Рождественская греза

Рождественская греза

На Рождество, в Сочельник, его посетили три Рождественских духа. Так начиналась старая сказка.

Шись таких сказок не знал, так как жил не совсем на земле, а над ней. В одном из тех инфернальных миров, обитатели которых обслуживали тот круглый, шарообразный мир сине-голубого, как глаза младенца, цвета. Много было таких миров. Он жил в самом светлом из них, самом воздушном, именно здесь рождались сны.

Шись жил бедно, но самостоятельно, сбежав в большой город от побоев отца. Зарабатывал он, чем придется. Там корзинки с рынка поможет донести, там, в городском яблоневом саду, чернорабочим подработает. В вишневом, конечно, платили больше, даже за самую простую, самую легкую работу, но вишневый располагался вблизи замка Снов на Дреме, поэтому из бедняцких кварталов туда было не пробиться.

Зимой же он жил тем, что нанялся в Подоблачный отдел Управления Сновидческих Дел протирать от пыли потускневшие звезды. Одна звезда — одна мечта, которой, судя по тому, как она потускнела, уже не суждено сбыться, потеряна надежда. Но иногда, в строгой очередности, их все же было просто необходимо протирать от пыли, если этого не делать, мечта совсем забудется и затеряется, и, даже если подвернется шанс, не воплотится в жизнь, а шанс, пусть и самый маленький, должен быть всегда. Всегда. Ведь мечта — это прелюдия к сновидению, к настоящему волшебству. Так инструктировал Шися господин Ник Олля, его самый главный начальник.

На самом деле Олля в ступенчатой иерархии управления тащился в самом низу, но Шись-то был еще ниже, ниже плинтуса. Так что для мальчика Ник Олля был самым главным начальником. Шись не жаловался, хоть ему и регулярно попадало за нереализованные амбиции Олля. Похоже, тот сам когда-то проворонил такую же вот потускневшую мечту и теперь просто из кожи вон лез, чтобы звездам вовремя возвращался их прежний блеск. А вдруг где-то среди них все еще прячется и его звезда тоже? Но грязную, точнее пыльную работу, Ник Олля просто терпеть не мог. Всегда нарочито брезгливо морщил острый нос, и прикрывал лицо батистовым платочком с девчачьими, на вкус Шися, кружевами. Поэтому туда, под сводчатый, словно изнанка купола, потолок подвала, к звездам по маленькой, легкой стремянке взбирался только Шись. Олля к тому же боялся высоты, так что у него даже порыва не возникало подняться вслед за ним и проверить, как там успехи, правильно ли мальчик исполняет его указания.

Но Шися и не нужно было проверять. Он все делал правильно. Доставал из заднего кармана джинсов специальную мягкую, ворсистую салфетку, из другого — баллончик с пульверизатором и утренней росой, заключенной в нем. Пшикал на салфетку и принимался протирать очередную звезду, бережно придерживая её другой, свободной рукой. Работа ему нравилась. И даже очень. Он любил представлять себе тех, недостижимых его пониманию людей, что живут где-то там, в том огромном, голубом мире, что мечтают и зажигают все эти звезды огнем своих маленьких, но таких горячих душ. Почему горячих? Потому что только огнем, по мнению Шися, можно было бы создать такую красоту. Породить, зажечь.

Жил он в небольшой каморке, дверь в которую располагалась в самом дальнем конце подвала с запыленными звездами на потолке. Туда и вмещалось разве что кровать, даже шкафа или стола не было, лишь маленькая, совсем крохотная тумбочка. Но у Шися было не так уж много пожитков, чтобы им не хватило там места. Зато здесь, в подвалах управления, несмотря на вредность и высокомерие Ника Олля, который не упускал возможности принизить заслуги своего единственного подчиненного, было тепло. Не уютно, нет, конечно же, нет. Шись никогда не смог бы назвать это место домом, поэтому об уюте и речи не шло. Но тепло. Поэтому он не боялся замерзнуть в лютую стужу, что царствовала на улице.

А еще за вредность здесь давали молоко. Шись его просто обожал, в шутку самого себя в одиночестве, когда никто не слышит, дразнил молокососиком, ласково и по-домашнему, так, как его никто, никогда не называл. Он мог пить молоко литрами, но ему каждый день приносили лишь стакан, и ему он был просто счастлив. Пил мелкими глотками, чтобы распробовать, чтобы в полной мере прочувствовать оттенки сливочного вкуса на языке. И даже пыльная работа после такого угощения не казалась такой уж беспросветной. И нос переставал чесаться от пыли, а ведь обычно бедняжка Шись то и дело чихал, а тут словно сама душа к потолку взлетала. Как мало ему было нужно для счастья. Как же мало. Но ведь не о том речь.

Тем временем в свои права вступило Рождество. И вот в Сочельник, когда на голубую землю гроздями разноцветных звезд сыплются самые яркие, самые красочные сновидения — в ожидании подарков и чудес, они всегда такие. К нему в подвал спустились три духа. Шись как раз заканчивал с очередной потускневшей звездой, протирая самые её кончики, сидя на стремянке. Вечер Сочельника начался с пса. Большого, с длинной, шелковой шерстью, восхитительного шоколадного, теплого цвета. Но Шись далеко не сразу его заметил, пока этот неизвестно откуда взявшийся бобик не поставил толстую, лохматую лапу на нижнюю ступеньку его стремянки и не потряс слегка. Так, что бедняга Шись чуть не свалился от неожиданности, но удержался, ухватившись за ту самую, засиявшую новыми красками, звезду.

