↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Неповоротливое с виду существо с огромными зубами, которые скорее годились для перекусывания хребта лошади, а не чаепития, на котором они и встретились, сняло цилиндр и слегка поклонилось:
— Добрый вечер, Книжник. Я слышал о вашей организации, а потому с удовольствием приму вас к себе. К сожалению, некоторые члены моей семьи могут не понять, что вы придерживаетесь политики невмешательства, а потому будет умнее, если ни вы, ни я не расскажем остальным об истинной сущности вашей миссии.
— И за кого же вы собираетесь меня выдать, Граф? За акума? Но эти тупые создания...
— Не надо обижать моих акума, мальчик, — хохотнул Граф и сделал глоток. — Книжники... Вы настолько идеальны в умении контролировать свои эмоции, что мне ни разу не удалось почувствовать ваше горе. Как тебя звать?
— У меня нет имени.
— А как бы тебе хотелось, чтобы тебя называли?
Книжник помолчал, припоминая имя, которое ему когда-то нравилось:
— Зовите меня Крис.
— Крис... — повторил Граф и довольно кивнул. — Хорошо, Крис. Я скажу, что ты — акума новой модели и подчиняешься только мне. Никто не усомнится в моих словах.
Книжник поморщился: выдавать себя за изобретение Графа, пусть и даже навороченное, ему не хотелось, но особого выбора у него не было. Да и какая разница, кем называться, если это не помешает ему выполнить задание?
— Вижу, ты согласен, — хихикнул Граф, что заставило Книжника нахмуриться: неужели на его лице что-то отразилось? — Идём, нечего терять время — я слышу, Роад уже ищет меня.
На семейном обеде Ноев ему присутствовать, конечно же, не разрешили. Но способность Книжника становиться незаметным для человеческих глаз в очередной раз ему очень пригодилась. Не вовсе невидимым — было бы глупо иначе выдать себя, наткнись на него кто-нибудь, — а именно незаметным, будто пустое место. Граф, конечно, его видел — умение действовало только на людей, а считать Тысячелетнего человеком мог только безумец, но остальные Нои его не замечали. Книжник прислонился к стене и стал наблюдать за теми, с кем он проведёт в одном лагере ближайшее время: Граф вряд ли мог обеспечить Книжника достаточным количеством информации, а потому связи надо налаживать сразу же.
За столом их сидело всего шестеро, включая Графа — меньше половины, но Тысячелетний говорил, что остальные его приближённые редко выходят на арену мира, предпочитая оставаться за кулисами его игры. Франт лет двадцати пяти негромко переругивался с двумя странно одетыми Ноями — Тики Микк, Джасдеро и Дебитто. Ещё двое ели молча, не отвлекаясь на гомон за столом: высокая брюнетка — Страсть Ноя — и явно недалёкий гигант со странными гастрономическими пристрастиями — Гнев Ноя.
Слишком семейная атмосфера для существ, готовящихся изменить этот мир к лучшему (в своём понимании, конечно); их нечеловеческую природу выдавал пепельный цвет кожи да линия стигматов на лбу.
Конечно, проще было бы сблизиться с кем-то из них и получать информацию напрямую, но Книжник не видел ничего, что сейчас помогло бы ему осуществить эти намерения. А собирать данные по кусочкам, чтобы потом из них складывать полную картину — занятие для Книжника, конечно, привычное, но утомительное. Да и потеря времени колоссальная, но пока возможности что-либо изменить у него нет: да и кто из детей Ноя будет общаться с простым акума, хоть и усовершенствованным? В их глазах он будет только инструментом. Хорошим, в какой-то степени необходимым, но инструментом. А не кем-то, с кем можно разговаривать.
— Джасдеро, Дебитто, вы уже нашли маршала Кросса? — вот и первый колокольчик.
Нои как-то подобрались, пропустив язвительное замечание от Микка — как укол булавкой, не смертельно, но обидно и неприятно.
— Ещё нет, господин Граф, — Уза Ноя (или уз? Книжник пообещал себе ещё подумать над тем, как он будет их называть, не для истории, конечно, для себя), — кажется, Джасдеро, повесил голову.
— Но мы идём по его следу, — попытался загладить общую вину Дебитто.
— Поторопитесь, — в голосе Графа не было ни намёка на неудовольствие. — Мариан Кросс далеко не глуп, и может смешать наши планы.
Узы Ноя как-то виновато переглянулись и уткнулись в свои тарелки, больше не обращая внимание на подколки Тики — видать, поиски маршала были делом не из разряда простых.
Наконец, обед кончился, и Граф, незаметным жестом, приказал Книжнику идти за ним.
Единственное, что Книжник вообще признавал во всём этом прогнившем мире — это наличие в нём красоты. Совершенно бесполезной вещи, которая никого на самом деле не спасает, но, как специи к мясу, придаёт воздуху какое-то новое ощущение. Перед ним в кресле-качалке сидел Граф, гротескно воплотивший в себе изнанку красоты, — Крис не признавал пряностей, мешающих понять истинный вкус.
— Когда мне можно будет отправиться на задание?
Граф издал какой-то свистящий звук и оттолкнулся от пола. Натужно застонали деревянные полозья, рыдая от усталости.
— Думаю, что уже завтра ты сможешь отправиться куда-нибудь вместе с моими акума. В мире сейчас неспокойно и так интересно...
— Благодарю, — Книжник кивнул, с тенью неудовольствия смахнув длинную прядь с красивой маски, когда-то заменившей ему лицо.
Сзади открылась дверь, и серо-белый вихрь пронёсся мимо него прямо на Графа — на какое-то мгновение удивлённый Крис пожалел бедное кресло и уставился на оранжевую тыкву, которая, в свою очередь, смотрела на него вырезанными в мякоти глазами. Похоже, странный зонтик был удивлён не меньше самого Криса.
— Кто это? — тонкий детский голосок разорвал повисшее молчание.
Книжник замер, готовясь играть в ложь, придуманную для него Графом — притвориться даже умным акума было несложно.
— Это Книжник, — прозвучал ответ довольного Графа. — Но ведь ты и сама догадалась, не так ли, Роад?
Крис молча смотрел на подползшую к нему девочку. Пару мгновений они просто смотрели друг другу в глаза, пока Роад не улыбнулась:
— Значит, ты поможешь сделать мне математику!
Крис молчал, стараясь выглядеть спокойным, хотя вихрь мыслей в его голове никак нельзя было назвать плавным: эта Роад сразу догадалась, кто он. Но в его мысли она не лезла — Крис бы это почувствовал. Значит, она прочитала его память, как масть на игральной карте. А память нужна только...
— Мечты Ноя? — приподнял бровь он, дождавшись довольного кивка девчушки. Та будто прикидывала, стоит ли этот человек её внимания, или лучше пойти и пристать к кому-то, кто будет более отзывчив. Книжник уже чувствовал, что сейчас будет проверка, он был к ней готов.
Роад его не разочаровала: Крис тут же ощутил давление на щит, которым он окружил сознание. Повинуясь силе Книжника, щит тут же прогнулся, открывая искусно сделанную брешь, пропуская её внутрь. Девочке был нужен его самый сильный страх, но дать ей понять правду — значило обречь себя если не на вечные, то на очень и очень долгие разговоры с Роад в закромах собственного сознания. Осталось лишь выпустить ей навстречу что-то склёпанное наспех из всего, что подвернулось: обрывки мыслей, шлак из чувств, нежеланные образы из чужого прошлого. Выпустить и надеяться, что она не заметит подделки. Не заметила — и из оцепенения Криса уже вывел чуть укоряющий голос Графа:
— Роад, разве так можно встречать гостей?
— Прости-прости! — девочка замахала руками и умоляюще посмотрела на Тысячелетнего. — Только не лишай меня сегодня конфет!
Последняя фраза Камелот и завершила образ этого странного Ноя: ребёнок, разум которого развивается уже много лет, а тело так и остаётся неизменным. Будь Книжник кем-то другим, он бы её даже пожалел. Но она, видимо, пожалела его, потому что вопрос, брошенный напоследок, ещё минуту звучал у уходящего Книжника в ушах: "А тяжело бояться чувствовать?".
Прошёл месяц, другой, третий... Книжник быстро понял преимущества своей новой личины, хоть поначалу и был недоволен: никто из Ноев, не считая Роад, не видел в акума ни объекта для беседы, ни ещё чего-то, что заставило бы Криса как-то изменять свой план работы. Что до Камелот — та сразу поняла, что Книжник не представляет для неё никакого интереса: обычный человек с обычными страхами. Конечно, наивно было бы предполагать, что та попытка останется единственной, но, учитывая срочность, обманка для неё тогда была изготовлена превосходно.
Но оказались в его бытии акума и существенные минусы: источником информации для него служили только собственные глаза да редкие беседы с Графом, а тот в последнее время был весьма немногословен. Конечно, ещё имелась обширная библиотека Тысячелетнего, но на то, чтобы прочитать и перевести все имеющиеся в ней книги, Книжнику бы потребовались годы, а таким количеством свободного времени он не располагал. Конечно, выходы в поле были интереснее, но Крис быстро выучил как тактику боя акума первого и второго уровня, так и умения их противников-экзорцистов, а потому очередное задание отдавало смертной скукой. Нои в этих битвах почти не участвовали, ограничиваясь невмешательством и простым наблюдением. Конечно, до поры.
Так и случилось в очередной раз: сравнительно небольшая группа акума — около двух десятков — напала на провинциальный городок неподалёку от Парижа. К несчастью для них где-то рядом находился искатель Чёрного ордена, который и вызвал экзорциста. Будь акума больше, они бы победили, но уже через полчаса над пустырём, который был выбран для битвы, расстилался только едкий дым, да валялись вокруг обломки покорёженного, ещё раскалённого от встречи с Чистой силой металла — всё, что осталось от этого небольшого отряда Тысячелетнего Графа.
Экзорцист быстро ушёл — действительно, какой смысл оставаться среди поверженных врагов, искателя тоже не было видно, потому Книжник решил прогуляться по пустырю — раньше у него не было возможности посмотреть, что же остаётся от акума после боя. Просто праздный интерес, который мог бы дать ключ к разгадке способности Графа оживлять машину при помощи человеческой души.
