Продолжение 12

Поскольку требования безопасности перевозки VIP-персон были тщательно разработаны ротмистром Воронцовым, с учетом настоятельных рекомендаций тройки попаданцев и, что не менее важно, неукоснительно выполнялись всеми, начиная от шоферов и заканчивая этими самыми персонами, которые, правда, иногда создавали в этом для охраны максимальные трудности, народ быстренько разместился на сидениях согласно ордера. Великий Князь с адъютантом, генерал Келлер и два прапорщика заняли места в слегка модернизированной "санитарке", в которой уже обосновался денщик, затащивший княжеский багаж. "Тюнинг" заключался в том, что за занавесками, закрывавшими окна, находились бронежалюзи, колеса с цельнолитыми шинами были снабжены цепями и уширительными бандажами, и даже внутри фургона по центру крыши был установлен небольшой перископ с круговым обзором. На случай ночных поездок автомобиль был оснащен двумя электрическими фарами. Дорогу они освещали великолепно, но были способны ослепить водителя встречного транспорта, если бы, конечно, таковой индивидуум попался на ночных дорогах Подмосковья. Поэтому на всякий случай на щитке перед водителем установили реостат, позволяющий регулировать яркость ламп.

Короче говоря, наш неугомонный академик превратил "санитарку" в своеобразный передвижной стенд для проверки и отработки различных технических новинок, которые в последующем, должны будут использоваться в броневиках или на ином "спецтранспорте", который может потребоваться в процессе борьбы за наше светлое будущее на внешнем, или внутреннем фронте. А на мой ехидно-подковыристый вопрос, типа, а где же сирена, мигалка и прочие признаки принадлежности к "небожителям", Иван Петрович совершенно серьезно ответил:

— Пока в стадии разработки наряду с иными девайсами, которые Вы, милейший Денис Анатольевич, по молодости своей привыкли считать атрибутами исключительно XXI века. А вообще, в перспективе было бы желательно достичь уровня защиты, которым обладает инкассаторский фургон из нашей прошлой жизни.

Все это я вспоминал, занимая место на заднем сидении полугусеничного руссо-балта, рядом с достаточно упитанным бароном с погонами лейтенанта и весьма заковыристой фамилией, который оказался ординарцем Великого Князя. Вся его внешность и поведение прямо таки кричали о том, что он является верным адептом эпикурейцев. А "легкий" коньячный аромат, наполнивший салон авто, невзирая на отсутствие стенок и крыши у оного, окончательно укрепил меня в этом предположении.

Вся наша поездка проходит под аккомпанемент монолога в исполнении этого алкогольного Льва Львовича. Центральное место, в нем занимает великий, но непризнанный изобретатель, некий господин Братолюбов, броневики которого — само совершенство, но не хватает самой малости, право слово, — пустяка. Для полного счастья и победы над тевтонами, оказывается, нужно всего лишь несколько миллионов рублей. И, если господин Нобелевский лауреат, академик и профессор Павлов замолвит словечко перед принцем Ольденбургским, а еще лучше перед самим Государем Императором, то тогда эти, неуязвимые, изрыгающие убийственный пушечно-пулеметный огонь стальные колесницы станут настоящим ужасом для германских войск. И понятно, что люди, имеющие к этому отношение, получат не только моральное удовлетворение, но, и... В общем, господин штабс-капитан, компренэ ву, не так ли?

Выкинуть бы тебя сейчас головушкой в сугробчик придорожный, гешефтмахер, блин, упитанный!.. Не имея никакого желания вступать в дискуссию и в столь важный момент применять насилие, решаю изобразить из себя храброго, но недалекого служаку, у которого фронтовая жизнь резко поменяла психику, и развился устойчивый комплекс поиска врага. Демонстративно расстегнутая кобура с люггером, "Бетя", лежащий на коленях, и нахмуренные брови над суровыми глазами, обшаривающие пробегающий перед нами пейзаж, создают необходимый образ. Как говорили в Можайке, "У офицера при исполнении служебных обязанностей выражение лица должно быть тупым, но решительным". Последний штрих добавляет прапор из охраны, присоединив кобуру к маузеру, и тем самым превратив его в легкий карабин. Выполняя, кстати, при этом инструкцию ротмистра Воронцова. Судя по выражению личика барона де Суконтона, у него на языке так и вертелось что-то язвительное на тему чрезмерной воинственности за сотни верст от передовой, но моя Георгиевская шашка и медаль "За храбрость", блестевшая из-под расстегнутой куртки на груди у прапорщика все же сдержали горячность лейтенанта, тем более, что он кое что слышал о часах подаренных Великим Князем некоему штабс-капитану Гурову, который к тому же стал теперь еще и Томским. Открывшаяся очень вовремя панорама Института с его крепостною стеной и башенками полностью овладела вниманием лейтенанта и позволила прекратить изрядно надоевший нам разговор.

Как выяснилось буквально через пару минут, Павлов приготовил торжественную встречу, ставшую сюрпризом не только для прибывшего венценосного гостя, но и для меня. План сего мероприятия, академик, по всей видимости, оговорил только с двумя людьми: начальником службы безопасности ротмистром Воронцовым, и Федор Артуровичем. И никто из этих заговорщиков не счел целесообразным меня проинформировать по причинам то ли всеобщей загруженности, то ли это было неким педагогическим ходом со стороны Ивана Петровича, который очень деликатно, но настойчиво вправлял мозги после "головокружения от успехов".

Из ворот крепости почти один в один со сценарием еще не снятого великим Гайдаем фильма выдвигаются и разворачиваются почетным караулом по обе стороны дороги два небольших отряда, причем и конные, и пешие были одеты в стрелецкие кафтаны а-ля Иоанн Грозный. А дальше — вообще!.. Шоу маст гоу он, блин!.. В момент, когда Великий Князь выходит из машины и вместе с генералом Келлером приближается к столь экзотичным ратникам, за стенами крепости звучит орудийный салют. А-х-х-ренеть!..

А в воротах сей славной и могучей фортеции, возле автомобиля с закрытым обтекаемо-каплевидным корпусом в полном парадном мундире действительного тайного советника и при орденах стоит академик и Нобелевский лауреат Иван Петрович Павлов.

— Позвольте приветствовать Ваше Императорское высочество в нашем Институте. Поверьте, для всех нас большая честь принимать не только представителя царствующей династии, но и боевого офицера, прибывшего к нам прямо с передовой.

— И я очень рад видеть одного из самых известных ученых России, чьи заслуги, однако, известны во всем мире. Но, скажите, уважаемый Иван Петрович, кто эти столь живописно обмундированные солдаты?.. Или у Вас здесь своя киностудия имеется? Хотя, как вижу — карабины у них вполне современные?

— Киностудия, Ваше Императорское высочество, у нас имеется. И фильмы потихоньку снимаем, но в данном случае — это наша потешная рота. Все эти молодцы прошли фронт, иные из них — еще на сопках Манчжурии, имеют медали и кресты, но, по причине ран, не годны к строевой службе. А у нас они не только охраняют Институт, но и готовят будущих солдат из мальчишек подходящего возраста в нескольких окрестных поселках. Есть такая профессия — Родину защищать и ей овладевать нужно с детства, как поступали с отроками еще Киевские князья. А для подростков солдаты из потешной роты — дядьки или пестуны. Да и пушечки к месту пришлись — канониров готовим.

Великий князь Михаил, подойдя к строю, приложив руку к фуражке, зычно, прямо-таки по-Суворовски, обращается к потешным:

— Здравствуйте, господа кавалеры!

В ответ раздается слаженное и громогласное:

— Здравия желаем, Ваше Императорское высочество!!!!

Далее начинает играть оркестр, и под мелодию, которую, как я уже предвидел, Павлов опять таки сплагиатничал у Гайдая, потешные проходят торжественным маршем.

— Прошу Ваше Императорское высочество, занять место в машине. Этот автомобиль используется для передвижения по территории Института. — Академик вновь берет управление этим празднеством в свои руки, и командует, далее уже обращаясь ко мне, — А Вы, господин штабс-капитан так же присоединяйтесь к нам. Кому, как не Вам возглавить охрану Великого Князя в нашем стольном граде.

В результате всех этих инсинуаций, занимаю место возле водителя, а Павлов, Михаил Александрович и генерал Келлер, как белые люди, размещаются на диване в заднем отсеке.

Великий князь с любопытством осматривается в этом необычном авто, у которого иллюминаторы заменяли привычные окна, а корпус напоминал вытянутую каплю:

— Иван Петрович, я чувствую себя, как пассажир Наутилуса из романа месье Жюля Верна. Надеюсь, нам не придется погружаться в глубины океана или взлетать в облака, как Робур-Завоеватель?

— Ну, океана здесь нет, Ваше Импера....

Великий Князь решительно прерывает академика:

— Иван Петрович, мы же не на приеме в Зимнем. Прошу Вас и решительно настаиваю — обращайтесь ко мне по имени-отчеству. Федор Артурович, эта просьба, касается также и Вас.

— Хорошо, Михаил Александрович. Океана здесь нет, но сходство с Наутилусом имеется. Этот автомобиль, корпус которого изготовлен по проекту инженера Рикотти, так же движется силой электричества. В условиях нашего Института, при наличии рядом электростанции, было бы расточительством использовать бензин, да и не хочется отравлять этот чудесный воздух, который так не похож на то, чем мы дышим в городах. Летом, когда окончательно установится хорошая погода, мы планируем изготовить еще несколько электромобилей и оборудовать велодорожки... Но, пора ехать, а чудес у нас, поверьте не меньше, чем у капитана Немо. И со многими из них, Вам, Михаил Александрович, предстоит познакомиться одним из первых в империи. И, возможно, три из них, действительно — чудеса света, находятся совсем рядом с Вами, но, как говорили древние: "Otium post negotium (Отдых после дела)". Денис Анатольевич, Вы — старший машины, командуйте.

Откладываю наши внутренние разборки на потом, ибо есть вполне обоснованные подозрения, что инициатива не поставить меня в известность о некоторых нюансах сценария встречи исходила не от генерала и академика, а от разгильдяя — ефрейтора и пиджака — майора, и по привычке командую водителю:

— Заводи!

Сидящий за рулем вохровец, ехидно улыбнувшись, но отвечая при этом исключительно по уставу: "Слушаюсь, Вашбродь", нажимает на педаль и, практически беззвучно и плавно набирая скорость, наш сухопутный "Наутилус" въезжает на территорию Института. Хотя, все же шума хватает. Полугусеничный руссо-балт, в который пересел барон Врангель, и санитарка с денщиком и багажом Великого Князя успешно громыхают и гудят на разные лады.

Михаила Александровича, его адъютанта и ординарца разместили в том же княжеском тереме, в котором ранее проживал генерал Келлер. Кстати, он и теперь занимал комнату по соседству с номером Великого Князя.

Последующие два дня пролетели в одно мгновение. Пока гости отдыхали с дороги и проходили углубленную диагностику, в кабинете Павлова мы уже, наверное, в сотый раз, оговаривали ход предстоящей беседы с Великим князем. Мы — это наша великолепная тройка попаданцев, ротмистр Воронцов, доктор Голубев, и, прибывший в качестве артиллерии особой мощности резерва главного командования, отец Александр. Правда, перед этим была проведена еще одна блиц-встреча, на которой его высоко— и просто превосходительство, старательно пряча улыбки "покаялись" в своем розыгрыше и торжественно поклялись "впредь согласовывать со мной свои планы", за что были милоситво мною прощены не отходя от... кофейного столика в кабинете.

Определенные наработки по ходу разговора уже были. За основу решили использовать моё раскрытие, которое, было сопряжено с использованием святой воды в качестве тестирования тогда еще прапорщика Гурова на предмет возможной связи с нечистой силой. Но помимо апелляции к высшим силам, в качестве убойных аргументов решили использовать малоизвестные факты из жизни семьи Романовых конца 19 — начала 20 века.

И здесь полностью реабилитировались за свое хулиганство и внесли неоценимый вклад ефрейтор Александров и майор Тимин. Первый, играя в "ЧГК" и обладая отменной памятью, хранил в памяти массу исторических фактов из различных источников, начиная от "СПИД-инфо" и заканчивая энциклопедией "Британика". А Тесла, обладая большим жизненным опытом и кругозором, с детства увлекался романами Пикуля, а начиная с проклинаемого периода "гласности" и до конца 90-х проштудировал, что называется "с карандашом", мемуары Великой Княгини Ольги Александровны и иных членов семьи Романовых и их близкого окружения. Вначале эти два знатока составили список интересных и даже, говоря современным языком, очень личных фактов, имеющих отношение к Михаилу Александровичу, а затем генерал Келлер, несколько лет бывший в свите его Императорского Величества и знавший придворный мир с изнанки, и ротмистр Воронцов, имеющий допуск к информации, поступавшей по линии жандармского Корпуса, попытались, используя метод бритвы Оккама, оставить в нем только ту информацию, которую можно было объяснить исключительно послезнанием. Определенную лепту внесли Павлов и доктор Голубев, ибо в академических и врачебных кругах постоянно циркулирует целое море сплетен и слухов в особенности о высокопоставленных особах.

Наконец, все было готово к решающему разговору. За это время Михаил Александрович успел поверить в возможности Института и даже пройти несколько лечебных процедур, которые несколько улучшили его состояние. В общем, говоря словами опять-таки одного Гайдаевского героя — "Клиент созрел".

Оставалась одна маленькая деталь — необходимость нейтрализовать излишне любопытных спутников Великого Князя, в особенности — ординарца. Но и здесь, Иван Петрович оказался на высоте. Найдя у господ Врангеля и Суконтона массу недугов, с которыми может справиться исключительно такой специфический раздел медицины, как винотерапия, он организовал им выдачу "препаратов" за счет заведения и без какого-либо ограничения. Оба барона с увлечением отдались процессу выздоровления, и посвящали этим процедурам практически все светлое время суток, иногда даже прихватывая и поздние вечерки.

Сегодня днем генерал Келлер, квартировавший рядом с Великим Князем, подтвердил, что необходимость открытого разговора назрела. Михаил Александрович, который отличался острым умом и длительное время жил в Европе, был поражен тем, что увидел и прочувствовал, и поэтому по вечерам стал задавать массу вопросов. Да и ко мне, как к спасителю его племянницы и боевому офицеру, захватившему в плен германского генерала, о котором ходило достаточно много слухов, у Великого Князя возник устойчивый интерес.

— Итак, господа, решающую встречу назначаем на завтрашний вечер. Федор Артурович, я прошу Вас передать Великому Князю приглашение от "капитана Немо". — Павлов на время пребывания в Институте присвоил мне знаменитый псевдоним. — На вечернее чаепитие и очень Важную для всех нас беседу. Михаил Николаевич, голубчик, за Вами — медицинское обеспечение завтрашней встречи. Шок от предсказания будущего может иметь непредсказуемые последствия — от депрессии до агрессии. Несмотря на мое личное неприятие алкоголя некоторая толика Шустова под рукой была бы очень кстати. Коньяк ведь, как пишут в газетах, успокаивает нервную систему и расширяет сосуды. Хотя, в нашем случае, учитывая наличие у Вашего августейшего тезки язвы желудка, вариант со спиртным отпадает. В общем, не мне Вас учить, подготовьте "тревожный саквояж" и держите его наготове... Перед началом серьезного разговора продемонстрируем нашему гостю несколько новых кинороликов.

Хотя подготовка к обработке Великого Князя велась уже несколько дней, но как всегда хронически не хватало еще парочки часов. И, естественно, когда встал вопрос, кого же назначить "дежурным пожарным", ответственным за "закрытие внезапно открывшихся проблем". Кандидатура была найдена быстро и в единственном числе — штабс-капитан Гуров. А уважаемый Нобелевский лауреат, подсевший в последнее время на цитаты из отечественной киноклассики, с ехидной ухмылочкой даже подвел под это некое материалистическое обоснование:

— Я понимаю, милейший Денис Анатольевич, что Вам придется нелегко, но, во-первых, Вас же двое: Гуров и Томский, — И далее командным голосом в ответ на мою попытку возразить. — И, во-вторых, Вы забываетесь, юноша! Я старше вас по званию и, в конце концов, по возрасту!

Группенфюрер Мюллер нашелся, блин! Осталось только мне в Штирлица переквалифицироваться...

Одну из самых больших комнат в офисе Павлова переоборудовали в своеобразный кинозал, в который из экспериментальной лаборатории перевезли два варианта киноустановок для просмотра цветных озвученных фильмов. Одна из них выглядела как достаточно футуристическая помесь патефона с кинопроектором, имеющими привод от электродвигателя, а вот при виде второй, у меня отвисла челюсть, и возникло чувство нового провала во времени, но на этот раз в собственное детство... Однажды, после очередного требования матери "немедленно и безоговорочно разобрать залежи старого хлама, который занимает антресоли", пришлось капитулировать и приняться за проведение археологических раскопок, совмещенных с промышленным альпинизмом.

В результате на белый свет, после антикварной кинокамеры "Лантан" и монтажного столика для 8-мм кинопленки был извлечен кинопроектор "Луч-2", магнитофон "Дайна", кулек, набитый катушками с пленкой и, наконец, синхронизатор. При попытке вытереть пыль, кулек не выдержал и порвался. Дальше работа прекратилась сама собой, ибо среди выпавших бобин с кино— и магнитофонными пленками были две с надписью: "Лесной фестиваль — 77". Тогда я впервые увидел своего отца... А весь остаток дня субботы был посвящен просмотрам старых записей выпускного вечера мамы, студенческих капустников и, даже сцены моего торжественного выноса из роддома, перевязанного голубой "андреевской" лентой. Отечественная техника не подвела, музыка, и реплики великолепно накладывались на изображение. И последующие несколько лет игра в кинотеатр стала моим любимым развлечением и безотказным рычагом воздействия со стороны матери в случае появления нежелательных записей в дневнике. Так вот, вторая киноустановка, чем-то напоминала все вышеперечисленное из моего домашнего кинотеатра, но превосходило его размерами примерно настолько же, насколько тираннозавр превосходит кенгуру...

В этот момент, приходится отбросить личную романтику и приготовиться к разговору потому, как в помещение заходят главные действующие лица — Великий Князь, академик Павлов и генерал Келлер. Ну-с, начнем!..

— Вот, Михаил Александрович, это, в некотором роде, наш местный аналог кинематографа "Пикадилли". Но, как сейчас сможете убедиться лично, мы его во многом превосходим. Прошу, Вас, господа, занять места для просмотра.

Через минуту на экране возникает цветная панорама древнего Господина Великого Новгорода, фигура князя Александра Невского, прохаживающегося по ступеням храма, и звучат заветные слова "Идите и скажите всем в чужих краях, что Русь жива. Пусть без страха жалуют к нам в гости. Но если кто с мечом к нам войдёт — от меча и погибнет. На том стоит, и стоять будет Русская земля!".

Все это кинодействие длится менее 2-х минут, но на Великого Князя, оно производит очень сильное впечатление.

— Иван Петрович, в Англии, мне показывали, как забавный курьез, цветную копию "Путешествия на Луну", но звук,... Вероятно, Вы используете грампластинку?

— Совершенно верно, Михаил Александрович. Использование электропривода для патефона и кинопроектора позволяет до известных пределов улучшить синхронизацию звука и изображения, но, увы, продолжительность звучания пластинки — не более 3-х минут. Что же касаемо цвета, то мы не раскрашиваем каждый кадр вручную, а пользуемся методиками Херберта Калмуса и наработками Прокудина-Горского. Я не сомневаюсь, что Вам хорошо знакомы его труды по увековечиванию на цветных фотографиях всех красот и достопримечательностей России, которые он совершил с личного одобрения Государя-Императора. А теперь, извольте обратить внимание на установку Љ2.

Через мгновение на экране появляются кадры с мощной фигурой Петра 1. И с экрана, из его уст звучит обращение к войскам перед Полтавской баталией "Воины! Вот пришел час, который решит судьбу Отечества! И так не должны вы помышлять, что сражаетесь за Петра, но за государство, Петру врученное, за род свой, за Отечество, за православную нашу веру и церковь! Не должна вас также смущать слава неприятеля, будто бы непобедимого, которой ложь вы сами своими победами над ним неоднократно доказывали! Имейте в сражении пред очами вашими правду и Бога, поборающего по вас! А о Петре ведайте, что ему жизнь его не дорога, только бы жила Россия в блаженстве и славе, для благосостояния вашего!".

Причем опять-таки цветное изображение было звуковым и абсолютно не слышалось ничего характерного, сопровождающего работу патефона.

Наш августейший гость был поражен. Когда свет снова зажегся, он подошел к аппарату и, после внимательного осмотра, потребовал объяснений. Естественно, что в качестве лектора выступил опять Иван Петрович. Судя по всему, ему очень понравилась роль капитана Немо, просвещающего наивного профессора Аронакса.

— Видите ли, Михаил Александрович, во втором случае мы использовали в качестве носителя звуковой информации не граммофонную пластинку, а гибкую целлулоидную ленту, покрытую очень мелкими стальными опилками при помощи столярного клея. А в целом, этот аппарат является развитием телеграфона Поульсена. Кстати, еще в 1900 году он записал на стальную проволоку несколько слов, сказанных императором Австро-Венгрии — Францем Иосифом. Ваше Императорское Высочество, не желаете ли стать вторым в истории августейшим лицом, чей голос сохранится на века?

Естественно, что Михаил Александрович был польщен и не смог оказаться от этого предложения. В предложенный ему микрофон, он четко, с расстановкой произнес: "Находясь в Институте академика Ивана Петровича Павлова, я, генерал-адъютант и Великий Князь Михаил Романов, поражен теми чудесами, которые способна творить наука Государства Российского". Через пару минут его слова прозвучали в тишине "кинозала", затем некоторую паузу, вновь прервал Павлов:

— К сожалению, вариант с магнитофоном, так мы предварительно окрестили сей аппарат, пока, малопригоден к работе вне лабораторных стен. А вот короткие киносюжеты, подобные сцене с Александром Невским, или песня, исполненная известным певцом, например — Шаляпиным, снабженные граммофонной пластинкой, вполне можно показывать везде, где есть электричество, ибо ручной привод не способен обеспечить необходимую синхронность... А теперь, Михаил Александрович, милости прошу попить чайку. Долгой беседе — чай не помеха.

В "чайной комнате" уже сидели врач и отец Александр. Великий Князь, который во время медосмотров, уже успел познакомиться с Михаилом Николаевичем, поприветствовал его кивком и подошел к батюшке за благословением.

Чай, а также сопутствующие ему вкусняшки оказались очень кстати. Разговор от новаций технических плавно перетек к новинкам книжным вообще, и о романах фантастов в частности, в которых авторы смогли предсказать будущее. Великий князь, проживший в Британии несколько лет и имевший английское воспитание, вполне комплиментарно отозвался о книгах Уэллса.

— Знаете, господа, насколько проницателен этот писатель. В книгах "Война Миров" и "Война в воздухе", он предсказал применение отравляющих веществ и летательных аппаратов. Все то, с чем мы столкнулись на передовой.

— Вы правы, Михаил Александрович, остается только надеяться, что его мрачные прогнозы в романе "Освобожденный мир" о создании чудовищной бомбы, так и останутся на бумаге. Но случается и иное, даже гений великого писателя не всегда способен уследить за причудами технического прогресса. Сам Жюль Верн, после выхода в свет "20 000 лье под водой" был в отчаянии от того, что у капитана Немо, не было торпеды, которую в реальности, уже испытали, и пытался сжечь весь тираж. Так и Уэллс, с его "Машиной времени"... Не всегда все решается бездушным механизмом, но, напротив часто — вмешательством свыше...

Позвольте, Михаил Александрович, задать Вам неожиданный вопрос: а что бы Вы стали делать, если каким-то чудом перенеслись в Порт-Артур за день до вероломного нападения японцев, но не в ипостаси Великого Князя, брата Императора и, на тот момент — наследника престола, а простым поручиком?

Великий Князь, не ожидавший подобного поворота разговора, носившего до этого чисто умозрительный характер, ненадолго задумывается и решительно заявляет:

— Я бы выполнил долг русского офицера, поднял тревогу, или обратился лично, например, к наместнику Алексееву.

— И оказались бы или под арестом, или в смирительной рубашке, — уверенно ответствует Павлов, — надеюсь, Вы помните печальную судьбу Кассандры? Так у нее было значительно больше времени, да еще и статус царской дочки. А если я Вас не убедил, то давайте проведем небольшой эксперимент... Но, для его чистоты, мне потребуется помощь присутствующих здесь отца Александра, доктора Голубева, генерала Келлера, а также нашего геройского штабс-капитана... Прошу, Вас, коллега, приступайте, — с этими словами Павлов, жестом руки предлагает вступить в разговор Михаилу Николаевичу.

— Господа,.. — несколько волнуясь, начинает доктор, — я по роду своей профессиональной деятельности длительное время занимаюсь изучением и лечением различных психических расстройств. В разное время штабс-капитан Гуров-Томский и генерал Келлер после ранений проходили лечение под моим наблюдением. Могу сказать однозначно — они не страдают никакими душевными недугами. А работая под руководством Ивана Петровича, я бы непременно заметил у него психическое расстройство, если бы оно, конечно, было... В общем, я свидетельствую, как врач, что все трое не страдают никаким расстройством психики и находятся в трезвом уме и твердой памяти... Прошу, Вас, отец Александр, продолжайте.

Батюшка, демонстративно не замечая недоуменного выражения лица Великого князя, читает короткую молитву и окропляет присутствующих святой водой, после чего выносит свой вердикт:

— Я, дивизионный благочинный отец Александр заявляю, что присутствующие здесь лица не являются колдунами и не обуяны бесами.

Федор Артурович, встав из-за стола, выпрямляется в свой двухметровый рост и, сняв узорчатое покрывало, скрывавшее на столе, как выяснилось, его шашку, кладет правую руку на лезвие и торжественно заявляет:

— Ваше Императорское Высочество! Я, генерал-лейтенант граф Келлер, на этом клинке клянусь: всё, что Вы сейчас услышите, правда и только правда, и присутствующие здесь желают только одного — спасти Россию и царствующую династию от страшной судьбы, которая ей уготована врагами внешними и внутренними!

Михаил Александрович, автоматически поднявшись в ответ на столь торжественное заявление, растерянно переводит взгляд с одного лица на другое, и, наконец, буквально выдавливает из себя вопрос:

— Господа, может быть, кто-то объяснит, что означает сия прелюдия?

— Сейчас, Вы все узнаете, Ваше Императорское Высочество. — Произносит Иван Петрович, успокаивающе подняв руку. — Но, прежде чем начать этот очень непростой разговор, нам было необходимо Вас убедить, что присутствующие здесь в своем уме, не являются революционерами, или вражескими агентами, пытающимися обманом втянуть Вас в свои игры, и не одержимы нечистым... А теперь, слово штабс-капитану Гурову, тем более, что Вам, Денис Анатольевич, уже приходилось об этом говорить...

Отступать нельзя, встаю, откашливаюсь, и уже в который раз начинаю свою исповедь:

— Я, Журов Денис Анатольевич, 1977-го года рождения... Старший лейтенант Военно-Космических Сил Российской Федерации...

Михаил Александрович не просто ошарашен, он производит впечатление боксера, отправленного в нокдаун. А когда начинает трясти головой, пытаясь прийти в себя — сходство лишь усиливается. Но настоящий нокаут еще впереди. Павлов и Келлер буквально добивают Великого Князя, поочередно назвав тех, кто перенесся в их тела из XXI века, а затем, не останавливаясь, очень кратко и безжалостно излагают будущую историю России, все те неслыханные беды, которые ожидают Империю и Царскую семью в самом недалеком будущем.

Великий Князь сидит, сжав голову руками, как будто боясь, что ее разорвет на части и подобно сомнамбуле повторяет одни и те же слова: "Не верю, не верю, ни единому слову не верю...". Затем вскакивает с места и пытается выбежать из комнаты. Но попытка бегства пресекается генералом Келлером. Он встает на пути Михаила Александровича, держа шашку за клинок рукоятью от себя и, очень почтительно, но с решительностью в голосе медленно, с паузами после каждого слова, произносит: "Ваше Императорское Высочество, прежде чем выйти отсюда, я прошу Вас дослушать до конца. В противном случае — зарубите меня моим же клинком, на котором я принес Вам клятву!".

А вот это явно не по сценарию! Опять эти верноподданнические завихрения у его превосходительства берут вверх над разумом. В те несколько секунд, пока рука Великого Князя застыла у эфеса, группируюсь, оценивая свои шансы на работу против клинкового оружия, в случае, если ситуация окончательно выйдет из-под контроля. В конце концов, мне Келлер в сто раз дороже, чем все Великие князья, вместе взятые!..

Внутренняя борьба между эмоциями, готовыми буквально взорваться, и фронтовой закалкой, волей боевого офицера, привыкшего с шашкой наголо мчаться на атакующие цепи и захлебывающиеся огнем пулеметы, длилась еще мгновение. Затем, Михаил Александрович, делает шаг назад и возвращается на свое место.

Доктор Голубев уже наготове. Буквально из ничего перед Великим Князем появляется стакан наполненный жидкостью, издающей легкий аромат трав.

— Прошу, Вас, голубчик, выпейте. Вам сразу станет легче, ведь в этом нектаре заключены все силы природы. И — никакого спирта. Этому рецепту сотни лет... — Доктор говорит, говорит, говорит...

Это — особый врачебный язык, когда важнее не сами слова, а интонация, с которыми они произносятся. Владеет им далеко не каждый медик, а лишь тот, кто действительно достоин именоваться Целителем.

Произносимые им слова, подобно невидимому покрывалу окутывают Великого князя, становясь непроницаемой броней против любого недуга, или беды. Не задумываясь, он залпом, по-гусарски, осушает стакан и откидывается на спинку кресла, а еще через минуту засыпает.

Оба наших медикуса с облегчением вздыхают, а генерал, наконец-то, кладет свою шашку на стол.

Иван Петрович на правах аксакала показывает ему кулак и, обведя всех взглядом, подытоживает:

— Ну, что ж, начало положено. Самое трудное сказано и пройдено, хотя все держалось буквально на волоске. И Вы еще, Федор Артурович, с шашкой наголо. Лаврам Фемистокла изволите завидовать? Так булатный клинок — это не палка, а Великий Князь — фехтовальщик не из последних. В общем, так... Михаил Николаевич, мне — стаканчик Вашего эликсира, а всем остальным — Шустовского, сколько сочтете нужным. Михаила Александровича уложим почивать здесь же, на диване. Двух санитаров из числа самых проверенных — дежурить на всю ночь. Сами ночуем по соседству. Утром, на свежую голову, продолжим...

Ну, дай-то Бог! Сейчас пару рюмок коньяку, выкурить папиросу и — спать...

Утро начинается с подготовки ко второму раунду. Пока Их Высочество еще соизволят просыпаться, собираемся в прежнем составе в кабинете Павлова. По докладу дежурного санитара Их высочество уже поднялся, привел себя в порядок, с некоторым удивлением воспользовавшись косметическими изобретениями в виде жидкого шампуня и пенки для бритья, и сейчас соизволит завтракать.

— Ну, что, все живы-здоровы и готовы к бою? — Иван Петрович выглядит хорошо выспавшимся и отдохнувшим. — Кстати, Михаил Николаевич, голубчик, а что Вы там за травки намешали? Давно так не спал, как младенец, ей-Богу!