— Эй, ты откуда? — спросил мальчик и робко улыбнулся.

— Из чуда, — пробасил пес и стал человеком.

Молодым парнишкой с собачьими ушами, стоящими торчком, и пушистым, шоколадным хвостом, протянутым через дырку в широких, модных штанах со множеством карманов. Сверху на парне была безрукавка на молнии, белая, но с темно-синим подбоем и с капюшоном. Выпятив грудь и опершись локтем на ступеньку повыше, парень с собачьими ушами, напустив на себя нарочитую суровость, вопросил. — Спускайся, говорю.

Шись подумал, вздохнул, еще раз для верности мазнул влажной салфеткой по звезде и полез обратно вниз. Бобик снял его со стремянки, не дождавшись, когда он спустится сам. Так начиналась новая сказка.

— Ну, и что ты можешь сказать в свое оправдание? — гневно вопросил парень с собачьими ушами на голове, нервно помахивая из стороны в сторону пушистым хвостом, кончик которого закручивался кокетливым колечком.

— Простите, а вы кто? — пролепетал Шись, во все глаза разглядывая странного посетителя.

— Ну, вообще, — бобик закатил глаза к потолку, продолжая все так же удерживать мальчика рядом с собой. — Я облысею в этом зоопарке! — объявил он, смерил Шися долгим, проникновенным взглядом, потом, заподозрив неладное, стушевался немного и уточнил. — Постой, ты что, правда, не знаешь? Не узнаешь?

— Кого? — захлопал большими невинными глазами Шись.

— Меня, — выдохнул бобик и разжал руки.

Мальчишка сразу же поспешил отойти от него подальше, а то мало ли, что может прийти в голову этому сумасшедшему собакоухому и собакохвостому.

— Нет, — и Шись в подтверждение своих слов отчаянно замотал головой.

— Не, ну вообще, — принялся еще громче возмущаться бобик. — О чем Сифиль думает, а? Он ведь должен был предупредить, что после него я приду.

— Сифиль? — заинтересовался Шись.

Первый испуг отступил на задний план, и теперь ему было куда более любопытно, нежели страшно от всего происходящего. Смысл творящегося пока ускользал от него, но он был готов набраться терпения и все же выслушать непрошенного гостя, возможно, в конце концов, он все объяснит.

— Э, — бобик окончательно растерялся, почесал макушку, снова повилял хвостом, глянул с надеждой, наткнулся все на тот же непонимающий взгляд, расстроился, махнул рукой и опустился на пол прямо там, где стоял. — Беспредел, — устроив подбородок на колене, прижатом к груди, выдохнул он. — У нас ведь четкая очередность, почему он раньше не пришел? Он ведь не приходил?

— Сегодня кроме вас у меня посетителей еще не было, — послушно отрапортовал Шись и тоже опустился на пол на колени, зажал ладони между ног и принялся терпеливо ждать разъяснений. А бобик все больше нервничал.

— И почему этот хвостатый раньше не пришел? — проворчал он, то и дело, стреляя глазками в сторону мальчика.

Шись склонил голову на бок и решил, что, если спросит, ничего не случится.

— А почему он должен был прийти раньше вас, почему такая очередность?

— Ну, понимаешь, — после паузы протянул бобик, явно пытаясь хотя бы лично для себя определиться, можно ли начинать рассказ, после того, как очередность была нарушена.

Шись внимательно смотрел на него, не мешая. Ему было просто безумно любопытно. Откуда пришел к нему этот странный парень с собачьими ушами, и придет ли еще этот самый Сифиль, о котором он упомянул. А если придет, то почему не пришел раньше, как рассчитывал его новый знакомец. Знакомец? Минуточку.

— Ой! — спохватился Шись.

— Что такое?! — встрепенулся заволновавшийся бобик.

Но мальчик подполз к нему, упершись одной рукой в пол, и протянул другую руку для рукопожатия.

— Меня Шись зовут, а вас? — и мило-мило улыбнулся.

— Э, — еще больше растерялся бобик, но руку чисто на автомате принял и даже пожал. — Степан Гавкин, — а после неловкой паузы добавил и робко улыбнулся, — можно Степа.

— А меня просто Шись. Сокращать некуда, — отозвался мальчик, сел обратно и развел руками.

Бобик улыбнулся открытей и веселей.

— Ну да — ну да. А фамилия?

— Нет, — мальчик ответил с улыбкой, но глаза его погрустнели.

— Почему? — растерялся Степка.

— Потому что фамилия — это имя рода отца, а я хочу забыть...

— Странно, — пробормотал Гавкин, почесывая бровь. — У тебя в личном деле вроде ничего такого не было.

— А зачем вам понадобилось мое личное дело?

— Ну, понимаешь...

— Ах, как не хорошо, — раздался из-за спины Шися приятный, мурлычущий голос. Мальчишка резко обернулся и встретился с раскосыми желтыми глазами, в глубине которых плавали вертикальные зрачки.

— Здравствуйте, — непослушными губами прошептал он, словно загипнотизированный этим взглядом.

