Беглецы - 2\2

Беглецы. Во имя Империи!

Вступление.

-Господин полковник! Нас догонят через пару часов. Самое большее, через два с половиной, три.

Усталый, с воспалёнными глазами человек в потёртом мундире махнул рукой.

— Значит, хватит убегать. Окапываться. Готовиться к бою.

Добавил про себя: "К последнему..." Козырнув, адъютант поспешил к голове колонны, чтобы передать распоряжение командира. Приказ быстро облетел ряды измученных солдат, и, остановившись, люди первые пять минут отдыхали, переводя дух, затем быстро принимались за работу, словно и не было изнурительного многосуточного марша. Звенела замёрзшая земля, гулко бухали кирки и ломы, подвезённые из обоза, откалывая глыбы земли. Завизжали пилы, когда в соседнем небольшом леске заработали кашевары. Распоряжение было чётким — больше продуктов не жалеть. Умереть, но перед боем солдаты должны поесть досыта. Ни слова, ни лишних разговоров. Только мрачная решительность усталых до смерти людей, собирающихся принять свой последний бой с врагами. Позади, почти полная дивизия сытых, прекрасно экипированных океанских солдат, вооружённых до зубов. Впереди — неизвестность, в которую уходит большой обоз беженцев из Русии, бескрайние северные просторы тундры. Они, Шестнадцатый полк Русийской Императорской Армии, верные присяге и долгу, примут свой бой, став заслоном на пути тех, кто хочет уничтожить их страну, их людей. Полковник Сван шёл вдоль быстро вырастающей линии окопов, солдаты при виде его бросали работу, вытягивались во фрунт, но офицер махал рукой, уж не приказывая, а прося выполнять работу. Все знали, что бой будет последним. Их — едва полторы тысячи измотанных непрерывными стычками и голодом бойцов. Позади — почти пять тысяч сытых, откормленных, а самое главное, беспощадных убийц, которые не станут брать пленных. Просто уничтожат всех, а раненых добьют после изуверских пыток для потехи. Командир остановился возле лёгкой батареи полевых пушек. Всего четыре орудия, к которым по десять снарядов.

— Берегите огнеприпасы. Взять их нам больше не откуда, ребята.

— Да нешто мы не понимаем, господин полковник?

Ответил старый фейерверкер, командующий расчётами. Офицеров среди артиллеристов не было. Когда их командующий предал Русию, многие из его бывших подчинённых оставили его. Поэтому и выжили. Остальных высадившиеся океанцы просто уничтожили... Так что за пушкарей Сван был спокоен полностью. Эти ребята будут драться до последнего. А когда кончатся снаряды, возьмутся за свои короткие карабины... Время летело с ужасающей быстротой, начал брезжить хмурый северный рассвет, когда по жиденькой линии укреплений пронеслось:

— Обед! Обед! Обед!

Кашевары умудрились успеть сготовить еду. Отдуваясь, тащили на руках большие котлы с дымящимся супом и кашей, горячей наквой, щедро оделяя всех работающих и несущих службу. Адъютант почтительно поставил на перевёрнутый ящик из-под патронов парящий котелок, вручил чисто вымытую в снегу ложку. Сван зачерпнул, жмурясь от удовольствия проглотил пахнущую мясом кашу. Спохватился:

— А где мясо взяли?

Штаб-хорунжий виновато опустил глаза:

— Лошадей порезали. Всё-равно тащить нечего больше.

Замер, ожидая разноса, потому что над конями полковник трясся больше, чем над людьми. Но тот, против ожидания, на миг замер, потом заработал челюстями снова.

— Правильно. Нечего трофеи оставлять. А люди хоть напоследок наедятся досыта...

Молоденький офицер военного времени облегчённо вздохнул. Правда, про себя. Пронесло. А полковник тщательно пережёвывал пищу, погрузившись в свои мысли и время от времени поглядывая по сторонам. Не нравилась ему позиция. Чистое поле, продуваемое всеми ветрами. Крошечный лесок позади, в полуверсте, начисто сведённый на костры и укрепление стен окопов. Даже ему на блиндаж не хватило. Ничего страшного. Будет со всеми, в первой линии. Всё-равно отступать некуда. За их спинами многотысячный обоз гражданских. Там все — мужчины, женщины, дети, старики. Аристократы и простолюдины, рабочие и крестьяне, среднее сословие и подлый люд. Но все они русийцы. Его сограждане, жители страны, которой он приносил присягу тридцать лет назад после окончания Военной Императорской Школы. И которой не изменял никогда. Менялись владыки государства, но полковник Сван Раттер честно исполнял свой долг, почему и не выслужил ни высоких чинов, ни больших и денежных должностей. Не любил лизать зады, не гнул спину, ни наушничал на друзей и сослуживцев... Отставил в сторону опустевший котелок, сделал из услужливо поданной ему молодым человеком кружки глоток ароматной наквы. Тепло прокатилось по жилам, тело, впервые получив достаточно топлива для организма за последний месяц, быстро разогревалось изнутри. Седлав ещё глоток, вытер ладонью седые усы, затем обратился к юному штаб-ротмистру:

— Вы откуда родом, Алей?

Парнишка, которому едва исполнилось семнадцать лет, смутился:

— Из Ырова, ваша честь. Это...

— Знаю. На Востоке Русии. Небольшой город.

— Так точно, ваша честь. А вам откуда известно?

Полковник едва заметно усмехнулся:

— Офицер обязан знать свою страну не хуже, чем вероятный театр военных действий.

Парень опустил глаза. А полковник снова сделал большой глоток, прислушался к ощущениям, затем отставил чашку.

— Начинается.

...С треском лопнула ракета где-то далеко. Затем, спустя долгую минуту донёсся еле слышимый звук выстрела.

— Это?..

— Дозор подаёт сигнал, хорунжий. Нам пора.

Командир полка чуть нагнулся, забирая стоящую рядом с импровизированным столом обычную пехотную винтовку Гота, стандартного оружия русийской армии. Штаб-хорунжий с сожалением взглянул на недопитую накву, но раз полковник говорит, что пора — значит, пора. Двинулся следом за широкоплечей фигурой, идущей к большому, необычной формы, полевому укреплению. Выдолбленный в грунте круглый окоп, в котором установлена стереотруба. Несколько солдат в касках и с короткими карабинами, массивный неуклюжий пулемёт на большом колёсном лафете. При появлении офицеров, сидящие на обрубках брёвен и дымящие самокрутками солдаты вскочили, но полковник быстро произнёс:

— Вольно. Разрешаю курить.

Взглянул на старшего унтера, с которым был знаком с самого начала Большой Войны.

— Что там, Вольга?

— Дозор пытался уйти, господин полковник. Но не смог. Перехватили их. Ракета была белой. Значит, пехота с бронеходами. Видно, кавалерия в обход пошла. А может, отстала. Так что дело плохо, господин полковник.

Острый взгляд из-под неуклюжего мехового колпака в ответ:

— Думаешь, в обход пошли? На перехват обоза?

Унтер кивнул. Говорить плохое перед боем он считал плохой приметой.

— Скорее всего, они, всё-таки, отстали. Дорог тут нет, единственный путь тот, что пробили мы. Справа — скалы. Слева — сам видишь. Обзор на десятки вёрст. Океанцы далеко не глупы, и зря гнать лошадей по целине, расходуя драгоценный корм не станут.

— Тоже верно, ваша честь. Но кто знает, что им в голову взбредёт?

— Правильно. Но пусть две смотрят по сторонам, и если заметят что подозрительное...

Унтер снова кивнул, скороговоркой назначив двух бойцов ответственных за наблюдение над указанными командиром секторами.

— Идут!

Раздался голос приникшего к обзорной трубе солдата. Тот торопливо подался назад, освобождая место. Сван прильнул к тёплому, согретому лицом солдата окуляру, чуть подправил резкость по своим глазам. Да. Это противник. Голубые с жёлтым мундиры, широкие плоские каски, длинные штыки, мрачные лица. Хороший трофей. Гонведской работы. Сколько он уже с ним? Отвлечённая мысль скользнула и исчезла без следа, когда океанцы начали быстро и ловко разворачиваться в цепи. Как же их много... Внезапно сильный удар больно долбанул по ушам. Сван оторвавшись от линз, успел заметить, как справа опадает высокий фонтан разрыва. Артиллерия. Значит, точно конец. Сейчас солдаты подойдут на линию прямого выстрела, пока пушкари будут давить все попытки ответного огня. Дальнобойность оружия врага больше, чем у нас. Они просто не дадут стрелкам высунуться из окопов, и, подойдя в упор, закидают нас ручными бомбами. Кто уцелеет, вырежут. Что же придумать? С сожалением окинул взглядом чернеющую линию окопов, протянувшуюся влево и вправо. Снова грохнуло. На этот раз почти накрытие. Первый пристрелочный снаряд ударил саженей за сто до укреплений. А теперь — на фронте это можно считать и накрытием, потому что окаймлённые жирной копотью воронки оказались буквально в метре от окопов. Повезло, что никого там не было. Впрочем, противник давно доказал, что умеет воевать. В отличие от армии Русии, заокеанские правители денег на войну никогда не жалели... Спустя минуту на окопы обороняющихся обрушился настоящий град снарядов. От того, что это были полевые пушки, легче не стало. Даже они разваливали наспех выдолбленные в промёрзшей земле неглубокие траншеи, ранили и убивали людей. Снарядов враги не жалели. Под прикрытием сплошной стены огня пехотные цепи, прикрываясь штурмовыми щитами от собственных осколков, медленно продвигались вперёд. Время от времени самые смелые высовывались на мгновение, стреляли, тут же ныряя вниз и перебегая на другое место. Но ни результатов, ни того, впустую ли пропал их отчаянный порыв, никто из смельчаков не видел. Сван видел, как земля буквально кипит под градом пуль океанской пехоты. Впрочем, На Большой Войне бывало и хуже. Это только кажется, что все погибли. Опытные солдаты спокойно ждут, когда стихнут орудия, вжавшись в крысиные норы, выдолбленные в стенках окопов, обращённых к врагу. И как только наступит тишина — покажут, на что способны...

— Ваша честь, что за нечистая сила?

Унтер тронул полковника за рукав, указывая на затянутое серыми облаками небо.

— Что там?

— А вон, гляньте.

Утре-офицер вытянул руку, указывая пальцем направление. Сван проследил взглядом и несколько мгновений разглядывал чёрную чёрточку, парящую в небе.

— Птица?

— Нет, ваша честь. Обратите внимание, она на месте стоит. Не летит никуда. Ни одна птица так не может.

— Тогда не знаю. Даже в мыслях ничего нет...

Между тем вражеская артиллерия резко прекратила огонь, полковник высунулся из-за бруствера и похолодел — линия щитов была буквально в одном броске от их окопов. Но русийцы не дремали и не рассусоливали понапрасну. Буквально через считанные секунды окопы опоясались стволами винтовок, и грянули первые выстрелы, буквально вынесшие стену дырчатых металлических пластин, обагрив снег первой кровью. Но океанцы в очередной раз доказали, что не зря считаются хорошими солдатами. Ответный их залп был силён и точен, а превосходство в живой силе едва не поставило точку над обороной русийских солдат. Если бы не чудо... С низким гулом из нависших над полем боя облаков вынырнуло нечто. Огромные разлапистые механизмы скользнули к земле с высот, подкравшись за сплошной пеленой облаков. В их брюхах грязно серого цвета раскрылись двери, из которых к земле устремились непонятные предметы, и через миг, едва первые из сброшенных устройств коснулись поверхности, земля вспыхнула жирным пламенем. Грунт под ногами полковника заходил ходуном, барабанные перепонки едва выдержали дикую боль, внезапно надавившую на них. Одного из солдат буквально швырнуло на землю порывом воздуха. С воем пропели осколки, а плотные ряды нападающих исчезли в грязном чадном пламени.

— Мать Богов...

Зачарованно протянул унтер-офицер, не в силах оторваться от разворачивающейся перед ним картины. Там, откуда били батареи врага тоже бушевало всепожирающее яростное пламя. Чёрный дым слился с облаками, и одновременно полковник услышал низкий непонятный гул, переходящий в свист. Но самое страшное, что шум раздавался сзади линии обороны. Сван резко развернулся и винтовка бессильно выпала из внезапно ослабевших рук на землю — с тыла к линии укреплений неслось нечто. Широкие приплюснутые бронеходы, окрашенные в белый цвет, шевеля стволами невиданного калибра, огромного даже отсюда, с дистанции в версту, не останавливаясь ни на миг, изрыгали из своих орудий языки пламени. Высоченные столбы мёрзлой земли и пламени взлетали ввысь, разбрасывая вокруг себя куски тел, обломки техники, ошмётки непонятного происхождения. Океанцы, кто уцелел и не потерял присутствия духа, пытались сопротивляться, ведя по механизмам огонь из своих винтовок, но бронеходы даже не замечали их жалких попыток. С лязгом и режущим уши свистом, не останавливаясь, с ходу чудовищной величины машины перемахнули через окопы, словно не замечая их, и ринулись дальше. К грому пушек прибавился ужасающей частоты треск пулемётов, установленных на обтекаемых надстройках машин. Причём, что успел заметить полковник, рубчатые стволы шевелились и выбирали себе цели совершенно без участия людей, само по себе. Неизвестные символы на башнях, знаки, непонятно что обозначающие. Кто это? Или что?! Ясно одно — это враги Океании. А значит, враг моего врага — мой друг? Поговорка не всегда верна. Иногда враг моего врага и мой враг... Неизвестный механизм широкий, на куда более узких гусеницах, и издающий совсем другой звук, чем промчавшиеся через линию обороны бронеходы, качнувшись, замер позади их командного пункта. Адъютант смело шагнул вперёд, прикрывая собой Свана, но полковник отстранил юношу в сторону, и прыжком выбрался из окопа. Остановился перед острым носом. Даже на глаз была видна ужасающая мощь этой машины. Небольшая круглая башенка, переходящая в конус, из которой торчала короткоствольная пушка, превосходящая даже полевые пушки Русии с пулемётом сбоку. Через узкие бойницы выглядывали кончики стволов винтовок с непривычными взгляду большими набалдашниками. Звук двигателя, а ничем иным гул, издаваемый бронеходом быть не мог, резко стих, перейдя в плавное ровное урчание. Послышалось короткое шипение, и сзади вдруг показалась небольшая металлическая створка с непривычной формы рукояткой, из-за которой вышел... Сван затаил дыхание — неизвестный был одет в совершенно незнакомую форму, поверх которой наброшен короткий жилет. На голове — простая меховая шапка-ушанка, украшенная неизвестным символом. Вопреки принятому в Русии и других странах обычаю, знаки различия были на широком отложном воротнике и матерчатых полосах, расположенных на плечах неизвестного. Пронзительные глаза зелёного цвета, приятные черты волевого лица, широкие, даже очень, плечи. Но самое главное — рост. Чужак был выше Свана, да и любого другого руса, минимум на полторы головы. На боку — явно кобура, из которой торчала рукоятка пистоля, а не револьвера. И тоже непривычной формы, облитая совершенно непонятным материалом. Неизвестный сделал какой-то жест, приложив раскрытую ладонь с сомкнутыми пальцами к виску, затем произнёс с незнакомым жестковатым акцентом:

— Лейтенант армии Нуварры Вовк Зван. С кем имею честь?

— Полковник Сван Раттер. Командир Шестнадцатого Сводного Полка Русии. Командую теми, кто остался верен долгу и присяге.

Никаких эмоций не было. Просто облегчение от того, его люди останутся живы, и сожаление о том, что его никчёмная жизнь всё ещё продолжается. Нуварра... Никогда не слышал...

— А что это такое, Нуварра? Ни разу не слыхал, лейтенант? И ваше звание... Ваши машины...

Короткая усмешка на лице, затем чёткий ответ:

— Господин полковник, Нуварра с недавнего времени является союзником Империи Русия, и наши части прибыли в вашу страну для наведения порядка, освобождения от вторгшихся захватчиков, ну и, естественно, для возвращения власти в стране законному представителю Династии Ургов.

— Слова. Всего лишь слова...

— Я понимаю ваше недоверие, полковник. Но надеюсь, императрице Аллии вы поверите?

Сван вскинул голову:

— А разве она жива?! Ведь было объявлено, что все представители царствующего рода уничтожены Советом Спасения Русии!

Снова короткая усмешка:

— В нашей стране был великий писатель, который как-то раз сказал — Слухи о моей смерти сильно преувеличены, полковник Раттер. Так что я могу со всей ответственностью заявить, что Императрица Аллия, как и её дочери, жива и здорова. Сейчас она находится на территории Новой Руси, которую вы знаете под именем Нуварра. Ну а теперь, господин полковник, прошу...

Лейтенант, вот же непонятное звание, сделал жест в сторону своей машины.

— Нам надо побеседовать. И лучше это сделать в тепле. Сейчас подойдут тыловики, позаботятся о ваших людях.

— А беженцы?

Нуваррец махнул рукой, затем произнёс наполовину непонятную фразу:

— Вертолёты уже перебросили туда спасателей, так что о них найдётся, кому позаботиться...

Глава 1.

...Я просыпаюсь и вначале не могу понять, где нахожусь, но ровное тепло рядом со мной, тёплая ладошка на груди и бархатная тяжесть на ногах подсказывает, что первое — я не один. Второе — если со мной спит женщина, поскольку ориентирован я в этом вопросе нормально, значит, я в безопасности. Потому что иначе бы мы не спали так спокойно и безмятежно. Третье — поскольку рисунок потолка мне знаком, значит, я дома... Дома? Поворачиваю, чуть оторвав от подушки голову вправо — соломенная макушка густых волос. Кто это? И тут с памяти словно кто-то срывает покров, и перед глазами мелькает всё то, что происходило со мной последние три года... Вот похороны моей жены, нелепо погибшей при нападении туземцев планеты, на которую мы бежали с Земли, обнаружив проход, ведущий сюда. Я вызываюсь стать резидентом в чужом государстве на дальнем материке, в стране, удивительно напоминающей нашу царскую Россию в одна тысяча девятьсот семнадцатом году... Убийство правящего государя Русии, где я работал, собирая информацию для нашего поселения, и последовавшая за этим вакханалия переворотов, всех желающих получить власть над огромной и сильной страной. Тогда ко мне в дом пришла вдова одного из власть предержащих, в поисках спасения для себя и своей дочери. Нехотя я согласился предоставить им убежище, а потом не заметил, как незаметно молодая женщина и её ребёнок вошли в мою жизнь. Затем — очередной переворот и, как апофеоз всего, показали своё истинное лицо соседи Русии, страны Океании. Материка, расположенного по другую сторону планеты. Террор, переходящий в геноцид, пришлось уходить с немногими, ставшими близкими мне людьми, преследуемыми по пятам врагами. И последний бой в древнем заброшенном поселении, когда нас спасли солдаты Новой Руси, как мы назвали образованное нами на недоступном для аборигенов в силу природных условий и технической отсталости материке государство беглецов с Земли. И вот я дома, а рядом со мной спит женщина, которая станет матерью моего ребёнка... Всё, наконец, стало на свои места, Хвала Богам... Отвожу прядь мягких волос от лица Аоры. Она мирно спит, безмятежно и спокойно, пожалуй, впервые за последний год. Точёные черты, огромные зелёные глаза, сейчас прикрытые длинными ресницами, чуть оттопыренная нижняя губа, придающая ей особое очарование... А ещё — скрытое одеялом и невидимое поэтому потрясающей красоты тело... Осторожно, чтобы не разбудить, вдыхаю её запах, такой приятный и так нравящийся мне, затем касаюсь губами волос. Надеюсь, что мы обретём счастье, которого были оба лишены злой судьбой... Всё-таки она почувствовала, что я уже не сплю. Распахивает бездонные озёра глаз, ещё сонные, и потому особенно милые. Приподнимает головку, утыкаясь мне в плечо, потом забавно брыкается, кое-как приподнимается на локтях и животе, снова плюхается на меня, и наши глаза смотрят друг на друга в упор. Мягкая высокая грудь лежит на моей груди. А женщина, которая стала моей женой, вдруг пугается. Её лицо искажается страхом, она подаётся было назад, забыв про всё, но тщетно. Потому что мои руки уже обнимают её, прижимая к себе.

