Поймайте мне Снарка

Поймайте мне Снарка

Глава 1. Девушка со змеиными головами

Это была девушка. Красивая девушка. Пластиковые змеиные головки, вплетенные в пряди русых волос, при каждом ее движении сталкивались с едва слышными щелчками.

И еще она мешала моему одиночеству.

Только что я находился у бушующего океана Посейдона. Здесь безумствовал ураган, который перемешивал ледяное крошево, отчего казалось, что вода вокруг кипела. Надо льдом бегали морозные призраки. Странные объекты, похожие на живых существ. Они выскакивали из воды и некоторое время стремительно перемещались в воздухе — так, что камера робота-наблюдателя фиксировала лишь смазанный след.

Тогда я впервые почувствовал, что был не один. Здесь присутствовал кто-то еще. Там, впереди, мелькал чей-то силуэт.

Шаг — и океан сменился болотами Сальери. Бесконечная топь вспучивалась пузырями, которые лопались с кваканьем лягушки. Некоторые из них вырастали до огромных размеров и застывали, ожидая, когда давление болотного газа превысит их прочность, после чего взрывались, разбрызгивая вокруг склизкие клочья.

Теперь я четко видел незнакомку.

Еще шаг. Уныние болот уступило место жаркому солнцу Осириса — царству пустыни и танцующих миражей. Говорят, что здесь никогда не бывает одинаковых видений, они чередовались, словно картинки в калейдоскопе. Завораживали, заставляли любоваться собой вновь и вновь.

Но я шел вперед.

Девушка, слегка склонившись, разглядывала крохотную птицу, порхающую вокруг плотоядного цветка. Голограмма тропического леса Слез Златовласки отлично передавала напряжение ситуации — еще секунда-другая, и птица приблизится к хищному растению. Последует едва уловимый бросок, столь быстрый, что взгляд увидит лишь конечный результат — несколько опускающихся на зеленый мох перьев.

— Красиво, правда? — спросила девушка, поднимая голову и поправляя волосы, это выглядело так, будто она заложила за ухо тонкую змейку. — Вы ведь Матеуш Бартольд, ксенобионик?

— Да, — кивнул я. — Но экспозиции все равно не передают всей прелести дикой природы.

— Знаю, — улыбнулась моя собеседница. — Тут все ненастоящее. Запах. Цвет. Звук. Осязание... — Она протянула руку, и птица пролетела сквозь ее ладонь, удаляясь от цветка. — А еще — опасность. Здесь этого нет.

'Сильвер о ней не предупредил', — шепот Пака в голове, будто по сознанию провели кистью художника. Легкие прикосновения, от которых хотелось отмахнуться, прогнать надоедливые чужие мысли.

В голограммной чаще раздалось рычание тигроида. Если стоять достаточно долго, то этот хищник появится на поляне. Создатель экспозиции знал, чем привлечь внимание посетителей — дикий лес и смертельная опасность. Все смазано в утренней дымке, будто джунгли нарисованы акварельными мазками.

— И ветра тоже нет, — добавила девушка. — Там он пахнет грозой. Знаете, такое ощущение, что гроза вот-вот начнется, но на небе ни облачка.

— Вы бывали на Слезах Златовласки? — спросил я.

— Да. Работала там над бакалаврским проектом.

Девушка кивнула в сторону экспозиции, и змеиные головы в ее волосах столкнулись, как кастаньеты. Я бросил взгляд на табличку. 'Панорама создана студенткой четвертого курса Космической академии Вестой Кмит. 2122 г.'

'Сильвер должен был предупредить человека'.

Я помотал головой, избавляясь от навязанных мыслей.

В вечернее время после закрытия на втором этаже Космического музея обычно бываем только я, Сильвер и Пак, хотя последний мало чем отличается от экспоната. Я медленно хожу вдоль голографических панорам с пейзажами иных планет, подолгу задерживаясь возле тех, что в тот момент отражают мое настроение. Это помогает сосредоточиться и направить мысли в нужное русло. Здесь все стало привычным, словно собственный дом, даже стоящее у входа в зал чучело грифона с горных пиков Данте, которого когда-то добыл сам Алексей Гарнов по прозвищу Сильвер. Сейчас бывший космонавт работает здешним смотрителем. Когда он обходит свои владения, то стук металлического протеза разносится далеко по залам музея.

Я привык к этим вечерам, наполненным иными мирами, ворчанием Сильвера и болтовне Пака. Но сейчас девушка вносила диссонанс в гармонию множества миров.

— Вы читали у нас несколько лекций, — сказала Веста. — Я тогда еще подумала, такой молодой, а уже профессор. Извините, что помешала. Я тут немного подправила настройки и уже ухожу.

Когда девушка проходила мимо меня, я уловил тонкий запах ее духов — смесь жасмина и корицы, разбавленная маслом плавающего дерева с Корайи.

— Вы мне не мешаете, — быстро сказал я.

— Правда? — Веста остановилась. — Но тогда я могу замучить вас вопросами. Я ведь очень любопытная. Меня ужасно заинтересовала ваша лекция по ксенобионике. Даже захотелось выучиться, чтобы работать... вместе с вами.

'Осторожнее, — прошептал Пак. — Девушка со змеями на голове превратит человека в камень'.

— Не по 'ксено', а 'астробионике', — поправил я. — 'Ксено' — устаревшее слово и его употреблять... не корректно. В общем, астробионики его не оценят. Наша наука специфическая. Она не для каждого. Надо мыслить немного нестандартно, чтобы научиться чувствовать, какие свойства инопланетных существ возможно применить в технике, а какие нет. Тут многое может просто натолкнуть на мысль, подсказать решение проблемы. Вот вы, например, на Слезах Златовласки где жили, во временном лагере?

— Да, — кивнула Веста. — Такие полупрозрачные дома-палатки. Казалось, будто находишься внутри мыльного пузыря.

— Идемте.

Я быстро пошел по залу, затем остановился, чтобы проверить, последовала ли за мной Веста. Девушка оказалась совсем близко и мы едва не столкнулись.

— Узнаете? — кивнул я на большой засохший пузырь, что вырос у края панорамы болот Сальери.

Веста нахмурилась.

— В похожем вы жили, — улыбнулся я. — Тот же принцип. Поверхность пузыря покрыта коркой простейших организмов. Миллиарды крошечных панцирей, которые скрепляются друг с другом, словно крючочки на молнии. Дай нужное количество пищи — и за минуты родится бесчисленное множество строителей, чтобы тут же погибнуть, создавая прочную стену. Палатку теперь не надо переносить — ее можно вырастить прямо на месте.

Веста зачаровано смотрела на болотный пузырь.

— И вы это сами придумали?

— Ну, в том числе и я. Вернее, идея полностью моя, а вот практическая реализация — это уже работа других людей, — развел я руками. — К нам обращаются за идеями, способностью по-новому взглянуть на проблему.

— А я в зоопарке работаю, — тихо сказала Веста. — Зоологом. Еще на практике. Обычная работа на Земле. А вы, наверное, побывали на множестве планет?

Я промолчал. Из джунглей Златовласки вышел тигроид, и его рев прокатился по залу. Веста вздрогнула.

— Я его убила, представляете. Он выскочил прямо на меня, и я... Не знаю, когда выставила десантный парализатор на максимальную мощность. Тигр свалился прямо у моих ног, а я стояла и держала оружие. Мне говорили, что иначе он бы меня съел, мне даже тогда влетело от начальника группы, за то, что пошла к лесу сама, но в тот момент я замерла и смотрела на мертвое тело. Шерсть была черной, а кровь красной, как у нас. И я... Я больше не хочу никуда летать.

Над пустыней Осириса взошло второе красное солнце, и глаза змеиных головок в ее волосах блеснули отраженным рубиновым светом.

— Я смотрела ваши передачи по сети, — сказала Веста. — Целый цикл про работу ксе... астробиоников. Кажется, сейчас вы ищите одного зверя, способного к телепортации. Ведущий еще в шутку назвал его Снарком.

Она с улыбкой продекламировала:

— Был отряд на подбор! Первым шел Билетер

Дальше следовал шляпный Болванщик,

Барахольщик с багром, чтоб следить за добром,

И козы отставной Барабанщик (1)

Простите, но вы мечтатель, Матеуш. Гоняетесь за несуществующим, словно персонажи поэмы Льюиса Керрола.

(1) Льюис Кэрролл. 'Охота на Снарка'. Перевод с английского Григория Кружкова.

— Барабанщик, Бобер и Бартольд, — усмехнулся я в ответ. — Неплохая подобралась компания. Хотя вместо Снарка я предпочитаю называть гипотетическое животное 'зверем икс'. Разве плохо быть мечтателем? Ведь во вселенной может существовать все, что угодно. Почему бы не дать шанс природной телепортации? Допустим, на какой-то планете развитие жизни пошло по пути, где животные научились создавать червоточины в пространстве? Это ведь очень удобно. Мгновенное перемещение — спасение от хищников.

'Человек не скажет правду?' — спросил Пак.

— Нет.

— Что? — удивилась Веста?

— Это я не вам. Извините.

— И ваш Снарк выглядит, как черный кот?

— А как иначе объяснить сходные изображения аборигенов на Сириусе и Хладе?

— В передаче вы еще упоминали про суеверия космопроходчиков, когда они оставляют на корабле блюдца с молоком. Думаете, подкармливают вашего Снарка?

— Все может быть.

Почему-то этот разговор не казался раздражающим. Было легко и спокойно.

