могли поберечь! Каменные головы, бараны откормленные.... Надо было их с утра засунуть в эти норы, может, быстрее поумнели бы!

Ночевать в городе не хотелось, но выбора не оказалось — иначе все пришлось бы начинать сначала. Рои выставил дозорных, слава Небесной матери, не из стило Эли, и юноша, даже не поев, заснул. На этот раз ему приснилась безумная гонка в призрачной свите Борра, подломившиеся крылья, падение в черную дыру без дна, ледяную и бесконечную. Лишь под утро кошмар сменился тревожным сном, в котором юноше чудился плеск воды. Проснувшись, Грэзу так и не понял: то ли он снова блуждал по берегу озера с зеркальной водой, то ли просто слышал, как спасаются вплавь перепуганные горожане -драконы устроились на ночлег недалеко от реки.

Следующий день оказался немного легче: большая часть людей все-таки поверили сирин. Особенно самки боулу, в чьих семьях выжили дети, но не осталось мужчин. Некоторые из этих самок были весьма привлекательные. Не такие, конечно, как женщины сирин, но... симпатичные. Особенно те, что помоложе.

Воины, опоенные чувством власти над этими существами, ощупывали их внимательными взглядами. Жрецы давно объяснили, что скверна Ансуре затрагивает лишь сущность людей, а не их тела. Поэтому они... как скотина в хлеве, как вещи — без души, но их можно использовать во благо высших народов.

И хотя сирин брезгливо морщились, при встрече с боулу, а нет-нет, тянули руки, проверить, не прячут ли самки за пазухой оружие, не таят ли ножи под подолами. Покорные клятве верности женщины не сопротивлялись, расстегивали рубашки по первому требованию, позволяли тискать обнаженное тело. Такая доступность и вседозволенность приводила к тому, что сами сирин теряли разумный облик, превращаясь в объятых похотью зверей. Те, кто совсем обезумел, брали покорных, не сопротивляющихся боулу тут же во дворах, не удосуживаясь даже скрыть этот срам за стенами домов.

Грязь насилия низводила сирин до уровня людей. Нет! Делала их намного хуже: крылатый народ не имел права забывать о своей божественной сути!

Именно поэтому командира пятого стило, когда он наткнулся в одном из дворов на "героя" со спущенными штанами, затрясло от желания уничтожить ублюдка, позорящего род сирин. Позорящего его, Эли Грэзу, и тех, кто пал от рук порождений демона.

Юноша сунул меч в ножны, одним рывком поставил на ноги насильника и изо всей силы врезал ему кулаком по морде, затем еще, и еще, превратив за три удара лицо в кровавое месиво. А когда поганец вздумал сопротивляться, и вовсе чуть не убил. Грэзу опрокинул сучонка на землю и принялся его пинать, изрыгая проклятия и брызгая слюной. Оторопевшие от гнева командира драконы в этот момент опомнились, повисли у него на плечах и оттащили от жертвы. К окровавленному насильнику тут же подбежали товарищи.

Один из них зло крикнул:

— Рехнулся?! Это же крысы, боулу!!

Эли в ответ прохрипел:

— Зато вы — сирин!

Обвел тяжелым взглядом своих бойцов и припечатал:

— Застану кого за подобным... убью на месте!

— А ну — пшли вон!! — зарычал на насильников Вэлвиль, и те шустро порскнули со двора, прихватив избитого товарища.

Яир помог женщине подняться, махнул в сторону дома:

— К себе иди!

А Эли уже шагал прочь. У него было чувство, словно его только что в дерьме изваляли — никто, никто из сирин не смел уподобляться бескрылым крысам!! Иначе все жертвы Эли и Иски теряли смысл!

В воротах юноша наткнулся на своего командира. По его напряженному настороженному взгляду понял, что сотник видел всю сцену от начала до конца. Эли не стал останавливаться, ему было наплевать на то, что думает командир майджа. Даже короткое, брошенное в спину "все правильно", оставило Эли равнодушным. Он убил бы и Рои, вздумай тот измараться в подобной грязи.

К вечеру Сырт был свободен от враждебных боулу и от нежити. Правда, оставалось еще подземелье, куда сирин не посмели сунуться. Даже дома людей вызывали у крылатого племени приступы страха — слишком отличались эти темные подземелья от легких, открытых солнцу башен — что уж говорить о смертельно опасных коридорах, которые, казалось, уводили прямо в лапы самого Ансуре. Поэтому маги попросту оплели смертельными заклинаниями каждую из дверей, ведущую в утробу горы.

Майдж драконов разместили в большой норе, похожей на ту, где убили женщину и мальчишку. Только в этом доме хозяева выжили: сирин встретили униженными поклонами женщина и девушка. Эли хотел их прогнать, чтобы не будили в душах его соплеменников грязную похоть, но сотник не дал:

— А стирать и готовить кто будет? Ты, Грэзу?

Опытный Рои был не столь бескомпромиссен, как его солдат. Он не стал отказываться от рабынь. А через несколько дней и Эли привык к их присутствию. Оценил, когда по возвращению из дозора или с очередной зачистки его ждали горячий суп и свежий хлеб, а наутро — выстиранная одежда.

Какими усилиями это давалось боулу, Грэзу не задумывался, пока не наткнулся на младшую из них в коридоре. Она сидела на полу и тихо поскуливала, совсем как раненый звереныш. При виде мрачного Эли, испуганно вскрикнув, попыталась спрятать что-то под передником.

— Покажи! — зло потребовал Грэзу.

Девушка от страха оцепенела и уставилась на сирин. Этот испуганный взгляд неожиданно отозвался болью в сердце Эли: так смотрела Иска в тот последний день, перед тем как стать Айелет.

Не дождавшись от боулу ответа, Эли схватил рабыню за руку и дернул на себя. Девушка болезненно вскрикнула, а в следующее мгновение командир пятого стило почувствовал себя полнейшим дураком: девчонка прятала потрескавшиеся, стертые до крови руки.

Подняв глаза, он увидел затравленный взгляд, по-ребячьи трясущиеся губы, и неожиданно для себя приказал:

— Пошли!

Эли отвел боулу к Яиру, чтобы тот залечил ссадины. Маг не отказался помочь: осторожно обмазав руки девушки какой-то мазью, отправил спать. Утром Грэзу рассказал сотнику о проблемах со здоровьем боулу. Тот в ответ хмыкнул, позвал старшую из женщин и разрешил ей найти еще пару помощниц, готовых работать за еду. Это оказалось легко: привычная жизнь города была нарушена, и в нем поселился один из неизменных спутников войны — демон голода. Все запасы продовольствия оказались в руках победителей, и люди были вынуждены обходиться попрошайничеством, мародерством да охотой на настоящих крыс. А если учесть, что большинство жилищ обчистили еще во время эпидемии, людям приходилось туго. Чтобы хоть как-то обеспечить себя пропитанием, выжившие боулу стали возвращаться к прежним занятиям в надежде, что сделанные вещи удастся обменять на продукты. Лучше всего это получалось у детей и старух — некоторые сирин начинали потихоньку жалеть боулу. Крепко повязанные клятвой верности, они больше не представляли угрозы.

И все-таки люди оставались людьми, готовыми ходить по трупам своих же соплеменников, лишь бы выжить: в Сырте участились грабежи, и его буквально наводнили продавцы любовных утех с женщинами боулу. В завоеванном городе это оказалось одним из самых востребованных товаров.

Эли тоже тосковал без женской ласки, но не хотел марать себя связью с боулу. И в то же время — хотел! Чтобы Иска увидела, поняла, каким он стал, и выкинула из своей жизни. Теперь, на расстоянии, связь с великой Айелет казалась Грэзу тяжелыми кандалами. Что-то в ней было не так. Что-то неправильное. И это "что-то" корежило душу Эли, заставляло каждую ночь падать в черную дыру, до верха заполненную липким холодом.

А в один из вечеров случилось странное... Старшая женщина решила, что командир пятого стило, которого уважают и побаиваются его же товарищи, вполне годится на роль покровителя для бывшей госпожи (молоденькая боулу оказалась хозяйкой дома). Сама служанка уже давно и по собственной воле согревала постель сотнику Рои. Видно женщина, поразмыслив, решила, что лучше один любовник, чем проблемы с сотней охочих до женского тела мужчин.

Подгадав, когда Эли окажется в комнате один, женщина втолкнула к нему свою госпожу. Та сначала, съежившись, застыла на месте, а потом глубоко вздохнула, сделала несколько шагов и принялась расстегивать пуговицы рубашки. Некоторое время Эли оторопело разглядывал, как оголяется боулу, когда же снимать стало нечего, опомнился: вскочил, хотел вытолкнуть девушку прочь, но коснувшись горячего, нежного тела, не удержался, привлек боулу к себе, нашел мягкий, послушный рот. И снова, как тогда в коридоре, она напомнила прежнюю Иску. Своей нерешительностью, покорностью, неумелостью и шелковой гладкостью кожи. И так же как Иска, девушка оказалась невинна. Только Иска, в отличие от боулу, Эли не боялась. У этой же девчонки страх из глаз так и не исчез. Ни в первую ночь, ни в последующие. Боулу боялась своего диковатого, молчаливого любовника, хотя исправно приходила каждый вечер к нему в кровать, краснея и смущаясь — Грэзу делил комнату с Яиром и Вэлвилем. И если Вэлвиль только насмешничал и зубоскалил по этому поводу, то маг сразу уходил, возвращаясь лишь, когда уже все спали. В один прекрасный день Эли застал его мастерящим из бусин зеленоватого сердолика женскую сережку.

Грэзу сразу понял, кому предназначалось украшение — он часто видел Яира в обществе боулу — но предпочел не задумываться на этот счет.

Ночами Сырт оставался таким же опасным, как и прежде: нежить выбиралась из подземелий тайными тропами, которые отследить пока не получалось. Патрули прочесывали город днем в поиске убежищ, и когда находили — сжигали дотла и оплетали заклятьями. В один из таких рейдов Эли наткнулся на развороченный особняк, который привлек его внимание. Грэзу потянуло в него, как вставшую на след собаку.

Пустой дом хранил следы борьбы и колдовства. Давние. Полторы луны, а то и больше. Но в одной из комнат этого дома Эли нашел страшненькую, корявую игрушку, выточенную из узловатого корня. Она валялась у самой стены конюшни и несла на себе следы рук нескольких существ. Грэзу мог бы поклясться, что хозяином этой неказистой игрушки был птенец сирин, а вот тот, кто ее сделал...

Еще до конца не осознав, зачем он это делает, Эли подобрал коряжку и сунул ее в карман. Ему показалось очень важным выяснить, кто ее вырезал.

3 глава

Кобыла уверенно ступала след в след за впереди идущей лошадью, позволяя седоку сосредоточиться на думах. А думы были определенно невеселые. Очень меня беспокоил девиз сирин.

"Время не имеет значения, важен лишь результат, важна лишь судьба сирин..." — эта фраза стала ключом ко всем последним событиям. Она билась в голове беспокойной птицей, отвлекая и не давая сосредоточиться на происходящем вокруг.

Если целый народ в состоянии поставить общий интерес выше личного... такого можно наворотить! Век не расхлебаешь. А сирин, похоже, уже наворотили. Возня с кочевниками хорошо укладывалась в объявленную стратегию. Обхаживать и пестовать чужое племя на протяжении нескольких веков, исподволь готовя сделать их своим оружием в борьбе за империю — это... попахивало массовым сумасшествием среди пернатых.

Я сплюнул — ну и мерзавцы... Ладно сами помешались, так еще умудрились заразить безумством другой народ!

Кобыла нервно всхрапнула и мотнула головой, заставив пристально вглядеться в ночь. Степь только с первого взгляда казалась ровной, как стол. На самом деле ее то тут, то там разрезали глубокие трещины, из которых тянуло сырой прохладой, а то и вовсе попадались круглые ямы, глубиной не меньше чем в человеческий рост или черные провалы, дна которых в темноте было не разглядеть. Приходилось следить за дорогой, чтобы не налететь на неприятный сюрприз.

На этот раз причиной беспокойства кобылы стала обычная летучая мышь, мелькнувшая прямо у морды животного. Погода по-прежнему баловала почти летним теплом, и ночные охотницы еще не ушли в спячку. Я погладил лошадь по шелковистой шее, успокаивая, и снова погрузился в раздумья.

Как ни выкручивайся и ни обманывай себя, а вывод напрашивался на удивление печальный — мы и впрямь были накануне большой войны. Если завоевание княжества еще давало надежду, что сирин удовлетворятся этой победой, то девиз и появление у кочевников "великого" вождя Афиза не оставляли от нее даже маленького камешка.

Интересно... сколько лет воинственному царьку? Хотя возраст для успешных побед не важен: легендарному завоевателю Соткану было всего восемнадцать, когда он выиграл первую битву, а царю Хашу Великому — все пятьдесят, когда он только унаследовал трон, однако ничего... успел создать грозное Соткарское царство, прежде чем недруги загнали старика в могилу.

И все-таки...

Я направил свою кобылу к правителю нежити:

— Андру, скажите, вы случайно не знаете, сколько лет этому сыну неба?

Князь ответил, не повернув головы:

— Он заслужил свой умлаку двадцать семь лет тому назад. Добавьте к этому еще годков пять-шесть — курута проводят обряд инициации довольно рано.

— Умлаку — это что? Ритуальный клинок?

Вампир кивнул:

— Он самый. Курута считают, что пока ребенок не докажет право на священный нож, у него нет ни души, ни настоящего имени.

— Ну, а за кого дикарь принял меня? — вспомнил я о взгляде пленника.

Упырь скривил губы в едва заметной улыбке:

— Вы у нас, Дюс, как всегда — демон, освобожденный из преисподней злокозненным повелителем темных сил, чтобы помешать победному шествию избранного народа.

Действительно, все "как всегда". Хотя... чего это подпевалы сирин ко мне так неуважительны? После титула принца преисподней превратиться в обычного мелкого монстра.... просто оскорбительно.

Я притворно возмутился:

— Негодяи. Меня, могучего Азааре, страшного повелителя великих армий и принца подземного мира низвести до уровня заурядного демона, строящего козни дикарям! Придется бросить вызов великому Афизу. Пусть принесет извинения и восстановит меня в прежних правах, иначе точно подниму армию мертвецов!

Невозмутимость Андру на мгновение дала слабину — вампир недоуменно покосился на меня, а затем негромко рассмеялся:

— Я рад, что вы не утратили желания шутить, Дюс. Знаете, что самое любопытное....— снова стал серьезным вампир, — степняков предупредили о появлении демона уже после того, как вы родились.

Князь задумчиво прищурился:

— Я рассчитывал услышать о Книге судеб или о чем-то подобном, но нет... Все предсказания курута получают непосредственно от "богов". Иногда они даже отменяют ранние приказы. Получается, у сирин и сейчас есть пророчица!

Последнее предположение правитель нежити произнес с мрачным удовлетворением, даже скорее — со злобной радостью. Кажется, князь определился, кому мстить за утерянный престол — глаза вампира вспыхнули бледным серебром.

Я усмехнулся: надо же, сам того не желая, уже попал во враги сразу двух народов, а кроме того — в "предатели и бунтовщики" у Фирита. Такое впечатление, что боги просто видят меня в центре всеобщей драки!

Глянув с тоской на черное небо, я мысленно поинтересовался: "Ирия милосердный, ну вот ответь — за каким демоном я тебе так понадобился?! Неужели правда хочешь устроить конец света? Что там сказано о последнем дне человечества в твоих законах?"

Увы, всемогущий владетель небесных кущ до воплей обычных смертных не снисходил. А я даже на последний вопрос ответить не мог — нельзя вспомнить то, чего не читал. Да и плевать я хотел на этот конец света, а заодно — на сражение сил добра и зла! Тем более, что это проклятое добро вообще невозможно разглядеть: в кого не ткни — сплошные монстры. Так что по-настоящему меня тревожила лишь эта... крылатая чешуя с хвоста Мо, чтоб ей в труху рассыпаться.

Я обернулся, проверяя все ли в порядке, и встретился взглядом с Рисом. Он ехал бок о бок с Эрхеной и что-то ей тихо втолковывал. Ревность немедленно раскрыла ядовитую пасть. Я непроизвольно натянул поводья, но тут же опомнился — сам ведь попросил Лаланна присмотреть за девчонкой, чтобы она не натворила глупостей. К тому же ей явно достались не комплименты: девушка была мрачной, а на лице Риса застыло выражение застарелого недовольства, словно он занимался нелюбимым и страшно надоевшим делом.

Я пропустил парочку мимо себя, удостоившись сурового взгляда друга, и пристроился в "хвост" отряда. Очень скоро прежние мысли поглотили меня с головой.

Как долго нам удастся отсиживаться в замке у нежити, и что делать, если сирин и кочевники действительно решат завоевать Пустошь?

Я размышлял над этим до тех пор, пока луны не спрятались в облака у горизонта, а ответа так и не нашел, только разозлился. Злобу вызывало главным образом непонимание, с какой... радости я должен участвовать в этой возне за корону правителя мира и тем более — ее возглавлять! Мне нечего отстаивать, кроме собственной жизни и жизней тех, кто мне доверился. А этим лучше всего заниматься где-нибудь подальше от сражений.

Я вздохнул — ну что же, в конце концов, по-своему Пустошь — действительно самое безопасное место. Каким бы большим ни было войско кочевников, а через Проклятые земли ему не пройти — запах людей и животных соберет всю окрестную нежить! За одну ночь с многотысячным войском тварям, конечно, не справиться, но недели две должно хватить. Нежить упрямая, она потащится за сирин по пятам, лишая их сна и сводя с ума постоянными нападениями. Если кочевники перейдут через горы и минуют озеро Мэй .. то из леса им точно не выйти! Там и днем-то покоя нет, а уж ночью без надежного убежища совсем худо.

Я досадливо мотнул головой — было бы слишком просто поверить в неприступность вампирского замка или в бездонную прорву Пустоши, так неравнодушной к живым. Просто и опрометчиво, особенно если принять во внимание предчувствие грядущих неприятностей. Что-то тут нечисто... Сирин хоть и сволочи последние, да только не глупее меня. Положим, они рассчитывают на крылья и не боятся нежити, но ведь курута намного уязвимее! Сирин должны это понимать.

Нет.. дело не в глупости и не в беспечности... Не могут стратеги, готовящие войну не одну сотню лет, выверяющие каждый свой шаг, так опростоволоситься. Скорее всего, у них есть козырная карта, о которой я не знаю. Вот голову на отсечение даю — есть!

Ладно.. у меня тоже припасен козырь, довольно мерзкий, но если встанет выбор между жизнью и смертью, придется достать его из рукава.

Я даже поморщился от отвращения — что-то слишком часто в последнее время приходилось выбирать между дрянным и паскудным.

Вскоре Андру отдал приказ остановиться на "дневку", и я занялся привычными делами: разнуздал и стреножил лошадей, аккуратно сняв вместе с растениями пласт земли, подготовил место для очага. Выполнив нехитрые обязанности, скинул служанке мешок с продуктами. Сегодня нам повезло: недалеко от лагеря нашлось круглое степное озерцо, в котором я рассчитывал помыться. Уж больно много прошло дней со времени последнего купания. Выстирать рубашку тоже было бы неплохо, но для начала ее требовалось снять.

Проклятые шипы...

Я окликнул мага:

— Агаи, помоги! Боюсь порвать.

Не успел сирин положить на землю седло, как меня дернули за рукав, и нежный, бархатный голос произнес:

— Я помочь.

Эдхед то... Девочка моя, ну почему ты не сдаешься? Ради тебя ведь стараюсь...

Снимая с меня рубаху, девушка старательно отворачивалась и лишь под конец неловко скользнула пальцами по пояснице.

Я на мгновение застыл от этой неумелой ласки и, с трудом задавив в себе желание ответить девушке объятьями, равнодушно обронил:

— Спасибо, Эрхена.

Она тут же одернула руку, но не убежала, как я ожидал, а совершенно спокойно потянулась за рубашкой:

— Грязная. Помыть.

Я покорно вручил одежду девушке и развернулся, чтобы уйти, но меня снова остановили:

— Дюс!

Медленно повернулся, приготовившись отчитать упрямицу, и увидел в протянутой руке маленький горшочек с мыльным раствором.

— Забыл, — сказала девушка, а затем отвернулась и пошла прочь.

В этот момент я отчего-то почувствовал себя законченным глупцом.

Темная вода обожгла холодом, но все равно не испортила удовольствия от купания. Конечно, теплая мыльня с котлом, полным горячей воды, понравилась бы мне намного больше, но озеро тоже было неплохо, особенно если не обращать внимания на заиленное дно, полное колючих ракушек.

Я вылил на ладонь немного мыльного раствора и принялся яростно стирать накопившуюся грязь. Замерз, конечно, но лучше немного поклацать зубами, чем вонять, как не холощеный кабан. Пока мылся, привычно помянул недобрым словом родительницу, уж больно странное мне в "наследство" досталось тело.

Я окунулся с головой, смывая мыло, вынырнул и усмехнулся про себя — у второй сущности все-таки были определенные преимущества, помимо шипов и силы. Например, не придется мерзнуть с мокрыми волосами.

На выходе из воды меня поджидал неожиданный сюрприз в виде обнаженной Эрхены. Она стояла у кромки воды, больше напоминая мраморную статую, чем живого человека.

Я отвел взгляд, борясь с искушением стиснуть девушку в объятиях, защитить ее от холода и... от похотливой скотины, что застыла наверху холма!

Именно поэтому я прошел мимо, обронив:

— Купайся быстрее, вода холодная, простудишься.

Ответом мне стал только судорожный вздох.

Я быстро влез в штаны, закутался в плащ и пошел посмотреть на того смельчака, что отважился подсматривать. Очень хотелось пересчитать ему зубы!

Смельчаком оказался Андру. Он выглядел столь отстраненным и невозмутимым, что моя злость сразу утихла. Упыря как соперника и мужчину я не воспринимал.

— Любуетесь, князь?

— Охраняю, — коротко бросил он.

Я пожал плечами и пошел прочь, получив вдогонку еще одну фразу:

— Только вы, люди, закрываете глаза на неизбежность, как будто намеренная слепота изменит ваше будущее.

Демон раздери этого умника и его советы! Да эта неизбежность у меня уже поперек горла колом встала! О чем ни задумайся — сплошной неотвратимый фатум, чтоб ему пусто было.

* * *

Первые заморозки захватили нас около земель росм. "Объятий" кочевников удалось благополучно избежать: разведка у этернус была поставлена хорошо, мы обошли стороной все кочевья курута, хотя один раз все-таки чуть не попались. Сторожевой разъезд прошел совсем рядом, буквально шагах в двадцати.

Убить дикарей не получилось, хотя кровососы были не прочь подкрепиться, но Агаи ткнул пальцем в небо:

— Они не одни!

Князь проследил взглядом за черной точкой, плавающей в безоблачной синеве, и сделал вывод:

— Придется ждать темноты.

Птица парила недостижимо высоко. И если курута разрушат контур, мы превратимся в дичь, по следам которой пустят целую свору.

На наше счастье, ветер дул в сторону, и лошади не учуяли чужаков: магический купол сохранил нашу тайну.

Вампиры с видимым сожалением проводили взглядами кочевников.

— Надеюсь, они не успеют отъехать слишком далеко, — сказал Андру и, повернувшись ко мне, уведомил: — Этой ночью мы оставим вас ненадолго. Грешно упускать такой случай. Не хотелось бы лишний раз тревожить росм, они вполне могут стать вашими союзниками.

С этим я спорить не собирался. С потомками рош-мах меня связывали лишь приятые воспоминания, а что касается курута... Чем меньше у них воинов, тем лучше.

Вскоре поросшая густым ковылем и злаками степь сменилась холмами с невысоким кустарником и реденькими рощами: мы добрались до земель гостеприимных росм. Однако отказываться от ночных переходов пока было рано: курута по-прежнему парили в небесах. Не думаю, что они откажутся от погони, пока мы не доберемся до Пустоши. Если учесть, какие планы вынашивает царь степняков, то нарушение чужих границ для него — сущая мелочь.

Я задумался о росм и понял, что хочу поговорить с их вождем. Мимо земель росм кочевникам не пройти, значит, возможны два варианта развития событий: или "кошек" уничтожат, или предложат разделить лавры завоевателей. На определенных условиях, естественно. А вот что выберут росм... это как раз и хотелось выведать. Зная изворотливость Кемрутля, можно предположить, что он попробует избежать открытого конфликта с курута. И война его вряд ли прельстит: не похож потомок рош-мах на того, кто охотится для чужого двора. Но это мои предположения... А что там в реальности, время покажет.

Воспоминания о торжествах в честь "богов" заставили меня насмешливо хмыкнуть — снова придется изображать Мо знает кого... Ладно, обсужу заранее с Агаи, что тому говорить, а сам помолчу. Проснувшемуся дракону, или кто я там у Кемрутля, не подобает напрямую общаться с обычными смертными... чтобы, не дай Ирия, лишнего чего не сказать.

На этот раз мы подобрались к селению незаметно. Внутрь заходить не стали: остались стоять на лугу, ожидая реакции росм.

Вопреки уверенности, что для начала к нам отправят обычных воинов, на встречу сразу явился вождь. Он подошел, степенно поклонился и что-то проговорил.

— Рад видеть великих на нашей земле, — приступил к обязанностям толмача Агаи.

Я слегка склонил голову в ответном приветствии:

— И тебе доброго здоровья, уважаемый.

Кемрутль бросил на меня быстрый взгляд, не побоявшись посмотреть прямо в глаза, и произнес длинную фразу.

— Разожженный очаг, свежий хлеб и мягкая постель ждут высоких гостей под крышей их дома, — перевел сирин.

Я улыбнулся и поблагодарил:

— Спасибо. Мы ценим радушие и заботу твоего племени, но на этот раз остаться погостить не сможем. Торопимся. Поговорим прямо тут.

При первых же словах Агаи губы Кемрутля сложились в жесткую линию — он явно не собирался отступать от принятого решения. Едва дождавшись, пока маг умолкнет, вождь медленно покачал головой.

Сирин тут же перевел:

— Он говорит: "Обижающий гостя плюет в лицо самому себе. Какими глазами я посмотрю после смерти на предков, если оставлю богов за стеной?".

Я сам чуть не сплюнул с досады, представив, во что может вылиться для росм постой оголодавших вампиров, и сделал вторую попытку умерить пыл гостеприимного хозяина:

— Нас охраняют демоны смерти. Я не могу привести их под твой гостеприимный кров.

Кемрутль выслушал объяснение, снова покачал головой и повел рукой в сторону деревни, сопроводив этот жест короткой фразой.

— Он просит не обижать отказом его народ, — пожал плечами сирин и добавил: — Говорит, что не сможет спать спокойно, если отпустит нас, не накормив.

Мул упрямый! Не живется ему спокойно. Ох уж этот "кодекс чести" у дикарей... Готовы демона рогатого в дом зазвать, лишь бы сохранить лицо.

— Узнай, понимает ли он, чем может закончиться мой визит? А что, если кто-то умрет ненароком, или сойдет с ума, столкнувшись с почетным гостем? — больше для порядка приказал магу, уже смирившись с мыслью, что от застолья не отвертеться.

Вождь росм не обманул моих предчувствий.

— Лучше два храбреца, чем десять трусов. Мой народ не боится смерти и не прячет глаз от богов, — с кислым видом перевел Агаи и выругался: — Сумасшедшие дикари! Себя, дураков, не жалко, хотя бы женщин и детей поберегли!

В ответ на его возмущение Кемрутль прищурился, хитро улыбнулся и что-то сказал.

— Хвала Ирие, — проворчал Агаи, — Хоть немного соображает. Чести увидеть бога удостоятся только воины.

Я сдался и кивнул:

— Хорошо, раз старому пню своих парней не жалко, заглянем на огонек. Только скажи, что у великих дел до... по горло, поэтому они недолго посидят. А то знаю я этого хитреца. Не успеешь моргнуть, как застрянешь на очередном празднике.

* * *

Я шагал по знакомой дорожке, ловя себя на мысли, что время словно замкнулось в кольцо. Те же дома, те же лица. Так же, как и весной, прячутся в домах дети и женщины, а воины с разрисованными лицами шествуют в почетном эскорте. Только теперь с нами нет Таниты, и дом богов увит не цветами, а гирляндами из разноцветных листьев. Да в воздухе полно тонких осенних паутинок с крошечными летунами. Но главное отличие все же было в другом. Хижина, в которой мы провели столько дней, теперь выглядела жилой: над крышей вился дымок, а на веранде выложили проветривать циновки.

"Ситлали!" — мелькнула догадка, и я нахмурился: мой расчет на то, что девушка благополучно нашла мужа и радовалась тихому семейному счастью, не оправдался. Похоже, соплеменники по-прежнему считали ее изгоем, только на другой лад.

Я остановился и повернулся к Кемрутлю:

— Почему самая красивая женщина рода и мать моего будущего ребенка до сих пор одна?

Агаи торопливо перевел и, дождавшись ответа вождя, вздохнул:

— Знаешь, Дюс, оказывается Ситлали еще упрямее тебя. Она не пожелала выходить замуж, сказала, что ты не приказывал ей найти другого мужчину, а значит — хочешь оставить себе.

Я скрипнул зубами от злости — неразумная девчонка, о чем она только думает?

— Где пройдут обед и беседа?

Агаи снова исполнил роль толмача, выслушал ответ и сказал:

— Твоя женщина уже накрывает на стол. Она рада видеть дома своего повелителя.

Вот только навредить беременной не хватало! Да и вообще... ни к чему женские уши при серьезном разговоре.

— Пусть приготовит все и уйдет. А если ослушается, то бог преисподней разгневается и...

Я немного помедлил, придумывая подходящую случаю угрозу, но почти сразу сдался:

— Агаи, сочини что-нибудь пострашнее.

Сирин ненадолго задумался, а затем намеренно громко и грозно, так чтобы было слышно в доме, произнес небольшую речь, сделав упор на последнем слове.

Голубые глаза Кемрутля блеснули насмешкой, его губы задрожали от сдерживаемого смеха, а один из воинов встрепенулся, словно хотел что-то сказать.

— Ну и что ты там наврал? — поинтересовался я у мага.

Агаи улыбнулся:

— Пригрозил, что если Ситлали ослушается, ты, не сходя с этого места, выдашь ее замуж за первого встречного.

Я вздохнул:

— Молодец, додумался, чем пугать. Девчонке правда замуж давно пора. Не дело в ее положении без защитника жить.

Сирин развел руками:

— Прости, я не знал, что тебя еще занимает ее судьба.

В голосе сирин не было даже намека на насмешку и, тем не менее, его слова мне совсем не понравились. Похоже, парень искренне считал, что я не способен тревожиться о Ситлали даже просто по-человечески.

Видно, выражение моего лица все-таки изменилось, потому что сирин обеспокоенно спросил:

-Я что-то не так сказал?

Ответа он не получил.

* * *

Я смял пальцами плотную кашу в небольшой комок, обмакнул его в соус и отправил в рот, запив большим глотком медовой браги. Пища росм изысканностью и разнообразием не отличалась, зато была сытна и вкусна. Я уже успел по ней соскучиться. Если судить по активно двигающимся челюстям Агаи, он — тоже. Зато Кемрутль прикладывался к еде лишь в знак уважения, и с таким величием, что двум "богам" до него было далеко.

Ох, любит же предводитель росм пыль в глаза пускать! Интересно, это он так со всеми, или только перед нами выкаблучивается?

А сыр у росм хорош... Такого в Наорге не делают.

Я откусил большой кусок от нежного белого ломтя, медленно, наслаждаясь всей гаммой вкуса, прожевал и почувствовал — все, сыт. Пора было заняться делом, а для этого требовалась помощь сирин.

Я положил руку на плечо магу, тот поспешно проглотил все, что успел запихать в рот, запил козьим молоком и вытер губы.

Когда Агаи заговорил, я впился взглядом в Кемрутля, следя за мимикой вождя, ловя малейшее движение на невозмутимом лице. Агаи получил четкие указания, в какой последовательности преподнести дурные вести.

Языка росм я не знал, зато был в состоянии проследить за сменой настроения вождя.... Если, конечно, этот достойный господин хоть чем-нибудь его выдаст. В своей неподвижности правитель кошек больше походил на изваяние, выточенное из темно-коричневого оникса. Со статуй он, что ли, пример брал?

На всем протяжении монолога сирин Кемрутль ничего не говорил, только слушал, иногда медленно опуская веки, словно в дремоте. Такое поведение заставило меня слегка занервничать. Виду я, конечно, не подал, зато неожиданно почувствовал задницей острые соломинки циновки, на которой сидел.

Наконец Агаи закончил, повернулся ко мне и недовольно прошептал:

— Хоть бы слово выдавил.

В ответ на тихое ворчание "бога", правитель росм открыл рот, осчастливив нас — вот старый пень! — только одним предложением.

Я сердито глянул на Агаи, и тот растерянно перевел:

— Сыны неба были у нас две луны назад. Они предложили росм выступить вместе против сил зла, что ползут в наши земли через серые камни.

Ну конечно, мы силы зла..., а они, эдхед то, значит, светочи истины и воины добра.... Чтоб у них шушваль все могилы предков раскопала! Впрочем, все ожидаемо.

— Спроси, что он им ответил.

На этот раз Агаи, чувствуя мое нетерпение, переводил одновременно.

— Сыны неба правы — с запада лезет зло: твари, что охотятся за нашей плотью....

Вождь замолчал, умолк и Агаи, а я задумался над тем, что делать, если Кемрутль скажет "мы согласились". Ведь Таниты с нами нет. "Богиня" росм лежит в зачарованном лесу, выгнувшись в нескончаемой агонии, а чужие боги им не указка: остановить будет некому, если "кошки" вдруг пожелают нас убить. В такой мрачный исход мне, правда, не верилось. Иначе мы не дошли бы до поселения живыми: чего проще — расстрелять из луков. К тому же Кемрутль не только воин, но и шаман. Провидец. Колдун. В его будущем я определенно был серьезной угрозой, с которой выгоднее не ссориться.

Правитель росм снова заговорил. Я глянул краем глаза на сирин и расслабился — лицо мальчишки с каждым словом дикаря все больше светлело.

— Через серую границу приходит не только зло. Через нее приходят боги. Через нее пришел прародитель. Через нее пришли вы. Через нее придет тот, при ком возродится племя. Но росм через нее переступать нельзя. Мы отказались.

Отлично!

Кемрутль снова открыл рот.

— Мы отказались, но пообещали пропустить курута через свои земли, а еще — помочь им едой и кормом для животных, — с кислым видом завершил перевод Агаи.

Ну что же... Это было неизбежно. Вот только когда-нибудь росм все равно придется или встать под "крыло" степняков, или исчезнуть. Вряд ли сирин оставят непокорное племя у себя за спиной.

— Ты же понимаешь, что этим все не закончится, — сказал я, глядя Кемрутлю в глаза.

Агаи выполнил долг толмача и через несколько минут я услышал ответ правителя кошек.

— Росм в ссоры богов не лезут.

Я принял эту фразу за окончательный ответ, но просчитался: Кемрутль снова заговорил.

Сирин, вместо того, чтобы перевести, сначала хохотнул: — Хитрец!

И только потом объяснил:

— Ну и лиса наш досточтимый вождь. Сказал, что если великим требуется еда, одежда или проводник до границы, росм нам помогут.

Кемрутль хитро улыбнулся и ткнул пальцем куда-то в угол.

Я обернулся и не удержался от веселого хмыканья — на стене висело несколько умело расшитых рубах из тонкой кожи. В тех местах, где у меня выступали шипы, одежду украшали аккуратно отделанные яркими шнурками прорези. Еще одно отличало новый наряд — они надевались как камзол, а не через голову.

Да... хоть и потомок рош-мах, а ум ему достался явно от другого племени. Нашел-таки способ усидеть на двух стульях сразу!

Я усмехнулся в ответ:

— Спасибо, не откажемся. Ни от еды, ни от одежды.

А, Ситлали-то какая умница! Вот это я понимаю... настоящая жена: сделала все раньше, чем я сам подумал. Повезет кому-то.

Последняя мысль заставила меня вспомнить о насущной проблеме, связанной с настырной красавицей:

— Я беспокоюсь о своей женщине и хочу найти для нее достойного мужа, с которым Ситлали и моему ребенку будет хорошо. У тебя есть кто-то на примете?

Кемрутль внимательно выслушал Агаи и важно кивнул.

У меня на душе стало легче — значит, вождь не соврал, дело действительно в упрямстве Ситлали. Придется ей объяснить, что предаваться напрасным иллюзиям опасно, так можно настоящее счастье мимо пропустить.

В одно мгновение у меня созрело решение.

— Кто? — спросил я у Кемрутля и добавил: — Хочу на него посмотреть.

Я сделал упор на последнем слове.

Агаи понял меня совершенно правильно и осуждающе покачал головой:

— Дюс, ты ... уверен?

Я чуть не выругался и вместо ответа приказал:

— Переведи, пусть позовет парня. Раз он нашел в себе смелость претендовать на женщину бога, значит, разыщет и храбрость посмотреть ему в глаза!

Действительно, проще проверки не придумать. Если душа грязна как смертный грех, не выдержать жениху моего испытания. А если он сдюжит и не отвернется,... стало быть, Ситлали суждена спокойная жизнь. Ну, я надеялся на это. Хотя, надежда надеждой, а все равно... если останусь в живых...через пару лет загляну посмотреть, как растет мое дитя.

Кемрутль выслушал требование "бога" и громко крикнул, обращаясь к почетному караулу у дверей. В ответ на призыв, один из воинов смело шагнул за порог и поклонился: сначала нам с Агаи, затем вождю.

Кемрутль неторопливо и спокойно объявил парню, что ему предстоит. Я закрыл на время глаза, пытаясь сосредоточиться на нелегкой задаче — принять облик ужасного бога. Проверку необходимо было сделать как можно... вычурнее: чем больше пафоса при устрашении, тем дольше помнится сей чудный момент.

Послышался шорох: воин опустился на колени передо мною, сравнявшись с сидящим божеством, и хрипло вымолвил одно единственное слово.

— Он готов, — подсказал Агаи.

Я нахмурился, медленно открыл глаза, качнулся вперед, так чтобы парень оказался от меня на расстоянии в пол-локтя, и хищно ощерил выпирающие клыки. На самом деле я чувствовал себя в этот момент последним кретином, примерившим роль провинциальной свахи.

Глаза росм оказались чистого синего цвета, как у полевых васильков. Светлые выгоревшие брови и охристого цвета косицы только подчеркивали его юный возраст. Однако, несмотря на недостаточно зрелые лета, мальчишка не струсил и не отвернулся. Больше того, этот зеленый.... стручок даже не потрудился скрыть вызов во взгляде! Такое впечатление, что юнец не побоялся бы скрестить со мной клинки, найдись подходящий повод.

Ну и наглец...

Я усмехнулся — наглый мальчишка мне понравился — и поинтересовался негромко:

— А не слишком ли молод жених?

После того как сирин перевел, у парня на скулах желваки заходили, но он стерпел насмешку и в разговор властителей его и Ситлали судеб не влез. Лишь, слегка побледнев, крепко стиснул зубы.

Не дурак, это хорошо. Как говорил когда-то мой наставник: смелость без ума — горе!

Кемрутль ободряюще хлопнул воина по плечу. Короткая речь вождя прозвучала гордо и уверено. И без посредничества толмача было ясно, что это похвала. Но все же сирин не отказал себе в удовольствии полностью донести до меня смысл сказанного, причем повторил все интонации правителя росм:

— Разве дело в прожитых годах? Старость изменит лицо, но не нрав! Наук настоящий воин. Он хороший охотник. Его и твои дети не будут голодать!

Да, это высшая похвала мужчине, но одной ее будет мало.

Поэтому я зашел с другой стороны:

— Сын бога смерти не может отдать свою женщину просто так... Наук, ты готов сразиться со мной ради Ситлали?

Я потянулся к мечу.

На этот раз услуги Агаи не потребовались — парень сообразил, что к чему, и взвился на ноги. При этом зрачки его глаз стали похожи на две вертикальные щели, а ногти на руках потемнели и вытянулись на дюйм — мальчишка приготовился драться за свое счастье.

Я не удержался и одобрительно рассмеялся — молодец задира!— но с места не сдвинулся, а только махнул рукой, приказывая сесть. Наук немного замешкался, неуверенно оглянулся на вождя, встретил его веселый взгляд, покраснел от досады и неохотно послушался.

Ну что же... Делаем вывод: "жених" храбр, неиспорчен, не боится смерти, умеет держать свои страсти под контролем и по-настоящему неравнодушен к девушке. Осталось убедить саму Ситлали.

Я встал, отошел к стене, замер, постаравшись принять величественную позу, и приказал:

— Позовите мою женщину.

Появление Ситлали я сначала почувствовал — пряный аромат трав мгновенно заполнил комнату — затем женщина, тихо всхлипнув, прижалась к моей груди.

Кемрутль грозно рявкнул на нее: не понравилось ему такое бесцеремонное обращение с божеством.

— Ничего, пусть, — я погладил девушку по густым волосам и отстранился. Мне очень хотелось посмотреть, как она изменилась, но я не решился: достаточно было того, что женщина на сносях увидела чудовище во всей его красе. А вот удержаться и не прикоснуться к животу Ситлали я уже не смог — подчинился приступу острого любопытства. Девушка громко вздохнула и ухватилась обеими руками за мою ладонь, прижала ее к себе.

Вот демон, он пнул меня!

Я почувствовал, что расплываюсь в довольной улыбке, но вовремя опомнился и кивнул:

— Хорошо. Мой сын родится сильным и здоровым.

Агаи перевел, а Ситлали в ответ радостно что-то защебетала.

Пришлось остановить ее жестом:

— Говорить буду я. Ты будешь слушать и повиноваться.

Мо шизане... ну и завернул.

Женщина послушно закрыла рот.

— Наук, подойди! Ситлали, ты была мне хорошей женой. Я желаю, чтобы стала такой же для Наука, — я дождался, пока Агаи переведет, услышал одновременный вздох будущих супругов, и продолжил: — И доброй матерью для моего сына. Когда-нибудь я вернусь посмотреть на него. Наук. Кемрутль сказал, ты отличный охотник и воин, значит, станешь хорошим отцом и мужем. Я верю в мудрость выбора правителя, но знай...

Я схватил парня за горло, слегка его сдавил и прорычал:

— Проследить за тобой совсем не трудно! Постарайся меня не разочаровать!

Все... справился.

Я услышал, как Ситлали заплакала тихонько, вспомнил слезы другой девушки и тихо вздохнул. Все-таки боги нехорошо шутят: стоило в моей одинокой жизни появиться женщинам, которые меня не боятся, как уже я начал приносить им неприятности.

В лагерь возвращались с подарками: я нес увесистый мешок с провиантом, а Агаи тащил в охапку большой бурдюк со сливками. Будет чем побаловать Морру.

Когда селение росм пропало из виду, и закончились подготовленные к зиме поля, сирин неожиданно спросил:

— Дюс, скажи, почему ты пожелал Ситлали стать доброй матерью?

Я удивленно поднял брови в ответ:

— Плохое пожелание?

Агаи пожал плечами, перехватил поудобнее бурдюк и заявил:

— Но разве не правильнее было бы сказать — "заботливой матерью"?

Сначала во мне поднялось раздражение.

Опять лезет не в свое дело, умник! Берется судить, что правильно, а что — нет.

Но потом я призадумался, что было бы важнее для моего ребенка? Забота или доброта?

Ответ пришел фактически сразу, и я процедил сквозь зубы:

— Да, ошибся. Надо было сказать — любящей.

На это заявление маг лишь состроил огорченное лицо. Да и хорошо, что промолчал: не его собачье дело копаться в моей душе, я сам стараюсь в нее лишний раз не заглядывать.

До заката еще оставалось два часа, и чтобы не ломать раньше времени заклинание невидимости, мы решили немного поспать в ближайшей к лагерю роще. Не отдохнем, конечно, толком, но по-другому сегодня не получится — лишние сутки промедления могут обернуться неприятностями.

Я плотно закутался в плащ — с севера дул холодный ветер, предвестник надвигающейся непогоды — и спрятался за столетним дубом. Сквозь облысевшие кроны деревьев просвечивало бледное осеннее небо, оно на глазах затягивалось черными тучами, кажется, снеговыми.

Плохо. Если погода не изменится, не миновать нам метели и свежего снега в горах. А он может серьезно оттянуть приятную встречу с домашним уютом. Если, конечно, можно примерить слово "уют" к замку нежити. До Пустоши осталось всего полперехода, а до замка вампиров — недели три. С одной стороны, это совсем немного, а с другой — первый месяц зимы все-таки придется встретить в пути. Холодновато будет в горах, зато ночных гостей поубавится: самые крупные и опасные твари залягут в спячку. Правда, взамен может встретиться кое-что похуже: говорят, с холодами в Пустоши появляется особая дрянь, способная нападать даже днем. Не знаю, насколько это соответствует истине, мне в Проклятых землях зимой побывать не довелось. Но зато всем известно, что с первым морозом жизнь в приграничье становится намного напряженнее: стаи мелкой нежити перебираются ближе к людям.

Я оглянулся на мага — Агаи уже почти спал. Земля была закрыта плотным слоем опавших листьев, а в воздухе висел тонкий аромат осени и грибов. Среди оголившихся ветвей перепархивали мелкие птахи, кося на нас полными любопытства глазами.

Это тихое предзимнее запустение навевало желание устроиться в спячку, забившись в берлогу, как медведь. Вот только сон меня не брал — не давала покоя степная конница и вопрос, как сирин протащат ее через край, кишащий ночными тварями.

— Агаи, — окликнул я оборотня.

Сирин поднял тяжелые веки, зевнул во весь рот, и вяло пробурчал:

— Что?

— Ваши маги способны миновать Пустошь, не используя крылья и пристанищ на земле? Они справятся с нежитью?

Юноша нахмурился:

— Нет. Настолько надежное колдовство еще не известно.

— А как же твой контур? Он задержал проклятие, — напомнил я о давнем случае, еще в начале нашего пути.

Кто знает, может, это просто аптекарь слишком слаб, а его сородичи способны на большее?

Парень в ответ лишь пожал плечами:

— Ну, я же не сказал, что мы ничего не умеем. Просто заклинание не выдержит сильного давления. От мелкой пакости защитит, а вот существ ...

Сирин замялся, подбирая подходящее слово.

— Существ, насыщенных темной.... лимфой, не задержит. Особенно, если их много.

Я сменил позу, повернувшись так, чтобы хорошо было видно мага, и уточнил:

— То есть крокутов и шушваль удержит, а умертвие — нет?

Агаи кивнул:

— Верно. Хотя стаю шушвали тоже не выдержит. У нее довольно мощная сущность.

Это пояснение меня насторожило.

— Что значит — "мощная сущность"?

Маг вздохнул:

— Ну не знаю, как понятнее объяснить, что я вижу. Просто кто-то из нежити немного... живее, что ли. Как вампиры, которых мой контур не держит совсем. А кто-то... вообще состоит не из плоти, а из магии. Как твое проклятие. Это же было чистое колдовство. Вот с такими тварюшками у меня хорошо получается: заклинание оттягивает их энергию на себя и поглощает. Подобная пакость боится лезть в круг.

Я досадливо поморщился — совсем меня умник запутал.

Агаи, уловив мое недовольство, снова вздохнул:

— Я плохо объясняю, да и сам толком не понимаю, что к чему, и отчего именно так получается. Только скажу — все защитные заклинания живых магов построены по общему принципу, и контур, созданный без привязки к ... материи, серьезную нежить не удержит. Каким бы сильным ни был маг. Все заклинания плетутся по одному закону, понимаешь?

Я немного подумал и решил уточнить:

— То есть магам просто не дано создать непробиваемую стену из воздуха, так получается? А как же святилище в Пустоши? Там и стен-то толком нет. Одни валуны.

Сирин в ответ усмехнулся.

— Я же сказал — нашим магам. И еще тем, кто использует магию этого мира. А в том святилище все завязано на.. на, — волшебник сначала очертил в воздухе невидимый шар, словно ему слов не хватило, и лишь затем закончил: — ... на магии смерти. Нам, сирин, эта сторона не дана. Да и людям тоже. Хотя среди них все же нет-нет, а встречаются исключения. Вы зовете их некромантами.

Немного помолчав, юноша тихо добавил:

— Если бы мы владели даром смерти, думаешь, сидели бы до сих пор в холодных горах? Нашими покойниками отмечены земли от Наорга до предгорий Юндвари! Было бы легче легкого набрать армию мертвецов, как это сделал ты.

Заявление мага осветило мою способность создавать умертвия с неожиданной стороны. Во время сражения с оборотнями я использовал ее совершенно бездумно, приняв случившееся как факт. Ну да, умею, и что? Некроманты еще не на такое способны. Правда, мне для создания нежити заклинания не нужны, но все-таки в этой способности я не уникален. Или — уникален?

— Мне дана особая магия? — я решил до конца прояснить этот вопрос. Задан он был не случайно — требовалось узнать мнение мага, который не в состоянии соврать. Бывшее высочество, конечно, светлая голова, алхимик и все такое... но он тоже мог ошибаться или попросту упускать из виду важную деталь.

Агаи кивнул и поежился, то ли от холода, то ли от собственных мыслей:

— Не удивлюсь, если ты действительно окажешься сыном самого Мо. Знаешь, как ты колдуешь?

Я лишь хмыкнул — откуда?

Сирин проворчал:

— Вот то-то и оно, что не знаешь. А так не бывает! Магические способности — всего лишь инструмент, которым еще надо научиться пользоваться! А ты...

Агаи возмущенно передернул плечами:

— Ты колдуешь, словно дышишь — не замечая. Такое только демонам по зубам!

Последнее предложение прозвучало очень уверенно, кажется, в душе у аптекаря не осталось и тени сомнений.

Я осклабился в недоброй усмешке:

— Надо же, оказывается, предательство тебя ничему не научило.

Юноша, вздрогнув, прикусил губу и сдвинул брови:

— Живые слишком мало знают о природе демонов. Возможно, они совсем не зло. Ну... не совсем зло. Я много думал об этом. О себе, о тебе...

На этом слове голос сирин сломался:

— ... и о том, что натворил. Если ты все-таки демон, то это ничего не меняет! Я и без клятвы буду тебе верен...

Тут меня повело от злости: будет он верен, скотина.

— Вот только от правды все равно никуда не деться... Только демоны могут поднимать мертвецов так, как это делаешь ты. Дюс, твой отец пожаловал в наш мир из преисподней!

Этого мерзавца вообще что-нибудь, кроме моего происхождения, волнует?

Я не выдержал и вызверился:

— Мы вроде как этот вопрос уже обсудили! Хватит! Возвращаться к нему не желаю!

Юноша мрачно огрызнулся:

— Ну, думать-то ты не запретишь!

Я оскалился:

— Уверен?

Сирин тут же насупился и замолк, а я, содрав со ствола кусок коры, принялся бездумно его ломать.

Получалось, можно успокоиться, раз Агаи подтвердил, что Пустошь для сирин непроходима. Вот только вопреки здравому смыслу, облегчение не наступило, и мага я в этом не винил: сомнения глодали не его, а мою душу. Что-то я опять упускал... Что-то ускользало от внимания... Что-то очень важное.

Я плотнее вжался спиной в дерево — ледяной ветер пробирал до костей — и попытался вспомнить каждый день нашего бегства из Сырта, каждое более-менее важное происшествие.

Что не давало мне покоя?! Наше столкновение с оборотнями?

Нет!

Рождение из неприкаянных душ умертвий?

Снова нет!

Вампиры? Вампиры...

Я не удержался от вздоха — вампиры, словно плохо отлаженная струна, заставляли раздраженно морщиться. И вовсе не потому, что я не доверял им в полной мере.... Просто порой они казались удивительно уязвимыми, несмотря на всю свою силу. Способными рассыпаться на куски в самый ответственный момент. Я даже мог сказать, когда появилось это чувство — после того клятого "вещего" сна!

И тут до меня дошло... Головоломка, что не давала покоя, сложилась...

Если это действительно так.... Если то, что я видел во сне, и правда случится.... Пустошь станет безопасна на много дней пути! Потому что все ее обитатели исчезнут — превратятся в серый пепел!

Но как тогда быть с надеждой Андру? Он явно рассчитывает укрыться в своем замке, хотя знает о грозящей опасности намного больше меня. Может, не все так безнадежно, как кажется?

Я резко поднялся, следом, не понимая, какая муха меня укусила, испуганно вскинулся Агаи. Мне же требовалось немедленно поговорить с Андру.

Плотные сумерки быстро окутывали лик Энеи, сгущая темноту. Дольше ждать не имело смысла, но на всякий случай, я пристально оглядел небеса. Неуютно в них было сейчас, пожалуй.

Я накинул на голову капюшон плаща и приказал:

— Пошли, надо быстрее выходить, пока возможность есть.

У самого лагеря у меня мелькнула интересная мысль, и я не удержался от вопроса:

— Агаи, а что будет с куполом невидимости в мороз?

Маг так и застыл на месте с открытым ртом:

— Я не знаю!

— Ну вот и подумай на досуге.

Все лучше, чем всякой ерундой голову забивать.

* * *

Ветер зло рванул полы плаща и попытался скинуть меня с лошади. Даже не верилось, что утром светило солнце и можно было ходить в одном камзоле. За полночи пути я успел продрогнуть до костей: плотная шерсть уже не спасала от непогоды.

Я придержал коня, пропустил мимо отряд и задержался взглядом на Эрхене, закутанной по самые уши в мой меховой плащ. Она не сразу согласилась его взять, пришлось объяснить, что она, Эрхена, может мерзнуть сколько угодно, раз головы на плечах нет, а вот Морре коченеть никто не позволит. Девушка тут же попыталась всучить мне малышку, но я препираний не допустил, процедив "Делай, что приказали!". И заслужил обиженный взгляд Морры. Честно заработанный взгляд: в дороге я хоть и держал ее на виду, а все-таки сторонился и на руки не брал — не до того было. Пришлось мысленно пообещать, что на первом же привале исправлю ситуацию.

Наконец мы остановились, выбрав для лагеря небольшую лощину: она неплохо защищала от ветра. Стоило мне спрыгнуть с коня, как рядом молчаливой тенью оказалась Эрхена. Упрямая девчонка попыталась вернуть плащ.

Я отмахнулся:

— Не морозься. Вот разведем костер, тогда отдашь.

Девушка поджала губы, но возразить не решилась.

Далеко за дровами ходить не пришлось: поперек лощины лежало дерево. Видно, еще весной его подмыл поток талой воды, а позже ветер завершил дело. Вампиры подтащили ясень к кострищу, а я, обрубив ветки топориком, подложил сухих листьев и мха. Бревно вспыхнуло так неожиданно и горячо, что едва удалось отпрянуть в сторону, чтобы не обжечься.

Не успел я выругаться, как услышал виноватое:

— Прости, не рассчитал немножко.

Эдхед то... все-то у этого мага через одно место выходит.

Пока я возился с костром, кровососы соорудили из молодых сосенок и еловых веток небольшой навес с расчетом на непогоду. А на застывшую разом землю постелили толстый слой лапника.

Навес поставили достаточно близко от костра: так, чтобы до него дошло тепло огня. Про себя вампиры тоже не забыли, соорудив нечто похожее немного в стороне. Упыри легче живых переносили холод, но все-таки не настолько, чтобы совсем обходиться без удобств.

По обыкновению часть этернус Андру сразу отпустил на охоту, но я обратил внимание, что сегодня дозорных было больше на два упыря. И это правильно. Рядом с Проклятыми землями дополнительная осторожность не помешает.

Воспользовавшись моментом, пока мои любопытные друзья заняты обустройством ночлега, я отвел правителя нежити в сторону и потребовал ответа на мучивший меня вопрос:

— Ваша светлость, скажите, на сколько дней пути солнечный ветер вычистит Пустошь?

Вампир едва заметно улыбнулся:

— А я думал, когда вы, Дюс, наконец поинтересуетесь этим.

— Так на сколько?

Внешне правитель нежити остался таким же невозмутимым, как и всегда. Не похоже было, что его сколько-нибудь волнует подгонявшая нас опасность.

— Как вы догадались? — ответил по своему обыкновению вопросом на вопрос упырь.

Ненавижу эту манеру!

— Так на сколько? — на этот раз я решил не идти у кровососа на поводу и добиться своего.

Вампир вздохнул:

— Фактически всю.

Мо шизане.... Это хуже чем я думал.

— Откуда тогда такая уверенность, что вы вообще выживете? — мрачно поинтересовался я, раздумывая, не поздно ли мне переиграть и изменить планы.

Без вампиров выход только один — бежать как можно дальше: в Тмарское княжество, за Северные болота, в Ингахию, да хоть на острова к варварам! Хотя надежнее всего была бы Риволия — оттуда бы нас сам Мо не вытащил — но для этого требовалось как минимум стать людьми. Жрецов Тудо Вэ личиной не проведешь, те еще ищейки. К ним и в человеческой ипостаси не больно-то сунешься.

Должно быть, эти размышления отразились на моем лице, потому что Андру сказал:

— Не переживайте, мы не рассыплемся. Думаете, иначе я стал бы тащить вас к себе во владения?

Вампир покачал головой:

— Я никогда и ни за что не допущу, чтобы Морра попала в руки сирин.

"Никогда и ни за что не допущу"... Вывод из этих слов следовал только один.

Я небрежно поинтересовался:

— Это ведь не в первый раз? Нечто подобное уже происходило?

Андру ответил спокойной улыбкой:

— Вы сегодня на удивление догадливы.

На душе стало легче. Если этернус уже сталкивались с этой бедой, значит, могут правильно рассчитать ее опасность.

Я кивнул:

— Прекрасно.

И не удержался от последнего вопроса:

— Андру, вы хорошо понимаете, что значит безопасная Пустошь?

Вампир ответил прямым взглядом:

— Конечно. Весной сирин нападут.

Правитель нежити напрасных иллюзий не питал. Тем лучше. Значит, успел разработать план. Притом такой, что крылатой пакости сильно не поздоровится: голова у бывшего высочества работала на удивление хорошо.

Как все-таки жаль, что он не мой король. Подобному правителю можно служить всем сердцем.... Если только он при этом не упырь!

Когда я вернулся к костру, то увидел занятную картину — Морра, капризно скривив губы, отпихивала ложку с едой и отказывалась есть. Эрхена ласково уговаривала девочку, но та не сдавалась. Видно было, еще чуть-чуть — и она заревет.

Заметив меня, Морра сердито закричала:

— Дюс! — вырвалась из рук няньки и кинулась к моим ногам.

Я поднял малышку на руки, пытаясь понять, какая муха ее укусила — обычно Морра вела себя словно мышка, очень хорошо осознавая, как опасно не слушаться взрослых.

— Дюс! — снова пискнула малышка, всхлипнула и прижалась лицом к моей шее, вцепившись обеими руками в капюшон плаща.

— Что случилось? — я обвел сидящих за костром людей вопросительным взглядом.

Ответил мне Лаланн:

— А Сторукий его знает. Сидела, сидела, вдруг заплакала и стала звать тебя.

Я посмотрел на Агаи в ожидании объяснений. Сирин вопросительный взгляд истолковал правильно и коротко свистнул. Морра, не отрывая лица от моей шеи, ответила.

Маг тут же перевел:

— Ей страшно.

Мне показалось, все облегченно вздохнули, я тоже улыбнулся и погладил девочку по голове — ерунда какая, всего лишь детские страхи — поэтому мрачные слова правителя нежити оказались полной неожиданностью:

— Я не настаиваю, господа, но, по-моему, спать сегодня лучше не ложиться.

Андру увидел в плохом настроении малышки намного больше, чем простые усталость и испуг.

Ну что же... Кажется, пора сказать — здравствуй, Пустошь! Если это, конечно, проделки проклятой земли, а не происки крылатых тварей.

Я повернулся к сирин:

— Агаи, ты уже замкнул контур?

Колдун покачал головой:

— Нет. Рано пока. Лю... этернус князя ушли на охоту. Они все равно разрушат его, когда вернутся.

Решение созрело моментально.

— Хорошо. Тогда делаем так.... Пусть женщины спрячутся. Сможешь замаскировать навесы?

Сирин, не задумываясь, кивнул и принялся волшебствовать.

Я огляделся, выбирая удобную позицию — неизвестно, откуда нагрянет беда, да сколько ее придется ждать — и решил остаться рядом с костром. Если явится нежить — ее лучше встретить огнем.

Андру подошел и встал рядом, вслушиваясь в ночные звуки. Под пологом леса в поисках дичи беззвучно скользили этернус. Князь наверняка слышал их легкие шаги.

Между тем женщины поспешно залезли под навес, укрепленный магией — теперь на нем можно было джигу плясать.

Вскоре вернулись этернус Андру. Они успели не только "поужинать", но и прочесать окрестности. Никакой опасности кровососы не учуяли.

Я подтащил к костру небольшое бревнышко и уселся — стоять столбом до утра было бы глупо. Правитель вампиров с удобством расположился рядом на подстилке из лапника. Со стороны казалось, что два караульщика следят за костром, пока остальные отдыхают (слуги князя растворились в ночи, став неприметными тенями, стремительными и смертельными).

Разговаривать было нельзя, и вскоре я почувствовал, как сами собой слипаются веки. До рассвета оставалось всего три-четыре часа, и с каждой минутой в душе росла уверенность, что все обойдется.

Не обошлось.

Сначала налетела метель. Стремительный порыв ветра принес колкую крупу, почти сразу сменившуюся снегом, и нас завертело в студеной карусели. Взбесившиеся ледяные вихри смешали небо с землей, залепили глаза крупными хлопьями снега, лишив зрения и слуха: буря застонала на тысячу голосов. Лощина мгновенно исчезла в белой пелене, и теперь видимость была шагов на пять, не дальше.

Я положил руку на плечо князя и прокричал ему на ухо:

— Андру, ваши этернус слишком далеко от нас! Они не услышат и не увидят опасность!

Вампир покачал головой:

— Зато почувствуют!

Я в ответ потянул из ножен оружие и перепрыгнул через горящее бревно, встав так, чтобы загородить вход в укрытие, где прятались женщины. Чувство близкой опасности заставило меня подобраться, как перед прыжком. Теперь бы еще определить, откуда ее принесет, эту опасность.

Я поймал себя на мысли, что всматриваюсь в белую мешанину над головой. Именно сверху отчетливо потянуло липкой ледяной струей, выдавшей приближение нежити. Враждебной нежити, "не нашей", без всяких скидок на этернус Андру. Доверившись предчувствию, я спрятал оружие в ножны и потянулся за кожаным чехлом с луком. Тут, проверив лошадей, вернулся Рис. Поняв, что мы ждем нападения, он тоже оголил клинок и встал рядом. Правитель нежити остался на прежнем месте.

На мгновение показалось, мир остановился, а затем воздух со свистом рассекли огромные крылья, и на нас обрушились кровожадные твари. Они вынырнули из снежной кутерьмы фактически над головами.

Я спустил тетиву — стрела вонзилась в основание шеи летучей гадины. Однако "птичка" оказалась живучей — рана ее не остановила. Я присел, пропуская над собой смертоносные когти, и метнул вдогонку монстру нож. На этот раз бросок оказался удачным: нежить, нелепо кувыркнувшись, спикировала к земле, где ее добил один из вампиров. А надо мной снова раздалось хлопанье крыльев.

Я выхватил меч, скользнул в сторону, уходя от удара клювом, и с поворота рубанул по широкому крылу. Тварь камнем врезалась прямо в костер. А в следующий момент по моему затылку словно топором саданули. Я рухнул на колени, придавленный обжигающей ледяной тяжестью, получив вдогонку еще с пяток ударов. Сверкнул оранжевый всполох, и навалившуюся тушу снесло в сторону. Небо расчертил огненный шар, превратив одного из монстров в пылающую комету. Мелькнули в прыжке размытыми тенями вампиры, они уничтожили нацелившуюся на Лаланна нежить. А затем стало тихо: буря закончилась, и только снег продолжил сыпаться на землю через огромное серое решето.

Схватка оказалась на удивление короткой. Было непонятно: всех тварей мы убили, или кто-то успел убраться? Я огляделся, пытаясь восстановить картину боя. Больше всего трупов валялось рядом со мной и Рисом. Вампиры хорошо прикрыли наши задницы, приняв основной удар на себя. И если мне еще успели настучать по голове, то с друга даже волос не упал. Зато этернус пришлось несладко: подданные Андру выглядели так, словно их драли дикие звери.

Я немного полюбовался на то, как ловко упыри обезглавливают уродливых птиц, и занялся более насущными делами: решил как следует разглядеть тех, кто едва не отправил меня в преисподнюю. И сразу подумал: "Похоже, у Агаи к дурной голове прилагается еще и дурной язык!". Иначе как объяснить, что чудовища здорово напоминали ощипанных сирин в птичьей ипостаси? Ведь только вчера маг потратил не меньше часа, доказывая невозможность, немыслимость использования его народом магии смерти. Получается, Агаи ошибался? Ведь умертвия созданы недавно. И голову дал бы на отсечение: их подняли, чтобы расправиться именно с нами! А этот сумасшедший ураган? Он тоже возник не на пустом месте!

Нет, сама по себе непогода удивления не вызывала — поздняя осень — самое подходящее время для подобных сюрпризов. Но вот факт, что буря утихла, стоило перебить умертвия.... наводил на весьма невеселые мысли. Колдун, призвавший неупокоенные души, владел не только магией смерти.... Он управлял еще природными стихиями. А это опасный враг!

Мо шизане.... Узнать бы, кто так пакостит...

Я пнул ближайший труп, желая рассмотреть его как следует. Выглядело умертвие отвратительно: синюшнее тело, пустые глазницы, раскрытый в жадном крике крючковатый клюв, крылья, усеянные шипами, кривые серпы когтей. Перьев не было совсем, хотя я совершенно точно помнил — во время нападения перед глазами мелькнуло белое оперение, похожее на огромные иглы инея. Примерещилось, что ли?

— Дюс, Агаи, идите сюда, — окликнул правитель нежити.

Перешагнув через потухший костер — даже подкрепленный заклинаниями, огонь не выдержал одновременной атаки бури и нежити — я оказался рядом с вампиром. Выглядел он потрепанным: лицо украшала огромная царапина, тянувшаяся наискосок от переносицы по левой щеке до нижней челюсти. Плащ на спине был порядочно подран и перепачкан кровью.

— Раны тяжелые, ваша светлость? — поинтересовался я самочувствием упыря.

Андру, не ответив на вопрос, нетерпеливо отмахнулся и указал себе под ноги:

— Полюбуйтесь, пока есть возможность.

Я перевел взгляд с вампира на землю и удивленно присвистнул — под его сапогом слабо дергалось умертвие. Оно было покрыто острыми, белыми перьями, которые исчезали прямо на глазах.

Агаи присел на корточки, осторожно тронул льдистое перо и тут же одернул руку, ойкнув от боли. С пальца на землю слетели несколько алых капель.

— Порезался... — удивленным голосом протянул маг и стал медленно оседать, теряя сознание.

Андру тут же подхватил сирин на руки, повел носом, принюхиваясь, и отрывисто бросил:

— Разведите костер! И принесите весь лапник из нашего навеса. Агаи необходимо срочно согреть!

Опустив мага на подстилку, князь кинул быстрый взгляд в мою сторону:

— Дюс, вы нуждаетесь в перевязке.

Я прижал ладонь к гребню на затылке, почувствовал под пальцами кровь, рваные края плоти и выругался:

— Погань треклятая... Как дровосеку под горячую руку попал!

Вместе с руганью схлынул азарт боя, и я в полной мере прочувствовал, как дергают болью раны на голове, как саднят спина и плечи.

Знатно меня поклевали, однако.

Андру меж тем ловким движением пальцев сорвал одно из уцелевших перьев и ... осторожно откусил кусочек. Подержав его во рту с пару секунд, сплюнул.

— Что, невкусно? — не удержался я от насмешки.

— Отвратительно, — невозмутимо ответил вампир, уточнив: — Притом во всех смыслах отвратительно.

И снова уставился на мои раны:

— Скажите спасибо своей второй ипостаси, Дюс. В облике человека вы точно остались бы без головы.

А вот это верно. Костяные гребни оказались отличной защитой, только благодаря которой умертвие не проломило мне череп, хотя кожа пострадала — будь здоров.

— Давай перевяжу, — тронул мое плечо Лаланн, и я послушно уселся на снег, наблюдая, как этернус оживляют едва теплящиеся угли костра.

Вскоре пламя разгорелось с новой силой: заклинания Агаи по-прежнему работали. Сам волшебник очнулся достаточно быстро, до того, как мне закончили перевязку, и конечно тут же попробовал вмешаться:

— Дай я посмотрю!

— Лежи, без тебя обойдутся, — приказал я магу. — Вот рассветет, позову Морру, она подлечит. И меня, и тебя заодно.

— Рис, достань сумку с лекарствами, покажу, чем раны смазать, — не сдался сирин.

От такой помощи отказываться было глупо, тем более что кровь так и не остановилась. Похоже, летающие трупы вооружили не только когтями и клювом: каждая частица их тела несла смертельную заразу.

Агаи, покопавшись в котомке, выбрал пару пузырьков, всучил их Лаланну, а затем притих и закрыл глаза. Вид у юноши был хуже, чем у новообращенного упыря.

— Агаи, а сам почему не лечишься? — поинтересовался я у волшебника.

Тот в ответ тихо пробормотал:

— Мне не больно. И ран нет. Просто... я очень устал. Сейчас полежу, и все пройдет.

"Сейчас полежу, и все пройдет": ответ, достойный глупого мальчишки, а не ученого целителя. Я не стал давить на больного, решив для начала расспросить вампира, что он такого распробовал в этом пере. Какое-то предположение у алхимика было, и по всем признакам, ничего хорошего оно раненому не сулило.

Между тем, этернус разожгли еще один костер и принялись стаскивать туда обезглавленные трупы.

— Один оставьте, — приказал я. Требовалось разобраться, кто сотворил летучую падаль, а для этого необходимо было дождаться, пока Агаи станет лучше. Вот за каким хреном он полез лапать нежить? Маг называется.... И когда этот болван научится сначала думать, а потом действовать?!

— Во-о-от... С ранами на голове разобрались, — удовлетворенно заявил Рис, отступив в сторону и любуясь на дело своих рук. — Теперь с плечами... Порезы неглубокие, так что я просто наложу кровоостанавливающую мазь.

Я кивнул, дождался, пока "врачеватель" закончит работу, и встал, стараясь не делать резких движений — с каждой минутой голова болела все сильнее, да и слабость навалилась нешуточная. Очень хотелось подвинуть сирин и улечься рядом, или хотя бы просто посидеть, ни о чем не думая. Вот только позволить себе подобную радость я пока не мог: наконец-то прекратился снегопад, а небо посветлело. Занимался новый день, и нужно было убираться из этой проклятой лощины.

Я повернулся к убежищу, надежно замаскированному иллюзией, опустился на колени и нырнул внутрь, оказавшись лицом к лицу с Эрхеной. Девчонка собиралась выбраться наружу, хотя ей было велено не высовываться до тех пор, пока не позовут.

Девушка опешила на мгновение от неожиданной близости, а затем кинулась мне на грудь и осыпала лицо поцелуями, беспрестанно повторяя свистящим шепотом свое "кегемара". Оттолкнуть любимую я оказался не в силах, меня хватило только на то, чтобы замереть. Почувствовав мою неподвижность, Эрхена сама опомнилась и отстранилась.

— Надо заняться завтраком. Скоро выходим, — прервал я неловкое молчание.

Девушка прикусила нижнюю губу и стиснула кулачки. Кажется, Эрхена с трудом удержалась, чтобы не накричать на меня. На ее щеке застыла одинокая слеза, и я не понял, не уловил, как вытер ее. В карих глазах тотчас вспыхнула надежда.

Мысленно обозвав себя идиотом и дураком, я попробовал исправить оплошность небрежным:

— Не переживай. Все остались живы.

Эрхена ничего не сказала, только упрямо поджала губы и выбралась наружу, оставив меня размышлять над собственным кретинизмом. Впервые за всю свою жизнь я пожалел, что не маг и не умею читать чужие мысли. Это было глупое пустое любопытство влюбленного дурака, который разрывался между мечтами и необходимостью.

Переборов желание хоть немного вздремнуть, я вылез вслед за девушкой — требовалось получить четкий ответ на два вопроса. Первый я услышал, не успев пройти и пары шагов.

Агаи, по-прежнему греющийся у костра, схватил меня за полу плаща и сказал:

— Дюс... Эти твари... От них исходит та же сила, что и от пауков! Это снова он! Тот колдун! Помнишь? Который уби... из-за которого с нами нет Таниты!

Мог бы и не напоминать! Этого мерзавца я не забуду, пока не отправлю в объятья Сторукого.

Я кивнул и отправился за Андру. Он стоял в задумчивости у лошадей.

Вампир окинул меня серьезным взглядом:

— Придется пожертвовать лошадью. Мои подданные пострадали, а охотиться нет времени. Какое животное вы нам отдадите?

Я пожал плечами:

— Самое слабое. Выберете сами.

Гибель одного коня — неприятная потеря, но не смертельная. Тут ничего не сделаешь, нельзя оставлять голодной нежить перед дорогой в Пустошь.

Вампир, уловив мое недовольство, улыбнулся:

— Не переживайте, свежих лошадей обеспечу.

Я усмехнулся: прожитые века сделали правителя этернус невероятно осмотрительным. Но сменные кони меня интересовали в последнюю очередь.

— Ваша светлость, — посмотрел я на князя, — поделитесь секретом...

Вампир повернулся ко мне вполоборота и заинтересовано поднял брови.

— Что же такого отвратительного вы узнали об этом проклятом пере?

Реакция Андру меня не удивила... Разве он хоть раз вел себя по-другому? Конечно же, наглый упырь тут же постарался поставить меня в тупик очередным вопросом! Даже двумя.

— Дюс, а вы пробовали посмотреть на людей иначе? Не так, как привыкли? Разве вы не наделены способностью видеть ауру?

Чтоб тебя чесотка прихватила, кровопийца клятый...

Я вздохнул, с трудом удержавшись от ругательства, и ответил:

— Андру, а просто сказать, как обстоит дело, вы не в состоянии?

Вампир с королевским величием кивнул:

— Разве не полезнее для вас познать в полной мере свою вторую сущность?

...!

В ответ на мое выражение лица, тонкие губы правителя нежити скривила едва заметная усмешка, которая, впрочем, тут же исчезла без следа:

— Боюсь, придется вас огорчить. У Агаи серьезные неприятности. Оперение этих тварей смертельно опасно. Это не яд, нет.

Упырь снизил голос до едва слышимого шепота, чтобы никто кроме меня не услышал:

— Ваш раб не отравлен, он заражен... не-жизнью. Я чувствую ее запах в его крови.

Новость оказалась настолько неприятной и неожиданной, что в первую минуту я не нашел ничего умнее, чем заявить:

— Что значит "не-жизнью"? Такого слова-то нет.

Андру задрал свой породистый нос:

— Ну, если по душе больше слово "смерть"... пожалуйста — ваш раб заражен смертью.

Упор нежити на слове "раб" сильно меня задел, хотя упырь абсолютно точно отразил положение вещей. Из-за этого я высказался злее, чем хотелось бы.

— Меня совершенно не волнует, как вы обзовете эту болезнь. Меня интересуют лишь ее последствия. И еще... — я помолчал, сдерживая рвущееся наружу раздражение, но сорвался и прошипел: — Что значит "чувствуете запах в крови"? Прекратите изображать Мо знает кого, и объясните толком!

Андру недовольно поморщился, но тут же взял себя в руки — на лицо вернулась привычная маска вежливого дружелюбия:

— Простите. Меня немного расстроило это происшествие. Попробую объяснить. Когда Агаи порезался, в его кровь попало нечто. Не яд, нет...

Вампир покачал головой, словно слов ему было мало:

— Не могу сказать, как называется эта дрянь, но кровь сирин, его плоть сразу стала меняться, от нее потянуло... не-жизнью. Насколько далеко зайдут изменения, и как быстро они произойдут, не знаю. Кем станет в конце концов ваш приятель, тоже сказать не могу. Скорее всего — обычным умертвием, хотя...

Правитель нежити зло прищурился:

— .. возможны разные варианты. Я бы на вашем месте не стал рисковать и убил Агаи раньше, чем живого в нем останется меньше, чем мертвого.

Мо шизане.... Криворукий недоучка, это надо же было так подставить самого себя на ровном месте?!

Андру помолчал немного, наблюдая за выражением моего лица, и улыбнулся:

— Рано еще по мальчику службу заказывать... Надежда на выздоровление есть. Ведь это всего лишь предположения. Пока я почувствовал только слабое изменение. Посмотрим, что будет дальше.

Я кивнул, хотя на душе стало муторно: поганый хрыч слишком любит смертельные пакости, чтобы ограничиться простой болезнью.

Меня замутило от мысли, что живой человек будет медленно, но верно превращаться Мо знает в кого, и никто ему не поможет. А затем и вовсе... чуть не вырвало, когда я сообразил, что тоже получил свою долю яда, еще большую, чем сирин.

— Андру, а мне вы ничего не хотите сказать? — окликнул я вампира.

Князь Пустоши скользнул по мне рассеянным взглядом:

— Нет. Разве что вы попросите объяснение еще какой-нибудь интересной загадке.

Ирония упыря вызвала новый приступ раздражения. Играть в дурацкие игры алхимика желания не появилось, поэтому я предпочел спросить в лоб:

— Во мне вы видите те же изменения, что в сирин? Я тоже заражен... не-жизнью?

Андру подошел поближе, взял меня за руку, с удивительным для подобной процедуры достоинством обнюхал мое запястье и изрек:

— Нет. Вас эта напасть не затронула. Вероятно, вы, Дюс, восприимчивы к не-жизни приблизительно так же, как я и мои подданные.

Последняя фраза мне совсем не понравилась — не хотелось иметь что-то общее с кровососами — но дышать все равно стало легче. Хвала Ирие, хоть тут пронесло! А то не хватало для полного счастья еще и нежитью стать.

Я глянул на вампира:

— Агаи надо предупредить.

Правитель этернус кивнул:

— Да. Он должен знать. Так будет легче следить за изменениями. Возможно, я ошибаюсь. А если даже нет.. может быть, маг все-таки найдет способ справиться с чужим колдовством?

После завтрака, приготовленного на скорую руку, пока вампиры залечивали раны и утоляли свой голод кровью одной из лошадей, я отвел сирин в сторону и выложил ему все как есть. Не упустив ни одной, самой неприятной подробности. Маг из бледного стал пепельно-серым, но страшное известие принял спокойно — не впал в истерику, недостойную мужчины, не ополоумел от страха, а только шепнул:

— Я это заслужил.

Чего-то в этом роде я и ждал. Даже был полностью с ним согласен, да только для дела требовалось забить виноватую голову другими, более полезными мыслями.

— Агаи, теперь твоя задача — быстрее выздороветь. Ты нам нужен. Так что умирать и становиться нежитью запрещаю. Можешь считать это приказом.

Сирин нервно сглотнул и выдавил:

— Хорошо.

Конечно же, я не питал особой надежды — смерть не остановить словами, но... кто знает... быть может, они заставят ее подождать?

Рису и Морре я тоже рассказал, как обстоят дела. Малышка долго и серьезно смотрела на сородича, а затем неожиданно потянулась к нему на руки. Я не стал ее останавливать — пока Агаи жив, девочке ничего не грозило, зато ее сила могла отсрочить, а то и вовсе остановить болезнь. Нельзя упускать ни одного, даже самого призрачного шанса. Без мага нам сейчас никак нельзя. Сирин и правитель нежити удивительно изобретательны, когда занимаются чем-то вдвоем. Их "находки" могут стать самой большой неожиданностью для врага, особенно если у нас будет хотя бы месяц до начала осады.

Я посмотрел на выбеленный снегом склон и усмехнулся: вполне вероятно, что у нас окажется в запасе целая зима, а за такое время... будем живы, можно многое сотворить.

В памяти всплыло самодовольное лицо маглука, и рука сама потянулась к мечу.

Этот должок я никогда не забуду, и сейчас самое подходящее время, чтобы его вернуть! Как только минует опасность для этернус и князя... Как только удостоверюсь, что Эрхена и Морра в безопасности, я навещу ублюдка. И поговорю... один на один.

Я повернулся к лошадям, чтобы оседлать свою кобылку, и выругался.

Ну как можно было забыть? К ведьме, что ли, сходить.. провериться на "лошадиное" проклятие? Ну почему из всех животных самым слабым оказалось именно то, к которому я привык?!

* * *

Серые валуны границы встретили путников мокрыми темными боками: пока мы добрались до пустоши, снег успел растаять, а из туч посыпался мелкий ледяной дождь. Впервые в жизни я обрадовался каменным зубам, торчащим из пожухлой травы, примятой ночным снегопадом. Этим немым охранникам Пустоши, широко распахнувшей для нас необъятную пасть.

Новая лошадь моего настроения не разделила — она заупрямилась и взбрыкнула, отказываясь сделать последние шаги. Пустошь сильно беспокоила животных: они грызли удила и пугливо косили глазами по сторонам. Я не понял до конца причин их нервозности — с лошадьми из Наорга таких проблем не возникало. Да, они тревожились, но не настолько. Может, дело было в привычке? Все-таки Наорг граничит с Пустошью, а земли кочевников — нет. Как бы то ни было, в итоге нам пришлось спешиться и дождаться, пока Агаи поколдует над животными. К вампирам кони привыкли довольно быстро, а вот напряженную угрозу Пустоши самостоятельно преодолеть не смогли.

