Кровь и расчет

Кровь и расчет

Слезы и кровь —

все как обычно,

будем сжигать мосты...

слова из песни Канцлера Ги

— И что мы тут имеем? — оборотень задал исключительно риторический вопрос и опустился на корточки, чтобы лучше присмотреться к трупу, найденному при тех же обстоятельствах, что и предыдущие девять. Когда в городе медленно, но уверенно, наступает весна, из щелей и нор, как водится, вылезают маньяки.

— А этот тип неуклонно приближается к дюжине, — Прокомментировал мужчина, подняв руку убитой женщины к лицу и внимательно изучая знакомое по предыдущим жертвам послание, с садистской изобретательностью помещенное под ногти.

Фелти дала волю чувствам и скривилась, пока шеф не мог её видеть. При всем легендарном чутье потомственного оборотня, глазами на затылке он, к счастью, обзавестись так и не удосужился. Девушка никогда не была особо брезгливой в плане осмотра искореженных жуткими пытками трупов. Ей просто не нравился лично Фромас и'Халь, поэтому окончание своей стажировки в его отделе сверхсрочных дел она ждала с нетерпением, хотя любую другую на её месте интересовали бы совершенно противоположные вещи: как после выпуска прийти работать сюда же и как затащить в свою постель красавца-начальника. В отделе её не обижали и даже не насмехались, как над любым зеленым новичком. Фромас пресек все насмешки на корню. И такое своеобразное проявление заботы стало первым в списке того, что её в нём раздражало. Уж лучше откровенные насмешки и подтрунивание старших коллег, чем эта нездоровая сверхопека со стороны начальника. Она все время ждала, что когда-нибудь этот мужчина потребует плату за свою "доброту", как требовали те, с кем её сводила судьба с самого детства. Платить Фелт не умела, а убить могла. Это был самый действенный способ решения всех её проблем, вот только осознанно убивать Фелт не умела, все, что случалось с ней ранее, было не более чем спонтанным выбросом силы. Смертельным, разумеется, но как таким управлять?

— Тоже самое, что в первый раз? — задала она в принципе не обязательный вопрос, только затем, чтобы как-то обозначить свое присутствие. Она не сомневалась, что под ногтями жертвы обнаружат все те же буквы, по одной на каждый ноготь: "I love you". В оставшихся двух — восклицательный знак и улыбающаяся рожица. Устрашающая карикатура на любовное послание.

Фромас (он запретил называть себя "господин и'Халь" через три минуты после знакомства с новоявленным стажером) долго не отвечал. Опустил одну руку трупа, взялся за вторую. Фелтис с трудом подавила тяжелый вздох. И зачем он только её повсюду с собой таскает? Нашел развлечение! Говорит, для того, чтобы опыта набралась, а сам пытается ненавязчиво ухаживать. И где, спрашивается, его ведьмоненавистничество, на которое ей так прозрачно намекали, когда она только пришла в отдел. Именно из-за неприязни Фромоса к ведьмам ни одна из них в его подчиненных так и не задержалась. Теперь даже коллеги удивляются, что он нашел в такой серой мышке, как она. Фелт пока не сумела проявить себя с выгодной стороны и, в отличии от всех остальных и даже самого шефа, прекрасно понимала, что если в ближайшее время не решит проблему со своей инициацией, похвастаться ей будет нечем. Зато она была гордой и никого к себе не подпускала. Наверное, этой своей неприступностью она и навлекла на свою голову такое наказание, как господин и'Хиль собственной персоной.

— Не совсем, — после продолжительной паузы Фромос все же соизволил ответить, — Взгляни-ка.

Фелт послушно опустилась на корточки рядом с трупом. На этот раз буквы под ногтями складывались в другую фразу: "For your". Два ногтя так и остались без букв. Интересно, и для кого же этот ублюдок шлет такие послания?

— Что скажешь? — спросил её оборотень, впившись в лицо девушки своим фирменным взглядом, от которого у подозреваемых на допросе кровь стыла в жилах.