— Простите меня, я, наверное, пойду. Удачи вам, — неожиданно сказала Веста.

Она развернулась и направилась к выходу.

Стойте! Нет, я не крикнул, просто смотрел ей вслед. Веста, словно подчиняясь моему взгляду, вдруг остановилась.

— Совсем забыла, — улыбнулась она, вернулась и что-то положила мне в карман.

— Возьмите.

Затем она ушла.

Я проводил ее взглядом, а затем достал из кармана маленький кристалл. Свет красного искусственного солнца отражался от множества граней, и казалось, что в глубине кристалла течет своя жизнь. Там зажигались сверхновые, чернели провалы сингулярностей и закручивались спирали галактик.

— Что это? — вслух спросил я.

'Обычный кварц'.

Пак появился из-за панорамы Посейдона, переваливаясь с ноги на ногу, словно утка. Видение исчезло. Звезды внутри кристалла погасли, галактики прекратили свое вращение, и по моей ладони побежали солнечные зайчики от преломленного света. Я сжал пальцы, пряча в кулаке подарок Весты.

'Почему человек-мужчина не остановил человека-женщину? Пак почувствовал его мгновенный порыв'.

Он владел телепатией и часто лез в мои мысли. Несуразный, сгорбленный, покрытый сухими дубовыми листьями, Пак обитал на первом этаже музея, где рос вековой дуб. Могучее дерево олицетворяло древность Земли. Символ. Герб Научного совета.

Не знаю, почему Пака не фиксируют системы сканирования, но его присутствие на нашей планете до сих пор оставалось незамеченным. После крушения его космического корабля вся команда обосновалась на Земле. С древних времен люди по-разному называли таких, как он: гоблинами, домовыми, народом с холмов. Спустя много веков, Пак остался один — остальные его соплеменники не дожили до эпохи, когда люди смогли выйти в космос. Сейчас появилась возможность вернуться, но Пак все равно продолжает жить в дупле старого дуба. Мне кажется, он просто забыл, откуда прилетел.

Пак открылся только мне. Наверное, его можно назвать моим другом, хотя он сам считает меня скорее объектом для изучения. Пак собирает психологические портреты существ, с которыми встречается, и хранит их в своей голове, чтобы потом передать соплеменникам. Психоматрицы, с помощью которых можно менять поведение. Но я предпочитаю не пользоваться его услугами — привык оставаться самим собой.

Я вернулся к голографическим джунглям Слез Златовласки. Тигроид все еще стоял на поляне, и я встретился с ним взглядом. Затем ткнул в зверя указательным пальцем.

— Бах!

Хищник скрылся в зарослях, ступая величественно, словно император, возвращающийся на престол после изгнания.

'Человек охотится?' — мысленно спросил Пак.

Он рассматривал панораму прищуренным взглядом. Острые уши слегка подрагивали. Кончик длинного толстого носа, казалось, ходил вслед за его взором, как у выхухоли, ищущей, чем бы поживиться.

'Человек не признался человеку-женщине, что никогда не был вне Земли'.

Из джунглей снова донеся рев тигроида.

'Человек не рассказал, что Снарка искал еще его отец, и есть другие доказательства существования зверя'.

— Это не доказательства. Это всего лишь фантазии моего отца.

'И — да, человек не признался, что боится летать'.

— Надо будет — полечу, — сказал я.

'Психологический портрет своего друга я навсегда сохраню в памяти. — Пак прикоснулся к моей рубашке своими длинными пальцами. — Человек в возрасте двадцати пяти оборотов его планеты. Его разум полон противоречий и страхов. Он добился уважения среди соплеменников из-за своего склада ума. Наблюдать и анализировать — вот его призвание. Но в глубине него скрывается другой 'я' — тот, который рвется в неизведанные дали. Который желает быть похожим на своего отца. Ему не хочется прятать свои страсти, он мечтает действовать, бежать, лететь, искать... Как и девушка, с который он сегодня повстречался. Их психологические портреты очень схожи. Они словно части мозаики, которые складываются в одну картину. Но храбрость — отнюдь не отличительная черта человека'.

— Все ты сочиняешь, — бросил я.

'Сочиняю?! — Пак выпрямился и стал выше моего пояса. — Человек, Пак видел, как люди добыли первый огонь, как изобрели колесо, и как сменялись целые поколения, но ваша сущность осталась такой же, как и тысячи лет назад'.

Он вынул из кожаной складки на животе желудь и, сунув в рот, принялся звучно чавкать.

'Пусть человек подумает над своим другим 'я', не пора ли что-то менять в своей жизни?'

— Ты же знаешь, что я не люблю перемен. Минуточку...

Я наклонился и забрал у него свой карандаш. Пак тяжело вздохнул, наблюдая, как я прячу его обратно в нагрудный карман.

'Не понимаю, зачем человеку такое старье, — проворчал Пак. — Все давно пользуются квантумами(2)'.

(2) Квантум — переносной квантовый компьютер, работу которого для меня можно охарактеризовать одним термином: 'квантовая неопределенность'. То есть, совершенно неопределенно, как он поведет себя в моих руках. Единственное, что я в нем самолично настроил — это виртуальный ханг — музыкальный инструмент, похожий на маленькую летающую тарелку.

На спине Пака среди наколотых на острую щетину листьев уже виднелся блокнот для записей. Пришлось ощипать воришку, возвращая назад свою собственность.

Пак тащил все, что попадало под его загребущие руки. Зов старых времен, мимикрия, когда народ с холмов приспосабливался к жизни в опасном мире. Думаю, что копирование психологических портретов встреченных существ — тоже ее разновидность.

Пак достал изо рта шляпку от желудя и критически ее осмотрел.

'У Пака для человека новость'.

— Какая? — насторожился я.

Он отправил шляпку обратно в рот.

'Одноногий человек оставляет молоко. Наверное, думает, что Пак — еж. Это хорошо, потому что сначала он ставил мышеловки. Хотя, признаться, сыр в них был неплохим. Но молоко уже успело изрядно надоесть. Вчера Пак видел, как одноногий человек пил из бутылки красную жидкость, сидя у зеркала и разговаривая сам с собой. Ее запах и аромат напомнили Паку прошлое, когда рядом с дубом стояла мельница, и живущий в ней человек угощал вкусным напитком. От той жидкости по телу разливалось тепло и кружилась голова. Пусть человек принесет похожую пищу'.

— Обойдешься, — сказал я. — Это и есть твоя новость?

'Это плата. Человек давно одержим идеей. Пак нашел то, что он искал'.

— Как?! Ты обнаружил природную телепортацию?!

Щетина на спине Пака вздыбилась и вернулась в нормальное состояние. Щелк-щелк, словно старинные бухгалтерские счеты.

— Что ты нашел?! — не выдержал я.

'Во-первых, — загнул Пак длинный палец на левой руке. — Человек должен принести вкусную еду. Во-вторых, человек споет вместе с Паком песню'.

— Вымогатель!

'Всего два', — задумчиво пошевелил пальцами Пак, словно раздумывая, не потребовать ли еще чего-нибудь.

— Что спеть?

'Ту, что в прошлый раз'.

Я активировал лежащий в кармане квантум, вызвал виртуальный ханг. Выпуклый диск, словно модель Галактики лег под мои ладони. Стоило провести по его поверхности пальцем, как зал наполнился мелодией. Она рождала виртуальные образы, и вокруг меня зажглись звезды, сливаясь с голограммами экспозиций. Тени космолетов проплавали под ногами. Я запел, сначала тихо, но потом, когда Пак принялся хлопать в ладоши и стучать ногами по полу в такт музыке, уже в полный голос.

В бесконечном космосе водятся тигроиды.

В нем обитает множество невиданных зверей.

Мы обязательно найдем того, кто нужен для науки,

Пусть это будет даже скромный серый хворобей.

'А если человек поймает злого бармаглота?' — вставил Пак.

— От него бежать тогда придется поскорей, — сказал я, и продолжил:

Наука ждет от нас решительных поступков.

Планеты ожидают посещения людей.

Мы улетим туда, мой друг, отправимся с попуткой.

Пусть это будет даже скромный Бета Птоломей.

'А если человеку не понравится охота?'

И Снарка своего нигде он не найдет?'

— Всё, хватит, — деактивировал я квантум, — а то на шум сейчас Сильвер подойдет. Рассказывай, что хотел. Угощение получишь позже.

Виртуальные звезды погасли. Тени космолетов рассеялись, как фата-моргана. Пак тяжело вздохнул.

'Ночь была холодной, — сказал он. — Пак спустился в комнату с кучей ящиков поискать что-нибудь, чем можно укрыться'.

— В общем, лазил на склад, — подытожил я. — И что дальше?

'В одном ящике нашелся кусок шкуры. Пак забрался в дупло, укрылся. Подстилка из листьев мягкая, шкура теплая, спать так хорошо'.

Он зевнул.

— Ну? — не выдержал я.

'Пак проснулся под утро от холода. Шкуры не было'.

— Кто-то стащил? — предположил я.

'Здесь только Пак и несколько мышей, обитающих под корнями и не поддающихся дрессировке. Когда-то жила еще белка, которую Пак назвал Рататоском, но она давным-давно умерла, и Пак сделал из нее чучело. Когда человека нет рядом, Пак рассказывает ей истории. Пак слез с дуба и отправился на поиски. Шкура нашлась в соседнем зале, и Пак опять принес ее в дупло. Через час она снова исчезла. Тогда Пак начал внимательно следить. Притворился спящим, но подглядывал одним глазом'.