Я тронул поводья и толкнул пятками лошадиные бока, вынуждая кобылу послушаться. Она затанцевала на месте, упрямо отказываясь переступить через валун.

— Дюс, подожди, я сейчас помогу, — остановил меня Агаи, спешился, перебросил поводья Эрхене и схватил мою лошадь под уздцы. Он погладил ее по влажной пегой морде и задержал ладонь на лбу. Губы сирин едва заметно зашевелились, проговаривая короткое заклятие.

Когда кобыла наконец успокоилась, маг отстранился и сказал:

— Постарайся не предаваться мрачным мыслям, иначе аура становится тяжеловатой для живых существ. Когда ты один, это еще ничего, но вместе с энергией Пустоши для бедной лошадки получается слишком много.

Я усмехнулся — дожил, теперь не только люди, но и животные от меня шарахаются. Как бы не пришлось среди нежити себе скакуна искать, а вместо домашних собак заводить крокутов или тех шестилапых уродов из ущелья. А заодно продавать поместье, строить новое по соседству с упырями, и хозяйку для него искать тоже среди упырих.

Я мысленно поморщился: неудачная шутка, а самое главное — вполне тянет на пророчество.

Кобыла резко мотнула головой, сирин посмотрел на меня с укоризной, и я сплюнул — Мо шизане, даже думать, о чем хочется — и то нельзя!

Колдун, шепнув еще пару слов, легко дунул лошади в глаза и отошел в сторону.

— Все! Должно хватить до вечера, если будешь за собой следить. Еще пару дней помучаешься, и она привыкнет — уже забравшись в седло, напоследок утешил маг.

Я окинул его внимательным взглядом, пытаясь углядеть влияние не-жизни, о которой говорил вампир. Парень выглядел нездоровым, но все-таки лучше, чем пару часов тому назад — Морра над ним неплохо поколдовала. По-хорошему, магу не помешал бы еще отдых и поддержка целительницы, но до привала еще надо было дотянуть.

Девочка, словно в ответ на мысли об отдыхе, завозилась в седле и пискнула:

— Дюс, отдыхать?

— Немного позже, маленькая. Или ты чего-то хочешь?

Морра, помотав головой, посмотрела в сторону Агаи. Он сильно ссутулился и стал похож на большую больную птицу. К его спине прижалась Эрхена. Выглядела она решительной и серьезной. Мне показалось, девушка не столько держалась за сирин, сколько сторожила каждое его движение.

— Агаи, — окликнул я мага, — как ты себя чувствуешь?

Он тотчас встрепенулся, расправил плечи и словно ни в чем не бывало сказал:

— Хорошо, а что?

Я покачал головой:

— Не похоже, что "хорошо". Значит так... если станет хуже, немедленно приказываю об этом сказать. Ты понял?

Юноша недовольно поморщился и неожиданно огрызнулся:

— Мне теперь и дышать по твоей команде?

Я кивнул:

— Если потребуется, — и оглянулся в поиске Андру.

Вампир ушел далеко вперед. Как только мы пересекли границу Проклятой земли, кровососы немного расслабились: с лиц ушло напряжение, не оставлявшее этернус с тех пор, как я встретился с ними в подземельях Сырта. Подданные князя теперь себя чувствовали почти как дома: переговаривались, шутили, подначивали друг друга. В общем, вели себя как обычные люди.

Признаться, меня это несколько нервировало: было бы намного проще, если бы вампиры по-прежнему придерживались образа кровожадных убийц. Тогда не пришлось бы постоянно напоминать себе об их упыриной сущности.

Впрочем, встреть я их в другое время и при других обстоятельствах, ничего бы не изменилось — убил бы, не задумываясь.

Я покосился на этернус, которому Морра буквально прирастила голову. Он разглядывал рукав, располосованный когтями ночных гостей. Вид у упыренка был крайне огорченный.

У меня непроизвольно вырвался вздох — а может, не сразу бы снес. Хотя, о чем это я? С такими мыслями недолго самому без головы остаться. Не спрашивать же каждого вампира, этернус он или нет. И даже если этернус... что это меняет? По большому счету — ничего.

Клятый Андру — за такое короткое время чуть не перевернул все мои представления о нежити с ног на голову!

Дорога бок о бок с правителем нежити в очередной раз подтвердила истину, что самые опасные люди на свете — это мудрецы и обаятельные мерзавцы. И те, и другие легко выдают белое за черное. Стоило мне подольше пообщаться с клыкастым алхимиком, как прежние непреложные истины стали так же сомнительны, как миражи в пустыне.

Я поймал себя на мысли, что очень хочу узнать, как живется людям князя. Тем, чью кровь сосут упыри. Это было болезненное любопытство. Нездоровое, я бы сказал: да простит мне Ирия этот грех. А я, в свою очередь, прощу его собственные. Уж слишком всемогущий любит издеваться над своими "детьми".

Кобыла нервно всхрапнула, заставив меня выругаться шепотом:

— Чтоб тебя... хренодрога мосластая.

Морра с интересом задрала головенку, прислушиваясь, и зашевелила губами.

Вот кто мне скажет, почему дети и говорящие птицы в первую очередь запоминают бранные слова? Ну разве это жизнь? Ни о богах плохо подумать, ни выругаться, Мо шизане!

* * *

Прозрачное редколесье предгорий совсем не защищало от ветра. Вампиры забрали гораздо севернее проторенного пути, и холодные порывы ветра, обжигая лицо, выдули последнее тепло из-под плаща. Я плотнее стянул его края, прикрывая малышку.

Чем выше мы поднимались в горы, тем хуже становилась погода: ударил мороз, и дождь на наших глазах нарастил на склонах корку наледи. Пришлось Агаи поколдовать над лошадиными копытами, чтобы не скользили. Непогода и трата сил на сложное заклинание обернулись неприятностями: Агаи сравнялся по бледности с вампирами, его глаза потускнели.

Я подъехал к Андру:

— Далеко до вашего убежища?

Вампир покачал головой:

— Нет. С час езды, не больше.

Не успел я порадоваться такой хорошей новости, как за спиной раздались испуганный вскрик Эрхены. Сирин все-таки потерял сознание. Он упал на землю, широко раскинув руки, словно пытаясь взлететь.

Правитель нежити осторожно перевернул юношу на спину. Его лицо было залито кровью. Парень сильно поранил лоб и содрал о камни кожу на переносице, хорошо еще, нос не сломал.

Я обвел сирин внимательным взглядом и попросил Морру:

— Полечи его немного.

Девочка сначала поводила ладонями над ссадинами, сращивая плоть, а затем растерла Агаи руки. Этого хватило, чтобы он пришел в себя: щеки Агаи прямо на глазах порозовели, он растерянно моргнул и обвел нас тревожным взглядом:

— А что случилось?

Правитель нежити протянул магу мокрый платок:

— Вытрите лицо как следует и быстрее садитесь в седло.

Я поморщился — да уж... запах свежей крови взбудоражит всю окрестную нежить. Плевать, что еще светло, тяжелые тучи превратили день в настоящие сумерки.

— Быстро в седло! Поедешь с Лаланном, — отдал я короткий приказ.

Сирин безропотно его выполнил: кажется, парень здорово испугался.

Андру, в свою очередь, поманил одного из своих этернус:

— Бегом вперед. Подготовишь все к нашему приезду. Первым делом займись печкой и согрей воды.

От мысли, что скоро мы окажемся в тепле, все повеселели. Даже Агаи улыбнулся:

— Больше не свалюсь, не переживай.

Убежище вампиров повергло меня в легкую растерянность. Не ожидал я найти посреди Пустоши таких хором. Начну с того, что этернус выломали убежище прямо в гранитной скале. Как и в Сырте, его узкий вход закрывался огромным каменным кругом, который можно было откатить по желобу и заклинить камнями. Помещение состояло из двух больших залов и комнаты поменьше. Один из залов приспособили под хранилище и конюшню. В самой маленькой комнате упыри соорудили странной конструкции печь — прямоугольную и низкую, с протянутой по полу трубой, на которой можно было лежать и сидеть.

Печь меня несказанно обрадовала, хотя и удивила немало. Как-то не вязалась она с вампирами: за каким демоном кровососам тепло, если они неживые?!

Конечно, я тут же спросил об этом князя, он в ответ лишь вздохнул:

— Один из недостатков не-жизни — вечный холод: сказывается недостаток жизненной силы. Так что теплые печи мы любим не меньше людей, хотя самое надежное средство согреться для нас — это свежая кровь.

У меня вырвалось непроизвольное хмыканье — кто бы сомневался.

Я не успокоился, пока не заглянул во все углы и лари. Князь к безопасности и удобствам подходил серьезно. Временное убежище этернус могло вместить человек тридцать — не меньше. И с десять лошадей. Кроме дров для печи, в нем хранили овес, крупу и вино. Воду я обнаружил в небольшом гранитном бассейне. Я не сумел рассмотреть, откуда ее берут, но почему-то остался уверен, что не из ближайшего ручья. При склонности князя к изобретениям, он наверняка придумал систему для сбора дождя.

В общем, прогулявшись, я сделал вывод: при необходимости в подземном жилище можно с комфортом прожить всю зиму компанией из трех — четырех человек. Вампиры даже нужник предусмотрели. Кто бы еще объяснил, за каким... он нежити сдался.

В ответ на мой вопросительный взгляд, вампир негромко рассмеялся:

— Дюс, неужели вы верите байкам, что у нас нет других потребностей, кроме крови? Ну же, не разочаровывайте меня.

И словно в подтверждение его словам, один из этернус зачерпнул полную кружку воды и с жадностью выпил.

— А это-то вам зачем? — не сдержал я удивления.

Андру улыбнулся:

— Помните сказку о злом колдуне, которого держали в подземелье? И которого нельзя было поить?

Великий Ирия.... Этот пройдоха когда-нибудь научится прямо отвечать? Или эта черта характер, неотделимая от титула? Почему именно люди, стоящие у власти, любят отвечать на вопрос вопросом? Ограниченный запас ответов у них, что ли? Или — правды ограниченный запас? Но привычка Андру сбивать собеседника с толку — это, пожалуй, уже на пределе человеческого терпения...

Поняв, что я не раскрою рта, вампир продолжил:

— Уверен, что помните. Думаю, ее писали о вампире. Ведь мы не умираем без воды, но постепенно усыхаем... становясь похожими на хинжуйские мумии. Но сил действительно становится меньше.

— Усыхание без воды вы тоже на себе проверяли?

Князь невозмутимо кивнул:

— Конечно. Я просто был обязан изучить достоинства и недостатки нового тела. Кстати, без воздуха мы тоже можем... существовать.

В ответ я хмыкнул:

— Ну еще бы. В жизни еще не слышал о вампире-утопленнике. Исключительно лишь об утопленниках-упырях.

Тут Андру не выдержал и рассмеялся:

— Вот что мне всегда в вас нравилось, Дюс, так это склонность шутить в любой ситуации.

Я? Шутить? Даже не думал.

Пока женщины возились с ужином, мы с Рисом накормили и почистили лошадей, уделив их копытам особое внимание. Степные лошадки, непривыкшие к жестким камням и щебню, могли поранить ноги. Поэтому стоило степи смениться на предгорья, животным обмотали копыта широкими полосками кожи, да еще Агаи немного поколдовал. Так что наши кони не захромали. Замечательно, когда в отряде есть хоть один маг, даже если он полудохлая бестолочь.

Я засыпал в торбы овса и похлопал свою кобылу по шее.

— Надеюсь, ты не околеешь хотя бы до замка вампиров.

Лошадь в ответ лишь всхрапнула. Хорошо, что животные не умеют предчувствовать свое будущее, иначе даже самая последняя доходяга с живодерни не подпустила бы меня ближе чем на версту. Еще пара таких потерь, и за Дюсом Лироем укрепится кличка: демон "Лошадиная смерть". Интересно, такой есть в длинном списке Агаи?

Во время ужина в полой мере удалось оценить все преимущества странной печки — я мгновенно согрелся, а плащи, разложенные на просушку, успели высохнуть прежде, чем мы устроились спать. Да и сама "постель" получилась удобной — вампиры хранили в запасниках козьи шкуры, пушистые и белые, как снег. Хотя если учесть, что я вторые сутки без сна... то для меня сейчас и холодный камень что перина.

Но прежде чем прислонить голову к подушке, я проследил за тем, чтобы Морру положили рядом с Агаи. Он меня беспокоил. За ужином сирин притронулся к еде только после того, как я приказал. Правда, потом, не заметив, уплел целую плошку похлебки, да и от второй не отказался.

Стоило людям устроиться спать, как вампиры погасили светильники, оставив лишь самый маленький, на столе. Его желтоватый неровный огонек и отблески печного пламени сделали темноту по-домашнему уютной.

Чувствуя, что не продержусь и пяти минут, я поискал взглядом Эрхену. Измученная девушка уже спала, зябко скрутившись под одеялом. Видно, так намерзлась за день, что холод не отпустил ее даже на теплой печи.

Я взял плащ, который собирался использовать вместо подушки, укрыл им девушку и лишь после этого улегся сам, лелея надежду, что следующий ночлег окажется не хуже этого.

Утро преподнесло самый приятный сюрприз, который можно получить в этих землях осенью или зимой — хорошую погоду. Пусть было холодно, а ветер так и не стих, зато ярко светило солнце. Даже лошади — и те пошли быстрее без всяких понуканий. По моим расчетам, до замка нежити оставалось не больше десяти дней. Если погода не подведет. Но главное, чтобы она продержалась, пока мы делаем переход через Волчьи зубы. Эти невысокие горы летом не доставляли хлопот, но зимой превращались в снежные ловушки. Не хотелось попасться в одну из них.

Но, Ирия наш хранитель, на этот раз повезло — на переход через горы ушло всего четыре дня. Все эти четыре дня сияло солнце, небо радовало безоблачной синевой, а ночи — спокойным отдыхом в надежно обустроенных схронах, обнаружить которые было фактически невозможно. Вход обычно выглядел небольшим углублением c неровными краями в скалах. Для того чтобы сдвинуть с места камень, заменявший дверь, требовалась сила вампира. Или — моя.

В последнем из убежищ нас поджидали дополнительная охрана и свежие лошади: подданные князя хорошо приготовились к возвращению господина. И хотя мы были готовы провести ближайшие месяцы в окружении упырей, прибавление в их рядах вызвало сложные чувства. С одной стороны, теперь нам теперь ничто не угрожало, с другой — остро ощущалась уязвимость живых. Особенно когда на прокорм кровососам ушли лошадки степняков. Не подняло настроение даже свежее мясо в котле. Вампиры отнеслись к животным как к расходному материалу, и это заставило меня задуматься: не так ли дела обстоят и с живыми людьми? Хотя лучше уж сожранные лошади, чем голодные вампиры.

На седьмой день мы вынырнули из леса и увидели первые признаки "жизни" — припорошенные снегом распаханные поля. Часть из них зеленела нежными всходами озимых.

А на ближайшем холме возвышался большой приземистый замок, фактически лишенный привычных взгляду окон. Те что имелись, находились очень высоко от земли и заменяли бойницы.

Я повернулся к Андру:

— Ваша светлость, это ваш дом?

Правитель нежити покачал головой:

— Нет, это поместье Черный холм. Замок одного из моих вассалов. Столица княжества находится отсюда в четырех днях пути.

Я от неожиданности натянул поводья и переспросил, надеясь, что неправильно понял:

— Что, вы сказали, находится?

Вампир нагло сверкнул белозубой улыбкой:

— Город. Столица моего государства.

Эдхед то... все намного серьезнее, чем я думал.

Вскоре все живые погрузились в напряженное молчание. Нам предстояла первая и, пожалуй, самая важная встреча с реальностью. С той жизнью, что ждала нас в окружении нежити. Именно сегодня предстояло узнать, во что же мы все-таки влезли.

Я ехал, с интересом оглядывая ухоженные поля, собирая по крохам информацию, чтобы потом сложить ее в целостную картину. Пока мне нравилось то, что я видел — возделанная земля могла прокормить не одну сотню людей. А еще стало ясно, на что ушел выломанный из скал гранит: вампиры не поленились выложить обтесанными брусками дорогу. Она тянулась к поместью от самого первого поля. Значит, про людей правитель нежити не соврал.

Пока я оглядывался, от замка отделилось несколько черных точек — верный вассал выехал навстречу правителю. Хозяин замка не счел нужным скрывать свою радость от встречи. Он легко спрыгнул с коня и с достоинством поклонился:

— Ваша светлость, безмерно счастлив вашему возвращению. Позволите проводить вас и ваших гостей на отдых?

Все как у нас, у людей. Только вместо подобострастия и подхалимства — искренние радость и готовность служить. Хотелось бы знать: это последствия клятвы, или Андру действительно настолько уважаем и любим?

Князь улыбнулся:

— Я тоже рад вас видеть. Надеюсь, все в порядке?

Вампир широко улыбнулся:

— Стараниями Двуединого, все как обычно.

Андру кивнул:

— Хорошо. Новости расскажете позже, а пока познакомьтесь с моими спутниками.

Когда Андру назвал мое имя, я заметил, как у хозяина замка непроизвольно сжались губы, а между бровей залегла хмурая складка.

Ну что же... вряд ли вампиры должны испытывать при виде меня приступ радости. Да этого от них никто и не ждал, главное, чтобы держали себя в руках и не скалили зубы.

Я всмотрелся в лицо этернус, оценивая его настроение и наши перспективы. Упырь непроизвольно отпрянул назад, разглядев наконец, что тот самый Лирой — еще и не человек в придачу.

Правитель нежити заметил одеревеневшие плечи вассала и решил прояснить ситуацию до конца:

— Я принес клятву верности Дюсангу Лирой Тилн Ремари и поклялся его защищать.

Хозяин замка, вздрогнув, поклонился:

— Приветствую вас, господин Лирой, на своей земле. Чувствуйте себя как дома.

"А вот это вряд ли..." — подумалось мне, но вслух я сказал:

— Благодарю.

Вампир в ответ снова поклонился.

Какие же они тут вежливые, Мо шизане....

Замок, если сравнивать даже с дядиным поместьем, размерами не удивил. Зато его выстроили на совесть: из самого прочного материала — все из тех же гранитных блоков. И еще в нем не оказалось внутреннего двора. По сути, это был один большой дом. Когда за нашими спинами закрылись ворота, следом — стальная решетка, затем — еще одна, мы оказались в огромном зале, чей сводчатый потолок поддерживали столбы. Освещением служили точно такие же шары, как в Сырте.

Стоило въехать первому всаднику из кавалькады, как подбежали слуги. Самые обычные люди. На вампиров они смотрели... с почтением. Как смотрит вышколенный слуга на строгого господина: с уважением и должной толикой страха. Но не более. К слову сказать, меня испугались больше: парнишка, схвативший было кобылу под уздцы, вскрикнул и неожиданно рухнул на колени и сгорбил спину. Его примеру тут же последовали остальные люди.

Сторукий Мо... ну в чем опять дело? С какой стати мир снова сошел с ума?!

Я выругался, опустил поглубже капюшон и оглянулся на сирин:

— Агаи. Похоже, мне все-таки потребуется человеческий облик.

Маг устало кивнул. Его глаза были пусты и безжизненны. Больше всего сирин сейчас походил на светильник, в котором внезапно закончилось масло. Только в юноше, похоже, закончилось желание жить.

Вероятно, Андру почувствовал мою настороженность, потому что нам предоставили две смежных комнаты. В остальном вампиры тоже оказались на удивление предусмотрительны: нас уже ждала жарко натопленная мыльня. Не такая роскошная, как в Сырте, но вполне достойная.

Когда я вышел из нее, слуги уже принесли ужин. Именно его аромат и выманил меня из лохани с горячей водой. Но не успели мы сесть за стол, как в дверь снова постучали — пришел Андру. Правда, за стол садиться не стал, извинившись, что не может составить нам компанию. Князю предстояло выслушать длинный отчет о событиях, которые произошли в его отсутствие. Зато вампир оставил нам лютню. Вероятно, чтобы гости сами себя развлекали и не мучились мрачными мыслями.

Рис взял инструмент, и серебряные струны запели, застонали в его руках, словно живые. Если верить этому плачу, на душе у друга было нехорошо.

Почувствовав, как устремились в его сторону настороженные взгляды, Лаланн резко оборвал игру:

— Давайте для начала поедим. — И выразительно посмотрел в мою сторону.

Ужин прошел в мертвой тишине. Нам было не до разговоров и не до песен. Я бы, наверное, спокойнее себя чувствовал, если бы решил поспать на склоне курящегося вулкана.

— Покараулишь женщин, а я пройдусь немного. Только поколдуй надо мной, — приказал я Агаи, стоило слугам убрать со стола.

Рис тут же выбрался из кресла, в котором успел устроиться в обнимку с лютней:

— Я с тобой.

Ну что же... Две пары глаз лучше одной.

Мне не терпелось узнать степень нашей свободы, и была ли она у нас вообще. А заодно удовлетворить любопытство. Меня очень заинтересовало, почему в замке вообще нет двора под открытым небом. Насколько я помнил, крылатой нежити крупнее фонарников в Пустоши не водилось. Во всяком случае, мне не попадалась. К чему тогда прятаться от солнца за камнями?

Мы с Рисом спустились на первый этаж. Там находились хозяйственные постройки: амбары, конюшни, птичник, кузница и мастерские. Несмотря на поздний вечер, в некоторых еще суетился народ. Люди. Не вампиры.

Нам позволили сунуть нос везде, хотя без внимания, конечно, не оставили. Куда бы мы ни вошли, работа немедленно прекращалась — сервы бросали свои дела и начинали глазеть на незнакомцев. Должно быть, чужаки посещали замок нечасто, скорее всего — никогда. А вот вампиров мы встретили мало — всего трех.

Надо сказать, обитатели замка подняли у меня в душе противоречивые чувства. Ведь при желании... если бы люди захотели... они, пожалуй, уничтожили бы своих "господ". Почему сервы этого до сих пор не сделали... непостижимо. Знать, что ты — не более чем обычная пища, и спокойно это принимать?! Наверное, здешние люди подобны овцам, которые без пастухов и шагу не способны сделать.

Немного подумав, я решил не спешить с выводами: мир уже не раз и не два преподносил мне сюрпризы. Как бы и эта загадка не оказалась одним из них.

В одной из мастерских я увидел интереснейшую вещь: люди резали на ровные плитки тмарский сланец. Один из самых дорогих товаров в мире. И один из самых востребованных. Сланец цвета яичной скорлупы шел в основном на черепицу и плитку для пола. У этого не особо красивого камня было одно свойство, делающее его желанным и разорительным для кошельков. Тмарский сланец прекрасно удерживал на себе плетенье заклятий. Они впечатывались в белый камень раз и навсегда. Более того — магия не слабела с годами, и ее было невозможно снять. Понятное дело, более-менее обеспеченные люди пускали на крыши и полы в домах именно этот сланец. Особенно на полы, потому что им, в отличие от черепицы, износу не было.

Но заинтересовал меня не сам камень.... Просто до сегодняшнего дня я думал, что этот сланец добывают исключительно в княжестве Тмар, у самых берегов моря Мертвых.

Забавно... получается, наши соседи не гнушаются торговать с нежитью? Ну и дела...

Я взял в руки готовую плитку и с интересом перевернул.

Так и есть — вот она... печать северного воеводства! Интересно, какие еще нас ждут сюрпризы у упырей?

На осмотр замка ушло добрых два часа. Основным его населением все-таки оказались люди: их жилища занимали почти весь второй этаж. Андру не врал, говоря, что сервам живется неплохо. Внешне это выглядело именно так. Они были сытыми, здоровыми, носили хоть и простую, но крепкую одежду.

Впрочем, нашлась все-таки одна особенность, выделявшая сервов нежити из обычных людей. На шеях подданных нежити темнел рисунок. Знакомый рисунок. Такой легко найти почти в каждом доме Наорга. Фурка. Руна Ирия. Y. Вот только тут она была двойной — вторая Y была направлена рогами вниз.

Значение двойного символа я не знал, зато Рис оказался в курсе.

— Древний знак Мо, — нахмурился милитес, когда мы проходили мимо одной из дверей с точно таким же рисунком, нанесенным темным кармином.

Я усмехнулся — кто бы сомневался, что вампиры выберут кровожадного братца. Странно, что они про знак Ирия не забыли.

На том этаже, где жили люди, мы обнаружили большой зал с мозаичным полом, сделанным все из того же сланца. Кроме белого магического, для мозаики использовали самый обычный — темно-серого цвета. Разноцветные плитки сплелись в защитные узоры.

— Трехлучевая звезда и лунный крест, — ткнул пальцем в пол Лаланн.

Лунный крест я знал. Им часто пользовались в Приграничье как оберегом от нежити, посыпая пороги золой. Особенно зимой, когда с Пустоши в сторону людских селений расползалась всякая пакость. А вот значение звезды было мне неизвестно.

— Древний символ, — шаркнул носком сапога по темному камню Рис, — такой же древний, как символ Мо.

Я снова посмотрел на перевернутую фурку. Она сильно напоминала трехлучевую звезду, а та, в свою очередь, если немного изменить угол лучей — трехпалую метку демона. Единственное, что не поддавалось объяснению — двойная фурка. Ирия есть свет и добро. Ну, еще возмездие за неправедные дела человеческие. Другие небожители — его соратники, помощники, глаза и оружие. А Мо... он такой же проклятый, как эта земля. Завистливый ко всему живому. Злой гений нашего мира, гораздый на козни и скорый на расправу. Ему даже поклонялись в отдельных храмах, когда отпевали умерших. Поклонялись в надежде, что демон отпустит душу покойника для перерождения. Мо был богом некромантов, черных магов, воров и иногда — алхимиков. Когда те работали с темными стихиями земли. Но до того, чтобы объединить символы двух извечных врагов в одном... до этого могли додуматься только вампиры! Точнее — самый хитрый из них.

Но больше всего меня поразил огромный черный круг на стене. Он играл переливами черной смальты. Перед монохромной мозаикой белым пятном выделялась статуя Ирия в его самой грозной ипостаси: с пучком дротиков в одной руке и жезлом в другой. Только жезл был не такой, как в наших храмах, а тоже в форме двойной фурки.

Я оглянулся на Лаланна, тот напряженно застыл, не отводя взгляда от черного круга.

— Рис... — я позвал, привлекая внимание.

Милитес повел плечами, словно ему внезапно холодно стало, и мрачно обронил:

— Видишь рисунок? Это Черное солнце. Знак изнанки мира. Его темной стороны. Знак ожидания, что Черное солнце заменит наше светило, и вернутся изначальные Тьма и Хаос. Так сказано в Законах Ирия.

Я поморщился — не люблю подобных речей, тошнит меня от них. От пафоса всех этих великих предсказаний, законов, скрижалей, чтобы их сочинителям век перерождения не видать.

— Простите, что вмешиваюсь в вашу беседу, но боюсь, вы неправы, — раздался за нашими спинами приятный низкий голос.

Я обернулся: в дверях стоял вампир.

Наши настороженные взгляды незнакомца не смутили.

— Нет другого солнца. Оно одно. Восходит и заходит, проходя через все три мира. Черное солнце всего лишь символ, знак тайной божественной мудрости. Ирия знает нижний мир не хуже небесного, ибо живет сразу в обоих, — после этой фразы мужчина поклонился и представился: — Иолах Энер, жрец Ирия.

— Дюсанг Лирой, — поклонился я в свою очередь и, не услышав от Риса ни звука, повернулся в его сторону. Мой земляк застыл каменным истуканом, словно был не в силах ни двинуться, ни заговорить.

— А это мой верный друг и товарищ, милитес Лаланн, — пришлось сказать за него.

Вампир улыбнулся:

— Простите... скоро начинается вечерняя служба. Хотите остаться?

Этого еще не хватало! Тогда Рис точно что-нибудь учудит. Как только увидит, что люди просят благословления упыря. Я и сам такой картины не вынесу.

— Спасибо за приглашение, но, пожалуй, для нас это чересчур, молиться вместе с нежитью, — я не посчитал нужным смягчить свои слова.

— Понимаю, — ничуть не обиделся жрец, посмотрел на Лаланна, улыбнулся спокойно, а затем сказал: — Если возникнет желание поговорить о Великом.... приходите. Поверьте, ничего нового мы не придумали, просто глубже заглянули в историю этого мира.

Вампир еще раз поклонился и пошел к алтарю. Мы же с Лаланном отправились искать обратную дорогу. На душе стало еще тяжелее.

Вот вроде бы выглядит все пристойно, хотя и непривычно, а ведь противно-то как! Но если мы хотим выжить, придется через брезгливость переступить и закрыть глаза на чужие обычаи. Знали, на что идем. Знали, что упыри не нектаром цветочным питаются. И что люди у них живут. И для чего их держат. Знали, но согласились? Согласились. Сами сделали выбор, никто за спиной с ножом не стоял. Князь свое обещание пока выполняет слово в слово, так что... нечего кривиться и морщиться. Во всяком случае, этернус не особо выделяются кровожадностью среди людей и... нелюдей.

Поймав себя на этих мыслях, я вздохнул — в который раз сам себя уговариваю? Не сосчитать. Скоро вместо молитвы буду по пять раз в день повторять.

В голове всплыли картины Сырта, и я оскалился — нет уж... лучше на этой стороне, чем на той!

Рис, по-видимому, пришел к аналогичному выводу, потому что махнул рукой:

— Ладно, привыкнем.... Надеюсь. Лишь бы нас не заставили вместе в храме стоять.

Таких слов я от него не ожидал: у Риса редко получалось мыслить спокойно и адекватно, когда речь заходила об упырях. Любых — что обычных, что этернус.

Мое удивление почти сразу же развеяли слова:

— Знаешь, Дюс, на полноценную злость уже сил не хватает. Пожалуй, надо сначала отдохнуть от дороги, а то связно мыслить не получается. Постоянно кажется, что или я, или этот мир сошел с ума.

Я рассмеялся — знакомые мысли — и сказал:

— Тогда нас двое таких сумасшедших в одной упряжке.

Дверь "гулякам" открыла Эрхена — защитничек-сирин, свернувшись клубком в кресле, явно видел уже десятый сон.

Лаланн тронул мага за плечо:

— Агаи, ложись в кровать!

Он сразу вскочил, уставившись на нас совершенно бессмысленным взглядом, и пробормотал:

— Я не засыпаю!

Рис рассмеялся:

— Нет, не засыпаешь. Ты уже откровенно спишь! Давай, давай... маши крыльями до постели.

Маг послушно поплелся в указанном направлении, на ходу снимая камзол и рубашку.

Рис, глядя на то, как сирин кутается в одеяло, вздохнул:

— Чувствую, не переживет парень зимы.

Я промолчал, потому что и сам так думал. Дело было даже не в подцепленной заразе, а в нежелании жить. Выглядело это так, словно из Агаи в один момент выдернули стержень, без которого парень не мог устоять на ногах. Такое настроение меня не устраивало: хреново идти в бой с магом, который настроен доблестно умереть. Да... Придется подумать над тем, как встряхнуть нашего "героя".

Милитес кивнул на кресла рядом с накрытым столом:

— По бокалу вина?

Я согласился — вино у кровососов было весьма приличное, риволийское, от такого грех отказываться.

Мы немного посидели, думая каждый о своем и в то же время, сдается мне — об одном и том же. О том, что уже через четыре дня окажемся в столице княжества нежити. Я чувствовал, там нас ждет много сюрпризов. Хотя куда уж больше... Действительность и так превосходила самые смелые фантазии: я думал об одном замке, одинокой берлоге, а обнаружил целое государство. Маленькое, но вполне процветающее, раз хозяева подали к столу риволийское вино. Да и обстановка на господской половине тоже была не бедная: что мебель, что пушистые ковры — явно не на коленке сделаны. Интересно, много ли по миру гуляет товаров из здешних мест?

Ну и Андру... Ну и жук... Всех вокруг пальца обвел! Хотелось бы знать, как он умудрился договориться с правителем Тмара... Но еще больше хотелось выведать, какую выгоду упырь имеет с нашего Фирита. Ведь не за красивые глазки отпрыск сгинувшей династии помогает солнцеподобному избавляться от неугодных короне. Спросить напрямую что ли?

Я скептически хмыкнул, как наяву услышав "А что вы, Дюс, сами думаете по этому поводу? Что я могу с него получить?".

Вот наверняка дело кончится именно таким ответом, можно смело поспорить на золотой.

— Чему улыбаешься? — поинтересовался Лаланн: — Вроде как сегодня ничего веселого не произошло.

— Это с какой стороны посмотреть, — ответил я, дождался вопрошающего взгляда и пояснил: — Радуюсь, что скоро получу ответы на все накопившиеся вопросы, ведь до замка Андру осталось всего четыре дня.

Рис на мои слова криво ухмыльнулся, допил вино и только затем сказал:

— А ты уверен, что ответы тебя порадуют?

Я пожал плечами: порадуют или не порадуют, но хотя бы не останется белых пятен. Истина, она в любом случае лучше, если только ты не любитель "слепых" боев.

Но в одном, пожалуй, мой товарищ не ошибся — как ни настраивай себя на самую горькую правду, а действительность наверняка окажется много хуже. Это, можно сказать, в последнее время непреложный закон.

Лаланн, не дождавшись ответа, наполнил бокалы и сказал:

— Выпьем за нашу память...

Я хмыкнул — нашел, за что тост поднимать.

Мой приятель хитро прищурился:

— За то, чтобы когда нам покажется — все, в этом мире уже невозможно жить! — мы вспомнили: другого нет и не будет!

Это точно... Хотя у меня, в отличие от Риса, еще оставался запасной вариант. Правда, не уверен, что радужный. Ведь если верить словам вампира, у меня даже умереть спокойно не получится.

Я выпил одним глотком содержимое бокала и выругался: от сирин безысходностью заразился, что ли? С таким настроем проще сразу повеситься. Нет уж! Это сирин и Фирит пусть удавятся, пусть их чумная повозка трижды переедет, но я устою! И те, кого люблю, тоже выживут, даже если для этого придется вытрясти душу из самого Мо.

С таким настроением я и отправился спать. Давно за собой заметил, что пофилософствовать о смысле жизни меня тянет исключительно в двух местах: верхом на лошади или в одиночестве в кресле у камина. С креслом, камином и одиночеством у меня в последнее время как-то не складывалось, зато с седлом везло, так что времени как следует обдумать происходящее будет более чем достаточно.

Пока породистая тонконогая кобыла цокала подковами по граниту, я мерно покачивался в такт ее шагам и рассматривал окрестности. Каждая новая деталь пейзажа таила скрытый смысл, дополняя мое представление о государстве нежити.

По словам Андру, его замки стояли друг от друга на расстоянии перехода, который было по силам преодолеть за день неспешному тяжеловозу с груженой повозкой. Большую часть земли между поместьями занимали поля, разделенные узкими полосками садов, посадками огневушки, черного дуба да белоствольной лиственницы, самых дорогих и востребованных деревьев. Притом лес вырос не сам по себе: саженцы тянулись к небу ровными рядами, словно королевские гвардейцы на параде. Сады тоже порадовали ухоженностью: аккуратно обстриженными кронами и стволами, закрытыми на зиму от мелких грызунов колючим лапником.

Андру оказался рачительным хозяином. Хорошо продумал: поля распахали на таком расстоянии от замка, чтобы за день люди успели добраться, поработать и вернуться обратно. За ними росли сады и лес.

Несколько раз мы пересекли по надежным каменным мостам небольшие речушки. Оглядываясь по сторонам, я так и не сумел избавиться от ощущения, что еду по одной из северных провинций Наорга. Единственной странностью, напомнившей, что мы забрались в сердце царства нежити, было отсутствие деревенек вдоль дорог. Это если не считать чувства близкой опасности, ощущения, словно пробираешься по хрупкому льду и в любой момент можешь оказаться в ледяной прорве.

Андру своим государством гордился, это было понятно по тому, как увлеченно он рассказывал о методах, позволяющих получать год из года хорошие урожаи, о том, какие богатства таит эта земля. Притом я уверен: правитель вампиров рассказал далеко не все, он просто позволил гостям узнать немного больше увиденного. А вообще в этот момент упырь мне здорово напомнил удачливого хозяина, хвастающего перед приятелями добротным домом. Я даже посмеялся про себя над желанием князя похвалиться. А еще у меня в душе шевельнулось любопытство — хватит ли этернус упорства и желания заселить всю Пустошь?

Кажется, в планы Андру вообще не входило выставлять напоказ свое государство. Несостоявшийся король прекрасно понимал: это стало бы вызовом людям. Одно дело тайком торговать с крошечным княжеством, правителю которого хватает ума и цинизма смотреть сквозь пальцы на сомнительные связи, пока они приносят прибыль казне. Тут все в рамках приличий. Другое — показать всему миру кукиш, объявив о своем существовании. Это все равно, что помахать из окна перед стаей крокутов куском свежего мяса — добраться не доберутся, но суеты и воя будет лет на сто. К тому же из "избушки" лишний раз носа не высунешь — наверняка объявят охоту. Да и пойдет ли на пользу государству вампиров сближение с миром живых? Останутся ли их сервы такими же послушными как прежде, когда увидят, что можно жить по-другому? Не уверен. Так что князь абсолютно прав, оберегая свою тайну.

Я почувствовал, как завозилась Морра в седле — теперь девочка ехала со мною — и спросил:

— Что-то случилось?

Малышка пискнула "Дюс!" и ткнула пальцем на живописную груду камней, в которой угадывалась огромная статуя, разбитая, покрытая лишайником и мхом, вросшая в землю.

Я придержал кобылу, поискал взглядом Андру, дождался, когда мы поравняемся, и поехал рядом.

— Андру, скажите, что это за скульптура? Похоже, ей не один век.

— Впечатляет, не правда ли? — улыбнулся этернус. — Да, она очень стара. Мы обнаружили статую, когда прокладывали дорогу. Случайно наткнулись на голову и руку. Позже откопали остальное и сложили в одном месте.

Князь задумчиво прищурился:

— Это одна из тайн сгинувшего государства. Мы уже натыкались на останки древних городов, когда перепахивали землю. На севере и юге мы нашли похожие статуи. Предполагаю, что они служили для обозначения границ древнего государства. Кто это — боги или правители, я так и не определился: статуи сильно повреждены.

Впечатляет? Да не то слово...

Нет, конечно, я знал, что в Проклятых землях когда-то жили люди, они там и сейчас живут. Вот только святилище — это не руины городов. Его по силам построить паре магов, помешанных на отшельничестве. Города же возводят только в безопасном месте, потому что невозможно спокойно жить и растить детей там, где каждая кочка грозит бедой.

Значит, Пустошь не всегда была Пустошью. Когда-то в ней можно было без страха жить. Так что же случилось?

Мы поравнялись со статуей. Лишайник, потерявший к осени свой серо-зеленый цвет, выделялся на желтоватом камне неровными кровавыми пятнами.

Меня поразила голова каменного идола, обращенная к небу незрячими глазами. Точнее, выражение его лица— скорбное, с плотно сжатыми в горькой усмешке губами, с глубокими жесткими складками, тянущимися от крыльев носа. Я еще ни разу не видел такого на ликах богов. Если, конечно, это божество. А если правитель, то он, должно быть, сумел разглядеть крах своего государства.

— Нравится? — поинтересовался вампир, заметив, что я пристально разглядываю скульптуру. — На удивление правдиво, да? Именно так должны смотреть боги на то, что вытворяют их создания.

Мы проехали мимо поверженного гиганта, оставив его смотреть в по-зимнему нахмурившееся небо. Морра в этот момент плотнее прижалась ко мне: девочку напугала гигантская голова.

Лицо обдало колючим ветром: погода портилась на глазах, угрожая ледяным дождем или метелью.

Правитель нежити, обеспокоенно глянув в темнеющее небо, приказал:

— Поторопимся! — и пустил лошадь галопом.

Я последовал примеру князя: непогоду лучше переждать у теплого очага с бокалом горячего глинтвейна, или в постели с пылкой красоткой.

Как и обещал Андру, мы еще четырежды останавливались в замках. Они отличались друг от друга, сходившись лишь в том, что ни в одном из строений не оказалось открытого внутреннего двора. И везде нас ждал горячий прием. И такая же свобода, как в первом замке. Любопытным гостям позволялось фактически все, даже заглядывать в личные комнаты вампиров. Правда, последнее выяснилось совершенно случайно: в одном из замков на господской половине оказался слишком уж лаконичный интерьер — голые стены, ровная плитка, одинаковые светильники на стенах — вдобавок слишком путаные переходы. В итоге, промахнувшись с поворотом, я беспардонно вломился в чужое жилище и замер на пороге.

Хозяин замка своеобразно смотрел на жизнь; обстановка в комнате оказалась ничуть не лучше, чем в коридоре: кровать, сундук, простой стол и пара деревянных жестких кресел. Правда, на одной из стен переливалось в огнях светильника уже знакомое черное солнце, а над кроватью висела серебряная двойная фурка, самый дорогой предмет обстановки.

Похоже, как бы дико это не звучало, здешние этернус отличались большой набожностью и не меньшей скромностью. На такие выводы меня натолкнуло то, что гостевые комнаты обставили с должной роскошью. Выбрав жизнь аскета, хозяин не принуждал случайных визитеров следовать по его пути.

Я уже хотел ретироваться, как услышал веселое:

— Вечер добрый!

В дверях, ведущих в смежную комнату, стоял сухопарый мужчина. Это был высокий, стройный красавчик с черными локонами до плеч и глазами лани. Именно о таких возлюбленных грезят ночами глупые невинные девицы.

— Простите за беспокойство, — извинился я в ответ на приветствие, — немного заплутал в ваших коридорах.

— Ничего, я рад новым лицам, — сказал вампир и, криво усмехнувшись, добавил: — тем более таким редким.

Это да. Мало кто добровольно сунется в пасть нежити.

Меж тем, вампир представился:

— Игнас Беладу.

Я с интересом оглядел его и поинтересовался:

— Герцог Гросвенор Ферран Беладу кем вам приходится?

Этот маленький сухонький старичок, мучимый подагрой, несмотря на почтенный возраст, был завсегдатаем борделей, чем и "прославился" на всю Луану. Притом горожане не знали, смеяться или завидовать удалому старцу — шлюхи крепко хранили его секреты за семью печатями.

— Младший брат.

— Дюсанг Лирой, — я слегка поклонился, чувствуя себя несколько странно. Одно дело общаться с подданными Андру в его присутствии, другое — знакомиться словно с обычными людьми.

Вампир снова усмехнулся и повел рукой, приглашая в комнату:

— Наслышан о вас. За такое знакомство надо обязательно выпить.

Упырь разлил вино в глиняные бокалы:

— Прошу!

— Надеюсь, хорошего наслышаны? — поинтересовался я, отпил и замолчал, смакуя напиток. Аскетизм аскетизмом, но, несмотря на простенькие кубки, вино в них разлили дорогое.

— Разного, — весело оскалился вампир.

Я в ответ лишь кивнул, не зная, о чем говорить с новым знакомым.

Упырь мое молчание истолковал как незаданный вопрос:

— Хотите знать, как я стал этернус?

Делать мне нечего, не гадалка, чай. Хотя... раз это случилось более двадцати лет тому назад, значит, это не происки Фирита, он тогда еще в коротких штанишках бегал. Значит, юный Беладу попросту оказался в неудачное время в неудачном месте, вот и все.

— Что нового можно узнать о встречах с вампирами? — поинтересовался я.

Мужчина рассмеялся:

— Я и забыл, что вы у нас знаток.

Мы еще немного помолчали, а затем я спросил:

— Ну и как вам живется в здешних краях после привычной роскоши?

Богатство этого рода было у всех на слуху. Я всегда удивлялся, почему это Фирит еще не дотянулся до него кровожадными ручонками. Наверное, оставил про запас на старость, так сказать. Или решил использовать в других целях: слабый род, старый герцог — последний прямой потомок мужского пола. Из детей — только малолетняя внучка, которую легко сделать дорогим подарком для нужного человека.

— Как и остальные братья, я сам выбрал это место, — улыбнулся Игнас.

Я чуть не подавился вином — ну и дела... монастырь вампиров?!

В глазах упыря мелькнула насмешка, и он вкрадчиво произнес:

— Хотите поговорить о нашей вере?

Я справился с кашлем и отказался:

— Благодарю. Меня и человеческая не вдохновляет, а от вашей я вовсе сблюю.

Вампир не обиделся, а только качнул головой:

— Ошибки молодости. Сам был таким же когда-то. Ничего, господин Лирой, вы примиритесь с Двуликим, когда настанет время последней встречи.

Тьфу на тебя, зараза! Чтоб твой язык усох, кровосос проклятый, за такие предсказания!

Я поставил кружку на стол и встал:

— Спасибо, как-нибудь обойдусь без бесед с богами. Мне, пожалуй, пора.

Вампир тоже поднялся, поклонился и улыбнулся:

— А вы приятнее, чем о вас говорят.

Дожил. Я уже нравлюсь нежити. Еще немного, и она ко мне брататься полезет!

Ответная улыбка могла сойти за оскал:

— Не обольщайтесь.

Вампир лишь плечами пожал и дружелюбно предложил:

— Я провожу вас до гостевых покоев.

Теперь черноволосый "святоша" ехал недалеко от меня, правда, с попытками поговорить о вере больше не совался.

Ночью прошел обильный снегопад, и сугробы намело лошадям по брюхо. Вампиров это не волновало — они ехали осторожно, внимательно поглядывая по сторонам, словно выискивали невидимую угрозу. Я не сомневался, что повод для тревоги у них был: Пустошь — такая зараза, что и днем способна преподносить смертельно опасные сюрпризы.

— Кого стережемся? — спросил я у Андру, который предпочитал по-прежнему держаться рядом с нами.

Удивительно, но на этот раз бывшее высочество не стал трепать нервы встречным вопросом, а лишь вздохнул:

— Не "кого", а "чего". Зимой вместе с сильными буранами притаскивает хищную паутину. Она моментально сгорает от прямых солнечных лучей, но в непогоду может просуществовать довольно долго. И что отвратительно — эта дрянь совершенно не заметна, пока на нее не наступишь. Поэтому в наших замках нет открытых дворов.

— А вы не боитесь залезть в паутину по дороге? — внезапно влез в разговор Рис.

На этот раз упырь, по-видимому, решил: хорошего понемножку.

— А вы как думаете, милитес?

— Я думаю, что вы ее каким-то образом видите.

— Не совсем так, — кивнул вампир, — но близко к правде. Мы ее чуем. Как любую не-жизнь.

Я уловил краем глаза движение: Агаи заинтересованно повернулся в нашу сторону. Сон в тепле рядом с маленькой целительницей и ее забота пошли парню на пользу. Правда, когда я спросил у Андру про здоровье мага, вампир лишь покачал головой и ответил, что зараза никуда не делась. Хорошо хоть больше не стало, и на том спасибо.

— Как это невидимое дерьмо охотится?

— Да так же, как остальная нежить. Высасывает кровь и жизненную силу. Когда собранные в кокон нити наполняются кровью, его становится видно. Правда, ненадолго — буквально через четверть часа кокон рассыпается на семена, которые уносит ветер. Если они попадают под солнечные лучи, то тоже сгорают.

— Семена или икра? — уточнил Агаи.

Вампир пожал плечами:

— Скорее всего, семена.

И в ответ на мой вопросительный взгляд пояснил:

— Я их вскрывал. Под твердой оболочкой высушенная кровь и листок зародыша.

"Я их вскрывал" — кто бы сомневался! Подобным господам только дай полюбоваться на редкую дрянь... Чтоб мне на рогах у Мо побывать, но я уверен, что неупокоенный алхимик вился над этой мерзостью, как молодая мамаша над люлькой с новорожденным.

Семена... Сколько путешествовал в Пустоши, но о хищных растениях пока не слышал. Нет, на болотах живет какая-то мелкая дрянь, хватающая мух и мошек, но так она и в Наорге растет, и в Тхаре. Странных деревьев в Проклятых землях, конечно, предостаточно, но по счастью — вполне безобидных. Потому как дерево не зверь, бегать не умеет, а следовательно — и от солнца прятаться.

Но все-таки интересно... почему паутина появляется именно в мороз, раз это растение?

— А вас эта дрянь жрет? — задал вопрос Рис.

— Паутина свертывается в гигантский кокон, даже если в нее кинуть камнем... — ответил этернус.

О да... и камнями он пошвырять не забыл, и палкой наверняка потыкал.

— ... так что мы ей тоже годимся на зуб. Все-таки кровь в жилах этернус течет, хоть и... не наша. Зато семена получаются нежизнеспособными. Кровь в них есть, а вот зародыша — нет.

Мысль о том, путем какого эксперимента князь это выяснил, заставила меня изумленно присвистнуть.

— Вы хотите сказать, что скормили этой твари своего собрата? — зло прищурился Лаланн.

Правитель нежити, не меняя тона, спокойно ответил:

— Разве я дал повод для подобного оскорбления?

Взгляды скрестились, словно клинки во время боя — еще чуть-чуть — и искры полетят.

Милитес первым пошел на попятную.

— Простите, если не прав, но откуда тогда вы узнали? Как ваш у...— мой друг запнулся, подбирая слово, — ... этернус попался в капкан, если вы видите паутину?

— Мой подданный был слишком неосторожен. Он недавно попал в Пустошь, и не знал всех ее ловушек — я не успел его остановить. И освободить не успел — паутина расправляется с жертвой очень быстро. Единственное, что оставалось — изучить врага. Глупо лишать себя знаний из-за каких-то эфемерных этических соображений, поэтому я собрал семена. Быть может, когда-нибудь найду способ изничтожить эту дрянь навсегда.

Внезапно первый всадник остановился и поднял руку, привлекая внимание.

Князь прищурился:

— Накликали. Агаи, не желаете своими глазами увидеть? — и пришпорил жеребца.

Я отправился следом, приказав:

— Агаи, едешь со мной, остальные — пока не двигайтесь с места.

Я не увидел паутину, нет, зато почувствовал... Снег показался мне толченым стеклом, пересыпанным ядом. Захотелось обойти горбатый сугроб за версту. Зато Агаи, в отличие от меня, замер с восторгом в глазах и широко раскрытым ртом.

— Не вздумай снова руки протянуть! — предупредил я безумца, заметив, что он собирается слезть с лошади.

Андру спешился вслед за сирин, пообещав:

— Я за ним пригляжу.

И прихватил мага за локоть:

— Ну, что скажете, юноша?

Правитель нежити даже не потрудился скрыть интерес и возбуждение в голосе.

— Еще ни разу в жизни не видел такого! — не отводя взгляда от белого поля, признался маг. — А если бы кто рассказал, то не поверил бы!

Мы с Андру замолчали, ожидая продолжения. Юноша меж тем обошел сугроб, вернее — фактически "проплыл", проваливаясь по пояс. Выбравшись из холодной ловушки, сирин осторожно — и на том спасибо — подобрался к самому краю паутины, вытянул руку и принялся вырисовывать круги, время от времени собирая пальцы в кулак. Наконец маг кивнул, словно соглашаясь с невидимым собеседником, и вернулся к нам.

Когда Агаи заговорил, его голос был полон прежнего задора:

— Невероятно!! Андру, ты знаешь, что это такое?!

От волнения колдун не заметил, как перешел на "ты" с правителем нежити.

Князь увлекшегося мага не осадил:

— Мои предположения, Агаи, вы уже слышали. Других пока нет.

Сирин рассмеялся:

— Даже близко не угадали! Это не изменившееся растение...

Ну, спасибо, порадовал. А то меня, признаться, немного встревожила вероятность появления хищных кустов или деревьев.

— ...это самозарождающееся оживленное заклятие в чистом виде! — торжествующе воздел палец Агаи и расплылся в довольной улыбке.

У нас с Андру одинаково вытянулись лица.

Я вздохнул:

— Поясни.

Маг, поморщившись, почесал кончик носа:

— Помнишь то проклятие в лесу? Которое я схоронил под деревом?

Проклятие? Под деревом? Сторукий Мо... Та мохнатая острозубая пакость? Забудешь такое.

Агаи, убедившись в том, что я вспомнил, продолжил:

— Оно тоже приняло вид живого существа. Но то проклятие — работа мага. На нем остался его след. И я легко узнаю создателя, если встречу.

— Да-а? Какая прекрасная новость, — не удержался я от довольной ухмылки. Меня и правда порадовала слабенькая вероятность добраться до несостоявшегося убийцы.

Сбитый с толку моими словами, сирин замолчал и моргнул, пытаясь поймать ускользнувшую мысль.

Андру сердито нахмурился:

— Не перебивайте юношу, Дюс.

Вот в этой фразе была заключена истинная суть алхимика — пусть все вокруг хоть синим пламенем сгорит, только дайте выяснить, что это за пламя.

— Так вот, паутина — чистой воды магия, — сирин ткнул пальцем в снег, — как и то проклятие. Одни магические линии, привязанные ко льду.

— К снежинкам, — негромко поправил Андру.

— Что? — снова сбился с мысли сирин, но тут же кивнул, — Да! Совершенно верно! Тончайшие кристаллы льда, переплетенные с магическими линиями. Но нет... понимаете — нет привязки к создателю! Ее попросту не существует!

Маг негромко рассмеялся.

— Зато есть нечто другое... сложное плетение по центру. Мне не очень хорошо отсюда видно, но, кажется, именно оно отвечает за размножение! Жалко, ближе рассмотреть нельзя.

— А если вырезать и забрать с собой? — тут же среагировал Андру.

Сирин задумался:

— Не знаю, не уверен. Хотя....

Так.... Ну уж нет! Никаких раздумий, когда небо готово снова щедро осыпать нас снегом, среди которого, возможно, притаилась ловчая сеть.

— Вот что, господа алхимики, даю вам на решение вашей задачи четверть часа. Не справитесь... значит, не судьба!

Алхимик и маг переглянулись.

— Хватит? — спросил вампир.

— Вполне! — самоуверенно ответил Агаи.

Неожиданное открытие подействовало на него, как кнут на горячего жеребца — сирин уложился в отведенное время. Он скатал магическую паутину в тугой клубок, похожий на кокон ночной бабочки, только величиной с мужской кулак. Добычу закинули в кожаный мешок, засыпали снегом и вручили одному из вампиров.

Когда с магией закончили, сирин, вдохновленный неожиданным успехом, взлетел в седло, словно птица, хотя обычно особой ловкостью не отличался, но тут же побледнел, завалился на бок и нырнул головою в снег. Маг пришел в сознание фактически сразу и, сделав вид, что не заметил протянутых рук, даже самостоятельно вылез из сугроба. Андру подсунул колдуну фляжку, в которой, если верить его гримасе, оказалось на редкость крепкое пойло.

— Что это? — отдышавшись, прохрипел сирин.

— Спиртовая настойка на разных корешках, хорошо поддерживает силы, — ответил князь и пояснил, предупреждая вопросы: — Взял для людей на всякий случай.

— Поедешь с Эрхеной, — приказал я сирин. — Сегодня больше не колдуй.

Маг покорно кивнул.

Едва стало смеркаться, как дорога привела нас на большой холм, с которого я впервые увидел столицу вампиров.

— ....! — вырвалось у меня.

— Я рад, что вам нравится Азала, — усмехнулся правитель этернус.

Нравится?! Я бы так не сказал.... Не сейчас, не в эту минуту!

* * *

Нет, кольев с торчащими головами, как в селении маглука, я не увидел. Напротив, Азала выглядела просто замечательно. Более того, она поражала воображение: кровососы весьма удачно использовали местный рельеф — стены столицы огромным кольцом охватывали небольшую горку. Притом на строительство крепости камень выломали из подножия, превратив некогда пологие склоны в отвесные кручи. В город можно было попасть через подъемный мост по каменному "языку". И огораживали стены не поместье, укрытое крышей, нет! А небольшой такой городок.... тысяч на двенадцать жителей, никак не меньше. Мне хорошо было видно крыши домов и высокие башни, похожие на великанов, строго поглядывающих на незваных гостей.

Вот так дела... Пустошь спрятала в своем чреве настоящую силу, способную в один прекрасный момент неприятно удивить живых.

"Нравится"?! Да разве нормальному человеку может понравиться целый город упырей?!

Хотя, если посмотреть с другой стороны... Просто великолепно, что наши жизни будет защищать неприступная крепость, и что у правителя нежити достаточно сил для ее обороны. Вот только...

— А как же паутина? — недоуменно протянул Агаи, высказав вопрос, вертевшийся у меня на языке.

Андру, который рассматривал город с нескрываемой гордостью, указал на большое озеро свинцово-сизого цвета:

— Азале она не грозит. Город защищает отличная ловушка, она притягивает паутину, словно мед — пчел. Кстати, нежить Пустоши обходит его стороной.

Да? О таких чудесах я что-то не слышал... Чтобы нежить боялась воды. Ох, чую, озерцо непростое.

— К воде, пока не разберемся, что к чему, не подходить, — на всякий случай предупредил я друзей и, заметив, что аптекарь пропустил предупреждение мимо ушей, уточнил: — Агаи, ты понял?

Он, сердито зыркнув в мою сторону, кивнул, но взгляда от озера так и не отвел. Его темная поверхность — гладкая, неподвижная и похожая на стекло — приковала к себе внимание не только мага, хотя он наверняка видел больше, чем мы все остальные, вместе взятые.

Вампир сдавил ногами лошадиные бока, торопя жеребца — правителю не терпелось попасть домой. Моя кобыла, не дожидаясь команды, поскакала следом, учуяв близкий отдых и надежные стены конюшни.

Поля окружили город большим заснеженным поясом. Если судить по тому, сколько земель занимала пахота, то основным населением Азалы оказались люди. Это, как всегда, было и хорошо, и плохо одновременно. Жить среди тех, кого не тянет нахлебаться крови, приятнее и безопасней... на данный момент. Но когда придет весна, воины-вампиры окажутся намного предпочтительней воинов-людей, которые, скорее всего, и не воины вовсе, а крестьяне да мастеровые. Но тут уж... либо одно, либо другое.

На подъезде к городу погода совсем испортилась: последнюю версту мы проехали фактически вслепую — сильный встречный ветер больно сек глаза, вышибая из них слезы. Я плотно закутался в меховой плащ, мысленно поблагодарив хозяина Черного холма, который подарил нам теплые вещи, способные защитить от самых лютых морозов. Он нашел подходящую одежку даже на Морру. Или, скорее всего, ее сшили за ночь — на куртку и штаны пошли дорогая шерсть и шкурки куницы.

Наконец копыта лошадей прогремели по деревянному настилу подъемного моста, и мы попали за первое кольцо стен. За спиной тут же заскрипели тяжелые створы, и решетка клацнула о камень железными зубьями — Азалу снова закрыли на замки.

За стеной ветру разгуляться было негде, и я скинул капюшон, желая как следует оглядеться. Вампиры хорошо подготовились к обороне. Прорвись неприятель за ворота, его ждал бы сюрприз — лучники на второй линии стен. Прятаться и бежать было бы некуда — голое открытое пространство шириной шагов в сорок, которое летом наверняка использовали или под огороды, или под пастбище: у этернус каждый клочок земли шел в дело и содержался в идеальном порядке.

Молодцы.... Ай, молодцы... Не нежить, а кладезь премудрости! И воевать ведь не с кем было, а такие укрепления выстроили... Ну и князь... Прозорливый господин. Не хуже треклятой пророчицы.

Пока ехали вдоль стены, я разглядел кладку из обтесанных блоков гранита, скрепленных толстым слоем раствора. На высоте примерно в три-четыре человеческих роста чернели узкие проемы бойниц. Еще я насчитал три круглые башни, крытые, насколько удалось разглядеть, магической черепицей.

— Они тут мух от безделья не ловят, — негромко пробормотал Рис, выразив всеобщее мнение.

Я подписался бы под его словами, особенно когда въехал в город. Азала сразу удивила меня аккуратностью и ухоженностью: никакого мусора на улицах, никаких следов от помоев. Ровные улицы, словно расчерченные по огромной линейке. Каменные двух— и трехэтажные дома с островерхими крышами, под которыми спрятались мансарды. Правда, деревьев и садов совсем не было, зато стены домов оказались увиты лианой. Судя по всему — диким виноградом и еще какой-то съедобной разновидностью. Я усмехнулся про себя — не удивлюсь, если растение посадили по приказу Андру. С него вполне станется продумать даже такую мелочь.

А еще два или три раза мы проехали мимо башен: узких, высоких, с зубчатыми бойницами. Признаться, они вызвали у меня сильный интерес: я не смог определиться с функцией этих... строений. Что это — наблюдательный пост? Зачем так много? Скорее позиция для лучников: башни находились друг от друга на расстоянии полета стрелы.

Опустившиеся сумерки не дали рассмотреть, насколько мои догадки верны. Приставать с вопросами к Андру я пока не стал: еще будет время. Но темнота не помешала вертеть головой по сторонам, приглядываясь к засыпающему городу. Ветер так же гонял по брусчатке волны колючей поземки, но она уже не вызывала такого уныния, как в чистом поле.

Широкая улица увела наш отряд к вершине холма и резко свернула налево, открыв взгляду... еще один рубеж обороны, ее последний бастион — господский замок простой четырехугольной формы с круглыми башнями по углам. Его ворота стояли нараспашку. Во внутреннем дворе вытянулись наизготовку слуги, готовые принять коней и поприветствовать правителя. Все они были вампирами: высокой чести встречать его светлость рабы не удостоились.

Выражение лиц верноподданной нежити оказалось столь торжественным, что я с трудом удержался от желания гаркнуть во весь голос: "Почет и слава королю!" — уж больно сладким показался мне этот "сироп" из любви и почтительности. Чтобы отвлечься от неуместного желания, я посмотрел в сторону и зацепился взглядом за хрупкую фигурку в темном платье. Среди этернус стояла женщина. Пока я разглядывал ее, понял, что не хватало, что было "не так" в замках этернус — в них не оказалось женщин. Точнее — упыриц. Такое впечатление, что их вовсе не существовало.

Тем временем, вампирша присела перед Андру в глубоком реверансе, вампир лишь сухо кивнул в ответ. Мне показалось, что ее вид удовольствия князю не доставил. Как я его понимал: если даже обычная баба может из мужчины все соки вытянуть, то на что способна женщина-упырь? Неудивительно, что их среди этернус не встретить — кровососам небось тоже спокойная жизнь нравится.

Я еще раз прошелся взглядом по тонкой напряженной фигуре. Вампирша, почувствовав чужое внимание, посмотрела мне в глаза. С нескрываемым отвращением посмотрела. Мой ответный взгляд тоже получился не особо приветливым — упырица вызывала намного меньше доверия, чем остальные подданные Андру, вместе взятые.

Когда это женщин сдерживали клятвы? Попадет вожжа под хвост — и пиши пропало: даже воля правителя не удержит.

Я спрыгнул с коня, оставив его на попечение слуг, подождал, пока спешатся остальные, и подошел к Андру. Правитель нежити терпеливо выслушивал приветствия своих подданных, стоя у порога. При моем приближении этернус, как по команде, затихли.

— Знакомьтесь, господа, Дюсанг Лирой Тилн Ремари и его друзья, — в который раз представил мою команду князь. — Я поклялся им в верности и обещал защиту. Мы сражаемся на одной стороне. Жду от вас, мои друзья, такого же отношения.

Несмотря на обманчивую мягкость слов правителя, никто ни на секунду не усомнился, что это приказ. Я получил с сотню невеселых взглядов, и столько же поклонов.

Вежливые, заразы. Аж скулы от отвращения сводит.

Затем Андру посмотрел на меня.

— Простите, Дюс. Боюсь, ближайшие сутки мы с вами не увидимся. Слишком много накопилось дел. — Вампир улыбнулся: — Впрочем, думаю, вы найдете, чем себя занять. Отдохнете, осмотритесь, погуляете по городу. Можете даже, если пожелаете, совершить променад за городскую стену. Но не увлекайтесь, не зайдите слишком далеко. Места, сами знаете, негостеприимные. Я выделю провожатого, способного удовлетворить ваше любопытство.

Князь оглянулся, в поисках подходящей кандидатуры.

— Беладу... — вперед шагнул тот самый вампир, к которому мне довелось ввалиться в комнату, — проследите, чтобы гостей разместили в правом крыле и оставайтесь пока в распоряжении господина Лироя.

Беладу поклонился, принимая волю господина, и ... одарил Эрхену ослепительной улыбкой. Моя рука непроизвольно поползла к эфесу: интерес упыря к девушке мне не понравился. Если волк виляет хвостом, это еще не приветствие.

Скрипнув зубами от злости, я приказал:

— Игнас, мы хотели бы побыстрее оказаться в своих комнатах.

Тот, сделав вид, что не заметил резкого тона, учтиво расшаркался:

— Простите мою нерасторопность. Конечно, вы устали и нуждаетесь в отдыхе. Следуйте за мной.

И двинулся внутрь замка.

Проклятый кровосос... он, даже повернувшись спиной, исхитрился выглядеть самодовольным.

После получаса блуждания по бесконечным коридорам и придирчивого разглядывания пустых покоев, я остановился на комнатах в правой башне, прельстившись второй лестницей, которая вела во внутренний двор, а еще — возможностью попасть через галерею в другое крыло.

Для себя, Морры и Эрхены комнаты выбрал не просто соседние, а соединенные смежной дверью, целомудренно спрятанной под гобеленом. Которую сразу распахнул, оставив затканную узором шпалеру единственным препятствием между спальнями, чтобы крепкое дерево не стало препоной в опасный момент.

Возможно, я перебарщивал с недоверием, но, как говаривал мой дядя, вороватому коту сметану не оставляют. Так что на ночь прикажу Агаи еще над дверью поколдовать, чтобы из коридора ни одна пакость не пробралась: полной веры упырям Андру у меня пока нет. Сирин разместился в комнате напротив, рядом с ним — Рис со своей любовницей. Я прошелся по всем комнатам, проверив их безопасность, и повсюду за мной тенью следовал "опекун".

— Позвольте убедиться, что вас все устраивает, — приторно улыбнулся вампир в ответ на мой неприязненный взгляд.

Гостей устроило все: комнаты были обставлены с большим удобством, хоть и без лишней роскоши. Правитель нежити предпочитал красивую, но практичную утварь. Самой непривычной вещью оказались большие печи, заменившие камины. А еще мы обнаружили на стенах спален все то же черное солнце.

— Символ единства мира и первоматерии, — не удержался от пояснения Игнас, хотя его никто не спросил.

— Не смогу спать спокойно, пока эта дрянь висит над головой, — с отвращением высказался Рис.

Вампир на невежливые слова придирчивого жильца не обиделся:

— Я попрошу, чтобы символ завесили гобеленом.

Однако Беладу все-таки оказался не лишен некоторой мстительности, позволив себе небольшое развлечение: рисунок на гобелене, который повесили в изголовье кровати у Риса, оказался на религиозную тему. Он прославлял битву Ирия с подземным богом. Два гиганта, оскалившись от ярости, метили друг в друга огромными мечами. Под их ногами путались перепуганные кони и люди. А вот для меня вампир выбрал весьма фривольный сюжет. Гладкие шелковые нити сплетались в обнаженное женское тело: богиня любви взирала на меня с огромного ложа томным взглядом, загадочно улыбаясь и предлагая бокал вина. Если бы я не знал, что упыри не умеют читать мысли, то решил бы, что этот поганец над нами издевается.

Сообщив, что ужин пройдет неофициально в наших покоях, вампир удалился, пожелав всем приятной ночи на новом месте. Ему даже хватило наглости посоветовать Эрхене загадать на жениха. Мол, обязательно приснится. Умная девушка попыталась сделать вид, что не поняла, о чем идет речь, однако под конец не удержалась и посмотрела в мою сторону. Этот короткий взгляд вызвал одновременно радость и досаду. Радость, что я по-прежнему не безразличен, и досаду, что все мои усилия результата не принесли. И не принесут, пока у девчонки не появится выбор. Да только где его взять? И еще... дам ли я ей выбрать другого мужчину? Хотелось верить, что дам.

Умывшись, я растянулся на кровати во весь рост, свыкаясь с мыслью, что здесь теперь мой "дом". В принципе, это было совсем не сложно: я привык считать домом место, где лежит мой дорожный мешок.

Комната оказалась небольшая, однако в ней имелось все, что требуется: широкая кровать, стол, несколько кресел, комод и даже полка с книгами. Каменный пол устилал толстый шерстяной ковер. На стенах висели знакомые мне по Сырту светильники. Тяжелые шторы закрывали узкое стрельчатое окно с плотным переплетом. За маленькой дверью прятались прочие удобства, делающие жизнь веселей и приятнее.

Я лег и вперился взглядом в сводчатый потолок, разрисованный пасторальными пейзажами, стараясь выкинуть из головы тревожные мысли о будущем. Все равно от них никакой пользы, только настроение портят. Причин не доверять Андру у меня не было, а остальные проблемы можно решить по мере возникновения. Тем более, что главных бед у нас всего три: солнечный "ветер", ублюдочный маглук, которого надо обязательно прикончить, и сирин со своим "великим" завоевателем. С ними тоже надо бы разделаться, да только не получится: слишком большой пирог — рта не хватит, чтобы откусить.

Неожиданно скрипнула дверь, и в комнату заглянул Агаи:

— Можно?

Я ответил, не повернув головы:

— Заходи.

Маг, недолго думая, уселся рядом с кроватью прямо на пол, вздохнул и неуверенно спросил:

— Дюс, разрешишь мне заночевать у Морры с Эрхеной?

Я посмотрел на сирин. Последнее колдовство не прошло для него даром: нос заострился, под глазами залегли черные тени и даже губы ощутимо отливали синевой. Агаи определенно нуждался в помощи юной целительницы.

Пожалуй, зараженный маг — это беда за номером четыре... Или даже — за номером два, потому как без мага нам точно конец, и Пустошь не поможет.

— Хорошо.

— Спасибо, — выдохнул Агаи с явным облегчением. Кажется, он не верил, что я соглашусь.

— Надо заняться твоим... твоей болезнью. Если ты после каждого заклинания в обморок станешь падать, то точно до весны не доживешь.

— А может, мне и не хочется, — пробормотал юноша.

Эти слова заставили меня приподняться на локте и смерить мага злым взглядом.

"Не хочется" ему, видите ли... Пока не расхлебает все, что заварил, не будет ему свободы. Даже посмертной!

— А твоего "хочу — не хочу" никто не спрашивает! Для тебя теперь осталось только одно слово "надо", — отрезал я и снова откинулся на подушки.

Ответить сирин не успел — дверь опять заскрипела, и в комнату заглянул Рис:

— Не помешаю?

Милитес пришел не один, за его спиной толпились сервы с подносами, полными снеди. Слуги быстро сервировали стол. Видно было, что им до смерти охота послушать, о чем говорят гости, но выучка не позволила задержаться дольше приличного. Бросив напоследок пытливый взгляд в сторону двери, откуда доносился веселый смех Морры, и, поинтересовавшись: "Господа еще что-нибудь желают?" — слуги беззвучно растворились за дверью. Я, в свою очередь, тоже проводил их долгим взглядом, в который раз силясь понять чужую жизнь. Признаться, с тех пор, как мы попали в государство нежити, я потратил немало сил, пытаясь смириться с мыслью, что в Пустоши можно возделывать поля, растить животных и относительно безбедно жить. Безбедно, потому что местные люди выглядели вполне счастливыми. Они работали, смеялись, влюблялись, женились, рожали детей. Но все-таки оставались рабами. Рабами вампиров. Собственностью нежити. Сервами Андру. Даже пожелай они свободы, уйти бы не получилось — в Проклятых землях некуда бежать, разве что прямиком в костлявые лапы смерти.

И все-таки... все-таки они должны были попробовать! Хотя бы однажды. И не молиться на вампиров, как на спасителей!

Историю появления людей у этернус я уже знал. Ими оказались те самые переселенцы, которых предки Фирита отправили на верную смерть. Андру и его этернус спасли бедолаг, но лишь для того, чтобы поставить перед выбором. Выбор оказался просто сказочный: или горе-переселенцы на известных условиях уходят с вампирами, или — самостоятельно выбираются из Пустоши.

У людей хватило здравомыслия согласиться с вампиром. То есть, говоря другими словами — не хватило смелости умереть. Хотя я думаю — не у всех.

Но неужели позже никто не попытался поднять бунт и сбежать? Хотя бы в первом поколении? Может, все-таки нашлись смельчаки или безумцы, решившиеся на иные жизнь и смерть? Не верю, что не нашлись!

Такая готовность выступать в роли домашних животных никак не укладывалась в голове, заставляя думать об этом снова и снова. Да, животных! А как еще можно назвать существ, добровольно делящихся жизнью и кровью? Это даже хуже животных! Те хотя бы не понимают, что происходит.

Тонко звякнул хрусталь, темно-красное вино заполнило пустой бокал, напомнив, где нахожусь и на чьих хлебах собираюсь провести целую зиму.

"Тоже мне.. нашелся судья, сам-то чем лучше?" — сделав такой вывод, я отбросил мысли о том, что меня никаким боком не касалось. Главное сейчас— это разобраться по очереди со всеми четырьмя цифрами, выжить и не дать погибнуть тем, кто мне дорог. Вот от этой задачи и придется плясать.

Трапезничали в гробовой тишине: хмурый, припорошенный снегом город вампиров внес разлад и смятение в наши души. Одна только Морра радостно щебетала весь ужин, а затем залезла с ногами на мою кровать, разложив на покрывале все свое кукольное "богатство". Оно несколько поредело — не хватало куклы, сделанной моими руками. Наверное, потерялась в дороге.

Эрхена устроилась рядом с девочкой. Агаи тоже потихоньку перебрался к ним поближе: сел на ковер, оперся спиной о стену, откинул голову назад и устало закрыл глаза. Мы с Рисом остались за столом. Мой друг задумчиво рассматривал содержимое бокала на свет, прокручивая в пальцах тонкую граненую ножку.

Я отправил в рот последний кусок запеченного гуся, от которого нашими стараниями остался только голый остов, подцепил на вилку кисловатое яблочко из начинки и удовлетворенно вздохнул — на сытый желудок жизнь уже не казалась мрачной.

В конце концов, Азала отлично защищена, а время работает на нас: чем дольше осада, тем больше шансов у кочевников проснуться в пасти нежити. Эпидемия тоже не пугает — Агаи легко справится с этой бедой. Да и как попадут маги в закрытый город, куда чужакам хода нет? Разве что свалятся с небес.

И тут мне словно невидимая рука подзатыльник отпустила.

— Вот демон! Ну что за кретин?! — я понял для чего, а вернее, от кого понастроили башни.

Враг действительно свалится с небес — для сирин ведь стены не помеха! Андру, вычислив потенциального врага, давно подготовил защиту и перекрыл весь город: башни располагались друг от друга на расстоянии полета стрелы. В воздухе сирин уязвимы, и самое главное — не в состоянии колдовать! Для плетения волшебства необходимы руки, не крылья. Задача стрелков — не дать магам проникнуть в город. Но одних башен мало.... Без поддержки серьезной ворожбой стрелкам с армией оборотней не справиться. Правда, крылатое воинство скорее всего разделится: часть нападет с небес, а другая останется на земле, помогать коннице и поддерживать тех, кто в небе... При таком раскладе с одним магом, даже самым могучим в мире — а это не наш вариант — защитникам Азалы не устоять. Единственный выход — неожиданные финты с ловушками.

Хорошо бы найти союзников... вот только на это времени нет, да и желающих, думаю, тоже. Зато в наших силах сделать все возможное для... — слово "победа" на язык не шло — для того, чтобы выжить. Поэтому... пора собирать долги!

Чем быстрее маглук отправится на встречу с Мо, тем лучше. Чует мое сердце, он в одной связке с крылатыми поганцами. Никто, никто, кроме сирин, не успел бы спасти эту скотину! И если его не удавить, придется иметь дело не только с живыми сирин, но и с их окостенелыми трупами. Жаль, что охотники за костями не распотрошили все могильники...

Лаланн, не понявший причин моего недовольства, немного подождал и спросил:

— Пройдемся завтра по городу?

Видно, земляка занимали схожие мысли.

Я в ответ кивнул — бесцельное ожидание мне претило. Судьба охотнее дарит удачу, если пнем не сидеть, так что завтра пробегусь по Азале, а позже все-таки найду Андру. Дела делами, но надо узнать, какую стратегию выбрал клыкастый "маршал", и какими реальными силами он располагает.

Неожиданно Рис дернул меня за рукав и тихо рассмеялся:

— Смотри!

Я повернул голову и сам не удержался от улыбки. Пока мы с Лаланном мучили себя мыслями о грядущей войне, остальных посетила фея Греза: осоловев от тепла и еды, наша троица попросту заснула.

Морра уснула, положив девушке голову на колени, в обнимку с игрушками. Эрхена исхитрилась это сделать сидя. Сирин свернулся в клубок у девчонок в ногах, зябко сведя напряженные плечи и спрятав худые руки в рукава.

— Эх, птенчики... — вздохнул Лаланн и спросил: — Здесь оставим или перенесем?

— Пусть спят у себя. Буди Агаи, а девчонок я перетащу.

Мой друг, кивнув на Эрхену, усмехнулся:

— Может, оставишь? Она ведь совсем не против.

Я моментально озлился — советчик нашелся! — и отрезал:

— Не лезь, куда не просят!

Рис в ответ на грубость лишь головой покачал:

— Не понимаю тебя, только время зря теряешь.

Я осторожно взял Морру на руки, сделал пару шагов и оглянулся. Друг по-прежнему стоял у кровати, с непонятной тоской глядя мне вслед.

— Жалеть ведь будешь, — он снова осуждающе покачал головой и, не дождавшись ответа, вздохнул: — Ну, как знаешь.

— Хватит меня жизни учить, не маленький небось, — беззлобно огрызнулся я, сообразив, что на приятеля попросту не вовремя нахлынули воспоминания. — Давай, поднимай красавца, в этой кровати он совершенно лишний.

Эрхена показалась мне легче перышка. Вовек бы не спускал ее с рук. Однако желания желаниями, а жизнь диктовала свои правила, поэтому я не стал растягивать удовольствие и осторожно уложил девушку рядом с малышкой, не удержавшись от одного... Я, едва прикасаясь, погладил певунью по щеке. Зря, конечно. Хитрая девчонка лишь притворялась спящей: в ответ на прикосновение она тут же открыла глаза. Надежда, ожидание и тоска — вот что в них отразилось. А еще — решимость.

Взгляд Эрхены вкупе со словами друга на миг лишили меня уверенности в собственной правоте. И это меня разозлило, так что пожелание спокойных снов вышло раздраженным и злым, выдавленным через силу.

В ответ мне достались судорожный вздох за спиной и шуточка Лаланна:

— Не пугай девушку, на ночь глядя. А то к тебе же за утешением прибежит.

Сторукий Мо, нашел что сказать.... Только бы не услыхала.... Ведь действительно прибежит.

Перед глазами как наяву предстала обнаженная Эрхена. От такой картины у меня сладко заныло в чреслах.

Зуб ядовитый тебе в задницу, Рис, за такие видения на ночь!

— Как прибежит, так и обратно дорогу найдет, — отрезал я, выбросив неуместные фантазии из головы, и предложил: — Давай лучше выпьем. А то в душе, как в конюшне — сплошной навоз.

Рис в ответ только хмыкнул:

— Давно не убирал?

Умник, эдхед то.... У самого, как будто, сплошные розы цветут.

Ночь прошла беспокойно, спал я вполглаза, прислушиваясь к малейшим шорохам и сторожа вероятную опасность, а едва за окном забрезжил поздний рассвет, и вовсе решил — пора вставать. Меня поддержала целая орда петухов, огласивших город звонкой перекличкой. Их кукареканье показалось на удивление неуместным: не ожидал я его услышать. Петушиный крик целиком принадлежал миру людей — эти птицы просто не имели право радовать своим пением нежить!

Я резко дернул в разные стороны ткань занавесок и пристально вгляделся в сумрак — ночь неохотно уступала свои права. Азала просыпалась: на нижнем этаже уже теплились желтые огоньки светильников. Они напомнили мне, что тут живут и люди. Много людей. Гораздо больше, чем вампиров. К этой мысли нелегко было привыкнуть.

Я еще немного полюбовался на светлеющий небосвод, затянутый сизыми тучами, и отправился умываться, а когда вернулся в комнату, обнаружил Агаи.

Перехватив мой вопросительный взгляд, сирин для начала вздохнул:

— Привык рано вставать.

И тут же осведомился:

— Чем сегодня займемся?

Не успел я открыть рот, чтобы ответить, как в дверь тихо постучали — видно, кому-то еще в постель блох беспокойства подсыпали. Смирившись, что побыть в одиночестве не получится, я сдвинул в сторону засов и впустил Лаланна, поинтересовавшись:

— Тебе чего не спится?

Тот в ответ только неопределенно пожал плечами:

— Да кто его знает. Неуютно, еще не привык. Вскочил затемно. Уже раза три подходил к двери и проверял: проснулся ты или нет. А теперь вот услышал голоса.

Милитес занял кресло напротив сирин и, едва усевшись, тут же спросил:

— Уже распланировал день?

