Игра сэра Валентайна

Места нет для северных интриг,

И, увы, не на гремящий тинг,

Вы попали, острые умы,

Нет для благородных здесь войны.

Псарня, знатоки за медяки,

А на вас кольчуги так легки...

Театр для нервно-стойких... где антракт?

Вряд ли может тешить чей-то взгляд.

Яркость масок, в общем, броский вид,

Потому как вечный недосып,

Не украсит мир в глазах солдат.

Славен Имладонский султанат!

Haku. http://zhurnal.lib.ru/t/ten/

Игра сэра Валентайна

Татьяне Минасян, которая и подала мне идею этого произведения.

Своим нынешним местом назначения сэр Валентайн Виризг, барон ре Котль, был обязан дракону и сэру Алану Лавора, который вчистую переиграл барона в Айко, арестовал, но вместо того, чтобы казнить или пытаться перевербовать, выслал из страны вместе со всей его осрамившейся в этом деле командой. Собственно, поступил Лавора не только благородно, но и мудро. Никаких таких ужасных секретов молодой разведчик поведать ему не мог, имя аазурского резидента в Четвертом столе Канцелярии первого советника герцога Айко и так прекрасно знали, а учитывая начавшуюся между Айко и Саагором войну, в которой Аазур выступил, совершенно неожиданно для себя, на стороне герцогства, подобный жест доброй воли оказался отнюдь не лишним в дипломатической игре.

Собственно, только тот факт, что король Оттон, благодаря блистательному провалу сэра Валентайна, почти бескровно оттяпал у Саагора Вормерон, и спас карьеру барона. И все же, фиаско, пусть и повернувшееся к вящей славе Аазура, им и оставалось, так что следующее назначение Виризг получил туда, куда Кормак телят не гонял — в Имладонский султанат, и это в то время как Айко и Аазур успешно занимались дележом своего соседа, вырывая куски из Саагора, когда в Кааторе тинг трижды прокричал "виват" новому Великому Князю и двинул свои дружины все в тот же многострадальный Саагор, когда все, по-настоящему важные события крутились именно там, когда гораздо менее компетентные агенты, пользуясь смутными временами, ловили рыбку в мутной воде и делали карьеру, а депеши из удаленных стран никого толком и не интересовали.

И все же сэр Валентайн не сдался, не опустил руки и не подал прошение об отставке, а безропотно отправился выполнять свою работу под видом атташе по экономическим связям и два года, почти без финансирования, не ожидая ни похвалы, ни награды, трудился в поте лица, выстраивая сеть агентуры в самых разных слоях имладонского общества. Он умел ждать своего часа.

Часть I

Глава I

— Вся проблема в том, досточтимый Валентайн-бей, что у солнцеликого султана Джимшала, да продлит Тарк его годы, девять сыновей от восьми жен. — старик, сморщенный как печеное яблоко, отхлебнул из пиалы прохладного щербета, отщипнул другой рукой виноградину и отправил ее в лишенный большей половины зубов рот. — А как бы не возносили молитвы за его здоровье, какими бы снадобьями его не потчевали, моложе он не становится, хоть по-прежнему проявляет пылкость и чувственность достойную отрока, а не убеленного сединой мужа. На днях, я слыхал, понесла очередная наложница султана, четырнадцатилетняя Аль А-Йа, подарок ромханкорского сатрапа.

Сэр Валентайн молча кивнул в знак согласия со своим собеседником, и изящным движением промокнул лоб тончайшим платком. То, что говорил ему сейчас шейх Гафар тер Гийюн, он и сам отлично знал, и ничуть не сомневался в том, что молодящемуся и ведрами пьющему зелья, сохраняющие мужскую силу, султану осталось от силы полгода. Конечно, кого-то из лекарей обвинят в отравлении Джимшала, хотя правда, на самом деле, будет куда как проста — у любвеобильного старика просто не выдержит сердце. Зная состав снадобий, которыми потчевали султана, барон ни мгновения в этом не сомневался, и сейчас мысленно костерил велеречивость южан, не позволяющую сразу перейти к интересующему вопросу. Не может же он вот так просто, как сделал бы это в том же Айко, будь оно неладно, прямо спросить у везира: "Так на кого Аазуру ставить?"

Нет, спросить он, конечно, мог бы, хотя это и было бы ужасное нарушение местного этикета, но ответом ему стали бы только пространные рассуждения ни о чем. Определенно, манеру имладонцев изъясняться, барон, уроженец королевства прохладного и снежного, ненавидел даже больше, нежели мерзопакостный жаркий климат султаната, к которому так и не смог привыкнуть за весь период своей службы в нем.

— Мудрость Гафар-эфенди общеизвестна. — отозвался аазурец. — Словно горный орел он видит незримое простым людям с высоты полета своей мудрости, словно раскаленный клинок масло, разум его рассекает тьму невежества и незнания. Лишь удивления достойно то, что место Великого Везира до сих пор не досталось истинно достойному.

— Большое видится лишь на расстоянии. — везир, курирующий в Диване вопросы внешней торговли, пожевал губами. — Чтобы увидеть истинно достойного надо, видимо, смотреть из Аазура.

Намек старого шейха был совершенно прозрачен, и столь же невозможен к воплощению. Никак не мог барон ре Котль обещать своему собеседнику поддержку аазурских клинков, которую тот просил уже не раз, он даже взятки приличной дать не мог, поскольку далекий торговый партнер предметами роскоши, рассматривался королем Оттоном как страна, имеющая в его политике даже не второ, а третьестепенное значение. Соответственно, финансирование спецопераций велось из рук вон плохо.

— Не поделится ли достопочтенный полетом своей мысли со мной, недостойным? — не дал увлечь себя на скользкую тему сэр Валентайн.

— Отчего ж не поделиться? — везир, который понял, что опять ему от надоедливого аазурца не получить ничего полезного, стремительно терял к разговору интерес. — Истинно, мало кто во младости стремиться испить горького напитка познания из чаши чужого опыта, и лишь похвалы заслуживает такое пожелание досточтимого Валентайн-бея. Ибо сказано было пророком Рамулей, "Мудрости ищите у убеленных сединой и положением, ибо век их был долог и полон испытаний, которые миновали они с честью, и советы их — нектар для уха внимательного".

"Старый пень меня выпроваживает", понял Виризг. "Эта их варварская традиция, бакшиш давать совершенно за все... Нет, чтобы пообщаться, как коллега с коллегой, может нашелся б и какой общий интерес, но жадные имладонцы, у которых глаза загораются при виде чужого медяка, вечно желают получить сразу и все".

— Сказано еще, "Чти проживших долгий век, ибо чтишь ты при том не седины, но разум и память их обладателя". — сэр Валентайн стукнул себя по лбу ладонью. Движение, четко выверенное и неоднократно отрепетированное, вышло изящным и не наигранным. — Дырявая моя голова, Гафар-эфенди! Ведь я же привез вам подарок, и едва не забыл вручить его, ослепленный светочем вашей мудрости.

Виризг приподнялся (оба собеседника, по обычаю султаната вкушали щербет и фрукты лежа на подушках) и дважды хлопнул в ладони. В двери появилась каменная физиономия секретаря посольства, благородного Анхеля Клейста, всего месяц как присланного на эту должность. На жарком имладонском солнышке сэр Анхель моментально обгорел, и теперь лицо его шелушилось, отчаянно зудело и было покрыто розовыми пятнами нежной кожи, появившейся на месте отслоившейся. Виризг, который сам в свое время прошел через те же мучения, молодому человеку, а Клейсту едва миновало девятнадцать, искренне сочувствовал, но помочь ничем не мог. До тех пор, пока кожа юного аазурца под влиянием солнечных лучей не примет тот же медовый оттенок, что и у самого сэра Валентайна (ах, видели б его сейчас придворные дамы Ее Величества — определенно, он имел бы у них ошеломительный успех из-за столь импозантного оттенка кожи лица, обрамленного длинными черными волосами. Впрочем, барон и до поездки в султанат не жаловался на отсутствие внимания со стороны прекрасного пола), мучениям его суждено продолжаться.

— Сэр Анхель, будьте любезны, мой сундучок с документами, пожалуйста.

Старик прикрыл глаза, чтобы спрятать засветившийся в них огонек алчности.

Благородный Клейст с легким поклоном в адрес хозяина вошел в комнату, поставил сундучок рядом со своим начальником, отвесил еще один легкий поклон, почти кивок, и столь же молча покинул помещение.

"Благодарение Луне, мальчик молчалив", подумал атташе, "Конечно, ему надо выучить имладонский церемониал даже для такой вот, полунеформальной обстановки, но его молчание, наверняка, было воспринято как строгая выучка".

— Вот, Гафар-эфенди. — сэр Валентайн извлек из сундучка, где обыкновенно возил документы, маленькую копию имладонской торговой галеры, исполненную с филигранной точностью из драгоценных металлов и ценных пород дерева. — Я слышал, вы собираете работы мастера ан-Мани, досточтимый.

— О-о-о-о. — выдохнул везир, аккуратно принимая хрупкую модель обеими руками, и поднеся ее к самому лицу, отчего шелковые паруса кораблика заколыхались, потревоженные его дыханием. — Воистину, это будет драгоценнейшая из жемчужин моей коллекции, Валентайн-бей, и черной желчью наполнится сердце Исмаль-паши при виде этого шедевра.

Благородный Виризг склонил голову в вежливом поклоне, и улыбнулся кончиками губ. Взаимная нелюбовь везира и сердара, оба из которых были страстными коллекционерами работ знаменитого ювелира Фаберша ан-Мани, умершего десять лет тому назад, не была ни для кого тайной в Имладоне. Оба скупили уже почти все его известные работы, кроме тех, что принадлежали султану, и теперь появление каждого нового предмета в коллекции одного, было жесточайшим ударом по самолюбию другого. Пикантность ситуации заключалась еще и в том, что изначально этот макет, на самом деле являющийся ларчиком для сладостей, приобрел второй сын везира, Абдель тер Гийюн, дабы приобщить его к коллекции отца, однако, после случая с его нечаянным купанием во время празднования совершеннолетия коронессы Софии Легор Айко, посол проявил совершенно несвойственные имладонцам чувства юмора и самоиронии, и подарил кораблик оконфузившемуся барону Тайра. Наследники барона, ничего не понимающие в южном искусстве, продали работу мастера буквально даром, и уже полгода как изящное суденышко покоилось в апартаментах барона ре Котль, приобретшего его через подставных лиц.

— Я, недостойный, счастлив доставить радость сердцу мудрейшего Гафара-эфенди. — сказал сэр Валентайн. — Ибо сказано было пророком Фафхардом: "Радость просветляет ум и продлевает жизнь".

Цитата была довольно рискованной, поскольку Фафхард проповедовал простые плотские радости жизни и был одной из самых неоднозначных фигур в религии Имладона, однако тут, выражаясь велеречивым языком султаната, стрела его красноречия попала точно в цель.

— Истина говорит твоими устами, о достойнейший из мужей Аазура. — намек тер Гийюн понял, и, хотя, все также не переставал любоваться драгоценной игрушкой, изготовленной некогда для сына отчаянного морского пирата, Фири-рейса, речь его вернулась к интересующей Виризга теме. — Просто знаком судьбы почитаю я твой подарок, ибо он словно зеркало отражает мои тяжкие размышления о судьбе Имладона. У солнцеликого султана Джимшала, да продлит Тарк его годы, девять сыновей от восьми жен, как ты наверняка знаешь. Двое младших, сыновья прекрасной Лейлы, Бутона Розы, которому не дала распуститься в прекрасный цветок ядовитая змея, притаившаяся в траве.

"Ядовитую змею зовут Фируза-ханум, и она мать второго принца, Гемаля. Как и любая пери, женщина столь же сволочная, сколь и прекрасная", подумал сэр Валентайн, однако официальную версию гибели одной из жен султана опровергать вслух не стал. Во-первых, везир и сам отлично знал, кто стоял за смертью глупой, наивной, но честолюбивой девушки, а во-вторых, подобные фразы, даже произнесенные наедине с самим собой, могли стоить головы болтливому посланнику.

— Оба принца, Ильяс и Нуман, еще совсем юны. — продолжал меж тем шейх. — так что вряд ли, если, не дай Тарк, с солнцеликим что-то случиться, они всерьез будут претендовать на престол. К тому же, их мать соединилась с Творцом, и у них нет поддержки даже в серале. Седьмой сын Великого, принц Байасит. — тут везир причмокнул губами и повернул кораблик, чтобы взглянуть на него под другим углом. — любим на флоте и мать его, луноликая Руфидь-ханум, часто склоняет слух султана к ее словам. Есть у молодого принца сторонники и в армии, и в Диване, поэтому у него неплохие шансы унаследовать трон по смерти своего отца, да длятся дни его вечно. Однако ж ени-чери превыше всех почитают пятого принца, Арслана, близкого друга их командира, Исмаль-паши Фулдазереха, сына прекрасноокой Мариам-ханум.

О степени близости этой дружбы ходили слухи самые разные, однако сэр Валентайн, прекрасно знакомый с командиром султанской гвардии, склонялся во мнении именно к варианту нормальной крепкой мужской дружбы, а не к тому, о чем судачили торговки на рынках.

Шестого принца, Фируза, тер Гийюн пропустил, и правильно сделал. Говорить напрямую, что сын султана — умалишенный, было примерно то же самое, что лично попросить у его отца шелковый шнурок. И то, что здоровый мужик целыми днями пускает пузыри после падения с лошади, произошедшем еще в нежном возрасте, никак не спасло бы чрезмерно языкастого везира в случае доноса.

— Четвертый сын нашего трижды благого перед Тарком правителя, принц Джимшал, чрезмерно увлекается учением пророка Фафхарда. — везир вздохнул. — А это не добавляет ему сторонников. К тому же его мать, лучезарная Лизия, дочь покойного сатрапа Феска, также соединилась с Тарком, и он тоже не имеет поддержки в серале, подобно своим младшим братьям.

Недалекая Лизия, назвавшая сына в честь отца, тем самым нанесла тяжкое оскорбление все той же Фирузе-ханум и поплатилась за это самым жестоким образом. Подробности Виризгу были неизвестны, однако же, он точно знал, что хоронили ее в закрытом гробу, и султан о ее смерти не слишком-то и горевал.

— Третий и первые сыновья повелителя. — тер Гийюн все еще не отрывал взгляда от кораблика, рассматривая его то с одной, то с другой стороны. — принцы Ламаль и Шуль, мужи, безусловно, достойные, но не имеющие серьезной поддержки. Конечно, и среди везиров, и среди сатрапов, немало найдется людей, желающих видеть их на престоле, но...

"Это будет катастрофа для султаната", подумал сэр Валентайн, "Оба они — пустышки. Люди неумные и, в целом, никчемные. Стань кто-то из них султаном, и править будет Великий Везир, а Кавус тер Рахмат, это та еще сволочь".

— Ну и конечно, принц Гемаль, лев среди львов, сын Фирузы-ханум, прекрастнейшего цветка в саду солнцеликого, достойной пери знатнейшего рода, царевны Даште Сафа и старшей жены светозарнейшего из сыновей Ая. За ним стоит сераль, его хотят видеть на троне сепахасалар Турман-паша тер Месри, многие сердары и, говорят, — Гафар тер Гийюн оторвался от созерцания произведения ан-Мани и в упор поглядел на благородного Виризга, — что сам Великий Везир надеется сохранить рядом с ним свое место. Именно об этом сегодня говорили мы в Диване. Первом за много лет заседании, которое не почтил своим присутствием Солнцеликий.

Обладай сэр Валентайн меньшей выдержкой, он бы присвистнул. Итак, султан совсем плох и на трон имеется аж три реальных претендента, принцы Баясит, Арслан и Гемаль, у каждого из которых есть своя партия при дворе. Шансы всех троих примерно одинаковы, тут шейх не сказал ничего нового, но уже одно то, что это было озвучено на заседании Дивана, говорило о очень и очень многом. Что ж, значит султан доживает последние дни, а то и часы, и ему, сэру Валентайну Виризгу, барону ре Котль, резиденту Аазура в Имладонском султанате, нужно принять срочное и, главное, верное решение о том, кого из принцев следует поддержать, чтобы усилить позицию своего государства. И следует ли поддерживать хоть кого-то, а не смазать пятки салом. Отлично зная норов наследников султана, аазурец представлял, насколько жарко скоро станет в стольном граде Аксаре, да и во всем султанате тоже.

Внешне, впрочем, благородный Виризг ничем не выдал своего волнения, оставаясь все той же бесстрастной маской, которая второй год как заменяла ему его настоящее лицо в обществе имладонцев.

— Мудрость достойнейшего столь велика, — барон сделал глоток порядком уже нагревшегося щербета, — что я не в силах сразу уместить сказанное в пределах своего слабого разума, а потому прошу досточтимого Гафара-эфенди простить меня. Мне необходимо осмыслить всю глубину открытого светоча.

— Сказано было, "Есть время для мудрых слов, а есть время для их осмысления". — благосклонно кивнул везир, и, наконец, поставил произведение Фаберша ан-Мани на пол, подле себя. — Ступай, Валентайн-бей, тебе есть о чем подумать. Жду тебя завтра вечером, среди прочих гостей. Я вновь буду демонстрировать свою коллекцию.

Сэр Валентайн вежливо раскланялся с шейхом, взял свой сундучок для бумаг и вышел из комнаты, где почти нетронутыми остались сладости, фрукты и щербет.

— Ну, как? — поинтересовался сэр Анхель, когда они сели в паланкин (этикет предписывал посланнику использовать именно этот способ передвижения по улицам) и двинулись в сторону посольства. — Вы не напрасно потратили свои деньги на покупку кораблика?

— Да будет известно почтенному... — сэр Валентайн пресекся, со смешком и от души ругнулся, и уже другим, лишенным южной сладости, сугубо деловым тоном, ответил. — Нет, благородный Клейст, деньги были потрачены с большой политической пользой. Теперь я точно знаю, что султан не жилец и основной расклад сил мне тоже понятен. Осталось решить, что со всем этим делать. Да полно, что вы ерзаете, словно на иголках?

— Пока вы, барон, упражнялись с везиром в красноречии, — лицо у сэра Анхеля, как всегда, оставалось совершенно непроницаемым, однако незаметные на первый взгляд движения выдавали желание юноши поделиться новостью, — из посольства прибыл гонец. Час назад, во время верховой прогулки, принц Нуман упал с коня и свернул себе шею. Подробности выясняются.

— Началось! — произнес Виризг с мрачным удовлетворением.

* * *

— А, благородный Виризг. — посол Ричард Блюм, барон ре Лееб, с задумчивым видом раскладывал бумаги на своем столе в две неравных размеров стопки. — Я вижу, вы уже в курсе.

— А чем вы заняты, посол? — сэр Валентайн прошел через кабинет своего шефа и уселся напротив него, не дожидаясь приглашения.

— Делю документацию. — вздохнул тот. — На ту, что надо будет увезти, и на ту, которую следует сжечь. Я не имею права рисковать сотрудниками посольства.

Сэр Ричард, седовласый благообразный мужчина, несмотря на преклонные годы все такой же стройный и подтянутый как и в годы юности, посвятил дипломатической службе всю свою жизнь и обладал не только большим посольским опытом, но и потрясающим чутьем на неприятности. Начав карьеру безусым юнцом, он в тридцать лет уже был чрезвычайным и полномочным послом в Имладоне, и каждый раз, когда в султанате начиналась заварушка, заблаговременно успевал вывезти своих подчиненных. Этот достойный муж, не получая с родины практически никакой поддержки, многое сделал для укрепления позиций аазурских негоциантов в султанате и, по слухам, сколотил на этом неплохое состояние. Слухи, сказать по чести, были совершенно справедливы. Барон ре Лееб трижды получал предложение возглавить все дипломатическое ведомство Аазура, но все три раза предпочел жаркий и засушливый Имладон прохладным каменным палатам в родном королевстве. Он даже женат был на имладонке, дочери предыдущего Великого Везира. Какими правдами и неправдами он добился у отца ее руки, по сей день оставалось тайной за семью печатями, однако головокружительные перспективы, открывшиеся для молодого посла после свадьбы, он реализовал на все сто процентов, а, возможно, и более. Уже более трех десятков лет, сначала посредством тестя, а потом и благодаря исключительно своим связям и аазурской резидентуре (формально присылаемые разведчики послу, конечно, не подчинялись, однако подзаработать на честной службе отечеству никто не отказывался), сэр Ричард был одной из немногочисленных фигур, способной открыть иностранному торговому дому доступ на рынки Имладона, и не стеснялся просить за этот доступ хорошую цену.

Впрочем, беря взятки, посол ни на миг не забывал и о выгодах государевых. Благодаря исключительно его стараниям, в Аксаре появился целый квартал аазурских купцов, со своими факториями, складами и, даже, верфью, а торговый оборот Аазура с Имладонским султанатом неуклонно рос.

И все же, несмотря на все это, несмотря на то, что к его мнению прислушивались даже в Диване, опасаясь погромов в смутные времена междувластия он неизменно увозил и семью, и сотрудников посольства, едва только передел этой самой власти в султанате намечался. Прошлые два раза брошенное посольство приходилось отстраивать после погромов, и благородный Блюм ничуть не сомневался, что и теперь, после его возвращения, посольство, расположенное на бывшей загородной вилле кого-то из имладонских беков, будет представлять из себя закопченный остов здания. Несмотря на свои шестьдесят два года, покидать пост он не собирался.

— Вам я рекомендую проделать то же самое, сэр Валентайн. — меланхолично перекладывая листы, произнес ре Лееб. — Выезжаем послезавтра, как раз успеете.

— Султан при смерти. — как о чем-то малозначительном, сообщил Виризг сэру Ричарду. — Сегодня в Диване уже началось открытое прощупывание взаимных позиций.

— Значит, выезжаем этой ночью. — все так же флегматично отозвался посол. — Придется поторопить всех и самому поспешать.

— Сэр Ричард, я не понимаю. — резидент смотрел на старого пройдоху с интересом. — Нам подворачивается удобный момент. Если правильно оценить ситуацию, мы можем оказаться среди тех, кто привел к власти нового султана. Не мне вам объяснять, какие это перспективы открывает.

— А если рассчитать неправильно, — благородный Блюм в упор поглядел на своего собеседника, хотя голос его оставался все столь же тихим и монотонным, и все так же никакие эмоции не наблюдались ни на лице, ни в голосе старого дипломата, — то мы можем оказаться среди тех, кто пытался противостоять новому султану. И не мне вам объяснять, какими последствиями это чревато. Кроме того, даже обладая широкой сетью агентов, что исключительно ваша заслуга, сэр Валентайн, я дважды отмечал это в своих отчетах за последний месяц, мы мало что можем сделать. Негоцианты наши будут отсиживаться за стенами Холодного квартала и ждать у моря погоды, а государь выделяет нам на подкуп и материальную помощь сочувствующих нашему делу настолько смешные суммы, что о каком-то серьезном влиянии на обстановку мы и мечтать не можем.

— Ба, барон! — усмехнулся благородный Виризг. — Да неужто вы б лично не вложились в такое заманчивое предприятие?

Посол отвлекся от бумаг и несколько минут задумчиво глядел на своего собеседника, положив подбородок на сложенные в замок ладони.

— Сэр Валентайн, вы хотите остаться и попытать счастья? — спросил он наконец, и в холодных серых глазах старика мелькнуло нечто, похожее на уважение к собеседнику. — На свой страх и риск?

— Была такая мысль, господин посол.

— И вы считаете, что в одиночку сможете что-то сделать? — на лице сэра Ричарда появилось скептическое выражение.

— Почему же в одиночку. — удивился сэр Валентайн. — В посольстве служат, включая меня, трое сотрудников Неявной Дружины.

— Одного сразу вычеркивайте. — ответил ре Лееб. — Кому-то придется везти ваши документы. Они, знаете ли, не по посольскому ведомству проходят.

— Благородного Свейга. — мгновенно отреагировал Виризг, понявший, что начальство готово сдаться. — Во время операции в Айко он работал в моей команде. Не то, чтобы я был суеверен... Но будить лихо не хочется. А третьим будет Анхель Клейст, в вашем праве переподчинить его мне. С мальчиком я в пути побеседовал, он согласен. Язык у него хороший, почти без акцента, голова на месте, к тому же он честолюбив, а это немаловажно.

— Хорошо. — вздохнул сэр Ричард. — Опечатывайте всю вашу документацию и делайте вид, что готовитесь к отъезду. Только не забудьте ничего, в случае провала кому-то придется старые связи восстанавливать. А деньги... Деньги получите перед отъездом. Казну Неявной Дружины тоже забирайте. Официально вы действуете только на находящиеся в ней средства.

В дверь кабинета постучали, осторожно, но не подобострастно.

— Да! — каркнул посол. — Входите.

На пороге появился сэр Максимилиан Годриг, агент Неявной Дружины, легализованный как сотрудник визовой службы.

— Господин посол, господин атташе. — слегка поклонился он. — Срочные вести из Топкапы. Принц Ильяс только что отбыл в неизвестном направлении в сопровождении всего пары нукеров. Принц Байясит укатил на морскую прогулку вместе с адмиралом Мидар-пашой, тоже весьма поспешно. Принц Арслан также отбыл из дворца, правда, не так далеко. В гости к Исмаль-паше Фулдазереху. Принцы Ламаль, Шуль и, — благородный Годриг слегка усмехнулся. — Фируз, как было объявлено, уединились в покоях со своим отцом совещаться о судьбах султаната. Принц Гемаль, в настоящий момент, наносит визит вежливости своей матери, Фирузе-ханум.

— А Джимшал? — поинтересовался сэр Валентайн. — Что у нас с четвертым сыном султана?

— Да кто ж его, пьяницу, знает. — пожал плечами сэр Максимилиан. — Со вчерашнего вечера ушел в загул, от филеров оторвался. Не могу же я обшаривать все кабаки, чайханы, опиумные курильни, бордели и караван-сараи столицы. Всплывет.

— И, скорее всего, в порту. — задумчиво произнес посол. — Если к ногам груз не привязали. Хотя могут и дождаться его возвращения в Топкапы. Все равно дворец сейчас контролирует Гемаль.

— Правильнее сказать, — сморщился сэр Валентайн, — филеры принца просто потеряли.

— А что делать? — развел руками Годриг. — Это не в Аазуре слежку вести. Здесь у нас персонал весь из местных, а профессионалов среди них, раз-два и обчелся. Да и филеров у нас всего ничего. Так какие будут приказы?

— Вы с благородным Свейгом укладываете и опечатываете всю, я подчеркиваю, всю нашу документацию, а я отправлюсь размораживать конспиративные квартиры в Холодном квартале. Подготовьте себе и благородному Клейсту соответствующую одежду. Вы, я и Клейст остаемся в Аксаре и ложимся на дно. Посольство эвакуируется этой ночью.

* * *

— Я понимаю, что мы с вами так не договаривались, — совершенно спокойно произнес посол, не обращая внимания на то, что сэр Валентайн Виризг кипит как самовар, разве что пар не идет. — Однако посудите сами, барон. И вы, и оба отобранных вами помощника выглядите северянами, а неместным в Имладоне ход есть не всегда, и не везде. Доверять же здешним... Пхе.

Сэр Ричард скривился, выражая тем свое мнение как об умственных качествах, так и о преданности жителей султаната.

— Лестер же пошел в мать, и отличить его от имладонца совершенно невозможно, ни по внешности, ни по манерам. — продолжил он — Да и мальчику уже пора как-то начинать карьеру, сэр Валентайн.

Оный "мальчик", щуплый паренек шестнадцати лет, одетый в костюм местного горожанина среднего достатка, топтался потупив взор неподалеку. Уродись младший сын Ричарда Блюма, которого тот навязывал Виризгу на операцию, девушкой, отбоя от женихов у него не было бы. Изящный, тонкокостный, смуглый, с роскошными локонами иссиня-черных вьющихся волос, нежной кожей не знавшей бритвы, миндалевидными карими глазищами и пушистыми ресницами, он ну никак не походил на аазурского рыцаря, хотя шпоры и пояс с мечем получил месяц назад. Походил он именно на девушку, что было причиной его тайных страданий (еще бы, в обществе рослых и широкоплечих аазурцев с молочной кожей, на которых с восторгом глазела большая часть женского населения Аксара, нетрудно было бы обзавестись комплексом неполноценности) и еще более тайных изнуряющих физических упражнений. Про упражнения, впрочем, Виризг знал в силу должности резидента, которому все знать положено, а о терзаниях души позднего, но от того не менее любимого ребенка сэра Ричарда, он догадывался.

— Благородный Блюм! — прорычал барон ре Котль. — Вы понимаете, что я не могу гарантировать вам возвращение сына в целости и сохранности?

— А я этого требовал? — посол надменно вскинул голову. — Бароны ре Лееб, поставляя рыцарей под королевские знамена, никогда не требовали, чтобы государь возвращал их домой в целости и сохранности. Единственное что мы требовали, это места на самом опасном участке боя!

— Сэр Ричард, я прошу прощения... — сэр Валентайн понял, что сказал глупость, за которую старик и на дуэль вызвать может. А, несмотря на возраст, славился он как отчаянный рубака.

— Пустое. — вздохнул благородный Блюм. — Я понимаю, надо было обсудить это с вами, но Лестер уперся, и... Сделайте из него хорошего разведчика, сэр Валентайн. Сундучок с деньгами стоит возле него.

Не говоря более не слова, посол пришпорил коня, давая движение небольшой кавалькаде из пары дюжин посольских служащих и нескольких фургонов с вещами и документами. Сэр Валентайн проводил уезжающих взглядом.

Когда последний всадник скрылся за поворотом дороги, Виризг обернулся к своим спутникам:

— Господа, завтра мы въедем в город с караваном торгового дома Бойль. Специально по моей просьбе, они остановились заночевать за пределами городских стен.

— Вы знакомы с караванщиком? — удивился Клейст.

— Я знаком с представителем торгового дома в Аксаре, почтенным Морти Бойль, а у него есть подручные и посыльные, сэр Анхель. — вздохнул резидент. — Господа, берите сундук с деньгами и по коням. Завтра всем предстоит тяжелый день. Особенно, если ени-чери пойдут на штурм Топкапы этой ночью.

Глава II

Ени-чери на штурм не пошли. Ночь в Аксаре вообще прошла на удивление спокойно — никто никого не убивал, не жег и даже не грабил: воры и убийцы, в ожидании погромов и массовых побоищ попрятались по своим норам, ожидая часа смуты, когда они смогут по-настоящему развернуться, добропорядочные горожане и вовсе заперли и забаррикадировали двери "во избежание", попрятали дочерей в подвале и всю ночь тряслись, сжимая немудрящее оружие в руках, городская стража готовилась в казармах отбиваться от всех и вся, ну а в Верхнем Городе, где проживали наиболее богатые и влиятельные горожане, этой ночью снаряжались дружины из слуг и телохранителей, беки, шейхи и эмиры срочно создавали союзы, так же спешно их разрывали и заключали снова. В окнах Топкапы до зари мелькал свет, а казармы ени-чери, наоборот, были темны, спокойны, и казались заброшенными. Командиры войск городского гарнизона всю ночь совещались о том, что им предпринимать в случае беспорядков, и, как водится, ни к каким определенным выводам так и не пришли.

Утром, когда аазурцы, вместе с караваном въехали в ворота города, Аксар напоминал кучу сушняка, готового вспыхнуть от малейшей искры.

— Дело дрянь. — негромко прокомментировал ситуацию Виризг, едва они миновали ворота. — Смертоубийство может начаться в любой момент.

— Почему вы так решили, сэр Валентайн? — удивился сэр Анхель. — По мне, так все так же, как и вчера, и неделю, и даже месяц назад. Нищие, попрошайки, торговцы, шум, сутолока и жара.

— Так, да не так. — усмехнулся сэр Максимилиан. — Сколько времени мы затратили у ворот, чтобы въехать в Аксар, благородный Клейст?

— Думаю, с полчаса. — пожал плечами тот.

— Вот! — многозначительно поднял перст Годриг.

— Вполне нормально, как мне кажется.

— Это для Аазура нормально, сэр Анхель. — счел необходимым пояснить ситуацию барон ре Котль. — А для Имладона это просто удивительно быстро. Заметьте, стражи — невиданное дело! — почти не торговалась, и даже бакшиш вымогали крайне вяло, словно по давно надоевшей обязанности. Опять же, вы обратили внимание на самих стражников? Лица осунувшиеся, глаза красные, в каждом движении усталость. Короче говоря, сразу видно — людям хочется спать. А смена у них, между прочим, за час до открытия ворот. Должны проснуться уже, даже если все с глобального перепоя.

— Не спали всю ночь? — догадался Клейст.

— Скорее всего. — согласился сэр Максимилиан. — Или спали, но очень мало, тревожным сном солдат, готовых к нападению. Сэр Лестер, не открывайте лицо!

Лестер Блюм был одет как знатный, но небогатый курун, в малиновый зуав поверх синеватой выцветшей дишдаши, и гандуру под ней. Голову от солнца ему прикрывал клафт, закрепленный тонким серебряным обручем, а лицо скрывал раоб. На небогатом, но хорошей выделки поясе болтался длинный шаш в ножнах.

— Я уже дышать не могу, благородный Годриг. — негромко пожаловался сын посла. — Какого мантикора потребовался этот маскарад, я не понимаю?

— А такого, баронет, — спокойно ответил разведчик. — что коль мы трое спалимся, то вы сможете ускользнуть неопознанным и продолжить наше дело. Или просто сменить одежду, и отсидеться в безопасном месте. И, я вас умоляю, сэр Лестер, не надо громких слов, что настоящие рыцари, де, погибают в бою рядом. Этакие галантности в нашем деле недопустимы, право слово.

Благородный Блюм лишь покорно склонил голову.

— Да полно вам, сэр Лестер. — сказал Клейст. — Ехать осталось уже совсем недолго. Переоденетесь, отдышитесь.

— Кстати, насчет недолго, благородные сэры. — сказал Виризг. — Распределяем роли, пока не разъехались.

— Так, вроде бы распределили уже. — пожал плечами сэр Анхель. — Благородный Годриг — купец из торгового дома Бойль, я при нем приказчик, вы — представитель гильдии менял и ростовщиков, сэр Лестер — второй сын курунского бая, приехал поступать на службу.

"Интересно, — подумал Виризг, — а в Айко молодняк тоже имеет привычку всюду высказывать свое ценное мнение? Да нет, навряд ли, Лавора и Троцера такого не спускали".

— Это не роли, а легенды, благородный Клейст. — вздохнул он. — Вы уж привыкайте к нашим специфическим понятиям, коли в Неявную Дружину подались. И учитесь их разделять.

— Сэр Валентайн имел в виду, — добавил Годриг, — что надо распределить, кто чем сегодня будет заниматься. Кстати, где мы держим связь?

— В харчевне "Лед и пламя", она у самых ворот в Холодный квартал, если кто не знает. Содержатель ее, некто Ливуда бен-Бабар. Мой предшественник... помог ему с открытием харчевни на таком завидном месте. Во "Льде и пламене" много местных и не меньше имладонцев, так что даже наша "смешанная" компания не будет вызывать подозрений.

— А мы будем сидеть посреди зала? — удивился сэр Лестер.

— Потребуется — будем. Но вообще-то, надо подойти к стойке, показать на самого пьяного клиента... это не сложно, он будет лежать лицом на стойке... и сказать: "Мне то же самое, но в отдельный кабинет". Это пароль. Хозяин спросит вас: "Вы уверены, почтенный? Лекари говорят, что много пить вредно". Отвечаете на это стихом сто тридцать четыре из "Четверостиший" Гияса Фатха.

Заболел я и дал воздержанья зарок,

Пуст мой кубок, но я лишь сильней занемог.

Унесите лекарства: в них зло и отрава —

Дайте мне исцеляющей влаги глоток.

Негромко продекламировал сэр Максимилиан.

— Любил покойный математик султана Хосрова Умудренного выпить, да и до женщин был охоч. Так что, если увидите перед харчевней двенадцать обнаженных танцующих гурий, знайте — явка провалена.

— Не время для шуток, благородный Годриг. — поморщился сэр Валентайн. — Явка провалена, если на голове зеленщика в лавке напротив повязана желтая чалма. Или если зеленщик отсутствует, а лавка закрыта. Кстати, если за вами хвост, или вас взяли и... у вас не было возможности отказаться от сотрудничества, отвечайте прозой.

— И что отвечать? — спросил сэр Максимилиан, видя, что его командир на мгновенье замолчал.

— Отвечайте: "Жизнь, почтенный, вообще очень вредна для здоровья. От нее помирают". А теперь, по ролям. На то, чтобы активировать всю нашу, даже "спящую" агентуру, у нас хорошо если день. И того, скорее всего, нету. Принцы Гемаль, Байасит и Арслан сейчас шлют гонцов во все стороны, к преданным им командирам и сатрапам. Однако каждый понимает, что если не решить проблему быстро и здесь, в Аксаре, случится гражданская война. Этим, безусловно, захотят воспользоваться соседи и некоторые из особо удаленных от столицы сатрапов. Спрашивается, оно им надо, утверждать трон на пепелище? Поэтому вы, благородный Годриг, активируете наших людей в Холодном квартале и Верхнем городе. Сэр Лестер приглядывает за дворцом. Посидите в чайхане напротив, посмотрите на танцовщиц, послушаете сплетни. Может и услышите что полезное. Но главное — следите за тем, что происходит на площади перед дворцом. Любое, хоть сколь либо значимое событие должно доводиться до моего сведения немедленно.

— Да как же я вас отыщу в Аксаре, барон? — удивился молодой Блюм.

— А вам и не надо. — пожал плечами Виризг. — Перед тем как занять место для наблюдения, подойдите к старому сказочнику в глубине чайханы и попросите рассказать вам притчу о лисе и винограде. Она короткая, времени это займет немного. Когда расскажет, поблагодарите старика и дайте вот эту монету. — сэр Валентайн протянул ему мелкую имладонскую монетку, с щербиной на краю, формой напоминающую запятую. — Если нужно будет что-то срочно мне передать, пишите записку, только коротко и по существу, заходите в проулок между чайханой и храмом, там вас будут ждать.

— А... где я найду калам и папирус? — нерешительно спросил Лестер.

— А вы оденьтесь писцом кади. — посоветовал сэр Максимилиан. — Заодно и подозрений ваша писанина ни у кого не вызовет. Смена одежды, и не одна, в вашем новом жилище уже есть, хотя не факт, что все подойдет точно по размеру.

— Ну а я? — спросил Клейст. — Мне что делать прикажете?

— А на вас мы взвалим секретарскую работу, благо дело привычное. — ухмыльнулся сэр Валентайн. — Вы будете сидеть на явочной квартире... Вернее, в явочной лавке. И торговать.

— Что-о-о-о?!! — возмущению молодого аазурца не было предела. — Я, благородный, и торговать?!!

Ледяной тон, которым это было произнесено, явно намекал на близкую дуэль.

— Помилуйте, да какой вы благородный? — удивился, почти искренне, сэр Максимилиан. — Вы мой приказчик, а я купец. Что с вашей памятью?

— И оставьте свой гонор при себе. — устало посоветовал барон ре Котль. — Если будет нужно, загримируемся под продажных девок. Служба у нас такая, сэр Анхель. В общем так, под видом торговли, принимаете отчеты от нашей агентуры. Сортируете. Что и как, вам покажет сэр Максимилиан. Вам все понятно? Или желаете догнать посольство?

— Все. — вздохнул Клейст.

— Остальным тоже?

Благородные Блюм и Годриг молча кивнули.

— Ну, вот и славно, господа. Кстати, сэр Лестер, на следующем повороте вам налево. Не заблудитесь?

— Я знаю город. — ответил тот. — Да и дом почтенного галантерейщика ан-Бонаси мне известен.

О том, что у него он покупал узорчатые шали и украшения, ухаживая за девушками, младший из сыновей посла рассказывать не стал. А сэр Валентайн, не стал рассказывать о том, что ему это известно.

Оставшийся, после отделения псевдокуруна от остальных, путь, проехали практически молча. Лишь перед самым расставанием сэр Максимилиан негромко сказал Виризгу:

— А знаете... У меня такое ощущение, что скоро начнется гроза. — затем поглядел на небо, и со вздохом добавил. — Только дождик, влага небесная, не остудит горячих имладонских голов. Слишком уж давно им затылки печет.

* * *

Гроза к вечеру и впрямь случилась. Да что гроза — настоящая буря.

Сначала на город налетели порывы сухого ветра, наполнившего воздух пылью и поднявшего в воздух легкий мусор, погнавшего его по кривым улочкам Аксара и сметая с них людей, стремившихся укрыться от стихии. От поднятой в воздух пылевой взвеси небо потемнело, и заходящее солнце стало красным, как кровь, и тусклым, словно далекий фонарь. Прокатившись по улицам, улочкам и переулкам, ветер ворвался в порт, налетел на море, вздыбил волны пенными барашками, раскачал спешно укрывающиеся в гавани от грядущего шторма и стоящие на рейде корабли, и затих, столкнувшись с величавым молчанием моря, мерно вздымающем волны, очень быстро превращающиеся в зыбь, и с грохотом налегающее на волноломы, окутывая их искорками брызг. В городе наступило затишье, не нарушаемое даже бреханьем попрятавшихся собак. В городе, но не в небесах над ним, которые стремительно затягивало черное марево незнамо откуда взявшихся туч.

И вновь налетел ветер, но теперь не суховей. Соленый морской бриз, крепчая с каждой минутой, перемахнул городские стены, погнал мусор обратно, в сторону степей, раскачал корабли в порту еще сильнее и поднял в открытом море такую волну, что моряки в ужасе забормотали молитвы всем известным им богам и начали рубить якорные канаты, не успевая выбирать их и рискуя оказаться в лапах безжалостной стихии. И все это в полной тишине.

Ослепительно сверкнула молния, словно тысячи барабанов громыхнул гром. И разверзлись хляби небесные.

К моменту развержения хлябей сэр Валентайн, сэр Максимилиан, сэр Анхель и сэр Лестер, благополучно добрались до явочной харчевни. Виризг появился последним, когда первые капли уже впивались в крыши домов со звуками загоняемых в доски гвоздей, и его внешний облик удивил даже виды видавшего сэра Максимилиана.

— Барон, ну это уже перебор... — проворчал он, разглядывая своего командира, одетого в парадную форму сотника конных пехлеван. — Так вы за лигу привлекаете внимание.

— Ничуть не перебор, благородный Годриг. — ответил сэр Валентайн садясь за стол и отклеивая густые черные усы, свисающие аж до подбородка. Стирать с лица краску, придавшую его коже смуглоту имладонца и отдирать фальшивый шрам, протянувшийся от левой скулы до подбородка, он не стал. — Вы невнимательны, мой дорогой друг. Это форма "Тигров Ромханкора", ни одного человека из этого подразделения в Аксаре нет и быть не может — очень уж от столицы далеко расквартированы. Это раз. Военных в Аксаре сейчас, что собак, а сотников, что блох на любой из них, так что ничьего внимания я особенно не привлеку. Это два. И, последнее, обладая меньшим статусом, попасть во дворец Гафара тер Гийюна, чтобы удостоиться с ним личной беседы, просто невозможно. Это три. Как видите, все вполне логично и обосновано.

— Да что вам потребовалось у старого пройдохи? — удивился сэр Максимилиан.

— Как что? Он меня на сегодняшний вечер приглашал. — барон ре Котль налил себе в кубок вина. — У везира событие, знаете ли. Утер нос Исмаль-паше, теперь хвалится перед всеми ценителями своей коллекцией. Официально, конечно. Неофициальная часть, кроме ужина и танцев полуобнаженных девиц, предполагала ряд серьезных переговоров с некоторыми ключевыми фигурами султаната. Но — все по порядку, господа. Докладывайте. Сэр Максимилиан?

Одетый хладоквартальским купцом, в странную смесь аазурского и имладонского костюмов, благородный Годриг пожал плечами.

— А что тут докладывать? Приказ исполнен, выживших нет.

— В каком смысле? — поперхнулся сэр Валентайн.

— Ни в каком. — сэр Максимилиан флегматично откусил кусок жаренного мяса, и продолжил доклад, не прерывая пережевывания пищи. — Шучу я, барон. Ввел в курс благородного Клейста и отправился активировать агентуру и явки, все исполнил, всех задействовал, хотя в паре благородных домов моему визиту совсем не порадовались... мерзавцы уже решили, что помощь им в свое время была оказана за "спасибо" и красивые глаза... но артачиться никто не решился. Ждут приказов. В Холодном квартале мне, тоже, не скажу что обрадовались, но не удивились. Наши сограждане отлично понимают, что живут в Аксаре на птичьих правах, а потому всегда готовы помочь своему королю вообще, и господам из посольства, хотя бы и эти птичьи права у султана выцарапавшие, лично. Затем вернулся в лавку, продал четыре отреза сукна... у сэра Анхеля, кстати, с торговлей вышло гораздо лучше, он продал за день вдвое больше... Собственно все. Доклады от наших осведомителей ничего ценного не содержали.

