|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Глава-3
— К бою!
Команду подал кто-то из отделенных, застав Маргелова в процессе наполнения очередной бутылки горючей жидкостью.
— Куд-да?! — зашипел он на дернувшегося бойца, державшего стеклотару. — Не мельтеши, успеем залить.
Аккуратно заткнув самодельной пробкой бутылку, и поставив её к товаркам, Вася направился к передней линии окопов. Бойцы уже заняли свои места и теперь тревожно вглядывались в даль. Дорога просматривалась хорошо и никого пока на ней не видно, вплоть до поворота, а до него километра три.
— Что случилось? — спросил Вася.
— Стреляли, — ответил Самойлов, первым добравшись до окопа. — Вот опять, слышите?
Да, стрельба уже стала отчетливо слышна, и по усиливающемуся звуку и типу очередей можно определить, что стреляют пулеметы и бой быстро приближается.
— Это не наши пулеметы, — пробормотал боец рядом, — звук не тот...
— Тридцать четвертые эмгачи, — пояснил Самойлов.
— И не меньше четырех работает, — прислушиваясь сказал Черных.
— Хороший слух, Кондрат Степанович, — удивился Маргелов. — Точно четыре?
— Точно, — ответил дед. — Но странно — куда это германцы на ходу так часто лупят?
— Думаю, кто-то из наших, отстреливаясь из трофея, пытается уйти, — предположил Маргелов, — а его преследуют немцы на мотоциклах.
— Очень даже возможно, — кивнул Черных. — Мотоциклы я тоже слышу. О, смотрите!
На далеком повороте появилась черная точка в облаке пыли. Звуки очередей стали еще громче, даже несколько пуль просвистело поверху. Затем еще...
Не хватало еще схлопотать случайную на излете — подумал Маргелов и распорядился:
— Укрыться в окопах. Не высовываться. Себя не демаскировывать.
Команды тут же передали по цепочке. Кондрат Степанович быстро удалился к замаскированному 'Максиму', а Вася подал несколько условных знаков Уварову на той стороне дороги. Тот кивнул, мол понял, и скрылся в зарослях. В принципе ничего изменять не нужно. Уже было оговорено как нейтрализовать немецкий дозор, а тут задачи совпадают — уничтожить мобильную разведку, и заодно отбить своих. Отделению Уварова это сделать сподручнее, а подстрахует его Кондрат Степанович, который наотрез отказался уходить, твердо заявив, что бывших не бывает, а у него, кроме того очень большой счет к германцу имеется, дополнительно мотивировав, что лучшего пулеметчика нам не найти. Спорить с этим было трудно.
Тем временем уже ясно видно, что первым по дороге во всю прыть своих сорока лошадей несется бортовой ГАЗ-АА, почти перелетая частые ямы, а за ним в пылевом облаке мелькают немецкие мотоциклисты, пытаясь на ухабах стрелять в полуторку.
'Или эти байкогансы крутые профи, — подумал Вася, — и уверены в точности очередей или водила газона им всем подряд так что-то отдавил, что им теперь плевать на товарищей раз по машине лупят одновременно несколько пулеметов'.
'Мазилы они, — ответил Резеда. — Минимум пять километров они наш ГАЗ преследуют...'.
'Или водила страшно везучий'.
На счастье везучего водилы мотоциклы кидало на русских горках дай Бог, и попасть по машине страшно трудно, но везение порой кончается.
'Почему наши не стреляют в ответ? — подумал Резеда'.
От первого мотоцикла прогрохотала очередь, полуторка вдруг запарила, мотор, и без того нагруженный, взвыл громче и заглох. Машина еще катилась, и не доехала до укрывшихся бойцов Уварова совсем немного, но медлить больше нельзя.
Первым отработал 'Дегтярь', очередью на пять патронов срезав первого мотоциклиста. Тот обвис, а цундап повернул на обочину и опрокинулся. Тяжелая коляска придавила пулеметчика.
Одновременно с 'Дегтяревым' открыл огонь 'Максим'. Дед тоже уложился в пять патронов, но срезал за раз и водителя и пулеметчика. Последний цундап кувыркнулся, теряя убитых, встал на колеса и съехал в обочину, а Кондрат Степанович перенес огонь на следующий, предпоследний мотоцикл и повторил очередь, начав с пулеметчика...
Вместе с пулеметами начали стрелять и бойцы, но бой кончился быстро, не прошло и трети минуты, как живых врагов не осталось. Стало тихо, лишь съехавший в обочину и ткнувшись в кусты цундап еще тарахтел, вращая задним колесом.
Бойцы начали недоуменно переглядываться.
— Все что ль? — удивленно спросил Ремизов. — Даже стрельнуть не успел.
— Успеешь еще. Отделенные ко мне!
Подошедшим сержантам Маргелов приказал:
— Собрать трофейное оружие и боеприпасы, осмотреть мотоциклы. Трупы убрать, и вообще, навести порядок на дороге. Маскировку поправить. Самойлов возьми пару бойцов и со мной к машине.
Полуторка остановилась десяти метрах позади линии окопов. Из неё так никто не вышел.
'Неужели все погибли? -заволновался Резеда'
'Сейчас увидим'.
На всякий случай взяли грузовик на прицел. Вася знаками показал Самойлову, чтобы с бойцами осмотрел кузов, а сам подошел к двери водителя. Чудом уцелевшее стекло двери было мутно-красным.
Маргелов потянул за ручку и открыл дверцу.
'Ох, ты ж! Да как же так!'
'Везучий... — подумал Вася с горечью, смотря в кабину. — Как же он еще машину вел?'.
Тело водителя было изрешечено. Крови натекло...
А на пассажирском сидении, привалившись к двери, сидел лейтенант НКВД, если судить по петлицам и околышу фуражки. На летехе тоже живого места не было.
— Командир! — позвал Васю мрачный Самойлов.
Маргелов заглянул в кузов. Среди вспоротых пулями бумажных коробок, связок с папками и документами, в луже крови лежал боец с MG и пустой лентой. И девушка в гимнастерке, юбке и сапогах. Наган крепко сжат в мертвой руке. Сержант попытался вынуть револьвер, но не смог. Лишь в барабан заглянул.
— Пуст...
— Простите нас, мужики. — И Вася стянул с головы каску.
Наступившую тишину нарушил вскрик. Это из кабины вывалился неожиданно оживший лейтенант.