Под ногами хрустела опалённая трава, а воздух был настолько пыльным, что скрываться от чьих-либо глаз было просто бессмысленно. Книжник сбросил свой полог незаметности и теперь просто прогуливался между обломками, выискивая хоть какую-нибудь зацепку, которая могла бы помочь ему получить ответы. Безуспешно: остывающие груды металла просто валялись, безжизненные глаза кукол, так недавно бывших машинами для убийств, смотрели в закопченное небо. Крис нагнулся, чтобы поднять железный прут и рассмотреть его ближе.
— Кто вы? — послышалось откуда-то сзади. Книжник медленно обернулся: на него во все глаза смотрел невысокий худой человек в грязно-бежевом балахоне. Искатель.
Крис думал, что ему делать: исчезнуть сейчас значило дать Ордену ложную информацию о том, что у Графа новый приспешник. А это хоть немного, но могло качнуть чашу весов — ошибка для Книжника крайне нежелательная. Значит, стоит попытаться его обмануть.
— Просто человек. Услышал взрывы — решил узнать, что произошло, — Книжник попытался улыбнуться. Кажется, искатель ему поверил, потому что дальше он заговорил совсем другим тоном:
— Лучше уходите отсюда. И не прикасайтесь к этим обломкам — вы заразитесь смертельным вирусом... — тут его взгляд упал на кулак Криса, в котором как раз-то и был зажат фрагмент павшего акума. Глаза искателя расширились от ужаса, Книжник выругался про себя и отбросил железку. В образовавшейся тишине лязг, сопроводивший её падение, был особенно противным.
Искатель отступил на шаг назад и, достав пистолет, нацелил его на Книжника:
— Вы — Ной?! Не подходите ко мне!
Рука с пистолетом дрожала, лоб искателя покрылся испариной — видимо, он был довольно молод, раз не умел держать себя в руках. И везуч, раз до сих пор уцелел, прячась за спинами экзорцистов. Впрочем, Крису уже было всё равно: живым отпускать искателя было нельзя. В Ордене, как он знал, их было в изобилии, так что потеря одного не будет считаться чем-то из ряда вон выходящим. А знание о новом "Ное" может помешать Книжнику и дальше выполнять свои обязанности.
Книжник снова посмотрел на искателя: тот был на грани истерики. В глазах плескалась неприкрытая паника, палец на курке дрожал, готовый вот-вот сорваться — это Книжника не устраивало совершенно: с такого расстояния нанести смертельную для человека рану было несложно.
— Мне очень жаль, — пробормотал он и со скоростью, которую человеческий глаз уловить не в состоянии, приблизился к искателю и, сжав ладонь на его горле, просто раздавил его. Противный хруст трахеи, брызги крови из разорванной артерии — и мёртвое тело кулем валится на землю. Пустырь стал могилой и для человека, в чьих глазах паника в последний момент успела смениться растерянностью.
— Значит, драться ты всё-таки умеешь... — прежде, чем снова оглянуться, Крис успел подумать, что голоса из-за спины начинают подбираться к первому месту в списке вещей, которые он не любит.
Тики Микк, так нелепо выглядевший в своём элегантном костюме среди всего этого мусора, подкидывал на ладони серебряную пуговицу. И ухмылялся.
— Я уж думал, Граф дошёл до того, что создаёт не боевых акума.
Книжник молча ждал окончания разговора — вряд ли Ной рассчитывал на какой-либо диалог, а потому должен был уже уйти. Но Микк, прищурившись, смотрел на него, затем достал из кармана какой-то предмет, бросил Книжнику:
— Лови!
Рефлексы сработали чётко — и в руке человека оказался слабо светящийся осколок Чистой силы. Книжник нахмурился и бросил его обратно Ною — все его прикрытие только что лопнуло, как мыльный пузырь. Ной в ответ усмехнулся и, придержав рукой цилиндр, кивнул. И исчез. А Крис ещё минут десять бездумно ходил по пыльному пустырю и пытался прогнать мерзкое чувство разочарования в этом дне.
*
Задание до глупости простое — Тики даже подумал оскорбиться, когда Граф приказал ему идти в Барселону и припугнуть не в меру распоясавшихся экзорцистов. Не разделаться с ними — просто припугнуть, будто свору оголодавших дворняг: выстрелишь в одну, остальные с воем разбегутся. Неужели простые акума не в состоянии выполнить эту простую работу? Впрочем, всё неудовольствие иссякло, когда ему в сопровождающие дали этого Книжника. Тики он нравился: этот непонятный человек умудрялся мирить в нём обе его половины: человеческую и Ноя. И теперь Книжник стоял у окна, как-то обречённо глядя на шпили недостроенной церкви, которые медленно плавились под безжалостными лучами последнего для этого города мирного заката.
— Так и будешь молчать, Книжник?
Не обернулся, даже не вздрогнул — "хвост", стянутый лентой, еле заметно качнулся:
— Значит, догадался? — глупый вопрос, да и не ждал Книжник на него ответа. Просто констатация факта, известного им обоим.
— Значит, догадался, — кивнул ему в спину Ной, отчего-то не желавший, чтобы тот повернулся: было в этом что-то... завораживающее. В этой напряжённой позе, которая, казалось, впитала в себя всё марево безымянного ужаса, витавшего над городом. Тики невольно поморщился: страх и обречённость — слишком терпкий коктейль для Ноя, питающегося удовольствием. Можно было ждать, что в этом Книжнике проснётся такое близкое всем людям чувство — жалость к себе подобным, но если она и была, то оказалась запрятана очень глубоко.
— У тебя есть имя, Книжник? — тот отвернулся от окна и посмотрел на настырного собеседника. Тики невольно усмехнулся: почему-то люди считали глаза зеркалами души, в которых отражаются все их самые сокровенные чувства. Чёрные, будто укравшие саму тьму, глаза Книжника не отражали ничего.
— Меня зовут Крис.
Слова приходится вытаскивать силой, будто чиркая огнивом над прелой соломой в тщетной надежде, что ещё одна искра — и языки пламени взметнутся, разрывая на части этот кокон тьмы в глазах собеседника. Не может быть у человека таких глаз — слишком дико смотреть в них и не видеть грани между радужной оболочкой (и почему никто не добавил в радугу чёрный цвет?) и зрачком.
— Красивое имя, — чтобы хоть как-то нарушить повисшую тишину, выдохнул Ной. — Почему ты не хочешь говорить?
— Потому что моя работа — писать, а не говорить, — эмоций в голосе нет, и это делает Тики ещё упрямей в своём решении пробить защиту Книжника.
— И тебе совсем не жалко тех, кто сегодня умрёт? Даже мне их в какой-то степени жаль...
— Я — Книжник, — наконец, во взгляде прорезалось что-то, отдалённо напоминающее снисхождение. — Для меня люди — чернила, которыми я пишу историю. Иногда чернила могут расплескаться, и мы просто доливаем новых. А ты... Эта война — твоя. Ты даже должен чувствовать что-то по отношению к своим врагам: жалость от того, что они оказались слишком слабы, уважение к равному, страх перед сильнейшим...
Ной был в ярости: Книжник спокойно указал ему своё место, так лаконично расставив все акценты. Человек же... Человек внутри Тики испытывал уважение к странному напарнику, которым его наградил Граф. Но обе половины сходились в одном: этого Криса далеко отпускать нельзя. Слишком уж он интересен. Тики поморщился: никогда ещё обе его стороны не были единодушны в своём решении настолько, что от этого сводило пальцы.
Ещё один взгляд в эти чёрные, словно потухшие когда-то угли, глаза и тихое "Пора", когда сил выдерживать эту беседу больше не осталось. Книжник кивнул и моментально исчез — будто растворился в воздухе, который так любил трогать затянутыми в перчатку пальцами Тики. Может, и он знает, каков этот воздух на ощупь.
Надеть цилиндр, и не торопясь выйти на улицу, запорошенную бежевыми плащами искателей — не иначе как половину Управления сюда согнали. Воздух чистый, будто после грозы, которая на самом деле грянет только ночью. Тики глубоко вздохнул и улыбнулся:
— И снова в эту жизнь.
Ответа, конечно, не последовало: говорящий рядом с горожанином воздух — не слишком хороший способ сохранить их легенду. Ной посмотрел на женщину, спешно складывающую фрукты в ящики:
— Аппетитно выглядят. Возьму-ка одно яблоко.
Фрукт оказался в ладони Тики раньше, чем торговка успела поймать монетку.
— Ах, спасибо! — розовый чепчик женщины всколыхнулся. — Я уже закрываюсь, так что, если хотите, можете купить ещё.
Тики обернулся и подошёл обратно к прилавку:
— Хорошо, — Ной снял цилиндр и стал складывать в него яблоки. — Видите ли, я отправляюсь в длинный путь.
Торговка погрустнела: чем-то этот одетый с иголочки джентельмен ей понравился:
— Разве вы не собираетесь укрыться?
Ною изобразил удивление:
— О чём вы говорите?
— Какие-то важные люди сказали нам прятаться по домам. Потому мы и прекращаем торговлю.
Тики огляделся: так и было. Люди, ещё ничего не понимающие, но уже чувствующие смутную угрозу, быстро складывали товары и разбредались по домам. Не сильно им это поможет, если ночью город станет пылью... Как там сказал Крис? Жалость к слабейшему? Но разве можно жалеть этих людей, которые, будто стадо пастуха, слушаются приспешников Ватикана?
— Ну, тогда я буду поосторожнее.
— Не знаю, понимаете ли вы... — женщина со своей заботой начала утомлять. — Ладно, возьмите ещё яблочко.
Брошенный торговкой фрукт угодил прямо в ладонь:
— Спасибо.
Тики укусил сочный бок яблока и усмехнулся: хорош Ной с полным цилиндром яблок и довольной миной на лице среди объятых тревогой и снующих туда-сюда горожан. Наверное, Крис был того же мнения, раз до Тики донесся еле слышный смешок.
— Хочешь яблоко?
— Нет, спасибо, — прошелестел воздух прямо рядом с его ухом.
Ной пожал плечами и пошёл дальше.