— Ну а настроения в низших слоях имладонской аристократии? К кому тяготеет мелкопоместная столичная знать?

— Полный разброд и шатания, сэр Валентайн. — ответил Годриг. — В целом, все ищут, к кому бы примкнуть, или за кем бы отсидеться, чтоб хотя бы свое не потерять.

— А вы чем порадуете, сэр Лестер? — спросил благородный Виризг, поворачиваясь к самому молодому из четырех аазурских разведчиков. — За день я получил от вас три записки. Было что-то еще?

— Было. — на губах Блюма появилась тонкая улыбка, и юноша опустил очи, скрывая огоньки ни-то радости, ни-то торжества, ни-то еще чего-то подобного. — Господа, вы можете меня поздравить. С завтрашнего дня я зачислен в эскадрон кавалерии ени-чери.

— Разве султанская гвардия — не пехота? — изумился Клейст.

— Пехота, — кивнул сэр Максимилиан, — но при них есть отдельная кавалерийская вспомогательная сотня. Как вам удалось это провернуть сидя на одном месте, баронет?

Во взгляде Годрига, кроме профессионального интереса, появилось вполне профессиональное же уважение.

— Ну... — улыбка сэра Лестера стала по мальчишечьи озорной, а в глазах заплясали смешливые бесенята — Немного везения, немного творческой импровизации и Мрачная Бездна наглости.

— Вот с этого места поподробнее. — произнес сэр Валентайн, отрезая себе кусок баранины. — А лучше, с самого начала. Клейст и Годриг ваших докладов не читали.

* * *

Такие авторы современных романов как Родберг и Кадабард, признанные мастера своего жанра, описывая будни сотрудников Неявной Дружины упоминают погони, драки, переодевания, преодоления стен посредством веревочных лестниц и без оных, пытки, допросы с пристрастием и без такового, а также прочие интересности. На самом деле, и сэру Лестеру представилась "счастливая" возможность убедиться в этом на своей шкуре, работа шпиона скучна, однообразна и требует не столько выдающихся физических навыков, сколько прорву терпения.

Юный Блюм последовал совету сэра Максимилиана и из жилья почтенного ан-Бонаси, агента старого и проверенного не одним поколением аазурских резидентов, вышел уже не курун хорошего рода, а скромный писец в простом поношенном серо-голубоватом армячинном азяме поверх заношенной и застиранной дишдаши (некогда, вероятно, белой, а теперь — насыщенного грязного цвета), а также небольшом аракчине, лихо сдвинутым на затылок. За спиной молодого помощника кади висела внушительная торба, а на видавшем виды и множество владельцев поясе, рядом с чернильницей и тростниковыми перьями, болтался тощий кошель, неспособный привлечь внимание даже самого захудалого воришки. О былой ипостаси сына посла напоминали только относительно новые, но уже изрядно запыленные чарыки.

В соответствии с приказом барона ре Котль, новоявленный писец отправился в чайхану на площади Благовеликолепия, удобно расположившуюся прямо напротив ворот Топкапы. Место для наблюдения за дворцом, и впрямь, идеальное — вот только сэр Лестер совершенно не представлял, что именно он должен наблюдать и о чем докладывать. Впрочем, с присущей юности самоуверенностью, баронет решил, что уж худо-бедно разберется в том, важное происходит событие перед въездом в резиденцию султана, или не особо.

Нельзя сказать, что в заведении, носящем не претендующее на оригинальность название "Полуночная услада", полунищему писцу в поношенной одежде сильно обрадовались. Чайхана, как это ни удивительно, относилась к разряду ночных элитарных заведений, именно с заката и до рассвета, когда спадала дневная жара, в высшем обществе Аксара было принято собираться в "Усладе", дабы за чашкой крепкого чая или кофе провести ночь в высокоумной беседе. Был в чайхане и павильон для любителей вкусить опиумный дым, на каждом столике стоял кальян, даже тамаше-хане хозяин в своем заведении завел, выписав труппу артистов из Айко. Вино желающим тут тоже подавали, однако желающих-то как раз почитай что не находилось. Не принято было пить крепкие напитки в "Полуночной усладе", не для того здесь встречались.

Едва баронет ре Лееб выслушал, во исполнение инструкции благородного Виризга, на редкость нудную и бессмысленную, как ему показалось, историю о том, как не сумевшая добыть высокорастущий виноград лиса начала рассказывать всем о том, что виноград-то и плох, и неспел, и расплатившись меченной монеткой сел за столик, как с выражением лица "А не перепутал ли ты заведение, парень?" перед ним появился усталый, уже собиравшийся уходить спать хозяин.

— Чего изволит почтенный гость? — хмуро произнес он. — Время полночных бесед миновало и мало кто заходит в чайхану днем, тем паче, что цены в моем заведении высоки. Вряд ли достоуважаемый гость сможет насладиться беседами сегодня.

— О, многоуважаемый, — сэр Лестер изобразил самую что ни наесть дружелюбную улыбку, — именно потому я и пришел в "Полуночную усладу", славную достомудрыми беседами и чинным весельем при свете луны, и известную своей тишиной и покоем, едва витязь в золотых доспехах первой своей стрелой обращает в бегство серебряного везира со всем его войском. Дело в том, что я служу писцом при великоумном кади Селиме а Дави, и господин мой поручил к сегодняшнему закату разобрать для него многотрудное дело, — аазурец кивнул в сторону многочисленных листов папируса скрученных в рулон, которые успел выложить на стол перед собой, — о том, как две женщины, рожавшие в один день, делят младенца меж собой. Одна говорит, что вторая заспала своего младенца, и подменила его, похитив ее сына, вторая же отвечает, что ничего подобного не бывало, и истица сама своего ребенка заспала, и нынче хочет отнять у нее родное дитя. Кади непременно должно рассмотреть дело завтра с утра, а в деле сем сам Губернез, камнями побитый, ногу сломит. И вот решил я, о почтеннейший, мудрейший и достойнейший из чайханщиков, что места лучше и спокойнее, чем "Полуночная услада" мне для подготовки дела к докладу Селим-бею не найти, ибо в доме моем душно, пыльно и шум с улицы не даст сосредоточиться мыслями, а здесь я в любой миг могу обратиться за советом к мудрости знатока притч и легенд, а тело мое возрадуется чаям и настойкам, что истинно бесподобно готовят в твоем заведении. О деньгах же ты не беспокойся, ибо господин мой платит хорошо, но не должно писцу выглядеть богато, иначе, чем на празднестве, ибо если каждый простолюдин начнет рядиться в парчу и шелка, да украшать себя лалами и смарагдами, истинно рухнет мироздание, ибо как тогда отличить знатного и благородного от подлого звания человека?

С этими словами начинающий разведчик извлек из-за пазухи увесистый кошель.

— Воистину, прав ты, добрый писец мудрого кади. — склонил голову хозяин. — Что ж, желаю тебе успехов в многотрудном сем деле, ибо сказано было, что даже Тарк не сладит с бабой гневной, а тут их аж две. Трудна, ой трудна служба у мудрых кади. Что ж, сам я всю ночь пробыл на ногах и потому отправляюсь спать, но днем за чайханой приглядывает двоюродный мой брат, Виртар. Все, что ни пожелает душа твоя, о всем обращайся к нему.

Едва хозяин покинул мысленно поздравляющего себя с прохождением первого испытания сэра Лестера, как солнце поднялось над городскими стенами и заблистало на куполах дворца, полностью оправдывая название столицы султаната, а на площади Благовеликолепия послышался громкий цокот копыт и скрип множества колес. Несколько минут спустя изумленный аазурец и немногочисленные (уже или еще) бодрствующие аксарцы могли наблюдать множество крытых повозок, втягивающихся в ворота Топкапы, а дворцовая стража, состоящая из евнухов, не только не препятствовала въезду в султанскую резиденцию убогих, оскорбляющих вельмож одним своим видом, тяжелогруженых повозок, но наоборот, поторапливала возниц, нервно оглядываясь по сторонам.

"Провиант", дружно решили жители города.

"Сами вы, провиант", догадываясь о мыслях обывателей, думали пехлеваны из отряда "Синих львов", поглядывая сквозь щели в повозках.

Сэр Лестер ничего не думал — он аккуратно описывал количество повозок, предполагаемый вес их содержимого, время прибытия и гарцующего рядом с караваном Туран-пашу тай Угруна в полном доспехе, оставив прерогативу размышлять и делать выводы для командования. Через пару минут после того, как ворота дворца закрылись за последней повозкой, первый доклад отправился к сэру Валентайну. Как в огромном стотысячном городе его будут разыскивать связные, благородного Блюма совершенно не интересовало. Раз сказано, что найдут — значит так и будет.

Начало дня выдалось многообещающим, чему сэр Лестер в душе искренне порадовался, однако дальше потянулись томительные часы ожидания, когда возле дворца ровным счетом ничего интересного не происходило. Входили и выходили чиновники, менялись евнухи на постах, сновали по двору слуги — Топкапы, казалось, жил своей обычной жизнью, и лишь сдвоенные караулы дворцовой стражи недвусмысленно намекали, что не все ладно в имладонском султанате.

Около полудня молодой разведчик, к тому времени готовый лопнуть от чая и сладостей, стал свидетелем весьма забавной сценки. Паланкины двух везиров, Хасана тер Хусаина и Рустама тер Сипуша, едва не столкнулись перед воротами султанской резиденции. Носильщики привыкшие к тому, что их грузу уступают дорогу все и вся, встали столбами, тупо пялясь друг на друга и не делая попыток разминуться, твердо уверенные в том, что первым во дворец должен въехать именно их хозяин. Ожидание затянулось почти на минуту.

— Не будет ли любезен многоуважаемый Рустам-махди повелеть своим слугам сделать два шага назад? — первым истекло терпение везира, курирующего в диване таможенные вопросы, заставив этого маленького смешного толстячка высунуться из своего паланкина едва не по пояс.

— Но что мешает моему достойному собеседнику самому отдать такой же приказ? — длинная нескладная фигура столичного архипрелата вылезла из-за занавесок примерно на столько же. Лица обоих везиров изображали крайнюю степень приязни и любезности.

— Вах! — всплеснул руками тер Хусаин. — Слуги достопочтенного вряд ли послушают мой приказ.

Обоих собеседников было отлично слышно даже в чайхане — акустика площади Благовеликолепия рассчитывалась именно на то, чтобы никто из пришедших на площадь не пропустил и слова из уст глашатая, объявляющего у дворцовых ворот султанскую волю.

— О, Тарк! — удивился тер Сипуш. — Разве я говорил великолепнейшему Хасан-аге отдавать приказы моим слугам? Не пристало везиру султана опускаться до уровня надсмотрщика, даже и у верховного жреца Аксара! Отдайте распоряжение своим носильщикам, досточтимый, и мы спокойно въедем во дворец.

— Осмелюсь заметить, праведнейший Рустам-ага, что я первый подъехал к воротам Топкапы.

— Осмелюсь заметить, что это незаметно. — парировал клирик. — Мои носильщики стоят ничуть не дальше от середины ворот, и, даже, на полступни ближе, прекраснейший Хасан-ага.

— Это только от того, сладчайший Рустам-махди, что у ваших носильщиков огромные безобразные ступни. — не отступал везир. — К тому же мои люди обуты в ичиги, а люди Рустам-аги — в чарыки, потому благочиннейшему махди и мстится, что его люди прошли дальше.

— Когда мне мстится, мудрейший Хасан-ага, я возношу молитву Тарку, и морок отступает. — с лиц обоих спорщиков не сходило выражение неземного блаженства от встречи и возможности лицезреть друг-друга. — Носки сапог моих носильщиков расположены ближе к центру ворот, а вот щедрейший тер Хусаин напрасно сэкономил на обуви своих слуг.

— Бац! — донеслось до сэра Лестера из-за соседнего столика, где неторопливо потягивал вино молодой имладонец в хорошем, но сильно потертом лиловом халате и того же окраса чалме, намотанной поверх травяного цвета фески с черной кисточкой. — Два удара за один раз, и каких!

Парень, на лице которого отчетливо виднелись следы неумеренных ночных возлияний, повернулся к Блюму и, дружески улыбаясь подмигнул. Когда он появился в чайхане, аазурец вспомнить решительно не мог.

"Кто бы это мог быть? — подумал баронет, — Судя по одежде и сабле, небогатый бай или бек, но может оказаться и промотавшийся хан. А вполне может быть и солдатом удачи, или бродягой без роду-племени".

— Зато скромнейший тер Сипуш не скупится, тратясь и на слуг, и на поденщиков. — парировал везир.

— Бац! — хохотнул странный сосед Лестера. — Хасан-ага наносит ответный удар!

— Видимо, — сладким голосом продолжил тер Хусаин, — мой высокоправедный собеседник знает хорошего башмачника.

— А-а-а-а-а!!! — сосед по чайхане начал в восторге колотить кулаком по столу. — Так ему, святоше липовому! Молодец везир, еще давай!!!

Немногочисленные дневные посетители чайханы, также ловившие каждое слово в беседе, начали недовольно коситься в сторону молодого человека, однако недовольства вслух не высказывали. Да и сидел тот таким образом, что всем, кроме сэра Лестера, была видна одна только его спина, так что на взгляды парень не реагировал.

— Пред ликом Тарка молитвы презренного башмачника имеют столько же силы, сколь и молитвы знатных и богатых. — довольно прохладным тоном ответил жрец. — Ибо сказано было, что услышан будет каждый, если обратится к Создателю Вселенной и всего сущего в сердце своем, будь он шейх, хан, купец, башмачник или безродный скиталец, не помнящий родства.

— Не мне, убогому разумом, рассуждать о промысле Тарка. — коротышка возвел очи горе. — Ибо как понять скудным моим умишком, что даже любодеяние порой угоднее Ему, чем истинная праведная воздержанность, и Лот Горамейский более свят, чем праведный Онас Нисский?

На какой-то миг Рустам тер Сипуш замер, словно громом пораженный, а затем склонил голову.

— Истинно сказано было, — негромко произнес он, — что и в святилище порой искушает Губернез, и что даже в праздной толпе можно услышать глас пророческий. Не должно священнослужителю поддаваться гордыне, и всегда необходимо помнить о смирении. Два шага назад, пропустите паланкин умудреннейшего Хасан-аги.

— Ого, — выдохнул шумный посетитель едва слышно, и сделал большой глоток из кубка, — а везир-то нажил себе смертельного врага. Не думал, что у него хватит наглости наговорить такого тер Сипушу.

— Э... не просветит ли меня мудрейший о смысле их беседы и причине его восторгов? — обратился сэр Лестер к незнакомцу. — По чести сказать, я понял, что речь их была полна обидных намеков, но смысла их не уразумел.

— Просветит. — "мудрейший" икнул и приглашающее махнул рукой. — Садись ко мне, чернильная душа.

Ре Лееб пересел за столик парня, прихватив пиалу с чаем, однако же ее содержимое моментально отправилось на брусчатку площади, после чего говорливый посетитель наполнил ее вином из глиняного кувшина.

— Хуже нет, чем пить одному. — прокомментировал он свои действия.

— Высокочтимый, я не...

— Помолчи. — парень сморщился. — Вижу же, что тебя от этих писулек в сон клонит. Постоянно от них отрываешься и с тоскливым видом пялишься на площадь. Тебя как звать-то?

— Авель ан-Зай, высокочтимый господин. Я один из писцов кади Селима а Дави.

— Селим-баба Справедливый, Селим-бей Неподкупный, Праведный а Дави, Грозный Судия... Всех прозвищ и не перечесть. — кивнул собеседник благородного Блюма, подвигая к нему пиалу с вином. — Известный и уважаемый в Аксаре человек. А меня зовут Джимшал из Феска. Давай-ка, за знакомство до дна.

"Итак, бродяга", сделал для себя вывод сын посла, припадая к пиале и делая вид, что пьет вино исключительно из необходимости и по принуждению.

Впрочем, в Имладоне слово "бродяга" не имело того негативно-пренебрежительного оттенка, какой оно носило в королевствах севера. Да и как иначе могло быть в стране, где едва ли не треть населения составляют кочевники-скотоводы? Бродягой в султанате называли не нищих-попрошаек, слоняющихся по дорогам от города к городу и живущими на подаяния, не странствующих сказителей, певцов или факиров, не бродячих проповедников, а людей, которым по какой-то, обычно одним им известной причине, стало тесно в родном городе, людей покинувших свои жилища и семьи в поисках незнамо чего, отказавшихся от родового имени, заменив его местом рождения, и отправившихся в путь. Большинство из них были воинами, солдатами удачи, телохранителями, охранниками караванов... Короче говоря, народом, знающим как и за что держать оружие, но при этом случаи, когда такой бродяга становился разбойником, были крайне редки. Скорее это были блуждающие по свету романтики. А, согласитесь, трудно представить романтика, промышляющего с кистенем на большой дороге.

Вино оказалось слабеньким, легким, сладким — одним словом, идеально подходящим для лечения похмелья, которым Джимшал из Феска, судя по всему, не страдал, а наслаждался.

— Досточтимый Джимшал, я тысячу раз прошу простить мою настойчивость, но не осветит ли светоч твоей мудрости...

— Сказал же, осветит. — вздохнул бродяга. — Ну что за мерзкий город? Только найдешь собутыльника, как от тебя требуют исполнения обещаний и уплаты долгов. Что именно ты не понял в беседе везиров, уважаемый?

— Ровным счетом ничего. — честно признался сэр Лестер. — В чем заключались их взаимные оскорбления, и почему многоуважаемый Джимшал решил, что везиры отныне во вражде?

— Ох-хо-хо, — вздохнул парень, — видать много работы у писца кади, если он не находит времени оторваться от бумаг, чтобы поглядеть на окружающее. Объясняю тебе, добрейший и наивнейший Авель. Во-первых, само сочетание слов "щедрейший" и "сэкономил", это укол, и довольно тонкий, указывающий на остроумие тер Сипуша. Во-вторых, тер Хусаин известнейший взяточник и казнокрад, он живет на широкую ногу, постоянно устраивает пиры и праздники, тратя на них множество наворованных денег. Именно это имел в виду махди, называя его "щедрейшим". В-третьих, он довольно недвусмысленно намекнул на то, что его место гораздо ближе к трону, чем место его собеседника, сказав, что сапог его носильщиков расположены ближе к центру ворот. Там, кажется, был еще и намек на то, что тер Хусаин не дал кому-то бакшиш, или дал, но слишком маленький, но это уж извини, откуда мне точно знать? И все это, мой добрый ан-Зай, он умудрился уместить в одну фразу.

"Ну, кому недодал бакшиш тер Хусаин, догадаться не сложно. Бенаресскому эмиру Кавусу тер Рахмату, Великому Везиру, конечно", подумал баронет ре Лееб, превратившийся в одно большое ухо.

— Идем далее, — сказал Джимшал, поднимая кружку с вином, — Но сначала выпьем.

Выпили. И на сей раз сэр Лестер даже забыл притвориться, влив в себя пиалу с явным удовольствием. День явно прошел не зря.

— Помянув щедрость махди к поденщикам, Хасан-ага тонко намекнул на его новый дворец в окрестностях Аксара. Наш праведный эмир на его строительство два года выжимал из аксарских храмов все доходы до последней таньга. Говорят — роскошный получился, самому султану под стать. Про башмачника объяснять надо?

— А это тоже намек? — сделал большие глаза благородный Блюм.

— О Тарк и Илина! Да где ты рос, мальчик, если не знаешь таких вещей? Род тер Сипуш древний и уважаемый, но происходит от презренных башмачников из Бахрея — об этом каждая собака в Аксаре слыхала! Вроде бы побочная ветвь их рода, ил-Сипуш, по сей день живет там этим ремеслом. А вот что известно гораздо меньше, так это то, что тер Хусаины ведут свой род от нищего побродяжки, пришедшего в Аксар неизвестно откуда и, вроде бы, даже не имладонца. Тут верховный жрец Аксара в долгу не остался. Ну и последнее, конечно. Лет сорок назад в Аксаре был грандиозный скандал. Мать Рустам-махди подозревали в супружеской неверности, так что тер Сипуш вполне может быть не тер Сипушем, а безродным ублюдком. Скандал замяли, Зульфию-ханум отравили, но вспоминать эту историю при Рустам-аге, значит стать его врагом на вечные времена, знаешь ли.

Рука Джимшала вновь совершила путь к кувшину, и пиала сэра Лестера еще раз наполнилась вином.

— Тебе многое известно о высокорожденных. — осторожно заметил аазурец.

— С кем только не пересекаются пути бродяги, каких только историй не услышишь в караван-сараях, чайханах и у походных костров. — ухмыльнулся фескиец. — Я держу уши открытыми, сердце на замке и саблю под рукой. Потому и жив по сей день.

— Я благодарен достопочтенному за поучительную беседу. — сказал баронет. — Но сейчас я вынужден вернуться к своим документам. Тяжба будет рассматриваться завтра утром.

— Ну что ж, дело твое. — вздохнул парень. — Да и мне уже пора. Давай-ка, выпей со мной на посошок.

— Ну, как можно отказать такому светочу мудрости? — улыбнулся начинающий разведчик.

Кувшин они приговорили в течение четверти часа. Еще примерно столько же времени у сэра Лестера ушло на написание доклада сэру Валентайну, после чего, побывав в проулке между "Полуночной усладой" и небольшим, но очень древним храмом Благодати Тарка Вседобрейшего, вручил оборванному мальчишке второй уже за день свиток папируса и мелкую монетку. Про деньги ему Виризг ничего не говорил, но, зная нравы султаната, юноша ни мгновения не сомневался, что получивший один только доклад связник торопиться с его доставкой не станет.

Посещение переулка, о чем барон ре Котль его не предупреждал, оказалось настоящей пыткой для его носа, поскольку посетители чайханы нередко, и вот на протяжении уже пары столетий, использовали его в качестве места справления малой нужды, а моча аристократов, въевшаяся в сухую глинистую почву, пахнет ничуть не лучше чем та же самая жидкость, но произведенная простолюдином. Первый раз амбре из переулка и вовсе едва не сбило с ног сэра Лестера. Во второй раз было уже легче, поскольку он знал чего ожидать, но приятного все одно было мало.

Мальчик, получив доклад, мгновенно испарился. Подумав пару мгновений, сэр Лестер добавил свои пять таньга к стоящей в переулке вони, после чего вернулся к точке наблюдения. Чай не хотелось, сладкого тоже. Немного поразмыслив, Блюм попросил Виртара раскочегарить ему кальян, и с меланхоличным видом глубоко задумавшегося человека начал вдыхать ароматный дым трав.

Время шло. Давно перевалило за полдень, и волны жаркого воздуха от раскаленной брусчатки площади вливались в чайхану. Сэр Лестер потел, беспощадно мешал ледяной щербет и горячий зеленый чай с молоком и маслом, отчаянно скучал, успел дважды пообедать, наизусть выучил материалы дела (которое, кстати, и впрямь должен был утром следующего дня рассматривать Селим а Дави), едва не заработал косоглазие, пытаясь рассматривать ворота Топкапы исподволь, незаметно, однако же ничего интересного не углядел. Оставалось лишь молить Вечную Луну, чтобы время пролетело быстрее, однако ж, оно именно что тянулось, словно день без дела.

— Ну что ж ты себя так мучаешь, почтенный? — не выдержал наконец чайханщик. — Да стоит ли оно такого усердия, это дело? Почти весь день сидишь, читаешь и перечитываешь, уже чуть не до дыр папирусы затер, да неужто так строго спросит с тебя Селим Справедливый, если не дашь ты ему праведного и законного совета?

— Я понять не могу, — вздохнул сэр Лестер, которому теперь еще долго предстояло видеть в кошмарах эти листки папируса с жалобами истиц и показаниями свидетелей, — По закону все просто, отдать ребенка надо его матери. Да вот только кто из них мать? Сам Тарк не поймет, кто из этих двоих, клянусь левой лодыжкой Рахмета-проповедника!

— Эх, губишь ты свою молодость, — махнул рукой Виртар, — а ведь пройдет, глазом моргнуть не успеешь. Когда же веселью и порокам предаваться, как не в твои годы, юноша? Потом не до того будет! Семья, дети, теща-оглоедка, и прочие радости умудренных жизнью людей. Вот что ждет и тебя. Замкнутый круг, из которого не вырваться и не убежать.

— Сказано было, — вежливо улыбнулся полностью разделявший точку зрения чайханщика сэр Лестер, — что юность, проведенная в неустанной заботе о дне грядущем, в старости принесет плоды богатства и уважения добрых людей.

— Знаю я кем это было сказано. — хмыкнул Виртар. — Абу Умудренным и Опечаленным, как его теперь зовут. А во времена, когда я еще под стол пешком бегал, звали его Абу Зануда, и был он самым скучным проповедником во всем городе Аксаре. А вот пророк Фафхард сказал, что юность, чурающаяся веселья и забав, подобна лукавой кошке, что украла и съела мясо, и теперь смиренно стесняется попить налитого хозяйкой молока.

— Золотые слова! — донесся мужской голос от порога, — Кого ты так пламенно убеждаешь, добрый Виртар? Ночь еще не скоро, побереги пыл, почтенный.

Блюм глянул в сторону входа, и увидел небогато, но и отнюдь не бедно одетого мужчину в черном халате и остроносых красных чакка. Борода его была столь же густой черноты, что и халат, сливаясь с ним, казалось, в единое целое.

"Может из бороды и ткал?" — мелькнула в голове разведчика веселая мысль.

— Да вашего же писца и убеждаю, драгоценный Селим-бей. — Виртар отвернулся от аазурца и поспешил навстречу клиенту. — Разве же можно заставлять юношу корпеть над бумагами целыми днями?

Слово, которое подумал благородный сын благородного же барона ре Лееб было очень емким, эмоциональным, крайне точно характеризовало ситуацию, но совершенно не могло быть произнесено в присутствии уважаемого кади Селима а Дави, которым и являлся новый посетитель "Полуночной услады".

— Совершенно нельзя! — жизнерадостно согласился с чайханщиком кади и окинул взглядом зал. Под определение "писец" подходил только один человек из расположившихся в нем, совершенно ему незнакомый. — Какое у нас там дело?

Стремительно проследовав к столу сэра Лестера, тщетно пытающемуся найти выход из ситуации, а Дави подхватил со стола свитки, бросил взгляд на материалы и удивленно вскинул брови.

— Хм, это я рассматриваю завтра утром. — негромко произнес он. — Ну-с, и какие идеи? Кому присудить младенца?

— Да не знаю я, — тоскливо ответил благородный Блюм, у которого обе роженицы уже в печенках сидели. — Хоть режь ребенка пополам, да каждой по кусочку отдавай.

Кади помахал свитками, хотел сказать что-то, судя по выражению лица — ехидное, и вдруг замер.

— А что... — на лице кади появилось выражение, которое обычно предшествовало тем шуткам почтенного а Дави, над которыми смеялся только он, а остальные же от которых обычно плакали. — Не знаю, юноша, кто ты, и зачем тебе нужно выдавать себя за моего писца, даже не хочу знать, как к тебе в руки попали копии этих документов, но если когда-то и впрямь решишь стать моим писцом, место тебе обеспечено.

Не стоит и упоминать, что после появления кади в чайхане, сэр Лестер поспешил совершить оттуда самую поспешную ретираду в своей жизни, что, строго говоря, странным не выглядело. Кто же спокойно будет сидеть в чайхане, когда там появилось твое начальство?

Доклад о своем провале мнимый писец настрочил уже в переулке, одной рукой зажимая нос, а другой умудряясь писать, и удерживать папирус на коленке одновременно. Затем скинул халат писца, и извлеча из торбы курунский костюм переоделся в него. Одежда и принадлежности писца были вручены все тому же мальчишке-посыльному, с настоятельной просьбой сбыть это, как ворованное. Мальчишка кивнул, и убежал, прижимая к груди торбу с платьем сэра Лестера. Сам благородный Блюм также поспешил покинуть сей благоухающий переулок, и тут же едва не угодил под копыта коня.

— Какого дэва?!! — взревел наездник могучего гнедого ахал-иторца, настолько резко осаживая своего жеребца, что едва не разорвал ему рот поводьями. Благородное животное, оскорбленное таким поведением наездника, жалобно заржало и взвилось на дыбы, за что получило пудовым кулаком между ушей и сочло за благо успокоиться.

Сердце благородного Блюма екнуло, однако же лицо его было закрыто, и потому легкий испуг, который оно отразило, никто не заметил. Со стороны же казалось, что задумавшийся и идущий куда-то по своим делам курун остался совершенно бесстрастен. Он медленно поднял голову на всадника и задумчиво, с легким прищуром, поглядел на него.

— Вам следует быть более осторожным, уважаемый. — негромко произнес он. — Будь на моем месте не одинокий приезжий, которого можно стоптать конем и не заметить, а айар, вы были бы уже мертвы.

Наездник смерил псевдокуруна тяжелым взглядом, в то время как десяток его телохранителей споро и вполне профессионально брали аазурца в кольцо, отрезая тому пути к бегству. Впрочем, о побеге сэр Лестер и не помышлял. Он узнал человека, под копытами коня которого едва не закончил свою недолгую жизнь, и сейчас лихорадочно прикидывал, какую выгоду можно извлечь из этой нежданной встречи.

— Да знаешь ли ты, с кем говоришь, несчастный? — взревел здоровенный командир телохранителей. — Моли Тарка, ибо только он может спасти тебя! Позволь, господин, я отрублю ему голову!

— Кого бы ты не охранял, пехлеван, делаешь ты это плохо. — внешне спокойно ответил сэр Лестер, даже не делая попыток дотронуться до рукояти шаша. — Это, впрочем не странно. Судя по всему, тебе привычнее передвигаться на двух ногах, а не на четырех.

— Ты дерзок, и это плохо. — спокойно произнес человек, едва не стоптавший баронета, одним движением руки останавливая своих охранников. — Но ты смел, и это хорошо. Скажи, почему ты решил, что мои спутники — пехотинцы? Ты узнал меня?

— Как я мог узнать тебя, уважаемый, если я первый день в Аксаре? — не моргнув глазом соврал сэр Лестер. — Нет, все гораздо проще. Оружие.

Аазурец кивком указал на бастард одного из телохранителей.

— Такое, я слышал, использует тяжелая пехота северных королевств и стража Холодного квартала.

Собеседник молодого ре Лееба задумчиво потер подбородок своей массивной пятерней.

Человек этот в толпе бы, явно, не затерялся. Высоченный, под два метра ростом, широкоплечий, превосходно сложенный, с гладко выбритой непокрытой головой и не хуже выбритым лицом, что для жителей султаната было отнюдь не характерно, загорелый до черноты, с грубыми, словно из камня вырезанными, но не лишенными привлекательности чертами лица, он, казалось, излучал силу и властность, достойную правителя могучей державы. Одет он был в богатый синий халат поверх доброй кольчуги и кавалерийскую бурку, а на поясе его висел все такой же короткий пехотный меч в простых, лишенных украшений ножнах. Котурны всадника спереди прикрывали наголенники, украшенные черненой чеканкой.

— Не только они. — усмехнулся он. — Есть еще одна часть в султанате, вооруженная такими клинками.

— В таком случае мне следует предположить, — все столь же невозмутимо (с виду, только с виду) ответил благородный Блюм, — что я разговариваю с одним из старших офицеров ени-чери.

— Ха! Каков? — всадник хлопнул себя по бедру и повернулся к командиру своих телохранителей. — Что скажешь, ар Тайан?

— Позволь, я отрублю ему голову? — жизнерадостно оскалился тот. — Она у него слишком хорошо думает.

Остальные стражники тоже едва сдержали усмешки. Кому в этот момент было не до смеха, так это сэру Лестеру, поскольку он серьезно сомневался в своих способностях справиться хотя бы с одним из всадников, не говоря уже о том, чтоб отбиться от всего десятка. Потому как шутки шутками, а отрубить ему голову собеседник может и позволить. Прецеденты случались.

— Ты верно угадал. — всадник наклонился в седле в сторону сэра Лестера. — Меня зовут Исмаль ар Фарди и я паша ени-чери. Как зовут тебя, юноша?

— Меня зовут Риш ар Зорг, сердар. — аазурец склонил голову, положив правую руку на сердце. — Я второй сын Ахмет-бая из племени зуяф.

— Зуяфы славятся как лихие наездники. — флегматично, как будто ни к кому не обращаясь, произнес ар Тайан.

— Решил попытать счастья среди султанских сипахов? — спросил Исмаль-паша.

— Там я могу сразу рассчитывать на полусотника. — ответил аазурец. — А при некотором везении, и на сотника.

Фулдазерех и ар Тайан обменялись взглядами. Ени-чери пожал плечами, как бы говоря своему командиру, что я, мол, свое мнение уже озвучил, и отвел взгляд в сторону.

— Могу предложить место простого гуляма в конной сотне ени-чери. — произнес Исмаль-паша. — На днях освободилось одно место. Доспехи, оружие, лошадь и питание за счет казны, жалование — полдинара в месяц, жилье в казармах, но отслужить надо не менее пяти лет. Что скажешь?

— Это большая честь, господин.

— Но?.. — сердар вопросительно изогнул бровь.

— Никаких "но". — спокойно ответил сэр Лестер.

— Тогда жду тебя к началу пятой стражи в казармах ени-чери со всеми пожитками, ар Зорг. — бросил Исмаль-паша и тронул коня, двигаясь ко дворцу. Благородного Блюма он больше не удостоил и взглядом.

* * *

— Однако... — с некоторой завистью произнес сэр Анхель, когда благородный Блюм закончил свой рассказ.

— Однако, вы сильно рисковали, особенно после провала в чайхане. — задумчиво сказал сэр Валентайн.

— Однако, в окружение Исмаль-паши все одно надо было кого-то внедрять. — хмыкнул Годриг. — Так что мальчик все сделал правильно, не будьте брюзгой, барон. Хотел бы я знать, кстати, что Фулдазерех делал во дворце, и выбрался ли оттуда вообще.

— Выбрался, я видал его у тер Гийюна. — ответил сэр Валентайн. — Да и что он делал во дворце, тоже не тайна. Требовал пустить его к султану, буянил, а попутно проводил рекогносцировку. Пока жив султан, он и пальцем не шевельнет, но едва у него появятся сомнения на этот счет, как ени-чери пойдут выкуривать Гемаля из Топкапы.

— Пустили? — спросил сэр Максимилиан.

— К султану — нет. Но издалека Джимшала ему показали. Старик отдыхал в саду и шевелился сам, хотя и с трудом. Я полагаю, вчера у него был удар и ждать осталось недолго.

— А вы так и не сказали, на кого мы ставим в этой скачке, сэр Валентайн. — сказал Клейст.

— На всех понемногу и, пока, ни на кого конкретно. — Виризг мягко улыбнулся. — Мы намекнем на наше участие всем заинтересованным сторонам, но действовать, именно действовать, а не обозначать действия, станем только наверняка, когда наметится фаворит.

— Так и скажите, что у нас плана пока нет, потому что вводные постоянно меняются. — хмыкнул Годриг. — Кстати, мне пора. Через два часа почтенному аазурскому купцу Хайнриху Бойль, сиречь мне, дает аудиенцию султанша Фируза. Сэр Анхель, лавка на вас, не рассиживайтесь тут долго.

— Да и мне пора. — сэр Лестер прислушался. — Дождь, кажется, стихает. Не сильно промокну.

— Да, — кивнул Клейст, — Это хорошо, что в Имладоне затяжных дождей не бывает.

— Завтра утром, к открытию ворот, встречаемся в домике на улице Жестянщиков. — бросил сэр Валентайн. — Блюм, вас это не касается. Если необходимо будет сообщить что-то важное и срочное, оставьте сообщение через нищего старика, который сидит возле храма Тарка Воинственного. Когда потребуется, я найду способ передать вам распоряжения, а пока мы вас "замораживаем". И купите уже у бен-Бабара бурку, а то и впрямь промокнете по дороге. Он торгует ношеной одеждой по сходной цене.

Подчиненные разошлись, а сэр Валентайн остался сидеть за столом, задумчиво крутя чашу с вином в ладонях.

Самим фактом приглашения на сегодняшний вечер Гафар тер Гийюн сделал недвусмысленный намек. Везир знал, что Ричард Блюм эвакуирует посольство, едва лишь получит известие о болезни султана, и потому дал понять, что разговаривать серьезно он готов с Виризгом только в том случае, если аазурская разведка готова принять активное участие в намечающихся событиях. Появление барона ре Котль на демонстрации коллекции произведений Фаберша ан-Мани и было подтверждением серьезности намерений Аазура. Разговор состоялся, теперь Виризгу надо было решить, влезать ли в ту авантюру, что предлагает тер Гийюн, или не стоит.

— Гир беридар, барон. — раздался от входа в кабинет, где встречались аазурцы, мягкий вкрадчивый голос. — А вас трудно узнать в этом облике.

Сэр Валентайн внимательно посмотрел на вошедшего, и очень медленно и аккуратно поставил чашку на стол. У входа стоял высокий и стройный мужчина чуть старше сорока лет, одетый в чуба из чесучи, и песочного цвета цилиндрическую шапочку, украшенную жемчужным шариком, что говорило о высшем чиновничьем ранге ее владельца. Как и любой подданный вана, был он черноволос, курчав и чернокож.

— Гир роддар, коллега. — ответил сэр Валентайн, стараясь достойно принять очередной пинок судьбы в лице тысячеградского военно-морского атташе, Ю Сэнпина. — И давно вы перевербовали бен-Бабара?

— Вы еще не приехали в Имладон. — отмахнулся тысячеградец от вопроса Виризга, как от чего-то несущественного. — Я вижу, что вы не рады нашей встрече, сэр Валентайн. А напрасно, совершенно напрасно. Я, можно сказать, пришел протянуть вам дружескую руку помощи.

— Когда Страна Тысячи Городов последний раз протягивала руку помощи, закончилось это аннексией спасаемого. — скупо улыбнулся аазурец. — Я ничего не путаю?

— Ну, зачем вы так, благородный Виризг? — Ю Сэнпин осуждающе покачал головой. — Вану нет смысла враждовать с Аазуром. А вот дружба желательна и вполне возможна.

— Против кого предлагаете дружить, господин атташе? И в связи с чем?

Талант тысячеградцев говорить часами и не сказать ничего поражал даже поднаторевших в высоком искусстве пустословия имладонцев, потому такая прямолинейность тысячеградского резидента просто огорошивала.

— В связи с болезнью Джимшала, конечно. — Ю Сэнпин сел напротив сэра Валентайна. — Хотя вы и здесь, по большому счету, вам все равно, кто из принцев станет султаном. Вы просто пытаетесь укрепить позиции своего королевства в Имладоне, и готовы поддержать любого, лишь бы дело было верное.

— А вам, значит, не все равно. — хмыкнул Виризг.

— Представьте себе, нет. — вежливо улыбнулся в ответ тысячеградец. Его аазурский был безупречен, что резко контрастировало с обычной манерой атташе изъясняться на ломаном имладонском или вовсе, через переводчика. — Посудите сами, сэр Валентайн. Неизвестно куда повернет свои суда принц Байасит, если станет султаном. На заседаниях Дивана он не раз ратовал за усиление флота в Нефритовом море. Конечно, совсем неплохо, если он очистит его от пиратов, но встает вопрос — что дальше? Не решит ли он потягаться на море со Страной Тысячи Городов? Впрочем, о нем стоит вспоминать, только если его корабль уцелеет в сегодняшнем ужасном шторме.

— А если, попущением богов и уцелеет, то их оплошность всегда могут исправить Желтые повязки? — изогнул бровь барон ре Котль.

— Все может быть. — все так же вежливо и отстраненно улыбался Ю Сэнпин. — Бара-Бара тоже последнее время чересчур неспокойны, что неудивительно. Меднокожие опасаются воцарения Арслана. Он, дорогой сэр Валентайн, давно лелеет мысль о вторжении в их земли. Пираты, конечно, это зло, но покуда зло пожирает само себя с ним можно уживаться, а если на море останутся одни Желтые повязки, житья мореходам не будет.

— И тысячеградскому побережью тоже. — кивнул Виризг.

— И тысячеградскому побережью. — согласился Ю Сэнпин. Сильного флота у вана не бывало со времен Чен Йена.

— Тогда получается, вы склоняете меня на сторону Гемаля? — спросил аазурец.

— Отнюдь. — тысячеградец отрицательно покачал головой. — Вы же знаете, он полукровка. Его мать — пери, а не человек.

— И что с того? — искренне удивился сэр Валентайн.

— Вещь понятная любому тысячеградцу, но как это объяснить иностранцу? — вздохнул Сэнпин. — Не человек, значит демон. Как же великий ван может поддерживать дипломатические отношения с демоном? Это вообще для нас наихудший вариант.

— Полный дипломатический разрыв и прекращение торговли. — понимающе кивнул благородный Виризг. — Плюс вялотекущая морская война и сплошные убытки. Куда ни кинь, всюду клин. Но, позвольте, не хотите же вы посадить на престол Фируза?

— При хорошем Великом Везире это был бы не самый неудачный вариант. — рассмеялся тысячеградец. — Но он вряд ли оставит наследника, а серьезная дестабилизация в султанате нам тоже не нужна. Нет, речь идет о старшем из сыновей Джимшала, принце Шуле. Он ведь и по вашим законам имеет право первенства в престолонаследии.

— Интересное предложение. — хмыкнул сэр Валентайн. — Главное, неожиданное. Только уж простите, господин Сэнпин, реализовать это совершенно нереально. За Шулем не стоит никаких подлинных сил. Его просто никто не поддержит.

— А это как разыграть нашу партию в чатурангу, дорогой барон. — промурлыкал тысячеградец. — Если вы согласны, я поделюсь с вами некоторыми соображениями.

— Интересно, а что будет, если я сейчас пошлю вас куда подальше? — любезным тоном поинтересовался аазурец.

— Мы же взрослые люди, сэр Валентайн. — с очаровательной улыбкой развел руками Ю Сэнпин.

Собственно, предложение было не столь уж и плохим, и поступи оно в иных обстоятельствах, Виризг его, скорее всего, принял бы. Действительно, благодарный за трон, который уже и не чаял увидать, а равно за спасение собственной шкуры, принц Шуль по восшествии на престол осыпал бы своих сторонников куда более существенными благами, нежели реальные претенденты. Закавыка состояла в том, что в сложившейся ситуации условия возможного партнерства были далеко не равные. Фактически, Ю Сэнпин переподчинял аазурскую резидентуру себе, в обмен на туманную перспективу оставить в живых барона ре Котль. В том, что его уберут сразу после того, как в нем исчезнет нужда, сэр Валентайн ничуть не сомневался. А агентура... Не все ли ей равно, на кого работать? Особенно с тем учетом, что большая ее часть и так не знает, кому служит.

— Похоже, вы не оставляете мне выбора. — улыбнулся сэр Валентайн.

— Похоже, что так. — ответная улыбка тысячеградца просто лучилась счастьем и радостью.

— Очень зря. — вздохнул Виризг, аккуратно поддерживая тело атташе, ныне покойного, одной рукой. Шум от падающего трупа ему был не нужен. — Не стоит недооценивать противника. В Айко я не только тем занимался, что сидел под арестом, не говоря уже о том периоде жизни, когда меня считали лучшим полевым агентом кааторской резидентуры. А тамошняя шляхта не вам, шушере, чета. Кого угодно съедят, и не поморщатся.

О том, что по легенде он был командиром отряда наемников и участвовал не в одной драке, резне и резнюшке, сэр Валентайн умолчал. Впрочем, покойник этот факт все равно не мог ни осудить, ни одобрить, ни даже оценить по достоинству.

Отличительной особенностью этого кабинета в заведении почтенного бен-Бабара, которого Виризг, причем в самое ближайшее время, планировал превратить в покойного бен-Бабара, были несколько щелей, позволяющих полностью контролировать основной зал. Краткий осмотр выявил троих людей Ю Сэнпина, сидящих у двери в заведение, и одного — у входа в кабинет. Вероятно, покойный припрятал еще парочку — не могли же ему служить только тысячеградцы, — однако поверхностный осмотр их не выявил, а на длительный уже не хватало времени. Надо было срочно идти на прорыв, и предупреждать своих о провале. Если еще было, кого предупреждать...

Утешало только наличие в зале двоих бойцов прикрытия. Сэр Валентайн был достаточно опытен, чтобы подстраховываться даже во время встречи со своими людьми.

