Город Ночных Крыш

Город Ночных Крыш.

Город Ночных Крыш... Мрачный и старинный, красивый и запутанный, с богатой историей и необычной архитектурой — так говорится в путеводителе. А между тем Город живет своей собственной жизнью — в прямом смысле.

Сколько с ним связано тайн, что никогда не будут раскрыты, и сколько легенд, что никогда не найдут подтверждения. Этот город стар, очень стар. Полупустой... Потому что не каждый осмелится жить там. И потому что не каждому позволит жить сам Город.

Там есть улицы — страшные, пустые, холодные... И есть улицы яркие, шумные, веселые. А между домами растут тополя, высокие и величественные... Все, как хочет Город — ведь у Него своя собственная живая воля.

Город живет уже очень долго, он многое видел, многое знает. Там обитают Злой Ветер и Старый Сапожник, Грустный Скрипач и Хранитель Времени. Еще говорят — правда, шепотом и несмело — что где-то в лабиринтах города скрывается и его Хозяин...

Этот Город еще никому не удавалось разгадать... Так думают все и сам Город. Место, которое вчера было пустырем, назавтра может оказаться застроенным красивыми зданиями. Он может вырастить лес за одну ночь или замуровать в недрах земли целый район, или приказать Ветру устроить ураган. Многое может Город Ночных Крыш, вопрос только в том, хочет он этого или нет. Он хочет. Город любит менять себя.

Но больше всего на свете Город любит сказки. Сказки Он создает сам. Как захочет и когда захочет. Сдвигает стены и отправляет посланников. И все эти сказки Он рассказывает самому себе — про людей. Он наблюдает и меняет их, запутывая и распутывая узлы человеческих судеб. Порой как снисходительный отец, а порою и как жестокий отчим. Кто сказал, что Город любит только добрые сказки?

Пролог

Холодно... Она подышала на пальцы, чтобы согреть их для струн гитары. Бросила быстрый взгляд в пропасть крыш. Тихо, пусто — ее мир, ее город. Иногда ей начинало всерьез казаться, что город этот живет своей собственной жизнью.

Сюда она приходила почти каждую ночь. С крыши звезды совсем не такие, как с земли. Здесь они огромные и сияющие, а небо кажется близким... Только руку протяни. Иногда она так и делала, лежа спиной на холодном шифере.

Этот Мир, состоящий из неба, музыки и лунного света... он был ей дороже всего. Дороже реальной жизни, заполненной только тоской и одиночеством...

* * *

Главка первая. Оказывается суицидники тоже люди...

Иногда на душе бывает так муторно, плохо, что хочется выговориться. А если некому? Родителям? После переезда они работают день и ночь, и им совсем некогда выслушивать глупые россказни малолетней девчушки.

Я никогда не писала дневников. Я никогда не отдавала бумаге свои чувства. Только людям и... песням. Была у меня такая привычка: когда становилось особенно тяжело, когда казалось, что твое горе не уйдет — останется, я брала гитару и просто уходила на крышу. Наш дом — высокий, десятиэтажный — возвышался над другими, хотя и их-то тоже было не особенно много.

Этот город не простой... сказочный. Даже название звучит по-особенному! Город Ночных Крыш. Наверное, его назвали так потому, что небо здесь совсем другое, не такое, к которому я привыкла. Думаю, я могла бы лежать на крыше вечность и просто любоваться им, смотреть на звезды, которые, кажется, могут сорваться в любой момент, когда никто не мешает бренчать на гитаре и тихо петь так, чтобы слушал лишь город...

Но эта ночь особая.

Внизу еще шумят машины, и слышится гул толпы, а здесь спокойно и как-то... чисто, что ли. Правда, холодно и ветер раздает пощечины, но к этому я уже привыкла. Потому что чего только не сделаешь ради своего собственного Мира.

Звезды — они сегодня огромные! Небо — черное-черное, как бархатное покрывало. Но важнее всего музыка. Она льется из ниоткуда, отражаясь в моей душе, перебирая струны моей гитары.

И я.

Что еще нужно для мгновенного счастья?

Напев рождается сам собой, стоит вдохнуть сладкий запах ночного ветра. Неторопливо перебирая струны, я полетела в Город Ночных Крыш...

Внезапный звук ворвался в мою тихую музыку. Пальцы замерли над струнами, я прислушалась к ночному дыханию. Звук повторился. Шаги. Негромкие мягкие шаги по ту сторону конька.

Пальцы замерли, придержали струны. Кого еще принесло на мою крышу? В памяти тут же всплыли недавние сводки новостей — убита, ограблена, изнасилована...

Нет уж. Это не для меня.

Аккуратно подняв гитару, я вступила на карниз. Если пройти по нему пять шагов, окажешься у слухового оконца. И скорее вниз, в люк! А там уж и пожарная лесенка всего в двенадцать ступеней...

Голова слегка кружилась от адреналина, уши ловили ночные звуки. Пять шагов, двенадцать ступенек — и я в безопасности. Подумалось, что надо бы поставить замок на окошко, все равно моя крыша больше никому не нужна...

Я уже держалась за створку окна, когда услышала, как кто-то подошел к краю крыши. Стало тихо. Черт, что же там твориться?!

Проклиная себя за любопытство, выглянула из-за конька. Глаза мгновенно нашли возмутителя спокойствия, он стоял на самом краю и смотрел вниз.

Надо же, обычный парень, а мне воображение рисовало Чикатило с топором.

Фигура наклонилась еще ниже, будто собираясь расправить несуществующие крылья. Как медленно...

— Стой!

Мой звонкий голос разорвал ночную тишину. Парень обернулся, продолжая крениться вниз, но я уже съезжала по жесткому шиферу.

— Ты что творишь?! — Рукав его куртки оказался холодным и гладким. Я изо всех сил потянула его назад, в безопасность, понимая, что не успею...

— Что ты делаешь? Не надо, зачем тебе это? Послушай меня, давай поговорим. Все будет хорошо. Это из-за девушки, да? Не переживай, все наладится. Ничто не стоит человеческой жизни! Только пойдем отсюда, ладно? Не нужно, это путь труса. Знаешь, в жизни всякое бывает! Только не уходи! Пожалуйста!

Я не понимала, откуда взялись слезы. Они текли по щекам, оставляя соленый привкус во рту. И сердце в груди заходилось от страха, что не смогу сейчас найти нужных слов, не смогу остановить, а потом уже и исправить ничего не смогу. Лишь бы не дать ему умереть...

— Ты что, дура?! — он встряхнулся, и моя ладонь безвольно соскочила с его руки. Я всхлипнула, не понимая что происходит...

— Ты больная?! — раздражение в его голосе ударило по натянутым нервам. — Отцепись от меня!

Слова, словно пощечины — резкие, больно бьющие. Я отскочила тяжело дыша.

— Что ты ко мне привязалась? — продолжал парень, надвигаясь на меня неумолимой махиной. Из-за слез я не видела его лица...

— Дура! Ты что, решила, будто я самоубийца какой?! Больная на всю голову!

Я, наконец, смогла выдохнуть. Мозг лихорадочно работал, пытаясь переварить полученную информацию. Сначала пришло облегчение. Потом...

— Придурок! — выпалила я, отступая еще на шаг и рискуя полететь с десятого этажа.

Он только хмыкнул. Презрительно так, с издевкой.

Злость накатила холодной волной. Захотелось просто ударить его, сделать больно, так больно, чтобы он запросил о пощаде!

Я вытерла слезы ладонью и пошла в атаку:

— Ты идиот! Какого черта ты стоишь на самом краю?! Жить надоело? Полетать мечтаешь? Так полетишь... камнем вниз!

Я кричала ему это прямо в лицо. Голос срывался от гнева, и это бесило еще больше. Только что испытанный страх за его жизнь подстегивал обиду, я уже была на грани истерики. Парень молча смотрел на меня, его бледное в полумраке лицо не выражало ничего кроме...скуки? Вдруг он отвернулся и посмотрел вниз. Я задохнулась на полуслове...

Ему было...скучно? Я почувствовала это даже сквозь ночную тьму.

Ему плевать на мою злость и вообще на меня. Абсолютно. Кажется, сорвись я сейчас с крыши, он даже не проводил бы меня взглядом. Хотя нет, проводил бы, любитель полетов!

— Ну? — я разозлилась еще сильнее, это равнодушие просто выводило меня из себя.

— Да иди ты... — прозвучало лениво и равнодушно. Он развернулся и направился в дальний конец крыши. А я осталась стоять на месте, взбешенная и расстроенная одновременно.

* * *

Главка вторая, маленькая. О том, что заставляет мужчин дрожать.

После суицидного дуэта прошла неделя. Я все так же приходила на крышу, играла на гитаре, любовалась ночным небом... Приходил и Он. Сидел на самом краю крыши по ту сторону карниза, и часами смотрел вверх. Я больше с ним не заговаривала. Хотя хотелось, да. Но в первые дни обида была слишком горяча, а потом... потом и подойти было как-то неудобно. Поэтому я ждала. Просто ждала чего-то, мне еще неведомого... Я уже привыкла к Его молчаливому присутствию в моей жизни.

Город Ночных Крыш может быть таким разным... Радостным, необыкновенным — днем, страшным и опасным — ночью. И всегда — живым. Поэтому я никогда не пою в голос, сидя на крыше — слишком опасно. Но есть песни... необычайные, красивые, которые рвут душу или, наоборот, заставляют поверить в то, что твоя жизнь на самом дела полна чем-то хорошим, светлым... Тогда песни уже не песни — жизнь, очередной прожитый день. Их надо петь от души, как того требует сердце. Одна из таких песен называлась "А мы не ангелы".

А мы не ангелы, парень! Нет, мы не ангелы.

Темные твари, и сорваны планки нам.

Если нас спросят

Чего мы хотели бы?

Мы бы взлетели,

Мы бы взлетели... — пела я.

