Это моя земля!

Фанфик к книге Андрея Круза 'Эпоха мертвых'. Время и условия действия — те же, место — неподалеку. Большая часть героев, несмотря на измененные имена и фамилии — абсолютно реальные люди, бойцы и офицеры ОМОН, мои друзья и сослуживцы, отважные и отчаянные парни, не боящиеся ни Бога, ни черта, коим эту повесть и посвящаю.

Это! Моя! Земля!

г. Пересвет, база подмосковного ОМОН. 20 марта, вторник, день.

— Красный!*— ору я во всю глотку и падаю на одно колено, сокращая тем самым возможную площадь поражения своего бренного тельца. Глядеть продолжаю вперед, на заваленный обломками кирпича и всяким мелким хламом коридор с отстающей от стен бежевой краской, лоскутами штукатурки, свисающими с потолка и темными дверными проемами без дверей. Из некоторых, оставшихся у меня за спиной, торчат выдвигающиеся щиты с простреленными мишенями. Ствол автомата не опускаю, не далее как пару минут назад сам это молодняку объяснял: куда глаза — туда и ствол, и сектор обстрела из внимания не выпускать ни на миг! Левой рукой на ощупь выхватываю из 'разгрузки' новый магазин. Подбивом* выщелкиваю старый и он, с пластиковым дребезгом, падает мне под ноги. Вставляю новый, и снова во всю глотку: 'Зеленый!'. Встаю с колена. Ставлю автомат на предохранитель. Подбираю лежащий на грязном бетонном полу магазин. В воздухе висит запах сгоревшего пороха. Зеленые гильзы в серой цементной пыли и грязи выглядят инородными яркими пятнами. Разворачиваюсь лицом к замершей в конце коридора короткой шеренге из шести новичков. Чистенькие и не обмятые еще 'горки'*, ярко-черные бронежилеты и оливковые, без единой царапины шлемы с забралами, одинаковые 'казенные' разгрузочные жилеты, довольно бестолковые, надо сказать, с неудобным расположением карманов. На мне, правда, сейчас такой же — сплавовский 'Тарзан', но у меня есть и другой — куда лучше и намного дороже. Но я его ношу только на Кавказе, здесь, в Подмосковье, и 'Тарзана' — за глаза. Ничего, к следующей командировке закажем парням другие, вроде натовских, модульные.* А пока, на 'тактике' побегать, и эти пойдут.

Нет, есть все же и в командировках на Кавказ свои положительные стороны! Тренируемся-то мы постоянно, каждую смену, если не на выезде. Но нормальные, серьезные занятия у нас проводятся не так уж часто — вечно чего-то не хватает. Исключения — 'редкие, но меткие' совместные занятия с группами 'Вымпела' и период подготовки к очередной полугодовой 'кавказской эпопее'. Вот и теперь — до отъезда в Чечню всего десять дней. И родимый Главк, в кои-то веки расщедрившись, выделил нам на тренировки по боевому слаживанию целую груду разной 'имитации'*, да и боевых патронов на 'пристрелку и приведение к нормальному бою' подкинул. Как не воспользоваться такой удачей и не погонять необстрелянный молодняк в условиях 'близких к боевым'?! Вот и гоняем, пока в Чечню не укатили. А мОлодежь пускай пока на базе посидит, потренируется. Их командировка — в следующем году.

— Все понятно или вопросы есть какие-нибудь?

В начале строя вверх поднимается рука со сжатой в кулак ладонью. Молодцы, кое-что усвоили.

— Что, Сергей?

— А нас в Москву отправят, как думаешь?

Да, блин. В Москве с самого раннего утра какая-то чушь творится. Сперва, когда я собирался на работу под бормотание телевизора, вроде было тихо, а вот к обеду начались беспорядки. Причем какие-то странные. И не массовые вроде, на митинги начала 90-х не похожие. Но, видимо, серьезные. Потому что сотрудникам милиции несколько раз пришлось стрелять. Причем на поражение. Правда, в новостях об этом пока — ни слова, ни полслова. А нам из Главка в дежурную часть позвонили, объявили готовность к общему сбору и 'радостными известиями' поделились. Ладно, если 'Лебединое озеро'* по всем каналам не пустили — жить будем.

— А фиг его знает. Вряд ли. В Москве своего ОМОНа — три с половиной тысячи рыл... Наверняка сами управятся. Не переживай, ежели случится какая-нибудь заварушка, навроде войны — ты ее не пропустишь. По теме занятия вопросы будут?

— Борь, ты после смены магазина патрон не дослал...

На лицах у молодых начинают проступать улыбки: как же — матерый прапор-'замок', да так прокололся.

— Да ты что?

Вскидываю 'семьдесят четвертый' в сторону ближайшей мишени, снимая по ходу предохранитель. Бам! Звук одиночного выстрела бьет по ушам. У молодых вытягиваются лица. Они пока не поняли. Да, мельчает молодняк! То ли дело раньше, когда в Отряд брали только отслуживших в армии, да желательно — в 'горячих точках'. Таким почти ничего объяснять не надо было. Они и так все знали. Оставалось только боевое слаживание провести. Поверьте, уж я знаю, сам из таких.

— Вообще-то, — начинаю говорить я, — вам это пока рановато. Цель сегодняшнего занятия — наработка навыков работы в тройке при замене магазина. Пока один меняет, двое прикрывают. Плюс — азы перемещения при зачистке здания. Но раз уж заметили — поясняю. Умный и опытный боец всегда контролирует количество израсходованных патронов. До отсечки* стреляют только новички и дилетанты. Лови!

_____________________________________________________________________________

* "Красный", "зеленый" — в спецподразделениях этими голосовыми командами обозначают неготовность или готовность к бою.

* Подбив — способ замены магазина в автомате, при котором старый магазин как бы выбивают новым, ударяя им по защелке магазина и самому старому магазину. Способ удобен быстротой, но при нем выбитый магазин падает на землю.

* "Горка" — полевое обмундирование спецподразделений из грубого брезента, с дополнительными тканевыми накладками на локтях и коленях, для прочности.

* Модульная "разгрузка" — "разгрузка" в виде жилета, либо ременно-плечевой системы, отличающаяся от обычного разгрузочного жилета возможностью произвольного расположения карманов и подсумков. Такую "разгрузку" каждый боец подгоняет под себя, размещая ее элементы там, где это удобно ему.

* "Имитация" — общее название холостых боеприпасов, взрывпакетов и имитационных мин.

* "Лебединое озеро" — балет Петра Ильича Чайковского, отдельно известный тем, что именно его транслировали по всем телеканалам во время августовского путча в 1991 году.

* Отсечка — характерный звук, раздающийся в тот момент, когда в магазине автомата закончились патроны.

_____________________________________________________________________________

Кидаю глазастому Сереге подобранный с пола магазин.

— Чего видишь?

— Там еще два патрона. Ты их считал что ли?

— Нет. Во время штурма все происходит быстро, реакция на любое событие должна быть мгновенной. Поэтому голова не должна быть занята всякой ересью, типа подсчета выстрелов. Я при снаряжении магазинов просто заряжаю после первых трех патронов три трассера. Потом, в бою, увидал, что трассера пошли — тут же смена магазина. А в патроннике — точно есть еще один патрон. А значит — если в момент замены на тебя неожиданно какой-нибудь 'демон' из-за угла выпрыгнет, то ты его даже с непристегнутым магазином привалишь. Ясно?

Молодняк дружно закивал буйными головушками, закачались вверх-вниз поднятые забрала шлемов.

— Ну и отлично. А теперь по порядку номеров на две тройки рассчитались! И покажете старому дяде, чего вы там запомнили. Точно вопросов нет? Если чего не поняли, лучше сейчас спросите. Потом — поздно будет. Учтите, худшая тройка отжимается в полной сбруе полтинник...

Мою грозную тираду прерывает хрип радиостанции.

— Алтай-11, Алтаю-1.

Так, капитану Каменкову Роману Владимировичу, нашему доблестному ротному зачем-то срочно понадобился его верный замкомвзвод-один, то есть ваш покорный слуга.

— Алтай-11 на связи.

— Где находишься?

— В старой казарме. 'Тактикой' с молодыми занимаюсь.

— Отставить 'тактику', бойцов — в кубрик, а сам бегом в 'дежурку'.

— Понял тебя, Алтай-1.

Обвожу взглядом парней.

— Так, ноги в руки и бегом в расположение. Похоже, случилось что-то.

В голове промелькнула идиотская мысль: 'Только б не государственный переворот! Вот только еще одного путча нам в довесок к поездке в Чечню и не хватает!'

В 'дежурке' уже о чем-то спорят дежурный с помощником и ротный. Следом за мной вваливается потный и раскрасневшийся, огромный, словно медведь-гризли, взводный-один — лейтенант Антон Тисов. Дураку видно — опять в тренажерном зале штангу мучил: хорошо ему, свалил обучение молодых на бедного меня, а сам со всем остальным взводом потопал в тренажерку. А я и не в обиде: честно говоря, всякие железяки тягать — не мое это. А вот тактические занятия мне всегда нравились, еще со времен армейской службы. Да и получается у меня это хорошо, чего уж скромничать. И с новичками возиться люблю. Они мозгам закостенеть не дают: иногда такое спросят — голову сломаешь, пока ответ придумаешь. А вот Тисов 'железо' нежно любит. И оно отвечает ему полной взаимностью. Я тоже не дите субтильное: рост — без трех сантиметров 'двушка' и вес в сто десять кило. Но рядом с Антохой начинаю испытывать могучий комплекс неполноценности. Щедро одарила природа простого парня из Урюпинска. Да и сам он не плошал: с юности толкал ядро, жал штангу, тягал гири. Вот и вырос такой, что смотреть страшно.

Вопрошающе смотрим на Рому и пожилого усатого майора-дежурного, которого весь отряд с давних пор зовет просто Дядя Саня. Вид у обоих... Ну, скажем так, озадаченный.

— Что случилось?

— Фигня случилась! — вздыхает Дядя Саня, — Фабрику старую в Ивантеевке помните?

— Это ту швейную? На которой в прошлый раз полтыщи вьетнамцев-'гастеров' повязали? ФМСники* бедные еще носились как угорелые, не знали, куда ж их всех девать. Помним. А что, опять их отлавливать едем? Как раз, небось, хозяева новых набрали.

Отвечаю на вопрос, а у самого будто камень с души упал. Переворота не случилось, а значит можно малость расслабиться.

— Докладываю голосом: в 14 часов 50 минут в Ивантеевское УВД позвонили сотрудники ЧОПа, что там на воротах сидят. Их трое — старший смены и два охранника, дежурят 'двое через двое'. Внутрь фабричного корпуса не лезут, их работа — ворота открывать, но тут заподозрили что-то неладное 'Гастеры', оказывается, поутру чего-то бузили. Охранникам не слышно было толком, там стены толстые, но вроде орали. За помощью никто не прибегал, они поэтому и дергаться не стали. Там такое частенько бывает: 'вьетконг' друг с другом отношения выясняет. Но до серьезных проблем дело не доходило. Повопят да и перестанут. А тут — дело к обеду, а в корпусе тишина, никто наружу не выходит, и даже оборудование не шумит. Вот их старший собрался, и пошел в корпус, проверить, все ли в порядке. А потом вдруг по рации начал кричать, что его убивают. Потом замолк. Но зато из здания были слышны выстрелы.

— У старшего было оружие?

— Да, служебный семьдесят первый 'ижак'*. Что и как, непонятно. Короче говоря — полная хрень. Ивантеевские послали туда три экипажа ГНР*, оперов из 'уголовки' и почти всю дежурную роту ППС. Они на место прибыли в 15 ровно. Оцепили местность, пытаются наладить контакт с теми, что в здании. Но внутрь не лезут, там же просто катакомбы какие-то, Шанхай в миниатюре...

— Шанхай, это вроде в Китае, — глубокомысленно говорю я.

— Ну, значит Сайгон! — рыкнул Рома, — Боря, ты знаешь, как я тебя люблю и уважаю, но помолчи малость, а то в лоб дам! Дослушай. Там все очень серьезно.

— Так вот, — продолжил Дядя Саня. — Короче, пришел нам приказ из Главка — экипировка полная боевая по 'тяжелому' варианту, и ехать разобраться, что там случилось. Ивантеевские говорят: здания зачищать и заложников освобождать — не их специфика.

— Так и не наша, вроде... — говорю я. — Это ж вроде ОМСНа* работа. Пусть 'Булат' или 'Рысь' вызывают.

— Слушай, кончай резину тянуть, умник! — взрывается спокойный обычно Дядя Саня. — Пытались. В 'Рыси' ни одной свободной группы. Также как и в 'Булате' и даже в 'Альфе' или 'Вымпеле'... Все в Москве. Там полный дурдом. Дежурный по главку говорит, ситуация ухудшилась. Какие-то психи на людей нападают. Судя по тому, что боли не чувствуют — наркоманы, наверное, или может секта какая. По ним из автомата палят, а они не падают.

— Дядя Саня, а у того дежурного фамилия, часом, не Андерсен? Скажи ему, что пить с вечера надо меньше, а закусывать — больше. Секта Дунканов МакЛаудов, убить можно, только оттяпав голову... Бред!

— Ладно, все! — прерывает нас Рома. — Что там, в Москве творится, нас сейчас не касается. Наша задача — выяснить, что в Ивантеевке приключилось. В гараж уже отзвонились, через пять минут ПАЗик будет тут. Старший — Тисов, боевая группа — двадцать человек. Только 'бывалые', молодежь пускай базу сторожит, им пока рано. Даже базовый курс подготовки не прошли еще. Экипировка — 'тяжелый' вариант. Оружие — пистолеты всем, на кого закреплены — 'Штурмы'*, остальным — АК-74, снайперы пусть СВДхи обязательно берут, мало ли чего и как. За светошумовыми гранатами старшины на склад уже умчались, так что, ящик 'Зорек'* будет. Все! Построение через пять минут перед 'дежуркой'. Время пошло!

— Шлемы какие брать? А то у ЗШ* забрало уж слишком сильно потеет, а там еще видимость хреновая. Может 'Маски'* взять?

— Хорошо, берите 'Маски'. Но ты, Антон...

— Ясно, как обычно — в TIGе. — не дает ему закончить мысль Тисов.

_____________________________________________________________________________

* ФМС — Федеральная миграционная служба, федеральный орган исполнительной власти, реализующий государственную политику в сфере миграции и осуществляющий контроль, надзор и оказание государственных услуг в сфере миграции.

* ГНР — группа немедленного реагирования, подразделение, состоящее из наиболее подготовленных сотрудников ОВД, выезжающее на самые серьезные преступления.

* Иж-71 — служебная модификация пистолета Макарова, в которой используется более слабый 9 мм патрон 9х17 мм 'курц'.

* ОМСН — отряд милиции специального назначения (в прошлом СОБР), подразделение спецназа МВД, занимающееся борьбой с терроризмом, освобождением заложников, задержанием особо опасных преступников.

* "Штурм" (9А-91, он же 'дявятка') — малогабаритный автомат под 9 мм спец. патроны СП-5, СП-6 и ПАБ-9, состоящий на вооружении спец. подразделений МО и МВД.

* ЗШ (ЗШ-1.2) — шлем второго класса защиты с поликарбонатным прозрачным забралом. Входит в штатную экипировку спецподразделений МВД.

* "Зорька" — сленговое название свето-шумовой гранаты "Заря-2М".

* "Маска" — он же шлем ЗШ-1. Более ранняя версия боевого шлема для спецподразделений МВД. В отличие от ЗШ-1.2 не имеет забрала.

_____________________________________________________________________________

Да, вот такой вот он понтовый парень. Все люди — как люди, один Тисов не в нашем ЗШ, а в немецком. Купил в свое время, с больших чеченских командировочных, через Интернет, бундасовский шлем для антитеррористических подразделений. Хороший шлем оказался, хоть и дорогой. Немного похожий на наш 'Алтын', в котором ребята из 'Альфы' работают, но поменьше, полегче и поаккуратнее сделан. Немцы в экипировке толк знают, TIG стоил каждой заплаченной за него копейки. А еще, на нем были отличные крепления для разных дополнительных 'примочек', типа ПНВ... Или — видеокамеры. В том, что камера на захвате нужна — сомнений нет. Случись чего, а у нас 'все ходы записаны'. Но вот таскать ее в руках — это проблема серьезная. Человек с камерой не может эффективно действовать сам, а иногда просто мешает остальным. А тут такая удача. Миниатюрную камеру брали уже всем взводом, вскладчину. И теперь Антон у нас не только командир взвода, но и штатный видеооператор.

Ладно, пора собираться в путь-дорожку, а то пять минут, как в той песенке, это совсем немного, но вот успеть за них нужно столько... Есть правда и положительные моменты: 'горка', 'разгрузка', 'Маска' и наколенники уже на мне, а значит переодеваться не надо. Тактический фонарь, опять же, уже к газоотводной трубке привинчен. Это штатовскому 'СВАТу' хорошо — у них фонарики маленькие и крепятся на планку Пикатинни легким щелчком. Наши же фонари — изделие отечественное. Таким фонарем самим по себе вражину прибить можно. А к газоотводной трубке автомата он крепится при помощи четырех болтов и одной контргайки. Эстетика, конечно, на уровне пещерного века, зато не оторвешь, даже если очень постараешься. Парни в Чечне экспериментировали: к автомату с прикрученным фонарем цепляли ГП-30* и из него стреляли... И ничего! Даже не разболтался фонарик. Одним словом, осталось только скинуть легенькую 'Кирасу-Универсал' второго класса защиты, в которой я по разрушенной казарме рысачил, а вместо нее влезть в тяжеленную 'Кору-Кулон'. А что делать? 'Кора' хоть и весит одиннадцать с лишним килограммов, супротив трех 'с копейками' у 'Универсала', зато и пулю СВД удержит, при некоторой удачливости, конечно. Хотя, ребра при этом поломаются, как сухие ветки. Но тут уж, принцип простой: лучше лежать на больничной койке, чем в гробу. Так, что еще? Теперь — в оружейку. Получить сто двадцать патронов к 'Тигре', 'Старичка' и два магазина к нему. Да, господа, оружие у меня не простое, а именное. Точнее — имеющее имена. Я, правда, об этом никому не рассказываю, а то еще подумают чего не то и законопатят в заведение с мягкими стенами и ласковыми санитарами с комплекцией культуристов. Нет, не хочу! На самом деле все просто. 'Старичок' — это мой ПМ. Он действительно старенький уже. Старше собственного хозяина, то бишь меня на целых десять лет. Мне в прошлом декабре тридцать один стукнуло... Вот и считайте. Но, несмотря на преклонный возраст, мой пистолет — почти новый. Я его получил со склада. И до меня из него если и стрелял кто, то только на оружейном заводе, для приведения к нормальному бою сразу после изготовления. А потом, залили моего 'Старичка' толстым слоем солидола и отправили на консервацию. Где он и пролежал больше тридцати лет, меня дожидаясь. С автоматом тоже незамысловатая история вышла. Он тоже, мягко говоря, не новый, всего на год меня моложе. Что, кстати, меня не огорчает, а скорее радует. При Советской власти ко всему, что было связано с армией, относились очень серьезно, даже поговорка такая гуляла: 'В СССР делают два вида вещей — одни для армии, а другие хреновые'. Так что, преклонный возраст моих 'стволов' говорит только об одном — о том, что сделаны они качественно. Так, ладно, что-то я отвлекся. Так вот, о 'Тигре'. Он, в отличие от ПМа, до меня уже побывал в чьих-то 'цепких лапках'. Возможно, даже повоевать успел. Но надо отдать должное предыдущему хозяину — следил он за автоматом на совесть. Вот только зачем-то вырезал на деревянном цевье слово 'Тигр'. Старательно так, ровными и глубокими буквами. Сначала я было хотел цевье заменить, но, как обычно — то лень, то не охота... А потом уже и привык. Так и стал самый обычный АКС-74 за номером 591627 'Тигрой'.

Быстро, словно при сдаче норматива на время, снаряжаю все четыре магазина, три распихиваю по карманам разгрузки, четвертый сразу примыкаю к 'Тигре', ИПП и жгут я и не вынимаю никогда, они в своих кармашках постоянно лежат. ПМ и запасной магазин 'пакую' в тактическую кобуру на правом бедре, автомат закидываю на плечо, стволом вниз. Уже выходя из кубрика, выуживаю из тумбочки масленку, пенал и кусок старой простыни: пострелять-то я сегодня уже пострелял, а вот на чистку времени не было. Ничего, ехать сорок-пятьдесят минут, не меньше, вот в дороге и почищу. Через окно вижу, как перед входной дверью в казарму лихо тормозит ПАЗ, водитель жмет на клаксон, давая понять, что их светлость уже тута и изволют выказать недовольство тем, что им приходится нас ждать. Бежим, бежим, не надрывайся!

_____________________________________________________________________________

* ГП-30 "Обувка" — 40-мм подствольный гранатомет.

_____________________________________________________________________________

Ярославское шоссе. 20 марта, вторник, день.

Да уж, нашему водителю Ване Пузанову надо было не в ОМОН работать идти, а пилотом 'Формулы-1'. ПАЗик под его 'чутким руководством' летел так, что только дорожные знаки перед глазами мелькали. Хотя, чему удивляться? Сколько я Ваню знаю, а знаю, слава богу, уже не год, не два и даже не десять: одну школу заканчивали, два года за соседними партами просидели, он всегда был фанатом высоких скоростей. На мотоцикле, на машине — не важно. Главное — чтоб стрелка спидометра ложилась, ветер в ушах свистел, да адреналин в крови бурлил. Хорошо, что он в милицию пошел. Иначе — в лучшем случае давно бы прав лишился.

Сижу на переднем сидении, спиной к водителю, лицом к салону, дочищаю своего верного 'Тигру'. Оглядываюсь по сторонам. Да уж, ОМОН в пути, картина маслом... Антон, как обычно, заткнул уши наушниками айпода. Ему его любимая супруга на день рождения подарила. И все — пропал человек! Теперь и не поговорить с ним: накачал в Интернете аудиокниг и все свободное время фантастику слушает. Конкретно сейчас — 'Ночной дозор' Лукьяненко. Откуда знаю? Дык, самолично ему вчера эти книжки из локальной сети скачивал. Да, блин, вот такие мы все подонки и нарушители авторских прав. Мало нас правозащитники клеймят!

С заднего сидения слышны приглушенные вопли.

— Да ты слон тупорылый!

— Сам ты, блин, слон тупорылый. И шуточки у тебя слонячьи!

Ясно, опять у братьев Уткиных, Сашки и Олега, носящих гордые прозвища Дубль-Один и Дубль-Два, семейные разборки. Уткины — живая легенда Отряда. Они братья-близнецы: довольно высокие, худощавые, но жилистые, с тонкими, словно у музыкантов, пальцами. Даже на вид откровенно приятные парни, улыбчивые и доброжелательные. Встретишь на улице таких и не скажешь, что в ОМОНе служат, больше похожи на скрипачей, поддерживающих хорошую физическую форму и регулярно посещающих спортзал. При всем при этом Уткины — не просто бойцы ОМОН, они вдобавок еще и снайперы. Отличные, кстати, снайперы. Работают вдвоем, как и положено, снайперской парой. Один стрелок, второй — корректировщик. До Отряда братья служили по контракту в 76-й Псковской дивизии ВДВ и были неизлечимыми фанатами своего дела. Нет, многие из нас за свой счет себе какую-то экипировку докупают, такую, что не выдадут никогда, ибо вроде как не положено, но которая весьма может пригодиться: того же Антона с его шлемом взять... Да и моя командировочная 'разгрузка' мне далеко не в сто рублей обошлась. Но Дубли — это нечто! Они, похоже, все свободные деньги тратят на всякие свои снайперские 'приблуды'. Чего у них только нет. Финский 'лохматый' камуфляж, навороченный лазерный дальномер, крутой до умопомрачения ПНВ, с какой-то фантастически чувствительной матрицей, портативная метеостанция, а в довершение всего — совсем уж необыкновенные американские прицелы 'Льюпольд', которые они смогли закрепить на свои СВД, только прикупив специальные переходники с нашего крепления на планку Пикатинни. Дубли было пытались мне, темному, разъяснить всю прелесть 'американцев' и степень их превосходства над родными посконными ПСО-1, но я запомнил только 'просветленная оптика' и 'сетка мил-дот'. Вот еще вспомнить бы, что это значит... Да уж, серость я безлошадная, как точно подметил Саня, старший из близнецов, он же Дубль-Один. Ну и ладно. Серость, значит серость. Главное — что я им приказы отдаю, а не наоборот.

На том же самом сидении, не обращая ни малейшего внимания на перепалку братьев, дрыхнет, слегка приоткрыв рот и похрапывая еще одна 'легендарная личность'. Тимур Гумаров, среднего роста крепыш-татарин, единственный знакомый мне человек, которому не в состоянии помешать спать даже батарея 'Градов', работающая всего в паре сотен метров. Если ему прямо сейчас не угрожает смертельная опасность, разбудить Тимура невозможно в принципе — проверено неоднократно. Можно включать музыку, орать у него над самым ухом, лить на него холодную воду. Все это бесполезно. В командировке ночной караул в паре с Гумаровым — это такая трагедия, что Софокл удавился бы от зависти! Пока удастся разбудить такого горе-сменщика, поднимешь не то что всю палатку, а весь базовый лагерь и примерно половину чеченских аулов в округе, совершенно расхочешь спать сам, а Тимур, скорее всего, так и не встанет. Такой вот уникум. Помимо этого — еще и отличный пулеметчик, и просто хороший парень.

Два закадычных друга Андрей Буров и Андрей Солоха слушают музыку с одного плеера, поделив по-братски наушники — по одному 'уху' на каждого. Судя по доносящимся до меня звукам — опять какой-нибудь Ди Джей Тиесто, или еще какой видный деятель 'клубного движения'. Чудно, ей богу, взрослые мужики, оба старше меня, а слушают не пойми что, словно тинэйджеры прыщавые. Хотя, как говорится: на вкус и цвет — фломастеры разные. Одни рок любят, другие прогрессив транс. Не Кучин какой-нибудь, прости господи, и то хорошо! Внешне наши Андреи — живая иллюстрация теории о единстве противоположностей. Буров — высокий, почти болезненно худой, но при этом жилистый, будто сплетенный из канатов, с костистым лицом и запавшими ярко-голубыми глазами. Первое впечатление от него обычно не самое приятное. И в корне ошибочное. Человек он, несмотря на внешность, добрый и правильный, а главное — надежный. Такого поставь в драке спину прикрывать — и можешь быть спокоен: пока он жив, тебя сзади никто не ударит. Солоха — напротив, больше напоминает слегка похудевшего и где-то потерявшего свои штаны с моторчиком Карлсона. Маленький, кругленький, с добродушной, но хитрой физиономией... Нормальный такой хитрющий хохол. Друзей в беде не бросит, но и выгоды своей не упустит. Вот такие совершенно разные внешне, но все равно чем-то неуловимо похожие. Оба служат в Отряде чуть ли не с момента его образования. Оба прошли огонь и воду обеих чеченских компаний. Оба семейные: у Бурова подрастает дочка, у Солохи детей вообще трое. Отец-герой, блин!

Прямо напротив меня задумался о чем-то приятном, судя по улыбке на лице, мой старый друг и, можно сказать, боевой брат Леша Взрывалкин, который на самом деле носит фамилию Рыбалкин. Его я знаю почти так же давно, как и Васю Пузанова: мы Лешкой познакомились в армии, в самый первый день службы, едва войдя в казарму. Вместе проходили КМБ*, вместе пошли служить в разведывательную роту. Правда, в роте нас слегка развело: я угодил в группу огневого обеспечения гранатометчиком, а Леха — в отделение инженерной разведки подрывником. Но в первую компанию в Чечне воевали бок обок. Правда, после окончания срочной Лешка сразу подался в ОМОН, куда спустя четыре года, уже во время второй чеченской перетянул и меня, все еще продолжавшего служить по контракту. В ОМОНе Лешка занял должность инструктора-взрывотехника. А об уровне его подготовки вполне можно судить по прозвищу: Леша способен сделать бомбу из чего угодно, даже из пачки поваренной соли. Да и в обратном направлении, в смысле, в разминировании он тоже хорош.

_____________________________________________________________________________

* КМБ — курс молодого бойца, первоначальный подготовительный этап армейской службы.

_____________________________________________________________________________

Остальные — кемарят, развалившись, насколько это возможно, на тесноватых дерматиновых сидениях. Вот такие мы странные люди. Там, понимаешь, человека в заложники взяли, а может и убили (не приведи боже). Возможно, придется освобождать силой. Может даже стрелять. А мы — спим. Хотя, если вдуматься — ничего в этом странного. Это молодые-неопытные перед боем мандражируют: суетятся, галдят. А тут у нас народ проверенный, служат все по многу лет, в чеченские командировки катались неоднократно. А там всякое бывало... Вон, те же Андреи выжили в печально известном бою 2 марта 2000-го, когда под Грозным погибли восемнадцать наших парней. После такого захват заложника кучкой вьетнамцев — детский лепет.

Да и остальной народ в автобусе, и впрямь, новичками назвать сложно. Прожженные волки, битые-перебитые, причем, что характерно, как чужими битые, так и своими. И если с чужими, в принципе, все ясно: с чего бы, действительно, чеченцам нас чаем с плюшками угощать, то вот ситуация со своими — куда хуже. Для большинства обычных граждан мы просто свора 'тупорылых гоблинов', что обижают бедненьких детишек-фанатов на футболе. Мы к этому давно привыкли, хоть и удивляет в людях этот инфантилизм, если честно. Неужели так трудно спрогнозировать, чем закончится 'встреча' фанатов двух соперничающих команд, если между ними стеной не встанут 'гоблины'? Для прогноза достаточно хотя бы раз увидеть разнесенную в клочья этими самыми 'неразумными детками' пригородную электричку. Которая больше похожа на вырвавшийся из под плотной бомбежки эшелон года так из 1941-го. Но зачем думать, когда и так все ясно: 'менты — козлы' по определению. И мы с плевками в спину от сограждан давно смирились. Сложнее смириться, когда тебе в спину жирно харкает страна, интересы которой ты защищаешь, рискуя здоровьем, а иногда и жизнью. Сколько раз нас предало родимое государство — и не сосчитать сходу. Начало положила уже совсем древняя, забытая всеми, кроме нас, история с предательством рижского ОМОНа. Который виноват был лишь в том, что выполнил приказ. А потом это уже вошло в привычку: первая чеченская, когда у нас просто украли в Хасавюрте нашу победу, потом вторая, которая началась-то вроде бодренько, а закончилась просто пшиком. И везде одно и то же: сперва отдают распоряжение, а потом — по обстоятельствам. Если все прошло гладко — высокое командование вешает себе на грудь орден, а нас снисходительно треплет по холке, молодцы мол, так держать. А вот если что-то сорвалось и пошло не так — тут же выясняется, что никто никому никаких приказов не отдавал. И 'стрелочниками', как обычно, назначаются рядовые исполнители.

Периодически я мысленно оглядываюсь на свое прошлое и сам себе поражаюсь, кой черт занес меня на эти галеры? Ну, казалось бы, сколько ж можно служить стране, которая тебя столько раз предала и смешала с грязью? Однако все еще служу, и все товарищи мои служат... Видимо, прав был мой первый ротный, навеки оставшийся где-то на забитых черно-рыжей, выгоревшей дотла, бронетехникой и заваленных трупами улицах Грозного: Родина и государство — не одно и тоже! Государство наше, чего уж греха таить, подленькое и трусливое я терпеть не могу. А вот Родину свою я люблю. И если понадобится — готов за нее умереть. За нее, за семью свою, за друзей. Да даже за этих двух симпатичных молоденьких девчонок на автобусной остановке, что мне только что рукой помахали.

А наш автобус тем временем свернул с Ярославского шоссе и понесся мимо высокого серо-синего здания с загадочной вывеской Delfin Group и белыми силуэтами двух дельфинов на синем фоне. Рявкнув сиреной и сверкнув 'люстрой', проскочил через вечную пробку перед эстакадой над Ярославкой, словно издеваясь, нарушая все правила скоростного режима, пролетел мимо Учебного центра ГИБДД и въехал в Ивантеевку. Еще раз пуганув сиреной зазевавшихся водителей, наш 'реактивный' ПАЗик, взвизгнув тормозами, вписывается в поворот и, оставив по левому борту 'Журавлей'*, подлетает к воротам Ивантеевской тонкосуконной фабрики.

_____________________________________________________________________________

* "Журавли" — памятник жителям Ивантеевки, павшим в годы Великой Отечественной войны.

_____________________________________________________________________________

г. Ивантеевка. 20 марта, вторник, вечер.

Да уж, тот факт, что здесь что-то стряслось, виден невооруженным глазом. Улица Дзержинского, на которой расположена фабрика, и так шириной никогда не отличалась. А теперь проехать по ней стало вообще невозможно: она перекрыта в обоих направлениях 'Субарами' ДПС, забита людьми и спецтранспортом. Возле будки-проходной из побуревшего, некогда ярко-красного кирпича и распахнутых настежь двухстворчатых железных ворот, толпятся человек двадцать-двадцать пять в серой милицейской форме с офицерскими звездами разного количества и размера на погонах и десяток человек в штатском, похоже — оперативники из уголовного розыска. Все при оружии. В основном — автоматы АКСУ, носящие 'в рядах' либо ласковое прозвище 'ксюхи', либо уж совсем неблагозвучное — 'сУчки'. По обстоятельствам, в зависимости от ситуации. Хотя, у нескольких висят на плече пистолеты-пулеметы 'Кедр'. Но тот факт, что подобное оружие этим людям откровенно непривычно, даже на первый взгляд сомнений не вызывает. Ясно, штабная братия... Как говорится — собрали всех, кого поймали, для массовки. А что ж девчонок из отдела кадров не прихватили? Прямо перед проходной стоит такой же ПАЗ, как и у нас, несколько 'Жигулей' четырнадцатой и пятнадцатой модели в милицейском окрасе и две белых 'Газели': одна с синей полосой по борту и надписью 'УВД г. Ивантеевка. Дежурная часть', вторая с красной — 'Скорая помощь'. Чуть в стороне, возле темно-синего 'икс-третьего' БМВ вальяжно стоят два господина в почти одинаковых черных кожаных плащах, под которыми, несомненно, скрываются черные строгие костюмы и галстуки. В руках у господ — опять же черные кожаные папки, а на лицах — выражение этакой усталой брезгливости. М-да, прокурорских с кем-либо перепутать сложно. 'Гвинпины', блин, опять приперлись недостатки выискивать. Вот для борьбы с такими, собственно, и завели мы во взводе штатную видеокамеру. Чем-нибудь помочь такие 'люди в черном' даже и не подумают, а вот гадостей понаделать — это запросто.

— На выход, бегом! — зычным голосом командует Тисов.