— Эй! — воскликнул Степка, Шись моргнул и очнулся. И сразу же попытался отодвинуться от еще одного гостя подальше. Но тот вроде бы даже осторожно положил руку ему на плечо, но сжал так крепко, что двигаться дальше Шись уже не рискнул. Ему снова стало страшно. Но на второе плечо легла другая рука, и мальчишка почувствовал, как Степка тоже придвинулся и тоже теперь держит его.

— Сейчас не твоя очередь, — прорычал Гавкин, из-за плеча мальчика буравя соперника взглядом.

— Да неужели? — все тем же мурлычущим тоном отозвался тот.

И Шись только сейчас заметил в слегка вьющихся, пушистых, белоснежных волосах такое же белое, им под цвет, ушко. Кошачье, что немаловажно. Значит, как тут же заподозрил Шись, где-то под модным белым пальто с меховым воротником спрятан еще и хвост. Интересно, гладкошерстный или пушистый, а, может быть, кучерявый? Хотя. Разве бывают кучерявые кошки?

— А, по-моему, ты свой лимит времени уже исчерпал, — продолжал тем временем котик все так же мягко, но обманчиво-нежный тон не уменьшал его потенциальной опасности.

Котик Шисю совсем не понравился, если Степка сразу был похож на открытого и немного легкомысленного подростка, то котик явно был уже взрослым и подкованным в таких вещах, которые бедолаге Шисю даже не снились. Ну, разве что очень редко, темными-темными ночами, заканчивающимися сбитой постелью и влажными пятнами на простынях. Но их в его жизни было совсем немного.

— А вот и не исчерпал! — с жаром запротестовал бобик, сильнее, от переизбытка чувств, стискивая плечо Шися.

Еще чуть-чуть и будет больно, — понял мальчик и резко вскочил на ноги, рывком сбросив с себя руки обоих посетителей. Он отскочил в сторону, стоически выдержав оба взгляда, направленных на него снизу вверх. Котик смотрел с легкой иронией и насмешкой, бобик все так же растеряно.

— Вы что себе позволяете? — тяжело дыша, вопросил он с должной долей возмущения и обиды в голосе. Ему окончательно перестало нравиться происходящее. Окончательно.

— Всего лишь небольшая игра, — промурлыкал котик и встал на ноги, отряхнул светлый брюки, поправил меховой воротник, подчеркнуто мило улыбнулся. — Позволь представиться, — он сделал изящный пас рукой и поклонился, — Мяульвир Кус-Кус.

— Короче, просто Мяу! — вмешался Степка, нарочито объявив это во всеуслышание.

Мяульвир совсем немного, в чем-то жеманно, сморщил носик, но промолчал. А после некой паузы даже согласился.

— Да, можно Мяу.

— А я Шись, — послушно представился мальчик снова, переборол себя, шагнул к нему и протянул руку.

Но котик, в отличие от бобика, хотя и поймал её в свою ладонь, не стал пожимать, а склонился, поднес к губам и поцеловал. От неожиданности Шись зажмурился. А когда снова открыл глаза, его руку уже отступили. Облегченный вздох вырвался словно сам собой, он посмотрел на все еще стоящего рядом Мяу и увидел, что тот смеется. Смеется над ним. Одними глазами, но все же. Стало обидно, но Шись стерпел, за свою не такую уж долгую жизнь ему приходилось терпеть и не такие унижения.

— И чем я вам обоим обязан вашим визитом? — послушно отрапортовал Шись, расстроился, махнул рукой и опустился на пол прямо там где стоял, нацепив на лицо маску подчеркнутой вежливости, которая всегда у него получалась лучше других, он вздохнул и внимательно посмотрел на поздних посетителей.

Котик, то есть Мяу, моргнул и повернулся к Степке, тот смутился, отчего-то покраснел, разозлился за это на самого себя, вскинул горящий взгляд и объявил.

— Вот видишь? Даже я тут на птичьих правах! Сифиль у него еще не был.

— Ну, в конец оборзел братец, — растеряв весь свой вычурный лоск, рыкнул Мяу, уперев руки в боки. — Мы, значит, уже оба в боевой готовности, а его где-то черти носят?

— О да, чертей он сегодня утром запрягал позабористей, такие вмиг хоть куда донесут, — покивал на это Степка. А в ответ на вопрос в глазах коллеги, пояснил. — Сам видел на чертюшне

— И куда, интересно, он отправился?

— Откуда мне знать. Он у нас вообще птица непредсказуемая.

— А он, правда, птица? — заинтересовался Шись, на него недоуменно уставились две пары глаз.

Похоже, кот и пес благополучно забыли, что не одни сейчас, а, можно сказать, с клиентом.

— Слушай, а как ты смотришь на то, — промурлыкал Мяу, оценивающе оглядев мальчишку с ног до головы, — что мы тут тебя без него окучивать будем, но зато сразу вдвоем, а не по очереди?

— Вдвоем? А разве это правильно? — занервничал Степка.

— А почему нет? — весело подмигнул ему лукавый, как все коты, Мяу, и снова посмотрел на Шися.

Тот вздохнул, опустил глаза в пол, подумал и решился.

