Голодные земли

Земля дрожала, этот долгожданный трепет нельзя было спутать с чем-либо иным. Что-то приближалось, тихие звуки становились все ближе и отчётливее. Теперь это движение воспринималось на самой грани чувствительности.

Осторожные шаги...

Так двигается испуганная дичь в расставленные охотничьи силки. Те же сомнения и страхи, та же пугливость и подозрительность. Оно двигалось короткими перебежками, подолгу пережидая в тишине, прислушиваясь к мертвому покою окружающего мира. Полусогнувшаяся тень встала там, где и было нужно, не замечая, что совершает последнюю в своей жизни роковую ошибку.

Я называю себя "Ррр", или если более коротко то "Большой Р.", почему именно так? Не знаю, так получилось, в первые дни я не отличался большим умом, и это было единственным осмысленным звуком, на который я был способен.

Удар по бочке поставил последнюю точку в жизни этого еще живого существа. Это место было создано как идеальная засада. Железная бочка с землей катилась по насыпи, катилась, сбивая другие готовые к падению бочки, что еле удерживались на весу благодаря слабым веревкам. Не только живые учились осторожности, я долго прислушивался к звукам, я не дышал и не двигался, с некоторых пор это стало для меня бесполезным занятием.

— "Не дышит?"

Кем бы я ни был раньше, эти телесные навыки не раз спасали мою никчемную странную жизнь. Осторожность, помноженная на бесконечность вот слагаемые долгого и безопасного существования. Сколько раз эта неведомая мне раньше тревога спасала мои кости и не перечислить пустыми словами. Бывало, проходили месяцы в отсутствие добычи, месяцы голода и тишины. А потом в этот покой врывались тихие шаги "живых", мертвые в отличие от первых не стеснялись вести себя шумно.

Когда живые были слишком опасны, я пережидал в тишине и темноте, скрытый неизвестностью я не спешил обращать внимание мира на свою скромную персону.

В момент своего второго рождения я был глуп, как и все другие "дважды рожденные". Первое осознание случилось в огромной толпе дваро, именно так я называл про себя дважды рожденных. Они были тупы как мыши, но сильны и бесстрашны, это было время полное пьяной свободы и кровавой радости. Живые были смятены и разрозненны. Никогда больше у дваро не было так много вкусной и свежей доступной пищи.

Не знаю, что стало поводом... почему я проснулся? Первое мое воспоминание было лишено какой-либо эмоциональной насыщенности. Удивительное допущение — эмоции у дваро, но страх и желание жить — тоже можно считать действиями несущими эмоциональный заряд.

В тот первый день я не знал таких слов, и не смог бы описать свои ощущения правильными словами. Единственным стремлением было яростное желание выжить. Глаза тысяч дваро вокруг были пусты и слепы. Мне нечего было делить с этими примитивными существами. Именно в тот момент наши пути окончательно разошлись. Я ничего не помнил о своей прошлой жизни, и не печалился о подобной мелочи. Трудно представить, сколько лет до осознания я бродил по миру в виде дваро, находясь в массе своих молчаливых спутников.

Сейчас я уже могу предположить, что могло стать причиной столь раннего пробуждения. С момента пробуждения и по настоящий момент я имею лишь одну кулинарную слабость. Я люблю поедать содержимое голов этих еще "живых". Большинство привычек дваро невозможно перебороть, так что возможно именно привычка поедания мягкой мозговой ткани и стала тем зарядом, что привел меня в это странное сознание.

— "И вовремя привел".

Как я уже говорил, времена безопасной охоты давно прошли. Выжившие привыкли к реалиям нового мира (что-то заставляет меня верить в то, что раньше все было иначе). Но не "живые" были главной опасностью этого мира. Этой опасностью были "трепо", как вы уже поняли это сокращение, я назвал их — "третье поколение", я тоже отношусь к трепо. Третье поколение, существа, что смогли осознать себя и выйти за пределы ограниченности дваро.

Я не встречал еще ни одного трепо, что был бы похож на других своих собратьев. Трепо мало, не думаю что нас больше чем "живых". Скорее всего, поровну. Если в столкновении с живыми еще можно надеяться на выживание, то встреча с трепо ведет к конечной смерти. Довольно долгое время я был единственным трепо в округе. Жизнь трепо это не выживание, нет — наша жизнь это сплошная череда охот и преследований, долгих погонь, а иногда и быстрых отступлений. С трепо всегда все просто, чем раньше проснулся трепо, тем он сильнее и хитрее. Стоит ли упоминать, что сам я почти никогда не спасаюсь бегством?

Дваро сейчас меньше чем в былые времена. Когда-то их были многие тысячи тысяч. Я еще помню те мгновения, когда стоял в толпе дваро и она покрывала бесконечную, на мой взгляд, улицу от края до края. На каждого живого в те времена приходилось не менее нескольких десятков тысяч дваро. Живые заперлись в неприступных крепостях и бастионах, боясь высунуть свой нос за периметр. Вам повезло, что я рассказываю свою историю именно сейчас, как много слов я уже знаю, с каждым "сеансом" мне удается вспомнить значение еще нескольких слов.

Сначала существование дваро было чередой непрерывного пиршества. В котором мне поневоле пришлось принять участие. Это длилось долго, разрушенные здания и постройки говорят мне, что прошли долгие годы. Со временем живых вне периметра становилось все меньше и меньше, этого следовало ожидать.

Главной потребностью дваро можно назвать постоянный поиск еды, в качестве поставщика которой выступали невезучие живые. Это предопределило все, что произошло позже. Дваро прорывали периметры бастионов один за другим. В момент одного из таких штурмов я и пришел в сознание. В первый момент я не понял той границы, что пролегла между дваро и мной. Почти два месяца жизни в новом качестве я провел, находясь по привычке среди дваро. Нам не требовалось сна и отдыха, мы не знали жажды и боли, мы были бесстрашны (так мне тогда казалось), свой собственный страх мне еще только стоило познать.

Живые потеряли более десятка бастионов, когда мы приступили к осаде Крепости. Именно тогда и проснулось во мне новое чувство, что помогло мне спастись и выжить, что я с нежностью называю — страх.

Эти два месяца стали поворотным пунктом в моей третьей жизни. Участвуя в пяти штурмах, я старался быть на заднем плане, не рискуя бросаться под выстрелы и удары длинных стальных топоров. Живые бились за свою жизнь, так что даже мне становилось понятно — потерь среди дваро не избежать.

Выжидая опасное время, я двигался следом за тупыми и бесстрашными дваро, отнимая добычу поаппетитнее. Дваро это хищники, они всегда начинают поглощать пищу с мягких доступных частей, почти никому из дваро не придет в голову идея разбить череп, и насытиться его содержимым.

Поэтому все эти деликатесы в большинстве случаев оставались на мою долю. Возможно благодаря такому хорошему питанию или другим факторам, но к концу второго месяца я окончательно понял, что мне с дваро не по пути.

Они были не такими как я, и это различие не возможно было замолчать, как-либо обойти или продолжать игнорировать. В штурме Крепости я не участвовал, в этот момент я с многотысячной группой дваро атаковал последний бастион города. Стоит ли говорить, что мы добились успеха? Отвлеченные масштабной атакой жители Крепости не смогли прийти на помощь вовремя, и последний бастион пал.

Глупые дваро много раз штурмовали Крепость, штурмовали до тех пор, пока их количество в городе не уменьшилось до смешных величин. Давно это было. С тех пор произошло столь многое, что сейчас эти воспоминания воспринимаются как райские.

Спустя короткое время после уничтожения живыми большей части дваро, среди остатков дважды рожденных начали просыпаться трепо. Эпоха безопасного жития среди развалин мгновенно закончилась, началось новое время... которое я называю "сумерками" цивилизации.

Когда-то этот город был большим и красивым, мне всегда казалось, что целые здания несут в себе какую-то скрытую красоту. Теперь здесь лишь развалины. Живые уже не бродят по окрестностям как в давние времена. Они стали умнее и хитрее, подозреваю еще одну причину — их элементарно стало меньше.

