Двадцать первый

Что я помню из своей прошлой жизни? Потрясающе много: каждую минуту, каждое слово, каждое ощущение, которое записывалось в идеально подготовленный для этого мозг. Всё, кроме первых шести лет — в моей профессии всегда так: чтобы отринуть род человеческий, надо самому забыть о том, что ты родился человеком. Зато я помню свою смерть: вода в лёгких — это очень больно. А ещё это было очень глупо: скала, на которой я стоял, оказалась Колоссом на глиняных ногах. Вот он и рухнул вместе со мной на лысом черепе.

Говорят, когда меня воскресили — у них это называется клонированием по матрице Чистой Силы, — меня не смогли удержать три санитара, так я отплёвывался и пытался всплыть. Мне было... лет шестьдесят, наверное. Я всё равно не считал, зачем? Шестьдесят лет, более двух сотен войн — я не дожил до Второй мировой бойни каких-то несколько месяцев. Но я не в обиде.

Когда меня успокоили и попытались внятно объяснить, что я делаю в этом мире, я, кажется, взбесился. Мне понравилось быть ничем — никем я и так был всю свою жизнь. Хотя я плохо помню те несколько первых дней моей второй жизни, потому что они вкололи мне какую-то дрянь, от которой я потом тяжело болел. Смысл моего недуга — продержать температуру тела на сорока градусах несколько дней — мне объяснили: это нужно для замолкания генов, благодаря работе которых я так быстро вырос. Кажется, за эти дни я стал чем-то наподобие яйца "вкрутую". Во всяком случае, я не чувствовал себя даже на "всмятку".

Когда же они сказали, зачем я им нужен, я хохотал минут пятнадцать, наверное. Потому что это было совсем уж полной чушью: данные из архивов в Ордене никогда не оцифровывались. Так и пылились в библиотеках, пока в чью-то светлую голову не пришло-таки занести их на электронный носитель. Тут-то и случилась проблема: вся информация волшебным образом исчезла со страниц. То ли чернила выцвели, то ли... Но идею с чернилами пришлось отбросить — личные дела экзорцистов остались нетронутыми временем. Черт его знает...

И, наверное, поплакали бы да и забыли, если бы какой-то мудак с явными проблемами в личной жизни (а нет таковых — обеспечу!) не вычитал в моём личном деле скромное слово "Книжник". Который может воспроизвести каждую бумажку в точности.

Я отказался. Никакого желания ловить "второй шанс" и "жить новой жизнью" я не испытывал. Прошлой-то на сотню наберётся. Тогда директор Чан (знал бы, что у Линали с Баком родится такой вот внук — пристрелил бы всю семейку) и вытащил свой последний козырь. Я был не первой удачей — до меня был ещё один. И множество неудач — оказалось, что Чистая сила нестабильна и не даёт ясной картинки о её обладателе. И в итоге у них вырастали уроды, которых тут же утилизировали. Наверное, я всё-таки первый успех, потому что до меня они получили такого же урода, которым меня и решили держать. Канда Юу.

Нет, я всегда относился к нему хорошо. Да и сейчас, наверное, отношусь так же. Только вот он предатель, заставивший меня говорить. Час за часом, день за днём. Два месяца без передышки с перерывами на еду и пятичасовой сон. Почему предателем? Потому что, увидев его, дважды искусственного, но зацепившегося за новую жизнь, захотел жить и я.

Не сразу, конечно. Потому что, поставив последнюю точку после двух месяцев непрерывного монолога под стрёкот клавиатуры, я пошёл прямо к Чану с просьбой о пуле в лоб. Или о яде в вену. Да о чём угодно. Голова болела тогда нещадно: новый мозг просто стенал от постоянного дёрганья за миллиарды ещё не укрепившихся нейронных сетей, что зовутся памятью. Под глазами — о да, их два (на Чистой силе мой секрет не отразился) — залёг траур по самому себе, руки тряслись от кофеина. Если это начало новой жизни, то я, пожалуй, пошёл...