— Я не очень себе представляю, что вы подразумеваете под окучиванием, но... — он запнулся, а потом сказал честно, именно то, что было на сердце. Он так устал быть один. Всегда один, для всех. Даже для отца когда-то. — Сегодня ведь Сочельник, а праздновать мне не с кем, я с удовольствием отпраздновал бы с вами, вы... вы кажетесь мне хорошими и... нравитесь, да, нравитесь.

Мяу и Степка от таких незамысловатых признаний заулыбались, но неожиданно поменялись в лицах. Шись заволновался не на шутку.

— Вы... не хотите? — спросил он, сделав один робкий шаг им навстречу.

— А я? — неожиданно выдохнул кто-то в затылок, и поперек груди обхватила чья-то рука.

Мальчишка застыл и медленно-медленно обернулся. В груди набатом о ребра стучало сердце. Незнакомец с медно-рыжими волосами и лисьими ушками в них испугал его. Глаза его смеялись.

— Вы? — сдавленно пискнул Шись.

— Я тебе нравлюсь? — спросил незнакомец и лукаво улыбнулся чувственными губами.

— Я с вами еще не знаком, — высвободившись, объявил мальчик и от греха подальше отошел к котику и бобику. — Поэтому нет.

— Да? Тогда будем знакомы. Сифиль Хитрохвост.

— А я...

— Шись фа Минор, старший и единственный сын герцога Минорского, — вместо него произнес Сифиль, и у него из-за бедра появился рыжий лисий хвост с белым кончиком. Шись уставился на него, не в силах поднять глаза на улыбающегося лиса, он и не думал, что здесь, в Управлении, когда-нибудь услышит свое полное имя.

— Так вот куда ты уезжал, — быстрее остальных догадался Мяу. — Ездил наводить справки о нашем объекте?

— Ага, — легкомысленно отозвался лис, подошел к мальчику и неожиданно для Шися обнял его за плечи. — Две пары чертей загнал, пусть радуются.

— А чему бы им радоваться? — лишь за тем, чтобы хоть что-то сказать, чтобы сбросить оцепенение, охватившее его, спросил Шись тихо, все так же не поднимая глаз на обнимающего его парня.

— Как это почему? — притворно изумился тот. — Им же лучше. Отправились на перерождение, получили шанс вернуться в привычную среду обитания, то есть в свой изначальный мир, откуда их силком вытаскивают, чтобы для пользы дела приспособить.

— Понятно, — пролепетал мальчик, у него никак не получалось справиться с собой и, кажется, лис это понял. Потряс за плечо.

— Эй, ты чего?

Мальчик поднял глаза.

— Я хочу, чтобы вы ушли.

Сифиль напрягся. Тряхнул рыжей головой, уточнил.

— Все вместе или только я?

— Вы. Только вы.

— Неужели тебе не страшно оставаться с ними наедине, — он покосился на своих коллег, — после такого многообещающего намека про окучивание, — и подарил Мяу выразительный взгляд. Тот на это лишь коротко фыркнул.

— С ними нет.

— А со мной, значит, да?

— Да.

— Почему?

— Они искренние.

— А я, получается, по-твоему, лжив?

— Да.

— Ну, знаешь...

— Не знаю. Но Мяу и Степа пришли ко мне просто так, даже не подумав копаться в грязном белье, а вы...

— Слушай, да мы просто не додумались, Сиф у нас всегда был самым соображающим, так бы и мы тоже... — подал голос Степка, заступившись за товарища. И смутился под взглядом Шися.

— Для чего? — скинув со своих плеч руку Сифа, спросил Шись строго.

Все трое хвостатых переглянулись, и отвечать принялся лис.

— Ты не видишь сны.

— Не вижу, — подтвердил Шись и неожиданно для всех улыбнулся. — Я даже и не знал, что это такое, пока в город сюда не перебрался. Потом мне рассказали, но я все равно их не вижу. И что?

— Мы... — лис посмотрел на Степку и Мяу, те кивнули, и Сиф продолжил, — три духа сновидений. Я — дух детского и старческого сновидения, с расчетом на то, что с возрастом старики становятся как дети и их сны тоже, Степа — юношеского, поэтому, как ты мог заметить, порывист, прямолинеен и в чем-то наивен, но далеко не во всем, максималист к тому же, — Степка на это фыркнул и отвернулся. Щеки у него загорелись от смущения, но перечить Сифу он не стал, а тот продолжил. — Мяу — дух взрослого сновидения, отсюда его пошлые местами намеки и подкованность во всех самых взрослых вопросах.

— Прошу тебя, — тут же возмутился Мяу, — откуда пошлость? — и хитрюще улыбнулся.

— Оттуда-оттуда, — пробурчал слева от него Степка.

Мяу смерил его долгим взглядом, но смолчал.

— И мы пришли научить тебя видеть сны, — обратился к Шисю Сиф и замолчал.

Все три духа ждали его реакции. Ожидание несколько затянулось. Шись переваривал услышанное, а потом сказал.

— А что если я не хочу их видеть?

Да, духи, мнящие себя этакими благодетелями, такого от него точно не ожидали.

— Хорошо, а если я скажу, что принес рождественское угощение для всех, ты позволишь мне остаться? — шутливо протянул лис.

— Угощение? — тут же навострил ушки Степка.

Мяу смолчал, но, неотрывно глядя ему в глаза, облизнулся. Лис на это только головой покачал и посмотрел на Шися. Тот отвернулся.