— Для начала надо обеспечить Агаи всем необходимым для лечения, — решил я начать с самого главного, но заметив вытянувшееся лицо мага, пояснил: — Ну какой из тебя толк, если после каждого колдовства в обморок падаешь? Хорошо бы попасть в лабораторию Андру, но не уверен, что он тебя туда пустит.

Я бы на месте вампира не пустил: при склонности сирин постоянно влезать в первую же подвернувшуюся кучу ... неприятностей, он и в замке найдет себе приключение. Если учесть тягу князя к негуманным экспериментам, то наверняка лаборатория нашпигована опасными для жизни вещами, как вчерашний гусь — яблоками: чуть недоглядишь, точно без мага останешься.

Я подошел к стене и дернул за темный язык бронзового дракона, заменявшего шнурок с колокольчиком.

Раз все проснулись, значит, пора завтракать и приниматься за дела. Женщин придется оставить в покоях — пусть занимаются малышкой. Хорошо бы обучить ее магии. Как целительнице девчонке уже цены нет, а там глядишь, и боевые заклятья освоит. По нынешним временам — дело не лишнее. Хотя...

Словно в ответ на мои мысли, разноцветная ткань гобелена колыхнулась, и в комнату бочком протиснулась Морра. Ее лицо блестело от капель воды — кажется, девочка удрала, вывернувшись из заботливых рук нянек.

— Морра, кембали##! — подтвердил мою догадку сердитый голос Эрхены.

##Морра, кембали! — Морра, вернись! (хогарск)

Но беглянка лишь рассмеялась, что-то чирикнула и со всех ног бросилась ко мне. Я, подхватив ее на руки, вздохнул — нет, девочке боевая магия пока ни по возрасту, ни по уму. Вот когда Морра подрастет и научится говорить по-человечески — тогда, пожалуй...

Сообразив, что загадываю слишком далеко, я вернулся к одному из насущных вопросов, который в суматохе обустройства умудрился упустить. Он касался собственной шкуры. Притом в самом что ни на есть прямом смысле этого слова. И то, что я забыл, по какой причине попал в Азалу, заставило меня недовольно поморщиться — старею, должно быть, раз свой интерес поставил после всех остальных.

Значит, сначала лаборатория, а прогулку по городу пока отложим — времени для этого более чем достаточно. Еще две-три метели — и невысокие перевалы Волчьих зубов станут непроходимыми для конницы. А сирин без ее поддержки не сунутся.

Знать бы еще, когда принесет этот солнечный ветер.... Как бы хотелось, чтобы на этот раз он обошел Пустошь стороной.

В дверь постучали, отрывая меня от пустых мыслей, которые лишь портили настроение: слуги принесли завтрак. Выглядел он аппетитно: ломти свежего белого хлеба, желтое масло на фарфоровой тарелочке, копченый окорок, нарезанный тонкими ломтями, горячий мясной пирог, который исходил ароматным паром. Хороший хозяин Андру: знает, что требуется его гостям.

Как и вчера, слуги то и дело украдкой бросали на нас взгляды. Наконец, самый молодой из них не выдержал пытки любопытством и, слегка заикаясь от собственной смелости, спросил:

— Эт-та... Т-только не серчайте, всемилостивые господа... н-но... вы п-правда .. люди? И пришли из того мира? А п-правда ли, что в нем с живых людей три шкуры дерут?

Мы с Рисом переглянулись, не зная, что сказать. За нас ответил Агаи:

— Бывает, и дерут.

Слуга было снова открыл рот, но задать еще вопрос не успел: на пороге возник Игнас.

— Доброе утро, — согнул он в спину учтивом поклоне.

Я, загнав поглубже неприязнь к этому наглецу, кивнул:

— Надеюсь, что доброе, — и, не дожидаясь предложений этернус, потребовал: — Нам необходимо попасть в лаборатории правителя. Договоритесь с князем о времени.

На лице упыря мелькнула едва различимая гримаса неудовольствия.

— Хорошо. Я передам вашу просьбу.

Ждать ответа пришлось недолго — всего с полчаса не дольше.

— Его светлость Андру Зени Вирет, правитель Азалы ждет вас и ваших друзей, Дюсанг Лирой, в своей мастерской. Если готовы, позвольте вас сопроводить.

Дорога к комнатам лаборатории больше была похожа на путь в застенки: долгий спуск по крутым лестницам в полуподвал с зарешеченными оконцами под самым потолком, низким и сводчатым. И первая же комната, а вернее сказать, длинный зал, через который пришлось пройти, вверг меня в изумление. Мы попали в настоящий сад. Притом сад под открытым небом: светло-голубой потолок создавал полную иллюзию неба. Подвешенные к потолку магические шары заливали всю комнату мягким теплым светом, поддерживая жизнь многочисленных растений. Чего тут только не было! От простенькой вороньей травы до совершенно незнакомого куcтарника с огромными разлапистыми листьями. Влажный теплый воздух казался почти осязаемым из-за сладких цветочных ароматов.

Чтобы продраться сквозь множество кадок и горшков, мне пришлось внимательнейшим образом смотреть себе под ноги. Зато Агаи, если судить по его сияющей физиономии, был на седьмом небе от счастья, и то и дело нырял вперед головой, желая рассмотреть ту или иную диковинку. Правда, руками, хвала Ирия, не хватал. Помнил, наверное, что я пообещал их связать, если замечу своеволие.

— Доброе утро, господа, — поприветствовал нахальных гостей Андру, не устоявший перед соблазном похвастаться своими трудами. Кажется, вампир гордился лабораторией не меньше, чем княжеством. А, может, даже больше.

Вторая комната оказалась поменьше, чем сад с растениями. Фактически все свободное место в ней занимали широкие стеллажи, только по центру стоял длинный деревянный стол. На полках и столе выстроились в ряд большие склянки разной формы, чаще всего — цилиндрической или квадратной.

Я склонился над одной из них. Прозрачный сосуд закрывала крышка из мелкой железной сетки... Или даже из серебряной — в темноте не вышло как следует рассмотреть.

— Что это, Андру? — поинтересовался я, пытаясь рассмотреть содержимое сосуда

— Агаи, вы можете немного подсветить? — вместо ответа спросил правитель нежити и добавил: — Только не очень ярко, они этого не любят.

Они? Интере-есно...

Слабенький огонек мотыльком заплясал на открытой ладони мага, добавив комнате немного красок.

— Смотрите, Дюс, смотрите, — усмехнулся этернус, не спуская с меня повеселевшего взгляда.

Я послушно уставился сквозь стекло. На едва прикрытом палыми листьями дне что-то зашевелилось. Я с изумлением увидел две большие клешни и изогнутый саблей хвост, украшенный ядовитым жалом.

Скорпион! Да здоровенный какой.... С мою ладонь, никак не меньше... Это если без хвоста.

Потревоженное светом насекомое пробежало по кругу и попробовало выбраться из прозрачного узилища, противно суча лапами по скользким стенкам. Поняв тщетность этих усилий, отвратительное существо снова забилось под листья. Я осторожно щелкнул пальцем по стеклу. Черный крючок хвоста тотчас взлетел, а клешни угрожающе раскрылись. Скорпион припал на брюхо и замер, пытаясь обнаружить угрозу.

Ну и чудище... Откуда только тебя взяли, красавчик? Ни в Наорге, ни в Пустоши я таких тварей не встречал.

— Он прекрасен, не правда ли? — услышал я воркующий голос Андру, и недоверчиво посмотрел на вампира, пытаясь понять, издевается тот или шутит.

Какое, на хрен, прекрасен? Чего тут прекрасного? Если только сравнить с упы.... Да нет, сам Андру, пожалуй, посимпатичнее будет. Во всяком случае, моя рука при виде него больше не тянется к мечу. А это существо я раздавил бы сразу, не задумываясь.

Меж тем правитель нежити улыбнулся: нежно и ласково, словно увидел не многоногое чудище, а прелестную женщину или дитя. И в этой улыбки я не нашел ни капли наигранности — похоже, вампир искренне считал, что ядовитая тварь прекрасна.

Ну и вкус...

Я снова пригляделся к скорпиону, пытаясь понять, что в нем может вызывать восхищение. У твари были черный лакированный панцирь и суставчатые лапы, украшенные редкими колючками. Я не удержался от брезгливой гримасы — мерзость! — получив в ответ насмешливый взгляд Андру. Он-то и подтолкнул меня снова щелкнуть по сосуду.

— Осторожнее, не разбейте, — тут же сказал этернус, — одного укуса этого красавца хватит, чтобы вы умерли через четверть часа. Хотя... с вами, Дюс, возможны варианты.

Я оскалился в недоброй улыбке:

— Надеюсь, вы не станете их проверять?

Уголки тонких губ вампира чуть дрогнули, но голос не изменился:

— Никогда... без вашего согласия.

— И на том спасибо.

За спиной раздались негромкие смешки, похоже, моим спутникам ситуация показалась забавной. И только Агаи неожиданно напряженно произнес:

— Яд против яда? Вы для таких случаев их держите?

Вампир качнул головой, подтверждая догадку мага:

— Да, яд против яда, — и махнул рукой: — Пойдемте, господа, у вас еще будет время рассмотреть всех моих питомцев. Только прошу: осторожнее. Почти все они смертельно опасны для людей. И для нелюдей тоже.

Вампир многозначительно посмотрел на мага, который уже согнулся в три погибели и почти влип лицом в прозрачное стекло одной из "клеток".

Юноша сей же миг отпрянул и смущенно улыбнулся, став похожим на мальчишку, которого поймали на озорстве.

— Пойдемте, господа, — снова позвал вампир, и мы перешли в другую комнату.

На этот раз это оказалась лаборатория, полная загадочных сосудов разнообразной формы, колб, тиглей, котелков, мешочков, коробок, весов и книг — в общем, всего того, без чего алхимик — не алхимик. И, вероятно, маг — не маг: лицо Агаи тоже осветилось необычайным интересом.

Кажется, сирин останется тут надолго. Но на это раз, его увлеченность только играла на руку. Когда мага одолевал такой восторг, на свет появлялись гениальные идеи... или — абсолютно дурные.

Тем временем вампир резко повернулся ко мне и спросил:

— Ну что, Дюс, вы готовы услышать о том, что делает нежить нежитью? Чем мы отличаемся от живых? А заодно посмотреть, что происходит с кровью Агаи?

Он еще спрашивает!

— Давайте начнем с последнего. Здоровье мага важнее.

Этернус улыбнулся:

— Понимаю. Но все-таки предлагаю посмотреть все четыре образца крови. Мой, ваш, Агаи и Риса. Притом начать именно с последней, чтобы легче было понять наше различие и... сходство.

Услышав последнее слово, Лаланн переступил с ноги на ногу — не понравилось ему, что сходство с нежитью есть.

Вампир подошел к большому столу, посреди которого возвышался загадочный предмет. Точнее механизм, состоящий из подзорной трубы странной формы, крепления, каких-то колесиков, шестеренок, вогнутого зеркала, дополнительной линзы и позолоченного столика на гнутых ножках с круглой дырой посредине.

Андру широко улыбнулся Лаланну.

— Вас не затруднит поделиться кровью? — с самым невинным видом поинтересовался упырь.

Повторно просить Риса не пришлось — сразу вложил руку в ладонь вампира — но от издевки милитес все-таки не удержался:

— Позавтракали плохо?

Вместо ответа Андру сделал молниеносное движение рукой, и на пальце Риса выступила капля крови. Правитель нежити осторожно размазал ее по стеклу, положил его на столик, а сам прильнул глазом к окуляру.

Я не ошибся, механизм действительно предназначался для наблюдения. Вот только что можно увидеть в капле крови... этого я в толк взять никак не мог.

Правитель вампиров немного поколдовал над прибором, подкручивая колесики, манипулируя с зеркальцем и линзой, которые благодаря хитрому креплению фактически вращались вокруг своей оси. И сделал широкий жест рукой, приглашая меня к механизму

Я осторожно приблизился, на всякий случай заложив руки за спину, чтобы не разбить чего-нибудь ненароком, приложился глазом к трубке.... и почти сразу же отпрянул. От неожиданности.

Вместо мутной полоски розового цвета я увидел субстанцию полную красных .... Больше всего формой это походило на монетки или на диски. Нет! Больше всего это напомнило плюшки, которые иногда жарила для меня вдовица — приплюснутые в центре, "сдобные" по краям. Только тревожного красного цвета.

— Ну что же вы, Дюс, — мягко упрекнул меня вампир, — смотрите, смотрите внимательно!

Я снова уставился в окуляр. Сначала показалось, что там лишь одни красные диски, но потом я заметил почти прозрачные пленки и серебристо-зеленые... комки? Сгустки? У меня не хватило слов, чтобы дать виснущим на красных дисках "кляксам" точное определение.

Мерцающая субстанция меня заинтересовала больше всего, потому что с красными дисками все было более-менее ясно — это и есть сама кровь. Если верить цвету.

От непривычного напряжения глаз заслезился. Я отстранился немного, поморгал и снова наклонился, вглядываясь в странную, нереальную картинку, так отличающуюся от той, что видно без помощи механизма.

Повторный просмотр ничего нового не дал, поэтому я перевел взгляд на Андру.

— Красные диски — это кровь? Так ведь? Я не ошибся?

Я дождался кивка и поинтересовался:

— Тогда почему она так странно выглядит?

— Я встроил в трубку специальные линзы. Они, как телескопы астрологов, приближают предмет интереса. Но только я рассматриваю не звезды — для них у меня другой механизм — а... все, что под руку попадется. В том числе и кровь.

Меж тем место рядом с механизмом занял Агаи. Он долго не отрывался от трубки, а когда наконец отошел, мы утонули в словесном потоке.

— Невероятно.... Никогда бы не подумал... Это действительно кровь? Неужели без магии такое возможно? Вы сами изобрели увеличительный прибор? Нет, ну неужели совсем без магии? А что за непонятная субстанция? Почему она светится? Ваша кровь — такая же, или сильно отличается? Вы разглядывали кровь сирин?

Вампир с удивительным спокойствием дождался, пока Агаи надоест самого себя вопрошать, и улыбнулся:

— Я хорошо понимаю ваше любопытство, Агаи, но позвольте удовлетворить его немного позже. Когда мы сравним все образцы. Вы не против?

Сирин смутился:

— Да, конечно. Простите, что увлекся.

Лаланн, поучаствовав в просмотре, тоже не промолчал.

— Надо же. Кто бы мог подумать, — пробурчал он сам себе под нос.

— Не правда ли, интересно увидеть, из чего вы сделаны? — снова улыбнулся Андру.

Милитес молча отстранился от механизма.

— Теперь ваша очередь, Агаи, — князь протянул руку сирин.

На этот раз я успел заметить, что использует вампир — тонкие заточенные полоски железа. Притом ту, которой он уколол мага, этернус тотчас же бросил в печку. В остальном все повторилось. Андру очень долго рассматривал образец. Он вертел стекло то так, то эдак, снова манипулировал с зеркалом, пока не пробормотал:

— Наконец-то! Замечательно! Я так и думал.

И, уступая место, посоветовал:

— Обратите внимание на правый верхний угол.

На этот раз картинка, которую я увидел в окуляре, несколько изменилась. Да, красные шарики были теми же... и в тоже время — другими. Мне показалось, что они словно немного светятся изнутри. Серебристых комков оказалось больше, намного больше, чем в крови Риса. И еще я увидел два диска, внешне похожих на своих "товарок", но вместе с тем совершенно других. Пораженных чернотой. Притом если один лишь слегка потемнел, то второй настолько изменился, что я с трудом угадал, чем было когда-то черное мохнатое пятно.

— Это и есть не-жизнь, — сказал Андру, заметив, как я тревожно оглянулся на Агаи.

Сирин побледнел, но когда я отодвинулся от механизма, решительно занял освободившееся место. И так же, не говоря ни слова, уступил его Лаланну — тот тоже не стал упускать возможность поглазеть на таинственную "не-жизнь".

Наконец пришла моя очередь резать палец. Кровь "демона" отличалась от человеческой еще сильнее, чем кровь сирин. Нет, основа была все та же, зато "кляксы" светились чистым зеленым цветом, словно огни фонарника в ночи. Да и красные тельца казались ярче, чем у других.

— Занятно, — пробормотал вампир, окинув меня задумчивым взглядом.

— Почему зеленые и отчего их так много? Это из-за яда? — задал за меня вопрос Агаи.

— Нет, что вы, — отклонил предположение мага Андру, — к сожалению, яд невозможно рассмотреть. Во всяком случае, на этом приборе. Просто у Дюса... особенная кровь. Что, впрочем, хорошо укладывается в мою версию.

Правитель этернус выразительно на меня посмотрел и добавил:

— Правда, кое-что все-таки стало неожиданностью. Кое-чего я в ней не нашел.

Вампир широко улыбнулся:

— Ну а теперь, господа, главное представление. — И уколол свой палец.

На этот раз разница оказалась не настолько большая, чем я ожидал. Кровь вампира тоже состояла из красных дисков, но их было значительно, значительно меньше! Основой крови вампиров были тускло-серебристые комки. Фактически все они висели на красных дисках, делая их темнее. Некоторые диски были полностью ими поглощены.

— Думаю, теперь вам понятно, почему мы не в силах обойтись без человеческой крови? — ровным, спокойным тоном спросил Андру, дождавшись пока мы удовлетворим свое любопытство. — Наши тела не в состоянии вырабатывать кровяную субстанцию. Без нее даже не-жизни не обойтись, а настоящая жизнь попросту невозможна. Разве что...

Вампир снова обратил на меня внимательный взгляд.

— За вас, Дюс, я не уверен. Мне кажется, у вас другое... другая основа.

Я поморщился — тошнотой под горло уже эта особенность, чтоб ее крокуты драли.

— А почему, ваша светлость, у меня не так, как у вас? — тихо спросил сирин.

Правитель нежити вздохнул:

— Потому что вы не станете таким, как я. Вы не превратитесь в вампира. Вы переродитесь в обычное умертвие, упыря без разума, движимого лишь жаждой живой плоти и страхом солнца.

Сирин, стиснув челюсти, кивнул.

— Почему-то именно так я и думал.

И тут же задал новый вопрос:

— Что это за светящиеся комки?

Андру улыбнулся:

— О, это самое интересное, что в нас есть. Это, по сути, подарок демона смерти: квинтэссенция вечной жизни. Только у некоторых она срабатывает, а у некоторых — нет.

Вампир вежливо улыбнулся, заметив недоумение на наших лицах:

— Мне нелегко объяснить. Одно могу сказать точно — эта субстанция поддерживает существование не-живых. Не дает нам сгнить, рассыпаться на куски. Не верите?

Андру решительно полоснул себя ножом по кисти и набросил на светильник кусок плотной материи.

— Не пугайтесь. Чтобы вы поняли, о чем идет речь, нужна темнота, — с этими словами вампир вытянул руку.

Кровь прекратила сочиться почти сразу, а рана стала светиться тем самым мертвенным серебристым светом, что я не раз ночью замечал в глазах Андру. Именно серебром при свете лун отсвечивали руны вампиров.

Сначала свечение было ярким, выделяя края раны, словно мазок живописца. Но буквально в течение минуты оно сошло на нет, после чего вампир сдернул ткань со светильника и покрутил запястьем, демонстрируя ровную кожу.

— Вот и все, — сказал алхимик. — Мое тело восстановлено за счет чужой крови. Ведь своей у меня, увы, уже нет. Чем меньше в крови вампира красных частиц, тем мы голодней, тем сложнее себя контролировать.

— То, чем заражена моя кровь, действует таким же образом? — деловито спросил сирин.

— Нет, — покачал головой этернус, — к сожалению или к счастью. Ваш организм, Андру, будет полностью изменен. Он не получит регенерации. Он обретет лишь способность не гнить.

— Понятно, — все так же спокойно кивнул Агаи, немного подумал и спросил: — У вас уже был.... Вы уже наблюдали за кем-то подобным?

Андру посмотрел на сирин с пониманием, и, как мне показалось, с уважением:

— Нет. Я сужу лишь по тому, насколько отличались тела умертвий от первоначального варианта.

Маг слабо улыбнулся:

— Стало быть, теперь есть возможность изучить весь процесс досконально?

— Стало быть, есть, — серьезно кивнул князь.

Агаи, сцепив руки в замок за спиной, качнулся с носка на пятку, помолчал и уверенно заявил:

— Первым делом надо вылечить Дюса от яда. А моя проблема пока терпит.

Надо сказать, я ожидал от юноши немного другой реакции: страха, уныния, отчаяния. Но на этот раз сирин меня приятно удивил. Он словно подобрался от правды, стал деловит и спокоен. Кажется, Агаи собрался потратить с пользой каждую минуту.

— Мы будем смотреть кровь Таниты? — спросил маг.

Я мысленно усмехнулся — не удержался все-таки.

Вампир покачал головой:

— В этом нет необходимости. Для начала разберемся с ядами. Агаи, вы ведь хорошо помните, как он подействовал на рош-мах?

Губы сирин превратились в бледную полоску, слетевшее с них "да" было тяжелым, как камень.

Я тоже помнил. И ее мучения и свои.

— Прекрасно, — кивнул Андру. — Значит, сразу займемся экспериментами. Начнем, пожалуй, с вашей крови. У меня мелькнула одна догадка, как вас, Агаи, попробовать излечить.

— Я готов, — немедленно кивнул маг. — Сейчас приступим?

Вампир лишь улыбнулся.

— Это не к спеху. Подождет до обеда. Сейчас у нас знакомство с замком, — Андру повернулся к нам и осведомился: — Господа, не желаете посмотреть на мой зверинец?

Великий Ирия.... Чувствую, зверинец у этернус под стать той комнате с насекомыми.

* * *

Когда мы зашли в зверинец, я сразу почувствовал присутствие нежити: по тонкому запаху тления, по мерзостному ощущению на душе. Хотя обычной вони тоже было более чем достаточно — все-таки нежить не ладаном гадит.

Рис тут же вытащил платок, Агаи поспешно сотворил заклинание. Честно говоря, я на этот раз от магии тоже не отказался бы — тошнотворные миазмы буквально отравили воздух — но просить сирин поколдовать я не стал. Сдался мне этот малахольный с его болячками. Загнется прямо после колдовства, и получит наш упырь к себе в коллекцию еще один редкий и "красивый" экземпляр.

Когда загорелись светильники, я впервые увидел создания Пустоши при ярком, почти дневном свете. И впервые получил возможность их рассмотреть, не опасаясь за свою жизнь.

Нежить держали за тремя рядами толстых решеток, две из которых оказались из посеребренного железа, третья — тонкая и частая — из чистого серебра. Стены были обиты осиновыми досками. Пол рассмотреть не получилось, его скрывал слой опилок.

Кого тут только не было: метались за решетками суетливые поджарые крокуты, лязгала зубами неповоротливая пятнистая шушваль. И даже нашелся пяток давних знакомцев, чьи ядовитые зубы оставили на ноге шрам, а в душе — неприятные воспоминания.

— Все-таки у вас извращенный вкус, Андру, — пробормотал я, глядя на клетки. — Во имя всех богов, ответьте, зачем вам сдалась вся эта пакость?!

Вампир, заложив руки за спину, остановился напротив клетки с шушвалью и улыбнулся:

— Вы просто забываете, Дюс, я с ними по одну сторону. Я тоже нежить. Более того, здешние обитатели — мои союзники и младшие братья в борьбе за существование. Гарантия безопасности государства этернус. Так что считайте этот зверинец жестом благодарности. Я отловил тех, кого можно содержать в неволе без особых последствий для ... хм... здоровья. Когда пройдет солнечный ветер, выпущу зверей обратно и буду подкармливать — пусть размножатся за зиму. Глядишь, хоть немного проредят армию незваных гостей.

Вампир бесстрашно протянул руку меж прутьев и потрепал по уху пятнистую тварь, с утробным урчанием подставившую для ласки голову.

— Хорошая способность — регенерация. Не надо переживать за конечности, все равно отрастут. Часто, наверное, восстанавливать приходится? — не удержался я от колкости, уж больно неразумно повел себя вампир. Толку с того, что он мертвый? Все равно для шушвали — вкуснее обычной падали.

Правитель нежити негромко рассмеялся и не торопясь отстранился от клетки:

— Эти животные у меня — со щенков, и хорошо помнят, кто их кормит. Но вам бы я не советовал приближаться в клетке.

Словно в подтверждение словам упыря, глаза шушвали вспыхнули злыми огнями, зверь шумно втянул воздух и завыл, то и дело прерываясь на тявканье, больше схожее с хохотом сумасшедшего. За ним голодную песню подхватили остальные создания. Из тех, кто умел выть.

— Жизнь почуяли, — серьезно сказал Андру, остановившись в проходе, и предложил: — В верхнем ярусе я держу обычных животных: волков, лис, кроликов, небольшое стадо косуль. Хотите посмотреть? Думаю, Морре звери понравятся.

Я не ответил, потому что застыл напротив "безголовых", они привлекли меня непомерным уродством. Можно сказать, эти твари были совершенны в своем безобразии. Шерсть на черных телах лоснилась, словно ее натерли маслом. Мускулы бугрились рельефным узором, показывая, насколько сильны эти монстры. "Безголовые" не выли, как крокуты или шушваль: они застыли напротив решетки, явно понимая, что преграду не преодолеть. Пока. Было ясно, что твари способны ждать подходящего момента бесконечно долго. Что время их не интересует, а интересует лишь конечный результат: момент, когда кости добычи захрустят на зубах. Этим они напомнили мне сирин.

— Уроды, эдхед то, — процедил я сквозь зубы, имея в виду совсем не "безголовых".

Вампир весело хмыкнул:

— Не спешите с выводами. Дать определение красоте весьма и весьма непросто. С чего вы взяли, что уродливы именно гэксаподы? Возможно, с их точки зрения, созданий страшнее людей не найти.

Ну да, конечно. Опять все вывернул наизнанку! Философ, Мо шизане.

Только я собрался ответить наглому упырю, что думаю о такой красоте, и о его размышлениях заодно, как за спиной раздался измученный голос:

— Давайте выйдем на свежий воздух. Мне что-то нехорошо...

Я обернулся — Агаи по цвету стал, словно несвежий труп — бледно-зеленого цвета.

— Сами дойдете? — заботливо поинтересовался этернус, дождался кивка сирин и посмотрел на меня: — Дюс, задержитесь ненадолго. Позвольте сцедить у вас еще немного крови. Разумнее будет приступить к исследованиям прямо сейчас.

— Отведи Агаи в комнату, а еще лучше — на свежий воздух. Пусть немного придет в себя. И посиди с ним. Я позже поднимусь, — приказал я Лаланну.

Тот подхватил сирин под локоток и повлек его прочь из зверинца, а я отправился обратно в лабораторию, раздумывая над причиной нездоровья мага. Отчего ему стало плохо? Оттого, что поколдовал немного, или от нездорового воздуха подземелья? Запах-то Агаи убрал, но миазмы в воздухе все равно остались. Меня и то... пробрало.

— Дюс, вы позволите взять немного крови у Морры? — неожиданно спросил вампир.

— Зачем?

— Хочу сравнить с вашей, — ответил этернус.

— Перебьетесь. Сила девочки все равно не в этом.

Этернус усмехнулся:

— Наверное, вы правы. Но ведь любопытно. Разве нет?

— Любопытство кошку сгубило... Не боитесь повторить ее судьбу? — проворчал я больше для порядка.

Андру, молча надев широкий фартук, вытащил небольшую фарфоровую миску и тонкий нож.

— Будет немного больно, — честно предупредил этернус, вызвав у меня смешок.

Нашел что сказать. Испугал волка зайцем.

Вампир сноровисто закатал мне рукав, повернул руку к свету и без долгих раздумий полоснул по коже. Тонкая струйка крови послушно полилась в подставленную чашку.

— Пригубить не тянет? — не удержался я от подковырки.

— Я сыт, — коротко ответил алхимик, добавив: — Кроме того, яд в вашей крови не способствует желанию ее пить. Отравить насмерть нас невозможно, а вот заставить дурно чувствовать до следующего обеда — по силам вполне.

В этот момент Андру здорово стал похож на лекаря, который проводит кровопускание. Надо сказать, сделал его этернус великолепно, лучше многих знахарей и врачей. Оно и немудрено. В конце концов, кровопускание — главное занятие вампиров.

— Вот и все, — улыбнулся Андру, быстро перевязал мне руку, согнул ее в локте и приказал: — Держите в таком положении, пока не досчитаете до трехсот. Найдете дорогу наверх или вас проводить?

Последнее предложение вампир сделал только из вежливости. У клыкастого алхимика на лбу было написано, что он жаждет остаться один и заняться любимым делом — покопаться в новой загадке.

— Не потеряюсь, — заверил я, и отправился восвояси, раздумывая над тем, что узнал.

Перед глазами стояли картинки. Если честно, в этот момент меня терзало детское любопытство — хотелось утащить механизм и рассматривать на нем все, что под руку попадется. Мир для меня словно раздвоился: поделился на видимый и тот, который скрыт от всех. Даже подумалось, что люди отчасти действительно подобны богам. Разве Ирия не так же видит, не видя? Создавали-то боги весь мир разом, вот за весь мир и переживают, поди.

Эх... подарить бы им такой же ... прибор, глядишь, жизнь стала бы лучше.

Хмыкнув — стреляный воробей, а все сказками брежу — я толкнул знакомую дверь... и буквально клацнул зубами от злости!

Клянусь рогами Мо, я все-таки упокою этого кровососа!

Пока мы наворачивали круги по подземельям замка, проклятущий вампир, который успел мне надоесть хуже пареной редьки, прочно обосновался в моих покоях. Притом не абы как, а рядом с девчонками.

— Игнас?

Я постарался вложить в это слово все, что думал о навязчивом внимании этернус, поэтому имя "опекуна" прозвучало вопросом: "какого демона ты сюда притащился?".

Этернус, неохотно поднявшись, склонил голову в учтивом приветствии.

— День добрый, господин Лирой. Добрый день, господин Лаланн. Надеюсь, вы не против немного прогуляться? Я зайду за вами сразу после обеда. Его подадут через четверть часа.

Упырь повернулся в девушке:

— Простите, милая Эрхена, вынужден вас покинуть. Верьте, этот сон правдив. — А затем самым наглым образом подмигнул девчонке.

Такая фривольность уже ни в какие ворота не лезла. Так думал не я один — Рис за моей спиной тихо выругался сквозь зубы. Мы посторонились, этернус еще раз раскланялся и ушел, оставив нас в препаршивейшем настроении. Я глянул на Эрхену. Кажется, она совсем не понимала, что смазливой пиявке на самом деле нет ни малейшего дела до женских прелестей.

Девушка нервно погладила стол, на ее руке блеснул новый серебряный браслет, вконец испортив мне настроение. И не мне одному: Рис неожиданно разразился длинным монологом, который понять, увы, не получилось: милитес для большей доходчивости заговорил на хогарском. Впрочем, по тону было ясно — Эрхене досталась отнюдь не похвала: Лаланн говорил отрывисто и резко, словно наотмашь бил. Девушка сразу притихла, угрюмо уставилась в пол, а затем удрала на "женскую" половину. Правда, это не помогло: Рис успокоился не сразу — бросил вдогонку беглянке еще несколько фраз, полных яда, удовлетворенно прислушался к сдавленному всхлипу, и сам себе кивнул:

— Вот так-то лучше! — После чего грозно глянул на Морру.

Она затаилась мышкой, выставив мою подушку словно щит. Встретившись взглядом с Лаланном, малышка на мгновение застыла глазастым совенком, а затем убежала вслед за Эрхеной; даже игрушки не взяла.

Оставшись победителем на "поле боя", Рис схватил бокал, плеснул в него вина, осушил одним глотком драгоценный напиток и буркнул, словно это все объяснило:

— Женщины...

— Как Агаи?

— Лучше, — уже спокойно ответил Рис, — дышит свежим воздухом на стене. Я зашел за плащами.

С этими словами милитес сдернул со стула одежду и вышел из комнаты, оставив меня слушать сдавленные рыдания.

Что же такого он наговорил девчонке? Впрочем, неважно, главное, чтобы на пользу пошло, иначе дело кончится плохо.

* * *

В светлое время суток, когда на улицах появились люди, столица вампиров стала еще больше похожа на обычный городок. Особенно площадь перед замком. Вчера я не обратил внимания на горы снега справа и слева от дороги, а сегодня увидел, что это были вовсе не сугробы. Справа высилась самая настоящая снежная крепость высотой мне по грудь. С башнями, бойницами, аркой ворот. А слева — нагромождения утрамбованного снега, с гротами, пещерами, горками. Детвора облепила и крепость, и горки, что те муравьи.

Сразу подумалось: "Хорошо бы сводить сюда Морру на прогулку" — и я пожалел, что вчера не заметил снежных потех. Развлекли бы с утра девчонок. А с другой стороны, может и правильно, что не заметил. Чем дальше мы держимся от вампирских сервов, тем меньше шансов в конце концов оказаться с ними в одном ряду.

Стоило нам выйти на улицу, как следом увязалась небольшая стайка детишек. Они караулили нас за воротами, ознаменовав появление гостей воплем: "Идут! Идут!". И если взрослые попросту выползли на порожки домов, то дети, не стесняясь своего любопытства, бежали за нами во всю прыть. Мы стали главной диковинкой города нежити, бесплатным развлечением, подобному балагану уродов с главной "звездой" в моем лице.

Так мы добрались до первой башни. На стук Игнаса вышел пожилой мужчина. Увидев вампира, он торопливо сгорбил спину в поклоне, чем вызвал тяжелый вздох у Лаланна. Его просто корежило преклонение людей перед нежитью. Меня — уже нет. Привык.

— Открой дверь в башню, — приказал этернус, и я отчетливо услышал еще один вздох. Только на этот раз он вырвался у человека, который явно обрадовался, что причиной неожиданного визита стала всего лишь башня.

Мужчина торопливо порскнул выполнять приказ, осторожно покосившись в нашу сторону. Серва, как и слуг, смутили незнакомые лица. Он никак не мог разобраться в нашем статусе: какое положение мы занимаем среди господ? И судя по взволнованному лицу, мужчину сильно тревожило, что мы держимся с вампирами как ровня.

Я усмехнулся про себя — как бы упыри не прогадали, пустив нас в Азалу. Неизвестно, какие выводы сделают сервы, глядя на нас; могут ведь задуматься о своем месте в этом мире.

— Ты нам не нужен, — отпустил хозяина Игнас, и тот торопливо ретировался из холодной башни в дом, а мы последовали за вампиром на второй этаж. Крутая лестница вывела сначала в оружейную — там хранились луки, арбалеты, связки болтов и стрел. По-видимому, вампиры абсолютно не опасались рабов, раз держали столько оружия в свободном доступе.

Я прошелся вдоль полок. Меня заинтересовали луки. На мой взгляд, они предназначались исключительно для вампиров — уж больно были мощными. У людей попросту не хватило бы сил натянуть тетиву. А вот арбалеты годились и тем, и другим. Значит, Андру рассчитывал использовать для обороны все возможности города, включая людей.

Мы поднялись еще выше — на площадку. Там стояла аркбаллиста, закутанная в промасленную парусину. Крыши на башне не было, воинов защищали лишь зубцы. Оно и понятно, стрелять-то придется по птицам.

— Кто стрелок? — поинтересовался я.

— Этернус. В помощниках три человека. Пока они перезаряжают, он стреляет из лука.

Ну что же, умно. Хотя с силой этернус, уверен, обошлись бы одним луком. Опять-таки — скорость выше.

Я подошел к краю, вглядевшись в серое холодное небо, пока еще чистое — даже обычных птиц, и тех было не видно. Его связали с заснеженным городом белые дымные столбы.

Было серо, спокойно, невесело, хотя последнее — скорее, от беспокойства в душе.

— Орудие какое? — поинтересовался Рис, оторвав меня от созерцания городского пейзажа.

— Обычная аркбаллиста, прицельная дальность — приблизительно триста шагов, — ответил вампир, уточнив: — Основание вращается. Она закрыта на зиму; думаю, не стоит снимать чехол только ради любопытства.

Торопиться было некуда, да и стрелять предстояло не нам, так что я не стал возражать.

Когда мы вышли на улицу, то обнаружили, что "эскорт" увеличился — к детям прибилась группка мальчишек постарше, делающих вид, что они совершенно случайно подпирают стену соседнего дома. Подростки выглядели нахальнее малышей, но тоже не подошли.

От Игнаса интерес людей не ускользнул. Мне показалось, вампир даже получал удовольствие, глядя на то, как мы выступаем в роли диковинных зверей. Подозреваю, окажись сейчас на свободе кто-то из настоящих "зверюшек" князя, им уделили бы намного меньше внимания, чем нам с Рисом.

Так, в большой компании, мы добрались до внутренней линии городских стен, где нас оставили в покое. Почти оставили: ребятня предпочла подняться выше, чтобы следить за нами издалека. Мальчишки разом стали похожи на крикливых воронят, слетевших на землю в ожидании подачки.

Мы прошлись по периметру Азалы. Внешних ворот оказалось три, по разным сторонам света, как и внутренних. В принципе, на такой город вполне хватило бы и одних. Ну, самое большее — двух, если бы не одно "но"... Город стоял в Пустоши, ночевать за его пределами было нельзя, а значит, выходов требовалось больше обычного, чтобы люди могли легко добраться до полей, а скотина — до пастбищ. Вот только...

— Многовато, — нахмурился Рис, разглядывая ворота. Он озвучил мое беспокойство.

— Едва потеплеет, замуруем, — успокоил вампир.

И то правда — не думаю, что этернус этой весной распашут землю. Хотя всходы озимых мы видели, но кто же знал тогда о войне?

На внешние стены мы не пошли: мороз пробрался под теплые плащи. Хорошо хоть, ветра не было. И спуск к озеру пришлось отменить — Игнас сказал: "Его светлость просит оставить за ним честь показать вам озеро". Мы не стали возражать. Озеро было невероятно странное, а к странным местам надо относиться с должным уважением: руками не трогать, на зуб не пробовать и первый визит совершать с тем, кто знает об этих странностях все. Или хотя бы что-то знает.

Я посмотрел на тяжелое зеркало "серебряной" воды, не замерзшей даже в мороз. Оно манило к себе так же, как манит вора золото.

Мне вспомнились слова Андру о том, что озеро притягивает летучие ловушки. Интересно, а как обстоят дела с магией? Не искажается ли она рядом с сердцем Пустоши?

Снова сплошные вопросы, хорошо хоть, ответы на них получим в ближайшее время.

Внешние и внутренние стены тоже оказались под защитой аркбаллист, надежно скрытых деревянными щитами. Еще мы увидели перевернутые вверх дном котлы для смолы. Даже на той стороне, что выходила к озеру.

Пожалуй, крепость можно было бы назвать неприступной, если бы не два момента. Первый — что бы там ни думали создатели крепостей о своих творениях, но неприступных стен не бывает! Любые можно одолеть: если не штурмом, так хитростью, магией, подкупом или долгой осадой. Можно даже уморить защитников голодом, хотя вампирам, пока во вражеской армии есть хоть один воин, это не грозит, а о людях Андру наверняка уже позаботился. С его-то прозорливостью.

— Игнас, откуда вы берете воду? — поинтересовался я, даже в мыслях не допуская, что озерная вода годится для питья.

— Город живет за счет подземного источника. Он выходит на поверхность на западном склоне.

Прекрасно. Остается последнее — мы имеем дело с весьма необычным врагом, для которого стены — не помеха, а лишь надежная защита от хищных тварей Проклятых земель. И большинство наших противников — колдуны. Притом, что бы там ни говорил Агаи — отнюдь не добрые волшебники, лечащие каждую букашку, а настоящие боевые маги. Умеющие сплести стену из огня, которая с одинаковым успехом спалит и слабую человеческую плоть, и тела нежити, и мое. Хотя, как любит говорить клыкастый алхимик, со мной возможны посмертные варианты. Вот только что-то не хочется до посмертных дело доводить, мне пока и на этом свете нравится.

Но самое поганое, что у нас всего один маг, да и тот... похож на изъеденное короедами дерево: стоит пнуть как следует — тотчас в труху рассыплется. Впрочем, одному магу все равно не одолеть целую армию. Значит, надо делать ловушки. Как можно больше ловушек! Азала должна быть ими нашпигована, как нанцкие колбаски салом. Чтобы каждый взмах крыльев над крышами, каждый шаг сирин по улицам мог стать последним! При этом ловушки не должны мешать защитникам крепости. Вот только как это совместить?

— Ну что? Возвращаемся? — притопнул, пробуя согреться, Рис.

— Возвращаемся, — согласился я.

Все что требовалось, мы увидели. Теперь оставалось лишь обсудить и обдумать.

Уже на обратной дороге мое внимание привлекли темные пятна, ползущие по заснеженной дороге. Еще несколько этернус стремились попасть в замок до темноты. Андру собирал подданных в безопасное место.

Игнас тоже увидел путников, прищурился и вежливо поклонился:

— Позволите оставить вас одних? Не потеряетесь?

Последний вопрос явно предназначили мне.

Отвечать на колкость упыря я счел ниже своего достоинства, а потому обошелся простым кивком.

После того, как вампир ушел, Лаланн задумчиво поинтересовался:

— Мне кажется, или пиявка осознанно напрашивается на неприятность?

Именно эта мысль крутилась в моей голове. Но зачем?! Чтобы я вспылил и завязал драку? А упырь всего лишь оборонялся? А причины? Насколько помню, никого из его родни я на тот свет отправить не успел. Брат жив до сих пор, а большинство ровесников Игнаса, из-за смерти которых он мог бы затаить кровную обиду, благополучно померли намного раньше, чем я появился на сцене королевских интриг.

Но мысль, несомненно, не лишена здравого смысла: зачем-то кровососу нужно меня взбесить.

Я вздохнул — только закулисных игр нежити мне не хватало — и, недолго думая, решил поговорить на эту тему с Андру. В конце концов, это его подданный, вот пусть сам и разбирается. А я заодно посмотрю, так ли этернус послушны воле правителя, как он полагает.

Поймав вопросительный взгляд Лаланна, я процедил:

— Напрашивается — получит, но не так, как рассчитывает!

Когда мы спустились со стены, обнаружили, что наша "свита" сильно поредела. Холод оказался сильнее любопытства, и дети разбежались по домам. Зато оставшиеся упрямцы вели себя намного смелее — когда мы подходили к замку, я получил снежком промеж лопаток. Еще не зная, как реагировать на такую наглость, обернулся и встретил невинные взгляды шкодников, главарь которых даже развел руками, словно говоря: "мы тут не при чем".

Мне оставалось, мысленно выругавшись, продолжить свой путь. Мышцы непроизвольно напряглись в ожидании следующего снежка, и он не заставил себя ждать. На этот раз я развернулся раньше, чем снаряд достиг цели: он упал, разрубленный на две части.

Убирая меч в ножны под восхищенное "ох", я почувствовал себя полноценным фигляром, устроившим выступление по прибытию в провинциальный городок. Впрочем, нехитрый трюк все-таки пошел на пользу: наш статус резко вырос до уровня хозяев замка — мальчишки отвесили глубокие поклоны. И то ладно.

Рис, правда, не удержался от искушения пройтись на мой счет:

— Силен ты, Дюс, детей пугать.

Я, усмехнувшись, вспомнил восхищенные физиономии юнцов — испугались они, как же. Вот если бы демоном обернулся -тогда, глядишь, и перетрусили бы. Хотя и в этом уверенности нет. Что-то в головах сервов не так устроено, раз они поклоняются тем, кого должны ненавидеть и бояться.

Я снова уловил краем глаза белое пятно и вскинул руку в защитном жесте — Мо шизане, они что, сговорились?!

— Простите, я не специально, — донесся до меня высокий голос белобрысого упыря, которому Морра спасла жизнь в Сырте.

Я, промолчав, шагнул к раскрытой двери. Но прежде чем зайти в нее, оглянулся, желая полюбоваться на редкую картину или даже удостовериться в ее реальности. Рис тоже застыл на месте: он, как и я, не поверил глазам. Ну не могло такого быть!

В центре внутреннего двора боязливо жалась снежная баба с морковью вместо носа, с черными углями глаз и сучковатыми руками из веток. Вокруг нее кипело побоище — нежить обстреливала нежить снежками. "Воевали" этернус азартно, выкладываясь в полную силу, размазываясь в бросках в снежные вихри.

— Отвратительно, — процедил сквозь зубы за моей спиной Рис.

Я понял, что вызвало такие чувства — один из вампиров легко, как огромный таракан, вскарабкался по стене и сиганул под прикрытие столба галереи. За что тут же попал под серьезный обстрел: упыри, посчитав, что он сжульничал, бросились скопом на одного.

— Бред какой-то, — пробормотал Лаланн.

Я был с ним целиком и полностью согласен — действительно, бред.

— Пойдем, — позвал я товарища, не желая смотреть на эту фантасмагорию. Такое только в дурном сне может привидеться: вампиры, скачущие по стенам, чтобы поиграть в снежки!

Но до комнаты мы так и не добрались: около лестницы нас встретил и поманил за собой Андру:

— У меня опять две новости: приятная и не очень. Начну с приятной. Пойдемте, покажу, что происходит с кровью Агаи на свету.

Князь завел нас в комнату мага, которая большее время стояла пустой. Но на этот раз хозяин оказался на месте: он сидел за маленьким столиком около окна. Сирин при виде гостей торопливо вскочил, уступая место.

— Образец еще годен к использованию? — деловито поинтересовался князь.

Агаи помотал головой и, не дожидаясь просьбы, протянул руку вампиру. Тот проделал уже знакомую процедуру, сцедив на стекло пару капель, повертел зеркальце и приказал:

— Смотрите быстрее.

Я послушно прильнул глазом к механизму, сразу уловив суть изменений в крови — черное пятно, присосавшееся к красной "монетке", медленно таяло!

— Солнечный свет убивает их словно обычную нежить, — сказал вампир. — Кровь становится чистой!

Признаться, сначала я не понял, что нам это дает — раз кровь течет по жилам, то какой толк от солнца? Ее ведь нельзя сцедить в тазик и залить обратно уже здоровой.

Вампир, уловив мое недоумение, подсказал:

— Солнечный ветер! Агаи достаточно уехать на время в соседний замок. Еще лучше — в один из тех, что за два дня пути от Азалы. Он должен переждать ветер именно там.

Агаи вскинул голову, но особой радости на его лице я что-то не заметил, хотя по идее сирин должен был от счастья скакать до потолка. Я бы на его месте чувств не скрывал, если только...

— Выкладывайте вторую.

— Возможно, Агаи это убьет.

— Какой у него шанс?

— Я бы с удовольствием поставил на выживание, но сами понимаете, не с чем сравнить. Подобного случая у нас еще не было, так что.... Будем считать — один к одному, — честно ответил вампир.

Прекрасная перспектива: умереть сейчас или с отсрочкой. Хотя могло оказаться хуже. Правда, лучше — тоже могло, но это уж на везунчиков, а сирин — не из их категории.

— Что выбрал? — повернулся я к магу.

Тот облизал губы:

— Как решишь, так и сделаю.

Я, почувствовав на себе три ожидающих взгляда, выругался.

Понятно, что решать действительно мне, только выбор это не упрощает. Ведь от решения зависит исход войны. Если Агаи умрет, шанса устоять против армии сирин не останется. Его и сейчас почти нет, а уж без мага... Вот только колдовать больным он тоже не в состоянии, раз после каждого заклинания вынужден отлеживаться в постели полдня. К советам поберечься Агаи не прислушается и, скорее всего, загнется еще до весны. Нет, нельзя терять единственный шанс на излечение.

— Поедешь, и как можно быстрее, чтобы не свалиться где-нибудь по дороге.

— Ничего, — успокоил Андру, — неделя в запасе еще есть. Но выехать действительно лучше завтра. Чужого человека без сопровождения этернус в замок не пустят, да и Пустошь не королевский парк: для прогулок в одиночестве не подходит. Без сопровождения не обойтись. И парням надо вернуться в столицу до того, как начнется светопреставление. Так что, Агаи, соберите в дорогу самое необходимое, вас разбудят еще до рассвета. А вы, Дюс, решите, один он поедет или с кем-то. Я гарантирую, что сделаю для безопасности Агаи все, что в моих силах, но...

Я кивнул. Было понятно, чего недоговаривает вампир. Он опасался, что если маг все же умрет, я перестану доверять. Свои "глаза" позволят убедиться, что сделали все возможное.

По-хорошему с Агаи надо было ехать мне и Морре. Только вот это решение имело один недостаток, перечеркивающий все достоинства: мы дней на десять окажемся вне безопасных стен, а сирин не клялись дождаться весны, так что Морра никуда не поедет, как и я. А значит...

Должно быть, сомнения отразились на моем лице, потому что Агаи прошелестел:

— Ничего, справлюсь один.

Но на этот раз он ошибся — решение было другим.

Я посмотрел на Риса:

— Составишь компанию хворому?

Лаланн кивнул:

— С удовольствием. Заодно отдохну от местного общества.

И склонил голову в нарочито-почтительном поклоне.

— Я рад, что все решилось к взаимному удовольствию, — вежливо улыбнулся Андру, проигнорировав ерничанье гостя.

Рис оскалился в недоброй улыбке. Было видно, что его так и подмывает что-то сказать.

Я не стал дожидаться начала очередной перепалки и поспешил откланяться:

— Андру, если мы вам больше не нужны...

— Нужны! — неожиданно оживился вампир. — Вернее, нужны именно вы, Дюс. Надо переговорить по одному деликатному вопросу. Прогуляемся на галерею?

Правитель нежити повел рукою в сторону двери.

Я пожал плечами и вышел, чувствуя, как буравит спину недовольный взгляд Лаланна. Фраза "деликатный разговор" заставила меня напрячься в ожидании благих советов.

На галерее было холодно и пусто: пока мы разглядывали кровь, этернус закончили забавляться и разбрелись по замку. Внизу остался лишь мой белобрысый знакомец. Он пытался вылепить нечто более возвышенное, чем снежная баба — кажется, сурового воина. Хотя не уверен: определить с первого взгляда, кого ваяет "скульптор", не получалось. С одинаковым успехом можно было сказать, что это прекрасная дама, могущественный маг или ингахский идол. Рядом с этернус, расчищая двор от снега и сваливая его на широкие сани, неторопливо скреб лопатой слуга. О недавнем побоище напоминали лишь стены, белевшие отметинами почти до крыш: видно, дурной пример оказался заразительным, и у "таракана" нашлись последователи.

Воспоминания о вампире, раскорячившемся на сером граните, удовольствия не доставили, зато натолкнули на одну полезную мысль. О том, что магическая защита стоит не везде, где надо бы.

Я посмотрел на "наши" окна, заметил, как на одном из них колыхнулась штора, но разглядеть, кто прячется за лиловым бархатом, оказалось невозможно. К тому же мне стало холодно: крепчающий с каждым мгновением мороз пробрал до костей.

— Дюс, не могли бы вы приказать Агаи, чтобы он прекратил пока колдовать и все светлое время суток по возможности проводил на воздухе? — наконец соизволил приступить к разговору князь.

— И это все? Это и есть ваш деликатный вопрос? Какого демона необходимо было тащиться на холод? Сказали бы при всех.

Вампир посмотрел на меня с отеческой укоризной во взгляде:

— Нельзя затевать такой разговор при Агаи, он слишком болезненно переносит потерю свободы. Кстати, юноша считает себя вашим должником, союзником и даже другом.

Вырвавшееся у меня против воли злое хмыканье заставило Андру уточнить:

— Я же не говорю, что вы считаете сирин другом. Это он за вас готов жизнь отдать. Притом вовсе не из-за клятвы. Агаи бы наизнанку вывернулся, чтобы обратить время вспять.

Вампир заложил руки за спину, немного помолчал, разглядывая небо, и неожиданно спросил:

— Кстати, вы не знаете, почему он совсем не летает?

— Понятия не имею, — буркнул я, развернулся и пошел обратно, в уютное тепло.

Князь остался стоять с самым мрачным видом, не сводя взгляда с тяжелых туч, забитых снегом. Видно, пытался понять, почему тот, кому Ирия дал крылья, так льнет к земле. Могу поспорить на что угодно, сам князь не просто бы летал, а обязательно попытался добраться до богов, чтобы высказать им все претензии. От такой возможности я бы сам не отказался.

Однако вампир был прав: придется запретить колдовство. Крылатый остолоп не знает удержу и просто не способен видеть дальше собственного носа. Придет в голову очередная идея — обязательно попробует ее осуществить, даже не подумав, чем она обернется. Так что приказ я обязательно дам, но после того, как исправлю собственное упущение.

— Пойдем, — поманил я сирин прочь из комнаты, — ты мне нужен.

— Что-то случилось? — сразу напрягся маг.

— Нет, просто кое-что надо доделать, — признался я в собственной оплошности.

Агаи с удивлением глянул в мою сторону, но задавать вопросы не стал, предпочел дождаться, пока выскажу просьбу.

— Окна заколдуй, чтобы нежить не пробралась, — не стал я тянуть кота за хвост.

— Понятно, — невесело усмехнулся колдун, — и князю не доверяешь.

— Нет иллюзий, нет и разочарований!

Конечно, я покривил душой: вампиры тут были совершенно не при чем. Какой толк в колдовстве, если этернус проще в дверь постучать? Или вовсе выломать стену: силушкой Мо свои создания не обделил. Просто Агаи своими словами подлил масла в костерок злости, который раздул правитель нежити. Попросту говоря, я выплеснул на мага плохое настроение. Защита на самом деле задумывалась от крылатых умертвий. Теперь мы еще ближе к логову колдуна, так что лучше поберечься. Как говорится, от осторожности голова не болит.

Ничего... вот пройдет солнечный ветер, и я обязательно исправлю ошибку, а заодно узнаю, какое чудо помогло этому мерзавцу слезть с сосны раньше, чем у него руки отвалились. И если есть на этом свете справедливость, колдун до моего прихода не умрет.

Сирин, не дождавшись объяснений, сжал губы в тонкую линию, решительным движением раздвинул шторы на первом окне и вскинул руки. В то же мгновение, почувствовав, как кто-то тянет за полу камзола, я оглянулся.

— Дюс! — требовательно протянула руки Морра.

Я подхватил малышку, и она доверчиво прижалась головой к моей груди, предпочтя следить за работой сородича с высоты.

Во время колдовства маг исполнил руками сложный "танец". На миг мне даже показалось, что в воздухе остался слабый светящийся след загадочных рун и узоров. Может, наконец дало о себе знать то самое зрение, о котором как-то говорил Андру? Хотя вряд ли. Скорее уж сирин своим маханием пыль с портьер разогнал. Он потрудился на совесть и потратил много сил: вскоре на лбу у мага выступили капельки пода, под глазами залегли тени, а губы побелели. Признаться, я с трудом дождался завершения заклинания.

Морра, глядя на то, как сородич, шатаясь, добрался до кресла, тут же сползла с моих рук, залезла к Агаи на коленки и принялась возить ладошкой по его груди. Эрхена, неявным призраком маячившая все это время у нас за спинами, укутала мага одеялом, а Рис сунул ему в руки бокал с подогретым вином. Я хмыкнул — прямо общество милосердных праведников, и лишь один я — злобный монстр. Хотя последнее утверждение, конечно, верно.

— Завтра еще на дверях обновлю, — устало сказал маг, отхлебнув пряного напитка.

— Нет. Больше никакого колдовства до тех пор, пока не вылечишься.

Сирин удивленно посмотрел на меня:

— А если...

— Только при смертельной угрозе, — уточнил я и добавил, обращаясь к Рису: — Когда доберетесь, проследи, чтобы он высыпался, много гулял и хорошо ел. Да, и чтобы никакого колдовства. Это приказ!

Рис деловито кивнул:

— Не волнуйся.

Заметив выражение упрямства на лице сирин, я счел нужным уточнить:

— Агаи, ты все хорошо слышал? Повтори, что должен делать.

Он недовольно отозвался:

— Ничего не делать и много есть.

И тут же попробовал поторговаться:

— Дюс, но ведь наши жизни зависят от того, как хорошо мы подготовимся к битве! Разве не так? Позволь проверить несколько идей! Все равно там нечем заняться. Я клянусь не увлекаться!

— Агаи... запрещаю тебе колдовать, пока не вылечишься. Иначе ты попросту не доживешь до начала битвы.

Маг, дернувшийся от слова "запрещаю", тихо сказал:

— Хорошо.

Ночью он привычно устроился на креслах рядом с кроватью Морры. Девочка провела весь вечер на руках у сирин, прочно взяв на себя роль его няньки. Если не считать ужина, когда она, разыгравшись, попробовала накормить больного с ложки, то ее забота пошла Агаи на пользу: лицо перестало быть мертвенно-бледным, глаза снова заблестели.

Утром нас подняли затемно. Завтракали в комнате у Агаи, там же лежали приготовленные с вечера походные сумы. Вернее — одна котомка, забитая лекарствами и травами.

В сопровождение князь выделил тех этернус, которые шли с нами из Сырта. Видно посчитал, что так будет спокойнее. И не ошибся. Такая забота стала еще одной маленькой гирькой на весах моего доверия к правителю нежити. Надо сказать, там уже скопилась приличная горка, которая почти уравновесила всего один, но очень тяжелый груз: то, что Андру — вампир.

Дождавшись, пока сирин усядется в седло, правитель нежити неожиданно озадачил его на прощанье:

— Агаи, давно хотел спросить, да все как-то к слову не приходилось... Будьте любезны, потешьте мое неуемное любопытство... Скажите, как это — летать? Что вы чувствуете, когда отрастают крылья?

Сирин растерянно захлопал глазами, став в одно мгновение похожим на потревоженную сову.

— Н-не знаю, — неуверенно промямлил бывший аптекарь, — не задумывался.

— Какая жалость, — искренне огорчился Андру и улыбнулся: — Признаться, я ждал, что вы откроете секрет всех крылатых созданий. Мне кажется, ваши мысли должны сильно отличаться от мыслей более... приземленных существ.

У Агаи в ответ заалели кончики ушей, и он уставился в небо. Андру же, наткнувшись на мой вопрошающий взгляд, по-мальчишески и совершенно неподобающе для бывшего наследного принца и нынешнего правителя грозных кровососов, подмигнул.

С трудом дождавшись, когда всадники скроются за воротами, я повернулся к этернус:

— Ну-с, объясняйте, чего добиваетесь.

Вампир посмотрел на меня с самым невозмутимым видом:

— Какой же вы, Дюс, подозрительный. Я всего лишь хотел, чтобы юноша нашел свое место в этом мире.

— Андру, а вы уверены, что это ему требуется?

— Это всем необходимо, — тонко улыбнулся упырь, — и ему, и мне и даже вам, ужасающий демон смерти. Разве это не прекрасно, когда человек или нечеловек начинает понимать, зачем он появился на белый свет?

Князь качнулся с носка на носок, смахнул с камзола невесть откуда занесенную пушинку и, прежде чем исчезнуть в глубинах коридора, кинул через плечо:

— Пойдемте в лабораторию, Дюс. Пришло время делиться кровью.

Я не удержался и сплюнул с досады: нет, нежить-алхимик — самый отвратительный вид нежити на свете!

На этот раз у меня выцедили полчашки крови. Прежде чем поставить ее на полку, князь долил в сосуд какой-то мутной жидкости из красивого хрустального флакона с пробкой в виде цветка. В таких принято хранить благовония и духи. У обычных людей, естественно. У... хм... необычных и не-людей, там может оказаться все, что угодно: от живой воды до редкого яда.

Я не удержался и полюбопытствовал:

— На что вам столько моей крови?

Вампир, тщательно взболтав склянку, посмотрел сквозь нее на просвет:

— Пробую выяснить, чем вас отравили. А сколько крови для этого потребуется, пока не знаю. Я потратил много лет на изучение ядов, и признаки отравления мне хорошо известны: я сделал не одно вскрытие. Но из вас, увы, печень с селезенкой не вытащишь. Пока, во всяком случае.

Ну не гад? Печень моя понадобилась.... А жалеет-то как искренне! Ох уж эти алхимики... Когда Ирия оделял людей душами, с учеными он явно перемудрил.

— Обойдетесь без моей селезенки. Самому нужна. Пока, во всяком случае, — передразнил я вампира. И как оказалось — зря.

Упырь, сверкнув глазами, скрестил руки на груди и вкрадчиво попросил:

— А если погибнете, можно я вас исследую?

Я уже хотел послать зарвавшегося кровососа туда, где Мо не бывал, но передумал и просто показал кукиш.

Андру хмыкнул:

— Любите же вы, люди, цепляться за то, что ничего не значит в этом мире. Поверьте, после смерти вам больше не будет дела до того, что делают с телом. Оно целиком или фрагментами отправится на погребальный костер.

— Вам-то откуда знать?

Тоже мне, умник нашелся.

Вампир на мой вопрос не ответил, лишь поинтересовался:

— Кстати, Дюс, не желаете дождаться первого эксперимента?

Я задумался — почему нет? Время раннее: завтрак подадут часа через два, не раньше, а Морра и Эрхена наверняка еще нежатся в кровати. Успею вернуться. К тому же мне захотелось еще раз прогуляться по подземному зверинцу, спокойно рассмотреть монстров Пустоши, пока в голове есть еще какие-то мысли кроме: "тварь поганая, чтоб ты сдохла".

Я высказал просьбу вампиру, тот кивнул:

— Конечно. Вместе и пройдемся. Все равно для приготовления препарата требуется время.

Пока коронованный алхимик возился с колбами и ретортами, я притулился на стуле у стола, заняв себя разглядыванием многочисленных ящичков, коробочек и склянок. Особенно меня заинтересовали квадратные стеклянные сосуды, до краев набитые разноцветными кристаллами — от угольно-черного до небесно-голубого цвета.

Трогать руками сокровища князя я не стал: у этих алхимиков, чем опаснее для жизни, тем привлекательнее для исследования. Притом люди с нежитью в этом вопросе оказались одного поля ягоды. И если интерес вампира к смерти я еще понял, то поведение его живых коллег было загадкой. Что тому причиной? Потому что смерть — оборотная сторона жизни? Так для начала хотя бы светлую сторону изучили, как следует. И без них умельцев убивать полно, а вот воскрешать... ни одного толкового. Ну, если Морру в расчет не брать.

В зверинце я напрямую направился к безголовым монстрам, как их там князь называл... гэксаподам. Они дремали, но стоило мне приблизиться, как монстры, почуяв запах, насторожились.

— Ну и как вам, Андру, эти питомцы?

Вампир подошел к клетке вплотную.

— Умны, терпеливы, действуют организованно и даже больше... — правитель нежити вперился взглядом в одну из тварей. — Я пополнял зверинец постепенно. Отлавливал их по одному. Так вот, гэксаподы учуяли сородичей, когда телеги с клетками пересекли вторую линию стен, и заметались из угла в угол. Мне кажется, эти звери способны общаться на расстоянии.

Я вспомнил, как слаженно действовали черные убийцы во время боя в ущелье, и присмотрелся к ним внимательнее. Мо его знает, что они могут.

— Пробуете понять, на что они способны?

Вампир покачал головой:

— Нет. Пытаюсь разобраться, как они это делают. Может, и у нас тоже получится.

Я недоверчиво уставился на кровососа. Эдхед то... С этих станет, научатся.

Меж тем вампир чуть наклонился к решетке:

— Дюс, присмотритесь внимательно. Видите вот те ямки и бугры?

Я пододвинулся ближе. Значит, это вовсе не шрамы и затянувшиеся дырки от укусов? Раз узор один на всех.

— Есть дельные мысли на сей счет?

Мо шизане... А я уж начал привыкать к нормальному общению.

— Никаких. Я лучше подожду ваших соображений. В противном случае у меня есть все шансы до них не добраться, — я приторно улыбнулся и пояснил: — Утону в море новых вопросов.

Этернус неожиданно расхохотался.

— А я и не знал, что так успел вас утомить. Постараюсь исправиться, хотя.... — вампир прищурился, — мне всегда казалось, что полезнее не принимать чужие объяснения, а задумываться о сути проблемы самому. Разве не так?

Я усмехнулся — уел! — но тему развивать не стал. Отчасти потому, что не видел смысла; все равно каждый останется при своем мнении. Отчасти потому, что мое внимание привлекла большая кованая дверь. Она выглядела намного... массивнее и крепче, чем та, что вела в зверинец. С первого взгляда даже показалась сделанной целиком из железа.

— А там кто? Самые страшные монстры?

И не получив ответ, повернулся к Андру. Все его веселье словно водой в сухой песок ушло. Правда, огорченным или злым вампир тоже не выглядел.

— Можно и так сказать, — беспечно согласился этернус: — Нам пора. Думаю, препарат готов.

Вампир легко развернулся и, не оглядываясь, пошел обратно в лабораторию. Я поспешил за ним, бросив последний взгляд на загадочную дверь. Очень хотелось знать, что скрывает в своей подземной утробе замок, а то мало ли... Не люблю я тайн за спиной. С ними будущее становится слишком зыбко и ненадежно. А это — клянусь хвостом Мо — именно тайна.

В лаборатории Андру выудил из клетки пятнистую крысу, залил ей в пасть мою кровь, отсадил в отдельную клетку и уселся напротив, не спуская глаз. Я устроился рядом. Без объяснений было понятно, чего ждет вампир: крыса, отведав отравленной крови, должна была тут же издохнуть в страшных мучениях.

Но у зверюшки чувство долга отсутствовало напрочь. Вместо того, чтобы забиться в конвульсиях, она принялась выглаживать шерсть, взъерошенную руками вампира.

Прошло где-то с четверть часа, прежде чем Андру пропел:

— Интере-есно... — после чего протянул ко мне руку: — Дюс, позволите сцедить еще немного?

Я закатал рукав, но счел нужным проворчать:

— Только не увлекайтесь.

Вампир меня, казалось, не услышал. Он уже схватился за нож. На этот раз алхимик поскромничал, удовольствовавшись буквально чайной ложкой добычи. И снова полез в клетку за крысой. Та, возмущенно запищав, попыталась вцепиться в его палец. Упырь оказался проворнее, и грызуну вновь пришлось отведать крови. Приблизительно с тем же успехом. Прождав несколько минут, князь скептически хмыкнул, скрестил руки на груди и отодвинулся от стола. Однако в задумчивости он пребывал недолго: полез за другим животным.

— Сегодня больше резать себя не позволю! — сразу предупредил я, глядя на то, как вампир собирается повторить опыт.

Алчный до чужих селезенок алхимик в ответ лишь взглянул с укоризной — мол, для тебя же стараюсь.

Смирившись с неизбежным, я вздохнул:

— Хоть объясните, чего добиваетесь.

Андру охотно пояснил:

— Когда они умрут, я сделаю вскрытие и сравню с другими исследованиями. Определим яд, найдем и противоядие. Главное — не ошибиться.

После этих слов вампир снова уставился на клетку:

— Одного понять не могу, почему они еще живы?

Я пожал плечами в ответ. Это и мне было непонятно. Яд чуть не отправил меня к праотцам всего за несколько секунд, а крысы продолжали возиться. По-моему им даже понравилось. Вон, уселись напротив и принюхиваются с вожделением. А может, этот яд не действует именно на крыс?

В это же мгновение правитель нежити резво вскочил и скрылся с глаз, и тут же вернулся в обнимку с кроликом. Стоит ли уточнять, что проклятый упырь снова потянулся за кровью.

— Что? Опять?!

— Да ладно, Дюс, — рассмеялся кровосос. — В вас ее много, я же чую.

— Сколько бы ни было, вся моя, — огрызнулся я, но руку дал, мысленно пожелав упырю подавиться.

— Кстати, а много яду тогда попало?

— Не думаю. Небольшая игла, смазанная ядом.

Вампир нахмурился и вздохнул:

— Тогда ничего не понимаю. Яд должен быть очень сильным.

Глядя на то, как он прижимает голову кролика к столу, я скептически хмыкнул:

— Неужели и их научили кровь сосать?

Вампир ничего не ответил, только сделал на ухе животного небольшой надрез и втер в него кровь. После чего пересадил зверька в корзину.

На этот раз ждать результатов я не собирался. Ну их, этих ученых... Если и кролик выживет, упырь примется скармливать мою кровь по очереди всем тварям из зверинца. А то и сам попробует на вкус. Или решит, что порция маловата.

— Думаю, я пока больше не нужен?

Андру, взирающий на кролика немигающим взглядом гадюки, только кивнул.

Последнее, что я услышал за спиной, было негромкое бормотание:

— Должно быть, концентрация яда невелика и такой дозы недостаточно.

После этих слов ноги как-то сами прибавили шагу.

Дивный голос "морской девы" застал меня врасплох и приковал невидимыми оковами к каменному полу. Если судить по песне, настроение у девушки было чудесное. Ему вторили лихие струнные переборы.

Я прислонился плечом к стене: не хотелось испортить внезапным появлением такой чудесный момент. И неизвестно, сколько бы я простоял, если бы не сообразил: на лютне играть некому! Эрхена играть не умеет, а Рис сейчас в десятке верст от Азалы.

Рука непроизвольно схватила рукоять меча: я догадался, кто терзает струны. Поймав себя на том, что скалюсь, как собака, я несколько раз глубоко вздохнул, чтобы загнать злость поглубже. Не хватало еще, чтобы какая-то тварь острозубая лишила меня здравомыслия лишь одним своим присутствием. Гнев вкупе со злостью лишают разума, а поглупевший враг — легкая добыча.

Я разжал закостеневшую руку, неслышно сделал несколько шагов и замер у входа, разглядывая представшую взору картину. Эрхена сидела в большом кресле у окна с куском тонкого полотна в руках. Рядом на широком подлокотнике устроился вампир. Одно это тянуло на повод отправить его в чертоги Мо, а уж то, что упырь, не стесняясь, заглядывал в вырез платья, и вовсе делало нахала первым претендентом на осиновый кол.

— Доброе утро Эрхена. Доброе утро, Игнас, — вежливо поприветствовал я парочку, ничем не выдав съедавшей меня ярости. — Из вас получился замечательный дуэт. Игнас, вы просто кладезь разнообразных талантов.

Я занял законное место за столом и как можно небрежнее поинтересовался:

— Вы к нам по делу или по зову желудка?

— По велению души, — безмятежно улыбнулся вампир и посмотрел на девушку.

Та торопливо поднялась, присела в неловком реверансе и улизнула к себе, оставив меня с нежитью один на один. Мы с Игнасом с одинаковой досадой посмотрели беглянке вслед: женщины... что с них возьмешь? Заварят кашу и в кусты, а нам расхлебывать. Правда, когда они лезут в мужские дела, получается еще хуже.

— Прогуляемся? — неожиданно пригласил вампир.

Я кивнул, соглашаясь. Не могу сказать, что прогулка входила в мои планы, но отказываться тоже смысла не было. Вампир просто жаждал поговорить, это читалось в его порывистых движениях и нетерпеливом взгляде. Осталось узнать — о чем конкретно.

— Насколько далеко? — поинтересовался я, раздумывая, стоит ли прихватить теплую одежду.

— В тренировочный зал, там нам не помешают, — ответил вампир и, не оглядываясь, пошел по коридору. Зал для поединков находился этажом ниже нашего. Надо сказать, там оказалось весьма оживленно: то и дело слышался смех и громкие разговоры. Навстречу нам попалось несколько этернус. Они поприветствовали нас легкими поклонами.

— Прошу, — наконец открыл одну из дверей Игнас.

Это оказался большой зал с высокими окнами, защищенными изнутри плотной кованой решеткой. Пустой, если не считать стойки для клинков, топоров и секир, да нескольких деревянных щитов на стенах.

Занятно... Неужели моей мечте суждено сегодня сбыться?

Я резко повернулся и протянул:

— Н-ну? О чем вы хотели поговорить?

— Лирой, вы верите в вечную жизнь? — вконец обнадежил меня вампир, выбрав клинок на подставке.

— Не особо, — ответил я и в свою очередь поинтересовался: — Вы меня для этого сюда пригласили?

— Нет, — сверкнул белозубой улыбкой Игнас. — Я хочу с вами подраться. Можно?

Я только хмыкнул: нежить, спрашивающая разрешения напасть, мне еще ни разу в жизни не попадалась. Надо же... какой скромник!

— А если отвечу "нет"? — решил я использовать тактику князя. — Что тогда?

Вампир пожал плечами:

— Ничего. Просто разойдемся в разные стороны. Хотя, признаюсь, такой ответ меня сильно разочарует. Уж очень хочется отвесить вам хотя бы пару тумаков.

Я оскалился и потянулся за оружием: демона драного тебе в глотку, а не тумаков!

— До первой крови? — поинтересовался я и уточнил на всякий случай: — Или возможны варианты?

— Увы, нет, — с явным сожалением развел руками вампир: — Я, конечно, хотел бы отправить вас на недельный отдых в кровать, но его светлость решительно против.

Мои желания были намного кровожаднее. Я предпочел бы упокоить наглеца, чтобы не смел, скотина... зариться на чужое.

— До первой крови! — отсалютовал мечом упырь и кинулся в атаку, метясь мне в голову.

Я принял удар на клинок и скользнул вперед, надеясь украсить щеку кровососа царапиной. Тот, легко уклонившись, крутанул кистью в попытке меня обезоружить. Не удалось.

Мы замерли друг напротив друга на мгновение, оценивая и примеряясь — проверка сил состоялась. Затем обменялись целым каскадом ударов, из которых ни один не достиг своей цели, и снова застыли.

Игнас слегка поклонился:

— Слухи о вас оказались правдивы.

Мне осталось только хмыкнуть в ответ.

— Продолжим? — самым любезным тоном поинтересовался вампир.

Я вместо ответа бросился вперед, стараясь оттеснить кровососа к стене и лишить возможности маневрировать. Упырь легко взлетел по ней до самого потолка, а оттуда прыгнул мне за спину. Я едва успел увернуться: острие клинка разорвало рукав рубахи.

Что б тебя, таракан клыкастый, пеплом развеяло...

На этом везение вампира закончилось, на очередном выпаде я его подловил: отбив удар, обманно рубанул по ногам, а пока кровосос уворачивался, скользнул вперед и наподдал мечом плашмя по затылку.

— Вы проиграли, Игнас, — удовлетворенно сообщил я вампиру.

Жаль убить нельзя пока... но с паршивой овцы...

Вампир в ответ нагло усмехнулся:

— Не хочу вас, Лирой, огорчать, но ничья!

И склонил голову набок, словно разглядывая занимательную зверушку.

В этот момент я почувствовал боль, ощупал свой бок и негромко выругался:

— Мразь нетленная, чтоб ты сдох!

Рубаха украсилась большой прорехой, а ребра — порезом. Он ощутимо саднил.

— Вы достойный противник, Дюсанг Лирой, — подошел ко мне вплотную вампир. — Одно непонятно, почему вы так нерешительны в отношениях с желанной женщиной? Еще немного помедлите, и, клянусь Единым, она станет моей! А вы..

Больше кровосос ничего сказать не успел, только клацнул зубами — мой кулак врезался в челюсть раньше, чем я успел сообразить, что делаю.

— Держись от Эрхены подальше! — предупредил я распростертого, словно морская звезда, упыря и зашагал прочь, не оглядываясь.

Для того чтобы выйти из зала, пришлось пробраться через группу этернус, явившихся на лязг железа. Они молча расступились, пропуская.

Оказавшись на лестнице, я остановился, изо всех сил врезал кулаком по стене:

— Осину тебе в бок, кровопийца треклятый! Паскудник хренов!

Все, все мои старания скрыть свой интерес к девушке рухнули, словно карточный домик!

Наверх я поднялся мрачнее зимней тучи, стащил на ходу рубаху, раздирая ее в клочья о шипы, и раздраженно закинул в угол.

Никогда, никогда я еще не чувствовал себя большим дураком, чем в этот момент! Меня поймали на приманку, как самого последнего лопуха! Перед глазами встала невероятно довольная морда упыря, который вовсе не почувствовал себя побежденным!

Тварь зубастая... Я до тебя еще доберусь!

Смыв с тела пот и кровь, а с души — раздражение, я надел свежую рубашку, плеснул в фужер красного риволийского, уселся в кресло и хотел было предаться невеселым размышлениям, но мне не дали: в комнату вошла служанка с подносом, заставленным едой. Мой поредевший отряд так и не притронулся к завтраку. А у меня аппетит пропал напрочь: противно чувствовать себя мухой, добровольно залетевшей в загодя сплетенную паутину.

Я поморщился — дорогое вино теперь отдавало горечью желчи. Притом — моей желчи.

"Ничему тебя жизнь, придурок, не научила" — мысленно обругал я себя и попробовал спланировать, чем сегодня заняться. По-хорошему, надо было спуститься в лабораторию к Андру и поговорить с ним насчет ловушек. Узнать, какие сюрпризы вампир уже приготовил, а какие идеи еще ждут воплощения. Глядишь, что интересное в голову придет. Но оставлять Эрхену без присмотра я теперь не решался. Одно дело, найти ей достойного защитника среди людей, другое — подарить кровососу.

Эрхена, чувствуя мой пристальный взгляд, виновато ежилась и без аппетита возила ложкой по тарелке. Девушка упорно избегала встречаться со мной глазами, поэтому я видел лишь ровную нитку пробора. И только Морра, болтая ногами, весело чирикала что-то на своем языке.

В конце концов, я принял решение: приказал девушке запереть дверь и никого не пускать до моего возвращения, а сам спустился в лабораторию к князю и честно предупредил:

— Еще раз увижу Игнаса рядом с Эрхеной и Моррой, убью. Если вы, Андру, дорожите этим... господином, прикажите ему держаться от моей... моих людей подальше!

Вместо ответа правитель нежити повел породистым носом:

— Откуда кровь? Игнас все-таки вас раздразнил?

— Так вы знали, что он затевает?!

Князь поболтал скляночку с раствором и вздохнул:

— Догадывался. Видите ли, Дюс, Игнас довольно молод для этернус и еще не расстался с привычкой совать нос не в свое дело.

— Соблазнение невинной девицы именно так теперь называется?

Неожиданно князь рассмеялся:

— Так он этим вам пригрозил? Не переживайте, любовные утехи с людьми не наш удел.

Легкомысленная реакция правителя нежити мне не понравилась.

— Чего так? Мужской силы не хватает?

Андру поставил склянку на стол, скрестил руки на груди и снова вздохнул.

— Как бы вам объяснить, чтобы было понятно.... Все дело в нашей сущности. Что мы испытываем рядом с живыми. Наша жажда не просто жажда.

Этернус посмотрел на меня в упор:

— Представьте, что вас засунули головой в бочку с водой и не дают освободиться. А перед носом у вас соломина, через которую можно дышать. Как долго бы вы продержались?

Не дождавшись ответа, правитель нежити завершил:

— Живые для нас, что для вас соломина. Квинтэссенция страха. Когда понимаешь, еще мгновение и ничто тебя не спасет. Что продлить себе жизнь хотя бы ненадолго ты можешь одним способом — глотнув человеческой крови.

Час от часу не легче!

— Можете считать мерзавца настоящим трупом, — пообещал я и повернулся к выходу.

— Постойте! — загородил мне дорогу Андру. — Я же сказал, он ничего не сделает этой девочке. Спектакль был разыгран исключительно для вас!

Я застыл и выдавил сквозь зубы:

— Это как понимать? Он что, вампир-самоубийца?

— Нет. Просто Игнас хотел, чтобы вы, Дюс, перестали попусту тратить драгоценное время. Которого, возможно, осталось не так уж много, — очень серьезно ответил вампир и отступил в сторону.

Я молча прошел мимо, но когда взялся за дверную ручку, правитель нежити снова заговорил.

— Я понимаю, почему вы избегаете Эрхену. Боитесь, что она станет разменной монетой в чужих интригах и пытаетесь защитить. Все это похвально, конечно, только учтите: никого вы не обманули... кроме себя. А еще я напоминаю, что обещал защищать вас и ваших людей ценой собственной жизни, — голос вампира стал напряжен и холоден. — И еще ни разу не дал повода усомниться в верности обещанию. Так что подумайте, Дюс, подумайте хорошенько, что лучше: жалеть о сделанном или — о том, что могло бы случиться, но не произошло? Каждое мгновение в этой жизни по-настоящему бесценно, так пользуйтесь же им в полную силу! Поверьте, после смерти, какой бы она ни была, вы припомните каждую упущенную возможность.

Это было последнее, что я услышал. Слова вампира не стали для меня откровением — тоже мне, первооткрыватель! — но все-таки задели. Получалось, я трижды дурак. Один раз, потому что не удержал свой кулак, второй — потому что лицедей из меня никудышный. Третий.. Третий низводил меня до уровня полного кретина со сбитыми костяшками на руке. Но все-таки Игнаса надо поставить на место. И мне безразлично, какими порывами он руководствовался!

У судьбы в этот день, кажется, было весьма игривое настроение. Она тут же исполнила мое желание: я обнаружил клятого наглеца подпирающим стенку у двери.

— Какого демона вам от меня надо? Хотите сегодня отправиться в чертоги Мо? Могу устроить! — оскалился я, едва увидев вампира.

Тот огрызаться не стал, лишь мотнул головой в направлении лестницы:

— Позволите на два слова?

Какая жалость. Всего лишь поговорить.

Слов оказалось четыре.

— Не теряй времени зря, болван, — прошипел вампир, поклонился и с видом короля удалился.

На этот раз мне удалось удержать себя в узде и обойтись без зуботычины. Но в комнату я вернулся в прескверном настроении и сразу наткнулся на настороженный взгляд Эрхены. Она явно не ждала от меня ничего хорошего.

