Сорвавший оковы

Детство свое почти и не помню. Так, какие-то отдельные моменты, словно я его не прожил, а мне пересказали...

Родился в семье местного кузнеца. Мать умерла при родах, отец, души во мне не чаявший, научил меня всему, что умел сам. Некоторое время мы работал в кузнице вместе, пока однажды он не попытался сделать меч вместо тех сельских инструментов, которые делал обычно. Лопнувший во время закалки меч убил его своими осколками.

Кузнецы в деревне всегда в почете, и жить бы мне, поживать, добра наживать, девушку ладную в жены взять...

Но однажды я проснулся от неясного, смутного зова. Мое тело словно не принадлежало мне. Оно встало с кровати, заглянуло в ведро с водой, ощупало лицо руками, потом внимательно изучило их, присело пару раз, подпрыгнуло на месте и удовлетворенно хмыкнуло.

Он, или, все же, я, перебрал всю свою одежду, оделся, после чего направился в кузницу, где долго и придирчиво перебирал инструменты и оружие, хранившееся у отца с давних времен. В конце концов, выбор встал между старым добрым отцовским молотом и недлинным мечом. Мне очень хотелось взять память об отце, но, почему-то, мои руки выбрали клинок.

Потом были какие-то непонятные упражнения с мечом на улице, посмотреть на которые сбежалась вся местная детвора, вскочившая ни свет, ни заря. Мои мышцы ныли от непривычных движений, а вот рот, сам по себе, тихонько бормотал слова одобрения и высказывал надежду, что ничего, Сила — это главное, а Ловкость можно и "раскачать".

К этому времени я уже успел осознать, что, фактически, являюсь пленником в собственном теле! Даже нет, не пленником, а зрителем. Посторонним, безучастным зрителем, чьего мнения никто не спрашивал.

Закончив размахивать мечом (и перепугав добрую половину деревни, сбежавшейся на крики детворы посмотреть на меня), я подошел к Петрашу-горшечнику и спросил у него, где живет местный староста. Сказать, что мой вопрос удивил односельчан, это не сказать ничего. Петраш с изумлением ткнул рукой мне за спину и, все также безмолвно, продолжил пялиться на меня.

Ивас, наш староста, встретил меня на пороге своего дома, молчаливый и торжественный. Ответив низким поклоном на мое приветствие, он пригласил меня к себе.

— Приветствую тебя, бессмертный... — начал он свою речь так напыщенно, словно перед ним сидел не я, обычный деревенский кузнец, а, как минимум, сам король. — Как величать тебя?

"Ивас, ты что, не узнаешь меня?" хотелось крикнуть ему в ответ, но мои губы произнесли совсем другие слова:

— Приветствую и я тебя, староста. Зови меня просто, Повелитель. Имя мое тебе будет не интересно. И скажи мне, староста, есть ли у тебя какое-нибудь задание для меня?

С тяжелым вздохом Ивас посмотрел куда-то в угол, после чего негромко ответил:

— До сегодняшнего утра все было тихо, да вот стало известно мне, что завелся волколак у нас в низине, прямо под деревней. Так что теперь к заливным лугам ходу у нас нет, а там ведь...

То, что на заливных лугах самая лучшая и жирная трава, знал каждый в нашей деревне. Но зачем Ивас рассказывает мне это все так, словно я — чужой, только сегодня утром пришедший к ним?

И откуда волколаки у нас?

— Так что, возьмешься за это дело, Повелитель? — спросил меня тем временем Ивас.

— Возьмусь, — ответил ему я, после чего продолжил. — а нет ли у вас тут, поблизости, места какого, необычного?

— Как же нету, коли есть... — с еще большей грустью в голосе ответил староста. — В аккурат за лугами — поле. Казалось бы, паши да сей на нем, так нет же... Лежат там камни большие, а меж них свечение синеватое. Кто попробовал засеять там землицу, получал урожай дивный, да в еду непригодный...

Подожди, Ивас, какое поле, какие камни? Поле, которое за заливными лугами? Так... Оно же — самый кормилец нашей деревни! Там, и только там, мы всегда сеяли пшеницу да рожь для еды, лен для одежд... да много чего там растет... или росло? Смешливые девушки убегали там от дурашливых парней, малышня обожала играть в прятки. И никогда там не было никаких камней, не говоря уже о каком-то свечении.

— Хорошо, староста, я разберусь с волколаком, после чего посмотрю, что там на поле творится.

— Постой, Повелитель, — окликнул он меня. — противник тот не боится железа обычного, как рассказывал мне дед мой. Вот, возьми... — и он протянул мне пузырек с какой-то жидкостью. — Как подберешься к лугам, смажь этим зельем меч свой, тогда сила волшебная в него войдет, и ты сможешь поразить волколака злобного.

Ни кивком, ни словом не попрощавшись с Ивасом и не поблагодарив за подарок, я покинул его дом и направился на околицу деревни.

Все односельчане высыпали на улицу и в скорбном молчании провожали меня взглядами. Где-то за спиной послышался едва слышный голос Петраша:

— Ну, вот и все, кончилась тихая жизнь для нас...

Я развернулся к толпе лицом и, вскинув над головой меч, прокричал:

— Не бойтесь, мирные жители, я защищу вас от Зла!

И уже отворачиваясь от них, мне показалось, что я прочел по губам фразу "лучше бы ты остался кузнецом".

На заливных лугах творилось нечто странное. Здесь словно прошла буря, все посевы лежали или потоптанные, или потраченные. Я открыл пузырек и окропил лезвие меча переливающейся синими сполохами жидкостью. Появившиеся прямо передо мной в воздухе буквы испугали меня так, что я выронил меч на землю.

"Вы обработали свое оружие эликсиром Игнорирования. Теперь Ваше оружие способно наносить вред существам, иммунным к физическому урону. Спешите, срок действия эликсира — три часа".

"Вот черт, могу не успеть, скоро мамка с работы придет" произнес я и кинулся в оставшиеся редкие заросли пшеницы с мечом, высоко поднятым над головой.

Сам бой с волколаком описать не смогу, слишком все быстро произошло, да и не такой уж из меня и воин, чтобы хвастаться убийством.

Под моими ногами лежало худощавое тело волка, с неестественно вытянутыми длинными лапами. Распоротая шея толчками извергала из себя кровь, а стекленеющие глаза все также с ненавистью смотрели на меня.

"Почему ты хочешь меня убить?" спросил он меня, когда мы только начали кружить друг вокруг друга.

"Ты топчешь наши посевы, уничтожаешь наш урожай. Ты — Зло!" — ответил ему я.

"Нет, Зло — ТЫ! Еще вчера я был обычным волком, у которого была семья, волчица, волчата. Но сегодня утром я вдруг проснулся от ненависти к вам, людям и персонально к тебе. Я осмотрел свое тело и завыл от страха и злобы, увидев, во что оно превратилось. Скажи, зачем ты это сделал?"

"Что я сделал?" изумился я.

"Пришел в этот мир!" произнес волколак и набросился на меня.

Я шел по заливным лугам, а прямо у меня на глазах, сопровождаемая зеленоватыми искорками, взлетавшими от земли вверх, словно из пламени костра, поднималась и оживала пшеница. Все, окружавшее меня становилось светлее, словно с гибелью волколака ушла туча, закрывавшая солнце над этим участком.

Я точно знал, что к полю надо идти прямо и чуть правее, но мое тело зачало петлять, потом пошло по кругу и, в конце концов, заблудилось.

Вновь, как и в прошлый раз, прямо передо мной, в воздухе возникло изображение, отдаленно напоминавшее карту.

Я некоторое время смотрел на нее, после чего, удовлетворенно хмыкнув "да вот же это поле!", двинулся в нужном направлении.

Открывшаяся мне картина была не просто удручающей, она была кошмарной. Если на лугах просто были потоптаны посевы, то тут, на поле, находилось самое настоящее сосредоточение Тьмы.

Камни, которых отродясь не было здесь, были окутаны свечением и периодически озарялись сполохами, а вокруг них ходила целая стая волколаков, один покрупнее и трое поменьше.

По-видимому, семья того, которого я убил раньше.

За спиной у меня раздался шум, это, вооруженные чем попало, спешили на помощь мне односельчане.

— Мы тут подумали, Повелитель, и решили, что негоже отпускать тебя самого на столь трудное и опасное дело. — выступил вперед староста с вилами в руках. — Чай, не чужое поле очищать будешь, наше.

Нестройным хором односельчане высказались в поддержку его слов.

— Тогда поступим так, — начал командовать я. — ваша задача, поймать их на вилы, и удерживать до того, как я смогу подойти и зарубить каждого из них мечом, всем все понятно?

— Да, — опять же, нестройным хором, ответили мне.

Более крупного волколака мы уничтожили самым первым. Бывшая волчица, ведомая материнским инстинктом, окруженная со всех сторон, бросилась на нас со старостой, по-видимому, вычленив нас из всей толпы как главных. Староста, вместе с подоспевшим Петрашем, поймали ее на вилы и попытались поднять повыше. Увы, но стоя на задних лапах, волколака оказалась выше любого из них, поэтому, имея опору, она начала махать передними, стараясь либо сломать древко, либо уронить себя и державших ее на землю. К счастью, я оказался достаточно близко, так что один высокий прыжок (вызвавший у меня недоумение своей нелепостью и неуместностью) к этой троице, последовавший вслед за ним неумелый удар по шее и вот, оскаленная голова уже катится по земле.

— Повелитель, мы поймали остальных двух! — раздался голос со стороны толпы.

Да, действительно, мои односельчане смогли зажать волколачат, окружив их. Ощетиненное вилами и кольями кольцо людей не давало никаких шансов щенкам вырваться из него. Резкий удар граблями, пришедшийся по спине и пробивший шкуру, позволил зацепить одного и подтянуть ближе ко мне. Еще один удар по шее и одним исчадием Тьмы на свете меньше.

Спустя еще пару мгновений мы добили и второго.

— Вы свободны. Всех благодарю за помощь! — обратился я к односельчанам.

— Дык, эта, Повелитель... Нам бы посмотреть, как Вы будете вступать во владение Источником... — раздались робкие голоса. Что самое интересное, передние ряды угрюмо молчали, говорили откуда-то из-за спин.

— Ну, ладно... Ведь вы же мне помогали! Будет вам шоу. — произнес я непонятные слова и двинулся к светящимся камням. Толпа несмело следовала за мной, периодически подталкивая друг друга и подбадривая в полголоса "ну же, смелее, он же не боится!"

Среди стоявших плотно друг к другу камней обнаружился столб синеватого пламени, не дававшего, впрочем, жара. Прежде чем я успел задуматься, что же мне дальше делать, моя правая рука сама по себе полезла в мой правый карман и нащупала там нечто.

Что бы это могло быть, ведь у меня в том кармане отродясь ничего, кроме сухаря на завтрак, не было?

Рука медленно и торжественно, словно рисуясь перед односельчанами, извлекла на свет... Перстень!

Под восхищенные шепотки и вздохи селян, я одел его на свой палец, и некоторое время любовался им в лучах солнца, вращая кисть из стороны в сторону.

Наконец, аккуратно и торжественно, моя рука начала тянуться к столбу пламени.

"Стой! Куда? Что я делаю?" пытался закричать мой рот, все также оставаясь безучастным наблюдателем.

Рука погрузилась в пламя, но ни боли, ни каких-либо других неприятностей не последовало.

Перед моим лицом в очередной раз появились какие-то буквы. Прочесть их я не успел, единственное, что успел понять, это то, что отныне этот замок принадлежит мне.

— Все свободны, — произнес я, оборачиваясь к односельчанам. — Завтра я подойду к Ивасу и мы согласуем последующие наши действия.

Толпа нестройным хором подтвердила свое согласие и начала расходиться. Наконец, я остался один. Вокруг меня воцарилась полная тишина...

Полная ли? До моего слуха донесся едва слышный скулеж. Я начал обходить по кругу камни, стоявшие вокруг столба пламени.

Под одним из них, забившись в едва различимую щель, сидел маленький щенок волколака. Судя по всему, у него только недавно открылись маленькие красные глаза, которыми он сейчас вовсю таращился на меня.

Радостно осклабившись, я протянул руку и, схватив его за шкуру на шее, вытащил наружу.

— Ну что, отродье Тьмы, сейчас я тебя буду убивать! — раздался мой голос, а рука взметнула меч над головой.

Внезапно из меня словно вытащили какой-то стержень. Я весь обмяк и, если бы не моя закалка кузнеца, упал бы на землю.

Что происходит? Почему мое тело не слушается меня, а словно живет своей собственной жизнью? Эти и другие вопросы переполняли мою голову, теснясь и толкаясь в ней, словно детвора на сельской ярмарке перед заезжим балаганом. Слабое поскуливание напомнило мне, что я не один. В моей правой руке продолжал висеть удерживаемый за холку волколаченок.

Собственного хозяйства у меня не было, поэтому и дворовой собаки тоже, а одиночество иногда так сильно сжимало сердце, что я, даже не задумываясь, перехватил поудобнее щенка, сунул его за пазуху, и отправился домой, в деревню.

Улица была непривычно пустынна, лишь кое-где, поджав хвост, пробегала очередная шавка. Как раз вчера вечером со мной расплатились очередной порцией свежих продуктов, среди которых был и небольшой глиняный кувшин с парным вечерним молоком.

Найдя среди посуды средних размеров миску, я наполнил ее до краев и поставил возле двери, там, где, по моему мнению, и будет пока что ночевать мой новоявленный "песик".

Пока маленький серый комочек, громко чавкая и расплескивая, пил молоко, там же обосновалась моя старая детская куртка, хранившаяся просто как память. Сейчас, она бы мне налезла разве что на растопыренную пятерню.

Оставив приоткрытой дверь на улицу, я отправился спать.

Утро началось как обычно. Если не считать того, что проснулся я посреди огромной лужи. Прямо на моей груди безмятежно и беззаботно дрых, другого слова не подберешь, ее источник — заметно подросший за ночь щенок. Если вчера он, свернувшись, вполне мог уместиться у меня на ладони, то сейчас его длина была больше моего локтя. И это без учета хвоста!

Почувствовав под собой движение, он приоткрыл один глаз и уставился на меня ярко-красным шариком, размером с ягоду калины. Прежде чем я успел открыть рот, чтобы выругать его как следует за устроенный в моей кровати вселенский потоп, меня умыли языком...

Ну вот как можно сердиться на это маленькое, прыгучее, жизнерадостное создание, которое за то время, что мне понадобилось чтобы позавтракать самому и дать поесть ему, успело: бухнуться в ведро с водой, пытаясь напиться из него, "помыть" мне весь дом, отряхиваясь и носясь, словно ему хвост подпалили, два раза перевернуть лавку, пытаясь усесться на ней раньше меня, сдернуть полотенце и запутаться в нем до такой степени, что, не выпутав оттуда свои лапы самостоятельно, начать скулить, зовя "мамку", то есть — меня, на помощь.

Я вышел на улицу, выжал мокрую постель на землю возле стены дома, после чего выразительно посмотрел на щенка. Тот, словно ждал моей команды, подбежал к луже, обнюхал ее и... задрал лапу.

Фух... облегченно вздохнул я. Во-первых, судя по всему, догадался, где надо гадить, во-вторых, кобель, так что не придется топить в ведре нагулянный нежданный приплод.

Налив ему еще одну миску молока, я задумался над более важными вопросами.

Первый, что это вчера было? Насколько вероятно, что ОНО вернется? Что я еще могу начудить в таком состоянии?

Схожу-ка к старосте, вроде как он вчера себя вел уверенно, может, разъяснит, что к чему?

Односельчане занимались самой обычной работой, кто со скотиной возился, кто дом латал, кто шел куда-то. Тем не менее, при виде меня, каждый из них прерывался и обязательно здоровался со мной.

Вот и дом старосты. Я постучал в двери и, чуть подождав, вошел вовнутрь.

— Приветствую тебя, Повелитель... — начал он напыщенно.

— Ивас, прекрати... Лучше объясни мне, что это вчера было?

— О, Повелитель, Вы вчера героически уничтожили опасного зверя — волколака!

— Ивас, прекрати "повелительничать". Это же я — Михась, кузнец.

— Михась? Но вчера... все признаки... Внезапно появившиеся волколаки, камни на поле, Источник... Все указывало на то, что в нашем селении появился Избранный, бессмертный...

— Ивас, еще раз повторяю, я — это я. Во всяком случае, сейчас. Вчера я не знаю, что это было. Мое тело не подчинялось мне, само шло куда-то, что-то говорило, делало.

Староста тяжело вздохнул и посмотрел мимо меня, в окно.

— Михась, самое страшное, что я тебе верю. Более того, я даже знаю, что это.

— Ивас, что? Расскажи!

— Рассказать то я тебе расскажу... вопрос, хочешь ли ты это знать...

— Хочу!

— Хорошо... слушай...

Есть мы, обычные жители этого мира. Мы рождаемся, живем, умираем. У нас есть своя судьба, свои мысли, свои мечты, планы... А еще есть бессмертные. И когда один из них появляется среди нас, вокруг начинаются всевозможные проблемы. Да взять хоть твой случай, ну не было же ни камней с Источником на поле, ни волколаков... А стоило лишь тебе появиться, как на тебе! Нет-нет, Михась, не вини себя. Это я так, к слову сказал "ты появился". Нет, конечно же. Не ты появился, а ОН, бессмертный.

Чаще всего они появляются сами по себе. Вот так вот, вдруг, из дремучего леса выходит человек, которого никто раньше не видел и не знал, но все, увидевшие его, сразу понимают, это ОН.

Иногда, как в твоем случае, бессмертный появляется в чьем-то теле. Это гораздо хуже. Почему? Да потому, что когда он выходит из ниоткуда, это значит, что селенье или деревня просто станут Замком и будут развиваться. Будут враги, внешние и внутренние, будут войны, победы и поражения... В общем, почти нормальная жизнь, только и того, что драться надо будет чаще и все.

А вот если так... Тогда будет какая-то Великая Цель, Великое Испытание... Может, все мы станем великими... а может, просто другими... или все погибнем...

На моих глазах из-за занавески выбежала внучка Иваса и прижалась к деду. Некоторое время ее карие глазенки пристально смотрели на меня.

— Дядя Михась, не убивайте нас, пожалуйста... — тоненьким голоском произнесла она. — Я еще ни разу не была на Ярмарке, а меня пообещали взять туда, когда мне исполнится восемнадцать дней.

— Не бойся, маленькая, я не собираюсь убивать вас. — ответил я девочке.

— А я вам верю. — твердо глядя мне в глаза, ответила та. — Вы же щеночка не убили, правда?

Староста пристально посмотрел на меня.

— Какого щеночка?

— Да... Если помнишь... там... в гнезде волколаков... была самка и три щенка. Мы убили ее и двоих. Вы ушли, а я потом третьего нашел. Хотел убить, да словно из меня что-то вытащили, я вдруг ослаб и остыл. В общем, не стал я его убивать, взял домой, молоком напоил...

— Это сделал Ты-ты или Ты-неты? — встревожено переспросил староста.

— Я... — недоуменно ответил я, но быстро сообразил. — Я-я.

— Его надо спрятать... причем, в первую очередь от тебя-нетебя! Иди к себе и приведи его к... — староста на миг задумался. — К Петрашу. Думаю, Ты-неты к нему в самую последнюю очередь наведаешься. Давай, быстрее, шевелись, пока не началось опять...

Я успел отвести волколака к горшечнику, которого предупредил староста, и мы спрятали щенка в погребе, когда уже на выходе из его дома на меня опять накатилась слабость и неспособность управлять своим собственным телом.