Парень, до этого сидевший спокойно и не обращавший на меня ни малейшего внимания, вдруг вздрогнул и обернулся. Странно... Я все пела, а он не отводил от меня настороженного, внимательного взгляда. А когда закончила, встал и молча ушел. После этого случая он больше не приходил. Крыша снова принадлежала мне одной. Но только и мне это уже было не нужно.

* * *

Главка третья. О том, как весело, вольготно живется на Руси!

Прошло уже почти две недели, а Он все не появлялся. А мне так хотелось, чтобы он пришел! Наверное, потому, что я была обычной девушкой. Ведь молоденькие романтичные девушки имеют свойство влюбляться в первого попавшегося им кандидата. Я усмехнулась. Ну, я-то точно не влюблена! Просто мне интересен этот загадочный, непонятный человек. Ведь так?

Но все-таки Он мне определенно нравился. Странный я человек! Симпатии и антипатии к людям у меня возникают сразу, стоит мне их увидеть. И будь мы в будущем врагами иль друзьями — первые чувства сохраняются на всю жизнь.

Шел дождь, поэтому я сидела на раме слухового окошка, которое защищало меня от маленьких холодных капель, все норовящих проскользнуть за воротник. Было около шести часов вечера. В последнее время я не приходила на крышу так рано, а вот сегодня пришла. Слишком сильно любила я шум дождя и этот особенный свежий запах мокрого асфальта и скошенной травы...

Как говорят в таких случаях в фильмах ужасов, ничто не предвещало беды... Но Город Ночных Крыш решил все по-своему. Потому что на крыше я приметила знакомую фигуру... Не знаю, какой черт меня дернул, но я слезла с рамы и ступила на мокрый скользкий карниз.

Одно неверное движение — смерть. Пять шагов — вечность. Но я уже на крыше. Хе! Шаги мои верны, и глаз мой зорок!

Я быстро зашагала в сторону парня, стоящего у бортика карниза. Я не отводила глаз от его лица, и, наверное, поэтому не заметила приближающуюся ко мне опасность — ходячую беду, маленькую и зловредную. Я почти подошла к Нему...

Что-то метнулось наперерез, прямо мне под ноги. Споткнулась. Спустя секунду я уже падала. Перед глазами замелькали цветные точки, еще чуть-чуть и я ударюсь головой о твердый шифер... Выставила перед собой руки в безуспешной попытке защитить лицо... когда меня за волосы дернули назад. Я резко упала спиной на крышу.

Больно... Но хорошо хоть зубы целы!

Ловя воздух ртом, лежала на крыше и смотрела на своего знакомца, который меня спас. Честь и хвала ему! Честь и хвала! Тот уже не обращал на меня внимания, а что-то с интересом рассматривал у своих ног... Ботинки, что ли, забыл покремить? Что-то громко, возмущенно мяукнуло. Котенок? Кряхтя, поднялась на ноги и подошла к бедной животинке, взяла на руки. Ух, ты! Какой миленький! Да и окрас красивый: черно-рыжий-полосатый. А вид-то какой важный! Уж не королевских ли кровей это маленькое чудо?

— Ну, и как тебя зовут? — спрашиваю.

Парень чуть удивленно на меня глянул, сказал:

— Дирро.

— Очень приятно, Вята, — протягиваю ему руку для рукопожатия. — Но я вообще-то его, — кивок в сторону котенка, — спрашивала!

Он только недоуменно пожал плечами. Перелез карниз, сел на бортик, поднял взгляд к небу. По-моему, кроме неба этого Дирро вообще ничего не интересует. А имя ему подходит. Только сегодня я смогла рассмотреть его как следует.

Он не был красив в обычном понимании этого слова: коренаст, невысок, широкоплеч до того, что фигура кажется непропорциональной, и при этом сухощав и жилист. Таких еще в детстве бойцовскими воробьями кличут. Жесткие чуть вьющиеся волосы светло-каштанового оттенка, широкие скулы лица, крепко сжатые губы... Только глаза не успела разглядеть. Потому что Он ни разу не посмотрел мне прямо в лицо.

"А что ему смотреть?" — подумалось с внезапной горечью. Обычная девчонка, каких миллион на миллион, хрупкая и маленькая фигурка, по своей комплекции мало чем отличающаяся от подростка, вместо аккуратной прически, вечно растрепанное воронье гнездо... Карие глаза — медовые, как говорит мама, светлая кожа...

Котенок требовательно мяукнул у меня на руках. Дирро обернулся. Сказал с непонятными нотками в голосе:

— Назови его как-нибудь по-королевски! Уж больно наглая у него морда!

Да-а, мысли у нас все-таки сходятся...

Вот так в моей жизни появился первый маленький друг. Друг по имени "Джиллифлауэр"!

* * *

Главка четвертая. Не ходите, девушки, по ночи гуляти....

Темно. Ночь уже давно укутала своим покрывалом весь город, и я старалась идти побыстрее. Путь освещали только редкие уличные фонари, да и те мерцали еле-еле. Я шла в этой ненадежной полоске света, а в темноте раздавались угрожающие шорохи. В Городе Ночных Крыш лучше не гулять по ночам.

Мелькнула мысль, что лучше бы не светиться под фонарями, перейти в тень, но я тут же отмела ее как опасную. Темноты я боюсь еще больше.

В этой тьме мне мерещилось, что кто-то следит за мной, наблюдает, выжидая удобного момента. Я почти перешла на бег, постоянно оглядывалась. Эту улочку не зря прозвали Аллеей Любви и Смерти — не убьют, так изнасилуют.

— Сумерки наступают! — Мужской голос справа заставил меня резко вскинуть голову. Из темноты выступило двое незнакомых парней. Сзади смутно проступали очертания еще трех высоких фигур, их глаза по-звериному мерцали в темноте. Пятеро. По мою душу, сомнений в этом просто нет.

Первый, слегка сутулый и скуластый парень, хитро, по-лисьи, улыбался желтыми зубами. Второй, в черной кепке и футболке 'Настоящий Мужик', быстро пошел в мою сторону.

— Эй, красавица! Тебя проводить?

Слабый свет уличного фонаря выхватил из полумрака его слезящиеся глаза и сведенные судорогой пальцы.

Наркоман! Вот попала! Круто развернувшись, я понеслась вперед, все ускоряя и ускоряя бег. Топот за спиной раздался почти сразу. Кровь стучала в висках, сумка била по ногам, мешая бежать. Преследователи не отставали, их сбивчивое дыхание слышалось уже совсем рядом...

Ну почему я не занимаюсь легкой атлетикой?

Они догнали меня быстро. Окружили, словно стая шакалов. Самый здоровый в черной кожаной куртке вышел вперед, раздвинув своих товарищей.

— Попалась, красавица?

Я молча вжалась в кованую ограду, глазами ища выход. Его не было. Пятеро подонков загородили для меня весь мир.

Ледяная рука поймала меня за локоть. Я резко вывернула руку — инстинкт обезумевшего от страха тела. Не знаю, как у меня получилось, но хватка ослабла. На доли секунды я оказалась свободна. Отчаянный рывок — и мне удается проскочить под рукой тощего парня в полосатом свитере. Я увернулась от главаря в кожанке и метнулась в сторону. Тут меня схватили за капюшон и потянули вниз, к земле... Свет фонаря резанул по глазам, вызывая непрошеные слезы, молния на капюшоне поехала вбок...

— Серый, глянь! А она ничего так, сойдет.

Главарь что-то проворчал в ответ, но я не услышала. Воротник куртки впивался в горло, сдавливая его киллерской удавкой. Я хрипела и билась в чужих холодных руках, слыша над ухом нечеловеческий хохот подонков...

Он отпустил меня так резко, что я не удержалась на ногах и упала на колени. Отчаянно закашлялась, прижимая руки к груди. Сердце глухо колотилось об ребра, я чувствовала его удары под курткой.

— Куда идем? — главарь присел рядом со мной на корточки, и его ухмыляющееся лицо оказалось прямо перед глазами.

— Домой, к маме! — голос больше походил на воронье карканье. Глотать было больно, горло болело, будто внутри прошлись наждачной бумагой...

Они разразились издевательским гоготом.

— Глянь, Серега, хамит!

Главарь наклонился еще ниже, приблизив свое лицо почти вплотную ко мне.

— А, может, на скамеечку? Развеемся!

Зрачки у него были черные и огромные, почти заслонившие собой радужку. И я внезапно четко поняла, что мне сейчас будет очень плохо.

Я со всей силы отпихнула от себя это лицо с расширенными зрачками, и парень, не удержавшись, эффектно шлепнулся на пятую точку. Его приятели мигом заткнулись и синхронно шагнули вперед, сужая кольцо. Главарь медленно поднялся, глядя на меня своими черными от наркотиков глазами.

Шакалы!

— А вот теперь не рыпайся! — злобное шипение раздалось прямо над моим ухом.

Затравленно огляделась. Парень в черной кепке стоит так близко, что я даже чувствую жар его тела. Остальные заухмылялись, предвкушая забаву, Серый с ленцой протянул ко мне руку...

Сердце сделало резкий кульбит — беги! Резко вскочив на ноги, сорвалась с места и как спринтер понеслась к виднеющимся в конце улочки гаражам. Дыхание вырывалось со свистом, ноги заплетались, по спине струился липкий холодный пот... Лишь бы успеть! Только бы успеть добежать до спасительного лабиринта, там можно запутать преследователей, завести в никуда, спрятаться... Боже, помоги!

Последнее усилие — и я пробежала между первыми рядами гаражей. Свернула налево и вылетела к кирпичному кооперативному, его еще 'Витьком' называют... Привалилась к холодной стене гаража и перевела дух. Легкие болели неимоверно, на горле наливалась болезненная полоска. Едва не плача, я осторожно ощупала ее руками.

Резкие выкрики раздавались где-то позади, эти гады явно не ожидали от меня такой подлянки. Я заозиралась, пытаясь определить местонахождение преследователей. Крики неслись с разных сторон, видимо, они решили разделиться и устроить настоящую охоту. Меня охватило настоящее отчаянье, захотелось громко и грязно выругаться, сплюнуть на землю, ударить кого-нибудь...