Со вздохом он приклеил усы и поднялся.

* * *

Сэр Максимилиан заметил "хвост", едва они с сэром Анхелем покинули "Лед и пламя". Теоретически, конечно, это могло быть прикрытие посланное Виризгом, однако ж, сэр Валентайн ни о чем подобном не предупреждал, а потому благородный Годриг решил пойти по пути наименьшего сопротивления, то-есть изловить чужих филеров, и поспрошать их в милом и уютном подвале лавки, оборудованном самыми современными пыточными инструментами, о том, кто ж их таки послал по следу аазурцев. Если окажется что это свои, потом можно будет извиниться. Или добить, чтоб не мучались.

— Сэр Анхель, — любезно-великосветским тоном поинтересовался он, беря своего спутника под ручку, — а скажите, у вас оружие с собой?

— Конечно, благородный Годриг. — ответил "приказчик". — Как же рыцарь может выйти из дома безоружным? Это все равно, что выйти без шляпы, или и вовсе не одетым. У меня с собой длинный кинжал.

— Ах, благородный Клейст, — вздохнул сэр Максимилиан, — если б вы только ведали, сколько хороших людей провалились на таких вот мелочах... Однако, это удачно, что вы сегодня чуточку вышли из образа. За нами, знаете ли, следят двое. Нет-нет, не оборачивайтесь, вы их все равно не заметите. Дождь, полумрак, незнакомый город... У вас нет желания познакомиться с нашими нечаянными спутниками в более комфортной обстановке?

— Вы знаете, после ваших слов о провалившихся агентах, оно отчего-то вдруг появилось. — Клейст поддерживал заданный Годригом тон легко и непринужденно, словно хватать чужих агентов он привык ежедневно, непременно перед ужином. Для улучшения пищеварения. — А вы что же, совсем-совсем из оружия ничего не взяли?

— Помилуйте, сэр Анхель, зачем благородному оружие, если у него с собой кошель, полный звонкой монеты?

— Что вы имеете в виду, сэр Максимилиан? — удивился Клейст.

— Увидите за следующим поворотом, коллега. — усмехнулся благородный Годриг, поправляя зюйдвестку, с полей которой тут же сорвался целый фонтан воды.

За поворотом сэр Максимилиан остановился и споро отвязал кошель, крепившийся к поясу диковинным узлом. После того, как благородный Годриг обмотал завязки вокруг ладони, кошель превратился в кистень на кожаном ремешке, длинной едва ли не в локоть.

— Как интересно, — заметил вполголоса сэр Анхель, — надобно непременно взять это на вооружение.

— Возьмите, обязательно возьмите. — согласился сэр Максимилиан. — Очень способствует охлаждению пыла всевозможного жулья, позарившегося на легкую добычу, знаете ли.

Прошла минута, вторая, однако же преследователи не появлялись.

— Странно, — произнес Годриг, когда к концу начала подходить третья минута ожидания, — не могли же они мне привидеться. Я, право, волнуюсь — не напали ли на наших нечаянных друзей лихие люди.

— А отчего бы нам это не проверить, сэр Максимилиан? — спросил сэр Анхель.

— Действительно, пойдемте поглядим, куда это они подевались.

Преследователи обнаружились буквально в пяти шагах за поворотом.

— Ловко. — с невозмутимым видом склонился над телом благородный Годриг. — Сняли тихо и незаметно. Думаю, от той вон подворотни.

— Но как? — изумился сэр Анхель. — Не вижу ни крови, ни ран.

— Арканами, скорее всего. Петля на шее, резкий рывок, перелом гортани и шейных позвонков... Почерк айаров. Интересно, они хотели избавить от неприятной беседы нас, или наших спутников?

— Возможно, и то, и другое, благородный Годриг. Вы знаете, я тут подумал... Если явка оказалась провалена, нам следует идти спасать сэра Валентайна?

— Да ни в коем случае, благородный Клейст. Если явка провалена и там засада, то мы и сами в нее угодим, и барона не выручим. Кинжал и гасило хороши для небольшой драки. Да полноте, Виризг тот еще пройдоха, в общем зале "Льда и пламени" я видел двоих его бойцов. Он сам себя вполне успешно спасет.

Со стороны таверны раздались громкие вопли и грохот.

— Вот, уже начал. — ухмыльнулся сэр Максимилиан. — Знаете, сэр Анхель, я волнуюсь за нашего молодого коллегу. Слежку он не заметит, уповать на таких же вот спасителей, обломавших нам дружескую беседу в теплой компании, полагаю, не стоит... Попытайтесь догнать сэра Лестера и предупредить. Не стоит никому знать о том, куда он идет.

— А вы, сэр Максимилиан?

— Я отправлюсь к султанше. — пожал плечами Годриг. — Нельзя заставлять даму ждать. А вы, сэр Анхель, как проводите Блюма, найдите себе тихую квартирку в нижнем городе и носа в лавку не кажите, пока не увидите в ее окне желтый гладиолус. Любой другой цветок будет значить, что вы остались один в этом похабном городе. Я доступно излагаю?

Глава III

Буря заканчивалась, заканчивался и день. Огромные валы, коронованные хлопьями пены, перешли, сначала, в крупную зыбь, а теперь и вовсе спали едва не до легкой ряби. Ветер, который какие-то несколько минут назад готов был, казалось, разорвать парус в клочья и с корнем вывернуть мачту, утих до легкого бриза, предварительно разогнав с неба черные тучи, а багровый диск солнца уже наполовину скрылся в океане.

Принц Байясит подкрутил ус и с неудовольствием покосился на зеленого от недавней сумасшедшей качки капудан-пашу Мидара тай Зарива, носящего гордое прозвище "Крокодил султана", и пришел к выводу, что в этом прозвании определенно есть рациональное зерно. По крайней мере, цветом капудан-паша сейчас крокодилу соответствовал.

"Нет, — подумалось принцу, — покуда на имладонском флоте командуют такие вот, с позволения сказать, флотоводцы, не быть султанату великой морской державой".

Надо заметить, мысли такие посещали принца очень часто. Не секрет, что в Имладоне на должности не назначают, их позволяют купить. С одной стороны это и неплохо, поскольку позволяет пополнять казну султана, содержать большую армию и вполне приличный по размеру флот, но большое, увы, не значит боеспособное, поскольку командуют в армии и на флоте не те, кто способен на это, а те, у кого тугая мошна. Если Мидар-паша еще хоть как-то разбирался в морском деле и, даже, несколько раз обозначивал присутствие имладонского флота в Нефритовом море, недвусмысленно намекая номархам и Великому Кормчему, что подходить к берегам султаната слишком близко не надо, то, вспоминая остальных, принцу хотелось только бессильно махнуть рукой.

— Я уже думал, что до воссоединения с Тарком недалеко. — пропыхтел тучный капудан-паша, утирая платком лоб. Чалма у Крокодила султана за время шторма размоталась, и теперь заходящее солнце поблескивало своими последними лучами на лысинке тай Зарива. — Благостью Илины клянусь, в такой шторм я в жизни не попадал.

— Усман-рейс предупреждал вас, Мидар-эфенди, что буря начнется гораздо раньше, чем мы доберемся до Бар-Залена. — голос принца был ровен и лишен каких-либо эмоций. — Вы ему не поверили.

Названый Усман-рейс, капитан легкой одномачтовой галеры "Гамиде", в это время подгонял матросов, занимающихся ремонтом нанесенного бурей ущерба, и при этом ничуть не стеснял себя в выражениях, невзирая на присутствии на борту двух столь значимых особ. Его зычный голос разносился над морем, казалось, до самых дальних берегов. Что ж, если б это было так, жители приморских поселений изрядно обогатили бы свой словарный запас.

— Что может знать о море этот мальчишка? — возмущенно фыркнул капудан-паша. — Я командовал флотом уже тогда, когда он еще под стол бегал пешком! К тому же я сам видел, как за час до нашего отбытия из гавани вышел галиот бара-барцев и лег на тот же курс, что предстоял нам.

"Мальчишка", вообще-то, уже разменял четверть века, но говорить об этом изрядно пожилому Мидар-паше Байясит не стал, как не сказал и о том, что "мальчишка" вырос на палубе торговца, чьим владельцем и шкипером был отец Усман-рейса, погибший от руки пиратов, что и толкнуло молодого человека на покупку звания флотского капитана. Увы, шли годы, а флот султана все больше отсиживался по гаваням, так что наивный порыв Усмана ир-Вади отомстить пиратам служа родине пропал втуне. Не стал принц говорить капудан-паше и о том, что галера, даже и самая быстроходная, и поставивший все паруса галиот, имеют весьма и весьма различную скорость. Зачем? Портить отношения с тай Заривом сейчас не имело никакого смысла. Мидар-паша был нужен принцу. Пока нужен.

— Куда тащишь доски, растудыть тебя чехвостить через клюзы да внахлест, корм ты рыбий?!! Ты что, ют от бака не отличаешь, титька крокодилья?!!

Принц чуть не прыснул со смеху, огромным волевым усилием удержав на лице выражение бесстрастности и отстраненности. Капитан, вероятно, напрочь забыл, что у него на борту Крокодил султана.

— Нет смысла спорить, достойный Мидар-эфенди. — произнес Байясит. — Что случилось, то случилось. Милостью Тарка мы остались живы.

"Мастерством Усман-рейса, надо было бы сказать, но произнести такое при капудан-паше, значит обвинить его в некомпетентности, ведь сейчас на этом корабле старший офицер все же он", подумал он про себя.

Байясит не сомневался, его познаний в морском ремесле достаточно, чтобы управлять судном, даже и тяжелым галеасом, но он отнюдь не был уверен в том, что смог бы спасти корабль, будь капитан "Гамиде" таким же бездарем от мореплавания, что и тай Зарив.

— Парус с левого борта! — раздался крик из "вороньего гнезда". — Два паруса!!! Идут к нам!

— Кто бы это мог быть? — удивился Мидар-паша, доставая футляр со зрительной трубой. Принц поступил так же и с удивлением увидел потертую, старую, но вполне целую трубу и у Усман-рейса. Зрительные трубы делали только в пяти номах Бара-Бара, и стоили они целое состояние. Увидеть ее у небогатого капитана Байасит никак не ожидал.

— В той стороне находится Кокосовый архипелаг. — ответил ир-Вади, раскладывая зрительную трубу. — Острова маленькие, но пара-тройка небольших посудин вполне могли укрыться там от бури.

— А если вытащить корабли на берег, можно и дюжине стихию переждать. — заметил принц, наводя окуляр в указанном направлении. С минуту все трое молча, под аккомпанемент стучащих молотков, изучали горизонт.

— Рыбий уд!

— Тарк и Илина!!!

— Занятно...

Усман-рейс, Мидар тай Зарив и Байасит высказались одновременно. К лежащему в дрейфе"Гамиде", на всех парусах, неслись два галиота Бара-Бара, и сомнения в их намерениях ни у одного из троих не возникло.

— По местам стоять, парус поднять, катапульту собрать! — на одном дыхании проорал ир-Вади. — Весла на воду, право на борт, идем правым галсом в крутой бейдевинд!

Десяток палубных матросов засновали по палубе под свист боцманской дудки, в то время как гребцы (на "Гамиде" это были свободные люди) бросились к веслам. Рея с парусом, на время ремонта опущенная на палубу, споро поползла вверх и галера медленно начала разворачиваться против ветра.

— Если ветер не станет слабее, они нас догонят. — флегматично заметил Байасит, продолжая разглядывать корабли Бара-Бара в зрительную трубу. — Грот, топсель и апсель против одного нашего фока, это крутехонько будет.

— Сам знаю... — прорычал капитан, но тут же опомнился и добавил. — ...Ваше Высочество.

По губам принца скользнула легкая улыбка. Ему импонировала независимая манера Усмана держаться. Первый после Тарка — именно таких капитанов и хотел бы видеть сын султана на палубах имладонских кораблей.

— А если принять бой? — негромко, ни к кому не обращаясь, произнес он.

— Невозможно! — всплеснул руками капудан-паша. — Их двое на один наш корабль!

— Ну отчего же. — не согласился принц. — На каждом галиоте от полутора до трех десятков бойцов, а у нас на "Гамиде" их около полусотни.

— Сорок восемь, включая меня. — сквозь зубы процедил капитан. — Тарана нет, катапульта — одно названье, но я бы рискнул, будь один. Однако жизнями принца и капудан-паши рисковать права не имею.

— Ну вот, с нами, Мидар-эфенди, получается ровно полсотни против хорошо, если шести десятков. Шансы есть, и недурные. — пожал плечами Байясит.

Капудан-паша молчал долго, почти пять минут, разглядывая галиоты и что-то прикидывая про себя.

— Конечно, можно еще и сдаться. — мягко добавил принц.

— С рассветом они нас настигнут, это к авгуру идти не надо. — задумчиво произнес Мидар-паша наконец, не отрываясь от окуляра трубы. — Сдаваться невозможно, бой с двумя кораблями принимать нельзя, у них экипажи опытнее. Как же не вовремя они тут появились, и настолько близко к Аксару... Или наоборот, вовремя?

Тай Зарив издал негромкий смешок и снова умолк.

Капитан, кусая губы, поглядывал то на Крокодила султана, то на принца, который уже начал терять терпение и собирался принимать командование на себя. Но тут случилось то, что иначе чем чудом Байасит назвать не мог. Маленький лысоватый толстячек в безвкусно изукрашенных халате и шальварах, все еще зеленоватый от морской болезни, проявления которой во время бури сдержал с огромным трудом, вдруг весь подобрался, расставил пошире ноги, и голосом, в котором четко прорезалась сталь произнес:

— Усман-рейс, приказываю вам уходить от противника галсами.

— Мы же так скорость на оверштаге терять будем! — едва не взвыл капитан.

— Сын собаки! — капудан-паша оторвался от зрительной трубы и, сверкая глазами, уставился на ир-Вади. — Если мне будут нужны твои советы, хвост жабий, я тебя о них попрошу! Ты что, намерен драться с двумя кораблями разом? Изображай из себя полного пентюха, который компас с астролябией только на картинках и видал, а может и на них не видел, и убедительно изображай, якорь тебе в жопу, чтоб этот рыбий корм на галиотах поверил в твою тупость и начал нас охватывать с двух сторон! Весла убрать, команде, кроме вахтенных, отдыхать до утра, но оружие держать под рукой. У кого есть кольчуги — в них и спать. Исполняйте!

Капитан, который от Мидара тай Зарива такой отповеди ну никак не ожидал, с выпученными глазами отдал честь и начал ревом своей луженой глотки наводить на судне порядок.

— А ведь может выйти. — Байасит задумчиво глядел на чаек, снующих вокруг клотика, и гадящих на вымпелы султаната, командующего бар-заленской эскадрой и самого принца.

— До сих пор выходило. — паша мрачно усмехнулся и огладил бороду. — Бара-Бара в гнутую таньга не ставят наших моряков... может и не совсем безосновательно, но факт остается фактом. Когда перед ними встает вопрос о том, что совершает наш корабль, глупость или военную хитрость, они всегда полагают, что первое.

Плечи тай Зарива опустились, огонь в глазах погас, и он вновь превратился в безобидного пожилого толстяка, каким его привыкли видеть все окружающие.

* * *

— Курун он такой же, как я полнолунский микадо. — негромко произнес Исмаль-паша, и отхлебнул горячего чая из пиалы.

— Знаю. — согласился ар Тайан. — Совершенно другая манера держаться в седле. Парня учили драться в строю тяжелой кавалерии, это и слепому видать.

— Тогда почему же вы пригласили его в ени-чери, коли он обманщик? — негромко спросил принц Арслан, глядя в окно.

— Держи друга подле себя, а врага — еще ближе. — ухмыльнулся Фулдазерех. — Ты хороший полководец, Арслан, возможно ты даже станешь великим полководцем, но в искусстве интриги ты сущий ребенок. Вокруг наследования престола сейчас пересеклись интересы не только тебя, и твоих братьев, но и интересы всех сопредельных, да и не сопредельных держав. Он может быть как соглядатаем Гемля или Байасита, так и агентом Тысячеградья, Бара-Бара, Повязок, кого-то из северных королевств... В конце-концов, он может быть просто проходимцем, выдающим себя за дворянина. У курунов много баев, поди-ка всех проверь и докажи, что ты сын погонщика верблюдов. Если не ошибаюсь, именно так началась история рода тер Хусаинов.

— Если ему знакомы копье и вес кольчуги, гуртовщиком его отец был вряд ли. — принц улыбнулся, и отвернулся от окна. — Но что мешает допросить его с пристрастием? Пара игл под ногти, и он все расскажет.

— А что ему рассказывать? — пожал плечами ар Тайан. — Встречи с Исмаль-пашой он не ожидал, зуб даю, аж окаменел на миг, когда узнал сердара, решил воспользоваться ситуацией... Нет, мой принц, он пешка, а нам нужен игрок, который пешку эту двигает. Если нам предложат помощь, глупо будет ее отвергать.

— Это, смотря на каких условиях предложат, конечно. — Исмаль-паша сделал еще один глоток обжигающего напитка. — Но в целом Кемаль-бей прав. Торопиться не стоит. Пускай этот ар Зорг пока тут присмотрится, а мы присмотрим за ним. В конце-концов, не первый шпион в нашем полку. Двенадцать человек служат Гемалю, девять — Байаситу, двое — Шулю и еще с десяток работают на иностранные разведки и везиров, что почти одно и то же. Всех их мы знаем, за всеми следим, шпионам периодически скармливаем дезу, так зачем же сразу мальчика в пыточную волочь? Аккуратно тут надо, аккуратнее даже, чем с везирами.

— Тебе виднее, Исмаль. — принц встал и потянулся. — Просто не хочется получить стрелу в спину. Право, я лучше десять раз схожу в кавалерийскую атаку, чем один раз на заседание Дивана.

— Вот уж, воистину, рассадник скорпионов и сколопендр. — сердар прикрыл глаза. — Уста источают мед и патоку пополам с ядовитейшим ядом, сердца черны как ночь и полны злобы, зависти, высокомерия... Ты был прав, когда говорил, что Диван изжил себя, что из органа, который помогает султану править, он стал помехой, где велеречивые старцы способны заговорить любое, даже самое ясное и благое начинание, где старая знать собирается лишь для того, чтобы вырвать из рук повелителя очередной кус власти, а честь и доблесть — порок, а не добродетель.

— Наша система управления стала тяжелее и неповоротливее даже тысячеградчкой. — в раздражении отозвался принц. — Все эти везиры, сатрапы, чиновники, знать, всем дай, дай, дай! И меры их аппетитам нет. Для каждого, даже самого пустячного дела, заводится отдельный чиновник, который пальцем не пошевельнет, покуда не получит свой кусок, но он ничего не решает, и посылает просителя дальше, выше, а там и кусок вырвут больше. Воистину, чтобы сделать в Имладоне хоть что-то законным путем, не хватит никакого богатства. Налоги утекают меж жадных пальцев чиновников, и в казну попадают только жалкие остатки, купцы разоряются от непосильных поборов, бедняки забыли вкус свежей лепешки, и все это для чего? Для того, чтобы жировала кучка бездельников, у которых нет иных заслуг, кроме древности рода? Эти б деньги, да на армию — я бы покорил всю вселенную! Как мне все это опротивело, Исмаль, если б ты знал! Эти приторные рожи, заискивающие взгляды, целования полы халата... Как просто и вольно было в походе на бангышлагского кагана! Степь, войско, простая еда, походный шатер и, главное, все понятно — вот свои, вот враги. Почему нельзя управлять страной так же, как управляешь войском?

— Когда-то так и было. — отозвался ар Фарди. — Твой предок, султан Имлад, завоевав эти цветущие земли назначил тысячников сатрапами, сотников — наместниками, десятников — чиновниками, а из избранных полководцев собрал Диван. Тогда основной задачей было удержать завоеванное, но годы шли, менялись и задачи. Сначала задачей стало завоеванное преумножить, теперь — разворовать. Похоже, колесо истории совершило оборот, и снова пора удерживать то, что есть.

В комнату неслышно скользнул слуга, и что-то прошептал на ухо Кемалю ар Тайану. От услышанного у пятисотника ени-чери дернулся уголок губ, однако в остальном он ничуть не выдал своих эмоций.

— Что-то серьезное? — поинтересовался Фулдазерех.

— Какой-то пехлеван с парой подручных разгромил харчевню "Лед и пламя" у ворот Холодного квартала. — ответил ар Тайан. — Там начался пожар, потом какие-то мерзавцы устроили погром и грабежи соседних лавок, пошли драки, которые вылились в полномасштабный бунт. Даруге и его люди не справляются. Аламас-хан просит помощи у гарнизона и гвардии.

— Плохо дело. — вздохнул Исмаль-паша. — Хуже нет, чем воевать со своим народом. Что Гемаль?

— Трясется от страха в серале. — пожал плечами Кемаль-рейс.

— Вот и хорошо. — командир ени-чери поставил пиалу с недопитым чаем на столик, встал, и потянулся. — Поднимай всех по тревоге, пойдем разгонять бунтарей. Всех предупреди особо, чтоб воли себе не давали. Гарнизон под шумок тоже будет насиловать и грабить, а мы... Очень хорошо будет, если наутро весь Аксар будет судачить о милосердном принце Арслане, не допустившем одним своим присутствием резни со стороны жутких ени-чери. Да и остальных мародеров окоротивший. Завтра, в Диване, это будет не последний козырь. Вернее, уже сегодня.

— Ну ты и змий. — восхищенно произнес принц и покачал головой.

— Змий я буду, если мы под шумок Топкапы под свой контроль возьмем. Или хотя бы коллекцию тер Гийюна захватим. — ответил сердар. — Но, это вряд ли.

* * *

Султанша Фируза-ханум, старшая жена султана Джимшала и мать принца Гемаля, возлежала на подушках одетая по-домашнему, в атласный енсиз с бургерами, газовые шальвары и обутая в коты. Сложная прическа была увенчана эгретом, тонкие руки украшали многочисленные браслеты, а длинную шею — жемчужное ожерелье.

Такое одеяние одновременно подчеркивало и неофициальность приема, что избавляло от строгого и неукоснительного соблюдения этикета, и указывало на малозначимость посетителя, что било по самолюбию сэра Максимилиана.

"Ну, верно, кто я такой для нее? — про себя язвительно усмехнулся Годриг, вдыхая наполненный ароматами духов и благовоний воздух. — Очередной северный купчишка, маленький человечек".

— Я, недостойный, счастлив приветствовать старшую и любимейшую супругу солнцеликого султана. — склонился аазурец в низком поклоне. — Даже на родине я много слышал о джанини Фирузе, но слухи о красоте повелительницы меркнут перед сиянием истины. Можно лишь порадоваться, что в просвещенном Имладоне не придерживаются варварского обычая Бара-Бара скрывать лицо женщин, а самих их прятать от окружающих.

Сказать по чести, ничего такого уж особо соблазнительного благородный Годриг, любивший женщин крупных, дебелых, что называется — "в теле", в султанше не видел. Маленькая, миниатюрная, смуглая, чернявая пери, с жесткими губами властной избалованной самодурки, чем-то она напоминала сэру Максимилиану его собственную люто любимую жену, отчего казалась привлекательной еще меньше.

На самом деле, пери и люди различаются не так уж сильно, как принято считать. Ну, гораздо более острое и вытянутое лицо, маленькие заостренные ушки, восемь клыков вместо четырех, иное количество зубов, вот и все, пожалуй, если не считать заметно более крупные, чем у людей, глаза. О, в этих огромных, томных, влажных очах султанши, обрамленных густыми ресницами, и впрямь можно было утонуть. Именно ими она некогда и сразила молодого принца Джимшала, посещавшего с дипломатическим визитом Даште Сафа. Впрочем, на многоопытного сотрудника Неявной Дружины ни такие, ни гораздо более зовущие взгляды давно не действовали, если только он сам этого не позволял.

— Мы рады приветствовать досточтимого Хайнриха в нашем скромном жилище. — султанша чуть шевельнула головой, обозначая кивок. — Легок ли был путь почтенного до Аксара?

— Он словно выстлан был имладонскими коврами, госпожа. — тут Годриг душой не покривил. В свое время, получив назначение в имладонскую резидентуру, он добирался сюда весело, с кутежами, пьянками в придорожных кабаках, длительными посещениями борделей и участием в одном рыцарском турнире, где сэра Максимилиана ссадили с коня уже на третьем круге. В посольстве Аазура Годрига, очень грамотно и аккуратно, из запоя выводил сам посол. — Позволено ли мне будет преподнести сиятельной госпоже скромный подарок от лица нашего торгового дома?

— Подарок, это радость для дарящего. — безучастно ответила султанша. — А призвание любой настоящей женщины, будь она женой султана или презренного башмачника, это вселять радость в сердце мужчины.

Сэр Максимилиан щелкнул пальцами, и молчаливый слуга-тысячеградец (контора почтенного Руджеро ай-Нияза, слуги, прислужники, лакеи, двенадцать таньга в час. Лучшие слуги для любой ситуации, и только у нас!) внес в комнату ларчик, с поклоном к хозяйке, а затем и к нанимателю, поставил его подле аазурца, снова отвесил поклоны, теперь в обратном порядке, и удалился за занавеси у входа, пятясь задом. Благородный Годриг, в свою очередь, открыл ларчик, извлек из него бархатный футляр, приблизился к султанше на максимально допустимое расстояние в пять шагов и с поклоном положил его на пол.

Одна из служанок Фирузы ханум, словно мотылек от порыва ветра, сорвалась с места, открыла футляр и, согнувшись в глубоком почтительном поклоне, вложила его в руку пери. Султанша бросила на содержимое футляра лишь мимолетный взгляд, хотя на великолепный золотой браслет в виде сцепившихся в борьбе виверна и дракона, украшенный многочисленными каменьями, можно было любоваться часами, и, указав на кучу подушек напротив себя, негромко произнесла:

— Садись, почтенный. В ногах правды нет.

"Оценила. — облегченно вздохнул про себя Годриг. — Что ж, видимо умение мгновенно дать оценку подарку приходит с годами и опытом их получения".

— Я знаю, что не в человеческих силах украсить прекрасное, но оттенить красоту людям вполне возможно. — сказал он, опускаясь на подушки.

— Вы недооцениваете свой дар, досточтимый Бойль. — ответила султанша, сменив надменную холодность на простое человеческое спокойствие. — Браслет действительно хорош. Старая имперская работа?

— Старая — да. — кивнул головой разведчик. — А вот чья, сказать не решусь. Три года назад в Аазуре был найден клад, в котором, в числе прочего, был и этот предмет.

— Неужто на нем нет клейма мастера? — удивилась пери, взяв в руки браслет, и с интересом его рассматривая.

— Есть. — ответил сэр Максимилиан. — Но никто из знатоков старины не знает такого.

И снова разведчик сказал чистую правду.

Меж тем султанша, наконец, отыскала клеймо, внимательно пригляделась, и...

— Фьюги витарити... — выдохнула она в изумлении, а огромные глаза пери увеличились едва не вдвое. Впрочем, Фируза-ханум мгновенно взяла себя в руки и добавила, очень осторожно подбирая слова. — Это работа не старая, почтенный Хайнрих, а древняя. Вы, люди, не сохранили памяти о тех эпохах... Воистину, царский подарок преподнес мне дом Бойль, заслужив мою вечную дружбу.

"О как. — подумал благородный Годриг. — Кто бы мог догадаться, что эта безделушка настолько ценная?"

— Благородная госпожа наполняет радостью мое сердце столь лестными словами. — аазурец приложил ладонь к сердцу и поклонился султанше. — Дружба Фирузы-ханум, самое драгоценное, что есть в мире.

— Оставим эту велеречивость. — взмахнула рукой пери. — Вы столь настойчиво добивались аудиенции, почтенный Хайнрих, что умудрились получить ее всего за день. Случай, прямо скажу, неслыханный. Зачем?

Сэр Максимилиан задумчивым взглядом окинул служанок и евнухов-охранников. Просвещенность просвещенностью, но встречаться с мужчинами наедине ни одной жене султана не дозволялось. Фируза правильно поняла намек разведчика и дважды хлопнула в ладони. Служанки и охрана с поклонами покинули комнату, а их место заняла старая древняя карга в бесформенном грязном платье и пяльцами в руках.

— Это Марьям, моя няня. — пояснила султанша. — Она глуха, так что можешь говорить без стеснения.

Старуха уселась подле повелительницы и занялась вышиванием, сердито жуя губами и неодобрительно поглядывая на сэра Максимилиана.

— Что ж, не стану ходить вокруг да около. — промолвил благородный Годриг. — Купцы Холодного квартала встревожены, госпожа. Говорят, ваш супруг серьезно болен.

— Вам-то что за дело? — спросила Фируза-ханум. — Это не ваш повелитель, пусть вы и поселились на его земле.

— Именно так, госпожа, на его земле. — ответил аазурец. — Не поймите меня превратно, джанини Фируза, но в торговлю с Имладоном вложены очень и очень большие деньги. В наших интересах, чтобы наследование власти прошло... без лишних эксцессов. Никому не нужны беспорядки, которые надолго прервут торг.

— Что тут может поделать слабая женщина? — пожала плечами пери. — Разве что молить Тарка, дабы он ниспослал здоровья ее супругу.

— Или сил и друзей ее сыну. — Годриг задумчиво огладил усы и небольшую бородку. — Впрочем, порой Тарк не ждет молитв, я слышал, и делает нужные шаги заранее.

— Кому — нужные? — султанша улыбнулась и вопросительно изогнула бровь.

— Всем нам. — улыбнулся в ответ аазурец. — Повелитель с сильной рукой не всегда любим подданными, но если он не толкает свою державу на путь войны, то купцы буквально молятся на него. А принц Гемаль, я слышал, далек мыслями от войны.

Что правда, то правда — в воинском деле второй сын султана Джимшала не разбирался совершенно. Когда, полтора года назад, сын Хосрова Сурового послал войско против кагана Бангышлака, принцы отправились в его составе, имея чины сотников конных пехлеван, и не было во всем войске солдат несчастнее, чем солдаты Гемаля. Надменный принц мало того, что не отличался личным мужеством и не разбирался в бытовых проблемах, даже, карту читать не мог. Во время генерального сражения с армией кагана его сотня, ведомая "доблестным" сыном султана, заплутала в трех саксаулах и явилась на поле брани с таким опозданием, что, право слово, могла бы и не появляться. И наоборот, Арслан и Байасит возглавили кавалерийскую контратаку в месте флангового обхода и отчаянно удерживали численно превосходящего врага до тех пор, пока сотня принца Джимшала не вышла в тыл к противнику и не обратила того в бегство таранным ударом. Взаимной любви принцам эта история не прибавила, особенно между ее главными участниками. Сына Фирузы, с легкой руки (и острого языка) принца Ильяса, презрительно прозвали Гемаль Резервный и особого внимания на него не обращали, а вот между тремя героями столкновения у Лысого кургана начался настоящий раздрай и выяснение отношений на тему того, кто ж таки больше сделал для победы. Джимшал, впрочем, от спора быстро отошел и предался своему любимому занятию — винопитию.

— Истинно так. — согласно кивнула султанша. — Мой сын ненавидит звон оружия и мир почитает величайшим благом.

— Мудрый взгляд делового человека. — польстил Гемалю сэр Максимилиан. — Торговать гораздо выгоднее, чем вести войны. Так считают у нас, в семье Бойль, так считают в Холодном квартале...

Благородный Годриг понизил голос.

— Так считают при дворе короля Аазура.

— Увы, Оттон далеко, а недруги рядом. — вздохнула Фируза.

— Зато Холодный квартал и его купцы тут, под боком. И, поверьте, мы готовы на все, лишь бы караванные пути оставались спокойными.

Старшая из жен Джимшала ненадолго замолчала, как бы взвешивая ответ.

— Любая мать желает своему сыну надежных и добрых друзей. — наконец проговорила она. — Но выбирать их он должен сам. Тебе следует подождать до утра, почтенный Хайнрих. Раньше я не увижу своего сына.

Годриг мысленно чертыхнулся. Утро у имладонской знати начиналось едва ли не в начале третьей стражи, заполдень, а вот ночь наступала чуть ли не с рассветом.

— Ты можешь провести ночь тут, в гостевых покоях сераля. На улицах неспокойно, не стоит искушать судьбу. Я отдам распоряжения.

Фируза поднялась текучим изящным движением, словно кошка, давая понять, что аудиенция закончена.

Едва аазурец покинул ее покои, через расположенный в противоположной стене вход в комнату вошел принц Гемаль.

— Что скажешь, сын? — спросила пери, не поворачиваясь.

— Новость столь же приятная, сколь и нежданная. — усмехнулся тот, теребя небольшую, завитую в косичку бородку.

— А ты, дэви Марьям? — султанша повернулась к старухе.

— Он очень хитрый человек. — старуха отложила пяльцы и поглядела на свою собеседницу, не делая и малейшей попытки подняться. — Но всего лишь человек.

* * *

Сэр Валентайн обвел взглядом корчму "Райский уголок" и в сердцах сплюнул на грязный глинобитный пол. Раем тут и не пахло. Пахло в таверне прокисшей похлебкой, дешевым вином, немытыми телами посетителей и близкими неприятностями.

"Райский уголок" расположился в портовой части Холодного квартала, и посетители его куртуазным поведением и великосветскими манерами не отличались. Отличались они все больше бандитскими рожами и пудовыми кулаками, так что жилистый и подтянутый Виризг, чья ладная фигура никак не напоминала медвежью, смотрелся на их фоне сущим воробышком.

"Будет драка. — вздохнул про себя сэр Валентайн. — Не смогут матросы к имладонскому офицеру не докопаться".

— Эт-та чё еще за крыса сухопутная тут окопалась? — раздался голос, словно подтверждая его мысли. — Дядя, шел бы ты отседа, а? Или может, хочешь морячкам вина поставить?

Голос принадлежал мелкому и тощему подростку, которого от выпитого уже шатало так, словно он находился на палубе в разгар шторма. За спиной паренька явственно виднелись четыре бугая поперек себя шире с не обезображенными интеллектом физиономиями и пудовыми, сильно чешущимися кулаками.

Благородный Виризг посмотрел на задиристого подростка пустым, ничего не выражающим взглядом, вздохнул, и подумал о том, что усы, пожалуй, стоит снова отклеить. Если за них дернут в драке, это будет больно.

— А чего эта имладонская харя так пялится на Гейнца? — пробасил один из здоровяков. — Может он из этих... которые любят мальчиков?

— Мужики, да он, похоже, насчет нашего юнги худое замыслил! — поддержал своего товарища второй бугай.

— Сидит, молчит, всякую дрянь про нас думает! — высказал свое виденье ситуации третий.

— Надо проучить. — авторитетно заключил последний. — Чтоб знал, как аазурских пацанов лапать.

— За погром кто платить будет? — негромко но внятно поинтересовался Виризг.

— Чё?!! — не поняли здоровяки.

— Я спрашиваю, кто будет платить за погром после драки? — повторил вопрос сэр Валентайн.

Убивать этих недоумков не хотелось. Мордобой в портовой таверне внимания стражи не привлечет, а вот смертоубийство — скорее всего. Ну, а внимание стражи в настоящий момент относилось к тому разряду вещей, которые барон ре Котль желал менее всего на свете.

— Погрому не будет, дядя. — снова вылез вперед парнишка. — Мы тебя проучим больно, но аккуратно.

— Мндя? — сэр Валентайн снял пояс с саблей и кинжалом, и сунул его в руки юнги. — Тогда подержи, чтоб у меня соблазна не было. Разомнемся, милейшие?

"Милейшие" осклабились и дружно шагнули в сторону разведчика.

— Отставить. — раздался за спиной благородного Виризга негромкий, но полный скрытой силы голос. — Гейнц, верни господину оружие. Все пятеро на борт и отсыпаться.

— Есть, шкип. — дружно ответили моряки, поспешив исполнить приказ и убраться прочь.

— Вы держите команду в ежовых рукавицах. — отметил барон подпоясываясь, после чего повернулся к человеку, избавившего его от драки. — Лазарь Каронья, шкипер "Летней ласточки", я так понимаю?

— Он самый.

Виризг чуть улыбнулся. Внешность у его собеседника была довольно импозантная. Сложив руки на груди, откинувшись на спинку стула и вытянув длинные стройные ноги в мягких сапогах до колен, перед сэром Валентайном, в вольготной позе, расположился молодой мужчина лет двадцати пяти-тридцати, одетый лишь в расстегнутую до пупа белую рубаху и черные с серебром брака. На поясе шкипера болталась абордажная сабля, талию опоясывал цветастый шарф, а непокорные вихры светлых волос, настолько светлых, что казались седыми, выбивались из под пестрой ситцевой банданы. Украшенная пером страуса шляпа-петас валялась рядом с ним, на столе. Светло-голубые глаза шкипера внимательно и чуть насмешливо глядели на аазурца.

— Я так понимаю, этих пятерых ко мне послали вы? — разведчик сел напротив моряка.

— Должен же я был узнать, что за человек имеет ко мне столь срочное дело. — пожал плечами тот. — Я, знаете ли, редко веду дела с незнакомцами.

— Сэр Валентайн Виризг, барон ре Котль. — представился аазурец. Судя по цвету волос, шкипер был родом из торговых республик Ваделора, так что титул на него ни малейшего впечатления не произвел. — Я бы хотел зафрахтовать ваш корабль.

— И что за груз? — поинтересовался Каронья.

— Я. — усмехнулся сэр Валентайн.

— Ходить с пустыми трюмами против моих правил. — покачал головой шкипер.

— Возьмите груз на Бар-Зален, наверняка в Аксаре что-то есть. — пожал плечами Виризг. — Я оплачу полный фрахт судна, лишь бы "Летняя ласточка" вышла в море с ближайшим отливом.

— И, конечно, о вашем присутствии на борту никто не должен знать до самого отбытия. — по губам шкипера скользнула легкая усмешка.

— Я слышал, что "Летняя ласточка", это самый быстрый корабль в Нефритовом море, а ее капитан не имеет привычки болтать. — уклончиво ответил сэр Валентайн.

— Шкипер. — поправил Виризга Лазарь. — Капитаны на боевых кораблях, а у меня торговый коч. Вы, кстати, знаете цену фрахта моей посудины?

Благородный Виризг извлек тугой кошель и положил его на стол перед Кароньей.

— Этого должно хватить. — сказал он.

Шкипер лениво, одной рукой, развязал завязки, глянул на содержимое кошелька и кивнул.

— Вполне достаточно, и даже за беспокойство по поиску груза есть. Жду вас на борту к концу шестой стражи. Если не будете вовремя, корабль уйдет без вас.

— Я буду вовремя. — сэр Валентайн вежливо улыбнулся. — Только не удивляйтесь, выглядеть я буду иначе.

— Кто бы сомневался. — хмыкнул шкипер и взял кошель.

* * *

— Ричард Блюм покинул Аксар, а Бойль будет обещать что угодно, но не думаю, что он способен выполнить твое пожелание. — султанша стояла у окна, спиной к сыну, любуясь цветущим садом, озаренным светом полной луны. — Да и зачем тебе северянка? Ты хочешь всю жизнь прожить с одной единственной женой? Не уверена, даже, что она позволит тебе содержать гарем из наложниц — это не в традициях северных народов.

— У пери многоженство тоже не в обычае, однако же, ты вышла замуж за отца. — парировал Гемаль.

— Не в обычае, но случается. — ответила Фируза. — К тому же твой дед грозил превратить Долину Свежести в выжженную пустыню, если его сын получит отказ. Конечно, он вряд ли совладал бы с народом пери, но большая война никому не была нужна, так что у меня, по сути, не было выбора. И, кроме того, — по губам султанши скользнула легкая улыбка, а в глазах появилось ностальгическое выражение, — твой отец и сейчас, когда седина убелила его голову, хорош собой, а тогда и вовсе был нечеловечески красив.

Джимшал и впрямь был хорош. Когда старший сын Хосрова Сурового появился в столице Даште Сафа, сердце царевны Фирузы предательски екнуло, а потом забилось быстрее, гоня кровь по жилам. Стройный как кипарис, с мягким пушком на оливковых щеках, густыми черными бровями подобными натянутому луку, аккуратными, словно гениальным скульптором вылепленными чертами лица и повадками сытого, но крайне опасного хищника, имладонский принц заставил учащенно биться не одно девичье сердце.

Пери, вообще-то, любовь в общепринятом ее понимании испытать не способны, хотя это слово и есть в их языке. Любовь пери — это желание завладеть объектом страсти, тем или той, чья красота кружит тебе голову и сводит с ума. Ни о какой жертвенности тут и речи не идет, простое "хочу, чтобы стало мое", однако это их желание завладеть чужой красотой, знать, что она принадлежит лишь тебе, толкает их порой на такие безумные поступки и авантюры, что не каждый влюбленный человек отважился бы. Впрочем, лучше узнав людей, Фируза пришла к выводу, что не так уж тут они от пери отличаются, и то высокое и светлое чувство, о котором поют песни и слагают легенды, встречается довольно редко, хорошо если один раз из ста, а то и из тысячи.

Царевна не льстила себе. Она была весьма недурна собой, но не более того, и отлично осознавала это. Рассчитывать на то, что Джимшал обратит внимание именно на нее было бы глупо с ее стороны — ведь у нее было три старших сестры, да и многим из придворных дам она уступала красотой.

И все же Джимшал обратил внимание именно на нее и только на нее. Потом, когда она уже была его супругой, он признался, что войдя в тронный зал, где падишах давал аудиенцию имладонскому посольству, первое и единственное, что он увидел, были ее глаза. Больше он не видел ничего, да видеть и не хотел.

— Дочь Оттона, я слышал, тоже считают первой красавицей. — заметил Гемаль. — И потом, неужели ты думаешь, мать, что я позволю жене распоряжаться собой?

— Я думаю, что выбора у тебя не будет. — спокойно ответила султанша. — Северяне очень строги в таких вопросах. Их законы гласят, что у одной женщины должен быть только один мужчина, и наоборот. Если Оттон решится выдать свою дочь за тебя, в договоре будет пункт, по которому ты будешь не вправе иметь других жен, и все твои дети не от нее будут ублюдками. Если ты готов на такие жертвы ради девицы, которую ни разу не видал...

Фируза пожала плечами и отвернулась от окна.

— Ну уж нет, на такое я не отважусь. — расхохотался принц. — Хотя будь ты единственной женой отца, всей этой чехарды с престолонаследием просто не было бы.

— Горе, горе госпожа! — в комнату влетела растрепанная служанка.

— Какое горе? — резко бросила Фируза. — Говори толком.

— Принц Шуль упал с балкона в своей комнате и разбился насмерть!

Султанша поглядела на сына и изогнула бровь. Гемаль понимающе улыбнулся. Теперь он становился старшим из наследников престола.

* * *

Даруге Аламас-хан был мужчиной еще не старым, едва за сорок, однако седина уже изрядно разбавила снегом его черную бороду и почти целиком выбелила голову. Сейчас на мужественном лице главного аксарского борца с преступностью имелись еще и мешки под глазами — последствия бессонной, полной беспокойства ночи.

— ...толпу разогнали, беспорядки подавлены полностью. — слова доклада плыли мимо разума даруге, как клубы дыма, складываясь в причудливые образы и тут же распадаясь. — Стража Холодного квартала не допустила непорядков у себя, встав стеной копейщиков у ворот. Несколько человек убито. Они действовали согласно закона, но если господин повелевает...

— Не надо. — мотнул головой Аламас. — Что еще?

— Турман-паша едва не отдал приказ атаковать ени-чери.

— Что не поделили тер Месри и ар Фарди на сей раз? — хан зевнул.

— Повешенных мародеров. — ответил адъютант даруге. — Некоторые солдаты гарнизона не устояли перед соблазном и приняли участие в грабежах, а Фулдазерех приказал их повесить без суда. Сослался на волю принца Арслана.

— Пусть грызутся, лишь бы на нас не рычали. — Аламас тай Калим зевнул снова. — Причины беспорядков выяснили?

— Истинно так, хан-даруге. Все началось с погрома во "Льде и пламени". Были убиты несколько человек, среди них — пятеро тысячеградцев. Один из убитых опознан как Ю Сэнпин, атташе...

— Я знаю, кто это! — взрыкнул Аламас, немедленно просыпаясь. — Как он был убит?