— Делайте, что хотите, — и пошел в сторону своей комнатушки.

— Эй, а ты? — окликнул его Степа — самый непосредственный из духов.

— Я спать.

— Но ведь сегодня Сочельник!

— Мне все равно, — не оборачиваясь, произнес он.

— А не боишься, — промурлыкал Мяу ему вдогонку, — что мы тут напьемся и буянить начнем, перебьем все звезды. Как тебе?

— Делайте, что хотите, я больше здесь не работаю.

— Почему? — когда мальчик остановился уже у двери, догнал его окрик Сифа.

— Потому что вы знаете, а я не хочу, чтобы хоть кто-то знал.

И ушел, плотно прикрыв за собой дверь маленькой комнатушки.

— И что теперь? — растерянно протянул Степка.

— Развлекайтесь, — бросил на это Сиф и мотнул головой в сторону двух больших корзин, оставленных им в отдалении.

— А ты? — перехватив его взгляд, поинтересовался Мяу.

— Пойду к нему, — кивнув на дверь комнаты Шися, произнес Сиф.

— То есть все же придется соблюсти очередность, — протянул разочарованный котик. — Как скучно.

— А ты, пока я с мальчиком занят, вон, Степку окучь, вдруг повезет, — хмыкнув, в шутку предложил лис и исчез, растворившись светло-рыжим туманом.

Мяу смерил Степку долгим, испытующим взглядом.

— Вот еще! — тут же запальчиво бросил тот. — Так я тебе и дал... — запнулся и продолжил, — себя окучить.

— Да? — протянул Мяу и пошел в наступление, но ни Шись, ни Сиф этого уже не видели. Тем лучше для них.

— На улице мороз и вьюга. Где ты будешь жить, когда уйдешь? — прозвучало над самым ухом, тепло и щекотно.

Шись зажмурился и накрылся тонким одеялом с головой. В его каморке без окон всегда было душно, несмотря на то, что пыль он отсюда давным-давно извел. Но сейчас отчего-то стало совсем нечем дышать, горло перехватило. Ну, вот зачем этот лис все про него раскопал? Зачем? И тут мелькнула вполне здравая мысль. Захваченный ею, Шись так и не дал Сифу продолжить.

— Почему вы пришли именно сейчас? — резко отбросив в сторону одеяло и чуть не спихнув лиса с узкой кровати, на которую тот к нему словно невзначай прилег, спросил он требовательно, сел в изголовье и поджал к груди колени.

Лис, после не долгой возни устроившийся в изножье, задумчиво почесал нос и внаглую соврал.

— Просто время пришло.

— Нет, — покачал головой Шись. — Что-то еще изменилось, так? Я хочу знать что. Просто так сразу трех духов ко мне бы не послали.

Лис задумался. Долго смотрел на него и молчал, потом все же решил сказать правду.

— Глава управления предложил пари. Мы с Мяу и Степкой недавно изрядно повздорили, и нам сказали, что победит в споре тот, кто сможет научить тебя видеть сны. Мы, каждый, уже ни раз пытались с самого твоего детства, но так и не смогли найти причины, по которой, погружаясь в сон, ты не видишь грез.

— Я ни одного из вас не помню.

— Мы приходили, когда ты спал.

— Понятно, — медленно кивнул на это Шись, обхватил себя руками и задумался.

Лис посидел, помолчал и сделал очередную попытку подобраться ближе, попробовал сесть рядом с мальчиком, но тот поднял глаза, и проницательный Сиф вернулся обратно в изножье. Разочаровано вздохнул, давая понять, что такое свое место в пространстве и времени он совсем не одобряет. Шись намек проигнорировал. Замкнулся еще сильней.

— Мне не страшно замерзнуть на улице, умереть занесенным снегом. Иногда мне кажется, что чем так мучаться, жить в ожидании, словно беглый каторжник, проще умереть и стать, наконец, свободным, — прошептал он в ритме, схожем со стихом, и поднял печальные глаза на своего совсем нежеланного визави.

Лиса передернуло. Он нахмурился, бросил зло и раздраженно:

— Ты слишком юн, думать о таком, желать смерти!

— Но я думаю и желаю, — возразил ему тот.

— Ладно, давай поговорим на чистоту, — примирительно начал лис. — Почему?

— Потому что мне не нужно спать, чтобы видеть грезы.

— Э? — да, Сиф спрашивал совсем не о том, но мальчик сам выбрал вопрос, на который готов был ответить.

— Я грежу наяву, — пояснил он после паузы.

— О чем? — выдохнул потрясенный его признанием дух и поспешил уточнить. — То есть, я хочу сказать, о чем твои грезы?

— О разном.

— И как ты грезишь, когда?

— Всегда. Вот протираю очередную звездочку от пыли и грежу, представляю, что не заперт в подвале с безликими, мертвыми лампами звезд, а под настоящим небом, а под ногами настоящие облака, и я шагаю по ним, а со мной рядом, рука об руку идет...

— Кто? — искренне заинтересовался лис и даже ушки лисьи к голове прижал.