От 'Витька' гаражи расходились на две стороны. Куда теперь? Налево? Направо? Я помчалась налево, отгоняя суеверные мысли. Да сейчас хоть к черту на рога, лишь бы подальше от этих уродов...

Поворот налево, развилка и опять поворот, теперь уже направо. Я уже не слышала больше ничего, кроме бешеного стука своего сердца. Топот ног в практичных кроссовках отдавался в ночной тишине громким эхом, и я боялась, что преследователи могут услышать меня по этому топоту... Чуть не врезавшись в железную стену, я круто развернулась и неожиданно оказалась на узкой тропинке между рядами кооперативных гаражей. Странно... Ее же здесь не было, я пробегала тут пять минут назад. Неважно! Не помня себя от страха, я помчалась вперед, срывая дыхание.

Яркий свет ударил в глаза, и я закрыла лицо руками, не переставая бежать. Нога запнулась об какую-то железку, я полетела на землю, едва успевая выставить перед собой руки... В глаза бросился серебристый бок машины... Это же 'Самара ' соседа! Едва не завопив от счастья, я подняла голову и увидела знакомый двор с зеленым турником. Тропинка вывела меня прямо к дому!

Из последних сил я умудрилась встать и заковыляла к подъезду. В горле поселился сухой ком, в боку колола острой иглой боль. Футболка противно липла к спине, заставляя меня ежиться от холода. Капюшон куртки болтался на разорванной молнии. Я оторвала его и кинула куда-то в сторону. Никогда больше не надену что-то с капюшоном! Буду носить шапки, береты, бабкин платок... Но капюшоны — никогда!

* * *

Главка пятая. К чему приводят ночные гонки с местной гопотой, и как появляются друзья.

— Ты звезду пой... маешь, же... желанье загадаешь...! — голос срывался, судорожные спазмы сжимали горло, не давали дышать.

Я не обращала внимания. Ведь в своих мыслях я была еще там, окруженная этими... людьми. Я не понимала, да и не хотела понимать, как можно жить в мире, где существуют такие... подонки, гады, отродье!

Дрянь, дрянь, дрянь!

Адреналин еще гулял в крови, не давал расслабиться, будоражил уставшее тело. Хотелось вскочить, заметаться, или лежать дальше животом на старом шифере и бить в него кулаками, пока на костяшках не появится кровь! Бить, бить, бить, выбивая страх, ярость, бессилие! О, как я ненавидела всех в этот момент! Даже родителей ненавидела... Хотя нет, особенно их! За то, что сейчас их нет рядом! И за ничего не значащую записку, которую обнаружила еще утром на столе, с одним холодным словом: "командировка"... Из этих записок состояла вся моя жизнь после переезда... раньше. Теперь у меня есть Джил — маленькая нагло-хитро-умильная мордочка!

Я невольно улыбнулась, вспомнив моего Джиллифлауэра, но тут же снова скривилась в болезненной гримасе. Ну, как, скажите, как я могла забыть ключи от дома? А мне ведь так хотелось спрятаться именно дома и плакать, уткнувшись в родное плечо, и пить успокаивающий горячий чай с медом и мятой, как я люблю, и слушать ласковый голос мамы, ощущать ее объятия! А вместо этого приходится сидеть здесь, на крыше, где сегодня так пусто и одиноко... Даже небо не было видно, тучи плотно заволокли его и скрыли звезды, уничтожив тот свет, который всегда приносил мне облегчение и радость...

Слез не было. Наверное, сейчас моя душа плакала горючими слезами, провожая ушедшее в одно мгновенье детство.

Столько боли, столько грязи накопилось в моей душе за последнее время... Обвинение в измене родителей, работающих в маленьком ядерном цехе, суд, друзья, отвернувшиеся от меня в тот же миг, переезд в Город, где опасно просто жить, существовать. Из горла вырвался хрип. За что?! Ответьте, небеса, за что?!

Слишком погруженная в свой кошмар, я не услышала звука шагов и обратила внимание на пришедшего только тогда, когда услышала тихий испуганный голос:

— Ты чего?

Дернулась, резко отпрянула, врезалась спиной в бортик карниза, хотела уж было вскочить... и тут узнала Дирро. Он осторожно протянул руку, видимо, боясь спугнуть, неловко погладил меня по голове.

— Успокойся... — парень растерянно заглянул мне в лицо. Глаза у него... Такое ощущение, что в очень чистую воду озера смотришь, зеленоватую и прозрачную. Я невольно засмотрелась, не замечая, как вцепилась в его рукав скрюченными пальцами...

— Тише, все хорошо... — шептал присевший рядом парень. В первый раз за вечер я почувствовала себя в безопасности. Каким-то образом этот человек внушал доверие, рядом с ним я чувствовала себя спокойно. Взглянула на его непривычно растерянное лицо. Из горла вырвался смешок. Такой сильный, крепкий, всегда уверенный в себе — и вдруг растерян! Я уже хохотала как безумная и не могла остановиться. Знала, что надо, но не могла. Зажала рот ладонями, но смех все равно вырывался наружу, и слезы, горячие слезы, наконец-то потекли по лицу, смывая всю ту грязь, что накопилась в душе. Они заставляли поверить, что я еще жива... Жива — вот что самое главное!

В ночной тишине звучали только истерический смех девушки и чуть хриплый мужской голос, все шептавший:

— Тише, девочка, тише...

* * *

Главка шестая. Мечты о рыцаре, который носит девушек на руках и по-английски улепетывает через окно.

Тепло... Я открыла глаза и безмятежно улыбнулась, рассматривая знакомый белый потолок. Мне снился чудесный сон... Будто я лечу ввысь, к тем самым звездам, о которых так долго мечтала. Они все ближе и ближе, я уже вижу их ослепительное сияние... Но я не одна, нет, теперь со мной есть еще кто-то... Тот, у кого большие мягкие крылья, мне нравится их незримая тень. Он летит рядом, согревая меня своим теплом. Так близко... Я знаю, что он улыбается, глядя на меня...

Завернувшись в теплое одеяло, я повернулась набок... Взгляд уперся в разорванную куртку, аккуратно висящую на стуле.

Постойте-ка!

Куртка?

Воспоминания хлестнули по расслабленным нервам, я в ужасе смотрела на эту грязную куртку. Что вчера было? Я пошла в магазин, потом возвращалась домой по темной аллее, потом...

Перед глазами замелькали картинки вчерашнего вечера.

'Сумерки наступают!'

Закрыла ладонью глаза.

Только не вспоминать, только не вспоминать!

'Ночь, холод и страшные расширенные зрачки... Аллея Любви и Смерти. Удушающее чувство страха. Боль'.

Еще одна картинка.

'Газета. Колонка убитых и без вести пропавших. Моя фамилия'

Этого мне удалось избежать.

Медленно выдохнула.

Все не так плохо, я жива и здорова, и Джил мурлычет над ухом... Требует, чтобы его покормили. Я улыбнулась сквозь набежавшие слезы. Все хорошо. Все хорошо, я в безопасности, я дома...

Я уже дома?! Я рывком откинула одеяло, Джилли свалился на пол, мяукнул жалобно. Под одеялом на мне были те самые кофта и синие джинсы, в которых я вчера побежала в магазин...

Дирро! Значит, это он отнес меня домой и уложил спать, был здесь, со мной, в моей комнате... Но как он открыл дверь?

Резко вскочив с постели, я понеслась к входной двери. Она была закрыта, ключ спокойно висел рядом. Я подергала ее для надежности и неуверенно позвала:

— Дирро?

Тишина. В квартире не было никого, кроме меня и Джилли. Только противно капал подтекающий кран на кухне, у папы все не хватает времени его починить...

Он ушел по-английски, не прощаясь и не требуя благодарности. Даже дверь за собой закрыл, аккуратно повесив ключик на гвоздь. Истинный джентльмен!

Внезапно на меня навалилась усталость, словно кто-то невидимый одним махом взвалил на плечи весь груз пережитого дня. Я привалилась к косяку и прикрыла глаза. Джилли терся о ноги, выпрашивая завтрак, но мне было все равно.

Почему не дождался, когда я проснусь? Даже записки не оставил, как будто бы его и не было... Котенок требовательно боднул меня головой, и я очнулась. Выключила свет в коридоре и пошла на кухню. Пора кормить питомца, новый день уже начался, и я хочу прожить его не впустую.

Покормив Джила, я направилась в ванную, на ходу скидывая грязную одежду. Джинсы запутались в ногах, и я с отвращением отшвырнула их подальше. Не надену больше эту одежду, пусть отправляется на свалку, вместе со вчерашними подонками. Горячие струи воды били по телу, смывая следы вчерашних событий. Выйдя из душа, я посмотрелась в зеркало. Так и есть — на горле осталась синяя полоска, как у висельника. Ничего, хуже было бы, если б я сломала руку. А полоска... До свадьбы заживет.

Я улыбнулась. Почему-то я была уверена, что и сегодня он обязательно придет. Не может не прийти.

Или может?

Весь день я бродила по квартире, слушая музыку. Помыла полы и затеяла генеральную уборку в своей комнате. На балконе сохли перепуганные мягкие игрушки, которые я прокрутила в стиральной машине, а в ванной отмокала моя любимая футболка, обнаруженная в темных глубинах родительского шифоньера... Я улыбалась городу, и мне казалось, что и он улыбается мне: настойчивые лучики солнца проникали в комнату сквозь побитое стекло окон. Я работала как проклятая и наслаждалась каждым мгновением нового дня. И ждала.

* * *

Главка седьмая, маленькая. Спор Дома и Ветра, или Жизненное кредо Винни-Пуха в действии: кто ходит в гости...

Сумерки медленно опускались на Город Ночных Крыш... Теперь уже без меня. Город неплохо повеселился вчера за мой счет, так что сейчас я просто сидела на кухне и слушала тишину. И ощущала себя самым живым человеком на свете... Джилли мурлыкал у меня на коленях, на столе тихо жужжала старенькая лампа. Наверное, мое окно было единственным, светившимся сейчас во всем доме.