Грохоча ботинками, оружием и 'броней' мы выпрыгиваем на улицу через обе двери автобуса. Ну, сейчас начнется, сперва будем долго и нудно ползать вокруг, прикидывая, откуда бы поудобнее вломиться в здание. А представители УВД в это время будут по очереди в мегафон увещевать 'вьетконговцев', предлагая им сдаться и вернуть по-хорошему захваченного ЧОПовца. А кто знает, может и получится? Был прецедент, когда после разговора 'по душам' террорист отпустил заложника. Правда, 'террористом' оказался упившийся до зеленых гномов слесарь, вооружившийся древней охотничьей 'двутулкой', а заложником — его не менее пьяный, но в чем-то провинившийся, собутыльник. Но здесь, судя по тому, что охранник в кого-то стрелял, ситуация намного серьезнее. А поэтому Дубли сейчас полезут 'осваивать' крышу или площадку верхнего этажа какой-нибудь высотной хибары неподалеку, хотя особого смысла в этом нет — трехэтажное здание фабрики мало того, что старое, еще дореволюционное (а это уже подразумевает наличие высоких потолков, не любили предки тесноты), так еще и промышленное. Высота каждого этажа — метров шесть, наверное. А узкие окна — наверху, почти под потолком. Да еще и всяким тряпьем занавешены или фанерой и картоном забиты. Это уже 'гости из юго-восточной Азии' озаботились. Светомаскировка, блин! Увидеть через них точно ничего не получится. Но все равно, снайперская пара должна занять позицию. Положено. А нам, похоже, придется этот 'Сайгон' зачищать. Причем всерьез, а не как в прошлый раз, с шутками-прибаутками.

Подходим к проходной. Среди серых милицейских бушлатов выделяются две фигуры в темно-зеленых комбинезонах с огромными аляпистыми шевронами на рукавах и сущеглупых черных восьмиугольных фуражках с огромными кокардами. Понятно, охранники, подчиненные того бедолаги, что в здании фабрики 'завис'. Начать надо бы с них, может чего важного расскажут.

Антон тем временем подходит к стоящему возле милицейской 'Газели' подполковнику в дорогой даже на вид зимней куртке с каракулевым воротником и фуражке с высоченной, будто у офицера гестапо, тульей. Ну, конечно-конечно, куда уж нам, простым рабочее-крестьянским парням до их подполковничьей светлости: куртка у них индивидуального пошива, из ателье, не со склада ГУВДшного. Не удивлюсь, если бушлатик не синтепоновый, а на каком-нибудь гагачьем пуху, да и воротник на синтетический не больно похож, вполне может быть — натуральный ягненок. Пижон, блин! Лицо у него знакомое, кажется, один из замов начальника местного УВД. Вот только в какой области зам — убейте, не помню!

— Командир взвода ОМОН лейтенант Тисов. Что тут у вас?

— Долго ехали, лейтенант! — господин подполковник даже не удосужился представиться в ответ. Ой, блин, приехали. По физиономии видно — мало того, что дурак, так еще и 'в образе'. — Пока вы катались, мы сами почти справились, без ваших дуболомов!

— В смысле, почти? — нехорошо прищуривается Антон. Ему, похоже, выражение лица подполковника тоже не понравилось. — Поконкретнее нельзя?

— А чего уж конкретнее, — 'подпол' прямо-таки лучится глупым самодовольством, — У нас в ГНР и покруче вас парни найдутся, сами разберутся!

По выражению лица взводного я понимаю, что сейчас ему больше всего на свете хочется высказаться на тему умственных способностей некоторых представителей командного состава, отправляющих своих подчиненных неизвестно куда, без должной подготовки и снаряжения. Кто знает, возможно, он даже кое-что из своих мыслей высказал бы вслух, в более-менее корректной форме...

Но тут из фабричного корпуса послышалась беспорядочная автоматная стрельба. Заполошная, длинными, чуть не на полмагазина, очередями. Немая сцена... Штабные у ворот, раскрыв от удивления рты, замирают библейскими соляными столбами. Вальяжные 'прокурорские' шустро прячутся за своим джипом. Во, блин, могучий инстинкт самосохранения у крысюков тыловых!

А автоматы в здании лупят просто на расплав ствола. Ё.. твою ж мать, похоже, нарвались там мужики на что-то! Причем нарвались конкретно. Как не крути, а парни в ивантеевском ГНР вполне нормальные: взрослые, толковые, да и подготовку имеют неплохую. Пересекались мы с ними в командировках в Чечне, когда нас сводным отрядом милиции, со всей области собранным, усиливали. А тут... Так стрелять могут только насмерть перепуганные люди. Именно так я сам палил когда-то, в белый свет как в копейку, в своем первом в жизни бою. Подробностей которого даже вспомнить толком не смогу — до того было мне страшно. Да что ж там случилось такого, чтоб несколько матерых взрослых мужиков ТАК перепугались?! Мля! Что я там делать собирался? Ходить вокруг, да около, удобное место выискивать? Ага, щаз! Нашел уже! Теперь, похоже, придется ломиться наугад и в очень быстром темпе.

Взводному, судя по всему, в голову приходят те же мысли, что и мне. Он бросает на подполковника такой взгляд, что у того голова просто проваливается в светло-серый кучерявый воротник пижонистой куртки.

— Ну?! — рычит на него Антон.

Господин подполковник, видимо, решил, что сейчас его будут бить, испугался, и еще сильнее втянул голову в плечи, окончательно став похожим на перепуганную черепаху.

— Слышь, клоун! — взрывается Антоха, — Командует тут кто?!

— Я... — все еще испуганно вякает голова, слегка приподнявшаяся над воротником.

— Так может, уже скомандуешь чего-нито?! Мы ж без приказа сами действовать не можем, нас прокурорские без соли схарчат потом!

— Лейтенант, сделайте что-нибудь... — растеряно блеет подполковник, еще недавно бывший таким уверенным и самодовольным. Еще бы, если что пойдет не так, погоны с его плеч как катапультой отстрелятся.

— Приказ ясен?! За мной!!! — рявкает Антон и вбегает сквозь гостеприимно распахнутые створки ворот во двор фабрики. Мы всей гурьбой, ломимся за ним этаким бронированным стадом, на бегу разделяясь на тройки и перестраиваясь в боевой порядок. От ворот проходной до фабричного корпуса метров сто. Примерно на полпути, перегораживая широкую асфальтированную площадку и залезая на газоны, стоят боком пять милицейских УАЗов. На дверях двух написано ППС, остальные три — новенькие 'Хантеры', видимо, экипажи ГНР. За ними прячутся десятка полтора вооруженных все теми же 'ксюхами' растерянных 'пепсов'* в звании от младшего сержанта до старшины, с испугом уставившихся на грязное кирпичное здание фабрики.

_____________________________________________________________________________

* "Пепс" — милиционер из подразделения ППС (патрульно-постовой службы).

_____________________________________________________________________________

— Сколько их туда вошло?! Давно?! — на бегу кричит им Тисов.

— Девять. Минут пятнадцать назад, — отвечает один из сержантов.

Подбегаем к входной двери.

— Ёп, эти уроды дверь заменили! — зло шипит Солоха.

И точно, вместо обычной деревянной двери, что была тут в прошлый наш приезд и которую мы сорвали с петель парой хороших пинков, путь нам преграждает сварная самодельная 'железяка', покрашенная черной краской. Да еще и с электронным кодовым замком. Мля! Вот он 'опыт — сын ошибок трудных'! Ай, какие шустрые и сообразительные работодатели у наших вьетнамских 'братьев меньших' оказались! Исправили, блин, обнаруженные проверкой недостатки!

— Может, не заперто? — Гумаров со всей силы дергает за сваренную из уголка ручку.

Ага, хренушки! А в корпусе автоматы продолжают молотить, словно стайка свихнувшихся швейных машинок.

— Твою ж маму!!! Да что там творится?! — не выдерживает Буров.

— Какой код замка? — ору я во всю силу легких, оборачиваясь к толпе ошалело сгрудившихся у 'Газели' штабных.

Однако, коллеги явно не в себе и, похоже, даже не понимают, чего я от них хочу. Только один из ЧОПовцев удивительно быстро соображает, что от него требуется и кричит в ответ четырехзначную комбинацию. Тыкаю пальцем по кнопкам. Парни за спиной щелкают флажками предохранителей и лязгают затворами автоматов, включают тактические фонари. Тисов, кроме того, поправляет камеру на шлеме и включает запись. Раздается тонкий противный писк — открыто. Распахиваю дверь и оглядываюсь на Антоху.

— Ну, тройками — пошли! — командует он, и мы врываемся на плохо освещенную тусклой лампочкой-'сороковкой' площадку лестницы, ведущей наверх, где автоматные очереди становятся все реже и уже начали хлопать одиночные выстрелы из ПМов.

Так, все, собрался! Все лишнее из головы — долой! Все глупые вопросы и домыслы по ситуации — тоже. Зачистка 'задумчивых' и заторможенных не любит. Зачистка — дело рефлексов, навыков и быстрой реакции. Особенно если идешь первым. А я именно первым и иду. Позади, растопырив стволы автоматов 'елкой' влево и вправо, не отставая, словно раздвоившаяся тень скользят неразлучные Буров и Солоха. На первом этаже не задерживаемся, тут нам смотреть особенно нечего, это я помню еще с прошлого визита сюда. Налево от основной лестницы — два здоровенных пустых зала, в которых раньше, видимо, тоже были цеха, а теперь — толстый слой грязи на бетонном полу и мелкий мусор по углам, только во втором стоят несколько бухт кабеля и свалены кучей в углу давно заржавевшие водопроводные трубы. Направо — 'туалэт типа сортыр' как метко подметил некогда гениальный Папанов. Несет оттуда — соответственно. Нет, первый этаж нас сейчас не интересует, все происходит на втором. Хотя, это не значит, что мы его так и бросим без внимания. А на что нам тогда замыкающая тройка? Вот пусть тылы и страхует. А нам — выше. Вообще прохождение лестниц и углов — чуть ли не самые сложные моменты любой зачистки. В других обстоятельствах мы поднимались бы медленно и осторожно, каждый держал бы свой сектор наблюдения. Сейчас свои уже наверху, причем ведут бой. Это, разумеется, не значит, что можно ломиться вверх, не глядя по сторонам, но и в скрытном передвижении нужда тоже отпала. Поэтому на второй этаж поднимаемся хоть и с оглядкой, но бегом. Снова площадка. Лестницу, ведущую на третий этаж, сходу, без какой-либо команды берет под контроль четвертая тройка, ставшая замыкающей после того, как пятая осталась прикрывать наши тылы на первом этаже. Роли в этой 'пьесе' давно расписаны, а все 'актеры', то есть мы, знаем их наизусть.

На площадке второго этажа дверь только одна, за ней, ежели меня память не подводит — галерея из четырех здоровенных залов, бывших раньше заводскими цехами. Которые теперь превращены в гибрид швейной мастерской, общежития и улья. Почти вся свободная площадь занята здоровенными раскроечными столами и малюсенькими столиками со швейными машинками. Уместиться за таким может только ребенок... Ну, или вьетнамец. В узких проходах огромными грудами лежат тюки с тканями, нитками, тесьмой, стоят ящики с пуговицами, 'кнопками', 'молниями' и прочей фурнитурой. На небольшом пятачке возле входной двери — составлены огромной кучей клетчатые сумки 'мечта оккупанта', так популярные среди 'челноков'... В них — готовая продукция. Те самые 'эксклюзивные товары из Европы', коими завалены прилавки Черкизовской, Коньковской и прочих вещевых ярмарок Москвы. А по стенам... О! Тут отдельная песня! Можно сказать — вьетнамское ноу-хау в области архитектуры! По, стенам, будто ласточкины гнезда, налеплены 'спальные места'. Попробуйте представить себе штабель из больших ящиков (примерно полтора метра ширина-высота и два — длина). Составленных у стены, один на другой, в четыре яруса до самого потолка. Представили? А теперь добавьте сдвигающуюся вбок дверцу, как у шкафа-купе на лицевой стороне. А внутри — матрас, подушку и груду тряпья, заменяющего постельное белье, маленькую лампочку в изголовье и сложенную в ногах стопку одежды. А на полу перед штабелем — стройные шеренги тапочек... Вот теперь вы знаете, как выглядят жилища вьетнамских гастарбайтеров. А еще там воняет. Нет, не так. Там ВОНЯЕТ. Все равно не то... Словами это 'амбре' не опишешь. Вы служили в армии? Попробуйте представить огромную казарму, в которой живет мотопехотный батальон полного четырехротного состава. Живет, не выходя на улицу, не стирая одежду и белье, не моясь. И в этом же помещении готовит пищу. Не особо утруждая себя мытьем посуды и выносом мусора. И живет так уже не один месяц... А теперь представьте, как там пахнет. Ничего так картинка вырисовывается, правда?!

Входная дверь, кстати, тоже новая. И тоже стальная. К счастью, без панельки с кнопками, но, судя по размерам замочной скважины, механический замок тут вполне внушительный, вскрывать такой только 'болгаркой' или пластитом взрывать. К счастью, до нас тут уже прошли и дверь вряд ли закрыта. На мгновение замираю, жду сигнала о готовности тройки, тут же получаю сзади легкий тычок в плечо — парни готовы. Ну, раз готовы, тогда, как сказал когда-то один великий человек: 'Поехали!' Нажимаю на дверную ручку и, рванув дверь на себя, вламываюсь внутрь.

Удивительное все-таки животное — человек, как много оказывается можно увидеть, услышать, почувствовать и обдумать практически мгновенно, если в этом возникает острая необходимость. Не сталкивались с таким интересным явлением? Когда действительно очень надо, мозг начинает работать быстрее любого компьютера, но как-то однобоко, что ли. То, что важно в данный момент, фиксируется и анализируется мгновенно, а вот все остальное будто отфильтровывается, остальное ты даже не замечаешь. Вот и сейчас. Вроде как бодрой рысцой бегу через цех, освещенный ярким и холодным, будто в морге, светом люминесцентных ламп, лавируя между рабочими столами, баулами, мешками и кучами тряпья, а голова работает сама по себе. Пахнет здесь как-то странно. Нет, тут и раньше розами-фиалками не благоухало. Но теперь к обычной для подобного шалмана вони застарелого пота, нестиранного белья и носок, а так же любимейшего вьетнамского лакомства, той самой, ставшей уже притчей во языцех, поджаренной маринованной селедки прибавилось кое-что еще. Ну, во-первых, тут теперь сильно воняет сгоревшим порохом, а во-вторых... Вот тут сложно... Запах очень сильный, настолько, что забивает все остальные, даже пороховую вонь и 'аромат' селедки. А вот опознать я его никак не могу: может ацетон, а может еще какая-то едкая химия. А еще тут очень сильно пахнет свежей кровью. Уж этот мерзкий, оставляющий во рту привкус меди, запах с чем-то спутать сложно. И мне это не нравится. Очень не нравится. Бегу вперед к выходу из цеха не останавливаясь и не оглядываясь. А что мне, собственно говоря, сзади высматривать? Сзади, как обычно: все три тройки, двигаясь веером, прочесывают цех. Наша — по центру, оставшиеся две — слева и справа от нас, вдоль стен.

Раньше проход из одного цеха в другой был вполне приличных размеров — грузовик в эту арку проехал бы 'не пригибаясь'. Теперь на ее месте стена из ДВП с обычной деревянной дверью. Замираю примерно в пяти метрах перед ней и, не сводя автомата с дверного проема, жду остальных. За спиной — негромкий топот нескольких пар ног: парни подтягиваются и выстраиваются позади меня и Андреев. Снова легкий тычок кулаком — готовы. Стартую с места и распахиваю дверь ударом ноги, как учили еще в армии, чуть ниже дверной ручки... Вернее — хотел распахнуть, да малость перестарался. Дверь оказалась несколько хлипче, чем ожидалось, и вместе с дверным косяком обрушилась на пол. Вбегаю в образовавшийся пролом.

Второй цех — точная копия первого: здоровый и отлично освещенный. И, прямо скажем, очень жаль, что освещенный, потому как сейчас этот огромный зал похож даже не на морг, а скорее на бойню. Тьфу, мля, гадость какая!!! Едва переступив через порог, я чуть не поскальзываюсь в гигантской луже крови, залившей все пространство перед входной дверью. Такое ощущение, что тут забили и разделали пару-тройку крупных свиней... Целое озеро кровищи...

В цеху — полный разгром: столы перевернуты, ящики со всякой мелочевкой опрокинуты, а их содержимое рассыпано по полу. И даже одна секция 'спальных мест' оторвана от стены и завалена на пол. Можно подумать, что тут банда пьяных махновцев резвилась, ни в чем себе не отказывая. Спокойно и даже как-то отстраненно фиксирую подробности окружающего меня бреда: в луже плавает разодранная в клочья одежда, тапочки, еще какой-то хлам. А, кроме того — обрывки внутренностей, ошметья мяса и даже кисть руки, то ли оторванная, или даже отгрызенная. Стены покрыты кровавыми брызгами и потеками, в нескольких местах видны размазанные отпечатки ладоней, будто кто-то пытался встать, опираясь на стену окровавленными руками, но соскальзывал. Мля, миленько так! Они тут что, живьем на части рвали кого-то?! За спиной слышу сдавленные матюги и звук, похожий на сдерживаемый рвотный позыв. Похоже, не только мне тут понравилось... Больше всего все вокруг похоже на декорации к дешевому фильму ужасов. Вот только успокаивать себя и пытаться не стоит — все равно не получится. Потому что все вокруг — реальность. Однако людей в зале нет, ни живых, ни мертвых. Только весь пол вокруг лужи истоптан следами десятков пар ног. Нахрена они все в этой луже топтались? Хороводы водили? Интересные, однако, обряды у них в Юго-Восточной Азии... Все следы, среди которых удалось различить и свежие, еще сырые отпечатки подошв армейских берец, ведут в следующий зал, за широкую двустворчатую дверь, свободно открывающуюся в обе стороны, похожую на двери салунов в вестернах, только полноценного размера. Обе створки двери тоже густо заляпаны кровавыми потеками и отпечатками ладоней. Стрельба слышна именно оттуда. Ну, значит нам туда!

Через второй зал по-тихому пробежать не получается: фанерные крышки перевернутых и разломанных столов грохочут под подошвами, мелкая фурнитура с бреньканьем разлетается из-под ног в разные стороны. Ох, не навернуться бы... О! Накаркал! Судя по смачному шлепку и тихому, шипящему: 'Кутагы!*', на пуговицах поскользнулся Гумаров. Он у нас вообще парень горячий и матершинник редкий, но ругаться предпочитает на родном языке. Мол, ежели никто не понял, так я вроде, как и не выругался.

_____________________________________________________________________________

* Кутагы — грубое ругательство на татарском языке.

_____________________________________________________________________________

Дверь в третий цех гостеприимно распахивает перед нами свои створки. Что там, по общему мнению, должен кричать бравый боец ОМОН, вламываясь в помещение? Что-то типа 'Всем лежать мордой в пол! Работает ОМОН!'? Вот даже если б хотел рявкнуть что-то подобное — не смог бы: слова в глотке застряли. А я думал, что второй цех выглядит неприятно... Да нет, оказывается со вторым все в полном порядке, подумаешь перевернутые столы, лужа крови и кучка требухи на полу. А неприятно на самом деле тут: кровищей комната заляпана чуть не до середины стен, а среди руин разнесенной в щепки мебели лежат трупы. Много трупов. Не меньше полусотни. Я столько свежеубитых людей в одном месте и в одно время с первой чеченской не видал. Но там — все ясно: дворец Дудаева брали. А тут-то что? Да и выглядят покойные, мягко говоря, не очень: их будто собаки грызли. Как в том же Грозном, когда бродячие собаки трупы наших солдат до самой весны глодали. Проход в четвертый цех — примерно четырехметровой ширины и трехметровой высоты арку, перекрывает импровизированная баррикада: поставленный на бок железный раскроечный стол. Его крышка — толстый металлический оцинкованный лист, габаритами примерно пять на два, теперь перекрывает проход, словно забор. Для прочности конструкции стол подпирают несколько крупных деревянных ящиков и два крепко потрепанных молодых парняги в порванном и забрызганном кровью сине-сером городском камуфляже, в каком обычно ходят милиционеры ГНР, в серых 'Кирасах' и с 'ксюхами' в руках. Третий, широкоплечий выбритый наголо невысокий мужик лет сорока с погонами старшего прапорщика, широко расставив ноги, стоит на уцелевшем столике со швейной машинкой и лупит поверх баррикады одиночными из автомата куда-то вглубь четвертого цеха. Упершиеся спинами в стол пацаны, увидев нас, облегченно сползают вниз и садятся на пол. Один закрывает лицо ладонями, и плечи его начинают вздрагивать. Похоже, плачет. Все с ними ясно — мальчишки совсем. Или сразу после армии, или вообще не служили, 'альтернатива', мля. Стоящий на столе стрелок опускает автомат и оборачивается к нам.

— Что тут? — слышу я у себя за спиной голос Тисова.

— Жопа! — коротко и как-то устало бросает лысый, — Патроны есть? У меня только один магазин остался.

— Я спрашиваю, что происходит? Где заложник?! Где твои люди?! Почему на связь не вышли?! С какого хера по гражданским палите?!!!

— Заложник вон, — кивок в угол.

И точно в углу, сломав туловище в невообразимой для живого человека позе, словно марионетка с оборванными ниточками, лежит пожилой мужик в таком же комбезе с огромными шевронами на рукавах, что и у ЧОПовцев на проходной. Мертв как бревно. А вот с причиной смерти непонятно: грудь вся изодрана автоматной очередью, посреди лба — пулевая отметина размером побольше, явно от девятимиллиметровой пээмовской пули, а в довесок ко всему — прогрызенная чуть не до позвоночника шея. Это как понимать-то? Любая из этих ран — смертельна, так откуда все три разом?

— Связи нету, — продолжает мужик, — станции у троих были. Мою с 'разгрузки' эти, — неопределенный взмах рукой за спину, — сорвали. А парней сожрали...

— Не понял, — в голосе Антохи слышна неуверенность.

— Мля, чего ты не понял?! — вскипает 'прапор'. — Гоблин ты, мля, тупорылый! Сожрали моих ребят! Живьем сожрали!! Голыми, млядь, зубами!!! Думаешь, я псих?! Сам погляди!!!

Прапорщик еще раз машет рукой в сторону завала у себя за спиной, резко отворачивается и, на ходу меняя магазин в своем АКСУ, возвращается назад к баррикаде, из-за которой слышен в наступившей тишине какой-то очень мерзкий, но знакомый звук. Где ж я его уже слышал? Мать твою! Точно! Сам ведь только что Грозный зимой 95-го вспоминал... Именно с этим звуком бродячие грозненские псы жрали трупы наших пацанов. Запрыгиваю на стол, с которого только что стрелял по кому-то лысый 'прапор' и заглядываю через край столешницы... Не знаю, сколько я разглядывал открывшуюся мне картину, скорее всего несколько секунд, но показалось — что гораздо дольше. Спрыгиваю со стола и чуть не падаю на бок: ноги ватные. А я то, дурень, думал, что испугать чем-либо после Чечни меня уже не получится. Ошибочка вышла...

— Антоша, — каким-то уж слишком спокойным голосом зову я Тисова, — Сними это все, а то ведь нам снаружи хрен кто поверит.

Сам отхожу на пару шагов в сторону, и сильнейший рвотный спазм буквально скручивает меня в коромысло. Эк, тебя, герой двух чеченских войн, сплющило... Совсем растерявшийся от происходящего Антон, не споря, лезет на стол. Я вижу, как его отшатывает назад и как расширяются у него глаза. Что, командир, и на тебя впечатление произвело? Нервишки и желудок у взводного явно покрепче, чем у меня. Он отцепляет камеру от шлема и начинает съемку с рук. Все верно, картинка должна быть предельно четкой и крупной, иначе нам действительно никто не поверит. Потому что не сможет поверить нормальный человек в рассказ о том, что в самом центре Московской области, в здании самой обычной фабрики бродят по цеху несколько сотен оживших мертвецов. Почему я решил, что это мертвецы? Да потому что не может человек, с выпущенными наружу кишками, не спеша прогуливаться по комнате, периодически об эти самые кишки запинаясь. И разодранная сонная артерия тоже особо жизни не способствует. И при обглоданной до кости руке человек должен истечь кровью очень быстро, причем, судя по состоянию одежды, он ею и истек. Но это вовсе не помешало ему встать. И их глаза... Не может быть таких глаз у живого человека. Даже у обдолбанного самой сильной наркотой. Даже у пьяного, что называется, в мясо. Такими глазами может смотреть на окружающий мир какая-нибудь вырвавшаяся из ада потусторонняя тварь. Такими глазами может смотреть получившая тело смерть. И даже это не было самым страшным. Трупы не просто бродили по цеху. Они ЖРАЛИ. Сквозь толпу видно было плохо, но, тем не менее, можно было разглядеть 'островки' согнутых спин и дергающихся в такт работе челюстей голов. И звук раздираемого зубами сырого мяса... Его ни с чем нельзя спутать.

Оглядываюсь по сторонам. Все наши уже успели залезть на обломки мебели и заглянуть за баррикаду. Кое-кто так и замер, словно завороженный жутким зрелищем, не в силах отвести от него глаз. Кто-то последовал моему примеру и выплеснул на пол остатки завтрака и обеда. Антон продолжает съемку. Я достаю из нагрудного кармана 'разгрузки' 'Кенвуд', и подхожу к прапорщику.

— На каком канале работаете?

— На третьем

— Ясно, — щелкаю настройкой частот, — На связи группа ОМОН. Заложник мертв. У ГНР шесть 'двухсотых'. Мы выходим. Конец связи.

Сказав все это, я снова переключаю станцию на нашу частоту. Сейчас начнется свистопляска в эфире: что, как, почему? А что тут скажешь? Тут показывать надо...

— Пятеро, — непонятно к чему говорит прапорщик.

— Что пятеро? — переспрашиваю я.

— 'Двухсотых', говорю, пятеро. Ты как думаешь, какого рожна мы отсюда не свалили еще? У нас там, в цеху, человек остался. Их когда в сторону от двери толпой оттерло, он успел на стеллаж залезть. Надо его оттуда вытащить...

По глазам мужика вижу, что если мы откажемся помочь, он пойдет спасать своего подчиненного один. Прямо как есть, с единственным магазином в автомате.

Легонько толкаю кулаком в бедро Антона, все еще стоящего на столе и продолжающего снимающего на камеру упырей, задираю голову и вопросительно смотрю на него. Давай, товарищ лейтенант, решай. Кроме тебя тут приказы отдавать некому.

— Слышу, не глухой, — бурчит он, спрыгивая со стола и цепляя камеру назад на шлем. — Он вообще жив еще, боец твой?

— Гена, ты там как, живой?! — кричит прапорщик в сторону цеха.

— Да вроде дышу пока, — доносится оттуда тихий голос. Странный какой-то, будто с полным ртом непрожеванной еды говорит, или язык плохо ворочается, как после наркоза у стоматолога.

— А чувствуешь себя как? — это уже Тисов.

— Фигово чувствую... Они мне предплечье сильно погрызли, и кусок щеки откусили. Я на руку жгут наложил, а вот чего с рожей делать... Кровь не останавливается. И больно — звиздец.

— Ты, Гена, потерпи чутка, мы сейчас чего-нито придумаем, и вытаскивать тебя будем. Постарайся поверху поближе к двери перебраться. Только аккуратно, вниз не гробанись. Тебя как зовут? — это он уже лысому старшему прапорщику.

— Владимир.

— Антон. Ну, будем знакомы.

Диалог вдруг прерывается гулкими ударами с обратной стороны баррикады, будто кто-то там начал колотить кулаками в столешницу. Хотя, известно кто, упыри. Два молодых ГНРовца, как по команде, вскакивают с пола и всем телом наваливаются на стол. Наши, сообразив, что к чему, дружно бросаются на помощь. Понятное дело, никому не охота, чтоб эти твари стол отодвинули и к нам 'на огонек' заглянули.

— Оживились, суки, — зло ощерился 'прапор'. — Они, похоже, совсем тупые: нападают только когда видят или слышат. Пока мы тихо за этой стенкой сидели, они на нас и не реагировали. Поначалу, когда мы только стол перевернули, поколотились, а потом затихли. А теперь вот голоса услышали и опять ломятся.

— Джаляб*, да задолбали вы уже, уроды! — не выдерживает Тимур и, вскочив на стол, всаживает за баррикаду три коротких очереди из своего 'Штурма'. — Не понял...

_____________________________________________________________________________

* Джаляб — еще одно грубое ругательство на татарском языке.

_____________________________________________________________________________

— Побереги патроны, парень, — говорит ему прапорщик Вова, — они только на попадание в башку реагируют, когда мозги на стенку, все остальное им пофигу. И стреляй лучше одиночными. Или у тебя боекомплект бесконечный?

Гумаров щелкает предохранителем переводя автомат на стрельбу одиночными и плотнее вжимает откидной приклад в плечо, стараясь прицелиться поточнее. Пять негромких хлопков выстрелов, бряканье гильз полу. Удары в столешницу прекращаются. Похоже, наш бравый татарин угомонил самых сообразительных упырей.

— Другое дело! — довольный собою Тимур слезает со стола.

— Так, ладно, Володя, что имеем по этим тварям? — спрашивает Тисов.

— Так, — лысый прапорщик, задумавшись, морщит широкий лоб. — Короче, боли эти твари не чувствуют — факт. Ни на какие повреждения кроме выстрела в голову не реагируют. Тупые они страшно, вон, за Генкой вверх по стеллажам ни один полезть не сообразил, только внизу толпой собрались, и не очень быстрые. Цепкие, правда, как бультерьеры, если за одежду или руку-ногу ухватил — не оторвешь. И сразу грызть начинают. Да, еще, как дорвутся до жратвы — ни на что больше не реагируют, мы только благодаря этому тут и закрепились. Вроде все.

— Уже не мало. Так, парни, подтащите-ка к завалу какую-нито мебель, чтоб на ней всем в ряд встать можно было. Вот, кстати, вполне подойдет, — Антоха тычет пальцем в ряд стоящих у дальней стены, а потому не сильно поломанных столов. — Гена, ты где там?

— Тут я, — голос из четвертого цеха слышен теперь гораздо лучше.

Запрыгнув на многострадальный столик, выглядываю через край столешницы-стены, стараясь не глядеть на толпу мертвецов. Мля, не по себе мне от них, гадкое зрелище, аж передергивает. Подумать только, ведь фильмы ужасов Ромеро про зомби мне всегда нравились. А вот 'о-натюрель' эти самые зомби ничего кроме омерзения не вызывают. Почти сразу замечаю светловолосого и смертельно бледного парня в сильно запачканном кровью городском камуфляже на самом краю верхней полки высокого металлического стеллажа. Вид у него, и впрямь, жутковатый. Сквозь сильно кровоточащую рану на лице видны зубы и кость скулы. И еще одно плохо: от стеллажа до входа в цех и нашей баррикады еще метров двадцать. И целая толпа мертвяков.

— Гена, — подаю я голос, — если мы тебе дорогу расчистим, ты до нас добежать и через стенку перелезть сможешь?

— Добежать, наверное, смогу. А вот перелезть — это вряд ли. Фигово мне очень: башка кружится и тошнит.

— Так, тогда вы двое — Антон тычет пальцем в ГНРовцев, сходу меняя план действий, — и ты Тимур, ты у нас лось здоровый, по моей команде готовитесь отодвинуть столешницу. Как только парень вбегает, хватаете его в охапку и бежите на выход. Все остальные валят на той стороне всех упырей, что находятся рядом со стеллажом и тоже сваливают, сразу после тех, кто выносит раненого. Боря и оба Андрюхи — на вас прикрытие отхода. Вы патроны малость экономьте, чтоб хватило. И по 'Зорьке' приготовьте, а лучше — по две. Упыри, они хоть и дохлые, но, похоже, не глухие и не слепые, так что — им должно понравиться. Какие-нито вопросы есть?

Какие уж тут вопросы. Выстраиваемся рядочком на подтащенных поближе к баррикаде столах, Дружно щелкаем предохранителями, переводя автоматы на одиночный огонь. Тимур что-то втолковывает ГНРовцам, они кивают и берутся за ножки раскроечного стола. Сам Тимур встает между двумя здоровыми ящиками. Ага, понятно, по команде наш татарский богатырь отодвинет в сторону ящики, а эти двое оттащат внутрь освободившийся край столешницы. Сам я, вдобавок ко всему, открываю два гранатных кармашка и разгибаю усики на 'Зорьках'. Оба Андрея делают то же самое. Да, мы в курсе, что так делать нельзя. Но, как известно, когда нельзя, но очень нужно — то можно.

— Ну, что, готовы? — взводный обводит взглядом нашу короткую шеренгу. — Гена, готов?

— Да.

— Тогда огонь!

Ой, мля, какое ж все-таки счастье, что у половины наших в руках не 'семьдесят четвертые', а бесшумные 9А-91! Если б 'калаши' были у всех, так мы, наверное, на целую неделю бы оглохли. А так — дня на четыре, не больше. Несмотря на плотно сидящую на голове 'Маску', выстрелы бьют по барабанным перепонкам со страшной силой. Каково сейчас 'прапору' Вове и его подчиненным, у которых вообще шлемов нет, даже думать не хочется.

Нет, все-таки сосредоточенный огонь — страшная штука. В девять стволов мы буквально выметаем покойников с небольшой площадки между стеллажом и баррикадой. Гена оказывается парнем сообразительным и без всякой команды, но удивительно вовремя кулем валится с верхней полки на пол. Фу, приземлился на ноги! Немного шатаясь и оскальзываясь, он довольно шустрым рывком пробегает по груде тел к выходу из цеха.

— Давай!!! — орет во всю глотку Тисов.

Тимур буквально отшвыривает от завала ящики, ГНРовцы сдвигают стол и Гена, вбежав за завал, просто оседает у них на руках. Похоже, пацан все оставшиеся силы вложил в самую важную в своей жизни пробежку. Парни, подхватив товарища, пулей рванули в сторону выхода. Я кивнул Бутову и Солохе и мы втроем спрыгнули со столов и встали перед дырой в баррикаде, меняя магазины.

— Антон, зеленый!!!

— Понял, все на выход!

Стрельба тут же прекратилась и все дружно ломанулись вон из цеха. Что там Вова сказал: 'Не быстрые'? Что-то не похоже! Первые трое упырей, с измазанными кровью мордами (язык не поворачивается назвать это лицами), были вполне себе шустрыми. Нет, помедленнее людей, конечно, но не намного. Однако пуля все равно быстрее и все трое мешками рушатся на пол, даже не успев отойти от завала. А вот четвертый, жирный и неповоротливый, здорово объеденный с обоих боков, с синюшной, оплывшей, но чистой рожей, оказался действительно тормозом, мало того, что сам в проходе застрял, так еще и остальным дорогу перекрыл.

— Отходим! — командую я и мои неразлучные 'тени' срываются с мест. Я продолжаю держать брешь в завале и ворочающегося в ней мертвяка.