— Лучший Друг, — именно так, каждое слово с большой буквы, ответил мальчик и улыбнулся. — А еще, мне иногда грезится, что мир, что под нами, не голубой, а сиреневый, и не закрыт для меня, а, напротив, всегда готов принять. И я гуляю по улицам его городов, больших и непонятных, снежно-серых, таких странных и чужих, что невозможно описать словами нашего языка, лишь птичий тут поможет. И, гуляя там, я призываю на помощь снегирей, их красные грудки светятся зимними ночами, как фонари, и они щебечут на птичьем, и я понимаю каждое слово, и мы вместе с щебетом и гомоном несемся по улицам города, обгоняя воробьев. И ищем, ищем, ищем...

— Что? Что? — голос лиса задрожал, стал звонким, греза мальчика захватила его.

— Подарок. Подарок Лучшему Другу, но никак не можем найти.

— Но потом ведь находите?

— Нет, — печально вздохнул на это опомнившийся Шись, и взгляд его потускней, потух. — Нельзя, даже в грезах, найти подарок для того, кого еще нет.

— У тебя нет друзей? — догадался лис, который тоже погрустнел, он не думал, что греза получится такой печальной.

— Мне не нужно, мне хватило бы одного, но... — Шись вздохнул, — но нет.

— А ты искать пробовал? — заинтересовался лис, он всегда предпочитал действовать, а не откладывать порывы и мечты в долгий ящик. Всегда бросал все силы на то, чтобы они осуществились. Поэтому ответ Шися его потряс.

— Нет.

— Почему?! — возмущенно вскричал лис, бывший куда эмоциональнее, чем пытался порой казаться.

— Потому что боюсь. Я ужасный трус на самом деле, — прошептал мальчик, лег на кровать и свернулся калачиком, с силой прижав к себе колени.

Сиф растерялся. Он теперь и сам не знал, что делать с ним. А делать ведь что-то было надо. Не потому что пари и так и не разрешенный спор, а потому что мальчишку так оставлять было нельзя, такого хорошего, светлого мальчика уж точно.

— Чего боишься? — спросил лис и все же подобрался ближе. — Подвинься.

Он не рассчитывал на это, думал, придется уговаривать, но Шись послушно отполз к стене. Сиф не заставил себя долго ждать и сразу же устроился сбоку от него, мальчишке пришлось распрямить ноги, чтобы они оба смогли разместиться. Лис же перехватил его руку, перекатился на спину и положил ладонь мальчика себе на грудь, накрыв своей. Так было как-то спокойнее. И, судя по тому, что Шись не стал вырываться, не ему одному.

— Что он окажется вовсе не таким, каким я его себе представляю, — прошептал Шись и сжал в пальчиках тонкую ткань темно-зеленой туники, в которую был облачен Сиф.

Лис зажмурился, крепче обхватил его кулачок ладонью и так же шепотом отозвался, повернув голову в его сторону.

— Как глупо? Если он окажется не таким, значит, это вовсе не тот Лучший Друг, о котором ты мечтаешь. Поэтому ты просто отправишься искать другого, вот и все, разве нет?

— А вдруг тот, который не Лучший Друг, но все же уже друг, не захочет больше со мной дружить из-за этого.

— Значит, он и не был твоим другом. Вот и все.

— А если и этот не тот, и тот, который этот, никогда не найдется, я так и останусь один?

— Я не знаю, — честно ответил лис.

— Тогда лучше и не искать, — сделал весьма неожиданный вывод Шись. — Пусть лучше тот самый Лучший Друг живет лишь в моих грезах, — придвинулся ближе и уткнулся лбом ему в плечо. Лис подумал и понял, что тает, как мороженое на солнцепеке. Кстати, о мороженом.

— Шись, — впервые назвав мальчика по имени, обратился лис, — а я не подойду?

— На что?

— На роль Лучшего Друга.

— Это не роль, — пробормотал мальчик и поднял лицо на один уровнем с его, посмотрел в глаза, покачал головой. — Лучший Друг он просто есть, его нельзя сыграть.

— Но ведь Лучшими Друзьями не рождаются, нет?

— Не рождаются, — согласился с ним Шись.

— Тогда как насчет того, чтобы попробовать ими стать, — улыбнулся ему лис и подмигнул. — Кстати, ради такого случая, предлагаю пойти и съесть мороженое, а то эти троглодиты слямзят его без нас, — предложил он весело, но наткнулся на непонимающий взгляд.

— Мороженое?

— Ну, — лис растерялся. — Постой, ты же вроде граф, почти принц, ты что, никогда не ел мороженого?

— Не граф, а сын графа, — поправил его мальчик и закрыл глаза. — Отец... меня не баловали.

— Понятно, — лис помолчал, подбирая определение. — Ну, если вкратце, это замороженное молоко. Трудно объяснить, нужно пробовать.

— Молоко? — глаза Шися широко распахнулись, на губах заиграла улыбка. — Я очень люблю молоко, потому и остался здесь работать, здесь молоко за вредность дают.

— Тогда вперед! — скомандовал Сиф, в один миг соскочив с постели, и подал ему руку. Шись принял, улыбнулся, отбросил челку со лба и пошел за ним. От двери их отделял один шаг.

