главы 18 - 30

Глава восемнадцатая.

Белые шапки гор так и оставались на горизонте, за многие дни пути создавалась иллюзия, что они приближаются, но на самом деле были все так же далеки. Мы едем уже несколько часов без привала. Не перестаю удивляться тому, как ориентируются коты, двигаясь по пересеченной местности. Вожак ненадолго останавливается, вертит ушами, слушает лес, громко вдыхает воздух, широко раздувая ноздри, опускает голову и нюхает землю, траву и, сделав для себя выводы относительно нужного направления, двигается дальше.

Природа окружающая нас, стала меняться — широкая и спокойная река, вдоль которой мы двигались, сузилась. Иногда, из воды выпрыгивали приличного размера рыбины, и сверкнув на солнце крупной чешуей плюхались в теплую воду. Подножия невысоких гор отступили, долина расширилась и мы продолжили путь сквозь густые заросли. Не то, чтобы джунгли, но деревья вокруг цепляются огромными, роскошными зелеными кронами, с которых свисают толстенные вьюны... или лианы? Вожак часто обходил непролазный и плотный кустарник с красивыми и мелкими цветками, от которых распространялся приятный аромат. Я мысленно сформулировал вопрос и обратился с ним к вожаку, тот в ответ лишь фыркнул, передав мне эмоцию брезгливости и опасности одновременно.

Стали появляться топкие места, с островками поросшими камышом и низким стелющимся кустарником, что означало, что мы снова приближаемся к заболоченной местности. Пару раз мы спугивали с таких островков больших птиц с длинными шеями как у цапель, правда, они были больше похожи на птеродактилей — нет перьев и перепончатые крылья. Разной живности вокруг тоже хватало, я выхватывал из общего шума леса, реки и гуляющего в ветвях ветра, возню и шорохи местный обитателей — здесь и кроличье семейство, и бобры прудят небольшой ручей, и испуганная косуля, длинными прыжками устремилась в лес, почуяв крупного хищника. Места поистине сказочные и фантастические, рожденные пеплом и теплом, идущим из-под земли и которые в любой момент могут быть уничтожены извержением спящей кальдеры. Незаметно вышли на широкую тропу, которая вскоре превратилась в достаточно хоженую дорогу. А потом на этой дороге можно было разглядеть толстые доски, почерневшие от времени и превратившиеся в камень, подобно мостовой.

Мой взгляд скользнул почему-то явно рукотворному — над верхушками деревьев, примерно в километре... что же это напоминает? Точно! Словно перевернутая вверх дном сломленная корзина, только вместо соломы толстые жерди, вплетенные по кругу меж бревен-стоек. Это самая настоящая сторожевая вышка, и раз ее построили, то в этом была необходимость, вон и пара наблюдателей... Протяжно и громко протрубили в рог, что смахнуло с меня настроение созерцания и заставило собраться. Я положил руку на холку вожаку и он остановился, приятно все-таки, когда тебя понимают без слов. Следом подъехала Дарина...

— Боязно мне что-то, — сказала она и поправила перевязь на поясе.

— Не волнуйся, я не чувствую опасности. Что, поехали?

Дарина кивнула и вожак, повинуясь моему желанию, двинуться дальше по окаменевшим доскам, над которыми с двух сторон нависали кроны деревьев. Внутри этого 'тоннеля' было мало света, и оттого, что вечерние сумерки уже надвигались и от плотной растительности. Я посмотрел вниз и понял, что окаменелого настила не видно, более того не видно даже моих стоп. По тоннелю стелился густой туман. Так мы ехали еще некоторое время, внезапно туман рассеялся, стало светлее. От удивления я даже рот открыл, а Дарина восхищенно ахнула...

Перед нами было поселение. Заболоченная долина, десятки больших строений на сваях, уходящих в топкую землю, купольные крыши, деревянные настилы-дороги, столбы с зажженными факелами. Вдалеке видны пара проток, лодки и... остатки старых каменных стен, позеленевших от мха.

— Как красиво! — прервала наше немое удивление Дарина, — а где люди-то?

Действительно, в видимой близости не было видно жителей этого прекрасного городка, но я ощущал на себе взгляды тысяч глаз.

— Должно быть, местные жители опасаются наших друзей, — я погладил меж ушей вожака и добавил, — давай-ка спешимся.

'Не уходите далеко, и не надо нападать на тех, кто здесь живет' — попросил я вожака, на что тот утробно рыкнул, обошел меня, прижимаясь боком к моему плечу, а потом за три прыжка скрылся в лесу, другие коты последовали его примеру.

— Ну, пойдем знакомиться, — я взвалил на себя наши пожитки.

— Пошли, — согласно кивнула Дарина и закинула себе за спину ранец.

Эти гигантские купольные строения на сваях были от десятка до тридцати метров в диметре. Меж свай к настилам над болотом петляли лестницы, разной формы, ширины и крутизны, по ним начали спускаться люди, и словно ручьи, стекаясь в одну реку, они все направились навстречу нам, по широкому настилу центральной улицы, если ее можно так назвать.

— Их так много, — Дарина остановилась.

Я взял ее за руку, мы прошли еще немного и встали недалеко от ближайшего дома. Я только сейчас, разглядел, что мужчины, женщины и дети, каждый, что-то несет в руках — глиняный сосуд, плетеную корзинку или медное блюдо. Людской гомон затих, когда до нас оставалось несколько шагов, все остановились. Я сбросил на мостки свою ношу, и также как и тот человек в лесу, поднял руку, развернув ее ладонью к людям...

— Мир вашим домам и вашим детям, — громко сказал я, затем опустил руку, приложил ее к груди и коротко, практически 'по-японски' поклонился, то же самое сделала и Дарина.

— Бэли... Бэли... Бели... — сначала тихо начали произносить люди, потом, громче и больше, имя из пророчества подхватили все. На узких 'балкончиках' из досок, опоясывающих каждое строение, стали появляться еще люди, они, то же выкрикивали — Бэли. Я начал испытывать неловкость, из-за чрезмерного внимания к своей персоне, хотелось как-то это остановить, и слава Богам, вперед вышел совершенно седой старец в сопровождении того самого человека из леса. Он развернулся к ликующим и заставил их успокоиться и замолчать, воздев руки к небу. Затем, он уверенным шагом направился ко мне... Высокий, жилистый, лицо исчерчено глубокими морщинами. Серые одежды из рогожи, широкий пояс, на котором висит множество различных штуковин непонятного для меня предназначения, через плечо лямка бесформенной торбы, расшитой затейливым узором вперемешку с рисунками черепов... вероятно вождь или местный шаман, или кто тут у них за главного...

— Разреши моему народу утвердиться в верности пророчества? — старик, не моргая, смотрел на меня, буквально сверлил глазами.

— Разрешаю, но как...

Старик не дал мне договорить, он указал на мое плечо костлявым пальцем.

— Что у тебя там? Покажи моему народу...

Вот так и задумаешься... о Богах, судьбе и прочих вселенских силах, имеющими власть над человеком, силах, что способны швырять его из мира в мир, предварительно нанеся свои знаки и отметки на теле и в сознании того или иного индивида, сложив пазлы событий настоящего, прошлого и будущего в некое пророчество или легенду...

Я пожал плечами и вздохнул, уже покоряясь свой судьбе. Расстегнул жилет, рубаху и высвободив руку из рукава продемонстрировал армейскую татуировку — на фоне Андреевского флага 'улыбался' череп в берете.

— Он отмечен Черным Богом! — развернувшись к толпе, выкрикнул старик, снова воздел руки к небу и еще громче выкрикнул, — Бэли!

* * *

Северный тракт.

На пути к гарнизону у Чистого озера двигался небольшой отряд всадников. Ехали медленно, лошади устали, метель надула глубокие снежные переметы через дорогу. Воевода Тарин поднял ворот кафтана и натянул поглубже шапку. Он все никак не мог успокоиться и уже в который раз прокручивал в голове последний разговор с князем, и что еще сильнее выводило Тарина из себя, это происходило в присутствии Скади...

— ... поезжай Тарин, в гарнизонах много новобранцев, которые еще не сталкивались с дикими племенами из-за болот.

— Мой князь, но у Чистого озера находится наместник Стак и бывший председатель Суда Хранителей.

— У них своя задача, — сидя у большого камина, Скади отвлеклась от чтения старого свитка из архива библиотеки Хранителей.

— По мне, так охрана северных границ, это общая задача, — не глядя на императрицу ответил Тарин и к потрескиванию поленьев в огне, добавился хруст сжимаемых кулаков.

— Мой князь, наш воевода слишком много рассуждает, вместо того, чтобы выполнять приказы, — хмыкнула Скади и сделала вид, что погрузилась в изучение старого манускрипта.

— До вечера ты покинешь Городище, а через четыре дня я жду посыльного из гарнизона! — Талес ударил кулаком по подлокотнику кресла.

— Слушаюсь княже, — Тарин развернулся, направился к двери и в сердцах толкнул ее.

Было из-за чего свирепеть воеводе — с того момента как в дружину влились иноземные всадники, Тарин оказался не особо востребован. Князь перестал с ним советоваться, в старой крепости караул полностью был заменен на иноземцев, еще бы, эти облаченные в доспехи выродки, оказывается, могут видеть в темноте... Последнюю неделю Тарин лишь выезжал проверять разъезды и ратную школу в форту.

— Пррр, — Тарин натянул поводья и привстал в стременах, — гарнизон за тем лесом, езжайте без меня, а я сверну, заеду к старому другу на заимку, проверю, спокойно ли вокруг.

— Слушаюсь воевода, — молодой дружинник кивнул, и возглавив отряд повел его дальше.

— Как же так... — Тарин, потрясенный тем, во что превратилась заимка Ласа, стоял посреди пепелища.

Ветер намел сугробы на останки обгоревших бревен и укрыл их снегом, но запах гари был кругом. Воевода заметил на снегу вереницу следов и направился к каменному фундаменту того, что когда-то было домом для всего Рода. Из-под обгоревших досок выскочили три серых хищника и, оскалившись, окружили незваного гостя, помешавшего трапезе. Тарин обнажил клинок и сделал решительный выпад в сторону одного из волков, но серые ретировались и убежали по своим же следам в сторону леса, решив не связываться с человеком, а Тарин присел у образовавшейся в завале норы, заглянул в нее и тут же отпрянул, сделав шаг назад. Его лицо помрачнело застыло каменной злобой, а острие клинка в руке мелко задрожало.

— Стой где стоишь! — раздался голос позади.

Тарин медленно повернулся и увидел кое-как одетого парня, он стоял в десяти шагах, натянув тетиву охотничьего лука с длинной стрелой...

— Тарин! — парень крикнул так громко, что вороны сорвались с веток деревьев окружавших заимку.

Это был Гас, младший брат главы Рода. Он добежал до воеводы, но эмоции переполнили его, и он рухнул в ноги Тарину. Стоя на коленях в снегу, он тряс воеводу за край кафтана впав в истерику...

— За что Тарин? Чем провинился наш Род перед богами? Ни млада ни стара не пожалели!

Тарин опустился на колени рядом с Гасом, крепко обнял и прижал к себе, некогда здоровенного детину, а теперь сломленного горем, поседевшего и постаревшего на полжизни человека...

Через два часа Тарин отпаивал Гаса горячим вином в одной из палаток северного гарнизона. Согревшись, и немного отойдя душой, Гас стал рассказывать...

— ... я из многодворца возвращался, что по Кривой протоке вверх, трав там целебных для дочурки, кровинушки своей выменял. А как в нашу протоку перешел, слышу, Лас крикнул что-то, а потом сверкнуло и грохнуло, и еще, и еще. Налег на весло, высматриваю, да куда там — трава да кусты вон какие по берегу-то, — Гас провел ладонью над головой, отпил еще из кружки и утерев рукавом некогда черные как уголь, а теперь седые усы и бороду, продолжил, — сумерки уже были, но разглядел...

Тарин играя желваками на скулах молча слушал, смотрел на застеленное соломой дно палатки, кроме них внутри никого не было, только хруст шагов караульного за стеной из жердей и шкур. Гас отпил еще и придвинулся к Тарину.

— Это был Никитин, — понизив голос, продолжал он свой рассказ, — я видел, как он прыгнул в лодку, за ним гнались, Никитин в руках держал что-то и оно снова громом и огнем разразилось, а тот, что в доспехе был сразу и пал замертво! Потом опять гром, и другой пал... те, что гнались стали прятаться, а Никитин ушел протокой...

— А ты? — Тарин поднял глаза на Гаса.

— Осрамил я себя страхом и прощения мне не будет от предков, — Гас сник, замолчал, его перепачканное сажей лицо стало еще чернее и осунулось.

— Продолжай!

— Я не мог пошевелиться, глядя на то, как все горит... слышал, как они все кричат, но будто прирос к земле...

— А те люди, что напали на заимку?

— Уехали верхом, по лесной дороге... Кричали не долго, когда огонь стих, я не решался сначала, а потом подошел... Лас еще живой был, успел сказать, что эти наемники и иноземцы искали Никитина, Дарину и Чернаву. Когда брат испустил дух, я его тоже предал огню, лук вот нашел, собрал немногое и подался протокой к озеру. Там у устья протоки еще бой был, только убиенных наемников и нашел. Лесом пришел к дому Чернавы, а там...

— Что?

— Там те, кто на нашу заимку напал и еще больше наемников и всадники иноземные. Из сил я выбился, думал, отлежусь, а потом все стрелы, что в колчане есть и выпущу, да бой последний приму, искуплю позор свой. Не сдюжил, уснул... а проснулся оттого что у них там встревожилось все, бегали, кричали, в погоню отправились по озеру... Никитин уплыл к болотам, я слышал как тот, что в одеяниях Хранителя его имя выкрикивал. А из погони вернулись не все, испуганные, ругались... Думал, схоронюсь до утра, да пущу всем кровь, чуть ближе подобрался, а на меня иноземец из-за дерева и как увидел-то?

— Зрячи они во тьме, — вздохнул Тарин.

— Вот как значит, — удивился Гас, — я же два раза мечом его хватил, а тот отбил и как рубанет! Сук мою трусливую душу спас, иноземец размахнулся шибко да не глянул, что дерево рядом... он подмогу крикнул, а я побежал, что сил было... Старая охотничья сторожка, недалеко от нашей заимки есть, там и жил... каждый день приходил прощения просить у Рода. На тебя подумал — разорять пришел, а это ты...

Гас замолчал, вздохнул, опустил голову и снова тихо зарыдал.

— Ложись, выспись, — Тарин похлопал Гаса по плечу и подтолкнул к одному из топчанов покрытых соломой и шкурами, — чаянье на завтра оставим.

Глава девятнадцатая.

Северные границы княжества.

На следующий день, Тарин сам возглавил утренний разъезд. Воевода и Гас в сопровождении пятерых дружинников отправились лесной дорогой к Чистому озеру. Подъехали к распахнутым воротам заимки кузнеца Вараса, где встретили троих наемников, двое хозяйничали в доме, а один вроде как караулил, прохаживаясь у мостков, столбы которых сковал крепкий лед.

— Вы не заблудились? — крикнул Тарин и придержал лошадь, когда карауливший наемник увидел въехавших на двор всадников и свистнул.

Из дома вышли двое, заметно, что рубаки опытные, но стыда в глазах нет, да и вид разбойный.

— Надо чего? — тот, что был из них старшим, подбоченился стоя на крыльце.

— Не видишь, с кем говоришь? — один из дружинников спешился и многозначительно поправил перевязь, — тебя воевода княжеский спрашивает!

Наемники переглянулись, нагло ухмыляясь...

— Мы на службе у советника Корена!

— А кто позволил вам в чужом доме разорение чинить? — Тарин, тоже спешился.

— Так он умер, хозяин-то! — расплылся в нахальной улыбке наемник.

— Взять их! — скомандовал Тарин, решив не тратить время на бесполезные разговоры.

— Мы на слу... — не успел договорить старший из наемников, и был сбит с ног крыльцо.

В отряде Тарина не было плохих бойцов, и даже самые умелые наемники в подметки им не годились. Даже боя не случилось, всех троих связали по рукам, одной веревкой, конец которой привязали к седлу замыкающего дружинника и разъезд двинулся дальше — лесом, к заимке Чернавы.

— Дорога езжена, — кивнул на вытоптанную копытами широкую лесную тропу один из дружинников, что ехал рядом с Тарином.

— Вижу, должно быть, большой отряд проехал.

— Не маленький, — подал голос Гас, он ехал позади Воеводы.

— Окромя нашего гарнизона, не должно тут быть никого. Может наемники?

— Нет, это выродки иноземные, — Тарин остановил лошадь и чуть наклонился, разглядывая следы на снегу, — подковы, видишь, востры да угласты? Иноземных кузнецов работа.

— Верно, — согласился дружинник, — а чего им тут?

— Встретим — спросим.

Калитка в низкой оградке заимки Чернавы была выломана, во дворе две большие обозные телеги, три десятка лошадей в сооруженном на скорую руку загоне из жердей, большинство лошадей разседланы, броня аккуратно сложена рядом. Большая походная палатка, горит костер над которым висит большой чан с кипящей похлебкой и дюжина людей оружных. Встретить разъезд воеводы вышел советник Корен и Бэлк.

— Неплохо устроились, советник, — Тарин ловко соскочил с лошади.

— Не жалуемся, — улыбнулся Корен, — как границы? Все ли спокойно?

— Не перед тобой мне ответ держать, — Тарин подошел очень близко к Корену и взял его за пуговицу кафтана, — это твои люди?

— Да... а... а почему они связаны?

— Разбой чинили.

— Какой разбой?

— Такой же как и все вы тут! По какому праву находитесь на землях чужих?

— Ах, вот ты о чем! — Корен дернулся назад и пуговица осталась в руке Тарина, — Я преследую отступника и убивца!

— Преследуй, по что дома чужие разорять?

— Это, это... это дома сообщников!

— Да ладно! Я прекрасно знаю, чьи это дома, — Тарин опять шагнул к Корену, — ты опять за свое? Все уняться не можешь?

Белк попытался изобразить из себя телохранителя и видя как из дома вышел наместник Стак в сопровождении троих иноземцев, встал между Тарином и своим хозяином.

— Уйди! — Тарин влепил Бэлку кулаком в ухо с такой силой, что тот рухнул и закатил глаза, — Заимка вверх по протоке, ваших рук дело? Там тоже были сообщники?

— Это Никитин, бывший оружейник княжеский! Обезумел он! На гостей иноземных нападал, каменки да заимки разоряет!

— Неправда! — не сдержался Гас, — я видел все! Видел, как вы сожгли мой дом! Я знаю, что это вы убили моего брата Ласа!

Тарин заметил, как со стороны болот, по льду озера идет большой отряд иноземцев и наемников, затевать бой и рисковать жизнями дружинников, а тем более жизнью единственного свидетеля преступлений Корена и иноземцев было глупо, несмотря на клокочущую внутри злобу и желание перерезать глотку Корену.

— Что происходит здесь? — наместник Стак был без доспехов, лишь в кольчуге и кафтане, наброшенном на плечи.

— Вот, — Корен указал на Тарина, — воевода моих... эм... наших людей в разбое обвиняет, и нас с вами в придачу.

— Объяснитесь!

— Обязательно, в Городище, князю все и объясню, а пред вами мне ответа не держать! — Воевода вскочил на лошадь, развернулся и проезжая мимо замыкающего дружинника сказал ему, — отвяжи этих.

— Воевода! — Корен раскраснелся от гнева, — остановитесь!

Но княжеская дружина, оставив троих связанных наемников, уже направилась в сторону лесной дороги.

— Их нельзя отпускать, — прошипел Корен, а потом покосился на приходящего в себя Бэлка, сидящего на снегу, — вставай уже! Собирай людей, живо!

— Я так понимаю, советник, вы все-таки наследили и оставили свидетеля? — Стак недовольно скривился.

— Это поправимо! Дайте мне десяток всадников, мы нагоним их в лесу, а гибель воеводы... — Корен пожал плечами, — по северным границам зимой всегда опасно было, дикари из-за болот, они часто делают свои вылазки.

— Вам не достаточно своих людей?

— Это гарнизон воеводы, боюсь да, моих людей будет недостаточно... ну же, наместник, время дорого!

— Берите людей, — махнул рукой Стак и обратился к стоявшему рядом воину в доспехах, — поедешь с ним, присмотришь.

— Да господин!

Вернувшись в лагерь гарнизона, дружинники чуть было не загнали лошадей. Тарин приказал отменить выезд посыльного в Городище.