— Санитара! — крикнул Маргелов, кидаясь к раненому.
Первым делом Вася избавил лейтенанта от оружия. Во-первых, не разобравшись, тот может открыть огонь, во-вторых подозрительно — как лейтенант мог уцелеть при такой плотности огня? Нет, чудеса на войне случаются, но бдительности терять нельзя, мало ли, а еще — почему он один в форме НКВД?
— Успокойся, свои. Да свои мы! — крикнул Вася.
Тот перестал размахивать руками и попытался утереть залитое кровью лицо.
— Не суетись, сейчас поможем.
Медпомощь пришлось оказывать лично, так как выяснилось, что санитар погиб при налете 'Мессера'. Осмотрев лейтенанта нашел только одну рану и то легкую — пуля пропахала борозду над левым ухом. Кровь залила лицо, вот и приняли сначала лейтенанта за убитого.
Вася смыл кровь с лица и начал бинтовать рану, одновременно наблюдая за поведением лейтенанта. Тот успел осмотреться, и, не обнаружив никого старше себя званием, вздохнул. Вася даже отметил, что это был вздох облегчения, видно есть чего бояться лейтенанту.
— Назовите себя! — потребовал лейтенант, не дожидаясь окончания процедуры.
"Какой резвый! — изумился про себя Маргелов. — Никак контузило бедного тевтонским свинцом.
Резеда ничего не подумал. После увиденного в кузове он странно затих, вообще никаких мыслей.
— Сержант Резеда, — представился Вася, закрепляя повязку, — командир взвода.
— Что вы тут делаете? — довольно резко спросил лейтенант, поднимаясь.
— А вы, товарищ лейтенант, с какой целью интересуетесь?
— Да ты... — от нахлынувшей злости у лейтенанта даже бледность спала, и он начал шарить рукой, ища кобуру. А она пуста, видать не заметил, как пистолет забрали.
Маргелов проследил за потугами летехи и усмехнулся — ищет кобуру именно там, где она должна быть — на боку.
— Не суетись, лейтенант, твой тете вот, — и Вася продемонстрировал пистолет, — а теперь остынь, назови свою фамилию и представь своё удостоверение. Вот как выясним вашу личность, так и на все вопросы отвечу.
— Ответишь... — процедил летеха. — Эй, сержант, арестуйте его.
Стоящие рядом бойцы просто переглянулись. А Самойлов усмехнулся и, подняв винтовку, направил её на лейтенанта.
— Документики-то предъявите, товарищ лейтенант.
Лейтенант растерянно оглянулся. Бойцы смотрели настороженно, явно помня о словах сержанта о немецких диверсантах в форме НКВД. Подошел Черных. Внимательно посмотрел на лейтенанта.
На лице у того отразился явный испуг. Затравленно озираясь он расстегнул карман гимнастерки и, вынув удостоверение, протянул документ Маргелову.
— Вот и славно. — Вася сделал шаг в сторону и принялся изучать документ.
Итак — выдано 19 января 1941 года Денисову Андрею Михайловичу, оперуполномоченному Могилевского отдела... хм, далековато забрался уполномоченный, хотя...
Само удостоверение чуть помято и есть затертости, а скобки... внимательно изучив их со всех сторон, поржавелости все же нашел — с внешней стороны.
Вася взглянул на лейтенанта. Тот смотрел тревожно. Самойлов заинтересованно поглядывал на Маргелова, как и Черных. Бойцы тоже ждали развязки.
Что ж, поведение лейтенанта вполне объяснимо. Во-первых — адреналин, во-вторых... тоже понятно — в первый раз попал под обстрел, и даже пистолет не достал. Вася успел проверить — все патроны на месте. Вот и объяснение его ершистости — собрался командами сбить с толку окружающих, чтобы скрыть свою трусость. Всякое бывает. Вася тоже в первый свой бой растерялся и если бы не командир...
— Все в порядке, товарищ лейтенант, — сказал Маргелов, протягивая удостоверение.
Лейтенант выдохнул и чуть улыбнулся. Показалось, что вздох облегчения прозвучал со всех сторон. Для большинства присутствующих эта ситуация выглядела дико. Ведь на вид понятно — наш это. Окончательно разрядил ситуацию подбежавший боец.
— Товарищ сержант, сигнал! — доложил он. — Немцы!
— К бою! — скомандовал Маргелов. — Репин, пакет принеси. Цундап подгоните, что на ходу. Самойлов, ты знаешь, что делать, давай, двигай и... особо не геройствуй Саша, ударил-отошел.
— Сделаем, — улыбнулся сержант.
Обняв напоследок отделенного, Вася повернулся к лейтенанту:
— Лейтенант, вы умеете мотоциклом управлять?
— Да, умею, а зачем?
— Надо пакет командованию доставить.
— Вы забываетесь, сержант! — вновь начал злиться Денисов. — Я что, посыльный? И я не трус, чтоб от боя бежать.
— О трусости речи нет. Тут другое, объяснять времени нет. Вот... — в этот момент Репин принес требуемое и Вася поставил перед лейтенантом бутылку с огнесмесью, вокруг которой была обернута тетрадь, а сверху проволокой прикручена РГД-33 без осколочной рубашки.
— Что это? — удивленно спросил Денисов.
— Важные разведданные. Очень важные. Их нужно как можно быстрее доставить командованию. А это, — Вася показал на бутылку с гранатой, — гарантия, чтоб к врагу не попало. Еще на словах передай — немцы для диверсий форму НКВД используют. Заметили, как я удостоверение внимательно смотрел? Во-от! Документы, сработанные немцами, ничем не отличаются от наших, за единственным исключением — на подделке используются нержавеющие скобки. Понятно?
Тот кивнул, и сразу поинтересовался:
— А вы кто? Для простого сержанта слишком э-э-э... вы из разжалованных?
— Нет, сержант я, — улыбнулся Вася, и добавил — позывной 'Феникс'. Больше ничего не спрашивай.
Отвернувшись от удивленного лейтенанта, Маргелов шагнул к мотоциклу, дернул кикстартер и цундап послушно затарахтел.
— Садитесь, Андрей Михайлович, и езжайте. Зла не держите — война это. Война! Да! Там сержант Давыдов с двумя десятками бойцов мост восстанавливал, так передайте ему — как беженцев на ту сторону переправит, так пусть рвет мост к чертям собачьим.