— Зеленый! — слышу из-за спины голос Бурова. Отлично, до дверей парни добежали и теперь готовы прикрыть меня. С ускорением, будто на стометровке, бегу к выходу, вытаскивая на ходу гранаты из кармашков разгрузки. У 'салунных' дверей притормаживаю и бросаю себе за спину обе 'Зорьки', Андреи делают то же самое и шесть черно-белых пластмассовых 'мячиков' улетают под ноги лезущим из прохода мертвякам.

А мы уже пробираемся через рухнувшие поперек дороги 'спальные места' во втором цеху. М-да, если б мы уже не оглохли от стрельбы чуть раньше, нам наверняка пришлось бы не сладко. Взрыв шести 'Зорек' разом — нифига не фунт изюма! Надеюсь, на зомби это произвело хоть какое-то впечатление. Уже почти на выходе из цеха, пропустив напарников вперед, я зачем-то оборачиваюсь. Мля, ведь недаром говорят: любопытство сгубило кошку! Глядя на болтающиеся туда-сюда створки двери в третий цех, сквозь которые отлично видно слепо тыкающихся друг в друга, стены и мебель мертвецов, я чувствую, как ноги заскользили по мерзкой кровавой каше под ногами. Мотая руками, и совершая нелепейшие па, пытаюсь сохранить равновесие, но понимаю — бесполезно. Сейчас я просто искупаюсь в этом болоте из крови и кишок. Но в последний момент, едва не соскользнув, чья-то рука ловит меня за плечевую лямку бронежилета. Оборачиваюсь. На меня в упор смотрит Лешка Рыбалкин. Фу, блин, кабан здоровый, так за 'броник' дернул, что чуть плечо не вывихнул. Хотя, вывихнутое плечо куда лучше купания в этой мерзости под ногами.

— Ну, че, танцор диско, обосрался небось? Должен будешь!

— Да не вопрос, с меня пиво. Спасибо, Лех!

Самыми последними вдвоем вываливаемся на лестничную клетку. Стальная дверь за спиной клацает 'язычком' замка. Вопрошающие взгляды ребят из тройки, блокировавшей лестницу на третий этаж, все дружно игнорируют. Да уж, наверное, не сильно весело им тут было стоять пальбу и взрывы слушать... Но сейчас есть проблемы поважнее, чем введение их в курс дела.

— Володя, ключ от двери у тебя?

— Мля! — старший прапорщик растерян и раздосадован. — Нет, он у одного из наших был. Которого...

М-да, можно не заканчивать. Ой, как хреново! Замок-то, хоть и здоровенный, но простенький. Если на ключ не закрыто, достаточно просто на дверную ручку нажать, дверь и распахнется. Причем — наружу. Ситуация...

Решение находит все тот же Рыбалкин. Встав к стене слева от двери, могучим ударом ноги он сшибает рукоять дверной ручки, а оставшийся в замке стержень со второй рукояткой просто проталкивает мизинцем внутрь и она довольно громко звякает по бетонному полу.

— Все, всем на выход. Блин, да несите ж вы его по-человечески, уроните! — это Антон ГНРовцам, что несут Гену. — Под колени его подхватите с двух сторон, чтоб он на ваших предплечьях сидел, а он вас за плечи обнимет. И бегом к 'скорой'. Эй, внизу! Двери открывайте! Мы раненого несем.

Дружной организованной толпой вываливаем из корпуса во двор. На улице ощутимо стемнело, скоро шесть как-никак, еще часа полтора-два так и совсем темно будет. Блин, как же хорошо, что вся эта погань в цехах заблокирована. А то от одной мысли о возможном 'контакте' с толпой зомби на улице, да еще в сумерках, как-то нехорошо делается.

За заслоном из УАЗов — толпа. Похоже, все, кого мы видели возле проходной, сбежались во двор, поглазеть на нас. Мля, все им интересно, маленьким! Коли такие любознательные, так чего ж с нами в корпус не пошли?! Вот там и нагляделись бы до блевоты.

— Леха, — ищу я взглядом Рыбалкина. — Слетай до 'перехватчиков', У них там на 'торпеде' ноутбуки... Они вообще-то для просмотра баз данных, но 'Винда'-то стоит. А значит, 'Винамп' или 'Медиа Плейер' есть. Сейчас Антоха тут видеопросмотр устраивать будет.

— А ты?

— А я пойду, помогу Гену к 'скорой' отнести, а то эта детвора его точно уронит. Понаберут, блин, детей по объявлению, а они восемьдесят кило вдвоем унести не могут!

Вообще, я конечно, не прав. После увиденного и пережитого даже у меня некоторая слабость в коленках присутствует, чего уж с пацанов взять. В истерику не впали — и то хорошо. А эти, вдобавок, еще и сами отбились, оборону толково заняли и товарища не бросили. Вообще красавчики. Правда, есть у меня подозрение, что не будь с ними 'прапора' Вовы, так та свора наверху сейчас их косточками хрустела бы... Но это заслуги парней не умаляет. Когда вокруг полный звиздец, даже просто приказы толково выполнять, и то не всякий сможет.

Догоняю еле плетущихся по двору ГНРовцев. Один вроде ничего, крепенький, а вот второй уже ощутимо устал, покраснел, да и дышит тяжело. Того и гляди, сам рухнет. Придерживаю его за плечо.

— Давай подменю, упрел ведь.

— Спасибо, — пацан с видимым облегчением уступает мне свое место.

Пока мы несем почти бессознательного Генку к предусмотрительно въехавшей во двор и вставшей рядом с УАЗами 'скорой', Тисов и Володя уже подошли к милицейской 'Газели' и что-то объясняют подполковнику и собравшимся рядом с ним штабным. Ню-ню, представляю, как вытянутся у их рожи минут через пять, когда Рыбалкин от ДПСовских 'Субар' ноутбук притащит. Ладно, господа, это ваши командирские разборки, а нам, 'маленьким людям', там делать нечего. Как говорил один киношный персонаж: 'Подальше от начальства, поближе к кухне'.

Из салона 'Скорой помощи', нам навстречу, выбирается миловидная миниатюрная женщина, лет сорока-сорока пяти в коротком пуховике, накинутом поверх синего медицинского костюма. Она же открывает перед нами боковую дверь.

— Давайте сюда. Что с ним? Огнестрельное?

— Нет, искусали. Предплечье левой руки обгрызли почти до кости, и лицо... Впрочем, вы и сами видите.

— Животные?

— Хуже. Я сейчас кое-что странное скажу, а вы мне просто поверьте пока на слово. Ну, хотя бы постарайтесь поверить. Доказательства у нас есть, вон у штабной машины их сейчас нашему начальству демонстрировать будут... Короче, его искусали ожившие мертвецы.

В глазах женщины я уже читаю свой диагноз. Но она молчит. М-да, тактичная тетка. Я на ее месте уже высказал бы все вслух. И сомневаюсь, что в цензурной форме.

— Послушайте, я знаю, что выгляжу полным кретином. Но при этом говорю чистую правду. Помогите мальчишке, а о подтверждении моих слов потом поговорим, ладно? А пока сделаем вид, что его покусала чумная или бешеная собака.

— Хорошо, — спокойно говорит женщина и начинает доставать из своего чемоданчика какие-то ампулы, упаковку одноразовы шприцов и еще что-то медицинское, в чем я все равно разбираюсь хуже, чем порося в апельсинах.

А я наклоняюсь к сидящему в салоне 'Газели' Гене.

— Ну, что, боец, ты как?

— Погано.

— Ничего, сейчас медицина тебя подлатает, и будешь как новенький. Держись.

Хлопнув его по плечу, я направляюсь к проходной, где вокруг одной из 'пятнадцатых' собралась немаленькая толпа. И я даже догадываюсь, на что ни там уставились. И уже отойдя от машины на несколько шагов, слышу за спиной тихий шепот Гены: 'Господи, я живой... Хорошо-то как...'

Иду в сторону толпы, собравшейся возле УВДшной 'Газели' и прижавшейся к ней вплотную 'пятнашки', а самого никак не отпускает какая-то до конца не оформившаяся мысль. Знаете, как это бывает? Вроде как почти понял что-то, но именно почти. Вертится в голове неясной тенью идея, а вот ухватить ее за хвост и по полочкам разложить — никак не выходит. И состояние это меня здорово угнетает. Потому как все догадки хороши вовремя. Как говорил дедушка Ленин: 'Пгомедление — агхипгеступно!'

Ого! Это что у них там за кутерьма такая? Я пока еще далеко и слов не слышу, но чтоб эту 'пантомиму' разгадать, экстрасенсом быть не нужно. Все и так видно невооруженным глазом: надувшийся будто индюк 'подпол' и бордовый от ярости 'прапор'. А между ними, непоколебимой стеной, не позволяющей пустить в ход кулаки — лейтенант Тисов собственной персоной. Ну да, история старая как мир: если начальник не хочет отвечать за свои ошибки сам, ему надо найти 'козла отпущения'. И наш бравый 'зам. начальника УВД по не пойми чему' решил, что старший прапорщик Вова — вполне подходящая кандидатура на эту роль. А вот Вова, видимо, резко против. Ню-ню, интересно, чем же это кончится?

Хочу подойти поближе, но меня останавливает беззвучное, но настойчивое вибрирование мобильного телефона, лежащего в нарукавном кармане 'горки'. Достаю свою старенькую 'Нокию'. На экране высвечивается абонент 'ДЧ'. Вообще, во время спецопераций 'дежурка' нас старается не беспокоить. И если звонят — значит по действительно серьезному поводу. Беру трубку. А дальше остается только слушать.

А возле милицейской 'Газели' страсти все накаляются. Тональность диалога между подполковником и Вовой повысилась, и теперь до меня долетают отдельные слова и обрывки фраз. Причем, если Вова в основном матерится, то со стороны полковника слышны звучащие приговором: 'вопиющая некомпетентность', 'преступная самонадеянность', 'подставил под удар', 'допустил потери'... Я не понял, он что, к самому себе обращается? Нет, похоже, он и впрямь решил попытаться выставить старшего прапорщика крайним. И что самое поганое, если он со 'сладкой парочкой' из прокуратуры 'вась-вась', а это, скорее всего так и есть, то все вполне может получиться. Вернее — могло. Потому что слова, которые я сейчас слышу в трубке мобильного, здорово меняют всю ситуацию. Говорю дежурному, что я все понял и быстрым шагом направляюсь к спорящим.

— Да ты что, млядь, тормоз? Неужели не понимаешь, что будет, если они оттуда вырвутся?! — орет в лицо 'подполу' осатаневший Володя. — Они ж за три минуты пятерых подготовленных вооруженных мужиков угробили! Да это кубло огнеметами выжигать надо!!!

Но снова вошедшему 'в образ' подполковнику слова подчиненного не интересны. У него, как и у всех подобных идиотов, есть свое собственное (оно же единственно верное) мнение по любому поводу. Он оборачивается к стоящему рядом капитану.

— Прапорщик, видимо, не в себе. Заберите у него оружие, пока он дел не наворотил, и изолируйте. А Вы, товарищ старший прапорщик, — эти слова он, этак брезгливо, почти выплевывает через нижнюю губу, — даже не надейтесь, что все это Вам сойдет с рук. Ответите за все!

— Ах, ты ж, сука!!!

Не знаю, каким из единоборств конкретно занимался Вова, но правый хук в челюсть у него поставлен великолепно. Антон, и тот не уследил. А 'подпол', потеряв свою шикарную фуражку, кувыркнулся в грязь. Судя по рывку Володи, он еще и несколько раз ногой хотел добавить, но тут уж не оплошал Антон. Он перехватил прапорщика буквально 'на лету' и, оттащив в сторону, начал ему что-то втолковывать. Успокоить пытается, похоже. Из грязной лужи встает, держась обеими руками за челюсть, пошатывающийся подполковник.

— Он напал на старшего офицера! Вы все свидетели! Задержать его! Ты у меня на нарах сгниешь, сволочь!

Он, видимо, хотел добавить что то еще, но не успел. Потому что ему в солнечное сплетение коротко, почти без замаха, но очень сильно врезается приклад моего автомата. Да, впервые после армии я пожалел, что в руках у меня именно АКС, а не старого образца АК-74. Увесистым, деревянным с металлическим затыльником, прикладом 'весла' бить куда сподручнее! Хотя, при умении, можно и складной 'рамкой' АКСа обойтись...

Из господина подполковника, будто разом весь воздух откачали. С тихим скулежом он снова рухнул в ту же лужу, из которой только что встал, упал на бок и засучил ногами. Нет, ну до чего ж красиво получилось, а! Всю жизнь о подобной минуте мечтал. Не прошло, видно, еще время ужасных чудес!

— Захлопни пасть, погань, — спокойно, без эмоций говорю я ему, а потом обвожу взглядом толпу вокруг. — Только что до меня дозвонились из дежурной части нашего Отряда. Да, Антон, телефон лучше не совсем отключать, а в виброрежим переводить... Так вот, из Москвы ОЧЕНЬ хреновые новости. В вашу 'дежурку' тоже наверняка вот-вот позвонят, а может уже отзвонились... То что тут произошло, — я киваю на застывший на мониторе ноутбука, стоящего на капоте 'пятнадцатой', стоп-кадр с взятыми крупным планом оскаленными мордами упырей, происходит сейчас по всей столице. Причем происходит в массовом порядке. Это эпидемия. Источник заразы — не установлен, способы передачи от человека к человеку — устанавливаются. В самой Москве введено чрезвычайное положение. О самой эпидемии уже сообщили в экстренных выпусках новостей по всем телеканалам и на радио. В город в ближайшие часы будут введены подразделения внутренних войск и армии: милиция сама не справляется. Из Министерства в ГУВД пришел четкий и однозначный приказ: уничтожать инфицированных любым доступным способом и не допускать их контакта с нормальными людьми. Нам же приказано как можно быстрее закругляться здесь и возвращаться на базу. Вопросы есть?

Вопросов, похоже, не было. То есть, они, разумеется, появятся, но попозже. А пока, как говорится — 'звезда в шоке'...

Я снова смотрю на монитор ноутбука, что-то там меня зацепило. Вот только что? Млядь!!! Вот оно!!! Позади закрывающих почти весь экран оскаленных пастей и безумных мертвых глаз я замечаю у стены сильно обглоданное, но стоящее на ногах тело. И меня прошибает холодный пот: с тела клочьями свисают окровавленные обрывки сине-серого милицейского камуфляжа. Теперь все встает на свои места, словно кусочки головоломки. Вот и не верь после этого фильмам ужасов и детским страшилкам! Каждый, кого зомби грызли, или просто покусали, сам становится таким же. Причем становится очень быстро. Буквально за несколько минут, как этот... как эта тварь, совсем недавно бывшая милиционером ивантеевскогй ГНР. Но если все так, то... Млядь! Гена!!!

Резко разворачиваюсь, что бы бежать вслед за 'Скорой помощью', но обнаруживаю ее стоящей на прежнем месте. Правда, боковая дверь находится с противоположной стороны, и что творится в салоне — мне не видно. А вот миниатюрная врачиха стоит прямо у меня за спиной

— Умер ваш мальчик, — грустно и растеряно говорит она. — Я просто не могу понять, почему. Крови потерял не так уж много, признаков шока не было. Он просто закрыл глаза и перестал дышать...

— Стойте тут, — говорю я ей и бросаюсь к 'скорой'.

Твою мать! Неужели опоздал?! Из-за 'Газели' раздается протяжный истошный вопль. Кто-то кричит тоскливо и страшно, будто раненный заяц. Не слыхали, как кричат зайцы? Ваше счастье! Они кричат, будто ты в маленького ребенка заряд дроби всадил. Я этот крик слышал только один раз, на своей первой и последней в жизни охоте.

На полной скорости выскакиваю из-за 'скорой'. Мля, приехали! Картина маслом: Гена спиной ко мне неподвижно замер возле боковой двери, водитель 'скорой', сидя в грязи на заднице, отползает от него, отталкиваясь руками и ногами. Судя по прилипшей к нижней губе сигарете, он вылез из машины покурить. Повезло. А буквально в нескольких метрах стоит один из 'прокурорских' и, выпучив от ужаса глаза, орет благим матом. И чего ты, здесь забыл, мля? На труп зашел полюбоваться? М-да, а вот теперь труп тобою любуется.

— Генка, не трогай его! На меня гляди!!! — я уже понял, что того светловолосого парнишки, которого я на себе тащил к врачам, больше нет. Но выстрелить ему в затылок все равно не мог.

Гена, медленно оборачивается. Сомнений нет: в его жутких, будто затянутых белесой пленкой, глазах уже не осталось ничего человеческого. Я поднимаю автомат, но прицелиться не успеваю, на газоотводную трубку ложится, пригибая ствол вниз, чья-то ладонь.

— Не стреляй, — тихо говорит мне Володя, — это мой подчиненный...

Упырь, тихо заскулил, и шатающейся походкой двинулся на нас. Володя с каменным лицом вскинул к плечу свою 'ксюху' и почти в упор выстрелил ему в лоб. Фонтан крови выплеснулся у зомби из затылка, и его тело лицом вниз рухнуло нам под ноги.

— Последним патроном... — Вова отстегивает магазин от автомата и показывает мне пустую горловину. — Как чувствовал...

— Живой? — спрашиваю у ошалело таращащегося на труп 'прокурорского'.

— А... ва... ава... — бессвязно буровит тот, не отрывая перепуганного взгляда от трупа, а вниз по штанине его дорогих брюк стремительно растекается мокрое пятно. Тьфу, мля! Ладно, живой, и то хорошо.

— А ты как? — это я уже водителю 'скорой'. — Тебя не укусил?

— Не, — водитель уже встал на ноги, но коленки его здорово потряхивает нервной дрожью, да и голос твердым не назовешь. — Нормально все. Я на улице стоял. Покурить хотел.

Возвращаемся к толпе возле милицейской 'Газели'. Подполковник тихонечко сидит на капоте 'пятнашки' рядом с ноутбуком, отходит. А вот Антон, похоже, уже перезвонил в 'дежурку', выяснил, что я не сошел с ума и дела обстоят именно так, как я и сказал, и развил кипучую деятельность.

— Значит так, сейчас вы трое, — он тычет пальцем в трех 'оперов', стоящих ближе всего к нему, — начинаете искать по двору стеклянные бутылки. Водочные, пивные, да хоть лимонадные. Нужно не меньше двух десятков. Ты, — кивок на того капитана, что чуть не арестовал Володю, — берешь пару человек на прикрытие и топаешь в дальнее крыло корпуса, там, в прошлый наш приезд на первом этаже мебельная бригада трудилась, а сейчас — закрыто. Возьмете там кусок обивочной ткани и какого-нито лака или олифы банку. Все, погнали, времени мало.

— Зачем это все? — спрашивает капитан.

— Зажигательную смесь будем делать. Про 'коктейль Молотова', слышал? Вот, почти такой же. Внутрь туда лезть — чистое самоубийство. А вот таких 'стекляшек' в окна накидаем, и кирдык. Там же все полыхнет синим пламенем: деревяшки, тряпки... Гореть будет до утра.

— Еще одно, — громко говорю я, — искусанный упырями парень умер, а потом превратился в такую же мертвую мерзость, как и те, наверху. А значит, любой, кто даст себя укусить, очень скоро умрет, а потом восстанет, чтоб жрать всех вокруг. Это понятно? Будьте предельно осторожны.

Кто-то из местных дозвонился в Ивантеевское УВД и долго слушал последние новости, страшно при этом матерясь, а потом передал трубку грязному и сникшему 'подполу'. Тот, похоже, попытался нас 'вложить' своему начальнику, но не преуспел. Уж не знаю, что ему там сказали, но после окончания разговора он совсем поник и спрятался в 'Газель'. Прокурорские тоже куда-то звонили, а потом серыми (хотя нет, скорее уж черными) мышами скользнули в свой джип и укатили. Стираться, наверное. Как бы то ни было, все прониклись серьезностью положения и работали на совесть.

На наше счастье, больше нигде на территории фабрики зомби не оказалось. Мебельный цех вскрыли, сбив навесной замок прикладом, а 'опера' насобирали по кустам вдоль забора целую батарею разной стеклотары. Намешали в бутылках найденную в мебельном олифу с бензином, слитым понемногу со всех машин, заткнули горлышки фитилями из грубой, похожей на мешковину, ткани для обивки кресел и диванов изнутри. Потом дружно выставляли короткими очередями стекла и 'светомаскировочные' фанерные заслонки в окнах. В нескольких чертовы деревяшки все же удержались, но и тех, что мы 'вскрыли' было вполне достаточно. И когда Антон приготовился кидать наши 'напалмовые бомбы', вдруг внезапно 'очнулся' тихо сидевший до этого подполковник:

— Вы хоть соображаете, во сколько обойдется ваша выходка? Там же имущества на сотни тысяч, да плюс стоимость самого здания...

— Мля, счет мне вышли! — ухмыляюсь я. — Ты что, совсем дебил? У тебя тут в десяти-пятнадцати минутах ходьбы — две школы, четыре детских сада, и две больницы — центральная городская и детская! И роддом! Ты представляешь, что будет, если вся эта стая вдруг из заводского корпуса выберется?! Тебе что, пальбы на всех углах, как в Москве, не хватает?! Короче, заглохни, пока я тебе не добавил.

А потом Антоха спокойно, словно на тренировке, метал бутылки с подожженными фитилями в окна. Юношеское увлечение толканием ядра даром не прошло, всего две бутылки не попали в оконные проемы и по кирпичной стене вниз потекли огненные ручьи. Остальные благополучно пролетели внутрь и уже через пару минут сквозь темные окна заблаговременно обесточенного нами корпуса стали видны яркие сполохи занимающегося пожара.

— Володя, — зовет Антон старшего прапорщика, — ты проследи за тем, чтоб тут группа для наблюдения осталась. Мало ли что. И пожарных не подпускайте. Корпус на отшибе стоит, пожар с него дальше не перекинется. А нам пора.

— Сделаю. Не глупый, понимаю. Удачи.

— И тебе тоже.

Жмем друг другу руки и расходимся. Я уже почти вошел в автобус, когда увидел все еще сидящих в будке-проходной охранников. Стоп! Была ведь одна мыслишка... Поворачиваю назад. Захожу в будку и подхожу к ЧОПовцам:

— Короче, мужики, сами видите, что творится, поэтому давайте начистоту: что еще происходило ночью. До того, как под утро шум в корпусе поднялся?

Охранники неуверенно переглядываются. Им явно есть что сказать, но они не решаются. Наконец один, тот, что кричал мне код входной двери, собирается с духом:

— Здесь Юра Пак был. Он каждый вечер на своей 'буханке' десяток вьетнамцев куда-то увозит, а потом к утру возвращает. Куда, мы не знаем. Вроде, в Москву куда-то. А тут вернулся назад раньше, чем обычно. Одного узкоглазого они чуть не волоком тащили, ему плохо было. Он у нас тут прямо на проходной блеванул, меня еще Степаныч... ну... — охраннику явно не по себе оттого, что старшего смены, о котором он мне говорит, уже нет в живых. — В общем, я потом тут полы мыл.

— Это понятно, а что за Юра и куда он делся?

— Ну, Юра, он... Он как бы бригадир у вьетнамцев. Он продукты им привозит, ткани и все остальное. Товар готовый увозит.

— Хозяин что ли?

— Нет, хозяин человек серьезный, а Юра, он так...

— Ясно, 'шестерка' хозяйская. Так и что с ним стало?

— Да ничего. Узкопленочных отвел, двери закрыл, нам ключи сдал и домой поехал. А может — бухать. Он до этого дела любитель... А где-то через час 'вьеты' бузить начали. Но мы внимания не обратили, у них там иногда бывало...

— А когда он уходил, ничего подозрительного не заметили?

— Нет, вроде. Нормальный был, даже поржал немного, мол, нифига вьетнамцы пить не умеют. Стопку водки тяпнут и травятся так, что ходить потом не могут.

М-да, одним словом ясно, что ничего не понятно... Юра Пак, значит... Ладно... Я вышел из караулки и пошел к автобусу. А за моей спиной все ярче разгорался пожар, и рвались в небо из окон языки пламени.

Интермедия первая. Юра Пак.

Если бы лет двадцать назад кто-нибудь обозвал Юру Пака бандитом, он бы не обиделся. Скорее, наоборот, с гордым видом подтвердил бы правоту обозвавшего. Потому что был Юра Пак не кем-нибудь, а доверенным лицом, можно сказать, 'ординарцем для особых поручений' у самого Пети Жмыха, державшего под собой всю Ивантеевку. Да вот беда — не было таких. Как Юра не старался, как не культивировал образ крутого и безбашенного парня, ничего у него не выходило. Не помогало частое посещение спортзала: генетика была у наполовину корейца Юры не та, был он крепким, но маленьким и тощим. Не мог поправить дело 'реальный пацанячий прикид': вся эта спортивно-кожанная амуниция и толстенные золотые цепи, так ладно сидевшие на прочих жмыховых 'быках', висела на Юре, как на вешалке. И даже крутая тачка не могла поправить ситуацию: в своем черном 'Гран Чероки' Юра выглядел школьником-старшеклассником, забравшимся 'порулить' в папину машину. Вот так вот не повезло в жизни человеку!

Тогда, в 'лихие девяностые', многие удивлялись: что, собственно говоря, делает этот мелкий кореец среди здоровенных, будто бульдозеры жмыховских бойцов. А ответ был прост — Юра, хоть и не обладал бычьим здоровьем, не имел пудовых кулаков, наглой рожи кирпичом и роста был невеликого, отличался недюжинным умом и подвешенным языком. Да, Юра не умел запугивать взглядом до икоты и проламывать головы легким взмахом руки. Зато он мог договориться с кем угодно и о чем угодно. И именно за это его ценил Жмых.

Девяностые давно ушли в прошлое. Крутой парень Петя Жмых как-то незаметно превратился в Петра Сергеевича Жмыхова, преуспевающего бизнесмена, уважаемого члена общества, щедрого мецената и благотворителя. Большая часть крутых до умопомрачения парней из жмыховой бригады навеки 'прописалась' под красивыми гранитными монументами на кладбище. А вот маленький и юркий Пак по-прежнему был жив и здоров, и по-прежнему занимал при Жмыхове все ту же 'должность'. Правда, теперь услышь Юра, что его назвали бандитом, он был бы искренне возмущен до глубины души. Какой же он бандит? Он — честный предприниматель! У него швейный цех, чуть не половину Черкизовского рынка товаром снабжающий!

А то, что у 'честного предпринимателя' в фабричном корпусе на улице Дзержинского около пятисот нелегальных эмигрантов трудятся, так о том и не знает никто. Вернее, кое-кто знает, но с этими господами из мэрии, налоговой и городского УВД Юра уже давно обо всем договорился и все проплатил. Вон, участковый местный, так тот вообще каждый месяц к нему ходит, словно в бухгалтерию — за второй зарплатой. Затратно, конечно. Но есть и плюсы. Не успеет какой-нибудь ОБЭП или ФМС при поддержке 'гоблинов' из ОМОНа задумать облаву в Юриных владениях, как кто-то из 'доброжелателей' ему уже любезно на мобильный звонит... И застает облава только пустые цеха. Хотя, бывают и накладки. Совсем недавно ФМС и ОМОН, с согласия Главка, устроили рейд, не поставив в известность местное УВД. Некрасиво, помнится, получилось: 'гоблины' повязали в цехах фабрики полтысячи не имеющих никаких документов вьетнамских гастарбайтеров. Скандал был серьезный, история даже по центральным телеканалам промелькнула. Жмыхов был очень недоволен и даже пообещал собственноручно оторвать Юре голову, если тот все не уладит, а неприятности доберутся до самого Петра Сергеевича. Но — обошлось. Шустрый и толковый Пак выкрутился, отнес, кому надо пухлые конверты с вечнозеленым шуршащим содержимым и дело как-то само по себе заглохло. А уже через пару недель на втором этаже фабрики опять бурлила жизнь. Правда, без последствий все равно не обошлось. Раздосадованный финансовыми потерями, вызванными двухнедельным простоем, Жмыхов 'отлучил' Пака от небольшого продовольственного рынка и пары 'минисупермаркетов' с которых тот кормился. Лишенный финансовой подпитки Юра, уже привыкший жить не сильно себя ограничивая, приуныл. Босс — человек, что называется, не злопамятный, но злой и с хорошей памятью. Когда теперь окончательно 'косяк' простит — бог весть. Похоже, придется затянуть пояс. От 'швейки' не турнули, и то хорошо.

Разумеется, Юра Пак не был настоящим владельцем швейного цеха. На самом деле все принадлежало Жмыхову, а Юра был всего-навсего ширмой, зиц-председателем Фунтом, нужным лишь для того, чтобы никто не смог связать 'мутный' цех с работниками-'нелегалами' с кристально честной фигурой Петра Сергеевича. А Пак присматривал за тем, чтобы производство исправно работало и приносило прибыль, и получал за это вполне приличные, но, отнюдь, не поражающие воображение деньги. Но хитрый кореец не был бы собой, если бы и тут не заимел свой 'гешефт'. Нет, ничего криминального! Юра, не смотря на свою 'профессию', умудрился остаться вполне приличным человеком. Он никогда не воровал деньги, выделяемые на продукты для рабочих, не сдавал более-менее симпатичных вьетнамок 'в аренду' сутенерам. Он просто договорился с начальницей одного из московских ЖЭКов, и 'трудоустроил' туда на должности дворников десяток 'мертвых душ'. Всю работу выполняли вьетнамцы, которых по ночам Юра на своем разъездном УАЗике-'буханке' отвозил в Москву, а утром возвращал назад. Он и 'жековская дама' по-братски делили выделяемые на зарплату дворникам деньги, а вьетнамцы, которым до чертиков надоело сидеть в четырех стенах, сами рвались в Юрину бригаду, чтоб хоть по ночам вволю подышать свежим воздухом и побродить по улице, пусть даже и с метлой или лопатой в руках. Был и еще один стимул: Пак действительно не был плохим человеком, он каждый раз покупал водки и какой-нибудь нехитрой закуси, которые выдавал вьетнамцам на обратном пути, как премию за хорошую работу. И все были довольны. Дело постепенно пошло настолько хорошо, что Юра уже начал подумывать о расширении 'бизнеса'.

Вечер 19 марта никак не отличался от остальных. Как и всегда, едва начало смеркаться, Юра подогнал свою видавшую виды разъездную 'буханку' к проходной фабрики. Поздоровался за руку с вышедшим из будки-дежурки старшим смены Степанычем, пожилым рассудительным мужиком, бывшим военным. Угостил его сигаретой. Махнул рукой двум его напарникам и подчиненным, сидящим в будке, а они, сквозь большое окно, помахали ему в ответ. Взяв ключи от двери на этаже, подогнал 'буханку' вплотную к зданию: нечего лишний раз перед прохожими светиться. Хоть и нет вроде никого вокруг, но, как говорится: меньше видят — меньше бредят. Бригада 'зайцев', как ласково звал своих работников Юра, уже была собрана и ждала, построившись в шеренгу, прямо у входа в цех. Нет, все-таки великая вещь — дисциплина! Вон, как ихний Мао народ застроил... Или Мао не во Вьетнаме? Точно! Мао в Китае, а у 'зайцев' — Хо Ши Мин. Хотя, какая разница? Что там, что там не люди, а просто термиты какие-то. Коллективный, блин, разум. Но работяги отменные, что и говорить.

Загрузив вьетнамцев в тесноватое нутро УАЗика, Пак не спеша двинул в сторону Москвы. Да уж, не слишком комфортно им там, конечно, но зато и внимания тех же 'гаеров'* пожилая в меру грязная 'буханка' армейского образца без окон не привлекала. А вот будь у него какой-нибудь 'Форд Транспортер' с тонированными стеклами — замаялся бы тормозить, и доказывать, что он не путан на 'точку' везет. А, принимая во внимание, кто у него в салоне сидит, так уже все равно будет. За 'нелегалов' ошкурят не хуже, чем за проституток. Хотя, все равно вскоре придется брать машину покрупнее, если все-таки выйдет задумка с расширением 'бизнеса'. А там все почти на мази. Ладно, как сказала та симпатичная актриса из старого американского кино: 'Об этом я подумаю завтра'.

_____________________________________________________________________________

* "Гаеры" — сотрудники ГИБДД.

_____________________________________________________________________________

До места назначения добрались без происшествий. Остановив УАЗ возле небольшого скверика перед тем самым ЖЭКом, Юра выгрузил свою 'бригаду ух', открыл своим ключом прилепившуюся к стене дома будку с инвентарем, в которой кроме лопат-метел хранились еще и оранжевые жилеты дворников. Необходимая штука! Потому как не трогают милиционеры людей даже самой 'неславянской' наружности, если те заняты созидательным трудом и обряжены при этом в ярко-оранжевую жилетку или спецовку со светоотражающими полосами и надписью 'Муниципальный округ такой-то, ЖЭК номер N'... Народная примета, блин.

Экипировав и 'вооружив' уборочным инвентарем свой 'личный состав', Юра быстренько провел экспресс-инструктаж из серии 'далеко не уходи, если милиция подойдет — не беги, а сразу мне звони' через своего 'штатного толмача'. Сам Пак вьетнамского не знал, а 'зайцы' не говорили по-русски. Толмач же когда-то учился в 'Лумумбарии'*, где неплохо выучил русский. Звали его Бам Ван Донг, но Пак, чтобы не ломать себе язык, 'перекрестил' его в Ваню. Ваня-Ван Донг не возражал. Он не знал старую русскую поговорку 'Хоть горшком назови, только в печку не ставь', но интуитивно был с такой постановкой вопроса согласен.

_____________________________________________________________________________

* "Лумумбарий" — Российский Университет Дружбы Народов им. Патриса Лумумбы

_____________________________________________________________________________

Оставив Ваню Донга за старшего, Юра отправился домой, спать. Правда, по дороге надо было сделать еще одно небольшое дельце: закупить 'доппаек' для 'зайцев'. Эх, блин, еще три-четыре месяца назад достаточно было бы заехать на 'подшефный' рынок и тамошние торгаши все необходимое предоставили бы бесплатно. Но Жмыхов еще не остыл, а потому приходится за все платить своими, кровными. В принципе, сделать это можно и поутру, но много ли работающих магазинов в семь часов утра? Проще сейчас. Притормозил у первого же попавшегося на пути 'минимаркета', улыбаясь, немного полюбезничал с симпатичной молодой продавщицей, взял две литровых бутылки водки, пару банок маринованных огурчиков, хлеба и несколько упаковок самой дешевой колбасной нарезки. Все, 'программа максимум' на вечер выполнена, пора домой, баиньки.