— Доброе утро, малышка.

Говорю я на русском, и Аора морщит лобик, пытаясь догадаться, что же я сказал. Затем, вспомнив, что между нами было решено вчера, в день возвращения, переспрашивает на русийском. Несмотря на океанское происхождение её рода, родилась она и прожила всю свою жизнь в Русии.

— Что это значит?

Перевожу, и женщина смущённо краснеет. Всё-таки местное воспитание довольно, чтобы не говорить слишком, чопорно и пропитано пуританским духом. И ей стыдно лежать сейчас совершенно обнажённой на таком же одетом в костюм Адама мужчине, даже если он её муж... Тянусь губами к ней, желая ощутить вкус поцелуя. Она пытается отодвинуться — увы. Проще покориться. Вначале скромный, поцелуй быстро становиться страстным и горячим, потому что... Из скромности умолчу об остальном... Наконец мы просто лежим рядом, остывая после бурного утра...

— Ты всегда такой ненасытный?

Бормочет она. Смеюсь, правда, негромко.

— Только с той, которую люблю.

Аора, забыв про скромность, снова приподнимается, внимательно смотрит на меня.

— Пытаешься понять, лгу я, или нет? Нет. Зачем мне это?

Её глаза вдруг наполняются слезами, и я рывком сажусь, прижимаю ставшую бесконечно дорогой мне женщину к груди, ласково глажу по голове, по вздрагивающим плечикам, пытаясь утешить, бормочу ласковые, глупые и совершенно ненужные слова, не силах понять, что происходит. Почему моё признание вызвало такую реакцию?..

— В первый раз...

Разбираю я ответное бормотание...

— В первый раз в жизни...

Боги! Она впервые слышит слова любви?!. Наконец моё воздействие немного её успокаивает, и она отрывается от меня, пытается вытереть ладошкой мою мокрую грудь.

— Извини. Не знаю, что на меня нашло...

— Не страшно. Только прошу — никогда больше плачь. Я не могу переносить, когда моя женщина проливает слёзы.

— Это слёзы счастья, мой... Муж... Счастья, а не горя...

Я действительно ощущаю искренность, счастье, облегчение, любовь, которые сейчас переполняют её... И не хочу отпускать её снова. Но гибким движением Аора выскальзывает из моих объятий, пытаясь утащить к себе одеяло. Увы. Ей опять не везёт. Она обиженно говорит:

— Мне надо одеться... Юница сейчас встанет.

Но я не отдаю ей покрывало, ложась на бок:

— Мне нравиться смотреть на тебя.

— Но мне стыдно!

Пожалуй, женщина права. Слишком много потрясений для одного дня. Точнее, суток. Переворачиваюсь на другой бок.

— Можешь одеваться.

Мягкое шлёпанье босых ножек по натёртому воском паркету, шуршание пластика, в котором лежит принесённая вчера старшей дочерью одежда для мачехи. Затем я слышу удивлённое восклицание:

— Как это можно носить?! Оно же бесстыдно коротко!

Не выдерживаю, поворачиваюсь к жене. Ух!!! Чуть не упустил самое интересное! С нижним бельём она разобралась, и сейчас возмущённо вертит в руках короткий сарафан. Намётанный глаз сразу определяет длину — до середины бёдер. Натягиваю на себя фиговый лист, именуемый нижним бельём, затем встаю с кровати. Аора пунцовеет, что делает её неотразимой. Протягиваю руку:

— Ты просто не умеешь его носить. Дай.

Она покорно отдаёт.

— Подними руки.

Ладошки послушно замирают над головой, раз! Одним движением я надеваю платье, чуть поддёргиваю ткань.

— Всё.

Моя жена возмущённо смотрит вниз, затем снова выдаёт:

— Но как я в таком покажусь на людях?! Я же со стыда сгорю!

Делаю шаг назад, открываю шкаф с одеждой, достаю бриджи, привычную для Новой Руси одежду мужчин, футболку без рукавов. Набрасываю всё на себя. Затем возвращаюсь к красной от стыда неподвижно застывшей Аоре, беру её за руку. Она упирается, но я всё же подвожу к окну. Чуть отдёргиваю занавеску:

— Смотри.

Пугаясь, она одним глазком выглядывает на улицу, затем порывисто возвращает ткань назад.

— Вижу... Но я... Стесняюсь...

Дверь спальни открывается, мы оба оборачиваемся — на пороге стоит отчаянно трущая кулачком глаз Юница, наша дочка, одетая в длинную ей мужскую футболку с Дартом Вейдером. Аора стремительно алеет, ощущая мою ладонь на своей талии, а дочка спокойно смотрит на её новый наряд, затем выдаёт коронную фразу:

— Ой, мам... Наконец то ты оделась по-человечески... А вообще, завтрак у нас будет?

Женщина, кажется, сейчас сгорит от стыда. А девочка деловито поправляет сползающую с плеча футболку, затем смотрит на смятую после утренней побудки постель, и снова выдаёт:

— Ну, дождалась, всё-таки... Мам, кто у меня будет? Сестрёнка или братик?

— Не знаю, милая.

Вступаю я в разговор. Юница морщит лобик, затем изрекает:

— Хорошо бы оба...

— Мы постараемся, милая. Но если сразу не получится, ты не станешь возражать, если мы с мамой сделаем их по очереди? Братика и сестрёнку?

Она смотрит на нас, потом на окошко, и вдруг зевает:

— Есть хочу.

Переводит взгляд на меня:

— Пап, я подумаю, и потом скажу. Ты, главное, больше старайся...

Ну что тут остаётся? Подхватываю дочку на руки, и, несмотря на довольно большой возраст, ей это нравится. Она обнимает меня за шею, уютно устраивается на плече.

— Идём, милая.

Зову я Аору, и та, по-прежнему алая, словно мак, нехотя двигается за мной. Бросаю взгляд в зеркало, стоящее в зале — поскольку моя половина идёт следом, не желая предоставлять мне сейчас полный обзор фигуры, обтянутой сарафаном, то хоть там полюбоваться. Жена меня просто взрывает, так хочется опять заняться любовью. Но приходится сдерживаться. Подхожу к кухне и слышу радостное приветствие:

— Привет, па! Ого! Как я понимаю, это моя младшая сестрёнка?

Юница мгновенно соскальзывает с моих рук и, замерев, смотрит на Светлану, хозяйничающую на кухне. Следом за нами входит Аора, тоже застывает на месте. Укоризненный беспомощный взгляд на меня:

— Ты обманул... Ты уже женат...

— Дорогая, позволь представить тебе мою дочь, Свету.

Тут же на русском обращаюсь к дочери:

— Светик, угадала. Это Юница. А это... гхм.. Твоя мачеха. Аора.

По лицу дочери пробегает тень, но лишь на мгновение. Понятно, что называть мою жену мамой она не станет ни за что. Для этого разница в возрасте у обоих слишком мала. Всего два года. Вот такая я скотина, нашёл себе молоденькую. Света несколько мгновений раздумывает, потом выдаёт:

— Уж лучше я её только по имени звать буду. И пусть на большее не претендует.

— Она не будет. Не волнуйся. Только я буду рад, если вы найдёте общий язык. И — да, учитывай, что моя половина беременна. Только срок пока очень мал.

— Ой, папка...

Света медленно опускается на табуретку:

— Да ты что?! Вот это обрадовал!

Вдруг срывается с места, в мгновение ока преодолев те три метра, что нас разделяют, повисает у меня на шее, болтая ногами. Затем столь же стремительно подлетает к мачехе, целует её в щеку, потом спохватывается:

— Так, пап, короче, сам понимаешь. У меня малая с мужиком, так что я на чуть-чуть. Завтрак на столе, здесь...

Кладёт лист бумаги, извлечённый из кармана такого же точно сарафана, как и на Аоре, только другой расцветки, на стол.

— Список курсов языка и адаптации. Все телефоны, адрес и прочее. Там же контакты специальной школы для сестрёнки. У нас таких детишек много, и пришлось вот организовать. Так что питайтесь... А, кстати, Аора готовить умеет хоть? Я вижу, она у тебя из высшего света?

Ехидно прищуривается, глядя на недвижимую по-прежнему мою жену.

— Дорогая, тут интересуются, ты готовить умеешь?

Она гордо вздёргивает точёный носик:

— Получше некоторых! Любая женщина должна уметь готовить! Иначе, как она может быть женой?

Обращаюсь к Свете:

— Умеет. Так что приходите завтра на обед. Похвастаемся.

Дочка кивает, и испаряется, удивительно ловко просочившись между мачехой и сестрой. Тишина. Я рассматриваю стол, заставленный кучей тарелок и чашек, когда Юница произносит:

— Пап, а что это было?

Вздыхаю:

— Твоя старшая сестра, милая. Света.

— Ой...

Неожиданно для меня дочка усаживается прямо на пол, скрестив ноги, как говорится, по-турецки, и подперев задумчиво щёчку:

— Она всегда такая быстрая?

Пожимаю плечами:

— Насколько я помню, всегда. Ни минуты не могла усидеть на месте.

Спохватываюсь:

— Так, хватит тут полы попой протирать! Бегом умываться, и за стол.

Аора спохватывается, подхватывает дочку с пола, бросает на меня злой взгляд — это ещё с чего? Убегает. Я включаю пока чайник, снова рассматриваю стол. Сухой перекус, принятый у нас в семье. Ни супов, ни каш, как заведено в Русии, только бутерброды, тонко нарезанная ветчина, сыр, колбасы. Ну и, как апофеоз всему — кусок гигантской клубники, нарезанный ломтиками на манер арбузных. Ещё — яблоки, груши, ваза сочной черешни. Аккуратно расставленные чашки, блюдца, всё на троих. А, вот ещё — кредитная карточка и короткая записка: "Папа, пока ты там ломал кровать наверху, приходил курьер. Тут твоя зарплата за время, проведённое в Русии." Чувствую, что предательская краска начинает наползать на мои щёки. Поэтому от греха подальше кидаю смятый клочок бумаги в мусорку. Слышу шаги — на пороге снова появляются мои дамы. Юница уже смотрит бодро, растрёпанные до этого длинные светлые волосы аккуратно причёсаны, и дочка шустро влезает на табурет, ожидая маму. Та всё ещё злится. Но видно, что уже отходит. Подхожу к ней, обнимаю за талию сзади и усаживаю за стол. Затем устраиваюсь сам, беру чайник:

— Девочки, у нас, на Руси, с утра не готовят. Так что давайте привыкать к нашим обычаям. Берите, кому что приглянется...

Открываю сахарницу, подвигаю вазочку с конфетами на середину стола.

— Тебе кофе или чай?

Аора задумывается на мгновение, потом решительно встряхивает головкой:

— Чай.

— А мне — кофе.

Тянет Юница. Достаю молоко из холодильника, развожу растворимый порошок в кипятке, добавляю сахар и доливаю молоком. Подвигаю дочери:

— Пробуй.

Она делает глоток, счастливо жмурится:

— Вкусно!

Ухватывает здоровенный бутерброд с ветчиной, вгрызается своими зубками. Потом вроде как хочет опять высказаться, но поймав предостерегающий мамин взгляд, просто жуёт, запивая кофе. Аора, в противоположность ведущей себя расслабленно в домашней обстановке дочери, всё ещё немного напряжена. Держит спинку прямо, демонстрируя безупречную осанку, чуть отставляет мизинчик, когда подносит чашку к губам. Я просто улыбаюсь. Хорошо то как!.. Потом жена моет посуду, мы совместными усилиями подбираем дочери кое-что из имеющейся в наличии одежды, чтобы выйти на улицу и дошлёпать до рынка, находящегося на другом конце города, кстати. Наконец все готовы, и мы чинно выходим из дома. Жена держится за мою руку, алея смущением, а Юница весело топает впереди нас. Время от времени оглядываясь и проверяя, здесь мы, и правильно ли она выбирает путь. Я же — просто доволен. И тем, что дочка на удивление быстро и безоговорочно приняла факт того, что её мама теперь и моя жена, и делит со мной не только крышу дома, но и постель. И тем, что глядя на снующих по улице молодых девушек, которых на удивление много, по сравнению с теми временами, когда я покидал Новую Русь, Аора постепенно сменила смущение на любопытство. Вот и рыночная площадь. Впрочем, она просто так называется. Сейчас это громадный, по нашим меркам, торговый центр в два этажа. Первый — продовольственный, как я вижу. Отлично, теперь я знаю, да и жена теперь тоже, где можно пополнить холодильник. Ну а второй — вещевой, естественно. Там же и бытовая химия, косметика, и прочее необходимые вещи. Словом, всё, что непродовольственное. Мы поднимаемся сразу наверх по широкому пандусу, потому что продуктов дочь натащила на месяц, едва не сломав холодильник. Столько всего натолкала внутрь, что дверцы еле закрываются. И вот — торговые ряды. Висят на вешалках платья, блузки, рубашки, отдельно — носочки и носки, даже упакованные в целлофан дамские колготки и чулки. Моя жена снова заливается краской, но замирает на месте, потому что две молоденькие девчонки живо обсуждают между собой достоинства фасона ночных рубашек на русийском. Даже ушки шевельнулись. Эти двое явно из Империи, кто-то из наших себе добыл. Незаметно смещаюсь к ним, моя половина слушает, но когда те начинают обсуждать достоинства своих мужей, вспыхивает, утаскивает меня в детский отдел. Юница уже давно там и не может оторваться от невероятных по её мнению нарядов. И там действительно есть на что посмотреть — наши швейники стараются, вкладывая в работу всю душу. У меня просто поёт душа: мы не деградируем, наоборот! Как я вижу — работают люди, и дела у нас сдвигаются в лучшую сторону. Цены, кстати, довольно забавные. Для меня, привыкшего к многонулевым в России, здесь единичные цифры в три, пять, максимум — семь рублей, просто дики! Впрочем, они очень похожи на русийские. Там, правда, и меньше встречались, но ненамного... Выбираем одежду на первое время дочери, потом — жене. Она, правда, старается выбрать себе всё подлиннее, да посвободнее, но тут находит коса на камень. Скоро Аора станет выглядеть на семнадцать лет, потому что гигантская клубника — обязательное блюдо в рационе русов, то есть, нас. И носить платья "для старушек" я как то не собираюсь ей позволять. Тем более, имея такую фигуру и внешность... Могу я, в конце концов, похвастать своим сокровищем?.. Юница весело прыгает на одной ножке по выложенной камнями дорожке, когда вдруг замирает от удивления — ничего необычного, кроме одного, почему то знакомая мне девочка едет на дамском подростковом велосипеде. Дочка зачарованно следит за ней, а та, краешком глаза заметив нас, вдруг тормозит, затем велосипед летит в одну сторону, а девчушка прыгает на меня, опешившего от удивления, и радостно кричит:

— Дядя эрц! Ты вернулся!

И только тут я узнаю Гернару...

— Боги! Девочка, это ты?!

— Я, дядя эрц! Конечно же, я!

Она сильно изменилась за прошедшее время, вытянулась, загорела! Наконец отпускает мою шею, сползает вниз, не обращая внимания на задравшуюся свободную блузку, обнажающую крепкий загорелый животик. Потом всё же спохватывается, поправляет одежду, чуть поддёргивая шортики, с любопытством смотрит на Юницу и Аору. Спешу познакомить:

— Это мои жена и дочь.

Дочь императрицы приседает в книксене, затем представляется:

— Гернара Стрелкова.

Оба-на! Серый так и промолчал, чьей женой стала Аллия. Оказывается, его! Вот это новость! Улыбаюсь в ответ девчушке:

— А где родители?

Та расплывается в улыбке:

— В гости собираются. К вам, кстати, дядя эрц.

Мда... Похоже, мои мечты о том, чтобы провести отпуск с семьёй накрываются медным тазом. Причём, большим и начищенным. Между тем Гернара стрекочет:

— А я узнала, что вы вернулись, и поехала вас искать.

Что интересно, девочка щебечет на русском, перемежая его русийскими словами. Так что смысл моим понятен. Аора подозрительно косится на меня. Надо же, оказывается, моя половинка ещё и ревнива! И почему то мне от этого становится приятно. Делаю шаг в сторону, поднимаю лежащий на земле велосипед.

— Спасибо, что предупредила, Гера. Тогда нам надо поспешить. Кстати, твои родители не сказали, во сколько они собираются к нам?

— Не-а...

Мотает та головой. Потом что-то вспоминает:

— Вроде бы после обеда...

Уже легче. А то нагрянут без предупреждения, и Аоре придётся краснеть...

— Хорошо. Держи тогда свою технику и езжай домой. И мы тоже поспешим. Надо будет приготовиться.

Гернара согласно кивает, ловко седлает своё транспортное средство и уносится на бешеной скорости. Ну а мы продолжаем свой путь домой. Жена чуть сжимает мой локоть:

— Это дочь твоих знакомых?

— Да. Моего командира.

Женщина перестаёт давить на мои мышцы, успокаиваясь. Я чуть поддразниваю её:

— Ревнуешь?

— Угу. Не хочу, чтобы тебя увели у меня.

— А Хьяма?

Она надувает губки:

— Там особый случай... Но помотала она мне нервы хорошо...

Внезапно больно щипается:

— Ты её замуж звал? А как же я?

— Так ты тогда только молчала...

Она отворачивается, потом, выждав момент, когда Юница чуть отбежит вперёд, бормочет себе под нос:

— Знала бы — давно бы тебя соблазнила...

— Это как?!

Женщина краснеет:

— Ну, если бы ты так больно тогда не сдавил меня, то после первой твоей попойки... С Рарогом.

-Гхм...

Значит, ботинки с меня стаскивали не просто так, а с умыслом. Надо было выпить тогда чуть поменьше... Подходим к нашему дому. То ли мне кажется, то ли просто влияет настроение, но почему то он мне кажется другим. Или более светлым, или радостным. Словом, тот ровный фон, который я ощущал раньше, сменился более лёгким, прозрачным, и, пожалуй, счастливым... Распаковываем покупки, затем раскладываем всё по местам, я более подробно показываю дом и его пристройки, объясняю Аоре, как пользоваться имеющейся в нашем жилище техникой, Юница тем временем обустраивает комнату себе по вкусу, перетаскивая туда все свободные подушки. Под игрушки находим большой решётчатый ящик-комод, я вешаю полочку, кстати, надо заказать учебники и пишущие принадлежности. Но это после того, как оформлю документы на учёбу. Занятия начнутся, как и принято, в сентябре. А до этого... Звоню по оставленным дочерью номерам, и приятная новость — что жена, что дочь, могут приступить к обучению языку практически сразу. Договариваюсь на завтра, сегодня лучше нам побыть всем вместе. Пусть и супруга и дочь привыкают к новому месту. Аора хлопочет на кухне, и я убеждаюсь, что готовить она действительно умеет и любит. Ира обычно делала всё молча, спокойно, А эта женщина всё время улыбается, и получается у неё на диво хорошо и вкусно. Едим. Не успеваю нахваливать свою повариху. Она цветёт лёгкой счастливой улыбкой. Юница тоже довольна тем, как устроилась в комнате. Едва заканчиваем приборку после обеда, как за забором раздаётся сигнал машины. Вот и обещанные гости. Женщина спохватывается, но я просто спокойно говорю:

— Ставь чайник. Там Света натащила кучу тортов и печёностей, вот и попьём, и поедим.