— Сам поеду, а ты останешься за меня, — бросив вьюк на сани, запряженные двумя резвыми кобылками, сказал воевода сотнику дружины, — мы с Гасом к князю...

— Может, снарядить разъезд, да проводить тебя?

— Нет, набеги из-за болот могут начаться в любой момент, лед крепкий на озере, а тут два каменка в одном дне пешего хода.

— Ну, будь так, только опасаюсь я Тарин, кабы не стали преследовать вас, — сотник помог Гасу закинуть в сани торбу с провиантом.

— А ты вместо того что бы со мной разъезд посылать, отправь отряд на перекресток трактов, на подмогу караулу у моста, бой не затевать, если погоня будет, время тяните, проверку учините, чего учить-то тебя сам сообразишь.

— А то!

— Вот, только, в бой не лезь, и себя и дружинников под гнев княжеский подведешь, не разумеешь что твориться?

— Разумею, — вздохнул сотник, — вся беда от иноземцев этих.

— И береги людей! — Тарин сел в сани и хлестнул вожжами лошадей.

Погоню Тарин заметил спустя час, хоть и ехали быстро, но скорее всего кто-то из наемников хорошо знал здешние места, прошли замерзшими протоками и нагнали.

— Похоже не удастся оторваться без боя, — Тарин, хлестнул лошадей, оглянулся и зло посмотрел на преследователей.

— Надо свернуть, тут каменок недалеко, за тем лесом как раз!

Их нагоняли. Тарин отчаянно хлестал лошадей, бранясь на них, дорога, хоть и была наезженной, но сани все равно подпрыгивали, перескакивая из одной снежной колеи в другую.

— Так не оторвемся, хватай вожжи! Доберешься до каменка, найми возницу, и через хартские земли езжай в Городище, расскажешь все князю, понял?

— Как же так, — перескочив вперед Гас принял из рук Тарина вожжи.

— Вот, — Тарин сунул за пазуху Гасу тугой кошель, сбросил с саней длинный сверток и соскочив сам крикнул вдогонку, — Скачи без остановок! Расскажи все князю!

Удовлетворенно кивнув тому, что став немного легче, сани поехали быстрее, Тарин подошел к свертку, рванул руками бечевку и развернул сукно...

— Ну вот, хоть умру не во стыду и позоре, — Тарин поднял три коротких копья и воткнул их древками в снег, скинул кафтан, рядом с правой ногой также утопил в снег колчан и сжал в руке лук.

С двух сторон зимней дороги ветер клонил высохшую степную траву, Тарин посмотрел, как сани скрылись за поворотом, затем на небо, глубоко вдохнул холодный воздух, его взгляд опустился на дорогу, по которой быстро приближались два десятка всадников... просвистела и справа, в снег, ткнулась стрела.

— Ну, я-то не промахнусь, — зло ухмыльнулся Тарин, прицелился и спустил тетиву, затем еще и еще, пока не опустел колчан.

Он намеренно стрелял в лошадей, что бы устроить свалку на дороге, но и всадникам досталось. Дюжина стрел достигли цели и количество конных преследователей сократилось на половину. Двое иноземных воинов, вырвались вперед, для них и их лошадей стрелы Тарина не были угрозой...

— А это вам, выродки! — Тарин сгреб копья, пробежал чуть вперед и метнул их одно за другим...

Одного из иноземцев вышибло из седла, второй же успел среагировать и заставил коня встать на дыбы, разгоряченное животное повиновалось и приняло грудью острие копья, аккурат меж кожаных ремней скрепляющих броню. Куда угодило третье копье Тарин уже не смотрел, он спокойно вернулся к лежащему не сукне боевому топору, поднял его и потянув из ножен меч сказал вслух:

— Хорошо, теперь мы на равных!

Крики и звон металла разносились по степи, Тарин уже был дважды ранен, но отчаянно продолжал бой, повергая в ужас иноземцев. Легенды о непобедимости императорских всадников рассыпались вместе с их боевым духом...

— Н-на! — сбив на землю прямым ударом ноги последнего живого иноземца, Тарин с благодарностью вспомнил Никитина и поблагодарив его за науку вогнал в кирасу противника боевой топор... который застрял.

— Этот последний, — с безумным лицом, шатаясь, Тарин повернулся к оставшимся четверым наемникам, нашел глазами и поднял свой меч, закашлялся, сплюнул на снег кровавую слюну и опустился на колено, — ну что, продолжим?

— Поймайте лошадей и за санями! А я добью этого! — выкрикнул Бэлк.

Услышав приказ, трое наемников поспешили к нескольким лошадям, что разбрелись по обеим сторонам дороги пока шел бой.

Вороны, что гнездились на в кронах соседнего с трактом леса, еще не решались спускаться и приступать к трапезе. С высоты птичьего полета, смертельным узором смотрелись застывшие тела на буром снегу, из лесу тянулась цепочкой стая серых хищников — ветер донес и до их чутких носов запах крови. Последнее, что видел смертельно раненый Бэлк это силуэт уезжающего верхом воеводу, этого бешенного княжеского пса... Сильные челюсти волков начали рвать его плоть, но Бэлку уже не было больно, перед глазами проплыли картинки — вот он молодой, сильный и смелый дружинник, потом наемник, потом грязный убийца, а потом тьма!

Советник Ицкан уже несколько дней сбивал ноги по коридорам и крутым лестницам старой крепости. Полным ходом шла подготовка не просто к свадьбе, а к невиданному доселе союзу, союзу Империи Каменных Башен и Трехречья. Кроме того что Боги станут свидетелями рождения великого Рода, есть и более простые выгоды: земли княжества будут под защитой императорской армии, империя получит плодородные луга и пастбища... неважно, что большая их часть находится в хартских землях! В очередной раз вбежав в свои покои Ицкан плюхнулся в глубокое кресло, обильно засыпанное дорогими мехами.

— Устал... — выдохнул он, и потянулся к высокому медному кувшину.

Утолив жажду чуть забродившим соком Белого дерева, Ицкан прикрыл глаза, нужно было собрать мысли в стройную линию, и выстроить их согласно нужде и важности. За дверью послышалась возня, скрипнули массивные петли...

— Что еще? — раздосадовано выкрикнул Ицкан и повернул голову, — Тарин?

Советник вскочил с кресла и поспешил к воеводе, который еле держался на ногах и не падал только оттого, что опирался на стену, по которой начал медленно сползать вниз.

— Как ты смог попасть сюда?

— Я знаю старую крепость лучше, чем крысы, живущие в ее подвале! Ицкан, мы всегда не особо жаловали друг друга, но ты единственный, кому я доверяю, — с трудом проговорил Тарин.

Грязный кафтан с чужого плеча, рукав и бок пропитаны кровью, лицо измождено, почернело и обветрено, глаза ввалились.

— А если войдет князь? — Ицкан помог Тарину пройти и лечь на свою кровать.

— А ты дверь-то затвори...

— Ты не представляешь, что с тобой будет... зачем ты все это натворил? Корен...

— Он здесь? — Тарин поднялся было на локте, но его лицо перекосилось от боли.

— Конечно здесь! Он снова председатель суда.

— Не верь ни единому его слову, — прохрипел Тарин.

— Я и не верю! Но ему верит императрица Скади, а князь сам понимаешь...

— Я понял, послушай... найди лекаря, который будет язык за зубами держать.

— У меня есть в посаде хижина, про нее никто не знает, но добраться до нее сам ты не сможешь, тебя же ищут все как отступника да клятву верности нарушившего... найду лекаря и перевезу тебя ночью туда. Отлежишься и уходи, Тарин, зря, зря ты вернулся.

— Клятвы княжеской я не нарушал, и не отступался от верности!

— А вот по-другому все выходит! Рассказать?

— Я догадываюсь...

— То-то же.

Ицкан прошел к двери и все же закрыл ее на засов, вернулся, сел на край кровати.

— Тут, третьего дня Корен двоих заговорщиков казнил на площади, кости ломали а потом обезглавили, — Ицкан наполнил кружку из кувшина и протянул Тарину, — да странное дело, языки вырваны да руки раздроблены у них были задолго до казни, и к плахе они своим ногами дойти не могли. Чего калечить-то раз все одно — голову с плеч?

— Звали как казненных?

Ицкан прошел к столу и стал копаться в свитках...

— Вот, еще не снесли в архив, где же... а! Самтар — сын скорняка Авина из посада, и Гас, сын...

— М-ммм, — Тарин зажмурился и сжал кулаки.

— Мой человек, что по харчевням да на базаре слухи собирает, рассказал, что трое дружинников выпивали да трепали языком. Подслушал он, про то, как один из казненных был в воротах старой крепости остановлен караулом императорским, спросили куда, зачем, а он давай кричать на все Городище, что видел как иноземцы заимки жгут, разоренья творят и еще про то, как воеводу убили.

— Глупый Гас...

— Так что, у Корена своя правда. Ох, чую прицепится он опять как клещ к власти княжеской — не вырвешь!

— Уже прицепился, но вырвать можно.

— Неровня я ему, — Ицкан нагнулся к Тарину, — сам боюсь его... с виду-то он как калач сметанный, а внутри — гниль да злоба одна. Ладно, времени нет совсем у меня, пойду... Постарайся не умереть до заката, а как стемнеет вывезем тебя в посад.

Спустя месяц Тарин покинул Городище с хартским обозом. Ожесточилось сердце его, почернел разум... Нет более воеводы Тарина, есть лишь отступник и предатель, изгнанный князем с позором. Письмо Тарина князю доставил Ицкан. Прочитав его, Талес был вне себя, и приказал перевернуть вверх дном посад и найти предателя, однако, Ицкан нашел слова и убедил князя что казнь того, кто когда-то привел его к власти, посеет много слухов и домыслов среди народа, и от старейшин Родов не будет одобрения.

— Пусть уходит! — Талес бросил в камин свиток письма, — но пусть забудет дорогу сюда, иначе не пощажу!

— Вы так великодушны мой кн... мой император, поправился Ицкан, — я найду того немого нищего в торговых рядах и передам ему ваш письменный ответ для Тарина. Изволите сами написать или...

— Много чести! Напишешь сам, — новоявленный император стоял перед отполированным до блеска серебряным зеркалом и разглядывал геральдическую цепь — подарок императрицы Скади.

Когда Корену донесли, что бывший воевода покинул Городище, то особо не расстроился. Конкурент из другого мира наверняка сгинул в болотах, у Тарина нет никаких свидетелей в подтверждение словам, так что можно приступить к рутинным и скучным, и в тоже время таким любимым обязанностям председателя Суда Хранителей.

Глава двадцатая.

В Шахаре время для меня словно остановилось, разве что засечки на балясине у маленького круглого окошка, что я делаю каждый вечер, напоминают мне о проведенных здесь уже четырех неделях. У нас с Дариной есть свой дом, точнее это небольшая, примерно в пятнадцать квадратных метров, комната в большом купольном сооружении на сваях. Вот вам и 'дикари с севера'! Эти люди, находятся на гораздо более высокой ступени развития этого мира. Пусть у них общинный строй, но это не помешало им построить самый настоящий водопровод и канализацию в своих 'ульях', перенаправить теплые потоки от земли так, что в домах тепло. Этот народ ткет ткани такого качества, которого в княжестве и не видели никогда, разве что у иноземцев видел что-то подобное. Здесь есть кузни, в которых делают отличные орудия труда и куют великолепные клинки. Женщины искусно украшают и вышивают одежды, пекут хлеб из муки какого-то растения по виду напоминающую кукурузу, а муку мелят на водяной мельнице. Мужчины ловят рыбу, занимаются охотой, строительством, выделкой шкур и, конечно же, постоянно упражняются в ратном деле и кстати многие женщины в этом тоже учувствуют. Дети, которых в каждой семье, по местным традициям, должно быть не менее трех, каждое утро посещают Храм Предков, где до обеда, шаманы учат их всему, что должен знать и уметь этот народ, в остальное время дети помогают в семьях и конечно же просто растут, играют и остаются детьми. Ну, обо всем по порядку...

После того, как стихло ликование в связи с появлением избранного, то есть того 'кто оседлал хозяина болот', то есть меня, нам с Дариной было настойчиво предложено жить в доме при Храме Предков, ну это чтобы соответствовать чему-то там, согласно пророчества. Вежливо отказался, потому, что был настолько потрясен увиденным, людьми, их бытом и устройством жизни, о чем я прямо и заявил вождю, что лучшим вариантом понять друг друга, было бы поселиться и жить вместе с ними. Кстати то, что со мной явилась верхом на коте и Дарина, несколько озадачило и шаманов и вождя, однако это весьма вдохновило местных женщин... С дороги мы очень устали, от нас разило 'кошатиной', я поинтересовался у вождя на счет местной гигиены и был в очередной раз удивлен — большой зал под ульем, три ряда деревянных бочек по метру в высоту и ширину, под каждой каменное основание, которое в свою очередь закрывает неспешный поток горячей булькающей жижи от гейзера. Вода подавалась по желобам, откуда-то сверху... вот и дикари-то! После нас отвели на третий, верхний уровень улья, где даровали чистые одежды и большой деревянный поднос с едой, а вождь сказал, что на рассвете он придет и ответ нас в Храм Предков.

Так спокойно и безопасно я никогда себя не чувствовал и обняв Дарину, засыпая, думал о том, что покидать этим людям такое волшебное место и ломать свой устроенный быт — чистое безумство.

Их было пятеро, пятеро сорванцов лет по десять, они влезли по внешней стене и теперь по очереди заглядывают в окошко, перешептываясь и комментируя увиденное. Я чуть приоткрыл веки и посмотрел на них сквозь ресницы, а потом они что-то засуетились и стали спускаться вниз — Нам пора, — дверь в комнату открылась и, в дверном проеме появился вождь, — жду вас у главной лестницы.

— Да, сейчас, — ответил я и сел.

Вождь молча кивнул и скрылся за дверью, а потрогал за плечо Дарину...

— Просыпайся, нам пора.

Было действительно еще очень рано, только забрезжил рассвет. Кроме пяти любопытных мальчишек, которые перепрыгивая по настилам улиц, увязались за нами, ранних пташек было немного, заметил несколько женщин, которые шли по окраине Шахара по направлению к колесу водяной мельницы у протоки с небольшой рукотворной плотиной.

Храмом Предков оказалось такое же купольное произведение деревянного зодчества, не более двадцати метров в диаметре. Дошли почти до края городка по деревянному настилу меж двух ульев, с обеих сторон настила было несколько горизонтальных рядов жердей, я еще подумал, что это что-то вроде перил, странные какие-то... Наконец, толстые и почерневшие от времени доски настила уперлись в большой и плоский камень, отполированный тысячами ног в течение многих веков, от него, трапецией, снова небольшой настил под навесом, вроде как крыльцо, в арке высокие и широкие деревянные двери окованные железом и на массивных железных петлях. Створки дверей украшены искусной резьбой — какой-то орнамент, фигурки людей, зверей... просто красиво, никакой связи с религией в этих изображениях я не нашел. Вождь остановился и шумно вздохнул. Я перестал глазеть вокруг и посмотрел на него, тот удовлетворенно кивнул, стянул подобие кожаных мокасин с наборной подошвой и положил их на то, что я принял за перила. Вот как, это подставка для обуви, ясно в Храм босиком значит... Мы с Дариной тоже разулись, кое как пристроили сапоги на жерди. Вслед за вождем ступил на камень... Ого! Да он градусов шестьдесят, ноги еле терпят, Дарина поморщилась, перетаптывается, прошли дальше. За дверями звук шагов, двери открылись.

— Приветствую тебя Бэли! — женщина лет пятидесяти стояла в дверях и улыбалась, никаких шаманских одеяний, бубнов, колец в носу. Разве что широкая тканая лента с золотой вышивкой опоясывает чело, в остальном она выглядела как и все остальные женщины Шахара.

— Приветствую тебя, — мы с Дариной ответили почти хором и поклонились.

— Идите за мной.

Вождь не пошел с нами, и как только мы вошли внутрь, закрыл за нами дверь снаружи. Мы долго шли по спирали узкого коридора, двоим только-только разойтись, иногда в стенах появлялись занавешенные плотной тканью низкие арки. Шли молча, я держал Дарину за руку, по мере приближения к центру, у меня появилось странное ощущение — казалось, я слышал какой-то шепот, но он не доносился откуда-то, он был у меня в голове, слова не удавалось различить... вдруг заболело сердце, появилась отдышка, накатила невыносимая тоска, еще чуть-чуть и случился бы приступ клаустрофобии в чистом виде. Я почувствовал, как Дарина сжала мою ладонь... 'Спасибо любимая' — подумал я, с благодарностью осознав, что она отвлекла меня накатывающей паники, которая неизвестно откуда взялась. Хорош мессия — истеричка припадочная! От ладони Дарины шло тепло, дышать стало легче, от сердца отлегло... Яркий свет! Зажмурился. Мы вошли в большой круглый зал, восходящее солнце светило так ярко, что стойки-опоры, от которых шли балки купола потолка, растворялись в свете, и казалось, что этот купол висит в воздухе. Постепенно привык к свету, в зале еще четыре человека: девочка лет пятнадцати, крепкого сложения парень, чуть моложе меня, мужчина и женщина обоим лет сорок, примерно. Одежды такие же простые — тканые рубахи, штаны и юбки в пол из тонкой кожи отличной выделки. Приятные, приветливые лица, ясные глаза, чистота... нет, так не бывает... слишком сильный контраст для этого мира, точнее для той части этого мира, который я успел узнать.

По идеально подогнанным и отциклеванным доскам пола откуда-то распространяется теплый поток воздуха, а вверху свежо, дышится легко, несмотря на присутствие запаха сероводорода, но так незначительно, практически перестал обращать на это внимание. Пока мы с Дариной не без удивления рассматривали зал, женщина, что нас привела, подошла к другим шаманам и они тихо о чем-то говорили. Дарина тихонько толкнула меня плечом и кивнула на одну из стен, при этом снова сильно сжав мою ладонь. Вот оно что! Похоже, что безжалостные дикари с севера это прикрытие, миф. У одной из стен были сложены и развешены одеяния из шкур, шлемы изготовленные из черепов хищников с зубами, клыками, когтями, рогами и прочим бивнями, я еще подумал, что это больше похоже на ритуальную атрибутику, хотя, мечи и топоры вполне боевые. Выходит, что набеги на северные границы Трехречья, тоже своего рода ритуал, хоть и кровавый. Моя мысль вскоре подтвердилась...

— Мы готовы познакомить вас с предками, готовы ли вы? — встретившая нас женщина, которая судя по всему была среди них главной снова подошла к нам.

'А у нас есть выбор?' — подумал я и спросил Дарину:

— Готова?

— Да, — немного растеряно ответила она.

— Подожди, — старшая внимательно посмотрела в глаза Дарине, медленно и мягко положила ладонь ей на живот, — нет, мы сможем провести обряд позже, если в этом еще будет нужда, а сейчас... сейчас, обряд убьет в тебе мать и ты не сможешь дать Бэли детей.

Дарина хлопала глазами, переваривая сказанное шаманкой, да и я рот открыл...

— У нас будет ребенок? — спросил я шаманку.

— Конечно будет, и не один, — широко улыбнулась та, — нет, сейчас твоя женщина не несет в себе дитя, но для обряда, придется выпить Слезы Предков и если женщина еще не дала миру дитя, то это опасно.

— Теперь понятно, — озадачено кивнул я, — а как вы...

— Это не сложно, — продолжала улыбаться шаманка, и обратилась к девочке, — Нигалла...

Та, будто поняв без слов просьбу старшей, подошла к Дарине, взяла е за руку и отвела к стене, где были низкие лавочки, низкий столик, на котором стоял глиняный кувшин и блюдо с какими-то фруктами, или овощами. Нигалла с Дариной присели там, а главная шаманка показала мне рукой на середину зала.

'Вечер, вернее утро перестает быть томным' — подумалось мне, когда я подошел к центру и увидел простую циновку, с двух сторон которой в пол были вручены массивные кольца, рядом лежали тонкие кожаные ремни...

— Это необходимо, ты можешь покалечить себя... или нас, пока Предки говорят с тобой... ложись.

Я прислушался к своим ощущениям, пытаясь уловить опасность или еще что неприятное, но нет, кругом пустота и такая тишина, аж воздух звенит. 'Ладно, хорош из себя институтку строить!' — подумал и решительно опустился на циновку, а старшая шаманка весьма озадачено посмотрела на меня, будто услышала, что я подумал, но не поняла смысла. Вот так, тут и думать громко нельзя!

Я не знаю, что мне дали выпить, по вкусу, так отвратного качества самогонка с какой-то горькой мякотью. Перехватило дыхание, жгло горло...

