Кукловод

Кукловод

Все события и персонажи вымышлены. Любое сходство с реальными событиями носит случайный характер.

Пролог

Яна легкокрылой бабочкой впорхнула в полупустой салон троллейбуса, через большие окна насквозь пронизанный солнечными лучами, словно протянувшимися с небес золотыми копьями. Пылинки, подобно стайкам крохотных, беззаботных рыбёшек хаотично носились в воздухе. Не снимая ранца, она примостилась у окошка, поджидая кондуктора — толстую тётку с усиками над верхней губой, которая явно страдала от внезапно нахлынувшей майской духоты. Кондуктор то и дело промокала лоб и шею носовым платком, приобретшим из белого уже сероватый оттенок.

— Могла бы и сама подойти, — обиженно пропыхтела толстуха, проводя по окошку валидатора пластиковой карточкой школьного проездного и отрывая вылезший из недр агрегата талончик.

Яна быстро посчитала циферки на билетике... Нет, не счастливый. Вздохнув, отвернулась к окну, за которым плавно проплывал майский пейзаж обычного провинциального городка.

Домой ехать совершенно не хотелось. Мать, как обычно, начнет зудеть, что вокруг одни взяточники, поэтому не удалось в своё время пристроить дочь в школу по соседству от дома, а приходится ездить в соседний район. А это — лишние расходы. Тогда как в стране очередной кризис, и отец-сволочь уже несколько лет как исчез, ни копейки алиментов от него не получила. Как и на сводного братишку Лёшку от его отца — второй хахаль тоже не задержался в их семье. Вот и приходится ей, работающей уборщицей в дышащем на ладан НИИ, одной тащить на горбу двоих спиногрызов, потому как и от бабушки, чья мизерная пенсия чуть ли не вполовину уходила на лекарства, в этом плане пользы почти никакой.

Потом накормит жареной картошкой на прогорклом масле, и заставит зубрить домашнее задание. Быстрее бы каникулы, что ли... Ничего, осталась неделя. Вечером мать отправит её на улицу выгуливать 3-летнего Лешку, непоседу с визгливым голосом, каких ещё поискать, а сама сядет смотреть своё любимое ток-шоу с Малаховым.

А вот Лерку из их 3-го 'Б' мамуля сама забирает, хотя живёт одноклассница в паре кварталов от школы. Привозит и отвозит на красной 'Тойоте'. А ещё недавно Лерка хвалилась подаренным на день рождения айфоном последней модели. А она, Яна, с первого класса ходит с допотопным мобильником, который при друзьях стыдно доставать, да ещё и аккумулятор совсем быстро разряжается.

Мать вон плачется, что лучше бы вместо Лёшки девчонка родилась, хоть было бы кому Янкины платья донашивать. А так приходится покупать новое, хотя куда чаще мать таскалась в сэконд-хэнд, расположенный в квартале от их дома в полутёмном подвале. Там в куче одежды и впрямь можно было найти что-то приличное, правда, Яне всегда казалось, что и после второй стирки эти тряпки отдают какой-то затхлостью. Эх, быстрей бы вырасти, выйти замуж за преуспевающего красавца типа Димы Билана... Вот тогда все одноклассницы ей обзавидуются!

Что-то отвлекло её от размышлений относительно незавидного финансового положения в их семье. Несколько секунд она беспокойно ёрзала, пока не поймала на себе взгляд сидевшего напротив худого мужчины на вид лет тридцати пяти-сорока, с заметным родимым пятном на левой стороне лба. Тот ехал спиной вперёд, держа на коленях черную кожаную сумку-портфель. На его чуть тонких, белесых губах застыла лёгкая полуулыбка, а в мутных, серо-голубых глазах, ощупывавших её с ног до головы, плескалось нечто непонятное, и оттого таившее в себе опасность, которую она инстинктивно ощутила на уровне подсознания. Её кожа непроизвольно покрылась мелкими пупырышками, и девочка, закусив губу, снова перевела взгляд в окно.

Но теперь собрать воедино разбежавшиеся мысли уже не получалось. Тем более что вскоре водитель объявил ее остановку, и Яна с облегчением покинула ставший вдруг душным салон троллейбуса.

'Не спеши', — сказала она сама себе, дав команду наслаждаться кратковременной свободой между школой и зубрежкой уроков.

Лёгкий ветерок игриво колыхал огромный розовый бант, вплетенный утром матерью в копну её густых русых волос. Она не любила банты, но еще меньше ей нравилось спорить с матерью, которая всегда добивалась своего.

Вот и её дом — стандартная, панельная 9-этажка с мозаикой на торце в виде голубя с веточкой в клюве и надписью 'СССР — оплот мира во всем мире'. Яна только из рассказов матери знала, что такое Советский Союз, и как было хорошо до того, как к власти пришел Горбачёв, разваливший такую сильную страну. А потом вместо СССР появилась Россия, которую возглавил президент-алкоголик, довершивший начатое прежним руководителем.

На полу подъезда, как обычно, засохшие плевки и сморщенные червячки окурков. В общем-то, убирать в подъезде было обязанностью матери, за это ей жильцы и платили по 50 рублей в месяц. Но мать подрядилась убираться раз в неделю, а в этом промежутке тут успевали нагадить как непрошенные гости, попадавшие в подъезд при помощи вечно сломанного кодового замка на входной двери, так и семейка алкашей со второго этажа.

Она нажала на прожженную сигаретными бычками кнопку вызова лифта, несколько секунд спустя где-то наверху натужно загудело, а Яна по привычке приникла глазом к щели между неплотно схлопнувшимися дверями. Ей нравилось смотреть, как в шахте двигаются тросы, словно змеи, которые ползают по стенам и караулят здесь свою добычу. Прошло секунд десять, и свет, исходящий от установленной в шахте 60-ваттной лампочки, закрыло тёмное пятно. Затем двери, ведущие в полусумрачный пенал, похожий на гроб увеличенного размера, с грохотом разъехались в стороны.

Только перешагнув порог, Яна поняла, что ждала лифт не одна. Кто-то ещё шагнул за ней следом. Краем глаза увидела указательный палец с аккуратно обработанным ногтем правильной овальной формы, нажимающий на кнопку девятого этажа и, стараясь придать голосу серьезность, сказала:

— Мне нужно только до шестого.

Однако в ответ промолчали, и она, посмотрев наверх, непроизвольно вздрогнула. Вплотную к ней стоял не кто иной, как тот дяденька из троллейбуса, обладатель черной кожаной сумки. Улыбнувшись своей попутчице, он снова потянулся к пульту, но на этот раз нажал на кнопку с надписью 'Стоп'. Лифт судорожно дернулся и остановился. В наступившей тишине она почувствовала, как ее горло моментально пересохло, а сердечко бешено заколотилось. Говорила же ей мать, чтобы она опасалась незнакомцев, не заговаривала с ними, не покупалась на приглашение куда-то пройти, где якобы её могли ожидать игрушки или сладости... Она ничего этого и не делала. Просто какой-то дядя сам вошел в лифт, она же не виновата!

Между тем незнакомец свою сумку на ремне переместил себе за спину и, по-прежнему улыбаясь, мягко произнёс:

— А ты хорошенькая. Пожалуй, я буду звать тебя Мальвиной. Жаль только, что недолго.

Он протянул руку, проведя влажными пальцами по её волосам. Чувствуя надвигающуюся на неё волну тёмного ужаса, она хотела закричать, но потная ладонь крепко зажала ей рот, вдавив затылок в стенку лифта. Вторую руку, убрав с головы, он запустил ей под юбку, нащупывая пальцами даже еще не тронутое легким пушком лоно. В последнем порыве, собрав все силы, она замолотила кулачками по лицу, нижнюю часть которого разрезала щель подобия улыбки.

— Давай, давай, Мальвина, — закатывая глаза, просипел незнакомец, — я так люблю, когда девочки делают это...

Неожиданно он высвободил руку из-под юбки, и принялся стаскивать с её головы бант. Ловко орудуя одной рукой, расправил шёлковую ленту, обмотав вокруг худенькой шеи. Душил он девочку не торопясь, то затягивая, то слегка ослабляя узел. Она уже предчувствовала неотвратимо надвигавшийся страшный финал. Душа её смирилась с уготованной для неё участью, тогда как тело ещё боролось, рвалось в бесплодных попытках вернуть тающую жизнь в оболочку из плоти и крови...

Когда изувер снова полез к ней в трусики, на этот раз решительно стягивая их на её подгибающиеся колени. Яне это казалось уже не столь важным по сравнению с застилавшей глаза пеленой. С последним проблеском мысли она подумала о матери, как та будет недовольна, что дочь не выучит уроки.

'Я выучу, мамочка, обязательно выучу..., — билось ниточкой боли в гаснущем сознании. — Только позволь мне немного отдохнуть. Я так устала...'

25 мая, пятница, 11.32

Алексей Клёст открыл глаза, возвращаясь в реальность холодной, мрачной утробы мертвецкой. Как обычно после сеанса, его колотил мелкий озноб, а по лицу стекали крупные капли пота. Стараясь проглотить застрявший в горле ком, он убрал ладонь с головы девочки и медленно повернулся к замершему в напряженном ожидании старшему следователю областной прокуратуры Виктору Леонченко:

— Это мужчина тридцати пяти-сорока лет, с небольшим родимым пятном вот здесь, — он прикоснулся пальцем к левой стороне своего лба. — Тонкие губы, тщательно выбрит, небольшие залысины. С собой он может носить черную сумку-портфель через плечо, кожаную или из кожзама. Сейчас поедем к криминалистам, там я нарисую его портрет.

— Извините, я могу убирать тело? — вмешался судмедэксперт, закрывая лицо Яны простыней.

— Да, да, конечно...

Леонченко, пряча протокол осмотра в потёртую кожаную папку, кивнул в сторону двери:

— Кстати, там, в коридоре сидит мать девочки. Привозили на опознание, мы её уже допрашивали, может, и тебе стоит с ней поговорить?

Алексей на мгновение задумался, затем отрицательно покачал головой:

— Всё, что она может сказать, не имеет к убийству её дочери никакого отношения. Идём отсюда, мне нужно продышаться.

— Да уж, и мне не помешало бы, — со вздохом согласился Леонченко.

И всё же, увидев в холле сгорбившуюся на лавочке женщину со стаканом воды в руках, а рядом с ней смирного и испуганного мальчонку лет трёх, Клёст не выдержал и подошел. Выглядела она на все пятьдесят, хотя вряд ли ей было столько на самом деле. Он уже не раз сталкивался с подобными ситуациями и знал, как горе (тем более, когда теряешь очень близкого человека) старит людей. Женщина смотрела мимо него пустым, безучастным взглядом.

— Уходя, Яна боялась, что вы поругаете её за невыученные уроки... Почему-то именно эта мысль была последней.

Поза женщины оставалась прежней, но глаза обрели некое выражение, как бывает, когда человек просыпается от глубокого сна.

— Что... ЧТО вы сказали?

Но он уже уходил, твёрдым шагом направляясь в сторону двери. Она провожала его взглядом, в котором странным образом переплелись боль и надежда.

На рисунок много времени не ушло. Улыбающееся лицо убийцы все еще стояло перед его глазами. Довольно неплохой набросок получился минут за десять.

— Типчик-то с виду приличный, — размножая портрет на ксероксе, отметил Валентин Степанович Совцов, слывший легендой поволжской криминалистики.

Это был абсолютно лысый человек худощавого телосложения, никогда не расстававшийся со своими видавшими виды очками, хотя одно из стёкол треснуло ещё несколько лет назад. Тогда Совцов в очередной раз надрался до чёртиков и элементарно упал физиономией в асфальт. Одно время криминалист пытался кодироваться, даже в какой-то закрытый санаторий ездил, больше смахивавшего на секту, где целый месяц жил без спиртного, но в итоге не выдержал, плюнул на все виды лечения и снова принялся за старое.

— Вот такие приличные с виду и становятся серийными убийцами, — добавил дремавший до этого на стуле Леонченко. — Вспомните Чикатило, всегда в очочках, при костюме...

— Хм... Я попросил бы вас при мне не выражаться, товарищ следователь.

Все знали, что Совцов ненавидит, когда при нём упоминали Чикатило, потому что за глаза ему дали именно это прозвище, и он об этом прекрасно знал. Криминалист и в самом деле чем-то внешне напоминал знаменитого маньяка. Лысый и в очках с толстой, роговой оправой, только что избегавший костюмов, и тем более никогда не одевавший галстуков, он не мог похвастаться тем, что женщины падали к его ногам, словно спелые груши. Впрочем, в отличие от знаменитого серийного убийцы, мальчики его совсем не привлекали, как и девушки, не достигшие совершеннолетия. Его всегда возмущало, если приходилось участвовать в расследовании дела об очередном педофиле. В том смысле, что эксперт предлагал таких моральных уродов сразу же кастрировать, и только после этого ставить к стенке, наплевав на мораторий.

Но в целом характер Валентин Степанович имел добродушный, и если, что бывало крайне редко, он и выходил из себя, то через короткое время снова превращался в немного застенчивого, любящего повозиться с компьютером человека. Единственной его слабостью, как уже упоминалось, была 40-градусная злодейка, порой становившаяся причиной недельного запоя. Правда, начальство все же ценило Совцова и прощало ему этот грешок. Знали это и сотрудники уголовного розыска, и прокурорские следаки, и частенько, чтобы подмазаться к местному Чикатило и попросить о какой-нибудь услуге, приходили с поллитровкой в кармане.

— Ладно, Степаныч, мир, — выставил перед собой ладони вверх Леонченко. — С меня причитается... Ты мне, кстати, распечатай отдельно десятка два портретов этого изверга. Так, на всякий случай.

— Да на вас бумаги не напасешься, в самом-то деле! Привозите с собой что ли, а то ишь, взяли моду... Ладно, ладно, Витя, можешь не извиняться, сейчас напечатаю я тебе твоего красавчика, как и просил, аж целых двадцать раз.