Темнота сгустилась, и я уже не могла различить очертания тополя за окном. Только слышала, как он шумит листвой, склоняясь под ударами ветра. Ветер этой ночью поднялся страшный, точно Город досадовал, что вчера я ускользнула из его ловушки. Резкие порывы били в окно, отчего рассохшаяся рама натужно скрипела, а стекла испуганно позвякивали. Поджав под себя ноги, я с удовольствием прихлебывала обжигающе горячий чай, и мне казалось, словно где-то в незримом пространстве между Ветром и Домом происходит такой спор:

— 'Пусти!' — разъяренно ревел Ветер, снова и снова бросаясь на стекла.

— 'Ты не пройдешь' — спокойно отвечал Дом. Удары бесплотного Ветра его не пугали. Джилли замурлыкал еще громче, поддерживая Дом. Я допила чай и встала. Пусть Ветер злится сколько угодно, я все равно пойду на крышу. Я хочу увидеть Дирро.

Тоненькая ветровка не спасала от пронизывающего холода, и я мгновенно продрогла до костей. Ветер ударил в глаза, стремясь ослепить, когда я выглянула из слухового оконца.

Я увидела абсолютно пустую крышу. Знакомая фигура сегодня не спешила садиться на самый край, на границе между твердым шифером и свободным полетом. Там разгуливал только Злой Ветер. При моем появлении он захохотал и насмешливо бросил в лицо пригоршню осенних листьев.

— 'Он не придет!'

Я молча протерла глаза от пыли. Еще раз окинула взглядом пустую крышу и начала спускаться.

— 'Зря надеялась', — Злорадно шепнул мне Ветер, награждая тычком в спину.

В квартире я снова уселась на кухне, уже не вслушиваясь в спор за окном. Только бездумно смотрела в ночную тьму. Лампа на столе замигала и погасла, впуская эту тьму внутрь. Я пощелкала выключателем. Безрезультатно. Тьма не желала уходить так просто. Ветер оказался прав, зря я надеялась.

Ветер внезапно утих, наверняка празднуя свою победу. Дом тоже замолчал, а котенок давно уже спал, свернувшись калачиком у меня на коленях. На кухне было темно и тихо, даже не капал подтекающий кран. Я осталась один на один с тишиной.

И в этой тишине особенно четко услышала аккуратный стук в дверь...

* * *

Главка восьмая. Воспоминания под известным соусом.

С тех пор, как Дирро впервые постучался в дверь моей квартиры, прошло три месяца. За это время он стал моим другом. Настоящим. Может быть, холодным и циничным, но другом, который не бросит в беде, не предаст, всегда придет на помощь.

Он изменился. Стал другим, но в тоже время остался прежним. Как это возможно?

**

Возвращаюсь домой. На душе горько и пусто. Меня опять не приняли на работу. Да и какой безумец возьмет работать семнадцатилетнюю девочку без высшего образования, да еще и с пометой в личном деле — 'непригодна'?

Непригодна... Так по политическим соображениям в нашем тоталитарном государстве называют ссыльных, которых отправляли в Город Ночных Крыш. Город Легенд, Город Смерти — его называют по-разному. Мрачный город. Город людей со звериной душой, и животных с человеческой...

Живой город. Который меня, кажется, невзлюбил.

Я уже подходила к дому, когда, свернув на очередную дорожку, почувствовала, как дрогнул воздух. Подняла голову, огляделась. 'Точно невзлюбил', — мелькнула мысль. Потому что я поняла, что заблудилась.

Ничего не было видно. Только густой белесый туман, да земля под ногами. Где-то скрипели-хохотали тополя. Покрутилась на месте, пытаясь определить свое местонахождение. Ничего. В душе начал зарождаться страх. Да что же это такое! Крикнула в никуда:

— Да, что тебе от меня надо, скажи! Что-о?!

Нет ответа.

Эхо еще повторяло мои слова, когда я увидела вынырнувших из туманной дымки мужчин. Они шли прямо на меня. Дежа вю.

Их было трое. Один впереди, идет, ссутулившись, руки в карманах широких брюк, лицо закрывает капюшон. Позади него двое, выслеживают свою одинокую жертву, неспешно шагают, подволакивая ноги, ухмыляются, скаля... клыки?

Бог мой, куда я попала?!

Вдруг тот, первый, поднял голову. Дирро?! Увидел меня, сжал зубы, посмотрел зло.

Не понимаю...

Он же кинул быстрый взгляд на 'клыкастиков', кинулся ко мне, рванул за руку, крикнул: 'Бежим!!!', — сорвался с места, утягивая меня за собой.

— Быстрее, быстрее, быстрее, — шептал Ветер.

— Ну же, еще немного! — вторил ему Город.

На языке уже чувствовалась противная горечь, и сердце бешено стучало в груди, и были слышны лязгающие горловые крики преследователей.

Резкий поворот. Прямо перед нами открытые ворота. Забегаем и... я снова вижу свой дом!

Потрясенно оглядываюсь. Ни тумана, ни клыкастых 'красавцев'. Фух! Вот теперь можно и отдохнуть.

Уперлась руками в колени, пытаясь отдышаться. Проговорила, то и дело срывающимся голосом:

— Спасибо...Ты прямо мой ангел-хранитель...

Смешок в ответ. Поднимаю глаза. Дирро улыбался! Неуверенно, чуть криво, но лицо его, прежде обычное, неприметное, будто засветилось каким-то внутренним светом, засверкали глаза, в их светло-зеленой глубине запрыгали золотистые точки. Краси-и-ивый...

Сказал:

— Как же ты меня напугала, глупая...

Виновато опустила голову:

— Я не хотела. Заблудилась... А кто это был? Кто за нами гнался? Вампиры?

— Вампиры живут только в детских сказках, девочка, да в нашей фантазии... На самом деле их не существует. А это... Это звери. Просто звери.

**

Сижу на крыше, Дирро рядом. Он теперь всегда рядом. Улыбка тут же возникла на лице. Приятная мысль. Снова улыбнулась. Интересно, а зачем все-таки Дирро на крышу ходит? Шепчу:

— А зачем ты на крышу приходишь?

Молчит.

Я не переспрашиваю, уже знаю, что если не хочет отвечать, не заставишь. Бросила на него быстрый взгляд: не разозлился ли? Он не очень-то любит вмешательство в его личную жизнь.

По его лицу блуждала мечтательная улыбка. Вдруг встал, сел позади меня, приобнял за талию, заставил откинуть голову на свое плечо, посмотреть на небо:

— Смотри, — шепнул, — такие как я, знают в жизни только одну любовь... любовь к небу.

Так же шепотом отвечаю:

— Такие как вы... летчики, что ли?

Усмехнулся:

— Можно сказать и так...

**

Смотрю на играющего на гитаре Дирро. Неплохо играет, но я все-таки лучше. Сказала ему об этом. Усмехнулся:

— Я редко играю на гитаре. Предпочитаю другой инструмент, — говорит, довольно щурясь.

Знает ведь, зараза такая, что я до смерти любопытна! Взглянула на него вопросительно.

— Любопытной Варваре на базаре нос оторвали!

Вот так всегда!

**

И вот я снова на крыше. Жду. За последнее время я так привыкла ждать. Целый день — это ожидание Его прихода, тихого стука во входную дверь.

Вся моя жизнь теперь вертится вокруг него... К чему бы это?

Потрогала висящие на шее четки. Каждая бусина — картина. Чертенята и маленькие ангелы — как символично!

Дирро вырезал. Оказывается, что в его роду мужчины были отличными резчиками по дереву. Любители неба, воздуха и дерева...Вот интересно, что за народ?

Дирро не отвечает, только хмурится. Сказал как-то, что в Городе Ночных Крыш никто не получает ответов на прямые вопросы. Почему? Ведь это Город-загадка. Ответ должен найти ты сам.

Со стороны слухового оконца послышался шум. Ну, наконец-то!

Обернулась, увидела приближающегося ко мне парня. Что это он несет на плече?

Присмотрелась. И чуть не подавилась смехом! Для чего парню... скрипка? Дирро понимающе улыбнулся. Верно, знал, как забавно смотрится со стороны маленький, изящный инструмент и он — сильный, крепкий.

А потом... Потом он начал играть

Прикрыла глаза.

...Я уже была не на крыше... Нет! Я была в том прекрасном придуманном композитором мире. Музыка... То тревожная, жесткая, резкая — то мягкая, успокаивающая, обволакивающая. Она заставляла видеть то, что прежде мне было неведомо: парень и девушка, бегущие через старый угрюмый лес, где деревья-великаны с морщинистой корой вгрызаются в землю своими корнями-лапами, где не слышно птиц и не видно солнца, где живут страшные твари и прекрасные существа...

Бальная зала, где на натертом паркете, в блеске драгоценностей и звоне бокалов, в бликах света, играющего хрусталиками огромной люстры, кружат, танцуют невозможно прекрасные люди...

Пара влюбленных, стоящих на краю скалы и смотрящих на ревущее море, которое безуспешно бьется о твердый камень, стараясь заполучить себе новую жертву!

И тихая, печальная концовка-расставание...

Молчу. Слов нет. Только тоска какая-то навалилась, что все это не со мной, что этого в моей жизни не будет. Обидно. Глупо.

Город задумался, глядя на меня из-под полуопущенных век-облаков.

Дирро уже сидел рядом.

Протягиваю руку, аккуратно беру его за ладонь. Смотрю в такие живые, беспокойные, родные глаза. Шепчу:

— Спасибо...

Молчит, только улыбается. Сжал мою ладонь, поднес к лицу и поцеловал. Стало неудобно, но... приятно:

— Это не только моя заслуга. Только на кари можно так играть.

— Кари? — это он что, скрипку имеет ввиду?

— Кари, — протягивает инструмент. — Похож немного на скрипку, но звучание другое.

— Что-то не слышала раньше о таком... — говорю задумчиво.

— Конечно, не слышала! Ведь только в Городе Ночных Крыш живет Грустный Скрипач... — хитро щурится.

— И-и-и? — тяну.

— Догадайся!