— Спокойно, — старшая шаманка положила мне руку на лоб и заставила принять горизонтальное положение, — дыши спокойно.

Лег, получилось сделать нормальный вдох, я почувствовал слабость, а так же то, что кто-то аккуратно но крепко распял меня ремнями... звуки отдалялись, я не мог поднять век, тепло сменилось прохладой, потом жар, снова холод и...

Тяжело осознавать себя ничем, нет, не так — НИЧЕМ. Ощущать себя песчинкой в океане, это лишь отдаленное сравнение, не видел себя, рук, ног, не чувствовал тела, но понимал что это Я. Понимал, что Я уже много раз был... в этом, этом и этом Мирах, что проносятся мимо меня размытыми картинками... Или это я несусь, в прошлом, в настоящем и будущем, одновременно, ничтожной песчинкой в океане миров. Вдруг картинки стали яснее, движение прекратилось, я будто находился в большой сфере на внутренней поверхности которой увидел... Красивая зеленая планета, океаны, материки, леса, реки, живописные города... Вот две женщины в белых одеждах у какого-то каменного изваяния произносят молитвы, рядом поле оно начинает вибрировать, почва проваливается немного образуя лунки, куда потом ветер нечет зерна, начинается дождь и он орошает поля, всходят колосья... Картинка сменилась, я увидел бой, две конницы в выжженной долине мчались навстречу друг другу, перекошенные в ярости лица всадников, дым, взрывы... Человек в богатых одеяниях, венец из тонкой золотой оправы, он умиротворенно смотрит на город с множеством купольных сооружений, очень красивый город, но на горизонте дым, лицо человека искажается скорбью, покрывается морщинами... темный сырой подвал, каменный стол с рисунками и рунами, трое, они вершат какой-то обряд. Снова планета, кругом бушуют ураганы, исполинские молнии разламывают острова на части и они уходят в океан, извержения вулканов, наводнения, разломы континентов, стихии сметают на своем пути все... грязные и серые тучи окутали планету, солнечный свет не достигает ее, вереница уставших, голодных и изможденных людей идут по глубокому снегу, вот они преодолели перевал и перед ними открылась долина наполненная гейзерами и теплыми источниками, у людей уже нет сил радоваться тому, что они спасены и не замерзнут за два года зимы, они просто спускаются вниз, и ложатся прямо на землю, чтобы согреться. Тучи вулканического пепла развеялись, на некогда прекрасной планете почти нет зелени, много пустынь, реки высохли, а где-то болота пожирают континенты...

Выжили немногие, а народ, который в ответе за катастрофу был заточен на образовавшейся кальдере, окруженной гиблыми лесами и болотами. Боги не терпят конкуренции и когда великий дар целого народа обращен на уничтожение народа другого, то горе всем!

Сфера испарилась, я ощутил свое тело, донесся запах чего-то сладкого и наверное вкусного... Очень захотелось пить, потом есть, я открыл глаза и очень удивился — солнечного света уже нет, по кругу зала горят лампадки и одна стоит около меня, шаманы у стены тихо разговаривают о чем-то. Дарина, увидев что я повернул голову подскочила и побежала было ко мне, но Нигалла перерезала ей дорогу и выставила руку:

— Еще немного подожди, — попросила девочка Дарину, — тебе нельзя близко подходить.

— Да я вроде буянить не собираюсь, — с трудом прохрипел я, — очень пить хочется и развяжите уже, ног не чувствую.

— Вот, — после того как меня развязали, старшая шаманка присела рядом и протянула мне ароматное горячее питье в стеклянной! пиале, — от этого станет лучше.

Похоже компот, горячий, вкусный, густой и очень сладкий. Шаманка поднесла лампадку к моему лицу, посмотрела в глаза и сказала:

— Теперь ты все знаешь.

— И что мне с этим делать?

— Ты Бэли, ты знаешь, что с этим делать.

Глава двадцать первая.

Вот уж пока не знаю, что делать с этой раздавившей меня как наковальня информацией, с этими 'экскурсом' в историю данного мира и конкретного народа, который я должен спасти...

Я лежал уже почти сутки, так велела Хошияр — старшая шаманка, сказала, что мне нужно в покое принять знания о Предках. Если выражаться языком приятелей из моего мира, лиц которых я даже вспомнить уже не могу, то 'колбасит меня нехило'. Ночь прошла как в бреду, флешбэками всплывали картинки апокалипсиса, причина которого, выражаясь сухим языком — 'использование уникальных знаний и магии в целях, идущих в разрез с эволюцией'. Дарину вождь увел в соседнюю комнату, где жила молодая вдова с четырьмя детьми, а со мной 'дежурил' тот молодой парень из шаманской братии, с длиннющим для этого мира именем — Пайгамбар, я и выговорил-то не с первого раза.

Ближе к вечеру отпустило, перестало бросать то в жар, то в холод, флешбэки прекратились и я усевшись на циновку спросил:

— Я бы прогулялся, да и вопросы у меня есть... составишь компанию?

— Ты говоришь иными словами, — Пайгамбар, сидя на низком табурете рядом с циновкой наполнил медную кружку из кувшина и протянул мне, — не могу понять корней твоей речи...

— Не трудись, — я благодарно кивнул принимая кружку и отпил все того же компота, очень сладкий но замечательно бодрит и восстанавливает силы.

Пайгамбар вопросительно посмотрел на меня.

— Я не из вашего мира, — решил я ничего не скрывать от людей, которые видят во мне надежду.

— Объясни.

— Если бы я мог... так что, пойдем, пройдемся по Шахару?

— Пошли, — озадаченно кивнул Пайгамбар и поднялся с табурета.

Я накинул на плечи кафтан, покопался в своих шмотках, сложенных у стены и достал тощий кисет с трубкой и огниво.

Было уже заполночь, Шахар спал. Мы прошли из комнаты на общий внутренний балкон улья, и направились к ближайшей лестнице, у которой тускло горела лампадка. Выйдя на центральную улицу, мы медленно направились в сторону сторожевой башни. Ночной Шахар выглядел сказочно, казалось сейчас вот-вот навстречу выскочит какая-нибудь фея или эльф... Но у перекрестка деревянных настилов, из стелящегося по болоту тумана, вышли двое здоровенных парней, кожаные доспехи поверх которых были накинуты стеганные плащи, ночью все же прохладно... короткие мечи, у каждого за спиной колчан с луком и очень длинными стрелами, в рука лампадки с серебряным отражателем — ночной патруль. Патрульные остановились, кивнули нам, и пошли дальше. Никаких уже расшаркиваний, никто не пал ниц с возгласом Бэли, ну и слава богу...

Медленно ступая по настилу улицы, я не уставал поражаться загадочности Шахара, практичности, с которой был построен этот город. Желто-оранжевые пятна лампад в тумане вдоль улиц, тепло поднимающееся от заболоченной и местами булькающей почвы, почерневшие доски настилов паутиной разбегаются по всей площади кальдеры, силуэты ульев — больших купольных 'общаг', в каждом из которых проживает от четырехсот до семисот человек. Чатрак — так они зазывают свои дома, в которых есть водопровод, канализация и отопление, не в той форме, в которой я привык это понимать, но все системы выполняют свою функцию, обеспечивая вполне комфортный быт.

— Что значит не из нашего мира? — прервал мою созерцательную ночную прогулку Пайгамбар.

— Год назад, я пришел в себя на болотах, неделей пути южнее... как это случилось, чьей волей — не спрашивай, это просто произошло. Мой мир... в нем то, как живет мир этот, то же было, несколько сотен лет назад... Миры разные, но люди, живущие в нем, не особо отличаются.

— А! Теперь я понял... такое происходит, когда Боги связывают миры.

Вот тут уже я остановился и посмотрел на Пайгамбара.

— Как?

— Предки знали как, мы лишь знаем, что такое происходит.

— Какие же мы... как котята, — я продолжил движение, — с другой стороны, многие знания — многие беды...

— Верно, — кивнул мой шаманский провожатый, — пороки, зависть, жадность... чтобы изжить все это и снова открыть разум знаниям, нужна чистота помыслов, духа и... прощение богами.

— А до этого далеко, — похлопал я Пайгамбара по плечу и кивнул на длинное бревно, верхняя часть которого была стесана и имела единственное предназначение, — давай-ка присядем.

— Теперь я спрошу у тебя кое-что, — присев на бревно и набивая трубку, сказал я.

— Спрашивай, — Пайгамбар улыбнулся и сел рядом.

— Ничего что я вот так прямо? — я выдохнул вверх терпкий дым, и от первой же затяжки по венам побежали 'колючки', — твой народ превосходит в развитии народ Трехречья, Харты преуспели лишь в обработке металла и успешно работают на земле, почему вы ждали мужика, который приедет на диком звере? Что вам мешало занять северные земли княжества и жить себе? А земли у Желтого озера, там даже армии нет, так, ополчение да наемники... И в конце — концов, зачем вообще отсюда уходить?

Пайгамбар улыбнулся и посмотрел на меня как на малохольного, помолчал немного и ответил:

— Боги простили наш народ, но лишили знаний и древней магии, а также назначили сроки избавления от наказания, указали на пришельца, который поможет нам... отец моего отца рассказывал, что его отец учувствовал в походе освобождения. Видишь эти каменные стены?

— Да, обратил внимание.

— Это останки первого Шахара... с ними погрузился в болото и старый Храм Предков, на серых камнях которого было начертано пророчество о Бэли. Потом, это пророчество передавалось от шамана к шаману, из поколения в поколение... Много лет назад земля вскипела и задрожала, чатраки рушились и погружались в болото, те, кто выжил решили покинуть Шахар не дожидаясь Бэли, почти все шаманы были убиты и мой народ, ведомый вождем обезумевшим от горя, отправился на север... Занять северные границы княжества было просто, было мало людей что их охраняло. Но мой народ не нал как жить в тех землях, в холоде и без запасов, у них не было лошадей, дозоры, что стояли вокруг нанятых земель, замерзали... Князь Трехречья собрал большую армию и была битва... Безумный вождь, к тому времени успел построить цитадель, но княжеская армия была многочисленна и сильна, цитадель окружили и взяли в осаду. Предки долго сражались, у них был узкий выход к болотам, по которым из Шахара приходила помощь, еда и вода. Но наступила весна, лед растаял, а спустя месяц цитадель пала. Мой народ снова отстроил Шахар и повиновался заветам Предков. Теперь набеги на северные границы княжества, это лишь ритуал посвящения в воины, всех тех, кто отпраздновал свою восемнадцатую осень. Выживают не все, но воины рождаются в бою, а не в ратных поединках с деревянными мечами.

— Ты сказал о сроках...

— В пророчестве сказано — 'от прихода Бэли только одно лето, затем, Шахар превратится в кипящий котел'

— Да уж, — я поскреб бороду, — получается, до лета вы должны покинуть Шахар.

— Ты поведешь нас.

— Ну да, под стоящие на границах гарнизоны, под кавалерию, закованную в броню и под хартских лучников и копейщиков... одной пехотой?

— Не понял.

— У вас только пешие воины?

— Если удается в набегах взять лошадей, мы их приводим сюда, но приносим в жертву Хозяину болот. Здесь нет пастбищ и лугов, негде держать и нечем кормить лошадей... да, у нас только пешие воины, но они могут долго и далеко передвигаться бегом.

— По колено в снегу?

— Нет, конечно нет.

— Ну да, а кто сказал что будет легко, — это я сказал больше сам себе вытряхивая трубку, постучав по подошве сапога, — раз своим появлением я запустил процесс исхода, то надо думать... крепко думать... Хорошо хоть боги, сжалились и не запустили процесс исхода наступившей зимой. Сколько воинов у вас?

— Пятьдесят сотен, но есть еще женщины, прошедшие ритуал зимних набегов.

— Не густо... — у меня на голове даже волосы зашевелись от осознания того, чем закончится исход этого народа на юг.

— Я чувствую твой страх, но ты не должен бояться повести нас, и если это успокоит тебя, то я видел свой народ живущий вдоль проток на юге и по берегу большого озера.

— Где видел?

— Во сне, мне снятся сны о будущем.

— А сколько твоего народа погибло, перед тем, как расселиться по протокам, тебе во сне не показали?

— Только исход имеет значение, даже если спасутся немногие, то мой народ к этому готов, давно готов.

Со стороны гор ветер принес прохладный воздух и прогнал туман, начал срываться снег, который тут же таял, я поежился и предложил вернуться в улей, а разговор этот продолжить уже завтра и в присутствии вождя.

* * *

Юго-восточные границы княжества.

На постоялом дворе торгового каменка на границе княжества и хартских земель, было немноголюдно. Зима, торговые обозы не частое явление, но из-за того что протоки сковал лед, кроме торговцев, здесь останавливаются и путники. Они дожидаются, когда соберется вереница из нескольких саней, чтобы двигаться дальше, не опасаясь диких зверей в Красном лесу и разбойничьих шаек. Здесь же можно и воспользоваться услугами наемников для охраны, если позволяет кошелек. Харчевня при постоялом тоже, можно сказать пустовала, а одна шумная компания местных купцов и трое проезжих — не в счет. В лучшие времена тут не протолкнуться и две джины столов не пустуют.

— Иди, разбуди постояльца... спит и спит, — необъятных размеров хозяйка харчевни обратилась к скучающему у заледеневшего окошка служке, — слышишь? Скажи, что б ужинать шел, специально для него очаг растапливать не стану!

Конопатый, рыжеволосый мальчишка лет десяти, перестал ковырять пальцем наледь окошка и нехотя побрел к узкой лестнице, что уходила наверх, где упиралась в темный и длинный коридор, в котором даже лампадку не зажигали — двери в незанятых комнатах открыты и света достаточно.

— Эй, — мальчишка повернулся спиной к двери и стучал пяткой в тяжелую дверь, — хозяйка на ужин зовет, говорит, если не спустишься сейчас, то потом, мерзлое есть будешь! Слышишь? Эй!

В очередной раз пятка не долетела до цели, мальчишка потерял равновесие, но сильные руки придержали его за плечи.

— Спасибо, сейчас спущусь, — Тарин потрепал мальчишку по волосам, — что на ужин?

— А не знаю я... — ответил мальчишка, уже припрыгивая по коридору в сторону лестницы, — пахло мясом вроде...

Тяжело опустившись на кровать, Тарин пододвинул к себе тумбу, на которой стоял медный таз и кувшин с ледяной водой. Не решаясь приступить к умыванию, бывший воевода и изгнанник, медленно намотал портянки, натянул сапоги, поморщившись на отозвавшиеся болью заживающие раны. Наконец, взбодрившись после умывания, Тарин надел меховую безрукавку, и критически посмотрев на пояс, перевязь и колчан лежащие у кровати, ограничился лишь широким боевым ножом, ножны которого сунул за сапожище.

— Ты так все ноготки спустишь, нужного обоза ожидаючи, а задарма кормить не буду! — вместо пожелания доброго вечера сказала хозяйка Тарину, — Сегодня опять не было никого.

— Ноготков хватит, — Тарин бросил на стойку перед очагом две серебряные монеты, это за ужин и еще за завтрашний постой и завтрак.

— Без обеда?

— Завтрак сытней сготовь, спать буду, потом ужинать.

— Дело твое, иди, садись, сейчас подам... — хозяйка придавила ножом шкварчащее в сковородке мясо, которое разогревала уже не в первый раз.

Тарин присел за стол в углу харчевни, чтобы хорошо видеть всех, а также входящих.

Уже закончив ужин, и задумчиво пыхтя трубкой, Тарин услышал доносившиеся с конюшни звуки — прибыл какой-то обоз. Хозяйка засуетилась, подкинула в очаг поленьев и встала у него подбоченившись. Спустя некоторое время дверь в харчевню распахнулась, ветер задул внутрь холод и поземку, вошли семеро, раскрасневшиеся с мороза лица, одеты просто, но недешево, харты. Гости, поклонились богам, после чего поздоровались со всеми присутствующими и с хозяйкой лично.

— С ночлегом, или только поужинать?

— Вьюга разгулялась да мороз крепчает, переночуем, — ответил один из гостей, вероятно старший, снял шапку и кафтан, подбитый мехом.

Судя по разговорам хартов, которые присели через стол от Тарина, они ехали из городища домой, в большой каменок, в народе — Кузнечный, который когда-то был столицей хартов, да по сути ей и остался. Тарин терпеливо дождался когда вся компания поужинает, а потом подошел к ним и представился... представился так, как раньше:

— Наемный охранитель Тарин, не найдется ли у уважаемых купцов места в обозе? Оплаты за свои услуги не попрошу... уже вторая неделя пошла, как попутного обоза в Кузнечный ожидаю.

— Место есть, — повернулся к Тарину старший из хартов и внимательно осмотрел наемника, — и от охраны не откажемся... еще бы, сам воевода княжеский нас охранять будет.

— В изгнании я, и не воевода более.

— Знаю... ходят по посаду разговоры разные, а тебя я сразу узнал, ты приезжал к нам прошлым летом с заказом княжеским на ковку.

— Так что, охранителем до Кузнечного возьмете?

— Возьмем... двинь лавку, садись, выпей меда с нами.

* * *

Глава двадцать вторая.

Долина болот. Шахар.

— Сдюжил? — Дарина лежала рядом на циновке и смотрела на меня своими большими, бездонными глазами, я даже отражение своего лица в ее зрачке разглядел.

Она вернулась в комнату под утро и 'приняла вахту' у Пайгамбара, хотя, если быть честным, я слышал сквозь сон как она настойчиво его 'попросила'.

— Да, сдюжил, — я улыбнулся и поцеловал ее, — давай поедим, есть очень хочется.

— Испугалась я, до льда в руках... думала, не сдюжишь.

— А когда тетушка твоя, обряды вершила надо мной, не боялась?

— Так то тетушка, — Дарина села на циновку, свет утреннего яркого солнца из маленького окошка осветил ее лицо, и она смешно зажмурилась.

— Так значит, — я тихонько ущипнул ее за бедро и тут же получил тычок в живот, после чего скривился и 'бездыханно' замер, закатив глаза.

— Никитин! Брось баловать и вставай, коли есть хочешь.

Завтракали в компании вдовой соседки и ее замечательных детишек, все мальчишки, погодки от восьми до двенадцати лет. С трудом дождавшись, когда я разберусь с завтраком, детвора облепила меня, трогали волосы, дергали за усы и бороду и широко раскрыв глаза. разглядывали амулет из зуба болотного кота.

— Вот, терпи, — улыбалась Дарина, — они вчера то же самое со мной вытворяли.

Соседка, красивая светловолосая женщина, около тридцати, тоже внимательно рассматривала меня, конечно не так настойчиво как ее дети, но все же с интересом.

— Бэли, когда ты поведешь нас на юг? — вдруг спросил самый младший сын вдовы, бесцеремонно забравшись мне на колени.

Хорошее настроение, что было с утра, мгновенно улетучилось, я снова детально вспомнил ночной разговор с молодым шаманом, не подав вида и погладив мальца по голове, ответил:

— Как только все будут готовы.

— Мы готовы! — мальчишка соскочил с коленей и побежал по периметру комнаты, попутно схватив у скрученной циновки маленький деревянный меч и поскакал дальше, размахивая им над головой, братья понеслись за ним. Они все выкрикивали, — мы готовы! Мы готовы!

В дверь постучали и, дождавшись позволения хозяйки, отворили.

— Света в дом ваш, — в комнату прошел вождь в сопровождении Пайгамбара. Дети прекратили беготню и галдеж и учтиво поклонились гостям.

— Доброе утро, — ответил я и встал с низкого табурета.

— Пайгамбар сказал, что хочешь говорить со мной.

— Да, надо о многом поговорить.

В зале Храма Предков, кроме меня с Дариной, шаманов и вождя, присутствовали еще трое мужчин, среди которых был мой знакомец, то есть тот, с кем я встретился в роще у реки.

Пенар — опытный воин и наставник для всех в Шахаре, крепкий мужчина под пятьдесят лет, его русые волосы были заплетены в несколько кос назад, высокий лоб, правая бровь рассечена на две части глубоким шрамом, неоднократно сломанный нос, боец одним словом, взгляд цепкий, внимательный, оценивающий. Второй, внешне похожий на Пенара, но моложе лет на десять, был его родной брат Ленар. Он, как мне объяснили командующий всем оружным людом, после вождя естественно. Третьим был Кессар, следопыт, охотник и имеющий в подчинении два десятка таких же, как он 'лесных теней', то есть людей способных перемещаться по лесам и болотам быстро и бесшумно. Так же 'лесные тени' выполняли функции местных пограничников, то, что за несколько сотен лет границы Шахара были потревожены всего три раза, ничего не меняло и, четыре охотника-следопыта, уходили в пограничные рейды каждый день.

