Роза из клана коршуна

Роза из клана коршунов

Хочу выразить благодарность моей боевой подруге, что так и не сподобилась стать соавтором, но стоически выносила мои авантюры при разработке сюжета.

Часть первая: Исток сумерек

— И что ты здесь делаешь? — немного растягивая гласные, поинтересовались из-за моего плеча.

Я предпочёл промолчать, хотя обладатель голоса и старался изо всех сил подражать интонациям Эл, но голосок своей дражайшей жены я бы ни с чьим уже не спутал: её аппарат всё время фонил до лёгкого посвиста. Нависшая за спиной тень уже успела коснуться старомодного листа бумаги, к которым я испытывал почти маниакальную привязанность, игнорируя многофункциональные экраны.

— Точка? — осклабился, наверное, читающий.

Я немного смутился от собственной метафоры. По-прежнему не могу избавиться от подросткового смущения от своих собственных перлов, всё же в нашем мире литературные таланты давно уценённый товар.

— Это образно.... Место пересечения начал, где чёрное переходит в белое... связующий элемент. Единственная частичка мироздания, в которой сливающийся свет даёт рождение сумеркам. Иссякает и рождается в ключевом факторе... — я тяжело выдохнул, прерывая собственный порыв. Не следует слишком проявлять восторженность от собственной затеи у них на глазах.

— Тебе никто этого не приказывал, — в голосе начала сквозить знакомая настороженность и неприкрытая угроза.

— Но никто и не сможет запретить, — пришлось постараться, чтобы не разулыбаться и не испортить драматичности ситуации такого редкого и желанного вольнодумия.

Тень неслышно отступила, оставив мою несчастную голову в привычной тишине и почти родной мигрени. Удовлетворения как-то совсем не ощущалось, хотя в этот раз удалось сохранить за собой последнее слово. Я прекрасно понимал всю пошлость собственной затеи и уже почти ненавидел себя за подобную банальщину, но так же всей душой ощущал потребность наваять нечто подобное для этого милого создания. Хотя опыт подсказывал, что именно у милых созданий находятся самые весомые аргументы, значит, работа будет интересной. А Великое Предсказание... это так баловство, чтоб читающих позлить, да подогреть интерес общественности. Мне-то никто из соотечественников помогать в передрягах не рвался по незнанию судьбоносности персоны Мастера для собственного существования. Пусть же о её значимости думают веками и с трепетом ожидают, как великую Точку мироздания. Точка, что будет не просто частью линии и даже не лучом. Она будет переломом! И я постараюсь, чтобы этот перелом непременно состоялся, чего бы это не стоило читающим, миру и ей самой...

Увлёкшись собственными коварными планами, я не заметил, что уже минут пять вывожу на листе контур птички. Их собралось между строчек текста несколько десятков. Хмыкнув на собственное произведение, я дорисовал клюв, превратив контур в маленького чибиса и принялся выводить великое и вечное послание потомкам.

О девочке, которая мечтала о приключениях

Далеко-далеко, там, где восходит солнце, а верхушки деревьев на закате обнимаются с облаками, есть маленький городок Постав. Он осторожно взобрался на самую кромку Долины и своими каменными стенами свешивался в дикую степь. Ровный частокол Кольцевых гор, обрамлявших всю Долину, близ него редел, лишь лесистыми боками сжимая оборонительную стену из огромных, цельных кусков гранита, поверх которой чинно стояли маленькие, почти игрушечные будки стражников и постоянно прохаживались гроллины с тяжёлыми арбалетами. Лихие ветра отполировали черепитчатые крыши до медного сияния, а стены намертво облепили шершавым песком, от чего городок издали казался золотой монеткой и во многом для смелых купцов, не боявшихся пустыни, той самой монеткой и был.

Несмотря на своё приграничное положение и отдалённость от крупных городов и поместий, Постав был весьма приличным и зажиточным городом с хорошей славой и знатными удобствами, в виде канализации и пяти больших имперских фонтанов с механическими цаплями. Три шестиугольные площади делили город на четыре района: в центре находились казармы пограничных отрядов и здания градоправления, на северо-западе останавливались на постой, а так же жили и держали лавки многочисленные купцы, на пустыню поверх стены глядели дома ремесленников и обслуги, а на юго-западе густой зеленью садов раскинулся квартал офицерства и аристократии. Именно там, в трёхэтажном доме с вырезанными на фасаде дубами родилась Каринка. Высокий, но достаточно расшатанный забор примыкал к самой гроллинской дороге, что связывала центр со стеной и из-за которой постоянно доносилось брязганье оружия и грубые мужские шуточки, поэтому тишина, несмотря на все усилия хозяйки дома, редко гостила в комнатах этого покосившегося гиганта. Сколько себя помнила, Каринка жила здесь, изредка покидая аристократический квартал, чтоб посетить ежегодный праздник в честь дня рождения Императрицы или вместе с отцом побыть на смотре новобранцев.

Отец Карины, Аверас Корсач, невысокий коренастый мужчина с поседевшими волосами и пронзительными зелёными глазами лесного кота, был командующим пограничной заставы, из которой разросся Постав и лично заведовал отрядами гроллинов. Как выходец из простой семьи, получивший титул за личные заслуги перед Императором, Корсач чувствовал себя неуютно в богатой и чванливой столице и по собственному желанию перебрался на границу, ближе к опасностям и боям. В таких же боях с высоким народом он лишился руки, будучи ещё скромным двадцатилетним десятником. Это не помешало Аверасу к тридцати получить под командование западную армию, а теперь каждое утро изнурять новобранцев тренировками в фехтовании и рукопашных боях. Он славился жёстким и справедливым нравом в купе с поразительной силой и живучестью, за что и был за глаза прозван вурлачьим дядькой.

Его жена, высокая и хрупкая женщина отличалась от сурового командующего, как тонконогая горная газель от пони-тяжеловоза. Лактасса Корсач была урождённой аристократкой и умудрялась оставаться ей даже в этих диких местах. Несчастная и истово гордая своим несчастьем, она с мученической праведностью несла крест жены уездного офицера, хоть и была подготовлена с младенчества к придворным празднествам. При наличии слуг, большого дома и уважаемого мужа все её мучения со стороны казались нытьём изнеженной барышни, и мало кто знал, что всё это Лактасса получила, потому что родилась четвёртой. Император в порыве радости возжелал женить своего военачальника на родовитой девушке, и род, посоветовавшись, принял решение пожертвовать младшей, не самой привлекательной дочкой. Лактасса страдала, и страдала не из-за нелюбви к мужу или недостатка денег, а из-за того, что в Поставе никому не было дела до её высочайшего происхождения. Но время шло, и женщина умудрялась вести хозяйство, поддерживать связи с половиной аристократических семейств Империи, воспитывать супруга, ужасаться местному окружению и при этом исправно болеть.

Здоровьем, как и внешностью в целом, исключая отцовский неприметный рост, Карина пошла в мать и посему четыре каменные стены, покрытые гобеленами, подолгу становились единственным, что видела маленькая девочка. На гобеленах красовались благородные олени, рыцари в сияющих доспехах, высокий народ с натянутыми луками. Карина помнила каждую деталь их одежды, все возможные выражения прекрасных лиц, и казалось, что легендарные войны тоже узнают свою юную почитательницу и приветственно машут на редком сквозняке. Тяжёлые от налипшего песка ставни плотно закрывали небольшое окошко под потолком, сберегая девочку не только от холодного ветра, но и от шумных улиц Постава. Четыре криволапых канделябра с кривыми свечами давали мало света. Каждый раз, когда цепкие лапки солнечных лучей пробирались в щели и теребили хохолки диковинных птиц на стенах, Карина тяжело вздыхала и яростно желала выбраться из тёмной душной комнаты туда, где было много света, много приключений и опасностей, где можно было стрелять из луков, поражать мечами чудовищ, чаровать и совершать подвиги, где б её ждали настоящая жизнь и настоящие друзья. Но дверь предательски скрипела и в комнату заходила матушка с подносом настоек и насильно укладывала непослушную дочку в постель. Лактасса не могла свыкнуться с постоянной тягой к опасности своего мужа, и уж подавно не желала слышать ничего подобного от дочери. И Карина в очередной раз послушно пила лекарства, прятала под кровать деревянную саблю и ложилась спать.

Отец ничем не мог помочь дочери. Он старался как можно чаще брать её с собой на заставы, тайком учил владеть мечом и разбираться в проклятых существах, приучал к седлу и книгам, постоянно рассказывал о далёких походах, но не мог обучать подобно мальчишке, как не сумел поделиться своёй силой и здоровьем. Карина искренне радовалась и этому. Время с отцом становилось для маленькой девочки живительной отдушиной в бесконечной монотонной серости дней благородной девицы. Это был глоток прохладной свободы, поток фантазий и приключений, но он стремительно иссяк, в один день, в одно мгновенье, что растянулось для Каринки годами...

Отец тем утром не стал брать с собой Карину на привычный объезд, хотя девочка приготовилась заранее и даже надела крепкую кожаную куртку поверх платья и новые сапожки, чтоб ненароком не простудиться на пронизывающем ветру пустынного приграничья. Аверас просто вскочил на коня, обвёл своим кошачьим взглядом двор, подмигнул, выбежавшей следом дочери и ускакал. К обеду пришли гроллины и долго разговаривали всхлипывающей и мертвецки бледной матушкой. "Мы соболезнуем" — говорил один. "Мы ничего не могли поделать" — говорил второй. "Мы скорбим" — картавил третий, словно не было отдельных людей, а над ними висело большое и загадочное "Мы", которое соболезновало, бездействовало и скорбело, в то время как людям было абсолютно безразлично произошедшее. Лица мужчин хоть и были серы, не выражали ничего. Карина заподозрила неладное и тайком улизнула на улицу из своего наблюдательного поста за ширмой. Во дворе одиноко стояла большая городская телега, застланная каким-то тряпьём. Она принадлежала администрации Постава, и потому её выкрасили в приметный красный цвет, но время и нещадное использование постирали гербы и завитушки на боках, сделав рябой и убогой. Толстый флегматичный конь самозабвенно обгладывал куст матушкиных пионов и не обращал на девочку внимания.

— Что же такое могли привезти из градоправления, что им самим стыдно? — спросила у лошади Каринка и, не получив вразумительного ответа, сама полезла посмотреть.

Тряпки были тяжёлыми и старыми, даже нашивки гроллинов во многих местах были ободраны. Девочка с трудом вскарабкалась на эту гору и начала разгребать рваные плащи пограничников. "Неужели они просят маму всё это постирать!" — с ужасом глянула она на бурые застарелые пятна. Груз так ненормально пах, что у Каринки тут же начала кружиться голова, разражаясь очередной мигренью. Вдруг девочка нашарила привычный подол отцовского плаща и со всех сил потянула на себя. Гора заворошилась и сползла на землю. В ворохе гроллинских плащей, как и требовала традиция, лежал Аверас Корсач. Каринка с трудом сдержалась, чтоб не закричать, так непривычно отстранённо и чуждо лежал отец, его бронзовая от солнца кожа казалась выбитой из куска камня, холодного и совершенно не настоящего, будто поржавшего и перевравшего мягкие черты лица командующего. Неожиданно девочка поняла, что так странно пахло.... Запах исходил от отца, наверно так пахла пустыня, когда умирала.

Каринка не верила и не хотела верить.

— Может папу ранили, и он отдыхает! — запоздало догадалась она. — Тогда не нужно его будить!

Девочка постаралась вести себя, как вёл отец, укладывая её спать: подтянула верхний плащ к отцовскому подбородку на манер одеяла, а другие взбила над головой виде подушки, чтобы не затекла шея, пока прибежит городской лекарь со своей огромной сумкой, забитой травками и бутылочками. Когда Каринка склонилась над отцом, чтобы на отход поцеловать его в лоб, веки распахнулись...

В зелёных глазах отражались ворота и пустынный горизонт. Ветер нёс по бугристой глади туманную взвесь тяжёлым покрывалом. Колыхались барханы, бегали перед взором неприметные холмики, словно мышкующие котята. Один подполз совсем близко. Каринке хотелось потрогать его, но картинка не менялась, словно отражение чего-то ждало и не имело права отвлекаться от горизонта. Разрывая землю, холм вздыбился кучей песка. На мучительно замедленной картинке степенно оседали песчинки, проявляя Его. Высокое тощее нечто стояло, сгорбившись, длинные тонкие лапы заканчивались загнутым внутрь толстым когтем, по бледному телу шли зеленоватые разводы, из раскрытой пасти капала слюна, редкие белые пряди свешивались почти до пояса, заслоняя уродливое лицо, хребет и бока покрывали змеиные чешуи. Создание сверкнуло красными глазами и прыгнуло быстрее, чем песок успел опасть. Тогда-то Каринка впервые и поняла, что такое странное слово "вурлок".

Потом матушка долго плакала, а лекарь не помогал отцу. Он бегал вокруг девочки, ставил ей примочки, причитал и громко ругался на гроллинов и вурлоков. Карину надолго заперли в комнате и отпаивали горькими настойками. Девочка не видела, как причитающие женщины омывали скованное неведомой силой тело, как почётный отряд гроллинов в сияющих доспехах несли на плечах отца к погребальному кострищу, как священник с молитвами поджёг божественный огонь. Она не видела дальше узенькой щёли под дверью, но чувствовала холодное прикосновение масел, слышала звяканье кольчуги о перепоясь, чуяла удушливый чад пепелища. Что-то в ней словно изменилось к счастью или на беду....

Её детство закончилось вместе с первым трауром. Матушка выпустила Каринку из комнаты и взяла воспитание дочери в свои хрупкие и весьма властные ручки. Вся жизнь юной Корсач превратилась в бесконечную череду уроков, занятий, практик, тренировок. Языки и литература, каллиграфия и словесность, музыка и хореография, рисование и пение захлестнули маленькую головку болезненной девочки, не оставив места ни мечтаньям, ни развлеченьям. В редкие минуты уединения Каринка со слезами вспоминала отца, их общие планы и занятия, печально перелистывала походные дневники боевого офицера и устало пыталась представить себе другую жизнь. Год от года представления становились всё сказочнее и туманнее, скука всё тяжелее, а времени всё меньше. Матушка прилагала все усилия, чтоб нескладная, неумелая дочь могла гордо именоваться благородной девицей лучших манер, нанимала самых именитых учителей Постава, сама до изнеможенья мучила её повторением уроков. Девочка неумело коверкала незнакомые слова, пачкалась по уши чернилами, рвала струны арфы, путалась в ногах и безвкусно выдавливала из себя простейшие арии. Наставники бессильно опускали руки от такой бесталанности, обучая без рвения и особых стараний, и только Лактасса искренне надеялась на успех. В её мечтах дочь представала изящной барышней при дворе заграничного правителя или Императорского посла, а ради такого будущего было не жалко ничего и никого.

Деньги стремительно подходили к концу; вдовьего пособия, что Император милостью своёй пожаловал офицерской семье, постоянно не хватало. Госпоже Корсач пришлось распустить прислугу, оставив при доме лишь горничную, чтоб самой не мараться грязной работой, и дворового, которого по старости больше никто бы уже не нанял. Все отцовские вещи были распроданы или заложены, даже большой серебряный щит с головой неведомого чудовища пришлось за долги отдать градоправителю. При этом стол всегда был полон, а платья новы. Что бы ни говорила о умеренности Карина, матушка не прислушивалась к её словам, веря, что благородная девица обязана жить в достатке. Весь Постав если не знал, то точно догадывался о тяжёлом положении семьи покойного командующего. Как, в прочем, знал, и что Лактасса была из породы тех женщин, которые могут вытрясти душу из любого ростовщика, а посему и не особо стремился помогать семейству.

Постепенно забылись старые военные друзья отца, что часто приезжали погостить с семьями, его добросердечные сослуживцы, забегавшие после вахты поделиться новостями, и простые, но весёлые родственники. Дом с дубами на фасаде, что стоял возле самой дороги, всё серел и пустел, грустя без хозяина и его весёлых затей. Сама же Каринка яростно тосковала по отцу не долго, время превратило тоску в постоянную грусть и серую тяжёлую пелену на её плечах. Девочка почти перестала улыбаться, и высокий забор окончательно отрезал её от Постава, Долины и детских мечтаний.

Как-то в свободный от хореографии вечер Карине удалось улизнуть из дому и спрятаться в покосившейся беседке, чтоб в одиночестве отдохнуть от нотаций и брюзжания матушки. Построенная ещё прежними хозяевами беседка плотно вжалась в угол двора и укрылась частыми кустами смородины, отчего на её боках местами можно было различить первоначальную красную краску. Каринка любила сидеть здесь и воображать, как же красиво смотрелся бы их дом несколько веков назад, когда пустыня ещё не обжигала склоны гор жадным дыханием. Сейчас девочка настолько устала от декламаций древней саги, что не могла думать даже о таких вещах. Она просто сидела, стараясь надышаться свежим прохладным воздухом на день вперёд, и даже не заметила, как задремала. Гроллинский рог заставил её испуганно подпрыгнуть на лавке. Он заглушал лошадиное ржание и испуганные крики выбегавших из дворов людей. Каринка влезла на лавочку и осторожно заглянула за забор, ей приходилось становиться на цыпочки, чтоб только краем глаза уловить происходящее на улице.

Сотни переливающихся щитов отражали закат, слепили и приковывали взгляды. Длинные плащи с чёрными каёмками войны колыхались в безукоризненных рядах вышколенных бойцов. Тяжёлые сапоги с металлическими набойками звонко чеканили шаг. Лица их были суровы и серы, не было шуток и песен городских гроллинов. Впереди на большом рыжем коне ехал молодой командир. Он очень напомнил Карине отца: на мужчине были форменный мундир, золотые нашивки и наплечный клинок офицера. Похожие когда-то хранились в отцовском кабинете, и, глядя на них, девочка со щемящим чувством тоски подумала, что, если бы не вурлок, на этом коне ехал бы её отец. Мужчина важно и неспешно двигался в центральный район, поравнявшись с их домом, он задорно подмигнул девочке и снова с каменным лицом уставился вперёд. Толпа почтительно расступалась перед Империторской армией, заламывала руки, взволнованно причитала, но боялась что-либо спрашивать у суровых гроллинов.

Вмиг Постав захлестнула волна сплетен и шума, горожане скупали с прилавков последние сухари и порченный сыр, запасались тканью и железом, укрепляли заборы и перебирались в погреба. Одним словом, не зная, чего ожидать, люди готовились сразу ко всему, чтоб ни быть застигнутыми врасплох. Постав весь гудел и сотрясался. Говорили, что началась война; что Постав собираются сжечь, чтоб не отдавать врагу; что Император захотел покорить иноверцев, живущих за пустыней; что Верховный священник предсказал конец света и воины идут упрашивать богов подождать ещё лет десять и много всего такого, что прибегавшая каждый час с площади горничная не решалась рассказывать девочке. Но всё-таки чаще всего слышалось слово "вурлок". Как смогла понять из подслушанного разговора Каринка, вурлокам стало мало своёй ужасной пустыни, где монстры бесчинствовали безбожными стаями, и они сбились в настоящие кланы и двинулись на Долину.

Матушка серьёзно обеспокоилась и, заперев дочь в спальне, побежала сама на сбор сплетен. Женщина постаралась не отставать от предприимчивых соседок и скупить на оставшиеся деньги лекарств на любой случай жизни, начиная царапиной и простудой, заканчивая укусом песчаной гадюки и косоглазием. Погреб вмиг был оборудован всем необходимым для длительной и изнуряющей осады, припасы на зиму надёжно запрятаны от мародеров и грабителей в хитроумные тайники. Каринка видела сквозь щель, как мелькают по коридору, то туфли горничной, то подол матушкиного платья. Девочка никогда прежде не видела матушку такой взволнованной и напуганной, даже когда пришли приставы описывать за долги имущество и пришлось спешно продавать хрустальную статую Императора. Крайней точкой домашней паники стали принесенные дворовым известия, что в Постав входят отряды высокого народа и подгорных людей. Лактасса Карсоч приняла новость с аристократической стойкостью, прочие дамы хватались за сердце, прятали незамужних дочерей, падали в обморок, крестились и бежали смотреть на недавних врагов. Лактасса поправила причёску, приказала горничной не ходить близко от домов, где расквартируют высоких офицеров, и на долго скрылась в своём будуаре.

Каринка не могла понять, что происходит. Ведь должно случиться что-то настолько ужасное, чтоб гордый высокий народ и суровые подгорные люди примирились с людьми и бок о бок встали на полях боя, без страха и неприязни! Не уж то дикие кровожадные вурлоки настолько опасны, чтоб гроллины не смогли рассеять их по пустыни своими силами! Как же вообще Император допустил, чтоб грязные безбожники так близко подобрались к границе?! Что же теперь станется с их домом, что будет с матушкой, если начнётся война и они останутся без последних средств к существованию?

— Кариннария, — строго сказала матушка за ужином, когда девочка заняла своё место за столом и прочитала молитву, — если ты такая взрослая, что позволяешь себе покидать дом и заигрывать с офицерами, я считаю, что ты должна выполнить свой дочерний долг.

— Но что я могу сделать? — покраснела от смущения девочка, она рассказала матери о молодом командире и теперь та не могла простить дочери такой распущенности. — Я не могу пойти на работу, чтоб приносить деньги, и не могу заниматься домом вместо Вас. Чем мне помочь, матушка, если я совершенно бесполезна?

— Не говори глупостей! — Лактасса свела брови и сжала кулачки. — Ты понимаешь, что я не позволю своей дочери заниматься такими недостойными вещами! Тебя растили не для этого, и господин Корсач, да славят духи на небесах его имя, рыдал бы от позора, если б его единственная дочь нанялась кому-нибудь во служение! Ты последняя представительница рода Корсач и должна знать себе цену и назначение. Хвала богам, что я ещё не настолько больна и слаба, иначе ты, без присмотра, запятнала своим поведением наш род. Ещё с твоего рожденья я сговорилась с моей троюродной кузиной о вашем браке с её крестником Власиладом. Так что завтра ты выезжаешь в Дуботолку, чтоб выйти замуж.

Каринка была настолько удивлена известием, что до конца ужина не смогла вымолвить слова и отправилась в свою комнату, соблюдая молчание. Когда Карине не было и шести, почётное семейство проездом посещало Постав и гостило в доме с дубовыми листьями. Детская память подсказывала ей образ жениха, порождая в душе бурю протеста. Взрослый и уже тогда нестройный мужчина, что имел злую манеру кричать на служанок и говорить сквозь зубы, был ей чрезвычайно противен не только изнеженной внешностью, разительно отличающейся от привычных гроллинов, но и всем своим видом, даже голосом и запахом. Отец, помнится, после их отъезда долго отпускал по его поводу злобные шуточки в разговоре с прислугой. И девочке хотелось верить, что отец не позволил бы, свершиться такому браку. Она не хотела закончить свою жизнь в темном старом замке некрупного, но богатого рода под гнётом властного глупого старика и его родственников-задавак, что до последних секунд будут попрекать её происхождением и бедностью. Карина не хотела ставить крест на всех своих ожиданиях, она хотела видеть сраженья, что должны были вот-вот разразиться у стен города, хотела помогать раненым и подрабатывать в градоправлении, но прекрасно понимала, что станет для матери настоящей обузой и своими постоянными болезнями будет только нервировать её и печалить.

Что могла сделать она, как объяснить свои чувства, не расстроив матушку?

Юная Корсач была послушной девочкой. Она встала ещё до рассвета, тщательно умылась и расчесала длинные волосы, чья рыже-серо-чёрная расцветка делала её похожей на дворовую кошку или, скорее, лесного волка из Имперского зверинца. Карина давным-давно ходила туда с отцом и долго удивлялась невиданным зверям с центра Долины. Особенно ей понравились волки за похожий цвет шерсти и искреннюю грусть в глазах, грусть вольных душ в тесных телах. Она как никогда понимала теперь эти глаза и эту грусть. Ей тоже хотелось быть свободной, но толстые прутья безвыходности сулили ей безвольно ехать вслед за странствующим зверинцем.

Худенькая и бледная спросонья, Карина напоминала ночницу из отцовских сказок, что поджидает на дорогах путников и указывает клады. Но клады не привлекали людей с гобеленов, никто из них не посочувствовал, не позвал подругу к себе на холст, не скорбел о потере собеседницы, они просто не обратили внимания, они были просто коряво нарисованными на ткани пятнами краски, которым до неё никогда не было дела. Каринка сжала бледные губы и яростно уцепилась в края ближайшего гобелена, сдирая со стен обман несбывшихся иллюзий. Не было сил кричать или плакать, хотелось рвать и метать, хотелось вопить и царапаться.... Только годы уроков домоводства не прошли даром: стоя в куче ободранных тряпок, девочка грустно улыбнулась и начала аккуратно сворачивать ткань в рулоны, жалея и без того скудное семейное имущество. В этот миг она решила, что не всё так плохо, что Дуботолка далеко, что поездка в другой конец Долины может стать для неё тем долгожданным приключением, о котором она так долго мечтала, что после это путешествие будет для неё незабываемым весёлым воспоминанием в новой, благородной жизни.

Вскоре пришла горничная, чтоб помочь Каринке надеть приготовленные матушкой одежды, в которых должно путешествовать благородным барышням. Большое тёмно-синее бархатное платье, волочащееся по земле, казалось девочке совсем неуместным и неудобным в походе, а шляпка с длинной вуалью и пушистыми перьями — глупой и смешной. Нижние юбки клонили к земле, туфли жали, ленты в замысловатой причёске мешали двигать шеей. Каринка в этом наряде боялась даже шелохнуться, таким он был дорогим, роскошным и непривычно тяжёлым.

Матушка уже поджидала её в фае, одетая во всё чёрное, как и подобало уважающей себя вдове. В этом виде она всегда являлась к кредиторам, когда нужно было давить на жалость и казаться особенно беззащитной и обиженной жизнью. Увидев дочку, женщина разочарованно вздохнула и побежала на улицу поторопить дворового. Каринка украдкой заглянула в последнее настенное зеркало и сама ужаснулась: перед ней стояла незнакомая девушка.

— Вот для чего дамы надевают пять нижних юбок и рубах, — подумала она, разглядывая заметно покруглевшую, но всё также неприметную фигуру.

Синий цвет ей совершенно не шёл, делал ещё более бледной и болезненной, волосы выглядели вороньим гнездом после урагана, серьги оттягивали уши. А глаза вообще казались жестокой насмешкой над всем женским родом: один чёрный, доставшийся по наследству от матери, второй — ярко-зелёный, приобретший такой оттенок после смерти отца (лекарь утверждал, что это от силы вурлока) -, притом от переживаний оба покраснели и опухли. Карина не ручалась за вкусы своего наречённого жениха, но она сама не связала бы свою судьбу с таким пугалом ни за какие богатства Императора.

Солнце вяло и сонно поднимало голову из-за верхушек Кольцевых гор, когда большая крытая карета, запряжённая четвёркой откормленных соседских лошадей, пронеслась по улицам Постава в сторону приграничных оцеплений. Она почти двадцать лет стояла забытая и запылённая в дальнем сарае с тех пор, как Лактасса, будучи ещё совсем молоденькой девушкой, загрузила приданное в специальное отделение и отправилась по велению родителей на край света к ни разу не виданному прежде мужу. Колёса заржавели и тяжело скрипели, дверцы хлопали на поворотах, а обитые войлоком сиденья неприятно пахли пылью и старостью, но эта карета стала для Каринки лучшим, что девочка видела в жизни. Именно в таких старинных повозках и стоит отправляться в странствие, именно эти шаткие бока поджидают за поворотами настоящие приключения, только в таких двигающихся крепостях и отправляются на подвиги герои.

Возле заставы их встретил новый командующий поставскими гроллинами. Седой сутулый мужчина, с длинными вислыми усами, встретил их усталым взглядом человека, измученного жизнью и бумажной волокитой. Он вяло морщился, выслушивая причитания и просьбы госпожи Корсач, и только сверлил глазами карету, забитую тщательно скопленным за долгие годы приданным неприметной девицы. Лактассе пришлось серьёзно постараться, чтоб вытребовать проезда из объявленного на военном положении города. Она просила, показывала расписку о помолвке дочери, вспоминала славное прошлое безвременно почившего за безопасность Постава мужа и, в конце концов, пригрозила пожаловаться за такое самоуправство градоправителю и главе союзной армии. Усач слишком хорошо знал слухи, ходившие о несчастной вдовушке, и имел достаточно хорошую фантазию, чтоб быстро представить какой будет скандал, если рыдающая будущая тёща на рассвете ворвётся (а она ворвётся, он мог и не сомневаться) в покои главнокомандующего с кляузой. Мужчина неохотно согласился, измученно хватаясь за истерзанную надрывным женским визгом голову. Каринка даже пожалела его на какой-то момент, за последние годы она вполне привыкла к матушкиным истерикам и спокойно переносила любые завывания, но первое время тоже пугалась такого тона.

— И нам нужна охрана! — победоносно подытожила несчастная вдова, вскидывая острый подбородок. — Не думаете же вы, что моя благородная дочь отправится сквозь дикие, кишащие бандитами земли одна одинешенька!?

— Хорошо, будет вам охрана, — процедил сквозь зубы готовый взорваться мужчина.

— Но только лучшая! — поправила его Лактасса.

— Не сомневайтесь...

Что-то в его тоне подсказало Каринке, что командующий решил отыграться за полчаса терзания нервов именно сейчас. Улыбка показалась ехидной ухмылкой вороватого кота растерзавшего тряпку, которой его хлестал мясник. Карина отступила за матушкину спину, почувствовав, что командир догадался о её мыслях.

Не прошло и пяти минут, как на построение явилось четверо вызванных гроллинов. Едва увидев их, девочка поняла, что командующий улыбался не зря. Скорее всего, созваны были те, чей один вид уже вводил усатого командира в состояние лёгкого бешенства, и держать их при себе в условиях военных действий было чревато полным развалом боеготовности.

Первым, высоко задрав едва поросший реденькой и неуверенной щетиной подбородок, стоял худощавый молодой офицер. С первого взгляда Каринка признала в нём соседского грубияна, что швырялся камнями в собак и всё время норовил украсть яблоки из их сада. Владомир (корень "владеть" или "мир" настолько не писался с его личностью, что прежде Карина всегда мысленно сокращала имя соседа к "до"), одетый в новенький мундир, как и подобало сыну аристократа, гордо смотрел на не слишком благородного командира и обедневшую семью, словно он был, по меньшей мере, личным советником Императора, а окружающие побирались возле дворца.

"Вот бы вурлоки поумерили его спесь, — подумала девочка, злобно глянув на зачёсанные назад медные вихры соседа (из-под вуали она не боялась смотреть куда захочется), и тут же поправилась, устыдившись: — Или за волосы потаскают..."

Офицер в упор не узнавал соседей, или делал вид, что не узнаёт, от чего в девочке начинала бурлить бессильная обида и злоба. Она-то прекрасно помнила его и с малых лет лелеяла надежду отомстить чванливому зазнайке, дразнившему её за нескладную фигуру.

Поодаль от него в локтях двух стояли два высоких гроллина в причудливых доспехах, закрывавших их от макушки до пяток, превращая в подобие игрушечных солдатиков. Мужчины так тесно сжимались металлическими плечами, что казались единым целым. Каринке даже захотелось проверить, нет ли в их доспехах какого-нибудь шурупчика, свинчивающего их вместе. Идеальная выправка, немалый рост — телосложение у них было настолько схожим, что различить мужчин можно было только как левого и правого. Девочка тут же нарекла их "огромллинами", настолько они выделялись из общей массы. Пожалуй, они бы могли сойти за прекрасных воинов, достойных защищать Империю, но что-то же настолько в них не понравилось командиру, что он решил выслать обоих подальше. Каринка вдруг очень захотела незаметно приподнять вуаль, чтоб лучше рассмотреть их, как вдруг в прорези шлема правого "огромллина" сверкнули красным светящиеся глаза. Девочка сошла с лица и сильнее уцепилась в плечо матери, стараясь больше не смотреть в их сторону и даже не думать об этих двоих.

Последним из сопровождающих был исключительно странный мужчина лет пятидесяти. Ростом он не на много превосходил Каринку, а в плечах мог тягаться с матушкиным комодом из южной гостиной. Непомерно огромным у него было всё: крупные ноги в тяжёлых кованных сапогах, длинные руки толщиной с лошадиную шею и такими большими кистями, что казалось он за раз может схватить килограмм гречки. "Вот здорово с ним ходить в церковь, когда по воскресеньям раздают печёные орехи!" — мечтательно подумала девочка и представила, сколько бы она могла вынести сладостей с такими руками. Голова у него тоже была огромная, хотя с шириной плеч и тела не казалось уж такой необычной. Примерно так должен бы выглядеть "огромллин", если бы его приплюснули сверху чем-то очень большим и очень тяжёлым. Сразу же представилась книга по домоводству в тысячу страниц, разросшаяся до размеров телеги. О том, что это может быть человек из подгорного народа, Каринка догадалась лишь, когда мужчина выправил из-под мундира длинную окладистую бороду толщиной в несколько раз превосходящую Каринкину косу.

Командующий испытующе глянул на просительницу, но госпожа Корсач не заподозрила неладного. Гроллины, получив короткий приказ командующего, разбежались по казармам собирать обмундирование и уже через две минуты на вытяжку стояли возле кареты.

— Будь благоразумной молодой барышней: соблюдай нормы приличия, не забывай о своём происхождении, следи за питанием и ни с кем не разговаривай, — последний раз наставительно повторила матушка, когда Каринка уже села на продавленное сидение, и, даже не поцеловав на прощанье, поплотнее зашторила чёрные занавеси на окнах, — и, если кто-то из этих грубых необразованных мужланов посмеет коснуться тебя, умри достойно!

Девочка испуганно сглотнула и уставилась впереди себя, стараясь не встречаться глазами ни с матушкой, продолжавшей свои не самые тактичные указания ей и охранникам, ни с гроллинами. Дверца зычно хлопнула, отбив от стенки кареты гипсового ангелочка с обшарпанным крылом, и словно навсегда отрезала свою молоденькую хозяйку от внешнего мира, солнца и пленяющего свободой ветра. Юная Корсач вновь оказалась в своей тесной клетке, только в этот раз без прутьев. Гроллины сбросили в отдельный ящик свои пожитки, заняли места.

Уже пересекая дамбу, Каринка подняла с пола раскрошившегося карапуза и подумала, что её первое и последнее путешествие, наверное, окажется далеко не таким увлекательным, как она мечтала.

О пользе трав и знания песен

Кольцевые горы неохотно выпускали из своих извилистых склонов одинокую карету. Дорожка всё норовила свернуть или прыгнуть в глубокий овраг, словно маленький ребёнок, она упрямилась и юлила, лишь бы не пропустить в долину. Каждый поворот заставлял старые колёса натужно скрипеть и трястись от страха, что они вот-вот сорвутся с сыпучего настила. Камни словно нарочно бросались навстречу, ямы проваливались прямо под ними, а жёсткие царапучие ветки одиноких кустарников специально тянулись, чтоб ободрать карету. Лошади беспокоились и постоянно своевольничали, им совершенно не нравились такие условия работы, и они то и дело норовили вырваться. В отличие от лошадей юная Корсач упрямиться не могла, хотя ей, пожалуй, приходилось куда тяжелее, чем скакунам. От тряски её постоянно укачивало, а после третьей неожиданной кочки поясницу переклинило окончательно и девочке приходилось ехать не в самой подходящей для благородной дамы позе. Хорошо, что гроллины чётко исполняли приказ командира: загляни кто-нибудь из них в карету, он застал бы охраняемую на четвереньках, судорожно впившуюся в боковые ручки.

Если сама дорога и проявляла норов, то погода не слишком противилась путешествию и щедро сыпала в подол Каринке пригоршни озорных солнечных зайчиков, отскакивающих от начищенных до блеска доспехов "огромллинов". Сияющие хитрецы умудрялись время от времени прошмыгнуть меж задёрнутых штор и пробежаться по стопке удивительно поучительных книг, что матушка сложила Карине с собой в дорогу для отвлечения от непотребных мыслей. Ни одна из них, впрочем так и не была раскрыта, несмотря на то, что девочка изнывала от скуки. Каринка единожды раскрыла тоненький свиток с зубодробильной сагой на старом языке, где сердобольный менестрель изливал на арфу последствия вдохновения такими сложными падежами и спряжениями, что около часа пришлось на расшифровку двух фраз.

— Взыграет сталь с кровью родной в объятьях девы молодой и камней тварь к ногам обрушит, ход мироздания нарушит, — прочитала свой перевод Каринка, как вдруг карету тряхнуло сильнее обычного — ночник вместе с подставкой вывалился в окно.

На этом все попытки что-либо читать были прерваны. Девочка боялась попросить свечей у суровых сопровождающих, а другого ночника у неё не было. Поэтому Каринка коротала время тем, что прислонившись к боковине кареты, жадно ловила во тьме и духоте крохи звуков и ароматов, долетавших извне. Гроллины говорили мало, даже почти не спорили на развилке, хотя их мнения совершенно не совпадали. Девочка могла слышать от них лишь лязганье доспехов, неразборчивый шёпот и чьё-то фальшивое напевание отвратительным голосом популярного на границе мотивчика с странными словами. Впрочем, Карине этого было вполне достаточно, чтобы понять, что горы остались давно позади, а загадочный и чарующий для не покидавшей дома девочки лес Долины уже принял под свою крышу запылённую карету.

Когда быстро стемнело, пошёл дождь. Ещё совсем робкий и тихий, легонько пляшущий по веткам и шуршащий по крыше он привёл Каринку в небывалый восторг. Как жительница пустынных земель, она безусловно любила дождь и умела ценить воду, просто впервые смогла увидеть и почувствовать его так близко. Нет сомнений, что этот день тут же получил у Карины неплохой шанс стать легендарным днём, который она так хотела вспоминать в новой жизни, поскольку остальные дни путешествия мало вдохновляли на мемуары.

Неожиданно дверца кареты распахнулась и внутрь один за другим влезли оба "огромллина". Девочка испуганно отскочила и забилась в дальний угол, умудрившись поместиться в узкую щель между книгами и свёртками платьев и подтянуть к себе обе коленки вместе со всем ворохом подъюбников. Железные охранники как-то странно переглянулись и заняли место на противоположном сидении. Вид их был таким внушительным, что у Каринки мимо воли началась икота. Дверь захлопнулась и между штор просунулась лохматая голова подгорного человека. От дождя его усы намокли и смешно свисали трепещущими змейками. Карина попыталась зажать себе рот, чтоб не икать, но от этого звук получился ещё более громким. Гроллин сурово глянул на охраняемую:

— Мне всё равно, какая ты там шишка, сиди тихо!

Шторы снова запахнулись. Каринке стало стыдно за своё поведение. Она попыталась занять более достойную позу и придать своему икающему лицу благородное выражение. Совсем некстати вспомнились прощальные слова матушки.

"Интересно, — подумала девочка, — что она имела в виду, когда говорила умереть достойно. Это значит убить себя или попытаться убить их. Если первое, то это будет уж очень нелепо делать при посторонних. Если второе, то, как мне их выколупать из доспехов, у меня же только ножик для чистки фруктов, а он не годится даже для охоты на крыс. Может, матушка что-то напутала..."

В тот вечер каменные тролли, сладко потягиваясь, выбрели из своего лежбища в дурном состоянии духа. Тому было множество причин: приближалась осень, суставы скрипели и ныли в ожидании долгого зимнего сна; пустой желудок требовательным рёвом встряхивал их каменные брюхи; пустые головы гудели от несмолкающих назиданий их толстой, как небольшая гора, мамаши. Да и самого их существования хватало для плохого настроения. Кому, скажите на милость, понравиться быть каменным троллем? Ведь жизнь у них не лёгкая, когда сам такой тяжёлый, когда на девять месяцев впадаешь в спячку, а остальные три мучаешься от постоянного голода, потому что при нынешней экологии накормить такую тушу практически невозможно, когда с каждым годом твоего брата становится всё меньше, а люди уже не верят в твоё существование даже как сказочного персонажа.

Только тролли, что вышли в этот день на дорогу, даже не подозревали о таких сложностях жизни. Они были недовольны тем, что приходилось так долго сидеть в засаде. Братья совсем недавно выросли и в первый раз пошли на самостоятельную охоту, потому и не подозревали, что их толстые каменные туши никак не могут укрыться за одной молоденькой осинкой.

Если не заметить двух каменных гигантов и было сложно, то объехать их или просто вернуться назад не представлялось возможным вообще. Кони не чуяли опасности и безбоязненно трусили по старой заросшей дороге, которой пользовались так редко, что большинство картографов просто забыли её отметить. Когда-то тут вовсю орудовала банда старого Тримма, поэтому дорога и перестала пользоваться успехом, несмотря на то, что была короче и ровнее. Когда купцы и путники иссякли, бандиты с дороги исчезли сами собой, однако путь так и не ожил. Теперь же его единственным путешественникам грозила опасность куда большая, чем группа отчаявшихся крестьян с самодельными луками.

— Никому не двигаться, — вполголоса проговорил подгорный человек, — тролли плохо видят. Главное не шевелится. У меня есть порошок огнецвета.

Каринка помнила из домоводства, что корни огнецвета подкладывают нерадивые торговцы в бочки с протухшим мясом, чтоб отбивать запах, и даже могла с первого раза различить все шесть разновидностей этого цветка, но понятия не имела, как он поможет от троллей. О троллях она вообще мало, что знала, кроме досужих слухов, будто те раньше пожирали людей и делали из их костей гребни. "Огромллины", наверное, знали больше, потому что даже сквозь броню было заметно, как они напряглись.

Самый нетерпеливый из братьев-троллей не выдержал и прыгнул на дорогу, перебив оглоблю так, что вмиг осознавшие свою неправоту лошади бешено припустили по дороге, а карета резко затормозила, зарывшись козлами в размякшую от дождя землю. Карина сама не поняла, что произошло, её просто резко оторвало от сидения и швырнула прямо на ближайшего "огромллина". Девочка ударилась лицом о его нагрудные латы, но не вскрикнула. Из разбитой губы потекла кровь, (матушка бы немедленно упала в обморок, либо закатила истерику) а Каринка, помня наказ подгорного человека, не стала даже дёргаться. "Огромллин", в которого она попала, осторожно положил девочке на голову свою тяжёлую руку, чтоб успокоить и на всякий случай придержать, если охраняемая решит бежать. Но Каринка даже не думала о побеге, она была слишком послушной.

Тролль склонился над добычей и победно зарычал, его брат вылез следом, но не был так уверен в улове. Человеческий запах размывался дождём и благовониями, что пролились из спрятанных в груде приданного амфор. Гробовая тишина повисла над нехоженой дорогой. Каринка распластавшись лежала на "огромлинне", его близнец из последних сил придерживал на вытянутых руках слетевший сундук, подгорный человек балансировал на одной ноге в попытке дотянуться до ящика с поклажей гроллинов. Тролль принюхивался. Его большие каменные ноздри сначала раздувались кузнечными мехами, потом зычно хлопали, обдавая вжавшегося в сидение Владомира клубом зеленоватого пара. Молодой офицер терпел перед своим лицом троллью морду сколько мог, но, не выдержав такого напряжения, вскочил и с криком бросился под карету.

Тролль зарычал на весь лес и одним взмахом каменной лапы отшвырнул карету. Старая, несчастная повозка такого полёта не выдержала. Щепки вперемешку с приданным брызнули во все стороны. Каринка успела заметить в дыру пятак затянутого тучами неба до того, как её вместе со злосчастным сундуком отбросило к ногам тролля. Не ожидавший такой удачи каменный брат глупо хмыкнул и сгрёб в охапку Владомира и растерявшуюся девочку, ухватившись огромной лапищей за бесконечный ворох юбок. Карина вскрикнула и вцепилась покрепче в ткань, чтоб та не оборвалась под весом. Она заметила, что второй тролль, копошась в развалинах кареты, вытащил из под обломков обоих "огромлинов" и, как мешки с песком, закинул их через плечо. Братья радостно отправились домой с первой добычей.

Ночь плотно окутала Долину грязным передником. И, хоть дождь давно уступил место холодному липкому холоду, небо, затянутое дружным строем толстобоких туч, сгущало тьму, делало её совсем непроглядной. Посреди широкой лесной проплешины задорно потрескивал костерок в три осины. На нём с трудом умещался тяжёлый глиняный котёл, покрытый грязными разводами предыдущих трапез на чёрно-рыжих закопченных боках. Старая троллиха уже бросила в воду охапку крапивы и три дохлые крысы для запаха. Она была сегодня очень горда за своих сыновей и потому решила приготовить сытную похлёбку вместо обычного сырого мяса, что слабо утоляло голод и давало слишком мало сил для зимовки. В семействе каменных троллей был настоящий праздник. Сами виновники торжества сидели поодаль и жадно смотрели, то на хлопочущую у котла мамашу, то на запертую в вольере добычу. Они с большей радостью сожрали бы всех прямо так, но сильно боялись гнева родительницы. Тем более, что один из братьев по дороге уже пытался полакомиться ароматным мясом, да только едва не сломал зубы о крепкий шлем. Так что тролли смирились с грядущим супом и послушно сложили лапы на колени. Мамаша прыгала возле огня и напевала свою тролльскую песенку, от которой у Каринки начинало мутить в животе. Пленные сидели тихо, понимая, что шансов выбраться у них не много. Владомир, получивший сразу же по прибытию в глаз от одного из "огромллинов", демонстративно обижался в своём углу и почти не комментировал происходящее.

Тем временем настой начал кипеть. Троллиха умилённо обернулась к ужину и наугад вытащила одного из "огромллинов". Как песчаных раков вытряхивают из панциря кухарки, так мамаша ловко встряхнула лапой. Каринка дико заверещала не своим голосом и отпрыгнула в сторону, оказавшись на руках у одного из троллей. На песок, где секундой раньше сидела девочка, из доспехов вывалился вурлок. Да, да, самый настоящий вурлок! Только в отличие от того монстра, что встретился Аверасу Корсачу в пустыне, этот был одет в гроллинские штаны и просторную рубаху, а бесцветные волосы лишь слегка покрывавшие плечи, стягивала грубая тесьмой на затылке. Тролль попытался ссадить девочку обратно, но та упрямо болталась на его шее, с ужасом таращась на вурлока. Тот приподнялся на локтях и так пристально глянул на неё, что Каринка едва не упала в обморок.

Второй "огромллин" оказался куда упрямее собрата и напрочь отказывался вываливаться из доспехов. Троллиха трясла изо всех сил, но вурлок (Каринка не сомневалась, что и второй был вурлоком) был вовсе не так прост, он умело извивался всем телом и, хоть и лишился нижних лат, продолжал цепляться за панцирь. Или просто покусанный шлем мешал высвободить голову. Наконец, мамаша совсем осерчала, она схватила упрямую добычу за ноги одной рукой, а второй — за плечи и стала растаскивать в стороны. Какой бы цепкий ни был этот вурлок, а вылетел из доспехов пробкой. За свою несговорчивость он был приговорён тролльской общественностью отправиться в котёл первым. Вывалившийся вурлок вскочил на ноги и бросился к перегородкам. Он не мог помочь собрату и понимал это. Приговорённый серьёзно глянул на него и последний раз дрыгнулся, почти погружаясь в кипящую воду. От его толчка котёл перевернулся и ошпарил одного из добытчиков, по счастью, не того, что держал Каринку. Троллиха злобно зарычала и отшвырнула добычу в вольер. Умело перевернувшись в воздухе, вурлок несколько раз кувыркнулся через голову и затормозил, так ничего себе и не сломав. Сколько не выл сын, требуя немедленно сожрать обидчика, мамаша была в слишком хорошем настроении, поэтому просто взяла котёл под мышку и пошла к реке за водой.

Тихо потрескивал костёр уже не такой смелый и бурный. Карина с трудом заставила себя успокоиться и оторвать голову от тролля. Послушные сыновья ждали мамашу, вурлок с обваренным ухом отряхивал рубаху, в кустах крался подгорный человек...

"А он откуда здесь взялся? — удивилась девочка. — Его же единственного не схватили тролли, он мог убежать спастись, а не идти сюда на бессмысленную смерть! Что он один сможет сделать с этими великанами?"

Бородач тенью прошмыгнул между каменных туш и оказался под грудой заготовленных для костра брёвен. Что-то в его движеньях показалось Каринке с родни звериному, или просто показалось. Подгорный человек размахнулся и швырнул в костёр грязный узелок.

Столб ядовито-зелёного дыма взмыл в воздух и быстро окутал поляну. Тролли свели глаза к переносице и тупо уставились в костёр, даже языки из пасти вывалили, словно крысы под взглядом гипнотизёра. Пленники не теряли ни минуты, мужчины в мгновенье ока выбрались из вольера и почему-то бросились к огню натираться разлетевшимся пеплом. Лапа, державшая Каринку, обмякла, и девочка скатилась на землю, плотно завязнув в подъюбнике. Один из вурлоков бросился поднимать охраняемую, но Каринка была быстрее и успела отскочить за спину подгорного человека, чтоб даже не видеть этих монстров.

Владомир, гордо светя свежим фингалом, возглавил отступление. Следом бежали подгорный человек и Каринка, что боялась разжать рук и из последних сил цеплялась за рукав бородача. Замыкали процессию вурлоки. Высокие неудобные каблуки порядком замедляли побег, но, во избежание истерики, обваренный не повторял попыток взять девочку на руки. Каринка окончательно выдохлась у самого места нападения. Она тяжело дышала и из последних сил висла на покосившемся дереве, пока мужчины рылись в обломках.

Троллиха знала, что её отпрыски не отличаются ни умом, ни опытностью, но всё равно была крайне огорчена случившимся. Увидев сыновей, обкуренных огнецветом, в безвольном состоянии она пришла в ярость. Мамаша умела охотиться и свято знала, что добыча с огнецветом опасна и ядовита, потому что отбивает нюх на несколько недель, но не могла простить такого отношения к своим малышам. Ею двигала только месть, когда толстая троллиха, несясь сквозь лес, учуяла человека без огнецветной вони.

Каринка только вскрикнула, узел холщёвой накидки от платья впился в горло и поволок её обратно. Девочка сообразила, что происходит, но все силы уходили только на то, чтоб придерживать руками накидку. Дорогой бархат уже скрипел и грозил вот-вот порваться, оставив на растерзание царапучей дороге только шёлковые панталоны. Карина взвыла: она считала попу единственным плюсом своей фигуры, и этот плюс вот-вот грозило отбить о камни. На её вой реакции не последовало ни от троллихи, ни от гроллинов. Владомир стоял прямо посреди дороги и боялся сдвинуться с места, чтоб не выдать своего местоположения.

— Помоги мне! — закричала ему Карина. — Я сейчас задохнусь! Сделай что-нибудь!

Юноша не шелохнулся. Тогда девочка не выдержала. Она ловко выхватила из-под спины камень и наугад запустила им в Владомира. Замах был не сильный, потому удар пришёлся пониже пояса, но, к удивлению Каринки, юноша с воплем согнулся в три погибели. Троллиха резко обернулась, она нашла более крупную и весомую добычу. Девочка тут же была отброшена в кусты за ненадобностью.

— Не мешайся под руками, — зашипел на неё бородач, оттаскивая подальше от свалки, где Владомир, размахивая мечом, пытался отогнать от себя разбушевавшуюся троллиху.

Девочку протащили сквозь бурелом, от чего она окончательно сравнялась с огородным пугалом, и оставили на пеньке. Каринка слышала звон меча и глухие удары, мужские резкие крики и рык троллихи, потом всё затихло. Шум возобновился несколькими метрами дальше, но шум это был другой, шум погони.

— За убегающей троллихой, никто гнаться не будет, — сказала ближайшей колоде девочка, — вряд ли что-нибудь пробьёт такую шкуру. С другой стороны, если бы убегали они, то разбежались бы по лесу, а не по дороге. Если убегают не они и не она, то кто.... За ней побегут лишь, если она, кого-нибудь схватит. Это не в-в-в... и не дядька, они слишком ловкие. Поймать могли только Владомира....

Сначала Каринка почти обрадовалась, что каменной тётке достался рыжий зазнайка, потом немного устыдилась ради приличия, и, в конце концов, обеспокоилась. Как бы ни было стыдно юной Корсач, она нисколько не жалела юношу, он был ей не приятен почти до безразличия, она жалела другого. Матушка за годы обучения приложила множество усилий, чтоб развить в дочке аристократическую внимательность к мелочам, и уроки не прошли даром. Каринка ещё при первой встрече успела заметить у юноши необычный меч. Даже новые ножны не скрыли его от её внимания. Этот меч она бы узнала из тысячи.

Отец умел обходиться с оружием и умел выбирать его, не переплачивая и не размениваясь по мелочам. Все знали это и не пытались задабривать сурового командующего дарёным оружием, даже Император в награду вручил Корсачу тот меч, что молодой военный выбрал сам. Единственное, что было изменено правителем — набалдашник на рукояти в виде головы дикого кота. Когда отец фехтовал, казалось, что кот скалится. А теперь отцовский кот торчал в вульгарно изукрашенных ножнах этого выскочки! Он же не умеет толком держать удар и делать выпады! Какой позор для настоящего оружия!

— Он его точно бросил, когда троллиха схватила! — разозлилась Каринка. — Нельзя так с папиным мечом!

Юная Корсач плотно сжала кулачки на матушкин манер и смело поднялась с пня. Что делать, она ещё не решила, но точно знала, что не оставит отцовское достояние валяться на дороге.