Ну, все, сейчас я ему покажу! Кинулась, сжала его горло руками. А ему все смех!

* * *

Главка девятая. Джил и пламя.

Утро воскресенья началось рано-рано, как только в ухо ударила трель будильника. Забыла выключить его вчера, и теперь в мозг стремительно ввинчивался противный вой. Голова наливалась свинцовой тяжестью, веки сами собой закрывались... И все-таки я решилась встать! Просто чтобы опять начать новый день. В последнее время делать это становилось все сложнее и сложнее. Все чаще замечаю за собой такие странности.

В квартире было как всегда тихо и пустынно, но теперь это меня не волновало. Не обращая внимания на головную боль, я танцующим шагом направилась в ванную. Нужно привести себя в порядок. И привести в порядок Джилли, давно собиралась его выстирать. Только покормлю для начала, надо же усыпить его бдительность!

Спустя полчаса я уже стояла на кухне с миской в руках. Сквозь шторы пробивались первые лучи рассвета. Город наблюдал за мной с сонным интересом. Я отвернулась от окна и позвала Джила.

Но котенок не спешил на зов. Почуял неладное. Развеселившись, я постучала ложкой об миску. Этот волшебный звук всегда затрагивал самые потаенные уголки кошачьей души.

Ничего. Я позвала снова. Тишина. Странно... Город заглянул в окно через низкие кучевые облака. Почувствовав недобрую усмешку, я вышла в коридор, чтобы он не мог меня видеть.

— Джил, Джилли, Джилька! — я металась по квартире, заглядывая во все углы.

Проверяла под каждым шкафом. Ничего! Город ухмылялся уже в открытую, а я только звала, опять и опять, хотя знала, что котенок давно уже прибежал бы на мой зов...

— Джилли... — беспомощно опустилась в кухонное кресло. Час беготни по квартире не дал ничего, котенка в доме не было.

Значит, на улице... Но как?!

Я с ненавистью взглянула в окно. Город ответил невозмутимой улыбкой. Бред... Я никогда не верила в мистику. И никогда ее не было в моей жизни. А теперь я потихоньку схожу с ума...

Сзади что-то стукнуло. Обернувшись, увидела распахнутую форточку, противомоскитная сетка безвольно колыхалась на легком ветру...

Но я всегда закрываю ее на шпингалет! Как и кто мог отодвинуть железный штырек?

Это невозможно, это же сумасшествие, полный бред!

И как щелкнуло что-то...

Конечно же... Джил не мог уйти сам, ему помогли, любезно указав путь... И я знаю, что это сделал Ветер. Тот, кто бьется в мое окно каждую ночь.

За окном одобрительно зашумел тополь. Город явно был доволен моей сообразительностью.

Накинув куртку, я быстро сбежала по лестнице. Медлить нельзя, его могут обидеть, ударить, украсть.

Город затих, с нездоровым интересом наблюдая за новым зрелищем. Сейчас я как никогда чувствовала его жизнь, заключенную в древних стенах полуразрушенных, сожженных домов, в мощных стволах тополей... Сейчас его взгляд устремлен на меня, он живой, в этом нет сомнений. Он дышит в спину и ждет. Ненавижу...

На улице было пустынно, и мне подумалось, что Город хочет насладиться забавой в одиночестве. Казалось, я научилась чувствовать его.

В нашем дворе Джила не оказалось. В соседних тоже. Осмотрев все деревья и кусты, я пошла дальше, к гаражам. Если он и мог куда-то убежать, то только туда, в запутанные лабиринты кооперативных владений.

Срывая голос, я методично обыскивала закоулки. Серая хмурая туча кралась за мною следом. Я не обращала на это внимание, просто знала, что она подглядывает для Города.

Опять ничего! Я раздраженно пнула камешек. Чего Он хочет? Что Ему надо от меня?

Город не спешил отвечать, он вообще никуда и никогда не спешил.

Вдруг за углом мелькнул знакомый черно-рыже-белый хвост. Джил! Я кинулась туда, шаги глухо отдавались в пустом переулке. Я завернула за угол...

Ничего.

Огляделась.

Знакомая мордаха показалась из дальних кустов. Ноги сами понесли меня к ним, руки ломали колючие ветки...

Пусто! Джила тут нет. Город морочил мне голову, а я верила ему, как последняя дура! Я снова огляделась. Раз Он хочет играть со мной в прятки, то пусть. Я просто хочу найти Джилли.

За спиной раздался жалобное мяуканье. Я резко крутанулась на месте, ища глазами котенка...

Джила я не увидела. Позади вдруг оказались кусты, жесткие ветки цепляли меня за куртку, таща за собой, вглубь тернистых зарослей. Оттуда слышался и голос моего Джилли.

Стоп! Это же ловушка! Этих кустов здесь никогда не было, да и откуда им тут взяться? Город хочет заманить меня куда-то, используя Джилли, давя на самое могущественнейшее чувство — любовь. Ведь мне, по сути, некого любить, кроме своего котенка...

От этой мысли стало особенно горько. Некого любить — это на самом деле страшно.

Я вгляделась в выросшие передо мной джунгли...

И пошла.

Изо всех сил продиралась через эти джунгли, убыстряла шаг. Те же ветки хлестали по лицу, одновременно мешая идти и подталкивая в спину. Листья взволнованно перешептывались, перед лицом вспорхнула испуганная птица...

Последняя ветка хлестнула по лицу, я все еще ощущала на себе ее прохладное прикосновение, когда выбежала на открытое пространство.

Я стояла посреди большой поляны в центре этих нереальных зарослей. Вокруг шумело зеленое море. А прямо передо мной возвышался старый покосившийся домик. Дождь давно уже смыл масляную краску с его стен, наполовину оторванные ставни ржаво скрипели на ветру... Окна оказались заколочены тяжелыми досками. Я не знаю, откуда Город взял его и существует ли этот домик на самом деле. Единственное, что могу сказать — у нас в округе таких нет.

Ветер подтолкнул в спину, шепнув на прощанье:

— 'Иди...' Зеленое море замерло. Все ждали, когда я сделаю первый шаг.

К двери вели провалившиеся ступеньки... Я сделала три шага и тронула облупившуюся ручку. Дверь легко поддалась, пропуская меня внутрь.

Я очутилась внутри комнаты, заваленной сломанной мебелью, старыми ящиками и кипами газет. Дневной свет почти не пробивался сюда, мешали доски, которыми были забиты окна. В дальнем конце комнаты возвышался массивный гардероб. Серые тени причудливо плясали на его отполированной поверхности. Повинуясь внезапному порыву, я шагнула вперед. Откуда-то изнутри этого монстра раздавался приглушенный кошачий плач, а за ним наступил миг неестественной тишины...

Вверх взметнулась стена огня, ослепившая меня на мгновение. Языки пламени метнулись за спину, ярким фейерверком разбрызгивая искры. Я в ужасе бросилась к двери и дернула ручку.

Заперто!

Заперто! Заперто! Я с размаху саданула по двери кулаком. Черт! Боль отрезвила. Что же делать?! Вся комната уже была объята огнем. Пламя переметнулось на стены, перед глазами в дыму плясали зловещие огненные фигуры. Казалось, огонь был единым страшным зверем, корчащимся сейчас в агонии.

Волосы трещали от дикого жара, пока я яростно боролась с замком. В горле першило от копоти, глаза жгло слезами отчаяния...

— Помогите!!! — знаю, что бесполезно, но все равно кричу. — Дирро!!!

Горящая доска упала прямо передо мной. Я отпрянула к окну, пытаясь вдохнуть хоть немного свежего воздуха, но в легкие шел только черный угар пожара. Ломая ногти, пыталась отодрать доски, а вокруг ревело дикое пламя, в лицо летела грязная сажа. Дым уже начал разъедать глаза, я чувствовала, что задыхаюсь. Ноги подкосились, и я упала на колени. Легкие раздирало отчаянным кашлем. Я попыталась встать, но ноги не слушались, в ушах все нарастал гул пожара. Как страшно...

Господи, помоги!

В огне мне чудился чей-то довольный хохот, страшный и нечеловеческий. Кажется, Город был доволен...

Слезы одна за другой падали на пол.

Как страшно умирать...

Как не хочется умирать!

* * *

Главка десятая. Без названия.

Стояло раннее утро. Жители города еще только начали просыпаться — а кто-то наоборот, только-только заснул. Поэтому тревожный дымный огонь в старом доме-гараже они заметили далеко не сразу.

— Гляди! — худая женщина с изможденным лицом тронула соседку за рукав синей куртки. — Пожар!

Та только кивнула.

От жара железная дверь раскалилась, и было слышно, как внутри бушует дикое пламя. Огонь пробивался сквозь неплотно пригнанные доски, отстреливаясь злыми искрами, грозя поджечь все вокруг... На красное марево уже начала собираться толпа.

Вдруг изнутри донесся испуганный человеческий крик. Толпа замерла, единым существом подавшись вперед...

— Боже мой! — прошептала та же женщина, расширенными глазами глядя на пожарище.

— Пропустите! — какой-то парень бешено продирался сквозь толпу, расталкивая людей в стороны. Те даже не пытались задержать его, все как один заворожено глядели на пылающий дом.

— С ума сошел! — чья-то рука удержала парня, схватив за край его куртки. В желтых звериных глазах отражались искры дикого пожара. — Так хочет Город!

— Сам знаю! — тот даже не обернулся.

— Дирро, стой! Стой, сумасшедший! Диррон, остановись, черти тебя дери!

Но парень уже скрылся в густом сизом дыму пожарища.

— Там человек! — внезапно, будто очнувшись ото сна, закричала женщина в синей куртке, указывая на гараж. — Помогите человеку!

— Где человек? — недоуменно переспросил крепкий мужчина, вертя головой в разные стороны и будто не видя пожара.

— Гараж! Гараж! — надрывалась женщина, указывая рукой на красное марево.

Мужчина бросился к гаражу.

— Там человек! — крикнул он на ходу высокому парню в красной футболке. Тот неуверенно оглянулся и позвал друга:

— Чинс, пошли, поможем.