Пока ксерокс не торопясь выдавал на-гора портрет убийцы, Алексей вновь и вновь прокручивал в памяти увиденное несколько часов назад в холодном, с кафельными стенами морге. Улыбающееся лицо насильника так и стояло перед глазами.

— Ты мне всё-таки объясни, Лёха, как это у тебя получается? — вывел его из прострации голос Степаныча.

— Что получается?

— Ну, это... Видеть глазами мертвецов. А то сколько раз тебя спрашивал, а ты всё потом да потом.

Как это у него получается... Дар это или кара божья — он и сам затруднялся определить. Сколько раз он уже вспоминал тот, первый случай, когда умер отец. Батьку по пьяни порезали собутыльники, прямо за сараем, где они и распивали бутылку купленной у шинкарки жидкости. Что стало причиной ссоры — никто из бывших дружков покойного так вспомнить и не смог. А повязали их всего через несколько часов, сладко спящих на какой-то зачуханной квартирке, где продолжалось веселье.

Поскольку их семья жила весьма скромно даже по советским меркам, отца хоронили в простом гробу. И вот тогда-то, у свежевырытой могилы, это и случилось с Лёшкой впервые.

Склонившись над телом родителя, чтобы согласно придуманной кем-то православной традиции поцеловать его в лоб, он опёрся о край домовины, стоявшей на двух шатких табуретах, и вдруг почувствовал, как вместе с гробом скользит куда-то вниз. В следующее мгновение он уже летел в разверстую пасть могилы, перед глазами мелькнула красная обивка гроба, а затем последовал удар спиной о землю. Миг спустя онемевший от ужаса Леха увидел падающее на него тело отца, и интуитивно выставил перед собой руки. Правая ладонь уперлась точно в лоб покойнику, и тут же Лёшка увидел словно киноленту, прокрученную задом наперед. Причем не только увидел, но даже почувствовал. Жуткая боль в районе печени, сверкнувший в руке нож, бездумно-пьяные глаза убийцы...

Потом он помнил, как его с причитаниями вытаскивали из ямы. Словно сквозь вату, слышал далёкие голоса:

— Да как же он свалился-то, ну можно же было нормально гроб поставить!

— Дайте мальчишке нашатыря, он же сознание теряет...

— Господи, да неужели, ему-то каково в двенадцать лет!

После этого подросток потерял сознание. В себя он пришел только на третьи сутки, в одной из палат областной детской больницы. Сидевшая возле его постели мать беззвучно заплакала, когда он открыл глаза. Тут же появилась медсестра, затем материализовался старенький доктор с бородкой клинышком, похожий на виденный где-то портрет писателя, кажется Чехова. Склонившись над юным пациентом, зачем-то оттянул ему нижнее веко, затем заставил открыть рот, высунуть язык и посчитал пульс, сверяясь со старинным хронометром, после чего констатировал: 'Так, так, замечательно... Организм молодой, еще бы не справился'.

Через неделю Лёшку выписали. Повинуясь какому-то внутреннему табу, он даже матери не стал рассказывать о том, что видел. Единственный, кому он поведал о своем видении, был его самый близкий друг Пашка Яковенко, который поклялся обо всем молчать. Они дружили ещё с детского сада, пошли в один класс, и были с ним по жизни не разлей вода.

Забыть увиденное он, конечно же, не смог. Пережитый ужас смерти, которую Лёшка примерил на себя, изменил его. В школе стали замечать, что в поведении мальчика появилась рассеянность. От матери тоже не укрылись изменения, но она отнесла это на счет пережитого стресса в связи со смертью отца. И чтобы мальчик развеялся, отвела его в художественную школу, благо сын неплохо рисовал.

Но та история на кладбище не выходила у него из головы. Теория требовала доказательства, но подходящего случая всё не подворачивалось. Однажды он решил проверить свой дар на спящем человеке. В тот вечер мать, уставшая после тяжёлого рабочего дня на текстильной фабрике, просто уснула в кресле перед телевизором. Лёшка, делавший уроки, посмотрел на неё, и ему стало так жалко мать, что в горле встал ком. Повинуясь непонятному чувству, он встал, подошел к матери, и ласково положил ладонь ей на лоб...

И в то же мгновение перед его глазами, словно в ускоренной съёмке, пронеслись последние минуты её бодрствования. Вот тогда он и уверился, что способен на нечто, недоступное простому смертному.

Используя друга с его согласия в качестве подопытного кролика, он пробовал проделать эксперимент с бодрствующим человеком, однако успеха не добился. Из чего сделал вывод, что способен проникать в сознание только мёртвых и спящих.

Окончив художественное училище, Клёст отправился отдавать долг Родине. К 18 годам он вымахал за метр восемьдесят, и его определили в ВДВ, тем более что в ДОСААФ он успел несколько раз сигануть с парашютом. В отличие от многих своих знакомых (в том числе и Пашки, кое-как переваливающего с курса на курс политеха), отлынивать от армии он не собирался, считая службу в рядах Вооруженных Сил хорошей школой жизни. К чему впоследствии относился с изрядной долей скепсиса.

Проведя полгода в учебке, Алексей попал в горнило второй чеченской кампании. Как художника его, конечно же, определили вести дивизионную стенгазету, но и от боевых действий никто не отстранял. Под Гудермесом Клёст принял свой первый бой. В этой мясорубке он потерял своего друга, Серёгу Прыгунова, который, как и он, призывался из Поволжска.

Они познакомились ещё на призывном, и как-то сразу сдружились. Серёга оказался разговорчивым малым, то и дело травил байки, якобы случившиеся с ним самим, хотя в это верилось с огромным трудом. Сам он был родом из села, в Поволжске закончил техникум железнодорожного транспорта, и в будущем мечтал стать машинистом. У него дома подрастали две сестры и брат, все младше него. Отец работал в котельной, мать — дояркой, так что семья, мягко говоря, не каталась, будто сыр в масле. Вот он и мечтал зарабатывать столько, чтобы ни он, ни его родные ни в чем не нуждались.

В тот день рубка была жуткая, 'чехи' без передышки крыли их позиции из миномётов и гранатомётов. Вместе с другом он прятался в развалинах двухэтажного дома без крыши, когда туда угодила мина. Прыгунову практически оторвало ногу, и как Клёст ни бился, так и не смог остановить поток льющейся крови. Его и самого немного посекло осколками, но Лёхины раны на фоне того, что случилось с Сергеем, казались легкими царапинами.

Минут через двадцать товарищ умер. За несколько мгновений до того, как покинуть этот грешный мир, он схватил липкую от крови ладонь товарища и, едва шевеля посиневшими губами, прохрипел:

— Лёха, я думал, что умирать страшно, а сейчас понимаю, что нет. Ты видишь ангелов? Вон они, спускаются сюда.

Клёст непроизвольно поднял голову, но увидел только лёгкие перистые облачка, плывущие высоко в прозрачной глубине. В этот момент он почувствовал, как хватка Сергея ослабла, и скосил взгляд вниз.

Тот лежал, глядя широко открытыми, ещё не потерявшими яркости глазами в чужое небо. Алексей подумал, что надо бы прикрыть товарищу веки, так часто делали в фильмах про войну. Он протянул руку и, едва коснувшись пальцами лица Сергея, тут же провалился в чужие воспоминания... А спустя несколько долгих мгновений отдёрнул пальцы от ещё хранившего тепло лица.

О том армейском случае после демобилизации он рассказал снова только одному человеку — всё тому же Пашке. Тот на полном серьёзе предложил Алексею дать объявление, мол, ясновидящий в третьем поколении... Мол, если уж шарлатаны на обмане людей столько имеют, что живут в особняках и разъезжают на навороченных иномарках, то уж ему-то и подавно грех своим даром не воспользоваться. На что тут же получил отлуп. Клёст заявил, что не собирается из этого делать способ заработка, тем более он видит лишь последние мгновения в жизни того, кто умер или находится в беспамятстве. Вряд ли такой дар будет иметь большой спрос.

А несколько месяцев спустя Алексей раскрыл первое в своей жизни убийство. Он тогда заночевал у знакомой в студенческом общежитии. До этой ночи Клёст с ней встречался всего-то с месяц, да и после того не больше. В ту ночь они немного выпили, после чего ожидаемо предались постельным игрищам.

Ну а наутро в одной из соседних комнат обнаружили зверски избитую и задушенную девушку. Когда карета 'скорой помощи' прибыла на место, несчастная уже превратилась в окоченевший кусок плоти, так что врачу оставалось констатировать смерть и вызвать 'труповозку'.

Что случилось ночью в комнате — неизвестно. Накануне здесь гуляла компания, но последние из гостей покинули хозяйку за полночь, после чего та заходила к соседке занять пару сотен рублей, не иначе, на поллитру, учитывая характеристику девицы. А утром одна из обитательниц общаги, проходя мимо квартиры загулявшей соседки, увидела приоткрытую дверь. Постучалась, не дождалась ответа и вошла внутрь, где на полу среди окурков и пустых бутылок обнаружила бездыханное тело задушенной девушки.

Капитан из РОВД, не теряя времени даром, расспрашивал соседей убитой по общежитию. Однако никто ничего не видел и не слышал, поэтому, как догадался Алексей, шансы найти убийцу по горячим следам равнялись практически нулю.

К тому времени, как прибыла 'труповозка', готовая отвезти тело в морг, на судебно-медицинскую экспертизу, толпа любопытных к тому времени почти рассосалась И только Алексей в числе немногих зевак ещё торчал во дворе общежития. Но когда на крыльце появились носилки, неожиданно для самого себя рванулся вперёд:

— Можно, я посмотрю...

Присутствующие разом повернули головы к нему.

— Чего посмотришь? — не понял капитан.

— Девушку посмотрю, если вы не против.

— Ты её знал, что ли?

— Как вам сказать... Немного. Но возможно, смогу быть вам чем-то полезным.

Капитан озадаченно почесал затылок, сдвинув фуражку на лоб, перевел взгляд с Алексея на убитую и обратно, после чего, равнодушно пожав плечами, изрёк:

— Да гляди, мне не жалко.

Несмотря на неприкрытый скептицизм, написанный на лице представителя органов внутренних дел, конечный результат оказался ошеломляющим. Образ убийцы, его перекошенный ненавистью рот, настолько чётко вырисовались в сознании Клёста, что тот даже покрылся липкой испариной, и его заколотила мелкая дрожь. Он даже помнил исходящее из этого самого рта зловоние. Впоследствии такая реакция у него наблюдалась каждый раз, если смерть была насильственной, может быть, думал Алексей, это оттого, что он испытывал тот же ужас, что и умирающий.

Преступником оказался бывший хахаль девушки, с которым она рассорилась и попросила больше не приходить, чего он так и не смог ей простить. Убийца заявился к ней сразу после ухода тёплой компании, причем залез в окно, а она же сама его и впустила. Попытка примирения, новая ссора, и подвыпивший парень оглушает бывшую любовницу ударом кулака и душит её же колготками.

Убийца раскололся сразу, на первом же допросе. А через пару дней Клесту пришла повестка в милицию, тогда еще не перекинувшуюся в полицию, с просьбой явиться к майору Крутову к 9 часам утра. Причём не в РОВД, а сразу в УВД. Наверное, всё по тому же убийству, подумал Алексей, хотя ничего нового он добавить не мог. Если только... если только следователя не заинтересовал способ, каким он определил, кто преступник. Впрочем, утро вечера мудренее. Размышляя таким образом, он лёг спать, а утром отправился в региональное Управление внутренних дел.

Майор при появлении визитёра вышел из-за стола, одёрнул мундир и, что совсем уж смутило Алексея, протянул ему руку.

— Крутов Владимир Виленович. Отца называли в честь Владимира Ильича Ленина, отсюда и такое отчество необычное, — сразу решил пояснить он.

Кивком указал на пачку лежавших на столе сигарет.

— Ку́рите?

— Спасибо, не имею такой привычки, хотя в армии, был грех, баловался.

— Ну и правильно! Я вот тоже думаю, что надо бы бросить, лёгкие одни на всю жизнь даются, а уже кашель по утрам мучает... Да силы воли всё не хватает.

А затем, без всякого перехода и с таким выражением лица, словно речь шла о чём-то вполне рядовом, сказал:

— Алексей Михайлович, мне рассказали, как вы дотронулись до трупа Светиковой и после этого выдали внешность её убийцы. Я, чего греха таить, подумал было, что вы как-то причастны к этому делу, ну не может человек вот так, сразу... Но тогда тут терялся весь смысл, какой интерес вам был ввязываться в эту историю? Короче, как вам это удалось? Только честно, без шуточек.

Клёст немного опешил. Он не ожидал такого вопроса в лоб, и теперь мялся, не зная, что ответить майору.

— Ну, Алексей, смелее. Просто расскажите и всё! Не держите это в себе.

Ой, да чёрт с ним, с этим его даром! Ну и расскажу, подумал он, так что в этом такого?! Чай, не убудет меня, не запрут в психушку. Во всяком случае, в это искренне хотелось верить.

Клёст вздохнул, тоскливо глядя в окно и, стараясь не сбиваться в эмоции, принялся рассказывать. О своих предыдущих откровениях с отцом и сослуживцем, о том, что знает об этом только один человек, Пашка Яковенко... Майор курил и слушал внимательно, он уже не выглядел этаким простачком, видно было, как фильтрует в своем мозгу каждое услышанное слово. Когда повествование закончилось, задумчиво потёр переносицу, глядя в хмурившееся за окном небо. Затем загасил в пепельнице бычок и откинулся на спинку стула.

— Да-а, если всё то, что вы мне рассказали, правда...

— Думайте как хотите, — усмехнулся Алексей, — другой версии вы от меня всё равно не услышите.

Он и не надеялся, что майор ему поверит. А не поверит — оно и к лучшему, ни к чему ему лишние проблемы.