Яда мне не дали. Зато дали в руки знакомый молот и отправили изучать новый мир. Хоть в школу не отдали, и то слава Богу. Хотя мой учитель по началу двадцать первого века явно хотел поставить мне двойку ещё до нашего знакомства.

Зато я оценил такую прелесть, как Интернет, — в итоге всё-таки стало интересно, что же я пропустил. Особенно мне нравилось читать между строк: вот во Второй мировой, например, налицо утечка информации из Черного Ордена. Иначе как объяснить столь схожие почерки у изуверских экспериментов ордена имени Бога и у Рейха?

Канду я видел редко, когда он отдыхал между заданиями. Он оказался ценным приобретением как боевая единица и полным провалом как боевая дробь: его напарники возвращались с ним редко, чаще отзываясь спустя несколько дней из какой-нибудь больницы. Или позже — смотря как поползут. Канда не таскал раненых — так он сказал директору. Что ж, пусть скажет спасибо, что хоть не добивает. Словом, не один я, кажется, недоволен. Зато я заметил, что всё ещё привязан к нему. Не знаю, было ли это следствием из прошлой жизни или просто нитью, связывающей меня с моим настоящим настоящим, но с каждого задания я ждал его вполне искренне. Хоть мы и не разговаривали — я учился в своей "школе", а он сидел у себя. Но факт его присутствия грел душу. В общем, всё по-старому — тогда мы тоже не разговаривали. Только сейчас вместо архивных папок компанию мне составляли толстощёкие преподаватели.

Перелом наступил, когда я, одурев от потока информации, которую в меня лили уже третью неделю, ввалился к нему в комнату с просьбой убить. Он тогда хмыкнул и написал "Другой выход". Странно, что мысль о жучках не пришла в голову мне — видимо, мозги и правда отказали. Но впервые я уползал к себе с мыслью, что выход где-то есть.

Моё первое задание я до сих пор вспоминаю с содроганием всего, что только можно. Сюрпризы начались ещё в Ордене, когда я, только-только отоспавшись и отъевшись за недели учёбы, предстал пред ледяные очи директора Чана. Там же обнаружился и Канда.

— Задание, господа.

Что забавно — по имени меня тут не называли вообще. Паспорт, правда, сделали — я теперь некто Грегор Драм, но ни Грегором, ни Лави, ни, уж тем более, Книжником, меня не называли. Я не противился.

Чан долго распинался, правда, всё-таки больше для Канды — я ничего в этих рейсах, мотелях и Диснейлендах не понимал. Вернее, связывал с информацией от учителей, но, как говорится, надо один раз увидеть... Зато идея послать с ним меня, а не кого-то другого, заинтересовала: неужели они думают, что если я буду ранен, он меня не бросит? Три раза "ха".

— А вы не боитесь, что мы просто выкинем Чистую силу, благодаря которой вы нас выслеживаете, и сбежим куда подальше? — спросил я, когда Канда уже ушёл собираться.

Чан даже позволил себе улыбнуться, впервые посмотрев на меня как на что-то большее, нежели на справочник:

— Вы помните день, когда сдали свою Чистую силу и ушли на другую войну?

Оп, попал. Я прекрасно помнил тот день: стоило отойти на сто миль от Управления, как меня начало так выгибать, что я уж, грешным делом, подумал о подошедшем конце. Валялся как куль с мукой под каким-то деревом дня три — ни пошевелиться, ни заснуть, ни даже воткнуть себе нож в горло.

— Судя по глазам, вспомнили, — Чан больше не улыбался, но выглядел очень довольным. — И это было при том, что ваша синхронизация не достигла даже сорока процентов — проще говоря, вы были почти чужие вашему оружию. А что же станет с ним? — кивок в сторону двери. — Он очень любит свой меч...

А я без него не уйду. Да, ещё какой-то учёный говорил, что признаки проявляются в третьем поколении очень ярко. Милый мальчик Чан вобрал в себя всё, что было у его дедов и бабушки. А отцом его, наверное, был Адольф Гитлер китайского разлива. Пристрелить бы — и дело с концом... Мечты...

