|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Благодарность. Писателю Антуану де Сент-Экзюпери и его "Маленькому Принцу"
Предупреждение. Гарри и Гермиону ООС не считаю. Там кое-кто другой ООС. Здесь изначальная, не очень понятная версия. Упрощённая, с включёнными объяснениями — на фанфиксе
* * *
Через неделю после матча Букля принесла внушительную посылку Гермионе из дома. Она попросила сову у него несколько дней назад, чтобы та осталась у её родителей в ожидании ответа. Школьных сов упросить на такое не получалось. Там были книги и многостраничное рукописное послание, за которое подруга принялась прямо за завтраком. Гарри она сунула тоненькую книжечку и велела прочитать побыстрее. Якобы в первую очередь это нужно ему.
Весь день она, отложив учёбу, очень внимательно читала и перечитывала как послание, так и некоторые места присланных ей книг, и к вечеру приняла какое-то решение. Пару дней она была занята непонятной бурной деятельностью, но на его любопытство отвечала, что скоро он всё узнает.
После ужина Гарри сидел в гостиной и размышлял, чем бы заняться. Только что Рон, отметившись публично-дежурным засосом с Лавандой, сбежал вместе с ней. Джинни с Дином тоже ушли, и зверёк в животе недовольно ворочался. Тренировки не было, а писать очередное эссе не хотелось.
— Гарри, — присела рядом подруга. — Ты прочитал?
— Да. Но совершенно не понимаю, зачем читать маггловскую сказку, и при чём тут роза?
— С неё всё началось. Позже объясню, хорошо? Бери карту, мантию, и пойдём.
— Куда?
— Увидишь.
Поход за развернувшей карту Гермионой оказался недолгим, до двери одного из множества заброшенных классов.
— Накрой нас мантией.
Он повиновался, а девушка движением палочки погрузила коридор во мрак, наложила силенцио на их одежду, обувь и на запор двери, а на саму дверь — конфундус.
— Алохомора.
Дверь открылась беззвучно, и они зашли. Чтобы стать свидетелями самой откровенной сцены из виденных Гарри. Даже картинки из порножурнала, спрятанного и забытого в его комнате Дадли, были не так возбуждающи и откровенны, как вид ритмично двигающейся вверх-вниз голой задницы его лучшего друга между раскинутых полных ляжек Лаванды Браун. Чавкающие звуки и шлепки мокрой кожи о кожу дополняли зрелище.
У него бешено забилось сердце, пересохло во рту и от возбуждения напряглось в паху. Гермиона отреагировала сжатием руки, и потянула его на выход. Коллопортус, отмена заклинаний, и они перевели дух. Гарри хотел было сказать, что ему жаль, но Гермиона приложила палец к его губам, развернула карту и повела дальше, где за поворотом проделала те же манипуляции с другой дверью. Гарри подозревал, что или, точнее, кого он там найдёт. Но овладевшему им стремлению увидеть было всё равно. Если бы Гермиона попробовала его сейчас остановить, он бы не послушался.
В этом классе оборудовавшие любовное гнёздышко владели трансфигурацией получше, чем Лав-Лав и Вон-Вон. Один из столов был превращён в подобие любовного ложа, их собственная одежда в матрас, подушки и простыни. Джинни и Дин были наги, как новорожденные, с которыми было связано их занятие. Точнее, его возможные последствия.
Парочка ещё не приступила к решительным действиям, они ласкались, тискались и целовались, когда Джинни краем глаза уловила движение плохо прикрытой Гарри двери — и конфундус не помог. Тут же вскочив, она с палочкой наготове двинулась к выходу. Гермиона едва успела шёпотом отменить свои силенцио с конфундусом, а у Гарри перехватило дыхание от вида голой Джинни, когда та, хмыкнув, в шаге от них заперла заново дверь и возвратилась к любовнику.
— Ты готов к подвигам, львёнок?
— Готов, повелительница.
— Раз так, повелеваю тебе лечь на спину.
— Надо подождать, — шепнула Гермиона Гарри на ухо.