Вот я и добился наконец того, к чему стремился.

"Начинай радоваться, идиот" — мысленно обругал я себя и внезапно почувствовал дикую усталость, словно после хорошего кровопускания.

Хотя я никогда не шел на поводу у собственных слабостей, на этот раз решил плюнуть на все и провести остаток дня в обнимку с бутылкой. Порой вино открывает мир с неожиданной стороны, а это как раз то, в чем у меня неожиданно возникла большая нужда.

Но выпивка на этот раз только сделала хуже — после второго бокала мне показалось, что назойливый кровосос прав и нельзя отказываться от подарка судьбы. Возможно, удалось бы сохранить ясность мыслей, но помешал гобелен с обнаженной красавицей. Волоокая томная дева взирала на меня с сочувственной усмешкой, словно забавлялась и жалела одновременно. Тело, сплетенное из бело-розовых нитей, казалось почти живым и туманило разум плотским желанием.

Сукин сын, Игнас... Даже такую мелочь просчитал! Тоже мне, богиня любви...

Я отставил в сторону бокал, подошел к стене и содрал с нее шелковую тряпку.

* * *

Весь день прошел в бесплодных размышлениях. Попытка заняться полезным делом — придумать "силки" для незваных гостей — пошла прахом. Мысли постоянно сворачивали на другое: я просто физически ощущал напряженное ожидание девушки. Воздух внезапно превратился в патоку: стал вязким и заполнился чувственным сладким напряжением, словно я неожиданно попал под стеклянный колпак зимнего сада Фирита. В теплое, влажное, ароматное марево.

Поймав себя на том, что обрисовываю по десятому разу кривой овал на бумаге, я выругался, отбросил в сторону лист и решил сразу после ужина лечь спать — утро, оно мудренее. Не стоит принимать поспешных решений. На самом деле, я его уже принял и просто хотел оттянуть момент, чтобы хоть как-то сохранить видимость самостоятельного выбора. Но и этого меня лишили.

Сон в ту ночь совершенно не шел, я лежал и вслушивался в ночные звуки. За стенами мела пурга. Она злобно билась снегом о стены и выла в печной трубе голосами тысячи демонов преисподней, пытаясь проникнуть в замок и заглушая все звуки в округе. Вот только шаги я все равно услышал. Услышал и на мгновение перестал дышать: не поверил, что девушка решилась на еще одну попытку!

Под пристальным взглядом Эрхена споткнулась на ровном месте, замерла и судорожно вздохнула. Прежде чем сделать последние шаги, девушка прикусила нижнюю губу и упрямо нахмурилась. Несмотря на нетерпеливое ожидание чуда, я не мог не усмехнуться: маленькая воительница и не подумала отказываться от своих "коварных" планов. Она просто сторожила момент, когда мы окажемся наедине. Как и я, как и я сам.

Смелость покинула девушку, когда она села на кровать. Соблазнительница из певуньи была хоть и отважная, но неумелая: не зная, что делать, девушка нерешительно дотронулась до моей щеки. Как тогда, в лесу. Как тогда, я поймал тонкие пальчики и осторожно поцеловал ладошку. А затем, с трудом сдержав желание, потянул девушку на себя и вынудил ее лечь рядом.

Эрхена послушно нырнула под одеяло, доверчиво прильнула мягкими губами к моему рту. К жесткой, безгубой пасти чудовища. Но это ее ничуть не смутило. А я наконец позволил себе то, о чем только утром не смел даже мечтать.

Это было прекрасно...

Гибкое нежное тело, тугие вишенки сосков, неловкость девичьих рук, не знающих толком, что делать. И этот сводящий с ума голос, со всхлипом выговаривающий: "Кегемара, кегемара". Я слушал его и тонул в собственном счастье. В жадном желании обладать любимой. Без остатка! И отдать себя. Целиком.

Я постарался не спешить, чтобы не испугать, не ранить в порыве страсти шипами и не причинить боли.

Но самым восхитительным оказалось проснуться и увидеть, что Эрхена по-прежнему рядом. Я осторожно пропустил сквозь пальцы золото ее мягких волос и разбудил, конечно. Девушка глубоко вздохнула, просыпаясь, попробовала было нырнуть с головою под одеяло, но тут же замерла и медленно повернулась ко мне. В карих глазах явственно проявились неуверенность и надежда.

Я усмехнулся, выпустил прядь и погладил Эрхену по щеке:

— Доброе утро.

А в ответ получил такой счастливый взгляд, что не удержался, перекатился и навис над девушкой, удерживая себя на локтях. Эрхена коротко охнула, но отстраниться не дала и жарко прошептала:

— Женге пирэ! Ман сенте!##

##Женге пирэ! Ман сенте!*(хогарск) — Не уходи! Люби меня!

Даже не зная слов, ошибиться и не понять, о чем она просит, было невозможно. А отказать — тем более.

"Я постараюсь наверстать упущенное!" — мысленно пообещал сам себе, отстранился и принялся, лаская, изучать тело девушки. Уподобился музыканту, вызывающему прикосновениями самую восхитительную музыку на свете, которая состояла из страстных стонов Эрхены, ее затуманенного взгляда, порывистых движений, ответного отклика разгоряченного тела. И когда приблизилось восхитительное завершение, когда мы вместе должны были оказаться на небесах... почти над ухом раздался громкий писклявый голос:

— Дюс? Ихена?

Великий Ирия, за что ты меня так невзлюбил?!!

Едва справившись с рвавшимся рычанием, я повернул голову к виновнице утреннего разочарования:

— Морра, воспитанные девочки, прежде чем войти, всегда стучатся в дверь!

Малышка изумленно оглянулась — тут я мысленно застонал, вчера мы не вспомнили ни о двери, ни о занавеске! — убежала в свою комнату и уже оттуда громко возвестила:

— Тук-тук!

Чтоб всех этих детей вместе взятых...

Я потянулся за штанами, надел их и обреченно сказал:

— Заходи.

Морра вихрем пронеслась через комнату, с разлета, словно маленькая обезьянка запрыгнула мне на руки и уверенно заявила:

— Морра тоже тут спать!

Вот только этого для полного счастья и не хватало...

Я поставил шалунью на пол и еще строже сказал:

— Такие большие девочки как ты, должны спать в своих кроватях!

За спиной раздался сдавленный смешок Эрхены, натолкнувший меня на мысль, что аргумент подобран не самый умный.

Подтверждая опасения, Морра громко засопела и хитро прищурилась:

— Ихена больсая! Морра маленькая! Ихена спать в кроватке, а Морра тут!

Крыть такой довод было нечем, пришлось поставить ультиматум

— Или Морра в кроватке, или — в комнате Агаи, — объявил я и отправился в мыльню, раз уж провести время в собственное удовольствие не получилось.

Уже на пороге, обернувшись, увидел, как девушка выпросталась из-под одеяла, и не удержался, позвал:

— Эрхена, помоги мне... умыться.

Она, сообразив, что это будет за "помощь", покраснела до самых ключиц.

— А ты, Морра, разбуди Феару. Пусть тебя причешет и оденет. А еще проследи, чтобы нам принесли завтрак. Поняла?

Девочка деловито кивнула, распахнула дверь и пронзительно, во всю мощь своего голоска крикнула:

— Феаа!!

За порог Морре выходить одной категорически запрещали.

Женщина Риса появилась буквально через мгновение, увидела голую Эрхену в моей кровати и расплылась в широкой улыбке.

— Займись ею, — кивнул я на девочку, которая уже тянула служанку за подол, и уточнил: — Вернее, займи, пока... пока Эрхена поможет мне принять ванну.

Улыбка стала еще шире. Служанка подхватила Морру на руки и скрылась с нею за дверью.

С трудом дождавшись, когда женщина уйдет, я в два прыжка оказался у кровати, сгреб с нее девушку вместе с пуховым одеялом и уволок добычу в мыльню, не забыв на этот раз крепко запереть дверь.

Демона лысого я теперь ее кому-нибудь открою!

После завтрака в комнату заглянул слуга:

— Его светлость просит вас, господин Лирой, спуститься в лабораторию.

Я с сожалением глянул на Эрхену — уходить не хотелось. Девушка буквально сияла от счастья, и я попросту хотел погреться в лучах ее чувств. Она полюбила меня таким, как есть, не испытывая и малейшего страха или отвращения. А если бы мне возразили, что такое и раньше было с той же хранительницей или дикаркой Ситлали, то я бы ответил, что ни хрена они не чувствуют разницы. Ситлали выбрала меня под угрозой смерти и была благодарна за то, что я ее спас. К тому же сын подземного бога, это вам не простой воин: женщина, зачавшая от божества, пусть даже темного, неприкосновенна, как и ее дитя. Хранительница сама дух, и если она предстает в образе прекрасной женщины, это вовсе не значит, что ее истинный облик именно таков.

Эрхена же... Эрхена влюбилась, когда я метался в бреду в облике демона, готовый разорвать на куски любого, до кого дотянусь. Это приводило меня в изумление: сложно было поверить в подобное чудо.

Я вспомнил момент, когда наконец настало насыщение страстью... Девушка доверчиво положила голову мне на плечо и принялась гладить тонкими пальчиками по лицу, пробуя на ощупь нечеловеческий лик, так надежно скрытый иллюзией.

Я попробовал отвести в сторону руку, но Эрхена не дала:

— Хочу тебя настоящего!

Сначала я подумал, что она снова не против заняться любовью, и удивился неожиданной ненасытности, но затем до меня дошло — девушка просто хотела видеть мой истинный облик. Притом, в нечеловеческой ипостаси!

Надо же... еще никто, даже я сам, по ней не скучал.

— Что ты разглядела в моих глазах, когда ухаживала за мной?

— Красоту, — просто ответила Эрхена.

Вот вам и ответ. Безгрешным ужасы преисподней не грозят.

Интересно, а что ждет меня после смерти?

Я хмыкнул — к гадалке не ходи, уж точно не небесные кущи.

Когда я шагнул за порог, Андру встретил меня внимательным взглядом и едва заметно улыбнулся:

— Доброго дня вам, Дюс. Выглядите счастливым.

— Выспался хорошо, — вернул я ответную улыбку и поинтересовался: — Зачем звали?

Вместо ответа вампир покрутил в пальцах пустую скляночку.

— Опять?! Вы что ее вместо утреннего кофе пьете? — не сдержал я возмущения, разглядывая на столе двух дохлых крыс "распятых" словно для жертвоприношения. У трупиков растянули в сторону кожу и крепко зафиксировали ее на толстом слое воска длинными булавками. Внутренности зверьков были вытащены и аккуратно приколоты теми же булавками. Выглядело это отвратительно. Особенно студенистый жир в разрезе, омерзительного желтоватого оттенка.

Его светлость Андру, однако, смотрел на творение своих рук с нескрываемыми гордостью и любовью.

— Есть результаты? — поинтересовался я, брезгливо разглядывая жертв алхимических опытов.

— Увы, не те, которые хотелось бы, — не стал скрывать сожаления правитель нежити. — Я придумал одно устройство, позволившее залить вашу кровь зверькам. Они погибли. Однако изменений во внутренних органах, какие встречаются после отравлений, нет. Крысы умерли по другой причине. У меня есть одна догадка... но чтобы ее проверить, нужна новая порция крови.

Пришлось закатать рукав.

Проложив по руке узкую дорожку, темно-красная кровь закапала в приготовленную посудину.

Князь дождался, когда она заполнится на одну треть, и ловко перевязал рану:

— Все. На сегодня, думаю, хватит.

— Что-то у вас аппетиты растут, ваша светлость, — проворчал я больше для порядка. С этими алхимиками — особенно с не-мертвыми — ухо надо держать востро. Им только дай волю... не только кровь выкачают, но и кусок мяса отхватят.

Вампир, не отрывая от взгляда от склянки, в которую уже долил какую-то жидкость, серьезно сказал:

— Не переживайте. Я точно знаю, сколько можно забрать, не причинив вреда здоровью.

Мо шизане... а ведь действительно — знает. И если спросить, обязательно приведет не только точные вес и пропорции, а заодно расскажет о последствиях. Что, конечно, прекрасно... если не думать, как вампир этот опыт получил. И кто выступил в роли крыс или кроликов.

Перед мысленным взглядом мелькнула длинная железная ванна со светло-коричневой подложкой из воска и распятый, как крыса, человек.

Передернувшись от картины, достойной умалишенного художника из преисподней, я торопливо ушел. При всем моем уважении к Андру, долго находиться в его святая святых было неприятно.

В последующие дни в Азалу прибыли новые отряды этернус: подтянулись хозяева дальних замков. Это меня не то чтобы встревожило, но заставило держаться рядом с Моррой и Эрхеной. Единственным местом, куда я их теперь выводил, был княжеский зверинец. К слову сказать, он оказался поменьше того, что прятался в подвалах. Видно, нежить привлекала Андру больше обычных животных.

Зверинец разместили ближе к западной стене замка. В его загонах бродили разномастные олени: от могучего большерогого курцхарского хайста до изящных наоргских косуль. За решетками клеток зевали от скуки волки и шакалы, а на сухом бревне дремал пушистый лесной кот. Вот и все.

Зверинец доставил Морре невероятное удовольствие — олени оказались мало того, что ручными, но еще жуткими попрошайками. Они охотно тыкались мягкими губами в руки девочки, требуя угощения. Хорошо, что серв, ухаживающий за зверями, вручил нам корзину, полную резаных овощей.

Но большую часть времени я проводил в нашей комнате. К чему лишний раз рисковать?

Ожидание солнечного ветра и угроза, исходящая от него, сделали жителей замка несколько... беспечными. Словно этернус перестали думать о будущем. Впрочем, я поступил точно так же. Изменить ситуацию собственными силами я не мог, а переживать без толку считал пустым делом. Вот прокатится ветер, тогда и станет ясно, что к чему. А пока остается только надеяться, что Андру не ошибся в своих догадках.

Поэтому я тоже решил пожить в собственное удовольствие: рядом с Эрхеной и Моррой, делая зарисовки ловушек. Не могу сказать, что преуспел в этом деле. Я додумался только до сетей, которые перегородили бы узкие улочки. Островерхие крыши тоже нуждались в защите. Из-за них Азала напоминала сказочный городок с лубочных картинок. Удержаться на крутых скатах могли только вампиры и птицы. Прими сирин человеческую ипостась, тут же кубарем скатились бы вниз. И это играло защитникам на руку.

Не знаю, по какой причине Андру сделал дома именно такими: из-за снежных зим или все-таки из-за крылатых врагов, мне оставалось лишь порадоваться его предусмотрительности и уму.

Пока сирин в птичьем обличье, они колдовать не могут. Конечно, и без колдовства это серьезный противник, способный ударом клюва покалечить или вовсе убить человека. Но маг... магов хватит сотни, чтобы разнести Азалу, не оставив камня на камне, так что главная наша задача — отправить в чертоги Мо как можно больше сирин. И сети лучше всего сделать магическими, или даже — ядовитыми.

"Хороший враг — мертвый враг" — это правило я усвоил крепко, хватило одного урока, стоившего жизни Таните, этой своевольной и храброй гигантской кошке. А еще надо что-то придумать со своевременным оповещением о появлении врага. Это возможно только при хороших дозорах. Вот только обычные разъезды тут не помогут: даже самым быстрым лошадям не угнаться за птицами. И костры на сигнальных вышках тоже не годятся: птицы легко могут спрятаться за облаками. Нужно что-то другое... А вот что?

Я перевел взгляд на Эрхену. Она устроилась у меня в ногах на маленькой табуретке, и это здорово сбивало с мыслей. Особенно, когда девушка касалась спиной моих ног. Не выдержав соблазна, я быстро наклонился, приобнял любимую за плечи и впился поцелуем в нежную шею. Эрхена тут же откликнулась — послушно подалась навстречу, вызвав острое желание немедленно затащить ее в постель. К сожалению, день лишь едва-едва перевалил за половину. А жаль. Мне не хватало ночей, которые теперь проходили самым приятным образом.

Я неохотно отодвинулся и подобрал листок с набросками ловушек. Увы, как бы ни хотелось запереться вдвоем с Эрхеной в самых дальних покоях и не выходить оттуда хотя бы месяц-другой, а этого не получится. К сожалению.

Чтобы вспомнить, о чем я думал до поцелуя, пришлось сосредоточиться.

Дозоры... И что там у нас с дозорами? Пока ничего утешительного: границы полностью оголены. Ну, если не считать голодной нежити. Спасибо тебе, Мо, что выпустил ее в этот мир.

Я глянул в окно, заметил на подоконнике нахохлившегося воробья, который ожидал послеобеденной подачки от Морры, и вздохнул: жаль, нельзя заставить пичуг шпионить за дурными собратьями.

Ближе к вечеру ко мне заглянул белобрысый вампир. Он принес весточку от Риса: аккуратно сложенный в треугольник листок бумаги, на котором изящным ровным, почти каллиграфическим подчерком вывели: "Дюс, мы прибыли на место. Комнаты, кухня и вино хорошие. Агаи чувствует себя неплохо, колдовать не пытается, только постоянно пишет и рисует. Когда все закончится, буду ждать появления княжеских пиявок или тебя самого".

Ну что же... чудесно. Вот только хорошее быстро заканчивается: следующая ночь вырвала меня из затянувшейся эйфории. Я уже засыпал, вдосталь насытившись страстью и отзывчивым девичьим телом, когда отчаянно закричала Морра. Я оказался рядом с ней в то же мгновение, готовый драться насмерть с неведомым монстром, но никого не нашел: в комнате было пусто. Девочка забилась под одеяло и свистела из-под него, словно раненая птица — тонко, высоко и отчаянно.

Я подхватил ее на руки:

— Морра, где болит?

Она в ответ крепко обвила мою шею, которая сразу стала мокрой — маленькая целительница едва не утопила меня в слезах. Оставить ее в таком состоянии было бы невозможно, и я забрал малышку в нашу кровать. Эрхена уже надела рубашку и — ну как же без этого! — неведомо откуда вытащила тонкий стилет.

— Не беспокойся, это всего лишь сон, — поспешил я успокоить девушку и передал ей Морру. Это получилось не сразу — они никак не желала меня отпускать. Пришлось пообещать, что скоро вернусь. Быстро натянув штаны и рубаху, я обошел все комнаты, проверил двери и окна: все было в порядке. Защитные контуры слабо отсвечивали замысловатыми узорами, надежно охраняя все входы и выходы. Значит, точно сон.

Нехорошо — плохое настроение и кошмары малышки пророчили серьезные неприятности.

Я вернулся к кровати, погладил Морру по взмокшим волосам и спросил:

— Что случилось? Чего испугалась?

Та скривила губы:

— Голит! Голит!!

Огонь, значит, приснился. Видно, ветер не за горами.

Вспомнив давнишний сон, я прислушался к собственным ощущениям и понял, что могу с точностью до дня предсказать, когда до земли дотянутся невидимые жаркие жгуты. Откуда-то я это знал.

У нас оставались в запасе ровно сутки. А еще я почувствовал, что в момент прихода солнечного ветра мне самому лучше держаться подальше от людей, да и от нелюдей тоже. Я стану опасным для всех!

Сторукий Мо... ну неужели шипов и гребня тебе было мало? Что на этот раз?!

— Кегемара? — голос Эрхены был полон тревоги. Видно, девушка заметила, как изменилось мое лицо.

Я поцеловал ее в лоб:

— Все нормально. Не бойся. Просто время пришло. Надо завтра его светлость предупредить, чтобы к ночи увел этернус в убежище.

Эрхена некоторое время пытливо всматривалась в мое лицо, пытаясь понять, до конца ли я сказал ей правду, а затем сдалась — снова забралась под одеяло.

— Дюс! — тонко пискнула Морра, и мне пришлось оставить мысль провести остаток ночи в кресле за раздумьями и вином. Малышка и правда здорово испугалась, так что пришлось вернуться в кровать.

Стоило улечься, как Морра уверенно и категорично заявила:

— Морра тут спать всегда!

Я посмотрел на огорченную Эрхену и пообещал:

— Мы что-нибудь придумаем.

4 глава

Холодный осенний сумрак уже окрасил прозрачные стекла окон в светло-лиловый цвет, но Айелет запретила разжигать светильники. Яркий свет отвлекал, не давал сосредоточиться на молитве, а жрице как никогда хотелось, чтобы богиня услышала ее. Услышала и простила.

— Небесная матерь, великая Юсса, позволь с достоинством встретить грядущие испытания. На всякий час каждого дня наставляй и веди меня за волей своей... Храни разум мой от ошибок, а сердце — от искушения....

Пророчица соединила пальцы, и над ними затрепетал легкий, почти невесомый язычок пламени. Отразившись в полированном камне стен, он затерялся среди звезд сотворенного магией неба.

— ... Матерь моя, не отдай свой народ на произвол врагам его, защити и даруй ему силу, а мне — мудрость и твердость души!

Тонкая лучина, пропитанная благовониями, наконец занялась, ее кончик замерцал красным светляком, к потолку едва заметной струйкой потянулся ароматный дым.

Айелет аккуратно закрепила тлеющую палочку на подставке, привычно смочила пальцы в темно-красном вине, похожем на кровь, мазнула по полупрозрачным крыльям богини, с трудом согнувшись — живот уже не позволял делать это так же легко, как прежде — коснулась лбом алтаря.

— ...Очисти помыслы мои от сомнений, открой глаза, чтобы не ошиблась я, смогла правильно служить тебе и твоим детям. Небесная мать, благослови все мои выхождения и вхождения, слова и помышления, деяния дел... Ох!

Резкий пинок в утробе заставил провидицу разогнуться и утереть со лба выступивший пот.

— Прими благодарность мою, ибо верю я в твою милость и знаю, что не оставишь ты детей Сирин ни в минуты радости, ни в часы испытаний!

Женщина неловко поднялась с колен, расправила складки широкого теплого платья и решительно вышла вон из сердца храма — символа Поднебесного мира.

— Туан вэ, — согнулся в глубоком поклоне начальник храмовой стражи, — вы плохо выглядите. Вам надо поспать.

— Не сейчас, Хиж. Не сейчас.

Жрица, накинув на плечи подбитый мехом плащ, с тоской посмотрела в окно на расцветающий ночными огнями город. Ей хотелось бездумно скользить в воздушных потоках до тех пор, пока две сестры не вынырнут из-за гор. Погода стояла ясная, полет принес бы много радости: позволил успокоить душу и восстановить силы. Увы... Подросший плод лишил жрицу самого простого удовольствия — на таком сроке преобразиться во вторую ипостась без вреда для ребенка было бы невозможно, а она, Айелет, и без этого много грешила. Это слишком низко — убить лишь из-за желания расправить крылья.

Женщина привычным жестом положила руку на живот. Еще ни одна из беременностей не была так некстати, но... вытравить плод жрица не решилась: самое очевидное решение не всегда самое правильное, хотя кажется таковым. Беременность — всего лишь испытание крепости духа, веры и чистоты помыслов Айелет. Она должна доказать, что каждый вздох, мысль, каждый шаг и действие жрицы направлены только во благо и на пользу народа сирин! А ребенок...

— Позволит ли мудрейшая прочитать последние известия из Сырта? — склонился в низком поклоне старший жрец, прервав размышления женщины. — Прибыл гонец. Будет ли вам угодно принять его?

Жрица устало махнула рукой:

— Веди.

Магическая печать, надежно сохранившая содержимое деревянного футляра, рассыпалась от одного прикосновения пророчицы. Обвязанный шелковой нитью свиток скользнул прямо в ладонь. Айелет щелкнула пальцами, распутывая последнее магическое плетение, внимательно прочитала письмо.

— Где она? — жрица с трудом узнала в хриплом карканье свой голос.

Гонец съежился под горящим взглядом всесильной Айелет.

— Завтра вечером пленницу доставят в Гилу.

— Прекрасно! — по губам провидицы скользнула такая улыбка, что слуга мысленно пожалел ту, которой она предназначалась. Меж тем, провидица дернула за колокольчик.

— Устройте вестника на ночлег и позовите Хижа.

Прежде чем лечь спать, надо было предупредить слугу о предстоящем визите в храмовую тюрьму.

Айелет тяжело поднялась, держась за поясницу, подошла к столу и в задумчивости погладила кованую крышку большого ларца. В нем хранились свитки с самыми первыми предсказаниями, грозившие рассыпаться в труху от прикосновения. Когда-то она, Айелет, была невероятно глупа, раз записывала свои видения и отдавала жрецам, считая, что это поможет избежать беды. Увы... пророчества птицами разлетелись по миру, сыграв на руку врагам. Хорошо, что Айелет быстро одумалась, и теперь лживых предсказаний больше, чем настоящих. И все-таки... все-таки те, первые, по-прежнему бесценны. Они, как отправная точка в длинной дороге, показывают, правильно ли лег путь. Если сирин победят....

Айелет прошептала молитву и плотно сжала губы: не "если", а "когда" сирин победят! После разгрома людей, возможно, придет время шагнуть в Небесные врата... если грехи бесконечной жизни не повиснут камнем на ногах, если обманутые души "провидиц" не подкараулят жрицу на пути в царство мертвых. Но Айелет готова заплатить и такую цену! Лишь бы все удалось.

Жрица позвонила в колокольчик. Тут же из соседней комнаты прибежала девчонка-послушница. Она помогла провидице раздеться и принесла бокал с теплым молоком. Отпив немного, пророчица устало откинулась на подушки. В этот момент всесильная Айелет мечтала лишь об одном — поскорей разродиться. Ее бесила собственная слабость. Большую часть времени женщина теперь проводила в кресле: она тянулась мыслями к улетевшему войску, к Ансуре, к существам, которые его окружали, черкала бумагу значками и символами, записывая неясные картинки будущих событий. А когда заканчивались силы для взгляда за край настоящего, раскладывала на столике записи, тасуя их и пытаясь соединить в последовательную цепочку.

Что-то у Айелет получалось. Вот дохнула божественным жаром Хегази, вот скрутилась в черный пепел нежить, вот Эли, теперь и правда отмеченный божественным знаком, всматривается во что-то видное ему одному...

Жрица недобро поджала губы — предназначение юного дракона уничтожить Ансуре! Притом, скорее всего — ценой своей жизни. И не только своей! Любого, кто для этого потребуется. А платой для Эли Ни станет достойная жизнь сына, который причиняет Айелет столько неудобств.

Она подтянула теплое одеяло к подбородку и вздохнула — ничего, до родов осталось меньше луны. Перед тем, как провалиться в cон, женщина не удержалась от мрачной усмешки: грядущий день обещал выдаться таким же нелегким как уходящий. Как и все остальные дни до того часа, когда она захватит гнездо упырей и уничтожит треклятого демона!

* * *

Маг со знаком стимфы на плече торопливо подскочил к порогу и согнулся в почтительном поклоне. Айелет, коснувшись протянутой руки привычным жестом благословения, осмотрелась.

Маленькая темная комната, похожая на узкий каменный мешок или высохший колодец, была холодна, как брюхо демона. У одной из стен на цепях повисла обессилевшая от ужаса узница. Ее суконная рубаха, явно с чужого плеча, совершенно не смотрелась на холеном теле, привыкшем к дорогим нарядам.

Айелет наткнулась на безумный взгляд ярко-синих глаз и нехорошо усмехнулась — страх уже сделал половину дела, узница без всяких пыток расскажет все, что знает. А уж если магией подстегнуть...

Почувствовав злость матери, ребенок пнул изнутри живот, и та не удержалась от короткого свистящего вдоха сквозь зубы. Один из тюремщиков тут же пододвинул жрице большое удобное кресло, которое специально принесли из Нижнего храма. Как только провидица села, рядом безмолвными тенями встала охрана, а маг подошел к узнице, потянул завязки, стащил с нее тюремное рубище и аккуратно отложил в сторону. Не след портить то, что еще пригодится.

Маг обернулся к жрице, та едва заметно кивнула и властно протянула руку. В нее тут же вложили тонкую дощечку. В тот момент, когда пальцы пророчицы коснулись гладкой древесины, в пыточной раздался жуткий крик — узница задергалась, забилась в оковах. На ее губах запузырилась пена, белки глаз за одно мгновение стали красными от лопнувших сосудов, из носа и рта хлынула кровь, затем по телу волной прокатилась судорога, и пленница безжизненно обвисла.

Растерявшийся маг попятился прочь от мертвой и медленно повернулся, страшась заглянуть в лицо пророчице. Однако той было не до него: Айелет даже не заметила смерти пленницы. Пальцы жрицы скользили по дереву, оставляя непонятные кривые значки. Выглядела при этом жрица неважно: лицо побелело, кожа покрылась испариной, дыхание стало частым. Маги из охраны встревожено переглянулись, но вмешаться не решились, только Хиж почтительно встал на колено.

— С вами все в порядке, госпожа? — обеспокоенно спросил слуга, едва веки жрицы затрепетали.

Пророчица некоторое время с нескрываемой брезгливостью рассматривала труп, и наконец глухо обронила:

— Чтобы до третьего колена весь ее род... на корню!

Обратный путь в покои Верхнего храма дался Айелет нелегко. И дело было вовсе не в беременности. Жрица пребывала в отчаянье. Только столкнувшись с изменницей, она поняла, насколько глубоки провалы в видениях!

Неведомый ранее ужас охватил провидицу. Это грозило огромной бедой: заговор разросся намного шире, чем представлялось. Во главе его стоял очень сильный маг, один из потомков жрицы, возомнивший, что способен стать царем! Он как опытный кукловод вот уже несколько лет дергал за веревочки, укрывшись от взгляда пророчицы за стенами далекого города. Ломал ее задумки, подминал под себя изгоев...

Жрица остановилась перевести дух и усилием воли загнала страх в самый потаенный угол души — нельзя впадать в отчаяние! Да, бунтовщик все хорошо рассчитал, ошибившись лишь в одном — боги поддерживают ее, пророчицу! Они разрушили козни и дали возможность все исправить.

— Хиж, — жрица посмотрела на начальника охраны, намереваясь отдать ему приказ, но не успела. Сердце забилось пойманной птицей, силясь вырваться из груди, закружилась голова. Женщину качнуло из стороны в сторону, а в следующее мгновение поясницу скрутило приступом боли — пришли первые схватки.

* * *

Зима в Сырте была гораздо теплее, чем в Юндвари: боги посылали на землю чаще дождь, чем снег. Но сегодня на небе не было ни тучки, а грязь уже прихватило морозцем.

Завершив последний обход и дождавшись замены, командир пятого стило драконов вместо того, чтобы идти в дом, забрался на плоскую крышу. Грэзу хотелось немного побыть в одиночестве и как можно выше над землей! Каменная толща давила на сирин всей своей тяжестью. Он предпочел бы невзгоды зимнего похода теплу и удобствам подземных нор.

После захвата Сырта уже прошло много времени. Эли сразу привык к ритму новой жизни: караул, дозор, поиск и уничтожение нежити, а заодно — людей, которые отказались приносить клятву. Однако юноша по-прежнему с нетерпением новобранца ждал момента, когда наконец дадут приказ выступать, потому что к человеческому городу Эли привыкнуть не сумел. Сырт оказался вонючей язвой, заражающей каждого, кто с ней соприкоснется. Покорив людей, сирин один за другим осквернялись их пороками и грехами. Патрулируя Сырт, Эли столкнулся и с мародерством, и с воровством, и с беспричинным жестоким насилием. На счету Грэзу теперь были не только убитые нежить и люди — он лично прикончил сирин, порочащего Небесную матерь. Со стороны казалось, его убийство далось командиру пятого стило легко: он, не задумываясь, всадил меч по самую рукоятку в живот ублюдка, решившего поживиться кошельком пьяного товарища по майджу. Закон разрешал убивать воров без суда и следствия.

И хотя Эли был прав, он в тот же вечер почувствовал себя больным. Не физически, нет. С тех пор, как Грэзу покинул Азалу, он лишь возмужал, превратившись из юнца в настоящего мужчину, так что с плотью все было в порядке, зато душа.... Душа не знала покоя: Эли скрипел зубами от бессильного бешенства, когда видел, в кого превращаются сородичи. Скверна человеческой грязи приставала к сирин дурными болезнями шлюх, застила глаза золотым блеском алчности, лишала разума и чести покорностью боулу, их уступчивостью и... схожестью с сирин.

Когда главнокомандующий решил оставить войско в Сырте на зиму, он сделал большую ошибку. Правильнее было бы сжечь этот проклятый город дотла!

Лучше мерзнуть в чистом поле, чем жить в тепле под землей, потому что близость к людям выворачивает наизнанку души сирин. Грэзу кивнул — да, выворачивает! Он ведь тоже изменился. Каждый день наносил по вере в справедливость войны все новые и новые удары. Эта вера теперь походила на старый щит, покрытый трещинами и зазубринами. Но сменить его было невозможно, оставалось только отбросить прочь и признать, что сирин ничуть не лучше... Да что там — хуже боулу! Но это было неправдой!

Грэзу лег на спину и уставился в небо. Оно манило чистотой, прозрачностью и немыслимой радостью полета, доступного лишь избранным.

Юноша, нащупав на груди медальон с изображением богини, беззвучно зашевелил губами:

— Великая Юсса, возьми меня, всю память мою, ум и волю мои, все что у меня есть, но помоги.. помоги стать тем, кем я был. Помоги узнать то, что я когда-то знал! Поверить в то, во что верил! Помоги!..

Но небо и богиня молчали. Их не интересовали метания Грэзу. Или может... дело было в другом? В том, что боги — это ... как огненная ящерица, всего лишь красивая сказка?!

В ответ на сомнения раскатились глухой дробью барабаны, а к ногам поползли черные тени. Грэзу резко сжал руками голову, пытаясь выкинуть мутные мысли прочь, но не справился, спрыгнул на землю. И прежде чем зайти в дом зачем-то снова посмотрел на небо, да так и застыл завороженно.

Вспыхнула и погасла падающая звезда, а за ней мерцающей волной прокатилось призрачное сияние. Потянулись по земле длинные тени, будто по небу пронеслось еще одно светило, и Грэзу на мгновение накрыло невидимым жарким облаком. Откуда-то донесся горестный, выворачивающий душу вой, переросший с новой волной всполохов в отчаянные вопли, стоны и стенания. А затем стало тихо и легко на душе.

Это был знак! Знак того, что все происходящее внизу... лишь происки Ансуре! Испытание, через которое народ сирин должен пройти, чтобы стать достойным милости Небесной матери.

Командир пятого стило снова поднял лицо к небу и в первый раз с того самого дня, как покинул свою деревню, вознес благодарственную молитву богам.

За этим занятием его застал Яир, вылетевший на улицу со словами:

— Грэзу, ты почувствовал?!

Увидев благоговейно застывшего товарища, маг торопливо пробормотал короткую молитву, а затем подскочил, схватил Эли за плечи и, смеясь, закричал:

— Ты чувствуешь? Предсказание исполнилось — нежити больше нет: ни упырей, ни оборотней! Они все сгорели: Юсса уничтожила нечисть!

Глядя на искреннюю радость приятеля, Эли сам рассмеялся. Яир был прав — липкий холод, который чувствовался в Сырте, несмотря на все усилия победителей, исчез! Даже тяжесть множества смертей, давившая ежечасно на живых, и та ослабла. Теперь в Сырте можно было спокойно жить! И спокойно спать — в Эли проснулась надежда, что с ночными кошмарами тоже покончено.

Он сладко зевнул и сделал было шаг к дому, но дорогу перегородил Яир:

— Надо поговорить!

Грэзу удивленно посмотрел на друга:

— Хорошо.

Маг тут горячо затараторил, сбиваясь от волнения на шепот с посвистом:

— Перестань мучить Рохани! Зачем она тебе?

До командира пятого стило не сразу дошло, что Яир говорит о боулу. Грэзу не желал запоминать имя той, с кем проводил ночи. Он помнил наказы жрецов: люди — всего лишь вещи.

— Она же боится тебя до потери сознания! — не дождавшись хоть какого-то отклика, снова пошел в атаку Яир. — Почему ты не можешь успокоиться? Что именно Рохани сделала нам плохого?! Почему ты...

— Подожди! — Эли резко оборвал друга. — Ты забыл, что ее никто не принуждал, не заставлял? Да и сейчас никто не держит!

Юноша даже не знал... посмеяться или разозлиться на такое нелепое обвинение.

— Вот и не обижай, — буркнул сокол, добавив: — Она хорошая.

Грэзу в ответ нахмурился:

— Да ты никак влюбился!

Но заметив, как покраснели у мага уши, вздохнул:

— Ты хоть понимаешь, в кого? Это же боулу!

Яир тут же зло прищурился:

— Ну и что?! Чем, скажи на милость, мы с тобой лучше этой девушки?! Кроме того, что мы сирин, а?!

Грэзу в ответ только сплюнул, развернулся и ушел обратно в дом — трудно что-то объяснять тому, кто отказывается понять простую истину: людям, даже самым безобидным, никогда не стать полноценными существами.... Нельзя влюбляться в боулу! Нельзя считать их равными, потому что у людей нет настоящей души! Только сирин могут передать ее потомкам, иначе никак. Ведь если бы не клятва верности, Эли бы и клочка овечьей шерсти не дал за жизнь Яира, доведись ему забыться на одну единственную ночь в объятьях этой Рохани! Как можно не понимать такой очевидной истины?!

Однако ночью, когда девушка хотела привычно скользнуть под одеяло, Грэзу толкнул ее к магу:

— К нему иди!

Боулу растерянно заморгала, замерла, с испугом переводя взгляд с Эли на Яира.

Юноше пришлось встать и за руку подвести ее к другу:

— Наслаждайся!

Яир покраснел, вскочил, обнял оцепеневшую девушку за плечи, повел вон и уже на пороге, обернувшись, беззлобно бросил:

— Дурак ты все-таки, Грэзу.

Эли махнул на сумасшедшего мага рукой — ссориться с приятелем из-за какой-то боулу он не собирался. Раз она так нужна Яиру, пусть получает. В конце концов, это сокола воспитывали в храме, кому как не ему разбираться в сущности людей?

Той ночью Яир не вернулся, а девчонка наутро щеголяла в сердоликовых серьгах, опутанных тонким и сложным плетением. Маг вложил все свои умение и знания в работу над украшением, превратил его в амулет, хранивший от всевозможных болезней. В том числе и от черной немочи.

Все свободное от дозоров время Яир теперь проводил рядом с боулу. Эли опасался, что так некстати вспыхнувшая любовь вызовет злость у кого-нибудь из драконов, но этого не произошло. Тихая, скромная девушка, похожая на пугливую птаху, нравилась многим. Несмотря на то, что была всего лишь боулу. Так что на мальчишку смотрели с добродушным сочувствием, и лишь Вэлвиль однажды хмуро спросил:

— Ты хоть понимаешь, что взять ее собой не получится?

Маг в ответ лишь неопределенно мотнул головой.

— Война предстоит долгая, многое может случиться, — продолжил гнуть свое дракон.

— Знаю, не дурак! — огрызнулся Яир, добавив: — Слушай, не гони ветер##. И без тебя тошно!

##Не гони ветер — Не делай хуже.

Эли эту любовь не понимал. Никак не укладывалось в голове, как можно испытывать к людям что-то кроме брезгливой жалости. Но и переубедить друга тоже не пытался. Просто понадеялся, что Рои с присущей ему прямотой прочистит мозги непутевому мальчишке и прогадал — сотник читать мораль не стал, зато на следующий день заставил свой майдж подняться на крыло и провести весь день в учениях. Видимо решил, что свободное время не идет на пользу воинам.

Надо сказать, он был абсолютно прав.

* * *

Холодный ветер рвал полы платья Айелет, город, небо, далекая земля и горы — все потерялось в круговерти колючей метели. Охранники жрицы вот уже добрую четверть часа беспокойно переминались с ноги на ногу. Их снедала тревога за госпожу, но мешать ее размышлениям не хватало духу. А великая провидица все вглядывалась в темноту, высматривая что-то в бешеной снежной пляске, пытаясь набраться храбрости и сделать последний шаг.

От одной мысли, что от предначертанного не уйти, у жрицы свело холодом плечи, а во рту стало горько.

Страх пронизал всю ее сущность, и провидица беззвучно зашептала:

— Небесная матерь, я не могу... не могу!

В ответ на беспомощность, ветер зло стегнул ледяными иглами по лицу, заставил женщину прикусить губу: богиня разгневалась на нерешительность служительницы.

Жрица глубже надвинула на глаза капюшон плаща, последний раз глубоко вдохнула ледяной воздух, неожиданно резко развернулась и быстрым шагом подошла к дверям. Стража послушно расступилась. За многолетнюю службу охрана научилась угадывать настроение ока Юссы по движениям. Сейчас каждый стражник побился бы о заклад собственной головой, что великая Айелет гневается. Но им было невдомек, что гнев этот направлен на саму себя.

Она должна, должна пересилить себя! Слабость непозволительна! Только не сейчас!

Воздух, прогретый множеством печей, пропитанный благовониями, принял жрицу в теплые объятья, превращая снег на мехе в прозрачные капли.

Женщина дернула пряжку застежки, уронила плащ в заботливо подставленные руки прислуги. На плечи тут же легла накидка из тонкой шерсти.

— Принесите горячее вино и ужин, — приказала пророчица, перешагивая порог своих покоев.

Она привычно поклонилась изображению Юссы, подошла к печке и приложила к горячим изразцам озябшие руки, да так и осталась. Глубоко задышала, выравнивая сбившееся дыхание. Со стороны казалось, женщина просто задумалась, на самом деле ее душой овладели отчаяние и безысходность. Потому что выхода не было. Айелет придется покинуть Гилу и снова оказаться там, где живут боулу.

От одной только этой мысли жрицу начинало мутить и перехватывало дыхание. Вот уже почти тысячу лет, как она пряталась за недоступными перевалами, неспешно готовя свою месть. И когда осталось сделать последнее усилие, женщину одолела неуместная, непозволительная слабость!

Жрица стиснула руки в кулаки и плотно стиснула зубы, не позволяя вырваться из глотки звериному рыку.

Проклятый Ансуре! Это из-за него все идет не так!! Из-за него она потеряла способность видеть на расстоянии и теперь будущее открывается, лишь когда тот, о ком пророчица грезит — рядом. Отсидеться за надежными стенами не получится — Айелет придется сопровождать армию.

Да, она это видела. Вот только не предполагала, что от одной мысли оказаться среди боулу сознание поглотит такой ужас!

Скрипнула дверь, зашуршала подолом послушница.

— Туан вэ, ваше вино.

Жрица, молча стиснув бокал, сделала большой глоток. Пряное питье разогнало застывшую кровь, наполнило храбростью сердце.

Боги посылают страх лишь затем, чтобы их дети могли с ним достойно справиться! Во имя Юссы, во имя своего народа, во имя будущего сирин!

Пророчица сделала еще один глоток и приказала:

-Приготовьте все необходимое для путешествия. Завтра я отправляюсь в Сырт.

Следующим в ее комнате оказался начальник охраны. Он почтительно поклонился и посмотрел на свою повелительницу в ожидании приказа, и тот не заставил себя ждать.

— Скоро нам предстоит выдержать самое главное испытание, Хиж, и мне нельзя осквернять душу даже случайной встречей с созданиями Ансуре. Делай что хочешь, но до того, как мы окажемся в Проклятых землях, я ни в коем случае не должна встретиться с боулу. Иначе умрет тот, кто это допустил!

Услышав спокойное и уверенное "да, госпожа", жрица незаметно перевела дух и улыбнулась. Хиж был одним из самых преданных слуг, он никогда не подводил, значит, справится и на этот раз. Если не из преданности, то из страха смерти.

Жрица, поморщившись, тронула туго перевязанную грудь. Хотя младенца отдали кормилице сразу после родов, соски по-прежнему сочились молоком. Мальчик родился здоровым, горластым и упрямым, как отец. Ребенок пока оставался в храме, и Айелет приходилось изображать любящую мать, хотя на самом деле ей было мало дела до того, кто вызрел в утробе. Затянувшаяся жизнь давно притупила радость материнства. Дети вырастали, становились взрослыми и, когда приходила пора менять состарившееся тело, теряли привязанность. Отпрыски временных вместилищ любили не душу, а прах. Кто давал детям саму жизнь, Айелет вообще затруднялась сказать. Кому принадлежали новорожденные... ей или женщинам, ушедшим в Небесные врата? Со временем Айелет даже зачатие и рождение детей стала воспринимать лишь как средство добиться главной цели — обезопасить, избавить от людей свой народ.

* * *

Вот уже много веков минуло с тех пор, как жрица в последний раз покидала Юндвари... Изменились горные склоны, разрослись ледники, исчезли с лика земли старые города и выросли новые... Лишь одно осталось неизменным: сжимающий горло, сковывающий движения страх! Стоило пересечь границу человеческого княжества, как холодный зимний воздух наполнила разъедающая легкие отрава.

Каждый раз, когда жрица подлетала к человеческому городу, она с трудом справлялась с мыслью, что придется опуститься на землю и зайти в один из домов. Пустые селения боулу казались Айелет смертельными ловушками, существующими лишь для того, чтобы уничтожить сирин. Будучи не в силах думать хоть о чем-то, пророчица постоянно молилась. Ночами напролет рядом с ее постелью курились ароматные благовония, но даже они не могли очисть воздух от всепроникающего запаха смерти. Удушливого, липкого и холодного. Запаха гари. Смрада горящей плоти.

Люди даже мертвыми сводили с ума Айелет, пробуждая воспоминания, от которых сердце начинало бешено стучать, а кожа покрывалась липким потом.

То, что корежило душу пророчицы, было сродни одержимости. Стоило провидице забыться сном, как приходили мертвые. Они стенали, просили помочь, звали давно забытыми голосами родных. Айелет теряла себя и становилась маленькой испуганной девочкой, на глазах которой убивают семью. Каждую ночь. Снова, снова и снова!

В конце концов, жрица перестала спать, довольствуясь коротким забытьем, и научилась дремать в полете. Но долго так продолжаться не могло, Айелет хорошо это понимала. Особенно когда видела себя в зеркалах: из них смотрела уставшая молодая женщина, в глазах которой тлел огонек зарождающегося безумия.

В последнюю остановку на ночлег силы жрицы неожиданно закончились. Она, побледнев, буквально рухнула в приготовленную кровать, чтобы провалиться в обморок: глубокий и похожий на смерть. Богиня послала своей дочери видение. Жрица увидела себя крепко спящей в объятьях дракона по имени Эли Ни. И во сне она улыбалась.

Лучи Хегази разгоняют ужасы ночи. Огневолосому не страшны демоны тьмы. Даже сам Ансуре, и тот не страшен. Айелет обретет покой рядом с любимцем богини и наберется сил для предстоящей битвы!

В то утро великая пророчица подняла свою свиту еще до рассвета. Она спешила добраться до Сырта. До города, о котором всего лишь день тому назад не могла подумать без всепоглощающего животного ужаса.

Жрица преобразилась, едва ноги коснулись холодной земли. Плечи пророчицы тут же заботливо укутали теплым плащом, на ноги надели меховые сапожки с коваными носками.

Борясь с подкатившей дурнотой, Айелет зашептала:

— Великая Юсса, дай силы и смелость слабой дщери твоей, ибо следую я воле твоей и желаниям.

— Госпожа, позвольте проводить вас в приготовленное жилище, — услышала она хрипловатый голос жреца, но открыла глаза не сразу.

— Где расположили майдж драконов сотника Рои? Я остановлюсь там же, где они. Пятое стило станет моей дополнительной охраной.

— Но туан вэ... — растерянно начал жрец, — мы приготовили другой дом!

Айелет смерила мужчину тяжелым взглядом:

— Так повелела богиня.

Жрец торопливо поклонился, смиряясь.

— Туан вэ, — теперь нахмурился начальник охраны, — вы подвергаете себя опасности!

Жрица свела брови и стиснула зубы, справляясь с желанием позорно завизжать и затопать ногами.

— Благодарю тебя, Хиж. Юсса показала, что путь безопасен, — мягко улыбнулась жрица, скрыв за длинными ресницами ярость и безумие. — Но если хочешь, мы доберемся до нужного места воздухом.

— В этом нет необходимости, госпожа, майдж драконов разместили через три дома на этой же улице, — тяжело вздохнул мужчина.

Дома разделяли не больше ста шагов. Свита великой пророчицы чутко сторожила каждый звук, каждое движение, но улица оказалась пуста. Лишь дома, мнилось, с напряженным вниманием следили темными окнами за незваными гостями. Жрица кожей чувствовала слепую ненависть пропахшего смертью города. Он только притворялся пустым! На самом деле боулу выжидали удобного момента для нападения.

Провидица с трудом справилась с рвотным спазмом и прибавила шагу: ворота, у которых вытянулись на карауле два дракона, уже были на виду. Солдаты не сразу признали жрицу — ее прилет держался втайне ото всех — скрестили копья, но поняв, кому заграждают дорогу, дружно рухнули на колени. Айелет даже не остановилась: каждая минута пребывания на улице казалась невыносимой. Опередив охрану, женщина стремительно влетела во двор и уже на входе в дом столкнулась нос к носу с раскрасневшейся, взмокшей от работы девчонкой боулу, которая вынесла вывешивать выстиранное белье. Боулу от испуга неловко шагнула, оступилась и задела жрицу.

Это было отвратительно, непередаваемо мерзко и страшно! Руку жрицы ожгло болью. Как тогда, много-много лет назад, когда плечо располосовали мечом. Она зарычала и с неожиданной для своего хрупкого тела силой, вышвырнула девушку на улицу. Та упала на спину прямо под ноги охране. Корзина с бельем покатилась по земле, вывалив в грязь содержимое.

Ужас превратил лицо боулу в белую застывшую маску, но не остановил, а лишь подстегнул провидицу. Напряжение последних дней сделало свое дело: непогрешимая Айелет, надежда и опора крылатого народа уподобилась одержимым воинам Борра.

Не помня себя, жрица завизжала, ухватила боулу за волосы и пнула ногою в живот. Девушка закричала. Этот отчаянный крик только добавил ярости жрице и на время полностью лишил ее рассудка. Забыв про магию, великая Айелет била ногами, топтала и терзала так некстати вставшую на ее пути человеческую девушку. Та, подчиняясь запрету заклятия, лишь прикрывалась руками. Эта беспомощность распаляла спятившую от собственного страха жрицу. Она вырвала у ближайшего воина копье и пронзила скрючившуюся боулу. Еще, еще и еще! Не видя оцепеневшей стражи, не слыша криков жертвы, не думая о последствиях. Все сознание всемогущей колдуньи заполнило единственное желание: убить, уничтожить тварь, заставившую ее заново пережить то, что случилось много веков назад!

Когда Айелет наконец опомнилась, девушка еще дышала. На боулу не осталось живого места. Одежда была изодрана в клочья, тело все в колотых ранах, на губах пузырилась кровь.

Копье выпало из рук пророчицы: женщина посмотрела на свои испачканные руки и беззвучно всхлипнула. В ту же секунду верный Хиж закутал ее в плащ, подхватил на руки и занес в дом, но жрица еще успела увидеть, как один из магов стимф мимоходом добил умирающую девушку и небрежно бросил:

— Выкиньте на помойку!

Пока служанки жрицы готовили ванну с горячей водой для омовения, жрица сидела в углу, кутаясь в плащ Хижа. Ее сотрясал озноб и сильно мутило. В голове билось "Ненавижу, ненавижу, ненавижу!!!". Кожу в месте прикосновения боулу жгло. Жрица чувствовала, как ее разъедает отрава, что источали люди. Смердящие, вонючие чудовища, происками Ансуре рядящиеся в облик разумных существ!

Жрице даже в мыльне, заполненной водой с ароматическими маслами, мнился запах той девки.

— Окурите весь дом благовониями! — хрипло выдохнула Айелет, когда спазм отпустил горло. Она позволила снять с себя одежды, затем отобрала шелковую сетку и принялась яростно оттирать скверну боулу. В тех местах, на которые попала ее поганая кровь, кожа жрицы покраснела и пошла водянистыми волдырями. Заклинания и лекарства не помогли: непонятно было, от чего лечить — следов кислоты или яда не обнаружили. В конце концов пораженную плоть смазали мазью, снимающей зуд, и перевязали чистой тряпицей. Жрицу напоили успокаивающим отваром, отвели в комнату Эли. Она была пуста: Грэзу со своим стило патрулировал город, он должен был вернуться в ближайший час.

Жрица запретила искать любовника. Она хотела использовать оставшееся время на молитвы. Айелет требовалось отрешиться от того, что произошло. Чтобы найти в Эли Ни опору, надо было хоть на мгновение вернуть облик той самой Иски, которую дракон жаждал увидеть, глядя на Айелет.

5 глава

С утра я первым делом разыскал Андру. На этот раз — в его кабинете. Сидя за столом, вампир внимательно читал плотно исписанный лист.

Правитель нежити коротко глянул на меня, кивнул на кресло:

— Добрый день, Дюс. Присаживайтесь. Дайте мне пару минут.

Я принялся рассматривать кабинет. Большую его часть занимали высоченные шкафы, заполненные книгами и разноцветными футлярами, в которых хранились свитки. К самому дальнему шкафу была придвинута небольшая лесенка с удобным сиденьем наверху. На нем лежала раскрытая книга.

Одну из стен целиком занимала фреска, написанная в золотисто-коричневых тонах. Огромная карта мира с неровными берегами материков, извилистыми дорожками рек и пятнами островов. Кажется, именно этой картой похвалялся князь в давнем разговоре. Хозяин замка все еще был увлечен письмом, так что я решил дать волю любопытству и подойти к ней поближе, попутно рассматривая книги на полках. Там вперемешку стояли дорогие тома — с серебряными углами переплетов, с позолоченными обрезами — и простые, без изысков. Библиотека правителя нежити была собрана из книг на разных языках, которые — голову даю на отсечение — князь знал не хуже родного.

Карта поражала воображение. Не столько своими размерами, сколько — подробностью и точностью деталей. Три континента, окруженные золотистыми просторами океана, занимали почти всю стену. В океане плевались в небо фонтанами воды круглогорбые киты, и скалили пасти морские змеи, которым в брюхо то и дело утыкались стрелы морских течений.

Я с жадностью принялся рассматривать дальние страны: на известных мне картах более-менее хорошо были описаны два континента, что прилепились друг к другу "боками". Их разделяли узкие полоски морей, давным-давно освоенных мореходами. И на каждом имелись белые пятна, за пределы которых не ступала нога человека. О третьем материке люди понятия не имели. Правда, и у этернус он оказался исследован только вдоль берегов, но, несмотря на этот прискорбный факт, карта была бесценна. Глядя на то, как огромен этот мир, раз мой родной Наорг на нем занимает место размером с шейный платок, я нежданно почувствовал себя мелкой букашкой, фруктовой мушкой, неторопливо ползущей по стене.

— Нравится? — прозвучало за спиной. — Мы потратили полтора столетия на один только сбор сведений. Но оно того стоило. Согласитесь, у людей на картах намного больше белых пятен. И некоторые такими останутся навсегда, потому что не все дороги доступны живым.

— Неживым, кажется, тоже? — кивнул я на огромную светлую кляксу на востоке от Сырта.

Вампир коснулся ее пальцем и усмехнулся:

— Да, вы абсолютно правы. Но это мы когда-нибудь обязательно исправим.

И тут же без перехода поинтересовался:

— Вы что-то хотели мне сказать?

Я снова кивнул:

— Предупредить. Ветер пронесется над Пустошью на рассвете.

Андру посмотрел на меня с внимательным прищуром.

— Вы уверены, Дюс? Ну что же... С сумерками мы спустимся вниз, а вы..

— А я уйду за стены Азалы, — не дал я договорить фразу до конца и уточнил, отвечая на невысказанный вопрос: — Солнечный ветер не пройдет для меня даром. А если останусь в замке — то и для всех остальных. Я точно знаю. Только не спрашивайте, откуда. Знаю и все.

Князь сложил руки на груди, склонил голову набок и задумался:

— Оставить вас одного в чистом поле я не могу: не дай Единый, потеряете сознание, замерзнете насмерть. К тому же у Азалы наверняка соберется вся окрестная нежить. Вернее, уже собралась. Разве что...

Вампир неожиданно оживился:

— А если построить снежный дом между городскими стенами? Там вы никому не причините вреда, и до вас никто не дотянется. Шкуры и пуховые одеяла я обеспечу!

Я неожиданно для себя покачал головой:

— Нет, мне надо на берег озера.

— Берег, так берег. Это даже к лучшему.

К лучшему? Мне бы такую уверенность: рваться вон из города в морозную зиму, да еще накануне магического катаклизма. И все-таки на этот раз я решил целиком положиться на предчувствие, каким бы странным оно ни казалось.

— Я позабочусь, чтобы ваш ночлег был как можно комфортнее, — пообещал вампир.

Остаток дня я провел в своих комнатах вместе с Моррой и Эрхеной, а едва стемнело, явился Андру. Он улыбнулся Морре и ободряюще посмотрел на Эрхену:

— Не переживайте зря. Ложитесь спать.

Я, поцеловав девушку на прощание, приказал:

— До восхода солнца двери даже мне не открывай.

Эрхена удивленно моргнула, но спрашивать, почему, благоразумно не стала. Увязала, видно, вчерашние страхи малышки с моим исчезновением. Зато глаза стали как у перепуганной оленухи.

Пришлось повторить за князем:

— Не переживай. Все будет хорошо.

Подобрав теплый плащ, я вышел за дверь, дождался лязга засова и отправился вслед за Андру. Наши шаги были единственными звуками в тот вечер: замок затаился в ожидании беды. Да и город тоже: пустые улицы, плотно закрытые ставни. Лишь на стене у костра топтались караульные. При нашем появлении они вытянулись в струнку и, кажется, даже дышать перестали.

К озеру пришлось спускаться по длинной висячей лестнице, которую перекинули через стену — выхода с этой стороны замка или не было, или мне его попросту не показали. Иначе, за каким демоном от стены спускалась крутая лестница? Она привела нас на небольшую площадку у подножия скалы, возвышавшуюся над водой всего на пол-ладони.

— Прошу! — распахнул Андру свежеструганную дверь, больше похожую на широкие ворота.

Я шагнул внутрь небольшого грота, окунувшись в тепло и сощурившись от огня светильника.

— Одно из моих любимых мест в Азале. Отсюда открывается красивый вид на закате, — с нескрываемым удовольствием огляделся правитель нежити. — Люблю посидеть здесь время от времени.

— Не жалко, такую красоту испортили? — кивнул я на вход. С первого взгляда было ясно, что дверь установили только сегодня. Она превратила таинственный грот в заурядную темную лачугу.

— Пустое, — улыбнулся Андру, — вернуть все как было несложно.

Предусмотрительность вампира приятно порадовала: я рассчитывал обойтись маленькой пещерой, выкопанной в сугробе, или снеговой "избушкой", а получил теплые хоромы. Пол, застланный в несколько слоев пушистыми козьими шкурами, мягко пружинил под ногами. В углу я заметил довольно высокую стопку из одеял. Рядом с ней — корзину с вином и снедью, а у стены — большую жаровню на гнутых ножках. Судя по жару, который она распространяла, в дело пошли угли огневого дерева.

В таком месте не то что ночь провести, перезимовать спокойно можно. Если только не явятся нежданные визитеры.

Словно отвечая на мои мысли, Андру сказал:

— Не беспокойтесь, нежити сюда дороги нет: скалы уходят в озеро, а по нему не подобраться. Кстати, не трогайте воду. Мне пришлось заново отращивать пальцы, когда я коснулся ее. Вы, насколько знаю, этому трюку пока не научились.

Я с опаской покосился на вход:

— Кислота?

Вампир покачал головою.

— Нет. Не кислота. Плоть не сожгло. Даже больно не было сначала. Пальцы попросту исчезли. Я провел несколько экспериментов: озеро поглощает все, что в него попадает.

— А как же скалы и камни? — теперь уже я кивал на выход.

— Они здесь всегда были. Я построил замок на развалинах древнего города, после того, как пережил солнечный ветер в его подземелье, — ответил Андру, погладил шероховатые стены, еще раз окинул удовлетворенным взглядом грот и попрощался: — Удачной вам ночи, Дюс. Веревочную лестницу я, пожалуй, заберу. Распоряжусь, чтобы ее снова спустили ближе к полудню. Как думаете, до этого времени уже все закончится?

Я кивнул. Во сне солнечный ветер промчался подобно буре.

— Тогда позвольте откланяться, — улыбнулся вампир. — Будьте осторожны: не подходите к воде.

— И вам того же, — пожелал я в свою очередь и как вежливый хозяин отправился провожать гостя.

На площадке Андру на мгновение остановился. Тучи разогнал поднявшийся ветер, и небо замерцало множеством холодных "глаз". Словно все божества и все демоны мира решили проследить за тем, что произойдет. Даже крепчавший с каждым мгновением мороз казался всего лишь отражением их отстраненного, ледяного внимания.

Гладкая серебряная вода, вопреки всем законам природы, звезд не отражала, словно озеро находилось совсем под другим небом. Я не удержался от соблазна: наклонился и не нашел своего отражения. Вампир был прав, это не вода, а что-то другое.

Мне ужасно захотелось прикоснуться, попробовать на ощупь, что это такое. Но к счастью я не алхимик, так что желание остаться невредимым победило опасное любопытство.

Порыв ветра донес до меня заунывный вой, сумасшедший хохот и громкий плач: под стены Азалы собралась вся окрестная нежить. Неразумные твари чуяли приближение беды не хуже разумных монстров и пытались укрыться в окрестностях города.

Я посмотрел на небо: минует ночь и с первым солнечным лучом фактически исполнится моя заветная мечта — почти вся нежить исчезнет. Мечта исполнится, и что? Я этому совершенно не рад. Ведь зубы не-мертвых не только охраняют мою шкуру и жизни тех, кто мне дорог, а служат серьезным противовесом, единственной силой, сдерживающей более опасных врагов. И более отвратительных, если их сравнивать с нежитью, та хоть не прикрывает хищную сущность сказками о всеобщем добре и благе.

Мда... вот так выверт судьбы: охотник на нежить теперь от нее зависит. Ну да Ирия у нас известный шутник, вот только чувство юмора Светлейшего одного цвета с его подземным братцем. Сразу видно — одна кровь.

Еда этим вечером в глотку не лезла, как и вино, поэтому я растянулся поближе к теплу жаровни и уставился в потолок. Отблески маленького светильника рождали причудливые тени, словно невидимые взгляду крылья оставили на камне замысловатый узор.

Хм...

Я потянулся за белым шаром, немного его передвинул и не удержался от повторного хмыканья. На потолке совершенно четко проступил силуэт крылатой женщины с распущенными волосами.

Тьфу! Скоро эти сирин мне и при дневном свете начнут мерещиться. Выругавшись, я убрал светильник в корзину, а сам решил поспать. Но решить — это одно, а воплотить — совсем другое. Фея Греза обошла меня стороной, припрятав волшебный мед для благочестивых людей. Не помогли ни уютная мягкость перин, ни тепло жаровни, ни счет овец — голова осталась такой же ясной, как утром.

Не знаю, сколько времени я так пролежал, пока не заметил, что в грот через щели затягивает не только холод, но и туман. Он быстро заполнил мою временную берлогу, и вскоре стало сложно рассмотреть даже собственную руку.

Ну откуда взяться туману в мороз?! Ладно, если бы в озере били горячие источники... а то там даже обычной воды и той нет!

Желая как следует рассмотреть, что за дрянь просочилась в убежище, я полез за светильником. Однако корзина, до которой надо было сделать буквально три шага, внезапно пропала. Я на нее не наткнулся ни через три шага, ни через четыре, ни через десять. Стен и двери тоже не оказалось, зато стало светлее, а туман немного рассеялся. Передо мной вместо скал неожиданно вырос невысокий куст, о ветки которого я тут же укололся. На кусте были листья, белые "зонтики" цветов и...сизые ягоды. А еще — нераскрывшиеся почки. Так не бывает! Но вот он — перед глазами. Хорошо хоть, растение оказалось знакомое: обычная черная бузина, с которой, говорят, и не такое мерещится.

Где-то рядом негромкое захныкали, я насторожился и потянулся к мечу: если вы слышите чей-то плач, это еще не значит, что "плакальщик" нуждается в утешении. Вполне вероятно, что его расстроила невозможность добраться до вашего горла.

Я повернул голову, туман расступился, словно только этого и ждал, и перед моими глазами предстала невысокая девчонка лет шестнадцати, не больше. Темноволосая, кудрявая и кареглазая.

Нежитью от девушки не пахло, я уже собрался спросить "чего ревешь?", как она меня увидела. Большие глаза стали огромными, слезы моментально высохли, и в следующее мгновение девчонка рухнула на колени со словами:

— Прости за то, что не сохранила невинность! Прости этот грех!

Рука с мечом опустилась сама собой.

Ну и дела... За кого же меня на этот раз приняли? Причем тут ее невинность?!

Ответить времени не было: на горизонте полыхнуло ярким заревом, вспучилась и опала огненная сфера. За ней, ширясь и разрастаясь, понеслась огромная волна чистого пламени. Я и глазом моргнуть не успел, как оказался заключенным в палящей преисподней. И сам превратился в огромный факел, но не сгорел... Напротив — меня охватила эйфория. Я cтал центром огненного безумства, ее сердцем! Напади сирин в этот момент, ни секунды не усомнившись, вышел бы против целой армии! И сжег бы...

Каждое существо, ставшее жертвой беснующейся стихии, лишь прибавляло мне силы. Меня охватило чувство невероятного торжества, предвкушение близкой победы! Словно это я, я запалил гигантский костер! Поймав себя на том, что радостно скалюсь, взмахнул рукой. В небо взметнулись раскаленные языки, растеклись палящими дорожками и опали, врезавшись в невидимую преграду.

Это неожиданно рассердило. Я шагнул вперед и рубанул рукой, пытаясь рассечь клинком и шипами незримую стену. Но она оказалась подобна болоту — стоило прикоснуться, как огненный воин превратился в муху, пойманную в липкую сеть. И чем больше я вырывался, тем сильнее затягивала ловушка, пока не заполучила добычу целиком. Она сдавила меня в смертельных объятьях, вобрала в себя огонь и высосала силу. Когда вернулось привычное тело, с неба хлынул ледяной поток, а я оказался то ли в реке, то ли в озере. Оттолкнувшись от дна, пробкой вылетел на поверхность и принялся отплевываться.

Треклятый вампир все-таки меня обманул! В озере оказалась вода. Странная, вязкая, но безобидная: руки, ноги и прочее остались целыми.

Покрыв трехэтажным ругательством всех существующих демонов, я побрел к берегу, вылез и снова разразился проклятиями — на месте уютного теплого грота чернела опаленная дыра. От двери и нехитрого скарба, которым снабдил меня Андру, остались лишь дымящие угли.

По-хорошему, надо было бы выяснить, что стало причиной пожара, но мороз подгонял — промокшая одежда сразу встала колом. Я рванул к стене Азалы, изрыгая ругательства и заранее готовясь, что лестницы не найду. Однако на этот раз капризная фортуна решила мне улыбнуться: вампир в кои-то веки сделал не так, как сказал.

На стену я взлетел со скоростью белки, вызвав своим появлением панику: два серва-стражника пали ниц, стоило им меня увидеть. Причину испуга угадал сразу — с меня смыло личину, как тогда, летом в озере Мэй — доброй озерной феи.

Помянув про себя еще раз Ирию и его подземного братца, я помчался к замку. Слуги уже проснулись и повели себя точно так же, как стражники — рухнули на колени. На этот раз я ничего не имел против. Хрен бы, раз так нравится, пусть стучат лбами об пол, лишь бы с вилами не кидались! Зато дверь в спальню оказалась закрыта. Не желая пугать Эрхену своим видом, я удовлетворился комнатой Риса. Сбросил с себя заледеневшую одежду, закутался в плащ друга, подхватил наполовину пустой графин с вином и уселся в кресло ближе к печке. Мне требовалось найти разумное объяснение ночному приключению.

Привести в порядок мысли не дали: проснулась служанка, заглянула в открытую дверь, увидела меня и испуганно вскрикнула. На крик тут же явилась Эрхена.

Я усадил девушку к себе на колени, обнял и, не поворачивая головы, приказал:

— Феара, принеси мне чистые вещи. Эти пока не трогай.

— Ты хорошо? — в тревоге вгляделась мне в глаза Эрхена.

Теплое со сна тело девушки согревало лучше любого плаща, так что я прижал ее покрепче и успокоил:

— Все хорошо.

На самом деле, я так не думал: пока не объявится Андру, ситуация остается неясной. Самому идти на поиски вампира не хотелось: мало ли как повлиял на нежить этот проклятый солнечный ветер? Если я чувствую себя, как выжатый лимон, то он и подавно... А обессилевший упырь, терзаемый жаждой крови, не самый лучший собеседник. Пусть придет в себя и... хм... подкрепится. Не сомневаюсь, наш премудрый алхимик и такой вариант развития событий предвидел. Позже вместе прогуляемся к озеру: наверняка за это время угли остынут, и получится определить, с чего начался пожар. А заодно — каким образом я оказался в воде, ведь пристрастия к прогулкам во сне за мной не водилось даже в детстве.

Вот только на реальность то, что я видел, тоже мало походило. Наверное, солнечный ветер как-то влиял на разум, а не только испепелял нежить.

Я бросил взгляд на бесформенную кучу одежды. Она была главным доказательством того, что туман и факел мне все-таки привиделись. Одежда осталась целой, только плащ немного обгорел по нижнему краю. А в видении у меня вместо тела пылал огонь. Да еще какой! Способный спалить дотла не только обычные тряпки, а любое живое существо. Кроме того, еще один момент ставил под сомнение реальность пережитого: полное изменение сознания, моего "я". Ну не доставила бы мне удовольствия сожженная нежить! Вот если бы это случилось год тому назад... тогда — да. Сейчас я слишком хорошо понимал, насколько нам необходимы создания Пустоши.

Вспомнив, как махал во сне мечом, я поцеловал девушку в шею и порадовался, что ушел из замка — могла случиться беда.

Эрхена в ответ на поцелуй просунула ладони мне под плащ:

— Кегемара.

Руки девушки легко скользнули по моей спине. Несмотря на усталость, эта бесхитростная ласка разожгла во мне огонь желания, направив мысли совсем в другую сторону. Правда, воплотить их в жизнь не получилось: в комнату осторожно, бочком скользнула Феара со стопкой чистой одежды, положила ее на кровать и так же бесшумно исчезла.

Я отстранил Эрхену:

— Подожди, надо одеться.

Она, хитро улыбнувшись, лишь замотала головой и, вместо того, чтобы встать, щелкнула застежкой у горла. Хогарская рубашка сползла с худеньких плеч, обнажив маленькие холмики с розовыми сосками. Я приподнял Эрхену, уткнулся носом меж нежных грудей, вдохнул манящий аромат молодого женского тела и с сожалением отстранился.

— Не сейчас, девочка моя.

Словно предчувствовал: в дверь вежливо постучали.

— Входите, Андру, — не задумываясь, откликнулся я.

— Как узнали? — вместо приветствия осведомился этернус. — Почувствовали?

— Предвидел, — буркнул я в ответ, внимательно разглядывая вампира.

Надо сказать, выглядел тот намного лучше меня. То ли солнечный ветер в недрах подземелья почти не чувствовался, то ли вампир уже успел крови хлебнуть.

Умный этернус мой интерес истолковал правильно:

— Я подлечился.

Ну конечно, это у нас сейчас так называется.

— Ну а вы, Дюс, — вампир бросил насмешливый взгляд на Эрхену, — чем занимались?

— Совсем не тем, о чем вы подумали.

Я с сожалением поцеловал девушку в лоб и отправился одеваться, а когда наконец повернулся, то увидел вампира, задумчиво разглядывающего мой обгорелый плащ.

— Я не ошибусь, если скажу, что грота больше не существует? — меланхолично поинтересовался этернус.

— Ну почему же, — пожал я плечами в ответ, — грот на месте, а вот содержимое и дверь приказали долго жить. Думаю, нам стоит сходить посмотреть — от чего.

— То есть, вы не знаете? — снова кинул на меня быстрый взгляд вампир.

— То есть, я не уверен. Не объясните шутку насчет опасности озера?

Вампир ответил внимательным прищуром.

— Вы хотите сказать, что... — Андру говорил медленно и четко, разделяя слова, — вещи мокрые, потому что вы...

-... свалился в ваше клятое болото и чуть не захлебнулся, — закончил я за правителя нежити. — Но пальцы, голова и прочие части тела на месте, как видите.

— Это, безусловно, радует, Дюс, — все так же серьезно кивнул Андру, — только я не шутил.

Вот значит как... "Не шутил"...

— Прогуляемся на берег?

— Обязательно, но после вашего завтрака. Мне необходимо кое-что сделать, — кивнул Андру и подобрал остальные вещи. — Позволите? Я хотел бы получить образец, пока ткань не высохла. Вам принесут другой костюм.

"Ну, кто бы сомневался", — усмехнулся я про себя предсказуемости алхимика, а вслух сказал:

— Забирайте и можете не отдавать, раз замена будет.

В следующее мгновение вампир скрылся за дверями. Я был уверен, что он не появится до окончания завтрака, однако прогадал. Почти.

В дверь постучали, затем она скрипнула и из-за порога торжественно возвестили:

— Его светлость ждет вас в лаборатории. Он попросил захватить плащ.

Вслед за тем дверь снова захлопнулась.

Должно быть, слуга получил четкие инструкции, как себя вести — умница Андру заботился о психике своих подданных. Правда, я не заметил пока, чтобы они в этом сильно нуждались.

— Скоро вернусь, — пообещал я девушке и пошел было к выходу, как по коридору затопотали маленькие ножки.

— Дюс! — вцепилась в мой плащ Морра.

Я подхватил ее на руки:

— Доброе утро, красавица!

— Даствуй! — махнула девочка в ответ, а затем, нахмурившись, дотронулась до моего гребня на голове и объявила: — Фыфки!

Эрхена хихикнула, да я и сам не удержался от смешка: кому-то страшный демон с мерзким гребнем, а для кого-то... нянька с шишками на голове.

— Морра кусать! — объявила девочка.

— Кушать, — поправила Эрхена, и малышка покорно согласилась: — Кусать. Пилозок.

Поймав себя на том, что рот растянулся в улыбке от уха до уха, я вышел вон: пора было заняться делом. Вампир встретил меня на входе в лабораторию уже тепло одетый, но прежде чем оправиться к озеру, указал на увеличительный механизм:

— Я нанес на стекло каплю жидкости из озера. Гляньте. Очень занятно.

Я послушно прильнул к холодной трубке и не удержался от того, чтобы не присвистнуть. То, что я увидел через увеличительное стекло, походило на весеннюю лужу, кишащую живностью, вот только роль головастиков разных мастей в ней выполняли те самые комки, что я видел в крови. Притом там было все! От серебристых частиц из вампиров, до ярко-зеленых моих. И выглядели они намного... шустрее, чем в капле крови. А еще я обнаружил едва заметную слабо светящуюся структуру, связанную в единый рисунок.

— Действительно занятно, — пробормотал я, с трудом оторвавшись от разглядывания. — А что это за узор? Вы его раньше встречали?

— Какой узор? — подался ко мне этернус. — Позвольте...

Я шагнул в сторону, уступая место. Вампир вглядывался в прибор очень долго, манипулировал с зеркальцем и светильниками, и, в конце концов, вздохнув, отступил:

— Ничего не вижу. Должно быть, мне это недоступно. Ничего, вот вернется Агаи, дадим посмотреть и ему. Быть может, это открыто лишь магам.

— Ну, я же не маг.

— Кто знает, Дюс, кто знает.

* * *

Жирная копоть щедро покрывала стены, пол и потолок. Шкуры с тряпками выгорели дотла. Рядом с черепками посуды валялись почерневшие обломки лопнувшего светильника, у противоположной стены — перевернутая жаровня.

Вот она — истинная причина пожара! Должно быть, я все-таки бродил во сне, задел ее ногой и перевернул. Поэтому у плаща только края и пострадали. Хорошо хоть, достало удачи выйти на улицу, прежде чем я угорел от дыма или получил серьезные ожоги.

— Сегодня же в вашем храме Ирие свечку поставлю, — дал себе обещание, разглядывая искореженный металл жаровни.

Князь на это ничего не сказал, он уже стоял у входа и с интересом его разглядывал.

— Смотрите, Дюс, — Андру ткнул в камень рукой, затянутой в перчатку.

Я подошел поближе, обнаружил узкую глубокую борозду и пожал плечами:

— И что это такое?

— А вы как думаете?

Такой ответ заставил меня недовольно поморщиться:

— Князь... Опять вы за старое?

— Здесь были железные болты, на которые крепилась воротная рама. Что-то вывернуло их из камня.

— Уж скорее "кто-то", — пробурчал я и снова поморщился. Мало приятного узнать, что способен чудить в бессознательном состоянии.

Вампир в ответ лишь задумчиво поджал губы. Кажется, мое предположение его не устроило. Вот только найти другое объяснение его светлость пока не мог, поэтому, ничего не сказав, подобрал светильник и пошел к краю парапета. Я отправился следом. Серебристая вода была так же спокойна, как день тому назад. Гладкая, ровная, словно огромное зеркало. На миг показалось, что в ее глубине мерцают загадочные сполохи, подобные тем, что можно увидеть в небе на севере Тмарского княжества. Хотя возможно это были всего лишь отблески солнечных лучей: погода стояла ясная.

Вампир осторожно и медленно, трещиной вверх, положил на серебристую поверхность светильник. Всего мгновение он оставался на плаву, а затем... нет, не пошел ко дну, шар даже наполовину не успел погрузиться, как стал таять. Развоплощаться прямо на глазах!

— Вот так, — Андру мрачно подвел итог эксперименту.

— Может, рискнуть и окунуть руку?

Вампир рассмеялся:

— Кажется, я дурно на вас влияю. Раньше вы не были настолько безрассудны. А вдруг второй раз уже не повезет?

— Пожалуй, вы правы, — согласился я и, чтобы отвлечься, посмотрел на другой край озера. Интересно, уцелел ли кто из ночных тварей?

На этот раз мои мысли текли в одном русле с мыслями Андру, потому что он задумчиво заявил:

— Сегодня ночью оставим на поле козу и проследим, кто за ней явится. А когда вернется Агаи, я выпущу на волю питомцев.

Такой расклад меня не устраивал. В ближайшие дни Проклятые земли должна быть пусты, как кошелек нищего.

— Нет, давайте отложим это на месяц. Все равно в лесах жрать толком некого. Не хочется оказаться единственной добычей, когда выйду за стены Азалы.

Объяснять, куда и для чего, не пришлось: вампир понимающе кивнул.

— Я отправлю с вами этернус. Хватит вам два десятка?

— Вполне.

Двадцать вампиров — солидная сила. Воинам маглука до них далеко. Единственная серьезная помеха — это сам колдун. Если только не взять с собою Агаи.

Мо шизане, ну до чего же нехорошо, что у нас только один маг! Жалко, что его как дождевого червя нельзя размножить, разрезав на куски.

Эта мысль заставила меня хмыкнуть — несколько пустоголовых мечтателей, бредящих о всеобщем благе и плохо соображающих, к чему это благо приведет, почему-то не вдохновили, несмотря на возможные выгоды. Вот если бы найти нормальных людей...

— Кстати, Андру, — повернулся я к вампиру, прежде чем взяться за веревочную "перекладину", — а почему среди ваших этернус нет колдунов? Неужели на зуб ни разу не попали?

— Маги теряют свою силу, когда становятся нежитью, а воспитывать их среди сервов — себе дороже, — ответил вампир и легко, минуя лестницу, вскарабкался по отвесной стене.

Сторукий Мо, понятно, почему ему так скорпионы нравятся, сам от этих ядовитых тварей недалеко ушел.

Я хмыкнул — и когда привыкну к выкрутасам кровососов? — и вздохнул: вампир был совершенно прав, лишая людей возможности учиться на магов. Если кто и способен справиться с упырями, так это именно колдуны. Так уж устроен наш мир... У каждого существа, у любого таланта или силы есть оборотная сторона, противовес, слабость. Не знаю, для чего Ирия так сделал. Боялся получить конкурента? А может, он просто мудрее, чем я думаю.

В этот же день этернус заторопились разъехаться по своим замкам. Отправились в путь и охранники из сопровождения Риса с Агаи. Ожидая его возвращения, я тщательно взвесил все плюсы и минусы участия сирин в предстоящей вылазке. Плюс был существенный, хотя всего один — с помощью Агаи расправа над колдуном прошла бы намного быстрее и проще. Но этот плюс перевешивало опасение потерять единственного мага. К тому же дни, которые уйдут на дорогу, он мог бы использовать для изобретения новых ловушек.

Но все сомнения были забыты, стоило мне увидеть Агаи. И речи быть не могло, чтобы тащить с собой этот полутруп. Да, маг избавился от не-жизни, но какой ценой! Кожа Агаи, и без того смуглая, стала похожа на старый пергамент, под глазами залегли синяки. А еще парня явно мучили боли: сирин теперь ходил как старик — согнувшись.

Андру, едва увидев колдуна, потребовал:

— Язык покажите.

Маг в ответ лишь поморщился:

— Чего показывать. И без языка скажу, в чем дело. Печень болит. Должно быть, разрушившись, эта зараза стала ядом.

Вампир согласно кивнул:

— Вполне возможно.

