Вымпел мертвых. Балтийские стражи.

Вымпел мертвых.

Балтийские стражи.

Пролог

Сидение в Шанхае затянулось на три недели, в течение которых на борту "Полярного Лиса" скромными силами местных судоремонтных мастерских велись работы по заделке полученных в последнем бою пробоин. Не смотря на статус центра китайской торговли, в Шанхае, как и везде в Империи Цин, европейцам не дозволялось иметь в собственности промышленные предприятия и производства, что негативно сказывалось, в том числе, на возможностях местных доков в плане обслуживания судов. Конечно, имелось немало компаний зарегистрированных на китайцев, за спинами которых стоял европейский капитал, но, опасаясь быть обманутыми, истинные владельцы подобных производств не спешили активно вкладываться в их развитие. Но если с заменой листов обшивки и переборок особых проблем не намечалось, то вот с поврежденным котлом все оказалось куда хуже. Нет, в Шанхае имелась и мастерская и специалисты, которые смогли бы привести его в порядок, но за свои услуги они запросили столь непомерную цену, что ремонт становился абсолютно нерациональным. Все равно пострадавший котел, как и его собратья по котельным отделениям минного крейсера, практически отжил свое и вскоре должен был запроситься в почетную отставку. Война же для "Полярного лиса" закончилась и потому максимально возможная скорость ему уже была не нужна.

Впрочем, окончилась война не только для корабля, но и для его экипажа. Помимо призовых команд и Иениша с Протопоповым, в качестве непосредственных участников боевых действий успели засветиться разве что Георгий Керн, лично руководивший подготовкой мин нанесших японцам наиболее сильные потери, да инженер-механик Ян Лев, не вылезавший из машинных отделений китайских миноносцев. Остальные же матросы и офицеры бывшего рейдера старались не сильно афишировать своего участия в войне, и потому сбор доказательств для их задержания мог занять у японцев не один месяц, если эти самые доказательства вообще можно было бы собрать. Все же, как китайцы с японцами для русских виделись на одно лицо, так и русские для японцев с китайцами выглядели практически одинаково. А в паспорте ни у кого из экипажа "Полярного лиса" не было написано, что он состоял добровольцем на китайской службе. Тем более что весьма предусмотрительный адмирал Дин во время последней встречи с Иенишем передал ему все имевшиеся документы по русским "добровольцам", что могли бы позволить японцам предъявить какие-либо претензии экипажу "Полярного лиса". Вот и проживали они вполне спокойно и свободно во французской концессии, тратя заработанные за месяцы войны деньги на всевозможные блага цивилизации.

— Наслышан о ваших успехах. Точка. Весьма впечатлен. Точка. С рыбой придется обождать. Точка. Прошу прибыть для встречи в кратчайшие сроки. Точка. А. Точка. А. Точка. — зачитал краткое послание императора собравшимся в кают-компании друзьям Иениш.

Естественно, само послание было отправлено не лично императором и даже не лицом приближенным к его персоне, а Марией Алексеевной, но подпись и упоминание вопроса рыбного промысла не оставляли никаких сомнений в истинном авторе текста.

— С одной стороны, нас похвалили. С другой — дали понять, что с наградой придется обождать. — хмыкнул Иван. — Ни тебе кнута, ни тебе пряника! Как так можно!? — притворно возмутился он, но тут же уточнил для отставных офицеров воспринимавших слишком близко к сердцу его наплевательское отношение к императору, — Ладно, ладно. Шучу я. Что я, не понимаю? Видать, у империи появилось еще одно дело, где требуется применение именно наших талантов и возможностей.

— Поддержу Ивана Ивановича. — кивнул Протопопов, — Причем, судя по всему, дело это будет вестись отнюдь не в здешних краях. Иначе информацию для нас вновь могли бы передать через подполковника Вогача. А так, просят прибыть. Иван Иванович, не припомните, что такого могло произойти в этом году?

— Нет, Николай Николаевич. Ничего такого в голову не приходит. Видать, принялся активно сказываться факт моего появления здесь. Либо это я в свое время плохо учил историю. — развел тот руками в ответ. — Уж извините, что ничем не могу помочь в этот раз.

— Ничего страшного. — отмахнулся Иениш. — Все равно рано или поздно узнаем. Единственное, что меня сильно волнует, так это выбор кандидата, на которого можно было бы взвалить начинания наших дальневосточных дел. Сами знаете, сколько всего задумано. Вы же, Иван Иванович, желаете побыстрее отправиться в Африку, мне надлежит скорейшим образом и при этом инкогнито убыть в Санкт-Петербург, а Николай Николаевич поведет "Полярного лиса" с компанией в Кронштадт.

— Да, не вовремя государь-император изъявил желание лицезреть нас. — вынужден был согласиться Протопопов. — Но и игнорировать подобное приглашение никак невместно.

— Остается одно — брать еще кого-нибудь из проверенных боями людей в долю на правах партнера. — пожал плечами Иван.

— А почему не просто наемным служащим? — поинтересовался Протопопов.

— Да потому что для себя будет стараться куда больше, нежели для чужого дяди. Это раз! И в будущем нам понадобится куда большее количество не только проверенных и преданных, но и сильно заинтересованных в наших успехах людей. Это два! Так почему бы не начать примечать их уже сейчас?

— Все так, Иван Иванович. — согласно кивнул довольный Иениш. — Я и сам не один месяц обдумывал нечто подобное. И даже взял на себя смелость провести предварительные беседы с господами Лушковым и Зариным. Надеюсь, вы не будете сердиться на меня за подобное своеволие?

— Ни в коем разе, Виктор Христофорович. И каковы результаты?

— Николай Михайлович согласился сразу. Ему я предлагал занять мостик флагмана будущей флотилии охотников на браконьеры и 3% долю в нашем пароходстве. Естественно, с учетом тех прибылей, которые официально никак и нигде не учитываются.

— Приемлемо. — кивнул Иван и дождавшись аналогичного одобрения от Протопопова, поинтересовался, — А что Зарин?

— Вы и сами знаете, в какую неприятную ситуацию он угодил. Так что за возможность заработать денег он ухватился мгновенно. Сергей Аполлинариевич готов выйти в отставку и принять наше предложение при условии получения 8% доли в пароходстве, а также 15% от цен будущих трофеев. За это он обязуется взять на себя командование всей нашей будущей флотилии в этих столь хорошо знакомых ему водах, а также вести дела в качестве управляющего рыбодобывающей артели.

— А не сильно ли много он хочет? — вздернул бровь Иван.

— Хочет не мало. — вынужден был согласиться Иениш. — Но и готов взвалить на свои плечи довольно много. К тому же, столь опытных людей в нужном месте и нужное время найти практически невозможно.

— В его опыте, как капитана корабля, я не сомневаюсь. И для охоты на браконьеров этого будет вполне достаточно. Но чтобы вести дела в торговле и рыбозаготовках, одних знаний офицера флота никак не достаточно. Тут без хитрой и пронырливой сволочи со связями не обойтись. А под такое описание Сергей Аполлинариевич ну никак не подходит.

— Полностью с вами согласен. Но ведь и дозволения на промысел мы еще не получили. И даже если сделаем первые шаги в этом направлении уже в этом году, нам, так или иначе, придется нарабатывать опыт, набирать и обучать людей, искать рынки сбыта. Потому, первые год или два лучше всего нанять со стороны помощника из тех жителей Владивостока или Сахалина, кто уже давно промышляет в этих водах. Согласитесь, прежде чем начинать вкладывать огромные деньги в данное направление, следует, сперва, попробовать в небольших масштабах. Лично я не сомневаюсь, что прибыль мы сможем получить отнюдь не сразу, потому и нет смысла брать в долю еще и управляющего или купца. А за пару лет и сам Сергей Аполлинариевич, каким-никаким, опытом и связями да обзаведется.

— И все равно, просит он сильно много. Я не согласен. — уперся рогом Иван, у которого в голове вертелось столько требующих немалых финансовых вложений идей, что можно было свихнуться. — Передайте ему, что, как минимум, один из ваших компаньонов требует урезать осетра. Да, я прекрасно помню, что у него могут возникнуть весьма немалые финансовые проблемы, но по сравнению с тем, что пытаемся исправить мы — они откровенно мелочны. Нам же здесь и сейчас будет нужна каждая копейка. Уж извините, если это прозвучало грубо.

— И на каких условиях согласились бы принять его вы, Иван Иванович?

— Пусть урежет свои запросы вдвое. Тогда я дам добро. Ну и пообещайте обсудить его проблему с императором. Может он своей властью сможет что-нибудь сделать. Должен же он, в конце концов, понимать, что у простого капитана 1-го ранга нет в кармане лишних полутора миллионов. Да и не лишних тоже нет.

— Я тоже соглашусь с Иваном Ивановичем. — кивнул Протопопов, — Да и то лишь по той причине, что Сергей Аполлинариевич показал себя исключительно с лучшей стороны во время недавних боевых действий.

— Что же, будем надеяться, что он согласится на подобные условия.

— А как дела с остальными членами экипажей нашей будущей и гипотетически возможной охранной флотилии?

— Все, кто состоял в призовых партиях, уйдут обратно в Петербург. Ну да это мы изначально знали, все же именно таких туда и отбирали. Из состава постоянного экипажа "Полярного лиса", согласились остаться здесь на поселение семнадцать нижних чинов, при условии, что мы обеспечим их работой и окладом не меньшим, чем они могли иметь в европейской части России. Останется здесь и Ян Карлович, так что хоть за машины наших судов можно быть относительно спокойным.

— Надо будет поговорить с людьми из призовых партий. — в задумчивости почесав подбородок, пробормотал Иван, — Может кто и согласится составить мне компанию в Африке. Хотя бы на пол года. А то, честно говоря, соваться туда в одиночку мне откровенно боязно. Тут же люди проверенные. И не обманут и спину прикроют.

— Попробуйте. Народ распробовал, какого быть под нашей рукой. Может у кого и сменилось мнение с прошлого года.

— Обязательно попробую. Кстати, а тех, кто остается, нам на все суда хватит?

— Конечно, нет! Едва один экипаж соберем!

— И как же быть? Продавать один из наших будущих траулеров?

— Продавать точно не стоит. — покачал головой Иениш. — Покупать то потом куда дороже выйдет. Мне во Владивосток хода сейчас, скорее всего, не будет, да и Николаю Николаевичу тоже не следует задерживаться в этих водах до официального завершения войны японцев с китайцами. Но кому-то, имеющему право голоса, непременно надо будет пообщаться с местным купеческим обществом на предмет наличия работы для подобных судов. Та же наша средиземноморская эскадра, что вот-вот придет в полном составе, потребует очень серьезного обслуживания, которое, в сложившихся обстоятельствах, доверять японцам явно не рискнут. Тот же уголь даже на стоянке будет расходоваться десятками тонн ежедневно. Так почему бы не подрядить "Корсаковский пост" в качестве угольщика? "Маука" можно пустить к берегам Сахалина и Камчатки в качестве трампа или сдать в наем одному из Владивостокских пароходств. А "Понто-Кэси" использовать как траулер. Пробовать-то добывать рыбу надо начинать. Так что, Иван Иванович, извините, но задержаться здесь придется именно вам.

— Так я же никто! — изумился Иван. — У меня же все бумаги поддельные!

— Зато вы имеете право принимать решения. Доверенность действовать от имени пароходства мы дадим и Зарину и Лушкову, но вот без вашего одобрения они ни под чем расписываться не смогут. Они же займутся набором матросов в экипажи. А как с основными вопросами все порешаете, так и сможете взять курс к берегам столь манящей вас Африки.

— Меня манит не Африка, а то золото, что лежит в ее недрах. Золото, которое должно дать нам возможность изменить будущее. Мы с вами, конечно, теперь можем именоваться состоятельными людьми и даже миллионерами, но вы не хуже меня должны представлять, во сколько могут встать все наши начинания. Без устройства тех же консервных заводов и огромных морозильных камер со складами, о зарабатывании денег на той же рыбе, можно даже не мечтать. А ведь для них необходимо выкупить землю, создать прочую инфраструктуру, найти и перевезти сюда строителей и рабочих, которых опять же придется чем-то занимать все то время, когда нереста нет. А толковые инженеры и специалисты по обработке морепродуктов? Оглянуться не успеем, как все наши миллионы растают, подобно снежинкам под лучами солнца.

— Право же, не стоит быть столь пессимистичным, Иван Иванович. — покачал головой Иениш. — Дел нам, действительно, предстоит немало, но ведь еще полтора года назад никто из нас и подумать не мог, что вскоре станет обладателем подобного состояния. Да и числящиеся в пароходстве суда тоже не стоит списывать со счетов. Все они являются отличными, современными пароходами и послужат нам верой и правдой не один десяток лет. К тому же, мы еще не можем себе представить, что именно желает обсудить со мной его императорское величество. С какой стороны ни посмотри, а предоставленная нами информация и предпринятые нами же действия наглядно продемонстрировали, что мы не шарлатаны и умеем отвечать за свои слова.

— Только на благосклонность императора и остается уповать. — тяжело вздохнул Иван, — А сами, даже с деньгами, все равно мало на что способны из-за существующих реалий. Обидно. Вместо того чтобы вносить свой посильный вклад в развитие отечественных технологий, буду скакать по всеми забытым уголкам планеты в поисках источников доходов. Ладно, что-то я действительно расхандрился. Мы выжили, заработали солидные деньги и у нас впереди еще не мало лет! Так что будем смотреть на наше светлое будущее с оптимизмом!

— Как-то это прозвучало несколько саркастически с вашей стороны. Может еще немного коньячку для поднятия духа?

— А давайте. — разрешающе махнул рукой Иван. Отдав должное очередной порции благородного напитка, он продолжил беседу — А какие у нас планы насчет остальных кораблей и судов?

— "Полярного лиса" после возвращения на Балтику ждет многомесячный ремонт с обязательной заменой котлов. Доводить его до тех скоростных характеристик, которые будут достигаться минными кораблями через пару лет, выйдет слишком накладно, потому, после ремонта переведем его опять сюда и сделаем флагманом охранной флотилии. Это если нам, конечно, будет дано высочайшее дозволение. Минные катера, которые вы по-тихому и совершенно преступно выкупили у китайцев, придется забрать с собой, чтобы впоследствии залегендировать их появление заказом на немецких верфях. Полагаю, получив наряд на ремонт нашего минного крейсера, они не откажут в столь мелкой просьбе, как оформление документов на три небольших катера. Японский же миноносец по окончании войны перегоним во Владивосток и закажем его переделку в небольшой пограничный крейсер. Выйдет, конечно, долго и дорого, но не в Японию же нам его вести на перестройку. А "Находку" и наше последнее крупное приобретение тоже возьмем с собой на Балтику. Здесь им пока делать нечего, а в родных краях я им и экипажи и работу смогу подобрать куда быстрее. Причем, на "Находку" еще надо будет загрузить все то добро, что пока скрывается господином Ваном.

— Что же, в качестве грубых наметков предварительного плана — сойдет. Но если мне предстоит тут задержаться, я бы попросил заранее забросить людей и некоторое имущество в ближайший к Трансваалю порт, куда и я смог бы впоследствии прибыть на каком-нибудь пароходе. — подвел черту под разговором Иван, записывавший все высказываемые тезисы на бумаге. Хоть перо и давалось ему с трудом, количество клякс уже сократилось в десятки раз, да и буквы стали вполне читаемыми, так что вскоре он вполне мог рассчитывать на соответствие своего почерка образцу достойного интеллигентного человека.

Глава 1. Браконьер — это не только ценный мех...

30 марта 1895 года было объявлено о 20-ти дневном перемирии с целью ведения переговоров, о чем сидевшие в Шанхае бывшие русские добровольцы узнали уже на третий день и сразу поспешили покинуть приютивший их на несколько недель город. Первой на внешний рейд вышла "Находка", как самое защищенное с правовой точки зрения судно. Нарочито медленно продефилировав мимо японской канонерки "Осима", сменившей еще полторы недели назад "Такао", бывший японский угольщик взял курс на север, к Шаодунскому полуострову. Там, в одной неприметной бухточке дожидались своих новых владельцев три минных катера, если их, конечно, еще не обнаружили японцы. Спустя два часа из устья Сучжоу показалась целая вереница судов под русским торговым флагом — пусть и с немалым трудом, но на все три судна, запланированные к перегонке во Владивосток, удалось набрать минимально необходимые экипажи, правда, с условием их возврата в Шанхай не менее чем через месяц. Впрочем, последнее условие нисколько не смущало Лушкова, стоявшего на мостике шедшего головным "Корсаковского поста". Ему так и так было необходимо возвращаться за трофейным японским миноносцем, потому, обратный вояж к Шанхаю пришлось бы совершать в любом случае. В отличие от первого судна, этот конвой, наоборот, постарался как можно быстрее пройти мимо японца курсом на северо-восток. Стоило же японской канонерке сняться с якоря и дать ход, как все три судна порскнули в разные стороны. Хотя, в их случае "порскнули" было сказано чересчур громко. Со своими максимальными 10-ю узлами они принялись активно расползаться, нещадно дымя трубами. Не отреагировать на подобное показательное бегство командир канонерки никак не мог. Вот только его "Осима" и сама была неважным ходоком, а с учетом поддержания пара только в половине котлов, он имел все шансы упустить двоих их трех беглецов. То, что русские в скором времени собирались вывезти из Шанхая всех, кто участвовал в войне против Японской Империи, оставив свой минный крейсер в порту до подписания мирного договора, стало известно благодаря изрядной любви китайцев к деньгам. Всего за какие-то тридцать йен один из местных рыбаков, пиратов, контрабандистов и много кто еще, ибо все имевшие свои лодки китайцы отличались многостаночностью, подрядил всю свою семью следить за активно гуляющими в европейской части города русскими. Причем, шпиона даже не пришлось искать — он сам пристал к борту японской канонерки с предложением своих услуг и поставок свежих овощей впридачу. Знал бы японский лейтенант, что за пару дней до этого тот же китаец получил от русских пять соверенов как раз за донесение до него подобной информации, наверное, сожрал бы собственную фуражку, не смотря на хваленое японское хладнокровие.

Совершив невозможное, он смог догнать, остановить и досмотреть двоих из трех беглецов, не обнаружив на их борту ни пассажиров, ни какого-либо груза. И если бы в тот момент, как досмотровая партия японцев не переворачивала вверх дном все, что не было приклепано на "Маука" на внешний рейд Шанхая не вышел бы красующийся свежеокрашенным бортом "Полярный лис" в компании "Владивостока", его можно было бы назвать героем. Та самая парочка, что имела все шансы навсегда остаться в руках японцев из-за состава своих экипажей и находящихся на борту грузов, совершенно спокойно потянулась на юг, чтобы через девять дней пристать к берегу территории Французского Индокитая. Конечно, можно было бы уложиться и в более короткий срок, но, не желая столкнуться нос к носу со всем японским флотом участвующим в захвате Формозы и Пескадорских островов, Протопопов обогнул крупнейший из китайских островов с запада, сделав крюк в добрые пять сотен миль, благо запасы угля на "Владивостоке", ставшим последним крупным трофеем теперь уже точно закончившейся для них войны, это вполне позволяли. Сохранивший же за собой мостик "Полярного лиса" Иениш, уступив право командования конвоем своему бывшему старшему офицеру, не смотря на предварительное решение дожидаться первого в этом году рейса добровольца до Одессы, все же не смог отпустить СВОЙ корабль под командованием куда менее опытного минного офицера и старательно подтягивал Керна в качестве капитана корабля. Впрочем, не смотря на вахты и обучение младшего товарища, не менее четырех часов в день он проводил за очередным переписыванием своего рапорта о недавних боевых действиях и составлении расчетов по вооружению пока еще не существующих кораблей Русского Императорского Флота. Пусть у него не было чертежей или даже намеков на таковые, за исключением набросанных по памяти Иваном условных эскизов крейсеров и броненосцев, которым предстояло познать горечь поражения в грядущей войне, даже этого, а также куцего списка слабых и сильных сторон каждого конкретного вымпела было более чем достаточно, чтобы занять время именно тем делом, что было ему по душе.