Запасы Крепости не бесконечны, а война с дваро и трепо отнимает силы и ведет к потерям каждый день. Из многих тысяч выживших за эти годы остались сотни. Периметр уже не защищает их как прежде, его площадь слишком велика для столь малого гарнизона. Уйти в другие места? Возможно в других местах еще хуже. Город превратился в пустынный призрак. Здесь мало дваро, с тех пор как живые перестали выходить в поисковые экспедиции, трепо пришлось искать себе новый источник пропитания.

Никогда не думал, что придется питаться дваро, но мне пришлось. Прошло уже три года, как я видел последнего дваро, понимаю, что за городом их может быть еще много, но не могу позволить себе покинуть своей земли. Я трепо, а значит я тоже хищник. Это моя земля, моя территория. Это место я знаю, как свои пять пальцев. Здесь мои ловушки. С каждым прожитым месяцем во мне растет чувство обладания. Инстинкт хозяина заставляет патрулировать границы района, высматривать нарушителей.

Каких нарушителей? Ответ прост, после того как были съедены все дваро, мы стали охотиться друг на друга. Трепо стали уничтожать себе подобных. Каждый из трепо был достаточно умен, чтобы не пытаться штурмовать Крепость с единственными в городе живыми в одиночку. Никому из нас и мысли не пришло объединиться, мы трепо — не дваро, и это существенная разница. Дваро это безмозглые шакалы, сбивающиеся в стаи. Трепо другие, осторожные и сильные, мы не выносим на дух друг друга.

Странный мир и странные правила, убей живого, и он превратится в дваро. Хочешь уничтожить дваро — повреди его мозг. Это правило привело к страшным результатам. Живые в эти времена стреляют без промаха. Каждый выстрел — в голову. Это остановит любого дваро. Чтобы убить трепо придется постараться. Для начала стоит хотя бы в него попасть. Трепо удивительно быстры и сильны, у нас отличный слух и обоняние. Мы видим ночью так же хорошо, как и днем, зрение вообще одна из лучших наших особенностей. Смотря на крышу разрушенного войной здания, я легко могу разглядеть царапины на покосившейся входной железной двери. При этом я буду находиться за несколько кварталов от наблюдаемого объекта.

Но, даже попав в голову трепо не нужно радоваться, конечная смерть возможна только после усекновения черепа. Живые уже сталкивались с моими сородичами, и эти контакты им не понравились. Не помогло даже то средство, что уничтожило большую часть дваро. Недавно я вспомнил, как называется это огненное жидкое пламя, что разъедает плоть подобно страшной кислоте. Напалм. Трепо не так тупы как дважды рожденные. Они лишь зря потратили свои запасы. Третье поколение в отличие от дваро имеет врожденное чувство опасности и самосохранения. Мы умеем быстро бегать и высоко прыгать.

Природа наградила нас щедрыми подарками. Крепкие кости, прочная кожа, неутомимые мышцы, как и дваро мы не устаем, не спим, не пьем и не дышим. В обычном состоянии нам не нужен воздух, легкие начинают работать лишь при очень быстром беге, дышать мы можем чем угодно, приходилось сталкиваться с дымовыми гранатами живых — ожидаемого эффекта на нас они не оказали. Единственным нашим минусом является потребность в еде. Я называю прием пищи — "сеанс", ее поглощение начинается с мозга, потом наступает черед мышц и органов. В конечном счете, остаются только пустые кости. В прежние райские времена я брезговал внутренностями. В те первые месяцы осознания я питался исключительно содержимым черепов. Тысячи живых и дваро, мозг дваро был менее вкусным и питательным. Сейчас из всех деликатесов любимым для меня является мозг трепо. Невозможно передать словами всю гамму ощущений, что охватывает мой язык, когда я насыщаюсь мозгом трепо.

— "Никого рядом?"

Я оказался внизу в один прыжок. Живой уже не дышал, бочка с землей придавила грудь человека, превратив ее в мешанину из крови и переломанных костей. Перед тем как потрошить добычу, я надолго замер, внимательно слушая мир. Тихо.

Большая удача. Живые редко выходят в город. В последний раз это был рейд на истребление трепо. В тот день погибла вся экспедиция и десяток трепо. Погибли самые молодые и бестолковые из поколения. Такие третьи как я, умудренные жизнью, поспешили затаиться и выждать безопасное время в своих логовищах. С тех пор рейдов и экспедиций в город не было. Город погрузился во тьму и долгожданное могильное безмолвие.

— "Уже забыл, каковы на вкус живые..."

Я всегда был очень и очень осторожен. Этот живой был мужского пола.

— "Молодой живой".

Невысокого роста, светловолосый. На лице нет растущего мха как у многих других живых.

— "Будут мстить".

Пусть живых осталось мало, когда то в любом из бастионов было в десятки раз больше живых, чем сейчас осталось в крепости, но они умели мстить друг за друга. В Крепости была птица, что умела летать и плеваться огнем. В прошлый раз эта птица помогла живым уничтожить трех трепо.

Многие достижения живых казались мне непонятными диковинками, что заставляло меня опасаться всего, что могло быть связано с живыми. Но я не собирался бросать свою добычу.

— "Нужно сложить тело в сумку".

Живые придут и увидят мою засаду, и бочки и кровь было уже не скрыть. Время сейчас было главным ресурсом. Тело весило не много, и было легким. Сложив добычу в сумку, я заметил лежащие в сторонке вещи. Это называлось рюкзак, это слово я вспомнил несколько лет назад, как раз после сытного сеанса.

— "Вещи тоже нужно забрать".

Побросав вещи живого в свою сумку, я завязал горловину сумки так, чтобы ничто не вывалилось наружу. Ткань была достаточно толстой, чтобы не пропустить струи темной крови.

— "Куда бежать?"

Прятаться надо было далеко от крепости, мне еще не приходилось встречать настолько молодых живых, наблюдения за животными и птицами подсказывали, что это происшествие должно вызвать сильное озлобление более взрослых живых. Бежать следовало подальше, в дальний конец города, или вообще за пределы города.

— "Это плохо", — запах добычи бил в нос, вызывая обильное слюноотделение, а ведь я еще умею контролировать свои реакции и желания. Даже наличие плотной ткани сумки не перебивало этого аппетитного аромата. Трепо смогут учуять этот запах за несколько километров. Запах свежей добычи может ввести в безумие даже старших и мудрых трепо, а вот со старшими сталкиваться не хотелось бы. Эти были самые сильные и жестокие хищники мира. В городе среди трепо выживали только самые живучие.

В дальней части города проживало пять трепо, эти даже могли объединиться на короткое время против общего врага. Стоит признаться меня сородичи не любили, они меня боялись. В моей части города жил только один трепо, думаю не нужно повторять того, что этим трепо был я сам.

— "Даже трусливые потеряют страх от такого запаха".

Во мне сейчас говорил голод, последний раз я ел больше полугода назад. Пересекать границы чужих районов я опасался, никогда не знаешь, какие ловушки могут тебя ждать на чужой земле, но в этот раз придется рискнуть.

Бросив последний взгляд на любимое место засады, я сорвался с места, бросаясь в быстрый бег, как будто за мной гнались все хищники города.

— "Так и есть, единожды рожденные опасны, они такие же хищники, как дваро и трепо".

Я хорошо помнил лица живых, когда они истребляли глупых дваро, это были лица смеющихся и радующихся смерти существ. Трепо не радовались смерти, в основном мы убивали ради пропитания. Никто не виноват, что трепо не могут насытиться, вечный голод наше проклятье.

— "Ррр...."

Бессильное рычание не принесло облегчения, преследователи не отрывались от меня ни на шаг. За мной бежали сильные и поджарые трепо, хорошо уже то, что их не так много как я предполагал вначале.