Каринка подхватила юбки и ринулась туда, куда звала её интуиция и относительно ровная дорога. Через пять минут бесполезного барахтанья в ветках и кочках девочка вывалилась на дорогу аккурат в метрах тридцати от разбитой кареты. Она не ошиблась: меч действительно валялся в ближайшей луже забытый и униженный. Вот только шум погони говорил не о том, что кто-то конкретный, гонится за кем-то, а скорее, что все пятеро беспорядочно играют в салки. Карина осторожно обхватила рукоятку (меч был в одну руку для мужчины и в две для девочки), дикий кот призывно и умоляюще защурился. Оружие оказалось намного тяжелее, чем она могла представить. Сил девочки едва хватало, чтоб оторвать бледное лезвие от земли.

— Дура! — рёв заставил девочку резко развернуться.

На дороге вдруг появился несущийся со всех ног Владомир, он, профессионально вихляя на заячий манер, улепётывал от разъярённой троллихи прямо в сторону кареты. Если у гроллинов и был коварный план вымотать каменную мамашу беготнёй, он грозил закончиться плохо, притом плохо для Карины.

Увидев на пути охраняемую, юноша резко попытался затормозить, но явно не рассчитал скорость. Одной ногой угодив в крупную выбоину, прилетел Владомир прямо к подошвам Каринки, зарывшись испачканным носом в подъюбники. Троллиха, увидав это, радостно оскалилась.

— Только попробуй, — холодным, злым голосом ответила на её взгляд девочка.

Каринка перешагнула через распластавшегося юношу и выставила отцовский меч навстречу несущейся опасности. Она сама не понимала, откуда в ней столько решимости и силы. Меч не дрожал в руках, а тело словно помнило, как направлять удар и сокрушать врагов. Троллиха ощутила перемену и попыталась принять бой. С десяток стремительных стрел чёрного оперения вырвались стазу с двух сторон. Вурлоки били метко — ни одна не пролетела мимо, только и значительного вреда не доставили каменной коже. Пробитая, как игольница старой швеи, переносица изрядно подкосила троллиху. Каменная великанша припала на колено, обхватив руками изувеченное лицо. Только теперь Каринка заметила, что чёрные стрелы плотными пучками торчат из её головы и шеи. Троллиха зарычала от ненависти, теряя силы, и сделала резкий выпад в сторону девочки, желая придавить своим весом и её, и юношу. Меч высек искру о каменную морду. Непонятным совсем для Каринки образом, троллиха оказалась на земле грудой храпящих камней, а девочка даже не шелохнулась со своей оборонительной позиции.

— А ты ничего! — довольно усмехнулся бородач, выходя из кустов и поправляя перепоясь с метательными ножами.

С деревьев проворнее белок спускались вурлоки со складными почти игрушечными луками и пустыми колчанами. Лица гроллинов были довольные, усталые и порядком ошарашенные. У всех, кроме одного, у Владомира оно было просто грязным.

— Нужно убраться подальше, пока эта не очухалась, — проворчал юноша и бесцеремонно отобрал у Каринки меч.

Девочка не знала, понял ли Владомир, что она наследница настоящего хозяина меча, и смирится ли с тем, что дикий кот послушался девушку. Она сквозь усталость и волнение пожалела лишь о том, что не успела перевести ту древнюю сагу, уж очень она запала Каринке в душу.

Об опасностях личной гигиены и важности доверия

Бегство затянулось до глубокой ночи, когда уж разбежавшиеся тучи открыли звёздную пшёнку и рожок месяца стыдливо подглядывал сквозь крону деревьев. Он был тонок, робок и смущён тем, что так подставил путешественников. Без его света бежать было тяжело и опасно, деревья сами собой вырастали на пути, коряги бросались под ноги и каждая даже незначительная ямка норовила затянуть.

Особенно туго бег давался Каринке, непривычная к нагрузкам и преградам, она едва поспевала за сильными гроллинами, раз за разом то путаясь в бесконечных юбках, то спотыкаясь в неудобной обуви. И бесспорно девочка осталась бы где-нибудь под деревом обессилевшая и забытая, если бы вурлоки, как самые зоркие, не обрамляли их маленький отрядец. Каринка просто боялась бледной фигуры, скользящей ссади и потому не отставала. Владомиру тоже приходилось не сладко: стычка с троллихой вымотала его, а тяжёлая поклажа, что досталась из разбитой кареты всем гроллинам, только ухудшала дело. Но он не жаловался. Никто не жаловался, потому что на это не было времени. Даже Каринка понимала, что если троллиха очнётся и сможет взять след, их не спасёт ни удача, ни оружие. Понимала, но едва ли бежала от этого быстрее.

Когда усталость вопреки гордости признали все, решено было остановиться. Для ночёвки выбрали небольшую залысину посреди чащи. Каринка сжавшись в комок сидела возле сгруженных сумок и широко распахнутыми глазами следила, как гроллины обустраивают их "лагерь". Она смотрела, как Владомир раскладывает камни для кострища, по ветру выверяя ход дыма, видела, как подгорный человек расчищает место для лежанок, и даже заметила, как вурлоки скрылись в поисках дров. Не столько девочку интересовали подобные приготовления, сколько пугали силуэты огромных чёрных деревьев, что угрожающе толпились вокруг, заглядывали через плечо. Ей то и дело казалось, что вот-вот из самой чащи выскочит ужасный монстр, похожий то на тролля, то на бешенную собаку, то на толстого паука, то на вурлока с горящими глазами. Чтоб не было так страшно Каринка начала напевать себе под нос колыбельную, и окружающая тьма подпевала ей на все голоса тишины. От немоты леса голос казался чужим и зловещим до такой степени, что девочка начала пугаться даже его. И, когда бесшумной тенью сзади вырос вурлок с полной охапкой более-менее сухих веток, нервы не выдержали.

Если ужасные монстры и ютились коварно в засаде, мечтая разжиться полуночным обедом, то, несомненно, сейчас были седы и глухи от девичьего вопля. Сама же Карина оказалась на другом конце поляны и, пожалуй, сбежала бы к седым монстрам, если бы не врезалась в попытавшегося её остановить бородача. Трясясь от ужаса, девочка вжалась в коренастого мужчину. Один вурлок пренебрежительно хмыкнул, второй отвернулся, Владомир выразительно повертел пальцем у виска. Карина не отходила от подгорного человека ни на шаг, пока костёр не разгорелся уверенным весёлым пламенем. Немного успокоившись и согревшись, девочка пришла в себя и перестала с опаской вглядываться в чащу, ожидая чего-то неведомого и пугающего.

Владомир долго и самоотверженно копался в своей сумке, активно привлекая внимание окружающих к своей персоне, но, кроме охраняемой, им никто не заинтересовался. Вурлоки сидели вдалеке от остальных, лишь едва выхватываемые из сумрака всполохами огня, и переговаривались между собой жестами. Подгорный человек сортировал свои странные ароматные мешочки на большом камне и был сосредоточен только на этом. Поэтому юноша разложил старый замызганный платок подозрительного цвета возле девочки и гордо задрал подбородок. На платке были лишь крошки да жирные пятна всех форм. Каринка не нашла его мало-мальски полезным, но, как благородная дама, продолжала делать вид, что заинтересована. И сидеть с таким глупым лицом ей пришлось бы ещё долго, если б Владомир со всей возможной кичливостью не положил сверху свою руку. Каринка успела заметить, что один только перстень (старой работы из благородно зачернённого серебра с большим отшлифованным рубином-звёздочкой) мог покрыть полугодовой долг её семьи. Вдруг из-под пальцев юноши брызнули алые искры и платок, весь задрожав бахромчатыми уголками, начал покрываться картинками и завитушками. Мгновенье ока и перед Кариной уже лежала прекрасная старинная карта, правду крошек на ней от этого не поубавилось. Вурлоки притихли, а бородач вполглаза наблюдал за командиром.

— Так, — Владомир указал пальцем на маленький замок на одном краю, — Дуботолка здесь, а вон там Столица. Савирам-Табирам, покажи нам, где хозяин твой.

Платок-карта послушно хлопнул краешком, и тут же из неё поднялся маленький рубиновый лучик в месте, где был обозначен Затаённый Лес.

— Ого, как же далеко нас занесло от Императорского пути! Ещё немного и мы б Межу Сумерек пересекли, а там и до Кольцевых гор недалеко!

— А это что? — не выдержала Каринка и тоже указала пальцем на картинку страшной морды, что была полустёрта и отвратительна.

Платок учтиво высветил в этом месте несколько рун и надпись "Исток Сумерек", потом весь покрылся рябью, словно испугался собственного изображения. Девочка протянула руку и светящиеся руны ссыпались ей в ладонь. Надпись слегка побледнела и расширилась до "Исток Сумерек — Устье Света". Насколько Карина помнила свои бесконечные занятия по истории Империи и природописанию, здесь никогда не было ни рек, ни ручейков, ни, тем более, их истоков. Затаённый Лес заканчивался болотами, которые плотно примыкали к отвесной части Кольцевых гор. Не было в нём и просто не могло быть ни городов и деревень, чтоб страшной рожей обозначить их название. Это порядком смутило девочку, она даже забыла про холодившие ладонь руны. Владомир нахмурил брови и усиленно попытался свериться со своими познаниями в картах, но, к своему глубокому стыду, тоже не нашёл ничего мало-мальски похожего.

— Что? — крикнул он, встретившись с вопросительным взглядом охраняемой. — Не знаю я, что это за место! Может холм какой, или руины, или озеро.... И вообще, это наша семейная реликвия и она не обязана тебя слушаться! Савирам-Табирам, покажи нам, как твоему хозяину в Дуботолку попасть.

Рубиновый лучик изогнулся, повертелся из стороны в сторону, собакой вынюхивая линии дороги, и уверенно лёг через самую чащу прямо к подбородку страшной морды.

— Савирам-Табирам? Я же сказал "Дуботолка"! — но луч продолжал упорно указывать на морду. — Нельзя было его так хамски лапать чужим! Ты его испортила!

Юноша нервно скомкал карту в обычный грязный платок, подскочил с места и направился к своему лежаку с видом оскорблённого благородства. Карине было неприятно, что из неё сделали козла отпущения, однако, с другой стороны, она понимала, что действительно могла повредить странный механизм своим вопросом. Она ссыпала холодные закорючки в карман соседней сумки и постаралась стать как можно более незаметной, чтоб ненароком не привлечь к себе внимание гроллинов. Ведь они вполне могли обвинить её в случившемся: вряд ли раньше тролли нападали на путников так открыто. По совести, ей даже хотелось верить, что напали именно из-за неё.

"Так бы получилось настоящее приключение! — думала Каринка. — Может, не совсем такое, как я представляла себе.... Здесь нет великого и страшного врага, что хочет навредить всей Империи и Самому Императору, нет мужественного и непобедимого принца из далёких земель, нет могущественного мага с ужасным секретом и величайшего рыцаря, повелевающего животными, нет даже прекрасной дамы, ради которой будут рисковать жизнью и совершать подвиги. Но ведь это не так и важно. Может, всё обойдётся, и завтра мы вернём лошадей и починим карету, чтоб спокойно проехать оставшийся путь. Только это всё равно намного, намного лучше, чем я могла получить дома!"

— Что ж выставим дозорных, пока остальные будут спать, — сказал подгорный человек, складывая в сумку свои мешочки. — Вы первые, парни. Не против?

Вурлоки согласно кивнули. Владомир, хоть и рассердился на самоуправство подчинённого, спорить не стал, поскольку не ему досталось первое дежурство. Бородач не стал разбирать вещи, а просто прислонился к стволу и спустя минуту уже сладко похрапывал, глубоко натянув капюшон и спрятав свои широченные руки под куртку. Каринке снова стало страшно: она вдруг осознала, что ей придётся спать в лесу, полном диких зверей, с четырьмя незнакомыми мужчинами, два из которых к тому же неизвестно кто.

"Может они и не вурлоки вовсе. Ведь бывают очень похожие люди. Может они болели в детстве или ещё что-нибудь.... Ой, а если они полукровки! Отец рассказывал о детях войны, может они тоже не виноваты, может на их поселение напали и мать не смогла убежать..."

Когда картина разрушенной деревни, заполненной сотней отвратительных слюнявых монстров, с белоснежными патлами и горящими глазами, рвущих защитников и похищающих беспомощных женщин, промелькнула перед глазами Каринки, девочка едва не потеряла сознание, так всё было реалистично и страшно. Ей даже захотелось зажать уши, чтоб не слышать предсмертных воплей. Она едва сдерживалась, ей всё виделись эти ужасные орды, бегущие по улицам Постава, ломающие двери.... Не обваренный вурлок, заметил, как побелела охраняемая, и, посмотрев на неё своим удушающим взглядом, начал что-то объяснять на жестах уже придремавшему товарищу.

Каринке стало стыдно за свои мысли. Она встряхнула головой, отгоняя ужасные видения, и сложила руки на коленях. Ведь гроллины были не причастны к бесчинствам насильника, им, наверняка, приходилось не сладко в родном селенье, и детство у них было значительно более тяжёлым, чем Карина может себе представить. Девочка постаралась сейчас думать об этом, а не представлять, как эти двое покроются зелёными чешуями и набросятся на спящих.

— Я подумала, что как-то не слишком вежливо получается, — обратилась к гроллинам трясущимся от страха голосом юная Корсач, — что мы так путешествуем вместе и совершенно ничего не знаем друг о друге. Возможно, это и не очень-то тактично с моей стороны спрашивать, ведь вы выполняете свой долг и не имеете ко мне каких-либо личных претензий. Просто, думаю, это вполне могло бы улучшить взаимопонимание в группе, если бы я хотя бы немного знала, кто меня охраняет...

Обваренный невурлок как-то криво усмехнулся, не то злобно, не то снисходительно, будто девочка оскорбила его или рассмешила своей наивностью и страхом. Он поднялся и вышел в свет костра (так он стал ещё более бледным и пугающим), присмотрелся к реакции девочки, ловко сделал сально назад через пламя, демонстрируя недюженную силу даже после такого выматывающего бега, и попросту влез на дерево, чтоб там и остаться, сохраняя показательное молчание. Каринка была поражена и растерянна, такой реакции на своё предложение она не ожидала. Вурлок чётко дал ей понять своё превосходство и посмеялся над её потугами держаться благородной дамой (ведь благородные дамы всегда должны скрывать страх или предвзятость к кому-либо). Девочке стало от этого горько и обидно, она надеялась проявить учтивость, а не оскорблять кого-либо. Второй невурлок даже не посмотрел в её сторону.

— Если ты так хочешь, — выпятил вперёд грудь Владомир, — то я...

— Тебя-то, Владька, я и без того знаю!— неожиданно для себя самой огрызнулась девочка и улеглась возле подгорного человека, укутавшись приготовленным заранее пледом и спрятав замёрзшие руки гроллину в пушистую бороду. Командир так и остался стоять с глупым видом.

Действительно, это приключение не напоминало обычное, хотя бы своими героями...

Проснулась Каринка с первыми лучами солнца, что ласково погладило девочку по щеке и скромно скрылось за деревьями, зарывшись щекастым лицом в хвойную перину. В лагере ещё было тихо и сонно. Подгорный человек каменной статуей сидел возле сумок, глубоко опустив капюшон походной куртки и жадно прижав к груди свои дорогие узелочки с травами.

"Наверное, — подумала Карина, — он всю свою смену перебирал их, как тот старейшина из папиного рассказа, что умер от голода, когда влез в Императорскую сокровищницу и принялся считать богатства".

В чуть менее причудливой позе дремал длинноволосый невурлок. Гроллин спал на боку, поглаживая одной рукой ножны, и блаженно улыбался. С такой улыбкой его лицо становилось если не привлекательным, то, во всяком случае, человечным и живым. Он напомнил девочке большого ребёнка: такими беспечными и счастливыми люди бывают только в детстве, когда страшнейшим наказанием может стать запрет гулять на улице, а худшей бедой — уроненный пирог. Каринка, как девушка воспитанная в лучших традициях, посчитала нужным умилиться такому зрелищу, но перенесла умиление на потом, потому что слабо представляла, как его положено выражать. Местоположение второго невурлока выдавали какие-то неразборчивые стенания сверху и гроллинский сапог, сползший во сне с ноги кичливого верхолаза. Сапог лежал неподалёку от места, где спала сама девочка. Каринке стало не по себе от мысли, что обваренный после караула пристроился спать прямо над ней. Она даже подумала, что стоило бы поскандалить по этому поводу, но не нашла весомых аргументов, запрещающих невурлокам спать на деревьях возле людей. Тем более гроллин так громко мучился от кошмара, что его стоило пожалеть, а не ругать. Лица обваренного девочка не видела, хотя могла представить, как оно сейчас искаженно.

"Стоило бы разбудить его. Не хорошо, когда снятся кошмары".

Но невурлок спал слишком высоко, и разбудить его можно было, только швырнув наугад чем-нибудь тяжёлым, например его же сапогом. Девочка решила, что это будет совсем не благородно с её стороны так будить собственного охранника. Правду, запустить тем же сапогом захотелось в Владомира, потому что он нагло храпел, закутавшись один в три покрывала, потому что оставил без присмотра лагерь и просто так. Командир, казалось, спал крепче всех, и его не смущало даже близкое соседство со слабо тлеющим кострищем.

Юная Корсач не имела привычки по долгу нежится в постели. Она осторожно вылезла из-под одеяла, поправила гроллинский сапог, подбросила в затухающий костёр оставшиеся ветки, заботливо накрыла командиру голову курткой (вдруг обгорит от костра) и, подобрав подол (кого стесняться, если все спят!), побрела в лес.

По негласным правилам, ей стоило оповестить охранников об отлучке и спросить изволения отправиться без сопровождения. Девочка подумала, что будет не так уж просто объяснить гроллинам, привыкшим к тяготам походной жизни, что благородным дамам просто жизненно важно регулярно купаться, проветривать весь набор нижних платьев и мыть волосы, чтоб в них эту благородную даму можно было опознать. Никто бы из них этих ухищрений, когда можно просто ополоснуть лицо и руки, не понял. Тем более что будить длинноволосого невурлока было жалко, обваренного — страшно, подгорного человека — бесполезно, а Владомира — противно. Поэтому девочка решила быстро навести марафет и вернуться в лагерь ещё до того, как все проснуться.

Первым зашевелился длинноволосый, он долго сладко потягивался до хруста в суставах, зевал и уговаривал себя проснуться. Потом неохотно встал, отодвинул от огня не опознаваемое в ворохе пледов тело и лениво запустил в собрата крупной шишкой. В ответ получил вторым сапогом в голову. Обваренный прибывал в дурном настроении, но пререкаться не стал, быстро сполз с дерева, обулся, подхватил лук и отправился вместе со вторым невурлоком на поиски еды, о которой во вчерашней спешке, разумеется, все забыли. Тропка, уводившая гроллинов на охоту, лишь в одном месте открывала дорожку Каринки, потом же резко сворачивала на север.

То, что глухое озерцо должно быть неподалёку, Каринка запомнила ещё с прошлой ночи. Пожалуй, это было единственное, что она хорошо разглядела во время бега. Тогда вода лишь призывно блеснула монеткой, где-то между стволов и быстро скрылась. В утреннем же сиянии озеро было во истину великолепным. Тёмная лазурь его спокойной глади, щедро усыпанная россыпью золотистых солнечных искр, дышала лёгким ароматом лесных трав и свежей хвои. Идеально ровные абрисы обрамлялись узкой полоской тёплого песка, то гордо вздымающегося на пригорок, то покорно сползающего к самой воде отмелью. Изящные ивы полоскали свои усыпанные жемчугом росы косы, низко склонившись к самой водной глади. Их тени ветви подрагивали, создавали удобные для купания пологи.

Для Каринки, не видевшей в своей жизни ничего, кроме гор и раскалённой пустыни, этот уголок показался кусочком рая, затерявшемся в ужасных дебрях. Девочка какое-то время стояла как зачарованная, не веря собственному счастью. Она слишком растерялась и не могла быстро сообразить, что ей нужно делать и в какой последовательности. Наконец, Карина взяла себя в руки. Задачей первостепенной необходимости было сейчас распутать волосы. Задача была важная и почти неисполнимая, потому что излишне замысловатая причёска ещё в начале поездки грозила остаться с девочкой, не завязывавшей ничего мудрёнее косы, до глубокой старости, пока ослабевшие волосы сами не распадутся. После сражения с троллями, ночной погоней и ночёвкой на земле, волосы значительно обогатились всевозможным гербарием, сбились набок и непонятным образом сплющились в виде кривобокой башенки, утыканной ветками. Вытаскивание из этого безобразия всех лент и шпилек особых улучшений в облик не добавило, причёска даже не опала, чего уж там говорить о распутывании. Гора всевозможных заколок напомнила Каринке арсенал для войска маленьких сказочных человечков.

Почувствовав себя гораздо свободнее, девочка подбежала к берегу и раскинула руки навстречу ветру. Ветра не было, но его легко можно было вообразить себе, как Каринка и поступила. Она слабо представляла, каким образом вся эта синяя хламида, именуемая платьем, должна сниматься, и даже не могла поручиться, что их горничная понимала механизм его одевания и могла ещё раз это повторить. Думать об этом не хотелось, но приходилось. Наверное, сначала нужно отстегнуть обрывки мантии, потом умудриться снять верхнее платье и выпутаться из подкладки, потом.... Да, уж задача предстояла не из лёгких.

— Не бывает таких задач, которые невозможно было бы решить! — обратилась к платью Карина с любимой фразой отца, упершись руками в бока и для важности топнув ногой.

Земля крупными комами полетела из под исцарапанных туфель, и девочка не успела даже вскрикнуть, как кубарем рухнула в воду. На счастье, воды было достаточно много, чтоб девочка не свернула шею, и достаточно мало, чтоб не захлебнулась от неожиданного купания. Убрав от лица руки, Карина слегка отдышалась и осторожно открыла один глаз: её обволокло чёрное скользкое неизвестно-что, обездвиживающее руки и опасно подбирающееся к горлу. Открыв второй глаз, девочка попыталась справиться с всплывшими ряской подъюбниками или подняться. Было страшно неудобно, ей пришлось сперва встать на колени и проползти по дну подальше от скользких камней, и лишь потом боязливо выпрямиться и вытряхнуть из изрешеченных этими же камнями панталон, забившийся песок. Тут же ненавистное платье, изрядно потяжелевшее от набранной воды, противно облепило ноги.

— Ну, — попыталась поднять себе настроение Каринка, оглядевшись по сторонам и убедившись, что никто не видел её полёта, — зато и платье снимать не нужно!

Осень уже успела приласкать землю своими туманными дланями и остудить щедрыми поцелуями воду. Поэтому девочка озябла быстрее, чем успела нарадоваться такому обилию влаги для неё одной. Тяжело передвигая посиневшими ногами, Карина двинулась вдоль берега в поисках подходящего пологого склона, чтоб она смогла вылезти и слегка просохнуть. Только берег как назло перед ней вздыбливался и словно специально поднимался глиняными боковинами, предлагая в плату за освобождение искупаться в грязи, чего только ополоснувшейся девочке совсем не хотелось. Когда в трёх шагах оказался долгожданный песок, сил у Каринки почти не осталось. Она едва не ползла, хватаясь замёрзшими руками за кривые коренья близ растущих деревьев. Те злобно рвались навстречу, царапали нежную кожу непривыкшей к работе девушки, норовили зацепить.

— Я сейчас же вылажу! — крикнула разозлившаяся от затянувшегося купания девочка непонятному пучеглазому существу с пупырчатой кожей, что выпрыгнуло из-за большого листа с самым воинственным видом.

Зверь совсем не испугался, казалось, он даже был удивлён, что в такой глуши к нему обращается человек. Удивлённая морда скользкого создания лишь добавила Карине решительности. Девочка хмыкнула в ответ, посильнее ухватилась за корягу и, вспоминая, как Владомир воровал яблоки, уперлась ногой в камень, чтоб подтянуться к выступу. Она очень надеялась, что сил хватит.

Вдруг что-то обжигающе холодное обхватило лодыжку. Каринка вскрикнула....

Зверёк, добытый в неравном бою с полным отсутствием живности, доверия особого не внушал ни подгорному человеку, ни самим охотникам. Тощий, криволапый и зубастый, он напоминал помесь зайца, крысы и канделябра, хотя ядовитым не выглядел и бешенством явно не страдал. В придачу, пустые, урчащие животы делали этого монстрика на диво аппетитным. Трое какое-то время ещё потоптались над добычей и без единого слова признали её съедобной, наваристой и, безусловно, полезной походной пищей. Обваренный, правду, переживал, что не умудрился достать чего-нибудь повнушительнее. Ему даже не хватало оправдания тем, что, кроме их пятерых, в этом участке леса живого не наблюдалось даже на уровне вездесущего комарья и муравьёв.

Подгорный человек ловко установил подвесной котелок с оставшейся питьевой водой, набросал туда ворох своих травок и чудом, завалявшийся клубень дикой груши. Длинноволосый виртуозно разделал добычу (та уменьшилась втрое) и очистил незавидную шкурку для возможной выделки. Обваренный продолжал мысленное самоуничижение за сбором хвороста.

Не прошло и вечности для оголодавших путников, как бульон покрылся редкими, но от того не менее соблазнительными, свечками тощенького жирка, а неизвестное природе мясо обрело удобоваримый запах и окрас. Совет старейшин, в лицах подгорного человека и двух невурлоков, единогласно решил, что съесть это нужно немедля.

— Надо бы дохлого позвать и эту разбудить, — с сожалением озвучил неминуемое подгорный человек, жадно глядя на котелок и осознавая его незначительность для честной компании.

Длинноволосый нехотя кивнул в ответ. После третьего тормошения ворох покрывал дрогнул и подал признаки жизни. Сначала из него высунулись две длинные, явно не женские ноги в гроллинских сапогах, потом не самые изящнее ручки и итогом была помятая спросонья физиономия Валадара с пуком взлохмаченной рыжей шевелюры.

— О завтрак! — радостно пробормотал юноша, не обращая внимания на ошарашенные лица спутников.

Невурлоки спешно переглянулись и, не теряя ни секунды, скрылись в лесу. Подгорный человек злостно глянул на своего горе-командира, но от комментариев воздержался.

Из всего, что происходило после очередного падения в воду, Карина смогла разобрать лишь, как её подхватило течение, спутавшее ноги, и вода сомкнулась над головой бледным медальоном неласкового рассвета. Дыхание перехватило, кожу обдало жаром, в ушах звенело. Хотелось кричать, но горло отказалось послушаться. Окружившие водяные сумерки пестрели скалящимися пятнами, прыгающими тенями, воющими и тянущими кривые лапы зверями. Блестели синевой и золотом мелькающие перед лицом бока странных видений. Что-то почти вырывало ногу, волоча её в низ.

Потом калейдоскоп безумия прекратился столь же стремительно, как и начался. Девочку охватила тьма, давящая, тесная, оглушающая. Тишина после визгливого многоголосья пугала и настораживала. Воздух был гадок и тленен, хоть и позволял дышать, но не приносил удовлетворения. Холод недвижимо пробирал от босых пяток до кончиков окоченелых исцарапанных пальцев. Рыбьи кости впивались в кожу. Весь разум, вся душа перепуганной девочки отказывались верить в происходящее.

"Я сплю. Этого просто не может быть! Не может! Я, наверное, потеряла сознание, когда снова поскользнулась и упала в обморок. Сейчас меня разбудят.... Ой, меня не разбудят! Нет, нет, нет, я должна сама очнуться, как можно скорее, пока гроллины меня не хватились!"

Каринка попыталась ущипнуть себя, но ничего не почувствовала. Вместо этого она услышала пронзительный визг и заметила, словно что-то неуловимое отскочило от неё. По телу побежали мурашки: одна больше другой, настойчивые такие, вредные. Что-то скользкое коснулось колена и, мелко перебирая скользкими лапками, поползло выше, словно паук или ящерица. Каринка с младенчества недолюбливала пауков, вечно селившихся над потолком и шныряющих за плинтусами, и теперь, представив, что это может быть, не выдержала. С резким воплем (слишком громким даже для неё самой) девочка тряхнула ногой и, не разбирая ничего, принялась пинать ногами что-то, выскользнувшее из-под юбки. Бородатая морда, зелёная и страшная, вскочила с земли и, уже не прячась, бросилась на неё, опрокинув на пол. Каринка не успела, как следует испугаться, просто замахнулась со всех сил, стукнула по противной физиономии, подбиравшейся к горлу. Морда злобно завыла, нехорошо (приличные слова так не звучат) заворчала и всадила зубы в разрез платья. Такая наглость привела Карину в ужас. Девочка схватила существо за бороду и от всей души отвалтузила зверской мордой по рыбьим костям, как прачка бельё по доске, визжа на маменькин манер. Зелёная бородища истово вторила её визгам и размахивала слизкими лапищами, потом как-то выскользнула.

Каринка никак не могла отдышаться, зато от светящихся кругов перед глазами стало вроде светлее. Девочка даже успела с трудом оглядеться по сторонам, но только прояснившийся вид обшарпанных сводов пещеры резко сменился потолком. Брыкаться сил уже не осталось и Карина с позором смирилась, что морда (уже осторожнее и обходительнее) отволокла её за ногу в сторону и впихнула в какой-то канал.

Давно-давно, когда дыхание земли было пропитано теми силами, о которых добропорядочные прихожане предпочитают молчать, а по дорогам странствовали загадочные люди с ручными воронами и пылающими мечами, в Долине процветал сумеречный народ. И было то не одно дикое племя, что кочует из леса в лес. Жили они повсеместно наравне с прочими людьми, скрываясь в сумерках, питаясь силами людей и подношениями хозяев, охотясь на нерасторопных путешественников и творя прочие непотребства. Только сменились времена безвозвратно, ушла сила из сердец людских, а следом и с земли. Тяжело стало сумеречникам шнырять по домам и дорогам, жались они к природе, дохли без меры, скрывались в глуши, лезли в глубокие бочары, забывая, кто водяным был при старом мире, кто домовым, кто кикиморой. Теперь каждый человек стал для них лакомой добычей и последней надеждой.

Невурлок опустился на одно колено и, прижав ладонь к камню, прислушался к шепоту земли. Она всегда выдавала дрожаньем сумеречников, хотя он, по большому счёту, уже не рассчитывал, что они ещё существуют. Вообще-то, ему стоило бы винить себя за то, что с ходу не распознал их присутствия в этом районе леса, если б за свою немалую жизнь он, к величайшему сожалению окружающих, не утратил совести (и всего, что к ней прилагается).

— Разберись с ним! — крикнул он своему товарищу, хотя надобности в том особой не было: парень шёл сзади. — Я поищу бочагу.

Мужчина в ответ выразительно постучал по голове. На языке специальных жестов это не означало ничего, а на языке обычных его только что обозвали не сильно умным.

Невурлок особо не обиделся, он слушал землю, и земля, наконец, отозвалась. Уверенными шагами он двинулся по почти незаметной, заваленной сухостоем и гнилыми колодами тропке и его не смущало, что миловидная девица не смогла бы продраться сквозь них и на пару шагов. Сумрачники любят шутить подобным образом. Тропинка нехотя вывела к застарелому болотцу самого завалящего типа. Под ногами многозначительно чавкала тухлая ржавая жижа, с кривых сучьев лохмами свисали плети древнего мха, первые жгуты грязного тумана обвивали щиколотки.

"Только б он шею себе от рвенья не свернул в такой-то дряни" — раздражённо подумал невурлок, перешагивая учтиво подсунутую сумрачниками подозрительную кочку.

Мужчина так же не провалился в застарелую трещину, присыпанную прелой листвой, и обошёл забытый по такому случаю заржавевший капкан, едва не упустив убогую горку женских заколок самой причудливой формы, которая в этой глуши вряд ли могла принадлежать русалке. От шпилек различима была зыбкая цепочка из неуверенных девичьих следов, сменившихся в нескольких метрах ровной дорожкой. Сомнений не было: назад их подопечную уже волокли. Дальше преследование гроллин продолжать не стал, просто доверился интуиции. Она, подруга хоть и своевольная, только подводила его крайне редко....

Выверенным до зубного скрежета движением невурлок скинул куртку, подтянул рукав рубахи и содрал по застарелым шрамам пласт испещрённой затейливыми рисунками кожи с предплечья. Костяной шип рванулся из кулака наружу с такой силой, что отдачей едва не выбило плечо (ох и расслабился, отвык на лёгкой гроллинской службе без приличных тренировок). Один замах и каменный блок разлетелся щепью, а должен бил только треснуть...

Карринария Корсач только начала приходить в себя. Идеи спасения до головы ещё не дошли, но были на полпути и грозили вот-вот появиться в прояснившемся сознании. Пока там обосновалось только желание не сдаваться, как и положено благородной даме. Они, во всяком случае, не должны так заканчивать. Желание окончательно оформилось, когда над головой что-то глухо бухнуло и холодая лапа, разительно превосходящая размерами лапы зелёной морды, схватила за ворот платья. Из-за узости канала места для приличных манёвров не было и Каринка просто впилась зубами в наглую лапищу. Та, в свою очередь, оказалась не только наглой, но и настырной: девочка отчётливо чувствовала привкус крови, а лапища так и не убралась. Напротив, появилась вторая и их владелец, подхватив добычу под мышки, ловко рванул девочку вверх, вопреки отработанной на зелёной морде звуковой атаке. Тьма прояснилась — и двигаться стало проще, чем Каринка не преминула воспользоваться в борьбе с таинственными мордами. Продолжая кричать (вдруг он просто туг на ухо), она из последних сил брыкалась, вертелась, отмахивалась. Противник оказался коварнее и сильнее своего предшественника, девочка даже решила, что обиженная морда позвала на подмогу старшего брата. Он быстро скрутил девочку по рукам и ногам и в сердцах залепил затрещину. Такого монстру Карина простить не могла и наугад стукнула морду последним оружием. Из глаз брызнули искры, а лоб болезненно загудел (судя по извлечённому шипению, не у неё одной). Девочку теперь держали и за голову.

— Тихо, — раздался совсем близко приятный, дурманящий голос с какими-то нечеловеческими нотками. — Это я, Лоран.

Голос показался девочке весьма подозрительным, что она не замедлила продемонстрировать, скорчив скептическую мину, насколько позволяла усталость.

Обладатель голоса тяжело вдохнул:

— Ваш гроллин...

Думала Карина не долго: голоса Владомира или подгорного человека она как-нибудь да узнала б.

— Э-э-э... прошу прощения, Вы — обваренный троллихой? — девочка попыталась прищуриться сквозь тьму на своего теперь уже спасителя.

Невурлок сквозь смех отрёкся от роли бравого гневителя троллей и удивительно осторожно для своей профессии протёр девочке лицо влажной резко пахнущей тряпкой. Карина вдруг поняла, что сухая грязная корка упорно мешала ей, а не отсутствие света. Увидев после манипуляций гроллина клочок неба и облезлые пряди невурлока выбившиеся из-под завязки, девочка ощутила не облегчение, а, скорее, раздражение смешанное со стыдом. Ей вдруг представилось, как безрассудно должна выглядеть её прихоть с купанием на фоне её теперешнего состояния. Поднявшись, Каринка гордо расправила плечи и постаралась ничем не выдавать своего удивления: местность была ей совершенно незнакома. Противнее и страшнее места она в жизни не видела, каждый куст, каждое корявое деревце отталкивало и претило ей, вызывало омерзение. Оставалось только догадываться, куда её затащила зелёная морда и как после такого таскания должна выглядеть она сама. Но всю бурю чувств ни коим образом она не должна была показывать охраннику.

Назад девочка шла сама, опираясь на предложенный гроллином локоть, ввиду накатившей ни с того ни с сего слабости. Спасало то, что неудобные туфли канули в небытие во время не самого приятного купания, хотя босиком хлюпать по дурно пахнущей грязи тоже было весьма сомнительным удовольствием. Каринка не могла сказать, боится она всё ещё своего спасителя или испытывает признательность. Вид белёсого высокого мужчины с мягкими, не привычными для сурового Постава чертами, задорными глазами и звонким голосом пугал и будоражил своей схожестью и несхожестью с проклятыми вурлоками. Девочка старалась просто не смотреть в его сторону и не привлекать к себе лишнего внимания. Это будто бы даже веселило гроллина. Каринка же со всем возможным достоинством хлюпала носом и сдерживала крупную дрожь по всему телу. Лоран бесшумно посмеивался с её потуг. Каринка боковым зрением заметила его улыбку и гордо отринула предложенную помощь, тут же шлёпнувшись на землю. Она и представить себе не могла, что настолько устала.

— Не будет ли барышня возражать против посещения родника? — лукаво улыбнулся Лоран, поднимая свою обузу на ноги.

Разумеется, возражений не было, тем более что дорога стала значительно чище и суше. Сделав небольшой крюк, они без лишних сложностей выбрались на нужное место. Назвать это поляной было весьма затруднительно. Скорее место родника напоминало маленький бархан, насыпанный посреди леса огромной ложкой ради смеха. Края его уже растянул в стороны игривый ветер, вырисовав меж травинок искусные завитушки и волны, сплюснув некогда острую верхушку— пагоду. Теперь из-под этой разгромленной стихией крыши, растерянно пульсируя, бил родничок искристо серебряной жилкой. Он плескал воду в отполированную до блеска чашу камней, просачивался лёгкой змейкой и тух в земле. Фантазия услужливо вырисовала перед Каринкой древний храмик из мрамора и золота, спрятанный в кошмарном лесу, чтоб утолять жажду древних духов и странствующих чародеев. Он, несомненно, был прекрасен и чарующ, но ужасный враг разрушил его до основания, обратив грудой песка и камня, низведя величие до забвения, но не лишив святого предназначения. Девочка закрыла глаза и как наяву представила уютную беседку с тяжёлой пиалой на увитой цветами колоне. Она даже к воде пошла по указанной изрезанными камнями тропке.

Влаги хватило ровно настолько, чтоб умыть лицо, руки и шею. Волосы, к великому сожалению и ужасу, Каринки промыванию не поддавались, хотя больше и не торчали башней, а свисали на спину длинным грязным пологом. Умывание придало девочке сил и надежды на скорое и счастливое разрешение их неприятностей. Ей хотелось немедленно сделать что-нибудь выдающееся и замечательное. Девочка даже решила, что вполне смогла бы справиться теперь с зелёной мордой в одиночку.

— Здесь слишком мало воды, чтобы я могла умыться, как следует, — обернулась к гроллину Каринка, стараясь подражать голосом капризной матушкиной манере говорить с подчинёнными, чтоб не выдать смущения от собственного вида. — Вы не видели поблизости озера?

— Здесь нет другой воды, только в трясине.

— Вы полагаете, что я добровольно полезла бы в болото? — искренне возмутилась девочка, ни на миг не сомневаясь, что на рассвете пыталась искупаться в замечательном озере.

— Кто Вас знает, — благодушно пожал плечами гроллин.

Юная Корсач собиралась возразить, только не смогла сразу подобрать достаточно весомых аргументов, чтоб её слова звучали достоверно, разумно и при этом не были излишне грубы и чванливы. Она слишком хорошо помнила, что отец всегда пользовался почтением у подчинённых именно из-за своей учтивости и непредвзятости к чинам собеседника. Девочка решила довольствоваться тем, что знает сама и не давать взрослому мужчине лишнего повода для смеха. Вдруг она осознала, что первым делом стоило промыть гроллину руку, прокушенную до крови (по дороге она заметила засохшие рогозы крови на его ладони). Ей стало очень совестно, за своё эгоистическое поведение, даже щёки покраснели.

Лагерь встретил совсем обессилившую Каринку манящим ароматом горячей еды, теплом костра и не самыми счастливыми лицами подгорного человека и Владомира. Второй невурлок, видимо, всё ещё спал, но точнее сказать девочка не могла. Она давно потеряла счёт времени. Перед глазами всё поплыло и юная Корсач ощутила, что выскальзывает из рук Лорана в костёр.

О голосах, которым лучше верить и которые лучше не слушать

...Ты всегда веришь тому, что видишь? — прохрипело над ухом у девочки, нет даже не над ухом, а гораздо ближе, глубже, словно звук шёл изнутри. — Тогда я буду говорить с тобой...

Каринка очнулась, словно кто-то плеснул на неё холодной воды. Тело больно выгнуло и бросило обратно на землю, или нет. Сам удар был болезненнее сеанса костоправа, но звука его девочка не услышала, а ведь должен был бы быть. Карина решила, что неправильно растолковала ощущение. Тело не могло просто выгнуть или согнуть хотя бы потому, что сил не было даже открыть глаза и пошевелить рукой. Было холодно.

— Это сумрачники... — раздался издали голос Лорана.

— О-хо, — тяжело выдохнул совсем рядом подгорный человек. — Уж не думал, что такая зараза ещё водится. Вот где, значит, затаились. Может, неподалёку есть старые источники? Не могли же они только воспоминаниями питаться.

— К чёрту, — огрызнулся Владомир, — жрать-то их можно?

— Чего ты на меня уставился? — непочтительно ответил командиру бородач. — Он притащил, у него и спрашивай.

— Ты же у нас специалист по всякой ереси, — засмеялся юноша, вызывающе и недобро, словно уже давно лелеял в душе комок ненависти к подчинённому и только ждал момента, чтоб на него обрушить, — скажи своё веское слово эксперта. Хотя к чему? Дичи здесь и без того не густо. Сварим что придётся. Только пусть коротышка первым отведает, его же никакой чёрт не возьмёт. Или возьмёт, цветочек? Как там у нас с погодкой? Кости не ломит к новолунью? Старый ведь уже, здоровье не то...

— Заткнись, а? — устало оборвал его незнакомый, низкий бархатистый голос.

— Иш ты какой разговорчивый? — процедил командир. — А если наш славный лесной дед вдруг к своим подастся, источники учуяв. Что делать будешь, кого затыкать? Там нужно убираться отсюда как можно скорее, пока вся эта котовасия хвосты не пообрывала, а потом под трибунал ровной шеренгой!

— Как ты её тащить планируешь? — подал голос Лоран, тяжело было понять, впечатлился ли он речью Владомира.

— Очухается и сама пойдёт, — отмахнулся оратор.

— Не пойдёт, — хмуро ответил подгорный человек. — Ты видел, как её пожевали. Хорошо, если вообще очухается.... И то если весь яд отжать успели. Ещё чудо, что сразу не окочурилась. Лоран же её в хранилище нашёл для зимних запасов.

— Да, — усмехнулся юноша, — малышка у нас с характером. Не сам же урод себе туфлю под рёбра загнал. Ещё неизвестно кто на кого напал.

Карине от услышанного стало немного обидно. Она думала раньше, что вела себя геройски, вступив в неравную схватку за жизнь, а они осмеяли её. Да, она выглядит глупо и некрасиво. Да она не ловкая и слабая. Но ведь её никто не учил толком сражаться и противостоять врагам так, чтобы потом не быть посмешищем с туфлей вместо оружия. Девочке стало очень горько, что все её старания были бессмысленными, а может и вредными. Ведь не разозли она морду, тот бы не полез кусаться.

— О! — крикнул вездесущий Владомир. — Ревёт. Это нормально?

— Странно, — процедил сквозь зубы бородач, низко наклонился так, что девочка могла ощутить касание его бороды к своей руке. — Эй, барышня, ты как? Слышишь меня?

Девочке было стыдно признаться, что она подслушивала. Каринка даже хотела притвориться спящей, но неожиданно судорога свела ногу и пришлось сморщиться. Вообще-то, Карина привыкла болеть и без лишних проблем переносить боль, просто как-то неожиданно получилось.

— Умница, — непонятно чему обрадовался подгорный. — Давай, попробуй пошевелить пальцами. Постарайся...

"Он меня за кого принимает?" — удивилась в мыслях девочка: так, по её глубокому убеждению, говорили только лекари и то детям, старушкам и неизлечимо больным. Пересилив себя, Каринка приоткрыла один глаз:

— Мне холодно...

— Вот барышня, — бородач набросил ещё одну куртку поверх её ног. — Ваше платье срезать пришлось.

— ??? — девочка едва не задохнулась от возмущения не в силах хоть что-нибудь из себя выжать членораздельное.

— А как, ты думала, тебя перевязывать будут, — и здесь съехидничал Владомир, — поверх платья и бинтами из наших портянок?

Действительно, девочка заметила, что на ней оставили лишь нижнее платье, и почувствовала тугие повязки на ноге и груди. Тут же встрепенувшееся смущение пришлось подавить на корню, хотя это и стоило немалых усилий.

— Как выглядел нападавший? — никак не унимался подгорный, тормоша уже засыпающую девочку за плечи.

— ... страшный, зелёный весь... с бородой и хрюкал...

— Я-то думал, что сумрачники должны девицам непристойности нашёптывать, — едва слышно прокомментировал командир, явно намекая, что для такой девицы даже монстр стараться не стал. Каринка понимала, что выглядит плохо, но всё равно обиделась.

— Если бы тебе так морду рассадили, — хохотнул Лоран, пиная что-то сапогом, — ты бы тоже только хрюкал.

— Я... немного устала...

Договорить то, что она ответит позже на все вопросы, Каринка не успела. Девочка просто уснула, несмотря на боли и холод.

...Вы умрёте, вы все умрёте, — Каринка потеряла счёт времени под мерное журчание противного голоса из груди, не дававшего ей потерять сознание окончательно. — Никто не сможет противостоять мне. Примите неизбежное. Никто из вас не имеет той силы, что возродит в земле душу. Земле нужна новая душа, которая сможет противостоять двуногим ничтожествам, распинающим её. Я могу показать тебе эту силу. Хочешь?

— Не-е-ет! — не выдержала девочка, с воплями затыкая себе уши.

Послышался звон падающей миски, тихая брань и сдерживаемое шипение. Сквозь полуприкрытые веки Каринка заметила опасно нависшую над лицом плошку, балансирующую на трёх тонких белых пальцах, показавшихся спросонья ей теми ужасными червями, которыми грозился голос, когда девочка решила, что умирает.

— Почему? — удивился невурлок с глубоким голосом, убрал плошку и украдкой попробовал содержимое. — Вроде не горячее.... Ну, давай не упрямься, ешь. Сегодня моя очередь с тобой сидеть, так что давай без лишних проблем. Хорошо? Если ты сейчас спокойно поешь, то я больше не буду к тебе приближаться до смены повязок. Договорились, барышня?

Девочка плохо понимала, о чём говорит гроллин с проникновенным голосом, но поспешила согласиться, почувствовав себя ужасно голодной. Мужчина осторожно, как фарфоровую куклу, приподнял Карину за плечи и подложил под спину опекаемой какую-то сумку.

Если Лоран с задорной улыбкой и почтительной небрежностью постепенно отвоёвывал в сердце юной Корсач свою долю признания, то его суровый и резкий собрат одним взглядом пронзительных красных глаз мог пригвоздить девочку к земле. Только смотрел на неё в основном украдкой, стараясь не встречаться глазами и никак не выдавать своего внимания. Мужчина вообще нарушал молчание, если других гроллинов не было поблизости. Казалось, он боится своей подопечной едва ли не больше, чем она его. Отношения не складывались совершенно.

За неделю вынужденной задержки лагерь разительно переменился. Из еловых веток, покрывал и шкурок был сооружён навес для больной, надёжно защищающий от дождя и ветров. Рядом мостились лежаки гроллинов, на камнях сохли выделенные кожи. Флагами на ветру трепетали мужские рубахи и сменные повязки, переброшенные через натянутые меж стволов верёвки. В выдолбленной коряге поплёскивали стратегические запасы пресной воды из родничка. На разложенной холщёвой тряпке в теньке вальяжно сохли редкие травы подгорного человека с смешным и гордым именем Люпин. Имя четвёртого гроллина Каринка спросить так и не решилась, а он и не рвался знакомиться с девочкой. Сумеречники оказались не только съедобными, но и вкусными при длительной обработке. Поэтому всё время у мужчин теперь занимала охота, грозящая полным истреблением и без того реликтовому народцу. Даже Владомир наловчился в этом деле, специализируясь на маленьких мохнатых шушах, что служило подспорьем для многочисленных подколок со стороны остальных.

Сама Карина с трудом помнила время, проведённое в лесу. Жар сменялся ознобом, тошнота головокружение, бред потерей сознания. Девочка не могла нормально ходить, едва добредая шагов десять до заветных кустиков, почти ползла обратно, но чаще её с полдороги просто притаскивали уже без чувств. Укусы напрочь отказывались затягиваться и требовали постоянной перевязки. Так что вскорости по бледности Корсач почти не уступала невурлокам. Люпин, хмуро качая головой, всё чаще высказывал сомнения в её выздоровлении и сохранении здравости ума. Поэтому на голоса и видения, услужливо подсовываемые голосом, девочка жаловаться гроллинам не решалась. А видения с каждым разом становились всё отчётливее и противнее, голос рассказывал странные истории, делал пророчества, объяснял строение ужасных и страшных штуковин но большую часть времени издевался и скрипел о их смерти.

Невурлок закончил кормёжку и поплёлся проверять тряпки. Несмотря на всю свою суровость, он был единственным сочувствующим, кто догадывался оставлять больную в приподнятом положении, чтоб та могла осматривать лагерь, а не стазу погружалась в сон. Карина была очень благодарна ему за эти сеансы, но стеснялась выказывать признательность. Поляна дышала солнечными лучами, утопала в танце позолоченных листьев на лёгком ветру. Тепло разливающееся по телу убаюкивало; вид гроллина, азартно машущего ногами в битве с невидимым противником, возвращал в детство, превращаясь в подобие причудливого гобелена с летающим воином. Вместе с сонливостью прокрадывался и голос.

... хорошо прыгает, — противно зашептал голос. — А если его вот так?

От ствола отслоилось странное существо громадного роста с перекошенной от ярости отвратительной мордой и здоровенными когтями. Видение было таким натуральным и потрясающим, что Каринка не до конца уснувшая вскочила на ноги. Зверь не собирался исчезать, подобно другим картинкам голоса, а подкрадывался к не замечающему его гроллину, капая слюной.

— Берегись, — завизжала не своим от страха голосом девочка, когда когтистый замахнулся.

Невурлок резко метнулся в сторону, уходя из-под удара, врезался в дерево, развернулся в неимоверном прыжке и, упершись обеими руками в грудь монстра, что-то проорал. Его глаза светились сквозь плотно закрытые веки. Противник попытался ещё раз замахнуться, но неожиданно стал раздуваться болотистыми пузырями, пухнуть и с рёвом лопнул, как переспевший арбуз, обрызгав синеватой студенистой массой всю поляну. Каринка с ужасом глянула на покрытые тёмными ошмётками руки и едва не распрощалась с обедом. От пережитого её всю трясло, но сил неожиданно прибавилось. На другом конце поляны, столь же ошарашенный стоял посиневший гроллин с кривоватой улыбкой на измазанном лице. Какое-то время оба просто глупо таращились друг на друга.

— Ну-у-у, думаю, об этом нам лучше не рассказывать, — первым пришёл в себя мужчина и в его взгляде впервые сверкнули человеческие шальные искры, в которых Карина по собственному опыту распознала хулиганский восторг и перспективу грядущей порки от взрослых сразу для двоих. Гроллин показался ей ещё совсем молодым парнишкой.

Каринка затравленно улыбнулась в ответ и согласно закивала: ей тоже не хотелось объяснять остальным, что это за коварный голос натравил на невурлока невидимого монстра и почему девочка это увидела.

Остаток дня был потрачен на уничтожение следов. Гроллин опрометью бегал куда-то за водой с просто поразительной скоростью и с не меньшей скоростью елозил испорченной в драке рубашкой по особо заляпанным местам на чужой поклаже. Сил Каринке хватило лишь на собственное отскабливание и очистку навеса. Борьба с приступами брезгливости слишком её измотала, и, погружаясь в привычное состояние сна, девочка почти не слышала, как невурлок нервно стирает испорченную одежду и бегает по поляне со связкой прутьев, заметая песком неприятные лужи.

В этот вечер случились две знаменательные вещи: голос, обидевшись за не получившееся представление, не появился и невурлок, молчавший всё это время и не оспаривавший приказов окружающих, взбунтовался.

— Мы покидаем эту поляну, а впоследствии и лес не позднее завтрашнего утра, — голосом, не терпящим пререкания, констатировал за ужином невурлок, — это последнее слово.

Владомир от такого самоуправства едва не подавился похлёбкой и, сдавленно кашляя, пытался протестовать. Люпин возмутился спешностью, но в принципе не спорил. Лоран, в свою очередь, сошёл с лица и немедленно принялся собирать вещи, лишь хмыкая на синие разводы по сумке. Виновник суматохи с императорским достоинством игнорировал спутников.

С рассветом Каринку осторожно переложили на сплетённые за ночь носилки и, не мешкая, отправились в путь. Приходилось старательно выбирать дорогу и следить за происками мстительных и обозлённых сумрачников. Бежать никто не решался, но шли быстро тряско, что, несмотря на боль, даже радовало Каринку. Она не могла заснуть и хоть немного отдыхала от навязчивых посулов скрипучего пессимиста. Впереди резво, для своего возраста, шагал Люпин, освобождённый от роли носильщика из-за большой разницы в росте и потому нагруженный резко умноженной поклажей. На него возложили почётную обязанность выбирать дорогу: каким-то невообразимым чутьём подгорный человек чуял овраги, обходил застарелые берлоги, огибал опасные тропки и при этом не сбивался с намеченного поутру маршрута. Мужчина задавал такой стремительный темп, что остальным волей-неволей приходилось к нему подстраиваться, временами переходя на лёгкий бег. Казалось, Люпин в лесу чует себя рачительным хозяином, показывающим гостям свои угодья. Девочка в своих фантазиях нарядила проводника в длинные ризы, сплетённые из травы и листьев, и приделала длинный собачий нос, которым Люпин мог бы водить из стороны в сторону, чтоб разнюхивать звериные тропки.