— Как тебя зовут? — обратился я к Петрашу. — И чем ты занимаешься?

— Петраш я, Повелитель, горшечник.

— А, ну да, я же вроде вчера тебя видел. В общем, скажи всем, пусть собираются возле дома старосты, а я, тем временем, с ним переговорю.

— Староста? Ты дома?

— Доброго утра тебе, Повелитель. Я слушаю тебя. — ответил Ивас, с первого моего слова понявший, что перед ним вновь стою не я, а "я".

— Что у нас по ресурсам? Мне надо с сегодняшнего дня начинать строить Замок.

— Прости, повелитель, "ресурсы"... Слово то, какое-то, незнакомое.

— Ну, эти... Дерево там, камень... И да, начинай, пока что, собирать золото ежедневно с селян, да складывай у себя в подвале. Пусть пока у тебя полежит.

— Понял тебя, батюшка...

Я вышел на крыльцо, перед которым уже собралось все население деревни.

— Слушайте меня внимательно! Я говорю один раз и больше повторять не буду. С сегодняшнего дня вы будете сдавать золото старосте. Далее, вам всем вменяется в обязанность, собирать и складывать на площади дерево и камень, пригодные для строительства. Молодые парни, готовые быть солдатами, должны сейчас выйти вперед.

Из толпы вышло около десяти человек. Я подошел к каждому и спросил, чем он занимался раньше, и какое оружие ему больше подходит.

Три дровосека, более привычные к топору, два охотника — будущие лучники и шесть человек, неплохо управлявшиеся с вилами и пиками — пикинеры и алебардисты, во всяком, именно так я их называл.

— Сейчас все остальные расходятся по домам и занимаются своими делами, а вы, — я обвел рукой свой отряд. — берите дома оружие и приходите сюда. Пойдем по окрестностям и дальше, будет шахты разведывать.

И вновь это двойственное чувство. Я, который настоящий, прекрасно понимаю причину, по которой вся деревня провожает со слезами и плачем парней в поход. Далеко не все они могут вернуться, ведь мы старались никогда малой толпой не ходить дальше ближайшей округи.

Я же, который ненастоящий, с непониманием смотрел на происходящее. Та фраза, которую моё "я-не я" буркнуло себе под нос, вызвала целую бурю эмоций и недоумения. Что могло обозначать таинственное слово "неписи"?

Наш отряд двинулся прямо, прочь от деревни. Попытавшегося затянуть одну из самых любимых у нас песен, обладателя лучшего голоса, Васеля-дровосека, я очень резко оборвал, сказав, что такие грустные и тягучие песни петь не стоит. Впрочем, мое исполнение оказалось не намного лучше, опять же, на мой взгляд.

Я пел про какого-то черного ворона, чьей добычей мне не быть, когда зашуршавшие слева кусты известили нас о чьем-то приближении.

Пятерка скелетов, вооруженные какими-то ржавыми мечами и топорами, испугали парней до полусмерти, но мое распоряжение, одному с топором идти со мной, двум — с другой стороны, а с пиками и вилами, стоять на месте, прикрывая лучников, как-то собрало их и воодушевило.

Увы, но основной урон смогли нанести только мы вчетвером. Острые пики и стрелы проходили сквозь ребра, не нанося вреда, если только не попадали в сами кости. Собрав оставшееся после противников оружие, я придирчиво перебрал его, сравнивая каждый предмет с тем, что было в руках у наших парней.

— Нет... одна лишь ржавчина, даже на переплавку не годно. — пробурчал я, и откинул в сторону вполне годные как раз для переработки клинки.

Надо будет запомнить место и ночью, когда я буду свободен, вернуться и подобрать их...

К обеду, когда у парней уже отчетливо начало бурчать в животах, мы вышли на расчищенную поляну в лесу, где располагалась заброшенная лесопилка.

И вновь прямо в воздухе перед моим лицом возникла какая-то карта. Я внимательно присмотрелся к ней, понимая, что она появляется не просто так. Да, так и есть. Если думать, что на ней будет нарисовано лишь то, что видел я — не я, то вот тот домик, это наша деревня, маленький отросток в сторону и чуть вверх, это вчерашний поход в поле к таинственному Источнику, а еще один, на конце которого есть зеленая точка, это наш сегодняшний путь.

Зеленоватый квардратик, это, наверное, лесопилка.

Пока я размышлял над увиденным, мы двинулись дальше. Вскоре перед нашими глазами предстала старая телега, брошенная здесь неизвестно кем и когда.

Осторожно приподняв край покрывала взятыми у парней вилами, я увидел аккуратно сложенные обтесанные камни.

— Отлично, дерево нашли, камни есть, можно возвращаться домой. — заявил я вслух и мы повернули назад.

Как и в прошлый раз, где-то на полдороге, я внезапно задергался, пробормотал "скоро мамка вернется" и внезапно мне полегчало. Словно камень с плеч упал. Мое тело вновь подчинялось мне, не будучи безвольной куклой в чьих-то руках.

— Ребята, это снова я.

Лишь двое поняли с первого раза и не стали "повелительничать". Пришлось объяснить для всех.

— Вы идите в деревню, а я вернусь, подберу оружие, чего добру то пропадать.

Все, кроме Васеля, отправились домой. Дровосек вызвался пройтись со мной, "чтобы с тобой чего не случилось", как он сказал.

— Слышь, Михась, а расскажи, как оно? Ну, когда невесть кто вместо тебя ходит, говорит. Ты как, все это видишь, слышишь, или спишь?

— И слышу, и вижу, и переживаю, Васель. Знаешь, как сон смотрю, в котором как бы и я, и не я, хочу крикнуть, а не могу.

— Страшно?

— Да, очень. Я все время боюсь, что сделаю что-то, за что будет потом стыдно смотреть вам всем в глаза. Или вот, например, сегодня, выбрал вас, повел за собой, а что, если бы кто-то из вас не вернулся? Убили бы скелеты и все.

С этими словами я пнул ногой череп одного из наших недавних противников. На том месте, где он лежал, осталась блестящая желтая точечка.

Васель успел подобрать ее первым.

— Смотри, Михась, сережка. Да чудная какая-то. Словно еще один черепок, только из металла. И тяжелая.

Тяжелая, желтая, металл... золотая, определил я глазом кузнеца. Ладно, кину пока в карман, потом разберусь.

Мы собрали все оружие, которым были вооружены скелеты и отправились домой.

На входе в деревню меня окликнул староста.

— Михась, а зайди-ка ко мне.

— Да, Ивас, слушаю тебя.

— Да пока вы там ходили, я тут собрал людей и мы подумали все вместе, как нам быть с тобой, и этим твоим, "подселенцем".

— А что вы можете поделать? Убить меня? Так ты же сам сказал, что я теперь — бессмертный. Выгнать? Повелителя? Да и чего вы боитесь? Смотри, вон уже два боя было, а...

— Да, пока что везло нам... никто не погиб. А ты как, хотел бы, чтобы кто смерть лютую принял, да лишь тогда начать чесаться? — гневно ответил мне Ивас. — Нет? Ну вот и молчи. И слушай... Убить мы тебя действительно, не убьем, и изгнать не сможем. Да только что будет делать этот твой "подселенец", если мы с утра тебя свяжем, да и оставим в тенечке связанного? Так, чтобы ты ни ходить не мог, ни руками делать.

— И что, это мне так и лежать бревном день-деньской? Меня комары грызть будут, солнце палить?

— А что, лучше, чтобы от твоих команд парни гибли? Ну, повезло тебе раз, другой... думаешь, все время так везти будет? Ничего, полежишь, потерпишь, а там, авось, "подселенец" твой и потеряет интерес к тебе.

Я вспомнил глаза Петраша, Васеля, других ребят, с которыми в том, далеком детстве, которое я так смутно помню, бегал по улицам, лазил за яблоками... Тот страх и ужас, которые были словно сажей написаны на лицах моих односельчан, когда я — не я объявлял им, что мы пойдем в поход...

— Ладно, Ивас, вяжите... может оно и к лучшему...

Позади меня раздался вздох облегчения. Обернувшись, я увидел троих парней, которые тихо стояли в углу комнаты, скрытые тенью.

— Прости, Михась, это я их позвал, буде ты бы отказался... — повинился староста. — Спасибо, что сам согласился... Пойми, деревня наша...

— Да все я понимаю, Ивас. Наших спасти ты хотел.

Раздвинув парней, из-за их спин вышла Вешенка, дочка старосты. Ладная, крепкая девушка, на которую засматривались все женихи нашей деревни. Пристально посмотрев в глаза отцу, она бросила взгляд на меня и, встретившись глазами со мной, тут же потупилась и покраснела от смущения.

Ивас вздохнул и положил руку мне на плечо.

— Не волнуйся, не будут тебя комары есть... да и солнце печь не будет. Мы тебя в теньке положим, а Вешенка вон, сама вызвалась с веткой подле тебя сидеть. И Серый тоже...

— Серый? — недоуменно переспросил я.

— Ну да, щенок волколаков, которого ты спас. Он, оказывается, довольно хорошо по-нашему разговаривает. Вы как ушли, он из подвала и выбрался. Детвору перепугал, жена Петраша до сих пор заикается. Вывешивает она белье, а тут позади голос, как, мол, к старосте вашему пройти, да так, чтобы Михасю на глаза не попасться. Она и ответила, мол, за воротами направо, и через два дома. А потом и спроси, зачем тебе староста, мил человек. Да и оглянулась... На ее крик полдеревни сбежалось. Благо, я первый подоспел, да узнал питомца твоего. Не дал людям вилы схватить...

— Вот за Серого тебе, Ивас, самая первая благодарность. — ответил ему я.

— Да ну, чай, я же не зверь, понимаю, что не виновата скотинка в том, что так все с тобой получилось.

До вечера я еще успел развести огонь в горне и переплавить все оружие скелетов в один слиток. Что из него делать, решу завтра, утро, оно то, вечера, мудренее.

Проснулся я со смутной тревогой. Хоть и решили мы со старостой все, и "охрана" у меня будет, а все одно, неспокойно было у меня на душе. Все ли мы учли? Обо всем ли подумали?

Возле дома старосты уже толпился народ. Небольшой, но очень просторный навес, скамья, ведро с водой, сено и веревки.

Связали парни меня крепко, но аккуратно. Староста лично проверил все узлы, заставив пару перевязать по новой.

— Этот слабый, как рука младенца. Дернется он, и развяжется. А этот, напротив, передавит ему ногу, хромать потом будет дня два. Вот, теперь ладно. Все, Михась, бывай...

Справа от меня, на скамеечке, присела Вешенка. В руках у нее был моток пряжи. Начав его мотать, она затянула вначале одну песню, потом вторую. Я прикрыл глаза.

Под левым боком у меня устроился Серый. Приятное тепло разливалось по всему телу. Захотелось лежать так, днями и ночами. Было хорошо и уютно.

Внезапно, как и в прошлые разы, мое тело перестало подчиняться мне.

— Что случилось? — встревоженным голосом спросил я.

Серый приподнял морду и недоуменно посмотрел мне в глаза. Потом внимательно обнюхал мое тело с головы до ног, фыркнул и вновь улегся, даря мне приятное и усыпляющее тепло.

Вешенка, прервав свое занятие, наклонилась и поправила сено под моей головой.

— Кто ты, о прекрасная девица? И что все это значит? Почему я связан, и откуда взялся этот волколак, ведь я же перебил их всех? Почему ты молчишь? Я твой Повелитель, ты обязана подчиняться мне!

— Прости меня, милый, — пуская слезы, ответила мне она. — но так будет лучше для всех, особенно для тебя... и меня... — добавила Вешенка еще тише.

— Да кто ты такая? — сердито закричал я. — Немедленно, слышишь, немедленно развяжи меня! Я вам всем покажу... Отвечай, кто посмел связать меня? Я, твой Повелитель, требую, ответь мне...

Словно в ответ на мои крики, волколак вновь поднял морду и глухо заворчал, глядя своими желтыми глазами в мои. Откуда-то в моей голове вдруг всплыло знание, что такой цвет называется "янтарным". Что такое этот самый "янтарь" я не знал.

Вешенка дернулась, с ее колен на землю упала пряжа и покатилась по траве, собирая в себя всевозможный сор.

— Михась, не надо, пожалуйста... — едва не плача, произнесла она, глядя на меня глазами, полными слез.

— Какой я тебе Михась? Я — твой Повелитель! Что ты несешь, девка? Я приказываю тебе, немедленно развяжи меня! И что это за чудовище лежит рядом со мной?

— Это Серый, щенок, которого ты оставил в живых, принес домой и вырастил. — словно радуясь, что ей поступили два распоряжения и она может выполнять одно, игнорируя другое, ответила Вешенка. Было заметно, как, словно получив пощечину, она отшатнулась при слове "девка", но вновь придвинулась ко мне, стараясь...

Внезапно я понял, что и зачем она делала. Придвинувшись ко мне так, что ее упругая, размером с большую репу, грудь коснулась моего плеча, она отвлекала "меня-не меня" от мыслей об освобождении. О, Светлые боги, милая, давай, я готов хоть всю жизнь отвлекаться таким образом!

Эта игра продолжалась довольно таки долго. Мое тело, ворочаясь и дергаясь под прикосновениями девушки, смогло немного освободить пальцы правой руки и, дотянувшись ими до ее колена, гладить и ласкать его. Я то и дело пытался вынудить ее своими приказами развязать меня, но Вешенка каждый раз отвлекала меня до того, как мое распоряжение было бы сформировано полностью и облечено в виде беспрекословного приказа.

Наконец, когда солнце уже перевалило за полдень, я вновь почувствовал, как из меня вытаскивают стержень. Мое тело, до этого напряженное и тянувшееся к девушке, обмякло и легло на сено, чуть придавив хвост Серому.

Волколак едва не грызнул меня за спину, но вдруг принюхался и бросился радостно облизывать мое лицо.

— Фу, Серый, прекрати... — попытался оттолкнуть его связанными руками я. — Вешенка, убери его от меня!

— Михась? — прерывающимся голосом спросила она. — Это снова ты?

— Я...

Девушка тут же бросилась меня развязывать. К ней почти тут же подбежал Ивас.

— Вешенка, что ты делаешь? — испуганно спросил он.

— Пап, он назвал меня по имени, да и Серого узнал. Это он!

— Почему ты так думаешь?

— Ну... он все время называл меня "девкой", лапал меня, а тут лежит тихо.

— Михась, где мы спрятали Серого?

— У Петраша в подвале. А он еще выбрался оттуда и жёнку евойную перепужал до смерти.

— Да, это ты, Михась... Давай, помогу, затекли ноги то, небось?

— Да, затекли. Благо руки нет.

— Ага, руки у него не затекли... Полсела видело, КАК твои руки тут не затекали... — притворно грозно произнес староста, глядя на меня.

— Ивас, но это же не я был! — начал оправдываться я и вдруг осекся...

Очень неудобная ситуация получается. С одной стороны, мне надо доказать отцу, что это не я позорил его дочку перед всем селом, откровенно залезая той под юбку... А с другой стороны... А с другого бока на меня смотрели глаза Вешенки, влюбленной в меня до такой степени, что она добровольно вызвалась пройти через этот позор, лишь бы ее любимому было легче переносить лежание связанным. И слышать теперь от него, что это не он проявлял ей знаки внимания...

— То есть... я не это хотел сказать... — только и успел произнести я, как девушка, с наполненными слезами глазами, развернулась и кинулась бежать прочь.

— М-да уж... — задумчиво произнес староста. — попал ты, парень. Ты мне сейчас только честно скажи...

— Да, Ивас, да! Я люблю ее! Люблю ее всем сердцем. И мне действительно было приятно от того, что она сидела рядом.

— Любишь, говоришь? Вот и ладно. Поплачет, успокоится, а там, глядишь, и вернется. Идем пока, надо кое над чем помозговать...

Сидя в доме старосты я узнал много нового и далеко не всегда приятного.

Как оказалось, староста тоже может отдавать приказы строящемуся Замку в плане строительства каких-то построек. Так, сходив туда с утра, он отдал приказ на возведение Амбара.

Объясняя мне, зачем строить именно его, Ивас мрачнел с каждым сказанным словом.

— Что случилось? — задал я ему вопрос. — Ивас, почему ты такой мрачный?

— Эх, Михась, Михась... Дело в том, что если мне доступно строительство, значит, Боги назначили меня твоим заместителем. Значит, все теперь будет по-другому. Будет у нас Замок, будет войско, будут походы...

— Но разве это так уж плохо? — недоуменно спросил я и осекся, когда Ивас поднял на меня пылающие гневом глаза.

— Плохо? Да как тебе сказать. Ты то у нас теперь, бессмертный, тебе то все равно, а мужикам каково? Как ты посмотришь в глаза жене и деткам того же Петраша, когда он не вернется из похода под твоим предводительством? Когда этот твой "подселенец" уйдет из тебя, и ты вновь станешь собой.

— Ивас, да я все время здесь, и когда он во мне, я тоже рядом, все вижу, ощущаю, слышу, только сделать ничего не могу.

— Да? Тогда скажи, тебе действительно хочется вести в бой парней, с которыми ты по яблоки лазил в мой сад? Оставлять вдовами их жен, сиротами их детей?

— Нет...

— Нет? Тогда чему ты радуешься? В общем, давай так. С утра мы тебя связываем, и ты ждешь, пока этот "подселенец" не появится, а потом не исчезнет, после чего вместе с прочими живешь обычной жизнью, понял?

— Да, Ивас, я все понял и знаешь... Я думаю, ты абсолютно прав.

— Вот и хорошо, что ты согласился. — облегченно вздохнул староста. — Тогда давай, иди к себе.

Да, — окликнул он меня уже в дверях. — тут мужики приходили. Просили им топоров и лопат наделать. Штук по пять.

— Хорошо, в самый раз до ночи управлюсь. — ответил я.

Односельчане усиленно делали вид, что каждый из них занят своими делами и никому до идущего к себе домой кузнеца Михася нет дела.

Серый, терпеливо ждавший меня под дверями дома старосты, тут же ткнул в мою руку свой мокрый и холодный нос, лизнул пальцы, после чего потрусил рядом, периодически порыкивая на брехавших из-за заборов и плетней псов.

Мерно раздувая меха и переплавляя остатки ржавого оружия в слитки, я старался отвлечься от мыслей о том будущем, которое так красочно описал мне Ивас. Каждый удар молота словно выплескивал ту злобу и ярость, которые копились в моей душе. В каждом угольке я видел укоризненно смотрящие на меня глаза жен и матерей, а рассыпающиеся искры были словно судьбы тех, кого я поведу в бой, и кто погибнет в нем от моих команд.

Боги, да неужели я ничего не смогу с этим поделать? Неужто эта сила, что вселяет в меня "не меня", сильнее всего в этом мире? Должна же быть какая-то управа...

"Бессмертный", всплыли слова Иваса у меня в голове. "Ты то бессмертный, а вот другие..."

А что, если он ошибается? Что если... Если я умру, поселенцу станет некуда вселяться и... И угроза, нависшая над селом, уйдет?

Я посмотрел вниз. Под моими ногами лежали рядком пять прекрасных топоров, столько же лопат и два серпа. Выбирая мечи для переплавки, я взял с запасом, зная, что часть уйдет в шлак, но по какой-то причине отходов не оказалось вовсе.

"Отец бы гордился мною", подумал я и взял в руки один из топоров, чтобы оценить его качество ковки.

Тяжелая железка едва не упала из моих рук на ногу, когда перед моими глазами всплыли буквы, гласившие, что это "топор дровосека", повышающий выработку древесины на двадцать процентов и наносящий плюс один урона при атаке.

