Ищейки: Часть первая

Ищейки. Часть I: Святые и отрекшиеся

Глава 1. Двое и труп

Раннее солнечное утро было именно таким, каким должно быть ранее солнечное утро. Сияло небо. На Часовой площади колокола отбивали час Белого Голубя. Смеющиеся дети сновали между лотками торговцев, раскладывающих товар. Грелись на крышах уличные коты. Легкий ветерок раскачивал натянутые поперек улиц разноцветные флажки, подхватывал юбки и длинные рукава спешащих по своим делам женщин. Асталот радовался окончанию затянувшейся непогоды.

Йон Рейке, изображавший праздного гуляку, купил у старушки на углу палочку рыбных шариков и завернул в малозаметный проход между домами. Остановился, проверяя, не заметил ли кто его маневра, и бесшумно прокрался к приоткрытому вентиляционному окну, седьмому по счету. Прижался к стене, вытащил из кармана 'глаз' и просунул его в узкую щель. Хитрое устройство позволяло видеть и слышать все, что происходило в поле магического действия, без, так сказать, непосредственного участия владельца. Главное свои глаза плотно закрыть, да на волну настроиться. И тогда увидишь.

Потную мужскую спину. Задранные до пояса широкие юбки. Вывалившуюся из расстегнутого платья грудь. В клубах золотистой пыли, в помещении склада, на мешках с рожью и пшеницей совершалась супружеская измена. И активно совершалась. Так, что только шумное сопение за спиной вернуло Йона в реальный мир.

Он резко обернулся. К нему по проходу спешил, пыхтя и отдуваясь, мужчина в нежно-сиреневом костюме тилейского покроя. Мужчина был непотребно толст, потому двигался боком, собирая дорогой шерстью грязь с каменных стен.

Рейке мысленно выругался на трех языках. Драгоценный со всех сторон, в том числе со стороны невыплаченного вознаграждения, клиент не вытерпел и принесся лично смотреть, чем занимается его жена на его же собственном складе. Хотя, кажется, они договаривались, но...

— Я должен знать! — прохрипел толстяк, разом отметая все возможные возражения и упреки со стороны сыщика, и утер огромным платком обильно текущий по лицу пот. Неопрятные мокрые пятна расплывались у него на груди и подмышками.

Йон в ответ лишь улыбнулся, опуская правую руку с нацепленным на нее 'глазом'. Левой сделал характерный жест, означавший только одно. Невыплаченный гонорар вперед, пожалуйста. А то знаем мы вас, трепетных, забудете еще, в порывах чувств-то.

Мастер Лойсе нетерпеливо хрюкнул и шлепнул в протянутую ладонь две банкноты по десять лян.

— Вы их только не спугните, — шепотом посоветовал Йон, пряча 'глаз' и деньги в карман. Раз уж мастеру так не терпится увидеть источник его рогов своими глазами, то действу, записанному на магический 'глаз', можно найти иное применение. По два ляна за картинку, между прочим. В конце концов, зря он, что ли, неделю старательно работал тенью неверной супруги, выискивая, где, с кем и как она проводит время?

Сыщик небрежно поклонился широкой спине и неторопливо пошел прочь. Не успел он выйти из проулка, как сзади раздался шум, крик и грохот, а потом еще один крик, выше и пронзительнее. Кажется, мастер не удержался и шумно рухнул в самый неподходящий момент. Будет кому-то сегодня веселье! Йон Рейке улыбнулся утреннему солнцу и прогулочным шагом направился в редакцию 'Эха Альмейры'. Его мечта только что стала на двадцать лян ближе, потому не стоило останавливаться на достигнутом. Он был счастлив и потому не обратил ни малейшего внимания на пронесшуюся мимо коляску с двумя крайне перепуганными военными.

Пациент выл и этот истошный крик заставлял морщиться даже опытных докторов. Распахнулась дверь, в операционную, стуча каблучками, влетела медсестра с рулонами чистой перевязочной ткани.

— Где целитель?! — спросил ее, стараясь перекричать вой, старший хирург.

— Я тут! — Эрех проскользнул следом за медсестрой, чудом не упав на скользком кафельном полу, и занял свое место в изголовье операционного стола.

Привычно расположил руки по обе стороны от головы бьющегося в припадке боли пациента, на уровне мокрых от пота висков. Сосредоточился, ловя нервные сигналы, поступающие в человеческий мозг. Представил синее-синее небо, такое, каким оно бывает, если летом выбежать после полудня на луг, рухнуть в душистое разнотравье и смотреть вверх, ощущая как же огромен мир.

И пациент замолчал. Его глаза широко распахнулись, искаженное страдальческой гримасой лицо расслабилось.

— Солнышко... — отчетливо произнес он.

Болевой шок отступал прочь под воздействием божественного дара.

— Начинаем операцию, — отдал команду врач.

Отряд ассистентов встрепенулся. Эрех держал.

На сегодня это была уже третья его операция, первая пришлась на час Черной Кошки, когда он, еле успев закончить все свои ночные занятия и, естественно, ничуточки не поспав, помчался в госпиталь на внеплановый вызов из-за несчастного случая — обрушились балки речного склада. К счастью, пострадало всего пятеро рабочих. К несчастью, все они оказались в дежурном Чистом Сердце.

Эрех давно привык держать оперируемых только краем себя, не погружаясь сполна в чужую нервную деятельность. Но сегодня он все время то вываливался вовне, то, наоборот, нырял глубже, чем следовало, куда-то в сломанные кости и пробитое оторванной ключицей легкое. Дар любит подшутить над теми, кто не соблюдает режим. Потому главное правило целителя спать не менее восьми часов. Вот только мечты о светлом будущем в это правило никак не умещались.

Эрех вздохнул и опять поехал вглубь тела оперируемого. В незанятой работой части сознания промелькнуло недовольство. Целитель мысленно вздохнул и вернулся к концентрации на нервной системе и подслушиванию того, что происходит в операционной. Последнее его жутко интересовало.

— Ножницы! — приказал ведущий хирург госпиталя, доктор Бак.

Ассистент с почтением вложил требуемое в окровавленную ладонь.

— Пинцет. Да держите же вы, держите! Растяните края раны!

Раздался лязг и топот.

— Перекись!

Зачем им перекись? Свободная часть разума продолжала осмысливать происходящее, хотя видел сейчас целитель вовсе не операционную, а бесчисленное количество нервных окончаний, пытающихся передать сигнал боли через выставленные им барьеры. Они еще не зашивают, слишком рано... Так зачем?

Грохот, раздавшийся сбоку, заставил Эреха вздрогнуть; он чудом не потерял контроль. Это уже никуда не годилось. В армии даже взрывы снарядов не могли выбить его из концентрации. А тут? Позор!

— Идиот! Кривые твои руки! Ты что, не смотришь, что делаешь?! — ругался кто-то из ассистентов, Эрех еще не успел научиться различать их голоса.

— Доктор Бак! Доктор! Смотрите! Он бледнеет! Его дыхание!

— Ах ты ж!.. Держи тут, держи! Что происходит? Ассистент!

— Это гемоторакс, — вмешался в крики чей-то спокойный низкий голос. — Травматический. Он же из-под завалов. Надо дренировать.

И только когда голос смолк, Эрех сообразил, что кому он принадлежал. Ему самому. Мамочки! Он зажмурился до цветных кругов под веками, кожей ощущая ошеломленную тишину, воцарившуюся в операционной.

Все! Он больше никогда, никогда не будет нарушать режима. Если его, конечно, после эдакого выступления оставят в госпитале...

— Шприц сюда! — рявкнул доктор Бак.

Эрех неимоверным усилием перепуганной воли отрешился от происходящего и уцепился за боль, как утопающий за брошенную ему ветку. Лишь бы не выгнали! Лишь бы не вернули в Храм!

Сколько времени длилась операция, он не считал, боялся. До последнего держал пациента, пока не вышли из операционного кабинета все участники действа. И только когда медсестра тронула его за руку, Эрех решился приоткрыть один глаз. В конце концов, он не мог прятаться до скончания века или, хотя бы, до вечера. Он — астинэ и должен быть храбрым!

Ну, или пусть его речи спишут на обычные чудачества усталого целителя, который слишком глубоко залез в организм умирающего. А? Пожалуйста, пресветлая Наэма!

— А я тебе персик куплю, — шепотом посулил Богине Эрех и высунул нос наружу.

Вроде никого. На цыпочках проскользнул в коридор, намереваясь тихо сбежать, и тут...

— Как тебя зовут, юноша? — раздавшийся сиплый голос был ему прекрасно знаком.

— Э... — его собственный, как обычно, сорвался. — Эрех... Эрех н-но-Тьен. Ээээ... Мастер. Простите...простите меня...я...

Он подавился извинениями, когда на плечо опустилась тяжелая мужская ладонь.

— Ты сегодня спас пациенту жизнь, Эрех. Ты знаешь это?

Целитель оцепенел. Ему показалось, что усталый разум с ним шутит. Не может такого быть, совершенно не может. Он же...

— Мне понравилось, что ты сохранил самообладание и способность к анализу, даже удерживая пациента. Это о многом говорит. Ты изучаешь медицину?

— Д-да... — кажется, это все же были не игры разума. — Я прошел два семестра в Королевской академии, и еще ходил вольнослушателем на кафедру хирургии...

— А практика? Ты когда-нибудь вскрывал настоящее человеческое тело?

Эрех подавился ответом. Нет, еще не...

— Нет, — он спохватился. — Но я тренируюсь на животных! Покупаю органы на рынке...

— Похвально, — доктор Бак обошел его, потянул за собой, приглашая пройтись с ним по коридору. От такой чести у Эреха в очередной раз зашлось сердце. — Но тебе надо тренироваться на людях и ходить на вскрытия. Раз в неделю в Анатомическом театре проводят публичные вскрытия, бесплатно...

Эрех знал. Но это день плановых операций в госпитале, от которых он не мог отказаться. А на платные вскрытия у него не хватало заработка. Если только совсем престать есть, даже купленные для опытов внутренние органы коров и свиней...

— Тебе стоит вернуться в академию, это будет...

Именно тут им наперерез бросился человек в военной форме. Увлечённый беседой с великим мастером Эрех не сразу сообразил, что случилось. А военный, согнувшись в поклоне чуть ли не вдвое, вцепился доктору в рукав и зашептал столь страстно и испуганно, что это было даже неприлично.

— Сердце...везде кровь...помощь...

Доктор Бак внимательно выслушал экспрессивную речь до конца и величаво кивнул.

— Но мне понадобиться взять материалы и ассистента... — он на миг задумался, перевел взгляд на все еще стоящего рядом Эреха. — Мальчик, ты не будешь против проассистировать мне в одном важном деле?

Эрех в очередной раз за день подумал, что ослышался, но потом, сообразив, неистово закивал головой.

Он разорится на целых три персика для пресветлой Наэмы!

Йон Рейке задумчиво стоял рядом со столом главного редактора 'Эха Альмейры' Марва Онойки и смотрел, как тот уныло пялится на запечатленное в 'глазу'.

— Ну, что ж, для последней страницы сойдет. Возьму одну картинку. Вот эту. Три ляна.

— Э! — Йон аж поперхнулся от такой наглости. — Супруга купца Ллойсе, поставщика муки для королевской пекарни, изменяет мужу на мужнином же складе, а ты мне втираешь три ляна? Ты за кого меня держишь?!

Редактор набычился.

— Послушай, мастер Рейке, это, — он ткнул пальцем в 'глаз'. — Плохие картинки. Почему? Потому что, во-первых, мы не видим лица мужчины, только спину...

— Зато мы видим лицо женщины! И не только лицо, если между нами!

— Вот я и о чем — мы приличное издание...

— Давно?! — в это слово Йон вложил все свое ехидство.

— Что это за намеки? — Онойка решительным жестом прервал открывшего было рот Йона. — Если ты хочешь повышенную ставку, приноси мне что-то увлекательное. Вот, если бы ее супруг ворвался в самый жаркий момент в этот сарай, вот тогда я бы дал десять!

Рейке мысленно застонал от масштабов упущенной выгоды.

— Но, все равно, поставил бы только на последнюю страницу. Потому что на первой полосе у нас таинственное исчезновение Читела Ойзо, единственного сына городского магистрата! Не тянет твой купец после таких сенсаций на что-то большее.

— Какое исчезновение?

Редактор протянул ему макет завтрашней первой полосы. На ней самым крупным из возможного шрифтом значилось: 'Кровавая трагедия! Смерть в павильоне на Розовой улице! Таинственное исчезновение тела!'. Чуть ниже — и существенно меньшими буквами — излагалась суть новости. Утром пришедшая убираться служанка обнаружила, что павильон, который снимал тул Чител Ойзо, пуст, все внутри перевернуто, а стены 'залиты таким количеством крови, словно ее откачали из тысячи человек'.

— У твоего репортера что, кровавые галлюцинации? — поинтересовался Йон, пробежав глазами эту строку. А слог-то, слог!

Марв оскорблённо поджал губы.

Если верить статье, тела в павильоне не нашли. В связи с чем магистрат Ойзо объявил награду за обнаружение его сына или раскрытие тайны его исчезновения. Пятьсот лян.

— Страшные деньги, — Онойка причмокнул.

— Страшные, — согласился Йон. — Только впустую он их тратит.

— Почему это? — редактор встрепенулся, почуяв еще одну первую полосу.

Потому что лежит его тело где-нибудь на дне Красного озера, с камешком в ногах, чтобы не всплыло, пока рыбки не объедят. Но так я тебе это и сказал, хмыкнул Йон про себя. Губу закатай, жмот.

— Потому, что гуси летят, — отбрил он Марва вслух. — Ты лучше давай мне мои законные пять лян и хватит тут вилять хвостом!

— Я сказал три!

— И последнюю страницу. Но, знаешь, многие люди начинают читать газету именно с последней страницы. Сплетни, скандалы, некрологи...

Он многозначительно посмотрел пройдохе в глаза и пошевелил пальцами. Так, как будто собирался кого-то придушить.

Марв вздохнул и сдался. На всякий случай.

— Слушай, мастер Рейке а зачем тебе эти деньги, а? Ты так неистово их собираешь...

Так я тебе и сказал, вновь улыбнулся Йон, пересчитывая мелкие купюры. Улыбка вышла радостной, ведь его мечта стала еще на пять лян ближе.

Место, куда они с доктором Баком направились, находилось в Верхнем городе, на холмах, и разительно отличалось от мест, где ежедневно бывал сам Эрех: госпиталя, Синей улицы и дома призрения на западном берегу. В Верхнем городе повсюду цвели деревья, широкие улицы были вымощены не серым, а желтым камнем, который по утрам дворники мыли специальными щетками. Блестела цветная лакированная черепица крыш, за окрашенными в красный и зеленый заборами буйно розовели модные последние пару лет азалии. И воздух, конечно же, был намного чище. Обычный для столицы восточный ветер не нес сюда ароматы скотобоен, плавилен, кожевенных мастерских и бедняцких трущоб. Другой мир.

Коляска остановилась в самом конце Розовой улицы, у аккуратного маленького домика, за которым начинался Большой парк. Эрех слез на землю, прижимая к груди вверенный ему аптекарский саквояж и сверток с инструментами, огляделся и сообразил, что это за место. Знаменитый Розовый павильон, самый дорогой частный дом в столице.

Целитель разулся у порога, радуясь, что на прошлой неделе купил новые и пока еще целые носки, и, стараясь даже дышать тише, чем обычно, проследовал вслед за доктором Баком, уже предвкушая, как увидит знаменитые панели с изображением сюжетов из 'Судьбы бессмертных', классической поэмы великого Кароля Линде. По легенде, эти панели написаны были по заказу самого поэта, и изначально стояли у него в доме, сгоревшей семь столетий назад вилле в Алессо.

Действительно, в Розовом павильоне их всех ждало ошеломляющее зрелище.

Золотистые циновки, затянутые дорогой золотистой бумагой, в тон циновкам, перегородки и, главное, те самые панели были щедро залиты успевшей засохнуть и потемнеть кровью. Эрех замер, вцепившись в саквояж, как младенец в мать. Кровь его не пугала, но Боги... Хорошо, панели лакированные, можно будет отмыть, мелькнула стыдная мысль.

— Боги мои! Мой эрл! Что здесь случилось! — полный неподдельной тревоги голос доктора Бака вернул Эреха в реальность.

Он моргнул и только тогда осознал, что в комнате они не одни, что в ней, в кресле у окна, сидит пожилой и белый, как мел, мужчина, а у стены, переступая ногами в одних носках, мнутся, будто школьники перед наказанием, трое военных.

Мужчину Эрех узнал. Магистрат Мауве Ойзо, человек, железной хваткой державший весь город. Как поговаривали, в его пределах он был много влиятельней даже Кабинета королевских министров.

Седой, старый человек с растерянным взглядом. Который нервно потирает рукой область груди рядом с сердцем.

Доктор бросился к нему, и Эрех поспешил следом, стараясь ступать на чистые участки пола. Это было непросто. Создавалось впечатление, что кто-то словно обмакивал в кровь огромную кисть и размахивал ею из стороны в сторону. Или же кругами таскал по полу тело, из всех артерий которого струями била кровь.

Доктор Бак меж тем опустился на колени перед своим влиятельным пациентом, совершенно не жалея дорогого костюма, и принялся внимательно проверять пульс на запястьях. Эрех пристроился рядом, послушно подавая требуемые материалы.

— Вы испытываете серьезное нервное истощение, — тихим голосом комментировал доктор свои действия. — Ваше сердце... вы на грани приступа, мой эрл. Это опасно. Вам надо перестать нервничать...

Он осекся.

— Как я могу, — еле слышным шепотом пробормотал магистрат. — Как я могу... Вы же видите, мастер, что творится вокруг. Мой сын...что же я наделал... мой бедный маленький мальчик...

Стоящие у стены военные в беспокойстве переступили с ноги на ногу, как по команде. Эрех безо всякого дара чувствовал расходящиеся по комнате тонкие нити их испуга, предельное напряжение нервной системы, страх на грани паники.

— Мой сын пропал, мастер... — ловкие руки доктора, серебряные иглы, запах прижиганий. — Как вы думаете, вся эта кровь... есть ли шанс, что он может быть жив?

Это вряд ли, честно подумал про себя юноша. Если судить по количеству крови и напору, с которой била струя. И по состоянию кровавых пятен.

— Я бы на вашем месте сейчас об этом не думал, — твердо, хоть и с почтением, ответил доктор Бак, и Эрех восхитился его профессионализмом. — Даже если случилось что-то страшное, вы, заболев, ничего не сможете с этим поделать. Как давно пропал ваш сын?

Полыхнула, поджигая траву в специальной курильне, спичка, воздух наполнился кружевами ароматного дыма. Мелисса и майоран, определил но-Тьен. Успокаивают и отбивают запах крови.

— Этим вечером. Еще вчера его однокурсники были с ним на занятиях, а потом он уехал и...

Эрл Ойзо зашелся в приступе судорожного кашля, и Эрех, подчиняясь знаку, поданному Баком, выхватил из саквояжа флакон зеленого стекла. Наверное, в нем вытяжка из боярышника и валерьяны, смешанная с ягнячьей травой, лучшее средство от болезней сердца и учащенного сердцебиения, ведущего к приступу. Эрех отсчитывал капли в серебряную рюмку, попутно вспоминая все, что знает о сердечных приступах.

— Страшно подумать, но все, что у меня осталось от моей семьи — это карточки, — выдавил из себя магистрат, когда кашель отступил.

Он повел головой в сторону алтарного шкафчика у стены, где в серебряной рамке стоял магический отпечаток, небольшая черно-белая картинка, снятая в художественной студии.

Доктор и трое военных, как по команде, послушно перевели взгляд на карточку, склонив головы в вежливой печали. Только это позволило им не заметить, как побелевший Эрех, впившись глазами в лицо пропавшего тула Ойзо, сжал, до боли в пальцах, зелёный флакон с сердечным лекарством и побелел, не хуже, чем изображенный на отпечатке молодой человек лет двадцати пяти.

Спустя время, когда эрл Ойзо перестал терять сознание, когда доктор Бак сделал все, что надлежало сделать, а также милостиво разрешил Эреху вернуть его инструменты в госпиталь и даже предоставил выходной, — спустя все это время Эрех сидел на ступеньках, ведущих в закоулок к его дому, и горько, по-детски, рыдал над своей судьбой. Набрякшее тучами ночное небо хмуро разглядывало эту картину, потом, видимо, решило добавить влаги, и быстро усиливающийся дождь стекал за шиворот.

За что?! Ведь день так хорошо, так многообещающе начинался! И какие силы понесли его ночью в Товайхо?!

Эрех вспомнил, какие, и зарыдал еще горше. Шансов не было. Хоть завали персиками храм Светлейшей, она не заведует такими вещами. А молиться Рукокрылой бессмысленно — Эрех одаренный, такие, как он, не могут просто так просить других Богов, тем более Судьбу. Целитель вытащил из кармана носовой платок, высморкался от души, поднял лицо к узкой полоске мрачного неба между крышами. В глаза тот час щедро плеснуло текущей с карниза водой.