Смутить хочет? Не выйдет. Фелт снова с трудом подавила тяжелый вздох. И попыталась отрешиться от личных проблем, чтобы как следует подумать о деле. Что тут можно ответить? Маньяк он и есть маньяк. После десятого по счету убийства характерный почерк очевиден. Но что могло вынудить его внести незначительные коррективы в свое послание? Хороший вопрос. В голове столько сумбурных версий, но одна другой нелепей. Этим с шефом не поделишься. Фромас, конечно, выслушает. К мнению сыскных ведьм прислушиваются всегда. За них говорит их дар, который у неё пока спит, несмотря на то, что когда-то не раз выручал в самый неожиданный момент. Но ведь не хочется упасть перед шефом в грязь лицом. Гордость не позволяет выбрать первую пришедшую в голову версию. Но есть одна, которая настойчиво бьется в висках вместе с пульсом. Дар? Нет, вряд ли. В детстве он легко приходил на помощь, но с возрастом, когда жизнь стала спокойнее, она потеряла способность призывать его в отсутствие полной инициации, которую обычно проходят в шестнадцать лет. Фелт было почти девятнадцать, но силком её инициироваться никто не тащил, а сама она так и не решилась. Все надеялась, что сможет как-то обойтись без этого. Детские страхи не позволяли так просто прийти в согласие с собой и условиями обретения полного контроля над даром, одинаковыми для всех ведьм.

— Он сменил объект своего нездорового обожания, — наконец выдала она. Играть в гляделки с шефом над трупом зверски убитой женщины то еще удовольствие.

— Любопытно, — отозвался оборотень, вроде бы без тени насмешки, — Сама придумала, или в тебе дар, наконец, заговорил?

— Нет, — сухо отозвалась Фелт, — Я ничего не чувствую.

— Как и в предыдущие девять раз, — бросил оборотень удрученно и резко встал на ноги, распрямившись, как пружина.

От неожиданности Фелт отшатнулась, потеряла равновесие и была вынуждена выставить позади себя руки, плюхнувшись на асфальт. Юбка от такого незапланированного маневра задралась, обнажив тощие коленки. Оборотень, возвышающийся над ней, задержался на них взглядом. Это её разозлило. По-настоящему разозлило. Обида искрой подожгла давно тлеющий фитиль и внутри ведьмы, словно что-то взорвалось. Счастье, что в этот момент Фелт не могла видеть себя со стороны. Глаза вспыхнули колдовским огнем, и телом завладел дар, требующий того, через что ей бы следовало пройти еще в шестнадцать, как все нормальные ведьмы. Она набросилась на оборотня, который, в отличие от нее понял, что произошло, но не захотел отказывать ведьме в удовольствии. По крайней мере, он думал, что не отказывает, не подозревая, что до него инициировать её было некому.

Фелт перестала соображать, полностью утонув в затопившем её сознание даре, и очнулась только тогда, когда стало больно. Не сильно, могло быть больней. Но эта боль отрезвила. Она вскрикнула и забилась в его руках, осознав, что происходит. Но было поздно. Он тоже все понял, и попытался успокоить и её, и себя:

— Тихо... тихо... — глухо прорычал оборотень ей в шею, — Святые демоны, что же ты не сказала!

Фелт плакала, сильнее стискивая ногами бедра мужчины. Ей казалось, что она в невесомости, но если он её отпустит, то сорвется в пропасть и разобьется, как стеклянная ваза — на тысячи холодных осколков. Она зажмурилась, глотая всхлипы, вторящие его порыкиваниям и стонам. Дар все еще плескался в ней, как эликсир жизни в священном черепаховом кубке. Это все объясняло и не позволяло увидеть в произошедшем случайность. Её предупреждали, что когда подлинный дар явит свою силу, ей будет не до того, чтобы выбирать подходящую кандидатуру. Дар сделает выбор за неё, предъявив кандидату только два условия — сила и воля. Он должен быть сильнее ведьмы и суметь обуздать её волю. Фромас, как оказалось, подошел Фелт по обоим пунктам. Вот они и сцепились телами, а за ними и душами переплелись, как две гадюки в змеиной яме. Поздно что-либо менять. И отказываться поздно. Она это знала, и он это понимал.