* * *
— Не дрефь, мужики, не дрефь! — подбадривал бойцов Вася, двигаясь вдоль окопа. — Надо первые минуты боя перетерпеть, а там про страх свой забудете.
— И помните! — добавлял Чернов, идя следом. — За нами бабы и дети. И только от нас зависит их жизнь.
Бойцы хмуро кивали. Никто насчет исхода боя не обольщался. Все понимали, что они скорей всего погибнут. Но то что за них отомстят не сомневались. Очень скоро подойдут части Рабоче-крестьянской Красной армии и так ударят, что...
Маргелов слышал эти разговоры и кивал — конечно ударят и прогонят врага, а там на чужой территории и прочее-прочее. Люди верили в это искренне, и Васе становилось не по себе. Хотелось сказать правду. Но разрушать эту веру он не рискнул. И правильно. В глубине сознания недовольно проворчал Резеда, явно недовольный и опять умолк.
Судя по приближающемуся гулу явно идут танки, а против них имеется только десяток гранатных связок и бутылки с огнесмесью. Из остального вооружения — один 'Максим', один 'Дегтярев' и четыре трофейных MG. Боеприпасов для наших пулеметов и винтовок более чем достаточно, благодаря запасам в схроне, единственно что — для 'Максима' только две ленты. Вот для трофеев мало, немецкий дозор богато пострелял.
— Огонь открывать только по команде! — Напомнил Маргелов. — Отделенным проследить.
По плечу хлопнул Чернов.
— Я к пулемету.
— Да, давай и... Кондрат Степанович, ты подумай над моим предложением.
— Я уже говорил... — на ходу зло ответил дед.
'Зря, — подумал Вася'. А идея была здравая. Зная, что оккупация продлится долго, то стоило тут создать партизанский отряд, а Чернов мог бы его возглавить. Ведь ему хорошо знакомы эти места, и опыта не занимать. После того как Вася с Черновым пообщался и понаблюдал за его действиями, примерно определил его бывшее звание -прапорщик. Скорей всего прапорщик военного времени. Дед профессионально давал советы по устройству и маскировке позиций, и большая часть его предложений принимались почти без изменений, лишь иногда корректировались Васей исходя из армейского опыта будущего. Чернов и придумал, как исходя из скудости вооружения приготовить больше сюрпризов для германца.
Вдалеке показалась колонна. Возглавляли её два мотоцикла, следом шел танк, толи Т-2, толи вообще единичка, за танком угадывалась пара бронетранспортеров, а следом не разобрать что именно — техника сильно пылила, облако поднялось выше сосновых вершин, и каждая последующая машина просматривалась хуже. Хорошо видно лишь танкиста, что торчал из башни танка и солдат в ганомагах.
— Вот сволочи, — процедил кто-то из бойцов, — как по проспекту катят.
— Ничто, щас дадим им прикурить!
— Тише! — зашептал отделенный. — Не высовываться!
Следом за бронетранспортерами шли танки. В пыльном разрыве промелькнула башня с кургузым орудием. Это хреново — подумалось Васе. По спине сразу пробежал холодок. В районе таза возникла слабость, и появилось острое желание бежать. Это запаниковал Резеда. И если Маргелов хорошо контролировал чужое тело, то с эмоциями было труднее. Руки начали подрагивать, прошиб пот, и эта чертова слабость внизу. Как бы не оконфузиться...
'Бежать надо, бежать... — пробилась мысль Резеды'.
'Не понял... — удивился Маргелов, — ты чего это, Ярослав Васильевич?'.
'А ты не понимаешь? Там же танки. Передавят нас. Как мух. Погибнем ни за грош'.
'А я о тебе был лучшего мнения, — разозлился Вася, — а ты трус и паникер'.
'Ты не понимаешь! И откуда ты можешь знать — каково это перед такой силищей?'.
'Знаю! — резко ответил Маргелов. — Я воевал и знаю — что это такое!'.
'Что, Советский Союз еще воюет? — язвительно спросил Резеда. — Неужели коммунизм еще не победил?'.
'Нет Советского Союза! Развалили его. Такие же трусы как ты! И полезли наружу разные твари...'.
Домысливать Маргелов не стал, и так навалил на сержанта 'невероятного', что тот вновь ушел вглубь, только чувство страха усилилось, и руки еще больше стали вздрагивать.
— Прекрати дрожать! — раздраженно выпалил Вася, и понял, что сказал это вслух.
— Извините, товарищ командир... — повинился Ремизов. — Силища-то какая на нас...
— Ничего, боец, сдюжим. И Берлин возьмем...
Бабахнул разрыв и...
— Началось... — прошептал Маргелов, всматриваясь вперед.
Самойлов поступил правильно — подорвал связкой гранат один из танков в глубине колонны, сразу заблокировав дорогу, одновременно на вражескую технику полетели бутылки с огнесмесью. Вспыхнули и зачадили оба ганомага, танк и еще что-то дальше, разобрать трудно, так как к пылевому облаку добавился чад горящей техники, от которой с криками ужаса кинулись пылающие вражеские солдаты. Сразу заработали оба трофейных MG, что были выделены отделению Самойлова. Им вторили частый перестук 'мосинок'. Мотоциклистов выбили сразу, уцелел только один пулеметчик. Но он геройствовать не стал и затихарился за опрокинутым цундапом. Уцелевшие немцы высыпали на противоположную сторону дороги и сразу открыли шквальный огонь по правой стороне леса. Пару раз бабахнули из танковых орудий, но разрывы больше навредили немцам, чем отделению Самойлова.
Что говорить, выучку враг показал хорошую, не растерялись — заняли оборону по левой стороне дороги грамотно, контролируя фланги и тыл. Но огня с фланга и тыла по ним никто не вел, и пулеметное прикрытие переключилось на противоположный лес.
Все произошло как предполагал Чернов — немцы вполне предсказуемы. Действуют как учили.
Маргелов перехватил красноречивый взгляд Ремизова. Ну да, враг как на ладони, тир одним словом, стреляй — не промажешь, но нельзя — рано.
Вася отрицательно качает головой, на всякий случай подкрепляя крепко сжатым кулаком, для лучшего уяснения бойцом текущего момента, и вновь осторожно смотрит сквозь куст на действия немцев. А они под прикрытием пулеметов начали обкладывать отделение Самойлова.
— Только бы не увлекся... — прошептал Вася, вслушиваясь в трескотню перестрелки. Попробуй тут, разбери — какой MG работает, трофей или...