По пятам за мной бежало семь трепо, и это были самые сильные сородичи в городе. Одно было хорошо, это были самые сильные трепо в городе, и это понял не только я, это поняли и другие возможные участники погони. В итоге за мной бежали не все трепо города, а лишь самые сильные и опасные. Вся более слабая мелочь осталась в лежках, бессильно давясь слюной и завистью. Эта мелочь не соперник столь матерым хищникам, я уже убивал таких раньше — одним ударом когтистой лапы.

Два крайних трепо бросились наперерез, перекрывая мне дорогу на окраину города.

— "Придется драться".

Ни один трепо не выберет драку в незнакомом районе, особенно при таком подавляющем количественном численном превосходстве. Но, наверное, я не такой уж обычный трепо. Отсутствие спокойной обстановки и любимых ловушек не могло стать препятствием для столь опытного трепо.

— "Проклятье, я в этом городе первый родился..."

И меня теперь гонят как добычу. Меня охватило всепожирающее бешенство...

Мой разворот был спонтанным и не поддавался осмыслению, весь аппарат генерации мыслей, которым я так гордился — намертво заклинило. В моем броске навстречу не было ничего разумного.

— "Я родился первым", — значит, я должен быть сильнее. Слепая вера в собственные силы, вот что это было. Или же это было животное отчаяние.

— Ррр, — удар правой лапой в лицо первого преследователя отбросил тварь далеко назад, но не убил. Трепо возможно самое живучее существо в этом мире.

Остальные не успели вовремя затормозить и тела трепо смешались в смертельную кучу малу. Я действительно был сильнее. Они отлетали от каждого моего удара, подолгу приходя в себя. Правила драки с трепо просты и легко запоминаемы. Бейте в голову, и только в голову. Мой нанесенный от всей силы удар выбивал дух на несколько драгоценных мгновений.

— "Но их слишком много".

Что отличает самых старых трепо от других сородичей? Опыт и хитрость.

Сумка с телом живого была брошена в сторону самых молодых преследователей. Не нужно быть трепо, чтобы понять, что временные союзники мгновенно превратились в смертельных врагов.

Лишь двое из трепо, возможно самые опытные не бросились в драку. Этот оскал морды можно понять и как одобрение, и как окончательный приговор. Эти пришли сюда не ради добычи. Их цель понятна, убить опасного соперника пока есть удобная возможность.

— "Двое это уже не семь".

Не знаю, вспоминают ли они слова как я, размышляют ли о их смысле ленивыми темными вечерами. Ничего из этого я не знаю. Но то, что я успел вспомнить, дает мне совсем другое преимущество.

В последние месяцы мои лапы стали более мягкими и гибкими. Я сунул лапу в отворот своей одежды. Интересно носят ли другие сородичи накидки из шкур как я, или бережно хранят свои тайные секреты.

— "Испугались?"

Моя лапа крепко сжимала вынутый из-за пояса кусок железа. Это был толстый железный брусок толщиной с запястье живого. Заточенный брусок. Если отделить голову трепо, то он тут же превратится в мертвого трепо. Понятно, что живому это не под силу. У трепо слишком крепкий позвоночник. Однажды меня почти раздавило гигантским куском плиты, но я выжил.

— "Нож, это называется — нож", — новое знание ввергло в оцепенение, чем не преминули воспользоваться противники. Живой с ножом не может быть опасен для трепо, но вот трепо с ножом это уже совсем другое дело.

— "Нельзя чтобы они выжили", — страх, что секрет оружия распространится по городу, заставил меня броситься навстречу в слепой атаке. Трепо слишком опасны даже без оружия, страшно представить, во что они превратятся при его наличии.

Нож ударил в бугристое плечо первого врага, с легкостью отсекая лапу от тела. На мою голову пришелся страшный удар второго соперника, но голова выдержала. Второй трепо размахнулся для повторного удара, и я тут же прикрылся клинком ножа.

— "Не умно", — удар по лезвию ножа развалил лапу трепо, заливая все вокруг фонтаном синей крови.

Я нанес ответный удар так быстро, что ощутил, как рвутся от напряжения мышечные связки. Голова трепо покатилась по земле, весело подпрыгивая на камнях.

— "Где первый?"

Раненый противник отчаянно отползал подальше, безуспешно пытаясь остановить хлещущую из обрубка плеча синюю кровь.

— "Нужно добить", — такие минуты слабости у трепо — большая редкость. Нужно пользоваться моментом.

Мой прыжок с места был одним из самых быстрых из тех что я помню. Трепо выставил уцелевшую лапу в надежде на защиту. Нож ударил по лапе, отсекая бесполезные пальцы с когтями. Быстрее. Мир смазался, будто пойманный в невидимую паутину. Удар сверху вниз, нож с хрустом отделил череп невезучего собрата от шеи. Я стоял на четвереньках, не выходя из ритма схватки и напряженно принюхивался к запахам боя. Из пяти схлестнувшихся за добычу трепо выжило лишь двое. Сейчас эти обессиленные хищники обменивались редкими слабыми ударами, даже не помышляя об окружающем мире.

— "Слишком молодые", — мне хватило двух ударов, чтобы прикончить обоих слабаков. Схватка трепо это зрелище не для нервных. С первого удара бой выходит на пик силы и достигает апогея. Первый же удар наносится во всю возможную силу. В первые несколько минут вкладываются все резервы организма. В эти мгновения боя трепо сильнее себя в обычном состоянии в несколько раз.

Эта война скорости и силы, где победитель получает все. Удар когтистой лапы трепо пробивает железный лист толщиной в два пальца. Поэтому если не убиваешь врага в первые несколько секунд, то тут же становишься добычей сам. Враг не даст шанса и времени восстановить силы. Сейчас это особенно актуально. Ведь большинство трепо не ело пищи не меньше полугода. Каждый удар это жизнь. Удар, не достигший цели — жизнь, отданная зря, утекшая сквозь пальцы лапы как мертвая вода.

— "Пиршество", — это был праздник плоти. Я недолго прислушивался к окружающему миру. Никто не пожелал заявить свои права на мою добычу. И это к лучшему, слишком слаб я был для повторной битвы. Сначала не мешало бы восстановить свои силы.

Семь трепо, много это или мало, напади они все вместе — разорвали бы без шансов. А как еда это далеко не мало. Я не стал тратить время на бесполезное обжорство. Мою сумку пополнили семь черепов с вкусным содержимым, и я продолжил свое движение.

Затолкав в пасть пару самых аппетитных кусков, я побежал по улочкам разрушенного города. Бежал, стараясь выбирать темные и узкие улочки, прекрасно помня о том что живые предпочитают более просторные и безопасные магистрали. В эти полчаса после битвы я не думал, превратившись в единый кусок хищной органики. Я искал безопасное место.

Такое место я нашел, это было высокое здание, даже странно что оно уцелело, конечно сравнительно уцелело, это здание было на самом краю города. Именно то что я и искал. Обследовав здание я не учуял запахов дваро или трепо, не пахло здесь и живыми.

— "Хорошее место".

А дальше началось пиршество. Я лежал на брюхе подолгу смакуя каждый кусок редкого деликатеса, содержимого черепов трепо мне хватило на весь вечер.

— "Как много удовольствия", — мое тело потряхивало от странной слабости. Хотелось заснуть и свернуться калачиком.

— "Заснуть? Я же не сплю..."

Это было не нормально. Я не смог удержаться от последнего взгляда на сумку. Я говорил что я хитрый? Тело живого я после долгих раздумий бросил на поле битвы. Погоня будет, и мне не хотелось бы чтобы живые прочесывали город слишком тщательно. Оружие живых было восхитительно смертоносным. Нож я тоже подглядел у них.

— "Зря бросил лучше бы съел..."

Трепо слишком осторожные существа так что уверен, что тело никто не тронет. Место гибели семи трепо это по всем меркам ужасное место и непонятное, что делает его еще страшнее для опасливых трепо. Однако не тело с мясом занимало мои мысли, в сумке лежала голова живого. Этому живому теперь никогда не стать дваро.