— Потерпи! — протяжно выдохнул оборотень над ухом. Его звериный рык в любой другой момент мог бы её испугать, но не сейчас, когда его движения стали особенно резкими. И Фелт, не желая этого признавать, испытала удовольствие, когда в области груди родилась теплая волна, становившаяся все горячее по мере продвижения вниз, к бедрам, там, где соприкасались их тела...

— Прости, — выдохнул оборотень обреченно и тихо. Удлинившиеся было клыки, снова втянулись и стали нормальными для человека. Фелт с трудом вспомнила, как дышать. И её частое дыхание, прорывающееся через горло со сдавленными всхлипами, начало успокаиваться. Она сосредоточилась на нем, чтобы отвлечься от того, что только что произошло на месте преступления по её вине.

— Прости, — повторил Фромас устало и, отстранившись, помог отлепиться от стены здания и встать на ноги. И не опустил рук, которыми теперь упирался в стену, загораживая девушку полами своего пальто, даже когда она одернула юбку и с преувеличенным прилежанием стала оправлять курточку и манжеты рубашки, выглядывающие из рукавов.

Фелтис было стыдно смотреть ему в глаза. Стыдно не сколько перед самим оборотнем, сколько пере самой собой. Ведь говорили же ей даже не думать о стажировке, пока не пройдет через полную инициацию. Фелт не набивалась именно в этот следственный отдел, но сделала все, чтобы её отправили стажироваться вместе с сокурсниками. Она была на пару лет младше их всех — несколько классов средней ведьминской школы проскочила год за два.

Где-то вдалеке раздались вопли сирены. Скоро на месте очередного преступления будет не протолкнуться. Прежде, чем самому взяться осматривать труп, Фромас вызвал следственную бригаду и экспертов. Нужно прекращать стоять столбом и возвращаться к оперативно-следственным действиям, нужно...

— Мне рекомендовали тебя как лучшую выпускницу факультета ведьм за последние восемь лет, — заговорил с Фелт оборотень, устав ждать, что она сама что-то скажет.

— Еще не выпускницу, — тихо откликнулась стажерка.

— Полгода осталось, — раздосадовано отозвался оборотень и вдруг поднял её лицо за подбородок. — Но ни одна сука из вашего хваленого деканата не обмолвилась, что ты не инициирована! А я-то все голову ломал, почему ты чувствуешь, где именно произошло очередное убийство, а о том, кто его совершил, даже по горячим следам ничего сказать не можешь.

Фелт на секунду прикрыла глаза и отстранила от своего лица его руку. Уперлась взглядом в широкую грудь. Подавила совершенно неуместное желание уткнуться лицом в плечо мужчины и развертеться, как маленькая девочка.

— Я в жалости не нуждаюсь, — её слова прозвучали резко и холодно.

— Дура! — рыкнул оборотень, и тут же заговорил совсем другим тоном, вкрадчивым и мягким, от него Фелт стало зябко. — Неужели похоже, что я жалею?

— Ни меня, ни о случившемся? — она вскинула на него взгляд.

— Да, — с урчащими, кошачьими нотками, отозвался Фромас.

— Тогда отпустите меня, и вернемся к работе.

— Нет. Сейчас ты идешь в Храм Темнозарного, он через квартал отсюда и работает круглосуточно. И ждешь меня там.

— Нет.

— Да. И твой дар ответит мне так же.

— Я сумею его обуздать!

— Возможно, — не стал спорить он, — Но пока ты моя подчиненная и будешь выполнять мои приказы. Все ясно?

— Замуж вы меня тоже по приказу возьмете?

— Зачем? И приказывать не придется, — разочаровал её оборотень и совершенно спокойным обыденным тоном сообщил, — Сегодняшний рассвет ты встретишь как моя супруга.

— Вы с ума сошли!

— Нет, — отрезал он и отступил от нее, не отпуская взгляда. Потом, так ничего больше не добавив, развернулся и вышел из подворотни, рядом с местом преступления, как они в ней оказались, Фелт припомнить не могла.