Он закрыл глаза и застыл, равномерно посапывая.

— Проснись! — растормошил я его. — И каков результат наблюдений?

'Шкура исчезала вне зависимости от того, подглядывали за ней, или нет'.

— Ты хочешь сказать, что кусок шкуры неизвестного животного сам переносился в пространстве?

'Пак видел то, что видел, а решать уже человеку'.

— И где этот э-э-э... образец сейчас?

'Пак вернул шкуру обратно на склад, раз ей не понравился дуб, — пожал плечами Пак.

— Пошли.

Я решительно направился к складам. Мне не нужно было просить Сильвера — моего разрешение хватало, чтобы система пропускала меня во все помещения музея. Пак семенил следом, перебирая короткими ножками.

'Номер три, тот, что справа по коридору'.

Третий склад располагался в полуподвальном помещении. Его металлические двери были способны выдержать осаду целой армии, и, казалось, что подобное событие уже случалось когда-то в прошлом: поверхность створок носила на себе глубокие вмятины и борозды, словно кто-то царапал их когтями. Но по моим понятиям, вырываться должны были как раз оттуда, а не прорываться туда. Изредка из складских помещений доносился рев и шорохи, но когда я заходил внутрь, там царила полная тишина.

Весь зал был заполнен картонными ящиками и герметичными коробками с бирками, табличками, инвентарными номерами и пояснительными надписями. Стоящий у входа скелет карфозавра с Пенелопы смотрел на меня пустыми глазницами. Его должны были покрыть искусственной кожей, роботизировать и запустить в панораму родной планеты еще год назад, вот только сама экспозиция еще не функционировала. Гильберт Оул — основной консультант по Пенелопе до сих пор находился на Ольме — переговоры с протеями изрядно затянулись.

— Привет, старина, — сказал я, постучав по костлявой лапе.

Пак опасливо обошел скелет стороной.

'Вот эта коробка'.

Я открыл картонный ящик. В его глубине находился лишь небольшой кусок абсолютно черной шкуры, покрытый мягкой короткой шерсткой. Среди шерсти поблескивали вкрапления небольших кристаллов. Неужели Пак прав, и это часть шкуры Снарка? Но как она может сама перемещаться?

Я достал подарок Весты и сравнил с вросшими в шкуру кристаллами. Одинаковая форма, тот же кристалл. Но откуда он у Весты?!

Я захлопнул ящик и прочитал табличку на его крышке: 'Экспонат GT-256-2Z-86. Часть шкуры неизвестного животного. Добыт Анжеем Бартольдом 27 мая 2099 г.'

— Отец! — воскликнул я.

Возглас Пака эхом раздался в моей голове. Да, кусок шкуры привез в музей мой папа, и, судя по дате, это случилось во время одной из его последних экспедиций.

* * *

Алексей Гарнов, он же Сильвер, смотритель зала экзопланет, находился в своей коморке. Он сидел, развалившись в кресле у письменного стола и, вытянув ногу с протезом, задумчиво глядел в окно, по которому блуждали тени от ветвей растущих снаружи деревьев. В комнате царил полумрак. Тени падали на лицо Сильвера, пробирались по полу и шевелились на противоположной стене, словно лапы гигантских мантисс, найденных на орбите Ракшасы. На столе стоял допотопный квантум и полупустая бутылка с 'бордо'.

— Привет Тео, — сказал Сильвер, поднимая бокал. — Зачем пришел к отшельнику в столь поздний час?

Он открыл тумбочку в столе и достал второй бокал.

— Вы чего меня не предупредили о гостье? — укоризненно спросил я. — Всё еще не теряете надежды женить?

— Время идет, — произнес Сильвер. — Мы стареем, мой друг. Ты тратишь лучшие года жизни и рискуешь встретить последние дни в таком же одиночестве, как я. Для космического корабля нужен маяк, а для мужчины — жена. Садись, давай помянем старого космического волка.

Сильвер знал, что я не употребляю спиртного, но традицию нарушать не стоило. Я аккуратно поставил ящик с экспонатом на пол, отодвинул бокал в сторону и вынул из тумбочки блюдце.

— Сюда, пожалуйста.

Сильвер пожал плечами и наполнил блюдце до краев красным густым вином. Стараясь не расплескать, я вынес блюдце в коридор, поставил на пол. Затем вернулся в комнату и сел на шаткий табурет.

— Кого поминаете? — спросил я.

— Себя, — ответил Сильвер, глядя в свой бокал. — По документам я умер ровно двадцать три года назад. Моя 'Ласточка' не вернулась из полета. Что-то случилось. Тогда скорости были меньше, чем сейчас, я находился в анабиозной камере спасательной капсулы, и меня выбросило вместе с ней в космос. Специфика работы, — пожал он плечами. — Меня подобрали, а 'Ласточку' так и не нашли. По инструкции корабли тогда оснащались квантовым копированием сознания. Сейчас эту систему уже отменили, но тогда нас заставляли оцифровывать воспоминания и геном, чтобы в последствии можно было восстановить личность. Ты видел тех восстановленных? Бр-р-р! — Сильвер расплескал вино на рубаху. Затем взял со стола бутылку. — Ты ведь знаешь, что у оцифрованных нет сознания? Это просто разновидность программы, несущая воспоминания. Но я здесь, а он — там. Давай выпьем за беднягу Гарнова, который до сих пор мотается в Безвременьи.

В дверях появился Пак. Остановился, опершись на дверную раму и глядя куда-то мимо нас. Сильвер прищурился. Пак встретился со мной взглядом, вмиг протрезвел и исчез за дверью. Сильвер изо всех сил зажмурился, затем открыл глаза и спрятал бутылку обратно в стол.

— Вот такие дела, — прокашлялся он. — Так зачем пришел?

— Здесь экспонат моего отца, — сказал я, кивая на коробку. — Нашел на складе, хотя в каталоге его нет.

— Каталоги несовершенны и далеко не все туда попадает.

Сильвер вынул из нагрудного кармана круглые очки и нацепил на нос. Я удивляюсь его привычке держаться за старые вещи и традиции, будто бывший космонавт не раз попадал в соседние потоки пространства-времени и являлся этаким выходцем из забытого прошлого. Протез вместо выращенной ноги — это еще понятно: укол летающей медузы с Персея 5 выжигает нервные окончания в мозгу так, что их уже не восстановить. Но вот пристрастие к очкам выглядело поистине странным.

— Что тут у нас? — спросил Сильвер, разглядывая коробку прищуренным взглядом. — Так-так. Значит, GT-256? Я был там, неплохая системка.

Он открыл крышку, заглянул в коробку. Затем посмотрел на меня поверх стекол и откинулся на спинку кресла.

— Твоего отца называли Жаком Кусто космоса, по имени такого же увлеченного морем человека из прошлого. Океан и космос — эти две стихии чем-то похожи, не находишь? Анжей был мечтателем, как и ты. Но еще — шутником.

Сильвер продемонстрировал внутренности коробки. Там была лишь пустота.

— Но я видел кусок шкуры! — вскрикнул я. — Черная, с вкраплениями кристаллов!

— Твой отец тоже искал Снарка, считал его представителем расы гостей, только мало кому об этом рассказывал. Вы оба одинаково верите в невозможное.

— Тут точно был экспонат!

— Жаль, что сейчас ничего нет, — сказал Сильвер и откинулся на спинку кресла.

Затем поднялся с кресла и рухнул на стоящий у стены диван, что-то забормотав себе под нос, смешивая русскую речь со словами аборигенов с Персея. Тень на потолке напоминала огромного мантисса, плетущего сеть. Я подошел к окну и распахнул форточку, впуская в комнату поднятые ветром сухие листья. Они влетели, словно ночные бабочки, и опустились на пол в сети теней. Над домами сияла огромная луна, и надкусивший ее край дирижабль электростанции выглядел уснувшим на привязи небесным китом.

* * *

Шкуры не было нигде. Лишь пустая коробка с табличкой — вот и всё, что осталось от несостоявшегося экспоната.

Я стоял возле дуба и смотрел, как в разреженном свете фито-прожекторов медленно кружат пожухлые листья. Хотя дерево находилось в большом закрытом зале с витражной крышей-куполом, но осень еще никто не отменял — дуб готовился к зимнему сну. Казалось, что я попал в сказочный лес. Сейчас с веток свесит ноги древесная русалка, а ученый Кот расскажет волшебную историю.

Из дупла у самой кроны высунулся Пак, прижимая к голове смоченную холодной водой тряпку. Он все еще надеялся, что шкура непременно появится.

'И снова нет, — мысленно сказал Пак. — Теперь опять пойдем на склад. А потом еще раз сюда вернемся и проверим'.

— Нет, — сказал я. — Мы идем в планетарий.

Планетарий находился в левом крыле музея. Чтобы до него добраться, следовало пройти сквозь исторический зал. Мы миновали макет 'Юноны' — первого межзвездного корабля, возле которого стояли голограммы звездоплавателей. Капитан Михаил Баринов, по прозвищу Медведь, большой, обманчиво кажущийся неповоротливым, приветливо махал нам вслед рукой.

По коридору протянулась мемориальная доска с фамилиями всех космонавтов и ученых-исследователей, сделавших значительные открытия в космической сфере. Среди длинного списка есть и Анжей Бартольд. Меня всегда переполняет гордость, когда вижу фамилию отца. И еще — тоска. Он не вернулся из экспедиции, когда мне было всего пять лет.