— Но...

Машу рукой:

— Да брось ты, у нас всё просто...

Юница срывается с места, быстро набирает чайник из-под крана, затем включает. Молодец, уже осваивается. Слышу стук в двери, выскакиваю с кухни и кричу:

— Да-да, входите!

Решётчатые лёгкие створки расходятся в стороны, и на пороге появляется Серый с Аллией под ручку, а так же их дочери, выглядывающие из-за спин родителей. У обоих взрослых в руках какие то пакеты, девчушки тащат коробки. Я на миг теряюсь, но тут Серёга подводит ко мне поближе свою вторую венценосную половину, протягивает руку, предварительно опустив ношу на пол:

— Ну, здорово, Миша!

Не выдерживает, сгребает меня в охапку. Крепко обнимаемся, затем отступаем чуть назад.

— Ваше величество...

К моему удивлению, Аллия, расцветшая и помолодевшая так, что кажется совсем другой женщиной, чем во время нашего бегства, машет рукой:

— Ой, да оставь ты все эти формальности, Миша...

Затем звонко чмокает меня в щеку.

— Ах!..

Слышу изумлённый возглас с кухни, поворачиваюсь — в дверях застыли две фигуры: дочь и жена. Супруга Сергея тоже поворачивается на возглас. Потом вдруг охает и переходит на русийский:

— Боги! Аора ун Ангриц!

— Ва-вав-ва... Ваше Величество...

Гхм. А я и не знал, что они знакомы... Впрочем, не удивительно. Пост бывший муженёк моей половины занимал немалый, так что неудивительно, что дамы знают друг друга. Серый смотрит то на свою жену, то на мою. Потом толкает в бок:

— Кажется, сейчас что-то будет.

И верно, едва Аллия делает шаг к Аоре, как перед ней вырастает Юница, растопырив руки:

— Тётя государыня!

— Юница? Ты — говоришь?!

Девочка кивает в знак согласия, потом косится на дочерей Аллии, громким шёпотом, но так, что слышно на всю гостиную, спрашивает:

— А это — ваши?

— Наши.

Вступает в разговор Серый. Потом обращается ко мне:

— Ладно. Отойдём на крылечко, на пару сигарет. Пусть пока дамы пообщаются?

Я поворачиваюсь к своим:

— Я покурить, милая. Юница, веди себя хорошо, ладно?

— Конечно, папочка!

Сияет та улыбкой. А мы, мужчины, выходим на крыльцо, усаживаемся в кресла. Серёга достаёт пачку сигарет, кладёт на стол. Но я извлекаю сигару из кармашка своей рубахи:

— Извини, привычка осталась с Русии.

Он кивает, закуривает, прислушиваясь к невнятно доносящимся голосам из-за прикрытой двери, женским и детским. Затем выдаёт:

— Ну ты жук... Кого себе нашёл...

— А сам то? Ведь и не словом не обмолвился, что с Аллией сошёлся...

Он машет рукой.

— Ага. Сошёлся... Это она меня попросту за жабры взяла и в постель затащила. А потом...

Пародируя Чапаева добавляет:

— Куды крестьянину податься? Впрочем, я не против. Будем считать, что мне повезло.

— А Влада где?

Серый машет рукой.

— Лучше не спрашивай. Она сразу замуж выскочила. Сейчас в Порту вместе с мужем разгребает наши завалы.

— Порт — это...

Он кивает:

— Да. Кладбище кораблей. Кстати, он всё ещё действует.

— Я в курсе. "Зубр" же откуда то взялся.

Мой собеседник вздыхает:

— Крыс выдвинул теорию, что нас тут пасут. И мы не просто так попали сюда.

— Согласен.

Киваю я в ответ, выпуская струйку дыма из ноздрей.

— Пообщался я тут с одни гарахом...

Серый вздрагивает:

— Аллия мне говорила, что ты с одним поладил... Но они же вроде как страшные хищники...

Машу рукой:

— У страха глаза велики, Серёжа. На самом деле они вовсе не звери.

Короткая пауза:

— Они — Древние. Изначальные. Те самые.

— Что?!

Мужчина бледнеет. Киваю в знак подтверждения.

— Так что ты прав. И мы здесь не просто так, и пасут нас внимательно. Но, кажется, мы с тобой делаем очень большую ошибку, когда отказываем в помощи Русии.

Серый опускает голову, буквально на миг, потом вскидывает злое лицо:

— И ты туда же? Аллия мне все мозги вынесла, мол, надо помочь, надо спасти! А чем? И — кем? У нас народу — раз, два, и обчёлся. Заводы только приработались, что-то начали нормально выпускать. Ресурсов практически нет! Запасов — тем более. Нефть только добывать начали, переработку с трудом наладили. Еле-еле вышли на уровень, когда можем себя обеспечить продуктами и кое-каким ширпотребом... Правда, Старый Крыс грозился сегодня взорвать бомбу...

— Если этот обещал, значит, так и будет.

Спокойно отвечаю я. Наш бывший администратор форума. На котором мы все встретились и сошлись. Голова, короче... Двери дома открываются, и появляется одна из дочерей Аллии, не знаю, кто из них кто, но тут на помощь приходит Серый:

— Улика? Что такое?

Девочка застенчиво улыбается:

— Папа, вас зовут. Стол уже накрыт. Всё готово...

— Раз зовут — не будем заставлять дам ждать.

Мы поднимаемся с таких удобных кресел...

Глава 2.

Просто наслаждаемся любимыми напитками и сладостями. Юница, кажется, совсем освоилась, бойко болтает о своём, о девичьем, вместе с сестрёнками, устроившись за специальным детским столиком. И, как я вижу, она очень рада, что у неё появились собеседницы. Русского она пока не знает, и стесняется этого. Ничего страшного, конечно, в этом нет, но ей всё-равно неудобно. Детским умом девочка догадывается, что её новый папа тоже далеко не простой человек, но насколько не простой, даже не может себе пока представить. И не надо. Зачем ей ломать мозги совершенно неважными в нашей иерархии званиями и титулами? Пусть лучше думает об учёбе и дальнейшей жизни в Новой Руси. В общем, девочки весело щебечут, и, как я понимаю, обмениваются своими впечатлениями. И тут моя дочка явно на высоте, потому что приключений в дороге хватило с избытком. Не то, что простой автопробег по Степи с её новыми подружками. Аора нервничает, в отличие от Аллии. Она как-то не может всё ещё воспринять спокойно столь крутые перемены в своей судьбе. Ещё буквально сутки назад неизвестность, отягощённая страшным подозрением о вынашивании внебрачного ребёнка. И вдруг оказывается, что именно это незаконное дитя — самое лучшее, что случилось с ней за пролетевшие месяцы. Муж, любящий её, дочь, и ещё не рождённое дитя. Дом, пусть без слуг, но с теми чудесами, что внутри, и механическими приспособлениями они и не нужны. А ещё — гости. Самые обычные для её мужа, и невероятные для бывшей баронессы. Ну, представьте на мгновение, что вы сидите дома, у телевизора, звонок в двери. Открываете, а там стоит, смущённо переминаясь с ноги на ногу, президент Российской Федерации и этак скромно спрашивает:

— Хозяин, чайком угостишь?

А ты ему в ответ:

— Да заходи, родной. Что, в первый раз, что ли?

Вот примерно так она себя и чувствовала. Плюс ещё куча выводящих её из себя факторов вроде одежды, неизвестной речи, незнакомых правил и обычаев чужой, надеюсь, что пока, для неё страны... Спасибо Аллии, всеми силами старающейся ободрить и поддержать старую знакомую. Вот кому я благодарен. Впрочем, в смешливой молодой девушке тяжело узнать ту чопорную и злую даму, которая была моей спутницей в путешествии полгода назад...

— ...Привыкла я быстро, Аора. Самое сложное было выучить язык, а остальное — ерунда. Могу дать тебе совет — лучше всего учить ночью...

Императрица бросает лукавый взгляд на своего мужа.

— Когда учитель под боком...

Серёга багровеет. Я — улыбаюсь. Аора — словно спелый помидор... Едва успеваем выпить по чашке, звонок по телефону. Не мне. Серому. Тот извиняется, отходит к окну, негромко разговаривает время от времени бросая на меня взгляды. Ну а я...

— ... Да, собственно говоря, познакомились мы случайно. Будущая жена пришла искать спасения, когда боевики Свободного Труда захватили Дворец и убили её мужа. Честно скажу, поначалу посчитал её лишней обузой и хотел выставить прочь. Но так получилось, что они остались... Да всякое... А? Дразнила, конечно. Ну и нарвалась... Теперь всю жизнь меня терпеть будет...

Я улыбаюсь, но тут возвращается Сергей:

— Простите, дамы... Но, Миша, нас срочно ждут в Совете. Новости странные, и — не очень весёлые.

Я поднимаюсь, отвешиваю короткий поклон, затем развожу руки в стороны:

— Я тоже прошу прощения. Но надеюсь...

Бросаю хмурый взгляд на Серёгу:

— ...Что отпуск мне всё же дадут отгулять.

— Дадут-дадут. Не переживай. Новости пришли из Русии. Срочные. Требуется консультация.

Он буквально утаскивает меня на улицу.

— Что, нельзя было потерпеть?

Сказать, что я зол — значит, ничего не сказать. Но Серёга быстро гасит моё недовольство:

— Старый Крыс испытал свою машинку. Не спрашивай, как он это сделал, но, похоже, что у нас появился путь обратно. На Землю.

— Что?!

Я едва не спотыкаюсь на ровном месте — гарах же говорил, что это практически невозможно! Так кто из них лжёт?! Теперь уже я подхватываю Серёгу и тащу к машине. Кстати....

— Ты джип мне оставишь, или заберёшь на нужды армии?

— Отдам. Будет следующий рейс "Свободы" — на обратном пути закинут. Заработал честно.

Усаживаемся в его "Патриота", и он сразу рвёт машину с места так, что резина визжит, проворачиваясь на асфальте... После пяти минут сумасшедшей гонки, я не успеваю сообразить, как он не сбил никого по пути, джип тормозит возле здания Совета. Мы вываливаемся наружу и буквально взлетаем на второй этаж, где уже собрались все наши: сам Крыс, Владыка Войны, Инженер, Эсминец, ну и теперь мы. Посередине залы стоит непонятного назначения агрегат, возле которого с потерянным видом сидит его создатель. Ребята, видно, возбуждены, но молчат. Похоже, ждут только нас... При виде аппарата меня охватывает ледяное спокойствие. Кажется, я начинаю соображать, чьи это шутки... Но пока помолчим, послушаем.

— Марк, давай подробно. Что, чего, с чем едят.

Крыс поднимается со своей табуретки, затем, не глядя на нас, начинает говорить:

— Если коротко — когда появится возможность выйти к нашему первому тоннелю, через который мы проводили разведку, то через него сможем при помощи этой машинки проходить на Землю и обратно. Без всяких побочных эффектов, точно на таких же условиях, как и прежде.

...Ребята начинают переглядываться.

— То есть... Желающие могут вернуться домой?

— Совершенно верно.

— И на каком принципе работает эта машина?

Марк разводит руками:

— Если бы я знал... Просто в один прекрасный день вдруг понял, что мне надо срочно его сделать. Этот аппарат. Вот и засел. Провозился месяц — много чего нужно было найти и изготовить эксклюзивно. Но вот... Действует...

— Уверен?

— На все сто.

Тишина. Я не выдерживаю, встаю со своего места, подхожу к окну и, распахнув створки, привычно закуриваю сигару. Эта новость требует глубокого осмысления. Самое главное — шила в мешке не утаишь, и скоро весть о том, что можно вернуться, мгновенно разлетится среди наших. И что тогда? Но в этот момент воцарившаяся было тишина взрывается бурным обсуждением. Я молча стою, время от времени делая короткие затяжки, отчленяя шелуху и выделяя для себя главное — все мечтают не о том, чтобы вернуться. Совсем наоборот. Мои соратники мечтают пополнить наши ряды новыми членами общества. Что же — острейшая нехватка людей действительно режет нас без ножа. Но как же быть с предупреждением гараха? Кто ошибается?

— Брум. Брум!

Я вздрагиваю, отвлекшись от размышлений, резко разворачиваюсь к ребятам. На меня смотрит Серёга:

— Да?

— Чего молчишь?

Пожимаю плечами:

— А что я могу сказать? Надо проверить машинку. А потом уже думать...

Внезапно Марк вспыхивает:

— Ты не крути, рассудительный ты наш! Давай, выкладывай, что там у тебя на уме!

Тут и я ощущаю злость, вспыхнувшую мгновенно:

— Хочешь знать? Хорошо...

Затягиваюсь так, что от никотина из глаз выступают слёзы.

— Первое — твоя машина не сработает. Потому что достойные доверия разумные сказали, что это невозможно.

— С чего ты взял? Кто вообще мог такое ляпнуть?! Я отвечаю за свои слова! Что за человек...

— Он не человек. Я не говорил, что сказавший мне это — человек. Я сказал — разумный.

— А в чём разница?!

— Добрый день, люди...

...Все опешили, когда в зале материализовался гарах. Тот самый, с которым я вёл свою беседу во сне. Хитро прищурился, задрал хвост трубой, пробежался вокруг машины Марка. Скорчил смешную рожицу. Затем уселся на предварительно подстеленный под себя пышный хвост, тряхнул длинными ушами, затем почесал выпущенным когтем за ухом, явно наслаждаясь реакцией моих друзей. Впрочем, надо было видеть их лица.

— Э...

— Только не надо лишних слов. И честь меня за ухом не надо. Это я и сам умею делать неплохо.

Гарах спрыгнул со стула, снова подошёл к машине. Едва ли не нюхнул её, затем лениво отошёл в сторону:

— Поздравляю вас, люди. Вы только что чуть не уничтожили свою планету.

— Что?!

Единодушный вопль, в который вплёлся и мой голос, казалось, заставил зал вздрогнуть, а гарах лениво оскалил акулью пасть.

— Если проще, то данный агрегат действительно способен пробить тоннель на вашу планету...

Он сделал короткую, но очень многозначительную паузу.

— За одним исключением — если сработает центральный блок управления переходами.

Уставился на меня, и в голове прозвучал мысленный вопрос: "Ты ещё не сказал им?" Я едва заметно качнул подбородком: "Нет". Обмен мыслями занял мгновение, поэтому никто не заметил моего движения головой. Все были слишком удивлены появлением среди нас Древнего. Гарах же продолжил:

— Своим переходом на эту планету вы вызвали перегрузку управляющего контроллера перехода Земли, и путь на ваш мир оказался перекрыт навсегда. Теперь вы сможете вернуться в него лишь через космос.

— Почему мы должны вам верить, э...

Владыка Войны замялся, не зная, как обратиться к гараху. Тот снова оскалили жуткую пасть в своей ухмылке:

— А у вас нет другого выхода, люди.

Серёга потряс головой, как обычно делал, собираясь с мыслями:

— Тогда что сделал Крыс?

— Дублирующий привод Храма Многорукого Зверя. Того самого, который управляет переходом через тоннель. Ваш изобретатель прав — с помощью построенной им машины действительно можно через тоннель, расположенный на этой планете, попасть в другие миры. Но только не на Землю. Туда вам путь закрыт. Но в другие миры вы можете попробовать пройти. Хотя я бы не рекомендовал вам спешить.

— Почему?

И снова усмешка акулы на лисьей морде с заячьими ушами.

— Опять же по многим причинам. Вам их перечислить?

Эсминец прищурился:

— Назовите для начала хотя бы одну...

— Хорошо. Представьте, что вы пришли в новый мир. И теперь уже он превосходит вас технологически. Что тогда?

— Так это же хорошо! Мы сможем обогатиться новыми знаниями...

— А куда вы денете прежние? Люди! У вас тут дел выше крыши, как вы говорите. Разберитесь вначале здесь. А потом лезьте в другие миры. Они никуда от вас не уйдут. Обещаю...

...Хлопок, и гарах исчез, словно его не было. С нас словно слетело какое-то наваждение. Все переглянулись между собой, Серёга поднялся, нервно выдернул сигарету из пачки, подошёл ко мне:

— Дай зажигалку.

Я вытащил плоскую игрушку из кармана, протянул ему. На Марка было жалко смотреть, он сидел с опущенной головой. И я прекрасно его понимал — столько надежд, и вот, полный... Песец...

— Это Древний?

Кивнул на его вопрос. Внезапно на лице Крыса появилась слабая улыбка:

— Забавный он.

— Умный.

Парировал Инженер.

— Чётко, и по существу.

Вздохнул:

— Ладно, Марк. Твоя игрушка ещё пригодится. Но — позже. Давайте думать, что нам делать дальше...

Серёга вздохнул:

— Воевать с Океанией. Другого выхода у нас нет.

— Согласен.

Все удивлённо взглянули на меня. Впервые на их памяти я безоговорочно поддерживаю войну. Хотя всегда до этого был против. Потому что знаю, что это такое по собственному опыту.

— Что-то я тебя не узнаю, Миха. Обоснуй своё предложение. Ты это умеешь...

Нехорошо прищурился опять Эсминец.

— Всё просто. Сейчас на Паневропе каша. Самая настоящая. Что Гонведия, что Прусия, что Русия погружены в хаос. Немногие оставшиеся организованными военные части дерутся с высадившимися на материк солдатами Океании, предоставив граждан всех трёх государств самим себе. Голод. Безработица. Разгул бандитизма. Словом, мы имеем то, что имеем. Простые люди и аристократы выживают, как могут. И все хотят хоть какого-то порядка. Потому что за прошедшее время наелись анархии и безвластия досыта...

— Не факт. У нас семь лет воевали...

Задумчиво произнёс Марк. Его слова меня порадовали — он явно приходил в себя после общения с гарахом.

— Не факт. Но основной процент — точно. Думаю, процентов восемьдесят в Русии, и не менее семидесяти в остальных странах, я считаю, желают восстановления хоть какого-то, но жёсткого порядка. И это — наш шанс.

— Для десяти тысяч беженцев из другого мира? Даже меньше — максимум людей, которых мы можем выделить для экспедиции в Паневропу, вряд ли превысит тысячу. Остальные нужны здесь. Иначе всё, чего мы добились за это время, пойдёт псу под хвост...

— Правильно. Сможем ли мы заменить своих людей местными кадрами?

— Языковая проблема.

— Самая главная. Меня тут не было, но, может, у кого есть информация, за сколько привезённые оттуда люди начинали более-менее уверенно разговаривать на русском?

— Три, максимум, четыре месяца. Дальше шли тонкости.

Ответил Костя. Серёга пока молчал, давая возможность высказаться каждому из нас.

— Мне, лично, пришлось осваивать русийский полгода. Вы все в курсе.

— Верно.

— Выходит, проблема решаема. И не столь велика, как нам кажется. Но возникает опять прежний вопрос — ассимиляция и поглощение нашей общины аборигенами.

Серёга машет рукой:

— Не думаю, что опасность будет столь велика. Я сужу по своей половине. Аллия воспринимает наши обычаи охотно. И даже, можно сказать, с радостью. Да и остальные, кого я видел, вроде бы тоже не слишком возражают...

— То женщины!

Поднимается Эсминец.

— Тем более, молодые! Здесь испокон веков заведено, что женщина обязана следовать приказам мужа. А мы говорим о взрослых, состоявшихся в жизни людях, со своим характером, со сформировавшимися взглядами на жизнь...

— Молодёжь легче поддаётся влиянию нового. Это правильно. Так кто или что мешает нам везти сюда только молодых? Ну, или тех, кто действительно может принести нам настоящую пользу? Учёных? Инженеров? Сейчас в Паневропе полно осиротевших детей. Поверьте, я насмотрелся на них в Русии досыта. Вот наша будущая опора, наш становой хребет.