— Это — старый народный рецепт, со мной им поделился один... целитель. Действует, как успокоительное и снотворное, если немного поменять рецептуру, снимает головную боль от мигреней и неумеренного возлияния спиртного. А травы — самые обычные. Все зависит от времени сбора и соотношения пропорций.

— Что ж Вы раньше-то молчали? Немедленно надо запатентовать как лекарство! Вот разберемся с сегодняшним делом, и оформляйте бумаги... Помните, Наполеон говорил, что для войны нужны деньги, деньги и еще раз деньги. Драть втридорога за этот эликсир с великосветских шлю... пардон, львиц и львов, пусть оплачивают нормальное лечение раненых фронтовиков. Хоть так пользу стране принесут. И рецептуру разработать двух видов — "для себя" и в массовое производство...

Фраза остается незаконченной потому, что в дверях появляется наш самый дорогой гость — Великий князь Михаил Александрович.

— Доброе утро, господа. Простите, что без стука, но услышал Ваши голоса и решил, что все уже в сборе и мы можем продолжить. Вчера наш разговор остался неоконченным, приношу свои извинения за излишнюю эмоциональность, но сами подумайте, каково услышать такое. Если бы не Ваша, Федор Артурович, клятва, считал бы, что попал в глупый розыгрыш, или заговор. Я сегодня все утро думал над тем, что Вы сказали...

М-да, чувствуется происхождение, передали, наверное, на генном уровне Николай I, Александр III, да и другие венценосные предки умение подняться над превратностями Судьбы, собраться и сконцентрироваться в самых невероятных обстоятельствах. Вчера вел себя, как ребенок, типа, не верю, — и все, вот закрою глаза, и страшно не будет. А сейчас в кабинете опять в буквальном смысле Великий князь Михаил Романов...

-... Как в авантюрном романе. Мои адъютант и ординарец мертвецки пьяны и недееспособны, мне дают напиток, от которого я тут же засыпаю... Что дальше? Будете выпытывать, где лежат несметные сокровища? — Михаил Александрович улыбается, предлагая считать последнюю фразу шуткой, но улыбка выходит немного напряженная.

— Доброе утро, Ваше Высочество! — Здороваюсь первым, как и положено самому младшему по званию, да и этот нервный монолог надо остановить. — Не знаю, как остальные, мне никаких сокровищ не надо, я свое уже нашел.

Доктор и отец Александр просекают смысл сказанного сразу, остальные на несколько секунд зависают в недоумении, затем Келлер, широко улыбаясь, подхватывает идею:

— Дело в том, Михаил Александрович, что наш штабс-капитан около трех месяцев назад связал себя узами Гименея с одной очаровательной барышней и до сих пор витает от счастья в розовых облаках...

— Что, однако, не мешает ему, Ваше превосходительство, пристально наблюдать за происходящим вокруг и спускаться на землю в нужное время и в нужном месте, не так ли? — Парирую генеральскую реплику. — Например, возле Фердинандова носа, или рядом с штабом генерала Гутьера.

— Позвольте, так это тоже Ваших рук дело, господин штабс-капитан? — Великий князь с живым интересом смотрит на меня.

— Так точно, Ваше императорское Высочество!

— Учитывая Ваше... не совсем обычное происхождение,.. попрошу впредь обращаться ко мне без титулования... Э... Денис Анатольевич, если не ошибаюсь?.. Но, господа, все же, мне бы хотелось, чтобы вы подтвердили свои слова более весомыми доказательствами.

— Прошу Вас, Михаил Александрович, присаживайтесь... — Павлов берет инициативу в свои руки. — Как Вы понимаете, никаких предметов оттуда мы показать не сможем. Но Вы в некотором роде, все же можете представить их себе. Ибо, значительная часть новинок, которыми Вы так восхищались в нашем Институте, лишь бледное отражение, того, что давно известно, а зачастую уже забыто в нашем мире. Вы, будучи Великим Князем, с детства носите военный мундир, когда бывали за границей, Вас стремились поразить всевозможными военными новинками. А приходилось ли Вам видеть подобный образец ручного огнестрельного оружия?

Иван Петрович достает из ящика стола и кладет перед Михаилом Александровичем моего "Бетю", взятого вчера для демонстрации. Великий князь с интересом и некоторым недоумением крутит в руках ствол, пытаюсь прийти ему на помощь.

— Если объяснять совсем просто, то это — пулемет, стреляющий пистолетными патронами. В Германии, кстати, вовсю ведутся разработки такого оружия, но первый Бергман должен появиться в 1918-м году. Наш пистолет-пулемет проще, легче и компактней. Его прототип был создан в нашей истории в начале шестидесятых годов итальянской фирмой Беретта. Предвосхищая вопрос о применении, скажу, что с ним гораздо удобней воевать в замкнутом пространстве, например, в окопе, или идти в разведку.

— Да, но до окопов противника надо еще добраться!

— Это уже вопрос тактики... И он не столь важен в данный момент. Если пожелаете, Михаил Александрович, ближе к вечеру, например, сможете опробовать его в тире. Насколько я знаю, в хозяйстве Ивана Петровича таковой имеется.

— Да-да, конечно. Он — в Вашем распоряжении, Михаил Александрович. — Павлов перехватывает инициативу и возвращается к главному вопросу. — Но все же, настоящих артефактов нашего времени здесь нет, поэтому мы попытаемся убедить Вас с помощью послезнания. Дело в том, что жизнь царской семьи в России с начала 90-х годов освещалась достаточно подробно и мы, покопавшись в памяти, собрали факты о личной жизни Вас и Ваших близких, которые просто не могут быть известны сейчас... Если Вы не против, начнем...

Великий князь Михаил устраивается поудобней в кресле и внимательно слушает академика, речь которого чем-то напоминает выступление то ли прокурора, то ли адвоката:

— Вы в детстве были очень дружны и неразлучны со своей сестрой, тогда еще Великой княжной Ольгой Александровной. В семье ее все звали "Беби". Когда Вам было одиннадцать, а ей семь лет, ее столовую превратили в классную комнату, где вы вместе занимались уроками. В том числе и танцами. Это все мы могли бы при желании узнать и сейчас, но вот то, что самым трудным для вас обоих было поклониться друг другу и сделать реверанс перед началом танца, — об этом, я думаю, никто не может рассказать, не так ли?

— Да, это так... — Чуть дрогнувшим голосом соглашается Михаил Александрович. — Может быть, Вы назовете причину, по которой так происходило?

— Да, конечно. Невзирая на самые строгие запреты, казаки, дежурившие у комнаты, подглядывали в замочную скважину, вы об этом знали, и вас это очень смущало...

Как-то на Рождество Вам подарили первое в Вашей жизни ружье. На следующий день Вы с сестрой пошли гулять и подстрелили в парке ворону. Об этом, конечно, могли знать многие, но вот о том, что вы сели в снег и горько плакали, глядя на мучения раненой птицы, а потом этот случай очень часто мешал Вам, когда Вы учились стрелять, — кто мог знать об этом?..

Или прогулки с отцом и сестрой в Зверинец, когда Ваш отец нес большую лопату, Вы — поменьше и Ольга Александровна совсем крохотную, а еще у каждого из вас был топорик, фонарь и яблоко. Ваш батюшка показывал Вам, как аккуратно расчищать дорожку в снегу, срубить засохшее дерево, развести костер. На том костре вы пекли яблоки. А затем при свете фонарей возвращались домой, учась находить дорогу в темном лесу...

Когда Вы были в гостях у своего дедушки в Фреденсборге, вы с сестрой распознавали всех по запахам. Представители английской династии пахли туманом и дымом, Ваши датские родственники — влажным, недавно выстиранным бельем, а Вашим запахом был запах кожаной обуви...

И, наконец, последнее. Однажды Ваш отец тайком показал Вам с Ольгой Александровной очень старый альбом с рисунками, хранимый им с самого детства. Там рассказывалось о сказочном городе Мопсополь, где жили одни только мопсы...

— Довольно!.. — Великий князь впился руками в подлокотники кресла так, что пальцы побелели. — Иван Петрович, откуда Вам известны эти подробности?

— Вы уже сами ответили в уме на свой вопрос, Михаил Александрович. Только ответ неверный. Никто из служивших в Гатчине нам ничего не рассказывал... В 1960-м году в Канаде вышли мемуары Вашей сестры, Великой княгини Ольги Александровны, в 1996-м они были переведены на русский язык и на волне модного в то время интереса к семье Романовых стали достаточно популярны... Но если даже допустить, что кто-то из неведомых побуждений собрал эту информацию и передал нам... Скажите, Ваше Высочество, кто-нибудь посторонний имеет доступ к Вашим личным дневникам?.. Нет? Тогда я искренне прошу извинить меня за то, что затрону очень тяжкое событие... Смерть Вашего отца... В своем дневнике Вы тогда сделали запись, что он совсем спокойно скончался... А на следующий день в гостиной завтракали только Ваша матушка, Вы и Ваши сестры — Ксения и Ольга...

— Иван Петрович, довольно!!!.. — Великий князь вскакивает со своего места и пытается добраться до окна, невидяще натыкаясь по пути на мебель. Каким-то дерганым, нервным движением открывает форточку и пытается надышаться свежим холодным воздухом. Спустя минуту оборачивается к нам и почти спокойным тоном объявляет:

— Господа, прошу меня извинить, мне нужно побыть одному... Если не возражаете, я найду вас после обеда...

Ну, коль до обеда я не нужен, значит, есть свободное время, которое можно провести с пользой для дела. Например, поваляться с интересной книжкой на диване. Поэтому берем "Полевую фортификацию" и садимся за стол, а из удовольствий остаются крепко заваренный горячий чай и пара папирос, выкуренных в форточку. Любимая "мышка" академика, горничная Оленька принесла бульотку и заварочный набор, чтобы господин штабс-капитан не гонял прислугу каждые полчаса на кухню. Осведомившись, не желает ли мое благородие еще чего-нибудь, получила отрицательный ответ, недовольно сверкнула глазами и с несколько раздосадованным видом грациозно исчезла за дверью. В Институте работают горничными около полутора десятков молодых привлекательных особ, которые как-то прослышали, что Сам Павлов называет их "мышками". Следуя своей женской логике, они вложили в это ласковое прозвище совсем не тот смысл. Иван Петрович, как истинный ученый, проводил на них, как на лабораторных мышках, в некотором роде приятные эксперименты. На них "обкатывались" новинки из женской косметики, парфюмерии и иные мелочи, так привычные сердцеедкам начала XXI века, и практически незнакомые их аналогам из прошлого столетия.

Сама Оленька была достаточно умна, чтобы понять истинное положение дел, но держала это в тайне от своих коллег. Что, однако, не мешало всегда накрахмалено-кружевной темно-русой сероглазой красавице с загадочной улыбкой и лукавыми ямочками на щеках испытывать действие своих чар на любой особи мужеского пола, не состоящей в штате Института.

Вот так смотришь в кукольно-наивные глаза, и не верится, что сия барышня не только следит за порядком в комнатах, но и является штатным сотрудником ведомства ротмистра Воронцова, да и не в самом низу служебной лестницы. И не только она, все девушки-горничные работают на Петра Всеславовича, причем с огоньком и фантазией. Причин тут две — высокая зарплата и гарантированное отсутствие определенных домогательств со стороны клиентов. Максимум, что позволяется пациентам — это сказать пару двусмысленностей, погладить ручку и шлепнуть по... чуть пониже спинки. Если дело заходит дальше, нужно всего лишь договориться с ловеласом на предстоящий поздний вечер и сообщить об этом господину ротмистру. К вечернему приему делается маленькая коррекция состава пилюль и порошков, после чего самец вдруг очень хочет спать, или начинает совершать регулярные рейсы в некое помещение, испытывая постоянную необходимость в общении с большим белым фаянсовым другом, укомплектованным бачком и цепочкой для слива.

А тут вдруг обидно стало дамочке, что не ведусь на традиционные женские хитрости, вот и лезет из кожи вон. И невдомек, что во-первых, я — не толстопузый "бобёр", приехавший слегка подлечиться и заодно получить максимум удовольствия, а во-вторых, я женат на Самой Красивой Женщине В Мире, которую зовут Даша... Ладно, просто эротику в сторону, занимаемся эротикой с извращениями. Где там мой учебник про окопы?..

Позаниматься удается всего лишь пару часов, потом снова появляется неотразимо-роковая мадмуазель Оленька и сообщает, что Их Высочество просит заглянуть к нему для конфиденциального разговора. Откладываю учебник в сторону и шагаю в указанном направлении. И что ему понадобилось на этот раз? Очередные доказательства нашей иновременности?..

Великий князь, однако, заводит разговор совсем о другом:

— Денис Анатольевич, расскажите подробней, пожалуйста, о спасении моей племянницы. Хотелось бы услышать версию из уст непосредственного участника событий, а не пересказ результатов расследования и глупых сплетен.

— Даже не знаю, с чего и начать... Жандармское отделение в Минске не получило телеграммы о прохождении литерным эшелоном очередной станции и обратилось к нам с просьбой помочь...

— А почему именно к Вам? Ведь в городе были более многочисленные подразделения.

— Господа жандармы уже знали о некоторых наших особенностях. В частности — о мобильности и умении вести скрытые боевые действия в лесу. Ну, подняли бы по тревоге полк, пока бы прибыли на место, пока бы развернулись для прочесывания, пока бы шли, не торопясь, заглядывая под каждый кустик. Тем более, там были выставлены две засады, маленькие, правда... В общем, время было бы упущено, Великую княжну передали бы в руки егерей, а там — ищи ветра в поле.

— Вы тоже считаете, что поляки действовали заодно с германцами?

— Вполне допускаю, что их использовали втемную, но тем не менее, главарь оставил всю группу в заслоне, а сам двигался именно туда, где были немцы. И мы, честно говоря, еле-еле успели. Минутой позже, и пришлось бы преследовать их в лесу, не имея возможности открыть огонь, чтобы не попасть в Ольгу Николаевну.

— Если бы так случилось, Вы бы и дальше стали преследовать похитителей? — Михаил Александрович с интересом смотрит на меня. — Невзирая на численное превосходство противника?

— Да, попытался бы обойти их с фланга, на худой конец — пошуметь. Заставить сбавить темп, выслать разведку и так далее. А за нами шла вторая волна — драгунский полуэскадрон поручика Дольского. Не мы, так они бы их переняли и не дали уйти.

— Хм-м, тем не менее Вы смогли отбить княжну и уйти от преследования... Кстати, для меня есть один неясный вопрос. Почему Вы отправили с княжной нижнего чина, а сами остались прикрывать их отход? На мой взгляд, логичнее было бы сделать наоборот.

— Дело в том, Ваш... Извините, Михаил Александрович,.. — осекаюсь под взглядом Великого князя. — Дело в том, что Котяра, в смысле, тот нижний чин, сильнее меня физически, и донести Великую княжну на руках для него было простой задачей. А вот остановить погоню проще было мне.

— Да, Денис Анатольевич, а почему Вы зовете его Котярой, и что за форма была на Ваших солдатах? Персонал поезда чуть не обомлел, когда из леса вышел какой-то леший с Ольгой на руках...

— Прозвище "Котяра" он получил за умение мяукать, как настоящий кот. А форма называется "лохматка", это — самодельный маскхалат, сделанный из рогожных мешков с нашитыми тряпочками и петельками для веток и травы. Лежащий неподвижно человек практически неотличим от большой кочки.

— Это тоже оттуда,.. из Вашего будущего?.. Расскажите мне о том, какая форма была потом в армии... — Оп-па, а что это глазки у собеседника такие хитрые?.. Типа, начал издалека и плавно подошел к главному вопросу?.. Ню-ню. В данном случае говорим правду, только правду и ничего, кроме правды.

— Я, естественно, не большой специалист по военной форме... Когда началась Гражданская война, стали одеваться в меру своей фантазии. Появились корниловцы, марковцы, дроздовцы, алексеевцы, полки, названные в честь генералов-основателей, и у каждого были свои цвета. У первых была черная форма и, кажется, фуражки с красной тульей. Погоны двухцветные, красно-черные. Марковцы — тот же черный цвет и черно-белая фуражка, черные погоны с белым просветом и выпушкой, дроздовцы — фуражка с белым околышем и красной тульей, погоны красные с черным просветом, алексеевцы — белый и синий цвета.

Красноармейцы поначалу отличались только красными бантами и ленточками на солдатской форме, потом вместо фуражек и папах стали носить буденовку, что-то наподобие богатырского шлема из сукна с красной звездой над козырьком. И на гимнастерках и шинелях начали пришивать поперечные нашивки-застежки и назвали их почему-то "разговорами". Погоны убрали, как пережиток старого времени, все знаки различия указывались на воротнике и рукавах треугольничками, квадратиками, шпалами и прочей геометрией. Да, чины и звания тоже отменили, вместо них появились названия по должностям — комвзвода, комроты и так далее. Титулование отменили, теперь все были "товарищами", никаких "благородий" и "превосходительств".

— И Вы считаете это правильным? — Великий князь прерывает мой монолог.

— Скорее — да, чем нет. Кадровых офицеров осталось очень мало, в школы прапорщиков гребут всех, откуда взяться благородному происхождению? Тем более, что для офицера главнее авторитет. Если он есть, солдаты за ним пойдут, а если нет, — и происхождение не спасет. А насчет превосходительств — в чем генерал Бобырь, трусливо сдавший Ново-Георгиевск, превосходит тех солдат и офицеров, которые бьются до последнего, выполняя приказ? Или, к примеру, в чем превосходство генералов Рагозы и Эверта, не сумевших, или не захотевших прислать подкрепления во время Нарочанского прорыва, перед Федором Артуровичем? Если б не они, мы бы сейчас могли бы сидеть на Балтийском побережье и махать ручками вслед уцелевшим германским пароходам, улепетывающим в свой Рейх... Простите, Михаил Александрович, давайте вернемся к вопросу о форме одежды.

— Да, Денис Анатольевич, Вы меня заинтриговали! Можете хотя бы схематично нарисовать эти выверты?

Ну, я, конечно, не художник, но карандаш в руках держать умею. Пытаюсь накидать эскиз красноармейца во всей его красе, затем форму начала сороковых. Вроде, получилось...

— Вот примерно так. В сорок третьем вернули погоны и командиров снова стали называть офицерами. Гимнастерки отменили только в начале семидесятых, после этого солдаты стали носить китель и бриджи наподобие офицерских. У офицеров помимо парадной появилась отдельно повседневная и полевая форма. Первая — бриджи в сапоги, или брюки навыпуск, китель наподобие пиджака, рубашка, галстук, фуражка. Полевая — аналог солдатской, только из полушерстяной ткани, плюс — ремень с портупеей.

Ну, а после этого кардинально форму поменяли только в начале девяностых. — Откладываю предыдущий лист и на новом рисую солдатика в "афганке". — Вместо пилоток — кепи, вместо сапог — ботинки с высоким голенищем. В просторечии — берцы. Шинели тогда же заменили на бушлаты. Форма сначала была защитного цвета, потом стали делать камуфлированную.

— М-да... Честно говоря, не нахожу ее красивой. Какая-то обвисшая, мешковатая, карманы повсюду, даже на рукавах. — Великий князь задумчиво рассматривает рисунок. — Солдат должен иметь бравый вид, а тут...

— Михаил Александрович, полевая форма должна быть практичной, удобной и функциональной, все остальное — от лукавого. Британцы поняли это еще в англо-бурскую войну и поменяли свой фирменный цвет "вареный рак" на "хаки". Или французы, вон сколько кичились своими красными штанами, представьте, насколько они облегчили прицеливание германским стрелкам. Толку с такой красоты!..

— Хорошо, оставим это. — Великий князь перескакивает на новую тему. — Денис Анатольевич, можете рассказать про награды, которые появились... после известных событий?

— Боюсь, что разочарую Вас в этом вопросе. Насколько помню, все царские награды были отменены. Новая власть ввела свои ордена и медали. Самым первым был, кажется, орден Боевого Красного знамени. — Пытаюсь одновременно объяснять и рисовать. — В венке находится перевернутая красная звезда, скрещенные вот так серп, молот и штык, сверху — развернутое красное знамя, на котором написан девиз большевиков — "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!". Был еще орден Ленина, круглый медальон с портретом вышеозначенного товарища в венке из колосьев. И, кажется, тоже красное знамя с надписью "Ленин".

— Простите, а кто это?

— Это — псевдоним Владимира, младшего брата террориста Александра Ульянова, готовившего покушение на Вашего отца. Он — известный социал-демократ, большевик, сейчас в Швейцарии и, по его словам "идет другим путем" — ратует за поражение России в войне и превращении войны империалистической в войну гражданскую. Петроград потом переименовали в Ленинград в его честь. Но об этом — позже... Очень часто к нему добавляли Золотую Звезду Героя Советского Союза. Название говорит само за себя, обычная звезда из золота на небольшой прямоугольной колодке красного цвета. Выше этих наград ничего не было...

В Великую Отечественную появился солдатский орден Славы, звезда на колодке георгиевской ленты. По-моему, было три степени ордена, различия между ними не помню. Вручался солдатам, сержантам и старшинам. Где-то читал, что по статуту был очень похож на Георгия. Еще были медали "За отвагу" и "За боевые заслуги". Но их описать затрудняюсь, больно уж вопрос узкоспециализированный, никогда не увлекался фалеристикой... Да, был еще орден Красной звезды — звезда с красными эмалевыми лучами, в середине — серебристый медальон с красноармейцем, стоящем с винтовкой наперевес. Его помню хорошо, — дома дедовский хранился, и еще медали — "За отвагу", "За оборону Ленинграда", "За взятие Кенигсберга", "За победу над Германией". В шкафу висела парадная гимнастерка деда, еще совсем мальцом, когда мать была на работе, тайком одевал ее, брал свой игрушечный автомат и носился по квартире, убивая воображаемых немцев. А мама потом делала вид, что не замечает моих проказ... Простите, Михаил Александрович, некстати я в воспоминания ударился...

— Нет, это я прошу меня извинить, не знал, что Вы так близко к сердцу воспримете. — Во взгляде Великого князя действительно видно сочувствие. — Но раз уж коснулись этой темы... Сможете нарисовать, хотя бы приблизительно, оружие, которым тогда воевали?

— Постараюсь... Винтовку Мосина рисовать нет смысла,.. а примерно вот так выглядел ППШ, пистолет-пулемет наподобие того, что Вы уже видели... — Изо всех сил напрягаю свои художественные способности. — А вот это — самый лучший танк Великой Отечественной — Т-34... А вот так выглядела знаменитая "Катюша", реактивный миномет, стреляющий ракетами... А это — самолет-штурмовик Ил-2, наши звали его "горбатым"...

Великий князь Михаил собирает листы с рисунками и складывает их в приготовленную папочку. И совсем не задает дополнительных вопросов, типа калибра пушки на "тридцатьчетверке", характеристик и вооружения Ила, почему "Катюшу" назвали минометом, если стреляет ракетами... Угу, сейчас дождется моего ухода и побежит задавать те же вопросы Келлеру, или Павлову... А, может быть, и какие-нибудь другие, чтобы я не смог предупредить...

— Денис Анатольевич, скажите... Допустим, я вам поверю... А что дальше? — Вот, похоже, и задается вопрос, который должен быть сегодня главным в беседе. — Вы втроем предложите какие-то действия... Но вдруг они будут для меня неприемлемы и я откажусь, — что тогда? Что будете делать?.. Лично Вы?..

Пристальный, сверлящий взгляд, пытающийся добраться до самых потаенных уголков сознания... Ну, кто ж Вам, Ваше Высочество, всю правду-то скажет, как дите малое, ей-Богу!.. А вот немножко пристыдить надо:

— Лично я? Выйду в отставку, сколочу абсолютно любыми способами состояние, заберу семью и уеду в Латинскую Америку. Например, в Парагвай. Там через несколько лет (сколько именно — Вам знать необязательно) начнется Чакская война с Боливией за нефтяные месторождения. В моей истории эмигрировавшие после революции русские офицеры и казаки по просьбе правительства создали из малочисленных военизированных дружин настоящую регулярную армию и разделали боливийцев под орех. Если там из индейцев я организую такой же батальон, как здесь, то... — Так, августейшая особа шокирована услышанным, осталось окончательно добить. — Вы удивлены, Ваше Высочество?.. Посудите сами, если всем на всё наплевать, если единственный человек, от которого будет зависеть судьба страны, откажется принять власть, умоет руки, как один библейский герой... Я — не Дон Кихот, чтобы воевать с ветряными мельницами, пусть все идет так, как идет... Вашего венценосного брата с супругой, Великих княжон и цесаревича расстреляют в подвале купеческого дома, Вас лично вместе с секретарем выкрадут из гостиницы в Перми, вывезут в лес и тоже напичкают пулями! Просто потому, что Вы — Великий князь и носите фамилию Романов. А потом несколько лет будет литься русская кровь, а новые правители открыто заявят, что на Русь-матушку им наплевать и что она будет хворостом, который закинут в костер мировой революции. И не будут заморачиваться даже не тысячами, а десятками тысяч жизней простых русских мужиков, баб, детишек. Бывший гвардейский поручик, ставший красным маршалом, профукал свою армию, сдал около ста тысяч солдат в плен полякам, из которых по разным оценкам от двадцати до шестидесяти тысяч умерли в лагерях от голода и эпидемий... Хотя сегодняшние генералы воюют не лучше.

— Вы сказали — полякам?! — Великий князь пытается соскочить с темы. — Откуда они взялись?

— Один из первых декретов Временного правительства был о признании независимости Польши и Финляндии... Но мы сейчас говорим не об этом. До начала Хаоса остается год, а, может быть и еще меньше, учитывая "эффект бабочки"...

— Простите, что за эффект?..

— У нас... там, в будущем, существовала теория о том, что незначительное изменение в прошлом может вызвать огромные перемены в будущем. Поэтому события могут развиваться по-другому и в другое время.

— Вы считаете, что своим появлением как-то повлияли на Историю? — Михаил Александрович скептически смотрит на меня, сейчас еще поставит диагноз "мания величия".

— Появлением — нет. Но Нарочанская операция в нашем мире была безуспешной и привела к бессмысленным потерям, что-то около восьмидесяти тысяч штыков, а здесь?.. Там у нас Гинденбург и Людендорф успешно воевали до конца войны, а потом ударились в политику. Здесь они уже получили по пуле и закопаны в землю, как герои, погибшие при взятии Ново-Георгиевска.

— Но они погибли при взрыве складов с боеприпасами... — В глазах будущего, надеюсь, императора мелькает догадка. — Стоп!.. Мне говорили, что Вы были в крепости в момент сдачи, значит...

— Генералов отстреляли мои снайперы. Но очень прошу Вас сохранить эту информацию в глубочайшей тайне, Ваше Императорское Высочество...

— Денис Анатольевич, я же просил...

— Прошу простить, Михаил Александрович. Как бы то ни было, все будет зависеть от Вас. Или Вы возьмете власть, как легитимный наследник, или ее возьмут другие. И абсолютно без разницы будут это большевики с их мировой революцией, или думцы-заговорщики, науськиваемые из Парижа, или Лондона. Россия кончится, как Держава.

— Но причем тут наши союзники? Какая им выгода от того, что в стране воцарится смута?

— Тогда мы перейдем в разряд туземцев, и все обещания можно будет не выполнять. Джентльмены ведь хозяева своего слова, захотели — дали, захотели — взяли обратно. Тем более, что вопрос стоит о таком лакомом кусочке, как Проливы...

Король Георг отказался принять царскую семью, хоть и догадывался, что для них это был вопрос жизни и смерти. Зато впоследствии, гораздо позже, в газетах появлялись сообщения, что его Ее Величество королева Великобритании не стыдится носить фамильные драгоценности Дома Романовых, будто свои собственные. А вообще, чем больше мы будем убивать друг друга, тем слабее станем, и им будет легче диктовать свои условия... Тот ефрейтор, "живущий" в генерале Келлере, обладает более обширными историческими знаниями. Федор Артурович рассказал недавно на каких условиях французы обещали помощь армии Врангеля в Крыму... Нет-нет, не Вашему адъютанту, а барону Петру Николаевичу Врангелю.

— Ну и что это были за условия?

— В случае победы белых передача под контроль французского капитала промышленности и банков, плюс тридцати— или сорокалетние концессии на разработку недр. На таких условиях страна могла бы оставаться независимой?..

— ... Да, Денис Анатольевич, невеселую картину Вы нарисовали, если не сказать... — Великий князь явно чувствует себя не в своей тарелке. — Благодарю Вас за беседу. Я, как следует, обдумаю все, о чем мы говорили...

Сегодняшний день, пожалуй, будет самым если не сложным, то уж точно напряженным. Вчера после того, как я вернулся к своим блиндажам, окопам, эскарпам и прочей фортификационной премудрости, Великий князь точно так же докопался до Федора Артуровича, затем настала очередь Павлова. Августейшее любопытство было полностью удовлетворено, аудиенция нам была назначена после обеда, как я понимаю, чтобы Его высочество еще раз все обдумал и разложил по полочкам. Мы втроем собрались в кабинете академика заранее и сейчас маемся в ожидании высокого гостя. Иван Петрович сидит, задумавшись о чем-то своем, и невидяще смотрит в окно. Я, примостившись сбоку стола, позаимствовал несколько листов бумаги и карандаш и, желая выйти из режима ожидания, пытаюсь рисовать что-то наподобие творений Кукрыниксов, только применительно к здешнему времени. А заодно выслушиваю ленивые упреки Келлера, который дефилируя по кабинету вперед-назад, увидел мои карандашные извращения. Видно, что Федор Артурович и сам понимает, что вчера у меня другого выхода не было, но по генеральской привычке и, чтобы убить время, старается "снять стружку" с ни в чем неповинного штабс-капитана.

— Денис Анатольевич, Вы опять за свое? Вы бы еще мольберт и краски попросили, чего на карандашных-то эскизах останавливаться? У меня вчера глаза на лоб полезли, когда Михаил Александрович Ваши художества показал. Второй Васнецов нашелся! Да так талантливо все изобразил! В школе по рисованию, небось, пятерки были?

— Ваше превосходительство, а Вы сами Великому князю ничего такого не рассказывали, молчали, как рыба об лед? Страшных тайн из будущего не выдавали?

— Слова словами и останутся, а вот бумажки с рисунками — это совсем другое дело. Если их кто-то посторонний увидит, что тогда?

— Решит, что кто-то с больной фантазией что-то начирикал на бумаге...

— Или увидит путь развития бронетанковой и прочей военной техники на многие годы вперед! Причем, — правильный, без всех возможных ошибок.

— Друзья мои, вы спорите не о том. — Павлов берет на себя роль арбитра, и вмешивается в нашу перепалку. — Федор Артурович, это Вам хорошо, вся царская семья знает и Вас, и Вашу честность. А вот чтобы Великий князь поверил Денису Анатольевичу, от него требовалась максимальная искренность, в том числе и с карандашом в руках. Что наш штабс-капитан с успехом и сделал.

До меня только сейчас доходит, что Келлер вообще-то нервничает не по-детски. Зная его фанатичную преданность Фамилии, если Михаил не поверит, или будет взбрыкивать... М-да, редкое зрелище — двухметровый боевой генерал в растерянности. Но ведь князь же мне поверил, судя по его поведению...