Бой явно смещался влево. Внезапно стрельба оборвалась.
— Не высовываться! — яростно зашептал Маргелов любопытным бойцам. — Второму отделению приготовится, третье ждать.
Команду передали по цепочке.
Замысел был прост — имелось шесть хорошо замаскированных окопов, расположенных вдоль дороги в шахматном порядке вплоть до пригорка и начала ложбины. Меж собой они сообщались скрытыми ходами.
Первое отделение Самойлова завязывает бой и, используя внезапность, уничтожает как можно больше вражеской техники, затем отходит к левому флангу. Второе отделение в первом и самом ближнем окопе открывает огонь после того как враг накопиться в голове колонны для расчистки пути и помощи раненым, или двинется вдоль дороги.
Третье отделение, находясь во втором, при этом ждет и в бой не вступает, пока первое не отойдет за них.
Четвертое же отделение находится в распадке справа, и ждет, пока враг не выдвинется до первых окопов, после чего ударяет им в тыл и сразу отходит, прикрывая фланг.
Все это задумывалось, чтобы как можно дольше морочить немцам голову и сохранить личный состав взвода. Пусть враг долбит туда, где бойцов уже нет и отвлекается на неожиданные удары.
Впрочем, любой продуманный план хорош до первого выстрела. И пока немцы с легкостью ломали все планы советского командования.
— Посмотрим, — процедил Маргелов.
Где-то в глубине леса слева ударили очередями два эмгача и перестрелка вспыхнула вновь.
— Ага, — обрадовался Вася, — жив курилка!
Скорей всего Самойлов реализовал совет Чернова устроить засаду на отходе, используя ветровал. Лес в этих местах был в основном сосновым с негустым подлеском, но местами заросли густели и встречались поваленные ветром деревья хорошо подходящие для засад.
Приличная группа немцев скопилась у горящих головных машин и направилась вдоль дороги на перехват отделения Самойлова.
— Вот и нам работа, — пробормотал Маргелов.
Залп второго отделения стал для немцев сюрпризом. Открыл огонь и Чернов, двумя длинными очередями добив тех, кто уцелел. Затем, пока бойцы первого отделения спешно отходили, отстрелял остаток ленты, целя вдоль колонны, и после чего расчет быстро сняв 'Максим' переместился на другую позицию, где оба принялись быстро набивать ленту патронами. Вася со своим трофейным MG прикрыл их отход.
Бабахнул взрыв на первой линии окопов, затем начался плотный обстрел. Мины рвались, выкашивая кусты и перепахивая землю. Вал разрывов постепенно перемещался вперед. Пришлось покинуть этот окоп и отойти.
Сдвигая чадящую технику и подминая придорожные кусты, вперед выдвинулся танк. За ним появился еще один. У перевернутых мотоциклов танки остановились. Один выстрелил из своей короткой пушки. Снаряд взорвался именно там, где еще минуту назад был Маргелов.
— Вот ведь... — скрипнул зубами Вася. — РПГ бы сюда!
Немцы начали обстрел всех подозрительных мест. Работала минометная батарея и оба танка. Пригибаясь ниже бруствера, появился Самойлов.
— Все! — выдохнул он, бросая трофейный пулемет на дно окопа. — Нет больше отделения. Я, да еще двое бойцов, и все! — отделенный помолчал немного. — Но как мы им дали! Два танка и две машины сожгли. Три десятка вражин разом на тот свет отправили. И еще на отходе полтора положили. — Сержант зло пнул MG. — Заклинил, зараза. Остаток патронов я бойцам оставил. Они там слева немцев встретят. А я за патронами...
Устало привалившись к стене, Самойлов сапросил:
— Что же дальше, командир?
— Держаться, сержант, держаться.
Обстрел затих и танки поползли вперед. Следом за ним двинулись солдаты. И тут во фланг немцам ударил залп отделения Уварова и заработал трофейный MG. Одновременно полетели бутылки в технику. Но удалось поджечь только один танк, до второго ни одна бутылка не долетела.
Немцы ответили мгновенно — на опушке начали рваться снаряды. Уцелевший танк сдал немного назад и тоже начал обстреливать лес.
Замолчал трофейный MG. Выстрелы винтовок затихли.
— Неужели все погибли? — Кулаки невольно сжались.
В ответ раздался одиночный выстрел 'мосинки'. Потом взрыв...
— Вот и мои так... — пробормотал сержант. — Я к своим, командир.
Вася кивнул и дал очередь по появившимся на опушке немцам. С востока пришел грохот разрыва. Маргелов невольно оглянулся и понял — Давыдов подорвал мост. В этот момент рядом бабахнул взрыв. Васю отбросило и сильно приложило об стену окопа.
Пришел в себя почти сразу, огляделся — вокруг убитые. Где-то бил пулемет. От звона в голове не определить — чей. Слышались выстрелы 'мосинок', значит, есть еще живые. Еще что-то с лязгом приближалось. Взгляд выхватил полузасыпанные землей бутылки с зажигательной смесью. Подполз и вытянул пару.
— Это есть наш последний и решительный... — пробормотал Вася, приподнимаясь.
На него полз танк. Маргелов поджег фитиль на обеих бутылках, размахнулся и... бутылка вдруг лопнула еще в руке. Пламя мгновенно охватило тело... изнутри вырвался крик боли... сознание вдавило куда-то в глубину... тело рванулось вверх и вперед... боль стала невыносима и... тьма.
* * *
— Гремя... огнем... сверкая... блеском стали, — это было не пение. Шепот пополам с хрипом. Но эти слова из песни просились наружу. Через силу и сквозь зубы. — Пойдут... машины... в яростный... поход, фух!
Черных привалился к сосне, переводя дух. И еще больше сгорбился чтоб раненого не уронить, иначе потом сил не хватит вновь взвалить его на себя.
— И где машины? Где поход? Где соколы наши, а?
В глазах от натуги плыли светлячки, сердце ухало в груди паровым молотом и ноги начали наливаться свинцом. Пройти-то осталось всего-ничего, а попробуй, сделай шаг...
Застонал раненый.
— Ничо-ничо, — пробормотал дед, часто дыша, — сейчас придем уж, потерпи. Только дух переведу и...
