Часть 3. Малиновый Мост.

Краткая история Арды: Часть третья: Малиновый мост

Предисловие ||| Часть 1: Серая сирень ||| Часть 2: Бурый барсук ||| (вы находитесь здесь) ||| Часть 3: Малиновый мост

      — Удачи тебе, Лесник! — сказал Пима, тяжело откидываясь на подушку.

      Состав, позволяющий человеку превращаться в волка, перестал действовать ночью. Пима, которого теперь называли не иначе, чем Четыре Мощные Лапы, в одночасье лишился и лап, и хвоста, и роскошной пушистой шерсти. Оборотень снова превратился в худого черноволосого человека, и теперь должен был несколько дней отлеживаться в исследовательском центре поселка Ключищи под наблюдением биогенетиков. Поэтому Лесник отправлялся в дорогу без испытанного товарища, и очень сожалел, что тот оказался беспомощным в самое горячее время.

      — Знаешь, Пима, — неожиданно для себя самого произнес Лесник, — Может, зря мы все это затеяли?

      — То есть? — встревожился Пима, — Но надо же зубы показать! Со слабыми самураи мир заключать не станут!

      — Я не о том, как мы войну ведем! — отрицательно качнул головой Лесник. — Я вообще, понимаешь? Мы реализуем сказку — и тем самым убиваем ее. Вот смотри: столько тысяч лет существовал миф, например, про оборотней. А теперь никаких мифов, понимаешь? Все известно точно. Представь — через каких-нибудь три года туристы открывают "Полевой справочник по существам Арды" и читают: "Оборотень... Тут картинка... Ого, зубы в два ряда!.. Весит сто восемьдесят три, рост метр пятьдесят, на питание в день три стандартных пайка. В бою четыре хита "Четыре хита" — четыре раза надо коснуться игровым оружием, чтобы вывести из игры.... Пожалуй, ничего особенного — василиск покруче будет..." Потом то же самое с драконами, единорогами и так далее, и тому подобное — принцип-то известен, технологическая задача решена. Вот ты — сам оборотень, верно?

      Пима кивнул. Лесник продолжил:

      — Значит, смотрел с той стороны стекла, правильно?

      Четыре Мощные Лапы задумчиво улыбнулся.

      — И как оно? — затаив дыхание, спросил Лесник.

      — В детстве мне случилось прочитать "Проблемы верфольфа в средней полосе России"... Там такое поэтичное описание, вряд ли я скажу лучше. — медленно объяснил Пима, — Что до меня, то все выглядело точным исполнением давней детской мечты... Знаешь, Лесник! — глаза Пимы вспыхнули на темном после превращения лице, — Луна действительно не имеет запаха! Я знаю, я слышал! Или обонял, или как еще сказать — тут нужен другой язык, понятия другие... В человеческих языках таких слов нет, потому что чувств таких у людей нет...

      Пима помрачнел:

      — Этого словами пока что не передать. Во всяком случае, я не могу.

      — Ну и ладно, — согласился Лесник, — Восстанавливайся. Побегали мы с тобой, как бешеные, так хоть отоспишься... Счастливо оставаться!

      Лесник направился к выходу из маленькой белой комнаты, всю обстановку которой составляли кровать с бывшим волком, тумбочка за изголовьем кровати и светло-серый шкаф во всю стену с плотно прикрытыми створками. Пима заворочался на кровати, устраиваясь поудобнее. Что-то глухо стукнуло об пол; Лесник обернулся. Бывший оборотень поднял с пола длинный тяжелый боевой нож в ножнах и бережно убрал его обратно под матрас. Встретился взглядом с Лесником и пояснил:

      — На случай десанта Куриц.

      Лесник представил себе, как дверь — вот эта самая гладкая дверь, за холодную ручку которой он сейчас держится — вылетает, и сюда вламывается бронепехотинец Дома Куриту — в бронескафандре, разумеется. Что тут можно сделать ножом? Лесник даже рот открыл — но, ничего не сказав, просто глубоко выдохнул. Некоторые вещи кажутся глупыми и неуместными только тому, кто сам их не пробовал.

      Капитан команды Фангорна отстегнул от пояса свой черный нож с атомарным лезвием и молча бросил его поверх простыни в ноги Пиме. Тот поначалу посмотрел удивленно, но быстро догадался отдать взамен свой, а атомарник положил на тумбочку.

      — Так и держи на виду, — одобрил Лесник, — Черного ножа стыдиться нечего; если же и вправду случится что-нибудь, достать оружие из-под матраса ты просто не успеешь. Однако я не думаю, что сюда сбросят десант: незачем... Ну, удачи! — и вышел вон.

      Заметив, что Лесник возвращается от биостанции, куда забегал попрощаться, Роланд поднял голову к знаменосцу:

      — Вперед, вытягивай колонну!

      Лесной житель стукнул каблуками послушного коня, и в чистом синем небе поплыла, раскачиваясь, хоругвь Фангорнского леса — на белом поле зеленый лист, пробитый черной стрелой. По этому знаку из мешанины покрытых соснами круглых холмов высыпали две команды.

      Команда Фангорнского Леса передвигалась верхом — кто на лошадях, кто на тех оборотнях из Пиминой группы, которые еще пару недель могли провести в волчьей шкуре. Роланд и полторы сотни его уцелевших рыцарей частью одолжили, частью за символические суммы наняли коней у ристанийцев. Обе команды оделись неброско: серые всепогодные куртки, неярких красок брюки, темного цвета грубая обувь. Нигде ничего не блеснет; игровые паспорта упрятаны под одежду. Очень быстро команды перемешались, и отличить рыцаря от лесного охотника сделалось невозможно.

      Обе команды отправлялись исполнять план, принятый на вчерашнем общем совете. Первой целью похода была назначена Станция Эмин Майл.

      Над Ардой разгоралось яркое, обещающее жаркий летний день, утро — десятое утро от вторжения Дома Куриту. К северо-западу пестрыми ястребиными перьями уползали тучи; восточное небо, напротив, сияло незамутненной синевой. Мир вокруг был свежим и чистым; о плохом думать не хотелось. Лесник раскачивался в седле, напевая тихонько:

      — Напротив, нам-то хорошо — ведь мы шагаем по дороге. А здесь у вас все так непрочно, право!.. Поберегите же себя...

      Вскорости дорога перестала петлять между холмами; лес на холмах превратился в перелески, потом шапки кустарника — а потом и вовсе пропал. Еще через полчаса сами холмы понемногу сошли на нет — распахнулась степь Каленардона. Знамя бережно свернули и спрятали в особой сумке. Команды рассыпались широким веером; кони заволновались. Роланд выехал на десяток метров вперед и выжидательно обернулся к Леснику.

      Капитан Фангорна прикрыл глаза, вспомнив торчащее из-под простыни худое лицо Пимы и черный нож на тумбочке за изголовьем — только руку протянуть. Успеет ли? Можно ли надеяться, что Курицы не станут сбрасывать спецназ на Ключищи, когда поймут, что совет там давно окончен, и все разъехались? Дриады еще на рассвете выступили через Бельтан сразу к Побережью. Синие Драконы снялись вообще через час от полуночи. Хоть они и пешие, но перемещаются быстро, да и проводники у них хорошие. Наверное, уже добежали до своих трофейных бронетранспортеров, закопанных на тенистом дне какогонибудь степного оврага... Все остальные тоже при деле; никого в Ключищах не осталось.

      Лесник отогнал мрачные мысли. Будь что будет, а исполнять принятые решения все равно нужно. И он согласно махнул ожидавшему знака Роланду. Король тронул коня; за ним плавно покатилась команда Уникорна, а слева от нее двинулся в степь полумесяц людей и зверей Фангорнского леса.

      Оглядываться Лесник не стал.

* * *

*

      — Станешь оглядываться — поседеешь! — полушутливо предупредил Легат. Тень беззлобно отругнулся. Мастер фыркнул: ну дети и дети, даром что за тридцать.

      Кони всех троих шли ровной рысью по мягкой лесной дороге. Мастер, Легат и Тень направлялись в сторону Изенгарда. Первыми оказались Тень и Легат. Редко ездивший верхом Мастер поначалу отстал от них метров на десять, а потом уже нарочно придерживал коня, чтобы не глотать пыль.

      Кроме тройки конных, на проселке никого не было. Путь вилял между невысокими округлыми взгорками, с которых плавно кивали кряжистые лиственные деревья. Чуть поодаль, в глубине леса темными свечами возвышались какие-то хвойные многолетники. Мастер не знал, как они называются. Вокруг привычно перекликались птицы. Листва и иголки на ветвях деревьев тихонько шелестели под слабым ветром. Пляска солнечных зайцев по дорожному песку навевала сон, да и поднялись все трое очень рано, так что Мастер то и дело зевал. Но рысь очень тряский аллюр; коню легче идти рысью — сберегает силы, и скорость приемлемая. А вот всаднику все время приходится подниматься-опускаться — куда уж тут спать. Мастер знал, что в Ордене Единорога наказанием за мелкие провинности и небрежности является час езды рысью в полных доспехах. Никто из знакомых Мастеру рыцарей Ордена не считал такое наказание пустяком, и вот теперь Мастер на своей шкуре прочуствовал, почему. Он вспомнил, как предлагал отвезти группу на своем слике: воздушная подушка маленького катера вполне вписывалась в намеченную им троим дорогу. Но Всадник Роханский решил, что самураи Дома Куриту наверняка обратят внимание на любую машину или механизм, а вот к тому, что колонисты разъезжают по Арде верхом на конях, оленях и собаках, скорее всего, успели привыкнуть. Мастер признал его рассуждение верным, и теперь пыхтел в седле. Хорошо еще, что кони тоже устают, и принято время от времени давать лошади пройтись шагом. Непривычному наезднику тоже не сахар, но хоть не так подбрасывает.

      Легату и Ингвару Тодзио, прозванному Тенью, тряская рысь была нипочем. Во всяком случае, они держались подобно героям любимой ковбойской саги, то и дело разыгрывая друг друга и тихонько смеясь над бородатыми шутками. Однако к полудню угомонились и они.

      Мастер счел момент подходящим, чтобы догнать передовых и задать давно беспокоивший его вопрос:

      — Тень! Послушай, Тень!

      — Да? — Ингвар Тодзио обернулся в седле.

      — А как оно дальше будет? В смысле, после войны?

      Ингвар Тодзио придержал коня; Легат сделал то же самое. Пришлось остановиться и Мастеру. Некоторое время всадники выжидали, пока осядет взбитая копытами пыль. Наконец, Тень решил сделать вид, будто не понял:

      — А что?

      Мастер досадливо кивнул головой, и пояснил:

      — Мы хотели бы доверять тебе по-прежнему. Ты был с нами... К черту! Ты и сейчас ведь с нами, а не с ними. Или как?

      — Что мешает доверять друг другу и дальше? — чуть-чуть удивленно спросил Тень. — Директор у меня, конечно, есть — но очень далеко. Пожалуй, сейчас я больше принадлежу Арде, чем корпорации "Нетускнеющий свет". В их системе я бы не пользовался такой свободой, как здесь, в ранге планетного резидента. А главное, я никогда не работал против вас! Вам нужен живой, здоровый и свободный Основатель — мне тоже. Наши интересы совпадают.

      — Пока что! — упрямо мотнул головой Мастер. Тень решил, что выгоднее получится выждать:

      — И?

      Легат напряженно вертел головой от одного спорщика к другому, не забывая обшаривать взглядом окрестности. Мастер пожал плечами:

      — А где гарантия, что ты будешь на нашей стороне в следующий раз?

      Тень попытался перевести разговор:

      — Да разве во мне дело? Основатель в плену. Если уж непременно надо обсуждать дальнейшие действия, может, обговорим его обмен на Алама?

      Капитан морийских гномов терпеливо произнес:

      — Ингвар, не уводи разговор в сторону! И без Основателя, и без кристаллов планета выживет.

      Резидент мгновенно попытался загнать противника в угол:

      — Ага! Так вы его уже списали? Он же вам мир подарил!

      Мастер отмерил еще один двухметровый вздох и спросил:

      — Когда выросшие дети уходят жить от мамы своим собственным домом, они что — маму списывают?... Тень, не вилял бы ты хвостом — не собака, чай.

      Вмешался Легат:

      — Со стороны очень забавно слушать: Дом Куриту Основателя Арды от Арды же защищает... Правда, Тень, не стесняйся, расскажи-ка, что там у твоего директора отмерено Арде в будущем?

      Ингвар Тодзио понял, что пора говорить правду. Первой и главной задачей его, как резидента, было сохранение доверия между пославшей его корпорацией и Ардой — на которой Тень, как-никак, прожил большой и не худший кусок жизни. А вовремя приоткрытый секрет иногда оказывается сильнее какой угодно хитрой игры. Взвесив все это, Тень вздохнул не короче Мастера, и сказал так:

      — Директора хотели бы сделать Арду младшим партнером в рамках торгового договора. Промышленники Куриту не поддержали идею о завоевании планеты потому, что полагают: если Основатель будет чувствовать себя свободным, он будет изобретать и производить лучше и больше, чем будучи включен непосредственно в иерархию. Для "Нетускнеющего света" идеально, чтобы все вернулось на круги своя. "Работает — и не трогай!" — закончил Ингвар известной пословицей программистов.

      Некоторое время Мастер и Легат молча обдумывали сказанное.

      — В конце концов, Тень пережил вместе с нами Долгую Зиму второго года, — пожал плечами Легат. — Мне приходилось ручаться за него, и я не жалею об этом. И организатор он превосходный, здесь меня никто не переубедит... А за Раздол я ему морду уже набил...

      Тут главный хакер с промышленным шпионом переглянулись и коротко рассмеялись, толкнув друг друга локтями, отчего все кони беспокойно зафыркали. Мастер изобразил лицом непонимание.

      — В самый разгар драки из-за камня выскочил Лесник, и всех разогнал, — пояснил Тень. — Дело было в Шаэрраведе, Лесник, наверное, подошел туда раньше... Пима двумя движениями разбросал нас с Легатом по всей площадке... Кстати, космопорт там классный! Для нашего замысла в самый раз. Вот только очень уж далеко.

      Все трое сразу вспомнили, кто они, куда и зачем едут, и поняли, что уже достаточно потеряли времени на разговор.

      Легат стукнул своего жеребца каблуками:

      — Давай-ка пройдемся галопом! От рыси у меня желудок под самое горло взбило!

      Тодзио погнал коня за Легатом; Мастер молча последовал за ними. Кони, пока еще не особенно уставшие от перехода, бодро рванули наперегонки. Гонка по узкой извилистой лесной дороге — рискованное развлечение. Но Мастер был так погружен в свои мысли, что забыл напрочь собственную неопытность и даже не придерживал лошадь. Уже через десять минут Тень и Легат видели далеко впереди только торчащий из пыли хвост. Кони Ингвара и главного хакера шли голова в голову. Воспользовавшись этим, Тень ошарашенно пробормотал, повернувшись к спутнику:

      — Я-то думал, гномы плохо верхом ездят!

      Легат фыркнул:

      — Ты еще думал, что хакеры драться не умеют, — и оба с удовольствием засмеялись. Потом Легат глянул на небо, сверился с часами — и убедился, что истек добрый час после полудня. Лесная дорога вот-вот должна была подойти к концу.

* * *

*

      Конец совещания приближался. Даже начальник артиллерии, прославившийся на весь округ привычкой задавать идиотские вопросы под конец выступления, и тем затягивать любое собрание, в этот раз проявил похвальную сдержанность и ограничился всего-навсего двадцаминутным выговором по адресу транспортников. Транспортники вяло огрызнулись, но доказывать никому ничего не стали, так что спор утих, не начавшись.

      Поднялся главнокомандующий девятнадцатой ударной армии — полный генерал Фудо-ме Синоби. Вступление к его речи было кратким и энергичным, да и сама речь оказалась на удивление недлинной. Командующий сдержанно похвалил бронемастеров и разведку, обругал спецназ и пехоту за Рось с Уникорном. Начальнику артиллерии и транспортникам предложил либо немедленно достичь соглашения, либо, крепко обнявшись, отправиться туда, куда они только что друг друга послали. Словом, собрание проходило в деловой, рабочей атмосфере.

      Покончив с вступлением, Фудо-ме Синоби принялся подводить итоги. На взгляд главного командования Дома Куриту, ситуация развивалась в точном соответствии с планом, с тем пакетом документов, который назывался "Бурый Барсук". По мнению генерала, захват Основателя, Андрея Норвежца, и в особенности удачный штурм Раздола наносили предполагаемому Сопротивлению тяжелые удары. Оставалось лишь взять Ноттингем на севере и проложить сквозь Фангорн хорошую дорогу на юге чтобы Мглистый хребет оказался в кольце гарнизонов Дома Куриту. Если после десятидневного блицкрига на Арде все же сыщутся желающие попартизанить, то пусть сбегаются к Мглистому, или даже прячутся в Мории: установка скрытых камер в пещерах идет полным ходом, и недели через две станет возможно просматривать подземный город вдоль и поперек. Таким образом, после операции по захвату Ноттингема, следовало как можно скорее прочесать Клондайк, Шир и Норэгр — то есть, территории между горной цепью Мглистого и западным побережьем. После такого прочесывания командующий смог бы уверенно отчитаться перед господином первым министром Великого Дома об успешном завершении начальной фазы плана.

      Младший генерал Нгуен Бань слушал все эти стратегические премудрости с недовольной миной, едва сдерживая зевоту. Генерала не покидало ощущение, что реальная ситуация совершенно не такова, какой она представляется отсюда, из душной, битком набитой людьми, штабной палатки. (Бронемастер сцепился с армейским главврачом так яростно, что своротил на пол климатизатор. А чинить его посреди секретного собрания командующий не позволил.) Начальник разведки с трудом дождался перерыва в растянувшемся далеко за полдень совещании.

      Выйдя из палатки, Нгуен Бань заметил ковыляющую мимо часовых фигурку своего заместителя и главного аналитика. Госпожа Минни Тауэр также разглядела своего начальника и призывно подняла руку. Нгуен Бань встревоженно направился к ней.

      — Предчувствие нас не обмануло! — выпалила Минни. — Они только вчера ночью собирали совет всей планеты. По крайней мере, были представлены почти все команды центрального региона, кроме...

      — Кроме? — нетерпеливо переспросил генерал.

      — Кроме Станции Эмин Майл. Окраины не вошли — ни одна. Ни Побережье или Анлат с юга, ни Ноттингем или Клондайк с севера, ни Шир или Норэгр с крайнего запада... А вот Синие Драконы и там отметились, но я лично думаю, что как раз Драконы — случайность. Общее впечатление, как будто организаторы вынуждены были лично развозить приглашения. А кто не присутствовал, тот не попал на совет именно потому, что от окраин далекая дорога.

      — Что еще известно?

      — На совете было принято решение бороться и выработан какой-то план.

      — Агент не смог вызвать десантников этим парламентариям на головы?

      Минни Тауэр помолчала, переводя дух, потом с сожалением призналась:

      — У нас там не оказалось агента... Не те команды!

      — Тогда откуда сведения?

      — Техники рассеяли в воздухе полтонны микроботов-пылинок. Они неплохо собирают и передают изображение и звук.

      — А! — удовлетворенно воскликнул генерал, — Я-то считал изобретателя обманщиком. Что ж, хорошо, что я ошибся. Надо полагать, рассеивание ведется над всем Мглистым хребтом?

      — Совершенно верно! — кивнула Минни Тауэр. — Нам повезло дважды. Во-первых, что совет проходил на открытом склоне, и дешифровщики смогли различить в каше отснятых кадров кое-что важное. Вовторых, что облако микроботов вообще принесло ветром в нужное место.

      Нгуен Бань пожал плечами:

      — Мудрецы говорят, что случайностей не бывает. Иногда я им верю. Но пока вы определились по картам, спецназ выбрасывать стало уже поздно, так?

      — Нет, господин генерал... Все проще. Изменилась температура воздуха, изменилась влажность микроботы выпали на землю практически сразу после ухода солнца за горизонт, подобно вечерней росе. А какие остались в воздухе, тех прибило ночным дождем. Так что мы даже не узнали, где происходил совет. Достоверно опознается лишь восточный склон Мглистого. Может быть, над Изенгардом, а может, и на пятьсот километров к северу, у истока Серебрянки.

      — Серебрянка... — задумчиво протянул Нгуен Бань. — Если предположить, что они оставили семьи и балласт в Тхасе — город точно посередине длины Серебрянки... А сами поднялись вверх по течению... И Синим Драконам через Эмин Майл недалеко бежать. И весь центр обитаемых земель под рукой. Пожалуй, Фудо-ме Синоби не дурак, нет! Он правильно готовит нападение на Тхас... Если это и правда была Серебрянка, то сейчас наши подопечные разбегаются от нее во все стороны, стремясь приступить к реализации своего плана.

      — А если это все-таки Изенгард? — возразила Минни Тауэр. — Исток Серебрянки близок к Ноттингему, а рейнджеров Шервудского Леса на Совете не замечено.

      Генерал сделал отрицательный жест:

      — Все, хватит догадок! Идите и постарайтесь разобраться во всем на более надежной основе. Поднимите все съемки Мглистого, и сравнивайте с ними кадры совета — пока ландшафты не совпадут. Или по карте погоды посмотрите, в какой из двух предложенных Вами районов облако микроботов могло унести ветром. Или еще что-нибудь придумайте — не мне Вас учить! А что касается Ноттингема, то команда могла отсутствовать по причинам внутреннего характера. Не пошел же на совет Крот из Эмин Майл, хотя и он — ветеран Первой Посадки, и оба предполагаемых места от Станции сравнительно недалеко. О наших клиентах не беспокойтесь. Вот-вот начнется операция по захвату Тхаса, затем и Ноттингема, о которой я уже упоминал. Где бы ни были наши противники, на Онтаве или на Роси, им придется вернуться к семьям.

      — Если они не отпетые фанатики, — упрямо заметила Минни Тауэр.

      Нгуен Бань некоторое время молча смотрел на заместителя.

      — Что Вы предлагаете? — спросил он, наконец.

      — Ввести патрулирование в степи — звено роботов и обязательно взвод бронепехоты на транспортерах. Пусть допрашивают всех, кого увидят, и арестовывают хоть поголовно — на усмотрение командира патруля. Во-первых, так мы ощутимо затрудним противнику перемещения. Во-вторых, сразу станет ясно, откуда куда движутся главные потоки. Эти лентяи из аэрокосмического батальона спутник нам так и не организовали?

      — Вот я сейчас напомню командующему о спутнике, — согласился Нгуен Бань. — Или потребую сменить начальника авиации. Проклятый кнур наверняка получил свое место с папиной подачи. Десять дней без нормальной съемки и радиоразведки! Отслеживать грузопотоки наземным патрулированием — все равно, что бочку вычерпывать ложкой или швейной иглой копать могилу. Однако, в остальном идея Ваша вполне уместна: пора запретить противнику свободно разъезжать по своим делам. Кроме того, патруль сможет заметить и отловить Синих Драконов они до сих пор катаются на наших машинах, так что в степи будут хорошо заметны для радара. Вот только солдаты чрезвычайно не любят такие вылазки: патруль всегда находится в ожидании внезапного нападения. Да и ресурсов для патрулирования таких огромных пространств у нас не очень-то много. Так что особенного служебного рвения ни от одного патрульного и даже от командиров частей мы не дождемся.

      — Да, я знаю, — Минни Тауэр опустила плечи. — Потому мы и в Морию не лезем. И в лесу такой патруль пока не сможем организовать. Но ведь в степи видимый горизонт — чуть ли не сто километров в любую сторону, а с высоты боевого робота и все сто сорок. По оврагам патрульные пусть вообще не шарят. В конце концов, их же посылают не перепись тушканчиков проводить, а напугать противника. Наши клиенты должны замереть, где кого приказ застанет, и бояться высунуть нос на открытое место.

      — Что ж, хорошо, — согласился Нгуен Бань. — Я сейчас должен вернуться на совещание, там после перерыва начнется раздача наград и наказаний. Вы же от моего имени распорядитесь приготовить приказы об учреждении патруля, утром я понесу их в оперативный отдел и постараюсь продавить через них командующему на подпись. А бригаду Вашу всю на поиски места совета. Три к одному, что база повстанцев отыщется где-нибудь поблизости. Доклад мне сегодня не готовьте: самое главное мы обсудили, нет смысла тратить зря время и бумагу. Тем более, что читать все равно будет некогда: говорильня в штабе, похоже, затянется до позднего вечера.

* * *

*

      Поздним вечером летучие мыши потянулись в небо, и было их столько, что стоящий на краю оврага Синген Исороку увидел словно бы черный дымок, поднимающийся над норками.

      — Все готово! — доложил со дна балки Синий Дракон. — Скоро можно будить отряд!

      Синген одобрительно качнул головой и пояснил для стоящего рядом с ним Лесника:

      — Мы оставляем все транспортеры. Мастер отжалел нам со своих складов полсотни карманных компьютеров предпоследней модели, так мы малость роботизировали эти стальные гробы. — капитан Синих Драконов махнул рукой в сторону колонны и прибавил:

      — Днем наши железные друзья будут отсиживаться в балке, а ближе к вечеру, через случайные промежутки времени, будут выезжать в степь, делать небольшой круг и возвращаться в укрытия.

      Откуда посреди голой степи взялись укрытия, Лесник не расспрашивал. На транспортерах, помимо прочего, были и приспособления для самоокапывания. Вырыть с их помощью небольшую пещеру даже в прочном глинистом склоне оврага — это все-таки не вручную, вполне можно успеть за полдня. Вместо этого Лесник поинтересовался:

      — Вы что же, полностью заменили водителей? Но ведь для этого одного компьютера мало — даже лучшего, чем ваши карманники! Минимум, нужна хорошая камера — распознавать дорогу, и еще оборудование для анализа картинки.

      — Все так и есть, — довольно улыбнулся Исороку. — Если хочешь заменить водителя в общем. Но для нашего частного случая можно гораздо, гораздо проще! Все боевые машины положено оборудовать системой подводного хода — герметизация, вытяжка, откачивающие насосы и так далее. А чтобы водитель посреди речного дна не сбился с пути, саперы заранее разматывают поперек речки направляющий кабель с высокочастотным излучением. По этому-то кабелю датчики и автоматика транспортера ведут машину, как по рельсам. Точно так на роботизированных заводах тележки с заготовками ездят. Можно было вообще без компьютеров обойтись, да нам хотелось, чтобы траки "Трак" здесь как синоним понятия "гусеничная или многоколесная тяжелая машина". не только катались, но и открывали дверцы, вертели башнями, иногда пару холостых в небо запускали... Мы добрых полдня только и делали, что по кнопкам щелкали да катушки с проводами вертели. Вы там смотрите, чтобы кони не запутались, обходите котловину подальше, северо-западным краем. Копать траншеи под кабель нам было некогда, так и покидали — кое-где чуть ли не поверх травы. А электростанцией мы назначили вон тот, крайний транспортер.

      — Курицы рано или поздно разберутся в происходящем. — осторожно заметил Лесник. Синген согласно покивал головой:

      — Безусловно, разберутся. Но тут уж не имеет значения, скинут ли они сюда свой хваленый спецназ, которым нас так старательно пугал Всадник, или просто перекопают наш парк аттракционов ракетами издали. Мы в любом случае надеемся успеть на левый берег Андуина, а искать нас будут здесь, на правом. Если они хотя бы день на разгадку потеряют, нам хватит переправиться и замести следы... Естественно, через Эмин Майл мы не идем: там видели, как мы пришли сюда — вот пусть и не знают, что мы теперь уходим отсюда. Мы даже переправимся ниже по течению, чтобы на них ничего снести не могло.

      — Вряд ли Крот побежит докладывать Курицам. — Лесник вздохнул. — Но там и помимо Крота полно глаз и ушей... Мне не хочется соваться в Эмин Майл! Роланд ненавидит Крота. Сегодня мы пересекали этот их долбаный канал: Крот, оказывается, успел прокопать километров двадцать, правда, там еще ни шлюзовых механизмов, ни облицовки. Так вот, от скрежета королевских зубов даже конь шарахнулся.

      Синген сочувственно опустил плечи:

      — Легат говорил мне... Ты с ним спорил об этом еще прежде совета, когда обсуждали план. Я не знаю, какие доводы он тебе привел в пользу Эмин Майл — но решение принято.

      — Решение будет выполняться, — согласился Лесник. — Сейчас как раз и есть критический момент плана. Если мы хотим отвлечь внимание самураев, то появиться нам следует именно здесь, под боком у Осгилиата. А всетаки я беспокоюсь.

      Синген глубоко и тяжело выдохнул:

      — Я тоже... Дошел слух, что Андрея Норвежца ниндзя держат в своей крепости Кога, на севере Железного Кряжа. Кто-то видел его во дворе и ухитрился сделать снимок, который потом выложили в Сеть. Я-то думал, Норвежца передали самураям.

      Лесник ничего не ответил. Синие Драконы в балке заканчивали свою работу. Тянуло прохладой до Андуина Великого оставалось уже немного, с холма реку можно было бы и увидеть. Но собеседники находились в обширной низине у оврага, а потому могли чувствовать лишь тонкие струйки влажного ветерка. Вокруг балки на все стороны щедро распахнулась заросшая высокой травой степь. Запах нагретой за день земли и зелени перебивал даже вонь пролитого топлива. Чуть дальше к западу, под неистовым пламенем закатной полосы, можно было различить в степи темную массу: команды Фангорна и Роланда, догнавшие Синих Драконов к самому вечеру, набирали воду у небольшого озерца. Вести коня по крутому склону к ручейку на дне оврага никто не захотел. Да и не хватило бы ручейка на полутысячный табун. Поэтому команды остановились поодаль от балки, и только Лесник подъехал к Синим Драконам: поговорить захотелось.

      Вот и поговорили...

      Синген с Лесником посмотрели на восток, и согласно ахнули: восточный горизонт покрывала густая тьма, после светлого западного небосвода казавшаяся абсюлютно черной. Не было даже звезд. Лесник вдруг сообразил, что прохладой несет, скорее всего, не от реки — а от гигантской грозовой тучи.

      Словно бы в ответ на его мысли далеко-далеко сверкнула еще слабая молния.

      — Веселая будет ночка, — пробормотал Лесник, — Глянь, летучие мыши обратно возвращаются...

      Синген Исороку поглядел на мрачное восточное небо и бесстрастно подтвердил:

      — Нам туда.

      Лесник отошел немного и свистнул; из травы поднялся оставленный им конь. Капитан Фангорнского леса взлетел в седло и ускакал к своим. Синген несколько раз махнул рукой с маленьким фонариком. По этому сигналу отдых Синих Драконов прекратился. Дежурные тихо будили группы, люди обувались, сворачивали спальные коврики, наскоро шлепали в лицо воду из ручейка и поспешно влезали в лямки рюкзаков. Минут через пять пешая колонна уже начала вытягиваться из оврага, но Синген остановил движение, решив пропустить сперва команды Лесника и Роланда. Те не заставили себя ждать: с хрустом и низким рокотом конная лава прокатилась в сторону Эмин Майл, оставляя за собой вытоптанную в густой траве просеку. Чтобы не топтаться по толстым направляющим кабелям, в которых кони и правда могли переломать ноги, Лесник повел обе команды широким кругом по дальнему краю котловины.

      Лишь теперь Синген повернулся к обступившим его командирам групп:

      — Включайте автоматику и побежим.