— Ладно, я помозгую на досуге над вашим рассказом, — вынес вердикт Крутов спустя какое-то время. — А вы, Алексей, отправляйтесь домой, и хоят я подписку с вас не беру, о нашем разговоре постарайтесь всё же никому не рассказывать. А с вашим товарищем, этим Павлом Яковенко, мы тоже поговорим, чтобы лишнего не болтал.

Майор подписал пропуск, с которым визитёр и покинул его пропахший табаком кабинет.

Звонок с просьбой явиться в управление раздался уже на следующий день. Алексея встретил тот же майор, сразу, будто говорил со старым знакомым, перешедший на 'ты':

— Короче, Клёст, я поговорил с начальником УВД нашего родного Поволжска насчёт твоих способностей. Он к этому делу относится с некоторой долей скепсиса, но если мы будем использовать тебя как внештатного сотрудника, без лишнего афиширования, то обещал препон не чинить, а напротив, даже согласился помогать по мере сил. Скажу по секрету, у нас тут имеется один внештатный экстрасенс, и он иногда даже чем-то помогает в расследованиях, хотя я в его способностях, признаться, сильно сомневаюсь. Надеюсь, что ты меня не разочаруешь. Ну как, по рукам?

— Что-то быстро вы как всё за меня решили. Я вообще-то ни в какие такие дела ввязываться не планировал...

— Погоди, брат, не горячись.

Майор поднялся, подошел к Алексею и по-отечески положил руку ему на плечо:

— Понимаю, сейчас в молодёжной среде, к которой ты ещё относишься, не слишком модно сотрудничать с органами правопорядка. Но ведь какое-то чувство долга перед Родиной должно у тебя быть! Ты же десантник, воевал!

Клёст едва не чертыхнулся вслух. Ага, как же, чувство долга! Это тогда он был глупым юнцом, верившим в романтику армейской службы, а когда насмотрелся крови и грязи, понял, что если у него и есть перед кем-то чувство долга, то уж никак не перед жирующими на мальчишеских смертях генералами. Конечно, попадались и нормальные мужики в погонах, особенно в нижних чинах, но чем ближе к папахе — тем продажнее начальство. Каждый из них хотел что-то поиметь с этой войны, и у некоторых это неплохо получалось. Причём они не гнушались никакими методами. Когда капитан Крымов решил прекратить этот беспредел и пригрозил написать на своего непосредственного командира докладную, то вскоре несчастный правдолюбец зачем-то решил прогуляться ночью в горы и как-то очень уж неудачно поскользнувшись на горной тропе, свалился в ущелье.

— Представь, сколько пользы может принести твой дар, — продолжал майор, — скольких подонков мы сможем отправить за решётку до того, как они ещё кого-нибудь зарежут или забьют насмерть... А если завтра вечером один такой нелюдь встретит в подворотне твою мать и...

— Моя мать давно умерла...

— Ах, да, прости, я и забыл, это же указано в твоём личном деле...

— Что, на меня уже и дело завели?

— Ну, у нас шустрые ребята работают, — не без нотки гордости произнёс майор. — Так как насчёт моего предложения?

— Можно мне хотя бы пару дней подумать?

— Конечно, я же понимаю, что такие вещи с кондачка не решаются. Ступай, и помни; о нашем разговоре — никому. И другу своему Пашке накажи помалкивать... Да, чуть не забыл... Если все же надумаешь сотрудничать, то сначала пройдёшь полное медобследование. Это уж так в нашей системе заведено. Человек на службе прежде всего должен быть здоровым физически, а о душе думает его начальство. Хотя с твоей психикой всё же не помешает разобраться.

Не успел вернуться домой, как раздался звонок от Пашки. С ним и впрямь пообщались представители органов, пришлось мотаться в Управление, тоже давать подписку.

— Вот ты, Лёха, влип, и меня за собой потащил, — вздыхал друг. — Ладно, буду держать язык за зубами, я ведь и раньше не особо на эту тему распространялся, ты же меня знаешь. Даже жена не в курсе.

Это да, что-что, а когда надо — держать язык за зубами Пашка умел, хотя в иных случаях мог изобразить безбашенного балабола, у которого язык без костей.

Сначала Алексей был уверен, что между ним и полицией романа не случится. Ну на хрена ему это не надо?! Живёт он себе спокойно, никого не трогает, зарабатывает на жизнь рисованием, а тут такой геморрой... Однако на второй день он уже не был столь категоричен, а на третий чаша весов начала склоняться в пользу сотрудничества в органами правопорядка.

В итоге две недели спустя Алексей Клёст стал внештатным сотрудником уголовного розыска, пройдя по ходу дела полный медицинский осмотр, который продолжился в Москве. Там помимо прочего он чуть ли не целый день провёл в морге, подтверждая свои способности. Руководивший исследованиями профессор психиатрии всерьёз заинтересовался феноменом пациента, но изучение его данных с применением вполне современной на тот момент аппаратуры не обнаружило в нём никаких отклонений, могущих вызвать к жизни столь необычный дар.

— Чужая душа — потёмки, — процитировал профессор известную пословицу. — Но мы всё же стараемся пошарить там с фонариком. Очень хочется увидеть результат вашей работы. Кстати, в роду у вас экстрасенсов не было?

На всякий случай Клёст еще перед визитом в столицу съездил в деревню к тетке, Клавдии Петровне, как бы между делом поинтересовался у родственницы, не было ли у них в роду людей с необычными способностями? На вопрос о причине своего интереса сказал, что краем уха слышал рассказ о какой-то знахарке из соседнего района, да и вообще тема нынче на слуху. Тётка припомнила, что его прабабушка славилась в Кочетовке как прорицательница, но таких уникумов и тогда хватало, а сейчас и подавно пруд пруди. Поди разберись, кто действительно обладает даром, а кто просто дурачит народ, зарабатывая себе на безбедное существование. Впрочем, Клёст взял себе на заметку историю с прабабушкой, вдруг и вправду что-то такое в нём проснулось три поколения спустя.

Из Москвы Клёст вполне мог и не выехать, оставшись там в качестве вечного подопытного кролика. Во всяком случае, такие предложения были озвучены некоторыми членами комиссии, в которую входили как большие учёные, так и люди с большими звёздами на погонах. На его счастье, председатель комиссии заявил, что и так уже парня изучили вдоль и поперёк, что он один в таком роде феномен, и пользы больше будет, если Клёст станет помогать ловить уголовников.

Перед возращением в родной город Клеста привезли в Управление ФСБ. Его завели в кабинет к какому-то генерал-полковнику, лицо которого Алексею показалось смутно знакомым. Чекист представился как Артемий Петрович. Получилась весьма 'задушевная' беседа. Мило улыбаясь, фээсбэшник сказал, что во времена, когда одно упоминание Комитета госбезопасности наводило страх, с ним бы церемониться не стали, и трудился бы Клёст на благо Родины в каком-нибудь секретном институте, а то и вовсе в 'почтовом ящике'. Но в нынешнее время они не имеют права работать такими методами. Однако он всё же предлагает ему добровольно стать штатным сотрудником и, начав с лейтенанта, но обещая быстрый карьерный рост и служебную квартиру. Однако Алексей к идее 'золотой клетки' отнесся без особого энтузиазма.

— Разве ФСБ занимается покойниками? — спросил он. — Я же обычно работаю с жертвами преступлений.

— Это верно, — как ни в чём ни бывало кивнул генерал. — Но в то же время вы способны читать мысли и спящего человека. Улавливаете?

— Улавливаю, — вздохнул Клёст. — Но не лежит у меня душа к этому, да и Москва не нравится. Слишком шумный город, а мы, художники, предпочитаем тишину. Впрочем, я не отказываюсь окончательно, могу время от времени принимать участие в ваших расследованиях, наездами в столицу.

— Ну хоть на этом спасибо, — хмыкнул Артемий Петрович. — Ладно, вот вам документ, ознакомьтесь, а затем подпишите здесь и здесь. А в вашем Поволжске мы обеспечим вам негласную охрану.

— Понадобится моя помощь — со всем моим удовольствием. А охрана мне не нужна. Не думаю, что ЦРУ или 'Моссад' в курсе, кто я такой, чтобы предпринять попытку выкрасть меня.

— Если только кто-то не проболтается, — добавил генерал.

Расстались, тем не менее, по-доброму. На прощание чекист пожелал ему успеха в столь нелёгкой, но важной для страны работе.

Однажды, года два спустя, его всё же вытащили в Москву по линии ФСБ. Причём срочно, пришлось лететь на самолёте первым же рейсом — билет на его имя уже был заказан. С генералом пересечься не удалось, да и не мечтал Алексей об этом. Им занимался полковник, в сопровождении которого Клеста привезли на какую-то загородную дачу, находящуюся под охраной вэвэшников, и попросили 'просмотреть' воспоминания одного человека. Человек этот оказался мужчиной средних лет с невыразительным лицом, разве что запомнилась родинка на подбородке. Находился он, такое ощущение, под воздействием каких-то препаратов. Уже при Алексее врач ввёл пациенту через катетер какое-то вещество, отчего тот впал в окончательное беспамятство, после чего Клесту было предложено просканировать память мужчины.

Оказалось, работника одного из секретных предприятий Москвы чекисты повязали всего несколько часов назад и сразу же переправили на эту секретную дачу. А перед тем, как угодить в лапы 'кровавой гэбни', как любила говаривать одна либералка, мужчина побывал в одном из домов под снос, где сделал закладку с фотоплёнкой. Дальше Алексей продвинуться не смог, воспоминания пациента постепенно растворялись в туманной пелене и дальше уже провал. О чём он и сообщил полковнику, выйдя из тактильного контакта.

— Тем не менее, огромное вам человеческое спасибо, товарищ Клёст, — с чувством пожал ему руку чекист. — Теперь мы хотя бы знаем, где закладка, уж очень ловко эта сволочь каждый раз уходила от слежки.

— И что теперь с ним будет?

— Ну, с предателями Родины у нас сейчас, к сожалению, либеральничают. Лет 10-15 дадут, если факты будут доказаны. То ли дело при СССР...

Полковник ностальгически вздохнул и, судя по выражению его лица, он бы с такими, как этот тип, не церемонился.

Всего спустя несколько дней после обретения статуса внештатного сотрудника УВД для него нашлось задание, с которым тот справился блестяще. Нарисованный им портрет убийцы оказался настолько точным, что когда того поймали — сыщики просто ахнули.

Кстати, поначалу вычленить из памяти покойника то, что представляет настоящую ценность, было весьма непросто. Обрывки чужих воспоминаний обычно проносились в его мозгу хаотично, и лишь со временем он научился отсеивать ненужное, отделяя, как говорится, зёрна от плевел.

А ещё он выяснил, что есть лимит времени, прошедшего с момента смерти, по истечении которого его дар оказывается бессильным. Однажды, когда его попросили просканировать найденный на окраине Поволжска труп примерно десятидневной давности, он ничего не увидел, да еще чуть не сблевал — прижатый к лицу носовой платок мало помогал от бьющих в нос трупных миазмов. Тем же платком затем тщательно протер пальцы, которыми касался позеленевшего лба покойного, и выбросил кусок материи в ближайшую урну. С тех пор он всегда носил с собой пузырёк со спиртом, смачивал им так же заранее припасённую вату и протирал пальцы.

О своей неудаче он честно сообщил следователю. Тот сделал соответствующую запись в протоколе, и в последующие несколько дней эксперты проводили с Клестом опыты в морге на предмет того, какой давности труп он способен просканировать. Мда, насмотрелся он тогда... Главное, выяснилось, что это время измеряется примерно неделей. Примерно потому, что случалось, и на девятый день он видел картину смерти, хотя уже и смутно, но это были весьма редкие исключения, только подтверждающие правило. Случалось — впрочем, гораздо реже — когда и на шестой день он не мог толком воспроизвести подробности убийства. В итоге эксперты сошлись на мнении, что мертвецы недельного срока давности — это предел для Клеста, и на более древние трупы его больше не вызывали.

Как ни странно, если в его сознании картинки прокручивались в обратном порядке (но он научился их усилием воли выстраивать в нужный ряд), то звуки выстраивались в логичную цепочку, не заставляя Алексея ломать голову над ещё и прочтением слов по аналогии с написанием не слева направо, а справа налево.

Как бы там ни было, за последующие шесть лет с его помощью удалось раскрыть не один десяток преступлений, которые могли бы кануть в Лету с пометкой 'висяк'. А могли и вовсе пострадать невиновные, обвинённые по ошибке или подставленные слишком ретивыми следаками, для которых процент раскрываемости порою оказывался превыше искалеченных человеческих судеб. Некоторые за спиной то ли в шутку, то ли всерьёз уже перешёптывались, что, чего доброго, их скоро начнут сокращать, раз на службе у полиции появился такой экстрасенс.

Вскоре в милицейской среде даже зародилась поговорка: 'Нужно найти убийцу? Обращайся к 'Сканеру'. Именно такое прозвище Алексей за глаза получил у сыщиков. Впрочем, те, если им доводилось вдруг становиться свидетелями того, как Клёст работает над телом, могли лишь догадываться, что тот делает на самом деле, поскольку внештатник по просьбе начальства в подробности никого не посвящал. Знали те — кому положено было знать, остальные могли только догадываться, каким способом Клёст выдаёт не только портрет убийцы (если имела место насильственная смерть), но и подробности случившегося.

Благодаря Клесту раскрываемость по особо тяжким преступлениям в регионе была одной из лучших в стране. Шкаф дома ломился от грамот и благодарностей, а вот с денежными вознаграждениями было туго. Хотя Алексей догадывался, что начальник УВД и его замы за показатели получают неплохие премии, но в бутылку не лез, так как на жизнь ему, в общем-то, хватало.

Иногда его командировали в соседние области, по просьбе тамошнего милицейского (а позже и полицейского) руководства. Те не скупились, относительно щедро оплачивая услуги заезжего экстрасенса, особенно в случае удачного исхода расследования.