Её трясло, но она взяла себя в руки и вышла вслед за ним. К одинокому фонарю, под которым на асфальте в неестественной позе было распростерто тело молодой женщины, уже спешили эксперты со своими чемоданчиками. Фромос поставленным командным голосом раздавал какие-то указания следственной бригаде. Но Фелт была убеждена, что оборотень не выпускает её из вида, пусть внешне это и не было заметно. Она направилась к служебной машине, на которой они приехали сюда. Достала с заднего сиденья свою сумочку и медленно побрела в сторону храма.

Кто бы мог подумать, что шеф может оказаться таким поборником традиций. В древние времена, если ведьме приходилось проходить инициацию на поле боя, тот, кого избрал её дар, был обязан взять девушку в жены. Это считалось очень почетным. Поэтому никто из мужчин-воинов не роптал. Напротив, хвастались. Мнение самой ведьмы в расчет не бралось. Даже если бы она возражала, дар не позволил бы ей убить своего первого мужчину ни при каких обстоятельствах. Поэтому в таких случаях ведьме, какой бы сильной она не была, напоминали, что она женщина, а женщинам право голоса в выборе мужчин иметь не положено. Фромас воспользовался своим правом. В современном мире место преступления для такого оперативника как он, вполне можно приравнять к полю боя.

Фелт запретила себе жалеть себя. Глубоко вздохнула. И позволила дару руководить собой. Это было почти приятно. То, что раньше ощущалось как нечто глубокое и почти недостижимое, сейчас наполняло её до краев и было готово в любую секунду прийти на помощь. Брак можно будет расторгнуть через полтора года после его заключения. В богов Фелтис не верила, была убежденной атеисткой, но в школе ведьм считалось предосудительным жить без веры, поэтому о своих взглядах на жизнь Фелт предпочитала помалкивать. Но была наслышана о большинстве обосновавшихся в городе конфессий. Последователи Темнозарного не запрещали разводиться, но сделать это можно было только через восемнадцать месяцев после замужества. Она не сомневалась, что за это время они с Фромасом изрядно попортят друг друга нервы. Ну что ж, он сам виноват. Правда, от этой мысли ей легче не стало.

Встряхнув головой, но так и не сумев взбодриться, Фелт вошла в храм. Опустилась на самую дальнюю от алтаря скамью, откинулась на спинку, прикрыла глаза. Треск пламени в лампадах, развешенных на стенах, запах миндального масла. Именно за ним она пришла в храм, все остальное, даже приказ шефа, было вторично. Мама любила косметику с экстрактом абрикосовой косточки, запах в храме напомнил Фелт почти забытые ощущения, когда тебя маленькую, но уже такую серьезную, обнимают нежные мамины руки. Она тихо вздохнула. Жизнь не кончена, она продолжается, просто стала не такой, какой она её воображала. Теперь снова придется приноравливаться и привыкать к изменившемуся статусу. Как же она устала.

Её первый опекун попытался растлить одиннадцатилетнюю Фелт через месяц после того, как она переехала к нему из приюта. То, что она родилась одаренным ребенком, было известно уже давно, но что настолько одаренным, выяснилось только тогда, когда рядом с трупом несостоявшегося насильника нашли серьезную не по годам девочку. А экспертиза показала, что это именно она выжгла изнутри всю его ментальную оболочку. Никаких видимых повреждений. Мгновенная остановка сердца.

Её второй опекун оказался затейливей. В четырнадцать лет, когда будущая ведьма прожила в его доме неполный год, он попытался выдать её замуж за трольего шейха. Тот приехал на смотрины, девушка ему понравилась, а вот он ей — нет. Замять скандал пиндостанским троллям удалось с трудом. Полностью иссушенный магически резерв их высокопоставленного сановника — это вам не шутка. Опекуна четвертовали. Именно такое наказание ждало любого, кто пытался каким-либо образом в обход существующих законов, переправить за границу человека, обладающего ведьминским даром. Шейх долго и многословно извинялся лично. Без свидетелей, если не считать муниципального работника. И был поражен не меньше последнего, когда юная Фелт, вздохнув, подошла к сидящему в глубоком кресле троллю, провела подушечками пальцев по оливковой коже щеки и ушла, оставив ошарашенного мужчину с полностью восстановленным магическим резервом.