— Тонкой спицей в глаз. Остальные, вероятно его охрана, были изрублены сотником пехлеван, с которым Ю Сэнпин встречался в отдельном кабинете, и парой его подельников. Один из нападавших погиб, сотнику и второму удалось скрыться. Хозяин заведения также был убит ими. Недалеко ото "Льда и пламени", как раз в самом начале беспорядков, патрулями были обнаружены четыре трупа со следами удушения. Судя по всему, это работа айаров. Двое — в Холодном квартале, недалеко от ворот, и еще два в противоположном направлении, рядом с улицей Медников. Указанного сотника видели за ночь еще один раз, в Холодном квартале, в портовой таверне "Райский уголок", где он имел беседу со шкипером "Летней ласточки", Лазарем Каронья.

— Шкипера допросили? — мрачно поинтересовался даруге, и, поднявшись из-за стола, начал расхаживать по кабинету, заложив руки за спину.

— "Летняя ласточка" взяла груз оружия и вышла в море с отливом. — доложил адъютант. — Товар принадлежит аазурскому купцу Гейнцу Потриг, он совершенно ничего не знает. Говорит, что Каронья явился к нему ночью и подписал контракт на доставку товара до Бар-Залена. Утверждал, что у него там возникли срочные дела, а с пустым трюмом он в море не выходит. Мы проверили, это правда. Получатель товара двоюродный брат купца, Хайнрих Потриг.

— Итак, что мы имеем? — подвел итог тай Калим. — Тысячеградский атташе и, вероятно, шпион, встречается с неизвестным, выдающим себя за сотника пехлеван.. Они что-то не поделили, Сэнпин убит, а его убийцы успешно ускользают, заранее позаботившись об отходе — хвост, который им прицепили тысячеградские разведчики нынче валяется на леднике. Одновременно с этим, люди неизвестного устраивают беспорядки в Аксаре, стремясь скрыть улики, а сам он покидает город на корабле. Почерк профессионального разведчика. Это в какой же стране, интересно, меня так любят, чтобы устроить эдакую головную боль? И почему его отход из Аксара был столь... шумным?

— Хан-даруге, — в комнату влетел всклоченный посыльный, — вас срочно требуют в Топкапы. Погиб принц Шуль.

Аламас тай Калим скрипнул зубами, возвел очи горе и грязно выругался. Неприятности с ночными беспорядками в Аксаре теперь казались просто мелочью.

* * *

В серых предрассветных сумерках силуэты галиотов различить было еще очень тяжело. Смутными бесшумными тенями скользили они где-то на расстоянии мили от каждого борта "Гамиде", словно безмолвные вестники смерти. До рассвета оставалось еще около четверти стражи.

— Ваши люди готовы? — едва слышно поинтересовался Байасит у ир-Вади. Усман-рейс молча кивнул.

Час назад, стараясь производить как можно меньше шума, капитан и двое его офицеров, одного за другим, растолкали всех членов экипажа, и знаками, прижимая пальцы к губам, направили их по местам.

— Тогда можно начинать, помолясь. — вздохнул капудан-паша.

Крокодил султана по случаю грядущей схватки облачился в кольчугу, которая смотрелась на Мидар-эфенди примерно столь же уместно, как седло на корове, и изукрашенный шлем с кольчужной бармицей, норовивший съехать тай Зариву на глаза. Принц покосился на капудан-пашу и мысленно, только мысленно, тяжко вздохнул. Вчерашнее чудесное преображение командующего бар-заленской эскадрой в памяти еще оставалось, но казалось неверным утренним сном, тающим словно дым после пробуждения.

— Начинайте маневр, Усман-рейс. — произнес он, поправляя ремешок шишака на подбородке. — Помолимся после боя.

Капитан молча кивнул, встал у штурвала и налег на рулевое колесо. "Гамиде", все так же безмолвно, начал совершать поворот на левый борт, меняя курс бейдевинд на галфвинд, и лишь скрип такелажа говорил о том, что волны Нефритового моря рассекает штевень человеческого корабля, а не Летучий Ваделорец или еще какой корабль-призрак.

Едва судно приступило к маневру, Мидар-паша, вновь чудесным образом преображаясь в бывалого морского волка, буквально прилип к окуляру своей зрительной трубы, вглядываясь в очертания бара-барца, идущего с подветренной стороны. Судя по всему, маневр галеры пираты прозевали.

— Так держать. — процедил паша, когда нос "Гамиде" нацелился на траверс галиота. — Весла на воду, да поддайте хорошенько. Даст Тарк, на второй лоханке наш поворот тоже прошляпят.

И прошляпили. Еще с вечера уключины были тщательно смазаны, чтобы не так сильно скрипели, а лопасти весел были обмотаны тряпками и ветошью, дабы даже плеск при ударах весел о воду не выдавал движения "Гамиде". Как боцман умудрялся задавать темп гребцам шепотом, навсегда осталось его тайной, однако ж, ни один из них не сбился с ритма, пока судно, уверенно набирая ход, сближалось с пиратом.

Приближение галеры, твердой рукой ведомой Усманом ир-Вади, на пиратском корабле заметили уже тогда, когда две трети расстояния было пройдено. На галиоте тревожно взревела труба, по палубе суматошно начали бегать матросы и, пару раз вильнув носом, бара-барец начал ложиться на встречный курс. Где-то сзади, безнадежно отставая, зеркальный поворот совершал второй галиот.

— Отставить тишину!!! — как оказалось, глотка у Крокодила султана была способна издавать звуки почище слоновьего рева. — Атаку трубить, парус опустить, идем на веслах! Катапульта — к бою, стрелять по своему усмотрению! Лучников на бак и фор-марс! А вы куда, мой принц?

— На бак, Мидар-эфенди. Кто-то должен возглавить абордажную группу. — пожал плечами Байасит, спускаясь с мостика. — Вы здесь без меня прекрасно обходитесь.

— Храни вас Тарк, Ваше Высочество. — пробормотал капудан-паша, снова прильнул к своей зрительной трубе. — Катапульта, какого дэва спим? Пристрелочный по этому беспородному скаковому ешаку!

Над головой принца маленькая катапульта со скрипом выбросила камень, размером с полтора кулака. Снаряд описал пологую дугу и безвредно шлепнулся перед носом галиота. Оружие это было скорее психологического воздействия, поскольку такая малютка была неспособна нанести кораблю сколь ни будь заметные повреждения.

— Первый залп даем огненными стрелами, пускай посуетятся. — произнес Байасит спустившись к стрелкам, и взяв лук. — Им полезно.

На лицах матросов появились суровые усмешки. Будучи теми, кто первыми встретит и стрелы, и клинки бара-барцев, они отлично осознавали, что шансы на выживание у них очень невелики. Присутствие в их рядах сына султана, все такого же невозмутимого, сильно подняло их дух, а немудрящая шутка повысила настроение.

А вот Байаситу его знаменитые выдержка и бесстрастность готовы были изменить в любой момент, и только напрягая все внутренние резервы он сдерживал волнение и дрожь в руках. В конце-концов, это была первая морская баталия сына султана.

Воспоминание о схватке у Лысого кургана мало чем могло успокоить — там все было иначе. Ржание лошадей, рев идущих в атаку катафрактов, бремя брони, пыль, забивающая глотку, тяжесть длинного копья и твердая, жесткая земля внизу, под копытами, на которую валятся вперемешку свои и враги... Ничего этого здесь не было. Соленый ветерок, легкая кольчуга с короткими рукавами, которая даст выплыть, не утянет на дно сразу, если свалишься за борт, скрип снастей, да мерный отсчет боцмана, задающего ритм гребцам, а впереди палуба вражеского корабля, откуда лучники вот-вот пошлют десятки маленьких острых смертей из своих луков. Сколь бы ни был храбр принц Байасит, а он был храбр, нервного напряжения, предшествующего горячке боя, не мог избегнуть и он. А, впрочем, ничего не боятся только идиоты. Храбрецы страх преодолевают.

Катапульта выбросила следующий камень, который сбил кусок фальшборта и одного матроса на бара-барском галиоте.

— Молодец, акулий хвост, молодец!!! — проорал Мидар-паша. — Еще разок также давай! Гребцы, поддайте! Поддайте сынки, навались! По динару каждому выжившему!

— По динару за попадание. — небрежно бросил принц лучникам. — Пометки на стрелах есть?

— А как же? — ухмыльнулся один из них, пожилой и лишенный большей половины зубов, аккуратно кладя стрелу на тетиву. — Может тогда без абордажа? За такую плату я один их всех перещелкаю.

— Да ты никак в баи податься решил, Джамаль? — рассмеялся другой лучник. — Куды с твоим рылом?

— С такими деньгами, — беззубый поджег просмоленную ветошь на стреле и внимательно пригляделся к галиоту, — я и в ханы выбьюсь.

— Целятся! — выкрикнул марсовый стрелок.

— И мы вдарим. — Джамаль натянул лук неторопливо, как-то лениво даже.

— Пли! — скомандовал принц, спуская стрелу с тетивы. За миг до этого туча стрел взвилась с палубы бара-барца.

Дальнейшее сближение кораблей Байасит наблюдал мельком. Вся жизнь его на последующие несколько минут подчинилась одному простому ритму: пустить стрелу, спрятаться за фальшборт, встать. Пустить стрелу, спрятаться за фальшборт, встать. Рядом упал совсем молодой парень со стрелой в горле, близ него опустился раненый в плечо матрос. Оперенная смерть клюнула принца в грудь и бессильно отскочила от дамаскинской кольчуги. Пустить стрелу, спрятаться за фальшборт, встать. Пустить стрелу...

— Суши весла, все на палубу! — корабли, оказывается, сошлись уже совсем близко и второй пират к схватке не успевал. Вновь крякнула катапульта, но ее заряд безвредно пронесся выше палубы галиота, оставив небольшую дыру в топселе, последний раз ударили по воде весла и тут же гребцы втянули их внутрь галеры. — Готовь багры и абордажные кошки! К бою!!!

Как Мидар-паша оказался на палубе вражеского галиота вперед него, Байасит так и не понял. Не иначе спрыгнул с носовой надстройки на полубаке, где на галерах находится мостик, причем спрыгнул удачно, если судить по наличию рядом с ним покойника с вдавленной грудью. Тишайший, благообразный и где-то даже застенчивый в обычной жизни Крокодил султана ревел, словно укушенный слепнем осел, и при этом так орудовал ятаганом, что хотелось остановиться и просто за этим понаблюдать. Рядом с ним саблей дрался Усман ир-Вади, при этом он ругался так, что врагам имело смысл утопиться со стыда за весь род человеческий.

— Вперед! — подхватив легкий круглый щит, принц перескочил на палубу бара-барского корабля и тут же столкнулся с двумя бойцами врага.

В отличие от имладонцев, у большинства пиратов был хоть какой-то доспех. Пусть плохонький, из дрянной кожи, но доспех, и это серьезно уравнивало их шансы в схватке с более многочисленным экипажем "Гамиде".

— Барра!!!

Топор меднокожего обрушился на щит Байасита.

— Барра!!!

Принц чудом уклонился от удара второго и клинок совни лишь слегка скользнул по его шлему.

— Барр... — противник пресекся и упал, выронив оружие, а мимо принца, отбрасывая лук, пронесся беззубый Джамаль.

— Баррахххх... — клинок Байасита вонзился врагу над ключицей, как раз там, где заканчивалась безрукавка из толстой кожи, и тот упал на палубу, захлебываясь кровью.

— Барра!!! — удар сабли снизу вверх выпустил старпому "Гамиде" кишки, рассеча кольчугу и отбросив его в сторону.

— Барра! Барра!!! Ильке Барра!!! — Трое имладонцев испугано попятились под ударами двухметрового бара-барца с двуручной саблей.

— Имлад! — пнув кого-то из пиратов в щит ногой, принц оказался перед лицом вражеского капитана, у ног которого уже лежали пятеро матросов с галеры.

— А вот он и мой приз! — удовлетворенно проревел по имладонски меднокожий гигант в двухсторонней металлической кирасе поверх плотной кожаной безрукавки до колен, перехватывая оружие поудобнее. В отличие от большей части команды, голова капитана была гладко выбрита, что выдавало в нем человека знатного происхождения.

— Сдайся, и я сохраню тебе жизнь. — отрывисто бросил Байасит, принимая стойку. Бара-барец только расхохотался и пошел в атаку.

Первый же удар исполина заставил Байасита, принявшего его саблю на щит, покачнуться. От второго он просто отпрыгнул.

"Этак не пойдет. — подумал принц. — Этак он меня пришибет запросто".

— Твое тело я скормлю псам! Барра!!!

Под следующий удар пиратского капитана, призванного рассечь его вместе с кольчугой, Байасит поднырнул, сокращая расстояние, и рубанул бара-барца саблей в бок. Кираса удар выдержала.

Продолжая движение, принц проскочил мимо своего противника, развернулся, и оказался спиной к мачте. Отступать больше было некуда, а за спиной неприятеля, в море, уже отчетливо виднелся второй галиот, подошедший совсем близко к месту абордажа.

— Барра!

Двуручная сабля обрушилась сверху вниз и, распоров своим кончиком парус, вонзилась в рей. Принц, избегая удара, просто присел на корточки. В тот же миг, как оружие гиганта увязло в толстом брусе, Байасит прянул вперед, вплотную к своему врагу, и вонзил саблю в стык брони, между нагрудной и наспинной кирасами, пробивая толстую кожу поддоспешника и человеческую плоть.

Пират взревел и с силой оттолкнул Байасита. Дальше был удар по голове, озаривший мироздание невообразимой вспышкой, а затем пришла тьма.

Глава IV

Сэр Валентайн Виризг, барон ре Котль, стоял на палубе "Летней ласточки", облокотившись о фальшборт, и жевал соленый арахис, купленный по случаю у портовой торговки. Корабль, распустив паруса на обеих мачтах, удалялся от Аксара на юго-восток.

— Барон, сколько можно есть? — окрикнул его шкипер. — Вы же лопнете!

— Столько, сколько влезает. — меланхолично отозвался аазурец и запустил руку в туесок с орешками. — У меня служба связана с многочисленными треволнениями и скандалами, почтенный Каронья, от этого худеют, если не врет мой медикус. Наверстываю потерянное.

— Сдается мне, вы больше волновались о том, что не покинете Аксар, а не о служебных тревогах. — усмехнулся Лазарь.

— Не без того. — барон бросил взгляд на постепенно тающую за кормой столицу Имладона. — Климат султаната вообще стал несколько жарок в последние дни. Вот вы, например, какой груз взяли до Бар-Залена?

— Оружие. — пожал плечами Каронья. — Если хотите знать мое мнение, так барахло полное, даже и не знаю, кто на такое позарится. Похоже Потриг просто выбросил свои денежки на ветер.

— Купцы никогда и ничего не делают просто так. — улыбнулся сэр Валентайн. — Вы же владелец торгового корабля, должны б и сами знать.

— Я моряк, а не торгаш. — хмыкнул шкипер. — Могу иногда что-то купить и перепродать, но предпочитаю заниматься перевозками чужого барахла.

— Особенно если барахло бара-барское. — Виризг усмехнулся. — И не надо делать такое лицо, я ведь действительно навел справки. Вы самый лихой контрабандист на этих морях, и за вашу голову назначена награда в семи из пятнадцати номов, да еще и на Виньдао.

— Уже в восьми. — жизнерадостно осклабился шкипер. — И что с того? В Имладоне эта сторона моей деятельности известна и пользуется покровительством власть предержащих. Они ж беспошлинно вывезенное барахло и скупают.

— Они же выдали вам и каперское свидетельство. — аазурец пожал плечами.

— А вам многое известно, барон. — сощурился шкипер.

— Мне даже известна причина, побудившая вас покинуть родину и избавиться от ваделорской команды. Пять, да? Пять лет тому назад.

— Вот как? — Каронья неторопливо приблизился к своему пассажиру. — А не боитесь, что я сейчас прикажу скормить вас рыбам?

— Нет, не боюсь. — сэр Валентайн отправил в рот еще пару орешков. — Я же не собираюсь вас этим шантажировать, или, положим, сообщать о вашем нынешнем месте пребывания старому Рему Монтуладья... Впрочем, все возможно, если я не сойду на берег в Бар-Залене. Я просто прояснил ситуацию, относительно уровня моей осведомленности, дабы удержать вас от возможных необдуманных поступков. Хотите арахиса?

* * *

— Едва увидев, что Ваше Высочество уложили капитана этой похабной лоханки, второй галиот развернулся на пятый румб и лег в фордевинд. Только мы его и видели. — Усман-рейс задумчиво вертел в руках какое-то полотнище.

— Откуда у компаса пятый румб? — Байасит еще несколько туговато соображал после удара головой о мачту, едва не стоивший ему жизни. Если бы не шишак... — Норд, зюйд, вест и ост. Четыре?..

— Это выражение такое. — капитан "Гамиде" смутился. — Пятый румб, это на х... гм, в пекло.

— Соленые словечки? — принц усмехнулся. — Ясно... А что ты за тряпку в руках вертишь, Усман-рейс?

— Сам понять пытаюсь. — вздохнул ир-Вади. — Сняли с мачты приза. Вымпел номарха Неке. Откуда он мог здесь взяться?

— Из Неке и взялся. — пробурчал Мидар-паша, подходя к капитану и принцу. — Поздравляю, Ваше Высочество, кажется вы уложили правителя нома. Я еще вчера заметил, что для простых пиратов эти бара-барцы вели себя чересчур нагло. Пара корыт в каком-то полудне пути от Аксара... А кабы не буря, быть тут целой эскадре. Кто-то заранее узнал о наших планах и предупредил их. Ждали вас, мой принц.

— Измена? — Байасит подался вперед. — Но кто? О том, когда и куда мы с вами отправляемся знали немногие.

— Что знают двое, знает Губернез. — отмахнулся капудан-паша. — Хотя изменника поискать придется. Меня сейчас интересует другое — действовал бара-барец сам, по чьему-то заказу, или же номы видят в вас угрозу и это нападение, начало большой войны?

— Неке... — задумчиво произнес принц. — Это самый восточный из номов Бара-Бара, Мидар-эфенди, не так ли? Именно тамошний номарх собирает дань с купцов, идущих из Аксара в Бар-Зален?

— Ну, за дань-то с ним тягаются номархи Сати и Таяра, однако ж они вместе едва выставят такой же флот. Кроме того, основными соперниками Неке являются Медэс и Рамна. Как всегда, Ваше Высочество, номархи спят и видят на своей голове корону фараона, но только у этих троих, номархов Неке, Рамны и Медэса есть какие-то шансы ее получить. Очень небольшие, скажу прямо. Бара-Бара уже пять сотен лет рвут за нее друг-другу глотки.

— Значит, сговор номархов можно исключить. — принц наконец справился с ремешком шишака и снял его, прислонившись спиной к мачте галиота. — Сам... Да нет, вряд ли. Какая ему выгода от лично моей смерти?

— Бара-Бара не нужны конкуренты на море. — пожал плечами капудан-паша. — А взгляд Вашего Высочества на морскую гегемонию пиратов общеизвестен. И, потом, он мог бы договориться с принцем Гемалем... Усман-рейс, тебе нечем заняться на захваченном корабле?

Капитан "Гамиде" поклонился принцу и паше, после чего поспешил исчезнуть.

— Так сложилось, — Крокодил султана невесело усмехнулся, — что за пределами порта Бар-Залена уже непонятно чья власть. Формально город наш, но фактически, кого там только нет. Пери, тысячеградцы, полнолунцы, Бара-Бара... И все имеют претензии на город! Если б там не было нашей якорной стоянки, или Неке, или Даште Сафа уже давно бы его оторвали от имладонской короны, потому что весь гарнизон города — полтора инвалида, а арсенал вечно пустой, так что даже ополчения не собрать.

— Но куда смотрит сатрап? — изумился Байасит.

— Сатрап там, одно название. — сморщился тай Зарив. — Любимый племянник Великого Везира. Огромное брюхо, непомерная жадность и полное отсутствие мозгов. Я буду удивлен, если мы застанем его на месте, когда прибудем в город.

— Я ничего не понимаю. — ошалело помотал головой принц. — Моего отца трудно назвать глупцом, он правил железной рукой...

— Он ничего не знал. — капудан-паша философски пожал плечами. — Правитель живет во дворце и располагает только той информацией, которую ему докладывают. Кавус тер Рахмат и Диван бодро рапортовали ему о полном спокойствии в городе и о росте торговых прибылей. О прочем же... Нет, не лгали. Просто молчали.

— Неужто они не соображают? — Байасит порывисто вскочил и начал расхаживать по палубе, заложив руки за спину. — Аксар всего в паре дней пути от Бар-Залена! Это же морские ворота столицы! Ведь пади он, им не усидеть на своих местах и недели!!!

— Да нет, — задумчиво ответил Мидар-паша, — едва кто-то вырвет из Имладона этот жирный кусок, как на него накинутся все соседи. И на этом везиры, я уверен, готовы увеличить свои личные состояния. Собственно целостность султаната держится нынче только на противоречиях сопредельных держав. Флота у нас нет, есть куча кораблей, армия небоеспособна, народ нищ и забит. Поход на Бангышлак был лебединой песней, за которой стоит ждать только упадка.

Байасит в задумчивости остановился у фальшборта и тоскливо поглядел на воду.

— Неужели все так плохо, Мидар-эфенди? Неужели, случись большая война...

— Нас разорвут на кусочки. — жестко ответил капудан-паша. — Пока еще не все потеряно нужно срочно, я подчеркиваю, Ваше Высочество, срочно брать власть в свои руки и проводить реформы флота и армии. У нас сейчас даже нормальных крепостей нет. Султанат, это колос на глиняных ногах.

Байасит помолчал еще минуту.

— Прикажите поднимать паруса. Скоро на улицах Аксара увидят бар-заленских моряков.

Мидар-паша улыбнулся в усы. Похоже, сын Джимшала вырос настоящим мужчиной, и не прогадает тот, кто свяжет свою судьбу с его.

* * *

Комната. Обычная комната, каких в Топкапы множество, разве что обставлена богаче большинства. Ветер колышет занавеси у выхода на балкон, в центре помещения — столик с кувшином и одиноким кубком, выломанная входная дверь... Аламас-хан тяжко вздохнул и который уже раз за последние сутки мысленно вопросил Небо, на кой ляд он некогда отвалил кругленькую сумму за должность даруге, если она приносит сплошные беспокойства и треволнения. Небеса, как всегда, остались немы.

— Что нарыли? — хан тяжелым взглядом посмотрел на начальника дознавательной группы при его особе, Амира ар Слана.

— Да ничего. — пробурчал ар Слан, злобно зыркая по сторонам. Уже вторая ночь подряд у городской стражи выдавалась крайне неспокойной, и доверенный дознаватель даруге вымотался не меньше своего начальника. — Свидетелей двое, все евнухи из дворцовой охраны. Стояли на постах в коридоре, услышали шум, выломали дверь, а принц уже под окном в противоестественной позе. Еще бы, с четвертого этажа, да на брусчатку.

— Так-таки сразу и выломали? — раздраженно дернул уголком рта тай Калим.

— Сначала постучались. — невесело усмехнулся Амир-хан. — Нутром чую, врут. Брешут, словно мой Акбар, тварь Таркова.

— Ну а по уликам?

— А по уликам можно рапортовать о несчастном случае. Никаких следов борьбы и присутствия посторонних, полуведерный кувшин красного моэсского пуст на три четверти, в кубке его же, на дне. Губернез, да у меня такое ощущение, что в эту комнату вообще никто никогда не заходил, кроме как пыль убрать!

— Моэсского, говоришь? И за какой срок? — Аламас-хан пытался поймать какую-то мысль, крутящуюся на границе сознания, но никак не мог ухватить шуструю тварь за хвост.

— Да где-то за полстражи. Быстро, конечно он винцо оприходовал. Даже чересчур быстро для моэсского. Такое вино следует пить не спеша, с наслаждением и расстановкой.

— Да, вино хорошее... — рассеяно ответил тай Калим. — Очень хорошее. А что кальян?

— Кальян? — ар Слан удивленно поглядел на своего начальника. — Кальян он не курил. Судя по всему упился, вышел на балкон освежиться, и упал. Только что-то меня во всем этом настораживает, хан-даруге. А вот что — не могу понять.

— Не курил, значит... — лицо Аламас-хана приняло отсутствующее выражение. — И вино знатное... Знаешь, Амир-рейс, а ведь принц Шуль был большим любителем дурь-травы и совершенно не разбирался в винах.

Развить свою мысль Аламас тай Калим не успел. В коридоре раздалась стремительно приближающаяся многоголосица женских стонов и причитаний.

"Ну вот, султанша со слугами пожаловали", тоскливо подумал даруге. Конечно же, он понимал, что ей доложат о смерти сына, но надеялся, что ее визит случится попозже. Все же, какое-то время на разрывание одежд и посыпание волос пеплом должно было уйти.

— Ищи. — коротко бросил он ар Слану. — Я пока займусь дурами-бабами. Нечего им тут делать.

Мысленно призвав на помощь Тарка, даруге двинулся навстречу султанше Зульфие и ее воющей свите.

* * *

— Луна Вечносветящая, кому я мог потребоваться в такую рань? — пробурчал сэр Максимилиан, продирая глаза.

Стук в дверь отведенных ему покоев, разбудивший благородного Годрига, нельзя было назвать ни громким, ни наглым, ни самоуверенным, однако был он весьма настойчивым. Так обычно стучат слуги, которым их хозяин дал четкое и недвусмысленное распоряжение немедленно доставить гостя пред его ясны очи.

— Иду я, иду... — пробурчал благородный Годриг, натягивая рубашку и влезая в шоссы. — Сейчас.

Поглядев в окно, аазурец пришел к выводу, что рассвет наступил хорошо если час назад, зевнул, потянулся, и босиком прошлепал ко входу.

— Что? — спросил он, открыв дверь. — Тебе-то чего не спится?

— Его Высочество, принц Гемаль, нижайше просит прощения у почтенного господина Бойль за столь раннюю просьбу посетить его. — неопределенного возраста евнух склонился в поклоне. — Если досточтимому будет угодно, я провожу его.

— Будет. — сэр Максимилиан зевнул снова. — Еще как будет. Заходь.

Когда-то, еще в юности, благородный Годриг командовал сотней королевских копейщиков, а потому, как и любой солдат, мог облачиться в одежду и бронь за считанные мгновения, однако же демонстрировать этот свой навык евнуху нужным он не счел, неторопливо, всем своим видом показывая, как ему хочется спать, натягивая сапоги и украшенную аграмантом и апплике бекешу.

— Что-то случилось, почтенный, что принц хочет видеть меня тогда, когда имладонская знать обычно ложится спать? — несмотря на явное желание посланца поскорее исполнить наказ принца и доставить к нему иноземного гостя, не иначе как попущением Тарка, или кознями Губернеза попавшего во дворец, сэр Максимилиан не смог отказать себе в удовольствии заставить бедолагу помучится в ожидании, и теперь вертелся перед огромным зеркалом, поправляя украшенный кабошоном килмарнок таким образом, чтобы он сидел и лихо, и не по-идиотски одновременно. — Или Его Высочество придерживается другого режима?

— Ай-вэй, — всплеснул руками евнух, — да вы, почтенный, единственный человек в Топкапы, который не знает, что произошло!

— Вполне возможно. — парировал аазурец. — Я сплю очень крепко. Так что же стряслось?

— Принц Шуль, — лицо посланца Гемаля выражало прямо-таки вселенскую скорбь, — увы нам, соединился с Тарком. Вышел на балкон подышать, и упал.

— Ужас какой. — прокомментировал сэр Максимилиан, получивший, почти у самого дворца шифровку и, вероятно, заранее написанные инструкции незнамо куда отбывшего Виризга, ознакомившийся с ними, и потому представлявший интерес тысячеградцев к персоне покойного. — Даже страшно представить, как возрадуются теперь враги Имладона. Пойдемте, я готов. Ай, ну что за горестная весть — сколь достойный муж покинул нас.

Благородный Годриг не считал, что о покойниках всегда нужно говорить или хорошо, или ничего, да и насчет наличия присутствия у "соединившегося с Тарком" Шуля несомненных и неоспоримых добродетелей имел довольно определенное и, для покойного, нелицеприятное мнение, однако ж положение, что называется, обязывало выразить скорбь хотя бы на словах.

— Носитель множества мужских достоинств. — согласился евнух. — Прошу вас следовать за мной.

Следовать оказалось довольно далеко, практически на противоположную сторону отнюдь не маленького дворца, в коридорах которого царило совсем не характерное для этого времени суток оживление. Куда-то постоянно неслись служанки, стража стаяла с парадно-мрачными физиономиями, из некоторых комнат доносились неискренние стенания на тему "На кого ж ты нас покинул, сокол ясный"? Короче говоря, траурная церемония еще толком не началась, но подготовка шла по полной, и на все это накладывался траур по почившему в бозе, совсем недавно, принцу Нуману.

"Интересно, Джимшала скоро найдут, чтобы совсем уж не султанский дворец, а зал поминовения получился?", подумал сэр Максимилиан. В том, что непутевый принц уже кормит червей или, положим, крабов, он практически не сомневался. Как не сомневался и в скорой, если уже не случившейся смерти юного Ильяса, поспешившего смазать пятки салом при первых признаках начавшееся драки за власть. Поступил принц, безусловно, правильно, однако кто ж даст потенциальному претенденту на престол свалить за кордон, где жив он, скорее всего, останется, но станет козырным тузом в дипломатии немирных и амбициозных соседей султаната? Только дурак. А дураком Гемаль не был, не говоря уж о его матери, султанше Фирузе.

— Прошу вас обождать тут. — провожатый сэра Максимилиана остановился у резной двери, по бокам от которой вытянулись двое дюжих молодцов, самого что ни на есть неевнуховского вида — ражие, бородатые, в чешуйчатых панцирях и шлемах, они подозрительно косились на аазурца, сжимая рукояти ятаганов и хмуря брови. — Я доложу принцу о вашем прибытии.

Благородный Годриг хотел сказать посланцу нечто язвительно-напутственное, но тот моментально скрылся за дверью и сэру Максимилиану не осталось ничего иного, как с самым невозмутимым видом начать игру в "кто кого переглядит" с "Синими львами" (хотя знаки полка и были спороты с плащей пехлеван, больше быть часовые просто никем не могли). Игра закончилась ничьей, поскольку евнух вернулся уже минуту спустя и пригласил "почтенного Хайнриха Бойль" в апартаменты.

Принц принял мнимого купца наедине, хотя, на сей счет аазурец не питал ни малейших сомнений: за занавесями и драпировками, наверняка пряталось несколько телохранителей. Одет Гемаль был в фиолетовый, украшенный золотым аграмантом халат поверх малиновой дишдаши, а голову его покрывала фиолетовая же, увенчанная крупным рубином чалма. Талию принца опоясывал малиновый, шитый золотом, кушак в две ладони шириной.

— Счастлив лицезреть Ваше Высочество. — сэр Максимилиан согнулся в подобострастном поклоне у самого входа.

— Проходите, проходите почтенный. — возлежащий на тахте принц поманил Годрига рукой, указывая на небольшой табурет напротив себя. — Присаживайтесь. Боюсь, времени у нас крайне мало.

— Лихие настали времена, — произнес разведчик, повинуясь команде принца усаживающийся на табурет, — коли даже достойнейшие из достойных и могущественнейшие из великих не властны над своим временем.

— Воистину так. — скорбным голосом ответил Гемаль. — Злой рок навис над Имладоном и моей семьей, почтенный Бойль. Отец и повелитель мой болен, и мало надежд осталось на его исцеление. Двух братьев, — тут принц сделал движение, будто вынимает руками из груди свое разбитое и кровоточащее сердце и протягивает его собеседнику, — двух своих самых близких родичей потерял я за два дня и страшусь теперь вестей о любезном моем брате Байасите, которого давешняя ужасная буря застала в открытом море. Джимшал же, которого я боготворю невзирая на его ветреность и невоздержанность, пропал. Горе, горе мне!

"Что ж ты так убиваешься, ты же так не убьешься", подумал сэр Максимилиан. "А вообще-то, трое покойников в султанском семействе за три дня, это не так уж и много, когда речь идет о короне. Твой дед в подобной ситуации за день умудрился извести четырех из пяти конкурентов".

— И вот, — продолжил меж тем принц, — в эту страшную годину должно нам, принцам Имладона, собрать Диван, дабы решить судьбу государства, однако нет в нашем семействе единодушия, как нет его и среди везиров.

Голос принца трагически возвысился и пресекся, а Годриг подумал о том, что в Гемале Резервном пропадает великий драматический актер, которому, во времена Империи, стоя рукоплескали бы все ее одеоны.

— И истинно, в этот трудный час, словно бальзам пролился на мою душу, когда моя мать, султанша, — принц на краткую долю мгновения запнулся, однако это обстоятельство не укрылось от сэра Максимилиана. "Не иначе как собирался назвать ее султанша-валиде, поганец, — внутренне усмехнулся он, — Надо же, как корону получить хочется. Живого отца в домовину положить готов", — поведала мне о дружеском расположении ко мне, недостойному, добрых негоциантов из Аазура.

— Караванщики спокойны при мудром и добром правителе, и нет ничего удивительного в нашей искренней любви к Вашему Высочеству, и в нашем неподдельном Вас почитании. — ответил Годриг. — Ни дом Бойль, ни другие торговые дома и кумпанства не хотели бы, чтобы багровый пожар войны растекся по границам Имладона, прерывая торговые пути и сообщения. Мы же, со своей стороны, готовы всячески мирному процветанию Имладона споспешествовать. Если будет на то Ваша воля, конечно. Есть в Холодном квартале своя стража, о лев среди львов, и хотя не много ее, все они бойцы лихие и отчаянные. Есть своя охрана у торговцев и если собрать ее в единый кулак, да прибавить к ним стражу — немалое число бойцов окажется под рукой того, кто решится ею воспользоваться.

— Верно ты говоришь, почтенный Хайнрих, но вижу в словах я твоих одно упущение. — вздохнул Гемаль. — Бойцы эти никогда допрежь вместе не сражались и легко из войска могут стать толпой.

— Отнюдь, господин мой, никакого упущения тут нет. — "Ну вы поглядите, какой великий знаток ратного дела выискался", подумал сэр Максимилиан и позволил себе слегка улыбнуться. — Войска Имладона и Аазура устроены очень и очень по разному, именно тут и кроется секрет. Султанам служат постоянные армии и полки, где ничем кроме войны люди не занимаются, ибо велики богатство и мощь Имладона и могут повелители сей благословенной страны себе это позволить. На севере же, кроме как в Айко, таких отрядов очень мало и государям служат, в основном, знатные вельможи со своими небольшими дружинами, чего довольно для охраны границ и трактов. В случае же большой войны, городские гильдии и цеха выставляют вооруженное и доспешированное ополчение из своих членов. Все купцы и их охрана в Холодном квартале знают как держать оружие и где их место в строю, буде случится... что-то непредвиденное.

Под "непредвиденным" сэр Максимилиан, конечно же, имел в виду погромы, которые жадные до чужого добра имладонцы порой устраивали в кварталах, населенных иноземцами.

— И что же, при таких порядках города не восстают против своего короля и своих сатрапов? — удивился принц.

— Всякое бывает. — уклончиво ответил благородный Годриг. — Но, обычно, нет. Все же король и сеньоры поддерживают порядок, довольствуясь сбором податей и не вмешиваясь во внутренние дела городов, а судьба мятежника всегда незавидна. Сколько веревочке не виться, все равно она на его шее затянется.

— Воистину, много достойного удивления создал Тарк в мудрости своей. — ответил принц и тут же опечаленно вздохнул. — Но, боюсь, враги мои все же гораздо могущественнее храбрых аазурских негоциантов.

— Истинно так. — согласился сэр Максимилиан. — Но кроме мечей у нас есть и сундуки. Помнится, султан Имлад утверждал, что может взять любой город с помощью всего лишь двух ослов, груженных золотом.

— Как же я смогу отблагодарить столь верных и преданных друзей? — рассмеялся Гемаль.

— И об этом поговорить можно. — Годриг хитро усмехнулся и огладил бородку.

Разговор перешел в стадию деловых переговоров и торга.

* * *

Сэр Лестер Блюм, баронет ре Лееб, зевнул и мрачным взглядом окинул двор казарм ени-чери. Собственно, казармами они только назывались — фактически это была средних размеров крепость, расположившаяся в самом центре Аксара, где жило, тренировалось и отдыхало около тысячи бойцов султанской гвардии.

Сейчас, впрочем, об отдыхе речи не шло. Не прошло и часа с того момента, как ени-чери вернулись с подавления бунта в городе и расползлись по своим кроватям, как их снова подняли по тревоге и устроили построение во дворе крепости, исполнявшем роль плаца. Злые и усталые гвардейцы смотрели на мир, озаренный ласковыми лучами утреннего солнца, злыми и красными от недосыпа глазами, искренне надеясь, что сейчас поступит приказ идти убивать виновников столь ранней побудки. Прохладный, пока еще, ветер с моря развевал имладонский флаг и полковой штандарт на шпиле самой высокой — Арсенальной — башни.

— Подтянулись, кошачьи бастарды, строй подравняли! — Кемаль ар Тайан неторопливым шагом дефилировал вдоль шеренги ени-чери верхом на буланом жеребце, и наводил порядок своим зычным командирским голосом. — Гулямы, это и вас касается! Какого рожна ты чуть не на полкорпуса вылез из строя, ар Зорг?

Сэр Лестер подал коня назад, благоразумно не вступая в пререкания с командованием. Тем паче, что он и впрямь несколько выбился из строя — не столь существенно, конечно, как утверждал пятисотник, но на четверть конской головы точно.

— Не бери в голову, Риш. — подал голос стоявший в строю рядом парень, Меджид а Тиджар. — Он всегда из построения целый смотр пред ликом Таркоизбранного устраивает.

— Разговорчики! — цыкнул на них седоусый десятник Феваль ир-Зуни. — Солнцеликого султана Джимшала мы сегодня, конечно, не увидим, а вот принц Арслан в расположении части.

— Ага. — согласился а Тиджар. — Вон он, с Исмаль-пашой едет, Феваль-заде.

При появлении на плацу высокого начальства ени-чери вытянулись во фрунт и напустили на лица уставную суровость, а благородный Блюм ухмыльнулся под раобом, вспомнив отрывок из воинского устава имладонской армии: "Солдат, пред лицом противника, должен иметь вид суровый и воинственный, дабы облик его внушал врагу страх и трепет". Видимо, в султанате, командный состав мало чем от врага отличался.

Фулдазерех и принц остановились перед строем, ар Тайан бодро им отрапортовал, а ени-чери, в ответ на командирское "Здорова, орлы", дружно гаркнули "Здра жела сердар-паша".

— Солдаты! — обратился к гвардейцам ар Фарди. — У всех у нас выдалась тяжелая ночь, и день предстоит не легче! Солнцеподобный наш повелитель, Джимшал, стоит одной ногой на пороге чертогов смерти и уже не может, как прежде, управлять железной рукой нашим возлюбленным Имладоном. И в это скорбное время продажные везиры, во главе с Кавусом тер Рахматом, вознамерились посадить на престол трусливого Гемаля, который уже сжил со свету четверых своих братьев — юного Нумана, достойного Джимшала, отважного Байясита и даже старшего из принцев, Шуля!

Невзирая на железную дисциплину среди ени-чери, где ни знатное происхождение, ни богатство особых преимуществ в продвижении по службе не давали, а многие из офицеров и вовсе были простолюдинами, по рядам гвардейцев пробежал ропот. Имена Великого Везира и Гемаля Резервного давно уже были в их среде родственны ругательствам.

— Гемаля на трон?!! — возмущенно фыркнул кто-то из стоявших позади сэра Лестера гулямов. — А не жирно ли он станет срать?

— Облезет, болезный. — поддержал говорившего Феваль ир-Зуни.

Исмаль-паша вскинул руку, призывая солдат к тишине и продолжил свою речь, все сильнее и сильнее повышая голос, так, что под конец почти сорвался на крик.

— Да, солдаты! Сегодня, пока вы подавляли бунт, принц Шуль был подло убит, выброшен из окна своих покоев приспешниками Гемаля и Великого Везира, которые уже готовятся раздавать процветающие земли султаната соседям, лишь бы те помогли им удержать власть. Те земли, за которые вы, ваши отцы, деды и прадеды проливали кровь! Так кто же, спрошу я вас, достоин сидеть на троне? Трусливый Гемаль, или отважный Арслан, которого все вы знаете и видели в деле у Лысого кургана?!!

Поскольку каждому солдату, отслужившему в войске султана свыше пятнадцати лет, полагался земельный надел, сообщение о грядущей раздаче земли соседям реакцию вызвало весьма бурную — рев, который исторгли глотки ени-чери в ответ на слова своего командира, совершенно не поддавался описанию. Было тут все: и улюлюканье, и проклятия в адрес Гемаля, и славословия Арслану, однако уже минуту спустя гвардейцы дружно скандировали "Арслан! Арслан!" — видимо, среди солдат имелись те, кто был в курсе будущей речи сердара и имели инструкции по формированию желаемой реакции.

Сэр Лестер орал, потрясал оружием и скандировал вместе со всеми, хотя и считал серьезным упущением со стороны ар Фарди то, что он среди "злодеяний" Гемаля не упомянул готовящегося указа о роспуске ени-чери.

Исмаль-паша вновь вскинул руку, и тишина на плацу наступила, словно по мановению волшебной палочки.

— Радостно мне оттого, что ваше и мое мнение совпадают. — продолжил он, уже гораздо спокойнее. — Сегодня собирается Диван, и хотя мало надежды на то, что остались среди везиров люди не предавшие Имладон за горсть золотых монет, которых можно убедить в гибельности следования за Гемалем, шансы уладить дело без кровопролития еще есть. Я буду сопровождать Его Высочество на это заседание и в охранение возьму гулямов, но если случится измена и нападут на нас — будьте готовы идти нам на подмогу. За старшего я оставляю покуда ар Тайана.

* * *

Даруге Аламас-хан членом Дивана не был, однако, по роду службы, на его заседания приглашался частенько — дать отчет о действиях городской стражи и получить кучу ценных указаний от дилетантов, — так что ни трепета, ни тем паче восторга он входя в зал для заседаний не испытывал. Там все было почти так же как и всегда: на стульчиках у султанского трона, полукругом, сидели везиры, Кавус тер Рахмат сжимал в руках перламутровый пенал, как знак своей должности, и только непривычно пусто было за его спиной. Там, где обычно сидел султан с сыновьями, было занято всего четыре места. Арслан и Гемаль сидели на противоположных концах ступеней у трона, а по центру расположился слабоумно ухмыляющийся и оглядывающий весь зал диковатым мутным взглядом принц Фируз. Третий сын Джимшала, Ламаль, сидел подле Гемаля, но радости, судя по всему, это ему не добавляло.

— Во имя Тарка, милостивого, милосердного. — провозгласил Великий Везир. — Решено начать заседание с отчета даруге Аксара, расследовавшего смерть принца Шуля. Что ты имеешь сообщить трону и Дивану, Аламас тай Калим?

Больше всего на свете уставший, почти не спавший за последние двое суток и задерганный даруге, хотел бы сейчас сообщить всем присутствующим, что он думает о них всех вместе взятых, а затем рассказать каждому из них подробности этого мнения по отдельности, начиная как раз с Кавуса-аги, однако сделать этого, по вполне понятным причинам, никак не мог. Вместо так и рвавшихся с языка слов, он, будничным и монотонным тоном начал свой доклад.

— Расследование на месте происшествия полностью закончено, тело принца Шуля передано для подготовки к погребению. Исследование апартаментов покойного не позволило сделать предположения о ложности свидетельских показаний евнухов из охраны Топкапы Мехмеда ан-Яхши и Асана ир-Ферруха, сообщивших следующее...

Хан принял из рук своего адъютанта папирусный свиток, развернул его, и начал читать вслух.