Ещё порадовало: в целях конспирации (а по мне — так просто мода такая) всем стали давать клички. Пардон, кодовые имена. И если раньше — в моё время — всё было проще простого: Канда — псих с мечом, я — младший Книжник, старик — Панда... То теперь... Нет, я честно пытался отстоять своё право называться "Проклятая королева", в чём мне было гнуснейшим образом отказано, это объяснили тем, что долго выговаривать. Я вызвался было укоротить, но мне налепили самую неожиданную кличку — "Молот". Нет, правда, я не представляю, откуда они это взяли! С такой фантазией можно же просто... Придурки.

Дальше было хуже. Потому что когда мы вышли в город, я подумал, что все эти месяцы мне приснились, а я наконец-таки попал в ад. Первый же автомобиль был принят мной за акума ...дцатого уровня, и не знаю, что бы случилось с этим чудом техники и его владельцем, если бы Канда не успел выдернуть у меня молот. Больше мне он его не отдавал до самого конца поездки.

Я не буду описывать наш перелёт через Атлантику и прочие радости быстрого путешествия — наверное, я собрал в себе все виды фобий, которые появились у людей с момента освоения бензинового двигателя. Нет, машины и самолёты я видел и неоднократно, ездил и летал, просто... Даже шестьдесят лет оказались для меня чем-то невероятным, а для человечества — простой эволюцией.

Канда молчал — хоть в этом повезло. Хотя я не знаю, что выкинул в свою очередь он, когда впервые вышел за пределы комплекса. И да, я ведь не знаю, в каком году он погиб — может всего-то лет десять назад. С его-то жизненной силой. Надо спросить, когда я буду в состоянии не только блевать в гигиенический пакет и подвывать на луну.

Канду постоянно останавливали и требовали документы на оружие — это в девятнадцатом веке никого не удивишь торчащей за спиной катаной (удивлённые просто не выживали), а теперь, видите ли, не принято. Но он явно привык, так что, показывая ворох бумажек и удостоверений, даже не хамил полицейским.

Заночевали в гостинице, где в номере была огромная ванная. Да и сам номер тянул на люкс — Орден знатно разжирел на продаже патентов, раз теперь может позволить себе такие расходы. Либо экзорцистов осталось слишком мало — так пусть живут себе в удовольствие. Кстати, логично, что мало: куски Чистой Силы посчитаны, а их обладатели умирают. И вероятность, что в один век будут рождены два экзорциста, которым подойдёт одна и та же сила, стремится к нулю. Потому и начаты были эксперименты по клонированию, а от меня им больше всего требовалась информация по искусственной индукции сродства к ней. Ну да, эксперименты над людьми запрещены у обычных людей и запреты придуманы для того, чтобы им спалось спокойнее. Чтобы не тряслись, зная, что тебя могут в любую минуту оформить как мертвеца и упрятать в стерильные лаборатории Чана. Или какого-нибудь Яманаки. Японцы, кстати, попёрли со своей экономикой ого-го как за последние пятьдесят лет. Последняя яркая война с акума пришлась аккурат на Вторую мировую, а подложные документы "открыли глаза" на противных узкоглазых всему миру. Потом острова заселяли только нужными и лояльными к Ордену людьми, благодаря чему теперь у Чана сотоварищи появились и гении, и стабильное поступление денег и даже подопытного материала.

Я прочитал также и кучу научной литературы и почти в каждой статье — а может , это просто уже паранойя — видел лапу Ордена. В одной — какая-то одна разработка, которую умы пустили и на общечеловеческие нужды, в другой — вид оружия, который сначала тестировался на акума, а потом, не оправдав надежд, был покрыт сахарной глазурью и выдан за открытие какого-нибудь нового свойства известной всем вещи. Да уж, Орден стал настоящей масонской ложей, если подобное сравнение уместно. Сами масоны, наверное, передохли бы от зависти, узнай они правду о глобализации.

А ещё исчезли все связи с Ватиканом — во всяком случае, Чан папистам, похоже, больше не подчинялся. Надеюсь, что эту войну кто-нибудь из моих коллег всё-таки записал, а то жалко, пропала информация.