После того, как вождь обсудил какие-то текущие вопросы, связанные с бытом Шахара с шаманами и 'командирами боевых групп', он многозначительно посмотрел на Хошияр. Та встала, тронула Дарину за плечо, поднялась из-за стола и остальная, женская половина шаманского 'сообщества'.

— Идем Дарина, я покажу тебе что-то, пока мужчины говорят с Бэли, — Хошияр указала рукой на одну из трех арок из зала, что были занавешены плотной тканью с вышитым на ней ярким узором.

Я кивнул Дарине, иди мол... Разговор, похоже, надолго.

Вождь тоже поднялся и пошел к стене с ритуальным оружием и одеждами из шкур, из длинного деревянного ящика на полу, достал какой-то рулон и вернулся с ним к столу. Это был довольно старый пергамент, но хорошо сохранившийся, он был достаточно большого размера, примерно полтора на полтора метра, когда-то давно сшитый умелым мастером из нескольких кусков тонкой кожи. Когда вождь развернул пергамент, я очень сильно удивился. Это вам не подорожный лоскут, на котором все отмечено в виде 'плюс — минус трамвайная остановка', это была самая настоящая карта! На ней, весьма детально был изображен некий большой остров — пустыни на востоке, горные хребты на юге и западе, земли Трехречья, хартские земли и земли у Желтого озера, обширные болота на севере и гиблые земли, долина Шахара, снова горы и моря, омывающие изображенные земли с северо-востока. В других местах карта была недоделана, то есть все же не факт, что на ней изображен остров. Я привстал и навис над картой, внимательно изучая ее и пытаясь сопоставить с тем народным творчеством, что в разных вариациях продается в любом крупном каменке в виде вышивки на подорожных лоскутах.

— А что вот здесь? — показал я рукой к юго-западному, недоделанному краю карты.

— Неизвестно, — ответил Кессар, — начинал эту карту странствующий шаман, после неудавшегося позорного исхода Безумного вождя, а заканчивал дед моего деда.

— Ты уже знаешь, как поведешь нас? — Спросил Пенар с абсолютно таким же взглядом как сын вдовой соседки сегодня утром.

— Еще нет, — честно ответил я, — но подготовка к исходу начнется с сегодняшнего дня.

— Говори, — вождь, не моргая, смотрел на меня, странно, но не мог разглядеть в его взгляде каких-либо эмоций, и что-то почувствовать было сложно.

— Вы должны знать кое-что о событиях, что произошли в Трехречье и они очень сильно повлияют на исход и подготовку к нему. Одно знаю точно — ритуальных набегов этой зимой не будет.

Присутствующие ошарашено переглянулись, лишь Пайгамбар, чуть улыбнулся и одобрительно кивнул.

— Ты что-то видел? — спросил его вождь, заметив это.

— Я видел много воинов закованных в железо, они напали на каменок хартов ночью... им не нужен свет, тьма их помощник, они видят во тьме!

— Это так, — сказал я, и начал рассказывать об иноземных воинах все, что знаю сам, а также подробно о событиях, произошедших в княжестве.

Когда я замолчал, закончив рассказ, на несколько минут воцарилась тишина, присутствующие переваривали услышанное, а потом вождь посмотрел на меня и сказал:

— Вижу сомнения в твоих глазах, но тебе решать, как нам быть.

— Вместе решим, — ответил я, — для начала, отменить набеги на северные границы княжества, ни к чему губить молодых воинов в неравных схватках, есть время до лета и надо готовить их здесь. Я понимаю, тяжело ломать вековые устои и традиции, но это придется делать, кроме того, надо подготовиться к тому, что после исхода вам придется заново обустраивать быт. Там вы не сможете, как в этой теплой долине жить охотой, рыбалкой и собирательством, там придется сеять, пахать, заводить скот... рыба, что водится в озерах по северным границам, несъедобна, в лесах будет быстро выбита дичь, если заниматься только охотой. Там нет чистых ручьев, пить из проток нельзя, придется копать колодцы и на себе испытывать пригодность воды. Там суровая зима, это, простите, не ритуальная прогулка, придется жить в холоде несколько месяцев. Понимаете?

— Да, — вождь кивнул, пригладил седые волосы и крепко задумался, внимательно рассматривая карту, — но можно уйти южнее.

— Конечно, но для этого нужно пройти все княжество, а вот тут, — я указал пальцем на плато Желтого Камня, придется столкнуться с еще одной трудностью — икербы, жители гор, что спускаются в земли княжества не для ритуала, они просто приходят убивать и грабить немногочисленные крестьянские и ремесленные многодворцы. Да и земли там не такие плодородные, разве что камни самоцветные и руды медные.

Вождь снова задумался и шумно вздохнув встал и начал прохаживаться вокруг стола, то и дело заглядывая через плечи собравшихся на карту.

— И еще, непростым исход будет, крови прольется много.

— Потомки будут гордиться нами и благодарить нас, — встал за моей спиной вождь.

— Или проклинать! Зато, что этим исходом обрекли их на вечную войну.

— Но Бэли... Ты же должен знать... — Пенар почти взмолился.

— Пенар, я просто человек, который волей... неизвестно чьей волей, попал сюда, и которому целый народ доверил свое будущее, следуя пророчеству Предков. Есть время все взвесить и решить, мало но есть.

— Что же ты скажешь сейчас? — вождь снова занял свое место.

— На ближайшие три дня мне нужен помощник, а потом мы снова соберемся.

— Я помогу, — вызвался Пайгамбар, что меня вполне устраивало, парень немногим младше меня был очень умен, рассудителен и спокоен.

Когда мы вышли из храма и направились в сопровождении молодого шамана к себе, то я обратил внимание, как из маленьких окошек каждого чатрака, мимо которого мы проходили, на нас смотрели люди. Ощущение я вам скажу... да, не из приятных. Чувствуя каждый взгляд на себе, я одновременно слышал вопрос, подобный тому, что задал мне восьмилетний мальчишка 'Бэли, когда ты поведешь нас на юг?'. Да, я покорился судьбе и все обстоятельства последнего времени меня к этому буквально подталкивали, невзирая на жестокость, горе потерь и мои собственные планы на будущее. Спасти целый народ! Нет, сейчас я не готов, но я обязательно придумаю, хоть что-нибудь, чтобы облегчить хотя бы часть того, что предстоит им пережить.

Глава двадцать третья.

Городище.

Корен прохаживался взад и вперед в сумраке длинного и узкого коридора со сводчатыми стенами, около двери в покои императрицы. 'Чего они так долго' — подумал Корен, в очередной раз, проходя мимо двери и бросил короткий взгляд на двух дюжих охранителей из иноземцев, что стояли неподвижно по обе стороны глубокой арки, как каменные изваяния. 'Затевают что-то... без меня... это они зря, меня нельзя списывать со счетов' — Корен похлопал себя по правому боку и под туникой хрустом отозвался свиток донесения, что рано утром привез посыльный от наемников, что продолжают вести поиски на северных границах. Вот только платить им приходится из собственной казны...

Дверь отворилась и в коридор вышел наместник Стак.

— Зайдите, — сказал он и пригласил советника Корена.

Тот учтиво кивнул и прошел за дверь, где остановился и поклонившись сказал:

— Да хранит вас Большая Луна, моя императрица.

— Заходите, не стойте в дверях, — Скади указала острым подбородком на стул с высокой спинкой, рядом со своим креслом.

В покоях также находилась и леди-наставница, она, на мгновение отвлеклась от чтения толстенной, и должно быть интересной книги, бросила короткий взгляд на Корена, кивнула в знак приветствия и снова уткнулась в книгу, а на ее щеках вспыхнул румянец. Следом вошел наместник и хлопнул дверью, привлекая внимание Корена.

— Вы настаивали на приеме?

— Да наместник... Моя императрица, — присаживаясь на стул начал Корен, — осмелюсь сообщить вам результаты поиска...

— Вы все не уйметесь, — Скади нахмурила тонкие брови и строго посмотрела на советника, — нам слишком дорого обошлась ваша затея с этим пришельцем, который в результате сгинул в лесах за болотами, а мы лишились многих храбрых воинов!

— Тогда, тело не было найдено, — развел руками Корен, — и я взял на себя смелость, а также расходы и нанял опытных и не менее смелых наемников и свободных охотников, чтобы продолжить поиски.

— Интересно... и что же?

— Вот, — Корен достал свиток, бережно развернул его, пробежался глазами по тексту и протянул императрице.

— Читайте сами, — отказалась брать свиток Скади.

Корен успел выучить содержимое донесения практически наизусть, но все же развернув его начал 'Читать', то и дело, бросая взгляды на леди-наставницу.

— Мои люди сообщают, что углублялись в Гиблый лес на три дня пути, нашли несколько стоянок, следы двух человек, идут на север... есть еще следы — болотные коты, они похоже преследуют пришельца и его жену...

— Жену? — подняла бровь Скади, — вы мне говорили о сообщниках, а не о жене!

— Это дочь кузнеца Вараса, который покушался на ваших воинов, она тоже опасна.

— И сколько ей лет?

— Эм... немногим меньше вашего, моя императрица.

— Выходит, — Скади поднялась с кресла, наместник Стак тут же подтянулся и встряхнув Корена за шиворот заставил встать, — выходит, она его так сильно любит?

— Я не знаю, — Корен пожал плечами, — а это имеет какое-то значение?

— Нет, — Скади направилась к Камину и подставила ладони к огню, — просто не устаю удивляться дикости вашего народа и в тоже время поражаюсь его духу.

— Что есть, то есть, но не все дикари, моя императрица...

— Это поинтереснее ваших скучных книг, — пропустив мимо ушей последнюю фразу Корена, Скади обратилась к леди-наставнице, а та, лишь кивнула и продолжала краснеть.

— Осмелюсь предложить продолжить поиски...

— Нет! — Скади резко развернулась, — если вы желаете это делать, то продолжайте, ни княжеская казна, ни тем более моя, больше не станет возмещать ваши издержки! В данный момент есть более важные дела, которые требуют золота и внимания. И кстати... вы упоминали как-то, что вам ничего не стоит отыскать верных вам людей из бывших хранителей...

— Да, моя императрица, — решив 'не дразнить гусей' и убирая свиток под тунику, ответил Корен, — такие люди есть.

— Вот и займитесь делом! А не поиском тех, кто все дальше уходит на север и по чьим следами идут чудовища болот. Мне нужны надежные люди в княжестве, я слышала, многие Рода недовольны нашей с князем свадьбой, слышала, что кое-то из глав Родов ропщет на новые подати... Это так?

— Так, моя императрица, все верно, не все то слухи и пустая болтовня рыночных торговцев.

— Тогда займитесь делом! Мне нужны люди, которые будут сообщать мне о зачинщиках и непокорных.

— Слушаюсь, моя императрица, — пятясь к двери, ответил Корен.

— И обязательно отправьте надежных людей в хартские земли!

— Слушаюсь...

— Сколько лет длилась война между хартами и Трехречьем?

— Почти двадцать.

— Так вот, я и двух дней не потерплю! Не потерплю любого непослушания и бунта! Империи нужна еда и спокойствие!

Вечером того же дня Корен встретился с тремя странными людьми — один, почтенный старец, он был слеп и ему помогал передвигаться крепкого сложения парень, с виду охотник, он им впрочем и был. Третьим был наемник... Место для встречи было выбрано так, чтобы не привлекать внимания — старая харчевня у протоки в посаде.

— Мне рекомендовали тебя как хорошего следопыта, — Корен сидел напротив старика, который скрывая лицо глубоким капюшоном, выпускал из-под него дым, пыхтя трубкой с длинным мундштуком.

— Это так, — тихо ответил старик.

— Но позволь спросить, как ты... эм... но ты же слепой!

— Да, — старик откинул капюшон, демонстрируя татуировки на лице, которые когда-то оставил палач Суда Хранителей, — мне нужны глаза, для того что-бы видеть, вот ноги уже плохо слушаются.

Корен осмотрел поверх голов своих собеседников помещение харчевни, убедился, что никому до них нет дела и положил на доски стола тугой кошель.

— Это аванс за работу, отправитесь к северным границам, хотите, наймите на эти деньги еще людей... Там найдете заимку кузнеца Вараса, вас там будут ждать, назовете им мое имя.

— И кого искать в тех землях? — старик постучал трубкой о край лавки, вытряхивая пепел.

— Это бывший княжеский оружейник, отступник и убивец, его зовут Никитин, сразу предупреждаю, он опасен, обучен делу ратному и хитер... с ним жена его, совсем девчонка. Девчонка не нужна, нужен Никитин, живым нужен!

— Всяких ловили, — пробасил наемник и поправил перевязь, — даже в икербские горы ходили.

— Вот и хорошо, — Корен отодвинул от себя кошель в сторону наемника, но старик, безошибочно опустил на него руку.

— Ну, тогда отправляйтесь завтра же, на той заимке мой посыльный, через него и шлите мне весточку, если будет прок от вас... и запомните, он мне нужен живым.

* * *

Каменок Кузнечный.

Кутаясь от ветра, Тарин вглядывался в белую даль, уже начинало темнеть, но огни впереди все ближе и ближе.

— Успеешь еще поужинать горячим, — обратился к Тарину старший из обозников.

— Хорошо бы, — кивнул Тарин, — да, хотел спросить... Лунген еще содержит постоялый двор?

— А что станется с ним, — хмыкнул обозник, — содержит, еще конюшню добрую пристроил. К нему на постой встанешь?

— Да.

Обоз въезжал в каменок уже поздним вечером, вереница саней поехала дальше, а сани в которых ехал Тарин остановились у постоялого двора на широкой улице, освещенной часто стоящими корзинами-светильниками вдоль нее.

— Сколько? — Тарин достал тощий кошель.

— Забудь, — махнул рукой обозник, — когда-нибудь и ты мне поможешь.

— Храни тебя и твое ремесло Большая Луна, — ответил Тарин, подхватил ранец и баул и соскочил с саней.

Проводив взглядом сани, Тарин по утоптанной дорожке подошел к крыльцу и толкнул дверь. В харчевне было немноголюдно, пахло вкусной едой и табаком. Хозяин заведения, пожилой харт, мельком бросил взгляд на вошедшего и продолжил натирать полотенцем высокую медную кружку, но будто что-то вспомнил и поднял глаза...

— Не скажу, что ждал тебя, но надеялся, что ты посетишь старого друга, — расплылся в улыбке хозяин, — только вот комната твоя...

— Лунген! — Тарин бросил у пустого стола свою ношу, — рад видеть тебя! А комната... что, свободных нет?

— Для тебя найду...

Старые друзья обнялись и присели за стол.

— Есть хочу и спать, — улыбаясь, сказал Тарин, — и думаю, я тут надолго.

— Слышал я про твои эм...

— Не верь.

— Я и не верю, — Лунген положил ручищу на плечо Тарину, от чего тот немного скривился и зашипел, — ты ранен?

— Уже заживает... так что, накормишь?

— Конечно!

Вскоре, Лунген закрыл за последним посетителем тяжелую дверь харчевни, принес кувшин крепкого меда и миску тушеного мяса, и сам присел за стол к Тарину.

— А что, тот молодой и тощий наемник, что был в прошлый раз с тобой, не сдюжил напарником тебе?

— Сдюжил, еще как сдюжил... Столько всего случилось Лунген, что сразу и не рассказать.

— А я не тороплюсь, мой друг.

— Мне теперь тоже, торопиться некуда, но устал я с дороги. Скажу одно... мне бы место потише для жилья найти, бывшего воеводу многие в лицо узнают.

— Тебя нужно спрятать?

— Нет, не думаю...

— Что же тогда?

— Давай завтра продолжим? — Тарин отодвинул миску и поднял кружку.

— Как скажешь, — Лунген ударил своей кружкой по кружке Тарина и крикнул в сторону кухни, — Кина!

Из кухни вышла дочь хозяина постоялого двора, красивая и стройная хартская девушка, она узнала Тарина и кивнула в знак приветствия.

— Приготовь нашему гостю комнату, что при парной, а на утро и парную протопишь.

— Хорошо батюшка.

— Ну, давай еще по глотку, пока Кина комнату приготовит, — Лунген разлил по кружкам остатки из кувшина...

Глава двадцать четвертая.

Долина болот. Шахар.

— А там что? — спросил я своего спутника, указав на крайний к топям чатрак.

— Торговый чатрак, но не только, там и небольшие ремесленные мастерские есть.

— А вот там кузница? — догадался я и показал на ряд аккуратных сарайчиков меж свай чатрака, оттуда доносился многоголосый звон наковален и дымили печи.

— Верно, — кивнул Пайгамбар, — хочешь посмотреть?

— Очень интересно, хочу.

Пайгамбар с самого утра водит нас с Дариной по окраинам Шахара, что мы только не увидели, и целая можно сказать ткацкая мануфактура, и кожевенная мастерская, и бондарная... Этот народ настолько самодостаточен, что не будь необходимости покидать долину, думаю, лет через сто тут и до примитивных машин додумаются. А покидать этот рай среди гиблых болот и лесов придется, сегодня утром мы даже ощутили кое-какие предпосылки того, о чем говорилось в пророчестве — разбудил нас сильный толчок, затем, с жутким скрипом и треском стали ходить ходуном сваи и балки чатрака, но длилось это не более пяти секунд. Чуть позже, я учуял резкий запах сероводорода, он поднимался от потревоженных подземными толчками болот. Пайгамбар потом рассказал, что подобные напоминания предков стали происходить чаще, чем раньше.

— Зайдем? — спросил Пайгамбар, когда мы дошли по широкому настилу до сооружения похожего на арену.

— Здесь ратному делу учат? — догадался я.

— Верно, так что?

— Конечно, пойдем! — взяла меня за руку Дарина, — мне очень интересно.

Вот так, с местными женщинами вышивать крестиком она не захотела остаться, а науке ратной всегда рада... амазонка — одним словом.

Мы подошли к воротам в высокой стене из жердей, что образовывали круг диаметром около шестидесяти метров, шаман постучал. Послышались шаги, зазвенела цепь и одна створка распахнулась. Высокий, русоволосый парень с голубыми глазами в кожаных доспехах и с деревянным мечом в руке, поприветствовал нас коротким поклоном и молча указал взглядом на Пенара. Местный воевода 'учил' двух совсем молодых парней, гоняя их деревянным дрыном по огороженному жердями квадрату, парни вроде атаковали, но удары на них сыпались градом. Желающих познать ратную науку внутри было мало, я человек пятнадцать насчитал... не время наверное для занятий. Решили не отвлекать Пенара и присели на одну из длинных лавок, что были в несколько ярусов у стены арены.

— Тут, похоже, и состязания проходят? — поинтересовался я у шамана.

— Да, каждую осень, а затем, лучшие уходят к границам княжества.

— Понятно.

Несколько человек в стороне стреляли из длинных луков, по раскачивающимся на веревке мешкам, среди них были две девушки, что заинтересовало Дарину, она встала и пошла вдоль стены, чтобы поближе рассмотреть и оружие, и результаты стрельбы. Я же зацепился взглядом за четырех бойцов, что упражнялись в кулачном бою, лупили они друг друга от души, надо сказать. Техника боя интересная, мне даже показалось, что я нечто подобное уже видел — траектории ударов прямые, блоков нет, есть встречные удары с уклонением, есть парирование по касательной с уходом с линии атаки или захватом и как результат бросок. Да уж, впервые за все время пребывания в этом мире я увидел занятия по 'рукопашке'. Еще две пары молодых ребят упражнялись с деревянными мечами, техника тоже интересная — никаких лишних движений и 'финтов', все четко и по делу, в основном колющие удары на ближней дистанции. Теперь я начал понимать, как тяжело было княжеской дружине отбивать зимние ритуальные набеги, а еще те одежды из шкур да шлемы из черепов всяких животных... брррр, жуть одним словом. Обратил внимание на коллекцию оружия рядом на стене, мечи короткие, чем-то напоминающие римский гладиус, несколько видов боевых топоров, копий и дротиков. Подошел к стене и взял в руки меч, он был отличного качества ковки, центр тяжести смещен к рукояти с тяжелым навершием. Попробовал натянуть тетиву длинного лука — получилось без труда, рассмотрел повнимательнее, похоже, луки изготавливают из цельного куска какого-то дерева.

Закончив с учениками, Пенар подошел к нам.

— Рад тебя здесь видеть, — сказал он и присел рядом, — пораньше бы пришел, тут было на что посмотреть.