— Организовать детские дома?

Я пожимаю плечами:

— Технологии достаточно отработаны. И воспитать из осиротевших детей верных нам соратников — лишь дело времени. А его у нас достаточно. Сами знаете...

...Вроде уговорил. Вижу по глазам. Хотя сомнений ещё не мало.

— Но воевать против всей Океании горсткой людей...

Тянет Марк. Вскидываю руку и произношу только одно слово:

— Сипаи.

Все словно застывают в ступоре. Затем на лицах постепенно проявляются улыбки, а я развиваю свою мысль:

— Солдат достаточно и на Паневропе. Только у них нет оружия и командиров. Точнее, не так. Командиры есть. Но они разобщены, и каждый действует сам по себе. Дать им точку фокуса, сбора всех сил, помочь оружием, боеприпасами, продовольствием, оставив себе самое мощное вооружение. Авиация, танки, реактивная артиллерия только у нас. Как и специалисты, их обслуживающие. Жёсткий отбор командиров, тут нам может помочь Пётр Рарог, поскольку большинство носящих погоны ему знакомо. Отлаженная логистика снабжения. Перекрыть при помощи наших возможностей и техники проливы. Навести порядок на подконтрольных нам территориях. Это реально и для небольшой группы. Одновременно — мониторинг тех, кто находится в зоне нашего влияния. Отбор наиболее перспективных кандидатов, переучивание, и, опять же, возвращение обратно, в Паневропу.

— Сроки?

— Всё зависит от нас. К тому же среди тех из нас, кто находится на Паневропе, можно и нужно производить ротацию.

Хитро прищуриваю левый глаз:

— Проблему с женским полом, как я вижу, до конца ещё не решили?

Лёгкий гул проносится по залу. Неудача с машиной Марка уже забыта. Все настраиваются на будущее дело. Серёга не очень доволен, но нас, тех, кто за помощь Паневропе и, конкретно, Русии, большинство. Но делает попытку остудить наш пыл:

— А что потом?

— Потом?

Тянет Марк. Внезапно коротко смеётся:

— За прочих не скажу, но вот у кого-то законная жена — Императрица Русии. Причём, законная, и легитимная. Поэтому придётся кому-то после победы поработать принцем-консортом.

Все, кроме Серого, смеются. Включая меня. Впрочем, потехе отводится буквально минута. Люди быстро собираются, но не в смысле вещей, а в смысле воли и характера. Миг, и Совет уже готов действовать. Но я опять прошу слова:

— Народ... Тут такое дело... Я, вообще-то, в отпуске.... Вроде бы... К тому же — только женился... Мне три дня, хотя бы, положено по КЗоТу...

Все смеются, потом Серёга отвечает:

— Отдыхай. Всё-равно сейчас будет проработка всех этапов, подготовка будущих баз, проверка имеющегося вооружения и её ремонт. Да и ресурсы нам заготовить надо. Сколько океанцев высадилось в Русии? Знаешь?

— Думаю, не менее ста пятидесяти тысяч.

— Именно. И хотя русийцев намного больше, но воевать им нечем. Да и поодиночке их быстро разобьют. Так что Миша, отдыхай. Наслаждайся жизнью с молодой женой, вводи её в курс дела. Ну и готовься. Сейчас у нас май. А к октябрю, самое позднее, думаю, и начнём помаленьку...

Я согласно киваю, затем выхожу из комнаты Совета. Спускаюсь по лестнице, на мгновение замираю на высоком крыльце, и тут мне сверху кричат из открытого окна. Серёга.

— Возьми мою машину пока! Ключи в замке. Только Аллию потом с девочками домой завези...

Задираю голову и кричу в ответ:

— Спасибо! Сделаю!..

И вдыхаю полной грудью удивительно густой и свежий воздух, напоенный ароматами трав. Всё-таки, как хорошо, что мы решились!.. "Патриот" заводится с полуоборота, и я, включив передачу, не спеша еду домой. Путь мне, разумеется, знаком, и я наслаждаюсь чувством поездки по улицам города. Народу в нём явно прибавилось, и довольно значительно. В основном, за счёт молодых женщин из самых разных мест. Вон идут явно русийки. А эти, судя по лёгким накидкам из газовой ткани на длинных тёмных волосах — гонведки. У них так положено, и, кажется, их мужьям ещё не удалось отучить своих юных половин от этого обычая. Хотя мини одето на всех, без исключения, и мне приятно смотреть на красивые женские ножки... Заруливаю на площадку перед домом. Привлечённые шумом мотора из дверей выглядывают любопытные мордашки девочек, включая Юницу. Затем появляются дамы. Аллия высматривает Сергея, но из-за руля вылезаю я.

— А где Серьёжа?

Она произносит его имя с лёгким акцентом, но получается у неё это так мило, что невольно улыбаюсь в ответ.

— Работает.

— А ты?!

Она удивлена, и Аора смотрит на меня с подозрением. Отвечаю:

— Я — в отпуске.

— Это почему?!

Вот же любопытная!

— По многим причинам. Первое — я уже полтора года без отпуска и выходных. Два — я молодожён. Три — пока могут обойтись без меня.

Императрица мгновенно настораживается, делая стойку, словно охотничья собака на моё "пока". Упирает руки в бока, подаваясь вперёд, как тогда, в нашем путешествии:

— Вы что-то решили? Это очень важно?

— Решили. Но скажет ли об этом вам муж, ваше величество, решать только ему. Я на это не имею права.

— Фу, какой ты!

Аллия смеётся.

— Совсем, как там...

— Что поделать, ваше величество — я ничуть не изменился...

Женщина подхватывает Аору под руку:

— Пойдём, милая. Твой муж вернулся, надо бы его накормить...

Спохватываюсь:

— Сергей просил отвезти вас потом домой.

Аллия тут же разворачивается ко мне:

— Он опять до ночи?! Ну, я ему устрою... Тогда — поехали. Девочки — прощайтесь, и домой.

— Чего так сразу то?!

Смутившись, бормочу я, на что Аллия отвечает:

— Отпуск — дело святое. Да и тебе ещё надо о многом тут поговорить...

Заговорщически улыбается, потом подходит в упор и шепчет на ухо:

— Может, мы Юницу домой к себе на сегодня возьмём?

— Э — нет!

Восклицаю громко, потом так же, как женщина, шепчу в ответ:

— У неё комната внизу. Не услышит.

И мы дружно смеёмся под ревнивым взглядом Аоры. Ничего. Как стемнеет — расскажу...

...Высаживаю семейство Сергея у его дома. Отдаю ключи. Назад — пешком. Ничего страшного. Пройдусь перед ужином, благо недалеко, а вечер удивительно приятен... Аора встречает меня в калитке, преградив путь:

— Почему так долго?

Улыбаюсь в ответ, целую в щёчку. Она пытается оттолкнуть меня, потому что зла.

— Пешком шёл. Наша машина ещё не вернулась.

Молчит, но теперь делает шаг в сторону. Молча идёт к дому. Догоняю, обнимаю сзади, привлекая к себе, осторожно смыкая ладони на плоском ещё животике, в котором разгорается новая жизнь, шепчу ей в аккуратное ушко:

— Аллия предлагала забрать на ночь Юницу.

Даже на расстоянии меня обдаёт жаром вспыхнувших щёк. Спешу успокоить:

— Разумеется, что я отказался.

— Правильно.

Легонько бьёт меня по рукам:

— А вдруг дочка испугается? Нет уж. Ладно, идём ужинать. Всё, наверное, уже застыло...

— А где Юница?

— Я не стала дожидаться тебя. И отправила её кушать.

Резко оборачивается ко мне, испуганно всматриваясь в моё освещённое уличными фонарями лицо — не сержусь ли я? Улыбаюсь в ответ, её личико чуть разглаживается.

— Правильно сделала. Нечего заставлять ребёнка ждать. Это я сейчас на отдыхе, а потом...

Вздыхаю. Потому что чует моё сердце — скоро будет не до режима. Труд нам предстоит ещё тот, Сизиф отдыхает... Входим на кухню, и замираем — похоже, что наша дочь сегодня умаялась. Юница мирно посапывает, сидя на стуле, рядом с недоеденным блюдом. Аора подносит руку к щеке, умилённо улыбаясь, меня тоже заражает эта картинка. Женщина делает шаг к дочери, но я останавливаю её:

— Погоди. Давай я.

Подхватываю тоненькое тельце на руки. Дочка что-то сонно бормочет, но тут же успокаивается. Идём в её комнату. Мда... Куча кукол, какие-то альбомы, книги, тетради... Ну, кто-то у меня завтра будет убираться. Долго и упорно. Укладываю девочку в кровать, оставляя её с мамой. Сейчас дочку будут переодевать. Так что нечего... Кивнув жене, направляюсь на кухню. Пусть всё действительно остыло, но всё-равно, выглядит вкусно. Две минуты в микроволновке, и можно есть. Чем я и занимаюсь. Всё-таки мне повезло. И красавица. И умница. И готовит вкусно! А дочка — вообще чудо...

Глава 3.

...— Извини, но я не так могу.

Хьяма круто развернулась и оставила молодого человека одного. Владимир хмуро посмотрел вслед удаляющейся девушке, затем, в свою очередь развернулся и зашагал прочь от берега океана. Нет — значит, нет. Унижаться и упрашивать её он не станет. Не захотела, значит, так тому и быть. Он молод, силён, впереди вся жизнь. Так что всё ещё переменится...

...Вошёл в свой домик, выделенный ему, как офицеру, плюхнулся на кровать, едва сбросив форменные берцы, и тут накатило. Боль. Не телесная. Душевная. Ну чего ей не хватало?! Когда она выбралась из отцовского джипа, он почувствовал, как сердце дрогнуло и пропустило удар — настолько ошеломляюще красивой тогда показалась ему девушка. Да и батя хитро подмигнул и ехидно брякнул, мол, заказывал? Получи и распишись, как говорится. Только не срослось. Вначале, вроде, Хьяма и сама не прочь была завязать с ним серьёзные отношения. Во всяком случае, он это чувствовал. А потом, едва вернулись на Базу, и родитель вместе с молодой женой и её ребёнком улетел в Метрополию, девушку будто подменили. Быстрое охлаждение чувств, впрочем, их и не было с её стороны. В отличие от него. Вроде старался во всём угодить, предугадать все её желания, а в результате остался один. Опять... Верно батя говорил — чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей... Впрочем, хватит раскисать. Поднялся с кровати, сунул ноги в тапочки, прошёл на кухню, включил чайник, пока тот грелся, приготовил всё к вечернему кофепитию. Как отец, пристрастился к кофе. Правда, уже здесь, на новой планете. Дома то чай в основном. Сходил в комнату, взял учебник по тактике, и когда всё было готово, удобно устроился на стуле, вытянув ноги. Помаленьку делал маленькие глотки, штудируя учебник по тактике спецподразделений. Прочитав главу, случайно выглянул в окно. Ого! Уже стемнело. Пора, пожалуй, спать ложится. Вряд ли сегодня что будет ещё. Снова накатила тоска, но выпрямился, расправил плечи. Не последний день живу, в конце концов. А Хьяма — её жизнь, её и выбор. Принял душ, улёгся в кровать и практически мгновенно уснул... Утро началось с визита посыльного. Владимир едва успел позавтракать. Получив пакет и расписавшись в получении, дождался, пока тот отдаст честь и удалится, затем вскрыл. Ого! Явиться к командиру Базы в полдень. Форма одежды — повседневная. Ну, раз так... Он, по сути, и так тут просто болтается. Прикомандированный. Ни поручений, ни заданий. Что есть — то есть. Изредка ставят дежурным по штабу, да пару раз вызывали переводить неведомыми путями попавшие сюда воззвания различных русийских фракций и группировок. Ничего, кроме громких слов и пустопорожней болтовни. Хорошо, что есть Рарог. Вот кому с удовольствием можно и нужно помочь. Но и его вчера увезли в Метрополию. Срочный вызов. Причём настолько срочный, что даже вертолёт послали. Впрочем, насколько он знает, этот рейс у "два-шесть" последний — машину ставят на профилактику. Но вроде как запустили самолёты в воздух. Жаль, что он не пилот... Но не всем же быть лётчиками, на самом деле... Тронул бархоткой ботинки, полюбовался — неплохо. Можно помаленьку идти... Военный городок был неожиданно оживлён. Маршировали бойцы, облачённые в полное боевое снаряжение, рычали двигатели грузовиков и танков. Изрыгая клубы сизого дыма из выхлопных труб, надрывались на разравнивании большого поля бульдозеры. Все куда-то спешили, один он оставался без дела. Наверное, уже недолго. Не зря его вызвали таким необычным способом. Куда проще было позвонить по внутренней связи, чем гонять бойца... Отдал честь часовому у двери, вошёл внутрь здания штаба. При виде офицера, дежурный вскочил:

— Лейтенант Звонарёв, вам сюда.

Указал на закрытую до этого дверь начальника особого отдела, что неприятно удивило молодого человека. Но раз сюда — то делать нечего... Шагнул к ней, и тут заметил, что прежняя табличка исчезла. Теперь тут красовалась надпись "Тактический зал". Сразу отлегло на сердце. А то уже полезло в голову невесть что. Поправил головной убор, открывая дверь, уже привычно произнёс:

— Разрешите?

— А, Звонарёв? Давай, только тебя ждём.

Командир Базы, полковник Голованов кивнул молодому офицеру, приглашая его к столу, возле которого сидело двое. И Владимир зря надеялся, что это теперь не кабинет Особого отдела. Оба незнакомых майора были как раз "особистами". Офицеры переглянулись:

— Он?

— Да.

Внимательные жёсткие, даже колючие взгляды. Затем один из них произнёс на русийском:

— Значит, речь наших будущих союзников вам знакома?

Владимир ответил на том же наречии:

— Да. И, думаю, довольно неплохо. Знаете, была возможность попрактиковаться.

— Замечательно.

Теперь уже на родном могучем ответил второй из майоров, прямо таки засияв. Затем поднялся:

— Майор сил специального назначения Ковалёв.

Затем представился второй:

— Командир группы специального назначения, майор Рублёв.

— Лейтенант Звонарёв.

Ковалёв откинул в сторону лежащую на столе газету, вынул из-под неё конверт с кучей печатей, протянул молодому человеку:

— Вам, юноша. Прочитайте при нас. Потом будем разговаривать.

Хмыкнув про себя, Владимир быстро вскрыл тонкую бумагу, обратив внимание на печати. Без номера, зато с надписями на двух языках. Впрочем, рассматривать фиолетовые штемпели времени особо не было. Оба "спеца" и так проявляли явное нетерпение. Пробежал глазами короткий текст приказа. Вздохнул, осмысливая прочитанное, потом аккуратно сложил лист обратно, в конверт.

— Чем могу служить, господа офицеры?

— Товарищи.

Поправил его Голованов. Ковалёв ухмыльнулся, впрочем, едва заметно.

— Сегодня убываете, лейтенант. С нашим отрядом. В качестве военного переводчика. Маршрут — к южной оконечности Русии. Миссия — глубокая разведка. Необходимо прощупать настроение местных жителей, посмотреть на океанцев поближе, ну и прикинуть место расположения опорных баз на будущее. Понятно? Вопросы есть?

— Есть, товарищ майор. В смысле — вопросы есть.

Офицер нахмурился, а Голованов усмехнулся.

— Двигаемся транспортом, или пешим порядком?

— Техника будет.

— Снабжение?

— Всё с собой. Хотя, конечно, авиаторы будут подкидывать по пути.

Владимир кивнул.

— Всё. Больше вопросов не имею. Когда выдвигаемся?

— Завтра утром. За час до подъёма. За вами придут. Не проспите, Звонарёв.

— Не замечал за собой такое.

— Тогда можете быть свободны.

Вовка шагнул к двери, но его остановил голос командира базы:

— Лейтенант, особо не суетись. После обеда тебе принесут на квартиру всё, что нужно. Проверь, если что не так — поменяй. Только без лишнего фанатизма. Лады?

Владимир резко развернулся, отдал честь:

— Так точно, товарищ полковник. Разрешите идти?

— Иди, воин. Готовься.

Мужчина едва заметно кивнул, и молодой человек покинул штаб базы, направляясь к себе...

...Путь до нового места службы занял неделю. К удивлению Владимира, офицеров там, кроме него самого и обоих майоров не было. Будучи старше его по возрасту практически вдвое, они относились к нему добродушно, но дистанцию, пусть и незримую, держали. И то — разве сравнится с ними молодой, по сути, гражданский человек, пусть и прошедший жёсткую подготовку в лагере молодых бойцов, с волками, воевавшими несколько лет на настоящей войне? Впрочем, превосходством офицеры не кичились, и всегда охотно помогали молодому человеку, частенько попадавшему впросак по недостатку опыта. Но скоро всё начало налаживаться, и постепенно дело пошло на лад. Все силы вновь сформированного подразделения в количестве ста человек были отданы на подготовку к будущему рейду, тренировкам и слаживанию в единое целое уделялось основное количество времени. Физическая, огневая, и даже строевая подготовка, впрочем, последняя без особого фанатизма, занимала практически всё свободное время. А вечера были посвящены изучению русийского языка, обычаев и нравов страны, где потеть в качестве преподавателя приходилось Звонарёву. Но он старался, и необходимый военно-полевой минимум бойцы усвоили довольно быстро и качественно. Тем временем в их лагерь прибыла обещанная техника и оружие, боеприпасы и специалисты, которых, недолго думая, спихнули на Володю. К спецам отнесли инженеров, управляющих беспилотными вертолётами, инженера-строителя, двух механиков. Все немолодые, с большим опытом, но благодаря омолаживающей ягоде возраст на них не сказывался, и физические нагрузки новички тянули не хуже молодёжи, которой в отряде было подавляющее большинство. Из техники прибыли четыре полноприводных ленд-лизовских "Студебеккера", оборудованные кунгами-будками, в которых размещались полевая механическая мастерская, мощная радиостанция, дизель-генератор и склад инструментов, и, в последней машине, передвижной госпиталь, которым заведовали муж и жена Фроловы, одновременно являющиеся хирургом и медсестрой. Тоже из омоложенных старичков, медики с колоссальным, по меркам прочих, опытом. Личный состав должен был передвигаться на трёх "БТР — 80", двух "Доджах — 34, обшитых бронёй на заводах, как командирских машинах, плюс шесть мотоциклов, кроссовых китайских военных машинах для разведчиков. Отдельно шла старенькая КШМ на базе "пятидесятки" и два громадных "фронтовых", как называли найденные на "Либерти" громадные американские тягачи, тянущие обшитые бронёй топливные цистерны. Запасной боезапас разместили на бронемашинах и на свободных местах в грузовиках. Ещё один тягач "Федерал-604" волок продовольствие. В общем, примерно к июлю группа была готова выдвинуться. Ждали только приказа. И он не замедлил поступить, доставленный курьером из Метрополии под роспись. Расписавшись в сопроводиловке, майор Рублёв вызвал Владимира в штабной домик и сунул ему под нос приказ.

— Читай.

Пробежав глазами лист, лейтенант вернул его командиру.

— Всегда готов.

Майор вздохнул:

— Чайник ставь. Сейчас Григорий подойдёт. Обмозговать надо. Кое-что.

Пожав плечами, молодой человек налил из ведра воды и включил блестящий пластмассовый агрегат в сеть. Спустя минуту после этого дверь распахнулась, и явился озабоченный чем-то Ковалёв, увидев собравшихся, вяло поприветствовал обоих. Шагнул к чайнику, увидев, что тот ещё только закипает, плюхнулся на стул:

— Долго ещё сидеть будем? Уже задница болит от ничего неделанья. И народ начинает вопросы задавать. Разные.