Пришлось перестать рыдать, подняться и засобираться домой. Кое-как отжав промокшие насквозь рукава и воротник тужурки, Эрех повернулся в сторону, в которую ему надлежало идти, и буквально носом уткнулся в красочные афиши, наклеенные поверх стены, на которую обычно вешали свои объявления владельцы украденных животных и сбежавших мужей. 'Павильон диковин и чудес мастера Тулли', гласили плакаты, с которых Эреху улыбались и корчили рожи бородатая женщина, человек-змея и что-то, что никакими словами было не описать. Между рожами проглядывало объявление, начинавшееся со слов 'поиск пропавших'.

Пальцы у целителя дрожали, когда он подцепил край неплотно приклеенной афиши, и, оторвав полосу бумаги, обнаружил другие слова. Поиск и возврат. Частный сыск и свидетельство в суде. Информация по вашему требованию. Забыв о слезах и страданиях, ломая ногти, Эрех выколупывал свой шанс из-под взявшихся коркой афиш Павильона мастера Тулли. Кто бы из Богов это не сделал, но его услышали.

Возвращаясь домой Йон всегда проделывал одни и те же вещи. Снимал и аккуратно вешал на специально приспособленного деревянного болвана костюм и шляпу. Начищал туфли, чтобы они блестели, и засовывал во внутрь скомканные листы 'Эха Альмейры', которым там было самое место. Если день был удачным, как вот нынешний, доставал из тайника жестяную коробку и, предварительно пересчитав, укладывал в нее заработанные ляны. Записывал дату и сумму на специально лежавшем поверх листке бумаге. Потом ужинал, постелив на стол вышитую кувшинками и стрекозами салфетку, и внимательно глядел на стену, куда булавками прикрепил маленькую цветную иллюстрацию, еще больше укреплявшую его в достижении мечты. После всего, умывшись, укладывался спать, перед сном обычно анализируя прошедший день и составляя план работы на следующий, если работа имелась. Это был его ритуал, который он неукоснительно соблюдал последние семь лет.

Этим вечером ритуал прервали на этапе чистки зубов нервным стуком во входную дверь. Йон не имел ни малейшего желания кому-либо открывать, поэтому просто замер со щеткой в руке, ожидая, когда гость уйдет, но стук повторился. Прикидываться, что дома никого нет, смысла не имелось — из-за дождя пришлось зажечь лампу, и свет превосходно было видно в окно. Мысленно обругав непрошенного гостя разными словами, Йон прополоскал рот от мятного порошка и, прихватив с полки свинчатку, открыл смотровое окошко в двери.

На пороге, уткнувшись носом в решетку этого самого окошка, пританцовывало нечто, что он сперва принял за молоденькую девушку, по дороге к нему упавшую в большую лужу.

— М-мастер Рейке? — неожиданно густым баритоном уточнила девушка, и Йон сообразил, что его гость всего лишь мокрый, как мышь, молодой человек в возрасте около двадцати лет. Белокурые, без примеси золотистого или пепельного, волосы сияли в тусклом свете уличного фонаря, создавая иллюзию нимба вокруг его головы.

— Я, мастер Рейке, — подтвердил Йон. — А ты кто такой?

— Я? — юноша внезапно замялся, потом, видимо собравшись с духом и мыслями, выпалил. — Я хочу вас нанять найти человека.

— Десять лян, — привычно откликнулся Йон. — Аванса. Еще десять после обнаружения пропавшего. И по ляну за день работы. Через, максимум, десять дней, получишь результат.

За дверью задумчиво засопели.

— Кто у тебя пропал? Невеста, что ли, сбежала, э? — поощрил робкого клиента Рейке. Мало того, что приперся посреди ночи, так теперь еще и стесняется!

За дверью что-то пробубнили.

— Чего?

— Мне надо найти убийцу, — трагическим шепотом заявил клиент.

Йон на мгновение замер. После чего с грохотом закрыл окошко, тем самым давая понять, что разговор окончен.

На улице воцарилась ошеломленная тишина, потом, видимо опомнившись, гость с силой забарабанил в полированные доски.

Перехватив свое оружие поудобнее, Йон рывком распахнул дверь и замахнулся свинчаткой. Пискнув, теперь уже совершенно по-девичьи, паренек на крыльце присел и закрыл голову руками.

— Я не занимаюсь поиском убийц, — негромко пояснил Рейке, глядя в огромные плошки испуганных серых глаз. — Еще раз постучишь, руки сломаю.

— Пятьсот лян, — пропищали снизу.

Сыщик замер. Потом фыркнул в ответ.

— Что? Откуда у тебя такие деньги? Королевскую казну ограбил?

— Нет, — парень завозился, вытащил из кармана сначала одну скомканную бумажку, в которой Йон опознал свое объявление, напечатанное в типографии 'Эха', потом другую. В другой объявляли о награде в пятьсот лян за обнаружение тела пропавшего тула Ойзо и за раскрытие тайны его исчезновения. То самое предложение от магистрата, что утром будет на первых полосах всех городских газет.

— Жевал ты его, что ли... — брезгливо пробормотал Йон, пробегая глазами текст. — При чем тут я? Или ты хочешь заработать, но не хватает мозгов самому решить задачку? И откуда в твоей истории взялось убийство, еще же ничего толком неизвестно? Может, этот папенькин баловень сейчас просто таскается по борделям?

Скорчившийся на пороге мальчишка вдруг отвел взгляд, помялся и тихим-тихим голосом произнес:

— Потому что... я уже нашел его... тело...

Полчаса спустя, в прорезиненном плаще и калошах, Йон стоял посреди потайной анатомической лаборатории, которую его клиент собственными силами соорудил в подполе рядом с ледниками на Синей улице, и озадаченно глядел на покрытое ссадинами, искаженное смертью лицо Читела Ойзо.

Нового клиента звали Эрех но-Тьен, был он чистокровный аст — по крайней мере, чистокровный настолько, что иных примесей на внешности не отразилось — и служил штатным целителем в госпитале Чистого Сердца. А в свободное от работы время самостоятельно изучал медицину, потому что мечтал когда-нибудь из целителей переквалифицироваться в хирурги.

— Так ты доктор, — задумчиво констатировал Йон, все еще пристально разглядывая мертвое лицо тула Ойзо.

— Я только учусь.

— Значит, доктор, — фразу клиента Йон пропустил мимо ушей. — А скажи мне, док, отчего ты просто не признаешься, что нашел жмурика, и не получишь свои полтысячи из рук его безутешного отца?

— Я не могу, — просто ответил Эрех и откинул простыню, закрывавшую лежащее на столе тело.

Некоторое время Йон тупо пялился на аккуратный шов на покойном, стягивающий края длинного, характерного разреза от груди до лобка.

— Ты идиот? — на всякий случай уточнил он.

Клиент покраснел, но не отступил.

— А вы знаете, сколько стоит поучаствовать во вскрытии в Анатомическом театре? Пятнадцать лян за сессию. А купить тело у черных копателей — от сорока лян, в зависимости от свежести! Где я найду такие деньги? Я работаю по семнадцать часов в день, у меня два выходных в месяц и я получаю за это всего лишь тридцать три ляна! А тут... Это был мой шанс, понимаете?

Йон не понимал. Он разглядывал покойника и изо всех сил пытался понять, но не мог. Мешал развитый инстинкт самосохранения.

— Рассказывай, — повелел он, желая разобраться не столько в деле, сколько в мотивах действий этого странного мальчика.

Клиент вздохнул, пристроил тощую задницу на пустом ящике и принялся рассказывать, глядя в пол и старательно выкручивая пуговицу на рукаве потертой тужурки.

Накануне, после полуночи он возвращался из Товайхо домой и на опушке леса, недалеко от бывших прудов заброшенной королевской резиденции, нашел человеческое тело. Это была редкостная удача, как раз потому, что раздобыть настоящее живое — тут Йон поперхнулся, — то есть мертвое и свежее тело для вскрытия ему было не по карману.

— Обычно я покупаю органы у мясников на рынке, свиные там или коровьи, или маленьких поросят, или ягнят, и сравниваю их с рисунками в анатомическом атласе, — ни капли не смущаясь пояснил будущий доктор причину своих действий.

А тут такая удача подвалила, прям дар Богов. Приперев собственными силами — Йон даже поразился, на что способен субтильный парень, если ему хочется работать ночами — труп в лабораторию, Эрех остаток ночи проковырялся в его внутренностях, чтобы на практике, так сказать, выяснить, в чем разница между человеком и свиньей, и так ли человек похож на то, что рисуют в атласе. Собственно, если бы он не узнал, чье именно тело подбросила ему Судьба, он бы и не забеспокоился.

— Отчего он умер?

— Ой! Это очень интересно! — парнишка подскочил к верстаку, полностью сдернул простыню на пол. — Видите? Его сначала били, а потом зарезали. Три разреза, один на бедренной артерии, второй — в правой подмышечной впадине и третий — слева на шее, от дуги аорты. Причем сделаны все одним движением, смотрите, как будто...

— Слева, направо, налево, — Йон взял со стола карандаш и резко, один движением, нарисовал в воздухе восходящую зигзагообразную линию. Нога, подмышка, шея. Ровное движение руки. — Это уже что-то.

— Вы знаете как и чем это сделано? — восторгу в голосе Эреха не было предела.

Вот же подослали Боги кретина!

— К сожалению, знаю, — мрачно кивнул Рейке, покрутил карандаш между пальцами. — Это сделал кошачий коготь, севрасский изогнутый нож с коротким внутренним лезвием. Его зажимают в кулаке, продев указательный палец в кольцо на рукояти, и режут так, как я тебе показал. Правда, такой выбор оружия существенно сокращает круг подозреваемых, на улице когтем махать не научишься...

Перед мысленным взором Йона нарисовался образ убийцы. Замотанный в черное тряпье, беловолосый, с выбритыми и татуированными висками севрасский кот нарезал на ленточки сначала восторженного целителя, а потом и некоего частного сыщика. Хотя...

— Надеюсь, что речь шла просто о драке или мести, а не о заказном убийстве. Если ты точно уверен, что его сначала били. Обычно севрасские наемные убийцы не бьют. Иначе, мелкий, ты мне не только все вознаграждение отдашь, но и книжки свои подаришь.

— Мне двадцать один год и я не мелкий, — сердито буркнул Эрех. — И я знаю, кто такие севрассэ, я просто не знал, как работают когтями...

Ишь ты! Севрассэ! Сопливое дитя подчеркивает, что он, Йон Рейке, варвар эдакий, коверкает язык его великой белобрысой цивилизации, которая уже больше десяти веков лежит в пыльных руинах.

— И где ты их видел, знаток?

Дитя засопело, но неохотно призналось:

— В городской тюрьме. Работал когда-то при допросной.

На некоторое время в подвале воцарилось молчание. Рейке с возрастающим удивлением рассматривал нежное девичье личико белобрысого дока. С большими сюрпризами, однако, человек.

— Так, — подвел итоги Йон. — Ясно. Вернемся к нашему барану. Отдать тело ты не можешь по понятным причинам. Так почему бы не подкинуть его в морг или Анатомический театр, э?

— Я думал, — признался Эрех. — Но своими силами это невозможно. Театр и морги при госпиталях охраняются от кладбищенских воров, протащить его незамеченным не получится. И еще, самое главное, вы представляете последствия, когда магистрат хотя бы заподозрит, что его сын был вскрыт в Анатомическом театре?

Рейке представлял. В его представлениях театр горел, причем вполне реальным, а не синим пламенем, а перед ним на ветру раскачивались тела всех, кто просто мимо прошел. Тул Ойзо был единственным и любимым сыном магистрата, так просто его смерть тот не спустит.

— Я решил, что есть одна возможность избежать последствий, эм... моих действий, это найти убийцу. Тогда же никто не спросит, что конкретно случилось с сыном магистрата, так ведь? Если убийца найден...

Йон мальчишку понимал. Он разглядывал оттопыренные ушки новоявленного клиента и видел куда больше, чем тот хотел показать. Например, старую тужурку, слишком свободную на тощем тельце, с надшитыми рукавами. Гербовые пуговицы срезаны, заменены на простые, из скорлупы водяного ореха. Светлые, по-астийски густые волосы были полностью сбриты и теперь отрастали, чтобы, скорее всего, вскоре быть сбритыми вновь. Сплошная экономия, одна десятая ляня в цирюльне раз в полгода. Усы и борода у астов не растут, покупать бритву парню сплошное разорение. Судя по весу, что у подзаборного кота, питается он плохо, в лучшие дни заедает сырую воду картошкой, в обычные же обходится просто водой и да тем, что подкинут сердобольные санитарки. Благо внешность у него такая, пробуждающая родительские инстинкты. Так и тянет подкормить и оттаскать за уши, паршивца.

А все, что зарабатывает, он тратит на свою мечту.

Печальна судьба одаренных. Лет в пять, как правило, на какой-нибудь храмовой службе обнаруживается, что ребенок избран кем-то из Богов сосудом для дара, потом за ним приезжает телега из соответствующего Убежища, и он навсегда покидает семью, переселяясь под холодные каменные своды. Там изо дня в день одаренный моет полы и зубрит священные тексты, а наставники розгами вколачивают в него умение пользоваться выданной искрой божественной благодати. Годков через десять принявшего обеты ребенка выкидывают обратно, в большой и абсолютно чуждый мир, в котором он должен преданно служить избравшему его, а как это выйдет — только Богам и решать. И хорошо, что этот конкретный ребенок умудрился зацепиться в жизни, а не закончить ее на поле боя, когда в госпитальную палатку попадает криво летящий снаряд.

Да, Рейке знал, каково быть таким мальчиком. Тридцать лет назад он и сам им был.

— Значит, так, — задумчиво сказал Йон. — Завтра ты что делаешь, док?

— Выходной у меня.

— Просто замечательно. Встречаемся у Восточных ворот в час Белой Собаки. Понял? С утра я еще кое-куда забегу по делам. И, кстати, давай-ка ты, плати мне аванс. А то знаю я вас, служителей шприца и клистира. Деньги хоть есть, э?

Деньги были, видать зарплату недавно получил. Отобрав у клиента десять лян мелочью, Йон сунул их в карман и направился к выходу из лаборатории, представлявшей собой подпол под той хибарой, в которой жил непутевый целитель.

— А что же я есть буду? — растерянно донеслось вслед.

— А вот его и ешь, — хмыкнул сыщик, кивнув на труп. — А если серьезно, то ты это, док, не вздумай больше кромсать магистратских детей. Эй, ты слышишь меня, мелкий?

Грустный вздох был ему ответом.

За пределами города дождь лил еще сильнее. Густые ровные струи, словно у Отца-Небо ведро прохудилось. Человек в коляске дернул поводья, заставляя лошадь повернуть на малозаметную заросшую травой дорогу, и поежился под тяжелой тканью плаща.

Наемная лошадка неторопливо трюхала по грязи, опустив голову, а человек нервно оглядывал окрестности. Из-за погоды дорога, обычно светлая и солнечная, выглядела пугающе мрачной. Высокие, до набрякших непогодой туч, стволы кипарисов, казалось, как живые обступили узкую колею. Человек почувствовал, как в его душу заползает страх. Он вдруг понял, что находится один, ночью, в лесу за пределами города, а причина, по которой ему приходится тут быть, далека от законопослушной.

Но гнев и жадность пересиливали.

Огонек хижины показался, как всегда, неожиданно, словно сам зажегся в ожидании гостя, вот только облегчения не принес. Человек подъехал к покосившейся ограде, на которой мокли старые глиняные горшки, и некоторое время сидел, скукожившись, слушал как капли дождя стучат о плотную парусину капюшона. Потом слез на землю, потрепал лошадь по шее. Привязывать ее не стал, обученное животное никуда не уйдет и будет послушно ждать его возвращения.

Человек прошел по тропинке к двери, увязая ногами в раскисшей земле, и постучал условным стуком. Раз. Потом два раза. Еще раз. Дверь отворилась, стоило прозвучать последнему удару.

Стоящий с той стороны порога мужчина, темный силуэт в тусклом свете маленькой свечи, качнулся, молча приглашая войти. Длинные рукава его одеяния колыхнулись, как крылья готовящегося взлететь ворона. Гость, чуть помедлив, шагнул внутрь. Промокший плащ тоже делал его похожим на гигантскую неповоротливую птицу. Дверь закрылась, оставив за порогом мерный шум ночного дождя.

Покорно стоящая у ограды лошадка терпеливо ждала, когда тот, кто потащил ее в такую погоду прочь из города, выйдет из этого странного, покосившегося строения. А когда небо над лесом стало светлеть, а дождь — утихать, неторопливо развернулась и побрела прочь, волоча за собой пустую коляску. Она умела не только ждать, но и находить путь в свою теплую конюшню. Самостоятельно, не дожидаясь, пока арендовавший ее человек вернется.

Глава 2. Старые связи

Ранним утром следующего дня Йон вытащил из-под кровати плетеный чемодан и достал из него старую форму. Задумчиво разложил ее на кровати, погладил рукой потертую ткань, восстанавливая в памяти забытые ощущения под пальцами. Без знаков различия форма ничем не отличалась от той, что носили служащие городских магистратов.

Ровно час спустя в дверь Розового павильона входил подтянутый серьезный дознаватель, в холодных белесых глазах которого застыла угрюмая решимость всех построить и всем выдать, причем сполна. При виде него военные, охранявшие дом, вытянулись и склонили головы в молчаливом приветствии. Правильно, молодцы, ребята, небось важного человека сам магистрат прислал, надо быть почтительными.

Йон усмехнулся, задвигая перегородку и оставаясь один на один с произошедшим в доме. Восемь лет прошло, а хватки и привычек он не утратил. И чего эти придурки тут торчат? Хотя, что это он, имело же место покушение на сына магистрата — то есть государственное преступление военной подсудности. Только вот опыта у этой подсудности...

Сыщик остановился посреди разгромленной гостиной, внимательно ее рассматривая. Несомненно, помещение при жизни хозяина было уютное и жутко дорогое, одни лаковые панели стоят, небось, как пять столичных кварталов вместе с жильцами. Вот только обстоятельства смерти существенно все изгадили. Кровь залила золотистую бумагу и глянцевый лак, намертво впиталась в циновки, взявшись жесткой коркой. Мебель, низкая, в стиле Второй династии, была разбросана по всей комнате, точно по ней метались два взбесившихся зверя. Маленький столик для приема гостей раздавлен в щепки. Часть крови на полу тянулась широкими мазками, будто бы размазанная гигантской кистью. И все это обозревал из изящной рамки покойник, брезгливо поджавший губы. Аккуратный лакированный комодик и приставленный к комодику в качестве ансамбля домашний алтарь в ходе убийства не пострадали.

— Ну, что же тут случилось? — спросил Йон, обращаясь к портрету. — Придурок, ты меня слышишь, э?

Портрет, естественно, не ответил, и Рейке не оставалось ничего, как самому попытаться понять, чем же нарисована эта картина.

Кровь. Разбитая мебель. Синяки на лице и груди убитого, и три пореза на теле, нанесенные умелой рукой кота. И столько крови вокруг. Не вяжется.

Давным-давно Йону доводилось видеть, как работают севрасские наемники. Чисто. Тень, возникшая из ниоткуда, исчезала в никуда, оставляя после себя труп. Прирожденные мастера ножа, что тут еще скажешь.

И, внезапно, щедро политый кровью бардак. Почему? Покойник сопротивлялся? Смешно. Нельзя сопротивляться тому, чего не видишь. Но у Ойзо морда в свежих синяках, а, значит, убили его не сразу.

Йон покружил по комнате, внимательно глядя под ноги. Разбитый столик, среди лакированных обломков, вперемешку с ними фарфоровые осколки, размазанная еда, помятые цветы. Пришлось встать на колени, чтобы поближе разглядеть это месиво. Крошки печенья и цветочный мед, разлитое красное вино, запах специй до сих пор силен. Стол был накрыт для свидания с женщиной, на деловые встречи такое не подают. Йон развернулся к столику спиной, сел, скрестив ноги. Он был готов сто лян поставить, что отсюда все и началось. Отсюда, от лакированного столика со сладостями, окруженного десятками мягких подушек.

Итак, у Ойзо-младшего было разбито лицо. Один удар пришелся справа, в губы, второй в левую скулу. И синяки по груди, мелкие, но частые.

— Ах, ты ж скотина! — сообщил портрету Йон, когда сообразил, чем конкретно занимался накануне гибели магистратов сынок.

Он часто видел такие повреждения в той, другой жизни, когда доводилось брать насильников. Так бьет, сопротивляясь, жертва, прижатая к земле тяжелым мужским телом.

— Кастрировать тебя мало, сучье ты вымя! — насильников Рейке ненавидел.

И пусть Небесный Суд уже вынес ему приговор, жертве от этого не легче — совсем нет!

Сыщик встал и огляделся. Все верно. Она сопротивлялась. А потом Ойзо бегал по комнате, то ли спасаясь, то ли пытаясь догнать убийцу. Последнее, конечно, маловероятно. Вот почему так легла кровь.

Интересно, кто она, эта несчастная? Вряд ли из общества, иначе шум бы уже подняли, да и где приличная девушка сможет связаться с севрасцем? А, значит, точно должен был ходить этот мальчик из хорошей семьи по борделям...