Они ждали, наблюдая, как Джинни со стоном удовольствия насадилась на Дина, и парочка меняла места и позы, будто знала о зрителях и выкладывалась перед ними от души. Как ни странно, но после первого всплеска возбуждения, Гарри всё больше погружался в гипнотическую отстранённость и всё меньше соотносил страстно извивающуюся, стонущую, визжащую и рычащую бестию с образом известной ему Джинни. Если первым порывом было желание оказаться на месте Дина и самому обрабатывать рыжую, то постепенно оно прошло. Окончательно доконал полувсхлип-полувыкрик "Гарри!" во время одного из её особенно бурных содроганий, на что Дин, очевидно привычный, даже не дёрнулся. Навалилось тоскливое недоумение. Неужели ей всё равно с кем, а его имя — просто знак.
Очнулся он от толчка Гермионы к выходу. Отключившиеся после финального взрыва любовники не заметили бы их даже без мантии-невидимки. Только покрасневшее лицо выдавало, что Гермиона не железная.
Глянув на карту, она повела его в выручай-комнату.
— Там не занято? — спросил Гарри, когда понял, куда они идут.
— Нет, я попросила Добби с утра никого не пускать.
Вызвав эльфа ко входу, Гермиона заказала комнату на свой вкус и попросила принести им перекусить и попить. Сев в кресло у низкого столика со снедью и напитками, Гарри порадовался предусмотрительности подруги — пить хотелось неимоверно. Залпом ополовинив кувшин, он с интересом уставился на девушку, по привычке поправляющую заколки, чтобы грива не лезла в лицо.
— О чём разговоры разговаривать будем?
— О тебе, в-основном.
— За что такая честь?
— За всё. Ты добрый, честный и чистый душой человек. А ещё ты сильный и щедрый. Но в тебе совершенно нет самостоятельности, гордости, желания что-то придумать или сделать самому. Как компенсация положительных качеств, наверное.
— Ты к чему похвальбы мне запела?
— К тому, что мы видели. И что чувствуем. Вот скажи, если завтра Джинни бросится к тебе на шею с криками, что всегда мечтала быть с тобой и никогда не отказывалась от намерения заполучить тебя, ты её примешь?
Вдох, выдох, образ, и нет возможности отмолчаться.
— Да.
— Вот. То же самое у меня с Роном. Придёт с повинной мордой, поругаюсь, попинаю и смирюсь.
— Значит что? Мы их любим больше всего на свете?
— Нет!
— Как так?
— Ты вглядись в себя. Что ты к ней чувствуешь? Тебе нужна Джинни куда-то, кроме постели?. Разве ты стремишься говорить с ней наяву или мысленно, представляешь себя рядом с ней в будущем в самых разных ситуациях?
Ещё более долгая пауза.
— Нет. Я с тобой мысленно разговариваю. Или представляю, что бы ты на мои действия сказала.
— А я — с тобой. Я сейчас не вижу Рона ни в своей постели, ни в жизни в заглавной роли.
— Тогда что такое с нами твориться!? Зелья, заклятья?
— Нет, по крайней мере не постоянно. Себя, и тебя тоже, я проверяла. В Норе, и потом.
— Не томи. Я же вижу — всё связано с позавчерашней посылкой.
— Догадливый. Сначала вспомнилась та сказка, а потом неприятный разговор с родителями на похожую тему. Я им всё подробно описала и попросила объяснить. Ты же знаешь, как я уважаю авторитеты.
— Угу. В этот год ты просто остервенела с уважением — Министерство то, Министерство сё. Часто кажется, что в тебя вселился дух Гермионы с начала первого курса.
— Каюсь-каюсь. Расслабилась, как и ты. Ты в квиддич как одержимый гоняешь, словно победа над змеелицым будет достигнута поимкой снитча, а я в светскую жизнь окунулась.
— Как успехи, кстати?
— Честно? Хреново. Желание общаться со мной только у Слизнорта. Остальные — снобы и придурки почти все. Сама я неофициально общаться почти не умею. С тобой вот только. А у тебя, подозреваю, только со мной?
— Угадала. С Роном я только по времени больше говорю, но многое с ним не обсудишь. Почти всё — квиддич и всякая ерунда, которую через пять минут не помнишь. Мы не отклонились от темы?