      Девять транспортеров словно ожили. Крутились башни; рычали и дымили мощные двигатели. Но демонстративный выезд колонны в степь намечался на гораздо более позднее время, чтобы люди успели отойти подальше, а при удаче и достичь берега Андуина. Поэтому ни одна машина с места не тронулась. Вскоре проверка завершилась, двигатели замолчали. Наступила оглушающая после рева и грохота тишина. Но автоматика работала: башни лениво поворачивались на малой тяге; вспыхивали и гасли фары с сигнальными огоньками. Забавно шевелились спаренные стволы автопушек.

      — Выступаем! — скомандовал Синген, и вздрогнул от внезапного резкого звука: где-то среди брошенных машин компьютер звонко захлопнул броневую дверь.

* * *

*

      Дверь еще летела, кувыркаясь и бороздя углами пол, а Крот уже стрелял в открывшуюся за ней душную предгрозовую ночь. Но привычки к тяжелому пулевому оружию, прыгающему вверх и в сторону после каждого выстрела, бургомистр не имел: весь его стрелковый опыт ограничивался тремя обоймами в тире оружейного магазина, выпущенными позавчера, когда Крот на всякий случай решил купить пистолет. Поэтому трое ворвавшихся в дом штурмовиков не пострадали.

      Предыдущий день и весь нескончаемый вечер над Эмин Майл стояла нестерпимая духота; различив, наконец, в далекой степи Левобережья идущую с востока грозу, Крот даже спать не пошел. Не хотелось ворочаться в мокрых от собственного пота простынях. Вместо этого бургомистр заварил крепкий зеленый чай и пил его горячим, мелкими частыми глотками. Крот сидел за чаем на веранде, а свет выключил, чтобы как следует полюбоваться молниями: они в степи всегда на полнеба.

      Так вот и получилось, что Крота не застали спящим, не вытаскивали из постели под крики разбуженной семьи. Нападавшие сноровисто обезоружили бургомистра, подхватили под завернутые за спину руки и со страшной скоростью повлекли по ночным улицам Станции Эмин Майл, а над головами всей четверки поднявшийся ветер нес сухую траву и перемешанный с пылью желтый свет раскачивающихся фонарей.

      В улицах Эмин Майл вовсю суетились совершенно незнакомые Кроту люди. На самураев Дома Куриту они никак не походили: не было у них ни бронескафандров, ни тяжелого оружия. Но и ни одну команду Арды Крот никак не мог признать в нападавших. Да и вели себя налетчики чрезвычайно странно; Крот долго не понимал, в чем же эта странность заключается. Тут его конвоиры свернули к главной площади, и бургомистр сообразил: между нападавшими не было единства! Они даже друг на друга по каким-то неизвестным Кроту причинам смотрели волками. Скоро у бургомистра создалось впечатление, что Эмин Майл захвачен двумя группировками. При этом одна из них тщательно следит за другой, и готовится помешать ей... в чем?

      Ветер ощутимо пахнул влагой. Крот с неожиданно острой тоской подумал: днем уже была бы видна серебристая, в полнеба, стена дождя...

      Развернулась центральная площадь. Двумя большими серпами вокруг какого-то предмета в середине ее выстроились люди; а поодаль в темноте храпели, то и дело вскидывались, чуя подходящую грозу, лошади. Крота протащили сквозь волну ядреного лошадиного запаха, потом сквозь запах пыли, пота и травы — так пахнут много людей, долго находившихся в степи — потом опять налетел ветер с мелкими капельками, и все запахи исчезли. Фонари по краям площади терзал ветер; свет выплескивался из них, словно желтая разбавленная мусором вода через верх раскачивающегося ведра. В полосы света попадало то одно, то другое лицо — но никого из плотного круга нападавших Крот не узнал. Если бы не поселок, бургомистр, пожалуй, испугался бы — а так Крот надеялся, что раз на площадь приволокли его одного, а жителей не выгоняют из домов и ничего не жгут — есть надежда, что Станцию заново отстраивать не придется.

      Сквозь шум надвигающегося шторма прорывались спокойные голоса и возмущенные выкрики. Крот понял, что догадка его справедлива: среди нападавших не было единства. Стоя в освещенном пятачке посреди кольца врагов Крот все еще надеялся разрешить дело миром. На площади вокруг бургомистра собралось человек двести; еще столько же, наверное, контролировало улицы и перекрестки поселка. Очень крупная команда — если это вообще команда. Может, зерновой пояс? Или самураи наемников наняли?

      Говор и шум резко усилился; со стороны реки против ветра набежали и вклинились в толпу полсотни человек Станции Эмин Майл. Кольцо врагов неожиданно расступилось и без драки позволило новоприбывшим занять место. Готовившиеся к иному повороту событий и лишенные привычного лидера, горожане растерялись. В центр круга они не пошли.

       Конвоиры освободили Крота и отпрянули в стороны. Живое кольцо раздалось. К бургомистру подошел высокий человек, одетый подобно прочим налетчикам в серую куртку, неопределенного цвета брюки и резко пахнущие конским потом сапоги для верховой езды.

      — Что, не узнаешь? — злобно гаркнул этот человек. Тут его непокрытая голова попала в круг света; волосы полыхнули белым, и Крот поразился: Роланд!

      Роланд, король Уникорна...

      Уникорн сожжен...

      Канал?!

      "А ведь Роланд сильно изменился," — с неожиданным для самого себя спокойствием подумал Крот. — "Помнится, пять лет назад, когда я ходил к нему с каналом, он такой задохлик был: и синева под глазами, и двигался, будто вот-вот переломится. А сейчас плечи развернуты, гриву отрастил чисто львиную... Ништяк!" — жаргонным словом восхищения закончил Крот.

      С другой стороны сквозь живой круг протолкался мужчина среднего роста, из-за плотного телосложения казавшийся ниже, чем он есть, и одетый так же, как все. Второй гость уверенно приблизился к бургомистру. Крот узнал Лесника.

      — Ну, теперь я знаю, чего королевское слово стоит! — рявкнул Лесник и без околичностей протянул руку — взять короля за шиворот.

      — Я слова не нарушал, — с холодной яростью возразил Роланд. — Кроме Крота, мы никого из домов не доставали. Эти, — король махнул рукой в сторону горожан, — Сами набежали. А теперь не мешай хоть ты мне! — и король опять обернулся к Кроту:

      — Ты, паскуда, самураев на мой город натравил ради своего долбаного канала!

      — Да ты охренел, король!!! — в один голос завопили Лесник и Крот. Переглянувшись, они замолкли, и продолжил один Лесник, уперев руки в пояс:

      — Ведь пятерку роботов в твоем городе сложили! Оттого и карательная экспедиция!

      Сверкнула молния; гром пока еще не успевал за ней. Окружавшие спорщиков команды — и Уникорн, и Фангорн, и постоянно увеличивающаяся в размерах команда Станции Эмин Майл — придвинулись ближе.

      — Ничего не хочу слышать! — Роланд мотнул головой, да так резко, что волосы белой волной ударили Крота по лицу.

      — Кроту это было выгодно, значит он и виновен! — крикнул Роланд, обращаясь к сгрудившимся вокруг настороженным людям.

      Крот понял, что от судьбы не убежать. Пересуды пойдут в любом случае, и жизнь впереди потянется кислая. И так уже на Станции поговоривали всякое, чего Крот предпочел бы слышать не о себе. "Проснулись ли мои?" — снова с тоской подумал Крот, все еще не желая ничего решать.

      Накатился гром. Черное ночное небо откалывалось кусками и большими скорлупками падало между пляшущими пятнами мутного фонарного света. Шквалики пыли норовили укусить в самый глаз. Секунды верхом на сорванных ивовых листьях улетали в ночь.

      Лесник, Роланд и Крот в молчаливом напряжении стояли посреди стиснутой белыми домами площади. Вокруг троицы все нетерпеливей шумела толпа.

      Ударила еще одна молния; в ярком безжалостном освещении ее отчеливо проступили капли пота на верхней губе Роланда. "Вот подеремся мы", — подумал Крот. — "И все так или иначе — но кончится, наконец!"

      И тогда бургомистр Станции Эмин Майл перестал сдерживаться:

      — А ты, придурок, не мог догадаться, что тебе этих пятерых подставили, как пешку под бой?!! Шахматист хренов... — со всем возможным презрением сказал он Роланду. И прибавил:

      — А я в чем виноват? В том, что хочу жить не повашему, а по-своему?

      Роланд открыл было рот, чтобы ответить, но тут налетел вечно отстающий от вспышек раскат грома, и король несколько секунд молчал. Подвешенные на цепях фонари бешенными собаками кидались на собственные стойки; световые пятна летали туда-сюда над площадью обрывками их перелая; мусор в столбах света царапал, как хрипота в голосе. Желтые пальцы фонарей перебирали толпу людей, словно высокую степную траву, выхватывая из нее то стиснутое в напряжении лицо, то распахнутый в крике рот, то крепко сжатые кулаки — и тотчас снова роняли их в темный кипящий воздух. Единственной постоянной величной в поле зрения казались черные, переполненные яростью, глаза Роланда. Рокот грозы перекрывал разговоры, звон подвески и хруст обрываемых листьев.

      Наконец, гром перекатился вдаль и там утих; неожиданно тихо заговорил и Роланд:

      — Хватит с нас слов, Крот. Хватит трепаться. — обернулся к своим и скомандовал:

      — Два лучших меча сюда!

      — Не побоюсь! — рявкнул уже во весь голос Крот.

      Лесник обхватил себя за локти. Из толпы вынесли и сунули в руки противникам два меча. Роланд и Крот смотрели друг на друга со спокойной, уверенной ненавистью, которая выражается совсем не в криках. Им казалось, что они нашли решение своего давнего спора — и ни король, ни бургомистр уже ничего не боялись.

      "Роланда ногой в живот" — прикидывал Лесник, — "Масса у меня больше, король должен упасть... Крот плотный, бить его в корпус бесполезно. Глаза он в любом случае прикроет. В пах эффективно, но ненадежно: должен ведь живым остаться, а тут чуть силу не рассчитаешь, и привет — помрет от болевого шока... В колено, что ли?... Но только, даже если получится их сегодня скрутить, спор все равно будет не разрешен! На игровом оружии они уже дрались, и вроде как Крот согласился с результатом — а, оказывается, не все так просто..."

      Поединщики между тем обернулись и согласно махнули руками толпе: отойдите-ка подальше.

      "Сейчас они развернутся друг к другу," — решился Лесник. — "И я начну. Пожалуй, с Роланда... Но страшно...Черт побери, как страшно!"

* * *

*

      Страх припаял Изабеллу к чисто выскобленной палубе. Вахтенный вот-вот мог обернуться и заметить, как она пробирается к висящей на балках шлюпке. Девушка легко и бесшумно присела, ожидая, пока высокий мрачный артиллерист прошагает по галерее над самой ее головой, потом шустро метнулась в тень толстой у основания мачты. К счастью, впередсмотрящие заметили что-то в воде и дружно сбежались к противоположному борту, пытаясь разобраться в увиденном. В сторону шлюпок никто не обернулся. Изабелла легко пробралась к той из них, которую два дня назад наметила для побега и куда тащила уже третью упаковку со стандартными пайками. Изабелла закинула в шлюпку непромокаемый мешок, затем и сама привычно переметнулась через борт. Девушка облегченно шлепнулась спиной на мягкий тент, которым парусно-весельные скорлупки прикрывались от дождя.

      В небе светили яркие южные звезды. Стояла ночь; барк "Стальная роза" спал — только вахтенные деловито шлепали по чистой палубе босыми подошвами, да по галерее туда-сюда громыхал сапогами дежурный офицер. До Лисса оставалось несколько дней плавания, но Изабелла не собиралась дожидаться прихода в порт. Управляться с малым шлюпочным парусомветрорезом она уже научилась; погода должна была продержаться еще неделю — и девушка не видела никаких препятствий к тому, чтобы утром тихонько спустить шлюпку и раствориться среди густого тумана, часто бывающего в этом районе моря.

      — И куда бы ты направилась потом? — ехидно поинтересовалась заглянувшая в шлюпку Ливия Харт. Изабелла вскрикнула и подскочила. С другой стороны свесилась заросшая до глаз голова боцмана:

      — Забавно!.. С одной стороны, хорошо, просто великолепно! С другой — ну дура дурой...

      — Боцман! — рявкнула Ливия. — Молчать!

      — Есть, капитан... — меланхолично отозвался тот, исчезая за бортом шлюпки.

      — Вылезай! — с непонятным выражением лица распорядилась Ливия. Изабелла закусила губу, чтобы не расплакаться, и вылезла обратно на палубу, по которой с таким трудом пробиралась каких-то пять минут назад.

      — Дезертируем помаленьку? — зловещим голосом спросила Ливия. Изабелла прижалась спиной к шлюпбалке и ответила с вызовом:

      — Я не собираюсь сидеть сложа руки! Там, на севере, идет настоящая война! Мне стыдно, что мы ничего не делаем!

      "Стальная роза" медленно плыла сквозь ночь. Паруса стояли только на двух нижних ярусах из шести. Выше марса-реев, черный в черном небе, беззвучно скользил лес высоченных мачт, рангоута и туго напряженных растяжек, и движение его различалось лишь по гаснущим звездам, которые время от времени заслоняли железные трубы и тросы. По решетке вант с едва слышным урчанием ползал тудасюда робот-чистильщик. Нигде не было ни искорки, одни лишь ходовые фонари бросали в океан лучи света: топовые огни на верхушках мачт — белый, бортовые огни — зеленый и красный. Подсветка парусов, в нарушение всех судоводительских правил, почему-то была отключена.

       Капитан Ливия Харт молчала. Без единого звука стоял и боцман по другую сторону шлюпки. Изабелла немного занервничала, но отступать было поздно, и она продолжила с прежним запалом:

      — Наш барк любую металлопластовую мыльницу, любой этот их паром с роботами, которые они везут на север, может развалить просто пополам! Одним тараном, без никакого оружия! Ливия, почему? Ну почему мы ничего, совсем ничего не делаем?

      Ливия Харт пожала плечами:

      — А туристы?

      Изабелла снова принялась кусать губы.

      — У нас ровно сто туристов, — спокойно пояснила капитан Харт. — Из них четырнадцать детей до двенадцати лет, и восемь стариков за сто десять. Но даже те из них, которые не дети и не старики, они совершенно с других планет. Им-то что до войны Арды с Домом Куриту? А паромы с роботами не могут не охраняться. Нам достаточно напороться на мощный лазер или очередь автопушки с любой, как ты выражаешься, мыльницы, чтобы завалить палубу трупами людей, которых наша война уж точно никак не касается!.. Боцман!

      — Да, капитан, — все так же меланхолично пробасил тот.

      — Объясни ей, почему ты обозвал ее дурой! Обидится ведь!

      — Уже обиделась! — фыркнула Изабелла. Капитан оборвала ее:

      — Молчи и слушай, стажер!...

      И совершенно неожиданно улыбнулась. Ошеломленная Изабелла уставилась на едва различимого в темноте боцмана. Судя по звукам, тот предавался яростному выцарапыванию из затылка необходимых слов. Наконец, ему удалось наскрести небольшой стартовый капитал, который моряк немедленно пустил в ход:

      — Ты, Белла, думаешь, одна такая патриотичная? У меня вся абордажная команда, половина марсовых, и почти все палубные — не говоря уже об артиллеристах, те еще злее — рвутся на берег. Мы в Лиссе решили жребий тянуть: кто пойдет, а кто останется корабль сторожить. Но прежде надо работу сделать, паладинов нормально довезти до места. Вот поэтому и назвал... Прими мои извинения.

      Изабелла смутилась и опустила голову. Боцман продолжил:

      — Теперь почему "забавно"... Никто из моих ребят даже тебе ничего не сказал. Несмотря на все твои упреки, и на все желание перед тобой вы... покрасоваться.

      — Я... очень извиняюсь, — пробормотала Изабелла. — Мне стыдно, что я такая идиотка. Как я могла думать о вас так плохо!

      Боцман хмыкнул:

      — Зато ты шлюпку классно выбрала. Когда мы об этом спорили, никто не угадал. Все считали, ты возьмешь моторный катер, и поэтому парусные даже не охраняли. Если бы не капитан, ты бы завтра и ушла!

      Изабелла покраснела до корней волос:

      — Так вы что же, заранее все знали? А я... Как последняя дура... Пряталась...

      Ливия обняла расплакавшуюся Изабеллу и повела в капитанскую каюту.

      — Пойдем, поговорим. Ох, да не реви ты! Ничего плохого пока не случилось... Боцман! Там в шлюпке должно быть четыре стандартных пайка — вернуть на склад.

      — Три! — всхлипнула Изабелла, — Я только три успела донести!

      — А лежит почему-то четыре, — хихикнула Ливия, — Не иначе, на кого-то ты произвела впечатление, вот тебе и помогли. То есть, это до сегодняшнего вечера лежало четыре, а с тем, что ты в этот раз принесла, получится вовсе пять... Ну, все, все, все... Успокоилась?

      — Ага... — пробормотала Изабелла. — Мне так стыдно...

      Ливия открыла дверь, и женщины погрузились в золотистый свет салона — того самого, где когда-то капитан Харт отчитала Лесника за перенос неигровых отношений в Игру. Изабелла уселась на кожаный диван, Ливия заняла свое любимое место на столе и рассеяно погладила блестящую скатерть — как собаку по шерсти.

      Боцман потащил из шкафчика чашки.

      — Кофе! — бросила Ливия. — В такую духоту лучше бы чаю, да хороший весь выпили, а плохого не хочется... И спать до рассвета нельзя никак. Не иначе, на севере большая гроза в половину континента. Год назад такое же душное лето было.

      Проплакавшись, Изабелла вытащила из-за пазухи записывающее устройство и принялась быстро-быстро надиктовывать что-то в раскрытый цветок микрофона. Ливия удивилась:

      — Ты ведешь дневник? Как интересно, должно быть... Я свой забыла дома, перед отлетом сюда, на Арду, — задумчиво добавила капитан Харт, — И с тех пор у меня вместо дневника шканечный журнал "Шканечный журнал" — на парусных кораблях то же, что вахтенный или судовой журнал, куда записываются все, происходящие с кораблем, события..

      — Это не совсем дневник, — Изабелла сосредоточенно промокнула слезы. Потом решила поправить внешность всерьез и вытащила зеркальце. Ливия Харт сама практически не пользовалась косметикой, разве только в холода — бесцветной помадой, чтобы не трескались губы. Стажера Ливия приучила к тому же, так что Изабелла с макияжем управилась быстро. Тем более, что холода были еще далеко впереди, и в помаде девушка не нуждалась — даже бесцветной.

      Боцман разлил кофе по чашкам: женщинам в маленькие, почти наперстки, себе в литровую кружку. Громыхая подкованными сапогами, вошел дежурный — старший артиллерист. Вежливо поклонился капитану, улыбнулся Изабелле — и тут учуял запах.

      — О, кофе! Мне тоже. — офицер разыскал в шкафу и подставил под кофеварку такую же огромную кружку, как у боцмана.

      — А глаза не вылезут? — ехидно поинтересовалась Ливия, явно намекая на какую-то давнюю историю. Артиллерист не смутился:

      — А я не залпом, как тогда, а мелкими глотками. Растяну до собачьей вахты "Собачья вахта", она же "собака" — вахта перед самым рассветом, когда безбожно хочется спать — чем, кстати, и пользуются всяческие охотники на часовых и сторожей..

      — Утром Ирпень стоять будет? — спросил боцман. Артиллерист кивнул. Боцман попросил:

      — Пусть на третьей палубе крайний слева люк посмотрит, петли разболтались.

      — Хорошо! — согласился офицер и вышел в ночь с дымящейся кружкой.

      — Прости мое любопытство, — осторожно обратилась к девушке Ливия, — Ты как будто начала говорить, что у тебя там не совсем дневник. В таком случае, что? Если не секрет?

      — Да нет, не секрет... Помнишь, я тогда сказала, что Крот книгу пишет? Ну и... — Изабелла смешалась и замолчала.

      Боцман отхлебнул приличный глоток и крякнул от удовольствия. Ливия допила маленькую чашку. Боцман наполнил ее снова, благо сидел за столом между кофеваркой и капитаном. Качало не сильно, и пролить горячее питье никто не опасался. Чтобы не смущать Изабеллу, капитан заговорила о Кроте:

      — Для его книги вряд ли будут интересны действия.

      — Почему? — искренне удивилась Изабелла. Ливия живо ответила:

      — Поступки людей определяются высказанными ими ранее словами. А также теми мыслями, высказать которые они не отважились. Зная, что прозвучало, а что осталось в тени, нетрудно догадаться, что будет сделано...

      Ливия помолчала немного и добавила:

      — Если уж писать о нас книгу, ты была бы героем, а я всего лишь персонажем. У тебя за спиной крылья, ты вот и на север рвешься... А во мне сто тридцать метров и три тысячи тонн, по моему слову триста человек команды кидаются вверх по мачтам, кто же осмелится за мной хотя бы ухаживать? — с неожиданной горечью призналась капитан Харт. Изабелла с удивлением заметила, что тут смутился уже боцман. Не зная, что сказать, девушка неуверенно протянула:

      — Ну-у...

      Ливия соскочила со стола и махнула рукой:

      — Погуляешь по палубе, пока кофе не выветрится, и ляжешь спать! Утро вечера мудренее!

* * *

*

      Ранним утром госпожа Минни Тауэр выдавала своему отделу задание на следующий день.

      Все предыдущие беседы с младшим генералом Нгуен Банем, да и собственная интуиция Минни в один голос кричали, что война на Арде еще очень далека от завершения. Тогда как подчиненные Минни Тауэр совершенно единогласно держались противоположного мнения, и видели впереди лишь небольшой период усмирения, расстановки гарнизонов, отлова партизан — и прочей рутинной работы для любителей стрельбы, погонь и засад. Работы, на которой порядочному аналитику негде ни ум проявить, ни подзашибить деньгу, ни по службе продвинуться. За "Бурым Барсуком" неизбежно последует вывод войск с передачей всех проблем в руки полиции и министерства внутренних дел. А там все пойдет так, как уже не раз бывало.

      Однако воспитан отдел был неплохо, а кроме того, успел хорошо изучить свою начальницу и считал ее вполне достойной уважения. Поэтому выдаваемые задания люди принимали с подобающей серьезностью, и задавали вполне деловые уточняющие вопросы.

      Так, например, начальник северной группы поинтересовался, почему же все считали, будто с захватом Раздола главный сервер Игры окажется в руках Куриту. Минни Тауэр пожала плечами: ошибиться может каждый, вот мы и ошиблись. Легат и его команда так много выступали в Сети, обсуждая содержание, программирование и наполнение информацией главного игрового сервера, и высказывались при этом так уверенно, убедительно, с таким глубоким знанием дела, что даже компьютерные эксперты Дома Куриту в конце концов сочли команду Легата центральным звеном, ключевой пружиной планетарной Сети. Только после взятия Раздола выяснилось, что сам Легат был всего лишь одним из двадцати администраторов, с правами и полномочиями нисколько не выше прочих девятнадцати. Вся команда Легата прекрасно знала строение Сети, используемую технику, набор протоколов связи и тому подобное, но не могла воплотить свои знания в действие. Любое вмешательство в Сеть знаменитых на всю Арду хакеров Раздола поставило бы под сомнение результаты Игры, чем немедленно убило бы всякий интерес к последней. А этого планета не простила бы и более популярным личностям, чем жители Раздола. Так что хакеры отводили душу в теоретизированиях и виртуальных моделях игровой сети, а компьютерщики Дома Куриту, принявшие их развлечения за чистую монету, сами себя одурачили.

      И начальнику северной группы, и Минни Тауэр на мгновение стало стыдно за прошлую ошибку, но не пережевывать же ее без конца. Северная группа вернулась к делам, а Минни Тауэр отошла к окну — сделать очередную инъекцию. Больное тело все еще напоминало о себе, но теперь Минни имела достаточно средств, чтобы вылечиться полностью и окончательно — лишь только выдастся достаточно свободного времени. Лекарства как-то сами собой перестали горчить, а неизбежные процедуры и микрооперации переносились намного легче.

      После укола Минни Тауэр устроилась на подоннике и решила несколько минут отдохнуть. Из окна занятой под штаб трехэтажной заводской конторы раскрывался вид на превращенный в военную базу Куриту завод каменного литья. Сегодня Минни Тауэр и весь ее отдел работали в захваченном самураями Изенгарде, в той самой долине, где погибло звено С14. Перепаханный ракетами грузовой двор саперы наскоро выровняли и залили бетоном. В пещерных лабиринтах завода устроили мастерские по ремонту роботов, казармы и посты слежения, на терминалы которых вывели информацию от расставленных вдоль гребней датчиков, локаторов и антенн. Остатки причальной башни срезали, а что сделали со сбитым дирижаблем, Минни Тауэр нарочно не стала выяснять.

      Посреди двора возвышались пять роботов, которых Минни Тауэр уже видела. Командовал ими знакомый главному аналитику лейтенант Хитаро Сугороку. Документы на присвоение Сугороку следующего звания Минни не так давно заметила в приемной командующего, но не знала, утвердил ли тот представление.

      Звено С13 под управлением молодого лейтенанта готовилось выступать в патруль до Серебрянки. Минни Тауэр вдруг забеспокоилась: а где же пехота? Без пехоты, пожалуй, не стоит выпускать роботов — громоздкие многотонные машины не смогут преследовать подозрительных людей по топким и даже по немного сырым местам. Патруль превратится в не слишком опасное пугало, от которго можно будет легко спрятаться в любой узости, болотистой низине или мокром заросшем овраге. Но, с другой стороны, даже для того, чтобы организовать обыкновенное ночное патрулирование относительно спокойных районов зернового пояса, требуются тысячи солдат. А ведь там пока что не было опасности нападения на патруль. Да и местная полиция исправно вносила свою лепту в охоту на буйных пьяниц, воров, хулиганов. Можно было выпускать на улицы двойки и тройки — не то, что целые отделения, как в Осгилиате, Торсхейме или Изенгарде. Патрулировать же степь, где под каждым лопухом может прятаться фанатик со снайперской винтовкой или ранцевым гранатометом, следовало не меньше, чем взводом из тридцати солдат — где набрать столько народу? Лучше и правда послать одних роботов, их хотя бы ручным оружием не завалишь.

      Минни Тауэр еще раз задумалась. Может быть, все-таки стоило высадить на Арду всю Девятнадцатую Армию и затопить планету войсками до такой степени, чтобы исключить даже мысли о возможности сопротивления? Но Дом Штайнера, остававшийся самым вероятным противником, не полез бы тогда на Арду вовсе, и немедленно перенес бы удар на какую-нибудь другую планету округа Центрального Дворца; благо с выбором цели проблем не было. Ситуация в точности напоминала старую пословицу: "Я медведя поймал! — Так веди сюда. — Да он не идет! — Ну, так сам иди. — Не могу, медведь не пускает!"

      По прикидкам аналитиков, примерно восемь из каждых десяти жителей планеты остались равнодушны к смене власти. Один из каждой десятки поддерживал Дом Куриту, и один из десятки Дом Куриту ненавидел. В каждой восьмерке равнодушных двое колебались: один мог примкнуть к самураям, а другой начать резать им глотки — но чтобы эти двое перешли от слов к делу, требовался сильный толчок со стороны Дома Куриту: благоприятный случай или, напротив, нанесенная обида.

      Ситуация раскачивалась, подобно жирной кошке на хлипком заборе. Отчаянные бои к северу от Онтавы уравновешивались мирным полурастительным существованием Побережья и зернового пояса. Проведение репрессий против сопротивляющихся сдерживалось опасением спугнуть возможных союзников. Речь шла вовсе не о бумагах, которые лидеры команд подпишут или не подпишут. Бумаги годились лишь для того, чтобы показывать в новостях: вот, смотрите, люди, мы установили мир на нашей новой планете! А что ночами постреливают и назначенных представителей новой власти режут в собственных постелях, так это послевоенный бандитизм, противообщественные элементы... Понимать надо! Лоуренс Аравийский не зря писал много тысячелетий назад: "Только когда население провинции начнет думать по-нашему, мы приобретем власть над этой провинцией". Вот об этомто и ломали головы аналитики госпожи Минни Тауэр. Однако сама начальница прекрасно знала, что в душе почти всех сотрудников война уже окончена, а потому работают они хоть и исправно, но без особенного рвения.

      Оторвавшись от мрачных мыслей, Минни снова посмотрела в окно. Звено С13 уже было готово к выходу. Пилоты споро взобрались по лесенкам на плечи, а оттуда и в кабины своих стальных гигантов. Роботы ожили и приобрели практически полное сходство с одетыми в бронескафандры людьми. Головы тяжелых машин повернулись, ступни захрустели по битому камню и обломкам.

      Тринадцатое звено выступило в патруль на север, до реки Серебрянка.

* * *

*

      — Серебрянку они увидят только к вечеру! — хмыкнул Мастер. — А вообще-то, бегут быстро. Не скажешь, что больше пятидесяти тонн весят.

      Тень задумчиво мурлыкал себе под нос какую-то песенку, ни Легат, ни Мастер не разбирали слов. Легат молчал. Он уже двадцать минут возился с замком аварийного люка над кабельным колодцем, а замок все никак не хотел поддаваться. Из-за этого Легату было не до бегающих по степи роботов, сколько бы они там ни весили. Главный хакер Раздола, наконец, потерял терперние, и разразился классическим:

      — Да открывайся ты, напополам тебя через совет дружины и гипсового бублика!

      Мастер поднялся, приблизился к люку. Приподнял и опустил лязгнувшую толстенную крышку:

      — Здесь нужен очень сильный э-э... хакер. — затем вернулся на прежнее место. Легат пожал плечами, после чего обратился к замку:

      — Не хочешь по-хорошему, будет по-моему!

      — Не кипятись, Легат, — остановил его Тень. — Дай-ка, я попробую...

      Он дважды обошел вокруг квадратного люка, пристально глядя на его рубчатую поверхность и как будто пытаясь загипнотизировать неподатливый механизм. Ни люк, ни замок, естественно никак не отреагировали на это кружение.

      — Что, не дается? — съехидничал Легат. — А как же заветное заклинание?

      — Точно! — обрадовался Тень и тотчас же, наставительно подняв палец, с самым серьезным видом продекламировал подходящую к случаю цитату из Толкина:

      — Ворота Морийского государя Дарина открывает заветное заклинание, друг!

      Тут агент выхватил из кобуры излучатель, и прежде, чем гном или хакер успели хотя бы вякнуть, двумя выстрелами сбил замок.

      — Скажи, и войдешь! — убирая оружие, завершил цитату Тень.

      — Ты что! — разом подскочили его ошарашенные спутники, — А как мы теперь его закроем за собой?

       Тень пожал плечами:

      — Люк сам по себе довольно тяжелый. Закроем, и пусть лежит без замка. Коней мы оставили внизу, в поселке, по ним нас не вычислят. Сюда по склону не меньше четырех часов подниматься, чужие и праздношатающиеся тут не ходят. А если даже кто и заберется, развороченная замочная скважина видна, только когда вплотную подойдешь. Мастер сам говорил, что аварийные выходы сетей нарочно сделали в самом труднодоступном районе. Ну, а если Курицы со спутников пересчитывают все такие люки, то они давно отсняли, как мы тут прыгаем вокруг входа. Так что наш секрет все равно лопнет.

      — Логично, — согласился Мастер. — Давай, Легат, лезем внутрь! — и прибавил, обращаясь к Теню:

      — Теперь я понял, что такое "взломать сервер". А то все голову дурят: "пароль подбирать", "защиту обходить"... Главное для взлома — хорошая пушка и ноутбук!

      — Ноутбук-то зачем? — купился Тень на древний, как мир, розыгрыш.

      — А какой же ты хакер без ноутбука!!! — хором объяснили Мастер и Легат.