А вот 'баиньки' как раз и не получилось... В половине пятого утра, на полтора часа раньше будильника, запиликал на тумбочке мобильник. Юра со стоном протянул руку, подхватил уже готовую свалиться с лакированной столешницы вибрирующую трубку и поднес ее к уху. Спать резко расхотелось: Ваня Донг, отчаянно путая русский с вьетнамским, испуганной скороговоркой лепетал, что дела плохи. По его словам выходило, что примерно через час после того, как Пак уехал домой, в нескольких кварталах от ЖЭКа что-то сильно грохнуло. Донг уверен, что это был взрыв. Но рвануло далеко, и он решил, что их происшедшее не касается. А вот несколько минут назад буквально в соседнем переулке два милиционера застрелили какого-то мужчину. С чего все началось, Донг не видел, он, привлеченный шумом и криками, выглянул из-за угла в тот момент, когда один из милиционеров стрелял в лежащего на земле мужика из пистолета. Причем стрелял несколько раз. Теперь вся бригада сидит в скверике возле ЖЭКа, и очень просит Юру приехать за ними как можно быстрее.

Пак громко выругался, быстро, будто в армии по команде 'сорок пять секунд — подъем!', оделся и выскочил на улицу. До самой Москвы 'буханка' летела стрелой, ревя движком так, будто собиралась взлететь. Каким чудом Юре удалось избежать встречи с доблестными инспекторами ГИБДД, он и сам толком не понял. Но факт остается фактом, доехать удалось быстро и без проблем. Перепуганные 'зайцы', сбившись в кучку, словно овцы, ждали его возле ЖЭКовской 'бытовки'. Пак загнал вьетнамцев в УАЗик, быстро убрал метелки-лопаты и прочее в будку и, усевшись на водительское сиденье, оглянулся на сидевшую тихо, будто мыши, бригаду.

— Ну, чего притихли? Молодцы, все сделали правильно!

С этими словами он передал Ване Донгу пакет с водкой и закуской, и вскрытую упаковку одноразовых стаканчиков:

— Угощайтесь, заработали!

Донг полушепотом перевел 'зайцам' сказанное Юрой. На узкоглазых лицах стали проступать несмелые улыбки: босс не сердится, и даже про угощение не забыл, значит все в порядке. И только тут Юра заметил, что у одного из вьетнамцев правая щека немного испачкана чем-то, похожим на размазанную кровь.

— Что с ним? — спросил он у Донга.

Тот повернулся к испачканному, и они несколько секунд обменивались непривычными уху русскоязычного, несмотря на фамилию, Пака чирикающими фразами. Потом Донг снова обернулся к Юре:

— Нициво. Говорит — криса покусаля. Из мусарнава бака вылезля и покусаля. Савсем не больна, говорит.

— Ясно. Так, ему, как пострадавшему, водки — двойную порцию. Для дезинфекции!

Донг снова зачирикал, а укушенный заметно повеселел. С тем и поехали назад в Ивантеевку. Трупа в переулке уже не было, зато выезд на Автопроездную улицу, по которой Юра спокойно проехал вчера вечером, сейчас был перекрыт машиной ДПС. Пришлось ехать в объезд, вокруг парка. Хотя, спешить теперь уже особо нечего. А чего уж там, у ментов приключилось, Паку было глубоко плевать, пусть сами о своих проблемах думают.

В Ивантеевке они были уже к шести часам утра, но въехать на машине на территорию фабрики не получилось. Что-то там опять случилось с электромотором, открывающим ворота. Вечно его коротит, и как всегда — не вовремя! Пора уже заменить. Остановив 'буханку' перед проходной Юра вылез из машины сам и велел выбираться вьетнамцам. Укушенного с двух стаканов водки совсем развезло: он с трудом передвигал ногами и шел только благодаря Ване Донгу, который придерживал его под локоть. Проходя через 'вертушку', он вдруг остановился и, несколько раз судорожно икнув, рыгнул прямо себе под ноги. Прощебетав что-то, видимо извинения, слабым голосом он, по-прежнему поддерживаемый Донгом, поплелся к дверям заводского корпуса. Пак, взяв ключи, пошел следом.

Уже на втором этаже, перед открытой дверью, он дал Ване последние указания:

— Этого уложите спать, завтра пока в себя не придет — не трогайте. Если вдруг ему плохо станет — звони мне, привезу доктора. А то крыса зверь такой... Мало ли какой заразой 'наградит'...

Закрыв вьетнамцев, Юра пошел назад к машине. В узеньком коридорчике возле 'вертушки' уже елозил шваброй по полу один из подчиненных Степаныча.

— Что, ПХД* у вас? — беззлобно усмехнулся Пак.

_____________________________________________________________________________

* ПХД — парко-хозяйственный день. В армии в этот день (обычно ПХД объявляется по субботам) солдаты проводят генеральную уборку всех помещений и территории войсковой части.

_____________________________________________________________________________

— Да ну тебя! — отмахнулся охранник. — Надо было этого твоего узкопленочного убирать за собою заставить!

— Да ладно тебе, сам видел, хреново ему. Азиаты, блин, ни фига пить не умеют! И тяпнул-то два стакана, а накрыло так, как нашего русского с литрухи не накроет.

— Это ты что ль русский? — хихикнул вдруг охранник, отставив швабру.

— Но-но! — шутливо погрозил ему пальцем Юра. — Это что за фашистские и ксенофобские высказывания? Где твой интернационализм, юноша?

Уже выходя из дежурки, он услышал, как охранник со смехом сообщил ему в спину точный адрес, по которому проживает его интернационализм. Старый, всем русским хорошо известный адрес, так хорошо рифмующийся с вопросом 'Где?'. Все еще улыбаясь, Юра повернул ключ в замке зажигания, прикидывая, куда бы отправится после завтрака — в сауну или по девкам, благо, пара знакомых сутенеров имелась. Совмещать эти виды досуга он не любил, будучи твердо уверенным, что в бане с девушками не получится толком получить удовольствие ни от первого, ни от второго. Прикинув все 'за' и 'против', Пак остановился на бане и 'буханка' бодро покатила к его дому.

Юра даже в кошмарном сне не мог себе представить, что ровно через тридцать две минуты после его отъезда укушенный крысой вьетнамец перестанет дышать. А еще через четыре минуты его мертвое тело встанет с кровати и молча вгрызется зубами в горло спокойно спящего по соседству Вани Донга...

А к вечеру Юре стало плохо. Все-таки правы были люди, говорившие ему когда-то, что пить водку в бане — нехорошо. Слишком сильная нагрузка на сердце. Раньше он на подобные разговоры внимания не обращал, а вот теперь, понял, что все может быть вполне серьезно: его сердце будто кто-то в кулаке стиснул... А при каждой попытке вдохнуть полной грудью, в него словно длинная игла вонзается. Ох, мама, хреново-то как! Что делать? 'Скорую' вызвать? Да ну их к чертовой бабушке! Пока доедут — сто раз окочуришься. О! На первом этаже соседнего дома — травмпункт. Уж там-то не откажут в помощи! Как же все-таки хорошо, что отсыпаться он остался в Ивантеевке, на одной из нескольких 'конспиративных квартир', оставшихся в собственности Петра Сергеевича Жмыхова еще с тех пор, когда он был просто Петей Жмыхом. Если б укатил к себе, в недавно отстроенный в дачном поселке 'Полянка' двухэтажный домик, могло бы быть куда хуже, там врачей поблизости нету.

В 'травме' было на удивление многолюдно. Помимо нескольких вечных 'завсегдатаев' любого лечебного заведения — старушек разной степени дряхлости, готовых симулировать любое заболевание, лишь бы получить возможность хоть кому-то пожаловаться на невежливую современную молодежь, на бестолковое правительство и вообще, на общую неустроенность жизни, в коридоре сидело довольно много народа. Человек пятнадцать ютились на неудобных пластиковых стульчиках вдоль стен. Были они разного возраста и пола, но объединяло их всех одно: на каждом белели свежие повязки, по большей части на руках. И глаза были какие-то испуганные, что ли. Что это с ними? Хотя, какая нафиг разница! Тут самому бы копыта не отбросить. Юра заглянул в открытую дверь одного из кабинетов, в котором что-то несусветное буровил крепко пьяный мужик, с залитой кровью рубашкой и разбитым лицом, которому мощный врач-кавказец с ломанными ушами и немного оплывшей фигурой бросившего спорт борца-'вольника' пытался вправить сломанный нос.

— Что у вас? — спросила Пака молоденькая и очень миловидная медсестра, обернувшаяся на его тихое покашливание.

— Сердце прихватило! — почти прошептал он, пытаясь не вдыхать слишком глубоко.

— Пили?

Юра в ответ понуро кивнул. Медсестра неодобрительно нахмурила брови и покачала головой, всем своим видом говоря что-то вроде: 'Вот только еще одного алкаша нам и не хватает для полного счастья!' Однако встала и провела его в соседний кабинет, усадила на стул. Достала из шкафчика тонометр и, сноровисто натянув Юре на руку синюю эластичную манжету, померила давление. Судя по изменившемуся с недовольного на участливое выражению лица, показания круглого циферблата ей не понравились.

— На кушеточку прилягте. Я сейчас укольчик Вам сделаю.

Он послушно лег на кушетку.

— А что это у вас тут за аншлаг такой?

— Ой, и не говорите, — всплеснула руками медсестра, вынимая из стеклянного шкафчика какие-то ампулы и одноразовый шприц в прозрачной упаковке. — Страшное дело! На Ярославском шоссе рейсовый автобус перевернулся. Один из этих московских психов как-то оказался в салоне и на водителя напал.

Тут медсестра, закрыв стеклянную дверцу, обернувшись и поймав непонимающий Юрин взгляд, удивленно округлила и без того большие голубые глаза.

— Вы что, телевизор совсем не смотрели сегодня?

Юре было тяжело не то, что говорить, но даже глубоко дышать, он просто отрицательно покачал головой, легонько постучал себя указательным пальцем по шее в районе правой гланды и виновато развел руками.

— Ну, вы даете! — медсестре, похоже, прямо не терпелось поделиться свежими новостями хоть с кем-нибудь. — Уже полдня о них по телевизору передают. Неясно, может они наркоманы, а может секта какая, вроде сатанистов. Или просто сумасшедшие, но это вряд ли — слишком их много. Нападают на людей прямо на улицах. Кусаются, пытаются загрызть. Вроде, милиционеры в них даже стреляли. Уж не знаю, убили или нет, но по 'ящику' сказали — есть жертвы.

Несмотря на некоторую излишнюю разговорчивость, дело свое голубоглазая медсестричка знала хорошо. Продолжая щебетать о том, как проникший в автобус 'псих' напал на водителя и чуть не загрыз того насмерть, а потом, уже после аварии, кинулся на остальных пассажиров, она сноровисто и совершенно не больно вколола ему сразу два укола.

— Так вот, его потом милиционеры в наручники заковали и увезли. Всех 'тяжелых' в горбольницу отправили, а тех, кого он просто покусал — к нам, мы ближе всех оказались. Вот и возимся сейчас ними: перевязка, противостолбнячная сыворотка... Ладушки, вроде все. Скоро подействует и Вам сразу легче станет. Вот только со спиртным вам, наверное, пора заканчивать. Не доведет оно вас до добра. Так, давайте теперь с бумажками разберемся. Паспорт и полис, надеюсь, с собой?

Юра утвердительно мотнул головой и полез во внутренний карман куртки за документами. Однако достать их не успел. Дверь в кабинет распахнулась и стоящая на пороге пожилая полная тетка в медицинском халате, на лице которой прямо-таки читалась, будто на двери кабинета, надпись 'Старшая медицинская сестра', почти рявкнула:

— Светка, а ну бегом за мной! Там покусанным совсем плохо!

Голубоглазая Света пулей вылетела из кабинета, успев, правда протараторить:

— Вы пока тут посидите, а там или я освобожусь и все оформлю, или как вам полегче станет, кого-нибудь свободного из персонала найдете.

Симпатичная медсестра ускользнула на помощь искусанным 'московским психом', которым так внезапно поплохело. Интересно, а что такого страшного может внезапно приключиться с тем, кого искусал сумасшедший? Или наркоман? В любом случае, не бродячая собака и не помойная крыса ведь. Ни чумой, ни столбняком заразить не должен. Хотя, кто его знает... Юриных, мягко говоря, скромных, познаний в медицине тут явно не хватало. Да и фиг с ним, они медики, они точно знают что делать. А он еще чуть-чуть тут посидит, потом оформит все бумажки, причем дождется, пока освободится Света. А по ходу попробует к ней еще и 'клинья подбить'. А чего? Молоденькая, хорошенькая, общительная. Кольца на безымянном пальце, опять же, не наблюдается. Он, вроде, тоже далеко не Квазимодо и при деньгах. Пригласить в ресторан, то-сё. И повод выдумывать не нужно. Подпустить проникновенности в голос, мол, ты, красавица, мне жизнь спасла в самом прямом смысле. И теперь я просто обязан, так сказать, в знак моей глубочайшей признательности... А что? Вполне может прокатить! Вот только в себя нужно прийти немного. А то, в таком состоянии не в ресторан с красивой девушкой, а до кладбища шкандыбать мелкими шажочками. И с водкой, похоже, действительно завязывать пора, права голубоглазая Света. В этот раз доковылял до 'травмы', а в следующий что будет? Лежать на полу в собственном доме и 'скорую' ждать, которая если и приедет, то часа через два? И это в лучшем случае, если до трубки телефонной дотянуться силенок хватит. А если нет? Нет, ну ее на фиг, такую 'заманчивую' перспективу!

Через несколько минут Юра и впрямь почувствовал облегчение, не обманула медсестричка. И колющая боль поутихла, и дышать можно уже почти полной грудью, не опасаясь потерять сознание при слишком уж глубоком вдохе. Что-то задерживается голубоглазая. За это время можно было тех поплохевших не то что на ноги поставить, но еще и до дому проводить. Пешим ходом. Так не понял, а это что за фигня?

В коридоре кто-то вдруг завопил дурным голосом, вопль тут же на разные лады был подхвачен сразу несколькими глотками, судя по тональности и тембру — бабули-симулянтки визжали, а потом началась какая-то суета и беготня. Твою маман, да что ж у них там происходит-то?! А это бешенство, часом, не заразное? А то начнут сейчас граждане кусаться, а потом ходить, прививки болючие колоть целый месяц... Юра осторожно приоткрыл дверь и выглянул в коридор. И в ужасе замер, широко раскрыв глаза.

Нервы у него всегда были крепкими, да и повидать в 'лихие девяностые' ему пришлось всякого: и на 'разборки' выезжать приходилось, и труп в лесополосе однажды прикапывать довелось. Так что, испугать Юру Пака — это надо было еще постараться. Но то, что он увидел сейчас в коридоре, напугало его до ватной слабости в коленях и холодного пота, враз выступившего на лбу. Первое, что бросилось в глаза — это какой-то невзрачный мужичок, в недорогом костюме под расстегнутой синтепоновой курткой, который на залитом кровью полу жрал давешнюю старшую медсестру. Жрал в самом прямом смысле этого слова, тряся, словно собака, головой и вырывая крупные куски плоти из шей уже переставшей трепыхаться женщины. Мало того, он такой в коридоре был не один. Все сидевшие в коридоре жертвы 'московского психа', которых Юра видел, входя в травмпункт, теперь уже мало походили на приличных и слегка испуганных пациентов. Больше всего они сейчас были похожи на персонажей какого-нибудь дешевенького 'ужастика'. Перемазанные кровью чуть ли не с головы до пят, они увлеченно обгрызали лица и руки не успевших убежать от внезапно взбесившихся соседей бабушек. Пака от этой жуткой и мерзкой картины чуть не вывернуло. Господи, да что же это с ними!?

Правда, каннибальской трапезой заняты были не все. Один — крепкий на вид парень лет примерно двадцати пяти, с забинтованными ладонями, неспешной и какой-то неуверенной, качающейся, походкой, словно он был сильно пьян, преследовал голубоглазую Свету. Та, похоже, собиралась было бежать, да то ли споткнулась обо что-то, то ли ногу подвернула, и теперь ползла по коридору, отталкиваясь локтями от скользкой кафельной плитки. Именно эта картина и вывела Юру и ступора. Псих ты, там, родной, или не псих, а вот девушка эта уже занята! Так что, грабки свои от не убрал на хрен!!!

Пак, будто катапультой подброшенный, вклинился между девушкой и этим тормозным шизиком.

— Э, слышь, пацанчик, а ну, отвали! Че не ясно-то?!

Покусанный шизик на грозный окрик Пака внимания не обратил, даже с шага не сбился. Зато поднял на Юру взгляд. Ой, мля, да он, похоже вообще на всю голову стебанутый! Ну не может у нормального человека такого жуткого взгляда быть. И когда успел-то? Ведь еще двадцать минут назад сидел в креслице у стенки, как пай-мальчик, руки свои искусанные баюкал. А теперь прет, как на буфет и слов человеческих не понимает. Ну, тогда и не обижайся!

Пак всегда был парнем некрупным, можно даже сказать, худощавым. Именно поэтому, понимая, что массой и силой он в драке взять не сможет, Юра ставил себе технику удара. Челюсть и у здоровенных, и у мелких, ломается с одинаковой легкостью, нужно только уметь ударить. Вот маленький и худосочный кореец и учился.

Удар получился на загляденье, тренер мог бы Юрой гордиться, хрустнуло громко и отчетливо. Подбородок наступающего на Пака психа прямо-таки съехал влево, отчего вся его физиономия здорово перекосилась. Вот только псих на это совершенно не отреагировал, хотя, как минимум должен был в глубокий нокаут отправиться. А вместо этого, лишь слегка пошатнулся, мотнул головой, и едва слышно захрипев, попытался ухватить корейца за свитер. Твою мать, да что с тобой такое, мужик?! После таких ударов нормальные люди в себя уже в больничной палате приходят!

Зато вот для самого Юры 'рукомашество' даром не прошло: в грудь снова, словно острую спицу вогнали, аж в глазах потемнело. Да, блин, боец из него сейчас явно никакой. Вот так вот еще пару раз кулаками махнешь — и в обморок брякнешься. На радость этим чокнутым людоедам. Очухаешься — а тебе уже голову откусили. Да ну их к черту такие расклады! Когти рвать нужно, причем, чем быстрее, тем лучше. А до входа не добраться, возле дверей вся эта шизанутая свора пирует. Он подхватил под локоть начавшую подниматься с пола Свету и потащил ее за собой по коридору, прочь от рвущих зубами неподвижные тела сумасшедших людоедов и снова пошедшего в наступление безумца, который, чего уж греха таить, точно догнал и растерзал бы обоих. Спасла их чистая случайность в лице травматолога-кавказца, того самого, что вправлял нос пьяному мужику. С громовым рыком он вышвырнул прямо сквозь закрытую дверь своего кабинета какого-то субтильного подростка с забинтованной ногой. Тот, словно кеглю, сшиб наседавшего на Юру и Свету крепыша и, хорошенько приложившись об стену и рухнув на пол, начал подниматься на четвереньки. А вот сшибленному с ног здоровячку не повезло: он со смачным треском приложился затылком об пол и замер. Правда, крови из его головы вытекло как-то уж совсем мало, но Паку было не до таких подробностей. Здоровяк-врач сграбастал их обоих и буквально затащил в тот самый кабинет, из которого Пак только что выбрался в коридор.

— Шени деда шевеци!* — судя по интонации, явно выругался сквозь зубы он, захлопнув входную дверь и щелкнув замком. — Тут пока посидим, да! Света, перевязаться мне помоги, а.

_____________________________________________________________________________

* Шени деда шевеци — грубое ругательство на грузинском языке.

_____________________________________________________________________________

Только сейчас Юра заметил здоровенную, сильно кровоточащую рану на левой скуле врача, словно кто-то вгрызся ему в лицо. Хотя, почему 'словно'? Скорее всего, так оно и было. И сделал это, судя по всему, тот самый малолетний задохлик, что летал только что по коридору. Да что ж такое тут творится-то?!

— Реваз Анзорович, — чуть не плача Света вцепилась во врача, — да что же это такое?

Снаружи несколько раз громко бухнуло, словно кто-то врезался в запертую дверь и несколько раз ударил по ней кулаками. 'Как же хорошо, что двери тут старые, деревянные' — мелькнула мысль в голове Пака, — 'Были б из этого новомодного пластика — и пары ударов не перенесли бы'.

— Что такое, что такое? — скривился от боли врач, вытерев струящуюся по щеке и шее кровь рукавом еще совсем недавно белоснежного халата. — Это, похоже, звиздец всему, Светик... Перевязаться помоги, говорю.

— В каком смысле 'звиздец'? — переспросил кавказца Юра, пока медсестра, достав из шкафчика перекись водорода, тампоны и бинт возилась с его раной.

— В самом прямом, — врач снова, на этот раз уже по-русски, тихо выругался сквозь зубы, когда перекись зашипела и густо вспенилась, соприкоснувшись с кровью в ране на лице. — Ты новости сегодня вообще не смотрел?

— Да не глядел я сегодня телевизор, — не очень вежливо огрызнулся Пак. — Но про шизиков этих меня Светлана просветила уже.

— Шизиков? — кавказец, зло ухмыльнулся. — Слушай, дорогой, ты у этих 'шизиков' пульс проверял?

— Нет, — развел руками Юра. — Извини, как-то времени на это не нашлось.

— Зато у меня нашлось. Тому пацану, что меня обгрыз, я лично искусственное дыхание делать пытался. Мертвый он был.

— В каком смысле? — как-то придушенно пискнула Света.

— В самом прямом, родная. Как бревно мертвый. Дыхания нет, пульса нет, зрачки на свет не реагируют. Ты признаки смерти уже позабыла что ли? Так что, думаю, остальные — такие же.

— Погоди, ара... Так они же ходят, — пораженно выдохнул Пак.

— Сам ты 'ара'. Грузин я, так что, в самом крайнем случае — 'батоно'. Но лучше — Реваз Анзорович, хотя, можно просто по имени. А вообще — да, ходят, а еще — кушают. Причем, нас кушают, — согласно кивнул врач.

— Зашибись! У нас тут что, фильм ужасов что ли? 'Рассвет мертвецов', мля?! — Юра рухнул на кушетку, обхватив голову руками. — Не верю! Это, все неправда! Это, мля, все мой пьяный бред!!! Я сейчас проснусь!!!

— С истерикой завязывай, — тихо и спокойно оборвал его врач. — Перед девушкой-то не стыдно?

Это подействовало. Действительно, выглядеть истеричным невротиком в глазах Светы совсем не хотелось. Не самый лучший имидж для знакомства. Юра постарался взять себя в руки.

— И как такое, по-твоему, возможно? — спросил он у Реваза.

— А я знаю? — по-еврейски, вопросом на вопрос, ответил тот. — Я, блин, травматолог, а не вирусолог.

— Думаете, вирусное? — подала голос молчавшая Света.

— Похоже на то, — кивнул головой грузин. — Очень похоже. Покусали, заразили, заболел, очень быстро помер, встал, сам кусаться пошел. Скорее всего, какой-нибудь боевой штамм у вояк в побег ушел.

— Так ведь нельзя же вирусное оружие разрабатывать. Запрещено оно, — Света забавно наморщила лоб.

— Да ладно тебе, — отмахнулся Реваз. — У нас до хрена чего нельзя, но один черт делают. Вот, похоже, и наделали на свою голову.

— А причем тут 'звиздец всему' и новости по 'ящику'? — вернулся к первоначальной теме Юра.

— А притом, — наставительно поднял палец врач, — что эта ерунда в Москве, считай, с самого утра творится. И об этом пусть и коротенько, но по всем телеканалам уже рассказали, и не раз. А вот о том, что эти уроды — мертвые, не сказали ни разу. И об их заразности — молчат. А значит, кусающихся мертвяков вяжут, и тянут в ментовку, а покусанных — в больницы. И так уже целый день...

— Едрит твою мать! — до Юры вдруг внезапно начли доходить масштабы происходящего. — Да ведь в московских больницах сейчас, наверное, настоящие рассадники всего этого.

— Угу, — угрюмо кивнул Реваз. — И в отделах милиции — ничуть не лучше. А ведь именно милиция, по идее, порядок поддерживать и граждан защищать должна.

— Ой, да ладно, дождешься от них, защитничков... — привычно отмахнулся Юра, но потом вдруг сообразил, что конкретно в этом случае грузин, похоже, прав.

У ментов и оружие, и транспорт, и связь. А главное — организованность и многочисленность. Вполне смогут ситуацию под контролем удержать. Если их не сожрут раньше. А вот если сожрут — тогда и гражданам амбец приснится. Не всем, конечно, но большинству — точно.

— Стоп, погоди! Так если укусили — заразился, то выходит что ты... — Юра выразительно посмотрел на уже пропитавшуюся кровью повязку на лице Реваза.

— Точно, — взгляд травматолога был тяжелее гранитного надгробия. — Еще час, максимум — полтора, и я такой же вот мерзостью стану. Причем, если вы до этого момента отсюда не смоетесь, то застрянет с этой самой мерзостью в одной комнате. Оно вам надо?

От перспективы застрять в одной комнате со здоровяком-грузином, который в любое мгновение может превратиться в хищную плотоядную тварь, Пака аж передернуло, а спина в один миг покрылась холодным потом.

— Что, страшно? — понимающе кивнул врач. — А мне сейчас, думаешь, каково?

— Так чего же делать-то? — осипшим голосом прошептал кореец.

— Выбираться вам отсюда нужно, и чем быстрее, тем лучше.

— Офигительная идея! И как? В коридоре — этих упырей два десятка. Чем ты от них отбиваться будешь? А эту хрень, — Юра мотнул головой в сторону забранного снаружи мощной сварной решеткой окна, — разве что бульдозером выламывать.

— Ну, у входной двери пожарный щит есть, там топор, багор, лопата...

— Ага, мля, а еще — ящик с песочком и ведерко красное, конусообразное, чтоб на огород себе его никто не спер! — истерично хохотнул Пак. — Вот только щит этот у входной двери, причем — снаружи. Ой, твою ж мать, ну почему же мы не у меня дома, а?!!!

Перед глазами у Юры явственно встали спрятанные несколько лет назад под ламинатом в спальне 'конспиративной квартиры' пистолет ТТ и укороченный милицейский автомат АКСУ с парой магазинов к нему и небольшим боекомплектом. Да еще дома в металлическом ящике стоит вполне законный помповый 'Моссберг' двенадцатого калибра. И патроны к нему тоже имеются: полсотни картечный и пулевых десятка два. Немного, конечно, ну так охотой он никогда не увлекался, так, любил иногда по пустым бутылкам в одном овражке неподалеку от 'Полянки' пострелять.

— Чего причитаешь? — удивленно глянул на него Реваз. — Оружие что ли дома есть?

Пак только молча кивнул.

— Охотник?

— Не совсем...

— Ааа... — понятливо протянул врач, понизив голос до чуть слышного шепота. — Бандит значит... А хоть бы и так! Все одно шансов больше, чем у какого-нибудь бухгалтера или менеджера по продажам всякой дребедени... Короче так, бандит, если ты мне пообещаешь, что ее вытащишь и не бросишь, я вас отсюда выведу.

Оба мужчины одновременно поглядели на Свету, почти беззвучно рыдающую на легком стульчике в углу, прижав добела сжатые кулачки к подбородку.

— Обещаю, — Юра твердо посмотрел в глаза Ревазу. — А хрен ли толку? Через коридор не прорвемся, а клетку эту на окне даже ты не выломаешь.

— А и не нужно. Ты возле входа план эвакуации при пожаре на стенке видал?

— Да черт его знает, — пожал плечами Юра. — Может и видел, не приглядывался. А причем тут это?

— Вот если б пригляделся, то увидел бы, что там написано: 'Ответственный за пожарную безопасность — Мвзгришвили Р.А.', в смысле я.

С этими словами Реваз достал из кармана своего халата большую связку ключей с круглой бронзовой печатью-пломбиром вместо брелка.

— Ключ от этих решеток — у меня. Так что, я вас сейчас тихонько выпущу, а вы сразу рвите... Ты, кстати, на машине?

— Не, — мотнул головой Пак и ткнул пальцем в окно. — Я из соседней девятиэтажки пешочком приковылял, вон той, новой, из желто-красного кирпича. А вообще машина есть, разумеется. Даже две.

Сказав это, Юра вдруг поймал себя на мысли, что в условиях надвигающегося 'звиздеца всему' его старенький армейский УАЗ будет, пожалуй, транспортом куда более подходящим, нежели ухоженный девятый 'Мицубиси Галант', стоящий в гараже его дома в коттеджном поселке на краю Ивантеевского леса.

— Тоже неплохо, — одобрительно хмыкнул Реваз. — Тут всего-то метров сто. По-любому добежите. Только учти, Света — хорошая девушка. Бросишь ее — я тебя и того света достану, матерью клянусь.

Пак лишь молча кивнул в ответ.

— Ну, тогда прощай, — травматолог протянул Паку руку. — И удачи вам.

— И тебе уда... — кореец осекся, поняв, что говорит явно не то и, крепко сжав ладонь Реваза, поправился. — Прощай!

Когда Юра, из последних сил превозмогая боль в груди, чуть ли не на себе волокущий рыдающую девушку, уже подбегал к своему подъезду, откуда-то издалека, со стороны городской больницы, донеслись завывания сразу нескольких милицейских сирен, а потом послышалась частая пистолетная стрельба и несколько коротких автоматных очередей. Похоже, оставшийся в травмпункте врач оказался прав: в больницу отвезли самых 'тяжелых' из перевернувшегося на Ярославке автобуса. И теперь, там тоже началось... Хотя, какое к чертовой матери 'там'. Началось везде. Только пока еще не все это поняли.

г. Пересвет, база подмосковного ОМОН. 20 марта, вторник, почти полночь.

Я сидел на своей койке и неторопливо, сосредоточенно чистил разобранный и разложенный на табурете автомат. Вот хотите — верьте, хотите нет — успокаивает меня этот процесс. Одни курят, другие четки в руках крутят, какие-то буддистские монахи, говорят, пупок свой 'созерцают', извращенцы косоглазые. А я вот — оружие обихаживаю. Дело вроде не хитрое, но от всякой суеты здорово отвлекающее. А вот чего вокруг хватало — так это суеты. В коридорах и кубриках было не протолкнуться от бойцов и офицеров. Казарма гудела сотнями голосов, словно растревоженный улей. Отряд подняли по сигналу 'Сбор' и, вернувшись из Ивантеевки, мы застал на базе не только тех, кто должен был сегодня быть на выходном, но даже отпускников из числа тех, кто был в пределах досягаемости. Кажется, ситуация если и пока не критическая, то уже очень близка к таковой. Я, уже готовившийся к нехилому такому 'пистону', вплоть до 'неполного служебного соответствия', а то и просто увольнения 'по собственному', за рукоприкладство в отношении старшего офицера, вдруг внезапно осознал, что об этом происшествии никто и не вспоминает. Ну, и слава богу, раз оно начальству не нужно, так и я напоминать о происшедшем тем более не буду.

Дежурный и помдеж носились, будто наскипидаренные. Дежурная часть наша просто утопла в потоке телефонных звонков, факсов и ШТшек* с всевозможными ценными указаниями, суровыми требованиями, немедленными к исполнению приказами и прочими 'держи и не пушшай'. Но при этом каких-то мало-мальски достоверных сведений из Москвы до сих пор так и не поступило. В шифротелеграммах — одни обтекаемые и маловразумительные фразы вроде 'агрессивно настроенных субъектов', 'приступы немотивированной агрессии', 'принять все возможные меры к пресечению' и прочая чушь. Даже мертвяков до сих пор официально таковыми не признали, называют пока 'зараженными' или 'инфицированными'. Хорошо хоть 'добро' на открытие огня по этим самым 'субъектам' дали и любыми средствами не допускать нападений на нормальных людей разрешили. Зато, видимо, для компенсации единственного полезного и толкового распоряжения, прислали приказ об изъятии у граждан даже вполне законных охотничьих стволов 'в целях поддержания общественной безопасности и недопущения актов вооруженного насилия среди гражданского населения'. Совсем они там, в ГУВД рехнулись, что ли? Это самое 'гражданское население' вот-вот жрать начнут без соли и уксуса... Хотя, о чем это я? Уже, небось, вовсю начали, а мы у них чуть ли не единственную надежду на защиту и спасение отнимать должны! Охренеть можно!!! Командир Отряда, полковник Львов, прочтя эту переданную ему дежурным 'писульку', только чертыхнулся и велел:

_____________________________________________________________________________

* ШТ — шифротелеграмма.

_____________________________________________________________________________

— Передай, что приняли к исполнению, — а потом ухмыльнулся. — Вот у кого дел других нету, тот нехай этой муйней и занимается. А у нас, похоже, и так забот невпроворот будет.

Прямо сейчас, несмотря на позднее время, весь личный состав, кроме нас, побывавших в Ивантеевке, был собран в актовом зале и смотрел на большом, во всю стену, проекционном экране отснятый на фабрике 'ужастик'. Тисов, стоявший с пультом чуть в стороне, периодически это тошнотворное и, прямо скажем, жутковатое кино притормаживал, давая пояснения и комментарии. Народ у нас в Отряде лихой, ни бога, ни черта не боящийся, но смотрели в гробовой тишине. Проняло парней. Ну, а мы, повидавшие все это, что называется, 'в условиях дикой природы', сидя по кубрикам приводили в порядок экипировку и оружие. Лично я для себя одно решил точно: без комплекта щитков для работы 'по массовым' из казармы — ни ногой. Против всей этой кусающейся братии поножи и наручи из ударопрочного пластика, закрывающие плечи, ноги от колена до стопы, руки от локтя до кисти и ладони с внешней стороны — самое то. Уж всяко лучше против зубов, чем обычная брезентуха 'горки' или 'рип-стоп' камуфляжа. Тряпка, даже толстая, она тряпка и есть, а комплект 'Щиток', он удар железного арматурного прута держит. Да и шлем нужен обязательно с забралом. Причем, можно и не боевой ЗШ-1.2, 'Алтын' или Антонов TIG , той же пластиковой 'Джетты'* вполне хватит. Класс бронезащиты у нее, конечно, никакой, только от камней или палок, ну так мертвяки, вроде, в использовании подручных средств не замечены, лишком тупые. Зато она легкая, обзор в ней хороший, а сквозь забрало прогрызться тоже еще постараться нужно. Нет, подбородок и ли шея один черт не прикрыты толком, но все равно, кусок щеки, как тому же Гене, уже так легко не отхватят.

_____________________________________________________________________________

* 'Джетта' — пластиковый шлем с прозрачным забралом, предназначенный для бойцов спецподразделений МВД, работающих на массовых мероприятиях. Класса защиты, как такового, не имеет и является исключительно противоударным.

_____________________________________________________________________________

Ладно, лирика это все, а сейчас пора с автоматом заканчивать да в актовый зал топать. Там, как только с кино закончат — начнут задачки нарезать.

Еще раз провожу маслянистой ветошью по газовому поршню, вставляю на место затвор и резко досылаю затворную раму по пазам ствольной коробки на положенное ей место. Отлично вычищенный и смазанный механизм автомата клацает негромко но как-то... ну, я даже не знаю... Довольно так. Сыто. Словно тихо рыкнул умиротворенный удачной охотой и сытной добычей могучий хищник. Ой, как же все-таки прав был предыдущий хозяин, давший автомату такое грозное имя. Он и вправду Тигр. Сильная и смертельно опасная зверюга. Моя зверюга.