— Отправляйся-ка ты в кровать, — приказал я сирин, — сейчас пришлю Морру, пусть полечит.

Агаи лишь замотал головой:

— Времени нет! Я сам себя вылечу. Пока буду работать.

Ну да, конечно. Вылечит он.

— Приготовишь лекарство и сразу вали в кровать. Это приказ! — поставил я точку в намечающемся споре и не удержался, чтобы не подначить правителя нежити: — Все равно Андру есть чем заняться. Он у меня еще не всю кровь на опыты выкачал.

Это была правда. На следующий же день после того как пронесся солнечный ветер, вампир снова явился ко мне со скарификатором — так он называл нож для забора крови. На мой неизменный вопрос, когда же наконец упырь насытится, он лишь улыбнулся:

— Всему свое время. Вас же волнует результат моих изысканий?

Я только пожал плечами: в свете всех остальных событий шкура демона оказалась самым незначительным из зол, если о ней вообще так можно сказать. Конечно, вторая ипостась по-прежнему причиняла неудобство, магнитом притягивая чужое внимание. И если этернус князя, при встрече в коридорах, лишь почтительно склоняли головы, то сервы взяли в привычку падать ниц, что меня невероятно злило. Зато Эрхена находила особое удовольствие в моем нечеловеческом облике, и по ее просьбе во время любовных утех больше не гасли светильники. Конечно, я не возражал, потому что получал бездну удовольствия, когда любовался девушкой. Она отдавалась страсти так же самозабвенно, как пела, погружаясь в нее с головой и увлекая меня за собою. Жизнь стала казаться просто отвратительно прекрасной. "Отвратительно", потому что я знал: Ирия никогда и ничего не делает просто так. Если мне щедрой рукой отмерили пару недель блаженства, за него заломят такую цену, что расплачиваться придется всю оставшуюся жизнь!

Стоило об этом подумать, как портилось настроение. В итоге в один прекрасный день я отправился к князю сообщить, что завтра выезжаю. Время утекало сквозь пальцы, словно вода, затягивание с убийством маглука грозило появлением над Азалой крылатых умертвий.

Андру нашелся в лаборатории в компании жреца Иолаха и опротивевшего Беладу. Мое появление правителя нежити обрадовало:

— Вы вовремя, Дюс. Я решил провести последний консилиум и уже собирался послать за вами слугу.

И хотя говорил вампир с совершенно серьезным видом, мне не понравился ни смех, плескавшийся в его глазах, ни откровенно глумливое выражение Игнаса, поэтому я проворчал:

— У меня по вашей милости шрамов от кровопусканий уже больше, чем от ранений.

— Клятвенно обещаю — в последний раз, — протянул мне руку Андру.

Деваться было некуда, я позволил сцедить еще крови. На этот раз вампир взял меньше обычного.

А вот то, что произошло дальше, заставило меня лязгнуть зубами:

— Пиявки сумасшедшие, какого хрена вы тут творите?! Как это понимать?

Андру, успевший отхлебнуть из чашки приличный глоток, пустил ее по кругу!

Вампир, посмаковав кровь, словно хорошее вино, неторопливо сглотнул и ответил:

— Это последняя проверка. Видите ли, Дюс, вынужден покаяться — я уже попробовал вашу кровь на вкус и яда не почувствовал. Плохо мне тоже не стало. К сожалению, полагаться лишь на личные ощущения было бы непозволительно: я первый вампир и сильнее прочих. Поэтому пришлось позвать друзей.

— На какие жертвы только не пойдешь ради общего дела, — отсалютовал мне чашкой Беладу и, отпив, недовольно скривился.

Вот поганец дохлый...

Жрец вежливо осведомился:

— Как вам будет приятнее, Дюс: если я кровь проглочу или все-таки лучше ее сплюнуть?

Великий Ирия, ты только послушай, о чем меня спрашивают!

Ответить достойно я не успел, Андру тут же нахмурился:

— Нет, Иолах, вы должны ее выпить. Одних вкусовых ощущений недостаточно.

Бред какой-то... Не обитель зла, а дом призрения для безумцев.

— Ну и как? Нравится? — мрачно поинтересовался я, когда священник сделал последний глоток, и хотя ответа не ждал, все же услышал.

— Послевкусие приятное. В вас очень много жизненной силы, господин Лирой. Энергии. Пожалуй, больше, чем в ком бы то ни было. К тому же кровь совершенно чиста, так что будете жить очень долго.

— Если никто не убьет, — добавил Игнас.

Я досадливо сплюнул:

— Сейчас спляшу от счастья!

— Я бы на вашем месте не постеснялся, — серьезно кивнул Андру и добавил: — Ведь дело вовсе не в избытке жизненной силы. Дело в том, что никто из нас яда в крови не почувствовал. Вы здоровы. Можете хоть сейчас возвращаться к человеческому телу. Правда, вынужден вас предупредить, что больше полагаюсь на свои ощущения, возможности вашей второй ипостаси и здравый смысл, чем на результаты экспериментов. Без вскрытия и наблюдения за изменениями в организме правильный вывод не сделаешь.

Н-да... в переводе на нормальный язык это означало приблизительно следующее: можете стать человеком на свой страх и риск, я же умываю руки, потому что ни хрена не понял.

— Да и Мо с ним, — отмахнулся я от сказанного. — Мне к вам по другому делу. Завтра я ухожу из Азалы, сами знаете куда.

Правитель нежити скрестил руки на груди:

— Агаи?

— Остается в городе. Пусть занимается ловушками, защитой и прочими полезными вещами. Голову этой твари я собственноручно откручу, — ответил я на недосказанный вопрос. Тревога князя была понятна — солнечный ветер открыл обратный отсчет, и до весны требовалось организовать оборону города настолько, насколько это возможно. Все, что в его силах, Андру уже сделал, так что без мага было не обойтись.

— Позволите составить вам компанию? — неожиданно сделал шаг в мою сторону Беладу. Рука сама собой легла на рукоять клинка, но я тут же ее отдернул — да это просто идеальный расклад! Соперников и врагов лучше держать под боком.

Я окинул вампира нарочито-внимательным взглядом с ног до головы:

— Буду счастлив.

— Ну, вот и славно, — улыбнулся Андру, не обратив внимания на возникшую напряженность. — Игнас, займитесь подготовкой к дороге, а вы, Дюс, задержитесь еще на пару минут. У Иолаха к вам есть небольшая просьба.

Я недоуменно воззрился на жреца, не понимая, чем вызвал его интерес и какого рода помощь требуется священнику нежити.

Тот низко и почтительно поклонился, а затем произнес слова, заставившие меня поперхнуться воздухом:

— Господин Лирой, не могли бы вы отстоять рядом со мной вечернюю службу? Наши люди хотят поклониться сыну Единого и ждут его благословления.

— Заодно и свечку поставите, — донельзя веселым тоном напомнил Андру про мое утреннее обещание.

Шахшид то ме эксплозо!##

##Шахшид то ме эксплозо!* — самое грязное ругательство ингахских кочевников.

Все-таки творец — великий шутник. Сколько бы я ни размышлял о своем будущем, какие бы догадки ни строил, а жизнь преподносила сюрприз за сюрпризом. Да еще такие, что в самом горячем бреду не поблазнились бы.

Большая зала была полным полна людей разного возраста: от слюнявых младенцев, до беззубых стариков. Вся паства вампиров явилась поглазеть на "сына" бога, безгласным чучелом застывшего у алтаря. Сами этернус тоже почтили вниманием службу и устроились в первых рядах. Выглядели кровососы на редкость довольными... в отличие от "божьего чада", который чувствовал себя совершеннейшим идиотом.

Слишком часто в последнее время моя жизнь напоминала бездарную балаганную постановку с дураком в главных героях. Потому что только дурак соглашается играть роль героя добровольно. Но хуже всего, что как фарс это воспринимал только я, остальные участники молились абсолютно серьезно. Даже на лице властительного кукловода не-мертвых застыло выражение благолепия и смиренности. Только один раз губы Андру чуть изогнулись в намеке на улыбку... Когда я в ответ на просьбу священника благословить верующих, покрыл их самым заковыристым из ингахских ругательств. Не особо умная выходка, зато помогла стравить злость и достоять службу.

На мою беду, Иолах оказался оратором из числа тех, кто не ценит краткость. Хотя, надо признать, упырь был на редкость красноречив. Его приход в любом из городов Наорга не знал бы недостатка в пожертвованиях. Я сам, пожалуй, не удержался бы и кинул пару монет. Если бы не изображал сейчас символ великой веры... потому что пока меня тянуло только плюнуть.

Под конец службы мне пришлось выдержать длинное паломничество: верующие жаждали получить благословение. Они были довольно благоразумны и не пытались заглянуть "сыну" грозного бога в лицо. Почти ... один юнец довольно дерзко уставился мне в глаза. Это оказался тот самый паршивец, что кидался снежками. Я не смог удержаться от соблазна широко улыбнуться, так, чтобы клыки оказались на виду. Парень побледнел, но глаз не отвел и вернулся героем, получив в награду заинтересованный взгляд Андру и подзатыльник от отца. Совершенно заслуженный, кстати, а то еще пара таких "подвигов", и нахаленок обзаведется клыками.

Наконец, вереница благочестивых подданных Единого закончилась, и я рванул из храма со скоростью демона, которому предложили помолиться. Последним, что услышал, стало призвание воздать благодарность сыну Двуликого, который явился поддержать истинно-верующий народ во времена грядущих испытаний.

В комнату я ввалился донельзя раздраженный, с ходу опрокинул стопку крепкого вина и заявил всем, что собираюсь спать, чего и остальным желаю. Как ни странно, меня послушались и разбрелись по комнатам. Даже Морра не стала возражать. Девочку очень волновало здоровье соплеменника, поэтому она с особым удовольствием замахала на него руками:

— Спать! Спать!

Наконец мы с Эрхеной остались наедине, и я потянул ее в кровать. Нам предстояла разлука, и мне хотелось насытиться девушкой, ее лаской, ее телом до предела. В результате зимняя ночь оказалась на удивление короткой.

Утро же для меня началось еще затемно. Завтрак накрыли в комнате Риса: я не хотел будить Эрхену.

Лаланн выглядел мрачным.

— Я много разговаривал с людьми вампиров в том замке, — он наконец выдал причину плохого настроения.

— И?

— Несчастные свято верят упырям. В то, что этот самый Единый послал их править людьми. А кровь — это плата за подаренную Двуединым жизнь, единственно достойная божественных... — последнее слово Рис буквально выплюнул. — ...воинов, призванных охранять и беречь людей.

Я хмыкнул:

— А ты чего ждал? Что вампиры объявят себя демонами и напрямую заявят: "господа, кровь нужна, потому что мы хотим жрать"? Пора бы уже принять то, как обстоят дела в местном "королевстве". Отчасти кровососы даже правы. Они действительно воины и действительно защищают сервов Азалы. А уж ради чего и из-за чего... Вот скажи, ты тоже посвящал своих людей во все тонкости дел?

— Нашел с чем сравнивать, — буркнул Рис и вздохнул: — Вот хоть убейся, а не могу привыкнуть.

— А к тому, что у тебя в приятелях демон, значит, можешь? — осведомился я, даже не подумав скрыть иронии.

— Да какой из тебя демон? — невесело усмехнулся Лаланн. — Думаешь, отрастил шипы и — добро пожаловать в слуги преисподней? Вот когда зальешь алтарь кровью невинных, тогда и поговорим на эту тему.

Я рассмеялся, хлопнул ворчуна по плечу и затянул шнурки на плаще.

В конюшне меня уже поджидали вампиры. На копытах крепких лохматых лошадок красовались кожаные "башмаки". Подобные были в ходу в северных землях и стоили больших денег, потому что маги тратили немало сил, оплетая их заклинаниями, позволявшими не вязнуть в сугробах.

Отлично! Значит, дорога пройдет легче и быстрее, чем думалось.

Я оглядел животных, высматривая, которое из них мое, заметил свой дорожный мешок и подошел к ладному каурому коньку. Он, недовольно фыркнув, попятился. Кажется, животное предчувствовало грядущие неприятности.

Я сочувственно похлопал его по шее:

— Прости, приятель, видно судьба у тебя такая.

Жеребчик в ответ громко всхрапнул. На мой взгляд — обреченно.

За время пути по Пустоши мне еще раз довелось убедиться — вампиры чувствуют себя там весьма и весьма вольготно. Первые три ночи мы ночевали в замках, а дальше — в комфортных и надежных убежищах. Этернус, вопреки моим опасениям, были на удивление молчаливы. Точнее сказать — они не пытались заговаривать со мной. Даже надоедливый Беладу, и тот прикусил язык, то ли еще в замке наговорился, то ли — решил не идти на конфликт лишний раз. Я тоже молчал, наслаждаясь непривычными спокойствием и отсутствием чувства тревоги, без которого обычно не обходилась ни одна из вылазок в Пустошь. Нежить действительно сгорела: мы не заметили никаких подозрительных следов. Правда, кое-что меня все-таки тревожило...

Мэй! Моя маленькая фея, гостеприимная хозяйка горного озера, хранительница путников... Как она пережила солнечный ветер? Выжила ли? Именно поэтому я настоял на том, чтобы сделать крюк и завернуть к озеру. Все одно, напрямую добраться из Азалы до селения дикарей не получалось — перевалы, которые выводили короткой дорогой, грозили лавинами.

Беспокойство оказалось напрасным — маленькое царство не пострадало. Это стало понятно с первого взгляда: озерцо выделялось черной гладью воды и зелеными, поросшими густой травой, берегами. Клены не сбросили листвы и даже успели заалеть молодыми побегами.

Вот что бы там ни говорили люди о хранительницах, а они не нежить. Скорее боги мелкого ранга. Или — потомки богов.

Я сжал бока конька, вынуждая прибавить шагу, но тот уже сам увидел свежую зелень и радостно заржал: животное предвкушало сытный ужин. Моя радость была ничуть не меньше: все-таки Мэй как собеседник намного предпочтительней нежити, которая сама не прочь тобой перекусить.

Как там сказал этот священник о моей крови... "Послевкусие приятное"? Чтоб эту троицу хотя бы с луну изжога помучила!

На этот раз я, справедливо рассудив, что фея как-нибудь простит торопливость замерзшего путника, не стал останавливаться у замерзшего ручья, а сразу проехал через невидимую границу. В лицо пахнуло по-весеннему пряной землей, запахом молодой травы и первоцветов, густо усыпавших пологие склоны. Этернус за мной не поехали.

— Нам нет дороги к этому озеру, — объяснил свою нерешительность Беладу и махнул рукой в сторону заснеженного холма: — Убежище там. Стукните, если с хозяйкой не договоритесь.

Я лишь усмехнулся: чтобы красавица араи мне отказала? Быть такого не может!

Конечно же, я не прогадал: Мэй уже поджидала меня у самого берега, покусывая в нетерпении розовые губки. Правда, ее очаровательное личико тут же разочарованно вытянулось:

— А где Морра? Почему ты один?

Пришлось покаяться:

— Прости, дорогая, малышка в гостях у Андру. Не получилось взять ее с собой. Мне предстоит визит к одному очень плохому человеку.

Я спешился и привязал конька к ближайшему дереву: пока слуги Мэй готовят нам обоим достойный ужин, можно перекинуться парой словечек с хозяйкой.

Фея меж тем удобно устроилась в "кресле" из волн и задумчиво смотрела на заходящее солнце сквозь прозрачные камни ожерелья. Я же в свою очередь не отказался от удовольствия полюбоваться на араи. Нежная фарфоровая кожа, большие зеленые глаза... Ну до чего же все-таки красивы эти существа! Хорошо, что речные людоеды на них не похожи, иначе люди сами прыгали бы к ним в пасти.

Неожиданно фея, все так же, сквозь плоский граненый камень, глянула на меня и заявила:

— Я знаю, куда ты идешь!

Помолчала немного, нырнула, подплыла к самым ногам и вздохнула:

— Один не справишься.

— Я не один, — кивнул в сторону заснеженного склона.

Мэй лишь покачала головой в ответ:

— Слишком мало. Он сильный колдун! Плохой колдун, но сильный. И мне было бы тяжело, а ты пока не справишься. Позови мертвых.

— Так я вроде уже...

Договорить мне не дали.

— Не этих! Совсем-совсем мертвых!

Наконец я понял, о чем речь, и спросил:

— А они послушаются?

Араи в ответ звонко рассмеялась и шлепнула по воде хвостом, окатив меня брызгами:

— Ты иногда такой забавный! Да как же они не послушаются, если столько времени ждут твоего прихода?

Даже так? Занятно...

— Мэй, ты не ошиблась? — я улегся на холодный камень так, чтобы мое лицо оказалось на одном уровне с личиком озерной феи.

Она озорно улыбнулась, погрозила мне пальчиком и ушла под воду.

Ну что ты будешь делать! Вот в этом — все феи! Просто обожают водить людей за нос! И не-людей, как выяснилось, тоже.

Я предпринял несколько бесплодных попыток выманить араи, но в ответ получил только россыпь серебристого смеха. Было совершенно ясно, что фея больше ничего не расскажет, даже если просидеть на берегу до рассвета. Все хранительницы любят играть в кошки-мышки... И чем больше выказывать заинтересованность, тем меньше шанса получить ответ, поэтому я занялся делами: разнуздал коня, стреножил его и оставил рядом с яслями, полными овса. Сам же отправился в знакомый белый шатер, где меня, как и в прошлый визит, уже ждал накрытый стол. Не хватало только прежней компании.

В памяти всплыло красивое лицо строптивой рош-мах, и я вздохнул: если Агаи не найдет противоядие... вечно лежать ей на ложе из снега, как заколдованной деве из глупой сказки. У которой, к тому же, нет счастливого конца. Как и у большинства любовных историй, увы.

Мысль о тщетности и суетности мира вернула меня к более важным вещам, чем пустое сожаление о том, чего уже не исправить.

Значит, "совсем-совсем мертвых"? Ну что же... я о них подумывал. Правда, призывать не хотел. Они-то придут, можно не сомневаться... а вот что со мной после их призвания станет? Не пойду ли я с армией умертвий, как говорилось в том клятом пророчестве, по городам и весям, забыв о человеческой части души? И кто тогда меня самого остановит?

Да... задача.

Я откинулся на мягкие подушки и задумался. Результатом этих раздумий стал неприятный вывод: хочу — не хочу, а без призвания умертвий не обойтись. Такому решению было несколько причин, и не последней из них оказалось желание отомстить. Маглук должен сдохнуть от зубов своих жертв! Во имя той самой пресловутой справедливости, которой прикрываются все кому не лень. Но намного больше мировой справедливости меня заботило, чтобы этернус и я остались живы. Ведь не за горами более достойный повод потерять головы.

Рассвет пришлось встретить на берегу озера в компании Мэй. Фея снова явилась мне в грезах в облике рыжеволосой красотки. Похоже, араи, как и всем хранительницам, нравилось соблазнять людей. Хотя бы во сне, раз уж наяву из-за размеров не удавалось.

Поднос с горячим настоем из ягод, свежими лепешками и чудесной, поджаристой форелью уже поставили на большой плоский камень, словно созданный для того, чтобы на нем с удобством расположился один человек.

Я аккуратно отломил кусок рыбы, из которой заботливо удалили все кости, положил его в рот и зажмурился от удовольствия. Фея отщипнула кусочек лепешки и рассеяно уставилась в небо. Кажется, ее мысли витали где-то за облаками. Я тоже задрал голову, любуясь на редкое зрелище.

Тучи, затянувшие небосвод, густо сыпали большими белыми хлопьями, но над маленьким царством араи погода была не властна. Снег скатывался на землю по невидимой горке, минуя озерцо и его берега.

Мэй оставалась задумчива и серьезна.

— Как твои подданные пережили солнечный ветер? — я первым прервал затянувшееся молчание.

Этот вопрос меня занимал. Ладно, хранительницы... Только Ирия знает, кто они такие на самом деле... Но слуги точно должны были погибнуть.

Мэй неожиданно сладко зевнула, показав крошечный розовый язычок, потянулась, как кошка, и хитро прищурилась:

— Я их спрятала.

— Где же ты их спрятала? Ведь даже в катакомбах всех выжгло!

У меня были серьезные причины не доверять ее словам. Недаром стаи нежити притащились к Азале. Невидимый огненный вихрь оказался всепроникающим. Он превратил нежить в пепел даже в глубоких подземельях Сырта!

Араи озорно рассмеялась:

— Ты забыл сказать — в этом мире.

Вот что-то подобное я и предполагал. Недаром в царствах хранительниц даже время течет по-другому. Они то ли открывают двери в другой мир, то ли ухитряются пробуравливать "дыры" в этом. Одно только не укладывалось в эту теорию... Азала. Андру на фею совсем не похож, однако ничего... тоже создал царство, в котором даже привычное колдовство действует немного по-другому. Хотя князь тут, конечно, не причем. Это все озеро...

Я замер, пораженный одной мыслью, так и не донеся кусок лепешки до рта.

Не озеро ли виновато в том, что Пустошь — это Пустошь? Не оно ли причина появления нежити? Ведь другого такого места во всем мире не найти! Ни похожего озера, ни кишащих нежитью земель!

— Мэй, милая, скажи, ты знаешь, где находится замок вампиров? — вырвалось у меня.

Фея кивнула.

Чудесно!

— А что там за озеро, случайно не знаешь?

Араи уставилась на меня огромными зелеными глазищами и загадочно улыбнулась:

— Это не озеро.

— А что это, Мэй?

— Наша сила.

Личико хранительницы было очень серьезно. Можно даже сказать — торжественно.

— Чья сила, Мэй?

— Моя, твоя, людей и живущих в долг. Всех нас.

"Живущих в долг"? Ну и названьице она подобрала для нежити. Правда, чего не отнять — довольно точное.

— Только это большой секрет! — неожиданно погрозила мне пальчиком Мэй, а в следующее мгновение насторожилась и объявила: — За тобой пришли.

Мо шизане... ну как же не вовремя. Ну что стоило кровососам подольше отдохнуть? Нет, принесла нелегкая в самый неподходящий момент!

— Мэй, а что это за сила и как ее можно использовать? — все-таки предпринял я последнюю попытку выудить у араи побольше сведений.

Но в ответ лишь получил высунутый язык, фонтан брызг и довольно ехидное:

— Нельзя! Секрет!

Я мысленно выругался — все, теперь от нее ничего не дождешься — а вслух сказал:

— Спасибо, солнышко, за гостеприимство!

И уже хотел спрыгнуть с камня на берег, как из озера поднялась высокая волна, вознеся крошечную араи до уровня моего лица. Фея сделала то, чего никогда еще не позволяла себе раньше.

Она погладила меня по щеке со словами:

— Ты скоро умрешь, но не бойся. Это совсем не страшно. Больно будет недолго.

После чего исчезла в глубине, оставив меня стоять истуканом.

Эдхед то, демон... ну спасибо, милая! Успокоила. И кто тебя только за язык тянул?!

К вампирам я пришел мрачнее тучи и на "доброе утро" только буркнул:

— Кому как!

Да, я предполагал, что участие в войне с сирин может закончиться для меня плачевно, но одно — предполагать, и совсем другое — знать! К этой мысли требовалось привыкнуть и обдумать все последствия. Если, конечно, Мэй не решила надо мной подшутить, ведь обманывать хранительницам не в диковину. Впрочем, как и предсказывать.

Тут меня тронули за локоть, заставив обернуться. Рядом ехал Беладу. Видимо, он только что задал вопрос, но я его не услышал.

— Что-то вы сегодня, Лирой, невеселы. Неужели кошмары снились? — широко улыбнулся упырь.

У меня тут же зачесались руки проредить его зубы, чтобы пропало желание без повода скалиться.

— Хотите подраться? — настроения упражняться в острословии не было.

Этернус сразу посерьезнел:

— Что-то случилось?

— Что-то случится, но не с вами и не сейчас, так что поумерьте любопытство.

Удивительно, но вампир послушался и больше меня не тревожил до самого леса. Того самого, из которого летом мы не чаяли выбраться живыми. Сейчас чащоба выглядела по-другому: спокойно и сонно, как, впрочем, вся Пустошь. Ушло грызущее чувство тревоги, что неизменно просыпалось в душе, стоило только добраться до Приграничья. Теперь нежити в Проклятых землях было даже меньше, чем в обычное время в Наорге. Для живых обитателей Пустоши наступили благодатные времена.

Вскоре мы уже были недалеко от избушки Унна, моего загадочного приятеля, живущего по собственным правилам. Хоть визиты в компании нежити в запретных пунктах отшельника вроде не числились, я даже на мгновение не усомнился, что Унн самое меньшее настучит дубиной по голове за таких гостей. Притом, будет абсолютно прав: сходить с ума все-таки стоит поодиночке. Мы объехали избушку отшельника по широкой дуге. И селение маглука тоже объехали по моему приказу. Я решил не пренебрегать советом феи и для начала наведаться на поле с мертвецами, чтобы набрать маленькую армию. Хотя снег спрятал от глаз безобразие костяной свалки, найти ее не составило труда. Меня тянуло к могильнику, как хорошую гончую — к подранку. Я почувствовал энергию смерти еще за несколько верст.

Мы добрались до нужного места, когда солнце осилило только половину дневного пути. До темноты еще оставалось несколько часов. Я спешился, увязнув в снегу почти по пояс, и кое-как "доплыл" до середины поля. Стоять было холодно, так что я не стал тянуть кота за хвост и сразу воззвал к своей нечеловеческой сути.

Толку-то... Ничего не изменилось, хотя неупокоенные души рядом чувствовались. Увы, дневной свет делал их невидимыми для глаз, так что я даже не мог рассчитать, сколько мертвецов откликнулось на зов.

Я почувствовал, как заходила земля под ногами. Белое полотно, вспучившись, пошло неровными волнами, словно живое. Кони тут же вставали на дыбы и, не слушаясь наездников, понеслись прочь от страшного места, а я рухнул в снег лицом, потому что из-под ног что-то выскользнуло! Правда, буквально через мгновение снова вскочил, готовый обороняться.

На мое счастье, на поверхность никто не выбрался — все снова стало тихо и спокойно. Только вспучившиеся сугробы напоминали о том, что мне ничего не примерещилось.

На свой страх и риск, я раскопал-таки самый ближний холмик. Под ним обнаружился застывший мертвец с задранным к небу лицом и поднятыми руками.

Чтоб этого урода носатого его же колдовство разорвало! Что эта тварь намудрила?! Почему лезут сразу остовы? Мне только души нужны!

Еще раз выругавшись, я принялся пробираться обратно к камню, у которого спешился. Хочешь, не хочешь, придется ждать темноты. До деревни маглука мы самое большее за пару часов доберемся, а вот с могильника уходить рановато. Если Мэй сказала, что я могу поднять трупы — значит, могу!

Вскоре вернулись вампиры. Без Беладу.

Один их них тут же прояснил отсутствие недруга:

— Ваш жеребец ускакал, Игнас его ловит.

Чудесно... не хватало только вот так по-глупому очередного коня лишиться. Точно, что ли, проклятие на мне лежит? Надо сказать Агаи, чтобы внимательно посмотрел. Ну не бывает подряд из года в год столько случайностей!

Вампиры тем временем стреножили лошадей, быстро расчистили площадку и притащили довольно большое бревно. В одном из дорожных мешков нашлась пропитанная смолой растопка, так что я дожидался ночи в относительном тепле и удобстве. Даже успел перекусить. Аппетит от холода разыгрался просто зверский, несмотря на соседство с могильником. Не пахнет — и ладно. Так что приличный шмат жирного бекона, завернутый в лепешку, исчез за одно мгновение.

В сумерках я отправился обратно к могиле. На этот раз у меня получилось рассмотреть и тех, кто мне был нужен, и наведенное колдовство. Должно быть, купание в озере Азалы открыло во мне какой-то новый дар, а может, это сделал солнечный ветер. Следы магии смерти я видел теперь прекрасно. Ворожба "придавливала" могильник огромной решеткой, удерживая души у гниющих остовов. Они были нужны колдуну для создания умертвий. Его творения были хрупче и медленней моих, зато не боялись дневного света. Маг неслучайно выбрал именно это поле... Два разлома, которые пересекались крестом, открывали дорогу мощнейшему источнику дармовой силы. Налитые магией "прутья" толщиной с мой кулак, подпитывались энергией из силовых линий земли, а в центре разлома находилась колдовская "печать". Она то ли распределяла, то ли накапливала энергию.

Но все-таки, как мне разрушить эту треклятую решетку?

Я оглянулся на вампиров: ужасно не хотелось выглядеть полным дураком, который понятия не имеет, что делать, и действует наугад. Тем более, упыри следили за мной с нескрываемым интересом.

Мо бы их всех подрал... как же тут разобраться?!

Я встал на одну из силовых линий, почувствовав, как тело пронизала тяжелая волна "мертвой" энергии. Ощущения были не из приятных, хотя вреда не принесли.

Я поманил ближайшую душу:

— Иди ко мне!

Прозрачный серый силуэт забился, словно птица в силках. Он рванулся из магических пут, но выбраться не сумел — сил не хватило. Я коснулся призрака, делясь энергией, и почувствовал, как "утекает" моя человечность. Я тут же пережал энергетический поток, заставив его сочиться скудными каплями: слишком свежи были воспоминания о том, что случилось в Сырте.

Вскоре призванный обзавелся плотью, острыми зубами и отменным аппетитом: красные глаза умертвия плотоядно уставились на вампиров, и оно сделало в их сторону первый шаг. За только что созданной нежитью, словно цепь, потянулось плетение заклинания. Я схватил его рукой, неосознанно пытаясь восстановить потраченную силу. Толстый "канат" энергии на мгновение пронизал мое тело. Плетение истончилось, у него появилась узкая перетяжка, как в песочных часах. Умертвие, почувствовав ослабший поводок, рванулось в сторону единственной доступной пищи — вампиров. Те схватились за мечи, а я, не сумев удержаться от довольной ухмылки (моя мечта — кровососы в роли "дичи" на чужом обеде), приказал умертвию:

— Этих не трогай!

Нежить споткнулась на ровном месте и тихо прошелестела:

— Да, господин!

В этот момент один из вампиров вскрикнул и указал на что-то за моей спиной. Я резко повернулся, приготовившись защищаться, но тут же опустил меч.

На могильнике разыгралось настоящее светопреставление. Нарушенная вязь заклинаний вспыхнула синими искрами. "Канаты" из рун и магических символов расплелись, словно плохо скрученная веревка под тяжелым грузом! Тонкие потоки энергии вспороли слежавшийся снег огромными бичами. И когда последняя руна была разрушена, поток чистой силы ударил в небо, раскрасив его разноцветным сиянием. Правда, он почти сразу иссяк и расползся слабыми "ручейками". Над землей заколыхались незримыми тенями неупокоенные. Жертвы маглука. Моя армия.

— Господин? — с надеждой прошелестело над ухом. — Господин, а этого?

Умертвие ткнуло когтем в сторону Игнаса Беладу, который как раз появился на сцене.

К сожалению, я не мог себе позволить слово "можно", поэтому обошелся злорадным:

— Не в этот раз!

Меньше чем через час у меня в распоряжении было порядка тридцати умертвий, больше я не осилил. И так с превеликим трудом удалось остаться в своем уме и не превратиться в сумасшедшего, готового уничтожить и чужих, и своих. Именно из-за страха обернуться монстром похлеще любого маглука, я угробил на призыв нежити столько времени.

Колдовство так истощило меня, что сотворив последнее умертвие, я обессилено рухнул в снег. Пришел в себя от оплеухи, но дать сдачи не успел — под нос сунули кружку с подогретым вином. Вот только поднести ее ко рту без посторонней помощи не удалось — руки тряслись, как у последнего пропойцы.

Мне кто-то помог, мрачно бросив:

— Приходите в себя быстрее, пока ваши псы нас всех к Единому не отправили! Нашли время, когда без сознания падать!

Я осмотрелся — умертвия взяли этернус в плотное кольцо и только ждали подходящего момента, чтобы кинуться.

Для того, чтобы более-менее очухаться, мне потребовалось еще около полутора часов. Хорошо, что зимние ночи длинные и можно было не торопиться. Наконец я забрался на лошадь и оглядел призванное войско.

— Хотите отомстить за свою смерть? А жрать хотите?

В ответ раздалось лишь яростное шипение.

Я вяло усмехнулся:

— Прекрасно! Тогда топайте за нами. И чтобы не отставать!

Последний приказ оказался лишним: умертвия передвигались огромными скачками, используя как опору удлинившиеся руки. Они походили на свору борзых, спущенных с поводка.

Логово маглука я почуял заранее все по той же холодной, тревожной энергии смерти. Мы остановились в зарослях кустарника примерно за сто шагов до него. Чтобы попасть в селение, надо было пересечь заснеженное поле.

Я присмотрелся внимательней, радуясь про себя, что Ирия... или Мо (скорее всего) сделал мне такой замечательный подарок. Быть "видящим" оказалось чрезвычайно полезно. Те самые остовы на кольях, которые я в первый раз принял за признак обычного дикарского хвастовства, оказались вовсе не элементом местной "архитектуры". И костяки, и отдельные черепа плотно оплетала вязь заклятий, привязанных к частоколу и уходящих дальше, вглубь земли. Наверняка мертвых оставили за сторожей, потому что сидя на кольях не повоюешь. Это было и плохо, и хорошо одновременно. Притом больше плохо, чем хорошо — заклинание неподкупно и не устает, а темнота ему не помеха. Хотя какая тут темнота...

Пока я разглядывал городище, из разведки вернулись вампиры.

— Живые в карауле не стоят, — отчитался один из лазутчиков.

Как же теперь подобраться к этому сброду?

— Ты! — ткнул пальцем в ближайшее умертвие. — Поброди вокруг города, но на стены не лезь!

Риск привлечь внимание был невелик. Не думаю, что колдун сам себе враг и любит бессонные ночи, так что заклинание не должно реагировать на праздно шатающуюся нежить. В здешних землях ее больше чем комаров на болоте... было, во всяком случае.

Мои надежды оправдались. Сторожа вообще не реагировали на нежить, пока она не лезла на стены. Конечно, оставалась еще опасность, что именно моим умертвиям подойти не дадут, но... выбора все одно не было. К тому же раз Мэй сказала, что мертвые мне не откажут, значит, и эти не станут исключением!

Дав вампирам знак стоять на месте, я медленно подошел почти вплотную к стене, постоял, примериваясь и набираясь решимости: полной уверенности, что не переполошу всю округу, у меня не было.

Эх... долго мне еще будет икаться, что не удушил колдуна когда-то. Сейчас бы нежился в объятьях Эрхены, а не торчал заснеженным пнем посреди мерзлого поля!

Я вытянул руку и мысленно позвал костяных сторожей. Белые, омытые дождями, обожженные солнцем скелеты задергались, облепивший их снег осыпался кусками, оставляя глубокие дыры в сугробах. Сдвинуться с места у остовов не получилось — заклятья оказались крепче всяких оков. Зато мертвые признали во мне господина. Говорить им было нечем, но я увидел, как развернулись в мою сторону пустыми глазницами черепа, почувствовал покорное внимание.

Хвала тебе, светлейший Ирия, и тебе, наичернейший Мо, тоже хвала! Обоим спасибо за то, что создали меня таким как есть. Полдела решил!

Поблагодарив обоих богов, я дотронулся до черного дерева и попытался проделать точно такой же трюк, как несколькими часами раньше на могильнике: разрушить чужую ворожбу к хренам собачьим! Увы, дважды удача за день не выпадает: на этот раз плетения были другого рода. Они попросту не реагировали на прикосновение, пришлось снова рисковать, хотя очень не хотелось: не шли у меня из головы слова араи о скорой смерти.

Я дал знак этернус, и они быстро выдернули из мерзлой земли осиновые колья, призванные защищать от нежити... если только на руки той самой нежити не надеты перчатки. Подход к забору был расчищен, ну а перебраться через него не составило труда ни мне, ни вампирам. А вот умертвиям пришлось подождать: их тела не защищала одежда, да и лазить по стенам, как тараканы, они не умели. Выломать по-тихому забор не получилось бы, а открыть ворота я не решился — они выглядели слишком доступными. Наверняка маглук устроил на входе дополнительные ловушки, притом рассчитанные не только на нежить, но и на живых. В результате мы разделились на группы. Два вампира принялись ломать стену, чтобы впустить умертвий.

Я подошел к дому маглука. Со мной остались Игнас и его напарник. Кажется, именно этих вампиров князь назначил в мою охрану. Расчет убить колдуна, не дав ему выбраться с кровати, не оправдался. Не успел я шагу ступить, как вампиры сшибли меня с ног, отбросив к стене дома, а там, где я только что стоял, закрутился вихрь черной пыли.

Песий выкормыш... что ж ты так не вовремя проснулся, скотина!

Едва рассыпался смерч, как тишину пронизал тоскливый вой, да такой громкий, что я непроизвольно втянул голову в плечи. Надежда на то, что селении останется хоть один спящий, развеялась как дым. В домах послышались тревожные крики: люди хватались за оружие. Но нам уже было не до них — появились противники посерьезнее. Плотная корка сугробов вспучилась и пошла трещинами, выпустив на свет порождения спятившего колдуна. Одно из них выбралось буквально в пяти шагах от меня.

Если твари, прикончившие Таниту в лесах Озана, походили на пауков, то эта больше напоминала жука-оленя размером с молодого телка. Правда, не простого жука, а с клешнями и ядовитым хвостом.

Великий Ирия, как же я ненавижу всю эту ползучую гадость.. хоть живую, хоть не-живую... кто бы знал!

Перехватив покрепче меч, я попытался оценить серьезность угрозы. "Скорпионы" выглядели достаточно неповоротливыми и вязли в снегу. Однако наше передвижение тоже ограничивалось небольшой расчищенной площадкой у входа, да узкими тропинками, соединяющими дома. Но самым поганым было то, что для уничтожения "сердца" нежити, подсвеченных зеленью черепов, придется буквально залезть в огромные жвала!

Первыми пошли в атаку вампиры: Игнас выругался и тенью метнулся к ближайшей твари, но добежать не успел, его сбил с ног гибкий хлыст, неожиданно взвившийся прямо из-под снега! В одно мгновение он опутал ноги вампира и словно барана поволок прямо к клешням чудовища.

Эдхед то, у этих уродов еще и щупальца из боков растут?!

Попытка упыря отбиться не прошла: еще один "хлыст" закрутился вокруг второй руки Игнаса и обездвижил его. Пришлось выручать стервеца. Я перерубил оба щупальца, выдернул вампира из-под удара тяжелого хвоста и сам оказался в воздухе вверх ногами. Перед глазами мелькнуло уродливое плетение желтых костей, и у самого носа щелкнули огромные жвала из заточенных ребер.

Извернувшись, я срезал щупальце и свалился прямо на жвала, превратив их в жалкие обломки. А затем, увернувшись от удара хвоста, одним махом раскрошил оба черепа со слизью. Безобразные лапы чудовища подломились, и его неподвижная туша тяжело рухнула на снег.

— Черепа! Разбивайте черепа! — я тут же кинулся на помощь вампирам — на них навалились сразу три твари. Вовремя подоспел — мимо щеки просвистела ледяная сосулька. У меня на пути вырос частокол из ледяных кольев.

Гнида некромантская...

Я в два прыжка обогнул препятствие и понесся к дому, но прежде чем пересек порог, к маглуку вломилось умертвие. Ему и достался арбалетный болт. Не-мертвый со стоном рассыпался в прах у меня на глазах. Сухо щелкнуло спусковое устройство, и я упал на пол, краем глаза заметив колдуна у стены.

Гнусь подколодная... со свиданьицем!

Для того чтобы выпустить поганцу кишки, мне не хватило буквально секунды: он провалился в тайник, сразу покрывшийся толстым слоем льда. Стоило колдуну исчезнуть, как стены заходили ходуном, и я понял: пора выметаться! Выругавшись, бросился вон. За спиной с хрустом и клацаньем сомкнулись ледяные "зубы". Только быстрота демона позволила мне спасти свою шкуру — едва я вылетел за порог, как дом превратился в огромный ледяной куб.

На улице меня ждало дивное зрелище: умертвия рвали на части скорпионов маглука. Нежить не боялась ударов ядовитых хвостов, она не знала боли, и главное — ее было больше. Вампиры шли следом за "младшими братьями" и крошили слабо шевелящиеся останки на мелкие куски. Солдаты маглука по-прежнему отсиживались в домах, понадеявшись на осиновые стены и заклинания против нежити. Меня же интересовал только некромант. Повторно упускать эту тварь я не собирался.

— Игнас, колдун через подпол ушел! Найди его!!

Вампир отшвырнул ногой пустую черепушку, повернулся, принюхался и, оскалившись, рванул за угол дома:

— Он там!

Я метнулся следом и чуть не врезался в этернус, который стал похож на окаменевшего тролля. Признаться, я и сам ненадолго оцепенел. Такого зрелища мне еще не приходилось видеть...

Маглук в прямом смысле построил селение на костях, и сейчас эти кости лезли из земли. Они скручивались в толстые столбы, собираясь в невиданную конструкцию. Колдуна я пока не видел. Скорее всего, он прятался за уцелевшими скорпионами, которые встали в круг, словно дикие быки.

Пока этернус и умертвия разбирались с охраной маглука, я рассматривал растущее чудовище в надежде проделать с ним такую же штуку, как с остовами на стене. Увы... Колдун просто собрал вместе кучу разных скелетов. Притом — отпетых. Как управлять бездушными остовами, я пока не знал.

Меж тем кости сложились в гигантского монстра, похожего на бескрылую птицу. У нее на спине восседал колдун. Сучий выродок, в очередной раз всех обхитрив, собирался удрать.

А вот выкуси!

— Ату его! — отдал я приказ умертвиям. Те послушными псами рванули к чудовищу. Словно огромные сизые обезьяны, они повисли на лапах чудовища, вгрызаясь в них и кроша в труху кости. Но маглук не собирался сдаваться — сотворенное им существо упорно тащилось к забору.

Я подскочил к останкам скорпиона, вырвал у него пару щупалец, сплетенных из полосок кожи, и кинул одну из плетенок Игнасу.

— Держи!

Сообразительный вампир с ходу понял мою задумку.

Слаженно свистнули два бича, оплетая ноги "чудо-птицы", и я уперся в землю изо всей мочи. Щупальце тут же перехватили сильные руки — этернус пришли на помощь.

Птица подняла лапу, чтобы сделать шаг, и мы, не сговариваясь, дернули плетенку на себя. Этого хватило, чтобы повалить монстра на землю. Умертвия торжествующе взвыли, а затем раздался громкий крик — нежить добралась до колдуна.

Когда я подошел, маглук уже мало походил на человека: окровавленный, в разодранной одежде, без пальцев на руках, без ушей и носа, но все еще живой. И даже несломленный, раз сумел выплюнуть:

— Ты тоже сдохнешь, белоглазый!

Злобный гад здорово походил на свои творения — он был таким же отвратительным и сочился ядом.

Я в ответ оскалился, наклонился пониже, вцепился когтями в худые щеки, чтобы этот вурдалак даже головой пошевелить не смог, и заглянул ему в глаза:

— Я бы на твоем месте подумал о вечном!

Зрачки маглука сначала сузились до булавочной головки, а потом расширились и заняли всю радужку. Еще не умерев, колдун узнал, что ждет его в загробной жизни. И это явно были не сады Ирии — маглук выгнулся дугой, закричал и засучил ногами.

А я, вобрав энергию уходящей жизни, рассмеялся:

— Обещал же, что на том свете тебя каждый день будут демоны драть! Но могу облегчить твою участь, если скажешь, что за яд ты использовал для пауков.

Колдун в ответ лишь плюнул кровью. Я в одно движение свернул ему голову и стер с подбородка плевок.

— Жрите, и чтобы даже костей от него не осталось, — я бросил падаль умертвиям, а сам отошел в сторону и устало уселся на сруб колодца.

Не сказал, да и Мо с ним. Отломаю пару жвал для Андру. Он ползверинца перетравит, но разберется, что к чему.

Влажный хруст раздираемой плоти и громкое чавканье заставили меня брезгливо поморщиться — кем бы ни были упыри в человеческом прошлом, хорошие манеры в загробной жизни они не сохранили. Зато аппетит не растеряли... даже добавили: не прошло и четверти часа, как от трупа ничего не осталось.

Пока умертвия жрали, этернус терпеливо ждали окончания в стороне, брезгливо отводя носы, презрительно кривя губы и настороженно прислушиваясь к затаившемуся селению. Но как бы кровососы ни морщились, а запах свежей крови уже зажег алчный огонек в их глазах и заставил жадно вдыхать воздух. Неожиданно два этернус сорвались с места и исчезли среди домов. Почти в то же мгновение раздался истошный вопль человека.

Умертвия повернули ко мне окровавленные морды.

— Господин?

Я знал, о чем меня просят. То, без чего не может обойтись ни одна разновидность нежити, какой бы разумной она не прикидывалась. Человеческой плоти. Жизненной силы. Крови.

Без маглука люди оказались беспомощны, но я не собирался их щадить. Прихвостни колдуна полностью заплатят по старым долгам.

— Можете взять свою добычу.

Одно из умертвий тоскливо проныло:

— Нас не пускают...

Надо же... какая вежливая нежить, не смеет без приглашения в дом зайти...

Заметив на моем лице выражение недоумения, Игнас негромко пояснил:

— Осина...

И нарочито вежливо поинтересовался:

— Вы не будете против, если мы выкурим на улицу этих крыс?

Я не возражал — кто поручится, что хибары не нашпигованы ловушками так же, как дом колдуна? — поэтому ответил коротким кивком.

Любоваться разгулом нежити желания не было, и я, с трудом заставив себя встать, отправился за стены городища. Пока шел по узкой, протоптанной в сугробах тропинке, слышал лишь скрип снега под сапогами. Со стороны могло показаться, что селение спит. Но это было не так. Страх, густой и вязкий, сочился из-под плотно закрытых дверей, из-за толстых дощатых ставень. Не знаю, молились ли люди или просто надеялись, что случится чудо, и беда пойдет мимо... Глупцы... Чудес не бывает! Оранжевые языки пламени уже лизали бока хижин. Осина, так надежно защищавшая от обычной нежити, не выстояла против вампиров. В их сумах нашлись и лучины огневого дерева, и куски горючей смолы, и кресало. Люди были обречены.

К рассвету от селения остались лишь черные головни, да закопченные печные трубы. Вампиры сожгли даже забор, чтобы живым было неповадно селиться в Пустоши. В королевстве мертвых, в наследной вотчине нежити, оставленной ей в подарок самим Мо.

Прежде чем прогорел последний дом, ко мне явились сытые до икоты умертвия. Они честно выполнили приказ, и за это полагалась награда — успокоение. Мне предстояло освободить души оживших мертвецов.

Я повторил то, что в первый раз проделал в Сырте. Снова стал привратником, открыв дверь в мир мертвых.

— Долги оплачены! Освобождаю вас от привязанности к праху! Ступайте с миром.

Но вопреки моим ожиданиям, мертвецы не исчезли.

— Куда нам идти? — неожиданно спросил самый разговорчивый

— В сады Ирии, — раздраженно бросил я и оторопел: прежде чем исчезнуть, умертвия дружно бухнулись на колени.

Это что... моего слова хватило для отпущения грехов?!

Стоило представить эту братию, столпившуюся у Небесных ворот, и губы сами расползлись в ухмылке: ну и козу я подсунул Ирии... Хотя какую не подсунь, а все одно за Светлейшим не угнаться. Он в своих издевках намного изощреннее.

Я залез в седло и оглянулся на пепелище.

Мэй оказалась права — без мертвых с колдуном мы бы не справились. Негодяй слишком хорошо подготовился к визиту незваных гостей. Неужели араи и в другом предсказании не ошиблась?

Настроение, и без того не радужное, стало сродни погоде — те же черные тучи на горизонте. И беспокоился на этот раз я не о себе. Эрхена и Морра — вот кто занимал мои мысли. Неожиданно решение укрыться у вампиров показалось самым глупым из всех возможных. Если верить Агаи — а ему теперь можно верить — сирин был нужен я, а вовсе не Морра. И теперь война будет следовать за мной по пятам, как стая голодных волков за подранком. Может, стоит отправить девчонок подальше из Азалы? Нет, не получится. Всевидящая пророчица не даст, чтоб ее Ирия бельмами наградил. Эх... нам бы еще пару магов... глядишь, и предсказание поменялось бы.

Соблазнительная мысль, вот уже с неделю крутившаяся в моей голове, наконец трансформировалась в решение. Придется все-таки заехать в гости к отшельнику. Если готовиться к большой войне, надо попробовать все средства.

Я натянул поводья, вынуждая лошадь остановиться, и оглянулся на этернус:

— Ждите меня завтра у своего схрона.

Тропинка, ведущая к берлоге приятеля, была аккуратно расчищена от снега чуть ли не на версту. Унн не терял времени даром. Хотя, если честно, я сильно сомневался, что он лично махал лопатой, слишком отшельник для этого ленив.

Над трубой избы вился легкий дымок.

Отлично... значит, хозяин дома.

Я несколько раз стукнул кулаком по двери, а затем толкнул ее.

Унн сидел у очага и помешивал что-то в котелке. При виде гостя сочувственно крякнул:

— Эк укатали жеребца крутые горки...

Я, вспомнив, в каком виде явился, только усмехнулся:

— Преобразиться?

На что получил:

— Да что я, девица, чтобы на твою физиономию любоваться? Как нравится, так и ходи. Мне все одно твой настоящий облик даже под семью шкурами видно.

Унн пихнул мне ногой свободный табурет:

— Заводи свою животинку и садись к столу, как раз каша поспела. Поедим, а там расскажешь.... зачем пришел.

Через три четверти часа мы уже попивали ягодную настойку из заветного бочонка, которой отшельник потчевал только самых дорогих гостей. Мне пришлось выложить Унну большую часть приключений.

Приятель во время длинного рассказа высказался лишь однажды, когда узнал, как ранили рош-мах.

— Жалко девку. Справная была.

Конечно, я рассказал не все, а лишь по какой причине оказался в такой заднице, не забыв сгустить краски в нужных местах.

Отшельник долго молчал, а затем мрачно спросил:

— Ну а от меня чего хочешь?

Круглые голубые глаза смотрели исподлобья, словно Унн приготовился бодаться.

Хотя ответ отшельника был очевиден, я все-таки сказал:

— Ты сильный маг. Помоги хотя бы с ловушками!

Отшельник на "ты сильный маг" возражать не стал, хотя мог бы, ведь при мне он только дубиной махал. Значит, догадки оказались верны. Правда, предвидеть ответ я все одно оказался не в состоянии.

— Нельзя мне вмешиваться! — угрюмо бросил отшельник. — Даже ради большой дружбы нельзя!

Вот оно как... "Нельзя", значит...

— Да не смотри ты на меня волком, — поморщился от досады Унн. — Сам не понимаешь, о чем просишь. Если я влезу в вашу склоку, будет только хуже. Поверь. Просто поверь!

Такой ответ меня не устроил.

— Может, добавишь еще пару слов к своему отказу? Почему нельзя? Кто запретил? — предпринял я последнюю попытку выяснить правду.

Вместо ответа Унн многозначительно возвел очи к потолку.

— Тьфу ты... сказал бы прямо, что не хочешь, а не кивал на богов!

Унн криво усмехнулся:

— Да, не хочу. Можно и так сказать.

— Понятно. Пойду я спать, пожалуй. Устал.

Несмотря на то, что отшельник был в своем праве, его отказ сильно меня задел. Разом навалилась усталость, заныли намятые в драке бока.

Унн шумно вздохнул:

— Обиделся, значит... Ну как знаешь. Позже поймешь, что я прав.

Отшельник расстелил шкуру на свободной лавке, а сам вернулся к печке.

Вопреки ожиданиям и усталости, я проворочался еще часа два, не меньше, прежде чем заснул. И каждый раз, когда открывал глаза, видел застывшую сгорбленную фигуру, подсвеченную отблесками пламени. Утром меня разбудил аромат свежего хлеба. Кажется, приятель провел всю ночь в размышлениях. К моему глубочайшему разочарованию — совершенно бесплодных.

Не получив согласия, я распрощался:

— Ну, будь здоров.

Унн задерживать меня не стал. Подождал, пока залезу на лошадь и уже тогда сказал:

— Ты вот что... Заходи, когда все закончится, тогда и поговорим.

— Это если получится, а то мне тут скорую смерть напророчили.

— Если умрешь, тем более заходи, — все так же серьезно заявил отшельник.

Я на такое приглашение только досадливо махнул рукой.

Обратная дорога до Азалы оказалась невеселой: мне не давали покоя предсказание араи и слова Унна. Я пытался решить, как защитить тех, кто мне дорог. И самое главное — где им будет безопаснее: рядом со мной или наоборот. У неправильного выбора окажется слишком большая цена — жизни Эрхены и Морры.

Кроме тяжелых раздумий о будущем было еще кое-что, не дававшее мне покоя: чувство преследования. Словно кто-то или что-то медленно и неотвязно тащилось по нашим следам. Но сколько я ни оглядывался, сколько ни пытался разглядеть преследователей, ничего не получилось. Ни у меня, ни у этернус. Особенно тяжело давило на сердце, когда мы попали в сильнейшую бурю. Не знай я, что маглук преставился, обязательно решил бы, что это его проделки. Однако колдун был мертв, как и все его "стадо". Этернус и упыри не оставили живых. И, тем не менее, какую-то заразу в городище разбойников мы подцепили. Скорее всего — проклятие. Деревенька была буквально нашпигована магией. Правда, на следующий день после бури установилась на редкость солнечная погода для зимы, и тревога ушла. Но это только лишний раз подтверждало, что беспокоились мы не зря — именно солнечный свет ослабляет черную магию.

Добравшись до Азалы, я первым делом отправился на поиски сирин. Отыскать его оказалось легче легкого — в лаборатории князя. Подозреваю, что в мое отсутствие Агаи там вообще ночевал: в лаборатории появился диван, на котором лежали плед и подушка.

Поприветствовав присутствующих, я попытался выяснить положение дел:

— Агаи, посмотри, ко мне никакая зараза не прилепилась?

Маг, открывший было рот для вопроса, растеряно моргнул:

— Какая зараза? Ты заболел?

— Любая, но вероятнее всего — магическая. Проклятие или что-то в этом роде, — я стащил с себя теплый плащ и замер, предоставляя возможность как следует себя рассмотреть.

— Миссия удалась? — негромко поинтересовался правитель этернус.

Я кивнул:

— Вполне.

Агаи, моментально забыв, о чем его попросили, зло спросил:

— А почему меня не взял? Это я должен был его убить! Это было мое...

— Какая разница, кто грохнул ублюдка? Главное, что он труп. А ты, прежде чем собачиться, лучше доведи дело до конца, — оборвал я мальчишку.

В этот момент мне хотелось только одного: подняться в башню, обнять Эрхену и остаться с ней наедине хотя бы сегодня. Потому что завтра наступят совсем другие хлопоты и станет не до любви.

Сирин насупился, поджал губы и принялся ходить вокруг меня, совершая сложные пассы руками. В завершение процедуры он подержал руку на пульсе, заставил высунуть язык, посмотрел в зрачки и наконец фыркнул:

— Здоров во всех отношениях!

Я обрадовался:

— Прекрасно! Прошу простить, но я вас оставлю. Слишком устал.

Вампир понимающе улыбнулся:

— Приятного отдыха. Жду вас с подробным рассказом завтра утром.

Но у сирин голова была занята другим: он вцепился в рукав моей рубахи, прошептал:

— Дюс, ты узнал, каким ядом отравили Таниту?

Я положил мешок с трофеями на стол:

— Развлекайтесь, — и быстро вышел, пока эти умники не втянули меня еще в какое-нибудь дело.

Подозрение, что сирин останется в лаборатории, а то и вовсе не ляжет спать, подтвердились. Заполучив долгожданную отраву, маг явно решил умереть от упадка сил, но довести дело до конца. Хорошего или плохого — это зависело от удачи парня и милосердия Ирия.

Я же собирался провести вечер самым приятным образом: в компании Эрхены, Морры и Риса.

Выслушав рассказ о гибели шайки маглука, Лаланн задумчиво вздохнул:

— Вовремя ты его убил. А все-таки зря меня не взял. Чуть не свихнулся я среди толпы упырей.

— Чем ворчать без толку, лучше порадуйся последним спокойным денечкам. Скоро будет некогда отдыхать.

— Вот и славно, — мрачно ухмыльнулся Рис, покосился на разрумянившуюся Эрхену и с неохотой выбрался из кресла. — Ну что же... пора. Приятных тебе, Дюс, сна и отдыха.

Видно было, что уходить Лаланну не хочется, что хочется ему совсем другого — просидеть большую часть ночи за вином и разговорами, вот только деликатность не позволяет навязываться.

— И тебе сладостных сновидений, — отсалютовал я бокалом, дождался, пока за приятелем закроется дверь и притянул к себе девушку. Об этом мгновении я мечтал с того самого момента, как выехал за ворота Азалы. На этот раз нам никто не мешал, вот только утро началось бессовестно рано — стоило закрыть глаза, как меня затеребили.

— Дюс, просыпайся! Его светлость ждет тебя в лаборатории.

Встал я с ощущением, что сейчас узнаю об очередной пакости. Пока спускался по лестнице, пытался сообразить, что тому причиной. Передо мной, освещая дорогу, шагал Агаи. Усталый, угрюмый и молчаливый.

Лаборатория носила следы усердного ночного труда: на столах теснились реторты, подносы с вскрытыми трупами животных, с разложенными по отдельным банкам потрохами.

— Что, не получилось определить яд? — негромко спросил я князя вместо приветствия.

— Нет. С ним разобрались довольно быстро, — вампир с сочувствием посмотрел на Агаи.

— Тогда в чем же дело?

Этот вопрос я задал больше для порядка. И без объяснений было ясно: если яд определен, но сирин по-прежнему выглядит не радостнее гробовщика, значит, противоядия не существует.

— Противоядия не существует... — слово в слово повторил мою мысль Агаи.

Я повернулся к князю:

— Андру, вы в этом уверены?

Вместо ответа вампир взял со стола квадратную склянку, осторожно снял с нее крышку и пошарил в слое листьев, устилающих дно. В следующее мгновение князь недовольно поморщился и вытащил руку. На одном из пальцев, словно охотничья собака на медвежьем ухе, болтался крупный жук.

Андру аккуратно зажал двумя пальцами его ярко-красные надкрылья, дождался, пока кусачая тварь разожмет жвала, после чего сунул ее мне под нос:

— Это порфировая жужелица. Живет в окрестных лесах, питается листьями и корневищами цикуты. Одной капли яда, добытой из брюшка этого насекомого, достаточно, чтобы убить около тридцати человек. Противоядия действительно не существует. Единственный выживший — это вы, Дюс. Насколько мне известно, конечно...

Правитель нежити выдержал паузу, позволяя как следует рассмотреть жука, и добавил:

— Не могли бы вы оказать одну небольшую любезность: превратиться обратно в человека?

— Ну и что это даст? — пожал я плечами в ответ, но отказываться не стал. В конце концов, не век же мне ходить в шкуре демона.

Тело откликнулось сразу, стоило сомкнуть веки и сосредоточиться на желании. По жилам прокатилась волна жара, и в следующее мгновение одежда стала ощутимо свободнее. Когда я открыл глаза, то наткнулся на напряженные, внимательные взгляды вампира и сирин. На несколько минут в подземелье установилась полнейшая тишина: мы напряженно ждали последствий преображения в человека. Однако вампир оказался прав. Яд действительно исчез.

Первым завозился сирин: шумно, с нескрываемым облегчением вздохнул и панибратски хлопнул меня по плечу. Не успел я удивиться столь резкой смене настроения мальчишки, как заговорил правитель нежити:

— Дюс, мне чрезвычайно неловко нарушать собственное обещание, но вы позволите взять еще немного вашей крови? От обеих ипостасей?

— Рассчитываете получить противоядие? — наконец дошло до меня.

Князь кивнул:

— Правильнее будет сказать — надеемся.

Я молча закатал рукав. Сирин тотчас схватил со стола чистую чашку и нож, но Андру мягко остановил его руку и отобрал лекарский инструмент:

— Позвольте мне, как... более опытному.

В следующее мгновение красная влага часто закапала в подставленную посудину. Я усмехнулся — да уж, вот чего-чего, а опыта в кровопускании упырям не занимать — и искоса глянул на сирин, повторно хмыкнув Он с такой жадностью вперился в чашку, словно сам стал вампиром. А потом с величайшим бережением отнес ее на стол — для завершения эксперимента.

Увы... еще не создали мир, в котором боги шли бы на поводу у человеческих надежд и желаний. Моя кровь чаяний сирин не оправдала: отравленным животным она не помогла.

— Мне искренне жаль, — сказал я магу, который застыл у стола, глядя на бьющуюся в агонии крысу.

Агаи вздрогнул, немного помедлил с ответом и тихо, но твердо сказал:

— По крайней мере, с этим все ясно и можно заняться ловушками.

Не успел я подумать, что парень окреп духом и повзрослел, как его лицо исказила гримаса боли:

— Мне надо... уйти. Не-на...долго....

После чего маг выскочил из лаборатории, чуть не сбив Лаланна.

— Что случилось? — недоуменно посмотрел милитес.

— Противоядие не нашли, — ответил я.

— Может, не стоит оставлять парня в одиночестве? — нахмурился Рис и даже сделал шаг в сторону двери.

— Дайте Агаи побыть наедине со своим горем, — охладил порыв милосердия правитель нежити. — Он скоро вернется.

Вампир был абсолютно прав. Лезть в такой момент с утешениями — последнее дело. И чтобы зря не терять времени, я попросил Андру рассказать о новых изобретениях. С первого взгляда дела обстояли не особо хорошо: сети, пропитанные смолой огневого дерева (воистину незаменимое растение), ядовитые стрелы и болты — все это, конечно, прекрасно, но слишком просто. Недостаточно смертоносно. С этаким арсеналом лучше заранее приготовить погребальный костер, потому что выжить будет не затруднительно, а попросту невозможно.

Видно, мое неодобрительное молчание оказалось достаточно выразительным, потому что правитель нежити неожиданно широко улыбнулся:

— Дюс, имейте терпение. Давайте дождемся Агаи.

Прежде чем я отправился на поиски колдуна, прошло еще с четверть часа. Куда забился расстроенный маг, я понятия не имел, но, поразмыслив, решил, что птичья душа заставит его держаться как можно ближе к небу, и оказался прав: мальчишка угнездился на перилах галереи. Ссутуленный, съежившийся сирин без всяких крыльев здорово напоминал занемогшую птицу. Он сидел, вперившись невидящим взглядом в хмурое зимнее небо. Исхудавшее лицо с ввалившимися щеками все еще оставалось нездорового желтого цвета, да и синяки под глазами не сошли. На впалых щеках блестели ледяные дорожки от слез.

Я молча встал рядом. Утешать Агаи было бы глупо: настоящий мужчина должен с достоинством принимать последствия своего выбора, какими бы плачевными они не были. Впрочем, колдун теперь это хорошо понимал, вот только содеянного изменить не мог. Время, как река — вспять не течет. Оно может только застыть на месте, да и то — стараниями магов.

— Я все равно отыщу противоядие! А не отыщу, так придумаю! — неожиданно зло заявил Агаи и спрыгнул с перил, громко щелкнув подошвами сапог об промерзший гранит. — Когда победим!

Маг не собирался сдаваться. Я поймал себя на мысли, что на этот раз одобряю его упрямство и хлопнул парня по плечу:

— Пойдем, князь не хочет без тебя показывать все, что вы там наворотили.

Когда мы дошли до комнаты с насекомыми, то услышали отголосок назревающего спора. Слов разобрать не получилось, но громкий, полный ядовитого сарказма голос Лаланна узнать было совсем не трудно. Мы с Агаи, не сговариваясь, рванули к двери. Судя по громкому треску разламываемой мебели и звону бьющегося стекла, Рис все-таки умудрился разозлить невозмутимого этернус. Мы успели как раз к финалу ссоры. Вампир прижал Лаланна к полкам и стиснул хрупкое человеческое горло в руках, которые теперь больше походили на лапы зверя: ногти заострились и вытянулись, превратившись в когти хищника. Правда, хвала Ирие, рвать глотку вампир все же не собирался, так что я решил дать ему высказаться до конца. Люди и не-люди в минуты гнева часто выбалтывают то, что в обычное время из них не вытянуть и раскаленными щипцами.

— Ты ничего не знаешь про меня, сопляк! — лязгнул клыками упырь: — Я исходил кровью неделю! Она сочилась прямо через кожу, пачкая простыни и вызывая ужас у слуг! Жена сходила с ума от страха, а лживые придворные уже не стеснялись своего любопытства! Это стало великим представлением — умирающий от проклятья наследник короны! И эти бесконечные вереницы шарлатанов, решивших погреть руки на чужом отчаянье... А в последний день моей человеческой жизни явился постановщик "увлекательного" представления. Он пришел полюбоваться, как я умру!

Тут Андру опомнился, замолчал и с видимым усилием разжал руку. Рис с места не двинулся, лишь повел шеей, словно хотел убедиться, что свободен. Немая сцена затягивалась, я даже решил, что больше ничего не услышу, но правитель нежити снова заговорил. Уже совсем другим тоном, без прежней ярости.

— Колдун получил то, чего хотел: я действительно умер. Эта мразь просчиталась только в одном — моя душа отказалась уйти неотомщенной, а тело, точнее часть его, — князь зло усмехнулся, — очень маленькая часть, это осуществила. И я встал — первый нетленный покойник, до которого далеко мумиям всех святых вместе взятых. Хотите знать, что я сделал?

Андру так и не отвел глаз от Риса. Выглядел он как настоящий упырь, которых мне довелось упокоить не один десяток. Зрачки светились ярким серебром, рот искривился в оскале, не скрывавшем вылезших клыков.

— Ты знаешь, что такое терять близких, человек? А каково это — убить их самому? Не знаешь?.. Тогда ты не можешь меня судить! Да, я первый вампир, король всех не-мертвых! И в придачу — палач своей семьи. Нет. Даже хуже!

Неожиданно этернус посмотрел в мою сторону и спросил:

— Дюс, вам по прежнему любопытно, что скрыто за последней дверью?

Не дожидаясь моего ответа, правитель нежити пошел в зверинец. Я молча последовал за ним. Вот и пришла пора полного откровения. Лаланн достал-таки вампира до печенок, задел за самое больное, если наработанное веками терпение лопнуло, как мыльный пузырь.

— Я пришел в себя, когда насытился. Напился всласть, — резкие, рубленные фразы звучали в полнейшей тишине. Даже нежить подземного зверинца и та притихла. — Вскоре очнулась жена. Она как зеркало помогла увидеть, кем я стал. Она и те, кто встал следом. Читали про темные лета? Когда по странам прокатилась волна эпидемии, и вымерло чуть ли не две трети всех людей?

Князь выудил из кармана ключ, вставил его в замочную скважину, но прежде чем провернуть, снова посмотрел в нашу сторону:

— Так вот... в этом тоже виноват я. Жрать, жрать и снова жрать — вот все чувства, которые я испытывал в то время. А еще — страстное желание выжить. Несмотря на то, что я стал ходячим трупом — все равно выжить. И лишь когда люди очнулись и объединились в охоте на нас, чтобы не погибнуть... пришлось научиться себя контролировать. Следом за вернувшимся разумом пришло желание отомстить тем, кто устроил переворот — сирин!

Судорожный вдох сквозь зубы и тихое "но... зачем?" заставили правителя нежити посмотреть на сородича виновников несчастья — Андру.

— Зачем? А зачем сирин опустошают Хогарское княжество? Провидица, ваша клятая драгоценная провидица увидела, что победа возможна лишь при смене династий! Так что ... — князь снова отвернулся, — крылатые друзья мне задолжали. Даже больше, чем думают.

Вампир распахнул дверь. Оттуда пахнуло разложением, гнилью и... сумасшествием. Дикий утробный хохот, перешедший сначала в плач, а затем в шепот, пробрали меня до самых костей. Я даже не заметил, как оголил меч. В руках Лаланна тоже тускло блеснуло оружие.

Огонь маленького светильника, который этернус держал в руках, лишь слегка разогнал темноту, оставив ее роиться по углам. Но даже его слабенького огонька оказалось достаточно, чтобы рассмотреть таинственную комнату. Зал, в который мы попали, был совершенно пуст, если не считать одной-единственной клетки, прутья которой выглядели намного толще, чем на узилищах нежити. Да и рядов было не меньше пяти.

Пытаясь рассмотреть опасного обитателя, я подошел вплотную к клетке, но тут же непроизвольно отпрянул — ее сотряс сильный удар, за которым послышался громкий крик боли, тут же сошедший до злобного шипения. То, что сидело в клетке, кинулось на меня, пытаясь пробить телом посеребренную решетку. Серебро существо обожгло, но не остановило — клетка снова содрогнулась, а ее обитатель зашелся в отчаянном вое.

— Это что за... — пробормотал Рис.

Андру же вместо ответа потянул меня за рукав:

— Отойдите, Дюс. Иначе она не успокоится.

Я послушно попятился, а в следующее мгновение в зале вспыхнул яркий свет. Обитательница подземной тюрьмы, тонко и противно взвизгнув, метнулась в самый темный угол. Не в силах устоять перед любопытством, я снова сделал вперед два шага и присмотрелся. То, что забилось в угол, явно принадлежало к разновидности двуногой нежити — от нее отчетливо тянуло холодом не-жизни. Первой мыслью было: "Какая-то особенно дикая вариация гианы". Но гиана лишь в солнечном свете становилась уродливой тварью, а эта... эта и в темноте подземелья выглядела отвратительней некуда: голая, тощая старуха, ее волосы были спутаны в огромный колтун, тело — в язвах ожогов и, судя по запаху, в собственных испражнениях.

— Что это такое? — посмотрел я на князя и услышал бесстрастное, официальное:

— Позвольте представить, его высочество Аврил Верене Донатин — моя супруга.

Ах ты ж... твою мать!

— Она обезумела потому, что стала вампиром? — не удержался я от вопроса, раздумывая, не в сумасшествии ли жены кроется причина фактически полного отсутствия женщин-вампиров среди этернус.

— Нет, это случилось через тридцать семь лет второй жизни.

Андру подошел вплотную к решетке. Его руки были защищены кожей перчаток, и правитель нежити безбоязненно ухватился за серебристый прут. Упырица недовольно заурчала, подобралась, как для прыжка, и неожиданно метнула в мужа комок дерьма. Князь, увернувшись, едва заметно вздохнул и отодвинулся прочь от клетки.

— Андру, почему вы ее не убьете? Только не говорите, что вас удерживают чувство вины или узы брака.

У меня просто не укладывалось в голове, из каких соображений можно терпеть в доме такое создание.

Ответить вампир не успел — безумная опять бросилась на решетку, с воем отлетела назад и принялась по-обезьяньи скакать с пола на потолок, с потолка — на стены и обратно. Прыжки сопровождались диким воем: осиновая обшивка стен и потолка причиняла нежити сильную боль.

— Пойдемте, господа, — шагнул к выходу вампир, — она не уймется, пока не останется одна.

— Так почему вы ее не убьете? — повторил я вопрос, стоило лязгнуть замку.

Вампир долго молчал. По его лицу было ясно, что он вообще предпочел бы не отвечать. Да он и не ответил... Зато не преминул задать встречный.

— Дюс, вы, наверное, уже заметили, что среди этернус мало женщин?

"Мало" — это мягко сказано. Правильнее было бы сказать — фактически нет. Из-за отсутствия вампирш этернус здорово походили на служителей неизвестного бога или членов тайного братства, главным требованием которого стал обет воздержания.

— Заметил. Это как-то связано с вашей супругой?

— В этом мире все связано, — философски заметил правитель нежити, помолчал немного и продолжил: — Я действительно испытываю перед Аврил чувство вины. В конце концов, это из-за меня она сначала стала вампиром, а позже вовсе лишилась рассудка.

Андру вздохнул:

— Знаю, что смерть стала бы для Аврил настоящим успокоением, но... видите ли, ее участь служит прекрасным напоминанием о должниках. Все-таки триста лет — приличный срок, не каждая ненависть способна выдержать его без ... подпитки. А еще достаточно одного визита в подземелье, чтобы удержать от неразумных просьб моих подданных или тех, кто стремится ими стать.

— Все еще не вижу связи. Объясните понятнее. Вампирши склонны со временем сходить с ума? Что-то не верится, — вспомнил я невероятно хитрую и изворотливую упырицу за которой гонялся по всему Наоргу.

— Не все. Только те, кто решается на обряд подчинения, — невозмутимо пояснил Андру. — По неизвестной причине женщин-вампиров всегда одолевает сумасшествие. Может, они физически не способны подчиняться и сама мысль об этом тут же сводит их с ума? Как думаете, Дюс?

Он еще шутит, Мо шизане....

Мда... а все-таки недоброе чувство юмора у богов. И у светлых, и у темных. Это надо было до такой пакости додуматься. А я еще жаловался на свою судьбу. Воистину — все в сравнении.

— Сочувствую, — впервые в жизни пожалел я нежить.

Князь в ответ неожиданно улыбнулся:

— Да, проблема не из приятных, но этернус уже привыкли к вынужденному воздержанию. Хотя, не буду скрывать, как только закончится военная кампания, придется вплотную заняться решением этой задачи. Я не хочу прослыть жестоким правителем.

— Но одну женщину мы в замке все-таки видели, — напомнил Агаи.

— Нет ни одного правила, в котором не встретилось бы исключения. Собственно изучением ее феномена я и намерен заняться.

При этих словах улыбка сама собой сползла с лица вампира, и я почувствовал волну раздражения, исходящую от него. Видимо, перспектива общения с упырицей князю не нравилась. Я бы на его месте тоже был не в восторге. В такой ситуации даже самая обычная женщина сядет на шею... Представляю, что творит порождение темных богов! Бедный князь. Бедные его подданные. Хотя о чем это я? Не век же им кровь сосать, пусть и у них попьют немного.

— Так что моя супруга служит одновременно прекрасным предостережением для этернус, мечтающим о плотских утехах, и заодно — напоминанием о старом должке.

— А может, это из-за того, что вы любите жену? — неожиданно влез в разговор сирин, чем вызвал понимающий и сочувствующий взгляд правителя вампиров. Но ответ оказался вовсе не таким, как ожидал мальчишка.

— Наш брак был заключен по политическим соображениям. Нынешняя ситуация, сами понимаете, любви не прибавила, но Аврил по-прежнему остается моей супругой, которую я поклялся защищать. Стало быть, пока существует хоть один шанс на излечение, она не умрет окончательно.

Вампир обвел нас внимательным взглядом, задержавшись на Рисе, и спросил:

— Ну что, господа, ваша любознательность полностью удовлетворена, или еще остались вопросы, касающиеся моего прошлого? Нет? Тогда предлагаю вернуться к более насущным проблемам. Агаи, достаньте ваши изобретения и покажите их друзьям. Я скоро к вам присоединюсь.

Агаи воистину королевским жестом — не иначе от Андру научился — повел рукой в сторону одного из столов:

— Прошу!

В отличие от ближайшего стола, изгвазданного и "украшенного" препарированными трупами животных, на этом царили чистота и порядок, да поблескивали прозрачным стеклом два сосуда. В богатых домах в таких выставляют хрупкие редкости. Я подошел поближе и присмотрелся. На первый взгляд это были очередные "клетки" для ядовитых тварей: в первой склянке на плоском сланце едва заметно мерцали тонкие нити паутины. Вот только их хозяина я так и не увидел, зато почему-то вспомнил о кровожадных тенетах, поджидавших нас на заснеженных тропах. Правда, та паутина была из снега, а эта...

Я почти прижался лицом к стеклу и пододвинул ближайший светильник, чтобы лучше осветить камень.

... эта походила на обычную, только от нее за версту несло магией и смертельной угрозой. Голову на отсечение даю, но эта дрянь связана с коконом, который притащили в дорожном мешке!

— Она действует так же, как оригинал? — поинтересовался я.

Агаи, который смотрел на свое "детище" взглядом гордого отца, кивнул:

— Абсолютно. Правда, мне пока не удалось добиться самопроизвольного размножения. Его светлость сказал, что не стоит тратить драгоценное время на решение второстепенных задач. И еще есть один побочный эффект, на который я не рассчитывал.

Удержаться от ироничного хмыканья не получилось:

— Только размножения подобной пакости не хватало. Она у вас, поди, еще и под солнцем не горит?

— Естественно, — удивленно посмотрел на меня сирин, — иначе какой в ней смысл?

Я покивал, радуясь про себя, что один из экспериментаторов все-таки разумен.

— Агаи, я запрещаю даже думать о ее разведении. Это тебе не крокуты и даже не шушваль. Покусами не отделаешься.

В ответ парень обиженно поджал губы:

— Сам понимаю. Не дурак.

"Если бы",— подумалось мне, но вслух я сказал другое: — Рассказывай дальше.

Сирин снова оживился, огляделся по сторонам, протянул было руку к большой склянке с мышами, но передумал и ограничился жуком, похожим на огромного таракана. Колдун вытащил пробку из крышки, сунул насекомое и быстро закупорил сосуд. Жук даже не успел коснуться дна, как паутина выгнулась ему навстречу, словно под напором ветра, и спеленала добычу! На дно упал шевелящийся кокон, который буквально на глазах ужался до размера фасолины, после чего взорвался, оставив в воздухе темное облачко праха.

...!

Я медленно распрямился и посмотрел в упор на чокнутого колдуна:

— Агаи, дай-ка левую руку.

Тот удивленно моргнул, недоумевая, какая муха меня укусила, но приказ выполнил беспрекословно. Я задрал рукав, убедился, что руны клятвы на верность остались на месте, и поинтересовался:

— Не подскажешь, как мы сами рядом с этой мерзостью выживем?

Губы сирин тут же растянула самоуверенная ухмылка:

— Эта паутина — результат самого первого эксперимента. В Азале ее, конечно, использовать нельзя, зато если скатать в кокон и заключить его в стеклянные колбы...

Стекло? Коконы? Демон меня раздери... А ведь мальчишка прав! Достаточно докинуть их до противника или рассыпать при отступлении в коридорах... Великолепно, просто великолепно!

Теперь уже я довольно осклабился:

— Сделаешь мне штук пять.

Сирин тут же перестал улыбаться:

— Придется подождать, пока я подберу более совершенный материал для футляра. Стекло слишком хрупкое. Представляешь, что произойдет, если оно треснет в руках или карманах?

И тут же, явно желая уйти от назревающего спора, результат которого был известен заранее, ткнул пальцем в другой сосуд:

— А это подарок для тех, кто приземлится на крыши!

В склянке лежал брат-близнец первого куска сланца, на котором поблескивало "кружево" еще одной ловушки.

Колдун проделал точно такой же фокус что и с предыдущей паутиной, скормив ей еще одного жука. На этот раз шелковистая сеть свернулась лишь в тот момент, когда насекомое коснулось ее всеми лапами. Итоговый результат тоже оказался иным — паутина не рассыпалась в прах, а почти сразу снова развернулась, оставив на камне жесткие надкрылья и колючие лапки жука.

— С более крупным противником она точно так же расправится? — заинтересованно уставился на останки Рис.

Это были его первые слова, после стычки с вампиром.

— Нет, — помотал колдун головой, — переварить человеческие тела быстро не получится.

— А как насчет остального? — продолжил любопытствовать Лаланн. — Что станет с костями? Переварит или тоже выплюнет?

Маг застыл с полураскрытым ртом и неуверенно вымолвил:

— Скорее всего, костная ткань останется.

Я представил, как сыплются очищенные кровожадным заклинанием мослы на головы выживших, и не удержался от смешка — воистину достойный города нежити салют!

— Ну и чувство юмора у тебя, — недовольно проворчал сирин. — Нашел, над чем потешаться.

Я только отмахнулся:

— Давай, показывай дальше!

Следующими на очереди оказались болты, снаряды и стрелы. Алхимик и маг решили использовать все возможности нового заклинания.

— Сколько ты сможешь сделать таких снарядов? — спросил Рис, покачивая в ладони круглый шар и примеряясь к его весу.

Сирин вздохнул:

— Немного. Для основы заклинания требуется очень тонкая и эластичная нить. Его светлость пожертвовал на эксперименты коллекцию насекомых. Там я нашел три кокона Кавалера теней — бабочки, что живет в лесах у Южного океана. Эти нити из них. Они на удивление прочны, отлично плетутся, и, самое главное, на них прекрасно накладывается заклинание! Остальные экземпляры, к сожалению, не подошли. У них оказались или слишком ломкие, непрочные нити, или такие, которые толком не держат колдовство. А чаще и то, и другое.

— В следующий раз доверху забью трюм корабля этими коконами. А еще лучше, вывезу самих бабочек и разведу их у себя, — раздался за нашими спинами голос князя.

— А как быть с остальными крышами? Раз на всех ловушек не хватит... — мрачно поинтересовался Рис, явно не разделявший оптимизма правителя нежити.

— Ну, я работаю кое над чем, — кивнул Агаи на большую колбу, содержимое которой показалось мне смутно знакомым. Ее наполняла сероватая, полупрозрачная масса очень похожая на кисель.

Я вытащил пробку из колбы, желая понюхать содержимое, но вовремя опомнился и предпочел за благо уточнить:

— Пары не ядовиты?

Алхимик и маг одновременно кивнули, притом в глазах правителя нежити явно мелькнула насмешка.