— Великий князь Михаил нам поверил. Почти. — Павлов будто читает мои мысли. — Во всяком случае по докладу Воронцова он не пытался отправить никакую корреспонденцию кому бы то ни было, и абсолютно безразлично отнесся к хронической алкогольной нирване своих офицеров. Ему просто нужно немного времени, чтобы привыкнуть к этой ситуации. Поэтому, Федор Артурович, прекратите трепать нервы и себе и младшему по званию и подумайте, как помягче рассказать Великому Князю Михаилу о наших планах... О, а вот, кажется и он сам, я слышу шаги в "предбаннике"...

Фраза о том, что точность — вежливость королей пока что свою актуальность не потеряла. Обещался в пять пополудни, и — пожалуйста, тридцать секунд — не в счет. Секретарь академика распахивает дверь, мы с Келлером вытягиваемся по стойке "Смирно", Павлов тоже поднимается со своего места, и Великий князь появляется в кабинете. Почти спокойный, немного напряженную улыбку можно, наверное, отнести к серьезности и необычности предстоящего разговора.

— Добрый вечер, господа! Прошу Вас, давайте оставим церемонии для парадов. Тем более, что сегодня, как я понимаю, наш разговор должен подойти к своему логическому завершению...

— Да, Михаил Александрович, но чтобы он происходил в менее напряженной обстановке, я предлагаю совместить его с хорошо известным Вам мероприятием. Позаимствуем у британцев их традицию "five o'clock tea"... Или Вы желаете кофе?

— Пожалуй — кофе. Он у Вас какой-то особенно вкусный... — Великий князь размышляет совсем недолго. — Денис Анатольевич, чему Вы так загадочно улыбаетесь?

— Это — страшная тайна, но, вообще-то, самый вкусный кофе заваривает моя жена... Это, конечно, мое личное мнение, которое я никому не навязываю.

— Дело в том, юноша, что с некоторых пор мне заваривают кофе исключительно по рецепту Дарьи Александровны. — Павлов торжествующе ухмыляется. — Когда она была здесь и ухаживала за Вами после ранения, поделилась рецептом. Вот так-то...

Секретарь, получив указание, развивает кипучую деятельность, в кабинете при помощи двух горничных появляется столик на колесиках, накрытый белоснежной скатертью, ниспадающей почти до пола, на котором в идеальном порядке расставлен сервиз из множества предметов, нужных и не совсем. Чашки тонкого фарфора с блюдцами на подстеленных салфетках взяли в окружение заварочный чайник, тарелки с тостами и сэндвичами, вазочки с джемом и сахаром, маленькие тарелочки для закуски и такой же миниатюрный молочник, подносик для использованных ложечек и кувшинчик с холодной водой. Отдельными цитаделями высятся большой чайник с кипятком и высокий кофейник. Вся комната наполняется ароматом свежезаваренного кофе со специями.

Пока идут приготовления, получившийся тайм-аут используется, чтобы вспомнить самые экзотические варианты напитков. Мою попытку похвастаться знанием тонкостей приготовления кофе "по-бедуински" играючи пресекает Келлер, точнее, его альтер-эго, вспомнивший о самом дорогом кофеёчке в мире, который делают из полупереваренных в желудке какой-то тропической кошки зерен. Наконец все готово, лишние любопытные уши покидают помещение, и мы приступаем к разговору.

— У меня до сих пор не укладывается до конца в голове все, что вы, господа, рассказали. — Великий князь неловко улыбается. — Слишком уж фантастичная история... Но я склонен вам верить, хотя некоторые сомнения все же остались. Надеюсь, вы их развеете со временем... Можно, конечно, проработать, так сказать, сценарий в целом, но практически одинаковые, совпадающие до мелочей ответы на произвольные вопросы, которые я задавал и к которым нельзя заранее подготовиться, — это, знаете ли, впечатляет... И теперь у меня остается последний и, наверное, самый важный вопрос — что делать?

— Цель у нас одна — вывести Россию из нынешнего катастрофического состояния и сохранить ее, как мировую державу. — Павлов, как наш главный реформатор-теоретик, берет слово. — Это будет очень нелегко, пройти придется через многое, но шансы есть.

— Да, Вы рассказывали про грядущую революцию, последовавшую за ней гражданскую войну и разруху, которую преодолели ценой немыслимых усилий. Далее разразилась вторая мировая война, в которой русский народ понес огромные потери... Но сейчас есть возможность что-то изменить, или это — бесполезная трата времени и все уже предопределено?

— Дело в том, что к сегодняшнему дню авторитет Императора сильно подорван... Федор Артурович, я понимаю Ваши чувства, но если уже кадровые офицеры называют его "царскосельским сусликом"!.. В стране — вселенский бардак, а Его Величество занимается отстрелом ворон и кошек! — Павлов сворачивает нотацию и продолжает по существу. — Прошу извинить, Михаил Александрович! Очень скоро благодаря стараниям революционеров слева и рвущихся к власти олигархов справа...

— Простите, Иван Петрович... Хм-м, "олигархия", в переводе — "власть немногих"... — Великий князь заинтересованно смотрит на академика. — Что Вы понимаете под этим термином?

— У нас под олигархией понималась ситуация, когда власть и деньги находятся в одних руках. Небольшая группа очень богатых промышленников, сколотивших свое состояние неизвестно какими, чаще всего не очень честными способами. Они же либо сами являются представителями власти, применительно к нашей ситуации, например, депутатами Государственной Думы, либо имеют на коротком поводке таких купленных народных избранников. Возьмите, к примеру, "прогрессистов". У них в программе — парламент с большим имущественным цензом для депутатов. То есть, имеешь деньги, — имеешь власть...

Так вот, очень скоро вся эта грязная накипь, кстати, основательно взращенная на иностранных масонских дрожжах, создаст в стране ситуацию, когда император не сможет удержать власть. Между прочим, одной из причин будет нежелание со стороны Его Величества что-либо менять, стремление удержаться за устаревшие принципы правления. Николай II отречется от престола, передав власть Вам. Так что, Михаил Александрович, в скором будущем Вам надлежит возглавить Россию.

— Об этом уже болтают чуть ли не во всех великосветских салонах. — Великий князь недовольно морщится. — И это, к сожалению, служит причиной охлаждения моих с ним отношений. Ники видит во мне угрозу своему царствованию, хотя я никогда не рвался к Трону, и, поверьте, господа, годы, когда я был Наследником, были для меня достаточно тяжелыми.

— Михаил Александрович, речь абсолютно не идет о каком-то дворцовом перевороте. — Вступает в спор наш ярый монархист Келлер. — Но, отказавшись принять корону, Вы уничтожите последний шанс удержать страну от гибели. Да, в нашей истории Россия, правда, под именем СССР возродилась, но чего это стоило, мы уже говорили. Сколькими жизнями были оплачены ошибки правящей верхушки!

— Кстати, а как сложились в той истории ваши судьбы? — Великий князь задает совсем уж неожиданный вопрос.

— Ну, про меня Госпоже Истории ничего не известно. — Пора вставить в разговор свои три копейки, а то сижу тут, как посторонний, кофейком балуюсь. — Скорее всего, после той, первой контузии умер в госпитале... Типичная судьба окопного прапора.

— Я оставался монархистом до конца, даже когда многие разочаровались в Идее. — Снова берет слово Федор Артурович. — Был арестован в Киеве в 1918-м и там же расстрелян якобы при попытке к бегству... Да, мою Георгиевскую шашку потом таскал бандитский главарь Петлюра.

— Ну, теперь-то он ее точно носить не будет. — Павлов многозначительно улыбается генералу, что не проходит незамеченным для Великого князя.

— Почему же, Иван Петрович?

— Помер, болезный, на полном ходу из поезда вывалился. — Объясняет академик и, уловив какие-то флюиды от Великого князя, поправляется на всякий случай. — Бога ради, Михаил Александрович, не подумайте, что мы угрожаем Вам! Наоборот, приложим все силы, чтобы с Вами ничего не случилось!.. Но есть персоны, которых необходимо нейтрализовать, в том числе и вот так жестко. На мой медицинский взгляд это — не люди, а чрезвычайно опасные микробы, которых нужно уничтожать, как возбудителей чумы, холеры, тифа...

— И кто в этом списке, позвольте полюбопытствовать? — Что-то непохоже, чтобы собеседник слишком уж испугался.

— Там есть сановники и аристократы, промышленники, банкиры и совсем неизвестная публика типа Нестора Махно и Якова Свердлова. Само собой, никто не собирается убивать всех, но вот двух названных я бы сам, лично... Но, давайте вернемся к теме разговора. Что касается Вашего покорного слуги, то после революции и гражданской войны мои исследования никому не были нужны. Перебивался случайными заработками, голодал, Нобелевскую премию, хранящуюся в банке национализировали, во время обысков конфисковали золотые научные медали. Потом, правда, большевики спохватились, построили в Колтушах институт, где и работал...

— Извините, господа за бестактность, спросил, не подумав. — Великий князь немного смущен, но берет себя в руки. — Потом, я надеюсь, Вы мне покажете эти проскрипционные списки.

— Конечно же, притом вместе с пояснениями, почему тот, или иной человек попал в него и как надлежит на него воздействовать. А сейчас давайте вернемся к самому главному вопросу — что делать?..

Никто из нас не может сейчас назвать детальный рецепт, который поможет решить все проблемы страны. Но есть общие тенденции, которых, как нам кажется, необходимо придерживаться. Во-первых, нужно радикально поменять жизнь именно простых людей, рабочих и крестьян, к лучшему. А вот сюда могут входить уже конкретные дела, типа, раздачи казенных земель землепашцам, установление твердо оговоренной продолжительности рабочего дня на заводах и фабриках, минимальной зарплаты и так далее, причем все это — с жестким контролем, создание действенного механизма защиты простого человека от чиновничьего произвола. Да, бесплатные и обязательные медицину и образование, пусть даже начальное, — тоже в этот список. Надо, чтобы народ почувствовал, что Царь — это не только Его Императорское Величество Самодержец Российский, сидящий где-то недостижимо высоко на Троне, но и, говоря почти библейскими словами, — "Отец и пастырь для своего народа".

— Однако, Иван Петрович!.. — Великий князь ошеломленно смотрит на Павлова. — Ваши предложения... несколько оригинальны, я бы сказал!.. Простой народ, неграмотный, бесправный и забитый... Вы полагаете, на него можно положиться? Уподобиться Емельке Пугачеву с его идеей "народного царя"? Вспомните, чем он закончил...

— Ну, тогда уже больше в качестве примера подходит Петр Алексеевич, не гнушавшийся крестить детей у своих солдат. Но если и брать Пугачева, армия была против восставших, а сейчас она будет заодно с народом. Кстати, Екатерина II приказала учинить тщательное следствие о возможном участии других государств в организации восстания. Тогда это было исключительно внутреннее дело России. Ныне же почти все режиссируется из-за границы.

— Но, Иван Петрович, то, что Вы предлагаете, ущемит интересы наиболее образованной и деятельной части общества — дворян, промышленников, купцов, интеллигенции! Тех, кто всегда был опорой трону!..

— Простите, Михаил Александрович, но все вышеперечисленные вместо того, чтобы быть верной опорой, как Вы сказали, наоборот всячески мешают и стране, и Власти. — Пора вступать в разговор, а то занесет Его Императорское Высочество в дебри сословных взаимоотношений, потом долго не выберемся. — Вы — боевой командир, но Ваша "Дикая дивизия" состояла на особом учете у интендантов. Хотите, я расскажу, сколько трофейных "сувениров" было отдано, чтобы получить то, что полагалось моим солдатам по штату?.. В Минске тесно общался с господами из Отдельного корпуса жандармов, по их заверениям все ювелирные изделия скупаются либо снабженцами, либо земгусарами, несмотря на то, что цены подскочили в несколько раз. Откуда у них такие финансы? У меня объяснение одно, прямо по господину Пушкину — пир во время чумы. Они жируют и наживаются на нашей крови, на наших раненых и убитых!.. Хотите еще пример? Не так давно один промышленник предложил выпускать на его фабрике пулеметы. Причем, собирался из готовых поставляемых деталей только собирать максимы, но цену заломил почти в два раза большую, чем на Тульских Императорских заводах. Таких примеров можно привести множество! Это вот эти дельцы и воры-чиновники — опора трону?..

— Денис Анатольевич, Вы меня что тогда в разговоре, что сейчас поражаете своей эмоциональностью. — Великий князь улыбается как-то даже чуть снисходительно.

— С возрастом это у него пройдет. К сожалению. — Поддерживает августейшую особу Павлов. — Но по сути он — прав.

— Но ведь есть еще офицерский корпус! — Не сдается Михаил Александрович. — Они верны присяге, честно выполняют свой долг на полях сражений!..

— Кадровый офицерский состав за два года почти уничтожен. И не столько благодаря германцам, сколько нашим генералам. — Надеюсь, что не осерчает будущий император на подобное вольнодумство. — Очень уж наглядно на фронте работает принцип "Бей своих, чтоб чужие боялись"...

— Михаил Александрович, наш штабс-капитан прав. — Келлер, поддерживая меня, перехватывает инициативу. — Вы знаете меня не первый год, поэтому позволю себе быть абсолютно откровенным, в чем прошу заранее простить... Предыдущий Главнокомандующий Великий князь Николай Николаевич-младший не оправдал возложенного на него Высочайшего доверия и с треском провалил кампании 14-го и 15-го годов. В результате мы потеряли огромную территорию, кадровый офицерский состав и хорошо обученных нижних чинов. Сейчас армия — бледная тень той, которая была в начале войны. Ни офицеры, ни нижние чины толком ничему не обучены. Высшее командование погрязло в интригах и озабочено только тем, чтобы их не обошли в чинах и наградах. Я это утверждаю на основе последнего наступления. Ведь и армия, и фронт могли подтянуть резервы к Нарочи...

— Но ведь Николай, приняв Главнокомандование, отправил в отставку около ста пятидесяти генералов!

— Да. И на их место пришли такие же бездарности, а то и хуже. Где сейчас генералы Алексеев, Рузский, Гурко, Поливанов, другие члены "Военной ложи", тесно связанной с господином Гучковым, личным врагом Государя, возомнившим себя спасителем России? — У Федора Артуровича от волнения слышен обычно почти незаметный акцент. — Это они в нашем мире требовали... Представляете, Михаил Александрович, ТРЕБОВАЛИ от Императора отречься!..

— Но, позвольте, на кого же тогда можно опереться в трудную минуту?

— На народ. На простых солдат, крестьян, рабочих, которые увидят в Царе надежду на лучшую жизнь. На офицеров-фронтовиков, хлебавших из одного котла с солдатами и зачастую делившими с ними последний сухарь. На немногих генералов, которые остались в той, нашей истории, верны присяге и Идее... — Павлов снова вступает в разговор. — И на тех представителей интеллигенции, промышленников, всех, кого Вы называли, решивших помочь стране и народу в трудную годину. Таких, я думаю, тоже будет немало. А вот с теми, кто будет против, или постарается использовать ситуацию для личного профита, разговор должен быть коротким!

— А остальных куда?! В Ваши проскрипционные списки, господин академик?! И потом расстреливать, или сбрасывать с поезда?!..

Та-ак, еще немного и в пылу спора Великий князь с Иваном Петровичем начнут орать друг на друга, как две базарные бабы. Надо срочно что-то делать...

— Необязательно расстреливать, можно, например, отправлять Северный полюс от снега чистить, или полярных медведей дрессировать. А если холодно кому, то, — пжалте, в Среднюю Азию, тушканчиков по пустыне пересчитывать... Я себе еще кофейку налью, а то остынет, пока Вы, господа, тут в громкости соревнуетесь. Не домашний, все же, но, как говорится, за неимением графини пользуемся горничной...

Три пары глаз недоуменно смотрят на меня, потом первым не выдерживает и хохочет Павлов, к нему присоединяется Келлер, и даже Михаил Александрович весело улыбается.

— Денис Анатольевич! Хватит клоунаду устраивать... Как был, блин, старлеем, так им и остался!

— А вот неправда ваша, товарищ майор! Я теперь — штабс-капитан, многажды орденоносец и обладатель Георгиевского оружия! Так что со мной — "На Вы, и — шепотом".

— Хорошо, Ваше благородие!.. Мы действительно несколько эмоционально стали обсуждать повестку дня. Приношу свои извинения, Ваше Императорское Высочество!

— Также прошу извинить, сам грешен. — Великий князь с интересом смотрит на нас, затем выдает умозаключение. — Все-таки — да, так сыграть нельзя... Кстати, Денис Анатольевич, мысль подсказали дельную, я бы тоже не отказался от еще одной чашечки кофе. Иван Петрович, распорядитесь?..

После появления еще одного кофейника, как две капли воды похожего на первый, снова возвращаемся к серьезному разговору.

— Итак, что Вы, господа, считаете необходимым сделать? Вопрос о том, с чьей помощью, оставим пока, мне необходимо время обдумать.

— Первое — производство. Создание индустриально развитой страны и, с опорой на наши знания, качественный скачок вперед. Необходимые условия — тяжелая и имеющая значение для обороны промышленность должна быть государственной, или, на самый худой случай, таковым должен быть контрольный пакет. Список отраслей будет большим, его сможем обсудить позже.

Второе — сельское хозяйство. Необходимо наделить крестьян землей, а потом помочь им организоваться в кооперативы. В качестве обязательного условия — государственная монополия на торговлю хлебом, создание стратегических запасов на случай неурожая и голода.

— Да, если бы это было так же легко исполнить, как и сказать... — Задумчиво тянет Великий князь. — Чтоб как в сказке — по щучьему веленью, по моему хотенью...

— Про рыбок ничего не скажу, а вот от Вашего хотения будет зависеть очень многое. — Пользуясь паузой, вклиниваюсь в разговор, чтобы озвучить свою давешнюю идею-фикс. — Изложу на уровне гипотезы, но по предварительным расчетам Ивана Петровича всё вполне осуществимо. После окончания войны фронтовикам предоставить пахотные наделы за счет казенных и реквизированных земель, причем, получившие медаль "За храбрость" и Георгиевские кавалеры получают больше десятин, чем простые солдаты. Это касается только фронтовиков, всякие хитрож... мудрые горлопаны из запасных батальонов типа Петроградского гарнизона в расчет не берутся.

Проезд к новому месту обитания — бесплатный, и в качестве привилегии освободить от налогов на два-три года, чтобы обустроились и набрали силу. Те, кому земля не нужна, получают денежную компенсацию.

— Денис Анатольевич, Вы представляете, сколько на это необходимо денег?!

— Да, Михаил Александрович, но примерно знаю, где их взять. — Ответ заранее оговорен с Павловым и Келлером, так что эта парочка просто следит за ходом разговора. — Опираясь на мировой опыт... нашего времени, провести кампанию "Откуда у тебя это?". Добровольно сдавшие нечестно заграбастанные средства, считаются реабилитированными и освобождаются от преследования...

— Вы — утопист, никто и не подумает расставаться со своими кубышками! — Торжествующе улыбается князь. — Или Вы не знаете характера русского человека?

— Простите, но я не закончил мысль. Перед этим провести с десяток образцово-показательных судебных процессов по всяким там мздоимствам, лихоимствам, хищениям из бюджета. Широко освещенным в прессе. Наказывать по вновь введенным дополнениям к Уложению о наказаниях уголовных. Приравнять все эти действия во время войны к подрывной деятельности, содействии врагу и измене Родине. Имущество виновных конфисковывать в казну, самих лишать гражданских прав и отправлять на отбывание трудовой повинности по приговору на несколько лет.

— Но... Но тогда придется пересажать весь чиновничий аппарат!.. А кто работать будет вместо них?

— Мне кажется, достаточно подвергнуть сей процедуре процентов двадцать самых отъявленных казнокрадов, остальные быстро поймут, что безопаснее для здоровья быть честными.

Великий князь довольно долго переваривает информацию, по-моему, у него сейчас в голове разрыв шаблона. Но не сдается, и после паузы выдает еще один важный вопрос:

— Хорошо, а кто всем этим будет заниматься? Это ведь такие авгиевы конюшни, что... Где найти людей, которые будут разгребать эти завалы?..

— Отдельный корпус жандармов, предварительно очищенный от ненужного балласта в виде ненужных кабинетных администраторов, Департамент полиции, прошедший ту же процедуру, обер— и штаб-офицеры, именно фронтовики, а не те, кто за редким исключением надрывается в штабах, перекладывая бумажки... Ну, и та часть интеллигенции, которая решит делом подтвердить свою болтовню о том, как они заботятся о светлом будущем России. Вполне возможно, что к вышеперечисленным примкнет часть наших революционеров, стоящих на позиции реформаторства, а не разрушения всего и вся. Среди эсеров и социал-демократов есть вменяемые люди, если им дать возможность работать на благо страны и народа, думаю, они с радостью согласятся. Ну, а сторонников террора и вооруженных восстаний заносить в проскрипционные, как Вы говорите, списки и давить, как тараканов...

— Денис Анатольевич, Вы еще про партию свою расскажите. — Подает голос долго молчавший Келлер, и, заметив мое выражение лица, добавляет. — Нет, я — вполне серьезно, мысль здравая.

— Это, скорее не партия, а общественное движение с рабочим пока наименованием "Фронтовое братство". Будет объединять всех фронтовиков, пожелавших вступить в него, начиная от простого солдата и до генерала...

Тут мы уже уходим в идеологическую работу, которая в Империи почти не велась. Официальная цель — взаимопомощь и поддержка фронтовиками друг друга. В свете вышесказанного о земле это может здорово облегчить создание сельскохозяйственных кооперативов, которые, к примеру, будут иметь льготы и поддержку сверху. — Хитро гляжу на внимательно слушающего мои фантазии Михаила Александровича. — Ведь Его Императорское Величество тоже будет членом этого братства, как боевой генерал... При должной с ними работе революционным агитаторам не останется никаких шансов, достаточно будет объявить последних вражескими провокаторами. Что вскорости и придется сделать, потому, как где-то через полтора годика по Германии в Швецию проследует опломбированный вагон с нашими эмигрантами от социал-демократии. Не сумев победить нас на фронте, Вильгельм, точнее, некоторое его окружение постарается вывести Россию из игры с помощью революционных волнений. И примерно в это же время из САСШ приплывет некий Лейба Бронштейн с группой "товарищей". Имея очень даже неплохое финансирование и ту же самую задачу... Вы уже слышали об этом, Михаил Александрович? Так вот, если солдаты увидят, что проворовавшиеся снабженцы роют для них окопы в составе трудовых рот, если какой-нибудь командир, будь то хоть генерал, хоть полковник, хоть поручик, бездарно уложивший свой личный состав, будет разжалован и отправлен в те же землекопательные подразделения по Высочайшему указу, лозунги типа "Царь — тиран и кровопийца" будут для них пустым звуком. А агитаторы тоже возьмут в руки лопаты и будут изо всех сил помогать...

— Денис Анатольевич слишком эмоционально и преувеличенно обрисовывает картину, но рациональное зерно в его рассуждениях есть. — Федор Артурович берет продолжение разговора на себя. — Идея "Жалует Царь, да не жалует псарь" не вчера родилась.

— Федор Артурович, господа, но Вы же сами прекрасно знаете, что в большинстве своем нижние чины — это малограмотная, темная, стихийная масса! — Великий князь никак не может уложить в голове реальный расклад сил.

— И тем не менее, эта стихийная и малограмотная масса вскоре может смести с лица земли то, что называется Российской Империей! — Теперь уже Келлер начинает проявлять эмоции. — Плевать на то, что погибнут еще три империи, меня заботит только Россия и Российский Император! Необходим лидер, который поведет эту массу за собой на благо страны, а не какой-то мировой революции!

— Да, Денис Анатольевич, Вы правы. — Павлов услышал мое бурчание "Не можешь предотвратить пьянку, — возглавь ее". — России нужен лидер, и единственный шанс — у Вас в руках, Михаил Александрович... Но все-таки, дайте закончить нашему юному другу.

— По идеологической работе... Это, конечно, надо делать не срочно вчера, но и медлить нельзя. Возрождать Сокольские общества для юношества, тоже под эгидой Императора, причем начинать с возраста в семь-восемь лет. Сейчас из-за войны столько детей потеряли родных, стали беспризорниками! Для них создавать интернаты, но не такие убожества, как существующие дома призрения. Каждый пацан должен ощутить, что он — не изгой, что о нем думает и заботится Сам Император! Поэтому — учиться, учиться и учиться... Блин, уже Ленина цитировать начал!.. В общем, в обязательном порядке хотя бы начальное образование, практические ремесла, если душа к ним лежит. Те, у кого хорошо идут науки, — в отдельные классы с углубленным изучением предметов и последующим поступлением в гимназии, университеты, училища. И забыть напрочь про указ о кухаркиных детях — такой громадный потенциал потеряем!.. В Гомельских железнодорожных мастерских, мне тесть рассказывал, работает простой столяр. С начальным образованием. Но получивший официальную привилегию на изобретение вертолета! Сколько таких уже сгинуло в безызвестности, как Лесковский Левша?!..

Далее, на каникулах — обязательные для всех летние оздоровительные лагеря на базе воинских частей, взявших шефство над интернатами. В качестве развлечений — изучение основ военного дела и подвижные игры на свежем воздухе...

— Денис Анатольевич, Вы так красиво все описываете, только вот сейчас это практически невыполнимо. — В княжеской интонации явно слышен скепсис.

— А вот тут все зависит от командира и солдат, точнее, от той атмосферы, которая царит в подразделении. У меня, кстати, в батальоне двое воспитанников, брат с сестренкой. Чувствуют себя замечательно, сыты, одеты, обуты, девочка готовится к поступлению в гимназию, парнишка уже служит ординарцем. На время боевых действий остаются с нашими нестроевыми, а так — целый батальон дядек у них.

— Где же Вы их подобрали? — Брови Великого князя взлетают вверх.

— В Минске случайно на улице встретил...

— Да рассказывайте уже полностью, Денис Анатольевич! — Усмехается Келлер. — Случайно встретил, случайно отобрал у содержателей публичного дома, так же случайно разгромил воровской притон и вышел на след германской шпионской сети.

— Это правда? — Высочайшее удивление не проходит. — И как Вам это удалось?

— Воровские замашки против разведчиков-диверсантов не проходят по определению. Провели типовую операцию "Скрытое проникновение и захват вражеского объекта".

— Что ж за солдаты такие у Вас служат?.. Я уже достаточно заинтригован. — Великий князь как-то неуверенно излагает просьбу. — Хотелось бы глянуть на Ваш батальон. В гости пригласите, Денис Анатольевич?

Непонятно, откуда такая скромность. Генерал, да еще и Великий князь просит разрешения приехать в гости! Ха-ха три раза!.. Неужели думает, что мы от него что-то утаиваем?..

— Всенепременнейше, Михаил Александрович! В любое время, когда скажете! И продемонстрируем все, на что способны.

— Хорошо, благодарю за любезность... А сейчас, господа, не сочтите меня таким уж глупцом, но давайте еще раз обсудим все Ваши предложения...

Опять почём за рыбу гроши? Хотя, действительно, сам тоже пока не очень представляю, как и что будет...

— ... Больше всего меня заботит кто и какими методами будет сопротивляться нашим реформам.

Оп-паньки! Уже — "нашим реформам"!.. Это радует, значит, дело сдвинулось с мертвой точки, Великий князь нам поверил и даже отождествляет себя с нашей компанией. Ради такого случая можно еще раз надцать повторить, была бы от этого польза. А что касается сопротивления...

— Михаил Александрович, я понимаю, что шутить о венценосных особах довольно опасно, но у нас существовал такой анекдот:

Императора Петра Алексеевича спрашивают, что такое "гласность" и "плюрализм". Он отвечает:

— Гласность, это когда бояре в Думе громко критикуют мои единственно правильные решения. А плюрализм — это когда они по углам шепчутся, в какие монастыри я их за это сошлю...

... И опять на вокзал, и опять поезда,

И опять проводник выдаст белье и чай.

И опять не усну, и опять сквозь грохот колес

Мне послышится слово "Прощай"...

В голове, убаюканной мерным перестуком рельсовых стыков, навязчиво крутится песня Цоя. Почему-то в поезде почти всегда впадаешь в какое-то отрешенное состояние, когда мозг упорно не хочет думать о чем-то конкретном и настраивается на философский лад. На носу — экзамены, к которым нужно все доучить и повторить, в конце эшелона прицеплена платформа, на которой под охраной двух "пятерок" едет в Ораниенбаум для демонстрации и обкатки в полигонных условиях один из наших самопальных броневиков, укрытый импровизированным брезентовым шатром, прячущим его, кунг с часовыми, и оставляющий на всеобщее обозрение только трубу печки-буржуйки. Федоров через начальника Школы прислал вызов-приглашение прибыть для обсуждения дальнейшей судьбы "изобретенной" мной бронетехники, а заодно и пистолетов-пулеметов с тактикой их применения. В купе едем вчетвером — два штатных водителя (один в качестве механика), вольнопер Илья Буртасов в роли будущего командира бронеавтовзвода и я, как самая главная дежурная зад... персона, которая отвечает за все, и на которую можно повесить всех собак в случае неудачи. Вся эта веселая тройка уже дрыхнет, претворяя в жизнь основную армейскую заповедь всех времен и народов, типа, "Солдат спит, а служба идет", только я сижу и бездумно вглядываюсь в темноту за окном. Столько дел, а в голове крутятся почему-то недавние события...

Из Института в батальон я вернулся с Семеном и его приемышем. И пройдя КПП, в очередной раз убедился, что солдатское радио действует гораздо быстрее сарафанного. Еще за полсотни метров до казармы навстречу нам появляется вездесущий Змей-Егорка, усиленно делающий вид, что спешит куда-то с неотложным поручением командования. Увидев нас, делает демонстративно-честные глаза, кидает руку к папахе...

— Здравия желаю, Вашбродь!

— И тебе не хворать, чего разорался?

— Командир,.. дозволь с Семеном поздоровкаться по-нашенски?.. — Рукопожатие получается громким, почти, как пистолетный выстрел, затем Змиюка, чуть ли не повизгивая от восторга, как барышня, пытается облапить сибиряка. — Ну, здоров будь, чалдон!..

Ловко увернувшись от подзатыльника протезом, Егор вопросительно смотрит на меня, и, получив разрешающий кивок, поворачивается и, рискуя разорвать легкие, высвистывает "Все ко мне!!!". Из казармы вылетает толпа, и я имею удовольствие наблюдать со стороны картину "Первый Состав в атаке на буфет, в котором кончается пиво", правда, без оружия. Отмахиваюсь от нестройного хорового "Здра жла Вашбро!", прибежавшая банда окружает Семена, слышны радостные вопли, гулкие хлопки по спине и другие проявления положительных эмоций.

— Вы ему вторую руку-то целой оставьте, умники, блин!.. Семен, освободишься от этих радостных придурков, шагай на хозблок, мы с Матвеем там будем! — Беру свой тревожно-дорожный чемодан, паренек взваливает на плечо свою ношу, и незамеченными уходим с этого праздника жизни. Правда, очень быстро нас догоняет Котяра. Буквально выхватывает у меня из руки багаж, легким движением подхватывает Семенов солдатский сундучок и тюк с нехитрыми пожитками с Матюшиного плеча, чуть не прихватив заодно и пацаненка, и уносится вдаль, успев ляпнуть на ходу:

— Командир... Эта... Я — Ганку предупредить!..

Ну да, ну да, именно за этим этот тяжелый боевой слон и рвет подметки на кухню... Ладно, а мы пойдем, важно и неторопливо, как и положено большому начальству. Хотя, сейчас бы, наверное, обогнал Кота, чтобы, как ляпнул Змей, поздоровкаться с женой. Долго-долго бы здоровкался...