В актовом зале, похоже, уже закончили. Когда я прикрываю за собой дверь, Антон уже спускается с невысокого помоста, выполняющего тут роль президиума.

— Ну, что, вопросов больше нет? — интересуется стоящий рядом с Тисовым командир Отряда. — Или, может, кто добавить что-то хочет? Вот, Грошев...

Взгляд Бати упирается в меня.

— Ты, Боря, говорят, тоже там отличиться успел. Есть тебе чего добавить?

М-да, рано я, похоже, радовался. Выходка моя точно не забыта и еще будет мне припомнена. Когда-нибудь. Если доживем. А пока важно совсем другое. Сейчас нужно выполнить поставленные задачи и не потерять при этом людей. Тут любой опыт, любая мелочь может оказаться важной.

— Так точно, тащ полковник, — браво рапортую я от порога. — Разрешите с места?

Львов только кивает большой бритой головой на могучей шее. Народ в зале начинает дружно оборачиваться в мою сторону.

— Я думаю, Тисов вам все основное уже показал и рассказал. От себя добавлю всякие мелочи из личных наблюдений и придумок, которые могут всем здорово пригодиться. Противник у нас, мягко говоря, необычный. Можно сказать, с животными воевать придется. С сильными, крупными, очень опасными, но животными. Стрелять и гранаты кидать в нас они не будут. Зато будут наваливаться толпой, валить с ног и грызть. И тогда — хана. Если укусят, даже если вырвешься, тебе все равно уже конец. Не сейчас, так через пару часов превратишься в такую же погань.

— Это точно? — спросил тихо кто-то в зале.

— А черт его знает. Все покусанные, которых мы видели — обратились. Причем один, вы его на записи видеть должны были, вообще не понятно каким образом на ноги встать смог, с него, считай, чуть не все мясо обгрызли. Но встал и пошел охотиться. На нас с вами охотиться. Так что, скорее всего, точно.

— А если укус будет маленький совсем?

— Я не медик, но думаю — это не важно. Вот если человеку в кровь ввести шприцем тот же вирус СПИДа, не все ли будет равно, сколько ввели, полкубика, кубик, или сразу полулитровую бутылку? Ну, разве что заражение при большом объеме быстрее произойдет. Тут, боюсь, то же самое. Мало того, думаю, укус — не единственная опасность...

— Хочешь сказать, что эта дрянь, как грипп, воздушно-капельным передается? — прищурившись, спрашивает Львов.

— Не знаю, тащ полковник, но — вряд ли, иначе мы всем взводом уже бродили бы тут по коридорам со стеклянными глазами и вас сожрать пытались. О другом я. Фильм '28 дней спустя' все смотрели? Там опасен был не только укус, но и попадание крови или слюны зараженного в открытые раны, глаза, рот...

— Боря, ты умом не тронулся? — с мрачной иронией смотрит на меня командир Отряда. — Художественный фильм, 'ужастик'... Нет, ну просто очуметь какой источник информации. Ты бы нам еще 'Телепузиков' переглядеть посоветовал!

— Товарищ полковник, — мой ответ звучит четко и предельно серьезно, — как только из методического отдела МВД нам пришлют наставление 'Ожившие мертвецы и способы борьбы с ними', я сразу перестану страдать фигней. Но пока такие вот 'ужастики' — реально чуть ли не единственный источник информации, ну, кроме личного опыта, конечно. И пока информация из этих 'источников' только подтверждается. Мертвые встают, жрут живых, пожранные помирают и тоже встают. Боли эти упыри не чувствуют, ни малейших человеческих эмоций не испытывают. Хотят только одного — жрать дальше. Полное разрушение личности и превращение человека в ходячий вечно голодный труп. Окончательно умирают только после повреждения головного мозга. Ну, и чем это вам не зомби из фильмов ужасов?! Богом клянусь, если б эти твари начали выпускать из десен длинные клыки, пить человеческую кровь и превращаться в летучих мышей, я, блин, первым рванул бы в библиотеку за 'Дракулой', для выяснения всех этих фишек с пулями из серебра, распятиями, святой водой, чесноком и осиновыми кольями!

— Ладно, ладно, притормози. Разошелся, понимаешь, — командир примиряющее выставляет перед собою ладони. — Ты, вроде, по делу сказать чего-то хотел?

— Хотел, — киваю я. — По экипировке. Нападают зомби как дикие звери. Поодиночке просто стараются зажать в угол и загрызть, толпой — окружают, отрезают пути к отступлению, валят на землю и рвут в клочья. Одиночные почти не опасны. Они тупые и медленные. Но зато — очень страшные, просто до усрачки. Но если страх этот побороть, то бить их будет не сложно даже без огнестрельного оружия: держи дистанцию, не давай в себя вцепиться и бей по башке чем-нибудь тяжелым. Хоть топором, хоть лопатой, хоть монтировкой. С толпой — намного хуже. Тут уже дистанцию держать, скорее всего, не получится и придется очень быстро двигаться. И нужна будет защита. Обычную ткань порвать зубами не сложно, брезент 'горки' — уже труднее. Тот же кевлар жевать можно хоть до ишачьей Пасхи. Отсюда вывод — экипировка должна быть легкой, но прочной: 'горки', а лучше штурмовые комбинезоны первого класса защиты, вроде тех, что мы у немцев из ГСГ-9* тогда на 'Интерполитехе'* видали, защитные щитки на руки и ноги, наплечники. Шлемы с забралами, причем, можно и легкие — 'Джетты' или мотоциклетные. Если без забрала, то очки тактические, чтобы кровь и слюна упырей в глаза не попали. Для защиты торса лучше всего подойдут тяжелые бронежилеты без пластин. Если титан выкинуть, то весу в самом кевларовом пакете и чехле килограмма полтора. А у того же 'Корунда', например, еще и воротник есть. Чем не защита? Пулю, конечно, уже не удержит, так стрелять зомби не умеют. Перчатки нужны обязательно. Причем не эти пижонские, без пальцев, а нормальные, штурмовые или как у страйкболистов. Уж если они мелкие осколки да шарики аирсофтные держат, то прокусить их, скорее всего, не получится. Ну, вроде как все пока.

_____________________________________________________________________________

* ГСГ-9 — антитеррористичесое подразделение федеральной полиции Германии.

* 'Интерполитех' — проходящая в Москве на ВДНХ ежегодная международная выставка, на которой представляют новейшие разработки в области вооружения, экипировки, специальных средств и техники для правоохранительных структур.

_____________________________________________________________________________

— Что ж, смысл в твоих словах есть, — вновь согласно качнул головой Львов. — Обдумаем. Еще есть у кого какие идеи и соображения? Нету? Ну, тогда продолжим. Главк перед нами поставил следующие задачи...

г. Москва, Калужская площадь, 21 марта, среда, раннее утро.

Город давил со всех сторон. Вызывал чувство панического, безграничного ужаса. Не буду врать, приходилось прилагать немалые усилия, чтобы ему не поддаться. Давненько я подобного не ощущал. Пожалуй, с зимы девяносто пятого. В Грозном, помнится, было очень похоже. И, не буду врать, трудно сказать, когда же все-таки было страшнее. Тогда я был зеленым сопляком, ничего еще толком не знающим и не умеющим, а Грозный, казалось, смотрел прямо в душу тысячами бездонных черных буркал выбитых окон. И из каждого в любую секунду могла прилететь короткая автоматная или пулеметная очередь или пуля снайпера. Мертвый город вел охоту за живыми людьми. То, что сейчас происходило в Москве, внешне выглядело иначе: не было разрушенных артиллерийским огнем и многодневными пожарами зданий, горели уличные фонари и светились окна домов, моргали и переливались рекламные щиты. На первый взгляд все было нормально. Но только на первый, и только на взгляд. Потому что на слух город уже был другим. Вместо обычного шума просыпающегося мегаполиса со всех сторон слышны были вой сирен, рык дизелей армейской бронетехники и стрельба. Да, стреляли не так интенсивно, как в свое время в столице Чечни, да и калибры были не столь впечатляющими... Но, с другой стороны, и войны Москве все-таки не было. Хотя, было введенное вчера вечером чрезвычайное положение. И было кое-что еще, то, чего не было даже в Грозном. Над Москвой, будто невидимым облаком, всепроникающим туманом, окутывающим и обволакивающим все вокруг, висел человеческий крик. Кричали одновременно тысячи, десятки тысяч людей. От боли, от страха, от безысходной предсмертной тоски. Крик этот был даже не столько слышен, сколько его просто чувствовали. Он, словно ультразвук, бил по мозгам, давил на психику, вызывая почти физическую боль. Этот город тоже был уже мертв и тоже охотился за живыми, вот только орудие этой охоты было куда страшнее пули, снаряда, мины или осколка. По улицам древней столицы неспешной, покачивающейся походкой шли залитые своей и чужой кровью трупы. Пустые оболочки, бывшие совсем недавно людьми, а теперь превратившиеся в кошмарных чудовищ из детских страшилок и фильмов ужасов. В вечно голодных и безжалостных упырей, охотящихся на живых. Зомби. По Москве неотвратимо и неумолимо вышагивала сама Смерть.

О том, что дела пошли совсем паршиво, я догадался еще до того, как мы прибыли на место. По первоначальному плану весь наш взвод на двух бронированных 'Уралах' и при одном БТР-80 должен был прибыть к областному ГУВД на Никитский переулок и, перекрыв его в обе стороны, 'осуществлять с целью недопущения'. Короче, классическое 'держи и не пущай' с поправкой на разворачивающееся вокруг безумие. Но не успели мы даже до Кольцевой доехать, как у меня в кармане беззвучно завибрировал мобильный. Ага, снова 'дежурка', а значит или новости, или вводные. И вряд ли что-то хорошее. Так и оказалось.

— Боря, слушай внимательно — загудел в трубке слегка искаженный голос Дяди Сани. — Есть новая задача: один 'Урал' и 'броня' уходят на Никитский, а ты со своими — дуй на Калужскую площадь, на Житную. Там что-то непонятное приключилось. Их вчера весь день 'Брысь'* охраняла, а часа полтора назад они какой-то приказ получили и снялись всей оравой. Теперь там всей охраны — десяток доблестных 'пэпсов' из тех, что разбежаться не успели. Я так понял, они бы и рады, да только упырей на площади уже изрядно скопилось, не выскочить.

— Погоди, Дядь Сань, а мы там на кой хрен, если оттуда все кто мог уже смылись?

— Ты у меня спрашиваешь?! — рявкает вдруг обычно спокойный и доброжелательный дежурный. — В душе не е... знаю!!!

— Ты чего окрысился-то?

— Ай, не спрашивай, — в голосе майора слышна боль. — Тут ведь по всем правилам приведения в боевую готовность связь нужно устанавливать со всеми. Ну, там, с вышестоящими нашими и с местными гражданскими властями. Дозвонился до узла связи МОБа* в Люберцах... А там какая-то девочка-телефонистка. Плачет, говорит: 'Дяденька, они все с ума сошли. Едят друг друга. В дверь снаружи ломятся'... Я ей говорю: 'Дочка, а кроме тебя-то кто нормальный остался?' А она: 'Сначала в коридорах стрелял кто-то, а потом три УАЗика куда-то уехали'. Она им в окно махала, но ее, то ли не увидели, то ли просто возвращаться не захотели...

_____________________________________________________________________________

* 'Брысь' — шутливая переделка названия ОМСН МВД 'Рысь'.

* МОБ — милиция общественной безопасности.

_____________________________________________________________________________

— Вот млядь... — само по себе вырывается у меня.

— И я о том же, — вздыхает дежурный. — Я спрашиваю: 'Сама-то как? Цела?' А она мне: 'Ага, меня тоже съесть хотели, но я вырвалась и заперлась. Укусили, правда, за ногу, но чуть-чуть совсем. Даже не кровит почти'... Представляешь?

— Звиздец... — безжалостно подвел итог я. — Хана девчушке...

— А то я не знаю... — соглашается тот. — Но ей-то так не скажешь. Говорю: 'Потерпи, доченька, я ребятам сейчас скажу, они часика через два-три приедут, выручат тебя'. А у самого, сука, аж глотку перехватывает.

— Молодец, Дядь Сань. Все правильно. Нельзя ее было надежды лишать... Ладно, все понял, сейчас Тисову маякну и — на Калужскую.

— Угу, и подзатыльник ему от меня передай. Пусть телефон включит, обормот.

По автомобильной рации связываюсь с едущим на головном 'Урале' Антоном, передаю ему 'пламенный привет' из 'дежурки' и рекомендации по поводу мобильного, а потом рассказываю о новом приказе.

— М-да, — задумчиво тянет Антоха, — похоже, началось в колхозе утро... Куда ж это 'кошек' сдернули? Ладно, главное — на связи будь и, если что, ори погромче, подъедем — выручим.

— Аналогично, — фыркаю в ответ я. — Еще не факт, кому кого выручать придется.

На этой оптимистической ноте мы и разъехались каждый в своем направлении.

Окончательно в том, что дело швах, я убедился, едва мы выехали на Калужскую площадь. Достаточно было бросить взгляд на Садовое Кольцо, мертвое во всех смыслах. Что значит 'во всех'? А то и значит... Во-первых, от самого пересечения с Большой Якиманкой и аж до едва различимого в предрассветной мгле Крымского моста и эстакады за ним, на Кольце не было видно ни одной машины. Нет, понятно, что до утреннего 'часа пик' еще далеко, но это ведь не окраины какой-нибудь Тмутаракани, а самый центр столицы. Той самой, блин, 'Москоу', которая 'невер слип'. Однако, и пустой проезжую часть назвать было нельзя. Движение на ней все-таки имелось. Пешее. И жуткое в своей противоестественности. По Кольцу в каком-то одним им известном направлении ковыляли ожившие мертвецы. И было их настолько много, что меня в первый момент даже оторопь взяла. Как-то не предполагал я, что бедствие приняло такие масштабы, понимал, что дела наверняка не ахти, но надеялся все же на лучшее. Похоже — напрасно.

Перед воротами и вдоль высокого чугунного забора белого, с огромными стеклами окон здания МВД на Житной мертвяков тоже хватало. Только тут они никуда не шли, а просто стояли этакой живой, а скорее — мертвой изгородью вдоль выложенного полированными каменными плитами парапета. Не меньше полутысячи упырей просто стояли и пялились сквозь слишком узкие для них отверстия между толстыми пиками ограды на темное, без единого светящегося окна здания. И, что интересно, на площади вокруг памятнику Ленину оживших мертвецов не было совсем. Угу, понятно. Значит, на площади покойников просто ничто не привлекает, вот они и собрались вокруг места, в котором есть что-то для них интересное. Хотя, если исходить из их весьма однобоких интересов, то там скорее кто-то... Живые люди.

Когда свет мощных фар 'Урала' осветил толпу зомби, часть их повела себя довольно странно. Нет, большинство вообще никак не отреагировало, либо, оставшись стоять, как и стояли, либо, обернувшись, тупо уставились на подъезжающий грузовик своими страшными мертвыми буркалами. Однако десятка полтора-два весьма резво рванули от нас через Калужскую в сторону ближайших домов. Вот оно даже как... Похоже, некоторые начинают умнеть и прячутся от возможной опасности. Ой, фигово дело! Этакими темпами они если не до человека, то хотя бы обезьяны поумнеть могут, не дай бог, конечно. С другой стороны, какая там обезьяна, даже если они до уровня стайных хищников, вроде тех же волков, разовьются — нам и этого за глаза хватит. Вообще полный песец будет. Что называется, испытайте на себе все прелести загонной охоты. Опять же, какими-то подозрительными показались мне эти поумневшие мертвяки, что-то в них не так было. Хотя, может и померещилось: яркий свет в окружающей темноте, резкие, длинные тени, вот и исказились пропорции. В любом случае, пора уже решать, как во двор въезжать будем. В смысле, 'как', оно понятно — через ворота, по-другому просто не получится. Осталось только найти способ отворить эти самые ворота. Которые, если мне мой склероз не изменяет, мало того, что открываются с центрального пульта в здешней 'дежурке', так сейчас еще и толстой цепью на большущем (где вообще отыскали-то такой) амбарном замке замотаны изнутри. И тремя небольшими противотанковыми ежами изнутри подперты. Для пущей надежности, наверное. Фортификаторы, блин! Хотя, против тупого мертвого 'мяса' — вполне действенно. Ровно до тех пор, пока это самое 'мясо' по заборам лазить не научится.

Так, все, теперь приехали окончательно. Мощный бампер 'Урала' практически уперся в тела зомби, которые даже не сообразили, что им стоило бы немного посторониться, чтобы не быть раздавленными. Зато мне сверху хорошо стала видна еще одна причина, по которой зомби не желали отходить от забора. Точнее, причин было куда больше, где-то три десятка, если навскидку, почти начисто обглоданных костяков, лежащих в лужах застывшей и замерзшей крови среди обрывков заскорузлого, ставшего на легком ночном морозце колом, тряпья, еще недавно бывшего одеждой. Это что же тут такое произошло? Нет, мы в ОМОНе, конечно, далеко не ангелы белокрылые, но в то, что парни из 'Рыси' могли расстрелять бегущих к ним от голодной ходячей мертвечины за помощью гражданских, я просто не поверю. И в то, что просто за забором их умирать бросили — тоже. Это только в фантазиях разных 'либеральных правозащитников', с их давно уже съехавших набекрень мозгами, весь ОМОН — толпа кровожадных мутантов. Которым только и надо от жизни, что сырой человечинки пожевать, да кровушкой запить. Опять же, сдается мне, что нас с этого 'почетного пьедестала' уже подвинули. Те самые зомби, которых вокруг пруд пруди, и которым, и впрямь, ничего больше не хочется.

Но, при всем при этом обгрызенные скелеты все-таки имеются. Вот они, я их собственными глазами вижу. До ближайшего — не больше десяти метров. Чуть ли не потрогать можно... Ладно, сначала нужно во двор въехать, а уж потом будем выяснять, какого рожна здесь приключилось. Снимаю со специального крепежа на задней стене кабины миниатюрную телефонную трубку внутренней связи.

— Так, мужики, что-то надоело мне тут торчать, но вот всю эту стаю вместе с нами во двор запускать не хочется. Предлагаю для начала малость вокруг почистить.

Парни, которым все творящееся вокруг сквозь небольшие, забранные частой решеткой боковые окна кунга видно не намного хуже, чем мне, общим гвалтом выражают свое полное согласие. Кто и что конкретно говорит, разобрать сложно, микрофон и динамики в аппарате стоят слабенькие, но настрой вполне понятен и так.

— Работайте через окна, оба верхних люка и, если получится, через форточку возле передней двери. Сами двери не открывать. Ну, его, от греха... Хоть они и высоко, но быстро бегать тут кое-кто уже умеет, как бы не выяснить, что они еще и хорошо прыгать научились. Стрелять только одиночными и только в голову. Нечего патроны попусту жечь, у нас их не вагон.

М-да, остается только пожалеть о том, что лазерные целеуказатели и коллиматорные прицелы у нас в Отряде имеются хорошо если у одного бойца из десяти. А ведь обещали выдать на весь личный состав. Да только так эти обещания обещаниями и остались, равно, как и клятвенные заверения перевооружить весь ОМОН со стареньких 'макарок' на пистолеты Ярыгина, и рассказы о том, что на всех вместо 'семьдесят четвертых' АК-103 выдадут... Да много чего нам обещали... Впрочем, ладно, дело прошлое, чего уж теперь. Фонари тактические подствольные на всех выдали — и то хлеб.

Тонкие, ослепительно-яркие галогеновые лучи ударили в толпу, высвечивая оплывшие, безжизненные морды (у меня язык не повернется это лицами назвать) зомби. Буквально через мгновение звонко защелкали вразнобой выстрелы. В кабине, несмотря на закрытые окна, кисло запахло сгоревшим порохом. Первые по второму разу умершие упыри рухнули в подмерзшую грязную снежную кашу на асфальте будто манекены. Мертвая толпа вокруг пришла в движение и зомби начали неуклюже разбредаться на негнущихся ногах. Угу, значит, что такое стрельба тут уже все в курсе. И чем она грозит — тоже соображают. Снова плохо. Еще одно доказательство того, что умнеют эти твари. Неясно только, почему одним света фар хватило, а остальные только с началом пальбы соображать начали. Да и двигались те, первые, более умные, куда проворнее и быстрее. Одни вопросы, блин, и никаких ответов. Да уж, похоже, правильно я Бате сказал — методичек нам никто не напишет, правильные ответы самим искать придется.

Кроме неспешно, но целеустремленно разбредающихся в разные стороны зомби на нашу стрельбу отреагировали, наконец, засевшие в здании. В приоткрывшуюся дверь центрального входа протиснулся пожилой, лет пятидесяти, похожий на отрастившего пышные усы Колобка, мужик который, смешно перебирая короткими ножками, кинулся к воротам, сжимая в руках 'ксюху' с откинутым прикладом. Форма на мужичке цветовой гаммой здорово напоминает нашу омоновскую 'ночь-91', вот только полосы рисунка не горизонтальные, а вертикальные. Ну, да, как раз в такой 'синей осоке' теперь весь спецполк МВД по охране зданий и ходит. Когда он подбегает к воротам вплотную, становятся видны капитанские звездочки на хлястиках-погонах.

— Вы кто?! — орет капитан, пытаясь перекричать уже стихающую стрельбу и фырканье двигателя, при этом оглядывая окрестности в прицел АКСУ. Вот, блин, оказывается, что произойти должно было, чтоб наши 'хомячки' из ОБОЗа* наконец вспомнили, для чего им Родина оружие вручила и как с ним обращаться нужно.

_______________________________________________________________________________________

* ОБОЗ — отдельный батальон охраны зданий.

_______________________________________________________________________________________

— Посадский ОМОН! — кричу я, слегка опустив вниз боковое стекло кабины. — Вам в помощь присланы! Отворяй ворота, а то нам тут торчать уже надоело!

— Ага, понял! Только этих к воротам не подпускайте! — словно китайский болванчик закивал головой тот, и, открыв ключом навесной замок, что-то пробормотал в торчащую из нагрудного кармана куртки рацию, а потом начал шустро оттаскивать в сторону один из ежей.

Когда он оттащил в сторону третий, и торопливо метнулся в сторону двери, ворота медленно поползли в сторону по рельсам-направляющим.

— Давай сразу к крыльцу поближе, — кивком показал я водителю предполагаемое место парковки, а потом снова взялся за трубку внутренней связи. — Как остановимся — все к машине и чтоб за нами следом ни одна тварь в ворота не проскочила!

Ответом мне послужил стук распахиваемых дверей кунга и грохот берцев по асфальту. Брать под охрану периметр вокруг остановившегося транспортного средства моих ребят учить не нужно. Правда, в этот раз даже и возиться-то особо не пришлось, почти все ожившие покойники уже прекрасно уяснили, что против автомата Калашникова на таких дистанциях у них шансов мало. От силы десяток, видимо, уж совсем тупых даже по их, зомбячьим меркам, потопали вслед за 'Уралом', но не успели пройти по пять-десять шагов, как ухватили по пуле в голову. Остальные уковыляли в самый центр Калужской площади и сгрудились вокруг постамента памятника Ленину, где и расположились этакой инфернальной демонстрацией. Нет, похоже, малость переоценил я их сообразительность. Отойти мозгов хватило, а вот на спрятаться — уже нет.

Когда ворота встали на прежнее место, усатый капитан снова замотал ворота цепью, а Гумаров и Солоха помогли ему водворить на прежнее место ежи.

— Ну, и долго вы собираетесь тут стоять, как три тополя на Плющихе? — в голосе усатого явно слышен страх. — Давайте за мной внутрь, этих вид живых людей привлекает.

Выяснять, кого именно 'этих' не было никакой необходимости. Чтобы не догадаться, нужно вообще по пояс деревянным быть. К тому же, даже в утреннем полумраке было пусть и плохо, но видно, как с Садового, и со стороны Крымского моста, и от транспортного туннеля ниже по Житной, и по Большой Якиманке, и со стороны выхода из метро 'Октябрьская' и Ленинского проспекта с Шаболовкой, явно привлеченные звуками стрельбы, поодиночке и группами подтягивались на Калужскую новые и новые мертвецы. Прав капитан, нечего на улице делать. Сквозь тонированные витринные стекла первого этажа мы покойников будем видеть почти так же хорошо, как и с крыльца, а вот они нас — нет.

— Слушай, тащ капитан, а чего это ты сам по двору с автоматом рысачишь и тяжести тягаешь? Неужто ни одного сержанта на это дело не нашлось?

— Ай, брось издеваться, — вяло отмахивается тот. — Сейчас внутрь войдем, на мой личный состав глянешь, сам догадаешься.

И впрямь, протиснувшись в рамку отключенного сейчас металлодетектора и оказавшись в фойе я сразу все понял... Батальон Смерти, блин... Пять барышень в синем камуфляже и большими прямоугольными шевронами 'Спецполк МВД России' на спинах курток. Возраст — от двадцати до неполных сорока, звания — от младшего сержанта до прапорщика. Вид у всех, мягко говоря, так себе: испуганные, ощутимо бледные даже в полутьме лица, круги и разводы потекшей от слез туши вокруг глаз и на щеках. Амазонки, маму вашу с ратуши... Валькирии. Наберут, блин, по объявлению, а потом мучайся с ними. С другой стороны, чему удивляться-то? Служба в спецполку — никакая: сиди на заднице, да на кнопку 'вертушки' нажимай, предварительно удостоверение входящего проверив. Но при этом и зарплата — такая же. В смысле, тоже никакая. Мало кто из устраивающихся в МВД мужиков туда идет. Даже в ОВО или ППС зарабатывают куда больше. А штат комплектовать нужно. Вот и набирают туда одних женщин, которых как раз в другие подразделения брать особо никто не хочет.

— Ага, — заметив мою реакцию, понимающе вздыхает за спиной капитан. — А эти, мля, архаровцы из 'Рыси' укатили. Приказ, видите ли, у них. Оставили пять автоматов и патронов к ним два ящика. А толку? Я из 'калаша' последний раз стрелял в армии,когда 'срочку' служил. В семьдесят восьмом, млядь, году. Из АКМС еще. А девчонки мои — вообще ни разу даже в руках не держали. Из 'Кедра' у нас были стрельбы, хоть и раз в квартал, но были, а из этих... Ай, да что там говорить, я цинк еле вскрыл, семь потов сошло пока вспомнил, как это делается.

М-да, вид у стоящего на деревянном патронном ящике цинка на самом деле такой, будто его крепко оголодавший гигантский медведь гризли разжевал и выплюнул. Похоже, долго его усатый мучил и сам с ним мучился. Вон, ручка специальной открывалки, что в каждый ящик с боеприпасами вкладывается, аж коромыслом согнута. Гигант, блин...Могучий варвар... Хотя, за коллег тоже стыдно: бросили этого беднягу с пятью бабами, и даже цинки открыть не помогли. Но, жалеть мне его сейчас некогда.

— Ладно, хорош на судьбину горькую жаловаться, говори лучше, какая сволочь гражданских мертвякам скормила?

— Ка-ка-каких гражданских?

По испуганно выпученным глазам усатого, даже не будучи профессиональным психологом можно понять, что он на самом деле не понимает о чем речь.

— Тех, что перед забором обглоданные лежат, — подпускаю в голос металла, уж если колоть, так до самой... эээ... филейной части, короче.

— Да ты чего?! — голос капитана дрожит одновременно от испуга и возмущения. — Это ж не люди... Ну, вернее, когда-то были люди, но сюда пришли уже этими... Мертвыми, короче.

— Хватит бабушку лохматить, — не сбавляю оборотов я. — Зомби зомбей не жрут, вона, чуть не под ручку друг с другом прогуливаются и никаких тебе...

С этими словами я оборачиваюсь к окну, чтобы широким жестом обвести забитую мертвецами площадь, и, так и замираю с открытым ртом, не закончив фразу. Потому что перед воротами сразу четверо вновь прибывших со стороны туннеля на Житной мертвяка, прямо у меня на глазах, опустившись на четвереньки, пристраиваются к пять минут назад застреленному моими хлопцами покойничку. И начинают его деловито обгладывать. Вот это номер! А я-то думал, что у покойничков промеж собою полные мир-дружба-жвачка. А они, оказывается, не только живыми людьми, но и друг дружкой не брезгуют. М-да, классическая ситуация из серии 'почувствуй себя идиотом'. И с капитаном неудобно получилось.

— Все понял, был не прав, приношу свои извинения.

— Да ладно, чего уж там, — устало отмахивается капитан. — Ты, видать, с ними еще мало пересекался. А я на всю эту свистопляску уже весь вчерашний вечер и всю ночь любуюсь. Пока ОМСН тут квартировал, оно еще ничего было, а вот как их сорвали куда-то — совсем амба. Девчонки мои сначала держались, а тут так и совсем разнюнились. Такую сырость развели — хоть с этими тварями в рукопашную иди, лишь бы соплей их не видеть. А эти, да, хавают собственных покойников... Ну, которые во второй раз покойники... Ну, мля, короче, ты понял. Если эту погань по второму кругу пристрелить, то уже минуты через две-три его свои же за милую душу зачефанят.

— Офигеть, дайте две, — только и смог сказать я.

Капитан в ответ глубокомысленно кивнул и тихо, но с чувством выдал длинную матерную тираду. Потом, достал из кармана мятую пачку 'Винстона' и, вытряхнув из нее одну сигарету, прикурил и с явным удовольствием глубоко затянулся.

— Будешь? — протянул он пачку мне.

— Не, спасибо, не курящий я, — отрицательно мотаю головой в ответ. — Слушай, а как так вышло, что кроме вас тут никого не осталось? Ну, с 'собрами'* все понятно, у тех приказ, а остальные-то где? Тут ведь, как ни крути, толпа народу ошиваться должна — дежурная смена в ДЧ, связисты, там, всякие, и прочие разные...

— Нету никого, — вяло отмахнулся усатый. — Кто сам слинял под шумок по тихой грусти, кого вчера в усиление припахали. Тут, не поверишь, до чего дошло вчера — кабинетных подполковников-полковников автоматами вооружали, да на улицы гнали. Веришь, нет, в оружейке — шаром покати, одни пустые пирамиды. Даже из тира выгребли все, кроме учебных пистолетов, которые, один черт, рассверленные и не стреляют.

— А младший начальствующий* куда весь подевался? — искренне недоумеваю я.

_______________________________________________________________________________________

* 'Собры' — сотрудники ОМСН, ранее называвшегося СОБРом. Кстати, с января 2012 года всем ОМСНам снова вернули название СОБР.

* Младший начальствующий состав — сотрудники правоохранительных органов в звании от младшего сержанта до старшего прапорщика включительно.

_______________________________________________________________________________________

Да уж, когда полковника гонят делать работу сержанта, значит — все, приплыли. Как в том старом армейском приколе: 'Бегущий генерал в мирное время вызывает смех, а в военное — панику'.

— Да кто где, — хмыкнул капитан. — Кто разбежался, вместе с вверенным оружием и спецтранспортом, кого сожрали, кто сам сейчас снаружи деревянной походкой бродит. А кто и воюет еще. Нам, вон, связист из 'Рыси' еще вечером динамик и микрофон от станции в 'дежурке' сюда вывел. Такого наслушались за ночь...

— А чего сейчас не слушаете?

— Честно? Зае... — мой собеседник оглянулся на своих притихших, но, вроде, немного приободрившихся после нашего появления подчиненных. — Надоело одно и то же... 'ОВД Нагатинский Затон — почти весь личный состав либо погиб, либо дезертировал...', 'Пресненский УПМ срочно просит помощи...', 'ОВД Северное Медведково — нам звиздец, осталось трое живых, забаррикадировались в помещении Дежурной части...' И так всю ночь. Никаких нервов не хватит, чтоб слушать, как там народ умирает.

М-да, как-то сама собой пришла на память рассказанная Дядей Саней история про телефонистку из МОБа. Блин, уж если его, прожженного и видавшего виды мужика проняло, то, что уж про этих напуганных чуть не до смерти барышень. Но весь мой сначала армейский, а потом и омоновский опыт, вся моя натура просто на дыбы вставали от вида выключенной радиостанции. Будь он моим подчиненным, уже огреб бы по полной программе. Но, он и по званию старше, и годами... Словом, помягче нужно.

— Э, нет, коллега, на связи сидеть нужно постоянно, мало ли... Андрюха! — кивком указываю я Бурову в сторону отключенного трансивера с микрофоном и маленькой, скорее всего, от компьютера взятой, колонкой, стоящих на офисном столе, явно вынесенном из какого-то кабинета. — Ты ведь в армейке со связью работал? Разберешься?

— Да как два пальца, — невозмутимо кивает тот.

Андрей 'срочку' тарабанил связистом в разведке 'войск дяди Васи', уж что-что, а учить там умеют. Что в армии зазубрено — каленым железом из мозгов не выжечь. Так что, если сказал, что сделает, значит — сделает.

— Сами-то, кстати, чего не сбежали? — снова оборачиваюсь я к капитану.

— На чем? — кривит губы в грустной усмешке тот. — На тех двух служебных 'четырнадцатых', что во внутреннем дворе остались? Водить-то я один умею. Так что, даже если мы все вшестером в эту коробчонку утрамбуемся — она ж на брюхо сядет. А за воротами эти стоят... Не проползли бы мы через них, увязли бы — и все, привет, пишите письма, шлите посылки... Это вам на 'Урале' хорошо — только колеса помыть потом, чтоб не воняло. Только 'жигуль' — не 'Урал', нам бы точно амбец приснился. Опять же, пока можно было вырваться, мужики из 'Рыси' еще тут были. Подозреваю — отнеслись бы без понимания. Да и непонятно, чем вообще дело кончится. Сбежишь, а потом тебе еще и статью впаяют за дезертирство.

Что ж, тоже не лишено здравого смысла. Чем все закончится, пока сказать действительно сложно. Стреляют вокруг практически повсюду. Приглушенная расстоянием автоматно-пистолетная пальба, а изредка и более громкие взрыкивания чего-то явно крупнокалиберного, вроде башенных КПВТ, слышны и со стороны Кремля, и откуда-то из-за Москвы-реки, скорее всего от Старого Арбата, где на Знаменке Генштаб расположен. Да и на Шаболовке постреливают. И это только то, что неподалеку. Дальше стрельба сливается уже в сплошной, не поддающийся локализации гул. Чем черт не шутит, может и отобьемся. И оказаться в таком случае в роли стрелочника, отвечающего за все, этому немолодому и, судя по кольцу на безымянном пальце, семейному мужику явно не хочется. Уж что-что, а наказывать невиновных и награждать непричастных у нас любят и умеют. Можно сказать, национальная развлекуха.

— Так, ладно, хватит лирики. Давай-ка лучше небольшой обход твоих 'владений' учиним, посмотрим, что к чему.