А я даже Землю ни разу не покидал. Пак прав — я действительно боюсь летать. Мысль о том, что можно оказаться в замкнутом пространстве корабля бросает в пот.

'Помедленнее, пожалуйста, — попросил семенящий за мной Пак. — Что-то нехорошо'.

Планетарий поражал своей величиной. Совокупность макетов и голографических изображений создавала впечатление присутствия на космическом корабле. В первые мгновения кружилась голова. От безграничного пространства захватывало дух. Казалось, что от космоса ничего не отделяет. Сделай шаг — и тебя унесет в бесконечность. Пак застонал и лег на пол.

'Пак немного полежит, а человек пусть смотрит, что хотел'.

Нужную информацию можно было отыскать и в обычном сетевом справочнике, но только в планетарии я чувствовал чужие планеты, животных которых изучал. Странное ощущение, когда смотришь на другой мир, и сердце начинает биться в ожидании чего-то неведомого, что обязательно обнаружишь. Охватывает страх открытого пространства — но не настоящий, я ведь знаю, что надо мной лишь крыша музея.

'Человеку тоже нехорошо?' — спросил Пак.

— Все нормально.

Я зажмурился, сжал зубы. Нет, на сей раз обойдусь без лекарств. Я открыл глаза и ринулся навстречу космосу. Взмах рукой — и планетарий, повинуясь движению, приблизил Альфу Центавра. Мне надо дальше, много дальше, к квадрату Кларка, к безымянной звезде GT-256. Желтый карлик, словно близнец нашего Солнца, зажегся над головой. Первая планета — раскаленная огненная пустыня. Меня интересует вторая, на которую высаживался мой отец. Зелено-голубой шар с фиолетовыми вкраплениями туч, словно в атмосфере планеты кто-то разлил чернила.

Я найду на ней Снарка. Я это понял, едва увидев планету.

'Человек не сможет лететь', — сказал Пак.

— Смогу, — ответил я.

'У человека не получится'.

— А вот это мы еще посмотрим, — через силу улыбнулся я.

Глава 2. Пешком по звездам

— Ты никуда не полетишь, Матеуш Бартольд!

Когда Борис Рогулин, которого мы за глаза называли Чучельником, сердился, то никогда не смотрел в глаза подчиненным. Сейчас он сидел на полу, плотно зажмурившись, в позе лотоса и изображал медитацию индийского йога. Перед ним лежали чертежи подъемника, который необходимо было реализовать для поселенцев на Хладе. В условиях постоянных бурь на покрытой вечной мерзлотой планете трудно было задействовать обычные гравитационные двигатели, и наш шеф лично взялся за задание.

Он использовал метод субъективной аналогии, когда представляешь себя объектом исследования и мысленно изменяешь свои характеристики в нужном направлении. Как говорят актеры, вживаешься в роль. Сейчас шеф вживался в роль подъемника. Казалось, что его волосы шевелились от налетающего холодного ветра, а сам Рогулин вот-вот поднимется над полом. На самом деле это всего лишь работал вентилятор, стоящий рядом с ведром со льдом.

— И даже не надейся, — процедил шеф, не открывая глаз.

На меня смотрели роботизированные макеты и чучела животных, расставленные по его кабинету тут и там, люди с висящих на стенах фотографии — кто угодно, но только не Рогулин. 'Загляни в глаза шефу' — местное пожелание удачи. Поговаривали, что когда это случается во время спора, он тут же сдается и подписывает любое прошение. Но такие случаи — нечто из ряда вон выходящее, или, как говорит наша новая лаборантка Маша, 'в лесу Пендрагона наконец издох Draco Vulgaris'.

В общем, встретиться взглядом с Чучельником удается не каждому. Поэтому я даже не пытался и разглядывал фотографии, показывающие нашего шефа в разные моменты исследования экзопланет. На одной Рогулин отчаянно улыбался возле пойманного живоглота. Глаза у живоглота были грустными, а во взгляде Рогулина еще читался ужас преследуемой добычи — все в отделе знают эту историю, когда шеф в качестве приманки использовал самого себя. На другой фотографии Рогулин в одной набедренной повязке лихо отплясывал вокруг костра с местными аборигенами. На третьей он собирался съесть живоглота, стоял с заложенной за воротник салфеткой и держа нож и вилку. Это был фотомонтаж какого-то шутника из нашего отдела, но справиться с фотографией шеф не мог. Она появлялась с завидным упорством поверх других изображений, исчезая лиш перед приездом важных гостей.

— Ты видел график затраченных средств? — продолжал возмущаться Рогулин. — Покажи!

Последнее слово предназначалось роботизированному чучелу птицы-секретаря, которое стояло возле стола. Возможно, наш шеф отличался хорошо спрятанным чувством юмора, но на его творения часто нельзя было смотреть без улыбки. Хотя сам Рогулин относился к ним со всей серьезностью. Может быть, это было новым словом в менеджменте, так как разговаривать с существами, которые передавали мысли шефа, было... необычно. Да и кто из них действовал самостоятельно, а кто в тот момент подчинялся командам Рогулина, находясь в рабочем пространстве его квантума, сказать было затруднительно. Во всяком случае, в отсутствие шефа можно было смело решать некоторые вопросы с его секретарем.

Птица с помощью клюва вынула из-под крыла лист с графиком и аккуратно положила на стол.

— Вот, смотри, — сказала она голосом Рогулина, — и это только вторая декада. Мы не сможем организовать экспедицию. Во-первых — я не имею права потратить средства на столь рискованный проект.

Птица утвердительно кивнула головой на длинной шее.

— Вот! — произнесла она. — Во-вторых...

— Ну, кто может с серьезностью относиться к рассказам о телепортирующимся куске шкуры, — пробормотало сидящее на ветке у стены чучело совы. — Просто бред какой-то. Детский сад.

— Правильно, — указала клювом в направлении совы птица-секретарь, а затем уставилась на меня. — Ты мой лучший сотрудник, Бартольд. Нельзя заводить любимчиков — это разъединяет коллектив, но ты мой лучший сотрудник. Допустим, я тебе верю. Но где гарантия того, что ты действительно найдешь там этого своего...

— Снарка, — подсказал макет вискачи(3) на столе.

(3) Вискача — вид млекопитающих из семейства шиншилловых. Отличаются тем, что собирают у своих нор целые коллекции предметов: веток, листьев, консервных банок и прочих нужных в хозяйстве вещей. На столе Рогулина вискача нор не роет, но каждое утро шеф находит возле нее все, что не мог отыскать в конце рабочего дня, а именно: точилку, канцелярские скрепки и собственный квантум. Поговаривают, что вискача давно пользуется им в своих целях.

— Правильно, никакой гарантии, — продолжила птица-секретарь. — И, в-третьих...

— И это самое важное, — вставила сова.

— Звезда GT-256 скоро станет сверхновой, — закончил сам Рогулин.

— Бах! — сказала вискача, подбрасывая в воздух клочки бумаги.

Птица-секретарь предусмотрительно забрала со стола лист с графиком.

— Разве я могу рисковать Бартольдом, если он сам такой глупый? — подытожил Рогулин и открыл глаза.

Мы встретились взглядами. Время остановилось. Часы на столе замерли. Птица-секретарь распахнула клюв. Но чуда не произошло.

— Это глупо, — добавил Рогулин. — И к тому же, знаю, что у тебя некоторые э-э-э... медицинские проблемы.

— Нет, Борис Александрович, — сказал я. — Никаких проблем. Тем более что звезда станет сверхновой еще не скоро. Я успею. Второго такого шанса может не быть.

Рогулин пошевелили пальцами, словно живоглот своими короткими лапками.

— Можешь даже не просить.

— Тогда вот, — сказал я, схватил со стола чистый лист и принялся писать на нем заявление.

Птица-секретарь протянула исписанный листок шефу.

— Прошу предоставить мне отпуск, — начал читать Рогулин. — Фу, Бартольд, разве можно так пугать начальство? Я уж было подумал, что ты вздумал увольняться. С кем я тогда работать буду?

Он снова закрыл глаза. Птица-секретарь обиженно нахохлилась.

— В этом году я в отпуск еще не ходил. — Я безуспешно попытался снова поймать взгляд шефа. — С прошлого года тоже остался неиспользованным. Так что дней накопилось изрядно.

— Всё-таки, полетишь?

Я кивнул.

— Ладно, Бартольд, поступай, как знаешь. Заявление оставь, позже подпишу. Поймаешь своего Снарка — оформлю, как рабочую экспедицию. Давай, охотник, удачи.

Птица-секретарь тут же спрятала заявление под крыло.

Когда я выходил, то, прежде чем закрыть дверь, оглянулся и мне показалось, что Рогулин парит в нескольких десятках сантиметров над полом. Скорее всего, это была лишь иллюзия.

* * *

По проспекту Мира транспорт не ходит. Здесь, среди тенистых каштанов, с недавних пор заведших привычку цвести дважды в год из-за искусственного климата, гуляли семьи, ели мороженное, дети плюхались в фонтанах, — в общем, царил обычный летний послеобеденный гам. Я направлялся в столичный зоопарк. В кармане лежал подаренный Вестой кристалл, и хотелось то и дело касаться кончиками пальцев его холодных граней.

Я активировал квантум и связался по сети с сестрой.

— Крыся, ты сегодня дома? Желательно во второй половине дня.

— О! — сказала Кристина. — Пропажа нашлась. Привет, отшельник. Никак помощь понадобилась?