— Мы, Асан ир-Феррух и Мехмед ан-Яхши, стражи-евнухи дворца Топкапы и сераля Солнцеликого султана Джимшала, да хранит Его Тарк, да длятся годы его вечно, да пребудет на нем благость Илины, и доме Его, и женах Его, и детях Его, и на все дела Его да прольется... ну, это можно пропустить... заступили на пост с четвертую по шестую стражи включительно у покоев принца Шуля в ночь с девятого на десятое число месяца Гюрзы года 4572-го от сотворения Тарком Мироздания, согласно месячного графика дежурств на постах, установленных Великим Евнухом и смотрителем дворца, достопочтенным Даудом ар Кашми, да благословит его Тарк. Находясь на посту ничего подозрительного мы не заметили. Принц Шуль, мир с ним, вернулся в свои покои ближе к концу четвертой стражи и выглядел изрядно расстроенным, почти сразу после своего возвращения он потребовал от слуг красного моэсского вина и закрылся. Ни до, ни после этого в его покои никто не входил. В середине пятой стражи из апартаментов принца Шуля, мир с ним, раздался странный шум, описать который мы затрудняемся. Заподозрив неладное мы постучались в дверь и поинтересовались, все ли в порядке. Не получив ответа, мы, в соответствии с наставлением о несении караульной службы во дворце Солнцеликого, его пунктом семнадцать раздела два "Чрезвычайные происшествия на посту", громкими криками оповестили соседние посты о нештатной ситуации и предприняли меры к вскрытию двери. Дверь в апартаменты принца Шуля, мир с ним, была заперта изнутри, и нам пришлось выломать ее, для чего была использована колонна-подставка бюста султана Рахмета Таркобоязненного, в результате чего и дверь, и колонна-подставка были приведены в состояние полной негодности к использованию. Проникнув в помещение мы обнаружили, что принц Шуль, мир с ним, в своих покоях отсутствует, на столе в передней комнате стоит почти пустой кувшин из под вина и кубок, дверца на балкон открыта. Выбежав на балкон мы обнаружили, что принц Шуль, мир с ним, лежит под ним, на брусчатке, и признаков жизни не подает, о чем и доложили подоспевшему наряду подкрепления во главе с десятником Хасан-заде бен-Ашимом. Больше по существу дела сообщить ничего не можем. С наших слов записано верно, и нами прочитано. Замечаний, дополнений нет. — даруге вернул свиток адъютанту, оглядел присутствующих, и добавил. — Показания десятника наряда усиления, равно как и показания караульных смежных постов караула показаниям свидетелей не противоречат. Исследование, проведенное специалистами в апартаментах принца Шуля, следов присутствия посторонних не выявило.

— Выходит, несчастный случай, Аламас-хан? — негромко спросил Рустам тер Сипуш. — Что ж, и такое бывает... Все под Тарком ходим.

Даруге профессиональным взглядом отметил, как помрачнел принц Арслан, и как в глазах Гемаля блеснули искорки... нет, не торжества, скорее удовлетворения выводами следствия. Аламас тай Калим протянул руку и адъютант вложил в нее очередной свиток.

— Протокол осмотра чердачного помещения дворца Топкапы. — зачитал он, оставив без ответа слова аксарского первосвященника. — Десятое число месяца Гюрзы года 4572-го от сотворения Тарком Мироздания. Помещение находится над покоями принца Шуля, мир с ним, на момент начала осмотра закрыто, печать смотрителя дворца на двери повреждений не имеет. Помещение, со слов смотрителя дворца и Великого Евнуха, Дауда ар Камши, используется для складирования предметов дворцового интерьера, которые в настоящее время не нашли своего применения. Последний раз открывалось более месяца назад, опечатано тогда же. Осмотром помещения выявлены следы пребывания неустановленного лица, а именно: повреждения пылевого покрова предметов и пола, следы ног среднего размера, вскрыто чердачное окно. Дальнейший осмотр окна показал, что взлом производился снаружи. На раме окна, с внутренней стороны, обнаружены следы, характерные для крюков типа "кошка". На краю крыши, прямо над балконом апартаментов принца Шуля, мир с ним, обнаружен лоскут шелковой ткани синего цвета, предположительно от шальвар, а также характерные следы потертости на черепице, предположительно образовавшиеся в результате трения веревки с подвешенным к ней грузом. Расположение точек "окно-потертость-балкон" находится на одной прямой. Досмотр произвел старший дознаватель стражи Аксара, Амир ар Слан. Понятые... Ну, это не важно.

— Убийство! — вскочил со своего места принц Арслан. — Я так и знал!

— Ерунда. — отрезал Гемаль. — Как убийца мог бы попасть на крышу башни минуя чердак? Это не в человеческих силах, любезный брат мой.

— И впрямь, Бирюзовая башня облицована полированным мрамором хан-даруге. — подал голос старый Гафар тер Гийюн. — И мухе не усидеть на ее стенах. Не напутал ли чего твой дознаватель?

Аламас тай Калим вернул протокол осмотра адъютанту и развернул следующий свиток.

— Объяснительная грамота. — зачитал он, вновь оставляя реплики без внимания. — Десятое число месяца Гюрзы года 4572-го от сотворения Тарком Мироздания. Даруге Аксара, великолепному хану Аламасу тай Калиму от стражника второго десятка четвертой сотни городской стражи, Абделя ун-Фаради. Господин мой, кланяюсь тебе стоя на коленях. Да пребудет над Тобой милость Тарка и Илины, да преумножится богатство Твое сообразно добродетелям твоим, да... пропустим... В ночь с девятого на десятое число месяца Гюрзы года 4572-го от сотворения Тарком Мироздания, в связи с беспорядками в Нижнем городе, был мой десяток поднят по тревоге и отправлен на усиление охранения окрестностей дворца Солнцеликого нашего султана Джимшала, да будет царствовать Он вечно, да пребудет... тоже пропустим, пожалуй... В конце четвертой стражи, когда дождь и буря почти утихли, и луна воссияла на небе, подобно лику Илины, а тучи изрядно поредели, десяток наш совершал обход по улице Золотых дел мастеров. В этот момент ночная птица капнула на меня пометом из под крыши одного из домов, я поднял голову вверх, дабы благословить ее тарковым именем, и узрел, как огромная неведомая тень закрыла луну и стрелой метнулась в сторону дворца, где и исчезла возле одной из башен. Ужас обуял меня, о господин мой, и возопил я, указуя товарищам своим на дворец. Когда же славный и справедливый десятник наш, Искандер ар-Гимеш, вопросил меня, что меня так напугало, искренне и без приукрас поведал я ему об увиденном. Не поверил мне Искандер-заде, а решил, что перепил я вина или дурь-травы покурил, снял меня с дежурства, обругал последними словами и грозится теперь трибуналом. На Тебя одного и мудрость Твою уповаю, хан-даруге, ибо истинно видел я огромную тень, а вина в тот день я не вкушал и все видели, что трезв я и запаха винного от меня нет, дурь-траву же и вовсе не курю, ибо удовольствия от нее не испытываю, лишь нестерпимую сухость в горле и ужасающий голод получаю от сего похабного зелья, о чем все сослуживцы мои знают и подтвердить это готовы. Со слов Абделя ун-Фарди записал и зачитал ему записанное вслух писец кади Селима а Дави, Дауд ил-Кеми, за что взята с него плата в полтаньга.

— Дэвовщина какая-то. — хмыкнул Хасан тер Хусаин. — Неужто Дивану нечем более заняться, как слушать бредни какого-то пьянчуги?

— Хасан-ага, такого Тарк создал на свете много, что и не снилось нашим мудрецам. — нравоучительно произнес Рустам тер Сипуш. — А может это был ифрит?

— Досточтимый Рустам-махди, ну давайте обойдемся без этих сказок. — сморщился тер Хусаин. — Мы слушаем доклад даруге Аксара, а не побасенки погонщиков верблюдов. Ифрит прилетел во дворец, разбил окошко на чердаке, потом спустился по веревке и убил принца Шуля... Я понимаю, если б вы это внукам на ночь рассказывали, но мы же взрослые люди.

— А зачем ифриту веревка? — вдруг подал голос принц Фируз. — Он же летает. Плохая сказочка!

Хасан-ага поперхнулся, а Аламас-хан развернул очередной свиток.

— Лекарское исследование. — прочитал он. — Десятое число месяца Гюрзы года 4572-го от сотворения Тарком Мироздания. Мной, судейским лекарем-исследователем стражи Аксара, Зурабом из Котайка, срок службы лекарем-исследователем семь лет, обследовано тело принца Шуля, мир с ним, на предмет выяснения причин и обстоятельств его смерти. Объект исследования: мужчина, рост... пропустим, все знают как выглядел Его Высочество... Причиной смерти стали множественные переломы черепа, основания черепа, позвоночника по всей его длине и ребер, а также разрыв внутренних органов: печени, желчного пузыря, селезенки. Также пробиты сломанными ребрами левое легкое и правый желудочек сердца, имеются обширные внутренние кровоизлияния. Указанные травмы могли произойти в результате падения на твердую поверхность с большой высоты. Следов яда или одурманивающих веществ в организме не обнаружено. Желудок пуст.

— Как пуст? — изумился Исмаль-паша. — А вино куда девалось?

— Пока не знаю. — вздохнул даруге, и, обведя везиров тяжелым взглядом добавил. — На настоящий момент это все, чем дознание располагает доподлинно, однако уже на основании всего вышеизложенного можно делать вывод, что смерть принца Шуля, мир с ним, могла не быть вызвана несчастным случаем. Я прошу трон и Диван разрешить мне продолжить расследование до выяснения всех обстоятельств дела.

— Какие полномочия должен для этого вручить тебе Диван, хан-даруге? — Великий Везир подался вперед.

* * *

Верхний город в Аксаре застраивался с таким расчетом, чтобы в промежутке между двумя домами непременно можно было увидеть Топкапы. Правило это было установлено едва ли не одновременно с основанием города и с тех пор неукоснительно соблюдалось.

— Вот, вот здесь эта подлая птица, чтоб ей... благослови Тарк сие создание, я хотел сказать, Амир-рейс, мне весь халат обо... гадила. Люди говорят, это к удаче, а ведь зря-то люди говорить не станут! Вот и пророк Рамуля...

— Его тут не было, давайте не отвлекаться. — прервал своего словоохотливого собеседника Амир ар Слан. — Итак, ты, ун-Фаради, находился вот на этом месте?

— Истинно так, господин мой. — подтвердил стражник. — Иду я, стало быть, службу тащу, Искандер-заде на два шага впереди меня, нарушителей спокойствия, значица, высматривает, ага, и тут я слышу — шлепок, да смачный такой, и Али, это стражник из нашего десятка, вдруг ржать начинает, как конь прямо, он вообще меня недолюбливает и всем моим горестям радуется. Вот и сегодня, господин мой...

— Дальше что было? — хотя дознавателю при особе даруге и удалось соснуть пару часиков, этого явно не хватало, отчего он стал нервным и раздражительным. Раздражению, впрочем, сильно способствовал затягивающийся следственный эксперимент.

— Ну, дальше я останавливаюсь, и вежливо очень у Али спрашиваю, "Чего ты ржешь, ровно конь тыгыдымский"? А он хохочет, да мне на плечо тычет своим пальцем, а пальцы у него словно аазурские колбаски, Амир-рейс, и сам он очень упитанный человек, даже и не знаю, на какие такие доходы он так разъелся — морда от сала едва ли не трескается.

— Ближе к делу. — буркнул помощник ар Слана, Самир эр-Узуд, здоровенный бородатый бугай разбойного вида. — Не отвлекайся.

Стражник опасливо покосился на гиганта-дознавателя, чьи кулаки успешно могли конкурировать в размере с его головой, и торопливо закивал.

— Да-да, господин мой. Поглядел я на плечо, а там такое пятно, что, мама моя женщина, халату конец. А халат почти новый, всего-то пять лет как ношу. Я поднял голову, чтоб спросить, "Птица, да что ты жрешь"?..

— И что ответила? — хохотнул эр-Узуд.

— Ничего не ответила, добрый господин. — скорбно ответил стражник. — Ибо тут я узрел эту страсть крылатую, что луну закрыла.

— Где? — мрачно поинтересовался Амир ар Слан.

— Вот... — ун-Фаради на мгновение задумался, а затем ткнул пальцем в небо, обозначая точку на небосводе, где видел странное существо. — Вот как Тарк благ, здесь была луна в тот момент. А оттуда оно полетело в сторону Топкапы и скрылось во-о-он за той башней бирюзового оттенку, прямо как до крыши долетело, так будто не было ужаса того.

— Ну, хоть не со стороны моря прилетело, и то хорошо. — буркнул Самир-рейс, прикидывая направление полета ночной тени.

— За какой-какой, ты говоришь, башней скрылось? — оживился ар Слан.

— Вон за той, Амир-рейс. — палец стражника уверенно ткнулся в Бирюзовую башню. — Мне с этого места как раз отлично это видно было. Подлетело это страшилище к крыше, слились две тени, и все. А Искандер-заде, говорит, я дурь-травы...

— Взыскание снимается. — резко бросил ар Слан, прерывая очередной поток словесного поноса. — Передай ар-Гимешу, что я его решение об отстранении отменил. Теперь расскажи-ка нам, Абдель, как это чудо крылатое выглядело.

* * *

Сэр Максимилиан поправил гладиолус в узкой, расписанной красными и синими узорами таймаарской вазе и, со вздохом, оглядел пустую лавку. То, что торговля не шла, его, разумеется, не расстраивало, но вот отсутствие сэра Анхеля наводило на мысли самые безрадостные.

К молодому человеку он уже успел привязаться. Молчаливый, исполнительный, неглупый и хорошо — для сына обедневшего рыцаря даже слишком хорошо — образованный, чем-то он напоминал благородному Годригу самого себя в молодости. Кроме того, после выведения сэра Лестера из активной игры и отбытия Виризга, Клейст оставался единственным человеком, с которым ему можно было просто поговорить, не опасаясь того, что неосторожно оброненное слово приведет к провалу. А провал, это, как правило, очень больно и для здоровья вредно.

Увы, отсутствие сэра Анхеля в течение двух часов после появления цветка в окне говорить могло только о его смерти — будь он схвачен, пришли бы и за самим Годригом. Погиб ли молодой человек при сопротивлении аресту, попал ли под горячую руку бушевавшим прошлую ночь аксарцам, или же просто не смог отбиться от ночных разбойников, значения уже никакого не имело. Важнее было узнать, успел ли выполнить Клейст поручение, и предупредил ли ре Лееба о "хвосте", но и это, без риска провалить сэра Лестера, выяснить было совершенно не реально.

Мелодично тренькнул колокольчик над входной дверью, уведомляя Годрига о посетителях. Бросив взгляд на вошедших, сэр Максимилиан едва подавил тяжкий вздох — перед ним стояли бургмейстер Холодного квартала, Морти Бойль и два, не многим уступающих ему богатством и влиянием аазурских негоцианта, Отто Фордиг, старшина южно-имладонского кумпанства, и Родгар Даброт, глава аксарского филиала торгового дома Даброт. Охрана почтенных купцов, без которой они и шагу давно уже не делали, осталась за дверями.

— Здравствуйте, сэр Максимилиан. — поздоровался с разведчиком Бойль. Его спутники склонили головы в молчаливом приветствии.

— И вам здравствовать, почтеннейшие. — вежливо кивнул в ответ Годриг. — Чем обязан вашему визиту?

Конечно же, он догадывался, чем именно обязан, но предпочитал услышать лично.

— Сэр Максимилиан, мы обеспокоены действиями... наших дипломатов. — Бойль с ходу взял быка за рога. — Нам доподлинно известно, что этой ночью вы встречались с султаншей Фирузой...

— Ты в своем уме, купец?!! — рыкнул Годриг. — Не встречался, а получил аудиенцию! Прах знает до чего так договоритесь, почтенный. Вы еще скажите, что и с принцем Гемалем я ночью встречался.

— Прошу простить, сэр Максимилиан. — Морти склонил голову. — Я не хотел сказать, что вы аманат султанши. Но ведь сам факт встречи с ней и принцем вы не отрицаете?

— Нет, конечно. — пожал плечами благородный сэр. — На кой пес я б тогда вообще туда поперся?

— Но нам вы говорили...

— Что вы поддержите того, кого вам скажут! Или вы забыли, сколько для вас сделал ре Лееб?

— Его тут нет. — подал голос Фордиг.

— Зато тут есть его сын. — ответил сэр Максимилиан. — Сэр Лестер. Надеюсь где именно, вы спрашивать не станете?

Купцы переглянулись.

— И я не думаю, — продолжил Годриг, — что вы вправе спрашивать меня, с кем и почему я встречался. Я не учу вас, как вам вести дела. Так и вам не стоит учить Неявную Дружину тому, как вести дела ей. Впрочем... это хорошо, что вы зашли, почтенные. В свете последних событий вам надлежит...

* * *

Заседание Дивана длилось уже четвертый час, и, хотя гулямы из охраны Исмаль-паши и принца Арслана расположились в тени, спешиваться им так никто и не позволил. Сотник Селим а Чурах совершенно здраво предполагал, что им в любой момент может поступить приказ прорываться из Топкапы к казармам и не желал терять даже секунды на то, чтобы его солдаты вскочили в седла.

Сэр Лестер отчаянно зевал, как, впрочем, и почти все гулямы. Некоторые умудрялись задремать сидя в седлах, за что получали ощутимые затрещины от десятников.

— Интересно, сколько нам еще ждать окончания этого похабного совета? — негромко, ни к кому не обращаясь, вопросил Меджид а Тиджар. — Может нашего командира с принцем уже того, пока мы тут прохлаждаемся?

— Если б их, как ты выразился, "того" хотя бы попытались, — хмыкнул в усы десятник, — то слышно было бы на весь Аксар, а Топкапы и вовсе стоял бы на ушах. Не говоря уже о том, что нас тоже перебить попытались бы моментально. Эк, а это что?

В дворцовые ворота, на взмыленном жеребце, влетел какой-то сипахский офицер — с такого расстояния баронет не разглядел, к какому именно полку он принадлежит, — и бросился во дворец, размахивая курьерской пайсой.

— Что-то случилось. — глубокомысленно заметил сэр Лестер. — Что-то, из ряда вон выходящее.

— Может война? — а Тиджар подался вперед.

— Не думаю. — ответил Блюм. — Хотя и похоже.

В следующее мгновение тронный зал, где, по традиции, проводилось заседание Дивана, начали покидать с неподобающей их чину поспешностью те из везиров, и приглашенных на заседание высокопоставленных чиновников, что имели офицерское звание.

— В карьер! — рявкнул Фулдазерех, подбегая к своему коню и вскакивая в седло (Принц Арслан отстал от него лишь на шаг). — В казармы! Принц Ильяс поднял мятеж и ведет на Аксар армию сердара тай Зёнхара!

"Ну ни фига себе! — подумал баронет ре Лееб, пришпоривая лошадь. — И как он его на свою сторону склонил?"

Глава V

Абдуллахим тер Рахмат, сатрап Бар-Залена и всего Мазандарана, любимый племянник Великого Везира, и впрямь оказался тупой разожравшейся скотиной, в чем принц Байасит получил сомнительное удовольствие убедиться спустя какой-то час после того, как "Гамиде" пришвартовалась в военном порту.

Галера и призовой галиот вошли в гавань на рассвете, едва лишь солнце выглянуло из-за горизонта, однако штандарты принца и Крокодила султана были своевременно замечены с патрульного бота, и на пирсе Байасита и Мидара тай Зарива встречали все командиры корабельных соединений, входящих в состав бар-заленской эскадры, в количестве пяти человек, а также провиант-паша и местный абад-паша.

— Да станем мы жертвами за тебя, Мидар-эфенди, и за тебя достойный принц. — с достоинством поклонился идущим по сходням Байаситу и Крокодилу султана Асат-паша тай Гурим, высоченный худой мужчина с длинной, полной седины бородой, исполнявший обязанности командира эскадры во время отсутствия тай Зарива. — Я вижу, путь вам выдался опасный и полный приключений.

— Твоя правда, Асат-ага, — степенно кивнул капудан-паша, — но милостью Тарка мы живы и целы, а Неке лишился номарха и одного из кораблей.

— О-о-о-о. — густые брови тай Гурима изумленно поползли вверх, а лица прочих офицеров отразили соответсвующий случаю градиент радостного изумления и благоговения. — Новость достойная ликования и удивления.

— Да-да, — важно кивнул Крокодил султана, — принц Байасит лично поразил нечестивого шейха пиратов в честном поединке, хотя был тот высотой не менее чем в семь локтей, руки его были подобны стволам деревьев, ноги походили на слоновьи, а грудь была с осадный щит шириной.

— Мидар-эфенди забывает упомянуть, что сам поразил в бою шестерых вражеских бойцов. — славословия флотоводца принц воспринял как должное, поскольку тот, хотя и безбожно преувеличивал, делал это строго в соответствии с имладонским этикетом. — И одного из них, даже не обнажая оружия.

Тут Байасит, конечно же, имел в виду того бедолагу, на которого ни разу не худенький шейх спрыгнул с мостика "Гамиде".

— Воистину, он недаром носит прозвание Крокодил султана. — Асат-паша вновь поклонился.

— Ну а что ты расскажешь нам, доблестный Асат-ага? — поинтересовался Мидар тай Зарив. — Все ли по добру в эскадре, не было ли чего худого?

— В эскадре, слава Тарку и стараниями эфенди провиант-паши все хорошо. Жалование выплачено без задержек, корабли в полной боеготовности, рабы на веслах сильны и сыты, и гребные экипажи ими укомплектованы полностью. Но с жалобою на сатрапа мы к тебе, о Великолепный. Дозволено ли нам говорить?

— Говорите. — отрывисто бросил принц. — Здесь сын вашего славного султана, и если виновен сатрап, то ответит передо мной.

— Да будет мир над тобой, достойный сын славнейшего из государей. — вновь склонился в поклоне вице-флагман бар-заленской эскадры. — Пускай доложит Селим тер Баррхут, ибо он более остальных претерпел от этого сына собаки.

Провиант-паша с поклоном шагнул вперед.

Собственно, походил Селим тер Баррхут на кого угодно, но только не на интенданта. Плечистый и кряжистый мужчина средних лет, он носил завитую и напомаженную бороду, казавшуюся приклеенной к его широченной физиономии, а необычайно длинные усы торчали в стороны, словно два кинжала, зато его увенчанная феской голова была гладко выбрита и блестела, будто хрустальный шар в шатре бродячей гадалки. В целом, провиант-паша создавал впечатление командира абордажной команды, придворного и сутенера одновременно.

— О принц, сын государя моего, и ты, капудан-паша, на вас и вашу защиту лишь я уповаю! — неожиданно тонким, словно у евнуха, голосом пропищал Селим-эфенди. — Один Тарк ведает, сколько претерпел я от этого похотливого борова, кознями Губернеза занявшего пост сатрапа, и не имеющего мыслей ни о чем, кроме размеров поборов с купцов в порту и на майдане! Бакшиш с негоциантов и лавочников он требует такой, что стонут они и рыдают, вечно находясь на грани разорения, но некому заступиться за них, и все полученное складывает сатрап в свою мошну — ни единого гнутого таньга не попадает в султанские сокровищницы с этих его нечеловеческих поборов! Когда же прошу я его о вспоможении славным имладонским морякам, только смеется он, брюхом своим немерянным сотрясаясь, хотя указом Солнцеподобного султана нашего, должно ему на нужды флота двудесятую часть от городских доходов выделять. Небо лишь знает, как я выкручивался, пытаясь на деньги эскадры подешевле купить, как искал днем и ночью лес, пеньку, смолу, рабов, как торговался...

Провиант-паша самым натуральным образом пустил слезу и шмыгнул носом — видимо представил размер недоукраденного им из-за жадности сатрапа.

— А ведь указом Несравненного султана Джимшала, да царствует он вечно, велено торговцам с интендантов брать не более восьми десятых от цены, остальное же должно сатрапам оплачивать, но и этого сей сын неверной матери делать не желает! И когда пришел я во дворец его, дабы усовестить, пригрозил он, гонитель мой, прогнать меня палками, коли не успокоюсь я и не уйду сам! Меня, шейха Шираза!!! И нет на него, вора, управы! Даже носильщиков мне не дает, хотя и обязан — матросы сами вынуждены таскать в порт все мною закуплнное!

— Ну, а ты что скажешь о сатрапе, абад-паша? — спросил принц у начальника гарнизона, припомнив рассказ Крокодила султана о состоянии сухопутных сил в Бар-Залене.

Пожилой седоусый мужчина в чалме и халате поверх зерцала мрачно поглядел на Байасита.

— В гарнизоне не наберется и тысячи бойцов. — угрюмо ответил он. — Да и те что есть, в основном аскеры. Конницы всего ничего — полста пехлеван, столько же гулямов, да сотня сипахов. Ах да, совсем забыл, — на губах старого вояки появилась язвительная усмешка, — две сотни разряженных павлинов из личной гвардии сатрапа. Мамлюки. Но мне они, увы, не подчиняются. Арсеналы пусты, как ложе девственницы, жалование постоянно задерживают. И вовсе бы не платили б, да кто тогда будет чернь усмирять? Не те ж четыре сотни охламонов, что находятся в подчинении у даруге. Они и не знают, с какого конца за ятаган браться. Только и умеют, что обирать купцов и лавочников, а при любой мало-мальски серьезной стычке бегут так, что страус позавидует.

— Увы, мой принц, все это так, и Касим ар Хызр ничуть не преувеличивает. — вздохнул Крокодил султана, деликатно сообщив Байаситу имя абад-паши. — Я рассказывал тебе об этом.

— Вы выдвинули серьезные обвинения против сатрапа. — медленно кивнул принц. — Но по установленному моим отцом закону, я должен выслушать и другую сторону. Касим-паша, выдели мне должное сопровождение до дворца, я должен навестить Абдуллахима тер Рахмата.

— Я сам сопровожу сына своего повелителя. — поклонился командир гарнизона.

К моменту прибытия Байасита, конвоируемого пехлеванами, во дворец, там царило смятение, плавно переходящее в панику. Истинное положение дел в Топкапы сатрапу еще известно не было, и он решил, что султан Джимшал прислал одного из своих сыновей с инспекцией.

Абдуллахим-хан встретил принца перед самыми воротами, распростершись в пыли. Выглядела эдакая туша в столь униженной позе, а сатрап и впрямь весил раза в четыре больше, чем то было ему положено природой, весьма забавно. Рядом с сатрапом, тоже в пыли и в тех же позах, расположились несколько высших чиновников города.

Байасит натянул поводья, не доезжая несколько шагов до этой живописной группы, напоминающей знаменитую скульптурную группу вар-Хызра, "Грешники, благоговеющие пред ликом Тарка", окинул чиновников тяжелым взглядом, и с мрачной усмешкой произнес:

— Ну, вставай сатрап, поговорить надо.

* * *

Несмотря на то, что "Летняя ласточка" была всего лишь кочем, парусное вооружение у нее было куда как серьезнее, чем на обычном корабле этого класса, а узкие и хищные обводы корпуса позволяли отнести судно Лазаря Каронья к наиболее быстроходным судам Нефритового моря даже тогда, когда трюмы его были набиты под завязку, так что нет ничего удивительного в том, что "Летняя ласточка" подошла к Бар-Залену всего через каких-то пять часов после "Гамиде".

— Чем планируете заняться по прибытии, шкипер? — сэр Валентайн и Лазарь Каронья расположились на баке, возле бушприта. Аазурец ленивым взглядом оглядывал море, а ваделорец хрустел моченым яблоком, облокотившись на брашпиль.

— Разгружусь, получу деньги и возьму груз куда подальше отсюда. — пожал плечами Каронья. — Завтра с вечерним отливом надеюсь сняться с якоря.

— Полагаете, вам позволят? — резидент сосредоточил свое внимание на легкой имладоноской боевой галере, вынырнувшей из-за мыса, над мачтой которой развевался вымпел патрулирующего судна.

— А у вас есть основания полагать, что мне могут запретить покинуть порт? — усмехнулся шкипер.

— Да как вам сказать... — задумчиво произнес Виризг. — Мне кажется, боевые корабли, возвращающиеся с патрулирования, обычно входят в порт не в темпе атаки, как вон та посудина прямо по курсу.

Лазарь Каронья неторопливо дохрустел яблоком, выбросил огрызок за борт, после чего извлек из тубы на поясе зрительную трубу и навел ее на имладонца.

— "Сколопендра", обычно ее отправляют в дальнее патрулирование, сэр Валентайн. Ага, сигнальные флаги на вантах... — владелец "Летней ласточки" ненадолго замолчал. — А вы страшный человек, барон.

— Вы полагаете? — вежливо поинтересовался тот. — И что же навело вас на такую мысль?

— А вот сообщение и навело. "Эскадра в сто вымпелов на зюйд-зюйд-ост. Время подхода около двенадцати часов. Южные патрули уничтожены". Кто бы это мог быть, как думаете?

— Я не думаю, почтенный Каронья. — сэр Валентайн облокотился на фальшборт и зевнул. — Я знаю.

Над охраняющим вход в гавань фортом взметнулся вымпел "Сигнал принят".

* * *

Ругань в штабной палатке стояла такая, что у находящегося в охранении сэра Лестера вяли уши.

Удаляться от Аксара более чем на два часа хода сепахасалар Турман-паша тер Месри не решился, опасаясь повторения бунта, и готовился встретить армию тай Зёнхара на обширной, плоской как стол равнине. Узнав о таком решении командующего, Фулдазерех с воплем и руганью примчался в ставку, с твердым намерением выдрать командующему всю бороду по одному волоску. Судя по звукам, доносившимся до баронета ре Лееб, такая развязка беседы была близка, причем в выдирании бороды были готовы поучаствовать не менее половины офицеров штаба.

— Какого нечистого, Турман-ага?!! У тай Зёнхара солдат почти вдвое больше, чем у нас!!! — Исмаль ар Фарди ревел словно бык, укушенный слепнем за причинное место. — Да он нас тут с флангов в хвост и в гриву!!!

— У него только легкие части, Исмаль-хан!!! — верещал в ответ сепахасалар. — Я хочу дать разогнаться пехлеванам для таранного удара, чтобы смять его конницу!

— Да так он нам ее и подставил под удар! А если он отрежет нас от города фланговым обходом?!!

— Зажмем между городом и нами, да сотрем в пыль!

— Если догоним, сожри меня гуль! Кто столицу будет защищать, если что? Даруге, что ли?!!

"В столице есть резерв", подумал сэр Лестер.

— В столице есть резерв! Пять сотен пеших пехлеван!

— А я почему этого не знаю?!! — в бешенстве проорал Исмаль-паша.

— А потому что это военная тайна!!! — с не меньшей яростью ответил сепахасалар.

"О которой теперь знает не меньше половины войска", усмехнулся под раобом Блюм.

— Хох, это кто же у нас отсиживается по тылам? — удивился Меджид а Тиджар. — Никак Турман-паша брешет?

— Да нет, отчего же. — сказал аазурец. — "Синие львы", в Топкапы сидят. Сам видел, как въезжали.

— А что ж ты молчал? — удивился десятник.

— Так никто не спрашивал. — пожал плечами сэр Лестер.

В этот момент из шатра вылетел взбешенный донельзя ар Фарди, вскочил в седло и пустил коня в такой галоп, что отряженный ему в эскорт десяток гулямов едва поспевал за своим командиром.

* * *

Сэр Валентайн Виризг, барон ре Котль, был кем угодно, но только не моряком. Служба в Неявной Дружине, кроме профессии собственно разведчика, вынудила его освоить мастерство торговли, искусство полководчества, хитрости дипломатии и, даже, ремесло бандита. А вот мореходством заняться как-то не довелось, о чем оставалось только сожалеть, поминая пословицу про место падения, и подстеленную на нем солому, поскольку от участия в грядущей морской баталии ему, судя по всему, было никак не отвертеться.

Последние сутки выдались у аазурца более чем насыщенными. Начать следовало с того, что вошедшую следом за "Сколопендрой" в бар-заленскую гавань "Летнюю ласточку" едва не взяли на абордаж четыре галеаса разом, причем один из них, трехмачтовый вице-флагман "Пардус", сближался скорее курсом тарана и отвернул в сторону только в последний момент. Короче говоря, всполошенные имладонские моряки лишь чудом не учинили смертоубийство.

Чуть позже, когда матерящийся Каронья разъяснил бар-заленцам всю глубину их заблуждения, попутно помянув дэвов, Губернеза, Царя Пучины и сынов неверной матери, с перепугу принявших торговый коч за вражескую эскадру, на борт "Летней ласточки" прибыл портовый чиновник в сопровождении нескольких стражников. Сей досточтимый муж до полусмерти изумил и шкипера, и сэра Валентайна, и всю команду тем, что даже не заикнулся о бакшише. Более того, поглядев на верительные грамоты благородного Виризга, и выслушав заверения о том, что "Летняя ласточка" зафрахтована дипломатическим ведомством Аазура, он даже не попытался настоять на досмотре трюмов, а, выразив сэру Валентайну свои нижайшие уверения во всемерном почтении, поспешил откланяться. Документы, позволяющие пришвартоваться у пирса он, впрочем, выписать не позабыл.

— Конец мира близок. — скорбным голосом резюмировал итоги переговоров боцман.

Пока судно маневрировало на рейде, покуда матросы крепили швартовы и устанавливали сходни, а также занимались иными, не менее важными делами, в порт успел прискакать отряд в две дюжины сипахов, и едва барон ре Котль ступил на сушу, как ему было объявлено повеление сатрапа, Абдуллахима тер Рахмата, немедленно прибыть к тому во дворец. Впрочем, чего-то подобного аазурец ожидал и заранее написал письмо Хайнриху Потригу с распоряжением явиться на корабль и его, Валентайна Виризга, там дожидаться. Эпистолу Каронья отправил с юнгой Гейнцем.

Конечно же сипахи привели коня и для сэра Валентайна, причем не одного, поскольку предполагалось, что аазурский дипломат прибыл со свитой. Когда выяснилось, что никакой свиты нет и в помине, ценность благородного Виризга в глазах солдат упала практически до нуля. Приказ они, впрочем, выполнили — спустя каких-то полчаса барон уже стоял перед огромными двустворчатыми дверями дворцового Зала Совета.

Ждать пришлось недолго. Спустя каких-то пять-семь минут после его прибытия, дверь приоткрылась, и из зала, где раздавались возбужденные голоса "лучших людей Бар-Залена", вышел молодой мужчина в форме капитана (если применительно к одеяниям офицеров военно-морского флота султаната вообще применимо слово "форма", поскольку Морской устав Имладона указывал лишь цвет чалмы и халата, а также необходимые украшения, указывающие на звание и должность, оставляя покрой одежды на полное усмотрение его владельцев), а сэра Валентайна попросили войти.

"Не иначе, это капитан "Сколопендры" доклад давал", подумал Виризг, и перешагнул порог зала.

— Привет тебе, принц Байасит, — аазурец поклонился молодому человеку, сидящему во главе стола, — и тебе, сатрап Мазандрина, и вам, храбрейшие.

Принца барон знал в лицо — приходилось пару раз пересекаться по дипломатической службе. Сатрапа, Крокодила Султана и прочих высших офицеров бар-заленской эскадры резидент видел впервые, однако на всех них у него имелись подробные досье, включавшие и описание внешности. И досье эти ре Котль знал назубок.

— И тебе привет, Валентайн-бей. — принц склонил голову в знак приветствия, и, увидев, что Виризг извлек свои верительные грамоты, взмахнул рукой. — В этом нет нужды, я узнал тебя, верный слуга короля Оттона. С чем прибыл ты в Бар-Зален? По какой нужде?

"Мальчик нуждается в срочной поддержке и добрых вестях, — подумал сэр Валентайн, — Ну, что ж. Будет ему добрая весть".

— С чем прибыл? — переспросил он и слегка улыбнулся. — С грузом оружия из Аксара, принц. Нам, дипломатам Аазура, удалось убедить хладоквартальских купцов в необходимости срочно поставить вооружение в Мазандрин.

При упоминании об оружии пожилой и седоусый мужчина в зерцале под халатом удовлетворенно хлопнул в ладоши, а разожравшийся до полного неприличия человек в богатом халате и, отчего-то, немытым лицом, укоризненно произнес, обращаясь к нему:

— Вот видишь, Касим ар Хызр. А ты утверждал, что и ржавого ножа не сыскать в арсеналах Бар-Залена.

— Оружие еще не в арсенале. — буркнул тот в ответ.

— Это груз посольства? — Байасит моментально вычленил главное в словах Виризга и в упор воззрился на него.

— Если будет угодно Его Высочеству. — сэр Валентайн снова с улыбкой поклонился принцу.

— Уж не хочешь ли ты сказать, — Байасит слегка усмехнулся, — что Аазур готов передать вооружение в арсеналы Бар-Залена безвозмездно?

— Наше влияние на купцов не настолько велико, добрый принц. — Виризг продолжал вежливо улыбаться. — Однако же, я полномочен оплатить им их товар и передать его Имладону с тем, что казна султаната, впоследствии, компенсирует эти расходы Аазуру.

Байасит вопросительно, хотя и не без иронии, поглядел на Абдуллахима тер Рахмата.

— В этом нет нужды, о сын повелителя моего. — толстяк всплеснул руками. — Казна сатрапии полна, я вполне могу закупить это оружие и сам.

— Поторопись, покуда не набежали перекупщики, Абдуллахим-хан. — негромко произнес сэр Валентайн. — "Летняя ласточка" стоит у причала, и почтенный Потриг уже на борту.

— Да стану я жертвой за тебя! — сатрап с трудом поднялся и, с еще большим трудом, поклонился Байаситу. — И впрямь, дело не терпит отлагательства.

— Возьми с собой абад-пашу и поспеши. — кивнул принц. — Пока прервемся, мне необходимо поговорить с Валентайн-беем наедине.

— Но... — подал голос Крокодил Султана.

— Позже, Мидар-эфенди. — отрезал принц. — Позже. Перерыв в четверть часа. Все обдумаем, отдохнем, а я пока пообщаюсь с посланником короля Оттона.

Больше желающих возражать не нашлось, и, едва "лучшие люди Бар-Залена" покинули Зал Совета, Байясит жестом указал сэру Валентайну на один из стульев, садись мол. Второй раз повторять приглашение для Виризга не пришлось.

— Значит, вы ожидали этого нападения. — принц не спрашивал, принц утверждал.

— Глупо было бы утверждать обратное. — спокойно ответил аазурский резидент. — Поверить в то, что мы просто в нужное время и в нужное место привезли экстренно необходимый там товар, не обладая никакой информацией, не смог бы, пожалуй, и местный сатрап.

— Не стоит недооценивать тер Рахмата. — негромко произнес принц. — Он вовсе не такой дурак каким кажется, когда с ним познакомишься поближе. Впрочем, Тарк с ним. Вы знаете кто идет на Бар-Зален?

— Флот Желтых повязок во главе с самим Великим Кормчим. — не моргнув глазом ответил сэр Валентайн. — Не исключено, что совместно с флотом Неке.

— Ну, Бара-Бара в этом флоте есть навряд ли. — Байасит чуть усмехнулся. — В Неке нынче новый номарх. Хотя они, возможно, об этом еще не уведомлены.

— И давно, простите мою дерзость, принц, в Неке новый номарх? — удивился благородный Виризг.

— Второй день как. — усмешка принца стала весьма мрачной. — Впрочем, вы не могли знать о нашей с ним... встрече в море.

Брови Виризга взметнулись в изумлении.

— А вот о этих желтоголовых макаках и том, с чего они так обнаглели, — продолжил, меж тем, Байасит, — вы мне, пожалуй, поведаете. С чего они вообще решились на такой серьезный набег? Ведь это нарушение существовавшего положения дел, почти всех устраивавшего!

— А это не набег. — спокойно ответил барон.

— А что? — удивился Его Высочество.

— Миграция. — ответил Виризг. — Переезд. Великие Кормчие за последнюю сотню лет потеряли почти всю свою власть на суше — на Виньдао большая ее часть сосредоточена в руках градоправителя Танконга.

— Дафу. — бросил принц.

— Что, Ваше Высочество? — не понял сэр Валентайн.

— Титул градоправителя Танконга звучит как "дафу". И вы считаете, что он умудрился выжить Желтых повязок из города? Но зачем? Ведь они — и доход, и защита Виньдао.

— Не совсем верно, добрый принц. Не он выжил. Великий Кормчий решил усилить свое влияние. Ань Гао очень честолюбив и болезненно горд, ему надоело зависеть от берегового обеспечения и плясать под дудку... — Виризг на миг запнулся, чуть снова не сказав "градоправителя", — дафу Вэй Цяня. Он желает получить такую власть, какой обладал Чен Йен, а как это сделать иначе, нежели захватить новую, не уступающую Танконгу якорную стоянку? Конечно, в Бар-Залене не так много полнолунцев, но они здесь есть. Плюс экипажи его кораблей. Если в руках Великого Кормчего окажется этот город, песенку дафу можно считать спетой.

"И твою тоже, но это Твое Высочество должен и сам понимать".

— Я вижу, — Байасит криво улыбался, — вы неплохо разбираетесь в хитросплетениях внутританконгских интриг, благородный Виризг.

— Тем и живем. — развел руками сэр Валентайн. — Конечно мы, как дружественная Имладону держава, должны бы были предупредить о грядущем нападении заранее, но... кого? Отец ваш очень болен, а узнали мы о намерения Желтых повязок уже после того, как он... гм... занемог.

— Ну, кроме меня есть и иные наследники короны. — улыбка принца стала еще более кривой. — С куда большими правами.

Барон пожал плечами.

— Принц Шуль мертв, принц Гемаль...

— Его и угробил, вы хотите сказать?

— Не знаю. — тут аазурец совершенно не кривил душой. Знать он не знал, хотя предполагал именно это. — Подробности мне неизвестны. Он погиб в ночь, когда я покинул Аксар. Но даже не в этом дело. Принц Гемаль... Как вы думаете, кто подал Ань Гао идею захвата Бар-Залена и гарантировал, что признает эти земли за ним?

Байасит на какое-то время замолчал, что-то обдумывая.

— Как думаешь, Валентайн-бей, — наконец спросил он, — миром с Желтыми повязками разминуться никак не удастся? Переубедить как-то... Скажите мне, как дипломат.

— Дипломатия — искусство возможного. — ответил Виризг. — Я бы сказал, что шансы на это минимальны.

— Но есть. — сделал вывод принц. — Я прошу вас оказать услугу Имладону, барон. В Бар-Залене есть моряки, чиновники, купцы... и ни одного профессионального дипломата. Прошу тебя участвовать в завтрашних переговорах с Великим Кормчим как представителя султаната, а пока — присоединиться к нашему совету.

— Да будет по воле твоей, принц. — Виризг встал и почтительно поклонился. Даже ему, матерому и бывалому агенту, Байасит смог устроить сюрприз.

Паруса Желтых повязок появились на горизонте ближе к закату. В зрительные трубы было прекрасно видно, как вражеский флот бросает якоря на ночь, чтобы в темноте не проскочить погасивший маяки Бар-Зален.

Следующим утром, еще до рассвета, эскадра Мидар-паши вышла в море и двинулась к пиратам встречным курсом. Злой и невыспавшийся сэр Валентайн в легкой кольчуге под бекешей и шляпе с тремя перьями, стоял на мостике флагманского "Имладоние" и мрачно вглядывался в приближающиеся корабли Желтых повязок. Помирать в чужой драке категорически не хотелось.

* * *

Армия сердара тай Зёнхара появилась на прилегающей к Аксару Долине Плодов и Цветов вечером, ближе к закату. Само собой разумеется, передовые разъезды с обеих сторон тут же устроили многочисленные стычки, но ни о каком нормальном сражении не приходилось и помышлять. Конечно, какой идиот будет воевать в темноте, когда не только толком не видишь врага, но и своих бойцов? Крупные ночные сражения очень легко (и очень быстро) превращаются в свалку, неуправляемый "солдатский бой", и кто в нем победит — знает только Тарк. А может даже и он не догадывается.

Оттеснив защитников столицы ближе к их лагерю, мятежники начали спешно окапываться, безжалостно вырубая на укрепления фруктовые рощи, связывая стволы несчастных деревьев виноградными лозами. Близлежащие деревни, заблаговременно покинутые местными жителями, также, в большинстве своем, были пущены на строительство валов и редутов.

Фулдазерех (и не он один) глядя на такое безобразие скрежетал зубами, ругательски ругал сепахасалара Турман-пашу, но поделать ничего не мог — момент для встречной атаки был упущен из-за нежелания штабистов удаляться далеко от Аксара. Солдаты с обеих сторон выкрикивали в адрес друг-друга всевозможные оскорбления, показывали неприличные жесты, оголенные задницы и другие, не менее выразительные части тела. Некоторые горячие головы выбирались на пространство между двумя лагерями и устраивали там поединки и микросражения до тех пор, пока солнце окончательно не скрылось за горизонтом, и на черном, словно Ромханкорский бархат, небе, не засияли переливающиеся жемчужины звезд, а в обоих лагерях не запылали костры и не потянулся по стоянкам запах солдатской похлебки, над этими же кострами и варившейся.

Пока ужинали, пока оба войска укладывались спать, покуда прогорал кизяк в солдатских кострах, все было спокойно, но затем обе стороны послали отряды лазутчиков, дабы "не дать заскучать супостату", однако ни с той, ни с другой стороны успеха этим ночным бойцам добиться не удалось — часовые и заградительные отряды оказались на высоте, а аксарские солдаты, наконец-то, смогли выспаться.