— Нет. Как думаешь, кто мы трое друг для друга? Помимо друзей.
— Может, Рон — брат мне, а ты — сестра? А про вас с ним я слышал говорили, что вы ссоритесь, как давно живущая вместе семейная пара.
— Ты неправ, кроме момента, что мы как бы родственники. На, читай подчёркнутое.
Гермиона сунула ему несколько листков, исписанных аккуратным женским почерком. Настроен он был скептически. Зачем наводить тень на плетень в ясный день? Но по мере чтения скепсис улетучивался. Слишком многое непонятное в их взаимоотношениях объясняли эти строки. Там даже был прогноз на ближнее и дальнее будущее, потрясший ощущением неприятной правды.
— Хорош, пусть так. Но с какой стати всё случилось? Как у меня такое зародиться смогло?
— То есть в главном ты согласен? Давай вместе поищем ответ.
— Давай. С чего начнём?
— С тебя и сначала. Ты мне никогда не рассказывал ни про Дурслей, ни про знакомство с Хагридом и Роном. Рассказывай сейчас.
Она внимательно, почти не перебивая выслушала его воспоминания. Только изредка уточняя кое-что и иногда отвлекая от подробностей.
— Я уже говорила, какой ты человек. Добавь, что такие, как ты, в душе взрослеют гораздо раньше остальных, даже если мозг и тело отстают. Слова Хагрида пробудили в тебе страстное желание своей семьи. Ты тут же принялся искать кандидатов в неё. Рон был первым приемлемым, а своим поведением вынудил тебя принять его на то самое место. Кого ты взял за образцы, надеюсь объяснять не надо? Потом и я, постепенно, равняясь на тебя, стала к нему относится так же. Дальше заработали инстинкты, которые мы своими умишками и небогатым опытом посчитали не тем, чем они были на самом деле. Какие качества развил Рон в результате, ты сам видишь, прямо по учебнику.
Помолчали. Гарри хмыкнул.
— Что? Говори, вместе посмеёмся.
— Я так. Сидим, психологию обсуждаем, а наметившие нас в супруги тем временем тренируются доставлять нам удовольствие в постели.
— Тебе как, ситуация нравится?
— А что делать? Пойти Дину морду набить, Джинни скандал закатить? Выдавить из неё имена остальных и им тоже физиономии поправить? Для справедливости.
— Не-а. Не сможешь. Скажет Джинни, и ты им ещё руки пожмёшь и сердечно поблагодаришь за помощь ей в утолении сексуального голода, пока ты был недоступен.
— Издеваешься? Хотя...
— Во-во...
— Тогда вопрос остаётся. Что делать?
— Желаешь оставить всё как есть и подождать, пока Джинни бросит Дина и ты займёшь его место?
— Нет!
— Ладно. Последнее. Ты всю нашу ситуацию считаешь здоровой? Или её стоит изменить?
— Стоит. Но как? Ты же сама сказала — почти инстинкт.
— Конечно, одних слов мало. Осознание лишь первый шаг. Надо преодолеть глубоко вросшие эмоции. Есть разные способы. Для нас приемлем вариант создать другие связи, которые будут нивелировать... прости, уменьшать важность старых, в идеале — полностью их заменять.
— А без словесных кружев?
— Попробовать проявить то, что скорее всего уже есть между нами. Раз мы так оба относимся к Рону, значит кто мы с тобой получаемся?
— Предлагаешь ходить под ручку и публично обжиматься?
— Это само собой. Но побороть могущественные инстинкты так не получится. Нужна крышесносящая встряска на все чувства.
Гарри уставился на хитро улыбающуюся подругу. От предположения пересохло во рту и удары сердца отдавались набатом в ушах.
— Ты... что?..
— Да-да. Секс. Ты да я, да мы с тобой.
— Но разве этим занимаются не с теми, кого любят?
— Джинни всех разогнала, кто на тебя нацеливался, и каждый день девчонкам твердит, как она тебя любит, а ты уже готов. Вот поводит тебя на крючке, распалит, а потом бросит Дина и подсечёт тебя. Рон всем видом, когда со мной один в патруле, изображает: "ты не обращай внимания на Лаванду, люблю я одну тебя". Час назад ты сам видел, сильно мешала им любовь к нам? Уж как они стыдились, как стыдились!