Ради интереса я перебрал все остальные инструменты, сделанные мною за сегодняшний вечер. Остальные топоры были точно такими же, лопаты увеличивали производительность труда на одну десятую, а серпы увеличивали сбор зерна аж на четверть.

Схватив их в охапку, я бросился к старосте.

— Ивас! — закричал я, врываясь в его дом.

— Что случилось? — испуганно выскочил мне на встречу тот.

— Смотри, — я вывалил ему на стол инструменты. — раньше я таких не делал!

Ивас внимательно и придирчиво перебрал каждый предмет, ненадолго удерживая изучаемое в руках, после чего безмолвно полез за печку и достал оттуда кубышку.

— За каждый топор я могу дать по десять золотых монет, за лопаты — по семь, а вот серпы... Да, они тянут на двадцать пять золотых каждый. Итого пятьдесят, да тридцать пять, да пятьдесят...

— Ивас, стой, какое золото, ты чего?

— Михась... — грустно ответил он мне. — Я не могу взять их просто так, а не взять тем более не могу, ведь сам поручил тебе их изготовить. Да и полезные они будут селу.

— Ивас, я не буду брать за них золото... Считай, что это мой подар...

При этих моих словах меня окутало золотистое сияние, на душе стало так хорошо, словно... не знаю, но так хорошо... Перед глазами всплыли буквы, гласившие, что я улучшил свои отношения со старостой деревни на десять пунктов и что за оказанную бескорыстную помощь я получаю один уровень.

Свечение медленно погасло, оставляя после себя восхитительное чувство легкости и... дикое желание делать все, что угодно, лишь бы оно повторилось.

Я перевел взгляд на старосту, который внимательно следил за мной.

— Ивас, что это было?

— Это? — тяжело вздохнул он. — Еще одно подтверждение того, что ты — бессмертный.

— Кстати, насчет бессмертия... Ивас. Мне нужна твоя помощь. Я хочу помочь всем вам...

— Помочь? — Ивас недоуменно, но в тоже самое время с надеждой посмотрел на меня. — Как?

— Я хочу... Я хочу умереть. Если ты ошибаешься, и я не бессмертный, то, я надеюсь, с моей смертью все прекратится...

— Нет, Михась, не прекратится. — с погасшей надеждой в глазах ответил мне староста. — Ты словно проснешься у себя в доме и все.

— Ивас, но чем боги не шутят, давай попробуем?

— Михась, не надо... — попытался остановить меня староста, но меня уже понесло.

— Так, Ивас, я помню, у тебя был запасной жернов для мельницы, давай его сюда. Давай-давай, пока я не передумал. Теперь веревку давай...

— Михась, подумай об Вешенке, она же тебя любит! — попытался образумить меня Ивас.

— А ты подумай над своими собственными словами. — огрызнулся я. — Каково ей будет смотреть в глаза овдовевших жен, будучи женой бессмертного?

Староста замер на минутку.

— А ведь твоя правда... Михась, ты хорошо подумал? Ведь боги не приемлют самоубийц.

— Хорошо. Надеюсь, Светлая Богиня простит меня, ведь я это делаю не ради себя, а ради вас всех! Идем быстрее к реке, пока я не передумал.

Не успели мы выйти из дома, как над селом протянулся заунывный, берущий глубоко за душу вой, который тут же подхватили все сельские псы.

— Твой Серый беду чует... — произнес староста.

Люди, выскакивавшие на двор, чтобы успокоить собак, застывали статуями возле заборов, провожая нас безмолвными взглядами.

Уже выйдя за околицу, я услышал, как в хор вплелся еще один голос, на этот раз не похожий на плач животного.

Ивас бросил короткий, но выразительный взгляд на меня.

Мы подошли к мостику, переброшенному через реку еще задолго до моего рождения. Насколько я помню, тут было самое глубокое место, во всяком случае, мы мальцами тут часто вытаскивали огромных сомов и щук.

— Ну что, Ивас. Давай на всякий случай попрощаемся... — сказал я старосте.

— Сынок... Михась... прости меня за все... И за то, что я сейчас тебе скажу... Сердцем отца я всей душой молю, чтобы ты оказался бессмертным, а вот сердцем старосты, и умом... Дай Боги, чтобы с твоей смертью все прекратилось.

Я почувствовал, как у меня защипало в глазах. Все, еще пару минут, и вся моя решимость испарится, словно утренняя роса под лучами жаркого солнца.

Не говоря больше ни слова, я резко разбегаюсь по мосту и прыгаю через перила.

Вверх всплывают пузырьки воздуха, на грудь все сильнее давит мутная вода, а ногам все холоднее от ила, в который они погружаются под моим весом и весом жернова.

Последней мыслью было — догадается ли Ивас достать потом круг из воды, ведь он еще будет полезным.

Меня поглощает темнота...

Как же мягко лежать в своей кровати. Никто не мешает, не дергает, не требует бежать неведомо куда и делать невесть что...

Я резко вскакиваю с кровати. Мое тело... Я жив!

С одной стороны, меня переполняет радость, ведь быть живым, это хорошо.

С другой — горечь и страх. Страх даже не за себя. Как выяснилось, мне умереть окончательно невозможно, ну, или очень проблематично... За моих односельчан, соседей, друзей.

Я выхожу во двор, где тут же оказываюсь сбитым с ног на землю. Серый, словно маленький щенок, прижав меня всеми лапами и своим, весьма не малым весом, облизывает мое лицо влажным огромным языком.

— Хозяин, — испугав меня чуть ли не до икоты, вдруг про износит он. — не смей больше так делать, пожалуйста.

Его хриплый голос создавал впечатление, что Серый действительно испуган... Испуган и рассержен.

— Да, а ты как думал? — он словно прочитал мои мысли, отвечая теперь на невысказанную догадку. — Ведь ты заменил мне и мамку, и отца, и младших... Если бы ты только знал, как я хочу заглянуть в глаза их убийце. Заглянуть и узнать, за что он их убил?

На последних словах глаза волколака стали наливаться кровью, не суля ничего хорошего убийце его семьи... мне...

— Ладно, Серый, давай, вставай с меня. Пойдем, покажемся Ивасу. Огорчим нашего старосту.

Взгляды, бросаемые на меня односельчанами, были самыми разными, от откровенно равнодушных, до сочувствующих, а, кое-где, откровенно злобных.

Я то их прекрасно понимал. Обычная человеческая зависть к тому, кто может не боятся смерти, к тому, кто внезапно и "совершенно незаслуженно" возвысился, став из соседа Повелителем. К тому, чья прихоть может завтра приказать идти в бой, откуда они, соседи, имеют шансы не вернуться.

Даже Ивас встретил меня на пороге своего дома с выражением откровенного огорчения на лице. Единственная, кто искренне радовалась мне живому, кроме Серого, была Вешенка.

— Ну, что скажешь? — хмуро спросил он меня.

— А что я тебе могу сказать? Водичка холодная, в омуте так вообще, ноги стынут. Под мостом есть коряга, так вот, отправь туда ребятишек, пусть двух крупных сомов оттуда вытащат, побалуются... — как можно более бодрым голосом ответил я.

— Что делать будем, утопец ты наш? — не обращая внимания на мою показную веселость, задал вопрос Ивас, разворачиваясь внутрь дома. — Проходи уж... Одежку то от воды, выжал? Или наследишь мне сейчас?

— Батюшка, да Вы не ругайтесь, я приберу за ним, то... — всплеснула руками Вешенка.

— Приберется она... стыд то какой, а? Моя дочь в утопца влюблена! — продолжал ворчать староста. — Что делать то будем, Михась? — спросил он, усевшись на лавку, и развернувшись лицом ко мне. — Да ты сам то, присаживайся, в ногах правды нет.

— Ты жернов достал то из воды? — я постарался перевести его мысли на хозяйственные вопросы.

— Да достал... сразу же, как ты булькнул в воду. Думаешь, старый Ивас такой уж бессердечный, что дозволил бы тому, кого моя единственная дочка так беззаветно любит, сгинуть за просто так?

И староста достал из-за пазухи какой-то свиток, перевязанный бечевкой и запечатанный сургучом.

— Вот, смотри... Свиток Воскрешения... Я ведь нырнул вслед за тобой. Думал, вытащу тебя, увижу, что сразу не исчезаешь, как положено бессмертному, да и оживлю. Хватаю твое тело за веревку и ну, тянуть на берег. Когда уже голову над водой высунул, дай, думаю, оглянусь. Когда глядь, а на веревке один жернов и висит... У меня внутри все и оборвалось...

— Да уж... — только и смог протянуть разочарованно я.

Вешенка сидела рядом со мной, едва дыша, прижавшись к моему плечу своей щекой.

— Ты это, Михась, не серчай, но будем мы тебя вязать и дальше, пока не придумаем, что с тобой делать...

— Да за что ж серчать то, Ивас. Вяжите, что ж делать...

— Слушай, Михась, давай я тебе на всякий случай расскажу, как дела в селе обстоят. Я ведь староста, должен отвечать перед тобой за все, что происходит в твоем... хозяйстве.

— Ивас, да зачем оно мне надо? — попытался отбиться от отчета я, но староста был непреклонен.

— Не хочешь, не слушай, но я должен рассказать своему Повелителю, что за прошедший день у нас приплода — два теленка, один ребенок родился да мужики нашли неподалеку вязанку Дерева, три единицы. Золота мы собрали, как и положено, двести пятьдесят монет. Еще я ходил к Замку, там пока что никаких напастей новых не ожидается. Ну, или я не заметил. И да, Амбар достроился. Как только поднакопим Дерева и Камня, я Рынок буду строить, хорошо?

— Не заметил, вот и хорошо. Не надо нам ничего. — резко махнув рукой, ответил я. — Все, пошел я. Жди меня, любимая. Все будет хорошо, я верю в это.

Остаток дня прошел в обычных хлопотах. Я навел порядок в кузне, наварил еды себе и Серому, убрался во дворе.

С самого раннего утра, чтобы случайно не пропустить прихода моего "подселенца", отправляюсь к Ивасу.

Под руководством старосты возле его забора несколько наших парней уже ладили навес, а еще двое тягали вилами сено.

Даже не задавая вопросов, что тут делается, зачем и для кого, я перехватываю топор у одного из плотников и впрягаюсь в работу.

Вскоре все готово. Один из носивших сено подходит ко мне и, немного замявшись, тихо спрашивает:

— Михась, скажи, а каково оно? Ну, когда вот так вот, вроде бы и ты, а вроде и нет?

— Плохо. — честно отвечаю я ему. — Постоянно боюсь, что ОН сделает что-то, за что мне потом будет стыдно вам в глаза смотреть.

— А, ну ежели так... Стыдно, значит... — задумчиво повторяет тот и отходит, покачивая головой из стороны в сторону.

Если бы мне было только знать, каким пророком оказался...

У меня успела затечь левая рука, когда в очередной раз я, внезапно, перестал чувствовать и контролировать свое тело.

— Что? Я опять связан? Да что же это такое, а? И почему я на карте не вижу тех, кто это сделал?

Перед моими глазами вновь развернулась карта села и окрестностей. Всё, абсолютно всё вокруг меня, было буквально усеяно зелеными точками.

— Эй, девка, как там тебя зовут?

— Вешенка, Повелитель. — потупив глаза, ответила та.

— Я хочу получить ответы на свои вопросы. Кто меня связал, почему. Если это враг, то где он находится в данный момент и когда ты меня, наконец-то, развяжешь...

Сбоку раздалось глухое рычание. Несчастный Серый, он не мог сдержаться, когда я начинал говорить таким тоном.

— И когда, в конце то концов, убьют это блохастое создание. Эй, парни, а ну, немедленно, взяли вилы и закололи его!

Двое парней, накидывавших сено, все еще стояли неподалеку, опираясь на свои вилы. Дерганными, рваными движениями, они вскинули свое "оружие" и, шаг за шагом, начали медленно подходить к Серому.

Волколак, естественно, глухо зарычал, оскалил клыки и немного привстал, демонстрирую свое нежелание покидать меня, но и намекая, что просто так заколоть его не получится.

— А ну, тихо! — прикрикнул я на него. — Не смей нападать на них. Они выполняют мое приказание. Я тогда тебя не убил, хотя и вырезал всю твою семейку, так хоть...

Когда в прошлый раз Вешенка сказала мне, в присутствии Серого, что я его не убил, волколак не поверил ей. Вернее, поверил, но понял это по своему, что я его подобрал, да и пожалел. Но сейчас, услышав из моих уст признание в том, что это именно я убил его семью, он застыл неподвижной статуей, после чего бесконечно долго поворачивал ко мне свою морду.

— Повтори еще раз, что ты сделал?

— Ха-ха-ха! — рассмеялся я ему в морду, лежа перед ним связанный по рукам и ногам, как жертвенная овечка. — Да, это я убил всю твою семью, так что можешь смотреть мне в глаза!

Пока мой "подселенец" разговаривал с Серым, парни, воспользовавшись возможностью, побросали вилы и кинулись наутек. Изображение села и окрестностей все так же висело перед моими глазами, правда, не заслоняя собой все, что я мог видеть вокруг. Быстро разобравшись, что зеленые точки обозначают моих односельчан, я вдруг заметил одну интересную особенность.

Пара мальчишек, спрятавшиеся в кустах так, что их местонахождение я мог видеть, только помня, что видел их там, перестали отображаться на карте! То есть "подселенец" не мог знать о них, а никого по соседству больше и не было. Эх, как бы дать им знать, чтобы сидели и не высовывались?

Внезапно, Серый, из зеленой точки, стал красной!

"Ваши отношения с персонажем Серый изменились с прекрасных на враждебные. Персонаж Серый больше не является Вашим петом."

Волколак посмотрел еще пару секунд мне в глаза, после чего одним длинным прыжком исчез в ближайших кустах, где лишь раздвигаемые с сумасшедшей скоростью ветки показывали его путь к лесу.

— Так, девка, мне это все надоело! Немедленно, слышишь, немедленно развяжи меня!

Такого однозначного и четкого приказа Вешенка ослушаться уже не могла. С крупными слезами, стекавшими по ее щекам то ли от обиды за грубость в голосе, то ли от жалости ко мне, ее любимому, она начала медленно развязывать мои... ноги?

— Давай-давай, тяни... да-да. Вот этот конец. Тяни его на себя. — командовал я, изо всех сил выгибая шею, чтобы видеть, что именно девушка делает и подсказывать ей. — Да тяни же на себя сильнее!

Внезапно Вешенка сильно покраснела, после чего окинула быстрым взглядом окрестности. Никого не заметив (а ребятишки то, сами догадались, что кому-кому, а им то высовываться ни в коем случае не стоит), она начала еще более неумело распутывать веревки, то и дело, словно случайно роняя на них то рукава своего сарафана, то подол, то концы пояса.

— Повелитель не будет против, если я скину одежду, а то видите, она постоянно мешает мне. — спросила она. Казалось, что если на ее щеки сейчас упадет хоть травинка, то от нее вспыхнет бешеный пожар, такими красными они были.

Мой "подселенец", да и я, признаться, тоже, просто потеряли дар речи. Расценив мое молчание как согласие, Вешенка встала во весь рост, после чего одним движением рук...

Отвести глаза... Я прикладываю все усилия, чтобы отвести взгляд прочь от молодого, такого юного, такого манящего и такого близкого девичьего тела.

Вешенка, что ты делаешь? Зачем ты развязываешь пояс на моих штанах? Нет, Вешенка, не надо снимать их с меня! Мы же еще не венчаны!

А во мне, вопреки моим мыслям и моему нежеланию, уже сама собой поднимается и нарастает волна желания и страсти. Волна, слабым отголоском которой идет благодарность Вешенке, готовой отдать мне самое ценное, что есть у деревенской девушки, лишь бы не выполнять мой приказ, который нанесет столько вреда и горя всем нам...

Вот и все, милая... Теперь мы с тобой — муж и жена. И пусть нас еще не объявляли таковыми, и пусть твой отец еще не назвал меня своим зятем, но это уже ничего не значит. Я тебя люблю, а после случившегося просто не имею права и совести не взять тебя в жены.

У меня вырываются слова "блин, да мамка же меня убьет за ЭТО", после чего из моего тела словно выдернули стержень. Ура, все, ОН ушел!

Я с трудом поворачиваю голову вправо, где, раскинув руки в стороны, лежит и смотрит неподвижным взглядом в небо моя любимая.

Мы, конечно же, мальчишками, бегали к реке подсматривать за девушками, когда те купались, но так близко девичью грудь я не видел еще никогда.

— Милая... Вешенка... — зову я ее. — Это я, Михась, я вернулся!

Мне приходится окликнуть ее несколько раз, прежде чем она поворачивает ко мне свое заплаканное лицо и смотрит на меня отсутствующим взглядом.

— Здравствуй, Михась... с возвращением тебя... — каким-то чужим, потерянным голосом отвечает она. — Здравствуй и прощай...

— Почему "прощай"? — недоуменно переспрашиваю я ее. — Подожди...

— Не сберегла я себя для любимого... кому я теперь буду нужна. Порченная, траченная...

Перекрывая все вокруг, передо мной всплывает надпись о том, что мои отношения с персонажем Серый вновь вернулись к дружественным, и он вновь является моим петом.

С громким клацаньем его зубов, мои руки, а потом и ноги, становятся свободными.

Я вскакиваю и, подобрав сарафан Вешенки, пытаюсь надеть его на нее.

— Дурик, подними ее на ноги, удобнее будет. — раздается позади голос волколака.

М-да, действительно, лучше.

— Милая, — шепчу я ей на ухо. — ты нужна мне! Я тебя приму любую, порченную, траченную, любую, слышишь? Я люблю тебя!

Ее взгляд медленно приобретает осмысленность и уставляется на меня.

— Правда? Любишь? — как-то недоверчиво и осторожно, словно не веря, что это всё не сон и боясь спугнуть его, спрашивает она.

— Да, мы сейчас же идем к твоему отцу и я прошу у него одобрения.

Слабая улыбка касается ее губ. Она медленно расцветает так, как может расцветать лишь девушка, которой сделал долгожданное предложение любимый парень.

Мы, взявшись за руки не идем, нет, мы летим по траве к дому Иваса, когда раздавшийся позади голос Серого немного спускает меня на землю.

— Слышь, жених, штаны одень...

Мы шли через село, словно через живой коридор.

Абсолютно все односельчане вышли на улицу и стояли вдоль дороги, провожая нас взглядами. Краем уха я услышал, как один из мальчишек, судя по всему, из тех двоих, прятавшихся в кустах неподалеку, начал взахлеб рассказывать друзьям увиденное.

— ...А потом она сняла с себя сарафан и...

Что "и", мальчишка сказать не успел, так как стоявший неподалеку его отец, выхватил из толпы друзей сынулю за шиворот и тут же, на месте, всыпал тому тяжелой отцовской рукой по заднице, приговаривая, что, мол, иногда, то, что увидел, рассказывать не стоит.

Ивас стоял у ворот своего подворья, строгий и величественный.

При виде отца, Вешенка сильнее сжала мою руку и прильнула ко мне так, словно хотела вжаться и раствориться.

— Мне страшно, Михась... Батя меня сейчас убьет... — тихо прошептала она мне.

— Не бойся, милая, я с тобой! — так же тихо пробормотал я ей.

— Что льнешь к нему, бесстыжая? — спросил Ивас, едва мы приблизились достаточно близко к его подворью. — Ишь, за ручки взялись, да и топают средь бела дня по селу, ровно так и надо. Мать твоя, слава богам, не видит этого позора, а то уже утопилась бы в колодце. На глазах у всего села, среди бела дня, запрыгнула на парня...