— То, что я вижу сейчас, меня тоже очень впечатляет.

Я поинтересовался у Пенара и на счет оружия, выяснилось, изготавливались луки из какой-то лианы, которую предварительно формировали в нужную форму, а затем на многие дни опускали в горячие источники на болотах. Небольшие треугольные щиты изготавливались из тонких реек той же лианы собранных в три разнонаправленных слоя по типу фанеры, весьма крепкая конструкция выходит. Доспехи напоминали японские, они были из полосок толстой кожи, также так же в несколько слоев.

— Скажи Пенар, когда можно сюда приходить, чтобы ратному делу учиться? И жена моя, вон, тоже заинтересовалась.

— Можем прямо сейчас начать, — улыбнулся Пенар.

В таких случаях говорят — 'никто за язык не тянул', так что вышло так, как вышло...

— Вот же неразумный, — Дарина прикладывала к огромной шишке у меня на голове компресс из трав, что приготовила вдовая соседка, — мало тебе мой батюшка шишек да синяков наставил?

— Я благодаря науке Вараса да Тарина, может, и жив до сих пор, — я зажмурился и зашипел.

— Пенар великий воин, — улыбаясь, сказал Пайгамбар, он остался с нами на ужин.

— Несомненно, — кивнул я и попытался улыбнуться, но разбитая губа не позволила.

Знакомство с местной ратной наукой для меня прошло 'экспресс методом' — сначала, я был просто избит, тем же деревянным дрыном. Потом в кулачном бою еле сдюжил, и напоследок, из десятка выпущенных стрел, лишь двумя угодил в цель... Пенар отнесся к этому философски, похлопав меня по плечу и сказав — 'Твое дело вести нас, наше дело пройти путь'. Но для себя я решил, что пока я здесь, в Шахаре, буду регулярно посещать местный 'додзё'.

Так и потекли дни и недели, иногда я даже забывал делать засечки на балясине у окна. Утром, после легкого завтрака, мы с Дариной отправлялись к Пенару, где с меня сходило семь потов к обеду, пока Дарина, изредка поглядывая на меня, методично выпускала по мишеням по сотне стрел.

Постепенно у меня в голове начал формироваться некий план исхода и соответствующие мероприятия по подготовке к нему, о чем я делился с вождем и шаманами. Например, бондари были озадачены изготовлением тары под воду и продуктовые запасы, которые в свою очередь уже начали собирать и готовить. Кузнецы упорно трудились над изготовлением орудий труда, которые могут пригодиться на новых землях... Работы в общем хватало всем, и было уже понятно каким образом покидать Шахар, однако, стратегии поведения по прибытию на место, не было еще толком никакой, особенно, не отпускала мысль о предстоящих схватках с тяжелой кавалерией иноземцев, да и не только...

— Простые люди, что живут по северным границам княжества... вы ведь этим своим ритуалом породили такую ненависть и страх, — сказал я сходу, когда мы с вождем и шаманами в очередной раз собрались в Храме, — про 'тьму и зло северных болот' даже песни поют.

— Да, — кивнула Дарина, она сидела рядом и держала меня за руку, — я же сама с батюшкой у озера жила, каждая зима в страхе, кабы не гарнизоны княжеские, и не знаю даже...

— Значит, они будут бояться нас, — ответил вождь.

— Первое время, может, и будут, — уже в который раз разглядывая карту, ответил я.

— И за это время мы успеем построить цитадель.

— Чтобы в постоянной осаде провести там остаток жизни? Этого вы хотите для своих детей и своего народа? — я отвлекся от карты и обвел взглядом присутствующих.

— Тогда, что скажешь ты, Бэли? Ты знаешь, что делать нам? — спросила Хошияр и протянула мне пиалу с их шаманским компотом, вкусная штука, только сладкая очень.

Я поблагодарил старшую шаманку, сделал несколько глотков и, утерев рукавом усы и бороду ответил:

— Есть кое-какие мысли, но для этого нужна разведка...

— Что? — почти в один голос спросили мои собеседники.

— Нужно выяснить обстановку в княжестве.

— Наши следопыты могут пройти к границам, но дальше им будет трудно, зимний лес не сможет укрыть их.

— Согласен и гарнизоны по границе... Тогда, пойду я.

— Мы не можем тебя отпустить, — безапелляционно возразил вождь, но Хошияр положила руку ему на плечо и сказала:

— Тогда кто пойдет? Только Бэли и сможет, а Пайгамбар в своих ближних снах не видел для него опасности.

— Людям не понравится то, что Бэли покинул нас, итак слишком много перемен.

— Я останусь! — сказала Дарина, — в княжестве ищут мужчину и женщину, если Никитин пойдет один, то не будут особо допытываться до него, а люди Шахара, зная что я осталась...

— Спасибо, у тебя смелый дух, — Хошияр улыбнулась Дарине, — так людям и вправду, будет спокойнее.

— Сколько времени тебе надо? — спросил вождь, он был явно недоволен этой моей идеей, но другого варианта не было.

— Думаю, за месяц обернусь.

— Почему так долго? — тут уже заволновалась Дарина.

— Нужно проехать по землям многих родов, послушать, о чем говорят люди, обязательно в хартские земли надо попасть, да и пусть не в Городище, но в посаде стоит побывать.

— Будь по-твоему, — вождь снял с пояса деревянные четки и перебирая их добавил, — через месяц настанет время весны.

— Да, и останется не так много времени.

На том и сошлись. Следующие дни я готовился к своему 'рейду'. Стоит также отметить, что за время подготовки к исходу произошло еще кое-что — я оседлал болотного кота. То есть в полном смысле этого слова. Проживая в Шахаре мы раз в неделю выходили с Дариной за границу поселения, где в лесу, на поляне с деревянными истуканами и большим жертвенным камнем, я сосредотачивался и настраивался 'на волну котов', интересное ощущение кстати, и они меня 'слышат' и я их. А потом мы совершали прогулки верхом по лесу вблизи долины, и мне в голову пришла мысль об изготовлении седла, так ведь гораздо удобнее будет и нам и котам. Отыскалось несколько сёдел от захваченных в ритуальных набегах лошадей, так что одно из них предстояло доработать, как и всю остальную трофейную упряжь. Местные шорники терпеливо помогали мне, но не без интереса, у них не особо тут есть возможность заниматься своим делом. Две недели я носился с прототипом седла в лес и обратно, примерял, закреплял, подтягивал, снова проверял, забирался в седло и выпадал из него, падал вместе с седлом... Вожак котов передавал мне свои эмоции недоумения, однако, покорно участвовал в процессе, за счет чего оптимальный вариант седла наконец-то нашелся. От первозданной формы седла почти ничего не осталось, как впрочем, и от упряжи, переделать пришлось практически все. Положение тела в седле напоминало посадку на мотоцикл, вместо стремян деревянные подставки под стопы, закрепленные на широких кожаных спусках по бокам зверя. На передней части седла была закреплена в виде узкого эллипса петля из тонкой лианы и перекинутой через голову кота — это позволяло им управлять. Был еще один вариант, некое подобие неполного намордника с поводьями, но его пришлось забраковать — мало того, что властного хищника это раздражало, так еще попросту было неудобно и наезднику опасно, мотнет головой зверюга и выдернет седока из седла. Позади седла было нечто вроде высокой спинки из нескольких ребер от скелета большой гиены и обвитые веревкой, за эту же спинку можно было крепить вьюки. На вальтрап пустил полу своего кафтана, а крепилось седло системой широких подпруг, и ремней. Оставалось только привыкнуть к езде верхом на коте, и мне и, собственно, самому коту. Еще неделю я вечерами катался на вожаке — осваивался. Для себя решил, что надо будет попробовать кого-то из местных посадить на кота, с его разрешения естественно, и тогда вопрос с 'кавалерией' будет решен.

Глава двадцать пятая.

— Собрался? — Дарина проснулась вместе со мной, еще до рассвета и теперь сидела за низким столиком и смотрела, как я заканчиваю сборы.

— Да, амазонка моя.

— Не плутай без надобности по дорогам княжества, что задумал то и делай и не вмешивайся в людские дела понапрасну.

— Хорошо, — я туго притянул к ранцу суконное одеяло.

— Присядь, — Дарина положила руку рядом с собой на циновку.

Мы поцеловались, без страсти и лишь для того, чтобы тепло поцелуя оставалось с каждым из нас на все время разлуки. Потом сидели обнявшись и молчали несколько минут, пока мой чуткий слух не уловил шаги.

— Пайгамбар уже идет, — погладил я Дарину по щеке, — ну... зачем? Это что еще за сырость? Вот чтобы не думала там себе всякое, будет тебе наказ.

Дарина утерла навернувшуюся слезу и, оживившись, спросила:

— Какой?

— С шорниками будь, проверяй то, что они делают. Пятьдесят седел надо, не меньше. А потом с Пайгамбаром займитесь лодками, их много надо.

— Сколько много?

— Хотя бы одна на три семьи. До озера и пешим строем выйдем, а потом... потом нужно будет всему люду перебираться быстро, за два-три раза, не дольше. А ну как заметит кто, и разъездным патрулям княжеским сообщит? Времени мало будет.

В дверь осторожно постучали, но напрасно, мало кто уже спал в чатраке, да и во всем Шахаре. Прав был вождь, зароптали люди, и только их вера в пророчество позволяла доверять всему, что решил делать Бэли.

— Не провожай, Даринушка, — я пристроил на свой широкий пояс меч и закинул на плечо ранец, — поспи, а потом и за дело принимайся, о плохом не думай.

Дарина подошла ко мне, быстро переставляя босые ноги по дереву пола, привстав на носки обняла меня, положив голову на грудь, а потом также быстро прошла к циновке, накрылась пестрым тканным одеялом и отвернувшись к стене сказала:

— Иди уже...

Пайгамбар, что так и стоял в дверях, подхватил с пола баул с притороченным к нему арбалетом, мы вышли на внутренний балкон чатрака и пошли к лестнице. В дверных проемах стояли фигуры людей, они смотрели на меня так, что внутри все переворачивалось...

— Бэли! — окрикнул меня самый младший сын вдовой соседки, весь ее 'детский сад' высыпал на внутренний балкон, а малой догнал меня и дернул за рукав.

Я остановился, развернулся и присел на корточки.

— Ты же вернешься, и укажешь нам путь?

— Конечно, я просто хочу проверить, что нас ждет на этом пути.

— Вот, — малой протянул мне маленькую, вырезанную когда-то давно из дерева птичку на витом шнурке.

— Это что? — я наклонил голову, позволив ребенку одеть амулет на меня.

— Это Бэли, маленькая птичка, что живет среди снегов в горах.

Мы шли с Пайгамбаром по широкому настилу центральной улицы Шахара, ко входу в поселение, меня немного потряхивало от всех этих сантиментов, разволновался — не люблю всякие прощания и расставания...

— Люди верят в тебя, и ждут твоего возвращения, — Пайгамбар остановился на границе настила и тропы уходящей к поляне жертвоприношения.

— Присмотри за Дариной, и за бондарями, надо много бочек.

— Будь спокоен.

— Ну, не прощаюсь, — хлопнул я по плечу молодого шамана, — дальше не ходи, звери уже там...

— Я тоже тебя жду, — сказал в ответ Пайгамбар, развернулся и пошел к Шахару.

Вся стая была в сборе, я чувствовал от них эмоцию некого возбуждения и радости что ли. Вожак лежал у жертвенного камня, рядом с которым я вчера оставил седло, остальные коты лежали меж деревянных истуканов и оживились при моем появлении.

— Что бродяги, готовы в дорогу? — я положил на землю свою ношу.

Вожак потянулся, прогнув спину и сел, утробно заурчав.

— Седлаемся? — я потрепал вожака за шерсть на груди.

Процедура крепления седла заняла некоторое время, затем закрепил баул, пока кот покорно лежал, ожидая, когда я наконец усядусь. Забравшись в седло, я поднял взгляд к небу, на котором Большая Луна, уже не такая яркая на рассвете, висела бледно-розовым, большим блюдом полнолуния, словно благословляя меня в путь.

— Ну, с богом, — сказал я вслух и чуть потянул на себя лиану-правило, заставляя кота подняться.

Пару раз ощутимо качнуло, все же, несмотря на всю грацию этих животных, амплитуда движений приличная.

— Тихо, тихо, не так резко, — погладил я кота, — ну что, вперед!

Я немного прижал голенями бока животного, и кот, понимая, что от него требуется, пошел на юг, постепенно ускоряя шаг. Три кота за несколько длинных прыжков вырвались вперед дозором, остальные разбрелись по периметру, примерно на полста метров. Я прислушался к своим ощущениям — спокойно, пока спокойно и это хорошо.

* * *

Кузнечный каменок. Хартские земли.

Скромных размеров посад по южной стороне каменка, где протекали две протоки, которые через десяток километров соединялись в одну, был своего рода местным гетто. Нет, ни о каких идеях нацизма среди хартов речи и быть не может, но тут, по большей части проживали те, кого в моем мире называют неудачниками. То есть несостоявшиеся купцы, опустившиеся до беспробудной пьянки ремесленники и прочий серый люд. Есть еще совсем немного зажиточных крестьян, которые держат большие угодья по окраинам каменка, но те обособленно держатся. На самой окраине посада, у протоки, рядом с дешевым постоялым двором притулился покосившийся домишко, в нем и нашел пристанище бывший воевода. Домишко принадлежал встретившейся с предками дальней родне Лунгена и уже давно пустовал, разве что кто-то на длительный постой попросится, так Лунген и сдавал развалюху за пару золотых ноготков в месяц.

Со двора, до Тарина, дремлющего после скромного ужина, донесся хруст снега под чьим-то тяжелым шагом. Быстро сунув босые ноги в сапоги, Тарин прошел к окошку, попутно прихватив со стены боевой топорик.

— Тарин, это я! — раздался низкий голос из-за двери.

— Заходи, — отворив старую, скрипучую, но еще крепкую деверь, сказал Тарин и присел на лавку.

— Мхом-то не оброс тут? — стряхивая снег с подола кафтана, спросил Лунген, потом прошел к столу и поставил на него большую плетеную корзину, от которой сразу распространился аппетитный аромат.

— А чего мне? Живу спокойно, есть время всякие разумения ровно сложить.

— И что, сложил?

— Сложил... Ты скажи лучше, узнал чего за людей лихих?

— Узнал, — Лунген присел рядом на лавку, — всякие есть, и те которые гнева предков не боятся, и те которые от худой жизни в лес ушли.

— Дружинники или прочий оружный люд есть среди них?

— Есть и такие, — вздохнул Лунген, — ты бы уже того... сказал мне, чего удумал?

— Оно тебе без надобности друг мой, живи своей жизнью, и благодари богов за то, что еще никто не связал тебя со мной доносом. Хранители давно шею выпрямили... эх! Рубануть бы! — с досадой Тарин ударил кулаком по лавке, — да кавалерия императорская наездами везде порядки наводит. Я тут третьего дня в корчме, что на тракте стоит обедал, так краем уха разговор один слышал...

— Не ходил бы ты по местам таким... узнают же.

— А по мне так уже пусть и узнают! Руки чешутся!

— Ну-ну, оклемался, раны затянулись... так что в корчме?

— Да сынишка там был одного торговца, что в Медовый многодворец за товаром ездит, все кричал, что на его глазах весь многодворец императорские всадники спалили. Угомонили его там конечно добрые люди, но то все правда была... Медовый, он к роду Первуша Белого близок.

— Это, который, княжны не признал?

— Императрицы, друг мой, императрицы, так ее величать надо. Да, тот самый, и который супротив всего иноземного встал. Еще там кто-то с ним в родстве был, и дружину собрал, а закончилось чем знаешь?

— Люди говорят, наказал их князь.

— Кабы ведал князь, что твориться в землях его... совсем без разуменья после свадьбы своей. Не князь то был, а Скади, будь ей пусто! Чего лишние разговоры разговаривать... одно скажу — пришли ночью и порубили всех оружных, и глав родов в придачу.

— Вот как значит...

— Да, — снова тяжело вздохнул Тарин, — кабы знал я, что так обернется все с иноземцами этими... Ладно, чего разузнал-то?

— На левой протоке двор постоялый, хозяином там Лагат Жареный...

— Чудное имя, — хмыкнул Тарин и отломил кусок лепешки, что торчал краем из корзины.

— Дела его еще чудны, связан он с лихим людом, я это точно знаю... так что можешь к нему наведаться и сам все выяснить.

— Спасибо друг... ну, видно пришло время, — Тарин прошел к топчану и извлек из-под него свой баул, покопался в нем и вытащил несколько длинных свертков, — еще просить тебя хочу, нужен кузнец, чтобы и хорош ремеслом был и не говорлив особо.

— Есть такой, — кивнул Лунген.

Немного повозившись, Тарин собрал арбалет, взвел тетиву и вложив болт выстрелил в стену сруба.

— Сказывали мне проезжие через форт у Городища кузнецы о таких луках на палке, думал с пьяных глаз болтают, а поди ж ты... — Лунген взял в руки арбалет и стал рассматривать.

— Пару десятков надо изготовить... только, — Тарин замялся, — расплатиться сразу не смогу.

— Отряд наемников решил собрать, да лихой люд в лесах прижать?

— Зачем тебе лишние знания? Скажи лучше, поможешь?

— Помогу, — вздохнул Лунген.

— Объяснишь оружейнику, что лук пусть под хартскую силу делает, да стрелы длиньше, хотя, чего объяснять, коли толковый оружейник, сам уразумеет.

— Сделаю, — кивнул Лунген и поднялся, — пойду, скоро совсем стемнеет, а беднота нынче обезумела, в переулках каменка уже разбойничают.

— Я провожу, — Тарин снял с сушилки у печки портянки.

— Не откажусь...

* * *

Городище.

— Просыпайся, мой император, — прошептала Скади на ухо Талесу, — помнишь, ты хотел загнать для меня оленя.

— Уже утро? — с трудом Талес открыл глаза и посмотрел на занавешенное не до конца плотной шторой окно, — хорошо, засветло успею выехать...

С тех пор как был заключен союз между империей Каменных башен и Трехречьем, а также, с момента свадебной церемонии, князь Талес по-настоящему вкусил власть, то есть ту ее часть, до которой раньше невозможно было дотянуться из-за постоянной занятости, управляя делами княжества. Теперь, новоявленный император позволяет себе пропадать на охоте, устраивать потешные бои в честь императрицы и строить планы на летний переход через пустыню.

— Только мне надо поговорить с Ицканом, вчера мне было некогда.

— Я сама с ним поговорю, — Скади скинула с плеч накидку, и припала к губам Талеса...

Спустя час, Скади, стоя у окна княжеской башни, проводила супруга на охоту, после чего вызвала к себе советника Ицкана.

— Вы можете говорить и со мной, дорогой Ицкан, о всех заботах о княжестве...

В покоях, кроме Ицкана, находился советник Корен и наместник Стак.

— Я привык обсуждать эти вопросы с князем, моя императрица, — стоявший посередине большого зала Ицкан, старался не показывать своего раздражения и вытирал о кафтан потеющие ладони.

— Я говорила императору Талесу, что вы не захотите делиться со мной своими мыслями, — вздохнула Скади, посмотрела на потолок, потом на огонь в камине, а потом прямо в глаза Ицкану, — но император Талес меня заверил в обратном. Он сказал, что вы обязательно поделитесь со мной всем, что вас заботит.

— Если так, то меня многое заботит!

— Что именно? — Скади улыбнулась и указала рукой на стул с высокой спинкой рядом с камином.

— Кое-что произошло в хартских землях, а также, встречи с князем уже несколько дней дожидаются старейшины родов... и вот еще что, если вы не будете обращать внимание на трудности народа, то эти трудности постучат в двери ваших покоев, обухом топора.

— Вы умный и смелый человек, — улыбка не сходила с уст императрицы, — хорошо, изложите все в донесении, я прочту и приму решение.

— Слушаюсь, моя императрица, — Ицкан поклонился и покинул покои.

Глава двадцать шестая.

Гиблый лес.

Первые две ночевки в пути прошли относительно спокойно, если не считать момент, когда все коты сорвались за двумя гиенами, что рано утром вышли на нас и я завтракал в гордом одиночестве. С другой стороны хорошо, в этом есть отличие лошади от болотного кота — звери кормят себя сами.

— Ты главное со мной на загривке в следующий раз, не ломанись так, — погладил я вожака меж ушей, усевшись в седле, когда все после охоты и завтрака успели немного отдохнуть, — а то потеряешь мессию в азарте охоты ...