Небо потемнело, от городской стены глухо, будто сквозь пелену воды, послышались крики и отзвуки взрывов, но Ноя, сидящего прямо на ступенях церкви, яблоки занимали намного больше.
— И что ты будешь делать дальше? — нетерпения в голосе Книжника не было, но уже то, что он первым начал беседу, говорило о многом.
Тики прикрыл глаза и прислушался:
— К городу с моря приближается трое экзорцистов.
Воздух рядом будто расступился, пропуская в эту реальность Криса — в глазах того светилось неприкрытое любопытство.
— Эффектно, — кивнул ему Ной. — Хочешь знать, откуда я это узнал?
Выжидающий взгляд чёрных глаз в ответ, Тики отвернулся:
— Очень просто. Мы чувствуем Чистую силу, — он немного помолчал. — Они уже в городе.
Тики поднялся и стряхнул невидимую пыль с рукава:
— Пойдём, прогуляемся. Выбирай: восток, юг или запад?
— Восток, — пожал плечами уже исчезающий Крис.
— Значит, идём на восток, — он надел цилиндр и пошёл по опустевшей улочке. — Господи, как далеко меня отправил Тысячелетний Граф!
Взрыв стены прямо перед ним выбил последнее яблоко из руки Ноя. Тики замер: мало кто ожидает, что добыча сама придёт тебе в руки, а тут... Из образовавшегося пролома выскочил беспечно улыбающийся экзорцист. Хотя... уже нет. Это был почти труп.
— Человек? — жертва и не поняла, что шансов выжить у неё уже не осталось. — Ты ведь не акума?
— Ну, вообще-то нет, — снова накатила необъяснимая злость на этого глупца. Уважение к равным, да? — Как тебя зовут?
— Дейся Барри.
Нет, он не равный. И оттого, что теперь его могила не будет безымянной, ничего не изменится. Приказ Графа касался некого Аллена Уокера, а не этого слабака.
— Нет, ты не тот. Ладно, я спешу, — посмотрим, как этот экзорцист распорядится жизнью, которую ему только что подарили.
Колокольчик пролетел в нескольких сантиметрах от лица Ноя.
— А ты ведь тоже не обычный человек? — предсказуем, как и все они. Злит. — Посмотрим, что ты расскажешь.
Даров не возвращают, а этот глупый экзорцист только что подписал себе приговор. К самоубийцам нет даже жалости, но ужас в его глазах поможет развеять скуку. Конечно, экзорцист попытался сражаться с Ноем, но также тщетно, как трепыхающаяся на игле бабочка, — это была лишь отсрочка перед неизбежным.
Робкие лучи рассвета осветили изломанное тело, распятое прямо на столбе в страшной позе — жуткое пугало для остальных служителей Чёрного ордена, маленькое развлечение для Ноя, получающего удовольствие от обладания обеими сторонами этого прогнившего мира.
Граф был доволен исходом битвы: акума и Микк сильно потрепали победный флаг, с которым Чёрный орден вошёл в разрушенный город. Его довольный смех был слышен даже в комнате Книжника, где он и отсиживался в ожидании очередного задания. Крис также был в превосходном расположении духа: наконец, он выбрал себе подходящего союзника, который согласится принять его таким, каков он есть. Без всей мишуры, которую даёт напускное дружелюбие и прочие игры, в которые так любят играть простые люди. Мужчина встал с кресла и ещё раз оглядел свою комнату: единственное, что его не устраивало — в ней не было окна, которое можно зашторить, но к этому неудобству он уже почти привык. Лампа на столе потрескивает фитилём, пропитанным каким-то маслом с неуловимо терпким ароматом. И две тени от одного огонька на стене — Крис не сразу заметил их:
— Я вижу тебя, выходи.
Ложная тень колыхнулась и тихий шёпот, переходящий в шипение, наполнил комнату:
— Тебе придётся забыть о том, что ты Книжник.
— Я уже понял это, как только увидел тебя. Мне придётся ослабить эту сторону?
— Усилить, но кого-нибудь одного, — прозвучал ответ.
— Но Граф и его приспешники и так сильны — противник сейчас кажется слабее.
— Это только сейчас, — зашипела тень и лёгкой дымкой исчезла со стены, будто кто-то стёр её из этой реальности.
Усилить одного... Похоже, само провидение против каких-либо отношений со своей любимой насмешкой над человечеством — Книжником, — построенных на правде. Крис привык лгать другим — это стало такой же необходимостью, как сумерки в месте, которому никто не дал названия. В месте, где и живёт эта безымянная тень, отсутствующими глазами следящая за равновесием этого мира, которое в любую минуту стремится нарушиться. Даже Книжник, носящий сейчас имя из собственного прошлого, не смог найти изъяна в словах тени, когда она впервые легла на пол от его ног. Тень шипела, что баланс сил поддерживать необходимо, иначе конец этому миру придёт намного раньше, чем предсказывают ему все новоявленные властелины. И что он, Книжник, сейчас должен сделать выбор: потратить свою жизнь на записывание истории этой планеты или прилагать усилия, чтобы летопись никогда не оборвалась. Крис никогда не жалел о принятом решении: просто очередная ложь, как улыбка, которая обволакивает глаза, но внутрь не проваливается. Просто очередная игра.
*
Крис не очень любил воду — какой смысл мочить ноги и идти к противнику, если он сам прибежит к тебе, как только заметит? Но Тики был явно другого мнения, либо просто предпочитал лишать экзорцистов времени на подготовку к бою, а потому, оставив Книжника на берегу, пошёл к ним прямо по воде. Любитель эффектных выходов и игр с жертвами перед тем, как нанести решающий удар, — вполне ординарный портрет для представителя этой самой безжалостной семьи. Когда-нибудь подобная беспечность и любовь к декорациям сыграет с ним плохую шутку. Но не теперь: даже Крис видел, какой ужас вспыхнул в глазах экзорцистов при виде идущего к ним Ноя. Впрочем, огонь первобытного страха жертвы перед хищником быстро погас — Тики явно подостыл к поединкам с пешками, а ферзи ему пока не попадались.
Крис видел, как Ной возвращается, волоча за собой оцепеневшего от ужаса экзорциста, и бросает его перед собой на траву.
— Он ещё жив? — спросил Книжник, пока Тики брезгливо отряхивал перчатки. В подтверждение его слов экзорцист дёрнулся в его сторону, но увидел только пустоту.
— Покажись, Крис. А то ещё с ума сойдёт, если решит, что со мной разговаривает воздух.
Книжник бесшумно вышел из-за пелены, скрывавшей его от этой реальности:
— Зачем он тебе?
Ной усмехнулся:
— Он согласился сотрудничать, ведь он очень любит своих детей. Правда? — Тики достал из кармана пуговицу и прочитал на серебре имя экзорциста. — Ты любишь своих детей, Суман Дарк?
Экзорцист вздрогнул и кивнул: ужаса в глазах только прибавилось. Как в дымной комнате, в которой зажгли ещё одну коптящую лампу.
— Ты можешь идти, — Тики махнул ему рукой и прикурил сигарету.
Дважды повторять не было нужды: Суман уползал прочь на коленях, будто ноги отказывались ему повиноваться. Крис проводил его взглядом и повернулся к Тики:
— А если он убежит?
— На Луну? — Ной с интересом рассматривал облачко сигаретного дыма возле плеча Книжника. — Останемся здесь. Если, конечно, ты не собираешься возвращаться к Графу и слушать его очередные шутки.
Крис внимательно посмотрел в карие глаза Ноя, настолько светлые в солнечный день, что они казались слепленными из застывающей смолы. Несмотря на почти безразличный тон, взгляд Тики сочился почти что просьбой, граничащей с упрямством.
— Не собираюсь. Но ведь тебя ждут твои друзья, — ревность в голосе, как лёгкое марево над раскалённой крышей в сиесту, и шафрановые глаза пробивает луч какого-то радостного нетерпения.
— Они привыкли ждать меня. Возвращаться туда, где тебя ждут, — простое удовольствие, доступное многим.
Крис отвёл глаза — Книжник не любил говорить о том, чего не видел или не испытывал сам. Да и какой смысл? Всё равно, что зрячий будет сейчас описывать слепому игру света на идеально огранённом бриллианте. Ной не отрывал взгляда от его лица — чего он добивается? Признания в собственной неполноценности? В том, что почти все тривиальные человеческие радости для Криса — табу? Слишком мощный козырь в самом начале игры, и Книжник не собирался отдавать его Ною. Или дело в том, что игра началась только для Криса, а Тики уже пьёт невидимое шампанское в свою честь?
— Сложно так жить? — неожиданно спросил Ной так тихо, что Книжнику пришлось прислушиваться.
— Зачем ты спрашиваешь? — надоело прилагать усилия для придания голосу оттенков эмоций, потому слова просто падали камнями и ложились в стену между Книжником и окружающим его миром.
— Я хочу понять, — Тики бросил сигарету в воду, наблюдая, как река уносит мгновенно промокший окурок. — Ты сам отрёкся от всего, чем дорожу я, проживая для этого сразу две жизни.
— Меня всё вполне устраивает. Я вижу удовольствие в том, чтобы не иметь никаких удовольствий.
— Теперь ты кажешься мне ещё меньшим человеком, чем я сам, — Ной сел на траву и закурил снова. Так разница в их росте не ощущалась, и Тики это нравилось: высокие люди для него были чем-то вроде колонн, в тени которых он любит скрываться от ненужных взглядов. Вот только в тени таких людей он теряться не любил.
Крис исподлобья смотрел на пылающий жаром золотой круг, неспешно плывущий по кронам старых деревьев, игнорируя приглашающий жест Ноя. Любопытство Тики не раздражало, только оставляло лёгкую досаду от невозможности объяснить Удовольствиям прелесть их отсутствия, идущую от нежелания получать их от кого бы то ни было.
— А что ты хотел услышать, Тики? Что-то о трудном детстве ещё не Книжника, которого отняли у родителей, чтобы превратить в перо, записывающее историю? О запретном желании любить и быть любимым и о страшной тайне, когда я нарушил этот закон? Не было ничего подобного. И никогда не будет.