      И все трое с веселым смехом нырнули в люк. Солнце светило на самое дно колодца: стоял полдень.

* * *

*

      В полдень по улице поселка бешеным галопом пронесся вестник. Занавески на окнах бревенчатых домов раздергивались. Люди, привлеченные стуком копыт по деревянным плахам мостовой, внимательно наблюдали за индейцем. Его куртка, штаны и мокасины из светло-серой кожи, украшенные на швах бисером, мелкими кубиками нержавеющей стали и небольшими ракушками пресноводных жемчужниц, указывали, что индеец относится к племени степных охотников. А головной убор из непременных орлиных перьев извещал всех и каждого о двадцати двух годах, прожитых посланником.

      Несмотря на свою молодость, вестник умело перевел коня сперва на рысь, потом на шаг — а тут уже и открылся перед ним громадный дружинный дом поселка, куда индеец собирался попасть. Дом выглядел, как высоченная, да еще и длинная, двускатная крыша, обращенная одним фронтоном в сторону площади, а другим во двор. Устроенные в торце двери главного входа украшала резьба, искусно составленная из разнобразнейших треугольников. Другая резьба — травяной узор, скачущие кони, люди, цветы — покрывала торцовые стены здания. Ни одного окна вестник не заметил.

       На стук копыт из главного входа выбежал мужчина в сапогах для верховой езды и синих широких штанах. Выше пояса на нем ничего не было, и он отчаянно протирал заспанные глаза. Человек этот первым делом протянул руку, принял поводья и повел коня за дом, в беговой круг: после скачки лошадь не должна останавливаться сразу, нужно время, чтобы сердце всякого живого организма перешло на более спокойным ритм. Так что мужчина пустил индейского низкорослого скакуна по большой овальной дорожке, и сильно пихнул ладонью в круп: беги, дескать. Однако наблюдать за лошадью не остался: по всей видимости, в дружинном доме больше никого не было, и теперь ему же следовало принимать гостя.

      Мужчина возвратился к ожидавшему перед крыльцом вестнику и поздоровался на индейском языке жестов: приложив ладонь поочередно к сердцу и лбу, что означало "От чистой души и без задних мыслей". Индеец ответил тем же, разглядывая худощавый загорелый торс и светло-русые волосы хозяина. Рост обоих мужчин был чуть-чуть выше среднего, так что темно-коричневые глаза вестника оказались точно напротив светлозеленых глаз встретившего его всадника Ристании.

      — Я вестник от Бренка. — объяснил свое прибытие индеец. — Где можно найти Всадника Роханского?

      Мужчина помедлил с ответом.

      — Ты новичок в степи? — спросил он.

      — Два года. Это важно? — невозмутимо спросил индеец.

      — Нет, — широко улыбнулся мужчина. — Всадник Роханский перед тобой. Говори, с чем послан.

      Индеец умело скрыл удивление, вытащил из мешочка на поясе и включил прямо в воздухе перед собой голографическую карту.

      — Вот здесь... Вот отсюда и сюда идут пять роботов, — спокойно заговорил индеец, проводя по голограмме темными пальцами с аккуратно постриженными ногтями. — К вечеру они добегут до Тхаса. Бренк не хочет, чтобы наша столица повторила судьбу Роси или Уникорна. Он говорит тебе, Всадник: Мастер обещал на совете оружие против роботов. Поделись с нами этим оружием.

      Всадник кивнул головой:

      — Сейчас мы все поедем и испытаем то, что Мастер привез нам вчера вечером. Ты поедешь с нами, и потом сам расскажешь Бренку все, что видел. Надо спешить: роботы очень быстро двигаются, если смотреть по твоей карте. Вчера в степи их не было; значит, сегодня утром они вышли из Изенгарда, а уже сколько отмахали!... Ты хочешь пить или есть?

      Предложение еды означало завершение переговоров. Оба наездника с удовольствием отбросили официальный тон. Выключив карту, мужчины отправились в дружинный дом. Гость с интересом осматривался.

      Сразу после входа он попал в небольшую комнату-тамбур, построенную с учетом зимнего времени. Конечно, в древности тамбуров не знали, но ристанийцы прежде всего заботились об удобстве, а только потом об исторической достоверности — на каковой почве Ристания, она же Каленардон, дружила с Фангорнским лесом, и враждовала по Игре с городом Уникорн, разрушенным самураями уже больше недели назад.

      За тамбуром открылся громадный длинный зал под треугольной, высоко уходящей в небо крышей. По случаю хорошего летнего дня, створки кровли оказались распахнуты. Над широким пиршественным столом из толстенных белых досок тянулась полоска неба — ярко-синяя среди коричневого сплетения балок и досок кровельного настила. С обеих сторон стола тянулись такие же неподъемные лавки. Повертев головой, индеец заметил развешанные на стенах вдоль длинных скамеек круглые и миндалевидные щиты, игровое оружие, а под скамьями какие-то металлические ящики с висячими замками. Вестник предположил, что в сейфах хранится боевое оружие. В предгорьях Мглистого, где стояли такие вот поселки ристанийцев, водилось куда больше настоящих диких зверей, чем в сравнительно неплохо обжитых степях среднего течения Андуина.

      В дружинном доме жители поселка только отмечали праздники и собирались на обсуждение каких-нибудь общих дел. Жили все своими домами; а почему вдруг Всадник спал тут полдня, индеец доискиваться не стал: может, капитан команды обязан находиться в главном доме в определенные часы. А может, с женой поссорился. Для дела — никакой разницы.

      Между тем Всадник уже дал по поселковой сети сигнал сбора. Скамьи понемногу заполнялись прибывающими людьми. По просьбе Всадника, кто-то принес ему и индейцу хлеба с вяленым мясом и холодной, сладкой родниковой воды.

      — Сегодня без пива, сейчас в бой пойдем, — извинился Всадник. Индеец кивнул. Не чинясь, сел на указанное место и в минуту смолотил всю свою долю. Глядя на такой аппетит, Всадник предложил ему часть своего куска — которую индеец без ложной гордости умял также. Пока они обедали, дружина собралась целиком и разместилась на длинных скобленых скамьях. Вестник отметил, что мужчин и женщин примерно поровну, а всего здесь около ста человек. Этого было явно мало даже для небольшого поселка, не говоря уж обо всей команде Каленардона. Недоумение гостя очень скоро разъяснилось: его известий ристанийцы давно ждали, и к встрече с роботами подготовились. Люди для погони были уже выделены, лошади стояли, как принято было говорить в степи, "недалеко от седел". Так что обсуждения никакого не было: собравшася команда лишь уточнила маршрут, пути отхода и места сбора для отставших или потерявшихся. Затем все направились седлать и выводить лошадей, а индеец прошел вторым крыльцом через дальнюю стенку треугольного дома и оказался в том самом дворе, куда Всадник перед началом беседы пустил его собственного жеребца.

       Очень скоро полностью готовый отряд выбрался из предгорий в степь, где сразу же развернулся поисковой цепью, чтобы побыстрее найти следы тяжеленных шагающих машин Дома Куриту.

* * *

*

      — Дом Куриту бесспорно, одержит победу... — долетело до Минни Тауэр из-за плохо закрытой двери.

      — ...На Арде так точно! — утверждал невидимый оратор. — Вот в отношении тех войск, что остались там... — Минни представила, как говорящий с важностью тычет пальцем в потолок... — Я совершенно не уверен.

      Тут собеседники, очевидно, заметили утечку информации и прикрыли дверь. Звук пропал, но Минни и так знала, о чем пойдет речь. Оба офицера в столовой наверняка обсуждали последний приказ командующего. Согласно распоряжению Фудо-ме Синоби, звену С13, за отправкой которого Минни наблюдала только сегодня утром, надлежало разведать дорогу по степи через Тхас на Ноттингем. Возвращение звена планировалось завтра к вечеру. Тотчас по разведанному С13 маршруту на Ноттингем отправятся три звена Северного полка, а именно С17, С18 и С20 — весь третий батальон без погибшего в Уникорне звена С19. Вверх по Серебрянке через мост, наведенный чуть повыше, чем развалины Роси, на Тхас должно будет выступить звено С23 — из Кога-рю. А звено С22 с той же базы нападет на Ноттингем с востока в тот момент, когда от захваченного Тхаса к нему доберутся С17, С18, С20 и С23. В общей сложности, на Ноттингем отряжались двадцать пять роботов. Накопив такую силу у истоков Андуина, командующий собирался ждать, пока первый батальон Южного полка не соберет в Вике все свои двадцать роботов, после чего густые леса Норэгра окажутся в стальных клещах. С юга из Вика, Шира и Торсхейма пойдет весь батальон Ю1, а с севера — из Ноттингема вокруг Мглистого, через Ангмар и Клондайк, двинутся все те же С17, С18, С20 и соответствующее всему этому количество пехоты.

      Таким образом, невнятные высказывания на тему "пора разобраться с Норэгром" наконец-то приобрели форму конкретных приказов. Конечно, роботам придется туго в густых лесах и скалистых фиордах, но зато повстанцы лишатся очень удобного опорного региона. А в то, что потери окажутся серьезнее звена, никто из пилотов роботов не хотел верить даже после разгрома С19 в Уникорне. С19 командовал вчерашний курсант — мало ли где парень мог ошибиться, тут главное не ум, а опыт! Так что большинство пилотов роботов не слишком боялись предстоящей операции.

      Наконец, целью войны официально провозглашался захват производства кристаллов, и цель эта уже была достигнута. Более того, сам Основатель попал в плен, и только вчера вечером его привезли в Изенгард, где посадили в одну из комнат завода, спешно переоборудованную под камеру.

      Минни Тауэр прилетела в Изенгард и перетащила за собой весь свой отдел именно затем, чтобы можно было без помех обрабатывать Основателя и готовить его перевербовку. Задача выглядела сложной, но неразрешимых задач вообще довольно мало на белом свете, так что Минни не слишком беспокоилась по этому поводу. В конце концов, время играло на ее стороне. Минни Тауэр не опасалась провалить вербовку из-за спешки, как это получилось у Алама Тинрю с Тейчи Гортхауэром.

      Опытные офицеры разведки уже допрашивали Александра Валле, и наверняка выкачали из него большую часть нужной войскам информации. Минни не сомневалась, что допросы проводились с исключительной вежливостью: за голову Основателя командующий девятнадцатой армией отвечал лично перед первым министром Великого Дома. Из протоколов и отснятых кадров следовало, что Александр Валле не слишком запирался, но умело вилял хвостом. Так, дав согласие рассказать какуюлибо тему, хитрый Черный Ярл топил задающего вопросы в массе мелких ненужных подробностей, поминутно уверяя, что каждая из этих деталюшек является главной, важной и ключевой. Когда же раскусивший игру офицер пригрозил попросту набить Основателю морду или отходить по почкам тряпичной колбасой с песком, после чего кроме разрушенных почек и следов-то не останется, Валле презрительно сплюнул на пол камеры и даже не ответил. Понимал, сволочь, что Дом Куриту в нем заинтересован, вот и держал фасон до последнего.

      Направляясь беседовать с Основателем, Минни Тауэр не собиралась ни угрожать ему, ни выспрашивать. Она имела куда более интересную тему для беседы, которую не замедлила предложить тотчас после обмена сухими приветствиями в камере Александра Валле.

      — Поговорим о Вашей дальнейшей судьбе, — предложила Минни, устраивая поудобнее больную спину.

      Основатель, сидевший напротив на топчане, вскинул глаза. Красивые оказались глаза, темноореховые. Ростом Александр Валле не вышел, но не был и обижен. Если бы он не сидел, а стоял, телосложение можно было прикинуть точнее, а так оставалось доверять данным, полученным при регистрации пленного. Насколько можно было по ним судить, Основатель не растолстел за прошедшие годы — хотя выглядел уже совсем не прежним мальчиком возле костра. Волосы Александр Валле носил светло-русые, аккуратно подстриженные, и теперь приглаживал их длинными пальцами, которые развиваются у всякого человека, часто и помногу работающего на клавиатуре. Минни Тауэр мысленно отметила: Александр Валле не пользовался системами голосового управления, предпочитая работать самым сложным, но и самым близким к технике способом.

      Пока госпожа главный аналитик рассматривала Черного Ярла, тот еще раз пригладил волосы, одернул тюремную пижаму и вцепился руками в край топчана.

      — Слушаю Вас, — произнес он без выражения. Но Минни знала, что такой тон узник долго не выдержит.

      — Не притворяйтесь, Вам интересно. — отметила она вслух.

      — Хорошо, — не стал упорствовать Основатель. — "Интересно, что будет со мной дальше", да? Вы ведь этого вопроса ждете? Ну так вот он!

      Главный аналитик на провокацию не поддалась:

      — Вас обменяют, скорее всего, на заключение мирного договора. Безусловно, Дом Куриту завоевал колонию. Неудивительно, что Вам это не нравится.

      Основатель дернулся всем телом, но промолчал.

      — У Вас гораздо больше шансов помочь собственной планете, — мягко начала Минни Тауэр, — Если Вы поможете нам...

      — Подавитесь! — с ненавистью прервал ее Черный Ярл. — Слышали мы все эти песни... Предателей ни на какой стороне не любят.

      — Ну, Вам не нужно переходить на нашу сторону, — по-прежнему мягко продолжила Минни Тауэр. — Всего лишь помогите нам составить такой мирный договор, который Ваши друзья смогут принять.

      Основатель недоверчиво посмотрел на нее:

      — Какие-то вы все в этой армии странные, чтобы не сказать — пыльным мешком из-за угла стукнутые... Сначала разрушили половину планеты, перебили тьму народа, а потом мирный договор? Наши согласятся только на полную эвакуацию ваших войск с планеты, да и то — мертвых-то вы не вернете! Подгребете вы нас под себя, или волю с барского плеча пожалуете... в четко определенных границах, ясное дело... А только так и так Арда отброшена назад лет на пять! Нам даже в первые годы после высадки было проще: к нам колонисты и туристы ехать не боялись. А теперь все, вешалка! У нас теперь статус "горячей точки", кто же сюда по своей воле сунется отдыхать? Или хоть копейку инвестиций вкладывать? Мы теперь просто полигон для испытания новой техники! За вами Дом Штайнера захочет на нас потренироваться, потом Содружество, потом еще ктонибудь...

      Основатель закрыл глаза и умолк.

      — Хорошо, — терпеливо произнесла Минни Тауэр, — Если Вы считаете, что полная эвакуация войск Куриту устроит Ваших друзей, то это уже определенная позиция, отправная точка для переговоров.

      — Не городи... те ерунды — раздельно сказал Александр Валле. — Если бы можно было решить проблему дипломатическим путем, не готовили бы вас полгода перед высадкой. Или сколько там вас готовили...

      — Десять лет нас готовили, — поправила Минни Тауэр, и с радостью увидела, что Валле утратил свое показное равнодушие.

      — Не верю! — резко возразил Черный Ярл. Минни Тауэр изобразила обиду:

      — Да плевать мне на твою веру!

      — Ну давай на "ты", — согласился Валле. — На безрыбье и рак рыба! Представишься?

      Минни Тауэр мысленно себя похвалила, но лицу придала такое выражение, чтобы собеседник с пяти метров понял: "Я, конечно, оговорилась, а ты, сукин кот, поймал меня на этом. Ну и хрен с тобой, не думай, будто меня волнует, в каком числе ты ко мне обращаешься." Минни произнесла с нарочитой чопорностью:

      — Мое имя, если ты его не расслышал пять минут назад, Минни Тауэр.

      — Мини-башенка, значит? — откровенно съехидничал Валле. Было видно, что перспектива выйти на свободу уже начала подогревать его изнутри, и внутреннюю борьбу с самим собой Черный Ярл прикрывал напускной веселостью.

      Минни Тауэр пожала плечами:

      — Ведь не зря говорят, что укрываться лучше под большим деревом, правда? Будем откровенны: как ни называй меня, на "ты" или на "вы", суть дела не изменится. Я представляю Дом Куриту и в Ва... твоем положении не самый плохой выбор — дать хотя бы притворное согласие. Великий Дом умеет не только воевать, но и держать слово. Ты мог бы выторговать для Арды вполне приличные условия.

      Основатель безнадежно хохотнул:

      — Ты, случаем, не психолог?

      — Ты тоже психолог, если догадался, — согласилась Минни Тауэр. — Только не очень хороший...

      Александр Валле вздрогнул; госпожа главный аналитик притворилась, что не замечает, как пленник уязвлен последними ее словами.

      — ...Известно, — продолжала Минни Тауэр, — Что когда над окруженными войсками разбрасывают листовки, в которых расписывают мирную жизнь и вкусную еду в плену, на это мало кто покупается. А вот если высыпают пачку бумажек, где простым языком сказано примерно следующее: "Ваше дело дрянь, и лучше вам сдаться сейчас, надеясь на лучшее будущее, чем погибнуть в бою с нами — мы все равно сильнее", то эффект проявляется почти сразу же... Так вот, Александр Валле. Как ни поверни, а цивилизация Дома Куриту все же сильнее, чем цивилизация Арды. Думай. К счастью, времени у тебя достаточно, а немедленного ответа никто не требует.

      Основатель уважительно помотал головой:

      — Не знал я этого трюка с листовками. Даже не мог и догадываться... А что касается цивилизации, то тут ты... Вы совершенно неправы. Как-то на одной планете изобрели таблетки... Ну, формулу уже я забыл, да суть не в этом. Смысл тот, что они позволяли обманывать чувство жажды. Можно было экономить время на питье. В неделю выходило что-то около пятидесяти трех минут...

      Минни Тауэр внимательно слушала, и Основатель продолжил:

      — Так вот, один человек, когда ему предложили эти таблетки, пожал плечами и ответил: "Будь у меня пятьдесят три минуты свободных, я просто-напросто пошел бы к роднику." С тех пор эта история входит во все учебники по маркетингу, экономике и торговле. Там я ее и прочитал, еще в политехнической Академии. Главное ведь не то, какие технологии цивилизация применяет, а то, для чего все эти хитрости и премудрости используются. Рядом с нами Дом Куриту, конечно, выглядит сильным. Ну, а рядом, например, с давно распавшейся Зведной Лигой?

      Минни опять промолчала. Основатель пояснил:

      — Ваши хваленые роботы Мастера как-то довели до икоты: так смеялся. Он же реконструирует военную технику, очень старую, я видел его фильмы в Сети... Так вот, учитывая, сколько прошло тысячелетий, не такая уж большая разница, изучаешь ты историю двадцать второго века или семнадцатого. То есть, мечи и доспехи реконструировать, или излюбленные Мастером танки... Весит танк примерно столько же, сколько и робот, но не шагающий, а на гусеницах. И вот эти несчастные железные коробки отстреливали друг друг башни... ну, как бы вам объяснить понятнее... все равно, что у роботов головы, наверное, только пушка из них и торчит. Короче, они перестреливались на расстоянии три, четыре или даже пять километров. И часто бой заканчивался после единственного попадания! После этого скучно смотреть, как два железных дровосека уныло пытаются перепилить друг друга лазерами, стоя на дистанции метров сто-сто пятьдесят. Этим ли восхищаться?...

      Основатель перевел дух, но угомониться и не пытался. Минни подумала, что тактику защиты Александр Валле избрал довольно удачную: вместо того, чтобы каждое слово вырывать клещами, допрашивающий офицер вынужден был то и дело затыкать говоруну пасть и пытаться направить разговор в нужную сторону. А саму эту сторону после двух-трех километровых речей Валле даже ведущему допрос не так-то просто оказывалось вспомнить!

      — ... В области человековедения те же самые грабли, — говорил между тем Черный Ярл. — Вот хоть тебя к примеру взять. Хоть бы спину выпрямила. Великие проблемы решаешь, страдаешь психологней, а на вид сущая бабаяга...

      Дальше Минни Тауэр уже ничего не слышала. Так ее в грязь лицом еще не совали. "Какой ты, к черту, ментат и психолог, если собственную жизнь толком наладить не можешь" — стояло за словами пленника. — "Ты просто-напросто унылая пожеванная кошелка, а что покамест не старая, так это скоро пройдет". Слышать это оказалось тем больнее, что Минни Тауэр и сама порой думала точно так же, и вот уже пятнадцать лет копила деньги, именно, чтобы заняться собой. И нужную сумму набрала только в результате того, что этот чертов Основатель угодил в плен!

      Минни не сомневалась, что для большинства допрашивающих его офицеров Валле находил чтонибудь настолько же убийственное. Ненависть к пленнику тоже сделалась понятной: Черный Ярл защищался изо всех сил. То ли он замечал болевые точки в ходе разговора, то ли вообще неплохо разбирался в людях, а может быть, попросту сыпал наугад слегка замаскированные оскорбления, но получалось удачно. Рано или поздно ведущий допрос человек должен был или прервать разговор и уйти несолоно хлебавши — или мучительно отделять нужную ему информацию от потока язвительных замечаний Валле. При этом калечить пленника, ломать физически или нравственно, было запрещено. Минни Тауэр отчетливо поняла, что рано или поздно кто-нибудь запрет все-таки нарушит: уж очень ядовито высказывается Черный Ярл. Валле что-нибудь отобьют, и тогда гнева первого министра не избежать.

       Госпожа главный аналитик давно не сталкивалась с таким острым желанием причинить ей боль. Но закалка первых лет работы, когда в маленькой горбунье видели конкурентку и всячески ущемляли собственные коллеги, сделала свое дело. Минни не покраснела, не побледнела и даже отыскала в себе силы улыбнуться — открыто и почти яростно, чтобы Валле сразу все понял.

      — Очень хороший выпад, благодарю, — перебила она очередную длинную фразу. — Насчет "сапожника без сапог" ты в самую точку... Только стены твоей тюрьмы от этого мягче не станут, вовсе нет!

      — Извините, — безразлично ответил Основатель, — Не хотел Вас обидеть... Наверное...

      — Врешь, — так же безразлично возразила Минни Тауэр.

      — Вру, — согласился Валле — Удивлена?

      — Нет, — пожала плечами госпожа главный аналитик — А должна? У кого руки связаны, тот и дает волю своему языку.

      Валле очевидно потерял интерес к разговору и опять замолчал. По всем правилам, Минни Тауэр должна была разъяриться и дожать противника любыми средствами. Так рекомендовали учебники; наверняка так поступали и предыдущие офицеры, нарвавшиеся на оскорбление. Нетрудно было предположить, что Валле так или иначе знаком с подобным вариантом развития событий.

      Поэтому Минни Тауэр сделала совершенно противоположное. Главное предложение прозвучало. Семя брошено. Скоро Валле начнет раскаиваться. Тогда позиции поменяются. А пока... Она встала, сухо и вежливо попрощалась — и ушла, весело насвистывая.

      Узник недоуменно посмотрел ей вслед, потом перевел взгляд на серую бетонную стену камеры.

* * *

*

      В стене камеры торчал чуть-чуть приржавевший, но на вид еще крепкий, железный крюк толщиной в палец. Андрей Норвежец вполне мог дотянуться до крюка, однако сил не хватало даже плотно сжать его пальцами — не говоря уж о том, чтобы согнуть или сломать. В отличие от Александра Валле, с Норвежцем в плену не церемонились. Камера, правда, была точно такая же: бетонный пенал с одним окном, биотуалет в углу и топчан. Но обращались с Норвежцем куда жестче; перенес Андрей и карандаш между пальцами, и удары молотком в грудь, и щипки плоскогубцами за разные места. И всякие другие весьма болезненые процедуры, после которых как будто ничего не было сломано, и даже можно было ходить. Вот только что-то совсем не хотелось. На допросах пленника как раз не обижали: смысла не было. Вкалывали несколько кубиков особой сыворотки, и слова сами рвались наружу, только успевай записывать. Гораздо хуже были коридоры от допросной до камеры. Норвежец буквально на своей шкуре прочувствовал, как велика разница между солдатами линейных частей, каждый день подставляющими голову под пули, а потому иногда способными хоть немного пожалеть пленника или представить себя на его месте — и тыловиками, пьяными именно безнаказанностью.

      Тем не менее, сдаваться Норвежец не собирался. Он лежал наискось топчана — как приволокли и бросили. Морской король думал. Где он находится, Норвежец уже знал: в цитадели Кога-рю, на севере Железного Кряжа, на крайнем северо-востоке обитаемых земель. Андрей вспомнил, как удивился, попав сюда: камеры, комната допросов и пыточная в цитадели Кога-рю оказались выстроенными капитально и надежно.

      По-настоящему.

      Андрей впервые задумался о том времени, в которое вся Арда увлеченно играла. Действительно ли игровые войны давали разрядку от жестокости, а не провоцировали ее? В конце концов, и любимые Норвежцем викинги Темных Времен совершали немало черных дел. Тех же пленников, например, нисколько не щадили. Но в сознании Андрея четко и навсегда сидело убеждение: Игра не равна жизни. Мы не живем в Темных Веках, и не обязаны ломать мышление и душу под бытовавшие тогда представления. Мы живем здесь и сейчас; а оружие у нас все-таки игровое. Поэтому-то для своих команд большинство игроков Арды брало только светлую сторону прошлого. Оказалось, и темная сторона тихонько вползала следом!

      Только теперь Андрей понял, почему и Тейчи, и Боярин, и даже Роланд, как ни провозглашали атмосферу полного погружения в реконструируемое время — тем не менее, так и не приняли в свою компанию Тангена и его команду ниндзя Кога-рю. Даже когда империя Лесника прижала Уникорн к самой Великой Реке, и посланец от Кога несколько раз предлагал совершить игровое покушение на Лесника, Всадника или Гимли. Наверное, среди рыцарей Единорога, самураев-подводников Тейчи, червленых щитов "Червленые щиты" — личная гвардия Боярина, "Старшая дружина" команды Рось. Носили буро-красные миндалевидные щиты, по которым и прозваны. Боярина, отыскался минимум один человек, ответивший Тангену знаменитым изречением: "Такой ценой не нужны мне ни победы, ни слава!" И Андрей Норвежец еще раз подумал, как же прав оказался Красильщик Сэпли, самым страшным грехом почитавший чрезмерное увлечение Игрой.

      Затем пленный викинг вернулся к размышлению о собственных проблемах. День или полдня назад — считать часы Андрею было нечем; будили его когда попало, и спал он в любой свободный миг, так что точную дату установить было нельзя — тюремный врач приказал дать узнику трое суток отдыха. Предполагалось, что иначе Норвежец не выдержит предстоящей перевозки в Осгилиат и передачи военному суду Дома Куриту. Серьезные увечья на неопределенный срок откладывались. Можно было подумать хотя бы о ближайшем будущем.

      Казалось совершенно очевидным, что сбежать из могучей крепости в собственном обличье и тюремной пижаме невозможно. Если тюрьма построена профессионально — а теперь Норвежец не сомневался, что так оно и есть — даже охранника не выпустят за ворота без обыска и удостоверения личности. Совершая попытку побега, Андрей в лучшем случае выигрывал шанс погибнуть от выстрела, а не связанным. Но если бы Норвежца пугала смерть в бою, то в далекой молодости он не пошел бы служить спецназовцем; да морским королем его вряд ли прозвали бы. Чем чаще Норвежец рисковал, чем ближе подходил к черному бессветному провалу, тем больше любил и ценил жизнь. А делать чтонибудь Норвежец всегда почитал лучшим, чем дожидаться, пока кто-нибудь решит твою судьбу за тебя.

      В полном соответствии со своим характером и всей военной подготовкой, Норвежец решил предпринять попытку побега сразу же, как только сумеет отломить крюк и превратит его в оружие. Конечно, был риск, что охранник заметит возню через глазок и выпишет тройную дозу проблем. В камере могли найтись и объективы системы слежения. Но Андрей не собирался возиться с крюком просто так. Прежде всего, если он найдет объективы, то внаглую залепит их смесью слюны и пыли. Если его заставять очистить глазки, то выдадут местоположение объективов, тогда придется что-нибудь придумывать заново. Надзирателя же следовало приучить, что пленник буянит, орет, стучит в камере и колотится о дверь без всякого повода. Тогда, даже заслышав подозрительные шорохи, охранник попросту поленится подойти проверить. Конечно, тюремщики тоже не дураки, могли и к кровати приковать. Но в этом случае Норвежец собирался изображать припадки или удушье до тех пор, пока его не освободили бы. Или не случилось бы что-нибудь еще. Других выходов все равно не было: в маленькое окошко камеры могли протиснуться разве что тонкие лучи закатного света.

* * *

*

      Лучи закатного света озаряли степь, и от каждого всадника протянулась длинная, смешно перебирающая ногами, тень-кентавр. Далеко-далеко у горизонта облавная цепь заметила роботов, но никто не попытался воспользоваться для связи игровым паспортом или спутниковым телефоном. Хватило двух минут самого обычного пересвистывания, чтобы каждый понял, что ему делать, и весь поисковый отряд широким кольцом сомкнулся вокруг пятерки стальных гигантов.

      Командир звена С13, лейтенант Хитаро Сугороку, задумался. Вообще-то они, патрульное звено Дома Куриту, должны были задерживать подозрительных лиц или группы лиц. Но задержать сотню вертких всадников, каждый из которых намного быстрее робота? Пока такого в прицел загонишь, сам три раза вспотеешь. Допустим, доложить на базу: вокруг собралось около сотни наездников, широким кругом, что делать? Так ведь или посмеются, или обругают: приказа не знаешь, патрульный? Задерживай! А как — на то ты и командир звена. Выкручивайся.

      Роботы стеснились в небольшой кружок и направили оружие на все стороны. Лейтенант наскоро назначил каждой машине сектор обстрела и ориентиры, но огонь пока что открывать не спешил. Явной враждебности всадники не проявляли, да и держались далеко за пределами пятисот метров, в которых можно было точно навести боевой лазер. Тратить ракеты на подобную мелкоту пилотам даже в голову не пришло.

      Так прошло секунд тридцать; потом, невидимые самураям из-за высокой травы, подъехали коноводы с двумя вьючными жеребцами. Все ристанийцы, случившиеся рядом, и участвующий в погоне вестник команды индейцев, дружно распаковали один из вьюков и вынули под нежний вечерний свет рубчатую металлическую торпеду длиной метра два. Из второго вьюка на свет появилась пара железных треножников, спешно подставленных под оба конца торпеды.

      Всадник торжественно извлек запечатанную в пластик инструкцию, и возмущенно пробормотал:

      — Мастер нас что, за дебилов держит? Это же не инструкция, это комикс натуральный! Одни картинки...

      — Смешной? — коротко спросил индеец.

      — Ну да, — пожал плечами Всадник. — Черт его знает! ...Зато понятно. — прибавил он через минуту. И жестами приказал всем убираться подальше с линии действия аппарата. Люди вернулись в седла и разъехались по сторонам, но держались близко, заинтересованно всматриваясь: что же получится? Лампа бегущей волны, которую Всадник собирался опробовать на роботах, выдавала широкий конус мощного электромагнитного излучения. Попавший в него человек всего лишь терял сознание, а основанная на интегральных микросхемах электроника должна была отключиться. Тот же самый эффект давала, к примеру, маленькая нейтронная бомба. Но атомным оружием Мастер, по понятным причинам, пользоваться не хотел. Кроме прочих недостатков, нейтронная бомба действовала одинаково на своих и чужих, а аппарат морийских гномов наносил удар в строго определенном направлении.

      Всадник еще раз осмотрел торпеду и нашел Большую Красную Кнопку.

      — Можешь нажать ради роханско-индейской дружбы, — предложил он вестнику Бренка. Тот невозмутимо свесился с седла и аккуратно вдавил квадратную красную клавишу в тело жирно блестящей торпеды.