Несмотря на всю осторожность подгорного человека, не обошлось без несчастного случая. На одном из привалов Владомир толи по расхлябанности, толи назло Люпину полез за ягодами и провалился в волчью яму. Колья в ней давно прогнили, а края почти сровнялись, что, впрочем, не помешало юноше подвернуть ногу. Теперь он с отстранённым и мученическим видом хромал, опираясь на выломанный сук, и полностью сгрузил хлопоты по переноске больной на невурлоков. Карина серьёзно подозревала, что в яму он полез специально.

... Ты будешь меня слушать или нет?! — не выдержал голос, сорвавшись на писк. Девочка болезненно поморщилась: она надеялась, что голос обитал, где-то близко от их лагеря и теперь отстанет от неё с пустыми разговорами. — Думаешь, Вы самые умные? Думаешь, так просто сбежите и всё? Размечталась!!! Никуда Вы не денетесь. Война не в плоти, она в душе.... Бояться сразиться равно проиграть. Вы все уже повержены и растоптаны. Мне остаётся лишь войти в свои владенья и твой потуги мне смешны. Слуги мои уже рвут никчемных двуногих, уже упиваются их жизнью, уже множатся в их телах. Братья мои уже просыпаются в своих колыбелях. Сёстры мои уже шьют саванны для похоронных челнов. Охотник мой уже идёт по следу вашего дыханья....

Усилием воли Каринка встряхнула головой, отгоняя навязчивого запугивателя, и едва не сверзилась с носилок, вовремя подхваченная Люпином. Подгорный человек как раз собирался проверять, нет ли у больной жара.

— Дяденька, — тяжело зашептала Каринка, забыв от страха имя подгорного человека, и вцепилась в широченную руку бородача, — за нами идут. Посмотрите! Он идёт за нами? В тени... он крадётся по тени...

Люпин, сдвинув брови, жестко убрал руку в карман и едва заметно повёл ухом (девочка, готова была поклясться, что он принюхивался), потом сузил глаза, жёлто блеснув радужкой, и плотно, поджав губы, отвернулся:

— Спеклась девка, галлюцинации начались.

— Н-да, — растерянно протянул Лоран, умудряясь одной рукой держать носилки, а второй придерживать за голову начавшую возмущаться девочку, — что же теперь с ней делать.

— Да бросим здесь, чтоб не задерживала, — огорошил всех своей прямотой командир. — Хотя и прибить можно. Будет ещё этакой дурочкой по лесу носиться и себе подобных плодить или ещё какой тварью обернётся, ту же не подгадаешь с этими мохнатыми...

— А ты на каменоломне сам-то не залохматишься? — мстительно уточнил подгорный человек. — Как, по-твоему, мы вылезем из лесу с докуменьтиками от Восточного легиона, что сейчас на границе с тварями рубается?

— Дезертирами, — равнодушно заметил Лоран, — кем же ещё? Только как дезертирами.

— Нам сейчас значиться эту припадочную придётся до ближайшего города волочь, — капризно, совсем не по-мужски протянул раздосадованный неоспоримыми доводами Владомир. — Мол, сопровождали политических беженцев. А чего дурноватая? Так не знаем, какую дали, такую и волочём. Чего без поклажи? Так дурноватая: из кареты выпрыгнуть пыталась, коней попугала, те и понесли, об уступ в крошево рассадили, чуть, мол, эту вытащили. А кони где? Волки съели. А сами чего живы? Так дурноватая: сама волков покусала, потом две недели по лесу ловили, там и одёжу оставила.... Вы хоть представляете, что это за бред!

Бред или не бред, только других идей никак не появлялось, учитывая, что командующий заставой, наверняка, в отчёте написал о их задании, и возвращаться с пустыми руками было слишком. Мнением самой Каринки интересоваться после заключения подгорного человека никто не стал, посчитав охраняемую потерянной для общества. Девочка сначала думала плакать и пытаться убеждать окружающих в своей вменяемости, но не стала.

"Всё равно они не поверят моим словам больше.... Я должна сохранять достоинство. Если они и считают меня умалишённой, это вовсе не значит, что я и должна себя вести, как умалишенная. Я благородная дама из аристократического рода, моим отцом был лучший генерал Императора, моя мать происходит из древнейшего рода Империи, я...э-э-э... я тоже что-то значу, наверное.... Они не дождутся от меня унижений! Я в полнее в своём уме, а когда полностью выздоровею.... Не знаю, но что-нибудь обязательно сделаю такое, чтоб они все пожалели..."

Сумерки приближались уж слишком странно, толчками, как рвущие цепь псы. Ещё недавно солнечная рябь заката бередила небесное покрывало, как неожиданно вытянувшиеся тени сплелись сплошной мглой у ног путников. Игривый ветер стал злобным дыханьем, то замирающим, то продирающим до костей. Из земляных трещин бесшумно потянулись туманные трясущиеся плащи изнывающих призраков. Слабо трещали, словно на морозе, стволы в миг почерневших деревьев. Бессвязная вязь тумана и горклого дыма заволакивала лесную опушку, цедилась сквозь деревья, устилала поле, ползла к вершине холма, где одинокой звездой трепетал маленький запуганный огонёк костра. Владомир сидел возле больной. Мрачно сутулясь и кутаясь в куртку, он неживым взглядом прочёсывал зыбкое море тумана, вздрагивал от резких звуков, беззвучно нашёптывая все известные заговоры и молитвы. Люпин, как ни в чём не бывало, разминал суставы до мерзкого хруста, суетился с ужином. Подгорный человек просто не обращал внимания на странности погоды, принимая любые её причуды за должное. Невурлоки, вооружившись стрелами и короткими ножами, отважно, а может безрассудно, вошли в туман в поисках пропитания.

Каринка порывисто распахнула глаза, взмахом ресниц вскинув осевшие капельки тумана. На секунду сосредоточенное лицо юноши показалось ей привлекательным и достойным, лишь на секунду. Девочка молчала, скрипучий голос добился своего и затих, лишь мерзко похихикивая. И всё же Карина не сдавалась, раз за разом погружаясь в болезненный, сон она мысленно кричала, звала голос, требовала показать ей охотника. Только мольбы и крики её тонули в непривычной тишине и темноте. Измученная, девочка с трудом осознавала себя, чувствуя, как напророченное Люпином сумасшествие тянет к ней липкие лапы.

Теперь перед её глазами было чистое ночное небо с почти неощутимой пляской водяной пыли. Вода шептала, звала на помощь, рыдала и жаловалась. Она молила девочку о вызволении голосом, струящимся из каждой капли, стонала от непосильной ноши и жгущих оков. Воде не нравилось происходящее, она хотела опуститься в свои законные ложбинки, предаваясь вечному бегу и оставить загнанных путников в покое. Девочка снова закрыла глаза, растворяясь в чувствах окружающей влаги. Она парила дымкой над землёй, каждой клеткой своей ощущая ползущую опасность, слилась с туманом и видела мир им, его душой. Душой ручьёв и озёр, падая в далёкие океаны и взлетая облаками. Вода в ней плакала от ползущего тенью сгустка зла, Каринка непереносимой болью ощутила бок охотника влажный и прожигающий тьмой своей и своей ненавистью. Девочка пожалела туман такой беззащитный и невинный в злодеянии. Вон в нём притаился ушастый зверёк, перепуганный дыханьем охотника, там полевая мышь волочёт в нору жука, вот бродят призраками мужчины. Сердце девочки сжалось в тревоге за, словно ослепших, невурлоков. Они одни там, с охотником, еще не видящим, но уже опасным! А она ничем не может помочь, лишь мазнуть мокрым листком по шее, брызнуть в лицо каплями, отводя дальше от страшного создания. Что ей делать? Кого звать на помощь? Как...

Слеза медленно стекла по грязной девичьей щеке. Владомир привычно стёр её и, стиснув зубы в борьбе с непонятным страхом, лег рядом с тёплым боком девочки.

"Я помогу", — обратилась неизвестно к кому Каринка, вместе со слезой касаясь кольца молодого офицера. Тело её отдалось благодарной за сочувствие влаге и гибким ручейком вытекло из платья, струясь в траве. Каринка захлебнулась восторгом и тянучим зудящим чувством. Она стекла лужей у подножья холма в маленькой уютной ложбинке, собрав волосы из легчайших клубов тумана, чистая и сияющая драгоценным камнем. Тело её, полное силы, здоровое и нежное, лишилось шрамов, синяков и ссадин, волосы струились речным потоком. Ветер радостно шлёпнул мокрой веткой по голой ноге, окончательно приводя в чувство.

Каринка едва не завизжала от ужаса, осознав себя нагой посреди непроглядного тумана. Где-то в его недрах затаился охотник, безжалостный, ужасный, жаждущий добычи любой ценой. Всё естество её разрывалось от страшных предчувствий. Капли по-прежнему стенали, жаловались ей, скулили от страха, а их помощнице хотелось скулить самой. Она должна что-то сделать, но что.... Будь она сильнее, будь она водой бесстрашной и могучей, рвущейся с гор смертоносным потоком, она б, обжигаясь, налетела на злобное создание, вбила б землю, топя и раздирая.... Каринка решительно плюхнулась на четвереньки и шустро поползла в противоположную сторону: она не была водой, не имела стольких сил.

Молодой офицер не мог заснуть, дурные предчувствия терзали душу, не давая сладко подремать перед пляшущим костром. Юноша не мог сказать, что конкретнее не даёт ему покоя, но чувствовал себя прескверно.

— Ты, кажется, жила по соседству, — обратился Владомир к охраняемой (последнее время он судорожно перебирал в уме знакомых девушек, силясь вспомнить среди них подопечную) и, повернувшись, с ужасом уставился на разложенное платье.

Подгоняемая страхом и собственными фантазиями, девочка набрала внушающую скорость и даже не заметила, как сшибла лбом что-то огромное и твёрдое. Невурлок быстро вскочил с земли, принимая боевую позицию. Беглянка схватилась за гудящую голову. Лица у обоих были больше чем изумлённые, а когда опознали друг друга, то потрясение на них читалось просто большими буквами.

— Ты тоже мне не веришь? — Каринка поджала губу, чтоб не разрыдаться, и собралась поползти прочь.

— Почему же... — гроллин с трудом переводил взгляд с простоволосой девицы то на носки собственных сапог, то на соседний камень.

Не помня себя от радости, девочка бросилась на шею нежданному заступнику, сбивчиво рассказывая, что за охотник прячется в тумане, зачем он их сюда заманил и где сейчас отлёживается, тыча рукой в непроглядную муть и моля защитить её. Невурлок просто, не мигая, смотрел ей в глаза, с трудом сдерживая подступающую к лицу красноту. Он был немного ошарашен таким поведением и просто не знал, что делать со свалившимся "счастьем".

— ...Я-я не это имела в виду, Кирх, — испуганно пролепетала Каринка, когда рука мужчины, рассеянно придерживающая ранее, вдруг властно прижала к себе. — Не трогайте меня!! Уберите руки!!!

Хорошо натренированная за годы обучения память услужливо предложила девочке полный список слышимых ранее ругательств, в надежде, что они привлекут внимание других охранников или на худой конец злобного охотника. Глубина знаний в этой области поразила саму Карину. Только удивительно сильный мужчина не думал обращать внимания на такие неудобства, и без лишних усилий, стянув с себя рубашку, закатал в неё орущую и брыкающуюся жертву, завязав рукава на спине бантом. До холма ему пришлось волочь добычу на плече под градом распоследних войсковых выражений, смысла которых Каринка не понимала (поэтому орала ещё громче), и увесистых тычков в спину от буйствующей девицы. Но по мере приближения к вершине иссякли и первые и вторые неудобства доставки.

О людях и нелюдях, опасных и не очень

Холодная ещё зелёная трава, с длинными пушистыми хохолками смешного рыжеватого цвета противно щекотала босые пятки. Ни холодный ветер, облизывающий кожу, ни жёсткая душистая земля с крупными колкими камнями, ни царапучая кора огромной дикой яблони, ни треск задорного костра, а именно эти пушистики вырвали Каринку из удушливого бреда коварной дрёмы.

Девочка вздрогнула и хотела закричать, но крепкая повязка из шейного платка Владомира едва позволяла дышать. На издание каких-либо распознаваемых звуков не оставалось и надежды, а мычать Карина, как благородная дама, считала ниже своего достоинства. Да что тут говорить, всё их путешествие значительно это достоинство принизило. Девочка с трудом подавляла в себе истеричную обиду и проглатывала оскорбления. Сам статус сумасшедшей был ей до глубины души противен, однако с этим неудобством она научилась с достоинством справляться. Значительно обиднее было то, что после ночи с неудавшейся попыткой спасения ей не давали и минуты покоя. Кто-нибудь обязательно следил за ней, проверял крепость верёвок, контролировал движения и прерывал все попытки снова вытечь. Хотя Карина и сама не понимала, что произошло тогда на холме и как ей повторить нечто подобное. Ей больше не доверяли, а она с ужасом и трепетом понимала, что тоже не может верить никому из своих охранников совершенно никому.... Последние несколько дней её уже не несли на носилках, как человека, а просто перебрасывали с плеча на плечо невурлоки, не давая даже размять как следует ноги. Гроллины совсем перестали с ней разговаривать, зато стали больше прислушиваться, опасаясь приступа бешенства или обращения в неизвестно кого, после страшных историй, рассказанных Лораном за ужином. После этих баек Каринка не могла заснуть от страха и чуть слышно скулила всю ночь, пугая караульных своим диким видом.

... знай своё место, человек, ты ничего не сможешь сделать против меня, — шептал противный голос, Каринка научилась уже не воспринимать его и почти привыкла к кошмарам, что после временного поражения охотника стали лишь ужаснее и злее. — Смирись, покорись, девочка. Открой свою душу для меня, стань моими глазами и я позволю тебе жить. Покажи мне людей, чтобы слуги мои могли проникнуть в них, чтоб разорвали их тела и души, чтоб полчищем наполнили города, обескровили деревни. Не хватит твоей воли вечно со мной бороться. Упрямство троё будет забыто, гордость сломана! Ты ничего не изменишь! Подчинись! Покажи мне их! Нет? Тогда, может, славный носитель возьмёт на себя эту почётную миссию? Как поведёт себя мальчик?

Каринка порывисто села, пытаясь дышать глубже: до неё с ужасом дошло, к чему клонит ненавистный собеседник. Ни в коем случае нельзя было допустить того, чтобы ещё кто-нибудь пострадал от гадкого голоса. Карина вовсе не была такой смелой, просто, пережив этот ужас сама, не хотела мучить других, тем более, что не всякий смог бы терпеть голос и уж подавно сопротивляться его просьбам. Кто знает, чем теперь они обернуться.

Дрыгнув пару раз ногами, девочка смогла перевернуться на живот. Кирх даже не обернулся: он как и другие гроллины, кроме, пожалуй, Владомира, не обращал внимания на такие мелочи. Это молодой офицер после каждого неосторожного стона спешил к охраняемой проверять её самочувствие и сохранность. В какой-то мере это было очень приятно, но теперь Каринка была рада, что в их временном лагере остались только невурлоки. Ползать юная Корсач была не обучена, но старалась изо всех сил, беззвучно поджимая к подбородку колени и самоотверженно вытягиваясь всем телом, как большая неповоротливая гусеница.

— Ну, и куда это мы собрались? — задорно поинтересовался Лоран, легко поднимая охраняемую за верёвки.

Гроллин пошёл к костру, слегка раскачивая Каринку, словно сумку. Девочка жмурилась от страха, когда перед носом в сумасшедшей круговерти мелькала то земля, то стволы деревьев. Лоран сел возле сумок, прислонившись широкой спиной к стволу, и, усадив себе на колени пленницу, начал переплетать ей уже успевшую растрепаться косу. Если бы не его старания, от волос юной Корсач после такого необычного путешествия осталось бы одно название, теперь же сохранялась хотя бы простая коса, оказавшаяся весьма тяжёлой и длинной.

— Жалко, что малышка подурела, — с какой-то отеческой лаской в голосе произнёс невурлок, продолжая поглаживать девочку по спине, что Каринке решительно не нравилось, — из неё могла вырасти весьма привлекательная молодая аристократочка. Как думаешь?

— А подурела ли? — его собрат старался не смотреть в сторону подопечной и принялся рассеянно поправлять костёр, он долго молчал, а потом как-то сдавленно и почти болезненно добавил: — Той ночью она назвала меня Кирхом...

Лоран сошёл с лица, он выглядел ошарашенным и даже напуганным, если такое слово вообще было применимо к этим светловолосым гроллинам. Обменявшись выразительными взглядами, невурлоки что-то определили или, напротив, так и не достигли взаимопонимания, потому что Кирх только нахмурился и церемониально сел на своё место, а длинноволосый погрозил ему кулаком.

— Он говорит правду, барышня? — развернул к себе лицом девочку мужчина и осторожно двумя пальцами убрал с её рта повязку.

Каринка не стала отвечать. Если первое время мягкий тон и обаятельная улыбка Лорана могли растопить её обиду и заставить налиться густой краской (недопустимая для благородной дамы реакция на какого-то охранника), то после предательского поведения гроллинов девочка научилась отвечать ему лишь гордым молчанием и скрывать смущение под презрительной (матушкина школа!) ухмылкой. Отвернувшись, она встретилась глазами с Кирхом и испуганно отшатнулась. Девочка так и не сумела побороть в себе страх перед этими двумя, особенно перед обваренным, ... только перед обваренным...

У самой кромки леса, словно по волшебству, вырос крикливый город из цветастых аляповатых шатров, крытых кибиток и трескучих весёлых костров. Повсюду ходили уставшие люди в пыльных штопанных одеждах, в клетках бесновались невиданные звери, сновала босоногая грязная детвора, вездесущая и неумолкающая. Тяжёлое ночное небо в россыпи пухлых туч и хитрый прищур молодого месяца её не смущал, глубокая полночь лишь открывала для малышей веселье. Горячие веснушки костров на поляне давали достаточно много света, отвоёвывая у ночной темноты живые краски вечного праздника зари, смягчая его и делая по-домашнему уютным. Откуда-то доносилось разноголосое пение женщин, звуки диковинных инструментов и нескладный хор успевших подсластить жизнь вином мужчин. Сладостные ароматы приготовляемой пищи бередили воображение, манили и звали. Циркачи отдыхали после длительного дневного перехода.

Владомир тоже не против был отдохнуть: его переход был не меньше и, уж не в пример будет сказано, тяжелее. Одно продирание сквозь заросший подлесок с распухшей ногой чего стоило! Но жестокая судьба распорядилась иначе, и сегодня ему выпала нелёгкая доля вместе с подгорным человеком идти на промысел. Охотиться подобно вурлокам, быстро и легко погружаясь в самую чащу и с боем вырывая у неё вожделенную дичь, они не умели и поэтому, не переутомляя себя излишними метаниями по пугающему лесу, теперь ползли обратно к своему маленькому лагерю с украденным кольцом кровяной колбасы, куском недоваренной конины и огромной краюхой хлеба. Настроение молодого офицера было далеко не самым лучшим: во-первых, ему, отпрыску благородного рода, пришлось воровать еду у каких-то бродячих свистоплясов; во-вторых, всю дорогу от самого леса до кибиток циркачей нужно было проползти под постоянные назойливые поучения Люпина (подгорный человек крался диким зверем бесшумно и неуловимо, и юноша изрядно уступал ему по всем показателям); и, в-третьих, у командира оказались удивительные наклонности к воровству, что проявлялось в завидном уровне мастерства и не могло сочетаться с его высоким статусом.

Дорога назад оказалась даже тяжелее, чем проникновение в сам лагерь. Приходилось постоянно оглядываться, следить за спущенными собаками, тщательно обходить все открытые места и слушать едва слышные упрёки Люпина. Подгорный человек полз впереди, выбирая пути для нагруженного командира.

...мальчик, — услышал Владомир сквозь шелест травы повсюду, — ты же слышишь меня. Где люди? Покажи мне людей!

— Да сзади они все! — не выдержал юноша, раздражительно рыкнув в ответ.

— Чего разорался? — донёсся спереди не самый благодушний шёпот подгорного человека.

Владомир хотел было возмутиться, но вопреки горячему желанию смолчал, пожалев расставаться с продуктами по такой незначительной причине.

С приходом охотников жизнь в лагере стала значительно веселее. Добытчиков встретили, как настоящих героев. Точнее Владомир с сумкой наперевес вышел кочетом в круг света, гордо выпятив грудь и похваляясь своими трофеями. Конина тут же была отправлена в котёл, а колбаса поделена по-братски, то есть между мужчинами. Её, несмотря на экономию продуктов, единогласно было решено прикончить в качестве оперетива, а за завтраком отправить новый отряд лазутчиков.

Каринка скромно сидела в уголке и тихо потирала замёрзшие руки. Невурлоки оказали ей великое доверие и ослабили верёвки на плечах, оставляя какую-то свободу движения. Это не особенно её радовало и ещё меньше согревало. В одном нижнем платье она чувствовала себя очень неловко и сильно мёрзла в придачу. Тепло костра радостно обдавало жаром колени и лицо, но не пробиралось за спину, где уютно расположились холод и страх от странного нехорошего предчувствия. За долгое время путешествия девочка так и не разучилась бояться ночных теней и таинственных шорохов, напротив, после появления охотника чувства её обострились и давали ей её больше пугающих подробностей из ночной жизни чужого леса. Казалось, что тень дышит ужасом и щедро рассеивает его вокруг, не скупясь на призраки и стоны. Каринка поджала губы и предприняла очередную попытку подползти поближе к подгорному человеку, что, несмотря на свой скромный рост, по-прежнему казался ей самым надёжным и несокрушимым. Кирх попытался незаметно поделиться с охраняемой своей порцией колбасы, но девочка не отреагировала. Не только потому, что решила быть гордой, просто она не могла заставить себя сейчас проглотить хоть что-нибудь. Невурлок, казалось, был оскорблён этим.

— А вурлоки умеют ползать по деревьям? — Каринка с трудом выжимала из себя слова, ей долго приходилось выуживать их из той каши бреда, предчувствий и воспоминаний, что была в мыслях.

— Насколько я знаю, да, — усмехнулся Лоран.

— А огня боятся? — девочка говорила очень осторожно, её пугал не только сам вечер, но даже то, что с ней решили заговорить.

— Нет, — легкомысленно засмеялся светловолосый, но смех этот Каринке показался странным.

— А воды? Хотя, нет, я тоже не умею плавать, да и нет тут больших озёр.... Может, от них можно спрятаться?— с наивной детской надеждой посмотрела в глаза собеседнику юная Корсач.

— Барышня, — тон мужчины оставался игривым, но в нём почувствовался уже странный напор, — тебе не удастся скрыться от нас даже под землёй, мы сможем почувствовать твоё присутствие достаточно далеко, чтобы ты не успела сбежать.

Владомир заметно напрягся, как, впрочем, и подгорный человек, им этот разговор очень не нравился, если не сказать большее: казался опасным и запретным. Обваренный же старался игнорировать всё происходящее, полностью углубившись в своё оскорблённое состояние, хотя и жадно ловил краем уха каждую реплику. Каринке ответ показался весьма странным:

— Причём тут вы? Вы же не вурлоки.

Лоран от такого заявления подавился своей порцией оперетива и сильно закашлялся. Остальные гроллины тоже выглядели удивлёнными.

— Почему ты так думаешь? — с трудом выговорил Кирх.

— Я видела вурлоков, и вы на них не похожи.

— И когда это ты успела? — язвительно вмешался в разговор Владомир, откровенно насмехаясь над девочкой.

— Вурлок убил моего отца во время объезда границы... — Каринке с большим трудом давалось каждое слово, она старалась забыть печальные события своего детства, стереть из памяти, запихнуть подальше и жить, делая вид, что ничего не произошло, но не могла. Она не могла, просыпаясь от кошмаров, говорить себе, что всё прекрасно.

— Не ври, — вдруг распалился командир, словно раскалённые камни, на которые выплеснули воды, — ты не могла этого видеть! Корсач был один, когда его прибили. Дядя его уже холодным за воротами нашёл. Он сам виноват, что совался без охраны. И не думай винить наших! Ты не можешь этого знать, тебя там не было, ты, вообще, не выходила за ворота дома и...

— Не смей говорить со мной таким тоном, — Карина даже сама удивилась, как спокойно и одновременно устрашающе звучал её голос, голос Авераса из её груди. — Я видела смерь своего отца, и видела вурлока, разорвавшего его.

Юноша и девочка злобно глядели друг на друга, не отводя глаз и не меняя позы. Сам воздух между ними накалился и звенел от напряжения, натянутой струной, готовой в любой момент лопнуть скандалом или даже дракой. Тема Поставской легенды всегда была излюбленной за любым столом и не раз доводила до серьезного членовредительства в рядах верных солдат Корсача. Никто не мог остаться равнодушным, и многие до сих пор едва не молились на его могиле, выпрашивая удачи в бою или защиты. Поэтому подвыпившие гроллины всегда пытались отомстить тем недотёпам, что позволили бравому войну одному покинуть город.

— Если мы не напоминаем тебе вурлоков, — начал Лоран совершенно непривычным для него тоном, холодным и серьёзным, — то, как же они выглядят?

Каринка отвлеклась от Владомира, хотя ей очень хотелось победить его в игре в гляделки. Девочка с каким-то удивлением и отстранённостью обвела взглядом присутствующих и пожала плечами:

— Почти как те, что сейчас подбираются к нам.

Первым за оружие, как ни странно, схватился Владомир. Юноша как раз сидел возле основных пожиток и чистил свой меч. Подгорный человек как-то странно встрепенулся, словно вздыбил бороду и метнулся к своим ножам. Невурлоки, словно не поверив Карине, просто поднялись и заняли одинаковые странные позы. Девочка не боялась, она чувствовала себя слишком разбитой и измученной всеобщим презрением, чтоб как следует испугаться. Она пододвинулась ближе к костру, пытаясь укрыться от шёпота в своей голове.

— Я ничего не чувствую, — зашептал Люпин.

— Кирх, что скажешь? — с невообразимым почтением и доверием обратился длинноволосый к собрату, словно тот был опытнейшим воином или даже полководцем. — Ты ощущаешь их?

Каринка хотела сказать, что почувствовать вурлоков никто и не сможет, ведь она-то о них догадалась из угроз странного голоса, но вместо этого повернулась к молодому офицеру:

— Владька, ты — дурак.

Юноша не успел обидеться, как из темноты в круг света вырвались жуткие и отвратительные фигуры вурлоков. Они выглядели слегка иначе, чем из видения отцовской смерти. Эти были ниже ростом и шире в кости, вены выпирали на их коже сине-зелёной сеткой, глаза затягивала белёсая плёнка, изо рта капала слюна, короткие волосы облепляли перекошенные лица, с плеч свисали ошмётки какой-то одежды. Но Каринка узнала их и почти не испугалась, если отец не смог справиться с одним, то простым гроллинам это точно не под силу. Девочка прикрыла глаза и приготовилась к смерти.

— Ведунью не трогать! — захрипел большой вурлок, выскочивший первым. — Хозяин с ней лично разберётся!

Бой начался раньше задуманного. Даже в самом невообразимом и потрясающем сне, юная Корсач не могла представить себе такого: Лоран сорвался с места с поразительной скоростью и, перелетев через главаря, свернул ему голову, а пока вурлок вправлял шею пропорол его ножом. Это было так быстро, что остальные монстры не успели даже отреагировать. Следующим в сражение вступил подгорный человек, умудряясь орудовать мечом и метко швырять ножи, за ним подтянулся Владомир и Кирх, тоже не слишком заморачивавшийся из-за отсутствия приличного оружия. Гроллины на удивление хорошо отбивали все атаки и не давали разомкнуть хрупкого круга, оборонявшего девочку и котёлок с горячим супом. Каринка вдруг подумала, что либо это совсем неправильные вурлоки (может сильные водятся только в пустыне, а лесные совсем неказистые), либо мужчины настолько жаждут сохранить ужин, что готовы умереть за кусок конины. Девочка со смесью испуга и восторга наблюдала за слаженными и прекрасными движениями охранников: не столько и лукавил командир заставы, утверждая, что посылает лучших. Владомир был очень хорошо обученным офицером и худо-бедно для своего таланта отбивался от шатающихся и прыгающих вурлоков. Люпин с рыком и яростью делал резкие выпады и, хоть не обладал правильной техникой, интуитивно успевал уворачиваться и отбивать ответные удары. Светловолосые вообще казались созданными для боя, они выглядели сейчас даже прекраснее воинов высокого народа с гобеленов, каждое их движение было подобно урагану: быстрое, плавное, смертоносное. Вот только Каринка, наблюдая за сражением, всё отчётливее понимала, что сопротивление здесь бесполезно. Слишком много было соперников и слишком мало сил у вымотанных дорогой людей.

Тяжело выдохнув, Каринка подползла к костру и вытащила оттуда пылающую ветку. Ей было страшно и больно, она понимала, что ничем не сможет помочь, но всё же, зажмурившись, поднесла свой факел к верёвкам. Не кричать от боли — самое сложное и простое, когда тебя вот-вот убьют. Побуревшие верёвки пали с обожжённых лодыжек, когда Владомир, неразборчиво крикнув что-то, подкошено рухнул наземь, а на него сверху наскочил мелкий зубастый вурлок. Девочка как стояла с горящей палкой, так и ткнула ей в отвратительное создание. Огня они, может, и не боятся, но непосредственно головешки в голову не вынесли. Маленький монстр, хрюкнув, сполз на землю, и Каринке так и не удалось посмотреть, что же он собирался сделать с юношей. Стоящий следующим вурлок не стал церемониться и, схватив девочку за руку, попросту отшвырнул её за спину. Владомир уже успел подняться, но круг был разорван бесповоротно.

Каринка ощутила несильный удар и скатилась на землю по гроллинским сумкам. Вурлоки решительно не обращали на неё никакого внимания, что с одной стороны обижало, а с другой давало возможность действовать. Только что могла сделать одна девочка в тылу целого полчища отвратительных созданий? Каринка едва не выла от ужаса и бессилия: её охранников уже окружили попарно и нещадно добивали, а она могла только смотреть со стороны и ждать своей участи. Как же должна была поступить с такой ситуации благородная дама? Правильно. Ввязаться в бой и показать всем, что никто не вправе нападать на аристократку и её (пусть не самых лучших) спутников по приключению! Только сначала Каринка решила найти себе оружие. В первой попавшейся сумке оказались её брошь и лента для волос, чему девочка не успела удивиться, потому что почувствовала странную пульсацию под пальцами. В кармашке оказались холодные, обжигающие пальцы палочки-руны.

Корсач действовала быстрее, чем могла думать, иначе бы, разумеется, не стала творить таких глупостей. Карина просто сжала в кулаке одну светящуюся закорючку и с криком швырнула её в костёр. При этом она кричала так надрывно, словно из неё их вырывали вместе с душой. Руна исчезла в пламени — огонь взметнулся к небесам синим языком — клинком, срезав с небосклона с десяток звёзд, и песчаной бурей рванул во все стороны. Опережая порыв ветра, к девочке рванулся вурлок, ему на перехват — Кирх. Гроллин замахнулся. Ледяным крошевом разлетелся монстр под ударом охранника, и девочка не успела зажмуриться, как её окатило градом тяжёлых льдин.

Карина потеряла сознание от столь близкого удара и уже не видела, как недоумённо переглядываются изрядно помятые гроллины посреди устрашающей галереи из ледяных скульптур. Как тихо ругается Лоран, мстительно разбивая отвратительных истуканов. Как подгорный человек собирает свою сбрую, пытаясь украдкой вызнать, что же так преобразило врага. Как стонет, перевязывая ногу, молодой офицер, сидящий возле начинающего расползаться дегтярной лужей тела поверженного врага. Как виновато стоит Кирх возле обезглавленного вурлока и не может простить себе, что не уберёг охраняемую и теперь девушка лежит без чувств.

...Ты думаешь, что сможешь что-нибудь мне противопоставить? Дурёха! Сдайся. Они были лишь началом, кучкой грязных циркачей, — голос стал как-то тише и противнее, словно пытался влезть в самую душу, — следующими будут настоящие войны. Твои дружки...

Каринка резко села, как будто её на верёвках вздёрнули за плечи. Со стороны это выглядело так неестественно, что гроллины напряжённо схватились за оружие. Девочка закашлялась от душащего липкого голоса. Голова её почти не болела, хотя что-то тугое и стягивало противно виски. Это ощущение обрадовало её, но чувство голода не давало заслуженному ликованию посетить вымотавшуюся цель. Поразительная тишина заставила Карину серьёзно задуматься над тем, стоило ли приходить в себя, если всех гроллинов убили, а она в плену у отвратительных вурлоков. Но, поскольку выбора не осталось, и сознание её настигло, Каринка привычно встала на четвереньки и поползла, куда глаза глядят. А если правильнее заметить, то не глядят, поскольку открывать их девочка панически боялась.

Кирх не выдержал подобного зрелища и решил привести охраняемую в чувство, осторожно сжав её за плечо. Когда девочка открыла глаза и увидела склонившегося над собой лохматого вурлока (ведь светловолосые гроллины очень напоминали этих ужасных существ), она не закричала, а завопила. Швырнув пригоршню земли в жуткую рожу, Каринка вскочила на ноги и рванулась в противоположную сторону, со всего маха врезавшись в ледяного истукана. Мерный звон разнёсся по лесу.

— Тише, барышня, очнись, — прикрикнул Лоран, его стальная хватка сжала испуганную девочку и приподняла над землёй.

Каринка тяжело схватила воздух ртом и успокоилась, потому что впадать в истерики по маловажным причинам не достойно благородной дамы. Приятный голос невурлока привёл её в чувство. Всё оказалось, не так плохо, как думала юная Корсач: все четверо гроллинов были живы и относительно здоровы (Владомир щеголял новой повязкой на ноге уже в области колена, Кирх протирал глаза от грязи, а синяков и царапин хватило на всех поровну). Мужчины выглядели уставшими и хмурыми после тяжёлой ночи и символического отдыха, но с каким-то любопытством и затаённым умилением смотрели на очнувшуюся. Карина даже слегка смутилась.

Новый лагерь лишь на немного передвинули с прежнего места, не рискнув в тёмном лесу, кишащем неведомыми тварями, искать подходящую поляну. Поэтому место их ночлега также украшал частокол из медленно тающих прозрачных вурлоков, а костёр трепетал рядом с куском вырванного дёрна. Котелок распространял приятный сладковатый аромат, будивший в голодной девочке самые плотоядные настроения. Люпин в этот раз не усердствовал с травами, что давало возможность различить запах непосредственно мяса. Каринка искренне надеялась, что сейчас варилась именно вчерашняя конина, а не вчерашние нападающие.

— Опустите меня, Лоран, — Корсач заставила себя проговорить как можно достойнее.

— Чтоб ты опять сбежала? — усмехнулся гроллин, легко поднося свою пленницу ближе к огню и осторожно опуская обратно на ворох одеял.

Каринка не стала отвечать. Ей было очень горько за безвинно пострадавших людей, за жуткого охотника, за упрямых надменных гроллинов, за себя и даже за окоченевших вурлоков. Она, конечно, была рада, что никто их мужчин сильно не пострадал, но не могла им простить недели унизительного поведения, привёдшего к такой катастрофе. Ей, как благородной даме, стоило бы высказать присутствующим своё негодование, указать на их ошибки и вытребовать официальных извинений, но вместо этого девочка бессильно расплакалась, уткнувшись лицом в колени. Кто-то услужливо подсунул горячую миску. Это, как ни странно, подействовало лучше любых извинений путь даже и официальных.

Юная Корсач так набросилась на еду, словно её морили голодом последний месяц. Она и не предполагала, что может так проголодаться.

— Так что произошло? — начал подгорный человек, негласно принявший на себя роль старшины их маленькой общины (к глубокому возмущению Владомира), когда девочка, утолив первый голод, поблагодарила за еду и снова сжалась в комок, потирая то синюшные щиколотки, то запястья.

Карина подумала, что к ней сейчас были так добры только из-за любопытства и упрямо смолчала. Люпин был удивлён, словно он рассчитывал, что после миски супа сердце девочки должно оттаять и проникнуться к нему доверием.

— Барышня, вы расскажите нам о случившемся? — подсел к охраняемой Лоран, мельком обменявшись взглядами с бородачом, и погладил девочку по голове.

— Корсач, бросай дуться, ты уже не маленькая! — не вытерпел командир.

На него злобно шикнули и тут же благоговейно замолчали, ожидая реакции девочки. Но её не последовало. Каринка, вопреки обыкновению, не хотела пререкаться с Владомиром из-за его грубости. Мужчины были слегка обескуражены, они странно переглядывались и пожимали плечами. Каринка заподозрила, что они о чём-то сговорились за её спиной или даже заключили пари на то, кому она ответит первым. Ей не хотелось кому-либо подыгрывать, хоть и давать обеты гордого молчания на всё оставшееся странствие представлялось крайне глупым.

— Ты хоть понимаешь, насколько это серьёзно!?! — не унимался молодой офицер, он даже попытался порывисто вскочить на ноги, но только сполз обратно, морщась. — Это не высшее общество, это война! И ты рискуешь не только нашими шкурами! Эти твари, это.... Что это, чёрт побери? Откуда ты про них прознала? Отвечай, дура малолетняя, или...

Проходящий мимо Лоран совершенно случайно задел Владомира поленом для костра, и юноша прикусил язык, тюкнувшись лбом о колено.

Кирх сидел поодаль и перебирал стрелы, полностью, казалось, погрузившись в это полезное, но мало увлекательное занятие. Каринка продолжала молчать. Невурлок неуверенно поднял голову, с какой-то надеждой и удивлением оглядел соратников и, не найдя в их лицах ни понимания, ни поддержки, повернулся к охраняемой. При этом он выглядел таким смущённым и напуганным, что девочка едва не рассмеялась, вспоминая лица дворовых мальчишек, просивших у отца подержать в руках настоящий меч.

— Э-э-э, госпожа Корсач, — тихим едва не дрожащим голосом обратился к ней Кирх, — вы могли бы пояснить нам некоторые моменты?

— Нет, — Карине вовсе не хотелось помогать обваренному невурлоку выиграть спор, просто она подумала, что после четырёх раз снова с ней заговорить больше просто не попытаются. — Вы, Кирх, предали меня уже один раз, и больше ни Вам, ни одному из Ваших сослуживцев я доверять не собираюсь. Я могу понять ваше поведение, но не могу простить. Поэтому вам не имеет смысла надеяться на то, что я и далее буду пытаться предупреждать об опасности. Вам лучше быстрее доставить меня в Дуботолку.

Каринка была почти горда собой за такую сдержанность и почтительность, так как наговорить ей хотелось намного больше и значительно запальчивее. Гроллины были поражены её речью не меньше самой девочки, так здраво она звучала на фоне общего представления о безумии охраняемой. Владомир, разумеется, пытался что-то ещё говорить, но на него не особенно обращали внимание ни девочка, ни воины. После слов о Дубатолке Кирх, окаменев и без того не слишком эмоциональным лицом, порывисто встал и начал упаковывать вещи, так и не притронувшись к еде. Не спешили есть и остальные гроллины, Люпин принялся приводить в порядок сбившуюся бороду, Владомир язвительно комментировал произошедшее, а Лоран обеспокоенно кружил возле брата, пытаясь вызвать его на разговор их странными жестами. Никому задуманное так и не удалось.

Наконец лагерь был собран, все вещи разделены на троих, Владомиру выделен большой кривоватый сук вместо костыля. Девочка тяжело вздохнула и без лишних слов начала заматывать себе ноги обрывками верёвок, стараясь не попадать по старым синякам и потёртостям. Это было не просто, а потому в двойне занимательно.

— И что это ты делаешь? — вывел её из творческого упоения голос командира.

— Вы совершенно не умеете заматывать ноги, — не стала упрямиться Каринка, решив молчать только о противном голосе. — У меня могут быть глубокие ссадины, если так сильно их сжимать.

— Значит, тебе понравилось на наших альбиносах кататься? — ухмыльнулся вредный юноша.

— Это лучше, чем идти босиком, — смело ответила ему девочка.

Гроллины словно сейчас заметили неприглядный вид охраняемый, который считали достаточным для сумасшедшей и совершенно не приемлемым для молодой аристократки. Тут же у подгорного человека нашлась запасная куртка, а у Лорана дополнительная завязка для волос. Почувствовав себя относительно одетой, девочка немного расслабилась и перестала надменно задирать подбородок, как положено безвинно страдающим мученицам. Но вопрос с обувью оставался открытым, потому что при всём желании гроллинов и отсутствие привередничества Карины, ни одни из их сапог не могли подойти миниатюрной девочке. Общим советом было решено идти в лагерь к циркачам и выменять у них какую-нибудь пару женской обуви, или украсть (это уже как придётся).

Каринка издали завидела яркие маковки человеческого жилья, потому что её несли уже значительно обходительнее. Лоран всё время пытался развлечь девочку и, в конце концов, передав Кирху свою поклажу, попросту усадил её себе на плечи. Такая езда не была юной Корсач в новинку, и она, проникнувшись духом детства, когда отец целыми днями таскал её так по дому, с нетерпением ожидала чудесного городка циркачей. Он представлялся ей маленьким волшебным миром, где всегда весёлые и добрые люди поют песни, показывают необычайные трюки и угощают всех сладостями. Она никогда ранее не была в цирке, зная, что подобные развлечения лишь для простого народа, и сейчас ощущала волнение, невольно пересекая рамки дозволенного. Её настроение потихоньку передавалось мужчинам, и даже хмурый невурлок и сёрьёзный Люпин слегка улыбались.

— Они, — вдруг прохрипел Кирх, хватаясь за шею, — они там были...

Лоран в мгновение ока ссадил, почти сбросил девочку на землю и забежал вперёд собрата. Подгорный человек отшвырнул свои вещи и схватился за ножи. К лагерю эти двое бросились первыми, слаженно и быстро. Второй невурлок слегка завозился с поклажей, но стремительно догонял собратьев по оружию. Каринка недоумённо переглянулась с охромевшим командиром и, стиснув зубы, бросилась следом. Она ожидала всего, даже того, что все палатки окажутся занятыми высокими людьми, и всё-таки побежала туда.

Поток горячего сухого ветра пустыни ударил в лицо, сбивая с ног, заставляя закашляться и закрыть лицо руками. Он был здесь так неожидан, что девочка не успела зажмуриться и видела, как поток зыбкого воздуха сорвался навстречу, раздирая навесы и разнося пепел. Конусы палаток сиротливо тряслись издырявленными боками не то от страха, не то от боли. Перевёрнутые кибитки напоминали мелкое уродливое крошево из цветастых тряпок и щепья. Чадили в небо лентами разваленные кружки костров. Грудами валялись брошенные и изломанные черепки, чёрные тела вороньего поголовья живой массой тряслись над брошенным провиантом, злобно покрикивая на чужаков. Странным, казалось бы, столь спешное и необдуманное бегство большого отряда людей, но не было поблизости ни одного тела, лишь редкие буроватые лужи, о чьём происхождении Карина предпочитала не думать. Лагерь был пуст, лагерь был мёртв и предсмертный крик его беззвучно носился в воздухе неприкаянным духом.

Девочка видела и не понимала, понимала и не хотела верить, верила и не могла выдержать.

— Какого... — подавился очередным ругательством Владомир, сподобившийся-таки доковылять до охраняемой.

Они вдвоём смотрелись крайне жалко на границе этого царства немого ужаса. Каринка была даже благодарна Владомиру в какой-то мере, потому что в одиночестве совершенно не могла справляться с раздирающим душу торжеством отвратительного голоса. Командир, в свою очередь, был рад новой опоре. Так, держась друг за друга, они медленно побрели на поиски более отважных гроллинов.

Глухой мёртвый воздух почти замедлял движение, облепляя конечности и усыпая невидимым пеплом путь. Лагерь, лишившись хозяев, вдруг стал ужасающе необъятен и бесконечно многолик в своём бесцветном многообразии. Если какие-то звуки и носились меж шатров, их так быстро слизывал ветер пустыни, что искать выживших можно было бесконечно. Каринка не знала, что делать от накатывающегося отовсюду ужаса. Видя, чем обернулось её упрямство, девочка теряла всякие силы к сопротивлению коварному наушнику, у неё опускались руки. И если бы не юноша, излишне фамильярно повисший на её плече, она, наверное, сдалась, упала на колени и плакала б до потери пульса. Слёзы накатывались не от обиды или страха, бояться здесь было не чему, даже фантазия юной Корсач не могла вообразить здесь ни одной живой души в заброшенном лагере. Рыдать хотелось от чего-то другого, не оформленного ни в одном чувстве, но неизменно довлеющего и властного. К счастью, капризы Владомира, не давали Карине расслабиться и полностью прочувствовать всё случившееся.

... Смотри, смотри и верь! Ты ведь веришь всему, ты ведь можешь услышать всё! Ты знаешь, что здесь произошло, и знаешь, что произойдёт со всеми людьми вскорости. Они выжрут себя, как духи белого песка, — в голосе послышался горячий шёпот пустыни, человеческие крики и завывание необъятной стихии. — Перебьют за каплю крови и обрывок души. Предрешено, ворота мне уже выстроены в сердцах их, дорогу мне усыпали дарами хранители душ их, порог окропили жертвенной кровью ведущие их. Жди, жди моего прихода.... Ты должна подчиниться, смирись, открой свои объятья...

Шорох заставил девочку вырваться из дурманящей пелены надвивающегося забытья. Он отнюдь не был громким или пугающим, напротив, почти неслышным, просто показался излишне небывалым для этого пейзажа. Каринка выпрямилась и медленно повернулась на звук. Клетки, покрытые тканями, дрожали, ещё совсем по живому, но уже чужим звуком. Что-то происходило в них такое, что корёжило само естество природы, заставляло её сопротивляться.

— Охотник, — неосознанно прошептала девочка, в страхе вжимаясь в вывернутое днище какой-то телеги и увлекая за собой хромого юношу.

— Ты чего, Корсач? — хохотнул Владомир. — Испугалась цирковой животины? Да брось ты, они же заперты, ничего тебе не сделают.

Девочка не нашла в себе силы, что-либо ответить, она ощущала присутствие ужасного врага, его дыхание нигде и повсюду, но как ни старалась не могла увидеть. Он забрался в тень и следил оттуда сытыми, стекленеющими глазами. Он был пресыщен и потому в своей безмерной ярости оттягивал расправу. Он выжидал...

— Вы сюда чего припёрлись? — рявкнул откуда-то сзади подгорный человек в своей грубовато-заботливой манере. — Нашёлся герой колченогий! Ещё и девицу притащил. Ей, думаешь, это зрелище на пользу пойдёт? И так, девка запуганная! Сидел бы да вещи сторожил!

— Пса нашёл, битюг? — вдруг злобно рявкнул в ответ юноша, выпрямляясь на офицерский манер и устрашающе сужая глаза. — Забыл перед кем стоишь?

Каринка уже не слушала озлившихся гроллинов. Что-то изменялось, неуловимо, живо, отходило от души и растекалось по лагерю невообразимой благодатью. Дышать стало легче, словно с груди сорвали тяжёлые кованые обручи, плач затих, и примолк даже голос в голове. Земля облегчённо вздохнула и благодарно расслабилась под погибшим балаганом, готовая постепенно врастить его в себя и растворить в своём потоке. Заурчал и бросился обратно во мглу охотник.

— Как прекрасно, — вздохнула свежий ветер Карина и отпустила, наконец, руку юноши.

На неё недоумённо уставились две пары глаз, Владомир собирался уже покрутить пальцем у виска, но заблаговременно отдёрнул руку. Спор прекратился сам собой, он просто был не нужен, когда охотник отступил. Все почувствовали это, но никто, кроме девочки, не понял истинной причины. Лагерь остался прежним, почти не изменился и, тем не менее, ожил. Каринка слышала шелест листьев, осторожное стрекотание насекомых и неуверенное тихое шептание росы. По своеобразной улочке к ним на встречу двигались невурлоки. Кирх отчаянно вис на собрате и с трудом передвигал ноги. Девочке казалось, что он вот-вот готов упасть без чувств, хотя внешне в его облике ничего не изменилось. Лоран выглядел вполне довольным и не слишком огорчался своей вынужденной ноше.

— Что случилось? — Люпин спрыгнул со своего укрытия и поспешил поддержать тянущегося гроллина под вторую.

— Ничего, — сквозь зубы процедил обваренный и зло сжал губы, тяжело было понять, чего больше в его голосе: гордости или обиды.

— Ногу подвернул, — Лоран шутливо пихнул гордеца в бок, расплываясь в своей беззаботной обворожительной улыбке.

— Разява, — с чувством констатировал Владомир и на этом инцидент был исчерпан.

Гроллины ещё немного побродили по лагерю, но не нашли ни выживших, ни трупов. То, что циркачи не добровольно оставили здесь всё свои пожитки не вызывало сомнений, как единодушны мужчины были в том, что вряд ли кто-либо за ними ещё вернётся. Поэтому, несмотря на слабые протесты, Каринку затащили в ближайший и самый безопасный с виду шатёр и заставили выбирать себе комплекты одежды из уцелевших во время побоища тряпок бродячих артисток. Сначала девочка содрогалась от ужаса при мысли, что эта одежда ещё вчера могла одеваться совершенно незнакомыми женщинами, притом женщинами уже умершими. Ведь всем известно, что к вещам почивших, если они не были отданы добровольно, притрагиваться грешно и опасно. Вдруг их души, осквернённые таким непочтением, будут преследовать её? На это предположение Каринка получила в ответ дружный хохот и горячее заявление Лорана, что он лично будет охранять её сон, если кто-либо повадится к ней ходить с того света. Девочка не поверила, но сдержалась, чтоб не рассказать, что к ней и без того захаживают странные существа.

Юная Корсач один за другим примеряла наряды циркачек и по настоятельному требованию гроллинов показывалась им. В душе девочки, конечно, зародились сомнения, что такое поведение не совсем достойно благородной барышни, и желания зрителей продиктованы отнюдь не стремлением помочь в выборе самой удобной одежды. Однако Карина никогда не строила иллюзий относительно своей внешности, прекрасно представляя её после изнуряющего путешествия, поэтому особенно не переживала, понимая, что данное зрелище для мужчин не самое занимательное. Постепенно процесс примерки начал ей нравиться и полог шатра девочка всё чаще отбрасывала с энтузиазмом и ожиданием иногда приятных, иногда язвительных комментариев. Одежды со всего лагеря было собранно много, и развлечение порядком затянулось, хотя никто особенно не возражал. Опасность, бредущая по пятам последнее время, заставляла острее ценить минуты отдыха.

Ворох постепенно уменьшался, растекаясь на три неравные кучи, названные девочкой "совсем не подходят", "не нравятся", "нравятся". Каринка неуверенно вытащила из него мятое, но от того не менее роскошное платье. Простой, но изысканный покрой его сразу расположил к себе девочку, не терпевшую лишней вычурненности современных модных нарядов. Дорогая, не потерявшая виду ткань и лёгкая, почти невесомая вышивка, говорили о заботливых руках хороших мастериц и прекрасном вкусе их обладательницы. В придачу неопределённый цвет, вмещающий в себя и свежесть молодой листвы, и невинный румянец зари, и нежность песка ночной пустыни, делали платье невесомым и сказочным. "Где они умудрились достать такой красивый чужестранный наряд? — удивилась Корсач. — Он же стоит целое состояние и явно не относится ни к высокому народу ни к подгорным людям?". Разумеется, платье не могло никак пригодиться в их опасном приключении, только девочка не смогла удержаться и примеряла его. Как ни странно наряд лёг ровно по фигуре (ни одна портниха в Поставе не могла сшить что-либо подходящее юной Корсач). Девочка оправила затейливые складки юбки. Неожиданно былые сомнения и неуверенность вернулись к ней с удвоенной силой, словно сейчас должно было свершиться что-то по меньшей мере эпохальное, что-то повлияющее на всю её жизнь.

— Корсач, что ты там закопалась? — шутливо крикнул снаружи Владомир. — Неужели духи уже явились за своим шмотьем?

Карина тяжело выдохнула и, осторожно отбросив полог, вышла к своим охранникам. Мужчины онемели и словно изменились в лице. Девочка, заливаясь неподобающей аристократке краской, подумала, что ей стоило показать платье просто так, а не напяливать его на себя и портить этим весь вид чудесного наряда. Она даже в растерянности попыталась спрятаться обратно, но Лоран, первый пришедший в себя, поспешил остановить её и рассыпался в таких изысканных комплиментах, что опешила уже девочка. Следом пришли в голос остальные мужчины, наперебой уверяя охраняемую в её красоте, изяществе, изысканности, статности, чарах и прочей ерунде. Даже Кирх, показавший себя ранее не любителем говорить о дамских нарядах, отметил красоту кружев. Не привыкшая к такому обращению, Каринка совсем растерялась и позволила странно улыбающемуся Владомиру поцеловать ей руку.

К концу примерки было всё же выбрано несколько добротных штанов, не слишком подходящих для аристократки, зато удобных для пешего путешествия; пара крепких жилеток без корсетных завязок; ворох безвкусных нижних рубах, отличавшихся только чистотой; совсем не красивые, но, по заверению подгорного человека, надёжные и удобные для нежных дамских ножек сапоги. Всё это венчало незаметно припрятанное бельё, которое, может, и было для аристократки излишне откровенным, но главное, что было вообще. Разобравшись с гардеробом девочка не без сожаления обнаружила, что это было самым простым из её злоключений. Ведь всю эту гору ещё предстояло уложить в сумку!