В пятнадцать она попала к чудаковатому Профессору. С ним жила до сих пор. Он относился к ней как к дочери. Но Фелт все время ждала, что и в этой, казалось бы, безоблачной жизни, её ждет какой-нибудь неприятный подвох, когда придется платить за кров и доброту каким-нибудь не самым приятным способом. Оказалось, не там ждала, не того боялась.

— Здравствуй, любимая, — раздалось из-за спины.

Фелт не успела обернуться. Была лишком сильно погружена в свои мысли и раздавлена, не успела оказать сопротивление, когда на шею накинули петлю. Ведьма захрипела, бессильно хватаясь за воздух растопыренными пальцами, попыталась отодрать от шеи удавку, но тщетно. Нападавший жадно дышал над ухом и нес какую-то ерунду:

— Я знал, что ты придешь ко мне сама... Однажды светлым днем иль ночью темной, ты проскользнешь в мою обитель скорби и неважно, с кем ты была лишь час назад, со мной ты будешь в вечности, любимая, не страшно...

Руки опустились. Он напомнил ей о том, что произошло. Резко расхотелось жить. И даже вопрос, кто же на неё напал, показался Фелт совсем неважным. Она закрыла глаза и обмякла.

— Хорошая девочка... хорошая... — со спины лапая её за грудь, пыхтел незнакомец. Шею уже не так сдавливала удавка. Он решил, что она потеряла сознание, и почувствовал свою безнаказанность. Перебрался к ней вперед, рывком отодвинув скамью, что стояла перед той, на которой сидела Фелт. Принялся срывать с неё одежду. Как интересно. А вот её первый любовник-оборотень даже приласкать не удосужился. Задрал юбку, сорвал и отшвырнул в канаву трусики и поднял так, чтобы можно было врезаться в неё сразу и до конца. Конечно, он был опьянен пробудившимся даром, который притупил для Фелт боль от его грубости. Но она же не ему оправдание ищет, а себе.

— О! — протяжно простонал насильник, жадно скользя раскрытыми ладонями по внутренней стороне её бедер, где сперма оборотня смешалась с первой кровью. — О!

Но ничего сделать сверх того не успел. На него кинулся оцелот. Не такой крупный, как тигр, но и не такой изящный и гибкий, как леопард. И все же не менее опасный. Раздался треск ломаемых двумя телами скамей и утробное кошачье рычание. Надо же, а она и не знала, что в своей вторичной форме Фромос так красив. Может быть, не так все плохо в этой жизни, как ей стало казаться? И с оборотнем в мужьях можно жить, особенно, если вас с ним объединяет общее дело.

Насильник отшвырнул от себя оцелота, как котенка. Тот отлетел к стене, но все равно как-то умудрился приземлиться на все четыре лапы.

— Она моя! Моя! — взвыл остроносый молодой мужчина в одеянии проповедника Темнозарного. В неестественно зеленых для человека глазах плескалось безумие.

Он распял себя в воздухе, раскрыв руки в стороны, и воспарил над обломками деревянных скамей. На ладонях его вспыхнуло ядовито-зеленое пламя, потухли лампады на стенах. Вместо запаха миндального масла, откуда-то повеяло гнилью и смрадом разоренного склепа. Он начал надвигаться прямо на Фелт, которая сидела на скамье все с тем же отрешенным видом. От стены зарычал оцелот. Но не бросился на противника, уже понял, что с таким клыками и когтями не совладаешь. Ноги остроносого коснулись пола. Он снова стоял перед Фелт. Она наблюдала за ним пустым безразличным взглядом. Зеленое пламя в его руках отбрасывало жуткие отсветы на их лица.

— Тебе понравятся мои дары! Ведь ты услышала мой призыв сквозь годы. Понравятся!