      — А теперь ходу! — скомандовал Всадник, вскакивая на коня и сразу же поднимая его в галоп. Ристанийцы погнали своих лошадей в разные стороны от установки, и в живом кольце сразу обозначился разрыв.

      — В проход, выбираемся из кольца! — распорядился по рации лейтенант Хитаро Сугороку, но было уже поздно. Взрывчатый слой торпеды сработал; приготовленное активное вещество почти сразу превратилось в перегретую плазму, а затем и в нужное излучение. Резонатор лампы издал далеко слышный мелодичный звон, напомнив Всаднику тридцатитонный колокол Росской церкви.

      Потом электромагнитная волна окатила роботов, и их пилоты на секунду потеряли сознание. Хитаро, как и полагалось командиру, очнулся первым. Лейтенант тотчас приказал пересчитаться и доложить о потерях, но рация не издавала даже слабенького треска помех. Сугороку озадаченно смолк. Осмотрелся и удивленно выругался: ни один индикатор не горел. Отказали прицелы; не работала электроника ног. Если бы роботы шагали в момент взрыва, ни один не удержал бы равновесия. Лейтенант посмотрел сквозь омертвевшее бронестекло кабины. Оттуда разом пропали все дисплеи, прицельные марки, коротенькие строчки цифр с указанием времени, температуры — и прочая информация, без которой пилот сразу почуствовал себя голым. Например, как различить теперь этих поганцев на лошадях среди высокой травы? Ведь теплоискатель сдох!

      Сугороку плюнул, рванул рычаг аварийного вскрытия фонаря и вылез на продуваемое слабым ветром плечо своего робота. Прочие пилоты немедленно повторили его действия. Короткий разговор сделал для самураев очевидным, что пятерка боевых машин по непонятной причине превратилась в пятерку бесполезных металлических статуй. А учитывая, что роботы стояли глубоко в безлюдной степи и были развернуты на все стороны, какой-нибудь историк вполне мог принять их за идолов неизвестной религии, вокруг которых степняки гарцуют в грозу на озверевших от страха лошадях, выжидая ритуального удара молнии в воздетую к небу руку С134-го.

      Сугороку еще раз внимательно осмотрелся. Сомнений не было: враги уходили прочь! Тонкое широкое кольцо распалось, потом сбилось в плотный клин, и этот самый клин на полном скаку несся к южному горизонту, оставляя в высокой траве неизменную просеку. Лейтенант вытащил из кармашка в кресле бинокль, повертел и бросил: бинокль тоже был на кремниевой матрице, и превратился в мертвый камень вместе с остальной электроникой. Тогда лейтенант достал из-за кресла офицерский меч, вынул его из ножен и на пробу взмахнул несколько раз. То же самое проделали и наблюдавшие за командиром пилоты, каждый из которых, по традиции, имел право носить длинный клинок. Конечно, против местных на мечи особенной надежды не было: что-что, а боевую практику в фехтовании взятый наугад колонист имел куда большую, чем так же наугад выхваченный из толпы самурай. Самураи-то уже много тысяч лет воевали не мечами, носили их лишь по традиции и знали только несколько движений начального уровня.

      Но деваться было некуда. Пять воинов Дома Куриту спустились по лесенкам к ногам своих роботов; потом, не сговариваясь, сошлись вместе, обнажили мечи и встали тесным кругом. Веял легкий ветерок; доносился гул копыт укатившихся к югу вражеских конников. Никто не нападал на испуганных людей, более того, в пределах видимости не было ни единой живой души. Пять самураев стояли спина к спине, вцепившись напряженными пальцами в шершавые рукоятки знаменитых Луфиенских мечей — и чувствовали себя полными дураками.

* * *

*

      — Дуракам счастье! — фыркнул Легат, щелкая замком. В этот раз у него получилось намного лучше, чем с люком аварийного кабельного колодца. Дверца очень быстро открылась. Мастер, Тень и Легат затихли и внимательно прислушались. Однако впереди, в черном провале двери, не мелькнуло ни искорки, ни звука. Послушав секунд тридцать, Легат осторожно просунул вперед видеокамеру на гибком оптическом кабеле. Вытравив метра четыре шнура, Легат кивнул. По этому знаку Мастер кинул в дверь микрозвездочку от детского фейерверка, а Тень приготовил излучатель к бою. Все трое закрыли глаза, пережидая короткую сине-белую вспышку.

      Если за дверью и был кто-нибудь, он никак не отреагировал ни на слабый шорох открытой двери, ни на беззвучный сполох холодного пламени. Камера сохранила пугающе-резкую картину яруса: уходящая далеко вперед цепочка слоноподобных футляров над гидрогенераторами; вокруг и поверх генераторов сплетение огражденных перилами металлических мостков; толстые трубы маслопроводов, прямоугольные короба вентиляции. Там и здесь белые пятна на полу: рабочие места, перед которыми на высоте груди раскачивались подставки под терминалы. Контрольные доски с клавишами и экраны терминалов оказались сняты — следовательно, самураи могли побывать и здесь.

      Первые следы врагов лазутчики встретили почти сразу же после того, как покинули кабельный канал, доставивший их к воротам главной проходной. Обшаривая дорогу и стены перед собой тоненькими лучами карманных фонариков, Тень и Легат одновременно обнаружили сразу несколько макетов камер слежения, развешанных самураями нарочно на видных местах; а Мастер, почесав затылок, вычислил и две настоящих, хорошо спрятанных. Нетрудно было предположить, что информация от камер выведена куда-то в контрольный центр, где установлено круглосуточное дежурство, да и программы-распознаватели наверняка сравнивают между собой соседние кадры, чтобы по найденным в них различиям выделять движущиеся объекты.

      Группа уткнулась в серьезную проблему: никто не предполагал, что захватив Раздольский вход в Морию всего неделю назад, Курицы успеют навтыкать жучков на двести километров южнее, аж до самых Изенгардских ворот. Поэтому никаких хитрых приборов, чтобы отключить, обмануть или перепрограммировать аппаратуру слежения, троица с собой не прихватила. А просто заклеить объективы означало ясней ясного указать охране место и время проникновения.

      Легат предложил попробовать в другом месте, а проходную обойти. Но морийские гномы предвидели нашествие любителей коммерческих тайн, и намеренно устроили вход так, чтобы ни по вентшахтам, ни через канализацию нельзя было миновать контрольно-пропускные залы. Уж кто-то, а Мастер это знал.

      Пришлось думать. Легат принялся старательно вспоминать все, что он знал о камерах: какие они бывают, и можно ли какнибудь определить, через какие промежутки времени ведут съемку, и хватит ли времени между кадрами, чтобы добраться до двери, и другие технические подробности. Тень заметил, что в глубине завода снимки могут делаться хоть через десять минут, но на проходной наверняка снимают не реже раза в секунду — уж очень место важное. Легат пригорюнился.

      Ситуацию спас Мастер. Как самый знающий местность, он повел группу окольными тропами и где-то через полчаса лазутчики оказались в совершенно других пещерах. Стены здесь поражали грубостью обработки; отделка напрочь отсутствовала. Через каждый десяток шагов попадались какието металлические арки. Наблюдательный Тень заметил, что большинство из них ржавые. Между тем воздух оставался сухим, да и с потолка не капало — из чего шпион заключил, что ржавчина наведена искусственно. Из бокового ответвления выскочили рельсы узкоколейки, уложенные на бетонные шпалы. Проход сужался. Очень скоро можно было идти только по узенькой тропинке слева от рельс, а пол сделался таким неровным, что даже привыкшие к темноте глаза не спасали от проваливания в мелкие ямки. Тень и Легат начали отставать. Заметив это, Мастер предложил пойти по шпалам, но те словно бы нарочно были уложены ни в шаг, ни в полшага — приходилось то семенить, то вытягивать ноги, подобно журавлям. Наконец, Легат взмолился:

      — Куда ты ведешь нас, Сусанин-герой?

      — А пес его знает! — отозвался Тень, — Он сам тут впервой... Правда, Мастер?

      — Нет, — возразил Мастер, — Неправда. Мы в игровой зоне. Тут все реконструировано под двадцать второй век. Сюда туристов возили в вагонетках, по этим самым рельсам, где мы идем. Я ищу гезенк на третий ярус, в генераторную...

      — Ищешь ге... Что? — спросил Легат.

      — Гезенк, — пожал плечами Мастер, — Восстающий ход, иногда почти вертикальный. В нашем случае он должен быть наклонный. Если моя память еще что-нибудь держит, мы увидим его в левой стене минут через пять. Он не был завершен именно для того, чтобы не делать ходов мимо главного контроля.

      — И что ты нам предлагаешь? — быстро сообразил Тень, — Атомарными ножами грызть скалу? Сколько хоть метров осталось?

      — Немного... — рассеяно ответил Мастер, явно думая о чем-то своем. — Базальта метров двадцать, дальше ерунда, мягкий камень.

      Тень собрался было уточнить, что же гномы понимают под "мягким камнем", и сколько этого камня, пусть даже мягкого, обнаружится за слоем базальта. Но тут белая спица из его фонарика провалилась в сплошную черноту. По левую руку открывался наклонный ход вверх — именно такой, как только что описывал Мастер.

      — Это он? — спросил Тень. Мастер выкрутил фонарик на максимум, не опасаясь угодить в поле зрения камеры, и тщательно осветил сначала пол, а потом и потолок.

      — М-морготские шпалы! — ругнулся гном. — Из-за них с ритма сбился... Других ходов тут нет, да и морфология "Морфология" вообще — строение чего-либо. Конкретно здесь Мастер имеет в виду набор и порядок чередования пород. совпадает... Разве Гимли затеял еще что-нибудь копать... А, отлично! Точно наш поворот: вот отметка, смотрите. — с этими словами Мастер ткнул пальцами в небольшое углубление на стене, на взгляд Теня или Легата ничуть не отличающееся от таких же выщербин рядом.

      — Теперь пройди вперед метров сто, — обратился морийский гном к главному хакеру Раздола. — Там в куполе должен стоять горный комбайн; правда, еще старый, даже не лазерный. Но нам сойдет в самый раз. Управление его типовое. Проверь, не полазил ли в нем кто, нет ли жучков и все такое; и можно ли будет перегнать машину сюда... Тень, ты тоже возьми фонарик и осторожно-осторожно подымись до забоя, то есть до конца хода. Там увидишь кирки, лопаты, всякий такой инструмент — не смущайся, это для туристов. Им давали постучать кайлом за плату, а кто не хотел работать, мог делать ставки, сколько те, желающие, продержатся... Тоже осмотрись, и сразу возвращайся ко мне. Никуда не сворачивайте, чтобы не потеряться!

      Тень с Легатом серьезно кивнули и разошлись в указанные стороны. Минут двадцать Мастер провел в напряженном ожидании, чертя на каменном полу схему гезенка, и пытаясь определить поточнее, куда тот выходит.

      Наконец, вернулся Легат.

      — Я был осторожен, и я смотрел. Камер не нашел ни одной. По-моему, их здесь и не ставили. Комбайн в исправности, насколько можно судить не включая.

      Зашуршали камушки: по наклонному полу гезенка спускался Тень.

      — Я обнаружил очень странную вещь, — начал он встревоженно. — Все, как ты говорил: кирки, лопаты, разные железки, в которых я ни бум-бум... Но на стене сравнительно недавно кто-то выжег ровную площадку. Там целое письмо, и по-моему, оно не для туристов.

      — Почему ты решил, что надпись сделана недавно? — спросил насторожившийся Мастер.

      — Надпись иероглифами? — забеспокоился и Легат.

      — Рунами. Что до времени, то капли оплавленного камня упали поверх кирки под стеной. Если бы туристы нашли послание, об этом уже было бы известно в новостях — следовательно, надпись сделана после прекращения туризма, то есть, после начала войны... Думаю, писал кто-нибудь из людей Гимли, в тот день, когда был бой на заводе, или немного позже.

      Мастер и Легат молча повернулись и заторопились вверх по ходу. Тень поспевал следом. Капитан Морийских гномов знал все виды и диалекты гномьих рун — большую часть алфавитов его же собственная команда и придумала. Так что Мастер не сомневался в своей способности прочесть надпись на стене.

      Предчувствие не обмануло ни Теня, ни Мастера, ни Легата. Добежав до забоя, гном, хакер и промышленный шпион увидели в лучах фонариков покрытую рунами площадку, примерно локоть на локоть.

      Мастер довольно быстро разобрался в тексте и прочел его вслух:

      — "Нам некуда отступать... Некуда! Они захватили мост и караульную. Мы открыли шлюзы и затопили нижний ярус. Держимся в электрощитовой, но это ненадолго. Гимли отправился к печам, когда роботы сунулись в черный ход. Наверное, ему удалось вскрыть летки "Леток" — выпускное отверстие плавильных печей. и залить проходы лавой. Говорят, он сгорел, но мы не видели. После этого самураи ворвались в сборочный цех. Управление принял Балин. Мы с Игорем спускаемся к плотине — может быть, удастся подорвать разлом. Кто найдет письмо, сообщите нашим: никто не ушел с завода."

      Лазутчики угнетенно молчали. Потом Мастер вздохнул и тихонько запел прощальную песню. Тень и Легат не знали, что делать, и поэтому стояли без движения. Когда Мастер смолк, Тень пробормотал:

      — Земля им пухом... Удалось им все-таки подорвать разлом, как ты думаешь, Мастер?

      — Ясное дело, нет! — ответил тот. — Если бы удалось, тут открылся бы вулкан. Проблем возникло бы целое море, начиная от простых подвижек породы и заканчивая возможным сбросом... Но ты подал мудрую мысль! Бегите с Легатом с комбайну и хорошенько обшарьте весь купол, где он стоит. В дальнем конце должен быть вертикальный ствол с лифтом и запасной лестницей на нижние яруса: это ближайший спуск к разлому. Двое наверняка шли через него. Если же разлом так и не взорван, то возле лифта вполне может оставаться не пригодившийся им ящик хорошей взрывчатки. Она для нас куда полезнее комбайна. Я пока что проковыряю атомарником несколько шпуров под заряды. Когда вы принесете пластит, мы запросто проникнем внутрь Мории.

      — И при этом поднимем на ноги всю охрану? — усомнился Тень, — Может, не стоит?

      — Мы попадем в генераторный блок, — успокоил его Мастер. — А электростанция на реке. Там подземные водопады на каждом шагу. Опять же, нарочно: чтобы никто под водой не пробрался. Грохот стоит и без наших хлопушек преизрядный. Главное, станция совсем не основная, всего лишь вспомогательная второй очереди. Гораздо меньше вероятность, что там окажутся видеокамеры. Другого-то хода, Тень, у нас вовсе нет!

      Тень пожал плечами, но в темноте его недовольного лица видно не было. Он посмотрел на Легата, и удивился: главный хакер Раздола при слабом свете фонарика тщательно соскребал руническую надпись своим атомарным ножом.

      — Зачем ты это делаешь?! — изумленно воскликнул Тень, — Ведь это же живая память! Наша память о войне!

      — Зачем ты стер письмо? — удивился и Мастер.

      Легат возразил, не прекращая своего занятия:

      — Я стер не письмо, а только то, на чем оно было написано. Что же до памяти... Понимаешь, я не хочу, чтобы сюда ходили паладины, сорили тут кукурузой из пакетов, пальцами тыкали... Не хочу, чтобы это письмо залили пластиком, и чтобы экскурсовод с отработанной дрожью в голосе повествовал о героях минувшей войны, прикидывая в то же время, какую девушку из группы сегодня соблазнять, а какую — завтра... Что мы прочитали, то пусть в наших сердцах и останется.

       Мастер с Тенью переглянулись, но в темноте никто из них не различил толком ни глаз, ни выражения лица собеседника. Раздосадованный этим, Мастер поторопил Легата:

      — Тогда заканчивай скорее и иди искать взрывчатку... Я начну сверлить шпуры.

      — Хорошо... — буркнул Легат, но все же отправился вниз не ранее, чем срезал последние буквы надписи. Мастер вздохнул, привел в порядок дыхание, и принялся делать скважины под пластит. Ширину предполагаемого хода Мастер щедро назначил полтора на полтора, поскольку не исключалось, что придется подрывать дважды. Стоило сразу позаботиться об удобстве работы в отнорке.

      Тень и Легат вернулись через тридцать минут. К этом времени Мастер проковырял четыре из восьми скважин по контуру будущей сбойки "Сбойка" — ход, соединяющий две зоны выработок, развивавшиеся каждая по своему плану.. Он отдыхал сидя у стены, и чувствовал, как пот градом катится по всем телу.

      — Ты все точно угадал, — поспешил успокоить Мастера Легат. — У самого лифта мы нашли две упаковки пластита, но принесли только одну: слишком тяжелые, да и скользкие, заразы, из рук выскакивают. Хватит, или сразу пойти за второй?

      — Хватит, — хрипло выдохнул Мастер. — У кого фляжка... Спасибо...

      Напившись, гном вернул полегчавшую флягу Легату и попросил его:

      — Тут в стене я сделал четыре нарезки. Найди их... Тень, твои шпионские навыки не подсказывают, из чего можно соорудить детонатор?

      — Представь себе, подсказывают. — ухмыльнулся Тень. — Скрутим из пластита кишку типа зажигательного шнура, и мне не составит труда поджечь его излучателем. Если формула пластита стандартная, для буровзрывных работ, то шнур толщиной меньше сантиметра не взорвется, а будет гореть.

      — Тогда давай, быстро крути его. Нужен длинный хвост, до самого главного хода, где рельсы.

      — Я понял! — Тень вспорол упаковку, и принялся усердно отщипывать взрывчатку, которую тут же разминал в пальцах, превращая в длинную тонкую сосиску. По тупику распространился резкий запах пластмассы и почему-то чеснока.

      — Нашел нарезки, — сказал между тем Легат, — Что делать?

      — Бери свой атомарник и ковыряй скважину от нарезки. Глубиной примерно в руку, а толщиной чтобы кулак с ножом спокойно входил — я потом оголовки сам сделаю. Режется легко, просто неудобно руку далеко засовывать и на весу держать. Передохну, и тоже займусь.

      Некоторое время все молчали. Слышалось только тяжелое сопение Мастера и Легата, да осторожные шаги удалявшегося все дальше от них Теня. Примерно через двадцать минут все скважины были готовы. Гном с главным хакером немедленно принялись затаптывать в них гремучий пластилин.

      Вернулся Тень.

      — Внизу все тихо. Я сделал шнур на два метра за угол. Теперь что?

      — Носовой платок есть? — спросил Мастер.

      — Нету.

      — Тогда подкладку или рубашку. Хорошенько намочи в воде и сделай три намордника. После взрыва тут будет до черта пыли и камней. И когда побежим через дырку, прикрывайте головы: касок нет.

      — Возле комбайна есть, — вспомнил Тень — Я схожу. Даже есть респираторы, мы видели, когда взрывчатку искали.

      — Только быстро, — распорядился Мастер. — И сюда не поднимайся, сиди внизу. Мы уже почти доделали.

      Отослав вниз нагруженного кирками и лопатами Легата, Мастер тщательно прилепил зажигательный шнур к комку-разветвителю, и от него провел восемь колбасок к восьми забитым взрывчаткой скважинам, стараясь, чтобы шнуры были одинаковой длины: от этого зависела одновременность срабатывания зарядов. Конечно, если бы взрывчатка была в точности такая же, как у древних шахтеров, с зарядами, детонаторами и подрывом пришлось бы немало повозиться. Но горный пластит разработали специально для буровзрывных работ, поэтому из него можно было вылепить большую часть необходимых подрывнику вещей. И сила у него была побольше, чем у динамитных шашек. Так что Мастер очень надеялся обойтись одним взрывом. Ковырять еще восемь скважин в пропыленном насквозь забое ему совершенно не улыбалось.

      Он отыскал возле стены скользкий мешок с остатками пластита и поволок его за собой. У поворота его дожидался Тень; Легат отошел в темноту по малой нужде. Скоро он вернулся и сообщил:

      — Пока все тихо.

      — Ничего, — устало сказал Мастер. — Сейчас станет громко. Уши закройте, а рты откройте пошире. Из-за угла чтобы никто не высовывался, пока восьмой удар не почувствуете... Поджигай, что ли, скомандовал он, и Тень, заранее настроивший излучатель на нужный режим, поджег свернутый из гремучего пластилина шнур.

      Дальше все оказалось просто. Пластит не подвел, а бесхитростное размещение зарядов еще раз подтвердило старую шахтерскую поговорку: "Хочешь оригинальный взрыв — делай "утку" "Утка", "растопырка" — схемы размещения зарядов при подрыве. Чем отличаются, знают только те, кто придумал названия, т.е. подрывники., хочешь проблем — ставь заряды растопыркой. Хочешь чистой работы — делай классическую схему. Она не подведет никогда." Пыль осела. Включив фонарики и нацепив каски с респираторами, разведчики осторожной трусцой пробежали забросанный битым камнем ход. Отгребать пришлось немного: гезенк поднимался довольно круто, и большая часть раскрошенной взрывом породы осыпалась вниз по уклону, не дожидаясь дружеского пинка лопатой.

      Лазутчики ввалились в обходной коридор генераторного блока, где сразу же поняли, что Мастер оказался целиком и полностью прав. Невидимые водопады за стенами грохотали так, что пережитый шум взрыва рядом с ними показался людям кашлем простуженного ребенка. Легат с наивозможнейшей скоростью подобрал код к замку первой же двери — за ней открывался генераторный зал. По снятым терминалам троица сначала было решила, что самураи добрались и сюда. Однако Мастер вовремя заметил толстый слой пыли на механизме открывания главных ворот, и понял, что в зал никто не входил по меньшей мере полгода. Это открытие сильно успокоило всех троих. Решили пройти этот зал и еще несколько, чтобы убраться подальше от места взрыва.

      — Потом можно будет становиться на дневку, — предложил Легат.

      Мастер согласился:

      — По моим часам, уже двенадцатый день от вторжения... И знаете что?

      — Что? — спросили оба спутника, вытирая лицо от пыли и пота.

      — Там, наверху, ровно полдень!

* * *

*

      В полдень капитан спецназ армии Дома Куриту по имени Алин Адрен уныло стоял на Малиновом Мосту Осгилиата. На двенадцатый день войны капитану удалось получить краткосрочный отпуск, да и то лишь потому, что крупных дел не предвиделось, а захват Основателя сделал Алина Адрена известным в армейских кругах.

      Только радости особенной капитан почему-то не испытывал. Дело было даже не в отпуске, который, на самом деле, следовало назвать увольнением — всего лишь до раннего вечера. Дело было, очевидно, даже и не в жаркой погоде. Причина существовала; капитан чувствовал это всем телом — но вот какая?

      Вниз по течению Андуина на веслах спускались две большие галеры. Алин Адрен посмотрел на них и испытал острый укол беспричинной злобы. Казалось неправильным, что в то время, как одни воюют, другие вот так безмятежно перемешивают воду и воздух веслами. Раздражение вызывали даже яркие большие флаги на галерах. Впрочем... Адрен приподнял всегда висевший на поясе командирский планшетный компьютер и лениво пробежался по главной базе данных. Черный крот на желтом поле... Вот эта клякса посреди флага, оказывается — крот. Хм... Станция Эмин Майл. Статус: нейтральный. Рекомендованное отношение — как к мирным жителям.

      Галеры подошли поближе. Что-то в заполнявших корабельные лавки мирных жителях казалось Адрену неправильным, но даже этого он не мог сегодня понять, и рассердился. Только когда длинные, похожие на рыбьи скелеты из-за широко торчащих в стороны весел, корабли проходили под мостом — всего две арки левее от места, где стоял офицер — только тогда Адрен догадался: расцветовка. Флаги, щиты по обоим бортам, натянутый на корме шатер в красно-золотую полоску поражали яркостью, пестротой праздничных красок. Синий, желтый, черный, зеленый, белый, пурпурный, какой угодно еще — и всевозможные сочетания. А вот люди, сидящие за веслами и расхаживающие по палубе, оделись, словно нарочно для контраста, сплошь в тусклые оттенки серого, грязно-травяного, бурого и коричневого. Проходя под мостом, люди поднимали головы и безразличным взглядом обшаривали парапеты. Алин Адрен наблюдал, как менялось выражение лиц колонистов по мере узнавания в нем врага. Спокойный взгляд: стоит человек, ну и пусть себе стоит. Встревоженно: нашивки? Мундир? Широко распахнутые глаза в миг понимания: да это же самурай! И почти сразу после этого гримаса разной степени искаженности: враг, сволочь, гнида!

      А потом глаза приходилось отводить: и корабль требовал внимания, и держать голову запрокинутой к высоченному мосту было неудобно... Да, по правде говоря, и передавить офицера спецназ взглядом тоже не так-то просто. Особенно для тех, кто всю жизнь только по Игре и сражался, кто вместо слова "убить" говорил обычно "вынести", понимая под выносом всего лишь выход соперника на оговоренный срок из игры. В точности, как детишки в песочнице.

      Так Алин Адрен отбрасывал и отбрасывал нервные, равнодушные, настороженные, горестные и другие взгляды, пока, наконец, не споткнулся сам. Полоснувшие по нему глаза словно огнем обожгли. В отличие от всех остальных, неизвестный противник не рассматривал Адрена долго. Словно заранее знал, что подняв глаза именно к этому столбику на мосту, увидит там не кого-нибудь, а самурайского капитана, и поэтому взгляд должен быть заряжен всей, имеющейся в запасе, ненавистью.

      Зрительного поединка не произошло. Адрен проморгался и принялся оглядывать корму последней галеры, откуда прилетел столь грозный привет. И, конечно же, ничего необычного не увидел. Несколько крепких молодых парней тянут пришитую к углу паруса веревочку — кажется, она называется шкот... Какой-то коренастый мужчина средних лет... Толстый? Нет, именно коренастый — листает большую книгу и что-то пишет. Вот второй принимает книгу, расписывается... Э, да они же передают вахту, и расписываются в журнале! Мост высокий, галера проходит под ним, не убирая мачт, и вот уже скрывается из виду. Перебежать на другую сторону? Алин Адрен поразмыслил, и решил, что не стоит.

      Срок отпуска-увольнения завершался через шесть часов. Заполнить это время было нечем. Адрен живо вспомнил училище, тем более, что не так давно его и окончил. Правда, уже с третьего курса будущие офицеры имели право на свободный выход в город, и всю неделю мечтали, как будут разносить кабаки. Но и командиры тоже помнили радостную курсантскую юность, а потому два-три дня перед выходными, особенно в хозяйственный день, заваливали курсантов работой так, что в самый выходной становилось вовсе не до кутежа: хоть бы отоспаться!

      Гулять по захваченному городу Адрен не собирался. Суровых приказов об этом не издавали, но никто из самураев не испытывал желания расхаживать в одиночку по улицам, на которых взбесившийся красильщик чуть было не угробил целое патрульное отделение. Однако разрядка требовалась; командование выставило постоянный пост из десяти человек возле ближайшего к базе кабака, и свободные от службы солдаты каждый день плотно оккупировали все столики в нем. Хозяин поначалу пробовал сопротивляться, но ему сломали пару ребер и отправили в больницу. Преемник счел за лучшее повиноваться, однако обслуживал самураев с такой сумрачной рожей, что и его ровно через два дня вежливо попросили исчезнуть. Только третий содержатель таверны, сам нанявшийся на работу, не проявлял ни ненависти к захватчикам, ни вообще каких-либо чувств. Он бесстрастно выполнял заказы, жестами отдавал распоряжения слугам — вел дело, словно ничего не случилось. Конечно же, контрразведка принялась вертеть энтузиаста так и этак. Стало известно, что человек пришел откуда-то с Железного Кряжа, из тех мест, где Луфиенскую культуру уважают. Тут контрики, наверное, хлопнули себя по лбу и хором сказали: "Да это же наш союзник, ниндзя из Кога-рю!" — и все стало на свои места. Правда, слежку за хозяином не отменили, но открылось ли что-нибудь новое, слухи пока не доносили.

      Вот к забегаловке, которую, в лучших традициях древних боевиков, содержал замаскированный ниндзя — о чем, в свою очередь, все догадывались, но молчали, тоже в лучших традициях героического эпоса — и направился Алин Адрен. В конце-то концов, за двенадцать дней он не просто остался жив, но и взлетел до капитана, и уж это отметить следовало точно.

      Однако с выпивкой капитану упорно не везло. То есть, алкоголь на планете был. Но какой-то странный. Или хозяин забегаловки не разбирался в вине, или ниндзя сакэ Сакэ — старинная японская рисовая водка. В языке Луфиена мужского рода, напр. "Мой сакэ кончился". разучились гнать, или еще что. Ни одного привычного коктейля здесь не умели толком составить. Вкуса в коньяках не понимали вовсе. Общее впечатление возникало такое, как будто выпивка имела право на существование, но не занимала сколько-нибудь заметного места в жизни. Алин Адрен видел проповедников трезвости — те воевали с зеленым змием в открытую. Видел и откровенных чревоугодников, с неприятным для восприятия чавканьем смакующих собственные проблемы. А теперь вот увидел и третье дно той же бутылки. Предлагали выпить и хозяину — он, конечно же, соглашался, кивал, но бормотал что-то наподобие: "Да-да-да, конечно, непременно, только не сейчас, чуть позже." Позже хитрый ниндзюк отыскивал неотложное дело или срочный заказ — и выскальзывал из сети, не глотнув ни капли. Алину рассказывали, что колонисты пьют, как все люди, взять к примеру хоть зерновые районы — но сам капитан что-то так ни разу и не увидел пьяного колониста. Меру они знали, что ли?

      Впрочем, уж сегодня Адрену было наплевать на меру и вкус. Нарезаться до поросячьего визга, и пусть все идет синим пламенем! То есть, горит своим чередом! С такими мыслями капитан быстро усадил за свой стол пехотного майора, двух пилотов, еще какого-то лейтенанта спецназ — и дело пошло. Компания все разрасталась и разрасталась; гул в голове и вокруг становился все громче. На миг прорезался относительно трезвый голос; капитан заинтересованно вслушался:

      — Понимаешь, я в мегаполисе вырос... Кругом стоэтажки, машины, машины... Первую девушку привел в "братскую могилу". Это такие отели, где дают место только для одного человека, буквально — пенал. Метр на метр на два. Зато на входе никаких людей тоже. Кредитку в автомат — и никто ни о чем не спросит. Кувыркайся всю ночь, если места хватит, конечно. Как мы там вертелись... Утром вылезаем — изо всех клетушек соседи парами лезут. Такие же, как мы, первопроходцы. А снаружи бетон, бетон, бетон. Ни сесть, ни лечь... Здесь как высадились, и небо — до упора. Ночью звезды видно!

      Гулко бухнул чей-то утробный смех, поглотив продолжение рассказа. Алин ни с того, ни с сего вспомнил сокурсников по училищу. Всего только двенадцати дней хватило судьбам, чтобы разойтись далекодалеко в стороны. Еиси Нагамори — погиб, а ведь больше всех надежд подавал. Хитаро Сугороку — как будто справляется, и даже мелькнул слух, что представлен к повышению. На войне быстро продвигаются вверх, да, впрочем, и вниз. Вниз — как тот придурок, которого в Роси вилкой закололи. Тьфу, дрянь, даже имя вспоминать не хочется... А вот Тенгвар Соримадза, наверное, пока даже не высадился на планету, вертится где-то на орбите в душном, провонявшем потом трюме транспортника, ждет приказа. Это здесь хорошо: ветер, тепло, солнце, облака, дождь...

* * *

*

      Дождь сеялся мелкий, частый и в темноте особенно противный. В мокрой траве поминутно оскальзывались даже рубчатые подошвы; прикосновение к сырой земле отзывалось неприятной дрожью по всему телу. Тучи понемногу стягивались еще с полудня, а к девяти часам уже не было ни луны, ни звезд: небо отгородилось от земли темно-серым одеялом, на котором высоко, справа от идущих восьмерых человек, отражался свет большого поселения.