Я осторожно поднес сосуд к носу. Рот тут же наполнился слюной: кисловатый запах дрожжей и овсяной каши напомнил мне, что завтрака еще не было.

Точно! Кисель!

— Агаи, ты решил накормить наших противников? Думаешь, сытыми они хуже воюют?

— Нет, размышляю о том, как сделать, чтобы кисель не протухал и не высыхал, — не заметил издевки сирин и пояснил: — Понимаешь, наши во... воины си... воины пророчицы будут босыми. Даже если они спустятся с неба в доспехах, это всего лишь иллюзия. А у его светлости есть в кладовой яд, способный проникать сквозь кожу.

Вот тут я понял, почему веселился вампир.

— Агаи, ты хочешь намазать кисель на крыши?

— Да, а что? — недоуменно моргнул юнец.

Вместо ответа я предпочел задать вопрос. Притом адресовался он хозяину замка.

— Андру, кажется, я видел в Азале воробьев. Мне ведь не померещилось?

— Еще у нас водятся голуби, а весной и осенью на крышах отдыхают перелетные птицы, — с самым серьезным видом подтвердил Андру. — Мух, жуков и прочую крылатую живность тоже стоит принять в расчет.

— Я же хотел как лучше, — обиделся маг на наши ухмылки.

— Да уж... крыши, облепленные смердящими птичьими тушками — самое подходящее украшение для столицы нежити. Глянет сверху враг на все это великолепие и передумает нападать. На кой ему будет нужен такой вонючий город, — рассмеялся я и предложил: — Но изобретение достойное, да. Когда-нибудь продашь его с выгодой некромантам. Им пригодится для создания летучих монстров.

Конечно, я сказал это в шутку. Вот только восприняли ее всерьез.

— А вы можете поднять умертвие из птицы? — прищурился князь.

Пришла моя очередь пожимать плечами:

— А что, у животных есть душа для призвания?

— Сейчас проверим! — заблестели глаза у вампира, и он исчез с быстротою ветра, а вернулся уже с зажатым подмышкой чучелом и звериным остовом на подставке.

— Это кто такой?! — я оторопело уставился на облезлое страшилище. Создавая этого зверя, Ирия наверняка был пьян. Причем вдрызг, раз перепутал части тела сразу трех зверей. Рога и уши были козьи, морда обезьянья, а тело явно заячье!

— Сам не знаю, — вампир водрузил уродца на стол и поставил рядом с ним скелет. Кости, скрепленные медной проволокой, заколыхались и застучали. — Поймали во время экспедиции на третий материк. По дороге в Азалу зверь издох, так что мне достался только остов и чучело.

Андру любовно погладил зверя по серо-зеленой шерсти:

— Давайте... пробуйте!

— Андру, знаете, кажется, на вас очень плохо действуют прожитые века и знакомство с магами, — проворчал я, но, заметив огонь азарта в глазах друзей, сдался: — Мо с вами!

Я закрыл глаза и мысленно потянулся ко второй ипостаси, возвращаясь в тело демона. Чувствовал я себя в этот момент малолетним недоумком, который поверил в чужие бредни и собирается выставить себя полным дураком. Само собой, затея не удалась. Звери, в отличие от людей, существа невинные. Их загробный мир не делится на преисподнюю и небесные кущи.

— Досадно, — недовольно поджал губы правитель нежити, — было бы интересно посмотреть, кто в итоге получится.

— Ага. Обидно, что сорвалось, — поддакнул ему сирин.

Я чуть не сплюнул: воистину, что старый, что малый — одинаково падки до диковинок и чудес.

— Может, займемся более срочными делами? Поищем живых сторожей?

— Или не-живых, — снова стал серьезным Андру. — Агаи, покажите стимфу.

Сирин осторожно снял кусок полотна с большой коробки и извлек из нее... птицу. И какую! Острый клюв блестел не хуже клинка, плотное оперение сияло серебром металла, а центр лба украшал довольно большой кристалл, от которого исходило неяркое свечение.

— Железная? Не полетит! — уверенно заявил Рис, словно пробовал создать что-то подобное. — Почему ты не использовал вместо металла шелк, перья и дерево?

Вместо ответа маг щелкнул маленьким рычажком и подбросил стимфу к потолку. Оказавшись в воздухе, птица (один в один похожая на крачку) затрепыхала крыльями, как настоящая.

— Чума вас забери... — вырвался у меня против воли восхищенный возглас.

Стимфа оказалась невероятным сочетанием магии и тонкой, наисложнейшей механики, которой мир еще не знал. Каждое перо было сделано из тончайшей полоски металла, а внутри ритмично постукивал механизм. Правда на роль тайного сторожа птица не годилась — уж больно шумным вышел полет. Мало того, что дребезжал механизм, так еще лязгали железные перья.

Я протянул руку к стимфе, но она, громыхнув, метнулась в сторону.

— Не старайтесь, все равно не поймаете, — предугадал мое желание Андру и пояснил: — Этот экземпляр настроен избегать всего живого.

Умно. Не придется переживать, что механизм легко достанется врагу.

— Он держится в воздухе только за счет магии?

— Нет, — на этот раз ответил сирин, — магия лишь дает энергию. Мы приспособили для этого кристаллы желтого кварца и гематит.

У меня от удивления поползли вверх брови. Благо было чему удивляться — желтый кварц или топаз чаще всего использовали на амулеты. Он хорошо насыщался магической энергией. А гематит был любимым камнем некромантов. И даже дети знали, что соединять эти камни нельзя!

Дети знали, а Агаи, выходит, нет, раз заявил:

— Его светлость хочет мастерить такие игрушки без посторонней помощи. Если камни соединить, то их "борьба" приводит в движение маятник механизма.

Вот оно что... Надо же, как просто... И почему больше никто не додумался?

— Ты использовал только камни? — снова влез с расспросами Рис. Его тоже заинтересовала возможность создавать что-то магическое, не будучи колдуном.

Андру отрицательно помотал головой:

— Не только.

Он подошел к столу, взял с него выпуклую стекляшку и протянул мне. Это оказалась полая линза.

— Помните, вам посчастливилось искупаться в озере?

Ну еще бы... Такое забудешь.

— Вода — целиком ваша заслуга, Дюс. Кстати, у меня есть к вам одна небольшая просьба.

Недолго продержался вампир. Этот хищный прищур мне был хорошо знаком: он означал, что в голове алхимика зреет новая идея. На этот раз догадаться, какая именно, не составило труда: меня собирались отправить за драгоценной жидкостью, которая в этот момент волновала правителя нежити намного больше, чем сохранность чужих конечностей.

Я усмехнулся:

— Позже обсудим. Сейчас давайте о птичках поговорим.

Андру кивнул:

— Топаз и гематит действуют как накопители, а линза с водой — как связующий компонент. Вместе они не только обеспечивают необходимую для движения энергию, но и передают сигнал тревоги.

Ай да вампир... вот уж любитель охотиться сразу на двух зайцев! И сторожей получил, и заодно научился, как обходиться без помощи магов. Почти без помощи: достать магический кристалл много легче и дешевле, чем артефакт такого уровня.

Но кое-что меня порядком смущало. Какими бы гениями не были создатели стимфы, придумать и удачно воплотить фантазию в жизнь за столь короткое время они не успели бы. Это дело не одного месяца, а пожалуй даже, не одного года.

— У вас уже были готовые образцы? - выкрикнул я. Стимфа как раз зависла над головой и фактически оглушила.

— Вы угадали, — князь наклонился и извлек "сестру" механической птицы. Она выглядела копией первой, не хватало только кристалла во лбу.

— Да прикажите же ей наконец спуститься! - не выдержал Лаланн.

Андру с ленивой медлительностью протянул руку к стимфе, та вцепилась когтями в его куртку, лязгнула крыльями последний раз и замерла. Теперь только едва слышное щелканье напоминало о том, что это не изящная безделушка, а сложный механизм.

— Позволите? — я осторожно взял недоделанную игрушку. Весила она намного меньше, чем казалось. Корпус и голова были целиком сделаны из металла с мастерски вырезанным рисунком перьев. Зато хвост и крылья раскладывались подобно вееру. Я тронул пальцем гибкое маховое перо.

— Если поставить кристалл, полетит?

Вампир с заметным сожалением покачал головой:

— Пока нет. Требуется небольшая переделка. Мы немного неправильно представляли движения птиц, но благодаря Агаи появилась возможность изучить вблизи работу крыльев и исправить ошибки. Кстати, наибольшая заслуга в создании стимф принадлежит Реми. Он просто гений.

После того как Андру назвал имя механика, в памяти всплыли обескровленное лицо, рваная рана на шее и безумный взгляд умирающего кровососа.

— Позвольте, уж не тот ли это Реми, что...

— Да, именно он. Мальчик с детства проявлял любовь к изобретению всяких забавных штуковин, за что однажды и поплатился. Несчастный случай чуть не отправил его на тот свет. Реми принесли в храм и дали шанс на вторую жизнь. Хорошие люди не должны покидать этот мир раньше срока.

Я усмехнулся:

— Скажите лучше, что не хотели терять талантливого изобретателя.

Князь вместо ответа поинтересовался:

— Не желаете посмотреть его владения? Там можно найти много занятных вещиц.

Я кивнул и положил птицу на стол:

— Обязательно, но только не сейчас. Лучше расскажите, как вы узнаете, что сирин пересекли границу. Стимфа летает быстрее ветра?

По тому как переглянулись маг и алхимик, стало ясно, что вот оно... главное открытие последних дней.

Агаи подвинул к себе длинный деревянный футляр и аккуратно, можно сказать, трепетно снял крышку. На темно-синем бархате лежала линза, как две капли похожая на ту, что поблескивала во лбу механической птицы.

— Я немного поколдовал над водой, а потом, разделив, заключил ее в сосуды из кварца, которые выточили из одного куска, — Агаи вытащил магический артефакт. — Усилил связь дополнительными заклинаниями на родство вещей, а еще немного переделал сторожок: настроил его на "глаз" механизма и собственную ауру. Смотри!

С этими словами сирин вернул линзу на место, а сам подошел к Андру. Когда до вампира оставалось не больше трех шагов, кристалл сменил неяркое серебристое свечение на золотистый блеск.

— Ну-ка, а если я? - неожиданно заинтересовался Лаланн.

Цвет изменился с насыщенного золотистого на молочно-белый. Стоило Рису отойти, как линза замерцала темным серебром. Вероятно, такой цвет давала близость нежити.

Я протянул руку, чтобы захлопнуть коробку, как неожиданно услышал:

— Ну а вы, Дюс, не хотите попробовать?

Я мысленно выругался — вот же неугомонная нежить! - а вслух поинтересовался:

— Что за нездоровая тяга к публичным спектаклям, Андру?

Конечно, мне было интересно, вот только устраивать проверку у всех на виду совсем не хотелось. В конце концов, происхождение - мое личное дело, которое остальных не касается. Почти.

— Бросьте, Лирой, — прищурился правитель нежити, — не думаю, что вы сможете нас чем-то испугать. Разве что... господин Лаланн неприятно удивится. Или наоборот — приятно.

Вампир посмотрел на милитес в упор:

— Не боитесь расстаться с взлелеянными иллюзиями?

Тот в ответ высокомерно задрал подбородок:

— Мне нет дела до того, чья кровь течет в жилах Дюсанга. Достаточно того, что она его собственная!

Я поморщился — Мо шизане... никак не угомонятся — и чтобы прервать дальнейшие споры, приблизился к птице. Первое время ничего не происходило, но не успел я раскрыть рот, чтобы высказаться на этот счет, как ситуация изменилась: внутри линзы разгорелся яркий зеленый цвет.

Я хотел наклониться поближе, но услышал вскрик колдуна:

— Дюс, отойдите! Плетение заклинания вибрирует!

Пришлось убраться в самый дальний угол. На некоторое время в комнате воцарилась мертвая тишина, а затем я и Андру одновременно сказали "вода!". Другого объяснения не было: для создания артефакта использовали озерную воду, а она, если учитывать то, что произошло в гроте, действительно меняла свойства в контакте со мной.

Я огляделся и не сумел удержаться от усмешки: лица присутствующих отражали их чувства. Физиономия вампира буквально светилась торжеством, сирин выглядел встревоженным и задумчивым, а в глазах Риса читалось явное "да пропади все пропадом!". Я же настолько устал от загадок, что давно предоставил их решение богам и судьбе. Чем голову попусту ломать, лучше пользоваться преимуществами и помнить об уязвимых сторонах второй ипостаси.

— А как сделать стимфу бесшумной, придумал? — отвлек я сирин от размышлений. - А то с таким лязганьем из нее не лазутчик, а приманка получится.

Маг покраснел:

— Птица еще не доработана. Мы закончили ее только вчера днем.

Я только качнул головой - тоже мне... изобретатели. Да будь я магом, в первую очередь наложил бы заклинание бесшумности, а то ведь так оглохнешь раньше времени.

Меж тем этернус снова щелкнул рычажком на брюхе у птицы, осторожно поставил ее на стол и снял с ближайшей полки большую коробку, в которой оказались детали еще одного механизма. Судя по тому, что некоторые из них были сильно искривлены и покорежены, опыт с полетом удался далеко не с первой попытки.

— Жалко, в линзах можно увидеть лишь цвет ауры нарушителя границ. Да и над чувствительностью тоже придется поработать. Увеличить ее с нескольких шагов до полверсты хотя бы, - оглянулся на меня правитель нежити и махнул рукой: — Дюс, можете выбираться из своего угла. Я перекрыл энергию, и пока стимфа в состоянии покоя, можете смело ее разглядывать и трогать.

Я не преминул воспользоваться разрешением. Детище колдуна, алхимика и механика стало самой странной магической вещью из тех, что попадались мне на глаза.

Я поколупал "чешуйку" хвостового оперения и снова взвесил птицу в руках:

— Из чего она сделана? Что за металл? Я такого раньше не видел.

— Еще бы, — пробормотал сирин, — его только в царстве мертвых можно найти.

Андру на мой недоуменный взгляд улыбнулся:

— На этот раз наш юный друг отчасти прав. Во всяком случае, мне удается добывать легатум исключительно из костей нежити. Больше всего его в панцирных акулах, что водятся в море Проклятых, но некоторое количество можно получить даже из костей крокутов. Надо просто выбирать самые старые экземпляры.

Чума их возьми...

Неожиданно вспомнилась старая легенда про чудо-доспехи, выплавленные из костей древнего чудовища, которое выходило на берег моря и пожирало людей.

— Значит, сказки не врут, и из сотни-другой упырей можно сделать отличную кольчугу? И вы на самом деле такие же ценные, как наши друзья сирин? - расплылся я в широкой улыбке. - Не боитесь, что люди узнают о ваших скрытых талантах и откроют сезон охоты?

— Сказки редко обманывают, — проигнорировал мой вопрос Андру, — они просто рассказывают не все и не до конца. Что же касается охоты... Люди достаточно мудры и не станут ради одной кольчуги двести раз дергать смерть за рукав.

На следующий день птицу вынесли на улицу. Сирин успел над ней поколдовать: теперь железная "игрушка" уже не лязгала крыльями, как голодная нежить — зубами. Вот только это оказалось неважно. Полет выявил другой недостаток: связь между линзами терялась уже через сто шагов. Такое расстояние делало стимфу бесполезной. Правда, маг и алхимик не впали в уныние, напротив, они ушли с головой в решение новой задачи и ударились в длинные рассуждения о пространственной связи, волновых "колебаниях" и прочей алхимической ерунде, непонятной нормальному человеку. Можно было не сомневаться, что ближайшие сутки изобретатели проведут в лаборатории князя.

Я тоже нашел себе занятие по силам - мы с Рисом взялись помогать в обучении сервов. Рабы оказались весьма толковы. Пусть они не были великими воинами, но с какой стороны браться за меч и копье — знали. Большего и не требовалось.

Один день сменялся следующим, и постепенно Азала превратилась в большой муравейник: в нее свозили все самое ценное из других замков, закладывали в подвалы провиант, перегоняли скотину. Каждый вечер прибывали все новые караваны. Вампиры не собирались распылять свои силы.

Когда я напрямую спросил Андру, что он намерен сделать с брошенными замками, вампир меланхолично махнул рукой:

— Сирин получат развалины.

Этернус не пожалели своих трудов и превратили замки в руины, пригодные только для обитания нежити. Которая, кстати, все-таки выжила. Сердце Пустоши защитило своих детей, и все чаще ночами можно было услышать голодное завывание стай, что пришли по следам людей и скотины.

Вампиры оказались на удивление собранны: каждый знал свою задачу и контролировал подвластных ему людей, чем бы те ни занимались. У этернус нашлось дело для всех. Пригодились даже детские руки - ребятня от десяти лет плела сети, чтобы закрыть сверху узкие улицы Азалы, сделав их недоступными для сирин. В лаборатории князя тоже прибавилось народу. Как и в мастерской у Иолаха и Реми.

Многомудрый правитель нежити даже для Эрхены нашел занятие по силам: предложил помочь с обустройством лечебницы в одном из подвалов внутреннего замка. Для этого он выделил девушке целую команду сервов. Правда, Эрхена предпочитала проводить время с Моррой, отдав власть бойкой и говорливой землячке. А Морру больше всего интересовала лаборатория князя. Она готова была пойти на любые хитрости, лишь бы позволили тихо посидеть в уголке. Правитель нежити ее стремления поддерживал. Девочка наблюдала за Агаи и училась, пусть отрывочно и беспорядочно, но все-таки с пользой. Конечно, использовать ее способности при осаде никто не собирался - разве что в лазарете - но знания лишними не бывают.

Как-то в один из дней последнего месяца зимы отправилась в первый дозор механическая стимфа. Пока Агаи не добился того, чего хотел. Связь между кристаллами держалась всего на расстоянии версты, не больше.

Мои друзья были по уши заняты в течение дня, так что для общения остались только поздние встречи за общим столом. Очень часто компанию нам составлял правитель нежити, потому что ужин давно превратился из неторопливого поглощения пищи в горячее обсуждение текущих проблем и различных вариантов развития событий. В один из таких вечеров, когда сирин уже вовсю клевал носом, я задал ему вопрос, который следовало бы задать гораздо раньше:

— Агаи, скажи, чем силен твой народ?

Юноша устало потер глаза:

— Сам знаешь. Магией. У нас много магов.

— И только?

Парень задумался и пожал плечами:

— Еще мы умеем летать, и стены для нас не помеха, но это тебе тоже известно.

Да, это точно. Взрослый сирин, привыкший проводить время в небе, такой же ловкий как птицы, способен скинуть человека со стен, проломить ему череп клювом. Но ведь и слабые стороны у крылатого народа тоже есть? Чего они боятся больше всего?

Когда я произнес этот вопрос вслух, сирин долго медлил с ответом, размышляя, потом неохотно признался:

— Не знаю, как остальные, но я поначалу очень боялся разбиться. Предпочитал летать у самой земли. Особенно после того, как чуть не расшибся. Ухнул в воздушную яму. Небо... оно иногда преподносит очень неприятные сюрпризы.

Теперь пришло время задуматься мне. Агаи рассказывал, что все птицы активно используют воздушные потоки. Как люди — течения, во время морских путешествий. А если...

— Агаи, — уставился я на мага, — у тебя хватит сил сделать над Азалой воздух таким, чтобы летать стало очень трудно?

— В яблочко, Дюс, — прошептал Андру и недобро улыбнулся.

Сирин замер с поднесенным ко рту куском мяса, аккуратно положил его на тарелку, прожевал то, что было во рту, и неуверенно кивнул:

— Я попробую.

Его сомнения были объяснимы: даже не будучи магом, я понимал — изменить законы, установленные богами, непросто. А если принять во внимание, что Азала построена в особом месте — вовсе невозможно. Вряд ли Ирия допустит вмешательство в свои замыслы. Хотя... если брать во внимание, что творится в мире... он парень терпеливый. Порой даже слишком.

Агаи неловко повернулся и смахнул со стола свой бокал. Я подхватил его почти у самого пола.

— Извините за неуклюжесть, — виновато скуксился маг и выудил из кармана куртки небольшой пузырек с темной жидкостью. Я уже несколько раз заставал Агаи за его использованием и на этот раз решил вмешаться: перехватил руку мага, прежде чем он успел капнуть субстанцию в бокал.

— Что это?

Сирин удивленно посмотрел на меня и попытался забрать склянку:

— Ничего особенного. Настой на корешках. Он укрепляет силы и позволяет тратить меньше времени на сон.

— Который тебе явно необходим.

Сирин выглядел неважно. Он совсем не заботился о здоровье, которое так и не пришло в норму после заражения не-жизнью.

Я перекинул пузырек с настойкой вампиру:

— Андру, несмотря на все мое к вам уважение, хочу напомнить, что Агаи, в отличие от вас — живой, и ему время от времени требуется полноценный отдых. Иначе дело закончится плохо. В просвещенной Риволии, где палачи отличаются великолепной выучкой, среди прочих пыток есть весьма действенный способ свести человека с ума. Для этого достаточно лишить его сна. Сумасшедший маг — существо опасное и, как правило, живет недолго. Агаи, ты что, пытаешься покончить жизнь самоубийством?

Юноша возмущенно фыркнул:

— Ерунда какая! Я просто пытаюсь успеть сделать все, что задумал!

— Ну-ну, — недоверчиво хмыкнул я и наставительно поднял палец, — восемь часов, и не меньше! Выспишься, можешь заняться копанием своих воздушных ям. Не забудь на дне поставить воздушный кол.

— Воздушных кольев не бывает, — все еще сердито огрызнулся маг и застыл с приоткрытым ртом.

По лихорадочно заблестевшим глазам было видно, что колдуна посетила очередная гениальная идея, которую он ночью примется воплощать в жизнь. Вместо сна.

— Немедленно в кровать!— рявкнул я на Агаи, и того словно ветром сдуло.

Нет, клятва на верность — самое полезное из всех существующих заклинаний. Надо было поставить ее одним из условий еще в тот день, когда сирин с его ненаглядной объявились на пороге. Глядишь, сейчас и Танита была бы жива, и я не вертелся как угорь в раскаленном масле. Ведь чувствовал, чувствовал, что увязну по самый... самое горло в этом деле! Эх... все умны... задним числом.

Мои грустные размышления о собственной тупости прервала неожиданная реплика Риса:

— А ведь Агаи теперь дважды предатель. Наверняка понимает, что каждое его изобретение несет смерть сородичам. Что он станет убийцей братьев по крови. Как думаете, не свихнется парень от чувства вины?

Признаться, в последнее время я тоже часто задавался этим вопросом, но видя деловую сосредоточенность сирин, к нему не лез. Колдун вовсе не выглядел сомневающимся или удрученным. Напротив, он был абсолютно уверен, что поступает правильно. Видно, как-то убедил совесть, что война против собственного народа пойдет тому на пользу, иначе я давно бы заметил метания. Чего-чего, а скрывать эмоции юнец до сих пор не научился.

Мою мысль подтвердил вампир, который, оказывается, тоже раздумывал на эту тему, но уже давно решил ее самым простым способом: напрямую задал вопрос Агаи.

— Агаи сказал, что на самом деле он спасает сирин. Пусть и против их воли. Что приложит все силы, если надо, сам станет убийцей, но не даст превратить свой народ в безжалостных палачей, как мечтает одна ненормальная. И что раз так все повернулось, значит, боги на его стороне, и он способен все исправить.

Эдхед то... можно было догадаться, что этот остолоп снова примерит колпак спасителя мира. Мо шизане... и чего его так тянет в герои? Сказок в детстве перечитал, что ли?

— Даже не знаю теперь, гордиться таким знакомством или стыдиться его, — пробормотал Лаланн себе под нос, а я мысленно усмехнулся. Если меня не одолевало желание немедленно, прямо не сходя с места, прибить чокнутого идеалиста, то посещали приблизительно такие же чувства.

Раздался стук, дверь отворилась, на пороге появился Белладу:

— Ваша светлость, прибыл Готвад со слугами.

Мы с Лаланном переглянулись: что-то случилось, иначе клятый красавчик попросту бы не стал сапоги топтать, поднимаясь в нашу башню.

К такому же выводу пришел Андру, но с места не двинулся:

— Говори. В этой комнате лишь наши друзья и союзники.

— Он привез раненого. Говорят, тот свалился в повозку прямо с неба. Голый.

Князь моментально вскочил, мы с Рисом последовали его примеру — клянусь чешуей с хвоста Мо, этот раненый наверняка сирин!

Мы поспешили за Игнасом, который привел нас в небольшую, но теплую комнатушку. Там на широкой лавке метался в бреду белобрысый, большеротый, невзрачный юнец. Да что там — всего лишь мальчишка! На вид не старше пятнадцати лет. На его лице багровел сильный ожог.

Неловким движением парень скинул с себя тонкое одеяло, и я увидел, что обожжена не только правая щека, но и шея, и плечо. На другом плече стала видна татуировка в виде сокола.

Андру тут же нахмурился:

— Свяжите мальчишке руки и ноги, пока он в беспамятстве. Это боевой маг.

Вампиры немедленно исполнили приказ, аккуратно, но надежно обездвижив нежданного гостя.

Убедившись в крепости пут, Андру посмотрел на меня:

— Вы не будете возражать, если Морра его полечит?

— Конечно, нет, — ответил я.

Мне очень хотелось знать, чего или кого искал в Пустоши этот сопляк. В случайность его появления около Азалы я не верил. Перебежчик или лазутчик? Кем бы он ни был, а узнать это получится только после того, как парня поставят на ноги.

Я обернулся к Лаланну, тот понятливо кивнул и ушел за маленькой целительницей. Я решил лично проверить, надежно ли обездвижен мальчишка — мало ли, как бы беды не вышло — заметил крепко привязанную к пряди на голове простенькую сережку из бусин кварца и сердолика. Скорее всего — амулет. Вытащил нож из чехла и осторожно срезал украшение вместе с прядью. Ну их, эти магические цацки, пусть полежит в стороне.

— С него сняли целую связку всякой дребедени, — тут же влез Белладу.

— Знаете, Дюс, мне почему-то кажется, что этот сирин расскажет нам много интересного, — уверенно заявил Андру, жадно разглядывая юнца. Во взгляде вампира явственно читались досада и нетерпение. Я его чувства понимал, самому хотелось знать причины, загнавшие боевого мага в проклятый край.

— Поживем — увидим, — мой неопределенный ответ вызвал у вампира понимающую улыбку.

— Можете не сомневаться, мальчишка в любом случае расскажет нам даже несколько больше, чем знает. Хотя я стою на том, что принуждать его причины не будет: сирин падают в сани к нежити лишь по собственной воле и велению Единого.

Вот в чем — в чем, а в этом я не сомневался. Главное, чтобы эта воля и эти веления совпадали с нашими интересами. Но как бы то ни было, а без помощи парня оставлять не след — чем раньше он разговорится, тем меньше придется мучиться от любопытства.

Перебежчик метался между жизнью и смертью почти пять дней. Агаи на это время забросил опыты в лаборатории и фактически переселился в комнату, которую отвели под лазарет. Морра тоже проводила там все дни напролет. А мальчишка даже с помощью двух сильных целителей все никак не мог определиться — остаться в этом мире или уйти в царство мертвых. И надо сказать, к Подземным вратам он был намного ближе, чем к жизни.

Самое поганое заключалось в том, что причина недуга оставалась неясной: ран на первый взгляд было немного, да и с теми сразу справились Морра и Агаи. Аптекарь отчистил их от гноя и омертвевшей плоти, а девочка — затянула. Ожоги буквально на глазах покрылись молодой розовой кожей и зарубцевались. Однако после лечения больной так и не пришел в сознание. В парня явно залепили чем-то похуже огненного шара. Мощное заклятие разрушало тело изнутри. Если бы не Морра... белобрысый не прожил бы суток после того, как попал в Азалу. С каждым днем чужаку становилось все хуже и хуже. Способностей Агаи и Морры не хватало даже на то, чтобы привести мальчишку в сознание. Наконец в один из поздних вечеров нас позвал Агаи.

Стоило зайти в комнату, как маг мрачно объявил:

— Все, отходит. Думаю, сегодня ночью умрет. Морра не может сидеть у него целыми сутками, а лечить, как она, я не умею.

В этот момент больной, дернувшись, мотнул головой.

Андру тут же подался вперед:

— Что говорит?

— Убили у него кого-то, — вздохнул сирин, послушав невнятный, отрывистый посвист, с хрипами вырывавшийся из обметанного рта. — Точнее убила. "Она". Кто "она" — не понимаю. Какая-то знатная шишка. Убила "ее". А он видел... кажется. Или не видел, а... узнал, почувствовал? Нет... вроде бы, все-таки видел.

Сирин с сомнением оглянулся на меня:

— Не все понимаю.

-Как это "не все понимаешь"? Он же сирин, — не поверил я колдуну. Мы правильно угадали, что чужак — соплеменник Агаи. Он не раз и не два во время бреда пытался перекинуться в птицу. Все рвался лететь. Даже сейчас рядом с татуировкой торчало иссиня-черное перо.

— Он-то сирин, чистокровный из Юндвари, — подтвердил Агаи, — а вот я вырос в Наорге и языком людей владею лучше, чем своим. Да и он... невнятно говорит.

Маг наклонился, напряженно вслушиваясь в очередной то ли вскрик, то ли свист и расстроено пожаловался:

— Ну как понимать "затоптала"? Вроде не о лошади шла речь.

Сирин отстранился от соплеменника:

— Чтобы там ни произошло, это было очень страшно. Мальчик до сих пор не может прийти в себя. Обвиняет, оправдывается, зовет, плачет вот...

Мотнул головой, указывая на раненого. У того и правда щеки блестели от слез.

— А почему ваше лечение не помогает, разобрались? — встрял правитель нежити. Он не мог смириться, что богиня удачи так неожиданно и нагло повернулась к нам задницей, особенно после того, как помахала перед носом таким подарком. Я и сам с трудом сдерживал досаду — близок локоть, а не укусишь. Вот они, бесценные сведенья о противнике, да не возьмешь.

Агаи виновато моргнул:

— Очень сложное заклинание из оживленных проклятий, — сирин снова оглянулся на меня в поисках поддержки. — Как твое. Сплетено по тому же принципу. Настроено на кровь.

Я посмотрел на больного. Так вот что мне готовил неизвестный враг. Мда... Очень он меня не любит. От всей души.

Агаи между тем нахмурился:

— Оно сжирает тело изнутри и постоянно перемещается! Я пытался "ухватить", распутать, а оно... как мокрый угорь! Выскальзывает. Не понимаю, как этот мальчик вообще до нас живым добрался.

Мы, не сговариваясь, молча посмотрели на стонущего больного. Морра все так же осторожно водила пальцами по его телу чуть ниже сердца. Выглядела она сосредоточенной, серьезной и явно прислушивалась к чему-то. Неожиданно девочка, громко пискнув, звонко хлопнула ладошкой чуть левее грудины. Агаи тут же накрыл руками ее ладошку и глухо, едва слышно зашептал-запел. В ответ на колдовство раненый забился в путах. Его выгибало и корежило с такой силой, что оставалось только порадоваться прочности вампирских веревок. Они выдержали яростный напор... в отличие от костей — я совершенно явственно услышал хруст, и правая нога парня выгнулась под неестественным углом. Сирин истошно закричал: из-под рук целителей выступила кровь, тонкой струйкой проложила себе дорогу, расплылась красным пятном по простыне.

— Сучье семя! — первый раз в жизни я услышал ругань от благовоспитанного мага. — Я тебя все равно достану, паскуда увертливая!

С этим восклицанием Агаи повернул ладонь, "черпанул" (мне даже показалось на миг, что рука сирин погрузилась в тело больного) и резко стряхнул что-то на пол, украсив каменные плиты щедрой россыпью алых капель. Одна из них, самая крупная, повела себя не так, как остальные: вместо того, чтобы растечься неровным овалом по полу, вспучилась, превратившись в красного жучка, похожего на порфировую жужелицу, засеменила обратно к кровати. Агаи не сплоховал — отбросил магическую козявку воздушной волной:

— Задержите его!

Как противостоять оживленному заклятию, я понятия не имел, потому поступил просто: ухватился за край кровати, крикнул князю "помоги!" и в и один рывок поднял ее над головами вместе с больным, Агаи и Моррой.

— Жги быстрее!! — рявкнул я магу, увидев, как краснотелая тля расправляет крылья, и в следующее мгновение комнату озарил яркий всполох: сирин с перепугу залепил огненный шар такого размера, что чуть не сжег не только заклятие, но заодно и Андру. Опаленный вампир, дождавшись, когда его подменят стражники, спокойно сбил с одежды пламя и с любопытством принялся следить за Агаи. Тот уже спрыгнул на пол и навис над закопченным пятном. Перед руками мага клубилось раскаленное марево. Огненный шар иссушил заклятие, но не убил — оно все еще шевелило лапками. Колдун собирался вплавить его в камень. Далось это магу непросто: на лбу выступили крупные капли пота, мышцы свело от напряжения, дыхание стало сбивчивым и частым. Мне даже показалось, что силы Агаи закончатся раньше, чем поддастся камень, но по счастью, сирин справился. Темное тельце, похожее на сморщенный боб, в последний раз шевельнув лапами, погрузилось в вязкую субстанцию.

— Все! — облегченно выдохнул маг, обессилено хватанув воздух ртом, и потянулся к бокалу с водой. Пока пил, чуть не расплескал половину: руки Агаи тряслись, как у заправского пьяницы. — Только плиту надо вынуть и унести. Закопать, чтобы не дай Ирия на нее не попала вода или того хуже — кровь! Иначе все придется начинать сначала.

Правитель вампиров повернулся к своим подданным:

— Выломайте и закиньте в озеро!

Это был наилучший выход: прожорливая "вода" идеально подходила для уничтожения магической заразы.

Пока вампиры долбили ломами пол, мы снова обратили внимание на виновника переполоха. Удивительно, но после всех злоключений тот еще дышал, хотя выглядел по-прежнему паршиво. Ко всем имеющимся "прелестям" добавилась рваная рана на груди: подчиняясь колдовству, заклинание прогрызло себе путь на свободу. Морра держала руки над раной. Кровь больше не текла, зато пузырилась желто-зеленая пена. Кажется, заклятие не только жрало человеческую плоть, но еще гадило ядом. Во всяком случае, другой причины для появления вонючего гноя я не нашел. Агаи осторожно отстранил малышку, выудил из своей лекарской сумки большой пузырек и щедро плеснул из него на рану.

Когда она вновь стала чистой, наложил толстый слой мази и приказал:

— Пока не трогай. Надо вытянуть гной.

Девочка понятливо кивнула.

— Теперь будет жить? — поинтересовался правитель нежити и, услышав уверенное "Да!", заявил: — Его необходимо срочно допросить

Вид у вампира был довольно хищный, поэтому сирин тут же насупился:

— Не раньше, чем я буду твердо уверен, что он выкарабкается!

— Хорошо, отложим до завтра, — кивнул вампир, раскланялся и был таков.

Я усмехнулся — маг в ответ лишь обреченно кивнул — наклонился над перебежчиком и неожиданно встретился с ним взглядом. Раненый наконец-то пришел в себя. Увидев меня, он хотел подняться, дернулся и, видно, потревожил сломанную ногу, потому что застонал.

— Не пугай его! Вот неужели так необходимо трогать полуживого! Он только что чудом избежал смерти! — тут же вскинулся маг, оттер меня в сторону и перешел на негромкий посвист, пытаясь успокоить больного. Тот лишь крепко сомкнул губы, резко отвернулся и... увидел Морру. Девочка, заложив руки за спину, стояла у изголовья кровати. Перебежчик некоторое время удивленно разглядывал малышку, а та тем временем погрозила ему пальцем и чирикнула. Агаи сдавленно хихикнул, больной от удивления раскрыл рот, чем моментально воспользовался колдун, залив в него отвар. Я ожидал, что перебежчик выплюнет все обратно, но тот очевидно узнал лекарство, потому что безропотно его проглотил и расслабленно откинулся на подушку. Правда взгляда от Морры так и не отвел. А та забралась с ногами на кровать и жалостливо погладила юнца по обезображенной ожогом щеке. Глаза мальчишки снова широко раскрылись. В них уже плескалась сонная муть. Впрочем, он еще успел увидеть, как я подхватил девочку на руки и даже что-то попытался просвистеть, но не осилил — заснул на полуслове.

— Хвала Ирие, — облегченно вздохнул сирин и потянулся: — Теперь можно прилечь часов на пять. Раньше он точно не проснется. Я, пожалуй, наверх не пойду, посторожу тут. Мало ли что... Вдруг осложнения.

Сирин перебрался на широкую лавку, служившую ему вместо постели, и широко зевнул.

— Как проснется, сразу зови, — приказал я напоследок и отправился к себе, прихватив Морру — девочка показалась мне бледной. Игры со смертью дались ей непросто, Морра заснула прямо на моих руках. Эрхена тоже не дождалась: прикорнула у входа в кресле. И даже когда я ее перенес на кровать, не проснулась. В отличие от Морры. Та, едва ее голова коснулась подушки, вцепилась в меня мертвой хваткой:

— Не хочу! Страшно!

Пришлось пойти на уступки — пристроить девочку под бок к Эрхене. Я и сам порядком устал и уже собирался составить им компанию, как скрипнула дверь: на пороге возник слуга.

— Его светлость желает с вами поговорить!

Вампир ждал меня в кабинете. В ответ на вопросительный и недовольный взгляд примирительно поднял руки:

— Простите, Дюс, за столь позднюю встречу. Сегодня я наконец вспомнил, что мне напоминает один из амулетов нашего гостя.

Вампир поднял кожаную плетенку, на которой болтался крупный камень, украшенный тонкой резьбой. Кажется, гранат.

— А это, в свою очередь, натолкнуло на размышления, которые я не против с вами обсудить. Но для начала прогуляемся: хочу вам кое-что показать. Пообещайте не рассказывать о том, что увидите и... услышите — даже друзьям. Это знание относится к тому роду тайн, что лучше держать под семью замками.

Я в ответ только хмыкнул:

— Зачем же вы делаете для меня исключение?

Вампир медленно покачал головой и вместо ответа сам задал вопрос:

— В последнее время я часто вижу вас задумчивым. Ответьте честно, уж не подумываете ли вы покинуть Азалу?

Вампир как в воду глядел. Такие мысли действительно не давали мне покоя. После предсказания араи я часто думал, что станет с моими друзьями, если погибну. И единственной причиной, что по-прежнему удерживала меня в городе нежити, была пророчица. Эта паскуда казалась чем-то вроде гончей собаки, способной выследить тех, кто мне дорог, в самом забытом углу.

— А вам не кажется, что возможно Азалу вовсе не пришлось бы защищать, не окажись наша компания рядом с вами?

— Неужели вы думаете, что ваше исчезновение заставит сирин поменять планы? Вы всего лишь камень преткновения на пути к великой империи. Последний, кто способен остановить! А Пустошь...

Вампир замолчал, потер переносицу и нехотя, словно сомневаясь в правильности того что делает, признался:

— Кроме своего стратегического значения и с учетом того, что именно сирин довольно удобно жить даже в соседстве с нежитью, Пустошь — это огромная сила в умелых руках. Озеро Азалы — средоточие этой силы.

— Опять сказки рассказываете? — хмыкнул я.

Вампир невесело улыбнулся:

— Можно сказать и так. Часто сказки — всего лишь искаженное изложение давно минувших событий. Во всяком случае, многое из того, что случилось еще при моей человеческой жизни, обросло небылицами и стало почти легендой. А ведь прошло всего три века. Когда-нибудь и эти события станут сказкой, а вы — ее главным героем.

— Не дай Ирия, — буркнул я сам себе под нос, но правитель нежити услышал и довольно ехидно ухмыльнулся.

— А вот это от вас не зависит. Зато...— он посерьезнел и договорил: — Зато в ваших силах выбрать себе роль злодея или спасителя.

Я усмехнулся — как же, выберешь тут. Добрым героем, достойным восхваления в легендах, всегда становится победитель. При этом абсолютно неважно, кем он будет при жизни, все одно переврут. Полный урод, которого только за деньги на ярмарках показывать, превратится в великого воина, от которого враги бежали лишь при одном взгляде на его грозный лик. Если внешность была обычной — расскажут, что обликом равнялся с богами. Трусость обернется осмотрительностью и осторожностью, вероломство — даром провидения и великим умом. Доля же проигравшего незавидна: его обязательно очернят и оболгут. Приумножат войска раз в десять, и даже через века разглядят все недостатки. А если не найдут — сами насочиняют.

Заметив, что вампир взгляда так и не отвел, я махнул рукой — все уже давно решено, а что касается сомнений... От них никуда не деться. Чем больше ты получаешь от жизни пинков, тем больше оглядываешься, пытаясь не подставляться.

— Андру, ваши тревоги напрасны. Да, мысленно я уже сто раз проделал путь не только до границ Тмарского княжества, но даже перешел Аксайские степи. Чего скрывать, какой бы ни была моя шкура, я ею дорожу. Да и роль героя меня не прельщает. Если бы оставался шанс выжить, избежав участия в грядущей войне, я бы его использовал. Наверное. Но реальность такова, что от меня не отвяжутся ни при каких условиях — слишком много внимания уделяет пророчица моей персоне. И мне в детстве тоже читали сказки. Я отлично помню одну из них — про братьев и веник.

Вампир усмехнулся:

— Ну что же. Пойдемте, я кое-что покажу.

Правитель нежити отвел меня в большую комнату. На первый взгляд она походила на огромную кладовку, хозяин которой тот еще скряга, раз не решается выкинуть даже черепки.

"Скряга" тем временем с гордостью повел рукой:

— Смотрите, Дюс. Смотрите. Это то, что осталось после давно сгинувших народов.

Я подошел поближе к полкам. На них соседствовали черепки глазированной посуды, изъявленное временем оружие, покрытые трещинами статуэтки с отбитыми носами и руками.

— Все это нашли в Пустоши, — сказал вампир, щелкнул замком большой шкатулки и осторожно выудил из нее золотой фигурный гребень. Древний ювелир с удивительным мастерством отлил на нем звериные фигурки. Точнее, не только звериные: на гребне было показано обращение оборотня в звериную ипостась.

— Знаете, Дюс, почти у каждого народа есть легенда о том, что облик животного дарован богами, как награда за праведность и веру, — сказал вампир, задумчиво поглаживая древнее украшение. — И у рош-мах, и у речного народа, и у сирин. У всех, кто имеет звериную ипостась. Везде она преподносится как божественный подарок. Понимаете?

Восторги правителя нежити вызвали у меня некоторое недоумение — какая разница, кто во что верит? Какое отношение это имеет к нам?

Видно вампир понял, что я не разделяю его радости и не понимаю, чем она вызвана, потому что поспешил прояснить:

— А если я скажу, что все народы, способные к оборотничеству, когда-то вышли из этих мест? Описания в легендах совпадают. Вот только Пустошь там обычно называют Благословенным краем, Божественным источником. У тех же рош-мах сохранилось немало песен о Араик-камне озера Трех миров, на котором можно поговорить с богами. Как правило, в этих песнях герои оплакивают мертвых возлюбленных и просят их воскресить. А знаете, как переводится слово "араик"? Исполнение желаний!

Как?!

На губы сама собой наползла невеселая ухмылка — надо же... столько раз называл Пустошь страной исполнения желаний, не подозревая, что попал в яблочко.

Мою кривую усмешку истолковали неправильно. Вампир решил, что я ему не верю, и снова заговорил.

— Понимаю ваши сомнения, Дюс. Сказки, легенды, песни и побасенки — всего лишь детская забава. Но как ни странно, именно они рассказывают намного больше, чем толстые фолианты историков, которые не гнушаются присочинить лишнего, — правитель нежити несколько преувеличенно вздохнул. — Знали бы вы, во что эти господа превратили мое прошлое.

Я повертел в руках драгоценную безделушку. Хорошо, предположим, Пустошь действительно тот самый Благословенный край, по неизвестной причине неожиданно превратившийся в Проклятые земли.

— Допустим, вы правы... — немного помолчав, согласился я, — Что это нам дает? Какой прок сирин от этого места?

Вампир вздохнул:

— К сожалению, я не провидец, и не могу знать, что задумала их главная колдунья, но если взять за главное правило девиз.... Ее цель — создать сильный и неуязвимый народ. Сверхсуществ, если хотите. Которым никто не сможет противостоять. Великих воинов и магов.

У меня от удивления брови вверх поползли:

— Она что, примеривает на себя корону Ирии?

Вампир покачал головой:

— В том то и дело, что в этом месте возможно все. Достаточно только искренне верить. Многие народы ведут свой род от зверей или от бога, явившегося на землю в облике зверя. Оборотни от них отличаются только одним... Догадаетесь, в чем состоит это отличие?

Эдхед то... Как все-таки меня раздражает эта его привычка!

— Вы сами сказали чуть раньше, что все оборотни из этих мест.

Вампир радостно, словно я ему бокал крови предложил, оскалился:

— Именно! Они, как и многие другие, молились зверям, просили поделиться силой, чутьем, танцевали в их шкурах, поклонялись костям. И магия сработала! В один прекрасный день кто-то действительно перекинулся в зверя. Вы знаете, что было несколько мощных переселений людей? Всегда с юга. Приходили новые племена, вытесняли, заставляли уходить с обжитых мест коренные народы. И все повторялось: люди, молясь, обретали вторую ипостась, — этернус скрестил руки на груди, — я уверен, сирин тоже знают об этой особенности Пустоши. "Время не имеет значения". В этом они правы. Люди слишком суетно, сиюминутно живут. Мало кто из правителей загадывает дальше своей жизни. Это в лучшем случае. Многие вовсе существуют лишь сегодняшним днем.

Я лишь пожал плечами — мне нечего было возразить вампиру, потому что он был прав, а потому подвел окончательный итог:

— Итак, делаем вывод. Сирин нужна Пустошь, моя смерть или рабство...

— И Морра, — подсказал правитель нежити. — Не только как заложница и средство давления на вас. Она сама по себе очень ценный трофей — сильный маг, способный управлять энергиями смерти и жизни, да еще с задатками провидицы. Великой провидицы, раз отмечена знаком.

— Почему провидицы, а не королевы? И с чего вы решили, что магия смерти ей тоже подвластна?

В том, что малышка действительно видит события будущего, я давно не сомневался.

Вампир забрал украшение, положил его в ларец и только после этого сказал:

— Залечивать раны способны многие. Затягивать их на трупах и возвращать души в тела может только одна! Что же касается пророчеств сирин, то медяк им цена. Знали бы вы, Дюс, сколько вариантов я перечитал! И все преподносятся как великая тайна и откровение.

Вот это новость... Хотя тут как раз все вполне объяснимо. Если сирин настроены любыми средствами вернуть потерянное и уничтожить людей, то пророчества вполне годятся на роль инструмента в борьбе за грядущее величие. Такой метод ничем не хуже эпидемий или убийства сильного правителя. Достаточно умело перемешать правду с ложью, и все... Даже знак на руке у девочки может означать что угодно. И вполне вероятно, что пророчества о втором ребенке вовсе нет.

Ну и хитрые стервы эти провидицы... Всем врут. Даже своему народу. Потому что "важна лишь судьба сирин"! Чтоб у них все перья повыпадали. Слышишь. Ирия? На данный момент это мое самое заветное желание. Хотя нет, есть одно... Чтоб сдохла та тварь крылатая, которая все это затеяла!

— Именно поэтому девочка ни в коем случае не должна попасть к сирин. Представляете, в кого ее превратят? — щелкнул замком ларца вампир и посмотрел на меня. Он для себя давно все решил. И мне это решение не нравилось.

— Я не позволю вам коснуться и волоска с ее головы, — спокойно ответил я и добавил: — Пока жив.

Вампир кивнул:

— Могу сказать о себе то же самое. Клянусь защищать ее столько, сколько это только возможно. Я оставлю рядом с ней Реми. Он готов за малышку любому перегрызть глотку. Пока останется хоть один шанс скрыться от пророчицы, Морра будет жить. А вам надо даже после смерти помнить, кто главный враг, и кто все это начал.

Меня накрыло волной раздражения — все, ну абсолютно все были уверены, что смерть для меня станет чем-то другим!

— Андру, вы человек, который привык верить фактам, так почему же так свято верите в мое бессмертие?!

Вампир улыбнулся:

— Именно факты позволяют мне надеяться на лучшее. Только они, и ничто иное. Кстати, спасибо за "человека".

— На здоровье, — я развернулся, чтобы уйти, но в голове неожиданно всплыл давний вопрос. — Ваша светлость, не скажете, почему вас так "любили" вервольфы? Им-то вы где перешли дорогу?

— Причина проста. Когда-то очень давно я перекусил человеком из небольшого племени оборотней-волков, а вскоре обнаружил, что по моим следам идет стая необычных зверей. Не-мертвых. Таких как я, с одной небольшой поправкой... С тех пор я не кусаю оборотней. Они по-звериному упорны и по-человечески злопамятны. Хотя я всегда признавал за вервольфами право на месть, все равно рад тому, что небесное пламя уничтожило этих тварей. Они поставили целью своего существования уничтожение моего племени. Они и за Моррой охотились только потому, что я искал девочку.

Ну и дела....

— Надеюсь, вам не довелось кусать никого из сирин, — не удержался я от мрачной шутки.

— Мне — нет, — живо отреагировал алхимик, — но за всех вампиров я бы не поручился. По счастью, все случайные и неслучайные последствия моей и чужой неразумности исправлены Единым. Но вы подкинули мне замечательную идею насчет одного интересного эксперимента. Вот выиграем войну, обязательно воплощу его в жизнь.

После этих слов я резко развернулся и вышел вон из "сокровищницы" князя. До утра оставалось не так уж много, чтобы тратить время на выбивание дури из разошедшегося алхимика.

День начался с того, что ни свет ни заря снова прибежал слуга:

— Его светлость просил передать: пленный пришел в себя, и его собираются допросить.

— День начинается весьма приятно, не правда ли, Дюс? — услышал я вместо приветствия от правителя нежити, но не согласился.

— Мне бы вашу уверенность. Все зависит от того, что мы сейчас услышим.

Больной все еще был фактически спеленат по ногам и рукам — все попытки Агаи обездвижить его магическим способом закончились неудачей. На сломанной ноге красовался временный лубок. Вчера я не позволил девочке заняться переломом: Морра так устала, что впору было ее саму лечить. Но взгляд у мальчишки был вполне осознанный — тяжелый, пронизывающий. Он смотрел как сильный колдун, способный за пару мгновений узнать о тебе больше, чем сам знаешь.

Я усмехнулся — мысли скрывать юнец еще не научился, угадать, о чем он думает, не составило труда. Паренек пытался понять, к какому роду-племени я принадлежу. Он повернулся к Агаи и что-то тихо просвистел-пропел. Судя по тому, как вытянулось лицо колдуна, слова соплеменника застали его врасплох.

— Что, что он сказал? — жадно спросил правитель нежити.

— Он сказал, что станет говорить только с самим Ансуре, — растерянно ответил сирин и, не дожидаясь нашей с Андру реакции и вопросов, засвистел на своем языке.

— С самим Ансуре? — переспросил этернус, глянул в мою сторону и весело оскалился.

Сторукий Мо... не иначе сейчас меня в очередной раз наградят чужим именем.

Как в воду глядел — после того, как сирин получил ответ, его губы скривила невеселая улыбка:

— Он спрашивает, правда ли ты Ансуре, Дюс.

Демоны раздери этих пернатых, чем им не нравится мое родное имя?

— Передай, вопросы тут задаем мы. И заодно разъясни, что от правдивости ответов зависит его дальнейшая судьба, — приказал я сирин, но тот перевести не успел.

— Не горячитесь, Дюс, — вмешался вампир, пристально следя за выражением лица перебежчика. — Может, преобразитесь и побудете немного в шкуре демона? Раз наш гость так рвется поговорить именно с Ансуре.

Я раздраженно мотнул головой — тоже мне, нашли фигляра — и отрезал:

— Не раньше, чем узнаю, кто такой этот самый Ансуре. Очередной принц преисподней или кто-то похуже? А, Агаи?

Тот в ответ лишь вздохнул:

— Мой народ верит, что когда-то бог по имени Шрага захотел свергнуть Небесную матерь и занять верховный престол. Он совратил с пути истинного несколько богов рангом поменьше и развязал войну. Когда Юсса победила, она лишила бунтовщиков крыльев и сделала так, что земля, разверзшись, поглотила Шрагу и его приспешников. Шрага из "светозарного" стал Ансуре — "изменником". Мой народ считает, что он создал людей, мечтает уничтожить сирин, свергнуть Небесную матерь и стать властителем сразу трех миров.

Я выругался — час от часу не легче, теперь еще совратитель богов! — и невесело пошутил:

— Осталось получить титул пожирателя младенцев.

Рехнуться можно с этими тронутыми! С какого похмелья они решили, что я и есть этот Ансуре?

— Право, Дюс, стоит ли так огорчаться? Вы же сами обижались на кочевников, что те низвели вас до обычного демона. Считайте, сирин исправили их ошибку. Теперь вы главный враг целой стаи богов. Это на сто ступеней выше не только принца, но даже бога преисподней, — не удержался от шуточки в мой адрес Андру.

— Иногда мне кажется, что у вас слишком хорошая память, князь, — проворчал я в ответ, уже смирившись с тем, что втянут в очередную авантюру.

Не тем, не тем я зарабатывал себе на хлеб и вино, надо было сразу в лицедеи идти. Глядишь, сейчас бы жил в свое удовольствие.

Я снял пояс, скинул камзол и закрыл глаза — если задохлик так жаждет представления, он его получит!

Ткань рубашки треснула под напором острых шипов. Мир стал резче и глубже, а тени расцветились, заиграли цветными искрами — комната еще хранила отголоски чужой магии, колдовства Агаи.

Проигнорировав обеспокоенное "не надо, Дюс!", я в упор уставился на пленника. Тот судорожно вздохнул, дернулся и... закатил глаза.

Чтоб тебя... недомерок белобрысый... Не смей подыхать! Мы с тобой недоговорили!!!

Агаи торопливо прижал пальцы к шее больного, облегченно вздохнул:

— Жив! Просто в обмороке.

И набросился на меня с упреками:

— Ну нельзя же так! Этот мальчишка до сих пор одной ногой в могиле, а ты его еще своей ро... своим видом пугаешь!

— Ничего, выживет. А умрет, еще проще будет — мертвецам я всем господин! Забыл? — вызверился я в ответ.

— Действительно! — оживился помрачневший было вампир и алчно глянул в сторону больного: — Мертвые не лгут.

Агаи тут же взвился:

— Ваша светлость! Ну хоть вы-то оставьте глупые шуточки!

Аптекарь приготовился защищать подопечного.

— Поверьте, я совершенно серьезен, — спокойно возразил Андру, прищурился и припечатал: — Если не заговорит, я из него всю кровь выпью. Ну а из души правду Дюс вытряхнет.

— Расскажу, — раздался тихий хрипловатый голос. — Все, что знаю. И о чем догадываюсь.

Шушера белобровая... все-таки умеет по-нашему говорить.

— Прекрасно! — обрадовался вампир. — Значит, обойдемся без переводчика.

Правитель нежити сделал знак, рядом с ним вырос этернус с бумагой и карандашом в руках.

— Назовите имя, происхождение, титул, воинский ранг и цель вашего появления в княжестве, — четко, громко, тщательно проговаривая слова, задал первый вопрос правитель нежити.

— Меня зовут... Яир, я из... из отряда боевых магов, соколов, приданных в поддержку драконам. Я хочу... я готов вам помогать, — тихо, медленно, преодолевая собственную слабость, ответил перебежчик.

— В чем причины такого решения? — опередил я вампира.

— Моим народом правит безумная! — твердо ответил мальчишка. — Сирин должны... проиграть прежде, чем сами сойдут с ума. Я не хочу, чтобы мы все погибли.

Великий Ирия; кажется, мне начинает нравиться этот сопляк. Он удивительно здравомыслящ для своего народа!

— Ты знаешь цену этого решения? — подался к раненому правитель нежити.

— Да. Он сказал, — мальчишка повел глазами в сторону Агаи. — Клятва на верность. Я согласен!

Ну что же... Другого выхода нет. Теперь у меня будет два раба из племени, про которое вовек бы не слышать, а у защитников Азалы — два мага. Это намного лучше, чем один, но, к сожалению, в корне ситуацию не меняет. Особенно если учесть, что один из них — самоучка, а второй только недавно вылез из детских штанишек.

Ритуал провели со всеми предосторожностями: вампиры контролировали каждое движение мага, приготовившись скрутить ему голову при малейшей же угрозе. И Агаи с него глаз не спускал. Я же достал меч из ножен — слова остаются словами, пока их не подкрепили дела. История пестрит именами героев, погибших от руки фанатиков или наемников. Мне не хотелось пополнить этот список.

Однако вопреки опасениям, перебежчик провел ритуал как полагается, и лишь после завершения что-то чирикнул, вопросительно глядя на соплеменника.

Агаи, хлопнув его по плечу, ответил по-наоргски:

— Не хуже, чем друзьям. Во всяком случае, я особой разницы не заметил.

И пояснил:

— Яир спросил, как у вас живется рабам.

После ритуала этернус перенесли больного в комнату Агаи, поставив у окна дополнительную кровать. Я встретился взглядом со своим новым "имуществом". Парень сидел, обессиленно откинувшись на спинку кровати, на его лбу выступил пот, пряди коротко стриженых волос слиплись в мокрые сосульки. И только большие уши, пронизанные лучами рассветного солнца, алели двумя жизнерадостными "фонарями".

— Андру, прежде чем устроить допрос, надо накормить больного, иначе он до окончания не доживет, — напомнил я вампиру, склонному в порыве азарта забывать о потребностях смертных.

— Ему сейчас принесут куриный бульон, а вам — завтрак. Думаю, разговор у нас затянется, — кивнул этернус.

Вот в этом я не сомневался. Дай Ирия, дня за четыре управиться.

Я немного промахнулся со сроками: допрос затянулся не на четыре, а на пять дней. Юноша, несмотря на помощь сразу двух целителей, был еще очень слаб, и часто засыпал на полуслове. Когда это происходило, вампир молча вставал и шел в соседнюю комнату, куда перетащил часть своей лаборатории. Я тоже нашел подходящее дело, которым можно было заниматься, не покидая стен: помогал в сборке заготовок для снарядов. Андру и Агаи придумали хитрое устройство, разлетавшееся на множество кусков.

Когда белобрысый просыпался, я брал одну из заготовок и, не вставая из-за стола, выстукивал ею по стене парадный марш в честь его величества Фирита. Вампир появлялся на пороге буквально через секунду, и снова закидывал доходягу вопросами. Меня интересовали состав, количество и структура армии сирин, ее возможности, способности магов и обычных воинов, а Андру спрашивал обо всем подряд. О религии, друзьях, родных, месте, где рос мальчишка. О том, что происходило в Юндвари перед тем, как объявили войну. И если про вымершие от эпидемии города было уже известно, то нападение вампиров на крепость стало неприятной новостью.

— Ваши? — коротко поинтересовался я у Андру.

Он лишь пожал плечами:

— Обычные наемники, готовые служить кому угодно за надежный кров и сытную жизнь. Не удивлюсь, если нападение организовано самой пророчицей: уж слишком его последствия играют на руку самим сирин. Кстати, юноша, а как вы убеждаетесь, что дар пророчицы действительно передан, и вас не обманывают?

— Великая Юсса передает вместе с даром имя и память прежней Айелет. Новая пророчица помнит всех, с кем прежде общалась, и знает все, что прежде знала, — устало прошептал мальчишка.

— Все помнит и все знает? — с хищным ожиданием оскалился правитель нежити. В его глазах снова плавилось злое серебро.

— Да, — кивнул Яир.

— А нет ли у нее какого символа власти, что передавался бы из поколения в поколение? — тут же задал новый вопрос этернус.

— Есть, — подтвердил белобрысый, — футляр с перстом самой Юссы.

Вампир скрестил руки на груди, его лицо исказила гримаса злобной радости.

— Ну что такое опять, князь? До чего такого интересного вы додумались? — поинтересовался я.

Вампир выглядел так, словно только что отхватил огромный куш, и буквально лучился хорошим настроением. Хотелось бы знать, что в словах мальчишки так обрадовало нашего сдержанного "старца"?

— Дюс, нет никакого множества пророчиц! Есть только одна! — с мрачной торжественностью заявил Андру. — Она пользуется чужими телами!

— Такое невозможно! — не удержался от возгласа перебежчик.

Ему поддакнул Агаи:

— Это аксиома — подселить душу умирающего в чужое тело нельзя! Попытки исчисляются сотнями, и не было ни одной удачной.

— Обоснуйте, — насмешливо предложил правитель нежити.

Сирин переглянулись, и Агаи неуверенно начал:

— Тело — дом для души. Гибнет дом, и душа уходит в мир мертвых.

— Если бы это было так, мне бы некого было подчинять, — пришлось напомнить магу про умертвий.

— Именно! — отдавая должное моей сообразительности, отвесил легкий поклон Андру. — Иначе нежити не существовало бы. Ваша пророчица еще во время своей первой жизни смастерила амулет, который сделал ее фактически бессмертной.

Холера кривобокая эта пророчица...

— Получается, она убивает тех, у кого забирает тело? — медленно, словно не понимая того, что говорит, сказал Агаи.

— Получается именно так, — радостно ощерился вампир.

Белобрысый после этих слов весь съежился и отвернулся к окну. Вихрастый, лопоухий, растерянный мальчишка, изуродованный ожогом.

— Яир, — окликнул мага Андру, — держите, это ваше.

И кинул на постель сережку-амулет. Она стала последней каплей, сирин неожиданно не выкрикнул — выхаркнул:

— Все сделаю, чтобы она сдохла!!!

Подтянул к лицу коленки, уткнулся в одеяло лицом, затрясся в рыданиях.

— Зачем вам это понадобилось? — негромко поинтересовался я у вампира.

— Людям иногда необходимо выплакаться, чтобы не сойти с ума.

Когда мальчишка, мешая слова со всхлипыванием и чириканьем, принялся рассказывать, я понял — Андру сделал все правильно. То, что произошло, сжигало мага не хуже заклятья. Ему просто необходимо было выговориться.

Яиру дважды не повезло. Первый раз — когда он ухитрился влюбиться в человеческую девушку. Второй — когда, не дождавшись товарищей, побежал в казарму. Или наоборот — повезло; с какой стороны смотреть. Белобрысый опоздал всего на четверть часа. И столкнулся с охранниками пророчицы, которые волокли изуродованное тело его возлюбленной со двора. Несмотря на юный возраст, Яиру хватило сил и умений, чтобы увидеть, как она умерла. Правда, еще раньше он убил магов, несших тело — они не хотели отдавать покойницу. Неудивительно, что после такого "подвига" за магом гнались до самых границ Пустоши.

В остальном Яир оказался везунчиком: ушел от погони, не столкнулся с хищной паутиной, и даже мысль встать на сторону "зла", пришла ему только при виде каравана этернус. Иначе заклятье убило бы парнишку раньше, чем он попал в Азалу: в начале войны с магов взяли присягу. Мы все имели удовольствие наблюдать, к чему ведет ее несоблюдение.

Предусмотрительная гадюка, эта пророчица. Фактически создала себе идеальную армию: задумал изменить — и ты труп. Однако что-то она все-таки не додумала, раз один из ее магов сейчас сидит перед нами. Или наоборот — предвидела, и ей было надо, чтобы именно Яир оказался у нас? Демон задери этих пророков...

— Почему ты не умер сразу после того, как убил своих же сородичей? Почему заклятие не сработало сразу?

Белобрысый только пожал плечами:

— Я себя не помнил тогда. Да и запрета на убийство нет, если не собираешься выступить против триумвирата. Против пророчицы.

И тут же заговорил о другом:

— Я уже здоров.

Мальчишка встал с кровати. Рубцы ожога выделялись на меловой коже ярко-малиновыми пятнами, всколоченные волосы стояли дыбом. Чтобы не качаться, парень придерживался рукой за высокое изголовье кровати. Зато на лице застыло выражение такого упрямства, что мне стало ясно — у Агаи появился "брат по духу".

Немного подумав, я поручил его заботам соплеменника, строго наказав:

— Агаи, теперь Яир — твой помощник. Но помни, забота о его здоровье — тоже на тебе. Чтобы через десять дней парень был как новенький.

У колдуна после этих слов вытянулось лицо:

— Шрамы свести не получится.

— Да демон с ними, с этими шрамами! Просто вылечи его, и все. Хватит нам одного задохлика-мага.

Морра, которая тоже присутствовала при этом разговоре, обрадовано возвестила:

— Морра лечить! Всех лечить!

После чего потянула оторопевшего мальчишку к креслу. Лицо заморыша приняло престранное выражение. Он явно не понимал, как малышка попала в нашу компанию.

— Морра, детка, покажи Яиру знак на своей руке, — попросил я девочку. Она послушно закатала рукав платья и сунула запястье прямо под нос белобрысому магу. Тот удивленно моргнул, всматриваясь, и повел себя как последний идиот — то есть, как когда-то Агаи — бухнулся на колени.

— Яир, ответь, почему ты считаешь, что девочка достойна поклонения? — поинтересовался я, хотя заранее предвидел ответ. Сирин меня не разочаровал.

Он почтительно, невесомо дотронулся губами до "деревца" и прошептал:

— Это знак, которым Юсса отметила великую королеву, свое воплощение на земле. Она откроет сирин эликсир бессмертия, научит говорить с богами так, чтобы те слышали своих детей.

— Тридцать пятое, — скучным голосом прокомментировал правитель нежити, стоило перебежчику замолкнуть.

— Что? — непонимающе моргнул сирин.

— Тридцать пятое пророчество из моего списка, — охотно пояснил вампир. — Хотите, дам почитать все варианты?

Маг отвернулся. Его уши на мгновение снова стали красными фонарями. А Морра тем временем толкнула мальчишку к креслу, сердито почирикала, и уши задохлика засветились еще ярче. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке. Сирин можно было понять. Даже Агаи не сразу принял свою роль в истории собственного народа, а что говорить о том, кто всю жизнь привык считать людей исчадием зла. Или... не привык?

— Агаи, пригляди за малышкой, — приказал я магу, и перевел взгляд на перебежчика, — девочка теперь для тебя — одна из величайших драгоценностей в этой жизни. Защищай ее. Понял?

Тот облизнул потрескавшиеся губы и кивнул.

За моей спиной скрипнула дверь: в комнату заглянула Эрхена. Я почувствовал встревоженный взгляд девушки и ласково улыбнулся ей. Моя вторая ипостась доставляла удовольствие Эрхене только в минуты страсти, в обычное время шкура демона служила сигналом близкой опасности и заставляла девушку хвататься за стилет, чтобы меня защитить. Ее попытки быть сильнее, чем есть, вызывали у меня чувство щемящей грусти. Видно, бедная девочка много хлебнула в жизни, раз из всех своих слабеньких силенок пыталась уберечь тех, кого считала семьей.

Смущенно покраснев, Эрхена подошла и прижалась виском к моему плечу.

— Ее тоже надо защищать, — кивнул я на девушку. Поцеловал ее в лоб, пообещал вернуться пораньше и отправился на поиски Лаланна. Я хотел посоветоваться с другом. Но прежде чем успел отойти от дверей, меня нагнал Агаи.

— Дюс, подожди!

Я повернулся к сирин, вопросительно подняв брови.

— Яир задает много вопросов. Что ему можно рассказывать?

Вот оно как...

— Что он хочет знать?

— Ничего такого! — пошел на попятную сирин, разглядев выражение моего лица. — Его интересуешь только ты. Твоя жизнь!

Я немного подумал, прикидывая, и согласился:

— Ну раз спрашивает, значит, расскажи. О своей роли в этой истории тоже не забудь.

Перебежчик уже получил приказ сдохнуть раньше, чем раскроет рот, если попадет в руки врагов, так что за сохранение тайны можно было не беспокоиться. В любой войне у каждой из сторон — своя правда. С "правдой" сирин он уже знаком, пусть и с нашей познакомится. Глядишь, на пользу пойдет. И ему, и нам.

Надо сказать, я поступил правильно. Не знаю, о чем рассказал мальчишке Агаи, но тот стал смотреть спокойнее. Притом не только на меня, но и на вампиров, хотя по-прежнему втягивал голову в плечи, когда этернус оказывались рядом. Я парня понимал и где-то даже сочувствовал, но считал, что совместный труд с нежитью быстро поправит дело. Как в воду глядел: всего десять дней работы в лаборатории Андру — и белобрысый перестал непроизвольно перебирать пальцами, пытаясь сплести заклинание. Что, впрочем, не помешало ему молиться по пять раз на день. Парень просил у богов прощения: благо, было за что — несмотря на юный возраст, трупов за Яиром оказалось достаточно. Недаром без сознания грохнулся, когда увидел свое посмертие.

Когда белобрысый завел разговор о зачистке Сырта, Агаи стал бледнее вампиров, Рис вовсе — не дослушал и вышел, а вернулся со сбитым в кровь кулаком. Страшная сила это "пламя дракона", хорошо хоть, на открытом пространстве теряет силу. Зато сам задохлик во время рассказа даже глазом не моргнул. То ли накричался в тот день, когда узнал об обмане пророчицы. То ли из осторожности держал все эмоции внутри, стараясь разобраться в чужом мире и хозяине-чудовище. Как там он меня называет? Ансуре?

Стоило мне оказаться рядом, как мальчишка замолкал и, не таясь, следил за каждым движением. Так было и этим вечером. Наткнувшись в очередной раз на внимательный цепкий взгляд, я решил после ужина прогулять в лабораторию князя, посмотреть, не появилось ли чего новенького и заодно узнать о мыслях Андру по поводу моего последнего "приобретения". Грешно не воспользоваться наблюдательностью вампира. Однако утруждаться спуском в подвал не пришлось: правитель нежити сам вырос на пороге.

— Что-то случилось? — поинтересовался я причиной его неурочного визита.

Вампир кивнул:

— Оденьтесь теплее, прогуляемся к стенам. К вам пожаловали гости.

Ко мне? Неужели Унн передумал?! Нет, вряд ли... Андру сказал "гости", а не "гость". Да и поглядывает вампир слишком весело, того и гляди расхохочется. Мо шизане... что же это так нашего упыря развеселило?

— Можно с тобой? — не сумев справиться с любопытством, влез в разговор Агаи. Яир попросту встал рядом безгласной тенью.

— Маги не помешают, — посоветовал Андру, и я кивнул, соглашаясь.

Всю дорогу к воротам меня мучило любопытство. Вампир так и не признался, кто пожаловал в Азалу. Догадок было много, но реальность оказалась намного интереснее: еще перед второй стеной я почувствовал знакомую ледяную энергию мертвых.

Это что, ко мне с визитом явилась нежить? Мо шизане... уж не та ли напророченная армия мертвецов?!

Я легко взбежал по лестнице и выглянул из-за зубцов стены. Внизу, выделяясь на белом снегу тусклым облаком, неровной толпой колыхались тени. Души умерших, не больше чем двести штук. Маловато для армии из пророчества. Или это первая партия?

— Трясучая им в бок... — вырвалось у меня против воли.

— Господин... господин... господин, мы ждем тебя, господин... — зашелестело в ответ едва слышное эхо.

— Может, на стены защиту от нежити наложить? — нерешительно предложил Агаи, чем вызвал негромкий смешок у князя и недоуменный взгляд соплеменника. Яир, в отличие от аптекаря, еще помнил, кто у нас в союзниках.

— Нет, Агаи, не тот случай. Думаю, Дюс справится без нашей помощи. Ведь так? — повернулся ко мне правитель нежити. Уголки его тонких губ слегка подрагивали от сдерживаемого смеха.

— Не вижу ничего веселого... — я собрался было поставить упыря на место, но запоздалое прозрение заставило закрыть рот. Я догадался, что за призраки притащились в Азалу, а заодно и о том, кто плелся от сожженного гнезда маглука по нашим следам, заставляя оглядываться и хвататься за оружие. Там, на могильнике, сам того не желая, я освободил неупокоенные души не только от заклинаний колдуна, но и от привязанности к собственному праху!

"Гости" были не страшнее домашнего привидения и ничуть не опаснее. Другое дело, в городе они все равно ни к чему: соседство с мертвыми вредно для живых. Даже эфемерные призраки, хоть по крохам, но тянут у людей силы и здоровье.

— Что прикажете с ними делать? — спросил я сам себя.

— Вы их господин, вам и решать, — усмехнулся вампир, — но я бы пока не спешил с упокоением. Не сомневайтесь, эти несчастные нам еще пригодятся.

Я тоже не возражал против таких союзников, вот только толку от них было мало... Сирин не совы, они нападут днем при свете солнца, губительном для умертвий. Можно, конечно, затолкать нежить в подвалы замка, оставить посмертным плевком, но ... уж больно неэффективно.

— Ладно, что-нибудь сообразим, — пробормотал я больше себе самому, и громко гаркнул: — Слушать мою команду! За стены не лезть, ждать в ста шагах от города! Понадобитесь, сам приду! Все поняли?

Нестройное, тоскливое подвывание "да, господин" заставило обоих сирин непроизвольно поежиться.

Андру же удовлетворенно кивнул:

— Вот и славно. Пойдемте в дом, а то я, признаться, порядком продрог. Кстати, все забываю спросить... Как думаете, Дюс, что случится с Агаи и Яиром после того, как вы погибнете?

Я остановился: вампир ткнул меня носом в неприятный факт... Моя неизбежная смерть — я уже привык к этой мысли — больно аукнется защитникам Азалы, лишив их магов. Ведь оба сирин связаны клятвой. И если мне пророчат вторую жизнь, то они совершенно точно воскресать не умеют.

Я оглянулся на притихшего Агаи:

— Надо что-то придумать.

Маг торопливо кивнул, но промолчал.

Зато белобрысый задохлик неожиданно открыл свой большой рот:

— А какая разница, если все равно шансов выжить нет?

Я снова усмехнулся — парнишка оказался не дураком и не трусом, успел оценить реальные шансы. Вот только настрой неправильный. Да, демон меня раздери, выстоять против целой армии магов невозможно, но хрен я сдамся! Выкручусь, вывернусь наизнанку, если потребуется, вскрою местное кладбище и нашпигую упырями все окрестные земли, но сирин сами костьми лягут, а нас не возьмут! Великий Ирия... Ведь хорошая мысль!

— Андру, — окликнул я вампира, с любопытством поглядывавшего на перебежчика, — сколько времени ваша братия способна продержаться под землей без пищи? И где, как вы думаете, противник разобьет свой лагерь?

У этернус вспыхнули глаза серебром, он сразу догадался к чему мои вопросы:

— Это может сработать. Серьезного урона, конечно, умертвия не нанесут, но перья немного пощиплют.

Вампир мечтательно задрал голову к небу и прищурился:

— Хорошо бы угадать, где поставит шатер пророчица.

Я хмыкнул — чудес на свете не бывает, хотя... если подумать, как следует... — и повернулся к задохлику:

— Прежде чем себя и нас хоронить, скажи-ка, к чему было сложнее всего привыкнуть во время войны?

Сирин уставился взглядом в землю и неохотно признался:

— К тому, что мы ничуть не лучше людей.

Эдхед то, кто о чем, а вшивый о бане... Точно, они с Агаи на одной колодке шиты. Не о том спрашивал!

— Дюса интересует, что тебе физически было трудно переносить, — мягко подсказал Андру.

Думал сирин недолго:

— Спать на земле и под землей, как крысам. Чувствуешь себя слишком... уязвимым.

Я расплылся в довольном оскале — прекрасно! Просчитать место для лагеря пророчицы не составит труда. Им окажется ближайший бугор!

Сильный порыв ветра рванул полы плаща, стащил с головы капюшон, щедро припорошил снегом — началась метель. Я плотно запахнулся и зашагал в замок, размышляя и укладывая в голове новые сведения, а как только оказался в тепле, тут же объявил:

— Вот что, чижики желтохвостые, надо так спрятать могилы с упырями, чтобы самый лучший маг не унюхал.

— Я помогу. У нас есть свои секреты, полезные в маскировке, — рассеянно отмахнулся правитель нежити.

— Завтра займемся, — кивнул Агаи, а задохлик вздрогнул и, пряча взгляд, опустил белесые ресницы. Идея с умервиями парню не понравилась. Еще бы, если учесть, что им на зуб могли попасться его побратимы. Но тут ничего не поделаешь... Мы их не звали.

— Вот и прекрасно. Прощаюсь с вами до утра, — подвел я итог и поспешно раскланялся. День выдался не из легких, а пробежка по морозу вытянула из меня последние силы, так что единственным желанием в тот момент было оказаться в кровати.

У дверей комнаты меня нагнали Яир с Агаи. Аптекарь, что-то горячо и взволновано высвистывая, втолковывал задохлику. Тот привычно отмалчивался и отворачивался. Не парень — шкатулка с секретом. Придется с ним еще раз поговорить по душам, а может — попросту напоить. Глядишь, наладится взаимопонимание.

Дав себе слово выполнить задуманное, я шагнул за порог и замер, очарованный дивной картиной: на кровати, красиво изогнувшись, лежала Эрхена. Тонкая сорочка сползла с ее плеча, оставив на виду маленькую упругую грудь. Распущенные волосы золотились в мягком свете маленького ночника.

Я дернул завязки плаща и уже на ходу сбросил куртку с рубашкой. Мо с отдыхом, на том свете успею выспаться!

* * *

Мой взгляд привлекла бурая полоса на нежной молодой зелени. Кровь? Кровь!

Я сделал несколько шагов и замер.

Светлые пряди, испятнанные красными сгустками. Тусклые, безжизненные волосы мертвеца. Мертвой. Эрхена?! Нет!!!

Гулко стукнуло сердце, я открыл глаза, почувствовал привычную тяжесть на руке и, желая удостовериться в ее реальности, сжал девушку в объятьях. Она громко вздохнула, пробормотала "кегемара" и потерлась щекой о мое плечо.

Певунья моя, что же мне сделать? Как тебя спасти?

Я стиснул зубы, проглотив уже готовое сорваться злое ругательство — двинутая пророчица, ее клятое всевидение сковывали меня по рукам и ногам! Что бы я ни предпринял для спасения девушки, все легко оборачивалось против нее. Шанс появлялся только в одном случае — если покрошить сирин в капусту, так, чтобы они еще пару веков опомниться не могли. И главное — прикончить пророчицу! Да, моя смерть делала Эрхену ненужной, одной из многих, неинтересных для злобной бабы с вывернутыми наизнанку мозгами, но если принять во внимание, что уготовили людям эти кровожадные твари, то даже успешный побег — это всего лишь отсрочка конца. Или, еще хуже, прелюдия к рабству, боли и издевательствам, после которых даже смерть станет в радость.

Проклятье!

Я осторожно выбрался из-под одеяла и торопливо оделся: все равно хрен заснешь, а так хоть время с толком использую, поговорю с князем один на один. Надо сделать все возможное и невозможное, чтобы сирин стали удобрением для местных пашень!

Я знал, что для этого потребуется, только молчал. Оттягивал, сколько мог. Это решение перечеркивало всю мою предыдущую жизнь и делало полновесным ублюдком, ничуть не лучше самого кровожадного упыря.

Найти правителя нежити обычно не составляло труда: большую часть времени он проводил в лаборатории. Однако на этот раз дверь оказалась закрыта. В кабинете Андру тоже не было. Куда еще он мог направиться, я понятия не имел, и уже собрался выловить какого-нибудь из этернус, как услышал знакомый властный голос, слабым эхом отозвавшийся в конце коридора.

Догнал я вампира у входа в подземелье. Он стоял перед довольно большой группой сервов, непонятно как попавших в замок в столь неурочный час. Люди выглядели испуганными, но... не так, как обычно. Это был не страх перед опасными и всесильными господами, а что-то иное...

Не успел я сообразить, что происходит, как Андру обернулся:

— Доброй ночи, Дюс. Не спится?

— Нужно поговорить, — ответил я, не отводя взгляда от сервов. Один из них, услышав мой голос, поднял голову. Это оказался тот самый наглый юнец, что кидался в меня снежками. Парень был бледен, но смотрел без испуга. Скорее уж — с волнением, торжеством и нетерпеливым ожиданием.

Ах ты... да чтоб вам....

— Это то, о чем я думаю? — повернулся я к вампиру, отметив, что голос сел и стал хриплым.

Правитель нежити спокойно выдержал мой взгляд и кивнул этернус в длинном плаще с лицом, закрытым капюшоном по самый нос:

— Иолах, отведите посвященных вниз. Я сейчас подойду.

— Андру...

— Пойдемте, Дюс. Не дело обсуждать серьезные вопросы в коридоре, — оборвал меня на полуслове князь и, не дожидаясь ответа, зашагал прочь.

Я выругался — все произошло слишком быстро!

Пока вампир искал комнату, где нам никто не помешает, я лихорадочно перебирал возможные варианты, которые позволили бы мне остаться человеком.

— О! — услышал я довольный голос правителя нежити. — Сюда, Дюс.

— Вы собираетесь превратить этих людей в упырей? — потребовал я ответа, стоило закрыться двери.

Вампир терпеливо поправил:

— В этернус.

И кивнул:

— Да, вы правильно поняли. Нас слишком мало. Без обращения не обойтись. Но я дал людям выбор. Это добровольцы.

Его слова меня неожиданно разозлили.