А слухи среди ментов ходили один удивительнее другого. Порой, услышав о себе очередную байку, Алексей не знал, смеяться ему или огорчаться. Например, один лейтенант — он сам случайно это подслушал — всерьез уверял коллегу, что Клёст поклоняется дьяволу. За что тот якобы и наградил его такими сверхспособностями.

Между тем в последние пару лет его практически постоянным напарником стал следователь областной прокуратуры по особо важным делам Виктор Леонченко. Смежники пронюхали о необычном помощнике полиции и как-то попросили начальство УВД командировать им на денёк Алексея, в помощь одному из следователей. Леонченко в тот раз расследовал двойное убийство на окраине города, перехватив дело у отчаявшегося следака из РОВД, но концов всё равно не находилось. И, честно говоря, к привлечению экстрасенса из УВД поначалу отнёсся слегка скептически, хотя слухи о феномене внештатника ходили и по прокуратуре. Когда же с помощью Клеста дело удалось раскрыть буквально за считанные часы, градус доверия к новому напарнику у Леонченко тут же взлетел до небес.

Потом как-то так случилось, что Алексея ещё раз прикомандировали к Виктору,

а затем они как-то притёрлись друг к другу, начальство это заметило, и дало негласную санкцию на то, чтобы Виктор и Алексей работали в паре. Правда, за это и дела им теперь подкидывали самые что ни на есть 'глухие', впрочем, учитывая время, прошедшее с момента смерти жертвы, так что выезжал Клёст по-прежнему на 'свежачка'.

Характер у внештатника был не так уж и прост, с незнакомыми людьми он обычно сходился с трудом, а вот с Леонченко почему-то сразу почувствовал себя комфортно, в чем вынужден был признаться даже самому себе.

Когда-то давно Виктор был женат, даже обзавелся дочкой Лизой, но брак просуществовал чуть больше года. Тем не менее, с бывшей женой он общался нормально, а пока дочка была маленькой, старался по выходным её выгуливать то в кино, то в парк. Сейчас Лизе было 15, в кино она уже ходила с мальчиком из параллельного класса, но с отцом поддерживала хорошие отношения. Как-то Алексей видел Лизу, она показалась ему вполне приятной и симпатичной девушкой.

Затворником Леонченко отнюдь не был. Периодически его видели в обществе то одной, то другой барышни. Неизвестно, питали ли они какие-то планы относительно замужества, однако спустя несколько месяцев, максимум полгода, Леонченко бросал очередную пассию, и отправлялся на поиски новой. И, судя по его довольному виду, получал от этого несомненное удовольствие. И проделывал это с завидной регулярностью, невзирая на намёки начальства, что такое поведение, пусть даже и не афишируемое, не красит сотрудника прокуратуры.

Алексей за свою внештатную деятельность от лица руководства УВД стал получать ежеквартальную премию плюс сюда входили расходы на бензин, если он пользовался своей машиной. Но прожить на несколько тысяч, понятное дело, было невозможно, и он сочетал халтуру (как он это сам называл) в полиции с халтурой художественной. Обычно он подрабатывал оформителем, не гнушаясь браться за любую работу, а для души в свободное время дома писал картины, тем самым всё же оформив себе членство в региональном отделении Союза художников РФ. Это членство давало ему возможность посылать лесом представителей налоговой инспекции, так как он являлся не предпринимателем, а творческим деятелем. Но подоходный с реализации картин платить всё равно приходилось.

Его квартира давно превратилась в мастерскую, пропитанную запахом масляных красок, растворителя и акриловой грунтовки. Впрочем, Алексей давно уже свыкся с этим запахом и, переступая порог своей берлоги, вдыхал его с таким наслаждением, словно его встречал аромат изысканного парфюма.

Картины Алексея отличались своеобразной манерой письма. Это было что-то среднее между сюрреализмом Дали и работами Андрея Рублева. Кто-то из его знакомых-художников назвал этот стиль неосимволизмом, модным во Франции на рубеже 19 и 20 веков, а затем расползшимся по миру, так это название в итоге и прижилось.

Тем не менее, картин становилось всё больше и больше, и вскоре в его карман стали капать деньги от их продажи. Реализацией полотен в некоторых случаях занимался некто Модест Егоров, исполнявший обязанности своего рода художественного дилера. В прошлом подававший надежды как неплохой живописец, он всё же забросил это ремесло, и вот уже лет пятнадцать занимался исключительно устройством чужих работ, в основном в частных коллекциях.

Работал Егоров с несколькими самыми известными мастерами Поволжска, полотна которых оседали не только в квартирах немногочисленных местных нуворишей, но и в коллекциях питерцев и москвичей. А некоторым холстам даже посчастливилось оказаться за границей. Егоров же, понятно, занимался этим делом не только из любви к искусству; как посредник, он имел вполне реальный доход, иначе как можно было объяснить то, что за последние годы он обзавелся новой 'двушкой' и уже пару раз менял свои иномарки.

Как человек Алексею он не особо нравился, слишком уж казался мелочным, и к тому же немного хамоватым. Хотя Клёст и понимал, что работа тоже отложила отпечаток на характере Модеста. Однако деньги за картины тот приносил исправно, партнёров не кидал, и это немного нивелировало его антипатию к торгашу.

Во всяком случае, подобного рода заработок позволял Алексею не голодать. Он даже, не сильно разбираясь в технике, купил себе изрядно подержанный 'Форд Фокус'. Тот дребезжал, но кое-как ездил.

Несмотря на обещание генерала не приставлять к нему охрану или наблюдателей (смотря как к этому относиться), Клёст первое время неоднократно замечал вроде бы неприметных личностей, висевших у него на хвосте. Он далеко не был уверен, что и дома у него не стоят подслушивающие устройства или скрытые камеры. С этих ребят станется. Поэтому на одном из форумов, где зарегистрировался под левым ником, узнал, как можно проверить квартиру на наличие 'жучков', куда спецслужбы и прочие 'вуайеристы' обычно устанавливают камеры и подслушивающие устройства. Устроив обыск в собственном доме и ничего подозрительного, кроме завалявшегося под диваном пыльного носка, не обнаружив, Алексей немного успокоился. Хотя всё же не был уверен столь категорично в 'чистоте' своего жилища, однако, убедив себя, что так дело может дойти и до паранойи, плюнул и решил больше по этому поводу не заморачиваться.

А на 'хвосты' он со временем просто перестал обращать внимание. Однажды как-то попробовал из интереса улизнуть от соглядатая, перескакивая с автобуса на маршрутку, ныряя в подворотни... Но вроде бы на этот раз никто за ним не увязался, либо он так ловко ушел от слежки, что чекисты просто не сумели за ним уследить. Алексею хотелось верить, что сотрудники ФСБ уверились в том, что ему ничего не угрожает, и перестали тратить на него своё драгоценное время.

В личной жизни Алексею не очень везло. В двадцать семь он женился и, как оказалось, поспешил. Лида быстро навела порядок, запретив ему дома доставать мольберт и краски. Мол, надоела эта вонь, даже в туалете красками несёт. Можно подумать, лучше, когда там пахнет дерьмом... Хотя, честно сказать, с появлением в квартире супруги туалетная комната обзавелась баллончиком дезодоранта. В общем, Алексей попробовал упереться, однако вскоре понял, что эту битву он проиграет. Пришлось в итоге на какое-то время арендовать помещение под мастерскую — комнатушку в полуразваленном двухэтажном доме постройки позапрошлого века.

О своём даре он жене не рассказывал. Как-то не тянуло откровенничать, пока, во всяком случае. Случавшиеся время от времени звонки (в том числе и среди ночи), и следовавшие за этим отлучки объяснял наличием в родне двоюродной бабушки, которой то и дело становилось плохо с сердцем. Вот он якобы и мотался к ней то днём, то ночью. Естественно, в телефонных разговорах приходилось маскироваться, называя собеседника (обычно это был сам Леонченко) Валентиной Петровной. Либо, если уж трубку всё же каким-то чудом успевала взять обычно крепко спавшая жена, и слышала на том конце провода мужской голос, Алексей говорил, что звонит сосед, который знает, что двоюродный внучек всегда готов приехать по первому же звонку и провести ночь у постели любимой бабушки. На вопрос Лиды, почему бы соседу не вызвать 'скорую', каждый следовал ответ, что бабуле стыдно по таким, как она считала, пустякам, каждый раз вызывать неотложку, так что в итоге эти вопросы прекратились сами собой, а отъезды мужа воспринимались как неизбежное зло.

После замужества Лида совсем не походила на ту весёлую и немного бесшабашную девчонку, которой он делал предложение. Словно выполнив задачу оказаться в загсе, она решила, что можно не лицемерить и показать свой настоящий характер. На намёки мужа, что им не помешал бы сын или дочка, каждый раз отвечала:

— Лёша, не в детях счастье. Может, я тебя просто как жена и любовница не устраиваю? Я, конечно, не чайлдфри, но зачем торопить события? Давай ты сделаешь себе в искусстве имя, а потом мы и о детях задумаемся.

А спустя год с небольшим он застал жену в объятиях любовника. Ну как застал... Она уже спала, вернувшись после корпоративной новогодней вечеринки заполночь. Глядя на неё, распространявшую в воздухе лёгкий запах алкоголя, он, ведомый каким-то наитием, прикоснулся ладонью к её лбу. Потом он не раз клял себя за то, что не сдержался, но сделанного, как говорится, не воротишь. На вечеринке, как выяснилось, Лида успела не только повеселиться от души, но и потрахаться с шефом в его кабинете. Похоже, это происходило не в первый раз. Жена его была бабёнкой смазливой, так что в проснувшемся к ней интересе со стороны начальства не было ничего удивительного. Наутро Клёст заявил, что разводится, а когда ошарашенная Лида потребовала объяснений, без лишних деталей поведал об её интрижке с директором компании, женатым, кстати, человеком.

— Скажи спасибо, что я не поехал бить ему морду, — презрительно глядя на неверную, говорил Алексей. — Права поговорка: 'Сучка не захочет — у кобеля не вскочит'. Так ты ещё та сучка.

— Как... Как ты узнал?!

Она даже не думала оправдываться, придумывать глупые отговорки, требовать доказательств. Сначала задохнулась от негодования, а затем прищурилась и скривила губы:

— Ленка, тварь... Это она тебе всё рассказала. Неспроста она на тебя тогда так смотрела.

Похоже, жена имела в виду свою сослуживицу, с которой они столкнулись пару месяцев назад на дне рождения их общего знакомого. По заверениям Лиды, 'эта бессовестная стерва весь вечер строила тебе глазки'.

Алексей не стал разуверять жену в её догадках, но и не стал подтверждать. Раз уж раньше не рассказывал о своём даре, то теперь это точно не к месту.

Лида сразу заявила, что раз она здесь прописана, то может претендовать на часть жилпощади. В результате бракоразводного процесса Клёст благородно разменял доставшуюся ему от родителей 3-комнатную квартиру на две однокомнатных (причём себе выбрал с подключённой телефонной линией), и одну из них презентовал Лиде, пожелав ей на глаза ему больше не попадаться.

После этого случился длительный запой, из которого его не без труда вывел штатный психотерапевт местного управления ФСБ. Больше таких срывов Алексей не позволял, а из спиртного теперь предпочитал пиво, да и то светлое или вообще безалкогольное. Хотя внутренне и соглашался, что безалкогольное пиво — всё равно что секс с презервативом.

Сам начальник УВД вызывал Алексея к себе на ковер, по-отечески пожурил. Мол, у многих из его подчинённых случаются в жизни неприятности, но это еще не повод, чтобы срываться. На что Алексей ответил, что он не подчинённый, а внештатный сотрудник. И вообще берёт отпуск на месяц, в течение которого просил бы его не тревожить.

Этот август он провел у пожилой тётки в деревне, наслаждаясь чистым воздухом и ежеутренним парным молочком из-под бурёнки. Позавтракав, отправлялся на пленэр, переносил на холст или ватман изумительную красоту сельских пейзажей, возвращался обедать, и вторую половину дня либо просто гулял по окрестностям, либо купался в местной речушке со смешным названием Кутяйка. В общем, психику удалось более-менее привести в норму и, вернувшись, он с удвоенной энергией взялся за раскрытие новых преступлений.

25 мая, пятница, 13.15.

— Ну, так ты расскажешь, как у тебя получается сканировать мёртвых, или это твой профессиональный секрет?

Клёст очнулся, стряхивая с себя груз воспоминаний, и посмотрел на Степаныча так, словно видел того в первый раз. Потом сильно сжал лицо ладонями, надавив пальцами на прикрытые веками глазные яблоки с такой силой, словно собирался выдавить. Открыв, ещё некоторое время не мог поймать картину из-за прыгающих перед глазами цветных пятен.

— Извини, дорогой, но я и сам бы не прочь получить ответ на этот вопрос. Это происходит само собой, я просто вижу глазами мертвеца то, что видел он сам в последние минуты своей жизни. И честно сказать, каждое такое сканирование изрядно действует на психику. Так что, Степаныч, если ты вдруг надумаешь мне завидовать — лучше не надо.

— Да я и не завидую, была охота, — пробурчал криминалист.

Однако что-то подсказывало Алексею, что Степаныч как раз исходил чёрной завистью. Чуяло его сердце, что криминалист с удовольствием поменялся бы с ним местами. Эх, а чему тут завидовать, это ж кара небесная какая-то!

Домой он вернулся в половине восьмого вечера. Кастрюлька щей, сваренная три дня назад, вчера неожиданно закончилась. Мда, холостяцкая жизнь предполагает перебои с нормальным питанием. Готовить что-то серьёзное было неохота, и Алексей просто пожарил яичницу из четырёх яиц, предварительно обжарив на сковороде несколько кружочков докторской колбасы. Колбаса была настоящая (даром что недешёвая), и аппетитно загнулась по краям, приобретя коричневато-золотистый цвет. А когда к яичнице добавились свежие огурчики, помидоры и зелёный лук — ужин и вовсе показался царским. Была мысль опрокинуть чарочку для аперитива, но, поразмыслив, Алексей от неё отказался.