Он обернулся, чтобы увидеть реакцию Ноя на собственную речь, и остался доволен: тлеющая сигарета в серых губах подрагивала в такт дыханию, но Тики быстро взял себя в руки и ухмыльнулся:
— Ты знаешь, почему мы не произносим слова "никогда"? Потому что наша вечность слишком растянута, чтобы зарекаться. И неважно, сколько ты проживёшь, Книжник: даже один день может быть длинным, как вся жизнь любого торговца из той подворотни в Барселоне.
— Неужели ты сам решил разуверить меня в моих собственных правилах? — слова вылетают так отрывисто, что крошатся в воздухе. Зацепил, Ной, сильно зацепил.
В ответ — лёгкое пожатие плечами, которое может значить и всё и одновременно ничего. И какое-то злорадное удовлетворение сверкнуло в глазах, когда он откидывался на спину, отбрасывая в сторону такой нелепый среди этой нетронутой природы цилиндр. Хотя и сам Тики выглядит уместно только в окружении роскоши столь же дорогой, как и его костюм. Крис не подозревал, каков его облик в человеческом мире — воображение отказывалось стирать эту картинку, чтобы с нуля рисовать на траве деревенского рубаху-парня.
— Не смотри на меня так, — его глаза потемнели — ничего общего с теми брызгами янтаря, что светились на его лице несколько минут назад.
— Почему? — и кто кого зацепил?
— От твоего взгляда мне делается не по себе, Книжник. Такими глазами не смотрят на чернила.
Слишком много для первого раунда, осталось только выкинуть покер и прервать игру до следующего раза.
— Уже уходишь?
— Я решил вернуться к Графу и слушать его шутки. А тебя ждут люди.
— Почему?
— Потому что я не хочу, чтобы ты стал моей тайной, — отвернуться и скрыться за солнечными лучами, оставив за спиной улыбку, блуждающую на тонких губах. Нет, Ной, это даже не гамбит. Это победа белых, после которой ты узнаёшь, что на самом деле играл чёрными.
В резиденции Графа, если так можно назвать этот мистический Ковчег, обнаружилась только Роад Камелот, она занималась любимым делом: поглощала утащенные у Скина Борика конфеты. Увидев Книжника, она приветливо махнула рукой и бросила ему леденец:
— Съешь, а то твоё плохое настроение передаётся и мне.
Крис поймал лакомство, но разворачивать не спешил:
— Ты думаешь, что конфета поднимет мне настроение?
— Конечно! — серьёзный взгляд Ноя не соответствовал абсурдности этого диалога. Крис в очередной раз поймал себя на вопросе о том, сколько же лет этому ребёнку: в этот раз форма отличалась от содержания настолько, что это даже пугало. Мозг и извращённые желания Роад, запертые в этом детском теле — выжигающая сознание амальгама. Ребёнок, которому дали играть в живые игрушки — Книжник не хотел оказаться частью её мечты.
— Боишься меня? — будто прочитав его мысли, спросила Камелот.
— Конечно, — кивнул он и, положив леденец на стол, отправился к себе.
— Ты ему нравишься, — звонкий детский голос больно ударил в спину, заставил остановиться.
— Кому? — бросок слова через плечо, будто в нелепой детской игре.
— Но ведь тебе это всё равно, не так ли, бесцветный знак равенства?
Крис обернулся только тогда, когда мог быть уверен, что все эмоции, отразившиеся на лице, он уже спрятал под личиной умеренного интереса:
— Значит, ты и это прочитала в моей памяти.
— Конечно! — Ной рассмеялась и взяла ещё одну конфету. — А он тебе? Или ты лицедей?
Книжник пожалел, что над его головой сейчас не звёздное небо — Нои зачастили с вопросами на личной основе. Интересно, Марс сегодня очень яркий?
— Ты умеешь чувствовать ложь, Роад Камелот? — девочка в ответ покачала головой. — Тогда зачем тебе ответы, на которые вопросов может и не найтись?
— А зачем тебе лгать, а, Крис? Если ты лжёшь — мы и так знаем, что ты уйдёшь, когда всё кончится. Если нет — ты всё равно уйдёшь. Конец и сюжет одинаковы.
Книжник усмехнулся и провёл рукой по стянутым в короткий хвост светлым волосам — смахивая пыль, которую скинула на него Память о мечтах:
— Тогда и давать ответ нет смысла. Мне пора, — он развернулся, чтобы теперь уже уйти окончательно. Но Роад не желала давать ему шанса оставить последнее слово за собой: знакомое давление на щит, который он мог легко обратить в иглы и просто выбросить эту зарвавшуюся нахалку прочь из своего сознания. Почему-то где-то внутри робким ключом забила злость. На всех: на этот гнилой мир, на Тики, который никак не желал быть интересным игроком, на безымянную тень... Злость, которую теперь можно было обратить против Мечты Ноя. И Крис впустил её внутрь снова, только теперь не стал выворачивать ничто, строя из него суррогаты страхов. Впустил и оставил всё так, как оно было на самом деле — пустоту. Он чувствовал, как Камелот мечется внутри, не веря или не желая признать, что в тот раз её просто обманули, а в действительности она не обладает совершенно никакой властью здесь, в мечте Книжника. Потому что мечты нет, как нет и страха её обрести. Её не стало так неожиданно, что Крис всё же пошатнулся, приложившись ладонью о шершавый выступ на стене. Оглянулся: девочка сидела, подобрав под себя ноги, и о чём-то сосредоточенно думала. Она не привыкла проигрывать, но была и не из тех, кто будет биться о неприступную стену, зная, что эта преграда стояла тут вечность и простоит вдвое дольше. Она просто смирялась.
— Выпей со мной чаю, Крис. Обещаю больше не лезть в твою голову.
Книжник развернулся, медленно подошёл к столу и опустился на мягкое сиденье. И только потом спросил:
— И почему?
— Ты не человек, Крис. И там мне просто страшно.
Как иногда сильна ирония этой реальности: два существа, которых меньше всего можно было отнести к людям, обвинили его в нечеловечности. А всё потому, что он просто показал им правду. Сначала сидели молча: Роад всё размышляла, постукивая ложечкой по чашке, а Крису просто не хотелось разговаривать. Да и не о чем было с ней беседовать — не о математике же, в самом деле... Пару раз Камелот пыталась заговорить — Крис даже ощущал вибрацию воздуха от готовых вылететь слов, — но снова утыкалась в свою чашку. К нему в голову она и правда больше не лезла и даже не обижалась, что тогда, в первый раз, её просто обдурили и только потом соизволили сообщить, что играют они не просто в разных лигах, а еще и на разных полях. А вот сила Микка его могла и зацепить... Крис так задумался о том, какую метафору можно подобрать для их игры, что чуть не отпрыгнул, когда прямо перед ним с громким стуком упал учебник.
— Физика, — пояснила Роад с весьма мрачным видом.
Крис вздохнул: по счетам надо платить, даже если плата смехотворна.
— Теперь поняла? — Книжник стоял посередине столовой и на вытянутой руке держал стул, выбранный им в качестве наглядного примера для демонстрации действия сил. Роад сидела, прислонясь к его ноге, и сосредоточенно думала. Наконец, лоб с выведенной на нём цепью крестов разгладился, и Камелот с радостным "Поняла!" повисла на шее у Книжника.
Такую картину и застал вернувшийся откуда-то Тики: Крис со стулом в одной руке, Роад на шее и абсолютно обалдевшим взглядом. Не хватало только симфонии Бетховена в качестве музыкального сопровождения. Роад, впрочем, тут же слезла с Книжника и повисла на Тики. Тот, не снимая девочки с шеи, посмотрел на небрежно брошенный на краю стола учебник:
— Твёрдым телом занимались? — попытался пошутить он.
— Фу, Тики, какой ты противный! — Роад фыркнула ему прямо в ухо. — Спасибо, Крис!
Книжник кивнул сразу обоим и вышел из залы в третий и последний раз за этот долгий день. Тики спустил Роад на пол и устало сел в кресло: к друзьям он всё-таки вернулся и даже немного поработал с ними, но впервые за всё их знакомство он покинул людей сам, без вызова на очередное "секретное задание". И объяснять себе причину столь нетривиального для него поведения он пока не собирался.
Роад быстро переместилась на подлокотник кресла, вытянув ноги на его колени, и легонько подула ему в ухо:
— Тики, ну, что с тобой? Ты какой-то скучный...
— А Крис не скучный? — с лёгкой улыбкой поинтересовался Ной — это сейчас интересовало его больше собственных мыслей.
— Крис... — Камелот задумалась. — Тоже скучный. Но он помог мне с физикой!
— Неужели ты ещё не разгадала всех его страхов? — поинтересовался Тики, с любопытством ожидая ответа: знание слабости Книжника помогло бы ему поверить в то, что люди всё-таки интересны, и он не зря делит себя пополам.
Роад нахмурилась: то ли не хотела отвечать, то ли ответ не нравился ей самой. Странно... Она мало кого оставляла без внимания.
— Знаешь, Тики... Я была в его голове всего два раза. Первый раз — всё нормально. Он боится эмоций — вполне объяснимый страх для человека, который когда-то больно обжёгся, или для Книжника, которому чувства вообще не предписаны. Да, страхи были какими-то блёклыми, будто расплывались — но тут я не удивилась: его должны были учить скрывать свои мысли так, чтобы они не мешали ему работать. А вот второй раз... Там не было ничего, Тики, просто какая-то сочащаяся тьмой пустота. И поверь, я искала — тебе ли не знать, как меня подстёгивают подобные неудачи! Но там действительно ничего не было. У него нет страхов, Тики...
Микк молча смотрел перед собой, никак не отреагировав на её слова. Раз уж даже Роад, старейшая из Ноев, не смогла найти в нём ничего... Тики был разочарован: в Крисе он видел тот груз, который почти что перевесил его решение стать человеком, а не Ноем, а теперь он давил на совсем другую сторону. Люди боятся, любят, злятся... чувствуют. И все их чувства были слабостями, которые Ной в них так презирал. И как только он нашёл почти совершенного человека, так мастерски держащего все эти эмоции в узде, выясняется, что их попросту нет. Нахлынула непрошенная обида от того, что его обманули, что вся прелесть другого мира, сфокусировавшаяся в одном единственном человеке, теперь играла другим цветом.