      Синие Драконы обкладывали замок Кога-рю. Гадостная дождливая погода играла на их стороне, то и дело кто-нибудь, запрокинув голову, радостно ловил на язык прохладные капли. После длинного перехода протяженностью во весь жаркий летний день, после приевшегося запаха собственного пота и горячей степной земли, после напряженного ожидания: заметят или не заметят? Удастся или нет? Словом, после вынувшего душу марш-броска Драконы наконец-то достигли родного Лихолесья. Часть пути по Левобережью им удалось проехать на машинах, которые неугомонный Синген почти честно купил у самураев. То есть, деньги за машины были внесены, а что сумма маленькая, в один песец, и что никто этого не заметил — тут уж Синие Драконы себя виноватыми не сочли. В конце-то концов, самураев на Арду никто не звал.

      Оставив гарнизон блокпоста выяснять, откуда вместо испарившихся грузовиков на стоянке возник песец, команда школы Ига-рю направилась в объезд Железного Кряжа. Примерно к девяти часам вечера, когда из-за низко нависших туч с обложным дождем освещение и настроение сделались у всех, как в сонную полночь, Синие Драконы оказались достаточно близко, чтобы различить на серых облаках грязно-розовое зарево уличного освещения Кога-рю.

      Карты и планы поселения ниндзя не были секретными; правда, не были они и особенно точными. Ниндзя великолепно владели техникой полуправды, когда на карте что-то показано достоверно, и будто бы уже привыкаешь ей верить — но важные места как раз искажены либо не показаны вовсе. В такой хитромудрой манере ниндзя делали все карты Кога-рю и прилегающих земель.

      Однако Синие Драконы отстаивали экологическое равновесие не только на бумаге. Им приходилось устанавливать сетевые камеры для слежения за пугливыми животными, ловить и преследовать браконьеров, так что в ночном лесу Драконы ориентировались достаточно хорошо. Скоро пять разведывательных групп, по восемь человек в каждой, расползлись на все стороны, выискивая самые подходящие места для наблюдения за цитаделью Кога.

      Одна такая группа подкралась довольно близко к замку и теперь осторожно пробиралась по склону, откуда раскрывался вид на внутренний двор обширной крепости. Ниндзя Кога-рю наверняка имели на склоне следящие устройства или даже постоянные дозоры — выгоду позиции они понимали прекрасно. От технических устройств разведчики Драконов собирались прикрыться дождем: как его шорохом по листве, так и стеной капель, за которой теплоискатели были бесполезны. Лазерные же барьеры пересекались струями так часто, и выдавали стролько ложных срабатываний, что их приходилось отключать. От людей спрятаться было намного сложнее. Синие Драконы не особенно и пытались, хотя передвигались осторожно. Дождливая ночь для всяких тайных дел хороша, в густом лесу можно на два шага разминуться, и друг друга не заметить. Разве что прямо на секрет напорешься, но от этого простой защиты нет. Выбирай дорогу, где враг засаду не додумается поставить, да надейся, что первым успеешь спусковой крючок нажать.

      Разведчики шли восьмеркой, пока не отыскали удобную точку для наблюдения за крепостью. Тут двое встали на стражу, а шестеро принялись быстро закапываться в мягкий намывной откос. Первым делом прокопали яму, достаточную, чтобы два человека могли лежать в ней друг за другом, и переползать, меняясь местами. Потом вырыли такой же поперечный ров, пересекающийся с первым в самой середине — так, чтобы образовался крест. Посреди креста откопали глубокий колодец — для проникающей в убежище воды и человеческих отходов.

      Наконец, на мокрую противную землю убежища бросили тонкий слой теплоизолятора. Крестообразную ухоронку перекрыли аккуратно срезанными у самой земли ветками и принесенной в рюкзаках полиэтиленовой пленкой. Поверх пленки расправили все тот же изолятор: защита от теплоискателей.

      А потом четверка забралась в наблюдательную точку и расположилась там, согласно отработанной схеме: наблюдатель и радист поместились каждый в свой отнорок, возле проделанных обзорных отверстий, и немедля принялись настраивать приборы ночного видения. Наблюдатель должен был осматривать крепость, радист — передавать добытую информацию, и в то же время следить, не подбирается ли кто к посту со спины. Двое их сменщиков устроились отдыхать в перекладине креста. Выхода из убежища предусмотрено не было, потому что наблюдатели не собирались проводить в нем чересчур много времени.

      Четверо разведчиков, оставшихся снаружи, засыпали секрет землей и тщательно замели следы. Потом двое вынули из карманов на поясе пластиковые штампики и бережно пропечатали прямо над закопанными товарищами цепочку оленьих следов, уходивших на каменистый склон. Олень очень осторожный зверь. Его следы поверх ухоронки при удаче могли обмануть даже ниндзя Кога-рю.

      Затем сильно уставшая четверка медленно двинулась в дальнейший путь. На взгляд постороннего наблюдателя, если только он не заметил сам процесс выкапывания поста, все выглядело просто: шла разведгруппа — и пошла себе дальше. Сколько человек в ней было, а сколько потом стало, сквозь дождливую тьму не особенно разберешь даже с хорошим ночным биноклем.

      Все пять групп успешно построили пять наблюдательных постов; скоро на компьютер Сингена Исороку посыпались первые крохи информации. Дождь мешал не только противнику, и поэтому сведения от наблюдателей поступали весьма скудные. Лезть на спутник погоды Синген побоялся: радиоперехват открытых линий связи у ниндзя наверняка поставлен неплохо, а по секретным каналам общедоступный спутник, конечно же, не передает. Оставалось терпеливо ждать прояснения и выслушивать закончивших обход разведчиков.

      Последняя четверка вернулась на место сбора около часу ночи.

* * *

*

      Около часу ночи сервер экспериментального конвейера, наконец, уступил настойчивости Теня и Легата. Закончилась долгая выматывающая процедура ввода паролей и перекрестных проверок; завершилась и настройка конвейера. Конечно, главные конвейеры Мории в такой тщательной подготовке не нуждались, и были готовы к работе без утомительного прописывания каждой технологической операции. Но, поскольку людей с завода самураи выгнали, а производство остановили, запуск любого из сорока основных потоков служил бы сигналом для Куриту. Кроме того, каждый узел контроля главных технологических линий наверняка просматривался камерами слежения.

      Камеры мешали в дороге больше всего. Мастера, Теня и Легата спасло только то, что пещеры Мории были по-настоящему громадны, и воткнуть прибор на каждом углу самураям не хватило ресурсов. Мастер, хорошо знающий собственный завод, умело выбирал путь по глухим закоулкам, подальше от точек, в которых можно что-либо отключить или, напротив, запустить, и которые, в силу этого, представляли бы собой ценность для наблюдателей. Тень и Легат, искушенные во всех технических новинках, внимательно осматривали дорогу перед собой, прикидывая, где бы они расположили камеру. Иногда им случалось угадать, и мощный бинокль со светоумножителем или просунутая под дверь микрокамера показывали блеск объектива в подозрительной точке. Тогда зал просто обходили стороной. Звездочки от детского фейерверка давали прекрасное освещение, ровное и мощное — вот только группа становилась очень уж заметной после их применения. А потому Мастер с Легатом рассыпали эти звездочки за собой на всех поперечных проходах: если кто-нибудь вздумает проследить за разведчиками и ненароком раздавит микровспышку, будет группе известие, а преследователю внезапное ослепление. Ни одна из светоловушек пока что не сработала; но и дело, за которым отправились шпион, хакер и гном, не дошло еще и до половины.

      Тень, Легат и Мастер добрались до района экпериментального производства, где выпускались пробные партии кристаллов. Камеры стояли и здесь, но обходить их было так несложно, что лазутчики, наконец, сообразили: приборов слежения, может быть, и хватило бы — а вот обученных разведчиков самураям явно недостало. Асы наблюдения и шпионажа поработали на заводских проходных, в контрольных комнатах главных конвейеров, на самых важных энергетических станциях. Во всех прочих уголках необъятной Мории камеры ставили просто солдаты, прошедшие двух-трех недельные полевые курсы разведки, и выбирающие место для аппарата на основании своего, довольно небогатого, опыта тайной войны.

      Что ж, такой поворот событий троих лазутчиков лишь порадовал. Они быстро отыскали исправную технологическую линию, годившуюся для задуманного. После небольшого спора группа выбрала рабочим помещением серверную станцию из двух смежных комнат. В первой из них располагались приборы управления линией. Во второй комнате, куда можно было попасть только через первую, обнаружились четыре двухъярусных кровати, биотуалет и умывальник. Там же весьма кстати пришлась и кладовка со встроенным кухонным комбайном. Правда, на полках уцелел только чай, большой ящик острого сыра в вакуумной упаковке и полторы буханки распечатанного, а потому заплесневевшего напрочь, хлеба.

      Заделав за собой ненужные двери и раскидав у входов на ярус побольше светоловушек, Тень и Легат немедленно вцепились в клавиатуру. Мастер смог отдохнуть, чем и воспользовался, устроившись поверх бурого лохматого одеяла на одной из найденных кроватей. Пока гном сопел в две дырочки, хакер и шпион усердно колотили по клавишам или бормотали в микрофон, начиняя кремниевые мозги конвейера командами, параметрами и условиями.

       К часу ночи все подготовительные процедуры завершились. Электронная матрица для новой партии кристаллов была готова к применению. Легат позаботился о полном отключении отладочной информации, а потому технологическая линия работала в глухой темноте, не извещая об удачах и проблемах ни отсутствующий персонал, ни все те же, приевшиеся до зуда, камеры Дома Куриту — что, конечно же, было самым важным. Сам ход процесса хакер и шпион прекрасно могли наблюдать через мониторы, не нуждаясь в разноцветных огоньках на машинах линии.

      Запустив созревать первую партию пластин, Тень и Легат должны были несколько часов ожидать результата. Будь времени побольше, можно было бы лечь спать, надеясь на то, что в случае проблем электроника их разбудит. Но, во-первых, Куриту вполне могли пустить по заводу патруль, о котором лазутчики пока ничего не знали, и требовался живой часовой на этот случай. Вовторых, если стартовая партия пластин не удастся, выращивать новую будет абсолютно некогда. Поэтому следовало сидеть у пульта и стараться разрешать возникающие проблемы немедленно по ходу технологического процесса.

      Поэтому Тень с Легатом извлекли из кладовки уцелевшую коробку чая, разыскали и ополоснули темные металлические стаканы, и приготовили густой черный напиток. Чтобы не скучать, шпион и главный хакер коротали ночь за беседой о всяких отвлеченных предметах.

      Говорил Легат:

      — ... Мы очень разные, понимаешь?

      Тень сонно и понимающе кивнул в ответ; хакер продолжал:

      — Люди ищут чужие цивилизации... Экспедиция к Канопусу, например. Полеты к другим Галактикам. Неймется... А у нас на одной только Арде уже столько разных мировосприятий, что мне просто жутко делается. Смотри, у нас ведь есть дети, правда?

      Тень вздрогнул и отозвался слегка смущенно:

      — М-может быть... То есть, что это я? Наверняка!

      Легат махнул рукой:

      — Я не лично о нас с тобой! В Раздоле ведь есть дети, не все же холостяки вроде нас.

      — Конечно! — кивнул Тень.

      — Вот... Они растут среди взрослых, которые занимаются компьтерами и кристаллами, кремнием, нейросетями, программами и так далее. Знаешь, как детишки ругаются?

      Тень заинтересовался:

      — И как же?

      — "Не кощунствуй, глупый скрипт Скрипт — набор команд, предназначенных для исполнения компьютером.!" — с чувством произнес Легат. И добавил:

      — А однажды мне мячом в окно засадили... Разбить не разбили, там полиакрил вместо стекла. Так знаешь что сказали? Не "Извините, дяденька", а: "Подумаешь, кэш-промах Кэш-промах — ситуация компьютерного мира, аналогичная той, когда Вы ищете деньги в кармане, а они давно уже у жены (мужа).! Делов-то — два байта Байт — единица информации. Два байта — один символ какого-нибудь алфавита. переслать..."

      — А ты что? — вяло поинтересовался Тень.

      — А что я? — вздохнул Легат. — Плюнул и сказал в ответ: "Даунлоад, пока не покилленый", в смысле: сматывайся, пока задница не драная. Но я не об этом. В Фангорне и в команде Роланда тоже растут дети. Они живут в совершенно другой среде, понимаешь? Как бы тебе объяснить получше? Ну вот наши перед незнакомым предметом ищут, с какой стороны у него кнопка, клавиатура, разъем для кабеля или что-нибудь в этом роде. А лесные жители ищут ноги, пасть, хвост, их интересует, что ест, когда спит, кусается ли — и так далее... Дети из поселения Синих Драконов — те вообще прежде всего интересуются местом предмета в общей системе, а вовсе не тем, каков предмет сам по себе. Ну, понимаешь? — отчаявшись найти слова, опустил плечи Легат.

      Тень подумал и ответил:

      — Кажется да... Поймут ли дети биологов детей программистов... Знаешь, в обитаемой Галактике решение этой проблемы давно найдено. Называется: "Единая программа образования". Люди на разных планетах живут очень по-разному; проблема общей платформы, общих ценностей, чтобы достигать всетаки взаимопонимания, давно исследована. У нас Тейчи тоже старался ввести именно такое обучение. Мы на самом деле очень разные. Хотя, на первый взгляд, тут нет ни вычурных богов, ни сильно отличающихся культур. Ни настоящих индейцев, ни настоящих викингов... Впрочем, если судить по историческим сведениям, оно и к лучшему. Впечатления же у меня странные. Десять лет Арды — это мост между мирами. Те планеты, с которых мы сюда бежали...

      — Не все бежали, — возразил Легат. — Многие шли именно что-нибудь сделать, подтягиваясь к цели из будущего, а не удирая от прошлого. Но извини, я перебил тебя, продолжай.

      — Ну так вот, там остался свой мир. Здесь — совершенно другой. А после войны будет что-то вообще третье. Система сопротивляется, понимаешь? Система пытается сохранить равновесие. Уже очень давно ничего не меняется в Галактике. Пространство, в основном, разведано и поделено. Ресурсы в большинстве случаев также. Есть гигантские неисследованные области, это верно. Но стоит там чегонибудь найти, пожить иначе, чем все живут — и тут же появляются гости. В количестве двадцати полков. Таких колоний, как Арда, наверняка было много, просто мы не знаем. Специально не интересовались, а слухи не доходили. Я имею в виду не именно Игру, а вообще колонию с другим устройством жизни, с другим взглядом на мир, чем обычная цивилизация.

      — У обычной цивилизации гигантский запас прочности, — не согласился Легат. — Она, может, особенных высот не превосходит, но зато надежность такая, до которой нам еще расти и расти. А что система нас давит, так это общее свойство всех систем.

      Тень снова зевнул:

      — Через час Мастера разбудим, пусть сменит кого-нибудь. Мы от усталости уже с кресел падаем.

      Оба согласно посмотрели в открытую дверь боковушки, где на кровати лицом вверх спал Мастер.

      — Интересно, что ему снится? — пожал плечами Легат, — Для него ты всего лишь временный союзник, промышленный шпион. А я вижу в тебе прежде всего человека, с которым вместе отгонял волков Долгой Зимой. Помнишь, когда одеяло съели?

      — И поэтому ты в Шаэрраведе меня чуть не искалечил? — тоже пожал плечами Тень. — Хитрые петли судьба выписывает. Я и сам давно уже не думаю на родном языке, все больше на Всеобщем...

      Главный хакер и шпион посмотрели друг на друга, и решили больше не развивать опасную тему. Ссоры в походе — недопустимая роскошь. Так что мужчины молча повернулись к экранам, на которых ровным потоком неспешно ползли сообщения от конвейера: "Операция номер столько-то успешно завершена".

      Мастер, о котором только что говорилось, сопел в боковушке и видел странный сон: как будто к Леснику пришел Андрей Норвежец и затеял беседу о чем-то важном; вот только о чем именно, Мастер, хоть убей, поначалу не мог расслышать. Норвежца гном узнал легко; Лесник же выглядел каким-то совершенно иным, чем тот, которого помнил Мастер. Не черным, мрачным, после развода с Валькирией глушившим себя работой, как другие глушат себя водкой. И не тем, нарочито спокойным, на первый взгляд безмятежным, который однажды явился к Мастеру и сказал: "Вчера мы проиграли Роланду у Красного Берега. Бои еще будут, но империю нам уже не построить. Он сильнее; а вот лучше ли, я и сам не знаю." И даже не тем, которого Браэнн бережно вела по краю усеянной кострами поляны совета; лишь у самой тропинки Лесник улыбнулся тепло и открыто, и Мастер до сих пор помнил эту улыбку. Новым выглядел Лесник во сне, а описать его гном никак не находил слов.

      Зато Андрей Норвежец слова нашел и выговаривал Леснику укоризнено: ты-де плохой сержант! Не умеешь заставлять людей делать работу трудную, неприятную, грязную. Лесник кивал, соглашался, но утверждал, что зато он когданибудь может стать хорошим генералом. Качал головой Андрей Норвежец, верилось ему в такое с трудом: каждая деталь имеет свое назначение и место в общей системе; действия людей — даже абсолютно свободных — надо как-то координировать. И тут мало личного примера, придется власть употребить. Сумеешь ли? Может, и станешь генералом, объяснял Леснику Норвежец, мало ли как жизнь повернется — а сержант ты всетаки плохой.

      Мастер наблюдал за всем этим, как сквозь вату или стекло: жесты видны, и губы двигаются, а слов не слышно. Но и без единого звука все понятно. Удивиться этому Мастер не успел. Тень склонился над ним, разбудил, и попросил подменить его у пульта; гном немного поморгал, просыпаясь, потом понял, что от него требуется, и поднялся.

      Легат продолжал мелкими глотками прихлебывать чай. Мастер налил и себе тоже. Мимоходом пожалел, что без сахара. Сон чрезвычайно заинтересовал капитана Морийских гномов. Несколько минут Мастер не отвечал пытавшемуся заговорить с ним Легату. Гном сидел, уставившись в свою кружку с крепким горячим чаем, и словно бы пытался взгядом пробить густую тьму.

* * *

*

      Густая тьма растаявшим шоколадом вязла на черных крыльях из полупрозрачной пленки. Пилот подтягивал то одну, то другую стропу, неспешно приближаясь по спирали к намеченной для высадки крыше. Его летательный аппарат представлял собой гибрид парашюта с дельтапланом, и именовался соответственно: параплан. Костюм-хамелеон исправно поглощал лучи радаров, а на экранах теплоискателей давал хаотично перемещающуюся отметку, как от занятой охотой летучей мыши. Правда, летучие мыши в такой дождь не охотятся, но сквозь капли и теплоискатель особо не пробьется; выходило так на так, и пилот почти ничего не боялся.

      Наконец, крепость Кога-рю уверенно пошла навстречу; а вот и черепицы мягко хрупнули под ногами. Группа десантировалась не на плоскую крышу: те наверняка охраняются от подобных визитов с неба. Старое правило разведки и спецназа гласило четко: "Если тебе приказывают выдвигаться к цели завтра утром по самому удобному маршруту АБ, выдвигайся сегодня вечером по самому непроходимому маршруту ВС". А что со слона неудобно шашкой рубить, так на то она и служба.

      Синие Драконы мягким горохом сыпались на изогнутые крыши Кога-рю, и сразу же разбегались к назначенным точкам. Черепица похрустывала под ногами, но шум дождя заглушал большинство звуков. Два часа назад наблюдатели определили окно камеры в тюремном крыле, из которого выходило наибольшее количество тепла. Следовало предполагать, что Норвежца содержат именно там; а после совместного обдумывания, план тюремных коридоров и застенков Синие Драконы в значительной степени разгадали. Синген поразмыслил, и решился на немедленную атаку: каждый лишний час под крепостью Когарю увеличивал шансы на потерю внезапности. Ниндзя вовсе не дураки; а за удобной для тайных операций дождливой ночью неизбежно последует утро и день.

      Рассудив так, Исороку принялся высылать группы согласно замыслу атаки. Расстановка сил прошла без сучка и задоринки. Синген даже заподозрил, что ниндзя разгадали его план, и тепеь устраивают хитрую ловушку — но после обсуждения с командирами групп от мыслей этих отказался. Всеь охотничий, Игровой и небольшой боевой опыт Синих Драконов, полученный ими в кратком путешествии на юг, единогласно свидетельствовали, что операция пока что не раскрыта, и можно продолжать ее по прежнему плану.

      Синген Исороку вздохнул и прикрыл глаза. Все люди на местах. Сейчас отдавать приказания уже поздно, и дергать бойцов перед началом бессмысленно. Чего не подготовил за полгода, за полчаса не исправишь. Операция начнется по сигналу, тогда-то и выяснится, кто где чего не понял; а пока нужно терпеливо ожидать восхода.

* * *

*

      За час до восхода крюк подался и отломился. Андрей Норвежец получил желанное оружие для рукопашной, и тут же рухнул, обессиленный. Сгибать-разгибать толстую железяку, когда все тело болит и каждую минуту ждешь, что ворвутся заметившие попытки надзиратели с дубинками — не самое веселое развлечение. Кое-как засунув крюк под себя, Норвежец провалился в мутный тяжелый сон.

      Спал пленник недолго. В глухой предрассветный час надзиратель уловил странную возню и негромкое постукивание из камеры Норвежца. Обе смены тюремщиков за два дня привыкли, что замученный допросами и издевательствами узник понемногу сходит с ума: то начинает песни орать, то ругается, то колотится о дверь. Ничего забавного в этих выходках не было; а с тех пор, как забежавший на усмирение наряд получил в лицо две полные горсти из параши Параша — жаргонное название туалета в тюремной камере., бдительно наблюдать за Норвежцем никто особенно не рвался. Пленника, конечно, в очередной раз крепко избили, но входить в камеру уже не торопились. На посту ведь не переоденешься, приходится ждать смены. Провоняешь насквозь, потом от насмешек хоть в другой гарнизон переводись.

       Так что надзиратели теперь осторожно заглядывали в глазок и чаще всего шли себе дальше: крики и истерики Норвежца ничего интересного из себя не представляли. То же самое произошло и в этот раз: подумаешь, катается по полу... Э, а это что у него за шнурок?

      Тюремщик оказался сообразительным, и поэтому сразу понял, что делает Норвежец. Не выдержавший издевательств узник втихаря оторвал от тюремной пижамы нижний прошитый крайрубчик, свернул из него затяжную петлю, и закрепил ее за ножку привинченного к полу стула. И теперь катался по полу в попытках удавиться. Вызывать подмогу было уже некогда; а потеря пленника грозила вызвать дипломатические осложнения с могущественным старшим братом — самураями Дома Куриту. Охранник выругался, сплюнул, распахнул дверь и вихрем влетел в камеру. Подбежал к Норвежцу, рванул его за хлипкий воротник, умело пропуская пальцы между петлей и шеей незадачливого самоубийцы, поднял и развернул пленника лицом к себе.

      Норвежец собрал остатки сил и ударил надзирателя в горло отломанным железным крюком, который до тех пор скрывал под телом. Надзиратель тошнотворно всхрипнул, подогнул колени, опрокинулся на спину, забулькал и умер. Норвежец не спеша выпутался из петли, которую для убедительности пришлось сделать полностью настоящей. Посидел немного, собираясь с силами. По расчетам Андрея, смена стражи ожидалась еще часа через два. К тому же, время тяжкое, предрассветное, и проверяющие наверняка спят или зевают. Успех затеи с крюком доказал, что объективов системы слежения в камере нет; а почему нет, про то сейчас гадать недосуг.

      Норвежец поднялся. Пора было приниматься за следующую часть плана. Двигаясь, как старик, покряхтывая при каждом шаге или усилии, он перевернул убитого на живот и принялся переодеваться в его одежду.

* * *

*

      Одежда Роланда покрылась мелкими бызгами — король стоял на носу самой большой из двух галер, взятых в Эмин Майл. Хитровыкрученные протоки дельты Андуина наконец-то остались позади. Столицу Побережья — город Лисс на самой широкой и потому самой удобной для судоходства протоке — галеры миновали окольными путями. В порт Лисса могли заходить океанские корабли. Один такой корабль, а лучше — несколько — требовались для успеха рожденного в Ключищах замысла. Галеры шли на охоту, и время было самое подходящее: ночной бриз уже упал, утренний еще не силен. Парусники на краткий миг застывают, словно влипшие в мед мухи. Тут-то гребные галеры и покажут все свои преимущества перед могучими, но неповоротливыми кораблями.

      За правым плечом Роланда молча стоял Лесник. Король повернул голову и сказал ему:

      — Сегодня ночью я тянул руну. Спрашивал, каким будет день.

      Лесник утвердительно кивнул:

      — Ты вытащил соул.

      Король несколько секунд помолчал и спросил:

      — Тебе кто-то сказал, или ты угадал?

      Лесник пожал плечами:

      — Разве ты не чувствуешь, как дрожит воздух? Сегодня никто не вытащит иной руны!

      Король промолчал, и Лесник добавил тоном ниже:

      — Разве что тейваз... Только тейваз все-таки ближе к битве, а соул — великая руна победы.

      Роланд продолжал молчать. Лесник содрогнулся от воспоминания: точно так же король молчал две ночи назад, на круглой главной площади Станции Эмин Майл. Болтались подвешенные на цепях фонари; над головами людей проскакивали желтые пятна света. Крот и Роланд, бургомистр Эмин Майл и король разрушенного города Уникорн, стояли друг против друга с неигровыми мечами, готовые драться и убивать в защиту собственных слов и мыслей. Лесник напряженно прикидывал, кого обезоруживать первым, и не прилетит ли ему за это в голову от второго. Когда дерутся мальчики, их не разнимают: пусть так или иначе выяснят спорный вопрос до конца. Но тут-то сошлись два города, две команды! Между Эмин Майл и Уникорном еще не было крови — и, как бы плохо ни было положение, кровь не должна была пролиться.

      А над головами рокотала подкатывающая с далекого востока гроза; белый свет молний высвечивал хмурые заострившиеся лица людей трех команд, посреди живого кольца которых находились поединщики. Охотники Фангорна, имевшие четкий приказ Лесника, готовы были в любой момент повиснуть на плечах уцелевших рыцарей Роланда, не допуская тех до драки с рассерженными жителями Эмин Майл. Дождя не выпало пока что ни капли, но ветер хотя бы разогнал предгрозовую духоту.

      Поединщики обернулись и согласно махнули руками толпе: отойдите-ка подальше.

      "Сейчас они развернутся друг к другу," — решился Лесник. — "И я начну. Пожалуй, с Роланда... Но страшно...Черт побери, как страшно!"

      И тут Роланд снова удивил всех. Он отбросил меч подальше, чтобы не было сомнений в его намерениях, повернулся лицом к Кроту и встал на колени. Ошеломленный бургомистр попятился. Даже гром утих. В наступившей тишине семьсот человек трех команд услышали, как неловко, непривычно, дрожащим голосом, извиняется и просит прекратить схватку король разрушенного города Уникорн.

      Крот хмурил брови. Живое кольцо вокруг нерешительно переминалось. Лесник даже наклонился вперед, чтобы броситься между поединщиками, если кто-то из них все же решит продолжать. Еще раз сверкнула молния. Крот фыркнул — совсем как настоящий крот, когда его вынимают из ящика с землей — и тоже опустил меч. Но не отбросил его, а протянул не глядя за спину, где чьи-то руки приняли боевое оружие и куда-то унесли — бургомистру было совершенно наплевать, куда.

      — Говорят, черти радуются, когда один вор обкрадет другого, — глухо проворчал Крот. — Пусть не радуются самураи нашему поединку. Встань, Роланд!... На что мы потратили пять лет! — добавил внезапно Крот, чуть не расплакавшись. Но вовремя вспомнил, сколько человек вокруг, и взял себя в руки.

      Лесник помог королю подняться.

      — Забудем все, — попросил тот. — Пусть будет канал. Нет смысла ссориться из-за ерунды.

      Крот привел дыхание в порядок, подошел к Роланду и они крепко обнялись. Крот сказал:

      — Сразу после конца войны мы придем строить Уникорн. Потом уже будет и канал.

      И они все вместе обернулись к командам, подняв вверх сцепленные руки: король правую, а бургомистр левую, как обычно извещали о заключении мира. Кто-то в толпе облегченно заорал от радости, что кровопролития не будет, что на соседа по Игре не нужно будет смотреть с подозрением, ожидая подножки или ножа в бок. Словно в ответ на этот вопль, ударил дождь. Гости потащили из-под воротников тонкие капюшоны, жители Эмин Майл накрылись полами плащей. Кто-то побежал под навесы, крыльца. Шум капель перекрыл и голоса, и ветер.

      Три капитана команд не обращая внимания на ливень, зашагали по главной улице к порту. Толпа понемногу двинулась следом, но никто не решался их догнать. Некоторое время избыток чувств мешал говорить; первым справился с собой Крот:

      — Если не секрет, куда вы идете?

      Роланд вопросительно посмотрел на Лесника. Тому тоже не очень-то хотелось раскрывать цель похода, но только что возникшее доверие следовало беречь любой ценой.

      — На Побережье, — ответил Лесник. — Нужно будет купить, нанять или захватить несколько больших парусников.

      — Так у вас есть план? — сообразил Крот. — Синген не зря тогда шел на юг!

      — Ясное дело, не зря, — кивнул Роланд. — Был совет... — и умолк.

      — Вот что! — предложил Крот. — У меня в доках две галеры весенней сборки, одна побольше, одна поменьше. Возьмите, не побрезгуйте. И еще: я у самураев на хорошем счету. Могу провести вас по реке через Осгилиат. Мои корабли они не досматривают: боятся, чтобы еще и Эмин Майл не восстал.

      — Тебя рано или поздно сменят, — осторожно произнес Лесник. — И посадят своего, такого, которому они могли бы полностью доверять. Если мы примем твое предложение, этот миг сильно, очень сильно приблизится!

      Крот махнул рукой:

      — Я не кошка на заборе, чтобы решать, в какую сторону падать... И не почитатель самурайской культуры, как, например, Синген Исороку или Танген Девятка. Воевать с Куриту я не пойду, потому что поселок прежде всего. Мои люди из-за меня не должны получить по голове от сильнейшего; сейчас самураи определенно сильнее. Но принимать самураев и помогать им тоже не возьмусь. Одного Уникорна достаточно, чтобы я знал, под чье знамя встать! Теперь, когда вопрос с каналом, наконец, разрешен, — с некоторой заминкой добавил еще Крот. — Эмин Майл может помочь Арде всерьез.

      Роланд пожал плечами:

      — Хорошо... Но у меня есть одно условие.

      Крот и Лесник разом встревожились. Лесник осторожно спросил:

      — Какое же?

      — Мне ту галеру, где парусов побольше, — попросил Роланд. — Мои люди не слишком ловки на веслах, по Онтаве мы в основном под парусами плаваем.

      — Тьфу! — Лесник с чувством выругался, — Больше так не пугай! Конечно, возьмешь, какую хочешь. А будет мало двух, попросим три.

      — Хватит двух, — пожал плечами Крот. — Лошадей вы все равно оставите или в степь пустите... кони качки не переносят, болеют. А вас в поселке я насчитал две команды. Значит, человек тристачетыреста. Даже одну галеру можно брать, в двадцать девять банок, то есть пятьдесят восемь весел. Все поместитесь. Но если вы действительно захотите напасть на корабль, чем больше галер, тем лучше.