К величайшему сожалению отставного капитана 1-го ранга, его спаситель, пришедший из далекого будущего, не смотря на любовь к морю, смог припомнить слишком мало сведений, да и те не изобиловали деталями. Почти каждый задаваемый ему вопрос оставался без конкретного ответа. Ни марку и тип котлов, ни характеристики машин, ни системы привода башен, ни марку брони. Иван не мог назвать ровным счетом ничего за исключением справочных характеристик кораблей. Да и то далеко не всех. Ну, вот скажите на милость, что можно было выудить хотя бы из приведенных им характеристик крейсера 2-го ранга "Новик", что, по словам Ивана, оказался ночным кошмаром японских миноносников!? Водоизмещение 3000 тонн, скорость в 25 узлов и шесть 120-мм орудий Канэ, не считая мелочи и минных аппаратов. Ничего! Ничего нельзя было понять об особенностях конструкции данного корабля из приведенных данных! Хорошо еще, что, поднапрягшись, он смог припомнить производителя этого скоростного крейсера — судоверфь "Шихау", успевшую зарекомендовать себя как производителя отличных миноносцев. Тут уже хотя бы было от чего отталкиваться, зная пристрастия инженеров этой верфи к тем или иным конструкторским решениям. А вот по отношению еще одного крейсера рожденного на немецких верфях он не смог сказать и этого — лишь название "Аскольд" и принадлежность к классу шеститысячников, да еще звание быстрейшего из них, без обозначения максимально возможной скорости, было всем, что удалось выудить Ивану из своей памяти. Тут уже можно было смело махнуть рукой на все возможные предварительные изыскания и лишь дожидаться появления проекта крейсера с пятью дымовыми трубами.

Но куда больший интерес для Иениша представляли данные по погибшим в боях кораблях и причинах их гибели. И пусть сам Иван Иванович не был до конца уверен в имевшийся у него информации, даже этого было более чем достаточно, чтобы попытаться еще на стадии строительства будущих стальных участников боевых действий минимизировать количество их слабых мест. Впрочем, особых надежд отставной капитан 1-го ранга не питал, прекрасно зная инертность Адмиралтейства, но попытаться сделать хоть что-нибудь он считал себя обязанным. Особенно, с учетом владения информации о тенденциях развития флота и подкинутых Ивановым же идей о типах кораблей, которые пока еще в принципе не существовали. Тяжелый крейсер, карманный линкор, носитель подводных лодок — все эти проекты в свое время не оправдали возложенных на них функций, являясь, по сути, результатами политических, экономических и технических ограничений. Вот только, как бы это ни звучало странно, для условий грядущей Русско-Японской войны именно эти проекты имели наиболее высокие шансы не только быть реализованными с учетом существующих технологий, но и солидно повлиять на ход боевых действий на море. И если о карманных линкорах думать пока было все же рано, то тяжелый крейсер несущий относительно легкую броню, но обладающий большим запасом хода и солидной артиллерией виделся великолепным рейдером. А уж подводные лодки, об успехах которых в начале Первой Мировой Войны поведал ему Иван Иванович, вообще виделись кошмаром любого флотоводца. И если в прошлый раз имевшиеся в Русском Императорском Флоте подводные лодки не смогли продемонстрировать всех своих достоинств, будучи сильно привязанными к своим базам из-за небольшого запаса хода, то создание специализированного носителя катамаранного типа, который мог бы доставлять подводную лодку едва ли не вплотную к вражеской военно-морской базе и впоследствии принимать ее обратно на борт, действительно превращали эти небольшие подводные миноносцы в жуткое оружие. В тот раз, в результате быстрого развития концепции подводных лодок, подобный корабль появился только во флоте Германии и чуть позже в качестве спасательного судна в русском флоте, но оба они опоздали со своим рождением. Сейчас же у подобного проекта имелись все шансы появиться в тот отрезок времени, когда он был бы наиболее востребованным. И тем не менее Иениша терзали сомнения о возможности постройки подобных кораблей в ущерб броненосцам и броненосным с бронепалубными крейсерам, что уже доказали свое право на существование и на которые вечно не хватало средств. Потому, сперва, следовало уделить внимание главным драчунам будущих схваток.

К сожалению, броненосцы типа "Полтава", на одном из которых в будущем должен будет погибнуть его бывший командир — Макаров, Степан Осипович, как-либо переделывать было уже поздно и потому лишенные броневого пояса оконечности грозили доставить им немало неприятностей в грядущей войне. Но как минимум добиться снятия с кораблей 1-го ранга запасов якорных мин, чья детонация, по словам Ивана Ивановича, и стала причиной быстрой гибели "Петропавловска" никак не виделось не решаемой проблемой с учетом установки противоминных сетей. То же самое можно было сказать об устройстве дополнительной защиты бомбовых погребов от подводных взрывов, пусть это и привело бы к некоторому уменьшению носимого запаса снарядов главного калибра. И в этом деле он рассчитывал как раз на поддержку со стороны пока еще контр-адмирала Макарова как одного из самых "непоседливых" адмиралов флота и хорошего знатока не только минного дела, но и основоположника работ по противодействию затоплениям на стальных кораблях.

Однако, если с "Полтавами" все было относительно ясно, то, что можно было бы придумать с крейсерами-броненосцами типа "Пересвет", о возможности закладки которых он еще пока даже и не слышал, Иениш попросту не знал. С одной стороны, эти корабли являлись предтечами будущих линейных крейсеров выполнявших роль разведчиков и загонщиков при линейном флоте, да к тому же виделись действительно нужными, как сверхмощные рейдеры, в условиях постоянного напряжения в отношениях с Великобританией. И то, что война между Россией и Англией в ставшей известной ему истории так и не разразилась, вовсе не значило, что она не могла начаться с учетом как уже сделанного их "дружной компанией", так и планируемого к реализации. А потому такие корабли, не смотря на их недостатки и некоторую внеклассовость, России действительно были нужны. Другое дело, что ставить их в одну линию с куда более тихоходными полноценными броненосцами было изрядной ошибкой. Но, как говорится, на безрыбье и рак рыбой станет. Вот и получали тяжелые плюхи рожденные рейдерами корабли наравне с прочими броненосцами.

Та же проблема вставала с современными броненосными крейсерами, первым представителем которых был "Рюрик". Эти огромные прерыватели торговли, превосходившие по водоизмещению те же "Полтавы", вынуждены были заниматься абсолютно не свойственным им делом — воевать в линии против заточенных под линейный бой крейсеров противника. Так что гибель того же "Рюрика" стала вполне закономерным результатом. В тех условиях куда лучше показал бы себя тот же "Адмирал Нахимов", не смотря на десятилетнюю разницу в возрасте и куда меньшее водоизмещение. Не зря ведь этот броненосный крейсер зачастую относили к броненосцам 2-го класса и всегда уважительно смотрели в его сторону. Все же трехкратное преимущество в количестве орудий главного калибра что-нибудь да значило в условиях линейного боя.

Но все это были мысли вслух без поддержки на самом верху. И лишь по итогам будущей встречи с его императорским величеством Иениш надеялся получить возможность хоть как-нибудь повлиять на характеристики будущих кораблей флота. А вот насчет количества они так и не смогли прийти к единому мнению. Сам Иениш, прекрасно знавший насколько сильно не хватает кораблей, настаивал на многократном увеличении количества вымпелов. А вот Иван Иванович практически сорвал голос, доказывая, что это нельзя делать ни в коем случае, по той причине, что данный шаг со стороны Российской Империи непременно приведет к увеличению количества кораблей японцами и тогда все его немногочисленные знания окажутся полностью обесцененными. А так они уже сейчас прекрасно знали, что основной ударной силой японцев будут шесть броненосцев и восемь броненосных крейсеров, не считая бронепалубников и старичков еще даже не закончившейся войны, включая взятые в качестве трофеев китайские корабли, тактику противодействия которым можно было начинать разрабатывать уже сейчас. И что самое обидное для военного моряка, но видевшееся истиной, гость из будущего не безосновательно предлагал на сей раз делать стране ставку не на флот, а на армию. Именно своевременно переведенные на Дальний Восток пехотные части и артиллерия, а также построенные оборонительные позиции должны были, по его мнению, перемолоть японскую армию и тем самым принести победу России в будущей войне, даже в случае очередного поражения флота. Но и здесь возникающих проблем виделось как бы не больше чем с флотом, ведь прежде чем начать перебрасывать к будущему театру боевых действий войска, требовалось создать всю необходимую инфраструктуру для размещения сотен тысяч солдат и офицеров, не говоря уже о проблемах снабжения столь удаленных от центральной России гарнизонов. И все это при том, что до окончания строительства Транссибирской железной дороги был еще не один год.

А пока Виктор Христофорович активно исписывал сотни листов бумаги, систематизируя все имевшиеся у него данные и полученный недавно опыт боевых действий, добравшиеся до Владивостока Иванов, Лушков и Зарин хватались за голову от осознания будущего масштаба работ, которую им предстояло сделать.

Вообще, прибытие в проснувшийся от зимней спячки и только-только освободившийся ото льда порт небольшого каравана судов, встряхнуло застоявшееся за зиму общество портового города. Нет, ни гражданские суда, ни боевые корабли не были для жителей самого крупного дальневосточного портового города России чем-то из ряда вон выходящим. Все дело было в том, кто именно бросил якоря на рейде порта. Не прошло и пары часов как Зарин сошел на родной берег, а успевшие расползтись по всему городу слухи полностью остановили работу во всех конторах, предприятиях и стройках. Десятки тысяч соскучившихся хоть по какому-нибудь зрелищу людей бросили все свои дела, чтобы лично взглянуть на трофеи и людей ставших одними из главных звезд недавнего времени. Хоть замерзающий зимой порт и отрезал город от морского сообщения, телеграф еще никто не отменял и потому все новости, пусть и с опозданием, все же попадали на страницы местной газеты "Владивосток", а после расползались в виде слухов среди не владеющего грамотой населения, которое составляло большинство во Владивостоке.

Вздохи восхищения и разочарования пронеслись над городом. Первые, большей частью женские, были адресованы героическим морякам, что еще считанные дни назад сходились в боях с японским флотом, вторые — в основном относились к стоящим на якорях судам. Совсем не так люди представляли себе богатые трофеи взятые русскими добровольцами у коварно напавших на Империю Цин японцев. Ведь, судя по газетным статьям восхвалявшим "мужество отчаянных парней", на рейде Владивостока должно было не протолкнуться от взятых в качестве призов судов. Здесь же взору представали всего три небольших парохода. Причем, многие, совершенно не знакомые с морским делом и уж тем более не имеющие ни малейшего понятия о классах кораблей, то и дело дергали оказывавшихся поблизости моряков, прося указать, какое именно из трех пришедших судов является тем самым прославившемся многими победами "Полярным лисом". Ведь, судя по многочисленным хвалебным статьям, взору страждущих непременно должен был предстать этакий океанский гигант, один только вид которого внушал врагам ужас. На деле же выходило, что все это время газетные писаки нахваливали и вешали лавры победителя на какое-то крохотное суденышко, не крупнее канонерских лодок составлявших основу Сибирской Военной Флотилии.

А пока народ ахал да охал, выискивая хоть кого-нибудь из экипажей пришедших судов, капитан 1-го ранга Зарин уже представлялся о своем прибытии командиру Владивостокского порта контр-адмиралу Энгельму. Этот крещенный в православие финн из древнего рыцарского рода отдавший морской службе сорок лет мог бы стать для всех офицеров Русского Императорского Флота примером того, как надо служить, ежели поставить перед собой цель стать адмиралом. Именно Дальний Восток стал для него тем испытанием, что позволило закалить характер и из года в год четко держать курс к адмиральскому званию. Появившись во Владивостоке в звании лейтенанта в далеком 1868 году, только спустя 18 лет, уже имея на плечах погоны капитана 1-го ранга, он на время оставил Дальний Восток перебравшись на Балтику. Именно служба на самом дальнем форпосте империи позволила ему стать одним из тех мичманов, что все же имел шансы примерить адмиральские погоны, но и цену она взяла немалую. Молодость и дети — вот что забрал у него развивающийся из года в год Владивосток. Из трех детей к настоящему времени в живых оставалась лишь младшая дочь, и с каждым новым днем Федор Петрович все больше убеждался в том, что недолго ему осталось радоваться ее успехам — уж больно сильно начали напоминать о себе возраст и пошатнувшееся в последнее время здоровье. Но пока еще оставался порох в пороховницах, он тянул свою лямку и тянул, надо сказать, более чем достойно.

Сказать, что высокое начальство приняло бывших "добровольцев" благосклонно, значило не сказать ничего. Не только простые люди, но и те, кто, по сути, руководил городом, успели изрядно соскучиться за зиму и потому на неделю вперед немногочисленные офицеры — как действующий, так и вышедшие в отставку, стали самыми желанными гостями в любом доме города. Хоть порой на высоких должностях и оказывались откровенные дураки, но с таким непростым местом как русский Дальний Восток вообще и Владивосток в частности было все не так плохо и те, кому надо, умели складывать два и два, получая в итоге четыре. А раз из столицы до сих пор не пришло ни одного слова с приказом задержать резвившихся на японских коммуникациях "добровольцев" в случае их появления во Владивостоке, высочайшую индульгенцию балтийские варяги имели. А это значило не просто что-то! Это значило многое! Едва ли не впервые за всю историю освоения этих земель и морей империя наглядно продемонстрировала свои зубы. И как продемонстрировала! Потому благосклонность обличенных властью лучших людей Владивостока к Зарину и Лушкову практически не знала границ. Тем более что описываемые ими в красках и подробностях недавние похождения идеально скрашивали бывшие до того скучными вечера. А уж новости о том, что пароходство "Иениш и Ко" приняло решение открыть во Владивостоке филиал и заняться весьма интересными, но пока еще не подлежащими разглашению делами, были встречены едва ли не бурными аплодисментами. Все же каждое новое предприятие вело только к развитию города, что не могло не радовать тех, кто связал с ним свою жизнь.

Итогом многочисленных выходов в свет стало обладание не только информацией о возможных конкурентах, но и что, где и почём можно было бы приобрести. Как оказалось, рыбным промыслом в действительно серьезном масштабе никто из русских подданных здесь никогда не занимался. Да, немногочисленные владельцы шхун каждый год брали в аренду те или иные угодья богатые на рыбу, но назвать их крупными рыбопромышленниками не поворачивался язык. Совсем по-другому дело обстояло с китобоями. Не единожды во Владивостоке появлялись те, кто настраивался на добычу этих морских гигантов, но уж больно опасным оказывался данный промысел. Слишком большие вложения требовались в самом начале пути становления китобоем и те, у кого необходимых финансовых возможностей не имелось, были вынуждены рисковать, выходя в море на совершенно недостаточно подготовленных судах. И гибли. Так что сейчас промыслом китов занималась всего одна единственная шхуна принадлежащая старому китобою, который сам уже давно не выходил в море, передавая свой опыт другим и куда больше занимаясь торговыми делами и строительными подрядами.

Последним подданным Российской Империи, кто пытался наладить добычу морских гигантов в промышленных масштабах, был отставной капитан 2-го ранга Российского Императорского Флота Дыдымов, Аким Григорьевич. Но в конце 1890 года он погиб у берегов Кореи вместе со своим судном "Геннадий Невельской" и всей командой, оставив после себя лишь огромное количество долгов и обязательств, как перед казной, так и частными лицами. Однако, история о печальной судьбе китобоя, которую Зарин услышал во время одного из званных вечеров, принесла неожиданную и весьма полезную информацию. Во-первых, не смотря на гибель китобойного судна и продажи второй шхуны его небольшой флотилии, полностью дело Дыдымова не исчезло, так как в бухте Гайдамак все еще стоял заброшенный китоперерабатывающий комплекс, на который уже несколько лет пытались найти покупателя, дабы хоть частично возместить нанесенный казне урон. Во-вторых, помимо промысла китов Дыдымов занимался охотой на браконьеров! И занимался вполне легально, имея соответствующее разрешение от государственных органов. При этом данное начинание осуществлялось отставным офицером не просто на добровольной основе. Ежегодно за свои услуги он должен был получать ассигнований более чем на 10 тысяч рублей, что естественно не могло не заинтересовать капитана 1-го ранга, чьей задачей была организация как раз подобной же флотилии. Потому, не было ничего удивительного в том, что спустя всего пару дней никому не нужный завод обзавелся новым владельцем, а на имя Иениша в Санкт-Петербург ушла телеграмма с весьма кратким описанием законов позволяющих им уже сейчас начать заниматься под русским торговым флагом охотой на браконьеров и контрабандистов, частично финансируясь при этом от казны.

А вообще доселе не сталкивавшиеся с реальным положением дел в разработке биологических ресурсов Дальнего Востока пришедшие с Балтики моряки осознали насколько все запущено, лишь когда ознакомились с тысячами рапортов, что за последние два десятка лет были поданы как командирами судов и кораблей боровшихся по мере сил с браконьерами, так и составленными командирами пограничных и сторожевых казачьих команд, что были разбросаны по побережью или проживали на островах, где с давних времен добывали морских зверей. Ежегодно в порт Владивостока доставляли по три — пять задержанных шхун, но зачастую, даже будучи конфискованной, подобная потеря не сильно била по карману ее владельца. Ведь цена небольшой старой деревянной шхуны редко когда превышала двух — трех тысяч рублей, а сезонный улов команды подобного судна мог доходить до десятков и сотен тысяч. Конечно, промышлявшие в основном рыбной ловлей у берегов Сахалина японцы не могли похвастать подобными доходами, но вот американские и канадские китобои и охотники на морских котиков ежегодно зарабатывали на разграблении русских берегов миллионы рублей, добывая в разы больше, чем выкупившие у государства лицензии русские заготовители. И уж конечно никто из этих заокеанских незваных гостей слыхом не слыхивал о каких-либо налогах.

Судебные же разбирательства с отловленными браконьерами приносили казне лишь очередные разорения, даже в случаях признания их вины и распродажи с аукциона всего конфиската. Не желая обострять отношения с САСШ и Англией, суды зачастую отпускали пойманных на горячем иностранцев, довольствуясь лишь их имуществом. Но при этом досудебное содержание и экстрадиция подобных личностей ложилась целиком и полностью на казну и далеко не всегда затраты покрывались средствами полученными от продажи конфискованного имущества. Так что возникала ситуация, что, с одной стороны, бороться с браконьерами было необходимо, а с другой стороны, существующие методы и возможности противостояния им приносили государству одни убытки, если учитывать затраты на снаряжение судов и кораблей, что ежегодно выходили на патрулирование русских берегов и охоту на браконьеров. Частнику же было немногим легче лишь потому что затраты на содержание и выдворение пойманных браконьеров на его личном кошельке никак не сказывались.

Вдобавок, большая часть моряков браконьерских шхун привыкших к суровым условиям лова царившим в местных водах и сами не отличались мягким характером. В 1893 году дело даже дошло до того, что на охрану браконьерской флотилии был снаряжен вооруженный тремя орудиями пароход, что должен был отгонять русские патрульные суда, ведь далеко не каждый браконьер задерживался "белым крейсером" ставшим благодаря литературному таланту Джека Лондона страшилкой для американских обывателей мало знакомых с реалиями браконьерского дела.