Здесь обнаружился принеприятнейший факт: молодых аристократок не учили утрамбовывать вещи, а Каринарию Корсач к хозяйству не допускали вообще. Девочка поджимала губы, беззвучно споря с упрямой одёжей, совсем несдержанно фыркала и украдкой мечтала пнуть ногой какой-нибудь камень. Ей оставалось только радоваться, что от избытка чувств по поводу нового гардероба, она натянула на себя сразу две рубахи и самые тёплые штаны, чем немало разгрузила поклажу. Кирх, оставленный присматривать за охраняемой, пока два здоровых гроллина по обычаю предков делали каменный холм, долго и терпеливо следил за её потугами, потом резко встал и без единого слова сложил её сумку. Корсач оставалось только удивляться его проворству и умению. Правду, вслух этого девочка не выразила, чувствуя себя неловкой неженкой и стесняясь даже сделать комплимент суровому воину.

— Вам не понравилось платье? — как-то странно и немного грустно спросил Кирх, увязывая горловину сумки.

— Что Вы...— Каринка неожиданно смутилась. — Просто оно... в сумке и без того не много места, я не уверенна, что не буду доставлять вам беспокойство.

— Вы просто дивно выглядите в нём, — невурлок уже доставал наряд. — Если пожелаете, я могу сложить его к своим вещам, а по прибытию вернуть Вам.

— Благодарю, — девочка зарделась от неожиданной похвалы и учтивого предложения и привычно присела в церемониальном поклоне, который в её исполнении всегда выглядел удивительно изящно.

Кирх не менее благородно склонился в ответном, казалось, с таким же заученным автоматизмом, что и юная Корсач. Девочка не оставила этот жест без внимания, но и назойливо расспрашивать не решилась.

Владомир, измученный больной ногой и бессонной ночью, казалось, придремал возле гроллинских сумок их каменным сторожем. Карина осторожно положила рядом свою сумку. Она, хоть боле и не являлась пленницей своих телохранителей, повсюду ощущала цепкий взгляд невурлока и опасалась даже делать попытки куда-либо отдалиться.

Голоса в голове не было слышно, и отвыкшие уже от самостоятельности мысли как-то растерянно сновали в пустоте. И их снование, хотя и не отдавалось звоном, но выглядело настолько убого, что девочка почувствовала к себе презрение. Это ощущение искренне поразило юную Корсач, и она с ужасом осознала всю бесконечную убогость своего познания. Ведь если бы её знания были обширнее, то, возможно, не случилось бы ни нападения на циркачей, ни этого унизительного путешествия, ни самой встречи с зелёной мордой. Каринка вдруг поняла, что все её уроки, все бесконечные нотации и занятия никак не могут помочь ни ей, ни её спутникам в реальной жизни. Она абсолютно не приспособлена к приключению, даже такому неудачному, как это.

"На что я надеялась? — с горечью подумала Карина. — Я же совершенно не умею вести себя, как герой. А только герои могут правильно выходить из сложных ситуаций и побеждать врагов. Что же могу я? Кричать, висеть на шее и доставлять неудобства.... Я не умею драться, охотиться или скрываться от опасности. Я только мешаюсь под ногами. А ведь это даже не приключение как таковое, так просто неудачная поездка. Что же случилось бы при настоящих приключениях? Если бы были настоящие враги и настоящие друзья.... Может и хорошо, что это не настоящее приключение. Во всяком случае, я его не слишком сильно испорчу".

— Госпожа Корсач, — окрик Кирха оторвал Каринку от неприятных размышлений и порядком напугал, заставив резко дёрнуться всем телом, — мы уже уходим.

Только теперь девочка заметила, что Люпин и Лоран уже вернулись и цепляют на спину огромные сумки с поклажей. А Владомир разминает затёкшее тело, готовя травмированную ногу к длительному переходу. Каринка подхватила свою сумку и уже собралась встать в строй поближе к подгорному человеку для собственного спокойствия, как почувствовала пристальный взгляд в спину. Взгляд не был злым и голодным, как у хищника, или яростным и безжалостным, как у охотника, он был умирающим и страдающим. Девочка осторожно повернулась на пятках. Обладатель тяжёлого взгляда ютился в клетке, покрытой тяжёлыми покрывалами. Он молчал, он уже не сопротивлялся, но слабо держался за какую-то нить неизгладимой из памяти надежды, что всё будет хорошо, добрые хозяева скоро вернутся и весь этот кошмар закончится. Такой взгляд был у дворового щенка, попавшего в кладовке в крысоловку. Только в тот раз кухарка оттащила сердобольную хозяйскую дочку, а в этот...

Карина развернулась и бесстрашно (покрывало, впрочем, она отдёрнуть не спешила) бросилась открывать излишне тугую задвижку клетки. Изнутри раздалось глухое урчание, а на руку потекла вязкая слюна, только это не убавило ей решительности. Вообще-то это просто не успело поубавить, потому что в ту же секунду три пары мужских рук уже оттягивали девочку от клетки. Люпин при этом ещё успевал браниться, а Лоран отвесить несильную, но очень обидную затрещину. Кирх руки или язык не распускал, зато сильно пнул клетку, отчего она перевернулась.

— Что ты делаешь, изверг? — от пронзительного вскрика, несчастного пленника, сердце юной Корсач сжалось и девочка, вывернувшись, с чувством пнула жестокого гроллина под коленку.

— А что ты мне предлагаешь? — неожиданно зашипел в ответ беловолосый, лишившись прежней выдержки толи из-за боли, толи из-за оскорбления, и пнул клетку второй раз.

— Не мучай его! — завопила Карина, едва не плача от ужаса и бессильного гнева.

— Хочешь, чтобы он мучил тебя? — лицо Кирха заметно перекосило, он оскалился и сжал кулаки.

— Остынь! — грозно прикрикнул на собрата Лоран, заметив, как подопечная побелела от ужаса.

Но было поздно девочка уже, заикаясь и всхлипывая, пряталась за подгорным человеком. Карина едва сдерживала себя, чтоб не удрать, она бесполезно шептала, что её гроллины не вурлоки, только не могла сама до конца в это поверить после увиденного. Кто-то властно встряхнул её за плечи, заставляя выйти из охватившего её бреда. Когда девочка оторвала от лица взмокшие ладони и увидела длинноволосого вурлока с неклыкастой (ей показалось, что у крокодилов и то добрее лицо) ухмылкой в пол-лица, то так завопила, что мужчина раздражённо заткнул уши. Воспользовавшись моментом, она шмыгнула под руку гроллину и уже пряталась за Владомиром, хоть хромым, но всё же более надёжным.

— Ну, че разревелась, дура?— командир развернул перепуганную девочку к себе лицом и, прижав её к груди, закрыл полой куртки; не сказать, чтоб запах Карине понравился, но действительно стало спокойнее. — А вы, чурки облезлые, забейте пасти, пока я вас обратно в ваши желязки не затолкал. Она с детства вурлоков, как огня боится так, что даже слово этого не переносит, а вы ещё, уроды, и зубы скалите. Всех по ямам сгною, выродки. Только с задания вернёмся ... Ты как, успокоилась?

Карина неуверенно кивнула, тюкнувшись головой о какой-то медальон Владомира:

— А обзываться было обязательно?

— А как же, — хохотнул Лоран, — без ругани в вашей армии никак. Не умеешь словцо ядрёное на солдата закрутить, уже не командир. Ведь так?

— Непременно, — поддержал невурлока Люпин. — Идёмте что ли, или есть желающие здесь ещё раз ночевать?

Желающих не нашлось. Владомир, почти что выросший в глазах Карины от дурного парня, до просто парня, снова поспешил опуститься, заныв на больную ногу и заставив Кирха, как провинившегося, тащить свой мешок. Девочка, немного отошедшая от потрясения, перебралась поближе к Люпину и старалась лишний раз не смотреть в сторону невурлоков, стыдясь своей несдержанности. Мужчины, в виду своей хвалёной солидарности, делали вид, что ничего не случилось.

— Но, как же животное в клетке, — девочка украдкой подёргала подгорного человека за рукав.

— Так же, — проворчал мужчина, не довольный задержкой.

— Оно же умрёт от голода, если мы его не выпустим!

— А если мы его выпустим, умрут ближайшие деревеньки две, пока оно будет свой голод утолять, — мстительно, но доходчиво ответил Кирх и поспешил оторваться от группы, чтоб не схлопотать от собрата.

Корсач тяжело сглотнула и обернулась на покорёженную клетку. Покрывало по-прежнему закрывало большую её часть, надёжно скрывая в сумраке оставшуюся. Тень уже вовсю жила в ней и протяжно урчала пустым горшком на ветру. Глаза неведомого зверя слегка отражали всеет двумя золотисто-розовыми пятнами, ниточка надежды в них уже славно подошла к обгрызенному концу и трансформация успешно завершилась. Взгляда очередного детища охотника девочка не выдержала и бросилась вперёд, якобы помогая хромающему Владомиру.

О том, что сгущающиеся тучи делают луну ярче

Осень хозяйской рукой привлекала к себе всё больше и больше земли, делая траву жёсткой и безрадостной, а деревья понурыми и лысыми. Охапки золотых сияющих листьев, что по приданиям и заверениям авторов романов, должны были устилать дорогу храбрым путникам и смягчать им тяготы серых, как осеннее небо, привалов, почему-то не встречались. Зато вязкая и холодная земляная каша, в которую превратилась дорога после последнего подъёма вод, была в изобилии. Искать приходилось скорее сухое и относительно устойчивое место, чем столь вожделенную на Кариненой родине влагу. Первое время это приводило девочку в бурный восторг, что вгоняло охранников в ещё большее раздражение и уныние, но очень скоро настроение группы выровнялось до нейтрального серого. Лишившись последней радости и утопая по макушку в эту общую серость, как по щиколотку в грязь, Каринария Корсач едва справлялась с надменным карканьем скрипучего голоса, иногда просто идя напролом и выматывая себя до такого состояния, что бы не иметь возможности что-либо ему ответить, но долго так продолжаться не могло.

Идти пешком оказалось не на много лучше, чем болтаться на спинах невурлоков. И иногда девочку посещали совсем недостойные мысли об инсценировке обморока. Ведь тогда кто-нибудь из гроллинов непременно взял бы её на руки и волок хотя бы какое-то время. Хотя эта мысль и тешила слабой надеждой на отдых, она была отвергнута девочкой раз и навсегда. Во-первых, потому что обманывать было очень нехорошо, даже не самых достойных людей. Во-вторых, потому что падать пришлось бы в грязь, а потом еще долго оттирать от волос противные засохшие комки с зловещим душком. В-третьих, потому что благородную даму, даже извалянную в грязи, совсем не прилично лапать руками всяким там охранникам и таскать без каких-либо приличий. В-четвёртых, поскольку Владомир сам чуть шел (и раньше-то особенно не рвался помогать), а Люпин был нужен, как следопыт, тащить обморочную пришлось бы кому-нибудь из невурлоков. Каринка бы ещё скрепя сердце смогла пережить в этой роли длинноволосого, который время от времени пытался наладить пошатнувшиеся отношения, но если жребий бы пал на сурового Кирха, вся конспирация, увы, пала прахом. Поэтому девочка очень самоотверженно держала себя в руках, чтоб не увеличивать и без того тяжёлую поклажу мужчин. Во всяком случае, она старалась делать именно это главным аргументом в споре с усталостью.

Прошло два дня перехода, а Каринке показалась, что целая вечность успела зацепиться за кончик её косы и протянуться с того ужасного момента, когда глаза охотника ей вслед пообещали новую добычу. Ноги тряслись, мышцы болели, а по спине медленно и противно ползли толстые и криволапые мурашки, заставляя болезненно корчиться при каждом движении. Девочку начинало даже пошатывать, только она старалась этого не показывать и потому пристроилась идти возле хромого командира, которого самого водило из стороны в сторону. Для остальных это наверняка выглядело забавно, только никто уже не рвался смеяться.

Когда объявили ночлег все с полёгкой выдохнули, у Владомира просто стон получился, так юноше не терпелось вытянуть ноги возле костра и набить протестующий без пищи живот. Каринке на еду просто не оставалось сил. Она даже не заметила, как Кирх, объяснившись с собратом на жестах, пошёл на привычный промысел, как Лоран утрамбовывает землю для лежаков, а Люпин разжигает костёр. Девочка примостилась на камень и, поджав к груди коленки, следила, как толстые вислоухие тучи тянут свои уродливые морды к растущей луне. Врач ей полтора года назад говорил, что растущая луна приносит пользу в это время, только пользы Каринка пока так и не дождалась.

... О-о-о-о, скоро глупая девчонка, скоро.... Уже нить протянулась. Он запомнил тебя, он найдёт тебя повсюду, теперь ты не просто цель. Лакомый кусочек, бельмо на глазу. Ты признаешь это скоро, ты впустишь меня. Ты же умная, ты веришь всему, что тебя говорят и видишь, то, что другие не познают, — шептал голос так проникновенно, что если бы не металлический скрип и волны отвращения Лактасса Корсач просто заставила бы его обладателя либо жениться на своей опозоренной дочери, либо немедленно уйти в монастырь. — Он идёт за тобой. Я буду следом. Никто не защитит тебя. Я заберу их всех, одного за другим. Ты одна. Слушай меня...

Каринка решительно замотала головой и едва не сверзилась со своего каменного постамента. Боль беспорядочно блуждавшая по изморённому телу наконец-то нашла точку локализации и расползлась по пояснице и животу.

Костёр уже горел во всю мощь, выплёвывая к небу длиннющие искристые шлейфы, будто он только и радуется тому, что может так порезвиться на сырых смолистых палках. Девочке показалось это странным и даже жутким. Живое пламя норовило запугать её, выхватить из темноты, то клок белых волос, то корявое дерево, то перекошенную морду из разводов грязи на гроллинских штанах. Оно словно жило своей жизнью и старалось всячески привлечь к себе внимание. Каринка действительно какое-то время наблюдала за плясками костра, но быстро утомилась и с ностальгией припомнила свою тихую тёмную комнату с вечно шебаршащими лапками пауками и мягкой кроватью. Настоящий бы герой не стал на такое размениваться, но юная Корсач не была героем и от этого страдала ещё сильнее.

Кирх вернулся мокрый и хмурый. Вода стекала с него ручьём, одежда промокла насквозь и казалась ворохом половых тряпок. Мужчина заметно шморгал носом, но на все расспросы гроллинов извлёк из-под рубашки двух огромных рыбин. Пойманные отчаянно выпучивали глаза и раскрывали пасти, словно протестовали против такого хамского обращения. Мужчины приняли замену продукта с воодушевлением, истосковавшись по какому-либо разнообразию. Владомир лениво отшутился, что у белобрысых даже охота перетекает в рыбалку, только чистить добычу не отказался. О Каринкином существовании все разом словно забыли или просто рассудили, что здоровье ещё одного гроллина важнее норм приличия. Лоран, несмотря на протесты собрата, стянул с невурлока мокрую одежду, разложив её поближе к костру, и заставил его запахнуться в дополнительный плед. Девочку здоровье вымокшего охранника тоже волновало, ведь к больному голос мог пробраться скорее, а мучить разговорами со скрипуном ещё кого-нибудь ей совсем не хотелось.

Только ночь набирала обороты, костёр разгорался веселее, а вода в котелке, позаимствованном у циркачей, приветственно бурлила. Гроллины постепенно тоже оттаивали и озлобленные укоры начали сменяться почти дружескими насмешками.

— Эй, Корсач, — неожиданно обратился к притихшей девочке Владомир, размахивая ложкой отобранной у Люпина для дегустации. — Тебя, случаем, никто из альбиносов не кусал? Ну, может, ела из его миски, а он не помыл? Выглядишь похлеще наших блондинчиков, хоть в гроб клади. Ты с ними поосторожнее, вдруг это заразно. Не только посинеешь, как мертвячка, но и поседеешь к концу поездки.

Когда после едкого замечания командира все гроллины дружно повернули головы к девочке, Каринке захотелось не только посинеть, как мертвячка, но и тут же вспыхнуть погребальным костром, или хотя бы закопаться в землю на худой конец.

— Действительно, выглядишь не очень, — поддержал юношу Люпин, задумчиво подёргав себя за кончик бороды. — Смотри, чтоб не застудилась по такой скверной погоде. Садись лучше ближе к костру. Иначе при таком ветре простуду подхватишь и будите с Кирхом чихать напару.

Люпин лишь хохотнул, красочно изобразив вместе с Владомиром, как девушка и невурлок будут исходить соплями к завтрашнему утру. Кому предназначалась роль самой Корсач, Каринка не разобрала, но оба варианта её чрезвычайно обидели. Девочка даже отвернулась от костра, попутно подставила продрогшие плечи под не самые ласковые всполохи огня. Кто-то заслонил свет:

— Госпожа Корсач, Вам будет лучше присесть ближе к огню.

К своей великой радости, Карина удержалась от вскрика, не только услышав совсем рядом голос Кирха, но даже увидев, обернувшись, его самого, замотанного в плед. Только голову в плечи вжала и послушно, хоть и без особого желания поднялась с камня.

— У нас проблемы...

Резкий тон невурлока заставил девочку снова сесть и со страху натянуть ворот рубашки до самых ушей. Это было даже хорошо, потому что она не могла видеть лица окруживших её мужчин, а значит и они не могли заметить, что Каринка покраснела, как раскалённая на плите монетка. По голосам же определить удивленны гроллины или рассержены было крайне тяжело.

— Ну, что опять? — рыкнул сначала Владомир.

— Да-а-а уж, — протянул на свой манер Люпин.

— Ну, надо же, — раздался ехидный голос Лорана.

— Что? В первый раз, девочка? — подёргал её за косу подгорный человек.

— Во дура. Молчала всё это время! — кряхтел командир, растирая больную ногу.

— Ну, ты же вис на ней всё время, мог и посмотреть, — комментировал длинноволосый невурлок.

— Может, надорвалась? — предположил его собрат.

— Нет, это уж точно, я сразу не разобрался, но точно она старше, чем кажется, — как-то витиевато, словно извиняясь, пробубнил Люпин.

— А ты бы принюхался, — зашипел на него Владомир.

— Заткнись, — кажется, залепил ему оплеуху Кирх. — Нужно срочно найти убежище. Дальше по течению должен быть дом для рыболовов.

— Он достаточно крепок? — усомнился бородач.

— Не знаю.

— Выбора у нас нет, — заметил Лоран, он вроде бы был расстроен меньше других.

— Тогда я поведу — доберёмся скорее, если хромой темп выдержит.

— А луна-то всё растёт, — голос командира стал лилейным до приторного. — Делайте ваши ставки! Кто быстрее физиология или воздержание ...

Его прервал звук сочной оплеухи, на этот раз в троенном исполнении.

Каринка испуганно высунула голову обратно и одним глазом обвела окружающих. Ей вспомнились прощальные слова матушки, а ещё то, что в этот раз у неё нет с собой даже ножа для фруктов. Она слабо представляла, что с ней могут сделать, но даже эти представления ей очень не нравились. Увиденное слегка поразило юную Корсач, поскольку не отличалось какой-либо опасностью или таинственностью. Лоран, как ни в чём не бывало, перестилал лежаки, на этот раз сделав странную конфигурацию вроде маленького бастиона. Кирх спешно просушивал одежду над огнём и отплёвывался от летящих в лицо искр и хлопьев пепла. Владомир меланхолично разливал по плошкам варево, пока Люпин перебирал свои травки. Тихо и неуверенно застрекотали в траве последние кузнечики, окончательно превратив привал в идиллию.

Длинноволосый невурлок закончил своё оборонительное сооружение и как бы невзначай бросил растерянной девочке несколько относительно чистых тряпок. Каринка сперва поменяла цвет с бледно синего на пунцово красный, потом плавно приобрела желтовато— зелёный оттенок и, наконец, возвратив себе благородный лёгкий румянец, кивком поблагодарила мужчину и скрылась за ближайшими кустами.

Поскольку инцидент был улажен без лишних склок, вечер показался Корсач лучшим за последнее время. А главное, что Каринка с долей условности могла всё ещё называть себя благородной дамой (они, безусловно, в такие ситуации не попадают, но у них и карету со всем необходимым не разбивают). Девочка даже, наперекор полному отсутствию аппетита, заставила себя поесть и очень изысканно поблагодарила за ужин. Мужчины ещё долго говорили о войне и политике, поэтому выждав приличествующий час и вставив несколько реплик относительно геополитической расстановки сил и особенностях ведения партизанских вылазок на малознакомой территории (уроки истории Империи и изучение отцовских дневников не прошли даром), что заставило гроллинов примолкнуть на какое-то время, Каринария Корсач отправилась спать. Она предпочитала разнообразные угрозы скрипучего голоса однообразным суждениям рядовых вояк. Подобных разговоров она наслушалась ещё в детстве, отец всегда посмеивался над топорностью многих заверений и оставался на стороне изящной дипломатии.

... Слышишь меня? Хорошая, хорошая девочка. Глупая и доверчивая. Хочешь сыграть со мной? Хочешь рискнуть противостоять мне? Думаешь, ты избранная и можешь страдать за всех? Нет. Все, все понесут своё наказание. Всех коснётся моя длань. Не оттягивай час расплаты, — Карина почти свыклась со скрипучим голосом и вздрагивала уже лишь, когда он начинал смеяться, это случалось достаточно часто, и девочка надеялась, что вскоре привыкнет и к этому. — Ах, ты чувствуешь себя в безопасности. Хи-хи-хи... Наивная дурёха. Наивность это плохо. За это нужно платить. Платить жестоко, расплачиваться.... Итак, кого же мне выбрать? Раз два три четыре, гроллины на моей тарелке. Кого же кого мне взять в оперетиве, кто будет первым блюдом, кто вторым, а кто останется на десерт? Кто у нас будет на сладенькое? Раз два три четыре... Кто у нас будет в оперетиве? Кто у нас такой удачливый? Кого тебе больше всех жалко, девчонка?

— Всех!!! — Каринка даже не обратила внимания, как подскочила на постели и с размаху заехала в ухо подгорному человеку.

Мужчина тяжело ухнул и проворно, почти по-звериному, отскочил в сторону. Девочка, конечно, не могла быть уверенна, что оглушила гроллина, но вид у него был очень уж ошарашенный и растерянный. В лагере царила тишина, и осенняя ночь краешком подола уже обмела его, погрузив в глубокий и мирный сон. Потому что тихим назвать этот сон было проблематично: обычный заливистый храп Владомира теперь разноображивал простуженные переливы Кирха. Видимо, это многоголосье и разбудило подгорного человека, ведь Каринка сквозь дрёму точно слышала, что сегодня будут дежурить невурлоки.

— О! Барышня, прекрасный удар, — словно из-под земли вырос за её спиной Лоран и осторожно обложил девочку на место, даже укрыл с гололвой. — Чем Вас так прогневал этот несчастный гроллин?

— Ничем, — Каринке удалось высунуть голову, но попытки встать успеха не принесли. — Я просто проснулась и...

— Мне нужно было достать травы, — взъерошил волосы на затылке Люпин.

— Твоя сумка стоит с другой стороны поляны, тут только наши, — в доказательство длинноволосый пнул ногой одну из стен Каринкиного бастиона — стена благополучно рухнула.

Серебристые, но уже не светящиеся палочки-руны высыпались из неё и запрыгали по сучьям для костра. Мужчины слаженно проводили их удивлёнными взглядами. Одна руна едва не упала в костёр. Она остановилась на самом краешке полена и отчаянно балансировала, девочке стало очень жалко незадачливую руну и та, вдруг отскочила и упала Каринке на колени.

— И что это такое? — Лоран демонстративно изогнул бровь, покрутив между пальцами одну из палочек.

— Это, — девочка замялась, не зная, как рассказать гроллинам о предназначении чудесных рун, да и не подозревая о их предназначении, в принципе, — что-то вроде нового талисмана, после того нападения...

— Ну, тогда я возьму один на удачу, — улыбнулся невурлок запихивая полюбившуюся руну за ухо.

— Не-е-е-ет!!!

Позже Каринария Корсач долго винила себя за такое недостойное поведение и даже не могла заснуть более часа, вспоминая все матушкины наставления, но в данный момент девочка просто подскочила и с воплем вцепилась гроллину в волосы. Когда Каринка думала о великих сражениях, она и не предполагала что первым её противником будет похожий на вурлока гроллин, которому она едва не повыдирает тщательно уложенные белые локоны. Мужчина был настолько ошарашен, что не только не стал отбиваться или отшучиваться, но даже помог ей собрать остальные руны. Каринка тотчас же запихала их себе под рубашку и, краснея за случившееся, постаралась исчезнуть под одеялом.

... Кто, кто у нас такой счастливчик...

Всё следующее утро охраняемая была очень тиха. Лоран и Люпин держали в тайне ночное происшествие, а остальные списывали такое надменное поведение подопечной на таинственные и вечные завихрения женской души. Поскольку предположить наличие женского ума было слишком героичным для простых гроллинов. Каринка же, съедаемая жгучим стыдом за неблагородную выходку, не могла смотреть в глаза не только безвинно пострадавшему Лорану. Ей казалось, что Владомир тихо посмеивается с её позора, отвернувшись к дороге и пробуя баланс своей новой палки, а Кирх презрительно проводит взглядом каждое её движение, переполняемый праведным гневом. Только Люпин не казался почему-то обличителем, с рассвета он пребывал в замечательном настроении, напевал себе в усы задорный мотивчик и, казалось, был рад всему миру. Он бойко огрызнулся на очередные нападки командира, пропустил мимо ушей двусмысленный намёк Лорана и совсем фамильярно пихнул Кирха. Невурлок зашёлся кашлем и едва не рухнул на землю, а подгорный человек в своей блаженной безмятежности даже не обратил на это внимания. Такое поведение бородача несколько озадачило Карину, хотя в большей степени опасение у неё вызывало поведение холодного и молчаливого Кирха. Поднявшись с рассветом, он почти безостановочно кашлял, едва заметно дрожал на ветру и старался тайком от путников вытереть лицо от пота. Из гроллинов на него недобро косился только Лоран, поэтому лагерь был снят в кратчайшие сроки.

Проводник из сурового невурлока с обваренным ухом и подозрительным румянцем во всю щёку получился на редкость строгий и безжалостный. Мужчина стремительно шёл по одному ему известному пути, не особенно размениваясь на огибание сложных участков или передышки. Кирх лишь изредка бросал через плечо хмурые взгляды, словно подсчитывал, не остался ли кто из спутников под ближайшим деревцом, и его совсем не смущал ни тройной груз, доставшийся от Владомира и Каринки, ни стенания уставшего командира, ни стремительно ухудшающаяся погода. Его фигура, несгибаемая и от того ещё менее человеческая, казалась ожившим лесным духом блуждающим в поисках нечестивцев по заброшенным урочищам. Каринка с трудом поспевала за его широкими и порывистыми шагами и едва переводила дух. Значительно тяжелее приходилось рыжему задаваке. Юноша подрастерял свой гонор и злобно ругался шёпотом в адрес беловолосого, нещадно повисая на плече и без того измученной девушки. Лоран помогать охраняемой и командиру не спешил. Он тенью следовал за их парочкой, подавленно молчал и делал собрату совершенно непонятные знаки. Замыкал их процессию в этот раз, как ни странно, Люпин и его, казалось, такая смена ролей отнюдь не смущала. Подгорный человек не стал суровее или безалабернее, он просто шёл в своей привычной слегка вороватой манере, придирчиво озираясь по сторонам и ухмыляясь вырисовывающемуся на горизонте лесу. А его странная песенка из далёких земель, по мнению Каринки, очень помогала в тяжёлом переходе.

— Эй, Цветочек, — сквозь зубы процедил командир, не разделявший пристрастия к пению юной Корсач. — Ты сегодня просто до отвратительного бодр. Может, поделишься рецептиком своей дури, а то твой непосредственный начальник вот-вот дух испустит. Или это очередная мохнатая тайна?

— Никакой тайны, малец, — Люпин прибывал в слишком хорошем расположении духа, чтоб молчать и этим едва не довёл юношу до зубного скрежета. — Просто мне скоро удастся разгадать маленькую загадку нашей маленькой удачливой обузы.

— Да, неужели? — вмешался в разговор Лоран, в его голосе сквозило столько иронии и неприкрытого пренебрежения, что даже девочке стало обидно.

— Я вчера вечерком, — как ни в чём не бывало, продолжал подгорный человек, полностью погружённый в сладостные мечтания о будущих открытиях, — столкнулся с просто замечательной штуковиной и больше чем уверен, что она принадлежала давно ушедшим из нашего мира колдунам. Если её исследовать и раскрыть механизм действия, то даже наши священники смогут это бесовство в Божественную силу обратить. Да мы с этим талисманом всех вурлоков одной левой уложим! Вот уже наш туз в рукаве! Пусть только попробуют линию пробить! Эх, повезло же!

... Аха-ха-ха-ха... кха-ха-ха...

У Каринки что-то оборвалось в сердце и стремительно полетело вниз, туда, где скрутившись в тугой и неразделимый узел, дремали ужас и безысходность настолько древние, что разве что недавно народившиеся боги могли потягаться с ним в возрасте. Страх был настолько непомерен и необъятен в своей мощи, что оглушал, обездвиживал и лишал способности соображать одним видом своим. И Каринария Корсач столкнувшись с ним на короткое мгновенье, готова была лишиться рассудка. Она поняла, она почувствовала дыхание охотника на своей щеке, она стала водой, застывшей на исходе тумана, она опоздала...

Сзади раздался разрывающий душу вой ликующего охотника, сливающийся с каркающим гоготом коварного голоса. Или нет. Нет! Не было ни рёва, ни лопающейся тетивы, ни скрежета каменного крошева. Всё слилось в тот миг, когда Люпин с добродушной улыбкой поправил лямку рюкзака, а Каринка отпустила подрагивающую руку Владомира. Все звуки мира слились и угасли в крике древнего ужаса.

Девочка просто не успела осознать, что произошло. Огромная рыже-бурая зверюга с длинной массивной челюстью и огромными, как брёвна лапами, разбрасывая клоки ткани, сорвалась с места и, перелетев через невурлока, сжала клыки на ноге командира. Владомир так и не понял, что произошло, когда его пушинкой отшвырнуло в сторону, а мощная широченная грудь зверя со всей силой врезалась в живот оцепеневшей девочки. Воздух враз выбило из лёгких, земля стремительно ушла из под ног и начала отлетать в неизвестном направлении. Каринка вцепилась пальцами в шерсть на загривке монстра и плотно стиснула зубы, чтобы не кричать от ужаса и горечи. Земля вновь приблизилась. Утробный рык, рывок, ещё рывок и высокий взлёт над полем, будто дьявольская мощь заставила это создание отрастить невидимые крылья. Они неслись в сторону леса.

Зверь не выпускал когтей на смертельную длину, но крепко удерживал свою жертву. Девочка боялась пошевелиться, боялась вздохнуть или подумать о несчастных спутниках, наверняка разорванных, боялась следующего мига, но смех голоса заставлял её сопротивляться, подкатывающимся к горлу волнам отчаянья. От зверя разило угрозой, безумием и жаждой, только было в нём слишком много живого, чтоб он был охотником. Прыжок ещё прыжок. Что-то просвистело в воздухе, и зверь даже не взвыл, он всхрипел от боли и ярости. Огромное тело встряхнуло. Каринка не успела разжать пальцы и кубарем полетела на землю. Больно ударившись спиной, девочка распласталась на опушке и с ужасом наблюдала, как монстр вальяжно приближается к выбранной жертве. Теперь она могла лучше рассмотреть нападавшего. Зверь напоминал бойцовского пса переростка, скрещённого с медведем. Короткое костистое и мощное тело, большая квадратная голова с длинной клыкастой пастью, куцый хвост и странные птичьи когти. Он был настолько пугающе страшен, что выражение оскала уже не усугубляло его вида. Из левого бока торчала знакомая короткая стрела с чёрным оперением и нисколько не доставляла неудобств. Приблизившись, монстр шумно вдохнул воздух, отчего его ноздри, больше напоминающие бесполезные куски ткани, вспорхнули крыльями диковинной бабочки. Это показалось девочке настолько забавным, что та не могла удержаться от смеха, чем слегка озадачила зверя и заставила отступить на приличествующее расстояние. Он выжидал.

— В-вы же не собираетесь меня есть, — тихо, справляясь с нервной икотой, залепетала девочка встретившись взглядом с потянутыми бешенством, но такими знакомыми сине-зелёными глазами. — Это было бы крайне бестактно и необдуманно с Вашей стороны. Вам лучше попытаться взять себя в лапы и просто извиниться перед гроллинами. Я могу Вам помочь. Я верю, что Вы делаете это не по своей воле. Позвольте мне помочь Вам, Люпин...

Фраза далась Каринке тяжело, она едва не плакала, чувствуя сковывающие члены боль от падения и инстинктивный ужас пойманного животного. Всё тело било крупной дрожью, от запаха мокрой шерсти кружилась голова, но она не отводила умоляющего взгляда. Благородная дама не должна молить о пощаде, она должна бороться или принять свою смерть достойно. Корсач постаралась придать себе достойный вид, приподнялась на локте и горделиво вскинула подбородок. Выглядело это очень достойно и ещё более трагично.

Правду весь эффект был безнадёжно загублен появлением на горизонте стремительно бегущего невурлока, который в довесок умудрялся размахивать над головою сразу тремя сумками на манер пращи. Кирх вмиг оказался рядом и с силой запустил тяжёловесным оружием в не успевшего обернуться зверя. Сумки врезались в бок монстра, отбросив его от жертвы сразу на несколько десятков метров. Зверь забито заскулил и опрометью бросился в лес, забыв и о Каринке, и о своих плотоядных планах.

— Ты цела? — Кирх старался справиться с дыханием, но всё ещё не мог нормально говорить.

— Это был Люпин, — Каринка очень старалась, чтоб её голос не дрожал и потому легла обратно, собираясь с силами и духом для признания невероятного и неизбежного.

— Я знаю, — выдохнул мужчина и пошёл собирать развалившиеся от неслабого удара пожитки.

Последний вопрос относительно группы сопровождающих разрешился сам собой. Теперь Каринария Корсач знала цену хитрой улыбки командующего пограничной заставы, она означала, что ни один из воинов, отосланных в её эскорт, не заслуживал доверия у своих командиров и мирных граждан. Владомир, аристократичный и хорошо обученный офицер, отличался вздорным, склочным характером и полным отсутствием таланта к военному делу, что замечательно сочеталось с трусостью и спесью. Лоран и Кирх при всех своих воинских доблестях и блестящих способностях принадлежали к числу скорее наёмных убийц, чем гроллинов и обладали в придачу весьма подозрительным и опасным происхождением, сближающим альбиносов с непосредственными врагами. А подгорный человек, что казался девочке самым надёжным, опытным, спокойным и несокрушимым в этой четвёрке, оказался списанным не из-за возраста или травм. Люпин был оборотнем, ужасной редкой тварью из Тёмного Бора на краю резервации подгорных людей. Он не был человеком, и это знали все: командир, сослуживцы, друзья. Знали и потому так опасались растущей луны. Опасались, но не удосужились сообщить ей.

— Ух, ты его не зашиб? — это добрался до них Лоран, волоча на спине, потерявшего сознание Владомира. — Стрелял-то ты не в голову. Смотри, чтоб не убил или я тебе голову сверну.

— Нет, — холодно бросил в ответ Кирх и зашёлся кашлем.

— Эй, барышня, тебя не помяли? — длинноволосый невурлок склонился над девочкой и задорно улыбнулся самой очаровательной из своих улыбок. — Перепугалась, бедненькая? Не беспокойся, он не скоро вернётся. Оборотни после первого обращения пугливые, это дальше туго придётся. Ты идти можешь? Нам бы поскорее отсюда слинять.

Сбросив Владомира наземь и не слишком заботясь о его, наверное, ужасной и смертоносной ране, Лоран подал Каринке руку и очень галантно помог подняться, хотя та не отказалась бы немного полежать, пока командир приходил в сознание. Но, как оказалось в дальнейшем, их значительно сократившийся отряд не заметил потери бойца и тем более не собирался переживать из-за нетранспортабельности офицера. Собрав разлетевшиеся и весьма перемешавшиеся вещи, Кирх тут же объявил конец вынужденной передышке и тронулся в путь. Так что Карине ничего не оставалось только как не отставать и стараться доставлять поменьше хлопот, ведь Лоран тащил на себе раненого и не смог бы помочь ей в случае каких-либо затруднений да и Кирху пришлось бы сбрасывать всю поклажу, чтоб хотя бы обернуться. Толи разом увеличившийся груз, толи усталость от вынужденного пробежки оказали своё пагубное действие, но темп невурлока резко снизился.

— Мы сейчас всё ещё идём к тому дому? — пролепетала девочка, чувствуя нутром общую напряжённость и собственную ответственность за сложившуюся ситуацию, ведь именно из-за неё противный голос заставил подгорного человека обернуться чудищем. — А как же Люпин? Он же не знает дороги. Как он найдёт нас, когда успокоится?

Гроллины не ответили ей и, если судить по общей атмосфере, это было к лучшему, потому что ответить охраняемой в рамках приличия от злости и усталости никто уже не мог. Девочка попыталась забежать вперёд проводника, но лицо Кирха настолько не располагало к разговору, что Карина предпочла подавиться очередным вопросом. Спрашивать что-либо у Лорана не представлялось возможным, поскольку мужчина и без того был крайне напряжён, следя по сторонам за возможным появлением врагов.

" Если бы мы бросили Владомира, Лоран смог бы взять часть сумок и обоим было бы значительно легче, — подумала юная Корсач, через плечо поглядывая на командира. — Почему-то меня они бросить были почти не против и, если бы не острая нужда, то оставили бы погибать в лесу. А этого абсолютно бесполезного зазнайку волокут даже теперь, когда, по их утверждениям, так опасно. Но что тут может быть опасного для него? Оборотень бросился на меня, значит, он не питается мужчинами и Владька мог поваляться какое-то время на пригорке, пока бы за ним не вернулись. Это не справедливо! Не честно. Лучше бы его этот ворчун..."

Тут девочка невольно сбилась с обличительных и крайне назидательных для предположительного слушателя речей. Это произошло не столько потому, что в ней взыграла совесть за такое не благонравное отношение к юноше и совсем не потому, что её мог подслушать скрипучий голос и напасть на Владомира. Каринка просто задумавшись налетела на груду поклажи, в которую превратился покашливающий Кирх.

Открывавшийся вид поражал воображение девочки из засушливого Постава. Поле разрывало напополам исхудавшую перемычку леса и восторженно лобызалось с речной рябью, увязая по пояс в диковинных длиннолистых растениях и зелёной каше. Звонкое многоголосье на все лады пищало и квакало у густых зарослях, словно весь холм пением приветствовал нежданных гостей и услужливо подставлял им пологие сходы к сказочной, почти игрушечной запруде. Посреди самой воды на причудливых птичьих лапах высился кривоватый деревянный дом с пологой, заросшей травой крышей и щелистыми ставнями. Такой же плавучий коридорчик, некогда крытый соломой, а ныне усеянный вызеленившими пальмами из столбов и связок прутьев, сцеплял эту кочку со второй, каменной частью жилища. От водной части дома лучами лапами расходились мостики, к которым некогда привязывались лодки. Некоторые тут же и обретали последнее пристанище, щетинясь хребтами на мелководье. Всё строение было похоже на большую вылинявшую ящерицу, печально вылезшую из лужи и положившую свою тяжёлую ороговевшую морду на песок. К морде же этого зверя вела витиеватая тропка-язык из древесных кругляшей, выходившая своим кончиком прямо к ногам уставших путников.

Вот он тот сказочный монстр, что должен внушать трепет незадачливым путешественникам и наводить ужас на мирных крестьян! Каринка даже взвизгнула от восторга, настолько странный дом повторял её детские фантазии и представленья. Не слишком задумываясь о нормах приличия, собственной усталости, ноющей спине и ужасной подстерегающей на каждом шагу опасности, девочка захлопала в ладоши и опрометью бросилась вниз по дорожке.

Кирх попытался перехватить её за край рубашки, но не успел даже руку высвободить: охраняемая уже неслась неизвестно куда, как малый ребёнок. Невурлоки слаженно закатили глаза и благоразумно сдержались от крепких выражений в адрес их славного задания. Лоран в меньшей степени оценил выходку девочки и, прислонив к собрату ещё и свой груз, побежал следом, чтоб если не остановить беглянку от опрометчивых действий, то хотя бы не дать ей с разгона врезаться в каменную стену дома, потому что коварная дорожка резка заворачивала возле крыльца.

— Это же, это, — задыхаясь от бега и восторга, залепетала Каринка, дёргая за рукав измазанного и немного чумного Лорана.

Невурлок так спешил с помощью, что, в отличие от охраняемой, не только не успел затормозить вовремя, но и вывернул из земли, падая, несколько кругляшей. Теперь в волос Лорана ручейками стекали потоки грязи, а на одежду смотреть без слёз было просто нельзя. Юную Корсач это нисколько не смущало, и она готова была волочь мужчину дальше на осмотр этого сказочного сооружения, если бы могла сдвинуть с места.

Так что остаток дня прошёл для воодушевлённой новым пристанищем девочки в круговерти волшебных и совершенно невероятных штук, мест и приспособлений, наполнявших домик для рыбаков. Она то и дело бегала по дрожащему мосту к живому остову и притаскивала очередное открытие на опознание более терпеливому Кирху, поскольку измученный её вопросами Лоран к вечеру просто перестал на неё реагировать. Перед мужчиной стояли более важные и менее увлекательные задачи: размещение раненого и оказание ему посильной помощи, поиск дров и домашней утвари, прочистка дымохода. Из Кирха в этом получился весьма неказистый помощник: мужчина сам едва держался на ногах и его сил хватало ровно на столько, чтоб наскоро убрать единственную комнату и разложить вещи. Если бы не постоянные расспросы неугомонной девочки, он вполне мог бы лишиться сознания и степенно свалиться на ларь возле Владомира. Командир в себя приходить отказывался.

Тихий утробный вой среди ночи разбудил Каринку. Она едва успела заснуть и потому, наверное, единственная услышала его. Невурлоки давно уже наслаждались снами на своих лежанках, а молодой офицер продолжал прибывать без сознания. Девочка же долго ворочалась и не могла свыкнуться с тотальной несправедливостью мироздания и гроллинского сообщества. По её личным представлениям, воины обязаны были уступить единственное относительно пригодное и достаточно широкое место для сна благородной девушке, а не размещать на широком деревянном ларе Владомира. Командир был и так ранен, поэтому вполне мог помучиться и на полу, уступив место девочке прямо подходящей по росту для такого лежбища. Второе по значимости и, наверное, первое по теплу место для сна занял Кирх. Мужчина растянулся на огромной неведомой Каринке конструкции из глины и камня, в которой Лоран подогревал остатки пищи и которая сейчас была удивительно тепла и заманчива. Так же неплоха была широкая лавка у дверей, но на ней уже спал второй невурлок, сбив себе из хозяйской соломы подобие подушки. Девочке же досталась узенькая шаткая скамейка аккурат по центру комнаты в отдалении как от обеих дверей, так и от каменной конструкции. Во многом именно это стало причиной тому, что Каринаррия Корсач рано отправилась спать и очень долго симулировала в гордом отстранении от невурлоков, ещё о чём-то разговаривающих.

Однако были у девочки и другие поводы для волнения и бессонницы. Лишившись такого надёжного и несокрушимого, в глазах девочки защитника, как Люпин, Карина остро ощутила нехватку общения и чувства защищённости. Ей волей неволей приходилось полагаться на подозрительных невурлоков с их странной манерой общаться жестами, ужасными красными глазами на бледном лице и тяжёлыми изучающими взглядами. Она никак не могла отделаться от ощущения, что в любой момент голос может прокаркать очередную гадость и один из них тут же выщерится в оскале, выпустит когти и бросится пожирать безвольного Владомира. Юноша был ещё одним её опасением, ведь он мог, если верить легенде, в любой момент обернуться монстром после такого укуса, и уже спящих невурлоков пришлось бы жалеть. Одним словом, по подсчётам Каринки, она в любом случае лишалась последней защиты в этом ужасном лесу и вынуждена была бы в одиночку отправиться в Дуботолку к жениху...Последняя мысль оказалась самой тяжёлой и окончательно отогнала обрывки дрёмы. Перспектива снова оказаться запертой в замке, хоть и манила посулами нормальной кровати, всё же не прельщала её даже после всех неудач и злоключений.

Девочка решительно поднялась и, разувшись для уменьшения шума, начала расхаживать по комнате. Было очень темно, и она несколько раз звучно сшибала то ногой, то боком какую-нибудь часть инвентаря. Лоран и Кирх оставляли без внимания даже такой дребезг, чем окончательно уверили Карину в своей некомпетентности. Взбудораженная ещё и этим, девочка хотела выйти на улицу, чтоб подышать свежим воздухом, но дверь оказалась плотно закрыта и словно подпёрта с наружи чем-то тяжёлым. Тяжёлые и ужасные мысли (одна хуже другой) с удвоенной силой начали подкрадываться к несчастной жертве. Она, охваченная плохими предчувствиями, уже забыла и про свои прежние опасение, и про подозрительный вой за окном и про желание покинуть дом по веским причинам. Удушающая темнота окружала и воровато подкрадывалась к ногам, крадучись коварным хищником, грозилась поглотить целиком ту единственную живую точку в своём логове.

— Ай, — невольно вскрикнула девочка, когда что-то горячее коснулась её запястья во время захода на очередной круг по комнате.

Каринка настороженно вытянула вперёд руки и начала судорожно ощупывать странный источник тепла. Он был мягким, дрожащим и очень горячим. А ещё живым и стонущим. Девочка наклонилась к стонущему нечто и осторожно положила ладони на виски. По пальцам побежали волны боли и ужаса, томящиеся под кожей бредившего и сражавшегося сознания. Несущаяся по венам, бурлящая в теле, сочащаяся с потом влага говорила ей так много о состоянии беспутного юноши. Он не метался в бреду лишь потому, что метаться не было сил в утомлённом ранами и походом теле. Боль и страдания переполняли его, но юноша не кричал. Это настолько растрогало девочку, что она, едва справившись с навернувшимися на глаза слезами, бросилась к ещё тлевшим в лежанке Кирха углям и разожгла пучок веток, отложенных Лораном.

Всполох осторожного пламени вырвал у темноты кусок зыбкого тёплого пространства и разом преобразил комнату, сделав её густой и бархатистой. Словно глаза открылись. Вот её перевёрнутая лавка, вот шаткий стол у окна, вот сладко спит Лоран в своей неизменной детской манере, вот ларь, вот... Вознесённая доблестным порывом сочувствия чужому отчаянному героизму, Каринка чудом удержалась, чтоб не запустить своим импровизированным факелом в предположительный источник героизма. Владомир терпел мучения не из-за избытка самоотверженности, а потому что уставший и злой на весь свет Лоран завязал командиру рот шейным платком и прикрутил ноги к крышке ларя, чтобы юноша, придя в себя, не перебудил остальных.

Такого коварства со стороны объекта появившегося было сочувствия Каринка не ожидала. Однако Владомир, хоть и был лишён возможности умереть достойно, действительно страдал, и девочка без былого воодушевления сделала ему компресс из хозяйской тряпки. Она была дочерью своей матери, поэтому не допустила себе даже мысль, что можно лечь спать, когда рядом в бреду мечется живая душа. Первое время девочка сидела возле раненого, но скоро убедилась, что легче от этого юноше не станет, и перебралась за более удобный стол.

Потрескивающий источник света убаюкивал и наводил на приятные тягучие мысли, закручивающиеся вокруг событий прошедшего дня. Девочка несколько раз пыталась от них избавиться, но это не принесло результата и пришлось по новой вспоминать и разговор на поляне, и нападение монстра, и странные посвистывающие голоса из островного домика, принятые девочкой за перетолки речных потоков. Что-то было здесь не так и это не так не давало ей покоя. Она каждой клеточкой ощущала, что разгадка того, что голос смог добраться до Люпина скрывается в ночном инциденте. Каринке казалось, что ещё чуть-чуть, и она обо всём догадается, если только вода возле Владомира перестанет стонать. Только парню становилось всё хуже.

" Что? Что же мне делать? В чём моя вина? — яростно мучила собственную память девочка, уверенная в судьбоносности собственного решения. — Я должна что-то предпринять. Никто кроме меня не сможет помочь в этой проблеме. Я не должна поддаваться. Всё, всё ещё можно исправить. Знать бы ещё, что нам нужно исправлять..."

Большая ночная бабочка с толстыми мохнатыми усами, заметив источник света, потеряла от радости рассудок и бросилась в пламя. Каринка спешно выставила руку, спасая маленькую глупышку, и странное создание, врезавшись в ладонь, отлетело за ворот. Девочка, содрогнувшись всем телом от приступа гадливости, начала яростно вытряхивать нечаянного соседа. Она даже стянула с себя верхнюю рубашку и тщательно трясла над столом, но бабочка так и не появилась, зато на стол высыпались всё те же коварные руны.

Отбросив рубашку к скамейке, Каринка снова села за стол и начала кончиком пальца перетасовывать странные и, безусловно, затейливые значки, несущие в себе какую-то страшную тайну. После долгого перерыва в обучении девочке стоило больших усилий вспомнить свод из сорока таблиц древних рун, сокращённых ныне до двадцати одной и распределить среди этих таблиц своё сокровище. Очевидным становилось то, что платок-карта Владомира принадлежит ещё той эпохе. Значит и название "Исток Сумерек", коварно заведшее их в самые дебри, много старше той Империи, что сейчас разложилась в Долине.

"С чем же это мы столкнулись?" — девочка выложила опознанные палочки в своей последовательности, но слово совсем не сложилось. Она попыталась снова, но ничего похожего не получалось.

"Я же совсем забыла, что одну руну выбросила в костёр, когда на нас напали вурлоки! Что же это могла быть за руна? Наверное, это очень важно. Узнав её, я смогу понять, что-то очень важное".

Следующий час был занят не поиском пропавшей руны, а убаюкиванием пришедшего в себя Владомира. Юноше стало ещё хуже: жар поднялся и терзал его, судороги сжимали несчастную ногу, бред застилал глаза, лицо парня покрылось крупными пятнами, дыхание было хриплым и прерывистым, пот тёк ручьями. Девочка сама тряслась от страха и волнения, как в бреду и судорожно металась к бочке с водой, смачивая быстро пересыхающую повязку. Владомир стенал и пытался в моменты прояснения составлять завещание и каяться в грехах. Каринка уж не однократно пожалела, что вытащила кляп и переживала только, что стоны раненого могут разбудить невурлоков. Кирх и без этого сдавленно кашлял. И воздух вокруг него словно кипел.

Измученная и разгорячённая, Каринаррия Корсач вернулась за стол только когда жар слегка отступил и юноша облегчённо засопел на своём ларе. Девочка ещё долго не могла прийти в себя, но понимала, что днём в присутствии невурлоков загадка её рун, так и останется загадкой. Пришлось брать себя в руки, вспоминать тяжёлые занятия с матушкой и возвращаться к словесным шарадам. Каринка лихо отбросила на спину косу, закатала рукава и, подтащив к себе побольше веточек, бодро улыбнулась связке веников, напоминающей морду той самой злосчастной зелёной рожи:

— Я справлюсь!

К концу работы девочка уже не была столь уверенна в себе. Древние руны несли в себе множество значений и ещё больше сочетаний и лишь в полном наборе могли дать конечное слово. Как же костерила себя исследовательница за то, что не запомнила надпись в написании.

"Странно, очень странно. Я же точно помню рунопись и могу поручиться, что лучше всего эту фразу записать в восемь рун, а здесь только шесть. Вроде бы не хватает знака "стоячая мёртвая волна в середине зимы", но это не может быть всё. Фраза всё равно будет не полной. Нужна была бы ещё руна "свет, льющийся с небес и раскрывающий истину", только куда она могла подеваться? Неужели я могла потерять такую важную руну? Как же так? Если бы её не было, то, что это за надпись такая?"

Каринке пришлось признать, что её познания даже в такой незначительной для приключений области настолько ничтожны, что помочь она не может с этой глупостью. От горечи девочка зарыдала и начала спешно прятать во внутренний карман рубашки коварные руны. Слёзы градом текли по щекам, душили и заставляли судорожно подхватывать воздух не хуже раненого. Совсем притихший в своём укрытии Кирх снова воровато закашлялся. Этот голос сверху немного привёл девочку в себя, ведь она даже не замечала, что сжимает в ладони руну "запрещено это действие на плоть".

Вода снова подсказала юной Корсач, что к Владомиру вернулся жар и бред. Девочка терпеливо вернулась к раненому и осторожно поправила начавшую опухать ногу с ужасными следами зубов монстра. Самих следов она видеть не могла, поскольку они были прикрыты обрывками штанины, да и любоваться на, несомненно, ужасные следы на бедре юноши девочка не горела желанием. Ей вполне хватало вида измученного лица рыжего соседа, чтоб сердце сжималось от ужаса.

— Корсач, — прохрипел, приходя в себя, юноша, — я умираю?

— Перестань городить ерунду! — возмутилась уставшая девочка, она слышала от воды, что этот приступ слабее предыдущего и необоснованное нытьё капризного больного её, как сиделку, порядком обидело. — Ничего ты не умираешь! Это просто укус. Люпин бешенством не болел, и бояться тебе нечего.

— Нет, я умираю, — Владомир протянул к девочке руку и попытался коснуться её щеки.

Выглядел юноша так трагично и романтично, что по всем правилам литературного жанра просто обязан был быть великим героем, истекающим от ран после ужасной битвы, на коленях у своей возлюбленной. Каринка смерила его скептичным взглядом и пришла к поистине великому и эпохальному для себя выводу, что в книжках пишут иногда ужасные глупости.