Накормив себя, он бросил в аквариум с песком и блюдцем-поилкой в углу пяток специально купленных в зоомагазине мадагаскарских тараканов. Не прошло и десяти секунд, как из-под сухой ветки аквариума выбрался чёрный скорпион и принялся вылавливать по одной своих жертв. Членистоногое привёз полтора года назад из Средней Азии Пашка. Он мотался туда по своим делам, вот и приглянулась ему местная диковинка. Рискуя нарваться на крупный штраф, привез в банке, умудрившись как-то миновать таможню в аэропорту. А дома жена Наталья устроила ему разнос, заявив, что скорпионы навлекают беду. Якобы она где-то подобное то ли слышала, то ли прочитала когда-то в журнале...

Выбрасывать такую экзотику на помойку и тем более лишать жизни было жалко, вот Пашка и притащил животину Алексею, благо тот к тому времени давно уже вернулся к холостяцкой жизни, и покуситься на членистоногое никакие жены не смогли бы. Откажись друг — подарил бы террариуму естественно-географического факультета местного института, где у него работал один знакомый препод. Но Алексей не отказался, заодно наплевав на приметы, которыми руководствовалась супруга друга.

Новый хозяин не только приютил жителя пустынь, но и дал ему имя — Курт. В честь Курта Кобейна, который свёл счёты с жизнью при помощи охотничьего ружья. Скорпионы ведь тоже могут убить себя собственным жалом. Хотя такое имя больше подошло бы, наверное, каракурту.

Клёст не стал смотреть, как Курт питается несчастными, издающими шипение тараканами. Он включил комп, и на экране специально медленно, возрождаясь из пикселей, проявилось лицо длинноволосой девушки. Прообразом для этой своего рода Ananova, которую он называл по-домашнему Клавой (в том числе и по аналогии с клавиатурой) послужила фотография молодой Шэрон Стоун, в которую Алексей влюбился ещё подростком после 'Основного инстинкта'. Программку сделал знакомый программист из отдела 'К', Петя Шапиро, в прошлом хакер и автор какого-то крутого вируса. После того, как менты его взяли за жабры, ему ничего другого не оставалось, как принять предложение сотрудничать с органами правопорядка, потому что сидеть с конфискацией Петя явно не горел желанием. С ним Клёст как-то сконтачился по одному делу, и теперь в случае нужды мог запросто обращаться за помощью. А Клава была просто подарком, старой его разработкой, которой только оставалось 'приклеить' лицо на выбор.

— Привет! — прожурчала девица, качнув вполне реалистичным бюстом. — Надеюсь, у тебя всё в порядке? Хочешь посмотреть почту?

— Привет, сейчас посмотрим, — пробормотал Алексей, — только музыку включу.

Он запустил на проигрывателе виниловую пластинку — 4-й альбом 'Led Zeppelin', который у поклонников группы так и назывался — 'Led Zeppelin IV', хотя на обложке вместо названия присутствовали загадочные символы, якобы характеризующие каждого из музыкантов. Пластинку Алексей, будучи большим любителем старого, доброго рока, приобрёл у одного местного коллекционера, съезжавшего на ПМЖ в Израиль. А помимо этого ещё несколько дисков, вывалив за всё около 10 тысяч 'деревянных'. Любовь к старым рокерам у него зародилась с найденной в старом, готовящемся на слом доме виниловой пластинки группы 'Deep Purple'. Ему тогда было лет 11, а в доме имелся старенький проигрыватель, на котором Лёшка загонял диск чуть ли не до дыр. После чего стал искать пластинки с альбомами зарубежных рокеров, что в те годы было огромной редкостью. И стоили они соответственно. Со временем в коллекции появились и CD-диски, но виниловые пластинки Клёст хранил как память, даже купил новый японский проигрыватель. Пусть не слишком чистый, но более мягкий и живой звук винила был ему куда милее оцифрованного саунда.

Под настроение поставил сразу 'Stairway to Heaven', на полминуты прикрыв глаза под самое известное в мире гитарное вступление в исполнении Джимми Пейджа.

Ближе к финалу долгой песни-баллады наконец добрался до электронной почты. Не обошлось без спама, который тут же был помечен галочкой и переадресован в соответствующую папку. Пора обзавестись программой, которая автоматически удаляет этот мусор. Шапиро давно уже предлагал подогнать, только у Клеста все как-то руки не доходили.

Кстати, несмотря на открытую форточку, что-то душновато. Капли пота стекали за шиворот майки, и продолжали свой бег вниз по спине, тормозя где-то в районе резинки шорт. Эх, накопить бы ещё и на кондиционер, подумал он, а лучше на сплит-систему. Но пришлось по старинке воспользоваться вентилятором.

Расправившись со спамом, Клёст шагнул в сторону мольберта, где его поджидала незаконченная работа под рабочим названием 'Лето'. Над одиноким, стоящим в поле раскидистым деревом, ветви которого украшали черепа, парили два ангела. Вместо лиц у них были белые пятна, и Алексей давно уже мучился, так и не находя нужного образа для этих ангелов. Он знал только то, что они не должны быть похожи друг на друга.

Может, сейчас его наконец-то посетит вдохновение...

Он взял кисть, палитру, выдавил на неё краску, но так и застыл, слепо глядя в холст. Из головы не выходила та задушенная в лифте девочка. Ангельское личико, огромные синие глаза, тонкая, ну совсем лебединая шейка... И какой-то ублюдок посмел надругаться и лишить жизни невинное дитя! Хотелось верить, что на свободе он будет оставаться ещё недолго. Вроде бы, как говорил Леонченко, на пути к дому у филиала крупного банка стояли камеры наружного наблюдения, он затребует у них записи, пока не стёрли, и с их помощью, возможно, процесс поимки этого шакала ускорится.

Отложив кисть, Алексей схватил карандаш и принялся рисовать лик ангела — лицо убитой насильником девчушки. Он не замечал, как летело время, следом за наброском накладывая на карандашный рисунок слой краски... Ангел получился настолько похожим на Яну, что ему стало немного не по себе.

Пока он корпел над холстом, незаметно пролетели почти два с половиной часа. Проигрыватель давно отключился, и совершенно взмокший, Клёст отправился в ванную, где включил душ и с наслаждением подставил лицо навстречу прохладным струям воды. Минут десять он просто стоял, чувствуя, как в его тело понемногу возвращается жизнь.

Затем улёгся на старый, скрипящий пружинами диван, доставшийся ему в наследство от родителей. Кто знает, вполне вероятно, что они и его зачали ещё на этом скрипучем ложе.

Убийцу девочки поймали через два дня, уже в соседней, Ульяновской области. Большую помощь сыграл рисунок с изображением подозреваемого, который выполнил Алексей. Со слов Леонченко выяснилось, что на счету маньяка ещё две жертвы, и тоже девочки примерно этого возраста, что и Яна.

— Но все три убийства были совершены в разных регионах, — говорил Виктор, пуская дым в потолок своего кабинета. — Значит, мог работать 'гастролёр'. Но так как жертва видела своего убийцу как вполне респектабельного мужчину, решили проверять командировочных. Тут-то мы и вышли на некоего Андрея Ивановича Филина, сотрудника одной столичной фирмы, по делам которой он и отправляется в разные места нашей необъятной родины. Первая его жертва датируется 2010 годом, убийство случилось в Иркутске. Вторая — в прошлом году, в Московской области. Филин уже дал признательные показания. Впереди судмедэкспертиза, суд вполне может признать его ненормальным и отправить на принудительное лечение.

— А потом лет через десять или того раньше эту сволочь выпустят и он примется за старое.

— Ну, брат, тут мы уже бессильны. Будь моя воля, я бы таких уродов кастрировал, тем более сейчас, я слышал, на западе применяется химическая кастрация. Яйца на месте, а хрен не стоит, и желания потрахать всё, что движется, не возникает. Оно вообще не возникает. Не знаю, чего наша законотворческая система буксует, хоть бы кто поставил такой вопрос перед депутатами в Госдуме.

2 июня, суббота, 5.35

Резкая трель телефона подняла Алексея на ноги, когда за окном вовсю шваркала метлой местная дворничиха тётя Катя. В эту ночь он лёг поздно, засидевшись перед мольбертом до рези в глазах, и спросонья не сразу сообразил, кто с ним говорит на другом конце провода. Оказалось, Леонченко.

— Алексей, извини, что в такую рань тебя разбудил... В общем, объяснять долго, и разговор, если честно, не телефонный. Ты на колёсах, вчера не пил? Это хорошо, что не пил. Может, подъедешь в одно не очень приличное местечко?

— Без вопросов, — с напускной бодростью ответил Алексей, хотя больше всего на свете сейчас ему хотелось послать следака по-дружески куда подальше и завалиться спать.

— Ну и ладненько! Меня ведь самого прокурор области на ноги поднял, случай тут очень уж... непростой. Записывай адрес...

Улица Крымская. Кажется, это где-то на окраине. Нужно будет вбить адрес в навигатор. Интересно, что же там такое случилось? Понятно, что скорее всего труп, где каждая минута на счету. Но всё же нужно хотя бы умыться, привести себя немного в порядок. А чтобы окончательно пробудить себя, решил поставить что-нибудь бодренькое, какой-нибудь рок-н-ролльчик. Правда, не успел, потому что и не вечно бодрая Клава голосом с нотками сексуальной хрипотцы сообщила:

— А тебе письмо, милый...

Он частенько не выключал комп на ночь, и тот переходил в 'спящий режим'. Вычитал где-то, что от включения и выключения система получает больше вреда, чем когда просто работает сутки напролёт. К тому же в таком режиме электроэнергии аппарат потреблял минимальное количество.

В папке 'Входящие' помимо двух готовящихся отправиться в 'Корзину' сообщений лежало еще одно письмо. Адрес отправителя — kuklovod@mail.ru — Алексею ни о чем не говорил. Не исключено, что это тоже обычный спам.

Тем не менее, он навел курсор на письмо... Текст оказался не очень длинным, Алексей прочитал его за несколько секунд. А затем ещё раз перечитал, потому что с первого раза не понял смысла послания, гласившего следующее:

'Первый в космосе, вертикальная бесконечность. Разгадаешь этот маленький ребус — спасёшь чью-то жизнь'.

К письму была прикреплена фотография, увеличив которую, Клёст судорожно проглотил застрявший в горле ком, чувствуя при этом, как все его существо заполняется холодом, словно в него, как в покойника в прозекторской, закачивали формалин. На экране монитора было лицо человека, кажется, мужчины, только назвать лицом это кровавое месиво вряд ли бы у кого повернулся бы язык. Вместо глаз у покойника — две наполненные засохшей кровью впадины, а изо рта у него торчало нечто, напоминающее сигарный окурок, только почему-то светлого оттенка.

Алексей с минуту тупо пялился на экран, затем с миной отвращения на лице вышел из почты. Ничего себе посылочка! Если это чья-то шутка, то весьма дебильная. А фото было очень похоже на настоящее, хотя не исключено, что кто-то обработал его при помощи одной из многочисленных программ, предлагаемых к услугам любого юзера. И кто автор фотографии? Тот, кто её прислал? Хм, логично... Если так, то что он этим хотел сказать?

Ладно, оставим эту шараду на потом, а то Леоненко, небось, весь уже изволновался. 12-летний 'Форд' стоял припаркованным во дворе и, немного поартачившись, всё же завёлся. Машину Алексей приобрёл по случаю, недорого. Большим специалистом он в технике себя весьма справедливо не считал, а потому как только что-то в 'американке' ломалось — отправлял её на ближайшую СТО. Механики только качали головами, каждый раз советуя Клесту продать машину, пока она совсем не развалилась и он себя не угробил, и пока хоть что-то стоит, но вроде бы тачка худо-бедно ездила, поэтому расстаться с ней Алексей никак не решался. Да и сколько за неё дадут, тысяч сто? По нынешним временам не деньги.

Припарковался он во дворе четырёхэтажного дома красного кирпича, пялившегося в занимавшееся утро тёмными глазницами окон. Дому, как отметил про себя Алексей, было лет сто, не меньше. Судя по всему, какая-то организация затеяла капитальный ремонт здания. Потолки тут наверняка высокие, комнаты просторные, и вполне вероятно, что после евроремонта стоимость квартир по сравнению с их прежней ценой возрастет в десятки раз. Да, в таких хоромах ему с его относительно скромной зарплатой жить вряд ли доведётся.

— Привет!

Рукопожатие Леонченко было крепким, а сам он, в отличие от большинства своих разленившихся коллег, чем-то походил на борзую собаку. Такой же поджарый, готовый в любой момент сорваться в направлении, могущем приблизить его к поимке преступника.

— Извини ещё раз за ранний звонок, — сказал он на ходу, пока они поднимались по лестнице. — Меня самого подняли из постели, а я там пребывал с такой фифой... Мы часа в три с ней только любиться закончили, а тут шеф звонит, мол, дело нашлось для тебя, полиция на ушах стоит, но пока без подробностей. Мол, будешь на месте — перезвони, что да как. А когда я ему описал — сразу велел тебя вызывать.

— С начальством не поспоришь, — усмехнулся Алексей. — Сочувствую, но хотя бы, надеюсь, звонок раздался не во время полового акта?

— К счастью, мы успели, — хохотнул собеседник.

— Так в чём там суть дела? — посерьезнев, спросил Клёст.

— Объясняю в двух словах, хотя в двух вряд ли получится... Здание, как ты успел заметить, расселённое, его и прилегающую территорию выкупила одна строительная компания. Наверное, снесут дом к чёртовой матери, и построят либо элитный жилой комплекс, либо торговый центр. К делу это, собственно говоря, не относится. Короче, здесь повадились ночевать бомжи, благо охраны почему-то как таковой нет. Хотя, собственно, что здесь воровать... Так вот, бродяги обычно весь день на 'заработках', а вечером приходят отсыпаться. Обитают они в соседней квартире, вон, напротив, но в ту ночь к ним приблудился новенький. На постой его пока решили определить в это помещение, зашли — а тут... Заходи, сам увидишь.