Насвистывая под нос, Йон завершил круг почета по комнате и остановился у нетронутого дракой угла. Алтарь не был посвящен никому из Богов конкретно, только лежал сложно-сплетенный узел из красно-синей шелковой веревки, единый символ Отца и Матери. Да стоял тот самый портретик, словно в насмешку. Нехорошо.

Рейке распотрошил комод, выдвигая ящички. Сунул в один карман перевязанную розовой лентой пачку надушенных писем, в другой — стянутую простой бечевкой пачку счетов. Поковырял пальцем в фарфоровой баночке с духами. Запах был приятный, дорогой — стоят такие духи как три месячных дохода малолетнего дока. Подумав, Рейке сунул баночку в тот же карман, что и счета. Еще раз окинул взглядом композицию на алтаре и вдруг заметил, что в чаше для подношений, из-под уложенных пирамидкой яблок, торчит голубой шелковый лоскут. Пришлось, предварительно извинившись, вытащить его наружу.

Это оказался маленький плотный сверток. Йон потыкал в него пальцем, пытаясь на ощупь определить содержимое, но тут за перегородкой раздались голоса. Он отчетливо различил слова 'дознаватель', 'магистрат', потом был вопль, и в тот момент, когда перегородка отъехала в сторону, Йон рыбкой выпрыгнул в окно, порадовавшись, что не стал снимать ботинки.

Привычно перекатился по земле, смягчая удар, и, вскочив, понесся прямиком к забору. Фора у него была приличная, учитывая, что те два болвана у двери умудрились разуться из уважения к давно мертвому хозяину дома.

И точно, крики и шум ломаемых роз донеслись до него только после того как он взлетел на забор. Приземлился и галопом понесся в сторону парка, туда, где прогуливаются, никуда не торопясь, жители окрестных кварталов, среди которых можно затеряться.

— Лови его! — истошно заверещали ему вслед, и Рейке припустил еще сильнее, радуясь, что за все прошедшие годы не набрал лишнего веса. Военные оказались не столь неповоротливыми, как он сперва решил.

Петляя зайцем между цветущих азалий, Йон выскочил на посыпанные песком тропинки, и побежал, стараясь не слишком распихивать прохожих. Набитый бумагами карман неприятно хлопал по боку. Сзади, с воплями, спешила погоня и отставать явно не собиралась.

Йон резко повернул вправо, где у большого пруда столпились резные чайные домики, пробежал еще с десяток шагов и нырнул внутрь одного из них. Широко улыбнулся ошеломленной подавальщице, пересек зал и скрылся за шторой, отгораживавшей кухню.

Бодрые армейские ребята вбежали следом.

— Да поймайте же мне его, кретины недобитые! — донеслось до Йона, и он остановился, внезапно узнав высокий, чуть истеричный голос.

Потом неторопливо вышел через заднюю дверь, за которой росли густые и живописные кусты сирени, и замер в густой тени от тяжелых цветущих ветвей.

Военные, как он и ожидал, окрестности осматривать не стали. Вылетели ласточками на задний двор и, пыхтя и продираясь сквозь сирень, понеслись дальше. Все, кроме одного, того, которого сама Судьба, похоже, решила вытащить из прошлого и сунуть Йону под нос.

Рейке подождал, пока отдалятся шум и топот, и тихо возник за спиной старого знакомца.

— Привет, Теон.

Тот подпрыгнул, резко развернулся и одновременно зашарил рукой, нащупывая оружие. И только потом, узнав, замер.

Сыщик в свою очередь пристально разглядывал ошеломленного офицера. За прошедшие восемь лет Теон Делко изменился, отрастив усы, брюшко и полковничьи знаки различия.

— Рейке?

— Я, — кивнул Йон, заложил руки в карманы и прислонился к стене. — Меня ловишь?

И кивнул в сторону убежавшей парочки. Не смог отказать себе в удовольствии полюбоваться на вытягивающееся лицо и забегавшие глазки.

Теон Делко все еще его боялся. Этот страх, тщательно скрытый под синей армейской формой, Рейке чуял, не хуже гончего пса. И потому не мог отказать себе в удовольствии чуть-чуть поиграть с испуганной жертвой.

— Что ты тут делаешь? — Делко быстро оправился от шока, взгляд его стал цепким. Увидел и форму, и то, что с нее давно срезаны все нашивки.

— Пытаюсь заработать пятьсот лян, если повезет. Ты же знаешь, что я везучий, — сыщик усмехнулся, глядя в лицо бывшему приятелю.

Или нет. Никогда они не были приятелями, даже сослуживцами не были. Просто прежняя работа сводила его с разными людьми. Иногда вот с такими, как Теон Делко.

— А, предложение магистрата, — Делко досадливо поморщился.

— Оно самое. Ну-ну, дружище, не надо такого выражения. Как видишь, я больше не получаю казенного жалования, так что приходится крутиться по мере сил.

Йон улыбнулся, надеясь, что в этой улыбке достаточно и заискивания, и попытки его замаскировать остатками того, старого Рейке восьмилетней давности. Почему-то очень не хотелось, чтобы Теон догадался, что именно побудило его влезть в дело.

— Думаешь, без шансов мне? — подбавил он дурачка, понизил голос до заговорщицкого шепота. — Или вы и вовсе всех нашли?

Делко снова поморщился, совершенно по-кошачьи встопорщив усы.

— Да кого мы там нашли, даже тела у нас нет. Я вообще думаю, что, может, это не его кровь, а какой-нибудь девицы, которую он притащил поразвлечься, да прирезал ненароком. Сам понимаешь, на что способны порой эти богатенькие детки.

— Еще бы, — кивнул Йон, и подумал, что Теон-то сам был из богатеньких деток, вернее, мужей богатеньких деток. Иные в столичных полковниках в тридцать шесть редко ходят. Все больше капитанами остаются. — И больше ничего?

— Ничего.

— Печально. А я-то, понимаешь, обрадовался, когда тебя увидел, думал, может ты... Ну, понятно, э? — и снова улыбнулся той самой улыбочкой, которую так долго тренировал перед зеркалом.

— Извини, Йон. Сам понимаешь, служебная тайна...

— Да, да, — мелко закивал Йон. — От службы никуда не денешься, что же я, не человек, что ли. И я тогда пойду?

— Иди, — милостивое разрешение, в глазах отблеск превосходства.

Йон прошел мимо, даже плечом не зацепив, но, через пару шагов его окликнули.

— Эй, Рейке!

— Чего? — он обернулся, Делко стоял на том же месте, с многозначительным, по его мнению, лицом, и властно протянутой рукой.

— Верни, то, что взял.

Йон изобразил на лице сначала удивление, потом досаду пойманного за руку мелкого взяточника, потом сунул руку в карман и послушно кинул Теону фарфоровую баночку с духами.

И пока тот недоуменно ее разглядывал, растворился в тени парка.

Место, где Эрех нашел тело, так и осталось нетронутым. Высокие деревья кольцом окружали небольшую круглую поляну, спускавшуюся к заросшим ряской прудам. На той их стороне виднелись развалины заброшенной королевской резиденции.

— Жутковатое, должно быть, местечко, ночью-то, — высказался мастер Рейке, когда они, наконец, добрались. — Еще и в дождь... Не страшно было одному тут слоняться, э, мелкий?

Эрех недовольно передернул плечами. Во-первых, раздражало это обращение. Он и сам знал, что ростом не вышел, вовсе не обязательно его в это носом тыкать. А, во-вторых, разумеется, было страшно. Но какая разница, когда нет выбора?

— Тело я нашел вот тут, — образованные люди не заостряют внимания на подобных вещах, поэтому на подначку он не ответил. — Лежал он вот так, навзничь.

Эрех брыкнулся на спину, раскинул руки и ноги наподобие морской звезды. Поморгал, глядя в небо. В небе плотной стайкой собирались комары, привлеченные, не иначе как его, Эреха, присутствием.

Мастер Рейке, меж тем, неторопливо обходил место преступления, пристально вглядываясь в землю.

— Именно так лежал? — уточнил он, после продолжительного молчания.

— Ага.

— Понятно, — снова молчание, потом вопрос. — А одежда на нем какая была?

На веко сел комар и кровожадно облизнулся. Эрех замахал на гнусную тварь руками, приподнялся на локтях и обнаружил, что Йон Рейке более не обращает на него внимания, стоит спиной и таращится на пруд. Пришлось вставать.

— Ничего на нем не было, — ответил но-Тьен, отряхиваясь и отмахиваясь от алчущих крови насекомых. — Только подштанники.

— Так я и думал.

Эрех потоптался некоторое время на месте, разглядывая широкую спину сыщика, потом, решившись, подошел и встал рядом. Попытался понять, что же так мастера привлекло. Руины, конечно, живописные, но...

Над ухом звенели комары. Эрех шлепнул одного, пристроившегося на щеке, и не выдержал:

— О чем думаете?

— А? — Рейке обернулся. — О чем? Да вот... Пытаюсь понять, зачем было тащить труп из города аж сюда, и бросать его просто так валяться на открытом месте, когда в двух шагах совершенно замечательные, полные всякой дряни пруды? Ты глянь на эти болота, его никто бы никогда не нашел, надо только камень потяжелее выбрать. В чем смысл спектакля, э?

Эрех старательно подумал над сказанным. Действительно, если убийца знал, кого убил, разумнее было скрыть факт убийства, утопив труп. А если он хотел, чтобы Ойзо нашли, тогда почему не оставил в павильоне?

— Верно мыслишь, — Эрех осекся, сообразив, что говорил вслух, а не думал. — Получается твой убийца хотел гарантировать, что парня обнаружат, так? Нет, конечно, есть еще вариант, что ты спугнул убийцу в момент, когда он собирался утопить труп. Но думаю, в таком случае он бы и тебя рядом притопил, если бы увидел. Севрасцам это как два пальца... эээ... ну, ладно. Ты чего зеленеешь, э?

— Ничего, — просипел Эрех, только сейчас сообразив, как сильно рисковал. Его обдало жаром. — Душно.

— Ага, парит просто зверски, — посочувствовал мастер Рейке. — Нет, я думаю, он хотел, чтобы его нашли. Только кто и зачем? Что такого ценного в этих местах? Кроме руин?

Он широким жестом обвел окружающее их пространство. Полное отсутствие подлеска, густые тени от высоких кипарисов, толстый слой иголок на земле, редкие, бледно-голубые колокольчики, которые в народе называют 'девичьими'. Выложенные камнем берега прудов поросли густым зеленым мхом, вокруг буйно растут папоротник и одичавшие черные ирисы. На той стороне, среди развалин, сохранились огромные, кряжистые, еще при Второй династии посаженные липы.

— Тут редко кто бывает, — сообщил растерянный Эрех и прихлопнул очередного комара. — Дорога недалеко, но с нее сквозь деревья ничего не увидеть.

Если намеренно не сокращать путь, как это обычно делал он сам.

— Именно! — Рейке поднял вверх указательный палец, подчеркивая важность сделанного но-Тьеном вывода. — И, все же, наш убийца притащил и бросил тело именно здесь. И мы должны понять, зачем. Поймем — дальше легче будет.

Он развернулся и хлопнул Эреха по плечу, приглашая следовать за собой. От силы хлопка Эрех пошатнулся.

— Пошли, док. У меня еще есть несколько вопросов, на которые нам сегодня не мешало бы найти ответы.

Теон Делко задумчиво смотрел в окно своего кабинета. За его спиной переминались адъютанты, два идиота, не способные самой простой проблемы решить.

— Отправлю на границу, чистить сортиры, — процедил он, прерывая тягостное молчание.

Полковник был зол. Встреча в парке перечеркнула все его планы. Менее всего он рассчитывал, что в расследование смерти Читела Ойзо ввяжется сукин сын Рейке.

— Надеюсь, вам хоть что-то удалось узнать, — он обернулся и вперил в подчиненных тяжелый взгляд.

— Да, полковник! — хором рявкнули оба, и Теон поморщился.

Про себя он давно звал их Правая и Левая. В жизни они были обычными армейскими лейтенантами. Михо Рои и Тарьен Сола, оба достаточно умны, чтобы не болтать о происходящем в штабе командования и достаточно глупы, чтобы не замечать отдельных вещей. К сожалению, иногда эта глупость его подводила. Как вот сегодня, когда они пропустили в Розовый павильон вездесущего Йона Рейке.

— Так рассказывайте, что замерли, — буркнул Делко.

— Он ушел со службы в Департаменте восемь лет назад, — начал Рои. — Причину увольнения узнать не удалось.

Теон припомнил дождливую ночь и узкую, мощеную улицу, зажатую между двумя рядами одинаковых домов.

— Я причину знаю, так что не стоит уделять ей излишнего внимания, — прервал он Михо. — Что дальше?

— Год пропадал неизвестно где, — это уже Тарьен. — Потом вернулся в Альмейру, поселился в домике на окраине Северных кварталов, угол Жестянщиков и Короткого переулка. Живет один. Семьи не завел. Любовниц нет. Иногда ходит в заведение матушки Катрионы. Это все.

— Все? — уточнил Теон, приподняв брови.

— О личной жизни, полковник! — вновь сорвался на крик Рои. Они его, конечно, боялись. Знали, что стоит чуть-чуть прогневить начальство, и оно быстренько отправит их куда-нибудь в район Боятских островов, откуда крайне затруднительно вернуться живыми. — Еще есть профессиональная!

— Ну?!

— Зарегистрировался в магистрате семь лет назад, получил лицензию сыщика с правом свидетельства в суде, — отрапортовал Сола, перехватывая инициативу. — Занимается, преимущественно, супружескими изменами, проверкой сторон на сговоренные браки и поиском мошенников. Несколько раз брался за пропавших людей. До позапрошлого года сотрудничал с городской тюрьмой — искал и возвращал беглых преступников, но потом сотрудничество прекратил, хотя начальник тюрьмы до сих пор ждет, что он вернется. Иногда оказывает услуги адвокатской конторе Эрайна но-Фосса. Плату берет умеренную. Жалоб в магистрат на него не поступало. Это все.

— То есть, это все та же официальная информация, так? — медовым голосом уточнил полковник.

Правая и Левая синхронно кивнули, забыв, что они в армии.

— Идиоты! — чернильница описала дугу и врезалась в стену позади вздрогнувших адъютантов. На белой извести расплылась гигантская клякса, вниз потекли черные ручейки. — Мне не нужна официальная! Мне нужна другая! С кем он спит! С кем пьет! Кому давал взятки, кого бил, кого запугивал! И не врите, что он этого не делал!

Оба помощника сравнялись цветом лица с известкой.

— Марш отсюда и не возвращайтесь, пока не найдете что-то, что мне пригодится! — страшным шепотом прокричал Делко, и парочку как ветром сдуло. Полетевшая вслед за чернильницей книга воинского устава врезалась в закрывшуюся дверь.

Проклятые недоумки!

Полковник схватил со стола стакан, намереваясь послать его вслед книге, но замер. Вдохнул и выдохнул, пытаясь усмирить разбушевавшуюся ярость. Не дело это, так поддаваться ненависти.

А Йона Рейко он ненавидел всеми фибрами души. С первого момента их знакомства. Ненавидел, потому что знал его. И понимал, что даже движимый одной лишь жаждой получить объявленное тупицей-магистратом вознаграждение, Рейке не остановится, пока не выкопает все, что можно. Каждую нитку, каждую монетку. Потому что плохо работать он не умел и никогда ничего не делал спустя рукава. Псу можно перебить ноги, но он все равно не разожмет клыков на глотке врага.

Теон с отвращением посмотрел на кляксу на белой стене. Разжал пальцы, поставил стакан на стол.

В дверь постучали.

— Открыто, — буркнул он

На пороге возник человек в серой форме магистрата.

— Полковник Делко?

— Я. Чего надо? — грубо ответил полковник.

— Его сиятельство городской магистрат эрл Ойзо, — человек на тон внимания не обратил, — прислал вам сообщение. Полчаса назад на дороге к Товайхо было найдено тело.

Стакан ударился о стену и брызнул в стороны сотней осколков.

В этом доме всегда царил полумрак, словно день отказывался заглядывать за плотно закрытые ставни. Густой, бархатный полумрак, разгоняемый только рыжим пламенем бесчисленных свечей. Поднимался кольцами ароматный дым множества курильниц, оплетая бумажные фонарики, раскачивающиеся под потолком. Йон видел его опаловые переливы, сплетающиеся с синеватым дымком из длинной трубки, зажатой в тонких пальцах. Сахарное печенье на лакированном столике, дорогой чай в фарфоровых чашках. По внутреннему краю чашек косяком плывут алые рыбки, плещут хвостами, ныряя в золотую чайную глубину. За шелковыми перегородками, в конце бесконечного коридора, журчат и плачут струны цимбал.

Все вокруг текло, все извивалось и уходило в слоистый мрак под потолком, непроницаемый, как темные глаза женщины, полулежавшей напротив, на низком диване среди груды бархатных подушек.

— Послушай, Кат.

Йон сидел на одном из многочисленных низких табуретов и вертел в руках пачку писем, перевязанных ленточкой.

Женщина чуть приоткрыла длинные веки, взглянула искоса. Ровные белые зубы покусывали янтарный чубук трубки.

Она не станет отвечать, пока он не задаст прямой и конкретный вопрос. Но и тогда ему потребуется масса усилий, чтобы ее ответ был хотя бы чуточку вразумительным.

Их игра длилась не первый год, она была привычна, и привычно же раздражала, но деваться было некуда. Ему больше нигде не найти такого информатора, как матушка Катриона, хозяйка самого большого, дорогого и закрытого борделя во всем Альмеррайде.

— Мне сейчас очень важно узнать чем жил Чител Ойзо. Крупицу информации. Пожалуйста. У меня вправду нет времени.

Новая партия старой игры. Сегодня она началась с того, что Йон в подробностях изложил историю появления у него в клиентах Эреха но-Тьена. Того, что история выплывет, он не боялся. Катриона ни слова никому не рассказала за все время их знакомства. Она умела хранить любые тайны, как полумрак, царивший за закрытыми дверями ее заведения.

— В прошлый раз, — она заговорила, низкий грудной голос смешался с ароматным дымом, — помнится, мы расстались слегка нервно.

— Кат, — Йон опустил глаза, покрутил ленточку в пальцах. — Я забыл извиниться. Я знаю. Так что... прости меня. Прости, что я тогда не выдержал и накричал на тебя.

Бархатный смешок был физически ощутим, всей кожей.

— Дорогой мой страж, вы и выдержка — понятия несовместимые. Но я простила. Вы тогда были так расстроены, ведь ваш преступник практически ушел.

Боги, пошлите смирения.

— Но это не причина, чтобы кричать на женщину, — угрюмо сказал Йон. — Поэтому я еще раз настоятельно прошу у тебя прощения.

Катриона фыркнула, изящным движением положила трубку на край серебряного блюда. Сквозь густые волны упавших на лицо волос блеснули глаза. Черные бриллианты с глубоко запрятанной золотой искрой. Длинные ресницы опустились, погружая искры в беспросветную ночь.

Танец соблазна, в котором каждое движение выверено до бритвенной остроты.

Невероятная женщина. Драгоценность, мечта. Мужчины всего королевства готовы на коленях ползти за ней по улицам, только бы она взглянула.

— Понимаешь, Кат, ты моя единственная надежда. Я думал, когда забирал сегодня вот это, — он помахал пачкой писем, — что они помогут мне узнать о личной жизни тула Ойзо. Они помогли. И я хочу понять, что именно я узнал.

Катриона неотрывно смотрела на него.

— Это будет сложно, — заметила она, но Йон не позволил сбить себя с мысли.

— Я просто оставлю их у тебя. Понимаешь... если это то, о чем я думаю, то это очень важно. Проклятое дело разрастается с каждым часом, и я не уверен, что смогу справиться с тем, во что влез. Эти письма, следы изнасилования, шелковый лоску и военные в доме... Немного слишком для магистратского сынка, как думаешь?

Она плавно села, поставив ноги на пол, узкие, идеальной формы ступни утонули в шелковом ворсе ковра. Переставила чашки с недопитым чаем. Движения женщины были совершенны, бесцельны и бессистемны. Йон положил письма на край серебряного блюда с печеньем.

— Я не могу привлечь внимание старика, Кат. Я-то выживу, даже теперь меня никто не тронет, но пацана сожрут. Поэтому если знаешь что-то, что поможет мне разгадать эту дерьмовую загадку, я буду очень тебе благодарен.

— Йон, — Катриона оборвала его речь. — Эрл Ойзо никогда не прикасался ни к кому в моем доме. Немного в этой стране людей, о ком я могу такое сказать.

Йон помолчал, потом кивнул и тяжело поднялся. Ноги затекли.

— Но письма я все же оставлю у тебя. Попробуй узнать, кому они принадлежат.

Он повернулся и направился к выходу, стараясь не споткнуться о разбросанные подушки.

Она остановила его, когда он коснулся бронзовой ручки в виде кошачьей головы.

— Обернись! — голос был злой и отчаянный.

Чуть помедлив, Йон повернул голову.

Катриона сидела на низком диванчике, прямая, словно стрела, а бархат сброшенного платья стекал на пол. Сочетание огня и тьмы обрисовывало идеальное тело обнаженной женщины.