Впрочем, отоспаться всласть удалось отнюдь не всем, и сэр Лестер оказался в числе тех, кому не повезло. Едва померкли ночные светила а горизонт начал окрашиваться нежной зарей — предвестницей сурового имладонского солнца, его, как и всю гулямскую сотню ени-чери, растолкали, заставили спешно и тих позавтракать всухомятку, загнали в седла и отрядили сопровождать принцев и высших офицеров на переговоры с принцем Ильясом, о которых, как оказалось, было условлено еще с вечера.

Кроме гулямов верхушку аксарского воинства охраняли полсотни столь же невыспавшихся и, как следствие, злых пехлеван из прославленного отряда "Стальные всадники". Ильяс на встречу прибыл с аналогичным по количеству и качеству числом воинов, однако же из лиц сопровождающих, а не из конвоя, с ним были только Нураддин тай Зёнхар и некий миловидный юноша, немногим старше пятнадцатилетнего принца.

— Разгрызи меня Тарк, а это кто еще с ним? — удивился Арслан, когда расстояние между кавалькадами стало совсем небольшим и лица всадников стали отчетливо видны.

— Да неужто слухи правдивы? — не менее удивленный сердар Золейман тай Ясми, командир левого фланга аксарской армии дернул себя за бороду. — Это?..

— Говори-говори, да не заговаривайся, эфенди. — надменно бросил Гемаль, не поворачивая головы. — Еще ни один из потомков Имлада Великого не унизил себя и свой род, тем что возлег с мужчиной!

"Что не мешает подданным распускать слухи о подобных инцидентах с завидной регулярностью", подумал сэр Лестер, но вслух, разумеется, ничего не сказал.

— Чего гадать? — негромко произнес Ламаль. — Думаю, брат представит нам своего спутника.

Оба отряда сблизились до расстояния в пять-семь локтей и замерли. Молча.

— Здравствуй, брат. — наконец, почти минуту спустя, нарушил молчание Гемаль. Видимо переговоры доверили вести ему, как старшему в семье. — Зачем ты взбунтовал людей, поднял их против отца? Или не боишься гнева Тарка? За бунт против государя он покарает тебя, и жестоко.

— Помолчал бы уж, порождение сколопендры с лисьим языком. — юный принц сморщился, обводя взглядом братьев. — Или не знаю я, что Нуман, брат-близнец мой убит по твоему приказу? Не я первый пролил кровь, не я желал вашей смерти — вы все хотели ее. Пауки, грызущиеся в кувшине, вот вы кто! Где Шуль, Джимшал и Байасит? Убиты?

— Зачем говоришь обидные слова, брат? — нахмурился Арслан. — Разве не младший и не любимейший ты из наших братьев? Джимшал ушел в очередной загул еще когда нас было девятеро, но прошлой ночью в Аксаре был бунт, и мы не знаем, что с ним. Байасит вышел в море с Мидар-пашой и мы также не знаем, что с ним, но надеемся, что злая доля его миновала. Шуль... Шуль мертв, но и тут мы не при чем. Отпусти войска, вернись в столицу — нехорошо лить кровь родичей, нехорошо заставлять подданных отца нашего гибнуть из-за мнимых обид. Если не веришь ты Гемалю, то...

— То тебе не верю тем паче. — резко прервал его Ильяс. — Или скажешь ты, что твой цепной пес пустил своих ищеек за мной без твоего ведома? — принц издевательски расхохотался. — Никогда не поверю, что ты не знал о приказах того, с кем делишь все секреты и ложе!

— Цепной пес, это видимо я. — усмехнулся Фулдазерех, не обращая внимания на то, как, схватившись за рукоять сабли, подался вперед побледневший от гнева Арслан. — Я не держу зла на тебя, принц, за это оскорбление. Будь я столь же молод и горяч как ты, бушуй в моем сердце столько же гнева и ярости, я бы мог бы спросить, не делишь ли ты ложе вот с ним... — Исмаль-паша кивнул в сторону молодого спутника мятежного принца. — Но я этого не сделаю, ведь ты и сам знаешь, что твое обвинение неправедно и нелепо. Но ответь мне, принц Ильяс, кого же это я послал за тобой? В чем ты обвиняешь меня и своего брата? Я не в силах этого уразуметь.

— Кого послал? — принц скривился в презрительной гримасе и кивнул в сторону гулямов. — Вот их. Не всех, всего десяток. Родичи моей матери, что сопровождали меня, отвлекли погоню, а затем погибли от их рук, давая мне спастись.

"А что, это вполне может объяснить, откуда в сотне гулямов объявилась вакансия, которую я заполнил", подумал сэр Лестер, внимательно разглядывая молчаливого спутника Ильяса. Что-то в нем казалось ему знакомым, знакомым настолько, что создавалось впечатление недолгого но близкого знакомства с этим человеком. И в то же время, благородный Блюм готов был поклясться, что лицо его видит впервые.

Тот же, в свою очередь, бесстрастно оглядывал охрану аксарской делегации и на нем, баронете ре Лееб, взгляд его задержался чуть дольше, чем на прочих.

— Довериться вам? — продолжал меж тем Ильяс. — О, нет! Если бы желал я своей смерти, то оставался б в Аксаре. Джимшалу и, быть может, Байаситу я и доверился бы, у них, возможно, стал бы искать защиты и спасения. Но не у вас, проливающих родную кровь! Не против отца и повелителя своего веду я войско, но против вас, порождения Губернеза!!!

— Я не знаю, что за люди преследовали тебя, принц Ильяс, и не знаю кто хотел взять твою жизнь, но я никого не посылал. — невозмутимо ответил командир ени-чери. — Все мои люди оставались в Аксаре, клянусь тебе Тарком и Илиной.

Все столь же молчаливый спутник принца осторожно коснулся плеча Ильяса и, когда тот, с недовольным видом глянул на него, глазами указал на сэра Лестера.

— Не лжесвидетельствуй и не произноси ложных клятв. — в голосе принца, когда он вновь повернулся к Исмаль-паше, звенела сталь, а лицо приобрело хищное выражение. — Или не знаю я, что вы с моим братом — это слово он буквально выплюнул, — сговорились с северянами, дабы извести всех нас? И меня, и тебя, Гемаль, и тебя, Ламаль! Не расскажешь ли ты, Арслан, кого пригрел на груди? Неужто не поведал ты братьям, что за курун служит тебе?

— О чем ты? — искренне удивился Арслан.

— Открой лицо, курун! — приказал Ильяс.

— Ты же знаешь, для них это невозможно. — устало, и как-то обреченно даже, произнес Ламаль.

— Открой. — не обращая на слова брата внимания, сказал мятежный принц. — Открой лицо, сэр Лестер Блюм, сын аазурского посла.

Благородный Блюм вздрогнул. "Откуда, во имя Луны?!! — мысли скакали в его голове подобно блохам. — Откуда ему известно?!! Кто я, знали лишь четверо! Или кого-то взяли и раскололи, или... Или меня просто сдали и Виризг ведет какую-то свою игру. Что ж, погибать, так весело!"

Сэр Лестер Блюм, баронет ре Лееб, неторопливо отцепил один край раоба и с издевкой поклонился Ильясу.

— Рад приветствовать Ваше Высочество. — произнес он голосом, полным яда.

Лица большинства присутствующих (а почти всем им он был в свое время представлен) вытянулись. Больше всего вытянулась физиономия Гемаля с которым, аазурец знал это, сэр Максимилиан планировал, и вероятно уже провел, переговоры. О чем говорили Годриг и Резервный догадаться тоже было не сложно.

— Измена! — воскликнул Турман-паша, подавая коня назад и схватившись за рукоять сабли. Пехлеваны и большая часть штабных офицеров последовали его примеру, примеряясь к драке с гулямами и охраной Ильяса одновременно.

— Окстись, идиот!!! — рявкнул Фулдазерех. — Нас же всех тут сейчас перебьют!!!

Однако голосу разума никто не внял — Гемаль, главнокомандующий и прочие сердары, прикрываемые пехлеванами, ринулись в сторону своей армии. Арслан и Исмаль-паша были вынуждены укрыться среди ощетинившихся копьями и луками гулямов, а большая часть сопровождения Ильяса ринулась за удирающими полководцами — при мятежниках осталось не более двух дюжин бойцов.

— Уйдут. — зло произнес тай Зёнхар, глядя на сцепившихся с пехлеванами конвоиров, после чего повернулся к изготовившимся к немедленной атаке людям ар Фарди. — Не стоит лить кровь понапрасну, Исмаль-хан.

— Ну скажи, — зло усмехнулся принц Арслан, — что мешает нам убить вас прямо тут и прямо сейчас?

— А смысл? — подал голос Ильяс. — Ну, сдастся наше войско Гемалю... Ламаля, кстати, пришибли во время бегства... Тебе-то от этого какая выгода? В глазах всего аксарского гарнизона ты — продавшийся северянам предатель, и тебя просто удавят. Лучше подал бы сигнал ени-чери, чтобы прорывались к нам, а вместе мы сокрушим этого полукровку.

— Вместе? — хмыкнул его брат. — Ты же утверждаешь, что я хотел тебя убить.

— Ну, соврал. — парень пожал плечами. — Не твои это люди были. А в остальном все правда — меня и впрямь едва не прирезали, и если бы не Темир...

Принц с улыбкой поглядел на своего молчаливого спутника и дружески положил ему руку на плечо. Того такое открытое расположение со стороны принца, кажется смутило.

Арслан и Исмаль переглянулись, принц кивнул и Фулдазерех бросил сэру Лестеру свою командирскую пайсу, которую молодой аазурец, не ожидавший этого, поймал только в последний момент.

— Ар Зорг... то-есть Блюм. Бери с собой двух человек и дуй в лагерь ени-чери. Передай ар Тайану, чтоб прорывался на противоположную сторону. Солдатам пусть скажет, что Гемаль решил разом перебить всю родню, но сам едва ноги унес. Двигай давай! И не вздумай исчезнуть — с тобой еще будет разговор...

Сэр Лестер ткнул пальцем в двух первых попавшихся гулямов, мол, за мной следуйте, и дал кобыле шенкелей.

— Есть еще одно "но", брат. — сказал Арслан. — На престоле двое сидеть не могут. Давай сразу решим этот вопрос.

— Я не стремлюсь стать султаном, брат. — вздохнул Ильяс и тоскливо поглядел на Арслана. — Мне просто жить хочется, понимаешь?

* * *

Флот Великого Кормчего состоял преимущественно из одно-трехмачтовых джонок, и некоторого количества более крупных, четырех-девятимачтовых хунг-ту, имевших до пяти палуб, хотя были там, конечно, и другие типы судов — двухмачтовые пироги, галеры, галиоты... И все эти корабли, даже стоящие компактной группой, производили впечатление громадной, несокрушимой мощи, вызывая в памяти принца Гемаля слова старинной хроники: "Паруса его флота застилали виднокрай, а пена и волны от весел за их кормой были таковы, что превратилась в бурю".

На начало выхода султанского флота в открытое море, пираты прореагировали странно — навстречу имладонцам отправился всего один корабль, небольшой быстроходный галиот, несущий на верхушке мачты белый щит — знак посланника. Сами же Желтые повязки, тем временем, спускали на воду шлюпки и, судя по всему, готовили к высадке десант.

— Первый раз вижу галиот с тысячеградскими люггерами. — хмыкнул стоявший тут же, на мостике флагманского "Имладоние", Мидар-паша.

Действительно, видеть корабль Бара-Бара, заклятых врагов Виньдао, под тысячеградским парусом было более чем странно.

— Желтоголовые вывесили сигнал! — раздался голос марсового. — "Прошу лечь в дрейф для ведения переговоров. Фубо цзянюнь Ви Су Ци".

— Сигнальщики, дать ответ! — скомандовал принц. — Приказываю лечь в дрейф вам. Приблизимся для переговоров сами. Байасит Имладзияр!

Несколько минут спустя, когда сигнальные флаги взметнулись на вантах, а марсовый, для страховки, повторил их смысл флажковой азбукой, галиот круто развернулся к эскадре бортом, и отдал якоря. Меж тем, первые лодки виньдаосцев, длинные и вытянутые, украшенные драконьими головами на носу и корме и полные матросов, двинулись по направлению к берегу.

— О чем тут разговаривать? Драться надо. — пробормотал себе под нос Байасит, однако приказа не изменил.

Разворачивающаяся в боевой порядок бар-заленская эскадра подошла к галиоту на каких-то два полета стрелы, когда Мидар тай Зарив отдал приказ "Эскадре — стоп все вдруг. Отдать якоря", а от пиратского корабля отделилась шлюпка, в которой, помимо гребцов, были только высокий мужчина, в богато изукрашенной узорами чубе, да гораздо более скромно одетый молодой человек. В этот же момент, из-за прибрежных холмов вылетел отряд в сотню сипахов и помчался по берегу, у самой кромки прибоя, пуская стрелы в сторону шлюпок, падавшие с небольшим недолетом. Матросы на шлюпках взревели, потянулись за своими луками, однако крики офицеров заставили их отложить оружие и остановить лодки. Эскадрон же, как ни в чем ни бывало, развернул лошадей, и шагом отправился обратно.

Когда шлюпка посланника приблизилась к "Имладоние", с борта флагмана скинули веревочную лестницу, по которой быстро, как заправские матросы, поднялись пассажиры лодки.

Байасит, Крокодил султана, офицеры корабля и Виризг встречали его не на мостике, а на палубе, прямо напротив того места, где они перешагнул через фальшборт.

— Гир беридар, Хуан Ди Имладзияр Байасит. Приветствую тебя от имени Великого Кормчего, его фубо цзянцзюньей, дувэйев, шаньюйев, цимыней и матросов. — Ви Су Ци почтительно поклонился принцу, безошибочно выделив его среди встречавших, а его спутник так и остался стоять полусогнутым.

Принц щелкнул пальцами, и навстречу пиратскому адмиралу выступил сэр Валентайн, встав так, чтобы не загораживать Байасита, чуть спереди и справа. И в Имладоне, и в Тысячеградье, и в Империи Полной Луны члены царствующего дома с подданными и посланниками общались исключительно через такой вот "глас трона".

Брови Желтой повязки при виде северянина удивленно изогнулись, однако более он ничем своего отношения к столь вопиющему факту не выразил.

— И тебе здравствовать, почтенный. — произнес барон. — Его Высочество желает знать, по какой нужде столь большой флот Виньдао прибыл в воды Имладона и отчего люди Великого Кормчего пытаются высадиться на берег вне порта, словно тати, замыслившие недоброе?

— Сяньшэн, город Бар-Зален и весь Мазандрин пожалован был Великому Кормчему, и он только пришел взять то, что принадлежит ему по праву. На берег же мы высаживаемся лишь для того, чтобы установить порядок на новых землях, ибо могут найтись люди, которые пользуясь смутным временем перехода власти от одной страны к другой, начнут грабить, убивать и всячески притеснять добрых людей. Уверен, Хуан Ди согласиться, что такое недопустимо. Совсем недопустимо. Просим мы не препятствовать нам.

"Ну надо же, голубь мира какой выискался. Зеленой ветви в клюв не хватает", мысленно усмехнулся благородный Виризг, как бы с вопросом глядя на принца. Тот, в свою очередь, изобразил скептическую морду лица и изогнул одну бровь, словно тугой лук. Сэр Валентайн, который все варианты с Байаситом давно уже обговорил, сделал вид, что пантомима ему понятна, и вновь обратился к фубо цзянцзюню:

— Удивления достойны твои слова, великолепнейший из мореходов. Никто не сообщал ни принцу, ни сатрапу о том, что Бар-Зален и весь Мазандрин переходят под руку эфенди Ань Гао. Кто же пожаловал их Великому Кормчему, освети пламенем познания тьму нашего невежества, достойный паша?

— Пожалованы были земли эти, в знак вечной дружбы, султаном. Верим мы, что не станет Хуан Ди Имладзияр Байасит противиться воле повелителя, но поспешит исполнить ее.

Байасит повторил свою пантомиму, однако теперь удивление на его лице было искреннее. Виризг вновь кивнул, понял мол, и снова заговорил с пиратом.

— Но как возможно такое, почитаемый? Когда, и какой султан так одарил Великого Кормчего? Нынче, как ты должно быть знаешь, государь Джимшал болен, и не мог ничего отдать в дар, а ранее у него и мыслей таких не было.

— Мысли людей, подобны запертым вратам. В них нельзя проникнуть, покуда их тебе не откроют. — ответил фубо цзянцзюнь. — Откуда же знать, что думал, а что не думал Ди Имладзияр Джимшал? Впрочем, в одном Хуан Ди прав — не его отец даровал нам эти земли, а его брат, Ди Имладзияр Гемаль. Когда правитель начинает болеть и более не справляется с тяжкой ношей власти, должно достойному приемнику заменить его, и таким человеком стал он, приняв на себя зерцало власти и титул султана. Вот, — пират принял из рук своего молчаливого (и по прежнему согнутого) спутника свиток, и протянул его сэру Валентайну, — это копия грамоты, которую прислал Великому Кормчему новый султан Имладона.

Виризг с поклоном принял свиток и с еще более глубоким поклоном вручил его Байаситу. Имладонский церемониал он за два года выучил назубок.

Принц свиток принял, развернул, прочел... поманил Виризга, и когда тот подошел, шепнул ему на ухо: "Все как вы и говорили. На кол посажу, мерзавца". Сэр Валентайн молча кивнул, и вновь обернулся к адмиралу.

— Принц Гемаль выдает желаемое за действительное, досточтимый паша. Он не был коронован на тот день, когда посылал эту эпистолу Великому Кормчему.

Ви Су Ци понимающе улыбнулся.

— Да, нам известна эта традиция, хотя мы не придерживаемся ее. Кто владеет столицей и войском, тот и есть Ди, не так ли? А Аксар и армия на стороне Ди Имладзияда Гемаля.

Байасит, совершенно искренне, усмехнулся. При этом на лице его нарисовалось столь скептическое выражение, что все было ясно и без слов.

— И опять же, о Лев Морей, принц Гемаль ввел вас в заблуждение. Аксар он не контролирует, армию тоже. Какой же он султан? Бунтарь он и мятежник.

— В таком случае, — фубо цзянцзюнь вновь почтительно поклонился, — от имени Великого Кормчего должен я сказать, что поддерживаем мы бунт его и признаем законным султаном Имладона, к чему и тебя, Хуан Ди, призываем.

Байасит от такой наглости поперхнулся.

— Молим тебя, мудрый сяньшэн, смирись пред братом своим, не противься его воле.

Лицо принца прибрело выражение, которое правильнее всего было бы перевести в вербальную речь фразой "Жирно будете срать".

— Боюсь я, что никак не можем мы на это пойти. — вздохнул аазурец. — Права принца Гемаля на престол сомнительны. Помощь же бунтовщику, и Великий Кормчий не может этого не осознавать, это война.

— Что ж, пусть будет война. — Ви Су Ци вновь поклонился. — Я передам Великому Кормчему слова благородного Хуан Ди.

Байасит сделал барский жест рукой, отпуская посланника Желтых Повязок и тот, вместе со своим молчаливым адъютантом, моментально перевалил через фальшборт, после чего шлюпка с фубо цзянцзюнем пошла к галиоту.

— Хорошо гребут. — негромко отметил капитан "Имладоние", Рустам тай Сапум, — Я бы в свою команду взял.

— Захватим эту лоханку на абордаж, возьмешь. — хохотнул Мидар-паша. — По местам стоять! Якоря поднять!

Минуты три спустя, как раз в тот момент, когда шлюпка с посланцем Великого Кормчего достигла галиота, бар-заленская эскадра, выбрав якоря, двинулась на юго-юго-запад, забирая мористее эскадры Желтых Повязок, пытаясь стать с наветренной стороны от противника и, одновременно, зажать его между собой и берегом.

На корабле Ви Су Ци такими глупостями заниматься не стали, попросту перерубив якорные канаты, и на всех парусах рванулись к своему флоту. Место впередсмотрящего занял сигнальщик и начал отчаянно семафорить какое-то сообщение.

На кораблях Великого Кормчего немедленно начали поднимать паруса, а шлюпки с десантом рванулись к берегу.

Тут же из-за холмов на рысях выскочили давешние сипахи под прикрытием гулямов, и стреляя на скаку ринулись вдоль побережья, а чуть позже за ними выдвинулись и мамлюки, также поливающие Желтых Повязок стрелами. Пираты ответили частой, но не точной стрельбой — посылать стрелы с пляшущей на волнах лодки и с палубы корабля, это, однако, две большие разницы. Впрочем, с дюжину всадников им ссадить удалось.

Потери же со стороны практически бездоспешных Повязок составили куда как большее число раненых и убитых, даже невзирая на то, что на носу каждой шлюпки был поднят большой плетеный щит. Ни сбоку, ни от навесного огня он не защищал, хотя некоторая часть стрел и увязла в этой защите.

Впрочем, долго ли может стрелять лучник? Более полста стрел еще никому и ни в один колчан запихать не удалось, а тулы имладонских кавалеристов вмещали едва по две дюжины стрел, потому, быстро расстреляв все свои боезапасы, всадники галопом удалились от побережья, где пристрелявшиеся пираты начали класть свои стрелы все точнее и точнее.

Берег Мазандрина в том месте, где Великий Кормчий решил высадить десант, был плоским, полого поднимающимся на протяжении где-то трех сотен метров, а затем резко переходил в холмы. На эти-то холмы и отступила кавалерия, готовясь нанести таранный удар с трех сторон — гулямы с левого фланга, мамлюки — с правого, и сипахи по центру. Пики и ударная масса разогнавшейся конницы вполне позволяла надеяться солдатам бар-заленского гарнизона на то, что они сбросят пиратов в море, едва они ступят на берег.

Однако же среди командиров Желтых Повязок дураков не было — они начали выпрыгивать из своих лодок еще на глубине, там, где соленые морские волны колыхались примерно на уровне шеи матросов, и медленно стали выстраивать строй из ощетинившихся мечами, топорами, совнями, колузами и прочим рубящее-колющим оружием, а также прикрывшихся маленькими круглыми щитами бойцов, постепенно, по мере его формирования, продвигаясь вперед.

Наконец, когда пираты вышли на мелководье и прибрежную полосу, мамлюки и гулямы ринулись в атаку, а седловину холма, на котором расположились сипахи, растянутым строем галопом выскакали пехлеваны, вслед за которыми пристроились и легкоконные.

Желтые повязки успели дать всего пару встречных залпов — уже гораздо более точных, но, потеряв до трети гулям и мамлюков (пробить доспехи пехлеван бамбуковые стрелы, выпущенные из легких луков были не в силах) имладонцы достигли врага, а через холмы уже бежали скрытые до времени аскеры.

Таранный удар конницы был страшен, особенно в центре, где пираты собирались обороняться от бездоспешных сипахов, а получили от бронированных катафрактариев, однако же численный перевес Желтых Повязок был чрезвычайно велик — порядка пяти тысяч против жалких двух-двух с половиной сотен. Всадники очень быстро увязли в этой массе, потеряв свое главное оружие — маневренность, начали гибнуть, и даже восемь сотен подоспевших аскеров не смогли как-то повлиять на ситуацию — пираты, несмотря на тяжелые потери, продолжали наступление, медленно, но неумолимо.

Видя опасность быть окруженным, абад-паша, лично возглавивший пехлеван, приказал командовать отступление. Желтые Повязки попытались преследовать аскеров, однако сплотившиеся в единый строй кавалеристы ненадолго, только чтобы дать пехоте оторваться от пиратов, отсекли погоню, после чего и сами галопом удалились в сторону Бар-Залена. Изрядно потрепанные, потерявшие до тысячи бойцов, Желтые Повязки неторопливо двинулись следом.

Тем временем, на море разворачивались события хотя и менее трагические, однако их последствия должны были унести куда как больше жизней. Проще говоря, два флота выстраивались в боевые порядки.

Желтые Повязки и имладонцы исповедовали различную тактику ведения морских боев. Если жители Виньдао всем видам морского боя предпочитали быстрое сближение и абордаж, то подданые султана исповедовали тактику обстрела и тарана. Парусное вооружение имладонских галер было сравнительно слабо — малое количество мачт, да и у тех не более одного рея, — что они компенсировали веслами (порой и в два ряда) и баллистами с катапультами, которыми пытались занять каждый свободный участок на палубе.

У пиратов же, в силу часто расположенных мачт, баллисты стояли только на носу и корме хунг-ту, но их у Великого Кормчего под Бар-Заленом оказалось всего шесть. Эти левиафаны исполняли роль плавучих штабов фубо цзянцзюней и самого Ань Гао, хотя и в пиратские рейды ходили часто, поскольку мало чем уступали в скорости джонкам. Конечно, их острые штевни могли разрубить пополам небольшой кораблик или проделать пробоину в борту корабля крупного, но только если хунг-ту имел при этом хорошую скорость. И капитан вражеского корабля подставил свой борт под прямой удар.

Мидар-паше не удалось стать с наветренной стороны, хотя он и вынудил пиратов, выстроившихся в три линии, идти в бейдевинд. Мачты Желтых Повязок, вооруженные тысячеградскими люггерами, давали пиратам достаточно хода при сближении с кильватерным строем имладонцев.

— Повелевает ли мой принц вступить в бой? — обратился к Байаситу Крокодил Султана.

— Повелевает. — кивнул принц.

— Сигнальщик! Отдать приказ по эскадре "Два румба лево на борт все вдруг"! — скомандовал паша.

"Понеслась душа к Звездным Вратам", тоскливо подумал сэр Валентайн.

Глава VI

— Хайнрих Бойль, значит? — эр-Узуд прохаживался по пыточной, заложив руки за спину, и бросая многообещающие взгляды на подвешенного за руки сэра Максимилиана. На заднем плане жизнерадостно скалился кат. — Купец, значит?

— Истинно так, добрый человек. — с подобающим случаю подобострастием и дрожью в голосе произнес благородный Годриг. — Купец из Аазура. Из города Броддок.

— Да ну? — неискренне изумился дознаватель. — Из знаменитого торгового города, славного своими бронзовых дел мастерами и борделями?

— Сердце мое разрывается от радости. — прохрипел получивший на окончании фразы кулаком под дых аазурец. — Ведь и в столь дальних пределах славится имя моей родины среди достойных и неподкупных.

— Ты погляди, как поет! — восхитился Самир. — Прямо соловей! Что ж ты так упорхнуть-то от нас пытался, птаха небесная, когда за тобой пришли эти самые неподкупные и достойные?

Упорхнуть сэр Максимилиан и впрямь пытался. Даже почти упорхнул.

Брать его пришли рано утром, когда все порядочные лавочники еще спят. Впрочем, сэр Максимилиан был лавочником глубоко непорядочным, потому встал затемно, успел встретиться с парой агентов, написать пару шифровок и сделать кучу иных, не менее увлекательных дел, когда с улицы раздалась мерная поступь тяжеловооруженных солдат из отряда "Синих львов".

Годриг ни на миг не забывал о возможности провала — в конце-концов, исчезновение сэра Анхеля явственно намекало на такую возможность, — а потому был готов. Как оказалось — недостаточно готов, ибо если от пехлеван уйти оказалось не проблемой, то с людьми Аламас-хана номер с подземным ходом и переодеванием не прошел. На выходе его уже ожидали.

— Разумением слаб. — горестно произнес отдышавшийся после удара Годриг.

— Это точно. — согласился эр-Узуд. — Был бы не слаб, уходил бы по крышам.

"Ага, и там бы вы меня взяли еще успешнее, или из лука продырявили", подумал сэр Максимилиан, но вслух, ноюще-подобострастным тоном, ответил:

— Что ты такое говоришь, господин мой? Как же я бы мог туда забраться? Я, простой купец...

— Хватит Ахметку валять, благородный Годриг. — раздался от входа усталый голос, и в камеру вошел даруге, в сопровождение Амира ар Слана. — Вас давно уже опознали. Резидент — вы?

— Понятия не имею, о чем вы говорите.

— Прекратите. — Аламас-хан поморщился. — Без вас проблем хватает. Не заставляйте меня терять время попусту, господин третий секретарь посольства.

— Если я секретарь посольства, то должен напомнить вам о дипломатической неприкосновенности. — благородный Годриг выразительно поглядел на веревки, обвивающие его руки и поболтал в воздухе ногами.

— В таком случае я должен вам напомнить, что шпионаж в Имладоне карается посажением на кол. — невозмутимо парировал тай Калим. — Вне зависимости от статуса шпиона.

— И у вас есть основания подозревать меня в шпионаже, хан-даруге?

— И в убийстве принца Шуля тоже, что карается медленным отрезанием конечностей, уда, носа, ушей и, затем, снятием шкуры, посыпанием солью и положением в муравейник. — невозмутимо ответил ему тот. — О чем вы говорили с султаншей Фирузой и принцем Гемалем?

— Почему бы вам у них не спросить этого? — язвительно ответил Годриг, который внутренне содрогнулся от описанных Аламас-ханом перспектив.

Вообще-то именно Гемаль и сообщил даруге о подозрительном купце (сразу после того, как выяснилось, что сэр Лестер никакой не курун), однако же суть своей беседы с ним раскрывать не пожелал.

— А почему вы так уверены, что не спросил, э? — огладил свою бороду даруге. — Сэр Максимилиан, для нас обоих будет гораздо лучше, а для вас — не впример безболезненнее, если мы начнем таки конструктивный диалог. Вы согласны?

— Насчет безболезненности? — ехидно поинтересовался благородный Годриг. — Да, пожалуй.

— Вот видите, Максимилиан-бей, у нас уже нашлись совпадающие точки зрения. — улыбнулся Аламас тай Калим, садясь на колченогий табурет напротив подвешенного к потолку аазурца. — Скажите, резидент Оттона, это вы, или кто-то другой?

— Кто-то другой. — в ответ улыбнулся сэр Максимилиан. — Скажите, вы меня опустите наконец на землю, или мне разговаривать с вами изображая эдакую грушу?

— Пэ-эрсик ты наш. — хмыкнул эр-Узуд.

— О, прошу извинить меня, достопочтеннийший. — в голосе хана слышалось что угодно, но только не извиняющиеся нотки. — Конечно же мы вас снимем. Кат, опусти нашего благородного гостя.

Палач скорчил недовольную гримасу, мол любимой работы лишают, бросил на Годрига взгляд "попадешься-ты-ко-мне-в-руки-еще" и вернул аазурца "с небес на грешную землю". Вернее на грязный земляной пол, утоптанный до твердокаменного состояния.

— Имя резидента не подскажете? — поинтересовался у растирающего затекшие руки сэра Максимилиана даруге.

— Уж простите, Аламас-хан, не могу. — аазурец присел на неизвестно откуда взявшийся, но столь же страхолюдный и непрезентабельный табурет, что и даруге. — Пытками вы у меня, может быть, имя и вырвете... Впрочем, это еще не факт... А вот просто так, за здорово живешь, раскрыть государственную тайну не могу. Свои не поймут, да и просто себя уважать перестану.

— Понимаю. — кивнул головой тай Калим. — Ну а зачем вы встречались с принцем и султаншей?

— Сами-то как думаете? — хмыкнул благородный Годриг. — Джимшал присмерти, принцы начали грызню за престол... Конечно же, Аазур желает укрепить свои позиции в султанате, а какой найдется для этого более надежный способ, чем поддержать одного из претендентов? Тысячеградцы вон на Шуля ставили...

— Даже так? — Аламас-хан с интересом поглядел на сэра Максимилиана. — Так Ю Сэнпина вы убили, Максимилиан-бей?

— Во-первых, хан-даруге, не убил, а устранил. Во-вторых, нет, не я. И "Лед и пламя" не я разносил по кирпичикам.

— А кто?

— А я откуда знаю? Что я, единственный представитель иностранной державы в Аксаре? Полнолунцы, бангышлакцы, куншапурцы, сеамни, пери, повязки, бара-бара наконец. Келикидийцы, ваделорцы, саагорцы, айкониты... Перечень можно продолжать чуть ли не до бесконечности.

— Вас видели в таверне незадолго до начала беспорядков. — произнес молчавший до этого ар Слан.

— Быть этого не может. — невозмутимо ответил сэр Максимилиан. — Не иначе перепутали с кем-то.

— Возможно. — не стал настаивать даруге. — Так вам совсем ничего неизвестно о его смерти, уважаемый?

— Абсолютно. — совершенно искренне ответил аазурец. — Кроме того, что она произошла. И того, что посол Фу Ли уже направил вам ноту.

Сэр Максимилиан с интересом и некоторой хитрецой глянул на тай Калима.

— Аламас-хан, а вы что, перевербовывать меня не будете?

— А смысл? — пожал плечами тот. — В столь далекие страны как ваша, мы своих людей не посылаем, насколько мне известно. Впрочем, можно спросить у везира по внешним сношениям, это его епархия.

— А аазурская агентура? — слова даруге, который, ко всему прочему, заведовал еще и контрразведкой в Аксаре и окрестностях, Годрига удивили донельзя.

— Да на кой мне ваша агентура? — отмахнулся рукой Аламас тай Калим. — Что мне, без нее на кол сажать некого? Вреда от вас никакого, угрозы государственной безопасности и целостности Имладона не представляете, а в остальном... Какая мне разница, кто будет поставлять урюк к султанскому столу? Но мы отвлеклись, достойный бай. Значит, вы утверждаете, что Аазур делает ставку на принца Гемаля?

— Ничего подобного я не утверждал. — спокойно ответил сэр Максимилиан. — Я получил задание, выполнил его, а об остальном пускай резидент думает. У него голова большая.

— Какое задание? — вкрадчиво поинтересовался Аламас-хан.

— А что, принц вам не сказал? — Годриг поиграл бровями.

— Вопросы тут задаю я. — мягко напомнил хан аазурцу. — К тому же, вам, как профессионалу, должно быть известно, что абсолютно любые показания нужно проверять другими показаниями. Так о чем, вы говорите, у вас шла речь?

— Тоже мне, тайна в семи ларцах. — усмехнулся сэр Максимилиан. — Мне было поручено гарантировать поддержку принцу Гемалю со стороны хладоквартальских купцов, в том случае, если в Аксаре начнется свара и ему потребуются все клинки, которые он сможет собрать под свои знамена. Султаншу же я просто просил за нас походатойствовать перед сыном. Без бакшиша не обошлось, разумеется.

— А почему вы не представились своим именем? — спросил эр-Узуд.

— Ну, уважаемый... — благородный Годриг хохотнул и развел руками. — Одно дело, помощь от частных лиц, проживающих к тому же на твоей земле, и совсем другое — от иностранной державы. Зачем бы принцу было знать, что ему помогает получить престол иностранный монарх? Это настораживает, знаете ли.

— И вы действительно смогли бы обеспечить помощь своих соплеменников? — вкрадчиво спросил Аламас-хан.

— А то! Куда б они делись?

Даруге ненадолго задумался, что-то прикидывая и обдумывая.

— А других принцев... например Ильяса или, положим, Арслана... вы не в чем не заверяли? — наконец поинтересовался он.

— Лично я — нет. — ответил сэр Максимилиан. — Ильяса, уж если честно, никто вообще всерьез не воспринимал.

Аламас-хан, помимо своей воли, согласно кивнул словам шпиона. Принца Ильяса недооценили все.

— То, что он сможет на свою сторону привлечь тай Зёнхара предположить было невозможно. Паша не авантюрист, за обещание чего ни-будь когда ни-будь, если Ильяс станет султаном, он бы и пальцем не пошевелил. Золота принцу взять тоже было негде. По крайней мере, столько золота. Нет, хан-даруге, как и чем принц Ильяс взбунтовал сердара... я просто теряюсь.

— Ну, хорошо, последний вопрос. Другие ваши коллеги... Кто и куда был внедрен и под какими легендами?

— Ну, Аламас-хан, вы меня уже совсем не уважаете. — обижено произнес сэр Максимилиан. — Даже если бы и знал, не сказал бы.

— Мне позвать ката? — мрачно поинтересовался хан.

Опоясанный рыцарь Максимилиан Годриг напрягся.

* * *

Сэр Лестер Блюм чуствовал себя довольно-таки неважнецки. Трудно чувствовать себя иначе, находясь под пристальными, и не слишком дружелюбными взглядами людей, от которых зависит твоя жизнь. Таких, как Нураддин тай Зёнхар, Исмаль ар Фарди, Кемаль ар Тайан, принцы Ильяс и Арслан и загадочный, но оттого только более опасный Темир.

Сия таркоугодная братия достаточно вольготно расположилась в обеденном зале богатого караван-сарая — единственного здания, уцелевшего в недавно процветавшей деревне, растащенной на укрепления армией мятежного принца.

Впрочем, сейчас зал мало напоминал место трапезы — большинство укрытых дастарханами столиков было убрано, ковры и подушки уступили место знаменам и картам, а помост для музыкантов и сказителей приспособили под склад доспехов командующих.

— Ты глянь-ка, не сбежал. — почти удивленно произнес тай Зёнхар, глядя на вошедшего сэра Лестера.

— Отчего же я должен был бежать, Нураддин-паша? — баронет стоял перед возлежащими на подушками имладонцами с видом покорным, но наполненным внутреннего достоинства. — За мной нет никакой вины, зачем же мне было нарушать присягу?

— Присягал ты, положим, под другим именем. — зевнул Фулдазерех. — Так что во лжи пред ликом Тарка и особы султанской крови ты уже повинен.

— Никакой лжи не было, Исмаль-паша. — спокойно ответил Блюм. — Я использовал приставку "ар", поскольку насчитываю восемь поколений благородных предков, а Зорг, это фамилия моей бабки по отцу, и не моя вина, что ее фамилия звучит вполне по имладонски.

Сэр Лестер говорил чистую правду — имя для "куруна", на случай, если его инкогнито будет раскрыто, "изобретал" лично сэр Валентайн, во время ночного сидения в караван-сарае, так что зацепиться тут было совершенно не за что.

— Зачем же аазурский рыцарь выдавал себя за куруна? — принц Арслан огладил усы и вопросительно изогнул бровь.

— А если бы я пришел поступать к вам на службу, добрый принц, под своим настоящим именем, как бы вы отреагировали?

— Вопрос в другом. — нахмурился принц. — Вопрос в том, зачем ты поступил ко мне, Лестер-бей.

Баронет ре Лееб пожал плечами и печально улыбнулся.

— Я наполовину имладонец, принц Арслан, и у моего отца от первого брака уже есть сын. В Аазуре меня не ждало бы не клочка земли — только доспехи и конь. Таковы законы родины отца.

— Майорат. — обронил Ильяс. — Я слыхал о таком.

— Да, принц Ильяс. — кивнул сэр Лестер. — Именно так это и называется. Здесь же, в султанате, я мог бы получить надел, служа достойному господину высокого рода и разделить наследство меж своими детьми так, как считаю должным.

— У тебя есть дети? — спросил Арслан, покуда еще холостой.

Наложницы, конечно, были у всех принцев — куда ж наследникам без женской ласки, но вот узами брака пока ни одного из своих сыновей султан Джимшал не связал. Понимал, видимо, что после его кончины сыновья перегрызутся, и давать кому-то преимущество в виде заложников (жены и детей брата) не хотел.

— Пока — нет, насколько мне известно. Но ведь это не так уж трудно исправить.

— Даже приятно. — хмыкнул в бороду тай Зёнхар.

— И ты поступил на службу к принцу Арслану сам, по своей воле, не спросясь отца и не имея никаких поручений? — вкрадчиво поинтересовался Темир, вызвав своим вступлением в беседу неодобрительные взгляды со стороны всех остальных, кроме Ильяса.

Голос у наперсника и (кажется) телохранителя Ильяса был приятный, мягкий и чем-то Блюму знакомый. Кого-то, определенно, этот загадочный парень сэру Лестеру напоминал.

— Отчего же. — ответил баронет. — Отец мой надеется на воцарение принца Арслана и готовится оказать ему поддержку деньгами. Мне должно было ждать вестника с посланием и передать оное Его Высочеству.

— Это все? — нахмурился Фулдазерех.

— Все. — твердо ответил юноша.

Собственно, соврал он только о надеждах отца, которому имя нового султана было индифферентно — лишь бы пришел он к власти при помощи аазурцев.

— Ну что ж, — хмыкнул принц Арслан, — иди и жди дальше... ар Зорг. Я оставляю тебя на прежнем месте.

Сэр Лестер поклонился и вышел из караван-сарая, внутренне переводя дух. Только материнская наследственность, не позволяющая терять влагу понапрасну, не дала ему покрыться холодным потом во время допроса.

— Благоразумно ли это? — поинтересовался Исмаль-паша, когда дверь за благородным Блюмом затворилась.

— Ложь на лжи и ложью погоняющая. — более экспрессивно отреагировал Темир. — Он служит в Неявной Дружине.

— Не хуже тебя это понимаю, спаситель брата моего. — процедил принц Арслан, коему вольность в общении, которую взял этот выскочка с неясным прошлым, была поперек горла, и повернулся к ар Фарди. — Помнишь свои слова? "Держи друга близко, а врага — еще ближе". К тому же... он все-таки привел ени-чери.

* * *

Избитый, с дырявыми парусами и закопченными бортами, потерявший две трети весел, но непобежденный "Имладоние", флагман бар-заленской эскадры, с трудом вползал в гавань. Остатки команды измотанной многочасовым боем едва справлялись с вычерпыванием воды, поступающей через многочисленные щели, открывшиеся в корпусе. Все свободные от гребли и управления судном, включая надменных имладонских офицеров, подключились к авральным работам по спасению судна.

— "Курун" вывесил сигнал "Теряю плавучесть, прошу помощи"! — донесся до сэра Валентайна, стоящего в цепочке передающих ведра людей, голос марсового.

Благородный Виризг, не обращая внимания на происходящее, подхватил очередное ведро и сунул его в руки стоящему по соседству Байаситу.

— "Гамиде" снять команду с "Куруна"! — прокатился над палубой хрип сорвавшего за время битвы голос Мидар-паши.

Сэр Валентайн принял очередное ведро и снова переправил его принцу. Вода поступала в трюм бешенными темпами, отчего флагман изрядно просел и потерял скорость, а до спасительного пирса было еще ой как далеко.

Виризг бросил взгляд за корму, туда, где еще виднелись догорающие обломки того, что недавно именовалось кораблями...

...После приказа "Два румба лево на борт все вдруг", бар-заленская эскадра перестроилась, в соответствии с принятом на совете капитанов планом, в две кильватерные линии, где в первой линии находились крупные галеры и галеасы, а во-второй — мелочь, наподобие "Гамиде" и "Сколопендры", а также те из каперов и срочно получивших каперский патент торговцев (бесплатно — невиданное в султанате дело), что решили присоедениться к защитникам города, а не смазать пятки салом в срочном порядке. Таких, впрочем, было немного, всего пять, и даже с их учетом у Желтых повязок был трехкратный перевес по количеству судов. И этот перевес, несмотря на западный ветер, довольно споро приближался к имладонцам.

"Растопчут", мысленно ужаснулся сэр Валентайн. "С волнами сровняют".

Действительно, было чего испугаться. Первая атакующая волна пиратов состояла из шести хунг-ту и двадцати наиболее крупных джонок, с острыми хищными штевнями, поднимавшимися над морской гладью гораздо выше, нежели борта имладонских галер, так, казалось неосмотрительно, подставленных под удар Крокодилом Султана. Мстилось, что еще чуть-чуть, и они вспорют их, разобьют на части и отправят гнить на дно.

— Противник входит в зону обстрела. — доложил капитан "Имладоние", Рустам тай Сапум. — Повелевает ли Мидар-паша открыть огонь?

— Не спеши, Рустам-ага. — ответил командир эскадры. — Дай им втянуться под залпы баллист "Пардуса".

Вице-флагман "Пардус" шел в строю замыкающим, что изрядно разобидело державшего на нем свой флаг Асата тай Турима. Младший флагман, третий и последний галеас бар-заленской эскадры, "Мухарем-бей", шел в центре строя, а "Имладоние", как водится, первым. Эскадра двигалась неторопливо, практически на одних парусах — Мидар тай Зарив покуда берег силы гребцов.

— "Мухарем-бей" докладывает о входе врага в зону поражения! — донесся с мачты голос марсового.

— Ждать. — отрывисто бросил тай Зарив.

"Чего ждать, бурдюк ты винный?" — подумал барон ре Котль, сжимая рукоять меча. Хотя это и было совершенно бесполезно, но все таки немного успокаивало.

— Молодцы. — прокомментировал ситуацию наблюдающий в зрительную трубу за приближающимися судами Байасит. — Плотно идут.

— Не иначе к дождю. — буркнул сэр Валентайн себе под нос.

Желтые повязки и впрямь держали минимальную дистанцию между тремя линиями своих кораблей. Виризгу, человеку сугубо сухопутному, такое (да и любое иное) построение ни о чем не говорило, однако находившийся рядом Крокодил Султана просветил его, и всех окружающих, насчет плана боя Великого Кормчего.