— Отсиделись, Гриня. Вот. Подай, Володя.

Лейтенант подал приказ, и спустя мгновение майора будто подменили:

— Ну, наконец то! Когда?

— Завтра, после завтрака, и выходим.

— А куда?

Рублёв вздохнул:

— А вот это мы сейчас и обсудим, господа-товарищи...

Командир раскатал плотно свёрнутый рулон, придавил пытающиеся снова свернуться края ватмана, и первый склонился над ним.

— Прошу взглянуть сюда.

Владимир оторвался от наливания кофе и, держа кружку на весу, первым шагнул к столу. Едва сдержал возглас изумления — карта! Причём не простая, местная, а явно составленная при помощи аэрофотосъёмки человеческими специалистами.

— Итак, что мы имеем...

Майор чуть нагнулся, выискивая взглядом известные пока только ему точки. Затем ткнул пальцем в найденное:

— Нам предоставлено на выбор несколько мест. Первая — Пров. Небольшой городок не так далеко от Степи. Тридцать тысяч населения с округом, при полном отсутствии какой-либо промышленности и транспортных ветвей. Если не считать грунтовой дороги. Стоит далеко от всех крупных городов, и особой ценности не представляет. Поэтому частей противника поблизости не замечено. Бывают наездами, но на короткое время. Потом убираются обратно.

Все всмотрелись в снимки. Действительно, донельзя провинциальный, даже можно сказать, патриархальный городок. Между тем Рублёв продолжил:

— Гарс. Город куда крупнее, почти вдвое... Был. До вторжения. Сейчас там, по данным полученным разведкой, едва насчитывается десять тысяч населения. Практически полностью сожжён океанцами из-за того, что когда в нём размещалась довольно крупная часть армии Русии. Жители по большей части уничтожены, остались лишь случайные обыватели, да те, кто успел бежать сюда после начала интервенции и явился уже вслед за интервентами.

— Ещё одна точка. Тургар. Очень интересное, на мой взгляд, местечко...

Его толстый палец упёрся в указанное им место.

...— Почти сто тысяч жителей. Мало того, сюда сходится целый клубок трактов, как тут говорят. Трансконтинентальная Русийская железная дорога. Магистраль имени Его Императорского Величества Каля Шестого, проходящая с Севера на Юг. Плюс Великий Тракт, идущий через Восточные Леса к самому побережью океана, ну и куча прочих мелких дорог во все концы страны. Откровенно говоря, очень важный и крупный транспортный узел. В самом городе имеются два завода, металлургический и перерабатывающий, принадлежащие группе Путятина. Плюс несколько мельниц. Ещё через город протекает довольно полноводная река Снара, впадающая в Северный Океан. Людей сейчас там довольно много. Около пятидесяти тысяч человек. Может, чуть больше. Основная причина покидания города — острый недостаток продовольствия. Поэтому жители разбрелись кто куда. В основном — южнее, где земли более плодородные. А, ещё забыл — там большие угольные разрезы. Вот.

Майор облегчённо улыбнулся. Сделал глоток из Вовкиной кружки, не обратив на это внимание, затем продолжил:

— Конечно, с точки зрения стратегии Тургар наиболее выгодное для нас место. Достаточно населения. Есть даже промышленность. Но в связи с этим там гарантированно целая куча агентов Свободного Труда. А это не слишком хорошо...

Оба других офицера пока молчали.

— К тому же, если мы перекроем город, океанцы сразу озаботятся. Ведь через него пролегает одна из их ветвей снабжения. Так что визита сил наведения порядка долго ждать не придётся. Словом, выбирать нам. Почему я вас и позвал. Ах, да. Ещё одно. У нас есть право изменить место дислокации, если оно чем-то нам подойдёт.

Снова потянулся к чашке, но на этот раз рука шарила впустую — Володя уже успел убрать своё кофе. Лейтенант приблизился к карте, пытаясь охватить её взглядом.

— Вопрос, командир...

— Давай.

— Можно отметить район, в котором заинтересованы наши начальники?

Майоры переглянулись, потом Рублёв решительно отчертил ореал красным карандашом.

— Вот эта зона.

Кажется, они уже догадались, что хотел им предложить младший по званию, а Владимир внимательно рассматривал данные с самолётов. Затем покосился снова на карту. Опять упёрся взглядом в снимки.

— Если смеяться не будете, то я предлагаю сюда. Гаров.

Он показал на карте, где находится указанное им место. Старшие коллеги уставились на отмеченный на карте город.

— А что? Неплохо. Интересный вариант получается, а, Гриня?

Второй майор кивнул. Затем добавил:

— И не так далеко, кстати.

Владимир облегчённо вздохнул, застенчиво глядя на старших товарищей. Рублёв хлопнул его по плечу:

— Отлично. Значит, завтра и двинем туда.

Аккуратно скатал карту, убрал в сейф.

— Всё. Разбегаемся, товарищи офицеры. Последний раз отдыхаем. Больше некогда будет...

Короткий взгляд на часы.

— Выходим сразу после завтрака.

Владимир кивнул. Рублёв вдруг усмехнулся:

— Мандражируешь?

— С чего?

— Ну...

Протянул тот.

— В первый раз в бой...

— Не в первый, товарищ майор. Мне погоны не просто так дали.

Стало обидно, но Ковалёв вдруг хлопнул его по плечу:

— Не нервничай. Гриня сам психует.

— Проехали.

Чуть помолчал, потом сухо произнёс:

— Разрешите идти, товарищи майоры?

— Иди уж, лейтенант...

Вышел на улицу, взглянул на солнышко, стоящее в зените. Вроде ничего, а осадочек какой-то остался. На душе. Ну да ладно. Ещё поймут, что зря так к нему относятся. Настороженно. Да и фамилия известная. Впрочем, знали бы они батю — таких бы вопросов не возникло, как и тёрок... Снова взглянул на часы. Пора на обед, потом проверить своих бойцов и материальную часть в последний раз, и — отдыхать...

...Нервы мотать бойцам желания не было, поэтому бегло всё проверив и обрадовав, что завтра, наконец, часть выдвигается, пошёл в столовую. Готовили там вкусно, а кормили — за счёт государства, естественно. Устроился в уголке, не спеша приступил к трапезе. Внезапно среди бойцов поднялся лёгкий шум. Что за... И застыл с поднятой ложкой — в столовую робко входили девушки. Молодые, красивые, и... Голодные. Не русийки. То ли гонведки, то ли пруски. Шестеро. В потрёпанной, но чистой одежде, с испугом на глазах, нет, скорее, со страхом на лице. Девчонки явно боялись. Сопровождал их доктор Фролов и незнакомый Владимиру пилот. Осмотревшись, медик решительно двинулся к столу, за которым сидел Звонарёв:

— Володя, не против, если девочки тут посидят?

Тот даже растерялся на миг, но потом, спохватившись, согласно кивнул:

— Разумеется, Дмитрий Яковлевич!

Врач благодарно кивнул, начал рассаживать девчонок на лавку. Увы, жестами и действиями, поскольку на гонведском никто из присутствующих общаться не мог. Усадив слабый пол, медик поспешил к раздаче, а Владимир ощутил на себе завистливые взгляды бойцов. Девушки молча сидели, опустив глаза и держа руки на коленях, обтянутых длинными, до пола юбками тёмных цветов. Зато Звонарёв заметил рефлекторные сглатывания и как раздуваются ноздри, жадно втягивающие вкусные ароматы.

— Лейтенант Звонарёв, Владимир.

Представился он так же молча, как девушки, пилоту. Тот вначале не понял, что обращаются к нему, потом вздрогнул, торопливо протянул руку:

— Подполковник Стамин, Вячеслав Викторович. Командир "Ми-26".

— Очень приятно. Какими судьбами к нам?

Лётчик покосился, но ответил:

— На дозаправку. Из Прусии.

— Ясно... Они — тоже оттуда?

— Да.

Пилот кивнул в знак согласия. Потом добавил:

— Мрачно у них там... Очень мрачно. Эти сами на нас вышли. Себя предложили, если накормим. Одна из них по русийски кое-как говорит. Смогли объяснится... Ну и — решили забрать с собой. Девчонки молодые, красивые, сам видишь, глядишь, смогут устроиться.

— Это верно. А куда Яковлевич рванул?

— Это врач?

Лётчик стал ещё мрачнее. Владимир кивнул в знак согласия.

— На раздачу. Им ведь...

Кивнул в сторону прусок.

— Всё подряд есть нельзя. Сначала — жиденькое. Потом уже, когда желудки нормально заработают, остальное.

— Понятно... Ладно. Не буду вас смущать. Пойду. Дел ещё...

Начал подниматься и замер на миг, перехватив испуганные взгляды девушек. Улыбнулся в ответ, кивнув на прощание пилоту, затем двинулся к выходу, пропустив спешащего к столу Дмитрия Яковлевича в сопровождении повара с ароматно парящей кастрюлей...

...Вернувшись домой, долго курил на крыльце, глядя на блестящий в лучах солнца океан. Здесь тихо, спокойно, сытно. А там... Блестящие от голода глаза, впалые щёки, дрожащие длинные пальцы, запястья в синих прожилках под прозрачной кожей... Вот же... Тьма... Сплюнул с досады на землю, затем вошёл в дом. Окинул взглядом временное жилище. Сколько таких ему ещё предстоит впереди? Аккуратно упаковал всё в вещмешок. Остальное заберёт интендант. Смена белья, сухой паёк, несколько увесистых коробок патронов от отцовского, в смысле — подаренного ему им Norinco М1911А1 сорок пятого калибра, или 11, 43 мм в привычной метрической системе. Сам пистолет в тяжёлой кобуре толстой натуральной кожи ждал своего часа в сейфе. Нож в ножнах штурмовой. Мыльно-рыльные принадлежности, плюс тюбик зубной пасты в запас. Фляжка штатная... Короче, всё, что полагается по уставу и дополнено личным и отцовским опытом. Батя хоть и выделял сестру больше его, что, если честно иногда обижало. Но когда погибла мама — изменился. И — в лучшую, на его взгляд, сторону... А какую он мачеху отхватил! Глаз не оторвать. Впрочем, и ему привёз не хуже. Если не лучше. Сам виноват. Не отец. Не смог удержать, заинтересовать. Впрочем, романтика неба... А он — по земле ползает. Грязедав... Вытащил маслёнку, ветошь, аккуратно расстелил на столе лист бумаги. Вынул из сейфа пистолет, начал аккуратно разбирать, выкладывая части ровным рядом. Затем намотал ветошь на шомпол и приступил к чистке. Спокойное успокаивающее занятие. Залить маслом, протолкнуть шомпол с ёршиком, аккуратно протереть ветошью...

— Уснул?

Вскинулся озираясь по сторонам. Кто?! И голос то знакомый... Послышался ехиднй смешок:

— Не туда смотришь, Володя.

Глаза сами метнулись вниз и наткнулись на блестящие круглые оранжевые глаза:

— Самый Старый?!

Клыкастая акулья пасть расползлась в улыбке:

— Не забыл... Спасибо.

— Забудешь тут такое...

Теперь уже Вовка расплылся в улыбке.

— Шоколадку хочешь? У меня есть...

Но гарах отрицательно мотнул мордой, затем выбрался из-под стола, за которым Владимир чистил своё оружие, забрался на стул напротив молодого человека.

— Вижу, вы решились...

Мотнул мордой на детали пистолета.

— Завтра отправляемся.

Кивнул в ответ Звонарёв. Гарах вздохнул:

— Удачи тебе. Надеюсь, всё у вас получится.

— Обязательно получится!

Владимир ничуть не сомневался в успехе порученной им операции. Гарах снова мотнул длинными ушами.

— Кто бы сомневался... Но — ладно. Нравитесь вы мне, Звонарёвы. Что ты, что твой отец. Пока могу — присмотрю за вами. А пока — вот тебе мой подарочек...

Клыкастая пасть вновь распахнулась в усмешке, а потом Володька ощутил взрыв в голове...

Глава 4.

...Подарочек оказался ещё тот. Вовка пришёл в себя резко, словно включилась лампочка. Раз, и всё заработало. Удивлённо взглянул на разложенные в линейку детали пистолета, покрутил головой в разные стороны. Вроде, всё как прежде, и опять что-то не так. Ощутил вдруг, как светит снаружи солнце, густой, напоенный запахом трав из степи и соли с моря воздух. Как звенит вокруг напряжение, охватившее их отряд. Поморщился, и всё исчезло. Опять же, словно отключилось. О чём речь гарах вёл, так и не понял. Ну да ладно. Быстро закончил чистку, собрал оружие, упаковал в кобуру и сейф. Остальное уже уложено. Спать пора. Зевнул, словно отголосок мыслей сработал, затем отправился в спальню, где ожидала стандартная армейская панцирная кровать. И в сон провалился мгновенно. В глубокий, чёрный, словно внутренность подземелья... Проснулся так же,

...Путь до Гарова, длиной в семьсот километров занял четыре дня. Марш прошёл успешно, техника не подвела, и на утро пятого дня, после короткого, тридцатикилометрового пробега с холма, возвышающегося над городом, командиры обозревали город в бинокли, обмениваясь репликами:

— Вроде тихо.

— Слева, от городской управы.

Вся оптика довернулась по указанному направлению и на мгновение замерла.

— Да.

Три артиллерийских орудия полевого калибра, десяток снарядных ящиков возле них, застывший неподвижно солдат с винтовкой на карауле. Чуть поодаль — пять лошадей под небольшим навесом.

— Тощие. А ведь лето. Не должны так выглядеть.

— Странно.

— Может, беглецы?

— Приедем — узнаем.

— Значит, рискуем?

— Выбрали — будем осваиваться. Чего ждать?

— Стойте. Гляньте туда!

По железной дороге медленно приближалось облачко серого дыма. Все замерли в напряжении.

— Эшелон.

— Очень маленький. Непривычно.

И верно. Кургузый паровозик с крошечным тендером, надрываясь, с трудом волок за собой десяток грузовых вагонов. Приблизившись к городу, машинист дал гудок, и внезапно город ожил — из домов высыпали люди, гражданские, военные. Все вперемежку. Часовой возле пушек задёргался, не зная, что делать. Из здания управы буквально вывалилась небольшая кучка народа в форме, тоже бестолково засуетились. Кто-то хватался за оружие, кто-то подхватив руками борта шинели, устремился по улице к центру, где находилось здание вокзала. Между тем эшелон приближался, и в бинокли было ясно видно, что из распахнутых настежь дверей теплушек торчат штыки.

— Солдаты?

— Да. Вопрос — чьи?

— Сейчас увидим. На всякий случай, пусть бойцы будут готовы. Лейтенант?

Владимир кивнул, побежал на обратный склон, где выстроилась колонна, махнул рукой застывшему первым бронетранспортёру:

— Готовность номер один! Похоже, придётся подраться.

Замер на месте, обернувшись назад, к вершине холма, но оттуда уже спешили оба майора:

— Океанцы. Каратели!

— Хвала Богам, немного. Человек триста. Не больше.

Донеслись далёкие выстрелы, похожие на треск разрываемой парусины. Рублёв махнул рукой, запрыгивая в КШМ:

— Пошли, ребята!..

Взревели двигатели, и все боевые машины двинулись вперёд, набирая скорость. Звонарёв командовал в одной из "восьмидесяток". Устроившись на месте командира, приник к триплексу. Но из-за расстояния было мало чего видно, а шум двух моторов глушил звуки боя. Но вот из-за стены невысоких домиков в небо потянулся дым пожара. Разбрызгивая лужи от недавнего дождя рубчатыми колёсами, бронированная машина ворвалась в город. Спешащие навстречу беглецы в ужасе бросались в огороды и садики, валились в канавы, а водитель, повинуясь приказу, увеличил скорость. Бойцы без приказа открыли бойницы, выставили стволы, надев на ствольные коробки отражатели. Спохватившись, Владимир рявкнул в ТПУ:

— Паровоз в первую очередь!

— Понял!

Послышался ответ старшего стрелка "БТРа", и он крутанул штурвалы наводки, пробуя вращение башни.

— Выскочишь на площадь — стопори!

Механик-водитель кивнул в знак того, что услышал, наклонив упрямо голову в ребристом шлеме. Оставалось немного, и тут по броне словно сыпанули горстью камешков. Кто-то открыл огонь по машине. Безуспешно. Броня держала пули винтовок, находящихся на вооружении местных, практически с любой дистанции. Треснула первая очередь десантников, и почти тут же гулко заработал башенный "КПВТ". Небольшая, на пяток патронов трасса прошила котёл насквозь, и оттуда хлестнули тугие струи пара. Спустя мгновение из кабины вывалилась беззвучно раскрывающая рты за грохотом автоматов и "ПКТ" бригада, тут же рухнула на землю — кто-то рефлекторно снял их. Океанцы, не ожидавшие такого отпора, растерялись, и бойцы не упустили момента, выкашивая их целыми отделениями и взводами. Тяжёлые пули жуткой машинки Владимирова рвали интервентов на части, разбивали рельсы, кололи колёсные диски вагонов, изготовленные из закалённого металла. Минута. Всё стихло. В рации прошуршало:

— Десант на зачистку.

Звонарёв машинально продублировал полученную от командира команду. Люки откинулись, и привычно пригибаясь, экипаж покинул броню, перебежками, прикрывая друг друга, метнувшись к изуродованному составу. Владимир чуть помедлил, затем, проверив штатный пистолет в кобуре, прихватил свой автомат и тоже выбрался наружу. Только через свой люк. Спрыгнул с брони на землю, чертыхнулся — угодил в кучку засохшего до белизны навоза. Щёлкнул одиночный выстрел, молодой человек рефлекторно присел, одновременно снимая "JS" с предохранителя и выставляя интегрированный ствол вперёд. Тревога оказалась ложной. Кто-то из десантников просто добил раненого с оторванными ногами. Чего зря мучиться? Лейтенант равнодушно выпрямился, взглянул на наваленные холмами трупы различной степени сохранности, потом полез в карман. Вытащил сигарету, закурил. Постучал по броне, разрешая водителю тоже перекурить. Послышался шум двигателей, на площадь вынырнули остальные броневики. Рублёв и Ковалёв не спеша выбрались из КШМ, равнодушно покосились на зачищенный эшелон, подошли к Владимиру:

— Всё?

Молодой человек махнул рукой:

— Дочищают.

— Ну и ладно. Как закончат — ставьте тут охрану, поищите персонал. Пусть приберутся.

Рублёв повёл рукой в сторону лохмотьев тел:

— Намусорил ты сильно.

— Так деваться некуда было, товарищ майор...

— Потому и не ругаюсь. Пленные есть?

Звонарёв зябко передёрнул плечами:

— Не уверен... Но если кто уцелел — ребята приведут. Только я в океанском ни бельмеса.

— Разберёмся.

Шагнул было к КШМ, но обернулся:

— Неплохо сработано.

Владимир сплюнул:

— Разве это вояки? Бараны...

— Ну-ну.

Неприятно удивился Ковалёв.

— Не зазнался ли ты, парень?

Звонарёв нахмурился:

— Есть с чем сравнить, товарищ майор. Так что знаю, о чём говорю.