Сиф вышел первым, но, вот беда, застыв на пороге, не успел сориентироваться и затолкать мальчишку обратно, не позволив увидеть. И Шись, выглянувший из-за его плеча, смотрел и видел. Как, расстелив по полу свое белоснежное, широкополое пальто, Мяу комкает меховой воротник и тихо стонет. На нем, навалившись сверху, в рваном ритме ерзает Степа, слепо тычась лицом между лопаток, и дергает, дергает стиснутые до синяков бедра себе на встречу. И шепчет, шепчет, сбиваясь с дыхания, забывая дышать, путаясь в словах.

— Не могу... не могу... горячо... так горячо... узко...

— А ты моги! — рычит на него через плечо Мяу, снова стонет, прогибается в пояснице, дергается навстречу и снова назад, полностью перенося вес тела на плечи, прогибаясь. — Двигайся, черти тебя разбери, Степка, даром я что ли...

— Заткнись! — хрипит на это Гавкин, резко садится на пятки, отстраняется, но не до конца.

Их бедра все еще притиснуты друг к другу, но движение продолжается, и Шись, впрочем, как и Сиф, видит, наконец, что именно они делают, почему такая странная поза, откуда эти хрипы и стоны, отчего столь странный, рваный ритм толчков.

— Нет, — прошептал Шись и все, дверь хлопнула за ним.

Сиф вздрогнул. Степка тоже, резко повернулся в их сторону, замер, с непередаваемой гримасой на лице. Стыд и похоть — сумасшедший коктейль. Сиф лишь махнул рукой и исчез. Понятное дело не куда-нибудь, а к Шисю. Мяу дернулся.

— Ты что застыл? — гневно прикрикнул на любовника он и дернул бедрами. — Мы еще не закончили!

— Но они... а как же... что я делаю вообще? — прошептал Степка, словно только сейчас осознав, чем он собственно занимается и с кем. И дал задний ход.

Мяу в одно мгновение оказался с ним лицом к лицу. Желтые глаза с кошачьими зрачками горели диким светом.

— Ты что это делаешь? — вопросил он холодно, причем собственное возбуждение в этот момент беспокоило его меньше всего.

— Я... ты... — запинаясь и не поднимая глаз, пролепетал Степка, покраснев так, что вот-вот был готов грохнуться в банальный обморок.

— То есть ты мне отказываешь? — прошипел котик.

— А? — бобик все же поднял на него глаза. Виноватые-виноватые и испуганные. И Мяу был вынужден пояснить.

— То есть после того, как я столько сил приложил, чтобы до тебя, идиота вислоухого, наконец, дошло, что я тебя хочу, ты мне отказываешь?

— Я не вислоухий! — запротестовал Степка, тут же в качестве доказательства поставив уши торчком.

Мяу закатил глаза.

— Умоляю, это все, что тебя сейчас интересует?

— Ну, — бобик стушевался и на всякий случай решил уточнить. — А что еще?

Мяу улыбнулся. Придвинулся к нему и опустил руку ему между ног. Глаза Степки широко распахнулись, и с губ сорвался тихий всхлип, перешедший в скулеж.

— Например, это, — промурлыкал котик. — Или это, — он нашел свободной рукой его запястье и заставил опустить ладонь себе туда же, пальцы сомкнулись в правильном направлении сами собой.

Бобик шумно сглотнул.

— Ты ведь хочешь?

Бобик кивнул. Глупо было бы отрицать.

— И я хочу. Так почему бы не продолжить?

— Но почему?

— М? — целуя его в шею, невнятно отозвался счастливый Мяу.

— Почему я? Сиф ведь круче и... симпатичнее...

— Ты лучше.

— Почему?

— Потому что люблю тебя, вислоухий ты мой!

— Я не вислоухий!

— Вислоухость, Степа, это не форма ушей, это состояние души, а она у тебя вислоухая.

— Почему это?

— Потому что будь она другой, ты бы на мое признание ответил правильно.

— На какое признание? — заинтересовался бобик, послушно опускаясь на него снова, когда котик откинулся на спину и потянул его за собой.

Мяу в очередной раз закатил глаза к потолку, улыбнулся, поцеловал, порадовавшись растерянности партнера, быть первым всегда приятно.

— Я люблю тебя.

— А я что должен сказать?

— Ну, что, по крайней мере, хочешь... — промурлыкал осчастливленный Мяу, который был убежден, что до люблю со стороны Степы осталось совсем недалеко, и, скрестив ноги у него за спиной, быстро и без особых на то усилий уговорил его не отвлекаться на лишние сейчас мысли и продолжать.

У Сифа тем временем были совсем другие проблемы. Шися он застал у тумбочки, спешно запихивающим в походную сумку все нехитрые пожитки.

— Ты чего? — опешил он, застыв у двери.

Мальчишка резко дернулся и обернулся, прижимая к груди сумку в защитном жесте.

— Шись? — сделав огромные глаза, позвал лис, все еще не понимая, что произошло.

— Я не буду так с тобой дружить. Не буду! Вот что значит ваше — окучить! — вскричал мальчик, у него на глазах навернулись слезы.

До лиса дошло.

— Глупый, — он шагнул к нему с распростертыми объятиями, желая утешать, объяснить, но мальчишка попятился, отшатнулся, чуть не влез с ногами на маленькую тумбочку, и лису это совсем не понравилось. Он нахмурился и все же подошел к нему. Но обнимать не стал. Просто остановился рядом с ним, почти вплотную. Их разделяла только выставленная Шисем перед грудью сумка.