— Ну, кое-что он чувствовать всё-таки может... — пробормотал Тики, вспомнив их сегодняшний разговор у реки. Крис не лгал — уж такую ложь Ной бы учуял, ведь тема разговора была полностью подчинена его силе. Но ведь и Роад не слаба...
— Ладно, мне пора. Шерил ждёт, — Камелот соскользнула с подлокотника к появившейся в воздухе двери. Тики не ответил — он всё ещё неподвижно сидел, только ладони, затянутые в перчатки, то сжимались в кулаки, то снова разжимались. Обида перерождалась в злость... А злоба усиливалась тем, что на эту эмоцию он права не имел.
*
Криса в его комнате не обнаружилось — была у него всё-таки эта омерзительная способность исчезать, на которую так негодовала Люлюбелл. Глупая женщина явно надеялась, что безразличный Книжник-таки спасёт её служанку, а когда этого не произошло, Крис некоторое время двигался как связанный — убивать своего акума Граф не позволил, вот Страсть Ноя и наградила его всего лишь повреждениями различной степени тяжести. Крис же, стоит отдать ему должное, выдержал побои стойко, ничем не выдав свою истинную сущность.
Но взбешённый Тики сейчас не увидит каменное изваяние, скорчившееся на полу под градом его ударов, — с ним Книжнику притворяться нет смысла. Только холодную маску — нормальное лицо Криса, но и этого будет мало. Увидит, если, конечно, найдёт...
Книжник, впрочем, не прятался — Тики отыскал его в библиотеке. Он стоял возле очередного стеллажа с книгами и пролистывал страницы какой-то потрёпанной рукописи — библиотека Графа содержала много редких, а то и единственных экземпляров древнейших книг, странно, что Крис тут ещё не поселился.
Ной подлетел к нему так быстро, что человеческий глаз бы и не уловил этого движения. В последнюю секунду перед ударом он увидел глаза Книжника — тот смотрел прямо на него, — и понял, что замечен. И что в любой момент, пока он двигался, Книжник мог отойти. Но не отошёл... Боль в руке — удар всё-таки был нанесён. Тики смотрел на отшатнувшегося Книжника и ждал реакции: если её не последует — можно просто уходить. Потому что эта драка окажется бессмысленной, а Микк просто больше никогда не обратит внимания на этого недочеловека. Почему-то в фокус попали его глаза: не чёрные больше, а теперь прорезанные белыми росчерками, будто треснувшее стекло. И не было больше в них той завесы, что делала их матовыми — напротив, прозрачные, чистые, настоящие. Крис молча потрогал пальцами скулу и нахмурился: по ладони тонкими струйками стекала кровь. Микк ждал — оружием никто из них явно пользоваться не собирался, да и зачем? Против Ноя человеку не выстоять, а Тики ни разу не видел Криса в драке — вряд ли что-то впечатляющее.
Через несколько минут, когда они уже катились по ковру, награждая друг друга болезненными ударами, Тики был готов признать, что он ошибся: драться Крис умел не хуже его самого, а подчас и больнее. И тут же хлестнула какая-то невообразимая радость от мысли, что Книжник не просто даёт сдачи, он тоже бьёт его за что-то.
Возвращался к себе Крис в одиночестве. Драка кончилась так же неожиданно, как и началась. И так же безмолвно — каждый получил ответы на свои вопросы. И каждому теперь было одинаково больно из-за того, что эти вопросы между ними возникли.
В глазах периодически темнело — это Тики сбросил на него массивную полку, — рука, пытающаяся уцепиться за стену, оставляла на краске влажный кровавый след. За разгромленную библиотеку завтра придётся отчитываться, но вина была целиком на Ное — Книжник бы выбрал для разборок более просторное помещение.
Усилием воли он загнал себя под горячий душ — струи кипятка заставляли раны саднить сильнее, но другого выбора не было. Как не было и шанса свалиться прямо на постель в одном полотенце — необходимо было растянуть сведённые в агонии мышцы. Да, растяжка после такого побоища казалась средневековой пыткой на дыбе, но без неё утром он бы и не встал, даже несмотря на годы тренировок тела и духа.
И ложился он со злорадной мыслью о том, что Ною сейчас ничуть не лучше.
— Малыш Крис вернулся! — слащавым голосом пробасил Граф, когда Книжник всё-таки рискнул появиться в обеденной зале. Странно, тело совсем не болело — будто и не было этой вчерашней драки. Интересно, Граф так добр потому, что знает о библиотеке, или потому, что не знает? Мысль неудачная — потянула множество ненужных воспоминаний. Хотя бы то, в котором он сбросил маску. А ещё интересно, почему Тысячелетний назвал его малышом? Неужели принял в эту разномастную семейку? Впрочем, рядом со всеми ними отрешённый Книжник смотрелся органично.
— Крис!! — из-под стола с неизменной конфетой в зубах на него выпрыгнула Роад. — Где ты был? Тебя почти неделю не было!
Сколько?
— Оставь его, Роад, — хихикнул Граф. — У Книжника свои дела. Скоро мы пойдём в Эдо, и там начнётся наша работа.
Крис молча кивнул и придвинул к себе тарелку с какой-то снедью: за то время, что он спал, организм восстановил силы, и теперь ему срочно требовались новые источники энергии. Несмотря на годы тренировок, Книжник ещё не изжил в себе простые человеческие потребности.
— А где все? — спросил он у вольготно расположившейся в кресле Роад, когда Граф ушёл из залы. Девочка пожала плечами:
— Не знаю. Джасдеби всё пытаются отыскать маршала Кросса, хотя я и не верю в успех их мероприятия. Скин следит за группой экзорцистов где-то в Европе, Тики, наверное, у своих людей лечит синяки... — Роад усмехнулась. — Это ведь ты его так разукрасил?
— Не сильнее, чем он меня, — голод был утолён, а потому Книжник позволил себе откинуться на спинку стула и немного расслабиться. — Просто на мне уже всё зажило.
— Потому ты спал всю неделю?
Крис не удивился, что Камелот стала известна истинная причина его отсутствия. Оставалось непонятным только то, почему она не использует знания о нём против него же самого? После того разговора ей вполне могла прийти в голову мысль отомстить за унижение, которому Книжник подверг старшего Ноя. Так почему же она не наносит удар? Слишком мало времени прошло?
Роад, будто догадавшись о ходе его мыслей, подтянула колени к подбородку и как-то устало вздохнула:
— Ты думаешь, что я — монстр? Лезу в головы людей, выуживаю их самые сокровенные страхи, а потом бью по больному месту? Ты за это меня так не любишь?
— Мне не за что тебя любить, Роад Камелот. И не любить не за что. Ты — ещё одна картинка в книге, которую я сейчас пишу. Просто иллюстрация.
Конечно, она не обиделась — существо, которое было в несколько раз старше Книжника, давно перестало реагировать на подобные выпады, тем более, что они являлись правдой.
— А Тики для тебя тоже иллюстрация? — с лукавой улыбкой спросила она.
На этот вопрос Крис отвечать не собирался — слишком уж разговор напоминал тот, неделю назад. Роад, впрочем, и не ждала ответа. Легко спрыгнув с кресла, она потянулась и жестом подозвала к себе Леро:
— Мы пойдём, у нас много работы. Кстати, Крис... — она обернулась к нему уже в дверях. — Я солгала. Тики сейчас в Китае, кажется, нашёл того экзорциста, которого ему надо было убить. Если поторопишься — успеешь на финал.
Она помахала Книжнику испачканной в шоколаде ладошкой и убежала, оставив Книжника наедине с остывшим чаем.
*
Небо было черно от акума — это Книжник увидел сразу, как только появился в лесу неподалёку от морского берега. Видимо, только что тут происходило нечто очень важное, а Книжник, который должен был всё это записать, отсиживался в Ковчеге — постыдный факт, но нынешнее задание с самого начало шло как-то не так. От провозглашения Книжника акума до появления безымянной тени. Всё должно было идти иначе, но возможности повернуть время вспять у него не было. Тики обнаружился сразу — Крис пошёл на голос Ноя и вскоре увидел поляну, на которой валялся обессилевший экзорцист, а над ним, будто для поцелуя, склонился Ной. Вокруг, неслышно разгоняя крыльями непонятную серую пыль, роились тизы — излюбленное оружие Микка. Тихо стенала карта, повторяя уже когда-то услышанное Крисом имя: "Аллен Уокер". За Тики водилась склонность к театральности, и лучших декораций для убийства ему было не придумать. Крис замер в тени дерева, наблюдая за действом: Микк, хоть и разрушил Чистую силу мальчишки, не убил его, давая тизу выгрызть все внутренности, а лишь повредил ему сердце, решив оставить его умирать тут. Что это было? Уважение к равному? Может быть...
Тики вздрогнул: он чувствовал — за ним наблюдают, но что сказать непрошеному зрителю его спектакля, он не знал. Тем более, в последний раз они расстались как-то уж очень странно, а потом Книжник просто пропал, не давая Ною утвердиться в том, что его тогдашняя ярость была не напускной. Сам он так и не успел до конца залечить полученные в ходе драки повреждения — вывернутая рука ещё давала о себе знать, а уж как теперь выглядит сам Крис, думать не хотелось — вряд ли столь же красиво, как до инцидента в библиотеке. Микк тогда очень остро запомнил обычно светлые, почти белые волосы, стянутые в короткий "хвост", были распущены и приобрели оттенок заката. Но его глаза... Глаза запомнились лучше всего: бесконечная тьма, пронзённая молниями — так он выглядит, когда не носит своей маски.
Тики ещё раз посмотрел на распластанное, уже почти безжизненное тело под своей ладонью: жить Аллену осталось не больше десяти минут. Сначала умрёт сердце, потом мозг, а потом и всё остальное, превращая ещё некогда горевшие недоумением и яростью глаза в две стекляшки.
Крис, сбросив покров невидимости, стоял, прислонившись к стволу дерева и ждал, когда Ной закончит игры со своей жертвой. На миг нацепив свою маску, он почувствовал слабый укол ревности, когда увидел, с каким лицом Тики разговаривает с фактически мёртвым человеком. Это ему не понравилось: ложная личина Книжника начала жить собственной жизнью, рискуя превратиться в настоящую. И превратить его самого в обычного человека, который умеет любить, страдать и радоваться тому, что его ждут. Недопустимо. Зачем ему разом терять то, что он тренировал в себе годами? Хочется.