...Лязгнул сбитый засов, забренчал, раскачиваясь на кривом гвозде. Звонарёв удивился — всё на соплях держится. Вошёл в пыльный, донельзя грязный кабинет бывшего начальника станции, осмотрелся — на стене обязательный когда-то портрет почившего государя, безвольного, слабого человека. Комья засохшей до окаменелости грязи на полу, пятна крови на стене, простреленный в нескольких местах мягкий стул. Лавки для посетителей вдоль стен, рассохшиеся, покрытые лохмотьями лака. Полуотставшие от стен обои неопределённой расцветки свисали большими неопрятными лохмотьями. Удивительно, что оконные стёкла целы. На столе — огромный, неуклюжий ящик примитивного телефона, или как тут говорят, голосового телеграфа. Правда, жить аппарат приказал долго и счастливо — выбитая панель с грибообразными звонками, внутри виднелось опаленное месиво оборванных проводов. Шкафы с распахнутыми дверцами и выброшенными из них бумагами. Чудом уцелевшая карта дистанции и участка самой станции. Подошёл к ней, присмотрелся, вспоминая зазубренные буквы. Так-так... Депо. Надо обязательно проверить. Стрелки. Тоже. Водокачка... Вздохнул — всё надо осмотреть, оценить работоспособность, восстановить, если повреждено или, того хуже, уничтожено... Пискнула рация в кармашке разгрузки, привычно ответил:

— Звонарёв, слушаю.

— Как ты там, лейтенант?

Прислонился к узкому подоконнику:

— Осматриваюсь.

— Как понятно, хорошего мало?

— Точно сказать не могу. Но судя по кабинету начальника, точнее, бывшего начальника станции — хорошего нас ждёт очень мало.

Внезапно осенило:

— Товарищ майор! Можно тут народ на работу нанять?

В мембране хихикнули:

— Что такое?

— Тут же депо, пути, стрелки. Нужны рабочие везде. Да и в порядок вокзал привести бы надо, а то везде мусор, грязь! Тут в зале ожидания лошадей, похоже, держали. Ну и вообще — как то местных надо в чувство приводить.

Снова отчётливый смешок, потом Рублёв уже серьёзным тоном ответил:

— Действуй. Если кто появится — пусть шлёпают в городское собрание. Тут тоже... Бардак... Мы сейчас выйдем на связь с нашими, так может что сможем выпросить. И это, первый взвод отправили на окраину. Второй начинает патрулировать улицы. А ты пока напиши или напечатай на принтере листовки, мол, господа-граждане, не бойтесь нас. Армия Нуварры прибыла к вам по просьбе её величества, и так далее... Ну, ты помнишь — листовка номер два в директории "Агитация".

Владимир повеселел:

— Сделаем, товарищ майор. Сейчас оформлю.

Оторвался от подоконника, спрятал рацию в карман, потом выругался — всё заднее место стало серым, скрывая пятна камуфляжа толстым слоем. Принялся отряхивать на ходу, вздымая новые клубы пыли. Выбрался на крыльцо — бойцы собрались у "БТРа" и перекуривали, перекидываясь ленивыми фразами.

— Так, слушай приказ командования.

Ребята быстро подобрались, потому что Вовку пусть пока не очень уважали, но слушали беспрекословно.

— Сейчас надо найти местных. Человек пять женщин. Возраст не важен. Главное, чтобы на ходу не рассыпались. Пусть начнут мыть комнаты вокзала. Старшина — начни с помещений, пригодных для размещения личного состава. Ну и мне комнатушку. Дальше — нужны мужчины из местных. Сами видели, что внутри делается. Пусть выгребают. За работу заплатим продуктами. Так и скажите.

— А как мы скажем? Мы же по ихнему ни бум-бум.

Послышался чей-то голос. Владимир спохватился:

— Точно. Тогда тащите сюда. Я сам скажу.

Хотел было закончить, потом спохватился:

— Да, старшина, надо сгонять кого-нибудь к городской управе, где пушки стояли, и забрать из "КШМ" мой ноут, принтер и генератор. Ну и бумаги пару пачек.

Боец кивнул:

— Сделаем. Что-то ещё?

...Гонять солдат клеить листовки по городу? Коротко усмехнулся:

— Если найдёте по дороге пару-тройку пацанов, агитацию клеить — только спасибо скажу.

Полез снова за рацией, вызывая начальство. Но оно молчало. Видимо, тоже раздавало указания. Вздохнул, отвернулся к зданию, рассматривая неуклюжее на его взгляд небольшое деревянное строение высотой метров восемь под куполом из тонкой доски.

— Хорошо, хоть большое.

Бойцы, между тем, резво зашевелились, выполняя приказания старшины. Владимир потянулся было за сигаретами, но отдёрнул пальцы. Успеет ещё. Сейчас надо наверх подняться. Точка высокая, далеко видно. Не хуже, чем с местной пожарной каланчи...

Едва взобрался наверх по отчаянно скрипящей лестнице, как внизу отчаянно замахал руками кто-то из бойцов, заорал:

— Товарищ лейтенант! Нашли!

Чертыхнулся, заспешил вниз. Потом спохватился — а что нашли? Когда вылетел из двери, понял. С десяток довольно тощих на вид мужчин в простой одежде мастеровых. Довольно потёр руки — на ловца и зверь бежит. Придал себе солидный вид, уже не спеша приблизился к подталкиваемым Громозекой, такое прозвище носил громадный, величиной с двух обычных людей, сержант-пулемётчик взвода, аборигенам. Поправил на ходу висящий на шее автомат, от чего пойманных просто перекосило, тронул форменную кепку, проверяя ровность кокарды. Подойдя ближе, привычно козырнул, вжав ладонь под обрез головного убора:

— Здравствуйте, уважаемые жители города Гарова.

В ответ кто-то хмуро протянул:

— И вам не хворать, господин военный...

Вовка усмехнулся:

— Военный. Действительно. Только вас сюда не затем привели, чтобы воевать. Мы тут немножко намусорили...

Ткнул пальцем большой руки за спину, где громоздились трупы океанцев, пока скрываемые широким зданием вокзала.

— В общем, прибраться надо. Вывезти дерьмо куда подальше. Что у них найдёте, кроме бумаг и оружия, естественно — ваше. Лошадей от управы сейчас пригонят. Телеги, думаю, найдёте. Как закончите — заплатим. Продуктами. Ну и покормим, пока работаете у нас.

Мужчины переглянулись:

— Это как?

— А так. Каждый труд должен быть оплачен. Не хотите продуктов — заплатим деньгами...

Пошарил в кармане, нащупал горсть медных монеток, отчеканенных специально для такого случая, показал:

— В общем, вам решать. Либо еда, либо медь. Не жалко.

Рабочие переглянулись. Один сглотнул.

— Тут господин хороший, поглядеть бы надо, много ли работы, может, нам ещё помощь понадобится...

— Сходи да глянь. Мне не жалко.

Тот было дёрнулся, но Владимир остановил его вопросом:

— У тебя желудок как, крепок, дяденька?

— А что?

Мужчина нахмурился:

— Океанцы там. Сотни три. О них речь. Так что если выдержишь — давай. А если нет — здание почистить надо. Мусор выгрести, вывезти или сжечь. В порядок комнаты привести, починить двери, люстры заправить. Да мало ли работы найдётся...

Как нельзя вовремя появился снова старшина, конвоирующий десяток перепуганных, в крови, пленных интервентов. Ещё издали замахал:

— Лейтенант! Вот, нашли за насыпью!

Звонарёв довольно потёр руки, потом обратился к застывшему в изумлении мастеровому:

— Видишь, дядя, повезло тебе. Есть кому мертвецов убирать. Так что давай, бери своих друзей, и здание прибирай, да чини. Ну и об оплате подумай.

Гаровец сглотнул, потом осипшим голосом выдавил:

— Э... Господин хороший... Может, ещё кто на подмогу подойдёт? Вокзал большой, работы на всех хватит... А то нам тут на неделю, ежели запрягёмся...

Владимир равнодушно пожал плечами:

— Ещё десяток веди. Да если найдёшь женщин — тоже можешь прихватить.

Мастеровой было нахмурился, но человек спокойно закончил фразу:

— Если сам полы мыть будешь, то не надо. Кем раньше то был, дядя?

Тот снова нахмурился:

— Слесарь я. Из депо.

Звонарёв оживился:

— Вот ты то мне и нужен. Остальные с тобой — тоже из депо?

— А что?

— А то!

Передразнил его офицер. Потом вспомнил, что всё-таки тут своя специфика, задал вопрос нормальным тоном:

— Людей набираем. В депо. На дистанцию. Восстанавливать пути, подвижной состав, когда пригоним. На уборку улиц. В пожарную часть. Все нужны. И чиновники, и обслуга, и мастеровые всех специальностей. Скоро стройку начнём. Так что, любезный, прогуляемся мы с тобой вон к тому бревну, и поведаешь ты мне, в каком состоянии депо сейчас находится.

Мастеровой снова сглотнул, пытаясь осознать услышанное. Потом кое-как выдавил:

— Чтой-то я вас не пойму, ваше высокоблагородие, не разберу звание, уж простите. Вы что сюда, не налётом?

Звонарёв усмехнулся:

— Каким налётом? Как банда, что ли?

Человек кивнул в ответ, испуганно дёрнулся, сообразив, что ляпнул. Но лейтенант не обращая внимания на сжавшегося мастерового, спокойно и внушительно произнёс:

— Не налётом. Мы — гарнизон Гарова. И отвечаем за порядок в городе перед своим начальством.

— А... Начальство кто у вас, ваше высокоблагородие?

Новая усмешка на лице молодого гиганта, потом спокойный и чёткий ответ, услышав который, мастеровой не поверил своим ушам:

— Её Императорское Величество Аллия Вторая. Законная правительница Русии.

— И...И.. Им....

— Да. Её Императорское Величество Аллия Вторая. Она самая.

Но рабочий нахмурился:

— Говорили, что "свободовцы" её, и дочек ейных...

— Врали. Императрица была спасена верными офицерами и переправлена к нам, в Нуварру. А теперь настало время вернуться, дядя. Так что давай, выкладывай, дядя, депо в каком состоянии?..

...Майор Рублёв был доволен — пока всё складывалось удачно для спецотряда. Быстрое, практически мгновенное уничтожение отряда карателей, расстрелянного из пулемётов бронетранспортёров. Довольно спокойное, без эксцессов, поведение жителей города, спокойно и покорно воспринявших появление военных. Вечером он проехал по городу, отметив множество белеющих на столбах и заборах листовок с заранее подготовленным ещё на Базе текстом. Дела у лейтенанта, похоже, шли неплохо. Подумав, Пётр Георгиевич, приказал двигаться к вокзалу, где размещался взвод лейтенанта. Ну или должен был... В ярком свете установленных прожекторов кипела работа. Сам лейтенант что-то объяснял большой группе аборигенов в простой одежде, размахивая руками. Те внимательно слушали, привычно держа шапки в руках. Из самого здания ежесекундно выскакивали люди с носилками, на которых лежал самый разный мусор. Стучали молотки, визжали пилы, тюкали топоры. Из-за здания выехала длинная телега, запряжённая парой лошадей. Так вот куда исчезли артиллерийские лошади? Не успели толком осмотреть здание управы, как коней и след простыл. Подсуетился Звонарёв. Впрочем, как обычно в армии. Подойдя ближе к двигающейся повозке краем глаза уловил очертания тел под брезентом. Понял, куда понадобился транспорт, успокоился. Подошёл поближе к толпе слушающих речь лейтенанта на русийском, прислушался. Увы. Чешет парень складно и бегло, как на родном русском. И слушают его внимательнейшим образом. Терпеливо дождался, пока тот закончит, и едва уловил передышку, решительно шагнул вперёд. При виде командира тот смешался, сделал непонятный жест рукой, чисто машинально, потом торопливо что-то произнёс, после чего русийцы начали быстро расходиться.

— Добрый вечер, товарищ майор.

— Вольно, лейтенант. Докладывай.

Тот пожал плечами:

— Убираем, чистим, моем. Завтра начнём приводить в порядок депо. Кстати, товарищ майор, там есть большой склад, пустой, можно его приспособить пока под кинотеатр. Прокрутить, так сказать, им агитационные фильмы. Зря что-ли, наши спецы старались?

Рублёв кивнул. Затем повёл в сторону уничтоженных океанцев:

— Много там ещё?

— Основное вывезли. Ещё пара ходок, и всё.

— Местные стараются?

— Нет. Пленных взяли, десяток. Всё что можно вытряхнули, а после направили на уборку трупов. Местных привлекать к такой работе как-то...

Майор рассвирепел:

— Почему не доложил о пленных, мальчишка?!

— Вы океанский знаете, товарищ майор?

Осёкся.

— И я нет. И никто, из знакомых нам, тоже не знает. А они сами молчат. Документы все в штабе. Так что пусть работают. Закончат — отправим к вам.

...А ведь прав лейтенант. Мы, как те японцы, что на европейские корабли влезли втихаря, все разговоры подслушали, все бумаги скопировали, а толку — зеро. Потому что ни грамоты, ни речи заморской не разумеем...

— Ладно. Проехали. Но впредь так не делай.

— Я понимаю, товарищ майор...

Помолчали. Из здания вышла пожилая, но ещё крепкая женщина в тёмной одежде, выплеснула грязную воду из ведра, сунула пустое кому то из вертящихся вездесущих мальчишек, что-то сказала. Тот кивнул, умчался. А та прислонилась к стенке, вытирая руки фартуком.

— Ого! И с ними договорился?

Звонарёв вдруг смутился:

— Тут людей бы покормить, товарищ майор. Мы в обед с теми, кто в первую партию попал, своими пайками поделились. Так такая толпа набежала, как узнали... А сейчас уже дело к ужину.

Рублёв усмехнулся:

— Повезло тебе, лейтенант, что есть такой майор Ковалёв у меня в заместителях. Он уже давно всё выяснил, и скоро...

Взглянул на часы.

— Точнее, минут через десять, сюда полевая кухня придёт. И твоих накормим, и тебе останется. Ну и народ оделим.

Теперь облегчённо вздохнул лейтенант:

— Хвала Богам, товарищ майор, а то я уже и не знал, что делать... А насчёт завтра как? Я почти сто человек набрал, депо восстанавливать. Все — бывшие железнодорожники, мастеровые люди. И, кстати — там, в депо, стоят два паровоза. Только не на ходу. Ремонт нужен.

— Инженера я пришлю. И продуктов подкину. Сто, говоришь?

Лейтенант кивнул.

— Заявлю расход на кухню. А что вообще люди говорят? Я вижу, ты с ними уже успел пообщаться?

— Успел.

Буквально выдернул из пачки сигарету, дрожащими руками прикурил, сделал глубокую затяжку. Едва ли не четверть сразу.

— Плохо, товарищ майор. Очень плохо. Продовольствия в городе практически нет. Власти тоже. Всю зиму город грабили. То одни, то другие. Много народа убили просто так. Кое-кого увели с собой. В основном, девчонок молодых да красивых. И с концами.

Рублёв кивнул — обычная история...

— Правда, океанцы только сейчас явились. Так что, можно сказать, что мы их спасли. Соседние городки почти все уже пожгли, а людей кого убили, кого угнали неизвестно куда.

— Ясно...

— Вопрос разрешите, товарищ майор?

— Спрашивай, Володя.

— А что с теми русийцами, что до нас были?

Рублёв вздохнул:

— Похоже, банда. Обычная банда. Просто прикидывались военными. Завтра, после завтрака и развода людей, приезжай в управу. Вместе допросим.

Лейтенант кивнул. Затем вдруг просиял — на площадь, порыкивая двигателем, плавно въезжал "Додж", тянущий за собой дымящую полевую кухню, испускающую невероятные ароматы.

Глава 5.

-...Товарищ лейтенант! Товарищ лейтенант!

Рука бойца трясла Владимира за плечо. Впрочем, трясла — было явным преувеличением. При первом же звуке чужого голоса Звонарёв приоткрыл глаза и проснулся. Подождал, пока солдат скажет своё "товарищ лейтенант" в третий раз и спокойно ответил:

— Что? До подъёма ещё двадцать минут.

Боец был явно чем-то взволновал, но опасности офицер не ощущал.

— Там это... Люди собрались...

— Люди? Местные, что ли?

Рядовой кивнул, отступая на шаг и давая возможность командиру встать с кровати, что Владимир сразу же и сделал.

— Так точно, товарищ лейтенант. Местные.

— Чего хотят?

— Молчат пока, товарищ лейтенант. Просто ждут.

— Понятно. Что у нас с кухней?

— Повара заложили расход на сто двадцать человек.

Владимир, натягивая штаны на одной ноге, замотал головой:

— Маловато... Но — ладно. Всё-равно я больше людей набирать не буду. Лишних отправлю в депо. Солдат промолчал. Спустя несколько секунд одевание было завершено. Затем — бритьё, умывание, наконец Звонарёв был готов. Кивнул солдату, сопровождающего его, словно тень.

— Двинули.

— Есть!..

Народу возле здания вокзала было действительно... Полно. Казалось, что весь Гаров собрался сегодня тут. Что порадовало Владимира, так это то, что среди мужских фигур виднелись и женские. Причём не только в возрасте, но и молодые девчонки, некоторые из которых начали откровенно строить глазки нуваррцам. При виде вышедшего на крыльцо командира бойцы подтянулись, а толпа качнулась навстречу, загомонила.

— Тихо!

Рявкнул выскочивший вслед за Звонарёвым старшина. Люди замерли. Тишина стала осязаемой, только на дереве каркнула дурная ворона, тут же свалившаяся на землю в облаке перьев — несколько оборванных мальчишек мгновенно среагировали, расстреляв птицу из пращей. Упавшую тушку подхватила худенькая девочка-оборвыш, лет семи-восьми на вид, и исчезла в толпе.

— Лихо...

Володьке даже захотелось зааплодировать, но сдержался.

— Так, народ, чего хотим? Кого ждём?

Стоящие в первых рядах сразу задвигались, загомонили вразнобой:

— Работать хотим! Есть хотим!

Правда, тут же через них протолкался довольно представительный на вид средних лет мастеровой, и сразу же взял в карьер:

— Я от профсоюза...

— Молчать.

Спокойно и негромко, зато весомо, произнёс Звонарёв. Люди вновь замерли, а он, ещё более спокойным голосом произнёс:

— Согласно Высочайшему Манифесту Его Императорского Величества Аллии Второй, все профсоюзы, партии, собрания и прочие общественные организации отменяются на период действия военного положения и изгнания интервентов Океании из Русийской Империи. По окончании же военного положения будет собрано Учредительное собрание от всех сословий Русии в столице Империи, где рассмотрят новые положения общественного строя государства Русийского, в свете произошедших трагических событий.

Короткая пауза.

— Так что, уважаемый, вы — никто. И звать вас — никак. Будете упорствовать, требовать, настаивать — суд военного трибунала по законам военного времени. Конкретно — виселица.

— Но...

Под ледяным взглядом зелёных глаз профсоюз смешался и постарался затесаться вновь в толпе. Увы. Люди стали стеной, и деваться было некуда. Вовка усмехнулся:

— Значит, говорите, бывший...

Выделил это слово.

— Член профсоюза... Простите, какого?

— Железнодорожных рабочих.

— Ясно. И какова ваша специальность?

— Что, простите, господин офицер?

— Специальность ваша какая?

Чуть надавил лейтенант голосом. Тот потух:

— Видите ли, господин офицер, я — профсоюзный лидер...

Звонарёв махнул рукой, от чего профбосс окончательно потух:

— Я не спрашиваю, кто вы по должности. Я спрашиваю, какая у вас специальность железнодорожного рабочего? Шпалоукладчик, слесарь, осмотрщик вагонов, сцепщик? Машинист? Слесарь депо?

— Я... Я...

— Смазчик? Токарь? Кочегар, наконец?

— Да никто он, офицер! Всю жизнь бумажки с места на место перекладывал, да взносы с нас собирал...

— Значит, клерк?

Профбосс замотал головой в панике, затравленно озираясь по сторонам. Попытался опять спрятаться в толпе, но вновь вытолкнули обратно.

— Значит, так.