— Нет. Или да. Ничего серьезного. Ладно, я забегу. До встречи, сестренка.

Крыся была гениальным программистом. Вся в работе и сети.

Впереди вышагивал высокий, как Паганель, человек в сером плаще и широкополой шляпе. Тепло, по небу кочевали белые облака, лишь слегка затеняя солнце, а он был одет так, будто с минуты на минуту метеорологи собирались запустить дождь. Кажется, они обещали это сделать следующей ночью, но точно не сегодня.

Человек выглядел и вправду необычно. Слегка сгорбившийся, с поднятым воротником, он напоминал огородное пугало, слезшее с шеста и отправившееся по дороге в Изумрудный город. Дойдя до картины Биара, он остановился, а затем запрыгал по ней, как ребенок, играющий в классики. Прежде чем я добрался до асфальтной живописи, Страшила уже свернул в подворотню.

— Здравствуй, Матеуш! — окликнул меня Густав Биар.

Я остановился, подавив мгновенное желание догнать незнакомца. Биар сидел в тени каштана, словно паук, поджидающий добычу в раскинутую сеть.

— Принес?

Как всегда мне стало не по себе от его взгляда. Казалось, восстановленный смотрит сквозь тебя, видит что-то доступное лишь ему.

— Держи! — бросил я приготовленный пакет.

Густав поймал его, жадно, как богомол муху, и тут же принялся потрошить, вынимая тюбики с красками и рассовывая их по карманам. Несколько упали на асфальт, он стремительно присел, словно сломался в коленях, и вцепился в свою добычу. Точно и быстро. Густав вообще старался не делать лишних движений. Так и рисовал — замирал с кистью в руке, думал, будто просчитывая до мелочей в уме будущую картину, а потом мгновенно наносил мазок. Еще и еще — и вот на асфальте рождался новый мир. Движения художника завораживали, и Густав решил, что моего любопытства достаточно для нашей дружбы.

Когда-то Биар погиб в космической экспедиции. Наверное, он был одним из последних восстановленных.

— Что рисуешь? — спросил я.

— Сны, — ответил художник, глядя сквозь меня.

Он был мастером гротеска и скрытой визуализации. Вернее, стал им после возвращения. Его картины служили гордостью любой выставки, но писал он их редко. Свободное время Биар проводил на улице, рисуя на асфальте и вновь и вновь сражаясь с автоматическими уборщиками, смывающими его творения.

Восстановленные не имеют сознания. Это обнаружили потом, когда уже было поздно. Интеллект есть, разум, мышление, но понимание собственного 'я' полностью отсутствует. Густав жил, словно биоробот, подчиняющийся сложной программе, но не осознающий своего существования.

Его сегодняшний сюрреалистический рисунок притягивал взор, погружая в водоворот невероятных фигур. Что это — иная планета, чужой корабль? Я замер на краю картины, вглядываясь в разноцветное море красок.

— Красиво.

— Я назвал ее 'Одиночество', — произнес Биар, глядя сквозь меня.

Я шагнул вперед, и вдруг окружающее стало серым, расплылось, а картина осталась. Она превратилась в бесконечность со сверкающими звездами. Ригель и Октопус, Альфа Эридана и Пенелопа — они загорались под ногами, и я, будто подчиняясь чужой воле, шагал по нарисованным звездам.

— Ты второй за сегодня, — донеслись откуда-то издалека слова Биара. — Второй, который увидел.

Методика скрытых изображений, когда в картине можно распознать нечто совсем другое. Говорят, что наступает некий резонанс человеческой психики и появляется спрятанный слой, затмевая первоначальное изображение. Но это удается не всегда и далеко не каждому. Незаметно для себя я начал напевать, и рожденные хангом виртуальные образы смешались с красками картины.

Я иду пешком по небу,

Я бегу по звездной карте.

Там, где космоса печаль.

Рядом со мной шагали призрачные животные-голограммы. Черный тигроид ступал мягко и с достоинством, живоглот семенил короткими лапками в такт мелодии, а грифон парил над моей головой.

Хоть не все порой удачно,

Там, за темным небосводом.

Пусть нам счастье улыбнется...

Картина кончилась, я остановился и оглянулся.

— Светлой радостью побед. Это и есть твои сны? — спросил у Биара.

— Смотря, что ты видел, — ответил он.

Прощальный аккорд, и рожденные музыкой звери исчезли. Остался только один. Вглубь второго слоя картины уходил 'зверь икс'. Его можно было принять за земного кота, если бы не искры кристаллов в черной шерсти. Я моргнул, и картина снова превратилась в разноцветные кляксы.

— Ты принесешь завтра краски? — задал свой ежедневный вопрос Биар.

— Обязательно, — ответил я.

* * *

Проспект закончился, я вышел к станции Петли. Перед отъездом успел забежать в кафе, где сегодня был бесплатный обед из окрошки и салата, а в виде бонуса предлагался пакет с попкорном. Я лишь купил гранатовый сок. Наскоро перекусив, спрятал попкорн в карман и отправился к Петле, чтобы как раз успеть к подъехавшему вагону. Через пятнадцать минут вышел у столичного зоопарка.

Старый, добрый зоо. Когда-то в детстве мы ходили сюда вместе с отцом. Без Крыси, конечно же. Сестренка предпочитала проводить время наедине с квантумом. Виртуальный питомец — да. А настоящий щенок псоглавца с Гефеста вызывал у нее стойкий приступ затворничества. 'Приходится выбирать, — шутливо вздыхал отец. — Либо сын перестанет бредить животными, либо дочь окончательно превратится в отшельника'.

Казалось, что за последнее время в зоо ничего не изменилось. Впрочем... Я уловил едва слышный запах мускусника с Сальери. Представляю, как с этим воню... дурно пахнущим земноводным намучились здешние работники. Красота неописуемая — кожа переливается всеми цветами радуги, но запах... Никакие фильтры не справляются. Значит, здесь уже заводят инопланетников. Что ж, все меняется.

Едва я прошел сквозь ворота, как на меня нахлынула катящаяся волна криков.

— Берегись!

— Держи его! Хватай за уши!

— У, зараза!

Несколько людей в рабочих комбинезонах пытались удержать бронированного, похожего на гигантскую однорогую жабу, зверя (4). Хватались за шишковидные выступы на панцире и толстые короткие ноги, соскальзывали, падали, снова хватались. Лысый толстячок вцепился в закрученный сложной спиралью рог и бежал рядом со зверем, словно лихой ковбой, пытающийся укротить бычка.

Живой танк не обращал внимания на облепивших его людей. Видимо решив, что в зоопарке не найти больше ничего интересного, он легкой трусцой бежал к выходу и останавливаться не собирался. Позади оставалась колея из растоптанных кустов и скамеек.

(4) Иногда я позволяю себе 'узаконенную безграмотность' в терминологии. Ясно, что данное существо не может принадлежать к зверям, то есть к млекопитающим, но так говорить удобнее, чем каждый раз анализировать, к какому классу животного мира отнести инопланетника. Кажется, кто-то предлагал даже ввести термин 'астрозверь', но он не прижился.

Куча мала катилась к воротам. Через минуту животное проломит металлическую вертушку, вырвется на волю и спрыгнет в поток автотранспорта.

— Да сделайте же хоть что-нибудь! — орал толстячок.

— А-а-а-га! — закричал я.

Зверь мотнул головой, опрокидывая толстячка на землю, и несколько замедлил движение.

— А-а-га-га! — что было силы снова прокричал я.

Зверь подслеповато посмотрел на меня красными глазками — нижней парой, верхняя все так же продолжала наблюдать за небом — и остановился. Толстячок издал боевой клич индейского охотника, наконец загнавшего бизона в ловушку, и снова вцепился в рог обеими руками. Зверь подумал несколько секунд и потрусил ко мне.

— Бегите! — взвизгнул толстячок.

Но я не сдвинулся с места. Вместо этого опять закричал, будто сумасшедший гусь, и дождался, пока зверь не подбежит вплотную. Он остановился. Я знал, что он остановится. Голова почти вровень с моей. Глаза в глаза. Бронированные бока раздувались, как кузнечные меха. Х-х-хее, х-х-хее! Зверь дышал тяжело, словно пробежка стоила ему последних сил. Я вынул из кармана пакет с попкорном, и уши зверя задергались в предвкушении угощения.

— Хочешь? — улыбнулся я. — Сейчас-сейчас...

Я разорвал пакет и подбросил вверх несколько дутых зерен. Зверь присел. Броня на его спине разломилась, словно надкрылья жука, и расползлась в стороны, раскидав повисших на боках служителей зоопарка. Из разлома показалась круглая сеть. Раскрылась пушистым конусом, будто цветок одуванчика. Я набрал целую горсть попкорна и бросил в ее центр. Секунда — и сеть вместе с добычей поспешно втянулась обратно в спину животного, чтобы тут же развернуться вновь. Хрум, хрум, хрум — внутри зверя словно заработали мельничные жернова. Он требовательно уставился на меня.

— Где его клетка? — спросил я.

— Там, — махнул рукой толстячок вглубь зоопарка. — Сектор номер пять, 'Животные Плеяд'.

Я попятился, маня зверя за собой. К нам подбежала девушка в синем комбинезоне, держа перед собой, словно щит, пластиковое ведро.

— Спасибо, Веста, — сказал толстячок, вытирая лоб измятым носовым платком. — Все, что могла, ты уже сделала. А тут и без тебя справились, — кивнул он на меня.