Микк, подошедший к нему, больше не улыбался, хотя свою порцию удовольствий от охоты на мальчика он получил — улыбку будто стёрли с его лица, когда он посмотрел в глаза Крису. В обыкновенные чёрные глаза.
— Ты наигрался? — с изрядной долей иронии поинтересовался Крис, с лёгким разочарованием понимая, что лицо Ноя снова совершенно — никаких следов, которые он оставил тогда. Никаких доказательств того, что он позволили потерять себе контроль над собой.
— А ты? — в тон ему спросил Тики, явно имея в виду что-то другое. — Пойдём отсюда — дружки этого Уокера могут прийти за ним.
— Пойдём, — согласился Книжник, шагая по мягкой траве за Ноем. — А куда нам идти?
— А давай как в тот раз. Найдём место покрасивее, поговорим, — Микк не смотрел на него, а потому прочитать что-либо по лицу Ноя было сложно. Но Крис сразу понял, какой именно "тот раз" он имеет в виду. Тогда Книжник ушёл первым, решив не убыстрять игру, которую сам же и затеял. Теперь... Теперь непонятно было, что делать.
Они отошли на приличное расстояние от полянки, ставшей могилой молодому, но не очень удачливому экзорцисту. Вокруг всё ещё было темно. И как-то неприятно. Крис нутром чуял, что эта прогулка под исчезающими звёздами ничем хорошим для него не обернется, но выбора у него не было — задания тени выполнять было обязательно. И каждый шаг к вершине холма, на который они шли, приближал его к нежеланной для Книжника цели.
Вид сверху действительно завораживал: где-то внизу над городом разливался рассвет, испятнав серые с ночи дома алыми бликами на стёклах. Книжник сидел на вершине в неподвижной и, как могло показаться со стороны, расслабленной позе. Восход солнца его интересовал так же, как и закат. Как и любое природное таинство, приравненное романтиками к естественной красоте этого мира, за сохранение которого он теперь так боролся. Где-то вдалеке робко защебетали птицы, вознося хвалу новому дню, который положил конец страшной ночи.
— Красиво, правда? — прозвучало над ухом. — Или вам нельзя восторгаться и красотой мира, чью историю вы пишете?
Крис не хотел смотреть в эти жёлтые глаза, но всё же встал с земли, чтобы столкнуться лицом к лицу со смотревшим на него Ноем. Прямо на него, а не на вид, чью красоту он только что отметил. Тики молчал, изучающее рассматривая его лицо — только так, вблизи, можно было заметить, что Книжник всё-таки выше Ноя. Всего на дюйм, но почему-то сейчас это имело значение.
— Нельзя. Красиво, — наконец, согласился он, не разрывая зрительного контакта.
Ной не вздрогнул, но Крис видел, как дёрнулись веки — он чего-то ждал. Чего он мог ожидать сейчас, когда они остались вдвоём на холме, залитом рассветным солнцем, вдали от людей?
— А чего вам ещё нельзя? — почти шепотом спросил Тики, хотя смысла в этом не было: услышать их не могли.
— Нам нельзя нарушать собственные правила, — предательская маска скользнула на лицо, обагрив голос болью. Он лгал тогда: один раз правила всё-таки были нарушены. Давно, лет десять назад, но по странному стечению обстоятельств в тот раз его звали также. Может, именно поэтому нынешнее имя так ему нравилось. Хотя... нет. Ему нравилось звучание собственного имени, слетавшее с губ человека, образ которого он вытравил из своей памяти очень давно. Осталось только разбитое стекло, трещины в котором рубиновой паутинкой заполняла его собственная кровь.
— Но ведь ты их уже нарушил... — голос Ноя сорвался, превратив фразу из вопроса в утверждение. И Крис почему-то не мог с ним не согласиться: одна его половина действительно преступила этот закон. Тики тихо вздохнул и прижался губами к губам Книжника, силой вынуждая того подчиниться, ответить на поцелуй. Он привык всё брать силой.
Крис целовал его в ответ с какой-то насмешливой холодностью, отрешённо, будто пожимал руку незнакомому человеку — проигрывать там, где и так приходится подчиняться собственному разуму он не желал. Потому и смотрел с усмешкой в глаза Ноя, в которых непонимание сменялось обидой и тут же смешивалось с необъяснимой злостью. На не пожелавшего подчиниться ему Книжника, на себя, за то, что почему-то решил, будто Крис — очередной трофей в бесконечной победе Удовольствий над этим миром. На этот мир, который впервые послал ему настолько недоступного и вместе с тем желанного противника, которого невозможно просто сломать и бросить, подобно недавней жертве. Даже глаза Книжника не изменились — такая же чернота, обрамлённая длинными, густыми ресницами.
И тут Крис позволил себе сдаться. Наверное, впервые за эти десять лет, проведённых под эгидой идеального Книжника: холодного, отрешённого и бесчувственного. Тики с ошалелым ликованием смотрел, как из глаз уходит флер, делавший их затуманенными, защищёнными. Теперь они были прозрачными, как стекло, а белые росчерки, будто в замедленной съемке, исполосовывали радужную оболочку. Никакая красота рассвета не могла сравниться с этим зрелищем. Тики знал, что минуты, часы, которые сейчас последуют, он будет хранить где-то у себя внутри, как уникальную драгоценность. Потому что рассвет наступает каждый день.
Крис возвращался один, но это было к лучшему: вряд ли бы Тики понравилось смотреть, как быстро маска жажды и неконтролируемого желания сползла с его лица, не оставив и следа. Как и всегда, в Ковчеге было пусто: замерший город, существовавший в этой реальности уже тысячи лет, стоял нетронутым. И тут пустота заговорила и расступилась, обнажая сначала ярко-рыжие длинные волосы, потом неизменную сигарету в зубах... Маршал Кросс.
— Я долго не мог поверить, что теперь твоя книга — вот эти, — Мариан обвёл рукой безликие стены домов и усмехнулся. — И как же теперь твоё имя?
— Крис, — ответил Книжник, ничуть не удивляясь тому, что пустоту внутри него никак не всколыхнуло появление старого знакомого.
— Крис... Как и десять лет назад, — маршал затянулся и бросил окурок под ноги. — А ты сильно изменился, Крис. Если б я знал, что ты станешь таким красивым, я бы, может, и не ушёл тогда.
Книжник не отшатнулся, когда рука, затянутая в перчатку, коснулась выбившейся из наспех сделанного хвоста пряди.
— Только глаза у тебя... тусклые, — продолжал маршал, наматывая почти белые волосы на палец. — Кто же их так погасил?
— Ты, — также равнодушно ответил Крис, глядя на него. Теперь, десять лет спустя, говорить правду было не больно.
Зато ухмылка Мариана на долю секунды стала натянутой. А может, ему показалось.
— Мне надо работать, — Крис отвёл руку экзорциста от своего лица и отошёл на пару шагов. — И тебе, наверное, тоже. Раз уж ты забрался прямо в тыл врага.
— Эй, Крис... скажи мне, — оклик Кросса ударил в спину. — Я зря тогда ушёл?
Книжник помедлил с ответом. Почему-то снова вспомнилось разбитое стекло, осколки которого впиваются в ладонь, но эта боль всё равно не могла задушить ту, что заставляла тогда выть проснувшуюся душу.
— Я не помню, — не оборачиваясь, ответил Крис и скрылся за какой-то дверью.
*
Дальше началась круговерть из событий: перегрузка Ковчега в другой, эйфория у всех от новости, что Чистая сила некой экзорцистки стала вести себя как-то ненормально, что вызвало мысль о Сердце. События в Эдо...
Еще какой-то час назад красивый город, — а Эдо был довольно красив, — теперь медленно превращался в обломки. Бой на расплавленной, как дно тарелки, местности нельзя было назвать совсем уж ординарным. На памяти Книжника, это был первый раз, когда Нои, а затем и сам Граф в открытом бою выступили против Чёрного Ордена. Ноев было четверо. Экзорцистов больше, и многих из них Крис видел впервые; один человек показался ему смутно знакомым. Крис присмотрелся внимательнее: так и есть — Книжник. Нелепо торчащий длинный хвост и чёрные круги вокруг глаз, позволяющие лучше видеть в пустыне или на море. Старик сражался, но довольно вяло — как, впрочем, и положено Книжнику. Зато его ученик, как понял Крис, выкладывался по полной — не слишком-то допустимое поведение, которое можно было бы списать на молодость... если бы Крис не помнил себя в его возрасте. Бой кончился довольно скоро, а разглядывать, как экзорцисты подбирают своих и отходят к краю отполированной акума плошки, было скучно. Но интересно: Крису ещё не удавалось видеть других Книжников в деле. Старик вёл себя правильно, но это совершенно не удивляло, а вот его ученик, напротив, казался чем-то сильно расстроенным. Он быстро ускользнул от всеобщей суматохи, явно намереваясь побыть в одиночестве. Движимый любопытством, Крис пошёл за ним: вдруг удастся узнать, что же могло зацепить человека со столь редкой профессией?
Они почти вместе пришли к небольшому водопаду: ученик Книжника первый, в двух шагах в стороне — невидимый Крис. Вдруг рыжий резко оглянулся и посмотрел в сторону, где находился Книжник. Тот невольно упрекнул себя: для чужих глаз он, конечно, невидим, но, отвлекшись на посторонние думы, он совсем забыл, что идти надо тихо.
Крис замер. Тут будто из ниоткуда у водопада появился третий: кажется, остальные звали его Кандой. Экзорцист, неслышно подойдя сзади (вот у кого стоило поучиться!) обхватил рыжего руками и прижал к себе. Сильно, если судить по тому, как охнул Лави — так своего ученика называл старый Книжник. Друг? Скорее всего. Конечно, "друг" Книжника — источник информации о деле из первых уст, а не из пыльных книг.