— Первой линией сковывает нас в абордаже, вторая проскальзывает между судами первой линии и вступает в схватки там, где нужна поддержка и перехватывает тех, кто от абордажа смог уклониться, а третья разделится на две части, охватит нас с флангов и ударит по вспомогательной линии. — произнес он. — Хороший план, молодец Ань Гао. Кстати, мой принц, видите их флагман? Девятимачтовый "Тай-пэн". Идет прямо на нас.

На носах хунг-ту выросли "лапы" катапульт, и через несколько томительных мгновений между имладонцами и пиратами, не очень далеко от бортов, плюхнулись здоровенные каменные ядра.

— Недолет. — флегматично прокомментировал тай Сапум.

— "Пардус" докладывает о входе врага в зону поражения! — вновь раздался голос матроса из "вороньего гнезда".

— Очень хорошо. — пробормотал Мидар-паша. — Начнем помолясь. Сигнальщики! Приказ по эскадре! По моей команде...

Еще несколько томительных мгновений тай Зарив выдерживал паузу, почти театральную, выжидая, когда суда Желтых повязок приблизятся еще хоть чуть-чуть.

— Пли!

Громко щелкнули баллисты по бортам, со скрипом вскинули свои лапы носовая и кормовая катапульты на поворотных платформах, отправляя в полет тщательно отесанные ядра.

Следом, один за другим, начали стрельбу и остальные корабли эскадры. Снаряды были еще в пути, а расчеты, подгоняемые окриками командиров, уже начали перезарядку.

— Первая баллиста — перелет! — послышались доклады наблюдателей.

— Вторая баллиста — недолет!

— Третья баллиста — перелет, попадание в третьей линии!

— Четвертая баллиста, попадание в корпус джонки!

— Первая катапульта — перелет! — взметнувшийся за кормой пиратского флагмана столб воды видел даже обделенный зрительной трубой сэр Валентайн.

— Вторая катапульта — перелет! Нет! Есть! Есть попадание во второй линии!!!

Здоровенный камень, который с трудом закладывали в чашу катапульты четверо матросов, перелетел через корабли первой линии атаки и обрушился на бак двухмачтовой джонки второй линии, пробил палубу насквозь и вышел немного выше ватерлинии, вдребезги разбив руль. Джонка вильнула, едва не столкнулась с соседним кораблем (судам третьей линии пришлось ее огибать, и также с риском столкновения) и сбросила скорость, временно выходя из боя.

Меж тем результат залпа эскадры был более чем скромным. Катапульты стояли только на галеасах, и ни одна из них не достигла успеха — лишь ядро носовой с "Пардуса" слегка царапнуло борт хунг-ту, оторвав небольшой кусок обшивки и фальшборта, — а повреждения от баллист свелись, в основном, к нескольки небольшим дырам в парусах, да паре пробоин в носовой части одной из джонок. Половина же их ядер и вовсе упала в воду, произведя эффект чисто психологический.

— Сигнальщики! Приказ по эскадре! — выкрикнул новое распоряжение Мидар-паша. — Зарядить ядрами!

— Ядрами заряжать! — продублировал его приказ капитан "Имладоние".

— Эфенди, но ведь в следующий залп мы можем накрыть их огненными зарядами. — удивился Байасит.

— А можем и не накрыть, мой принц. — спокойно ответил Крокодил Султана.

И вновь для Виризга потянулись невыносимые минуты ожидания, пока не вскинулись лапы катапульт на носах хунг-ту, а с носа одной из джонок не вылетело ядро баллисты (и как только разместить умудрились?), бессильно упавшее в воду с большим недолетом.

Ядро с "Тай-пэна" рухнуло в воду по правому борту, ближе к корме, разминувшись с палубой всего на пару шагов и переломав три весла.

— Перелет. — Рустам-рейс по прежнему был воплощенной невозмутимостью.

— Попадание в "Эфенди"! — раздался возглас марсового. — Сбит грот! Сигналит... "Пробоина в трюме, потерян грот и баллиста правого борта. Бой продолжать... могу"!

— Первая баллиста заряжена!

— Третья баллиста заряжена!

— Вторая баллиста заряжена!

— Четвертая баллиста заряжена! — понеслись доклады от командиров рассчетов.

А флот желтых повязок продолжал неумолимо приближаться невзирая на противный ветер, заставляя Виризга нервно барабанить пальцами по перилам фальшборта на мостике.

Тем временем зарядились и обе катапульты "Имладоние", а с прочих кораблей эскадры также пришло подтверждение о готовности к стрельбе.

— Ну... с Тарком. — выдохнул Мидар-паша, и отдал приказ открыть огонь.

Второй залп был более точен. Часть ядер баллист пробила корпуса судов первой линии, часть перелетела и наделала переполох в линии второй. Катапульты опять были неэффективны — четыре из шести ядер упали в воду, окатив матросов врага водичкой, одно, с "Мухарем-бея", пробило палубу пятимачтового хунг-ту, но, судя по тому, что вздрогнувший от попадания корабль ничуть не замедлил ход, насквозь не прошло, оставшись балластом где-то в трюме, но вот шестое...

Канониры на корме "Имладоние" отчего-то замешкались и выстрелили тогда, когда отстрелялась уже вся эскадра. Снаряд по крутой дуге пронесся от флагмана к идущей по-соседству с "Тай-пэном" джонке. Нос корабля брызнул осколками досок, являя взглядам имладонцев огромную пробоину на уровне ватерлинии. Вода хлынула внутрь корабля, еще через несколько секунд его фок-мачта наклонилась вперед, и у несчастной посудины просто отвалился нос, после чего она, практически моментально, затонула. По всей бар-заленской эскадре раздался рев ликования. Невозмутимым, казалось, остался только капитан флагмана.

— Сигнальщики! Приказ по эскадре! Зажигательные заряжай! — в восторге проорал Мидар тай Зарив.

— Кто командует кормовой катапультой? — спросил Байасит капитана. Он понял причину успеха — командующий расчетом смог подгадать такой момент бортовой качки "Имладоние", когда корабль начал на очередной волне опускаться на левый борт, и только после этого сделал выстрел.

— Октин-заде Валетта, айконит. — доложил тот. — Служит у нас уже год.

Принц снял с левого запястья массивный золотой браслет и протянул его Рустам-аге.

— Будте добры, передайте этот знак моей признательности Октин-рейсу.

"Октин Валетта... Октин Валетта... Что-то знакомое. — Подумал Виризг. — Ах да, это же тот самый молодой идиот, что едва не пришиб на дуэли Понеру, покуда я в каталажке прохлаждался!"

— Да стану я жертвой за тебя. — Рустам тай Сапум с поклоном принял дар принца и послал с ним одного из вестовых на корму.

Ответный залп пиратов не заставил себя долго ждать, однако Желтые повязки зарядили свои катапульты зажигательными снарядами, гораздо более легкими, и ни один из них не достиг цели — только каменное ядро из баллисты пробило борт многострадального "Эфенди".

Прикинув скорость сближения эскадр, сэр Валентайн пришел к выводу, что у имладонцев осталось не более двух залпов — трех, если успеют зарядиться и выстрелить в упор. Перспектива не вдохновляла.

— Все корабли доложились о готовности. — сообщил капитан флагмана своему адмиралу.

— Что ж, — вздохнул тот. — значит пора стрелять. Сигнальщики! Приказ по эскадре! По моей команде... Пли!

Когда горшки с подожженной смолой, оставляющие в полете дымный след, достигли флота врага, благородный Виризг даже вздрогнул. Попадание было почти стопроцентным — лишь один или два снаряда упали в воду, — и корабли всех трех линий окрасились вспышками жидкого пламени. На палубах Желтых повязок засновали матросы, таская ведра с водой и песком, однако один, второй, затем третий корабль выходили из строя охваченные пламенем, и шансы у команд спасти свои суда были минимальными. Обе катапульты "Пардуса" положили свои заряды точнехонько посередке надвигающегося хунг-ту, заставив тот выйти из боя, а снаряд носовой катапульты "Имладоне" перелетел в третью линию пиратских кораблей и поджег тот самый галиот, на котором к ним, для переговоров, прибывал фубо цзянцзюнь Ви Су Ци. Несчастная посудина полыхнула как факел, и лишь нескольким матросам удалось спрыгнуть с объятого пламенем корабля.

Едва отправились в полет первые горшки со смолой, как Мидар-паша отдал эскадре новый приказ — "Делай как я".

"Имладоние", повинуясь приказам Крокодила Султана и собственного капитана начал разворачиваться навстречу "Тай-пэну", а за ним ложиться в бакштаг начала и обе линии эскадры.

Когда разворот был закончен, противоборствующие стороны сблизились уже почти на расстояние выстрела из лука и Желтые повязки дали еще один залп, почти столь же безуспешный, что и ранее. Ядро из баллисты сделало пробоину в носу тяжелой трехмачтовой галеры "Риал-Мустафа", убив и покалечив с десяток гребцов, а вот катапульты были практически неэффективны — лишь один горшок со смолой достиг своей цели, устроив серьезный пожар на легкой галере "Курун" во второй линии кораблей бар-заленской эскадры.

— Темп атаки! — скомандовал Мидар паша. И "Имладоние", а за ним и вся эскадра, прянули навстречу пиратам, увлекаемые веслами и попутным ветром. Казалось, абордаж между "Имладоние" и "Тай-пэном" теперь неизбежен, однако у Крокодила султана был готов новый сюрприз для Желтых повязок.

— Сигнальщики! Приказ по эскадре: "Атаковать вторую линию". — скомандовал он.

"Это как?" — удивился сэр Валентайн, не обращая внимания на удары стрел в щиты, которыми был надежно прикрыт мостик.

Эскадры сближались стремительно, матросы с обеих сторон поливали палубы противников огненными стрелами, то тут, то там вспыхивали пожары (флагманы с обоих сторон не явились исключением). "Имладоние" и "Тай-пэн" шли строго нос в нос, взрезая острыми штевнями море, а шедшие с обеих сторон от хунг-ту трехмачтовые джонки готовились атаковать галеас с флангов, и тут, на расстоянии половины полета стрелы, с жутким скрипом, носовая катапульта имладонского корабля выбросила зажигательный снаряд прямо в парус надвигающегося врага. Бамбуковая рогожа вспыхнула моментально, пламя грозило перекинуться на палубу, закрывая обзор и Великому Кормчему, и рулевому. Этим-то и воспользовался Рустам тай Сапум.

— Лево на борт, держать курс атаки на джонку. — приказал он.

Дувэй атакуемого корабля уже не успевал повернуть на встречный курс, и ему не оставалось ничего остального, как взять курс еще правее — иначе он подставлял свой борт под таран флагмана бар-заленской эскадры, однако Рустам-рейс и не думал атаковать его на самом деле. Едва джонка начала совершать маневр уклонения, как он скомандовал "Право на борт" и "Имладоние" понесся между двумя кораблями первой линии.

Тем временем на расстояние стрельбы из своих, как это называли сами имладонцы, "пукалок", приблизились суда второй линии и также начали стрельбу по Желтым повязкам. Эффект был скорее психологическим чем реальным, однако спокойствия пиратам отнюдь не добавлял.

Тем временем вторая и третья линии атаки Желтых повязок продолжали выполнять разработанный до начала боя план. Третья линия совершила резкий поворот, пытаясь обойти впередиидущие корабли с флангов (что получалось не очень, поскольку они, по непонятной для шаньюйев этой линии кораблей причине, остановились не все, хотя должны бы уже были связать противника абордажем), а суда второй линии — втискивались в пространство между кораблями первой линии, что тоже получалось не всегда, поскольку многие из них пытались маневрировать совсем не по плану, что привело к ряду таранов своих своими же.

Ведомый тай Сапумом, сохранявшем выражение лица каменного идола, "Имладоние" выскочил из клубов дыма, которые ветер нес в его сторону с пылающего "Тай-пэна", прямо на встречу одномачтовой джонке, втрое меньшей чем галеас имладонцев. Проходя мимо так удачно обойденных кораблей, "Имладоние" дал залп зажигательными снарядами с обоих бортов, увеличивая хаос и неуклонно продолжил двигаться на пирата из второй линии.

Видя, что столкновения избежать невозможно, Желтые повязки начали прыгать в воду — таран корабля такого класса был для одномачтовой джонки смертелен.

— На вашем месте, Валентайн-бей, я бы за что нибудь ухватился. — флегматично посоветовал Рустам-рейс.

В этот момент неподалеку послышался грохот и треск — уклонившись от тарана галеаса трехмачтовая джонка первой линии нос-в-нос столкнулась с тяжелой имладонской галерой "Авни-Тарк".

— Сигнальщики! Второй линии идти в кильватер прорвавшимся! — успел скомандовать Мидар-паша до того, как "Имладоние" вздрогнул, остановился и вздыбил нос, раздирая на щепки своим тараном джонку Желтых повязок, так неудачно для себя выполнившую приказ Великого Кормчего.

Сэра Валентайна, не успевшего внять мудрому совету капитана флагмана, инерцией бросило вперед и пребольно приложило о защищающий мостик щит и фальшборт.

— Греби! Греби!!! — проорал Байасит.

Весла вновь ударили по воде, и незадачливый пират на таране имладонца просто развалился.

Конечно же, прорваться для атаки второй линии удалось далеко не всем имладонцам — кто-то увяз в абордаже, кто-то получил удар острым штевнем в борт, капитан искалеченного "Эфенди" просто позволил одному шестимачтовому хунг-ту сцепиться с собой намертво абордажными крючьями, и поджег себя, однако семь из пятнадцати кораблей первой линии — галеасы "Имладоние", "Пардус" и "Мухарем-бей", тяжелые галеры "Низамие" и "Капудания", а также галеры "Фазлы-Тарк" и "Меабуд" прорвались сквозь строй сильных кораблей противника, раскидали корабли второй линии и провели за собой вспомогательные галеры и каперов, хотя один из них, каррак "Селафаил", не смог уклониться от встречи с пиратами и был взят на абордаж сразу тремя противниками.

Корабли противоборствующих сторон расходились, дабы перестроиться и вновь устремиться к месту свалки, где семь имладонских кораблей отчаянно дрались в абордаже с дюжиной пиратов, и если бы половина неприятельских экипажей не высадилась на берег, возвращаться туда имладонцам смысла не имело.

Напоследок, в качестве прощального подарка, галеасы и хунг-ту дали залп из кормовых катапульт. Выстрел "Мухарем-бея" пропал втуне, зато каменное ядро с "Пардуса" проделало сквозную дыру в бортах двухмачтовой джонки, а огненный заряд с "Имладоние" угодил в борт почти погасившего пожар "Тай-пэна".

Покуда смешавший порядки флот Желтых повязок разворачивался и перестраивался для контратаки, Мидар тай Зарив бросил легкие корабли, которые, благодаря веслам, могли плевать на румб ветра и даже на его отсутствие, на выручку сцепившимся с пиратами судам бар-заленской эскадры. Подоспевшая подмога смогла выручить пять из семи кораблей первой линии — команда галеры "Дамиад" не смогла противостоять разом двум трехмачтовым джонкам и пошла на дно, когда стало понятно что захватчикам тоже не устоять, а "Эфенди" пылал вместе с флагманом одного из фубо цзянюней. Впрочем, большинство матросов и офицеров с обоих кораблей смогли спастись, и теперь имладонцев из воды вылавливали, а пиратов добивали стрелами, баграми и веслами.

Три джонки вырвались тз общей свалки, перерубив канаты абордажных кошек, однако совмещенным огнем подошедших кораблей первой линии одна из них была потоплена, а вторая — серьезно повреждена и потеряла две из трех мачт.

Покуда Великий Кормчий перестраивал свои порядки в некотором отдалении, Мидар-паша поджег трофейные корабли, и на ходу выстраивая прошлый строй в две линии, двинулся к Бар-Залену, имитируя отступления, попутно, с помощью сигнальщиков, принимая отчеты от капитанов о повреждениях и потерях.

Потери от обстрела из луков и абордажей были ужасающими — на кораблях было выбито от трети до половины команд, однако боевой дух имладонцев не был сломлен. Как читал в каком-то трактате сэр Валентайн, невзирая на потери имладонские моряки продолжали биться до тех пор, покуда в строю находился их флагман. Однако если даже в начале боя, когда потери сравнительно невелики, флаг командующего эскадры падал, имладонцы обращались в паническое бегство.

Впрочем, что утешало, серьезно поврежденных кораблей почти не было. В результате первой сшибки нешуточно пострадали только двухмачтовая галера "Мазандрин" и две вспомогательные галеры — "Курун" и "Пехлеван".

— Противник начал движение в нашу сторону! — раздался крик марсового ("Как не слетел во время тарана", удивился Виризг).

— Сигнальщики! Приказ по эскадре — первой линии следовать в кильватере, второй — дублировать первую линии. — выкрикнул приказ Мидар-паша, и повернувшись к тай Сапуму произнес. — Ложитесь в бейдевинд, курс на северо-запад.

Попрежнему невозмутимый капитан поклонился капудан-паше и отдал соответствующие распоряжения.

— А ведь Великий Кормчий бросил в бой едва две трети от имеющихся сил. — заметил Байасит, разглядывая приближающиеся корабли Желтых повязок в зрительную трубу.

— Остальные, видимо, серьезно повреждены нашим огнем и столкновениями между собой. — ответил Крокодил Султана.

Сэр Валентайн, позаимствовавший зрительную трубу у тай Сапума, также внимательно вглядывался в приближающегося противника — приближающегося теперь гораздо быстрее, поскольку ветер был попутным для пиратов.

— Сколько их там? — поинтересовался аазурец. — Я насчитал пятьдесят девять флагов.

— Вымпелов. — поправил его принц Байясит. — Шестьдесят три. Идут широким фронтом в одну линию, планируют охватить нас с флангов, не иначе. Пять хунг-ту, из них два поврежденных, девятнадцать двух-трехмачтовых джонок, остальное — мелкота. Вспомогательные суда.

— Мелкота на флангах. — прокомментировал капудан-паша. — Точно будут охватывать.

— По моим прикидкам, — осторожно заметил благородный Виризг, возвращая зрительную трубу Рустам-рейсу, — у нас будет не более двух залпов до сближения.

— Молоде-е-ец. — Мидар тай Зарив оторвался от разглядывания противника и с удивлением воззрился на барона ре Котль. — Сухопутный, а рассчитал точно.

— У меня имеется военный опыт. — кисло улыбнулся Виризг.

Проводя аналогию между кораблями и военными отрядами, он пришел к выводу, что в настоящий момент имладонцы напоминают двигающуюся колонной армию, которую с фланга атакует развернутый строй кавалерии, с рыцарями и конными сержантами по центру, и легкой конницей на флангах. Что бывает в таких случаях он знал отлично — ничего хорошего для колонны.

— Полагаю, — произнес Байасит, — Мидар-эфенди отдаст повеление зарядить баллисты и катапульты огненными снарядами?

— Мой принц совершенно прав. — поклонился Байаситу Крокодил Султана. — Сигнальщики!..

Желтые повязки дали залп практически с предельной дистанции. Четыре каменных ядра упали с недолетом, а вот "Имладоние" не повезло — сняряд с "Тай-пэна" ударил флагман точно в левый борт и пробил в нем здоровенную дыру, размазав в кашу с десяток гребцов по обоим бортам. Корабль содрогнулся от попадания, однако ход не замедлил.

— Ничего страшного. — флегматично прокомментировал ситуацию Рустам тай Сапум. — Пробоина гораздо выше ватерлинии.

Враг приближался, а Мидар-эфенди так и не отдавал приказа на стрельбу, заставляя Валентайна Виризга теряться в догадках по поводу его плана боя.

С одной из джонок вылетело ядро, пробившее парус у "Низамие", и только тогда капудан-паша распорядился начать стрельбу.

И вновь Виризг убедился в ужасающей мощи баллистерии — половина из зарядов катапульт и почти все — баллист, нашли свои цели, вызывая многочисленные пожары на пиратских кораблях. На "Мухарем-бее" ошибочно зарядили катапульты каменными ядрами, и один из выпущенных снарядов сбил бизань-мачту на двухмачтовой джонке и пробил палубу, отчего у нее отвалился изрядный кусок бака и обшивки до самой ватерлинии. Судно начало стремительно крениться на корму и довольно скоро затонуло.

Тем временем, попадание баллисты с борта "Имладоние" вывело из строя носовую катапульту "Тай-пэна".

— Отомстили. — с невозмутимым видом прокомментировал ситуацию капитан флагмана.

— Сигнальщики, приказ по эскадре! — проорал начинающим садиться голосом Мидар тай Зарив. — "Делай как я"! Рустам-рейс, прикажите право на борт, ложимся на обратный курс.

Вероятно, поначалу Желтые повязки, глядя на маневр имладонской эскадры, предположили, что подданные султана пытаются спастись бегством, однако, когда галеры и галеасы начали поворачиваться к ним правым бортом (попутно несколько уменьшив скорость сближения, поймав попутный ветер), Великому Кормчему оставалось лишь скрежетать зубами, да отдать приказ вспомогательным судам на срочный охват флангов. Зарядить катапульты ни одна из сторон не успевала, а вот кормовые баллисты галер, в отличие от катапульт — не поворачиваемые, отстрелялись.

— Пли. — приказал Крокодил Султана, не отменяя приказа "право на борт", когда эскадра развернулась бортами к пиратам.

Баллисты вновь выплюнули горшки со смолой, и борющимся с огнем Желтым повязкам добавилось "веселья". Три джонки, охваченные пламенем после обоих залпов, начали выходить из боя. Гибель им не грозила, однако и сражаться эти корабли возможности, в настоящий момент, не имели.

Наконец, когда обе стороны уже начали стрельбу из луков (и вторая линия начала поддержку огнем из "пукалок"), бар-заленская эскадра развернулась штевнями к противнику и капудан-паша отдал приказ на греблю в темпе атаки. Галеры (выстрелившие еще раз, из носовых баллист) и галеасы начали стремительно разгоняться навстречу врагу, однако набрать должную скорость не успели — минута, и над морем разнесся грохот сталкивающихся кораблей.

В последние мгновения перед столкновением с "Тай-пэном" сэру Валентайну стало действительно страшно. Нос исполинского корабля вдвое возвышался над мостиком галеаса и приближался с такой стремительностью, что дух захватывало. Казалось еще миг — и все будет кончено.

Удар двух кораблей был страшен. Таран "Имладоние" вонзился в нос "Тай-пэна" словно нож в масло, высокий штевнь пирата разрубил бак, раздавив несколько лучников на носу имладонца, часть щитов с мостика сорвало, и они полетели вперед с немыслимой для этаких махин скоростью. Множество людей с обеих сторон, словно выпущенные из пращи, перелетели через фальшборт, разбиваясь о палубу "Имладоние" и нос "Тай-пэна", рухнули две из мачт флагмана Великого Кормчего и фок-мачта имладонца, намертво сцепившись, спутавшись вантами, соеденив корабли почище абордажныйх кошек. Не выдержав удара трескалась обшивка, ломались весла, открывались многочисленные щели в трюмах, пуская внутрь кораблей соленую морскую воду. Разогнавшийся и более тяжелый "Тай-пэн" потащил "Имладоние", кормой вперед, по своему прежнему курсу, вздымая его нос и, тем самым, увеличивая пробоину в собственном.

— На абордаж! — проорал Байасит, и одним из первых рванулся по упавшему фоку на борт пирата. Изрядно приложившемуся о палубу сэру Валентайну ничего не оставалось, как обнажить меч и следовать за ним.

Стрел в первые мгновения боя практически не было — мало кому, с обеих сторон, удалось устоять на ногах, а потом уже не до стрельбы стало — имладонцы ворвались на бак опешивших от такой наглости Желтых повязок (они-то привыкли, что на абордаж они ходят, но никак не наоборот) и началась рукопашная.

Благородный Виризг, хотя и не был моряком, умудрился попасть на палубу "Тай-пэна" одним из первых. Серьезным стимулом для этого оказался брошенный, во время пробежки по шевелящейся мачте, взгляд в сторону правого борта, откуда к "Имладоние" стремительно приближалась двухмачтовая джонка — та самая, с баллистой на носу. Прикинув, что в момент столкновения всех, кто перебирался на пиратский флагман по самообразовавшемуся из мачт мостику, просто скинет в море, барон ре Котль поднажал... и, как оказалось, совершенно напрасно. В правую "скулу" описывающего на полном ходу полукруг пирата с разгону ударилась "Сколопендра", шедшая параллельно своему флагману. Ударом кораблю "Желтых повязок разворотило борт от штевня до середины корпуса, однако таран и изрядный кусок носа вспомогательной галеры также не выдержали нагрузки, оторвались, и оба корабля стремительно отправились на дно. Практически в это же мгновенье к флагману бар-заленской эскадры приблизился "Гамиде", чтобы поддержать его в абордажной схватке. Остальные подробности боя сэру Валентайну рассмотреть не довелось. Не до того стало.

Перепрыгнув через фальшборт, прямо к обгорелым обломкам катапульты, Виризг оказался лицом к лицу с пиратами, несколько пришедшими в себя от имладонской наглости и бросившимися в контратаку. Барона атаковали сразу трое чернокожих, одетых лишь в набедренные повязки, желтые банданы и легкие бамбуковые кирасы, моряков, с визгом и улюлюканьем размахивающие кампиланами.

"От сабель такой доспех может и спасти", подумал благородный Виризг, и сделал длинный прямой выпад. "А вот от бастарда — нифига".

Действительно, его тяжелый меч с легкостью пробивал бамбук, в то время как те из пиратов, кто доставал барона своими клинками, не могли пробить и кольчугу, и бекешу, настолько серьезно, чтобы причинить сэру Валентайну серьезный вред. Хотя синяков и порезов за последующий бой у него прибавилось изрядно.

Что мог вспомнить про эту схватку сэр Валентайн? Да ничего. Блок, удар, укол, пинок... Кровь, хлынувшая из рассеченного тела. Молоденький имладонец, катающийся по палубе от боли и зажимающий культю отрубленной чуть ниже локтя руки... Отборый ваделорский мат — Каронья? Он-то откуда тут взялся? Блок, удар... достал, паскудник... Блок, удар... Куды прешь? Удар наотмашь, с разворота, в затылок прорвавшемуся сбоку пирату в богатых доспехах... Блок, удар, навершием в морду... И так — долго.

И, вдруг, нежданная передышка. Врагов нет, просто кончились, и мешанина из дюжины сцепившихся судов. Пересохшая глотка, тяжелое дыхание, промокшая от пота и крови бекеша. Паруса удирающих Желтых повязок, пылающие остовы судов, обломки, тела, покачиваемые волнами.

— Что, все? — прохрипел он. — А где Великий Кормчий?

— Да вы, барон, совсем озверели? — Лазарь устало привалился рядом к фальшборту. — Вы ж ему полчерепа снесли. Вон, посреди палубы валяется...

...Виризг подхватил очередное ведро, не обращая внимания на ломоту во всем теле. Отдыхать потом. Потом. Если не отправимся кормить рыб прямо в гавани. Было бы досадно.

* * *

Стычки между солдатами обеих армий продолжались в течение всего дня и большую часть ночи, однако ни одна из сторон не решилась начать генеральное сражение. Сепахасалар и Гемаль опасались удара в спину от своих же, и, как выяснилось — совершенно правильно делали. Ночью несколько отрядов снялись со своих позиций и перешли на сторону Ильяса и Арслана.

Мятежные же принцы только этого и дожидались, тоже ненапрасно.

Ближе к утру Гемаль, видя что противник уже почти сравнял качественное превосходство, по прежнему сохраняя превосходство численное, скомандовал отступление и укрылся за стенами Аксара, опасаясь окружения и разгрома.

Выспавшиеся, наконец-то, ени-чери встретили факт отступления врага радостным улюлюканьем и шутками в адрес Гемаля и Турман-паши тер Месри, по поводу их морального облика, матерей, и свиноголовых богов, которым эти двое поклоняются.

Когда восторги в лагере Арслана и Ильяса несколько поутихли, командование отдало приказ сворачивать лагерь и двигаться на столицу султаната. К вечеру Аксар был взят в плотную осаду.

Конечно же, Гемаль с Великим Везиром, разослали во все стороны посыльные суда с повелением сатрапам и полководцам немедленно прибыть им на помощь, однако когда их следовало ожидать, да и следовало ли вообще, никто, разумеется, не знал.

В самом городе, где продовольствия и воды в должном количестве заранее не запасли, факту осады никто не обрадовался, кроме купцов. Цены на еду и воду взлетели моментально, что привело к нескольким бунтам и погромам, которые замордованная в предыдущие дни стража едва-едва успевала пресекать.

Часть наиболее пережарившихся на горячем имладонском солнце голов, традиционно обвинила во всем чужеродцев, и пошла громить Холодный квартал.

Предупрежденные о возможных вариантах развития событий Годригом, северяне заперли ворота и встретили, предводительствуемую дервишем Ахметом ан-Гапани, толпу стрелами. Подоспевшим на помощь купцам стражникам осталось только разогнать остатки бузотеров, и торжественно повесить на ближайшем доме раненного в ногу дервиша.

На сем, случившемся ближе к вечеру событии, все вроде бы как, до поры-до времени и успокоилось, однако даруге Аламас-хан к тому моменту от злости успел выдернуть у себя половину бороды.

Тем временем, по другую сторону городских стен жизнь также била ключом. Установление осады, даже не столь крупного, как Аксар, города, дело всегда хлопотное, полное тревог и превратностей — особенно если гарнизон отнюдь не горит желанием попасть в осаду, а осаждающая сторона даже не мечтает о грабеже (или мечтает, но знает, что командиры не дадут) и планирует взять город с наименьшим для него уроном.

После спешного марша к столице Имладона, армия мятежных принцев занялась не только обустройством своего лагеря, но и установлением рогаток с рытьем траншей, дабы максимально усложнить жизнь осажденным. Те устраивали вылазки, кавалерийские контратаки и прочие гадости осаждающим. Впрочем, на крупномасштабный бой ни на одном участке Турман-паша не отважился, и к закату стратегическая инициатива оставалась в руках Ильяса и Арслана.

Печалить в настоящий момент старшего из принцев могло только то обстоятельство, что установить полную блокаду Аксара и тем прекратить в него подвоз продовольствия, без флота возможным не представлялось. Таким образом, просто сидеть и ждать, когда столица упадет в его руки, словно переспелое яблоко, было бесполезно. Штурм был неизбежен. Ильяс в такие тонкости не вдавался, удовлетворившись ролью "знамени" повстанцев.

Тем временем среди высших командиров осажденных шли жесткие прения. Принц Гемаль, также понимавший неизбежность штурма, предложил открыть арсеналы и раздать оружие народу, однако Великий Везир, сепахасалар и султанша Фируза выступили категорически против, опасаясь бунта. Спрошенный по этому поводу о его мнении даруге, который уже даже злиться был не в силах, мрачно зачитал по памяти сводку происшествий за день, и вопрос был окончательно закрыт.

К закату случилось еще одно событие, не менее важное с точки зрения истории. Скончался султан Джимшал, о чем громогласно было объявлено во всех храмах и на всех площадях. Горожане понимающе кивали и перешептывались.

Глава VII

Во вчерашней морской баталии Мидар тай Зарив получил в лицо чем-то тяжелым и теперь "щеголял" с заплывшим левым глазом, вокруг которого разлился великолепный фиолетовый отек, перетекающий на переносицу и часть щеки. Чувствовал себя Крокодил султана весьма неважнецки, однако в сложившейся оперативной обстановке о том, чтобы спокойно отлежаться с боевым ранением и мечтать не приходилось.

Явившийся на утренний прием — хотя тут уместнее было бы сказать, по утреннему приказу — к командиру бар-заленской эскадры сэр Валентайн чувствовал себя ничуть не лучше. Лицо его в бою не пострадало, чего нельзя было сказать о всем остальном теле. Перетружденные и отбитые неоднократными падениями и ударами мышцы нестерпимо ныли, неглубокие но многочисленные ранения саднили, да еще растянутая при высадке в порту лодыжка болела как проклятая. Однако, в сложившейся оперативной обстановке у него шансов отлежаться и отдохнуть было ничуть не больше, чем у Мидар-паши.

— Присаживайся, Валентайн-бей. — возлежащий на подушках тай Зарив указал Виризгу на место с противоположной стороны дастархана. — В ногах, говорят, правды нет. Раздели со мной утреннюю трапезу.

Не успевший позавтракать аазурец прикинул, где по мнению Крокодила султана должна располагаться правда, однако ничего не сказал, а с поклоном и кряхтением занял указанное место и взял в руки пиалу со щербетом. Солнце еще только взошло, но жара уже стояла просто удушающая.

"Как они умудряются всю жизнь жить в такой духоте и пекле, эти южане?" — подумал разведчик, прихлебывая холодный от добавленного снега напиток.

— Принц Байасит, да будет он славен в веках, высоко оценил твое искусство владения клинком, о Лев Севера. — неторопливо проговорил Мидар-паша, ухватил полную пригоршню жирного плова с бараниной и отправил в рот.

— Куда мне, недостойному, до тебя, Гроза морей, Крепостная стена Имладонских морских рубежей? — потупился благородный Виризг, привыкший к несколько более цивилизованному поеданию жирной пищи и взял небольшой кусочек пахлавы. Несмотря на отсутствие завтрака, есть в такую жару совершенно не хотелось — Я лишь жалкий подмастерье пред тобой, эфенди.

— Однако, Великого Кормчего сразил именно ты. — невозмутимо ответил Крокодил султана, когда прожевал плов. — Скромность, конечно же, добродетель истинно доблестного мужа, но излишняя скромность, как и любое излишество, становится пороком.

"К чему, интересно, он ведет? Неужто завидует? Странно, но тогда он не должен бы был говорить об этом так прямо — не в характере южан это", подумал аазурец.

— Однако сын Солнцеликого в должной мере оценил твою доблесть и просил вручить тебе от его имени подарок.

Мидар тай Зарив хлопнул в ладоши и в комнате, склонившись в глубоком поклоне, появился слуга с сундучком в руках и поставил его у ног сэра Валентайна.

"Взятка. — понял благородный Виризг. — Давно ли я точно так же давал бакшиш Гафару тер Гийюну? Однако, что же меня попросят сделать?"

С подобающей случаю скромностью и видом собственной малозначимости сэр Валентайн приподнял крышку и едва не присвистнул. Принц Байасит не поскупился — изукрашенные золотой кубок и драгоценный пояс, лежавшие в сундучке, стоили едва ли не больше, чем его засиженная мухами барония со всеми жителями, включая самого барона.

"Это что ж я такого для них должен сделать?" — подумал он. В то, что имладонцы могут благодарить за то, что уже получили, он не верил.

Впрочем, внешне ре Котль оставался все столь же невозмутим.

— Передайте благодарность Его Высочеству от меня, недостойного. — с поклоном произнес он.

— По заслугам и награда. — ответил Крокодил султана. — То оружие, что ты привез на "Летней ласточке" позволило абад-паше вооружить ополчение, так что штурм, буде высадившиеся пираты решатся на него, мы отобьем. Да и не так уж их много осталось, в общем-то — около четырех тысяч легких пехотинцев, у лучников почти не осталось стрел... Конечно, нервы нам они помотают, но, думается мне, дня через два-три Касим ар Хызр принудит их сдаться или разгонит.

— Лучше бы, чтоб принудил, несравненный Мидар-эфенди. — заметил барон. — Лови их потом по всему Мазандрину, если разбегутся.

— Твоя правда, досточтимый Валентайн-бей. — флотоводец вновь запустил руку в чашу с пловом. — Однако это дело будущего недалекого, а нам надо зреть с учетом дальних перспектив.

"Ну вот, кажется начинается деловой разговор", подумал благородный Виризг.

— Нет никаких сомнений в этом, о великолепнейший. — при слове "великолепнейший" барон ре Котль невольно покосился на адмиральский фингал. — Ибо сказано было, что умный смотрит в будущее, а мудрец прозревает грядущее.

Мидар тай Зарив глубокомысленно кивнул.

— Ты уже многое сделал для Имладона, отважнейший и хитроумнейший Валентайн-бей. — важно произнес Крокодил султана. — Однако мой господин, принц Байасит, просит тебя еще об одном одолжении.

— Я верный слуга Его Высочества. — склонил голову Виризг.

— На самом деле, у сына Солнцеликого, да длятся дни его вечно, даже две просьбы. Одна касается тебя, как дипломата, умудреннейший, а вторая — как представителя короля Оттона. Повелитель наш, увы нам, болен, и, пользуясь этим, недостойные его сыны начали грызню за будущий трон. При живом-то отце. — Мидар-паша осуждающе вздохнул и покачал головой, показывая как его огорчает столь недостойное поведение братьев Байасита.

— Воистину, неслыханные дерзость и непочтение. — согласился аазурец.

— А что будет, если недостойный сын великого отца унаследует трон? — задумчиво вопросил тай Зарив и облизал жирные пальцы. — Что будет с Тарком благословленным Имладоном? Что будет с пастухами, воинами, хлебопашцами? Что — тон голоса флотоводца принял трагический оттенок, — будет с купцами? Под противной Всевышнего властью не родится хлеб, не плодятся стада, хиреет торговля и болеют добрые люди.

— Воистину, недостойный правитель есть горе для страны и народа. — согласно кивнул резидент, который начал, кажется, понимать, к чему клонит Крокодил султана. — Черной неблагодарностью я отплатил бы этой стране, где приняли меня словно родного, если бы не стремился помешать таким воцариться на престоле Имлада Великого. Да и не я один — все аазурцы разделяют это мое убеждение, эфенди!

— Как отрадно слышать это моим старым ушам. — прослезился Мидар-паша. — Истинно, сердца северян полны благородства.

"Когда ж ты к делу перейдешь, старый толстый болтун? — подумал сэр Валентайн. — Я же тебе прямо сказал, что в Холодном квартале Байасита поддержат".

— Что ж, — словно услышав мысли барона ре Котль, Крокодил султана сладко улыбнулся, — если будет на то воля Тарка, ты отправишься в Аксар дабы донести до ушей хладоквартальцев весть об истинно достойном?

— Сегодня же, если не будет у принца Байасита, славен он в тысяче миров, ко мне иных поручений.

Мидар тай Зарив удовлетворенно пожевал губами.

— Радость пробуждаешь ты в моем сердце, Валентайн-бей, радость и ликование. Будет у сына повелителя моего к тебе еще одна просьба.

Виризг склонил голову, как бы показывая, что он весь внимание.

— Ты, достопочтимый, дипломат и владеешь высоким искусством говорить споро и убедительно. — продолжал, меж тем, вещать командующий бар-заленской эскадрой. — Принц Байасит смиренно просит тебя оказать ему одолжение и переговорить с нужными людьми. У меня тут и списочек имеется...

* * *

Каронья взирал на Виризга с самым что ни на есть мрачным выражением лица.

— Барон, скажите, вы в своем уме? — наконец поинтересовался у сэра Валентайна шкипер. — После вчерашней преславной виктории в гавани Бар-Залена не осталось ни одного мореходного судна, которое не нуждалось бы в ремонте. И "Летняя ласточка" тут отнюдь не исключение. Судно надо конопатить, команда нуждается в отдыхе...

— А вы — в деньгах. — отрезал Виризг. — Ремонт вашего коча произведут на султанской верфи, экстренно, и притом совершенно бесплатно. Ваша доля добычи от захваченного у пиратов уже высчитана, можете получить немедленно. Казначей получил распоряжение. А я плачу за доставку меня, под видом матроса, и плачу хорошо.

— Нет, я не понимаю... — развел руками Лазарь. — А что мне помешает сдать вас в Аксаре и получить награду еще и за вашу голову?

— Жадность. — улыбнулся барон ре Котль. — Я за сохранность своей шкуры заплачу больше, только...

— Ай, да не тяните уже. — обреченно махнул рукой ваделорец. — Что — "только"?

— Только Мидар-паша отправляет со мной своего доверенного человека.

— И? — изогнул бровь Каронья.

— И он должен взойти на борт здесь, в Бар-Залене, а покинуть корабль несколько раньше нашего прибытия в столицу Имладона. Я доступно выражаюсь?

— Барон, во что вы меня втягиваете? — поморщился шкипер.

— В интригу, мой дорогой мореплаватель. В интригу, которая может сделать вас богатым.

— Или мертвым. — заметил Каронья.

— А без риска жить скучно. — хохотнул сэр Валентайн.

Два дня спустя "Летняя ласточка" покинула гавань.

* * *

Сэр Максимилиан Годриг стоял на городской стене и мрачно оглядывал позиции осаждающих.

Вопреки обещанию, даруге Аламас-хан не только не стал подвергать его пыткам, но и вежливо попросил возглавить хладоквартальское ополчение. Причиной тому, вероятно, стала знаменитая аазурская наглость.

На предложение позвать палача, благородный Годриг хмыкнул, поднялся с табурета, огляделся по сторонам и дружелюбно поинтересовался у тай Калима:

— На которую из этих двух дыб мне лечь? Это не праздный интерес, поверьте. Просто я терпеть не могу заноз в спине.

— Ладно, пыток вы не боитесь. — усмехнулся хан. — Это я уже понял. Да и сменят резидента после окончания этой заварухи, надо полагать. Другой, интересный вопрос, Максимилиан-бей. Если не резидент, а вы отдадите приказ купцам Холодного квартала, они ему последуют?

— Безусловно. — кивнул Годриг и вновь уселся на табурет. — Это вообще даже не вопрос, а утверждение, достойнейший. А что, принцу Гемалю уже потребовались все бойцы, каких он может получить.

Даруге поднялся с табурета и прошелся по пыточной туда-сюда, заложив руки за спину.

— Да. — наконец произнес он. — Понадобились. Несколько часов назад принц Арслан и ени-чери перешли на сторону мятежников. Принц Ламаль, мир праху его, погиб в стычке с изменниками. Армия деморализована и, уверен, отступит в Аксар. Нас ждет осада, а вооружать горожан...

Аламас тай Калим невесело усмехнулся.

— И вы хотите, чтоб я поставил вам дополнительно три-три с половиной сотни бойцов, досточтимый хан-даруге. — резюмировал сэр Максимилиан.

— Именно так. — кивнул тот. — Именно так, уважаемый. А ополчение это возглавите вы. Под своим настоящим именем, чтоб у достославного принца Гемаля Ре... решительно никаких вопросов не возникло. Вы ведь не откажетесь, не так ли?

"Старый лис. Стоит Арслану пронюхать, что аазурцы дерутся против него, и никакие заигрывания с ним уже не будут иметь успеха", подумал Годриг. И, конечно же, согласился. Что еще ему оставалось?

Конечно, сэр Максимилиан не обольщался на тот счет, что его оставят без присмотра, однако такая "свобода" была куда как лучше темницы.

Впрочем, в первый же день он начал задумываться о том, что предпочтительнее было б остаться в обществе ката и подвергнуться допросу с пристрастием. Во-первых, пришлось выдержать непростую беседу с почтенным Морти Бойлем и отцами Холодного квартала. Пришлось недвусмысленно им намекнуть, что несогласные с волей короля Оттона, в его, благородного Годрига, лице, могут немедленно паковать сундуки и грузить свое добро на ближайшую посудину, потому что торговли в Аксаре им больше не будет.

Во-вторых, если полторы сотни хладоквартальских стражей были профессиональными наемниками, и их капитан держал свой отряд в кулаке железной дисциплины, то превратить разношерстную банду купеческих охранников в единый отряд, делом оказалось более чем трудным. Вооружены все были по разному, принадлежали ко всевозможным народам, соответственно и найти каждому его место в строю, то место, где он будет максимально полезен, оказалось задачей многотрудной. К тому же, эти люди не привыкли взаимодействовать друг с другом, не собирались полагаться ни на кого, кроме сослуживцев (и прикрывать никого кроме них, соответственно), да и просто не намеревались погибать за интересы Гемаля. Пришлось рявкнуть на купцов, дабы те выплатили своим охранникам дополнительную премию в виде месячного жалования. Те опять пытались артачиться, но уж тут сэр Максимилиан взъярился окончательно, и лично разбил несколько физиономий.

И вот, на шестой день осады, когда у него начало получаться превращение вооруженной толпы в отряд, в Аксар пришла весть из Мазандрина — Бар-Зален с суши осаждают Желтые повязки, а с моря блокируют Бара-Бара. Эскадра понесла серьезные потери в битве с флотом Великого Кормчего, и хотя одержала в ней победу, дальнейших военных действий вести не может.