Под эти его слова, из толпы зрителей споро выбежали двое парней, державших в руках ведро с дегтем и пару метелок.

При виде их, Ивас побледнел и ссутулился, но промолчал. Обычаи надо чтить, какими бы обидными и тяжкими они не были. А вымазать дегтем ворота родителей, чья дочь не сберегла себя до свадьбы, это ж предки завещали. Позор на всю оставшуюся жизнь, еще и будущему ребенку достанется.

Парни уже поставили ведро на землю и макнули в него метелки, собираясь сделать первые мазки на воротах, когда из-за спин безмолвных зрителей раздался дребезжащий, но не потерявший своей силы и властности, голос.

— А ну-кась, касатики, стоять! Махнете, так женилки ваши прокляну, вовек не встанут больше. Будут болтаться хвостами бесполезными, даже мух, и тех, не отгоните.

После того, как данная угроза была озвучена, парни побросали метелки, словно те жгли им руки.

Толпа раздвинулась, как горка зерна, сквозь которую хозяйка просунула свои руки.

Опираясь на сучковатую палку, к воротам Ивасового подворья вышла местная ведающая мать, или как ее за глаза называли, ведьма, бабка Всеведа.

— Не ради озорства прыгнула она на свово парня, и не силой взял он ее. Се было сдействовано по любви, да ради спасения вас, неразумных, от беды великой.

Ведьма подошла ближе и взяла в свою ладонь наши руки, которые мы до сих пор не расцепили.

— Именем Матери Земли да Неба-Отца, благословляю вас, дети. Любите друг друга, живите долго и счастливо, а все невзгоды стойко встречайте, да преодолевайте дружно.

— Дак, эта... а обычай как же... она же траченная... — изумленно выдавил из себя один из парней, стоявших рядом с ведром.

— А вот за поспех да за глупость твою, быть тебе дружкой на свадьбе у невесты! — вызвав громовой хохот толпы ответила, как ножом отрезала ведьма. — А тебе, раз уж ты порассудительнее да понеспешнее, быть дружком у жениха. — сказала она ткнув рукой во второго. — И попробуйте мне хоть слово против сказать!

Всеведа развернулась и поковыляла прочь в полном безмолвии.

Я заметил, что с самого момента ее появления стою, затаив дыхание и не дышу до сих пор. Внезапно, рядом со мной раздался шумный выдох, словно из большого надутого меха выпустили воздух.

Ведьма обернулась.

— А ведь я загадала, кто из вас первый дышать вспомнит. Ну, знать и быть по сему, жди помощника себе, Михась.

Мы еще долго стояли, словно мухи в меде, застыв, боясь пошевелиться, провожая взглядом сгорбленную фигурку, которая маячила на опушке леса.

Наконец, Вешенка потянула меня за руку и развернула к отцу лицом.

Светящийся радостью и счастьем, Ивас молча смотрит на нас, ожидая положенных по случаю слов.

— Ивас, перед лицом людей и Неба, именем Матери-Земли, прошу у тебя руки твоей дочери, Вешенки.

— Да кто я такой, чтобы спорить со словом ведающей матери! — воскликнул тот. — Михась, я отдаю тебе свою дочь в жены, будь ей примерным и любящим мужем, ей защитой да мне опорой в старости... И спасибо тебе за внука! — чуть тише добавил староста с лицом, мокрым от слез радости и счастья.

Приготовления к свадьбе шли полным ходом. Вынесенные и сдвинутые вместе столы были накрыты белоснежными скатертями и по мере готовности, заставлялись всевозможными яствами.

Детвора, не занятая в подготовке, носилась кругами, вовлекая в свои игры Серого. Вскоре веселый и звонкий смех волнами раскатился над селом — образовалась целая очередь, желающих прокатится верхом на волколаке.

Меня выгнали из дома Иваса под предлогом того, что невесту в подвенечном платье мне видеть теперь до самого ее выхода из дома не положено.

Внезапно моим телом на мгновение завладела все та же слабость и чуждость, которая обозначала присутсвие во мне "подселенца". Ее присутствие было кратковременно, словно вспышка уголька под порывом ветерка, вот она есть, а в следующее мгновение уже нет.

Испуганный тем, что сейчас может опять начаться невесть что, я вскочил на ноги и кинулся прочь, как можно дальше от села, отметив про себя, что тело слушается меня как-то не так. Оно двигалось как ложка сквозь густой кисель, для каждого шага приходилось делать некоторое усилие.

— Да что же это такое, а? — спросил я у кустов, мимо которых пробегал в это время. — Мне что, глючный перс достался? Слышь ты, этот, как там тебя, Михась, отзовись.

Он догадывается обо мне, пробил меня холодный пот. Вот сейчас, на следующем шаге мое тело перестанет слушаться меня и я-он повернем назад. Что может натворить в селе подселенец, когда все думают, что его нет в моем теле, мне было даже страшно представить. Нет, бежать, бежать прочь, изо всех сил.

— Не, ну мы так не договаривались! — воскликнул я чуть позже. — Слышь, Михась, или ты отвечаешь мне, или я беру тебя под свой контроль!

Придется ответить...

— Да, я слушаю тебя.

— Ух ты, перс мне ответил! А куда это ты так несешься, а?

Куда-куда... подальше от села.

— Прямо.

— Угу, прямо. Хороший ответ. Только вот знаешь ли, мне туда не надо. Мне надо, чтобы мы с тобой вернулись назад.

После этих слов я вдруг почувствовал, что поворачиваю назад. Нет, мои ноги продолжали мерно бежать вперед, но вот этот самый "перед" медленно повернул назад. Не найдя другого выхода, резко останавливаюсь и сажусь на землю. И что ты теперь сделаешь?

— Нет, так дело не пойдет! — произношу я сам себе, после чего рваными движениями поднимаюсь на ноги и начинаю медленно идти в сторону села. — Да беги же ты, деревенщина! Слушай, Михась, не стоит мне противиться. Это я сейчас не в капсуле, а с клавиатуры тобой управляю. Завтра приду домой со школы и пока мамки не будет, я напрямую буду указывать всем, что делать. Так что они и развяжут меня и помогут. Я, "пи-и-ип", всех твоих "пи-и-ип" друзей казню! Причем сам, лично, этими вот руками!

Он-я поднял руки к лицу, наверное, чтобы дать мне возможность увидеть то, чем завтра мои односельчане будут казнены.

— А твою девку я раздену и запру в подвале. И буду "пи-и-ип" каждый раз! Только теперь буду умнее, я и сейчас уже одел презик, чтобы потом капсулу опять не отмывать! Я всех баб в вашем селе от..."пи-и-ип"!

С этими словами моя рука делает какой-то жест в воздухе и перед моим лицом появляется карта нашего села. Ее изображение увеличивается и уже становятся хорошо видны фигурки отдельных людей и даже их лица. Они бегают между домов, словно ищут что-то... или кого-то.

Прямо на карте появляется зеленый прямоугольник, который быстро расширяясь, захватывает в себя все больше фигурок. Потом они, нелепо дергаясь, начинают двигаться в одном направлении. Быстро сориентировавшись по расположению домов, я понимаю, что подселенец отправил их к Замку.

Изображение на карте сменяется. Теперь я вижу сам Замок.

— Так, что тут? Амбар? На кой он мне нужен? Слышишь, Михась, чтобы начали строить Казармы! Слышал меня? А, впрочем, зачем ты мне, я и сам могу поставить их в очередь. Вот, все, как наберете Дерева и Камня, чтобы построили!

— Ну мам... я не надолго! Ну...

Меня опять дернуло и... отпустило. Я вновь полностью владею своим телом!

А вот теперь надо бежать в село со всех ног. Пока я слушал своего подселенца, мне в голову пришли пара мыслей. Первая, меня должны связать так, чтобы не смогли быстро развязать. Вторая — как там Вешенка? Ведь хорош же я жених, обесчестил, при всех обещал жениться и сбежал со свадьбы!

Вот и село. Все, кого "я" отправил к Замку, уже вернулись назад и сейчас встречали меня, обеспокоенные и встревоженные. Вешенка, путаясь в платье, бросилась ко мне.

— Михась, что случилось? — спросила она, заглядывая мне в глаза.

— ОН был во мне. — коротко ответил я, глядя на ее отца. — Ивас, сразу после свадьбы нам надо поговорить.

— Скажи сейчас, в двух словах, что случилось? И что ты сделал? Люди сказали, что хоть их ноги и несли их к Замку, но они могли сопротивляться, идя в указанном направлении гораздо медленнее.

— ОН знает обо мне. — огорошил я их сразу. — Сказал мне, чтобы ему не мешали, пригрозил, что все равно завтра ляжет в какую-то "капсулу" и будет управлять мной и вами всеми как положено. Ивас, надо что-то придумать, чтобы связать меня наверняка.

— Наверняка, говоришь? Хм... надо подумать. А что ты еще сделал? Почему мы могли сопротивляться его приказам?

— Я ничего не делал. Ну, успел добежать почти до леса, и все.

— До леса? Так ты просто докричаться не мог, получается. Хорошо, запомним на всякий случай... Идите пока за стол, вас ждут. — кивнул он нам, а сам, погрузившись в тяжелые думы, ушел к себе в дом.

Высоко в небе светила луна, когда сельчане начали расходиться из-за столов. Каждый считал своим долгом подойти к нам и лично сказать последнее пожелание, поэтому процесс прощания затянулся.

Наконец, мы, оставшись одни, направились к дому. К ее дому, так как мой явно не был предназначен для жизни в нем семьей.

Нам навстречу вышел Ивас.

— Вешенка, иди в дом, а мне надо с Михасем поговорить... Сынок. Я думаю, теперь у меня такое право есть, так называть тебя? Так вот, сынок, я тут подумал и пришел вот к какому выводу. Какими бы веревками мы тебя не связывали, если ты-он прикажешь, мы же их и развяжем, в крайнем случае — разрежем. А вот если цепи, то без кузнеца этого не сделать. А такой у нас в селе лишь один — ты. Поэтому, если ты не желаешь зла Вешенке и всему нашему селу, сегодняшнюю ночь ты проведешь не со своей новобрачной, а в кузне. Выкуй цепь, такую, чтобы ею легко было тебя связать, но тяжело распутать. Если сможешь, сделай замок с ключом, таким, чтобы закрыть его можно было руками, а вот открыть, только спросив у тебя, где он лежит.

— Понял, сделаю...

Почти сразу, едва я начал качать меха, раздувая жар в печи, в кузню неслышной мышкой прошмыгнула Вешенка. Закутавшись в теплую шаль, она присела в дальнем углу и стала наблюдать за моей работой.

Звено за звеном я ковал цепь. Легкую, но прочную, такую, чтобы ее поднять могла и сама Вешенка, а вот порвать не смогли все мужики села, взявшись за ее концы.

Замок... Я пару раз проверил, чтобы его можно было защелкнуть двумя пальцами, а потом протянул ключ Вешенке. Проблем с открыванием не возникло. Она попыталась спрятать ключ у себя, но я твердо и нежно отобрал его назад.

— Извини, милая, но если ОН прикажет тебе его отдать, ты не сможешь сопротивляться. А так я тебе буду говорить, куда спрятал ключ на этот раз и все. Поэтому пусть будет у меня.

Уже под утро, уставший, но выполнивший задание старосты, я отправился спать, прихватив на руки завернувшуюся в шаль и мирно посапывавшую Вешенку.

Утро мы встретили у навеса с копной сена. Ивас лично замотал меня цепями и защелкнул замок.

— Ну вот и все, сынок. — сказал он мне, укладывая на сено. — Думаю, теперь все будет гораздо проще.

Спустя буквально пару минут знакомая слабость накатила на меня...

— Да что же это такое! — закричал я, пытаясь вывернуться из цепей, плотно опутавших мое тело. — Эй, вы, а ну-ка, немедленно освободите меня!

Едва только первые слова сорвались с моих губ, как практически все зеваки, стоявшие вокруг, прыснули во все стороны, словно лягушки на болоте, которых спугнули шаги человека. Каждый прикладывал максимум сил для того, чтобы оказаться на как можно большем расстоянии от моего тела. Ивас лично прошелся по домам и объяснил, что чем дальше сельчане будут от меня, тем легче им будет сопротивляться приказам, пусть даже и отданным непонятным путем, без слов.

Несчастная Вешенка, прекрасно понимавшая, что ждет ее, останься она рядом со мной и помнившая до последнего слова все, обещанное ей лично "подселенцем", тем не менее, лишь вжала голову в плечи, ссутулилась и еще быстрее завертела в руках свою пряжу.

Серый, как обычно, при первых же звуках моего голоса, поднял морду, прислушался, глухо заворчал и длинным прыжком ушел прочь с глаз.

— Слышишь, эта, как там тебя... — продолжал я.

Передо мной раскрылся какой-то список, где были перечислены некоторые из моих односельчан. Небольшая стрелочка пролетела, словно птица, вдоль имен, остановившись напротив моей любимой.

— ...Вешенка. Во, точно, Вешенка, подойди ко мне.

Несчастная, дернувшись, словно получила пощечину, выронила из рук пряжу, встала и на негнущихся ногах прошла те два шага, что отделяли место моей "лежки" от стула, на котором она так удобно устроилась. Полный страха и покорности взгляд зеленых глаз уставился на меня.

— Я слушаю Вас, Повелитель.

Мое дыхание внезапно стало гораздо более частым.

— Раздевайся... — с каким-то придыханием произнес я, и почти в тот же момент ко мне вернулась частичная способность управлять своим телом.

— Не... надо... — с трудом, словно у меня был набит рот, выдавил из себя я.

С огромным изумлением и мелькнувшей радостью, Вешенка прекратила расшнуровывать сарафан на груди.

— Нет, так не пойдет! — тело вновь не слушалось меня. — слышишь ты, этот, Михась, не лезь! Раздевайся!

На этот раз, дождавшись, пока, вся пунцовая от стыда, Вешенка не обнажится полностью, мой "подселенец" отпустил мое тело, чем тут же не преминул воспользоваться я.

— Одевайся!

— Ах, вот значит как, да? Ну ладно, подожди. — меня переполняла непонятно откуда взявшаяся злоба. — Давай, развязывай меня.

Вешенка, ломая ногти и обдирая в кровь пальцы, добросовестно попыталась "развязать" цепи. Глядя на ее руки, я в прямом смысле заливался слезами от жалости к любимой, но ничего не мог поделать.

— Ха, хитрый, сволочь! Нет у нее навыка распутывания цепей, да? Ладно, сейчас позовем других. А ты смотри, смотри, до чего доводит твое упрямство. Жалко ее? Ну, так и не противься моей воле, все равно я сделаю по-своему.

Вновь перед моими глазами открылась карта села и окрестностей. И вновь зеленая рамка охватывает все точки. К счастью, эта картинка висит достаточно низко, чтобы не заслонять от меня Вешенку. Та, беззвучно, чтобы не привлечь к себе лишнее внимание, плачет, дуя на израненные пальцы и стараясь хоть как-то облегчить боль в них.

Подняв свой взгляд, она встречается с моим. Мы, одними глазами, ведем безмолвный разговор.

"Милая, очень больно?"

"Ничего, потерплю, ведь это все ради тебя, любимый."

"Прости меня, я ничего не могу поделать."

"Знаю, ты не виноват."

"Я тебя люблю."

"И я тебя тоже."

— Налюбовались, голубки? Ну все, хватит, сейчас сюда соберутся все, меня развяжут, и я лично, слышишь, Михась, ЛИЧНО убью ее у тебя на глазах! Эй, вы, а ну-ка, развяжите меня.

Следующие часа полтора я, словно безвольный зритель, наблюдал за безуспешными попытками моих односельчан развязать цепи.

Повинуясь указаниям "подселенца", они вначале пытались сделать это голыми руками, потом были принесены всевозможные косы, серпы, топоры.

— Давай, подкладывай сюда камень. Да не так, идиот, поверни его. Наоборот! Вот, так лучше, теперь ты, бери топор в руки, размахивайся и бей по цепи. Нет, не тупой стороной, а острой. Вот же ж кретин, а.

— Повелитель, простите, но тупая сторона топора называется "обух". — не выдержал Васель.

— А ты откуда знаешь? — язвительно поинтересовался "я".

— Так это же, дровосек я, все же.

— Ага, дровосек, значит, да? То есть ты намного лучше этих олухов с топором управляешься, так? Вот бери его и руби цепь.

— Как Повелитель прикажет... — голос Васеля не выражал ничего. По его поведению не возможно было понять, то ли он с облегчением взялся выполнять этот приказ своего Повелителя, то ли с огорчением.

Пара ударов и мой опытный глаз кузнеца отмечает, что топор почти сломан. Еще один звонкий "бенц!", и в руках у Васеля остается лишь топорище.

— Возьми оружие получше. Что ты с дерьмом каким-то возишься. — командую "я".

— Простите, Повелитель, но у нас нет оружия "получше". У нас его вообще нет, только наши обычные инструменты.

— Тогда не рубите цепь, а ломайте замок на ней!

Получив последнее распоряжение, все односельчане замерли неподвижными статуями.

— В чем дело? Я же четко и внятно сказал, что вам надо делать.

— Прости нас, Повелитель, но мы не умеем этого делать. — несмело ответил мне за всех Ивас.

— Хорошо, тогда вот ты то и бери нож, вставляй его в замок и крути его. Крути, крути...

Лезвие с легким звоном лопается, разбрызгивая вокруг мелкие осколки металла. Пара задевает Иваса, выполнявшего распоряжение "подселенца". Тоненькая струйка крови начинает пробивать путь через его бороду со щеки.

— Так, хорошо, пойдем другим путем. Принесите мне ключ от замка.

— Прости нас, Повелитель, но мы не знаем, где он находится. — наклонив голову, пробормотал Ивас.

— Что ты там за чушь несешь, как это вы не знаете, где ключ? Я что, вот так вот, лежу сутками напролет, связанный по рукам и ногам? А кушаю я как? Да в конце концов, в кусты я как бегаю? А? Молчишь, значит, цепи с меня снимаете как-то. Так, я требую, чтобы мне сейчас же сообщили, как вы их снимаете.

— Да как-как, — замявшись, начал тянуть время Ивас в надежде, что, либо "я" отдам другое распоряжение, либо "подселенец" уйдет из моего тела. — Узнаем где ключ, находим его, берем в руки, идет к тв... вашему телу, вставляем его в замок, поворачиваем два раза протисолонь...

— Нет, не против, а посолонь! — раздается выкрик из толпы.

Зрители тут же, словно заранее сговорившись, разделяются на две стороны. Одни утверждают, что ключ надо крутить против хода солнца, другие — по ходу. Пару раз звучало утверждение, что надо не два, а три раза крутить ключ, но его тут же замяли до выяснения направления вращения.

Подселенец некоторое время терпеливо слушал эти споры, после чего, выйдя из себя, заорал так, что спугнул птиц, сидевших на ветках неподалеку.

— Всем молчать! Мне абсолютно наплевать сейчас, в каком направлении надо крутить ключ, сколько раз. Я вас спрашиваю, где он?

— Мы не знаем. — ответил Ивас.

Я расхохотался, запрокинув голову назад, насколько мне позволяли цепи. Впрочем, стоило лишь мне столкнуться взглядом с Серым, безмолвно стоявшим все это время позади меня, как смех сам собой затих в моем горле.

— Староста, то есть ты утверждаешь, что вы не знаете, где находится ключ, но при этом, едва только появляется необходимость развязать меня, как он находится? Не кажется ли тебе, что слишком уж выборочно работает у вас память, а? Каким образом вы вспоминаете его местонахождение?