Добровольцы?! Ах ты ханжа клыкастый... Два века полоскать людям мозги про избранность этернус, и потом ссылаться на их добровольное решение?!

— Князь, вы что, держите меня за идиота? Сами верите в то, что говорите? Они же не понимают, кем станут! Вы для них почти боги!

Упырь в ответ лишь устало вздохнул:

— Ошибаетесь. Жизнь этих людей проходит рядом с нежитью. Они чувствуют разницу и хорошо осознают всю степень угрозы, понимают, что без нас их ждет мучительная смерть. Так что выбор для людей стоит не между жизнью и... не-жизнью, а между попыткой сделать все возможное для защиты родных и покорным ожиданием смерти.

Стервец... Вот куда повернул!

Я уже не мог остановиться, хотя помнил, что всего лишь четверть часа назад сам искал вампира, чтобы обсудить с ним именно возможность обращения людей в нежить.

— Значит, они верят в спасение близких? А о том, что победы в любом случае не будет, вы им не забыли сказать? И заодно — что после обращения все люди станут для них лишь ходячими бурдюками с кровью?

Правитель нежити резко вскинул голову:

— Да забудьте наконец о том, что вы — охотник на нежить! Будь все так просто, ваш труп остался бы гнить в подземельях Сырта. Придите в себя, Дюс! У нас не остается другого выхода. Этих людей все равно убьют. Они же ваши слуги, воины Ансуре, помните? Таким пощады не будет.

Глянул на меня и неожиданно пошел на попятную.

— Хорошо, предлагайте ваш вариант. Ведь не зря вы меня разыскали среди ночи.

И с достоинством потомственного аристократа уселся в ближайшее кресло, всем своим видом показывая, что у него в запасе целая вечность. Такая уступчивость подействовала на меня, как ушат холодной воды после попойки: привела в чувство и отрезвила, заставила спокойно обдумать ситуацию.

Я выругался от злого бессилия — вампир сказал правду. Мое присутствие обеспечило смертный приговор всем обитателям княжества нежити. В таких случаях вырезают даже скотину. Так что... люди все равно мертвецы, и нечего с ума сходить.

— Сколько сервов вы собрались обратить? — смирился я с неизбежным.

Мой вопрос заставил вампира досадливо поморщиться.

— Добровольцев на первый резерв набралось около двух тысяч. Больше не прокормить, и так придется держать на голодном пайке.

Две тысячи? Мало. Все равно не справимся. Хотя — "первый резерв" Значит... есть и второй. А возможно, третий и даже четвертый.

— Кто составит второй и третий? — осталось только прояснить ситуацию до конца, остальное от меня не зависело.

— Первый — мужчины старше семнадцати лет. Второй — все, кто пожелает. Их обратят, если сирин доберутся до внутреннего замка, — жестко глянул мне в глаза вампир, — когда защитников не останется.

Я сцепил зубы, почти физически ощущая, что проваливаюсь в такую трясину дерьма, что и в страшном сне примерещиться не могла, но все же сказал:

— Почему именно две тысячи, а не пять или все семь?

Семь тысяч новообращенных вампиров — именно столько насчитывалось женщин, стариков и подростков в Азале. Такой орде по силам стереть целую армию магов, потому что с каждым павшим от вампирьих клыков ряды не-мертвых будут только расти. А если учесть, что сирин станут крылатой нежитью... то впору задаваться вопросом, не ждет ли нас вместе с победой обещанный конец света. Хотя людей он в любом случае ждет — не так, так эдак.

Андру вздохнул:

— Мне нужны солдаты, а не полубезумные от голода новобранцы. Но больше двух тысяч новообращенных городу не выдержать, даже если мы выпустим кровь всем животным. Остальные будут обращены, когда не останется даже намека на надежду.

— А вы не боитесь повторения темных веков? Вдруг кто-то из ваших неофитов удерет, а людям придется бороться не только с сирин, но и с вампирами? Часть из которых, возможно, будет крылата...

Правитель нежити усмехнулся:

— Отрицать такую вероятность нельзя. Но если хотите знать, я верю в людей. Они сейчас подготовлены к противостоянию с нами намного лучше, чем триста лет тому назад. Вы не единственный успешный охотник на нежить. Справятся. А вот сирин... Раз пророчица не видит победы без нашего уничтожения, значит, мы просто обязаны выжить!

Вот тут он прав! Мы единственные, кто отделяет пророчицу от победы. Значит, нам вполне по зубам справиться с сирин, пусть даже если мы этих зубов потом не досчитаемся. Это ничего. Остались бы кости, а мясо... добудем.

— Любыми средствами? — усмехнулся я.

— Всеми возможными и допустимыми.

— Ну раз любыми, тогда скажите, где вы хороните сервов?

Вампир удивленно моргнул и неожиданно расхохотался:

— Кажется, вы входите во вкус. Неужели решили соответствовать пророчеству и навербовать армию мертвецов?

Эдхед то... весело ему...

Я пожал плечами:

— А почему бы нет? Если это сохранит жизни нам и вашим подданным?

Князь тут же стал серьезным:

— Увы, мой друг, тела погребают в озере. Мы не можем позволить себе такой роскоши, как кладбище. Слишком ценна земля в окрестностях замка. Да и опасно это. Восставшие покойники для Пустоши не редкость, сами знаете.

Жаль. Очень жаль.

— Кстати, Дюс, — снова заговорил вампир. — Думаю, будет неосмотрительно пересказывать этот разговор вашим друзьям и рабам. Не стоит отягощать мнимой ответственностью тех, кто на самом деле ничего не решает.

Мо шизане... дипломат недоделанный. Сказал бы прямо — не путай в наши темные делишки тех, кто не готов платить за собственную жизнь чужой кровью.

— Не переживайте так, Дюс. Вы тоже не в силах ничего изменить, — не скрывая сочувствия, посмотрел в мою сторону Андру. — Другого решения не существует. Мы обязаны сделать все, чтобы уничтожить сирин. Дать людям время подготовиться к войне. К тому же я верю в вас, как верю в Единого.

У меня от злости дернулась щека. Ужасно захотелось врезать упырю по его наглой породистой морде, но еще больше мне хотелось в этот момент посчитаться с Ирией. У него не было никакого права вешать на меня ответственность за весь этот уродский мир!

Вместо этого я прохрипел:

— Да пошли вы со своей верой... Лучше давайте обсудим план спасения Эрхены и Морры в случае нашего поражения.

— Вы сможете уговорить Эрхену идти отдельно от девочки? — тут же деловито поинтересовался вампир и пояснил: — Так у нее больше шансов уцелеть.

Я досадливо поморщился: тут бы заставить упрямицу убраться из Азалы.

— Ясно, — понятливо кивнул вампир. — Ну что же... Я дам в сопровождение двух этернус. Определитесь, какая страна больше подходит для ваших женщин... Но хочу вам еще раз напомнить: если сирин все-таки настигнут беглянок, мои этернус их убьют.

На этот раз согласие далось мне намного труднее, но князь его все же получил.

* * *

Я рывком распахнул дверь в комнату и увидел Эрхену. Она вплетала ленту в отросшие волосы Морры.

Малышка, увидев меня, тут же вывернулась:

— Дюс, Дю-ю-юс!!!

Я подхватил ее на руки, заметил тревогу на лице Эрхены и нашел в себе силы улыбнуться:

— Всем доброго дня.

Пока слуги накрывали завтрак, я увел девушку в соседнюю комнату и всучил ей кошелек:

— Эрхена, если Азала падет, вам с Моррой придется бежать. Приготовь в дорогу все необходимое. С вами пойдут этернус князя.

Она спрятала руки за спину и отчаянно замотала головой:

— Нет! Нет!!! Без тебя не пойду!

Я сгреб Эрхену в объятья, прижал к себе, поцеловал волосы:

— Солнышко мое кареглазое, тебе придется сделать так, как я скажу. Иначе ни тебе, ни Морре, ни мне не выжить. Слышишь?

Под моими руками дрогнули ее плечи, Эрхена заплакала:

— Кегемара... Нет! Не могу без тебя! Не пойду!

Эдхед то... как ребенок...

Пришлось поцеловать упрямицу:

— Эрхена, любовь моя, обещаю, что разыщу тебя хоть на изнанке мира!

Она пристально уставилась мне в глаза, пытаясь отыскать в них намек на ложь. Но я не врал. Я отыщу свою певунью даже в пасти демона. Если не умру.

Наконец Эрхена сдалась, и я с трудом удержался от вздоха облегчения. Не хотелось применять силу, потому что я все равно заставил бы девушку выжить, пусть и против ее желания.

Снова потянулись полные хлопот дни и короткие ночи. Время утекало, истончалось, таяло. Все ярче разгоралось солнце. Снег уплотнился, потяжелел и осел. Даже случавшиеся время от времени по-зимнему злые метели теперь казались иллюзией, обманом. Давно были подготовлены ловушки, сделаны снаряды, оплетены заклинаниями стены. В поиске предполагаемого места для лагеря пророчицы мы с Андру и Яиром объехали окрестности. После недолгих раздумий мальчишка остановил выбор на двух холмах. С них хорошо просматривалась Азала и окружающие ее поля. Один из холмов был скалист и порос корявыми соснами, на втором относительно недавно делали вырубку. Его склоны были более пологи и удобны для бескрылых союзников сирин. Хотя у подножия первого тоже хватало места: от него тянулись поля с озимыми. Вряд ли степняки упустят возможность подкормить своих мохноногих кляч. Мы решили отдать предпочтение более скалистому, а на втором устроить всего с десяток ям. На всякий случай.

Одно у меня вызывало сомнения — пророчица со своим божественным оком, чтоб его бельмом затянуло. Насколько далеко простиралось ее всеведение? И чем больше я думал об этом, тем больше убеждался — оно несовершенно. Иначе как объяснить, что нам удалось ускользнуть? Получается, существуют границы предвидения! Вот только как далеко они простираются? Так и не решив для себя эту задачу, я положился на леди Удачу. Хоть она и капризная дама, а по большому счету любит меня, раз еще не загнулся.

Могилы для умертвий этернус выдолбили быстро. Зато их "заселение" растянулось почти на десять дней. Упыри, которых я поднял, послушно лезли в могилы, с тоской скалясь на мое сопровождение. Они были настолько голодны, что даже вид вампиров заставлял их пускать слюни. Одна ночь призвания забирала у меня столько сил, что приходилось делать перерыв на сутки. Пока я отдыхал, над тайниками колдовали Агаи и Яир. У Андру в запасах нашелся обработанный заклинаниями сланец для облицовки домов. Он служил надежной защитой от пронырливых магов и позволял нежити веками скрываться среди людей. Сланцем заложили могилы, аккуратно прикрыв их срезанным дерном и снегом. По весне вампир собирался проверить надежность маскировки.

.Не только я возвращался из этих вылазок едва живой: сирин тоже выматывались настолько, что с трудом доползали до кроватей. Если бы не Морра, парни слегли бы от истощения — на сон просто не хватало времени, слишком многое требовалось сделать, слишком многое успеть.

После одной из таких вылазок в лаборатории князя меня поджидал нежданный сюрприз: маг-перебежчик впервые решился сам со мной заговорить.

— Ансуре... — начал задохлик, но наткнувшись на злой взгляд, поспешно поправился, — господин, а почему вы не используете все свои возможности?

У меня от удивления брови вверх поползли — какие такие возможности?

— Вы знаете что-то о нераскрытых талантах нашего друга? — тут же заинтересовано спросил Андру.

Взгляды всех, кто был в лаборатории, обратились в мою сторону. Я лишь недоуменно пожал плечами и, в свою очередь, посмотрел на Агаи.

— Совершенно не в курсе, — поспешил отмежеваться сирин.

Я повернулся к Яиру: в ответ на требовательный взгляд у мальчишки внезапно покраснели уши.

Занятно... это что же за такие возможности, что он краснеет, как новобрачная на пороге спальни?

— Ты же можешь сделать так, чтобы нежити снова стало много, — поджал губы мальчишка.

Да-а? Интересно, каким образом?

— Как? — поторопил я задохлика.

И услышал такое, от чего на некоторое время потерял дар речи:

— Все знают, что тебе достаточно выпустить свое семя на ветер, чтобы животные и человеческие женщины народили нежить!

Охренеть... Кажется парнишка был уверен, что у меня в штанах не детородный орган, а нечто иное.

В лаборатории стало удивительно тихо, этернус — те даже дышать перестали.

— То есть, ты предлагаешь мне в ветреную погоду выйти на стену и заняться рукоблудством? — уточнил я на всякий случай.

Мальчишка уверенно кивнул.

Я сцепил руки в замок, оперся о них подбородком и предложил:

— Может мне тогда сразу в овчарню наведаться? А заодно по спальням сервов пробежать? Чтобы уж наверняка.

— Ты прав, наверное, так будет лучше, — подумав, одобрил задохлик.

На этих словах я уткнулся лицом в ладони, пытаясь удержаться от гогота. Зато Агаи расхохотался на все подземелье. Его поддержали этернус. И только князь, когда наконец стало тихо, невозмутимо сказал:

— Безусловно, эксперимент получился бы занятным, но боюсь, на овчарню Дюс не согласится, а спальни сервов ему Эрхена не простит.

Агаи тем временем, вытерев выступившие слезы рукавом, выдавил сквозь смех:

— Великий Ирия; Яир, ты только что переплюнул меня по наивности и идиотизму!

— Не обольщайся, это попросту невозможно, — привел я в чувство аптекаря и сочувственно хлопнул красного, как вареный рак, Яира по плечу:

— Невежество ужасно, не правда ли?

Он промолчал, но после этого случая перестал называть меня Ансуре.

* * *

К концу зимы Азала уже напоминала гудящий улей. Полупустой прежде замок наполнился народом. Давно поднялись в небо серебристые птицы из легатума. Ради того, чтобы мы вовремя узнали о приближающееся беде, пришлось еще раз залезть в озеро — воды, что выжал вампир с моего плаща, хватило всего лишь на три кристалла. Озеро действительно не причиняло мне вреда, правда, в место, что пригрезилось во время солнечного ветра, тоже не пускало. То ли мешала плоть, то ли для того чтобы туда попасть, требовалось снова стать двинутой тварью, готовой уничтожить все живое. Надо сказать, размышления о скрытой сущности доставляли мне много тревоги. Я опасался, не получат ли защитники Азалы внезапно нечто, что уничтожит их самих. Впрочем, выбора у меня не было. А если и был, то я упустил свой шанс еще там... на развилке дорог, одна из которых вела в Пустошь. Теперь оставалось пожинать плоды этого выбора. С достоинством, по возможности.

В один из дней я проснулся в тревоге. Сначала не понял, что меня разбудило, а потом дошло: в небе висел, выводя серебристые трели, маленький и неказистый вестник тепла — веснянка. Невзрачная птичка, раньше всех возвращающаяся из зимних странствий.

Не в силах лежать в кровати, я оделся, накинул плащ и выбрался в галерею. Там меня и нашел вампир.

Он проследил за моим взглядом, прислушался и негромко сказал:

— Весна пришла.

Я кивнул. Все. В невидимых часах осталось совсем немного песка. Ровно до того времени, как освободятся от снега перевалы — гнать через них конницу сейчас было бы подобно смерти. Да и лошадям корма бы не хватило. Грабить в Пустоши некого. Особенно теперь.

— Думаю, прежде чем на нас нападут, будет разведка боем, — взглянул я в чистое, без единого облачка небо.

Вампир улыбнулся:

— Полностью с вами согласен. Поэтому пока не будем спешить и закрывать крыши ловушками. Ни к чему сразу показывать все козыри.

— Как думаете, сколько продержимся без резерва? — неожиданно для себя спросил я.

Андру помолчал и ответил:

— Думаю, первую атаку отобьем, а дальше... как кости лягут.

Я усмехнулся — хорошо сказал. Только забыл уточнить, что это будут наши кости. Впрочем, князь прав. При том раскладе сил, что дал нам Яир, вряд ли получится продержаться дольше. Но первую волну мы, думаю, действительно отобьем, благодаря заготовленным сюрпризам. А дальше... дальше лучше не затягивать с обращением — вне зависимости от того, останутся в живых на стенах защитники-сервы или нет, потому что каждый вампир станет на вес золота.

Сучье вымя... я и в самом деле безжалостный ублюдок.

— Андру, думаю, мне не стоит напоминать, что трупы, неважно, чьи — это наши будущие солдаты?

Вампир, кивнув, неожиданно мечтательно прищурился:

— А вы знаете, Дюс, что в Азале варят лучший сидр? Обязательно по осени отправлю в ваше поместье несколько бочек.... В обмен на ваше игристое.

Я ухмыльнулся — ну и проныра — и панибратски хлопнул правителя нежити по плечу:

— Решено, ваша светлость. Хотя я надеюсь договориться с вами кое о чем посерьезнее, чем разовая поставка сидра.

Да, правильно говорят — надежда не покидает нас даже у самых могил. Особенно если есть шанс превратить их в последнее пристанище для врагов!

И снова потянусь дни, полные забот. Зная, что времени осталось мало, маги занялись совершенно безумными экспериментами. Впрочем, с таким авантюристом как Андру, это было закономерно. Сначала "изобретатели" попытались создать устройство, похожее на горловой мешок твари из подземелья Сырта, которая свистом чуть не отправила нас к праотцам. Надо сказать, им это удалось. Правда, с одной оговоркой — действовало устройство только в коридорах, на улице от него было мало толку. Потом маги решили поспорить с богами — изменить воздушные потоки над Азалой. Сделать так, чтобы удержаться в воздухе птицам крупнее орла стало невозможно. Увы, сирин потратили уйму энергии, но ничего путного не добились. Буквально через час работы вязь заклинаний поплыла, а еще через два — попросту рассыпалась. Агаи и Яир не поняли, почему это произошло: из-за недостатка их силы, неподатливости и большой изменчивости такой сложной стихии, как воздух, или Пустошь сама противилась изменениям. В итоге колдунам пришлось все-таки отказаться от заманчивой идеи "нарыть" воздушных ям.

Вскоре весна по-настоящему вступила в свои права: потянулись на север птичьи стаи, подернулся зеленой дымкой лес, незаметно подобрал пористые "щупальца" снег, открыв дружные всходы озимых.

Вместе с теплом пришло неизбежное: как-то раз вместо утреннего приветствия правитель нежити объявил:

— Армия сирин пересекла границы Пустоши.

Новость подстегнула, и мы разошлись по своим делам, оставив в пустой комнате встревоженную Эрхену и Морру. Маги спустились в лабораторию, воплощать очередную идею, прочно засевшую в голове правителя нежити после неудачи с воздушными ямами, а мы с Рисом отправились обучать новообращенных этернус. Пусть они обрели силу и ловкость, но вот воинскими навыками похвастаться пока не могли. Впрочем, неумелость компенсировалась ловкостью и силой. Рис даже против самого слабого выстоять не мог, что его невероятно злило. Поэтому милитес показывал приемы владения мечом и копьем, а неофиты отрабатывали их в парах. Я своего тоже хлебнул — новичков было слишком много, опытных этернус не хватало, приходилось каждый день до седьмого пота скакать, делая из обычных увертливых тварей настоящих солдат.

Я как раз возился с одним из новоиспеченных вампиров, когда прибежал слуга:

— Его светлость приглашает вас во внутренний двор.

Там меня поджидало интересное зрелище. В центре двора замер Агаи, прямо над его головой завис большой шар, сшитый из плотного шелка, окутанный тонкой сеткой веревок. Рядом с шаром, задрав голову, стоял правитель нежити.

— Любуетесь новой "игрушкой"? — негромко поинтересовался я у вампира, раздумывая, на кой ляд она сдалась.

Андру, не оборачиваясь, ответил:

— Запомните этот момент, Дюс. Вы присутствуете при величайшем открытии.

Я пожал плечами — какое открытие? Маги и не на такое способны.

Вампир довольно, словно сытый кот, прищурился:

— Летучие корабли — это прекрасно. Летучие корабли, парящие без помощи магов — прекрасны вдвойне!

Я недоверчиво хмыкнул.

Разглядеть в бесполезной кривоватой безделице летучий корабль... это надо суметь.

— Мы собираемся дать деру из Азалы воздухом?

— Нет, рассчитываем помешать полетам над городом. Если сделаем много таких шаров, — влез в разговор Агаи.

Великий Ирия... что за бред?

— Не пойдет. Вы же видели, как летает Яир. Чтобы помешать сирин, придется буквально набить воздух этими штуками. Да и то... не факт, что поможет. К тому же... — я выдернул нож и пропорол им тонкую оболочку, — ...к тому же их моментально порвут в клочья когтями и клювами.

— А если заполнить шары ядовитым газом? — хищно прищурился вампир.

— У вас и такой в запасе есть? — покосился я на алхимика. — А мы не попадемся в собственную ловушку? Я понимаю, что лично вам, как ходячему трупу, нечего опасаться, но вот остальным...

— А если горючей взвесью? Сделать огненную западню?

Вампир не собирался так просто отказываться от новой забавы. По-другому у меня этот шар язык не поворачивался назвать.

— По-моему, только нашим стрелкам и помешаем. Из-за этих шаров прицелиться не получится. Если их много сделать. А если мало, толку от них...

— Господин прав. Слишком шатко. Даже обычная непогода может отправить все усилия воронам под хвост, и тогда мы лишь потеряем время, — неожиданно поддержал меня задохлик.

Тем временем шар опустился на землю, растекшись по камням бесформенной, слабо шевелящейся тряпкой.

Правитель нежити вздохнул:

— Знаете, Дюс, мне кажется, вам пора избавиться от дурной привычки бездумно пускать в ход оружие. Такой прекрасный образец испортили.

Я в ответ усмехнулся.

— Знаете, князь, мне кажется, вы магов вконец заездили. Они уже не понимают, за что стоит браться, а за что — нет. А ведь нам совсем скоро потребуются все их знания и возможности, так что объявляю на сегодня отдых. С вас, как с гостеприимного хозяина, жду особенный вкусный ужин, а то мы сляжем раньше, чем эта вечная мумия с крыльями доберется до Азалы.

Хитроумный упырь тут же использовал мое предложение в собственных, пока непонятных целях.

— Ужин так ужин. Мы с удовольствием присоединимся.

Я скривился — и без "мы" вот уже который день приходилось терпеть рядом Игнаса, не хватало еще его рожи за столом. Да от моего настроения тогда вино прокиснет! Не любил я этого упыря. По-прежнему не любил. Никакие разумные доводы и рассуждения не помогали справиться с неприязнью.

Однако против воли гостеприимного хозяина переть было не след, поэтому я только кивнул:

— Будем ждать.

* * *

Сильный бархатистый голос превратил мою кровь в жидкое пламя, заставил забыть о том, где нахожусь. Мир сузился до одной комнаты. Нет! До девушки, которая пела, не спуская с меня взгляда. Где-то там, на границе этого мира, стенали и плакали лютня со скрипкой, поддерживая певунью и уводя за собой.

Когда девушка замолкла, я не выдержал, подхватил ее на руки, крепко поцеловал и утянул к себе на колени. Правда, предложение перенести трапезу в другое место высказать не успел: открылась дверь, и в комнату торжественной вереницей потянулись слуги.

— Вот и обещанный ужин! — оживился Рис, а мне с трудом удалось удержаться от тяжелого вздоха. Тянули же меня за язык?!

Я перехватил напряженный внимательный взгляд Яира и неожиданно услышал тихое:

— Служить тебе — большая честь для меня, господин.

Умеет же ошарашить, дохлятина белобрысая.

— Вы абсолютно правы, Яир, — заговорил правитель нежити. — Как и быть его другом.

Великий Ирия... Ну просто вечер признаний, аж скулы свело. Поди еще ответа ждут. Демон с вами!

— Мне тоже будет приятно надрать задницу гребаной пророчице именно в вашей компании.

После ужина Яир рассказал историю своего побратима по кличке Грэзу, которому напророчили убить Ансуре. То есть — меня. Мальчишке во время разговора пришлось непросто: пальцы судорожно скребли по ворсу ковра, большой рот вело в сторону, как у припадочного, а тело сотрясала сильная дрожь.

— Она его обманула... Пророчица обманула Эли... Забрала тело его девушки... Он не знает!

Ах ты ж.. Неужели попросит сохранить жизнь моему вероятному убийце?

Не попросил. Другое сказал.

— Я не смогу его убить даже по твоему приказу. Мы клялись на крови. Мы братья! Я не смогу защитить тебя, Дюс! От него и от Вэлвиля. Это братья мои. Братья!

Мальчишка торопливо утер щеки.

— Агаи, какая из клятв сильнее? — жестко спросил я.

Маг ответил сразу:

— Он ради тебя жизнь отдаст, но этим двум вреда причинить не сможет. Ему будет легче просто закрыть тебя своим телом и умереть.

Я поморщился — ненавижу агнцев жертвенных — и проворчал:

— Телом не надо. Лучше подумай над защитными заклинаниями. С остальным как-нибудь сам разберусь.

* * *

Вода разошлась тяжелыми масляными кругами, отобрав у меня самую большую драгоценность на свете. Мне не хватило буквально мгновения, чтобы перехватить Эрхену. И это стоило ей жизни... В тот момент, когда худенькое тело ударилось о зеркальную поверхность озера, я понял, что чуда не будет, но все равно нырнул.

Дно было усеяно каменными обломками, я шарил по ним до тех пор, пока легкие не загорелись от недостатка воздуха. Вынырнув, отдышался и снова ушел на глубину. Я хотел найти тело.

Если найти тело, Морра все исправит! Она оживет!!! Оживет, улыбнется, погладит меня по щеке и выдохнет "Кегемара"... Ирия, сволочь небесная, ты же не мог такого допустить! Это же несправедливо!!!

Я не понял, как оказался на берегу.

— Дюс, — пробился в сознание голос правителя нежити. — Пойдемте. Уже ничего не исправить. Теперь можно только отомстить.

В следующее мгновение вампир уже хрипел в захвате. Еще чуть-чуть, и я свернул бы ему шею, но, наткнувшись на спокойный понимающий взгляд, опомнился, медленно разжал руки, последний раз взглянул на серебристую гладь и побрел к стене замка. Меня корежило болью.

— Не туда! — поймал меня за локоть вампир и повлек к одной из трещин в скалах. Первые шаги я сделал, ощущая себя сомнамбулой, существом, заблудившимся в кошмаре, из которого нет выхода. Разве что мечом на куски искромсать. Однако, уже спускаясь по каменным ступенькам, сообразил, остановился:

— Андру, почему не по лестнице? Вы же только что выдали сирин потайной ход!

Вампир лишь поднял повыше светильник:

— Оглядитесь.

Лужи на ступеньках, мокрые стены...

— Это один из водотоков городских источников. Когда за нами опустится дверь, буквально через час все снова скроется под водой...

Вампир помолчал и тихо добавил:

— Соболезную, Дюс.

В моем сердце было холодно, как в брюхе демона. Я не желал принимать смерть любимой ни душой, ни разумом. Она не могла так просто исчезнуть! Но это случилось. Мою певунью убили. Я не сумел ее защитить.

Ну какого, какого девчонка полезла на стены?! Как она вообще сумела туда попасть?!

— Дюс? — сунулся ко мне Агаи, но я жестом дал понять, чтобы он не подходил. Я был не в состоянии терпеть кого-то рядом, поэтому заперся в мыльне, содрал с себя мокрую одежду, залез в воду и просидел в ней до тех пор, пока не перестало трясти от ярости, ненависти и боли. Пока им на смену не пришла тоска. Хотя боль и ненависть тоже никуда не делись. Да и ярость не ушла. Просто теперь они не мешали мне думать.

Шкуру выверну наизнанку, но пророчица умрет! И все ее соратники — тоже. А потом я пройдусь по кладбищам этого клятого мира, и по его могильникам... Сирин пророчили конец света?! Они его получат! Хотя бы в границах Юндвари!

Тихо скрипнула дверь. Я резко обернулся и увидел Агаи с сухой одеждой в руках, проследил за его испуганным взглядом. Мои руки на полпальца погрузились в камень ванны. Он стал мягким, как воск.

Я некоторое время пялился на глубокие вмятины и борозды от когтей, а затем вылез из воды.

Агаи, опомнившись, торопливо сложил одежду на кресло и уже у самых дверей прошептал:

— Дюс, мне очень жаль. Она была очень хорошей.

Меня буквально тряхануло от беспощадного "была". Пришлось снова замереть и отдышаться, скинуть эмоции. В комнату я вышел уже спокойным. Судя по всему — неестественно спокойным, раз друзья тревожно переглянулись.

Я посмотрел на Риса, взглядом предостерегая от слов сочувствия. Друг понял правильно и промолчал.

— Агаи, — позвал я мага, — напомните князю, чтобы все трупы, особенно этих.... подобрали. Они нам пригодятся.

Маг, кивнув, исчез за порогом, а я буквально свалился в кресло. В руки тотчас сунули бокал с вином. Я отхлебнул, не чувствуя вкуса, и закрыл глаза, против воли возвращаясь к событиям дня. Мы знали, что сирин попробуют нас на стойкость, недаром твари почти весь день падальщиками кружили над Азалой, а на следующее утро устроили настоящую охоту за стимфами.

Атака сирин застигла меня во дворе во время обучения новообращенных этернус. Резкий свист, грохот на крыше и острые каменные осколки, брызнувшие в стороны, стали сигналом, я рванул на стену внутреннего замка. Там было мое место. В галерее столкнулся с Эрхеной и Моррой, гаркнул: "Быстро в подвал!" — и вылетел на стену. Там уже шел бой — над головами хлопали огромные крылья. Я едва успел нырнуть в сторону и прижаться спиной к зубцу, уходя от кривых когтей. Драться с крылатым противником было неудобно и непривычно. Отвратительно непривычно!

Я заметил, как один из стрелков упал, не успев выстрелить, с раскроенным черепом, и рванул в его сторону — подобрать арбалет. Чудом избежав удара тяжелым клювом, схватился за гладкое ложе оружия, и меня тут же снесло ударом в спину. Падая, я все-таки ухитрился извернуться и спустить рычаг. Болт попал драной курице прямо в глаз. Я взвился на ноги, потянулся за колчаном, чтобы перезарядить и... не поверил глазам, зацепившись взглядом за худенького светловолосого стрелка.... Эрхена?!! В то же мгновение кинулся к ней, кляня упрямую девчонку самыми последними словами и моля только об одном — чтобы боги дали мне шанс добраться до отважной глупышки раньше сирин, чтобы те не заметили такую уязвимую без кольчуги и шлема жертву. И не успел... Время словно специально замедлилось, превратив воздух в кисель. Когда до Эрхены оставалось три шага, мелькнула черная тень, и девушку просто снесло со стены. Я, не думая, сиганул следом. И не успел!!! Не успел! Не успел...

Тело свело судорогой, я глухо замычал сквозь зубы, а в следующее мгновение почувствовал, как из руки вытаскивают бокал, и прохрипел:

— Кому неймется? Лучше еще налейте. Один хрен, хмель не берет.

— Вот и хорошо, что не берет, — услышал я голос правителя нежити и отнял ладонь от глаз. — Надо подвести итоги первой стычки.

Я заставил себя вслушаться в короткие точные отчеты этернус. Сирин было немного, не больше двух сотен. Из них в небе наблюдателями остались около тридцати. Каждый притащил в лапах по здоровому камню. Крылатые твари проверили прочность крыш, постарались вывести из строя аркбаллисты, прощупали нашу оборону... ее сильные и слабые стороны.

— В следующий раз сбросят другие камни, — мрачно предупредил Яир. — Они будут с "начинкой". С заклятием, которое от удара теряет стабильность и взрывает камень. Возможно, еще задействуют "жидкий огонь".

— Крыши выдержат, — предупредил вопрос Агаи. — Мы подготовились. Но осколки опасны, а жидкий огонь может скатиться на улицы или поджечь сети.

— А еще нам кое-что подкинули, — вампир покосился на накрытый стол, но все-таки махнул рукой. По его сигналу один из этернус полез в мешок и... вытянул оттуда отрубленную голову.

Темные четкие дуги бровей, длинные золотистые волосы, капризно изогнутые губы... Всего лишь день тому назад ее вид доставил бы мне необычайное удовольствие. И не мне одному. Сегодня... сегодня на ум пришло другое.

— Кажется, славному королевству Наорг пришел конец, — озвучил мои мысли Агаи.

Я только кивнул. Смерть короля, который не оставил наследника и успешно уничтожил всех претендентов на трон, грозила безвластием, грызней и хаосом на добрый десяток лет. Задумка пророчицы была понятна и проста: пока настоящие и воображаемые наследники примутся рвать страну на лоскутное одеяло, сирин возьмут ее голыми руками. А может, не только сирин... Правитель Риволии точно не упустит шанс отхватить кусок пирога, да и остальные соседи далеко не агнцы. Тем более, что стараниями Фирита ближайший наследник — сын короля Нанца. Что-то у него там по материнской линии... кажется.

— Есть еще подарочек, — вампир снова махнул рукой.

Второго покойника я не узнал, зато Агаи неожиданно охнул:

— Дядя?! Но как же... Мне же сказали, он погиб!

Вампир забрал голову из рук подданного:

— Ну-ка... Нет, увы, этот господин мне незнаком. Агаи, есть предположения, за что казнили вашего родственника?

Сирин покусал губы, помолчал и признался:

— Не знаю. Я вообще думал, что он умер еще прошлой весной! И какое дело теперь сирин до меня? Ну то есть... Я же не такая важная птица, чтобы меня запугивать. Так ведь? А тем более — казнить слугу, который столько сделал для сирин и Юндвари.

— Врагам обычно подкидывают головы мертвых союзников, — негромко сказал Яир.

Я скривился — Фирит в моих союзниках? Точно, недалеко до конца света.

На лице бывшего правителя Наорга застыла гримаса обиды и изумления.

Я поднял бокал:

— За встречу, ваше величество. Всегда был уверен, что в первую очередь казнить надо было вашего паскуду секретаря.

В комнате повисла неловкая тишина, которую разорвал вопрос правителя нежити:

— Рис, скажите, вы намерены претендовать на престол?

Я так и не донес кубок до рта — что за...? Лихорадочно попытался вспомнить родословную друга и выругался:

— Потроха вседержителя...

Мой приятель нахмурился:

— Ваша светлость, я бы не хотел...

Вампир ребячливо всплеснул руками:

— Да полноте! Какие тайны? Здесь все свои собрались.

— Я не хотел бы, — все так же негромко повторил милитес.

— Мы все не хотели бы, а приходится, — уже серьезно ответил правитель нежити. — Лучше скажите, как намереваетесь поступить. Конечно, в том случае, если выживете.

Рис устало потер висок:

— Не знаю!

И покосился на князя:

— А вы, Андру, неужели не думали о возвращении трона?

Вампир медленно покачал головой:

— Мое возвращение ближайшие сто-двести лет попросту невозможно без серьезных последствий для Наорга. Поэтому мне гораздо выгоднее иметь в союзниках разумного соседа, способного увидеть в нас нечто большее, чем тварей из страшных баек. Мы даже готовы помочь такому соседу получить корону. Надеюсь, у нас еще будет возможность серьезно поговорить на эту интересную во всех отношениях тему.

Вампир отвесил Лаланну легкий поклон. Рис в ответ промолчал, только еще больше нахмурился.

— Ну что же. Раз мы все выяснили, позвольте откланяться. Дюс, приглашаю вас завтра после обеда еще раз прогуляться по городу после того, как расставят последние ловушки. Заодно решим, что делать с трупами сирин.

Ненависть заворочалась огненным жерновом, вытаскивая меня из мути отстраненного спокойствия:

— Скормите их своим зверушкам!

— Успеем. Тем более что "зверушек" я отпустил. Тела пока отнесут в ледник. До завтра. Знаете, Дюс... — вампир, наткнувшись на мой взгляд, вздохнул, оборвал фразу на полуслове, поклонился и вышел.

— Дюс, — меня осторожно тронули за плечо, — выпей вот это.

К носу сунули склянку с темной жидкостью, от которой пахло горькими травами.

Я пихнул ее в сторону:

— Агаи, ты путаешь меня с истеричной барышней! Все в порядке. Просто дайте мне побыть одному!

Дождавшись, когда комната опустеет, я рухнул в кровать и почти сразу провалился в серую мглистую муть. Мне привиделось озеро. То самое клятое озеро! Вот только берег был другой — пологий, поросший густым кустарником. И тут я заметил тоненькую фигурку на притопленном, почти скрытом под водой плоту.

Эрхена!

— Кегемара... — прощаясь, подняла руку девушка.

— Нет!!!

Рев, который вырвался из моей глотки, меня же и разбудил. Я вскинулся и наткнулся взглядом на Морру, испуганным зверьком замершую в ногах. Девочка подползла поближе, прижалась к моему боку и всхлипнула. По-взрослому: беззвучно, горько и безысходно.

Я погладил ее теплую макушку:

— Осиротели мы с тобой, малышка.

И чуть зверем не завыл от тоски; не знаю, как удержался. Насилие над собой отозвалось звоном в ушах, закаменевшими от напряжения мышцами. Сердце, стукнув, замерло на долгое мгновение, и я неожиданно почувствовал, как в самом потаенном уголке души ширится и разрастается чернота, больше похожая на бездонную дыру в нечто. В нечто, не принадлежащее этому миру, способное свести с ума в одно мгновение.

Поняв, что еще чуть-чуть, и добровольно окунусь в эту черноту, я позвал Агаи. У меня не было ни времени, ни слов, ни желания объясняться, поэтому он просто получил короткий приказ следить за малышкой. Оставив мага с Моррой, я сразу рванул к Игнасу. Ему не потребовалось ничего разжевывать: хватило короткого взгляда.

Этернус лишь позволил себе уточнить:

— До первой крови?

Я в ответ прохрипел:

— Как получится!

Едва у вампира в руках оказалось оружие, меня накрыло... Игнаса спасли упыриные сила, изворотливость, быстрота и... невозмутимость. В отличие от меня, он не лез напролом, хладнокровно отслеживая каждое мое движение и используя все промашки противника. Скоро наши одежды украсились прорехами, а пол — кровью. И если упырю доставалось ни за что, я свои раны заслужил. Да что там... фактически вымолил. Боль была необходима: она доказывала, что я все еще человек. А еще — служила наказанием.

Ярость и злость схлынули внезапно, когда, поскользнувшись на собственной крови, я рухнул и крепко приложился затылком об пол. На смену гневу пришли усталость и апатия. Поняв, что опасность безумия миновала, я махнул Игнасу:

— Все!

Он тотчас схватился рукой за окровавленное плечо и беззлобно выругался:

— О демон... еще чуть-чуть, и я точно оказался бы в заднице Единого! Надеюсь, тебе полегчало, Дюсанг Лирой. Второго приступа бешенства мне не перенести.

Я молча пошел к дверям, чувствуя, как мокрая от пота и крови рубаха липнет к телу, а раны дергает болью. Уже на пороге повернулся и бросил:

— Спасибо, Игнас.

— Обращайся... ммм... всегда готов, — и стоном сквозь зубы: — Какая ты все-таки скотина, Лирой!

Когда я вернулся в комнату, Агаи закатил настоящую истерику, он буквально исплевался ругательствами. Правитель нежити к моей выходке отнесся спокойно: ничего не сказал, лишь некоторое время, не отрываясь, смотрел мне в глаза, затем сухо кивнул и вышел. Наверняка нашел в своей многомудрой голове объяснение происшествию. А может... в моем взгляде нашел.

* * *

Я стоял на стене и вглядывался в холм, расцветший огнями костров. Сирин разбили лагерь именно там, где мы закопали умертвия. Пророчица оказалась не настолько всевидящей, как представлялось, раз не учуяла угрозу под ногами. Но захороненных упырей мне было мало. Я собирался преподнести еще один неприятный "сюрприз": на парапете лежали семь трупов сирин. Ночной ветер ерошил их темные перья.

Я покосился на приоткрытые кривые клювы. Небогатая нам досталась добыча, ну да завтра будет совсем другой "урожай", дай Ирия справиться.

Как только стемнело, горожане, неспособные держать оружие, укрылись в подземелье замка. Остальные защитники разошлись по своим местам. Морру я лично отвел в лазарет: Андру поручил ее заботам трех этернус, среди которых была единственная вампирша. Они были недовольны приказом, но возразить не посмели. Правитель нежити выбора подданным не оставлял.

Осталась последняя ночь перед схваткой. Завтра с рассветом — можно было не сомневаться, что проклятые ублюдки выберут именно это время — небо потемнеет от крыльев.

Я не смог удержаться от вздоха: все-таки сирин — очень неудобный противник. Привычными приемами с ними не справишься: и защитников пришлось рассредоточить по всему городу, и неизвестно толком, чего ждать. Уверен, в первое нападение нас всего лишь прощупали слегка, оставив главные козыри для решающей схватки. На восходе сирин атакуют и с земли, и с воздуха. Хорошо, что эти мрази под землей не ползают, а то бы совсем не было жизни.

Я усмехнулся и подошел к телу. Огромная птица с переломанными крыльями застыла в трупном окоченении. Странный народ эти сирин. Казалось бы, вот оно... счастье: живи как хочешь, лети куда пожелаешь, беги, если надо, от себя и судьбы... Ан нет... На всех невидимое ярмо, цепи толщиной в руку, слово они не птицы, а дворовые шавки... Получается, крылья — лишь видимость свободы. Они ничто, если в душе ты раб!

Я нагнулся и схватил за шею мертвого, превращая обычный труп в кровожадную нежить:

— Вставай!

Со "свежими" покойниками еще дела иметь не приходилось, до этого мне доставался только прах. Оно и к лучшему: зрелище оказалось не из приятных: тело усохло, вытекли глаза, а перья так поменялись, что стали один в один по цвету с легатумом, замерцали серебристым отливом в свете двух лун.

— Вот вам и железные птицы, — пробормотал Агаи.

Он по-прежнему искал совпадения с пророчеством. Да я и сам их теперь искал. Зато Андру тут же нагнулся и с интересом дотронулся до конвульсирующего тела.

— Это не металл, — вампир даже не счел нужным скрыть разочарование. Тем временем умертвие резко дернулось, и он отскочил, пробормотав: — Однако!

Голенище его сапога было разрезано, словно бритвой. Действительно — "однако". Умертвие еще раз взмахнуло крыльями и повернуло ко мне слепую голову.

— Жди, — коротко приказал я и посмотрел на этернус: — Близко не подходите, времени отращивать руки и ноги у вас нет.

Вампиры послушно отошли, и только настырный правитель нежити, любопытство которого не уступало его хитрости, недолго думая, встал за моей спиной.

— Думаю, у них не поднимется рука на хозяина. И, Дюс, вы ведь позволите осмотреть эти создания, прежде чем пустите их в дело?

Великий Ирия... насколько же предсказуема эта просьба.

— Конечно, ваша светлость. Кто я такой, чтобы лишать вас последнего удовольствия.

Вампир в ответ лишь легкомысленно хмыкнул, но тут же тихо сказал:

— Я рад, что вы пришли в себя.

Вместо ответа я прикоснулся к следующему трупу, вливая вместе с силой часть своих гнева, боли, выкорчевывая человеческое из души, отрекаясь от себя самого... От того, кто не защитил нежную, любящую и слабую девушку. От того, кто не сдержал обещания и был виновен в ее смерти не меньше сирин.

— Пора, — тронул меня за рукав Андру, стоило последнему умертвию хищно открыть клюв в ожидании приказа.

— Пора, — кивнул я в ответ и скомандовал: — Ваша цель — пророчица. Нападете во время переполоха. Все ее окружение — тоже ваша добыча.

Холодный ветер на мгновенье стегнул по лицу, помогая огромным птицам подняться в воздух. Я некоторое время смотрел им вслед, а потом круто развернулся:

— Пойдемте, князь.

Оставаться на этой стене не имело смысла: удача или неудача умертвий от нас не зависела. Мое место было на стенах внутреннего замка. Именно на него придется основная атака. Замок был самой высокой точкой Азалы. Если его захватят, город падет.

Но не успели мы сделать и пары шагов, как со стороны лагеря сирин раздались громкие крики — умертвия вырвались из своих "нор".

Я не стал оглядываться. Луны хоть и заливали Пустошь щедрым светом, но лагерь находился слишком далеко. Добравшись до места, я опустился на камни и закрыл глаза — завтра, пусть наступит скорее это треклятое завтра, когда я сдохну сам, но выверну наизнанку драгоценные кишки всевидящей твари.

6 глава

Плотный войлок узорчатой кошмы хорошо защищал от стылой земли, но у провидицы все равно сводило ноги от холода. Это не помешало ей вознести молитву богам, поблагодарить за защиту, попросить милости. Не для себя, как всегда — для детей Сирин.

Мучения Айелет не были напрасны. Чем ближе она становилась к логову демона, тем больше видела и понимала, легче и с меньшими потерями исправляла ошибки, допущенные из-за провалов в видениях, собственных немощи и "слепоты". Давно уже отправились по следам заговорщика самые сильные и надежные маги: не пройдет и луны, как Айелет получит его голову. Теперь можно было не торопясь, спокойно дожидаться в Сырте последнего месяца зимы, но жрица предпочла неуют степного становища теплу подземных нор. Во владениях царя Афиза лучше открывалось будущее, хотя это было не главным. Просто женщина поняла, что неспособна дышать одним воздухом с людьми, ходить с ними по одним и тем же улицам, жить в доме боулу. А кочевники так давно смешали свою кровь с кровью ее народа, что стали почти как сирин, единственное — младшим "братьям" приходилось доказывать верность старшему народу и право на крылья. Все курута носили пожизненную магическую печать, которую им ставили во время инициации. Только шаманы после ритуала в Небесном храме Гилы могли перекидываться во вторую ипостась. А платой за это становилась клятва на верность пророчице. Афиз тоже получит крылья после падения замка нежити. Они станут подарком богов, благодарностью за преданность и участие в войне с демонами. Возможно, так придется отметить все племя курута.

Пророчица, задумавшись, тронула медальон.

Да! Это правильное решение. Пусть курута смешаются с ее народом. Сирин пригодится свежая кровь и ее сила. От смешанных браков дети родятся красивее, здоровее, смелее. Когда-нибудь кочевники станут опорой пророчицы в дальних землях. Когда-нибудь, но пока.... Пока Афиз не спешил соглашаться с предложением главнокомандующего и шамана. Кочевник всеми способами избегал окончательного ответа, ходил вокруг да около, как осторожный хищник. Именно поэтому жрица решила лично присутствовать на встрече "вождей".

Пророчица полезла в карман, достала крошечную серебряную бонбоньерку, вытащила из нее маслянистый комочек снадобья, положила его в рот и надвинула капюшон на глаза. Женщина очень редко прибегала к помощи смеси из трав, насылающей видения простым смертным, но сейчас требовалось подстегнуть слабое тело. У Айелет не было времени дожидаться, когда Великая богиня пошлет подсказку. Истинная властительница народа сирин хотела знать, что за сюрприз подготовил несговорчивый правитель союзников, и во что выльется ее согласие или отказ.

Вареная баранина, только что из котла, исходила дразнящим сытным ароматом. В глиняной плошке высилась стопка лепешек, рядом — блюдо с толсто порезанным, влажно поблескивающим овечьим сыром. И отдельно на золотой тарелочке, специально для дорогих гостей — драгоценные куски колотого сахара.

Жрица перехватила внимательный взгляд молодого царя. Айелет представили как великую жрицу, земную дочь верховной богини. Светло-карие, почти желтые глаза Афиза заблестели при этих словах, теперь он то и дело посматривал в ее сторону, щурился и дергал щекой в задумчивости, что-то решая для себя. Женщине не нравились ни эта задумчивость, ни эти взгляды, ни то, что показала Юсса. Как бы ни верил Афиз в божественность гостей, он твердо решил торговаться, и то, что вождь собирался просить в награду, вызвало у провидицы одновременно злость, негодование, возмущение и даже растерянность.

— Божественным воинам не обойтись без моей помощи? — наконец выговорил кочевник, отрезал кусок мяса, положил его в рот и принялся жевать.

— Удача и успех всегда на стороне Великой богини, и эта война — всего лишь испытание, проверка для избранного народа. Достойны ли они песни неба и облика богов, да будет их власть длиться вечно, — едва коснулся губами кулона с изображением небесной птицы главнокомандующий.

— Опасное испытание, — покивав, кочевник снова исподлобья глянул на жрицу.

"Слеток неоперившийся, наглец!" — мысленно выругалась Айелет и нахмурилась от досады.

— По опасности и награда, — поджал губы военачальник сирин.

Афиз снова покивал, соглашаясь, однако по делу так ничего не сказал, только принялся рассуждать о соперниках, о достойном потомстве, о неоспоримом праве на титул царя и престол.

Жрица нетерпеливо вздохнула. Царь младшего народа метил гораздо выше, чем заслуживал!

— Чего ты хочешь, Афиз? — оборвала она кочевника.

Он замолчал надолго, вглядываясь в скрытое в тени капюшона лицо собеседницы, и когда от напряженной тишины зазвенело в ушах, тяжело обронил:

— Детей от дочери богини. Чтобы никто кроме них не имел право на престол.

Жрица с трудом сохранила внешнюю невозмутимость.

— Для тебя выберут первую красавицу, — не до конца осознал наглость Афиза главнокомандующий.

Дикарь усмехнулся и даже головы не повернул, продолжая взглядом буравить жрицу. Тварь немытая!

— Не высоко ли метишь, Афиз? — процедила жрица.

Он неожиданно озорно улыбнулся:

— Кто я такой, чтобы претендовать на небесный престол?

Притворно вздохнул:

— Сын от богини — самый большой дар, самая большая награда из существующих на этом свете!

Замолчал было, но тут же уточнил:

— Здоровые два сына.

Военачальник растеряно оглянулся на жрицу, та погрузилась в раздумье, пытаясь определить последствия согласия или отказа. Глаза женщины остекленели, она уподобилась искусно раскрашенной статуе. В голове Айелет кружились обрывки видений, сумбурные, путанные, как все видения, которые перекрывала кровавая мгла войны.

Жрица моргнула, выныривая из омута времени, и посмотрела на молодого царя. Уже по-другому: по-женски... оценивающе.

Мужчину язык бы не повернулся назвать красавцем, зато от него веяло звериной силой. Древним зовом, который кружил голову и заставлял выхватывать его обладателя из толпы, даже если на нем грязное рубище. Таким оказался правитель кочевников Афиз. Таким был и командир пятого стило Эли Грэзу. Глупые женщины легко становятся рабынями подобных любовников, умные — держатся подальше, сильные — не боятся использовать.

— Два здоровых сына, дочери останутся со мной, — наконец кивнула Айелет и, заметив, как загорелись от предвкушения глаза дикаря, окоротила: — После того, как наши армии займут Наорг и Риволию, а тебя омоют в сорока водах с благовониями!

Царь укол раздраженного божества предпочел не заметить. Ему было достаточно того, что он вышел из этой схватки победителем.

* * *

Эли стоял навытяжку у покоев жрицы, с беспокойством наблюдая за ее раздраженным метанием из угла в угол. Хотя какие тут углы... Переносные хижины курута были сделаны в соответствии с божественными законами — круглыми, словно Хегази.

Наконец Иска остановилась, уселась в резное креслице, сцепила руки в замок и уткнулась в них подбородком.

Эли незаметно переступил с ноги на ногу. Сосредоточенность девушки настораживала. Именно так она сидела перед тем, как неожиданно отдала приказ готовиться улететь из Сырта.

Той ночью, лежа в объятьях Эли, Иска призналась:

— Этот город мне дышать не дает! Жить в полную силу. Меня тут даже тени пугают!

Грэзу прижал девушку, обнял, желая подбодрить и защитить. Она тащила на себе такую тяжесть власти и ответственности, какую не каждый мужчина способен нести.

Жрица потянулась к Эли, жарко прильнула, требуя ласки и любви. Губы Иски отдавали полынной горечью, кожа пахла дорогими маслами, которые мешались с запахом тела и лишали способности ясно мыслить. В ту ночь в порыве страсти Иска смахнула на пол все покрывала, дав возможность любоваться ее гибким телом с отяжелевшими после родов грудями. На каждое движение Эли девушка отзывалась громким стоном, который еще жарче разжигал пламя страсти в крови у Грэзу.

Утром, едва проснувшись, звонко хлопнула любовника по голой заднице:

— Скажи сотнику, мы вылетаем на север. Я беру ваш майдж в свою охрану.

Еще до полудня драконов подняли на крыло вместе со стимфами. Верховная жрица взяла с собой лучших воинов. Пролетая над свинцовой лентой огромной реки, Эли с удивлением увидел пустые плоты, похожие на острова. Маленькие тростниковые хижины, дымящиеся угли в очагах, полощущаяся на ветру одежда, шкодливые козы, лезущие мордами в брошенные котлы с едой — все указывало на то, что хозяева недавно покинули жилища. Вот только как ни высматривал Эли речных жителей, он все равно не заметил никого, кроме косяка огромных то ли рыб, то ли животных, которые следили за сирин из воды, высунув головы и переговариваясь россыпью трескучего свиста. Сами плоты оказались огромными ловушками: когда кто-то из свиты провидицы, позарившись на чужое добро, опустился на рукотворный остров, то ухнул во внезапно образовавшееся черное окно, да так уже и не выплыл. Нелепая и скорая гибель жреца никого не остановила. Великой пророчице не было дела до глупого слуги, сунувшегося в чужие владения. А рыбы следили за сирин до тех пор, пока последняя стая не миновала Киленаки.

Справа от Эли летел Вэлвиль, слева — маг, заменивший Яира. Эли до сих пор ругал себя за то, что остался поболтать со сменным караулом и отпустил мальчишку одного. Сокол не добрался до казармы, пропал неизвестно куда. Вместе с Яиром словно ветром сдуло девчонку. Эту... Рохани. Из норы вообще исчезли все женщины боулу

— Великая Айелет не хочет оскверняться, общаясь с людьми, — коротко пояснил Рои.

И все бы ничего — прогнали и прогнали — но во дворе Эли почувствовал тяжесть, отпечаток недавней смерти. Страшной, мучительной. А еще он нашел среди камней горошину сердолика от серьги. Грэзу хорошо помнил, кто носил это украшение. И его владелица совершенно точно была мертва. На вопрос "кто посмел?", Эли получил от сотника категоричное: "Не лезь, куда не просят". Никаких сомнений — Рои убийцу знал, но считал, что молчание безопаснее правды. Значит, убийца был высокого ранга, наверняка кто-то из стимф, которые напоминали стаю волков; правда, волков, преданных Иске всеми потрохами. Иске, но не другим...

Юноша, сведя вместе смерть боулу с исчезновением побратима, вызверился:

— Яира тоже они убили?!

Рванулся разбираться с проклятыми магами, но Рои с Вэлвилем скрутили и прижали его к стене.

Сотник прошипел на ухо безрассудному подчиненному:

— Думаешь, раз ублажаешь провидицу, так незаменим?! Таких как ты, у нее через день на выбор с сотню будет! Эти цепные псы тебя, олуха, за одно мгновение в пепел развеют! Так что заткнись!

И уже другим, спокойным тоном сказал:

— Не видели караульные Яира. Где-то по дороге сгинул.

Вэлвиль, когда остался с другом наедине, мрачно процедил:

— Ничего, все равно свернем башку убийце!

На том и порешили.

Кочевники встретили посланников божественного народа c великим почетом: определили на постой в лучшие жилища и прислали красивых молодых женщин. Правда, плотские утехи прошли мимо Эли с Вэлвилем — друзей поставили охранять жилище жрицы. Да и не решился бы Эли брать кого-то в постель, пока Иска рядом. Нет, не Иска — всесильная Айелет! После встречи в Сырте Эли перестал их разделять даже для себя. Иска уже давно не была той девушкой, которую он полюбил. Тяжесть провиденья, доля избранной превратили ее в совсем другое существо, не ровню Грэзу. Иска уподобилась богине, стала над судьбой обычных смертных. Чашу весов, на которой были собственная жизнь, сгинувшая любовь, терзания Эли и даже ребенок, тяжелой гирей перевесил долг перед сирин. Великая провидица дышала только одним — грядущей войной.

И юноша смирился — кому, как не воину Борра, принять такую судьбу? Он теперь тоже жил лишь верой в собственное предназначение. В свою судьбу: Иска не стала скрывать от него видение, рассказала все как есть. Долгой жизни любовнику пророчица не обещала и правильно делала. Парень давно разуверился в сказках со счастливым концом. Даже больше...Смерть в бою казалась Грэзу достойным завершением жизни. Она освободила бы его от клятвы, а Иску — от ушедшей любви.

Юноша часто раздумывал: что ждет сирин в случае победы. Победный марш по чужой земле? Города, полные или мертвых, или тошнотворно покорных боулу? А нужны ли сирин такие города? Что принесут обещанные власть и богатство, кроме грехов побежденных? Души сирин слабы — это Эли понял еще в Сырте. Крылатый народ не удержится от соблазна и уподобится земляным крысам. Это непременно случится! Это уже случилось. Не отвернутся ли боги от своих детей, если поймут, в кого они превратились? Наступит хоть когда-нибудь та счастливая жизнь, о которой мечтают сородичи?

Ответа на эти вопросы Эли не знал. А может... не хотел знать. Предпочитал верить, что вместе со смертью Ансуре канут в небытие и взлелеянные его мерзостью грехи.

Вэлвиля, в отличие от друга, подобные мысли не мучили. Он был не против пройти с мечом до края океана, через весь материк, а если потребуется — полететь на другой конец земли, без лишних раздумий и рассуждений. Но в одном друзья оказались похожи: в готовности умереть за свой народ и друг за друга. Яир был не таким. Он легко отдал бы жизнь за Грэзу и Вэлвиля, но зато сомневался в справедливости войны. Парень не верил в избранность сирин. Наверное, боги отвернулись от него в трудную минуту именно из-за сомнений. Бусина из сердолика, керамическая дудочка, амулеты, да обросшая металлом татуировка драконов — вот и все, что осталось от белобрысого мага на память.

Юноша, переступив с ноги на ногу, покосился на Иску. Она не произнесла ни слова с того момента, как вернулась в хижину. Видно, беседа с царем дикарей прошла для Иски непросто.

Если бы юноша был один, он обязательно спросил бы, что случилось, но при посторонних приходилось делать вид, что Эли Грэзу — лишь обычный воин, до которого великой Айелет нет никакого дела. Хотя...чего врать себе — она действительно потеряла интерес к любовнику. Иска больше не звала его в постель, зато везде брала с собой как телохранителя.

* * *

Весна наступила внезапно. Еще вчера степь до горизонта укрывал неглубокий снег, из которого сухими пучками торчала трава, и вот от него уже ничего не осталось.

Первыми потянулись на север обозы, груженные провиантом. Всю зиму вороны выбирали съестное из селений боулу. Часть запасов шла на прокорм армии, остальное переправляли через реку в Дикие земли. Складывали запасы в становища кочевников по всему пути следования войска, чтобы, когда придет время, крылатая армия не тащилась со скоростью черепахи.

Сирин снялись с зимовища позже всех. Основной лагерь, где собиралось конное войско союзников, был устроен на подступах к Волчьему хребту. Там продовольствием воинам и зерном для лошадей помогало племя, ведущее род от диких кошек.

Грэзу не смог бы при всем желании назвать их гостеприимным народом. Дракону чудилась настороженная враждебность во взглядах росм, да и в войне против демонов они принимать участие отказались. Айелет не стала настаивать, и усмирять непокорное племя тоже не захотела. Все воздастся позже по воле богов. А вот Проклятые земли свое название оправдали: сирин не нашли там ни городов, ни зверей. Разве что иногда мелькали птицы, да кролики, боязливо прячущиеся в осиновых рощицах. Пустые, брошенные земли, заросшие непроходимыми мрачными лесами — вот что представляло из себя царство нежити. Правда, за грядой невысоких гор встретились первые признаки жизни — возделанные поля, густо зеленевшие озимыми, ровные, мощеные гранитной брусчаткой дороги и... аккуратно, словно в насмешку над завоевателями, до последнего кирпича разобранные замки. Они чернели провалами подземелий, напоминая дыры от гнилых зубов. Там же валялись кучи брошенных вещей. С первого взгляда было понятно — самое ценное увезли, оставив незваным гостям ненужную рухлядь. Да и ту — порченную.

В первые же дни полета над Проклятыми землями воинам урезали паек: обоз с провиантом не успевал ни за конными, ни, тем более, за крылатой армией. Хорошо хоть, лошади союзников оказались неприхотливыми, но все равно каждый сирин тащил для них два веса зерна. Еще воины несли оружие, одежду и запас пропитания на шесть дней: крупу, соленое сало и вяленое мясо. Иногда в котел попадала дичина: птицы или кролики.

Проклятые земли вызывали у Эли смешанное чувство. С одной стороны, он не мог не восторгаться их плодородностью. С другой — стоило ногам коснуться земли, как руки сами тянулись к оружию. Казалось, за каждым шагом следят внимательные и недружелюбные взгляды. Да так по сути и было: в один из дней, когда стило Грэзу отправили на разведку, он увидел серебристый проблеск металла среди облаков. Поначалу юноше даже показалось, что Юсса послала своим воинам знак — божественную стимфу. Эли метнулся за ней следом. Он не мог бы точно сказать, как решился на такое святотатство — открыть охоту на вестника богов... Да сначала у Грэзу даже мысли не было охотиться, просто душу на мгновение заполнил почти детский восторг от встречи с чудом. Показалось, еще чуть-чуть, и он собственными глазами увидит великих: саму Юссу, спустившуюся благословить избранника на подвиг, а может... что-то сказать.

Но стимфа повела себя странно — попыталась удрать. Ее движения выглядели слишком неуклюжими, несовершенными для божественной птицы. Да и размерами стимфа оказалась не больше крачки. Сомневался Грэзу недолго — в одно мгновение скогтил железную птаху, не обращая внимания на судорожное мельтешение крыльев. Подлетев ближе к Вэлвилю, приказал следовать дальше дозором, а сам повернул назад. И пока долетел, все проклял: птица изранила ему лапы. Эли едва справился с искушением свернуть суетливой твари пустую голову или вовсе — оборвать крылья. Но самым обидным оказалось, что мучения были напрасны. Донести птицу в полной сохранности не удалось. Вернее, донес-то Грэзу ее целее некуда, но когда приземлялся, беспокойная добыча неудачно извернулась. Внутри нее что-то хрустнуло, стукнуло, и на камнях появилось маслянистое пятно. Преобразившись, Эли сплюнул с досады — надо было сразу башку свернуть и не мучиться! — поднял металлическую дохлятину за крыло и пошел искать Рои. По дороге тщательно разглядел, кого поймал. Это оказалась всего лишь магическая игрушка, сделанная непонятно кем и неизвестно для каких целей. Будь она раз в десять побольше, могла бы стать серьезным противником... если бы научилась как следует летать. Но в одном можно было не сомневаться — эту птицу смастерили враги. От нее пахло нежитью.

Едва разглядев, что принес ему Эли, сотник коротко бросил:

— Пошли. Отдашь пророчице.

Правда, с ходу в шатер Айелет дракона не пустили: прошли те времена, теперь жрицу чаще видели рядом с царем Афизом. Но и тот пока уходил не солоно хлебавши — провидице было не до плотских утех. У нее даже на сон времени почти не оставалось.

А когда Эли все-таки позвали, то, выслушав, быстро выпроводили, бросив короткое "жди". Грэзу устроился неподалеку от шатра на большом теплом камне. Он сидел и смотрел, как наползают облака на солнце, как блестит в его лучах небольшая речушка, а внизу суетятся сирин — жрица выбрала для стоянки вершину скалы. Хегази успела перевалить за половину небосвода, прежде чем колыхнулась ткань на входе, и показался жрец. Эли поднялся, ожидая приглашения, но на него не обратили внимания — к Айелет пригласили Рои. По возвращению лицо сотника лучилось довольной улыбкой. Он мотнул головой, приглашая следовать за ним, и сказал:

— Нам приказали провести разведку боем. Вылетим в темноте, чтобы еще до восхода солнца оказаться на месте. Будем держаться в облаках.

Эли глянул на высокое и совершенно чистое небо.

* * *

Рои поднял драконов высоко за облака. Под их серым тяжелым покрывалом шел мелкий и теплый дождь. Молодая весенняя трава тянулась к небу тонкими нежными стрелками, деревья разворачивали первые клейкие листья, на южной, прогретой стороне склонов вовсю распускались первоцветы. А на высоте гулял холодный ветер. Там властвовал Ксалде — восточный ветер: Грэзу на мгновение показалось, что он принес запахи родной земли: аромат ее трав, цветов и быстрых холодных рек. Конечно, это была всего лишь иллюзия, просто весна неожиданно заставила Эли затосковать. Ему захотелось оказаться дома, за одним столом с родными. Заедать холодное молоко свежей лепешкой, слушать негромкие разговоры отца с матерью, переживать за первые всходы. Оказаться в той привычной, знакомой жизни, где все ясно и разложено по полочкам, где все правильно и не надо сомневаться, той ли дорогой идешь.

Сирин зло щелкнул клювом — когда-то деревенский простачок Эли Ни верил в свою необычность, надеясь стать больше чем простым крестьянином. Выклянчил... Только одного не предвидел... что высокая доля не всегда ходит под руку со счастьем, что чаще всего они и рядом-то не стоят!

Эта высокая доля лишила юношу выбора. Грэзу словно затащило в самую стремнину реки, и теперь от его желания ничего не зависело: мощный поток жил собственной жизнью, сводя и растаскивая в стороны существ, попавших в водоворот времени. Впереди в этом потоке черным камнем торчал замок нежити, который Эли предстояло сковырнуть или... разбиться об него.

Плотные облака, похожие на бесконечное снежное поле, неожиданно расступились, открыв глубокий "омут". В нем серебряным росчерком сверкнули две "птицы", и ушли по дуге вниз. Эли проводил их внимательным взглядом.

Снова механические игрушки? Для чего? Зачем?

Рои, резко забрав влево, спрятался в облаке. Грэзу послушным челноком прошил влажный "сугроб", уводя стило следом за сотником. Теперь драконы держались самого края, рассматривая и запоминая все, что видели внизу.

На высоком холме среди зеленеющих полей голым мрачным пупырем высился город. Он совершенно не походил на Сырт с его плоскими крышами. Ансуре явно насмехался над божественным народом: дома в городе демона тянулись к небу. Там и башни были! Вот только как ни стремились мерзкие твари подражать избранному народу, у них ничего не получалось — из-за острых крыш город походил на ощетинившееся иглами чудовище, на мерзкий плесневый нарост, готовый в очередной раз рассыпать по миру свои споры! Даже веселая зелень озимых, и та показалась Грэзу ядовитой. От самой крепости веяло мертвячьим липким холодом, хорошо знакомым командиру пятого стило. Логово Зверя буквально дышало им. К холоду энергии мертвых примешивалось еще что-то... чему Эли не мог подобрать слова. Что-то одновременно притягательное и опасное, как ... как всполохи, расцветившие небо в ночь, когда Юсса уничтожила нежить.

В попытке определить источник тревоги, Эли на мгновение вырвался из облаков, но, заметив приближение блестящей как новый сребреник птицы, тут же спрятался и мысленно хмыкнул. Магическая тварь, созданная руками грязных отступников, не могла угнаться за быстрыми, словно ветер, сирин. Неуклюжая, нелепая подделка, неумелая попытка слепить божественных вестников!

И тут Грэзу осенило... Если Ансуре стремится соперничать с настоящими богами, значит... птица и правда — вестник! А вернее — лазутчик, который доносит своим господам обо всем, что видит в небе!

Теперь Эли следил, чтобы ни одна из механических птиц не подобралась к драконам. Он вообще предпочел бы передавить лже-стимф, но не решался показываться в открытом небе. Яир рассказывал, что вампиры видят не хуже сирин.

Однако сердце владения Ансуре было полно не только нежити и крылатых подделок божественных вестников... Вопреки ожиданиям Грэзу, в городе чувствовалась жизнь. Около стен паслись коровы, лошади, козы и овцы. А улицы... Сверху замок нежити напоминал лесной муравейник — сновали стайками дети, занимались своими делами взрослые, и напряженно всматривались в небо дозорные. Но маги хорошо поработали над перьями лазутчиков: теперь драконы не отличались цветом от облаков.

Наконец Грэзу понял, что его встревожило! Озеро!!! Гладкая вода походила на жидкое серебро, стоящее огромных денег, или — на зеркало, которое прикрывало бездонную яму. Дрожь, охватившая Грэзу при одном лишь взгляде на озеро, не имела ничего общего со страхом. Способностей дракона хватило понять, насколько оно непросто. Это была та самая тайна, о встрече с которой когда-то так мечтал Эли Ни. Даже сейчас он поймал себя на мысли, что нестерпимо хочет опуститься на скалистый берег и прикоснуться к гладкой поверхности.

Драконы кружили над городом очень долго. Рассматривали, запоминали, подсчитывали, пытались разглядеть скрытое. Все! Сколько аркбаллист на стенах; где стоят часовые; сколько из них людей, а сколько вампиров — последних легко было узнать по быстрым, ловким и точным движениям. Когда город нежити буквально вплавился в память, Рои повернул назад. К лагерю подлетели засветло. Вэлвиля уже поджидали чернила и хорошо выделанная телячья шкура — от парня требовалось нарисовать карту. Остальные разведчики встали рядом, и едва на шкуре появился ломаный контур городских стен, начали лезть с советами.

— Вэлвиль, ты у восточной стены башню пропустил!

— А чего ворота с северной не указываешь? И граница поля не здесь проходит!

— С западной стены у озера площадку нарисуй.

— Чаще всего упыри лезли вот из этих дверей!

В конце концов "художник" не выдержал, обложил всех ругательством высотой с Небесный храм и гаркнул:

— Грачи были вашими предками, а не Сирин! Чего галдите под руку?!

Рои поддержал подчиненного:

— Грэзу, уйми своих.

Мрачного взгляда Эли хватило, чтобы драконы моментально заткнулись — командир пятого стило бил редко и только за дело, зато от души, так что второй раз под кулак попадать желающих не находилось. Убедившись, что его солдаты заняты делом, Грэзу отправился к костру за ужином для себя и друга. Маг, заменивший Яира, ел отдельно. Как ни пытался убедить себя Эли, что тот не виноват в пропаже побратима, а душа к соколенку не лежала. Все-то он делал не так: глядел слишком дерзко, говорил громко, а то и вовсе — молчал не вовремя. На самом деле Грэзу с Вэлвилем просто не хотели даже мысленно заменять побратима, хлебавшего с ними походную кашу с первого дня войны. Невозможного, слишком доброго и сующего свой нос куда не надо мальчишки.

Грэзу принес котелок, аккуратно отодвинул в сторону шкуру и приказал:

— Ешь, пока не остыло, успеешь доделать. Все одно лошадникам не меньше суток до нас добираться.

Вэлвиль бросил перо, потянулся; играя, по-молодецки повел из стороны в сторону сильными плечами:

— Вот уж не думал, что снова придется пальцы чернилами пачкать!

Забрал из руки друга ложку, осторожно, у края зачерпнул густую похлебку и зажмурился от удовольствия:

— Дичина-а-а...

Эли не удержался от улыбки: несмотря на то, что Вэлвиль вырос в знатном роду, он ни разу не позволил себе проявить недовольство простой пищей. Первым подставлял котелок, и первым же приканчивал его содержимое.

После ужина Грэзу потянуло в сон, однако прежде чем устроиться, юноша отвел в сторону сотника и высказал ему подозрения насчет летающих механизмов.

Рои в ответ угрюмо кивнул:

— Пойду, сообщу командиру. Пусть разбираются, кто их будет ловить.

Расставшись с сотником, Грэзу проверил, как устроились воины его стило, и прошелся вместе с магами по границе контуров. Пустошь уже показала свой недобрый оскал. Последняя ночь неожиданно обернулась для Грэзу многоглазым чудищем, затаившимся в ожидании подходящего момента для нападения: позвоночник кольнуло холодными иглами, невесть откуда потянуло тленом. Звезды в ответ на опасность тут же стали похожими на глаза, шарящие по земле жадным взглядом. Это замерли в ожидании жертвенной крови небесные воины Борра. Грэзу видел, как застилают небо рваными облаками крылья бога, слышал их хлопанье, чувствовал прикосновение. А еще дракону, как в Сырте, чудились далекие голоса, которые сплетались в музыку. Музыку, полную криков, стонов, смерти, пения труб и грохота барабанов. Сначала Грэзу решил, что все-таки сходит с ума, но вскоре заметил, что Вэлвиль тоже прислушивается к чему-то с болезненным вниманием. Заметил, и принял новые ощущения как должное. "Я тоже слышу" — прошептал Эли на ухо приятелю. Вэлвиль в ответ испуганно вздрогнул, но тут же справился с собой: "Это меняет дело" — и полез за фляжкой.

Утром дозорные нашли недалеко от лагеря следы крупных собак. Очень крупных. От них тянуло все той же мертвячьей сутью.

Грэзу зло сплюнул — всю зиму просидели на задницах! Дали Ансуре время наплодить кровожадное отродье! Недаром же врут, что Зверю достаточно выпустить гнусное семя в воздух, чтобы обычные животные разродились зубастой мертвечиной. Грэзу вспомнил стада у стен крепости нежити, с отвращением передернул плечами — вот мерзость-то — и вернулся в палатку к Вэлвилю. Он почти закончил работу. Тут же втроем, вместе с сотником, проверили рисунок, а потом Рои его унес. Остаток ночи Эли провел у костра. Несмотря на усталость, сон не шел: ночь в придачу к глазам обзавелась голосами: тоскливыми, голодными, продирающими до костей. Пустошь не удержалась от соблазна напомнить сирин о том, на чьей они земле.

Яростный вой, часто переходящий в жалобные плач и стоны, то звучал, казалось, над самым ухом, то умирал где-то вдали, и затих лишь перед самым рассветом. Едва успокоилось, Грэзу провалился в глубокий сон, в ту самую пропасть. Только на этот раз долетел до дна, врезавшись грудью в мерзлую землю. Пересилив боль в сломанных крыльях, юноша встал, харкнул кровью и огляделся. Местность оказалась знакомой — заросшая кустарником, размытая туманом.

Грэзу прислушался: ему померещился тихий плач.

— Иска? — Эли позвал негромко, на выдохе. Но этого хватило, чтобы туман, повинуясь невидимому, неощутимому ветру, заволновался, белесыми языками взвился в воздух и расступился. Из него выплыла статуя выше Грэзу почти на голову, в шипастых доспехах, гребнистом шлеме. Желая ее рассмотреть, Грэзу шагнул вперед. Статуя в ответ на движение шевельнулась, медленно повернула голову, посмотрела отвратительными бельмами.

"Ансуре!!!" — вызверился Грэзу. Забыв о сломанных крыльях, о том, что без оружия, рванулся к демону. И отлетел от позорного пинка, задохнувшись от удара, ослепнув от боли. Когда снова оказался на ногах, обнаружил, что стоит у потухшего костра среди спящих сослуживцев, а рядом плечом к плечу с обнаженным мечом в руках замер Вэлвиль. Поняв, что это был всего лишь сон, Эли выругался.

Вэлвиль, услышав его ругань, тут же осел на землю:

— Демон рыжий, переполошил.

Грэзу, пропустив бурчание друга мимо ушей, снова лег, но глаз не сомкнул, просто лежал и вглядывался в светлеющее небо. Мысли дракона возвращались к тому, что он увидел во сне. А еще он вспоминал серый город, зеркальное озеро, ощущая при этом удивительное спокойствие. Все было решено задолго до рождения Грэзу, он всего лишь камень в большой запруде. Эли выполнит свой долг, а дальше... как боги решат! Если Грэзу еще нужен Иске, сирин и этому миру, он не погибнет. Если же нет... все равно исполнит мечту — облетит весь мир, пусть и в свите Борра. Не сильно-то будут отличаться те дороги от этих, а может даже окажутся лучше. Ведь Борр сражается только с демонами, а они совершенно точно не заслуживают жизни.

Резкий толчок в плечо заставил Грэзу повернуться. Вэлвиль, зевая во весь рот, протянул фляжку. Эли приподнял голову, сделал глоток и закашлялся — крепкое пойло обожгло небо и горло, огненным клубком опалило желудок.

— Ты чего не предупредил, что это не вода? — прохрипел юноша, когда продышался.

Товарищ лишь осклабился:

— Да, ладно... Я ведь для пользы, а то ты — как тетива натянутая: тронь, зазвенишь.

Эли плотнее завернулся в плащ и лег на другой бок — спиной к другу, но прежде чем закрыл глаза, ему прямо в рот сунули кусок лепешки:

— Жуй. Как любит говорить наш сотник — паленку на пустой желудок только смертники и дураки пьют.

Грэзу в ответ скептически хмыкнул: они как раз и дураки, и смертники, так что можно было не заедать.

* * *

Великая Айелет сидела на раскладном стульчике, терпеливо дожидаясь, пока ей расчешут и переплетут волосы перед сном. Пока служанка осторожно разбирала тугие кудри, пророчица внимательно изучала карту, сравнивала ее с прошлогодней. С первого взгляда ничего не изменилось, если не считать наглухо замурованных ворот. Теперь в крепость можно было попасть только через главный вход — с юга. Правда, лазутчики рассказали, что стены города укрепили заклинаниями, так же как и большинство домов. Магией сирин...

Пророчица нахмурилась — кто бы мог подумать, что с оживленным заклятьем можно справиться. Теперь у Ансуре два мага, одного из которых ему подарила Айелет своими руками.

Воспоминания об убийстве боулу заставили жрицу скрипнуть зубами от злости на себя. Это было непростительно, невозможно глупо! Нет, провидица совсем не жалела, что собственными руками убила поганую девку... Женщина вспомнила то мгновение освобождения от страха, преследовавшего ее всю жизнь, и по телу прошла едва заметная дрожь удовольствия. Как это, оказывается, сладко — убить своими руками того, кого ненавидишь и боишься! Нет, девку было не жаль, но ее смерть повлекла за собой изменения... Жрица уловила это не сразу, прошло не меньше луны, прежде чем поплыли размытыми красками ранние видения. Поплыли и сложились в новые, похожие на прежние, но все-таки не такие.

Порыв ветра отбросил полотняную занавесь походного шатра, открыв взгляду темноту неба и драгоценную россыпь звезд, донес тоскливую песню голода.

Жрица усмехнулась: зубастые твари Проклятых земель беспокоили ее намного меньше людей. Во всяком случае, они не мешали сну, да и днем дышалось намного легче.

— Туан вэ, — прошелестела послушница, — я закончила.

Верховная служительница негромко позвала:

— Хиж.

Начальник охраны высокой тенью вырос на пороге, словно только и ждал зова, и прежде чем Айелет успела отдать приказ, сказал:

— Вести с запада, госпожа.

Хиж держал деревянный футляр с письмом, а на входе в шатер почтительно замер в сопровождении двух стимф усталый гонец с мешком в руках. Провидица уже знала, что внутри, но все равно не удержалась от искушения:

— Покажи!

Гонец торопливо развязал мешок, залез в него и вытащил за волосы мужскую голову.

— Вторую! — прохрипела жрица.

Вид распухших, покрытых трупными пятнами лиц оказался для Айелет самым приятным зрелищем за последний месяц. Нет ничего лучше на свете, чем вид мертвых врагов, и не найти радостнее вести, что все идет так, как задумано.

Жрица, почувствовав, как разливается по жилам тепло, улыбнулась:

— Порадуем Ансуре. Пусть приведут в порядок эту падаль и закинут к нему в замок!

Маги почтительно поклонились и растворились в ночи, Айелет повернулась к начальнику охраны:

— Разбудишь, когда царь Афиз окажется от нас за два часа пути. До этого времени никого ко мне не пускай, хотя... Постой! Не уходи...

Неожиданно накатившее возбуждение требовало разрядки, но звать Грэзу жрица не хотела. Ей не нужна была его отчаянная то ли любовь, то ли ненависть. Айелет вполне хватало собственного хаоса в душе.

Служанка-послушница, повинуясь властному жесту, торопливо порскнула за дверь. Воин же, еще не до конца поверив бессловесному приказу, хрипло выдавил:

— Туан вэ... госпожа....

Жрица в ответ дернула застежку рубахи, позволила ей мягко стечь на пол. Айелет был нужен мужчина. Преданный, способный держать язык за зубами, готовый довольствоваться только тем, что ему предложат, и не более.

* * *

Утро вместе с тяжелыми облаками и ветром принесло добрую весть — драконам поручили выяснить, какими силами располагает противник. В том, что Ансуре знает о приближающемся войске, можно было не сомневаться. Ему подчинялись все ночные монстры, а сколько их бродило сейчас вокруг лагеря?

Грэзу вспомнил совершенно невообразимую безголовую и безглазую шестилапую тварь, на мгновение оказавшуюся в кругу света, и с отвращением сплюнул.

Пресветлая Юсса, сколько же чудищ раньше водилось в этих землях, если даже сейчас, после того как прошелся божественный ветер, ночами спать невозможно? И сам себе ответил — в другое время сирин вообще не добрались бы до сердца царства нежити.

Рои объяснил драконам задачу: провести разведку боем, но при этом беречь себя и не лезть на рожон. Майдж получил в поддержку еще трех магов, а заодно с десяток наблюдателей. Драконы должны были выявить сильные и слабые стороны обороны, спровоцировать нежить, заставить раскрыть хотя бы частично возможности и готовность к войне. Сирин не приходилось раньше сталкиваться с вампирами в серьезном бою, но они не сомневались — нежить стреляет точнее, дальше и быстрее обычных воинов. А вот насколько дальше...