Оттолкнулся от сосны удалось с трудом, и то чуть не упал. Начал спускаться в ложбину. Оступившись на корневище, Чернов повалился вперед. Падая он придержал раненого, стараясь уберечь его и сам больно ударился боком. Эта боль прорвалась наружу вперемешку с обидой и бессилием...
— С голыми руками... на танки... — зашептал Черных, часто вздрагивая, — мальчишки ведь... не жили еще...
По морщинам побежали слезы, чернея от впитанной пыли и копоти. Седые усы и борода намокли и потемнели.
— А сержант-то как свечка... Господи! — и рука сотворила крестное знамение. — Господи, помяни во Царствии Твоем православных воинов, на брани убиенных, и прими их в небесный чертог Твой, яко мучеников изъязвленных, обагренных своею кровию, яко пострадавших за отечество...
Частый перестук выстрелов насторожили. Чернов всхлипнул последний раз и посмотрел в ту сторону. Нет, это не перестрелка. Немцы раненых добивают. Или в трупы от злости палят. С них станется...
— Сволочи... — с ненавистью процедил Кондрат Степанович. — Сволочи! Сволочи!
Еще выстрелы, уже ближе. Надо спешить — немцы начали прочесывать лес.
Злость придала сил. Взвалив бойца на себя, дед дотащил его до схрона, бережно положил на землю, затем приподнял створ, закрепил его упором, после чего подхватив раненого под руки, затащил внутрь.
— Вот и добрались... — сказал Черных, беззвучно закрывая створ. — Тут они нас не найдут.
Он и сам этот схрон не нашел бы, если б не оступился и не упал в неглубокую впадинку рядом с кустом орешника. Кто-то очень постарался, строя это укрытие, в которое прятали оружие, боеприпасы и продукты. Правда, продуктов давно нет. Остались винтовки, револьверы и патроны к ним.
Кондрат Степанович пристроил бойца на расстеленном тряпье, сам бессильно привалился к ящикам и с минуту сидел, пялясь в полутьме на закрытый выход. Потом спохватился — из ящика справа достал два 'нагана', оттуда же хватанул патронов, сколько в руку попало, и принялся заряжать револьверы. Рядом шевельнулся боец.
— Где я? — прохрипел он.
— В схроне, сынок, в схроне.
— А...
— Тс-с-с... — приложил палец к губам дед, затем ткнул им вверх и прошептал, — немцы. Потерпи парень.
После чего направил оба револьвера на выход и принялся ждать.
* * *
Вася слетел с кушетки и начал стряхивать с себя пламя и не сразу понял, что огонь только кажется.
— Вот... напасть... — пробормотал он. — Где это я.
По лицу тек пот, затекая в глаза. Вытерев лицо он, наконец, смог осмотреться. Но сразу ничего разглядеть не смог — в глазах двоилось, и голова шла кругом. Посидев немного с закрытыми глазами, вновь осмотрелся.
— Дома! — выдохнул Вася.
В лаборатории стояла тишина и царил сумрак. Перед светящимся монитором разглядел дремавшего Пашу. А Жуков где? И сколько времени? Разглядеть стрелки на настенных часах не удалось.
Маргелов с трудом поднялся, но сделав шаг, рухнул на пол.
— Что это со мной? — пробормотал Вася. — Как после ранения...
Тело отказывалось повиноваться, словно отвыкло от своего хозяина, онемев от макушки до кончиков пальцев. Маргелов принялся массировать руки, затем перешел на тело и чуть не взвыл. Бока отозвались жжением. Тихо матерясь, Вася задрал футболку, но ничего не разглядел.
С трудом поднялся, доковылял борясь с головокружением до выключателя и включил свет.
— А? — встрепенулся Свешников, мелко заморгал и, разглядев кто перед ним, подскочил. — Вася?
— Вася-Вася, кто ж еще... — прохрипел Маргелов. — Серега где?
— За продуктами поехал. Надо же чего пожевать-то. Скоро должен вернуться. Мы решили на ночь тут остаться и продолжить эксперименты. Твоим родителям мы звонили, сказали — что ночевать не приедешь.
— Ясно. А сколько время?
— Полпервого ночи, — глянув на часы, ответил Паша.
— Ого! — Маргелов дошел до кресла и рухнул в него. — Долго я там...
— Как себя чувствуешь?
— Хреново, Паш, хреново. Как еще можно чувствовать себя после смерти? Пусть и чужой...
— Понимаю... — вздохнул Паша, — сам через это прошел. Но скажи, у тебя вышло?
— Вышло, — кивнул Вася, — удачно летеха из НКВД подвернулся, все сведения с ним передал. Вот доставил ли он пакет до командования?
— Бой был?
— Был. Я вновь сержанта попал, да погиб в конце зазря. Хотел танк сжечь, да немцы на замахе бутылку с горючкой пулями разбили. Сволочи! Сгорел заживо. Хоть сержант и трус был, но такой смерти... — и, задрав футболку, Вася начал рассматривать своё тело. — Ощущение как кипятком обварился, но жжет не сильно...
— Думаю это фантомные боли, — сказал Паша. — Должно пройти. Ты записать фамилию погибшего не забудь.
— Да, кстати! Дай тетрадь, тут много фамилий надо записать. Целый взвод. А пока пишу, глянь есть чего по боям у деревни Багута, что на реке Усяжа стоит.
— Ничего нет, — через минуту сообщил Свешников. — Даже близко похожего нет.
— Тогда попробуй найти что-нибудь про Денисова Андрея Михайловича. Это тот лейтенант НКВД. Даты рождения не знаю, известна только дата выдачи ксивы — 19 января 1941 года.
С этим Свешников возился дольше, но тоже отрицательно покачал головой.
— Денисовых много, — сообщил Паша, — но с НКВД они, или нет, поди разбери. Дай-ка тетрадь.
Свешников начал просматривать записанные фамилии.
— Самойлов, — прочитал Паша. — Погоди, где-то я уже встречал эту фамилию, причем не раз.
Свешников начал просматривать историю посещений.
— Так, не то... это тоже... ага, вот. Тут список я список Героев Советского Союза скачал, там есть Самойлов, и тоже Александр Васильевич, но не тот скорей всего. Еще когда воспоминания ветеранов просматривал, думал, полезного чего найду, так на одно интервью посмотрел. Вот.
Свешников запустил воспроизведение и в этот момент мобила Паши завибрировала.