— Ладно, ладно. Глупость я сказал. Но ты извини, у меня вот так сразу на тебя не встанет. На Чо, на Флер, на Джинни, но не на тебя. А у тебя? Не будет ощущения ошибки и принуждения? А то самоизнасилование какое-то получится.
— Всё преодолимо. Большинство женщин спокойно может заниматься сексом с нелюбимым мужчиной просто ради здоровья. Не знал? Знай. Потребность. А для твоей физиологии есть средство.
Гермиона выставила на стол два флакончика. Гарри сразу узнал цвет.
— Амортенция! Но она же запрещена!
— Запрещено её использование без согласия, втайне. А мы выпьем на глазах друг у друга. Волоски только добавим. Ты вспомни, при тебе Молли говорила, что дала Артуру любовное зелье. Она же не спаивала его годами, а использовала как способ преодолеть его застенчивость. Дальше они общались нормально, без зелий.
— А на сколько хватит?
— Тут две полусуточные дозы.
— Сама сварила? Когда?
— У Слизнорта попросила. Поклялась, что оно для меня и я не собираюсь никому подливать его втайне. Он ухмыльнулся и выдал в двух флаконах. Давай свой волос.
— Ой.
— Терпи, мужчина. Вот мой. Пей.
— Погоди. А где? На столе что-ли?
— Оглянись. Это же выручай-комната. Пей, кому говорю!
Девушка выпила свой флакон за один приём.
* * *
— Ты почему не сказала, что была девственницей? Так себя уверенно вела. Думал, ты уже. С Виктором, или дома со старым знакомым каким, или даже с Роном.
— А ты бы тогда решился? Даже с амортенцией?
— Вряд ли. Теперь ты меня всю жизнь помнить будешь? Как причину боли?
— Дурачок. Я тебя всё равно помнить буду, независимо ни от чего. А боль? Некоторые визиты болезненнее.
— Какие визиты? Кого?
— Месячные так называем. Что? Ох ты сиротинушка необразованная. Если кратко. Каждый месяц у способной рожать женщины, если она не беременна, бывает болезненное состояние и идёт кровь оттуда. Где ты только что браво вышиб тараном ворота в мою крепость.
— А как пропускают кровь ворота у девушек, которым их ещё не протаранили?
— Есть одно или несколько небольших отверстий. Калиточки в воротах. Всё, отстань пока, книжку дам, просветишься. Полезней квиддича для личной жизни.
— Значит, ты не обижаешься?
— Нет, конечно. Ты молодец, долго меня не мучил... Тебе понравилось?
— А то! Никакого сравнения ни с левой, ни даже с правой рукой.
— Шутки шутишь? Гляди, дошутишься. Так, где тут у меня... Пей!
— Что это?
— Не признал? Ты что, вообще не смотришь, что у мадам Помфри пьёшь? У меня болеутоляющее, у тебя — общеукрепляющее. Твоя выносливость до Дина не дотягивает.
— А разве тебе не хватит на сегодня?
— Ты чем слушаешь? Доза секса должна быть огромной, вымывающей остальные эмоции, чтобы на всё смотреть сквозь него. Особенно для тебя. Я потерплю, мне хватит морального пинка для начала. Сейчас подготовлюсь, и вперёд, будем ставить рекорды.
Гермиона, выпив зелье, села на край кровати спиной к парню, взяла палочку и ещё что-то из сумки.
— Отвернись, пожалуйста.
Он не видел, что она там делала. Только слышал бормотание заклинаний, и почувствовал, как она одно из них применила на его бесстыдно оголённого бойца. Потом всё убрала, легла, прижавшись к спине Гарри, и медленно повела пальцами от горла вниз, целуя ему шею и плечи...
Гарри на практике доказал мисс Грейнджер, как она ошибалась насчёт выносливости. Четвёртый или пятый их раз вымотал и его, и её.
— Гарри, пожалуйста, заканчивай! — взмолилась она.