— Неужели ты не видишь причины, чтобы остаться?

Это тоже было частью игры. Двадцать лет, что они друг друга знали. Исключением был лишь год, который он провел здесь, в борделе, запертый за железной дверью в подвал.

— Прости.

— Восемь лет прошло, восемь! Ты уже не можешь ей изменить!

— Зато себе могу.

— Ты так ее любил?

— И всегда буду.

Он отвернулся и даже не вздрогнул, когда за спиной опрокинулся столик, рассыпая содержимое по ковру.

— Эрл Ойзо приходил ко мне, три года назад. Просить за сына. И заплатил мне три тысячи лян полновесным золотом, словно мы были персонажами древней пьесы.

Йон молчал и ждал продолжения.

— Я приняла мальчишку лично, как его отец и хотел. Но он не смог. А в этой стране очень мало мужчин, которые бы не хотели меня, Йон! И еще меньше тех, кто испытывал ко мне отвращение. И, поверь, я не желаю знать причин подобного чувства!

Йон кивнул, благодаря, открыл дверь и вышел.

Глава 3. Обратная сторона Альмейры

В каморку к Эреху он вернулся поздним вечером. Сначала бесцельно бродил, выветривая пропитавшие одежду ароматы Шелковой улицы, потом, обнаружив себя аж у Южных ворот, добирался домой, чтобы переодеться в гражданское. А когда подошел к Синему кварталу, небо уже окрасилось в густые цвета ставень на окрестных домах.

Целителя Йон обнаружил в его подземелье, за столом, в окружении крепости из справочников, разваливающихся тетрадей, каких-то пробирок с ретортами и дешёвой коптилки, притворявшейся лампой. Пробирки все были с отбитыми краями, так что не составило труда догадаться, откуда нищий бывший студент их наскреб — повытаскивал из мусорных баков вокруг своего же госпиталя.

— Ну, разобрался, что там в свертке? — с порога поинтересовался Рейке.

— Подождите, — пробубнил Эрех, не отрывая покрасневших глаз от плошки, в которую что-то капало из хитрой стеклянной конструкции. — Еще чуточку.

Йон ухмыльнулся и принялся прогуливаться по импровизированной лаборатории, разглядывая интерьеры. В принципе, усилия, с которыми мелкий ее сооружал, заслуживали, как минимум, уважения. Чем-то это место напоминало лавку старьевщика, поскольку не обремененный деньгами парень стаскивал сюда все, что хоть отдаленно могло послужить его целям. В итоге, вместо книжных шкафов вокруг громоздились поставленные на бок винные ящики, заполненные книгами, отправленной в утиль битой медицинской посудой, банками и бутылками с жидкостями, порошками и анатомическими препаратами. Сыщик остановился перед укупоренной емкостью, где в желтой жиже плавали легкие, поскреб пальцем пыльный стеклянный бок.

— Нашел! — радостно возвестил Эрех и взмахнул пробиркой, как гвардеец полковым знаменем.

— Ура, — согласился Рейке и подошел к столу. — Итак, что это за ерунда?

— Я не знаю, — не снижая градуса счастья ответил целитель.

Йон приподнял брови и пристально поглядел в восторженные серые глаза.

Мальчишка смутился.

— Вообще, это порошок белого мака, смешанный с порошком из семян дурмана побережного и с веществом искусственного происхождения, но каким — я не смог определить. Никогда такого не видел. Три часа потратил, отделяя его от остальных составляющих. Зато я знаю, что оно хорошо растворяется в горячей воде и эфире. А в холодной воде выпадает в осадок. Вот.

Оттопыренные уши его слегка покраснели.

— Дурман побережный — это черная дурь? — уточнил Йон и отобрал пробирку, на дно которой лениво оседали белые хлопья.

— Ага.

— Интересно, — он покрутил пробирку перед светом коптилки, потом понюхал.

Сквозь типичную вонь кислятиной пробивался сладкий, ни на что не похожий душок.

— Интересно...

Док подпрыгнул на стуле.

— Что — интересно?

— Ты был когда-нибудь в чумных домиках? — Йон на вопрос не ответил, всунул пробирку в докторскую лапку и повернулся спиной к столу, разглядывая красочную обложку толстого анатомического атласа. Такой не меньше пятидесяти лян стоит.

В голове бешеными кроликами скакали мысли. В довесок к тому, что покойник вполне мог оказаться насильником и шантажистом, прибавились наркотики. Йон заскрипел зубами.

— Я что, похож на идиота? — возмущенным баритоном отозвался Эрех.

— Ну, может, целительский долг заносил... В конце концов, был же ты в тюрьме, хоть по твоему виду и не скажешь, — напомнил Рейке.

— Не заносил, — целитель надулся. — И вообще, ненавижу чумных и всю эту... коммерцию.

Сказано было брезгливо, с омерзением в голосе.

— Это плохо. В жизни стоит интересоваться не только строением человеческого тела, — Йон не выдержал, стащил атлас с полки, тот послушно распахнулся на странице с изображением кровеносной системы. — Ты вообще знаешь, как устроено дело в таких заведениях?

— Нет.

— О, это целая система. Существует два способа поиска клиентуры: дешевый и дорогой. Дешевый — это как раз черная дурь. Ее легко изготовить самостоятельно, достаточно собрать семена, смолоть с водой или там поджечь, и наступает счастье. Другое дело, что дурью запросто можно отравиться насмерть, здоровью конец за семь-восемь лун, а чердак перекашивает так, что... — Йон вспомнил дождливый вечер в доках Асталота, выпученные в эйфорическом бреду глаза и тяжелый мясницкий нож. Плечо от воспоминаний привычно заныло. — Одним словом, пристрастие к дури не скроешь. И все равно дело выгодное, особенно в бедных кварталах. Собирают по нескольку человек, усаживают в кружок, ставят посередине курильницу с тлеющими семенами, а все окна и щели затыкают мокрой кожей. Видел когда-нибудь, что от такого бывает? Нет? Тебе очень повезло, мелкий.

Например, когда компашка из двенадцати моряков нанюхалась до групповой оргии, а ее жертвой стал юнга с того же корабля. В тот раз Йон узнал, что фраза 'затрахать до смерти' может иметь вполне буквальное значение. Или группа уличных торговцев, которым привиделось, что на них нападают насекомые и лезут под кожу. Того единственного, кого нашли живым, пришлось привязать к тюремной койке ремнями, придурок упорно пытался проскрести себе голову. Его товарищи в этом деле преуспели гораздо больше.

— Я не знаю, пишут ли такое в твоих книжках, док, но у дури есть одно забавное качество — если нанюхаться ее в компании, то и бред будет один на всех. Странно, но с раствором так не бывает. Поэтому торговля дурью всегда рассчитана на бедняков, полляна с рыла, полгорсти семян, комнатка, которую можно закрыть снаружи, когда обкуренные начнут беситься, и по пять-семь потоков клиентов за ночь. Я видел умника, который соединил десяток таких комнаток одной трубой и пускал дым от общей курильни, изобретатель... Но от дури, как я уже сказал, быстро сходят с ума. С богатыми клиентами это плохо. Богатые готовы платить, а если у человека есть деньги, гораздо выгоднее тянуть их из него так долго, как только можно. И вот тут нужны две вещи: чтобы клиент быстро привык и не мог без наркотика, и чтобы было за что эти деньги просить.

— Белый мак, — задумчиво произнес Эрех.

Йон кивнул, не отрывая взгляда от страницы с детальным изображением сердца в разрезе.

— Редкое, веками проверенное средство. Приучить к нему клиента можно за один раз, а жить он на нем будет не менее десяти лет. Растет только в предгорьях Северного хребта, везут через Тилею, от этого цена высокая. А как стали в медицине использовать, так цена втрое возросла.

Эрех буркнул что-то неразборчивое, Йон понимающе улыбнулся. Морфин, добываемый из белого мака, недавнее открытие какого-то тилейского коновала, поставил под вопрос необходимость для госпиталей кормить и содержать посвященных Наэмы. И даже если белый мак еще не научились выращивать вне полей под Северным хребтом, само открытие уже повлияло на заработки целителей. Экономия она такая, ей только дай предлог, пусть и призрачный.

— А еще богатые любят экзотику. Просто курить мак им скучно, они разнообразия хотят. Отсюда контрабанда коры боятского падуба, и синий пещерный гриб, и настойка на стручках степного бархата, и одни Боги знают, что еще. Вот где, док, настоящая сокровищница, неиссякаемый источник золотишка. Все эти подпольные лаборатории, в которых энтузиасты что только не мешают и не выдумывают. Лет пятнадцать назад один придурок решил, что в мозгу человека есть какие-то вещества счастья и начал готовить экстракт, падла, — Йон поморщился, вспомнив те невеселые полгода. — Мозг он вытаскивал из живого человека, предварительного напоенного настойкой пещерного гриба, без этого эффект, по его словам, был не тот. Или повальное увлечение ушастыми лягушками, которых возили контрабандой с самого Эфеса, потому что они, якобы, выделяют какую-то очень веселящую слизь. Представь, местная элита платила по сто лян за право разок облизать лягушачью задницу. Одним словом, зачем я тебе это рассказываю...

Йон вернул атлас на полку и обернулся.

— Вы хотите сказать, что вот это, — Эрех кивнул на пробирку, — очередная экспериментальная идея?

— Похоже на то.

— И тул Ойзо, сын магистрата...— парнишка мысль не закончил, но выражение лица говорило само за себя. Он действительно ненавидел наркотики.

Интересно, почему? Что здесь причина, а что следствие?

— Богатенький сынок, хрестоматийный образчик.

— Но... Но я не нашел никаких видимых следов приема наркотиков. Он был прекрасно развит, сильная мускулатура, жировая прослойка достаточная для человека, привычного к физическим упражнениям и хорошему питанию. Просто пример того, что в книгах по анатомии это называют 'мужественное тело'. Были первые признаки грядущего увеличения печени, но они встречаются у многих, предпочитающих жирную пищу и вино, — Эрех заморгал. — Чумные же, как правило, быстро теряют аппетит и интерес к выпивке.

— Просто увлекся не так давно, делов-то, — Рейке хмыкнул, все же док был по-детски наивен. — А до этого были другие увлечения. Кстати! Ты, когда его потрошил, не заметил ничего такого женственного на его мужественном теле?

— Вы о чем? — Эрих оторопел и часто-часто захлопал длинными ресницами.

Йон поглядел на крайне растерянное личико и его ответ пошатнулся под тяжестью смутного подозрения.

— Гм... Судебные медики называют это сглаживанием складок прохода под воздействием неестественных актов. А дознаватели кличут таких мужчин устрицами.

Мелкий сначала не понял, заморгал чаще. Потом до него дошло. Густая алая волна залила целительские щеки.

— Мальчик, ты ж врач! Откуда такое смущение? Эй, ты бабу-то голую хоть раз живьем видел, э? — Док покраснел еще больше, оттопыренные уши пламенели рубинами, просто бери и свечи зажигай. Йону стало одновременно смешно и совестно. — И кого я спрашиваю? Забудь про бабу, а то еще в обморок грохнешься. Водички хочешь?

— Н-нее... не надо, — парень шумно выдохнул, пытаясь взять себя в дрожащие руки. — Нормально все было. Никаких... эээ... сглаживаний.

— Значит нет, — ответил сам себе Рейке, имея ввиду теорию, возникшую после прощальных слов Катрионы. — Но он мог и не быть нижним... А иначе почему его не интересовали женщины?

Осекся под отчаянным взглядом Эреха, хмыкнул.

— И как тебя, трепетного, по чумным притонам таскать, э? — добродушно спросил его.

Эрех от упоминания притонов встрепенулся. И волнение тут же прошло. Смешной парнишка.

— Меня? А зачем?

— Для прикрытия. Меня с моим лицом точно никто не впустит, если же я приду не один, будет больше шансов.

Ту часть, в которой упоминалось, что признак одного порока часто открывает двери для другого, Йон опустил. Опасался, что если док узнает, чем он так хорош для прикрытия, то в землю зароется от ужаса.

— Как мы найдем тот, что нужен? Их же полно в городе, обойти все одной ночи не хватит. А мне завтра в госпиталь на работу.

— Мы не будем обходить все, — сыщик вытащил из-под наваленных на стол книг голубой лоскут, в который был завернут порошок из дома Ойзо. — Во-первых, у нас уже есть пропуск, не думаю, что кто-то взялся кромсать шелк лишь потому, что бумага закончилась. А, во-вторых, нам надо найти один конкретных домик среди домиков для богатых. Тот, в котором и мешают это дерьмо.

— Думаете, это что-то совсем новое?

— Разумеется. Иначе я б уже знал.

Мелкий недоверчиво на него поглядел, Рейке широко и самодовольно улыбнулся. Аст поежился от этой улыбки, поправил потертые рукава тужурки и этим напомнил о проблеме, которую следовало решить до начала операции.

— Только ты это, док... Не обижайся, конечно, но у тебя есть другая одежда? Просто в твоем нынешнем наряде нам даже края от занавески понюхать не дадут.

— Опускай! — скомандовал Рейке, и Эрех послушно разжал руки.

В недра старого колодца ухнуло человеческое тело, раздавшийся в предутренней тишине всплеск был оглушительным. Над заброшенными речными доками светлело небо.

За эту ночь Эреху удалось узнать много нового о теневой столичной жизни. Он, конечно, и раньше на неосведомленность не жаловался, но тут было другое. Эрех даже мог признаться себе, как это увлекательно, взглянуть на мир с обратной стороны. Несмотря на гудящие от напряжения ноги и разбитые костяшки пальцев, ночь принесла много интересного.

Например, он узнал, что чумных домиков для богатых в Альмейре семь.

Они начали свои поиски в Черный час, когда дневной цикл времени сменяется на ночной, и шли, все дальше углубляясь в недра той части города, куда сам он не отправился бы ни за какие деньги. Темные улочки, стиснутые кривобокими хибарами, занавешенные сушащимся тряпьем, провонявшие мусором, гнившим годами на грязных мостовых. Даже магистрат и военные не отваживались сунуться в эти кварталы после наступления ночи в количестве, менее отряда. Йон Рейке же чувствовал себя как дома.

Сначала они нырнули в узкий проулок, настоящую крысиную нору, где сыщик скрылся за драной занавеской, оставив Эреха, как он выразился, 'подышать свежим воздухом'. Четверть часа но-Тьен старательно дышал ртом, чтобы не затошнило от густого запаха мочи, и нервно стискивал в кармане флакон с помпой, куда залил масляную эссенцию из жгучего перца. Отличное средство от прострелов в пояснице и уличных грабителей.

После чего они отправились искать, кто продает детям богатых семейств наркотики, завернутые в голубой шелк. В первом же притоне Эрех с неудовольствием понял, что длинная синяя мантия и синяя же круглая шапочка — традиционный храмовый наряд служителей Наэмы — открывали двери, будто по волшебству. Мастер Рейке и тут оказался прав: когда он вытащил из плетеной корзины, на выбор, национальный наряд с символами рода Тьен и люто ненавидимый балахон, сыщик ткнул пальцем в последнее. Как он сказал? Люди всегда подтолкнут святого, готового упасть, дай им только видимость падения.

Эрех даже в ночных кошмарах не желал быть святым, но в глазах обычных людей простой одаренный часто приравнивается к одержимому божеством чудотворцу. Маслянистые ухмылки, многозначительные взгляды, предложение скинуть цену для 'святого мастера' — все это было омерзительно, и он впервые испугался запятнать целительское одеяние. Местные действительно верили, будто его в подобные заведения мог привлечь только аромат порока. Приходилось прилагать огромные усилия, чтобы удержать на лице испуганную гримасу человека, впервые спустившегося на дно человеческой морали.

Йон Рейке же играл за двоих. Подмигивал, ссутулившись и подобострастно присюсюкивая при разговоре, непрерывно чесался, словно дня прожить не мог без какого-нибудь зелья, таинственно хмыкал и общался исключительно многозначительными намеками. Первый домик держала женщина, пол которой можно было угадать лишь по платью и слою краски на лице, так он умудрился отвешивать ей настолько пошлые комплименты, что если бы стены могли краснеть, заалели б не хуже закатного солнца.

И все это ради того, чтобы получить ответ на один единственный вопрос.

Легенду, как назвал это сыщик, предлог для поиска, они разработали в лаборатории. Мол, некий уважаемый муж поделился с приятелями за ужином одним интересным снадобьем и теперь те, чтобы не заставлять бесценного друга отрывать от сердца самое дорогое, ищут, где бы самим его купить. Почему друга не спросят? А друг уехал на воды в Конаму и будет только через две луны. Очень, очень грустная история. Нет, уважаемая, мы не можем ждать, сами понимаете. Вот наш с вами храмовый брат тоже очень страдает.

Эреху во время этого спектакля полагалось только печально глядеть из-за плеча сыщика большими глазами и душераздирающе вздыхать, демонстрируя невыносимость страдания. Причем впустую; хозяйка домика торговала исключительно маковыми миражами.

— Если не получится стать доктором, сможешь сделать неплохую карьеру в роли брачного афериста, главное, моргай почаще, — сказал Рейке, когда они, не солоно хлебавши, вышли на улицу. После сладко-душных закоулков чумного домика вонючий воздух улицы показался морским бризом.

Скрипнув зубами, Эрех проигнорировал замечание, излишне меткое для того, кто знал его всего-то вторые сутки. И тут же заработал взгляд, мгновенный, испытывающий. Как бы ни сложилось дальше, но Эрех верил, что к Рейке его действительно привела милость Наэмы. Сыщик умел делать молниеносные выводы из совершенно незначительных событий, ничего не боялся и, судя по всему, совершенно не умел отступать.

— Пошли, проверим номер два по списку, — Рейке, вновь хлопнув но-Тьена по плечу, нырнул в очередную темную щель. Эрех поддернул сползающие шаровары и поплелся следом.

Во втором домике им тоже не повезло. Сначала они долго скреблись в незаметную снаружи дверь, потом, когда их впустили в узенькую прихожую, сильно напоминавшую размерами и атмосферой мышеловку, потратили еще уйму драгоценного времени на намеки и таинственные демонстрации. Хозяин к ним не вышел, а его помощники только носами вертели, да поигрывал мышцами стоящий в углу вышибала.

— Не то, — констатировал Йон, когда они в очередной раз оказались на улице и отошли достаточно далеко, чтобы их не было видно.

Эрех покосился в угол, где за кучей мусора, судя по характерным сопению, пыхтению и требованиям уплатить полляна вперед, продавалась женская любовь, и уточнил:

— Почему?

— Потому что у них не было основания отказываться от денег. И они не знали, о чем я прошу. Ну, что же, в результате минус два и пять в остатке. Нам в любом случае сегодня повезет. Хватит путаться в юбках док, до рассвета четыре часа, многое надо успеть.

— Вы так безоговорочно верите Повелителю Случая? — огрызнулся Эрех, не зная как отомстить за выпад в отношении его внешнего вида. Широкая мантия была ему велика и, подпоясанная, топорщилась совершенно как юбка. От этого вскользь брошенная шутка становилась еще обиднее.

— Я верю в статистику, — отмахнулся сыщик.

Они опять потащились вглубь трущоб, где плутали с полчаса, прежде чем обнаружили притон номер три. Этот действительно был похож на злачное заведение для богатых: большое деревянное здание с резными колоннами и балкончиком второго этажа, украшенное на входе расписными бумажными фонарями.

Мастер Рейке поскребся в дверь, в которой тут же открылось смотровое окошко.

— Добренькой вам ночечки, уважаемый, — прошепелявил Рейке, легко перескакивая с гортанного тилейского говора на диалект южных портов. — Моему мастеру б прикупить немного счастья. Вы нам не поможете?

Надрессированный Эрех 'сделал' важное лицо. И яростно почесал шею, демонстрируя классический признак неразборчивых в снадобьях чумных — нестерпимый зуд под кожей.

— А чего твоему мастеру хочется? — скрипнул из-за двери мужской голос.

Рейке засуетился, пригнулся к окошку еще ближе и что-то неслышно зашептал. Поднес к свету кулак, меж сжатых пальцев мелькнул голубой лоскут.

Дверь мгновенно распахнулась, пропуская их в темные недра дома.

Место оказалось непростым. Полированное темное дерево, гладкие шелковые обои, тяжелый бархатный занавес, отгораживающий коридор от основных помещений — и никакого прогорклого запаха вспотевших в токсическом припадке тел, рвоты и наркотиков. Зато здесь были лаэсты. Эрех невольно вздрогнул, пробежав взглядом по окружившим их людям: узкие лица, жилистые тела, темные глаза и темные волосы. Много сотен лет минуло как астинэ, в том числе и из дала Тьен, выгнали с насиженных мест жителей западных провинций, но каждый раз, как белобрысые любимцы Небес и смуглые потомки коневодов сталкивались на ограниченном пространстве, ничего хорошего не выходило.

По спине кавалерийским полком проскакали мурашки.

Вперед вышел маленький плешивый человек в традиционном лаэстахском атаи, внимательно оглядел новоявленных посетителей с ног до головы.

— Чего нужно? — спросил он.