Борьбу с самим собой невозможно выиграть. Поэтому засыпал я, сжимая в покалывающих от слабости лапах пустой череп когда-то живого человека. Я спал... и впервые за все время осознания... спал и видел цветные сны.

Проснулся я от холода, ну как холода, это был не дискомфорт, просто не дающее покоя противное ощущение. Терпеть холод было еще можно, но не приятно.

— "С чего бы это?"

Еще вчера я даже не знал такого слова. Холод. Но это были не последние мои открытия. Над головой светило солнце от яркого света которого я рефлекторно попытался прикрыться ладонью... и тут я завис. Еще одно новое слово. Раньше это привело бы меня в восторг.

— "Пальцы..."

Они были розовые, как у живого. Кожу рук покрывала странная слизь, что уже превратилась в засохшую растрескавшуюся корку. Мой взгляд медленно пополз по пальцам рук спускаясь к локтям...

— "Мои лапы..."

Не то чтобы я их любил, но я к ним привык. Верните все обратно. Я сжал пальцы в кулак, в этих пальцах была скрыта стальная сила. Я ощупал мышцы запястья, розовая кожа руки скрывала под собой железные жгуты мышечных тканей. Как много слов я теперь знаю. Голова распухла от количества понятий, что в беспорядке метались в подкорке.

Я лежал в центре пятна из сморщившейся слизи, часть слизи лежала чуть дальше, напоминая по виду скорлупу. Если вид рук меня ошеломил, то прочие части тело привели в тихий ужас. Сейчас я ничем не отличался от живых. В этот момент в носу засвербило и я отчаянно и громко чихнул.

— Черт, как неожиданно...

Опа, я еще и разговаривать умею. Узнать бы еще на каком языке. Ноги и живот, все части тела не отличались по виду от анатомии живых. Анатомию живых я знаю отлично, было время и возможности изучить ее досконально.

Я добрался в своих исследованиях до лица. Нос, уши, глаза, щеки, губы. Зубы... конечно было глупо ожидать, что у меня сохранится моя пасть. Двойной ряд зубов был таким приятным дополнением образа трепо.

— Теперь я урод.

В моем понимании это было именно так. Живые были слабы и бесполезны, лишь благодаря своим устройствам им удавалось удержаться на самом краю жизни. Любой живой слабее обычного дваро, и уж тем более уступает трепо.

— "Кто же я теперь?"

Внезапно я застыл в очередной догадке. Я дышал, не отдавая себе отчета в этом действии. Я вдыхал и выдыхал воздух. И в моей груди что-то сильно билось.

— "У меня стучит сердце?"

Проклятье, все это было слишком необычно и неожиданно.

— "Холодно, не мешало бы одеться".

Я вспомнил о вещах живого, в спешке я забыл выбросить его рюкзак. Я встал без стона, хотя хотелось зарычать от бессилия, стоять прямо было непривычно. Я проковылял к своей добыче. Взгляд упал на валявшийся неподалеку предмет, кожа на черепе живого уже почти сгнила, радуя глаз пятнистой белизной кости.

— "Сколько же я спал?"

Одежда в рюкзаке была. В мозгу сами собой рождались знания, как одевать и использовать эти новые для меня предметы гардероба.

— "Одежда не новая", — эта информация пришла из непонятных внутренних глубин.

Обуви не было, но я ее и не искал. Нижнее белье, штаны, майка, рубашка и куртка-ветровка с капюшоном. Перчатки-краги на руки и лямка с рюкзаком на плечи. Я и сам не заметил как оделся в эту одежду. Эти вещи не вызывали неприятия или неприязни. Из штанин выглядывали розовые пальцы нагих ног.

— "Позже можно сточить сандалии".

Я откуда-то знал, что легко смогу сделать себе обувь. И это был еще один шок. Откуда эти умения. Теперь я знал что такое сандалии, и как их делают. Как будто сотни раз держал в руках шило и иголку с ниткой.

— Проклятье, — я поправил лямку рюкзака и бросил взгляд на свою любимую сумку. Я мог бы понести на себе это объемное вместилище шкур и гнилого мяса, но почему-то мне не хотелось этого делать.

— "Хотя бы заберу свой нож".

Черт, и как раньше я мог называть "это" ножом, это был кусок стального швеллера. Метровой длины, с заточенным до бритвенной остроты краем. Это оружие было неудобно держать в новых руках. Пальцы еле охватывали то, что раньше я считал ручкой ножа.

— "А большие у меня были лапы..."

Что со мной случилось? Предположений и мыслей не было. Я услышал, как в паре километров от меня шумно подобрался сидящий в засаде трепо. И рот мгновенно наполнился предательской слюной.

— "Слух и чутье остались как и раньше? Нет, не остались..."

Раньше я не ощущал такой богатой палитры запахов и вкусов, казалось каждый запах отдается на кончике моего языка. Чутье и зрение обострились еще сильнее чем было раньше. Желудок требовательно заурчал настойчиво призывая к себе хозяйское внимание.

— Понятно...

У меня уже случались подобные всплески странностей. Трудно представить что все это случилось именно со мной.

— Четвертое поколение.

Как мне теперь называть себя? "Чепо"? Да вы издеваетесь, лучше уж "fourth", так звучит малость благозвучнее. Я буду называть себя "форс". Глаза прошлись по картине разрушенного города, родной город, почему же я так хочу покинуть его пределы. Этому ощущению нужно верить, теперь я знаю как оно называется — интуиция.

Спуск с верхнего этажа не принес мне нежданных неожиданностей. Я как никогда раньше, был погружен в свои мысли, не забывая при этом оставаться на стороже.

— "Если я опять первый, то не долго ждать волну следующих форсов".

У меня не так много времени на адаптацию. Нужно срочно разрабатывать новую тактику выживания. Если я первый, то у меня есть временное преимущество. Тело само пригнулось и подлезло под приспущенный шлагбаум, я схватился за толстую балку, не замечая как из кармана куртки с шелестом выпала бумажная открытка. Но тонкий слух вовремя отметил медленно падающий предмет.

— Открытка...

Я смутно помнил этих зверюшек. "Чип и Дэйл спешат на помощь". В детстве я любил смотреть этот сериал, эх любимые девяностые.

— "Вспоминаю".

Чьи это воспоминания? Мои или... От этих мыслей мне стало неприятно и холодно. Но зато теперь я возможно знал как меня зовут. Если я похож на живых и ничем от них не отличаюсь (как хочется и не хочется в это верить), то может я имею право на имя?

— Меня зовут...

На язык не легло ни одно имя, значит своего имени я не помнил.

— Хорошо. Пусть будет Дэйл, — кажется я всегда любил этот добрый мультик.

Я шел по дороге все быстрее и быстрее, сам не замечая как перехожу на быстрый бег. В новом теле я был все так же быстр и неутомим. Сознание превратилось в холодный сгусток опасной энергии. В этом мире все делятся на две неравные половины. Первые — это те кого едят, вторые — те кто ест. Что бы не случилось в дальнейшем... я должен быть в последней группе.

Шлагбаум у дороги еще долго трясся от контакта с руками Дэйла. На толстой железной поверхности балки отпечатались глубокие вмятины пяти пальцев. Новый мир не рождал слабаков, чтобы не думал о себе Дэйл. Новый мир рождал монстров равных которым еще не видел этот свет.

Трель тревожного сигнала подкинула сонное тело с кровати, Лана двигалась по многократно пройденной знакомой траектории. Защелкнуть ремень жилета разгрузки, подхватить свой автомат, зашнуровать ботинки, все именно в таком незамысловатом порядке. В коридорах базы было малолюдно, редкие фигуры бегущих впереди людей тут же скрывались за дальним поворотом.

— "Учебная тревога?"