Веста? Девушку было не узнать — в волосах больше не блестели змеиные головы, вместо этого лоб стягивал обруч.

— Здравствуйте, Матеуш! — грустно улыбнулась она. — Это я забыла запереть вольер. Наверное я... Кроха обычно спокойный, но сегодня на него что-то нашло. У-у-у, животное! — похлопала она ладонью по бронированному крупу зверя.

Внутри могучего тела инопланетника что-то скрипело и ворчало, перемалывая еду.

— Возьмите. — Веста протянула мне ведро, наполненное овсяными хлопьями.

Мы довели зверя до его вольера, огражденного толстым стеклом. По дороге Кроха успел опустошить полведра и теперь, довольно хрюкнув, плюхнулся в кучу песка. Через секунду пыль стояла столбом — зверь катался на спине, разбрасывая песок во все стороны с прытью, которая не ожидалась от столь грузного животного. Он напоминал упитанного малыша, впервые дорвавшегося до моря и с восторгом плескавшегося на мелководье. Веста вытряхнула песок из волос.

— Ваше? — протянул я на ладони кристалл. — Это со шкуры Снарка? Где вы его взяли?

— Кмит! — прокричал запыхавшейся толстячок. Я сжал кристалл в кулаке. — Быстро возьми Колю и Ивана и все восстанавливать! Бегом, бегом, чтобы через час тут все было как новое! И скамейки на складе получите.

— После все расскажу, Матеуш. Я скоро освобожусь.

Веста убежала. Толстячок промокнул лысину и спрятал платок в карман.

— Тяжело работать с молодежью, — сказал он. — Голова болит, как перед дождем. И с инопланетниками этими, опять же, морока. Сначала по полгода разрешение выбиваешь, а после никак гравиустановку не привезут. Эх... — махнул он рукой. — И мускусник этот воняет, как черт в болоте, дернуло же нас его заказать... Чтоб эта тварь жила долго и счастливо... Фильтров не напасешься. Да, спасибо за помощь.

Он пожал мою руку своей пухленькой ладошкой. Я сел на скамью под акацией. Толстячок опустился рядом. В воздухе носились осы. Зоопарк хрюкал, вопил, трубил и издавал вовсе странные звуки, не поддающиеся идентификации. Я сидел и не знал, как избавиться от нового собеседника, который просто источал нестерпимое желание проявить благодарность.

— Извините, не представился. Гэ Эф Островерхов... э-э-э... Григорий Фадеевич. Собственно являюсь заведующим сектора Плеяд. А вы...

— Матеуш, — улыбнулся я, надеясь, что это выглядит не сильно вымученно.

— Скажите, Матеуш, поразительно же! Как вы остановили этого...

Он замешкался, вспоминая название животного.

— Уникорна с Осириса? — помог я. — Очень просто. Эти животные стайные, бродят по пустыне, ищут под землей созревшие плоды бешеной тыквы. Кто найдет — подзывает остальных. Все садятся и ждут, пока тыква не выстрелит семенами. Ну, вот... Крик, который я издал, — это зов нашедшего еду уникорна.

— Поразительно! Откуда вы это все знаете? Вы бывали на э-э-э... той планете, где водятся эти твари? Вы космонавт?

— Нет, что вы. Я астробионик. Это первый уникорн, которого мне довелось увидеть вживую. Изучал их по энциклопедическим данным. Видели, какой у него рог?

— Э-э-э... Ну да. Рог такой, закрученный, в общем, — пошевелил Гэ Эф пальчиками-сардельками.

— Логарифмическая спираль с нарушенной в центре последовательностью. Колоссальная прочность! Помните трехуровневую развилку дорог на площади у Петли? Наш проект. Один из многих, что выполнен по принципу рога уникорна.

— Слушайте! — воскликнул Гэ Эф, хватая меня за руки. — Бросайте свой институт к чертовой бабушке и идите к нам! Зачем вам ваши пыльные кабинеты?!

В вольере напротив венценосные журавли заламывая лихие коленца у ограждения. Словно это два одуванчика отрастили крылья и пошли в пляс.

— Размножаются, — вздохнул Островерхов. — Гнездо строят. Ну, что думаете? Мы же без таких сотрудников, как без рук!

Он заметил, что все еще сжимает мои ладони, смутился, отпустил и снова полез в карман за платком.

— Спасибо, — улыбнулся я. — Подумаю при случае.

Гэ Эф промокнул вспотевший лоб и поднялся.

— Вы обязательно подумайте, э-э-э... — Он видимо забыл, как меня зовут, поспешил закончить разговор и удалился.

— У-у-п-п-п! — сказал кто-то неподалеку и выдохнул-забулькал по поверхности воды.

Я достал из кармана салфетку и тщательно вытер руки. Возле скамейки топтались несколько разжиревших на дармовом корме голубей, я бросил в них горсть попкорна, а затем связался с сестрой.

— Крыся, можешь проверить одного человека?

— Что значит проверить, о мой пропавший брат? Ты играешь в частного детектива из прошлого?

— Просто найди о ней данные в сети — где училась, кем работала? Запиши: Веста Кмит, студентка Космической академии. Сейчас на практике в столичном зоо.

— Ах, так это она! Ты влюбился?

— Нет.

— Признайся, братишка, что втюрился по самые уши.

Я оборвал связь. Через полчаса на скамью села Веста.

— Извините за задержку, — сказала она.

— Ничего, — ответил я. — Так что насчет кристалла?

Веста бросила на землю овсяную крошку, и белый с черной меткой на голове голубь ловко ее склюнул.

— Я его поймала. Прошлой ночью.

— Кого?

— Снарка.

— Как?! Где он?!

— Не знаю, — пожала плечами Веста. — Я была на ночном дежурстве. Смотрю — одна из клеток открыта. Ну, думаю — все, сбежал кто-то. Потом вспомнила, что в этой клетке никого нет. Недавно держали живоглота, но сейчас его перевели в карантин перед отправкой на Ольм. В общем, там никого не должно было быть, но на подстилке свернулся огромный черный кот с искрящейся шерстью. Лежит, и дрыхнет, как ни в чем не бывало, представляете?

— Представляю. Сколько у него было глаз?! Три?!

— Не видела. Темно же, я еще и здорово растерялась.

— Поймали?

— Да, захлопнула клетку. Потом побежала за фотоаппаратом, вернулась — никого нет. Словно мне все привиделось. После на полу нашла вот этот кристалл.

— Клетку покажете?

— Идемте, — поднялась Веста.

Из клетки действительно просто так было не исчезнуть. Прочный магнитный замок, крепкая сетка. Я тщательно осмотрел пол, но больше не обнаружил ни одного следа пребывания здесь зверя икс.

— После живоглота клетку вычистили, — будто извиняясь, сказала Веста. — Я ведь действительно его видела, да? Все произошло как-то странно. Будто сон.

— Да, — сказал я, снимая прилипший к решетке черный волосок и пряча в пакет для образцов. — Будто сон... Вы его видели. Так же, как когда-то видел на своем корабле мой отец.

'Папа, расскажи сказку про Черного Кота'.

'Который гуляет по космосу сам по себе? — смеялся отец. — Что ж, мой Черный Кот может быть, где хочет. Он переносится с корабля на корабль, с планеты на планету и ищет старых хозяев. Но всегда возвращается к своему дому. Понимаешь, очень важно иметь место, куда можешь вернуться'.

'А он хороший?'

'Гм-м... А тигр хороший?'

'Да!'

'Значит, мой зверь икс тоже весьма неплох'.

'И где его дом?'

'А вот этого, Тео, я еще не знаю'.

Вскоре мы шли по центральной аллее зоопарка. Солнце приятно грело, Веста шагала рядом, и неожиданно для себя я ей все рассказал. Про Расу Гостей, следы которой искал мой отец в своих странствиях. Про то, что он считал Снарка их выжившим домашним животным. Про недавно найденный и пропавший экспонат. Про звездную систему, откуда отец привез кусок исчезнувшей шкуры.

— Правда, что они могли менять свой внешний вид? — спросила Веста.

— Это лишь гипотеза, — сказал я. — И то придуманная моим отцом. Да и вся эта Раса, будто бы некогда появившаяся из другой галактики и изменяющая нашу жизнь, больше похожа на красивую сказку. Или всемирную теорию заговора. Найденные артефакты могут принадлежать кому угодно. Хотите мороженое?

— Хочу. А их корабль?

— А что корабль? Есть только описание Баринова и больше никаких доказательств его существования. Вам с клубникой? — Я купил две порции у автоматического разносчика и протянул одну Весте. — Брошенный корабль Гостей исчез. Если вообще был.

— Был, — кивнула Веста.

Я пожал плечами.

— Мой отец искал его всю жизнь.

— Значит, полетите к своей звезде?

— Да.

— Я хочу полететь с вами, — сказала Веста спустя минуту. — У меня дипломный проект — исследование экзопланеты. Полное описание. Ведь лучше все изучать на практике, правда?

— Нет, — сказал я.

— Почему? — тихо спросила Веста.

— Я лечу сам.

Веста нахмурилась.

— Уже решили, как будете добираться? — наконец спросила она.

Наверное, мое недовольство читалось на лице, хотя я стараюсь скрывать эмоции. В отличие от сестры, я не был готов к космическим путешествиям. Мысль о том, что надо планировать, как добраться до цели, вызывала тревогу. Бесконечная пустота за бортом... Замкнутое пространство... Когда твоя жизнь зависит от техники и от мастерства команды. Слишком много факторов, которые нельзя предугадать.