— О, вот и Серега. — Паша нажал ответ. — Да, Серег, ага, сейчас встречу. Вася? Уже очнулся... бегу. — Сешников шагнул к выходу. — Ты ролик посмотри пока, а я пойду Серегу запущу.
На экране возникает надпись 'Интервью Героя Советского Союза Гвардии полковника Самойлова Александра Васильевича'. Маргелов, вгляделся в лицо ветерана и замер, глядя в экран. Неужели...
— Александр Васильевич, а вам бывало страшно?
— Конечно бывало. Особенно страшно было в первый бой.
— Расскажите о нем.
— Мне часто вспоминается первый бой. Наш взвод держал оборону на рубеже реки Усяжа недалеко от деревни Багута. Наш лейтенант погиб первым при налете вражеской авиации, и командование принял его зам — сержант Резеда Ярослав Васильевич. Грамотный был сержант. И я никогда не забуду его слов — главное в первые минуты себя пересилить, свой страх переступить, потом никакой огонь вражеский не испугает. Так и было. Не боялись против танков с одними бутылками с зажигательной смесью выходить. Знали — что погибнем, но шли на смерть. Шли...
А сержант наш.... На него танк полз. Гранат нет, только бутылки с зажигательной смесью, когда он замахнулся, пулей бутылку разбило и сержанта охватило огнем, так он кинулся к танку и об него вторую бутылку разбил. Погиб, но вражеский сжег. Вот так. Я рассказывал об этом бое командованию. Обо всех ребятах, геройски погибших. Но награждать посмертно их не стали. Тогда не до этого было. А сейчас наш долг помнить о погибших героях. Всех, о ком неизвестно.
— А дальше?
— Немцы тогда нас почти к опушке прижали. Четверых, уже раненых, на нас танки идут, а у нас лишь пулемет 'Максим' с последними патронами... потом взрыв...
Вынес меня Кондрат Степанович Черных. На себе вытащил. Тоже человек с большой буквы. Он еще в первую мировую немцев бил. Пулеметчик от Бога! Он еще до прибытия взвода на рубеж пулеметную точку оборудовал. И тоже принял участие в том бою. И когда его 'Максим' раскурочило взрывом, меня раненого вынес и укрыл. Потом он создал партизанский отряд, из местных жителей и окруженцев, что пробирались на восток.
— Постойте, это тот самый 'Товарищ Кондратий'?
— Да-да, тот самый. Немцы его называли Шварцекондрат.
Командовал товарищ Кондратий отрядом до самого уничтожения в 1943 году. Немцы тогда бросили против отряда целый полк. Это против всего сотни бойцов. Сотни! Кондрат Степанович погиб, прикрывая отходивших товарищей. Я тогда уже на большой земле был. Эвакуировали, после тяжелого ранения...
* * *
Генерал-майор навис над столом, задумчиво рассматривая расстеленную карту. Обстановка в последнее время запуталась окончательно. Сведения устаревали, не успев дойти до штабов.
Связь как таковая отсутствовала. И со штабами полков. С командованием тоже. Дивизионная радиостанция попала под удар вражеской авиации еще на марше, а заменить её нечем.
Последний полученный приказ — отходить к Свислочи и прикрывать отход десятой армии выполнили, но потеряли при этом до тридцати процентов личного состава, так как по пути подверглись массированной бомбардировке. Погиб почти весь состав штаба, включая комиссара и начальника тыла.
Чтобы прояснить обстановку послали несколько разведгрупп по разным направлениям. Результаты разведки не радовали. По сведениям вокруг дивизии сосредоточились большие силы противника. Дивизия практически была в окружении. Правда, некоторые сведения противоречили друг другу.
— Васильев!
Из соседней комнаты появился лейтенант-связист.
— Я, товарищ генерал!
— Связь с 53-им есть?
— Нет, товарищ генерал. Только наладили, тут же пропала. Связистов уже послали.
Генерал вновь смотрит на карту. Чехарда со связью раздражала. Связи с 53-м артиллерийским полком нет уже три часа, не говоря о связи с командованием армии.
Входит капитан Перепелкин, командир разведроты.
— Товарищ генерал, данные разведки.
— Докладывай.
Капитан склонился над картой и начал доклад, показывая точки на карте.
— Вот тут стоял третий батальон 345-го полка. Так там нас огнем встретили. Немцы, значит, уже стоят. Вот здесь стоят танки, а тут видели немецких мотоциклистов...
Генерал отметил эти сведения на карте, затем приподняв её край, достал тетрадь. Перелистнув пару листов, пробежался глазами по строкам, нашел искомое, нахмурился.
— Смирнов! — крикнул он в соседнюю комнату. Появившемуся на зов лейтенанту приказал:
— Где этот студент? Веди его сюда. — Затем повернулся к капитану. — А ты, Геннадий Петрович, поприсутствуй. Сейчас типа одного приведут. Послушаем вместе, интересные вещи рассказывает.
— Что за тип?
— Появился тут с утра. Передал мне тетрадь, а в ней 'ценные сведения'. Меня по имени-отчеству знает, а у самого документов нет. Назвался Маевским Михаилом Карловичем, студентом московского мединститута.
— Студент из Москвы? Тут?
— Ну, допустим, проверить его слова можно. Если помнишь, у нас медслужбу Павлов возглавляет, а он как раз из этого института к нам пришел.
— Так его сюда бы вызвать...
— Потом. Немцы утром отбомбились аккурат по санбату.
— Как это? — удивился капитан. — Там же на всех палатках красный крест нарисован!
— А вот так! Много персонала погибло. Павлов зашивается. От стола уже сутки не отходит.
— М-да... как же так!
— Вот так, — вздохнул генерал, вот так! Однако сведения у студента таковы, что жуть берет. Он знает все наши передвижения за неделю, начиная с двадцать второго числа. Расстановку сил, как наших, так и противника. Имена немецких командующих полков, дивизий и корпусов, точное их расположение по датам и местам, количество личного состава и техники. Вот, например...
Генерал провел пальцем по строкам, нашел искомое.
— Против 132-го стрелкового полка действует 162-я пехотная дивизия противника, командующий генерал-лейтенант Герман Франке, состав три пехотных полка, один артиллерийский полк, противотанковый батальон, сапёрный батальон и батальон связи.
— Разрешите? — и капитан показал на тетрадь. После утвердительного кивка, он быстро просмотрел записи, после чего удивленно взглянул на генерала.
— Есть какие мысли?
— Разведчик? — предположил Перепелкин.