Последнее нападение было далекие 5 лет назад, и это был одинокий невезучий зомби. Масштабных наступлений ходячих подобных тем, что случались 10-12 лет назад не было уже давно. Люди привыкли к тишине и спокойствию. Лана сбежала по лестнице, замечая что все уже построились, отсутствовало всего несколько человек. Командир сделал вид, что не заметил опоздавшую к построению девушку.

— Перекличка.

Опрос жителей базы пришлось проводить дважды, в следующие несколько минут к строю присоединились еще восемь опоздавших. Командир и его помощники выглядели растерянными и встревоженными. Интересно к чему бы это?

— Добрый день граждане выжившие...

Лана по себе знала, что когда командир обращается именно таким вот официальным образом, то это значит нечто не совсем хорошее. Дурной нрав лидера базы был причиной огромного количества беззлобных шуток и анекдотов.

— Сегодня ночью пропал Витя Малек. Вначале мы все думали, что это одна из его любимых идиотских шуточек. Поиск велся на территории всего комплекса помещений базы, силами дежурного взвода. Мальчик не обнаружен.

Витю прозванного за малый рост мальком она знала хорошо, мальчишка был из числа многочисленных детей-сирот. Мальчик был известен своим злокозненным нравом, его всегда тянуло на разные приключения.

— Есть доказательства того, что Малек ушел в город...

После слов командира над площадью повисла долгая напряженная тишина. Город, Лана не понаслышке знала как опасно это место. Пусть простых ходячих уже давно не видели, там было много других гораздо более опасных тварей.

— "Выход в город — это изощренное самоубийство", — даже команды лучших поисковиков опасались выходить в город без поддержки вертушки.

Когда-то этот город назывался Тверью, с тех пор окружающий мир сузился для людей до короткого и емкого — Город. База располагалась в стратегически выгодном месте, когда-то здесь размещалось правительство области.

Советская площадь, угол улиц Советской и Володарского, сейчас эти названия для многих выживших ничего не значат. Первые три этажа периметра, все окна и двери заложены камнями и залиты бетоном. Внешняя оборонительная стена обшита толстыми листами стали. Всюду высятся переплетенные груды колючей проволоки и противотанковых ежей. Вся площадь перед периметром перекопана глубокими рвами и перекрыта оборонительными насыпями. Проходы между постройками периметра закрыты многослойными бетонными плитами, составляя монолитную внешнюю линию, крыши зданий ощетинились пулемётными гнездами и спаренными дулами зенитных установок. Выгодное расположение базы позволяло простреливать все подходы, наиболее удобными для поражения были цели в направлении двух площадей, Советской и Пушкина.

-...выходим в Город, — похоже она пропустила важную часть речи командира.

— Куда выходим?

Девушка переспросила свою соседку по комнате, Ирину, девочка-подросток чаще отзывалась на кличку Ирэн, чем на свое полное имя.

— Поисковые партии в город. Группами повзводно.

Рейд группы комплектовались в штурмовом варианте, как будто участники выходили на поверхность Марса. Каждому бойцу выдавались походные пайки, 2-3 единицы огнестрельного оружия (как правило для подростков это были автомат и два пистолета, старшие бойцы несли с собой ручные пулеметы и гранатометы), несколько наступательных-осколочных гранат (гранаты брали скорее по инерции, так как ходячим большого урона они не наносили), ну и конечно всех обрядили в бронежилет и каску. О том что экспедиция в город намечается на длительный срок говорило наличие сменного белья. И объемная фляжка с водой из подземного артезианского источника. Более опытные участники выхода готовили внедорожники, причем техники больше копались в КПВТ, чем в моторной части машин.

— Как думаешь, еще живой?

— Все возможно, — дипломатично ответила Лана на вопрос еще одной соседки по комнате. Город опасен сам по себе, он не терпит легкомысленности и бравады, пусть ты выходишь туда один или в составе опытной группы, в этот момент может случиться все что угодно.

— "Жалко Малька..."

Люди вокруг не походили на пышущих здоровьем и оптимизмом существ, как и Лана они были худыми и жилистыми. Плохое питание уже который год являлось непреодолимой проблемой для всех выживших. Еды не хватало, и с этим ничего нельзя было сделать, все скоропортящиеся продукты уже давно употребили по назначению. Ежедневный рацион всех кто выжил, составлял в эти годы скудный сухой армейский паек и банальную кипяченую воду. Люди медленно, но верно погружались в депрессию. Даже идеи о сельском хозяйстве оставались лишь идеями. Никто всерьез и не рассчитывал пытаться покинуть пределы периметра. Все помнили рассказы пилотов вертолета, что облетели город по кругу несколько лет назад, если в самом городе ходячих было мало, то за пределами города их было еще очень и очень много.

— "На всех ходячих не хватит патронов", — этот аргумент командира разбивал все фантазии романтиков вдребезги.

Только за этот год случилось 3 случая самоубийства, возможно это было временное помутнение рассудка, кто знает, но жители базы продолжали выживать, стараясь не думать о плохом. Продуктов в запасе становилось все меньше, не далек был день когда в подвалах базы не останется ни грамма съестного.

— "Никто не осудит Малька за этот побег..."

Многие верили в то, что где-то возможна лучшая жизнь. Разведка с воздуха говорила об обратном. По какой-то причине в Городе вывелись все ходячие, а другие мертвецы обходили город стороной.

— "Чушь... могут ли ходячие тоже бояться?"

Это значило бы, что мертвецы могут испытывать эмоции. Твари что жили в городе, вот чего боялись как живые, так и мертвые.

— Ваша группа идет в сторону Капошвара, все ясно?

— Да командир...

Было бы чему радоваться, это направление было самым опасным, именно в этой части города было тише всего. Там не водились даже твари. И это знание вызывало еще более сильную опаску. Свято место пусто не бывает.

Шоссе А112... деревня Некрасово. Эти таблички видывали куда лучшие времена.

— "Калининский район..."

Пройдут годы или столетия, и от людей останутся лишь эти помутневшие от времени таблички. Дорога не петляла, она разрезала надвое пустынный населенный пункт, и уходила далеко за горизонт. Одна из самых больших заслуг живых это дороги, следует признать что для существа "о двух ногах", наличие хорошей дороги главное условие быстрого передвижения.

— "На лапах ушел бы куда дальше".

Я все еще жалел об упущенном прошлом. Насколько лучше и удобнее бежать здесь опираясь на все четыре лапы. За мной не угнался бы ни один трепо. На двух ногах эту гонку мне теперь не выиграть. Селение отличалось от города в лучшую сторону, минимум разрушений при наличии большей части построек в целости и сохранности.

— "Пора передохнуть", — нет, я еще не устал, подозреваю что даже в этом своем виде не знаю всех свойств этого состояния более присущего живым, но чем дальше я отходил от города, тем сильнее мной завладевал медленный ритм неторопливости. Хотелось двигаться без спешки и сверх усилий. Ленью это ощущение тоже не назвать. Скорее это была адаптация, я привыкал к новому самоощущению, познавая новую для себя природу существования. Обновленный слух уловил сладостные звуки, с другого конца деревни двигалось несколько существ, характерная шаркающая походка, аппетитный зловонный запах. Странно, раньше я не считал этот запах зловонным. Ко мне приближались дваро.

— "Давно пора поесть", — новое тело не способно было переносить голод с прежней выдержкой, желудок безостановочно урчал и вообще не стеснялся напоминать о себе громкими звуками. Эти звуки вполне способны демаскировать меня в самый неожиданный момент.

Я вновь перешел на легкий бег то и дело подпрыгивая на бегу, отталкиваясь от старого асфальта упругими конечностями. Раньше я легко мог достигнуть в прыжке 5-6 метровой высоты, сейчас об этом можно было лишь мечтать. Новые ноги утратили звериную мощь задних лап, теперь моим потолком были 2-2,5 метра. Дваро вывалились из-за поворота безмолвной толпой. Сколько их было?

— "Один, два, три, четыре..."