Пак предлагал наложить на меня психоматрицу путешественника.

'Человек не испытает неудобств, просто появится уверенность и исчезнет страх. Со временем человек снова станет самим собой'.

Но я отказался.

'Не хочу быть кем-то другим'.

— Вам нехорошо? — забеспокоилась Веста.

— Нет, что вы, — улыбнулся я, открывая глаза. — Все в порядке. Я еще не решил...

В этот момент раздался вызов по сети. В моей рабочей области появился виртуал сидящей на столе Рогулина вискачи.

— Ты еще не улетел, Бартольд? — спросила она голосом моего шефа. — Я тут пораскинул по своим каналам... Через неделю к GT-256 отправляется экспедиция мортемистов из НИИ космофизики. Как раз собираются исследовать звезду перед ее коллапсом. Так что тебе несказанно повезло.

— Спасибо, Борис Александрович! Как можно с ними связаться?

— Да я уже все решил, — махнула лапой вискача. — Делов-то. Полетишь, Бартольд, полетишь, не переживай. Заберете Гильберта Оула на Ольме, и дальше к своей звезде. Хотя эту недельку до вылета ты мог бы и отработать. Ну, да ладно. Бывай, отпускник.

Вискача отключилась.

— Вот и решилась проблема, — тихо сказала Веста. — Возьмите адрес моего квантума. — Она скинула идентификацию в мою рабочую область. — Спасибо.

И ушла. Но, сделав несколько шагов, оглянулась.

— Сильвер говорил, что вы одиночка. Он прав. Но лишь наполовину.

Веста скрылась за углом, а я почему-то долго смотрел на пустую дорогу.

Глава 3. Дикий дождь

'Старый' трамвай в стиле ретро дребезжал и звенел. Эти записанные звуки успокаивали, как и проносящийся за окном пейзаж — пригородные кирпичные дома, аккуратно подстриженные клены вдоль дороги и декоративные фонари.

Крыся жила в нашем старом доме, а я давно перебрался в центр. Слишком многое здесь напоминало об отце. Маму я не помнил — она умерла от черной лихорадки на Марсе. Отец после ее смерти проводил больше времени в своих путешествиях, чем с детьми, и мы общались лишь по сети. Но стоило ему вернуться, как дом сразу наполнялся смехом, запахами иных планет и непонятными словами.

'Смотри, кого я привез!' Папа вытряхивал мешок, и на пол шлепалось несуразное создание, похожее на большую мокрицу. 'Анжей, ты опять за свое', — сокрушалась тетушка, сестра с визгом убегала в соседнюю комнату, а я увлеченно разглядывал ползущего десятинога. Он с осторожностью ощупывал все длинными усами и был готов тут же вновь свернуться в бронированный шар.

'Он под землей живет, да?' — спрашивал я.

'На Пендрагоне не земля — надповерхностный слой корней вседрева. Смотри, как сейчас проглотит'.

Отец садился рядом на корточки и ронял на пол хлебную крошку. Бац! — из десятинога выстреливало телескопическое щупальце, и крошка в мгновение ока исчезала под панцирем.

'Быстро. Как он это делает?'

'Не знаю, — смеялся отец'.

'Пневмосистема, да? А он не сдохнет?'

'Через неделю заберу обратно'.

Неделя пролетала очень быстро.

За три остановки до конечной в трамвае остались лишь два пассажира — я и человек в самом конце вагона. С удивлением я узнал в нем незнакомца с проспекта Мира, одетого в плащ и фетровую шляпу. Все так же сгорбившись, он стоял, повернувшись ко мне спиной, и рассматривал свинцовую тучу на горизонте.

— Странно, — вслух произнес я. — Сегодня дождь не обещали.

— А уж от неба до земли, качаясь, движется завеса, — сказал, не оборачиваясь, незнакомец.

Голос был глухой и доносился будто бы сверху из угла трамвая. Захотелось даже поднять голову и проверить — не притаился ли там кто. Почему-то подумалось, что губы незнакомца тоже не шевелятся, и он говорит, как чревовещатель. Это вызвало невольную улыбку.

Словно в ответ на наши слова где-то далеко сверкнула молния, и по стеклу проползли, оставляя дорожки, первые дождевые капли. Сначала робко, неуверенно, но вскоре прорвавшийся сквозь заслон метеорологов дикий дождь застучал в полную силу. Впрочем, он быстро закончился. К тому времени, как трамвай добрался до конечной, в воздухе осталась лишь легкая водяная взвесь, а под убегающей тучей засверкала радуга.

Незнакомец первым проскользнул сквозь дверь и отправился дальше, шлепая по лужам, я опять не смог разглядеть его лицо. Казалось, он шел, не выбирая дороги, — грязь, вода — ему все было нипочем. Его сутулая высокая фигура еще некоторое время мелькала впереди, пока не скрылась за поворотом.

Дом, где прошло мое детство, находился в конце переулка. Здание из красного кирпича утопало в зелени. Решетчатая ограда с выкованными узорами в виде мифических животных была полностью увита плющом, сквозь который проглядывали глаза металлических драконов, кракенов и мантикор. Калитка громко и протяжно скрипнула, едва я за нее взялся. Давно я не слышал такого звука. Раритет. Можно даже сказать, винтаж. Я снова поскрипел несмазанными петлями.

И тут один из глаз на ограде моргнул.

— Привет, младший, — сказала Кристина, появляясь из дома. — Ты что тут увидел?

— Тебе не кажется, что ограда со мной заигрывает? — спросил я.

— Это же Draco Vulgaris, — рассмеялась Крыся.

— Да?! Тот, что отец привез с Пендрагона?! Неужели прижился?

Я подошел ближе. И правда — глаз, вернее его имитация, сложный пигментный рисунок на органике, принадлежал дракону обыкновенному. Не животное и не растение — что-то сродни нашим грибам. Draco уже нашли на нескольких планетах. Как он туда попал с Пендрагона — совершенно неясно.

Отростков с глазами было много. Красные и синие, зеленые и карие, большие и маленькие, смотрящие с удивлением и с укором — полный набор, словно Draco, как модница, пробовал разные варианты макияжа, но так и не определился, какой облик выбрать.

— Обманка, — рассмеялась Кристина. — Имитация спрятавшегося вокруг грибницы хищника. Если не поможет, наш изобретатель предпримет другие меры воздействия.

— Например? — поинтересовался я.

Когда отец только посадил зародыш, грибница была крошечной и никаких защитных свойств не проявляла. И даже не росла.

— Увидишь, — сказала Крыся.

Я пожал плечами и последовал вслед за сестрой сквозь калитку.

Неухоженный сад пах розами. Они росли под старыми яблонями и шли осадой на дом, которой, казалось, скоро падет под натиском цветочного войска. Среди этого розария танцевала светловолосая фейри. Если не думать о шипах, то это выглядело красиво. А если думать... Но ни одна ветка не шевельнулась от ее легких движений, ведь девушка была голограммой — одним из творений моей сестры.

Я стоял и смотрел, как фейри танцует. Движения рук и ног, изгибы тела, порой плавные, как вода, порой быстрые, как удар рапиры, легкое платье, волосы цвета падающей звезды, совершенно человеческая внешность — и одновременно ощущение чего-то неземного, будто фейри светилась изнутри. Раз-два-три... Раз-два-три... Движения повторялись по заложенной программе. Когда настоящая фейри начинает танцевать, то окружающие звуки — гомон толпы, шум дождя за окнами, дыхание и биение сердца — все превращается в музыку, обретает ритм и звучание. Но передо мной была всего лишь голограмма...

— Жаль, что они не могут долго жить на Земле, — сказала Крыся.

Сейчас моя сестра уже целый год, как обитает дома, оставив службу в ГИБК. Группу по исследованию брошенных кораблей создали для высадки на 'Летучего голландца', как окрестили найденный на орбите Ракшасы инопланетный космолет. Крыся вернулась со шрамом на щеке и ненавистью к насекомым. Шрам в скором времени убрали, визиты к психотерапевту помогли избавиться от ночных кошмаров, но гигантские богомолы порой мерещились моей сестре до сих пор.

'Ее нельзя оставлять одну', — сказал тогда психолог.

Жить в реабилитационном центре Крыся ни в какую не соглашалась, поэтому мне пришлось временно перебраться в наш старый дом.

По ночам меня будили ее крики.

'Анна, стреляй! Стреляй!'

Я спускался на кухню, чтобы накапать себе валерьянки. В темном коридоре вешалка казалась притаившимся гигантским богомолом.

'Анна-Мария, черт возьми, стреляй! Не отойдем к шлюпке! Сашка ранен! Аня, что с тобой?!'

После Ракшасы группу не распустили. Ее стали задействовать при исследовании любых объектов инопланетного происхождения. Но уже без Крыси. Мою сестру не отчислили, она сам поняла, что должна уйти. Сейчас работает вирт-дизайнером, создавая на заказ объекты, подобные танцующей фейри. Работа спокойная — никаких спрятавшихся в засаде хищников-мантисс.

Возле роз пролегала круглая проплешина с голой землей, на которой не росло ни травинки, словно ее вытоптала фейри во время своих танцев. Год назад ее еще не было.

— Что тут... — начал было говорить я, как на меня прыгнуло чудовище.

Миг — и над землей вырос дракон. Когтистые лапы. Раскрытая пасть. Зубы-кинжалы. Я отшатнулся и сел на землю. Крыся рассмеялась.