Конечно же, о том, что сатрап Абдуллахим тер Рахмат слезно просит помощи у султана, в городе никто не объявлял, но покуда экипаж принесшего весть коча не успели изолировать, те уже наболтали по кабакам всякого, так что судачили об этой новости все кому не лень.

Сэр Максимилиан вновь тоскливо взглянул в сторону осаждавших. Если Гемаль не решится отправить Аксарскую эскадру на выручку Бар-Залену, мораль защитников падет окончательно, сатрапы не отправят на помощь принцу ни единого солдата, и город, однозначно, будет взят. А все офицеры защищавшие его отправяться на кол.

— Сэр Максимилиан, капитан Пьедруг просит вас спешно прибыть на его участок обороны. Кажется, противник зашевелился. — раздался голос подбежавшего вестового. Знакомый такой голос.

Благородный Годриг повернулся, секунду помедлил, и отдал приказ:

— Веди меня к нему.

"Итак, вы вернулись, сэр Валентайн".

* * *

То, что оставлять без поддержки Мазандрин нельзя, принц Гемаль тоже отлично понимал — хотя бы потому, что Великий Везир действительно питал слабость к своему глупому обжоре-племяннику. Но и ослаблять оборону Аксара он тоже не мог, и осознавал это в той же мере.

"Ах, если бы Великий Кормчий не оказался таким идиотом, — думал он, нервно расхаживая по своим покоям и тиская в руках злополучное послание. — К тому времени, как весть о взятии Бар-Залена дошла бы до столицы, я бы уже короновался и укрепил свою власть. А тер Рахмата, после этого, можно было бы потихоньку и удавить. Мечты-мечты. Братец с Мидар-пашой не погибли в шторме, наоборот, героически защитили город... И что теперь? Отбиться от братцев, занять престол и влезть в очередную кампанию? Тарк, ну как эти вояки не понимают, что султанату нужен мир? Мир, мир любой ценой, хотя бы лет на пять, чтобы возродить крестьянство, чтоб разжирело купечество, наполнилась казна — тогда можно думать о новых налогах, возвращении Мазандрина, об укреплении границ, победоносных походах и добыче. А сейчас? Где взять денег для заготовки должного количества фуража на полноценную кампанию? Может я и скверный полководец, но считать умею очень хорошо. Папенькины амбициозные походы против полунищих соседей стоили султанату слишком дорого.

Губернез! А ведь Байасита придется на какое-то время в живых оставить. Как же — герой. Оборонил родину. А он будет капать на голову и требовать морских побед и захвата Виньдао".

Принц в сердцах плюнул.

"С другой стороны, все складывается успешно. Если дать по носу Бара-Бара, кто из сатрапов вспомнит о том, что Байасит и Мидар тай Зарив разбили Повязок сами? А если кто и вспомнит — у брата не останется сил на то, чтобы продолжить борьбу за трон и он вынужден будет, хотя бы для вида, вступить в союз со мной. Его любят на флоте, значит сатрапы нагрузят корабли войсками и поспешат в Аксар. И тогда, держитесь братья. А ени-чери нужно будет расформировать. Слишком много воли себе взяли".

Решив что-то для себя Гемаль кивнул, и хлопнул в ладони.

— Призови ко мне капудан-пашу. — приказал он явившемуся на зов евнуху.

* * *

Мехмед тай Илим Суровый, капудан-паша Аксарской эскадры, слушал рассказ Кароньи о Бар-Заленской баталии, охал, вздыхал, всплескивал руками, выражал свои восторг и изумление всякими прочими разными способами и совершенно забыл об уставленном явствами дастархане.

— Хотел бы я быть хотя бы младшим офицером, в деле при Бар-Залене. — вздохнул по окончании рассказа капудан-паша, получивший прозвище за особую суровость к контрабандистам, с которых брал совершенно непомерный бакшиш, а потому отлично с Лазарем знакомый. — Мидар молодец, старый пройдоха. Молодец. Да и абад-пашу тамошнего я знаю. Если б не угроза с моря, он бы в неделю этот сброд от стен разогнал. Старый вояка знает толк в своем деле.

Мехмед-паша вздохнул.

— Только откуда там Бара-Бара взялись, никак в толк не возьму?

— Так получилось, о великолепный, что мой коч почти не получил повреждений в бою, и поскольку я в тот момент был при деньгах, на верфях торгового порта мне быстро законопатили все щели и зашили паруса. — ответил Каронья, который до сего момента не сказал ни слова неправды. — В док мне вставать не пришлось, и начальнику порта это сошло с рук, хотя пришлось переплатить. Я как нутром чувствовал, что стоит поторопиться.

— Тарк вразумил. — наставительно произнес тай Илим.

— Возможно, о гроза морей. — дипломатично ответил ваделорец, и продолжил беззастенчиво врать, отрабатывая тем самым немалый гонорар, половину которого уже получил от Виризга. — Едва я собрался взять заказ на доставку груза куда подальше — да хотя бы и беженцев, как ко мне, как к владельцу единственного на тот момент готового к походу корабля, примчался гонец из дворца с повелением не мешкая доставить послание в Аксар. Я, досточтимейший, конечно удивился — что за спешка такая? А оказывается, наблюдатели из форта, в зрительные трубы, разглядели на горизонте флот меднокожих, числом так вымпелов в полста, а может и поболее. Это ж на силы целого нома тянет, пожалуй. Корабли у них, конечно, маленькие, народу на них негусто, да только юркие и шустрые больно. Тут и всей эскадре, до сражения с Желтыми Повязками, туго бы пришлось — этих особо не расстреляешь, уж больно маневренные. Облепят эскадру как блохи уличного пса и решат дело в абордажной схватке. А абордаж дело такое, удача в нем переменчива.

— Твоя правда, добрый Каронья. — ответил Мехмед-паша Суровый. — Большие корабли против этих негодяев малоэффективны. Они, подлецы, против них наловчились брандеры пускать. Так что же ты?

— А что — я, лев среди львов? Взял послание, кошель, который тер Рахмат пожаловал мне в оплату за выполнение поручения, да и был счастлив отбыть в Аксар. Сам понимаешь, почитаемый, что сидеть в осажденном с суше и моря городе счастья мне никакого нет. Едва успел — если б Бара-Бара не шли против ветра, то успели бы перекрыть выход из гавани. Последнее что видел — самые крупные трофейные суда начали топить в горловине бухты, чтобы пираты внутрь не ворвались.

— Разумно. — задумчиво произнес капудан-паша. — Но как же Мидар-эфенди сможет выйти нам на подмогу, когда прибудем мы к Бар-Залену?

— Неужто посылают тебя к ним на подмогу, Мехмет-ага? — удивление Кароньи было совершенно неподдельным. — Сейчас, когда столицу осаждают мятежники?

— Ну, с братьями принц Гемаль, может и договорится еще, а вот с пиратами этого не выйдет. Тем более, что у меня под рукой сплошь легкие галеры да скампвеи. Даже флагман, и тот не галиот, а галера, пускай и о трех мачтах.

* * *

Храмовая стража, традиционно, держалась нейтралитета. Быть может, Рустам тер Сипуш и нарушил бы обычай, не приблизь к себе Гемаль Хасана тер Хусаина. Видимо, о размолвке меж везирами, принц не знал.

Впрочем, по неспокойному времени, караулы были усилены, и на ступенях главного святилища Аксара, храма Тарка Покровительствующего (в котором короновали и хоронили султанов Имладона), стояло аж десять стражников, вместо обычных четырех.

Солнце уже коснулось своим золотым боком горизонта, когда у входа в храм появился весьма утомленный, судя по осанке, человек, в плаще с закрывающем лицо капюшоном, какой обыкновенно носили паломники. Остановившись на нижней ступени, он оглядел охранников долгим взглядом.

— Чего встал столбом, таркомолец? — охранники при виде странной фигуры подобрались, а баба-пехлеван выступил вперед, положив ладонь на рукоять ятагана. Именно он-то и обратился к незнакомцу.

— Да пребудет над тобой благословение Тарка и Илины, достойнейший. — хрипловатым от усталости голосом ответил человек. — Мне нужен мораведи-пехлеван.

Незнакомец слегка поклонился начальнику караула.

— А самого Рустама-махди тебе не надо? — издевательски хмыкнул кто-то из солдат. — А то он тут выходил давеча, давал указания на твой счет. Как, говорит, придет сюда незнамо кто, так сразу зовите меня. Бегом прибегу, словно Губернез меня за пятки кусает. Мне, говорил, надобно омыть его ноги, а воду после этого выпить.

Из под капюшона раздался негромкий смешок, однако расслышать его, из-за расхохотавшихся в голос храмовых стражников, было, определенно, невозможно.

— Не могу лукавить перед тобой, пехлеван. — насмешливо ответил человек. — Мне и впрямь нужен махди тер Сипуш...

Очередной взрыв хохота стражи прервал неизвестного, однако, когда стражи отсмеялись, он невозмутимо продолжил с того места, где был прерван. — ...хотя мыть ноги он мне станет вряд ли.

Из под плаща показалась рука, с запястья которой свешивалась тонкая золотая цепочка с крупным медальоном.

— Ведь я правильно понимаю, что вам неведом этот пропуск пред очи первосвященного?

Баба-пехлеван нахмурился.

— Нариман, позови Гарр ар Шаха. — отдал он распоряжение, и, пронзительно глянув на убравшего медальон незнакомца, с угрозой произнес. — Знаешь, что будет, если ты напрасно потревожил мораведи-пехлевана?

— Плохо будет. — пожал плечами человек, и умолк.

Командир храмовой стражи не заставил себя ждать долго — видимо, догадывался, какого рода медальон предъявил человек, выдающий себя за паломника. Не обращая внимания на подчиненных, вытянувшихся, при его появлении, во фрунт, он быстрым шагом проследовал к незнакомцу.

— Медальон. — потребовал он, хмуря густые брови. — Покажи.

Из под плаща вновь появилась рука, и неспешно вложила требуемое в ладонь мораведи-паши. Тот внимательно осмотрел узоры с обеих сторон, пригляделся к ребру медальона, высматриваемое что-то, лишь немногим известное, и кивнул.

— Настоящий. — произнес Гарр ар Шах, и повернувшись к стражникам рявкнул. — Вы никогда не видели этого человека! Упаси вас Тарк, хотя бы вспомнить о нем, или медальоне! Ясно?

Солдаты дружно заверили командира, что уже никого не видят.

— Хорошо. — буркнул мораведи-паша, и кивнул лжетаркомольцу. — Следуй за мной.

Быстрым шагом миновав коридор, Зал Молений и жертвенный алтарь, мораведи-паша, не утруждающий себя тем, чтобы проверить, поспевает ли за ним гость или нет, свернул в левый от статуй Тарка и Илины коридор. Затем последовала целая анфилада лестниц и переходов (встречавшиеся в них посты дружно салютовали своему командиру), пока, наконец, перед ним не появилась тяжелая, изукрашенная накладками из драгоценных камней и не менее драгоценных металлов, дверь, у входа в которую стояли два особо могучих стражника.

— Жди здесь. — приказал Гарр ар Шах своему спутнику, скрываясь за ней. Кивка своего спутника он не увидел.

Храмовые стражи угрюмо поглядывали на незнакомца, всем своим видом показывая, что коли тот сделает с места хоть шаг, его порвут на тысячу маленьких паломников. Впрочем, если эти взгляды и позы каким-либо образом и воздействовали на закутанного в плащ человека, понять это было совершенно невозможно. Он прислонился к стене, и просто отдыхал, не делая ни малейшей попытки пошевелиться.

После недолгого ожидания, дверь вновь отворилась, и на пороге появился мораведи-паша.

— Проходи. — он приглашающее мотнул незнакомцу головой, и когда тот проследовал в апартаменты Рустама тер Сипуша, прикрыл дверь снаружи. Судя по выражению лица, он этой встречи наедине не одобрял.

Аксарский первосвященник сидел на подушках прямо напротив входа, и курил кальян.

— Благослави тебя Тарк, первосвященный. — произнес вошедший.

— И тебя, добрый человек. — Рустам-махди указал на подушки напротив себя. — Присаживайся.

Гость не заставил себя долго упрашивать. Подойдя к подушкам, он аккуратно опустил на них свое седалище и откинул капюшон, заставив рассыпаться по плечам густые черные волосы. Увидав лицо гостя, Рустам тер Сипуш на миг опешил, а затем неторопливо затянулся ароматным дымом из кальяна.

— Владелец медальона передает поклон вам, о мудрейший, и привет вашему... гостю. Вы не прикажете позвать его?

— Прикажу. — кивнул головой аксарский первосвященник. — Думаю, речь пойдет как раз в основном о нем, Валентайн-бей?

* * *

В лагере Ильяса и Арслана полным ходом шла подготовка к штурму. Стучали топоры и молотки, собирая лестницы и осадные орудия, инженеры подводили под стены мину. Впрочем, последнее было отвлекающим маневром, дабы защитники понервничали. Исмаль-паша и Нураддин-паша готовили приступ к двадцатому дню осады, с самого утра, пока свежесть рассвета не сменилась удушающей жарой дня. Однако, аланам сим не суждено было сбыться — на шестнадцатый день осады горизонт украсился множеством парусов. Осаждавшие, да и осажденные тоже, поначалу, решили, что это кто-то из сатрапов прислал подмогу Гемалю, но...

Наблюдавший за приближающимся флотом сэр Валентайн Виризг, барон ре Котль, только цинично усмехнулся. Он и не сомневался, что деза про набег Бара-Бара вынудит Гемаля послать свои корабли на помощь Бар-Залену, как не имел сомнений и в том, что Мехмед Суровый, хотя бы воизбежание утопления собственными офицерами, примет сторону Байасита и Крокодила Султана — героев, разгромивших непобедимых Желтых Повязок.

— И что теперь? — поинтересовался у него стоящий рядом Каронья.

"Летнюю ласточку" он заблаговременно вывел из порта под командованием старпома, а сам остался пересчитывать полученные от аазурца деньги.

— В чатуранге — вы ведь играете в чатурангу? — такая позиция называется "пат". — пояснил барон. — У Гемаля в руках столица, но Арслан и Ильяс осаждают ее с суши, а Байасит — с моря. Гемаль имеет все шансы отбить нападение с любой из сторон, но не с обеих разом. Однако...

Благородный Виризг хитро глянул на Лазаря.

— Тут и гадать нечего. — пожал плечами ваделорец. — Арслан и Байасит, равно как и Фулдазерех с Крокодилом Султана, никогда в жизни не договоряться.

— Правильно. — кивнул головой сэр Валентайн. — Более того, стоит одному из них пойти на штурм, даже и победить если, второй тут же прикончит победителя. А Гемаль, по тем же причинам не может идти в контратаку, но и сидеть в осаде не может — продовольствия и воды слишком мало.

— Так как же они будут из этой ситуации выходить? — подивился шкипер.

— Их рассудит Тарк. — загадочно улыбнулся резидент.

* * *

Неустойчивое положение, когда даже стычки прекратились, продлилось еще сутки, причем все это время между Аксаром, лагерем мятежных принцев и флотом Байасита сновали... священники. Церковь в Имладоне, которая обыкновенно не выступала в качестве политической силы, и благословляла победителей отсидевшись в храмах, на сей раз решила взять на себя роль миротворца. Посланцы тер Сипуша сновали туда-сюда, склоняя принцев прибыть на переговоры и решить дело о престолонаследии миром.Принци и сами отлично понимали, как глубоко, и в каком именно месте они оказались. Особенно с учетом новости о том, что владыка Бангышлака, Тохту-нойон, стягивает войска к границе, не иначе как намереваясь взять реванш за прошлую войну.

Место встречи решено было организовать на побережье, в равном удалении от городских ворот, лагеря осаждающих и пляжа, куда должны были придти лодки с флота. Каждая сторона должна была прибыть в составе группы из десяти человек, а дабы не случилось засады, или обычной поножовщины, охрану схода наследников взяли на себя традиционно нейтральные храмовые стражи.

И вот, наступило то утро, когда должно было решиться судьбе султаната. Утро, полное надежд и тревог для каждого из претендентов.

Встреча представляла собой прекрасное и величественное зрелище. Две сотни храмовых стражников в блестящих позолоченных доспехах, блистающих в лучах восходящего солнца, выстроились кругом, защищая оговоренное для встречи место, и разноцветные флажки трепетали на их длинных копьях, терзаемые утренним бризом с моря.

Архипрелат Аксара в роскошных церемониальных одеждах, в окружении нескольких высших иерархов и служек стоял у установленного за ночь алтаря Тарка и ожидал. Ветерок, развевавший флажки на копьях, раздувал и их одежды, трепал бороды и уносил ароматный дым возженных вокруг алтаря курений.

— Едут. — шепнул кто-то ему на ухо.

Рустам тер Сипуш огляделся. Да, действительно едут. От моря, на присланных им конях приближался Байасит с восемью офицерами и знаменосцем. Со стороны лагеря осаждавших двигались Арслан и Ильяс, и в их кавалькаде было два флага. А от города скакал Гемаль, и его знамя держала султанша Фируза. Был в кавалькаде и Аламас-хан.

— Какое нарушение традиций... — задумчиво покачал головой Рустам-махди. — А, впрочем, это к лучшему, если аазурец не соврал.

Произнес он это тихо. Настолько тихо, что едва расслышал сам. Кавалькады прибыли одновременно.

— Во имя Тарка, милостивого милосердного... — начал свою речь первосвященник.

* * *

Сэр Ричард Блюм, барон ре Лееб, сидел в своем не до конца еще отреставрированном кабинете (посольство, как всегда, во время смуты разгарабили и, местами, пожгли), и с интересом глядел на сэра Валентайна.

— А вы — продувная бестия, Виризг. — сказал он.

— Из ваших уст не могу принять эти слова иначе, чем как комплимент. — усмехнулся резидент.

— Слушайте, но как вам все это удалось?

— Что — все? Стравить принцев, и устроить так, чтобы они оказались в нужное время, и в нужном месте, причем с полным набором своих сторонников, но без явного перевеса у любой из сторон?

— Нет, вот это я как раз понимаю. Но возвести на трон... ЕГО?

— Годриг помог, тер Сипуш поспоспешествовал — хмыкнул барон ре Котль. — Да и сын ваш сыграл немаловажную роль. Правда, я сумел ему передать записку с местными святошами.

— Вот, кстати, а как получилось, что знамя Арслана вез он?

— Ну, тут я не при чем, хотя рассчитывал на это, и очень. Вы же дипломат, сэр Ричард, должны понимать. Арслан, всерьез рассчитывая на престол, решил, что золотишко аазурских купцов ему после воцарении ой как не помешает. В долг, конечно, да только отдавать он бы не спешил. Вот и оказал честь сыну посла короля Оттона. Все остальное... Это было непросто всю партию, но последние штрихи уже были делом техники.

* * *

— Я устал спорить. — наконец произнес Байасит. — выпячивание собственных достоинств и обоснование права на престол шло уже не первый час. — Давайте сделаем так. Нас тут четверо братьев, четверо наследников, но всерьез на трон претендует только трое.

Принц подошел к молчавшему до сей поры Ильясу, и обнял его за плечи.

— Пусть наш самый младший брат назовет достойного править, и, клянусь грудями Илины, вскормившей мироздание, я приму выбор, кого бы он не назвал, и подчинюсь его выбору.

На месте собрания зависла напряженная тишина, а Байасит неспешно вернулся на свое место.

— А, Тарк с ним! — вдруг хлопнул в ладони Гемаль. — И я клянусь, что подчинюсь его выбору. Только хорошо подумай, брат.

— Я тоже. — моментально отреагировал Арслан, не желавший выглядеть нерешительнее Гемаля. — Да будет по решению брата, пошли Тарк ему мудрости в сей трудный час.

— Клятва услышана, и записана в Книгу Судеб. — важно произнес Рустам-махди. — Подумай, принц Ильяс, и назови достойнейшего.

Юный принц бросил взгляд на Темира, державшего его стяг, потом медленно подошел к алтарю, вдохнул дымок курящихся благовоний и, повернувшись, поглядел на братьев.

— Я не знаю, кого выбрать. — вздохнул он. — Я не знаю, кто посылал за мной убийц, и кто стоял за смертью Нумана. И вы трое, и погибшие братья... все вы могли быть к этому причастны.

Юный принц вздохнул еще горше.

— Любой из вас, кроме Джимшала, конечно.

— Да уж, — буркнул Арслан, — братец был, конечно, гуляка и раздолбай, мир праху его, но на подлость был не способен. Даже жаль, что он погиб. Из него бы мог выйти неплохой султан.

— Согласен. — буркнул Байасит. — Благородная душа был. Будто бы и не из нашей семейки.

Гемаль помолчал, а затем кивнул.

— Да. В его правление я бы мог хоть за свою шкуру не опасаться. Но, увы, мы даже тела его не нашли. Небось кормит рыб в порту, если не хуже.

— Не хуже. Гораздо лучше. — произнес один из храмовых стражников, снимая свой глухой шлем, с прорезями для глаз, и сэр Лестер Блюм едва не выронил из левой руки стяг принца Арслана, ибо перед ним предстал Джимшал из Феска.

— Брат?!! — раздалось четыре изумленных голоса.

У баронета ре Лееб глаза вылезли на лоб окончательно, а принц Джимшал кивнул ему дружески, и подмигнув сказал:

— Смотрю, юноша, ты сделал весьма неплохую карьеру для писца.

Трое принцев глотали воздух, подобно выброшенным на воздух рыбам, и лишь Ильяс счастливо улыбался.

— Ну, братья, раз уж вы единогласно выбрали меня султаном... Я не ошибся — выбрали? — голос Джимшала был полон добродушной насмешки.

— Не ошибся. — Ильяс расплывался в довольной улыбке все больше и больше. — Ты султан, брат и повелитель мой.

Первым с ударом судьбы смог справиться принц Гемаль.

— Да стану я жертвой за тебя. Я принес клятву пред алтарем Тарка, и еще не сошел с ума, чтобы ее нарушать. Ты султан, мой брат и повелитель.

Вслед за ним эти слова повторили Байасит и Арслан.

— Но почему ты просто не перебил нас, заманив сюда, в окружение преданных тебе людей? — не выдержал, и спросил Гемаль, и, чуть замешкавшись, добавил. — .. повелитель.

Новый султан Имладона хмыкнул, и, хитро прищурившись, задал встречный вопрос:

— А ты уже забыл, какие славословия мне, вы тут произносили пару минут назад, брат мой?

— И что же ты теперь намерен делать с нами, мой брат и повелитель? — спокойно, как-то даже чересчур спокойно, поинтересовался Арслан.

— Если ты подумал о шелковом шнурке или оскоплении, то шиш тебе, братец. — Джимшал ухмылялся, явно задумав какую-то пакость. — Так легко вы не отделаетесь. Ты, Арслан — возглавишь армию Имладона. Байаситу я поручу флот. Давно уже пора и там, и там, ввести единого командира, которым будут подчиняться сердары и сепахасалары. Гемаль... Как ты думаешь, что ждет тебя?

— Теряюсь в догадках, о великий.

— Ты станешь новым Великим Везиром. — новоявленный султан ухмыльнулся еще шире. — Только, ты уж прости, старого сейчас как раз удавливают, да и остальных командиров аксарского гарнизона безотлагательно убивают — не могу я преданных тебе людей оставить в живых, сам понимаешь.

— Понимаю. Но... Кто убивает?

— Хладоквартальцы, городская знать, некоторые паши, опять же... Аккуратно, без лишнего шума и бойни. Правда часть из них считает, что действует во благо Байасита. Не так ли, Валентайн-бей?

Один из священников отклеил бороду и снял тяжелую церемониальную шапку, представляющую из себя сложную и неудобную конструкцию.

— Надеюсь, его высочество простит мне столь вольное исполнение его поручения. — произнес Виризг.

Байасит побагровел, но ничего не сказал.

— Рустам тер Сипуш, тебе отныне надлежит именоваться не махди, а шамсу, поскольку, подобно как и в армии со флотом, во всех храмах должен быть единый первосвященник. Им ты и станешь, а место аксарского первосвященника займет мой брат, и, покуда не родились у меня сыновья от законного брака, наследник — Ильяс.

— Ну что ж. — произнес сэр Валентайн Виризг. — Да простит меня султан, но осталось закончить еще одно дело, не так ли, Аламас-хан?

Даруге покосился на малику Фирузу, которая нервно теребила на запястье браслет, в котором сэр Максимилиан, будь он тут, немедленно опознал бы свой подарок бывшей султанше.

— Да. — только и произнесла пери.

Даруге кивнул аазурцу.

— Ну вот и замечательно. — барон ре Котль повернулся к сэру Лестеру, лучезарно улыбнулся, и спокойно сказал ему всего одно слово. — Давай.

Блюм выхватил из ножен саблю и обрушил ее на шею стоящего рядом Темира. Ильяс выкрикнул что-то невнятное, попытался выхватить оружие, но Аламас тай Калим удержал его.

— Стойте! Стойте принц! Да посмотрите же на его лицо!!!

Лицо того, кого все знали как Темира, плыло, словно воск от огня, менялось, пока, наконец не приняло устойчивую форму.

— Я так и думал. — произнес стоявший рядом с отсеченной головой сэр Валентайн. — Сэр Анхель Клейст собственной персоной.

— Что... что... Что это значит?!! Это не Темир!!!

— Конечно же нет. — пожал плечами даруге, отпустивший впавшего в ступор принца. — Это крылатый змей-оборотень, погубивший принца Шуля.

— Виверн. — бросил Виризг. — Так они себя называют. Благодарю, джанини Фируза, без вас мы бы не справились с этим делом.

— Крылатый змей, значит? — покачал головой Арслан. — Так вот как он попал в комнату к братцу... А я, грешен, думал что стражнику это почудилось.

— Увы, нет. — произнес Аламас-хан. — Превратившись в змея он взлетел на крышу башни, а оттуда, уже в людском облике, спустился в комнату принца Шуля, мир с ним. Да будет славен Солнцеликий султан Джимшал, я выполнил поручение Дивана.

"А я отомстил этой похабной расе за то, что в Айко они меня сыграли в темную" — подумал барон ре Котль, вспоминая, как виверна отправила его перехватывать Лавору, и как это едва не стоило ему жизни.

Затем Сэр Валентайн глянул на взошедшее,Э но пока еще не паляшее солнце, и подумал, что эта партия в чатурангу закончена, и теперь ему предстоит новая игра.

Глоссарий

Упоминаемые одежда, обувь и головные уборы

Азям — верхняя летняя мужская и женская одежда в виде широкого длиннополого кафтана без сбор, с узкими рукавами, с пуговицами и петлями для застегивания. Азям имеет халатный покрой, шьется из домотканого крестьянского сукна или из армячины, верблюжьего сукна.

Аграмант — плетенье из шнура для отделки платья, занавесей и т.п.

Апплике — накладное серебро, или металлические изделия, покрытые тонким слоем серебра.

Аракчин — мужской головной убор: шапочка типа тюбетейки, поверх нее может надеваться чалма. Аракчин встречается также без подкладки, отороченный по краю белой фестончатой полоской. Также может носиться под тюбетейкой или шапкой, или как домашний головной убор.

Бандана — большой пестрый головной платок (или косынка), обычно шелковый или хлопчатобумажный, завязывается на затылке.

Бекеша — верхняя мужская одежда, в талию, со сборами и разрезом сзади, спереди отделывалась шнурами. Шилась на меху или на вате с меховым или бархатным воротником. Названа по имени кааторского полководца, Каспара Бекеша. В Имладоне чрезвычайно популярна среди северных негоциантов.

Бургеры — двойные петли (и, соответственно, двойные пуговицы), из шнура или позумента.

Бурка — войлочный безрукавный плащ, распространенный в горных районах султаната и среди офицеров Имладона; бывает двух видов: бурка всадника — длинная ворсистая, со швами, образующими плечевые выступы, и бурка пешего — короткая, гладкая, без швов.

Гандура — шелковая или шерстяная туникообразная нижняя (у некоторых — единственная) рубаха.

Дишдаши — мужская долгополая рубаха с длинными рукавами.

Енсиз — женская безрукавка, шитая в талию.

Зуав — короткий расшитый жакет, украшенный позументом.

Зюйдвестка — круглая мягкая шляпа из непромокаемой ткани с широкими полями, откидывающимися спереди.

Ичиги — мужские и женские мягкие легкие сапожки из цветного сафьяна.

Кабошон — драгоценный камень с особой формой шлифовки, выпуклая с одной стороны полусфера.

Килмарнок — плоский, обыкновенно синий берет из плотной шерстяной ткани.

Клафт — головной убор, большой плат из ткани в полоску имеющий спереди фигурные вырезы. На лбу придерживается узкой лентой с металлическим обручем.

Коты — женская обувь типа полусапожек, с алой суконной оторочкой.

Котурны — высокие закрытые сапоги из мягкой дорогой кожи, на толстой подошве из кожи или из пробки. Распространены среди старших и высших армейских офицеров Имладона.

Раоб — платок-вуаль, закрывает лицо, оставляя глаза открытыми.

Петас — низкая круглая фетровая шляпа с широкими полями для путешествий. Могла держаться на ремешке, соединяющем поля и проходящем под подбородком.

Феска — шапочка из шерсти в виде усеченного конуса. Мужская феска увенчана черной или синей кисточкой, женская — украшена золотом и жемчугами.

Халат — верхняя мужская и женская длинная свободная одежда с рукавами, стянутая широким поясом без воротника, имеет множество разновидностей. В имладонском халате застежка имеется только у шеи и на левом боку.

Чалма — мужской головной убор в виде полотнища легкой ткани, многократно обмотанного вокруг головы, обычно поверх шапки, фески или тюбетейки.

Чакка — короткие, до середины икры или ниже, сапожки для верховой езды, на шнурках сзади, делаются из замши.

Чарыки — сапоги на толстой подошве, которую кроили шире и длиннее ступни, загибали наверх и прошивали. Голенища кроили отдельно.

Чесуча — плотная шелковая ткань полотняного переплетения, имеет желтовато-песочный цвет, вырабатывается из неравномерных по толщине нитей натурального шелка особого сорта — туссора.

Чуба — традиционная мужская и женская распашная одежда тысячеградцев: длинный халат с высоким воротником и длинными рукавами.

Шальвары — традиционная мужская и женская одежда в султанате; штаны, очень широкие в бедрах, часто со сборками на талии, сужающиеся к голени.

Шоссы — длинные, облегающие ногу чулки-штаны из ткани, часто из материи разного цвета.

Эгрет — украшение в виде пучка перьев или одного торчащего вверх пера на женском головном уборе или прическе.

Стражи в имладонском султанате

1-я стража — 06:00-10:00

2-я стража — 10:00-14:00

3-я стража — 14:00-18:00

4-я стража — 18:00-22:00

5-я стража — 22:00-02:00

6-я стража — 02:00-06:00

Открытие городских ворот — начало первой стражи. Закрытие городских ворот — конец четвертой стражи.

Церемониальные обращения в Имладонском султанате

Перед фамилиями дворян в султанате, без тире, пишутся (и произносятся) следующие приставки:

а — 3 и менее благородных предка;

ар — 4-9 благородных предков;

тай — 10-30 благородных предков;

тер — более 30 благородных предков.

Лица купившие дворянское достоинство, или те, кому оно было высочайше пожаловано (что гораздо реже), т.е. дворяне в первом поколении, права на приставку к фамилии не имеют. Приставка к фамилии султана и принцев правящей династии также не используется.

После имени возможны следующие приставки (пишутся через тире):

заде — младший офицер;

рейс — капитан корабля (в т.ч. командир небольшого соединения кораблей) или сухопутный офицер в звании от сотника;

паша — полковник, генерал, адмирал;

баба — священник;

мораведи — священнослужитель среднего ранга (настоятель, аббат). Может употребляться и перед именем, без тире;

махди — высокопоставленный священнослужитель (епископ, архиепископ). Может употребляться и перед именем, без тире;

бей — бай или бек (рыцарь и барон по северной классификации);

хан — хан (граф);

ага — эмир (герцог);

эфенди — шейх (князь).

Фамилии и приставки к имени (кроме приставок по званию) одновременно НЕ ИСПОЛЬЗУЮТСЯ!

При обращениях к женщинам:

замужним — после имени добавляется слово "ханум". Пишется через тире;

незамужним — перед именем добавляется слово "дэви". Пишется без тире;

без определения семейного положения или вдовам — перед именем добавляется слово "джанини" (аналог северного "миледи"). Пишется без тире.

При использовании этих приставок фамилия НЕ УПОМИНАЕТСЯ!

Выдержки из книги "Страны и народы юга, посещенные мной собственнолично, либо же описанные со слов достойных и заслуживающих доверия путешественников" сэра Октина Валетта из дома Энги

...К юго-западу от Имладона, на противоположном берегу Нефритового моря, названного так за зеленоватый оттенок воды, проживает древний и воинственный народ Бара-Бара. Некогда, во времена правления фараонов, как Бара-Бара именовали своих императоров, это была могучая держава, раскинувшаяся по всему южному побережью Нефритового моря и конкурировавшая на море с самой Империей (справедливости ради надо заметить, что Империя имела на побережье этого моря всего три крупных порта) и обосновавшая многочисленные колонии на его северном берегу, включая и Аксар, столицу Имладона, однако те времена давно миновали и Бара-Бара склонились к упадку, распавшись на многочисленные номы, ведущие меж собой непрерывную борьбу за первенство. Великолепные города и прекрасные храмовые комплексы этой страны пришли в запустение и были поглощены песками Скорбной Пустыни, являясь немыми свидетелями былого величия. Сам я неоднократно бывал на их руинах, влекомый неуемным любопытством, и скажу прямо — даже спустя многие века постройки древних Бара-Бара поражают своим величием и размерами. Торсы и головы громадных статуй правителей и божеств этого народа выглядывают из песка, как некие дивные великаны из легенд, а костер, разведенный в зале разрушенного храма, где мне как-то пришлось заночевать, не мог осветить его стен. Грустно и печально становится ночью в их покинутых городах, некогда шумных и многолюдных, а ныне полных таинственной тишины, нарушаемой лишь свистом ветра и воем песчаных собак...

...Кожа Бара-Бара имеет цвет меди, а волосы их черны и прямы, как у аазурцев. Знать, впрочем, головы бреет, как и жрецы, хотя лысина естественного происхождения у них — редкость настолько, что граничит с чудом. Настоящее удивление испытывали они и трепет, сходный с трепетом религиозным, когда видели мои залысины (увы, некогда роскошную шевелюру я в странствиях изрядно подрастерял) и все время норовили дотронуться до них, не веря своим глазам...

...Все это, впрочем, не значит, что в землях Бара-Бара бушует постоянная война. Отнюдь, хотя Бара-Бара и разделены на множество номов, они по-прежнему считают себя единым народом и при необходимости выступают вместе против внешней угрозы...

...Хотя величие сухопутных армий Бара-Бара уже давно миновало, на море они все еще сильны, и эскадры их небольших, но вертких и быстроходных судов полностью контролируют все Нефритовое море от их берегов, до узкой прибрежной полоски имладонского султаната. Все купцы, проплывающие по этим водам, платят им дань, хотя и это порой не спасает от лихих находников. Впрочем, большинство номархов строго следят, чтоб в их водах не пиратствовали пришлые или даже свои, жестоко карая тех, кто режет купцов, которых они стригут...

...Основным соперником народа Бара-Бара на морях являются Желтые повязки, пираты с острова Виньдао, управляемого выборным главой, носящим титул Великого Кормчего. Меж ними идет непрекращающаяся морская война...

...Населяют остров, в основном, тысячеградцы, хотя немало там и полнолунцев, и представители иных народов, бежавшие с родины, находят там пристанище. История появления этого государства поучительна, и достойна внимания любого правителя обладающего здравым смыслом.

По легендам Страны Тысячи Городов и Империи Полной Луны, морские божества, и сам Морской Царь Тай Пэн, носят повязки цвета золота, и первым из людей, который надел повязку желтого колера, был Великий Кормчий ванства (как тогда называлась должность верховного адмирала в Тысячеградье), Чен Йен по прозванию Бог Волн. Сей достойный муж недаром заслужил свое прозвище, ведя флот вана от одной славной победы к другой, и когда государь Страны Тысячи Городов официально прибавил титул Бог Волн к имени Чен Йена (а случилось это сразу после захвата им Виньдао, и тогда бывшего рассадником пиратства), Великий Кормчий повязал голову желтым платком, словно исполняя волю вана.

Вслед за адмиралом, желтые повязки на голове стали носить и старшие офицеры, служившие с ним, а затем и простые матросы, наводя своим видом ужас на моряков соседних держав, считавших что сами непобедимые морские божества встали против них...

...Однако, как это часто бывает, придворные завистники оболгали удачливого и популярного флотоводца перед лицом вана. Все реже воздавалось ему по заслугам от повелителя, и все сильнее приходилось ему опасаться за свою жизнь, поскольку напуганный своими советниками, недалекий ван Ли Шинь, мог в любой момент послать к нему убийц, трепеща того, что Чен Йен сам возжелает захватить трон.

Видя, что милости от государя ему не видать, и лишь смерти ждать приходится ему от повелителя, Чен Йен примкнул к мятежу генерала Рен Канна, и когда тот был разбит и казнен, у него не оставалось иного выхода (исключая самоубийство), как увести флот на Виньдао и провозгласить себя его правителем. С тех пор не стало у Страны Тысячи Городов, лишившейся большей части флота, врага злее чем Чен Йен, поскольку жена и дети Великого Кормчего попали в руки Ли Шиня и были преданы страшной смерти...

...Несколько лет спустя на Виньдао отступил адмирал Дайвьета, Ли Си Цин, чья страна была захвачена Тысячеградьем, и с того момента только флот Империи Полной Луны мог противостоять Желтым повязкам...

...По смерти Чен Йена, так и не женившегося во второй раз, старшие офицеры флота собрались на выборы нового Великого Кормчего, и с той поры такие выборы происходят раз в шесть лет...

...На Виньдао всего один крупный город, Тангконг, где буйные на морях Желтые повязки становятся тихими и законопослушными горожанами, что вообще-то в характере тысячеградцев. В Тангконге же находятся якорная стоянка и верфи Желтых повязок, а также резиденция Великого Кормчего. В последнее время, впрочем, роль его все время понижается, и тангконгский градоправитель начинает набирать все больший вес, подминая под себя власть в этой пиратской республике, что, в целом, ослабляет ее...

Сноски

"Переиграл барона в Айко..." — Подробнее об этом в романе "Хитроумный советник".

Сердар — полководец, генерал (имладонск.)

"...купанием во время празднования..." — события романа "Хитроумный советник".

Ени-чери — гвардия султана

Фулдазерех — Бронестальной (староимладонск.)

Сепахасалар — верховный полководец (имладонск.), звание аналогичное званию маршала.

Холодный квартал — квартал в Аксаре, отведенный под поселение аазурским купцам и ремесленникам. Обнесен крепостной стеной, охраняется отрядом наемников, содержащемся на деньги жителей квартала.

Неявная Дружина — служба внешней разведки королевства Аазур.

Топкапы — дворец, резиденция султана в Аксаре.

Куруны — народность кочевников-скотоводов, проживающих в засушливых степях и полупустынях южного и юго-западного Имладона. Составляют цвет легкой кавалерии султаната. Отличительной особенностью мужского костюма курунов является, прикрывающий лицо плат-раоб, который можно снять или открыть только в присутствии родичей, близких друзей и, иногда, гостей.

Шаш — изогнутый боевой нож для рубки, лишенный гарды. Прообраз и прямой предок кавалерийской шашки. Подобно своему западному "родичу", скрамасаксу, является одноручным оружием.

"Заболел я и дал воздержанья зарок..." — Омар Хайам, "Рубайат" в пер. Н. Стрижакова и А. Шамухомедова.

Пехлеван — богатырь (стпроимладонск.), общее название тяжеловооруженных солдат в Имладонском султанате.

Тамаше-хане (имладонск.) — Дом Зрелищ. Театр.

Ак Сар (древнеимладонск.) — Желтые (Золотые) крыши.

Таньга — мелкая имладонская монета из меди. 72 таньга составляют 1 серебряный дирхем, а 12 дирхемов — 1 золотой динар.

Айары ("стражи ночи", древнеимладонск.), южный аналог имперской гильдии ассасинов, профессиональные лазутчики, воры и, при необходимости, убийцы. В отличие от ассасинов, айары ни в какое подобие организации никогда не объединялись, существуя независимыми общинами. Также айарами в султанате иногда называли стражников, несущих службу в ночное время.

"Бастард" — широкий пехотный меч.

Сипахи — имладонская легкая кавалерия. Вооружены луком, легкой пикой и саблей или шашем, доспехи не носят.

Гулямы — средняя имладонская кавалерия, вооружены луком, пикой, саблей и легким круглым щитом. Из доспехов носят кольчугу, ламильяру (майка из металлических пластин, нашитых на кожаные полосы) и шлем с бармицей.

"Гир беридар" — тысячеградское приветствие. Дословно: "Да будут подданные твои подарком для тебя".

Ван — титул правителя Страны Тысячи Городов (Тысячеградья).

"Гир роддар" — тысячеградское приветствие. Дословно: "Да будут родственники твои подарком для тебя".

Бейдевинд — курс корабля, при котором судно идет под острым углом к встречному ветру. Крутой бейдевинд — движение корабля практически против ветра, под незначительным углом к его направлению. В данном случае ветер будет направлен в правую "скулу" корабля (правый галс).

"Уходить от противника галсами...", т.е. меняя наветренные борта, совершая поворот оверштаг (пересечение носом линии направления ветра).

Микадо — титул правителя Империи Полной Луны.

Даруге — начальник городской стражи.

"Фьюги витарити" — Крылья небесные (перик).

Даште Сафа — Долина Свежести (перик).

Галфвинд — курс, перпендикулярный ветру.

Совня — разновидность древкового рубяще-колющего оружия, представляет из себя короткую широкую саблю на коротком древке.

Султанша-валиде — вдовствующая султанша и мать правящего султана. Прочие вдовы султана носят титул "малика".

Провиант-паша — зам.по тылу и начальник интендантской службы.

Абад-паша — командир городского гарнизона и ополчения.

Аскеры — легкая бездоспешная пехота. Вооружена короткими копьями, большими плетеными щитами и длинными кинжалами.

Мамлюки — средняя кавалерия на верблюдах. Вооружены длинными копьями, маленькими щитами, луками и саблями. Из доспехов носят легкие кольчуги с длинными рукавами и шлемы без бармицы.

Царь Пучины — верховное божество ваделорского пантеона.

"...желтоголовых макаках..." — принц Байасит имеет в виду традицию пиратов Виньдао повязывать головы желтыми платками.

Дафу (тысячеградск.) — букв.: великий муж, вельможа, сановник.

Тысячеградский люггер — ухоподобный парус из бамбуковой или рисовой рогожи. Поверхность паруса меняется, как в вертикальных жалюзи, что позволяет улавливать ветры практически любых направлений.

Хуан Ди — "сын неба" (тысячеградск.). Принц.

Имладзияры — правящая династия в Имладоне.

фубо цзянцзюнь — "военачальник-усмиритель волн", адмирал; дувэй — главный воевода, капитан большого корабля или небольшой группы судов; шаньюй — капитан; цимынь — лейтенант (тысячеградск.).

Сяньшэн — господин (тысячеградск.)

Ди — "небо" (тысячеградск.). Правитель, государь.

Зерцало — разновидность доспехов. В Тысячеградье и Полнолунье — один из сакральных атрибутов власти Императора.

Колуз — примерно то же, что и совня, но вместо сабли на древке крепится короткий обоюдоострый меч.

"...урюк к султанскому столу..." — парафраз известного изречения Ахмета тай Бугруза, казначея султана Селима Щедрого, "На столе султана даже урюк золотой". Имелось в виду бедственное положение казны.

Грот — грот-мачта, вторая мачта считая от носа корабля.

Фок-мачта — первая, если считать от носа корабля, мачта.

"...едва не пришиб на дуэли Понеру..." — события романа "Хитроумный советник".

Бакштаг — положение корабля, противоположное "оверштагу", т.е. такое, когда ветер дует в корму под небольшим (до 45 градусов) углом.

Бизань-мачта — третья, если считать от носа корабля, мачта.

Кампилан — ваделорский и дайвьетский меч с длинным прямым клинком, расширяющимся к острию, имеющему изгиб сложной формы, с крестообразной гардой и коротким череном.

Баба-пехлеван — младший офицер храмовой стражи Имладонского султаната, десятник.

Мораведи-пехлеван — начальник стражи храма.

Шамсу (древнеимладонск.) — солнечный, солнцеликий, просветленный. В переносном смысле — первосвятейший.

"...как виверна отправила его перехватывать Лавору, и как это едва не стоило ему жизни..." — события романа "Хитроумный советник"