Ещё одна забавная вещь — в Ордене после старика больше не было Книжников. Наверное, наше мудрое начальство поняло, что эта война будет длиться до скончания времён, а тратить и так редких сотрудников на одну только перетянутую кампанию слишком невыгодно. Наверное, можно было бы пробиться и связаться с ними, обрисовать ситуацию — всё-таки наша организация далеко не самая слабая. Авось бы и отмазался от этой затеи. Но нельзя: скорее, свои же, если поверят, просто прихлопнут за нарушение всех мыслимых и немыслимых запретов. Тупик...

— И долго будешь раскисать?

В дверях ванной комнаты стоял абсолютно голый Канда с явным намерением выгнать меня из горячей воды. Не выдержав зрелища, я кинулся было на выход, но был отправлен обратно в кипяток лёгким тычком:

— Сидеть. В одежде полно жучков, я её запихал в сейф — пусть считают, что у них помехи. А так поговорить можно...

— Что за выход ты нашёл? — наконец, задал я вопрос, который мучил меня даже посильнее самолётов.

— Простой. Выкинуть Чистую силу и сбежать. А потом спрятаться и попытаться выжить.

— Не выйдет, — я покачал головой и в красках рассказал, что происходит с экзорцистами, отринувшими свою Чистую силу. — И это только со мной — у меня-то её отобрали. А если сознательно... Помнишь Сумана Дарка? Он тогда стал летающей кеглей смерти, и Уокер его еле-еле успокоил...

Канда долго молчал — то ли историю Сумана он благополучно забыл, то ли был готов возражать...

— Значит, надо сделать так, чтобы у нас её отобрали.

— Ты умрёшь, — покачал головой я.

— Ты идиот, — фыркнул Канда. — В Ордене хранится только та сила, которую экзорцист может отдать. То есть технического типа. Паразитическая остаётся при носителе, сокращая и без того скудный запас.

— И у тебя осталась твоя сила регенерации? — кажется, в конце любого тоннеля может забрезжить свет.

— Не знаю.

Это поезд. Свет в тоннеле — это поезд.

— То есть как?

Канда потянулся в ванной, расплескав воду:

— Так было с начала моей жизни. Эта способность включалась только тогда, когда я действительно подыхал. Потом уже стало легче.

— То есть, чтобы узнать это...

— Убить, — кивнул Канда.

— А если нет?

— Умру.

Большой и красивый поезд. Как в лондонской подземке, при воспоминании о которой у меня снова начинаются спазмы желудка.

— Должен быть другой выход...

— Нет другого, Лави. Я искал. Если сбежать с Чистой силой — её отключат, они научились это делать. И будет та самая ломка, которую ты мне так красочно описал. Только потом, когда станет совсем невмоготу, они снова её включают минут на десять. Чтобы опять выключить, и всё по новой. Выкидывать я тоже пробовал, но тогда не было повода проверять себя на прочность — жить хотелось.

Звук того самого имени заставил вздрогнуть. Я не слышал его уже больше сотни лет — это точно. А потом дошёл смысл и остальных слов.

— А сейчас? — вышло шёпотом, картинки от его фраз были слишком объёмны.

— А сейчас, если выгорит, буду не один, — он улыбнулся.

— Сколько ты тут уже?

— Два года.

Вот как. Два года на привязи у скопища живодёров с крестами на знамёнах без возможности, а главное, цели выбраться. Ошибка в идеальном плане господина Чана: дать одного другому, а в итоге отпустить поводки обоих.

— Подожди... Сохранились же личные дела — там могли прочитать, что у тебя есть паразитический тип силы...

— Я уничтожил своё досье за год до смерти, — Канда хихикнул. — Потому Чан собирал меня буквально вслепую — только по слепку с Чистой силы. Просто именно мой кусок оказался достаточно стабильным, чтобы с него можно было синтезировать хоть что-то похожее на человека. Они вообще сильно продвинулись в изучении этой субстанции, только смысла ноль. Про успешных искусственных они и не знают — считают меня самым обычным.

— Предусмотрительно... — я покачал головой. — Мне такая идея в голову не пришла...