Снова негромко произнёс Владимир, и люди, было загомонившие, тут же затихли.

— Этого — в команду уборщиков. Выдать личную метлу, совок, фартук. Нарезать фронт работ. Вечером проверю лично. Справится — выдать положенную оплату. Нет? Повесить ко всем чертям.

— Есть!

Два солдата тут же подхватили окончательно сдувшегося профбосса под руки и отвели в сторону. Звонарёв с усмешкой обвёл взглядом окончательно затихший народ, затем сделал знак старшине:

— Пётр Иванович, списочек, будьте любезны? Тот, что вчера Ковалёв оставил.

Старшина тут же подал тоненькую пачку листов. Бегло пробежал глазами, затем убедился, что листки одинаковые, как и договаривались с нарядом, чтобы те отксерокопировали, поднял листы над головой, повысил голос:

— Сейчас на стене вокзала повесят эти листки. Говорю сразу — они одинаковые, так что можете читать любой. На них — списки мест, куда требуются рабочие с указанием адреса, где производится запись и распределение. Тихо! Стоять!

Рявкнул во всю глотку, когда толпа качнулась вперёд.

— Успеете ещё! Сейчас ещё одно объявление.

Дождался, когда люди вновь замерли, снова спокойным голосом заговорил:

— Вечером, как стемнеет, будет синематограф. Здесь. Вход бесплатный. Приглашаются все. На этом — всё.

Повернулся к старшине:

— Повесьте списки, и пусть пацаны...

Кивнул в сторону оборвышей, умудрившихся уже просочиться вперёд среди взрослых.

— Развесят по городу оставшиеся листы.

— Есть, товарищ лейтенант...

Отдал честь военнослужащий...

...Спустя полчаса люди, оживлённо обсуждая между собой прочитанное, начали, наконец, расходится по заявленным в объявлении местам. Требовались, как и ожидал Звонарёв, рабочие специальности: и перечисленные им в разговоре с бывшим профсоюзным лидером, и прочие — дворники, золотари, пожарники, извозчики, механики. Проще было перечислить тех, кто не нужен — судьи, клерки, приказчики, артисты. Для них работы пока не было. Хотя в будущем, возможно, и понадобятся.

— Товарищ лейтенант, вас командир вызывает.

— Куда?

Поднял голову от своих бумаг Владимир на вестового. Тот ответил:

— Сейчас посылаем разведгруппы. Приказано контролировать их действия по рации.

— Понял. Сделаем.

Сгрёб листки в пачку и направился к машине. Забравшись внутрь включил передатчик, и пока тот прогревался, устроился поудобнее. Спустя пару минут начал принимать позывные команд, подтверждая связь. Боец, стоящий на вершине купола вокзального здания возбуждённо замахал руками и заорал, свесившись вниз:

— Выехали, товарищ лейтенант!

— Понял!

Откликнулся офицер эхом. Впрочем, как понимал Владимир, сегодня разведгруппы далеко не пойдут, километров на двадцать округу прощупают, вернутся. А там отцы-командиры будут думу думать. От нечего делать затребовал себе чашку кофе, подивившись смене вкусов. Раньше только чай пил, а кофе равнодушен был, абсолютно. Предпочитал какао. Но поскольку земные запасы давно подошли к концу, то пришлось перейти на местное обеспечение. И если полный аналог, причём гораздо лучшего качества, чем земной, кофе удалось найти, то вот с чаем и какао такого не было. Ничего из произрастающего здесь похожего на земное найти не удалось. А вообще им, пришедшим сюда из другого мира, очень повезло, что можно было спокойно употреблять в пищу местную еду без каких либо последствий, плюс... Полная совместимость генокода. То есть браки с аборигенами оказались не стерильными, и в будущем их цивилизация не растворится среди местных, а сможет сохранится и набрать силу. Если, конечно, удастся восстановить нормальное образование по их, земному образцу, и дети воспримут обычаи Руси своими... В размышлениях время пролетело незаметно. Все группы в положенное время, каждые тридцать минут выходили на связь, докладывая о проделанном пути и находках, и вскоре, часа через два после начала пути начали поворачивать в обратную сторону. Как и ожидалось, вокруг города кроме немногих деревень и хуторов, зачастую заброшенных, никого не было. Одновременно Рублёв послал группу солдат на найденной дрезине, наскоро забронировав её при помощи мешков с землёй по железной дороге в сторону, с которой прибыли океанцы. Отряд из десяти бойцов с пулемётом и АГС на платформе прошёл почти тридцать километров по раздолбанным рельсам, но по пути попадались лишь сожжённые и разорённые разъезды с совершенно вышедшим из строя оборудованием пути. Взорванные, проржавевшие стрелки, изуродованные разъездные пути, на честном слове держащиеся мосты, наскоро подлатанные океанцами, прорывавшимися к Гарову. Словом, пока можно было особо не беспокоиться, что отряд новороссов застанут врасплох. Как говориться, со спущенными штанами. Но тем не менее, дозоры и охранение были выставлены на обеих шоссейных дорогах, идущих к городу, и на обеих въездных путях железной дороги. Соорудили блокпосты, пока из тех же мешков с песком и перекрытий из толстых брёвен, установили связь при помощи портативных раций. Дальности китайских машинок вполне хватало для этого. Заодно при помощи радиоуправляемых вертолётов, с которых делали аэрофотосъёмку, сняли карту окрестностей, подробнейшую и свежайшую, как говорится. Да и для всего остального она тоже подошла. В частности, прикинуть фронт работ на ближайшее время по приведению города в нормальное для жизни состояние. День пролетел в один миг, и после ужина, когда начало темнеть, к вокзалу вновь потянулся народ. Замотавшись с делами Владимир совершенно забыл о том, что сегодня будет первый в Гарове киносеанс, зато помнил Рублёв, пригнавший на площадь кинопередвижку. Пока киномеханик колдовал со своей аппаратурой, благо, древние кинопередвижки на базе грузового автомобиля с кинопроектором и прочим сменили куда более удобные в пользовании и меньшие по габаритам электронные установки, быстро натянули большой, шесть на четыре метра экран на специальных стойках. Из депо привезли свежеизготовленные для такого случая скамейки для зрителей, расставили их рядами. Подключили и поставили мощные акустические колонки. Жители города постепенно подтягивались. Пока немного, но, как говорится, лиха беда начало. Да и ничего подобного земному кинематографу в Русии, как и вообще на этой планете, не было. Театр заменял всё. Так что сегодня обитателей города ждал культурный шок. Взглянув на часы, Владимир дал сигнал к началу. Погасли прожектора, подсвечивающие площадку, и спустя миг из динамиков колонок разнеслись звуки русийского гимна, а ещё спустя мгновение после первых нот вспыхнул белый квадрат изображения, и потрясённые до глубины души аборигены увидели императрицу. Послышались потрясённые выкрики, экзальтированные дамочки падали в обморок, мужчины со слезами на глазах вскакивали... Словом, нечто подобное Звонарёв и ожидал, спокойно глядя на потрясённых аборигенов, неспешно потягивая сигарету. Он видел эту агитационную ленту не один раз, так что сейчас занимался отслеживанием реакции зрителей, контролируя выражения лиц. Между тем экранная Аллия, посуровев, заговорила:

— Мои верноподданные! Граждане империи! Великие невзгоды выпали на нашу долю...

...Народ расходился за полночь, бурно обсуждая невиданное. То, что плату за показ не брали, тоже способствовало мгновенно ставшему популярном полевом кинотеатре. Молва о невиданном чуде облетела окрестности Гарова с быстротой молнии. И на каждом показе зрителей было всё больше и больше...

...Владимир писал очередной отчёт о зрительской реакции. Зачем? Так было нужно. Он очень внимательно следил за людьми, приходящими на сеансы. Как правило, при просмотре выступления Её Величества народ... Плакал. В большинстве. Скупую слезу смахивали опустившиеся, грязные бывшие чиновники и аристократы, словно на господа Бога застывали недвижимо мастеровые, женщины вытирали платочками покрасневшие глаза, а дети буквально молились на Аллию, особенно когда ту показывали в окружении дочерей. К тому же проявился неожиданный эффект, хотя в принципе прогнозируемый и ожидаемый: те, кто посещал сеансы, начинали вести себя по другому. Первым делом была приведена в порядок одежда. Исчезла грязь, появилась сияющая ваксой и дёгтем обувь, да и лица перестали пугать нечёсанными волосами и беспорядочными бородами и усами, свисающими лохмотьями. Народ начал словно оживать, чему способствовали и новорусы. Подтянутые, в новеньком чистом обмундировании, всегда вежливые солдаты, всегда готовые прийти на помощь в любой момент, быстро наведшие в городе порядок, чистоту и дисциплину среди обывателей заставляли тянуться за собой. Хотя бы внешне. Гаров менялся на глазах. Буквально в течение недели исчез мусор с улиц, начался ремонт зданий, заработали городской водопровод и канализация. Нуваррцы поддерживали жёсткий порядок в городе — одна из желающих поживиться окрестных банд, привлечённая слухами о том, что в городе появилось продовольствие, была безжалостно уничтожена до последнего человека. Кроме восстановления городского хозяйства пришельцы начали огромную, по местным, разумеется, меркам, стройку за городом. Пока ничего существенного, просто разравнивали и трамбовали большое поле. Подо что? Единственный среди них офицер, который знал русийский, лишь загадочно улыбался, а остальных было спрашивать бесполезно. Жители города вздохнули, наконец, с облегчением, за последний год с небольшим, минувший после смерти Императора. Что удивительно, после показательного разгрома океанцев, те больше не совались в Гаров по непонятным причинам. То ли не было сил, то ли исчезновение столь большого отряда не на шутку перепугало интервентов. Впрочем, никто не сомневался, что рано или поздно те снова попытаются взять город под контроль. Но огромные, невероятно мощные бронеходы нуваррцев внушали уважение всем, кто их видел. Да и сами бойцы тоже впечатляли — рослые, широкоплечие, увешанные смертоносным, никогда не виданным прежде оружием, одетые в пятнистую форму, скрадывающую их очертания на местности, с движениями настоящих хищников. Любой мало-мальски сведущий в военном деле только при одном взгляде на этих солдат понимал, что равным им среди русийцев или океанцев, впрочем, как и военных других держав, просто нет. Чего стоили только их тренировки, когда те по утрам, после пробежки в несколько вёрст длиной, занимались в сооружённом спортивном городке на диковинных снарядах, тренировались в рукопашном бое, крушили голыми руками и ногами кирпичи и доски, вызывая невольный страх и восхищение среди тех, кто наблюдал за этими показательными выступлениями. Единственным непонятным было только то самое поле. Впрочем, вскоре загадка прояснилась, поразив всех до глубины души. Одним прекрасным утром последнего месяца лета рассветную тишину взорвал непонятный гул. А потом на поле начали один за другим садиться летающие корабли. Заходя на посадку на огромной скорости, влекомые сверкающими в лучах прозрачными кругами, машины аккуратно касались ровной земли, некоторое время пробегали по плотно утрамбованному грунту, затем гасили скорость и ровными рядами выстраивались у кромки поля. Из прибывших кораблей, впрочем, больше похожих на птиц с застывшими навсегда крыльями, выгружались люди в различной форме, вытаскивали ящики с неизвестным содержимым, и все сразу принимались за свои дела. Военные быстро строились по подразделениям и уходили в город. Другие — тут же принимались монтировать нечто непонятное. На следующий день в Гаров прибыла колонна самоходных карет. Только вот на все известные русийцам самодвигатели их техника не походила. Она буквально дышала уверенностью и надёжностью, внушая уважение одним своим видом и мощью: грузовые платформы, переполненные грузами. Длинные цистерны вместимостью в сотни, если не тысячи бочек, массивные прицепы, на которых застыли недвижимо совсем уж запредельные монстры в защитной зелёной окраске с неимоверного калибра стволами орудий в массивных металлических башнях. Но самое главное — в городе наладилось снабжение. Совсем, как в прошлом, открылись магазины и лавки, правда, от нуваррцев, в которых можно было приобрести любые продукты, а иногда и вовсе неизвестные фрукты и овощи. Кроме того, чужаки при помощи своих машин почти мгновенно, по местным меркам, вспахали окружающие город поля, превратившиеся в пустоши, кроме тех, на которые нашлись владельцы, подтвердившие свои прав чудом сохранившимися у них документами на право владения. Но больше всех были поражены рабочие мастерских и депо. С самого начала рабочий день у них был очень жёстко ограничен восемью часами, что оказалось просто неслыханным. Даже при Императоре его длительность была произвольной, но не менее двенадцати часов. Кроме того, еженедельно полагалось два, а не один выходной. И начали пришельцы не с работы по восстановлению забытых в депо двух старых, изношенных до предела паровозов, а с восстановления самих цехов. Прежде всего, их вычистили до чуть ли не стерильного состояния, подготовив к реконструкции. Прорезали новые, огромные окна, укрепив стены дополнительной кладкой и перекрытиями. Затем, пока часть людей занималась покраской и установкой рам в оконные проёмы, остальные сняли все входящие в депо рельсы и заново подготовили основание под них, одновременно проложив целую кучу труб непонятного предназначения. Впрочем, вскоре выяснилось, для чего это делалось, когда в каждом цехе появились ватерклозеты, как в самых дорогих домах, и настоящее чудо — санитарные комнаты, в которых после работы можно было помыться горячей водой и домой идти уже чистому, в обычной одежде. Часть же труб, как объяснил офицер нуваррцев, будет отапливать цеха, когда наступит зима. Рабочие покрутили головами, поскольку подобное было из области сказок, и решили промолчать. Мол, языком молоть, мы все умеем... Тем временем, пока шли работы по реконструкции производства, приехавший с военными инженер обследовал застывшие, как казалось, навсегда паровозы и вынес свой вердикт — отремонтировать нельзя. Лучше на их базе построить заново. С чем слесари и прочие было совершенно согласны. Правда, насчёт постройки нового, засомневались. Починить — ещё ладно. А вот построить заново... В первую очередь нужна литейка. Металл. Станки. Допустим, кое-что есть в мастерских. Но всё разбито, устарело, проржавело... Но нуваррец не сдавался. Он пригнал один из прибывших с военными фургонов, прямо в мастерские, и когда рабочие до последнего винтика разобрали имеющееся в наличии оборудование, заставил их отчищать всё от ржавчины и готовить новые основания под будущие восстановленные станки. Долбили ямы, заливали их серой глиной пришельцев, становящейся после затвердения, словно камень. А инженер, учащийся русийскому языку буквально на глазах, в своём фургоне изготавливал пришедшие в негодность винты, болты, шестерни. Словом, древнее оборудование обретало новую жизнь. И даже самые недоверчивые чесали затылки, глядя на сверкающие новеньким металлом и свежей краской преобразившиеся, когда-то ржавые и почерневшие грубые станки, совсем не похожие на себя прежних. Ну и самое главное на тот момент, что нуваррцы платили за работу, а не просто загоняли людей отбывать повинность. По окончании рабочего дня каждый человек, отработавший от начала и до конца, получал аккуратную коробку из грубой толстой бумаги с непонятными обозначениями, в которой были три банки консервов по фунту каждая, одна с чистым мясом, и две с мясной кашей из непонятных, но очень вкусных и питательных круп. Несколько упаковок черных сухариков, пакетика черного настоя, который было нужно заваривать кипятком а также большого количества сахарного песка, уже давно забытой роскоши. После того, как снабжение наладилось, людям предложили на выбор — либо всё ещё продукты, либо деньгами, которыми теперь можно было легко отовариться в любой торговой точке чужаков. Либо пятьдесят на пятьдесят: день продукты, а день — деньги. Большинство перешли на последний порядок оплаты. Потому что в отличие от прежних, превратившихся в фантики денежных знаков, новые принимались в любом месте Гарова без возражений. Да и цены на товары и продукты напомнили золотое время правления Императора. Прослышав, что в городе появилась крепкая власть, потянулись на разведку и окрестные крестьяне. Вначале пешком, изо всех сил стараясь выглядеть горожанами. Впрочем, чужие военные никого не обижали, и позволяли спокойно разгуливать везде, кроме нескольких мест. Потом один отчаянный хуторянин привёз на продажу зерно. Нуваррцы поинтересовались, почему именно зерно, а не муку. Выяснилось, что мельницей в округе проблема. Единственная большая сгорела, и теперь на руках только примитивные крупорушки, которыми много не сделаешь. И всё. Уже приготовившемуся расстаться с товаром, и вполне возможно и с жизнью крестьянину пожелали удачной торговли и просто ушли, оставив того с открытым ртом. Правда, взяли плату за разрешение на торговлю. Но столько, что тот не смог вымолвить ни слова, узнав её величину: из десяти привезённых им мешков чужаки забрали всего лишь одно ведро, одну сороковую часть зерна, сообщив ему, что размер платы будет всегда именно таким. Ну а если сельчанин пожелает, то может платить деньгами. В обиде никто не будет. Удивительно, но продав, а главное — купив всё необходимое в городских магазинах, хуторянин спокойно уехал восвояси. Без всяких обид или. тем паче, грабежа или реквизиции... И в город потянулись торговцы, продающие мясо, птицу, зерно, крупы. В обиде не оставался никто. Уж гвозди, подковы, дёготь, шкворни. и прочие необходимые в любом хозяйстве промышленные товары, как обувь, одежду, инструмент, а так же соль и другие специи в Гарове приобрести проблем не составляло. К тому же в округе стало удивительно тихо, словно всех бандитов, прежде буквально наводнявших округу, повывели. Впрочем, так оно и было. Группы нуваррцев каждый день уходили из города на зачистку. Только вот свидетелей их "работы" не было. Все оценивали лишь результат, а тот был виден всё лучше с каждым днём...

Глава 6.