Они перебросились несколькими фразами — разговор шел больше взглядами, нежели словами, — и, кажется, о чём-то договорились. Рыжий Лави снял рубашку, обнажив внушительный цветастый кровоподтёк. И, судя по тому, как Канда перематывал ему бока — движения осторожные, но уверенные, — это тело экзорцист явно изучил довольно хорошо. Друг, как же... Такими же ласкающими движениями, какие проскальзывали в действиях Канды, Тики трогал шрамы на спине Криса. Книжник знал, что зрелище было не очень красивым — белая паутина, будто из него живьём, прямо через кожу, доставали нервы. И один большой шрам, пересекающий спину наискосок и заканчивающийся на бедре — то задание было для него неудачным. Но Тики водил кончиками пальцев по его коже, словно открывшееся зрелище было чем-то удивительным... Поняв, что он снова отвлёкся на ненужные воспоминания, Крис сосредоточился: ученик Книжника и экзорцист уже сидели рядом — молча, но молчание это было выразительнее любых слов. Крис уже понял, что именно длинноволосый Канда заставил Лави нарушить неписаные правила — поддаться искушению любить и быть любимым. Непростительно. Крис присмотрелся внимательнее: безусловно, экзорцист был красив — таким всегда достаются восхищённые взгляды, ученику же, напротив, оставалось обычное человеческое тепло. И это — будущий Книжник...
Крис внезапно ощутил острое разочарование: Книжники вырождаются, раз уж даже ученик довольно хорошего учителя оказался таким нестойким. Смотреть на этих двоих стало противно, но тут их уединение нарушило появление ещё одного человека — его-то Крис как раз знал. Этот экзорцист должен был быть мёртв уже несколько недель, однако... Книжник усмехнулся: очевидно, что его Ноя в будущем ожидает большой сюрприз. Особенно если учесть, что седой мальчик стал намного сильнее — уж это Крис почувствовал. И теперь справиться с ним Тики не сможет — только не в своём нынешнем состоянии, когда борьба человека и Ноя внутри него достигла апогея. Крис должен был сделать его сильнее — он выполнил свою задачу. Поставить точку Тики должен теперь сам, иначе этот воскресший мальчишка его убьёт. Но, конечно, Крис об этом Ною не скажет...
Он вернулся в Ковчег ненамного позже Графа, но Тысячелетний уже исчез, оставив Роад и остальных следить за завершением погрузки. Крис осторожно осмотрелся и только потом вышел из-за своего полога невидимости: чего-чего, а для себя он решил, что с Люлюбелл он больше встречаться не будет. Но её и не было: в крохотной комнатке почти у самой вершины башни сидели только два Ноя.
— Привет, Крис!!! — Роад с разбегу прыгнула ему на шею, игнорируя удивлённый взгляд Тики — тот, похоже, и не подозревал, какие отношения установились между Книжником и старшей из детей Ноя. — Ты ведь останешься посмотреть на игру?
— На игру? — по-видимому, Книжник многое пропустил, пока шпионил за коллегой.
— Ну да, — Камелот моргнула. — Мы решили затащить нескольких экзорцистов сюда. Если они сумеют вырваться, то останутся живы. Правда, весело?
— А если они победят вас? — впервые за весь разговор Крис посмотрел в глаза Микка: в них не было и тени страха или жажды победы. Только лёгкий налёт любопытства.
— Ты скучный, Крис! — Роад спрыгнула на пол и насупилась.
— Не удивляйся, — Книжник потрепал её по торчащим в разные стороны вихрам и снова перевёл взгляд на доселе молчавшего Тики. Казалось, тот хочет что-то сказать, но не решается — не очень-то это похоже на персонификацию Удовольствий. А может, он просто не в состоянии подобрать слова.
— Мне пора, буду ждать вас на новом Ковчеге, — "если ты, конечно, вернёшься" — добавил он мысленно.
Роад помахала ему ладошкой и отвернулась к окну, заинтересованно глядя куда-то вниз. Ной молчал. Крис было подумал сказать что-то ещё, но в памяти всплыла увиденная у водопада сцена, вынудив держать себя в руках. Книжник завернулся в столь любимый им воздух, не удержавшись, скользнул уже невидимой ладонью по щеке Тики и исчез.
Конечно, как Книжник, он терял много, решив не присутствовать в Ковчеге, но будущее было уж очень предсказуемо: Роад, что естесственно, выберет себе противником Книжника, ещё не подозревая, что слабость, которую позволил себе рыжий Лави, может обернуться преимуществом. Особенно, если к тому моменту Канда уже окажется мёртв. Противник Тики виден так же явно, как и исход их битвы. А помочь своему Ною, не нарушая правил напрямую, Крис не сможет. Да и зачем ему это?
Ответ пришёл через несколько часов. Вернее, не пришёл — его принёс на плече Граф и бросил под ноги удивлённому Книжнику:
— Малыш Крис, присмотри за Тики, пока я занят.
Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что произошло: Тики, наполовину человек, наполовину Ной, проиграл. И, в то же время, сделал свой выбор: на человеческой его сущности так сильно отпечатался Ной, что её больше не стало. И она, эта часть, одержала верх.
Затравленный, безумный взгляд, льющийся из жёлтых глаз, был лучшим тому подтверждением: ни тени узнавания. Если Тики его не вспомнит, значит, Книжник ошибся, и теперь его промах может стать фатальным: он был уверен, что Микк привязался — слово "полюбил" Крис не уважал, от него слишком несло пылью со страниц слезливых романов, — привязался как Ной, а не человек. А если не так — Крису больше нет места в его жизни. Книжник на секунду отвлёкся от Тики, обдумывая эту мысль: хочет ли он, чтобы всё кончилось так? Ответ был очевиден.
Серая ладонь внезапно легла на его собственную, но сжать пальцы у Ноя уже не было сил. Крис не ошибся.
Подхватив Тики на руки, он осторожно положил его на кровать: несмотря на сделанный разумом выбор, тело отказывалось принимать свою новую сущность и теперь ему требовалось время на перестройку. Странно, что он ещё мог сражаться там, в Ковчеге.
— Ты ждал меня, — не вопрос, утверждение.
Крис кивнул и притушил лампу — Тысячелетний снова выделил ему комнату без окон, будто был в курсе об изредка дающей о себе знать нелюбви Криса к солнечному свету. Хотя Книжник всё-таки предпочитал задёргивать шторы — поддельное чувство победы.
Ной улыбнулся, глядя на Книжника, как на единственное, что у него осталось. А может, он в это верил... Неправильно.
— Конечно, ждал, — ответил Крис, садясь рядом с ним. — Я обещал.
Ной улыбнулся ещё раз, но уже как-то вяло: усталость давала о себе знать. Книжник положил ладонь ему на лоб:
— Отдыхай. Твои силы тебе ещё потребуются.
— А ты?
— А я буду рядом.
*
Тики спал несколько суток. Всё это время Крис не покидал своей комнаты, хотя снаружи творилось что-то странное: вроде как Кросс-таки умудрился отобрать у Графа фабрику по производству акума, и тот был полон желания вернуть её. Правда, узнав, что операцией командует Люлюбелл, Крис быстро успокоился, решив, что анналы истории немного потеряют, если этот эпизод будет записан со слов очевидцев, а Книжник останется жив. Несмотря на собственные правила, Крис всё-таки ставил свою жизнь превыше мелких дрязг, которые неизбежны на любой войне, поэтому предпочёл общество уже почти оправившегося Тики. Ной держался отлично, и уже через несколько часов после своего пробуждения, пока его ладонь осторожно гуляла по голой груди Книжника, решился заговорить:
— Знаешь... Тогда этот экзорцист, Аллен, спросил меня, если ли что-нибудь, чем я дорожу в этой жизни? И я вспомнил людей, с которыми дружил, но и только. Тебя среди них не было.
Крис, воспринявший эту исповедь как очередное доказательство своей правоты, лишь усмехнулся:
— Ну а теперь ты помнишь их? Что они для тебя значат?
Тики замолк, продолжая выводить на бледной коже Книжника какие-то символы. Наконец, палец описал дугу вокруг его ключицы, и Ной ответил:
— Теперь их нет. Я помню, что они были в моей душе, но места для них больше не осталось. Зато там есть ты. Знаешь, очень странно... — Тики перевернулся на спину и стал разглядывать разводы из отблесков свечей на потолке. — Тогда я думал, что умер, ведь меня лишили Ноя. Но теперь я понимаю — на самом деле во мне не осталось человека.
— Тебе это так не нравится?— лениво поинтересовался Крис. Хотелось спать, но оставалось какое-то чувство на задворках сознания, будто именно сегодня должно произойти что-то, чего он так давно ждёт.
— Нравится, — мотнул головой Тики. — Сейчас кажется таким ребячеством то чувство превосходства над людьми. Из-за того, что они не владеют тем, чем обладаю я. Теперь это всё не важно.
— Вот и не мучайся. Спи, — Крис сделал вид, что засыпает. Судя по всему, у него это очень хорошо получилось, так как вскоре он услышал размеренное, глубокое дыхание, которое могло принадлежать только спящему. Крис осторожно высвободился из объятий Ноя и ушёл в ванную — благо, удобства на Ковчеге сохранились.
Тень уже ждала его, для разнообразия отразившись только в зеркале. Крис было подумал, что раньше за его прямым начальством не водилась настолько явная любовь к эффектным появлениям, но результат был налицо. Вернее, на отражение.
— Здравствуй, Книжник, — шипением откликнулась тень на его безмолвный кивок. — Как ты?
Это было что-то новое: обычно диалоги Криса с безымянной тенью ограничивались только получением нового задания и констатацией выполнения оного.
— А у меня всё по-старому, — попытался Книжник ограничиваться обыденной фразой, но, к сожалению, это не сработало.
— Ты великолепно исполнил своё задание, Книжник, — шелест, заменявший тени голос, показался довольным. — А потому мы решили дать тебе награду.
Крис изо всех сил попытался изобразить любопытство. Видимо, получилось сносно, а потому тень не стала устраивать ему сеанс психоанализа, как тогда, десять лет назад. Всё-таки бесплотная тень в роли психиатра — это страшно.
— Мы решили дать тебе свободу, Книжник. Ты можешь быть со своим Ноем, пока не закончится эта книга.