— Я же предупреждала.

Монстр бросился. Замер, не переступая за границу 'поляны фей'. Стоял, злобно рыча и царапая землю когтями. Но они не оставляли борозд — чудовище было такой же обманкой, как и глаза на ограде. Вирт-объект? Нет. Это был фантом, созданный Draco Vulgaris.

Я протянул руку и погрузил ее в дракона, чтобы почувствовать восходящие потоки. На пальцах осталась темная пыль. Где-то под поверхностью инопланетная грибница вырастила меха, которые поднимали в воздух пыльцу, складывая из нее облако-чудовище, и издавали рычание.

— Это не всегда бывает дракон, — сказала Карольця. — Дрейк создает разных тварей, но дракон случается чаще. Красавец, правда?

Рычание затихало, пыльца осела на землю, и фантомный монстр растаял в воздухе.

— Если грибница сдохнет, я сделаю такой же виртульный объект. Для себя. Кстати, он дал плод. Смотри.

За яблоней, на высоком деревянном шесте с поперечной перекладиной сидел встреченный мною ранее незнакомец и читал 'Сто лет одиночества' Габриэля Маркеса. Некоторое время я его молча рассматривал. Незнакомец перевернул страницу.

— Ты в курсе, что твое пугало гуляет по городу? — спросил я.

Незнакомец опустил книгу. Его глаза были похожи на обманки у ограды. Казалось, что они нарисованы на лице — грубом, будто вырезанном из картофельного клубня.

— Он появился некоторое время назад. Вырос в центре грибницы и постепенно стал похожим на человека, — сказала Крыся. — Потом отделился и начал ходить. Думаю, что именно таким образом Draco Vulgaris путешествует между планетами — вместе с межзвездными кораблями, имитируя их обитателей.

— Он разумен? — тихо спросил я.

— Draco? Нет, конечно, обыкновенное растение... или животное. А вот его плод — вполне возможно. Во всяком случае, за два месяца он перечитал всю мою библиотеку. Если это простая мимикрия — то весьма необычная.

— Тот, кто следует разуму, доит быка, — неожиданно сказал Дрейк.

При этом его рот раскрывался, но губы двигались медленно и невпопад. Создавалось впечатление, что слова вырываются откуда-то из-за деревьев, слева или справа, но только не из Дрейка.

— Будто цель его жизни всегда далека.

В наши дни только глупость в чести и почете,

А за разум не купишь пучок чеснока.

И он снова уткнулся в книгу.

— Вот так стихами и разговаривает, — констатировала Кристина. — Иногда довольно удачно попадает в тему. На шесте ему удобнее, — сказала она, будто оправдываясь. — До сих пор я не видела, чтобы Дрейк что-нибудь ел. Возможно, живет за счет фотосинтеза или внутренних запасов. Ты не думай, что он тут без разрешения, — спохватилась Крыся. — Дрейк ведь совершенно безобидный. Мне кажется, что он хочет добраться до другой планеты, ведь на Земле уже есть его грибница.

— Заправлены в планшеты

Космические карты, — сказал, не отрываясь от чтения, Дрейк.

— И штурман уточняет

В последний раз маршрут.

— М-да, — вздохнула Крыся. — Идем обедать. Я как раз суп сварила. Заодно расскажу, что нашла про твою девушку.

— Она не моя, — сказал я.

Мы поднялись по деревянным ступеням на веранду, увитую виноградом, сквозь ветви которого проглядывали вездесущие глаза Draco Vulgaris.

— Веста Кмит, — сказала Крыся, снимая с плиты кастрюлю. — Двадцать два года. Успешна в учебе. Занимается в клубе звукоимитаторов. Однажды была вне Земли на Слезах Златовласки, где перенесла психологическую травму. Хочет перебороть себя и вновь отправиться в космос. Тайно влюблена в профессора астробионики Матеуша Бартольда.

— Давай без своих шуточек!

— Давай. Придраться не к чему, кроме одной странности. Ее страницы в социальных сетях созданы два года назад, и почти все одновременно.

— Так бывает. Некоторые вообще в сети не бывают.

— Ты сам в это веришь?

Я пожал плечами.

— Тут есть что-то необычное, — продолжила Крыся. — Словно человека не было, а потом он вдруг появился, как чертик из табакерки. Или же у меня просто паранойя.

Она вдруг вскрикнула, кастрюля со звоном полетела под ноги, и суп расплескался, заливая пол.

— Забери! Забери его сейчас же!!!

На столе сидел зеленый богомол. Пробравшееся из сада насекомое замерло, не понимая, откуда взялось столько шума. Я схватил его и вышвырнул за окно. Крыся опустилась на табурет и заплакала, спрятав лицо в ладонях. Я сел рядом, молча погладил ее по голове.

'Анна, не умирай! Анна нельзя умирать, слышишь! Мы пробьемся!'

Наверное, мне не стоило оставлять Крысю одну, хотя уже прошел целый год.

Из-под стола напуганным щенком выполз автоматический уборщик и принялся втягивать в себя остатки супа.

— Вот и поели, — всхлипнула Крыся, вытирая глаза. — Дура, надо же было так сорваться.

— Ничего страшного, — успокоил я. — Не очень-то и хотелось. Я вообще не голоден. Ты мне лучше скажи, какова вероятность одновременного появления двух совершенно невозможных событий? В один день я получил два доказательства существования зверя икс. Тебя это не настораживает?

— Это риторический вопрос?

— Что-то в виде того. Мне кажется, что вокруг меня играют пьесу. Или игру. Но мне она нравится. Я собираюсь лететь к GT-256. Через неделю туда отправляется экспедиция мортемистов.

Дверь отворилась, на веранду вошел Дрейк и сел на свободный табурет у окна. Уборщик потыкался в его ногу, затем решил объехать ее по периметру.

— Я верю, друзья,

Караваны ракет

Помчат нас вперед

От звезды до звезды, — сказал Дрейк. Казалось, его голос доносился из приоткрытой двери, ведущей в комнату.

— Ты наконец решился вырваться с Земли, братец? — прищурилась Крыся.

Я подал плечами.

— На пыльных тропинках

Далеких планет

Останутся наши следы, — закончил Дрейк.

— Дневники отца где? — спросил я.

— Ты же их брал в последний раз, — ответила Крыся, активируя квантум и вызывая в своей рабочей области звездную карту.

Я зашел в комнату и направился к старому комоду. Исписанная отцом тетрадь нашлась в верхнем ящике под ворохом фотографий. Некоторую информацию отец не доверял квантуму, предпочитая записывать по старинке от руки.

— Ты знаешь, что твоя звезда скоро рванет? — прокричала Крыся.

Я не ответил, перелистывая страницы дневника. На десятой было выполненное карандашом изображение Снарка. Под ним — набросок кристалла с размерами и сечением граней. Я сравнил его с тем, что подарила Веста, хмыкнул и спрятал кристалл обратно в карман.

— Мне уже пора. Я заберу дневники, да? — спросил я.

— Как хочешь, — ответила Крыся.

Я спрятал одну из фотографий отца в дневник, взял тетрадь с собой и вернулся на веранду. Окружающее было превращено в голографическую звездную карту, и моя сестра с азартом прослеживала маршрут моего будущего полета.

— Сначала к Ольму, да? А потом уже к твоей будущей сверхновой. Знаешь, что на Ольме сейчас посланники протеев?

Зеленая планета увеличилась в размерах и подплыла к моему лицу, словно воздушный шар.

— В курсе. Мы там как раз должны Гильберта Оула забрать. Он летит с мортемистами.

Я махнул рукой, рассеивая голограмму и отправился к двери. Дрейк неожиданно преградил мне дорогу.

— Поедем, я готов; куда бы вы, друзья, — сказал он, причем казалось, что это говорит кто-то у меня за спиной.

— Куда б ни вздумали, готов за вами я

Повсюду следовать, надменной убегая.

— Кажется, он хочет полететь с тобой, — сообщила Крыся.

— Нет! — воскликнул я, разглядывая вблизи грубые черты инопланетника. Дрейк был выше меня почти на голову. — Та звезда, к которой я лечу, она же станет сверхновой. Ты не сможешь там поселиться, — попытался объяснить я, глядя в неподвижные глаза, словно нарисованные на лице.

Но Дрейк не сдвинулся с места.

— Он умеет быть настойчивым, — усмехнулась Крыся.

— Все равно место в экспедиции одно. Как я его возьму?!

Раздался вызов квантума. Снова Рогулин, собственной персоной.

— Да, Бартольд, совсем забыл. На всякий случай я забронировал два места, вдруг ты полетишь не один.

Виртуал моего начальника стремительно ушел вниз, будто откуда-то свалившись, и связь оборвалась.

— Вы что, все сговорились? — поднял я взгляд на Крысю.

Та беззвучно смеялась.

— Обстоятельства против тебя, братец.

— Кстати, по поводу обстоятельств, — сказал я. — Черноцвет с Пендрагона в саду еще растет? — спросил я, открывая глаза.

— Та вонючая травка, после которой нельзя отмыть руки? Ее, знаешь ли, крайне трудно вывести. Тот еще сорняк. Зачем он тебе?

— Кажется, его очень любит одно животное. — Я поднялся, отряхивая брюки. — Пошли, Страшила, — бросил Дрейку, — поможешь собрать. Кстати, ты петь умеешь?

Инопланетник не ответил. Он потоптался на месте, нагнулся, аккуратно передвинул со своего пути уборщика и отправился следом за нами в сад.