Дверь старой квартиры держалась всего на одной петле и была кем-то заранее открыта. Миновав длинный коридор, они оказались в просторной комнате с отваливавшимися кое-где обоями. Из всей мебели в помещении имелся лишь допотопный диван, сквозь драную обивку которого в паре мест торчали закрученные в спираль пружины. Почти точно на середине комнаты лежало тело, возле которого топтались отгонявший настырную муху капитан из РОВД и смутно знакомый криминалист. Клёст невольно обратил внимание на целлофановый пакетик в руке криминалиста. Сквозь плёнку просвечивало нечто небольшое, продолговатое, розового цвета.

Приблизившись к покойнику, Алексей непроизвольно поморщился. Это не было чувство дежа-вю, перед ним на грязном полу лежал тот самый несчастный, фото которого он рассматривал каких-то полчаса назад. В этом не было никаких сомнений. Разве что сейчас рот убитого оказался закрыт, и из него уже ничего не торчало.

Алексей не выдержал и отвернулся, поблагодарив себя за то, что не успел позавтракать.

— Что, пробирает?

Виктор по-отечески похлопал его по спине.

— Мне тоже поначалу не по себе стало. Это не просто убийство, а убийство с особой жестокостью. Надо же, сука, глаза вырезал... Мало того, извращенец отрезал несчастному... хм... половой орган и засунул ему же в рот. А затем и кожу с лица содрал, либо наоборот, тут очередность, пожалуй, роли уже не играет. В общем, бедняга скончался от большой кровопотери. Страшно представить, каково ему пришлось.

Пакетик с непонятным предметом криминалист уже спрятал в чемоданчик, но Клёст догадался, что за продолговатый предмет находился в полиэтиленовом мешочке.

— Ну что, Быстров, — обратился к капитану Леонченко, — ничего нового не накопали, пока я отлучался коллегу встречать?

— Да откуда копать-то... Процесс может затянуться, сами видели, убийца вроде особых улик не оставил, хотя, надеюсь, на шприце найдём 'пальчики'.

— А что за шприц? — спросил Клёст.

— Да валялся рядом с покойником. Наш эксперт его уже оприходовал. В лабораторию повезёт, там визуально прослеживаются остатки какого-то вещества. Говорит, раз убитый не был связан, возможно, его обездвижили каким-нибудь препаратом. И это не похоже на убийство с целью ограбления. Бумажник с деньгами — около 10 тысяч наличными — и кредитками при покойном, часы дорогие не взяли, равно как и золотой перстень. Нет, это точно не ограбление, тут или маньяк сработал, или кому-то он крепко насолил.

— Ага, так насолил, что изуродовали его похлеще, чем бог черепаху... Так вот, — продолжал Леонченко, — на простые дела, Алексей, как ты знаешь, мы тебя не вызываем. Ну а здесь просто нонсенс, вся прокуратура и УВД уже, наверное, на ушах стоят. Странно ещё, что мой босс сам не приехал, не иначе, в такую рань не смог себя пересилить, — чуть тише добавил следователь. — Кстати, глянь-ка сюда.

Виктор подошел к противоположной окну стене, и Алексей увидел то, на что поначалу даже не обратил внимания. На некогда бежевых обоях неровным почерком было начертано одно только слово: 'Клёст'.

От тёмных букв вниз тянулись бурые потеки, к приколоченному чуть ниже гвоздю.

— Между прочим, написано это, если наш эксперт не ошибается, не чем иным, как кровью, и похоже, человеческой, — сказал Леонченко, оборачиваясь к Алексею. — Я даже, как ни странно, догадываюсь, кому конкретно она принадлежала хотя для проформы и это выяснят. А на гвозде висела кожа с лица убитого. Это я уже не застал, так как Васнёв, — он кивнул на занимавшегося своими делами криминалиста, — успел упаковать её в свой переносной сейф.

Клёст почувствовал, как по коже вновь побежали угомонившиеся вроде мурашки.

— Так что ты думаешь по этому поводу?

Алексей перевёл взгляд на растерзанный труп, затем снова на надпись. Да, это была его фамилия, написанная самой настоящей кровью, и вряд ли писавший имел в виду безобидную птичку из семейства вьюрковых.

— Вить, сегодня утром я получил одно любопытное письмо с вложенным фото... На фотографии был он, — Клёст кивнул в сторону покойника, — точь-в-точь, как сейчас. Только с членом во рту. Думаю, что надпись на стене и фото как-то связаны между собой. Убийца — а что надпись и письмо его рук работа, я уверен почти на все сто — сделал всё, чтобы я оказался здесь.

У Леонченко был такой вид, будто его только что огрели обухом по голове.

— Постой-постой... Ты что, хочешь сказать, что некто прислал тебе фотографию убитого? А...

— Не знаю кто, адрес отправителя мне незнаком, какой-то... какой-то Кукловод. Но, судя по всему, снимок делал тот, чьих рук эта работа.

Алексей вновь кивнул на обездвиженный труп, а следователь яростно поскрёб небритую щёку. Затем вытащил из початой пачки сигарету, чиркнув зажигалкой.

— Слушай, а эта фотография у тебя при себе?

— Смеёшься? Она же пришла в электронном виде.

— Точно, что-то я с утра туплю, — хмыкнул напарник, которого, кажется, ничто не могло вогнать в депрессию.

— При желании, конечно, можно распечатать, но пока я сохранил фото у себя в компьютере. Хотя, признаться, сначала подумал, что это чья-то глупая шутка, и хотел её уничтожить, минуя 'корзину', вместе с письмом.

— С письмом? А что было в письме?

— Какая-то бредятина... Буквально звучит... ммм... следующим образом: 'Первый в космосе, вертикальная бесконечность. Разгадаешь этот маленький ребус — спасёшь чью-то жизнь', — нахмурив лоб, процитировал Алексей. — Как думаешь, что это может значить?

Виктор пожал плечами, пятернёй взъерошив волосы на голове.

— Первый в космосе... Ну, тут Гагарин, наверное, имелся в виде. А вертикальная бесконечность...

— Если знак бесконечности перевернуть в вертикальное положение, то это будет напоминать цифру 8.

— Логично. Гагарин, восемь... Бред какой-то! Может, это работа рехнувшегося маньяка, который каким-то образом прознал о твоих способностях? А тоя сначала на сатанистов грешил, так мы вроде года три их уже всех как прищучили, да и вели они себя смирно, собирались ночами на кладбище, но никого убивать не убивали. Так что у меня пока единственная версия — чокнутый псих... Слушай, как дома появишься, скинь мне на электронку фото, мы с экспертами над ним поработаем. А пока, может, приступим к делам нашим скорбным?

Логично, хватит уже болтать, драгоценное время уходит, и пора бы взяться за сканирование покойника. Этого же, судя по всему, хотел и автор кровавой надписи на стене, он же, скорее всего, являющийся отправителем жутковатого письма.

— Хотя бы известно, кем был убитый? — спросил Алексей перед тем, как приступить к работе.

Леонченко уже успел отойти к оконному проёму и вновь закурить. Дым сквозь разбитое стекло безмятежно растворялся в свежем, еще не загаженном выхлопными газами утреннем воздухе. В такое спокойное, прохладное утро не хотелось думать ни о чём плохом.

— Да-да, по этому вопросу кое-какая ясность присутствует. В кармане пиджака убитого найден паспорт на имя некоего Рогозина Виталия Сергеевича, 33 лет от роду. Будем надеяться, это действительно паспорт погибшего, поскольку сравнить лицо нет возможности. В общем, по базе уже пробили. Он бизнесмен средней руки, у него несколько торговых точек по городу, живёт — вернее, жил — с молодой любовницей, в разводе, есть сын семи лет. Как здесь оказался — всё это еще предстоит выяснить. Родным мы ещё не сообщали. Сейчас мне пробьют телефон его любовницы и экс-супруги, я ими сам займусь. Но, честно говоря, вряд ли они прольют свет на случившееся, хотя чем чёрт не шутит... В общем, надежда в первую очередь на тебя. Тем более и надпись, и присланная по почте фотография касаются именно тебя.

Да уж, в конце концов, непросто же так он сюда прибыл ни свет, ни заря. Немало покойников он сканировал, попадались экземпляры и похлеще, когда пальцы приходилось прикладывать к кровавому месиву. Так что чистоплюйство здесь просто неуместно. Хотя жаль, что даже тонкие перчатки препятствуют сканированию, в них он бы чувствовал себя намного увереннее.

Вздохнув, Алексей собрал волю в кулак, постаравшись отрешиться от посторонних мыслей, и склонился над трупом, касаясь кончиками пальцев окровавленного лба покойника.

Как обычно, сначала его пронзила лёгкая судорога, спустя мгновение взорвавшаяся в мозгу ослепительной молнией, а затем в сознании возникла смутная тень, которая несколько секунд спустя обрела более чёткие очертания, и он стал запоминать мелькающие перед ним в обратном порядке картинки, чтобы затем изложить увиденное в более привычном формате.

...Он подцепил её на выходе из клуба. Она назвалась Элеонорой, хотя, наверное, на самом деле её звали просто Ленкой, или еще как-то незамысловато. Невысокая шатенка с волосами до середины лопаток, с неброским макияжем одиноко переминалась у входа под неоновой вывеской, в босоножках на устойчивой платформе. Судя по взглядам, которые она бросала на проходившие мимо парочки, у неё самой не хватало денег на входной билет. Но она пыталась выглядеть независимо, при этом неумело затягиваясь тонкой сигаретой. А ему сейчас ох как хотелось женской ласки, тем более что Вика уже вторую неделю путешествовала в бизнес-круизе, якобы осваивала профессию менеджера. Зная кошачью любвеобильность этой сучки, наверняка можно было предположить, что Вика если что и осваивала, так это новые техники в искусстве секса. Хотя чему-то новому её вряд ли можно обучить, это она, скорее, преподаст мастер-класс.

— Ну и чего уставился? — покосилась на него девица, отбрасывая в сторону недокуренную сигарету.

Сказала она это нарочито грубо, тем самым как бы подчёркивая свою беззащитность. На фоне прожжённых жизнью девиц, с которыми ему в последние годы приходилось иметь дело, эта выглядела достаточно свежо и невинно. Вполне вероятно, она даже ещё девочка.

Виталий усмехнулся, поигрывая ключами от машины, кивнул в сторону припаркованного недалеко от входа южнокорейского внедорождника:

— Скучаешь? Не хочешь прокатиться?

Показалось, что девчонка сомневается.

— Что, вот так просто?

— А почему бы и нет? Я покажу тебе рассвет над рекой, с Петровского холма увидишь, как просыпается город...

— Романтик, — усмехнулась она. — Ладно, уболтал. Только учти — лапать себя не дам!

Ага, конечно, так он ей и поверил. Зачем тогда вообще садилась? И вот он уже задирает её майку с вышитой пайетками бабочкой на заднем сиденье 'корейца', нащупывая ладонью налитую молодостью грудь и затвердевший сосок, расстёгивает джинсы... Она для виду покуражилась, конечно, что-то про месячные начала бухтеть. Но вскоре уже весьма охотно стала отвечать на его поцелуи, и сама принялась расстегивать на нём брюки, нащупывая пальцами набухший член...

Оттрахать себя в машине всё же не дала. Предложила сделать это не здесь, а в ее якобы уютной квартирке.

— Ладно, показывай, куда ехать, — сказал он, сдерживая рвущийся наружу орган любви. Ничего, сейчас он отомстит Вике тем же способом. Возможно, что именно в это время она кувыркается в каюте с каким-нибудь корабельным мачо.

— Пока прямо, я скажу, где сворачивать.

Они петляли по каким-то закоулкам минут двадцать, пока, наконец, Эля не сказала:

— Тормози, это здесь.

Они остановились у ветхого с виду четырёхэтажного дома, ни одно из окон которого не горело, а некоторые и вовсе вроде бы были без стекол, что показалось Рогозину более чем подозрительным.

— Странное у тебя место жительства, — пробормотал он.— Бомжуешь что ли?

Эля усмехнулась и промолчала, шагнув вперёд. В этот момент её движения показались ему какими-то резкими, словно бы даже мужскими. Они вошли в тёмный подъезд, перешагивая через строительный мусор. Он крутанул колёсико зажигалки, чтобы хоть немного осветить пространство вокруг них.

— Или это у вас тут олигарх заселился, ремонт под себя затеял?

— Не обращай внимания, тут идти осталось немного, — подбодрила его Элеонора. — Открывай эту дверь, входи...

— Это что? Это вот ты здесь и живешь?! Знаешь, дорогая, что-то мне не очень хочется заниматься любовью в таком месте. Предлагаю...

— Теперь, дружок, давать задний ход поздно.

— Ой! Ты чего?!

В шею его словно бы ужалила пчела. Схватившись за больное место свободной рукой, он обернулся и увидел в руке своей новой подружки небольшой шприц, наполовину наполненный какой-то жидкостью. Она ничего не ответила, лишь только как-то странно на него посмотрела.

— Ах ты шлюха!

Виталий хотел вырвать у нее 'баян', отвесить этой твари пощёчину... Но понял, что теперь не может двинуть не то что рукой, а даже повернуть голову. Зажигалка выпала из ослабевших пальцев. Тело моментально превратилось в какую-то желеобразную субстанцию, медленно оседающую на грязный, покрытый кирпичной крошкой пол.

В следующее мгновение он увидел над собой лицо Элеоноры. Вернее, контур её лица, освещённый проникающим сквозь оконный проём лунным светом.

— Ну что, милый, немного страшно?

Ему и вправду было страшно. Если бы он мог кричать, то заорал бы что есть мочи. Но он мог только смотреть в глаза той, что нависала над ним. Именно почему-то глаза он видел чётко, в отличие от остальных частей лица. Самое жуткое было в том, что эти глаза не принадлежали больному, свихнувшемуся существу, а глядели на него совершенно бесстрастно, может быть, лишь с малой толикой интереса, как, наверное, глядел Павлов на своих подопытных собак, вставляя им в желудок очередную фистулу.