Командир пятого стило мечтал об одном — поскорее встретиться с монстром, виновным в мучениях Иски, в кривой судьбе самого Грэзу. С тем, кто испоганил его будущее трупами, кровью и стыдом за сирин. Встретиться, выдавить из него жизнь и отправить обратно в преисподнюю! В ответ на злые мысли мир подернуло красной дымкой, ветер смял облака в гигантские крылья, донес свист и хохот невидимой свиты — Борр решил поддержать избранный народ. Жаль, что это слышали только Грэзу с Вэлвилем.

Город нежити встретил драконов неласково — стоило приблизиться, как уши резанула звонкая песня трубы, полетели с башен щиты, скрывающие аркбаллисты. Драконы в ответ устроили в небе карусель, держась на расстоянии полета стрелы и выбирая цели: каждый солдат принес в лапах по снаряду, предназначенному для аркбаллист и крыш. Улицы мгновенно вымерли — боулу укрылись в домах. Слуги Ансуре действовали слаженно: каждый знал свое место, Грэзу не заметил пустых метаний.

После сигнала к атаке Эли сложил крылья, рухнул вниз, разжал лапы и снова взмыл к облакам. Камень, вращаясь, врезался в крышу, но не проломил — скатился вниз. Вэлвиль скинул снаряд удачнее — он попал в аркбаллисту, та скособочилась, подпрыгнув на месте. Свита Борра отметила удачу дружным улюлюканьем, Эли тоже поддержал друга криком. Но маленькая победа тут же обернулась потерей: болезненно вскрикнул и рухнул на камни воин из стило Грэзу. В ответ на смерть товарища злость, бездумная, не знающая сомнений и страха, бросила Эли прямо под стрелы. Грэзу не боялся смерти, попросту забыл о ней. И смерть отвернулась: Хозяин теней сделал вид, что не видит наглеца, рискнувшего бросить вызов, предпочел держаться в стороне от бога войны, хохочущего за спиной Грэзу. Лишь "плюнул" в безумца: одна из стрел срезала у Эли перо на хвосте, другая, чиркнув, оцарапала тело. Оцарапала, но не пробила — амулеты Яира отвели беду.

Грэзу выбрал в жертвы лучника-упыря. Его лицо перекосило от злости — стрелы так и не настигли своей цели. В последний момент вампир отбросил прочь бесполезный лук и прыгнул навстречу противнику, Грэзу с трудом увернулся от "объятий", ушел в сторону и... увидел его. Невозможно уродливого монстра. Ансуре! Тот стремительно несся по парапету. Грэзу с клекотом метнулся следом и уже почти настиг демона, как произошло неожиданное: Рои ударом сшиб со стены одного из стрелков, тот, тоненько вскрикнув, полетел прямо в озеро, а Ансуре, не раздумывая, прыгнул за ним. Эли метнулся следом, но не догнал — едва сам чуть не врезался в воду.

Кружить над водой было слишком глупо, и, повинуясь команде "уходим", Эли послушно взмыл в небо. Он костерил себя последними словами и бесился от неудачи, а когда успокоился, обратил внимание, как тяжело толкается крыльями о воздух сотник. Он не летел — дотягивал до ближайшей скалы.

Грэзу опустился следом, упал рядом с раненым на колени. Рои лежал, тяжело дыша и прижимая руку к окровавленному боку. Лицо воина было мертвенно бледным, волосы намокли от пота, под глазами уже залегли черные круги. Над командиром майджа колдовал сокол. Судя по тому, как бессильно опустились его плечи, сотнику осталось недолго жить.

Грэзу тоскливо выругался:

— Паскуды ядовитые, как же его достали?!

И приказал:

— Снимайте перевязи. Нам нужна переноска.

Небо стремительно наливалось темнотой. Еще немного, и полезет нежить из нор.

— Я сделал все что мог, — поднялся с колен маг. Фраза прозвучала неловко и виновато, словно сокол извинялся. — Его надо срочно доставить в лагерь, там есть лекари посильнее.

До лагеря Рои не дотянул. Когда Грэзу с Вэлвилем приземлись, сотник уже остыл. Его тело завернули в плащ и оставили лежать до утра. Пока небо не окрасилось в алый цвет, драконы по очереди дежурили в почетном карауле. Первые лучи Хегази Рои встретил уже на поминальном костре. Когда прогорело последнее полено, а ветер сдул со склона серую золу, Грэзу вручили приказ о назначении командиром майджа вместе с новым знаком отличия — серебряным крылом. В отдельной грамоте сообщалось, что крестьянскому сыну оказана невиданная честь стать родоначальником нового знатного рода Грэзу. Наверное, этим стоило гордиться, но Эли принял новость равнодушно. В отличие от Вэлвиля — тот, радостно оскалившись, проорал на весь лагерь:

— Да здравствует наш командир туан ву Эли Грэзу!

На следующий день подошла конница курута, но спокойнее не стало: стоило Хегази спрятаться за горизонт, как завыла нежить, замелькали у самых границ контура черные приземистые тени. Воины — и сирин, и курута — схватились за оружие.

Грэзу кожей почувствовал, как воздух густеет от страха. Он лез в душу липкими пальцами, отнимал силы, туманил разум. И этот страх наслали со стороны. Прежде чем маги успели разобраться, в чем дело, к вою нежити прибавилось конское ржание: взбесились лошади. Они пытались сорваться вскачь, бились и катались по земле. В лагере на короткое время наступил хаос.

Эли не дал своему майджу тронуться с места, отрезав:

— Разберутся без вас!

Только усилил охрану контура, отправив к дозорным всех магов.

Утром недосчитались часовых — не из сотни Грэзу. Судя по следам, они сами пересекли защитные границы. Еще пострадали курута — у них бесследно пропали пять воинов и с десяток лошадей. Грэзу знал — это только начало. Если замок не взять, они все найдут смерть в зубах нежити.

На следующий день майдж драконов подняли ни свет ни заря — им поручили вместе с мантикорами очистить площадку под новый лагерь почти у самых стен города Ансуре. Прозрачный после вырубки лес казался чистым, как слеза Юссы, но, тем не менее, Грэзу не оставляла тревога. Рокот барабанов, преследовавший новоиспеченного сотника, не умолкал. Он теперь звучал не только ночью, но и днем. Спал ли Грэзу, ел, разговаривал с товарищами или находился в дозоре — его везде преследовала музыка войны. Она то накатывала волнами, то отступала, но не исчезала до конца. Грэзу понял: теперь песня войны будет с ним до скончания веков, пока не закончится служба у Борра. Первый испуг уже давно прошел, и теперь Грэзу даже нравилась эта дикая, страшная, но невыразимо притягательная мелодия; божественный знак, позволявший не сомневаться и не терзаться мыслями о будущем.

Палатку пророчицы поставили на вершине холма со скалистыми склонами. Вокруг него плотным кругом устроились стимфы — крылатые псы, готовые по малейшему требованию Айелет уничтожить кого угодно, даже себя, не сомневаясь и не оглядываясь. Грэзу такая собачья преданность не удивляла. Он сам был таков. Какие бы сомнения его ни мучили, а все равно сделал бы так, как сказала Иска.

Юноша вздохнул — Айелет! Не Иска. Айелет! Великая, всемогущая, мудрая, жестокая и... одинокая. Власть в преставлении Грэзу походила на изысканное, но ядовитое блюдо, которое отравляет жизнь не только вкушающему, но и его близким. Грэзу не понимал прелести этого блюда.

В лагере было шумно, тут и там стучали топоры: готовили к штурму лестницы. Мантикоры и соколы колдовали над срубленными деревьями, магичили с камнями, из которых готовили новые снаряды, на этот раз с "сюрпризами".

— Скоро уже, — встал рядом с побратимом Вэлвиль.

Грэзу молча кивнул другу. Сегодня они долго кружили над городом. Он изменился: с башен убрали все щиты, под которыми прятались аркбаллисты, улицы перетянули сетями, а на крышах прибавилось заклинаний. И опасности прибавилось. Да! Если ее можно было бы взвесить, чаша весов обрушилась бы от гирь. Город и раньше походил на шкатулку со смертельным "сюрпризом", а теперь вовсе... Теперь казалось, что каждый шпиль, каждая черепица и каждый камень нашпигованы отравой. А еще от города веяло удушающей ненавистью, яростью, жаждой крови и... страшной звериной тоской. Прошлый раз Грэзу ничего похожего не почувствовал.

Эли, отвернувшись от крепости, наткнулся взглядом на сокола: тот занимался снарядами. Было видно, что мальчишка сильно устал.

Вэлвиль тоже заметил мага, сплюнул презрительно:

— Какого... столько времени яйца чесал? Такие вещи за одну ночь не делают! Будешь завтра как снулая рыба! Боец недоделанный.

Мальчишка в ответ разозлился:

— Да пошел ты... умник! Как обвинять, так вы все тут... Кто бы их на себе тащил?!

Грэзу оборвал, не дожидаясь, пока разгорится ссора:

— Покажи, как делать.

Соколенок недоверчиво уставился на командира и все еще сердито буркнул:

— Сам справлюсь!

Грэзу в ответ просто сел рядом и принялся следить за руками мага. Вэлвиль, выругавшись, последовал его примеру. Однако заклинания оказались не по силам Эли, и он вскоре ушел на поиски помощников поспособнее. Еще до темноты у драконов все оказалось готово к завтрашнему штурму, и Грэзу отправился на боковую, но не заснул — помешали барабанный бой, бряцание железа, свист и насмешливый призрачный хохот. В итоге Эли негромко выругался, сел, повел плечами, пытаясь расслабиться, и сунул толстую дровину в огонь.

— Грэзу? — раздался негромкий уверенный голос.

Эли неохотно повернулся. За спиной стоял темноволосый маг из стимф.

— Да, — неторопливо поднялся юноша.

— Туан вэ Айелет желает дополнить охрану драконами и хочет, чтобы вторую половину ночи у входа шатра стоял именно ты.

Грэзу кивнул, с трудом удержавшись от кривой ухмылки — все-таки позвала... стало страшно — и позвала; отдал распоряжение, лично выставил первую десятку в караул, и упрямо завалился спать. Как бы ни повернулась ночь, а отдохнуть перед боем надо, начхав на эти клятые барабаны! Сон почти сразу превратился в кошмар. В нем прямо из земли лезли сизые зубастые монстры, драли спящих кривыми когтями; захлебываясь от жадности, хватали пастями струи горячей крови. Во сне тело Грэзу сковали невидимые путы: он все понимал, но сопротивляться не мог! А барабаны били громче и громче, до боли в ушах, до вкуса меди во рту. Эли чувствовал, как вибрирует воздух, как ходуном ходит земля, как мелкой дрожью трясутся верхушки деревьев. Внезапно барабанная дробь резко оборвалась, пространство искривилось, раздался тихий, едва слышный свист. Отчего-то Эли знал, что свист и есть самое страшное.

Парень рванулся что есть сил, зарычал, проснулся и... оглох от тишины. Ненормальной, неестественной.

Даже не пытаясь осмотреться, Грэзу взвился на ноги с рявканьем:

— За оружие!

За ним подхватился Вэлвиль. Но прежде чем побратимы сделали хоть шаг, перед ними фонтаном камней взорвалась земля: на поверхность выбралось существо, похожее на тварь из этого самого сна. Юноша в прыжке снес ей голову и пропахал спиной землю — в него врезался еще один монстр. Челюсти клацнули у самого горла Эли, он откинул врага ногами, но подняться не успел — Грэзу подбросило в воздух, исполосовав острыми обломками камней. Из земли страшными грибами один за другим лезли упыри.

Грэзу зло заорал, по-кошачьи извернулся, отрубил когтистую лапу, мелькнувшую перед глазами, и приземлился на обе ноги. Отметив краем глаза, как озверевший Вэлвиль крошит в куски сизую тварь, Эли кинулся к шатру пророчицы, но не добежал — белый шелк внезапно вспыхнул гигантской свечкой.

"Не успел!" — больно стукнуло сердце в груди, и Грэзу влетел в освещенный пожарищем круг. Однако все уже было кончено — маги поработали хорошо: пророчица, целая и невредимая, стояла в кольце охраны. Иска не выглядела напуганной, скорее — очень злой.

Она перевела взгляд на одного из магов:

— Почему не нашли могильники?

Тот рухнул на колени, уткнулся головой в кованые носки сапог провидицы:

— Туан вэ, пощадите! Мы проверяли!!!

Повисло долгое, тяжелое молчание. Наконец жрица заговорила:

— Искупите в бою.

Перевела взгляд на бывшего любовника, на мгновение ее лицо стало таким как тогда... когда она шептала: "Я ничего не вижу, Эли, я не вижу!".

Грэзу, отвечая на этот взгляд, преклонил колено:

— Я обязательно убью его, Айелет. Во имя Юссы и тебя.

Девушка подошла, легко прикоснулась ладонью к груди Эли, прямо напротив громко бьющегося сердца и тихо сказала:

— Не кидайся сразу в бой, Грэзу. Дождись, пока он выдаст себя. Дождись, когда покажется в облике демона.

Остаток ночи Эли провел, сидя на краю небольшого обрыва, кутаясь в плащ от прохладного ночного ветра. Юноше хотелось побыть одному, подумать, осмыслить все, что случилось за последний год. Сердце Грэзу щемило от одиночества и невнятной тоски по несбывшемуся, тому, что могло... нет! должно было произойти, но так и не случилось: Эли где-то свернул не туда, сделал не то, а теперь уже оглядываться поздно, да и выбора больше нет.

Грэзу повертел в руках керамическую дудку. Зачем таскает ее с собой? Почему не выкинул, а бережно завернув в тряпицу, уложил так, чтобы ни в коем случае не разбилась? Как память? О чем? Или о ком? О побратиме? Ой ли..

Эли потряс головой. Нет, Яир тут был совершенно ни при чем, если не считать, что именно он навязал Грэзу эту вещицу. Тогда зачем? Эта дудочка — не для Грэзу. Она не могла принадлежать одержимому воину, он просто не услышал бы нежные переливы. Они утонули бы в грохоте барабанов и вое, в сумасшедшей музыке Борра, в прахе и пепле войны.

Грэзу стиснул хрупкую вещицу, размахнулся, чтобы зашвырнуть подальше и... опустил руку. Усмехнулся невесело нахлынувшему пониманию: незамысловатая игрушка — это все, что осталось от паренька Эли Ни, от его прошлой жизни, надежд, мечтаний, желаний и планов. Грэзу скривился — глупость какая; решительно встал, глянул в сторону холма, от которого тянуло мертвячьим холодом, бросил дудку на землю, безжалостно раздавил, и ушел не оглядываясь.

У костра юного сотника поджидал Вэлвиль.

— Грэзу, я тебя, любимчик богов, уже обыскался! Куда провалился? На, держи!

Эли в ответ благодарно хлопнул друга по плечу и вгрызся в кусок еще теплой лепешки, запил прямо из котелка ягодным настоем. Напиток неожиданно оказался очень сладким, почти приторным.

— Погоди... — отобрал котелок побратим, отлил в отдельную кружку, щедро плеснул в нее же из фляги, — вот теперь пей!

И, стрельнув в друга шальным взглядом, с удовольствием протянул:

— Э-э-эх... скоро повеселимся!

Грэзу вместо ответа задрал голову. Небо немного посветлело, на его фоне пушистые ветки сосен выделялись четким чернильным росчерком, обещая солнечный день.

— Собери командиров стило. Наш майдж получил отдельный приказ, — распорядился Грэзу, выцедил последний глоток и прожевал размокшую ягоду.

Великая пророчица тоже не спала в этот час. Она вообще не сомкнула глаз в последнюю ночь перед битвой. Айелет было не до сна, она молилась и грезила одновременно, пытаясь разглядеть, еще раз удостовериться, убедиться, что видения не изменились, но близость демона, злая воля Ансуре снова играли против божественного дара — как бы ни силилась Айелет заглянуть за границу настоящего, у нее не получалось. Кровавая огненная муть, исчерненная сажей — все, что видела жрица. Прибегнуть к надежному средству — ядовитой настойке — было бы равносильно гибели. Жрица точно знала, там, за гранью, ее ждет конец. Смерть теперь поджидала повсюду... Когда вспучилась, разлетелась камнями и комьями земля, выпустив отвратительных зубастых тварей, жрица не удивилась. Она и без всяких видений ждала подобных сюрпризов. Первого монстра Айелет сожгла сама, второго уничтожил телохранитель. Тяжелее пришлось, когда шатер вспороли острые как бритвы крылья. Но охрана не сплоховала: провидицу моментально прикрыли щитами и собственными телами драконы. Все случилось так быстро, что она растерялась и даже не успела среагировать. Правда, и не испугалась — жрица знала, что Великая Юсса не позволит ей умереть такой глупой смертью, просто не позволит.

У каждого существа в этом мире есть свое предназначение, и она, Айелет, еще не выполнила его. Самое главное доказательство этого — перед глазами... Вот оно, сердце царства нежити... Демон, ненавистный упырь, девочка, которой предстоит дать Айелет новое тело — все собрались в одном месте.

Жрица закончила шептать очередную молитву, поднялась с колен, протянула руки к небу, испрашивая последнего благословения, и резко повернулась к замершему в ожидании главнокомандующему — пора!

Последнее благословение жрецов: "Великая Юсса с нами!" — легкий взмах руки пророчицы "Все грехи прощены! Отныне вы — небесные воины!". Ее горящий нетерпением, решительный взгляд. Хищный оскал Афиза. Короткая молитва скороговоркой, поцелуй амулета "на удачу": у кого — напоказ, у кого — украдкой. И твердая решимость победить, уничтожить рассадник несчастий сирин, последнее препятствие к счастью крылатого народа.

7 глава

Первыми двинулись степняки. Потекли многоногой сплоченной массой, охватывая город хищными клещами, растоптали нежные побеги озимых. За кочевниками потянулись мантикоры. Им предстояло ломать ворота, наращивать мост, крепить магией лестницы к стенам и поддерживать тех, кто останется в птичьей ипостаси. Стены города облепили "муравьи", которые ползли по прямым соломинам лестниц. Ползли и падали, пронзенные стрелами, обожженные смолой, опутанные горящими сетями. Главная схватка шла за южные ворота, единственные оставшиеся незамурованными. Они поддавались неохотно. Трещали, выгибались под давлением медленно растущего прямо из земли каменного клина, но не ломались. Уже погибло две команды магов. Щиты, которые их закрывали, разнесло на куски точно такими же снарядами, что использовали сами сирин: перебежчики выдали нежити все секреты. Но это лишь оттянуло момент падения замка.

Пророчица улыбнулась — сомнений в том, что город нежити скоро падет, у нее не осталось. Боги на стороне сирин! Айелет не ошиблась! Ей удастся выполнить свое предназначение. Сопротивление почти сломлено, осталось убить Ансуре! Как только демон умрет, станет видна развязка, высветятся козыри упырей, опасность, скрытая в темных подземельях.

Рядом со жрицей нетерпеливо дернулся Афиз: он увидел очередного гонца.

— Майдж Эли Грэзу вступил в бой! — задыхаясь от спешки, выдохнул воин.

Айелет с силой сжала подлокотники походного кресла.

Да! Свершилось! Не пройдет и четверти часа, как проклятый демон сдохнет!

Провидица закрыла глаза, зашептала молитву, прося, как и раньше, лишь об одном — помочь справиться со Зверем и его армией во имя детей Сирин.

Эли стоял, широко расставив ноги, сцепив руки за спиной, щурился на восходящее солнце и ждал приказа, пытаясь отгородиться, отсрочить надвигающееся боевое безумие. Это было нелегко — юношу в спину толкали призрачные руки. Особенно тяжело пришлось, когда взлетело первое айе: в ответ на хлопанье крыльев Грэзу чуть не подбросило в воздух. Именно поэтому Эли не спешил перекидываться. Боялся, что не удержится, поддастся зову Борра, уж слишком его невидимое воинство сегодня бесилось. Невидимое, но такое... реальное. Более реальное, чем все вокруг, потому что и лес, и лагерь, и поле, и даже предстоящая схватка — всего лишь краткий миг настоящего, а грохот барабанов, ледяной заоблачный ветер, непроходящие ярость и тоска — бесконечное будущее.

Грэзу покосился на Вэлвиля, который по примеру друга тоже не стал отращивать крылья. Парня ощутимо трясло, привычную добродушную ухмылку сменила злобная маска, а железные шипы татуировки потемнели и отливали багровым, словно их уже окропила кровь.

Высоко пропела труба. Ее чистые переливы жаркой волной прокатились по жилам Грэзу, меняя тело, отдаваясь громким стуком в висках.

Да! Скоро! Сейчас!!!

Эли взмахнул крыльями и оттолкнулся от скалы, взмывая к солнцу, набирая высоту, уводя свой майдж за другими сотнями. И, пролетая над стенами, увидел, как под дождем из стрел, прячась в коробке из щитов, колдуют мантикоры, тянут прямо из скал гранитные "языки", наращивая мосты через ров взамен разрушенных, как огрызается нежить стрелами и камнями, выкашивая воинов. А город уже украсился огненными цветами, катились с острых крыш обжигающие ручьи. Что-то вспыхивало и сгорало, оставляя едва видимый узор из пепла на светлой черепице. В небе тоже было жарко — вампиры, в отличие от лучников Сырта, стреляли метко: то и дело, беспомощно кувыркаясь, падали сирин и безжизненно замирали, превращаясь в ворох перьев. Если кому-то и удавалось приземлиться, они находили смерть под мечами нежити.

Как же Грэзу хотелось ввязаться в драку! Но цель у него была другая — Ансуре! Дождаться, пока он скинет личину, и отправить демона обратно в преисподнюю! Поэтому крыло Эли кружило и кружило над городом, в бессильной ярости наблюдая, как гибнут собратья от копий, мечей, колдовства, непонятно откуда берущегося. Бьются, пожираемые заживо, и затихают в багровеющих путах, падают замертво без видимых причин. Грэзу крутило от бессилия и злобы, от желания отомстить, ответить ударом, убить. Убить! Убить хоть кого-то!!!

Вскоре в городе нежити воцарилась полная неразбериха. Угроза попасть под стрелы упырей стала меньше, и Эли увел свою сотню вниз, к внутреннему замку. Грэзу тянуло именно туда. Он просто кожей чувствовал, что именно там найдет Ансуре! И Грэзу увидел... безобразного монстра, уродливого и злобного.

Эли издал радостный клекот и, сложив крылья, спикировал вниз.

* * *

Это было даже по-своему красиво — когда из-за леса одна за другой потянулись стаи огромных птиц. Эта картина пробирала до мурашек, до зубовного скрежета. Сирин летели четкими дугами, держа строй, пока еще высоко — присматриваясь и примериваясь. По полям, по зеленым всходам озимых подтягивалась степная конница и пехота. Конные волокли большие щиты и отдельные бревна. Ирия знает, для чего последние им потребовались. А на стенах замерли в ожидании этернус и люди. Сервы, которые вот уже пять поколений как забыли слово "свобода", чьи предки выбрали жизнь под пятой у нежити, и настолько привыкли, что даже не осознавали рабства. И теперь эти люди собирались защищать свои рабство и жизнь от новой напасти, которая оказалась гораздо хуже монстров Пустоши. Те хотя бы не оправдывали кровожадность высокими целями.

Рядом со мной замер Агаи. Яир остался у южных ворот, получив приказ убираться оттуда, если станет ясно, что они рухнут. Андру я потерял из виду довольно давно.

— Великий Ирия... — севшим голосом прошептал Агаи. Он, не отрываясь, смотрел в небо.

Да, это было величественное зрелище — множество огромных птиц, бесконечной каруселью кружащихся в небе. Темные хлопья в бездонной лазури.

Желая подбодрить колдуна, я молча хлопнул его по плечу. Агаи оглянулся:

— Я в порядке, просто... страшновато немного. Но это ничего. Справлюсь!

В этом я не сомневался: хотя Агаи моментами вел себя как полный придурок и идиот, трусом он не был.

— Знаю, — не оборачиваясь, бросил я в ответ, снова посмотрел на небо и потянул ворот рубахи. На мгновение стало нечем дышать от ненависти. Она прокатилась по телу удушливой волной, подняв в душе такие муть и злобу, что горло сдавило спазмом. Сторукий Мо... Не задумываясь, продал бы душу за возможность отправить в преисподнюю всех этих тварей! Выгрыз бы их сердца, а потом сплясал на трупах! Ради этого я даже нежитью стал бы!

Высокий, звонкий перелив трубы дал сигнал к атаке: огромные черные градины посыпались вниз. Этернус и люди поспешно прижались к зубцам стены, прикрываясь щитами, а в следующее мгновение Азалу сотрясли удары. Один из камней врезался совсем рядом: меня подбросило в воздух, щека украсилась глубокой царапиной. Не успел я вскочить, как очередной снаряд брызнул острыми осколками, раскрывшись огненным "цветком", расплескивая обжигающие брызги.

— С-с-суки-и... — по-змеиному прошипел Агаи, ухитрившись не вставая сбить пламя.

Снова раздался трубный клич, и на нас опрокинулось небо. Оно падало, захваченное темными крыльями, наваливалось телами огромных птиц, рвало крючками когтей, выжигало огненными шарами и сгорало, пачкая все вокруг черными мазками сажи. Клекот и свист сирин, вой и ругань вампиров, лязг железа и крики, крики, крики... крики ярости, отчаяния, боли.

В ответ на атаку Азала огрызнулась ливнем ядовитых стрел. Я вскинул лук, выбирая цель, пустил стрелу и тут же наложил на тетиву новую. Рядом громыхнула аркбаллиста. Стаи заметно поредели — стреляли вампиры метко, а чтобы погибнуть, противнику было достаточно легкой царапины: Андру выбрал смертельную отраву, ту самую, что сирин опробовали на мне и Таните.

Моя стрела превратила стремительный полет в беспомощное кувыркание. Я выпустил вдогонку еще пару, выхватил меч и кинул быстрый взгляд по сторонам.

Сирин были везде: они висли на зубьях стены, пытались удержаться на крышах, прорваться сквозь сети на улицы. И гибли десятками — ловушки работали хорошо. Магические тенета буквально за мгновение превращались в сыто блестящие красными жилами коконы, жертвы даже не успевали понять, что их сожрало.

Тело дрогнуло, преображаясь, и мое плечо обожгло огнем — у развороченной аркбаллисты пригнулся в хищном наклоне молоденький маг.

Ах ты, мразь...

Но прежде чем я до него добрался, мелькнула серая тень, и мальчишка рухнул с вырванным горлом. Позвоночник кольнуло холодом. Почувствовав новую угрозу, я метнулся в сторону, и все равно получил когтями по затылку, но не упал — вывернулся и даже успел вдогонку поранить лапу крылатой бестии. Прикончил ее, взвившись в невероятном прыжке, Игнас, мне же достался сирин, неожиданно вынырнувший из-за зубьев стены. Я рубанул по его крылу, и солдат, рухнув на острые скалы, скатился в озеро. Не удержавшись от довольного оскала, я развернулся в поиске другого противника, вскинул голову и оторопел на мгновение: на нашу стену пикировали не меньше сотни птиц! Признали, значит, твари, злодейского повелителя Ансуре...

— Пригнись! — закричал Агаи, я послушно ушел вниз и оказался придавленным агонизирующим телом: на меня рухнул сирин, с которым расправился аптекарь. Выругавшись, я спихнул с себя дергающуюся тушу, и чуть не оглох от хлопанья множества крыльев. На стену один за другим, как переспевшие горошины из стручка, сыпались сирин. Я почти сразу потерял возможность следить, что происходит. Все, что мне оставалось — отбиваться от врагов, наседавших с упорством одержимых. Чуть сзади и справа дрался Агаи. Первых противников он отбросил воздушной волной, и пока плел следующее заклинание, я крутился за двоих, прикрывая мага и себя, вспарывая, взрезая незащищенные доспехами тела, как мясник, упиваясь кровью, болью и смертью.

Ненавижу! Как же я их ненавижу!!!

— Пригнись! — снова рявкнул Агаи.

Я упал, попутно выпустив потроха молодчику, который пытался меня достать. Откатился, уходя от удара его товарища, пинком отшвырнул еще одного противника, вскочил и тут же оказался перед следующим. Принял на меч удар, с разворота располосовал шипом горло неприятеля, краем глаза заметил яркую вспышку, а в следующее мгновение меня снесло в сторону воздушной волной и приложило о стену. Перед глазами на мгновение потемнело, я мотнул головой, приходя в себя, и вскочил на ноги. Вовремя — на меня бешеной собакой налетел рыжий парень с татуировкой, измазанный кровью с ног до головы. Разделаться с ним я не успел: к рыжему на помощь пробился еще один сирин. Они дрались очень слаженно, я едва успевал отбиваться: волчком вертелся, блокируя удары, парируя, ускользая, делая ответные выпады. Татуированных тварей поддерживали маги, вынуждая меня стеречься и рассредоточивать внимание.

Пока я защищался от мечников, чуть не сгорел заживо. Выручил Агаи — отправил встречный огненный шар. Заклинания, столкнувшись, взорвались. Лицо на мгновение опалило жаром, я невольно зажмурился и чуть за это не поплатился: один из воинов сделал выпад. Лезвие рассекло воздух у самого горла. Парировав удар, я врезал кулаком в скулу рыжего, отбросив его в сторону на несколько шагов, и заметил серебристый росчерк справа. В следующее мгновение почти невидимое лезвие с хрустом вошло в живот Агаи, который заслонил меня собой. Брызнула кровь, колдун нелепо хватанул воздух разинутым ртом и сполз к моим ногам.

Дурак! Идиот!! Какого сунулся?!!

Я перепрыгнул через раненого, прикрывая его, чтобы не добили, успел увернуться от очередного огненного шара, прежде чем затылок обожгло, и меня швырнуло прямо на меч рыжего. Клинок пропорол броню, глубоко вошел в тело. Лицо парня исказило сумасшедшее выражение — дикая радость. Она почти сразу сменилась гримасой удивления: я вогнал кинжал рыжему прямо в горло. Меня окропило горячей кровью, и ее запах зажег внутренности пожаром. Горело тело, душа сгорала вместе с ним, осыпаясь легким прахом в бездонную черную дыру. Смерть ушла, время исчезло, Дюсанга Лироя тоже не стало. Солнце растворилось в густом тумане. Уцелело только полыхнувшее нестерпимо белым цветом небо. Память выцвела, стала неясной картинкой, смутным мгновением в бесконечной череде прожитых лет. Прожитых... кем?

Перед глазами замелькали отрывки... Неподвижные картинки, с легкостью сменяющие одна другую. Мгновенный и бесконечный обратный отсчет. Все до последнего момента. До осознания того, кто я есть на самом деле. Когда последняя деталь головоломки встала на место, я услышал хохот, дикий безумный хохот, и не сразу понял, что он мой.

Проклятая пророчица была права. Я изгнанник из небесного сада. Добровольный. Решивший, что ему хватит сил перекроить весь мир.

— У них нет совести. Чести нет... То, что они творят - отвратительно. Их мысли, чувства, желания. Даже у самых лучших. Я устал! Я их ненавижу! Они же... пакостят как клопы! Зачем они вообще тебе сдались?

— Хочешь все исправить? Освободиться?

— Хочу!

— Ты знаешь условия. Судьей может быть лишь тот, кто прожил жизнь человека. Ты готов к последствиям этого шага?

— Да!

Я сидел и смотрел на оцепеневший, замерший в ожидании приговора мир. Вспоминал, как хотел покончить с ним когда-то. Внутри меня столкнулись два существа, жившие в разных мирах и временах. Один, из прошлого — безгрешный хладнокровный судья, готовый предать огню полмира, лишь бы избавить его от скверны. Именно с этой целью небесный воин явился на землю. Второй — человек. Всего лишь человек со слабостями и грехами, ни больше ни меньше.

Напрасно я искал свое племя и отца, их не существовало. Дворянин Дюсанг Лирой появился на свет, потому что одному из небесных воинов, сторожу Врат, ангелу смерти приспичило сделать мир совершенным! Свободным и от нежити, и от людей.

Я схватился за голову — твою мать! Единый... какого же ты не настучал мне, уроду, по башке?! Уж лучше бы действительно загнал в преисподнюю. Хотя о чем я... Я сам себя в нее загнал. В личную, из которой никуда не деться до скончания веков.

И снова рассмеялся, скатываясь в хрип.

Каждый из нас творит собственный ад! Без всякого демонического участия! Не зря я ненавидел себя большую часть жизни. Чувствовал, осознавал — есть за что... Сколько жизней искорежено моими благими намерениями? И ведь даже околеть теперь не выйдет! Бессмертный урод...

Да, я все просчитал и предвидел. Использовал ошибки такого же идиота, как сам, сыграл на чужих страхах и страстях... Все пустил в дело, все учел! Кроме одного. Что став человеком, перестану смотреть на людей как на безликие фигуры, которых легко и просто сносить с доски. Что каждая потеря разрежет ножом мое собственное сердце. Что все будет вовсе не так и не просто. Что сам окажусь жесток и несовершенен, как те, кого приходилось судить!

Невежество — страшная штука, Андру прав. Особенно когда невежествен тот, у кого есть возможность устроить конец света, потому что рука об руку с невежеством ходят жестокость и слепота!

— Что ты решил?

Вопрос, возникший в моей голове, заставил вздрогнуть, прийти в себя. Нет, я не увидел пресветлого и верховного, сотворившего мир. Он не мог сюда являться — это грозило бы катастрофой.

— Ты знаешь! — ответил я вслух. Просто чтобы Он не услышал мои мысли, потому что в них билось "прикончи меня!", а это просьба слабака и труса. — Дай мне возможность хоть что-то исправить... И еще прошу... воскреси!

В ответ меня окутали бесконечные сожаление и грусть.

Невозможно. Воскрешение невозможно без тела.

Я снова не удержался от горького смеха: даже обычай хоронить в земле, казавшийся мне верхом тупости, бесплатной кормушкой для нежити, оказался не прост.

Жизнь отдал бы за ее прядь волос!

Ну воскреси!!! Ты же, гнида непогрешимая, тоже виноват!!! Раз впустил сюда невменяемого придурка! Ты мир этот дерьмовый сотворил, неужели с созданием одного человека не справишься?!

Судя по всему, последние фразы я проорал вслух, потому что услышал:

— Не пожалей.

И прямо в руки из ниоткуда опустилась тонкая серебристая цепочка с камнем-каплей, прозрачным и чистым, как родниковая вода.

Вот значит как... Сука ты, Верховный. Я всегда это знал. Только я еще большая сука, поэтому не откажусь и от такого дара.

Надел на шею цепочку. Гладкий кабошон кулона скользнул по коже солнечным лучом, заставив руку сжаться в кулак от желания удержать эту теплоту.

— Спасибо!

И последнее напутствие — каплей расплавленного свинца на кожу:

— Не пожалей!

Ответа от меня не ждали. Выбор еще предстоял, но теперь он хотя бы есть, этот выбор.

Я огляделся. Увиденное больше напоминало огромную живую картину, что так любил покойный король Наорга: зависли в воздухе большие птицы, замерли друг против друга вампиры, люди и сирин. Яир, с отчаянным лицом, тянулся ко мне руками. Игнас, потеряв меч, когтями разворотил грудную клетку противника и вцепился прямо в его сердце. В десяти шагах Андру застыл в развороте, готовясь распороть брюхо магу. А у меня за спиной свернулся зародышем в корчах боли наивный юнец, верящий в совершенство богов.

Кажется, кто-то просил о чуде? Ему быть! Я же теперь двинутый ангел, с крыльями и шипами, эдхед то...

Рана мага запульсировала под моей рукой горячими толчками и закрылась, затянулась розовой кожей. Закончив, я взмыл в небо, чтобы завершить то, ради чего явился на этот свет.

Стоило моим крыльям распахнуться, как люди, сирин, вампиры — все обратили взгляды к небу. Еще бы не обратить, если на нем полыхнула крылатая фигура с огненным мечом.

Падите, твари, ниц: судья и палач явился по ваши души! Слушайте, поганцы, глас "ангельский"! А то, что у судьи руки по локоть в вашей крови, вам знать не обязательно!

— Стоять! — рявкнул во всю мощь легких. — Иначе конечности поотрываю на хрен! Война закончена!! Я сказал — закончена война!!!

Рев ангела — это не человеческие вопли, в один момент душу из тела вытряхнет. Никакой магии не надо.

Шарахнулись прочь от Азалы в страхе сирин, попадали на колени кочевники и люди, распростерлись по земле жрецы, замерли в ожидании вампиры. Одно желание, один приказ — и "божественный" ветер разнес бы по всей Энее пожар войны. А война колдунов — страшная штука. Чересчур непредсказуемы ее последствия. Да... я и их продумал. Всего лишь несколько измененных, не так сработавших заклятий, и никого бы из разумных в живых не осталось, а нежить сгорела бы со временем.

Во рту стало горько от мысли, что я, уготовил людям. Слишком большие возможности, власть и могущество — это отрава, иссушающая мозги. Хвала тебе, Верховный, что заставил меня в качестве противоядия побывать в шкуре жертвы. Жаль только, цена за это оказалась слишком велика, и заплачено за нее чужими жизнями.

Но в одном себе все же не откажу...

Я присмотрелся, выискивая нужную жертву, метнулся вниз и сорвал с ее шеи кожаный ремешок с деревянной подвеской.

— Ты зажилась на этом свете, паскуда...

Черноволосая кудрявая женщина дернулась, прошептав:

— Ты не Ансуре!

— Знаю, дура! — оскалился я в ответ, с удовольствием проследив, как искажает красивое лицо гримаса понимания, и сжал талисман. Дерево сгорело, превращая содержимое футляра в прах. Великой пророчицы сирин не стало.

Я перевел взгляд на мужчину, того самого Афиза, который собрался покорить полмира, и мрачно пообещал:

— Забирай свое воинство и вали отсюда, иначе со всеми так будет.

Воин медленно опустился на колено:

— Прости, что прогневал! Позволь искупить вину!

Я проглотил готовое сорваться ругательство:

— А не пошел бы... Не нужно мне твое искупление! Просто возвращайся домой и больше не суйся в это место!

— Не могу, — не поднимая головы, мрачно ответил кочевник, — без искупления не могу.

Эдхед то... а ведь и правда — не может, если хочет остаться правителем. Ладно...

— Поможешь занять престол и установить порядок моему дру.. наследнику короны Наорга — и считай себя свободным.

Царь курута стукнул себя по левой стороне груди, не думая скрывать довольную улыбку. Ну и пройдоха... Теперь бы еще Риса убедить, что корона ему нужна так же, как этому Афизу искупление. На друга ведь ангельские крылья впечатления не произведут — упрется и пошлет, не задумываясь.

В Азалу я попал нескоро.

— Впечатляет, — стало первым услышанным словом, стоило вернуться на стены замка. — Позвольте узнать, как к вам теперь обращаться?

Я поморщился, встретив настороженные взгляды. Ну что же... печальные, но закономерные последствия новой ипостаси.

— Дюс! Ты же... Ты не демон!!! — ударил по ушам восторженный вопль. Признаться, я даже оторопел от столь бурного проявления чувств. И обрадовался. Потому что поклоны и паданье ниц уже изрядно утомили. Мою "божественную" часть души они заставляли скручиваться от чувства вины, а человеческую — откровенно бесили.

— Знаю, Агаи, — кивнул я колдуну и повернулся к правителю нежити: — Надо поговорить с вами, Андру, и с Рисом.

Забрызганный кровью по самые уши, вампир в ответ только прищурился:

— Рис сейчас в лазарете.

И предвидя вопросы, поспешил уточнить:

— Ничего страшного, несколько неглубоких царапин. Спустимся в мой кабинет и там подождем, пока Лаланна приведут в порядок.

Не могу сказать, что Рис был счастлив, услышав про курута, но возражать все же не стал. Он уже сделал выбор, а теперь лишь поинтересовался:

— Поможешь?

Я покачал головой:

— Прости, не имею права.

Мое вмешательство в судьбы этого мира могло привести к концу света. Возможно, еще приведет. Равновесие сил — хрупкая штука. Нынешние события еще способны вызвать настоящую бурю. Такое уже было. И пророчица со своей безумной идеей священной войны — как раз ее результат. Кто знает, во что выльется через тысячу лет мое вмешательство; быть может, оно породит безумца в сто раз хлеще сволочной Айелет. Так что когда уберутся от Азалы сирин и кочевники, я стану одним из самых могущественных и в то же время — одним из самых бесполезных существ. И честно говоря, я был несказанно рад этой бесполезности. Во всяком случае, пока.

— Почему ты все-таки решил претендовать на корону? — поинтересовался я у друга. Рис умел управлять, но я не замечал в нем того стремления к власти, той тяги, которая заставляет людей грызть друг другу глотки.

— Перебрал все возможные кандидатуры и понял, что как бы это ни было противно, я лучшее, что может получить Наорг, -Лаланн устало потер лоб и вздохнул: — На службу ко мне тоже не пойдешь?

— Только как...

— Охотник на нежить? — завершил ответ Андру, не отрывавший все это время от меня довольного взгляда. В глазах горел огонек того самого безумного интереса, после которого обычно шло предложение осуществить очередной эксперимент.

— ... проводник по Пустоши, — поправил я, и постарался с ходу одернуть не-мертвого алхимика: — Даже не мечтайте. Я вам не кролик для опытов.

Сказал, не особо надеясь на успех: насколько я успел изучить изворотливого кровососа, он так просто не сдавался. Не мытьем, так катаньем, но свое возьмет. У него благочестивой почтительности к богам и их окружению приблизительно столько же, сколько у дорогой шлюхи скромности — сыграть что угодно может, а попробуй копни...

В воздухе повисло неловкое молчание. Я не знал, что сказать, а товарищам было не так-то просто привыкнуть к тому, кем оказался обычный охотник на нежить. Справиться с этим проще всего было одним проверенным средством.

— Андру, не могли бы вы организовать нам ужин? Я голоден, как стая крокутов.

— Что подать к столу — амброзию? — с самым серьезным видом спросил упырь.

— А есть? — усмехнулся я в ответ.

— Амброзия## растет на юге Наорга. Эта трава вызывает сенную лихорадку и выделение избыточной слизи в дыхательных путях, — неожиданно радостно высказался Агаи. За моей спиной тихо рассмеялся Рис.

##Амброзия* — пища богов. Она же — растение.

— Благодарю за заботу, но я по-прежнему предпочитаю вино, сыр и хорошо прожаренное мясо, — важно кивнул я правителю нежити.

Тот в ответ пристально посмотрел мне в глаза и сказал без малейшего намека на улыбку:

— Я рад, что вы остались верны прежним привычкам и взглядам на жизнь.

* * *

Туман расползался клоками, опадал к земле, оставляя на ней влажные темные пятна. Пересохшее горло пылало огнем, на виски давила внезапная тишина. Грэзу так привык, так сроднился с грохотом и воем, что когда все смолкло, юноше показалось: вместе со звуками ушла часть души. А может, и ушла? Иначе как бы Эли оказался в этом странном месте?

Грэзу зажмурился и сжал пальцами виски, пытаясь вспомнить, восстановить последние события. В памяти всплыли клыкастая морда Ансуре, чувство невероятного облегчения и счастья, когда клинок, преодолев броню, вошел по рукоять в тело демона, и резкая боль, полоснувшая шею. А дальше...

Дальше как через одеяло пробился знакомый плачущий голос:

— Какой же ты дурак, Грэзу, какой же ты все-таки дурак!

Громыхнули в последний раз барабаны, настала тишина, и Эли оказался в уже знакомом месте — на берегу зеркального озера. Точно такого же, как было рядом с городом нежити. Только на этот раз все было очень реальным.

Грэзу протянул руку и коснулся тяжелого соцветия на кусте. К пальцам прилипли белые лепестки. Некоторое время юноша, не отрываясь, смотрел на них, смотрел и не видел.

Великая Юсса, да куда же его занесло?! Почему? Он умер?

Эли схватился за горло и одернул руку — пальцы нащупали глубокую рану как раз в том месте, где находилась главная жила. Но кровь из нее не текла. То ли — закончилась, то ли к озеру попадала душа, а не тело.

Значит... все-таки умер! И попал в Танту — место, где время превращается в воду, и открывается дверь в мир мертвых и мир богов. Увидеть его дано не каждому — души обычно сразу уносит к Небесным воротам, и только те, кому заказан в них путь, ждут своей участи в межмирье.

Эли усмехнулся — вот и хорошо! Больше не надо рвать сердце и искать оправдания поступкам, от которых выворачивает наизнанку. Осталось только дождаться посланников Борра.

Юноша огляделся, увидел валяющиеся у ног мечи, подобрал их и решительно направился к берегу озера. Ноги вязли в сером песке, который холодил голые ступни. В Танту было стыло и зябко. Не хватало ласковых лучей Хегази, ее света и... жизни.

Грэзу передернул плечами, избавляясь от липкого страха перед неизвестностью, опустился на колени, с силой вогнал мечи в песок и приготовился к долгому ожиданию: вряд ли Борр покинет поле брани ради безвестного новобранца.

В межмирье царила долгожданная тишина, а Грэзу беспощадными слепнями жалили тревога и непонимание. Эли мог точно сказать, что вызывало эти чувства: то, что он увидел в глазах поверженного Ансуре. Мертвый белок неожиданно превратился в бездонную черноту, в которой вспыхнули незнакомые звезды. Именно в эту черноту провалился Грэзу, когда умер.

Юноша поднял голову, пытаясь разглядеть небо сквозь туман.

Что-то не так... что-то не совпадает... Открывшийся в глазах поверженного демона мир не вызывал ни страха, ни отвращения, а только...

Грэзу затруднялся с ходу правильно выразить сложное и непонятное чувство, но оно заставило сердце забиться чаще, как... как в ожидании чуда. Почему-то — чуда.

Песий выродок! Наверное, именно так демон и получает новых слуг!

Юноша опустил голову — да, это закономерно. Слишком много легло на душу за эту войну. Остаться прежним было бы невозможно: грязь сомнений наросла на Эли толстой коростой, изъязвила веру. Немудрено, что его занесло в Танту. Наверное, даже Борр не уверен, нужен ли ему такой воин.

Песок хорошо поглощал звуки, а ножки, ступавшие по нему, были так легки, что Грэзу очнулся, лишь когда его обняли со спины и заплакали:

— Эли, Эли, Эли-и-и!

— Иска... Я сделал то, чего ты хотела. Я убил его, — тихо вымолвил Грэзу.

— Дурак! — дернули за волосы, да так, что юноша растянулся на песке. Маленькие кулачки стукнули по груди.— Дурак! Дурак такой! Я умерла! Давно умерла! Еще там, в храме!

Девушка сердито отпихнула возлюбленного, закрыла ладонями лицо и заплакала. Обиженно, искренне, горько, как плакала давно, еще когда не стала Айелет.

Эли подхватился, обнял, притянул к себе, утешая:

— Иска, ты чего? Я же сделал все, как ты велела! Теперь мы победим.

А девушка непонятно почему снова рванулась из объятий:

— Мы с тобой уже давно проиграли! Я мертва! Слышишь?! Пророчица меня убила в храме! Она отобрала мое тело!

Грэзу вздрогнул, неверяще посмотрел в заплаканные глаза подруги и похолодел. Она говорила правду. Теперь стали понятны и собственные метания, и то, как вела себя Иска. Нет... не Иска... Айелет! Это была Айелет.

— Прости меня, — безвольно уронил вдоль тела руки.

Девушка молча замотала головой, на мгновение прижалась к Эли, а потом с силой толкнула его:

— Уходи! Ты должен жить! За себя, за меня! Для нашего сына!

Эли усмехнулся:

— Куда? Меня убили. Неужели не видишь?

Иска снова замотала головой, попятилась к озеру и сердито крикнула:

— Не смей сдаваться, идиот! Слышишь? Не смей!

— Не смей умирать, идиот! Слышишь, Грэзу, не смей! — погрубев, эхом повторил знакомый мальчишеский голос. Неведомая сила вздернула и поволокла Эли куда-то вверх, в глухую болезненную темноту.

Эпилог

Очнулся Эли Грэзу на узкой кровати в маленькой комнате с низким сводчатым потолком. Пытаясь понять, куда попал, не поворачивая головы, скользнул взглядом по сторонам и подумал, что бредит. В кресле рядом с кроватью, раскинувшись, дремал Яир. Исхудавший и от этого еще более лопоухий. На левой щеке мага лиловели свежие шрамы ожога, сползающие толстыми рубцами на шею и плечо, а светлые волосы, скрученные и опаленные огнем, торчали неровными клоками.

Эли слабо шевельнул рукой, Яир тут же отреагировал — вскинулся, расцвел счастливой улыбкой:

— Грэзу, сволочь рыжая, очнулся!

"Не померещилось", — отстраненно подумал Грэзу, еще не до конца осознав и приняв тот факт, что сгинувший друг неожиданно ожил. Хотя вот Эли сам вроде бы тоже умер.

— Яир? — ответно шевельнул губами, спрашивая одним словом про все сразу: — Откуда...

Маг, нахмурившись, прикрыл ладонью шею.

— Грэзу, я должен тебе кое-что рассказать. О пророчице. — Облизал губы и замолчал, растеряв всю решимость в последний момент.

Грэзу не стал торопить товарища, вспоминая встречу с Иской у озера. Эли с удовольствием посчитал бы все бредом, но не позволил: жизнь в обмане — это не жизнь, а прозябание без уважения к самому себе.

— Не тяни, не околею от правды, — поняв, что молчание затягивается, подопнул мага.

Яир, кивнув, принялся за невеселое повествование. Грэзу слушал и с каждым словом становился все мрачнее. Он нутром, потрохами почувствовал — побратим не врет, рассказывая о смерти своей боулу, об Айелет, об Ансуре, о вампирах, о Восточном Зифе. Эта новая правда прокатилась по Грэзу мощным селем, буквально расплющив, раскатав по камушку все то, на что он опирался в часы сомнений, оставив за собой отвратительную грязь.

Когда же речь зашла о клятве Ансуре, Грэзу равнодушно поинтересовался:

— Почему меня не добили?

Причин, по которым хозяин Яира оставил пленника в живых, Грэзу не видел. Даже если этот Лирой и вправду не демон, а какой-то божок.

Маг нахмурился.

— Ты брат мне, забыл? — и снова понизил голос почти до шепота: — Скоро Дюс придет. Поговорить. Ты не кидайся больше на него. Он лучше многих сирин, и не враг нам.

Эли усмехнулся — придет, значит... значит, еще ничего не решено... значит, о будущем думать рано — и погрузился в ожидание.

Победа чужих богов ничего не изменила: во сне Грэзу как прежде несся в снеговых тучах вместе с северным ветром, ловил отражение молний гладкой поверхностью клинков. Правда, теперь такая участь представлялась насмешкой, бесполезной и никому не нужной жертвой. Бесстрашного командира седьмого майджа накрыло серой волной апатии. После разговора с Ансуре, Грэзу больше не мог цепляться за развалины собственной правоты. Он четко осознал, что жил совершенно зря — ни для кого — предав не только Иску, но даже себя.

Демон, оставив Грэзу целых три дня болтаться в неведенье цветком в проруби, явился уставший и недовольный в компании темноволосого сирин и... вампира! Бесцеремонно, не здороваясь, уселся в кресло, подпер щеку кулаком и лениво что-то рыкнул.

— Ну и что прикажешь с тобой делать? — перевел сирин.

Эли промолчал, не в силах отвести взгляд от упыря. Находиться с ним рядом было невыносимо: во рту пересохло, а пальцы свело судорогой от невозможности свернуть кровососу шею. Тот уловил эмоции пленника: уголки губ тронула едва заметная усмешка.

Неизвестно, насколько затянулось бы напряженное молчание, если бы не Ансуре, который пощелкал пальцами, привлекая к себе внимание пленника.

Грэзу с трудом вспомнил, что это от него ждут ответа.

— Хочешь меня убить? — то ли спросил, то ли предложил юноша.

Ансуре вскинул руку, останавливая толмача, и сам заговорил на божественном языке, даже чище, чем перебежчик сирин.

— По-прежнему мечтаешь уничтожить меня, Эли Ни, или сам желаешь умереть?

Грезу задумался. Ненависть к Ансуре ушла после рассказа Яира, а может быть еще раньше. Его сменила горечь опустошения от бессмысленности происходящего и невозможности хоть что-то изменить.

— Не мечтаю, — ответил только на первый вопрос юноша, на второй он ответить не мог: не определился еще. Будущее представлялось дорогой, ныряющей в густой туман, и Грэзу не был уверен, что хочет в него входить, как бы малодушно это ни звучало.

Ансуре насмешливо хмыкнул, а у Грэзу буквально язык зачесался обложить демона или кто он там, вывести из себя, стереть с лица снисходительную ухмылку, но вместо этого Эли спросил:

— Ты победил наших богов?

Ансуре устало потер глаза, пробурчал что-то на своем языке и снова глянул на Грэзу:

— Делать богам нечего, только друг с другом драться. Да и...

Хотел что-то добавить, но, запнувшись, безнадежно махнул рукой. Видно решил, что его не поймут.

— Верьте во что хотите. Все равно результат один: умных больше не станет, а дураков не убавится.

Ансуре пристально посмотрел на Грэзу:

— Но кое-что все-таки тебе подскажу. Те, кого ты считаешь свитой Борра, к богам отношения не имеют. Они всего лишь призраки. После смерти ты попадешь в их свору, увы. Если не изменишься.

И ушел, ничего не объяснив.

Эли устало откинулся на подушку, закрыл глаза. Встреча с главным врагом не дала ничего. Аб-со-лют-но. Демон не стал решать за Грэзу. А он, в свою очередь, не определился с будущим. Домой в деревню юноша возвращаться не хотел. Чувствовал, что не выдержит, сойдет с ума рано или поздно. Вернее — сведут. Призраки, которые даже во сне не отставали. Быть и дальше командиром майджа Грэзу категорически не желал — не хотел окончательно и бесповоротно превращаться в цепного пса.

Получалось, мирная жизнь не принимала Эли Грэзу, а военную теперь страстно, до спазмов в желудке и вкуса желчи на языке ненавидел Эли Ни. Третьего пути для себя юноша не видел.

Когда Грэзу разрешили ходить, он поклялся, что не станет вредить хозяевам Пустоши. Без всякой магии поклялся. Вампир смерил Эли долгим взглядом, но требовать большего не стал. Пока не стал. Лишь обронил:

— Рассчитываю на ваше благоразумие, молодой человек. Надеюсь, вы понимаете, что ответственность за ваши поступки в первую очередь ляжет на Яира, как на поручителя. Можете оставаться в Азале до полного выздоровления, но постарайтесь не злоупотреблять моим доверием.

Грэзу в ответ кивнул. Ему все еще было сложно находиться рядом с вампирами. Пусть они придумали себе мудреное название, а Яир и сирин Агаи в голос уверяли, что твари контролируют себя не хуже прочих разумных существ, для Грэзу этернус все равно оставались поганой нежитью. Самое большее, что ему пока удавалось — сохранять спокойное выражение лица, и то с большим трудом. Стоило вампирам оказаться рядом с юношей, как у него пересыхало в горле, мышцы каменели, а перед глазами плыли красные пятна. Конечно, можно было бы улететь прочь, но... Грэзу оттягивал. Он чувствовал, что должен определиться с судьбой именно здесь, в месте, перевернувшем мир с ног на голову.

Чтобы не мозолить глаза вампирам и самому не искушаться их близостью, Эли улетал каждое утро на одинокий камень, пупырем торчавший из воды, и просиживал там до вечера в компании с Вэлвилем. Побратимы почти не разговаривали: Эли молчал, а его бесшабашный друг бездумно валялся рядом — отсыпался. Выглядел он неважно. Изредка к их компании присоединялся Яир, но ненадолго: не проходило и четверти часа, как маг начинал ерзать, вздыхать и оглядываться на город. Видно было, что его разрывают два чувства: страх обидеть друзей и желание удрать от них в замок.

В одних из таких дней Вэлвиль не выдержал и вспылил:

— Медом тебе там намазано, что ли?! Бежишь от нас, как нежить от серебра.

Маг поднял в примирительном жесте руки и смущенно улыбнулся:

— Не обижайся, Вэл. Просто мы с Андру сейчас работаем над летучим кораблем, а это так интересно. Просто невероятно интересно!

— Над чем? — поднял недоверчивый взгляд на друга Грэзу, решив, что ему почудилось.

— Над большой лодкой, которая могла бы летать по воздуху, — как ребенку, объяснил Яир. — Никак не сообразим, как сделать ее независимой от ветра и непогоды. Князь обещал, что если все получится, он отправит экспедицию на другой материк через океан. Андру рассказывал такие невероятные вещи об этом месте, что я готов напроситься на летучий корабль хоть заклинателем погоды!

Грэзу неожиданно для себя и друзей решительно мотнул головой:

— Можно посмотреть на эту штуку?

— И мне? — тут же встрял Вэлвиль.

Яир недоверчиво моргнул и расплылся в широкой улыбке:

— Я спрошу у его светлости. Думаю, он не откажет.

Пожевал в задумчивости губу и снова улыбнулся, уже мечтательно:

— А может, и вы со мной тоже на этом корабле?

— Грэзу, давай, а?! — резко приподнялся на локте Вэлвиль. — Все равно мне дома жизни не будет!

Эта горячая просьба заставила Эли пристальнее всмотреться в лицо товарища.

— Рехнусь или убьюсь, — прозвучало негромко и устало.

Грэзу вздрогнул от понимания — не шутит: в глазах побратима плавились черная тоска и... страх. Страх, которого Вэлвиль не знал, даже в самые опасные моменты схваток! И боялся он вовсе не того, что может с ним случиться при жизни. Смерть — всего лишь краткий миг перед перерождением, так сказано в учении Юссы. Но только не для них... Не для Грэзу с Вэлвилем. Невидимая стая, закогтившая души побратимов, лишила их даже такой надежды. Бесконечное сумасшествие в кровавой мути — что может быть хуже? Только остаться с этим наедине без поддержки. Поэтому Вэлвиль пойдет за бывшим крестьянином, даже если тот предложит свернуть рога демонам преисподней. Но сам напрашиваться не будет — гордость не даст.

Эли покосился на друга и задумчиво покусал губу.

Летучий корабль... Ни на земле, ни на небе... Возможно, самое подходящее место для таких, как они?

— Мне нравится твоя идея, Яир. Пойдем, Вэлвиль, поговорим с кровососом.

* * *

Однако, что все-таки делать с пленником?

Историю парня я уже знал. Воин, любовник пророчицы, фанатик похлеще Агаи, заслуживший безрассудством и бесстрашием кличку Шалый и... одна из тех самых невинных жертв, тяжелым жерновом висящих на не особо чистых душах двух ангелов.

— Может, клятву? — неуверенно предложил Яир, ковыряя ложкой в тарелке, прямо как Морра.

— У меня так скоро личная гвардия из блаженных наберется, — поморщился я от "заманчивых" перспектив и хмыкнул: — Яир, а ты уверен, что твой Грэзу вообще примет такую клятву? По мне, он скорее удавится. Проще этого болвана выставить за ворота. Пусть катится на все четыре стороны, заодно приятеля татуированного прихватит, иначе тот скоро в лесу гнездо совьет. Кстати, объясни ему, что летать над городом — не самая лучшая идея. Еще раз появится — пристрелят. Если хочет друга увидеть, пусть просит разрешения у князя.

Второй побратим Яира не бросил товарищей и не растворился в небе вместе с войском сирин. Он прочно обжился в ближайшем лесочке и каждый день нарезал круги над Азалой, дожидаясь вестей от Яира. Мальчишке я общаться с ним не запретил: чем накручивать себя глупыми домыслами, пусть лучше узнает из первых уст, что происходит с рыжим. Побратимы мага еще при жизни умудрились попасть в неупокоенные. Теперь как бы их ни захоронили, какие бы обряды ни провели, а дорога в царство мертвых парням заказана. Неспокойная жизнь призраков — вот их удел. Притом не простых призраков, а бродяг, которых притягивают кровь и смерть.

— Дюс, а может, все-таки поставите условием клятву? И Грэзу, и Вэлвилю, — прошептал Андру.

Спрашивать у вампира, на кой ляд ему сдались эти юнцы, было пустым делом. Скорее всего, он сам пока не знал. В изворотливом уме правителя нежити постоянно бродили смутные идеи, которые позже выливались в бредовые. Или гениальные. Уж не знаю, что точнее. Скорее всего, второе, потому что почти все они в итоге так или иначе приносили выгоду правителю нежити.

Я вспомнил, как пленник жег князя мрачным взглядом, и мысленно поморщился. Вот ведь упрямец... прекрасно понимает, что ходит по острию ножа, и даже пальцем не шевелит, чтобы выпросить пощаду. Интересно — гордость мешает или просто не хочет жить? Неправильная у рыжего кличка: не шалый он, а дурной. Правда, эта дурость все-таки вызывает некоторое уважение. Она похожа на безрассудную гордость знаменосца, который отказывается отдавать стяг даже после того, как его полк сдался.

— Вы только подумайте, Дюс, как нам нужны свои... люди среди сирин. Кто знает, что им взбредет, лет эдак через двадцать, — продолжил гнуть свое вампир.

— Ваши опасения беспочвенны, Андру, на ближайшие лет эдак пятьдесят, — передразнил я хитроумного интригана. — И вы это прекрасно знаете.

После небольшого представления, которое я устроил на встрече с главнокомандующим сирин и царем кочевников, Пустошь превратилась из Проклятых в Запретные земли, нарушение границ которых грозило суровым наказанием ослушникам. Даже курута Афиза предстояло вернуться на родину другим путем — через океан. Хотя Афиз вообще не собирался возвращаться. После коронации Лаланна, часть курута отправится в Дикие земли, часть — останется в личной королевской гвардии Риса, остальные, с Афизом во главе, прокатятся грозной лавиной через Ингахию и растворятся среди народов южного континента. Молодой царь мечтал стать легендой для своего народа: он ею станет. Сирин же предстояло осваивать Сырт. Выковыривать их оттуда уже не имело смысла, да и некому было. Я вмешиваться не мог, к тому же не считал правильным: дети Верховного жить мирно не умели, государства появлялись и росли, как грибы, чтобы в один прекрасный момент рассыпаться в труху, оставив после себя другие царства. Так было, так будет, и не мне этот закон отменять. Бывшее Хогарское княжество станет новой родиной крылатых. Местом, где они будут учиться ладить с людьми. А люди — с ними. Научатся — придет время той самой империи, о которой грезила пророчица. Если же рабство останется — то уже через триста лет придется сирин снова искать защиты за высокими хребтами.

Я с головой ушел в раздумья. Вероятное будущее, изменчивое, мерцающее, разворачивалось перед взглядом текучими, как вода, картинами. Не могу сказать, что я рад был вновь обретенному дару, уж слишком он напоминал проклятие.

— Дюс, позволите задать вам один... ммм... деликатный вопрос? — вытянул меня из зыбких видений правитель нежити и, дождавшись кивка, сказал: — Узнали что-то об отце?

Вот же любознательный какой.... Во все дыры нос сует. И как тот еще не отчекрыжили?

— А вот это, Андру, не ваше дело, — усмехнулся я в ответ.

Однако простым отказом сбить со "следа" вязкого, как хорошая гончая, вампира, не получилось.

— Поскольку рассказывать не хотите, позвольте предположить... Я не ошибусь, если скажу, что вы — плод непорочного зачатия?

Эдхед то... Вот умник... Неудивительно, что пророчица тебе в свое время подписала смертный приговор.

Мне ничего не оставалось, как хмыкнуть и переключить всеобщее внимание на сирин, затихшего как мышь при появлении кота:

— Яир, ты ничего не хочешь нам показать?

— А стоит ли? — тихо спросил маг, недовольно стрельнув глазами в сторону этернус.

— Все равно узнает. Рано или поздно. Особенно если учесть, что Морра пока останется в Азале.

— Хотите, облегчу вашу участь? — почти пропел правитель нежити, заставив сирин нахохлиться, а меня — закашляться в кулак от смеха.

Неисправим, Мо шизане... Неисправим!

— Ну раз вам так нравится играть в "угадайку", милый юноша, то извольте, — не дождался ответа мага Андру. — У вас на руке появилась татуировка из предсказания. Вы жених нашей малышки и вероятный правитель Юндвари.

— Как вы узнали? Подглядывали?! — вскинулся мальчишка, непроизвольно ухватившись рукой за левое предплечье.

— Он попросил перевести, что говорит Морра, когда ты краснеешь, — подал голос Агаи, молчавший все это время. — А еще ты постоянно закатываешь рукав и пялишься на руку, когда думаешь, что никто не видит. Так что ты решил? Станешь бороться за власть, как Рис?

Большие уши мальчишки тут же налились красным цветом. Он скомкал скатерть и угрюмо обронил:

— Как вы себе это представляете? Думаете, стоит показать знак — и нас тут же коронуют? Да скорее уж по-тихому убьют! Там сейчас такая грызня начнется...

А вот тут белобрысый прав. Провидицы больше нет. Без кнута видений начнется жесткая игра, в итоге которой рано или поздно у власти останется единственный выживший. И если Морру, благодаря ее дару и нежному возрасту, еще могут сделать игровой фигурой, то Яира сразу пустят в расход. Слишком упрям, слишком правилен, слишком независим. Даже если друзья решат помочь, все равно шансов фактически нет. Разве что этот Грэзу впряжется и подомнет под себя армию. Это вполне ему по силам. Особенно если рядом останется второй, Вэлвиль. Вот тогда... лет эдак через двадцать... Смогут. Вот только захотят ли?

— Ваш народ, вам и решать, как все будет, — очень тихо и очень серьезно сказал правитель нежити.

Мальчишка в ответ промолчал, только оглянулся на соплеменника. Агаи в ответ на этот взгляд вздохнул. Жизнь хорошо настучала бывшему аптекарю по лбу. Настолько, что он уже не кидался с ходу спасать миры и отстаивать свои идеалы. Хотя, скорее всего, это было временным явлением. Теперь, когда эйфория победы прошла, все мысли и желания мага были связаны с противоядием и Танитой. Я Агаи понимал. Сам такой. Верховный подарил мне шанс, оставалось им воспользоваться. Но сначала требовалось уладить самые срочные дела и... подумать. Как следует подумать. "Не пожалей" — слишком явное предостережение. Божественное, чума его забери. Одно похожее я мимо ушей пропустил, за что сейчас и расхлебываюсь.

Скрипнула дверь, в комнату ворвалась Морра, за ней, едва поспевая, зашла невеселая Феара. Женщина осталась в Азале, Рис не взял ее с собой. У королей нет права на любовь, которая не приносит выгоду.

— Дюс, Агаи, кататься, лошадки! — заявила девочка, но на руки полезла к Яиру. Мальчишка привычно покраснел, улыбнулся через силу и осторожно придержал малышку, чтобы не упала. Напророченная невеста у Яира пока ничего кроме досады и смущения не вызывала. Парень по-прежнему грустил об убитой возлюбленной, хотя ответственность за Морру и необходимость ее защищать все-таки чувствовал.

— Если его светлость разрешит, — кивнул я в сторону вампира и посмотрел на Яира: — А ты... слетай к братьям. Покажи им знак.

— Они уже видели, — тихо сказал Яир.

— И? — заинтересованно прищурился князь.

Сирин болезненно поморщился:

— Вэлвиль сказал, что все предсказания — дерьмо, а пророки...

Парень покосился на девочку и недоговорил, перескочил на другое.

— Ваша светлость — знаете, мы нашли в вашей библиотеке один интересный рисунок. Посмотрите? Мне кажется, он решит нашу проблему с парусами. Возможно, мы вообще обойдемся без них.

Вампир тут же подхватился:

— Неужели? Кажется, я догадываюсь, о чем идет речь.

Повеселевший Яир охотно вскочил и поспешил следом за алхимиком:

— Я отдал его Рэми. Он обещал сделать к утру рабочую модель в масштабе один к двадцати.

— Реми! Игрушки! Идем! — обрадовано дернула "жениха" за волосы Морра.

— Увидимся позже, — поклонился мне Андру и попрекнул замешкавшегося мага: — Поторопитесь, юноша, не привыкайте попусту тратить драгоценное время.

Физиономия вампира буквально светилась от предвкушения новой забавы.

Правильно говорят: старый, что малый, только игрушки другие. Правитель нежити полностью оправдал поговорку. Стоило враждебной орде рассеяться, как он быстренько разогнал своих подопечных, отправив одних восстанавливать замки, других — помогать Рису, а сам как ни в чем не бывало занялся новой игрушкой — летучим кораблем. Да еще подбил на это безобразие Яира. Даже нелюдимый Грэзу с верным Вэлвилем — и те в итоге перебрались в мастерскую. Мне кажется, во взгляде рыжего появилась надежда. Слабая, неуверенная, но надежда. Не на счастье, просто на что-то лучшее, чем бессрочное скитание вместе с душами проклятых. Юноша много времени провел в раздумьях: сначала с утра до вечера просиживал на берегу озера, а затем в один прекрасный день явился в лабораторию к Реми, да так и не ушел.

Я хмыкнул — еще бы мальчишка ушел... Андру теперь каждый день соловьем разливался перед крылатой троицей, рассказывая сказки про дальние страны. И ведь почти не врал, подлец. Так... всего лишь немного приукрашивал.

— Дюс... — вырвал меня из раздумий знакомый голос.

— Дюс, — снова, уже совсем нерешительно прошептал Агаи.

— Ладно тебе, что телишься. Спрашивай, что хотел.

— Если ты бог — то, наверное, можешь вылечить Таниту? Ведь можешь? — выдохнул маг и затаил дыхание.

— Я не бог. К всеобщему счастью, — поморщился я и вздохнул: — Сам вылечишь, только флягу для противоядия принеси.

— Сейчас? Сюда? — боясь поверить собственным ушам, прошептал маг.

Я немного полюбовался на напряженную, недоверчивую физиономию аптекаря.

— Сюда и сейчас.

Мне не удалось удержаться от усмешки. По правде говоря, Агаи держался молодцом. Прежде чем обратиться с просьбой, он ждал больше месяца. Экспериментировал с ядами, с магией, уморил демон знает сколько мелкой живности, но цели так и не достиг. Притом уверен: спроси я мальчишку, почему он это делает, наверняка получил бы в ответ что-то такое: "Хочу, чтобы не только у Таниты была возможность выжить". Да, это было бы вполне в его духе. Поспорить с кем-нибудь на такой исход, что ли? Так ведь не станут, пройдохи, участвовать в заведомо проигрышном деле.

— Вот!

Мне на колени упала небольшая фляга из серебристого металла. Судя по легкости — из легатума. Аптекарь успел сбегать к Андру.

— Сейчас наколдуешь?

— Агаи, тебе рассказывали в детстве сказки о живой и мертвой воде? — я тщательно осмотрел фляжку. Да, более надежной и подходящей тары для бесценного противоядия не найти.

— Озеро, да? — почему-то шепотом спросил сирин. — И получить ее могут только смельчаки с чистой душой?

Я снова усмехнулся — вот уж не про меня.

— Значит, все-таки рассказывали. Только ни смелость, ни душа тут не пригодятся, так что не вздумай сунуть в озеро руки. Заново не отрастут.

Озеро встретило нас все тем же неподвижным, зеркальным спокойствием. Я вгляделся в его непрозрачную, на первый взгляд, поверхность. Теперь водоем казался кипящим котлом, из которого, клокоча, выливалась через край бурлящая энергия. Она могла с одинаковым успехом подарить как жизнь, так и смерть.

"И воздастся просящему" — кажется, так написано в человеческих книгах. О да, в этом месте воздаяние приходит в ответ на мысли и просьбы.

Я зачерпнул вязкой жидкости, закрутил пробку и протянул сосуд Агаи:

— Когда отправишься за женой, болезный? Завтра?

Маг медленно помотал головой:

— Нет! Я уже договорился с ребятами и его светлостью, что мы отправимся за Танитой и сыном Грэзу вместе — на летучем корабле.

И в ответ на мой удивленный взгляд пояснил:

— Не хочу рисковать. Не хочу потерять ее еще раз из-за собственного эгоизма. Мало ли какие опасности могут подстерегать в дороге. И тебя рядом не будет. Или... пойдешь?

Маг с надеждой посмотрел на меня.

— Нет уж. Не маленькие, сами справитесь. Только отвар успокаивающий сварить не забудь. Ты же знаешь, как мужская компания на твою кошку действует. А тут не просто мужики — с крыльями. Если судить по тебе, то рош-мах к птичкам неравнодушна.

Юноша тут же нахмурился, сунул флягу за пазуху и вздохнул:

— Спасибо, что напомнил.

Я, уже в открытую посмеиваясь, похлопал бедолагу по плечу:

— Ничего, влюбленным и пьяницам — море по колено. Справишься. А Таните передай — пусть от тебя рожает, и не трясется. Верховному она по душе, поможет. Он у нас как Андру — тот еще экспериментатор.

Сирин недоверчиво моргнул, расцвел счастливой улыбкой и от переизбытка чувств рванул к стене, правда, тут же остановился:

— А ты сам как?

— А я скоро уйду.

Аптекарь прерывисто вздохнул:

— Совсем?

Я лишь пожал плечами. Ответ на этот вопрос был пока неизвестен.

Через несколько дней маг и правитель нежити проводили меня до ворот Азалы. За мной на поводе, обреченно повесив голову, брел красивый мышастый конек — подарок князя.

— До встречи, Дюс, — уверенно заявил Андру.

— До встречи, — кивнул я ему в ответ. В том, что наши пути еще пересекутся, я не сомневался.

Агаи ничего не сказал, только долго и крепко жал на прощание руку. Его лицо почти окаменело от осознания торжественности момента. Чтобы разбить эту глупую маску, я наклонился к уху мага:

— Не забудь, что ты мне еще должен две тысячи золотых. Правда, раз до Юндвари мы так и не добрались, так и быть, скошу тебе половину.

И, не оглядываясь, вышел за ворота.

— Помните, вы обещали мне игристое в обмен на сидр! — услышал я вдогонку, и негромко рассмеялся. Все-таки хитрая бестия этот упырь. Из любой ситуации пытается выжать выгоду.

* * *

Кривобокую избушку я увидел сразу, стоило подойти к краю поляны. Отшельник тщательно ее обкосил: так, чтобы даже у мелкой нежити не осталось шанса спрятаться в густой траве от солнца. А чтобы добро не пропадало даром, сметал небольшой стог сена, с которого, как стражник в дозоре, меня разглядывала безрогая риволийская коза. Кажется, приятель решил побаловать себя молоком. Убийство живого существа ради мяса его не прельщало. Я привычно настрелял по дороге кроликов, которых так много расплодилось в этом году. Ведь от дичи, добытой чужими руками, Унн не отказывался никогда, объясняя, что исправить и очистить от скверны убийства весь мир он все равно не в состоянии. Философ доморощенный, Мо шизане.

Хозяин избушки обнаружился в огороде, где он возился с ульем.

Не желая дразнить чужим запахом кусачих насекомых, я остановился поодаль.

— Это ты к чему пчел завел? Фонарникам на прокорм? — поинтересовался я вместо приветствия и лишь потом поздоровался: — Доброго дня тебе, Унн. Приютишь странника?

Отшельник не спеша повернулся.

— Пришел, значит.

Голубые круглые глазки смерили меня цепким взглядом и остановились на тушках кроликов.

— И вкуса к охоте не растерял. Ну что же... устраивайся. Я подойду, когда закончу с делами.

Отшельник снова повернулся спиной. Я, закинув в дом заплечный мешок, закатал рукава и принялся свежевать добычу. Вскоре ко мне присоединился Унн. Пока я возился с обедом, он занимался обработкой шкурок. Не могу сказать, что мех летнего кролика — ценная добыча, но все-таки лучше, чем ничего; в хозяйстве пригодится. Занимались каждый своим делом, не открывая ртов. Да я и не говорить пришел. Мне нужно было другое. Посмотреть и понять, как Унн живет. По-новому посмотреть. Зная то, что знаю.

Ужинали мы тоже в абсолютном молчании. Унн активно двигал челюстями, я налегал на вино, которое прихватил из Азалы. Хотелось напиться по-черному. Мне это давно требовалось, просто позволить себе не мог. И так репутация хуже, чем у последнего демона.

А еще я пришел к Унну, чтобы сделать окончательный выбор. На самом деле... я его уже сделал. Оставалось только подтвердить свою правоту.

— Покажешь? — впервые за вечер разорвал молчание Унн, вытаскивая меня из невеселых раздумий. Я проследил за его взглядом и обнаружил, что сжимаю в руке прозрачный кабошон, дотрагиваться до которого стало привычкой. Теплота божественного дара успокаивала, утешала и исцеляла душу, а еще — грела надеждой на счастье. На маленькое личное счастье: без подвигов, сражений, злодеев и героев, которое начинаешь ценить, только нахлебавшись дерьма.

Я неохотно вытащил из-за пазухи артефакт. Камушек закачался на тонкой цепочке, и на тщательно выскобленной поверхности стола заиграли легкие радужные блики.

Отшельник, бросив на украшение мимолетный взгляд, невыразительно поинтересовался:

— Ты за советом пришел?

— Нет. Хочу спросить, как ты все это пережил. Как простил себя.

Отшельник усмехнулся:

— А кто сказал, что простил? Сам знаешь, память не позволит.

Я кивнул. Абсолютная память — тяжкое наказание. Как и вечная жизнь.

— Почему не вернулся? Грехи не позволяют? Или... не мог умереть, пока она жива?

— Ты всегда был жестким, Привратник. Умел бить по больному. Рад, что ты это умение не растерял, — смерил меня тяжелым взглядом бывший небесный воин. Первый, кого не устроил существующий мир и его обитатели. Только в отличие от меня Унн, жалея, мечтал сделать их лучше. Пусть даже через кровь и боль. Вот только самый милосердный из сонма ангелов забыл или захотел забыть, что сделать добро насильно нельзя. Насильно можно только искалечить.

— Недостаточно жестким, чтобы разнести в пух и прах этот мир, — проворчал я в ответ на обвинение и добавил: — Айелет мертва, Унн. Я убил ее своими руками.

— Знаю, — вылез из-за стола отшельник, чтобы вернуться в обнимку с большой бутылью. Глядя на нее, я понял — приятель удостоил меня чести утешиться самым крепким пойлом из существующих. Помнится, в бытность человеком мне хватало кружки, чтобы отключиться.

— Теперь вернешься?

— Куда мне... калеке. Сам сказал — грехи не позволят. Тяжеловаты они для небес. Я уж как-нибудь тут. Привык за тысячу лет. Да и не по силам мне непреходящее блаженство. Сердце сожжет.

Я кивнул: именно так! Каждому по делам и за грехи его. Воздастся. Уже воздается. Мне тоже предстоит тысяча лет одиночества, разбавленного редкими встречами, затемненного смертью немногочисленных друзей. Но это потом... а сейчас...

Я выбрался из-за стола, ощущая себя до отвращения трезвым. Слишком трезвым для того, что собирался сделать. Выходить из дома было необязательно, но мне захотелось сделать это под открытым небом. Унн за мной не пошел, понял, что будет лишним.

Пустошь погрузилась в чернильный мрак, лишь редкие фонарники мелькали под пологом леса. Я оборвал цепочку, прижал к губам драгоценный дар, запоминая тепло и прощаясь, на мгновение крепко сжал кабошон, а затем раскрыл ладонь и прошептал:

— Я тебя отпускаю.

Наверно, я дурак. Кретин безмозглый. Урод. Амулет позволил бы перемещать душу любимой в другие тела. Вот только... Там, за стеной, сидел тот, кто это однажды сделал. И ему было намного горше, чем мне, потому что это его усилиями любимая женщина стала монстром. Его желанием не отпускать, заставить выжить любой ценой. Тогда бывшему ангелу казалось, что это допустимо. Мне же... Правило "жизнь за жизнь" годится лишь для врагов и любимых. Замена меняет душу, корежит ее. Я готов был в любой момент отдать свою жизнь за жизнь Эрхены, но рисковать превращением ее в подобие безумной Айелет только из-за собственной тоски... слишком дорогая цена за короткое счастье!

Ладонь обожгло резкой болью: я надрезал кожу. Выступившая кровь смочила камень, зашипела мелкими пузырями. Артефакт покрылся трещинами и разлетелся, оставив после себя маленький, размером не больше грецкого ореха, светящийся шар. Он медленно скользнул к моей щеке, как погладил, и... исчез.

Вот и все.

В доме меня ждали полная кружка и молчаливый, мрачный хозяин. За то время, что мы просидели за столом, ни Унн, ни я не проронили ни слова. Не о чем нам было говорить. Когда же вино подступило к горлу, я кое-как добрался до лежанки, рухнул на нее и отрубился. Очнулся только утром. От того, что меня гладили по щеке. И первое, что увидел, было бледное лицо. Лицо, которое создатель забыл раскрасить, прорисовав лишь красивые карие глаза.

"Сон во сне" — мелькнуло в голове. Я потянулся, дотронулся до щеки столь дорогого мне видения, ощутил гладкую и нежную кожу.

— Кегемара, — выдохнул глубокий бархатный голос, заставив меня вскинуться и окончательно проснуться.

Сукин ты сын, Верховный... Ну какой же ты все-таки сукин сын!

Конец