Йон, к удивлению Эреха, повторять историю не стал, только вновь продемонстрировал голубой шелковый лоскут.

Человечек пожевал губами.

— А ты кто такой, чтобы я тебе что-то продавал?

Эрех внезапно увидел, как напряглись плечи сыщика, и инстинктивно сделал шаг назад. Он не понял, что именно изменилось, просто ему внезапно стало страшно.

— Так разве ж я не объяснил, мастер? — все еще не выходя из образа, хрюкнул Рейке и тоже отступил.

Лаэсты, число которых неведомым образом удвоилось, обходили их по кругу, отрезая от выхода.

— Не знаю, на что ты мне тут намекаешь, уважаемый, — последнее слово лысый человечек произнес с нескрываемой издевкой.

— Если не понимаете, то мы, пожалуй, пойдем? — интонация сыщика стала заискивающей.

— Да куда же ты пойдешь, на ночь глядя, — ласково улыбнулся странный мужчина.

Йон заслонил Эреха спиной и спросил вполголоса, нормальным тоном и на нормальном языке:

— Док, а ты драться-то умеешь?

Эрех судорожно сглотнул, но ответить не успел. Рейке внезапно широко шагнул и поприветствовал ближайшего к нему человека молниеносным ударом лба в переносицу. Раздался мерзкий влажный хруст и короткий вопль. Не отвлекаясь на собственные ощущения, Йон добавил мощный пинок в живот и мужчину унесло вглубь дома, за занавеску. А сыщик уже встречал следующего кулаком в лицо.

Эрех отскочил в сторону, наступил на подол мантии и упал, больно ударившись спиной об пол. Кое-как вскочил и отбежал подальше. Опыта в драках у него было немного, гораздо больше в получении побоев, но главное правило он знал твердо — если кто-то вызвался тебя защищать, не мешай. Особенно, когда тебе хотят не просто набить морду, а прирезать и выкинуть тело в ближайшую выгребную яму.

Мастер Рейке дрался молча, со звериной сосредоточенностью. Ломалась мебель, вокруг с грохотом бегали и ругались на лаэсти, сквозь шум драки доносились стоны — то ли первого пострадавшего, то ли обкурившихся посетителей.

Кто-то поднырнул под локоть рослому Йону и устремился на целителя. Тот взвизгнул, позорно и не по-мужски, чудом увернулся от боевой трости и, вспомнив, выхватил из кармана спасительный стеклянный флакон. Эссенция у него была отличная, сам делал и пару раз в деле проверял. Получив в глаза маслянистую жгучую струю, нападающий заорал, уронил оружие и завертелся на одном месте. С торжествующим воплем но-Тьен, неожиданно для себя, добавил бандиту хорошего пинка по копчику, подхватил с пола трость и, завывая больше от страха, чем от ярости, ринулся в общую свалку...

Одурение от боя прошло не скоро. Сначала мастер Рейке научил его связывать задержанных цепочкой — Эрех до этого ее только в тюрьме видел — потом они покопались в недрах притона, игнорируя стонущих, бредящих и блюющих клиентов. Таинственных наркотиков в домике не было, зато в маленькой кладовке на втором этаже обнаружилась корзинка с нарезанным на квадраты отрезом голубого шелка.

— Ага! — торжествующе заявил Йон и загреб полную горсть скользких лоскутов. — Мы пришли по адресу.

Они спустились вниз и выдернули из получившейся колбасы того самого неприятного мелкого типа, который настойчиво задавал им вопросы. И теперь Эрех, старательно вцепившись в веревку колодца-журавля, впервые принимал участие в допросе с пристрастием.

— Поднимай! — деловито сказал Йон.

Эрех напряг все тело, чувствуя, как тягуче отзываются мышцы рук и спины, заскрёб ногами по земле. Треклятый владелец притона оказался весьма упитанным, несмотря на скромные размеры.

Тело взмыло в воздух, под аккомпанемент сухого скрипа колодезного плеча, вниз ручьями потекла зеленая, дурно пахнущая вода. Колодец явно протух.

— Ыыыыыыыы! — запротестовал допрашиваемый.

Рот ему мастер предусмотрительно заткнул его же шелком.

— Говорить будешь? — буднично уточнил сыщик.

Поток мычания был ему ответом.

— Не будешь? Ладно. Макаем!

Целитель мысленно взвыл в унисон с колодцем и лаэстом, и снова отпустил веревку. Тело поехало вниз.

— Он там не утонет? — уточнил на всякий случай, когда плешивая голова скрылась в глубине деревянного сруба.

— Обижаешь! Я же считаю, — хмыкнул Рейке. — Не бойся, док, все точно по методике. Да и дерьмо не тонет. Доставай его!

Процедура повторилась еще три раза. Эрех послушно тягал журавля туда-сюда, с беспокойством поглядывая на светлеющий горизонт. Кому как, а ему сегодня еще в госпиталь возвращаться и весь день работать.

На пятый раз тон мычания изменился.

— Что, передумал? — Рейке вдруг улыбнулся, даже бесцветные глаза его приобрели какой-то оттенок. — Ладно, посмотрим, насколько.

Он вытащил мокрый комок из сжатых челюстей.

— Ыыыаааа, — выдохнул мокрый, как мышь, наркоторговец; по лицу, вниз, в глаза и на лоб, стекала мутная жижа. — Ты пожалее...

— Еще раз окунуть? — ласково предложил Йон.

Человек осекся, зажмурился, потом отрицательно помотал головой.

— Молодец. Ну, тогда начнем. Как тебя зовут? — Рейке многозначительно подбросил на ладони шелковый кляп.

— Б-боро Кутираи, — прогундосил, наконец, бандит.

— Отличненько. Можем считать знакомство состоявшемся. Скажи-ка мне, апэ Боро, не ты ли продаешь в моем городе странную смесь, завернутую в голубой шелк? И не ты ли продал ее тулу Чителу Ойзо, сыну магистрата Ойзо? А?

Боро Кутираи недобро зыркал из-под насупленных бровей, что выглядело, с учетом его положения вверх ногами, крайне потешно. Эрех задумчиво облизал разбитые костяшки пальцев и поймал себя на мысли, что ситуация начинает его забавлять.

— Чего молчишь? Мы недостаточно хорошо тебя отмыли? Повторить?

Кутираи посопел и неохотно выдал.

— Я.

Рейке улыбнулся еще шире. Зубы у него были отличные, крепкие, ровные и белые, а улыбка — многообещающая.

— Краткость сестра таланта, э?

Кутираи дернулся, как червь на крючке.

— Чего ты от меня хочешь, сволочь?!

— А чего я могу хотеть? Подробностей конечно же, дубина. Историю! Где дурь берешь? Сам мешаешь?

Снова молчание, потом неохотный ответ.

— Нет.

— А кто?

— Не знаю, — Йон повел плечом в сторону ,и Эрех, спохватившись, отпустил веревку. Тело неумолимо заскользило вниз.

— Неее-ээт! Я правда не знаю! У меня поставщик!

— Понятно, — Рейке почесал затылок. — Слушай, уважаемый, давай проясним один момент — все ответы, вроде 'нет', 'не знаю', 'не был', 'не участвовал' я не рассматриваю и карать за них буду немедленно. Вон, видишь, как мой док недобро на тебя смотрит? Чистый зверь! Так что давай-ка ты забудешь про краткость и расскажешь мне все как на духу. Или мне подвесить тебя внутри колодца, закрепить верёвку камнем и посмотреть, что с тобой случится за пару дней? Кстати, док, а что случится-то?

Эрех еще раз облизал кровоточащие пальцы и, с удивившим его самого хладнокровием, процитировал парочку наиболее красочных вариантов из учебника по судебной медицине. С подробностями.

Боро Кутираи побелел под слоем зеленой тины и принялся исповедоваться.

Он действительно поставлял новый наркотик богатым отпрыскам Альмейры. Нет, он не знает откуда. К нему пришел его родич, предложил небольшой опыт по выведению нового товара на рынок. Товар был хорош, привыкание с первой пробы, никто не помер, разве есть причины отказаться? Нет, это была лишь третья партия, тул Ойзо принимал с первой. Как почему? Он был завсегдатаем его домика, перепробовал все и во всех комбинациях, даже эфесских лягушек, но его не увлекало. Не более двух проб подряд, потом тулу становилось скучно. Как такой уважаемый человек к нему попал? Друг привел где-то с год назад, вроде как раз тул вернулся из Алессо. Нет, пока новых партий не было, и апэ Боро и вправду не знает, откуда товар. Родич исчез как раз перед четвертой поставкой, тул Ойзо вон тоже приезжал пару дней назад, просил, а нету...

— Когда приезжал? — Рейке прервал истерический поток слов, вскинулся, как охотничий пес.

— Два дня назад...Или три... Да, ровно три дня, вечером. В день Крысы.

— Именно приезжал?

Боро замялся, не понимая смысла вопроса.

— Я к тому, что в трущобах тачка садовая не пролезет, что значит — приезжал?

— А! Так он мне сам сказал, что оставил наемную коляску у гостиницы 'Северные ворота' и очень спешит, потому что ему еще надо успеть съездить в Мимири...

Эрех встрепенулся. Так называлась деревушка неподалеку от места, где он нашел тело.

— И зачем магистратову сынку на ночь глядя переться в деревню? — вкрадчиво уточнил сыщик.

— Я не знаю. Пес их разберет, богатых ублюдков, — с неожиданным презрением отозвался владелец чумного домика, торговец дурью. — Только он часто туда ездил в последний месяц. У меня не реже раза в два дня бывал и почти все время потом ехал в Мимири...

Сыщик оглянулся на целителя и подмигнул. Эрех, помимо собственной воли, расплылся в широченной улыбке.

Они напали на след.

Глава 4. Еще один труп

Йон сидел на бревне и смотрел как восходит солнце. Колокола Речной башни отбивали час Белого Голубя, в десяти шагах, шумно сопя, пытался освободиться хорошенько вымоченный в колодце лаэст. Именно его персона и занимала мысли сыщика — он старательно решал, что с ним делать дальше.

Версия пойти и сдать в магистрат отпала сразу, мешал труп Ойзо, лежащий под полом целительской хибары в Синем квартале. Вариант с прибить и прикопать — или, как вариант, утопить в колодце — не устраивал по причине наличия наследников и родичей, которые обязательно явятся с претензиями за невинно убиенного торговца чумой. Мелкий может пострадать пострадать, за себя-то Рейке совершенно не беспокоился. Хотя если они к нему в дом вломятся и деньги сопрут...

Он решительно вскочил и направился к бандитку, который как раз закончил выпутываться из веревок, и довольно бодро встал на четвереньки.

— Чего тебе? — настороженно тявкнул лаэст.

Судя по наглому тону, он отчего-то верил, что трогать его не будут.

— Поговорить хочу, — миролюбиво ответил Йон. — Уладить, так сказать, некоторые разногласия.

— Что, забеспокоился?! Понял, наконец, куда влез? То-то же!

— А куда я влез? — разговор приобретал странную окраску, нелогичную в сложившейся ситуации, и Йону внезапно стало интересно.

Сыщику давно никто по-настоящему не угрожал, последние лун восемь чередой шли одни лишь неверные супруги, у них угрожать храбрости не хватало.

— Да ты... Да ты что, ничего не знаешь? Да ты знаешь, кто я?!

— Понятия не имею, — Йон вдруг заулыбался, а Кутираи вскочил на ноги и отбежал на пару шагов. — Но ты же мне расскажешь? Ты же у нас птица певчая, э?

— Угрожаешь мне, сволочь?

— По-моему, это ты угрожаешь, — улыбка стала шире. — А я просто напоминаю.

— Тыы-ыы...Ты! — торговец побагровел.

Кажется, он решил, что раз его всего лишь топили, а не жгли, не били и на части не резали, то можно и права начинать качать. Йон мысленно оскалился. Идиот не понимал, что дело было отнюдь не в слабохарактерности Рейке, дело было в астийском пацане, которому рано знать, где на самом деле находится дно человеческой души.

— Ну, я. Что?

Логика окончательно испарилась, прихватив с собой здравый смысл. Похоже, решил Рейке, паника от пережитого и рассказанного повредила лаэсту мозги. Ничем иным вдруг прорезавшуюся в низкорослом толстячке истерическую агрессию было не объяснить.

— Да я тебя ... сукин сын! — подтверждая вывод, Боро Кутираи начал кричать и брызгать слюной, одновременно не переставая пятится. Голос его срывался на визг. — Всех вас найду! Ты знаешь, какие у меня связи?! И сколько людей? Да ты землю жрать будешь, кишками своими подавишься! И выродок этот белобрысый — тоже! Собакам скормлю! Все отберу, все отдашь, все, что у тебя есть!

Этих слов ему произносить не следовало.

Мир неожиданно стал кристально чистым, очертания предметов вокруг небывало четкими, словно очерченными по контуру карандашом, в голове зазвенело. Под аккомпанемент этого непрекращающегося звона, Йон в три быстрых шага преодолел разделяющее его и торговца расстояние и засадил тому с размаху ногой в живот.

Кутираи выпучил глаза, придушенно крякнул и мешком рухнул на землю, мордой в пыль и песок.

Не останавливаясь, Йон добавил еще несколько ударов, от всей души, еле сдерживаясь. Убивать мразь накладно, лаэсты живут кланами, где один, там через полгода и весь табор. Добавил еще один пинок, профилактический, дождался, пока Боро выблюет все содержимое желудка: и обильный ужин, и колодезную тину. После чего брезгливо перевернул его навзничь носком туфли. И сунул под нос ствол Миротворца, прихваченного на самый крайний случай.

На моментально побледневшего лаэста из черной глубины дула задумчиво посмотрела магически заряженная смерть.

— Ты что-то сказал? — мягко уточнил Йон. Поселившийся в голове звон утихал, вытесняемый наружу неимоверным усилием воли. — Что-то там насчет кишок и земли, э?

Миротворец уперся в подбородок, заставляя перепуганного человека впечататься затылком прямо в наблеванную лужу. Рейке поймал взглядом взгляд собеседника, полюбовался на свое отражение в расширившихся от ужаса зрачках.

— Слушай сюда. Ты же хочешь жить? Просыпаться по утрам, бить свою мерзкую жену, орать на своих уродливых детей? Пересчитывать выручку? Взятки платить? Хочешь? Так вот сейчас ты встанешь, утрешься и галопом побежишь домой. Соберешь манатки, сунешь подмышку свою кодлу и быстро исчезнешь из моего города. Так быстро, что завтра, когда я зайду проверить, в твоем доме будет пусто и свежо. А иначе... ты же меня понял, э? Пояснять не надо?

Боро Кутираи, белый уже до прозрачного, закивал головой. Так закивал, что она только чудом удержалась на шее. Он все понял. В том числе про ценность отдельной жизни, которая вещь строго субъективная, а револьвер эту ценность сводит почти на нет.

— Тогда чеши отсюда, — сплюнул Йон, встал и отошел подальше, где не так воняло.

Кутираи вскочил на четвереньки и рванул вперед, только пыль полетела.

Сыщик усмехнулся, злость утихла окончательно. Любовно протер Миротворца, полюбовался тонкой вязью гравировки на барабане, изящной резьбой на костяных щечках рукояти. Верный друг, единственный, оставшийся из прошлой жизни. Ну, кроме Катрионы, которая его и сохранила. Принесла после того, как к Йону, прихотью Судьбы, вернулось человеческое, и отказалась рассказывать, каким чудом ей удалось его заполучить .

Теперь оставалось только решить, что делать дальше. Можно взять коляску и съездить в Мимири, где точно узнать, что так манило сына столичного магистрата в деревушке на двести домов. Но последний раз Рейке спал два дня назад и совсем недолго. Костюм помял, от сорочки несло каким-то дерьмом, туфли в грязи и пыли. А наемная коляска будет стоить денег. Вот вечером можно за полляна уговорить возвращающихся с рынка торговцев подбросить его до места. И дока прихватить, для компании.

Помимо прочего сыщику нестерпимо хотелось выяснить, как двадцатилетний целитель, внешне и характером сильно смахивающий на колокольчик, набрел на труп посреди ночного леса. И что он ночью делал в Товайхо, такой же деревушке, как и Мимири. Соседней деревушке. Этот вопрос Йона сильно интересовал, так же сильно, как док выкручивался, чтобы на него не отвечать. У этого мальчишки столько сюрпризов...

Рейке широко зевнул, сунул Миротворца в кобуру и повернул в сторону дома.

— Ты слышал? Купец Сапана отказался от целителя на операции и настоял на применении морфия.

Эрех, получивший от уличного торговца чашку пшенной каши, замер. Он узнал голос Ито Панчаты, старшего целителя госпиталя.

— Твою ж мать!

-Ооооо...

— Что, правда что ли?

Госпиталь Чистого Сердца был богатым и мог позволить себе держать целых восемь целителей в штате. Четверо из них стояли позади Эреха.

— А чего б я врал. Можешь сходить в сестринскую и спросить. Должен был ассистировать Мейре, но Сапана закатил скандал и потребовал обезболивающего. Это уже третий случай за месяц.

— И что теперь будет?

— А кто знает...

Эрех в разговор вступать не стал, сунул в рот полную ложку каши и отошел в сторону. Обсуждать нечего, все и так понятно, а кудахтать впустую он не любил. Еще и язык обжег.

Целители традиционно обходились дорого, причем всем Наниматели, что частные, что государственные, платили Храму взносы, складывавшиеся в основной доход культа Наэмы. Та мелочь, которую в качестве зарплаты получал младший целитель Эрех но-Тьен составляла всего-то десятую часть от суммы, каждую луну выплачиваемой за него госпиталем Чистого Сердца в храмовую казну. Чем выше способности, тем выше плата. Не каждый госпиталь может позволить себе иметь штат целителей, в отдаленных местностях Альмеррайда порой доходило до одного на уезд. К сожалению — или к счастью, Эрех не знал — Храм никак не мог влиять на численность целителей. Количество одаренных зависело исключительно от Божественной воли и, как правило, не менялось.

Вообще, странная зависимость, подумал Эрех, быстро заглатывая кашу — чем больше даровано, тем меньше тех, кто получает божественную искру. И тем меньше доброй воли у одаренных. Так записано в Канонах. Больше всего в мире чтецов, сосудов дара Матери и Отца. Меньше всего — пророков и ищеек. Редкие, как алмазы в борозде, посвященные Горо Псоглавца пожизненно служили в Департаменте безопасности Короны — посчитаны, переписаны и учтены, никакой альтернативы. Пророки Судьбы навсегда прикованы к храмам, не имея права покидать их более чем на один круг. Целители где-то посередине, их достаточно, чтобы худо-бедно обеспечить нужды государства и общества, но недостаточно, чтобы Эрех мог сам выбирать, куда ему идти для служения. К несчастью, умение управлять человеческой физиологией, исцеляя любую телесную болезнь, даже на пороге смерти, ценилось слишком высоко.

Хотя непонятно, почему умение читать мысли считается меньшим даром, чем умение читать тело или судьбу. Ну, вот совсем непонятно. Как, собственно, непонятна воля, что иногда позволяет исцелять смертельные раны, а иногда — не дает срастить крошечную царапину.

Ложка заскребла по дну опустевшей чашки.

Мечта о свободе от Храма вновь напомнила о своей недостижимости. Никогда он не наберет достаточной суммы, чтобы выкупить себя. Разве что к старости. С другой стороны у него вообще есть возможность выкупа, нечего плакаться.

— Эй, но-Тьен! — на ступенях центрального входа призывно махал рукой ассистент хирурга Бака. — Тебя мастер ищет!

Эрех поставил чашку из-под каши на прилавок и понесся на зов.

Доктор Бак ждал его не в ординаторской, а внизу, в маленькой анатомичке при госпитальном морге, куда обычно свозили на вскрытие особо важных покойников. На столе лежало подготовленное для аутопсии тело, накрытое простыней. Чистой, машинально отметил Эрех, почтительно склоняясь перед доктором и усатым полковником. Тем самым, который был тогда, в доме тула Ойзо.

По спине вдруг пробежал неприятный холодок тревожного предчувствия.

— Доброе утро, целитель, — поприветствовал его хирург.

Эрех поклонился еще ниже, надеясь, что ощущение тревоги не отражается на лице.

— Сегодня я вновь попрошу тебя оказать мне небольшую помощь, мальчик мой, — голос Бака звучал доверительно, ещё двое суток назад его выспренняя манера говорить заставила бы Эреха умереть от счастья. Но разделанный труп магистратского сына мешал чувствовать что-то иное, кроме тихой паники. — Я знаю, что ты умеешь хранить секреты, и думаю, мы можем тебе довериться.

Мы? Эрех распрямился и поймал выражение лица военного. Недовольное выражение. Такое же было у стоявшего за его спиной молодого парня в лейтенантской форме. Адъютант, что ли?

— Мы — это я и полковник Делко, которого ты тут видишь, — доктор Бак проигнорировал начальственное недовольство. — Полковник попросил меня определить причину смерти одного человека, а для проведения аутопсии, как ты знаешь, нужен ассистент. И я взял на себя смелость попросить тебя занять это место.

Что?!

— Почту за величайшую честь, — невероятным усилием удавив в себе желание сбежать от такой чести, ответил Эрех и снова поклонился.