— Ты вообще мало отличаешься по интеллекту от Уокера... Но, наконец, приятно смотреть тебе в оба глаза.

Со смехом вышло всё напряжение от этих безумных месяцев. А ещё от осознания, что хотя бы здесь появился союзник.

— Когда ты умер?

— В девятьсот первом. Попал прямо в лапы к Графу — а тому было плевать на мою уникальность и неуязвимость. Как мой Муген оттуда достали — до сих пор удивляюсь. Мясорубка была знатная... А ты?

— В тридцать восьмом. Я был в Индонезии на острове Кай. Кажется землетрясение, которое смыло меня в море Банды, попало в десятку сильнейших за всю историю человечества.

— Да, ты всегда любил показуху, — хмыкнул мечник. — Всё, вали и дай мне помыться. И не забудь вытащить одежду, а то старина Чан может что-то заподозрить...

Заподозрил. Иначе я не знаю, как ещё объяснить, что после этого похода — кстати, очень успешного, — он подстраивал всё так, чтобы мы не пересекались в Ордене вообще. Списывать на паранойю уже было глупо — за полгода-то. А то задание мы действительно выполнили красиво — в том смысле, что не сдохли и даже пополнили коллекцию выпущенных из жестяного тела душ. Чистую силу, естественно, не нашли — её сейчас вообще почти не находил никто.

Но что делать с нашей вынужденной разлукой — мы не знали. Мне было пришла в голову мысль обмениваться записками, но это было бы слишком рискованно, а также для того, чтобы этой мыслью поделиться, надо было с ним увидеться.

Ещё меня негласно назначили помощником орденского архивариуса — тот как раз перебивал данные о нынешних сотрудниках Ордена в компьютер. А я прекрасно умел отделять велеречивое бла-бла, которым грешил летописец-недоучка, от важных фактов биографии и описаний. Тут-то мне и резанула глаза маршал по имени Мери Крус... Когда я аккуратно поинтересовался, как часто маршал появляется в Ордене, архивариус только хмыкнул:

— Да она пташка вольная — то прилетит, то улетит. И слава Богу! В последний "залёт" всё жилое крыло пришлось отстраивать заново — Мери слегка выпила. Так что ты не смотри, что мордашка смазливая — маршал сильна, как несколько тебя. Даст в глаз — будешь потом с повязкой ходить всю жизнь...

— Спасибо, — я сглотнул, отложив фотографию Мери — рыжей девушки с очень наглой физиономией одного старого знакомца. Эх, маршал Кросс, отдайте вы уже философский камень бедным. Или что там вам жизнь продлевает. Несолидно в вашем возрасте за юбкой прятаться.

Ну что ж, план намечен. Если уж он нам не поможет — нам не поможет никто. Вопрос только, сколько ждать явления маршала начальству? Вряд ли годы изменили свободолюбивый характер рыжего маньяка...

Наверное, произошло чудо, потому что маршал Крус объявилась собственной персоной в Ордене уже через месяц. Открыв тяжеленную дверь ловким ударом ноги, обтянутой в кожаный сапожок со шпильками такой длины, что ручка моего молота могла бы покраснеть от злости, широким шагом леди в мини-юбке отправилась напрямую к Чану. Я подобного пропустить просто не мог — пристроился у отдушины: если приложить к ней ухо, слышно решительно всё, что происходит в кабинете директора (хотя обычно мой слух услаждал лишь шорох бумаг да клацанье чашки о стеклянную столешницу).

— Чан? — у маршала оказался глубокий мелодичный голос с лёгкой хрипотцой. Не знаю, что льдышка директор, а у меня даже корни волос покраснели.

— Мери, — нет, Чан не меньше человек, чем мы все, не считая красотки Крус. Что бы он из себя ни корчил.

— Как дела на научно-политическом? — Скрип кожи — маршал усаживалась на диване, закидывая ноги прямо на стол.

— Волшебно. Тебя слишком долго не было, так что, быть может, даже удивлю. Мне, наконец, удалось воссоздать двоих.