      — В низовьях мы примем на борт дриад, их около семидесяти, — пояснил Лесник. — И, может быть, еще кое-кто подойдет.

      — А загребных и темп-мастера, который ритм на барабане отбивает, мы вам лучше своих поставим, — решил Крот. — Грести в такт непростая наука, вам ее осваивать будет некогда. По одному нашему гребцу на весло, чтобы ритм держать, а остальные семь на каждое весло ваших, а то ведь на палубу вы все не влезете. Вы же знаете, у галер и палубы-то нет. Кормовая надстройка, носовая площадка, а между ними узкая переходная галерея над лавками...

      При этих словах бургомистра впереди сквозь дождевую пелену показались портовые ворота, и капитанам стало не до разговоров.

      Лесник вынырнул из воспоминаний. "Вот так и появились у нас эти галеры", — подумал он, отводя глаза в море. Роланд все еще продолжал молчать, но прежней мрачности на лице короля уже не было.

      Исполняя обещанное, Крот провел караван через Осгилиат и дальше по реке, до самой Круглой бухты, где вечером на галеры погрузились дриады и оборотни Бельтана. Затем Крот по суше отправился на север, домой. А галеры заскользили на полдень, и вот теперь выходили в широко распахнутый Южный Океан.

      — Корабль по пеленгу пять-один! Парусов нет! — азартно прокричал наблюдатель с верхушки мачты. Король и капитан Фангорна вздрогнули. Из кормовой надстройки на крик выбежала Фалька, управлявшая тремя восьмерками в этом походе. Дриада перебежала к мужчинам по узкому мостику и оперлась на планшир. Вытащила бинокль, всмотрелась.

      — Странный флаг, — задумчиво произнесла она, — Клеточки какие-то... Не припоминаю такой команды!

      Роланд попросил у нее бинокль. Тут первые солнечные лучи протянулись над водой, а с ними понемногу засвежел и утренний бриз. Лесник махнул рукой темп-мастеру: давай-ка поторопимся, ведь парусник с ветром может и скрыться. Затем он достал свой бинокль и тоже направил его на замеченный корабль. Освещенные солнцем, "какие-то клеточки" превратились в черно-белое шахматное поле, на котором тут и там были расставлены зеленые и красные силуэты людей — а поперек поля лезвием вниз располагался синий меч.

      Корабль шел под флагом Игры.

      Секундой позже это поняли и наблюдатель на верхушке мачты, и Фалька, и озиравший море через ее бинокль Роланд.

      Двое мужчин и девушка на носовой площадке переглянулись. Лесник оставался спокоен. Фалька недоумевала. Роланд кусал губы. После всего что произошло, после сгоревшего Уникорна, костра в промозглом Бельтанском лесу на двоих с врагом, после ночи совета, скачки сквозь душную степь, наконец, после того, как на площади Эмин Майл они с Кротом едва не порвали друг другу глотки, после неимоверного усилия, опустившего короля на колени и все же решившего дело миром; после напряженного плавания вниз по реке мимо самурайских постов и ракетных вышек, после всего этого — флаг Игры!!!

      Как будто ничего и не было.

      Трижды Роланд сдерживал слезы, а тут не вытерпел. Фалька подбежала к нему, робко заглянула в лицо снизу вверх — хрупкая девчонка едва доставала королю до плеча. Вытащила носовой платок, и, сама едва не расплакавшись, принялась утешать Роланда.

      Лесник некоторое время смотрел сквозь них, потом снова обратился к биноклю.

      — Хорошо же! — пробормотал он наконец, и громко распорядился:

      — Поднимите флаги Игры! Включить всем игровые паспорта!.. — после чего тихонько добавил:

      — Вот и узнаем, годится ли на что-нибудь бескровный способ разрешения проблем.

      Успокоившийся Роланд погладил Фальку по волосам; та вдруг смутилась и отпрянула. В походе нежности разводить — дисциплина тазиком накроется, а она, как-никак отвечает за три восьмерки... Роланд вздохнул, бережно свернул носовой платок и сунул в собственный карман. Потом обратился к Леснику:

      — Нас могут вычислить по игровым паспортам. Курицы наверняка просматривают Сеть.

      — Так это же здорово! — пожал плечами Лесник, — Наша задача в том и состоит, чтобы, засветившись, отвлекать внимание.

      — Точно как по Толкину, — внезапно прогудел снизу один из гребцов, — Ну, когда войска Запада подошли к черным воротам Мордора...

      Неожиданно для себя самого, Лесник спросил:

      — А что, знает ли кто-нибудь, отчего на Арде нет Мордора, Минас-Моргула, Ангбанда, например? Ни одного поселения и ни одной команды Черных? Почему так?

      Удивленные таким вопросом, все замолчали. Потом Фалька нерешительно предположила:

      — Может быть, потому, что в черных только играть приятно... А жить Тьмой мало кто умеет.

      — Соседи бы таких не потерпели, — добавил снизу все тот же гребец.

      Роланд тряхнул волосами:

      — У нас есть один кандидат... Танген и его команда Кога-рю. Они мало того, что Курицам помогают — тот же Крот самураям налог платит, и ничего — но ниндзя Андрея Норвежца самураям вовсе продали. После войны их будут ненавидеть по-настоящему, не по Игре. Не так, как зерновой пояс.

      — Флаг поднят, — доложил между тем наблюдатель. — "Двина" тоже подняла флаг, — сообщил он через некоторое время о второй галере.

      — Рассчитывайте курс перехвата! — велел Роланд. Лесник повернулся:

      — Протяните-ка мне весло, джентльмены!

      Понявший его намерения рулевой крутанул штурвал. Галеры сошлись и двигались теперь в одном направлении, недалеко друг от друга. Загребные "Ретарда" всеми восемью телами навалились на длинное толстое весло и поставили его параллельно воде. Лесник ловко пробежал по веслу до лопасти, и перепрыгнул на такое же, протянутое навстречу ему с "Двины". Скоро он добрался до мостика.

      Галеры разошлись попросторнее и прибавили ходу. Над океаном торжественно закипал рассвет.

* * *

*

      Рассвет вызолотил резные головы диковинных зверей по углам крыш большой крепости Когарю. Далеко в глубине леса Синген Исороку вдавил кнопку; послушный приборчик швырнул в пространство сигнал.

      Прежде всего сигнал получили снайпера. Неслышные щелчки и маленькие, незаметные в накатывающемся рассветном золоте, вспышки одной затяжной петлей охватили бычьи шеи сразу всех девяти башен. Со стен и вышек посыпались часовые. Двое из них, правда, успели закричать, но уже никого этим не спасли: без лишних звуков, без боевых кличей и даже без матерной ругани семьдесят Синих Драконов, ночью высадившихся на крыши, полезли разом во все окна и двери тюремного блока, безжалостно убивая заспанных охранников. Еще одна группа наглухо заварила двери жилого крыла: кто уцелел, пусть внутри и сидит. Ниндзя наладились было через крышу, однако там их уже ждали пули и лазеры расставленых по склонам стрелков. Гулко раскатились четыре взрыва: склады топлива, неигровой арсенал, входы в подземную часть крепости, большая водяная цистерна.

      В городке Кога-рю завыли пожарные сирены; а дежурный офицер размещенного там же второго батальона северного полка приказал поднять войска по тревоге. Спустя еще некоторое время ситуация прояснилась: партизаны напали на крепость союзника — ниндзя Кога-рю. По-жабьи раздувшись от важности, офицер приказал изготовленной к бою части исполнить союзнический долг и помочь братьям по оружию. Самураи сноровисто попрыгали в транспортеры и выехали за ворота, намереваясь обойти крепость кольцом пошире, и прижать нападавших к стенам цитадели, наседая на них со спины. В успехе никто не сомневался: без тяжелого оружия партизанам крепость не взять, поэтому, как бы ни был удачен налет, рано или поздно им придется отходить в горные леса. Тут-то самураи их и встретят! Батальон С2 не поскупился, отправив на помощь Кога-рю почти все боеспособную пехоту, найденную на тот момент в базе.

      Дежурный офицер вернулся к зданию штаба, открыл дверь и получил ножом в шею. Вторая половина Синих Драконов, дождавшись, пока самурайская пехота удалится к крепости, со всех сторон набросилась на ограждение базы, подорвала его и рассеялась по территории части, расстреливая сонных охранников, наспех минируя машины, сборные домики, расшвыривая гранаты направо и налево. Синие Драконы целеустремленно пробивались к большим ангарам роботов.

      Штурм оказался совершенно неожиданным. Может, кто и успел вякнуть по рации чтонибудь вроде: "Вернитесь, на нас напали!" — но высланные на помощь Кога-рю войска не поверят таким воплям. Партизаны не дураки, с них станется ложными известиями тудасюда раздергать колонну. Вернуть пехоту мог бы дежурный офицер, только он знал нужные пароли и допуски. Но дежурный уже лежал в луже собственной крови. Все прочие командиры второго батальона мирно почивали в союзном городе, пока еще не зная, что базу роботов Дома Куриту в этот самый миг разносят на мелкие вонючие клочья. Скоро все сборные домики базы развалились или сгорели, а большинство капитальных зданий попало в руки нападавших. Самураи засели в ангарах с роботами, и яростно отстреливались, пока техники изо всех сил пытаясь завести хоть какого-нибудь тяжеловеса. Драка продолжалась; Синие Драконы не брали пленных. Точно также, как в крепости Кога-рю за двадцать пять километров от базы, люди умирали и под открытым небом, и в узких полутемных коридорах.

* * *

*

      Коридор оказался коротким. Оправить форму Норвежец не успел: откуда же в тюрьме возьмется зеркало? Приходилось надеяться на утреннюю усталость охраны. Андрей вздохнул отчаянно: все эти надежды — до первого прямого взгляда в лицо. Дальше все просто: опознают и пристрелят. Отвечать будет нечем: из оружия охранники носят только дубинки — как раз на случай вроде вот этого... Норвежец придал походке всю возможную твердость, и решительно завернул за угол.

      Над его головой Синий Дракон упирался ногами в одну, а руками в противоположную стену узкого коридора. Увидав под собой человека в форме надзирателя, Дракон упал прямо на голову врага и быстрым движением свернул ему шею. Затем метнулся по коридору, отсчитал нужное количество дверей, прилепил на замочную скважину комок взрывчатки, воткнул детонатор и отбежал подальше. Грохнул взрыв; разлетелась дверь. В дыму и пыли Дракон появился возле топчана, на котором лежал узник. Тронув того за плечо, Дракон неимоверно удивился: узник лежал под одеялом голым, скомканная и окровавленная пижама валялась на полу. А потом Дракон заметил, что человек погиб от удара в горло и засомневался: охрана бы скорее забила насмерть дубинками. Ужасное подозрение вынесло Дракона из камеры; подбежав к убитому охраннику на углу коридора, Дракон лихорадочно выхватил из кармашка снимок, всмотрелся — и чуть не заплакал в голос. Он свернул шею человеку, освобождение которого являлось целью всей операции! Андрея Норвежца больше не было!

      От горя и позора Синий Дракон оцепенел. Когда группа обеспечения Ига-рю ворвалась в коридор, Дракон безучастно стоял у стены, над трупом Норвежца. Выслушав короткий доклад, командир группы только хмуро ругнулся: вот уж нарочно не придумаешь! Однако делать было нечего. Драконы бережно завернули погибшего и потащили его вон из замка: следовало спешить, пока из города на помощь ниндзюкам не набежали самураи. Группа направлялась туда, где на горном склоне, уперев голову в сложенные ладони, ожидал результатов Синген Исороку.

* * *

*

      Исороку оперся на поваленный ствол, прямо сквозь слабо мерцающую голографическую карту, и встал. Перед ним двое Синих Драконов крепко держали за руки третьего.

      — Так, значит, ты отказался стрелять в ниндзя Кога-рю... — медленно уточнил Синген. Вскинул глаза на дезертира и резко спросил:

      — Почему?

      Тот заставил себя поднять голову:

      — Мы с ними были в одной Игре... Я не могу убивать людей, с которыми за одним костром сидел.

      — Норвежец с Тангеном тоже за одним костром сидели, я сам видел! — пожал плечами Исороку. Что ничуть не помешало Тангену захватить своего приятеля в плен и сдать самураям по квитанции, как какой-нибудь чемодан с тряпками!

      Отказник ничего не сказал на это. Синген криво улыбнулся:

      — А как же ниндзя, они-то убивают наших?

      Дезертир выпрямился:

      — Они пусть делают, что хотят! Меня беспокоит, как я перед богом встану!

      Синген Исороку вспомнил недавний разговор с Кротом в ночных улицах Эмин Майл. "Вот попадется тебе пацифист в боевой операции", — сказал тогда бургомистр. — "И что ты тогда станешь делать?"

      — Ты веришь в бога? — спросил Синген.

      — Я христианин, — спокойно подтвердил Синий Дракон.

      — Раньше мы делили друг друга на эльфов, орков и хоббитов, — задумчиво кивнул Синген. — Теперь, в полном соответствии с книгой, наступает время людей. Мы делим друг друга уже на христиан, буддистов и прочих... Взрослеем, что ли? Воистину, мир меняется...

      И закончил деловым тоном:

      — Ну, законы военного времени ты знаешь. Из-за того, что ты не застрелил радиста, ниндзя успели подать сигнал. Самураи, которые шли к крепости, повернули обратно. Хорошо, что все наши унесли оттуда ноги прежде, чем колонна вернулась на разрушенную базу. Но из-за твоей жалости мы так и не взяли ангар с роботами. Отсюда до Ноттингема, где большинство наших семей, кстати, и твоя... — Исороку внимательно посмотрел на дезертира, — Роботы добегут быстро. А радиста ты не спас, его убили все равно.

      Отказник опустил голову.

      — Если меня казнят, это будет правильно, — сказал он.

      — Придурок! — спокойно объяснил Синген. — Убить тебя и кроме нас найдется кому. Особенно после сегодняшней операции. Желающие просто в очередь встанут... Скажи, а в самураев Куриту твоя вера стрелять не воспрещает? Если я правильно помню историю, христиане очень даже ходили в крестовые походы. Мы просто не станем посылать тебя против единоверцев... Хм, я хочу сказать, соратников по Игре. В истории такие случаи известны. Арабские наемники, "аль-арсии", ставили одним из условий службы, что их не отправят сражаться против последователей своего бога.

      Дезертир покачал головой:

      — Хочешь сказать, после всего этого мне поверят?

      — Совет решит, — серьезно пояснил Сиген. — Будет неслабая ругань, конечно. Но я пойду даже на такой спор, только чтобы мы не стреляли сами в себя. Независимо от того, разбиты мы или побеждаем в частной операции, мы все равно проигрываем. Мы выигрываем войну лишь в те секунды, когда на Арде никто ни в кого не стреляет. Это нелегко понять, но ты постарайся. И человек, согласный пойти на казнь, но не убивать тех, кого, по его мнению, не следует убивать — ценность побольше, чем полк роботов.

      — Будет бунт! — ужаснулся дезертир, — Основа дисциплины — подчинение... Если все станут, как я, что же случится с координацией, с управлением?

      — Смотри-ка, грамотный! — сказал тот Синий Дракон, который держал отказника за левую руку. А второй стражник прибавил полуудивленно, полуехидно:

      — Ох и крут наш атаман! Одними словами уболтал до того, что ты начал сам смерти просить! Если ты так хорошо видишь последствия, какого же хрена ты сделал то, что сделал?

      — Человек иногда принимает решения сердцем, — пояснил Синген, — Не все же время мозгами. Но с ним совет будет решать после.

      — Мозгами или сердцем? — съязвил стражник. Синген глянул ему прямо в глаза, и тот умолк. Исороку добавил:

      — Оружие отберите. Охраняйте его, чтобы волос с головы не упал. Ого, там, кажется несут Норвежца!

      Окруженные молчаливой группой людей, носилки поставили посреди лесной поляны. Вперед выступил один из штурмовиков. По его мрачному лицу Сиген уже догадался, что он сейчас услышит.

      — Я убил Андрея Норвежца по ошибке, — угрюмо доложил Синий Дракон. — Он был в форме стражника, и шел по коридору точно в то время, и точно в ту сторону, где мы ожидали прохода надзирателя. А лица его я не видел, потому что в коридоре негде было спрятаться, и я стоял врасклинку на высоте метра два, сразу за угловой балкой, и мог смотреть только сверху вниз.

      Исороку устало сел на бревно. Машинально выключил голографическую карту. Веселенькое начало! Планета так на них надеялась, а Синие Драконы подвели. База роботов не добита. Норвежец мертв! "Уж лучше бы он оставался в плену", — сгоряча подумал Синген, — "Была бы хоть надежда, что удастся спасти его в следующий раз. А убили бы, так хоть не нам за это краснеть... Пожалуй, сам Норвежец лучше бы разработал и провел такую операцию".

      Синие Драконы хмуро смотрели на командира. От его поведения сейчас зависело, признают ли дезертира и обознавшегося штурмовика козлами отпущения.

      Наконец, Синген поднялся.

      — Норвежца похоронить с почестями, — твердым голосом распорядился он. — Не следует нам мучить себя сознанием вины. Мы честно сделали все, что считали нужным для его освобождения, и если оно не удалось, что ж теперь, всем от стыда перевешаться? Этим дела не поправишь. Вторая и пятая группа займутся охраной, а все остальные примут участие в церемонии похорон.

       — Представляю себе, — вполголоса заметил кто-то из окружившей носилки группы, — Как будет зол Лесник, когда узнает об этом!

      Синген ничего не ответил. Так здорово, гладко начиналась операция! Таким хорошим парнем был Норвежец! Капитан Синих Драконов на собственной шкуре ощутил действие жестокого правила: "Даже если ты делаешь все, как надо, от неприятностей ты все равно не застрахован".

      — К полудню они достаточно опомнятся, чтобы организовать прочесывание. — обратился Исороку к подошедшим командирам второй и пятой групп. — Девятка и четверка сообщают, что разнесли здешние вертолеты в щепки, так что с воздуха нас при удаче могут и не побеспокоить. Но могут с тем же успехом вызвать и аэрокосмические истребители из Осгилиата. Поэтому ни в коем случае не забывайте смотреть за небом!

* * *

*

      Небо над океаном распахнулось чистое, словно бы вымытое до белого блеска. Ливия Харт и Изабелла стояли на корме "Стальной розы", ожидая наступления рассвета нового дня. И был это тот самый тринадцатый от вторжения самураев рассвет, когда Синген Исороку далеко на севере приказывал хоронить погибшего нелепой смертью Норвежца, а Фалька вытирала слезы Роланда, первый раз за неизвестно сколько лет заплакавшего.

      Ливия Харт сердилась:

      — Скорее бы дневной бриз! Хоть какой ветер лучше штиля... Места самые пиратские, тут на нас однажды десятка два галер выскочили... В протоках и камышах прятаться самое то!

      — Две галеры на пеленге шесть-восемь! — произнес коммуникатор голосом одного из верховых наблюдателей. — Несут флаги Игры... Курс ведет к столкновению!

      — Накаркала! — Ливия возмущенно стукнула обоими кулаками по планширу. — Корабль, к бою! распорядилась она, — Пираты идут с Дельты!

      "Стальная роза" проснулась. Захлопали двери; отдаваясь в ногах мелкой противной дрожью, переворачивались и гулко падали тяжелые крышки люков. На мостик поднялись старший офицер, боцман, старший артиллерист и начальник абордажной команды. Офицеры извлекли большие морские бинокли и уставили их в сторону приближающегося противника.

      — Туристов на галерею! — распорядилась Ливия Харт. — У кого билеты с правом Игры и подходящее оружие, выставить в первую линию, пусть получают по голове... За свои деньги.

      Затаив дыхание, Изабелла наблюдала знакомую по пиратским романам суету. Откатывали пушки, выцарапывая из них пробки. Наскоро банили, заряжали взаправдашним порохом и безопасными игровыми ядрами. Поднимали над палубой сетку, чтобы защитить людей от сыплющихся во время боя обломков рангоута: игровые ядра не тронут живую плоть, но мачты и реи при попадании покрошат за милую душу. Вниз посыплются толстые палки, щепки, куски металла, повиснет над водой кислый пороховой дым — точно так же, как в давным-давно проглоченных Изабеллой книжках про капитана Блада! Возле ряда пушек, называемого ганвейл — "орудийная дорога" — вдоль борта занимали места люди со странными серпами на длинных рукоятках. Изабелла узнала приспособления для перерубания веревок и сбрасывания абордажных крючьев.

      Между тем офицеры встревоженно толкали друг друга локтями, наконец, и капитан это заметила:

      — Ну, что там? Флаги этих уродов хоть видно?

      — Да, — подозрительно спокойно ответил обычно азартный старший офицер, — И галеры я узнал... Галеры "Ретард" и "Двина", двадцать девять банок Банка здесь — сдвоенная скамья для гребцов., пятьдесят восемь весел каждая. На веслах по восемь человек, итого примерно по четыреста-пятьсот человек одна галера. А всего почти тысяча. На абордаж они поставят не больше двухсот, иначе в море с веслами не управиться, тут им не речка. Если же снимут с весел хотя бы каждого второго, то нас попросту не догонят, ведь бриз уже вотвот подымется. Уйдем от них даже без дополнительных парусов.

      — У меня сто девятнадцать человек, — вставил начальник абордажной команды, — И среди паладинов десятка два толковых парней. Но против этих, на галерах, мы не устоим!

      — Почему это вдруг? — Ливия Харт сузила глаза. — "Ретард" и "Двина" принадлежат Кроту из Эмин Майл. Что в этом такого непонятного?

      — Взгляни! — протянул бинокль старший артиллерист, — Может быть, ты разберешься?

      Ливия Харт крайне заинтересовавшись, прикипела к окулярам. Заметив интерес Изабеллы, начальник абордажной команды вежливо предложил ей свой бинокль. Изабелла немедленно всмотрелась в подходившие к "Стальной розе" галеры. Так, флаги Игры. Потом еще полотнища... Флаг белый с красным драконьим силуэтом — кажется, Уникорн. На море почти никогда не встречается, Роланд почти всегда сражается на суше, но уж там ему равных нет. Слухи о короле Игры достигали даже Побережья, которое, вообще-то жило романтикой не столько рыцарской, сколько морской и пиратской. Ладно, с Роландом все ясно. А вот второй флаг... На белом поле зеленый лист, пробитый черной стрелой. За четыре месяца стажировки ни разу не встретился. Что же это такое? Изабелла покраснела. Лезть в справочник ей не хотелось, хотелось проявить себя с лучшей стороны. Но, сколько ни рылась в памяти, флага она так и не узнала. Плюнув, Изабелла вынула карманный компьютер и включила голографический определитель гербов и флагов Арды. Над мостиком засветились маленькие значки с подписями.

      — Не трудись, девушка, — сказал начальник абордажной команды. — Это флаги города Уникорн и Фангорнского Леса. Причем, если ты будешь внимательна, то заметишь, что Красный Дракон словно бы нарисован от руки на первой попавшейся простыне, а не вышит, как положено, цветными нитками. Будто бы флаг наскоро изготовили взамен потерянного... Зато флаг Фангорна — тяжелая хоругвь, которую носят перед строем, там сохранились даже прямоугольные зубцы по краям. Тоже не слишком приспособленный для моря флаг... Как будто никто заранее не знал, что флаг придется поднимать именно на мачте. Кроме всего прочего, Роланд с Лесником, равно как их команды, друг друга на дух не переваривали все это время, понимаешь!

      Изабелла кивнула.

      — А теперь их знамена рядом! — рявкнул начальник абордажной команды, — Черт меня подери, если я понимаю, что это означает!

      — Спокойно! — Ливия остановила офицера жестом, и отдала несколько распоряжений вполголоса, которые Изабелла не смогла разобрать.

      Суета усилилась. Комендор ссыпался по трапу вниз, и пропал в люке второй батареи, где стояли самые большие пушки. Разговоры и шутливые перебранки на палубе внезапно стихли. Изабелла с удивлением разглядела, что начальник абордажной команды, так и позабывший у нее свой бинокль, уже командует внизу. Повинуясь его приказам, паладины из первой линии перемещались охранять входы на галерею, наполнявшуюся понемногу такими же туристами. Изабелла знала, что места возле ступеней галереи самые безопасные, и пираты никогда не пытаются взять смотровую палубу приступом, как бы свирепо они не изображали поползновения к этому. Паладинов просто вежливо убирали из под ног, но так, чтобы те ничего не поняли и не обиделись. Пушечные команды забегали втрое быстрее; над головами поплыли большие прямоугольные щиты-павезы.

      — В чем дело? — недоуменно спросил какой-то новичок, сам недавний стажер, стоящий возле нижнего входа на мостик. Галеры подошли уже так близко, что людей и флаги можно было разобрать невооруженным взглядом.

      Вполголоса, чтобы не пугать туристов, боцман объяснил новичку:

      — От обычных пиратов можно отбиться; на худой конец, откупиться. Но уж если Лесник, да еще вместе с Роландом, выходят в море... Черт морской, и тот не знает, наверное, чего можно ожидать от подобной гремучей смеси! Смотри! — воскликнул боцман; все согласно проследили поднявшиеся с палуб галер дымовые стрелы.

      — Это сигнал? — спросил стажер.

      — Ага, — съехидничал боцман, — Это игровому серверу сигнал: дескать, готовься, сейчас трупы градом посыплются. Парень, это дриады берут ветер! То есть, по дымовому следу оценивают его направление и силу, чтобы стрелы шли куда надо, а не куда получится. Видишь, там на каждой галере мелькают их зеленые куртки? А из лука эти чертовки бьют со скоростью хорошей швейной машинки и с безошибочностью таможенного чиновника! И еще, смотри: вон люди, раздетые по пояс. С них станется обплыть корабль со всех сторон и броситься на абордаж, подтягиваясь на вбитых в доски ножах, а если у противника железный борт, как у нас, то они закидывают кошки за первый попавшийся выступ и ломятся во все окна и щели, какие найдутся... Рассказывают, что Андрей Норвежец во время большой войны с Лесником потерял так четыре драккара из пяти.

      Боцман замолчал, потом прибавил:

      — Если такой сухопутный краб, как Лесник, вышел в море, значит, ему что-то очень сильно нужно. А противник, который знает, чего хочет, всегда самый трудный.

      Изабелла не испугалась. Трудные противники ее не смущали. Она представила, как сейчас начнется атака, и все произойдет в точности по любимым ее книжкам: начнется рубка у ганвейла, на горячих еще пушках; пираты и матросы полетят кувырком через борт. Свист сабель, азартные выкрики, удачи и промахи, и конечно же, бешеная радость победы... Все так, как она мечтала.

      Только никого не убьют.

      А на севере-то настоящая война...

      Рядом с ней Игра показалась Изабелле чуть ли не кощунством. Словно во сне, она опустила руку на пояс. Черный атомарный нож, подарок Веланда Кузнеца, послушно лег ей в руку.

      Говорят, черные ножи сами выбирают себе хозяина...

      Изабелла вынула нож, повернулась к корме корабля, легко, плавно и быстро выпрямила руку. Нож сошел с пальцев точно так, как учили и показывали на тренировках, сделал положенные два оборота, а затем атомарное всепроникающее лезвие с тихим звоном перебило флаг-фал.

      Ливия, офицеры и рулевой на мостике оцепенели.

      Большое клетчатое знамя Игры медленно-медленно сложилось углами внутрь и неохотно поползло вниз. Потянул некстати поднявшийся утренний бриз. Флаг "Стальной розы" превратился в некрасивый пожеванный комок и, негромко плюхнув, ударился о воду.

      Ливия Харт смотрела на Изабеллу так, как будто видела ее первый раз. Но девушке даже в голову не пришло, что Ливия может обидеться на нее. Изабелла подбежала к капитану, уткнулась ей в грудь и горько, безудержно расплакалась. Пожалуй, стажировку ей теперь могут и не зачесть. Могут и из команды попросить... Но все это Изабелла воспринимала как сквозь вату; а больнее всего ей казалось потерять улетевший за борт черный нож.

      Над стихшим в непонимании кораблем раскатился слитный треск: команды галер убирали в ножны оружие. Флаги Игры на галерах тоже с минуту поколебались и поползли вниз. И далеко-далеко загремел радостный голос Лесника, кричавшего, что уж в ком другом, а в Ливии Харт он, Лесник, все это время не сомневался.

* * *

*

      — Сомневаюсь я, что они непременно хотели перебить Ваш патруль! — вежливо, но непреклонно возразила Минни Тауэр знакомому ей еще по Изенгарду лейтенанту Хитаро Сугороку.

      — Тогда как объяснить, что они на нас напали? — удивился лейтенант. — Их было не менее сотни, может и больше. Я не знаю, что они такого применили, но вся электроника роботов отказала напрочь. Остались только те механизмы, которые работали на достаточно простых электромеханических реле или вообще под ручным контролем. Выражаясь грубо, сдохло все, что было умнее холодильника!

      — Но ведь после этого они Вас не тронули, верно? А пятерых пилотов вполне могли стоптать или подловить где-нибудь, невзирая на Ваши ручные излучатели...

      — Госпожа главный аналитик! — лейтенант даже привстал, — Вы так и не поняли! В армейские излучатели и даже в пулевое оружие встроены электронные распознаватели генокода, чтобы в чужих руках оружие не стреляло! Так вот, эти распознаватели отказали начисто! И электроника наведения, оптической коррекции лазеров, тоже отказала! Из оружия нам осталось всего-навсего пять мечей... А если бы не традиция, которую я, признаюсь, до вчерашнего дня считал глупой, не было бы и этих мечей!

      Лейтенант уселся на место. В разговор вступил младший генерал Нгуен Бань:

      — О нет, не беспокойтесь так, лейтенант, — попросил он. — Думаю, мы все прекрасно поняли, просто поверить не можем. Ведь с таким оружием, которое Вы описываете, легко свести на нет любое преимущество в количестве роботов. В том месте, от которого окружившие Вас всадники бросились по сторонам, сброшенный спецназ действительно нашел следы взрыва. Очевидно, сработавшая установка самоликвидировалась. Это, по меньшей мере, странно: зачем уничтожать хорошо действующее средство? Но техники думают над этим, рано или поздно они найдут и разгадку. Нам же следует разобраться, отчего же все-таки Вас не стали добивать? Что скажет по этому поводу госпожа Минни Тауэр?

      — Думаю, следует предпочесть самый простой вариант, — сказала Минни, — Они так полагались на мощь своего оружия, что сочли вас всех погибшими в кабинах роботов. А еще могу добавить, что решение выпускать роботов в степь без пехотного или воздушного прикрытия теперь оказалось глупостью. Наше счастье, что подобным оружием обладает пока лишь одна группа, или, как на Арде говорят, команда. Есть небольшие шансы заключить сепаратный мир именно с ними, или просто натравить на них спецназ: пусть выкрадут или выбьют силой секрет установки и технологию ее производства. Все-таки нам противостоят нерегулярные войска. Это означает, что они могут удовлетвориться первым успехом или даже видимостью успеха, а преследовать и уничтожать разбитого противника у них не всегда хватает мужества: это им не Игра, где даже побежденные спокойны за свою жизнь.

      Генерал покачал головой:

      — Звучит логично... Что ж... Господин лейтенант может идти, у него был нелегкий день. А Вы пригласите ко мне, пожалуйста, начальника оперативного отдела.

      Воспользовавшись разрешением, Сугороку вышел из кабинета и направился по темным узким коридорам завода каменного литья, занятого самураями под базу. Неплохо было бы вымыться, но есть хотелось сильнее. Немного поколебавшись, Сугороку все же зашел в столовую: по пути. Пристроившись в углу, чтобы не отвечать на разные идиотские вопросы и подначки, лейтенант дождался заказанного подноса с едой и принялся насыщаться, краем уха слушая, как за соседним столиком беседут главврач и какой-то незнакомый офицер с нашивками космической службы.