— Да-а-а. Дела-а-а. — протянул Иван, после того как Зарин отложил последний лист собранного воедино доклада. — Я, конечно, не сомневался, что у нас тут все плохо. Но чтобы настолько! Вот уж действительно, вечное русское раздолбайство не знает границ. — Лушков, уже пару дней как отправился в Шанхай и потому во Владивостоке на хозяйстве остались лишь Иван и Зарин, днями напролет пропадавшие в архивах служб и ведомств, доступ к которым оба получили легко и непринужденно, повергнув тем самым Ивана в шок. О таких понятиях как "Совершенно секретно" или хотя бы "Для служебного пользования" здесь, похоже, и слыхом не слыхивали или закрывали на чужаков глаза, стоило Зарину пообещать провести очередной вечер рассказов на дому очередного начальника очередного ведомства. Так что информацию можно было грести лопатами. — Надо будет составить для Виктора Христофоровича пакет с нашими мыслями и пожеланиями, кои он смог бы хоть частично озвучить на встрече с государем-императором. Разве это дело, когда государство еще само же и страдает от борьбы с браконьерами!? Конечно, все те законы, что из года в год проталкивали и принимали в целях защиты своих дальневосточных интересов облеченные властью люди, показывают, что дело не стоит на месте, и имеются люди ратующие за благополучие родины. Или своего собственного кармана. — добавил он спустя пару секунд, — Но пока не появится такой закон, который заставит уже пойманного браконьера доказывать свою невиновность, а не как сейчас — вылезать наших служивых из штанов, чтобы не остаться виновным в задержании совершенно честного человека, по какой-то странной причине оказавшегося у наших берегов с полным трюмом мехов, китового уса или жира, ситуацию переломить не выйдет. Да и отпускать тех, кого уже по существующим законам вполне возможно упечь на каторгу как минимум на 5 лет, на мой взгляд, слишком разорительно. Да, Америка и Англия куда сильнее нас в этом регионе, но это не значит, что надо столь показательно прогибаться под них! Вон, тех же китайских браконьеров отправляют на каторги с превеликим удовольствием! А чем остальные лучше или хуже!? Всем кайло в руки и гнать на подъем русского Дальнего Востока! И кормить всех этих деятелей, лишь по факту выработки дневной нормы! Вот когда они прочувствуют на собственной шкуре, какого это — красть у России, тогда разорение наших природных богатств и прекратится. Пусть не полностью. Все же сорвиголовы всегда найдутся. Но основное число тех же браконьеров, так или иначе, уменьшится. Кто найдет себе иное занятие, кто пропишется на наших каторгах, а кто и отправится на корм рыбам. Вон, сами ведь все плачут, что им не хватает рабочих рук, — сделав очередной глоток превосходного ароматного чая, махнул в сторону окна Иван, имея в виду разом всех — и частных предпринимателей, и занятых в государственных проектах начальников строек, — а на каждом браконьерском судне от полутора до трех десятков бесплатных рабочих рук. Бери — не хочу! И вообще, как известно — пять бабулек — уже рубль.

— Ну вы даете, Иван Иванович. — покачал головой Зарин. Не смотря на почти год, как они оказались представлены друг другу, Зарин до сих пор не знал об этом человеке практически ничего. С одной стороны, никаких особых заслуг за его собеседником не числилось. Порой он занимался вопросами снабжения их отряда в Шанхае, порой ему доверяли финансовые операции, а порой вполне спокойно допускали в боевую рубку в разгар боя. В общем — всего понемножку. С другой стороны, не надо было быть невероятно внимательным человеком, чтобы понять — роль этого человека во всем происходящим если не ведущая, то, как минимум, очень значимая. Все же и Иениш и Протопопов, при решении серьезных вопросов не связанных непосредственно с военными действиями, завсегда запирались в кают-компании именно с Ивановым. Да и держались с ним хоть и по-дружески, но время от времени проскакивали этакие раболепные нотки, если можно было так сказать. Нет, они не заглядывали ему в рот, ежесекундно ожидая какого-либо откровения, но едва заметный налет чуть большего уважения чем к кому бы то ни было, при желании можно было разглядеть. А это закономерно пробуждало любопытство, впрочем, как и некоторые его знания или видения жизни. Как ни посмотри, а тактика действия абордажных групп отрабатывалась моряками именно под его присмотром и по его указаниям, что уже говорило об определенных знаниях, но не опыте. Тогда, во время обучения абордажников, было хорошо видно, что Иван Иванович и сам не слишком хорошо разбирается в вопросе, а лишь пробует те или иные приемы. Но, учитывая приготовленную заранее экипировку, эти самые тактические приемы не пришли ему в голову от безделья во время продолжительного перехода, а уже имелись в голове на момент подготовки к походу. А это навевало на мысли. А уж что можно было почерпнуть из его высказываний! С одной стороны — он представал весьма жестким человеком. Чего только стоили произнесенные буквально только что слова! И ведь это были не просто слова. Он действительно считал подобный путь решения браконьерской проблемы единственно верным — либо на каторгу, либо на дно. С другой стороны, он ни разу не видел, чтобы Иван Иванович пускал в ход кулаки, когда у матросов не выходило то, чему он их обучал. Вместо того чтобы вбивать в головы знания, он их туда вкладывал, раз за разом повторяя то, что оставалось непонятным. И такая смесь одновременно жесткого и мягкого человека вызывало откровенное удивление. Со временем сам Зарин надеялся все же заслужить доверие и узнать тайну человека, что мог единолично принимать решения во всем, что касалось филиала пароходства во Владивостоке и всех их дальнейших действий, а пока можно было продолжать собирать о нем всю возможную информацию для построения верной линии поведения, тем более что собеседником он был весьма интересным. — И при чем здесь какие-то бабульки? — уточнил Зарин.

— Это так. Из анекдота. К слову пришлось. — отмахнулся Иванов.

— Не просветите? — улыбнулся Зарин, успевший оценить не совсем стандартное юмора этого человека.

— Легко. — пожал его собеседник плечами, — Встречаются Федор Михайлович Достоевкий и Родион Раскольников. Достоевкий и спрашивает — "Что же ты, Родион, старушку за двадцать копеек убил?". А тот в ответ и говорит — "Не скажите, Федор Михайлович. Пять бабулек уже рубль.".

Как раз отвлекшийся на чай Зарин подавился очередным глотком и закашлялся. В отличие от Иениша и Протопопова, которые уже успели привыкнуть к временами черному юмору гостя из будущего, те, кто общался с ним относительно немного, практически всегда реагировали подобным образом, и потому Иван уже несколько привычно похлопал по спине собеседника, помогая тому прокашляться.

— И вы действительно полагаете, что отправка на каторгу сотен человек поможет нам защитить и поднять Дальний Восток? — благодарно кивнув, поинтересовался Зарин.

— Конечно, нет! Но как один из шагов, он видится мне крайне необходимым. Причем, необходимым сразу по нескольким причинам! Две из них я уже озвучивал — это предупреждение преступления, а не его зачастую насильственное предотвращение и свободные рабочие руки. Но также я вполне допускаю, что кто-нибудь из них, оттрубив на каторге свой срок, осядет в этих местах. Да, сейчас это звучит несколько безумно, да и работа эта на весьма долгую перспективу. Но посудите сами. Сейчас на улицах Владивостока встретить человека европейской внешности — это нечто из разряда уникального! Пусть по переписи китайцы, корейцы и японцы составляют 50% населения города, но, во-первых, на самом деле их куда больше, а во-вторых, русское население представлено в основном солдатами и строителями, которые в городе не появляются месяцами, будучи занятыми на строительных работах. Вы не подумайте, я не националист какой. Работают тут представители близлежащих государств — и пусть работают. Но ведь создается впечатление, что только они тут и живут, стоит отойти чуть в сторону со Светланской. Но город-то русский! Как имеющий экономическое образование человек, я прекрасно понимаю, что всем выгодно присутствие здесь всех этих людей, как недорогой рабочей силы. Все же за те же деньги ни один русский мужик не поедет сюда работать. Но мы то с вами должны рассматривать сложившуюся ситуацию не только с точки зрения экономиста, но и военного! Не мне вам рассказывать сколь непростые отношения у нас складывались, что с Китаем, что с Японией. Да, после того как закончится война между этими странами, им потребуется некоторое время, дабы привести свою экономику в порядок для очередного раунда бодания с европейскими державами за право продвижения своих интересов в этом регионе. И если на Китай можно будет не особо обращать внимание в связи с его грядущим поражением и последующим за этим обиранием его до нитки, то Япония станет еще сильнее, нежели сегодня. А у нас половина населения города — потенциальные шпионы японцев! И ведь город непростой! Город — стратегический!

— Вы допускаете, что японцы отважатся напасть на нас? — заинтересованно воззрился на собеседника Зарин.

— Это предопределено. — пожал плечами Иван. — Именно к этому ведет как не самая дальновидная политика России, так и Японии пользующейся поддержкой Англии и САСШ. Японцам просто-напросто больше не на кого нападать кроме нас. А без продолжения внешней экспансии им, как государству, не выжить.

— Но ведь они уже смогли отхватить у китайцев немалый кусок. Вся Корея, по сути, теперь принадлежит им.

— И вы полагаете, что остальные игроки так просто отдадут японцам Корею? — хмыкнул Иван, — Да те же англичане скорее удавятся, чем хоть немного подвинуться на этом рынке. Да и в Китае особо сильно развернуться японцам никто не позволит. Не смотря на бурное развитие экономики и победу в войне, они все еще пока находятся на совершенно ином уровне, нежели остальные мировые игроки. Вот увидите, если что японцам и достанется, то далеко не все, что они смогли взять силой оружия. Никто не позволит отнимать всяким выскочкам их вырванные с кровью и десятилетиями развиваемые рынки. Так что, как я уже говорил, войны с Японией нам не избежать. А какие из японцев бойцы, вы знаете не хуже меня. Тем более теперь, когда они получили столь богатый опыт современной войны, как на суше, так и на море. Да, сейчас у них не самая сильная армия и далеко не самый сильный флот. Но они всего за пол года разгромили лучшие китайские войска и уничтожили лучший китайский флот, не понеся при этом тяжелых потерь. А что будет, когда их армия увеличится в несколько раз и флот обзаведется броненосцами?

— Хм. Я понимаю, что вы хотите сказать. — потерев в задумчивости подбородок, кивнул Зарин, — Даже с учетом нашего превосходства в целом, здесь и сейчас японцы будут всегда сильнее исключительно из-за близости собственных баз, складов и промышленности и соответственно удаленности всего этого у нас.

— Ну вот видите. — усмехнулся Иван, — Раз уж мы с вами это видим, японцы видят это тем более.

— Только японцы? — вопросительно изогнул бровь Зарин.

— Кое-кто из наших тоже. Но большая часть ослеплены жаждой наживы на дармовой рабочей силе. Вот и выходит, что, гонясь за выгодой, мы сами же роем себе могилу.

— Ну, не может же все быть столь печально, как вы говорите. Да, японцы показали себя с весьма хорошей стороны, хотя победа над китайцами еще ничего не значит. Но даже имеющийся сейчас в этих водах Российский Императорский Флот ничем не уступит японцам. А с учетом скорого прихода средиземноморской эскадры, о каком-либо паритете даже не придется говорить.

— Если считать вымпелы или смотреть исключительно на технические характеристики кораблей указанные на бумаге, то вы правы. Но у японцев имеется преимущество, которое нивелирует всё наше численное преимущество. Они, при необходимости, смогут отремонтировать полученные в бою повреждения и пополнить боекомплект, а мы нет. Всего один бой и весь наш флот окажется даже в худшем положении, чем Бэйянский флот китайцев после боя при Ялу. У них хотя бы был Порт-Артур под боком с его ремонтными мощностями и складами. У нас же пока нет и такого! Те ремонтные возможности, что имеются во Владивостоке можно назвать мощами, но никак не мощностями. Да, мастерские потихоньку развиваются, да здесь имеется плавучий док, да строится сухой док, но всего этого не хватает даже для обслуживания кораблей Сибирской флотилии и Тихоокеанской эскадры, не говоря уже о каком-либо серьезном ремонте.

— Что же, тут мне возразить нечего. — вновь был вынужден согласиться капитан 1-го ранга, — Любой мало-мальски серьезный ремонт мы завсегда производили в Японии. И судя по тому, как идет строительство сухого дока, ближайшие пару лет ничего не изменится.

— Да и после не изменится. — расстроено махнул рукой Иван. — Один сухой док погоды не сделает. Конечно, с ним лучше, чем вообще не иметь дока, но вы представляете себе, какая очередь организуется в него!? А где взять мастерские способные производить ремонты машин и прочих механизмов? А где взять людей для этих мастерских? В общем, пока во Владивостоке не произойдет лавинообразный приток именно русского населения, о его развитии как полноценной военно-морской базы не стоит даже и мечтать.

— А при чем тогда бывшие каторжники, которых вы упоминали? Они ведь точно ни с какой стороны не русские. — подметил нестыковку в рассуждениях своего собеседника Зарин.

— А при том, что они хоть как-нибудь смогут разбавить население Владивостока. Я и сам понимаю, что это видится каплей в море. Но как говорится — курочка по зернышку. И в отличие от наших ссыльных, они ведь не душегубы какие или политически неблагонадежные — обычные суровые мужики подрядившиеся на тяжелую и опасную работу. И вот как раз такие нам самим понадобятся уже завтра! Вы ведь вряд ли имеете представление, как правильно охотиться на китов и всевозможных морских зверей. — дождавшись отрицательного ответа от собеседника, Иван продолжил, — Вот и я не знаю, как это все происходит. А они знают и умеют! Пусть не все, но некоторые! Хотя, — задумчиво протянул он, — лет через пять — шесть у нас и своих, русских, умельцев будет в достатке на подобных промыслах. Если мы не разоримся раньше!

— Типун вам на язык, Иван Иванович.

Об окончании японо-китайской войны Лушков узнал лишь 24-го апреля, когда прибыл в Шанхай. Как оказалось, мирный договор в японском городе Симоносеки был подписан как раз 17-го апреля, в день, когда он покинул Владивосток, взяв курс к берегам Китая. И эта новость безмерно радовала, поскольку теперь можно было не тратить время в ожидании неизвестного, а забрав трофейный миноносец, сразу взять обратный курс к родным берегам, где им предстояло вновь вступить в бой, но уже с новым противником и на совершенно иных правилах.

Господин Ван не подвел и трофейный миноносец в целости и сохранности, не считая ранее демонтированного вооружения, был передан на руки Лушкову с наилучшими пожеланиями и надеждой, что на этом их сотрудничество не закончится. Подтвердив, что продолжение плодотворного сотрудничества более чем вероятно, Лушков убыл к Владивостоку, до которого добрался без каких-либо проблем уже 1-го мая, но лишь для того чтобы практически сразу вновь выйти в море. За время отсутствия Лушкова, Зарин успел договориться насчет тех двух судов, что временно остались без команд. Благодаря благосклонности и рекомендациям командира Владивостокского порта на "Корсаковский пост" не только удалось набрать экипаж из бессрочно-отпускных матросов, но и поставить его на линию обеспечения углем собирающегося в китайском Чифу русского флота. Причем, не малую роль в этом деле сыграл местный купец Гинзбург, многие годы занимавшийся снабжением русских кораблей топливом и прочими припасами, причем порой даже в долг, когда в судовых кассах не оказывалось достаточного количества средств. За долгие годы работы и создания имени с репутацией его возможности распространились не только на земли Российской Империи, но и Китай с Японией, где он составлял заметную конкуренцию местным купцам. Впрочем, не смотря на работу Сучанского разреза, добываемого в нем угля было столь мизерное количество по сравнению с потребностями Владивостока и флота, что топливо приходилось завозить из Японии, так что порой небольшому угольщику предстояло заглядывать и в порты страны его бывшего владельца. "Маука" тоже не долго предстояло простаивать на внутреннем рейде. "Иениш и Ко" стало далеко не первым частным пароходством Владивостока. Его предшественники и конкуренты уже давно имели налаженные торговые пути и связи, но развивались относительно медленно по причине отсутствия свободных оборотных средств, которые можно было бы пустить на развитие дела. Зарин же выставил совсем небольшую плату за наем, лишь бы сдать пароход кому-нибудь на руки и не платить порту за простаивающее в нем судно. Так что вскоре под флагом пароходства "Шевелев и Ко" он встал на стандартную линию Владивосток — Гензан — Фусан — Нагасаки — Чифу — Шанхай.

А "Понто-Кэси", едва успев прибыть, всего за сутки был загружен углем, провиантом и прочими припасами, в которых всегда испытывали потребность на Сахалине и Камчатке, после чего, приняв на борт еще две артели корейских и японских рыбаков, взял курс к рыболовным угодьям, право на разработку которых обошлись бюджету пароходства в весьма скромные деньги. И как бы морякам не требовался отдых, природа диктовала им свои условия — в начале мая начинался нерест сахалинского тайменя, и потому требовалось успеть перехватить рыбу на входах в пресноводные реки, пока их мясо не начало портиться в результате гормональных преобразований. Впрочем, этот заход был пробным и никто даже не планировал на какую-либо прибыль в этом году. Сейчас главным виделось получить знания по методам ловли и засолки, что практиковались коренными жителями этого региона, поскольку среди соотечественников кого-нибудь хоть сколько-нибудь сведущего в этом деле человека найти не удалось. Потому, в целях получения и сохранения знаний, к каждой артели приставлялся один из наиболее мозговитых русских матросов из экипажа "Понто-Кэси" в качестве официального представителя пароходства. И пусть экипаж судна без того не мог похвастаться многочисленностью, иного выбора попросту не было. Все же вопросы, касающиеся регистрации и перестройки трофейного миноносца получившего название "Лисенок", а также выкупа земли под устройство филиала пароходства и будущих складов, а также реанимации китоперерабатывающей базы ложились на плечи имеющего генеральную доверенность Ивана, о чем он не преминул высказаться вслух, в том числе и в свой адрес тоже. Вместо того чтобы, мучаясь морской болезнью, держать курс к берегам Африки, ему предстояло окунуться с головой в бюрократическое болото Российской Империи. Причем, в отличие от успевшего завести изрядное количество знакомств Зарина, сам Иван не мог похвастаться многочисленными выходами в свет по причине своего полуподпольного положения и соответственно знакомствами с теми, кто мог немало подсобить в повешенных на него делах.

Высадив спустя три дня пути рыбаков на заранее арендованных участках, Лушков выдвинул "Понто-Кэси" к Камчатке. Узнав о намерении балтийцев пробежаться вплоть до Командорских островов, их судно с превеликим удовольствием загрузили припасами, что требовалось доставить как на сами острова, так и в Петропавловский порт, поскольку снаряжать для этого отдельный пароход тому же "Русскому товариществу котиковых промыслов" выходило излишне расточительно, а цена запрошенная Лушковым не то что не кусалась — даже не лаяла. Вообще, идея использовать для крейсерства грузовое судно неожиданно нашло весьма много положительных сторон в сложившихся здесь условиях. Так, за один единственный выход разом решалось несколько задач — доставка рыболовных артелей к местам промысла, попутная перевозка грузов на Сахалин и Камчатку, где можно было выкупить у местных жителей добытые ими за зиму меха, до сих пор не сданные постоянно присутствующим там представителям торговых компаний, а как эпилог — охота на браконьеров. В результате деньги зарабатывались как на рыбном промысле, так и на перевозке с торговлей. Возможные же трофеи хоть и предполагались, все же шли отдельной статьей как приятные неожиданности.