Он как будто ожидал её слов, вдавился, содрогнулся и распластался, не в силах даже скатиться вбок. Она была не в лучшем состоянии, и они погрузились в забытьё.
Проснулся он в том же взаимном положении, только на спине, а она на нём. Вспомнив, он подивился бессознательной заботе о партнёрше.
* * *
Выход к завтраку с трудом ковыляющих, но при этом лыбящихся во все шестьдесят четыре зуба друг другу Поттера с Грейнджер произвёл фурор. На все смешки, взгляды, шепотки и тыканья пальцами пара не обратила ровным счётом никакого внимания. Так непохоже на обычно дёргающегося Поттера, что от неожиданности никто сразу ничего не придумал, а потом стало ясно — бесполезно. Не прошибить. Они были так увлечены друг другом, что вообще не обращали внимания на окружающих. Даже на занятиях Грейнджер перестала выказывать рвение. Но постоянно оставалась выспрашивать профессоров после уроков. Она отказалась от должности старосты. Слишком много времени потребовали вновь появившиеся дела. Постель Гермиона перестала считать делом почти сразу.
Гарри своё состояние определил бы словосочетанием "легко и странно". После пары разборов прошлого было недоумение на себя. Ему никогда не приходило в голову без надрыва вспомнить и подумать: почему всё случилось так, что — случайность, а что невозможно было изменить? Как бы он поступил на чужом месте, что изменилось бы, к лучшему или к худшему?
Было очень интересно следить за мыслями. Раньше они приходили к нему толпой, всё вдруг и сразу, неизвестно откуда. Теперь гораздо чаще они всплывали по очереди, цепляясь одна за другую. После каждого секс-сеанса с Гермионой он, как ему казалось, перенимал от неё последовательность и методичность.
Осмысление жизни оказалось гораздо интереснее шахмат или разбора квиддичных схем. Многие из которых стали казаться нелепостью. Что немедленно сказалось на его отношении к капитанству и к тренировкам. Когда обиженный за Гермиону Рон наконец высказал претензии команды, он протянул рыжему значок.
— Ты мечтал? Бери. Без меня в прошлом году выиграли. И в этом сможете.
Взгляд на болтовню и кривляния Рона теперь, зная подноготную, вызывал недоумение. Кроме Рона под чувство отстранённости попал Хогвартс, множество его обитателей и их занятия. Даже злящийся за узурпацию выручай-комнаты Малфой. Довольный Джордж прислал пошлое поздравление и похвастался выигрышем у Фреда пари. Тот ставил на то, что Гермиона будет с Роном.
Гарри удивлялся, насколько умны и незашорены обычные люди. И изобретательны. В целом, план её родителей он одобрил. Они отказались от протеевых чар или зеркала Сириуса для связи: "чем меньше магии, тем надёжнее", — согласились все участники заговора. Он устроил Букле гнёздышко там, где было логово Бродяги два года назад для уверенности, что она не залетает в зону чар Хогвартса, и подрядил Добби таскать ей еду. По мере необходимости он мотался туда на Молнии под мантией и частенько выпускал сову с метлы в разных местах в окрестностях более десяти миль от Хогвартса. И всё равно самые важные части посланий были зашифрованы.
Время "после" и до каникул было заполнено лихорадочной подготовкой. И, конечно, сексом. Который оказался великолепной маскировкой основной деятельности. Совместное времяпрепровождение все списывали на острую стадию любви. Знали бы они, чем были заняты Поттер и Грейнджер, кроме телесных удовольствий.
Один человек догадывался. Гарри несколько раз ловил испытующий взгляд Луны, но ничем, кроме улыбки, ответить ей не мог. Пока.
Регулярная половая жизнь добавляла всё больше удовлетворения обоим: Гермионе — физического, а Гарри — морального. Похоть к Джинни ушла, растворилась где-то, как мираж, как дурман, избавление от которого приносит только облегчение. Досаду младшей Уизли выдавали глаза и резкость в общении с Дином. Всё катилось к их разрыву, и Гарри сочувствовал однокласснику, страдающему не за свою вину.