      — Этот ваш майор, — говорил космонавт, — От чего он так заболел? Ведь он же, если я не ошибаюсь, штабной оператор, вычислитель.

      Главврач покачал головой:

      — А вот не смейся над военными, брат! От судьбы не уйдешь даже в штабной палатке. Не разболтай только никому больше, ладно?

      — Конечно, — пообещал заинтригованный родственник. Хитаро понял, почему космонавт вообще заехал из Осгилиата в самый Изенгард: с братом повидаться. Между тем главврач рассказывал:

      — Ватанабэ дежурил в тот день, когда у нас девятнадцатое звено пропало. Пять роботов в один миг, никто из пилотов даже пикнуть не успел. Хотя нет, один как раз успел, да так заорал, что бедняга Ватанабэ чуть было не оглох... Потом разведка как будто выяснила, что их вроде бы раздолбали какими-то агрегатами из городского хозяйства. Но девятнадцатое звено все же погибло в городе, там хотя бы изза углов и крыш можно подобраться. Ну вот, а тринадцатое звено Сугороку умудрилось вляпаться вообще посреди открытой степи. Они пошли в патруль; майор сидит себе у контрольной доски, как в прошлый раз, и тут — хлоп! Пять сигналов от пяти роботов снова пропадают, как дракон хвостом смахнул!

      Брат затаил дыхание. Насладившись произведенным впечатлением, главврач продолжил:

      — Ватанабэ, бедняга, сам себе не поверил. Решил, что мерещится. Вызвал их по рации — ноль на массу. Объявил тревогу и тут же, возле пульта свалился: инфаркт, изволите ли видеть. К счастью, реанимация у нас здесь неплохая, работает тот веселый парнишка, с которым ты как-то выпивал на Луфиене, когда мы еще были девятнадцатой учебной базой...

      — К черту базу, — перебил брат, — Что дальше было?

      — Да что могло быть? — удивился рассказчик. — Набежали санитары, дежурный врач. Откачали Ватанабэ. Пришлось комиссовать по причине сердечной слабости. А ведь ни одного десанта, в рукопашные не ходил, стрелял только в тире, положенные тридцать патронов в неделю. Хороший дежурный был, никогда не забудет ничего, нам всегда транспорт и материалы точно к сроку, продовольственникам всегда машины вовремя отправлял... Пилоты на него тоже не так злились, как на большинство оперативных. Ну, а теперь на государственной пенсии. Правда, за высадку ему выплатят немало, а с его организаторскими способностями сможет и свое дело завести.

      Брат-космонавт помолчал.

      — Действительно, — наконец произнес он. — Судьбу на кривой не объедешь. Ну ладно. Пора мне, грузовая колонна идет на Осгилиат, меня берут в кабину. До встречи...

      Братья распрощались и разошлись. Сугороку немного поразмышлял над превратностями кармы, потом доел обед и зевая, поплелся в баню. Лейтенанту очень хотелось спать.

* * *

*

      Спал Лесник на жестких палубных досках. Места на галерах не очень-то хватало, большинство людей с радостью перебрались на "Стальную розу", где хотя бы палубы и трюм были достаточно обширны, чтобы разместить все команды. Барк подходил к Лиссу. На мостике Ливия Харт и Изабелла немного ревниво выспрашивали Браэнн с Фалькой, каково тем живется среди дриад. Чеза, хвастаясь ловкостью, разгуливала по ограждению галереи на зависть и удивление туристам; впрочем, и команде.

      Снился Леснику очень странный и тяжелый сон. Словно бы пришел к нему Андрей Норвежец — да такой страшный, избитый, весь в синяках и кровоподтеках — и затеял ругать его: ты-де плохой сержант! Не умеешь заставлять людей делать работу трудную, тяжелую, грязную! Лесник упирался: зато, может быть, когда-нибудь стану хорошим генералом. Надо же хоть иногда смотреть на жизнь с большей высоты, чем сержантская лесенка из четырех нашивок; да и умением расставлять посты и организовывать чистку сортиров мир не кончается! Качал головой Норвежец, верилось ему в это с трудом, и говорил он, так и не согласившись: может, генералом и станешь, мало ли как жизнь повернется. А сержант ты все-таки плохой! Затем Андрей махнул рукой, сказал: прощай, не вздумай идти за мной! И ушел, странно выворачивая голову назад.

      Лесник проснулся, отер со лба холодный пот. Если судить по солнцу, от рассвета прошло часов восемь, и время стояло обеденное. На мостике Браэнн перебирала перья почтового ворона, который, по всей вероятности, недавно принес сообщение. Наконец, дриада нащупала кармашек на ошейнике птицы, извлекла оттуда долгожданную записку, развернула... Встревоженный изменением в лице девушки, Лесник взбежал на мостик. Браэнн протянула ему бумажку; капитан Фангорнского Леса прочитал:

      "Норвежец погиб при попытке освободить его. Он был в форме тюремщика и убит по ошибке. Похоронили в лесу. База самураев сожжена, но ангары и роботы целы. Мы потеряли пятнадцать человек ранеными. Отходим к Ноттингему согласно плану".

      Вместо подписи на бумаге стоял одинокий иероглиф "Шесть веток", как иногда можно было прочитать фамилию Исороку.

      Лесник помолчал, собираясь с мыслями. Наконец, обратился к Браэнн:

      — А не было новостей от Мастера?

* * *

*

      Мастер молча и сноровисто закидывал плотные упаковки в распахнутый люк челнока, где их подхватывал кто-то из команды и распихивал по углам и закоулкам. Над Ардой катился щедрый летний полдень, и горячие солнечные лучи заливали небольшую полянку, на которую приземлился еще меньший по размерам лихтер с "Хорога". Тень стоял глубоко на дне кабельного колодца, вынимал из мешка у своих ног упаковки с кристаллами и перебрасывал их Легату; а главный хакер Раздола метким броском перепасовывал их Мастеру, который завершал цепочку.

      Все трое скинули одежду. Пот блестел на исхудавших телах.

      Наконец, все упаковки оказались в трюме. Легат протянул руку Ингвару Тодзио, которого на Арде именовали Тенью, и мощным рывком помог ему вылезти из аварийного выхода — отчего сам едва не кувыркнулся в колодец. Промышленный шпион подошел к пилоту лихтера, они немного помолчали, потом легонько хлопнули друг друга по плечам. Вся сцена напомнила Мастеру погрузку зерна гденибудь на ферме: потные полуголые работяги перекидали мешки, теперь старшой подает водиле накладную, тот изо всех сил важничает, расписывается...

      Легат уже перерывал отброшенные на край поляны куртки — искал фляжку.

      — Будем на месте через шесть часов или около того, — сказал пилот. Тень ответил хриплым, пересушенным после погрузки, голосом:

      — Пусть транспорт уходит сразу же. А в системе Луфиена немедленно сообщение. Не дожидайтесь, пока челнок долетит от прыжковой точки до планеты.

      Пилот кивнул и запрыгнул в кабину.

      — В колодец, живо! — распорядился Тень. Мастер вместе с не успевшим отхлебнуть Легатом сгребли одежду и нырнули в люк. Тень последовал за ними, перевернув за собой тяжелую металлическую крышку. Спустя некоторое время над головами загрохотало, засвистело тугое пламя стартового ускорителя, но люди уже забрались по колодцу достаточно далеко, чтобы огонь мог повредить им даже сквозь развороченную когда-то замочную скважину. Возвращаться к выходу смысла не было: крышка наверняка раскалена докрасна, если не превратилась в лужицу металла на полу колодца. Так что троица лазутчиков, не сговариваясь, продвигалась по галерее и радовалась, что в свое время гномы не пожалели труда сделать ее проходной — то есть, высотой в рост. Можно было идти не пригибаясь.

      Метров через пятьсот открылся еще один путь наверх. Легат пробрался к люку, потрогал его осторожно рукой, и пробормотал удовлетворенно:

      — Как будто не горячий... Что ж, приступим.

      — Опять полчаса будешь код подбирать? — устало поинтересовался Тень. — Может, сразу пушку возьмешь?

      Легат отрицательно покачал головой, ничего не отвечая. То ли на этот раз ему повезло больше, то ли щеколда замка попросту не приржавела к раме — так или иначе, люк открылся уже через несколько минут.

      — Смотри ты, на самом деле хакер, — вяло похвалил Мастер. Трое уставших мужчин выбрались на поверхность и проводили взглядами тающий в полуденном небе шлейф от взлетевшего челнока.

      — Не собьют его по дороге? — спросил Легат.

      Тень медленно качнул головой:

      — Нет. У нас на такой случай припасен ответчик системы "свой-чужой".

      — Так они же одно...ра-а-азовые? — с зевком поинтересовался Мастер, — Я читал или видел гдето в Сети...

      — А он только один раз и нужен, — серьезно ответил Тень. — Вот сегодня. Больше лихтеры сюда садиться не будут.

      И ощущение успешно выполненой работы навалилось на всех троих. Мастер еще раз зевнул. Тень и Легат спать не хотели. Но и двигаться, спускаться в поселок, искать своих коней, отвечать на неизбежные вопросы, да потом еще и трястись в седле никто из них не испытывал желания. Тем более, что спешить было уже некуда.

      Мастер подстелил куртку, свернулся калачиком и мгновенно заснул. Тень протянул руку к поясу и включил манок. Неслышный человеческому уху, ультразвуковой луч поднялся к небесам и где-то на полпути к солнцу зацепился о приемник свободного ворона почтовой службы. Вышколенная птица послушно сложила крылья и спикировала вниз, едва не сбив вызвавшего ее Теня с ног.

      Тень нащупал кармашек на ошейнике ворона; в нем отыскались изрядно сточенный карандашик и пачка маленьких листков.

      — Тоже мне, служба коротких сообщений! — фыркнул Ингвар. — На эти листки в лучшем случае по букве влезет!

      Легат молча взял у него из рук карандаш, заточил его о край собственной пряжки ремня. На выбраном листке Легат написал тонким грифелем лишь одно слово: "Да". Затем перевернул листок и поставил на другой стороне три подписи: собственную — глаз; расплывчатое пятнышко за Теня; скрещеные молоты за спящего Мастера. Предстояло указать адресата, но как раз эта процедура воронами почтовой службы была отработана. Легат вынул из кармана микрокомпьютер и включил голограммы: Лесник, Роланд, Сингэн Исороку, Браэнн, Всадник, Бренк, еще несколько человек, назначенных аварийными получателями письма. Дождавшись, пока ворон мигнет в знак того, что понял и запомнил всех получателей, Легат развернул птицу на юго-восток: где-то в том направлении следовало искать Роланда с Лесником, которые должны были прочесть сообщение прежде всего. Вложил записку в кармашек и спохватился:

      — Тень, у тебя почтовый сахар есть?

      Тень молча пошарил по карманам, затем вытащил прозрачную пластиковую упаковку рафинада, каждый кубик которого запечатывался отдельно. Легат отломил стартовый кусочек сахара и вложил его в приоткрытый клюв. Ворон оглушительно каркнул, едва не прикусив хакеру пальцы, махнул крыльями и ушел в небо. "Пожалуй, размах метра три будет!" — восхищенно подумал Легат, глядя ему вслед.

      Потом Тень и Легат уселись под дерево и сквозь прорехи в листве посмотрели далеко на восток, в широкую степь Каленардона.

      — Вот черт! — разом стряхнув сонливость, подскочил Легат. — Пока мы лазили по подземельям, они уже не пятерками стали бегать, а двадцатками!

      — Какими двадцатками? Что ты несешь? — удивился Тень. — Двадцать роботов составят целый батальон!

      — Смотри сам! — пожал плечами Легат, отводя застилающую обзор пышную ветвь.

      Действительно, по серебристо-зеленой степи огромной буквой "П", верхней перекладиной вперед, бодро трусили роботы. Одна пятерка составляла перекладину буквы. Сразу за ней катились гусеничные транспортеры, и наверняка безбожно ревели мощными дизелями, но все происходило так далеко от горного склона, что Тень с Легатом ничего не слышали. По обоим флангам шагали две короткие цепочки из пяти роботов каждая — стойки буквы "П". Таким образом, машины с пехотой и вспомогательная техника оказывались в середине как бы броневого колокола, и не имели прикрытия из роботов только со спины. Ни Тень, ни Легат, ни спящий Мастер не знали, что перед ними третий батальон Северного полка. С четвертой стороны броневой колокол должно было замыкать звено С19, но оно все целиком погибло в городе Уникорн еще на третий день высадки.

      — Эти тоже шустро бегут! — заметил проснувшийся и тихонько подобравшийся к наблюдателям Мастер. — И тоже к вечеру будут у Серебрянки... Только их не двадцать, а пятнадцать. Но этого хватит: пожалуй, Тхас они возьмут с ходу. А если не остановятся, будут завтра утром под стенами Ноттингема.

* * *

*

      Утром под стенами Ноттингема выстроилась редкая цепочка людей: двенадцать рейнджеров Шервудского Леса заинтересовано смотрели вдаль, на подбегающих с юга роботов Дома Куриту.

      Роботы Дома Куриту двигались в классическом боевом порядке, изобретенном для бронеединиц еще тогда, когда на полях сражений тон задавали любимые Мастером танки. В первой линии широко развернулись пять легких "Страусов"-разведчиков. Интервалы между ними доходили до трех километров. Всей задачи у "Страусов" только и было — обнаружить противника и определить его численность, силу, а также куда и насколько быстро он движется.

      Получив доклады передовой линии, командир батальона принимал решение. Слабого противника давили две колонны средних роботов — "Снайперов" или "Фениксов", развертывающиеся в цепь или уступами только тогда, когда уже знали, с кем придется перестреливаться. Противника, равного по силе, одна пятерка средних роботов сдерживала, а вторая пыталась обойти со слабого фланга — ко времени начала боя разведка уже обязана была найти слабину. Сильнейшего противника обе пятерки медленно заманивали, отступая так, чтобы враг подошел под тяжелые орудия четвертого звена, которое в батальонах комплектовалось самыми мощными машинами: "Викингами", "Мародерами" и им подобными восьмидесятитонниками.

      В открытой степи между Мглистым хребтом и рекой Андуин Великий враждебных роботов как будто не должно было встретиться. Но, поскольку совсем недавно звено С13 умудрилось нарваться на новое оружие и бесславно потеряло все пять машин, командир третьего батальона, получив приказ штурмовать Ноттингем, счел за лучшее развернуть роботов в боевой порядок, а транспортеры сопровождения оставить под охраной пехоты в захваченном ночью Тхасе. В индейской столице к пятнадцати роботам третьего батальона присоединилась еще пятерка машин из второго — звено С23, ночью подошедшее с востока через Рось. Его-то и назначили четвертой группой, чтобы привести боевой порядок в соответствие с уставом.

      Закончив приготовления, роботы бодрой рысью побежали на Ноттингем. Их пилоты, встревоженные серьезной подготовкой, подсознательно искали взглядом равного по силе врага, против которого стоило выстраивать правильный боевой порядок.

      Каково же было удивление командира батальона, возглавлявшего левую колонну средних машин, когда подсознательные ожидания подтвердились, и по батальонной сети раздалось:

      — Контакт!!! Двенадцать... Двенадцать силуэтов на два часа!

      "Два часа — впереди справа." — машинально перевел комбат. — "Но откуда здесь целых двенадцать роботов? Почему их не применяли раньше? Когда они успели высадиться?" — а его командирская глотка уже привычно распоряжалась, словно существуя отдельно и от тела и от удивленного встречей мозга:

      — Двадцатые перекатами на холмы. Семнадцатые обходят город слева. Двадцать третьи накрывают холмы огнем с места...

      Но тут майора непочтительно прервали:

      — Это ошибка! Там не роботы! Это элементалы, пехота в скафандрах!

      — Да откуда у них скафандры? — изумился было майор, но тотчас и вспомнил, как в самом начале высадки на диком Западе пропал робот Южного полка и с ним полтора десятка охранников. Выходило, что колонисты приобрели на этом двенадцать исправных бронескафандров и переправили их в Ноттингем. А сейчас вот выставили на поле. Что ж, подготовленные элементалы — трудный противник. Но откуда здешним крестьянам уметь пользоваться активной броней? Скафандр ведь больше машина, чем одежда, просто ходить в нем — и то нужен навык...

      Пока командир батальона отменял атаку на холмы, занятые жалкой дюжиной пехотинцев, те не теряли времени даром. Шериф Ноттингемский не собирался сдавать город без боя. Еще вчера вечером, приняв сигнал от Мастера о движении огромной силы на Тхас, рыжеволосый капитан лесных рейнджеров понял, что взятием индейской столицы самураи не ограничатся. Тем более, что боя под Тхасом не произошло: получив предупреждение, жители разбежались кто в степь, кто в предгорья Мглистого хребта, и самураи заняли город без сопротивления. Из Ноттингема жители тоже ушли еще ночью, но город не желал сдаваться просто так. Двенадцать охотников, согласившихся помочь Шерифу в его авантюре, взяли самые лучшие ружьясвинобои и всю ночь снаряжали новые патроны к ним.

      Вся планета знала, что основным источником дохода Ноттингема является охота на гигантских свиней-гроконов. Доходы от сафари и продажи туристам всяких сопутствующих товаров перекрывают даже прибыль от торговли лесом. Для каждого дела требуется соответствующий инструмент; и для того, чтобы валить на полном ходу восьмисоткилограммовых кабанов, Шервудские стрелки придумали специальное ружье, взяв за основу старинный бронебойный "Гепард". Двадцатимиллиметровая пуля сохраняла убойную силу на дистанции в километр; с прицельных трехсот метров пробивала железнодорожный рельс — вдоль по всей длине. А к четырнадцатому дню войны благодаря Норвежцу Арда уже знала, что роботы уверенно ведут бой лишь на дистанции пятьсот-семьсот метров, дальше их прицелы не позволяют нормально сфокусировать боевой лазер. Ракеты же чаще всего летят туда, где им кажется уютнее, а не туда, куда хотелось бы комбату.

      Взвесив все перечисленные обстоятельства, Шериф сделал ставку на дальнобойность ружей. Ранним утром на склонах Ноттингемских холмов двенадцать охотников вскинули к плечу длинные стволы свинобоев.

      — Ружье стреляет, ветер пулю носит... — пробормотал Шериф. Потом назначил первую цель:

      — По левому, ближнему, по месту соединения его правой ноги с корпусом... Товсь!

      Согласно щелкнули затворы.

      — Залп!

      Двенадцать пуль, снаряженных ради такого случая трассирующим составом, прочертили небо двенадцатью красными дугами. Охотники открыли огонь с дистанции две тысячи метров, вовсю используя тот факт, что по стальному гиганту промахнуться трудно. Рыжеволосый капитан Ноттингемской команды напряженно следил за алыми параболами в бинокль, приговаривая вполголоса:

      — Первая... Вторая... Три... Две мимо... Шестая точно... Нормально... — потом повернулся к шеренге и обрадовал:

      — Девять из двенадцати. Для такой дальности считай, без рассеивания. Теперь беглым, прицеливание самостоятельное, цель та же... Огоньогонь!

      Двенадцать ружей грохнули, как хорошая артиллерийская батарея. Пули зажжужали вокруг ног первого разведочного "Страуса", а достать наглых людишек с двух тысяч метров робот не мог никак. Очень скоро полетели первые куски феррокретовой брони, ну а потом кому-то из охотников просто повезло. Даже на дистанции, большей чем два километра, хоть одна пуля рано или поздно попадает, куда надо — всем летчикам и зенитчикам прекрасно это известно.

      Теперь эту истину на своей шкуре почувствовал пилот С173-го. Механический сустав разлетелся. Правая нога отказала. Робот дернулся, попытался шагнуть — и рухнул.

      Командир семнадцатого звена отреагировал на это немедленно. Оставшиеся четыре машины бегом понеслись на охотников, вовсю паля из бортовых пулеметов. Рейджеры поспешно отступили за гребень холма; едва лишь роботы зачернели над гребнем на фоне рассветного неба, грохнули еще несколько быстрых слитных залпов. Охотники палили в упор; не промахнулся ни один. С172-й закачался взад-вперед, потом кувыркнулся и покатился кубарем под уклон, зачерпывая песок зевом разбитой вдребезги кабины. Тройка роботов повернулась, чтобы отойти — очередной залп разворотил охладители С174-го, и тот замер на склоне, не в силах двинуться ни туда, ни сюда. Ликующие рейнджеры принялись всаживать в замершего робота пулю за пулей, и не заметили, как по полю к ним гигансткими скачками несутся элементалы — бронепехота Дома Куриту.

      С этого момента игра пошла равная. Рейнджерские свинобои убивали бронепехотинцев с одного попадания, но те умело маневрировали и отстреливались ничуть не хуже. Противники едва успели обменяться двумя залпами, как Шериф с ужасом увидел, что из его двенадцати человек осталось восемь. Сколько потерял противник, Шерифа не очень беспокоило: всех самураев так или иначе не перестреляешь, город покинут еще ночью. Чего ради своих-то класть?

      — Сматываемся! — заорал Шериф в коммунникатор, — Под холмы, на озеро!

      Охотники сбросили трофейные кирасы и шлемы, включили костюмы-хамелеоны и кинулись врассыпную. Однако самураи не отставали. Редколесье на холмах затянуло дымом и поднятой пылью. Роботы тут уже ничего не могли сделать: самураи и рейнджеры сражались вперемешку, стреляя друг в друга из-за камней и поваленных стволов. Бронепехотинцы взлетали на полсотни метров в высоту и оттуда выцеливали прячущихся за валунами рейнджеров. Охотники не оставались в долгу, ухитрившись три раза попасть точно в баки с топливом для прыжковых двигателей. Хорошо видные вспышки и широко разлетевшиеся ошметки отбили у самураев охоту высоко подпрыгивать, и дальше бронепехотинцы сражались уже на земле. Дым скрывал самураев не хуже, чем костюмы-хамелеоны — лесных охотников, так что и преимущество незаметности рейнджеры очень скоро утратили. Но все-таки охотники были у себя дома, а самураи опасались, что их куда-нибудь заманивают, чтобы потом навалиться со всех сторон большими силами. Поэтому люди Шерифа ускользали, если хотели ускользнуть, а самураи не очень спешили приближаться к ним, хотя и не прекращали преследования.

      В конце концов, рейнджеры оторвались от погони. Трое оставшихся в живых охотников и Шериф Ноттингемский приползли к берегу Долгого озера, где спрятались в приготовленной заранее пещере с подводным входом. Самураи еще добрых полчаса вяло перестреливались между собой, пока не сообразили, наконец, что противник давно исчез. Подобрав два десятка своих погибших и несколько вражеских трупов ради отчетности, бронепехотинцы отступили. Стычка на холмах закончилась. Дому Куриту больше никто не препятствовал.

      Самурайские колонны медленно втягивались в покинутый жителями город Ноттингем.

* * *

*

      — Ноттингем взят. Жители бросили его точно так же, как и Тхас.— Минни Тауэр неторопливо перекладывала белые листки донесений по темному пластику шаткого стола. Вчера Нгуен Бань вызвал главного аналитика в Осгилиат, и Минни не могла понять, почему: операция развивалась по плану. А обработка Основателя, ради которой Минни вообще перебралась в захваченный завод каменного литья, представлялась задачей куда более важной, чем расследование пьяных драк между офицерами Осгилиатского гарнизона.

      Начальник разведки хмуро смотрел в измятый пол штабной палатки.

      — Вы расследовали нападение на патрульное звено С13? — спросил он. Минни запнулась, потом вспомнила и ответила:

      — Мы же вместе беседовали с лейтенантом, Вы должны его помнить! Сугороку...

      Начальник нетерпеливо поднял руку, и Минни послушно умолкла.

      — А прокладку курса звена Вы видели?

      Минни пожала плечами:

      — Обыкновенный патрульный зигзаг. Пятьдесят километров туда, пятьдесят километров сюда. — тут до нее, наконец, дошло, в чем дело.

      — Одну минуту! — госпожа главный аналитик выхватила свою планшетку и включила голографическую карту. Маршрут злосчастного звена скоро отыскался в базе данных. Нгуен Бань и Минни Тауэр молча проследили его взглядом. Одна из ветвей зигзага — именно та самая, которую звену не позволили закончить — упиралась прямиком в развалины города Рось.

      — Если Вы полагаете, что дело в этом месте, — Минни непочтительно ткнула пальцем в развалины, — То, наверное, стоит попробовать подобраться к нему с левого берега.

      Генерал молчал.

      — А! — сказала Минни, — Была попытка! Сколько роботов потеряно? — спросила она напрямик.

      — Только один, — спокойно пояснил Нгуен Бань. — Но дело даже и не в этом. Как продвигаются Ваши беседы с Александром Валле?

      Минни пожала плечами.

      — Молчит или язвит, но это ненадолго. Внутренне он уже готов пойти навстречу. Если поставить его в ситуацию, когда он сможет согласиться и помочь нам, не теряя лица, то все завершится удачно. Мои днем и ночью думают, как такую ситуацию создать.

      — Вот пусть пока что и думают! — приказал младший генерал Нгуен Бань. — Вам же надлежит срочно отложить все Изенгардские дела и возглавить вымывание информации из арестованных...

      — Какие арестованные? Почему я ничего об этом не знаю? — удивилась Минни Тауэр.

      — Потому что я только что распорядился. Об этом даже сами арестованные еще не знают, — оскалился в нехорошей улыбке Нгуен Бань.

      — Вы полагаете...— осторожно удивилась Минни. Начальник не стал больше ходить вокруг да около:

      — Началось! Смотрите: позавчера тринадцатое звено идет в сторону Роси... Идет случайно, но повстанцы-то об этом не знают! Звено уничтожают, не пожалев новейшего оружия, а ведь целый город Ноттингем, последнюю базу на восток от Мглистого хребта, нам практически сдали: сегодняшняя перестрелка в Ноттингемских холмах не изменила и не могла изменить хода событий... Далее, вчера в сторону Роси случайно отклонился патруль С22 с базы Кога-рю, это вовсе на другом берегу Андуина. Однако против него тотчас применили такую же установку, как против звена Хитаро Сугороку. Правда, вырубился всего один робот. Прочие рванули оттуда на всех парах, не дожидаясь развязки. Пилот отказавшего С224 к вечеру добрался до блокпоста в Южном Лихолесье и несказано обогатил родной язык разными загадочными выражениями по адресу бросивших его товарищей... Совершенно очевидно, что Сопротивление в развалинах Роси что-то строит или прячет, и всякие наши поползновения в ту сторону пресекает без колебаний, не жалея оружия, которое пожалело для защиты Тхаса и Ноттингема.

      — А если учесть, что единственный способ серьезно наступить нам на хвост — это переслать компрометирующие материалы Дому Штайнера или Федеративному Содружеству, то становится понятно, что там собирается эскадра для нападения на космопорт: летные поля Осгилиата почти со всех сторон огибает река Быстротечная, куда из Андуина попасть нетрудно. Захват шаттла им, правда, ничего не дает, если только... Хорог!! — воскликнула Минни Тауэр.

      — Хоро... что? — удивился ее начальник.

      — Если они захватят военный шаттл на летном поле Осгилиата... Ну, допустим, им это удалось, пробормотала Минни Тауэр, — Военный Т-корабль им не взять все равно. Зато транспортник промышленников, тот самый "Хорог", который тут болтается уже две недели, от самого начала вторжения, они захватят без проблем. Вот Вам и путь доставки компромата... А еще какие-нибудь признаки, интересно, есть?

      Генерал покачал головой:

      — Так дела не делаются! Уж больно у Вас все просто! Сейчас я к командующему, а Вы вернетесь в отдел и медленно, тщательно все продумаете. Времени Вам до заката... Кстати, учтите: "Хорог" уже не болтается у прыжковой точки. Он улетел ночью, если по планетарному времени.

      — Уговорили?

      Генерал сумрачно ухмыльнулся:

      — Командующий лично поднялся на борт и выругал капитана. Тот ответил в духе, что-де Синоби ему не начальник. Командующий вскипел, сказал что-то вроде: "У нас в армии хамов не держат", и ушел. После чего один из адъютантов командующего затеял драку с капитаном. Выбил ему зуб, сам получил по ребрам...

      — Не люблю подхалимов, — отрицательно мотнула головой Минни Тауэр.

      — Он так понимает верность, — не согласился генерал. — Да нам-то все равно, главное, что "Хорог" улетел, наконец. Так что, даже если Сопротивление пригонит свои корабли, и даже если захватит шаттл, то на этом его успехи и кончатся... Но есть еще одна деталь, которая в мозаику никак не укладывается. Туристы!

      — Что значит "туристы"? — насторожилась Минни Тауэр.

      — В портах Побережья: Лисс, Эккор, Харлонд, Одесса и так далее, забиты все отели. Все крупные парусники высадили на берег всех туристов, и произошло это практически за одну ночь. При этом никакого обмена радиосигналами или чего-нибудь подобного отмечено не было. Я скоро поверю нашим людям, которые утверждают, что на экзотической птичьей почте держится половина комунникаций Арды.

      Минни Тауэр пожала плечами:

      — Крупные парусники могли понадобиться для нападения на наши паромы с роботами. Откуда им, то есть колонистам, знать, что теперь-то паромы охраняются намного сильнее, чем прежде?

      — Или для перевозки войск и тяжелой техники наемников, которые могли высадиться где-нибудь на необитаемых территориях, хотя бы на севере Южного Материка. — заметил Нгуен Бань. — Пес его знает, как им удалось обмануть орбитальный контроль, но вдруг? Мы обязаны предполагать худшее. Пусть Ваш отдел рассмотрит и такой вариант. Теперь что касается Роси: роботы туда не доходят; следовательно, надо выбросить спецназ.

      Минни Тауэр кивнула:

      — Вполне может получиться. Доставить лучше всего на подводных лодках, этого на Арде мы еще не пробовали, и есть шанс, что такого хода от нас не ждут. За небом колонисты наверняка наблюдают.

       Нгуен Бань пожал плечами:

      — Меня не покидает чувство, что мы все-таки знаем слишком мало, и ситуацию не контролируем... До полудня два часа. Ступайте в третий отдел и от моего имени распорядитесь, чтобы не позже двенадцати группа спецназ находилась на набережной, и был готов катер — перевезти группу к месту тайной погрузки в подводные лодки. Времени мало, так что пусть транспортники подают катер прямо под Малиновый Мост!

* * *

*

      Под Малиновый Мост неспешно вползали две галеры. На носу "Ретарда" возвышался угрюмый по-прежнему Роланд; стоящая на носу "Двины" Изабелла вспоминала, как боцман подошел к Ливии Харт, кивнул в сторону заплаканной девушки и сказал:

      — Если ты надумаешь сдвоить экипажи, то боцман для нее у меня есть!

      Ливия тогда удивленно глянула сначала на боцмана, потом на стажера, потом фыркнула не хуже дельфина и ответила:

      — При всем ее правильном сердце девчонке еще очень много надо узнать и о море, и о людях, прежде, чем хоть кого-нибудь можно будет доверить ей под командование!

      Боцман пожал плечами, но спорить тут было пока не о чем. А уже после, когда стало известно, кто отправляется с Лесником и Роландом в Осгилиат, Ливия предложила Изабелле сходить в столицу на одной из галер. Изабелла выбрала "Двину". По просьбе капитана "Стальной розы", девушке доверили стоять офицерские вахты: в спокойных речных протоках главная трудность — правильно разойтись со встречными кораблями, что весельной галере намного проще, чем громадному паруснику; а внезапному шквалу, губителю не только начинающих моряков, на реке просто неоткуда взяться.