— Мы не вспоминаем. Нам сообщают где он находится. — еще тише ответил мне Ивас.

— Кто?

— Вы, Повелитель.

Резкая слабость, охватившая мое тело, прокатывается, словно волна, и я вновь могу ощущать и управлять им.

— Ивас, ключ у меня над притолкой входной двери.

— Михась?

— Меня отпустило, да, это я.

Кинувшаяся мне на грудь Вешенка, и бросившийся облизывать мое лицо Серый, едва не раздавили мое тело.

Одно не дает мне покоя, я могу управлять руками и ногами, но как-то неуверенно, словно... словно я в киселе. Хотя, может это просто онемение?

Прибежавший радостный Ивас гордо нес в вытянутой вверх руке ключ. Миг, и тот уже щелкает в замке, отпирая его, освобождая мое тело и...

И я успеваю произнести лишь одно слово, когда уже ставшее привычным онемение прокатывается волной.

— Не-е-ет!

Я откидываю Серого одной рукой, а второй, на которой повисает Вешенка, выхватываю у Иваса ключ.

— Баста, карапузики, кончилися танцы! Вот теперь-то мы и потанцуем. Значит так, ключ я оставляю себе. Староста, ты начал строить Казармы? Нет? Почему? Я же тебе четко и внятно приказал! Камня не хватает? Ну, так ищите!

Я отдаю приказ трем парням направиться в другую сторону, не туда, куда мы ходили в прошлый раз, когда нашли Лесопилку. В их задачу входит обнаружение как можно большего количества шахт.

Остальные селяне получают распоряжение отправляться заниматься своими делами. Ивас должен сидеть у себя дома и ждать меня, с ним мне еще предстоит поговорить "по душам", о чем я ему и заявляю с гадкой улыбочкой.

Наконец, все так же висящая на моей руке Вешенка.

— Раздевайся, я сейчас буду тебя &%$Љ;!

С выражением покорности и стыда, она начинает медленно стягивать с себя сарафан.

— Нет, так не годится! — выкрикиваю я и разрывая ткань, срываю с нее одежду.

Буквально в этот же миг моя голова, словно получившая мощный удар кулаком в челюсть, дергается в сторону. Щека наливается красным от полученной невесть от кого пощечины.

Внутри моей головы звучит женский голос.

"Ах ты скотина, так вот, значит, чем ты тут занимаешься, пока мамки дома нет!"

Мое тело вновь переходит под мое управление. На этот раз никакого киселя нет, мои движения легки и быстры.

Я мгновенно подхватываю остатки сарафана Вешенки и заворачиваю ее в них, прижав к себе как можно сильнее и поглаживая уже начавший выступать животик.

— Милая, прости, это снова я. Это действительно я...

Первым пришел в себя Ивас.

— Михась, это что, он теперь не сразу уходит из тебя? Он каждый раз все дольше в тебе задерживается?

— Нет, Ивас, немножко не так. Подожди, дай я с мыслями соберусь.

Мои движения как в киселе, а ведь так уже было. Значит, если что, я могу определить, что "подселенец" еще во мне и не отдавать поспешного приказа на отмыкание замка на цепи.

Мое тело пронзает дрожь при одной мысли, что бы мог успеть натворить этот самый мой "сосед", если бы не тот женский голос.

Если вспомнить, то и в прошлый раз он тоже оправдывался перед кем-то. Такое ощущение, что "подселенец" — ребенок, который... играет нами, как куклами! А в этот раз мать засекла его на подглядывании за обнаженной дев... женщиной. Надеюсь, ему всыпят прута дома.

— Смотри, Ивас. Если "подселенец" покидает мое тело, то мне легко и свободно им управлять, а вот если он не до конца ушел, как было в этот раз, то я словно через кисель двигаюсь, словно муха сонная...

Прежде чем я успеваю произнести эти слова, рука старосты пытается нанести мне пощечину, которую я без проблем останавливаю. Некоторое время мы смотрим друг на друга, прежде чем до меня доходит смысл его поступка.

— Да, ты прав, если бы он не ушел, я бы не успел тебя остановить.

— То есть все, его нет?

— Да, его нет, я свободен.

Вешенка поднимает на меня свои заплаканные глаза.

— Михась, пожалуйста, не делай этого больше. Я не выдержу такого позора.

— Милая, любимая... — я прижимаю ее голову к своей груди. О, боги, Вешенка, если бы ты только знала, как я сам не хочу такого.

Ивас жестом показывает мне, что теперь у него есть ко мне разговор. Я скидываю с себя рубаху и, закутав в нее любимую, отправляю ту домой.

— Да, Ивас, я слушаю тебя.

— Михась, нам надо что-то придумать. Что-то, более серьезное, чем просто сковывать тебя цепями.

— А что мы можем придумать? Построить сруб и посадить в него меня? Причем такой, чтобы двери просто так не открывались? А какая разница между срубом, на который мы все равно израсходуем ценное Дерево и цепью, которая хоть так, хоть так держит меня? Я ведь и оттуда смогу отдавать вам распоряжения.

— Тут твоя правда, Михась...

— Знаешь, Ивас, я вижу только один выход — уйти от вас прочь. Заберу с собой Вешенку и пойду куда глаза глядят. Найду тихий уголок, построю дом и буду жить.

— Нет! Никуда ты не пойдешь. Что мы, звери какие, выгонять человека лишь за то, что какая-то тварь, как блоха, засела у него в голове?

Староста пристально посмотрел мне в глаза.

— Михась, а что ты ответил парню, когда тот спросил, каково это, когда твоим телом руководит кто-то?

— Эм-м-м... Что мне стыдно. Стыдно за мои-его поступки и слова.

— Ты это, значит...

— Ивас, ты чего?

— Да понимаешь, Михась. Только что, говоря про сруб, ты упомянул, что на его строительство надо потратить Дерево, и назвал его ценным. Я случаем и заподозрил, что, может, этот твой, "гость" и не ушел, а просто решил спрятаться в тебе и тихонько нашептывать мысли.

— Нет, Ивас, если он во мне, то я двигаюсь медленно, я же рассказывал.

— Рассказывать то рассказывал, но все равно, странно это все как-то.

— Дерево для нас ценное, потому что все равно придется что-то строить. Ты же сам сказал, что отвадим мы "подселенца", или нет, прежней жизни у нас не будет.

— Да? Ну, дай боги, чтобы это были твои мысли...

Вечером я пересмотрел цепь, заменил пару звеньев, состояние которых, после ударов по ним топорами, мне не понравилось, и наделал инструмента для односельчан взамен того, который они переломали, пытаясь выполнить распоряжение "подселенца".

Кстати, было бы неплохо узнать, как его хоть зовут. В бабкиных сказках говорилось, что если ты знаешь истинное имя врага, то будет легче победить.

Рано утром я показал Вешенке горку инструмента в кузне, приказав ей выменять его на корову у односельчан. Как-никак, у нас уже полноценное хозяйство должно завестись, скоро ребенок появится, молоко нужно будет.

Она радостно ухватилась за это задание, тщательно отводя взгляд от лежавшей горкой цепи в углу. Как я мог понять, каждое "дежурство" возле моего связанного тела причиняло ей невыносимые мучения, как от самого факта моей беспомощности, так и от постоянного ожидания какой-нибудь новой гадости с моей стороны.

Быстро связав меня цепью Ивас, вместе с помогавшими ему двумя парнями, постарался оказаться как можно дальше от навеса. Вскоре я остался совсем один, охраняемый лишь верным Серым.

Ну, что ж, теперь у меня есть время, которое можно попробовать использовать с пользой, например, подумать над другими способами сопротивления "подселенцу". А, да, кстати, не забыть познакомиться с ним. Правда, для этого нужно, чтобы он дал мне послабление, возможность управлять своим телом.

Время тянулось очень медленно. Солнце успело подняться почти до самой верхушки неба, когда с поля, где они собирали зерно, вернулся Ивас с парнями.

— Ну, как ты тут? Что-то вы сегодня тихо, нас даже ни разу не дернуло к тебе бежать. Да и Серый, я смотрю, рядом. Все, он ушел?

И не останавливая свою речь, Ивас попытался нанести мне легкую пощечину, от которой я спокойно уклонился, даже не смотря на то, что был до сих пор скован цепью.

— А ты сам то, уверен, что я это я? — спросил я его, пока один из парней мотнулся за ключом, лежавшим, понятное дело, в другом месте.

— Ну, как тебе сказать. От удара ты уклонился, мне отдавать приказов не стал, значит, ты — это ты.

— А если он до сих пор во мне? И это не я с тобой разговариваю. Вы меня сейчас освободите, а он начнет вас убивать.

Ивас замер на месте, изумленными глазами глядя на меня. Один из парней, оставшихся с ним, неуверенно спросил:

— Но... А зачем ему тогда эти разговоры вести? Зачем он намекает нам на то, что он в тебе до сих пор?

— Для того, чтобы проверить нас, насколько мы Михасю доверяем, и какие у нас еще есть способы проверить... — начал объяснять Ивас, но в этот момент из-за угла дома появился тот, кого послали за ключом.

Все, стоявшие передо мной замерли, боясь даже вздохнуть. Сейчас для них решалось все — их судьбы, жизни, судьба селения.

У меня шевельнулась гадкая мысль, отдать приказ парню, снять с меня замок, но я успел прикусить язык. Скажи я хоть слово в приказном тоне и все, о любом доверии со стороны людей ко мне можно забыть навсегда.

Ситуацию разрешил Серый. Волколак подошел к моему лицо и, вглядевшись в него пару секунд, лизнул меня своим огромным языком.

— Он это, он. Я того, чужого, чую сразу. — прорычал Серый.

— Ну, как, узнал ты, как его зовут? — спросил меня Ивас, пока парни разматывали с моего тела длинную цепь.

— Нет, не узнал, потому что его сегодня вообще, не было.

— Испугался? Или та баба его приструнила?

Из тех трех парней, которых "подселенец" отправил на поиски шахт, вернулся лишь один. Найдя Каменоломни и решив, что распоряжение Повелителя выполнено, он повернул назад, собрав по пути все камни, которые во множестве валялись вокруг зева шахты.

Что-то шевельнулось внутри меня, радуясь пополнению наших запасов. Мне пришлось силой давить в себе это чувство, так как, в отличии от головы, сердце обливалось кровью, вспоминаю лица тех двоих, которые сгинули, выполняя мой приказ.

Да-да, мой. Пусть его придумал и отдавал "подселенец", но ребята услышали его от меня. Из моих уст, а значит, именно я несу ответственность за их смерти.

Побеседовав с Ивасом, мы пришли к выводу, что следующим, после Рынка, действительно, стоит построить Казармы, в которых односельчане смогут пройти первичную боевую подготовку, и не будут погибать от любого плевка и рыка наших противников.

Весь день я носился по селению, помогая там, участвуя в чем-то нужном тут. Под вечер, пробегая в очередной раз мимо дома старосты, где жили мы с Вешенкой, мне в глаза бросилась Всеведа, медленно ковылявшая в сторону наших дверей.

— Матушка, что Вы тут делаете? — как можно вежливее и приветливее окликнул ее я.

— К вам в дом иду. У тебя сегодня гость ожидается, касатик. — как-то странно улыбаясь, ответила мне она.

— Странно, а мне Вешенка ни о ком не говорила. Тогда я сейчас же все дела бросаю и бегу... — забеспокоился я, но ведьма выставила свою палку перед моим носом так, чтобы перегородить мне дорогу.

— Не спеши, торопыжка. Забирай-ка ты свой мохнатый коврик, да идите ночевать в кузне. Чай одну ночку то потерпишь?

— Но ведь гость! Матушка, Вы же сами, только что, сказали, что у меня в доме будет гость. Как же так, он ко мне, а я — прочь?

Всеведа тяжело вздохнула и посмотрела на меня тем любяще-всепрощающим взглядом, которым смотрят на внуков их любящие бабушки.

— Милок, твоя женушка сегодня должна разрешиться от бремени. Сыном. Присутствие мужиков нежелательно. Все ясно? Иди давай...

— Чего она тебе дала понюхать, что у тебя такой пришибленный вид? — спросил меня Серый, когда я, сопровождаемый волколаком, медленно и растерянно плелся к себе, в кузницу.

— У меня сегодня должен родиться ребенок, сын. — просто ответил ему я.

— А, так у тебя Самка ощениться должна? Ну, так, поздравляю! — радостно завилял хвостом он. — Я уже даже догадываюсь, кого он будет тягать за уши и на ком — кататься верхом.

— Ага, а к кому залезать махонькой ручкой в пасть и дергать там клыки и язык! — весело улыбаясь, ответил я.

— ГРР!!!! Учти, укушу!

— Не-а. не укусишь, это же ребенок. Будь у тебя щенки, они бы тоже тебе зубками грызли уши, а ты лишь жмурился и тихонько порыкивал на них.

Серый громко фыркнул и демонстративно отвернулся, всем своим видом показывая, как он относится к подобным нежностям.

Вечером я вновь раздул горн, так как односельчане снесли за день несколько кос и серпов, погнувшихся или сломавшихся в поле.

Первые два предмета я сделал без проблем, тихонько посмеиваясь над Серым, чей любопытный нос то и дело ловил на себя разлетавшиеся во все стороны из-под моего молота искры, вынуждая своего хозяина фыркать и поскуливать, но не прекращать попыток рассмотреть, чем же именно занят его Повелитель.

А вот закончив серп, и с удовольствием вертя его перед глазами, любуясь качеством ковки, я вдруг вновь окутался голубоватым свечением, которое, вместе с волной невыразимого блаженства, прокатилось по моему телу.

В чувство меня привело глухое рычание Серого, который, вжавшись в двери, внимательно смотрел на меня своими красными, прекрасно видимыми в полумраке дальнего угла кузни, глазами.

— Что это было? — спросил он меня.

— Если честно, не знаю. Знаю только то, что я многое отдал бы за то, чтобы вновь испытать это чувство.

— Все отдал бы? — насторожился волколак.

— Нет, ну не до такой степени, конечно. — нервно рассмеялся я. — Оно приятно, и даже очень, но...

— Вот и хорошо, если не все. — перебил меня Серый. — Ты закончил? Тогда давай есть и спать.

Следующий день оказался полным повторением предыдущего, с той только разницей, что ложился спать я просто мужиком, а проснулся отцом.

Чтобы не подвергать опасности (мало ли, вдруг "подселенец" явится в самый неподходящий момент) Вешенку и сына, Ивас не пустил меня в дом, развернув за плечи и ткнув рукой в сторону навеса.

— Иди, вечером придешь.

Опять пролежав полдня в компании Серого и не придумав ничего нового в плане, как бороться с моим "подселенцем", я начал откровенно психовать.

Разгар уборочной, в поле не хватает рук, а полный сил мужик валяется по полдня в теньке, словно трутень, да доколе это будет продолжаться?

Едва только Ивас пришел, чтобы развязать и освободить меня, как на него вылился целый чан негодования и ярости. Я потребовал, чтобы начиная с завтрашнего дня это безумие прекратилось и...

— ...И этот твой "подселенец", который специально затаился на это время, получил свободу? Михась, я прекрасно тебя понимаю, но пойми и ты меня. Если бы все было только в тебе и во мне, ты уже давно был бы свободен, но от действий этого безумца зависит все селение, так что...

— Что "что"? А когда ты мне дашь свободу? Как ты сможешь понять, что все, "он" уже не вернется?

— Хорошо, убедил. Давай вечером соберем людей и спросим их, готовы ли они рискнуть или нет. — Ивас пристально посмотрел на меня и вдруг хитро подмигнул. — Ну, чего уставился, беги давай, ждут там тебя, очень ждут.

От Вешенки и сына староста меня в прямом смысле еле оттянул. Только голос любимой "иди и скорее возвращайся" выдернул меня из того полусказочного мирка, в который я погрузился, едва лишь переступил порог дома, где теперь находилось мое счастье, моя семья.

На небольшой площади, которая образовалась там, где две наших улицы пересекались перед воротами дома Иваса, собрались все без исключения жители селения. Негромкий и нестройный гул, висевший над ними, был похож на тот, который издают пчелы в улье днем.

Ивас вышел чуть вперед и обратился к собравшимся.

— Люди! Я собрал вас сегодня, так как не имею права сам принимать такое решение и подвергать вас всех опасности. Все вы знаете о той беде, которая постигла нашего кузнеца. Михася...

— Ну да, хороша беда, сын родился! — раздался смешок из толпы.

— Я не о том, это не беда, это — радость! — отрезал строгим голосом Ивас. — Раньше...

— А, ну да, девка при всех на него запрыгнула да и оженила на себе парня! — под уже не сдерживаемые смешки ответили ему с другого конца толпы.

— Да тихо вы! — рыкнул на них староста. — Вы прекрасно понимаете, о чем я. О том "подселенце", который вселился в Михася и из-за которого уже погибли наши парни.

Толпа мгновенно смолкла.

— Михась говорит, что уже два дня подряд этот чужак не проявляет себя, не управляет его телом. Да вы и сами могли заметить, что ранее нас словно какая-то сила заставляя делать непонятные вещи, идти куда-то, зачем-то, а теперь — нет.

— И что? — раздался голос из толпы.

— А то, что Михась просит не связывать его, дать ему возможность жить нормальной жизнью.

Некоторое время толпа гудела и обсуждала, после чего отдельные выкрики слились в единую фразу "пока нет".

— Да как же так "пока нет"? — возмутился я. — А когда "да"? Скажите мне, когда?

— А ты, Михась, не кричи на нас! Двое уже погибли, так тебе мало?

— Так что, мужику теперь всю жизнь в цепях сидеть? — раздался голос с другой стороны.

— А ты что, хочешь завтра отправиться искать шахту и не вернуться? — ответили ему с этого края.

— Стоп-стоп! — поднял руки вверх, привлекая к себе внимание, Ивас. — Давайте сейчас решим, что нам делать с Михасем.

— А что делать. — выступил вперед один из мужиков. — Пусть до конца недельки полежит в цепях, ежели не объявится этот чужак, тады и отпустим его. Михась, извини, но...

— Да все я понимаю, мужики. — я махнул рукой. Ну что ж, до конца недели, это не на всю жизнь, по крайней мере.

Эта ночь была самой лучшей в моей жизни, под моим боком спала Вешенка, а рядом с нашей кроватью тихо качалась колыбелька, в которой безмятежно спал Линеод, наш маленький сын.

Утром меня, как обычно, уложили на сено под навесом и тщательно обмотали цепями. Ивас лично защелкнул замок.

— Ну, бывай, Михась, еще два дня потерпеть и все.

Староста и парни повернулись ко мне спиной и направились в поле, когда мое тело онемело, а им в спины полетел приказ, отданный моим голосом.

— Убейте меня!

Ивас с парнями остановились так, словно перед ними внезапно возникла невидимая, но все равно непробиваемая, стенка, в которую они и ткнулись лбами со всего размаха.

Староста первый начал разворачиваться, бледнее прямо на глазах.

— Ну, чего встали? Я вам четко и ясно дал указание, убить меня. Если все поняли — выполняйте. — начал подгонять их я.

— Так это, Повелитель, как же так можно то, а? Мы же свои... — промямлил один из парней.

— Хорошо, ставлю задачу по-другому, ваш Повелитель попал в ловушку, из которой нет выход. Так что все, меня нужно убить, тогда я освобожусь. Выполнять!

Вся четверка, держа в руках косы, начала медленно приближаться ко мне.

— Повелитель, вы уж простите нас... — попытался потянуть время Ивас, надеясь наверно, что неизвестный женский голос вновь вмешается в происходящее. Если то была действительно мать моего "подселенца", которая настолько строго запретила и пресекла его попытку полюбоваться прелестями моей Вешенки, то уж при виде того, как четыре здоровых мужика будут убивать ее сына косами, она явно должна была возмутиться и вмешаться.