— Закрой рот и перестань нести всякую чушь, или я тебе его снова завяжу, — сёрьёзно сдвинула брови девочка, поднимаясь со скамейки. — Я не позволю тебе умереть, ты это понимаешь? Я просто запрещаю тебе это делать. Вот подержи, пока я найду ещё щепок для света.

Девочка вложила в раскрытую ладонь юноши оставшуюся неспрятанной руну, чтоб хоть как-то занять больного, пока сама копалась в ворохе дров в поисках новых горючих веток. Их собралось достаточно, чтоб хватило до приближающегося рассвета. Карина воткнула первый пучок в щель между досок и поставила на колени хозяйскую миску с водой, чтоб не бегать каждый раз. Она старалась учитывать недочёты прошлого приступа.

О трудностях совместного проживания

В этот раз голос проникновенно молчал, вызывая дрожь во всём теле пугающей, непривычной тишиной и мрачными отголосками сбивчивого дыхания. Видения, лишённые комментариев, всплывали перед глазами сами собой, сплетались невообразимым узором, путались со сном и перетекали в откровенные кошмары. Каринка бежала в одной ночной рубашке по улице родного города, разрывая полог из сероватых ещё совсем ночных сумерек. Холодная земля противно лизала босые пятки, и каждый камушек норовил впиться в уставшие ноги, а ветер почти обжигал, словно был не пасмурный рассвет, а самый полдень. Злое сухое дыхание пустыни, гонимое из-за кромки скал, сбивало с ног, рвало волосы из причёски и бесшумно хохотало в тёмных переулках. Этот голос был единственным, кто ещё жил в Поставе. Дух людской даже призрачной дрожью не будоражил пространства. Стены стонали и мёртвым крошевом грозили рассыпаться по мостовой. Испуганная увиденным, девочка долго не могла прийти в себя, она бегала по таким незнакомым родным улицам, стучалась в дома, звала на помощь, сбивая в кровь кулачки о забаррикадированные изнутри ставни, но не получала и малейших признаков жизни. И напрасно испуганная девочка кричала, требуя объяснений у коварного мучителя, он жаждал, чтоб жертва разобралась в его угрозах самостоятельно. Кошмар никак не заканчивался. Уже знакомые площади и переулки сменились бедными кварталами, а дорогие, закрытые дома разбуренными хибарами, а дышать не становилось легче. Постав вымер, Постав погиб, Постав пал... Каринка попыталась отогнать от себя это навеянное паникой наваждение и из последних сил, не ощущая дороги, побежала к главным воротам в надежде вырваться из кошмара.

Тяжёлая разбитая в нескольких местах брама была попросту сбита с петель и отброшена, как игрушечная. За ней не было моста: край стены под отвесным углом уходил прямо в глубокий, наполненный чёрной маслянистой жидкостью ров. Второй склон его частоколом окружали двойные баррикады, из-за которых причудливыми куполами виделись лишь кучки гроллинских шлемов. Защитники Постава, словно защищаясь от собственного города, седые и разбитые страхом бессильно и молительно держали подрагивающие луки, страшась даже моргать.

— Люди! — закричала Карина, счастливая от появления кого-то из живых. — Что случилось? Где все?

— Вурлок!!!! — зарычал озлобленный и бешеный голос усатого командира. — На позиции!!

Укрепления ощетинились бешеным дикобразом. Девочка вскрикнула от ужаса и обернулась, пытаясь защититься руками от ужасного монстра пустыни, но город был по-прежнему мёртв и безлюден. Никто не подбирался к беззащитной из руин, не волочился в тени. По эту сторону рва вообще никого, кроме девочки и не было.

— Постойте... — попыталась было предупредить об ошибке перепуганная девочка, но вдруг рассмотрела собственные руки.

Длинные тонкие пальцы плотно смыкались рядом острых, как бритва, когтей и почти сливались уродливым окровавленным шипом. Раздутые вены высинили кожу. Выбитые из причёски пряди свисали на лицо и плечи седой паклей. Под прикрытым рубашкой раздувшимся животом перекатывались болезненные бугры.

— Как же так? — прошептала она одними губами.

Душераздирающим, прекрасным многоголосьем сорвались тетивы, звенящий рой взвился над головою. Карина прикрыла глаза. Главное достойно выдержать первое попадание. Всё первое самое болезненное, даже стрела...

— А-а-а-а, — не сдержалась девочка, когда на неё обрушился град.

— А-а-а-а!!! — заорал в унисон подозрительно знакомый голос.

Каринка рывком оторвала почему-то целое туловище, ударилась обо что-то мягкое и плюхнулась обратно.

— У, Корсач, — злобно зашипел командир, потирая ушибленный бок, и со стоном опустился на колени, — совсем сдурела, так орать? Перепугала до чёртиков, того и гляди заикаться начну.

Не до конца пришедшая в себя после кошмара девочка не стала размениваться на препирательства с юношей и блистать красноречием по столь незначительному для него поводу, как благодарность, просто сгребла в пригоршню валявшиеся под рукой горошины и мстительно высыпала ему за воротник.

После такого вопля и ругани, просыпаться расхотелось окончательно, но девочка слишком опасалась повторения видений, поэтому разлепила глаза. Комнату заливал ровный золотистый свет уставшего осеннего солнца, от чего она наполнялась живым и почти уютным духом простой деревенской романтики, восхваляемой в былинах. С потолка свисали вязанки разномастных веников и гирлянды из странных кривоватых корешков. Рядом с ними густыми клоками уместилась паутина со своими мохноногими обитателями и свёртками свежих жертв. Из углов выглядывали пучки назапашенной неизвестно как давно сухой травы. Щели в полу были небрежно заляпаны прессованной глиной, а на ставнях виднелись следы подступающей плесени. Холодноватый приторный запах воды разрывал эту идиллию лёгкими, почти неуловимыми нотками нереальности.

Каринаррия Корсач лежала на широкой лавке под тяжёлыми, грозящими в любой момент рухнуть полками. Место было удобным и почти уютным, но девочке никак не удавалось вспомнить, когда она успела согнать с него Лорана и улечься сама. Рядом на коленках ползал Владомир и со сдерживаемыми ругательствами собирал в горшок с глубокой трещинной рассыпавшийся горох. Его отвратительно здоровый и бодрый вид одновременно и порадовал девочку и привёл в лёгкое уныние.

Дверь с царапучим скрипом отварилась, и в комнату вошёл длинноволосый невурлок с кривобоким коромыслом и двумя вёдрами чистой, явно не речной воды. Мужчина легко перешагнул через сгорбленного юношу и направился к кадушке.

— Наконец-то пожрём нормально, — довольно и немного язвительно сказал командир, тяжело разгибая поясницу, — а то надоело в конец одно жаренное мясо. Хоть какое разнообразие в питании.

— Тебя никто не заставлял, — невурлок с совершенно несвойственным ему спокойствием и холодком в голосе отвечал, даже не оборачиваясь. — Ты всегда мог перейти на подножный корм и не объедать остальных. Добрый полдень, барышня. С твоей стороны не очень хорошо так долго спать.

— Доброе утро, — слегка растерялась девочка, она неуверенно поднялась и начала переплетать растрепавшуюся косу, на ладонях оказались ссадины и занозы.

"Наверное, я так руки счесала, пока Лорана с лавки стаскивала. Поэтому он сейчас злой. Это ведь не шутки с такой высоты упасть! Вот только почему я их сразу не перемотала, а легла спать с царапинами?"

Карина поправила одежду и собиралась пойти умыться.

— Я бы тебе не советовал, — улыбнулся мужчина, словно снова приветливо. — Опять водяной утащит, а нам придётся искать.

— Вы считаете, что впредь мне нужно мыться в компании одного из вас!?! — понять причину своего раздражения девочка не могла, как не могла и сдерживаться, когда почти всё приводило её в гнев. — В компании водяного мне будет спокойнее. В свою очередь, это я Вам не советую готовить эту кашу. В крупу для сохранности от грызунов и насекомых обычно добавляют порошок из ядовитого плюща и, не ссыпав при варке необходимое противоядие, Вы устроите мне массовые похороны. И попрошу вас, учесть, что погребального костра никто не дождётся, в лучшем случае оттащу к воде.

Не к месту вспомнилось, что отец после очередной тренировки также грозился молодым офицерам, стенавшим от усталости, а после гнал на пробежку по краю заставы. Острая тоска сжала сердце, стерев из памяти ответы обескураженных мужчин.

Злая на весь мир, саднящие руки, гроллинов, ночной кошмар и всё подряд, Каринка вытащила из своего мешка дополнительный комплект одежды и отправилась по мосту к плавучему домику, стараясь, впрочем, не слишком шуметь и выискивать в водной глади подозрительные рожи. Сумеречники, седьмым чувством уловив настроение потенциального обеда, показываться не спешили. Так что, выплеснув злость за неимением более подходящего объекта на гниловатое полено, воровато проплывавшее мимо, Карине пришлось одеваться и возвращаться в порядком опостылевшее общество.

Дом встретил её, если не радостно, то явно облегчённо и заинтересованно. Владомир отвлёкся от созерцания чудесно затянувшихся ран на ноге и поспешил отодвинуться подальше, словно видел страшную расправу над безвинным, но подозрительным бревном или слышал гневные вопли охраняемой, когда та после пятой попытки влезть на сходы плюхнулась в воду.

— Что-то случилось? — весь просто расплылся в учтивой и понимающей улыбке Лоран, бросая все свои горшки и каши. — Прошу, барышня, не стоит считать нас врагами. Это может быть опасным. Что с руками?

— Не представляю, о чём Вы, — Карина немного испугалась таким переменам и напору в поведении обаятельного невурлока и даже попыталась спрятать рассаженные ладони за спину.

— О? — мужчина, смеясь, перехватил её запястье и осторожно проверил целостность костей и связок. — Эти чудные лапки у нас после сражений со страшными хворями Поставского мальчика?

Каринаррия Корсач поджала губы и промолчала, хотя у неё появилось ненормальное желание огрызнуться или грызануть. Вместо этого она позволила усадить себя на лавку и замазать открытые участки кожи какой-то мазью из коробок Люпина. После укуса зелёной морды, эта маленькая операция показалась девочке не слишком неприятной, однако к продолжению разговора не расположила. Девочка залезла в дальний угол и, молча, наблюдала, как мужчины возятся со своими обязанностями. Вскоре проснулся Кирх. Он выглядел румяным и бодрым, что, если учитывать его природную бледность и неэмоциональность, очень настораживало. Беспокойства появились и у Лорана, только собрат от него отмахнулся и отправился повторять подвиг Карины с купанием. Повтор не увенчался успехом, поскольку через полчаса его обратно притащил Лоран, мокрого, горячего и бесчувственного. Девочка даже почти пожалела длинноволосого, на голову которого свалилась такая упрямая и болезненная обуза в виде обваренного невурлока. Мужчина какое-то время пробыл без сознания, но, придя в себя, попытался сразу же заверить всех в своей работоспособности с таким несвойственным ему пылом, что обложить его удалось только в четыре руки.

— Ты настолько не веришь в мои способности кулинара? — наигранно обиделся Лоран, делая умилительные глаза, когда гороховая каша с бульоном из корешков и остатков мяса были готовы и торжественно выставлены на стол.

— Нет, она сомневается, что ты правильно подобрал противоядие и хочет убедиться для начала, окочуримся ли мы, — самодовольно ответил за охраняемую командир и жадно придвинул к себе миску побольше, Владомир вообще казался абсолютно здоровым и полным жизни, будто ещё ночью не собирался умирать.

— Я не голодна, — девочка положила подбородок на сложенные на коленях руки и очень понадеялась, что живот предательски не начнёт урчать; немного помолчав и поняв, что долго не выдержит зрелища мужчин, с аппетитом уничтожающих ненавистный с младенчества горох, отвернулась и спросила будто бы у сумок: — Вас не затруднит в эту ночь предоставить мне более комфортные условия для сна? Моя вчерашняя постель не годится даже для сидения. Я ужасно не выспалась.

— Ага, не выспалась, — едва прожевав тут же перебил юноша, — дрыхла до полудня. Вот я уж точно ту ещё ночку провёл. Мало того что боли адские после этой твари по всему телу, так ещё дрянь всякая в голову лезла и всю ночь Корсач во снах являлась, как смерть.

Каринка с трудом взяла себя в руки, чтоб не запустить в неблагодарного сумкой, но вовремя вспомнила, что она благородная дама, а, следовательно, должна выбрать что-нибудь потяжелее и пообиднее. Невурлоки тоже уничижительно смерили взглядом нисколько не смутившегося командира, и промолчали. Лоран осторожно и слишком церемониально отложил свою ложку и повернулся к охраняемой:

— Нет, барышня, другого места вы не получите. Кирх сильно простужен и нуждается в прогревании, поэтому печь объявляется его вотчиной. Сундук закреплён за господином офицером, поскольку у него чрезмерно раздутое самомнение и возможна рецессия после странного выздоровления. А эта скамья единственная подходит под мой рост. Есть ещё возражения?

Каринка просто не сразу нашла к чему придраться, хоть вполне уверенно смогла вынести пристальный взгляд лукавых красных глаз:

— Вчера я обнаружила весьма удобное место в том углу между печью и стеной, где сейчас хранятся некоторые крупы. Оно закрывается подобием шторы и вполне подходит мне.

— Нет, не подходит, — мужчина откровенно издевался над девочкой, но из последних сил пытался делать серьёзное лицо. — Ты будешь спать на открытом месте, чтобы находиться в поле зрения любого из нас.

— Вы всё ещё считаете, что я могу сбежать? — едва подавила в себе порыв возмущении Карина, во многом из-за излишнего веселья в глазах собеседника.

— Мы уже обсуждали этот вопрос, — лицо невурока растянулось в приветливой улыбке, глаза же напротив, стали холодными. — Даже при большом желании тебе это не удастся. Мы не горим, не тонем, в большинстве случаев, и... Ты уже догадалась, что все вурлоки немного колдуны?

Владомир заметно содрогнулся, будто именно он, а вовсе не юная Корсач боялся вурлоков и пострадал от их колдовства. Кирх тоже напряжённо сощурился, и Каринке на мгновенье показалось, что тарелка перед ним угрожающе погнулась.

— Какое это имеет отношение к тому, что я не могу спать в приличествующих для девушки условиях? — от нервного напряжения девочка чуть не перешла на писк, но старалась сохранять как можно более серьёзное выражение лица.

Лоран было открыл рот, чтоб сказать что-нибудь ехидное и несомненно обидное, но Кирх его опередил. Мужчина расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке, почти незаметно смахнув с подбородка проступивший пот.

— Мы не желаем Вас оскорбить, госпожа Корсач, — говорить ему было нелегко. — Мы выполняем свой долг по Вашей защите. Один из нас сейчас находится в... сложном положении, по пока неизвестным причинам. Он выбрал Вас жертвой, а, следовательно, с заходом солнца попытается добиться своего. Места же на лавке и сундуке слишком опасны из-за своей близости к дверям, которые могут быть укреплены недостаточно. Что же касается печи... я с радостью уступил бы Вам место, но в кровле над ней большая прореха, которая от сильного удара легко разлетится. Для Вас это будет не достаточно безопасно, также как и место возле печи. Мне крайне...

Остаток фразы был скомкан от приступа страшного сухого кашля. Мужчина отвернулся к стене и постарался взять себя в руки.

— Экий ты у нас хиленький, — язвительно скривился командир и очень проникновенно похлопал едва не задыхающегося невурлока по спине.

— Потому что при мне ночи напролёт ведуньи не сидят! — злобно бросил в ответ Кирх, только что не оскалился, он легонько заехал юноше локтем, под рёбра, от чего тот сложился пополам, взял свою миску и направился ко второй двери. — Если понадоблюсь, Лоран, я буду трапезничать на пирсе.

И вышел, сразу стало тихо, неуютно и отчего-то более комфортно. Дверью невурлок, впрочем, не хлопал и не оборачивался в проёме, чтоб засвидетельствовать своё призрение оставшимся. Он вполне спокойно и ненавязчиво покинул спутников, но ощущение у всех осталось, как после добротного скандала. Лоран сначала тяжело вздохнул, потом как-то совсем недобро глянул на охраняемую и призадумался. Взгляд был настолько неоднозначен и одновременно тяжёл, что только неуместные комментарии командира и его непомерный аппетит не позволяли Карине залиться краской и в ужасе выбежать во двор. Но быстро лицо невурлока просветлело и приобрело ехидно-лукавое выражение, а через мгновение мужчина зашёлся таким звонким заразительным смехом, что даже Владомир не удержался. Каринка старалась терпеть, поскольку считала неприличным смеяться без повода.

— Прошу прощения, — девочка рискнула обратиться к невурлоку, резко сменившему настрой с сосредоточенного на приподнятый, только, когда он составил грязную посуду и отправил оскорблённого такой обязанностью юношу её чистить, — Кирх сказал, что Люпин избрал меня жертвой и может вернуться. Однако я не понимаю, зачем ему так рисковать, ежели в лесу достаточно дичи для пропитания.

— Понимаете ли, барышня, — Лоран фамильярно уселся рядом, — Вы для него важны не в качестве пищи. Это что-то вроде бонуса или очков в игре, только это не соревнование в человеческом понимании. Это слишком специфичное положение сил на уровне энергии. Кто добудет лучший трофей тот и улучшит свой статус.

— Я столь ценный трофей? — Карина искренне удивилась, поскольку ранее была уверенна, что такой чести удостаивались писанные красавицы или, на худой конец, дочери Императора. — Позвольте, мой род не настолько аристократичен...

— Ну-у-у, — мужчина неоднозначно улыбнулся, — здесь дело не совсем в кровях. Главное — добыча. Самая ценная — младенцы, далее идут непорочные девы, затем беременные женщины, просто женщины, простые крестьяне...

— А, мужественные рыцари или чаровники, уничтожающие монстров?

— Они где-то в са-а-амом конце, после крепких здоровых мужчин.

— Но это же не честно, — не сдержалась от возмущения Каринка, — они должны быть первыми, как самый жуткий враг и потому самый почётный трофей!

— Оборотни не люди, барышня, — мужчина задорно щёлкнул девочку по носу, от чего гневно серьёзное выражение лица исчезло. — Они твари, полные коварства, живущие своими законами и паразитирующие на нас. Они постараются не попадаться на глаза хорошим воинам, чтоб спасти свою шкуру, они нападут на слабейшего, чтоб получить наверняка. Для них ранее строили резервации, и это было самым разумным, ведь такие твари нужны меж людей, как вечный бизун невидимого погонщика. Некоторые из них стараются контролировать себя, только это бред, и монстр проявится рано или поздно и попытается отхватить жертву поприятнее.

— Это не правильно, — упрямо покачала головой девочка. — Не правильно, что они получают больше сил, прилагая меньше усилий. Добыча и вознаграждение должны соответствовать друг другу.

Лоран мягко улыбнулся, поднялся со скамейки и погладил охраняемую по голове:

— Когда ты будешь писать законы мирозданья, у тебя оборотни будут с магами сражаться. А до тех пор не вздумай чудить и пытаться среди ночи пробраться сквозь наши барьеры.

Ещё долго Каринаррия Корсач не могла прийти в себя от услышанного. Если ранее она и имела отдалённое представление об оборотнях из отцовских дневников и старинных книг, то теперь поняла, насколько оно отдалено на самом деле. Её охватили сомнение и угрызения совести. Первые порождались обилием совсем нелепых и несуразных догадок по соотнесению известного и нового об ужасных существах из Тёмного Бора. Вторые странным предположением, что добрый и простодушный Люпин, который, наверняка не относился к числу мизантропов-людоедов, озверел, почуяв не самые радужные дни в жизни любой девушки.

"Это опять всё из-за меня! Он сейчас, конечно, снова вернулся в свой образ и очень раскаивается. Люпин сейчас где-то страдает один, ищет нас. А эти гроллины совсем не хотят помочь сослуживцу. Откуда в них столько злобы? Он же ничего плохого не сделал! Даже Вдалька не пострадал сильно. Как можно срывать зло на том, кто и без того ущербен?! Это бесчеловечно. Он сейчас скитается где-то... Если он сейчас не ест, то наверняка голоден. А ведь он почти не ужинал тогда вечером и завтрак свой отложил из-за отсутствия аппетита. А после такого перехода, раненый, он же умирает от голода! Это ужасно, нужно, чтоб он поскорее нашёл нас, пока не умер совсем..."

Каринка подхватилась с места и, не раздумывая боле ни минуты, выбежала из дому. Для выполнения ответственной миссии маяка, она выбрала самый кончик языка-дорожки, что вела к дому-ящерице и присела на трухлявый пенёк, так чтоб одновременно быть хорошо видной и в доме и из поля. Она вовсе не опасалась оборотня, который вполне мог и не стать обратно человеком, а значит, всё ещё жаждать её крови. Значит поблизости бродил странный монстр, неведомый и, возможно, не уступающий охотнику. Это было, безусловно, опасно, и потому вдвойне самоотверженно, что не могло не радовать жаждущую подвигов душу юной Корсач. Поэтому место её героического ожидания и должно было быть хорошо видным из хижины, чтоб никто из гроллинов не вздумал идти её искать и тем самым не мог спугнуть, и ещё чего доброго ранить Люпина. Каринка была уверенна, что только такое ожидание, преодоление всех страхов и сомнений способно подвигнуть мужчину раскаяться и безбоязненно вернуться к сослуживцам.

— Во что бы то ни стало я дождусь его, — очень торжественно и героически дума Каринка, стоя на неласковом ветру в одной рубашке и чувствуя, как загадочные руны в кармане, если не греют, то придают уверенности.

Только постепенно первый порыв обоснованного высшими побуждениями мазохизма прошёл, и великие душеспасительные мысли и клятвы сменились более будничными раздумьями. Казалось бы, в уединении и отдалении от охотника ей стоило бы вдуматься в странный сон и все предыдущие угрозы ужасного голоса, соотнести их со случившимся и познать, как голос умудрялся совершать нападения на их отряд и насылать своих прислужников. Только сероватые облака вальяжно тянулись по небу, последние травы танцевали на ветру, а диковинные деревья сплетали из своих верхушек живое рябоватое покрывало леса, вторящее этому танцу. Даже не особенно музыкальная, по заверению всех наставников, натура девочки прониклась обшей мелодией засыпающей природы. Поэтому и думалось девочке больше о доме, старых гобеленах с высоким народом, уже наверняка проданных матушкой, клумбе возле беседки, новых бусах горничной и отчего-то сдобных пирогах с мёдом и айвовым вареньем, что изредка готовились во время больших религиозных праздников прямо на площади и так замечательно пахли.

Время шло или точнее несказанно медленно перетаскивало ноги из прошлого мгновения в будущее, и Карине наскучили даже приятные сердцу воспоминания. Тогда девочка начала лепить из облаков плюшевые игрушки, помогая себе то воображением, то водяными парами. Небо постепенно заволакивало плывущими с востока щенками, человечками, птичками и котятами с запахом пепла.

— И чем это мы занимаемся? — приятный голос Лорана заставил девочку встрепенуться и будущий портрет стражника поплыл в мир с одним ухом.

Девочка даже не заметила, что уже давно лежит под пнём и, закинув руки за голову, носком сапога вычерчивает абрисы небесных каракуль. Мужчине же удалось так мягко подкрасться к охраняемой, что Каринке сперва показалось, будто с ней заговорил сам пень.

— Ой, — девочка невольно подскочила. — А я тут Люпина жду.

— Совсем рехнулась?! — ответ охраняемой настолько превзошёл все ожидания мужчины, что он невольно перешёл к манере поведения молодого офицера.

— Нет, — вытянувшееся лицо невурлока не смутило её. — Он ведь обязательно должен вернуться, если чует меня. Так он сможет найти дорогу к нам. Я подожду, когда он придёт.

Лорану не сразу удалось справиться с удивлением и раздражением, только мужчина вернул себе привычное доброжелательное выражение и даже усмехнулся:

— Никак не могу понять женскую логику. Если тебя хотят съесть, то лучше стоять и ждать своего убийцу на видном месте...

— Здесь нет ничего странного, Лоран. Люпину необходим ориентир, чтоб найти нас и вернуться.

— А вернувшись, съёсть тебя? — невурлок поднялся и протянул девочке руку. — Барышня, это не человек, это оборотень. Он не будет умиляться тому, как благородно с твоей стороны было облегчить ему охоту. Он просто убьет тебя. Пойдёмте.

— Нет, — девочка была непреклонна в своём решении, во многом из-за желания доказать мужчине, что не поддаётся его обаянию и уловкам. — Во-первых, ещё солнце не зашло. Если верить Вашим заверениям, охотиться Люпин пойдёт после заката и сейчас безопасно. Во-вторых, мне не нравиться такое предвзятое отношение к человеку страдающему сложным расстройством души и тела. И, в-третьих, я уверенна, что каждое существо, кем бы оно ни было, в равной мере имеет право на ошибку, раскаянье и прощение. Любой имеет возможность надеяться, жить и любить. Любой может быть прощён за своё преступление...

— И даже вурлок? — глаза Лорана подозрительно блеснули красным огнём.

Каринаррия Корсач замялась, не зная, что ответить. Она ранее не думала, о том, что вурлоки имеют отношение к живым существам и потому даже не подозревала, что они могут испытывать человеческие чувства и раскаиваться в чём-либо. Лоран, видя её смятение, ушёл в хижину. Он ещё дважды возвращался уговаривать девочку не делать глупостей, но Карина была непреклонна. Поэтому в третий раз охраняемую без лишних слов просто сгребли в охапку и поволокли в укрытие на плече.

За день дом разительно преобразился стараниями гроллинов. Повсюду валялись тряпки и мокрая после стирки одежда. Местами виднелись подозрительные пятка масла и свежие зазубрины. На приступках печи, где лежал дремлющий Кирх, простирался целый бастион из различных баночек и горшочков. Самым приятным преображением был злющий Владомир в углу, чистивший фамильным кинжалом вялую картошку из каких-то невообразимых запасов рачительных рыбаков. А посреди комнаты из травы и дорожных покрывал был сооружён аккуратный, хоть и своеобразный лежак.

— Иногда слова умеют воплощаться в реальность, — торжественно сказал Лоран, ссаживая ношу на травяную пастель. — Один добрый волшебник внемлил утренней истерике.

— А этот волшебник не подумал о моей безопасности? — мстительно заметила девочка, отряхиваясь после такой хамской доставки. — Вдруг Люпин наберётся терпения и сделает подкоп? Не будет ли удобнее поместить меня в гамаке?

Больше девочка не проронила ни слова. Она не столько обижалась на гроллинов, сколько просто не хотела разговаривать, общая атмосфера рыбацкого дома угнетала её. Словно что-то нехорошее происходило, пока они отсиживались здесь, время попусту терялось, и выбор утекал сквозь пальцы. Ощущение того, что они слепо бредут в западню не покидало юную Корсач и портило настроение на корню.

Впрочем, хмурость девушки не передалась окружающим. Подгорелая каша с подозрительными комочками и лёгким ароматом несъедобности была воспринята собранием на ура, после длительного и красноречивого описания всех её достоинств. Владомир на уверения потратил с полчаса и устроил из этого настоящее представление, после которого не отведать это чудеснейшее творенье кулинарного гения юноши было просто предосудительно. После шикарной трапезы последовало продолжение, когда недавний кулинар с тем же жаром начал расхваливать чудодейственные свойства горчичных примочек и постановок банок при простуде. Невурлоки восприняли восхваления по-разному: Кирх скептично скривился, Лоран же восторженно потирал руки. Остаток вечера был скрашен азартной погоней гроллинов по дому за больным, но от того не менее проворным Кирхом в бесславных попытках измазать того горчичным крошевом или нацепить подозрительную стеклянную штуку, опознанную Лораном, как "может и банка, я их раньше не видел". Во время беготни разбили две миски, перевернули злосчастный горшок с горохом, порвали ворот рубашки, сломали ручку двери, набили пациенту синяк и едва не затоптали охраняемую.

В итоге "банка" оказалась в чёрной пугающей дыре под печкой, а горчица на головах троих драчунов. Неподдающегося лечению больного уложили обратно на печь после очередного приступа кашля и инцидент замяли. Командир в ускоренном темпе завалился спать, чтобы не быть привлечённым к уборке. Поэтому спешное заметание следов погрома проводилось силами Лорана и Каринки. Девочка перетряхнула сбитый лежак и поспешила лечь, хотя сон, словно сам испугавшись вчерашней ночи, приходить отказался.

"Ну что это такое! Когда мне хотелось отдохнуть спокойно, то глаз нельзя было сомкнуть, чтоб этот ворчун не навязывался. А теперь, когда у меня столько вопросов, его просто нет! Это даже не честно. Когда ему скучно мы общаемся, а когда мне.... Может, действие яда начало прекращаться и я скоро совсем перестану слышать его? Но тогда к кому же будет он приходить? Вдруг этот кто-то не сможет сопротивляться и впустит его..."

В долгих спорах с представляемым голосом, бессонницей и дурными предчувствиями Каринка дошла до того, что успела придумать настоящую жуткую ссору между бредившим Владомиром и обладателем голоса, после чего последний обиделся и решил не связываться с их компанией. Сора была расписана по репликам и привела девочку сначала в праведный трепет, а после довела до еле сдавливаемого смеха. Юная Корсач даже начала невольно уважать соседа и жалеть голос, потому что таких выражений и сравнений не слышала даже от старичка дворового, который казался ей самым колоритным представителем народа.

На этой весёлой ноте ей бы и заснуть, только всё нутро отказывалось засыпать. Неожиданно что-то заставило её дышать ровно и поглубже закопаться в покрывало. Это были шаги лёгкие и вкрадчивые, почти невесомые. Они проскользили до бадейки с водой и направились к печи, но не воровато или опасливо, просто неслышно.

— Вот, — послышался едва различимый голос Лорана, — ты уверен? Не нужно так надрываться. Ты уже не можешь справиться с какой-то простудой.

— Брось, ерунда, — слабенько прохрипел Кирх. — Этот барьер почти без подпитки держится. Просто в Долине всё проворачивать становится тяжелее. Но ведь всё ещё можно изменить...

— Например, дыру в лёгких? Б'ехрут, ты сейчас слишком важен для нас, поэтому перестань заморачиваться с этим оборотнем.

— Не беспокойся, я выкарабкаюсь ещё дня два... Быстрей бы разобраться с заданием.

— Ты не оставил своих бредовых идей, — длинноволосый невурлок отжимал влажные тряпки, которыми укрыли мужчину. — Думаешь вернуться? Тадо не оставили от столицы камня на камне, там нет никого. Нет наших. Понимаешь? Некого набирать в отряды. Это глупо.

— Это необходимо, Лоран. Я должен собрать всех, кто остался. Ты не представляешь, каково им там.

— Ты прав, — в голосе мужчины сквозила неподдельная горечь и боль, — я не представляю, зато могу точно сказать, что будет, если про это прознает Император... Ивижец будет волосы рвать, но помешает тебе.

— Да пусть хоть на ногах выщипывает, когда на голове закончатся, — Кирх не проявлял раздражения или злобы, он насмехался и насмехался над самим Императором, что привело Каринку в трепет. — Он мне не указ. Если я сказал, так и будет. Пойми, либо сейчас, либо никогда. Пока люди воюют в пограничье у меня ещё есть шанс, после от нас не оставят и мокрого места. Немного осталось. Уже ведуны появляются и ведуны похлеще наших. Тебе же не надо напоминать, чем это закончится? Нам не на кого надеяться. Я могу ещё всё изменить, добраться до Тварителя и уничтожить всё разом.

— Тише, тише не перевозбуждайся. Ты и так весь горишь. Тебя со стороны послушать просто коварнейшая личность. Допустим, ты соберёшь наших, прежде чем отправишься под нож (в чём я сильно сомневаюсь), допустим, прорвёте отцепления и что? Двинешь войска далее? Развяжешь войну? Может, Императора свергнешь?

— Посмотрим по обстоятельствам, — сухо пояснил Кирх, и этому низкому вкрадчивому голосу сразу захотелось поверить. — Я ещё не решил, но подгорные люди и высокий народ выступят на нашей стороне в любой ситуации. Мне пока корона ни к чему.

— Ой, надо же, — Лоран, посмеиваясь, плеснул из кружки водой в собрата. — Ты сначала с соплями справься, Гхурто Рокирх, а потом Империю на колени ставь.

На этом голоса окончательно заглохли, потому что Кирх, очевидно, слабо пихнул длинноволосого, а тот от всех щедрот души приложил ему коварный компресс с остатками горчицы. Местная медицина никогда не была так близка к спасению судьбы Империи, но невурлок упрямо избавился от чудо-средства. Лоран же, ещё что-то сказав на не слишком понятном наречии, отправился на свою лавку, бормоча что-то вроде: "Как я ещё его терплю?".

Услышанное настолько поразило и испугало юную Корсач, что едва не вызвало безумное желание тут же сбежать через окно и поскорее всех предупредить о готовящемся заговоре. Девочка боялась лишний раз шевельнуться и лишь дышала по всем правилам шпионов из отцовских записок. Только рука быстро занемела, и пришлось постепенно приходить в себя. Каринка начала спешно обдумывать различные варианты спасения мира, только в голову ничего лучше, чем подсыпание в миску слабительного не приходило, несмотря на обилие идей почерпнутых из опыта общения со скрипучим голосом. Полностью углублённая в это занимательное действо, девочка не заметила, как заснула.

Вопреки всем ожиданиям и привычкам кошмар не пришёл. Каринаррия даже слегка обиделась, поскольку решила, что если снова окажется в Поставе, то пойдёт в сторону пустыни и разведает лагеря отвратительных вурлоков. Она даже чётко намерилась записать всё, что там увидит, чтобы в письме отослать командиру заставы и тем самым помочь защитникам города. Её героическим планам не суждено было осуществиться, чему, впрочем, девочка оказалась чрезвычайно рада...

Просторные, залитые солнечным светом коридоры доносили людское многоголосье. Дорогой начищенный до зеркального блеска пол отражал миллионы изящных плетений потолков во всей их глубине и роскоши. Тяжёлые хрустальные люстры, словно сотканные из водопадных брызг, завязших в виноградной лозе, чинно свешивались с высоких сводов. Стены были украшены монументальными полотнами древних живописцев, златоткаными коврами и изящной чужеземной лепниной. Сложная система из зеркал и отполированных блюд делало комнату светлой и воздушной. На изящной кушетке лежала переложенная павлиньим пером книга. Внизу, забавно вытянув задние лапы и задрав длинноносую мордочку, спала огромная бурая собака размером с комод. Каринка восторженно обежала комнату и постаралась незаметнее выскользнуть в коридор, чтоб никто не прогнал незваную гостью из столь роскошных апартаментов.

Коридор был отдельным произведением искусства, у девочки просто перехватывало дух от восторга. Если судить по обилию гербовых щитов и родовым знакам, то сон забросил юную Корсач прямо в Императорский дворец. От одной этой мысли у девочки подогнулись ноги. Пробегавшая мимо служанка с охапкой роз кротко поклонилась и опрометью бросилась дальше. Каринка незаметно последовала за ней, хоть угнаться за расторопной прислугой было не просто. Огромные двери вели явно в бальный зал, просто ни один другой зал не мог быть столь великолепным. Девочка подсмотрела в щёлку и ужаснулась: у Императора был настоящий великосветский приём. Танцующие пары, дорогие наряды, оркестр и прислуга, вина и закуски. Отовсюду слышался шум разговоров, хохот и прибаутки. Сразу расхотелось туда входить. Но какая-то неведомая сила, именуемая в народе лакеем, распахнула перед Кариной двери и прокричала что-то пронзительное, но не очень понятное. Публика встретила растерянную девочку тихим восторгом, ослепительными улыбками и комплиментами. Через минуту всё вновь вернулось на свои места. Девочка с ужасом представила, что ей придётся как-то выбираться из этой толпы если не обратно в коридор, то хотя бы к окошку. Однако проталкиваться не приходилось. Она без лишних усилий выбралась в относительно спокойное место и облегчённо села в прекрасное кресло. Из другой двери вышел высокий мужчина в роскошных, но не слишком вычурных одеждах, напоминающих военный мундир и алой мантии. Он был сед и на голове его был Императорский венец. Растерянная и перепуганная такой честью девочка сделала, поднявшись, короткий реверанс и с трудом подавила желание спрятаться за спинкой собственного кресла. Ведь далеко не каждый удостаивается такой великой чести видеть во сне самого Императора. Мужчина чинно поприветствовал собравшихся, прошёл через толпу и сел на соседнее кресло. Только сейчас до девочки дошло, что её кресло не было занято ушлыми придворными дамами только потому, что было вторым троном. По мыслям самой Каринки этот сон тоже должен был вот-вот закончиться казнью. Только Император повернулся к ней, и девочка впервые рассмотрела его лицо. На троне сидел Кирх! Всё такой же молодой и серьёзный, только волосы, перетянутые чёрной тесьмой на манер косы, были значительно длиннее. Он улыбнулся соседке. От удивления девочка проснулась.

— Добрый рассвет! — в полголоса поприветствовал охраняемую Лоран. — В этот раз ты, наверняка, прекрасно выспалась. Такое блаженное личико у девушки не бывает при ночных кошмарах.

Каринка рассеянно протёрла кулачками глаза, зевнула и попыталась получше рассмотреть собеседника. Невурлок был как всегда точен. Сейчас было ещё не утро, а именно самый рассвет с тоненькими розовыми прожилочками на ещё присыпанном звёздами небосклоне. Сонная тишина обнимала своими бархатными крыльями рыбацкий дом и манила вернуться обратно в царство сна лихими переливами речной глади. Свет почти не проникал через раскрытое окно, и Лорану приходилось зашнуровывать высокие голенища сапог по памяти. Хотя в первых проблесках зари казалось, что его белые волосы почти что светятся в темноте, разлетевшись по плечам. Мужчина приветливо улыбался, как будто вчерашнего ужасного ночного разговора и не было.

— Доброе утро, Лоран. Что-то произошло, если Вы так рано проснулись?

— Нет, барышня, — невурлок поднялся и, словно большой кот, потянулся всем телом. — Нужно одно предположеньице проверить. Видите ли, мне этой ночью не спалось, и я заметил (Каринке стоило огромной выдержи, чтоб не вздрогнуть в этом месте и не выдать себя), что наш доблестный офицер проявляет признаки лунатизма. Он громко и весьма непочтительно разговаривал во сне с кем-то, а после его молниеносного и очень странного выздоровления это более чем подозрительно. Думаю, мне стоит с ним потолковать с глазу на глаз и провести несколько экспериментов на предмет заражения.

— Поговорите с ним, пожалуйста! — подхватилась девочка и пламенно подскочила к мужчине, не думая о правилах хорошего тона, лишь желая сильнее убедить его в чрезвычайной необходимости такого разговора. — Заставьте Владьку перестать разговаривать! Или хотя бы убедите не соглашаться, не соглашаться ни с чем, ни с одним предложением! Пусть только он не идёт на уступки, пусть постарается избавиться!

— Ты что-то знаешь об этом? — Лоран ловко воспользовался Каринкиным отчаянным порывом и перехватил девочку за талию.

— Что Вы, — юная Корсач посторалась вывернуться из рук невурлока и на всякий случай отвести глаза, словно мужчина мог прочитать её мысли и узнать о коварном преследователе, — просто не очень хорошо разговаривать во сне. Тем более если это происходит вслух, он может привлечь внимание...

Её неуверенный лепет оправданья был пропущен мимо ушей, однако и выбивать правду более радикальными способами мужчина не стал. Хотя Карина могла поручиться, что невурлок не забыл её оговорки и уже не отстанет от неё с коварными расспросами до конца их маленького путешествия. Лоран наскоро стянул волосы, перехватил из горшка две ложки холодной вчерашней каши и перебросил на плечо верёвку.

— Так, барышня, давай как в сказке: большой старший брат уходит на охоту, а младшая сестра остаётся дома и следит за хозяйством? — старший брат в его лице действительно был больше сестры на добрые две головы. — С тебя обед, если тебе наши кулинарные ухищрения не по вкусу. Следи за Кирхом, не давай ему особо буйствовать, пусть лежит у себя и не рыпается. Если будет возмущаться, скажи, что когда я вернусь, ему будет хуже. Дверь незнакомым не открывай, знакомым тоже. В особенности знакомым! Ты меня поняла?

Девочка растерянно кивнула в ответ, не сразу придя в себя от такого тона. Лоран же оказался вполне доволен реакцией подопечной. Он погладил "сестрёнку" по голове взвалил на плечо так и не проснувшегося Владомира и ушёл в сторону леса.

Нехорошее предчувствие, что командира сейчас скормят оборотню, вывело Карину из временного замешательства и вернуло в суровый быт. И если первая мысль, порождённая ночными страхами и домыслами, была о том, как сбежать и помешать суровому гроллину захватить Империю, то вторая, быстро пришедшая ей на замену, заставила девочку впасть в уже настоящую панику. Её, благородную девушку самого что ни на есть аристократичного происхождения, оставили на хозяйстве! Это было сродни концу света. Ведь, по всем требованиям к приличной прислуге, ей было необходимо прибрать дом, перестирать вещи, приготовить обед и ужин, и по возможности как-то облагородить эту хибару. Хотя облагораживание для столь своеобразного места могло заключаться уже в починке ставень. Подумав о всех этих неподъёмных заботах, девочка бессильно села на пол и схватилась за голову. Если бы её матушка, столь рьяно оберегавшая единственную дочь от любого соприкосновения с задачами черни, узнала, что какой-то солдафон заставляет аристократку заниматься уборкой, Каринка точно стала бы круглой сиротой, а Лоран погиб смертью безвременной от ужаса при виде истерики госпожи Лактассы.

Теперь же истерика подбиралась к самой Карине. Девочка заставила себя подняться с пола и начала расхаживать из угла в угол, на отцовский манер сложив за спиной ладони домиком, от чего казалось, что кто-то ей вывернул локти в другую сторону. Хождение сопровождалось бурной работой мысли. С огромными усилиями из кладезя собственных воспоминаний ей удалось извлечь огромный учебник по домоводству, содержащий уйму всяческих полезных советов. Вот только советы эти, несмотря на всю свою разносторонность и глубину, адресовались хозяйке дома, а не прислуге. И если девочка могла легко сказать, что должно входить в состав для мытья лакированного пола, но даже представить себе боялась, как брать в руки швабру или тряпку. Такое же плачевное положение обнаружилось в области стирки и кулинарии. Каринка сдавленно пискнула, закрыла лицо руками и выбежала на мостик. Осознание собственной никчемности и неприспособленности к жизни настигло её уже у самого пирса, и долго сдерживаемые слёзы снова потекли из глаз.

" Это, это просто ужасно! Я ни на что не способна, только доставлять неприятности! На меня так надеются, а я... Ладно, одежду вчера выстирали, хотя и плохо, пятна только слегка посветлели, а въелись сильнее. Я могла бы обойтись и без стирки. И пол вроде подметали, только это ведь совсем не дело: вроде подметённый пол, по которому без сапог пройти боязно, вроде чистая одежда, которую одеть гадко. Здесь же нужна капитальная уборка! При таком обилии пыли невозможно заниматься готовкой, лечиться и просто спать. Как я могу претендовать на роль хозяйки, когда эта хибара и на жилище не похожа. Нужно было бы проверить чердак, очистить от сажи печь, пробить дымоход, чтобы не воняло гарью. О чём же я опять?! Какие глупые и несуразные домыслы! Что я могу? Только перечислять да бесконечности, что и куда нужно, что и как сделать... Это бессмысленно это просто бессмысленно, я никогда не смогу всего этого сделать и тем более к приходу гроллинов. Я только и могу, что жаловаться да разглагольствовать, а настоящей пользы от меня никакой..."

— Ах, не утешайте меня, — дружески обратилась девочка к ласковым потокам воды, игриво мечущимся между её пальцев, легла на живот и, закрыв глаза, чтоб сдерживать горькие слёзы растерянности, опустила обе руки в воду. — Если бы я сейчас была в настоящей сказке, то ко мне просто должна была прийти добрая фея и попросить лесных жителей помочь по хозяйству. Или ещё лучше, чтоб я сама могла хлопнуть в ладоши, а дом очистился и освежился сам собой. А ещё можно призвать силу хозяина вод, вздыбить бурлящие потоки смешать их с пеной и травами и обрушить нещадной волной, всеочишающей и всепроникающей на этот бастион нечистот, выскрести силою брызг всю труху и грязь, выбить пыль и ...

Душераздирающий вопль вырвал юную Корчач из радужных мечтаний. Девочка выдернула руки из воды и бросилась к странно подрагивающему дому. Не успела Каринка коснуться ручки двери, как мощный удар в грудь отбросил девочку на илистую отмель. Наружу хлынул поток грязной воды. После, держась за косяк и судорожно хватая воздух, из дверного проёма вывалился мокрый до нитки Кирх. Мужчина рухнул на колени и попытался прокашляться. Вальяжной вереницей медленно и горделиво дрейфовали по водной глади старые черепки, тряпки и прочая домашняя утварь.

— Что это было? — Кирх безумным от такого потрясения взглядом прошёлся по удручающему пейзажу и ошалело уставился на вжавшуюся в землю девочку.

Каринаррия Корсач, памятуя о возложенной на неё миссии хранительницы уже остатков домашнего очага и личности собеседника, не нашла ничего лучше, как просто пожать плечами и уповать, что в доме хоть что-то уцелело.

Невурлок помог девочке взобраться на мост, и тут ей открылась вся картина разрушений. Сверкающая дырами и трещинами, оттёртая до местами не совсем здорового блеска хибара выглядела порядком устрашающе. Печь щетинилась кирпичной кладкой сквозь белоснежные пласты побелки, её девственно чистое нутро удивлённо поглядывало на выживших. Сияющий, резной ларь с зелёной и золотистой росписью заметно перекосился и испуганно вжался в стену, словно был загнанным зверем. Сворой же собак вокруг него лежали белоснежные гроллинские рубашки и поражающие чистотой штаны. Редкими островками на щербатом, но выдраенном до последней щепки полу ютились выпотрошенные сумки и их содержимое. Одиноко и жалко трепыхалась рваная занавеска, что творилось за ней с запасами круп и овощей, видеть девочке не хотелось. Ставни на удивление оказались почти целыми. На них кто-то заботливо вырисовал большеглазых петухов, а на покосившейся полке шёл странный орнамент. Содержимое полки теперь плавало в бадье вместе с сапогом Кирха и злосчастной "лечебной банкой". Столь радикальная уборка помещения немного шокировала.

Несмотря на наличие определённых благородных порывов к уборке, Кирх помочь с восстановлением дома никак не мог. На него были сгружены заботы по разжиганию печи и сохранению собственного пошатнувшегося здоровья в условиях приближенных к боевым. Ведь Каринке приходилось постоянно поддерживать сквозняк, бегая с моста в дом с редкими, выловленными после долгих мучений вещами и таская в плавучий домик разом почистевшую одежду на просушку. Многое оказалось бесславно утерянным в пучинах запруды, многое там же утоплено во избежание большего позора. А в общем реставрация домика отняла большую часть утра и окончательно добила и без того слабого мужчину. Когда дом приобрёл подобие уюта, огонь приятно потрескивал, за домом была разведана поленница, а Кирх, натаскав дров и сменив мокрую одежду на относительно сухое покрывало из ларя, снова заснул, Каринка облегчённо перевела дух и восславила всех заступников, что странное происшествие не оставило их без крова.

Лишившись двух проблем одним махом или точнее плюхом, девочка не нашла причин отлынивать от приготовления пищи, хотя её познания в этой области могли быть лучшей причиной для отказа. После потопа за печью образовалась несусветная свалка из мешков, горшков и банок, гору венчали две толстые, не подающие признаков жизни рыбины. Каринка, тяжело вздохнув, посмотрела в грустные глаза жертвы и пошла будить несчастного гроллина. Вскоре признанная Кирхом относительно свежей рыба была обезглавлена и выпотрошена. Карина поджала губу и едва не расплакалась от этого зрелища. Второй раз, почти прикорнувшего невурлока пришлось разбудить для добычи воды, поскольку пить, то, что оказалось после потопа в бадье, было весьма сомнительным удовольствием. Третьего раза Карина просто не могла допустить, потому что чувствовала ответственность и за его синеватый оттенок кожи, и за вконец покрасневшие глаза.

Стол был уставлен по всем правилам из книги домоводства. В нужных местах стояла смесь из круп, не поддающаяся разделению, банка с сырыми травами, широкая миска с водой и усекновенной рыбой, необходимая утварь и даже подобие полотенца. Только, как действовать дальше для достижения требуемой парной рыбы и бульона с травами, что обещала составительница книги рецептов, девочка представляла с трудом. Каринка, закатала рукава, зажмурилась от страха и осторожно опустила ручки в миску.

"За что мне всё это? Я сейчас бы согласилась даже на гороховую кашу...Где же сейчас Лоран?"

— Да никакой ты ни ведун! — раздался прямо в голове слегка раздражённый и непривычно резкий голос длинноволосого невурлока.

— Я-не ведун!?! — рявкнул угрожающе Владомир. — Да я ведун ещё получше Корсач! Да у меня способности на порядок выше! Да я сейчас...

— Ну что ты пыжишься? — ядовито растягивал слова, словно шипел, Лоран. — Чего напрягаешься. Я же вижу, что ты не можешь.

— Могу, — упрямо сипел юноша, словно на него навалили троих гроллинских лошадей, — сейчас...

— Просто признай...

— Нет!!! Я — ведун, я слышу глас!!! — надрывно, на грани отчаянья кричал командар.

— Голоса и блаженные слышат, мальчик! Это чушь! Это нам не нужно! Таких по семь на сотню! Вы только гадить можете! Вам только пасть на замке держать нужно, большего и не возьмёшь. Через таких до людей добираются, через таких тупых и тщеславных... Ведуны видят! Что ты можешь?

Неожиданно что-то мягко отстранило её в сторону, голоса пропали и Каринка словно пришла в себя после забытья.

— Кирх, — испуганно пискнула девочка, прижимая к груди мокрые ладошки, — а-а-а Вы не спите? В-вам нужно отдохнуть. Я и сама справлюсь. Вам не стоит беспокоиться...

— Просто отойдите, — сдержанно и от того не менее сурово и вкрадчиво объяснил невурлок, занимая место возле стола и принимаясь чистить рыбу.

— Но, Вы же себя плохо чувствуете, — залепетала Карина, понимая насколько опостылила лихорадящему мужчине.

— Глупости, — Кирх постарался отвернуться от охраняемой, и по возможности забыть о её существовании, хотя бы на время готовки.

— У Вас жар! Вы не понимаете всю важность лечения! Я обещала, что буду за Вами присматривать и...

Мужчина тяжело выдохнул, справляясь с приступом праведного, но совершенно неоправданного гнева, упёрся руками в столешницу и по словам проговорил:

— Просто отойди, сядь где-нибудь и не мешай.

Девочка истерично икнула и послушно отползла в угол, не решаясь уже пояснять невурлоку в таком состоянии, что рыбу так готовить просто кощунственно, а эти травы совсем не подходят для натирания. Она вообще стеснялась подавать признаки жизни, пока Кирх, борясь с едой и слабостью, хмурой тенью шатался от стола к печи.

"Интересно, какова на вкус еда, приготовленная врагом Императора? Если он хочет свергнуть Империю, значит должен быть ну очень талантливым. Распространяется ли только понятие таланта на такие вещи, как готовка, стирка и скоростное чтение. О чём я только думаю? Он же того и гляди сознание потеряет, как тогда его можно заволочь на печку? Или лучше оставить здесь? Ведь пол чистый, только пододвинуть от двери подальше, чтоб не просквозило..."

На этом Каринаррия Корсач и порешила, отдавая невурлоку на растерзание кухню и, на всякий случай, отворачиваясь к стене, чтоб сильно не расстраиваться.

Экспериментирующие вернулись только к вечеру, уставшие, но довольные. Правду, преображение домика разительно подкосило их приподнятый настрой, но, убедившись, что всё особо ценное присутствует, гроллины, боязливо поглядывая на девочку и Кирха, начали снимать верхнюю одежду. Лоран дотошно инспектировал каждый уголок и заметно нервничал. Владомир же, несмотря на общее раздражение по поводу результатов, пребывал в благостном расположении духа, приписывая своим неожиданно появившимся способностям чудесное выздоровление, и даже порадовался таким изменениям в быту. Радовался он, как полагала девочка, ровно до ночи, поскольку, выдержит ли его теперь ларь, оставалось под вопросом. Отсутствие приличного завтрака и обеда послужило весомым основанием для здорового аппетита у мужчин, хотя с каждой новой ложкой рыбно-крупяной смеси нездорового оттенка лица их становились скучнее.

— Корсач, — Владомир обернулся к девочке, сидевшей отдельно и старавшейся достойно проглатывать совершенно несъедобное варево, — ты абсолютно ценный и уникальный объект военных действий. Ты, я бы даже сказал, уникальное оружие, только помогать Империи можешь, будучи заброшенной в тыл врага. Те, кто выживут после твоей уборки, от готовки потеряют боеспособность окончательно.

Каринка едва не подавилась ужином и от неожиданности залилась густой краской, лишний раз подтверждая домыслы молодого офицера. Мужчины слаженно засмеялись, особенно от того, что лицо Кирха могло служить лучшим доказательством эффективности Корсач, как оружия.

— Вкус этой несравненной... — Лоран слегка призадумался, лукаво улыбаясь и помешивая ложкой свою порцию, — еды отсылает меня глубоко в воспоминания, омрачённые опытом общения с одной молодой и не в меру... талантливой особой. Горький опыт и едва не состоявшаяся язва сделали меня совсем неприхотливым, но... странный цвет этой пищевой смеси заставляет меня поверить, что здесь не обошлось без помощи Кирха...