— Да-а? — недоверчиво протянула Мэри, судя по звуку, прикуривающая сигарету. — И кого же?

— Тебе вряд ли о чём-либо скажут их имена. Но один из них — Книжник, который работал здесь больше ста лет назад.

— Хм... — струйка дыма поползла по отдушине, ударила в нос. Судя по запаху, Крус курила горлодёр. — Брюнет низкого роста, китаец, на шее родинка?

Я чуть не рухнул: откуда Кроссу известно, как выглядел мой учитель в молодости?! Родинку тому оторвало вместе с куском кожи, когда ему было двадцать семь — он сам рассказывал.

— Нет, — если Чан и был удивлён, то разве что чуть-чуть. Видимо, госпожа Мери пользовалась той же репутацией, что и Мариан. — Рыжий, высокий.

— А. Так он был только учеником. Нахрена тебе?

— Сила стабильная. А знал он вполне достаточно для того, чтобы возобновить эксперименты по искусственной прививке Чистой Силы.

— Да? И что же? — в голосе Мери послышался интерес. Пока Чан вещал, она периодически хмыкала и посмеивалась. А в конце даже вздохнула с явным мне облегчением. И я понимал, отчего: да, мне не рассказывали об экспериментах, благодаря которым получился Канда. И ещё несколько, но уже совсем психов. Потому и понятно его облегчение.

— Ну, дерзай, Аман. Не буду тебе мешать...

— Ты мне вовсе не мешаешь! — добавил Чан несколько поспешнее, чем позволяли приличия.

В ответ послышался мелодичный смешок:

— Перестань, у нас всё равно ничего не выйдет... Пойду прогуляюсь по коридорам — вдруг что новое увижу...

Хлопнула дверь, оставив Амана Чана в гордом одиночестве. Видимо, встреча с Мери не оставила его равнодушным, потому что из отдушины послышалось его бормотание, но настолько неразборчивое, что я даже затаил дыхание, чтобы разобрать...

Ай!!!

Выкрученное ухо пылало, пока сильная не по-женски рука волокла меня за него куда-то в сторону:

— Подслушивать нехорошо, молодой человек. Пусть вам уже и больше ста лет.

— У меня профессия такая, маршал, — ухо было теперь похоже на слоновью гордость, а Мери Крус оглядывала меня с ног до головы.

— Вы же в отставке, — ухмыльнулась она. — Или с вашей должности не уходят?

— Как и с вашей, Мариан Кросс, — парировал я.

Маршал беззвучно зааплодировала:

— Браво, мой мальчик! Честно говоря, я уже собиралась тебя убить за то, что рассказал этому пройдохе про азиатские чудачества. Но ты умён.

— Я идиот, — я всё-таки не удержался и потёр ухо. — Я просто о них не знал. Потому что выложил бы на раз-два — мне в те дни мало что было интересно в этой жизни. Хотел, чтобы отстали.

— Тогда нам просто повезло. Штатным психом в Ордене считаюсь я и не терплю, когда на эту должность посягают. А сам Чан, каким бы гением ни был, до этого не додумается... Благо, образцов не сохранилось.

— А вот тут вам не повезло, — я кратко обрисовал второго воскрешённого. — Пока они не подозревают, кого откопали. И не удивляются, почему этот слепок был стабильным — тут не сила выбрала человека со всеми его недостатками, а человека сделали под силу. Но скоро...

— Я поняла... — Мери досадливо махнула рукой и задумалась. — Что ж, мальчик, тогда ты в дерьме. И дружок твой в дерьме. Потому что я не дам этой информации распространиться, а Чан, когда хочет что-то узнать, бывает очень настойчив.

— Значит, вы поможете нам отсюда сбежать, — я пошёл ва-банк. Потому что знал, что Кроссу проще убить, чем решать наши проблемы.

— Нахал... — она даже улыбнулась. — Какую бы плату с тебя потребовать...

Взгляд мисс Кросс был настолько недвусмысленен, что я только и успел выдать:

— С женщинами не сплю.

Судя по хищной улыбке Мери, я только что подписал себе приговор...