Девять дваро на меня одного, мне даже стало немного смешно, в прежние времена я мог с легкостью уничтожить куда больший по численности отряд.

— Дамы и господа, позвольте поприветствовать вас...

Эта дурашливость стала полной неожиданностью, я с усмешкой раскланивался перед шагающими в мою сторону безмозглыми дваро, как будто они могли оценить всю изысканность этой ситуации. Меня наполнила нетерпеливая энергия, пора узнать на что способно это тело. Я не стал скидывать рюкзак или раздумывать о стратегии, я бежал навстречу не скрывая собственной радости, следи кто за мной со стороны ужаснулся бы этому оскалу кровожадной белизны. Последние пару метров до пищи я преодолел в высоком прыжке, одновременно нанося удар по голове первого дваро.

— "Проклятье".

Этот удар был изначально рассчитан на лапу с острыми когтями, удар ладони по голове больше походил на пощечину. Сильную пощечину...

— Рра!

Это был клич победы, в эти мгновения я не боялся никого и ничего, я машинально выбросил в округу свою ауру, провозглашая свое право на эту добычу, и не один трепо мне не возразил, видимо потому что вокруг не было ни одного представителя третьих. Дваро подбросило высоко в воздух, когда я катился болидом по треснувшему асфальту сбивая с ног тупую пищу. Мир вокруг потерял все краски, а кровь в жилах обратилась в кипяток. Я двигался столь быстро, что у пищи не было никаких шансов.

Удары нанесенные в стиле трепо — в полную силу, срывали гнилые черепа и сшибали худые тела с ног. Пальцы сами собой собрались в кулаки, я понял что это была подсказка, бить кулаками было удобнее. Хрясь. Этот удар мертвого в голову я позорно пропустил. Удар был слабым, в голове даже не звенело. Но зато ввергнул меня в бесконтрольную ярость. Когда я остановился было уже слишком поздно. От еды осталось немногое, не знаю сколько я вешу, но эти прыжки на добыче превратили мою добычу в кучу раздавленной противной жижи.

— "С каких пор я стал таким разборчивым в еде?"

Вся моя одежда была забрызгана остатками гнилого содержимого желудков дваро. Два уцелевших черепа радовали, но не настолько, чтобы забыть о том, как только что по собственной дурости мной потерян полноценный обед. Вкус мозга дваро тоже не привел меня в восторг, судя по всему мои вкусовые пристрастия вновь изменились, если раньше эта пища была для меня одной из желанных, то теперь вызывала подозрительное отторжение. Я мог это есть только через силу, поглощать такую пищу каждый день совсем не хотелось, при мысли о мозге трепо рот тут же наполнился слюной.

— "И где мне теперь искать трепо?"

Обострившимся нюхом исследовал округу, вдалеке ковыляло еще несколько дваро, отдаляясь в сторону от города... в спешке и страхе. Дваро прогрессируют, возможно скоро наступят новые времена, время когда начнут появляться тысячи новых трепо. Они каким-то образом учуяли меня, и испугались... создается ощущение, что они умнее чем я раньше думал.

— "Можете меня не бояться..."

Мясо дваро — это последнее о чем мне теперь придется мечтать. Отныне у меня были совсем другие горизонты и мечтания.

— "С трепо не повоюешь голыми руками".

Требовалось найти себе подходящее оружие, подобное любимому ножу. Только тогда я смогу сравняться с трепо в смертоносности удара. Мои нынешние руки были сплошным источником разочарования, у меня не было даже самых маленьких когтей. В этих условиях, следовало заменить утраченное преимущество минимальным аналогом.

— "Помнится... живые были слабы даже с оружием", — во мне некстати проснулись воспоминания о прошлом.

Ну и пусть, я это не они, и они это не я, весь мир скоро узнает эту разницу. Я вошел в ближайший дом, недовольно морщась от поднимающейся в воздух густой пыли. Если потребуется я переверну здесь все верх дном, но найду себе новый Коготь. У меня отныне нет иного выхода.

— Лейтенант вам стоит на это взглянуть, — Лана была осторожна как никогда, наставники не даром предупреждали о силе и скорости тварей, все знают, в противостоянии с тварью жертв не избежать.

Этот проход между многоэтажками был так удобен, что ноги сами несли ее вперед словно приглашая воспользоваться этим проходом. Девушка выбрала удобную для наблюдения позицию, дальнейший путь был завален десятками огромных бочек. Внешняя стена одного из зданий давно обрушилась образовав крутую насыпь.

— Что случилось кадет?

Лана молча кивнула на скопление бочек, это место вызывало тайную тревогу и желание оглянуться. Она умела доверять своему шестому чувству. Командир взвода опасливо исследовал неожиданную преграду, показав знаками чтобы Лана следила за флангами.

— "Чего тут следить..."

В городе было тихо, даже со стен периметра не ощущалась вся глубина этой могильной тишины. В этих пустых кварталах поселилась пустота и вечная ночь. Ей не хотелось бы жить в этом месте. Лейтенант внезапно опустился на корточки в самом центре скопления бочек, неожиданно скрываясь из виду. Девушка вытерла об одежду вспотевшую ладонь, продолжая наблюдать за округой сквозь прицел автомата.

— "Живой или нет?"

На базе было много детей, сейчас все они превратились в подростков, вся жизнь которых крутилась вокруг военных терминов и изучения возможностей огнестрельного оружия. Население базы составляло 765 человек, и это было много. Она не помнила когда людей было больше, времена десятилетней давности не отложились в памяти, да и многое ли может запомнить 6-7-летняя девочка. Рука командира поднялась вверх показывая знак. Лана быстро спустилась вниз, покидая свою позицию прикрытия.

— Он был здесь.

Он кивнул на пропитавшее землю пятно темной жидкости.

— "Кровь?"

— Сообщаем в эфир?

— Придется...

Командир отцепил от пояса свою рацию. Это мужчина был одним из самых старых на базе, ему было далеко за сорок лет. На базе было мало взрослых, они составляли едва ли 20% от общей численности населения выживших. Почти все командные должности как правило занимали взрослые мужчины.

— Ястреб, как слышишь? Говорит Пеликан.

— Пеликан слышу хорошо, докладывайте.

— Найдено место контакта, судя по кровопотере мальчик не выжил...

— Тварь?

— Тварь.

Лана слышала как сзади подошли другие члены группы, несколько человек по привычке страховали фланги, но все присутствующие без исключения ждали решения Командира базы. Потеря даже одного человека — это большой удар, удар ни столько физический сколько психологический, пораженческие настроения запустят еще более негативную цепную реакцию, и все выжившие хорошо это понимали.

— "Если устраивать облаву, то могут погибнуть десятки..."

Но это будет битва. И это сможет поднять дух оставшихся. Слишком долго они сидели внутри базы, ожидая когда потери восполнятся и дети вырастут. Пора показать миру свои зубы.

— Ждите колонну. К вам выйдут восемь джипов. Мы поднимаем вертушку, — это была огромная жертва, топлива для вертолета оставалось мало, еще несколько вылетов и он превратится в бесполезный кусок металла.

Время до прибытия колонны пролетело быстро, они даже не успели переброситься своими предположениями. В каждой машине уже было по 3-4 человека, но места нашлись и для членов поисковой группы.

— Куда едем Кузьмич, — шепеляво переспросил командира взвода водитель, уродливое лицо Остапченко светилось внутренней радостью, когда-то этот человек ходил в экспедиции за топливом и едой, в те времена здесь было куда как оживленнее и опаснее. Попавшая в обвал группа погибла жуткой смертью, и лишь Федор выжил вопреки всему, выжил, но представлял из себя с тех пор жуткое зрелище, скукоженное лицо без части нижней челюсти и носа, с запавшими внутрь костями скул.

— К Старицкому шоссе...

— Далеко, — сухо заметил водитель и медленно тронул машину вперед, в городе нельзя передвигаться слишком быстро, каждый поворот следует проходить настороженно и с готовностью встретить любую тварь шквалом горячего свинца.