— Да, — с трудом разлепила губы ведьма. Теперь она знала, кто перед ней. Сейчас маньяк. Тот самый, кого они так искали. Но она вспомнила, кем он был когда-то. При приюте была маленькая часовенка. По праздникам для сироток там вел службу старый капеллан, давно списанный на берег. Мальчик с острым носом и резкими, нездешними чертами лица был ему названным сыном. Говорят, отец Бутс привез его с Маёрки. Названный сын капеллана был таким застенчивым, почти незаметным. Ни с кем не разговаривал и дружбы не водил, словно и вовсе не знал языка. Фелт могла бы и не вспомнить его, но пробудившийся дар вытолкнул на поверхность забытые воспоминания.

— Мне очень понравилось, — прошептала она и протянула руку к его огню. — Очень-очень. — Тот потух, и мужчина опустился перед ведьмой на колени. — Поцелуй меня, — попросила она, — Мне так тебя не хватало.

Маньяк аж взвизгнул от восторга. Забыв про оборотня, готового напасть в любую минуту, качнулся вперед и прижался к не целованным губам. Они его и убили. Странно, вторая жертва за пять лет и снова не мучает совесть. Тогда откуда взяться божеству, способному понять Фелт, когда она сама не знает, кто она поле всех этих смертей, после всего, что было в её жизни? Отсюда весь её атеизм и отказ от веры.

Фромос подошел к Фелт уже человеком. Стянул с себя пальто, накинул ей на плечи. Завернул в него, как младенца в кокон и поднял на руки, топча черный пепел, устилающий пол перед скамьей. Все, что осталось от маньяка, второй месяц терроризирующего город...

— Он начал убивать, как только началась твоя стажировка.

— Точнее, когда он узнал, какими преступлениями занимается отдел, в который меня направили. И не начал, а просто перестал скрываться. Убивает он уже много лет. — Отозвалась Фелт, лежа лицом к стене в свой кровати, в которой провела почти двое суток, прежде чем Профессор разрешил её потревожить. До этого рядом с ней дежурил только он сам. Молча обнимал, когда она начинала тихо плакать, и не пытался успокоить. Просто был рядом. С ним было тепло и просыпаться не хотелось. Но не мог же опекун сидеть с ней тут все ночи напролет. Сегодня его сменил Фромас. Беспардонно забрался к ней под одеяло прямо в одежде, попытался по-хозяйски обнять. Она отшатнулась. Отодвинулась к стене. Стало холодно. Оборотень тяжело вздохнул и заговорил о деле.

— Он был потомком одного давно истребленного племени. Они черпали силу в смерти. Это их особый ритуал, а ты...

— Должна была родить ему демона мрака. Он подводил меня к этому с самого начала. Если бы моему первому опекуну удалось... ему было важно, чтобы он был вторым, причем, сразу же, пока еще семя первого было во мне вместе с первой кровью.

— Откуда ты все это знаешь? Дар?

— Да. Я же сыскная ведьма — моя работа вскрывать ментальные щиты и выуживать истинные мотивы подозреваемых.

— Безусловно. Но непохоже, что ты впервые применяешь дар по прямому назначению.

Фелт помолчала, потом решил уточнить:

— Это можно было выяснить уже давно.

— Я не стал обращаться к официальным источникам, — произнес оборотень и придвинулся к ней вплотную. Обнимать не стал. Теперь она спиной чувствовала исходящее от его тела тепло. — Решил, — продолжил Фромас, — что ты сама мне расскажешь. Так честнее.

— Время упущено, — заметила Фелт, с трудом заставляя себя говорить ровно, — Бой окончился победой. Если сразу не обвенчались, значит, теперь я не обязана выходить за вас замуж.

Он проигнорировал её слова и негромко спросил:

— Можно тебя обнять?

— Вы совершенно напрасно испытываете чувство вины. Если кто и виноват, то только я.

— А я и не испытываю, — из-за спины раздался саркастический смешок, — Я пытаюсь дать понять, что отступаться от своего предложения не намерен. Как только встанешь на ноги, отведу тебя в храм к не существующему богу, но зато признанному одним из самых популярных.