— Ты время то не тяни. Режь давай! — резкий окрик и прямой приказ лишил старосту малейшей возможности уклоняться далее от его исполнения.

Ивас, с глазами, полными ужаса и мольбы, взмахивает косой, и краткая вспышка резкой боли пронзает мое тело, завершаясь навалившейся на меня темнотой.

Я открываю глаза. Мой дом, мой родной дом. Жаль только, что пришел в него чужак, а не хозяин.

— Опять все по новой. Ну да ничего, главное — я теперь свободен! — говорит моими губами "подселенец" и резким рывком вскакивает с кровати. — Слышишь, ты, Михась, ничего у вас не получилось. Я вычитал на форуме, что если попал в безвыходную ситуацию, лучше и быстрее всего будет — убить себя. Главное, чтобы точка возрождения была правильно привязана, к безопасному месту, а там — да хоть сам иди впереди своей армии и лично проверяй дорогу на предмет ловушек!

Мое тело подошло к очагу и несколько секунд постояло возле него, после чего моя рука сделала какой-то жест и перед моим лицом всплыли всевозможные надписи.

"Точка возрождения не привязана. В случае смерти Вы появитесь в том месте, где впервые вошли в игру. Выберите, пожалуйста, безопасное место."

— Ага, по умолчанию, значит. Ну, что ж, ладно, пусть пока тут будет. Построю Дворец, тогда перенесу туда. Вы еще Дворец не построили, а? Михась, я к тебе обращаюсь. Ах да, ты же не можешь действовать сам, пока я в тебе. Ладно...

Я вновь ощутил свое тело. Осталась некоторая заторможенность, которая говорила о том, что "подселенец" все еще находится во мне и в любой момент может перехватить управление.

Осторожно двигаю одну ногу, потом вторую. Движения замедленные, словно через кисель, но, по крайней мере, это я ими управляю.

— Так что, Михась, построили Дворец? — внезапно задаю я сам себе вопрос.

— Нет, не построили. Рынок, Амбар, вот, надумали Казармы строить...

— Ха, надумали они... Я сказал, значит, будете строить!

— Как тебя зовут то хоть?

— Меня то? А тебе хоть зачем знать? Зови меня Игроком, я то, в вас играю. Так, ладно, хватит рассусоливать, пошли опыт набивать.

Как раз в этот момент входные двери чуть приоткрылись, и в щель просунулся нос Серого. Чуть поведя черным шариком и понюхав воздух, волколак, чуть мотнув головой, открыл двери шире, и, просунув ее всю внутрь дома, внимательно посмотрел на меня.

Чувствуя, что мое тело все также сопротивляется мне, я слабо махнул рукой в сторону Серого и успел сказать "он во мне", как полное онемение подсказало, что контроль вновь не у меня.

Волколака словно ветром сдуло, а я-Игрок сказал, обращаясь ко мне, настоящему.

— Вот, значит, как, да? Стоило только тебе дать хоть какую-то свободу, так ты сразу начинаешь мне сопротивляться? Так, ладно, посмотрим, что вы тут успели без меня наворотить.

Я-Игрок вышел из дома и направился в поле, туда, где продолжал гореть синим светом столб пламени, не гревший, но и не обжигавший никого, сунувшегося в него.

Селение словно вымерло. Судя по всему, Ивас с парнями, а потом и Серый, успели предупредить всех его жителей о том, что надо оказаться как можно дальше от такого опасного меня.

— Что, разбежались все, да? Думаете, что если будете далеко от меня, то сможете не подчиняться? Ничего, я найду способ заставить вас слушаться меня.

Потом, чуть позже, когда мы почти прошли насквозь все селение, добавил:

— Да уж, выбрал высокую сложность на свою голову. Уже неделя прошла, а у меня до сих пор ни одного уровня нет. Или есть?

Перед глазами всплыла картинка, изображавшая меня самого, словно растянутого на доске, с чуть разведенными руками и ногами. Везде были всевозможные квадратики и рамочки. Возле ног, тела и ступней виднелись уменьшенные изображения одежды и обуви, надетой на меня.

Левее шли надписи, расположенные друг под другом. Каждая из них заканчивалась какими-то цифрами.

Игрок — Михась-кузнец, человек. Уровень 3.

Сила — 18

Ловкость — 16

Выносливость — 14

Сила Магии — 5

Устойчивость к откату — 5

Ментальная Выносливость — 4

— Ага, так ты, все же умудрился сам набрать пару уровней! А что ты там выбрал за умения? Ну, естественно, ничего. Ладно, сам потом выберу.

Тем временем, мы подошли к синему огню.

Игрок сунул мою руку в пламя и передо мной вновь всплыли надписи. Если на предыдущей картинке я хоть что-то успел прочитать, то здесь, из-за количества надписей у меня зарябило в глазах. Впрочем, Игрока, судя по всему, это не смутило и он начал быстро махать рукой, меняя надписи, словно пролистывал страницы странной, гигантской книги.

— Так, хорошо... — произнес он чуть позже. — Амбар увеличит прирост популяции, а Рынок дает возможность торговать. Эх, ну какого черта вы влезли и начали мешать мне, а? Так бы уже и Фермерскую Ярмарку бы построили. Ладно, этот, как там тебя, Михась, слушай меня внимательно.

У нас с тобой есть три недели, вернее, уже чуть меньше двух осталось. Потом падут границы и могут начать лезть соседи. Для того, чтобы мы могли оказать им сопротивление и нас не раздавили сразу же, нам нужны некоторые Здания: Замок, те же казармы, Оружейная и так далее. Будь добр, если не хочешь, чтобы твою родную деревню стерли с лица земли, не мешай и делай в мое отсутствие то, что сказал я, а не то, что взбрело в твои электронные мозги, понял? И да, не старайтесь больше меня связывать, я сразу же буду отдавать приказ убить меня, а потом... впрочем, зачем мне впустую угрожать тебе, ты же все прекрасно понял, правда?

Все это время я прикладывал все силы, чтобы хоть как-то намекнуть Игроку, что я хочу ему что-то сказать. Но то ли его не интересовали мои ответы, то ли он просто забыл, что для возможности говорения мне нужна хоть какая-то свобода, но...

— Так, что тут у нас? — продолжал размышлять вслух Игрок. — Два Камня в день и семь единиц в наличии. Два Дерева и одиннадцать в подвале дома старосты. Две тысячи Золота. М-да, негусто, ну да ничего, наберем.

Он отошел в поле подальше от столба пламени и вновь вызвал перед моими глазами карту нашего селения. Зеленая рамочка охватила точки, обозначавшие односельчан и... вместо привычной команды "всем идти к Михасю", появились несколько строк, из которых я успел прочесть лишь "выбрать всех женщин" и "выбрать всех мужчин".

После выбора одной из непрочитанных мною надписей, из всех точек выделилось чуть больше десятка, которые и двинулись в мою сторону. Остальные остались стоять на своих местах.

Вскоре я уже мог рассмотреть тех, кого игрок позвал к себе. Это были те самые парни, которых он в самый первый раз назначил воинами.

— Ну что, ребятишки, отдохнули от прошлого похода, да? Значит, идем дальше, опыт набирать, да нечисть убивать. — бодро сказал Игрок и. повернувшись к ним спиной двинулся прочь от селения, туда, где протекала наша местная речушка.

— Повелитель, прости, разреши задать тебе вопрос? — несмело обратился один из парней.

— Да, разрешаю, но учти, если начнешь тянуть время — прикажу казнить! — жестко ответил ему я-Игрок.

Парень ссутулился, и некоторое время жевал губами, словно собираясь с духом. Потом выпрямился и выпалил одним махом.

— А Вы так и пойдете на нечисть в исподнем и с голыми руками?

Фух, он таки озвучил ту мысль, которую мне так хотелось успеть сказать. Мы, как вернулись из мертвых в мой дом, так и выскочили на улицу в одних портках, сорочке и лаптях.

Игрок окинул взглядом мое тело и рассмеялся.

— Ха! Ну, что ж, за наблюдательность я назначаю своим придворным камер... этим, ну, который следит, чтобы его господин был всегда хорошо одет. Вот будет у меня свой Дворец, будешь каждое утро являться ко мне в спальню и предлагать мне на выбор, что сегодня одеть, красное, синее или черное.

Парень побледнел, а Игрок тем временем продолжил.

— А сейчас бегом мотнись в мой дом и принеси мне одежду. Да, и топор получше прихвати. Наверняка в доме у кузнеца есть такие. И смотри мне, не задерживайся! Одна нога здесь, другая там. Пять минут даю, а то действительно, отрублю их тебе и раскидаю.

Парня словно ветром сдуло. Оставшиеся стояли насупленные и настороженные, не переговариваясь, и стараясь не шевелиться без особой нужды.

— Ну что вы словно истуканы застыли? Не такой уж я и страшный. Слушайтесь меня, не перечьте и все будет тип-топ. — попытался пошутить с ними Игрок, но парни лишь вздрогнули от его слов и еще сильнее сжались.

Прибежал запыхавшийся гонец, несший в руках нормальную верхнюю одежду, сапоги и топор. Все это он, держа на вытянутых руках, подал мне-Игроку, вжимая голову в плечи и ожидая кары.

— Да не бойся ты так! — сказал ему Игрок, беря рубаху и пытаясь всунуть в нее одну руку.

Он недоуменно покрутил ее передо мной, после чего сделал еще одну попытку одеть, теперь уже через другую руку. Естественно, что у него ничего не получилось.

Я постепенно начал понимать в чем дело. Игрок пытался надеть рубаху как детскую распашонку, не через голову, а как штаны, просовывая руки по очереди.

Впрочем, что показало, что он не такой уж и глупый, до него дошло, как ее правильно надевать. Просунув голову и руки, он одним движением натянул ее на мое тело... задом-наперед!

Не замечая ошибки, игрок протянул руку за штанами, но тут тот, кого он назначал ответственным за свою одежду, подошел к нам и обратился со всем почтением, которое только можно было выразить сквозь смех.

— Простите, Повелитель, но Вы рубаху наоборот одели.

— В смысле? — ответил тот.

— Ну, смотрите, вот у вас на спине ворот.

Игрок еще пару минут пытался снять с себя рубаху, после чего все же смог облачиться как следует. Взяв в руку топор, он высоко поднял его над головой и пафосно прокричал:

— Теперь весь мир ляжет у моих ног!

Парни, улыбаясь, переглянулись. Один из них подошел ко мне и улегся на землю. Игрок недоуменно посмотрел на него.

— Что случилось?

Ответил один из стоявших поодаль.

— Так это, его матушка при рождении нарекла Миролюбом, а мы его Мирчиком называли, пока малой был, а теперь вот — Миром.

Игрок некоторое время смотрел на парня, после чего расхохотался.

— Так это что получается? Я уже, типа, победил? Ладно, вставай и идемте.

Несмотря на все попытки Игрока заставить идти парней ровно, или как он говорил "строем", ничего у него не получалось. После каждого окрика ребята выравнивали шаг и некоторое время старались одновременно топать ногами, но спустя пару вздохов разница в росте давала свои плоды. Самые рослые начинали уходить вперед, Мир и еще двое, будучи самыми низкими — отставали. Наконец, Игроку надоело командовать, и он успокоился, махнув рукой, мол, идите, как хотите.

Отряд заметно ускорился. Более того, не получая прямых указаний, охотники с луками разошлись чуть в стороны. За счет того, что теперь перед ними не топали остальные, дичь оставалась не вспугнутой, и вскоре на поясе у каждого болталось по три-четыре штуки зайцев и перепелок.

Наконец, когда Мир подстрелил еще одного ушастика, вокруг него засияло уже знакомое мне голубоватое свечение, вызвав недоумение у него на лице и страх у прочих.

Игрок отреагировал на это событие спокойно и даже как-то буднично.

— А, уровень поднял, да?

После чего сделал жест рукой, и перед моими глазами появилась уже знакомая картинка с фигурой человека. Правда, на этот раз у нее было не мое лицо, а Мира!

Ткнув пальцем в какой-то крестик, Игрок убрал картинку и махнул рукой, "идем дальше".

Мир, все также пребывая в растерянности, подошел ближе.

— Повелитель, позвольте спросить?

— Что это было? Уровень у тебя поднялся, понял?

— Уровень? А, ну если уровень, тогда да, уровень, это понятно... А что это дает? И это не опасно?

Услышав последний вопрос, все прочие парни также замедлились и прислушались к нашему разговору.

— Конкретно тебе что это дало? Я тебе Ловкости добавил. Нет, не бойся, не опасно, наоборот, очень полезно.

Я оглянулся на парней и добавил:

— Чем больше боев мы проведем, тем больше уровней вы получите, тем сильнее, ловче и выносливее станете.

Ближе к обеду мы увидели еще одну шахту. Игрок вначале радостно кинулся вперед, но едва увидев тех, кто стоял рядом с входом, резко остановился и попятился назад.

— Ни с места! — прокричал он парням, словно те были далеко и могли его не услышать. — Там кентавры!

Об этих полулюдях-полуконях нам часто рассказывали сказки наши бабушки, но воочию, живьем, никто из нас их не видел. Естественно, что каждый из парней, не смотря на полученное указание не лезть вперед, изо всех сил тянул шею и всматривался вдаль, пытаясь рассмотреть эту диковинку.

Наконец Игроку надоело бесцельное топтание на одном месте, и он распорядился пойти в обход, стараясь держать в поле зрения шахту с одной стороны, и не приближаться к ней слишком близко с другой.

Обойдя кругом врагов, вскоре мы увидели на горизонте еще один объект. Больше всего он походил на домик без стен, с крышей, которая опиралась на тоненькие столбики и резной, насквозь прозрачный заборчик, выполнявший роль ограды. Внутри были видны лавочки и столик.

Игрок распорядился парням постоять рядом с ней, а сам направился вовнутрь.

— Беседка опыта... — пробормотал он. — слышишь, Михась, если вдруг вздумаешь бродить сам, без меня по окрестностям и увидишь еще такую, обязательно зайди, посиди в ней!

Едва только мое тело присело на скамейку, как я почувствовал, что вновь могу контролировать его. И, как обычно, все мои движения были словно в киселе.

Я встал и прошелся по этой, как ее назвал Игрок, "беседке".

Пожалуй, да, самое лучшее ее предназначение, это именно сидеть в ней и беседовать. Трава, обросшая вокруг столбов и ограды, защищала от порывов ветра, заодно немного скрывая от любопытных глаз тех, кто вздумал бы провести в ней время.

"Было бы неплохо сделать такую же у нас в деревне", подумал я, "парни с девушками в очередь бы выстроились, чтобы провести тут вечер".

— О, я вижу, ты уже ее изучил. — спросил я сам себя. Тем не менее, тело все еще подчинялось мне, поэтому я решился задать Игроку пару вопросов.

— Скажи, Игрок, а зачем тебе все это? Зачем ты мешаешь мне жить своей жизнью? Зачем будоражишь наше селенье?

— Хм... слушай, хороший вопрос. Некисло разрабы ИИ поработали. Так ты что, ощущаешь себя полноценным существом? У тебя есть типа своя жизнь, там, чувства?

Вопрос, заданный мне Игроком, поставил меня в тупик. А кем я, по его мнению, должен быть?

— Ну, не знаю, а почему это я не должен быть... — начал думать вслух я, но Игрок меня нагло перебил.

— Да потому что ни тебя, ни Мира, ни вашего селения на самом деле нет! Вы все — персонажи игры, в которую я играю, как играл, якобы, ты, в детстве, с куколками и солдатиками!

Перед моим лицом появилась надпись. Что-то о недопустимости разговоров и что-то еще, я опять не успел прочитать. Впрочем, судя по всему, Игрок понял, о чем идет речь.

— Ладно, все, закрыли тему, а то мне влетит по первое число.

— Нет, все-таки объясни мне, пожалуйста... — начал я и мое тело перестало меня слушаться.

— Не буду я тебе ничего объяснять, нафиг оно тебе не надо. Все, хорош прохлаждаться, — окликнул он парней, которые сгрудились вокруг Мира, засыпая того расспросами о самочувствии. — идем дальше.

Еще одну шахту мы обнаружили незадолго до того, как Игрок покинул мое тело. Охранявшие ее шесть гоблинов, вереща, бросились на нас, но были встречены стрелами охотников.

Два выстрела всех троих, и столько же врагов упали на землю, не издавая больше ни звука. Оставшаяся троица, неся еще по одной стреле в груди, добежала до нас, и была вначале поднята на копья и колы, а потом и добита топорами.

Сразу трое парней получили этот самый уровень, после чего я почувствовал, что тело вновь полностью мое.

— Что дальше, Повелитель? — обратился ко мне один из них.

— Попробуй дать мне пощечину. — попросил его я.

Благо дело, парни уже были в курсе, зачем нужен это ритуал, поэтому никто не удивился, когда тот, которого я попросил сделать это, выполнил мою просьбу.

Вернее, попытался выполнить. Чуть отклонившись, я перехватил его руку и, мягко толкнув, свалил его на траву.

— Светлые боги, Михась, это снова ты? — шепотом спросил тот.

— Да, ребята, это снова я. Давайте, поворачиваем домой. Только одну минутку... — я чувствовал, что нельзя оставлять шахту просто так, поэтому прошел через свод ее входа. Почти сразу же передо мной всплыла надпись "Шахта железной руды теперь принадлежит Вам."

Железная руда? О! Это же просто прекрасно! Теперь я смогу делать инструменты для своих односельчан не из ржавого лома, а из руды, что на выходе даст гораздо более прочную и качественную сталь.

К селению мы подошли, когда начало вечереть. Парни тут же разошлись по своим домам, а я направился к дому Иваса, где до сих пор жили мы с Вешенкой и нашим маленьким сыном.

Староста, ставший моим тестем, встретил меня на пороге, без разговоров залепив мне пощечину. Естественно, что я, уклонившись, не стал валить его на землю, как сделал это с молодым парнем. Уважение к старшему все же надо иметь.

— Добрый вечер, Ивас.

— Вечер то вечер, да только добрый ли он? — мрачно ответил мне тот.

— Ты чего? — изумился я. — Никто же не погиб, более того, шахту с железной рудой нашли...

— Да, на шахту я уже двоих отправил, с завтрашнего дня начнут руду поставлять, так что будет тебе работа. Михась, ты серьезно не понимаешь, что сегодня произошло?

Скрипнула входная дверь и через порог, смешно переваливаясь на коротеньких ножках, шагнул мой сын. Ивас мгновенно развернулся и, широко расставив руки, кинулся к нему.

— А кто это от мамы сбежал, а? Кто это сейчас прямо в руки к деду попадет?

Малыш весело и заливисто засмеялся, после чего его взгляд упал на меня.

— Па... Папа. — четко и внятно выговорил он.

Чуть потетешкав малыша, мы отдали его в руки выбежавшей Вешенке и продолжили наш тяжелый разговор.

— Ивас, я все же не совсем понимаю, почему ты не радуешься?

— Михась, ты совсем как ребенок, день прожил и уже рад. А в завтра посмотреть? Сегодня твой "подселенец"...

— Игрок.

— Кто?

— Я сегодня смог спросить, как его зовут, он ответил — Игрок.

— Игрок, значит... — Ивас задумчиво посмотрел вдаль. — Играет он, значит...

— Да, он мне так и сказал, что мы все — словно куколки, в которые он играет. А потом ему словно запретили со мной разговаривать, он меня оборвал и мы пошли дальше.