Отношения с Гермионой приобрели определённость. Она предложила на выбор несколько вариантов, и он, к её изумлению, выбрал самый старомодный. Пока как договор друзей с привилегиями. Но Гарри ощущал, что секс постепенно прорастает во что-то большее, чем взаимодействие гениталий с сопутствующими ласками.
В постели они разговаривали на откровенные темы, которые казалось немыслимым обсуждать где-то ещё или полностью одетыми. Подруга просвещала Гарри об особенностях и тонкостях женской психологии и подхода к жизни, любви, сексу. Сравнивали с мужскими. Разговоры на равных ласкали самолюбие.
На вопрос "зачем его просвещать" был дан неожиданный ответ.
— Ты гарантируешь мне и себе совместную жизнь до самой смерти от старости?
— Нет, конечно. Постараюсь, но я не господь бог.
— Я тоже. Мало ли что произойдёт. Да ещё с Рона на тебя перестроилось. Хочу, чтобы ты не пал жертвой какой-нибудь хищной красотки, если меня не будет рядом.
— Заботушка ты моя. Дай я тебя поцелую.
...
— Воспользовался женской слабостью и беззащитностью.
— Тебе понравилось.
— Только это тебя спасает.
— Из твоих рук приму любую участь, о несравненная моя.
— Хорошо, ты оправдан. О чём мы там говорили?
— Об отношении женщин к любви и сексу.
— Не у всех, конечно, но у большинства. Интересно получилось. Раньше девчонки сторонились, а теперь стали подваливать. Опыт перенимать, своим делиться. Многих глупости интересуют, типа как, в какой позе, какой размер. Но с некоторыми поговорила очень даже неплохо. Я расскажу их мнения, как должна вести себя женщина.
— Я весь внимание.
— То, что любовь и секс связаны — это преимущественно мужской подход. Для женщин это разные вещи. Она может спокойно заниматься сексом с нелюбимым, а любимому — отказывать. Например, женщина кого-то любит или считает, что любит. Будет ли она намекать, создавать условия для возможности признания ей любимого человека или возникновения в нём симпатии к ней, могущей потом перерасти в любовь? Нет, нет и нет. Она искренне будет считать, что тот, кого она любит ей должен. Причем гораздо больше, чем какой-нибудь ловелас, единственной целью которого является просто трахнуться с ней. Которому можно быть хамом или даже насильником, главное — изобразить интерес к ней, тогда она расслабится и получит удовольствие. Любимый же должен непременно воспылать к ней неземной безумной страстью и прорваться сквозь все препятствия. Она же их будет создавать для проверки его чувств. Но пока он, редиска, не признался ей и не готов бросить к её ногам всего себя со всем содержимым, он недостоин её внимания, а она от безнадёжности своей любви к нему имеет право сношаться направо и налево. Есть, кстати, любимый вариант в женских романах, когда спустя много лет безнадёжно похороненный в сердце любимый мужчинка, наконец очнувшись от забытья и возлюбив, похищает её из-под предыдущего любовника. Если совместить всё с кражей из-под венца, то сердечки замирают у всех читающих дам. Или не дам. Или дам, но не вам.
— Прекрати, а то как налечу...
— Извини, увлеклась.
— Ты веришь в возможность такого?
— Нет, конечно. Я же говорю — в бульварных женских романах. В реальности, если женщина всю жизнь свою любовь давила и гнобила, всегда выбирала то, что "легче" вместо своих чувств, то и в этом случае она выберет иконочку "любовь" только под Империо. Не бросит она свою устроенную жизнь, жирную индейку в руках ради тощего жаворонка в небе. Разве, что сердобольный автор романа заставит помчаться, отключив голову и сняв трусы, на заходящее или восходящее солнце.
— Кстати, а твоё отношение к любви и сексу?
— Ты ещё не понял? В моём характере больше мужского, чем у большинства членоносцев Хогвартса. Мои родители просто верят в бога, вне конфессий, и мне нравится их подход. Набор их представлений — смесь того, что пришлось по душе. Из зороастризма они взяли отношение к греху. Там самый непростительный грех — нарушение договора, второй по тяжести — потакание паразитизму. Мы с тобой ничего не записывали на бумаге, но по моему мнению у нас — договор. Чувствуешь?
— Да.