Обваренный невурлок разом посерел и так злобно глянул из-подо лба на собрата, что командир выронил ложку. Тихая и от того ещё более хмурая ярость, больше напоминавшая смесь гремучей обиды со стыдом и бессилием, не достигла цели и заставила Лорана уже открыто расхохотаться. Как подумалось Карине, предыдущие попытки сурового невурлока готовить также не имели успеха у дегустаторов.

— Бедный, несчастный Кирх, — длинноволосый ехидина скорчил умилительную рожицу, — если бы я знал, что тебя будут обижать и эксплуатировать, то ни за что не оставил бы одного с этой жестокой и кровожадной девицей.

— Это не правда! — не выдержала таких издевательств девочка, её натура требовала справедливости, ей, конечно, тоже не нравилась еда, но она же терпела. — Я, может быть, по мере своих сил, и мучила Кирха, что, безусловно, не входило в мои планы на сегодня. Только с ужином он сам помогать вызвался. Я тут не причём! Это было его добровольное, хотя и не обдуманное решение. Я-я вообще собиралась парную рыбу с бульоном и гарниром приготовить...

— Получается, — прервал её праведный порыв юноша, — что из-за твоей уступчивости мы остались без приличного ужина?

Глаза Владомира угрожающе сузились, будто он был страшным и ужасным колдуном и сейчас плёл в мыслях смертоносное проклятье на голову невинной девы. Лоран тихо похмыкивал в рукав, поглядывая то на собрата, то на командира.

— А ты не Ведун, — Каринка от растерянности не нашла ничего лучшего как злобно и необдуманно обличить юношу в его несостоятельности, — и не угрожай мне!

Девочка опрометью бросилась за печку и завесила за собой разом укоротившуюся штору. Она просто сгорала от стыда и даже если б Лоран, как и обещал, пошёл бы её выковыривать оттуда, то не смог бы даже найти меж сумками и мешками. Карина была уверенна, что поступила неправильно и дочь Авераса Корсача должна была вести себя по-другому, а потому только беззвучно костерила себя за недостаток выдержки и силы воли, чтоб своевременно реагировать на подобные шутки.

Не дождавшись объяснений и выслушав неразборчивое ворчание командира, мужчины с трудом доели ужин. Кирх вернулся на печку, словно уже записал это каменное сооружение в свою собственность и успел срастись с ней душой и телом. Владомир принялся придирчиво перебирать сгруженные на лавку вещи, сортируя свои от одежды невурлоков. Посудой в этот раз занимался Лоран, напевая себе в полголоса какую-то песенку. Именно она и заставила девочку тихонько выползти из-за другого бока печи и настороженно прислушаться. Ошибиться было тяжело: эту же песенку напевали гроллины, когда они покидали Постав, только слова тогда показались Карине просто странными. Теперь же они неожиданно пробудили в её памяти недочитанную сагу про мечи и каменных тварей. Безусловно, Лоран пел обычную песенку пограничников, только заменял фривольные стишки отрывками из древней саги на почти забытом языке.

— Так это Вы пели во время поездки? — девочка осмелилась подать голос из своего укрытия. — Хотя нет, тогда голос был грубее и гнусавее. Или у Вас неожиданно появился музыкальный слух, или тогда Вы издевались специально.

— А это имеет значение? — известие о том, что его предшественник не отличался музыкальными способностями, отчего-то порадовало мужчину и расположило к беседе.

— Нет. Просто Вы поёте очень древнюю сагу, которую вряд ли можно найти в обычных песенниках. Мне очень интересно, о чём в ней повествуется.

— Да? — невурлок улыбнулся и ненавязчиво выволок девочку за руку из-за печи. — Это наша национальная песнь, что-то вроде символа. Его не существует в песенниках. Слова этой песни передавались из поколения в поколение в устной форме из-за особенностей языка. Он настолько древний, что уже никто не сможет понять его. Поэтому, барышня, при всём своём желании я просто не в силах приоткрыть вам смысл "Наследия Чибиса".

Прятаться обратно было глупо и не совсем подходяще, поскольку ловкий мужчина уже заслонил своими плечами такой удобный путь бегства. Поэтому Каринария Корсач натянуто улыбнулась и села на скамью возле стола. Она неожиданно подумала, что при таком непутёвом командире и отсутствии такого надёжного хотя бы по виду Люпина, ничего не мешает гроллинам вести себя недостойно и тем более намеренно говорить неправду.

— Вы меня обманываете, Лоран, — как можно спокойнее постаралась ответить ему девочка. — Песня эта, безусловно, редкая, но отнюдь не реликтовая. Её свитки можно достать в библиотеке многих родов, а прочтение, хотя и занимает много времени на расшифровку, возможно при наличии знаний в области древнего языка.

— Ты не знаешь, о чём говоришь, — заметил мужчина с неизменной улыбочкой.

— Это Вы не понимаете сути проблемы. Если не знаете перевода чего-либо, не нужно убеждать других, что этот перевод невозможен. Вы поступаете не красиво.

— А ты совершенно не знаешь правил хорошего тона, — Лоран хохотнул и едва удержался от щелчка девушки по носу. — Потому что постоянно перечишь старшим.

— Я не владею хорошими манерами? — едва подавила возмущение юная Корсач, но быстро справилась с захлестнувшими эмоциями. — А вы считаете себя старшим на каком основании? По происхождению? Званию? Или положению в обществе?

— И по первому, и по второму, и по третьему, — самообладания Лорану тоже было не занимать, мужчина сел на полку возле печи и пристально уставился на собеседницу. — Однако я имел в виду разницу в возрасте, но, если именно она тебе меньше всего важна, то.... Что ты скрываешь, девочка? Ведь что-то даёт тебе повод поддерживать о себе такое высокое мнение, быть такой надменной и самолюбивой после всего случившегося. Ты настолько уверена в себе, что позволяешь себе оставаться вне группы даже при смертельной опасности? Кто-то обещал тебе защиту? Тот, кто стоит за нападениями?

Владомир, изображавший полное углубление в заточку оружия, совсем притих и почти растворился с мебелью, неудачно скрывая за тишиной собственную заинтересованность разговором. От напряжения на лбу юноши выступили капельки пота, он опасался услышать лишнего и при этом настолько хотел приблизиться к ужасной тайне, что даже не замечал, как десять минут подряд точит ножны.

— Не представляю, на что Вы пытаетесь намекать, — Карина боялась даже лишний раз шелохнуться, поэтому просто копировала матушкин тон и позу оскорблённой невинности.

— Может, ты просто маленькая лгунья? — ухмылка невурлока стала такой мягкой и доверительной, что девочке приходилось бороться с желанием расплакаться. — Хочешь перед незнакомыми взрослыми дядями разыграть из себя значимую личность. Хочешь показаться великосветской аристократкой из правящего рода, что может на что-то рассчитывать. Открой глазки, девочка, ты в лучшем случае станешь маленькой и незаметной женушкой уездного дворянчика с кучей долгов и мизерным наследством. Ты не будешь командовать вассалами или ведать делами Империи. Ты просто горожанка, которую по чистой случайности препровождают из пункта "А" в пункт "В"...

— Что даёт Вам право меня оскорблять? — наверное, глаза девочки всё-таки покраснели и увлажнились, а плечи невольно дрожали, только голос удавалось пока сдерживать. — Вам не должно быть никакого дела до аристократки или горожанки, которую Вы сопровождаете. И то, кем я стану или не стану в жизни, не имеет никакого отношения к глубине моих познаний в языках.

— А кому нужны твои познания? Подумай, где они пригодятся? Или уже пригодились? К чему вся эта чванливая учёность на пустом месте? Будто от нескольких книжек ты станешь важнее? Ты так думаешь? Ты думаешь, что от этого становишься персоной первой величины?

— Я-я-я, — Каринка с ужасом осознала, что сил держаться против этого красноглазого у неё больше нет, а выбежать из дома она не сможет, — не желаю с Вами продолжать разговор.

— А я желаю...

— Лоран, — с печи свесилась рука Кирха и перехватила собрата за воротник, — перестань гнобить девушку. Если твоя амбициозность жаждет сегодня кого-то подавить, выбери жертву имеющую возможность за себя постоять.

— Мне стоит погнобить тебя? — невурлок легко и непринуждённо перестроился на игривый лад и даже легкомысленно рассмеялся.

— Если в твоих принципах добивать раненых, — казалось, Кирх сразу понял смысл словесной игры собрата и моментально в неё включился, — то попробуй...

— Потом, когда ты выздоровеешь, — уклончиво ответил мужчина и по пальцам расцепил захват на вороте. — А когда ты выздоровеешь?

— Четыре-пять дней...

Если бы девочка сейчас была способна думать спокойно и так же спокойно воспринять услышанное, ей непременно стало бы стыдно за то, как по её вине отодвинулись сроки исцеления. По счастью, она этого не слышала, а поспешила улизнуть обратно за печь, где мышью прикорнула на полу возле тёплой кладки.

Сразу же после обнаружения исчезновения оппонента Лоран взобрался на печь к собрату. Они ожесточённо спорили о чём-то на своём языке жестов до перелома пальцев, хотя лица оставались спокойными и равнодушными. Владомиру ничего не оставалось, как разочарованно плюнуть под ноги, воровато затереть (вдруг охраняемая взбесится из-за попрания чистоты) и отправиться спать, ловя равновесие на раскачивающейся из стороны в сторону крышке.

Сон пришёл так быстро, что Каринка даже не успела толком обдумать недавнюю ссору и решить, как ей стоит в дальнейшем относиться к казавшемуся столь дружественным Лорану. Она просто закрыла глаза и оказалась в незнакомом помещении. Огромная серая комната напоминала печную кладку с дырой от вытянутого кирпича. Гладкие шлифованные стены покрывали странные конструкции из стекла и натёртых до серебряного блеска палок, таких извилистых и причудливых, что глазам не верилось, будто эти стебельки могут держать столько тяжёлых вещей. На одной из стен висела живая картина, меняющаяся до мельтешения в глазах. Четвёртая же стена и вовсе отсутствовала, на её месте была тончайшая, видимо сделанная из горного хрусталя пластина, открывающая вид в небо, сплошь изрезанное длинными скальными сколами с множеством окон и шпилей. Посреди странного помещения стоял железно-стеклянный обеденный стол, но на нём не было ни приборов ни соответствующих украшений, на нём было много бугорков и отходящих шнурков, по одному на каждый стул. Девочка боязливо спустила ноги на пол, оказавшийся каменным, но не слишком холодным. Ей было немного страшно, поскольку ни один, даже совсем знакомый предмет, вроде стола или бокала, не казался ей близким или понятным. Каринкой овладело смятение и растерянность, всё приводило её в удивление и трепет, но и всё говорило, что каждая вещь очень реальна. Из-за причудливой рамки слышался мужской голос, со странный акцентом и манерой говорить очень рублено и упрощённо, как маленький ребёнок. Его речь была скудна и притом точна и деловита. Сам язык показался девочке смешным, хоть и почти понятным, что заставило прислушаться.

— Да. Это лучший проект. Не сомневайтесь. Могу поручиться. Десятилетия? Этот центр простоит века. Тысячелетия. На это есть гарантии. Пока. Увидимся в клубе.

Неожиданно из рамки, словно по волшебству появился мужчина в удивительном и, наверняка, очень неудобном костюме. Он появился так стремительно, что девочка не удержалась на ногах и чуть не упала. Маленькое белое нечто на колёсиках, напоминающее колченогую деревянную игрушку-собачку в доспехах, подскочило к ней и подставило свой бок для опоры. Каринаррия Корсач отшатнулась от странного создания и всё же села на пол.

— Ты? — удивился мужчина, сразу же переходя на более привычную речь и помогая Каринке подняться. — Не бойся Спотти, он весьма старенький у меня, почти не имитирует эмоции и без этой синтетической шерсти, зато ладит с моей дочкой. Сейчас это редкость...

У мужчины были ненормально белые зубы и странный нездоровый загар, хотя черты лица выдавали в нем жителя средних широт. Хозяин странной комнаты усадил девочку за стол, а сам снял верхний камзол, оставшись в рубашке и душащем скрутке из ленты.

— Я долго думал, какая ты будешь, — он растерянно потёр затылок, словно сам был смущён этой встречей. — Хорошо, что ты такая миленькая и маленькая. Дети чувствуют острее. Если бы ты появилась у меня дома... А тут даже лучше. Так смотри внимательно.... Ты уже читать пробовала?

— Да, — девочка не нашлась, что ответить на такой странный вопрос, — меня ещё в детстве учили.

— Да я не об этом. Не столь важно. Главное смотри сюда и запоминай.

Мужчина нажал на какой-то кружок на столешнице и прямо из воздуха выстроился прозрачный игрушечный домик со светящимися стенками и мебелью. Хотя это было тяжело назвать домиком. Скорее дворец или храм, очень запутанный, очень хитроумный и изумительный в своей сложности и монументальности. Множество комнат, обилие коридоров и зал, тупики и лабиринт, купальни и фонтаны — всё это поражало воображение и делало честь талантливому архитектору, оживившему в здании настоящего великана. Мужчина покопался в карманах, потом махнул на всё рукой и начал по-простому водить пальцем сквозь приветливо растворяющиеся стены. При этом он быстро и сбивчиво пояснял, где могут быть удобные места для тени и куда лучше не заходить никогда и ни под каким предлогом, а после доверительно и вкрадчиво показал странную нишу, где и будет Она. Девочка согласно кивала и даже старалась запоминать, но больше любовалась диковинным зрелищем.

— Знаешь, я сам очень хорошо читаю, большой опыт всё-таки, — сказал мужчина падая в кресло и растерянно перебирая пальцами по голове-коробке Спотти, когда показал все проходы и развеял призрачный домик, — и могу сказать тебе с полной уверенностью, что тебе, где бы ты сейчас не находилась, нужно поскорее уходить. Желательно не оглядываясь. По-моему охотник вот-вот сможет пробить освещённый круг братской могилы. Ты же знаешь, какой он своевольный. Мне пришлось даже кровь переливать в своё время, чтоб его со следа сбить. Так что не мешкай ни минуты, когда проснёшься. Расскажи о себе. Ты действительно из рода Коршуна? Или как по-вашему...Кшорсача?

— Э-э-э, — девочка была удивленна познаниями незнакомца, но не чувствовала в нём угрозы, напротив, какое-то понимание и родство, только ответить не успела, вода в забытом на столе бокале стала дрожать.

— Тебя уже зовут, — странный человек проследил её взгляд и слегка нахмурился. — Жаль. Это, кажется, что-то очень серьёзное.

— Думаю, да.

Стоило только это сказать, как глаза открылись сами собой. Каринаррия Корсач проснулась, она ни капли не отдохнула и, казалось, даже не смыкала глаз. Только в домике уже царила ночь, Лоран и Владомир мирно спали на своих местах, укрывшись походными одеялами. Её, словно в наказание за пререкания с невурлоком, опять положили на скамью, хоть и выделили в этот раз валик из одежды вместо подушки.

Что происходило с Кирхом, не сложно было догадаться. Каринка даже подозревала, что именно из-за него и был прерван такой важный сон. Мужчине снова стало хуже, он упрямо терпел, стиснув зубы, но едва справлялся с поднявшимся жаром. Невурлок настолько боялся потревожить спутников, что подавлял даже глухие, клокочущие в груди вдохи. А те упрямо рвались наружу, мучая несчастного. Вся влага в воздухе над ним, накалилась и стонала в унисон. Она-то и позвала к себе старую знакомую, моля о помощи и призывая к сочувствию. Воде хотелось помочь, ей было невмоготу следить за этими мучениями, ей требовалось исцеление беловолосого любой ценой. Девочке не понадобилось даже менять позы, она чувствовала то же, что и вода, поддалась её порыву и едва не слилась с болью Кирха.

"Что же мне делать? Тот человек говорил скорее уходить. Он не врал, и нам действительно угрожает опасность. Но как же мы можем покинуть дом, даже сейчас, когда мне лучше, если Кирх так болен. Он может не пережить этого перехода. В нём всё бурлит, он просто сгорает. Как же мне быть? Вода, она так сильна, она способна очищать себя и других, способна творить чудеса и помогать даже с самых тяжёлых случаях, она ведь повсюду. В листьях, воздухе, живом и неживом. Так что же ей стоит самой так организовать всё, чтоб выбить из тела человека хворь и заставить его работать как прежде. Она ведь смогла излечить меня тогда. Конечно, Кирха туманом развеять будет очень тяжело, но ведь можно в нём поменять ток воды, сменить её на свежую и полную жизни. Решено! Вода в нем может обновиться и сама за ночь, а мы завтра же поутру уйдём из этого дома!"

С рассветом четверо человек стояли возле кромки леса в нерешительности и пытались определить по карте своё местонахождение, только коварное чудодейственное средство упрямо вело их к одному и тому же изображению отвратительной рожи. В итоге, рыжеволосый хозяин платка выругался и запихал карту в карман.

— Ты как? Уверен, что сможешь идти, — очень внимательно поинтересовался мужчина с длинными белоснежными волосами у своего родича, то и дело норовя поддержать того за локоть, а лучше забрать у него часть поклажи.

Объект опеки действительно слегка шатался и отдавал нездоровой синевой. Отёкшее лицо, осунувшаяся осанка и тяжёлый взгляд запавших глаз выдавали в нём человека крайне измученного болезнью, но уверенно перевалившегося за борт опасной грани жизни и смерти.

— Ты представь, что тебе всё нутро рубанком изъездили, а после перемешали, — вкрадчиво пояснил мужчина, подавляя рвотные порывы.

Спор затягивался. Девочка с зелёными глазами и длинной косой стояла поодаль и со смешанными чувствами вглядывалась в линию восхода, где виднелся ящерице подобный домик и холм. За ним было что-то, она готова была поклясться, что её надежды и ожидания не бесплотны, что чудо свершиться. Она была уверенна на грани отчаянья, что всё не закончится так, что не всё ещё потерянно, а надо слегка подождать. Она ощущала это и, обязана была, как благородная дама, жаждать, но мимо воли опасалась оставаться здесь дольше. Поэтому её взгляд был полон надежды и тревоги. Рыжий потормошил её за плечо и позвал за остальными по выбранному пути, но девочка всячески пыталась задержаться. Она знала ещё чуть-чуть...

В лучах восходящего солнца на пригорке показалась знакомая фигура, кряжистая сутулая и пошатывающаяся. Её нельзя было ни с чем спутать, и гроллины предусмотрительно обступили охраняемую. Только исцарапанный, покрытый лохмотьями человек не выглядел кем-то, представляющим вред. Он был подавлен и жалок, он добрёл до группы путешественников и опустился на одно колено.

— Ты можешь простить меня? — тяжело поднял сине-зелёные глаза на девочку Люпин.

О том, что иногда бывает лучше без крова

Лес пленял и завораживал. С каждым метром, с каждым шагом, с каждым движеньем он преображался, стягивал, как змея, кожу и влезал в новую, словно играя с несчастными путниками. Холодные хлёсткие ветви голых деревьев, хватавшие за плечи и самоотверженно загораживающие проход, постепенно сменялись более одетыми и радостными. Они были значительно стыдливее не только тем, что вопреки осени, оделись в мясистые зелёные листья, но и своим поведением. Новые деревья уже не цеплялись за людей, не тряслись от каждого шага, а просто свешивали перед их носами свои подрагивающие ладошки. Было в них что-то заговорческое и одновременно безвольное, сломанное. Даже зверьё, пробегавшее мимо, (если такое и было) хранило гробовое молчание. Девочка так и представляла себе, как какой-нибудь мохнатый обитатель леса поправляет специальные тапки и старательно зажимает себе лапами рот, чтобы лишний раз не пискнуть. Лес оживал и оживлял чудесные декорации для самых захватывающих приключений храбрых искателей древних сокровищ. Только, казалось, стоит тебе качнуть головой и эти сокровища вырвутся из пальцев и исчезнут бесследно.

Иногда причины появления глубинных, живущих веками поверий раскрываются совершенно случайно, когда это поверье стремительно вплетается в жизнь. Так Каринаррия Корсач, пребывающая в уверенности, что настоящие дикие леса всегда имеют свою потаённую душу, полную чудес и загадок, а в глубине их скрываются таинственные духи, начав слышать шепотки из-под коры деревьев, неожиданно вспомнила, что в этих же гущах настоящих героев, как правило, подстерегают и настоящие монстры. От этой поистине шокирующей мысли Карину оторвал молодой офицер. Владомир заметно нервничал и предпочёл поддерживать за локоть охраняемую, хотя тропка слабо годилась для двоих и приходилось сжиматься плечами. Лоран, замыкающий процессию, недовольно поджимал губы, перебирал пальцами стрелы и почти шёл спиной вперёд из-за постоянных попыток уловить смену лесных личин. Второй невурлок на причуды леса и собрата внимания не обращал. После ускоренного непостижимым образом выздоровления мужчина мог концентрироваться только на сохранении самообладания и макушке проводника. Кому волнение не передалось вовсе, так это Люпину. Подгорный человек крался с завидным спокойствием и холоднокровием, хотя Каринка не видела причин для его возможного беспокойства. Ведь, будучи оборотнем, он бегал в этом лесу три дня и даже нашёл короткую дорогу к Императорскому тракту через какие-то развалины.

— Я буду проводником, — ворчал Владомир, отмахиваясь от очередной ветки. — Вы можете мне доверять. Я могу вас вывести. Куда ты будешь проводником? В болото или в вашу стаю? Может, сейчас тянешь нас на ритуальное съедение таким же мохнатым уродам. А эти дурни белобрысые только и рады стараться, чтоб от службы увильнуть. Да где это видано, чтоб до Дуботолки из Постава столько добирались! Ну, тебе чего в самой чаще мёдом намазано.

— Примолкни, — негромко обсадил командира Лоран, так и оставшийся в группе главным после оставления рыбацкого дома.

Каринаррия Корсач была как никогда согласна с невурлоком. Юноша только подогревал и без того напряжённую обстановку, ведь гроллины далеко не сразу приняли былого сослуживца и не без ругани позволили ему вести отряд к заветной дороге. Она тоже волновалась, но просто не могла поверить в то, что человек, так искренне раскаявшийся и благородно прощённый, будет намеренно путать своих великодушных друзей. Скорее всего, тропка действительно очень старая, и потому такая странная. "Как же должно быть тяжело Люпину слушать такие неоправданные укоры, когда его сердце и без того должно разрываться от вины и сожаления!" — думала девочка.

— Цветочек, ты выводи нас уже куда-нибудь, — не унимался молодой офицер. — Смотри, Кирх сейчас скопытится.

— Со мной всё в порядке, — по словам процедил обваренный невурлок, несмотря на углубившуюся зеленоватость бледной кожи, он уже выровнял шаг и расправил плечи.

— Пришли, — впервые за весь переход подал голос Люпин.

Подгорный человек отогнул особо мохнатую ветку. Сквозь заросли пробился игривый и радостный луч солнца, ещё диковатый и неуверенный он бросился в лицо путешественникам и тут же, смутившись, поблек. Открывшаяся картина завораживала. В обрамлении деревьев уютно дремала огромная, потрясающая сознание площадь. Повсюду яркими пятнами, разбрызганной краски цвели огромные диковинные цветы. Гибкие лозы взбирались на каменистые остовы разбитых куполов. Пронырливые травы и вьюнки выглядывали из выбитых окон. Тягучие ветки тугих растений нитками бус свисали с арок и раскачивали крупных бабочек. Подушки мхов и любопытные глаза тощих грибов покрывали землю и стены. Забытый людьми город был радушно принят лесом, как самая диковинная клумба. Руины древних, как сама Империя, построек разных эпох и совершенно несовместимых стилей уходили далеко вглубь странной поляны. Огромные даже для разрушенных строений каркасы выстраивались в улицы и чертили причудливые рисунки. Одни ложились стеной, другие, словно выпрыгивали из земли, третьи казались вырванными из других городов и щедрой рукой разбросанными в этом. Меж стен прыгал лёгкий ветерок с ароматом цветов, показавшийся девочке тленом.

— Как тебе эти развалины, Корсач, — Владомир фамильярно положил Каринке на плечо руку и заученно улыбнулся. — Здесь столько цветов. Девушкам нравятся цветы. Тебе какие больше приглянулись? Сорвать?

Может, если бы девочка слушала юношу, то возмутилась его развязности и такому отношению к благородной даме. Ведь он не являлся ни её родственником, ни другом, ни женихом, чтоб обнимать и предлагать цветы. Только конкретно сейчас ей было совсем не до него. Она ощутила, как где-то далеко растворился в земле круг и Охотник с удвоенной яростью рванулся наружу.

— Давайте пойдём отсюда, — пролепетала девочка, невольно прижимаясь к единственной опоре — командиру.

— Зачем? — смерил её убийственным взглядом Кирх, что-то недоброе было в его выражении лица и позе.

— Барышня? — заинтересовался поведением подопечной и Лоран.

— Какого рожна! Не ровён час стемнеет. Припасов нет, ещё ловить нужно. Все устали с этим переходом. Лагерь разбить нужно, а ты нас в лес волочёшь, где до следующего удобного места ещё идти и идти! — не выдержал подгорный человек, его можно было понять, мужчина долго старался, вёл сослуживцев к удобному месту для ночлега, а из-за капризов девчонки все труды могут пойти насмарку.

— Может, передохнём немного, — Каринка поняла, что вот-вот и начнёт краснеть под взглядами гроллинов, — и... ночевать не будем? Или там с самого краешка...

Поскольку вразумительных объяснений от девочки так и не добились, мужчины решили разбить ночлег прямо посреди руин, предусмотрительно отойдя подальше от леса. Каринка всей душой была против этой затеи, хоть и сама не могла толком объяснить, в чём заключается причина её неприязни к такому романтичному и располагающему к приключениям месту. Возможно, её смутила дикость и одновременно обжитость заброшенного города, словно здесь часто снуют люди и лишь сейчас притихли и попрятались. Возможно, излишняя яркость цветов казалась ей напускной в этом глухом лесу на фоне безликих серых стен. Может, её напугала странная вырванность целых участков из общей жизни, заглушенность одних и шум других. Только чувствовала себя девочка здесь откровенно неуютно. Она пыталась мысленно достраивать разрушенные дома, но получалось лишь хуже. Дикие одинокие здания были столь нелепы в своём сочетании, что ни один градостроитель не свёл бы их вместе под угрозой казни. Некоторые из них и вовсе казались вросшими в землю по шею, что немало смутило девочку и вызвало желание немедленно раскопать пленников.

Гроллинов же эти руины ничем особо не смущали и в какой-то мере, в том уголке души, где обитают детские чувства и чаянья, ещё радовали и приводили в забытый за годы взрослой жизни восторг. Слегка подавленным выглядел лишь Кирх, но это легко списывалось на плохое самочувствие. В целом лагерь разложили на удивление быстро, сказывалась приобретённая за последнее время сноровка. Найти сухие ветки оказалось сложно, зато с едой не пришлось долго мучиться. Силки расставлять умел даже Владомир, а следы мелких лапок мохнатых обитателей руин, так нагло вихляли по улочкам, что казалось, будто добыча сама гонится за своим охотником и норовит заскочить в ловушку. Так что на месте лагеря, что приютился возле древнего фонтана с оббитыми бортами, царило веселье и мир. Постепенно напряжение сошло даже с Лорана, и невурлок уже травил весёлые истории и мастерил из листьев подвесные лежаки. Где он собирался их растягивать, осталось загадкой, но выглядела конструкция замечательно. Люпин с восторгом перебирал свои драгоценные травки, сохранённые стараниями Кирха, и лишь удивлялся, обнаруживая размокшие корешки.

Только Каринке было не по себе. Девочка твёрдо решила, что эту ночь спать не будет, что бы не увещевал коварный голос, что бы ни говорил, она не станет терять бдительности. Ведь стоило им покинуть домик, как ощущение защищённости и уюта спало, а в только начавшую согреваться от почти дружеской атмосферы душу поползло холодное и забытое нечто, навеянное ужасными видениями прошлого. Оно ринулось так неожиданно и жадно, словно голодало или мучилось без общения с девочкой. Будто Владомир был для этого нечта столь скудной почвой, что оно в нетерпении переступало и капало слюной, видя в досягаемости лакомую добычу. Представился огромный слюнявый шакал, пытающийся докопаться до запрятанного куска мяса в голодный год. От увиденного Каринку пробрал озноб. Девочка запахнулась в чью-то куртку и постаралась не думать о несущемся по лесу охотнике.

— Госпожа Корсач? — учтиво склонился в лёгком поклоне Кирх, хотя он мог и просто нагнуться к сидящей девочке, только поклон с его стороны был бы куда любезнее.

Каринка вздрогнула и подняла глаза на мужчину. Золотые искры заката медленно, слишком медленно для осени, разбегались по макушкам деревьев и тонули где-то в дали заброшенного города, где мрак сплетал ободки первых колец сумерек. Умиротворенная дневная нега теплой накидкой волоклась к лесу, создавая атмосферу тихой радости и спокойствия. Стрекотание тонконогих насекомых сливалось чарующим пением, кружилось и завивалось дурманящим ритмом колыбельной диких земель. Даже развалины начинали лениво улыбаться под красотой этого чудесного вечера. Погружённая в свои раздумья и ощущения, девочка ранее не замечала всего этого очарования, теперь же гроллины вопросительно смотрели на неё.

— Прошу прощения? — юная Корсач заметно смутилась.

— Мы говорили, — невурлок хорошо владел собой и ничем не выдал огорчения невниманием охраняемой, — что сегодня выдался замечательный вечер и, пока окончательно не стемнело, было неплохо прогуляться по этому странному месту. Вы не желаете составить мне компанию?

Каринка свела глаза на предложенную бледную руку, после посмотрела на её пугающего обладателя и невольно попятилась. Кирх неумело выдавливал из себя улыбку, показавшуюся девочке очень зловещей. Лоран же, напротив, улыбался очень искренне, только многозначительно поправлял пояс на брюках, к которому были приторочены ножны для малого кинжала. Остальные гроллины только переглядывались с заговорческим видом. Невольно всплыли в памяти слова из подслушанного разговора, и юной Корсач показалось, что прогулка в компании заговорщика, разоблачившего шпиона, может закончиться для этого невольного шпиона весьма трагично. Девочка сразу поддалась испугу и даже протянула руку, но вовремя отдёрнула ладошку и, как всегда в минуты замешательства, спародировала матушкин тон:

— Я никуда не пойду с Вами.

Мужчина поджал губу и резко отстранился, едва не сбив с ног Люпина. Лоран тоже забеспокоился, только, как казалось Карине, он был слишком добрым и мягким, чтоб не предупредить её об опасности или предать родича, а потому состроил Кирху такую странную рожу и начал что-то спешно объяснять на пальцах.

— Чего ты мнёшься, Корсач? — Владомир хамски поднял девочку подмышки и насильно поставил рядом с собой. — Пошли, погуляем. Вечер отличный, даже альбинос не спорит. Мы все собрались полазить по этой рухляди, не оставлять же тебя здесь одну. Ещё в какую-нибудь дыру провалишься.

Возражений Карины больше никто не слушал, да девочка сразу и не нашлась, что возразить на такую бесцеремонность со стороны юноши. Молодой командир просто взял её под руку и поволок по одной из вроде бы улочек вдоль площади. Каринка только и успела, что заметить, как молча поднимаются со своих мест невурлоки и уходят в противоположную. Это немного успокоило её, но не избавило от желания отобрать у спутника меч и идти, прижимая к себе рукоятку с улыбающимся котом.

Вечер воистину оказался чарующим: лёгкая мягкая прохлада, сливающаяся с теплотой нагретых на солнце камней, относительно ровная тропка, влекущая в полный чудес таинственный голод, лёгкий беззаботный трёп нагловатого, но учтивого юноши. Каринаррия Корсач даже позволяла себе что-то рассеянно отвечать на его реплики и улыбаться. Ещё месяц назад сама возможность такой прогулке показалась бы замкнутой болезненной девочке совершенно невозможной и воистину желанной. Только после всего случившегося юная Корсач стала принимать такие подарки судьбы настороженно. И вот теперь ей то и дело казалось, что сотни лукавых невидимых глаз наблюдают за ними и десятки мягких неслышных лапок крадутся по пятам. Владомир только смеялся над её неловкими попытками выследить обитателей руин.

— Пойдём, глянем, что там? — юноша задорно кивнул в сторону большого странного дома невообразимой округлой формы. — Трусишь? Ладно. Я сбегаю, а ты тут посиди, постереги своих мохнатых соглядатаев.

Пререкаться Каринка не стала, ей это строение, хоть и казалось безопасным, не внушало желания прогуляться по крутым лестницам и пустым комнатам. Девочка с большей радостью присела на камень и засунула кисти рук в рукава. Ей было приятно наблюдать, как силуэт спутника немного неловко и опасливо крадётся по просторному залу первого этажа. Неожиданно острое чувство тревоги подкралось к ней и оглушительно сжало виски, словно хлестнув наотмашь по щеке. Каринка спешно скатилась с камня и укрылась за мохнатой от вездесущей зелени стеной. Она не слышала, но словно чувствовала, как тяжело и звучно ударяются о разбитые камни тяжёлые набойки сапог и шелестит о траву полог жёсткой ткани. От этого звука сердце девочки замерло в страхе. Идущий не был гроллином, вода сторонилась его и забито молчала, не желая ничего рассказывать своей подружке. Человек (Каринка очень надеялась, что это был именно он) был тяжёл, слегка медлителен. Он легко прихрамывал, но с трудом подавлял появляющуюся отдышку.

Карина видела из своего укрытия только тень, скользящую по земле, длинную и корявую. Неведомый ранее уголок души, полностью отданный детским мечтаниям и воспоминаньям об отце, повлёк её следом, заставил слиться со стеной и следовать за обладателем тени. Страх не позволял приблизиться достаточно близко, чтобы иметь возможность рассмотреть детали или убедиться в реальности крупной фигуры в бесформенном чёрном балахоне. От подкрадывающейся к горлу паники хотелось броситься наутёк, только ноги упрямо тащились следом, дрожали и норовили выдать. Незнакомец резко свернул с полюбившейся улицы за угол разрушенной каменной коробки. Лучшего способа словить незадачливого следопыта представить себе невозможно. Даже Каринка это понимала и посему долго колебалась, прижавшись плечами к шершавому камню и пытаясь сдержать в груди вырывающееся от волнение сердце. Это было ужасно глупо с её стороны, только никто из спутников не поверил бы в странного обитателя руин без весомых доказательств, её, скорее всего, снова подняли бы на смех или признали сумасшедшей. Поэтому девочка вздохнула поглубже и решительно нырнула в переулок за незнакомцем.

— Кого-то ищите? — запальчиво шепнул в ухо застигнутой врасплох девочке возбуждённый бегом Кирх.

Он столь неожиданно возник из провала в стене, увлекая охраняемую за собой в темноту, что Каринка не успела даже испугаться. Она только крепко вжалась в стену под весом невурлока и из последних сил подавляла подступившую икоту. Казалось, красные глаза гроллина светятся в темноте, от чего он становился ужасно похожим на вурлока.

— Вам же говорили, что опасно ходить одной, — его голос едва не дрожал от сдерживаемого гнева. — Я...

— Ты сейчас её раздавишь, — раздался из глубины здания насмешливый голос длинноволосого невурлока. — И кто тебя только учил так обходиться с хорошенькими девушками? Она сейчас снова перепугается.

Кирх растерянно убрал руку, и девочка невольно отскочила от сурового мужчины и, натолкнувшись на Лорана, тут же вжалась в своего заступника. Её икота порядком позабавила длинноволосого, он ласково погладил охраняемую по спине и, наверное, улыбнулся.

— Барышня, так опрометчиво бегать здесь в одиночестве. Вашего спутника съёли по дороге, или он переломал себе ноги окончательно? — Лоран говорил таким тоном, что догадаться, как должно воспринимать его вопрос, было крайне затруднительно.

— Что Вы тут делали? — в своей привычной манере хмуро и подчёркнуто отстранёно смерил обоих взглядом Кирх.

— Гуляла, — не зная, видят ли эти странные гроллины в темноте, Каринка предпочла улыбнуться невурлоку на всякий случай.

— Не верю, — вызывающе улыбнулся в ответ обваренный.

— Я Вам тоже...

Незнакомец, конечно же, растворился среди руин, и искать его не было больше смысла. Каринаррия Корсач упустила законную добычу и прекрасно понимала, что это ужаснейшая ошибка с её стороны. В лагерь они возвращались втроём.

А к наступлению ночи разразилась гроза. Первые удары длинных тяжёлых капель пришлись прямо по едва разгоревшемуся костру, напрочь сгубив его слабые потуги к пламенению. Холодные злые капли заставили путников на миг захлебнуться от неожиданности и растерянности. Несколько мгновений они просто приминали головы трав, нащупывали землю, а после опустились сплошным холодным водопадом, пробирая до самых костей. Несобранно хватая пожитки, маленький отряд спешно бросился под защиту зданий. Только по воле злого рока они то и дело оказывались слишком ветхими для возложенной на них миссии. Отсутствие крыши заменялось убогостью стен, внутренними провалами и подозрительными нагроможденьями. Ни одно из них не годилось для ночлега. Пришлось быстро запихивать всё по сумкам и бежать дальше по улице в более сохранившуюся часть города. Дождь набрасывался так яростно, что Каринке приходилось спасаться под курткой рослого Лорана, заодно и немного прикрываясь от воды.

— Тут, кажется, сухо, — силясь перекричать стихию, надрывал горло Вдаломир, держась за причудливый кусок металла, служащий сооружению дверью.

— Туда, быстро! — рявкнул Лоран, собирая разбежавшихся на проверку гроллинов.

Мужчины слаженно ринулись к желаемому убежищу, не обращая внимания на само здание, его предназначение и архитектуру. Только Каринка, резко остановилась, выискивая сквозь серую пелену смутно знакомые очертания, будоражащие странными предчувствиями. Скос крыши, прорези окон, фасад — всё было смутно знакомо. Если бы девочке дали ещё совсем немного времени, то она непременно вспомнила бы этого наполовину вросшего в землю гиганта, знала бы что делать с ним. Но, разумеется, никто не собирался ждать охраняемую. Лоран просто подхватил её за талию и поволок под навес.

Внутри оказалось темно, немного холодновато и сыро. Люпин принялся разжигать безнадёжно промокший факел, умудряясь не без помощи Кирха извлекать редкие искры.

— Давайте, не будем здесь оставаться, — жалобно попросила девочка, хоть и сама не верила в возможность согласия.

— Ты с дуба рухнула? — грубовато поинтересовался командир.

Видимо, Владомир выразил общее мнение, поскольку больше никто даже не обратил на охраняемую внимания.

Упрямый огонь нехотя появился на самодельном факеле Люпина. От света темнота трусливо расползлась, подставляя обозрению бесконечный зал с невесомыми кривобокими колоннами и битой, но от того не менее прекрасной каменной плиткой. Стены предпочли не показываться. Мокрые и злые гроллины, в свою очередь, не пожелали их искать, а, пройдя немного вглубь стали складывать подобие костра из спасённых веток, гамаков Лорана и разбитой мебели, широко представленной на полу. Да и рассматривать зал, хотелось только относительно сухой девочке. Остальные больше озаботились подготовкой лагеря и просушкой пожитков. Дождь злился не на шутку, свет костра расползался очень неохотно, а мужчины были не расположены к причудам подопечной.

Каринке ничего не оставалось, как только без аппетита съесть свою порцию травяной похлёбки (добыча оказалась утерянной во время бегства) и лечь в общую кучу, хоть ей это и чрезвычайно претило, зато согревало и давало надежду не заболеть после таких купаний. Рядом оказалась широкая спина Лорана и достаточно тёплый бок Владомира, это нисколько не компенсировало нехватку одеял. Только воинам, наверняка, приходилось спать и в более тяжёлых условиях. Поэтому мужчины даже не обращали внимания на такие неудобства. Люпин по старой привычке свернулся калачиком, спрятав руки в куртке и подложив под голову горячо любимый мешочек с травами. Его храп неприятно разносился эхом по залу, лишь изредка поддерживаемый глубокими переливами командира. Такие рулады были продуктом не столько длительных тренировок, сколько неудобной позы. Держал юноша свой меч на груди прямо в ножнах, вцепившись обеими руками, поэтому его голова на походной сумке постоянно запрокидывалась под самым невообразим углом. Каринка серьёзно полагала, что к завтрашнему утру шея у Владомира будет невыносимо болеть. Постанывал в очередном кошмаре Кирх, только девочка не видела его из-за спины Лорана. Белые волосы невурлока противно щекотали шею, вызывая волны возмущения.

Каринаррия Корсач твёрдо помнила данную себе клятву и старалась не заснуть, да и не могла этого сделать в такой обстановке. Она, в отличие от спутников, не стала доверять нежданному убежищу. Вспомнить здание ей так и не удалось, и от этого становилось только хуже. Девочка боялась ворочаться, чтоб не тревожить гроллинов, но так и не нашла относительно удобной позы. Лёжа на твёрдом и, на удивление, не слишком холодном полу и глядя в глубокий беспросветный потолок, ей не удавалось даже думать нормально, не то что спать. Не впадая в бред, Каринка не слышала ужасного голоса, но ощущала каждой клеточкой тела его угрозу и силу, его жажду. Поэтому обдумать, как девочка планировала ранее, своё отношение к спутникам, возможность спасения Императора от коварных заговорщиков, безрадостное будущее с ненавистным женихом, раскрытие тайны других рун никак не получалось. Вместо этого в голову лезли дурные предчувствия, воспоминания о родном доме и разрушенном Поставе из сна, странные угрозы и сбившееся дыхание спешащего охотника. Пришлось осторожно подняться, чтоб окончательно не зависнуть в дурных мыслях.

"Странно, что они не назначили караульного, — подумала девочка, перешагивая через сохнущее одеяло. — Я бы обязательно назначила, если бы ночевала в таком неуютном месте, а эти гроллины ведут себя, словно беспечные дети, с той поры, как мы пришли сюда. Это просто недопустимо! Может, они назначили караульным Владьку, а он снова заснул? Нет, он лежит в центре. Ой, как мне это не нравиться..."

Каринка несколько раз обошла место их ночлега, добавила в затухающий костёр колченогую табуретку, шикнула на льстиво подползшую тень. Девочке было здесь неуютно и страшно, только, памятуя, что благородная дама не должна поддаваться сиюминутным эмоциям, она зажгла факел Люпина, назначила себя караульной в эту ночь и отправилась на осмотр таинственного зала. Тень поползла следом, изнывая от нехватки общения или тоже немного побаиваясь этого мрачного места.

Если сразу казалось, что зал бесконечен, то вскоре обнаружилось, что стены у него есть, и расстояние до них не более тридцати шагов, и покрыты они обычной линялой штукатуркой и копотью. Что немного разочаровало девочку, надеявшуюся на чудесные и совершенно невообразимые хрустальные занавеси или ужасные мраморные барельефы. Эти стены были пусты и одиноки, даже убоги в какой-то степени, словно с них в спешке посдирали все украшения и атрибуты. Очередной всполох огня вырвал из темноты странное медное блюдо. Каринка, стараясь смотреть под ноги, с трудом пропихнулась к нему сквозь груду сваленных обломков и цветочный горшок. Блюдо не годилось для еды или какого-либо хозяйственного использования, оно скорее напоминало вычурную раму для картины или впаянный в диск кованый венок из колючек и шипов. От него веяло чем-то смутно знакомым и одновременно таинственным. Каринка тут же представила, что в настоящих приключениях подобные предметы всегда открывали героям великие тайны или провожали в потайные ходы, а древние колдуны с их помощью околдовывали прекрасных дам. Затаив дыхание, девочка взглянула в блюдо. Призрака погибшей хозяйки дома, тайного хода, проклятья или демона внутри не оказалось. Там было лишь бледное личико хорошенькой девушки с большими зелёными глазами и густыми блестящими в тусклом факельном свете волосами, рассыпавшимися по узким плечам. Почему-то сейчас после изматывающего перехода, в чужой рубашке со встрёпанными волосами её отражение понравилось Каринке значительно больше, чем собственный вид в дорогом наряде, подобранном матушкой.

"Я, наверное, очень сильно изменилась, — подумала девочка. — Раньше я ещё немного напоминала благородную даму, не слишком красивую, но аристократичную. Теперь меня не наняли бы даже в прислугу. Хорошо, что матушка не видит, во что я превратилась. Хотя от трав Люпина и его похлёбок, вид у меня стал более здоровым. Интересно, что случилось с глазами? Или здесь совсем ненормальное освещение, или они действительно стали такими зелёными. Может, во всём виноват яд той зелёной морды, или противный голос, или вода, или вурлоки... То есть невурлоки. Не столь важно, вряд ли он снова почернеет. Зато теперь я больше похожа на отца!"

И, словно повинуясь её мысли, отражение начало подрагивать и меняться. Внешние углы глаз потянулись кверху на кошачий манер, скулы стали выше и шире, нос крупнее, а подбородок массивнее, волосы сменили цвет, а сзади раскинулась бескрайняя пустыня. И вот уже в блюде была не Каринария Корсач, а Аверас. Бесстрашный капитан Поставской заставы стоял на высоком камне, далеко за его спиной виднелась городская стена. Мужчина слегка улыбался в усы, но сохранял спокойствие и бдительность, о чрезвычайной важности дела, ответственности и опасности говорила лишь его напряжённая, готовая к любой неожиданности фигура. Каринка уже знала, что его готовность не сыграет никакой роли, она помнила свой детский кошмар наизусть и уже даже не вздрогнула, когда из-под песка вырвался отвратительный вурлок и набросился на отца. Аверас не успел заслониться и выхватить оружие, он сделал пару шагов назад и умер, под напором смертоносных когтей. Тварь набросилась сверху, прижимаясь клыками к кадыку, будто высасывала из поверженного последние соки. Командующий до последнего сжимал кулак, вдруг у него в руке что-то треснуло. Девочка, хотя её кошмары заканчивались смертью отца, могла поклясться, что это была палочка-руна. Руна сломалась, и вурлок изошёлся паром, корчась и плавясь от лучей, пронизывающих тело жертвы. Часть души Корсача осталась при нем, тварь же с позором пала на песок. Её искорёженная морда вдруг застыла. Чешуя пластами стала сползать, волосы укоротились и сами собой стянулись на затылке, исчезла горбинка на расширившемся носу, линия губ стала мягче и шире, а глаза приобрели знакомые смешливые очертания. Лоран лежал на траве в парке и покусывал кончик травинки. Над головой у него плыли разноцветные облака, а рядом о чём-то болтала очень красивая женщина с такими же пугающе белыми волосами и красными глазами. Девочка невольно улыбнулась: она давно подозревала, что Лорану кошмары не могут сниться по определению. Невурлок даже во сне умудрялся наслаждаться жизнью и, если судить по выражению лиц обоих, это было только началом. Вдруг женщина, что-то сказала, от чего лицо Лорана перекосилось, горизонт запылал огнём и из пламени, словно коварнейший демон, возник ребёнок. Мальчику с горящими красными глазами, белым ёжиком волос и задорным выражением лица заправского хулигана было от силы лет пять, но он уже правильно держал в левой руке меч, а в правой рогатку и умудрялся, звонко смеясь, размахивать ими над головой очень угрожающе. Каринка сама едва не расхохоталась, когда ночной кошмар Лорана погнался за мужчиной, выбрасывая из пальцев разноцветные искры и что-то вопя. Лицо ребёнка всё больше и больше взрослело, приобретая при этом привычные черты лица обычного человека, приобрело загар и застарелые следы. Он множился и из теней его появлялись новые люди. У всех были мечи и луки. Все грозно выкрикивали проклятья и сжимали обережные знаки, от которых загнанному зверю хотелось выть. Люди были вне его досягаемости, ему было невыносимо даже смотреть на их обозлённые лица с синими точками на переносице из специального состава, что хранит от порчи и паники. Круг смыкался, зверь понимал, что всё кончено, но продолжал сжимать в пасти вожделенный кусок мяса. Селяне слаженно подожгли стрелы и натянули луки — Люпин пригнулся и вдруг встал на задние лапы, перехватив добычу правой лапой и прижав её мордой к плечу. Шерсть на нем стала набухать странными полосами ткани, стягиваясь то широкими разорванными от плеч рукавами с кистями, то узкой рубахой, то высоким поясом, рисуя совершенно невообразимый наряд. Мясо стянулось деревянным каркасом со струнами, а в другой руке возник смычок. Морда укоротилась в бледное лицо с резкими чертами и жёсткой линией губ. Впервые Каринке этот чёткий профиль с лёгкой горбинкой носа и острым подбородком показался не суровым, а аристократичным и утончённым. Кирх играл на старинном инструменте очень вдохновенно, когда мужчина открыл глаза, тёплая гостиная огласилась аплодисментами. Большое семейство в красивых дорогих одеждах поднялось с подиума и подошло к музыканту, продолжая хлопать в ладоши, но хранило гробовое молчание. Кирх только взглянул на их отстранённые безжизненные лица с красными слегка светящимися глазами и сразу вернулся к своей обычной маске строгости. Семейство приближалось, прижимая его к стенке. Прекрасные дамы и изысканные юноши вдруг пошли мелкой рябью, как в припадке, изломанно запрокинули головы. Тело их стало ломаться и бугриться, разрывая одежду, рвущаяся кожа выпускала у мужчин жёсткие чешуи и кривые шипы. Женщины синели и разрывали себе животы из которых тянулись живые жгуты. Девочка едва не закричала от ужаса. Глаза обратившихся вурлоков горели безумием и жаждой крови. Добыча привычно терпела мученья, не пытаясь защищаться, Кирх просто стоял. Мелкий вурлок сорвался с места и впился зубами ему в ногу, за ним набросились остальные и скоро тело мужчины скрылось за спинами. Двинуться не получалось, Каринка пыталась не смотреть на этот ужас, отвернуться убежать, только тело не слушалось.

Тени наскучило смотреть, как человек стоит перед зеркалом, она подползла поближе и тоже заглянула внутрь...

Глубокая трещина прочертила блюдо. Каринка резко встрепенулась и бросилась к гроллинам. Она уже не обращала внимания, что факел давно потух, что темнота играет для неё невообразимыми красками и линиями, не доступными человеческому глазу. Девочкой двигало лишь одно желанье — разбудить поскорее Кирха. Увиденное боле не казалось ей игрой фантазии, оно было реальным сном зачарованных кем-то мужчин.

Почувствовав разоблачение, тени наперегонки бросились за ней, падая под ноги и шипя разъярёнными кошками. Их зыбкие тела вытекали из первозданной темноты зала и присасывались к одиноким фигурам спящих. Гроллины уже обратились слабыми светлыми точками, едва просвечивающимися из-под этих пиявок-теней. Их всосала в себя всепроникающая мгла, жадная до свежей крови. Вопя от страха, Каринка врезалась в эту копошащуюся гору и начала бессовестно и бесстрашно пинать ногами всё, что попадалось на пути. После первого человеческого вскрика на очередной пинок она открыла глаза и начала трясти сонного Лорана, первым попавшегося под её ногу. Тени разбежались, но не исчезли, они множились, копя силы.

— Уходить, нам нужно скорее уходить отсюда! — кричала девочка в лицо сонному мужчине.

Сразу невурлок не понял о чём вопит подопечная, только быстро оглядев бессознательных спутников и легион алчных паразитов, правильно расставил приоритеты и начал нещадно тормошить остальных. Тяжелее всех приходил в себя Владомир, чей кошмар так и остался для девочки загадкой. Он словно спрятался от ужасов в какой-то глубокой скорлупе, не поддающейся разбиванию. Едва лишь удалось приподнять командиру веки, как с потолка раздался звон колокола и тени бросились в атаку.

— Бегите! — рявкнул Кирх, закатывая рукава и вычерчивая что-то кистями в воздухе.

Но здравому смыслу в его озвучивании поддались не все. Если Люпин и Владомир синхронно подхватили под руки охраняемую и побежали, то Лоран было притормозил рядом с собратом, попытался ему что-то объяснить и после просто схватил его за шкирку и поволок за остальными. Сколько девочка не вырывалась и не пыталась доказать, что им нужно выбираться из здания, её просто не слышали, поглощённые вопросом скорейшего спасения от неизвестного врага.

Группа бежала очень быстро, не разбирая дороги и полагаясь лишь на инстинкты и ночное зрение оборотня. Зал сменился крутой лестницей, уходящей в землю, и серьёзно угрожающей моментальным переломом ног для любого, кто рискнёт спускаться по ней без света и предосторожности. Каринка, видевшая дорогу не хуже Люпина, уже успела закрыть глаза и проститься с жизнью, только подгорный человек резко свернул прямо в стену. И камень перед ним расступился, впуская в огромный лаз, что было легко не заметить без должных умений скрываться, которыми должны были обладать в этом мире оборотни.

— Вот, — тяжело выдохнул бородач, задвигая за последним гроллином дверь люка.

— Что это было? — никак не мог отойти ото сна юноша, он продолжал одной рукой придерживать ножны с мечом, а другой судорожно сжимать Каринкино предплечье.

— Нам не нужно было сюда идти, — попыталась пролепетать девочка.

О том, что всегда нужно доверять Каринаррии

Сначала темнота вокруг казалась кромешной, удушающей и вечной, как сами каменные склоны, сжавшие в своих объятьях путешественников. Лаз холодным гротом тянулся в вечность, погружаясь в густую пушистую тьму, где даже разом обострившееся зрение девочки не могло выхватить смутных очертаний. После неуверенно вырисовался металлический люк с рельефной каймой, напоминающей клыки хищника, проступили бутафорские камни стен и пол с круглыми металлическими вставками, внутри которых виднелись белые спиральки-пестики. Фигуры гроллинов, серые и устрашающие, выглядели в интерьере искусными статуями невиданных монстров, окаменевших, но живых. Как раз и глухое урчанье с повизгиванием, доказывало их живость. Оно доносилось не изнутри хмурых изваяний, как положено в приличном романе, а из-за двери, только это ничуть не портило общего впечатления.