— Я предлагал тебе только дружбу, ничего кроме, — произнес Сиф решительно и твердо.

— Только дружбу? А они? Они что делают?

— Любовью занимаются. И уж поверь мне, друзьями их мог бы обозвать разве что слепой. Они же по жизни всегда цапаются!

— Но как же так? Как можно любить и заниматься этим, но не быть друзьями.

— Как видишь можно, — мотнув головой и отбросив с глаз рыжую челку, откликнулся лис, сел на кровать, поставил локти на колени и положил подбородок на переплетенные перед лицом пальцы. — Я — идиот, — самокритично объявил он, глядя прямо перед собой.

— Почему? — выдавил из себя немного успокоившийся Шись и выпустил из рук сумку, та с тихим шорохом соскользнула на пол. Мальчик остался стоять у высокой тумбочки, опираясь на нее бедрами. А лис решил пояснить.

— Я все понять не мог, отчего они в последний раз-то поцапались. И ведь на ровном месте же! А я, идиот, полез их разнимать. В итоге, получили все трое.

— Меня в качестве задания? — тихо уточнил Шись.

— Да, — подтвердил его догадку Сиф, посмотрел на него и похлопал по кровати рядом с собой.

Мальчик подошел, сел, привалился к теплому боку. Лис обвил его бедра хвостом, Шись поморщился от щекотки, самый кончик мазнул по коже. Над поясом джинсов, его толстовка неудачно задралась и вот. Лис почувствовал это и во второй раз провел кончиком хвоста уже нарочно. Шись не задумываясь больше о том, что делает, забрался ему под руку. И Сиф сразу же крепко обнял его. Поцеловал в макушку. Выдохнул в волосы.

— Теперь пари не имеет смысла, выиграл все равно Мяу.

— Почему он?

— Потому что, наконец, получил то, что хотел.

— Степку.

— Ага.

— А как же я? Разве я один не вижу сны? Не думаю, что грезы наяву случаются только со мной.

— Ты уверен.

— Да, — кивнул мальчик и повернулся к нему, заглядывая в глаза.

Лис улыбался все теми же чувственными губами, в полумраке комнаты его глаза мерцали каким-то потусторонним светом, и это было очень красиво. Шись залюбовался. Лису даже пришлось ласково щелкнуть его по носу, чтобы отвлечь от созерцания.

— Извини, — смутился Шись и опустил голову.

— Ничего, — заверил его лис. — Я не против. Кстати, как ты смотришь на то, чтобы помочь мне подвести экспресс-статистику относительно этих твоих грез наяву.

— Помочь я не против, но зачем?

— Затем, что мне нужно подтверждение необходимости для введения новой должности.

— Да? — спросил Шись и сладко зевнул. Сочельник — это, конечно, здорово, но спать уже хочется, а еще кто-то там ему замороженное молоко обещал... — А что за должность? — уточнил он отзевавшись.

— Дух грез наяву — как тебе?

— Хорошо звучит, — улыбнулся ему Шись и снова зевнул, потряс головой, высвободился из объятий и поднялся с кровати.

— Ты чего? — заволновался лис.

— Спать хочу, — просто ответил тот, нагнулся к своей сумке и вытащил оттуда футболку, в которой обычно спал. Стянул с головы толстовку и быстро надел её на себя.

Сиф остался сидеть на кровати. Шись повернулся к нему, взялся за ремень брюк и вопросительно посмотрел, склонив голову к плечу.

— А ты останешься?

— Если позволишь, — просительно улыбнулся ему лис и сделал эффектный жест рукой, в которой тут же материализовался вафельный рожок с подтаявшим слегка мороженым.

— Что это? — растерялся Шись.

— Рождественское угощение, — с улыбкой откликнулся лис.

— Мне, — не поверил мальчик и непроизвольно облизнулся.

Лис расхохотался и всучил ему рожок. Шись, выронив толстовку на пол, зажмурился на мгновение и так с закрытыми глазами и высунул язычок, а потом лизнул.

— Ну, как, вкусно?

— Очень, — смущенно отозвался мальчик.

— Ну, тогда и я попробую, — объявил лис, притянул его к себе за талию и попробовал мороженое из его рук. Мальчик отнесся к этому благосклонно.

— Поспишь со мной, Сиф? — попросил он через некоторое время, когда они вместе уже хрустели сахарной вафлей рожка.

— Конечно, — легко согласился тот, но сразу предупредил. — Но только посплю. Ничего больше.

— Угу. Больше и не нужно, — Шись улыбнулся. — Если мне захочется, я сам все придумаю.

— Да? И опять откажешься воплощать в жизнь? Так и оставишь несбывшейся грезой? — заинтересовался обнадеженный таким его вопросом лис.

— А вдруг тебе не понравится такая моя греза?

— А вдруг понравится? Если не попробуешь, никогда и не узнаешь, — возразил ему Сиф.

— А если попробуешь и будешь отвергнут?

— Тогда можно будет придумать другую грезу.

— Это какую?

— В которой все будет хорошо. Но вдруг этого не понадобится?

— Я... не знаю. Все равно страшно.

— А ты попробуй. Вот о чем ты грезишь сейчас?

— О том, что ты целуешь меня...

И кто бы знал, сбылась ли эта греза наяву или нет.