С начала года "Понто-Кэси" оказался первым судном зашедшим в Петропавловский порт, и Лушкову удалось снять сливки, выкупив ценных мехов на тысячу рублей, которые, попав в Европу, могли принести пятикратную прибыль даже с учетом всех транспортных расходов. Здесь же удалось продать по хорошей цене двести тонн угля — половину того, что было принято в грузовые трюмы перед выходом. Остальное же предназначалось для топок судна, поскольку запасы собственных угольных ям были рассчитаны не более чем на 1000 миль среднего хода. А ведь впереди еще были долгие недели крейсерства.

После подписания в 1891 году соглашения между САСШ и Великобританией о запрете промыслов морских зверей в своих территориальных водах и высылки кораблей для охраны лежбищ морских котиков, все множество браконьеров ранее промышлявших у берегов Северной Америки устремились к русским берегам. Вскоре дело приняло такие обороты, что браконьерская добыча морских котиков превзошла легальную в разы, но ни у Сибирской военной флотилии, ни у "Русского товарищества котиковых промыслов" никак не хватало сил охватить как пути миграции этих животных, так и их лежбища. Единственное, чего удалось добиться — прекратить допуск браконьеров на острова Беренга и Медный путем размещения там вооруженной охраны, но поделать что-либо со стоящими в нескольких милях от побережья шхунами, с которых действовали охотничьи баркасы, они ничего не могли. Ежегодно, благодаря стараниям немногочисленных русских крейсеров и шхун, удавалось задержать считанные единицы браконьерских судов, при том, что порой их количество доходило до сотни штук.

Вот именно в момент самого начала разгула браконьерского промысла, когда к Командорским островам начинали подплывать для размножения морские животные, на голову английских и американских ловцов удачи свалился вооруженный тремя картечницами Гатлинга, купленными Ивановым вместе с минными катерами, "Понто-Кэси". Вообще, куда более серьезным вооружением могли бы смотреться малокалиберные скорострельные орудия, которые в изрядном количестве имелись в закромах вчерашних добровольцев, но суда находящиеся под торговым флагом не имели права нести артиллерийское вооружение. А вот со стрелковым вооружением дела обстояли куда проще, особенно если оно было приписано не к самому судну, а принадлежало кому-нибудь из команды. К тому же, включение "Понто-Кэси" в список охранных судов Приморского управления охраны рыбных и зверобойных промыслов не только упростило все процедуры регистрации имеющегося оружия, но и позволило им получить столь необходимое право на задержание браконьеров. Как впоследствии оказалось из всего множества министерств и ведомств Российской Империи только у этого филиала Департамента рыболовства имелось право выдавать лицензию дающую право на законных основаниях заниматься фактически каперством, пусть и на строго ограниченных территориях с последующей передачей призов в казну. Впрочем, никто не мог запретить им заявить свое право на бесхозное судно найденное в нейтральных водах. Дело оставалось за малым — найти браконьера пожирнее и убедить его, что жизнь куда ценнее какого-то судна. Единственное, не следовало особо сильно наглеть, ограничившись для начала именно одним судном. Да и отловить несколько браконьеров для сдачи трофеев казне тоже было бы не лишним.

Первым делом, зайдя на остров Беренга, где располагалось село Никольское, они выгрузили товары и провиант, заказ на доставку которого пришел от "Русского товарищества котиковых промыслов" обязавшегося следить за наличием съестных припасов на островах при подписании договора на промысел морских зверей. Большая часть проживавшего здесь населения являлись алеутами, жившими за счет продажи добытых ими шкур в представительство товарищества. Но так же имелось некоторое количество русских, состоявших как на государственной службе, так и являющихся сотрудниками товарищества. Именно от них Лушков узнал о появлении браконьерских шхун и в ответ на многочисленные сетования о невозможности противодействовать им, по причине отсутствия серьезных плавсредств, предложил пробежаться до ближайшего на борту его судна команде охотников. Надо ли говорить, что предложение было встречено на ура?

Какого же было удивление сборной ватаги из охранников и алеутов, когда на борту гражданского судна они обнаружили зачехленные митральезы. Рассказ же моряков об их недавних похождениях и будущей роли в местных водах, сперва, вызвал нездоровый ажиотаж, но после всех разъяснений, особенно тех, что касались возможности поступления на службу в такое интересное пароходство, все разговоры быстро затихли и "волк в овечьей шкуре" взял курс к одному из лежбищ находившихся с противоположной стороны острова.

Американскую шхуну "Каско" без шуму и пыли, как впоследствии выразился Зарин, удалось взять со спущенными штанами, точнее, вельботами, с которых и осуществлялся отстрел морских котиков на воде. Раскочегарив машину на полную, Лушков, идя на 10 узлах, легко смог догнать бросившую своих охотников и принявшуюся удаляться от острова шхуну, задолго до того как она покинула 30-тимильную зону, запретную иностранцам для всякого промысла вокруг этого острова начиная с 1894 года.

Едва ступив на борт спустившей паруса шхуны, Лушков осознал, что промысел морских котов ни разу не мирное занятие. Вся палуба, борта и стены надстройки были склизкими от смеси крови и жира покрывавших всё весьма солидным слоем. Впрочем, сами браконьеры тоже куда больше походили на мясников, нежели на моряков. Изгвазданные с ног до головы кровью со слипшимися бородами и волосами, они представляли собой поистине устрашающее зрелище. Во всяком случае, увидь их хоть одна из тех дам, на плечи которых возлагали шубы пошитые из шкур морских котиков, вряд ли хоть одна из них не лишилась бы чувств. Даже успевший повоевать и повидать кровь Лушков с трудом удержал пребывавшую в его желудке пищу от аварийного покидания организма. А вот жившие тем же промыслом алеуты и охотники компании даже глазом не повели от подобного зрелища.

— По какому праву вы открыли огонь по моему судну, мистер! — стоило Лушкову взойти на борт, попытался накинуться на него капитан и владелец шхуны, — Это пиратство! Вас непременно повесят за подобное! — кивнул он головой в сторону расчехленной митральезы, из которой и велась предупредительная стрельба.

— Это вряд ли. — смерив американца несколько брезгливым взглядом, ответил на английском Лушков, — В настоящее время я нахожусь на государственной службе и занимаюсь именно тем, что мне было поручено — охочусь на браконьеров.

— Так и охотьтесь на браконьеров! Мы тут при чем!? Мы не заходили в трехмильную зону и били зверя только в нейтральных водах! — все более распаляясь, принялся размахивать руками капитан шхуны, потихоньку заводя и оставшихся на борту своих матросов.

— Если вы не знали, то в прошлом году между Россией и САСШ был подписан договор о признании суверенными водами Российской Империи тридцатимильной зоны вокруг островов Беринга и Медный. Соответственно, вы осуществляли незаконный бой зверя в российских водах, а потому являетесь браконьерами. И в соответствии с законами Российской Империи, я конфискую шхуну, а вы и ваши матросы отныне находитесь под арестом до проведения судебных разбирательств во Владивостоке. А сейчас я требую сдать все имеющееся на борту огнестрельное и холодное оружие, а также добровольно указать, где находятся шкуры забитых вами морских котов.

Имейся бы на борту "Каско" побольше людей, и ее капитан, несомненно, предпринял бы попытку воспротивиться приказам русских, но из дюжины человек команды, половина осталась в двух брошенных баркасах, а за каждым оставшимся непрерывно следило вдвое большее количество вооруженных русских и алеут. В результате ему не оставалось ничего иного, как смириться с судьбой. Правда, это не мешало ему, не прерываясь в течение нескольких часов, высказывать все, что он думает о России, ее законах, моряках и конкретно о команде "Понто-Кэси". Угомонился он лишь после того, как получивший молчаливое согласие командира боцман от души приложил говоруна кулаком, лишив того пары зубов, а покачавший головой Лушков посоветовал американцу более не падать на палубу, дабы не убиться раньше времени.

Приняв на борт оба вельбота, которым попросту некуда было деваться и препроводив еще шестерых американцев к их коллегам по промыслу, Лушков повел взятую на буксир шхуну в Никольское. Отправить ее туда своим ходом не представлялось возможным по причине нехватки матросов, способных управиться с ней. Впрочем, терять бездарно время он тоже не стал и пригласив на беседу уже успевшего познакомиться с кулаком боцмана мистера Мартина, с помощью доброго слова и револьвера выведал у того информацию о судах, вместе с которым пришла к русским берегам "Каско". Особенно сильно наблюдавшему за беседой боцману понравился переход, когда улыбающийся и вежливо говоривший Лушков внезапно рванул американца за волосы и дважды приложив того рукояткой револьвера по голове, сунул дуло этого самого револьвера тому в рот, не переставая что-то неразборчиво рычать. Английским языком он не владел, потому и не мог впоследствии сказать, что именно пообещал отставной капитан 2-го ранга Российского Императорского Флота бывшему капитану и бывшему владельцу шхуны "Каско", что тот сильно побледнел лицом и принялся активно кивать головой. Да и говорить кому-либо о случившемся, он не собирался. Все же невероятно скользкая палуба могла списать любое количество синяков и выбитых зубов. Сам же Николай Михайлович оставил это знание в тайне, мысленно восхищаясь столь простым и в то же время действенным психологическим приемом, который в свое время в числе прочих приходилось отрабатывать под чутким наблюдением господина Иванова. Пусть ему не всегда нравились речи и действия этого странного компаньона Иениша, да и его теперь тоже, но уважать он себя заставил.

К очередному всеобщему удивлению, вместо того чтобы отконвоировать захваченную шхуну в Петропавловский порт, а затем во Владивосток, ее накрепко прикрепили к причалу Никольского и даже заякорили, после чего "Понто-Кэси", едва успев сдать пленных и трофеи, отправился на поиски еще трех шхун, что должны были промышлять у берегов острова Медный. На 8 узлах пароход мог подойти к предполагаемому месту их действия не ранее чем через 12 часов, потому судно встало на якорь у восточной оконечности острова Беринга, чтобы с первыми лучами солнца продолжить свой путь.

Из двух обнаруженных на следующий день шхун, что промышляли у северных берегов Медного, удалось нагнать только одну. Небольшая восьмидесятитонная "Арети" оказалась куда более скромным призом, чем предыдущий трофей, но зато ее груз составлял уже почти две сотни засоленных шкур, что вдвое превышало браконьерский улов "Каско". Экипаж этой шхуны составляли всего десять человек, поэтому каких-либо эксцессов удалось избежать. Переть с кулаками на три десятка вооруженных винтовками и револьверами русских, дураков не нашлось.

Следующие семь дней крейсерства оказались полностью безрезультатными. Если где у Командорских островов и появлялась браконьерская шхуна, то обнаружить ее не удавалось. Зато потом пришлым балтийцам улыбнулась удача. Придя на отдых в Никольское, они узнали от местных об обнаружении целой флотилии возглавляемой весьма крупной парусно-винтовой шхуной. Конечно, подобное судно не шло ни в какое сравнение с тем, что еще недавно они захватывали у японцев, но в сложившихся обстоятельствах мирного времени трофей обещал быть знатный. И отдавать его казне у Лушкова не было ни малейшего желания. Подобная шхуна весьма пригодилась бы и их активно развивающейся компании для прибрежного плавания или доставке тех же рыбаков к будущим местам лова. Все же гонять полуторатысячетонный "Понто-Кэси" к каждому участку виделось излишне накладным делом, а вот приличных размеров шхуна более чем подходила для этого дела. Дело оставалось за малым — подстроить все так, чтобы ни у кого не возникло вопросов по поводу законности предъявления пароходством прав на эту шхуну. А потому ее надлежало найти непременно брошенной экипажем и непременно в нейтральных водах.

К превеликому сожалению, для осуществления этих планов пришлось отказаться от помощи местных, которым понравилось охотиться на браконьеров. Все же порой при обнаружении их ватаг на берегу дело доходило до перестрелок с погибшими и ранеными с обеих сторон, а потому какой-либо любви к браконьерам жители острова не испытывали. Лушков же отболтался по поводу нежелания брать помощников тем, что кому-то требовалось присматривать за уже взятыми под арест браконьерами, а также необходимостью приглядывать за шхунами, чтобы те не выбросило на берег или не унесло в море. Отмазка, честно говоря, была так себе, но ничего иного ему в голову на тот момент не пришло. Впрочем, ставить ему что-либо в вину или высказывать недоверие никто не спешил. Все же что бы ни затеял экипаж "Понто-Кэси", так или иначе, они активно боролись с браконьерами, и для местных этого было более чем достаточно.

Прекрасно понимая, что на своих максимальных паспортных 10 узлах "Понто-Кэси" вряд ли сможет поймать паровую шхуну, если у команды той будет достаточно времени на ввод в строй машины, Лушков позволил браконьерам бесчинствовать в русских водах в течение всего светового дня, и лишь когда на море опустилась тьма, вывел свое судно из-за скал восточного берега острова Беренга. Поскольку Никольское располагалось на юго-западной оконечности острова, можно было предположить, что возможных гостей браконьеры будут ждать именно с запада, и при подходе с противоположной стороны у него мог появиться шанс неожиданно свалиться на голову любителей нечестной наживы. Вот только отсутствие каких-либо огней со стороны браконьерской флотилии или берега и скрывающая все на расстоянии вытянутой руки темень не позволили осуществить ночной налет. Пройдя по счислению три четверти расстояния до места стоянки браконьеров, Лушков приказал лечь в дрейф, удерживая положение машинами, до прояснения неба.

С первыми лучами солнца в редком тумане американские моряки смогли разглядеть нечеткий силуэт приближающегося судна. Прекрасно зная, что изредка русские крейсера и шхуны появляются в этих краях, они принялись ставить паруса, но по первой же сдвинувшейся с места шхуне с борта уже хорошо различимого парохода ударили разом две митральезы и прочерченные ими перед ее носом водяные дорожки дали понять, что на сей раз никто с браконьерами шутить не собирается. Тем не менее, капитан "Карлотты" оказался из сильно упертых или сильно непонятливых, продолжая разбег, лишь немного отвернув в сторону. Следом за ним потянулись и остальные, но обрушившийся на стотонную шхуну град пуль заставил их резко передумать. Пусть их промысел и был весьма опасен, умирать не хотелось никому, а то, что русские начали просто убивать, было хорошо видно на примере "Карлотты". Не менее двух сотен пуль впоследствии выковыряли из борта и мачт шхуны. И это не считая тех, что ушли в молоко. Все же в отличие от пулеметов системы Максима, многоствольные митральезы не отличались особой точностью, особенно, на относительно больших расстояниях.

Пострадавшая "Карлотта", "Роус Спакс" и "Савил Тепел" в компании парусно-винтовой шхуны "Пандора" вынуждены были послушно встать на якоря близ лежбища, где они отстреливали морских котиков и принять досмотровые партии. Со всех четырех шхун на борт "Понто-Кэси" свезли шестьсот тринадцать шкур, что свидетельствовало лишь о начале их деятельности у островов, столь внезапно прерванной появлением русского судна. Полтора десятка винтовок и большую часть припасов так же перенесли на борт парохода, после чего Лушков с Зариным уединились в капитанской каюте с капитаном "Пандоры".

— Лови! — совершенно неожиданно и резко выкрикнул Лушков, кинув в сторону насупленного американца изъятый у него же недавно револьвер. Правда, справедливости ради, надо сказать, что барабан его был пуст, но это уже не играло большой роли, поскольку поймавший на автомате летевший к нему предмет Френсис Уорд тут же оказался на прицеле двух Смит-Вессонов русских. — Обратите внимание, Сергей Апполинариевич, — на хорошем английском произнес Лушков, — наш задержанный за браконьерский промысел гость оказался столь глуп, что предпринял попытку взять нас в заложники, выхватив из внутреннего кармана запрятанный там револьвер. Надо будет непременно сделать выговор команде не выполнившей приказ по отъему всего оружия у задержанных.

— Что все это значит? — процедил капитан Уорд, переводя взгляд с одного русского на другого. Точнее с одного темного зрачка револьверного ствола на его двойника.

— Это значит, мистер Уорд, что сейчас я выстрелю вам в голову в качестве самообороны, а потом отдам своей команде приказ перестрелять всех ваших людей за попытку бунта. И ничего более. — мило закончил объяснять складывающуюся ситуацию Лушков. Все же общение с Иван Ивановичем и его понимание служению отечеству сильно изменили воззрения самого отставного офицера. Скажи ему кто-нибудь еще год назад, что он будет угрожать человеку в целях откровенно пиратского отбора у того имущества, Николай Михайлович сразу же отвесил тому удар. А то и не один.

— Зачем вам это? — очень медленно положив револьвер перед собой на небольшой столик, поинтересовался американец. По выступившим на висках и лбу каплям пота хорошо было видно, что он сильно взволнован, но продолжительная карьера браконьера достаточно закалила его характер, чтобы контролировать свой голос и что более важно — разум, даже в такой ситуации.

— В этом случае мы сможем сказать, что нашли ваши суда без команд в нейтральных водах. А еще лучше представим все так, что это вы друг-друга перестреляли, благо все ваше оружие и патроны теперь находятся в наших руках. — все с той же милой улыбкой на лице пояснил Лушков. — Все же если мы задержим вас как браконьеров, мы не получим ровным счетом ничего, кроме устной благодарности. А вот в случае обнаружения брошенного командой судна, оно перейдет в собственность нашедших. Впрочем, чего это я растолковываю вам прописные истины, мистер Уорд? Вы и сами должно быть знаете их не хуже меня.

— Я прекрасно понимаю, что потеряю судно в любом случае. — старательно подбирая слова, начал говорить капитан "Пандоры", — Но при этом хотелось бы сохранить свою жизнь. Возможно ли нам договориться об этой мелочи, господа? — криво усмехнулся Уорд, поглядывая то на один направленный на него револьвер, то на другой.

— Если у сторон имеется намерение договориться, не вижу ничего невозможного в этом. — впервые с начала беседы подал голос Зарин. — Ведь порой случается так, что в темноте происходит столкновение двух шхун, одна из которых тонет сразу, а вторая получает слишком серьезные повреждения вследствие чего экипаж оставляет ее на произвол судьбы. И еще реже происходит так, что брошенная шхуна обнаруживается и спасается проходившим мимо судном, а бросившие ее моряки на имеющихся баркасах добираются до ближайшего берега. Но ведь случается! Вдобавок, когда происходит нечто подобное, у нас не возникает никакой возможности обвинить таких людей в браконьерстве и отправить их на каторгу. Они ведь не преступники, а просто попавшие в беду моряки.

— Я вас понял, господа. — с трудом выдавил из себя Уорд. — И быть потерпевшим крушение моряком мне нравится гораздо больше, нежели попасть на рудники в качестве каторжника. Но что будет со всеми остальными? Ведь свидетелями факта нашего захвата были экипажи четырех шхун.

— Ну, во-первых, не четырех, а трех. Ведь все ваши матросы являются потерпевшими крушение моряками, о чем вы дадите письменные показания, как только доберетесь до Никольского. А мы за этим как следует проследим. Во-вторых, даже не трех, а двух. Ведь должна же была ваша "Пандора" с кем-нибудь столкнуться. Полагаю, что "Савил Тепел" будет не плохим кандидатом на бесславную гибель. Отведем его подальше, пробьем днище и полюбуемся на ее погружение в морскую пучину. Частная прогулочная яхта "Роус Спакс" дней через пять сможет прийти в Никольское для пополнения припасов, и совершенно случайно обнаружив там соотечественников с погибших шхун, экипаж сможет взять их на борт и доставить на родину. А вот что делать с капитаном "Карлотты" и ее экипажем, я себе пока не представляю. Вот надо же было этому идиоту пробовать от нас убежать!