...Михаил Звонарёв, расположившись на удобном стуле в кухне собственного дома с удовольствием следил за тем, как его жена Аора хлопочет за плитой. Плавные движения, нескрываемое удовольствие от своего занятия, округлый, уже давно заметный животик, в котором зреет новая жизнь... Всё это наводило на раздумья, которые герцог Зван тщательно скрывал от всех, даже от родных и близких. И, надо отметить, что мысли, которые крутились в его голове, были глобальными, если можно так выразиться. К тому же, масштабными. Между тем молодая женщина поставила на стол последние тарелки с едой и устроилась рядом с мужем, которого любила до самозабвения. Когда-то, несколько месяцев назад в поисках спасения она пришла в дом нуваррца вместе с дочерью от первого супруга, высокопоставленного чиновника империи Русия. На что надеялась графиня — она не знала сама. Постылый супруг, не пренебрегавший рукоприкладством и откровенным насилием в постели, дочка, в результате этого потерявшая голос, впрочем, в пламени непрерывных бунтов и переворотов, в крови, залившей столицу, выхода у неё было два. Первый — так же пасть жертвой революционных масс, претерпев насилие и мучения. Второй — попытаться воздействовать на таинственного герцога, внушавшего страх своей загадочностью в поисках убежища для себя и своей дочери. Как оказалось, второй вариант оказался правильным. Вначале, конечно, она боялась. Если бы не старый слуга её отца, который смог разубедить молодую женщину в её страхах и вдохнуть решимость, то скорее всего Аора бы попыталась спастись сама и со стопроцентной вероятностью погибнуть. Но... Зван понравился ей с первого взгляда. Высокий, широкоплечий, с правильными чертами лица, на котором застыло ледяное спокойствие, под которым оказалось тёплое, а, главное, доброе сердце. Именно он смог заставить малышку Юницу, дочь Аоры, снова заговорить. Не страхом, не лечением, а участием и неподдельной теплотой отношений. Герцог отнёсся к совершенно чужой ему девочке, как к родной, окружив её заботой и участием. Это заставило молодую женщину ещё раз внимательно взглянуть на Звана. Но не предвзято, а собственными глазами. Умён, бесстрашен. Не злоупотребляет спиртным, как многие знакомые ей когда-то аристократы. За всё время он единственный раз позволил себе выпить, точнее, напиться. Именно тогда Аора рискнула в первый раз завлечь его в свою постель, чтобы вынудить нуваррца жениться на себе. Увы. Во хмелю мужчина не смог себя контролировать, и молодая женщина просто не выдержала его просто чудовищной физической силы, которой не ожидала от человека. Так что пришлось снова выжидать удобного момента. Графиня знала старинную истину — как человек относится к детям, так же точно он станет относиться и своей жене. Поэтому нужно было просто подождать, тем более, что женщина вдруг поняла, что прикосновения герцога будят в ней совершенно незнакомую ей самой женщину, жаждущую любви и ласки. Реакция на Звана поразила её саму, и в тот раз, когда это произошло, она даже отказалась от пищи, потому что боялась, что не выдержит и сама позовёт нуваррца в свою постель. Хвала Вышним силам, что в доме была ещё одна женщина, то ли пленница, то ли будущая любовница, но в любом случае её наличие вызывало у Аоры жгучую ревность... И вдруг события, до этого двигающиеся медленно и спокойно понеслись бешенным аллюром. Вторжение океанских интервентов, сбросивших все маски вынудило Звана и его друга эвакуироваться из столицы вместе с близкими. И Аора возблагодарила всех Богов за то, что нуваррец не бросил ни её, ни дочь на произвол судьбы. Лишь старый слуга отказался последовать в изгнание, решив умереть дома... Оставался последний шанс на то, чтобы исполнить свой план в отношении герцога, и молодая женщина решилась. Тогда, в первую их встречу, когда она только пришла с просьбой об убежище Зван высмеял её за неуклюжую попытку стать его любовницей. Но Аора отличалась умом и умела учиться на своих ошибках. И... Ей удалось. Не без потерь морального порядка, естественно. Словно последняя шлюха, она решилась обнажить перед ним своё тело полностью. И это сработало. Мужчина не смог устоять перед соблазном. Риск был огромен, но всё получилось. В постели же... Ей было страшно от того, насколько всё отличалось от всего, что Аора знала раньше. Вместе с тем раньше она даже не могла представить ничего подобного наслаждению, испытанному в его постели. Ласковый, нежный, но настойчивый... Куда труднее было после, сдерживать себя от того, чтобы молить о новой волшебной ночи. Но ещё хуже стало в пути, когда графиня обнаружила беременность... Она хотела признаться Михху, но боялась того, что тот презрительно вздёрнет бровь и бросит её. Решилась было, когда тот вместе с сыном и товарищами защищал их от преследующих караван беженцев океанцев, боясь, что тот погибнет, не узнав о будущем отцовстве, но не успела. И ничего не успев понять оказалась в его доме, в Нуварре, в волшебной стране, где все страхи развеялись, словно утренний туман под ярким солнцем. Так что теперь у неё был всё, о чём мечтает любая женщина. Любящий муж и отец их детям, уже имеющейся Юнице и будущем ребёнке, которым будет мальчик. Медики Нуварры легко определили пол будущего ребёнка. Впрочем, супруг и не сомневался в этом, объяснив это тем, что в его роду всегда рождались только они, а девочек Званы брали со стороны, обновляя кровь рода. Его забота, доброта, заставили Аору вновь полюбить жизнь и, конечно мужа. Впрочем, и Михх любил её искренне и верно, помогая привыкнуть к семейной жизни, принять новый обычаи и порядки, принятые в Нуварре. Но никогда молодая женщина не забывала благодарить вышние силы за встречу с ним. Вот и сейчас он, улыбаясь, сидит за столом вместе с ней, глядя на жену тем особенным, ласковым взглядом, от которого у неё тает сердце и на душе становится так хорошо...

...Наконец с едой было покончено. Михаил помог жене прибраться, помыть посуду, затем отправил её отдыхать. На восьмом месяце беременности той было уже нелегко, тем более, что Юница была вместе с подругами на пляже. За дочь он не боялся — она вместе с детьми Аллии, бывшей императрицы Русии, жене Серого, их главы, так что беспокоиться не надо. Да и кто причинит вред ребёнку на Новой Руси. Взглянул на сладко посапывающую на кровати жену, свернувшуюся калачиком. Беременность пошла ей на пользу. Аора похорошела, округлилась, а свободный сарафан беременной придавал ей особое очарование. Вздохнул про себя, потому что врач категорически запретил до родов все утехи и направился в кабинет. Ему нужно было уложить всё, до чего додумался, в стройную систему. Зашумел ноутбук, пальцы легли на клавиатуру...

...Не секрет, что общество, желающее развиваться дальше должно, даже обязано, иметь чётко поставленные задачи, которые нужно неуклонно выполнять. Первое — это цель, которой общество хочет достичь. Стать ли сильным и могучим государством, или превратиться в стадо потребителей, не желающее ничего, кроме удовлетворения своих потребностей до бесконечности любыми путями, даже за счёт тех, кто его окружает. Результатом будет всеобщая ненависть, зависть и непрерывные попытки уничтожения паразитов, которыми и станет общество потребления. К тому же надо учесть, что подобная идеология ведёт к застою в развитии во всех сферах: научной, технической, военной, космической и прочих. Потому что все силы подобного общества будут направлены, опять же, на удовлетворение запросов потребителей, что приведёт к абсолютной деградации. Пример подобного мы видели на Земле, где граждане нашего бывшего государства деградировали как физически, так и морально, и умственно, с ужасающей скоростью, менее чем за жизнь одного поколения. Они забыли и отбросили все заветы и устои, по которым воспитывались и росли их предки. За ненужностью. Атрофия совести, распущенность, унижение тех, кто слабее их физически или занимает более низкую социальную ступень, стало нормой и даже доблестью, бравадой. Вспомним начало Распада, когда наши дети мечтали чтобы стать уголовниками или продажными тварями, потому что идеология, пропагандируемая теми, кто захватил средства массовой информации, воспевала и превозносила именно тех, кто не достоин самой жизни, не говоря уж о вознесении на пьедестал примера. Поэтому идеология и является основанием любого государства, и к ней не должны подпускаться наши враги, как явные, так и тайные. Но и идеология не должна пускаться на самотёк, она обязан строжайшим образом контролироваться и ещё раз контролироваться, акцентируя свои усилия на воспитании достойных граждан. Но мы опять возвращаемся к истокам — каким мы хотим видеть свой государство в будущем. Ясно пока одно — никаких республик, буржуазных, демократических, социалистических или коммунистических. Никаких партий, ни либеральных, ни националистических, ни идеологических — это должно быть государством. Одна страна — один народ. Никаких диссидентов, инакомыслящих, протестующих. Сложно? Разумеется. Вместе с тем мы не должны равнять всех людей под одну гребёнку. Каким образом? И тут у меня есть только одно решение — Кланы. Да-да. Клановое или общинное устройство общества. Но основанное не на родстве, а на направленности Кланов или общин. Клан, отвечающий за определённую отрасль науки, техники, медицины. Клан, обеспечивающее наше общество продуктами, кланы, удовлетворяющие потребности граждан в технике, оружии, товарах народного потребления. Кланы, занимающиеся наукой и оружием, двигающие космическую отрасль, о которой нам не следует забывать. Перед нами стоит титаническая задача — из горстки беглецов, изгоев с Земли сделать могучее и сильнейшее государство не только этой планеты, но и, по возможности, Галактики, и может, даже, Вселенной. А для этого нужна идеология. Цель, понятная каждому гражданину Новой Руси, кем бы он ни был — выходцем с Земли или принятым из местных... И опять мы упираемся в одно — идею, понятную и ясную любому, близкой каждому гражданину государства. Проблема Новой Руси в том, что такой у нас на данный момент нет, хотя в самом начале она была. Сперва мы хотели выжить, дать себе, своим семьям и друзьям нормальную жизнь, избавиться от страха того, что в любой момент нас могут лишить всего: имущества, работы, самой жизни под надуманным предлогом, просто потому, что мы неудобные новой власти. Неудобные потому, что, несмотря на всю мощь властного пропагандистского аппарата, мы помнили истину и старались донести её до других. Осознавая это, а так же понимая то, что нас, помнящих, ещё слишком много, точнее, подавляющее большинство среди граждан государства, те, кто стояли у власти решили пойти самым простым и верным путём, имя которому — геноцид. Настоящее, без прикрас физическое уничтожение тех граждан государства, которые помнят времена Империи. И которые могут в любой момент уличить клеветников. Пусть в их руках мощь пропаганды, средства массовой информации, но ни в одной в стране мира обыкновенное слово никто не мог запретить. И слово жило, передаваясь в разговорах, не давая забыть истину, заставить людей считать себя ничтожествами и быдлом. Мы смогли не дать забыть подвиг наших предков, спасших саму Русь как государство в Великой Войне. Мы не забыли Первую Отечественную, не забыли и другие войны, которые вела наша страна. Мы помнили и передавали другим, что наша Родина никогда в своей истории не вела захватнических войн, только защищалась. Мы не позволяли власти вывернуть нашу историю, извратить жизнь предков, лгать их наймитам одним своим фактом существования. Именно поэтому нас решили уничтожить. И именно поэтому мы, в ком ещё осталась так ненужная власти совесть, были вынуждены уйти. Как? Это уже другой вопрос, где сила власти обернулась её слабостью. Дух наживы был использован против власть имущих, а поклонение золотому тельцу дало нам время чтобы собраться и покинуть Землю. Но, опять же, ушли те, в ком оставался дух, совесть и честь. Всё то, что ненужно и вредно для жизни в оставленном нами государстве. Хочу ли я, чтобы мои потомки жили в стране, подобной оставленной нами? Нет, нет, и ещё раз нет! Никогда и ни за что! Именно поэтому нам нужна идея, направление развития, и, конечно, система воспитания молодёжи, наших преемников, наших вновь принятых граждан из местных жителей. Единственным выходом из этого я вижу лишь одно — месть. Пусть она сжигает, уничтожает и разрушает всё на своём пути. Но пока лишь месть тем, из-за которого мы вынуждены были покинуть родной мир, тем, кто уничтожил Империю ради никчёмных, ничего не стоящих бумажек, кто предал страну, вскормившую и выучившую их. О воспитании я не говорю — этот момент был упущен не нами. Поэтому именно воспитание новых поколений должно быть второй приоритетной задачей нашего государства после выживания. Таким образом, идеология, идея, воспитание, память предков и наука вместе с развитием технического уровня страны должны быть краеугольными камнями нашего нового мира. Именно поэтому мы никогда не должны воспитывать из наших детей изнеженных и хлипких существ, которых с трудом можно назвать настоящими людьми в нашем понимании этого слова. И пусть мы прибегнем к суровым мерам, но это вынужденная необходимость. Иначе мы погибнем как этнос, размоемся из-за нашей малочисленности среди куда большего числа аборигенов и жителей других планет, куда мы имеем доступ благодаря транспортной системе Изначальных. Но так же известно, что неконтролируемое развитие приводит к беспределу в отношениях. Грубое, но наиболее точное выражение. Поэтому необходима аристократия в лучшем смысле этого слова. Аристократ в моём понимании — воин, защитник, отец, брат всем членам клана. Тот, на кого в любую минуту могут опереться, кто может помочь в любой ситуации, в любом положении. И самым первым постулатом клана должен быть один закон — своих не бросают. Нет, если член клана совершил преступление, не значит, что его надо выгораживать и защищать любыми путями. Вовсе нет. Если виновен, обязан ответить по закону. Закон суров, но это — закон. Второе — закон одинаков для всех, кроме аристократов. Для них он более жёсток, более строг чем для простых граждан. Хотя бы потому, что не даст аристократам скатиться до беззакония, до наплевательского отношения к простым гражданам. Аристократ Новой Руси должен всегда быть человеком, какой бы пост, какое бы положение в клане он не занимал. Кроме того, опять же на мой взгляд, должны быть введены такие древние постулаты, как право на поединок. Право на месть и право на кровную месть. Два последних, несмотря на схожесть по названию, тем не менее, разные вещи. Аристократу запрещено лгать, искажать истину, наносить вред членам своего клана и государства, если только по приказу вождя Клана или правителя Новой Руси. Правитель Новой Руси должен быть абсолютным монархом. Императором. А сама Новая Русь — Империей. Ибо уже ясно, что всякая демократия является преступлением против человечества. В этом мы могли убедиться на собственном опыте...Ещё одним положением, одним из постулатов идеологии новой Империи должно быть осознание того, что мы больше никогда не будем вмешиваться в дела других государств за пустые обещания и слова. Теперь если кто возжелает нашей помощи, то обязан предоставить твёрдые гарантии того, что Империя останется в прибыли. Звучит, конечно, не очень хорошо, но у меня нет ни малейшего желания повторять ошибки прежних правителей моей страны, когда за пустые обещания мы вливали в совершенно чужие, ненужные нам страны миллиарды и миллиарды, причём в ущерб собственным гражданам. И те средства, которые оказались выброшенными на ветер, могли пойти на улучшение жизни граждан нашей Родины. Ещё одним важнейшим постулатом должно быть следующее — любой, нанесший вред члену клана и гражданину империи, оскорбивший его или унизивший нашу стран, её символы, обязан быть уничтожен. Всем вокруг следует уяснить раз и навсегда одну непреложную истину: с нами можно торговать. С нами можно дружить. С нами можно обмениваться знаниями и опытом. Но! Никогда не следует нам угрожать, выдвигать требования, вводить против нас какие либо санкции, политические и экономические. Сделавший подобное автоматически переходит в список наших врагов и подлежит безусловному уничтожению. Как его близкие, родственники, друзья и знакомые. Последнее относится как к террористам, так и государствам и особенно к властителям подобных государств. И виновники должны быть уничтожены любым путём и любой ценой. Невзирая на последствия. Нет больше такого сочетания — необходимость. Есть право новоросса. Есть самая Новая Русь. И есть граждане Новой Руси, чья жизнь священна и неприкосновенна ни для кого, кроме Императора и Вождя Клана...

...Оторвался от клавиатуры, прислушался — нет. Аора сладко спит, ему показалось, и снова бросил пальцы на клавиши...

...Может, я излагаю свои мысли сумбурно и беспорядочно, но это то, чего бы мне хотелось в нашем новом государстве. Три древних принципа — не воруй, работай честно, не лги. Именно ложь должна быть искоренена раз и навсегда, особенно, в жизни новоруссов. Ещё — чтобы государство уважало простых людей, заботилось о них, и делало всё для того, чтобы его граждане знали: о них заботятся, их защищают и всегда спасут в случае непредвиденного. А если кто-нибудь попытается их обидеть — за спиной любого гражданина Новой Руси будет стоять мощнейшая и сильнейшая военная машина мира, которая без колебаний, не считаясь ни с какими жертвами среди врагов, всегда заступится за них. А теперь о моём клане, каким я его вижу. Первое — чем будет заниматься мой Клан? Здесь я вижу два направления — транспорт и оружие. Не секрет, что именно эти две отрасли наиболее динамичны, значимы и технологически развиты. Но сейчас мы всего лишь горстка беглецов из другого мира, и можем опираться лишь на то, что прихватили с собой. Конечно, уходили мы не с пустыми руками. У нас есть несколько заводов, различная техника, в том числе и та, что была обнаружена на кладбище кораблей, но вся она принадлежит государству, членом Высшего совета которого я являюсь. Должность, без сомнения, значимая, и то, что наш орган власти состоит из людей близких по духу, даже единомышленников, очень много значит для нашей Империи. Мы имеем сходные взгляды на наше будущее. Но это мы. Большинство же людей, прибывших с нами, к величайшему сожалению довольствуются тем, что сейчас находятся в безопасности, сыты и живут в райском климате. Им, большинству, всё-равно, что где-то льётся кровь, умирают дети, страдают простые граждане. Не всем, но многим, честно говоря, всё-равно. Такие вот и тянут нас к прошлому, которое не должно повторится. Нас же, тех, кто не хочет оставаться равнодушным к чужим страданиям, куда меньше, чем хотелось бы. Поэтому, повторюсь, создание кланов — единственная возможность создать нормальное государство. Точнее, такое, в каком бы хотел жить я и мои потомки. Надеяться могу лишь на себя, свою семью и своих детей. К сожалению, старший сын остался на Земле, не захотел пойти с нами. Да и не были мы с ним особо близки из-за многих обстоятельств. Дочь уже отрезанный ломоть, поскольку вышла замуж и у неё уже своя семья, свои дети. Но может я и ошибаюсь, и она предпочтёт стать членом клана. Единственная моя надежда — сын. Но поймёт ли он меня? Не испугается бросать всё, в том числе и своё положение как сына члена Совета, чтобы начать жизнь с чистого листа? Пока я гнили в нём не видел. Впрочем, вообще нужно с ним откровенно переговорить, чтобы думать, что делать дальше. Поддержит ли он меня? Или отвернётся? Кто знает. Впрочем, время скоро покажет, что будет дальше...

Сохранил файл в личной папке, упрятанной среди множества файлов, выключил питание, откинулся на спинку кресла, заложив руки за голову. За окном уже привычно жарко, самый полдень. Слышны детские голоса, смех, визг. Урча мотором проехал "стубеккер", гружёный брёвнами. Строимся, растём. Решаем вопрос с женским дефицитом. Что тревожит, так это рождаемость. Пока можно понять только одно — на десять мальчиков появляется только одна девочка. Странный перекос. То ли сработал генетический механизм, разбуженный новыми условиями жизни, то ли воздействие гигантской клубники. Хотя с другой стороны хорошо — приток свежей крови будет постоянно и вырождение нам не грозит. Впрочем, и, насколько можно понять, продолжительность жизни будет очень велика... Усмехнулся, вспомнив, как недавно родила девяностолетняя бабуля в одной из семьи, после клубники вновь став юной красавицей. Интересно, сколько проживёт он сам? И... Какой будет его семья через сто лет? Встал, подошёл к окну. Вдохнул чистейший, пахнущий ароматом деревьев и кустов воздух. Всё-таки тут хорошо. Даже... Слишком хорошо. Но становится таким же, как предшествующие им туземцы он не хочет. И не даст своей семье. Если почувствует, что что-то идёт не так — сразу уйдёт сам и утащит за собой своих. Хвала Богам, что только он знает, как можно пользоваться транспортной системой Изначальных. И раскрывать этот секрет раньше времени не собирается. Спешить некуда. Дел хватает тут. Их по горло. Русия, Гонведия, Прусия. Реками льётся человеческая кровь. Океанские интервенты устроили настоящий геноцид среди обитателей этих стран. А им, Новой Руси, не нужна разорённая, умирающая планета. Им нужен мир. Не в смысле завоевания, а состояния цивилизации. Стартовые условия будущей Империи — идеальные по всем меркам. У них, новорусов, техническое и научное превосходство, которое необходимо не просто сохранить, но и развить всеми силами и возможностями. И базироваться на этом превосходстве в будущем. Подленько по отношению к друзьям? Проходили на Земле. Чем закончилось? Развивали национальные окраины, в результате метрополия осталась ни с чем. Где это видано, чтобы именно в метрополии уровень жизни граждан государства был ниже, чем на окраинах? А ведь так и было... Нет, подобного нельзя допустить. Ни за что... Отошёл от окна, возвращаясь к ноутбуку, но запускать машину не стал — зашуршала ткань за стеной. В открытую дверь было видно, что Аора, наконец, начала просыпаться. Торопливо подошёл, подхватил на руки любимую женщину, чмокнул в щёчку. Молодая женщина счастливо зажмурилась, отвечая, потом вздохнула:

— Скорей бы уже...

И зарделась румянцем смущения...