Но не все так плохо, когда мы заворачиваем за угол, на крыльце медсанчасти уже стоит моя ненаглядная. Довольная и радостная, в наброшенной на плечи шубке. Надо будет немного поворчать, чтобы береглась от простуды, но это — потом, вечером. А сейчас будем знакомить ее с будущим секьюрити.

— Здравствуй, родная! Я вернулся. Знакомься, это — Матвей, племянник Семена-сибиряка, я тебе про него рассказывал... — Взбегаю на крыльцо и чмокаю Дашу в щеку, затем поворачиваюсь к парню. — А это — моя жена, Дарья Александровна.

Вот что значит офицерская жена! Никаких вопросов типа, кто такой, откуда взялся на нашу голову, зачем нам лишняя обуза и так далее. Муж привел, значит, так и надо! Стоп, не расслабляться, мне еще объяснять на какой такой случай ей дома охрана понадобится...

— Здравствуй, Матвей. — Дашенька улыбается пареньку и приглашающее машет рукой. — Заходи, замерз, наверное. Сейчас чаю согреем...

Шепчу ей на ушко, что исчезаю по служебной надобности и бегу докладываться капитану Бойко...

Продолжение разговора следует вечером, но без излишних всплесков эмоций, которых я опасался. Известие о том, что "этот милый мальчик" и мужик с протезом вместо руки будут ее охранять, вызывает у моей ненаглядной только легкое недоумение, типа, а зачем?

— Денис, мне кажется, что ты преувеличиваешь какую-то невесть откуда взявшуюся опасность. Что, или кто может мне грозить? Дома — папа, дядя Миша, они оба охотники, в доме полно ружей, да и твой подарок в целости и сохранности...

— Милая моя, дело в том, что... В общем, я сам недавно узнал, что за мою голову германцы назначили премию аж в сто тысяч марок. Сейчас, само собой, никто до такого не додумается и не опустится, но в мое время использовать родных и близких людей в качестве приманки было в порядке вещей. Вот я и хочу эту абсолютно гипотетическую вероятность свести к нулю.

— Вот-вот, в твое время царили такие ужасные нравы, и после этого ты ругаешь наш мир!.. Ладно, ладно, не шуми, я помню все, что ты рассказывал... Хорошо, я соглашусь, в конце концов хоть кто-то расскажет мне чем занимается мой муж, а то он или где-нибудь в отъезде, или отмалчивается, ссылаясь на свою дурацкую секретность. Как будто мужчина должен иметь какие-то секреты от своей жены!.. Но как мы объясним все родителям?

— Я сам объясню то же самое Александру Михайловичу, надеюсь, он будет не против. Начинается весенне-летний сезон, Семена можно представить, как... ну, например, помощника по хозяйству, или садовника. А Матюшу, очень надеюсь, он сможет пристроить в мастерские хотя бы на побегушках...

До Гомеля доехали спокойно и благополучно в отдельном купе, воспользовавшись по блату бронью жандарского управления и подкрепив ее красивой купюрой проводнику, чтобы не задавал лишних вопросов. Тяжелее всех пришлось Матвею, в которого Даша всю дорогу пыталась впихнуть все вкусняшки, приготовленные Ганной. Как и положено будущему военнослужащему, парень пытался стойко переносить тяготы и лишения, но в конце концов сдался на милость победительницы.

Встретившие нас на вокзале Александр Михайлович с Полиной Артемьевной лишь на секунду растерялись, увидев незнакомых людей, но виду не показали. Оказалось, моя самая умная в мире супруга отбила маме телеграмму примерно следующего содержания "Договоритесь с тётей Таней, приезжаем вчетвером, все объясним после". Пресловутая тётя жила через забор и много лет работала в качестве прислуги, а потом и няни маленькой Даши. Прислугой, точнее, домоправительницей она была из той породы старых слуг, которые пекутся о благополучии хозяйского дома больше, нежели о собственном, и в трудную минуту приносят свои сбереженные на черный день копейки, чтобы поддержать семью, кормившую их в лучшие времена. Но и у которых сами хозяева по струнке ходят, если надо.

Еще на свадьбе получил вполне серьезное предупреждение, что если хоть чем-то обижу "ее красавицу", то, несмотря на все свои кресты и благородное происхождение, буду убегать от печного ухвата до самого вокзала. Причем, как я понимаю, конечный пункт маршрута был выбран не из-за физических возможностей тёти Тани, а по причине слабого знания ею близлежащей географии. Мужа-железнодорожника она давно схоронила, обе дочери вышли замуж, так что свободной жилплощади у нее было в достатке.

После торжественного представления друг другу всех персон, совмещенного с ужином, Семен с Матюшей отправились осваивать новое ПМЖ. Против моей "бредовой" идеи никто не возражал, Александр Михайлович был рад знакомству с опытным промысловым охотником, его младший тезка обрадовался появлению нового друга и спарринг-партнера, с которым будет тренироваться под присмотром "дядьки" Семена в обмен на обучение Матвея грамоте и прочим гимназическим наукам, ну, а Полина Артемьевна высказалась примерно в том духе, что принимать решения — это удел мужчин, но ежели что — мало никому не покажется. Ну, прям, золото, а не теща! Тем более, что финансовую сторону вопроса, несмотря на мои протесты, решил наш академик, резонно заметив, что он и на менее важные дела тратит иногда гораздо больше, тем более, что речь идет о персоне, характеризуемой словами: "Она теперь — наша".

Поэтому, побыв сутки в гостях, и уединившись для важного разговора с женой, которая вечерком тихонько шепнула, что пока еще все можно и не надо терять времени даром, вернулся на базу, чтобы теперь осваивать законы гостеприимства уже в качестве хлебосольного хозяина, потому, как на следующий день прибыли давно ожидаемые "морские волки" во главе с лейтенантом Вороновым. В обычной сухопутной форме, только на левом рукаве у каждого вышит якорь. На лицах — непробиваемая уверенность в том, что они, как минимум на порядок лучше окружавших их "всяких сухопутных крыс". Господи, как новая группа командированных, так те же самые, набившие оскомину, дешевые понты. Господа жандармы-то поумнее, привыкли слушать и слышать собеседника, достаточно было простого словесного внушения. А у этих гонор аж зашкаливает. Ну, как же, во-первых, гвардия, ёпть, а во-вторых, флот — это флот, а не какие-нибудь земляные червяки! Придется вразумлять, да так, чтобы дошло сразу и надолго. Типа, фэйсом об тэйбл. Или тэйблом по фэйсу...

Десяток крепеньких таких детинушек с лихо закрученными усами и стоящий рядом лейтенант флота... По существующей иерархической лестнице поглавнее меня будет, и мои четыре звездочки против его трех не пляшут. У него — восьмой чин в табели о рангах, у меня — девятый. Так что идем и представляемся первыми, как и положено радушным хозяевам.

— Здравствуйте, господин лейтенант. Штабс-капитан Гуров, Денис Анатольевич. Согласно приказа Вы и Ваши подчиненные будете проходить обучение в моей роте.

— Лейтенант Воронов, Павел Алексеевич, здравствуйте, господин штабс-капитан.

— Пойдемте в расположение, пока Ваши люди будут размещаться, мы тем временем побеседуем, ведь у Вас накопилось много вопросов, не так ли?..

Для марсофлотов оборудовали отдельное помещение в соседней казарме и, пока они обживают свой кубрик, мы с лейтенантом идем в канцелярию для вводного разговора.

— Чайку с дороги не желаете? — Наливаю себе и гвардии летёхе флота по чашке ароматного напитка из свежераскочегаренного по такому случаю самовара, стоящего на столике. — Хочу сразу предупредить, дело сугубо добровольное, но все наши офицеры пользуются общим табльдотом здесь, в расположении. Наша главная шеф-повариха ни разу не дала повод в чем-то ее упрекнуть.

В подтверждение моих слов в дверях появляется Алеся с корзинкой свежей выпечки и, смущенно улыбаясь незнакомому офицеру, ставит ее рядом с самоваром и исчезает за дверью.

— А что здесь делает этот ребенок? — Воронов недоуменно смотрит на меня. — Это — Ваша прислуга?

— Нет, что Вы. Девочку с братом взяли на казенный кошт, они теперь — воспитанники, образно говоря, — дети батальона. Она готовится к поступлению в гимназию, в свободное время помогает на кухне, причем, абсолютно добровольно.

— Денис Анатольевич, давайте сразу договоримся обходиться без официоза. — Воронов немного выбит из колеи, но быстро берет себя в руки. — Я получил приказ отобрать для учебы десять нижних чинов и прибыть к Вам... Но я не могу никак понять, чему мы можем здесь научиться. У нас — своя специфика, мы проходили обучение перед...

— Перед планировавшейся, но отмененной операцией по высадке десанта на Босфоре. Я ни в коей мере не посягаю на Ваши флотские дела, но то, что касается войны на суше, тут мы можем кое в чем помочь Вам. Сейчас я не буду долго и нудно испытывать Ваше терпение, давайте сделаем так. Минут через пятнадцать выдвинемся на тактическое поле... — Видя непонимание, объясняю более подробно. — Место, где мы отрабатываем отдельные виды боевых действий. Пройдем к стрельбищу, это недалеко,.. около мили по-Вашему, где и посмотрим на что способны представители Гвардейского Экипажа. Единственная просьба — не хвататься, чуть что, за оружие. А пока попробуйте свежие булочки, наша Ганна специально старалась к Вашему приезду.

— Ганна — это Ваша кухарка? — Лейтенант немного в смятении и рад сменить тему.

— Уже нет. Просто кухаркой она была еще с полгода назад. А сейчас руководит процессом приготовления пищи на весь батальон. Так сказать, наш шеф-повар. На данный момент ей подчиняются все кашевары и прочая обслуга.

— Интересно посмотреть на женщину, командующую таким большим количеством мужиков. — Воронов, еще не решив, как себя вести, пытается шутить. — Наверное, бабища — ого-го.

— Вовсе нет. Худенькая и невысокая девушка восемнадцати лет отроду.

— Но как же?..

— Дело в том, что мы гоняем наших солдат до седьмого пота. Но и пища у них должна быть калорийной и вкусной. И если выяснится, что она попросила сделать вот так, а кто-то сдуру ее не послушал и это сказалось на качестве... Эти самые солдаты всегда докопаются до истины. До рукоприкладства, может быть, и не дойдет, но виновникам будет ну оч-чень неуютно несколько дней... и ночей.

— Денис Анатольевич, Вы меня заинтриговали! Такое ощущение, что я попал в другой мир!

Что, собственно, и требовалось. Подождите, Ваше гвардейское благородие, это еще цветочки, ягодки мы с Вами чуть позже увидим.

— Может быть, и другой мир. Но это каждый решает для себя... Павел Алексеевич, если Вы готовы. — пойдемте...

— Итак, боцман, ваша задача: отконвоировать двух важных пленных в условный штаб, находящийся вон в том направлении. — Обращаюсь к фельдфебелю, обзывая его по-флотски с подачи Воронова. — Винтовки выданы всем, проверьте, чтобы были незаряжены. Еще не хватало дырок друг в друге понаделать.

— Коли Их благородие господин лейтенант прикажет... — Мореман с тщательно замаскированной под тупую исполнительность наглостью смотрит на меня, типа, у него свое начальство имеется.

— Павел Алексеевич, прошу Вас распорядиться.

— Федоркин, выполнять команды господина штабс-капитана!

— В роли пленных будем мы с господином лейтенантом. — Продолжаю, переждав клацание затворов. — Порядок построения — как считаете нужным. Идем вот по этой тропинке. Предупреждаю, во время движения возможны разные неожиданности. Готовы?.. Действуйте!..

Будущие морпехи берут нас в кольцо и мы, не торопясь шагаем к рощице, через которую надо пройти, чтобы попасть на стрельбище. Когда втягиваемся в редколесье, народ начинает водить стволами из стороны в сторону, безуспешно пытаясь обнаружить противника между чахлых березок. Оно и понятно, моряки к простору привычны...

— Денис Анатольевич, я смотрю у Вас в роте германское оружие...

— Да, причем, каждая винтовка — личный трофей ее хозяина. У нас существует обычай, ритуал посвящения, что ли... Пока солдат сам не сходит на ту сторону и не добудет себе оружие, убив при этом германца, он не считается проходящим службу в батальоне. Естественно, все делается под присмотром и со страховкой товарищей.

— Так что, все Ваши солдаты до последнего?.. — Воронов не может скрыть своего удивления.

— Да, все. Недавно вот прислали телефониста. Вроде, штабная должность, но наравне со всеми сходил и добыл себе оружие...

Лейтенант неверяще смотрит на меня, а мы тем временем вываливаемся таким плотненьким стадом на небольшую полянку. Вот сейчас пойдет потеха!.. Проходим еще несколько метров, коротко чирикаю "Атаку". Сугробы на поляне вдруг взрываются комьями подтаявшего снега, белые фигуры моментально преодолевают несколько метров до опешившего "конвоя". Еще секунда-другая, и незадачливые охранники обездвижены. Пара, шедшая впереди, успевает среагировать и замахнуться прикладами. Но потом получается как в анекдоте про электрика на столбе — "когти в одну сторону, пассатижи — в другую". Все лежат, кто на удушении, кто на болевом, Гриня своего клиента красиво связал — руки заломал назад, винтовку между ними и спиной просунул и ремень морячку на лоб натянул, отогнув назад голову. И теперь гвардейцу ни встать, ни... ничего не сделать. Митяй ремень с противника снял, локти за спиной стянул и сверху веревочку петлей на шею привязывает. В общем, мастер-класс по высшему разряду!..

Оборачиваюсь к застывшему аки соляной столб Воронову:

— Вот как-то так. Разрешите представить, Павел Алексеевич, первый отдельный батальон специального назначения в действии. Вам понравилось? Десять безоружных бойцов против конвоя в десять стволов... Командиры, освободить всех!.. В реальных условиях была бы куча трупов без единого выстрела. А потом тихонько бы ушли, оставив на пути отхода парочку взрывоопасных сюрпризов для преследователей... Отставить!!!..

Один из мореманов, видно, обидевшись на то, что его спеленали, как дитёнка, как только освободил шаловливые ручки, сразу решил прямым правым откорректировать улыбку Змиюки, который стоял рядышком. Егорка, подобно тореадору, элегантно ушел с линии удара и подсечкой отправил своего "быка" тормозить носом и передними копытами по снегу.

— Морозов, прекратить!!! — Лейтенант с секундным опозданием дублирует команду, затем пытается отстоять честь мундира. — Но все произошло так внезапно, мои матросы были к этому не готовы! Так никто не воюет!

— Павел Алексеевич, все вокруг считают, что времена благородных рыцарей давно прошли. Хоть я и не согласен с этим, мы так воюем уже почти год, и колбасники это в достаточной степени оценили. Последний раз — во время Нарочанской операции.

— Постойте! — Воронова вдруг осеняет. — Вы — Гуров-Томский!.. Господи, как я сразу не сообразил!.. Наслышан о Ваших подвигах, Денис Анатольевич!

— Ну, все мне одному приписывать не надо, без них я бы там ничего не сделал. — Киваю на своих бойцов. — Однако, идемте дальше, нас, наверное, уже заждались...

На стрельбище нас встречает Димитр Стефанов с десятком своих штурмовиков. Мишени уже установлены, раздатчик патронов стоит возле раскрытого ящика, все готово ко второму акту пьесы.

— Павел Алексеевич, давайте устроим небольшую экзаменацию по стрельбе. По три пристрелочных Вашим орлам хватит?.. Хорошо, пусть будет пять, чтобы немного освоились с оружием. Упражнение простое, два — стоя, три — с колена...

После разминочной стрельбы идем смотреть результаты... В принципе, неплохо. Есть и десятки, и "молоко", но в целом — выше среднего. Теперь усложняем задачу.

— С Вашего позволения, Павел Алексеевич... Боцман, ты остался за командира, задача — наступать и захватить окоп противника в виде мишеней. Стрелять начинаете отсюда, дистанция — сто пятьдесят шагов, заканчиваете возле вон того бревна, там до мишеней полста шагов. Оценивается и количество попаданий, и время. Получайте патроны, заряжайтесь, и — на исходную...

По команде "Вперед!" военно-морская гвардия дружно ломится к "окопам противника", отстреливая на ходу по пять своих выстрелов. Для полноты ощущений не хватает только криков "Ура!" и знаменитой флотской "Полундры".

— Смотрите, Павел Алексеевич, как хорошо их видно. — Слежу за секундной стрелкой и одновременно пытаюсь общаться с Вороновым. — Ну, прям, мечта пулеметчика... Да не обижайтесь, потом бойцы Димитра Любомировича то же самое сделают, тогда и поговорим... Время — стоп! Идемте считать попадания...

Дырок в мишенях оказалось поменьше, из пятидесяти выстрелов находим только восемнадцать попаданий, но это приводит лейтенанта в более веселое настроение.

— Видите, Денис Анатольевич, мои матросы почти по два раза "убили" все мишени!

— Павел Алексеевич, давайте посмотрим, что покажут штурмовики. И попытайтесь взять на прицел хоть пару бойцов. — Передаю лейтенанту разряженную винтовку.

Штурмовики показали то, что от них и требовалось. Передвижение перекатами в двойках и стрельбу с колена. Разумеется, за меньшее время. И дырок в мишенях наделали побольше, аж целых сорок две.

— Ну, вот, время — меньше, попаданий — больше. И смогли Вы взять на мушку кого-нибудь?

— Нет... Но, черт возьми! — Прорывает Воронова. — Это же не по Уставу! Где этому можно было научиться?!..

— Вспомните Петра I: "Не держись Устава, яко слепой стенки". А насчет учебы, — простите, а Вы зачем сюда приехали, а?..

Мигающие во тьме огоньки заставляют очнуться от воспоминаний. Скоро станция, значит, нужно сходить посмотреть как там мои сторожа на платформе, все ли в порядке. Потом пользуясь ночной темнотой и безлюдьем выкурить на перроне папироску на ночь, и — спать. Завтра, сударь, вас ждут великие дела...

По-весеннему теплое солнышко прочно обосновалось на почти безоблачном небе, вкупе с легким влажным ветерком свидетельствуя о стратегической победе весны над зимними холодами. Хуже погоды для испытаний моей бронереношки, блин, и не придумать. Выделенный участок полигона, покрытый кое-где еще не растаявшими до конца, но представляющими сплошную слякотную массу сугробами, развезло не по-детски а если учесть, что под ними могут таиться неприятные сюрпризы типа ям и колдобин, то это совсем грустно. Хорошо хоть, что грязь под ногами не чавкает, но машине от этого будет не намного легче. Одна, но очень слабая надежда на то, что ранним утром, после ночного заморозка кое-где еще остались островки наледи.

Принимая во внимание очень скоро предстоящие экзамены и, как следствие, мой режим ошпаренной кошки, генерал Филатов разрешил немного сдвинуть график работ в бронемастерских и выделил аж целый день на бесплатное шоу. И сейчас стоит рядом с немногочисленной свитой спецов на бугорке, дабы не запачкать тщательно начищенных сапог, ожидая начала праздника, в смысле, рапорта господина вольноопределяющегося Буртасова о готовности к старту. Илья с механиками до позднего вечера готовил нашего монстра к утреннему триумфу, вместе с механиками что-то там подкручивая, регулируя и общаясь с механиками на непонятном мне техническом языке, но на повышенных тонах и с применением некоторой доли ненормативной лексики...

— Что, господин штабс-капитан, волнуетесь? — Генерал, глядя на меня с хитрецой, решает скоротать время.

— Так точно, Ваше превосходительство. Не для кого же не секрет, что у всех авто в инструкциях предписано съезжать с твердого дорожного покрытия только в случае крайней необходимости. А тут вот такое...

— Ничего, ничего, в этом вопросе Вы не одиноки. Давеча вон Владимир Авельевич очередной "Гарфорд" с Путиловского испытывал, тот и полсотни шагов не проехал, завяз по самые ступицы. Пришлось его американским "Холтом" вытаскивать. Еле справились.

— Ваше превосходительство, мы же еще до испытаний говорили о том, что шасси перегружено. Пулеметы еще ладно, но трехдюймовка... По моему мнению надо ставить что-то одно. — Подошедший Мгебров разводит руками. — А тут еще водитель лужу прозевал.

— Вот поэтому, Владимир Авельевич, я и прошу Вас оставить на время все дела и помочь с "трехколесками". Через пару недель господа из Комиссии по броневым автомобилям и ГАУ пожалуют, надо не ударить в грязь лицом. В прямом и переносном смысле...

Мгебров вчера с обширными комментариями продемонстрировал мне очередное достижение инженерной мысли начальника Школы. Используя найденные где только можно запчасти от разбитых и испорченных легковых автомобилей, в мастерских собирали из мостов, карданов и прочего железа трехколесные "самобеглые коляски", бронированные только спереди. Бензиновые движки где-то по восемнадцать-двадцать пять "лошадок", переднее колесо на гипертрофированной мотоциклетной вилке и облегченная трехдюймовая пушка, для стрельбы из которой нужно было опустить специальный сошник. Из-за дефицита орудий "трехколески" пока оснащались двумя максимами и показали на испытаниях очень даже неплохие результаты...

— Ваше превосходительство, разрешите обратиться к штабс-капитану Гурову! — Подошедший Илья козыряет, вытягиваясь по стойке "Смирно", и ставит многоточие в нашем разговоре а, после разрешающего кивка, докладывает. — Ваше благородие, автомобиль к испытаниям готов!

Поворачиваюсь, чтобы доложить генералу, но тот опережает меня взмахом руки, мол, давайте, чего уж там.

— Ну, что, твои орлы готовы? Смотрите, братцы, не подкачайте. — И потом громко и официально. — Заводи! Вперед!..

Буртасов залезает внутрь, с лязгом захлопывается железная дверца, один из механиков крутит "кривой стартер", движок заводится и спустя минуту наш БТР уходит от красного стартового флажка... Ну, давай, родной, не подведи!.. У тебя же обе задних оси ведущие, целых восемь колес!.. И хрен с ним, что привод на цепях Галя, должны выдержать!.. Ну, давай, давай же!.. Ай, молодца, небольшая лужа, но газ не сбросили, проехали на прежней скорости, умницы!.. До проволочных заграждений остается совсем чуть-чуть... И машина попадает в большое такое месиво!.. Бл!!!.. Да твою ж маман!!!..

Все попытки вылезти из лужи оказываются неудачными, и выручать застрявшего Реноху отправляется "Холт".

— Ну, что, Денис Анатольевич, первый блин комом? — Его превосходительство сочувственно сыпет соль на рану. — В утешение скажу, что даже эту дистанцию не все проходят. Сколько Вам нужно времени, чтобы подготовить автомобиль ко второму заезду?

— Полчаса, Ваше превосходительство.

— Хорошо, действуйте. Да, и покажите-ка мне эти... гусеницы, как Вы их назвали.

А что там показывать, их уже мои механики с помощью местных добровольцев на колеса натягивают. Резиновая лента с наклепанными снаружи через каждые тридцать сантиметров уголками-грунтозацепами и крепящимися к ним же внутри небольшими железными пластинами, как бы обхватывающими колеса, чтобы резина не соскочила. Эрудит со стажем Келлер обозвал эти пластины "перьями", а всю конструкцию — "овероллом". В месте соединения— две металлических "мебельных петли" с длинным болтом-"пальцем" для соединения.

— Хм-м... Интересная конструкция... — Генерал внимательно следит за манипуляциями. — Возможно, она себя и оправдает.

БТР начинает потихоньку наезжать задним ходом на разложенные гусеницы, потом тормозит по сигналу одного из механиков. Свободные концы ленты натягивают поверх колес, вот сейчас будет самое интересное. Бойцы достают из кузова гигантские пародии на струбцины, одевают их специальными креплениями на грунтозацепы и "перья" и сжимают винтами, позволяя совместить отверстия шарниров и вставить болт, скрепляющий всю конструкцию. Ну, не смогли мы как следует додумать механизм натяжения, приходится пока вот так корячиться! Но всем, вроде, понравилось. На передних колесах заканчивают прикручивать расширительные бандажи...

Вторая попытка оказывается удачней. Илья ведет машину с большей скоростью, на расквашенном грунте она держится уверенней. Перед заграждением берется небольшой разгон и по инерции БТР влетает в колючую проволоку, выдергивая ее вверх вместе с несколькими кольями "зубилом" капота. Затем — задний ход, новый разгон, и со второго раза Реноха с торжествующим ревом движка преодолевает препятствие!.. Теперь осталось совсем немного — ров, он же вражеский окоп... Машина вползает на бруствер, клюет носом вниз... Ну... Ну!.. НУ!!!.. Давай, давай, давай потихонечку!.. Еще разик!.. Еще!.. Есть!!!.. Окоп остается позади!!! Ура!!!..

— Ну-с, господин штабс-капитан, поздравляю! — Как и положено, первым высказывается начальство. — С подобными приспособлениями на колесах у броневика вполне приличная проходимость. Теперь будьте любезны — на огневой рубеж...

Генерал в сопровождении двух полковников оккупирует сидения в своем Тальботе и уезжает на новое развлечение. Ха, а чем мы хуже?.. Машу рукой подъезжающему Илье, чью довольную улыбку видно через открытое водительское окошко, после остановки БТРа открываю двери в десантный отсек.

— Господа, прошу! Сидеть не на чем, но, как говорится, лучше плохо ехать, чем хорошо идти.

Пропускаю вперед комиссию спецов во главе с Мгебровым, залезаю последним, и после свиста "Вперед" мы едем догонять Его превосходительство.

На стрельбище нас уже ждет пулеметный расчет, и мне вдруг становится жалко своего железного коника. Понимаю, что надо проверить его на пулестойкость, но вот жалко, — и все... Ощущение такое, будто стоишь скованный по рукам и ногам и смотришь, как собираются бить твоего друга. Чтоб ты промахнулся!.. Нет, этот фельдфебель не промахнется, мне про него уже известно. Лучший пулеметчик Школы, если можно так выразиться — маэстро стрельбы из максима. Во всяком случае бравый усатый дядька с двумя Георгиями на груди даже при стрельбе с закрытых позиций, как мне сказали, может отстрелить комару его половую идентификацию, а я о таком виде огня знаю только чисто теоретически. Но все равно жалко Реноху...

Илья отгоняет машину на указанное место и возвращается на огневой рубеж. Дистанция — пятьсот шагов. Короткие очереди эхом разносятся по полю, фельдфебель после каждой чуть-чуть поворачивает ствол, меняя прицел по одному ему понятному алгоритму. Наконец лента кончается и во главе с начальником Школы все идут смотреть результаты... Попаданий — более, чем достаточно, пробитий нет. Есть только вмятины и следы рикошетов на свежепокрашенной броне. Пока мы заканчиваем прогулку, пулеметчики меняют место, огонь теперь будет вестись под углом в сорок пять градусов. Опять грохот очередей и еще одна прогулка. И тот же результат... Меняются углы, дистанция все сокращается и сокращается... Результат одинаков — вмятины на броне и ни одной дырки...

Последнее испытание — сто шагов и огонь под прямым углом. Даже без бинокля видна отлетающая от бортов краска... Ну, скорее бы у тебя лента кончилась, пулеметчик хренов! Долбит и долбит, как дятел заведенный!.. Все... Дробь стрельбе, идем смотреть в последний раз... На бортах к прежним следам от рикошетов добавились свежие дырки. Сверху, где железо установлено под углом, сходясь к пулеметной турели, пробоин меньше, а ниже вертикальные листы испещрены отверстиями. И чем же я их заштопывать-то буду?..

— Ну что же, господин штабс-капитан, испытания закончены. И я считаю, что Ваш броневик их успешно прошел. — Генерал Филатов поворачивается к стоящим позади него офицерам. — Думаю, члены комиссии со мной согласятся. А сам автомобиль попрошу оставить на некоторое время здесь, в Школе. Будем показывать его комиссии вместе с трехколесками и проектом прапорщика Улятовского.

Ну, еще бы не согласились, вон, как дружно головками своими кивают. Против начальства никому неохота идти, а то вдруг поменяется тяжелое и изматывающее место службы в Ораниенбауме на комфортабельные окопы где-нибудь на Западном фронте. А, может, я и зря на них наговариваю, просто Реноху жалко. Можно подумать, я позволю кому-то со ста шагов в борт стрелять! Мои диверсы за два часа до этого всех пулеметчиков выкосят, как дурную траву...

— Что-то не вижу радости на лице, Денис Анатольевич. — Подошедший сзади Мгебров осматривает пробоины вместе со мной. — Авто прошло испытания, Николай Михайлович доволен, дает положительные рекомендации, де еще и хочет показать его приезжающей комиссии. По-моему, полный успех.

— Все так, Владимир Авельевич, только я на этот броневик летом рассчитывал, а сейчас — пока его комиссии покажут, пока в ремонт, пока обратно, могу и не успеть.

— Вы плохо знаете нашего генерала. Держу пари, что броневик будет в строю быстрее, чем Вы полагаете. Вы на сегодня уже освободились?

— С броневиком — да. Сейчас отдам команду отогнать его в мастерские и пойду искать полковника Федорова.

— Я утром видел Владимира Григорьевича в его мастерской, наверное, он и сейчас там. У меня к Вам просьба, когда освободитесь, найдите меня. Хочу кое-что показать и узнать Ваше мнение...

Федорова застаю с кем-то из мастеров в его кабинете изучающими гору чертежей, лежащих на столе. Увидев меня, он отрывается от своего увлекательного занятия:

— Заходите, заходите, Денис Анатольевич, милости просим. Я вижу, Вы не с пустыми руками? Новое изобретение?

— Здравствуйте, Владимир Григорьевич. Это — подарок, недавно был трофеем. — Прислоняю взятую под Нарочью хитрую винтовку из аэросаней в чехле из мешковины к стене. — Только с такими никогда не встречался, вот и решил показать Вам. А вдруг что-то полезное?

— Кстати, рекомендую: мой лучший мастер-оружейник Василий Алексеевич Дягтерев. Помогает мне довести до ума мою винтовку, а также сам разрабатывает автоматический карабин. Да и над Вашими задумками в основном он поработал.

Жму руку будущему папе "дягтеря" и ДШК и представляюсь:

— Денис Анатольевич Гуров. Изобретатель-самоучка.

— Так если б знать, где этому учат, я б еще мальцом туда подался. — Дягтерев весело улыбается. — Владимир Григорьевич, не буду мешать, понесу чертежи в мастерскую.

Я тем временем развязываю чехол и, достав добычу, передаю ее Федорову, который опытным взглядом окинув ствол, выдает авторитетное заключение:

— Довольно редкий трофей Вам достался, Денис Анатольевич. Я, будучи еще на службе в ГАУ, году в 1903-м, кажется, с этой системой познакомился. Изобретение мексиканца Мондрагона, автоматическая винтовка, производившаяся в Швейцарии. В Германии служила вооружением аэропланов до установки на последних пулеметов. Автоматика работает по принципу отвода сгоревших пороховых газов и их давления на специальный поршень, который и приводит затвор в исходное состояние. Василий Алексеевич на таком же принципе свой карабин делает. Так что с Вашего позволения отдам винтовочку ему, пусть изучает.

— Да ради Бога! Мне-то уж точно она ни к чему, больно уж патрон заковыристый. Кому ни показывал, никто не знает, где взять.