Провести рекогносцировку на местности — это у любого нормального командира всегда первым делом, после размещения личного состава. Посмотреть все своими глазами, руками пощупать, рубежи обороны наметить, слабые места в ней определить. А то, мало ли. Не слишком-то мне улыбается выяснить, что зомби через забор где-нибудь перелезли и открытую дверь нашли, уже в тот момент, когда они всей толпой в вестибюль нас кушать заявятся. Но, опасения мои оказались напрасными. Все двери были надежно заперты, окна первого этажа изнутри закрыты бронированными ставнями с узкими бойницами, которые с улицы были не видны из-за заслоняющих их легких пластиковых жалюзи. Напоследок, быстренько прикинув график, выставил трех наблюдателей, по одному на каждую из сторон здания, благо, планировка у него — проще некуда. Квадрат, он и в Африке квадрат. Уж за фасадом-то мы и сами проследим как-нибудь, а вот фланги и тылы без прикрытия оставлять нельзя. Стены стенами, бронеставни — бронеставнями, а пригляд все равно необходим. Словом, после продолжавшейся почти час инспекции я смог смело сделать однозначный вывод — самое слабое место в нашей обороне — это здоровенные, тонированные окна вестибюля, выходящие на Калужскую площадь. Но и эта 'слабость' весьма относительная, потому что в этом самом вестибюле сидим мы. Что называется, вооруженные и смертельно опасные. Даже как-то обидно стало, честное слово! Такой опорный пункт, почти что крепость... Хотя, в нынешних условиях — крепость, без всяких 'почти' — ограда высокая, стены прочные, окна пуленепробиваемыми щитами прикрыты, своя артезианская скважина, автономное электроснабжение. Для мертвяков, которые не то что стрелять, но даже камни кидать не умеют — неприступная твердыня. И на все это богатство — аж целых двадцать человек гарнизона, из которых пятеро — женщины. Толку от которых, уж будем до конца честными сами с собой, никакого. Если под ногами особо мешаться не будут — и то хорошо.

— Борян! — машет мне рукой сидящий возле радиостанции Буров.

Колонку он, видимо, чтоб не добавлять лишних переживаний женщинам, отключил и теперь сидит, вальяжно развалившись в большом кожаном кресле на колесиках, нацепив на голову наушники. И креслице-то непростое: натуральная кожа, полированные деревянные подлокотники. Явно из какого-то начальственного кабинета увел, шельма. Когда ж все успел-то? Хотя, судя по тому, что рядом с ним, в почти таком же, ну, может, чуть попроще, кресле устроился Солоха, то набег на окрестности они устраивали вместе. А наш хитрый хохол может отыскать где угодно и что угодно. Хоть снег в пустыне, хоть соленое свиное сало посреди мусульманской Чечни. У них, украинцев, это в генокоде прописано, наверное.

— Смотри, — браво рапортует Андрей, — все подключил и настроил, с нашими на Никитском контакт наладил. Там у них тоже полная задница, но пока терпимо. Да вот еще, тут кто-то на связь пару минут назад вышел. Старшего спрашивают.

Вопросительно гляжу на капитана. Понятно... Судя по выражению лица, добровольно брать на себя обязанности 'коменданта малиновкинского гарнизона и писарчука по совместительству' ему вообще ни в жилу. Абсолютно. Ну, что ж, тяжелые времена требуют тяжелых решений. Тяжко вздохнув, иду к станции и принимаю у Бурова наушники.

— Алтай-11 на приеме.

— Кто на связи? Представьтесь по всей форме, — резко берет быка за рога неведомый собеседник.

О, как! Нет, я, конечно, понимаю: мертвецы восстали и пошли по земле, апокалипсис, конец света и все такое... Но правила радиообмена пока никто не отменял. И, значит, передавать в эфире имена, фамилии, звания и прочую служебную информацию нельзя. Или уже можно?

— А сам-то кто?

Вот подобного мой собеседник точно не ожидал и, похоже, слегка обалдел от моей наглости. В наушнике хрюкнул сдавленный смешок.

— Полковник Гаркуша Олег Степанович, первый отдел Управления 'А' ФСБ Российской Федерации. Пойдет? А теперь, с кем я разговариваю?

Блин, говорила мне мама в детстве, что язык мой — враг мой. Вот, в очередной раз убеждаюсь, что с тех пор ничего не изменилось. Снова нарвался. Остается надеяться, что 'альфонс'* окажется нормальным мужиком, без лишних закидонов. 'Альфа' — это вам не увэдэшний 'подпол'. Эти жалобно скулить не будут, сами приложат, если понадобится, так, что пятый угол в избе искать побежишь.

_______________________________________________________________________________________

* 'Альфонсы' — шутливое прозвище сотрудников Управления 'А' ФСБ РФ (бывшей группы 'Альфа').

_______________________________________________________________________________________

— Виноват, тащ полковник. Прапорщик Грошев, ОМОН ГУВД по Московской области.

— Подольск или Посад?

— Посад.

— Ясно. Это ваша 'броня' Никитский переулок перекрывает сейчас?

— Так точно.

А чего отпираться, если по тону и так понятно, что полковник и без моих ответов уже все знает. А вопросы задает так, все больше для проформы и для 'разговор завязать'.

— Грамотные ребята, молодцы. Вот что, Грошев, это вы на Житной воюете?

— Ну, прямо сейчас уже не воюем, а тихонечко сидим. А так, да, мы.

— Это хорошо. Есть тут у нас одна мыслишка по поводу вашего домика... Короче, седлай свою технику и дуй к Госдуме. Пообщаемся.

— Не могу, товарищ полковник. У меня на всю ораву — один-единственный 'Урал', если я на нем к вам укачу, оставшимся, случись что, даже вырваться отсюда не на чем будет. Так что, уж лучше вы к нам.

На этот раз Гаркуша себя не сдерживает и громко и заливисто хохочет.

— Нет, Грошев, слыхал я, что вы в ОМОНе офигевшие не по чину, но чтобы настолько... Целый полковник на цырлах к 'прапору' лететь должен. Не офигел в атаке?

По голосу слышно, что не обиделся Олег Степанович, просто шутит. Вот и ладно, значит, нормальный, без лишних тараканов в голове.

— Так это у вас на наш счет какая-то идея, а не наоборот. Сено к лошади не ходит.

— Понял тебя, конь ты омоновский... с яйцами... Уболтал, речистый, минут через десять-пятнадцать жди гостей.

— Понял вас, конец связи.

Полковник не обманул, через пятнадцать минут мой портативный 'Айком' забубнил голосом сидящего в дозоре у выходящего на Большую Якиманку окна на четвертом этаже. Гумарова:

— Алтай-11 второму посту.

— На связи.

— Со стороны Кремля гости. Две единицы. Поооонтоооовые...

Последнее, конечно, не по уставу. Но эмоции Тимура я вполне понял, когда из-за немного перекрывающей нам обзор на перекресток часовни Казанской иконы Божьей Матери, стоящей в углу двора, выкатили сразу два 'Шеви' — полноприводный внедорожник 'Тахо' и микроавтобус 'Эксплорер'. Оба цвета черный металлик, оба наглухо затонированные, действительно, понтовые, просто жуть.

— Красиво жить не запретишь, — хмыкает в усы капитан.

— Это да, — соглашаюсь я и оборачиваюсь к рассредоточившимся по всему холлу подчиненным. — Так, российская военная угроза, общий подъем и всем во двор! Будем гостей впускать и приглядывать, чтоб их не обидел кто-нибудь.

Парни, поправляя на ходу разгрузочные жилеты и поудобнее пристраивая в руках автоматы, двинулись на улицу.

— А мы? — жалобно пискнула одна из капитановых подопечных.

— Вам — не нужно. Тут побудьте, тылы нам прикроете, если что.

Ой, блин, ну что я несу? Эти, пожалуй, прикроют... Они ж на улицу даже под страхом смертной казни не выйдут, по лицам вижу. Но обижать барышень не стоит. Пусть думают, что мы им важное задание даем, а не из-под ног убираем, чтоб не путались. Нам все равно, а им приятно. Вон, как приободрились: 'ксюхи' поправляют, вроде как готовятся... Одна, гляжу, даже чему-то своему слегка улыбается. Господи, твоя воля, ну на кой ляд мне этот детский сад, ясельная группа? Куда б мне их сплавить?

Меж тем 'Тахо' уже метрах в тридцати от ворот, ближе подъехать ему, как и нашему 'Уралу' чуть раньше, не дает толпа мертвецов. Те, что посообразительнее, уже вовсю култыхают в разные стороны, но на выстрелы и свежих 'дважды упокойничков' со всех сторон подтянулись новые, еще ничему не научившиеся. Ничего, сейчас поучим! У нас это быстро. Объяснять моим хлопцам уже ничего не нужно, они выстраиваются редкой цепью позади ворот и начинают не спеша, аккуратно и методично отстреливать ближайших зомби прямо сквозь прутья ограды. Хороший тут все-таки забор. Стоя за ним можно стрелять по упырям, будто по фанерным мишеням в тире, а те и приблизиться не могут. И даже этот их жуткий, невообразимый для живого существа, взгляд отсюда кажется не таким уж и страшным. Хотя, если б этого металлического частокола между нами не было... Вряд ли бы нам удалось надолго сохранить такое спокойствие. Чего уж там, подозреваю, что и прожили б мы тогда все аккурат до первой смены магазинов.

Минуты через две все было кончено. Как говорят на Кавказе: 'Кто бежал — бежал, кто убит — убит'. У нас изначально не было задачи перебить всю толпу, которая, кстати, довольно сильно увеличилась с того момента, как мы ее увидели впервые. Патроны, опять же, экономить нужно. Так что, расчистили для приехавших 'Шевроликов' площадку перед воротами — и будя. Когда машины 'альфонсов' припарковались на площадке у крыльца, возле нашего грузовика, а ворота были снова закрыты, гости стали выбираться наружу.

Первыми, будто чертики из табакерки, выпрыгнули из 'Эксплорера' шестеро бойцов, тут же разбившихся на две 'тройки' и чрезвычайно грамотно взявших под контроль весь двор. Серьезные ребята, слов нет, и выглядят сурово. Черные костюмы, легкие противоосколочные бронежилеты под ременно-плечевыми системами, почти такими же, как моя 'командировочная', разве что не оливковыми, а тоже черными. И черные же 'Алтыны' с опущенными забралами на головах. Подсумки РПС плотно набиты магазинами, из набедренных кабур торчат рукояти пистолетов. Причем, явно не 'Стечкиных' или 'Ярыгиных'. Мне отсюда видно плохо, но точно какой-то импорт, либо 'Глоки', либо 'Че-Зэты'. В руках — тоже далеко не посконные 'калаши', а короткие штурмовые пистолет-пулеметы 'Витязь'. Я такие только два рази вживую и видел: на 'Интерполитехе' и во время большой 'показухи' на общей базе долгопрудненского ОПМ и 'Булата'*. М-да... Смотрю на них, и завидую кристально-белой завистью. Причем, не только и (чего уж греха таить) даже не столько навороченным стволам и крутой экипировке, сколько тому, насколько эти ребята отлично обучены. А это по всему видно: по тому, как двигаются, как оружие держат, даже по жестам и общей манере держаться. Профи. Мы, конечно, тоже не совсем 'шти лаптем', но до такого уровня сработанности нам еще тренироваться и тренироваться.

_______________________________________________________________________________________

* ОПМ — созданный на базе расформированного долгопрудненского ОМОН Оперативный полк милиции. Основные задачи полка — охрана общественного порядка на массовых мероприятиях, в том числе и спортивных.

* 'Булат' — ОМСН ГУВД по Московской области.

_______________________________________________________________________________________

После того, как один из бойцов подает рукой условный знак 'Чисто', открывается передняя пассажирская дверь 'Тахи' и на асфальт легко спрыгивает весьма примечательный дядя. Роста не сказать чтобы высокого, где-то метр восемьдесят, но вот в плечах шире не только меня, но, пожалуй, и Тисова будет. Если крупных и широкоплечих мужиков называют 'шкафами', то этот, скорее, 'сервант' — роста, может, и не великого, зато уж ширины на двоих хватит. Одет точно так же, как и его подчиненные, разве что без 'Витязя' и шлем не на голове, а на груди висит, за подбородочный ремешок к плечевой лямке бронежилета прицепленный. Прическа у дяди короткая, волосы — серебристо-седые, по цвету свежевыпавший снег напоминающие. Подбородок волевой, серо-стальные глаза, взгляд этакий... с прищуром. И шрам через всю правую щеку. Причем, видно, что хирурги эту уродливую борозду явно пытались хоть как-то 'подрихтовать', но не сильно преуспели. Здорово, видать, прилетело когда-то мужику. Что примечательно, из-под плечевых лямок 'брони' и 'разгрузки' выглядывают погоны с тремя крупными звездами. Неужели полковник Гаркуша сам решил приехать?

Когда гость подходит чуть ближе, слегка выпрямляюсь и расправляю плечи, имитируя попытку встать по стойке 'смирно'.

— Тащ полковник, прапорщик Грошев.

— Товарищ полковник, капитан Филипочкин, — докладывает в свою очередь чуть поотставший от меня капитан.

О, блин, вот уже почти два часа под одной крышей сидим, а я даже не удосужился с усатым познакомиться.

— Полковник Гаркуша, — в отличие от нас, автомата у Олега Степановича нет, но и головной убор отсутствует, так что, обошлись без козыряний, заменив их крепкими рукопожатиями.

— Что-то я недопонял, товарищи, — в глазах полковника видна ирония, — как так вышло, что при целом живом министерском капитане у вас на вверенном объекте старшим почему-то гувэдэшный омоновский прапорщик оказался?

Я глубокомысленно молчу, Филипочкин тоже что-то мнется. Нет, оно понятно, что по сути и сказать ему нечего, но уж соврать-то что-нибудь правдоподобное можно для приличия. Нужно выручать коллегу.

— Мы, тащ полковник, посовещались и решили, что в боевой обстановке лучше руководить тому, у кого в этом вопросе опыта больше.

Капитан облегченно мне поддакивает.

— Аааа, — с серьезным голосом, но широко при этом улыбаясь, тянет Гаркуша. — Тогда понятно. Ладно, хозяева, чего на улице мерзнуть? Приглашайте в дом.

г. Москва, Центральный, Южный и Юго-Западный административный округ. 21 марта, среда, утро, день и вечер.

— Слышь, старшой, вроде вот там стрельба, — легонько толкает меня локтем в бок безусый сержантик-'срочник', сидящий сзади.

Аккуратно пихаю ногой, опущенной в командирский люк БТРа, плечо мехвода.

— А ну, тпру, Зорька. Глуши мотор.

Действительно, не ошибся востроухий сержант, из арки одной из старых 'сталинок', которых так много на Ленинском проспекте между Калужской и площадью Гагарина, слышны приглушенные выстрелы. Судя по звуку — 'калаш', весьма толково отсекающий короткие очереди по два патрона, и что-то охотничье. Выстрелы не сказать, чтобы панические, но частые. Значит, помощь не помешает.

— Так, собрались! 'Броня' — в арку, 'Урал' и ПАЗики пока снаружи, сигнала ждут.

'Восьмидесятка', рыкнув дизелем и плюнув сизым выхлопом, шустро вкатила в просторный внутренний двор и, подмяв колесами низенький металлический заборчик, замерла посреди детской площадки. Обычный старый двор: деревья, лавочки, пока еще наполовину скрытые грязным подтаявшим снегом. Шеренги припаркованных автомобилей. У одного, новенького, глянцево блестящего 'Экстрейла', открыта водительская дверь, а лобовое стекло покрыто густой сеткой трещин и залито кровью. Рядом с машиной на снегу — грязное кровавое пятно, обрывки одежды... М-да, приметы нового времени, блин. Ну, и, конечно же, зомби. Приличная такая стая, не меньше полусотни, сбившихся в толпу и прущих, как на буфет, в распахнутые настежь двери одного из подъездов. Возле которого, кстати, припаркован автобус. Обычный, бело-зеленый рейсовый 'ЛиАЗ', даже таблички с номером маршрута и остановками на своих местах. И именно из этого подъезда слышны выстрелы.

— Так, слушай мою команду! Сначала вместе валим всех, что снаружи, потом ОМОН — внутрь и пробивается к живым, 'тамань' — прикрывает тылы и держит периметр. Вопросы?

По древней армейской традиции таковых не было.

— Тогда — работаем!

И спасательная группа Центрального эвакопункта за номером раз начала работать.

Если честно, то от тех новостей, что по прибытии сообщил нам 'альфовец' Гаркуша, мне стало как-то совсем неуютно. Оказывается, дела наши вовсе не так плохи, как мне казалось. Они — гораздо хуже. ГУВД Москвы на данный момент, как единое подразделение существовать перестало. Слишком много людей было потеряно накануне, ведь никто тогда толком не понимал, что вообще происходит. По глупости гробили целые ОВД и УВД, когда привозили туда 'задержанных' покойников. Сколько народу зомби перекусать успели, прежде чем прошла хоть какая-то информация о том, насколько они опасны — уму непостижимо. Да еще и из области на усиление под вечер целыми взводами и даже ротами вызывали. Вот и получили в результате толпу зомби в милицейской форме и чуть меньшую, но тоже толпу — дезертиров, которые, сообразив, чем дело пахнет, рванули, кто собственные семьи спасать, а кто и грабить под шумок. Угу, вот и аукнулась нашему доблестному Министерству, а заодно и всей прочей общественности 'мудрая' кадровая политика, когда набирали в органы кого ни попадя, лишь бы дыры в штатном расписании забить. Оно и раньше было понятно, что едва ли не половина этих самых 'молодых и здоровых мужчин, которым нет еще тридцати пяти лет и которые прошли службу в армии'* — банальные молодые уличные гопники, жадные до денег и власти, которые пришли в милицию исключительно за 'ксивой'. Которая, по их мнению, давала им официальное право на 'потрошение' пьяных и сшибание дани с уличных торговцев. Чувствую, хапнем мы еще с этими 'красавцами' горя.

_______________________________________________________________________________________

* Дословная цитата из объявления о приеме на службу в милицию, которое крутили в Московском метро в начале 2000-х. Никаких других требований к кандидатам не предъявлялось.

_______________________________________________________________________________________

Но даже тот факт, что Москву мы уже фактически потеряли и самое большее, что сможем сделать — это вывезти из нее как можно больше гражданских, был не самой худшей новостью. Хуже всего было то, что подобная свистопляска началась уже едва ли не во всех крупных городах. И речь не только о России. Интернет все еще работает и, по словам полковника, 'всемирная паутина' переполнена сообщениями и видеороликами о восставших мертвецах. Ими уже заполнены улицы Берлина, Парижа, Лондона, Вашингтона, Нью-Йорка, Лос-Анджелеса, Пекина, Дели, Каира, Рио-де-Жанейро... Европа, Азия, Северная и Южная Америка, даже Австралия. По России данные тоже неутешительные. Эпидемия началась во всех без исключения российских городах-'миллионниках' и в доброй половине областных центров. И, есть опасения, что появление зомби в остальных — всего лишь вопрос времени, причем, весьма непродолжительного. Словом, помощи ждать нам неоткуда, на местах все своими проблемами заняты. Особую 'прелесть' ситуации придавал тот факт, что с момента введения вчера вечером режима чрезвычайного положения в Москве, нет никакой информации от официальных властей. Такое ощущение, что все наши доблестные 'слуги народа' просто собрали манатки и свалили в неизвестном направлении. И если на отсутствие политиков в данном случае можно было и плюнуть, то вот пропавшее военное руководство добавило немало головной боли. Теперь координировать между собою усилия приходилось на уровне в лучшем случае начальников Управлений и комбригов-комдивов, а то и вовсе командиров полкового, или даже батальонного уровня. Полный аллес! Но, кое до чего уже смогли договориться. Например, о создании нескольких эвакуационных центров для штатских, вроде того, в который сейчас превратилось здание МВД на Житной, и формировании сводных спасательных групп из сотрудников МВД, ФСБ, МЧС и военных. Бедняге Филипочкину так и не удалось отвертеться от должности 'коменданта снежной крепости' — Гаркуша назначил его старшим над двумя взводами 'срочников' из какого-то 'серого'* батальона Внутренних войск и несколькими медиками из МЧС. Задачи нарезал незамысловатые — принимать поступающих граждан, проводить первоначальный карантин и временно размещать. Благо, здание на Житной большое и, если потесниться, то народу там собрать можно не одну тысячу. Условия, конечно, будут — далеко не 'Хилтон', но, учитывая обстоятельства, вряд ли кто станет привередничать. Крепкие стены и крыша над головой есть? Вода и туалет в наличии? И даже кое-какое горячее питание налаживать собирались, по крайней мере, полевая кухня у 'вэвэров'* с собою имелась. К тому же — долго жить там никому, кроме гарнизона, все равно не придется, после карантина спасенных планируют централизованно вывозить из Москвы в лагеря беженцев, которые уже начали разворачивать в крупных воинских частях области. Под вывоз уже, вроде как, 'поставили под ружье' пару автобусных парков. Словом, как верно подметил когда-то, хоть и по другому поводу, переводчик Гоблин: 'И только у тупых военных все оказалось в порядке'... Точнее и не скажешь.

_______________________________________________________________________________________

* Подразделения ВВ МВД РФ негласно делятся на два типа: 'серые' СМВЧ (специальные моторизированные войсковые части, они же 'ментобаты'), в которых солдаты несут службу в милицейской форме, и 'зеленые' — в которых личный состав носит камуфляж. 'Зеленые', обычно, подготовлены несколько лучше, по той причине, что у 'серых' на боевую подготовку просто нет времени, они сотрудников ППС на улицах городов изображают.

* 'Вэвэры' — военнослужащие ВВ МВД.

_______________________________________________________________________________________

Меня же с парнями оставлять 'на хозяйстве' Гаркуша посчитал слишком расточительным. Поделил мой личный состав на две группы по семь человек, доукомплектовали нас 'срочниками'-армейцами и их 'броней'. Теперь мы, две 'тройки' ОМОНа и я за старшего, усиленные десятком солдат из Таманской дивизии с сержантом во главе и при бронетранспортере, получив в довесок к нашему 'Уралу' еще и два ПАЗа, гордо именуемся 'спасательной группой номер один Центрального эвакуационного пункта города Москвы'. На деле, конечно, махновщина полная, но как звучит! И вот теперь у нашей группы боевое крещение.

И сходу отличились 'таманцы', который после моей команды дружно сыпанули с 'брони'.

— Куда, мать вашу?! — только и успел рыкнуть я, прежде чем ближние к нам зомби обратили на них внимание.

И вот тут-то стало понятно, в чем разница между отстрелом мертвяков из-за прочного и высокого забора и столкновением с ними же на открытой местности. Даже я, уже видевший резвых покойников сначала в Ивантеевке, а потом на Калужской площади, и то, что называется 'прибалдел сего числа' от той скорости, с которой они бросились в нашу сторону. 'Таманцы' явно растерялись, что, собственно, вообще не удивительно. Для того чтобы мгновенно реагировать на внезапно возникшую угрозу, опыт нужен, и опыт немалый. Помнится, во время первой чеченской, при зачистке в Шали на нас то ли натравили огромного кавказского овчара, то ли он сам с привязи сорвался... Отлично помню свою реакцию: стоял и с ужасом смотрел, как этот лохматый крокодил, под восемьдесят кило весом, меня жрать бежит. Во все глаза смотрел, даже про то, что в руках у меня автомат, и то позабыл. И если б не наш снайпер-'контрас'* Генка Хабибуллин, так и схарчила б меня та зверюга. Вот и доблестная 'тамань', со своим сопливым сержантиком во главе, выглядит сейчас точно так же, как я тогда. А роль Генки в этом дурдоме явно достается мне.

— Огонь!!! — командую я своим, хотя особой необходимости в этом нет, парни и сами отлично поняли, что от них требуется.

Вот только попасть в голову шустрым покойникам, когда до них меньше пары десятков метров — задачка не из легких. Пули рвут одежду и плоть, от зомби во все стороны летят кровавые ошметья, но они упрямо продолжают переть вперед.

Как и когда я успел спрыгнуть с БТРа и, отшвырнув растерянного сержанта себе за спину, встать между ним и вырвавшимся вперед упырем — и сам не понял. Но все же успел.

М-да, при жизни я такое не то что за противника не посчитал бы, но и внимания на улице не обратил: типичная спившаяся 'хронь'. Засаленные тренировочные штаны, неопределенно-грязного цвета растянутая майка, залитая сейчас почерневшей запекшейся кровью, чахлая грудная клетка под ней, тощие мосластые руки, покрытые серыми тюремными партаками*, всклокоченные пегие патлы. Словом, пока этот чмошник жив был, я б ему подзатыльник отвесить побрезговал. Зато после смерти он превратился в более чем серьезного противника. За те мгновения, что у меня оставались, я успел разглядеть удивительно много. Например, что пострадал алкаш удивительно мало. Большинство виденных мною зомби были кто чуть больше, кто чуть меньше, но обглоданными. А этот — целехонький, а кровь на груди — явно чужая. Вон, вся нижняя часть морды ею перемазана, да и на клыках кровавые слюни висят — смотреть противно... Стоп! На клыках???!!! Твою ж мать, да у этой твари 'улыбка' похлеще, чем у ротвейлера!!!

_______________________________________________________________________________________

* 'Контрас' — он же 'сверчок', он же 'контрабас' — военнослужащий, проходящий сверхсрочную службу по контракту.

* Партак (уголовн. жаргон) — татуировка.

_______________________________________________________________________________________

В этот момент зомби совершает невероятный, почти невозможный даже для живого человека прыжок, в одно мгновение сокращая дистанцию между нами от 'очень близко' до 'вплотную'. Как бы он ни был быстр, рефлексы я еще не пропил и успел дать короткую, на три патрона очередь. Вот только с упреждением угадать не успел, и поэтому пули, вместо того, чтобы разнести упырю череп, ударили его в живот. Для живого человека этого было бы более чем достаточно, зомби, похоже, попаданий даже не почувствовал. Разве что притормозился слегка и рухнул не точно на меня, а с небольшим недолетом. Ловко, словно обезьяна, приземлившись прямо передо мной, мертвяк обеими руками схватился за автомат. А ведь прав был прапорщик Володя — цепкий, сволочь, действительно, словно бультерьер, не стряхнешь. Блин, да в этом мозгляке от силы килограмм шестьдесят пять — семьдесят! Откуда ж столько силищи? Или у зомби мускулатура тоже меняется? Как у тех же кошек или обезьян: вроде и не видна особенно, но зато вытворять могут такое, что человеку и не снилось. Например, как сейчас, уронить на землю здорового мужика, в котором весу, если с экипировкой считать, едва ли не в два раза больше, чем в этом бывшем пропойце.

Вся эта чушь безумным калейдоскопом мелькает у меня в голове, пока я борюсь с мертвяком. Время словно замедлилось, стало похожим на режим 'слоу-мо'*, столь популярный последнее время голливудских боевиках. Даже звуки вокруг стали какими-то приглушенными: грохот автоматных выстрелов и мат-перемат парней я слышу, словно из-под толщи воды. Поле зрения сузилось, вижу только вцепившиеся в меня костистые пальцы с вытатуированными на неестественно серой коже перстнями и омерзительную, наполненную длинными острыми клыками пасть. Упырь явно пытается добраться до моего горла. Прижимаю подбородок к груди, в таком положении опущенное двойное поликарбонатное забрало создает хоть какую-то защиту, а сам пытаюсь автоматом отжать эту погань от себя. Ага, как бы не так. Эту тварь, похоже, от человека хорошим домкратом отрывать нужно. Ай, была не была, терять, похоже, один черт, нечего. Отпустив автомат, выбрасываю вперед согнутую в локте левую руку. Упырь с готовностью впивается в нее. Щаз! Два разА тебе, сволочь!!! Клыки беспомощно елозят по закрывающему предплечье щитку. Что, мля, не прокусывается?! Правой рукой я рву из набедренной кобуры пистолет, скидываю вниз флажок предохранителя и взвожу в боевое положение курок. Ну, 'Старичок', не подведи хозяина! Прижимаю ствол к виску твари и нажимаю на спусковой крючок. Знатно бахнуло! Безвольно мотыльнув головой, враз обмякший покойник валится с меня на асфальт. Не вставая, перекатываюсь под самые колеса бронетранспортера и, наконец, перевожу дух. Твою ж мать!

_______________________________________________________________________________________

* 'Слоу-мо' — сокращение от английского slow motion, 'замедленное движение'.

_______________________________________________________________________________________

Что? Патрон в патроннике — это нарушение техники безопасности? Да шли бы вы со своей безопасностью!!!... Лесом! Тут все законы здравого смысла накрылись медным тазом, мертвецы воскресают и за живыми гоняются, с целью плотно закусить, а вы мне про ТБ. Хотя, с досланным патроном всегда есть серьезная вероятность осечки, согласен. Зато остается возможность стрелять одной рукой. А то, как бы я в такой ситуации затвор передернуть смог? Да никак. Так что, пятидесятипроцентный шанс на удачу все равно лучше, чем никакого.

Оглянувшись, понимаю, что пока я с зомби-алкашом в партере валялся, вокруг все уже почти закончилось. Немногочисленные еще стоящие на ногах покойники, всяк в меру своих сил, култыхали в разные стороны, но, как мне кажется, шансов сбежать у них маловато: самых резвых и агрессивных парни отстреляли, а остальные еле ходят. Соскребаю ладонью в перчатке с асфальта немного снежно-грязевой кашицы и пытаюсь оттереть с забрала налипшие сгустки крови и нити зомбячьих кровавых слюней. В голове тут же всплывает момент из фильма '28 дней спустя', где всего одной капли зараженной крови, неудачно попавшей точно в глаз, хватило для того, чтобы симпатичный и добродушный здоровяк буквально за минуту превратился в хищную безжалостную тварь, чуть не сожравший собственную дочь. Меня непроизвольно передергивает. Брррр! Мерзость какая.

— Борян, ты как?

Только тут до меня доходит, что уже несколько секунд меня трясет за плечо спрыгнувший с 'брони' Буров. Пытаюсь ответить, но выдавить из себя ничего связного не могу и только совершенно неуместно нервно хихикаю.

— Цел?

Собравшись, киваю и, благодарно уцепившись за протянутую руку, встаю. Колени — ватные, мышцы ощутимо потряхивает от переизбытка адреналина.

— Дяденька, — как-то совсем по-детски шмурыгает носом куда больше меня напугавшийся сержантик, — спасибо.

— Запомни пацан, — сурово сдвинув брови, тычу я ему в лицо указательным пальцем. — Еще раз — и больше вообще ни разу. Ты меня понял?

Несмотря на некоторую сумбурность фразы, судя по выражению лиц, понял ее не только сержант, но и все его подчиненные.

— Вот и отлично. Тогда — продолжим... Повторяю диспозицию: ОМОН чистит подъезд, 'войска' держат внешний периметр. Как я с этой тварью дрался, все видели? — бросаю я суровый взгляд на 'срочников'.

— Так точно, — немного вразнобой, но дружно рапортуют те.

— Вот сами так делать даже не пытайтесь. У вас ни экипировки нужной нет, ни знаний и навыков соответствующих.

Ой, блин, сморозил... 'Соответствующих навыков', мля. Можно подумать, сам только и делаю каждый день, что с зомби в рукопашную схожусь, так, в порядке утренней зарядки. С другой стороны, приказ должен звучать логично и убедительно, а уж насколько он при этом соответствует действительности — вопрос отдельный. Упыря я завалил? Завалил. Шлем с забралом и щитки на мне есть? Есть. А у 'тамани'? Нифига нету у 'тамани', обычные СШ-68* и старенькие бронежилеты поверх стандартной армейской 'трехцветки'*. Ну, вот все и сходится...

_______________________________________________________________________________________

* СШ-68 — армейский стальной шлем образца 1968 года. Обычная армейская 'каска' (хотя, каска — это у строителей, все, что в армии — шлем).

* 'Трехцветка' — стандартный российский армейский камуфляж 'флора'.

_______________________________________________________________________________________

В подъезд нам заходить не пришлось. Внутри сначала трижды хлестко треснул автомат, потом один раз басовито бухнул двенадцатый калибр, а через несколько секунд кто-то громко интересуется:

— Эй, снаружи, нам выйти можно?

— Да запросто!

Ну, изначально, услышав автомат, я чего-то подобного и ожидал, потому что неоткуда взяться у добропорядочного и законопослушного гражданина автоматическому оружию. Угадал. Внешность у двух сторожко вышедших из подъезда молодых мужиков весьма характерная... Если прямо говорить — самые что ни на есть бандитские у них рожи, чего уж там. У одного в руках старое, с изрядно поцарапанным прикладом и почти белого цвета крышкой ствольной коробки 'весло', оно же автомат АК-74, у второго — гладкоствольный охотничий карабин 'Вепрь'. Руки как-то сами по себе потянулись к автомату. Инстинкт, блин. Напрягают меня подобные типы, когда они рядом со мной, а уж если они при этом еще и вооружены... Те, увидев мою на них реакцию, тоже явно особой радости не испытывают. Так и стоим несколько секунд, сверля друг друга настороженными взглядами. Обстановку резко разряжает маленькая седая старушка в платочке и стареньком, но чистом и аккуратном пальтишке, выглянувшая из подъезда на улицу.

— Ванюша, внучек, нам выходить можно уже?

— Подожди, бабуль, как можно будет — я скажу, — с искренней нежностью, совершенно не вяжущейся с перебитым в нескольких местах носом, квадратной челюстью и волчьим взглядом исподлобья, отвечает ей громила с 'Вепрем'.

— В подъезде семьи? — выпущенный мною из рук автомат свободно повисает на ремне.

— И соседи, — отзывается второй 'бык', тот, что с 'калашом', и хмыкает, увидев в моих глазах удивление. — Мы, блин, в этом подъезде выросли, всех знаем, нас все знают... Как мы их бросим?

Вот так вот. Живое подтверждение старой избитой истины про обманчивую внешность. Но, как минимум еще один момент в этой ситуации требует прояснения.

— Автомат откуда?

— От верблюда, — огрызается было его владелец, но, видимо, поняв причину моего интереса, тут же поправляется. — Из старых запасов, он, еще в конце девяностых припрятали. Сам погляди.

Подойдя ближе, внимательно присматриваюсь к протянутому мне 'веслу'. М-да, похоже, не врет. Вид у автомата уж больно характерный: когда оружие где-то долго лежит без должной консервации, просто в промасленные тряпки завернутое, например, оно как бы тускнеет, цвет становится такой, будто мелкой-мелкой пылью припорошило, да плюс ржавчина, да еще разные признаки, знакомому с вопросом человеку сразу в глаза бросающиеся. А еще у автомата отсутствовали все клейма. Ни штампа завода изготовителя, ни года, ни номера. Все старательно вытравлено какой-то кислотой. Ну, в чем точно можно быть уверенным, так это в том, что парочка 'бычков' этот автомат не с какого-нибудь милиционера или солдата сняла, он явно много лет где-нибудь на антресолях, в гараже или подвале провалялся. В принципе, в любом случае владение им незаконно, но, учитывая творящееся вокруг...