— Тогда начнем, — Бак посторонился. — Халат и фартук можешь взять вон там.

Эрех машинально кивнул, потом, спохватившись, подбежал к вешалке и стал натягивать на себя длинный белый балахон, а сверху специальный фартук из прорезиненной ткани. Все это время он чувствовал, как полковник Делко наблюдал за ним не скрывая выражения недоверия. Это было странно, ведь видел он его всего-то второй раз. Астинэ не любит, что ли?

Кое-как управившись с фартуком и тревогой, целитель подошел к столу. На столе, вытянувшись, лежало тело мужчины лет пятидесяти или около того, судя по внешности, чистокровного тилейца. Типичное сложение, характерное для представителей этого народа. Они все такие: высокие, худые, с длинными конечностями и сухим рельефом мышц. Глаза были закрыты, но Эрех мог поспорить, что радужка неприятного светло-голубого цвета. Почти белые глаза, иссиня-черные волосы и бледная кожа, национальное сочетание, как у мастера Рейке, например. Как у сотен тысяч других потомков народа с берегов Черной реки.

— Ну, полковник, что вы можете рассказать нам о покойном? — благодушно поинтересовался доктор Бак, внимательно осматривая тело. — А вы, молодой человек...

— Лейтенант Сола, мастер доктор! — адъютант подскочил, поклонился.

— Да-да, лейтенант, вы записывайте все, что мы будем говорить. Потом отдадите целителю Тьену, он ваши записи приведет в удобоваримый с точки зрения медицины вид. Простите, что прервал вас, полковник...

— Ничего страшного, доктор. Перед вами тело судьи Исы Карре из Лаальского городского уезда. Пятьдесят три года, не женат. Был не женат. Тело найдено вчера, в лесу...

Доктор Бак его перебил:

— А почему так поздно привезли?

— Так пока его нашли, пока сообщили нам, — Делко потер лицо. — Пока мы доехали, пока вернулись...Там только кажется, что расстояние небольшое, но со всеми с этими делами — уже и ночь прошла.

Доктор кивнул, внимательно заглядывая покойнику в ротовую полость.

— Понятно. Ну, что ж... Значит, что мы тут видим... тело принадлежит мужчине, возраст около пятидесяти лет или старше, рост около пяти с половиной локтей роста в золотой системе мер, вес...

Эрех внимательно смотрел и слушал. Лейтенант скрипел металлическим пером по бумаге. Полковник Делко сопел.

— Эрех, убери эту простыню. Так, так... Если судить по гибкости членов, умер в прошлую ночь, трупное окоченение уже практически не выражено... С учетом массы тела, соответствует нормальному усредненному времени. То есть, могу сказать, что умер он в промежуток от Черного часа и до часа Черного Буревестника, не более.

— Середина ночи? — уточнил Делко.

— Да, середина ночи.

— Следов насилия или сопротивления на теле нет, за исключением трех ножевых порезов. Эрех, мальчик мой, дай мне линейку и скальпель. И посмотри сюда. Тебе должно быть любопытно — нехарактерные какие ранения, даже не предположу сразу, чем их нанесли.

Эрех с поклоном передал требуемое, потом подошел, нагнулся над телом и застыл.

— Итак, у нас три разреза, по восходящей. Бедренная артерия, правая подмышечная впадина, левая сторона шеи, от дуги аорты. Зигзагообразное направление удара снизу вверх. Лезвие было очень острым, сейчас я замерю длину и глубину ран, и тогда можно будет что-то предположить. И мне понадобится спица для замера.

Эрех судорожно выдохнул сквозь сжатые зубы и приказал себе прекратить так пялиться на разрез в паху у мертвого судьи. Что он, спрашивается, там не видел? Как режет севрасский коготь?!

Ему внезапно стало очень страшно. Вспомнилась ночь, когда он шел из Товайхо через лес.

Рядом с ним кто-то остановился и он вздрогнул. Полковнику Делко надоело стоять у стены и он подошел поглядеть на рану. И резко помрачнел. Более того, на какой-то миг Эреху показалось, что лицо его было ошарашенным.

— Что с вами, полковник? — от доктора Бака, казалось бы, целиком занятого прикладыванием линейки к ранам, выражение полковничьего лица тоже не ускользнуло.

— Что? Эээ... Да ничего, просто я узнал оружие. Это севрасский кинжал, доктор, знаете, такой, изогнутый, как кошачий коготь...

— Севрассэ?! То есть, вы хотите сказать, что его убил наемник? Судью? Да что же это творится! Ай-яй!

Эрех был целиком согласен с мастером хирургом. Действительно, что же это творится-то? Может, мастер Рейке знает? Он вдруг понял, как ему не хватает рядом зоркого взгляда сыщика и его умения делать выводы.

— Не знаю, мастер, не знаю, — сокрушенно покачал головой военный. — Давайте продолжим, заодно, может, вы мне что новое скажете.

— Разумеется! — доктор Бак взял скальпель и уверенным движением рассек кожу на груди.

Эреху это уже было не интересно. Вполуха слушая пояснения доктора, он внимательно осматривал судейский труп. Да, те самые три разреза по восходящей, сделанные одной рукой. Можно, конечно, предположить, что убийца — правша, но мастер Рейке сказал, что кинжалы используются в паре и бить кот ими может что правой рукой, что левой, без разницы. Но предпочитает удар правой. Почему?

Кроме того, на лице и теле Исы Карре не было синяков и ссадин, его никто не бил, как тула Ойзо. Целитель еще раз осмотрел тело, уделяя пристальное внимание тем местам, где обычно остаются травмы при драке. Ничего. Обычный цвет кожи двухдневного покойника на стадии раскоченения. Старый хирургический шрам от аппендицита. Эрех, притворившись, что проверяет инструмент, обошел стол. Запястья и кисти рук чистые, без синяков, ногти не поломаны, только правая сжата в кулак и...

Стоп. В кулак?

Он метнул быстрый взгляд на доктора. Тот закончил резать мягкие ткани и как раз освобождал от них грудную клетку. Скоро костные ножницы попросит, ребра перекусывать. Надо спешить. Благо окоченение действительно прошло.

Эрех для видимости посуетился у стола с инструментами, отложив все нужное для выламывания грудины, и, пользуясь тем, что внимание аудитории приковано к процессу вскрытия, разжал кулак. На ладони, между указательным и большим пальцем чернел глубокий, успевший слегка поджить, укус. Словно кто-то впился зубами в зажимавшую рот руку. Эрех вспомнил объяснение сыщика о происхождении синяков на теле магистратского сынка и его передернуло. И тут? Он аккуратно вернул пальцы в прежнее положение и вдруг заметил, как между ними что-то блеснуло.

— Костные ножницы, — распорядился доктор, откладывая скальпель. — Иди сюда, мальчик мой. Будешь кожу оттягивать.

Эрех кивнул и украдкой сунул в карман прядь волос. Длинных тонких волос, выбеленных по древней севрасский традиции. Когда он будет переписывать документы об аутопсии для полковника Делко, надо сделать еще копию, более подробную. Для мастера Рейке.

— Я не понимаю, чем вы тут занимаетесь, — голос Фелиса Бо был подобен шипению змеи.

Теон Делко тоскливым взглядом смотрел на документы о вскрытии судьи Карре, которые ему только что принес Правая рука. Когда он вернулся, в кабинете его уже ждали. Магистрат Ойзо — совсем не давешний старик на грани сердечного приступа, а молчаливый и неприступный владетель Альмейры — явился с вопросами. И главу Первого отдела Департамента с собой прихватил. Эрл Ойзо был очень недоволен тем, что, спустя два дня после исчезновения его сына, никаких следов еще не найдено. И версий о том, где искать, тоже нет.

— Мне бы хотелось узнать, полковник, что вы предприняли, чтобы разрешить возникшую ситуацию, — глава Бо был раздражен, но говорил ровно, голоса не повышая.

Он всегда говорил ровно, с одинаковой монотонной интонацией: что с задержанными кровавыми убийцами, что с рыдающими родственниками жертв. Его нельзя было вывести из себя, подкупить, на него невозможно надавить и запугать. Последнее раздражало Теона Делко просто неимоверно.

— Мне кажется полковник, — Бо продолжал говорить, не давая и слова вставить, — что вы неверно понимаете особенностей переданного вам дела. Считая себя единственным, кому подведомственно его расследовать, вы необоснованно верите, что освобождены от контроля и надзора...

Даже фразы он строит, словно протокол пишет. Лишенная эмоций, сложная официальная речь. Делко стоял, склонив голову и тупо смотрел на титульный лист отчета. И думал, что надо будет сходить в чей-нибудь храм и зажечь там благовоний подороже. За то, что история с судьей Карре сразу попала сюда, в этот кабинет, а не промелькнула крылом мимо вездесущего взора Фелиса Бо. За то, что судья ушел в отпуск за три дня до смерти и собирался отбыть на воды. За то, что нашедший труп бродяга будет молчать.

Но только не за тело этого самого судьи, голое, лежащее посреди дороги на Товайхо. От этого хотелось не в храм, хотелось заорать и шарахнуть об стену чем-нибудь тяжелым. Стулом вон, что ли.

— Мне нужно, чтобы вы уяснили, полковник, — а глава Бо все не унимался. — С сегодняшнего дня я лично буду наблюдать за ходом расследования. Все отчеты, планы, версии и предположения вы будете отправлять мне. И не надо думать, что ваши армейские погоны способны меня остановить или как-то прикрыть ваш зад. Не способны. Единственное, что я не могу — это забрать у вас дело без соизволения Его Величества. Но будьте уверены, если через сутки я не увижу прогресса в ваших действиях, я лично схожу во дворец. Вы меня поняли? Полковник?

— Так точно, глава Бо! — в последний момент Делко сцепил зубы и щелкнул каблуками.

Срываться на главу Бо ни в коем случае нельзя. Потому что он и вправду сходит. Фелис Бо был ищейкой, псом трона на королевском поводке, а единственная сила, способная остановить ищейку — божественная воля Псоглавца. В таких условиях на гордость можно и наплевать. Душа дороже.

— Я нижайше прошу прощения за возникшую заминку в этом деле, — он низко поклонился, практически коснувшись лбом столешницы. — Я заверяю вас, магистр Ойзо, и вас, глава Бо, что эта задержка более не продлится. Я и мои люди предпринимаем все возможные меры по поиску вашего сына. Еще раз приношу вам мои глубочайшие соболезнования в связи с несчастьем.

Чтоб твоего ублюдка щуки в пруду драли.

— Спасибо, Теон, — проскрипел магистрат и это были его первые слова за все время, что он тут провел. — Но я бы хотел вот что вам сказать... если мой сын не будет найден, я сам схожу к королю.

И, пока Теон Делко хватал ртом воздух, развернулся и вышел. За ним ядовитой змеей скользнул прочь Фелис Бо.

Полковник мысленно досчитал до ста, потом схватил со стола тяжелый пресс для бумаги и с протяжным удовольствием шарахнул им в стену. Следом полетели новая чернильница и новый стакан для воды.

— Проклятые твари! — зарычал он, примериваясь, чем бы еще выразить свое недовольство.

Дверь приоткрылась, внутрь просочились Правая и Левая, а вслед за ними штабс-капитан Баккари, посланный с проверкой в дом судьи. Обогнул замерших лейтенантов и склонился в глубоком поклоне.

— Ну, что там? — устало спросил Делко, опускаясь на стул.

— Ничего, мой полковник, — развел руками Баккари. Руки у него были короткие, так что выглядел жест потешно. — Он уехал два дня назад, практически в Черный час. Взял наемную коляску у Северных ворот, лошадь вернулась утром. Одна. Дежурный из патруля его вспомнил, судья был последним, кто покидал столицу.

— В ту ночь, когда был сильный дождь? — уточнил Делко.

— В ту самую, мой полковник.

— И какого его туда понесло, сукина сына, он, естественно, никому не удосужился рассказать, — это был не вопрос, это была констатация факта.

— Нет, мой полковник. Однако его управляющий сказал, что весь день, накануне, Карре был очень раздражен и все время срывался на окружающих. Вы не находите такое поведение странным? Особенно для человека, который собирался уехать отдыхать?

Полковник пожевал губами, еще раз долгим взглядом посмотрел на так и не прочитанный отчет. Навалилось все сразу, будто проклял кто.

— Я не знаю, Вадэ, — устало ответил он. — Ни малейшего представления. Я, знаешь ли, мало общаюсь с судейскими... да и не до того мне сейчас.

Штабс-капитан понятливо склонился в поклоне. Правая и Левая, стоявшие у стены, привычно переминались с ноги на ногу.

— Ты же слышал, я так понимаю? — Делко кивнул в сторону двери, намекая на разговор, вернее, монолог главы Бо в присутствии магистрата. — Если мы до завтра не найдем этого ублюдка...

— Я думаю, мы его не найдем, мой полковник, — Баккари не разогнулся, продолжал, глядя в пол и сияя проплешиной на макушке. — Если мне будет позволено предположить, тело тула Ойзо давно лежит на дне озера. Иначе он бы уже всплыл. И, раз у нас совершенно нет выхода, можно прорубить его самим.

Делко оторвался о созерцания столешницы и заинтересованно поднял голову.

Вадэ Баккари был очень плохим воякой, его ценность была в другом. Он умел решать проблемы.

— Эй, красавица, проснись, — Эреха толкнули в бок и он, не удержавшись, стукнулся головой о косяк двери.

Зато проснулся, вскинулся и удивленно заморгал, пытаясь сообразить, где находится. Увидел стоящего над ним сыщика с плетеной корзинкой в руках и сообразил. Он принес отчет, а дома никого не оказалось. Потому он присел на порог, подождать. И уснул.

— У меня для вас новости, — укоризненно сказал но-Тьен, — я пришел, а вас нет. Вы куда-то ходили?

— Ходил, — кивнул Рейке, отпирая замок. — В бордель.

Эрех почувствовал, как жаркая волна опалила щеки.

— З-зачем?

— За триппером, — Йон осклабился. — Зачем еще, по-твоему, сыщик может ходить в бордель, э? Заодно по дороге еды прихватил. А то с таким работодателем, как ты, я, того и гляди, протяну ноги от голода. Чего расселся? Заходи давай, есть будем.

Эрех спохватился и, разувшись, зашел в дом. Не удержавшись, огляделся с любопытством.

Он по-всякому представлял себе обиталище сыщика, поэтому реальность оказалась разочаровывающей. Скудно обставленная комната, хирургическая чистота, ни пылинки, полы сияют, словно их только что натерли. Кухни нет, лишь две двери, одна, видимо, в туалетную комнату, а вторая — в кладовую.

— Какие у тебя новости? — Рейке плюхнул на стол корзинку, двухъярусную тростниковую плетенку, в которой торговцы готовой едой продавали сразу несколько блюд. Четверть ляна за обед и ужин на одного.

Эрех пощупал за пазухой копию отчета.

— Сначала давайте вы. Или меняться. А то мне же тоже интересно, — пискнул он.

— Э-э, надо же, интересно ему, — покачал головой сыщик. — Кстати, док, а чего ты мне про свой возраст наврал-то? У тебя вон, голос ломается.

— Он не ломается, — мрачно, но баритоном, буркнул Эрех. — Просто я так говорю, когда волнуюсь. Очень невежливо над этим смеяться.

— А я и не смеюсь, — ответил Рейке и заржал.

Эрех надулся.

— Ладно, извини, мелкий, — махнул рукой сыщик, вытащил из кармана и бросил на стол пухлую пачку писем, перевязанную шелковой ленточкой. — Я тут ходил узнавать, откуда у нашего покойника — ой, прости, у твоего покойника — в доме была разнообразная любовная переписка. Ну, помнишь, подозрение на шантаж? Так вот, и вправду — шантаж. Почитать хочешь?

— Шантаж? Подождите, то есть сын магистрата... — Эрех не закончил фразы, подавившись ее окончанием и самим смыслом.

— Банальный и убогий шантажист, — Рейке кивнул, подтверждая. — Сам удивляюсь. Отличная нынче молодежь пошла, просто дети своих отцов. Наш мальчик занимался очень интересным делом, обрабатывал богатых замужних дамочек. Причем не один, а с приятелем. Приятель подкатывал с романтическими устремлениями, стихи, цветы, ручки целовать, потом вывозил дамочку куда-нибудь на природу, в кусты погуще, и там, так сказать, снимал замок с брачной клятвы. После чего приятель исчезал, а будущий кошелечек получала картинки с интересными ракурсами и копии своих романтических писулек. И начинала платить. Сам понимаешь, что в наше время бывает за супружескую измену. Не вторая эпоха, конечно, но тоже дорого обходится, причем в самом что ни на есть материальном смысле. Можешь поглядеть письма-то. Эти дурочки не просто мужьям изменяли, они умудрялись все подробности своих переживаний на бумагу изливать.

Эрех потянулся за письмами, взял пачку в руки, повертел и положил обратно. Ощущение было мерзкое.

— К счастью, нет такой мужской тайны, которую не способна выведать хорошая девочка в приличном борделе. Клиенты вечно треплются, как белье на ветру. А у тебя что?

Эрех еще раз поглядел на письма, потом вытащил отчет и положил его на стол.

— Вот. Я сегодня во вскрытии участвовал, — пояснил он. — Сделал для вас копию, с уточнениями. Посмотрите.

Рейке углубился в чтение, а Эрех, не желая даже стоять рядом с гадостью, отошел в сторону, рассматривая комнату. Жилье одинокого человека. Чисто, аккуратно, пусто. Над письменным столом прикреплена умело выписанная акварель — маленький каменный домик на зеленом холме, в окружении цветущих деревьев, за домиком море сливается по цвету с небом. Явный пейзаж юга, ближе к Алессо. Единственное украшение этого жилища. Рядом со столом домашний алтарь, на котором нет ни одного изображения богов. Только картинка в рамке.

Эрех подошел поближе и оторопел.

С черно-белого изображения на него смотрели Йон Рейке, молодой, много моложе себя теперешнего, и девушка, которую он держал за руку. Белокурые волосы казались особенно светлыми, темнела сложная вышивка на национальном свадебном наряде. Будучи астинэ, Эрех был обязан уметь определять семью по таким признакам как орнамент и прическа. Кто-то из Фоссов, деталей не разглядеть. Юные, счастливые. Невеста смотрит прямо и красивое лицо будто светится от счастья, Йон Рейке держит в своих ладонях ее руки. И тоже улыбается. Не насмешливо, не собачьим оскалом, а мягкой улыбкой, полной радости.

Перед портретом стояла курильница и лежали два супружеских браслета, один в другом, перевязанные белой траурной ленточкой. Меньший потемнел в плетениях тонкой вязи. Эрех знал, что оставляет эти следы. Запекшаяся кровь.

— Значит, три разреза зигзагом по восходящей? — раздался задумчивый голос и он вздрогнул, обернулся.

Йон Рейке, держал в руках отчет и смотрел на Эреха, прямо и внимательно. На лице его не было злости, но задавать вопросы целитель не решился. Мешало ощущение, что сейчас он увидел что-то настолько сокровенное, что даже намек на это причинит сидящему у стола человеку сильную боль.

— Совершенно идентичные тем, на теле тула Ойзо, — кивнул в ответ, подошел к столу. — Слева, направо, налево. Одним движением. Сделаны правшой или тем, кто владеет правой рукой так же, как левой.

— И нашли его на дороге к Товайхо, — сыщик задумчиво пролистал отчет обратно. — Ты откуда знаешь?

— Там были первичные протоколы и мне дали их посмотреть. Ну, я и переписал для вас все, что там было. Нашли голого, в одних подштанниках, на теле следы крови, но вокруг ее не было.

— Значит, перенесли.

— Похоже на то.

— Так же, как и покойного Ойзо.

— Похоже на то.

— Это интересно, — Рейке задумчиво поглядел в текст, потом встал.

Аккуратно закрыл отчет, положил на край стола бумажную папку. Снял одну корзинку с другой, принес чашки для еды. Даже они указывали на то, что в доме обитает не просто закоренелый холостяк, а очень одинокий человек. Одна — металлическая армейская из походного набора, у Эреха во время его карьеры военного целителя Боятской кампании тоже такая была. Вторая фаянсовая, в кувшинках, со щербатым краем и трещинкой.

— Это интересно, — повторил сыщик, снимая крышки с корзинок и раскладывая по чашкам ячменную кашу с тыквой и рубленую жареную курицу в соусе. — Если мы с тобой раньше предполагали, что имеем дело с единичным актом, возможно, связанным с насилием над девушкой, то теперь картина-то совершенно другая. И даже шантаж может не иметь к этому всему отношения. Потому что я просто не представляю, что может связывать уважаемого судью городского уезда с сыном магистрата, который всего чуть больше года назад вернулся в Альмейру. А ты? Чего не ешь? Бери ложку и жуй, я на двоих покупал.

Эрех послушно принялся за еду. Некоторое время они молча ели, он медленно, мастер Рейке — целеустремленно и сосредоточенно. Потом Эрех решился.

— Я там кое-что не записал. Я... Я ему руку осматривал и нашел на тыльной стороне ладони укус, а между пальцами были волосы, — он сунул руку в карман и выложил на столешницу длинную серебристую прядь.