— Я буду иметь это в виду, — Крис усмехнулся. — Значит, моё задание выполнено?
— Выполнено, — прошипела тень и растворилась в воздухе.
Она никогда не прощалась, видимо, считая это бессмысленной тратой времени, но Крис давно перестал подмечать такие особенности: в мире слишком много непонятного, а познать непознанное — не самый любимый его способ скоротать время. Гораздо интереснее оказалась награда: знать, что можешь безнаказанно делать, что угодно, и быть вместе с тем, кому ты дорог. Огромное искушение для человека. Было время, когда Крис отдал бы душу за подобное разрешение, но сейчас всё выстраивалось слишком по-другому. Тогда подобное разрешение означало несколько месяцев счастья, вырванных из пасти неизбежности, теперь это было лишь возможной отдушиной, попыткой расслабиться и почувствовать себя человеком. Подобное попустительство могло бы сильно поколебать веру Криса в собственную цель — записывать историю этого мира. А эта слепая убеждённость в том, что работа Книжника — его призвание, и так слишком сильно смята предыдущими заданиями тени. Нельзя. Слишком большое искушение поддаться этой свободе и снова начать искать хоть какую-то имитацию смысла жизни — на это сил у Криса уже не оставалось. Слишком много эмоций он потратил на эту миссию, слишком много усилий приложил для создания маски, которая теперь норовила стать истинным лицом идеального в прошлом Книжника. Слишком. Нельзя...
Крис возвращался в спальню, уже зная, что эта ночь если не последняя, то одна из финальных. Но Тики, конечно, об этом знать ещё рано...
Бал, устроенный Тысячелетним, поражал размахом: собралась вся знать Великобритании и несколько высокопоставленных лиц из других стран. Присутствовал и сам Граф, что было совсем уж неординарным событием: доселе Крис ни разу не видел Тысячелетнего в его человеческом обличии. Что и говорить, он не подозревал, что таковое вообще существует. Однако, это было фактом: Граф сидел в тени, наслаждаясь обществом и прислуживающей ему Люлюбелл — присутствие этой женщины и не давало Книжнику приблизиться к ним. Страсть Ноя явно не переборола в себе ненависть к акума, позволившему умереть её фаворитке, а открывать истинное лицо Криса Граф явно не спешил. Или просто не считал нужным.
Роад, казалось, не интересовало ничего, кроме собственного опекуна — тот полностью увлёк девочку разговором, а вырвать Камелот из рук Шерила, как понял Крис, было совершенно невозможно. Хотя... Это он как раз понимал: видимо, Шерил — единственный, кто дал Роад возможность жить в соответствии с собственным возрастом, пусть даже эта женщина и заточена в оболочку маленькой девочки.
Тики танцевал с какой-то девушкой. Конечно, из вежливости, но Крис всё равно с неудовольствием ощутил укол немотивированной ревности где-то внутри. К счастью, танец быстро кончился, расставив фигуры по-новому: теперь девушку, которая ещё минуту назад так восторженно смотрела на лорда Микка, обнимал Книжник. И получал свою порцию завлекающих взглядов, прикрытых дымкой невинности. Заиграла музыка, начался танец.
— Эй, Тики... — Роад-таки отошла от Шерила и теперь задорно смотрела снизу вверх. — Чего ты так высматриваешь?
Тики не ответил, но Камелот уже успела проследить его взгляд, обращённый в сторону танцующего Книжника. Взгляд, который был так схож с тем ревнивым, собственническим взором самого Криса. Роад усмехнулась:
— Что, хочешь оказаться на его месте?
Тики всё-таки обратил внимание на племянницу, которая ухватилась за его рукав, и улыбнулся той своей улыбкой, обычно означавшей "Что ты понимаешь, девочка..." Но Роад специально задала первым вопрос, на который знала ответ. И теперь лишь закончила свою атаку:
— Или ты хочешь оказаться на её месте?
Тики вздрогнул. Несмотря на то, что теперь он стал полноценным Ноем, в нём всё ещё проглядывала та человеческая наивность, которая может стереться лишь со временем. А именно: слепая вера в то, что про их отношения никто и никогда не узнает. И теперь вся эта конспирация потерпела оглушительное фиаско. Глупо, конечно: даже Крис знал, что Роад известно намного больше, чем он пытается показать. Хотя, стоит признаться, что всю информацию, которой теперь располагала Камелот, она добыла через Микка — по лицу Криса никогда нельзя было ничего прочитать. И она знала, что они вместе. Вопрос — надолго ли? Всё-таки Крис был намного сильнее Ноя, как ни пыталась Роад убедить себя в обратном.
Танец кончился. Видимо, взгляд Тики подействовал на них обоих, потому что, когда Книжник подошёл к Тики, им хватило всего пары фраз ни о чём, чтобы аккуратно, не привлекая ненужного внимания, исчезнуть из общей залы. Но Роад уже не видела их поспешного бегства — всем её вниманием вновь полностью завладел Шерил.
Что-то было не так... Микк чувствовал это в каждом движении, в каждом вздохе, в каждом неосторожно сорвавшемся с губ Криса стоне. Что-то не так. И только когда Книжник, обессилев, накрыл его своим телом, заглушив рвущийся с губ крик поцелуем, тот понял, что всё это — в последний раз. Что тайна, связывавшая их эти недолгие недели, исчерпала себя. И не будет больше глаз, пронзённых белоснежными молниями, которые он так привык видеть на расстоянии вдоха. Что всё кончено.
Наверное, он сказал это вслух, потому что Крис, лежавший рядом и обнимавший его так крепко, словно не желая отпускать, кажется, перестал дышать. И Тики пережил несколько очень долгих секунд, прежде чем услышал ответ:
— Да. Всё кончено. Я всё равно уйду, так лучше не превращать это в пытку, в слепое ожидание конца.
Тики хотел было поспорить, но что-то в голосе Криса подсказывало, что это решение было окончательным. А может, дело было вовсе не в голосе, а в том, что произошло между ними только что. Раньше Крис позволял быть с ним, передавая всю инициативу Микку. Теперь же... Будто делал прощальный дар, который Ной не забудет никогда. Никогда ещё Тики не хотелось кричать от боли, которая внезапно когтями впилась в грудную клетку, заставляя сердце стучаться о прутья рёбер, словно птица в клетке.
— А я буду тебя любить, — только и смог произнести он.
— Не всегда. Только сначала. Потом ты либо возненавидишь меня и попытаешься убить, либо я стану просто очередной победой Удовольствий над этим миром. И если ты выберешь первое, я не буду сопротивляться, — последняя слабость, как дань всему человеческому, что ещё успело сохраниться в выжженной, словно пустыне, душе Книжника.
— А что будешь делать ты? — прижаться крепче, ещё сильнее, словно отрицая всё, что наступит вместе с восходом солнца.
— А мне будет всё равно, — как странно приписывать к так быстро ставшим родными мыслям слово "последний". Непривычно, больно. И немного жалко.
Но рассвет близко. А с ним близка и новая страница книги этой войны, и в ней больше не будет места слабости, которую ему позволили даже свыше.
И уже не больно.
Эпилог.
"А мне будет всё равно" — до сих пор эти слова звучат эхом в голове сильнейшего Ноя, который однажды сумел отринуть своё человеческое "я". Граф повержен экзорцистами, его приспешники отступили в тень, дабы вершить свои дела вне арены этого мира. Только видя, как Книжник уходит дальше, к новым войнам, а, может, и новым эмоциям, Тики внезапно ощутил боль, которая не давала о себе знать несколько лет. Он так и не смог изжить в себе эту глупую надежду на будущее, что подкрепляла теплящуюся в нём безумную любовь к Книжнику, который больше никогда не посмотрит на него прозрачно-стеклянными глазами. Он так и не смог отомстить.
Но выход был: развязать войну вновь, ведь дети Ноя остались ещё на этой Земле. И ещё могут попытаться подчинить себе мир, который стал ему не нужен. Но была цель: новая война, новый Книжник, приходящий для записи истории. И если им окажется не Крис, от мести Ноя его не спасёт ничто.
Тики смотрел на закатное солнце, в лучах которого минуту назад будто исчез смысл его жизни, пока оно не стало чёрным. И уже мысленно набрасывал план новой войны, которая должна поставить окончательную точку в ответе на вопрос, который он так и не осмелился задать...
Bonus track.
Собственно, идея написать это родилась после не очень долгих, но вдумчивых бесед. Ответы на все эти вопросы есть в тексте, надо только вчитываться. Да я и сама умею зашифровать так, что мама, не горюй. В общем, погнали.
Фик преследовал всего две цели:
— Таки попробовать показать те же события с другой стороны.
— Логически вывести, почему Тики после встречи с Алленовой мечедланью стал не человеком, как все ожидали, а тем Нечто.
Насчёт первой цели — не знаю. Но искренне надеюсь, что хоть немного, но получилось.
Второй же цели был подчинён сюжет с момента получения Крисом задания от тени: "усилить Графа". Причём кого-то одного из приспешников Тычячелетнего.
Собственно, проблемы выбора перед Крисом особо и не стояло: более-менее он сошёлся только с двумя Ноями: Роад и Тики. Но, как стало ясно, Роад не имеет власти над Книжником — ментальные блоки и полное отсутствие каких-либо страхов полностью лизировали любую попытку воздействия. Как это водится, взаимно.
С Тики было легче: искусство Криса создавать себе правдоподобные маски на различные случаи жизни помогло ему и тут. (С Роад могло бы тоже прокатить, но там даже не было материала для создания подобной маски). Так и пошла игра. В задачу Криса входило убить в Тики его двойственность человека и Ноя. Как именно: вызвать определённый интерес у Тики к человеку и спокойно вывернуть все наизнанку, открыв свою истинную, нечеловеческую природу. Таким образом уверенность Ноя в том, что люди, в общем, молодцы перекрасится в противоположный цвет: молодцы, но не люди. Это и было предпосылкой к случившемуся: Ной настолько разочаровался в человеческом роде, что даже на его людской половине отпечаталась его вторая сущность. Потому Аллен и не смог убить его, как Ноя: человека в нём больше просто не осталось, а заново скопированная сущность проявилась уже после удара мечом.
Собственно, примерно так.
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|