Подписал — это не то слово. Этой же ночью маршал в облике всё той же женщины-вамп припёрся прямо ко мне в комнату. С весьма однозначными намерениями. Вернее, для меня они стали таковыми после того как мадам уселась на мой стол, изящно разложив конечности на спинке стула, затянулась и потребовала рассказа...

А дальше всё было как в сказке: Кросс приходил каждую ночь и слушал продолжение. Уходил под утро. А я говорил и говорил. Это было намного сложнее, чем тогда с Чаном — того интересовал определённый промежуток времени, Мариана же интересовала решительно каждая минута моей, как выяснилось, практически бесконечной жизни. Иногда это становилось даже интересно — когда выяснялось, что мы порой воевали в одном месте, но по разные стороны баррикад. Но в остальном всё походило на "Тысячу и одну ночь", где я в роли Шехерезады кормил султана байками до рассвета.

Отношение Чана ко мне начало стремительно портиться — Кросс же не говорил ему, что именно мы делаем за закрытыми дверьми моей комнаты каждую ночь, а днём у меня вид был такой, будто... гм, проехали. Главной задачей было не уснуть мордой прямо в тарелке с едой, а доползти обратно к себе и продрыхнуть до вечерней тренировки. На большее меня уже просто не хватало. Зато Мери Крус выглядела как майская роза.

Канды не было.

Наконец, Чан не выдержал — высосал мне из пальца задание, суть которого состояла в "пойди туда, не знаю куда". Я бы и пошёл с радостью — выспаться-то не помешает, — если бы мне в напарники не дали одного парня, в глазах которого я прочитал прямой приказ о собственном уничтожении. А Чан не пожалел отдать мне своего самого верного пса: иначе как ещё объяснить требование, выполнение которого нарушало один из основных принципов взаимодействия экзорциста с Чистой силой — не предавать своих? Никак. Так что мне уготована лёгкая смерть, а вот что будет с парнем — страшно представить.

Сдаваться я не желал, однако и шансов выжить не видел — парень был с очень сильным типом паразитической силы. Которая мало того, что позволяла ему не спать годами, так ещё и имела весьма противный эффект — давала слышать мысли человека, направленные напрямую на него самого. Потому весь путь в поезде я думал по большей части о пейзажах за окном. Когда от них стало тошнить, я стал вспоминать свою жизнь — благо тут можно было гнать калейдоскоп воспоминаний практически вечно.

Это-то меня и подвело: парень явно был удивлён и подозрителен от того, что я ни разу не подумал о своём напарнике. При том, что я сыскал славу общительного малого, который завязывает знакомства так же быстро, как Крус открывает бутылки.

Потому когда мы вышли на каком-то безлюдном полустанке, я понял, что это будет мой конец. Что ж, а ведь мало кому удавалось прожить целых две физических жизни! Так что я могу быть рад уже только этому: увиделся с другом, с которым снова не смог попрощаться, увидел будущее у мира, в которое сам не верил... Не так плохо для простого Книжника на пенсии — учитель мог бы мной гордиться.

— Поднимай оружие, — скомандовал парень — имени я его так и не услышал. — Я не убиваю безоружных.

Вот так. Никакого надуманного повода, никакой даже искусственной ссоры. Просто — вставай, я буду тебя убивать. Обойдёшься.

— Я не поднимаю оружия против своих.

Неправильный ответ — он рассвирепел. Из трансформировавшейся руки в меня полетело что-то, напоминающее шаровую молнию — еле успел откатиться, опалив кончик плаща.

— Своих?! Ты выродок, искусственно созданный гомункул! Тебе не место среди нормальных людей! Какой из тебя экзорцист?!

Интересно, Канде он такое втирал? Где тогда шрамы от меча на теле?

— Я не экзорцист, юноша. Я Книжник. А вас следовало бы поучить манерам — к старшим вас на сто лет обращаются с уважением.

Ещё два выстрела — второй был совсем близко от лица — щека горит. Зато я в отвратительном положении — упал на правую руку, и она висит плетью. Слева стена, сзади виднеется лес, но не добегу. Справа овраг — пристрелить будет ещё удобнее. Так что можно даже вспомнить молитву... Какую бы религию выбрать...