— Так может их тоже отпустить? — предпринял попытку дать совет Уорд, чтобы потом стрясти с идиота Андерса хоть что-нибудь за защиту его шкуры и имущества перед этими бешенными русскими.

— Нельзя. — скривился, будто съел лимон Лушков, — Рыбы засмеют. Он ведь непременно начнет хвастать во всех газетах, что ушел от русского крейсера, отогнав его огнем ружей. Вы, американцы, любите подобные фантастические и горячие истории. А в качестве доказательств произошедшего боя продемонстрирует полученные его шхуной повреждения. Сами понимаете, нам такая реклама, что продемонстрирует нашу слабость, не нужна. И даже ваши будущие вопли, о том, что у вас силой отобрали шхуну русские пираты, нас заботят куда меньше. В последнее время именно нас пиратами называли уже все кому не лень. К подобному мы привыкли, и правительство уже не обращает на эти вопли никакого внимания. Все же служба на "Полярном лисе" принесла нам весьма темную славу. Не находите, мистер Уорд?

— Так вы те самые, кто ободрал японцев до исподнего!?

— Ну, это вы преувеличиваете! Мы с них не то что штаны не сняли, даже в карманах толком не пошарили. — как бы извиняясь за свою нерасторопность, развел руками Лушков. — Но то, что мы не добрали с японцев, мы собираемся поиметь с вас, браконьеров. Пусть вы и не столь ценная добыча, как японские транспорты снабжения, но и подобным добром, что само идет к нам в руки, мы не побрезгуем. Так ведь, Сергей Аполлинариевич?

— Не побрезгуем. — подтвердил слова коллеги Зарин. — А что касается команды "Карлотты", то должны же мы сдать хоть кого-нибудь на каторгу. Сами ведь знаете, как быстро там мрут. — решил еще немного припугнуть американца капитан 1-го ранга, — Так что такого понятия как "лишние рабочие руки" там попросту не существует. Надеюсь, среди спасенных моряков не окажется неблагодарных идиотов, что впоследствии будут давать ложные и противоречащие ранее данным показания о хищническом захвате их шхун русским сторожевым кораблем в территориальных водах империи.

— Что же, господа, я понял, с кем имею дело и осознаю, что со мной и остальными может произойти в случае вашего недовольства.

— Море оно такое. — философски изрек Лушков, — Никогда не знаешь, где и кого приберет.

— Ну вы и актер, Николай Михайлович! — стоило стихнуть звукам шагов выпровоженного из каюты американца, восхитился Зарин. — Злодей! Истинный злодей! Даже я поверил, что вы со спокойной душой пустите бедолагу на корм рыбам!

— Как же это было муторно. — не поддержал восторг напарника Лушков, — Сергей Аполлинариевич, не сочтите за труд передать мне бутылочку коньяка. Она там, в тумбочке. — указал он рукой на дверки расположенные рядом с Зариным. — А то нервы что-то расшалились.

— Ну, это не мудрено. — выполняя просьбу коллеги, кивнул капитан 1-го ранга. — Даже мне было тяжело. Что уж говорить про вас. Извольте, Николай Михайлович. — наполнил он две рюмочки и поднял свою в знак салюта. — За наш успех!

— За успех! — принял тост Лушков и опустошил свою рюмку.

— Где же это вы успели так навостриться в актерском мастерстве? — разлив по новой, поинтересовался Зарин.

— Иван Иванович натаскивал во время перехода с Балтики. Как же он называл подобный процесс? — пощелкав пальцами, попытался припомнить какое-то непонятное определение, что дал ему Иванов, — Разводом лохов! Вот! Что бы это ни значило.

— Ну что же, тогда давайте поднимем рюмки за преподавательский талант Ивана Ивановича, поскольку у вас все вышло великолепно. Лично у меня создалось такое ощущение, что вы уже не единожды вели подобные "беседы".

— Так вы правы. — приняв вторую порцию антистрессового, кивнул Лушков, — Иван Иванович, сперва, заставлял меня отрабатывать все перед зеркалом, а после сам играл роли тех, кого я должен был запугивать путем применения всевозможных психологических приемов. Да и не меня одного он втянул в эти занятия. Николай Николаевич тоже прошел подобное обучение. И вы знаете, что самое страшное было в нем?

— Очень любопытно было бы узнать.

— Для самого Ивана Ивановича подобная игра не казалась каким-нибудь неприемлемым действом. Лично у меня создалось такое впечатление, что он искренне верил, что именно так и надо себя вести. Причем, не играть роль, а именно вести! И только убедившись, что мы не сможем заставить себя быть такими, он превратил все в обучение актерскому мастерству. И вообще, каким бы скромным и безобидным ни выглядел Иван Иванович, узнав его получше, я для себя решил, что мало кто на свете будет столь же жестким, как он. Не жестоким, а именно жестким. У меня вообще создалось такое впечатление, что понятие "сострадание" ему чуждо. С одной стороны, он может специально сходить на камбуз, чтобы вынести что-нибудь вкусненькое и покормить на пирсе бродячего кота или пса — сам несколько раз подобное видел, с другой стороны, он так спокойно рассуждает о таких совершенно жутких делах как пытки и уничтожение противников, что мне до сих пор страшно. Правда, сам он после подобных разговоров начинал заливаться смехом и называл себя "диванный вояка", поясняя нам, что таким суровым он может быть только на словах, но ни на деле. Однако, мне хватило того, свидетелем чего я был, чтобы понять — при большой необходимости он притворит свои слова в жизнь, не колеблясь. Пусть не собственными руками. Но приказ он отдаст не раздумывая. Жесткое у него сердце.

Выведя на буксире подальше и утопив самую крупную из парусных шхун, экипаж "Понто-Кэси" организовал пробоину в борту "Пандоры", которую в ту же секунду заделали заранее подготовленными деревянными щитами, после чего выпнув с борта в баркасы и лодки всех американских браконьеров, взял свой трофей на буксир и в сопровождении взятой в качестве браконьера "Карлотты" вновь взял курс к Никольскому. Причем все трофеи за исключением трех десятков шкурок морских котов оставленных на борту "Карлотты" были перенесены на "Пандору", чтобы предъявить свои права и на эти богатства. Все же шесть сотен шкурок могли принести им не менее шести тысяч рублей. А отказываться от таких денег, дураков не было.

Вообще, экипажу "Понто-Кэси" неимоверно повезло с этой группой шхун. Уже сегодня капитаны собирались разделиться и действовать самостоятельно, и лишь богатое зверем лежбище заставило их провести два дня в составе флотилии. Потому никому ранее и не удавалось прихватить за крейсерство более одного браконьера. Зато у Лушкова их образовалось целых три, не считая "найденыша", и что с ними делать, было абсолютно неясно. Очень сильно сказывался недостаток немногочисленного экипажа их судна, с которого с большим трудом можно было бы наскрести команду максимум на одну из шхун. А тех под рукой имелось целых четыре! К тому же четыре десятка озлобленных крепких мужиков, могли натворить немало бед в Никольском, все население которого едва превышало полтысячи человек. А ведь при подходе экипажей "Савил Тепела" и "Пандоры" потенциально опасных личностей становилось уже под восемьдесят человек.

В результате, как только появившиеся спустя пару дней в поселении американцы изложили в письменном виде свои злоключения и подписались под показаниями о потере своих судов, Лушков принял решение сворачивать крейсерство, тем более что запасы угля тоже настаивали именно на этом. Взяв на борт всех задержанных, а также пассажиров, которым по тем или иным делам требовалось в Петропавловские порт или Владивосток, небольшой флот покинул остров Беринга. К моменту отбытия полученные "Карлоттой" повреждения решили мучавшую моряков дилемму — кого же брать с собой на буксире. Через пробитые пулями борта она набрала воды и легла на дно у пристани, так что над водой возвышалась только верхняя палуба с мачтами.

Переход к Камчатке показал, что пусть и с напряжением сил, но урезанные экипажи все же способны управляться идущими на паровой тяге "Понто-Кэси" и "Пандорой", имея на буксире по шхуне. Вот только вновь повторять подобный двухдневный опыт, когда каждому члену экипажа удавалось поспать всего по парк часов, никому не хотелось бы и потому в следующий выход требовалось увеличить экипаж, как минимум втрое. К тому же не могло идти речи о перегонке подобным способом и с таким небольшим экипажем всех трофеев во Владивосток.

Задержавшись в Петропавловском порту на пару дней для отдыха, составления предварительных документов, устройства на хранение двух шхун и приема грузов с пассажирами пожелавшими отправиться во Владивосток, Лушков, приняв в кильватер способную идти на машине "Пандору", отправился в обратный путь, увозя в чреве своего судна помимо всего конфискованного с браконьерских шхун еще и их команды. Взять всех задержанных американских моряков, не смотря на малочисленность русского экипажа и опасения возникновения бунта на борту "Понто-Кэси", удалось лишь потому, что некоторые пассажиры согласились поработать кочегарами под присмотром понимающих людей взамен оплаты стоимости билета, а освободившихся матросов приставили в качестве охраны к пойманным браконьерам. Все же далеко не у каждого крестьянина имелись в кармане лишние десять рублей на оплату проезда, если проделать путь можно было бесплатно, да еще и с кормежкой, всего лишь за привычный крестьянину тяжелый физический труд.

Между тем, пока отставники драли холки браконьерам, оставшийся на хозяйстве Иванов, едва успев разобраться с бумажной волокитой, оказался атакован весьма энергичным и даже несколько настырным молодым человеком примерно его же возраста. В очередной раз заглянув в столь понравившийся ему чистотой и обхождением японский ресторанчик, где в отличие от многих других национальных заведений общепита подавали и привычные русскому человеку блюда, Иван едва не подавился, когда практически над самым ухом кто-то прокричал, — Ну наконец-то я вас смог отыскать!

— Вы это мне? — прокашлявшись и вытерев губы салфеткой, поинтересовался Иван у застывшего рядом с ним незнакомца.

— Конечно вам, сударь! И прошу меня извинить за столь эмоциональный выпад, я не имел ни малейшего намерения прерывать вашу трапезу.

— И, тем не менее, вы ее все же прервали, сударь. — как бы намекая на потребность представиться, Иван сделал ударение на последнем слове.

— Граф Кейзерлинг, Генрих Гугович, лейтенант Российского Императорского Флота в отставке. — коротко кивнул головой неожиданный гость.

— Иванов, Иван Иванович. Просто хороший человек. — привстав со своего стула, зеркально кивнул Иван. — Уж извините, но, будучи гражданином Российской Империи, я в общей сложности прожил в ней всего несколько месяцев, родившись и взрослея в совершенно иных странах, потому не имею представления, как именно необходимо приветствовать русских аристократов. С военными и гражданскими чинами еще куда ни шло, а вот с аристократами совсем никак. Что поделать, там, где я провел большую часть жизни, с аристократами было весьма туго и обучению тонкостям общения с ними, к сожалению, не обучен. — развел руками Иван, мелко мстя пусть и представившемуся, но пока все еще неизвестному молодому человеку, что прервал его обед, — Не желаете составить мне компанию? — тем не менее, указав на стол, поинтересовался гость из будущего, чтобы изобразить вид желания сгладить собственную оплошность. Говорил же ему Иениш, зубрить все тонкости этикета высшего света, но почему-то до них никогда не доходили руки, за что сейчас приходилось краснеть.

— Хм. И такое бывает. — было видно, что слова Ивана не сильно понравились графу, но от каких-либо комментариев он воздержался, благоразумно приняв предложение.

— Так по какому поводу вы изволили меня разыскивать, Генрих Гугович? — дождавшись, когда его гость сделает заказ мгновенно появившемуся рядом с ним официанту, поинтересовался Иван и добавил, — Надеюсь, вы позволите обращаться к вам по имени-отчеству?

— Что же, не вижу в этом особой проблемы, учитывая особенности вашего воспитания. — вновь кивнул граф. — Но дабы в будущем избежать подобной оплошности, к князьям и графам следует обращаться — "ваше сиятельство", а к светлейшим князьям — "ваша светлость".

— Благодарю за краткий и более чем понятный ликбез. — решил не заметить шпильку в свой адрес Иван, у него и без того хватало хлопот, чтобы еще цапаться с каким-то залетным аристократом, — Но все же, что именно подвигло вас разыскивать мою скромную персону?

— Дело. Исключительно дело. Видите ли, во время путешествия его высочества цесаревича Николая Александровича на Дальний Восток я имел честь служить на крейсере "Память Азова" и помимо того, что свел хорошее знакомство с наследником престола, — не увидеть намек на серьезные связи было попросту невозможно, — узнал о трагической судьбе лейтенанта Дыдымова. Этот воистину отважный человек, не смотря на свою трагическую гибель, указал мне достойный путь приложения сил помимо службы. Уйдя в отставку из флота, я потратил почти два года на подготовку и создание собственного китобойного предприятия и флота. И честно говоря, был изрядно удивлен, узнав по прибытии во Владивосток, что китобойная фактория Дыдымова совсем недавно нашла новых хозяев, при том, что долгие годы она никого не интересовала. У меня на нее, знаете ли, имелись обширные планы.

— Что же, тут вы абсолютно правы, Генрих Гугович. Совсем недавно оно было выкуплено пароходством "Иениш и Ко", которое я имею честь представлять. Но я так и не понял, в чем же именно заключается дело, ради которого вы разыскивали меня.

— Раз вы не желаете понимать намеков, скажу прямо. Я не знаю, кто вам предоставил информацию о моем скором прибытии и сильной заинтересованности в дыдымовском заводе, но нажиться на моих потребностях вам вряд ли удастся. Пусть люди вложившие в мое предприятие немалые средства не станут раскрывать свое инкогнито, оказывая непосредственное давление на вашу компанию, но сил и возможностей, чтобы осложнить жизнь вашего пароходства, у них и так имеется вдосталь.

— Хм. — усмехнулся Иван в ответ на пышущую скрытым гневом тираду графа. — Я, наконец, понял причину вашего предвзятого отношения ко мне. На вашем месте я тоже, непременно, обиделся бы на всяких ушлых купчиков, решивших заработать легких денег на моей нужде. Вот только вы ошиблись в главном, Генрих Гугович. Пароходство, которое я представляю, не собирается наживаться на вас. Китоперерабатывающая база была выкуплена для ее дальнейшего использования по прямому назначению. Видите ли, не только вам и ныне покойному господину Дыдымову пришла в голову идея зарабатывать деньги на морских гигантах. Кто бы что ни говорил, но умных людей в России всегда имелось в достатке. А у умных людей, как говорится, мысли сходятся. Вот и владельцы пароходства решили вложить весьма немалые средства в китобойный промысел. А то, что наши интересы в этом деле сошлись по месту и времени, это всего лишь совпадение. Дурацкое совпадение.

— Значит, продавать мне завод, вы не станете ни при каких обстоятельствах? — излишне резко вздернул подбородок Кейзерлинг.

— Продавать нет. — отложив столовые приборы и в задумчивости посмотрев на своего собеседника, ответил Иван, — Но вот предложить совместную эксплуатацию будем только рады. Я ведь правильно понял, что вы прибыли во Владивосток со своим китобойным флотом, который вы совсем недавно упомянули?

— Именно так. И новейшие китобойные суда норвежской постройки и право на добычу китов в русских водах сроком на 24 года у меня имеются.

— Так это же замечательно! — всплеснул руками Иванов, решив для себя отыграть роль пусть и ушлого, но несколько недалекого человека. — Вы же именно то, что было так необходимо нашему пароходству! Скажите, пожалуйста, Генрих Гугович, во сколько процентов долей вашего предприятия вы оценили бы китоперерабатывающую базу, современный стальной пароход в полторы тысячи тонн водоизмещения и, скажем, сто тысяч рублей ассигнациями, которые завтра же можно было бы пустить в дело развития китобойного промысла?

— У вас имеются достаточные полномочия, чтобы предлагать мне подобные условия? — совершенно неприлично вытаращился на своего собеседника несколько обескураженный граф. А удивляться действительно было от чего. Весь бюджет его начинания составлял 125 тысяч рублей, которые удалось взять взаймы у казны лишь благодаря положению его отца, ставшего одним из совладельцев "Тихоокеанского китового промысла Графа Г.Г. Кейзерлинга и Ко". Здесь же и сейчас не блещущий дорогими одеждами и прочими реквизитами весьма состоятельного человека индивидуум, походя, предлагал ему сравнимые, если не большие, средства. Будь он с отцом единственными владельцами предприятия, граф непременно согласился бы обсудить столь заманчивое предложение здесь и сейчас. Но дела обстояли так, что за лицензию на промысел китов пришлось взять в долю более чем высокопоставленную особу. И пусть на долю Кейзерлингов приходилось 90% предприятия и, соответственно, будущей прибыли, без согласия сиятельнейшего совладельца, решать подобные вопросы, он не был уполномочен. Впрочем, это не помешало ему поинтересоваться количеством долей, которые желало бы получить пароходство "Иениш и Ко" в лице такого непростого человека как Иван Иванович.

— Нам не нужно руководящее положение. — перво-наперво произнес Иван, выслушав вопрос своего собеседника, — Для нас главное — прибыль и скорейшее развитие предприятия в целях получения еще большей прибыли. Но и заниматься меценатством мы не намерены. Давайте вы скажете честно, сколько уже вложено с вашей стороны средств и во что именно, а я так же честно скажу, какую долю мы ожидаем получить от своих вложений. А чтобы у нас не возникло некоторых взаимных непониманий, сообщаю вам, что главным владельцем пароходства является капитан 1-го ранга Российского Императорского Флота в отставке Иениш, Виктор Христофорович. И я, являясь его хорошим другом, буду действовать только такими методами, что не очернили бы его доброе имя.

— Неужели тот самый Иениш? — справившись с очередным шоком, уточнил граф. Не смотря на сосредоточение на подготовки судов и экипажей, а также более чем трехмесячный переход от берегов Норвегии на Дальний Восток, информация о действиях русских добровольцев под командованием Иениша не прошла мимо него стороной. И информация эта говорила о многом. Особенно, в плане прикрытия Иениша сверху. Ведь крики ряда европейских и колониальных газет призывающие остановить распоясавшегося русского медведя, остались проигнорированными в Санкт-Петербурге. Проигнорированными от слова "абсолютно". Будь это иначе, ни о каком филиале пароходства "Иениш и Ко" во Владивостоке не могло бы быть и речи. И уж тем более о его расширении. — А я, дурачок, еще бравировал перед этим незнакомцем личным знакомством с цесаревичем! — пронеслась в голове графа мысль, заставившая его даже слегка покраснеть от стыда. Ведь если он мог рассчитывать на некоторое прикрытие со стороны наследника престола, сидящий перед ним господин если не прямо, то косвенно находился под протекторатом самого государя-императора.

— Если вы имеете в виду "негодного капера решившего вернуть времена Моргана и Дрейка" — процитировал Иван наиболее понравившуюся ему строчку из одной английской газеты, — то да, это именно он. Проверить же мои слова вы сможете легко. Пусть сам Виктор Христофорович и не появлялся во Владивостоке, бывшие вместе с ним на войне господа офицеры в недавнее время являлись желанными гостями в любом доме.

— А где же они сейчас? — слегка растерянно поинтересовался граф.

— Ушли за добычей. — расплылся в милой улыбке Иван, — Хотят снять сливки, пока водящиеся в наших водах браконьеры еще не пуганные. — а вот теперь его улыбка превратилась в хищный оскал, заставивший собеседника сглотнуть. — Все же в этих водах можно заниматься охотой не только на китов, а господа офицеры в последнее время получили немалый опыт в деле перехвата вражеских судов.