Рейке, не переставая жевать, взял их в руку. Излишней брезгливостью сыщик явно не страдал.

— Еще одно подтверждение севрасского следа, — сделал он тот же вывод, что и Эрех ранее. — А что с укусом?

— Вот тут, — Эрех показал на своей ладони. — Отчетливый и очень глубокий, чуть ли не насквозь. Старый, за несколько дней до смерти. Вы же понимаете, что это значит?

— Понимаю, — Рейке кивнул, помрачнев. — Вот тебе и связь — еще один любитель изнасиловать, э? Если я не ошибаюсь, судья наш был не женат, ни в каком виде. Работал много, понимаешь ли. И чей укус? Мужской, женский? Только не говори мне, что ты не замерил, док, ни в жизнь не поверю. С твоей-то дотошностью до анатомии и вскрытий.

— Замерил, — Эрех опустил голову, глядя в стол, машинально отметил длинную занозу на гладкой древесине. И сучок с краю. — Вы правы.

— Ну? — поторопил его Рейке.

Эрех поднял голову, посмотрел сыщику в глаза. Говорить было противно.

— Он маленький. Узкая челюсть, мелкие зубы.

И увидел, как светлые глаза человека, сидящего напротив, побелели от внезапной догадки.

— Это детский укус, мастер. Жертвами были дети.

Глава 5. Время чудес

Коляска уныло тряслась на камнях, послушно трюхала серая лошадка. Йон держал поводья, сбоку, погрустневший, скукожился док.

Проклятое средство передвижения обошлось аж в пять с половиной лян за ночь. Деньги Рейке, скрипя зубами, выгреб из собственного кармана, поскольку в кармане мелкого осталось только чтобы не протянуть ноги с голоду. А что поделаешь. Если уж объединяла обоих покойников, помимо склонности к извращениям, еще и привычка брать наемные коляски у Северных ворот...

Они действительно арендовали их в одной и той же конторе. Не опасайся Йон даже в мыслях поминать Рукокрылую, то сказал бы, что лично Судьба постаралась. Владелец вспомнил и привлекательного юношу в университетском мундире, и пожилого мужчину в дорогом костюме. Оба стали наведываться к нему примерно полторы луны назад, раз в два-три дня, коляски брали на ночь. Последний раз для каждого из них приходился как раз непосредственно перед тем, как они сдохли.

Туда мразям и дорога. И перерождения им с полным искуплением, безногими, слепоглухонемыми идиотами.

За всю жизнь, проведенную в криминальном мире Альмеррайда, Йон повидал многое. Такое, о чем и вспоминать-то было противно, не то что рассказывать. Но вот любители детей ему встречались всего-то трижды. Первый был почти сразу после выпуска, когда Йону едва исполнилось семнадцать и следствие вел не он, а его наставник. Потому от всего дела в памяти сохранилось только ощущение непередаваемого омерзения. Маленький щуплый человечек, эфесский купец, признавался безо всякого принуждения. Рыдал, размазывая сопли, и пытался оправдать свои действия, покупку пятилетнего мальчика, тем, что собирался его любить. Мол, ребенку лучше с ним, чем в трущобах. Наставник дословно записал эти излияния и передал по инстанциям. Развращение детей — преступление храмовое, не светское, оно карается по закону Матери и Отца, а те не страдают ни недостатком воображения, ни излишками сочувствия.

Во втором случае Йон разбирался уже сам, лет через пять. Этот раз тоже стал первым — первым делом, когда он обратился к Богу с просьбой о справедливости. Не удержался, когда в подвале, посреди столицы, сотрудники магистрата вынимали из земли восемь полуразложившихся детских тел со следами зверских пыток. Не смог удержаться. Тело выставили на площади в Алессо, а сам Рейке потом долго пытался понять, от чего его мутит больше — от собственноручно исполненной высшей меры наказания или от того звериного, лишенного пределов и границ, что таилось за внешностью обычного человека.

Третье дело пришлось на Асталот, бывшую столицу Белой Империи, древний порт, в котором можно найти все, были бы деньги. Дом вдовы Рино, например, предлагал детей, любых и для любых нужд. Йон, помнится, полдюжины дней безвылазно разбирал клиентскую документацию, то и дело поглядывая на закованную в колодки старушку, более напоминавшую одуванчик, чем кровавую тварь. В тот раз ему не хотелось наказывать — хотелось рвать руками, наживую сдирая кожу. Ворованные младенцы для игры 'в хирурга' для богатой супружеской пары. Мальчики не старше семи лет для шестидесятилетнего ростовщика, поставки продолжались более трех лет. Десятилетняя астийская девочка для второго помощника магистрата, которую тот изнасиловал и убил. Комнаты с детьми, куда допускались постоянные клиенты. Любые желания кровожадных безумцев со всей страны. Никаких ограничений.

Помощника Йона, помогавшего разбирать архив, в итоге увезли после попытки удавить обвиняемую. Рейке таскал вдову за собой, чтобы жаждущие возмездия жители города не растерзали ее раньше, чем она сольет ему свою сеть. Он помнил череду ночных арестов, когда всех, кто был связан с этим делом, и клиентов, и посредников, вытаскивали из постелей и волокли в городскую тюрьму, осажденную требующим правосудия людьми. Помнил массовую казнь, когда впервые за более чем сто лет сам Верховный настоятель воззвал к Псоглавцу, публично, на главной площади, на глазах у целого города. И особенно отчетливо Йон помнил, как в полной тишине собранные со всех уголков страны ищейки Горо, один за одним, приводили в исполнение не подлежащий обжалованию приговор. Высшая справедливость, непонятная непосвященному разуму, два ряда мужчин в серой форме и воздетые к Небу руки старика в золотой маске собаки. И абсолютная смерть для тех, кто посчитал, что божественные запреты и земные законы их не касаются.

И сейчас он думал, что, вполне возможно, история решила повториться. Слишком многое указывало на это. Полтора месяца поездок за пару нан от города двух незнакомых между собой людей. Способ, которым их убили. То, что судье и сыну магистрата совершенно нечего было делать в деревне. И даже то, что про покойного Карре никто ничего плохого не говорил, а вот про Читела Ойзо они не узнали ничего хорошего.

— Эй, мелкий! — Йон выдернул Эреха из унылого состояния.

— А?

— Не нюнь.

— Чего?

— Сопли подбери. И ответь мне на один вопрос.

На дока сыщик не смотрел, но ощутил, как тот занервничал. И ожидаемо пискнул:

— Какой?

— Объясни-ка мне, чего ты забыл тут, среди ночи? — Рейке обвел рукой окружающий их пейзаж: серые кипарисовые стволы, теряющиеся в чернеющем небе, мягкий ковер из опавших иголок, темнота, тишина, угрюмая жуть, особенно для трясущегося зайцем дока, который размером с того же зайца.

— Аааа...

— И не юли, — строго добавил Йон, подумал, и применил запрещенный прием. — Если мы с тобой в этом деле напарники, то вранья между нами быть не должно. Согласен?

Наивный младенец тяжко вздохнул и уши повесил. Посопел, собрался с силами, потом что-то пробормотал себе под нос.

— Э? — расслышать жалкий писк Рейке не смог бы при всем желании.

— Я... это...

— Смелее, док!

— Я... — он даже зажмурился и Йон слегка забеспокоился. Чем он там занимается, по ночам, в женские бани подглядывает?

— Я... Я — штопальщик!

Над лесом воцарилась ошеломленная тишина.

— Ты?! — Рейке несколько секунд удивленно моргал, а потом расхохотался.

Глаза у мелкого стали круглые-круглые, а лицо обиженное-обиженное.

— Чего смешного-то? — буркнул он уже нормальным голосом. — Работаю на Красное братство, почти год. Эй! Хватит смеяться! Это, между прочим, невежливо!

Йон закивал и согнулся от нового приступа хохота. Очень уж не вязался похожий на девичий колокольчик но-Тьен с рискованной и запрещенной деятельностью подпольных бандитских лекарей.

— Почему так далеко? — отсмеявшись, задал он первый пришедший в голову вопрос.

— А кто меня поближе взял бы... — по-взрослому ответил док и вздохнул.

Тоже верно. Кому нужен ушастый целитель сопливого возраста, когда половина столичных преступников пользуется услугами подпольных кабинетов при госпиталях, оборудованных по последнему слову науки, причем принимающие там личности — бандиты почище собственных клиентов. Штопальщики или, по-другому, черные лекари, крайне денежный бизнес с жесткой конкуренцией.

— Меня знакомый пристроил, у него брат состоит в банде мастера Юхея. Он выкупился в прошлом году и на свое место предложил меня, — признался Эрех. — А что? В Товайхо спокойно, братство контролирует только тракт да сопутствующую коммерцию — гостиничные дворы, игорные домики, придорожные лавки. По-серьезному режут редко, меня обычно для такого специально вызывают, да еще раз в неделю хожу на прием, для всех. Вот и в ту ночь... Зато платят неплохо.

— А по тебе и не скажешь, что вообще платят, — сказал Йон, намекая на протертые локти старой тужурки и перелицованные брюки.

— Так я ж эти деньги не трачу! — возмутился мелкий. — Я коплю на выкуп! И на то, чтобы вернуться на учебу в Университет. Мне вообще повезло, что Храм меня в Чистое Сердце продал.

— И много уже накопил?

— Примерно седьмую часть, — хлюпнув носом, признался Эрех, и оглушительно чихнул.

Йон щелкнул поводьями, подгоняя лошадь, и прикинул. Средние расценки целительских услуг он знал, тем более, что Лаальский уезд не был глушью, а Красное братство не страдало от нищеты. То есть вряд ли платили они своему целителю мелочь. Странно это. Обычно выкупная стоимость устанавливалась Храмами, исходя из ценности и мощи дара, а также количества посвященных. Потому самые низкие цены у Матери и Отца, а самые высокие — у Псоглавца и Судьбы. Их одаренные бесценны, в том смысле, что их или выносят в погребальной урне, или казнят за слом обетов. Третьего не дано.

И вдруг — всего седьмая часть от суммы. А ведь и не скажешь, что этот сопливый щенок дорого стоит или у него есть какие-то особые целительские способности!

— А почему в Храме так много за тебя хотят, э?

Мелкий снова засопел. Йон уже подумал, что не ответит, когда пацан неохотно признался:

— Я человека исцелил. Во время Боятской компании, генерала но-Ферра. Ему взрывом ногу оторвало и я ее того... прирастил.

Если бы в этот момент с ясного неба грянул гром, и в блеске молний явился сам Отец-Небо, Йон бы и то меньше удивился.

— Это было один раз, — торопливо пояснил мелкий, заглянув ему в лицо. — И то, случайно. Я просто очень испугался, что он умрет, там было столько крови, вокруг все взрывается, трясется, земля с небес сыпется, пираты взяли первую линию обороны. Я решил, что если с генералом что-то случиться, то нам конец, испугался до жути. Ну и... Но мне еще шестнадцати не было, так что не надо смеяться! Мне даже повезло, можно сказать... Храм тут же меня с островов вытащил.

И цену выкупную взвинтил, конечно же. Вместе со стоимостью найма целителя но-Тьена. Воистину повезло. Меньше всего Йону хотелось посмеяться с этой истории.

— Да уж, — справившись с эмоциями, пробормотал он, покосился на мальчишку. Похолодало и тот приподнял воротник тужурки, сделавшись еще больше похожим зайца. Тощего, несчастного и забитого. И точно не похожим на святого. — Да уж.

Рейке прищелкнул поводьями. Что еще сказать, он не знал, потому решил сменить тему на более насущную.

— Ты мне вот что скажи — как у тебя в братстве связи, за год, наладились? порасспрашивать про судью, нам расскажут?

— А зачем расспрашивать? — как он и ожидал, парнишка тут же переключился, голос окреп.

— Ты карту уездов помнишь? Куда входят Мимири и Товайхо? — док похлопал глазами, потом, сообразив, встрепенулся, хлопнул себя уже по лбу. — Именно, в Лаальский городской уезд. Если в лесу по дороге на Товайхо вдруг оказываются два голых тела, оба из которых любили скататься ночью в Мимири, а второе при жизни еще и принадлежало судье Лаальского уезда, кого лучше спрашивать про темные делишки судьи, э? Дошло? То-то же. Поработаешь со мной еще с месяц и станешь мыслить как нормальный человек. Так что там у тебя с мастером Юхеем?

— Ну, выгнать он меня точно не выгонит, — философски заметил Эрех. — Где он найдет себе второго целителя, готового за такие деньги раз в неделю пешком таскаться из столицы в деревню?

— Тоже верно, — согласился Йон и еще раз щелкнул поводьями.

Лес закончился. Кипарисовые стволы расступились, выпуская дорогу из серых стен на волю и на высокий бугор, с которого открывался широкий вид на окончательно погрузившуюся в сумерки долину. Будь сейчас утро, Йон с доком увидели бы и Красное озеро у горизонта, и густую зелень, окружавшую Лаальский тракт. Сейчас же, в темноте, сияла редкими огнями Мимири, чуть дальше светились золотистые точки окон деревушки Товайхо, да совсем вдалеке, ярче и гуще, Лааль. А чуть правее, под скалой в окружении костров, раскинулись цветные шатры и расписные кибитки.

— Эт-то что такое? — изумленно спросил Йон, ткнув в них.

Док привстал, вглядываясь. Перед входом на импровизированную площадь кто-то установил импровизированные ворота с натянутым полотнищем, но надписи в темноте было не разобрать. На освещенной территории сновали толпы нарядных людей, а перед всем этим теснились, привязанные к ограждению соседнего поля, верховые лошади, телеги, повозки и такие же, как у них, наемные коляски, прибывшие из столицы.

— Я знаю! — целитель прищелкнул пальцами, резко развернулся, едва не свалившись на землю. — Я вспомнил! Той ночью, когда я нашел ваше объявление, там были афиши! Сейчас, как же это...а! Павильоны диковин и чудес мастера Тулли!

Йон, не отрываясь, смотрел вниз. Павильоны чудес, значит. Ну, что же. Кажется, вот оно, начало конца.

Дерни за веревочку, мастер, дерни. Тайна и раскроется.

Обширное пространство шатров и кибиток производило ошеломляющее впечатление. Городок в городке, улочки, площади, домики, все не настоящее, искусственное, яркое, бросающееся в глаза. Флажки, фонари, костры в огромных жестяных курильнях, лотки, на которых продают жареные лепешки, яблочки в карамели и мелкую рыбу во фритюре. Разноцветные щиты с афишами, разодетые толпы гуляющих и раскрашенные лица актеров, а перед всем этим — гигантское полотно с надписью. Павильоны диковин и чудес мастера Тулли.

Коляску они пристроили в общем ряду, но так, чтобы в нее можно было без помех запрыгнуть и уехать.

— И запомни! — мастер Рейке прихватил Эреха за плечо.— Мы с тобой репортеры 'Эха Альмейры', приехали поглядеть, о чем бы написать в нашу газету. Это чтобы не возникало сомнений, что тут делают два явно не состоящих в родстве мужика и почему они задают вопросы. Я — главный, ты — стажер. Усек, э?

Эрех кивнул.

— Смотри в оба, на рожон не лезь. Я думаю, что убийца отсюда. Севрассец в национальном костюме может затеряться только в двух местах: в воровском притоне и в цирке. Потому будь осторожен и помни, ему тебя зарезать проще, чем руки вымыть.

После чего бросил его стоять посреди толпы и растворился в темноте. Эрех обреченно вздохнул, нащупал в кармане флакон с перцовой настойкой и решительным шагом уверенного в себе человека направился к шатру, на котором значилось 'Женщина-змея'. Вход, естественно, был платным, но Эрех внутрь не стремился. Бродячие цирки и павильоны уродцев не были для него чем-то неизведанным. Где-то в промежутке между работой в тюрьме и Боятской кампанией он умудрился пару лун подрабатывать в одном таком. Естественно, в обход храмовой казны.

Он с досадой нахмурился, вспомнив разговор с сыщиком. Эрех не любил рассказывать о себе, потому что люди обычно неправильно реагировали, отчего-то полагая но-Тьена мучеником, храмовым рабом, каковым тот себя отнюдь не считал. Уединение от Страдания, храмовая школа, куда он попал в пятилетнем возрасте, на деле было ему роднее, чем поместье Тьен, которое он навещал строго в празднование смены года. И то, если было время. И с каждым разом семейство становилось ему все более чужим. Они были настоящими астинэ, жили по заветам предков, а он — по воле вложившей в него свою искру Наэмы-Целительницы. Его домом были ее бесчисленные храмы, пространство, заполненное воздухом и светом, статуи Богини в окружении алых свечей, бронзовые курильни на высоких ножках. В храмах ему было спокойно. Именно туда он приходил, когда мир становился слишком недружелюбным. Именно божественного одобрения ждал. Мнение жрецов и политика Храма его не интересовали. И потому он никогда не считал предательством свое желание выкупиться. Став свободным, он не отступит от принятых обетов. Его обязанность — не дать человеку умереть. Облегчить боль. Исцелить тело. Для этого не нужно быть чьей-то собственностью.

Эрех нырнул в проулок между шатрами. Мастер Рейке полагал, что следы убийцы, а также жертв ведут сюда. Логично. Как-то совершенно не получалась представить обычное семейство из Мимири, которое продает детей извращенцам. А вот цирки часто становятся приютом для преступников. Другое дело, что Эрех вообще не представлял, как совершаются такие сделки, каким образом покупатель и продавец друг друга находят. Потому решил оставить куплю-продажу на откуп сыщика, а сам сосредоточился на убийце. Севрассэ в цирке обнаружить намного проще, тут мастер Рейке абсолютно прав.

Он выбрался на центральные 'улицы' и снова огляделся. Павильоны с представлениями были расставлены по периметру, обойти их все, не пропустив не одного, невелика задача. Эрех потратил мелочь на засахаренные яблоки и побрел вдоль левой стороны.

Первым ему попался шатер с непонятным названием 'Девушка одна из двух' с хвостом из длиннющей очереди. Вставать в нее целитель не стал, просто походил вокруг, внимательно прислушиваясь к разговорам ожидающих людей. Больше всего обсуждали павильон магии и большое представление, которое обещали начать через час, в главном шатре. Покрутившись еще немного, Эрех убедился, что ничего интересного не услышит и отправился в сторону павильона магии. Настоящие маги, пришлая раса времен Второго Разлома, полностью исчезли более трех веков назад, а существующая ныне техномагия же не имела к их искусству никакого отношения. Так что посещение павильона разом убивало двух зайцев — можно было проверить сразу множество народа, и полюбопытствовать, что за фокусы здесь называют магией.

До места он не дошел. Отвлек плач, раздавшийся из-за ящиков в узком проходе между двумя кибитками и полотняной стенкой обиталища какой-то Провидицы Маэ. Эрех, повинуясь больше инстинкту, чем разуму, свернул в темноту и обнаружил источник звука — маленькую, лет семи, девчушку с разрисованным личиком. Она забилась в тень за ящиками и горько плакала, прижимая к себе тряпичную куклу. Слезы размывали краску, изображающую неведомого зверя.

Мысль о том, что сейчас не время, мелькнула и пропала на задворках сознания.

— Привет, — как можно дружелюбнее сказал Эрех, присаживаясь на корточки, — ты чего это тут?

Она не ответила, крепче прижала куклу к себе и тут же замолчала. Видимо, плакать перед чужим человеком ребенку не хотелось.

— Не говоришь с незнакомцами? — догадался целитель. — Правильно делаешь. А давай меняться? Ты мне расскажешь, почему плачешь, а я тебе скажу свое имя и дам вот это.

Он протянул ей палочку с яблоками в карамели, из которых успел сжевать только два.

— Ну как? Идет?

Она снова промолчала, только в упор смотрела на Эреха большими черными глазами из-под длинной русой челки. Пристально и недоверчиво разглядывала его лицо и думала. Потом, видимо решив что-то для себя, переложила куклу в левую руку, а правой приподняла подол длинного платья, доставшегося явно от кого-то постарше. Худую детскую ногу украшала огромная кровоточащая ссадина, от колена до щиколотки, типичный след от удара плеткой.

Эрех мысленно пожелал тому, кто это сделал, всех благ и крепкого здоровья. В следующей жизни. Его спина заныла, вспоминая собственный опыт.

— Ладно, — вслух сказал он. — уговор так уговор. Держи. И, между прочим, я Эрех.

Маленькая грязная лапка выхватила у него яблоки.

— А ты?

Девочка опять не ответила. Он посмотрел на ссадину, выглядывающую из-под ветхой ткани и подумал, что это, в сущности, пустяки. Немного усилий. В конце концов, если он за деньги держит банкиров, которым вправляют полученные спьяну открытые переломы и лечит бандитов, порезанных в кабацкой драке, помочь одному несчастному ребенку труда не составит.

— Сейчас я тебе покажу фокус, — заговорщицки подмигнул но-Тьен. — Настоящую магию. Ты только не пугайся.

Он встряхнул кистью, расслабляя мышцы, потом накрыл рану, практически прикасаясь кончиками пальцев к рассеченной коже. Сосредоточился.

— Грабли убрал от моей сестры! — просвистело над головой, крепкая рука ухватила Эреха за ворот и опрокинула на спину.