— Смотрите по сторонам — это не игрушки, — резкий приказ лейтенанта, заставил мальчишек и девчонок прильнуть к прицелам автоматов и винтовок.

— "Ну, держись Город", — Лана отпила пару глотков воды и высунула в трясущееся окно дуло автомата, если кто и был уверен в своих силах то это была она. Меткость всегда была ее дарованием, мало кто мог попасть в маленькое яблоко с 30 метров навскидку, а она могла и делала это так быстро и точно, что заслужила прозвище — Меткий Глаз.

Ножа я конечно не нашел, заставляет задуматься об иллюзорной сути так называемой цивилизации. Сколько там прошло этих лет? Чертова дюжина лет и вот пожалуйста, в селе на полтысячи человек не найдешь нормального ножа. Это стоит назвать сумерками эволюции человечества. Те поделки что живые называли ножами, были ими только по названию. Лезвия эти "ножей" буквально ломались в моих руках. Попробовали бы они выйти с кухонным ножом против трепо...

В одном из строений нашел нечто похожее на мастерскую, точильный круг приводился в движение при помощи ног. За неимением других возможностей пришлось вооружаться чем придется.

— Тссс...

Какой неприятный для слуха звук, мне предстояло наточить острия трех копий, за основу были взяты полутораметровые отрезки стали, этот предмет живые называют ломом. Кстати интересная оговорка, почему я до сих пор делю себя и их, являюсь ли я живым или условно живым? Стоит об этом задуматься. Может я тоже живой? Что есть признак жизни? Стучащее сердце, горячая кровь, разум, человеческая внешность, потребности в пище, или умение разговаривать? Так живой я или нет? Нужно будет обдумать эти нюансы на досуге.

Копья из ломиков получатся шикарные, легкие по весу и стойкие к ударам почти любой твари. Главное не подставлять середину под удар трепо, кто знает как поведет себя на практике новое оружие. По идее для производства ломов использовалась среднеуглеродистая сталь.

Заточка процесс долгий, мне удалось не испортить ни одной заготовки, более того — я пробежался по своим следам и нашел еще пять заготовок аналогичного качества. Никогда не знаешь, что именно может встретиться на твоем пути завтра, чем больше оружия будут под рукой, тем больше шансов на долгую и безопасную жизнь.

— "Нужны испытания", — носить такое количество копий в руках не самый прекрасный способ тренировки ловкости. Следует найти что-то вроде широких ножен или глубокого колчана, чтобы заготовки не выпали при быстром беге.

— Куда бы запулить это копьецо, — в последнее время я все чаще разговариваю сам с собой, наверное мне нравится слушать звуки собственного голоса. Впереди стояло большое дерево, шириной в два обхвата, лучше цели и не придумаешь. Копье просвистело в воздухе словно быстрая молния и ударило в ствол, подняв в воздух целое облако пыли из древесной трухи.

— Ого...

А прикольно получилось, копье пробило древесный ствол насквозь, застряв внутри на полную длину. Кончик копья выглянувший с обратной стороны ствола, играл на свету блеском своего наточенного острия и был влажным от древесного сока.

— "Дерево то не мертвое еще".

Жаль, это копье я бездарно потерял, но испытание показывает что все мои старания были не зря, с таким оружием я был опаснее большинства трепо. Колчана или ножен я не нашел, но разжился отменным лыжным чехлом. Копья упаковывал вдумчиво, обматывая концы крепкой дерюгой и лишь потом складывал в чехол. Одно копье оставил при себе в качестве основного рукопашного средства.

— "Если прогресс то не большой, но с этими железками как-то приятнее..."

Понять бы еще с каких пор я начинаю так бояться, моя трусость приобретала увеличенный масштаб.

— "Может оно и к лучшему", — когда я был трепо страх помогал мне выжить, давно пора понять что страх всего лишь инструмент природы, инструмент созданный для выживания в этом большом и опасном мире.

Разжился я и обувью, старые кирзовые сапоги на вид были крепкими, оставалось лишь надеяться что они выдержат долгий бег по пересеченной местности. Дальнейший мой путь будет пролегать в стороне от дороги, полчаса назад я осознал, что дорогой могу воспользоваться не только я. Пусть живые были слабы, но у них был вертолет (да, я вспомнил как называют люди ту самую летающую птицу) и ракеты.

— "К утру я должен быть за сотню километров отсюда".

В других местах должно быть больше еды, разной и вкусной. Когда-нибудь я стану достаточно сильным чтобы выйти даже против вертолета с ракетами воздух-земля. Простите меня если я заблуждаюсь, каждому нужно иметь свою мечту.

— Я уже мечтаю...

Все же во мне куда больше от живого чем от трепо. И эта мысль потянула за собой целый ворох предположений и мыслей. Если я живой, то могу ли я охотиться на животных? Раньше их плоть не приносила мне вкусового удовольствия. Да и поймать зайца или кабана несравнимо труднее чем кажется на первый взгляд. Здесь нужны были скорость трепо и ум живого.

— "Нужно попробовать, за попытку не убивают".

— Включить детектор движения.

— Подключен, — экипаж напряженно следил за ультразвуковым локатором, низкая высота заставляла бросать на приборную доску тяжелые взгляды полные нервозности и беспокойства.

— Центр, высота 35. Веду поиск целей.

Командир экипажа, он же и пилот, с болью в душе взирал на то, что осталось от когда-то любимого города, сейчас он и не смог бы ответить честно — нравится ли ему такой город или нет. Бортовой стрелок не отрывался от дисплея прицельного комплекса, вооружение "птички" способно удивить почти любого противника. Пушка на 30-мм с боезапасом 460 снарядов, две пушки на 23-мм по 500 снарядов.

Шесть ракетных подвесок, две с противотанковой управляемой ракетой с радиокомандной системой управления (боекомплект 6 штук), еще четыре с неуправляемыми ракетами — 2 с ракетами калибра 240-мм (осколочно-фугасные), в каждой подвеске по 5 ракет, последние две — калибра 80-мм (боекомплект каждой 20 штук).

Аллигатор летел тяжело, с большим перегрузом но они сами так решили, понимая что этот полет может стать последним. Пора было показать этому городу, на что способны выжившие люди. Пусть в этом мире для Ка-52 уже не осталось бронированных целей, но в схватке с тварями не стоит надеяться на силу одного лишь вооружения. Несколько лет назад лишь хорошо бронированная кабина спасла членов экипажа от гибели, тварь бросилась на птичку с крыши дома, вцепилась когтями в обшивку и начала бить своей лапой по фюзеляжу аппарата — последствия этих ударов они смогли узреть по прилету на базу.

— "В тот раз нам повезло".

Проклятая война, слепое стечение обстоятельств. Мировой кризис или назревшее напряжение в преддверии передела сфер влияния, сейчас уже не понять что спровоцировало этот конфликт. Ракеты и самолеты впервые спустил с цепей Израиль. Атака на аэродромы Ирана завершилась полной победой авиации маленькой высокотехнологичной страны. Ответный удар Пакистана видимо никто и не ожидал. Высказывания политиков этой далекой исламской страны не принимались во внимание, кого тут винить? Согласитесь Пакистан и угроза миру — звучит не одинаково патетично.

Ракеты еще летели когда Израиль понял что он мертв, в современном мире не нужно много бомб чтобы уничтожить жизнь, для этого небольшого государства хватило бы одной атомной бомбы. От Пакистана к ним летело не меньше десятка ракет, и евреи решили не мелочиться — ударив напоследок по всем своим врагам, ударив всем, что было в запасе.