В ответ кот лишь утробно рыкнул и, не поняв иронии, направился дальше, навстречу холодам и зиме. На третьи сутки пути, накинутый на плечи суконный плащ стал бесполезен и, остановившись на ночлег, я первым делом взялся переодеваться соответственно погодным условиям — нос щипал морозец, руки мерзли... а потом, когда я улегся, притулившись спиной к лежащему у костра вожаку, звери почуяли что-то, и прежде чем лечь спать, я решил обойти место стоянки. Было уже темно, под ногами хрустел снег, а на фоне голых ветвей деревьев, по небу плыла Большая луна. Вожак и еще двое котов двигались чуть впереди меня, животные бесшумно ступали по снегу, их уши настороженно подрагивали, а я улавливал эмоции их беспокойства.

'Это люди?' — сформулировал я мысленно вопрос и тут же получил положительный ответ. Присев на колено у ствола кривого дерева, я ощупал руками оружие, убеждаясь в его свободной доступности — справа за поясом боевой топорик; слева, высоко, почти подмышкой перевязь с моим мечом и короткий шахарский меч закреплен горизонтально, сзади на поясе. Есть еще колчан и лук Дарины за спиной, а дробовик я решил оставить в Шахаре...

Недалеко хрустнула ветка, коты замерли в стойке, словно спаниели, да и я, аж шею вытянул, пытаясь услышать посторонние звуки в лесу. Боковым зрением уловил серую тень в темноте и тут же, два кота бросились в ее сторону, а через секунду, тишину ночного леса разорвал крик ужаса, но его прервал протяжный рык...

— Не трогать! — крикнул я и в этот же момент, что-то заставило меня отпрянуть в сторону, послышался звук рассекаемого оперением воздуха, а стрела вонзилась в ствол дерева.

Припав к земле и перекатившись в сторону, я приподнялся на руках и вгляделся в темноту... двое, третий уже покойник — ударом лапы один из котов вскрыл его как консерву. Рассмотрел людей хорошо, замер на некоторое время, а потом потянул из колчана лук и стрелу.

— Бежим? — дрожащим голосом спросил один из двоих.

— Не успеем! — Ответил второй, с длинной палкой или посохом, — приготовься, бой будет.

— Какой бой! Не видать же!

— Я так уже тридцать лет живу! Он там! — человек указал в мою сторону рукой, а потом что-то выкрикнул, достал из-за пазухи маленькую склянку и просыпал из нее на снег какой-то порошок себе под ноги. Котов тут же, будто подменили, я почувствовал эмоцию панки и страха... Колдун? Похоже... 'Как-то много на меня одного всяких нехороших колдунов в последнее время' — подумал я, натянул тетиву и выстрелил, но промахнулся... приготовив вторую стрелу и уложив ее на тетиву я крикнул:

— Не шевелитесь, и останетесь живы!

Коты крутились вокруг, отойдя шагов на пятьдесят в лес, не решались подойти, огрызались и рычали. Колдун перебросился парой фраз со своим напарником и крикнул в ответ:

— Твои звери нам не страшны!

— А мои стрелы?

— Ты не станешь напрасно стрелять в темноте...

В этот же момент стрела, выпущенная мной угодила колдуну в бедро, а он истошно завопил... совсем старик, судя по голосу.

— Я предупреждал!

— Не стреляй больше, — крикнул второй, голос молодой, но уверенный.

— Кто вы? Что вы ищете в этом гиблом месте?

— Нас наняли... — начал было молодой, но старик одернул его.

— Вы очень смелы, раз сунулись в эти места в это время года!

— Или жадны! — тихо произнес молодой, с укором и обидой в голосе, я это хорошо расслышал.

— Вас наняли найти меня? Живым? — я подошел чуть ближе, не сводя глаз с замерших меж деревьев силуэтов.

— Неважно, — слабеющим голосом произнес старик, — велено было найти.

— Ну вот, нашли...

— Эй! Никитин... — молодой помог колдуну опуститься на снег и опереться на дерево, — или как там тебя? Мне бы перевязать его, а?

— Прок в том какой? Назови причину, по которой, я должен оставить вас в живых, — я снова чуть сместился вперед и вправо, подбираясь ближе.

— Сестра у меня младшая в посаде... головой она хворая, сгинет, если одна останется, — выкрикнул молодой.

Я уже не ответил, продолжал подкрадываться к ним. Колдуну перевязка уже не поможет, 'отходит'. Вероятно, стрела пробила бедренную артерию... фу! Это так порошок воняет, что покойный колдун разбросал? Но нет, ошибся — в паре метров справа я заметил 'потроха' третьего, что тянулись следом из крови, плоти и содержимого кишечника. И как коты это делают... за пару секунд раз и разобрали на запчасти.

— Деда отпусти, он уже с предками, если они его конечно примут, — лезвие шахарского клинка, выплыло из темноты и легло меж шеей и воротом кафтана наемника.

Парень не боялся умирать, это можно было прочесть в его глазах, когда я вышел из-за дерева. Но мне на секунду показалось, что я услышал, как он произнес 'прощай родная, храни тебя Большая Луна', однако, он и рта не раскрыл... дела...

— Давай по совести... — убрав меч от шеи наемника и сделав шаг назад, предложил я, — я сохраню жизнь брату незнакомой мне девчонки, а ты скажешь, что я и моя спутница погибли в бою с вами, а на запах смерти пришли хозяева болот и растерзали твоих друзей... эм... а ты чудом спасся, как тебе расклад?

— Расклад хорош, — опустил глаза наемник, — но могут не поверить мне.

— И пусть, кто у вас верховодил?

— Он, — наемник кивнул в сторону кровавого следа.

— Ну вот, с тебя-то какой спрос?

— Может и так, — вдохнув, ответил он.

— Так что, договорились? — я стряхнул снег с коряги рядом и сел на нее, положив меч на колени.

— А эти что-же? — наемник кивнул на котов, что молчаливыми тенями смерти ходили в сотне шагов от нас.

— Я уйду, и они уйдут вместе со мной.

— Ты колдун?

— А тебе что сказали, когда нанимали искать?

— Что отступник и убивец.

— Ну... княжьей волей теперь наверное да, так и есть, — я поднялся с коряги, — до рассвета жди, потом иди.

— Там, за день пешего хода, застава дружины, на выходе из леса как раз, — показал рукой наемник.

— Ясно, — кивнул я и пошел в сторону растерзанного тела наемничьего верховоды, обыскал его.

Вернувшись, скинул под ноги лохматую шапку, в которой лежал неплохой боевой нож хартской ковки и кошель.

— Ноготков за меня много дали?

— Не знаю, — ответил наемник, аккуратно и уважительно даже, уложил тело колдуна на снег и обыскав, протянул мне тугой кожаный кисет.

— Ого! — оценил я вес.

— Нет, — понял мое удивление наемник, — это вся казана наша.

Без зазрения совести пересыпал часть ноготков из кисета в кошель верховоды, вернул ополовиненную наемничью казну парню и сказал, — возвращайся к сестре, раз ты один у нее!

— Так и сделаю, — вздохнул он.

— И зла не держи за друзей своих, я в своем праве в этих местах, Большая луна тому свидетель.

Сунул за голенище трофейный нож, и убрав кошель за пазуху, я поспешил к вожаку, так как действие колдовского порошка, похоже, прекращалось и коты, рыча и скалясь постепенно стали приближаться к нам.

Еще четыре дня я провел в пути, прежде чем добрался до большой рощи в холмах у границы княжества и земель Желтого озера. Ехал в основном ночью, лесами, рощами и замерзшими протоками, днем отсыпался сам и давал время на охоту и отдых котам. Вожак уже не особо 'вредничает', когда с наступлением сумерек я седлаю его, привыкает к службе зверюга. Но сегодня с утра, хорошо спрятав под большой выворотень седло и кое-какие припасы, я 'побеседовал' с вожаком, и отпустил котов.

Через рощу проходит дорога, а у подножия холма, вдоль скованной льдом протоки, вытянулся зажиточный многодворец. С утра начал падать снег, чему я очень обрадовался — скроет большинство следов, а пару разъездов я видел, причем один иноземный... и как им не холодно кататься в доспехах?

— Пррр-р, — возница остановил сани около меня, — эй, наемный человек, ты или смелый или...

— Конь сорвался на ночлеге, зверь на стоянку вышел, — не дал я договорить вознице.

— Тогда ты еще и светом Большой луны благословлен! — добродушный мужичок, искренне удивился, развалившись в санях, к слову рядом лежал колчан с охотничьим луком, два коротких копья, да и ножны на поясе присутствовали, — разъездные, что утром на постоялом дворе отогревались да завтракали, рассказали что следы кота болотного видели, и что много их следов-то тех!

Я оглянулся по сторонам и поежился, поправив лямку ранца.

— Садись рядом, — подвинулся возница, — чего судьбу испытывать.

Возница подгонял пару лошадей, которые весьма резво тащили сани по зимней дороге, в санях, кроме оружия и худой, многократно штопаной торбы не было ничего.

— Семейство свое перевожу к брату на заимку, то-то порожними еду... тебе если не по пути, так сейчас до тракта доедем, можешь сойти а в роще опасно.

— А ты куда едешь?

— Так говорю же, из посада у Городища семью перевожу, совсем житья не стало с иноземьем этим, тьху! — возница сплюнул через плечо и поднял воротник кафтана повыше, — а в землях Желтого озера брат у меня живет.

— Тогда по пути, — я достал несколько ноготков серебром и протянул вознице, — возьми.

— Благослови тебя и твое ремесло Большая луна, — возница охотно взял деньги и прибрал в карман.

— Я с осени в княжестве не был, расскажешь, что происходит? А то слушаю тебя и удивляюсь.

— А чего дивиться-то! Князь-то наш, совсем...

Я сделал удивленное лицо, на что возница наподдал вожжами лошадям, будто это ни виноваты в бедах княжества, и продолжил:

— Да непутевый он! Разве что по отцу крови княжеской, после Совета Родов вроде и править начал с умом, да не сдюжил, говорю же — от кровей отцовских княжецких, да разумением от матери — торгашецких! Вот и стороговал княжество иноземцам, тьху! Позору-то на Род сколько! Вот увидишь, снег сойдет, протоки вскроются — начнется в Родах отступничество, многие почтенные Рода теперь считай во врагах у князя и княжны его иноземной...

— А с чего?

— Как с чего! А сколько за зиму многодворцев спалено? Сколько сгинуло Родовых старейшин? Про то, как иноземные всадники хартов режут ночами тоже не слыхивал?

— Нет...

— Я сам-то не видал, но разговоры да слухи ходят, да и молва людская неспроста о лихоимстве иноземцев пошла. А многодворцы сожженные, да заимки сам увидишь, скоро будет один по дороге, только два дома да постоялый двор и уцелели...

Слушал я возницу и не удивлялся совсем, единственное, о чем я не переставал думать так это о Тарине. Не укладывалось у меня в голове, что Тарин служит этому князю... Нет, не такого мы хотели для Трехречья, когда помогли Талесу получить наследное право, а вот оно как обернулось, похоже, темные времена наступают в княжестве, да и в головах людей тоже.

— А что воевода Тарин? — отвлекся я от своих мыслей и спросил у замолчавшего возницы.

— Всякое говорят... кто-то видел его в хартских землях, еще болтают, будто словили его иноземцы да казнили... в начале зимы порубал он наемных людей от Хранителей и иноземные всадники с ними были, их тоже, того... ага... ну, так люди говорят.

— Понятно, в изгнании значит воевода.

— Выходит так.

К вечеру, холмы и рощи постепенно закончились и дорога, петляя, потянулась через замерзшие болота с высокой травой и плотным кустарником с запутанными ветками, издали напоминавшим гигантское мочало. Возница стал чаще стегать лошадей, переживая, что не успеем доехать до многодворца засветло, но успели, и сдав на конюшню транспорт, мы с возницей с удовольствием поужинали и заплатив за соломенный матрас и подушку на каждого, переместились из корчмы в большую комнату с двумя десятками низких топчанов.

— Тесновато, зато недорого, — прошептал возница и стал раскатывать в тусклом свете лампады, что висела на потолочной балке, матрас по топчану.

Я последовал его примеру, уселся на топчан, осмотрелся, насчитав пятерых соседей по ночлегу, и с удовольствием сняв сапоги, нож сунул под подушку, а все оружие затолкал под топчан, затем отстегнул от ранца походное одеяло и, укрывшись, почти сразу уснул. Однако спал чутко, мало того, что дюжий крепыш с окованной железными кольцами дубинкой прохаживался мимо дверей ночлежки, так еще ночью несколько раз к постоялому двору подъезжали какие-то всадники и повозки, кто-то разговаривал с хозяином. Вдобавок, вывеска постоялого двора расположенная аккурат над окном ночлежной комнаты, раскачиваясь на ветру, тоскливо скрипела всю ночь.

Наутро, еще на рассвете, я разбудил возницу, мы быстро позавтракали и отправились дальше, подгоняемые начавшейся с восходом солнца метелью.

Глава двадцать седьмая.

Северо-восточный тракт.

— Вон он, многодворец-то, что спалили всадники иноземные, — возница придержал лошадей и показал рукой на обгоревшие останки построек у дороги, что отходила от тракта на восток.

Не изменяя положения, полулежа в санях, я ненадолго повернул голову направо, потом отвернулся и, подняв выше воротник кафтана, снова прикрыл глаза. 'Чего там смотреть' — подумал я и в который уже раз упрекнул себя и Тарина за помощь Талесу. Оно конечно неизвестно как вышло бы, если иноземцы пришли бы в Трехречье при прежнем князе и скорее всего итог был бы один — империя Каменных башен расширяет свои владения. Чего уж, что сделано, то сделано, нужно жить дальше, учитывая, что цель на обозримое будущее у меня есть.

К полудню снова потянулись редкие рощицы и леса меж мерзлых бескрайних болотистых земель. Ехать было вполне комфортно, иногда возница чуть приостанавливал сани и прижимался, пропуская встречный или нагоняющий обоз, все же торговый тракт, пусть и зима, но белым днем путников хватает.

— П-ррр! — возглас возницы вывел меня из дремы и я открыл глаза, — а чевой-то?

Привстав в санях на колени, возница всматривался на дорогу, что виляя уходила в лесок, на границе которого шел бой. Одни сани были завалены набок, другие, немного проехав по снежной целине от дороги, остановились, потеряв управление. Человек десять, стоя на дороге, или рядом, по колени в снегу отчаянно рубятся, точнее трое отбиваются от четырех на дороге, а один у саней, по колено в снегу, от двоих.

— Похоже лихоимцы! На обоз, что недавно нас обогнал, напали... подсобить бы, а?

— Кому? — отвязывая от баула арбалет, спросил я.

— Чаво?

— Кому будем помогать, лихоимцам или обозникам?

— Эм... — возница повернулся ко мне и замер с приоткрытым ртом.

— Поезжай вперед, — я взвел тетиву, вложил болт, пристроил арбалет на солому и вынул из колчана лук, — подсобим обозникам.

— Уф... а я уж было пожалел что подобрал тебя, — хмыкнул возница, хлестнул лошадей.

— Не разгоняй сани, дай прицелиться, — я удобно сел на колени с луком в руках.

— Тому, тому что к болоту съехал помоги, смотри, подолеют его сейчас!

— Останови!

— П-рррр!

До двух разбойников, что почти справились с обозником, оставалось метров двадцать, для меня это предел точного выстрела из лука, но думать некогда...

Ш-ших! — кованый охотничий наконечник с легкостью пробил накидку и кафтан, и из шкур, и плечо разбойника, что как раз замахнулся для удара. Я подхватил арбалет, и наповал свалил тяжелым болтом второго, он отвлекся на крик собрата по разбою и болт угодил ему прямо в сердце. Обозник бросился на раненного в плечо и стал отчаянно бить его ножом в грудь.

— Давай к тем, на дороге! — прикрикнул я на возницу скидывая кафтан в сани и, помянув Вараса добрым словом, потянул из ножен притороченных к ранцу свой меч.

Возница кивнул, наподдал лошадям вожжами, направив сани на сражающихся на дороге, потом резко наклонился, потянул из-под соломы короткое копье, да как заорет:

— Зашибу!!!

Копье, надо сказать, он метнул умело, сильно и точно, пронзив почти насквозь спину одного из разбойников. С нашей помощью исход боя был предрешен — теперь осталось пятеро против троих. Возница к слову, оказался лютым рубакой, сходу парировав удар разбоника, он рассек ему горло, второго-же, он к слову немного замешкался, соображая, что происходит, рубанул я... сильно рубанул по левому плечу, а с третьим справились обозники.

Поставив сани таким образом, чтобы хоть и стихшая, но колючая поземка не мешала, мы с обозниками встали на границе леса на обед. Двоих из обоза все же зарубили разбойники в самой начале схватки, их тела накрыв разбойничьими кафтанами сложили в сани, груженые какими-то тюками. Горел костер, в большом котелке, подвешенным к железной треноге, булькала и разваривалась крупа, добро заправленная мясом на кости. Обозниками оказалась семья из ткацкого многодворца, что на границе с хартскими землями, они везли в городище ткани в качестве годовой подати от своего Рода. Парни все крепкие, двоим хорошо досталось, и пока готовится обед, их отец, тот, что отбивался в одиночестве на болоте, сейчас уже закончил с одним и зашивал глубокое рассечение на боку второму...

— Благодарить как вас не знаю, — тихо сказал он, не отвлекаясь от врачевания, — род мы небогатый, но живем в достатке... пока еще...

— Вспомнишь нас в молитвах к Большой луне и то хорошо, — мой попутчик помешал длинной деревянной ложкой кашу в котелке.

— Ага, — вздохнул он, — а вы вот с разбойников все берите, нам не надо ничего с лихоимцев этих.

— Мне ни к чему такая забота, — ответил возница, а потом кивнул на меня, — это вот, наемного ремесла человек к такому привыкший, тем и живет.

На что я не стесняясь, соскочил с саней и потопал по снегу, решив проверить уже окоченевшие тела разбойников. С трофеями негусто, разве что неплохой топорик точь в точь как у меня, кисет с табаком да пара тощих кошелей с медяками и десятком мелких самоцветных камней.

— Не от хорошей жизни люди в леса уходят, — вздохнул глава семейства, когда я вернулся к костру обтирая руки снегом, — одного я узнал, видел его в торговом каменке, что в дне пути отсюда, у него вроде мясная лавка была...

— Согласен, — кивнул я и открыв клапан ранца, достал походную миску.

Через два дня, мы, присоединившись к обозникам, были у форта, что рядом с Городищем. Дороги стали более наезжены и не пустовали, многодворцев окрест столицы княжества было понатыкано великое множество. Проезжая мимо хорошо укрепленных деревянных стен форта, я шумно вздохнул, вспоминая, по чьей милости этот хорошо укрепленный и вооруженный форпост был построен, а теперь использующийся как большая казарма для иноземных войск.

— На въезде в посад пост таможенный, — повернулся ко мне возница и придержал лошадей.

— Я в старый город не собираюсь...

В ответ возница кивнул и стеганул лошадей вожжами:

— Н-но, пошли!

На въезде в посад нас остановили пятеро иноземных пехотинцев...

— Куда? — спокойно, и похоже устав от своей службы спросил старший из них.

— В посад... — чуть поклонившись, ответил возница.

— А ты? — старший указал на меня кольчужной перчаткой.

— В посад.

— Наемник?

— Да.

— Хранители хорошо платят наемникам.

— Да? И за что?

— Скажу только, что работа в хартских землях и на окраинах княжества, хочешь узнать больше, иди к воротам крепости старого Городища, тебя проводят.

— В следующий раз, — отмахнулся я, — у меня уже есть дело, которое надо закончить.

— Как знаешь, — хмыкнул иноземец, и еще раз внимательно осмотрев пустые сани, и наш скромный скарб, махнул рукой, — проезжай!

— Глаза их эти, — подернул плечами возница, когда мы отъехали на сотню метров и въехали на широкую посадскую улицу.

— Да, приятного мало, — кивнул я, — вон у того постоялого двора останови.

Попрощавшись с возницей, я взвалил свою ношу на плечи и направился к двери покосившегося старого дома рядом с замерзшей протокой и дюжиной лодок на жердях-подставках. Время было обеденное, и внутри корчмы при постоялом дворе народу хватало...

— Пообедать али угол снять? — юркий мальчишка лет пятнадцати, оказался около меня, как только я вошел внутрь.

— Угол снять... до завтра.

— Тогда хозяин за обед дешевле возьмет, проходьте, — служка поклонился и кивнул в сторону загородки в середине зала, отдаленно напоминающей барную стойку, за которой у очага возился лысый и толстый мужичок.