— Ну что? Уже ушли? — поинтересовался Владомир у подгорного человека, караулившего под дверью.

Юноша совсем недавно отошёл после необычного пробужденья и погони, а потому, наперекор своей манере, понижал голос до шёпота. Впрочем, Люпин смог бы услышать его и при более тихом голосе. Всполошённый кошмаром, оборотень был насторожен до того хрупкого предела, когда внимательность перерастает в параною.

— Сумеречники так просто не уйдут, — заметил Кирх, проверяя прихваченное с собой оружие, говорил мужчина безбоязненно и громко, хотя и придерживался своего вечного отчуждённого тона, словно беседовал с самим собой. — Если добыча так близка, а они её вкусили, то считают законным добиваться остального.

— Что-то они слабо напоминают тех тварей из леса, — ехидно заметил командир, приходя в себя, он возвращал обычную свою наглость.

— Это безликие — сумеречники, забывшие себя, свои истинный вид. Лишившись пропитания, они сползлись в место наибольшей силы и вернулись к своему первоначальному облику личинок...

Не обнаружив достаточного количества боеприпасов, Кирх заметно расстроился. Поэтому, наверное, немногословный и суровый, он незаметно для себя бросился в пояснения и рассуждения о природе сумеречных существ. Остальные гроллины слушали его с настороженной заинтересованностью. Все, даже Лоран, были поражены познаниями невурлока и его менторскими способностями. Каринке тоже понравился рассказ, только мысли её, как обычно случалось на уроках, витали далеко.

"Сумеречники... Карта. Путь, который мы не можем обогнуть и которого не избежать. Страшная рожа. Конечно!"

— Конечно! Исток Сумерек! — вскрикнула девочка, подскакивая на месте от собственного озарения; вдруг свет померк.

... Ближе, ближе, подойди ко мне, моя красавица. Приди, открой мне путь. Раз, два, три...

Каринка усилием воли привела себя в сознание от ужаса. Мерзкий голос был так близок и силён, что пробирал до самого основания, до последней клетки и противиться ему становилось невозможно. Она лежала на коленях у Лорана, и невурлок прикладывал к её лбу холодную рукоятку охотничьего кинжала.

— Не волнуйся, барышня, — задорно подмигнул мужчина, — шишки не будет. Зато факел обнаружили.

Люпин уже трудился над разжиганием огня на забытом или специально оставленном в щели странной формы факеле. Правду, девочке после искр в глазах и без этого было очень светло.

— Так, получается, — не унимался с расспросами командир, оказавшийся на беду Кирха слишком любознательным, — если нас эти недосумеречники покусали, мы того и гляди сейчас тоже будем в припадке об стены биться, как Корсач. Или просто свихнёмся и станем всякую чушь видеть?

— Нет, — невурлок уже трижды пожалел о своей несдержанности, но смилостивился до ответа. — Они же не покушались на нашу плоть, значит, не могли обратить и плоть в себя. Они были слишком голодны и многочисленны для таких гастрономических излишеств. Вполне достаточно поглотить силу души через самые дурные чувства. Во сне это может быть кошмар или воспоминание.

Девочка резко, но уже значительно осторожнее поднялась и браво сжала кулачки, всем видом показывая, что сдаваться не намерена.

— Нам нужно уходить, — в который раз констатировала неизбежное юная Корсач. — Нужно немедленно покинуть это здание.

— Кто ж спорит? — пожал плечами командир. — Только как?

— Сумеречники скоро пробьют двери, — поддержал девочку подгорный человек. — Пройдём дальше по туннелю. Впереди свежий воздух, авось, он сквозным окажется или в стенке провал какой. А лучше до утра переждать к каком-нибудь укромном месте, там снаружи от этой пакости, наверно, не провернуться.

Гроллины как по команде слаженно поднялись и удобнее примостили немногочисленное оружие.

— Нет, — командным голосом приказала охраняемая. — Мы не должны оставаться в этом здании. Мы сейчас выбьем дверь и прорвёмся наружу. С самого начала не нужно было сюда входить. Ливень бы не дал нас в обиду.

Её реплика вызвала куда больше эмоций в рядах гроллинов, чем Каринка могла представить. И эмоций в корне противоположных её ожиданиям. Владомир нагло и оскорбительно заржал, предлагая выбивать дверь её головой. Невурлоки презрительно перекосились в лице с завидной синхронностью. Подгорный человек с его опасливостью к сумеречникам и вовсе весь взъерошился и едва не оскалился.

— Совсем сдурела, — шипел он не своим голосом. — Нас разорвут раньше, чем мы пискнем! Их за дверью целая орда, а там ещё больше! Со всех окрестных домов наползут, а ты нас тянешь в самую гущу этой мерзости! Скормить решила?

— Действительно, барышня, — призраком возник за спиною Лоран, когда милый и обаятельный невурлок брал такой тон, девочке хотелось провалиться на месте, — очень любопытно, отчего тебя так тянет за пределы этих стен. А ещё любопытнее, почему ты не попала под чары сумеречников в эту ночь, если уже единожды едва не погибла от них. Ты не видела кошмаров и, возможно, даже бодрствовала. На тебя ни один из них не бросился, как и нападавшие на той поляне. Почему дождалась нашего истощения прежде, чем разбудить от появления первой же тени? Ты же боялась их до смерти, а тут такая выдержка поразительная.

Последнее слово прозвучало, как пощёчина, только Каринаррия Корсач не дёрнулась и не опустила глаз. Она знала, что делать, жаль только не умела.

— Вы мне не верите? — надменно поинтересовалась она, представляя или не представляя, как можно будет сбежать от упрямцев, чтоб спастись.

— А с какой стати мы должны? — похоже, длинноволосый невурлок разошёлся не на шутку. — Ты слышишь голос и, скорее всего, видишь его послания. Ты можешь насылать прокажённых и бредишь охотником. Ты не контролируешь свои эмоции, говоришь разными голосами и меняешься внешне. Кто может поручиться, что ты не перешла на сторону Тварителя? Может, ты с ним давно в сговоре и тянешь время, пока эти твари вырезают один город за другим. А?

Девочка едва не задохнулась от обиды. Ей даже в голову не приходило, что спутники, которые стали почти друзьями, думают о ней так плохо. А она так старалась быть героем, терпеть, молчать и не взваливать свои горести на окружающих. Оказывается же, что чем больше терпишь, тем меньше сочувствуют. Очень захотелось расплакаться, только факел уже горел и это могли увидеть, а в такой компании это было нежелательно и бессмысленно. Очень уместно и эффектно в этот момент было бы дать оскорбившему пощёчину, только пришлось бы задирать руку или подпрыгивать, а это было слишком комично. "Ну и пошли вы", — только и подумала Каринка, складывая на груди руки и демонстративно опираясь о стену.

Разумеется, пробивать дверь и спешить под защиту ливня никто не собирался. Гроллины растянулись по одному, засунули не сопротивляющуюся девочку в центр и двинулись дальше по туннелю. Каринке было безумно обидно, но чувство это постепенно проходило, уступая место желанию вразумить мужчин и, по возможности, спасти из отвратительного места. Душа юной Корсач металась в сомнениях, сердце трепетало и было как никогда тяжело сохранять спокойствие и благородную холодность. Кирх, шедший позади, осторожно положил руку ей на плечо, от чего девочка резко остановилась, и мужчина едва не сбил её с ног.

— Я понимаю Вас, — прошептал суровый гроллин ей на ухо. — Вы можете мне доверять.

— Но это не значит, что Вы, Кирх, можете доверять мне, — заметила Каринка, слишком жестоко из-за бушующей обиды.

— Это только в Вашей власти, — согласился мужчина и незамедлительно отстранился.

Этот разговор не остался незамеченным Лораном. Длинноволосый остался крайне недоволен такой лояльностью своего же сородича к предполагаемому шпиону. Девочка же не очень поняла, к чему были его слова, но почувствовала какую-то надёжность за спиной, хоть даже и воображаемую. Стало немного легче. Если закрыть глаза, складывалось ощущение, что её с давним товарищем враги ведут на гильотину. Это воодушевляло, но не столько радовало.

Туннель расширился, пол его стал хуже, а стены глаже. Света хватало лишь на несколько неуверенных бликов под ногами и метр высвеченного пола. В золотистом сиянии мужские фигуры выглядели диковато и причудливо, как терракотовые ходячие статуи с площади, разом ожившие и движущиеся неведомо куда. А за стенами вровень с ними ползли и скрежетали зубами голодные сумеречники, их тоже можно было понять, ведь такая славная добыча попадается не часто. Только они терпели и сдержанно конвоировали людей в своё логово. Каринаррия Корсач тяжело выдохнула, она не знала, как объяснить гроллинам, что ещё метров шесть и сумеречники набросятся, потеряв остатки самообладания. Чувствовали ли что-то подобное невурлоки — загадка, только, когда девочка улыбнулась Кирху, мужчина сошёл с лица.

— За ней, — крикнул обваренный Лорану, когда Каринка опрометью бросилась в первый же смежный тоннель, что слегка поманил из темноты. -Будешь охранять.

— Б'ех? — невурлок удивлённо и раздражённо повернулся к собрату.

— Это приказ!

Тон и голос Кирха были такими, что немедленно броситься вслед за девочкой возжелал даже Владомир. Лоран тяжело смерил ненавидящим взглядом обваренного, сунул ему в руку запасной нож и стрелой исчез в проходе.

Каринка неслась, не разбирая дороги, во многом этого не требовалось, потому что коридор был ровный и одинаково узкий. Девочка не открывала глаз от страха и захлестнувшего душу восторга. Она впервые ослушалась старших, смогла, решилась и теперь несётся навстречу свободе, где не будет пренебрежения и помыкательств, недоверия и унизительной бесполезности. А самое главное, не будет пугающей угрозы неизбежного замужества, что всё время не выходила у неё из головы и мешала проникнуться путешествием. Свободой для неё пах этот затхлый воздух туннеля, огибающего западный фасад и выводящего на широкий балкон. Она не знала, откуда такая уверенность, только помнила этот туннель, эти залы и все потайные ходы так же, как металлического монстра и мужчину в странной комнате.

Девочка не была хорошей бегуньей, но удобные сапоги, длительный переход и изнуряющие занятия танцами позволили ей набрать приличную скорость. Поэтому Каринка была несказанно удивлена, когда сзади донеслись лёгкие звуки шагов. Она набегу оглянулась и тут же оказалась сметена разъярённым Лораном. Мужчина с не человеческой, а сумеречной гибкостью оттолкнулся от гладкой стены и в один прыжок настиг жертву. Он настолько был схож с вурлоком, что Карина только бешено закричала и закрыла лицо руками, напрочь забыв, что под ней лёгкая съёмная панель. К счастью, злость невурлока была значительно слабее разума, он не собирался ломать подопечной кости, просто решил напугать как следует капризную аристократочку, не умеющую разбираться в обстановке. Место приземление планировалось в шаге от самовлюблённой девчонки, с её головы не упал бы и волос (может только поседел). Ветхий материал не смог погасить чудовищную мощь удара. Девочка коротко вскрикнула и рухнула вниз одновременно с гроллином. По воле злого рока внизу оказалась внушительная дыра от имитированного обвала, и зацепиться за её край девочка не успела, этажом ниже был выставочный зал. Экспонаты жадно ждали...

Каринка закусила губу: умирать так глупо очень не хотелось. Невурлок привлёк к себе девочку и резко развернулся.

Удар оказался поразительно мягким. Каринаррия жадно схватила ртом выбитый из груди воздух и пришла в себя. Пыль облаком кружила вокруг неё, обломки павшей под их весом скульптуры больше напоминали расколотую яичную скорлупу. Тяжёлые борта закрывали дальнейшие детали экспозиции, только Каринка и без того возрадовалась, что выставляли бывшие хозяева здания именно этого мастера. Если бы они демонстрировали оружие, или стальных козлят, или даже монеты под стеклянными колпаками, могло произойти непоправимое. Девочка проверила собственное самочувствие, тело отдавало тупой болью, но не слишком вопило о травмах. На всякий случай, Каринка решила убедиться воочию, поднялась на локтях и прощупала ноги на предмет перелома.

Перед ней открылся чудесный вид. Зал был огромен и воистину впечатляющ, его стены покрывали невообразимого вида рамы от рассыпавшихся картин и странные длинноносые гравюры, с потолка свисали вычурные птицы-люди, у стен возвышались пугающие бесформенные статуи. Разбитая ими казалась самой безобидной и крохкой. Рассматривать это чудовищное великолепие можно было часами. Каринка поднялась, чтоб выбраться из своего убежища. Тогда девочке открылась и причина столь мягкого приземления: под ней лежал Лоран с окровавленной головой и отвратительным обломком "скорлупы" торчащим из груди.

Первой реакцией девочки, как ни странно, было не падение в обморок, как поступила бы матушка, и даже не причитающийся девице крик. Сначала Каринка ещё раз проверила себя, словно от увиденного в ней могли оказаться такие же осколки. Потом уже она очень-очень постепенно осознала случившееся, подтянула к подбородку колени, подумала поплакать, не получилось. Она абсолютно не знала, что нужно делать в таких ситуациях. Правильно было бы позвать на помощь, постараться собрать костёр для захоронения или камни.

— Лоран, — Каринка не нашла ничего лучшего, как пнуть мужчину в коленку, — что мне теперь с Вами делать?

"Вот и получил он своего второго. Всё правильно, сначала дядька, потом Лоран... Интересно, Владомир с Кирхом одновременно умрут, или у меня всё-таки есть предпочтения? Мне показалось или он действительно дёрнулся? Может, он живой? Ой, что же мне делать?"

Девочка подползла к гроллину и постаралась определить, есть ли у мужчины дыхание. Она не знала, как это делается, помнила что-то про прикладывание рук к горлу, только, по её представлению, это скорее окончательно прекращало дыхание. Наконец, собравшись с духом, Каринка подползла к предположительно мёртвому и не без брезгливости оттянула веко. Красный зрачок с благородным рубиновым оттенком выскользнул сверху.

— А-а-а, — злобно ударил её по руке неполучившийся мертвец, когда девочка выпустила кожу. — Чтоб ты...

— Ой, — Каринка совсем растерянно отстранилась назад и съехала по осколкам на пол.

Ей тут же стало очень неловко, что пришлось столь хамским образом лезть человеку почти в душу, да ещё с немытыми руками. Юная Корсач так и просидела бы без действия, если бы мужчина с лёгким стоном не стал проявлять больше признаков жизни. То, что невурлока не расплющило от падения и не убило осколками, было настоящим чудом, и как всякие чудеса это могло быть очень мимолётным.

— Подожди, подожди, — подскочила с места девочка, проникшись идеей спасения хрупкой человеческой жизни храброго, хоть и не шибко дальновидного гроллина, пожертвовавшего своей жизнью во имя её спасения. — Я сейчас, сейчас помогу тебе. Не двигайся. Подожди немного. Постой. Тебе очень больно? Нет, не говори, не трать силы. Главное сейчас остановить кровь и не занести заразу... Ой, главное не потерять сознание. Нет, спокойно. Я спокойна. Сейчас нужно перемотать, а потом тебя Люпин починит. А-а чем же здесь перематывать... Ты не против той гардины... Фу, она ещё гаже чем Владькины портянки...

Легче всего было решить, что тебе нужно кому-нибудь помочь, значительно тяжелее что-либо сделать. Вот и Каринка прекрасно справилась с первой частью работы и самоотверженно решилась, во что бы то ни стало, спасти раненого гроллина. Она даже мысленно повторила всё, что помнила из краткого курса медицины в изложении престарелого учёного, подсмотренного у городского лекаря во время визитов и выученного по походным пометкам отца. Представила, как будет накладывать повязки и пережимать артерии, но стоило ей увидеть сочащуюся кровь, как все хорошо утрамбованные знания тут же мешались какой-то невообразимой кашей, из которой пробиться могла только паника. Раньше она не замечала за собой такой растерянности и безалаберности. Девочка митусилась, не знала, за что хвататься первым делом, то бралась отрывать от рубашки лоскутки, то кидалась стирать кровоподтёки, то пыталась обломать осколок, чтоб уложить больного поудобнее. При этом, чтоб придать себе смелости продолжала быстро и бессвязно лепетать что-то, вызывая мигрень даже у себя. Лоран был слишком слаб, чтобы постоять за себя, и смело терпел заботу охраняемой.

— Этим ты мне не поможешь, — прохрипел мужчина, не выдержав очередного приступа гениальных идей девочки.

— Да, — Карине тоже слабо верилось, что можно будет через рычаг поднять гроллина и оттащить в другое место. — Что же мне делать? Почему всё так? Почему? Вы не должны умирать, это не правильно, это не честно! Только в трагедиях главные герои погибают, в жизни они должны жить. Но такая потеря крови. Я не смогу Вам её остановить, замедлить, возможно, и то, если бы мы были на улице. Здесь вода слишком трусливая. Я Вас даже дотащить не смогу. Но здесь умирать нельзя. Должно быть какое-то средство, способ мгновенного излечивания. Чтобы раз и всё. Конечно!

Так неожиданно и так своевременно она вспомнила о чудесном средстве. От возбуждения и волнения руки у неё перестали слушаться, и всё выходило ужасно неловко. Руны запутались в кармане нижней рубашки, потом просыпались за пазуху. Девочка старалась действовать быстрее, от этого становилось лишь хуже.

— Где же, где же она? — едва не рыдая, Каринка вытряхнула палочки на Лорана и принялась истерично копаться в них, за ранее понимая абсурдность своих действий. — Она должна, должна быть здесь! Всё же правильно, когда Лоран станет на грань, нужно разломить над ним "запрещено это действие на плоть". И все хвори сойдут. Это должно быть так. По-другому просто никак. Где же... Ой нет. Я же тогда в спешке отдала её Владьке. Точно этот грубиян исцелился от укуса оборотня. Что же я наделала? Глупо, как глупо. Лучше бы он умер, а не Вы!

Каринка с криком сгребла оставшиеся руны в пригоршню и в сердцах зашвырнула бесполезные палки подальше. Она не могла больше сдерживать себя и рыдала в голос. Ведь смерть невурлока теперь точно будет на её совести, если бы она не была так небрежна в рыбацком домике, что отдала относительно здоровому командиру последнее спасение. Благородная дама не должна принимать таких решений, о которых позже может сожалеть. А Каринка сейчас жалела и ей было стыдно от таких неблагородных мыслей.

— Тише, барышня, — Лоран попытался толи погладить девочку, толи стряхнуть с живота. — Не делай больших глупостей, чем уже успела. Просто не мешай мне.

Мужчина был очень слаб, но даже в таком состоянии смог дотянуться до осколка и с какой-то ненормальной лёгкостью сломать его. Кровь потекла сильнее, а выражение лица гроллина даже не изменилось. Каринка смотрела на него, как зачарованная, и так же ошарашено помогла Лорану сняться с "булавки" и спуститься на пол, где прислонила с ближайшей скульптуре, напомнившей продавленную и вытекшую дыню. Увиденное настолько не вязалось с её представлениями о ранах, строении человека, что какое-то время девочка не могла вымолвить и слова.

— Но как? — Каринка осторожно, словно к ожившему божеству, подсела к гроллину.

— Это магия, — мужчина был бледен и слаб, к тому же не видел в темноте, но улыбался предположительной собеседнице. — Магия может стянуть и не такое. Жаль только я в ней никогда талантом не отличался. Мне бы лучше оружием махать, а искры и молнии не по моим способностям. Так что это займёт больше времени, чем у хорошего чародея. Ты не волнуйся, барышня, просто не отходи далеко пока. Договорились?

— Вы же умирали, — девочке безумно хотелось стащить с него рубашку и посмотреть, как таинственная магия будет заживлять.

На её замечание Лоран вдруг расхохотался. Получилось так искренне и задорно, что девочка не смогла ни удивиться, ни обидеться.

— От такого умереть очень сложно, — дыхание сбивалось, что говорило о сложностях с восстановлением, но голос мужчины оставался уверенным и почти звонким. — Одному из наших вспороли шипом грудную клетку, пробили насквозь, сердце чудом не развалили. И он ничего, заживил. Отвратно, правду, вылечил, схалтурил прилично. Но это понять можно, дети ещё слабо могут контролировать токи силы, да и времени у него не было. Обидно, что технология отращивания конечностей утеряна.

Каринка не могла прийти в себя от услышанного. Представился ребёнок с дыркой в груди, отращивающий оторванные руки — её едва не стошнило. Нужно было срочно переводить тему, пока девочка ещё могла контролировать собственное удивление:

— Большое спасибо. Вы спасли меня, я полагаю...

— Я выполнял свой долг, — ответил Лоран немного грубо. — Это не геройство и не выдумывай себе лишнего.

— Вы, конечно, мой охранник, — девочку слегка удивил его тон, — только такой риск выходит за рамки гроллинской службы. Долг перед Императором важен, но не относительно меня.

— Императором? — мужчина снова засмеялся. — Девочка, я подчиняюсь одному единственному человеку и он, слава богам, не имеет с Императором ничего общего.

Владомир сполз вниз по стене, прижимаясь щекой к холодному, шершавому покрытию. Было тяжело дышать, мышцы дрожали, а перед глазами расплывались радужные круги. Постоянное недосыпание с того самого момента, как эти слюнявые оборванцы напали на их лагерь, долгие переходы, шум в голове и сегодняшние ночные метания сделали своё чёрное дело. Уверенный в своей неуязвимости перед сумеречниками, он недопустимо проворонил атаку и едва не поплатился за это.

Тварей было много, очень много, они пёрли из проёма в стене, как сплошной чёрный кисель, бурля и завиваясь. Никакие попытки отбиться, не приносили успеха, приходилось бежать. Даже не бежать — лететь неизвестно куда, под опасным углом, прямо в темноту, где могли таиться эти уроды. Не было другого выхода: либо этот безумный полёт, либо неминуемая смерть от спешно нагоняющей массы. Несказанный ужас подкатывал к сердцу, он действовал на уровне животных инстинктов, придавая поразительную, изматывающую и отупляющую скорость. Бег, бег стал единственной целью в жизни, её смыслом, способом и триумфом.

Теперь командир лишь прикрывал рукой рот, чтоб не дышать слишком громко. Угнаться за оборотнем и альбиносом было не просто для него, больше привыкшего быть верхом на коне, нежели самим скакуном. Если бы блондин не обнаружил хлипкую часть стены, смежную с пустым залом, и не вышиб её плечом со всего разгона, погоня могла отстать сама собой, просто получив выдохшегося офицера. Владомир со смесью истерического хохота и облегчения вдруг понял, что идея охраняемой могла быть и не такой уж бредовой, если учесть, что пробежать через один достаточно широкий зал, пусть и набитый сумеречниками, проще, чем слепо нестись неизвестно куда в тисках тоннеля, со стен которого эти самые сумеречники капают.

— Мне одному кажется, что наша девочка очень вовремя сделала ноги? — поинтересовался он у остальных, когда чавканье и бульканье за стеной стихло, а, значит, погоня временно отступила.

Кирх только хмуро смерил его взглядом и ничего не сказал. Гроллин сейчас был всецело поглощён своими мыслями и почти не реагировал на окружающую обстановку, а в таком состоянии человека лучше лишний раз не нервировать. Похоже было, что мужчина разминает отбитую руку. Владомиру сначала даже показалось, что он не разминает, а собирает её пальцами. Но этот вариант совсем не подходил, поскольку конкретно в этом месте стена была кирпичной и облицовывалась плиткой, что слабо вязалось с возможностью вырывания по-живому. Рачитый оборотень, отбивавшийся от сумеречников факелом, теперь в который раз разжёг его и принялся проверять свои многочисленные заначки, в виде ножей, мешков с травами и всяческой необходимейшей мелочевки.

— Правда, — продолжал гнуть свою линию юноша, — вовремя смылась и Лоран с ней на пару.

— Ага, — бородач не обнаружил самого дорогого мешочка и был крайне раздражён. — Случайно сбежала, случайно напали. Может, не она скрылась, потому что должны были напасть, а напали, потому что ей удалось скрыться. Не нравится мне её поведение. Не выживают так просто от яда водяного, тем более такие дохлые. Это уж, может, и не человек совсем, а сумеречник в её шкуре. Всё своих натравить пыталась, и Лорана случайно разбудила, пока съесть пыталась.

— Ну, ты загнул, — нагло присвистнул юноша, идея, что Корсач может оказаться русалкой или лесной девой ему в голову не пришла бы даже с похмелья.

— Пойдём, это место не безопасно, — резко поднялся Кирх, говорил он хоть и без особого нажима, ослушаться самого его голоса было тяжело. — Лоран ещё жив, во всяком случае, пока.

— И я о том же, — поспешил согласиться с ним Люпин. — Она давно к нему жалась, видно в жертву выбрала. А ты, охламон, подумай, кто был бы следующим у ней. У девки ж даже глаза не человечьи последнее время стали.

Командир был не расположен спорить, так же как и менять свою точку зрения. Он мог одновременно иметь множество суждений в голове в корне противоречащих друг другу, но если решал что-либо никогда от этого не отходил. Поэтому и отвечать струсившему от обилия сумеречников оборотню не стал, просто отогнул средний палец и пристроился позади альбиноса, игнорируя бородатого. Выбираться из узкой комнаты, пришлось через её двойника, грязного с битой керамикой и закопченными стенами. Потом шёл такой же покрытый слоем гари и копоти коридор. От прошедшего в далёком прошлом пожара не осталось следов, но эти голые стены, вычерненный потолок, растрескавшийся пол, казалось, пахли ужасом горящих. То, что здесь полегло много людей, сомневаться не приходилось. Призрак самого запаха горящей плоти так забивал ноздри, что вперёд пропихнули оборотня, улавливавшего хотя бы дуновение свежего воздуха.

Воздух нашёлся достаточно быстро. Лёгкий щекочущий кожу ветерок доносился из проёма в зал. Смрад же источали соседние двери, с перекошенным косяком. Из-под его битой лепнины жадно тянулся мрак, не разрываемый светом факела. Трое гроллинов стояли на распутье, хотя выбор был настолько очевиден, что обсуждать его не требовали даже правила приличия. Только Владомир с этими правилами был явно не знаком.

— Ты сильно удивишься, если я скажу, что нам стоит идти направо? — юноша постарался незаметно оттянуть беловолосого в сторону, так чтоб их не услышал оборотень и показал пальцем на картину, идущую под углом к высокому потолку и словно прячущуюся от невысоких зрителей.

Кирх тоже присмотрелся. Портрет потемнел и местами облез, от чего потерял большую часть своего великолепия, однако сохранившиеся краски бережно выводили знакомый силуэт. Сверху на них смотрела Каринаррия Корсач собственной персоной: странный наряд, очень походивший на трофейное платье из лагеря циркачей, распушенные волосы и кулон в виде ключа на шее. Девочка лукаво улыбалась, поблёскивая разными глазами, один палец она прижала к губам, призывая смотрящих сохранять молчание, второй же ручкой указывала направо, прямо в чёрную дыру, полную гари.

— Ну чего стали? — проворчал подгорный человек и скрылся вместе с источником света в левом проходе.

Кирх немного посмотрел в темноту, где раньше ещё виден был лик охраняемой, потом пожал плечами и пошёл, как всякий здравомыслящий человек, навстречу свежему воздуху. Владомир тоже пожал плечами, но свернул направо: он решил верить ведунье.

Сумеречники вальяжно перекатывались за стенами и сновали в полу, их вечно голодные животы требовали поживы. Но люди были в безопасности. Каринаррия Корсач была уверенна в этом как никогда ранее. Нет, её не беспокоила угроза кровожадных ревущих монстров, пропитавших своей жаждой сами основания таинственного храма. Она знала, что в любом случае останется нетронутой, и её раненого спутника не будут беспокоить какое-то время. Время было тем последним основанием, что ещё удерживало их. Кто знает, может, они и не стали бы нападать второй раз на гроллинов, будь с ними ведунья. Теперь же оставалось только молиться, что кто-либо ещё жив или, беря в расчёты количество прожорливых ртов, уже мёртв. Девочка открыла глаза, чтобы окончательно не завязнуть в дурных предчувствиях и ощущении собственного невольного предательства. Зал был по-прежнему пустынен, где-то в его глубине размеренно с удручающим шелестом осыпалась побелка. Больше не было ничего...

— Барышня, чего ты в себя так ушла? — тихо окликнул её Лоран, отвлекая от невесёлых мыслей. — Думаешь о вселенской несправедливости или пользе пребывания под землёй для кожи лица?

— Не смейтесь, Лоран, — девочке очень хотелось бы помолчать и раствориться в тишине, словно её и вовсе не было, но это грозило очередной встречей с ночным мучителем, да и голос невурлока, разносимый ветром был слишком пугающ одиночеством. — Мы погибнем, скорее всего, погибнем, потому что выбраться отсюда нам никто не даст.

— Чего тебе-то беспокоиться? Можешь быть уверенна, что скоро сюда явится Кирх с мечом наголо и спасёт тебя, раньше, чем я успею восстановиться.

— Что может сделать Ваш Кирх? — горько хмыкнула Каринка, утыкаясь подбородком в колени и наблюдая, как переползают по металлическому дереву очередной статуи каменные змее-рыбы. — Что он вообще может...

Мужчина заметно напрягся, что могло быть объяснено его поистине магическим выздоровлением, но девочке показалось жестом, боле продиктованным чувствами. Несмотря на колоссальные усилия, длинноволосый повернулся к охраняемой и пристально уставился на неё своими красными глазами. Когда гроллин становился таким собранным и серьёзным, девочке становилось не по себе.

— Почему ты так жестоко ведёшь себя с ним? — голос у Лорана звучал строго и при этом участливо, словно у сурового, умудрённого опытом наставника, пытающегося втолковать нерадивому ученику истину жизни. Это настолько преобразило весь его облик, что девочка невольно сжалась и с детским благоговением замерла. — Это в вышей степени недостойное поведение. Разве ты не видишь, что нравишься человеку? Он весь извёлся, стараясь тебе угодить, а получает взамен лишь пренебрежение. Ты просто избалованная, надменная мещанка с амбициями. Угораздило же его первый раз именно в тебя... Это выше моего понимания. То ты... не имеешь права, не должна так себя с ним вести. Ты хоть понимаешь, что он посвятил тебе? Это доверие очень и очень значимое и редкое явление. Да за право просто такого положения все ваши аристократки перебьют друг друга. Я не удостоился права даже полагаться на него, после стольких лет...

— Доверие? — столь странное, пугающие и притом совершенно непонятное признание в совершенно непонятных чувствах настолько смутило девочку и выбило из колеи, что она толком не смогла оценить степень невозможности сказанного Лораном и поспешила перевести тему. — О каком доверии может идти речь? Этот человек дважды предавал меня! Он, как никто дугой, имел основания стать на мою строну, а при этом с завидным постоянством обрекал меня на страдания. Вместо того, чтобы заступиться он трусливо шёл на поводу у остальных. И я должна ещё ему доверять? Из-за него всё это произошло. Ничего этого бы не случилось.

— Следи за своими словами, если не можешь уследить за дурью, — попытался остудить её невурлок. — Все вы, ведуны, как клещи впиваетесь в свои тайны, плодите заразу и стараетесь спихнуть ответственность на других.

Карина подскочила на ноги, собираясь броситься прочь. Зная своё состояние, она могла точно предположить, что такая беседа может закончиться или дракой, или слезами. Первого она не перенесла бы физически, второго не позволила бы вынести гордость, измочаленная этим унизительным походом до жалкого состояния. Однако бросать здесь раненого было равноценно убийству, поэтому девочка сделала вид, что просто захотела размять ноги.

— Вы даже не представляете, о чём говорите, Лоран, и чего уже несколько дней от меня добиваетесь, — юная Корсач взяла себя в руки и усилием воли заставила продолжить неприятный разговор.

— Ты права, не представляю, — снова ей показалась некая горечь в голосе мужчины. — Я не ведун, не глава рода и даже не подверженный тадо. Зато я могу очень красочно представить, что случилось с тобой. Провинциальная забитая маменькина дочка, не показывающая нос дальше дамских клубов и романтических читален, вырывается в свет и тут же жаждет ощутить все его прелести, чтоб обязательно всё красиво было, чтоб всё как в романе. Она из кожи вон лезет, чтоб привлечь внимание к своей персоне, но слишком боится ославиться. И тут попадается знаменательная возможность: открывается способность общаться с Тварителем. И что она делает? Начинает разыгрывать комедию, боясь перечить господину, но по прежнему желая соответствовать излюбленному книжному образу. А когда всё идёт не по её сценарию начинает бросаться в истерики и безумные выходки, выставлять себя жертвой и невинной овцой. Ей с её забитым умишком просто не может прийти в голову, что возможны чьи-либо ещё интересы, кроме её собственных. Она зацикливается на своей персоне и тех "несказанных мучениях", которые выпадают на её долю ежесекундно.

Около полуминуты девочка молчала, не желая верить в услышанное. Казавшаяся давно привычной и вполне сносной обида подступила к горлу, лишив возможности дышать. Совсем ещё детская вера в возможность таких понятий как дружба, помощь и открытость, хранившаяся скорее как дань моде, теперь неожиданно всплыла и своим острым, не обтесавшимся без общения со сверстниками, углом впилась в сердце. Пришлось закусить губу, но слёзы всё равно потекли.

— Вот, значит, какого Вы обо мне мнения, вы все... — таиться не имело больше смысла, раз она столь неприятная особа, то образ себе она уже не испортит. — Да Вы хоть на миг задумались, каково это. Каково той самой маменькиной дочке, которая ни разу со смерти отца не услышала ласкового слова, трястись в компании грубых вояк по бездорожью в ненавистную Дуботолку? Знать, что вся твоя жизнь вот-вот закончится за очередными четырьмя стенами в роли бедной жёнушки благодетельного толстосума, которую до седых волос будут попрекать отцом служакой и приданным в полкареты. И то, что у неё образование и способности, никого не волнует, не волновало и волновать не будет. Да, она, конечно, хочет привлечь внимание. Чьё внимание ей привлекать? Кому вы сдались? Ей просто было страшно, ей хотелось остаться дома. И что? Кто-либо сделал поблажку на её возраст или отсутствие опыта? Нет, она, конечно же, своенравна и глупа. И они хотели после такого отношения, чтобы она им что-то рассказывала, посвящала в тайны. Я пыталась посвятить, пыталась Кирху жизнь спасти, и что получила. У меня уже в печёнках сидит вся ваша подозрительность. Вы бы ещё монетку бросали на то, спятила я или нет. А лучше народный метод. Проволоките нагой по главной площади, унизьте, втопчите в грязь, а потом поинтересуйтесь, не слышит ли сумасшедшая странные голоса, жаждущие поглотить её душу. Вы хоть можете представить себе двадцать часов боли и ужаса, заполненных угрозами и оскорбленьями. Целые сутки напролёт безостановочных пыток, когда тебе разрывает голову от этого ужаса, и лучший способ избавиться от него смерть. И он же не умолкает, не умолкает ни на секунду, пока его не глушишь усилием воли, он не промахивается, он умеет растягивать боль. И не сбежишь, не оставишь без внимания. А ты, чтобы не сойти с ума и не поддаться этой ломке выискиваешь подсказки, то, что может помочь не тебе так окружающим и терпишь, чтобы только никто не заподозрил, не полез жалеть, не пострадал. А никто и не лезет. Никому до тебя просто дела нет! Всем плевать, что они уже десятки раз могли быть убиты. Единственным живим существам в этом бесконечном бреду девочка безразлична. А она продолжает их защищать, думать, что защищает...

Каринка уже не сдерживалась и ревела в голос, срываясь на сплошной вой, пиная ногами черепки и метаясь вокруг раненого загнанным зверем. Она сама изнывала от отвращения к себе, но не могла остановить потока накопившихся эмоций. Она так долго терпела, хранила в себе, лелеяла, а только сейчас поняла, что всё это время жаждала вывернуть всё наружу, чтоб все видели её страдания, ценили её героизм, восхищались выдержкой. Это должно быть на виду, словно она была третьим лицом, читающим эту книгу и судящим свысока. Книгу, ей ведь действительно хотелось быть героиней, где автор, зная весь клубок фантазий, подстраивает остальных действующих лиц.

— Заткнись, — неожиданно рыкнул Лоран, заставляя Карину неловко подавиться очередным обвинением. — Иди сюда.

Сломавшаяся от неожиданно проявившихся чувств, головной боли, икоты и метаний, девочка послушно подошла к мужчине, продолжавшему сохранять спокойствие и величие даже в таком состоянии и, дрожа от нервов, присела рядом.

— Только не плачь, не надо плакать, — неожиданно мягко привлёк к себе охраняемую Лоран и позволил спрятаться лицом в рубашку, поглаживая по голове здоровой рукой. — Ты же хотела быть такой сильной, а здесь сопли в два ручья. Ну, перестань. Я расскажу тебе об одном мальчике, быть может, тебе станет легче. Я сам тогда был по делам в Долине, и не мог всего видеть. К счастью, наверно. У нас начались серьёзные проблемы с тадо, ведуны стали появляться, как грибы после дождя. Сначала, это были просто странные хмурые люди с постоянным бредом, в миг сходящие с ума и насылающие порчу. Они проявляли заражённых и те выкашивали целые деревни. В свою очередь, соседи начали применять ответные меры, забивая ведунов камнями. Говорят, среди них были и видящие, но мы тогда слишком мало знали. Было направленно две делегации. Тайная — в столицу для сбора сплетен и разведывания аналогичных проблем, и официальная — в один пограничный город, где единственный здравомыслящий командующий согласился договориться о подкреплении со стороны Императорской армии. В последней был даже сам Рокирх. Мы ничего не знаем о ней, но предполагаем, что среди них был ведун и пустыня их окончательно добила. Не получив известий, было решено на время закрыть все подступы к Граду и полностью замуровать стены для спасения реликтовых вещей и семьи Рокирха. До сих пор неизвестно, кто из них оказался скрытым ведуном. Жители окрестных деревень и стянувшиеся к стенам отряды, слышали лишь вопли из осаждённого города. Это было подобно ночному кошмару. По своему возвращению я застал лишь отголоски, и этого вполне хватило, чтоб представить произошедшее. Много тысяч погибло. Тадо, сдерживаемые заклятьями, ломились в стены и жрали самих себя. Дворец, бывший маленьким городом внутри и вовсе полыхал фиолетовой дымкой. Спустя месяц после начала трагедии, было решено сломать стену и обследовать город. Я был в штурмовом отряде. Когда появилась первая брешь, мы увидели дымящееся пепелище, мёртвое до своего основание, полностью лишённое жизни и одну серую тень бредущую навстречу. На него было страшно смотреть, худой, измождённый, еле живой в крови со шрамом на весь корпус и обречённым холоднокровием в глазах. Он единственный выжил в бойне во дворце, где началось нападение, а после и в городе. Почти месяц он был в одиночестве в кишащем тадо вольере. Мы думали, что несчастный сошёл с ума. Но он уже за полгода пришёл в себя, только перестал улыбаться и почти не разговаривал, хотя раньше был душой компании и первым балагуром среди учеников. Ему не исполнилось ещё и тринадцати. Мальчика отпустили на каникулы домой из академии перед пятилетней специальной закрытой военной практикой. Мы тогда решили считать его месяц за года три.

Лоран всё говорил и говорил. Его голос успокаивал и одновременно пугал. Отступившая истерика сменилась раскаяньем, стыдом и неким опасением, что по возвращении девочку постигнет участь ведунов с родины Лорана. В любом случае, мужчина не прогадал с выбором истории. Услужливо предоставленные воображением странные тадо, шатающиеся по пустынным улицам и перепуганный одинокий ребёнок, почти что её ровестник в вымершем городе мигом выбили из головы разные тёмные мысли и надуманные страхи. Ей до такого отчаянья всё же далеко.

Дождь прекратился, и лунного света, что воровато тянулся сквозь глубокие разрывы пористых туч, вполне хватало, чтобы можно было затушить свет. Свежий наполненный радостью жизни и тихим, неуверенным восторгом, лесной воздух будоражил после давящей духоты проклятого дома. Молчанье умытого леса радовало и казалось благодатью после постоянных шорохов и стонов этих безумных стен. Промозглая ночь дышала облегчением и благоговением.

Владомир спрятал под рубашку, почти не раскалившийся после долгого свечения родовой медальон. Он, разумеется, не верил во всякие бредни про магию и семейный дар, просто не брезговал в случае необходимости прибегать к дедовым методам. В их семье время от времени появлялся какой-нибудь чудик, что мнил себя выше священников и вызвался творить чудеса. Как правило, они были не слишком долго, но крепко впивались в родовую память, оставляя в крови рода свою дурную наследственность. Не было ещё поколения, где не рождалось бы такого "дарования". Хотя юноша и не поощрял в себе и окружающих талант к седым пережиткам, но лучше всех из братьев справлялся с древними вещами, вроде живой карты или вечного пламени в камне. Теперь молодой командир был как никогда счастлив, что его угораздило родиться именно в этом сумасшедшем роду.

Голодная пасть выжженного туннеля с её стонами и скрежетом призраков давно погибших обитателей осталась за спиной, услужливо раскрывшись чёрной пропастью за люком-окном, на половину ввязшем в землю. Один вид её вселял первозданный ужас, только юноша не двигался. Он просто жадно дышал упоительным воздухом, позволяя чувству близкой опасности щекотать нервы. Было непередаваемо здорово ощущать себя единственным, кто умудрился выбраться из этой западни живым и невредимым. Юноша улыбался собственному триумфу и жалел лишь о том, что больше не с кем им поделиться. Где-то в глубине тьмы остались сослуживцы и девушка, они, возможно, уже никогда не найдут дороги назад, никто из них не сможет повторить его подвига и придётся возвращаться одному.

Владомир Айиашт, второй сын барона Айиашта, стоял сейчас в полной безопасности и гордом одиночестве. Он не был человеком, склонным к сочувствию или терзаниям. В свои неполные двадцать два он чётко уяснил, что спасение собственной шкуры это дело сугубо добровольное и помощь здесь не уместна. Ему хватало здравомыслия и способностей, чтоб иметь возможность обеспечить себе безопасность и пропитание в лесу, на его стороне были родовая карта и крепкий меч, чтоб без лишних проблем добраться до ближайшего города. Но он улыбался, нехорошо улыбался, как делают это сумасшедшие и одержимые в пылу сраженья.

— Я знаю, что тебе нужно, — истерично засмеялся юноша, сжимая до белизны кулаки.

Вкусивший силы приумножается в вере, и второй сын барона Айиашта, пройдя препоны сумеречников, лишь возрос в вере в себя. Злая ухмылка застыла на его лице. Юноша развернулся к чёрной пасти провала и выставил вперёд руку с фамильным перстнем, где на оборотной стороне камня скрывался осторожный и беспощадный аист, выбитый рукой древнего мастера.

Сердце билось уже значительно ровнее, без лишних перепадов, всё ещё быстро, но уже без смертельного надрыва. Это биение успокаивало и внушало определённую надежду. Каринка, затаив дыхание, слушала его и слышала течение загадочной магии, на душе становилось немного легче, словно она снова была в своей тёмной детской с молчаливыми понимающими гобеленами. Только теперь всё было по-другому, по-настоящему, как она должна была сидеть тысячи раз в прошлом. Это было подобно тихому озарению, что бывает в детстве, когда впервые понимаешь, что падающие звёзды — это волшебные духи.

— Вы с Кирхом братья? — Каринка поспешила выбраться из под руки гроллина, тихо радуясь темноте, в которой её раскрасневшееся и наверняка распухшее после слёз лицо, в грязных разводах и ссадинах, было никому невидно.

Её священное озарение также быстро угасло, как и появилось. Юная Корсач поняла, что она просто случайно заблудившаяся девочка, возомнившая о себе невесть что, которая слишком устала, чтоб отличать правду от собственных фантазий. Лоран просто казался понимающим, он был дипломатом по крови, Каринка понимала это и утешающее улыбнулась самой себе. Невурлок поменял позу, чтоб раненое плечо быстрее затягивалось и картинно наклонил голову:

— Почему ты так думаешь?

— Ну, ваша внешность такая схожая то есть, весьма специфичная, — Каринка начала ощущать, что затронула очень личный и, скорее всего, малоприятный факт биографии гроллина.

— Для вас, заскальных, мы всегда казались на одно лицо, — мужчина беззлобно хохотнул. — Это даже забавно. Нет, слава богу, мы с ним не братья, хотя определённые родственные коннотации присутствуют. Могу согласиться на некоторую схожесть. У нас очень похоже..., не буду при дамах. Ну, пожалуй, комплекция у нас по деду пошла. Его папаша был более астеничным, мелкой кости.

— Я немного не могу разобраться, — девочка отползла подальше и недоумённо уставилась на длинноволосого.

— Мы с ним не братья, и я бы предпочёл не считать его родственником, — слова Лорана звучали очень странно, и невероятно тяжело было уловить по интонации, что же на самом деле хотел этим сказать мужчина. — Но, тут уж не прикажешь, если отцу сбрендило жениться второй раз и родить Лавансу, о которой я никогда не был высокого мнения, только мало кто со мной соглашался. Потом жениться повторно захотелось нашему Рокирху. Неужели этому старому пню не хватало двух благоговейно отдавших дух женушек? И, оцени иронию, из всего состава внешнего круга Рокирх меньше всего переносил именно меня. Клянусь чем-нибудь архиважным, что он в гробу переворачивался, когда я, как единственный родственник, стал опекуном его дражайшего чада.

— Опекуном? — подавилась вздохом удивления Каринка. — Как так?! Это же невозможно. Это абсурдно. Кирх старше Вас...

Лоран совсем непочтительно заржал, словно такое замечание о втором невурлоке его искренне забавляло.

— А я всегда ему повторял, чтоб малец не строил из себя слишком серьёзного, — мерзко с совсем ещё юношеским ехидством продолжал похихикивать гроллин. — Что, правду, со стороны настолько старым кажется? Плохо я на него влияю... Разница у нас в возрасте небольшая. Мне было около двадцати, когда Лаванса родила это маленькое чудовище. Мы с его отцом не слишком ладили, не столько в политическом плане, сколько в личностном. И я предпочитал, как можно реже бывать в их доме, тем более, что мой племяш был..., скажем так, слишком избалованным. И, разумеется, ему в учителя прочили человека более подходящего. Только после бойни в столице, не осталось никого из внутреннего круга, кто мог бы взять к себе свихнувшегося мальчика. Этот осёл, до сих пор, хоть и слушается иногда, но ни в грош не ставит других.

— Так Вы наставник Кирха, — если бы девочка не была уверенна, что мужчине стало легче, она с радостью приняла бы сказанное за бред умирающего, — в смысле, его учитель и приёмный...

— Нет, барышня. Я не имею права по происхождению, быть наставником Самого Гхурто Рокирха, — Лоран одновременно выражал и пренебрежение к такой традиции и почти врождённое благоговение перед непонятным именем или чином. — Мальчик был у меня на попечении с детства, частично обучался мною, получал необходимые тренировки и боевой опыт, но никогда не являлся мне полноценным учеником. Я всего лишь его телохранитель. И, между прочим, сейчас, вместо того, чтобы болтать с тобой о Кирхе, я должен был охранять его. Так что, если с нашим Рокирхом что-либо случится, я буду во всём винить тебя при подаче отчёта.

— Я всё же не могу понять, — девочка предпочла не отзываться на шутку, во всяком случае, она очень надеялась, что это была именно шутка, — здесь что-то совсем не сходится. Вам не может быть больше тридцати, и всё это о телохранителях...

Мужчина тяжело выдохнул, помассировал переносицу и слегка раздражённо продолжил:

— Барышня, мы столько живём, сколько отмеряно, наш возраст определяется не морщинами, а длинной волос, что перестают остригаться после прохождения юношей специальной подготовки, и которую никто не отменял даже после нашествия тадо. И пройти семь лет общей школы, пять лет военного мастерства в малых отрядах и столько лет же непосредственного боевого опыта в парных связках с личным учителем обязан любой мальчик, даже наследный Рокирх. Хотя Кирх с его упрямством мог и не проходить высший уровень и уж тем более не выбирать для этого самый тяжёлый участок, грозящий вот-вот стать линией фронта.

Оба примолкли: за стеной протяжно и почти завораживающе заголосил сумеречник, начиная детским пронзительным плачем и постепенно переходя на пронзительный вой голодного пса. Это напоминание внешнего мира о своём существовании значительно отрезвляло. Во всяком случае, Каринку звук мигом привёл в чувства из состояния растерянности и глубокого удивления, заставив отложить до лучших времён несколько весьма интересных и щекотливых тем для обдумывания. Девочка стянула потуже растрепавшуюся косу и принялась перетягивать удобнее одежду.

— Можете называть меня по имени, поскольку я обязана Вам своей жизнью. Меня зовут Каринаррия, — Каринка гордо протянула мужчине свою ладошку, хоть это и выглядело презабавнейшим образом, — Каринаррия Корсач.

— Каринцар-рияль Кшорсач, — мечтательно протянул со странным акцентом Лоран, смакуя на слух полное имя подопечной, он в темноте просто не заметил её жеста. — Это можно перевести как Дикая-роза-с-ароматом-корицы из рода Коршуна. Как интересно...

— Вы сможете двигаться в хорошем темпе? — девочку не смутили его игры со словами, она просто решила как можно быстрее разрешить сложившуюся ситуацию. — Я намерена не препятствовать Вам в исполнении долга и покинуть это место в ближайшее время.

— Я не брошу здесь Кирха, даже если ты знаешь безопасный выход.

— Этот вариант мною и не рассматривался, Лоран. Я могу проводить Вас к нему, в какой бы части здания он не находился.

Всё же было что-то необычное в словах обваренного невурлока там в туннелях. Его доверие, странным образом высказанное, продолжало ощущаться даже на расстоянии лёгкой точкой опоры, которая казалась почти что указательным флажком на макете этого странного дворца. Поэтому Каринаррия Корсач не сомневалась в этом (она слишком устала сомневаться в собственных ощущениях и видениях) и уверенно повела опирающегося на её плечо гроллина к намеченной цели.

Все повороты одинаковые, они влекут, мучают, петляют и упорно, целенаправленно ведут не туда. Они пожирают за собой пути отступления, не предлагая ничего взамен. Их сущность вечно скрывать себя в тени и скрывать в себе тени. Такие тени напрочь лишают последних ориентиров и бесконечно растягивают бессмысленную мглу в бессмысленное ничто, разрывающееся прямо из круглого зала на пять бесконечных жгутов полных собственными ароматами неизменно свежими и прохладными.

Глухая смолистая тишина напоминала заброшенные могильники со сквозящими порывами холодного ветра, где даже пение птиц и шорох листвы кажутся гробовым молчаньем. Здесь же "молчанье" предлагалось со стороны стен и пола. Здесь просто не пахло жизнью, не ощущалось её, её здесь просто не было со становления времён. Была лишь темнота и движение безостановочное движение повсюду: скрежетание, чавканье, скольжение, шарканье, мелкий топот и лёгкое прикосновение, шипение. Слишком тихое и слишком громкое для этого неизменного здесь — Кирх поморщился.

Подгорный человек, вызвавшийся лично просмотреть несколько метров каждого туннеля, просто ушёл в ближайшем направлении, став частью этой слишком громкой тишины под звуки довольного чваканья. Теперь его факел безнадёжно догорал недалеко от входа в тоннель славным жёлтым пятном, дрожащим и мягким, смазанным и очень упрямым. Пламя из последних сил сопротивлялось сквознякам. Мужчина меланхолично следил за его потугами, не спеша спасать жизнь маленькому факелу, как и не бросился на помощь к оборотню. Это было слишком наивно и примитивно для подобных игр. Это никогда не приводило к успеху, с ним нужно всегда ждать, не защищаться, не контратаковать, не готовиться, просто ждать.

Беловолосая тень с слегка светящимися красными глазами оторвалась от полюбившейся стены, к которой после нескольких вынужденных схваток с сумеречниками было чрезвычайно приятно прислоняться, и стала в центр развилки лицом к поливариантности этого скромного мирка. Нож был предусмотрительно оставлен в щели между плитами. Полог света отчаянно трепетал. Мужчина сложил руки на груди и прислушался к собственному телу. Знакомые до крови в горле ощущения, проходящие по позвоночнику и обвивающие икры. Слишком знакомые...

Он далеко, достаточно далеко, чтобы два человек оставались в безопасности.

— Как банально, — Кирх поправил манжеты рубашки и развязал шнуровку у воротника и вдруг зашёлся диким нечеловеческим хохотом горького бессилия.

Факел потух...

Тени с шести сторон в тот же миг бросились к столь желанной человеческой плоти...

О девочке, голосах, песнях, доверии, травах и всём остальном, что имеет дурную привычку мелькать перед глазами

Огонь трепетал и выплясывал ритуальные мотивы под монотонное биение огромных подвешенных к потолку кожаных сфер. Их выхваченные всполохами тела вальяжно раскачивались и от соприкосновенья рождали из себя глухое биенье огромных сердец. Оно слегка разбавлялось скрипом цепей, удерживавших эти конструкции в волшебном полёте. Над огромным залом словно летали ожившие скалы. Покрытый глубокими шрамами пол выплетался серо-стальной мозаикой из причудливых плит, раскрывая под ногами карту колдовских миров. На этом великолепии стояли стальные треноги с громадными чашами, до краёв наполненными маслом, то справно горело высокими алыми потоками. В их круге находился маленький стеклянный столик с набором крюков, игл и странных штук невообразимой формы. Сумеречники благоговейно и осмотрительно держались подальше отсюда. При столе были разбросаны выпотрошенные книги и замысловатые амулеты. Пахло грибным супом и тушеным мясом.