— Вражеских? — немного скованно уточнил граф.

— Ну конечно вражеских! Не могут же грабящие наши воды и берега браконьеры быть нам дружественными. — усмехнулся Иван. — Или вы со мной не согласны?

— Нет, что вы. Полностью согласен. Просто для меня несколько непривычно слышать, как один человек совершенно спокойно рассуждает об охоте на другого человека.

— А вы постарайтесь не воспринимать браконьеров как людей. Воспринимайте их как законную добычу. Куда более хитрую и изворотливую, нежели киты, но добычу. Вот увидите, все сразу станет легче. Но да мы что-то несколько ушли от темы затеянного вами разговора. Готовы ли вы мне раскрыть секрет ваших активов или предпочтете взять некоторое время на размышление?

— С вашего разрешения, я все же возьму перерыв.

— Превосходно! — вновь расплылся в дружеской улыбке Иван. — Это говорит о том, что вы не только умный, но и расчетливый человек. С доверчивым же дурачком мы и сами не стали бы иметь дел, ведь такой человек мог принести больше вреда, нежели пользы.

— Да что же это за человек такой!? — выйдя по окончанию обеда из ресторана, задумчиво пробормотал себе под нос молодой граф Кейзерлинг, — Как актер меняет маски. — Знал бы он, что подобным образом гость из будущего защищался, заставляя собеседника поверить, что является прожженным интриганом, при этом внутренне обливаясь холодным потом, наверное, рассмеялся бы вслух.

Глава 2. Из огня да в полымя.

Африка, колыбель человечества — как называли ее ученые мужи. Тысячелетиями она привлекала как великих завоевателей, так и простых авантюристов. Не прошла сия стезя и мимо русских людей, среди которых всегда хватало уникумов способных лишь своей неуемной энергией творить дела, что впоследствии отражались в истории. Царицынский казак Николай Ашинов, для выдворения которого из Африки французы привлекли боевые корабли; поручик Машков, Виктор Федорович, который первым из русских людей, влезая в огромные долги, не только добрался до Абиссинии, но и положил начало дипломатическим связям двух империй; есаул 1-го Уманского полка Кубанского казачьего войска в запасе Леонтьев, Николай Степанович, который, подхватив знамя Машкова, продолжил его дело. Конечно, скорее всего они были далеко не первыми и не последними подданными российских императоров, кто пытался реализовать себя "открыв" черный континент для Российской Империи. Но они стали именно теми, чьи имена сохранила история.

Впрочем, никто из живших в 1895 году от рождества Христова знать об этом не мог. Никто, включая невероятным образом попавшего в это время простого российского парня с "невероятно редкой" фамилией Иванов. Ну не входили подобные познания, ни в школьный, ни в университетский курс истории. Однако, это нисколько не мешало им творить историю.

Выйдя в запас в 1891 году, Николай Степанович Леонтьев даже и помыслить не мог о том, чтобы вернуться в родной Александровский уезд Херсонской губернии, дабы барствовать там до конца дней своих. Его душа требовала идти вперед, открывать что-то новое, но никак не прозябать в ничегонеделании. Весьма быстро став действительным членом Императорского Русского Географического Общества, Леонтьев через неспокойные земли Персии и Афганистана устремляется покорять экзотическую Индию. Двухлетняя экспедиция оказывается более чем удачной, причем как по мнению Академии Наук, так и Военного Министерства и потому со сбором средств на новую экспедицию — теперь уже на Африканский континент, у Леонтьева проблем не оказалось. И ученым, и военным, и светским и духовным лицам было более чем интересно навести мосты с землями, что еще не пали под пяту колониальных держав. Причем, наряду с государством и церковью имевших немалое желание чинить препоны колониальной и религиозной экспансии Англии, Германии, Франции и Италии, в экспедиции Леонтьева были заинтересованы и многие торгово-финансовые круги, которых европейцы совместными усилиями оттирали от столь лакомого куска, как Африка.

Отправившаяся в 1894 году по стопам Машкова экспедиция официально собиралась для сбора научных сведений и экспонатов, а также прокладывания маршрута в соседний Судан, не официально же ей надлежало установить дипломатические отношения между Россией и Абиссинией, а также помочь последней в создании мощной регулярной армии, способной дать достойный отпор колониальным войскам европейских держав.

Вообще Абиссиния и сама была не лучше колонизаторов. Еще пятнадцать лет назад не было никакой империи, было лишь одно из многих королевств — Шоа, где властвовали потомки легендарного царя Соломона, но с приходом к власти негуса Менелика II началась активная экспансия. Каждый год правитель Шоа организовывал по несколько военных походов, беря под свою руку все новые племена и земли. Причем, такие походы приходилось проводить даже в земли, что фактически принадлежали Шоа, поскольку местная аристократия далеко не всегда жаждала делиться со своим правителем. А без средств не смогла бы существовать ни одна власть. Новые рынки сбыта, а также налоговые поступления были необходимы не только мировым державам. Деньги, продовольствие, люди — все это было необходимо и местным правителям. Но если многие вожди племен, уходя в очередной набег на соседей, преследовали лишь цель личного обогащения, то куда более дальновидный Менелик II раздвигал границы своей империи еще и для того, чтобы не позволить захватить новые земли не знавшим меры европейцам, что активно начали сужать кольцо вокруг одного из последних оплотов независимости коренных жителей Африки от гнета белого человека. Правда, на практике зачастую выходило так, что гнет своих новых вождей и военноначальников оказывался куда страшнее европейского. Особо непокорные племена вырезались полностью — до последнего человека. Те, кто склонял голову, облагались непосильными налогами. Всякий же посмевший вставать на защиту от завоевателей земли предков имел все шансы очутиться в рабстве. Впрочем, справедливости ради нужно сказать, что при Менелике II рабство оказалось ограничено 7-ю годами, что, по сути, соответствовало той же цивилизованной европейской каторге. Ну и применялось подобное наказание лишь по отношению к вражеским воинам.

Впрочем, подобная жестокость в ряде случаев было попросту необходима, поскольку на территориях, что все еще оставались неподконтрольны ни европейцам, ни абиссинцам, вовсю правило бал даже не средневековье, а каменный век со всеми его ужасами, включая человеческие жертвоприношения богам и естественно, каннибализм. Да и от работорговли на таких землях никто не собирался отказываться. Потому, никто не удивился, что научная экспедиция более походила на вооруженный до зубов отряд уходящий в глубинную разведку. Правда, такого понятия, как глубинная разведка, еще не существовало, но вот работа в тылу вражеской армии казачьих сотен была русским более чем знакома. По этой же причине большая часть набранных Леонтьевым людей были из реестровых казаков.

Получив для прикрытия рекомендательное письмо от Французского географического общества, экспедиция прибыла в Джибути, откуда некогда силой выдворили Ашинова и была удостоена просто-напросто шикарного приема. А пока продолжались всевозможные визиты и гуляния, по округе французскими властями вовсю распространялись слухи о несметных сокровищах белого царя, что везла экспедиция негусу Абиссинии.

Естественно, делалось это не ради восхваления щедрости русского императора, а в целях уничтожения экспедиции чужими руками. Прямо запрещать русским проход по своим землям и уж тем более землям принадлежащим местным вождям, французы никак не могли. Но ведь Африка являлась весьма опасным местом, успевшим поглотить не одну сотню, а то и тысячу экспедиций и торговых караванов. Почему бы тогда и этой экспедиции было не пропасть без вести?

Многомесячный переход выжал из людей все силы вплоть до последней капли. Нападения хищных зверей, вечный зной дневных переходов, потребность постоянно быть начеку, дабы не получить отравленную стрелу и естественно десятки небольших стычек с любителями легкой наживы. Лишь военная выучка большей части участников похода, среди которых были не только рядовые, но и отставные офицеры позволила русской экспедиции заранее обнаруживать засады или вовремя замечать ночные вылазки местных воинов. Дальние дозоры на переходах и секреты, в которых так преуспевали казаки, на ночных привалах, раз за разом доказывали свою действенность и необходимость в этих диких краях.

Лишь в марте 1895 года экспедиция добралась таки до Аддис-Абебы, новой столицы разрастающейся близ горы Энтото. Почти месяц стороны прощупывали друг-друга во время многочисленных раутов и многочасовых бесед. Власть имущие с удовольствием проводили время с отставными русскими офицерами, а духовенство с архимандритом отцом Ефремом, благо в составе экспедиции имелся абиссинец знавший русский язык, так что проблем с общением не возникло. И что стало вполне прогнозируемым итогом экспедиции, Леонтьев был принять Менеликом II. Все же когда обе стороны имеют примерно один взгляд на развитие ситуации, всякие мелочи не могут помешать им договориться. Потому уже через месяц Леонтьев на правах военного советника самого негуса принял участие в совещании посвященном грядущей большой войне с итальянцами.

Успев собрать информацию, как о вооруженных силах Абиссинии, так и ее внутриполитической кухне, во время своих встреч с местными аристократами, каждый из которых вдобавок являлся и военным командиром, Леонтьев смог оценить ее возможности и в результате выступил с предложением применить в противостоянии с Италией стратегического плана Михаила Илларионовича Кутузова, который тот применил во время Отечественной войны 1812 года. То есть требовалось позволить противнику углубиться как можно глубже на свою территорию последовательными отступлениями противостоящих противнику войск с целью последующего их соединения воедино с одновременными фланговыми марш-маневрами дабы впоследствии успешно преследовать отступающих итальянцев параллельно маршрутам их движения. А то, что итальянцам ничего не светит, он прочувствовал на собственной шкуре во время перехода от Джибути до Аддис-Абеба. Даже без активного сопротивления вооруженных огнестрельным оружием местных, они с трудом доползли до столицы Абиссинии. Что уж было говорить про тех, кому придется прочувствовать все то же самое, но вдобавок с постоянными обстрелами и партизанскими действиями в тылу. Да и общее количество имеющихся под рукой негуса воинов в 100 тысяч человек внушало уважение. Пусть по сравнению с армиями России, Германии или Франции эти цифры выглядели незначительными, итальянцам должно было с головой хватить и такого. Тем более если удовлетворить просьбу негуса в поставках современных винтовок и артиллерии. Но это уже выходило за границы компетенции Леонтьева, а потому требовалось как можно скорее вернуться на родину и представить отчет тому человеку, который имел все права и возможности для принятия подобного решения. Причем, что немаловажно, представить лично! И от одной мысли, что он удостоится чести быть принятым самим императором, сердце есаула начинало учащенно биться, словно у молоденького корнета перед первым в жизни свиданием с приглянувшейся прелестницей. Одно огорчало Леонтьева — прежде чем говорить "гоп", требовалось потратить немало времени, дабы вновь преодолеть однажды проделанный путь, только теперь в обратную сторону. Путь, что приведет его прямиком в рабочий кабинет Александра III.

С тех пор как Иениш последний раз имел честь присутствовать в этом кабинете, произошло столько событий, что, казалось, минули целые годы. Тем не менее, последнее напутствие от императора он получал всего десять месяцев назад и потому, ни сам кабинет, ни его хозяин измениться не успели. Хотя, Александр Александрович все же, малость преобразился, но в заметно лучшую сторону. Ни болезненного цвета лица, ни былой отдышки, не было и в помине. А искра, проскочившая в его глазах, стоило отставному капитану 1-го ранга появиться в дверях, демонстрировала готовность монарха к новым авантюрам. Тем более что предыдущая осталась безнаказанной со стороны тех, на чье мнение приходилось обращать внимание даже хозяину земли русской. Пара не сильно громких петиций и протестов не шли ни в какое сравнение с достигнутыми успехами. Пошатнувшаяся после провальной в политическом плане последней Русско-Турецкой войны репутация сделала первые шажки для своего возвращения на прежний уровень, достойный столь большой и великой страны.

И вот в очередной возникшей точке напряжения, где у России имелись собственные интересы, начал разгораться конфликт, в котором, несомненно, следовало помочь союзной державе, но при этом постараться остаться в стороне как государству. Слишком уж зыбкой была там политическая почва, да и интересы мировых держав переплетались в столь причудливый узел схожих целей и противоречий, что развязывать его не имелось ни малейшего желания. Зато возникало желание разрубить, подобно великому древнему тезке. Единственное, о прямом военном вмешательстве Российской Империи не могло идти и речи. Отношения с англичанами и так висели на волоске, грозя в любой момент сорваться в пропасть войны. И даже знания будущего, утверждавшие, что подобного конфликта так и не произошло, не позволяли самодержцу решиться на подобный шаг. Ведь в той же истории, усеченные знания которой он получил, не было ни малейшего упоминания об участии русских войск в войнах на Африканском континенте. А уж такое, человек припомнивший войны во всех концах света, вряд ли мог пропустить, излагая свои знания Иенишу.

Естественно, как только появились намеки на возникновение столь неблагоприятной "ситуации", еще до получения итогов организованной экспедиции, в голову мгновенно пришли мысли подключить к ее разрешению одного владеющего ТАЙНОЙ отставного капитана 1-го ранга, но тот все еще был занят с головой в сокращении поголовья японского торгового и не только торгового флота. Александр III с трудом дождался ранее согласованного сообщения от человека, на которого рискнул сделать ставку и вот теперь лицезрел пусть и отставного, но, несомненно, настоящего военно-морского русского офицера. Отточенная годами, строгими наставниками и самодисциплиной выправка, идеальный китель, на котором невозможно было обнаружить ни единой пылинки, начищенные до зеркального блеска ботинки и твердый взгляд человека не раз успевшего посмотреть смерти в лицо. Да, один вид его посетителя внушал уважение к флоту любому способному оценить человека взглядом. Ореол уверенности в собственных силах буквально клубился вокруг Иениша.

— Добрый день, ваше императорское величество. — коротко склонил голову Иениш.

— Здравствуйте, Виктор Христофорович. — выйдя из-за стола, император пожал руку отставного офицера и указал на стоявшие рядом с сервированным всевозможными легкими закусками столиком кресла. — Прошу присаживаться. И обойдемся без чинов. Чай не на приеме.

— Благодарю, государь. — приняв предложение императора, Иениш расположился в одном из кресел.

— Спрашивать о ваших, несомненно, героических похождениях, я не стану. И так, как восхищавшиеся вами люди, так и ярые противники ваших действий, едва ли не ежедневно наперегонки спешили уведомить меня о них. Потому, основные события мне известны, а все интересные детали вы поведаете как-нибудь потом, когда у нас обоих найдется достаточно свободного времени, чтобы провести его на природе в хорошей компании. И я же просил обращаться ко мне по имени отчеству, когда мы общаемся наедине. — слегка попенял он отставного офицера.

— Почту за честь, Александр Александрович.

— Однако, сейчас я позволю себе не называть даже приблизительные сроки, когда это окажется возможным. У нашего государства слишком много хлопот и недоброжелателей, чтобы такие люди, как мы, могли нежиться в неге безделья. — сделав глоток чая и проследив, чтобы гость тоже не забыл об угощении, Александр III продолжил, — Вы, несомненно, изрядно вымотались за последнее время. Два дальних перехода через пол мира и полгода войны оставят без сил кого угодно. К тому же, насколько мне известно, недавно ваша супруга родила прекрасную дочурку и сейчас семья нуждается в вашем обществе, как никогда. Все же, в том числе по моей воле, вы были лишены общества друг друга весьма длительное время, посему я не имею никакого права вновь отрывать вас от семьи, едва вы вернулись. Но как император я обязан спросить. Когда вы вновь будете готовы к ратным подвигам?

— Пока я не узнаю хотя бы малейших подробностей, я вряд ли смогу сказать точно, но с учетом ремонта, что потребуется, как моей яхте, так и судам, что пока еще на пути в Кронштадт, ранее конца августа мы точно не сможем выступить куда-либо. Да и то придется изрядно поторопить судоремонтников.

— Что же, это вполне приемлемые сроки. А что касается малейших подробностей, то вашей главной задачей станет доставка оружия и боеприпасов для армии Абиссинии.

— Прошу прощения, Александр Александрович, но, насколько я помню, у Абиссинии не имеется выхода к морю.

— Все верно. Именно поэтому данную работу я желаю предложить именно вам. Будь иначе, все уже было бы подготовлено к отправке. Но сейчас английские и даже французские колониальные власти активно препятствуют оказанию какой-либо помощи Абиссинии с нашей стороны. Вот вам и предстоит продумать маршрут и способ доставки того, в чем испытывает острую необходимость абиссинцы.

— Позволено ли мне будет узнать, о чем именно идет речь?

— Понимаю, что интересуетесь не из праздного любопытства. — усмехнулся император, — Мы готовим к отправке тридцать тысяч винтовок Бердана, девять миллионов патронов к ним, сорок полуторадюймовых орудий образца 1872 года с десятью тысячами снарядов. Все это должно придать армии абиссинского императора Менелика II достаточно сил, чтобы противостоять итальянцам, решившим в очередной раз увеличить территорию своих колониальных владений.

— Хм. Для доставки в ближайший к Абиссинии порт мне вполне хватит собственных судов. — в задумчивости пригладил свою бородку Иениш, припоминания карту побережья Красного моря. — Но, насколько я понимаю, ни англичане, ни французы, ни тем более итальянцы не позволят мне спокойно разгрузиться и продолжить путь. Интересную вы ставите нам задачу, Александр Александрович. Я непременно обдумаю, каким наилучшим образом выполнить ее. Не подскажите крайние сроки доставки вооружения?

— В ноябре все уже должно быть передано армии императора Менелика II.

— Что же, времени для подготовки не столь много, как хотелось бы, но должно хватить. Со своей стороны я бы просил вас никому более не сообщать об участии моей компании в данном мероприятии. Даже те, кто будут отгружать нам с арсеналов вооружение, не должны иметь ни малейшего представления о наших персонах. — что-что, а лекцию о важности разведки и контрразведки прочитанную ему Ивановым капитан 1-го ранга воспринял более чем серьезно. К сожалению, подобных служб способных похвастаться серьезными штатами и масштабами работ в Российской Империи не существовало. Да, были дипломаты, которые собирали сведения в странах своего нахождения. Но зачастую информация ими бралась из открытых источников и была откровенно малопригодна для сколь-либо значимого планирования. Да, у армии и флота были собственные агенты или отправленные в командировки офицеры. Но по сравнению с тем, что будет твориться уже через несколько десятилетий, все это выглядело возней детишек в песочнице. Соответствующий был и выход информации. Лишь там, где на местах сидели действительно талантливые и заботящиеся если не о своей стране, то хотя бы о собственной карьере люди, дела обстояли несколько лучше, чем в среднем по больнице.

— Опасаетесь утечки информации? — усмехнулся император, — Правильно делаете! Слишком много при дворе появилось радетелей иностранных интересов. И даже факт нашей беседы вскоре станет известен дипломатам всех заинтересованных держав. Потому, не обижайтесь, но официально я буду вынужден высказываться о вас исключительно нелицеприятно, а сегодня, под конец нашей встречи, даже наорать на вас и выставить вон из кабинета. Пусть для всех вы вновь окажетесь в опале, как человек, взявший на себя слишком многое. По данной причине срок нашей беседы весьма ограничен.

— Надеюсь, это никак не скажется на судьбе моей семьи и будущей карьере моего сына, Александр Александрович? — быстро допив чай и протерев кружку салфеткой, под удивленным взглядом императора, поинтересовался Иениш. — Вряд ли вы стали бы чаевничать в компании с поставившим вас в, мягко говоря, неловкое положение человеком, — с небольшой улыбкой объяснил свои действия он, под понимающих хмык венценосного собеседника.