— Любовь, независимо от пола, — дар свыше и одновременно договор с творцом приложить все силы, чтобы она росла. Не приложишь — сам себе злобный буратина. Живи, но без неба, в наказание за убийство любви.
— Сурово. А разве любовь не прощает?
— Кто сказал, что земная любовь — высшая инстанция? Мы тут с Падмой душевно всё обсудили. Она сказала, что недаром такому бабью воли не давали, и что так женщина губит карму. Если она ещё и от выполнения дхармы отказывается, то обязательно будет наказана. Хорошо, если в этой жизни. Тогда есть шанс, что поймёт за что у неё что-то дорогое или кого-то любимого отбирают. Если в этой жизни не заплатит, то обязательно вернётся в колесо Сансары с перекрытым небом, когда видишь вокруг одних... Ронов Уизли, например.
— Что-то я не понял, о чём ты с Падмой? Слов-то таких нет.
— Заболталась. Потом поясню. Но в целом, урок понятен, студент?
— Да, профессор Грейнджер! Как любит иногда выразится дядя Вернон: "не можешь срать, не мучай жопу".
— Метко, но всё равно с тебя эссе. Можно устно.
— Не надо считать блядей за людей и обращать внимание на душевные муки — а тому ли из нелюбимых я дала? Нет никакого смысла усираться и доказывать такой женщине, что ты и только ты достоин быть последним в её жизни мужчиной. Она считает себя вправе почувствовать безнадёжность, если она тебя любит и перепихнуться с другим, встретить старую любовь, и всё остальное побоку, или просто при некотором перерыве в сексе с тобой ради здоровья завести трах-роман. Лучше так: приспичило, отсношал, и к стороне.
— Ставлю отлично. Урок окончен, на повестке дня — отдых и развлечения.
— Давно пора, а то всё карма-шварма какая-то.
* * *
Грейнджеры прислали приглашение жениху дочери провести с ними рождественские каникулы. Вспоминая потом, казалось невероятным, сколько вместилось в один месяц.
После приятно проведённого времени в купе Хогвартс-экспресса Гарри даже не удивился отсутствию обычного раздражения на лицах дяди и тёти. Они приехали, чтобы лично передать документы и увидеть Гермиону. Поблагодарив и посоветовав сменить жильё до лета, он обменялся рукопожатием с дядей и Дадли и даже поцеловал тыльную сторону кисти тёте, извинившись за все невольно доставленные им неприятности.
На следующее утро они побывали в Министерстве, сдали экзамен, получили разрешение для Гарри и успели переодеться для регистрации и последовавшего переоформления документов. Дела в Англии были закончены. Рождество они праздновали в другом полушарии.
* * *
— Приветствую вас, сэр.
...
— Никогда. Мне здесь хорошо.
...
— Я решил интерпретировать по-своему. Почему одной стороне можно, а мне — нет?
...
— Я прекрасно вас понимаю. Вы всегда говорили, что моя сила — в любви. Я просто согласился с вами и реализовал в меру развитого Хогвартсом под вашим руководством скудоумия. У меня сейчас столько любви, что хватает на всех.
...
— Семья, которую я выбрал сам, а не подсунутый вами вариант дружественных ко мне Дурслей.
...
— Есть всем причинам причина. У меня здесь перестал болеть шрам и пропали видения.
...
— Флаг ему в руки прочёсывать земной шарик. Даже вам не удалось, иначе вряд ли мы разговаривали по телефону. Если бы вообще разговаривали.
...
— Магическому миру стоило относиться ко мне получше, если от меня зависит его судьба. Не находите? Или хотя бы извиниться передо мной раз этак... много. Паразиты.
...
— Друзья? А почему во множественном числе? А, Хагрид. Мы его не раз выручали, он нас подставлял в смертельную опасность, но пару раз помог. Думаю, мы квиты. Он — взрослый человек, почти всю жизнь прожил без меня. Не пропадёт.
...
— Вы же мне сами сказали — посвящать во всё друзей. Не просто же так, а чтобы они подхватили знамя в случае моей безвременной кончины. Или просто так? Нет? Рон всё знает, он потомственный маг, свой вам всем, жаждет славы. В чемодане я оставил заявление о передаче полномочий сокрушителя тёмного лорда любому желающему. Или многим, мест для подписи много.