Кто-то достал монтировку, и спустя минуту дверь дома оказалась выломана. Едкий черный дым вырвался наружу, заставляя спасителей отпрянуть от адского пекла. Вперед бросился только тот самый парень, который только что продирался сквозь толпу...

Там, внутри, в дымном угаре, лежал человек. В воздухе витал противный запах жженых волос и горелого мяса.

Скорая была уже здесь. Пострадавшего уложили на носилки и понесли к машине.

— Бедная девочка... Кто же на нее теперь посмотрит с таким-то уродством...

— Опять Город играет, да что же это такое!

— Ведь молоденькая еще совсем...

— Почему Хозяин ничего не сделал?!

— Когда уже это кончится?! Сколько просили!

Где-то вдалеке завыла пожарная сирена, а с неба упала первая капля дождя, милостиво посланного Городом...

* * *

Главка одиннадцатая, маленькая. Монастырь.

В келье было темно. Там, на узкой и жесткой кровати лежала девушка. Ее лицо и одежда были черными от копоти, и на этом фоне руки, туго перебинтованные снежно-белым бинтом, казались руками мертвого человека.

Монахи думали, что она еще не скоро придет в себя. Слишком маленькой оказалась их пациентка, слишком слабой...

Плохо. Очень плохо. Тем более в Городе Ночных Крыш, где нет больниц с их капельницами, томографами и флюорографией... Был только этот монастырь. Он то появлялся, то исчезал... И монахи здесь были тоже странными: много лет назад давшие обет молчания и исполняющие его по сей день. Поговаривают, что когда-то они, бывшие преступники, заключили договор с Городом. По которому за вечное существование обязаны они помогать всем, кто попросит этой помощи. И молчать.

Это была цена их жизни.

И они согласились.

Каждый житель Города хоть раз, да видел среди тополиной рощи то маленькую полуразрушенную церковь, то гордый монастырь-город, чьи купола, казалось, попирали само небо. Там и жили монахи. Их боялись и не любили, но... уважали. Потому что каждый мог оказаться там.

Ведь вы помните, что Город любит играть?

* * *

Главка двенадцатая. Обмороки, как часть жизни любой нормальной девушки, или Взгляд в зеркало.

Я ничего не помнила.

Не помнила как очутилась здесь, в холодном сером помещенье с маленьким зарешеченным окошком, не помнила своих друзей, родных, не помнила свою прошлую жизнь... И самое страшное: я не помнила, кто я.

Я вообще существую? Кто это, эфемерное я?

Обморок.

**

Открываю глаза.

Рядом со мной на кровати сидит человек. Гладкие смоляные волосы завязаны широкой лентой, на концы которой нанизаны разноцветные бусины, в высокий хвост, короткие пряди у висков открывают высокий чистый лоб. Острые черты лица, серые колючие мрачные глаза...

Красивый... наверное. Но Дирро лучше!

Стоп! Кто такой Дирро?

Вот незнакомец протягивает ко мне руку, снимает с моей головы тонкий металлический обруч.

Воспоминания врываются в сознание бешеным потоком.

Так вот, кто ты такой... Я... люблю тебя?

Обморок.

**

Открываю глаза.

Морщусь от боли в руках, смазанных пахучей белесой мазью.

Ощупываю голову. На волосы и лицо наложена противная маска из черной кашицы.

Вдруг кто-то подносит к моему лицу флакончик из темного непрозрачного стекла, я вдыхаю и...

Обморок.

**

Так продолжалось несколько... суток, недель, месяцев? Не знаю.

Моя реальность не была разнообразной.

Иногда, открыв глаза, я видела рядом с собой того самого незнакомца с яркой лентой и рябью пестрых бусин в темных волосах, то равнодушных мужчин в длинных свободных платьях-рясах, которые и приносили ту черную кашицу, пахнущую гнилью и прелыми яблоками.

Кажется, ко мне приходил и Дирро...

Я его не видела. Ни разу. Но иногда, сквозь небытие, чувствовала его присутствие — как нежное, теплое, родное объятие. Тогда пыталась выбраться из темноты сознания, удостовериться, что он рядом. Да только удавалось мне это не всегда.

Открыла глаза и снова...

Обморок.

**

Сегодня в моей комнате появилось зеркало.

Оно было старым и пыльным, покрытым паутиной трещин. В его осколках отражалась я... Наверное, я.

Потому что в зазеркалье жило неземное существо.

Бледная кожа исхудавшего лица, чуть присыпанная пыльцой веснушек, короткая шапочка смоляных спутанных прядей волос и глаза — светло-карие, которые, казалось, светились на этом лице желтым звериным огнем.

Это не я...

— Это не я! — крикнула уже вслух и ударила по отражающей поверхности кулаком, порождая новые трещины, разбивая зеркальную незнакомку.

Обморок.

**

В тот день меня выпустили из монастыря.

В лесу стояло раннее утро. Темная зелень тополей, подсвеченная первыми лучами солнца, мягко сияла в темном покрывале сумерек, тихо перекликались птицы. Хорошо...

Я покрепче сжала руку: не дай бог потеряю маленькую желтую бусину — память, оставленную мне черноволосым мужчиной. Буду дома — нанижу ее на замшевый шнурок, станет мне амулетом взамен потерянного: четки обуглились во время пожара, оставив на коже ожог-отпечаток. Он так и не исчез, несмотря на старания монахов: никакие притирания и мази не смогли соскоблить с кожи затейливый черный рисунок.

Вдохнула свежий чистый воздух: пахло лесом, зеленью, светом. Огляделась — невдалеке змеилась хорошо протоптанная дорожка. Я сделала шаг в ее сторону и все-таки обернулась, кляня саму себя за неуместное любопытство.

Ничего. Пустота. Только мрачные величественные тополя тянули свои верхушки ввысь, в небо.

Даже хорошо, что ты не дал мне увидеть его, Город. Боюсь, мои чувства к этому месту далеки от любви и благодарности. Потому что слишком изменило меня время, проведенное там. А я боюсь меняться.

Повернулась обратно. Теперь я свободна. А, значит, я могу вернуться домой. Я так хочу вернуться домой! Зайти в свою комнату, прикоснуться рукой к покрывалу на своей кровати, к пыльным полкам, к шершавым обложкам книг. Пройтись по комнатам. Свернуться в кресле под теплым пледом с Джилом на коленях. Обхватить ладонями горячую чашку с чаем. И ждать заветного стука во входную дверь. Все как всегда.

Иду по узкой дорожке. Смело смотрю вперед. Ведь теперь я точно знаю, что меня ждут.

Девушка уже скрылась вдали, когда человек, все это время сидевший на толстой ветке дерева, привалившись к его могучему стволу, спрыгнул на землю. Он был уверен, что с девушкой больше ничего не случится. А, значит, он здесь не нужен.

Мужчина резко отвернулся от тропки, повел рукой — появилась другая. Снял одну бусинку с ленты, удерживающей волосы, раздавил в пальцах, развеял труху по ветру и пошел по зачарованной тропинке...вверх. Казалось, что мужчина идет прямо в голубое небо, к облакам, к солнцу. Мгновение — и его призрачный силуэт пропал в туманной дымке зарождающегося утра...

* * *

Главка тринадцатая. Зачем?

Я тихонько приоткрыла входную дверь моей квартиры — она была не заперта. Странно...

Аккуратно, на цыпочках, прошла в прихожую. Где-то в глубине комнат раздавались тихие голоса. Заглянула на кухню: за столом сидели мужчина и женщина. Сердце судорожно забилось — этих людей я не помнила. Надо уходить!

И только развернувшись и сделав несколько шагов в сторону входной двери, поняла, что сидящие за столом — мои родители.

**

Дома меня не было более двух недель. Соседи подняли тревогу: родителей еле вызвонили. И сейчас, когда я ждала криков радости, страха, даже злости, я не услышала ничего. Ни-че-го. Только отец обмолвился: мол, жаль, что с работы сорвали, ты же нашлась!

Я их не узнавала. Они изменились не только внешне, что не так уж страшно. Изменились их души. И этих новых непонятных людей мне следовало бояться.

А я сорвалась. Пара фраз, а сердце в груди режет так, что хочется свернуться клубком и выть от этой невыносимой колющей боли.

Но вместо этого вскакиваю с места, хватаю за плечи женщину, встряхиваю — проснись! Шепчу судорожно, с отчаянной надеждой заглядывая в некогда родные глаза:

— Тебе не интересно, что со мной было, нет?! А знаешь, как это страшно, ждать, а? Ждать, когда огонь опалит твои ступни, когда тебя сломают, как ненужную никому игрушку? Знаешь?! — сорвалась на крик. — Нет, не знаешь... — продолжила обманчиво ласково. — И даже не знаешь, каково медленно сходить с ума в закрытой квартире, потому что рядом никого нет и не будет!

В ответ только глубокое недоумение.

— А-а-а! — прокричать яростно, выбежать из кухни, заскочить в свою комнату, схватить гитару со стены и долой, прочь, только чтобы не видеть этих равнодушных чужих лиц.

А ведь я могу сделать им больно. Это просто. Надо всего лишь сказать пару фраз. 'Лучше бы я никогда не рождалась! Лучше бы я умерла!' — запальчиво крикнуть. И все. Правда, потом такое не исправишь. Никогда. Всю жизнь эти слова будут давить тяжким грузом. И я буду спрашивать себя: 'Зачем?!'

А потому я молчу.

Метнуться к двери мимо родителей, вышедших в коридор. "Молчи, молчи!", — как мантру твердить про себя. Резко распахнуть незапертую дверь и врезаться в Дирро, собирающегося постучать. Как он узнал, что я дома?

Попытаться проскочить мимо: никого не видеть, никого не слышать! — не дал. Схватил, прижал к себе, погладил мои подрагивающие плечи. Я не плачу, нет, с чего вы взяли? Ничто теперь не сможет вызвать мои слезы, ведь так, Город? Ты забрал все, что только мог. Но я не злюсь на тебя, что ты! Потому что сейчас точно знаю, что ты живой, чувствующий, один из немногих рядом со мной, кто может чувствовать хоть что-то, а потому я тебя прощаю. Но знаешь, за что я тебя ненавижу? За то, что ты лишил меня того, что всегда облегчает людскую боль — слез.