— Да, патрон там хоть и маузеровский, но для мексиканской армии — семь миллиметров. Так что у нас его точно не найдете. Ну да Бог с ними, давайте лучше поговорим о Ваших карабинах. — Федоров достает из шкафа, оборудованного под оружейный стеллаж, мои стволы. Точнее, не совсем мои, а их братьев-близнецов. Если получше присмотреться, — видна разница в обработке металла, качестве сборки, да и нововведения кой-какие появились.

— Вот, Денис Анатольевич, доработанные аналоги Ваших образцов. Начнем с внутреннего устройства. Василий Алексеевич немного переделал ударный механизм: поменял плечи рычагов, поставил другие пружины. Теперь спусковой крючок работает мягче. Но главное не в этом. Совершенно случайно в процессе работы на одном из образцов у нас получилось снизить отдачу. Когда стали разбираться, выяснилось, что из-за неправильных расчетов ударник накалывает капсюль за мгновение до того, как затвор придет в переднее положение. То есть, выстрел происходит, когда он еще движется вперед и тем самым компенсирует часть силы отдачи.

— Простите, а преждевременный выстрел не раздует гильзу в патроннике? Не хотелось бы получить осечку в самый неподходящий момент.

— Нет, к тому моменту только донышко гильзы остается снаружи. В общем, попробуете сами на стрельбище, — убедитесь. Далее различия чисто внешние. На маленьком карабине есть две рукоятки для удержания, там все в порядке. А на большом пришлось часть ствола вот этим дырчатым кожухом закрыть, чтобы руки не обжигать. А то во время стрельбы несколько наших солдат пытались взять его более широким хватом, как винтовку за цевье. Ну и приклад изогнуть немного под другим углом для удобства хвата. Ну, и напоследок, чтобы карабин не уводило вверх при стрельбе очередями, на обоих вариантах предусмотрен вот такой надульник. — Федоров показывает "стеньку", на конце ствола которого красуется пятисантиметровая трубка с прорезями сверху. — Помимо всего еще и отчасти помогает маскировать вспышку выстрела. Так что можете готовить бумаги в Артиллерийский комитет ГАУ с просьбой о проведении полевых испытаний. С рекомендациями от Стрелковой школы. И не забудьте при обосновании выбранного патрона указать возможность использования забракованных стволов от трехлинейных винтовок.

— Владимир Григорьевич, Вы считаете, что они могут разрешить производство?

— Может быть, Денис Анатольевич, все может быть. Все зависит от результатов испытаний и еще от великого количества разных факторов, кои мы с Вами предусмотреть не в силах. Тем более, что Вы свои карабины предполагаете для вооружения ударных частей, значит, выпускаться будет небольшая партия. Для Вашего батальона это вполне возможно сделать на базе мастерских Школы. Да, и вот еще что. В конце мая — начале июня с завода прибудет первая партия моих винтовок для проведения испытаний в войсках. В ГАУ хотят привлечь к этому роту самокатчиков Измаильского полка. А как Вы посмотрите на то, что я предложу одну из Ваших штурмовых рот? Они ведь не так завязаны на трофейные боеприпасы, как разведчики?..

Последний на сегодня визит — к штабс-капитану Мгеброву, желавшему что-то показать и похвастаться. Владимира Авельевича нахожу на обычном месте, в автомастерской. Завидев меня, он заканчивает разговор с кем-то из механиков и к себе в конторку.

— Денис Анатольевич, помните тот наш разговор про гранаты? Я долго думал над тем, что Вы тогда сказали, и, в конце концов, решился проэкспериментировать. Вот, посмотрите на результат этого эксперимента. — Мгебров кладет на стол помесь мосинки и миномета.

Беру в руки эту бандуру и внимательно рассматриваю. От приклада и до начала ствола — обычная трехлинейка, а дальше — шарнирное крепление, как у охотничьего ружья, только ствол уж слишком большой. Калибр — миллиметров сорок, не меньше. И рамочный прицел на нем присобачен. Так, а что у нас внутри?.. Отжимаю защелку, гранатомет переламывается точь-точь, как двустволка. Ну-да, как и следовало ожидать, нарезов нет. Защелкиваю ствол обратно и всем видом показываю, что с нетерпением жду разъяснений.

— Судя по Вашей улыбке, Владимир Авельевич, эксперимент удался. Хотелось бы узнать обо всем поподробнее.

— По Вашему совету решил отказаться от шомпольного запуска и заказал вот эту 16-линейную мортирку. Пришлось немного переделать саму гранату. Трубку хвостовика сделал короче и большего диаметра, для расчета ракетного порохового заряда сумел проконсультироваться аж с генералом Поморцевым, бывшим преподавателем Артиллерийской академии. Граната помещается в картонную гильзу наподобие охотничьей. После вылета из ствола, раскрываются подпружиненные лопасти-стабилизаторы, как Вы и советовали. Пришлось, конечно, повозиться с их размером и углом закрутки, но, вроде бы, нашел оптимальное решение. Еще дольше подбирал нужный вышибной заряд. Но на испытаниях результат был отличным!.. Надеюсь, Вы не в обиде, что я воспользовался Вашими идеями?

— Да Бог с Вами, Владимир Авельевич! Получилось, — и славненько... Послезавтра Владимир Григорьевич обещал отстрелять новые варианты карабинов, может быть, заодно дадите попробовать и Ваш шедевр?..

Как там младший Райкин пел — "А я смогу, а я упрямый, я — такой, я — Труффальдино из Бергамо"... Тяжко ему, блин, бедняжечке жилось. В моей шкуре побывал бы, еще не так бы зачирикал. По-моему, уже все проводники пригородных поездов меня в лицо знают и при встрече здороваются. Ораниенбаум — Питер, Питер — Ораниенбаум, Офицерская школа — Павловское училище, Павловское училище — Офицерская школа, — и так весь апрель. Пятнадцать предметов за месяц! Спасибо начальству, что начали с простого. Французский, немецкий, химию, механику сдал благодаря "подарку" Дениса Первого, по физике мог бы сам рассказать преподавателям много интересного и нового для них, те же основы теории электромагнитного поля, например. За успешную сдачу Закона Божьего, когда приеду, бухнусь в ноги и скажу огромное спасибо отцу Александру, не оставившему в беде раба божьего Дионисия и заставившего оного вызубрить Псалтырь и Катехизис почти наизусть. Дальше пошли предметы посложнее, типа военной администрации, законоведения и воинских уставов. Справился с ними и немного отдохнул на военной истории, которую последнее время помимо учебника вдалбливал мне в голову Федор Артурович. В переносном смысле, конечно...

Топография по старой памяти тоже далась нетрудно. Зато остались самые тяжкие экзамены, и средний балл потихоньку пополз вниз. Хотя, честно сказать, особенно я этим не заморачивался. В этом учебном заведении и спустя восемьдесят лет говорили, что лучше иметь синий диплом и красный нос, чем наоборот. Общую тактику и инженерное дело с фортификацией сдал на восемь баллов, а вот на артиллерии чуть было не засыпался. Хотя, это слишком громко сказано. Сей предмет в училище преподавал полковник Каменцев, имевший позывной "Пушка", или "Пушечка". Маленького роста, черноволосый, с бородой, классически расчесанной на две стороны, как преподаватель, он был выше всяческих похвал, артиллерию знал, как никто другой, но вот манера общения...

Опрошенные накануне в курилке господа юнкера, весьма польщенные тем, что геройский штабс-капитан вот так, запросто пускает дым вместе с ними и беседует, как с равными, сообщили, что при малейшей ошибке экзаменуемого полковник орет благим матом, хватается за штык, которым пользуется вместо указки, и со всей дури колотит им по столу. Юнкера от такого темперамента терялись и отвечали еще хуже, что вызывало только усиление воплей и грохота. Признаться, на экзамене, когда полковник задал неожиданный вопрос, и я ответил не совсем уверенно, началась вполне ожидаемая реакция с повышением голоса и барабанной дробью четырехгранной деталью от мосинки. Первым желанием было выхватить свою парадно-наградную шашку и рубануть по столу, но потом сдержался. Оказалось достаточно рявкнуть, перекрикивая темпераментного экзаменатора, "Господин полковник!" и, недоуменно подняв брови, вопросительно посмотреть на оппонента. "Пушечка" осекся и довольно быстро сообразил, что безусая мелкая зелень под названием "господа юнкера" и фронтовик-орденоносец, у которого по слухам на счету от нескольких десятков до нескольких сотен убитых германских солдат, — несколько разные весовые категории. Тем более учитывая близкие, по тем же слухам, отношения с генералом Келлером. Поэтому дальнейший экзамен прошел в обстановке дружбы и взаимопонимания, но семь баллов он мне все-таки вкатал!..

Оставалось сделать последний рывок, сдать "Тактику родов войск", и — все, свобода!.. Которая вас примет радостно у входа, и быстро штоф Вам поднесет!.. Но это — завтра. А сегодня надо еще смотаться в Ораниенбаум, посмотреть, как там мои орлы под общим руководством старшего унтер-офицера Буртасова, и пообщаться с Федоровым по поводу чертежей и бумаг на получение привилегии и на представление в комиссию Арткомитета. Потом вернуться на квартиру и полистать учебники где-нибудь до полуночи, вызывая законное подозрения хозяина-мастерового и его жены, мол, офицер, а ни пьянок, ни баб, всё книжки по ночам читает, уж не революционер ли часом? Или еще похуже. Один наш старый товарищ майор как-то рассказывал, что за подобный образ жизни как-то даже секретарь парторганизации вызвал на беседу и мягко, по-отечески, выдал перл в стиле: "Водку вы не пьете, в женских общежитиях не замечены... Признайтесь, вы — наркоман?"...

Экзамен длился уже полчаса, и за это время я рассказал почти все по билету, добавляя сверх изученного свои мысли, подкрепленные боевым опытом, типа необходимости нахождения артиллеристов-корректировщиков в боевых порядках пехоты для своевременного переноса огня и организации атаки за огневым валом, или необходимости взаимодействия авиации, артиллерии и пехоты. Скрип двери отвлекает и меня и экзаменаторов, на пороге появляется начальник училища генерал Вальберг. Иван Иванович объясняет, типа, стало скучно, вот и зашел послушать, не обращайте на меня внимания и продолжайте. Заканчиваю отвечать по билету и жду дополнительных вопросов. Которые следуют не с фронта, а с тыла.

— Господин штабс-капитан, я имел удовольствие намедни общаться со своим старым приятелем генералом Филатовым, и в разговоре всплыла Ваша фамилия. Оказывается, Вы и там отличились — бронеавтомобиль по собственному проекту, какие-то хитрые карабины, и, самое главное, — новая тактика наступления с помощью всех этих новинок, которую Вы обещали показать Николаю Михайловичу.

— Так точно, Ваше превосходительство. Только автор задумки не я, а штабс-капитан Поплавко, о котором услышал там же, в Офицерской школе. Он предложил использовать штурмовые группы гренадер, вооруженных пистолетами Маузера, гранатами и ножами, которые в броневиках прорываются к окопам противника и захватывают их, после чего дожидаются подхода основных сил. Я только немного дальше развил эту идею.

— Да, мы об этом тоже говорили. — Начальник училища согласно кивает головой и далее выдает фразу, от которой я впадаю в состояние легкого офигения. — Более того, Николай Михайлович был настолько любезен, что пригласил меня и нескольких преподавателей училища посмотреть на Вашу идею своими глазами. А учитывая, что сегодня у Вас последний экзамен... Я предлагаю перенести его окончание на полигон Офицерской школы. Вы согласны?..

Вот это фортель!.. Типа, трындеть про всякие нововведения можно сколько угодно, а воочию показать слабо? Да нет, не слабо. Мы это уже отрабатывали на базе, и не раз, но только без боевой стрельбы. Ну, значит, совместим приятное с полезным...

— Когда прикажете отправляться, Ваше превосходительство?

— Да вот прямо сейчас и отправимся. — Генерал Вальберг одобрительно улыбается и обращается к моим экзаменаторам. — Вас, господа, также прошу следовать за нами. Авто уже ждет...

Спасибо генералу Филатову, что выбрал на полигоне участочек почище, чтобы самому не испачкаться и гостей в грязи не выкупать. Начальство и лица, к ним приближенные рассредоточились на небольшом бугорке, а мы стоим на исходном и ждем отмашки. Сценарий очень прост — две сотни метров до окопа, в котором роль врага выполняют мешки с песком, выглядывающие на высоту пикельхельма. За полсотни шагов до них — колючка в три ряда. По сигналу мы должны двигаться за броневиком, в то время, как один из наших пулеметчиков будет долбить по "германцам" из максима, установленного на турели. После прорыва заграждений рассыпаемся цепью и атакуем, создавая такую плотность огня, чтобы противник не мог даже высунуться. Бойцы сменили свои карабины на одолженные у Федорова "Стеньки", у каждого боезапас — один магазин, то бишь, тридцать выстрелов. На дистанцию в сорок метров вполне достаточно. Пострелять из них они уже успели вчера, так что шансы есть.

Еще раз напоминаю бойцам: до прорыва заграждений не высовываемся, работает только пулемет, как прошли колючку, по свистку рассыпаемся в цепь и работаем двойками — один бежит, другой прикрывает, высаживая пару-тройку патронов по мешкам. Народ кивает головами, мол, все помним, не в первый раз, на базе сколько уж бегали. Илья Буртасов, работающий сегодня водилой, высовывается из кабины и кричит, что есть сигнал. Понеслась!.. Реноха ползет вперед с пешеходной скоростью, обдавая нас легким ароматом выхлопных газов, мы крадемся сзади двумя короткими колоннами, "прикрываясь" от гипотетического огня противника, который, судя по всему, виртуально лупит по нам из всех стволов. Быстренько выглядываю из-за борта, до колючки осталось метров двадцать... Буртасов коротко сигналит клаксоном, мы отстаем на пару метров, он с разгона таранит колья с проволокой... Затем, чуть сдав назад, еще раз... И еще... Есть!.. БТР проезжает чуть дальше порванной колючки, высвистываю "Атаку", бойцы шустро разбегаются на пятьдесят шагов вправо-влево от машины, половина уже начинает стрельбу по "гансам", половина несется к окопу... Работающий со мной боец пробегает вперед, пока я дырявлю пару мешков короткими очередями, падает на колено, прицеливается... Моя очередь! Подрываюсь с земли, на ходу делая еще пару выстрелов, проношусь мимо напарника, азартно лупящего по целям... Два шага... Три... Четыре!.. На колено, ловлю в прицел уже порядком разлохмаченные мешки, отсекаю очереди по два патрона... Мимо проносится мой второй номер, падает на землю, начинает стрелять!.. Снова вперед, опять на колено, выстрелы вплетаются в общий грохот!.. До "врага" — десять метров, снова сигналю "Атаку", обе "пятерки почти одновременно взлетают на бруствер, и, уже не экономя оставшиеся патроны, поливают бездыханных "хозяев" ровика!.. Металлический лязг затвора, ствол — в небо, командую "Оружие к осмотру!". Штурмовики отсоединяют магазины, оттягивают затворы, показывая отсутствие боеприпасов. Отправляю бойцов вместе с броневиком на исходный рубеж и иду докладывать.

— Ваше превосходительство! Условный противник уничтожен!

— Да-с, это видно и отсюда. — Генерал Филатов поворачивается к стоящему рядом Вальбергу. — Ну что, Иван Иванович, пойдемте считать дырки?

Начальство, не торопясь, подходит к окопу и начинается соревнование в арифметике. Кто-то из свиты в порыве служебного рвения даже спрыгивает вниз, желая выдать самый точный результат.

— Да что тут считать? — Первым не выдерживает Вальберг. — Не мешки, а ветошь. Рвань сплошная... Господин штабс-капитан, поздравляю Вас с успешной сдачей экзамена!..

После того, как был отпущен обоими генералами, отправил бойцов и броневик по местам дислокации, предупредил Илью, что он остается за старшего, и что меня до завтрашнего утра искать только через дежурного по училищу и только в случае всемирного Потопа. Без двух минут прапор, многозначительно улыбнувшись, заверил, что все будет в порядке и Командир может позволить себе немного расслабиться, в чем весь личный состав от всей души желает ему ни пуха, ни пера. Так же от всей души послав всех к черту, быстренько собрался и к вечеру был уже в своей альма-матер. Поручик, дежуривший сегодня, поздравил с благополучным завершением экзаменационной гонки, сообщил по секрету, что информация об утреннем турне в Ораниенбаум уже известна всем, и, понятливо улыбаясь моему вопросу, посоветовал не соваться в "Яр" на Большом проспекте, а отправиться в "Аквариум" на Каменноостровском, что не так уж далеко и где можно неплохо "отдохнуть".

Последовав хорошему совету, уже через полчаса был на месте и отшвартовался, как говорят моряки, за столиком в отдельном кабинете. Перегородки лишь немного приглушают обычный ресторанный гомон разгоряченных "хозяев жизни", но закрывать двери и полностью отгораживаться от мира я не стал. Тихонько сижу и, уподобившись зрителю в отдельной ложе, философски наблюдаю за тем, как разворачиваются действия в происходящей вокруг то ли трагикомедии, то ли пьесы из репертуара театра абсурда. Сам пока не разобрался, какое определение подходит больше.

Учитывая название ресторана, и пользуясь подсказками официанта, упор в заказе делаю на рыбные блюда. И буквально через несколько минут передо мной стоит графинчик с водочкой и две вытянутых тарелки, одна с тоненько нарезанным осетровым балычком, вторая — с ломтиками селедочки пряного посола, в обрамлении тоненьких колечек лука и полупрозрачных лимонных ломтиков. Это — для начала, чтобы не скучать, пока на кухне приготовят расстегаи с ухой-пюре и блинчики с икрой. Когда услышал, как выглядит настоящий расстегай, понял, что ничего другого уже не хочу. Пирог с открытым верхом длиной в ладонь, с начинкой из рыбного фарша с вязигой, куда после выпечки вливают растопленное масло с мелко нашинкованной зеленью, сверху кладется ломтик осетрины, а на него — кусочек налимьей печенки. И запивать это все ушицей...

Первая рюмка водки огненным шариком скатывается вниз по пищеводу, теперь немного подождать, и отправить по тому же маршруту кусочек благоухающей полупрозрачно-розовой осетринки... Теперь повторяем манипуляции и наслаждаемся тем, как мягкое тепло и легкость постепенно наполняют все тело...

Окружающая действительность ассоциативно заставляет всплыть в памяти культовую "Кафе Лира" Макаревича... "... Вот у стойки ребята, их лица помяты, в глазах глубина..." Ага, вот! Прямо напротив меня два гражданских шпака поят какого-то малиново-красного от водки и удовольствия интенданта, не забывая при этом причаститься и самим. Процесс идет уже давно и с приличной скоростью...

"... Вот за столиком дама, на даме — панама, под ней — томный взгляд..." Чуть левее и дальше обосновалась парочка. Какой-то обрюзгший, рыхловатый господин лет сорока с нехорошим взглядом и молодая, симпатичная, хорошо одетая дамочка с хитрой прической на голове. Стреляющая по сторонам пронзительно-томными быстрыми взглядами в надежде, что клиент клюнет. Скорее всего, вариант "дядюшка с племянницей". Найдется подходящая кандидатура, у родственничка возникнет неотложное дело и он якобы исчезнет, а время до утра оставшиеся проведут по обоюдному согласию и к обоюдному удовольствию...

А вот этого у "Машины времени" уже нет. За сдвинутыми столиками сидит человек семь солидных таких господ и о чем-то оживленно дискутируют. Потом один из них встает и чуть громче, чем надо, а может и специально, чтобы услышали все, начинает толкать речь о том, что, мол, Отечество в опасности, что страна на грани, и что только их самая лучшая в мире партия прогрессистов знает верный способ выйти из тупика и привести эту самую страну к процветанию, не уточняя, впрочем, к чьему...

Легкий шум в дальнем углу привлекает не только мое внимание, но, разглядев подробности, все равнодушно возвращаются к своим занятиям. Там, за столиком гуляют фронтовики. Штабс-капитан с Георгием на кителе и два прапора. Один, постарше, — тоже кавалер, а второй, видать, только недавно выпустился. Но, судя по всему, в окопах посидел и пороха понюхал. Все трое о чем-то оживленно спорят, немного превышая нормальный уровень шума. Им можно. Мужики, наверное, на пару деньков в цивилизацию вырвались, решили оторваться, чтобы потом, в сыром и темном блиндаже вспоминать эту попойку, как великое счастье... Подзываю пробегающего мимо официанта и через минуту он по моей просьбе подходит к их столику с большим графином беленькой и говорит что-то господам офицерам. Те крутят головами по сторонам, находят меня взглядами... Давайте, ребята, за вас, за всех нас, не кланяющихся пулям, сидящих в окопах, ведущих свои роты в атаку, в общем, воюющих! За фронтовое братство!..

Поднимаю рюмку и салютую коллегам. Те отвечают тем же, затем штабс направляется к выходу, скорее всего, по очень срочным делам, а оба прапора шагают в моем направлении. Точнее, в атаку рвется один, а второй, помладше пытается его остановить, но безуспешно...

— Прапорщик Савинов!.. С кем имею честь? — Гость представляется, пьяно растягивая гласные. Бедняга, он же скоро совсем в осадок выпадет. Прапор тем временем, не обращая внимания на погоны, пытается навести резкость, чтобы разглядеть "иконостас" на моем кителе.

— Прапорщик Зимин! Простите, господин штабс-капитан!.. Алексей, пойдем!.. — Второй прапор пытается утащить своего друга от греха подальше.

— Штабс-капитан Гуров. Пойдемте, господа, я провожу Вас до столика. — Затем добавляю громче, чтобы было хорошо слышно всем. — Приятно встретить в этом заведении хоть нескольких нормальных людей!

Что такое? Не нравится?.. А ты рискни здоровьем, подойди и потребуй объяснений, чмо тыловое!.. А если нет, то глазенки бесстыжие — в пол, и сидеть тихо, пока мы тут мимо гуляем!..

Потихоньку добираемся до офицерского столика, по пути выясняя, что ребята — с Северо-Западного, приехали за пополнением, которое только обещают, но не дают, и на все заявления, что фронту оно срочно и жизненно необходимо, открыто смеются в лицо.

Официант, оперативно предугадывая наши дальнейшие действия, ставит на стол чистый прибор и исчезает. Вскоре появляется третий и представляется штабс-капитаном Коноваловым. Называю себя, он морщит лоб, пытаясь что-то вспомнить, потом его осеняет:

— Помилуйте, не тот ли Гуров-Томский, который отличился в Нарочанской операции?

Подтверждаю, что именно тот, газеты тогда аж захлебывались заказным восторгом, типа, рота штабс-капитана Гурова, совершив смелый и отчаянный маневр, вышла во фланг укрепившемуся противнику и молниеносным ударом захватила окопы, ну и всё остальное бла-бла-бла в том же духе. У прапорщика Алеши возникает гениальная идея, что за это немедленно надо выпить, а потом дорогой гость расскажет подробности. Все остальные идею дружно поддерживают, ну и я кочевряжиться не буду. Накатываем по рюмашке и вкратце рассказываю, как тихонько прокрались по болоту, сняли часовых и поубивали всех германцев. После водки проскакивает на уровне чистой правды. Извиняюсь, что покидаю душевную компанию, мотивируя тем, что ожидаю гостей, беру вновь налитую рюмку и предлагаю тост "За Победу!". Господа офицеры подрываются со своих мест, звучит громкое "Ура!", и я возвращаюсь в кабинетик...

Та-ак, вечер перестает быть томным!.. Оказывается, меня действительно ждут гости. За столиком сидят два прилично одетых господина. Одного, слегка полноватого, с залихватски закрученными черными усами и небольшими залысинами, я никогда в жизни не видел, а вот другой — знакомое лицо, виски с проседью... Петр Всеславович Воронцов!..

— Здравствуйте, Денис Анатольевич! Очень рад Вас видеть! — Ротмистр поворачивается к своему спутнику. — Вот, Алексей Алексеевич, это и есть наш герой. Знакомьтесь, господа!

Знакомимся, незнакомец негромко представляется штаб-ротмистром Алексеем Алексеевичем Бессоновым, служащим в Петроградском жандармском отделении. Представляюсь ему, жму протянутую руку и подзываю слегка испуганного официанта, вьющегося на безопасном расстоянии в ожидании моей бурной реакции и дальнейших указаний:

— Любезный, прежний заказ — в трех экземплярах, и побыстрее!

Блюдоносец мгновенно испаряется, а у нас начинается серьезный разговор, замаскированный совместным распитием водочки под хорошую закусь...

— Петр Всеславович, я тоже рад Вас видеть. Какими судьбами в Петрограде? Что-то случилось?

— Ничего особенного, Денис Анатольевич. Но об этом — после. У нас для Вас... Ну, как Вы любите говорить, информация к размышлению. Да, забыл сказать, что Алексей Алексеевич является заместителем командира Петроградского отделения Дружины, и при нем можно говорить откровенно. Вот он сейчас и расскажет последние новости.

— ... Десять дней назад нам сверху поступило указание, замечу, устное и неофициальное, собрать всю имеющуюся информацию о штабс-капитане Гурове-Томском. — Помолчав секунду и собравшись с мыслями, начинает Бессонов. — Причем, самую что ни на есть подробную, вплоть до мелочей. По нашим данным такие же запросы отправлены в Томск и Минск.

— И как Вы полагаете, Алексей Алексеевич, кому моя персона вдруг стала такой интересной?

— Не знаю, не знаю... Такого рода приказание мог отдать либо командующий корпусом генерал Татищев, либо сам министр внутренних дел Штюрмер.

— Им самим, полагаю, я без надобности. Значит, об этом попросили... Кто-то из Великих князей, или придворного окружения Императора?

— Нет, Денис Анатольевич, я так не думаю. — В разговор, неспешно рассуждая, вступает Воронцов. — В этом случае проще было бы получить информацию от генерала Келлера, или его штабных. Ваш батальон же прикомандирован к его Сводной группе.

— Нам кажется, что это — инициатива кого-то из Думы. — Продолжает Бессонов. — И, скорее всего, — представителей либеральной оппозиции. Вы знаете о существовании Военной ложи?

— Если только в общих чертах. Знаю, что там много генералов и генштабистов. И что это имеет прямое отношение к масонам.

— Ну, если в двух словах, началось все с приглашения думцами офицеров в качестве консультантов. Организовал это Александр Иванович Гучков, бывший до войны председателем Думской комиссии по обороне, а ныне — особоуполномоченный Красного Креста и председатель Военно-промышленного комитета. Со временем получилась нелегальная организация, в которую вошли как думские деятели, так и ряд высокопоставленных представителей армии и флота. Навскидку могу перечислить Вам военного министра Поливанова, начштаба Главковерха Алексеева, комфронта Рузского, начальника ГАУ Маниковского, генералов Гурко, Крылова, Теплова, адмирала Вердеревского, некоторых офицеров Генерального штаба...

Ну, по трем фамилиям совпадение более, чем красноречивое. В 17-м Алексеев рассылает телеграммы командующим фронтам о желательности отречения, Рузский, к которому приехал Николай, вроде, чуть ли не силой заставляет подписать манифест, который тут же попадает в руки Гучкову. Там, правда, еще и какой-то Шульгин засветился...

— ... Так вот, мы думаем, что эта компания подыскивает подходящие кандидатуры командиров полков и батальонов с целью переманить их на свою сторону. С тем, чтобы позже использовать при перевороте. — Бессонов внимательно смотрит на меня.

— И как Вы считаете, штабс-капитан Гуров — подходящая кандидатура? — Как-то даже обидно, что кто-то считает возможным меня купить.

— К сожалению для нас — нет. — К разговору опять подключается Воронцов, увлеченно до этого наслаждавшийся поданным расстегаем. — Но информацию о данном офицере иметь надо.

— Да. Все опрошенные, Денис Анатольевич, говорят о Вас, как о убежденном монархисте, не стесняющимся открыто высказывать свои взгляды несмотря на падение авторитета Императора в глазах общества.

— И что же еще обо мне говорят?

— Пока — немногое. — Бессонов начинает перечислять серьезным тоном. — В настоящий момент по данным нашего отделения господин штабс-капитан представляет в Ораниенбаумской Офицерской стрелковой школе проекты своего бронеавтомобиля и карабина. Попутно сдает экстерном экзамены в Павловском училище. Следовательно, решил делать военную карьеру...

— Долгов нет, к карточным и иным азартным играм относится равнодушно, алкоголь употребляет весьма умеренно. — Подхватывает Петр Всеславович, кидая мимолетный взгляд на опустевший графинчик. — В порочащих его связях с женщинами не замечен... Что еще?.. Ваши подвиги и награды, я думаю, будут описаны генералом Эвертом, кстати, имеющем тесные связи с вышеперечисленными генералами. И, скорее всего, будет сделан вывод о том, что Вы — человек смелый и рисковый, но не теряющий головы. Поэтому, наверное, и являетесь протеже генерала Келлера, приметившего достойного офицера. И именно поэтому тот, бросив все, примчался в Могилев, когда штабс-капитан был при смерти. Почему это было сделано в компании с академиком Павловым, пока неясно, но мы тщательно будем стараться это выяснить. Наверное, все будет представлено, как желание последнего показать себя перед монархом с лучшей стороны.

Минское отделение добавит, что Вы женились на сестре милосердия из госпиталя, где проходили лечение, и в данный момент она проживает в Гомеле у своих родителей... Денис Анатольевич, я прекрасно понимаю Ваше отношение к этому вопросу, но скрыть сей факт просто не удастся. Подумают, что мы — либо профаны, либо что-то скрываем. Никто не знает, какими еще способами будет собираться информация, и нам бы очень не хотелось бросать тень подозрения на наших коллег. Тем более, что меры предосторожности мы с Вами предприняли.

— Хорошо, Петр Всеславович, убедили. — Хреново, конечно, но пока ничего не могу сделать. Узнать бы кто там такой любознательный завелся, да поговорить тет-а-тет. — Будем считать вопрос закрытым... А все-таки, я так и не услышал, что привело Вас в столицу.

— Помните, в Институте я говорил о поручике, передавшем странное предложение германцев передать нам раненых Георгиевских кавалеров? Вы тогда еще высказали мысль о засылке диверсионной группы. Так вот, они позавчера пересекли границу в Хапаранде, шведском приграничном городе, где мы всегда производим обмен. Но в этот раз есть некоторые нюансы. Во-первых, пленных отпускают без обмена и прочих условий. Во-вторых, как Алексею Алексеевичу уже сообщили, помимо инвалидов, следуют одиннадцать легкораненых офицеров и унтеров, большей частью уже выздоровевших. Разумеется, все они — Георгиевские кавалеры, как и было обещано. Ну, и в-третьих, с ними в Петроград следует несколько человек из германского Красного Креста. С разрешения наших властей и под обещанную им неприкосновенность.

— В сопровождении, тем не менее, шведских представителей. Сама "Эльза — Сибирский ангел" едет, между прочим. — Добавляет Бессонов и, видя непонимание на наших лицах, поясняет. — Эльза Брендстрём, дочь шведского посла в России. С начала войны работала в госпитале, выхаживала наших раненых, затем вместе с отцом переключилась на германских и австро-венгерских военнопленных, в прошлом году добровольно отправилась вместе с одним из эшелонов в Сибирь. Недавно вернулась повидать родных, и снова собирается туда.

— Значит, — безо всяких условий... И с десяток живых-здоровых матерых вояк...