— Ни в коей мере. Ведь сын за отца не в ответе. Я прослежу, чтобы ни один излишне ретивый радетель интересов государства российского, не посмел каким-либо образом повредить вашему сыну. Правда, вашей супруге придется не сладко. В последнее время она стала вхожа в определенные круги, которые могут отвернуться от нее. Надеюсь, мои личные извинения за будущие неудобства позволят Марии Алексеевне пережить их без лишних волнений.

— Моя супруга весьма умная и рассудительная женщина, Александр Александрович. Она, несомненно, поймет необходимость подобного шага.

— Она обидится, Виктор Христофорович. В том числе на меня. И правильно сделает. Ведь я, по сути, специально порушу вашу репутацию. Но долг императора состоит в том, чтобы принимать тяжелые решения. Правда, моя любезная Дагмара постарается сгладить ситуацию, пригласив вашу супругу для осмотра находок с "Фрау Марии", что уже выставлены в Зимнем дворце, когда Мария Алексеевна уже полностью сможет доверить вашу новорожденную дочь кормилице. Кстати, — пройдясь к своему рабочему столу, император вытащил из одного из ящиков покрытый бархатной тканью футляр и вернувшись к собеседнику, протянул его Иенишу, — я тут осмелился приготовить небольшой презент вашей доченьке. Надеюсь, ей придется впору.

— Благодарю, Александр Александрович. — открыв футляр и полюбовавшись на тончайшей работы нательный крестик, склонил голову Иениш, — Это воистину прекрасный подарок.

— Я рад, что вам понравилось. Ну а в качестве извинения непосредственно перед вами, я прошу принять данные бумаги. — Иениш с удивлением обнаружил в руках императора кожаную папку, взявшуюся непонятно откуда. — Памятуя о вашем желании активно развивать рыболовную и зверобойную отрасль на Дальнем Востоке, и учитывая мою благосклонность лично к вам и к тому делу, что вы затеяли, я, тем не менее, обязан был принять во внимание интересы прочих граждан нашей родины. Не одни вы стремитесь преуспеть в подобном начинании и потому предоставить вам монопольные права, я не имею никакой возможности. Многие люди уже десятки лет развивают в тех суровых краях свое дело, и обижать их, в одночасье лишая дела всей жизни и единственных источников доходов, никак невместно. Надеюсь, вы со мной согласны?

— Естественно, Александр Александрович. — кивнул Иениш. Впрочем, иного ответа на вопрос самодержца и не подразумевалось. Разве что откровенный дурак мог ляпнуть что-либо против.

— Впрочем, всякий труд должен быть вознагражден по заслугам. — тут же продолжил император, — Потому, во-первых, учрежденное вами пароходство получает льготный в налоговом плане период сроком на 5 лет на всю рыбодобычу в дальневосточных водах. Полагаю, этого срока вам будет более чем достаточно, чтобы крепко встать на ноги. Непосредственно сами льготы заключаются в том, что рыболовные участки на Камчатке вы сможете получать в свое пользование совершенно бесплатно, а за аренду участков на Сахалине цена для вас будет составлять четвертую часть от действующих тарифов. К тому же, торговля всей добытой вашими силами рыбой в течение этого же срока не будет облагаться налогами. Я настоящим оказываю вам высокое доверие, и надеюсь, вы с компаньонами с умом отнесетесь к данным привилегиям. — насколько смог, император сгладил свое предупреждение о недопустимости чрезмерной наглости в плане торговли морепродуктами, что могли быть добыты другими. Все же с тех отчислений пополнялась казна, а годовой бюджет империи и так все последние годы находилась в состоянии дефицита. Учитывая же то, что ради не допущения японцев в земли континентального Китая срочно пришлось брать очередной кредит в 75 миллионов золотых рублей, вопрос налоговых отчислений становился еще более острым. Впрочем, благодаря действиям экипажа "Полярного лиса" и солидному количеству русских кораблей близ берегов Японии, последнюю удалось весьма сильно подвинуть в вопросе денежной компенсации за отказ от Ляодунского полуострова. От первоначальных 700 миллионов лян, сумма, сперва, опустилась до 450 миллионов, а после нажимов европейских и русских дипломатов упала еще вдвое. Естественно, у самой Империи Цин подобных средств не имелось, и скинуться на контрибуцию пришлось России, Германии и Франции, естественно заняв, в свою очередь, эти деньги у банкиров. — Через пять же лет за вами останется право первыми выкупать рыболовные участки на Камчатке, но уже по полной цене. Срок действия подобного права составляет 20 лет. Как вы сами понимаете, отдать вам столь большие права навечно я также не имею права. Однако, с этих промыслов вы сможете получать солидные прибыли еще не скоро, а чтобы не отбить у вас желание обустраивать наш Дальний Восток, начиная с 19 февраля 1896 года, вы получите 25% доли в "Русском товариществе котиковых промыслов", которые большей частью и страдают от всевозможных браконьеров. Учитывая же наличие у вас судов, что в любом случае будут отправляться к тем краям для охоты на браконьеров, вы можете договориться со своими будущими компаньонами об использовании их для перевозки съестных и прочих припасов для обеспечения местных жителей и потребовать взамен ту компенсацию, что ежегодно выделяет казна как раз под эти цели. А ведь это пятнадцать тысяч рублей, лишь малая часть которых идет непосредственно на закупку припасов. Большая часть съедается как раз затратами на доставку. В вашем же случае эти средства могут идти как раз в ваш карман. Во всяком случае, мне подобное видится более чем разумным. Полагаю, я смог удовлетворить высказанный вами в прошлом запрос?

— Более чем, Александр Александрович. О большем я бы и не смел просить.

— Может быть, имеется что-нибудь еще, чем я бы мог вам угодить? — имея солидный опыт общения с интриганами всех мастей, император легко разглядел желание своего собеседника попросить что-то еще и потому сам подтолкнул Иениша к продолжению разговора. Все же у него постоянно кто-то что-то просил — будь то титулы, должности, деньги, права, так что он успел привыкнуть к подобному. Здесь же и сейчас рядом с ним находился человек, который действительно заслужил право на озвучивание своей просьбы. — Говорите, Виктор Христофорович. Не стесняйтесь.

— С вашего дозволения, помимо разработки морских ресурсов мы желали бы организовать добычу угля в тех же краях.

— Достойное желание. — благосклонно кивнул император.

— Пока я находился в пути, мои компаньоны изучили данный вопрос и выслали телеграмму на мое имя, с коей я смог ознакомиться по прибытии домой. Хоть телеграмма и была изрядно большой, все же отразить в ней все реалии не представляется возможным, потому там находилась лишь сухая выжимка того отчета, что смогли подготовить во Владивостоке.

— Так, так. Очень интересно. — предложил своему гостю продолжать повествование император, увидев, что тот несколько замялся.

— Примерно в сотне верстах от Владивостока, если мерить по прямой, располагается Сучанский угольный разрез. Понимаете, добываемый там уголь если и уступает английскому кардифу, то сравним с их же ньюкаслом, а то и превосходит последний. Его же можно будет поставлять не только для нужд нашего флота, перестав переплачивать огромные деньги за перекупаемый в Японии кардиф, но и продавать тем же Японцам, Немцам, Французам, Китайцам, со временем изрядно потеснив европейцев на всем дальневосточном рынке. Естественно, для этого потребуются годы и миллионные вложения, но в этом нет ничего невозможного. Сейчас же его уже несколько лет разрабатывают преступно медленными дедовскими способами, а возят к ближайшей бухте на обычных телегах по лесным тропинкам! Тот факт, что в прошлом году добыли всего 180 тонн, может говорить только о намеренном вредительстве. У моих компаньонов сложилось мнение, что за его разработку взялись либо те, кто попытался взять ношу не по себе и надорвался, либо те, кто заинтересован в процветании английских и японских поставщиков угля и намеренно тормозит развитие рудника всеми доступными способами, осуществляя мизерную добычу лишь в показательных целях. А ведь свой качественный и относительно недорогой уголь — это стратегическое сырье, что могло бы дать толчок к развитию всего Дальнего Востока. Ведь и грузоперевозки и применение машин на производстве сразу же станут куда выгоднее, нежели сейчас. И я уже не говорю о закрытии потребностей упомянутого мною ранее флота!

— Разберемся, Виктор Христофорович. — весьма недобро сверкнул глазами Александр III, — И если все окажется именно так, как говорите вы, право на разработку рудника будет передано вам. Но учтите, за развитие этого поистине стратегического направления отвечать будете головой.

— Согласен. — кивнул Иениш.

— А я в вашем ответе и не сомневался. — хмыкнул довольный император. — Что же касается самого главного вопроса, а именно устройства частного охранного флота, то здесь я буду вынужден вас огорчить. Я не могу позволить существовать любой подобной организации в пределах Российской Империи, поскольку она непременно будет подпадать под закон о противодействию каперству. Но и оставлять вас ни с чем, я тоже не собираюсь. Вы наглядно показали, что в некоторых делах требуются негосударственные силы, способные активно влиять на ход событий. Потому, вам и впредь не будет вменяться в вину добровольное участие в боевых действиях. А между войнами, дабы не терять хватку, вы сможете гонять тех же контрабандистов и браконьеров. По моему приказу были собраны все необходимые материалы и в результате были найдены два возможных пути вашего дальнейшего существования как военно-морской силы. Вот в этих папках все описано весьма подробно, — достав еще пару папок, император передал их Иенишу, — и вы впоследствии сможете углубленно ознакомиться с ними, а пока я вам расскажу все в двух словах. Первый путь — это заключение договора с Приморским управлением охраны рыбных и зверобойных промыслов о мобилизации ваших судов для оберегания наших дальневосточных границ от посягательств браконьеров. Из-за множества бюрократических процедур вышло так, что в настоящее время только данное управление имеет право выдавать, как частным лицам, так и частным пароходствам, лицензию на ведение охранной деятельности и борьбу с браконьерами в соответствии с Общими правилами рыболовства от 1884 года. Правда, условия конфискации в этом случае вряд ли придутся вам по душе, поскольку все задержанные суда и прочее имущество задержанных переходят в ведение казны. Да и артиллерийское вооружение подобным судам не будет дозволенно иметь.

— Да, в настоящее время мои оставшиеся на Дальнем Востоке компаньоны как раз и действуют от лица этого самого управления. — счел нужным оповестить императора Иениш, когда тот сделал перерыв, дабы отпить немного чая.

— Вот даже как!? — искренне удивился самодержец, — Не знал. И как результаты?

— Пока я не располагаю подобной информацией. На момент моего прибытия в Санкт-Петербург наше судно еще не вернулось из крейсерства. — развел руками Иениш.

— Ну, учитывая ваши успехи на ниве перехвата японских транспортов, я более чем уверен, что без достойной добычи ваши компаньоны не вернутся. — усмехнулся император. — Вот только до внесения в действующий закон правок о выплате вознаграждений экипажу задержавшего браконьера судна, их действия принесут вам исключительно убытки. Я планировал применить к нему те же нормы, что указаны в принятом в этом году для Российского Императорского Флота призовом праве. Но тут потребуется время. Впрочем, у нас на любое крючкотворство завсегда требуется потратить немалое количество времени. — судя по тону, это самое крючкотворство успело изрядно попортить нервы императору за годы правления.

— Зато, хоть успеем провести разведку и ознакомимся с будущим театром боевых действий, чтобы уже со следующего года взяться за них всерьез.

— Что же, не мне вас учить, как правильно воевать на море, Виктор Христофорович. Но да мы слегка отвлеклись, а время идет. Второй способ — это учреждение "Добровольного охранного флота", как составной, но при этом обособленной, части "Добровольного флота". Данный флот наделяется правами пограничной стражи и Российского Императорского Флота в деле охраны побережья Российской Империи, как в мирное, так и военное время. Корабли и суда флота имеют право нести артиллерийское и минное вооружение, а моряки — огнестрельное и холодное оружие. Но только когда корабль или судно находится под Андреевским флагом. А таковой у вас будет право подымать исключительно во время крейсерства. При подъеме же торгового флага, все тяжелое вооружение придется снимать и хранить в трюмах. Все суда, захваченные за браконьерство в территориальных и приравненных к ним водах, контрабанду и иную противозаконную деятельность совершаемую против интересов Российской Империи, вместе со всем грузом и иным находящимся на борту имуществом переходят, после вступления в силу решения суда, в собственность казны, но поскольку корабли "Добровольного охранного флота" будут находиться под Андреевским флагом, на них сразу же будет распространяться призовое право, в соответствии с которым три четверти от вырученных с продажи конфискованного имущества средств, будут полагаться экипажу. Здесь, конечно, тоже придется подождать с оформлением всех необходимых документов, но зато у вас появится право на владение и применение тяжелого вооружения. К тому же, никто не будет вам, как владельцу пароходства "Иениш и Ко", мешать сдавать свои суда вместе с экипажами в аренду "Добровольному охранному флоту", а при возникновении необходимости забирать их со службы для решения более насущных проблем, возникни таковые. Естественно, все процедуры потребные для такового действа весьма обширно расписаны, и вы сможете с ними ознакомиться чуть позже.

— Исключительно ради возможности оперировать артиллерийским вооружением я могу сказать прямо сейчас, что второй вариант мне видится куда более подходящим. Я естественно очень тщательно ознакомлюсь с данными документами, — Иениш положил ладонь на папки, — но чтобы не терять зря время, я осмелюсь попросить еще об одной услуге.

— Я вас внимательно слушаю.

— Так случилось, что за время хода Японо-Китайской войны мы стали обладателями, как немалого количества артиллерийского вооружения, так и боеприпасов к ним. Причем, к концу ведения боевых действий сложилась такая ситуация, что, либо у нас остались орудия без снарядов, либо снаряды, для которых не нашлось орудий. Естественно, нам, как частным лицам, никто вооружение не продаст. Потому я просто обязан узнать, возможен ли заказ интересующих нас вооружений через Инженерное ведомство или Адмиралтейство. Так же при наличии подобного вооружения на складах нашего флота, мы будем готовы выкупить его или получить в качестве оплаты за будущую работу. Во всяком случае, мне точно известно, что некоторые орудия, закупавшиеся в свое время у господина Круппа для вооружения пароходов Доброфлота, нам могут подойти. Для Российского Императорского Флота они являются не стандартными, внося свою лепту в ту чехарду артиллерийского вооружения, что имеется на флоте, и по сути лишь занимают место на складах, а нам очень могут пригодиться в будущем.

— Сможете подготовить список? — идея отдать устаревшее, в виду перевооружения на скорострельные орудия, вооружение вместо живых денег пришлась императору по душе.

— Он уже готов, Александр Александрович. — обрадованный не менее собеседника Иениш мгновенно сунул в руки императора очередную папку.

— Посмотрим, что будет возможно сделать с этим. — кивнул хозяин кабинета. — Ближайшую неделю никто вас трогать не будет, так что проведите ее спокойно со своей семьей. А вот после, не обессудьте, но вам придется начинать вникать в тонкости и детали нового задания. Неделю назад у меня состоялась встреча с посольством абиссинского императора, на которой были достигнуты определенные договоренности. Сейчас они все еще полным составом находятся в Санкт-Петербурге, но вскоре частично отбудут, дабы донести информацию до своего правителя. Вместе с ними должен будет убыть человек, с которым вам непременно необходимо пообщаться. Можно сказать, что он ваша сухопутная копия, Виктор Христофорович. — усмехнулся император, — Такой же авантюрист и так же собственными делами доказал неоспоримую потребность в нем и его талантах государства российского. У него, естественно, имеется своя роль, но и вам подсобить он сможет. Знакомьтесь, — выудив очередную папку и раскрыв ее, император представил на обозрение гостю фотографию обсуждаемой персоны, — Леонтьев, Николай Степанович, есаул в запасе. Он навестит вас через неделю и представит контактное лицо, через которого мы будем держать связь. Если вопрос с вооружением успеют рассмотреть в течение недели, его компаньон, в числе прочего, принесет вам ответ. Ему же, компаньону господина Леонтьева, вы сможете передать ваши мысли по поводу проведения оговоренной нами операции. — приняв назад и отложив папку поверх полученных ранее, он вновь повернулся к собеседнику.

— И последнее, ваше императорское величество. — перешел на официальный тон Иениш, — Я бы желал просить, не давать ход делу о гибели крейсера 1-го ранга "Витязь". Точнее, я смиренно прошу не накладывать на Сергея Аполлинариевича штраф за гибель вверенного ему корабля. Все же у не обладающего какими-либо активами капитана 1-го ранга ни при каких обстоятельствах не сможет обнаружиться полтора миллиона рублей на его оплату, а потому единственным шансом спасения от разорения и бесчестия семьи будет для него добровольный уход из жизни. То, что произошло с "Витязем", изменить уже невозможно. И в какой-то мере он действительно виноват. Но терять отдавшего столько лет службе человека. Очень опытного человека! Это ... неправильно. — совсем уж смутился под конец своей проникновенной речи Иениш, но, собравшись с силами, все же выдержал тяжелый взгляд монарха.

— Тоже посмотрим. — побарабанив пальцами по столу, коротко произнес император. Поднявшись со своего кресла, тем самым давая понять, что беседа окончена, он протянул руку для прощания со своим гостем, — Отдыхайте, набирайтесь сил, ремонтируйте свои корабли и готовьтесь к намеченной цели. А теперь, давайте ка продемонстрируем всем заинтересованным лицам наши с вами актерские способности...

По причине малого возраста дочери, Мария Алексеевна сочла убедительными слова супруга о невозможности выезда всей семьей на отдых хотя бы в Крым, но от съема летней дачи Виктору Христофоровичу отвертеться не удалось. Правда, прозябать на ней в синекуре и ничегонеделании у Иениша никак не выходило. Сперва, пришлось заниматься окончательными расчетами с экипажем и скорейшим направлением Георгия Федоровича Керна в командировку к немецким судостроителям, в чьи умелые руки заранее было решено отдать "Полярного лиса" для капитального ремонта славно потрудившегося мелкого хищника. После пожаловали озвученные императором господа, и полученная от них информация заставила Иениша едва ли не драть на голове волосы, поскольку времени имелось всего ничего, а сделать предстояло много. И это при том, что места его будущих геройств действительно были гиблые и труднопроходимые. Точнее, не само побережье, а территории, через которые предстояло, как получать подкрепление, так и отправлять караван с вооружением. Но что еще хуже, Леонтьев убывал менее чем через неделю и сильно сомневался, что у него впоследствии появится время встретить и проконсультировать моряков уже на месте. Хорошо еще, что удалось договориться о превентивных мерах по подготовке необходимых сил и сборе данных по противостоящим силам. Так что капитану 1-горанга в отставке вскоре предстояло озаботиться еще и поиском знатока, что мог бы помогать ему по мере сил в общении с местными. Конечно, с ним в путь должен был отправиться принц Дамто, как представитель негуса, и один из немногочисленных переводчиков посольства. Но Иенишу требовался свой, русский человек, который в случае необходимости мог объяснить все корректно. А то, что эти необходимости возникнут в случае вооруженного противостояния, он нисколько не сомневался. Не успела голова поболеть от новой проблемы, как, одна за другой, начали поступать телеграммы с Дальнего Востока, что требовало от отца семейства едва ли не ежедневных визитов на телеграф. И пусть переписка влетала в копеечку, а сообщения шли по несколько дней, подобная связь была лучше, чем ничего. Во всяком случае, он узнал, что их начинания смогли принести первые результаты, а пароходство почти за бесплатно обзавелось еще одним судном, увеличившим число вымпелов до семи, не считая все еще принадлежащего лично ему "Полярного лиса". Правда, пришлось исключить из списков "Шмеля". Этот привет из будущего по прямому приказу императора был передан Иенишем компаньону господина Леонтьева, вместе с которым тот появился на пороге его квартиры спустя неделю после встречи с императором, о которой до сих пор судачило высшее общество. Причем, как впоследствии узнал Иениш, приходивший с есаулом господин состоял на действительной службе и носил на плечах погоны полковника Отдельного корпуса жандармов. Стоило ли говорить, что после состоявшейся передачи катер попросту исчез. Кто, когда и куда его увел, выяснить не удалось, да и не особо пытался отставной капитан делать это. Так, поспрашивал для порядку у старожил яхтклуба, в одном из гаражей которого хранился "Шмель", но ничего не узнав, бросил это дело. Решили обойтись в деле изучения технологий будущего без него — ну и ладно. И без того дел виделось невпроворот, чтобы еще отвлекаться на опасный самим фактом своего существования катер. И как ни странно, это действо вкупе с составлением доклада на высочайшее имя по проведению грядущей операции и получения дозволения наведаться в арсеналы Балтийского флота для отбора потребного вооружения, окончательно поставили крест на семейном отдыхе. Да и отработавший на отлично Керн не остался в стороне в деле прерывания заслуженного отпуска своего дорогого начальства, выслав телеграмму о необходимости скорейшего перегона минного крейсера в Эльбинг для постановки его в док. Естественно, Мария Алексеевна не сказала ничего. Все же она была истинной супругой истинного военного моряка и прекрасно знала, что, не смотря ни на что, она и дети безумно любимы главой семейства. Потому, не было скандалов, каких-либо порицаний или давящих на нервы молчаливых вечеров. Она уже давно приняла тот факт, что у ее супруга, помимо обязательств перед семьей, имеются никак не меньшие обязательства перед Россией и потому всеми способами пыталась поддержать свою вторую половинку, прекрасно видя, как не легко ему приходится, за что в ответ получала не только искреннюю благодарность, которую, прожив столько лет вместе, она могла разглядеть даже в мимолетном взгляде мужа, но и столь редкую, однако, от того не менее желанную ласку.