— Да благословит Большая луна тебя и ремесло твое, — подошел я к хозяину.

— И твое ремесло, наемник, пусть не останется без благословения, — ответил толстяк, оценивающе посмотрел на меня и добавил, — комнату?

— Да, до завтра.

Пообедав, и расплатившись за харчи и за ночлег, я в сопровождении служки прошел в выделенную мне комнату, которая больше походила на чулан, ну да мне только выспаться, да за ужином разговоры послушать.

— Как тут, не балует хозяин твой? — спросил я служку и кивнул на свой баул, который он с трудом дотащил до комнаты.

— А ты дядька не пожалей серебра, и я присмотрю за твоей комнатой или сестра моя.

— Хорошо, — я вложил в детскую ладошку несколько серебряных ноготков, — я сейчас вздремну с дороги, а потом на базар пойду.

— Иди спокойно дядька, — беззвучно шевеля губами, мальчишка пересчитал монеты и с довольной физиономией убрал их в тощий кошель на поясе, — никто твои вещи не тронет.

Поспать не получилось, слишком шумное место для дневного отдыха, снизу постоянно доносился гомон посетителей корчмы, даже мебелью погромыхали, похоже, выясняя отношения. Так и не уснув, а провалявшись на соломенном матрасе пару часов, я собрался и направился на базар, осмотреться да припасов в дорогу купить.

Посад, с момента моего последнего визита осенью, сильно изменился. Пока дошел до базарной площади, ко мне не менее двух десятков раз, подбегали местные попрошайки, тянули руки и уговаривали отсыпать медяков. Нет, бедноты и раньше тут хватало, но попрошайничества не было... так, сидел кто-нибудь, молча у лавки или мастерской с шапкой на земле, в которую сердобольные прохожие бросали монеты. Еще обратил внимание, что многие лавки закрыты, окна заколочены, да и к калиткам некоторых домов не вели никакие следы на снегу, не говоря уж о протоптанных тропинках, люди покидали посад... или нет? Или их заставляла нужда покидать обжитое место? Еще обратил внимание на большое количество иноземных пехотинцев, с короткими копьями в руках, в стальных кирасах и кожаных шлемах, они по двое и по трое прогуливались то тут, то там и внимательно разглядывали торговцев и их посетителей, прежней городской стражи и след простыл.

— Мясо! Мясо! Парное, вяленое, копченое, соленое! — привлек мое внимание, зазвала у мясной лавки рядом с входом на рынок.

Поплнив запасы вяленого мяса, крупы и табака, я покинул рынок. Разговорить тех, с кем торговался, на предмет 'как жизнь' не удалось. Пряча глаза и провожая недобрым взглядом патрули иноземцев, торговцы неохотно делились взглядами на жизнь, да и я сам решил, что опасно в такой обстановке так активно интересоваться 'социальной удовлетворенностью народонаселения', еще в лазутчики запишут, с них станется...

Покинув посадский базар, отправился на базар Городища, покупать там что-то не планировал, лишь надеялся найти там обозников, чтобы напроситься в попутчики до хартских земель.

— Нет, денег не возьмем с тебя, если оружьем своим да умением пригодишься в пути, — отвечал просто огромный, светловолосый парень, в одеждах перепачканных мукой. Он был хартом, как и другие пятеро с ним, что не стали торговать сами, а продали весь помол местным торговцам и собирались сегодня же отправляться обратно, — опасно в дороге сейчас, и меж родами раздор, и лихой люд шалит на трактах...

— Что ж, тогда пойду, заберу вещи, — ответил я, обрадовавшись такому удачному варианту, так как уже понял из разговоров, что не особо часто теперь ходят обозы в хартские земли.

— Поторопись, засветло хотим уехать подальше от Городища.

Примерно за час, перед тем как стало темнеть, маленький обоз из трех порожних саней покинул Городище.

Глава двадцать восьмая.

Граница хартских земель.

Первые двое суток пути ехали без особых проблем — часто встречались разъезды железных всадников, как уже стали называть в княжестве иноземную кавалерию. Наш обоз останавливали, вполне вежливо интересовались, откуда и куда держим путь и отпускали с богом, правда, пару раз интересовались персонально у меня куда я и откуда. Я уже придумал себе 'легенду' наемника, который ищет некого посадского ремесленника, что обманул старейшину уважаемого рода. Вполне сходила эта легенда, а что, нравы в Трехречье дики и суровы, поэтому наемный оружный человек, которому доверили свершение суда над обидчиком уважаемого старого рода не вызывал никаких подозрений.

Проблемы начались на третьи сутки, когда до границы хартских земель оставалось еще два дня пути, точнее мы уткнулись в эту проблему — старый каменный мост через замершую протоку, у которого был разбит таможенный пост, и дежурили на нем кроме иноземцев еще пятеро наемников и какой-то мерзкий мужичонка в одеждах Хранителей. От моста, через сотню метров начинался лес, сквозь который и проходил торговый тракт. Стояли два шатра, не запряженные сани преграждали проезд через мост, костер с железной треногой и кипящим котелком.

— Вылазь все! — приказал Хранитель, когда наш обоз остановили перед мостом, — чей род за вами?

Хранитель с важным видом пошел вдоль нас, вставших рядом с санями, его малый рост для человека, рядом с хартами вообще казался лилипутским каким-то, отчего даже со стороны наемников слышались смешки.

— Мы из рода Дирика, старейшины многодворца у Пяти лугов, — ответил старший из обозников что стоял рядом со мной, — помол в Городище свезли, вот, домой возвращаемся.

— Дирика... хм... — Хранитель отошел от нас, и стоял несколько секунд к нам спиной, вероятно что-то вспоминая, — ах, да! Этот род верен князю... Что в санях?

— Верно, пустые они, — пробасил один их наемников, что обошел сани и заглянув в каждые, уже раскуривал трубку стоя рядом с двумя другими наемными людьми.

— А ты? — Хранитель развернулся и указал на меня рукой.

Я пересказал свою легенду, услышав которую Хранитель вполне удовлетворился ответом, а потом сказал:

— Судейская стража, что была распущена, снова собирает верных княжеству оружных людей, а поисками должников и сопровождением обозов ты немного заработаешь, орден Хранителей предлагает хорошее жалование, что скажешь?

— Надо закончить дело, за которое уже взялся и получил аванс, — изобразив заинтересованность на лице, ответил я, — а потом, если жалование достойное, я подумаю о том, что ты сказал.

— Достойное, пять ноготков золотом в месяц! — воздел палец к небу Хранитель.

— Действительно, достойно, — я поскреб бороду.

— Закончишь свое дело, можешь обратиться к любому Хранителю в княжестве, — глядя на меня снизу вверх, Хранитель похлопал меня по плечу.

В этот момент я еле сдержался, чтобы не съездить этому ухарю по физиономии, но вместо этого учтиво поклонился и кивнул на горизонт, — темнеет, до заката бы лес проехать.

— Да-да, поезжайте, — Хранитель указал жестом сдвинуть сани, а через секунду со стороны леса послышался свист и гиканье...

Не знаю, что заставило меня сделать шаг назад и в сторону, испугавший, заржала лошадь и дернула сани, а в полоз в полуметре от моей ноги ударил наконечник копья... Немаленького копья, с немаленьким наконечником...

— Бей иноземцев! Бей хранителеля и наемников! — было слышно сквозь крик и гиканье.

Свист... глухой удар и хруст разрываемой наконечником плоти, я не поверил своим глазам, увидев как в кирасу выбежавшего из шатра иноземца ударил арбалетный болт... Поднырнув под брюхо лошади, я оббежал сани, быстро отстегнул сверток с колчаном и мечом от ранца, баул и ранец забросил в сухую траву у протоки.

— Не будет боя, наемный человек, — старший из обоза хартов выдернул из полоза копье, тоже обошел сани и встал рядом со мной, — если ты конечно не хочешь помочь иноземцам...

— Что происходит? — глядя на то как первые двое саней нападающих уже проскочили мост и с них попрыгали и харты и люди, человек десять и стали окружать таможенный пост.

— Говорят, кто-то собрал лихоимцев и бьет разъезды и посты иноземные, — старший обозников размахнулся и метнул копье в одного из наемников, что присел на колено и изготовился к стрельбе из лука. Бросок был такой силы, что пронзенное тело отлетело на пару метров.

— Главное, чтобы они не принялись за нас, когда разделаются с иноземцами, — я все же извлек меч из ножен, а ножны и колчан закинул за спину, зафиксировав их шнурком к поясу.

Трое хартов-налетчиков, что вылезли из других саней, остановившихся с противоположной от нас стороны моста, встали в линию и приготовились к стрельбе...

— Откуда? — только и сказал я, увидев в их руках арбалеты, только они были раза в два больше тех, что делали мы с покойным Варасом.

Тем временем арбалетчики успели сделать залп и свалить троих иноземцев, последнего же железного всадника окружили трое хартов с двусторонними топорами. С наемниками было быстро покончено, похоже, многие из нападавших людей были умелыми вояками. А Хранитель, в суете боя успел проползти к последним в нашем обозе саням и попытался их угнать, но не получилось, лошади сойдя с дороги, проваливались в снег, разворот получался очень медленный и старший обоза успел догнать сани, схватить Хранителя за шиворот и выбросить на обочину.

— А ты что же не дерешься? — разгоряченные боем, ко мне подбежали два крепких мужика, — али портки обделал?

— Он не с ними, он с нами ехал из Городища, — ответил за меня один из хартов, что был в обозе, — но когда Хранитель предлагал ему пойти в судейскую стражу, он сказал, что подумает.

— Так значит, — один из мужиков пошел на меня, — когда я тебя убью, то заберу твой меч.

— Смотри сам портки не обделай! — ответил я ему и поднырнув в обратную сторону под брюхом лошади, заскочил на сани и с ноги зарядил 'забирателю моего меча'... но тут на меня навалился харт с такой силой, что в позвоночнике что-то хрустнуло, а потом я получил от него же затрещину, отчего в глазах потемнело и я 'потерялся' в пространстве и времени...

Пришел в себя и сразу почувствовал затекшие руки, ноги тоже были связаны, на голову мне что-то напялили, неизвестно, сколько я провел времени в таком положении...

— Смотри-ка, очухался, — сказал кто-то и ощутимо пихнул меня в бок, — лежи смирно!

— И чего мы его-то везем? — пробасил кто-то прямо у меня над головой, — ну ладно Хранитель, захватить было велено, а наемник этот нам на что?

— Десятнику виднее...

Ехали долго, лежа без движения я начал даже замерзать, монотонно и глухо стучали копыта лошадей, под полозьями хрустел снег...

— У меня ноги уже ничего не чувствуют, — простонял рядом знакомы голос.

— А ты нам с ногами и не нужен, — сострил кто-то рядом, отчего кругом рассмеялись, я насчитал по голосам четверых.

Ага, значит сани большие, если кроме меня и хранителя в них еще как минимум четверо, похоже, обозники предоставили свои сани налетчикам. Не знаю, сколько еще прошло времени в дороге, когда сани замедлили ход, и стал доноситься посторонний шум, шум жилища... Многодворец? Похоже, и собаки брешут и запах топящихся печей ни с чем не перепутаешь.

— Куда их?

— А загоняй сани в сарай, и приставь человека, пусть присмотрит за ними... и подай-ка меч... Эх, отличной работы меч! Чудной правда какой-то, но хорош!

— Кабы в честном бою ты его взял... — открыл я было рот, но тут же схлопотал в живот.

— Правильно! Ишь, бой ему честный подавай! Присматривай за ними, Хранителя горячим напоите, а этот пусть так, к утру может и дойдет.

Хохотнув, тот, что присвоил себе мой меч удалился, я услышал как распрягли сани, а потом, бранясь, несколько человек закатили их в сарай, скрипнув закрылись ворота и наступила тишина. Лишь с улицы гулко доносились разговоры и смех, стало немного теплее, я повозился и закопался поглубже в соломенную подстилку и раз прямо сейчас меня убивать не собирались, то решил выспаться.

— Эй... Эй, наемник? — начал ворочаться рядом Хранитель, — сможешь освободиться?

— Разве что наколдовать...

— А ты можешь? — не понял шутки мой напарник по плену.

— Ага, если до ветру не сводят, ты еще возишься здесь, я тебе сейчас так полные сани наколдую!

— Эм...

— Лежи смирно...

— Я слышу все! — донеслось со стороны ворот.

— Сводил бы до отхожего места, не срами!

— И правда, сводить бы их, а то потом разить от них будет.

— Ну своди, только наемнику руки не развязывай, поди и так рассупониться сможет, а то он шустрый шибко... видел как он Тилла ногой-то шибанул?

— Ага...

— То-то же.

* * *

Атаман Тарин.

Хартский многодворец вдали от торгового тракта.

Собрать отряд в сотню клинков Тарину удалось без особого труда, достаточно много оставшегося не у дел оружного люда подалось на окраины княжества. Да и хартам, которых коснулся гнев императрицы, было ради чего взять в руки луки и копья. Рубак к слову среди них хороших нет, а вот стрелки они отменные. За последние недели окрест торговых трактов отряд Тарина натворил дел — не один обоз, что шел к землям Желтого озера и предназначавшийся для расположившегося в крепости у торгового каменка иноземного войска был уничтожен. В ответ иноземная кавалерия попыталась провести что-то вроде карательной операции, но по большому снегу от кавалерии мало толку, а пехотных отрядов в княжество прибыло еще не достаточно. Хартскими кузнецами и оружейниками были изготовлены арбалеты, по образу и подобию того, что привез с собой Тарин, правда размерами и убойной силой они превосходили прототип в двое.

Нависнув над столом в скромной хижине, Тарин разглядывал подорожный лоскут, думая о том, куда вести отряд когда уже не будет большого снега... тяжело скоро будет прятаться по лесам, люди приходят, да и некоторые из не покорившихся императрице родов обещали послать своих дружинников.

— Ну, что скажешь, мой увечный друг? — Тарин обратился к Вансу, что присев на медвежью шкуру у печи, курил трубку и о чем-то крепко задумался.

— Скажу, что когда сойдет большой снег, будет славная рубка.

— Да уж, главное, чтобы к тому времени железные всадники по ночам нас не перебили.

— Как схорониться в ночном бою мы уже придумали, в свете костров доспехи иноземцев хорошо видать, чем этот доспех пробить у нас тоже есть... главное место хорошее найти для лагеря, оружный люд прибывает.

— Атаман! — дверь скрипнула и внутрь хижины вошел десятник в сопровождении дружинника, — мы разбили таможенный пост в одном дне пути.

— Где? — Тарин поманил десятника рукой и кивнул на подорожный лоскут, — Покажи...

— Вот тут, у моста через Кривую протоку, — десятник ткнул пальцем с материю, — а еще Хранителя пленили! И похоже, что лазутчика из наемников... я слышал, Хранители собирают судейскую стражу из наемников, а те поганят по окраинам княжества.

— Лазутчика?

— Да, из наемников, шустрый сволота, и оружья всякого при ем... и главное в вот, — Десятник положил на стол арбалет, — в оружейной лавке такое не купишь, у него в бауле лежал.

— А баул да ранец, как бой начался он в кусты, к протоке забросил! И меч вот его, чудной какой-то, — дружинник, что был вместе с десятником, шагнул вперед и положил на стол меч, — я его с бою взял, позволь атаман, я себе меч этот оставлю.

Тарин с Вансом переглянулись...

— И где этот лазутчик? — Тарин взял в руки меч, вынул его из ножен и внимательно осмотрев, передал Вансу, — узнал?

— Еще бы!

— Так в сарае, на окраине многодврца их заперли, ага, и Хранителя и наемника этого, — довольно улыбаясь ответил десятник.

— Веди! — Тарин схватил с большого сундука в углу кафтан и шапку, — живой он хоть, лазутчик этот?

— Вроде живой.

* * *

Глава двадцать девятая.

Хартские земли, северные леса.

Из чуткой дремы меня вывел лязг засова и скрип ворот сарая. 'Уже утро?' подумалось мне, и я обрадовался тому, что меня наконец куда-нибудь поведут. Судя по шагам и шарканью ног, народа в сарай заявилось человек пять. Меня бесцеремонно потянули из саней, поставили на ноги и стянули с головы тряпки. То что на дворе совсем не утро я понял сразу — за воротами темень, кто-то держит лампаду почти перед моим лицом, а за ее светом я никого не могу увидеть, только тени. Ко мне на встречу шагнул силуэт и я сразу понял кому он принадлежит.

— Вот оно как, воевода в разбойники и лихоимцы подался?

— А ты, стало быть, с Хранителями дружбу водишь, — Тарин вышел на свет и пристально разглядывал меня.

— Ну видишь, как судьба распорядилась, — хмыкнул я и щурясь посмотрел на Тарина.

— Веревки долой с него! — Распорядился Тарин.

— Сбежит!

— Не сбежит, — Тарин продолжал меня разглядывать, потом взял из саней мою шапку и нахлобучив ее мне на голову сказал, — есть-то хочешь?

— Не то слово! И я бы выпил.

— Пойдем...

Мы прошли мимо опешивших моих сторожей и направились по узкой тропинке в снегу к покосившемуся домишке, в окне которого горел свет.

Пока я работал ложкой, уничтожая уже вторую миску похлебки и запивая ее крепким медом, Тарин и Ванс сидели у печи на лавке и тихо переговаривались, поглядывая на меня и вероятно отпускали в мой адрес какие-то свои солдафонские шутки. Я наконец набил живот, допил кружку меда и покосился на свой ранец и баул, которые принесли за мной следом.

— Табачок поди к рукам уже прибрали, — я встал и прошел к ранцу, увидев открытый клапан бокового кармашка, убедился в своем предположении и вернулся к столу лишь с трубкой.

Тарин снял с пояса кисет и положив его на стол сел напротив, Ванс же, взял с полки у очага две кружки и кувшин, подошел к столу, разлил по кружкам еще меда и сел рядом со мной.

— Так что, расскажешь, как в лазутчики к Хранителям подался, — хохотнул Тарин, тем самым прервав мое молчание и задумчивое, с наслаждением пыхтение трубкой.

— Ехать в хартские земли надо было, а тут обоз подвернулся, — ответил разглядывая почерневшую от времени потолочную балку и подвешенную к ней лампаду, — на мосту пост таможенный, а потом лихоимцы ваши... вот собственно и вся история.

— Десятник сказал, что обозники про тебя говорили, будто ты согласился в судейскую стражу идти? — Ванс сидел ко мне боком и уставился на меня единственным глазом.

— Да я чего угодно наплету, лишь бы ехать не мешали.

— А зачем тебе ехать в хартские земли и где Дарина? — Тарин, несмотря на видимое расположение ко мне, интересовался всерьез, он даже к кружке еще не притронулся и вероятно ожидал услышать что-то такое, что заставит мне поверить.

— Ничего я вам пердуны старые не скажу, — улыбнулся я, — скажу только, что Дарина в надежном месте, Хранитель этот... мм... а! Корен, желает комиссарского тела...

— Чего? — поднял бровь Тарин.

— Я говорю, Корен северные границы княжества обложил своими наемниками, желая найти меня, что ему пока не удается... а у меня здесь просто дело.

— Какое?

— Посмотреть, как в княжестве люди живут.

— Посмотрел?

— Да, и посмотрел и послушал...

— И что скажешь?

— Скажу Тарин, что мы с тобой совершили большую ошибку...

— Не сам он, — Тарин встал и начал прохаживаться вдоль стола, — одурманен он и хитростью коварной опутан!

— Сам-то веришь?

Тарин снова сел, посопел не глядя на меня пару секунд, а потом поднял наконец-то кружку...

— Чую, что тайна у тебя какая-то есть, также чую, что нет вреда в том... давай выпьем за встречу.

— А вы значит, старики-разбойники? — ополовинив кружку, я поставил ее на стол и снова взялся за трубку, — Зимой да, у вас есть шансы навредить иноземцам, а потом, сойдет снег, вскроются протоки и, как вы будете дальше?

— Весной будет война Никитин, это сейчас мы только смуту затеяли, а весной многое изменится, — серьезно сказал Тарин.

'Очень кстати' — подумал я, захотелось рассказать Тарину о Шахаре, о его людях и об исходе с болот целого народа, но что-то меня останавливало, пусть эта инициатива Тарина со смутой и войной играет пока втемную.

— А цель? — я уставился в глаза Тарину.

— Изгнать иноземцев! От них только горе и разорение княжеству!

— Не все так думают.

— Отойдут хартские земли от Трехречья, как раньше будет — Хартское княжество.