— Денис Анатольевич, понимаю, о чем Вы думаете. Если бы готовилась диверсия, не стали бы они вот так открыто действовать. Вспомните польских "революционеров". Их задолго до акции заслали к своему агенту, они готовились, все просчитывали. А тут... — Воронцов пытается развеять мою паранойю. — Тем более, что с ними будут тщательно работать, да и потом без присмотра не оставят. Каждого будем отслеживать.

— Хорошо, а что вообще планируется с ними? Ну, приедут они завтра, выйдут из поезда, а дальше что?

— А дальше, Денис Анатольевич, будет торжественная встреча героев с участием Великих княжон Ольги Николаевны и Марии Николаевны. Нам циркулярно сегодня сообщили. — Объясняет Алексей Алексеевич. — После чего отвезут в Царскосельский лазарет, где они будут проходить обследование и лечение. И мы тем временем с ними поработаем... Кстати, не хотите присоединиться?

— Ну, не знаю, меня мой батальон ждет. И так почти все время в разъездах, скоро бойцы совсем забудут, как их командир выглядит. А вот завтра, если позволите, вместе с Вами на Финляндский прокачусь. Во сколько прибывает поезд?..

Вокзалы всегда остаются вокзалами, как бы они внешне не различались. Всегда и везде одно и то же. Суета, толкотня, гомон многолюдной толпы и ощущение времени, быстро утекающего, как вода сквозь пальцы. Ожидаемый поезд должен был прибыть в два часа, я подъехал заранее и сейчас наблюдал за бьющей ключом жизнью людского муравейника, ожидая Воронцова и Бессонова.

Городовых прибавилось по сравнению с обычным днем. Служители правопорядка потеснили в сторону извозчиков, загромоздивших подъезд в ожидании клиентов, и теперь прогуливались взад-вперед, всем своим видом показывая ревностное отношение к своим обязанностям.

— А вот и Денис Анатольевич! — Сзади раздается голос Воронцова. — И здесь успел раньше нас!

— Добрый день, господа! — Оборачиваюсь и здороваюсь с Петром Всеславовичем и штаб-ротмистром Бессоновым, снова одетыми в штатское для конспирации. — Все формальности в училище закончил, вот и решил прибыть пораньше.

— И сейчас любуетесь бурлящей столичной жизнью. — Улыбаясь, дополняет Алексей Алексеевич, указывая на какую-то дамочку, безуспешно пытающуюся вместе с нянькой успокоить свое горячо любимое, громко ревущее чадо.

— Вы правы, надо же набраться впечатлений перед возвращением на фронт...

Наш разговор прерывает шум подъезжающих автомобилей. Три грузовика с красными крестами на тентах, возглавляемые легковым авто, с помощью клаксонов разгоняют кучки пешеходов и зевак и паркуются прямо напротив центрального входа. Блюстители порядка создают импровизированное оцепление, объясняя народу руками и голосом "сюда не ходи, туда ходи...". В легковушке сидит упитанный дядечка в фуражке и офицерском кителе без погон с большой повязкой Красного Креста на рукаве. Аккуратно подстриженная бородка, пенсне на носу... Судя по тому, как засуетились его попутчики, — большая шишка.

— Об этом человеке мы вчера говорили. Особоуполномоченный РОККа Александр Иванович Гучков собственной персоной. — Негромко поясняет Алексей Алексеевич. — Не упустит своего, любит на публике поораторствовать...

То-то, я смотрю, куча репортеров нарисовалась, блокнотики свои с карандашиками достали, стоят, как халдеи в кабаке при оформлении заказа... О, а вот и фотографы подоспели, аж целых три, бегают, ищут место для наилучшего ракурса. Ню-ню, дерзайте, акулы пера...

Позади толпы, в которой мы очутились, снова раздаются звуки клаксонов и зычные крики "Раздайсь!". Медленно, раздвигая в стороны кучки любопытных зевак, к вокзалу пробиваются еще два авто. В одном... В окружении двоих лейб-конвойцев в машине сидят Их Императорские Высочества Великие княжны Ольга Николаевна и Мария Николаевна. На старшей — привычная для нее форма сестры милосердия под накинутом на плечи пальто, ее младшая сестра в таком же синем платье, но без фартука и косынки. Во втором — небольшая свита в генеральских и полковничьих погонах. И как раз в этот момент раздается гудок прибывшего поезда.

Из машины выскакивает этакий колобок в мундире, бежит к Гучкову, разговаривает с ним минуты две. Затем возвращается к Великим княжнам и что-то объясняет, виновато разводя руками. Обе девушки растеряны и, похоже, не знают, что им делать. Ольга машинально смотрит на людское столпотворение, взгляд неузнаваемо скользит по мне, но затем через пару секунд возвращается. На лице княжны написано удивлениеи какой-то совсем по-девчоночьи мучительно-красноречивый призыв о помощи, но ни жестом, ни голосом позвать меня не решается. Ну, понятное дело, — правила приличия, ёпть! И полковника свитского посылать за штабс-капитаном — моветон-с.Придется проявить инициативу, в конце концов, она — Шеф моего батальона, значит, что?.. Правильно, почти прямой и непосредственный начальник. Имею полное право подойти и доложиться!..

— Прошу простить, господа, но, похоже, мне придется Вас покинуть. — Поворачиваюсь к своим спутникам.

— Денис Анатольевич, в случае чего мы Вас поддержим... — понимающе улыбается Воронцов, — я надеюсь, обойдется без стрельбы и взрывов?..

— Постараюсь, Петр Всеславович, но гарантировать не могу. Сие не только от меня зависит. — Принимаю шутку и улыбаюсь в ответ. Хотя, в каждой шутке обычно бывает довольно большая доля правды. И у меня люгер в кобуре и старый добрый Лефош в кармане, не считая шашки и традиционно-заголенищного "оборотня". Так, на всякий случай, который, как известно, может быть разным...

Пробираюсь через любопытствующих, отодвигаю с дороги не посмевшего возражать городового и подхожу к автомобилю под прицелом взглядов лейб-казаков и свитских из второй машины. А дальше — все по Уставу, руку к фуражке и...

— Здравия желаю, Ваши Императорские Высочества!

— Денис Анатольевич?!.. Вы здесь... каким образом?.. — Княжна до сих пор радостно удивлена.

— Сдавал экстерном экзамены за курс военного училища, Ваше...

— Денис Анатольевич, Вы забыли! Для Вас и остальных офицеров батальона обращение без титулования, просто Ольга Николаевна!.. — Потом княжна вспоминает про этикет. — Это — моя сестра, Великая княжна Мария Николаевна.

— Здравия желаю, Ваше Императорское Высочество! — Козыряю еще раз, получая в ответ "Здравствуйте, господин штабс-капитан!" и милую улыбку шестнадцатилетней красавицы...

Наша приятная светская беседа прерывается неожиданным образом. Со стороны вокзала начинается торжественный монолог господина Гучкова перед вышедшими инвалидами. М-да, поднаторел товарищ в слюнопролитных думских баталиях, красиво излагает. Низвергает бурный водопад своего профессионального красноречия на уши ни в чем не повинных людей... А какая эмоциональность, какая патетика!.. Скорбь по погибшим... Святая вера в победу... Не выражаемая никаким языком огромная благодарность присутствующим здесь героям, освободившимся из германского плена, за их великий подвиг... У меня перед глазами наглядное иллюстрация к выражению "Трындеть — не мешки ворочать"... Так, а почему это Великая княжна разволновалась? Я пропустил что-то интересное?..

— Нет, Вы только подумайте!.. Этот противный Гучков!.. Он же обещал отправить их всех в наш госпиталь!.. Что мы теперь скажем мамА?..

Ну-ка, ну-ка, вот отсюда поподробнее!.. Все прибывшие должны были направиться в царскосельский госпиталь, но комитет Красного Креста нашел более удобное и комфортабельное место для сегодняшних героев... Да, красиво, изящно!.. Все в дерьме, включая присутствующих Великих княжон, и только Александр Иванович весь в белом!..

— Прошу простить великодушно, Ольга Николаевна, но мне придется ненадолго удалиться. — Еще раз беру "под козырек" и начинаю проталкиваться к импровизированной трибуне, с которой вещает этот доморощенный Цицерон. Щас будем д*Артаньянить... Интересно, в газетах, как всегда, правду напишут, или что действительно произошло?..

Александр Иванович Гучков по давно въевшейся привычке опытного оратора красноречиво окружал свои мысли гирляндами слов, краем сознания следя за реакцией окружающих слушателей. Сегодняшнее выступление было запланировано заранее, и он к нему хорошо подготовился. Даже если бы от царской семьи присутствовали не наивные дочери Николая, а кто-нибудь посерьезней, типа принца Ольденбургского, или Великой княгини Марии Павловны, все равно вышло бы так, как хотел он. В худшем случае выслушал бы пару-тройку укоризненных фраз, — и все. Но результат был бы прежним. Люди бы видели кто именно болеет за судьбу России, заботится о нуждах фронта, об инвалидах и раненых... И кто принимает решения...

Вобрав воздух в легкие, чтобы продолжить свою пламенную речь, Александр Иванович осекся на полуслове из-за резкого и внезапного кваканья автомобильного клаксона, раздавшегося за спиной. Обернувшись, он увидел возле водителя незнакомого штабс-капитана с Георгиевской шашкой и целой колодкой орденов на груди, среди которых мельком разглядел и пару иностранных. Среднего роста, худощавого телосложения, с аккуратными усиками и насмешливым взглядом. А далее Александр Иванович просто впал в ступор потому, что, никто и никогда, наверное, не разговаривал таким тоном ни с кем из рода Гучковых...

Водила в машине до того заслушался своего патрона, что и не заметил, как я дотянулся до резиновой груши и немного побибикал. Оратор, или оракул, не знаю, как правильней назвать, заткнулся на полуслове и, чуть не грохнувшись на мостовую, повернулся посмотреть на источник помех. На мордочке видно выражение недоумения, постепенно переходящее в праведный гнев. Ну, сейчас мы этот процесс ускорим! В пределах дозволенного...

— Господин хороший, Вам случайно не приходилось слышать старую русскую поговорку о том, что соловья баснями не кормят? — Так, народ заинтересовался, репортеры ушки навострили, продолжаем клоунаду. — Или Вы считаете, что раненым и инвалидам, да на голодный желудок, интересно слушать Ваше краснобайство?

— Господин штабс-капитан! Что Вы себе позволяете?! Кто Вы такой?!.. — Оторопь прошла, и Александр Иванович, дав выход своему возмущению, решил поставить зарвавшегося офицера на место. Ответ был настолько неожиданным, что он снова не нашелся что сказать. Такого не может быть! Совсем недавно, желая проверить достоверность слухов о возросшей популярности в армейской среде некоего штабс-капитана Гурова, Александр Иванович по своим каналам дал указание собрать всю информацию об этом человеке, дабы решить, насколько можно будет его использовать в грядущих событиях, и вот тут он, как чертик из табакерки, появляется в самый неожиданный момент. И, судя по всему, настроен довольно враждебно. Задумавшийся на секунду Гучков услышал последнюю фразу штабс-капитана и понял, что всё окончательно пошло не так, как надо...

И чего ты орешь, как потерпевший? Кто я такой? Пожалуйста!..

— Штабс-капитан Гуров-Томский, к Вашим услугам, господин особоуполномоченный Красного Креста!

Опять дядька завис в перезагрузке... И в толпе какое-то оживление, особенно там, где стоят с гарантированной неприкосновенностью германский чинуша и сопровождающие его сестры милосердия. Одна особенно разволновалась, так и сверлит взглядом, скоро дырка появится. Пора заканчивать этот балаган!..

— Господа Георгиевские кавалеры! От имени Великих княжон Ольги Николаевны и Марии Николаевны имею честь сообщить, что Вам необходимо проехать на Царскосельский вокзал для следования в госпиталь, где Вы пройдете обследование и необходимое лечение... — Снова обращаюсь к Гучкову и Ко, не в силах удержаться от язвительного замечания. — Интересно, а как Вы, господа, собирались помогать людям с костылями залезать в грузовые авто? Или сей момент не заслуживает Вашего высокого внимания?..

Поворачиваюсь в сторону извозчиков, наслаждающихся бесплатным зрелищем и, перекрывая людской гомон, ору командным голосом:

— Эй, залетные! Сюда рысью по одному! Живо!..

В конце концов, сам рассчитаюсь, если что, денег хватит. Дергаюсь в направлении лихачей и замечаю, что Ольга Николаевна что-то сказала давешнему колобку и тот шустренько катится навстречу "таксистам", на ходу пытаясь попасть рукой в карман. Пока раздумываю, стоит ли составить ему компанию, ловлю в спину фразу Гучкова, произнесенную так, чтобы услышал только я, ну и, может быть, личный водила:

— Ты об этом еще пожалеешь...

Оборачиваюсь и пристально смотрю в глаза, где видна плохо скрываемая злоба. Тебе, блин, сейчас мозги вправить, или потом, при случае?.. Или сразу пристрелить, чтобы не мучился обеспеченной старостью?..

Кавалькада из десятка пролеток, возглавляемая автомобилями Великих княжон и их свиты, убывает на вокзал. Но прежде Ольга Николаевна передает мне обязательное к исполнению приглашение на чаепитие завтра в 17.00, мотивируя тем, что "мамА" давно хотела познакомиться с героем, спасшим ее дочурку.

По дороге домой Александр Иванович размышлял о сегодняшних событиях, логически оценивая всё произошедшее как с отрицательной, так и с положительной стороны. Но, все-таки, какая-то мелкая деталь, оставшаяся вне его внимания, не давала ему покоя, что-то он упустил. Откинувшись на спинку сидения, Гучков закрыл глаза, отрешился от умозаключений, и попытался визуально вспомнить всю цепочку событий...И почти сразу же понял, что его беспокоило! Взгляд, брошенный штабс-капитаном на прощание...

В тот момент, когда была упущена инициатива, Гучков, почти потеряв контроль над собой, набрал в легкие побольше воздуха, дабы начальственным рыком поставить на место этого бог знает, что возомнившего о себе офицеришку, и тем самым мгновенно восстановить в глазах толпы и своей "свиты" несколько пошатнувшийся авторитет. Но инстинкт самосохранения, который не раз выручал его во всех жизненных перипетиях, помимо воли сдержал на языке приготовленную гневную тираду. А память услужливо подкинула воспоминания давно минувших дней...

Очень давно, еще во время англо-бурской войны, Александр Иванович видел такие взгляды. Также равнодушно, и с таким же прищуром бурские стрелки смотрели на англичан, выбирая в какое именно место всадить пулю. И с точно такие же глаза были сегодня у этого штабс-капитана...

Гучков энергично помотал головой, отгоняя и сегодняшнее видение, и воспоминания из далекого прошлого, и устроился поудобней на сидении. Да, с этим Гуровым надо срочно что-то решать...

Учитывая, что как-то невежливо будет опаздывать на чашку чая к августейшим особам, пришлось приехать в Царское Село с хорошим запасом времени. Который трачу на то, чтобы, не торопясь прогуляться сначала по Бульварной, затем по Церковной улицам, на указанном перекрестке повернуть направо и очень быстро оказаться возле изящной чугунной ограды, отделяющей место обитания царской семьи от остального мира. По пути глазею по сторонам и прикидываю, в каком доме сейчас мог бы жить, если бы тогда согласился на перевод в лейб-конвой. Учитывая, что с переездом потерял бы всякую свободу действий и стал бы одним из бесконечных "маленьких винтиков большого механизма", пришел к выводу, что ни один из особняков мне не нравится.

У ажурных ворот красивого чугунного литья, которыми заканчивается дорога, меня опускают с небес на землю. Весь насквозь официальный гвардии поручик узнает цель прибытия, просит предъявить удостоверение и, вытеснив из традиционной черно-бело-полосатой будки молодцеватого унтера с винтовкой, связывается с кем-то по телефону. Ну, это нам до боли знакомо — КПП, пропускной режим, и всё остальное в том же духе...

Закончив разговор, поручик возвращает мой документ и холодно-корректным тоном предлагает подождать сопровождающего. Пока меряю шагами пространство перед воротами, вспоминаю пересказанный доктором Голубевым вариант посещения царского дворца Алексеем Максимовичем Пешковым-Горьким, и невольно улыбаюсь той нелепице, которую довелось тогда услышать. Ладно, если бы смешно было, проскочило бы за анекдот, а так... Очень похоже на либералистические фантазии про кровавую гэбню и стопяцьсотмильёнов лично замученных.

Унтер, стоящий в будке, видя мою улыбку вкупе с задумчивым взглядом, направленным куда-то в район его живота, старается незаметно оглядеть себя на предмет нарушения формы одежды, и, не найдя ничего предосудительного, сурово сдвинув брови, еще пристальней контролирует мои телодвижения... Наконец-то возле ворот появляется мой персональный "конвой" — ефрейтор, который и сопровождает меня до самого дворца, отстав на пару шагов. То ли, как и положено нижнему чину, то ли грамотно сопровождая подозреваемого... Да ну его нафиг!.. Что за мысли дурные лезут? Горьким впечатлился, что ли?..

На входе конвоир передает меня офицеру внутреннего поста и незаметно исчезает. Очередной гвардии поручик нейтральным тоном сообщает, что огнестрельное оружие полагается сдавать. Ну, да не вопрос! Достаю из кобуры и передаю рукоятью вперед наган, потому, как посчитал, что любимый люгер здесь, во дворце могут неправильно понять разные придворные чины. По этой же причине не брал с собой и "оборотня", — во избежание всяких там недоразумений с бдительной не в меру охраной. Лейб-гвардеец, улыбаясь уголками рта и пряча за этой гримасой свое столичное превосходство перед провинциальностью приехавшего фронтовика, оказывает дружескую услугу:

— Если желаете, господин штабс-капитан, можете оставить и свою шашку. Сие вовсе не обязательно, но Вы же приглашены на чаепитие, и она здорово может Вам мешать.

Действительно, за столом сидеть будет не совсем удобно, поэтому отстегиваю ножны от поясного ремня и передаю "Анну Георгиевну" поручику, который подчеркнуто-бережно убирает ее в то же отделение шкафчика, что и наган, сделав об этом пометку в своей тетради. Затем, считая свой долг выполненным, вызывает дежурного скорохода, который должен быть моим гидом. Молодой человек, всем своим видом показывающий важность порученного ему дела, ведет меня длинным коридором, вежливо инструктируя при этом о правилах приличного поведения за столом в присутствии августейших особ, цитируя почти один в один Петровское "Юности честное зерцало". Блин, после таких разговоров и кусок в горло не полезет! Идите нафиг, в гробу я видел всех вас с этими церемониями, не надо мне вашего чая!..

Пока, как самовар, закипаю, скороход передает меня, будто бандероль, следующему халдею по имени "камер-фурьер". Пока тот записывает мои данные в какой-то журнал и еще раз инструктирует в стиле анекдота про чукчу в космическом корабле, типа, "это не трогай, то не бери", оглядываю себя со всех сторон в очень кстати висящем на стене зеркале, после чего этот самый фурьер заводит меня в Императорскую Приемную, где и будет все происходить. Где я тут же попадаю под надзор еще одного дворцового служителя, большого бородатого дядьки в чем-то богато расшитом золотым шитьем. Наверное, такой прикид называется ливреей, А сам дядька — лейб-лакеем, или как-нибудь еще. Стоит настолько неподвижно, что сперва принял его за чучело, только вот последние не умеют моргать и чуть заметно снисходительно улыбаться. Ладно, оглядываемся по сторонам и делаем вид, что мы — в музее...

Большая комната, стены отделаны в человеческий рост дубовыми панелями, поверх которых идет полка с расписанными деревянными тарелками, красиво оформленными бокалами, даже какой-то рог в серебряной оправе наличествует. С ними соседствуют картины на стенах, два пейзажа на крестьянскую тему... О, а вот и батальный сюжет. Немцы по снегу пытаются установить рекорд скорости в командном многоборье для упряжки с орудием, а наши им помогают штыками, да еще и на заднем плане большая группа поддержки верхами несется с шашками наголо... В углу слева от входа — большой камин, рядом стоят какие-то прибамбасы для его обслуживания, стилизованные под винтовки, составленные в кОзлы, с потолка на массивной цепи свисает большая, скорее всего, бронзовая люстра. Посередине комнаты стоит накрытый для чаепития стол. Белая с золотом скатерть, такие же салфетки, расставленный в идеальном порядке сервиз, всякие тоненькие, аж боязно в руки взять, фарфоровые блюдечки, тарелочки, чашечки с изящной росписью, вазочки с печеньем и джемом, два небольших блюда. Одно с пирожными, другое — со сдобой...

Звук открывающейся двери заставляет обернуться. Тот же камер-фурьер вводит в комнату какого-то молодого солдатика в новенькой, с иголочки, форме. Русые волосы, голубые глаза, в данный момент совсем ошалевшие, широковатый для тонкой шеи воротник... Лицо знакомое, где-то я его уже видел... Стоп!.. Видел, но гораздо позже, на фотографии в школьном учебнике!.. Или — не он?.. А вот сейчас и проверим...

Подхожу к бойцу, который уже выходит из ступора и, видимо, приняв меня за какое-то начальство, набирает в легкие воздуха, чтобы поздороваться по-военному. Машу ему рукой, чтобы не орал, никому здесь вопли в стиле "Здравия желаю, Ваше благородие!" не нужны.

— Ты кто таков?

— Санитар Царскосельского военно-санитарного поезда Љ 143 Её Императорского Величества Государыни Императрицы Александры Фёдоровны рядовой Есенин! -Негромко, но бодро рапортует "душа и гордость земли Русской".

Оп-па! Значит, я не ошибся! И пусть думают, что хотят про мое поведение, хотя, монументально застывшему лакею это все — до одного места!..

— Здравствуйте, Сергей Александрович! Весьма рад познакомиться с... очень одаренным и талантливым поэтом. — Протягиваю руку, которую он на автопилоте пожимает. — Штабс-капитан Гуров, к Вашим услугам...

Дверь опять открывается, и мы едва успеваем вытянуться во-фрунт. В Приемную величественно заходит высокая стройная дама, знакомая мне только по фотографиям... Императрица Александра Федоровна... За ней появляются четыре девицы, двух из которых я уже знаю, — Ольга и Мария Николаевны. Значит, та, что постарше — Татьяна, а самая младшая, с озорными, несмотря на торжественность момента, глазами, — Анастасия. И замыкает процессию еще одна дама с чопорным выражением лица. На котором проскакивает тень недовольства, когда Ольга Николаевна, ломая церемонию, обращается к Императрице:

— МамА, вот тот самый офицер, который спас меня!..

Из положения "Смирно" вытягиваюсь в "Еще смирнее" и рапортую:

— Здравия желаю, Ваше Императорское Величество! Штабс-капитан Гуров!..

Императрица, слегка наклонив голову, пару секунд внимательно смотрит на меня, затем отвечает с почти незаметным акцентом:

— Здравствуйте, господин штабс-капитан. Насколько я знаю, у Вас — двойная фамилия, не так ли?..

— Так точно, Ваше Величество, виноват! Штабс-капитан Гуров-Томский! — Блин, накосячил от волнения, чувствую, как краснею аж до помидорного цвета. — Прошу извинить! Еще не привык!

Александра Федоровна вежливо улыбается, давая понять, что объяснения приняты и прощение заслужено. Ольга Николаевна тем временем снова берет инициативу в свои руки, не обращая внимания на нахмуренные брови сопровождающей дамы:

— Мои сестры, Великие княжны Татьяна и Анастасия!

Доворот в сторону девушек, щелчок каблуками, одновременный короткий поклон-кивок головой...

— Ваши Высочества! Штабс-капитан Гуров-Томский!

Татьяна спокойно и как-то по-домашнему улыбается в ответ, а Анастасия озорно приседает в книксене. Строгая дама оказывается обер-гофмейстериной Елизаветой Алексеевной Нарышкиной. Поворот обратно к императрице, ждем дальнейших указаний...

— Денис Анатольевич, я бесконечно благодарна Вам за спасение дочери! — Видно, что Александра Федоровна тщательно пытается скрыть свое волнение под официальными интонациями светского разговора. -Вы вырвали ее из рук бесчестных негодяев и лично задержали погоню, давая возможность спастись моей девочке! Его превосходительство генерал Келлер, проводивший расследование этого... инцидента, подробно рассказал, как Вы сражались! В знак моей признательности прошу принять эти подарки!

Её Величество протягивает мне на небольшом серебряном подносике две открытых коробочки, обтянутых кожей, с лежащим внутри наручными часами и вороненым портсигаром, украшенным в верхнем углу серебряным гербом...

— Я не зря уточнила Вашу полную фамилию, потому, что попросила Гербовое отделение Сената ускорить решение Вашего вопроса. — Александра Федоровна протягивает мне красную сафьяновую папку, переданную ей Нарышкиной. — Здесь диплом о присвоении Вам фамильного герба Гуровых-Томских.

Разглядывать подарки считалось моветоном во все времена, поэтому, пока все убираем и быстренько обдумываем благодарственную речь. Которая получается очень короткой:

— Служу Престолу и Отечеству! Премного благодарен, Ваше Величество!

В разговор снова вступает Ольга Николаевна. Маминого опыта и выдержки пока у нее нет, поэтому немного смущена и слегка запинается:

— Господин штабс-капитан, поскольку я являюсь шефом Вашего батальона... Я знаю, что офицерам разрешено заменять шашки кортиками... Прошу принять от меня...

В ее руках, переданный той же Нарышкиной, появляется кортик. Возле позолоченной гарды с надписью "За храбрость" прикреплен на щитке малиновый анненский крестик, черная граненая рукоять заканчивается миниатюрным белым Георгием на торце наконечника... Темляк завязан на гарде изящным узлом и заканчивается свисающей кистью...

— Принцесса и рыцарь... С гербом и мечом... Почти, как у Шиллера...— В тишине улавливаю насмешливый шепот Анастасии. — Как это романтично...

Краем глаза замечаю сердито сверкнувшие глаза Александры Федоровны, Ольга еще больше заливается смущенным румянцем... А что, это — идея! Спасибо вам, юное создание, изнеможденное пубертатным периодом, за подсказку!..

— Ваше Высочество! Готов принести клятву верности! — Опускаюсь на колено, склоняю голову... Великая княжна с секундной заминкой поняв смысл сказанного, принимает условия игры и касается клинком моего плеча...

— Свою верность Вы уже доказали. Господин штабс-капитан, я посвящаю Вас в рыцари!..

Встаю, принимаю из рук Ольги Николаевны кортик, уже вдетый в ножны, пристегиваю к ремню. И случайно ловлю взгляд Её Величества, только императорского в этот момент в нем очень мало. Во взгляде видно сомнение матери, пока не решившей, насколько все происходящее является игрой, а насколько правдой, и как это в случае чего сможет помочь ее дочери. И еще истеричную напряженность слабой женщины, придавленной тяжелым бременем Власти. Но мгновение проходит, и я снова вижу императрицу Александру Федоровну...

-А это — поэт Сергей Александрович Есенин! — Пятнадцатилетнее чудо по имени Анастасия Николаевна нетерпеливо пытается завладеть всеобщим вниманием. — Мы были на концерте в лазарете, он там читал свои стихи! Они такие замечательные!..

— Да, я помню, ты прожужжала мне все уши, чтобы пригласить его на чай. — Императрица улыбается, но глаза остаются все еще строгими и непроницаемыми. -Однако, не будем медлить...

Нам, как гостям, стараниями мадам Нарышкиной достаются места в торце стола напротив Александры Федоровны. В комнате, едва все расселись за столом, появляются четыре важных дядьки в ливреях, которые отточенными движениями разливают какой-то особо ароматный чай по чашкам, а потом, отойдя на три шага назад, застывают в готовности выполнить любое пожелание...

М-да, это вам не в ротной канцелярии чаи гонять, одно слово — церемониал. Как-то боязно сделать что-то не так, даже пошевелиться. Смотрю направо, где сидит Есенин, и на душе становится немного легче. Я, конечно, всё понимаю, но, действительно, правду говорят — нет больше счастья, чем несчастье ближнего. Бедного поэта вовсю терзает нервный колотун. А тут еще княжна Анастасия, не подумав как следует, решает угостить пирожным из собственных ручек и перекладывает на его блюдце сложную кондитерскую конструкцию, от чего объект высочайшего внимания вообще впадает в ступор. Потом, спустя полминуты она с удивлением замечает нетронутое лакомство и, сообразив в чем дело, легонько толкает его под столом коленкой, затем, лукаво поглядывая исподтишка на своего соседа, отламывает ложечкой кусочек, отправляет его по назначению и запивает глоточком чая. Тот неуверенно повторяет все показанные телодвижения, затем снова наступает очередь княжны. Вот так, замечательно, теперь по очереди ложки в рот таскают. Ожил птенчик, маленько расслабился. И во взгляде бесшабашность появилась. Сейчас допьет чаёк и, скорее всего, выдаст мини-концерт в стиле высокохудожественной поэзии новокрестьянского направления. Ну, а мы пока послушаем Ольгу Николаевну, сидящую рядом и, не ведая о такой вещи, как режим секретности, рассказывающую если не грифованную, то уж точно служебную информацию не для всяких ушей...

Так-так-так, благодарю Вас, Ваше высочество, значит, ждать Вас с папенькой в гости где-то через две-три недельки... Ага, даже вот как!.. Да, к такому событию действительно надо даже не хорошо, а отлично подготовиться!.. Такое раз в жизни бывает, поэтому — срочно кидать все дела, и — на базу. Готовиться...

Вкусняшки съедены, чай выпит, Анастасия что-то тихонько спрашивает у Есенина, затем в очередной раз нарушая правила этикета, громко хлопает в ладоши, привлекая всеобщее внимание...

— Послушайте все, послушайте! Сергей Александрович сейчас прочитает нам стихи!..

Есенин неуклюже встает из-за стола, делает несколько шагов к окну, поворачивается... И это уже не тот сконфуженный солдатик-санитар, не знающий, как правильно держать чайную ложечку. Перед нами Гений в порыве вдохновения, совсем, как у классика — "Поэт идет, открыты вежды, но он не видит никого"...

— В багровом зареве закат шипуч и пенен,

Березки белые стоят в своих венцах.

Приветствует мой стих младых царевен,

И кротость юную в их ласковых сердцах...

Его голос заполняет все пространство комнаты, каким-то непостижимым образом гипнотизирует, заставляет забыть обо всем и ловить каждое слово, каждую интонацию... Признаться честно, из школьного курса литературы помнил, что и Есенин, и автор "ноктюрна на флейтах водосточных труб", да и многие другие таланты во время первой мировой "героически" защищали Родину в тылу. И относился к ним, скажем так, не очень хорошо... Но вот сейчас понял, что у страны могут быть миллионы солдат, тысячи офицеров, сотни генералов, и только единицы этих самых Поэтов с большой буквы. И что далеко не всегда можно их мерить одним аршином...

Обратно в Питер возвращаюсь в каком-то взбаламученном состоянии. То ли из-за вживую услышанных есенинских стихов, то ли из-за общения с августейшими особами. Никогда не был фанатично-убежденным монархистом, как Федор Артурович, но ... Я, конечно, и знаю, и понимаю, да и воочию вижу, что и Николай и Аликс много чего накосячили, за что, отчасти, и поплатились. Но разговаривать с княжнами и знать, что в моей истории их через два года сначала расстреляют, потом добьют штыками, затем вывезут за город и скинут в шахту, изуродовав перед этим тела до неузнаваемости. Да так, что и через девяносто лет медики не смогут собрать из разломанных костей черепа и скелеты... Нет уж, товарищи революционеры!!!.. Подавитесь!!!.. Так подавитесь, что блевать будете!.. Кровью с кишками своими!.. Всех вас, сук, своими руками удавлю!..