Каринка невольно сглотнула слюну. Она раньше не замечала, насколько соскучилась по нормальной пище и сладостям, что из-под полы подсовывала ей иногда горничная. Лежащий рядом на карнизе, Лоран слегка улыбнулся. Мужчина поддерживал больное плечо, что значительно мешало держаться на узком каменном кольце, от которого щупальцами расходились металлические коридорчики. Ползти, впрочем, по этим самым коридорчикам, стараясь не издавать лишних звуков было ещё проблематичнее, и всё же гроллину это прекрасно удалось. Темнота надёжно укрывала их от посторонних глаз, вот только и посторонние так же надёжно прятались.

— Ты уверенна, что мы пришли правильно? — длинноволосый слегка поморщился от боли.

— Я же сказала, что приведу Вас к нему, — девочка сама немного нервничала, чувствуя поблизости Кирха, но не видя ни одной живой души внизу. — Это здесь.

Судя по выражению лица Лорана, у него были серьёзные сомнения относительно сказанного охраняемой. Гроллин легонько погладил девочку по спине и кивком указал наверх, где в черноте неизвестного нечто прекрасно прятались своды высокого потолка.

— Есть одна идея, сиди здесь тихо.

Мужчина ловко подобрался и неслышно, словно сумеречник растворился где-то у основания коридора. Только его белая макушка какое-то время ещё виднелась в темноте, пока не исчезла или же не была спрятана под курткой. Каринка впервые подумала, что с такой внешностью им нужно обладать просто феноменальными способностями, чтоб затеряться в толпе.

С его уходом появилась тьма и холод. Последние крепления силы воли пали, голос больше не звучал в теле, он словно был им. Девочка сжалась от этого приступа дикого одиночества, маленький обрывочек теплоты и надёжности в душе ещё спасал, но уже так неуверенно и наивно, словно потерял последнюю надежду и держался на остатках детской нежности. Каринка вцепилась в это чувство, и перед глазами немного прояснилось.

В зал, слегка прихрамывая, вошёл мужчина в тёплой кожаной накидке с глубоким капюшоном. Он не был слишком тучным, однако из-за обилия брони казался большой подрагивающей бочкой. Свежая и явно непривычная борода лишь слегка выглядывала из-за капюшона забавным хвостиком. Но сомнений не было, именно этот человек шёл по заброшенному голоду днём, его тень распугивала воду и волоклась по земле. Но не он был хозяином голоса...

Любопытство, к которому ранее не была столь расположена Каринаррия Корсач, брало верх над здравомыслием. Каким-то седьмым чувством она понимала, что действительно важно узнать, кто скрывается под капюшоном. Правду, не могла понять почему. Её точка обзора была слишком неудобной для столь ответственной миссии: девочка переползла ближе к краю и вытянулась в струнку. Стали видны кисти рук, массивные и истёртые верёвкой, что не очень вязалось с образом ужасного колдуна, которому здесь полагалось таиться от честных людей. Почти одновременно с этим открытьем Каринка испытала чрезвычайную лёгкость, а точнее, сначала треск надламывающейся лепнины под руками, а потом уже лёгкость.

Девочка только беззвучно вякнула и закрыла лицо руками, готовясь быть размозжённой о плитку. Но этого не последовало. Что-то упругое и мягкое, легко оттолкнуло её обратно вверх и плавно спустило, словно по наезженной горке. Это помогло слабо, поскольку правильно падать юную Корсач не догадался научить ни один из её многочисленных наставников.

Скатившись кубарем по учтиво подвернувшемуся чему-то, она ещё проскользила около двух метров на пятой точке, пока не врезалась ногами в одну из треног. Чаша с беснующимся огнём звучно заплясала с противным скрежетом по полу. Пришлось вопреки страху открыть глаза, чтоб иметь возможность как-то увернуться. Огонь отвратительно пыхнул в лицо и резко отшатнулся обратно вместе с чашей, влекомый странной алой змеёй. Живой кнут хлёстко упал у самой её ноги, словно играясь с жертвой, и тут же взмыл обратно. Каринка испуганно икнула и попыталась отползти, воюя с вывихнутой рукой и отупляющим ужасом. Возле стола стоял мужчина средних лет, едва начинающий седеть, но уже обзаведшийся рядом рыжеватых пятен на лице и дряблой кожей. На нём были обычные одеяния среднего горожанина, подобранные без вкуса, старания и опрятности. Тяжёлые сапоги покрывал толстый слой вековой грязи, штаны покрывали разноцветные писоги от подозрительно бурых, до едко травянистых. Сама мысль о том, что им пришлось перенести, вызывала отвращение, но далеко не это было самым странным в его наружности. Первым, пожалуй, что всё-таки бросалось в глаза, был его необычный доспех, он слишком сильно напоминал колокол с круглыми выбоинами для головы и рук, в котором причудливым языком болталось тело незнакомца. На доспехах был тиснут герб Постава и по краю шла испещренная трещинами надпись из его девиза, что вызывало смесь невольного восхищения вместе с почти истеричным смехом. И Каринка, забыв о всех нормах приличия, наверняка засмеялась бы, если б её взгляд не был прикован к огромной чёрной накидке с красной подбивкой, что шевелящимся ворохом жалась к его ноге и сладостно обвивала одним из концов левое запястье. Полотнище было живым, оно двигалось и не рождалось даже мысли о том, что в зале может гулять сквозняк. От глаз мужчины расходились слизкие сероватые разводы, уродовавшие и без того не идеальное лицо.

— Ты все же пришла, моя радость, — голос носителя колокола был грудной и скрипучий, хоть и не шёл в никакое сравнение с знакомым до безумия хохотком из ночных кошмаров. — Господин говорил, что ты прибудешь раньше. Ты опоздала, это непростительно. Как ты посмела сопротивляться Господину? Не уж то не понятно, что это бессмысленно? Кто это был? Дорогая-любимая мамочка? Папуля? Может большой добрый старший братец или маленькая беззащитная младшая сестрёнка?

— Нет, — девочка неожиданно поняла, к чему он клонит и её охватил панический страх, от которого она становилась не в меру словоохотливой. — Это было четыре абсолютно чужих мне человека, которые не вызывали во мне добрых чувств. Я просто не желаю ему отдавать кого-либо. Я...

Плащ сжался в жгут и щупальцем рванулся к девочке, сжимая рот до боли и сдёргивая с места на ноги.

— Я не разрешал тебе говорить! — незнакомец сорвался вдруг на крик, лишившись на миг той силы и мощи в образе, что дарила ему холодность и непоколебимость. — Ты должна подчиняться господину, как послушная девочка. Нужно всегда, всегда слушаться господина, он знает истину. Он даёт верным слугам силу, много силы. Он дал мне мантию первосвященника. Он говорит, что во мне есть потенциал, что я могу быть его глазами, могу показывать ему. И я, я показал ему людей, я показал ему город, и город отдался. Господин уже в пути и мы должны прокладывать ему дорогу.

Ткань слегка ослабила хватку и поволокла свою заложницу к мужчине. Девочка неловко перебирала ногами и едва не сходила с ума от ужаса. Здравый смысл и все законы мироздания, что старательно изучались ей в детстве, отказывались подтверждать происходящее. Ткань была тёплой и слегка влажной, словно живая кожа. Сквозь приступы тошноты и паники Каринка остро почувствовала, как маленькая тёплая искра вспыхнула и потухла, а душу поглотила кромешная мгла. Голос было собирался торжественно расхохотаться, как зазвучало слабое пение. Пение, заглушающее любые голоса, нескладное, грубоватое с хрипотцой, такое знакомое с детства, сильное. Каринка улыбнулась и оттянула пальцами упрямую ткань.

— А я знаю, кто Вы, — это была не смелость или глупость, что случается часто с маленькими напуганными девочками, это была спокойная и ехидная манера Авераса Корсача, уверенного в себе в любой ситуации. — Я видела Вас во время службы и ещё несколько раз в городе. Вы... Вы наш звонарь. Не помню имени. Но Вас выгнали из прихода за пьянство или за воровство...

— Я Читающий!

— Да ну, — удивилась Каринка очень естественно, — ты не можешь Читать. Не можешь и не умеешь.

— Я Читающий, — в голосе мужчины была неподдельная гордость и упоение собственной силой. — Господин вначале также не был уверен. Но он получил подтверждение моей верности. Он даровал мне это подтверждение. Я стал его глазами, выжил среди полчищ гнили. И господин говорил со мной. Он сказал: "Ты пробудишь Читающего, ты введёшь Врата мои". Лишь я смог пройти в храм. Я пробудит Читающего в себе. А теперь, господин привёл мне Врата.

Звонарь (теперь-то Каринка не сомневалась, что на нём был изуродованный колокол из пропускного пункта) жёстко схватил девочку за плечи и поставил на стеклянный стол, словно статую.

— Да свершится сила моя, — в этом месте по правилам хорошего романа должен был быть раскат грома, появление положительного героя или явление самого господина, девочка даже задрала голову, чтоб не пропустить действа, но ничего в темноте не рассмотрела. — Но что это за вид. Разве так должны предстать Врата пред моим господином? Я припас поэтому...

Мужчина, видимо, собирался достать что-то с помощью своей дрессированной тканины, но Карине эта идея категорически не понравилась. Она и без его ухищрений едва держалась на скользкой поверхности стола, и ей совсем не хотелось с него упасть. Поэтому когда звонарь повернулся обратно со свёртком, то упёрся жертве в спину: Каринке было страшно прыгать наобум и она решила сползти менее травмоопасным способом. Счастливый обладатель доспехов непочтительно рыкнул и за шкирку попытался поставить её обратно, едва не схлопотав по колоколу.

— Да вы на всю голову больной, — барахтаясь на неустойчивом постаменте девочка не сразу находила достаточно почтительные выражения и не особенно заботилась об этом. — Врата в душе каждого человека. Свои Вы уже открыли, а от меня отстаньте.

— Молчать. Господин желает получить этот мир, господин жаждет себе прекрасные и чистые Врата, чтоб пройти во плоти и духе своем. А теперь приведи себя в надлежащий вид, — в девочку полетел тот самый свёрток, от чего она чудом не рухнула на ужасные орудия.

Юная Корсач даже не стала интересоваться содержимым, сразу отшвырнула от себя это нечто и встала в излюбленную матушкину позу, крайне располагающую к скандалам:

— Если и так, то с чего Вы решили, что я соглашусь впустить его. Мне мерзко всё, что имеет с ним отношенье. И я уже несколько раз излагала свой категорический отказ.

— А тебя никто и не будет спрашивать, — звонарь не обратил внимания на столь явное пренебрежение к своему подарку и отогнал кнутом ткани темноту от странного мотка железа с торчащей ручкой, напоминающего чем-то рулетку. — Врата сами откроются в близости Читающего, когда великая сила прильётся к нему. Только беда этой проклятой Долины в том, что в ней почти не осталось магии. Разве что магии крови, совсем немного в людских телах. Люди так измельчали, в магическом плане. Вот если ещё вурлоки...

Каринка невольно вздрогнула от этого слова, представив, что где-то в зале стоит клетка набитая отвратительными бледными созданиями.

— ...в них столько внутренней энергии. И чем талантливее, тем лучше. Нам же надо много, много сил для господина. Я нашёл одного специального, — мужчина повернул ручку и вверху раздался раздирающий душу скрип цепей. — Жадная тварь, не хотела делиться силой и закрылась, но я знаю, как можно получить желаемое.

Неожиданно девочка догадалась о предназначении всех странных и отвратительных приспособлений у своих ног. Это были орудия пыток! Каринария Корсач сжала кулаки и прикусила губу, она старалась подготовить себя к неминуемому зрелищу. Лоран был слишком благоразумен и верен своему нанимателю, чтоб найдя объект охраны возвращаться за ней. И это было лишь к лучшему.

Скрип вдруг заглох, словно механизм сломался, несколько раз неуверенно рыпнулся, но после внушительного удара чёрно-красной скруткой разродился отвратительным дребезжаньем. Не сдерживаемый опорой груз стремительно полетел вниз, грозя непременно разбиться о пол. Длинна цепи была ограничена, и тело не упало, а лишь угрожающе дрыгнулось на крючьях от столь резкого торможения.

Бурая почти чернильная кровь выступила на плечах трупа. Бледное, покрытое синими рисунками вен тело тряпкой раскачивалось из стороны в сторону. Длинные отвратительные когти, напоминающие вырванные живьём кости, двумя косами-выростками шли вдоль руки от локтя до запястий, свисая отдельными наростами ниже колен. Полупрозрачная змеиная чешуя плотно облепляла бока и плечи почти завораживающим бледно-изумрудным узором, спускалась под линию ничем не примечательных рваных штанов, оставляя незащищённым только часть живота. На груди узор был искорёжен глубокой трещиной чёрного шрама, неприятно напоминающего паука с расставленными лапами. Вурлок не подавал признаков жизни, его голова безвольно болталась на груди. Лишь белоснежная макушка со слипшимися острыми прядями, она спасала общий вид, поскольку не могла выражать боль и ненависть.

Каринка сдержалась от крика, лишь сильнее сжимая кулаки. Она не закрыла глаз и не отвела взгляда, это было бы слишком предсказуемым. Мужчина с плохо скрываемым торжеством упивался произведённым эффектом, точнее собирался упиваться, рассчитывая на слёзы, испуг или нечто подобное. Реакция же девочки сильно его разочаровала, хоть и не настолько, чтоб вывести из состояния радостного предвкушения пытки.

— Мне сказочно повезло, — звонарь вернулся к столу и начал перебирать иглы. — Из этого вурлока с его силой можно вытягивать магию ооочень долго. Хочу представить вашему вниманию, моя дорогая, Его Высочество наследного Гхурто Рокирха, Б'ехрута Вербника!

Экзекутор театрально развернулся и, обратив свою мантию излюбленной плёткой, хлестнул тело по чешуйчатым бокам. Вурлок беззвучно качнулся и поднял голову. Каринаррия Корсач, наивно считавшая ранее, что за последнее время выработала у себя привычку к ужасу, вскрикнула и, отшатнувшись, свалилась со стола. Это замечательно вправило плечо, но не изменило ужаса ситуации. Красные глаза с глубокими иссиня-чёрными тенями с болью и жестокостью смотрели на неё поверх палача. И оторвать взгляд от них было практически невозможно. Каринка даже не могла себе представить, насколько Кирх окажется похожим на убийцу её отца.

— Удивлена? — мужчина по-своему понял это падение и, втащив девочку обратно, мерзко улыбнулся. — Полагаю, он рассказывал историю своего чудесного спасения из замурованного города. Открою тебе маленькую тайну: невозможно выжить в окружении тадо, они чуют души и поглощают их. Можно спастись от десятка, двух, но не от всех. Нет способа выжить в такой ситуации, если ты сам не стал тадо, верно Рокирх? У тадо одна цель жизни, охота на носителей душ и передача через себя этих душ господину. Они сжирают плоть людскую и себе подобных и этим живут, чтоб служить господину. И ещё у них остаётся последнее желание с прошлой жизни, последняя цель или горячее стремление: спасти своего ребёнка, разбогатеть, добраться до заветного города, откуда может прийти помощь всему народу. Какое было у тебя, тадо? Остаться наследником престола? Вернуться к людям? Или...

Его слова доставляли пленённому вурлоку больше страданий, чем ужасное состояние тела. Он мучительно смотрел на девочку, прекрасно осознавая, какие чувства у неё может вызывать его вид и обличения назвавшегося Читающим. Он, наверное, смог бы сорваться с крюка и с нескольких ударов заткнуть ему рот, если бы это имело какой-то смысл, когда девочка так смотрела на него. Именно смотрела. Каринка ничего не могла сказать, ей очень хотелось, но язык не слушался.

"Почему они не сказали мне? Зачем весь этот обман. Как глупо, как неимоверно глупо. Они думали, что я не стану им помогать. Это подло как-то... Ну, зато я вывела Лорана к Кирху..."

Напев в голове стал настойчивее, словно пытался заглушить и слова звонаря и собственные мысли девочки, предостерегая от предосудительных поступков. В этом не было нужды: Каринка решила обдумать все и обидеться как следует позже, если им удастся отсюда выбраться. Потому что, если все здесь погибнут, то и обижаться будет не на кого. Она с усилием заставила себя отвернуться от отвратительного зрелища, чувствуя свою вину за случившееся, и улыбнулась самыми уголками губ. Девочка уже не видела, как вурлок обречённо закрыл глаза.

— Когда я говорил, что у меня сегодня удачный день, я имел в виду не столько единственного наследника вурлачьей династии, который так непредусмотрительно закрывает свои силы, даже вернувшись в прежний облик. Он пригодится господину потом. Мне значительно приятнее будет заполучить вещицу более редкую...

У Каринки начали появляться нехорошие подозрения.

— ... может, кого-то из последнего рода колдунов в этой Долине?

— Владька! — девочка не удержалась от вскрика.

Раскалённый добела клинок со свистом разорвал тьму. Он почти достиг цели и, наверняка, пробил бы колокольный доспех безумца, если б алое полотнище не поглотило его своей ненасытной пастью. Звонарь сделал разворот и с удивительным проворством метнулся в сторону, где секундой ранее сверкнуло лезвие, вскинул вперёд руку и ткань ожила. Плащ куском мрака рванулся во тьму, делая её чернильно-чёрной и своими алыми языками обращая её в пылающее нечто. Девочка не успевала поворачиваться вслед за петляющими всполохами пламени, казалось, ткань гоняется за своей добычей, растворяющейся в темноте. Ей не особенно верилось, что наглый задиристый юноша и есть тот самый колдун из таинственных легенд, только интуиция подсказывала, будто именно он сейчас мечется между колоннами, пытаясь отцовским мечом вспороть ужасное покрывало.

Избежать смерти и пленения в этом месте, где силы загадочного господина и его слуг увеличивались многократно, было возможно лишь, если бы Владомир оказался самым расчудесным волшебником из сказаний, в которых, между прочим, утверждалось, что колдуны давным-давно вымерли. Юная Корсач тяжело вздохнула, закатила глаза и в который раз попыталась слезть со стола, не переломав себе конечности. Звонарь резко обернулся и метнул обрывок ткани в девочку, прикручивая её ногу к столбику-основанию. Этой маленькой загвоздки оказалось достаточно, чтоб командир стрелой выскользнул из темноты и нанёс сокрушительный удар полный, как показалось Каринке, если не магии, то самоуверенности. Сокрушительность обернулась против хозяина: неразрываемая даже самой крепкой сталью ткань встала между противниками упругой стеной и резко отбросила нападающего. Юноша и меч с такой силой разлетелись в разные стороны, что грозили приземлиться в значительно большем количестве кусков.

Сумасшедший, вообразивший себя вершителем судеб, очень оскорбительно рассмеялся, подбирая растянувшийся хвост чудо-плаща. Ткань змеёй стягивалась, волоча на своём конце скрученного коконом юношу с огромной ссадиной на щеке и каким-то идиотски несломленным видом. Пожалуй, в умении вести себя глупо и надменно эти противники ничем не уступали друг другу.

— Тебе нужно было лучше тренироваться, мальчишка, — почти зашипел звонарь. — Не стоило пренебрегать занятиями. Ты мог продержаться на пару минут дольше. Энергии стихий, древние артефакты, общение с духами, ясновиденье.... Как жаль, что вашу треклятую семейку не прихлопнули раньше. Жадные недоноски, трепетавшие за каждую тайну настолько, что сами забыли их смысл. Посмотри на себя, Айиашт, ты даже магией толком пользоваться не умеешь, только копишь спесь и дурной нрав предков. Тоже собирался сидеть в норе до рожденья наследничка, чтоб спихнуть на него весь ворох истлевших знаний?

— Наговорился, тупомордый? — Владомир оставался самим собой даже в столь опасной ситуации. — Теперь убери-ка свою тряпку, у меня нога затекла.

— Дурак...

— Урод, — не остался в долгу юноша, кривовато усмехаясь, словно у него за стенкой пряталась армия отборных гроллинов, а он вышел сам позабавиться с врагом. — Ты хоть понимаешь, с кем имеешь дело, мелкий стукачь? Я Читающий, ты не можешь причинить мне вреда. Я пришёл за силой принадлежащей мне по праву.

— Да кого ты назвал Читающим, сопляк? — Владомир обладал, видимо, особой колдовской энергетикой, способной вывести из себя любого, кто имеет несчастье находиться возле него более трёх минут. — Ты всего лишь мелкий ведун, которого должны были убить первым, как гласит правило. Врата...

— Кого ты назвал ведуном, хмырь ходячий? — юноша не на шутку обозлился и попытался встать на ноги, от драки, в которой, если судить по степени разъярённости командира, исход был не столь очевиден, звонаря спасало лишь то, что Владомир был туго связан и находился слишком далеко для лягания, кусания и плевков.

Каринка прекрасно подавляла хохот, хотя эта ситуация её сильно забавила своей абсурдностью, нелепостью и неоправданностью.

— А не слишком ли много Читающих тут на квадратный метр собралось? — скучающим тоном поинтересовалась девочка, поправляя волосы и вызывающе равнодушно раскачивая ногами.

Звонарь словно опомнился, встряхнул головой и снова напустил на себя торжественно-величественный вид. Девочка подумала, про себя, что насколько бы простолюдин не возомнил себя великим, какой бы силой не обладал, а он всегда останется простолюдином, истово стремящимся походить на своего хозяина. Такой враг был даже противен в каком-то роде. Ей, во всяком случае, хотелось бы умереть от руки действительно ужасного и могущественного врага, а не этого ходячего посмешища, обалдевшего от нечаянно свалившейся на голову силы.

— Ты сослужишь мне добрую службу, Айиашт, — начал привычно тарабанить мужчина в своей манере провидца, отмеченного высшим призванием. — Кровь последнего колдуна из людей Долины, его душа и его смерть, должны раскрыть Врата моему господину.

— Ладно, — командир, прикинул, что с сумасшедшими спорить бесполезно и взял другой тон, при этом не менее раздражающий. — Если с пониманием у тебя всё так плохо, то предлагаю тебе такой вариант: Ты отпускаешь этих четверых или хотя бы двоих. А я добровольно остаюсь и приношусь в жертву. Добровольная же жертва за двоих идёт? Только, когда окажется, что убить меня ты не в силах, а я и есть Читающий, ты не будешь делать рожу, будто я тебя не предупреждал.

Странно, Каринаррия Корсач, полагала, что у ведунов, служителей скрипучего голоса и тем более Читающего, должно быть побольше выдержки. Она ужасно ошибалась в своих представлениях. Звонарь страшно заурчал, покрылся красными пятнами и едва не задымился от ярости, что весь пафос его речей пропадает впустую. Он отпустил свой конец плаща, и чёрная ткань с противным шелестом поспешила облепиться паутиной вокруг ног качающегося и ещё вроде живого Кирха, приматывая к нему свою добычу. Рассчитывая на большую сообразительность подопечной, мужчина заскрежетал зубами, но не стал нервно откручивать добычу, чтоб не компрометировать себя.

— Ты... — справиться с эмоциями звонарю было тяжело, и Каринка с напускной серьёзностью сочувственно покивала ему, что лишь больше разозлило мучителя. — Не для того я вас сюда заманивал, шантропа, чтобы отпустить живыми. Мне нужны вы все, все ваши души, ваши жизни... Где же третий? Гхурто Рокирх, твой воронёнок опять сбежал, как и заведено в доброй традиции рода Змееядов. Или ты пытался выполнять долг правителя и отослал телохранителя из храма. Как жаль. Мне очень бы не повредил Влоран с его сильной душой. Так что тадо придётся отдуваться за двоих...

Долго перебирал инвентарь звонарь, любовно перекладывал грубые штыри и трезубцы, наконец остановился на тонкой цепочке с шипами, и ухмылка человека, если продавшегося голосу можно назвать человеком, Каринке совсем не понравилась. Напев стал увереннее и сильнее, значит, голос снова пытался напасть, девочка ощущала, как постепенно нагреваются ладони, только волшебные руны остались в том злосчастном зале. Спасения не было, только девочка не боялась, Аверас Корсач не стал бы бояться в такой ситуации...

— Прошу прощения, а охотник уже извещён, что Вы изволите использовать меня в качестве Врат? — очень вежливо красивым поставленным голосом поинтересовалась она у экзекутора, осторожно склонив голову на бок, чтоб видеть лицо его. — Мне казалось, что он главный прислужник Вашего господина, поэтому должен быть в курсе всех дел. Я интересуюсь потому, что он всё ещё несётся сюда за мной.

Звонарь резко вскинул голову. До того как их глаза встретились, Каринка ещё надеялась, что мужчина был просто сумасшедшим, поддавшимся на посулы мерзкого голоса, теперь же она видела два затянутые студенистой серой плёнкой провалы, в которых не оставалось ни капли души. Блики пламени вырвали из глубины глаз одержимого тень приближающегося господина. Близко, слишком близко...

Закричала Каринка за миг до того, как раздался звон обрываемой цепи и огромный кожаный шар удивительно и непостижимо начал падать. Огромный, тяжёлый и сокрушительный, он приближался так стремительно, что Каринка и звонарь только и успели, что синхронно вскинуть головы по направлению звука. У девочки было преимущество, и она умудрилась в придачу зажмуриться. Удар, мастерски направленный прямо в звонаря, отчего-то отклонился в сторону, придясь всей своей мощью на противоположный от Карины конец стола. Девочку только слегка задело краем, от чего в глазах сразу потемнело, уши заложило и крик застрял где-то на полпути.

... Впусти меня, я иду. Ты же можешь видеть, можешь читать...

Осколки прыснули в разные стороны мелким крошевом. Не придя до конца в себя, Каринка совершенно немыслимым образом выкарабкалась из-под смертоносной громадины и, раздирая штаны и ладони, поползла прочь от одержимого. Краем глаза она заметила, как Лоран, скатившись с шара, бросился развязывать своего драгоценного наследника. Не сразу, конечно, первые мгновенья он не мог смириться с увиденным, но решил, что тадо лучше, чем ничего или собрался прирезать ненавистную тварь уже на полу. Владомир что-то орал про идиотизм всего вурлачьего отродья и пытался высвободиться самостоятельно, чем только мешал мужчинам. Лоран тоже не скупился на выражения, раздавая их обоим пленным, но работал последним своим клинком очень справно. Оскалив огромные клыки, тадо прокомментировал происходящее, от чего получил подзатыльник. Тем не менее, цель была достигнута: длинноволосый просто встряхнул рукой и рассёк обе цепи, тянущиеся от плеч Кирха, вырвавшимся на миг из руки острием шипа.

За эту тройку волноваться не приходилось, Каринка была уверенна, что им удастся скрыться в любом случае. Девочка больше волновалась за собственное саднящее колено, волокущийся позади столбик стола и невидимые волны господина, стягивающего свою силу как раз в том месте, где должно было быть, по всем расчётам, тело одержимого. Вихри стали отчётливее и выразительнее, тадо ощутил их и, закричав от боли, вогнал оба когтя в пол, удерживая рвущуюся наружу душу. Гроллины слаженно навалились ему на плечи. Лоран интуитивно ощутил боль призыва, окончательно вырывающего сознание человека из тела, и поверил в собственное желание сохранить племянника. Командир же рухнул на отвратительное существо, просто не удержавшись на ногах от такого потока силы.

"Нет, им не хватит сил, — подумала девочка в последний раз, возможно, глядя на своих охранников. — Кирх во власти господина и не долго сможет противиться его воли, а после убьет остальных. Он не должен пройти, не должен, я не могу этого допустить. Просто не могу..."

Аверас Корсач любил свою дочь, любил жизнь, справедливость и риск, смертельный риск. Каринаррия Корсач плотоядно улыбнулась, отчего её глаза стали походить на кошачьи, зелёные и по-генеральски жестокие глаза отца. Выроненный командиром меч лежал на расстоянии вытянутой руки. Голова кота на рукоятке оскалилась, уловив настроение хозяина. Маленькое кольцо с перечнем древних рун, пущенное по внутренней стороне ошейника звериной морды, достаточно легко провернулось к нужной палочке. Самое тяжёлое — подняться.

Поднимался звонарь тяжело. Его разбитое тело в стальной оболочке искорёженного колокола, поддерживалось исключительно силой господина. Душе здесь не за что было цепляться, её энергия шла на притягивание размозжённых конечностей. Шар был слишком тяжёл для жалкого, жаждущего власти и наслаждений человечишки, его душа подрагивала, взывая о помощи к господину и множеству поглощённых им душ и жизней. Господин приближался, эти врата были слишком ничтожны для его мощи, но столь близкая душа ведуньи не должна была быть упущена. Господин с пренебреженьем вздёрнул руками бесполезной оболочки, — ноша отлетела в сторону упрямого раба.

Кончик меча не волочился по полу: ведунья легко держала тяжелое мужское оружие на плече, как игрушку, и уверенным командирским шагом шла сквозь бушующие потоки силы к уродливому созданию. Она спокойно дышала и жестоко смотрела на восставшего монстра. Тело резко развернулось к желаемой добыче и распростёрло руки навстречу. Мощь господина бескрайним потоком рванулась к упрямой ведунье и оборвалась...

Каринка разжала обжигаемые силой пальцы, сделала два шага назад и упала...

...Ты думаешь, что на этом всё закончится? Что это надолго остановит меня? — куда уважительнее поинтересовался голос. — Нет, но я теперь могу отвечать тебе...

— Корсач, Кооорсач, — кричал Владомир, не решаясь слишком сильно трясти потерявшую сознание девочку или бить по щекам после демонстрации такой потрясающей силы. — Ты либо дохни, либо просыпайся.

Каринаррия Корсач тяжело приоткрыла разноцветные глаза и посмотрела на взлохмаченного юношу. Командир выглядел очень забавно: исцарапанный с опаленной шевелюрой и редкой щетиной, в рваной куртке и сажей на лице. Владомир широко улыбался и, казалось, сиял от восторга, мягко поддерживая под спину ведунью. За его спиной угрожающе возвышалась громадная каменная фигура нечеловеческого вида с вогнанным до самой рукояти в грудь почерневшим мечом. Она могла занять достойное место среди тех уродцев, что выставлялись этажами ниже в галерее. Это было даже мило.

— Ну, это что-то — по-детски вопил юноша беспорядочно то обнимая девочку, то демонстрируя свои медальоны. — Ты видела? Я, я смог остановить эту дрянь. Она словно на стену натолкнулась. Летела и всё. Я же думал, что этот артефакт не действует, его ещё мой прадед выкинуть собирался. А тут...

Дальше Каринка не стала слушать маскировавшегося под честного горожанина колдуна и постаралась глазами найти оставшихся гроллинов. По счастью, командир был не настолько искусным заклинателем, чтоб отвести удар только от себя, и вурлоки также не особенно пострадали. Лоран деловито перебирал на полу уцелевшие среди осколков орудия пытки, выбирая себе шила на случай неожиданной опасности. Поодаль догорали ошмётки кожи, в их круге, отвернувшись спиной ко всем, сидел тадо.

— Зачем ты это сделал? — Каринка впервые видела, как Лоран злился по-настоящему. — Можно было в один удар убить.

— А ты догадайся, — грубо прошипел в ответ Кирх, передёрнув вычерненными венами плечами.

— Дурак, скотина, самонадеянный идиот, — всё больше заводился длинноволосый. — Ничего не рассказать, подвергать опасности всех, рисковать собой. Упрямый молокосос, паршивый Рокирх, грёбаный тадо!!!

Мужчина в припадке ярости схватил тяжёлый шипастый гвоздь и со всей дури метнул в спину своему нерадивому родственнику. Каринка чуть удержалась от вскрика. Кирх с неимоверной скоростью обернулся, перехватил налету оружие и с лёгкостью переломил его пополам.

— Я знаю, что я тадо, Влоран, — мужчина снова отвернулся и упёрся лбом в колено. — Знаю, что я человекообразный монстр, и не прибываю от этого в восторге. Если это настолько тебе отвратительно, можешь отрубить мне голову, когда мы вернёмся в столицу. Мне надоело ждать ножа в спину.

Девочка едва расслышала последние слова Кирха, но даже от того немногого ей стало жутковато. Не хотелось совсем становиться свидетельницей убийства, пусть жертвой и был тадо, получившийся из вурлока. Теперь она поняла, причину своего интуитивного страха перед взглядом этого мужчины: просто в нём отражался отголосок господина. Ей стало немного совестно.

— А я всегда подозревал, что с этим альбиносом не всё ладно, — гордо заявил командир, помогая Каринке подняться и отвязать от ноги нелепый балласт. — Вот как чувствовал, что он тоже колдовать умеет. Ты б только видела, как этот параноик ту штуковину разорвал. Она на нас летит, я хрясь — она останавливается, этот свою лапищу как вскинет — она взрызг, искры, пламя. Но, если бы не я...

Только теперь девочка почувствовала, как саднят разбитые руки и хочется пить. Словно прошло безумно много времени с той поры, как она решила не спать в зале Сумеречников. Владомиру же было не до рассуждений, юноша был слишком упоён собственной силой, в которую прежде лишь тайно мечтал верить, но не мог позволить себе такой роскоши. Командир своим треском заглушал тихий разговор вурлоков, и для Каринки осталось ужасной тайной, что обсуждали странные создания.

— Думаю, теперь нам не грозят эти твари! — самодовольно встряхнул обгоревшей чёлкой юноша и собрался вытащить меч.

— Не смей! — оскалилась Каринка не хуже тадо и силой ударила командира по рукам. — Даже не думай, вытаскивать этот меч, если не хочешь, чтоб всё продолжилось.

Мужчина так слаженно затихли и синхронно уставились на тихую и скромную обычно девочку, что Каринаррия невольно смутилась из-за своего грубого тона. Она настолько перепугалась за то, что заточённый в этой каменной массе хозяин вырвется, что была готова насмерть защищать отцовский меч от поползновений жадного офицера. Глаза Кирха, успевшие избавиться от сине-серых разводов на белках и вернувшиеся к обычному красному цвету с розоватыми вкраплениями, привели девочку в чувства. Она взяла опешившего юношу за руку и решительно оттащила подальше от соблазна, зная, что он не особенно прислушивается к её мнению.

— Мне хватит сил, прикрыть ваше отступление, — когти-штыри двумя клинками угрожающе торчали в разные стороны, вурлок сжимал длинными бледными пальцами плечи, грязные, покрытые чёрно-бурой коркой и непривычно худые. — Общину сможет вести временный совет. Думаю, Нлуй продержится, до твоей инициации. Ты, когда войдёшь в пространство можешь призвать, я проведу, к тому времени это недоразумение уже не будет затруднять меня...

— Перестань городить чушь, Б'ех, — Лоран, или правильнее Влоран Змееяд, отряхнул поднятый с пола и уже безжизненный плащ и набросил его на полуголого племянника. — Постарайся быстрее втянуться хотя бы в ипостась, и мы пойдём отсюда.

Племянник тяжело и немного ужасающе из-за длинных клыков улыбнулся своему телохранителю и тяжело поднялся с пола. В этой накидке он выглядел сказочным злодеем, но девочка уже не боялась, она не имела никакого морального права бояться его. Владомир пожал плечами, поднял с пола свой оплавленный кинжал, пальцами поправил волосы и пристроился следом за девочкой. Маленький отрядец двинулся прочь из ужасной пыточной, прочь из этого ужасного здания.

Звезда-медальон светила мягко и слегка пульсировала, как большое золотистое сердце. Командир ревностно охранял её от посягательств более умелых в чародействе вурлоков и сам нёс впереди отряда, на вытянутой руке. Он напоминал большой ходячий фонарь, очень гордый собой и своей миссией. Свет изрядно разряжал темноту и отпугивал тех сумеречников, что ещё не успели в ужасе разбежаться, почуяв приближение господина. Даже, если бы они вздумали напасть, то вряд ли кто-нибудь из уставших в усмерть мужчин успел им должно ответить или, напротив, от нервного перенапряжения могли разнести напрочь всё здание. Каринка чувствовала значительные перемены в общем настроении их группы и в растерянности теребила кончик косы, боясь примкнуть к кому-либо.

— О-ба-на, — Владомир так резко остановился, что Каринка на полном ходу врезалась ему в спину и едва не рухнула на грязный и крайне подозрительный пол. — Зрите, что тут за цаца.

Вурлоки одинаковыми тенями возникли по обе стороны от юноши, продолжая сохранять многозначительное молчание. Девочка не была любопытной, но это молчание её смутило и заставило совсем неблагородно протиснуться между Владомиром и Влораном, чтоб глянуть на удивительную находку. На полу, выгнувшись невообразимой дугой, лежало тело Люпина, холодное с царапинами на шее, взлохмаченной бородой и рваной одеждой. Оборотень был бледен и мокр, чёрные тени расходились от его глаз. Лоран опустился на одно колено и приложил пальцы к его шее.

— Кажется, ещё жив, — обратился длинноволосый к своему предводителю и, получив в ответ безразличное молчание, начал профессионально похлопывать мужчину по щекам. — Я думал, его сумеречники прирезали в том тоннеле.

— Наверное, нет, — Кирх слегка покачивался, словно в бреду, и старался сосредотачиваться на том, чтоб привести свое искорёженное тело в человеческий облик. Ему уже удалось втянуть когти и почти избавиться от отвратительных чёрных разводов.

— Странно, что его в зимовой запас затянули, видно сумеречник сильный попался, смог от своих отбить, — вурлок подмигнул девочке и потянул подгорного человека за бороду, мигом заставив его застонать и разлепить отёкшие веки.

Получилось так забавно, что Каринка невольно всхлипнула от приступа истеричного смеха. Владомир скосил на неё глаза и нахмурился, словно что-то подозревал или участвовал в каком-то великом сговоре. Мужчине пришлось щуриться от света, но здесь то, что он оборотень, сыграло ему на руку. Люпин восстанавливался после яда сумеречников значительно быстрее обычного человека.

— Что, мохнатый, нюх подвёл? — злобно и надменно поинтересовался командир, наслаждаясь чувством собственного превосходства, непонятным для девочки. — Ну, и кого из нас сожрали? А?

Бородач не ответил, он, казалось, просто не имел сил издавать какие-либо звуки. Каждое движение, дыхание и мысль доставляли ему крайние неудобства. Оборотень тяжело подобрался и без посторонней помощи поднялся на ноги, девочка, сама удивилась собственным ощущениям: она не испытывала к нему сочувствия, хотя благородной даме следовало бы его пожалеть. Казалось то, что Люпина не было в том зале, что он лежал где-то без сознания, сделало его посторонним. Похоже, что остальные были с ней негласно солидарны.

— Ты как? — дружелюбно поинтересовался Влоран, похлопывая сослуживца по плечу.

— Паршиво, — прохрипел оборотень.

— Ничего, предусмотрительный ты наш, — продолжал ехидничать молодой офицер. — Тут не далеко до выхода. Пару стенок и будет главный вход, даже вещички прихватить сможем. Как тебе такая перспективка? Ещё чуть— чуть и у меня клаустрофобия начнётся. Уже жду, когда на земле спать буду и по лесу пешкодралить. Мы прилично вбок забрали.

— Пошли уже, — длинноволосый беззлобно подпихнул разболтавшегося командира к узкому проёму, единственному из этой ниши, что вёл в нужном направлении из пояснительных табличек на стенах.

Отряд привычно вытянулся в колонну по одному: так было значительно проще передвигаться между подозрительными цветастыми стенами. Каринка не понимала, почему Владомир и Кирх так на этом настаивали, хотя можно было идти и втроём сразу. Только мужчины очень подозрительно сторонились стен, а Лоран не стал с ними спорить. Он больше был занят поддержанием подгорного человека, без особого энтузиазма волочащегося позади его. Мимо воли Кариниррия Корсач тоже беспокоилась, хотя не ощущала присутствия сумеречников, только видела следы от их когтей на стенах, будоражащие, отвратительные. Страшнее выглядели большие влажные пятна на спине бредущего впереди Кирха, проступающие сквозь злодейскую накидку. Мужчина молчал, девочка интуитивно чувствовала, что его мучают сомнения и тяжёлые предчувствия. Это ожидание чего-то плохого подавляло, хотелось помочь ему, успокоить, только Каринка никак не могла подобрать нужных слов.

Когда до выхода оставалось не так уж много, подавленно молчащий вурлок, тяжело вздохнул, глянул через плечо на девочку и улыбнулся уголками губ:

— Я бы убил его...

— Что? — недоумённо уставилась на него Каринка.

— Я бы лучше убил этого оборотня, — он говорил так спокойно, что сомневаться в его словах совсем не хотелось.

— Да, монстрильник, — с небывалым энтузиазмом поддержал его командир. — Я никогда этому пёсику не доверял. Вечно он темнит. В жизнь не поверю, чтоб он своих не учуял в доме, когда по лесу за километр выслеживал. А ещё тебя пытался свести и с лесом этим идиотизм какой-то. Может, его попытать на вшивость?

Подгорный человек хмуро глянул на эту парочку из-под кустистых бровей и спокойно принялся поправлять драную бороду. Эта покорность в принятии вечной участи изгоя подкупала своей благодетельностью и смиренностью. Даже Влоран предосудительно уставился на своих молодых спутников, сведя брови.

— Нет, я бы просто убил.

— Да что же вы говорите?!? — не поверила своим ушам девочка. — Его едва не убили, он не может сейчас отстоять себя.

Длинноволосый вурлок демонстративно закатил глаза и наигранно схватился за сердце, изображая приступ от наивности и запальчивости речей охраняемой. Его безалаберность немного сняла напряжённость атмосферы и заставило Каринку успокоиться.

— Заткнись, маленькая дрянь, — неожиданно зарычал, выщеряя волчьи клыки, Люпин. — Под хвостом я видал твоё заступничество! Это из-за тебя все проблемы. Как вы только умудрились от господина сбежать? Тварь обещал, что заберёт тебя, а я смогу съесть мальчишку. Чёртова ведьма, всё испортила. Как же я вас людей ненавижу...

Выпалив скороговоркой это, оборотень сделал один единственный выпад. Один, но такой, что невозможно было ни увернуться ни предупредить. Каринка вскрикнула. Владомир выронил свой медальон. Влоран дёрнулся всем телом. Кирх со свистом выпустил едва убравшиеся когти и демоном бросился следом за убегающим оборотнем во тьму бесконечных коридоров этого проклятого здания. Он мог настичь жертву даже в абсолютной темноте, тадо всегда настигают свою жертву.

— Не надо, — кричала Карина, из последних сил вися на шее обернувшегося вурлока в чёрно-красном плаще.

— Защищаешь его? — Кирх остановился под весом неожиданного балласта, говорил жестоко и спокойно, почти не оголяя клыков.

— Нет, — девочка, едва справляясь со страхом, беспорядочно гладила разгневанного тадо по голове и спине. — Нет, Кирх, нет. Он не достоин этого. Сумеречники сами разберутся. Ты нужен нам здесь. Ты можешь спасти его, только ты можешь спасти его.

Грозный тадо выправил осанку; втянул когти, резко, болезненно, чтоб кровь брызнула, чтоб острее почувствовать обращение. Девочке было невыносимо страшно, она заставляла себя не дрожать, понимая, что, разгневанный смертью телохранителя, Кирх способен на глупости.

— Спасибо, — вурлок неловко отстранил от себя девочку и, придерживая её за руку, вернулся в круг пульсирующего света.

Кровь вырывалась из бока ровным фонтаном. Из-за её обилия, медальон командира начал издавать глубокое рубиновое сияние из-под вязкой плёнки. Слегка растерявшийся по началу, юноша вполне технично зажал рану и прислонил с трудом поддерживающего сознание вурлока в стене. Состояние Влорана было критическим. Он не находил в себе сил шутить и отвечать на вопросы молодого офицера, а Владомир и без дополнительных испытаний понял, что у Люпина не отравленных ножей не водилось.

— О, хорошо, что ты успокоился, — искренне обрадовался появлению Кирха неожиданный лекарь. — Рана глубокая, заразу могло занести.

— Понятно, — вурлок откинул полу накидки и присел возле родича, придерживая его голову. — Ты справишься, дружище?

Влоран не ответил и лишь грустно улыбнулся, Каринке это показалось дурным предзнаменованием. Она же видела, как вурлок зарастил более опасную рану, чего он сейчас медлит.

— Чего случилось? — командир деловито обтёр медальон о рукав рубашки пострадавшего. — Вы ж живучие.

— Средний вурлок, может восстановить даже очень тяжёлую рану, — Кирх осторожно осмотрел ранение и подложил под спину родичу свой плащ, устраивая его в более удобную позу. — Мы используем внутренние резервы магии. Они самовосстанавливаются примерно за пять-шесть дней.

Девочка не удержалась от вскрика, вспоминая несколько часов в заброшенной галерее, когда Лоран уже спасал себе жизнь магией. Владомир, шикнул на неё, чтобы не истерила. Кирх же всё понял и поджал губу.

— Кирх, — Карина повисла на плечах вурлока, не задумываясь о нормах приличия. — Вы ведь сможете спасти его?! Влоран говорил, что Вы очень хороший колдун, у Вас должно быть больше резерва!

— Да госпожа Корсач, — вурлок был холоден и жесток, казалось, его голосом можно резать металл, — я хороший колдун и могу восстановиться за десять-двенадцать часов.

— Но тогда...

Девочка не выдержала его взгляда и отстранилась, лишь теперь замечая, что руки её в крови тадо, а на лопатках мужчины видны свежие розовые шрамы от крючьев. Кирх мог спасти дядю, мог, но через десять-двенадцать часов, которых ни у кого не было. Привлечённых запахом крови сумрачников уже ничего не могло отпугнуть, Влорана ничего не могло спасти.

— Айиашт, уведи девушку, — жёстко приказал мужчина.

Командир не решился ему перечить и, подхватив охраняемую за плечи, поволок дальше по коридору. Девочка почти не противилась, лишь тихо плакала и пыталась сбросить руку навязчивого утешителя.

— Кирх, — крикнула она, обернувшись, растворяющимся в темноте двум бледным фигурам.

— Я догоню...

Эпилог

Самые замечательные восходы бывают тогда, когда солнце особенно хочет порадовать собой людей напоследок, когда его доброе безмятежное сияние готовится на долгие месяцы скрыться за пеленою тяжёлых холодных туч. Тогда оно особенно щедрится на лучи и блики, сыплет ими на верхушки поседевших от тумана холмов, расцвечивает кудри сонных лесов и золотит рябь скользких облаков. В сиянии такого восхода любой пейзаж заражается приподнятым сказочным настроем и начинает играть множеством красок. Вот и город, маячащий на горизонте, преобразился. Он скромно подставил лучам солнца высокую каменную стену со шпилями-флажками и радостно грел крыши домов в позеленевшей на ветрах бронзе. Из центра путников приманивал комично выделяющийся фасад дома градоправителя, что загораживал даже центральную башенку городской ратуши с диском солнечных часов. Солнце всходило, неся на плечах новый день и новую жизнь.

Только трое всадников, показавшихся на утоптанном тракте, не спешили въезжать в этот новый день. Худощавые и одичавшие от ужаса кони, пойманные несколько дней назад у кромки леса возле печального пепелища, шли под сёдлами гроллинского патруля без особого энтузиазма. Животные дичились каждого шороха и звука, боялись людей и пытались не вспоминать о нападении странных существ на их бывших хозяев. Новые хозяева понимали их и также не спешили в радушно поджидавшую Дуботолку, а может им этот город не казался таким уж славным. Во всяком случае, лишь один из троих радостно указал на стены, гордо тряся перед лицом спутника картой. Долгое путешествие не лишило его энтузиазма, поклажи и добываемых по пути продуктов ему хватало, верховая езда доставляла истинное удовольствие, поэтому молодой человек с крепким южным загаром и рыжей шевелюрой прибывал в добром расположении духа. Истрёпанная одежда, давняя небритость, редкими кустами проступающая по крутому подбородку, потёртые сапоги его не смущали. Его спутники, казалось, настолько привыкли к избытку энергии этого южанина, что воспринимали как неизбежную кару за прошлые грехи любое расположение его духа. Впрочем, именно он и был наименее подозрительным их этой компании. Слегка в стороне, словно поддерживая изоляцию, ехал удивительнейшего вида для этих мест человек. Высокий и крепкий всадник, держащийся в седле с аристократической жёсткостью и спесью, отличался болезненной бледностью кожи и белизной коротких торчащих ёжиком волос. Он не выставлял напоказ оружия и держался предельно осмотрительно, что выдавало в нём чужестранца, если не шпиона. Между ними, неумело, но очень старательно перехватив вожжи, ехала молоденькая девушка. Достаточно золотистая кожа, выдавала в ней жительницу более тёплых окраин Империи, хоть и была слишком бледна для пограничных районов. Миниатюрная и ещё не слишком складная фигурка наездницы не очень подходила для грубой походной одежды, она была слишком эфемерна для подобных нарядов. Чёрно-красная накидка укрывала от холодного осеннего ветра, а тонкие перчатки берегли аккуратные аристократические ручки. Длинные, густые волосы, тяжёлой косой перевешивались через плечо, стянутые чёрной лентой. Лишь покрасневшие и слегка опухшие от усталости и слёз глаза портили вид. В целом же, девушка вполне могла быть признана весьма миловидной.

— Ты уверенна? — тихо поинтересовался у спутницы беловолосый.

— Да, — девушка холодно кивнула, — так надо.

Троица не стала заезжать в просыпающийся город. Они свернули на развилке в сторону богатого поместья с вычурным и слишком высокомерным названием. Богатый дом вполне мог поразить воображение путешественников ещё десятилетия два назад, теперь же он выглядел диковатым и неухоженным. Пышный сад в золотой оправе, не писался с растрескавшимся крыльцом, а дорогие новенькие постройки псарни смотрелись дико с оббитой лепниной. Дверь долго не открывали, наконец, сонный дворецкий без всякого почтения выслушал объяснения рыжего парламентёра и пошёл будить хозяина.

Глава дома показался лишь по истечению получаса, раздражённый и не собранный должным образом. Ждавшие всё это время на пороге гости, сделали вид, что не заметили ни его непочтительного вида, ни неподобающего запаха вечерних гуляний. Тучный мужчина, в бархатном домашнем халате с протёртыми локтями на голое тело, был хмур и грозен. Опухшее лицо силилось изображать благородное презрение в то время, как влажные, не блещущие избытком ума глаза осоловело осматривали фигуру девушки.

— Так значит, Корсач? — выговорил он после пятиминутного изучения мятой, но вполне уцелевшей пояснительной грамоты из Поставской заставы. — Мне Лактасса сообщала, что вы должны явиться ещё месяц назад. В чём проблемы?

— Так, определённые сложности с транспортом возникли, — уклончиво ответил ему молодой офицер, силясь вести себя подобающим образом. — Вы должны оставить свою роспись о том, что мы доставили Вашу невесту в целости и сохранности.

Хозяин поместья не торопился с подтверждениями. Он был весьма ошарашен таким появлением своей наречённой, что было вовсе не удивительно.

— И ты считаешь, что я вот так её приму? — грубовато поинтересовался мужчина, почёсывая массивный подбородок. — Мне обещали несколько фамильных реликтов и коллекционные Императорские награды за эту полукровку. И что в итоге? Я, между прочим, собирал всю родню на помолвку ещё в прошлом месяце, а это около полусотни дворян, не считая слуг; денег протратил. Потом ещё поминки на всякий случай собирал, опять расходы не малые... При смерти её матери мне и без того достанется остатки их имущества и вариант с исчезновением меня вполне устраивал. А тут припирается с опозданием без приданного, без сопровождения. В компании каких-то завалящих мужиков... смазливых, того и гляди приведёт мне приблудыша. Опять ещё вурлок чёртов. Угораздило же Императора дать этим тварям убежище... А мне что беловолосую тварь дома кормить? За какие шиши, за сладкие посулы, что Императорского любимчика дочурка, голая и босая без связей и состояния? Зачем мне такой позор, чтоб мою невесту по кустам солдатня лапала?

Беловолосый опасно сжал челюсть и напряг руки. Стоящая возле него девушка готова была провалиться сквозь землю от унижения, она не могла себе даже представить, что так её путешествие будет воспринято в свете.

— Хотя, — жених ещё раз, уже трезвее и критичнее осмотрел фигуру и личико наречённой, — оставляйте. Постав к чертям монстры сожрали, всё равно ей идти некуда, а Императора это может весьма растрогать, раз дочурка дражайшего генерала без гроша осталась. Да и с мордашки она ничего. Так и быть, я очень милостивый и снисходительный, если будет хорошо себя вести, может и возьму её. Если будет очень хорошо себя вести...

Мерзкая улыбка делала и без того безобразное от пороков лицо просто невыносимым. Каринка подумала, что в первую брачную ночь выбросится из окна, если не повесится ещё сегодня вечером. Община вурлоков находилась в тяжёлом и крайне шатком положении после уничтожения нескольких пограничных городов, малейшая агрессия беловолосых могла вызвать изгнание. К счастью, молодой офицер был слишком безалаберным, чтоб думать о таких условностях. Он просто размахнулся и со всей силы без лишних разбирательств заехал кулаком между глаз старому сластолюбцу. Мужчина как стоял столбом, так и съехал по косяку под ноги гостям на радость всем слугам.

— Что нам теперь делать? — осторожно поинтересовалась девушка, несмело беря за холодную руку слегка расслабившегося вурлока и заглядывая в красные с розовым глаза.

— Что-нибудь придумаем, — широко улыбнувшись, привычно ответил за мужчину Владомир, растирая саднящий кулак.

Рокирх, верный своей манере, промолчал, покрепче сжимая маленькую ладошку охраняемой.