Просунуть руку между своим телом и телом парня, прижать ладонь к груди, чтобы сердце перестало колотиться бешеным загнанным зверьком, чтобы не сжималось резко. Глаза жгло, но слез не было. Как же ты жесток, Город.

Парень, положив подбородок мне на макушку, наблюдал за моими родителями. Сказал жестким глухим незнакомым голосом:

— Вам воздастся.

Повел меня на чердак, уже оттуда помог вылезти на крышу. Теперь сидим рядом на самом краю.

Дирро бренчит на гитаре, тихонько поет:

Маршируем на войне

С названием 'моя жизнь',

Завоевываем дом,

Семью, друзей,

Но придумываем смысл

Лишь у могил

Зачем?

Действительно: 'Зачем?' Встала. Так легко сделать шаг с крыши, один единственный шаг, а потом не будет ни забот, ни проблем. Прошлась вдоль карниза.

Я знаю, что никогда его не сделаю. Да, я слабая, никчемная, ненужная, но я так люблю жизнь! Улыбнулась. А если сам любишь, то и научить других совсем не сложно. Вновь...

* * *

Главка четырнадцатая. Странный сон.

Открыла глаза — взгляд уперся в белый потолок — потянулась всем телом — хорошо! Над ухом раздалось тихое мурлыканье. Улыбнулась. Джил...

Стоп! Джил?!

— Джилька! — аккуратно прижала котенка к себе. Джиллифлауэр лизнул меня в лицо своим маленьким розовым язычком.

— Ма-а-ам! Па-а-ап! Джил нашелся! — ликующе закричала.

Вскочила с кровати, пробежала в комнату родителей — пусто. Заглянула на кухню — никого. Только на холодильнике белел кусок бумаги, приклеенный скотчем. Подойти, сорвать, развернуть:

'Командировка, две недели. Свари борщ. Мясо в морозилке. Целуем. Родители'.

Зло скомкать бумагу. Опять!

Так, так, Вята, не злись. Они вернутся, обязательно вернутся!

Открыла шкафчик рядом с плитой, достала трехлитровую кастрюлю, налила воды — отец так и не починил подтекающий кран — поставила на плиту, включила газ. Достала мясо из морозилки, обмыла, опустила в воду, прикрыла крышкой. Теперь можно заняться Джилом. Налила воды в мисочку, покрошила вареное яйцо:

— Голодал, Джилька? А по тебе и не скажешь... чистенький, кругленький...

Погладила котенка, тот потянулся за лаской — соскучился... И я скучала, Джил, очень скучала, веришь?

Села в кресло, подтянув под себя ноги, Джил вспрыгнул на колени, свернулся тугим клубочком. Тепло, хорошо... Теперь главное уследить, когда бульон закипит.

Тянуло в сон. Только мысли горькие, противные не давали спать.

Кажется, Дирро за время, проведенное мной в монастыре, снова изменился... только не уверена, что в лучшую сторону. Не пожелал слушать, что со мной случилось. Сказал, что не сможет приходить ко мне так часто, как раньше. И посматривает странно... недоверчиво?

Может, я не нравлюсь ему... такой? Задумчиво поворошила короткие пряди на затылке. Я и сама-то в зеркало стараюсь пореже смотреться: слишком пугала меня эта резкая дикая звериная красота. А как относится к этому он?

Закрыла лицо ладонями.

Вспомнились пронзительно зеленые глаза. Так хочется утонуть в их глубине...раскрыть все тайны, которые хранятся в черноте зрачков...запустить пальцы в его короткие жесткие волосы...так хочется...

Открыла глаза. Темно. Только где-то вдали лунный свет ножом разрезал черный воздух. Я сплю? Непонятно.

В конце лунной дорожки появился человек. Это был худощавый высокий узкоплечий мужчина, чьи волосы, завязанные в высокий конский хвост яркой лентой, развевались на ветру. Он ступал мягко и бесшумно и в своих узких черных брюках и свободной белой рубашке с подвернутыми рукавами походил на саму тень. А рядом с ним шел... кот. Длинное тело, клочковатая дымчато-черная шерсть, сверкающие серебром глаза...

Вдруг парочка замерла. Послышался свист. Кот встрепенулся и, глубоко вонзая когти в ткань, стрелой вскочил на плечо мужчины. Его хозяин поднял руку, в пальцах виднелось что-то зеленое... Легкое усилие, мужчина подносит ко рту раскрытую ладонь, резко выдыхает, сдувая деревянную пыль... она летит прямо на меня!

Ощущение невесомости резко обрывается, тело обретает тяжесть, меня утягивает на землю...

Хлоп!

Я лежу на чем-то мягком, шелковистом...

— Поговорим? — Мягкий мурлычущий тон, который совсем не вяжется с колючим взглядом серых глаз.

Стало не по себе.

Легкий взмах рукой, перебор длинными пальцами, и перед нами возникает маленькая беседка, будто сотканная из лунного света.

— Присаживайся... — звучит тот же голос. Только мужчина не открывает рта.— Ты, верно, не знаешь, кто я... — хозяин садится напротив меня, перетягивает кота на колени, запускает бледные ломкие пальцы в лохматую шерсть. — А я ведь есть власть этого Города. Его жизнь. Его страх. Его боль. Его...радость? Его Хозяин, — качает он головой в такт свои словам.

Так вот вы какой... Хозяин Города Ночных Крыш. Я думала, он другой: сильный, мощный старец. А он хрупкий, молодой... ломкий, как та же солома... хотя нет, ошиблась. Такого, как этот, может, и погнешь, но не сломаешь.

— А теперь слушай и запоминай, — его голос меняет тональность, становится резким, грубым, рычащим. Кот сдержанно зашипел, попеременно то втягивая, то выпуская когти. — Город Ночных Крыш совсем не прост. Только он решает: жить или не жить. И для этого он проводит особый ритуал — ритуал выживания. Каждый житель Города подвергается определенным испытаниям: на силу воли, на сдержанность, на злость, на ненависть, на... любовь. Тот, кто выдержит, остается жить. — Мужчина мельком взглянул меня. — Тот, кто выдержит, и останется цельным — станет его любимцем. Таким людям уже нечего опасаться — Город не даст их в обиду... если не захочет пошалить. — Хозяин усмехнулся. — Ты, можно сказать, попала в элиту. Ты выдержала... чего я не могу сказать о твоем добром друге.

Дирро?

— Сейчас твой бес проходит испытания вновь. — Мужчина с интересом поглядел на меня. — И это твоя вина. Ведь раньше у него была одна слабость, а теперь у него их две. Помоги ему. Укажи ему путь.

Хозяин встал — кот свалился с колен — и уже на выходе из беседки произнес, обернувшись:

— Ах, да... Твои родители. Они должны были быть уже мертвы, но... Город решил дать им еще один шанс. И это тоже — твоя вина.

Мужчина шагнул из беседки, я на миг прикрыла глаза, слишком ошарашенная услышанным, а когда распахнула, перед лицом блеснули остро заточенные когти кота, послышалось возмущенное шипение, мой крик и...!

Я очнулась на кухне. Джил тихонько мурлыкнул. Меня трясло. Снова послышалось шипенье. Испуганно оглянулась.

Черт! Бульон все-таки убежал!

* * *

Главка пятнадцатая, маленькая. Что посеешь, то и пожнешь.

В голове было пусто и гулко, зато в груди поселилась какая-то ноющая боль.

Почему Бес?

Уже была ночь, я лежала в постели и думала, думала, свесив руку за бортик кровати, гладя пальцами густой ворс ковра. Лунная полоска света из незашторенного окна падала мне на запястье, украшая его причудливым тусклым браслетом.

Почему же все-таки бес? Ведь кто по сути своей бесы? Темные силы, отродье, недостойное упоминания.

Демоны.

И Дирро. Он-то тут причем?

Вспомнилось...

Их было трое. Один впереди, идет, ссутулившись, руки в карманах широких брюк, лицо закрывает капюшон. Позади него двое, неспешно шагают, подволакивая ноги, ухмыляются, скаля клыки.

Гадство!

Но это же полная белиберда! Он не может быть...

...Или может? Вдруг он с ними заодно?

Но он же спас меня!

Или....

...Бесы ведь любят летать, верно?

Он никогда ничего не рассказывает о себе. Зачем я ему нужна?

Но ведь Хозяин просил помочь ему!

Я как-то всегда наивно верила людям, старалась находить в них только хорошее. Неужели я не поверю Ему?...

Так в моей душе были посеяны сомнения.

И при следующей встрече с Ним вроде бы все было, как всегда... Но только не для меня.

Я пожинала плоды своих сомнений. Не зря же говорят: 'Что посеешь, то и пожнешь'.

* * *

Главка шестнадцатая. Испытание любовью.

Я сидела на раме чердачного окна и смотрела на Город. То там, то здесь, совсем близко, рядом, вспыхивали золотистые точки фонариков. Город горел ночной жизнью. И я горела вместе с ним.

Лунный свет отразился в глазах Джила, превратил теплые кошачьи глаза в слепые лунные омуты. Вот они, глаза Зверя.

Надеюсь, у Него они не такие.

Он был на крыше. Метался от бортика к бортику, бормотал что-то еле слышно, вцепившись руками в жесткие волосы. Словно безумный.

А страха как не было, так и нет. Только затаенная обида терзала: почему? Почему он мне не рассказал?!

Джил спрыгнул с подоконника, махнул полосатым хвостом — и нет его. Домой убежал, предатель.

Встаю, расставляю в стороны руки для равновесья, иду по узкому карнизу. Тихо ступила на шифер, присела на бортик, спиной к пропасти крыш.

...Сброшенная на шифер куртка, широкие брюки, непонятный бледно-голубой узор, покрывающий руки, шею и убегающий за край майки... Что это? Нить слегка светилась, и на шее можно было разглядеть зигзагообразные кончики узора.