Выстрел. Под ноги — успел отскочить, но волна шибанула меня головой об ту самую стену, которая была слева. Теперь сзади. В глазах цветные круги и чёрные точки.

Псих ухмыляется, медленно подходя ко мне. Поднимает руку — этот выстрел будет явно направлен в лицо. Это только в книгах герои бесстрашно смотрят в лик собственной смерти, а самые полоумные ещё и плюют. Промашка, господа авторы — когда тебе в лицо глядит дуло самой совершенной на свете пушки, из которой через мгновение вылетит птичка и размажет твои мозги ровным слоем по большой площади, слюны нет. Да и глаза лучше прикрыть...

— Какого... — конец фразы превращается в хрип. Обалдев, открываю один глаз, второй... Парень висит в полуметре над землёй, горло надёжно зажато в руке Канды как в тисках. Неподалёку стоит ухмыляющийся Кросс, слава Богам, в своём нормальном обличии и довольно ухмыляется. Слишком довольно, на мой взгляд, ну да моё мнение вряд ли будет учтено...

— Мразь, — выдыхает ему в лицо Канда, сжимая пальцы. Хрип превращается в бульканье, а потом и в омерзительный треск, когда ломается трахея, а потом и шейные позвонки. Тело брезгливо отбрасывают в овраг.

— К чему спешить, я же тут отдыхал! — пережитый страх выплёскивается раздражением, а потом и негодованием, когда, приняв протянутую руку мечника, я оказываюсь висящим за его спиной. — Эй! Поделикатнее!

— Заткнись, — бросает мне Канда, подходя к Кроссу.

— Молот, — тот протягивает руку, и мне из-за спины Юу видно, как маршал разбивает мою Чистую силу в осколки, которые тут же исчезают в траве. Я ждал, что меня начнёт тут же крутить, однако ничего не происходило — только голова пульсировала тяжёлой болью от встречи со стеной. — Меч.

Когда судьба молота постигла и Муген, я окончательно оклемался: теперь по силе Чан не вырастит новые жертвы, а мы с Кандой окончательно свободны. Да, за такое я бы подрал горло ещё пару месяцев. Или пару лет...

— Так ты ж только на восемнадцатом году остановился! — Кросс, видимо, ошалел от моей наивности. — А мне интересно, что дальше творилось в некогда сильнейшей империи после расстрела императора! Пару лет? А тебе хватит историй, Шехерезада?

Канда хмыкнул, а я захохотал. Пока не получил по голове от мечника — видимо, трясущееся в истерике тело очень сложно носить на плече.

— Да поставь ты его уже, — посоветовал маршал, но мечник только крепче сжал мою многострадальную спину. — Ну, как знаешь. Мне-то он всё равно не нужен — с бабами не того. Так что только в виде собеседника — в виде соратника по склеиванию женщин он мне не помеха... А могло бы быть интересно... Кстати, Канда, а ты по этому делу как?

— Отрицательно, — прозвучал ответ, отчего-то умилив маршала. Тот хитро подмигнул мне и развернулся:

— Я хочу в Австралию! Так что шагом марш до ближайшего аэропорта... — Он обошёл Канду с его весьма дорогой ношей и, положив руку на свободное плечо, заговорщицки проговорил: — Вы себе не представляете, как тяжело ухлёстывать за очередной красавицей, когда превосходишь её объёмом груди... Хотя Лави представляет...

Нет, ну нормально, а? Я же ему по секрету про то задание, а он...

— Маршал Кросс!

Но он, игнорируя, зашептал уже только Канде, правда, достаточно громко, чтобы я услышал:

— Попробуй — не прогадаешь! Мне уже и фантазий хватило...

Мечник, подкинув меня на плече, чтобы якобы удобнее уложить, а на деле — чтобы я прикусил язык, не высказавшись в защиту своей поруганной невинности, хмыкнул:

— Я учту.

— Канда!

Не, ребят, я лучше в эту... Антарктиду — максимально удалённое от их Австралии место!