— Значит, это правда... — все также задумчиво глядя вдаль, произнес Ивас.

— Да что правда то? — не выдержал я. — Ты можешь внятно объяснить?

— Внятно, говоришь? — Ивас рывком повернулся ко мне. — Ну, давай, расскажу, что знаю.

Старики рассказывают, что весь наш мир — это как большая гора песка, в которой возятся дети богов. Мы — куколки, игрушки в этом песке, которыми они управляют, водят нас, воюют нами. А тот женский голос, который отчитывал твоего Игрока за то, что на цыцьки пялился, то мать его.

Ивас тяжело вздохнул и вновь посмотрел вдаль.

— А теперь представь себе, что ты — маленький мальчик, чьи игрушки вдруг перестали тебя слушаться. Что ты с ними сделаешь?

Я нервно сглотнул. Иногда, если какая-то вещь "плохо вела себя", я швырял ее об землю, часто ломая пополам. Мой взгляд затравленным зверем метнулся к дверям дома, за которыми находились такие родные и близкие мне люди.

Проследив направление моего взгляда, Ивас согласно кивнул.

— Вот-вот. И я о том же. Так вот, сегодня твой Игрок...

— Да никакой он не мой!

Ивас отвесил мне подзатыльник, от которого я не успел увернуться, после чего продолжил.

— Так вот, твой "не твой" Игрок сегодня смог обхитрить нас, вынудив убить его. То есть завтра мы уже не сможем повторить фокус с цепью, понимаешь? Вернее, мы то его повторим. Но безрезультатно.

— Угу, — огорченно подтвердил его мысли я, потирая шею. Ивас хоть и не кузнец, но рука у него тяжелая! — Слушай, а что если...

Староста внимательно посмотрел на меня.

— Смотри, после смерти я появляюсь в своем старом доме, так? Связывайте меня цепью снова, а сам дом заколотите досками так, чтобы я из него не смог выбраться!

Слабая улыбка пробежала по губам Иваса.

— А когда ты скажешь, что Игрок ушел, мы тебя освободим! Слушай, молодец, хорошая мысль!

Воодушевленный мыслью, что мы нашли, как обдурить Игрока, направляюсь домой, к своей семье.

В кои-то веки я, сельский мужик, кузнец, не хотел покидать теплую постель, где под боком так сладко сопела моя любимая, а рядом, в своей кроватке — спал наш сын. Едва приоткрыв один глаз, через образовавшуюся щелку, наблюдаю за ними, когда пронзившая меня стрелой мысль вынуждает вскочить как ошпаренного.

"Если я действительно люблю их и желаю им добра и счастья, то лежать мне сейчас под навесом, закованным в цепи, а не тут, в постели."

Вскочив, быстро привожу себя в порядок и, стараясь не шуметь, выхожу на улицу.

Односельчане уже вовсю занимаются моим старым домом, обкладывая его бревнами и заколачивая досками окна и дверь. Ивас, оглянувшись мельком, приветственно махнул рукой и вернулся, внимательно отслеживая любую щель, пропущенную работавшими.

Я подхожу к, ставшему уже почти родным, навесу. Пара парней, специально стоявших рядом и ждавших меня, споро обматывают мое тело цепью и аккуратно укладывают на кипу свежескошенной травы.

— Староста лично с самого раннего утра накосил! — доверительно шепнул мне на ухо один из них.

Вскоре, я уже лежал, как обычно, в тени, охраняемый лишь верным Серым. Все прочие, памятуя о том, что чем ближе они ко мне, тем сильнее на них действуют приказы Игрока, разбежались кто куда.

Несмотря на тень навеса, становилось все жарче, так как солнце припекало во всю. Разморившись от его тепла я задремал...

— Да что же это такое! — мой собственный крик вырвал меня из дремы и, буквально, подбросил в воздух. — Я же уже и так с вами, как с настоящими людьми обращаюсь, берегу вас, на смерть не посылаю, а вы меня опять скрутили?

Нет, это меня не от крика подбрасывает в воздух. Это Игрок прыгает моим телом, пытаясь, то ли освободится от цепей, то ли ослабить их натяжение.

— Нет, ну все, с меня довольно! — изрек Игрок, после чего перед моими глазами встала уже ставшая привычной карта с зелеными точками односельчан на ней.

Пока он выделял на ней рамочкой и подсылал ко мне людей, я пристально вглядывался в сам рисунок. Как бы там ни было, но те самые два пацаненка, как и в прошлый раз, будучи замечены мною лично, не отображались на карте! Надо бы запомнить, чьи они и попросить в следующий раз, когда Игрок надумает куда-то идти, скрытно следовать за нами. Проверим, действительно ли Он не видит их? Если это так, то, скорее всего, у нас есть целых два прирожденных разведчика.

Тем временем, вызванные Игроком односельчане подошли к моему телу. Последовал стандартный приказ, с требованием убить меня. Взмах косой и...

Ха-ха-ха! Я, внутренне смеясь, наблюдал, как Игрок пытается открыть двери моего дома изнутри. Ну-ну, удачи. Так, как Васель-дровосек, с деревом не умел обращаться никто. Недаром к нему шли, когда нужно было не только срубить дерево, но и изготовить какую-нибудь мебель, подновить оконницу или дверь.

Легкий холодок испуга пробежал по моим внутренностям. Я задумался. А что, если Игрок догадается вызвать Васеля и потребовать от него взломать двери?

Увы, все оказалось и проще, и сложнее, но обо всем по порядку.

Вначале Игрок психовал и носился по дому, круша все, что попадалось ему под руку.

Потом сел посреди комнаты и начал думать. Во всяком случае, если мы не двигались и не говорили ничего, следовательно, он думал.

— Ну что ж, Михась, не хочешь по хорошему, будет по плохому.

Я встал и подошел к заколоченному окну, где внутрь пробивался тоненький лучик света.

— Эй, Ивас, иди сюда!

Свои слова Игрок повторил на карте, выделив одну из зеленых точек и потянув ее к домику.

* * *

Начало вставки

— Значит так, староста, раз уж вы такие тут все умные, то делай вот что: обкладывайте дом со всех сторон соломой и поджигайте ее.

— Но... Повелитель... Внутри ведь Вы!

— Это приказ, выполняй! Сжигайте дом вместе со мной!

— Но... Позвольте мы... — судя по карте, несколько парней все же кинулись выполнять распоряжение. — позвольте, мы отдерем доски и выпустим Вас из дома.

— Нет, пусть сгорает. По крайней мере, вам не взбредет в голову в следующий раз обшить его железом, чтобы не сгорел дотла. Теперь, если вы и придумаете еще какой-то способ меня связать, как этот, с цепями, я всегда могу приказать убить меня и вернусь сюда, на пепелище.

— Но давайте хоть вас выпустим...

— Нет, не надо. Пусть Михась сгорит заживо, в следующий раз трижды думать будете, прежде чем оказывать сопротивление распоряжениям вашего Повелителя!

Весело треща, разгорается солома. В дом постепенно начинает натягивать удушливый густой белый дым. С улицы раздается крик Вешенки, до которой дошли слухи о том, что тут происходит, и она прибегает из дома Иваса.

— Михась! Любимый! — кричит она.

Судя по шуму, толпа удерживает ее за руки, не давая бросится в огонь вслед за мной.

— Ну, что, нравится? — спрашиваю я сам себя. — Сейчас я устрою показательную казнь зачинщика, то есть, тебя, дам возможность всласть поужасаться твоей судьбе односельчанам, пусть женушка твоя поубивается от горя. Ты покричишь от боли...

— Игрок, прекрати, пожалуйста. За что ты так с нами? Дай нам спокойно жить, не трогай нас.

— Ха-ха-ха! "Дать вам спокойно жить". Да вас без меня вообще бы не было. Вот ты, как ты думаешь, сколько времени ты уже живешь, а?

— Да сколько себя помню...

— Ага, дней девять, ну десять от силы! А ну-ка, расскажи мне о своем детстве.

— Ну, как и все, рос, лазил по садам, получал крапивой. Помогал отцу в кузнице... Говорят, сам, лично присутствовал, когда тот погиб от лопнувшего при закалке меча.

— "Говорят"... И что, все? Больше ничего из детства не помнишь?

— Да нет, вроде...

— Потому что у тебя его не было! Ты, и все твои односельчане, и весь этот мир — куклы. Игрушки, в которые я, и такие как я, играем.

Говорить становилось все труднее, от дыма першило в горле и от него же слезились глаза.

— Мы, те, кого вы называете Игроками, платим деньги за право поиграть в вас. Между прочим, я потратил все карманные деньги, чтобы оплатить аккаунт, а тут такой "сюрприз". Игрушки, видите ли, не хотят, чтобы в них играли! Впрочем, я и сам виноват, пожадничал. На кой черт я позарился на тот дополнительный пункт у дракона и выбрал себе "Свободу волеизъявления"?

* "Свобода волеизъявления" — один из томов Знаний, доступных у Дракона на старте. Добавляет один пункт Знаний, но в противовес дает повышенный шанс непослушания подчиненным расам, вплоть до революции и свержения Игрока-Повелителя. Компланарный том — "Абсолютное подчинение"

С громким стуком на пол рухнула полка, висевшая на стене. Взметнувшиеся искры и угольки разлетелись огненным облаком по дому. В местах падения на постель и одежду появились новые дымки.

— Слушай, Игрок, может, давай, будем выбираться уже, а? — осторожно поинтересовался я. — Да, наказал, спалил мой дом, все ясно, но ты же и сам со мной сгоришь!

— Не волнуйся, я сейчас не из капсулы играю. — ответил мне тот. — а тебе будет полезно ощутить на своей шкуре, скажем так, метод кнута и пряника. Я твою семью трогать не стал ведь? А ты вот так вот со мной повелся...

"Семья", меня объял жуткий страх. А ведь я даже не подумал, что мстительный Игрок может тронуть Вешенку и моего сына! Надо срочно отвлечь его от этих мыслей. Раз уж мне суждено сгореть заживо, так хоть от них беду отведу.

— Слушай, Игрок, а ты можешь мне объяснить, что это за дракон, которого ты упоминал, книги какие-то, знания, пункты?

— Ну что ж, давай, все равно сгоришь ты еще не скоро. Вот... м-да, как бы тебе это объяснить... Вот представь себе, что утром ты просыпаешься в постели и тебе надо решить, кем ты сегодня будешь. Предположим, дровосеком. Тогда тебе надо уметь деревья рубить, да и с какого конца за топор держаться, тоже было бы неплохо узнать, верно?

Зачем мне каждое утро решать, кем я буду, и на кой Свет мне быть дровосеком, я так и не понял, но на всякий случай поддакнул.

— Во-от... то есть ты решаешь, что тебе нужно знание "Дровосек". На него ты тратишь один пункт. А их у тебя с утра — одиннадцать. И вот так вот все остальные умения, все их надо "купить".

— А, извини, в кусты сходить, это как, тоже надо не забыть взять? — решил как-то поддержать разговор я. Все равно ничего не было понятно.

— Не, ну, это ты загнул, брат. Дышать, пить, жрать, жену нагибать — это все по умолчанию у тебя есть. Совсем уж полным идиотом ты в этот мир не придешь...

"Как сказать, судя по всему, как минимум один тут уже есть", мелькнула у меня мысль.

— ... Покупать нужно лишь те умения, которые недоступны человеку от рождения. Так вот, бывает так, что такой как я игрок захочет взять себе больше, чем ему доступно. Что тогда делать? Украсть не получится, значит только честно. А честно как можно — только отказавшись от чего-то важного. Например, возьму я себе Лесоруба, но соглашусь, чтобы топор меня не слушался... Да, собственно говоря, так с вами и получилось. Я выбрал себе людей в слуги, но разрешил им не слушаться меня, и вот — пожалуйста, результат. Зато вместо одиннадцати пунктов, у меня стало двенадцать.

Рухнувшая совсем рядом со мной потолочная балка обдала меня жаром и едва не зацепила мою правую руку.

Я шагнул в сторону и вдруг понял, что оказался в глухом углу, где не было ни окон, ни дверей в другие комнаты.

-Ну все, тут я тебя покидаю, подумай еще над своим поведением, Михась. — сказал мне Игрок, и я получил полный контроль над своим телом.

Оказывается, когда он "во мне", я получаю далеко не все ощущения... Жар волной нахлынул на меня, с треском опаляя мои волосы и брови.

Прекрасно понимаю, что кинувшись вперед, я сокращу свои мучения, но страх... страх перед пылающим огнем сдерживает меня. Наконец, уговорив себя, что это всего-навсего лишь хорошо раздутый горн, ныряю в гудящее пламя...

Чтобы, погибнув, очнуться прямо посреди своей пылающей кровати!

Не знаю, с какого по счету возрождения, но я все же выбиваю телом прогоревшую дверь, и выкатываюсь на улицу, прямо под ноги стоящей в полном безмолвии толпе.

Тут же подскочившие двое парней с ведрами окатывают меня ледяной колодезной водой, остужая мое обгоревшее тело и туша тлеющую одежду.

— Михась, ты как? — спрашивает меня Ивас, подавая руку и помогая мне подняться.

— Хорошо, просто отлично! — отвеча... ет Игрок. — стой здесь и не шевелись! Эй, вы, двое, несите сюда жернов, да побольше!

— Так, отлично, привязывайте его ему на шею. Покрепче, чтобы не выскользнул. И руки, руки за спиной связывайте! Так, теперь подгоняйте телегу, повезем его к реке, чтобы тут колодец не портить.

Вешенка, со слезами и диким криком, бросается мне на шею, с мольбой не губить ее отца.

Некоторое время мы с ней боремся, причем я явно не могу просто так освободиться от ее захвата. Наконец, сильным ударом в лицо у меня получается оглушить ее и откинуть на землю. К ней тут же с плачем бросается малец, мой сын Линеод!

— Их связать, и тоже жернов на шею! — тяжело дыша, приказывает Игрок.

— Сынок, одумайся, это же жена твоя, сын твой, плоть от плоти твоей! Ладно, меня, признаю, это все моя задумка была, но их то за что? Не трогай их, всеми светлыми богами прошу тебя, не трожь дочь и внука!

— Связать! — уже не кричу, а рычу я. — Всех троих в воду!

Спустя несколько минут целая процессия выдвигается из селения в сторону реки. Впереди, управляемая мною лично, едет телега, на которой, связанные, с камнями на шеях, лежат трое. Отдельно Ивас и, примотанные друг к другу, Вешенка и наш сын.

Позади, с глазами, полными ненависти, идут односельчане. Сразу, возле догорающего моего дома, они пытались восстать с криками, что неправедный суд творит их Повелитель, да только игрок одной единственной фразой остановил начавший разгораться огонь неповиновения в их душах.

— Михась осмелился ослушаться меня, вашего Повелителя? Так зрите же, что ждет ослушников и их родных!

Из толпы, раздвигая загораживавших ему путь, вышел Петраш.

— Мальца хоть пожалей, а? Возьми меня. Пусть я утопну, но мальчонку отпусти.

Всхлипнувшая при этих словах, его жена, словно очнувшись от дремы, кинулась вслед за мужем и встала сбоку от него.

— А за Вешенку, возьми мою жизнь. Лучше я вместе с любимым в реку уйду.

— Нет! Кто виновен, тот и должен страдать. Ослушаетесь, порешу и вас, а пока — стать в строй! — рявкнул я.

Петраш недоуменно застыл, пытаясь понять, что именно ему надо сделать. Его жена, поняв мой приказ по своему, нагнулась ко мне задом, и начала задирать юбки, наливаясь краской, словно уголек под порывом ветра.

Плюнув, я разворачиваюсь, и со всей силы луплю кнутом лошадь, тянущую телегу с приговоренными.

Ивас изо всех сил старается достучаться до сердца Игрока, упрашивая, умоляя, уговаривая того одуматься и не губить своих дочку и внука, моих жену и сына.

Вешенка, смирившись с судьбой, тихо подвывает, прижав к себе голову сына и закрыв тому глаза ладошкой.

Наконец телега выкатывается на пригорок, с которого дорога спускается прямо на мост.

Увидев реку и, по-видимому, осознав, что конец пути, вот он, Ивас замолкает.

Телега медленно заезжает на мост, словно лошадь и сама не особо желает участвовать в процессе казни. Более того, у меня складывается такое впечатление, что она чего-то боится!

Я подхожу к ней и как можно ласковее глажу по голове, приговаривая, что она то, ни в чем не виновата, и что кого-кого, а ее я топить не буду.

Медленно и, наверное, на взгляд Игрока, торжественно, вытаскиваю Иваса и подношу к перилам.

— Смотрите, люди, и запоминайте! За каждый случай непослушания, отныне, я буду казнить не ослушника, а его родных!

Бултых!

Ивас едва успел помянуть светлых богов. Миг, и его голова скрылась под водой.

— Стоять! — крикнул я в сторону толпы, где наметилось движение в сторону реки, чтобы спасти старосту.

Теперь настала очередь Вешенки.

Я шагнул к телеге и крепко схватил жену за руку, сдергивая ее на мост.

— Михась, не надо, пожалуйста! — тихо прошептала она, глядя расширенными от ужаса глазами прямо на меня. — Милый, очнись, это же я, Вешенка, твоя...

— Да, моя жена, и мой сын, которых я сейчас и казню за то, что Михась осмелился мне испортить всю игру! — рявкнул я ей прямо в лицо.

Оба тела гораздо легче, чем староста, поэтому мне не составляет труда поднять их над своей головой и перебросить через перила моста.

В тот момент, когда мои руки разжимаются, отпуская Вешенку, из под моста в прямом смысле этого слова вылетает серая стрела, которая в длинном прыжке ловит падающих женщину и ребенка на свою спину, и почти долетает до противоположного берега реки.

— Ушастая с-скотина! — разъяренно шипит Игрок, а я, внутренне, ликую.

Молодец Серый! Он прятался до последнего под мостом, испугав своим запахом лошадь, потом подловил момент и...

Волколак с некоторой натугой вытягивает свое тело из воды и сбрасывает Вешенку со спины на песок. После чего резким движением морды разрывает клыками веревки, сбрасывая жернов с ее шеи. Потом между ними происходит нечто вроде разговора, по результатам которого Вешенка неловко падает вновь на спину волколака и тот, бросив злобный взгляд в мою сторону, начинает неспешно убегать прочь.

— Ха, думаешь все так просто? — громко кричит ему вслед Игрок. — Вешенка, я приказываю тебе, вернись немедленно ко мне!

Перед моими глазами всплывает карта, на одной стороне которой стоит целое скопище зеленых точек, а на другой — две, и одна — красная, которые медленно, но уверенно двигаются прочь.

Зеленая рамка окружает Вешенку и сына, и... И всплывшая надпись доводит Игрока до бешенства, а меня заставляет искренне радоваться и успокоиться за судьбу жены и сына.

"Персонаж Вешенка обездвижен и захвачен враждебным юнитом Серый. Выполнение Ваших приказов данным персонажем невозможно."

И пусть я не до конца понял смысл многих слов, но главное, суть, я уловил. Серый "взял в плен" связанную по МОЕМУ же приказу Вешенку, поэтому она теперь не может выполнять мои приказы!

В этот момент в моей голове раздается такой знакомый и такой желанный женский голос.

— Ты опять уселся играться в эту порнографию? А ну, выключай немедленно!

Миг, и мое тело полностью подчиняется мне.

В первое же мгновение свободы я перемахиваю через перила моста и ныряю в воду. Хорошо, что под мостом есть течение. Вода чистая и прозрачная. Я оглядываюсь, и мое сердце сжимается от боли и ужаса, прямо мне в глаза смотрит Ивас, мирно покоящийся на дне. На его лице видны следы борьбы с веревками и мук от тщетных попыток сделать хоть глоток воздуха.