Говорят хитроумные евреи имели на балансе более 200 бомб, каждая из которых была в 5-10 раз мощнее хиросимского аналога. Говорить сейчас можно все что угодно, кто же теперь может это оспорить. Под горячую руку досталось всем арабам, прилетело Египту и Тунису, Сирии и Ливии, даже в Эфиопию и Чад прилетели ответные ракеты, смог бы кто в Тель-Авиве объяснить причем тут были бедные негры. Но больше всего досталось Ирану и Пакистану, к тому времени как к Исламабаду подлетели ракетоносители с ядерными подарками — весь аравийский полуостров был уже мертв. Он был мертв вместе с невезучими американскими служащими военных баз и прочими иностранцами. Когда дело касается мести, о дружбе как правило забывают.

И это было только начало. Пакистан выбросил все, что было в загашнике, в это раз целью стали Индия и Штаты. До Америки ракеты летели далеко и неторопливо, но спутники хладнокровно фиксировали многочисленные ответные старты с индийских ядерных подлодок.

Хваленая система ПРО Соединенных штатов громко обосралась, у мира был бы шанс, маленький шанс выжить — если бы те на кого надеялся мир были бы идеальными людьми, но это было не так... в штатах тоже умели пилить бюджеты...

Знаменитая и разрекламированная система ПРО пропустила 50% смертоносных зарядов, командиры американской ПВО смотрели как умирают города миллионники и понимали, что на этот раз американская мечта накрылась большим и звонким тазом.

Что это было такое... кто первый нажал на кнопку? Скорее всего кто-то из адмиралов не вынес гибели родных и близких. Антарктическая сеть предупреждения сработала разнося по океанам новый приказ и подводные ракетоносцы звездно-полосатой страны взяли курс на экстренное всплытие.

Погибать в гордом одиночестве в компании исламских стран, Индии и Израиля гордая Америка не захотела. Тысячи ракет пронзали воздух над океанами и континентами вспарывая землю во всех частях света. Больше половины летело в Китай и Европу, вот она хваленная европейская солидарность. Особенно обидно погибать зная, что плодами твоей победы воспользуются Гансы и Жан Поли.

России досталось на сдачу. Впрочем, как и Бразилии с Аргентиной. Американцы не стреляли лишь в сторону Канады и Австралии, но это досадное упущение устранили китайцы. Удары по центрам англосакской культуры наносились сотнями пощечин, в эти несколько часов человечество высвободило большую часть силы своего вооружения. Каждый второй человек был уже мертв, когда большая часть стартовых площадок стратегического мирового оружия было уничтожено, пришло время массированного применения БПЛА.

Десятки тысяч операторов сидевших глубоко в бункерах поднимали свои игрушки в воздух. Под бомбовый удар попадали военные городки, базы, аэродромы, склады военного имущества, служащие уже мертвых государств с увлечением занимались уничтожением военной техники друг друга, особенно сильно доставалось заводам бронетехники и танковым войскам.

На просторах океанов разыгрывались схватки и сражения сотен подлодок. Человечество оказалось живучим, чертовски живучим. Тысячи ядерных вспышек, бомбардировки, тотальное уничтожение орбитальных спутников связи. Напалм и химические атаки, выводились из строя все АЭС, электрические станции, плотины и водохранилища. Ядерный заряд прилетел даже в озеро Байкал, этот прощальный дар природе преподнёс неизвестный капрал из Мичигана.

— "Время Zero".

Этот сигнал шел по всем каналам связи без всякого шифрования. Мир встретился с новой неожиданностью, над руинами городов и сел уничтоженного мира летели быстрые ракеты... летели разнося споры. Этот коктейль был предметом гордости американских микробиологов и генных инженеров. Убойный штамм вируса, под кодовым названием Zero. После его применения должна была остаться лишь нулевая населенность.

Выжившие бросались в поисках спасения во все стороны, миллионы москвичей (из тех кто выжил после ядерной бомбардировки, в основном это были жители окраинных районов) осели в Твери и других городах по случайности не попавших в зону обстрела. Ходили слухи, что своей относительной целостью Город был обязан храбрости нескольких летчиков-истребителей, что буквально протаранили летящую к городу боеголовку.

Радиация, вирус, это был полный хаос. Но видимо Создатель решил, что этих страданий человечеству было недостаточно. Не известно, что там намудрили американские микробиологи, но под воздействием радиации штамм вируса Zero мутировал, мутировал прямо в организме носителей. Эти мутации были разными в разных регионах. Бичом России стали ходячие...

— "Сколько бесполезных смертей..."

Евразия, Африка, Латинская Америка, зона распространения измененного вируса ширилась скачкообразными темпами. К тому моменту, когда переродилось 70% носителей, мировая война прекратилась сама собой...

Некому и не за что стало воевать. Те, кто мог держать оружие, были озабочены совсем другими вопросами, на первом месте стояло физическое выживание. Если с человеком еще можно было договориться, будь он даже с другого континента, то носители не вступали в диалоги, он хотели только одного... есть мясо.

Но даже в эти дни человечество показало, что остается самым живучим видом хищной жизни на планете. Люди выжили, они вынесли все бомбардировки, скрываясь внутри тысяч бункеров и эвакуационных центров. Они выжили, чтобы встретить лицом к лицу свой новый ужас.

— "Быть может, все это и к лучшему", — раз человечество не способно ни на что иное, кроме как дарить смерть всему вокруг. Быть может, теперь настал черед и самого человечества. Пора уступить свое место более разумным видам. Пройдут миллионы лет и шимпанзе (если они выжили) начнут эволюционировать, это ли не новый шанс для израненной матушки Земли?

— Командир, я что-то вижу...

— База, передаем координаты. Есть визуальный контакт. Мы нашли нашего парня.

— "Вот только..."

Никто не возрадуется этому зрелищу, вертолет висел в десятке метров над открытой площадкой, грозно обводя дулами пушек застывшие в тишине окрестности. Вокруг человеческого тела лежало семь огромных туш. Собакоподобные, похожие на рысь или медведя, похожие на тараканов — он никогда еще не видел так много столь разных на вид тварей в одном месте, мертвых тварей.

— База, плохие новости. Здесь семь тварей. Мертвых тварей...

Целых две плохие новости. Твари начали объединяться, ничем хорошим это людям не аукнется. И вторая еще более худшая новость — здесь семь мертвых тварей... кто мог их убить?

Вопросов о том жив ли Малек никто на базе так и не задал, шансы на выживание мальчика даже при встрече с одной единственной тварью оценивались взрослыми бойцами как фантастические.

— "Проклятый новый мир... какие испытания ты решил обрушить на наши плечи..."

— Есть движение в квадрате 12-3...

— Угостим тварей парочкой гостинцев, — птичка хищно устремилась к окраине города, выпуская по бегущей внизу цели сразу несколько ракетных зарядов. От ракеты С-24 с датчиком инфразвукового наведения еще никто не убегал. Комплекс Медуза работал, как и его природный аналог, определяя цели на расстоянии благодаря инфразвуковой мембране, в просторечье называемой Ухо. Мертвые не выделяли тепла, но они двигались и производили звук, акустический шум позволял вычислять направление движения тварей, остальное было делом техники.

— Жаль, что это последний вылет...

Слова оператора бортовой системы вооружений были констатацией факта. Спасибо машине, что летает больше десятка лет без всякого серьезного ремонта, но без топлива она летать не сможет при всем желании.

— Попадание.

Мощная фигура внизу разлетелась тысячами кровавых брызг. Эта война за Город только начиналась, перед тем как ставить машину на консервацию они перекопают огнем все вокруг. Возможно, что в будущем такой возможности больше не представится.

— База. Мы начинаем работать по окраинам.

Удары НУРСов сравнивали с земной поверхностью все хоть немного уцелевшие здания города, принимая на себя выплески страха и бессильной злобы... последних часов жизни летающей огненной птицы.

Твари внизу затаились и терпеливо пережидали атаки, они знали, что их время еще придет, этот момент приближался со скоростью и неотвратимостью, фатальностью мерной поступи колеса истории... скоро наступят новые времена, и уцелевшие встретятся с новыми хозяевами жизни. У эволюции нет жалости и сострадания, есть только выгода и целесообразность.