...
— Нет. Представьте, что я попал под автомобиль или поезд, меня зарезал бандит. Умер я. У вас наверняка есть запасной план.
...
— Тогда представьте, что я умер во время одного из своих приключений в самом безопасном месте магического мира — Хогвартсе. Меня каждый год пытались там убить. Уверен, что уехав, я избежал минимум одного покушения.
...
— Не понимаю, зачем я нужен магическому миру? Опять пророчество? У меня есть ещё одно заявление в сундуке. Мы посовещались и решили, что пророчество исполнилось. Я победил или сокрушил тёмного лорда. Зачем жители магического мира решили его возродить, не знаю. К победе это отношения не имеет. Спасайте сами свои задницы, если смогли ими мою победу просрать!
...
— Вы меня ни к чему не готовили! Никогда! Я выполнял то, что должны были делать взрослые, а ко мне по-прежнему относились, как к несмышлёнышу, которому только погремушку в зубы. На все ваши рассуждения у меня один вопрос. Как? Каким образом мне осуществлять намеченное вами? Кроме маразматических загадок я ничего от вас не слышал. Вы ни разу не озаботились моей подготовкой! Что я получал взамен очередного спасения мира? "Молодец, мальчик, а теперь отстань, иди играть в квиддич и накапливать любовь. Ничего я не расскажу и ничему тебя обучать не буду. Маленький ты ещё". Думаете, я не понял, что означает ваша рука? Сколько вам осталось?
...
— За половину срока вы меня не научили ничему. Уверен, что не собирались и не станете, даже если я вернусь. Правильно говорите, знание — не всегда сила, но совершенно точно, незнание — всегда слабость.
...
— Какой я стал? Такой, как все волшебники. Они за меня пальцем не пошевелили. Я последовал их примеру. Да? Предъявите расписку с моей подписью, сколько и чего я им должен? Нет такой? А вот мне они точно должны! Но никто не торопится отдавать долги. Был один нормальный. Сириус. Так вы всё сделали, чтобы я с ним даже наедине не оставался. Чего боялись-то? Что он со мной убежит ещё раньше? Правильно боялись.
...
— Мне надоело класть жизнь за благополучие Малфоев и им подобных, которые ещё и кривятся. Пусть сами обеспечивают своё будущее.
...
— Это смешно. С рогатками против пушек и пулемётов? Вы не собирались давать мне ничего серьёзнее. Пусть не высшую магию, но остальное-то — связь, слежка, снятие слежки и много-много всего, что помогло бы мне оставаться в живых. Хотя бы список, а?
...
— Предлагаю? О, мы тут многое обсудили из прошлого. Знаете, вы говорили про великую силу музыки и любви, но могу сказать, что хороший секс отменно прочищает мозги. Например? Вы — маньяк, желающий уничтожить как можно больше противников Риддла и сохранить как можно больше его сторонников живыми и активно борющимися во благо Тёмного Лорда.
...
— Конкретно? Пусть Снейп нашлёт Империо на нескольких из внутреннего круга, чтобы те в момент общей сходки в помещении вызвали дьявольский огонь. Перекрыть возможности аппарации и остальных способов бегства. И всё. Победа. Много есть способов. Не передумали звать меня повоевать?
...
— Не нравится, много жертв? Тогда почему вы не закончили всё на Квирреле? Он же умирал? Обливиэйт до времён младенчества, и тёмный лорд без памяти может сколько угодно жить дальше в виде духа или ещё как. Совершенно безопасно для всех. Могли бы за год меня научить, если у самого кишка тонка.
...
— Если вдруг придётся, я щадить противников не собираюсь. Хороший Малфой — мёртвый Малфой, и вы меня не переубедите. Потому что для ему подобных, хороший Поттер — мёртвый Поттер.
...
— Я очень много чем занимаюсь. Не могу припомнить, когда бы я был так счастлив. Просто здорово, что здесь никто не знает про мальчика-который-выжил.
...
— Прощайте, сэр. Не волнуйтесь. У меня всё будет хорошо.
1
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