Она извлекла из недр своей сумочки смартфон, включила камеру, и навела объектив на застывшее лицо жертвы. От разорвавшей темноту вспышки Виталий на несколько секунд ослеп.

— Эту фоточку я оставлю себе, — прокомментировала девица. — А следующую сделаю, когда ты уже отправишься в мир иной, и отправлю её по одному адресочку.

В следующее мгновение похолодевший от ужаса бизнесмен узрел перед собой блестящее в лунном свете лезвие ножа.

— Прежде чем я сделаю операцию, мне нужно, чтобы твой дружок был в боевом состоянии, — сказала Элеонора, кинув взгляд куда-то, ниже пояса мужчины. — Отсекать этот скукоженный стручок мне не то что неприятно, а просто неудобно — боюсь промахнуться и оттяпать лишнего.

Виталий похолодел от ужаса, хотя, казалось бы, дальше некуда, а она взяла его фаллос в ладонь и принялась мять, приводя 'орудие труда' в боевое состояние. И, как ни странно, спустя какое-то время тот подчинился, набух и отвердел.

— А сейчас тебе будет немного больно, — сказала девица, плотоядно усмехнувшись и обнажив жемчужно-белые зубки. — Но боль принесет тебе освобождение, ты просто этого пока не понимаешь. Впрочем, и потом ты не сможешь этого понять, если только не существует загробной жизни. Ну заодно и проверишь.

С этими словами Элеонора сделала неуловимое движение, и ниже пояса его пронзила такая жуткая боль, что он задохнулся, едва не потеряв сознание. Он заорал бы, если бы смог, но даже голосовые связки отказывались слушаться подаваемых из мозга команд. А спустя несколько секунд, когда ему силой раздвинули челюсти, и засунули между ними что-то еще тёплое, сочащееся влажным и мягкое, несчастный коммерсант пожалел, что не впал в беспамятство. У него не было даже сил выплюнуть этот кровавый ошмёток плоти.

— Я тут решил (или решила, как тебе больше нравится) поиграть в одну интересную игру, — между тем продолжила стоявшая на коленях девушка, вновь склоняясь над полуживым Рогозиным. В лунном свете её волосы отливали серебром, и она выглядела чудо как хорошо. Странно, мелькнуло в его сознании, как он ещё может думать об этом в его незавидном положении.

— Эта игра, — продолжила девица, — что-то вроде шахмат, только вместо фигур в ней люди. Так-то вот, Лёшенька... И этот любвеобильный дурачок, посредством которого я с тобой общаюсь, стал первой жертвой в игре, первой съеденной мною пешкой. Попробуй сделать ответный ход, если тебе это удастся. Подсказка, где меня искать, будет в тексте письма, которое я тебе сейчас отправлю. Можешь попробовать предотвратить следующий труп, если, конечно, уложишься по времени. Желаю удачи!

А затем она с помощью ножа надрезала кожу чуть ниже линии роста волос, схватила её пальцами и с силой дёрнула вниз... Тут уже его сознание не выдержало и отключилось, как оказалось, навсегда.

Он поднял веки, ещё какое-то время невидяще глядел перед собой, затем перевёл взгляд на свои пальцы.

— Вить, — обратился он к замершему в позе готовой сорваться с места гончей Леонченко, — у меня в кармане пиджака специально приготовленные на такие случаи салфетка и пузырёк со спиртом. Достань, пожалуйста.

Пальцы он оттирал несколько минут с такой силой, будто вместе с чужой кровью пытался стереть заодно и узор на подушечках своих пальцев.

На часах было около семи утра, когда они, вдыхая ожившими лёгкими свежий утренний воздух, вышли во двор, где пара полицейских из оцепления сдерживал съёмочную группу падкого до свежих сенсаций местного телеканала 'Поволжск ТВ'. Ещё бы, такое жестокое, кровавое убийство! Показать в прайм-тайм, в вечерних новостях, а следом рекламу по завышенным расценкам — самое то. Интересно, кто им проболтался? Хотя наверняка у телевизионщиков имеется полицейская рация, и вполне вероятно, на законных основаниях, вот и сидят на полицейской волне круглосуточно, вылавливают преступления поинтереснее.

— Молодая девушка по имени Элеонора, — задумчиво твердил Леонченко, разминая пальцами очередную сигарету. — Ты уверен, что не ошибся, это точно девушка? И она точно говорила от лица мужчины? Слушай, а если это трансвестит? Или... или ты хочешь сказать, это как в 'Изгоняющем дьявола', где сатана вселился в несчастную девчушку?

— Витя, уж мужика от девки я как-нибудь отличу, — усмехнулся Алексей. — Может, и правда как в фильме, хотя в такую хрень, честно скажу, я не верю. Более реальным кажется отклонение в психике. Мне кажется, тут дело куда интереснее и загадочнее, чем может показаться на первый взгляд.

— Ты имеешь в виду монолог убийцы?

— Бес его знает... Кто-то решил поиграть со мной в игру, где якобы вместо шахматных фигур живые люди, и теперь мне предстоит сделать ответный ход. Вот только я не знаю, куда двигать свою пешку. Мне не дает покоя это загадочное письмо с фотографией, надо выяснить, что всё это значит.

— Ладно, чего воду в ступе толочь, поехали-ка лучше к нашему общему другу 'Чикатило', размножать портрет, — сказал напарник, пряча обратно так и не прикуренную сигарету. — Если он, конечно, уже на работе, а то придётся как бедным родственникам сидеть в коридоре.

5 июня, вторник, 15.12.

Переступая порог кабинета Леонченко, Алексей уже знал, что подозреваемого — вернее, подозреваемую — в убийстве бизнесмена задержали ещё позавчера, воскресным вечером. Сейчас же ему из уст следователя предстояло узнать некоторые подробности.

Выяснилось, что возможная убийца — третьекурсница МАИ Ольга Раевская, дочь известного летчика-испытателя, чьим именем даже была названа одна из улочек его родного города. Учась в Москве, она приехала к родителям на каникулы, и редкий раз выходила из дому, разве что, наведываясь к подругам. Ольга решительно отказывалась вспоминать, где провела вторую половину того дня, вечером которого лишился жизни Виталий Рогозин. При обыске у неё дома нашли платье с небольшим бурым пятном. Под ногтями также обнаружили следы крови. Анализ ДНК показал, что это кровь погибшего бизнесмена. Ну и как вишенка на торте — отпечатки пальцев на цилиндре шприца полностью совпали с отпечатками пальцев подозреваемой.

— Не помню, говорит, где была ночью с пятницы на субботу, и всё тут, — отчитывался Леонченко сидевшему в гостевом кресле со стаканом чая в руках внештатному помощнику. — Родители в один голос утверждают, что дочь вернулась далеко за полночь. На обращения к ней практически не реагировала, хотя вроде бы трезвая была и не похоже, что под действием каких-то препаратов. Сразу же улеглась спать. Они и не стали ее допытывать, мол, пусть отдохнет, а утром, если захочет, расскажет. На девочку никогда не давили, так уж в семье повелось. Но наутро Ольга сказала, что ничего из того, что происходило с ней накануне, совершенно не помнит.

— Да? Совсем так уж и ничего? Занятно...

— Отец уже обзвонился моему шефу, но куда деваться, если улики налицо? Кстати, прошлым вечером Раевская была отправлена в областную психиатрическую больницу.

— А впереди у неё по-любому институт Сербского?

— Скорее всего, тут одним днём, сам знаешь, не решается. В общем, после повторного допроса с предъявлением фото, которое ты мне перебросил, с ней случился эпилептический припадок. Оказывается, это у неё наследственное, правда, последний приступ случился три года назад. Ну понятно, тут такие события, и нормальный человек психанёт. Вроде бы актёрской игрой не пахнет, я сам был свидетелем, так как и допрос проводил лично.

Леонченко поскрёб ногтями шевелюру, второй рукой листая лежавшее перед ним дело.

— В общем, мы пока проверяем все ниточки, которые могли связывать её с убитым. С её слов, она никогда и нигде с ним не пересекалась и вообще эти имя и фамилию слышит впервые, равно как впервые видит прижизненное фото покойного. Про первого в космосе и бесконечность тоже ничего не знает... Только спросила, при чём здесь Гагарин. А Рогозина, между прочим, она парализовала каким-то необычным ядом. Наши эксперты до сих пор пытаются разложить его на составляющие.

На минуту Алексей задумался. Что-то внутри него подсказывало, что неплохо бы ему самому взглянуть на ту, кто, возможно, стал марионеткой в руках настоящего убийцы. Кто знает, может быть, это как-то и поможет следствию.

На просьбу встретиться с подозреваемой Виктор удивился:

— Лёш, ты что это? Вроде наоборот всегда чурался бандитских рож...

— А что, у неё бандитская рожа?

— Ну... Это я так, к слову. Вообще-то она, конечно, ничего девчонка, даже, можно сказать, симпатичная. Но бизнесмена-то она убила! Затем исписала стену, и отправила тебе картинку. Не дьявол же в неё вселился, верно? Мы ведь с тобой материалисты, в чертовщину не верим.

— Может быть, и не верим. Только вот мой дар — это что, по-твоему? Молчишь? Вот и я не знаю.

Всё-таки ему удалось уговорить Леонченко. Тот согласился при условии, что будет лично сопровождать Алексея.

— Только сначала звякну главврачу 'психушки', узнаю, можно ли навестить нашу симпатичную маньячку. Оставайся на связи, я скоро перезвоню.

Выяснилось, что состояние Раевской в данный момент вполне допускает встречу с представителями закона. Отправились на машине Алексея. Погода на улице напоминала пекло, но если Алексей вполне логично предпочёл футболку с коротким рукавом, джинсы и кроссовки, то Виктор по традиции был одет в консервативный, тёмного цвета костюм, которому не изменял ни в жару, ни в холод. Однако при этом всегда избегал галстуков, называя их 'удавками'.

— Ну, как, готов морально? — спросил Леонченко, когда они подъезжали к психиатрической больнице.

— Ты же говорил, она обычная с виду девчонка, — лукаво прищурился Алексей.

— Ладно, похоже, тебя не переубедить, — вздохнул следователь. — Не приведи бог и впрямь что-нибудь раскопаешь, а то ведь так всё хорошо складывается...

— Что же хорошего?

— Ну как же, преступник пойман, все улики налицо, осталось закрыть дело и получить плюшки от начальства.

— Формалист, — хмыкнул Алексей. — Всё бы тебе на бумаге красавцем выглядеть.

— Но-но, я и в жизни ничего! И даже в постели. Могу тебе предоставить с десяток свидетельниц.

Главный врач медучреждения, встретивший их на крыльце, перепоручил визитёров старшей медсестре, представившейся Валерией Львовной. От неё ни на шаг не отходил санитар, габаритами смахивающий на борца греко-римского стиля. Они миновали сеть коридоров и несколько лестничных пролётов, по бокам забранных сеткой-рабицей, дабы суицидально настроенные пациенты не пытались сигануть вниз, покончив с бренным существованием путём удара о старинную, чуть ли не довоенных времён плитку. Наконец, оказались перед дверью с маленьким окошком, снабжённого, вероятно, ударопрочным стеклом.

Санитар выбрал из связки ключ, провернул его в замочной скважине и сделал приглашающий жест.

— Проходите, а я вас подожду за дверью. Если что — кричите, — предупредил он со вполне серьёзной миной на лице, на что старшая медсестра кивнула с не менее серьёзным видом.

Обстановка здесь была настолько убогой, что Алексею невольно стало жалко единственную обитательницу этой скромной комнатушки, в которую сейчас скупой свет проникал из маленького, зарешечённого оконца, находящегося под самым потолком помещения. В углу, на разобранной постели, поджав под себя ноги, сидела худенькая девушка, та самая, которую видел глазами убитого бизнесмена Алексей. На вид ей можно было дать лет 16, хотя вчера при вечернем освещении и с косметикой на лице она выглядела постарше. На измождённом лице выделялись огромные карие глаза, сейчас они были покрасневшими и припухлыми, и одновременно в глубине глаз плескались страх и недоумение.

— Ольга, ты как себя чувствуешь? — поинтересовалась у девушки старшая медсестра. — К тебе следователь из прокуратуры пришли с коллегой, хотят с тобой пообщаться.

— Теперь вы и здесь меня будете допрашивать? Мы же вчера только с вами виделись. Вряд ли я скажу вам что-то новое. Вечером отключилась, очнулась утром следующего дня в своей постели...

— Это я уже слышал, — сказал Леонченко, по-хозяйски расположившись на единственном табурете.

Ввиду отсутствия другой мебели Алексею пришлось просто прислониться спиной к стене, скрестив руки на груди. Старшая медсестра, худая и высокая, чем-то напоминавшая Клесту киношных эсесовских медсестёр из концлагерей, замерла по стойке 'смирно'.

— Тут вот один товарищ, — Виктор едва заметно кивнул в сторону Алексея — хотел на тебя посмотреть. Не знаю уж, что в тебе такого интересного, но отказать я ему не мог; как ни крути, а коллеге принадлежат все лавры в раскрытия жестокого убийства бизнесмена Рогозина. Которого, как ты утверждаешь, в глаза никогда не видела.

Девушка поморщилась, а затем с пробудившейся смесью любопытства и иронии посмотрела на ясновидящего, робко спросив:

— Как же это вам удалось выяснить то, чего не помню даже я?

— Что делать, у меня такой то ли дар, то ли проклятие... Долго объяснять, и вы, думаю, не в том настроении, чтобы выслушивать мою исповедь. Поверьте, я хочу вам помочь от чистого сердца, иначе вряд ли пришел бы сюда. Валерия Львовна, у меня к вам просьба... Я хочу провести небольшой эксперимент, и для этого мне нужно ввести пациентку в состояние транса. Гипнозом, увы, я не владею. А у вас, наверняка, есть такие препараты, которые отключают сознание человека. Хотя лучше будет, если все же кто-то из ваших врачей владеет гипнозом.