— Насколько я знаю, последняя война была именно из-за того, что большинство плодородных земель были во владении хартов, так?

— Так, но теперь будет по-другому, харты примут людей за помощь против иноземцев! Земель здесь много, живи, трудись, Большая луна благословит любое ремесло, а иноземцы лишь грабят! Подати подняли, сколько зерна за пустыню увозят!

— Значит война, — вздохнул я.

— Да Никитин, и я буду рад, если ты присоединишься к нам, у тебя разумения много на всякие хитрости военные... Да! Я же вывез араб... арб...

— Я обратил внимание на хартских стрелков, — кивнул я.

— Весной, — Тарин наклонился над столом и придвинулся ко мне, — у нас будет тысяча таких стрелков!

— Только стрелками не обойтись, хороших рубак среди хартов нет, нужна пехота, кавалерия...

— Кавалерией вот Ванс занимается, много гонцов разошлось по княжеству, собирают оружных людей.

Ванс кивнул и снова наполнил кружки.

— Рад бы я к вам присоединиться, так как мне тоже есть за что мстить иноземцам, но у меня дело, очень важное дело.

— Расскажешь?

— Прости Тарин, но пока не могу, не время еще, скажу только, что многие жизни от меня зависят.

— Хм... ну, раз так... может, тогда посоветуешь чего?

— Сойдут снега, и иноземцы начнут действовать... не будет кавалерийских атак и никто не сойдется в пехотном строю, они будут действовать по ночам и резать вас как скотину.

— Мы придумали жечь костры ночами, уже несколько вылазок иноземных отбили, — гордо заявил Ванс.

— И что, по всей границе хартских земель будете костры жечь? В цитадель, что у торгового каменка в землях у Желтого озера, иноземное войско постоянно пребывает, императрица коварна и жестока, покорилось бы княжество и кормило бы спокойно империю Каменных башен... но нет, знает она что смута будет и раз войско прибывает, то и про войну знает.

Я вздохнул, помолчал немного и продолжил:

— Продержитесь до начала лета, помощь придет.

— Откуда? — оживился Тарин.

— С севера, это пока все, что я могу сказать.

Разговор наш длился до рассвета, говорили о том, как с минимальными потерями можно бить иноземцев, конечно арбалеты хартской модификации грозное оружие, но и совет окружать военные лагеря 'сигнализацией' тоже пришелся кстати. Тарину понравилась идея протягивать по периметру лагеря, как он назвал дозорную нить. Сорвет иноземец ногой такую нить, а караульные сразу осветительные корзины и зажигают. Посоветовал делать секреты, где будут прятаться хартские стрелки, посоветовал не жалеть денег и платить водницам, которые снуют протоками и многое видят — лучше разведчиков и не найти. А потом, развалившись на лавке у печи, я уснул и проспал до обеда. Имущество мое вернули: баул, ранец, арбалет и колчан с луком Дарины... а вот меч уехал в дозор, вместе с тем отставным дружинником, что по его мнению он 'взял его в бою'. Сказать, что я расстроился — ничего не сказать, самое главное, этот меч мне дорог как память о Варасе и вообще, слишком много он для меня значит. Тарин всячески извинялся, предлагал подождать, пока пошлют гонца за дозором, но это время, а терять его не хотелось. Еще Тарин предлагал забрать его меч, но я так расстроился, что слышать ничего не хотел. Единственное на что хватило эмоций, так это только просьба сохранить мой меч до следующей встречи. Что ж, за поясом боевой топор, шахарский меч, к которому я относительно привык, арбалет и лук, а также когти и клыки моих котеек... ну-ну, до места встречи с ними еще добраться надо. В общем, в настроении уровнем ниже плинтуса, я отправился на север, по восточной части княжества к берегам Желтого озера. Единственный положительный момент, так это старенькие, но крепкие дровни и запряженная в них молодая кобылка.

Выехал к обеду, дорога меж замерзших болот была относительно спокойной, я решил не искушать судьбу и ехать по тракту через земли родов, два из которых отреклись от князя и его власти, а съехал на покрытый снегом лед протоки. Так и незаметнее и путь короче. Заночевал в небольшой рощице, в которой нашел удобный овражек, где без опаски можно развести костер, поесть горячего и спать в тепле. Прежде чем провалиться в сон, некоторое время пытался 'выйти на связь' с болотными котами, которые возможно обитают здесь, но ответа не получил, зато буквально позвоночником ощутил негативную эмоцию от какого-то крупного хищника, то ли это медведь, то ли гиены, не знаю, но усилием воли дал понять неведомому зверю, что я не претендую на его территорию, и вскоре уйду. Как ни странно, но меня 'услышали', мурашки перестали скакать по спине, и я спокойно уснул, разве что кобылку пришлось стреножить, уж слишком нервничала...

* * *

Председатель суда Хранителей Корен.

Северо-восточный тракт.

Неделя пути по белым, бескрайним мерзлым болотам Корена не особо воодушевляла, но императрица Скади, кроме возвращения прежней должности, титула и почти прежних полномочий, наделила его ответственностью за порядок в княжестве и прилегающих к нему землях. Кроме того, некоторое время назад через пустыню пришел эскадрон личной охраны императрицы, командиром которого был огромного размера воин по имени Луек. Один его двуручный меч наводил на размышления о скрывающейся под доспехами силе, этот великан был не особо разговорчив, и судя по его отношению к жителям Трехречья, ему был нужен только повод, чтобы, к примеру, обезглавить не уступившего дорогу возницу. Одно радовало, в крытых санях, вместе с Кореном следовала и леди наставница.

— Очень, очень долго в этих землях длится зима, — леди наставница отвлеклась от книги и отодвинув в очередной раз штору посмотрела на окружавшую обоз целину.

— Да, согласен, — Корен, сидящий рядом, улыбнулся и подпихнул накидку из шкур под бедро леди наставницы, — тебе холодно?

— С тобой рядом нет, — искренне ответила она, — скажи, когда уже будет тепло и зелено?

— От силы два месяца... Я могу кое что предпринять, и мы с тобой можем переехать южнее и ближе к горам, но, тебе придется уговорить императрицу держать там постоянный гарнизон...

— Зачем?

— Икербы... — Корен вздохнул, — Икербы это как язва на теле княжества, они живут в горах и за их пределами и часто спускаются в наши южные долины чтобы творить зло, грабить многодворцы и уводить в рабство наших людей. Бывают просто вылазки отдельных племен, а бывает, племена объединяются и тогда горе всем, кто живет на юге княжества. Но там гораздо теплее, есть читая вода в родниках, золото в горах и самоцветные камни в штольнях...

— Прррр! — вдруг прокричал возница, а леди наставница даже выронила от неожиданности книгу.

— Что там? — Корен отдернул штору и прокричал в окно.

— Дозор протрубил! — ответил один из наемников, что ехал верхом рядом с санями, — Луек с всадниками поскакали к роще, похоже, там заметили лихоимцев или дружину рода отступников.

— Скачи следом! Если есть возможность, то постарайся хоть кого-то живым привести, а то этот Луек готов всех изрубить!

— Попробую... — наподдав лошади, наемник поскакал вдоль обоза.

— Мясник этот ваш Луек, — с неким упреком в голосе сказал Корен.

— Он был начальником личной охраны императора, когда еще не родилась Скади, и он единственный выжил в той последней экспедиции императора... И не надо так драматизировать, мой милый Хранитель, и я и императрица изучили кое-какие свитки из архива Суда Хранителей, и в отдельных случаях, меня тошнило от кровожадности ваших палачей! Десятилетя гонений колдунов чего стоят... сколько младенцев загубили? Сотни? Тысячи?

— Это очень темная сторона истории княжества.

— Это уж точно, — хмыкнула леди наставница.

Обоз из десятка саней остановился на границе рощи, иноземные всадники и две дюжины судейской стражи вперемешку с наемниками окружили его. Было отчетливо слышно, как со стороны дороги уходящей в рощу доносятся звуки боя, но вскоре они стихли.

— Троих уберегли от Луека! — запыхавшись, будто он сам несся по колено в снегу, а не лошадь, сообщил наемник Корену.

— Сейчас буду, коня подай, — ответил Корен и стал наматывать вязаный шарф на шею.

Выйдя из крытых саней, он с помощью наемника взобрался в седло и поскакал к роще... Картина, которую застал Корен вызвала было приступ тошноты, но он совладал с собой и направил коня к дереву, у которого наемники окружили троих пораненых лихоимцев...

— Разбой чинили? — неуклюже соскочив с коня, Корен обратился к троим изрядно побитым людям привязанным к дереву.

— Земли Рода нашего объезжали... кто ж знал про ваш обоз-то?

— К какому роду отношение имеете?

— Эм... — пленный зажмурился.

— Постой-ка, это чье? — Корен подобрал из кучи трофеев меч

— У этого был, — пробасил наемник и пнул в живот одного из пленных.

— Это твой? — Корен присел на корточки, заглядывая в глаза раненного.

— М....

— Жить... Жить хочешь? — вполне дружелюбно Корен посмотрел в глаза пленного и по дружески так положил руку ему на плечо, — скажешь правду, будешь жить. Расскажешь про хозяина этого меча — будешь жить...

— Хочу... жить хочу...

— Этих отдайте Луеку, — Корен указал рукой на двух других, истекающих кровью бунтарей.

* * *

Глава тридцатая.

Земли Желтого озера.

Пристроившись к обозу торговцев, что возвращались из Городища, я без особых проблем миновал сначала таможенный пост у границы княжества и земель Желтого озера, а потом и достиг торгового каменка, близ которого, на холме высилась недавно построенная крепость.

— Кхе... Кхе... Надолго ли на постой? — интересовался простуженный хозяин постоялого двора на -3окраине торгового каменка.

— На два дня, — ответил я и снял с пояса кошель, — осмотрюсь пока.

— Тут у нас своих наемников хватает, — определив мою принадлежность к профессии, сказал хозяин постоялого двора и снова зашелся кашлем.

— Но не все берутся сопровождать обозы по северу княжества.

— Так звереголовые же, — отойдя от кашля, хозяин пожал плечами, — не каждый решиться.

— Я могу провести...

— Видно, Большая луна направила тебя ко мне, — хозяин постоялого двора повернулся к углу в корчме, где висела местная религиозная атрибутика и поклонился, — брат мой старший, никак не может до одной северной заимки обоз довести... осенью не получилось, а у него там меда десяток бочонков стоит... весной-то цена будет на него о-го-го!

— Протоками мерзлыми могу провести, да тропами.

— Ты вот что... ешь, отсыпайся с дороги, а я завтра утром за братом пошлю... он и ноготками не обидит, если возьмешься вывести его товар из княжества.

— Договорились, — кивнул я на стол у стены, — и мяса побольше к похлебке подай.

— Иди, наемник, садись, я сам все принесу...

Вот так... как говорят в том мире, который я все реже вспоминаю, 'сколотил состояние владея инсайдерской инфой', именно! Никто кроме меня в княжестве не знает, что этой зимой набегов не будет, и пусть не знает. Пусть держат гарнизоны по северным границам, и Тарину с его лихоимцами послабление и хартам. Я закончил с ужином и отпив добрую половину кружки вина, отодвинул засаленную штору и посмотрел в окно — начиналась метель... вовремя я успел добраться, неспроста значит, последние сутки пути в голову лезли слова из старой песни:

Степь да степь кругом,

Путь далёк лежит.

Там, в степи глухой,

Замерзал ямщик...

С таким ветром, что поднялся дорогу быстро переметет в низинах, да уж, похоже, застрял я тут...

— Еще вина подать? — вывел меня из раздумий хозяин постоялого двора и кивнул на картину за окошком, — если за метель волнуешься, то напрасно, всю последнюю неделю отряды да обозы из-за пустыни прибывали, в день по паре сотен, а то и больше, в крепость тесно набились. Уж несколько раз так было, соберется тысяча и выходит на марш, в княжество идут, вперед тягловых лошадок пускают с тяжелыми санями — тракт чистят.

— Тысяча? — искренне удивился я.

— Да, — вздохнул хозяин постоялого двора, — поговаривают, будто иноземцы, как протоки вскроются, решили хартов извести, да рода непокорные.

— Опять смута в княжестве на долгие времена, — покачал я головой.

— Не только в княжестве, — присел на стул рядом мой словоохотливый собеседник, — в землях Желтого озера тоже люди недовольны.

— Чем же?

— Как это чем? — Придвинувшись ко мне и понизив голос ответил тот, — императрица объявила что наши земли тоже принадлежат Трехречью и входят в империю, а когда такое было-то! Эти земли всегда свободны были, да, небогаты наши каменки, но сколько веков жили укладом своим... а тут явились!

— Так вы же тут обособлено живете, каждый купчишка сам себе князь, вот и дождались гостей незваных. А незваный гость, он хуже тат... хуже икерба!

— Правда твоя в этом, наемник... Только делать-то теперь чего?

— А я почем знаю? Ладно, разморило меня совсем, пойду спать.

— Так что, я с братом поутру наведаюсь?

— Да, — кивнул я и побрел к себе в комнату.

А утром я проснулся оттого, что со стороны крепости на холме, несколько раз протрубили в рог и пробили в маршевые барабаны. Я вылез из-под одеяла, бросил его на ледяной пол и, накинув кафтан на плечи прошел к окошку и вынул тряпичную пробку отдушины, чтобы лучше все рассмотреть. Метель стихла, снег искрился под лучами яркого утреннего солнца, а из ворот крепости тянулась черная лента... Голова колонны, вдали, уже давно свернула за лесок в низине, а хвост из ворот еще не показался. Всадники, пехота, несколько десятков длинных саней бодро так скакали, шли и ехали на юго-запад, в Трехречье.

— Сколько же вас? — тихо сказал я вслух, и поежившись, заткнул отдушину.

Комната изрядно выстудилась за ночь, хоть по стене рядом с кроватью и поднималась каменная кладка трубы кухонной печи. Чувствуя, что от холода начну вот-вот стучать зубами, я начал быстро одеваться. Наконец, заправив ремешки пояса и проверив, как закреплено оружие, я накинул на плечи кафтан и спустился в харчевню, где немногочисленные постояльцы уже занимали места собираясь завтракать. Кивнув хозяину сел за свободный стол и в этот же момент, в харчевню, проклиная погоду, вошел грузный мужчина, привычным жестом он взял стоящий у двери видавший виды веник и обмахнул сапоги и полы кафтана от снега. Внешне он очень напоминал хозяина постоялого двора, разве что толще и старше на десяток лет. Братья разговаривали и вежливо ждали, пока я разбирался с завтраком и пил, к слову, очень неплохой травяной чай. Когда же я стал набивать трубку табаком, что мне презентовал Тарин, братья присели ко мне.

— Ты ежели берешься, — 'взял быка за рога' купец, — то выезжать сегодня надобно, пока войско иноземное недалеко ушло, хоть полпути за ними пройти, и то уже спокойней будет.

— Звать-то как тебя? — выдохнул я к потолку дым.

— Чего? А, Димкан я, рода не знатного, но и небедного, мёдом торгую, хмельными настоями да травами. Так что скажешь?

— Сколько платишь? — напустил я важности.

— Дюжину ноготков золотом, и сотню серебром.

— Щедро...

— Так и я про что, так что, берешься?

— Кто в обозе будет?

— Сыновья мои и еще двое возниц... четверо саней всего.

— И все?

— Так если хитро проведешь, как брату говорил, так и не нужно больше людей-то, — лукаво улыбнулся купец.

— От звереголовых-то я может, укрою обоз, но в княжестве вот-вот смута начнется, многие рода не пускают из этих земель никого через свои владения, лихоимцев по лесам да рощам прибавилось... в каждые сани еще по человеку надобно, да и зверь дикий лютует.

— Будут люди, — снова улыбнулся купец, — и стрелки хорошие и ратному делу обучены, это я просто проверить решил, а ну как ты пройда хитрый... не гневайся наемник... я всякого повидал, оттого и проверял, молод ты, да стати в тебе... мои возницы покрепче будут.

— А ты не смотри, что я худой и кашляю, — вырвалось у меня.

— Чаго?

— Проверить хочешь? — нахмурился я.

— Да не гневайся ты... и мою заботу уразумей, товару ты повезешь немало, так еще по дням в пути особливо важно. А проверить... вот скажи, давно ты в наемниках?

— Нет, — честно ответил я, — но наставник мой многому меня научил.

— А где он сейчас?

— Пал у Желтого камня, не много нас тогда выжило.

— Так что же, и ты там был?

— Был...

— Знатная рубка была, сказывали в посаде мне про ту битву... Что ж, тогда спокоен я, вот, — Димкан уважительно, хотя скорее извиняясь, кивнул и выставил на стол кошель, а рядом положил три золотые монеты, — сотня серебром и три золотых ноготка, привезешь товар, отдам остальное.

— Тогда собери мне еды на три дня, флягу настоя крепкого, да прикажи сани мои запрячь, — обратился я к хозяину постоялого двора и смахнул монеты в карман кафтана, — а я пошел собираться, буду у моста через протоку вас ждать.

Спустя час, пять саней покинули торговый каменок у Желтого озера, в мои и без того тесные дровни подсел долговязый парень, старший сын Димкана Маст. Огненно рыжая копна волос, торчащая из-под шапки, конопат и скуласт, лет на пять старше меня, как показалось. Из оружия у него был внушительных размеров тесак в ножнах на поясе, колчан с охотничьим луком и длинными стрелами, а также копье с массивным древком и широким и наконечником.

— Держи, — передал я ему вожжи, когда мы поравнялись с холмом, на котором возвышались стены крепости иноземцев, — правь пока светло, стемнеет — подменю.

— Давай, — согласился тот и перебрался вперед, а я развалился в дровнях на соломе, подняв ворот кафтана...

Частокол из приличной толщины бревен, не менее тридцати сантиметров в диаметре, возвышался метров на пять, по обе стороны арки ворот две небольшие караульных башенки, ворота в арке приоткрыты, за ними видна поднятая массивная железная решетка. Вообще насчитал еще семь башенок, кроме тех двух что были рядом с воротами, пролет стены меж башенками был не менее двухсот метров, сама крепость была почти квадратная, то есть два пролета на сторону, это уже четыреста метров... да уж, площадь немалая, и личный состав гарнизона может исчисляется действительно тысячами. Видно, что одну из стен и угол со стороны дороги из княжества начали обкладывать камнем... тоска, к кончу следующего лета это будет такая цитадель, что... ладно, чего сейчас думать, главное рассмотрел, а поеду обратно еще раз посмотрю. Караульных на стенах кстати немного, я всего десяток шлемов насчитал, что 'прогуливались' за стеной и торчали из-за частокола.

В скором времени мы достигли таможенного форта, что приказал построить князь Талес еще в прошлом году, да вот только строительство так и не закончено. Бросила его княжеская дружина за ненадобностью, теперь тут что-то вроде постоялого двора, есть княжеская служба вестовых, да большие конюшни. Форт стоял у перекрестка восточного тракта, старой протоки и изгибающаяся параллельно ей старая дорога на юг. Иноземное войско черной змеей извивалось на горизонте, двигаясь на юг, ну а нам теперь в другую сторону.

— За мостом на протоку съезжай, — наклонился я к Масту, — к вечеру будем у северной окраины Красного леса, через него проедем и снова протокой на север.

— Через Красный лес? Ночью? — повернулся ко мне и выпучил глаза купеческий сын.

— Да лихоимцы ночью сами схоронятся, а зверь к пяти саням не сунется.

— Пошла! — Маст отвернулся, хлестнул лошадь и я даже заметил как его плечи немного осунулись... Боится, но супротив наказа отцовского не пойдешь, сказано во всем наемника слушаться, значит так и быть тому.

А я снова развалился в дровнях и погрузился в тяжелые думы... о тысячах иноземцев, об активности хранителей, о грядущей смуте и, похоже, не просто большой войне, а как говорят в моем мире — геноциде. Харты дружелюбный и трудолюбивый народ, но он очень мешает экономическим планам империи. Хорошо бы Тарин хоть какое войско успел собрать и вооружить, чтобы продержаться до исхода народа Шахара. Теперь, увидев все своими глазами, эти масштабы экспансии и замыслы императрицы, о которых ходят слухи, мозги просто закипали. Я был внешне спокоен, но внутри была такая паника и ужас, что даже какие-то видения начинали мелькать, как только я закрывал глаза. Ладно, есть проблема, точнее целый комплекс проблем и надо просто в более спокойной обстановке искать варианты их решения. А пока, у меня есть замечательная возможность провести разведку северных территорий княжества, посмотреть и послушать...