Не прошло и месяца после показательного изгнания из кабинета императора скандально прославившегося отставного капитана 1-го ранга, как ни разу не отдохнувший и лишь слегка посвежевший Иениш появился на пороге здания Императорского Русского Географического Общества расположенного в Санкт-Петербурге. Где, как не в сосредоточении знаний о самых дальних уголках мира, можно было найти информацию, а то и специалиста по землям, у берегов которых вскоре предстояло действовать его эскадре? Да, теперь уже эскадре пусть и разбросанной не только по миру, но и владельцам.

Дни, проведенные в библиотеке и в беседах с членами географического общества, позволили не только, насколько это было вообще возможно, ознакомиться с театром будущих военных действий, но и найти человека, чье участие могло в разы облегчить выполнение задания императора. Скромный дипломат, назначенный в прошлом году секретарем российского консульства в Багдаде — Виктор Федорович Машков стал именно тем человеком, который, благодаря своей настойчивости и даже упертости, положил начало официальным отношениям между правителями двух империй. Не оцененный по достоинству своим армейским командованием, но мгновенно прибранный к рукам разглядевшими немалый талант мидовцами, он был вынужден сменить мундир поручика на таковой титулярного советника. И не выживи часть экипажа броненосной лодки "Русалка", Машков смог бы построить неплохую карьеру дипломата. Однако, дело, с которым вскоре собирался навестить его Иениш, в очередной раз грозило серьезным поворотом судьбы этого неординарного человека. Но, сперва, требовалось слегка обчистить склады бывшего родного флота, доставить на немецкую верфь "Полярного лиса" и разобраться с забитой всевозможным вооружением и прочими трофеями "Находкой", что буквально на днях пришла в Кронштадт. Хорошо еще, что успели вовремя дать телеграмму в Суэц и возвращавшийся после заброски будущих членов экспедиции Иванова в Лоренсу-Маркиш "Владивосток" оказался именно там, где нужно — в водах Красного моря. Причем, оказался там с тем грузом, что должен был обеспечить успех запланированной Иенишем операции. Вообще, покинув общество императора, отставной капитан 1-го ранга еще и сам не знал, как именно будет осуществлять порученное дело. Но всплывшие в голове слова гостя из будущего о проблемах, что имела при переходе 2-я Тихоокеанская эскадра, заставили его крепко задуматься о необходимости создания базы, где русские корабли могли бы не только пополнить запасы топлива, но и произвести хоть какой-нибудь ремонт, не говоря уже о возможности дать экипажам отдых. Все же, положа руку на сердце, условия обитания нижних чинов на кораблях флота следовало признать откровенно ужасными. Не зря ведь командир любого вернувшегося из длительного похода корабля подавал рапорты о "не вынесших трудностей службы" и "отправившихся искать счастья в чужих землях", что в переводе с официального на русский означало — умерших на корабле от отравления, болезни, перегрева, переохлаждения и много чего еще, а также дезертировавших в иностранных портах. Люди были готовы отказаться от своей прошлой жизни и оказаться в незнакомой стране без знания языка лишь бы не возвращаться обратно на службу. И это в условиях мирного времени! Так что если не исправить существующие реалии обитания, то хоть дать людям возможность отдохнуть после длительного перехода, было необходимо. Сопоставив же будущую потребность флота и поручение императора, Иениш решился на авантюру, которую из всех знакомых мог бы одобрить разве что Иван Иванович. Естественно, разработать за считанные часы план будущей операции было бы не реально, но вот дать телеграмму Протопопову ему ничто не мешало. В крайнем случае, отправил бы следом еще одну с приказом продолжать путь. И надо сказать, спонтанное решение Иениша насчет отправки телеграммы возникло более чем вовремя, поскольку "Владивосток" пришел в Суэц всего через два дня, после ее получения местным телеграфом. И вдвойне повезло, что Суэц был одним из шести портов, в которых еще в Шанхае договорились проверяться как раз на случай направления срочных донесений. Не сумей Иениш перехватить судно там, отправлять их обратно пришлось бы от берегов Франции. Как бы ни хотелось поставить "Владивосток" да и "Находку" тоже на переборку изрядно потрудившихся машин, а также чистку и окраску корпуса, сложившаяся ситуация диктовала иные условия. По причине невозможности использования в ближайшие месяцы "Полярного лиса" в качестве боевой единицы, вся тяжесть предстоящего ложилась на плечи двух пароходов и их команд. Впрочем, поставленный на должность вербовщика новых людей боцман уже докладывал, что тысячи рублей в карманах вернувшихся из похода моряков минного крейсера лучше любых зазывал привлекали желающих подзаработать пусть и с некоторым риском для жизни. Все же отставных моряков, которые не смогли найти себе достойного места на гражданке, в Санкт-Петербурге имелось вдосталь.

Справедливости ради стоило сказать, что полностью списывать со счетов "Полярного лиса" было никак нельзя. Все же он как был, так и оставался минным крейсером, не смотря на полностью демонтированное вооружение, включая минные аппараты снятые еще в Шанхае и упокоившиеся, среди прочего, в трюме "Владивостока". Но уже на подходе к Гибралтару окончательно скончался второй котел носового котельного отделения вслед за своим погибшим в бою собратом, так что последние три тысячи миль пришлось идти на всех оставшихся четырех котлах, чтобы поддерживать скорость в 12 — 13 узлов. Естественно, для котлов отслуживших уже десять лет и потрудившихся не меньше своих ушедших в мир иной собратьев подобный забег не прошел бесследно, и если у капитана корабля не имелось желания впоследствии ползать на жалких 8 — 9 узлах, всю начинку обоих котельных отделений требовалось менять подчистую. Огорчало, что в России подобные работы могли затянуться на многие месяцы, да еще и влететь в копеечку — все же русское судостроение считалось одним из наименее эффективных в плане удержания конкурентоспособных цен на свою продукцию и поддерживалось большей частью заказами от казны. Так что частникам куда выгоднее было обращаться к тем же немцам или англичанам, если их суда сохраняли достаточный запас прочности, чтобы доползти до верфей наиболее технически развитых стран. Но даже в такой ситуации отечественные судостроители никогда не простаивали. Правда, это была не их заслуга. Скорее, это была их беда. Весьма ограниченное количество эллингов и сухих доков, а также страшнейший кадровый голод вовсю делали свое грязное дело, неминуемо сказываясь на качестве работ и сроках их выполнения. Потому даже родной флот то и дело размещал заказы за границей, чтобы не остаться вообще без кораблей. Вот и пришедший на ум Иенишу "Казарский" являлся творением немецких верфей. На момент создания его никак нельзя было назвать прорывным кораблем, поскольку проектировался он на основании чертежей не один год бегающих по водам Балтики немецких дивизионеров. И к моменту закладки немецкими инженерами уже были разработаны более совершенные и быстроходные корабли. Но технические требования Российского Императорского Флота к недорогому минному крейсеру оказались столь невысоки, что хватило и этого. Про "Казарского" же Иениш вспомнил по той простой причине, что максимальная мощность его машины составляла те же 3500 лошадиных сил, что имели обе машины "Полярного лиса". И достигалась она при том же давлении пара, что были в свое время рассчитаны для его корабля, а, стало быть, в качестве основы проекта относительно быстрой переделки котельного отделения минного крейсера можно было взять уже хорошо отработанную и зарекомендовавшую себя модель.

И пусть в результате подобной модернизации "Полярный лис" получал те же локомотивные огнетрубные котлы, что рядом судостроителей уже считались вчерашним днем, рисковать, экспериментируя с водотрубными, не имелось ни малейшего желания. Во-первых, это неизменно влекло бы за собой удорожание ремонтных работ, в том числе за счет увеличения их сроков, а вкладывать в пусть добротный, но уже устаревший минный крейсер лишние средства, Иениш не собирался. Прекрасно зная о скором скачке скоростей относительно крупных миноносных кораблей до 30 узлов и более, выкидывать десятки тысяч рублей ради лишнего узла скорости, при том, что теоретический расчетный максимум его "яхты" составлял 22 узла, не имело смысла. Во-вторых, будучи установленными на минный крейсер "Капитан Сакен", водотрубные котлы системы Бельвиля показали себя с наихудшей стороны. Что было тому виной — просчеты в конструкции котлов, несоблюдение техпроцессов при их производстве на русском заводе или отсутствие знаний и навыков у эксплуатирующих их моряков, осталось неясно, но черноморский собрат "Полярного лиса", являясь технически более современным и совершенным, даже в молодости не давал более 18,5 узлов. А сейчас, по слухам, вообще имел максимум в 15 узлов. Но по той простой причине, что он являлся вообще единственным крейсером Черноморского флота, никто переводить его в учебные корабли или ставить на капитальный ремонт не собирался. Тем более что последнее было весьма не дешевым мероприятием, а отпускаемых из казны средств едва хватало на постройку столь необходимых флоту броненосцев и больших крейсеров.

Вот и приняли еще на последнем общем собрании в Шанхае решение сохранить "Полярного лиса" как хороший сторожевой корабль, пригодный, как для охраны берегов, так и противодействия ночным атакам вражеских миноносцев военно-морских баз. К тому же, после смены шести старых котлов на два новых и демонтажа становящейся ненужной первой дымовой трубы, корабль обещал сбросить почти тридцать тонн веса, что вкупе с увеличением давления вырабатываемого котлами пара с 11 до 12 атмосфер, позволяло надеяться на максимальную скорость в 20 узлов, даже с учетом износа машин. Вдобавок, появлялась куча свободного места, что, наконец, позволило решить проблему скученности экипажа в жилых помещениях, да и возможность, принять на борт на пару десятков тонн угля больше, была для столь небольшого корабля более чем желаемой. Но пока все это было лишь голой теорией.

Полагая, что у него весьма плотный график "отдыха", Иениш осознал, насколько сильно он ошибался, когда все тот же пожелавший остаться безымянным жандармский полковник, на сей раз одетый в гражданское, поздоровавшись с отставным офицером, как со старым знакомым, передал ему пакет и пожелания всего наилучшего от господина подписавшего в свое время одну телеграмму двумя литерами "А". Едва удержав себя, чтобы не сорваться с места в ту же секунду, дабы поскорее очутиться дома, где в тишине и, главное, без лишних глаз можно было ознакомиться с ответом императора на его откровенно авантюрное предложение, Иениш спокойно закончил трапезу и покинул ресторан, в котором питался во время посещения столицы. Поскольку до квартиры было куда ближе, чем до дачи, именно в ней и был вскрыт пакет опечатанный личной печатью Александра III. Добро! Ему давали добро на приведение в жизнь всего задуманного! Но с одной значительной оговоркой. Никакой прямой военной помощи от государства ждать их веселой компании не следовало! Точнее, не следовало ожидать прямого военного вмешательство, начни кто сравнивать их с землей или пускать на дно. А вот в плане поддержания политическими мускулами, подсобить обещали. Но опять же если господа авантюристы смогут довести запланированную акцию до необходимости ее разрешения именно политическим путем. Ну и естественно оружие. Нельзя было сказать, что на разграбление арсенала Балтийского флота им давали карт-бланш, однако все указанное еще в первой записке Иенишем должно было быть предоставлено ему по первому требованию. Даже более того, команда на приведение всего потребного в рабочее состояние уже была дана. А это в свою очередь означало, что пришла пора собирать новую команду к выходу. Ну и, наконец, можно было отогнать "Полярного лиса" на ремонт. Ранее Иениш не мог себе позволить отбыть столь далеко именно по причине ожидания ответа от государя.

Немецкая "Машинная и локомотивная фабрика чугунолитейного завода и корабельной верфи Ф. Шихау в Эльбинге, Западная Пруссия", за весьма короткий срок ставшая одним из основных игроков на мировом рынке военного кораблестроения, встретила нового клиента более чем радушно. Не смотря на наличие постоянных заказов от флотов большинства ведущих стран мира, по которым, как горячие пирожки, расходились миноносцы, минные крейсера и канонерские лодки, к 1895 году она потеряла монополию на создание превосходных небольших быстрых кораблей, поскольку и англичане и французы, наконец, смогли создать аналогичные удачные проекты сходные по всем характеристикам с лучшими моделями немцев. И потому, не смотря на полную загруженность мощностей, каждый клиент ценился на вес золота. И для каждого заказа находилось как время, так и рабочие руки, что значительно отличало их от русских конкурентов.

К тому же, у данной фирмы к России и ее подданным было особое отношение. Мало того, что миноносная эпопея, длящаяся уже два десятка лет и прославившая компанию на весь мир, началась с заказа на одиннадцать миноносок именно для Российского Императорского Флота, так еще одна из дочерей основателя компании была замужем за русским немцем, родившимся и проведшим все детство в Москве. Именно Рудольф Александрович Цизе являющийся инженером Шихау отвечал за работу с русскими заказчиками и всегда старался предложить максимум возможного за выделенные казной средства. И всегда принимал близко к сердцу, когда заказчики вынуждены были отказываться от тех или иных улучшений, способных серьезно поднять боевые возможности корабля, из-за нехватки средств, а то и косности мышления самих заказчиков.

— Прошу располагаться, господин Иванов. — проводив явившегося точно к назначенному времени гостя к креслу и убедившись, что тот расположился со всем возможным комфортом, а также отдал дань превосходному терпкому чаю, сделав пару глотков, Циез проследовал на свое рабочее место и подготовив бумаги, пододвинул их в сторону отставного русского капитана 1-го ранга. Технические расчеты и чертежи к прибытию заказчика уже были подготовлены, поскольку его представитель, пребывавший в Германии уже почти месяц, оказался достаточно сведущим, чтобы максимально подготовить все к прибытию своего работодателя и непосредственно самого корабля. — Благодаря неоценимой помощи господина Керна мы со своей стороны смогли сделать предварительный теоретический расчет будущих работ. Естественно, как только вы передадите яхту в руки наших инженеров, мы проведем более тщательные замеры котельных отделений и осмотрим паропроводы, дабы убедиться, что они выдержат будущее предполагаемое давление. Но поскольку Георгий Федорович уверял меня, что все предоставленные им данные по размерам собирались с максимально возможной точностью, я предполагаю, у нас не возникнет каких-либо проблем с ремонтными работами.

— Искренне на это надеюсь. — слегка улыбнулся в ответ Иениш и раскрыв подготовленную для него папку, погрузился в изучение бумаг, благо все они были выполнены на русском, хоть и в непривычной метрической системе измерения. Потратив на изучение технической документации и текста договора чуть более часа, Иениш попросил внести ряд правок и как только представитель верфи уверил заказчика, что изменения непременно будут внесены, перешел ко второй части беседы. Так сказать, малость криминальной. — Рудольф Александрович, не могли бы лично вы посодействовать мне в решении одного неоднозначного вопроса, за отдельное вознаграждение?

— Боюсь, Виктор Христофорович, я не смогу дать вам положительный либо отрицательный ответ, пока не узнаю суть вашего предложения. Прошу понять меня правильно, я, как и все прочие сотрудники, в ответе за репутацию нашей компании. И прошу меня простить, если мои слова показались несколько бестактными. Я ни в коей мере не имел в виду, что вы можете предложить что-либо, что запятнало бы и мою и вашу честь. Просто имеются процедуры, которые никто не имеет право нарушать. Орднунг. — как бы извиняясь, развел руками Циез.

— Что же, благодарю за откровенность, Рудольф Александрович. Но я полагаю, что моя просьба окажется вполне приемлемой. Видите ли, во время недавних событий на Дальнем Востоке мне в руки попали ряд небольших плавсредств производства ваших коллег из Штеттина. Бывший владелец передал их мне в обмен на некоторые услуги, но в силу сложившихся обстоятельств не имел возможности оформить какие-либо документы по передаче прав собственности. И теперь я желал бы их легализовать.

— Могу ли я узнать, что именно стало вашей собственностью? — прекрасно поняв, о каких недавних событиях идет речь, Циез желал только узнать были ли это корабли японского флота, которые, если судить по газетам, русские корсары потопили и захватили в изрядном количестве, или это были вымпелы китайского флота, которые сказочно жадные до денег китайцы скинули своим русским помощникам по сходной цене незадолго до сдачи всего остального флота.

— Несомненно. Но я могу надеяться, что данная информация не покинет стен этого кабинета?

— Конечно, Виктор Христофорович. К какому бы итогу мы ни придем, все вами сказанное не достигнет более ни чьих ушей. Клянусь честью!

— Отрадно это слышать. — вновь слегка улыбнулся Иениш. — Речь же идет о трех паровых катерах. Совсем небольших стальных паровых катерах. — не произнесенное вслух слово "минный", тем не менее, мгновенно было понято собеседником.

— А они вам достались, так сказать, в полной комплектации? — уточнил Циез. Все же ему не очень хотелось стать соучастником в деле по незаконной торговле оружием. Зарплата инженера и брак с одной из наследниц состояния герра Шихау и так делали его весьма обеспеченным человеком.

— Достались в полной. — не стал скрывать Иениш, хоть и понимал, что именно это не желал бы услышать его собеседник. — Но мы их сразу же разукомплектовали еще там и теперь они годны разве что для прогулок.

— Но ничто не мешает вам их вновь полностью доукомплектовать. — внимательно следя за гостем, произнес Циез.

— И такое весьма возможно. — не стал отрицать Иегиш, — Но если вас это утешит, местом их службы будут весьма удаленные отсюда берега. Поймите, Рудольф Александрович, служить эти скорлупки будут в любом случае. Мне просто хотелось бы избежать в будущем каких-либо бюрократических проволочек и за возможность избавления меня от этой потенциальной головной боли, я готов предложить полторы тысячи рублей...

Глава 3. Предложение, от которого невозможно отказаться.