Девчонки-то в чем виноваты?.. Романтичная Ольга, спокойно-рассудительная Татьяна, немного стеснительная Мария и непоседа-егоза Анастасия... Им это за что? За фамилию Романовы? Знать бы у кого спросить... Хотя, — знаю! Есть такой человечишко, который, как в моем времени выяснилось, стоял за всем этим. И зовут гаденыша Яшенька Михайлович Свердлов. И проживает он сейчас где-то в Туруханском крае, кстати, вместе с Иосифом Виссарионовичем Джугашвили. Съездить, что ли в гости? Вежливо пообщаться со вторым, а с первым долго, нудно и вдумчиво побеседовать? Чтобы рассказал всё-всё, что знает и еще немножко сверх того? А потом все, что от него останется, утопить в отхожей яме? И всех его тварей-единомышленников на куски рвать, на ленточки резать!!!..

Уже приехав на квартиру, подробно рассматриваю подарки, изо всех сил лелея и обхаживая свое самолюбие. Рассматривать есть что. Новинка, только-только входящая в модную жизнь, наручные часы. Вороненый корпус, черный циферблат со светящимися цифрами и надписью "Rolex", темно-коричневый кожаный ремешок. Стильно, круто, солидно...

Портсигар с закругленными краями и небольшой кнопочкой в торце. Серебряный герб в верхнем левом углу хорошо оттеняется вороненой сталью. На обратной стороне — вензель из красиво переплетенных букв Д, Г, Т, тоже из серебра. Внутри на крышке — золоченая гравировка "Спасителю моей дочери от А.Ф.". Фраза короткая, но вряд ли кто-нибудь еще может такой похвастаться...

Папочка с дипломом о присвоении фамильного герба и под красивым цветным рисунком официальное описание оного: "В червленом поле рука в серебряных латах, выходящая из белого облака, поражает черного змия золотым копьем, увенчанным орденом святого Георгия. На щите дворянский коронованный шлем с нашлемником из трех страусовых перьев. Намет шлема червленый, подложенный серебром"...

Но самое главное — не это! Самое главное, по словам Ольги Николаевны, через две недели в батальоне будет Высочайший смотр. И не просто так, а при вручении знамени!!!.. А помимо этого Великая княжна, как шеф батальона одарит всех офицеров новомодными кортиками со всеми полагающимися знаками отличия. Но один знак будет у всех. На верхней оковке ножен возле кольца выгравирован "веселый Роджер", он же "Адамова голова". Череп со скрещенными под ним костями, эмблема только-только создающихся ударных частей, символизирующая готовность биться насмерть, не щадя своей крови и самой жизни...

Надо срочно ехать на базу! Завтра же забираю своих головорезов из Ораниенбаума, — и домой! Да, и не забыть заскочить в училище! Есть там "Общество воспомоществования бывшим кадетам Павловского кадетского корпуса и юнкерам Павловского военного училища", где надо оставить хорошую сумму денег для помощи бедствующим выпускникам, или семьям погибших. Неписанные традиции тоже надо обязательно исполнять...

"Мы на грани грандиозного шухера!!!" — примерно так с точностью до смысла прозвучало сенсационное известие из уст теперь уже подполковника Бойко, приехавшего по личному поручению генерала Келлера. Три дня назад только появлялся, чтобы узнать, как прошел прием в Царском Селе, и мою версию случившегося на вокзале, а заодно и принести радостные вести, за что и был чуть не задушен в объятиях.

Не знаю, на какие потаенные кнопки и сколько раз Федор Артурович нажимал, но не успел я приехать из Питера, как на следующий день Валерий Антонович осчастливливает нас своим присутствием. Приезжает вместе с портфелем и охраной, — как же, большая штабная шишка, начальник оперативного отдела штаба Сводного корпуса генерала Келлера. Правда, в тот раз из портфеля появились на свет радостные новости — Высочайший указ о присвоении штабс-капитану Гурову-Томскому чина капитана со старшинством со дня выпуска из Павловского училища, и приказ о назначении вышеупомянутого капитана командиром отдельного батальона и т.д. и т.п.

Но сегодня, приняв мой официальный рапорт, и обнявшись, как положено старым боевым друзьям в канцелярии батальона, господин подполковник попытался огорошить меня известием, к которому я был уже почти готов... Нет, задач по групповому захвату всех генералов кайзера нам ставить не стали, хотя лучше бы я выполнял эту задачу... Все гораздо интереснее, — к нам едет.... Блин, даже не ревизор, — это бы еще ладно... У Валерия Антоновича это прозвучало примерно так:

— К Вам собирается Его Величество Император Николай II со свитой!!!.. Батальон будет подвергнут Высочайшему смотру, в ходе которого в торжественной обстановке будет вручено Георгиевское знамя!!!.. Вручать будет Сам Государь за отличие над неприятелем в сражении под Нарочью!!!..

Далее несколько минут следовало военно-философское эссе о том, что Высочайший смотр — это вам не хухры-мухры, и не воробьям фиги в форточку показывать! Это значит — показывать результаты подготовки как каждого отдельно взятого солдата, так и всего героического батальона... Ну вот возжелал Его Величество поглядеть именно Ваш батальон, и всё тут. То ли вспомнил обещание, данное в госпитале, то ли с подачи Михаила Александровича и Федора Артуровича заинтересовался...

Эпилог был более оптимистичным — с Государем прибудет шеф батальона Великая княжна Ольга Николаевна, а также "случайно" оказавшийся в Ставке Великий князь Михаил Александрович, ну и, конечно же, Федор Артурович с заместителем начальника штаба своего корпуса, то бишь, с присутствующим здесь и сейчас подполковником Бойко. Последние двое — для поддержания Вашего морального духа, и составления оргвыводов. Короче говоря, мол, Денис Анатольевич, у Вас на все про все двенадцать суток. И господин подполковник искренне не понимает, почему после этих известий господин капитан до сих пор спокойно сидит и, многозначительно улыбаясь, покуривает, вместо того, чтобы совершать хаотично-бессмысленные телодвижения с целью устранения еще не найденных недостатков...

Пришлось оформить явку с повинной и признаться, что для меня тайной оставалась только точная дата Высочайшего визита, а с первого же дня моего возвращения командиры всех степеней, от взводного унтера до ротного, бегают как наскипидаренные. Проверяют документацию, клеймение обмундирования, бирки, описи... Немногочисленные залетчики белят известью гауптвахту и сухарный цейхгауз...

В родной разведроте зверствует и пашет, как ишак персидский, подпоручик Оладьин...

Валерий Антонович после моих слов скорчил обиженно-кислую мину и недовольным тоном поинтересовался, почему я скрыл от начальства и старых друзей столь важную информацию. Пришлось как можно деликатнее объяснить, что в таких делах лучшая помощь начальства — не мешать, и что если бы доложил сразу, то к режиму ошпаренной кошки добавилось бы удовольствие в самый неподходящий момент выслушивать очень ценные указания коллег Валерия Антоновича, и каждые пятнадцать минут бежать сломя голову к телефону, чтобы потом кто-нибудь из штабных имел удовольствие доложить Его Превосходительству, что приготовления идут полным ходом, и штаб фиксирует все изменения обстановки. А если старые друзья действительно хотят помочь, пусть посодействуют решению вопроса с печатями, а то в последний момент выяснилось, что у разведчиков ротная печать устарела, а в остальных ротах вообще отсутствует, как понятие.

Сменив гнев на милость, Валерий Антонович признал, что доля правды в моих словах есть, но все равно обозвал тихушником и прохиндеем, после чего мы стали разбираться что уже сделано, что еще предстоит сделать, и в какой последовательности это лучше воплощать в жизнь...

М-да, оброс батальон хозяйством. И ведь ничего лишнего, ничего не выкинешь. Все согласно Приказа по Военному ведомству от 1912 г. за Љ 384. И всё это богатство надо подшаманить, разложить поштучно, по номерам, и по комплектности, чтоб не краснеть потом, как помидоры в салате.

Поэтому сейчас у нас имеет место быть полный и перманентный аврал — пытаемся привести все в идеальное состояние... ну или близкое к идеальному. Все-таки — подразделение, непосредственно участвующее в боях. Хозрота из нестроевых и без того порядок поддерживала — на общем фоне очень даже на уровне. Ну так нам же не надо как на общем фоне? Потому как мы — лучшие! И будем такими! Да и вообще, стоит задача — поразить и удивить? Поразим и удивим! Нет таких крепостей, которые не могли бы взять большевики.... Э...пардон, это не отсюда, хоть и в тему...

После получения известия о посещении, во избежание, так сказать, возникновения недопонимания со стороны нижних чинов и повышения уровня народной сознательности, на построении батальона я толкнул речь, так мол и так, — мы лучшие, круче нас — никто, никогда и нигде, кроме горы Казбек, да и вообще, — никто кроме нас. Прониклись, стараются с каким то озверением и остервенением ... А как же? Мы ж — "Гуровцы"!!! Не абы какое мурло! Ну, а я другой реакции от своих бойцов, готовых умереть за батальон и меня лично, не ждал, естественно. А как вы хотели, ексель-моксель? Воспитываем, ёшкин кот...

Занятия по боевой подготовке моим мудрым решением сведены к одному предмету. К бурной радости всего личного состава, понявшего, что в течение какого-то времени не надо будет бегать, ползать, и другими способами издеваться над организмом. Через короткий промежуток времени, правда, всем захотелось вернуться в прекрасное безоблачное прошлое, потому, как маршировать по плацу — то еще удовольствие, особенно, когда оно длится целый день.

Все свободные от нарядов и караулов старательно месят гравий плаца. Картина впечатляющая — без малого тысяча человек, в несколько этапов, сначала пошереножно, потом повзводно-поротно, оттачивают строевую выучку. Спасибо родной Можайке, что не приходится ничего придумывать и изобретать методики, — чай и там к парадам готовились.

Да и сам не чураюсь подобного. Выкраиваю час-два ежедневно, дабы под чутким руководством Дольского отрабатывать все эти "Шашки подвысь", да прочие нюансы нынешних экзерциций до автоматизма. Анатоль, все же, у нас — выпускник Николаевского кавалерийского, кадровый офицер, белая кость-с.... Вот и учит меня, убогого, как отдавать честь, как прогибаться перед начальством. Тут ведь самый шик — ладонь лодочкой делать. А то, махнешь рукой с прямой ладонью, как в конце 20 века и все увидят, что капитан— лох...

Вот так и ношусь, как свадебная лошадь... В смысле, что голова в цветах, а ж... — в мыле. А вечером, когда родные подчиненные уже балдеют-отдыхают, я снова учу Уставы.

Вот и сейчас, только и успели Их Благородие откушать, то есть я, и — опять читать-учить-зубрить.

... О воин, службою живущий

Читай Устав на сон грядущий.

И утром ото сна восстав —

Усиленно читай Устав...

Так, что мы тут имеем в активе?... Полевой службы 1912 года — нафиг, Устав обучения штыковому бою, наставления по гимнастике — туда же, в смысле нафиг и к логопеду, — гимнастика имени меня покруче будет...

А вот Строевой пехотный 1908 года, Внутренней службы 1910 года и, главное — Правила для парадов и церемоний 1902г., Приказ по Военному ведомству Љ 238 — изучаем-с! Ибо нет предела совершенству! А вот эти две занудные книженции — "Хозяйство в роте, эскадроне и сотне" 1914 года и "Справочная книжка для инспекторского смотра пехоты" господина В.Пржилуцкого 1910 года — я уже проштудировал и опробовал на практике. А что вы хотите — батальонный командир я, или так, погулять вышел?

Стемнело уже, а я все перед керосинкой сижу. Хватит! Уставы-наставления в сторону, берем карандаш с рабочим блокнотом, подводим итоги за день...

Едрид-мадрид, ёксель-моксель... Что нам еще осталось? Так... Канцелярию с библиотекой привели в божеский вид, документацию по строевой части в ротах проверил... помещения учебной команды обновили... барабанщики и горнисты — пробарабанят и протрубят... Так... Прачечная, карцер — ставлю плюсик... А за это у меня месье Оладьин получит "люлей" с утра пораньше, или, как говорит мой лучший телефонист, — "со-сранья". Сергей Дмитриевич мне ответочку будет давать по готовому "Журналу военных действий батальона" и полевым книжкам господ офицеров. А вот дражайший мой друг и "лепший кореш" Анатоль будет мне давать отчет... по фуражным отчетным листам и ковочным книжкам. Остальное у него готово... Обводим данных господ офицеров карандашиком...

...За окном канцелярии слышится голос Шаляпина. Это в районе лазарета завели патефон.

Жил-был король, когда-то при нём блоха жила.

Блоха,.. блоха.

Милей родного брата она ему была. Блоха.

Ха-ха-ха-ха-ха, блоха.

Ха-ха-ха-ха-ха, блоха.

Твою ж налево!!! Этот доктор-меломан пластинки новые приобрел. Доктор! Ёкарный бабай! Что ж Вы про блох-то пластинку купили? Весь рабочий настрой мне сбиваете-с!...

Кстати о докторе, по лазарету ставлю плюсик, да и вышеупомянутых зверей в компании с вшами нет у нас... А по столовой мне Паша-Айболит ответит... завтра... Хоть у Ганны нашей там и порядок идеальный, но кастрюли и разделочные доски были не подписаны. Обязательно ведь какой-нибудь чмырь штабной из свитских вылезет и залезет не туда. Каптенармус наш, унтер Платоша Ковригин, завтра мне готовую трибуну показывает, а заодно новенькие доски на кухню... И последнее — разместить музыкальную команду, то бишь оркестр. Федор Артурович после неофициального визита и непродолжительного секретного разговора за закрытыми дверями канцелярии откомандировал в честь такого события ...

Всё! Не могу больше! Хватит на сегодня! Завтра еще один день. Лучше пять раз к немцам в тыл сходить, чем заниматься войсковым хозяйством. А на сегодня я — всё! Хороший еврейский анекдот рассказал недавно бойцам на перекуре Яша Хаймаев: "Помер еврей в Херсоне. Родня отправляет телеграмму в Одессу родне. А чтоб подешевле было — написали покороче: "Изя — всё!" И пришел ответ из Одессы : "Ой!"..."

Вот и я сегодня — "всё!". А если буду свои извилины насиловать и дальше, то точно будет мне — "Ой!"...

А сейчас — спать-спать-спать... Под песню-колыбельную о бляхах... или блюхах... или блохах... Тьфу ты, привязалось! Всё! Спать я сказал!..

Весна, солнце, утро... Лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас... Я себя уже так накрутил за эти дни, что самому тошно... Всё, что можно было сделать — сделали, что нельзя — спрятали и замаскировали. Да и, с другой стороны, здесь на многие вещи проще смотрят, никто не поймет в этом времени факта покраски травы. Но волнуюсь, все же, конкретно...

К одиннадцати ждем высочайших гостей. Бойцы в казармах наводят на себе последний глянец, — чистят кресты, плюют сахаром на сапоги. Шутка ли — не кто-то там едет — а САМ "Государь-Амператор". В караулах и нарядах — исключительно учебная команда, у которой хвосты накручены во избежание...

Время уже десять пятьдесят три... Ну где же они?..

Наконец запыхавшийся дежурный по штабу докладывает, — заранее выставленная "фишка" в виде замаскированного по всем правилам поста с телефоном на дальних подступах к батальону сработала, как и было задумано — ЕДУТ!!! Машу рукой горнисту — "Давай, родной, дуди дудку!"

По сигналу горна к плацу шествуют мои господа офицеры, спешат бойцы под чутким и мудрым руководством унтеров и фельдфебелей. А я уже тут, сияющий "як тая нова копийка". Командую:

— Становись!... Оправиться!...

Солдатушки и благородия обмахивают несуществующие пылинки на сапогах, поправляют амуницию. Жуткое мандраже у меня разыгралось что-то совсем не ко времени... После пятиминутной суеты батальон застыл...

Осматриваю моих красавцев. В строю — все боевые, топорщатся усы, кресты и медали начищены, чубы казаков торчат из-под фуражек. Орлы! Почти все — Георгиевские кавалеры, даже фельдшер Игнат Тимофеевич — и то с "Георгием". Это их праздник в первую очередь!

Первая рота, моё детище, спецназ, аналогов которому в этом мире еще нет и, надеюсь, что не скоро появится. Вторая — конно-штурмовая Дольского, орлы-кентавры. Третья — "янычары" Димитра Стефанова, пешие штурмовики, первая шеренга с "мадсенами" у ноги. Четвертая — Волгин, Котяра со своими ПТРщиками имени Гана-Крнка, саперы — подпоручик Коля Бер, студенты в первом ряду красуются унтерскими лычками и блестят Георгиями... На левом фланге — учебная команда и чистенький Данилка Адамкевич с очень серьезным лицом в новой форме и в сияющих на солнце сапогах. Хм... молодца, однако...

На правом фланге первыми — ротные барабанщики, за ними — Сергей Дмитриевич, как командир первой роты, с ним — будущий знаменосец подхорунжий Митяев, весь в крестах и медалях, ассистентами — унтера Гордей и Боря Сомов. Нарядные — хоть сейчас под венец, через плечо у всех троих — панталеры, обшитые унтер-офицерским галуном зигзагом... Вчера вечером провели генеральный прогон смотра. Ну вроде бы не должны обос...рамиться...

Для высочайших гостей и дам на площади отвели место рядом с дощатой трибуной, убранное коврами. Отец Александр уже тут, сочувственно и понимающе кивает мне и благословляет крестным знамением. Ух!... Отче наш, иже еси на небеси...

Еще раз осматриваю себя: сапоги блестят, погоны новенькие, ордена и портупея в порядке. Поправляю темляк шашки. Ч-ч-чёрт! Где перчатки?.. Едрит твою дивизию!!! В кармане. Уф! Вопросительно киваю Михалычу, мол, как я, нормально? Тот, в ответ незаметно показывает большой палец... Завтра, после всех этих плясок с бубном Михалыч едет в Новочеркасск, в училище, сдавать экзамены экстерном. Эх, хороший Благородие из него получится, кадровый, из низов! Моя школа!.. Хотя — да, еще неизвестно, кто кого и чему учил...

Да где же они там, эти высокие и высочайшие гости?... Притомили кулаки, блин, Павлика Морозова... Ну, наконец-то!.. Вереница автомобилей въезжает на территорию батальона, за ними гарцуют лейб-конвойцы. Дождавшись, когда "лимузины" из гаража Его Величества подъедут к плацу, даю отмашку оркестру. Трубачи трубят "Слушайте все!". Теперь — шашку "Подвысь", и ору торжественно-командным голосом:

— Батальо-о-он... СЛУ-УШАЙ!.. Для встречи Государя-Императора... На кра-УЛ! — четко поворачиваюсь, и под барабанный бой печатаю шаг. Пока вышагиваю, успеваю рассмотреть, кто нас удостоил посещением... Так, Их Величество собственной персоной, за ним — в гусарском мундире, высокий и худощавый Михаил Александрович, братец Его Величества, и просто отличный мужик... Далее, в форме сестры милосердия, улыбающаяся приветливо, надеюсь, лично мне, княжна Ольга, "шефиня" нашего батальона... Ну, Федор Артурович, понятное дело... И ещё целая куча всяких Сиятельств-прихлебателей-хвостозаносителей в генеральских и свитских мундирах... О! Валерий Антонович! Да со всеми регалиями!!!..Ну ни фига себе, скромнейший человек, ни разу ордена не светил! Штирлиц, блин! А у него там целый иконостас — Владимир 4 степени, Анны 3-й и Станислава 3-й, и все — с мечами... Всё, в сторону лирику!..

Смолкают барабаны...

— Ваше Императорское Величество! Вверенный мне отдельный батальон специального назначения 2-й армии по случаю Высочайшего смотра и пожалования батальонного знамени построен! Докладывал батальонный командир капитан Гуров-Томский!

Шаг в сторону, разворот, шашку — вниз, и сопровождаю высочайших гостей. Оркестр по отмашке начинает играть чей-то Встречный марш... Кажется, — егерский...

Император, держа ладонь у козырька фуражки, вместе со всей честной компанией следует к центру плаца, затем, отмахнув музыкантам, Государь здоровается:

— Здорово, молодцы-разведчики!

Общий вдох, и — отчетливое и громовое — "Здра-вия же-ла-ем Ва-ше Им-пе-ра-тор-ско-е Ве-ли-чес-тво!!!"

Вижу, что Величество рад такому молодцеватому ответу... А фигли он думал? Только в гвардии такое видал? Это всё — две недели тренировок, когда "Императорами" по очереди были то Волгин, то я с Оладьиным попеременно, а то, бывало, и фельдфебель Остапец Дмитрий Иванович "Амператором" бывал...

О! Куда это он двинулся? Обходить батальон? Ну и я за ним, а уже за нами следуют Высочества и свора, в смысле, свита Сиятельств. Обойдя строй, удивленно остановился возле выпятившего изо всех сил грудь Данилки.

— А ты кто таков, молодец?

— Воспитанник батальона рядовой Адамкевич, Ваше Императорское Величество!!!

— И что ты здесь, в батальоне делаешь, воспитанник?

— Готовлюсь германца воевать, Ваше Императорское Величество!!! — Данилка от натуги и царского внимания покраснел аж до самых пяток, наверное.

— Молодец! — Государь улыбается бойкому и понравившемуся ответу и треплет парня по щеке... Затем, дойдя до левого фланга, опять возвращаемся к середине плаца. Поворачиваюсь к батальону и ору очередную команду:

— К но-ГЕ!

— Здравствуйте, капитан! Рад Вас видеть! — Государь протягивает руку для приветствия.

— Здравия желаю, Ваше Императорское величество! — Пожимаю руку Императору, потом Михаилу Александровичу, галантно целую руку княжне, ручкаюсь с остальными, не забывая каждому козырнуть "лодочкой". Здороваюсь с Валерием Антоновичем, тот явно искренне переживает и волнуется за меня... Келлер, злодей такой, пожимая мне руку, вопросительно смотрит... Да, готовы мы, готовы, все сделаем в лучшем виде, как договаривались!..

Величество начинает проникновенную речь. Вижу, что бойцы мои впечатлены по самое-самое, шутка ли, — сам помазанник Божий... Увидели своими глазами и послушали своими ушами... Да и я сейчас... гы-гы... лицо, приближенное к Императору, как Киса Воробьянинов... Царь-батюшка вещает о вековых традициях русского воинства, благодарит за то, что не посрамили, что тронут храбростью и героизмом. А посему, Высочайшим повелением, батальон нарекается "1-м отдельным Нарочанским Её Императорского Высочества Великой Княжны Ольги Николаевны специального назначения батальоном" с пожалованием Георгиевского знамени "За отличие над неприятелем в боях 1915 и 1916 года" с Георгиевским же навершием...

Затем выступает Великая Княжна Ольга и, смущаясь от устремленных на неё восторженных глаз, от всей души говорит, что благодаря нашему героическому батальону спасена честь Российской Империи в её лице, посрамлен неприятель... И остальные бла-бла-бла... и, наконец, о величайшей чести и счастье быть шефом нашего хоть и молодого, но уже такого прославленного подразделения.

Пока высокие гости толкают речи, лейб-конвойцы устанавливают покрытый зеленым сукном стол, на котором блестит серебряное блюдо со специальными знаменными гвоздями и молоток для их прибивания, а затем аккуратно укладывают древко с медным подтоком и полотнище стяга. Успеваю рассмотреть почти уже наше Знамя... Георгиевское полотнище образца 1900 года с малиновой каймой, по центру Спас Нерукотворный, по периметру рамки надпись "За отличие над неприятелем в боях под Равой в июле 1915 года и в боях под Нарочью в феврале 1916 года". Да! И в навершии черного древка — Георгиевский крест! Здесь же на столе Грамота Государя Императора о пожаловании знамени... Когда Ольга Николаевна заканчивает говорить, по кивку Государя командую:

— Барабанщики, первая полурота, господа офицеры — ПРЕД БАТАЛЬОН!

Выходят офицеры, знаменщики, знаменный взвод. Ревностно отслеживаю каждый шаг моих орлов, боюсь, чтоб кто-нибудь не накосячил... Уф!!!... Чувствую, как по спине бежит пот... Как будто десяток мешков потаскал. А все еще впереди. Ничего — прорвемся!..

Граф Келлер, подойдя к столу и обернув запас полотнища знамени вокруг древка, наживляет верхний гвоздь и почтительно протягивает молоточек Государю, который его и забивает. После Его Величества, подходит Ольга Николаевна и неумело забивает второй гвоздик. Следующий гвоздь аккуратно вколачивает сам Федор Артурович, за ним подполковник Бойко, затем я, и уже за мной — мои господа офицеры, по старшинству. Под конец, молоток берет покрасневший от волнения мой кровный братишка — подхорунжий Гриша Митяев, одним ударом загоняет в древко гвоздь, затем передает Гордею... Тот — Сомову...

Всё!... Полотнище закреплено последним гвоздем и в торжественном безмолвии Николай Вторый, Император и Самодержец Всероссийский, Московский, Киевский, Владимирский и прочая, и прочая разворачивает Высочайшую Грамоту для прочтения. Над притихшим плацем звучит воля Монарха:

— ...Повелеваем знамя сие, освятив по установлению, употреблять на службу Нам и Отечеству с верностью и усердием, Российскому воинству свойственными...

Долго всё это длится, чего тут говорить. Устал я... Потом выходит наш дивизионный благочинный отец Александр. Командую к молитве:

— Батальон, Смирно!.. Барабанщики — на молитву! Шапки — долой!..

Барабаны отбивают "повестку" и начинается молебен с акафистом и многолетием... Сперва — проповедь, объясняющая значение новых полковых святынь. После — молебствие памяти убиенных воинов, сложивших свои головы на поле брани за честь и славу Отечества. Честно говоря, очень это всё утомительно ... Зато мандраж меня, наконец покинул, уступив место тупому ожиданию и уверенному спокойствию. Вдруг понимаю, что всё идет своим чередом, что сделал всё, что мог и даже больше, и что от меня уже ничего не зависит...

Наконец, окропив святой водой знамя, отец Александр при молитве вручает его коленопреклоненному Келлеру, и двигается в обход батальона, тоже кропя его святой водой.

И вот он!.. Этот торжественный момент, когда командир Сводного кавалерийского корпуса генерал-лейтенант граф Федор Артурович Келлер, взяв в руки знамя, вручает его опустившемуся на колено командиру 1-го отдельного Нарочанского батальона... То есть мне... Ну а я уже, раздуваясь от торжественности, и с полным удовлетворением от хорошо выполненной работы передаю наш стяг преклонившему колено Михалычу.

Первый знаменосец батальона подхорунжий Митяев берет знамя, салютует стягом Императору и застывает в положении "К ноге". Замирают ассистенты... А дальше речь толкает Федор Артурович. Проникновенно, просто и доходчиво для простого солдата:

— Господа офицеры, унтер-офицеры и солдаты! Дорогие мои боевые товарищи! Братцы! Вы видите, пред вами стоит здесь дар нашего Царя-Батюшки — святыня, в которой заключается честь, гордость и слава вашего батальона. Сие знамя свидетельствует, что вы, и разведчики, и штурмовики, в мыслях Царских также близки Его сердцу, как и те, что и на глазах. Приложите же все ваши силы, чтобы быть достойными оказанной вам милости, служите, чтобы радовать Царя, а когда грянет час и снова окажетесь на передовой, покажите на что вы способны для защиты святой Веры, Царя и Отечества.

Ну.... Вроде и этот этап прошли... Краем глаза замечаю завистливые взгляды свитских на меня, мои награды, шашку. Ревнивые, прямо скажем, взгляды. М-да... Предупреждал ведь Федор Артурович, что много таких слащавых улыбочек еще увижу. А идите вы все лесом.... Мне с вами детей не крестить, козлики! Что, интересно, вы в 17-м делать будете? Небось, красные бантики повяжете и орать будете "Да здравствует свобода!"? Это мы еще посмотрим, будет ли здесь тот 17-й!.. А пока — лирику в сторону, продолжим, господа...

— На-КРОЙСЬ!

Бойцы надевают фуражки, почти незаметно выравниваются в шеренгах. Теперь знамя нужно пронести перед батальоном и поставить в строй, а посему снова командую:

— Под знамя!.. Слушай!.. На кра — УЛ!

Играют марш музыканты, барабанщики бьют "Под знамя", Серж Оладьин, взяв шашку "Подвысь", торжественно ведет знамя вместе со знаменной полуротой по фронту батальона. Лица бойцов торжественны, глаза сияют. Сейчас им — море по колено, океан — по плечо, а все враги — по... чуть пониже поясного ремня. Всё же, нужное это дело — воинские церемониалы, ох и нужное...

Поставив знаменщика, Оладьин опускает шашку и затем, взяв на плечо, возвращается на свое место. Господа офицеры расходятся по своим местам. Пора и мне на свое. Спешу на правый фланг стоящего поротно батальона... И вот уже Государю подносят чарку, которую он принимает и закрывает торжественную часть:

— Русский солдат во все времена был храбр, стоек и непобедим! Русский воинский устав учит: "Знамя есть священная хоругвь, под которой собираются все верные своему долгу воины, и с которою они следуют в бой с врагом. Знамя должно напоминать солдату, что он присягал служить Государю и Родине до потери самой жизни...". Сегодня вы обрели святыню — свое батальонное знамя! Будьте же достойны его! Поздравляю вас, молодцы-разведчики!..

Федор Артурович громогласно восклицает:

— Ура Государю-Императору!!!

Тысяча мужских глоток протяжно кричат троекратное "Ура!", пока Император опустошает чарку, и я ору вместе со всеми. Мы могучи и непобедимы, мы обрели ЗНАМЯ!.. Гремит оркестр, величественно звучит Гимн. Тысяча луженых мужских глоток поют:

Боже, Царя храни!

Сильный, державный,

Царствуй на славу, на славу нам!

Царствуй на страх врагам,

Царь православный!

Боже, Царя храни!..

Я выжат как лимон... Еще немного... Еще чуть-чуть... Скоро финал... Поворачиваюсь лицом к строю:

— К церемониальному маршу!!!

Почеканили шаг линейные, офицеры вновь шагнули из строя, барабанщики вышли на десять шагов перед Оладьиным...

— Поротно! На одного линейного дистанция! Равнение направо! Первая полурота!

Сергей Дмитрич громко и торжественно командует:

— На пле-ЧО!

Слитный лязг оружия... шелест вынимаемых из ножен клинков... Беру шашку "подвысь"...

— Батальон!.. Шагом — МАРШ!

Одновременно, под бой барабанов тысяча бойцов чеканит первый шаг. Слитный грохот сапог гремит по плацу батальона. Барабанщики замолкают, и дело вступает медь оркестра. Как один могучий организм, мои бойцы, мои хлопцы, мои воины одновременно, мощно и легко печатают шаг с мужской силой и армейской точностью. В этом почти высшем человеческом движении есть какая-то страшная сила и суровое самоотречение...

За моей спиной развивается Знамя с изображением Спаса Нерукотворного, и гордо идёт "Первый Отдельный Нарочанский Великой Княжны Ольги Николаевны специального назначения батальон". Мой батальон! Эти люди могут всё! А я шагаю впереди батальона, салютуя шашкой Императору, и чувствую, что счастлив!!!