      Теперь Изабелла стояла посреди квадратной носовой площадки "Двины", и ожидала, пока галеры дойдут до причальной стенки, начинавшейся сразу за Малиновым Мостом.

      Лесник молча стоял справа, у самого ограждения, и смотрел, как весла вырываются из воды. Утро для него началось рано. Отстояв свою вахту на мостике, капитан Фангорна увидел, что ложиться спать уже нет особого смысла, тяжело вздохнул и принялся готовиться к надвигающемуся дню. Сначала он разделся. Снятую одежду Лесник аккуратной стопкой сложил в углу каюты, а поверх стопки бережно устроил свой легендарный игровой паспорт. Затем искупался в воде за галерой, схватившись за нарочно оставленный для этого канат. Потом вернулся в каюту, выбрал в сумке одежду почище. Проверил карманы, выложив из них ножик, записную книжку, планшетный компьютер, три метательные звездочки, восемьдесят песцов мелкими монетами, и разные другие мелочи в том же роде с собой нельзя было брать никаких вещей. Провел ладонью по лицу и некоторое время колебался, бриться или нет. Решил побриться, но не стал делать это в древних традициях, а взял обычный бритвенный крем: наносишь на лицо, потом смываешь вместе с волосами. Бреясь, Лесник внимательно разглядывал свое отражение в миске с водой, стараясь, побрить оба виска одинаково ровно. Наконец, понял, что и это ему удалось. Умывшись, Лесник все так же медленно оделся в чистое, тщательно расправляя складки.

      Больше занять время было нечем. Лесник испустил еще один тоскливый вздох, придал лицу выражение безразличия и вышел на палубу. Прошел вдоль галеры по узкому мостику, оказался на квадратном полубаке, отошел к правой его стороне и принялся терпеливо ждать прибытия, наблюдая, как размерено ходят туда-сюда весла. Гребцы сидели спиной вперед, и Лесник этому радовался: ни разговаривать, ни встречаться глазами ему сейчас ни с кем не хотелось.

      Весла вверх...

      "Я получил письмо", — думал Лесник, — "И это произошло невовремя. Впрочем, на Побережье верно говорят: вовремя умирают только враги. Я ходил по лесу, запрокинув голову в синее небо, размышлял о будущем, спотыкался о корни, чинил крышу и вычислял генокод — а письмо тем временем шло; почтовые сервера бесстрастно перемывали его электронные внутренности; программы на пересылках пришивали новые заголовки, и отрезали их, заворачивая коротенькие строчки собственно письма в толстенную кожуру служебной информации... Наконец, промерзший до последней гайки спутник выловил мой сигнал где-то в глубинах Фангорнского Леса — и письмо попало на комунникатор. Человек, написавший его, давным-давно для меня потерян; а расстались мы плохо, и прочитав в заголовке, от кого письмо, я прежде всего пожалел, что так и не извинился. Впрочем, вряд ли тут помогли бы извинения! Отбросив все привходящие обстоятельства, я открыл письмо и прочел его полностью. Там было написано: время держать марку..."

      Весла вниз...

      "... Время держать марку — но как? Мы стараемся, как умеем, каждый в свой бог... Каждый имеет свои мотивы и свою немаленькую историю, каждый на чем-то основывался и чего-то своего хотел добиться... А сумма усилий? Норвежец воевал, и воевал неплохо. Танген Девятка перешел на сторону самураев — ему казалось, что так будет правильно — предал и захватил Норвежца. Тейчи с самого начала встал против Куриту — ему не повезло, и он был убит. Красильщик Сэпли в отчаянии напал на патруль: должно быть, не видел иного выхода, а сердце изнутри горело от необходимости хоть что-нибудь сделать. Валькирия по той же причине подняла свой дирижабль — а могла бы спокойно уйти... Основатель отказался уходить, и сейчас сидит в плену. Синген Исороку попытался освободить из плена Норвежца, а вышло, что убил его — воистину, никто не знает своей судьбы. Мастер, Тень и Легат добрались до места и выполнили то, зачем ходили, и теперь могут радоваться. Мы со Всадником придумали план, который считаем удачным и правильным — а ведь мнения зернового пояса, Шира, Ноттингема никто из нас даже не спросил, и еще бабушка натрое сказала, чем это аукнется потом, после всего."

      Весла вверх...

      "... Время держать марку. А как ее держать, если мы все отличаемся, и всегда останемся разными? Боярин заплатил за это право жизнью. Роланд встал на колени, чтобы сохранить мир — вот уж от кого не ждал, но король мудреет на глазах... Гимли так и пропал; скорее всего, уже не найдется, а жаль. Как теперь станут относится окраины к центру? Анлат, Харлонд, Шир и Норэгр? И Ноттингем, и Тхас, разрушенные потому, что приняли беженцев из непокорившихся срединных земель? Живы ли еще Бренк и Шериф? Ливия Харт собирает своих моряков и пиратов, но пока еще ничего не решила, и мне понятны ее колебания. Зато девчонка, спустившая флаг "Стальной розы", не колеблется. Пима тоже не колебался, хотя и знал, что состав испытательный. А Крот... Крот пишет книгу, и как знать, может быть он-то и окажется прав в конце концов. Станция Эмин Майл ведь как-то исхитрилась остаться единственным нетронутым поселением от Мглистого хребта до самой реки Быстротечной. Самураи на них не вызверились; да и с нами Крот отношения не испортил. Удачное исключение из общего правила."

      Весла вниз...

      "А если Мастер все-таки уговорит Совет, и меня в самом деле погонят вверх, на общего координатора? Обязательно ведь найдется кто-нибудь, кто скажет: ну во-от, Норвежец кровь проливал, Роланд свой город потерял, с риском для жизни сделал видеосъемку, донес ее до Ключищ, Легат и Мастер проникли в Морию, записали кристаллы. Всадник охотился на роботов в степи, даже Валькирия протаранила пять железных дровосеков, даже Тень, который вообще шпион Куриц — и тот в правильную веру перековался и подогнал нам лихтер — а Лесник пришел на все готовое... Еще не факт, что наш план вообще удастся. Впрочем, сейчас об этом думать нельзя: расклеюсь. Лучше все-таки о будущем. Например, нужна какая-то идея, вокруг которой можно будет объединить Арду. И Синие Драконы правы насчет общих стандартов в образовании... И надо будет как-то исхитриться, дать самураям возможность сохранить лицо: если загнать в угол, любой будет драться до последнего; Чингиз был вовсе не дурак, когда оставлял противнику путь к бегству. Ох, как много будет проблем!"

      Весла вверх...

      "Мы хотели убежать от проблем. Это не секрет, да и не особенно новое решение. Уйти на неизведанные земли, пожить по-своему. Стереотип, банальность, но почти десять лет работало. А проблемы догнали нас: пришли взрослые серьезные дяди и забили чересчур высунувшийся гвоздь обратно в доску. Вернитесь, дескать, в рамки системы, что это еще за самодеятельность! Все строят карьеру и добывают прибыль — и вы должны делать то же самое. Игра? Конечно, если это ваш бизнес... А если это просто Игра, то оставьте ее детям, а сами займитесь-ка взрослым делом. Например, повоюйте с нами. Впрочем, с войной забавно получилось: все привыкли, что роботы сражаются против роботов, а у нас ни одного железного дровосека не нашлось. Вот и война здесь такая же вывернутая наизнанку, как все остальное... Но даже после того, как мы выпутаемся из нее: ведь просто создать систему недостаточно, надо создать ее так, чтобы она не испортилась слишком быстро. А как это сделать?

      О, кажется, мы приплываем понемногу. Ну, или входим в гавань, или как это можно еще назвать? Причаливаем."

      Изабелла не отдавала распоряжений: опытная команда галеры и так прекрасно знала, что делать. Девушка лишь указала причал поближе к мосту, и вопросительно оглянулась на Лесника: пойдет? Тот кивнул: дескать, пойдет, нормально. "Двина" тихонько подошла к каменному пирсу. Палубные сноровисто пришвартовали галеру. Следом развернулся причаливать и "Ретард".

      Капитан команды Леса перескочил борт, оказался на причале, пересек набережную и остановился перед ведущей на откос моста широкой каменной лестницей. Тут он обернулся и поклонился на прощание сразу всем; с галер вразнобой замахали ему в ответ. Лесник развернулся и взбежал по ступеням красного гранита высоко к началу Малинового Моста, который предстояло перейти, чтобы попасть к воротам главной базы сил вторжения Дома Куриту.

      Лесник нес ультиматум и никакой радости от этого не испытывал. Испытывал вполне естественный страх: самому лезть в лапы противника никому не казалось хорошей идеей. Но переговоры с самураями так или иначе должны были привести к личной встрече. Откладывая тяжелый момент, только растягиваешь ожидание и увеличиваешь тот же страх. Но с неприлично дрожащими руками и ногами тоже что-то следовало сделать, причем немедленно: хорош посол, который от страха колотится!

      Лесник поискал средство против страха и вспрыгнул на каменное ограждение моста. "Если удастся перейти Андуин по перилам," загадал он. — "Все будет хорошо..." Бросил взгляд вперед, на круто уходящий к облакам Малиновый Мост. Подумал, что перила широкие, почти в ладонь: идти будет легко.

      И решительно зашагал в небо.

* * *

*

      Небо над Осгилиатом сегодня казалось чистым и ласковым. Однако, как и положено офицеру, отправляющемуся с верной группой на тайное и опасное своей неизвестностью задание, Алин Адрен в небесную ласковость ни на грош не верил. Капитан настороженно поглядывал по сторонам, да и большинство солдат его отделения, еще не забывшие патрульный выход третьего дня от высадки, точно так же внимательно озирали окрестности.

      Только оказавшись на мосту, отделение слегка расслабилось. Малиновый Мост был крут, и пока солдаты не добрались до высшей точки мостовой арки, они не замечали идущего им навстречу человека. Ничем особенным человек этот не поражал: средних лет, одет в темные брюки, ботинки, неопределенно-серого цвета рубашку с накладными карманами. Стрижка короткая, цвет волос не определишь. Лицо, как у большинства здешних, обветренное... Вот только идет почему-то по перилам: словно ни на шести полосах проезжей части, ни на тротуаре места ему не нашлось.

      Алин Адрен посмотрел в глаза человеку и не отшатнулся только из спецназовско-самурайского гонора. Капитан тотчас вспомнил улицу, где деревья торчат из нарочно оставленных в тротуаре каменных колодцев, испуганных пехотинцев, мечущихся вокруг взбесившегося красильщика, режущий свист водородной горелки... Глаза у идущего им навстречу человека были белые — цвета водородного пламени.

      Сейчас Алин Адрен не собирался выяснять, от природы они таковы, местная ли это мутация, а может, парень для пущего успеха у девушек себе экзотические контактные линзы вставил. Он сглотнул и поудобнее перехватил ствол. Заметившие его жест новобранцы непонятливо закрутили головами: здесь же всего один человек! Да еще и на перилах — может, просто местный сумасшедший?

      Зато семь ветеранов отделения уже имели дело с ненормальными; руки их сами собой сомкнулись на оружии. Алин Адрен отошел вправо от изготовившегося к стрельбе строя, направил ствол на неспешно поднимающегося по перилам человека и скомандовал:

      — Стоять!

      Человек послушно остановился.

      — Сойди с перил.

      Спрыгнул.

      — Кто ты такой?

      — Я представляю Арду, — заявил этот ненормальный. — Мое имя Лесник, и у меня ультиматум вашему командованию.

      — ... В палату номер девять, — присвистнул и хохотнул какой-то новобранец. — Посол по перилам посол...

      Капрал Фукида Демура молча пнул говоруна между лопаток, и тот удивленно замолк.

      — Сакаи! — распорядился офицер.

      Сабуро Сакаи неторопливо и тщательно обыскал человека.

      — Ничего, капитан! — доложил он. — Если что-нибудь в него вшито, то это все равно только детектор обнаружит.

      Алин Адрен несколько секунд подумал. Верит он безумному парламентеру, или не верит, а приказ у него четкий: дойти до катера, пересесть на подводную лодку, и так далее, по маршруту. С одной стороны, за нарушение боевого приказа могут отвинтить голову по самые колени. С другой стороны, повиноваться умеет даже боевой робот, человек должен действовать осознанно. В безумии встречного у Алина сомнений не было: кто же в здравом уме и твердой памяти попрется с ультиматумом по перилам, с которых в любой момент можно кувыркнуться в речку?

      Только в том и беда, что тут вся планета ненормальная. Вдруг у них хождение по перилам имеет ритуальный или какой-нибудь другой смысл, и к посланнику все-таки следует относиться серьезно?

      — Сабуро и Фукида, берете его под руки, — скомандовал принявший решение офицер, — и бережно, повторяю, бережно, несете к детектору. Остальные очень внимательно смотрят по сторонам: мы возвращаемся в штаб, чтобы немедленно доставить парламентера к командующему.

      Отделение развернулось и зашагало в обратный путь; с приткнувшихся за мостом галер его провожали беспокойные ниточки взглядов.

* * *

*

      Взгляд у командующего девятнадцатой ударной армией был тяжелый — как, впрочем, у всех крупных начальников. В особенности неприятно было смотреть на него сейчас, когда Фудо-ме Синоби отчитывал начальника разведки. Если Арда набралась наглости ставить ультиматумы, значит, повстанцы имеют на руках какие-то козыри. Как же разведка допустила подобное? Куда смотрели? Почему не использовали спецназ? Почему не просили помощи у линейных войск? Где были раньше, ммать твою самурайскую?

      В окруженной тройным кольцом охраны штабной палатке находились все начальники родов войск и их заместители, рассаженные двумя кольцами; за спиной Нгуен Баня смиренно выслушивала начальственный разнос главный аналитик разведки Минни Тауэр.

      Парламентер с ультиматумом проходил сканирование. Детектор должен был установить, не является ли посланник большой живой бомбой, не имеет ли в теле боевых имплантантов, и так далее, и тому подобное — короче, безопасно ли приводить его пред светлые очи высших офицеров девятнадцатой армии.

      Нгуен Бань молча выслушивал начальственный гнев, но не слишком расстраивался: привык. Он печалился больше о том, что так и не понял игры своего загадочного противника.

      Вошел дежурный офицер и доложил, что посланник готов к разговору, и что ничего опасного в себе не содержит. "Если не считать ультиматума" — синхронно подумали Нгуен Бань, Фудо-ме Синоби и Минни Тауэр, а вместе с ними и почти вся палатка.

      Дежурный офицер уже интересовался, хочет ли посол разговаривать непременно с вышим начальством, либо же его устроит назначенный представитель — если командующий, например, окажется в отъезде. Лесник ответил на это, что ему без разницы, ультиматум он может написать и на бумаге, раз уж самураи боятся разговаривать с ним вживую. Но, поскольку он не просто вестник, а имеет полномочия вести переговоры и заключать соглашения, то лучше все-таки личная беседа на соответствующем уровне. Так что случай, задержавший командующего на поверхности Арды, следовало все-таки считать благоприятным.

      Фудо-ме Синоби соизволил повелеть дать знак, и два широкоплечих высоких сержанта ввели Лесника в штабной шатер.

      Враги наконец-то увидели друг друга.

      Самураи внимательно рассматривали плотного среднерослого посланника Арды. Одежду у него при осмотре отобрали, а взамен выдали подходящую по размеру чистую форму без знаков различия. Нгуен Бань подумал, что в этом есть какая-то неправильность, и что лучше было бы пренебречь формальными правилами безопасности, все-таки первый невраждебный контакт двух цивилизаций. Тут командующий, представляющий свой штаб, назвал имя младшего генерала. Нгуен Бань отвлекся от своих мыслей, поднялся и сдержано кивнул.

      Заинтересованно повернувший к нему голову Лесник увидел невысокого, худощавого человека среднего возраста: от сорока до шестидесяти. Роскошную генеральскую форму Нгуен Бань носил с нарочитой небрежностью, но Леснику неоткуда было знать, что так носили ее все выпускники Высшей Военной Академии Луфиена, и генерал просто следовал традиции. Глаза разведчика точно соответствовали экранным образцам: острые, живые, внимательные. Лицо генерал тоже имел правильное: твердое и располагающее к себе, хотя и не блистал яркой мужской красотой. Прямые темные волосы Нгуен Бань расчесывал на простой пробор и в целом производил впечатление нестареющей легкости.

      За плечами начальника разведки Лесник различил единственную в палатке женщину, которая тоже красотой не могла похвастаться. Хотя не была она и уродиной, но выглядела все же как-то блекло, невыразительно и болезненно: словно десять или больше лет провела в тесной бессолнечной темнице. Только взгляд неизвестной спутницы генерала был страшен: по твердости и силе не уступал никому из мужчин в штабе. Луфиен не слишком охотно допускал женщин к вершинам власти, и уже одно присутствие Минни Тауэр здесь, на собрании, свидетельствовало о ее незаурядности. Но ничего этого Лесник не знал, как не знал и трудной истории госпожи главного аналитика, а потому спокойно перевел глаза на следующего представляемого офицера.

      Через пять минут длительное представление завершилось. Лесник получил право голоса.

      — От имени планеты Арда, — начал посланник без представления и перехода; офицеры молча и внимательно ловили каждое слово. Удовлетворенный их серьезностью, Лесник продолжил:

      — Если через шесть часов гарнизоны Дома Куриту, размещенные на Арде, не начнут движение к Осгилиатскому космопорту, если при этом солдаты и роботы не оставят на земле затворы от пулевого оружия, резонирующие стержни лазеров, а от всех ракет боеголовки, там же, где боеголовки снять нельзя, то и сами ракеты; если через шесть часов с Черных Полей Осгилиата не поднимется первый шаттл с Вашими эвакуируемыми войсками, наконец, если все, захваченные на Арде пленные, особо отмечаю Александра Валле, через шесть часов не будут выданы нам в целости и сохранности, то...

      В штабной палатке сгустилась и стала почти осязаемой тяжелая тишина.

      — Вопервых, мы затопим Морию полностью. Расставленные вашей разведкой камеры нам в этом не помешают, а ко всем ключевым точкам сразу ваш спецназ не успеет. Затопление необратимо разрушит главные конвейеры, после осушения пещер вы не сможете восстановить завод...

      Нгуен Бань поправил воротник. Фудо-ме Синоби громко почесал бритый красный затылок.

      — Во-вторых, наши друзья скоро доставят на Луфиен, директорату звездной верфи, кадры, снятые в городе Уникорн, в ночь его разрушения вашей армией. Директор дзайбацу "Нетускнеющий свет" опытен в политической игре. Даже если вы как-нибудь перехитрите нас здесь, промышленники все равно опубликуют или иначе используют эту съемку, но наделают вашему высокому покровителю столько неприятностей, что ваши головы полетят все равно. Не говоря уж о Доме Штайнера, который будет рад любому предлогу защитить нас от вас...

      Командующий тихонько выругался. Если бы он хоть немного догадывался о содержании ультиматума, о силе козырей! Принял бы посланника в одиночку; на худой конец — с этими растяпами из разведки. Прохлопать такую тварь! А теперь обратного хода нет. Знает весь штаб.

      — В-третьих, вы получите полномасштабную партизанскую войну, — закончил Лесник. — Для начала мы перетопим все ваши мыльницы, в которых вы сейчас везете роботов на север вокруг зернового пояса. Даже если вы прямо сейчас, в эту секунду, прикажете паромам возвращаться в гавани, пятнадцать из двадцати семи мы достанем раньше, чем они спрячутся под прикрытие тяжелых базовых орудий. В самом зерновом поясе начнутся проблемы не меньшие, чем на севере. И так далее, и тому подобное... На этом все. Я готов ответить на ваши вопросы.

      Фудо-ме Синоби злобно сверкнул глазами в сторону Нгуен Баня: ну что, задница, довертелась? Давай-ка теперь, попробуй побеседовать с ним!

      — Вы представляете далеко не всю Арду, — начал понявший намек Нгуен Бань. Задача у генерала была более, чем нелегкая: скрытность, с которой колонисты довели дело до ультиматума, свидетельствовала об их способности воплотить в жизнь все заявленые угрозы. Для начала Нгуен Бань решил снизить впечатление от речи и посеять сомнения в благородстве мотивов Лесника:

      — Более половины населения планеты проживает в зерновом поясе. Станция Эмин Майл не поддерживает вас. Нам точно известно: Крот не явился на ваш совет, так же, как представители Шерифа Ноттингемского, крайнего Запада, Ангмара и так далее. Практически, вы представляете небольшую кучку команд очень ограниченного региона, а беретесь говорить от лица всей планеты. В нашем понимании, вы являетесь обыкновенными террористами, захватившими шаттл с заложниками. Именно с этих позиций мы и будем вести с вами переговоры.

      Лесник криво улыбнулся:

      — Сказать можно и так, и этак. Но слова остаются словами. На деле мы достаточно неравнодушны к судьбе собственной планеты, чтобы сделать то, что я вам изложил, и чтобы говорить с вами так, как я здесь сейчас говорю. А зерновой пояс, на который вы ссылаетесь, примет очередную смену власти молча, так же, как он принял вас... Теперь я должен добавить еще кое-что, — посол немного повысил голос, чтобы все хорошо его слышали:

      — После вывода войск Арда предлагает заключить соглашение, по которому Дом Куриту возьмет на себя охрану космического пространства и прыжковых точек нашей зведной системы. А оплату за это мы предложили бы теми самыми кристаллами, если, конечно, вы не вынудите нас сегодня же разрушить заводы...

      "Жив! Пронесло, буду жить!" — так же, как Андрей Норвежец после кровавого боя с бронепехотой; так же, как Алин Адрен на руинах Уникорна — подумал генерал Нгуен Бань. Призрак ритуального самоубийства, которое генерал обязан был совершить в искупление столь позорного провала его разведки на Арде, отодвинулся кудато далеко. Посланный на переговоры сукин сын угадал довольно точно. Если после вывода войск Фудо-ме Синоби сможет доложить Первому Министру, что соглашение все-таки заключено, и торговый канал от орбиты до прыжковой точки в руках Дома Куриту, и что за это Арда платит драгоценными кристаллами...

      В глазах общественности война будет выглядеть выигранной.

      Нгуен Бань обвел палатку быстрым взглядом. Увидев, с каким облегчением офицеры расслабляют плечи и шею, как оплывают стиснутые в напряжении губы, Нгуен Бань понял, что дальше говорить не о чем. Принять этот выход — лучшее, что можно сделать на месте командующего.

      Если только противник не блефует.

      — Как вы собираетесь переправлять видеозапись на Луфиен, вашим друзьям? — напрямик спросил Нгуен Бань. — Если вы хотите захватить шаттл на летном поле, то знайте, что военный Ткорабль вам в любом случае не по зубам, а единственный гражданский транспорт, "Хорог", мы выгнали из системы еще вчера.

      — Разрешите уточнить, чем был загружен "Хорог"? — немедленно отозвался Лесник. Минни Тауэр за спиной генерала стукнула кулаком в ладонь. Нгуен Бань секунду помолчал, потом обратился к командующему:

      — Нам следует обсудить ситуацию в отсутствие этого человека, — начальник разведки указал на Лесника.

      Фудо-ме Синоби кивнул, и Лесника вывели. За его спиной немедленно забурлили голоса офицеров.

      Посол Арды оказался под открытым небом, между первым и вторым кольцом часовых. Доставивший его Алин Адрен сидел в двух шагах от выхода из палатки; потом внезапно вскочил и вытянулся: из штаба потянулась вереница заместителей. Очевидно, командующий решил совещаться только с начальниками родов войск. А может быть, Синоби уже принял решение ультиматум отклонить, и разослал заместителей исполнять существующий на подобный случай аварийный план.

      Лесник поглядел в небо. Высоко в синеве черным двойным кругом ходили десять почтовых воронов. Капитан Фангорнского Леса вспомнил, с каким трудом этих птиц выращивали, как интересно было моделировать генокод того же оборотня, как смешно сердился Боярин за проданную экологам подводную лодку из дубовой бочки — и отчаянно затосковал по прежней жизни. Тогда и красок было больше, и ритм был более плавным; находилось место тонкости и силе, гордости и красоте, радости и удаче — а главное, даже ошибки не приводили к необратимым последствиям. Теперь же цвета стерлись, звуки словно бы потускнели. И единственным настоящим желанием Лесника, упорно прорастающим сквозь надетую поверх всего маску выдержки было желание, чтобы пыльное военное время наконец, закончилось.

      Чтобы мир обрел прежнюю полноту и яркость.

      Мимо Лесника и толпящихся заместителей пробежал запыхавшийся связист. Часовые даже не проверяли его; шифровальщик канул в недра штабной палатки, и тотчас же там затихли все разговоры. Очевидно, известие было важным.

      Минни Тауэр использовала передышку для внимательного рассматривания пришельца. От Александра Валле этот человек отличался. Но не сильно. Ореховые глаза Основателя и неестественнобелые Лесника чем-то неуловимым очень походили друг на друга. Минни внезапно вспомнила, как давным-давно ей пришло в голову поиздеваться над мужчинами. Тогда она еще работала на учебной базе. Минни поместила в местной газете объявление примерно следующего смысла: "Обеспеченная, но некрасивая, женщина возьмет на содержание мужчину". На указанный ею адрес пришло множество писем; в большинстве из них содержалась обыкновенная самореклама. Минни даже подивилась, как сильный пол готов кланяться за кусок хлеба. А потом она напоролась на письмо вот какое:

      "Уважаемая госпожа Тауэр! Ваше объявление лишило меня возможности проявить испытываемые к вам чувства. Теперь, если я стану ухаживать за Вами или приму попытки сближения, Вы станете думать, что Ваши деньги тому причиной — хотя уже через несколько лет я надеялся обеспечить себя настолько, чтобы оказать и Вам помощь в Вашем лечении".

      Прочитав такое, Минни прежде всего презрительно фыркнула: кто же признание в любви начинает со слова "уважаемая"? Еще бы "дорогая подруга" написал, идиот безмозглый!.. Но желание играть с людьми эти строки отбили у нее надолго.

      И вот сейчас, почти через двенадцать лет после такого случая, Минни Тауэр подумала, что, пожалуй, и Валле и Лесник могли бы так написать. Но главному аналитику почему-то казалось, что простым письмом ни тот, ни другой бы не ограничились. И мнение окружающих их не слишком-то испугает.

      Вышел дежурный офицер и пригласил ожидающих в палатку. Заместители рассаживались, заинтересованно глядя на опустившего голову командующего. Нгуен Бань держал в руке злополучную шифровку; осторожно глянув через плечо, Минни Тауэр прочла следующие строки:

      "Фудо-ме Синоби.

      Если Вы, господин командующий, допустили возможность отснять у вас под носом компрометирующие Великий Дом материалы, и если у вас достало глупости прохлопать их прибытие на Луфиен — при том, что только корабли Дома Куриту отправлялись с Арды последние две недели — то пусть теперь все боги и демоны проявят к Вам величайшее внимание, и помогут Вам уладить этот кризис, какими угодно мерами, вплоть до переговоров.

      Авантюра, в которую Вы меня ввергли, может стоить мне не только поста, но и головы. Однако Вы в любом случае умрете раньше меня — это я вам обещаю.

      Первый Министр Тое Коге Дайхацу"

      Минни только головой помотала. Если Первый Министр пишет подобное открытым текстом, не стесняется подписывать, а начальник разведки позволяет заместителю заглядывать через плечо в подобные шифровки... Заместителю придется держать язык глубоко за зубами. Да и то неизвестно, поможет ли.

      Между тем ввели Лесника. Фудо-ме Синоби встал и сухим тоном объявил решение: ультиматум Арды принят полностью во всех пунктах. Первый шаттл начнет погрузку уже через три часа, а отвод гарнизонов начнется тотчас же после согласования путей движения, которые Арда разрешит использовать, и на которых гарантирует безопасность.

       Посол колонистов покачнулся; Минни даже показалось, что он сейчас упадет. Сохранявший бесстрастность все это время, Лесник внезапно с ног до головы покрылся испариной.

      Сработало!

      Словно во сне, Лесник увидел сонное лицо Всадника Роханского, который тогда в Ключищах имитировал действия противника. "А если мы сделаем так?" — сыпалось наперебой то от Мастера, то от Лесника, то от Легата, и Всадник всякий раз находил простой и логичный ответ. Но, наконец, появилось такое решение, выслушав которое, Всадник опустил плечи и сказал просто: "Ну, тогда я проиграл!"

      Этот-то миг вспомнил сейчас Лесник в душной штабной палатке, посреди захваченного врагом стольного города Осгилиата.

      — Мне нужно на мост, туда, где меня встретил патруль, — совсем не протокольным голосом попросил парламентер. — Я должен отправить сообщение...

      По распоряжению командующего, Алин Адрен со своей группой повели Лесника на Малиновый Мост. Не в силах сдержать любопытство, Минни Тауэр и Нгуен Бань поспешили следом за ним. Редкие прохожие на Осгилиатских улицах заинтересованно присоединялись к идущим. А когда стало известно, что ведут парламентера, жители столицы градом посыпались со всех сторон. Алин Адрен даже встревожился, что его отряд невелик, но из поперечных улиц к идущим вскоре начали присоединяться патрульные десятки Куриту — то ли получившие соответствующий сигнал от координатора, то ли ведомые любопытством.

       Так что люди, застывшие в ожидании на галерах, заметили толпу еще издалека. Напряжение с обеих сторон было так велико, что о кораблях просто позабыли. Команды обеих галер встревоженно кинулись навстречу процессии и замерли, не дойдя до середины моста шагов двадцать.

      Посол вышел на вершину мостовой арки и поднял руку. Воздух закипел между черными крыльями. Почтовые вороны падали на мост один за другим. Лесник непослушными пальцами находил на них ошейники, вынимал оттуда почтовый сахар, расстегивал ошейники и вкладывал стартовые кусочки рафинада в блестящие черные клювы. С громким пугающим звуком вороны падали с высокого моста, расправляли мощные крылья и уходили вверх, вверх, вверх — а потом на все стороны Арды.

      Сигналом принятия ультиматума был почтовый ворон без ошейника, и все, пришедшие с Лесником на галерах, это знали. То, что Лесник механическими движениями складывает ошейники у своих ног, означало, что Дом Куриту принял ультиматум.

      Война выиграна.

      Закончив рассылку, Лесник повернулся к сопровождающим его солдатам и сказал:

      — Теперь все!

      После чего безралично отошел и сел на перила. Тишину нарушило чье-то робкое замечание:

      — Надо еще Основателя встретить!

      — Ага... — рассеяно отозвался Лесник. Экипаж "Двины" окружил его со всех сторон.

      Такими их и запомнила Минни Тауэр: с одной стороны патрульные солдаты Дома Куриту: хмурые, встревоженные, руки напряженно сжимают оружие. С другой стороны моста люди Арды, равнодушные к близкому присутствию врага не от смелости, а от накатившей усталости, от осознания выигрыша. Минни Тауэр мельком подумала: "Пожалуй, не будь у Арды союзников на Луфиене, переживающих победу колонистов можно было бы взять голыми руками." — но мысль улетела, не оставив следа.

      Главный аналитик и Нгуен Бань разглядывали живые лица людей, которые до сих пор были для них лишь объемными снимками на рабочем столе: Роланд, Лесник, Изабелла. Двумя шагами далее — плотная группа парней в выгоревших сине-черных головных повязках — команда ее галеры.

      (с) Гомель 3.06.04 — 14.08.04

в начало

Предисловие ||| Часть 1: Серая сирень ||| Часть 2: Бурый барсук ||| Часть 3: Малиновый мост ||| (вы находитесь здесь)