— Несуществующему? Если мы с вами оба не верим в Темнозарного, ни один священник не согласится нас обвенчать.

— Не верим. Но кто об этом знает?

Он все же обнял. Фелт уснула. Сразу и даже как-то неотвратимо. Провалилась в глубокий и крепкий сон, как только пригрелась. А когда проснулась, обнаружила, что рядом снова оборотень, а не престарелый Профессор. Фромас спал. Мерно вздымалась широкая грудь, хищные черты лица неуловимо разгладились и подобрели. Он уже не выглядел таким суровым и неприятным.

— Ты же ненавидишь коллег-женщин, — пробормотала Фелт, повернувшись в нему лицом, — Зачем тебе я?

Она думала, что это риторический вопрос, Фромос же не мог её услышать. Но он улыбнулся, не открывая глаз. И глубоко, совсем не сонно вздохнул.

— Кто тебе сказал?

— Весь отдел знает.

— Не люблю. Особенно ведьм. Они тебе и об этом растрепали?

Девушка кивнула.

— И знаешь почему? Вместо того чтобы делом заниматься, вечно передо мной хвостами метут и думают, как оказаться со мной в одной койке. Ты другая.

— А если нет? Если я притворяюсь?

— Вот и проверим. В конечном итоге, всегда можно вспомнить, что мы оба в богов не верим и расторгнуть супружеский союз.

— Логика на гране фантастики.

— Я тебя не убедил, — разочарованно протянул оборотень и открыл глаза, — Ты ведь не такая, какой хочешь казаться, Фелт. Ты рисковая. Так рискни со мной. Чем я хуже? И вообще я — не самый худший вариант, между прочим.

— Ты так и не ответил, зачем?

— Потому что хочется, Фелт.

— Спать с тобой я могу и вне обязательств.

Улыбка сползла с лица оборотня. Взгляд стал знакомым — колючим и злым.

— Не хочу так. Да ты и сама не хочешь.

— Почему? Что-то раньше ты не тащил в храм всех подряд...

— Ты мне нравишься.

— Это не повод.

— А что ты хочешь услышать? — оборотень разозлился. Повернулся на бок к ней лицом, продолжил рассуждать, — Да, я не влюблен, но как по мне, так только лучше. И изменять тебе я не собираюсь.

— Понятно, — процедила Фелт, окончательно пришедшая в себя, — Решили с Хрюдом пересмотреть условия спора? Ты и так выиграл. Что тебе еще надо?

Фромас замер, потом выдохнул, зло прищурив глаза:

— Кто тебе сказал про наш спор?

— Дар. Такой ответ тебя удовлетворит?

— О, да, только пусть он копнет поглубже. Или ты сама боишься, что можешь увидеть, если пошире раскроешь глаза?

Она не ответила, попыталась сесть в постели, но он схватил её за локоть и снова повалил, подмял под себя. Его тяжесть оказалась неожиданно приятной.

— Меня привлекают твоя воля и сила. Не та, что проявляется с приходом дара, а вообще. И наш идиотский спор, переспишь ли ты со мной, как все предыдущие, уже не имеет к этому никакого отношения.

— Понятно, — откликнулась Фелтис, нацепив на лицо ледяную маску, — Решил гарантированно заполучить в отдел ведьму с уникальным даром.

— Решил.

— То есть твое предложение — брак по расчету.

— Ни что не мешает ему со временем стать по любви.

— Слишком оптимистичный прогноз. Да и к чему все эти метания и... — он заткнул ей рот поцелуем. Потом отстранился и прокомментировал:

— Для своего возраста ты на удивление рассудительна.

— И это тебе во мне особенно не нравится, — с сарказмом протянула Фелт.

— Напротив, раздражает, — фыркнул оборотень. — Только знаешь, даже без любви, я ревнив. Просто ужасный собственник.

— Как все оборотни, — Фелт спокойно отнеслась к этому заявлению, — Не страшно. Вряд ли мне вообще захочется...

Он не дал ей договорить. Только уже потом, снова оторвался от её губ, чтобы заявить:

— Сейчас и проверим.

— А если я не хочу?

— Правда?