— Не похож. Слишком молод. Думаю действительно студент, но вот откуда сведения?
Открылась дверь и лейтенант доложил:
— Маевский доставлен.
— Давай его сюда.
Вошел молодой парень в светлой безрукавке, темных штанах и туфлях. Среднего роста, худой, волосы темные. Особо выделался нос с горбинкой вкупе с глубоко посаженными глазами. В руках он держал довольно толстую тетрадь. Она привлекла внимание не только генерала. Капитан Перепелкин покосился на тетрадь и выразительно посмотрел на генерала. Тот кивнул и повернулся к парню.
— Проходи. Присаживайся.
— Спасибо, товарищ генерал-майор.
Маевский прошел и сел на стул у стены.
— Давай без чинов. Меня зовут... — генерал запнулся, взглянул на студента, — впрочем, ты знаешь. Михаил Карлович Маевский. Так?
Парень кивнул.
— Значит, так, Михаил. Откуда у тебя эти сведения?
— Все подтвердилось?
— Все.
— И у вас есть вопросы. Причем особенно — как я узнал то, что произойдет сегодня, находясь под вашим присмотром?
— В том числе.
Студент сделал глубокий вдох и начал говорить:
— Сведения, представленные вам первоначально, касались только вашей дивизии и по времени были только до сегодняшнего числа, то есть двадцать седьмого июня включительно. Я намеренно дал не совсем полные сведения, известные мне, лишь для того, чтобы имелась возможность проверить их. И поверить в остальное. Тут, — Маевский показал на тетрадь, — записаны данные, которые имеют гриф совершенно секретно. Их необходимо доставить командованию как можно быстрее. К противнику они попасть ни в коем случае не должны.
Генерал с капитаном удивленно переглянулись.
— На первых трех страницах все, что касается вашей дивизии вплоть до 30 числа июня, — продолжал вещать студент. — Далее данные по всем фронтам о направлениях немецких ударов, с номерами подразделений, командным составом и количеством людей и техники. Десять последних страниц тетради к боевым действиям не относятся, но они тоже особо важны. Там отражена технология производства необходимого лекарства, которое может спасти множество жизней.
Маевский замолчал, поднялся, подошел к генералу и протянул тетрадь, после чего вернулся, сел на стул, как-то сразу поникнув. Вытер выступивший пот.
— Я прошу поверить мне, — сказал он тихо. — Это очень важно. Очень. Не спрашивайте источник этих сведений. Сказать не смогу, да и... с ума скоро сойду. — Последнюю фразу студент прошептал, и генерал с капитаном её не расслышали. Оба внимательно просматривали содержание тетради.
По мере прочтения у обоих менялось выражение лиц. Генерал больше хмурился и мрачнел, а капитан постепенно багровел, зло поглядывая на студента.
— А не шпион ли ты? — сквозь зубы процедил Перепелкин. — Выходит, немцы уже Минск окружили...
— Успокойся, — вздохнул генерал, — ты многого не знаешь. Смирнов!
В комнату вошел лейтенант.
— Проводи товарища студента, пусть у связистов пока посидит, и организуй ему поесть чего. Да, Васильева ко мне вызови.
— Есть! — Лейтенант пропустил студента вперед, и вышел следом.
— Я много чего не знаю, — повторил капитан, — однако как можно знать то, что случится через несколько дней? И откуда этот... студент знает о противнике?
— А ты на подпись внимание обратил?
— Феникс? Ну, обратил и что?
— Не все так просто. Встречалось мне уже этот позывной. Насчет направления ударов немцев — это уже было в 'майских играх'*... черт возьми. Так что... — генерал взглянул на карту, — если взять те доклады, кои поначалу приняли за дезинформацию, приложить к ним твои разведданные, учесть всю сложившуюся обстановку, то все совпадает с данными изложенными в этой тетради. И все становится понятным. Нет, не все, — поправился генерал, взглянув на капитана — но многое. Что, например, означает запись — Ярцево 11.08.1941? Там что-то произойдет? Не зря эта дата и населенный пункт записан в первых трех листах, относящихся к нашей дивизии.
— Так у студента и спросить.
— Спросим, а пока собирай людей, капитан, и ставь задачу — установить связь с полками. Одну группу направишь в штаб десятой. Донесение я составлю. Еще надо комиссара Серебровского найти и вместе с ним Маевского с тетрадью в Москву переправлять.
— Я бы студента к Павлову сначала сводил.
— Для проверки? Хм, своди, пожалуй, не помешает. И там его пока оставь, раз студентом-медиком назвался. Пусть помогает по мере сил, а Валерий Семенович за ним присмотрит. Так и поступим, веди студента в медбат. И бойца потолковей к нему приставь.
— Так людей мало, товарищ генерал.
— Знаю, но найди! — стукнул по столу кулаком комдив. — Все, выполняй поставленную задачу.
* * *
— Сядь здесь и жди, сейчас что-нибудь тебе поесть найду.
Лейтенант вышел, а Михаил сел на лавку и устало привалился к стене. Напряжение, державшее его последние полчаса начало отступать. Сомнения все еще грызли, но по поведению генерала — ему поверили.
'А я говорил — делай как велят и поверят! — возник голос в голове. — Все еще сомневаешься?'.
— Сомневаюсь, — буркнул Михаил.
— Что? — спросил сержант, который старательно что-то записывал.
— А? Нет, ничего...
'Отвечай мысленно, болван, — отругал Мишу голос, — а то действительно подумают, что ты сумасшедший'.
'А не похоже? — огрызнулся Маевский. — Никогда бы не подумал, что такое со мной случится! Ну почему я на хирурга пошел, а не на психиатра?'
'И что, помогло бы? — усмехнулся голос'.
'Не знаю, — признал Михаил. — Но день точно безумный'.
Да, день был сплошное безумие. Все началось около девяти часов утра, когда Михаил миновал мост, где у него проверили документы, охраняющие мост красноармейцы. После чего он решил немного отдохнуть и присел у крайнего сруба. Ноги после нескольких часов перехода гудели, и Михаил решил подождать кого-нибудь в компанию, и лучше, чтоб присутствовал транспорт. Та телега, которую он видел впереди, у моста не задержалась и теперь её точно не догнать. Пока можно перекусить, а то с утра ничего не ел. Только Михаил достал сверток с салом, как послышался звук мотора. Чтобы посмотреть кто едет, пришлось выглянуть за угол. Это с запада к мосту подъехала полуторка с дюжиной красноармейцев в кузове. Маевский тяжело вздохнул — тут ему не светило. Военные его точно не возьмут, можно даже и не спрашивать.