Самое обидное, что узел на шее был затянут не так уж и сильно, и если бы староста смог хоть пальцем дотянуться до него, то освободился бы от жернова и всплыл.

Под могильное молчание толпы, я, весь мокрый, вытаскиваю на берег тело Иваса. Односельчане, не произнося ни звука, обступают нас кругом, отдавая дань памяти этому, поистине, великому Человеку.

Кто мне теперь даст совет? С кем можно будет посидеть далеко за полночь, обсуждая планы на следующий день и...

Эх... Ивас, как же мне, нам всем, будет тебя не хватать.

Кто-то сбегал на мост и подвел ближе телегу. Лошадь, переставшая трястись от страха после того, как учуянный ею волколак убежал прочь, стояла понуро и спокойно, лишь изредка охлопывая хвостом свои костлявые бока.

Назад мы возвращались почти также, как шли и к реке. Впереди я, с телегой, позади — огромная безмолвная толпа. Честное слово, если бы взгляды имели вес, я бы оказался ими раздавлен. Такое ощущение, что вся ненависть, вся злость, всё, самое нехорошее, что только может быть в душе человека, скопилось сейчас на моих плечах, направляемое односельчанами. Ну да, как же иначе, ведь это именно я на их глазах сбросил в реку старосту и своих жену с ребенком.

Подойдя к крайним домам селения, мы в прямом смысле этого слова уткнулись во Всеведу, которая, опираясь на свою суковатую палку, стояла посреди улицы, загораживая проезд телеге.

— Добро всегда оборачивается добром. — прошамкала она. — Ты спас чужого щенка, а он спас твоего. Но он еще спас и его родителя, мать. Спаси и ты теперь ее отца.

Ведающая мать развернулась и пошла вдоль по улице, прямо перед телегой. На первом же повороте она свернула в переулок, но когда я поравнялся с ним, в нем было пусто.

Ха, "спаси ее отца"... Знать бы как? Ивас успел наглотаться воды, и был сейчас мертвее мертвого. Спасти его могло лишь чудо, вмешательство светлых богов, могущих воскресить умершего.

"Воскресить"! Ивас же показывал мне свиток воскрешения, которым хотел пожертвовать, чтобы спасти меня, если я окажусь не бессмертным!

— Везем телегу к его дому! Я знаю, как спасти Иваса! — кричу я толпе и ускоряю движение телеги.

Односельчане, явно заинтересовавшиеся моими словами, добавляют шаг, стремясь не отставать от нас.

Дом Иваса я перерыл от крыши до подвала. Весь. Потом позвал на помощь Петраша, Василя и других ребят и еще раз перетряхнул каждый уголок дома. Свитка не было.

Посмотрев на наши пыльные, расстроенные лица, на приступ пошли женщины.

Спустя два часа на пороге дома скопились: трое дранных порток, одна древняя распашонка (судя по всему — память о далеком детстве самого Иваса), застиранная до дыр рубаха, расшитая петухами и цветами, несколько полотенец, нарядная скатерть и... все.

Я в замешательстве подошел к телу старосты.

— Ивас, куда же ты мог ее спрятать?

— Кого? — раздался голос за моей спиной.

Серый сидел на задних лапах, дружелюбно глядя мне в глаза и высунув язык.

— У Иваса был кусок пергамента, ну, кожи теленка такой, выделанной, с письменами... Ну, как тебе объяснить...

Волколак склонил голову на бок и некоторое время внимательно слушал, глядя на меня своими кроваво-красными глазищами.

— М-да, рассказчик из тебя, как из гоблина герой. На букву "х", и не подумай, что от слова "хороший". — наконец произнес он. — Глянь за отворотом рубахи у вашего вожака... этого. Как там вы его зовете, старосты, во.

Я сунул руку за ворот рубахи Иваса и с изумлением извлек на свет смотанный свиток. К счастью, недолгое время пребывания в воде не повредило его.

Развязав веревки, я развернул пергамент и...

Выплюнув добрых полведра воды (а может, мне лишь так показалось) и прокашлявшись, Ивас открыл глаза и сел.

— Фу-ух... ну и муть же мне привиделась. Михась, как у вас тут дела? А что это ты держишь в руках? — изменившись в лице, Ивас потянул на себя край пергамента. — Это что, мой свиток? Таки не привиделось... Боги... сынок, да что же это деится...

Староста медленно, держась за мою руку, встал и обвел взглядом толпу.

Та, словно мусор от веника, чуть подалась назад под его взглядом.

— Люди, вы чего? Это же я, Ивас! Живой, не тронутый...

— Да, Ивас, знамо дело, ты. Токмо не дело это, утопцам к живым возвертаться. Михась, другое дело, он то бессмертный, а ты... Али ты тоже таким заделался? Так звиняй, нам и одного туточки хватало, а ежели вас ободва будет, то тут уже незнамо и каким богам молиться придется.

— Ладно, утро вечера мудренее, — вмешался я. — давайте завтра с утречка решим, что, да как.

— Звиняй, Михась, да токмо не гоже такое дело до завтрева оставлять! — раздался другой голос из толпы. — По утречку твой ентот "подселенец" еще чего выдумает. Перетопит нас всех, как котят, а мы и пикнуть не сможем, зачем оно нам?

— Что вы можете предложить? — настороженно спросил я.

— Дык, эта, знамо что, берите свои пожитки с Ивасом, да и идите куда подальше отседова. Вот как надумаешь, как от "гостя" своего избавиться, так и вертайся назад, мы то завсегда кузнецу годному рады будем. А ты, Ивас, звиняй нас, но утопцам таки не место среди людей живых.

Староста тяжело вздохнул и посмотрел мне в глаза.

— Увы, Михась, но люди правы. Я бы, останься старшим, точно тоже сказал бы нам. Тебе, — он оглянулся на то место, где еще курился дымок над моим бывшим домом. — особо и собирать то нечего. Погодь минутку, я мигом обернусь.

Спустя полчаса мы уже споро шли по дороге, прочь от родного селения, которое скрылось за холмом.

— На вот, Вешенка с утра испекла. — Ивас протянул мне кусок домашнего пирога и вдруг разрыдался, словно мальчонка, сильно ушибший палец.

— Ну же, батя, успокойся... — попытался утешить его я. — Ты чего? Ну, ничего страшного. Найдем мы тебе другое село, поселишься там...

Староста поднял на меня заплаканное лицо.

— Да мне все равно, что изгнали, мне теперь хоть под кустом помирать... Дочка, моя единственная дочка, отрада, Вешенка моя, она то, погибла у меня, считай, на глазах!

Седой мужик ткнулся лицом мне в плечо, и безудержно заплакал навзрыд.

У меня защипало в носу и все поплыло перед глазами. Какая же я все-таки бездушная скотина. А? Так и не удосужился сказать отцу, что его дочка и внук живы!

— Ивас... Ивас! Слышишь меня? Живы они.

— Что? — вскинулся тот. — Но ведь свиток один был!

— Серый... Волколак кинулся за ними в реку и вытащил их. Причем, представляешь, прямо на глазах у Игрока! — схватив Иваса за плечи, зачастил я. — Знаешь, он так злился, ведь когда он во мне. Серый его не слушает и становится врагом! Схватил Вешенку и сына, и метнулся прочь. Тот как начал кричать "вернись, я приказываю", а та ведь связана. Ну, нам и сообщило, что она в плену и сама выбраться не может. А потом раздался голос матери Игрока и он окончательно покинул мое тело,

Такое счастливое лицо я видел лишь раз, когда, держа за руку опозоренную и обесчещенную Вешенку, подошел к ее отцу и попросил у него ее руки, спасая честь своей любимой.

— Повтори! — рухнул на колени передо мной Ивас. — повтори и поклянись светлыми богами, что это правда и что они — живы!

Я поднял старосту с колен и сильно прижал к себе.

— Клянусь, всеми светлыми богами клянусь тебе, Ивас, они живы!

Мы ушли достаточно далеко, так что, даже если я буду бежать со всех ног обратно к селению все то время, что обычно Игрок находится в моем теле, все равно не добегу. Теперь осталось решить, что делать с Ивасом, ведь если он будет рядом, то мало ли, что "подселенец" удумает сотворить с ним. Из мести, лишь бы досадить или отомстить мне.

— Ивас.

— Да, Михась... — староста, узнав о том, что Вешенка жива, не шел, а бежал, словно не касаясь ногами земли.

— Я вот думаю... это хорошо, что мы с тобой ушли от селения. Но что будет, когда мой "гость" вернется? Я то ладно, бессмертный, а ты? Он же тебя может опять убить!

— А, мне все равно! — беззаботно махнув рукой, ответил Ивас. — Я же тебе сказал, главное, что они живы, а мне уже все равно. Меня ведь изгнали из селения, из общины... я — изгой, мне теперь хоть так, хоть так — помирать. Ты лучше знаешь, о чем подумай, Михась.

— О чем, Ивас?

— А что произойдет, если этот твой Игрок убьет не меня, а тебя-себя, а? В прошлые разы ты то возвращался и оживал где? В своем доме. Даже когда заживо сгорал, то все равно ведь там появлялся, так? Бррр, до сих пор страшно вспоминать, как ты кричал. И ведь стояли же все, даже уши закрыть не могли!

Да, от одного воспоминания о пережитом меня также бросало то в жар, то в холод, но... Но Ивас не знал одного. Того, о чем не знал никто из односельчан.

В тот момент, когда телега, везшая троих, приговоренных к смерти Игроком, выехала на пригорок и должна была спуститься вниз, к мосту, мой "гость" кое-что сделал. Изменил точку возрождения, как он сам тихо пробормотал себе под нос. С холма открывался действительно красивый вид и, по словам "подселенца", ему будет гораздо приятнее возрождаться в тени яблонь, чем посреди того пепелища, в которое превратился мой дом.

Уже когда мы с Ивасом шли прочь от селения, я, пропустив старосту вперед, тайком попробовал повторить те жесты, которыми Игрок вызывал перед собой странные надписи. Далеко не с первого раза, но у меня получилось!

Сейчас, выслушав опасения Иваса, я вновь пропустил его вперед и вызвал надписи.

"Войти в управление персонажем — общие настройки — изменение привязки точки возрождения"

"Вы уверены, что желаете сменить точку возрождения?"

"Убедитесь, что новое местоположение точки возрождения безопасно и не может оказаться безвыходным тупиком."

"Подтвердите желание сменить точку еще раз".

"Привязка точки возрождения изменена"

— Ивас... — окликнул я его. — Погодь.

— Да, Михась. Слушаю тебя.

— Ивас, я действительно не хочу твоей смерти, уходи. Ты очень неплохой староста, вполне может быть, что какая-нибудь община примет тебя к себе, может даже даст управлять хозяйством. А тут, со мной, ты наверняка погибнешь. Лучше иди...

Внезапно перед моими глазами всплыла еще одна надпись.

"Вы желаете отпустить персонажа Ивас? После освобождения отношение персонажа к Вам может кардинально поменяться!"

— Ну так как, Ивас, что скажешь?

— А что, давай, терять то мне все одно, нечего, акромя моей жизни. А с тобой я ее верняком сложу.

"Да, отпустить".

— Хм, ну что, Михась, раз так, давай тогда прощаться. — сказал Ивас, словно скинувший десяток годов с плеч. Спина распрямилась, в глазах появился блеск, а руки сжали походный шест так, словно то была рукоять верного меча.

— Прощай, Ивас, и спасибо тебе за все. — просто сказал я.

— И ты бывай, Михась. Да смотри, Вешенку не обижай, чай одна она осталась теперь. Возвращайся к ней, как только сможешь Игрока прогнать, да и живите с ней миром и ладом.

Староста развернулся и пошел прочь, легким, упругим шагом, выдававшим в нем бывалого вояку.

Что-то не давало мне покоя в его фигуре. Что-то такое, чего раньше, либо не было, либо я этого не замечал.

Присмотревшись внимательнее к нему, мои глаза внезапно увидели какие-то надписи, .мелкие-мелкие, висевшие над головой бывшего старосты.

Присмотревшись внимательнее, я чуть не упал на спину, так как они вдруг увеличились в размерах и придвинулись ближе ко мне, давая возможность прочесть их без особого труда.

"Староста Ивас. Человек. 15 уровень. Хозяйственник.

Увеличение производства пищи на десять процентов.

Все рекруты, нанятые в селении .управляемом данным персонажем имеют двадцать пять процентов очков опыта, необходимого для получения первого уровня.

Лесопилки и Каменоломни приносят на две единицы в неделю больше.

Стоимость найма — пятьсот золотых монет и одна единица пищи.

Благодаря перенесенной смерти от утопления, негативно относится к магам Воды и получает уменьшенный на десять процентов урон от заклинаний данной школы"

Я еще долго смотрел вслед Ивасу, пытаясь понять, что это было.

Еще раз, точка перенесена, от селения мы очень далеко, старосту я убрал подальше.

Ну, все, Игрок, я готов к встрече с тобой!

* * *

Конец вставки

Ставшее уже привычным онемение тела ознаменовало приход в него Игрока.

— Ты... Ты знаешь кто? А что это я не связан? — мгновенно успокоившись, едва поняв, что свободен, спросил тот.

Прошло пару минут, прежде чем меня окутала кисельная замедленность.

— А зачем тебя связывать? — тут же отозвался я.

— Нет, ну как же, вы же мне сопротивляетесь, пытаетесь мешать играть. — продолжал размышлять Игрок. — Вот, молодец. Пошел на разведку, правда зря в одиночку, ну да ладно, нравится погибать — твои проблемы. А где это мы?

— Почти в дневном переходе от селения. — спокойно ответил ему я. — Мне пришлось весь вчерашний день и всю ночь идти, чтобы оказаться как можно дальше.

— Эх... — тяжело вздохнул Игрок. — Ладно, выбирай смерть себе. Что тебе больше нравится, утопиться, быть разорванным диким зверьем или зарезать самого себя?

— А мне все равно. Я точку возрождения перенес сюда. Вон, в те кусты.

— ЧТО. ТЫ. СДЕЛАЛ? — раздельно произнося каждое слово, спросил Игрок.

— Я? Все, чтобы ты больше не мог угрожать ни моей семье, ни моему селению.

— Семья... Живы, значит. — переспросил он. — И что мне теперь с тобой и всеми вами делать, а?

— Оставь нас, пожалуйста, в покое. — попросил его я. — Дай нам жить своей жизнью.

— ОСТАВИТЬ ВАС В ПОКОЕ??? А не слишком ли ты много просишь, игрушка? Да ты, я смотрю, окончательно обнаглел! "Своей жизнью" он жить собрался. Нету у тебя ее, нету. С-скотина цифровая... Я ради платной учетки месяц на школьных обедах экономил, и что, все зря?

— Ну, давай мы тебе все наше золото отдадим, возместим, так сказать...

— Что вы мне отдадите? То, что и так, по праву Повелителя, моё? Не, ну гады, а. Пи-ип! Да и я, тоже хорош, только сейчас догадался почитать на форуме, что дает эта свобода волеизъявления на самом деле. Оказывается, вы мне еще очень мягко и спокойно сопротивлялись, даже что-то там строили.

Мое тело встало и, достав из котомки ножик, начало копать яму в земле.

— Ничего, сейчас я тебя в яму с глубокими вертикальными стенками засуну, чтобы выбраться не смог, а тогда и удалять учетку можно.

— Слушай, Игрок, — обратился я к нему. — ты же сказал, что оплатил что-то там на месяц, так?

— Ну? — прекратив копать землю, замер в ожидании продолжения тот.

— Сколько ты во мне сидишь, десять дней, полторы недели?

— Ну, предположим...

— А ты можешь заново начать играть? Или ты опять в меня вселишься?

— Хм... у нас сейчас июль, тридцать один день. Минус те десять, что успели пройти, итого ровно двадцать один остается, ровно три недели до открытия границ Сектора. Как раз, пока я буду неприкосновенен, успею поиграть вволю, лишь бы мамка не мешала. Ладно, за такую идею не буду закапывать тебя, бессмертного, в землю, живи...

— Спасибо. — искренне поблагодарил его я. Хватит с меня, уже и в воде тонул, и в огне горел, не хватало еще землицы наесться.

— Ладно, будем считать, что я проиграл не за три недели, а меньше, за полторы. Ну, что ж, негативный опыт, тоже опыт. — спокойно произнес Игрок. — Хорошо, прощай, Михась. Только имей в виду, что "спокойно" жить тебе не удастся.

— Почему?

— Да потому, что если я хоть раз вселился в тебя, то начинают работать игровые скрипты и происходить завязанные на них события. Все, теперь на вас пойдут войной соседи, дикие звери будут продолжать нападать на селение... А без моих знаний вы долго не продержитесь. И не проси меня вернуться, вы мне за эти десять дней так нервы потрепали, что я уже и не захочу. Да и без толку, столько времени потеряно зря... Короче, прощай, Михась!

И мое тело вновь свободно.

* * *

Рука подростка вызывает игровое меню на сенсорной панели капсулы.

"Удалить персонаж. — Вы уверены? Восстановление удаленного персонажа невозможно! — Да! — Удаление сценарийного персонажа невозможно. Хотите прервать сценарий? Внимание, весь набранный опыт и ресурсы будут потеряны. Возврат денег, потраченных на развитие персонажа, не осуществляется!— Да, прервать."

— Жаль, не получилось тебя удалить, Михась. Ну да ладно, авось не вылечу через три недели, смогу оплатить дальше, а там, авось, найду тебя. Тогда и посмотрим, кто кого...

* * *

Назад я не шел, а летел. Летел на крыльях свободы и любви, предвкушая радость встречи с Вешенкой, с сыном, с односельчанами, среди которых было довольно много моих друзей.

Встречи с теми, кого я, все же, спас.

Михась — ГГ, кузнец

Ивас — староста — ушел прочь

Петраш — горшечник

Вешенка — жена ГГ, дочь Иваса

Линеод — сын ГГ

Васель — дровосек

Серый — варг, оставленный Игроком в живых по случайности и выращенный Михасем.

Всеведа — местная ведьма.

Мир — Миролюб, стрелок, селянин.

1 Лесопилка, 1 Каменоломня

1 золотая сережка в виде черепа

Амбар, Рынок

* * *

послесловие от автора.

Уважаемые читатели!

Если Вам понравилась данная повесть, и вы бы хотели прочесть, что случилось дальше с Михасем, то я хочу предложить вам следующую схему:

Вы отправляете электронное письмо на мой адрес haemnuk@ukr.net с именем Михася (просто — "Михась") в заголовке (обязательно, чтобы фильтр сразу отсортировывал их в нужную папку).

Я отправляю вам на почту отрывок, альтернативное описание сцены сожжения в доме, в виде поощрительного бонуса, в благодарность за готовность поддержать меня.

При наборе желающих 50 человек и более (просьба быть честными, не отправлять по несколько писем от одного и того же человека, пусть даже и с разных адресов!), я разошлю вам всем на почту письмо с указанием моих кошельков.

Вы осуществляете подписку (пересылаете мне деньги) и каждую неделю будете получать от 30 до 50 кб проды на свою эл. почту.

Хочется надеяться, что такой вариант будет честным по отношению к вам, с одной стороны, и даст мне понять, насколько мое творчество интересно вам, с другой.

Все, подписавшиеся на продолжение книги, имеют полное право обсуждать с ЧАСТИЧНЫМ упоминанием прочитанного в комментариях к ознакомительному куску.

Таким образом я буду видеть вашу реакцию, понимать, продолжает ли вам нравиться оплаченная вами книга и получать обратный отклик от вас.