— Вы автобус пригнали?

— Мы. Я в 'путяге' на водителя автобуса учился, запомнил кой-чего, — не стал отпираться тот, который 'Ванечка, внучек' и кивнул на окровавленный 'Ниссан'. — В наше-то, корыто, один фиг много бы не влезло. Да еще Бобон, дурило картонное, удружил. Говорили ему: 'Сиди внутри и жди'. Нет, решил в Рэмбу поиграть... И самого захавали, и машину ухайдокали, почти новую, мля. Осел!

Сплюнув в направлении кровавого пятна, оставшегося от 'героического' Бобона, бандит, слегка крякнув, присел и вытащил из под 'Экстрейла' весьма бодрого вида ТТ.

— Еще пригодится, — с вызовом глянул он на меня, засовывая пистолет за брючной ремень спереди.

— Яйца себе не отстрели, рейнджер, — ухмыляюсь я, приняв окончательное решение на их счет. — С патронами у вас как?

— Да так себе, — снова честно признается бандит 'Ванечка'.

— Ясно. Тимур, — оборачиваюсь я к стоящему прямо возле десантного люка бронетранспортера Гумарову. — Ящик 'пятеры' достань.

Тот, явно уже и сам сообразил, что к чему, поэтому молча достает из нутра БТРа ящик из светлого дерева с многочисленными черными надписями по трафарету и протягивает его второму бандиту.

— Это чо, ты типа нам отдаешь? — изумляется тот.

— Ага, — припоминаю я мультик про Винни-Пуха и гнусавлю, подражая Мудрой Сове, — Безвозмезддо, то есть дадом. Не очкуй, не подстава, а подарок от всего сердца. Тут две тысячи сто шестьдесят патронов. Не много, конечно, но, уж чем могу. Правильные вы внутри мужики, хоть и бандиты.

— Ну, мент, ты даешь, — разводит руками изумленный 'Ванечка'. — Не ожидал, мля буду. А начальству своему что скажешь, если спросят?

— А они не спросят, скорее всего, — отмахиваюсь я. — А если и спросят, скажу — отдал в порядке шефской помощи местному отряду самообороны.

— Ну, спасибо тебе, — протягивает мне крепкую ладонь 'Ванечка'. — Не думал я, что когда-нибудь такого мента встречу.

— Вы, главное, людей вытащите, — отвечаю я на рукопожатие и подхожу ближе к двери подъезда. — Граждане, бегом на погрузку, мы вас прикроем!

Похоже, парочка 'толстолобиков' не соврала и они на самом деле решили вывезти весь подъезд. По крайней мере, уселись в автобус под нашим присмотром не меньше сорока человек: мужчины, женщины, старики, дети. Все с какими-то узлами и баулами, и даже с двумя кошками.

— Борь, — тихо шепчет мне на ухо подошедший Солоха. — А не погорячился ты с патронами?

— Не думаю, Андрюх, — отрицательно качаю головой я. — Оглянись вокруг. Тут уже не то, что патроны — автоматы пора раздавать бесплатно всем желающим. Иначе не справимся.

Андрей скептически пожимает плечами, мол, тебе виднее, как скажешь.

— Ну, что, тут все, закончили? — спрашивает слегка пришедший в себя сержант-'таманец'.

Не успеваю я ему ответить, как в двух подъездах от нас на третьем этаже распахнулось окно и профессорского вида мужик лет пятидесяти, замахал нам руками, привлекая внимание, и закричал:

— Молодые люди, товарищи военные! А можно и нас как-нибудь вывести?! А то мы сами — никак, там, на лестнице эти стоят!!!

— Э, нет, сержант, мы тут только начали, — усмехнулся я. — Так, собрались все! Порядок действий прежний. Работаем!!!

— Граждане студенты, внимание!!! В вашем общежитии поводится спасательная операция!!! — хорошая все-таки штука СГУ*, глотку надрывать не нужно, все за тебя сделают две мощные колонки, к 'Луне'* на башне БТР с обеих сторон принайтованные . — Просим вас сохранять спокойствие и выдержку! Быстро соберите с собою самые необходимые вещи и документы. Во избежание случайных ранений, сразу после начала зачистки ложитесь на пол! Не вставайте и не покидайте своих комнат до особого распоряжения!

_______________________________________________________________________________________

* СГУ — она же 'крякалка', сигнальная громкоговорящая установка.

* 'Луна' — мощный прожектор, монтируемый на башнях бронетранспортеров и боевых машин пехоты.

_______________________________________________________________________________________

Ага, мы теперь совсем крутые, и СГУ у нас есть, и колонки, и 'обоз' увеличился уже до полудюжины разномастных автобусов, на которых мы вывозим спасенных штатских в эвакопункт. Главное же — теперь у нас имеется какой-никакой план действий. Теперь мы не просто бессистемно кружим по городским улицам, у меня в планшете — крупномасштабная схема района, на которой я отмечаю проверенные нами дома. Все как положено, 'Социализм — это учет'.

Откуда дровишки? Ууу, это отдельная история. К моему, да, похоже, и к своему собственному удивлению, Филипочкин оказался комендантом более чем приличным. Пока мы отсутствовали, он успел переделать кучу дел. Наладил оборону периметра силами 'вэвэров', скоординировался с сидящими в здании по соседству минюстовцами, которых вообще поначалу не видно и не слышно было, организовал для прибывающих на эвакопункт штатских первичный карантин в актовом зале. На случай, если кто-то вдруг укус скрыл, или еще что... На мой вопрос, мол, откель такая дельная мысль, капитан только плечами пожал и буркнул под себе под нос: 'Я 'Рассвет мертвецов' тоже смотрел и в курсе, чем разгильдяйство закончиться может'. Мало того, он даже регистрацию прибывающих наладил. В смысле — этакую 'перепись населения': кто, что, откуда, чем занимался и чем можешь быть полезен. И сходу начал 'мобилизацию' людей с нужными прямо сейчас специальностями. У полевой кухни у него уже заправляют не 'срочники', а солидного вида тетки из какого-то общепита, сразу три разбирающихся в электронике мужика для всех спасательных групп снятые со служебных легковушек СГУ под наши нужды переделывают. Словом — стало здание на Житной напоминать муравейник. Как там, в детской книжке? 'Солнце еще не взошло, а в Стране Дураков уже вовсю кипела работа...', Ну, да, похоже, только в хорошем смысле. Так что, за тылы теперь можно не переживать.

Вышедший недавно на связь Гаркуша тоже сильно порадовал: теперь вся мобильная связь, было пропавшая совсем несколько часов назад, восстановлена и работает бесплатно — группы 'вэшников' взяли этот вопрос под свой контроль. Мужики в Управлении 'В', бывшем 'Вымпеле', серьезные. Если пообещали, значит, так оно и будет. Во время разговора с Олегом Степановичем я сам честно рассказал ему о патронах, отданных 'Ванечке' и его напарнику. А то ведь информация — штука такая. Сам не расскажешь — может и без твоего участия и желания всплыть, причем, обязательно в самый неподходящий момент. И обязательно будет понята и воспринята не так. Так что, уж лучше: 'Ребята, я сам!'. Полковник буквально на мгновение замолчал, а потом тоном размышляющего о бренности жизни философа произнес:

— Дааа, даже у бандитов есть любимые бабушки... Не переживай, Грошев, тут группа компетентных лиц посовещалась, и решила отменить идиотский приказ о сдаче гражданскими оружия, один черт его не выполняет никто. Более того, решено вскрыть несколько ближайших мобилизационных складов и организовать выдачу населению карабинов СКС и пистолет-пулеметов. Старых, вроде ППШ и ППС. Благо, этого добра много еще в закромах Родины лежит. Кстати, о патронах. У вас с ними как?

— По два БК на каждого бойца и восемь ящиков в 'броне' лежит, вскрытые уже, только подходи и магазины снаряжай. Нормально.

— Мало, — не соглашается со мной 'альфонс'. — Не экономьте. Патронов у нас намного больше, чем людей, вот их и будем тратить. Тут к вам на Житную и на остальные эвакопункты доставку организовали. С ваших, Подмосковного ГУВД, складов. Этакий Центроподвоз* в миниатюре. Кроме патронов там еще кой-чего есть из 'вкусного'. Так что, ни в чем себе не отказывайте.

Сразу после разговора с Гаркушей, я достал ожившую 'мобилу' и связался с Тисовым. У них, слава богу, тоже все пока в порядке. Из здания ГУВД их уже несколько часов как сняли, и сейчас они, совместно с парнями из Центроспаса и 'Лидера'* шустро, можно сказать, в темпе вальса оборудуют почти такой же эвакопункт, что и у нас, разве что размерами поменьше. На Маяковке. Если я его объяснения правильно понял, то в том доме, что прямо напротив памятника Маяковскому. В принципе, нормальный выбор: дом стоит обособленно, как на островке посреди Садового кольца. Планировка такая же, как и у здания МВД — квадрат. Правда, там чуть ли не половина стен — витрины. Сплошные 'едальни' — 'Иль Патио', 'Ростикс', да еще какой-то суши-бар и 'Американский гриль' до кучи. Полный комплект, короче. Антон говорит, сейчас они эти витрины стальными листами закрывают. Представляю себе эту картинку: стоит Антоха, одной ручищей железку к стене прикручивает, второй — зомби от своей ж... кхм... спины отгоняет. Прямо анекдот про чукотский национальный туалет из трех палок... Пожелав ему на прощание не обожраться дармовыми роллами с картошкой фри и лазаньей, кладу трубку.

_______________________________________________________________________________________

* Центроподвоз — специальное управление Министерства обороны, созданное для доставки грузов в гарнизоны на территории Чеченской республики. Обычная колонна Центроподвоза — это 100-150 грузовиков под охраной бронетехники, а, в случае необходимости, и вертолетов.

* Центроспас — Центральный аэромобильный отряд спасателей МЧС России.

* 'Лидер' — Центр проведения спасательных операций особого риска 'Лидер' МЧС России. Собственное спецподразделение МЧС, предназначенное для проведения спасательных операций в особого опасных условиях, например, в зоне военного конфликта.

_______________________________________________________________________________________

Теперь — дела семейные. Родителям и сестре я еще ночью отзвонился. Отец у меня — отставной офицер, долго ему растолковывать ничего не пришлось. Просто рассказал вкратце обо всем, что увидел накануне, велел на улицу нос не совать, сидеть дома и ждать меня. Предки мои — люди старой закалки, из тех, что горбачевский дурдом под названием 'Перестройка' на окраинах развалившегося, будто карточный домик, Союза встретили. Со всеми вытекающими... Словом, на 'подкожных запасах' если воду и свет не отключат, они, будто на подлодке в автономном плавании, протянут не меньше месяца. Плюс, батя, как и я, давно пришел к выводу, что в волчье время нужно быть готовым жить по волчьим законам. И еще в конце девяностых получил разрешение на охотничье ружье, хотя всю жизнь рыбалкой увлекался, а в лес только за грибами ходил. Так что, вот уже десять лет как в родительской квартире в маленьком подмосковном поселке Осинники приютился в углу за платяным шкафом сейф. А в нем стоят себе, никого не трогая, ТОЗовская двуствольная 'вертикалка' и гражданский вариант карабина Симонова, в смысле, обычный армейский СКС, только без откидного штык-ножа. Учитывая, что отец на пенсию вышел не из высокого штаба, а из кабинета командира мотострелкового батальона, то за жизни родителей мне в ближайшее время можно не беспокоиться. Что касается сестры Тоньки... Которая, на самом деле, для многих уже Антонина Михайловна, уважаемая дама и ценный сотрудник двадцати девяти лет от роду, а для меня, как и двадцать лет назад — просто Мелкая. Сестру тоже бог умной головой не обделил, сходу въехала, что брат у нее не настолько 'петросян', чтоб подобными байками в два часа ночи развлекаться. Поверила на слово, да еще и в интернете собиралась поглядеть, что к чему.

— Алло, сестрень, вы как там, живы?

Едва успев задать вопрос, тут же нарываюсь на примерно пятиминутный монолог на тему: 'Какой ужас я пережила за последние несколько часов, пока ты, негодь, не пойми чем занимался, вместо того, чтобы родной сестре позвонить'. Голос у Тони хоть и слегка напуганный, но бойкий. Значит — нормально все.

— Так, все, Мелкая, тухтап тур*! Я все понял. Ромка дома?

— А где ж ему быть? Как ты позвонил, я его ни на какую работу не отпустила, официально — типа заболел.

Это хорошо. Муж у Антонины парень правильный, тоже в 'непобедимой и легендарной' честно два года Родине отдавший. Не воевал, правда, хотя, лично я это недостатком не считаю. Но даже в РВСН можно за два года многому научиться, если служить в противодиверсионном батальоне. В общем, наш человек, из тех, что в курсе делать по обе стороны от мушки.

— Один вопрос: ваш 'рыдван' на ходу?

_______________________________________________________________________________________

*Тухтап тур (узб.) — постой-ка, погоди.

_______________________________________________________________________________________

— Чего это сразу 'рыдван'? — обижается за свой уютный минивенчик 'Мицубиси' сестра. — На ходу, чего ему будет.

— Во дворе у вас как. Покойников много?

Судя по звукам в трубке, сестренка явно подошла к окну и отодвинула занавеску.

— Штук шесть. Бродят еле-еле. Слушай. Когда ж солдаты приедут да их отстреляют? Ведь еще вчера по 'ящику' обещали войска ввести, а сегодня весь день — знай, песни поют про то, как у них все хорошо и вот-вот возьмется под контроль... Только я ни одного солдата на улице так и не увидела. Ромка хотел было по мертвецам с балкона стрелять, а я не дала. Мало ли, потом еще и засудят... Оно нам надо?

— Не засудят, зря не дала. Короче, все плохо, Тось. Не вьются знамена, не гремят барабаны, и могучая Красная Армия на помощь не мчится. Кто-то еще пытается что-то делать, вроде нас, дураков, но это уже агония. По телевизору пусть себе и дальше сказки рассказывают, у них работа такая, но на самом деле все очень и очень плохо. И чем дальше — тем будет хуже. Так что, пни своего Рому, пусть вытаскивает из сейфа 'Сайгу' и пробивайтесь к машине. Только в подъезде осторожнее, мы уже с самого утра только и делаем, что людей из домов выводим. Встанет такая мертвая тварь на лестнице и все, считай, подъезд заблокирован. Если оружия нет, то никто не выйдет и никто не войдет. И это в лучшем случае. А в худшем — упырей на лестнице еще и прибавится. Так что, аккуратненько выходите из квартиры и прорывайтесь к машине. А потом — сразу в Пересвет, ко мне в Отряд. Вас обоих там знают, за воротами не оставят, а там и я вернусь. Ясно?

— Но...

— Никаких 'но', Мелкая! Я на полном серьезе говорю — пришла упитанная полярная лисичка. Если не выберетесь сейчас, можете застрять навсегда. У вас, там, на окраинах, пока потише, как я понимаю. А вот в центре — натуральное светопреставление. Мертвецов на улицах — просто адский Первомай какой-то. Делайте, как сказал, тогда останетесь живы. Только делайте быстро, но осторожно. Все. У меня времени больше нет!

Да, времени, действительно, больше нет. Пора за дело. На очереди у нас студенческая общага на Шверника. Молодые и башковитые скоро в большой цене будут. И в большом дефиците, потому что самим из подобной передряги выбраться у них шансов мало. Опять же, девушек там много, а это скоро, ой как важно станет. Самые большие шансы сейчас выжить у кого? Правильно, у тех, кто при оружии, да еще и пользоваться им умеет. Это значит — у военных и прочих 'силовиков'. А с кем же, когда вся эта свистопляска закончится, ну, при условии, что она в нашу пользу закончится, все эти солдатики, те же наши 'таманцы', будут демографию налаживать? Смех смехом, а вопрос-то серьезный и решать его сразу нужно. Ладно, о 'вечном' потом помозговать можно будет, а сейчас пора студентов вытаскивать.

— Значит, слушаем внимательно, — обвожу я взглядом притихших 'срочников', к которым и обращаюсь, омоновцам-то объяснять такую элементарщину не нужно и потому сейчас, пока мы тут совещаемся, мои парни в охранении стоят. — Планировка тут простая, как мычание: в центре корпуса — лестница, от нее в противоположные стороны расходятся два коридора. Коридоры прямые, без изгибов. Действовать будем так: занимаем лестничную площадку, одна группа 'держит' тот пролет, что вверх ведет, вторая — один из коридоров, а третья — чистит противоположный. Потом — зачищаем второй. Даем команду всем живым выходить из комнат, и выводим их из здания. Первая группа в это время не дает сверху спуститься ни одному упырю. И так — этаж за этажом, снизу вверх. Эти твари идут на шум, значит, чем выше поднимемся, тем легче будет. Они ж сначала вниз попрутся, а там их на лестнице первая группа и встретит. Работаем!

Бронетранспортер и автобусы подъехали почти вплотную к входу в правый корпус, образовав вокруг него этакий импровизированный 'вагенбург'. В корпусе нам потребуются практически все, и на охране тылов мы оставляем только двух 'срочников' — мехвода и наводчика БТР, и нашего 'руля' Витьку Угрюмцева. Поэтому техника, создающая пусть и импровизированную, но высокую стену между нами, и подходящими с разных сторон к общежитию мертвяками — очень кстати.

_______________________________________________________________________________________

*'Вагенбург' — он же 'гуляй-город', средневековое полевое крепление, состоящее из сдвинутых телег с укрепленными специальными щитами бортами. Из таких телег можно было в короткие сроки составить на местности защищенный периметр любой формы.

_______________________________________________________________________________________

Первый этаж проходим очень быстро: там только большой лифтовый холл, закрытые сейчас кабинеты администрации, какие-то подсобки, скорее всего — кондейки здешних слесарей, электриков да сантехников и продовольственный магазинчик, на распахнутых дверях которого сразу бросаются в глаза отпечатки окровавленных ладоней. Собственно, именно в магазине мы и нашли сразу трех зомби — женщину-продавщицу средних лет, в синем халате и бейджиком на груди и двух молодых парней. Ну, вернее, упырей, бывших совсем недавно пышнотелой крашеной блондинкой и пацанами-студиозусами. На полу перед прилавком, на залитом свернувшейся и почерневшей кровью линолеуме лежит начисто обглоданный скелет. Серьезно его обожрали, уже ни возраст, ни даже пол определить не получится. В принципе, судя по небольшому, сбившемуся в грязный неопрятный пучок колтуну волос — мужчина. Хотя... Среди нынешнего молодняка полно и парней с 'конскими хвостами', и бритых наголо девчонок. Мода у них такая: 'Чем чуднее — тем моднее'.

И снова зомби нам попались резкие и агрессивные. Но тут на нашей стороне оказались размеры помещения — в каморке три на шесть метров в пять стволов можно создать такую плотность огня, что никакая быстрота не спасет. Зато на шум потянулись мертвецы с верхних этажей. Еще не выйдя из магазинчика, мы услышали, как открыла пальбу первая группа. В которую я, оставив при себе неразлучников Бурова и Солоху, назначил двух 'таманцев', а из наших Женьку Вальмонта и Тимура Гумарова, поставив над всеми старшим Вадима Мельникова. Тот — старый воин, горячку пороть не станет, в отличие от более молодых коллег. Если стреляют, значит по делу. И, снова началась привычная для ОМОНа работа — зачистка здания. Дело знакомое, на многих десятках, а то и сотнях тренировок отработанное, а потом еще и на практике не раз закрепленное. Вот армейцам я заранее дал команду глядеть во все глаза, запоминать и учиться. Таманская дивизия — подразделение далеко не захолустное, солдат там учат на совесть. Но учат тактике общевойскового боя: 'Взвод в наступлении', 'Взвод в обороне'. Против нашего противника все это работает плохо. Тут наши наработки подходят больше. На нормальный процесс обучения времени нет, так пусть хоть так учатся, что называется, без отрыва от производства.

Прежде чем повести группы по лестнице вверх, я нашел на стене распределительный щиток, и обесточил все три лифта. Нет, понятно, что пользоваться лифтом у мертвецов их гнилых мозгов не хватит, но глупые случайности тоже исключать нельзя. Зацепит какой-нибудь особо удачливый покойник кнопку вызова, а потом в подъехавшую кабину войдет... Короче пока лифты работают, всегда остается угроза зомбячьего 'десанта' на уже зачищенную территорию. Нам такие приколы вообще ни в одно место не впились и зная, что лифты мертвыми обесточенными коробками тихонько висят себе в своих шахтах, а не с этажа на этаж катаются, я буду чувствовать себя намного спокойнее.

На втором этаже, оставив на лестнице и площадке перед лифтами пятерых по второму кругу упокоенных мертвецов, прикрытые с тылу Вадиком и его парнями, врываемся в 'предбанник' между коридорами. Возле балконной двери и у мусоропровода бестолково шарахаются туда-сюда пара зомби. Эти явно не опасны — 'деревянные' совсем. Движения вялые, дерганные, словно у роботов из древних фантастических фильмов, морды чистые. Понятно, эти еще никого не ели... О, кстати, какая интересная взаимосвязь! Самыми шустрыми и злобными, да еще и отрастившими себе звериные клыки вместо зубов, оказывались, на моей памяти, только залитые чужой кровью и явно кем-то перекусившие покойники. Да, блин, это ж-ж-ж — не спроста!

— Давай, Сашка, работайте, вам учиться пора, — кладу я ладонь на плечо сержанта, с которым наконец-то сподобился познакомиться.

Тот, стиснув зубы так, что под кожей заметно вздулись желваки, молча кивнул и поднял к плечу автомат. То же самое сделал один из рядовых. Остальные четверо 'таманцев' сейчас у нас за спиной закрытую фанерную дверь, ведущую во второй коридор 'держат'. Хлестко треснули два одиночных выстрела. Один из мертвецов, тот, что стоял у выхода на балкон, забрызгав черной кровью и серыми сгустками мозга стену, рухнул, словно подрубленный. Второй, которому пуля попала не в лоб, а в лицо, чуть выше верхней губы, даже не отреагировал на совершенно жуткую на вид рану и, лишь слегка покачнувшись, еле слышно что-то просипел и направился в нашу сторону. Второй выстрел рядового был куда точнее. Упыря откинуло на стену, и он сполз вниз, оставляя на бежевом гипсокартоне бурый мазок.

— Давай, давай, — слегка подталкиваю я в спину обоих 'таманцев'. — Вы первые. Учитесь, мы-то уже умеем. Или вы всю жизнь у нас за спинами прятаться думаете?

Сержант, оборачивается на нас и в глазах его плещется страх.

— Не бзди, пяхота, — подмигивает ему Солоха, — не бросим. Но учиться вам, и правда, нужно срочно. Уж лучше сейчас, пока мы подстраховать можем, чем потом, когда нас рядом не окажется.

Мальчишки, синхронно кивнув, на слегка напряженных, подпружиненных, чуть согнутых в коленях ногах, мелкими шагами идут вперед. А мы — прямо за ними.

Ну, да, знаю, со стороны очень похоже, что мы этими пацанами прикрылись, и, словно живой щит перед собой толкаем. Типа, на убой. А вот и фиг вам, уважаемые! 'На убой', это как с теми мальчишками из какого-то 'ментобата' поступили, которых мы буквально полтора часа назад возле развязки на площади Гагарина видели. Вернее, видели мы уже не солдатиков-'срочников', а ту злобную нежить, в которую они превратились. Но, чтобы понять, как там дело было, не нужно быть семи пядей во лбу. Достаточно глаза иметь, чтобы увидеть, что разбросано под ногами здоровенной толпы зомби, часть которой была одета в серые милицейские бушлаты с шевронами Внутренних войск. Старенькие, обшарпанные противоударные алюминиевые щиты и резиновые дубинки. Вот кем нужно было быть, чтобы сотворить подобное? Я, здоровый тренированный мужик, с одним ожившим покойником врукопашную сошелся и выжил только чудом. И исключительно потому, что повезло мне невероятно, и пистолет при мне был. А этих девятнадцатилетних вчерашних школьников кинули с одним 'дубьем', да против нескольких сотен голодных упырей... Вот что значит 'на убой'.

А мы своих 'таманцев' просто тренируем. Согласен, жестко и очень рискованно... Так и времени на что-то другое просто нет. Или они сегодня научатся как можно большему, или завтра их просто съедят. Кроме того, тут, в этой общаге, условия — почти песочница. Коридоры прямые, практически без ответвлений, ну, за исключением двух 'карманов'-рекреаций на каждый этаж, Освещение хорошее, никаких темных углов и закоулков. Да и мы не спим: в любую секунду готовы закинуть хлопцев себе за спины и сами взяться за дело. Но, пока 'тамань' и сама неплохо справляется. Опять же, покойников в коридорах не так уж много. Буквально через пять минут на этаже все кончено: грудами окровавленного тряпья лежат на полу мертвецы, звонко бренькая, перекатываются под ногами гильзы, завивающимися клочьями плавает в лучах солнечного света пороховой дым. Позади, на лестничной площадке, время от времени гулко хлопают одиночные выстрелы — сверху продолжают подтягиваться 'на огонек' мертвяки.

— Второй этаж, внимание!!! — рявкаю я во всю силу легких, жалея о том, что СГУ мы раздобыли, а вот обычный громкоговоритель спросить не догадались, — Ваш этаж зачищен! Хватайте ваши пожитки и — на выход! Проверять все комнаты у нас нет времени, поэтому те, кто не выйдут, рискуют застрять тут навсегда!

Подействовало. Защелкали дверные замки, затопали по полу ноги, загомонили сразу как минимум два десятков голосов. Несколько раз пискнули девчонки, видно, мертвецов увидали.

— Так, хорош галдеть! Потом впечатлениями поделитесь! А сейчас вещи в зубы — и на выход. В автобусы трамбуемся плотно, чтоб как можно больше народу влезло! Чего еще стоим?! Бегом была команда!!!

Конечно, можно было говорить и доброжелательнее, но, насколько я знаю наше современное 'племя молодое, незнакомое', с адекватным поведением в экстремальных ситуациях у многих напряженно. Опять же, вежливость воспринимают как слабость и начинают спорить по поводу и без. А время, меж тем, уходит, и патронов у нас запас не бесконечный. Нет, на зачистку общаги хватило бы без вопросов. Сколько тут народу живет? Тысячи три с половиной? Ну, пусть, четыре. Да даже если б все здешние обитатели в зомби превратились, нам все равно боеприпасов хватило с запасом. Однако кроме общежития есть еще и окрестные дома. Из которых на выстрелы и шум моторов продолжают идти мертвецы. А вот на них никаких запасов не хватит. А значит, нужно как можно быстрее выгребать отсюда всех выживших студиозусов и увозить их подальше. Вот только если все эти резоны начать втолковывать толпе перепуганных детишек, то дело может крепко затянуться. Так что, действуем строго по инструкции. Она, правда, под другую ситуацию изначально заточена — задержание и личный досмотр подозреваемого на улице. Но давно ставшее хрестоматийным: 'Команды нужно отдавать короткие, ясные, громким голосом с угрожающими интонациями', отлично работает и тут. При условии, что ты все делаешь так, как нужно.

— Саша, — подзываю я к себе сержанта, — бери еще пару своих, и сопровождайте всю эту теплую компанию к автобусам. По идее, в тылу у нас чисто, но береженого — бог бережет. Заодно на обратном пути один ящик с патронами захватите, дозаряжать будем на ходу, чтоб времени не терять.

— Понял, — коротко кивает в ответ тот. — Диман, Артем, за мной!

И понеслось... 'Четвертый этаж, внимание!,,', 'Шестой этаж, внимание!,,' На седьмом приключился весьма забавный казус. Уже после того, как я погнал всех на выход, из одной из комнат донесся умоляющий девичий крик.

— Помогите!!! Я из ванной выйти не могу, там это!!!

Что именно 'это' — вопрос излишний. Понятно, нужно спасать девчонку. Жестом показав Андреям, чтоб оставались на месте, снова подзываю к себе Сашку, который матереет прямо на глазах. Если уж учить — так учить. Вдвоем быстро находим нужную комнату, из которой уже слышны глухие удары и новые испуганные призывы о помощи.

— Так, Саня, я выламываю, ты успокаиваешь мертвеца.

— Понял.

Ну, раз понял — погнали! Хорошо, что двери в общагах всегда были слабенькие — хлипенькая филенка на каркасе из бруса-тридцатки. Тонкие, легкие, ломать — одно удовольствие. Опять же, были б они крепче — могли и не успеть. А так — один хороший пинок и дверное полотно, чуть не 'с мясом' выдранное из косяка, с грохотом обрушивается внутрь небольшой прихожей, буквально сшибив с ног... упыриху? Мертвячку? Блин, а как, собственно, назвать зомби женского пола? Хотя, какая разница! Главное, что эта тварь в ванную проломиться не успела, хотя, вижу, была уже близка к успеху. Сашка, наступает на упавшую дверь, прижимая своим весом зашевелившийся под ней живой труп, бывший еще совсем недавно явно очень симпатичной девушкой, к полу и без колебаний стреляет той в висок. Я заглядываю в комнату. Стандартная 'двушка': две кровати, письменный стол, встроенный шкаф и никого больше, ни живых, ни мертвых. Ну, и славно!

— Эй, русалка, можешь выбираться, все спокойно.

'Русалка' уговаривать себя не заставила, уже через секунду на совершенно обалдевшем от такого развития событий Сашке, оставшемся в коридорчике, уже висит, счастливо повизгивая, весьма даже приятственная особа. Причем, особа с весьма эффектными формами и, мягко говоря, не обремененная одеждой. Нет, полотенце на ней изначально было, вот только от излишне резких движений, слетело. И теперь замер мой сержант, словно библейский соляной столб, обвитый стройными ножками и влипший носом точно в красивый, номера этак третьего, бюст. Рожа у него при этом совершенно ошалевшая. Но, недолго длилось счастье. Буквально через пару секунд барышня осознала, что, во-первых, она слегка не одета (тональность визга меняется на смущенную), а во-вторых, что буквально у нее под ногами лежит труп (смущенный писк переходит в полный ужаса вопль). Девица спрыгивает с Сашки и, едва не сшибив меня с ног, исчезает за распахнутой дверью стенного шкафа.

— Кхм, — прочищаю горло я, — девушка, вы пока одевайтесь, а мы вас в коридоре подождем.

Подталкивая перед собой до сих пор не отошедшего сержанта, выхожу из комнаты, накинув предварительно, потерянное 'русалкой' полотенце на лицо лежащего в коридоре трупа. Если две девушки живут в одной комнате — они, почти наверняка, подруги, иначе не уживутся. Вряд ли спасенной нами девчонке приятно будет видеть превратившееся в маску злобного демона лицо соседки, да еще после того, как ей часть головы пулей разнесло.

Кстати, нужно отдать девчушке должное. И истерик со слезами и воплями закатывать не стала, и оделась, и собралась она минут за пять. Могут ведь, когда очень прижмет!

— Не горюй, салага, — дружески пихаю я Сашку кулаком в плечо, когда он несчастным взглядом ни за что побитого щенка провожает туго обтянутую джинсами попу 'русалки'. — Даже если я прямо сейчас тебя отпущу, вы все равно ничего не успеете. Некогда.

И в этот момент 'русалка', полуобернувшись, пристально смотрит на Сашку. Ой, ё! Все, пропал пацан. От таких взглядов даже самое гранитное сердце потечет, будто эскимо на летнем солнышке. М-да... Вот интересное дело! Попавшая в серьезную переделку женщина — всегда зрелище, достойное жалости, вроде тех же подчиненных Филипочкина на Житной. Но стоит только замаячить на горизонте какому-нибудь крепкому духом и телом спасителю-избавителю... Блин, в них словно какая-то генетическая программа включается. Что-то вроде: 'Рядом с потенциальным альфа-самцом нужно выглядеть максимально привлекательно'. Нет, оно понятно, что я слегка все утрирую, но ведь как ни крути. Те же барышни на Житной... Только что сидели, как в той песенке: 'Вся в соплях и губной помаде', а стоило моим орлам объявиться — сразу прихорашиваться начали. Случайно что ли? Да ни в жизнь не поверю. А теперь еще и эта... Похоже, свезло сержанту. Вот только в чувство его привести нужно срочно, он мне боеспособный нужен.

— Эй, Алехандро! — стучу я кулаком по металлической макушке его шлема. — Проснись и пой, блин! Согласен, взгляд многообещающий, вот только тебе до всего, что он обещает, еще дожить нужно. И если ты прямо сейчас не начнешь снова думать головой, а не головкой, то тебя первый же зомби слопает за милую душу. Соберись!

— Угу, — только и смог выдавить он из себя, тряся головой, словно отгоняя какое-то навязчивое видение.

— Вот тебе и 'угу', — подпускаю шпильку я, — давай, очухивайся. Ты мне боеспособный и злой нужен. Нам еще полтора корпуса чистить, а день — не резиновый. В темноте, даже при здешней планировке, с мертвяками воевать — себе дороже выйдет.

Тут я душой не кривлю, даже при свете дня относительно легко управиться получается только с самыми тупыми, 'деревянными' зомби, которых я про себя уже начал звать манекенами. А вот с шустрыми 'отожранцами'... Как гласит древняя народная мудрость: 'Не хотел бы я с ним один на один встретиться в темном переулке...Да, и в светлом, пожалуй, тоже'. Беда в том, что первых становится все меньше, а вторых — все больше. Даже по этой общаге можно судить. В коридорах на одного чистенького — два, а то и три явно плотно перекусивших зомби. Мало того, у одного упокоенного Мельниковым упыря не только клыки отросли, но и ногти уж больно похожими на собачьи когти стали. И форма черепа меняться начала. Нет, я вполне допускаю, что он и при жизни был не красавец, но не до такой же степени. Чисто внешне — даже не неандерталец, те, если реконструкциям верить, на наших, современных, спившихся бомжей-алкоголиков похожи были, а скорее — питекантроп какой-то. Лоб низкий, назад скошенный, глазки под массивными надбровными дугами маленькие, зато челюсти — мое почтение. И зубищи, чуть ли не как у акулы — в три ряда. Ну, насчет трех рядов я приврал, конечно, но там и одного за глаза хватает. Одна радость — планировка на нас играет, в узком коридоре пространства для маневра совсем мало и никакая скорость упырей не спасает.

Пытался сообщить о своих наблюдениях на тему скоростной эволюции мертвецов Гаркуше, когда с группой выводимых с десятого этажа студентов вниз спустился, да только все без толку. 'Абонент — не абонент'. И по рации на оговоренный позывной не отзывается. Ладно, наверное, занят полковник, потом расскажу.

На двенадцатом — сразу два происшествия, но на этот раз совершенно не смешные. Вышедший из комнаты паренек узнал в одной из упокоенных в коридоре зомби свою невесту. Как я из сбивчивых объяснений его соседа по комнате понял, через месяц пожениться должны были, уже заявление в ЗАГС подали. Когда все началось, хотели в одной комнате забаррикадироваться, но не успели. В коридоре уже парочка мертвецов ошивалась. Решили, что будут ждать помощи каждый в своей комнате. Пацан, вот, дождался, а девушке его не свезло...