От частых выстрелов Маевский подскочил, выронив сало и сунулся посмотреть — что происходит. От увиденного оторопел. Приехавшие красноармейцы расстреливали бойцов из охраны моста. На его глазах застрелили кинувшегося к лесу паренька, что крутился возле бойцов. Тот, кто стрелял в пацана внимательно посмотрел вдоль дороги и Михаил шарахнулся назад. Запнулся об слегу и сильно приложился затылком об край сруба. Сознание померкло только на мгновение. Маевский медленно поднялся, держась за голову.
'Так-так, что тут происходит?'.
Голос прозвучал так явственно, что Михаил опять подпрыгнул.
— Кто здесь? — прошептал Маевский, оглядываясь.
'Ангел-хранитель, — хмыкнул голос, — если конечно будешь меня слушать'.
— Видно сильно я головой приложился, — решил он.
Кто-то закричал у моста, и Михаил решил посмотреть.
'Красноармейцы' убирали прочь тела, а четверо окружили каких-то гражданских, на свою беду оказавшихся неподалеку. Что там они говорили было плохо слышно, получилось разобрать только — жиды. После чего гражданских грубо оттолкали к берегу и пристрелили.
— За что... — прошептал Маевский, бледнея, — за что...
'За то, что евреи, — прозвучал голос, и за то оказались неподалеку'.
Михаила передернуло. Ноги ослабли, выступил холодный пот. Что делать он не знал.
'Беги, дурень! Это 'бранденбурги', диверсанты немецкие. Шлепнут тебя и не поморщатся'.
— Потому что я тоже еврей?
'Потому что ты тупой! Шлепнут потому что ты их видел. Беги!'.
Михаил кинулся вдоль дороги.
'В лес, дурень! В лес беги!'
— Эй, парень, спишь что ли?
Михаил открыл глаза и увидел лейтенанта с котелком.
— Вот, лучше еды не найдешь.
— Что это? — спросил Маевский, глядя на что-то зеленоватое и густое, но очень вкусно пахнущее.
— Щи это. Зеленые, вчерашние, в печи томленные. Ум отъешь.
— Спасибо.
Лейтенант ушел, оставив котелок с ложкой и ломтем хлеба, а Михаил еще раз понюхал варево. Пахло от котелка умопомрачительно, аж в животе засосало, ведь он сегодня лишь немного хлеба съел, когда его в сарае заперли. Больше ничего из еды не имелось, так как сало Маевский выронил еще у реки, когда убегал от переодетых в красноармейцев немецких диверсантов, 'бранденбургов', как назвал их этот ангел-доппельгенгер*.
'Вообще-то я скорее альтер эго*, — тут же отозвался голос, — но в чем-то ты прав'.
'В чем прав? В том, что ты темная сторона личности, и я должен скоро погибнуть?'.
'Хм, — почему-то смутился голос, — почему темная, разве я жизнь тебе не спас?'.
'Ты на вопрос не ответил!' — возмутился Михаил, даже ложкой взмахнул.
'Все там будем, — философски ответил голос, — ты кушай, а как насытишься, так на вопросы и отвечу'.
'А во время еды нельзя? — спросил Маевский, запуская ложку в котелок. — Все равно разговор у нас мысленный'.
'Никак нельзя. Ты еще голоден, а значит больше зол, чем добр, и на сытый желудок адекватней будешь. И то, что я тебе скажу, точно не понравиться'.
'Посмотрим... — ответил Михаил и, чуть подув на варево, положил его в рот. — М-м-м, с ума сойти! Это же амброзия!'.
'Ага, на голодный желудок все съедобное амброзия! — согласился голос. — Однако зеленые щи действительно вкусны'.
'Это ты виноват, что я сегодня ничего не ел, — буркнул Маевский. — До сих пор не могу понять, как ты смог меня убедить поменять целую банку тушенки на пару тетрадей и карандаш'.
'Пришлось, извини, но такую возможность упускать нельзя. А селяне просто так ничего тебе не дали бы. И то, что ты записал, стоит того'.
'Это по реакции Степанова было видно. Кстати, а что означает — Ярцево и дата?'.
'Это касается только генерала, — ответил голос и после непродолжительного молчания, добавил, — это дата и место его смерти'.
Ложка замерла на полпути.
'Я знаю — кто ты! — заявил Маевский, глотая порцию щей'.
'И кто же?'
'Дух! Человек, умерший когда-то. Только духи знают будущее'.
Михаил невольно хихикнул, не сразу поняв, что это не его реакция, его альтер эго.
'Да? — весело спросил голос. — И чей же я дух?'
'Ну... — задумался Михаил, — бабушка Достоевского вызывала, Грибоедова...'
'И Наполеона тоже, — хмыкнул голос. — Да, я знаю будущее, но я не дух'.
'А кто же еще?'
'Это сложно объяснить, я такой же человек, как и ты, но в данный момент я система разумных полей. Временно, конечно'.
Михаил даже жевать перестал. Замер, открыв рот от изумления.
'А это возможно? — наконец мысленно спросил он'.
'Возможно. С помощью специальных электронных машин, — пояснил голос. — Я из будущего'.
'Из будущего... — потрясенно повторил Маевский, — а я думал, что сошел с ума и у меня раздвоение личности'.
'Кстати, я почти все о тебе знаю, а ты обо мне нет. Так что будем знакомы — меня зовут Свешников Павел Анатольевич, мне двадцать три года, учусь на физфаке'.
'А...' — но спросить Михаил не успел, в комнату вошел капитан Перепелкин и недобро уставился на студента. Отчего тот даже поёжился.
— Поел? — наконец спросил он.
— Да, спасибо. — Маевский положил котелок и ложку на стол.
— Тогда пошли, — усмехнулся капитан, — шпион, мать твою...
Доппельгенгер — двойник человека, появляющийся как тёмная сторона личности или антитеза ангелу-хранителю. Его появление зачастую предвещает смерть героя.
Альтер эго — реальная или придуманная альтернативная личность человека. Майские игры — стратегическая штабная игра, проведенная в 20-х числах мая 1941 года Генштабом Красной армии, в которой события начального периода войны практически совпадают с хронологией событий оперативной игры.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