Отсалютовав, делаю четыре шага, снова шашку "Подвысь" и резко сворачиваю к трибуне. Шаг, шаг, ещё шаг, удар каблуков друг о друга, поворот кругом. Всё, теперь без меня, так положено. Стараюсь краем глаза рассмотреть, каковы эмоции на трибуне. Ольга Николаевна машет платочком и улыбается, Царь-батюшка вроде тоже приосанился, молодцевато отдает честь... Идут мои орлы! Идут соколы! Блестят солнечными зайчиками шашки офицеров и ребятишек Дольского, звенят шпоры, четко ударяют сапоги. Головы повернуты направо, глаза поедают Царя... Ну, а сейчас вы, дорогие гости, еще больше удивитесь, мои орлы с песней пройдут "второй проход" мимо Его Величества...

Батальон почти на исходной, по команде переходит на походный шаг. Так... Слышу команду: "Правое плечо вперед — МАРШ!", пока всё по плану... Выход на финишную прямую... И песня!!!.. Марш нашего батальона!!!.. Долго думал-гадал, каким он будет, благо, выбор был. Но после долгих раздумий решил взять самую лучшую,на мой взгляд, песню. Чуть-чуть переделанную...

Здесь птицы не поют,

Деревья не растут,

И только мы, плечом к плечу,

Врастаем в землю тут.

Горит и кружится планета,

Над нашей родиною дым,

И, значит, нам нужна одна победа,

Одна на всех — мы за ценой не постоим.

Одна на всех — мы за ценой не постоим.

Нас ждет огонь смертельный,

И все ж бессилен он.

Сомненья прочь, уходит в ночь отдельный

Отдельный наш, специальный батальон.

Отдельный наш, специальный батальон.

Едва огонь угас —

Звучит другой приказ,

И почтальон сойдет с ума, разыскивая нас.

Взлетает красная ракета,

Бьет пулемет, неутомим...

И, значит, нам нужна одна победа,

Одна на всех — мы за ценой не постоим.

Одна на всех — мы за ценой не постоим.

Замерев, стоят Величества, Высочества и Сиятельства... Вслушиваются в слова песни. Вон, Ольга Николаевна платочек чуть ли не до дыр истеребила. Конечно! Вы такого не слышали, тут вам не художественно-пантомическая композиция, как говорит доктор Паша. Это вам мои мужики идут, — воины, защитники земли Русской!..

От припятских болот

Война нас доведет

До самых вражеских ворот. Вперед, друзья, вперед!

Когда-нибудь мы вспомним это,

И не поверится самим.

А нынче нам нужна одна победа

Одна на всех — мы за ценой не постоим.

Одна на всех — мы за ценой не постоим...

Не то, чтобы "Высокий Ареопаг" был в шоке, но впечатлились все по полной. Да и у меня законная гордость в одном месте до сих пор свербит. Несмотря на то, что и сам под гитару напевал господам офицерам, и потом ротным запевалам "показывал", и на репетициях глотку драл вместе со всеми. Но сегодня парни превзошли самих себя...

— Господин капитан, чья это песня? — Вполне искренне интересуется Император. — Я до сих пор ни разу подобного не слышал.

Не успеваю дать уклончиво-обтекаемый ответ, как генерал Келлер подставляет меня по полной, да еще и получает от этого удовольствие, судя по довольной улыбке:

— Ваше Величество, он перед Вами. Признавайтесь, господин капитан, лавры Вашего знаменитого тезки, Дениса Васильевича Давыдова, покою не дают? Я имел удовольствие беседовать с Вашей, тогда еще будущей супругой, когда она выхаживала Вас после ранения. Дарья Александровна рассказала, что Вы на досуге пописываете стихи и немножко музицируете.

Изображаем вполне понятное смущение под перекрестным обстрелом пристальных взглядов присутствующих, и продолжаем разыгрывать запланированную с Федором Артуровичем сценку "Разоблачение поэта". В последнюю встречу академик с генералом, несмотря на отчаянное сопротивление, взвалили на мою хрупкую шею еще и проблему контрпропаганды с помощью стихотворных и музыкальных творений из будущего.

— Да-да, мне она тоже говорила нечто подобное! — Подтверждает нашу версию Ольга Николаевна.

— Прошу меня извинить, наверное, Вы ее неправильно поняли. Дело в том, что... Я имею честь быть знакомым с человеком, пишущим стихи, и по его просьбе пытался переложить их в меру своих сил на музыку... К сожалению, я дал слово офицера, что не открою никому его имени. Он очень скромен, я бы даже сказал — застенчив, и громкая слава его вовсе не интересует... Марш для батальона написал он, я лишь попытался переложить его на музыку.

— Ну, что ж, Вам это вполне удалось. — Понимающе улыбаясь, подводит итог Император. -Но давайте продолжим, господа. Федор Артурович, Вы обещали нам некое зрелище на учебном поле. Так идемте...

По дороге Его Величество интересуется, где и каким образом мы умудрились обзавестись воспитанником. Приходится вкратце рассказать ему историю Лесечки и Данилки, особенно упирая на то, что господа минские полицейские не смогли отыскать горе-родителей... Меня снова поддерживает наша "шефиня" Ольга Николаевна:

— Да, кто-то из фрейлин рассказывал о подобном. Кажется, Софья Андреевна Ростковская, урожденная княжна Гагарина... Это тоже были Вы, Денис Анатольевич? А как удалось уговоритьпреступников отдать детей?

Ну, вот, блин, только обрадовался, что можно соскользнуть с темы, — и на тебе!.. И кто Вас, Ваше Высочество, за язык дернул? Поговорку о том, что любопытство сгубило кошку, не учили?..

— За девчушку отдал деньги, которые просила хозяйка притона, правда, не подозревая, что забираю ребенка навсегда. А брата отдал уголовник, решив, что здоровье, все-таки, дороже денег — Вот только не хватало мне рассказывать подробности любопытным девушкам, да и сам Император слушает с интересом, я уж не говорю про свитских — те вообще превратились в одно большое ухо. — Благодаря Софье Андреевне детей не забрали в приют, а оставили в батальоне. О чем ни мы, нималыши, кажется, не жалеем...

Ну, вот, слава Богу, пришли на тактическое поле. Где уже построены мои любимчики, мои "призраки", моя разведывательно-диверсионная рота. Парни уже успели скинуть парадную, "по первому сроку" форму и переодеться, приготовившись показать на что способны. И каким-то непонятным образом преобразились, или мне просто так кажется?.. Гордая торжественность плаца здесь уступила место реальному ощущению опасности, исходящей от бойцов. Такое ощущение, что в каждом проснулась и расправила капюшон кобра, бросок которой молниеносен, неотвратим и смертелен. И, судя по притихшим разговорам свитских за спиной, они подсознательно придерживаются того же мнения. Может быть, почувствовали разницу между тигром на арене цирка и такой же зверюгой на охоте, когда еще неизвестно, кто будет дичью. Даже лейб-конвойцы как-то подобрались, серьезно и настороженно оглядывают строй, придвинувшись на всякий случай поближе к охраняемым персонам. Напряженность снимает Федор Артурович:

— Ваше Величество! По докладу батальонного командира в честь Высочайшего посещения была отрепетирована... м-м-м... некая, в своем роде, гимнастическая композиция... Разрешите Вам ее представить!..

Дождавшись утвердительного ответа и не обращая внимания на ехидные улыбочки сопровождающих, ясно говорившие, мол, капитанишка прогибается, сейчас, типа, нас удивлять будет какой-нибудь Сокольской гимнастикой, даю отмашку Сергею Дмитричу. Тот негромко что-то командует, и...

Единым движением, неуловимым непосвященному взгляду, бойцы перестраиваются, освобождая прямоугольник шагов пятьдесят на тридцать... Сколько времени ушло на расчеты и тренировки — словами не передать! Но, похоже, то, что задумывали — получилось. А задумывались показательные выступления, вошедшие в моду у десантуры, морпехов, ОМОНов и прочих спецподразделений в конце девяностых. Естественно, с поправкой на начало века, потому, как разбивание бутылок, кирпичей и прочих твердых предметов головой, руками и другими частями тела сейчас будет понято не совсем адекватно. Но, в остальном...

В центре площадки уже стоят мои "первенцы". Это даже не Первый Состав, а Самые-Самые Первые... Михалыч, Митяй и Гриня... Стоящие сзади казаки во главе с Андрейкой-Зингером затягивают "На Шамиля". Три шашки вылетают из ножен и, блестя на солнце, начинают синхронный разбег.Клинки, разбрызгивая по сторонам блики, порхают в весеннем ветерке.Со стороны кажется, что троица окружена мерцающе-серебристой завесой... В нужный момент они на мгновение останавливаются, и стоящие сзади перекидывают им шашки под вторую руку. И теперь уже шесть несущих смерть полос остро заточенной стали купаются в голубом весеннем небе...

Украдкой смотрю на реакцию зрителей. Император довольно улыбается, Великая княжна завороженно смотрит на мерцание боевых клинков, скорее всего, такого она еще никогда не видела. Свитские стоят с дежурно-безразличными улыбками, часть лейб-конвойцев всем своим видом показывает, что, мол, ничего тут особенного нет, они еще и не такое могут. Вторая часть, более азартная, неосознанно пытается "подыграть" выступающим, чуть заметно поводя плечами и прокручивая кисти рук. О том, что они должны охранять Самодержца и его дочь, не отвлекаясь ни на какие спектакли, никто не думает...

Песня и фланкировка заканчиваются одновременно. Шашки у всех троих замирают, скрестившись над головой, затем резко опускаются вниз. Казаки быстро делают несколько шагов назад, освобождая место следующей группе. Двенадцать бойцов выстраиваются тремя шеренгами, набирают интервал и дистанцию в четыре шага и замирают. Короткие артиллерийские карабины — в положении "К ноге". Серж Оладьин громко командует "Счет", и — понеслась! Вот этого вы, господа, уж точно никогда и нигде не видели!. Комплекс рукопашного боя с авт... карабином, творчески составленный применительно к современным реалиям на основе НФП!..

Раз! Уход в стойку, карабины взлетают вверх, приклад закрывает правый бок, мушка — на уровне глаз!.. Два! Отбив вправо и тычок стволом в горло воображаемому противнику!.. Три! Шаг правой и удар прикладом сбоку!.. Четыре! Слитный разворот назад и еще дюжина виртуальных гансов получает удар затыльником приклада в голову!... Пять!.. Разворот вправо, верхний блок карабином и удар ногой в живот!.. Шесть!..

Теперь уже все присутствующие с неподдельным интересом следят за единым многоруким организмом, вооруженным двенадцатью Маузерами. Подождите, сейчас и не такое увидите!.. Шестнадцать!.. Бойцы уступают место следующей группе. Без оружия, если не считать таковым трофейные штык-ножи... Оладьин снова командует "Счет", и гости наблюдают следующий сюрприз...

Мелькают клинки, чередуясь с разворотами, блоками и ударами. Всё происходит одновременно под слитный рев "... Пять!.. Шесть!.. Семь!..". Даже лейб-конвойцы, подавшись вперед, во все глаза смотрят на новое для них действо... Пятнадцать!.. Шестнадцать!.. Всё! А вот теперь начинается самое интересное!..

На середину выходит "вражеский часовой" проходит немного дальше, разворачивается, успевает сделать еще пару шагов, как сзади на него обрушивается "разведчик". Захват сзади за шею, бросок, атакующий прыгает сверху и в землю возле горла "бусурманина" вонзается штык-нож... Свитские непроизвольно дергаются, Ольга Николаевна испуганно вскрикивает, но оба бойца уже на ногах и освобождают место следующей паре. "Враг" конвоирует "нашего", идет сзади и пару раз толкает его в спину прикладом, чтобы тот побыстрее пошевеливался. Последний толчок разворачивает бойца вокруг оси, скользящий шаг за противника, левая рука захватывает цевье, правый локоть летит в висок одновременно с подсечкой, "чужой" падает, рядом с его головой с металлическим стуком приземляется затыльник приклада... Следующая пара... Следующая... Бойцы с каким-то уже нездоровым азартом месят друг друга, так скоро и до фулл-контакта докатятся... Вошли в раж, ребятки, перед самим Императором выучку показывают... Штык против карабина... Карабин против карабина... Голые руки против штыка... Все, выступление закончено! Рота вновь замирает в строю...

Император довольным жестом оглаживает бороду и зычно провозглашает:

— Молодцы! Благодарю за службу!

Ответный рёв "Рады стараться Ваше Императорское Величество!!!" слышен, наверное, аж на другом конце Минска.

— Господин капитан, Вы меня приятно удивили! Таким манером штыковой бой мне еще никто не показывал, признаться, несколько необычно, но — впечатляет! — Самодержец всея Руси довольно улыбается. — Ну, а то, что потом творили Ваши разведчики, — вовсе фантастика! Вы до всего этого сами додумались?

— Вместе с офицерами батальона, Ваше Императорское Величество. — Правду о том, что в создании "шедевра" приняли активное участие опытные вояки-рукопашники из казаков, унтеров и простых солдат, говорить не буду. Не поймут-с, — дикари! Краем глаза замечаю многозначительную улыбку Великого Князя Михаила.

— Капитан, а почему у Ваших солдат германское оружие? Что, наши винтовки хуже? — Встревает один из свитских генералов.

— Никак нет, Ваше превосходительство. Что добыли в бою, тем и воюем. А вообще, для разведчиков трофейное оружие больше подходит, — легче пополнять боезапас. — И о том, что пешая сотня погранцов прибыла аж с тремя наганами-карабинами и десятком берданок, тоже умолчим, не будем портить праздник Государю.

— Хорошо, Вы хотели что-то еще продемонстрировать, господин капитан? — Великий князь Михаил приходит на выручку, показывая рукой на томящихся и изнывающих возле броневика штурмовиков во главе с Димитром Стефановым.

Государь Император, сопровождаемый свитой, подходит к броннику, командует "Вольно" вытянувшимся во-фрунт бойцам и с интересом разглядывает наше чудо на колесах. Для показа взяли машину, недавно прибывшую из Гомеля и вооруженную трофейным МГ-шником с самодельным наклонным щитком.

— Интересное авто... Откуда он у Вас?

— Ваше Императорское Величество, нам передали три автомобиля, бронирование осуществлялось в железнодорожных мастерских. Один вооружен 47-миллиметровой пушкой Гочкиса и предназначен для подавления огневых точек, два других — пулеметами и должны участвовать в атаке вместе с штурмовиками.

Самодержец всея Руси протискивается внутрь, устраивается на водительском месте. У меня волосы встают дыбом от внезапной мысли, что сейчас он скомандует "Заводи!", и — либо сам угробится, либо машину угробит на наших буераках. Но, слава Богу, Высочайшего любопытства хватает только на то, чтобы покрутить руль, подергать рычаги и понажимать на педали. Затем, довольный до невозможности, он вылезает наружу и мы продолжаем разговор.

— Такой способ бронирования я уже видел. Автор проекта — кто-то из офицеров Стрелковой школы, если не ошибаюсь.

— Так точно, Ваше Императорское Величество. Штабс-капитан Мгебров помогал проводить испытания одного из автомобилей в Ораниенбауме.

— И как результаты? — Самодержец заинтересованно смотрит на меня, ожидая ответа.

— Пробитие бортов с дистанции в семьдесят шагов, лобовая проекция выдержала все попадания.

— Хм-м, неплохо... А зачем ему столько колес?

— Для повышения проходимости. Привод осуществляется на две задних оси с помощью цепей Галля, вот эти колеса закреплены свободно и вращаются. — Показываю на запаску, висящую перед бронедверкой. — Помогают выбираться из рвов и преодолевать окопы.

— Господин капитан, объясните подробней, что Вы собираетесь нам показывать, чтобы было понятней. — Приходит на помощь Федор Артурович, как бы невзначай обводя рукой свитских шаркунов.

— Вон там находятся окопы, занятые "противником", роль которого выполняют мешки с песком, выступающие на две ладони над бруствером. Штурмовики двумя колоннами, прикрываясь бронеавтомобилем, выдвигаются на дистанцию в пятьдесят-семьдесят шагов, затем разворачиваются в цепь и, прикрывая друг друга, атакуют окопы...

— Мешки, небось, заранее продырявлены... — Сбоку доносится еле слышное хмыкание кого-то из свитских. Не, ну это вопрос решаемый! Оборачиваюсь к генералам от паркета:

— Если желаете, можем сходить осмотреть целостность "солдат противника". А еще лучше, — с разрешения Его Императорского Величества приглашаю сомневающихся пересидеть атаку там же, в окопе.

— Не боитесь попасть под шальную пулю, господин капитан? — Великий князь Михаил испытующе смотрит на меня.

— Никак нет, Ваше Императорское Высочество. Гранаты сегодня использоваться не будут, так что на дне окопа совершенно безопасно, сам проверял.

— Решили изобрести новую тактику? — Император вновь вступает в разговор.

— Ваше Императорское Величество, как мне рассказали в Офицерской стрелковой школе, первым подобное предложил штабс-капитан Поплавко, сейчас он пробует реализовать свои задумки на Юго-Западном фронте. Я лишь внес небольшие дополнения...

— Хорошо! — Николай подводит итог. — Давайте посмотрим.

БТР трогается с места, за ним топает две "ниточки" бойцов с оружием наготове. Всё это, наверное, прекрасно видно в бинокли, которых я притащил целых три штуки. Только августейшим особам. Мы с Федором Артуровичем это уже видели, а остальным, как я думаю, подробности абсолютно ни к чему.

Пулемет долбит длинными очередями, стараясь подавить молчащие окопы... Время! В воздух уходит ракета, пущенная Стефановым, "янычары" шустро разворачиваются в цепь по обе стороны от броника и перекатами рвут в атаку. Пулеметные очереди, грохот винтовочных выстрелов, бойцы несутся так, что обгоняют БТР. Слава Богу, Ильюша Буртасов, сидящий за рулем это замечает и поддает газку...

А потом мы идем смотреть на последствия этого "стихийного бедствия". Перепаханный пулями бруствер, разлохмаченные в клочья мешки, часть из которых валяется на дне, — вся эта картина Императору, вроде, нравится. Но без критики не обходится:

— Без сомнения, что-то в этом есть. Но расход патронов гораздо больше против обычного.

— Не намного, Ваше Императорское Величество. Зато действенность огня возрастает за счет того, что в любую секунду половина солдат стреляют прицельно с колена, а не на бегу. Тем более, что так будут действовать подразделения прорыва, а остальным останется только закрепиться на захваченных рубежах. А если ударные и штурмовые батальоны вооружить автоматическим оружием, эффективность таких атак только возрастет.

— Ваше Императорское Величество, осмелюсь напомнить наш давешний разговор. — Келлер при этих словах хитро улыбается.

— Я помню, Федор Артурович. И, думаю, что соглашусь с Вашим предложением. А сейчас, насколько понимаю, — обеденное время?

Зная железное правило Николая II везде, где он бывает, снимать пробу с солдатского котла, веду всех в "летнюю столовую", где Ганна, как угорелая, уже третий час мечется от одной полевой кухни к другой, проверяя, всё ли в порядке.

Место приема пищи производит на наших гостей благоприятное впечатление. В том числе и своей грандиозностью. Как-никак, почти тысяча человек должна одновременно позавтракать, пообедать и поужинать. Зимой использовали для этих целей пустующие казармы, а сейчас, когда уже тепло, — на поле стоят поротно полевые кухни с тянущимися за ними столами и лавками. Нестроевая рота, изображая очень шустрых муравьев, заканчивает расставлять миски и тарелки с хлебом. Возле одной из кухонь Самодержец торжественно угостился аппетитным гороховым супчиком, в другом месте попробовал наваристой каши с жареной говядинкой, и в целом остался доволен. Теперь — последний пункт официальной программы...

— Разрешите от имени офицеров батальона пригласить Ваше Императорское Величество и всех присутствующих пообедать за нашим табльдотом.

Его Величество благосклонно принимает приглашение, и мы следуем в "офицерское собрание" рядом с лазаретом. На лицах свитских видно слегка брезгливое выражение. Ну, уж извините, здесь Вам не тут, в смысле, — не "Метрополь" и не "Яр". Впрочем, даже если и понравится угощение, всё равно ведь будете жрать в три горла и кричать, как всё отвратительно и невкусно.

Почти сразу же нам навстречу попадается Лесечка-Лисичка, несущая стопку рушников. Увидев нашу веселую компанию, она делает огромные круглые глаза и в панике несется предупреждать "цётку Ганну", что вызывает улыбки присутствующих и звонкий смех Ольги Николаевны.

Обед проходит "на уровне" во всех смыслах. Кувертов из шестнадцати предметов на персону, конечно, мы не набрали, но недавно купленный сервиз, на мой взгляд, смотрелся вполне достойно. Что касается еды, то сегодня Ганна превзошла саму себя. Понятное дело, что и господа офицеры скинулись ради такого события, и я залез в "секретную" кубышку, и Валерий Антонович выделил толику малую из сумм, не подлежащих обязательной отчетности.

Но девчонке тоже досталось. Поднялась ни свет, и заря, и целый день носилась, как реактивная, присев отдохнуть, может быть, пару раз на пару минут... Келлер и Бойко, знающие способности нашей поварихи, сразу спокойно приступают к еде, да и остальные очень быстро меняют здоровое недоверие на желание побыстрее очистить всю посуду.

После копченой буженинки, нашпигованной чесноком, студня и соленых груздей в сметане, варварскому уничтожению под прикрытием правил изысканного поведения за столом в приличном обществе подверглись суп из говядины с пирожками, жареный поросенок в клюквенном взваре с гречневой кашей, телячьи ножки под соусом Пулет и куриные котлеты по-пожарски.

Пребывая в отличном расположении духа после всего этого гастрономического великолепия, Император решил лично поблагодарить талантливого кулинара. Пришлось чуть ли не силой вытаскивать на свет Божий нашу "нестроевую вольноопределяющуюся". Ганна, покраснев от смущения до ярко-пунцового цвета, пытается что-то лепетать, причем, акцент от волнения становится еще более заметен, но Самодержец благодушным жестом останавливает это издевательство над уставным обращением младшего по чину к старшему начальнику.

— Спасибо, голубушка, вкусно накормила! — Его Величество протягивает Ганне сотенную купюру. — Прими за труды. Не тяжело тебе управляться с таким большим хозяйством?.. Господин капитан, насколько я понял, она отвечает за питание и господ офицеров, и нижних чинов? Не слишком ли тяжелая ноша для такой хрупкой девицы? — Он окидывает взглядом ладную фигурку в подогнанной форме.

— Никак нет, Ваше Императорское Величество. Такая служба ей нравится, а ротные кашевары слушаются ее беспрекословно, и все указания выполняют моментально.

— Это еще почему, хотелось бы узнать? — Опять этот свитский генерал встревает в разговор.

— Потому, что, Ваше превосходительство, в противном случае к ним может прийти выборная делегация от разведчиков, или штурмовиков, и очень дотошно поинтересоваться, почему на обед было вкусно, а на ужин — не очень. И что им нужно сделать, чтобы это исправить. Тем более, что ее жених служит в роте огневой поддержки. Старший унтер-офицер Федор Ермошин, Георгиевский кавалер, имеет два креста и медаль "За храбрость", последний раз отличился в Нарочанской операции. Командует отделением тяжелых ружей.

— Это что еще за отделение? — Интересуется еще один свитский. — В Высочайше утвержденном штате оно наличествует?

— Так точно. На вооружении состоит пять 20-линейных крепостных ружей Гана-Крнка...

— Да, я помню его, одного Георгия вручал лично. — Произносит Император, мельком взглянув на покрасневшую Ольгу Николаевну. Видать, крепенько досталось тогда княжне на орехи от батюшки. — Ну, раз жених... Тогда держи еще и на свадьбу.

Царь подзывает любопытного свитского, который, оказывается, работает "ходячим сейфом", берет из подставленного кошелька золотой империал и вручает вконец засмущавшейся Ганне. Та, еще раз пролепетав слова благодарности, с облегчением вздыхает и исчезает с монарших глаз подальше.

Уделив нам еще минут двадцать своего августейшего внимания, Государь со свитой отправляется дальше по своим царственным делам. С ним следует и Великая княжна, предупредив, однако, что вскорости вернется для одного важного дела. Когда кортеж исчезает из поля зрения, стоявший рядом Федор Артурович тихонько, чтобы никто не слышал, делает интересный вывод:

— Да, Денис Анатольевич, не бывать Вам царедворцем, не умеете следить за выражением своего лица.

— И что же Вы, Ваше превосходительство, на моем лице вычитали, позвольте полюбопытствовать?

— Только одну мысль, господин капитан: "Как жаль, что Вы наконец-то от нас уезжаете". Пойдемте, однако, развлекать нашего гостя...

Великий князь Михаил, подметив нервозность и взбудораженность личного состава, переводит праздник в формат "Встреча без галстуков", а затем просит организовать ему экскурсию в роту огневой поддержки, мотивируя тем, что остальных он уже видел. Посылаю быстроногого Данилку вестовым к Волгину и вместе с остальными неспешно идем смотреть наше тяжелое, и не очень, вооружение.

Трофейная гаубичная батарея и пулеметы оставляют Его высочество равнодушным, мол, такое мы уже много раз видели. На несколько минут он задерживается возле пушечного броневика, залезает внутрь и лично проверяет углы наведения 47-миллиметровки. Когда заканчивает играться и выбирается наружу, его уже поджидают два расчета ПТРщиков во главе с Котярой. Рядом на треногах стоят их "карамультуки".

— Дым от выстрелов сильно демаскирует позицию? — Михаил Александрович задает вопрос после того, как оба номера показали ему порядок работы.

— Так точно. Приходится или выискивать надежное укрытие, или менять позицию после пары выстрелов. — Пускаюсь в объяснения, потому, как бойцы в данный момент временно онемели из опасения ляпнуть что-нибудь не то. — Пытаемся заменить порох на бездымный, но возникает проблема с кучностью. В кустарных условиях точно завальцевать пулю обратно практически невозможно. Нужна заводская машинка, но пока не нашли, где ее взять. А количество пороха наши алхимики, пардон, пиротехники, давно подобрали.

— У Вас и пиротехники имеются? — Вполне искренне удивляется Великий князь.

— Так точно. Фельдфебель Савелий Малышев и старший унтер-офицер Максим Горовой. Первый еще во время русско-японской в Порт-Артуре служил бомбардиром-лаборатористом, второй — из вольноопределяющихся, студент-химик.

— Ну-с, тогда давайте посмотрим, чем Ваши алхимики, колдуны и маги занимаются. — Вместе с Его высочеством отправляемся в "лабораторию", размещенную в отдельном блокгаузе.

Савелий, как старший по чину, встречает нас на пороге, четко рапортует, затем работает экскурсоводом. Михаил Александрович вместе с Келлером с интересом осматривают столы и верстаки, заваленные разнокалиберными гильзами, болванками снарядов и прочими непонятными, но, по всей видимости, очень нужными железяками. В одном месте застреваем надолго. "Экскурсанты" рассматривают не вполне им понятное сооружение — наш надкалиберный миномет. Два метровых металлических уголка с загнутыми наподобие салазок концами соединены поперечинами, на которых спереди с помощью двух секторов закреплен обрезок ствола от дробовика с ударно-спусковым механизмом, а позади этой конструкции — деревянный ящичек-пенал с крышкой, внутри которого в гнездах лежат четыре мины, сделанные из трофейных 77-миллиметровых снарядов с самодельными хвостовиками, прикрепленными к обрезанным гильзам. Рядом стоят два деревянных "ранца", раскрывающиеся наподобие книги, с восемью минами в каждом.

— Наша непосредственная огневая поддержка, следующая во втором эшелоне штурмовиков. — Дает пояснения Иван Георгиевич. — Расчет — четыре человека. Двое таскают сам миномет и ведут из него стрельбу, еще двое несут боезапас и при стрельбе находятся в охранении. Номера взаимозаменяемы, каждый может работать и наводчиком, и заряжающим... Есть возможность менять откидной прицел и использовать 47-миллиметровые снаряды Гочкиса, но у них убойность меньше.

— Практические стрельбы Вы уже проводили? — Великий князь Михаил увлекся идеей, глазки-то вон как загорелись.

— Так точно. Когда рассчитывали прицел, постреляли достаточно. Если пожелаете, можем продемонстрировать.

Высокий гость очень желает и посмотреть, и принять личное участие в веселии, поэтому Волгин вызывает расчет, который шустро отправляется на стрельбище готовить агрегат. А мы пока тормозимся возле следующего стола. На котором лежат три гигантских бронзовых револьвера с не менее гигантским калибром в тридцать семь миллиметров. К рукояткам уже приделаны Г-образные проволочные приклады.

— А это что за чудовища? — В голосе Великого князя сквозит удивление.

— Ваше высочество, это — флотские сигнальные револьверы, давным давно благополучно списанные и забытые. Хотим приспособить их в качестве гранатометов. Берем штатный 37-миллиметровый короткий снаряд, обрезаем гильзу, меняем навеску пороха. И пытаемся добиться приемлемой дальности и кучности. Сложность та же, что у крепостных ружей. Нужен станок для обвальцовки.

Михаил Александрович выходит из "приюта алхимиков" впечатленный в должной мере. А когда на стрельбище с очень небольшой помощью наводчика он с третьего выстрела разносит в клочья и щепки "группу солдат противника", представленную несколькими мешками с песком, привязанными к пню, на лице восторг, как у мальчишки, заполучившем классную, интересную игрушку.

— Да, Денис Анатольевич, удивлен и поражен. И уверен, что увидел еще далеко не всё.

— Ваше императорское высочество, от Вас — никаких секретов! — Веду гостя показывать "святая святых" — нашу спецоружейку. При нашем появлении в казарме бойцы моментально испаряются от греха подальше, как и положено приличным и воспитанным "призракам". Дежурный по роте, старший унтер-офицер Боря Сомов, гремя ключами, отпирает массивный замок на двери с ничего не говорящей табличкой "Хозяйственное помещение Љ 4". Внутри на стеллажах аккуратно лежат трофейные люгеры, добытые в Ново-Георгиевске наганы, закупленные в Гомеле маузеры С-96. Чуть дальше, в пирамидах выстроились полсотни укороченных дробовиков и столько же пистолетов-пулеметов ФГ-15-01, в девичестве называвшихся "Стенька", а над ними в отдельной стойке — два десятка ПП ФГ-15-02, клонов Беретты М-12, производства мастерских Стрелковой школы по уточненным там же, в Ораниенбауме, чертежам. В углу — отдельная стойка с "глухим" стволом имени сеньора Жирардони, на который Гордей с Котярой всё-таки умудрились присобачить оптику, и семь снайперских Маузеров, любезно одолженных в разное время у кайзер-зольдатенов в обмен на быструю и безболезненную кончину. У противоположной стены сложены ящики с патронами, гранатами и прочими нужными расходниками.

Великий князь Михаил, не торопясь, рассматривает все эти железяки, особое внимание уделяя не виданным еще пистолетам-пулеметам и, предвидя дальнейшие события, в очередной раз играю роль радушного хозяина и делаю предложение, от которого гость не может отказаться, в результате чего, взяв всё необходимое, включая ящик патронов, мы все дружной компанией отправляемся вновь на стрельбище. Типа, пострелять, поиграться...