Вы видели когда-нибудь рыдающего взахлеб крепкого двадцатилетнего парня? Нет? Ваше счастье. Поверьте — тяжелое зрелище. Отправил я его вниз, дав по рации Угрюмцеву команду приглядеть на всякий случай и на базу информацию передать, пусть и они смотрят в оба. Еще не хватало, чтоб руки на себя наложил. Нам вот только суицидов сейчас не хватает, для полного счастья. Особенно с учетом окружающих реалий. В смысле, где гарантия, что свежеудавившийся самоубийца тоже не встанет? Вот ведь 'приятный' сюрприз всем будет — зомби где-нибудь в укромном закутке или в туалете...

В соседнем крыле — и того хуже. Девчонка, лет двадцать от силы, сидит на аккуратно заправленной кровати в своей комнате и рыдает в три ручья. На кисти правой руки — свежий, сильно кровоточащий даже сквозь плотную повызку, укус. Господи, ну кто велел этой дуре, вылезать из комнаты в коридор еще до окончания зачистки? Сама же сквозь рыдания говорит, что мы еще на десятом этаже в тот момент были... Какого ж... рожна ее наружу из комнаты понесло? А главное, что мне теперь с этим делать?! Что с ней теперь будет — понимает прекрасно. В комнате — компьютер, интернет еще работает, полтора суток только и делала, что новости смотрела. Мля! На кой черт тебе вообще было стараться и дверь назад захлопывать?! Да лучше б тебя съели! Стоп, ты чего несешь, Грошев? Она ведь человек... Угу, человек. И теперь тебе, товарищ прапорщик, придется какое-то решение по этому человеку принимать. Брать с собой — однозначно нельзя. Осталось девушке совсем немного, это по всему видно: кожа уже неестественно бледная, да и цвета нездорового, с сероватым оттенком. Лицо в мелких бисеринках пота, скулы заострились, вокруг глаз — темные круги. Фигово выглядит, да и чувствует себя не лучше. Что же делать?

Вызываю по станции Бурова, а когда тот входит, указываю ему глазами на девушку..

— Андрюх, вам в этом корпусе всего четыре этажа осталось. Сверху валить перестали уже, видать, почти пусто там в коридорах. Думаю, без меня управитесь. Так что, ты за старшего. А я тут посижу.

Андрей мужик догадливый, лишних объяснений ему не требуется. Только головой мотнул понимающе и вышел, а я на стул рядом с компьютером присел. Девушка судорожно всхлипывает, размазывая слезы по миловидному личику.

— Вас как зовут?

— Борис.

— А меня Лена.

Молча киваю. Стандартные фразы о приятности только что состоявшегося знакомства тут неуместны.

— Борис, скажите, а у вас выпить нет? А то страшно мне очень.

Да чего ты оправдываешься, девочка? Страшно? Блин, да на твоем месте многие крепкие мужики от ужаса вопили бы и волосы на себе рвали. Чего греха таить, как я себя в такой ситуации повел бы — не знаю. Нет, рыдать точно не стал бы, но в остальном... Насколько тебе сейчас страшно, я себе даже представлять не хочу.

Вытягиваю из 'мародерки'* обычную солдатскую фляжку в выгоревшем брезентовом чехле. Откручиваю крышку и наливаю в стоящую рядом с компьютером кружку грамм сто пятьдесят. Ага, у меня всегда с собой на боевых фляжка с водкой. Мой личный НЗ. И не нужно мне тут про пьяных вояк из ОМОНа... Как только медицина найдет хоть какое-нибудь противошоковое лучше сорокаградусного изобретения господина Менделеева, я свою фляжку в тот же момент выброшу. Вот только нету пока средства лучше водки. Да и та далеко не всегда помогает. Взять хотя бы наш случай.

_____________________________________________________________________________

* 'Мародерка' — она же 'сухарка', она же 'дей-пак', небольшого размера подсумок для всякой всячины, крепящийся к разгрузочному жилету или РПС на спину или на поясницу

_____________________________________________________________________________

Лена махнула содержимое кружки лихо, залпом, лишь под конец закашлялась, зажмурилась, но водку удержала в себе. Судорожно выдохнув, она отодвинула занавеску и, взяв с узкого подоконника пачку 'Вога', вытряхнула из нее единственную тонкую сигарету.

— Злая ирония, — голос у девушки стал совсем слабым, а дикция — неразборчивой. — Сигарета, последняя во всех смыслах...

Она чиркнула дешевой пластиковой зажигалкой, пару раз глубоко затянулась и пристально взглянула мне в глаза.

— Боря, это будет больно?

Умная девочка, она уже поняла, зачем я остался в ее комнате. Поняла и, похоже, приняла и теперь, явно, из последних сил пытаясь изобразить невозмутимость, выясняет 'техническую сторону вопроса'. У меня перехватило горло. Выдавливать из себя слова — все равно, что собственные кишки на кулак наматывать. Но молчать нельзя, эта девочка своим мужеством заслужила правду.

— Не знаю. Но думаю — нет. Просто как будто уснешь.

Она задумчиво кивает в ответ.

— Проснуться мне не дай, хорошо? Не хочу быть такой, — Лена махнула рукой в сторону коридора. — И дверь потом закрой, пожалуйста. Ключ возле компа, вон, на желтеньком брелочке. Не хочу, чтоб они меня жрали. Понимаю — глупость. Мне ведь уже все равно будет. Но, не хочу. Сделаешь?

— Сделаю.

Еще несколько минут мы просто молча сидим. Лене становится все хуже. Она уже не сидит, а лежит на своей кровати, не открывая глаз, и тяжело дышит. Потом, вдруг, словно всхлипывает и, вытянувшись в струнку, замирает. Застывшее, бледное, словно гипсовая маска, лицо становится каким-то уж совсем по-детски беззащитным. Подхватив с компьютерного столика косметичку, подхожу к кровати. Сначала проверяю пульс на шее, потом подношу к губам зеркальце. Все...

Теперь мне пора выполнять данное обещание. Я не позволю этой девочке превратиться в кровожадное чудовище, пусть смерть подарит ей покой. Слегка поворачиваю ее голову влево и приставляю ствол пистолета к виску. Я не хочу уродовать ее лицо выстрелом в лоб. А на виске останется только маленькая рана и пороховой ожог. Подушку потом выкину. Со стороны, от двери, будет похоже, что она просто прилегла поспать. Знаю, чушь, ведь смотреть на нее будет некому. Но это не важно, я делаю это не для зрителей, а для нее. И для себя. Щелкает вставший на боевой взвод курок. Прости, девочка, прости, что мы не успели...

Внизу — бедлам. Автобусы забиты под завязку, словно в утренний час-пик из спальных районов в сторону ближайшей станции метро. Но по-другому — никак. На то, чтобы вывезти всех обитателей общежития за один раз, у нас не хватает транспорта, а чтоб сделать это в несколько заходов и с относительным комфортом для перевозимых — времени. Уже то, что мы всех живых из шестнадцатиэтажного корпуса в наши автобусы утрамбовали — невероятное везение. Теперь колонна в сопровождении бронетранспортера и пяти 'таманцев' пойдет на Житную, откуда вернется как можно быстрее и с пополненным запасом патронов. А мы пока тут посидим, в зачищенном корпусе. Не стоит набитое столь притягательной для зомби человечиной здание без присмотра оставлять. А то еще набегут туда за время нашего отсутствия — намучаемся с ними потом. Уж лучше их на подступах отстреливать.

Когда я подошел к 'броне', дать Сашке пару советов на дорожку, из кабины 'Урала' выглядывает Угрюмцев.

— Борис, из Отряда звонили, просили тебя перезвонить, как только освободишься.

Все верно, мобильный я перед началом зачистки выключил, а то есть у них замечательная особенность — начать звонить в самый неподходящий момент. Набираю номер дежурной части. Отвечает мне бессменный Дядя Саня, который, как мне кажется, так же как и мы не спит вот уже почти двое суток.

— Борис, ты?

— Я, Дядь Сань. Что случилось?

— Приказом командира Отряда вводим план 'Крепость' по варианту 'Война'. У тебя в списке на эвакуацию ничего не изменилось?

Вот оно как. Что ж, все верно, происходящее вокруг по степени угрозы жизни сотрудников и членов их семей, вполне можно приравнять к полномасштабным боевым действиям. А в этом случае, при объявлении плана 'Крепость' Отряд не просто подтягивает на базу весь личный состав, занимает круговую оборону, вскрывает все НЗ оружия и боеприпасов и берет под охрану заранее определенные объекты из числа особо важных. Помимо всего прочего выделяется техника и люди на организацию эвакуационной команды, которая выезжает по адресам из заранее составленных списков и вывозит на базу Отряда семьи сотрудников. Бойцу всегда легче выполнять даже самые опасные задачи, когда он уверен, что его родные находятся в безопасном месте и под надежной охраной. В моем случае это родители. Нет, ну а кого мне спасать? Бывшую жену с ее новым мужем? Ага, щаз, шнурочки только проглажу!

— Нет, Дядь Сань, все по-прежнему. Отец с мамой в Осинниках, адрес старый. А до сестры я уже сам дозвонился, она с мужем своим ходом в Пересвет выдвигаются. Слушай, а молодцы наши, вовремя сориентировались. У меня, вон, Солоха места себе не находит, 'отец-героин', блин. Да и остальные дергаются, переживают. А тут такая радостная новость.

— Угу, — буркает дежурный, — радостная. Вот только насчет 'вовремя' — это ты ошибаешься.

Нехорошее ощущение того, что случилось что-то непоправимое, кольнуло, словно тонкая игла, прямо в сердце.

— Что случилось?

— Рыбалкин...

'Беда одна не приходит'. В мозгу словно пластинку заело. Всеми силами стараюсь отвлечься, даже самого себя ради этого кашеваром назначил: сходил в магазинчик, набрал там разных консервов и теперь грею их для парней на найденной там же, в крохотной подсобке, электрической плитке, которую вынес на пост охраны в холле перед лифтами. Не помогает. Больше всего хочется достать из 'мародерки' фляжку ... А потом вернуться назад, в магазинчик, выудить из припрятанного продавщицей под прилавком и найденного мною ящика бутылку... А то и две. И нажраться, словно дикая свинья, в слюни. Но, нельзя. Я командир, и вокруг меня — мои подчиненные. Они все видят, все понимают, делают выводы. Можно подумать, для одного меня последние двое суток стали серьезным испытанием на прочность. Угу, как же. Да парни, уж давайте смотреть правде в глаза, на одних морально-волевых держатся. Ну, и еще друг перед дружкой не хотят слабину показывать. А стоит мне подать пример — все, посыплются. 'Каков поп — таков приход', верно в народе когда-то подметили. И хороший командир в бою только тогда может что-то от своих людей требовать, когда в любой момент готов подать команду: 'Делай, как я!' Не уверен, что сам сдюжишь — не требуй от подчиненных. Нет, оно понятно, что генералы впереди пехотных цепей в атаку теперь не ходят. Да и раньше, как мне кажется, не ходили, чего б там легенды про великих полководцев прошлого не рассказывали. Плох тот генерал, что сам лезет делать работу сержанта. Так я вовсе не о полководцах толкую, а про взводных да ротных. Так что, пьяный загул откладывается до более спокойных времен. Сейчас более важных дел хватает. Но пластинка в голове продолжает крутиться: 'Беда одна не приходит'...

Прав был Дядя Саня. С опозданием чухнулись наши отцы-командиры. Раньше надо было 'Крепость' вводить. А заплатили за это опоздание мой друг и сослуживец Лешка Рыбалкин.и вся его семья. Жизнями своими заплатили.

Подробностей дежурный не знает. Если вкратце — Лешке позвонила жена, тот схватил в охапку автомат, подтянул с собой двух своих подчиненных из ИТО*, и, никому ничего не объясняя, прыгнул в УАЗ и умчался, под громкий разъяренный мат командира Отряда полковника Львова, которому подобное самоуправство, понятное дело, не понравилось. А через полчаса перезвонил один из уехавших с Лехой саперов. В квартире Рыбалкина живых к их приезду уже не было. Были два зомби, в которых превратились его жена и тесть. Похоже, тестя сильно покусали на улице, хотя у нас в Посаде, судя по словам Дяди Сани, еще вполне спокойно, с творящимся в столице не сравнить. Зомби уже появились, но мало и с ними вполне эффективно справляется ополовиненный переброской подкрепления в Москву, батальон ППС. Уж не знаю, где и при каких обстоятельствах Лехин тесть умудрился на живого мертвеца нарваться, но отбился и, вырвавшись, решил спрятаться в квартире дочери. Лешкина Татьяна звонила ему, когда ее превратившийся в упыря отец пытался выломать дверь в детскую... У Лешки с Таней было две дочки. Близняшки, которым едва-едва исполнилось два года... Дальше, думаю, объяснять ничего уже не нужно, кроме того, что новомодная, красивая и легкая пластиковая дверь долго не продержалась. Рыбалкин выгнал парней из квартиры на лестницу и все сделал сам. А потом достал из кобуры ПМ, и застрелился.

Дядя Саня говорит, что когда Батя узнал о случившемся, на замов своих он орал так, что не только бойцы в кубриках, но и 'рули' в автопарке слышали. И к тому моменту, как в гараж примчался взмыленный и бледный зампотыл, майор Чебоксаров, с приказом срочно формировать эвакогруппу, БТР, автобус и три 'Урала' уже стояли 'под парами' заправленные под завязку. А со стороны казармы к технике изо всех ног неслась экипированная 'по полной боевой' и вооруженная до зубов 'трехминутка'*. Вот только другу моему и семье его вся эта суета уже глубоко по барабану. Господи, ну почему у нас всю жизнь вот так? Почему нужный и правильный приказ никогда нельзя отдать вовремя? Почему всегда нужно ждать, пока жареный петух в задницу клюнет?

_______________________________________________________________________________________

* ИТО — инженерно-техническое отделение, подразделение саперов и взрывотехников

* 'Трехминутка' — боевая группа постоянной, 'трехминутной' готовности.

_______________________________________________________________________________________

На раскаленном диске плитки зашипел выкипающий из банки с тушенкой жир. Вот, блин, уворонил таки! Задумался.

— Соберись, командир, — негромко говорит мне на ухо присевший рядом Солоха.

Он уже в курсе, тоже в 'дежурку' звонил, про своих узнавал.

— Слышишь меня, Боря, — Андрей для верности потряс меня за плечо, словно пытаясь убедиться в том, что я в сознании. — Ты людям нужен. И нам, и тем более мальчишкам этим. Народ вот уже вторые сутки не спит и не ест толком. Молчат только потому, что ты вперед прешь, будто танк. Вот мы за тобой и идем, в кильватере. А если ты скиснешь — и у остальных руки опустятся. А нам еще шестнадцать этажей чистить. Кураж потеряем — хана нам, задавят. А уж если, не дай бог, потери будут — вообще пиши пропало. Понимаешь?

Я отрешенно киваю в ответ.

— А раз понимаешь, — шипит, словно рассерженный кот, наш обычно доброжелательный хохол, — тогда соберись, твою мать! Нет у нас времени сопли распускать. Ты, блин, боевой 'прапор' или гимназистка забеременевшая? Сидит он, понимаешь, в тоске. А кому легко? Радуйся, что семья жива. Я ,вон, как узнал, что моих вывезли уже — прямо камень с души свалился... Так, короче, если сам не очухаешься, я тебя, мля, сейчас за угол отведу и сопатку тебе расшибу нафиг! Ты нам веселый и злой нужен.

М-да, я таким Андрея, по-моему, за все время совместной службы не видел ни разу. И ведь по глазам вижу, понадобится — он же мне на самом деле морду набьет, лишь бы я из ступора вышел.

Резкая отповедь со стороны добродушного обычно Солохи подействовала отрезвляюще. Будто ведро холодной воды за шиворот или пара хороших оплеух. С силой провожу ладонями по лицу, растирая и массируя щеки и нос. Все, и правда, хватит сопли жевать. О мертвых плакать будем потом, если сами к тому времени еще живы будем. А пока нужно уцелеть самим и вытаскивать тех, кого еще можно спасти. Как минимум — тех студентов, что сейчас сидят по своим комнатам в первом корпусе и нас ждут.

Раздаю парням вскрытые банки разогретых консервов.

— Давайте, мужики, порубаем, чем бог послал, пока не началось... А начнется уже скоро, как только 'тамань' наша с автобусами вернется.

Предложение возражений не встретило. Уже через минуту все дружно жевали, подцепляя куски мяса из банок клинками ножей или даже нормальными вилками. Но, это в основном ветераны, те, кто помудрее и позапасливее.

Минут через двадцать-двадцать пять вдали послышалось завывание моторов, а еще через пять кавалькада из автобусов, сопровождаемых бронетранспортером, вынырнула из-за забора детского сада, расположенного чуть правее по улице, и снова начала выстраивать 'вагенбург' вокруг входа. Но на этот раз в первый корпус 'общаги'. Мехвод 'восьмидесятки', похоже, решил немного пофорсить, и бронетранспортер, словно кабан сквозь заросли камыша, проносится сквозь толпу зомби, неспешно бредущих к общежитию из дворов стареньких окрестных пятиэтажек. Молодца! Нет, спорить не буду, смотрится со стороны впечатляюще. Вот только кто теперь всю эту налипшую на колеса и набившуюся везде, где только можно, рваную требуху счищать будет? И кровь смывать? Сопливый механ об этом даже еще не задумался, а вот я уже решение принял — вот он сам и будет. Совсем зверовать, конечно, не буду, кое-какой инвентарь выдам, чтоб не голыми руками... Ведерко, там, например, противогаз... И перчатки резиновые, самые толстые. Две пары. Пусть знает на будущее, как дисциплину хулиганить!

— Все, шабаш завтраку на траве, — командую я своим. — Давайте, через зимний сад и первая группа — сразу лестницу наверх берет, а остальные — со мной. Лифты заблокируем и первый этаж посмотрим. Он и тут не жилой, но, мало ли.

Подхватываю с пола шлем и нахлобучиваю его на голову. Бррр! Пока по этажам бегал — вспотел, а теперь шлем изнутри мокрый и холодный. Надо что-то с этим делать. На шапочку ЗШ одевается плохо. Раньше проще было: маску раскатал — и все в ажуре. Потом работать в масках ОМОНу приказом запретили, за исключением операций на Северном Кавказе. Такое ощущение, что кроме Чечни нигде и никто наши лица запомнить не хочет... Хотя, сейчас-то наши 'физии' точно никому не уперлись, и других проблем полно.

А что касается удобства ношения шлема, так тут теперь каждый выходит из положения по-своему. Вон, у нас во взводе один ухарь есть, Миша, он сейчас с Тисовым на Маяковке геройствует, так он еще перед прошлой командировкой купил себе в каком-то коммерческом 'Военторге' черную косынку-бандану, и счастлив, как слон. Очень, говорит, удобно и практично. И пот впитывает, ничего за шиворот не стекает и по лбу не скатывается, и гигиеничнее, опять же. Надо бы, что ли, и самому озаботиться. Ту же армейскую медицинскую косынку пополам сложить, да на голову намотать. Ничуть не хуже той же самой банданы получится. Опять же, цвет к уставному ближе. Хаки, он хаки и есть, не то, что черный — то ли пират, то ли вообще башибузук какой-то...

Сразу приступить к зачистке все равно не удалось. Выбравшиеся и кунга 'Урала' таманцы, оказывается, привезли не только боеприпасы. Для начала, они неслабо так прибарахлились сами: на всех — наколенники-налокотники, точно такие же, как и у нас. Вот только 'щитки' у них, как говорится, муха не сношалась. Вместо древних 'стальных шлемов образца одна тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года' — противоударные пластиковые 'Джетты', тоже новенькие, полированные — бриться в них глядючись можно. У четверых на автоматах вижу даже наши, российского производства коллиматорные прицелы 'Кобра'. Ну, тут понятно, у кого крепления под них на ствольной коробке было, те и поставили.

Сержант Саша, оставив подчиненных кого патроны разгружать, кого подбредающих мертвецов отстреливать, летит вприпрыжку ко мне, одной рукой аккуратно придерживая висящий поперек груди стволом вниз автомат, а другой сжимая горловину еще одного гениального изобретения русского военного гения — вещмешка-'сидора'.

— Командир, мы тут и на вашу долю захватили! — сияя, словно новенький медяк, он протягивает мне 'сидор'. — На троих, тех у кого 'приливы'* есть — прицелов взяли, и на всех — 'лазерники'. Нам водила ваш сказал, что у 'Зенитов'* ваших в креплении специальный разъем под ЛЦУ есть, вот мы и подсуетились...

_______________________________________________________________________________________

* 'Прилив' — стандартное боковое крепление для ночных и оптических прицелов на автоматах Калашникова.

* 'Зенит-2' — тактический фонарь, стоящий на вооружении Подмосковного ОМОН. Крепится на ствол и газоотводную трубку автомата при помощи специального крепления, имеющего интегрированный разъем для установки лазерного целеуказателя.

_______________________________________________________________________________________

— Молодца, Сашка, объявляю вам всем один 'зашибись' и рукопожатие перед строем, — шутливо вскидываю два пальца к правой брови, изображая что-то вроде воинского приветствия.

Удивительно, как много может случиться всего за семь часов! Еще сегодня утром я был для этих мальчишек всего-навсего посторонним хмурым дядькой в понтовой 'снаряге', которого вообще не понятно, с какого перепугу поставил над ними старшим другой, почти такой же совсем посторонний дядька, разве что более хмурый, званием повыше и экипированный еще круче. Помню я его неуставное и малость пренебрежительное 'старшой'... Зато теперь парня, да и не только его одного, будто подменили: слушаются беспрекословно, приказы исполняют моментально, да вот и прямо сейчас, доклад делает, а сам аж в струнку вытянулся, причем явно не потому, что по Уставу положено, а исключительно чтоб уважение показать. Ну, значит, смог я себя правильно поставить и определенный авторитет в их глазах заработать. Теперь главное — не уронить.

— Ладно, товарищ сержант, принимай пока командование на себя и держи периметр, а мы пока стволы свои дооборудуем, — приняв у Сашки вещмешок, я словно изображая вертолет, несколько раз энергично кручу кистью руки над головой. Команда 'Общий сбор'. Смененные таманцами, омоновцы собираются вокруг меня и, разобрав привезенные 'ништяки', начинают крепить их на автоматы.

— Эх, — вздыхает Буров, щелкая креплением 'Кобры'. — А пристрелять-то времени нет совсем...

— В процессе пристреляешь, — фыркаю я. — Тут до противника дистанция — доплюнуть можно при желании, не то, что по красной точке, по световому пятну фонарика целиться будешь — и то не промажешь. Есть вопрос поважнее. Пацанва наша вообще коллиматорами пользоваться умеет?

Мужики мои озадаченно переглядываются. Ну, да, им и в голову не приходило, что кто-то может не уметь таких, с их точки зрения, элементарных вещей. Профессиональная деформация личности, блин. Раз я умею, значит и все умеют...

Оказалось — ни фига наша доблестная 'тамань' не умеет. Прицелы с 'рэд-дотами'* они видали только в кино. А понять по американскому кинематографу принцип применения — сложно. Там порой и сами актеры, крутых 'рэйнджеров' играющие, их не знают и не понимают, так чего ж от зрителя требовать. Пару минут в беглом темпе объясняю им основы. Заставляю несколько раз приложиться к автомату. Угу, мозгами-то, вроде, поняли, но рефлексам новым взяться пока неоткуда, а старые прут из всех щелей — у всех одна и та же беда: стоит прикладу вжаться в плечо, левый глаз сам тут же прищуривается... Ладно, пооботрутся, привыкнут, как положено, обоими глазами целиться. А пока мы прикроем, если потребуется.

Зачистка первого по нумерации и второго по очередности корпуса общежития проходит с одной стороны спокойнее, а с другой — несколько медленнее, чем предыдущего. Что не удивительно. Попробуйте с наше по лестницам побегать, сами поймете. На второй этаж поднимись и спустись, потом на третий, на четвертый, на десятый... И так вверх-вниз шестнадцать раз. У любого спортсмена ножки подкашиваться начали бы, так спортсмены при этом автоматов с двойным БК к ним не носят. В остальном — все по уже накатанной колее: пальба, звон гильз под ногами, пороховая вонь и клубы дыма в узких коридорах, прущие на выстрелы живые мертвецы, жуткие бельма их наполненных нечеловеческой злобой и голодом глаз... На пятом этаже мы чуть не встряли — проглядели дверь на пожарную лестницу, которая по зимнему времени должна была быть закрытой, как и прочие такие же, а оказалась просто притворенной. И через нее прямо нам в тыл вырулили с пожарного балкона аж целых три явно кем-то совсем недавно перекусивших покойничка. А мы как раз в этот момент уже начали молодежь из комнат выводить. В первую секунду я думал — все, амба, бойня будет. Но ситуацию спас Гумаров. Он вообще стрелок хороший, а тут так просто самого себя превзошел, потратив на это дохлое трио ровно три патрона своей 'девятки'. Словом, отбились. Хотя, конечно, косяк упорот серьезный, его еще можно было бы спустить нашим 'срочникам', но вот для нас такое — непростительно. С другой стороны — вижу, люди устали. Только в этой домине уже двадцать один этаж зачищен, а сколько их сегодня уже было, этих домов и дворов? И сколько их еще будет завтра?

Сегодня мы уже точно больше ничего не успеем. Последних студентов выводим и рассаживаем по автобусам уже в потемках. Водители включили фары, их свет отражается в стоящих на асфальте лужах. Ранняя в этом году весна, слишком теплая. И это очень плохо. Потому что упыри, как я уже успел подметить, чем-то напоминают ящериц, змей и прочих холоднокровных. В том смысле, что на холоде становятся вялыми и неактивными. А на солнышке даже совсем еще 'деревянные' зомби-новички начинают култыхать уже весьма бодро. До скорости обычного, живого пешехода, понятное дело, не дотягивают, но и на неподвижную ростовую мишень похожими быть перестают. Да еще эта походка их непонятная, пьяно-шатающаяся, с болтающейся головой... По пять-шесть патронов иногда на одного уходит, если на дистанции работать. Вплотную, оно понятно, меньше, да вот только подпускать зомби к себе близко что-то совсем не хочется, одной рукопашной схватки с живым мертвецом лично мне — более чем достаточно.

Висящая в чехле на левом плече рация сначала коротко пискнула, мигнув красной лампочкой, что, кстати, весьма фиговый признак — второй запасной 'аккум' садится и больше запасных у меня с собой нет, а потом забормотала голосом Солохи:

— Все, Борь, погрузка закончена. Можем выдвигаться.

Едва я собрался дать команду на выдвижение, как по Большой Черемушкинской со стороны улицы Дмитрия Ульянова, вылетает на весьма приличной скорости 'Форд Фокус' второй модели, серебристо-серый, в милицейском окрасе и с ярко переливающейся 'люстрой' на крыше. Визгнув тормозами и заложив крутой вираж, 'Фокус' красиво вписывается в поворот, едва не сшибив при этом парочку неспешно бредущих в нашу сторону зомби, и подкатывает к нашему 'вагенбургу'. Из машины выбирается вооруженный таким же, как у меня, АКС-74 милицейский капитан, у которого на поясном ремне висят сразу два подсумка под автоматные магазины, по одному на каждом боку. Молодой, не больше тридцати, крепкий, широкоплечий, с волевым подбородком и серьезным взглядом. Вид у мужика — свирепый и залихватский одновременно: рожа и руки в пороховой копоти, только зубы и глаза блестят, шапка сбита на затылок, из-под нее наружу небольшой сивый чуб выбивается. Этакая современная помесь Клинта Иствуда и Григория Мелехова.

— Здоров, мужики! — кивает он всем, пробираясь в узкую щель между двумя автобусами на нашу сторону импровизированной 'стены'. — Кто у вас старший-то?

— Я старший, шагнул ему на встречу я. — Прапорщик Грошев, Подмосковный ОМОН.

Ясно, — протягивает руку для пожатия тот. — Капитан Перебийнос, Отдел милиции по Академическому району... Ну, собственно, похоже я — это теперь и есть весь Отдел, кто погиб, кто сбежал... Один я остался, вот и воюю тут...

— И как воюется?

— А фигово. Одному бы давно кирдык настал, даже спину прикрыть некому, только, вон, 'светомузыка' и выручает, в то б сожрали меня эти 'зловещие мертвецы' — машет Перебийнос в сторону переливающейся 'люстры' на крыше своей машины.

— Это, в каком смысле? — не догоняю я.

— А вы не в курсе что ли? — капитан явно удивлен. — они ж на всякое светящееся 'залипают'. На рекламные щиты, на спецсигналы, на фейерверки, даже просто на открытый огонь. Это все их, типа, гипнотизирует. Стоят, как завороженные. Ну, я этим беззастенчиво пользуюсь.

Надо же, вот уж не подумал бы... Хотя, помнится, на подрыв 'Зорек' в Ивантеевке зомби тоже отреагировали вполне неплохо, так почему бы и нет? Нам оно только на руку.

— А к нам какими судьбами? — перевожу я разговор в практическую плоскость.

— Так, говорю же, фигово одному. Да и патроны у меня уже почти кончились. А про вас мне люди рассказали. Помнишь, вы на проспекте Шестидесятилетия Октября двор многоэтажки зачистили и дали людям до машин добраться? Вот я их встретил, о вас услыхал и начал район прочесывать, с целью присоединиться.

— Это такую 'ломаную' высотку, в которой еще Сберкасса на первом этаже?

Перебийнос согласно кивает. Ну, да, было дело, помогли мы там слегка народу. Дай им бог, пускай из Москвы выбираются подальше.

— Значит, присоединиться хочешь?

— Хочу, — не стал жеманничать он.

— Ну, если так, то вливайся. Об одном предупредить хочу — то, что у тебя на погонах звезд больше и просвет имеется — пока забудь. Командую я, ты выполняешь. Разумную инициативу приветствую, но только разумную. Вопросы, жалобы, предложения?

— Никак нет, — скалит зубы в усмешке капитан. — Мне б только патронов...

— Патроны — не проблема, вон, в БТР их целый склад, бери сколько нужно. Ты как, на своей поедешь, или в одну из наших посадить?

— Нет, на своей, прикипел я к ней за двое суток. Боевая машина, блин.

— Да за ради бога, — развожу руками я. — Сейчас парни мои тебе дорожку назат расчистят малость, а ты пока патронов набери. И сразу стартуем.

Забравшись на пассажирское место в кабину 'Урала' интересуюсь у Угрюмцева новостями. Витя только головой качает отрицательно. Из 'дежурки' Отряда не звонили, Гаркуша на связь не выходил, один только Филипочкин интересовался, когда нас ждать на ужин и сколько еще с нами народу ожидается. Проблем с 'посадочными местами' на Житной нет, оказывается, спасенных нами людей уже начали вывозить за пределы Москвы, и размещать в лагерях беженцев рядом с крупными воинскими частями. Но вот на сколько человек ужин готовить — вопрос серьезный, ему ведь своим 'общепитовским теткам' задачи ставить.

На обратном пути начинаю подмечать произошедшие за день перемены. Зомби на улицах еще больше прибавилось, причем, среди них появилось много одетых по-домашнему. Залитые кровью, рваные халаты, тренировочные штаны, майки-футболки не оставляют сомнений — на них напали дома, и только потом, умерев и восстав в таком вот омерзительном обличье, они выбрались на улицу. И это значит, что именно к этим людям, именно в их дома мы со своей помощью уже опоздали. Там спасать некого, а что еще хуже, от них самих теперь нужно спасать тех, кто еще жив, да и самим спасаться тоже. Дважды проезжаем мимо наспех оборудованных опорных пунктов. Сначала проезжаем мимо стоящих прямо посреди Ленинского, на разделительной, старенького БТР-70 и тентованного ЗИЛ-131. На 'броне' и в кузова под тентом расположились какие-то армейцы-мотострелки. Причем, как-то уж слишком много среди них офицеров, что наводит на не очень хорошие соображения. Уже совсем рядом с Калужской площадью, на пересечении с проездом Апакова — нечто почти сюрреалистическое — два наглухо тонированных черных микроавтобуса 'Форд Транзит' при поддержке уж совсем древнего, какого-то неухоженного, с облупившейся местами краской 'бардака'*. И с каких задворок только выкатили такой? Тут обосновались, судя по шевронам на рукавах, бойцы Минюста. Конечно, тонированный микроавтобус — это вам не высокобортный грузовик и уж тем более не бронетранспортер. Но зато эти вокруг себя какие-то ограждения смонтировали, вроде тех опалубок из труб, на которых во время разных праздников сцены монтируют. Только вместо рекламных баннеров сейчас вся эта конструкция густо заплетена колючей проволокой и увита спиралями 'Егозы'. Оружие, опять же.,, Ни одного обычного 'калаша' не видать. Сполшняком или 'Валы', или 'девятки', даже пара 'Винторезов', кажется, имеется. М-да, красиво жить не запретишь. Только БРДМ им имидж и подпортил своей непрезентабельной внешностью. Хотя, с другой стороны, какой бы ржавый не был, а противопульное бронирование никуда не делось, и, главное — КПВТ в башне выглядит куда бодрее всего остального: маслянисто-черный, лоснящийся, явно исправный и готовый к бою. Так что, 'бардак' их — еще одно подтверждение старой истины про обманчивую внешность: выглядит так себе, но если врежет — мало не покажется.

На территории 'Центрального эвакопункта' тоже перемены: охраняют ворота и контролируют периметр уже не 'срочники' из Внутренних войск, а какие-то весьма резкие хлопчики в таком же, как и у подчиненных Филипочкина городском камуфляже, и в той же расцветке новомодных питерских 'Колпаках'*. Вооружены все футуристического вида новейшими ПП-2000, которые со штатными ПБС и коллиматорами вообще стали похожи на какие-то бластеры из американских фантастических боевиков. Кто ж такие, интересно?

_______________________________________________________________________________________

* 'Бардак' (арм. сленг) — БРДМ, боевая разведывательно-дозорная машина.

* 'Колпак' — защитный шлем второго класса защиты 'Колпак-3М' производства Питерского НПО Специальных материалов.

_______________________________________________________________________________________

Колонна наша тут явно уже примелькалась, поэтому через ворота нас пропустили практически сразу же, только нескольких приблудных 'деревянных' привалили короткими, на два патрона очередями. Вот, кстати, еще одно подтверждение того, что зомби стремительно умнеют. Еще прошлой ночью они вдоль здешнего забора изгородью стояли, а теперь если только самые тупые из не отожравшихся новичков. Привезенных нами студентов несколько офицеров-'вэвэров' начали тут же делить на группы и разводить по карантинным помещениям. Да, чувствуется сноровка, набили за день руку. Одно не понятно, 'срочники'-то все где?