Над ним, сгорбившись и полыхая яростью, стоял парень примерно его возраста.

Высокий, жилистый, в черном атаи с широким поясом. Бритые виски покрывали вязи татуировок, выбеленные волосы собраны в длинный, до талии, хвост. Севрасский кот собственной персоной. Убийца.

Сердце подскочило к горлу, а потом ухнуло куда-то в область мочевого пузыря и там затерялось. Перед глазами Эреха блеснул и замер, готовясь укусить, изогнутый, как кошачий коготь, нож с кольцом на рукояти. Девочка, имени которой он так и не узнал, испуганная резкими действиями брата, уронила в пыль подаренные яблоки и вновь заплакала.

И тут целитель разозлился. Ярость, которая копилась в нем все это время, ярость на себя, на влиятельных покойников, нарушавших законы, ярость на людей, торгующих детьми и наркотиками, и на этого парня, который, стараясь защитить сестру, наворотил такого, что не передать словами. Ярость на весь мир, в котором плачет ребенок. Потому что если и было что-то, чего Эрех но-Тьен не выносил, так это когда обижают детей.

Сердце вернулось на место и забилось ровно, будто на работе в госпитале.

Правой рукой он перехватил запястье с ножом, а левую поднял, чтобы задравшийся рукав обнажил клеймо — татуированный рисунок в виде цветущей персиковой ветви вокруг запястья, символ Наэмы. За попытку просто так нанести себе такой же виновным до сих пор отрубали руку.

— Я целитель, — злым голосом сказал незнакомцу. — Твоя сестра плакала и я пытался ее успокоить и помочь залечить рану. Но ты, конечно, все и сам исправил, поздравляю.

Парень, явно не ожидавший подобной реакции, растерялся. Пользуясь этим, Эрех оттолкнул его в сторону и снова сел, склонившись над девочкой. Яблоки спасти было нельзя, густая пыль плотно облепила карамельные бока.

— Я тебе новые куплю, — посулил но-Тьен, — ты только не плачь. Или вон, твой брат купит. Кстати, он и правда твой брат?

Она всхлипнула и закивала.

— Но сначала я вылечу тебе ногу, — он опять привычно расслабил мышцы, снова накрыл рану ладонью, сосредоточился.

— У меня нет денег... — возмутился было все еще растерянный севрассэ, но Эрех только цыкнул на него и закрыл глаза.

Он терпеть не мог когда ему мешали работать.

Жар от маленькой искры, оставленной в нем Богиней, раздался в области солнечного сплетения, заполняя все его тело. Закрытые глаза вовсе не мешали видеть место исцеления. Ссаженная кожа, с почерневшим от запекшейся крови краем, середина кровоточит, особенно там, куда пришлось максимальное усилие от удара. Расплывающийся вокруг синяк, уже явный, черный. Жар заполнил грудную клетку, проник в кровь, сдавил дыхание и потек вперед, в кончики пальцев, еле прикасающихся к краям раны. Вспышка света под веками.

— Вот и все, — довольно улыбнулся Эрех, отнимая руку и снова ей встряхивая.

Пять красных точек там, где были его пальцы. И гладкая, нетронутая поверхность кожи. Стоявший за спиной севрасский кот, опаснейший убийца, по-детски ойкнул.

— Теперь не болит? — девочка, недоверчиво разглядывавшая исцелённую ногу, вскинула на него глаза, замотала головой. — Вот и хорошо. Давай, успокаивайся, и пошли, я тебе яблок куплю.

Чтобы встать на ноги, пришлось приложить усилие, кружилась голова и мутило. Забавно, что когда он прирастил безо всякого следа державшуюся на лоскуте кожи ногу генерала но-Ферра, такого с ним не было. А от исцеления небольших травм всегда головокружение и тошнит.

— У меня нет денег, чтобы заплатить тебе за это, — севрассец очнулся, вновь заговорил зло, даже с ненавистью, почти выплевывая слова.

— А у меня нет сил с тобой перепираться, — устало вздохнул Эрех. Следом за тошнотой подошла и привычная апатия. Целительство потому стоит недешево. Как и сами целители. — Знаешь, я еще не озверел до такой степени, чтобы требовать денег за лечение детей. Так что, прости, но мне нет дела до твоей благодарности.

— А я и не благодарен!

— Ага. Я слышу.

Чуть пошатываясь он побрел наружу, пытаясь вспомнить, где видел торговца горячим гранатовым соком. Самое то сейчас было бы. Ну и что, что денег почти нет, помнится, дядюшка мастера Юхея страдает геморроем, вполне можно будет сходить пешком эти две мили...

Крепкая рука вновь поймала его за шиворот, только в этот раз, чтобы не дать упасть и усадить на ящик.

— Тебя шатает, как пьяного, целитель.

— Случается, когда лечишь, — вяло отозвался Эрех, глаза закрывались сами собой. — Сейчас пройдет. Только посижу вот...

— И всегда так? — парень говорил недоверчиво, но злость из его голоса ушла.

— И со всеми. Ну, может, кроме Верховного и королевских целителей. Хотя я точно не знаю, ни разу их не встречал. А что? Беспокоишься?

— Вот еще! Просто если ты навернешься в толпе, тебя или затопчут, или ограбят. Ты себя-то со стороны видел?

Видел, видел. И не раз.

— Меня зовут Эрехом, — будем знакомы, что называется. — Я говорил твоей сестре. А вот свое имя она мне не сказала.

— Потому что она у меня не говорит, — неохотно пояснил севрассец.

— Вообще?

— Да. Немая, с рождения, — он присел рядом и вздохнул. — Ладно, псы с тобой... Ее Нимой зовут, ей семь с половиной лет. А меня Тэфе и мне восемнадцать. И мы оба с Белых гор.

— Да, я это уже понял, — тошнота уходила, забирая с собой своих товарок, но вот страх не вернулся. Не вызывал его сидящий сбоку восемнадцатилетний парень Тэфе с Белых гор. А уж его немая сестренка тем более. Зато желание оживить покойных Ойзо и Карре, отпинать ногами да сдать в псарню для наказания — было. И еще какое.

И мучал вопрос, как объяснить все, что сейчас вертится в голове, мастеру Рейке.

— Что вы тут делаете, так далеко от дома?

— Деньги зарабатываем, что же еще. Родители умерли, а сам я мало что умею, кроме этого, — нож перекувыркнулся в воздухе и вновь, будто заговоренный, лег рукоятью в ладонь. — Вот мы тут... А ты?

— Я? — после всего случившегося легенда про двух репортеров рассыпалась прахом. — Я с приятелем пришел. Он работает репортером в 'Эхе Альмейры', ему надо что-то для репортажа, а я за компанию, ему редакция коляску вон выделила, казенную. Бесплатно.

Эрех сам удивился, как складно он врал.

— На большое представление хотите? — Тэфе убрал нож за пояс, сунул руку за пояс и выудил два билета. — На. Это тебе и твоему другу.

— Зачем? — Эрех изумленно повертел бумажки. Два ляна за штуку, однако.

— В благодарность, — кот соскочил на землю и вдруг поклонился, низко, так что белый хвост мазнул по земле. И сестру в спину толкнул. — Кланяйся, мелочь. И спасибо тебе, мастер.

— Да ладно, я же сказал... — Эрех растерялся.

— Ничего. Ну, нам пора, сейчас выступление. Ты тоже не опаздывай, — брат с сестрой повернулись и направились к выходу.

Но через пару шагов Тэфе остановился, обернулся и, словно решившись, спросил.

— Мастер, а... У меня есть еще сестра, ей десять, и на нее напали. С тех пор она плохо спит, ей снятся кошмары, она кричит по ночам. Ты... ей можно помочь?

Он смотрел со странным выражением на лице, растерянным и одновременно отчаянным.

Последний кусочек мозаики со щелчком встал на место, и вся картина, во всем ее ужасе, явилась перед ошеломленным целителем но-Тьеном. Десятилетняя девочка, которая кричит по ночам и семилетняя, у которой на ноге след от удара хлыстом. И их брат, зарабатывающий на жизнь тем, что только и умеет делать.

Горло перехватило.

— Я могу, — кивнул Эрех, надеясь, что по лицу обуревавших его чувств не прочесть. — По крайней мере, с кошмарами я справлюсь. Встретимся здесь после представления?

Тэфе улыбнулся, впервые за все это время.

— Обязательно! Давай, мастер!

Они с сестрой побежали налево, а Эрех со всех ног бросился искать Йона Рейке. У него оставалось не так уж и много времени, чтобы найти сыщика и все ему рассказать.

Йон некоторое время постоял, глядя как акробаты перед большим красным шатром выделывают всякие невозможные штуки, потом купил жареную лепешку и побрел сквозь толпу, делая вид, что просто прогуливается. Обычный зевака, столичный житель, охочий до небольших развлечений. Вон, многие даже детей с собой привезли.

На самом же деле он искал. Цирк — хорошее место для тайных дел. Закрытое для посторонних, очень тесное, с профессиональным недоверием к чужакам. Актеры, фокусники, шарлатаны, уродцы, все они — отбросы общества, и потому к ним никогда не приглядываются, так как не принято у приличных людей пристально глядеть на неприличное. Да даже говорить неприлично. Почти две луны катался сюда Ойзо, значит и цирк тут стоит не меньше, а слышал ли об этом он, сыщик Рейке? Нет. Что и требовалось доказать. Оставалось только понять, кто стоит за торговлей детьми, и дело будет в шляпе. Вместе с предлагающимися к нему пятью сотнями лян.

Хотя, если по-честному, последнее время от мысли про эти деньги ему становилось не по себе. Гнил бы он где-нибудь, этот сынок. Или, вон, пусть док из него препаратов нарежет, сердце и печенку по банкам рассует. Но это позже. Пока нужно найти детей. Воровать они их точно не воруют. Подобное рано или поздно, но всколыхнуло бы всех и дошло до самых незначительных ушей, а, значит, торгуют своими.

Йон повертел головой и ухватил за локоть пробегавшего мимо парня с разрисованной рожей и в разноцветных портках в облипку.

— Эй, любезный, а где я могу узнать, какие представления вы даете?

Парень с готовностью ткнул пальцем в сторону ближайшей кибитки.

— А вон там, уважаемый, стоит специальный человек и раздает программки всем желающим.

Йон поблагодарил и целеустремленно, закусывая шаг лепешкой, направился в указанном направлении. Сгреб бесплатную, на дешевой бумаге, программку и внимательно с ней знакомился.

Мастер Тулли на аттракционы не скупился. Он представлял двенадцать павильонов, со странными названиями вроде 'Девушка одна из двух' или 'Человек-стрекоза', пять гадателей всех мастей, одну провидицу, кабинет диковин, мага и целый набор уличных актеров. Помимо этого, каждый вечер, под занавес, в главном шатре давали большое представление. Йон еще раз просмотрел перечень и спросил у человека, который раздавал программки:

— А где я могу найти самого мастера? — и, прежде чем недоверие вспыхнуло в глаза собеседника, добавил. — Я из газеты 'Эхо Альмейры', по поручению главного редактора, хочу договориться о большом репортаже на две полосы. Так где?

Парень явно растерялся, и потому указал на пристроенную за шатром обычный вагончик невзрачного серого цвета.

— Там. Кабинет мастера Тулли там.

Йон сунул программку в карман и прогулочным шагом направился к так называемому кабинету. Он еще не решил, будет ли и впрямь договариваться об интервью — которое можно и впрямь в газету продать, — но вот что подглядывать и подслушивать он будет, был совершенно уверен.

В маленьком окошке горел яркий свет. Йон, оглядевшись, нырнул в темноту за складками палатки, обнаружил приставленную к задней стенки кибитки бочку и подкатил ее к окну. Устроив себе импровизированный насест, вскарабкался на него лицом к проходу, чтобы углядеть, в случае чего, опасность, извлек из кармана верный 'глаз' и приложил его к углу окошка. Глаза закрывать не стал, но уши навострил.

Внутри 'кабинета' находились двое. Один говорил скрипучим громким голосом, другой бормотал что-то неразборчивое, нервно, но непреклонно. К сожалению, все обсуждалось на эфесском, которого Йон практически не знал и понимал одно слово из дюжины. И еще названия. Например, Товайхо, произнесенное несколько раз. И слово 'садак' — дорога, которое почему-то часто произносили вместе с названием деревни. Очень интересно. Товайхо кхе лие садак, значит. Дорога на Товайхо.

Ну и пусть Йон не понимает, зато у него есть масса благодарных эфесских клиентов, которые ссудят бедному сыщику свои знания родного языка. Тут, главное, сидеть и позволять 'глазу' все запоминать. Не зря в свое время Йон выложил за него целое состояние. Спасибо, опять же, Катрионе, которая умудрилась сохранить 'глаз', вместе с Миротворцем, из его прошлой жизни.

Разговор оборвался через четверть часа, на очень напряженной ноте, скрипнула дверь, но Йон успел соскочить с бочки и спрятаться между колесами. Лица посетителя он не увидел, только силуэт невысокого полного человека в темном костюме и широкополой шляпе. Следом, спустя непродолжительное время, вышел и второй — высокий седой старик в длинном бархатном кафтане, с тростью в руках. Замкнул дверь на засов и направился в сторону большого шатра. Йон, посчитав до ста, вылез из-под кибитки и осмотрелся. Окна не горели, замок на двери был мощный, с двумя отделениями для разных ключей. Небось, еще и магический. В принципе, логично для владельца цирка, который должен кассу держать. Но дорого же. Не менее трех сотен эдакое чудо стоит. С досадой цыкнув, сыщик тоже направился на выход.

Чтобы с грохотом врезаться в Эреха.

Йон еле успел увернуться от удара головой под дых, ухватил клиента за шиворот и встряхнул.

— Эй, мелкий, ты чего так несешься? Случилось что?

Док трясся и смотрел на мир перепуганными круглыми глазами.

— Я нашел его! — выпалил он страшным шепотом.

— Кого?

— Ну, его! Его! — руками изобразил кривую линию. — И отпустите вы меня, что за день сегодня такой, все за ворот хватают!

Йон послушно выпустил воротник тужурки.

— Молодец. И где?

— Там, — он ткнул пальцем в неизвестном направлении.

-Ты бы успокоился, а? Он тебя что, заметил?

— Лучше! Я с ним познакомился и он мне билеты на представление дал!

Йон мысленно застонал. То, что он принял за испуг, было восторженным возбуждением. Просто у некоторых дураков вот такой восторг.

— Что ты сделал? — уточнил на всякий случай. Еще оставался шанс, что он что-то не так понял.

— Познакомился с ним! Его зовут Тэфе, он с Белых гор, ему восемнадцать.

Шанса не было.

Грохнуть и прикопать, чтобы не мучился?

— Так, давай по порядку. Билеты нам зачем?

— Так я вам его покажу! Он здесь выступает.

Йон призвал все свое терпение, ухватил паршивца еще раз, теперь за плечо и потащил в сторону входа.

Билеты оказались хорошие, на первый ряд. А вот новости не очень. Картинка складывалась неприглядная. Просто калейдоскоп, малейшее движение — и стекла перемешались, сложившись в новый рисунок. И теперь вместо кровавого севрасского убийцы у него на руках подросток с двумя сестрами, одна из которых немая, а другую покойная скотина Ойзо напугал так, что у ребенка кошмары. А еще — потенциальный торговец детьми и странный господин в шляпе, которого интересовала дорога на Товайхо. Вряд ли по вопросу подорожных платежей. Крышевой? Йон с досадой откинулся на спинку сиденья. Это было самой вероятной версией. Он восемь лет безвылазно торчит в Альмейре и за это время ни разу не слышал имени Тулли. Как новичок в деле смог быстро выйти на клиентуру уровня сына магистра и уездного судьи? Само собой, через хорошее и крепкое знакомство, которое, скорее всего, прикроет его от магистрата и прочих. И уж точно — от сыщика с правом свидетельствовать в суде.

Впервые за восемь лет Йон пожалел, что он уже не прежний. Прежний он сожрал бы мастера Тулли вместе с его крышей и его тростью, даже не подавившись.

Занавес на противоположном конце арены распахнулся и на утрамбованную песчаную площадку вышел человек в бархатном костюме ослепительно-голубого цвета. После притона Боро Кутираи у Йона к этому цвету развилось непередаваемое отвращение.

— Доброй ночи, уважаемые! — выкрикнул бархатный костюм, голос вознесся вверх и разлетелся шатру. — Позвольте приветствовать вас под куполом знаменитых Павильонов чудес и диковин мастера Тулли! Мы предлагаем вам на два часа переместиться в мир удивительных фантазий! Увидеть чудеса со всего света! Окунуться в океан магии! Познать непознанное! Изведать неизведанное! И все это — благодаря великому мастеру Тулли!

Голубой костюм взмахнул руками, и зрители послушно развернулись в сторону, в которую он указывал. На самом высоком уровне расположенных ступеньками сидений, в складках купола, пряталась маленькая площадка. Мастер Тулли выступил из темноты, и Йон увидел бархатный кафтан, трость с костяным набалдашником и скуластое лицо в окружении седых волос, с глубоко посаженными бесцветными глазами, отпечатавшееся в его памяти как раскаленное тавро на коже. Тилеец, как и сам Йон. А вот имя искажено на островной манер. Интересно.

— А теперь позвольте же нам перейти к представлению. И пусть первой вас поприветствует прекрасная Белая госпожа и ее птицы.

Свет погас, очертив только круг арены, Рейке мысленно присвистнул. Это был не первый его бродячий цирк, но никогда ранее он не видел такого освещения. Магическая технология, стоит соответственно.

— Покажи-ка мне билеты, — прошептал он на ухо Эреху и тот, не отрываясь от происходящего, протянул ему бумажный квадратик.

Два ляна за штуку. Недешево. Но, учитывая, что дальние ряды, скорее всего, дешевле вдвое, и не дорого. Уж точно не могут окупить магически настроенное освещение.

Белая госпожа и ее птицы оказались группой эфесских акробаток, летавших под куполом под аккомпанемент скрипок, на которых они сами и играли, ни на миг не сбиваясь с ритма сложных трюков. Роскошные белые костюмы, подчеркивающие изгибы тел, переливались в магическом свете.

Зал взорвался аплодисментами, когда они уходили, а на смену им из-за кулис выплыли огненные жонглеры. Вспыхнули факелы.

— Эй, ты чего с таким лицом? — Йон нагнулся к Эреху, тот сидел прямо, словно палку проглотил, губы сжаты в прямую линию, брови сведены. — Не любишь цирк?

— Терпеть не могу, — признался док, голос был низок и глух. — Но дело не в этом. Я не понимаю... вы не чувствуете?

Йон незаметно обернулся, мазнул глазами по сидящим людям, чье внимание было приковано к кругу желтого песка. Там взлетали, крутились, падали и вновь взлетали зажжённые факелы, плясали в танце огня полуобнаженные эфесские жонглерки. Традиционное представление, Йон видел и лучше. Но зрители счастливы. А вот мелкий нет. Сам Рейке ничего странного не чувствовал, но целителю верил. И это было плохо. Потому что единственное предчувствие, которое могло возникнуть у посвященного, должно было быть связано с чужим даром. Йон еще раз огляделся, пытаясь понять кто и какую силу мог применять.

На арене, поочередно, сменялись мимы, дрессировщики собак и обезьян, клоуны и эквилибристы. Йон на них не смотрел, Йон разглядывал зрителей. И отвлекся только тогда, когда человек в голубом бархате выкрикнул:

— А теперь, уважаемые, вашему вниманию представляется уникальный номер! Тайные ритуалы Белых гор и небывалая высота смешались в нем. Впервые во всем королевстве и за его пределами тайна Братства Бойцовых котов и его лучший воин, Тэфе Зимний! Танец с ножами под куполом!

Йон с Эрехом как по команде поглядели вверх. На невероятной высоте на узеньком трамплине стоял новый приятель мелкого, и заключенный в пределы арены столб света серебрил его волосы.

— Что он будет делать? — обеспокоенно спросил Эрех.

— Ничего особенного. Прыжки и балансирование на канатах на высоте, часть традиционной тренировки, он с детства этим занимался. Сейчас оттолкнется, зацепится, покажет нам серию трюков и уйдет обратно. Ты что, беспокоишься о нем, э?

Док пожал плечами. Йон усмехнулся, а про себя подумал, что тоже беспокоится. Этот парень — жертва, прежде всего. Наверное поэтому. Или... Додумать он не успел. Кот вдруг пошел вперед по трамплину и даже на таком расстоянии было видно его напряженное лицо, устремлённый в одну точку взгляд. Йон вновь резко обернулся, пытаясь отследить, куда тот смотрит, но вновь ничего не увидел. А парень дошел до края, остановился, все так же неотрывно глядя вниз.

Зал замер.

Стоящий на краю бездны севрасский мальчик вдруг улыбнулся отчаянной улыбкой. Док все понял первым, вскочил и закричал:

— Стой!

Йон вскочил следом.

Тэфе с Белых гор резко оттолкнулся от трамплина, раскинул руки и стремительной черно-серебряной птицей рухнул вниз.

Полный текст истории тут: https://litnet.com/book/ishcheiki-chast-pervaya-b54019