— Я не позволю!.. Не трогайте меня, не смейте меня колоть!

Ольга уперлась спиной в стену с такой силой, словно хотела выдавить её наружу. Алексею пришлось подойти к девушке, и по-отечески положить ладонь на дрожавшее в ужасе плечо, хотя в свои 33 он был старше её всего-то лет на десять:

— Пойми, — доверчиво переходя на 'ты', сказал он, — я хочу тебе помочь. Иначе тебе светит большой срок, либо на зоне строгого режима, либо в спецпсихушке, в компании полоумных убийц и маньяков, что, вероятно, ещё хуже. Отключить твоё сознание — это единственный способ выяснить, что ты делала в тот промежуток времени, когда убили Рогозина.

Старшая медсестра пожевала тонкими губами, какое-то время переводя задумчивый взгляд с Клеста на Раевскую, прежде чем наконец изрекла:

— Я думаю, вам нужен наш главный врач Эдуард Валерьевич. Он у нас любитель вводить пациентов в состояние гипнотического сна. Сейчас должен быть на месте, он раньше 7 вечера обычно не уходит. В любом случае без его разрешения мы не имеем права погружать пациентов в бессознательное состояние, тем более при помощи медикаментов.

— Хорошо, давайте вашего Эдуарда Валерьевича... Это нужно для тебя, — вновь с нажимом повторил Алексей, сверля девушку взглядом. — Пойми, мы пытаемся найти причину, по которой ты убила человека. И всё, что мы делаем — в твоих интересах тоже. Особенно в твоих, — подчеркнул он.

Ольга посмотрела ему в глаза и, ничего не отвечая, обречённо кивнула.

Круглолицый и упитанный Эдуард Валерьевич в данный момент занимался тем, чего Алексей совершенно не ожидал увидеть. А именно — собирал из спичек домик. Вернее, не домик, а даже что-то вроде княжеских хором, строение было готово примерно на две трети, поэтому контур будущего шедевра спичечного зодчества угадывался без труда.

— Знаете ли, расслабляет, — пояснил он, узнав о причине визита делегации. — У меня дома такая коллекция уже подобралась — хоть выставку устраивай. А ещё сколько надарил! Мне жена говорит, что спички хоть и копейки стоят — правда, по нынешним временам коробок тянет на рупь — но такими темпами я усердно делаю дыру в семейном бюджете. Правда, забывает добавить, сколько мы экономим на том, что я не курю и почти не пью... Так-с, ладно, это всё лирика, пожалуй, займусь-ка я нашей красавицей. Ну-ка, дорогуша, присаживайся вон в то кресло, оно удобное, и спать в нём одно удовольствие. Я и сам, случается, в обеденный перерыв включу на компьютере пение птичек и лежу в этом кресле, закрыв глаза.

Главврач оказался настоящим мастером своего дела. Не прошло и пяти минут, а пациентка уже погрузилась в состояние гипнотического сна. После чего настал черёд Клеста продемонстрировать свои способности, за чем не без интереса наблюдал Эдуард Валерьевич, тогда как Леонченко к такому был уже привычен и даже втихую, прикрывая рот ладонью, позёвывал. Старшая медсестра и санитар из кабинета были удалены — сотрудник прокуратуры прикрылся тайной следствия.

Спустя семь с половиной минут Клёст открыл глаза и убрал ладонь со лба девушки.

— Всё, можете её будить.

Он подозревал, что Раевская действительно не помнит ничего из того, что с ней произошло несколько дней назад, и его эксперимент подтвердил слова девушки. Когда её увели, и они в кабинете главврача остались втроём, Алексей обратился к напарнику:

— Возможно, мои слова мало что решат в дальнейшей судьбе подозреваемой, но она и в самом деле ничего не помнит. Ольга отключилась примерно в половине пятого вечера, на лавочке в сквере, когда ела мороженое. А пришла в себя лишь на следующее утро, проснувшись в собственной постели. Для меня её провал в памяти видится просто как один тёмный кадр, промелькнувший за какую-то долю секунды. Но этот кадр, к сожалению, вместил в себя знакомство с Рогозиным и его жестокое убийство. Помутнение рассудка это было, или какая-то форма одержимости — не знаю, это уже, скорее, забота психиатров.

— Может, ты мало покопался? — с надеждой поинтересовался следователь. — Ведь твои слова значат, что мы так и не раскололи преступника.

— А ты уверен, что она преступник?! Да посмотри ты на неё, ну не верю я, чтобы эта девчонка могла хладнокровно расправиться с человеком! Говорю тебе, отгадка лежит где-то в области подсознания, куда не могу добраться даже я...

— Эх, молодой человек, мало вы с душевнобольными общались, — заметил прислушивавшийся к разговору эскулап. — Моей пациенткой однажды было прелестное юное создание, в одночасье вырезавшее всю свою семью. А ведь кто бы мог подумать — отличница в школе, дома с неё пылинки сдували, ни в чём не отказывали. Лишь однажды запретили посидеть лишний час в Интернете, с кем-то она там — как это у молодёжи — ах да, чатилась... И вот чем всё закончилось! Поверьте человеку с опытом, таких с виду ангелов в наши заведения попадает немало.

— Всё равно не верю, — стоял на своём Алексей. — Я был внутри подозреваемой, был ЕЮ несколько минут, и если бы даже она убила кого-то в состоянии аффекта — я бы это знал, почувствовал. Но убийство было совершено хладнокровно, с особой жестокостью, и Ольга Раевская никак не могла этого сделать.

— Ладно, всё равно тебе придётся отчитываться в письменном виде. Поехали в прокуратуру, у меня всё опишешь на бумаге. А вы, Эдуард Валерьевич, о том, что видели и слышали, никому ни гу-гу. Это дело особой важности...

— Как можно?! Это не только врачебная, но и, наверное, государственная тайна! А в моей работе вообще лишнего лучше не говорить, понимаете? Клиентура та ещё. Так что за меня можете не переживать. Но темой диссертации вы, уважаемый Алексей незнаюкакваспобатюшке вполне могли бы стать.

— Это вам нужно заминать очередь, — хмыкнул Клёст. — И в этой очереди такие светила... А над ними люди в погонах.

— Вон оно как, — враз погрустнел главврач. — Понимаю, понимаю... Ну что ж, удачи!

Ехали они в машине Алексея с опущенными стёклами, ввиду только вчера отказавшего кондиционера.

— Похоже, компрессор заклинило, надо в сервис отогнать, — пробурчал Клёст, вытирая пот с лица тыльной стороной ладони.

— Ну да, у меня тоже кондишн барахлит, но понемногу всё же даёт холодка, — ответил Леонченко, пуская дым в форточку. — Я всё насчёт этой Раевской думаю... Боюсь, моему начальству, воспитанному в духе научного материализма, твоих объяснений окажется мало. Однозначно отправят девицу в Москву, в институт Сербского.

— Да отправить можно куда угодно, хотя я сильно сомневаюсь, что они скажут что-то новое... У них что, есть такой же... ммм... экстрасенс типа меня? То-то. Не знаю, как ещё тебя убедить, но я уверен в том, что некто затеял со мной смертельную игру. Как бы там ни было, я считаю Раевскую жертвой. Да, её руки обагрены кровью несчастного бизнесмена, но она ни в чём не виновата. Её сознанием управлял некто другой, скорее всего, сильный гипнотизер, которого нам придётся искать. Пока, не дай бог, он ещё кого-нибудь не угробил подобным образом, подставив невинного человека.

— О-хо-хо, Алексей, Алексей... Хотел бы я, чтобы ты ошибался. Но мнится мне, что ты, чертяка, в чём-то прав. Хотя, признаться, поверить в это очень, очень трудно. С другой стороны, сам факт наличия твоих паранормальных способностей может убедить в чём угодно... Кстати, письмо с приложенной фотографией, которое ты мне вчера ещё переслал, было отправлено с мобильного телефона Раевской и в нём же уничтожено, так что о письме она ни слуху ни духу.

— Но как преступник вошёл в её почту, не зная пароля?

— А он уже введён в память мобильного браузера и в почту заходишь автоматически. Наверное, ему повезло, хотя вот и у меня в смартфоне логин и пароли во все соцсети и почту в том числе сохранены. Ты мне лучше скажи, что думаешь насчёт первого в космосе и знака бесконечности? Если мне память не изменяет, этой строчкой убийца даёт что-то типа подсказки, как его найти, а мы как-то снисходительно отнеслись к посланию.

— Как по мне, текст письма является либо ересью, либо, действительно, зашифрованным посланием от настоящего убийцы. И, знаешь, я почему-то склоняюсь к последнему.

— Гляди-ка, прямо Дэн Браун какой-то, 'Код да Винчи', — пробормотал следователь, щелчком отправляя окурок на проезжую часть. — И что, предлагаешь искать во всём этом скрытый смысл? Ну, первая часть послания, скорее всего, касалась Гагарина, других вариантов у меня нет.

— Я тоже над этим думал, и вертикальный знак бесконечности у меня ни с чем, кроме восьмёрки, не ассоциируется. Гагарин и восемь...

В это мгновение мысль Клёста сделала некий пируэт, который выдал на гора свежую идею. Он даже непроизвольно дёрнул руль, отчего машина ощутимо вильнула, а водитель державшейся позади них 'Весты' резко притормозил, создавая на дороге аварийную ситуацию.

— Витя, а если это адрес?! Скажем, улица Гагарина, дом номер восемь! Есть же ведь в нашем городе такая улица. Только с номером квартиры остаётся вопрос. Хотя, не исключено, что это частный дом с одной-единственной квартирой. Как тебе такой вариант?

— А что, в этом что-то есть. Вдруг и вправду настоящий преступник дал зашифрованный адрес, где его искать! Только зачем ему так рисковать...

— Он же сказал устами девушки, что хочет поиграть со мной, а от психов можно ждать чего угодно. Ну что, может, съездим проверим? Тем более ехать не так уж и далеко.

По указанному адресу они прибыли через пятнадцать минут. Выбрались из 'Фокуса' и разочарованно замерли перед зданием станции техобслуживания. Пара угрюмых мужиков в промасленных спецовках копались в помещении с распахнутыми спереди и с торца воротами и канавой, меняя колёса на старенькой иномарке. Наконец один из механиков, тот, что выглядел лет на пятьдесят, а то и старше, заметил гостей.

— Что у вас? Если что-то серьёзное, то можете оставить машину, у нас на сегодня работы много. Займёмся вами завтра с утра.

— С машиной всё в порядке, если не считать сломанного кондиционера, но мы к вам по другой причине, — сказал Леонченко, доставая 'корочки'. — Могу я посмотреть ваши документы и вашего товарища?

— А что случилось? Гришка, ты нигде не накосячил?

Автомеханик хотел ещё что-то сказать, но в этот момент его напарник резко сорвался с места и кинулся к противоположному, ведущему на задний двор выходу.

— А ну стоять, стрелять буду!

Леонченко метнулся следом, на самом деле доставая из скрытой кобуры огнестрельное оружие, с опозданием в секунду рванул и безоружный Клёст. Впрочем, его помощь не понадобилась. Виктор настиг беглеца в тот момент, когда тот безуспешно пытался форсировать двухметровой высоты забор. Следователь буквально сдёрнул парня за покрытые масляными пятнами штаны вниз, повалил на гравий, завёл руки назад и защёлкнул на запястьях подозреваемого наручники. Теперь он возвышался над поверженным соперником с таким видом, словно собирался произнести коронную фразу голливудских копов: 'Вы имеете право хранить молчание. Всё, что вы скажете — может быть использовано против вас!'

Беглец, которого, как выяснилось, звали Григорием Першем, раскололся через три минуты после начал допроса, который проходил в небольшой комнате отдыха. 30-летний автомеханик признался, что обворовал клиента. Тот оставил машину на техосмотр, и в бардачке забыл барсетку. В сумочке лежали документы и пять сотен американских баксов. Барсетку с документами Григорий вернул на место, а вот наличность попросту прикарманил. Естественно, не известив об этом даже напарника. Целую неделю воришка ожидал, что заявится владелец барсетки и устроит им допрос, заранее подготовив версию с классическим вариантом ответа: 'Я не я и хата не моя'. Однако вместо ограбленного автолюбителя появился следователь из прокуратуры, и тут-то нервы у Перша и не выдержали...

— И это всё, в чем ты нам хочешь признаться? — с плохо скрываемым разочарованием в голосе спросил Леонченко.

— Всё, начальник, век воли не видать!

— А убийство бизнесмена Рогозина? Кто руководил несчастной девчонкой?

— Какого бизнесмена? Какой девчонкой? Вы чё мне лепите-то?! Я свой срок за гоп-стоп три года назад отмотал, и кроме барсетки вы мне ничего предъявить не сможете. Я ваще в отказ пойду, нету у меня этой барсетки, ничего не знаю и ничего не видел. И попробуйте доказать!

— Так ты ещё и рецидивист! Придётся тобой заняться вплотную...

Спустя сорок минут, когда наряд полиции увёз задержанного в КПЗ, Алексей и Леонченко наконец остались наедине и смогли привести свои мысли в порядок.

— Не сходится что-то, — сказал ясновидящий. — Мнится мне, что мы не того взяли. Ну не похож он на человека, способного на жестокое убийство и тем более на изощрённый гипноз. Чует моё сердце, не того...

— Мне тоже так показалось. Может, его напарником заняться? — покосился следователь на грустного автомеханика, которому, похоже, предстояло теперь искать нового напарника.

— Там тоже, скорее всего, пустой номер... Слушай, устал я что-то, поеду домой. Нужно ещё работу дописывать, я обещал заказчику на этой неделе управиться. Садись, подброшу... И наконец нужно будет заняться кондиционером. Не дело это по такой жаре со сломанным ездить.

Полностью текст на Автор-тудэй http://author.today/work/44127