Бес?

— Что-то случилось? — спрашиваю настороженно.

Крупно вздрогнул, вскинулся, зябко повел плечами.

Молчит.

— Ты не справляешься с испытаниями?

Теперь в его глазах удивление, недоверие и что-то, отчаянно похожее на страх:

— Он тебе рассказал?!

Утвердительно киваю:

— Просил о помощи.

— О помощи? Кому?

— Тебе.

Парень тихонько рассмеялся.

— Мне? Ох, уж этот Хозяин...старая гнилая сволочь...ты любишь играть жизнями не меньше, чем Город, — прошептал задумчиво. И добавил жестко:

— Ты не в силах что-либо исправить.

Я просительно заглядываю в его лицо, кончиками пальцев дотрагиваюсь до узора, обвивающего запястье. Дирро жмурится от удовольствия.

— Что это? — веду пальцем по краешку бледно-голубой нити.

Проследил за движениями моей руки:

— Не знаю. Появилось месяца два назад. На спине.

— И ты заметил? — голос чуть дрогнул. Это же ведь из-за холода, да?

Дирро поморщился:

— Сложно не заметить, когда сияешь словно гирлянда.

Выдохнула. С чего это я взяла, что сегодня холодно? Нормальная погода.

Потянула его за руку, заставила сесть на бортик, пристроилась рядом.

Молчанье. Такое привычное и правильное, что не хочется нарушать.

— Я прохожу испытания на любовь... — презрительно выплюнул вдруг.

И не успела я слова вставить, продолжил:

— Будто она существует.

Я задохнулась от возмущения. Что он несет?

— Разве это не так? — прозвучало слабо и жалобно.

Он вскакивает, опять начинает мерить шагами крышу, как и до моего прихода.

— Да как так, Вята? Как?! Даже в этих чертовых сказках нет ни слова об этом 'прекрасном и возвышенном чувстве'! — передразнил кого-то Дирро.

Я беспомощно развела руками, повторила глупо:

— Да как же нет? — И все больше распаляясь. — А сказки о Золушке, Спящей красавице, Иване-царевиче?

— Это ваши, людские сказки. А я имею в виду легенды Города. Сказки, которые творит он, понимаешь, Вят? — присел рядом со мной, взял в ладони мое лицо. — Они завораживающе прекрасны. Их знают все. Их передают из поколения в поколение. Но только там никогда не бывает 'долго и счастливо', понимаешь?

— Расскажи мне какую-нибудь, — прошу, сглатывая непонятный ком в горле. Он колеблется, — пожалуйста.

— Не знаю... — он потерянно трет лоб. — Если только... — неуверенно тянет, вглядываясь в мое лицо, — сказку о Падшем... Да, о нем можно рассказать, все равно эту легенду знают все.

— О чем она?

На лице опять проступает ярость:

— О чем? — ехидно переспрашивает. — О-о-о, это такая милая добрая сказочка... О ангеле, который согрешил, и за это лишился крыльев. Своих замечательных, пушистых крыльев. В наказание.

Улыбается почти безумной улыбкой.

А мне все не страшно.

— Лишился и разбился — сломался. Потому что эти 'добрые' боги отняли у него и его потомков все. Разом. Ведь что такое крылья? Пух? Перья?Как бы не так!

Это эмоции: дружба, ненависть, ярость, сочувствие... Они отобрали, а он превратился в ходячую куклу, чертов манекен! Но они были так "добры", что оставили ему одну-единственную любовь. О чем мечтает Падший? О Небе, высоком и синем. — И, в мгновенье растеряв весь запал, закончил. — Твари, какие же они твари...

— И на этом все? — обхватила себя руками.

Дирро нехорошо усмехнулся.

— Они поставили Падшему условие. Ему и его потомкам. Выполнит — получит крылья обратно.

— Какое? — спокойно и равнодушно.

Так он Падший?!

— Полюбить. Всего лишь полюбить. Но как это сделать тем, кто не верит в любовь?! Кто не может чувствовать ничего? Как?! Может, ты мне ответишь, Вята? Ты ведь так рвалась помочь, — иронично изогнув бровь, вопросил он.

И тут же, сгорбившись, сказал тихо:

— Прости. Я тебя не напугал?

— Нет...нет, — отозвалась я задумчиво.— А ты кого-нибудь любишь?

— Я? Нет. Еще ни разу не любил, — чуть улыбнулся он.

Жестко, больно, правдиво.

Хотелось крикнуть: 'А как же я?!'

Он встает и медленно идет к окошку.

Звук шагов был уже еле слышен, когда меня осенило:

— Стой! Дирро, стой!

Подбежала к нему, дернула за руку:

— А чем закончилась-то?

— Закончилась? Не знаю, — он нахмурился. — Говорят, он так и остался человеком, но в легендах ничего не сказано.

— А, может, он все-таки полюбил? — заглядываю ему в глаза и шепчу.— Может ли такое быть? Подумай над этим, — и первая скрылась в чердачном окошке.

Я помогла, чем могла, Дирро. Только тебе теперь решать, какой путь выбрать. Мне остается только ждать.

* * *

Главка семнадцатая, большая. Старые добрые сказки, или Сапожник и Торговка.

Я летела по рынку как на крыльях, задорно цокая непривычными каблуками. Настроение стремительно подпрыгивало вверх, а немного отросшие волосы развевались на легком весеннем ветерке.

Полчаса назад я подписала первый в жизни трудовой договор.

Меня. Приняли. На работу!

Не обратив внимания на возраст и пометку 'непригодна'...

Это ли не чудо?

Как же долго я ждала! Ждала жизни, нормальной жизни, с учебой и работой. Той самой, которой живет большинство людей и даже не догадывается о том, что они живут. Людям же с пометкой 'непригоден' в Городе Ночных Крыш нет жизни. Они существуют без права на ошибку.

Раньше я как-то не замечала, как много всего интересного на Торговой улице. Старалась не смотреть. А теперь смотрю и... Глаза разбегаются!

Хочу это, и это, и еще вот это... И у меня будет! У меня теперь все будет!

Город дразнился, выставляя на мое обозрение все новые и новые витрины. Знает, как долго я ждала. Но я не в обиде, иногда он бывает просто как ребенок...

Солнце весело сверкнуло в стекле рекламного щита, ослепив меня на мгновение. По инерции я сделала шаг вперед... Каблук угодил в какую-то ямку, нога резко поехала влево... Раздался противный треск, и я поняла, что сломала каблук. Город показал мне язык и рассыпался солнечными зайчиками в блеске витрин.

Беззлобно выругавшись, я на одной ноге запрыгала к стене киоска и рассмотрела беду. Результаты осмотра были неутешительные. Каблук вырван буквально 'с мясом', звонкая железная набойка отлетела куда-то на землю. И как это я умудрилась? Хотя, что это я? Это Город развлекается!

Я беспомощно оглядывалась, ища глазами вывеску сапожника или хотя бы обувной магазин. Вокруг шумел оживленный рынок. Торговцы громко нахваливали свой товар, откуда-то неслась бодрая музыка. Внезапно атмосфера рынка показалась мне давящей, в нос ударил сладковатый дурманящий запах, за шиворот ледяной змейкой вполз Ветер...

— Купи персики, мандарины купи... Меня купи!

— А вот кому зять нужен? По дешевке уступлю, паразита...

— Балы да пирушки требуют одежки! Заходите в наш бутик!

— Бананами не наешься досыту, покупай отечественную колбасу!

— Если хочешь быть счастливой, ешь помадки с черносливом! Сладкий дом, у нас есть все....

У меня резко закружилась голова. По спине полз холодный пот. Я попыталась отлепиться от стены, сделала шаг... мир внезапно покачнулся.

Крепкие руки придержали меня за локти. Я открыла глаза и увидела внимательный зеленый взгляд прямо напротив своего лица.

— Никак плохо стало, милая?

Я безвольно кивнула, пытаясь сдержать приступ тошноты. Женщина пробормотала какое-то ругательство и потащила меня в сторону. Руки у нее были ледяные. Я не сопротивлялась, сейчас все равно куда идти, лишь бы только оставили в покое...

Меня усадили на жесткий стульчик в палатке, за занавеской шумел рынок. В руки ткнулась горячая чашка. Я привалилась плечом к деревянному столику и затихла.

— Эй, ну-ка не спи!

По щеке ощутимо похлопала холодная ладонь. Я недовольно открыла глаза, надо мной склонилась рыжеволосая женщина. В каком-то тумане я отрешенно разглядывала ранние морщины на ее сильно загорелом лице.

— Рано тебе еще помирать!

Мне запрокинули подбородок и поднесли ко рту чашку. В горло полилась пряная жидкость с запахом корицы... Лекарство?

— Спасибо... — Я с трудом разлепила губы. В голове уже не так шумело, и я смогла рассмотреть, где нахожусь. Сидела я посреди полосатой палатки, вокруг были разложены кипы одежды, с потолка свешивались цветастые ленты. Заменяющее дверь красное покрывало тихо хлопало на ветру. В воздухе витал аромат восточных специй и чего-то еще, неведомого и незнакомого...

— Полегчало? — С усмешкой спросила невысокая и худая рыжеволосая женщина. Осанка у нее была гордая и прямая — властная, я бы сказала так. Пронзительные зеленые глаза с желтым ободком и энергичные движения. Чем-то она мне понравилась.

Я разлепила пересохшие губы:

— Спасибо...

— Мне воздастся, — она как будто не пожелала принять благодарность, глядя на меня все с той же усмешкой. Я не нашлась, что на это ответить.

— Ты чего в обмороки-то валишься? — Женщина начала складывать одежду, не отрывая, однако, от меня своего чуть прищуренного взгляда.

— Голова закружилась, — мне невольно стало не по себе от ее внимания, и я поежилась, скорчившись на жестком стуле. Она это заметила и улыбнулась, враз помолодев и похорошев.

Я с изумлением смотрела на ее изменившееся лицо. Если раньше торговка годилась мне в матери, то теперь тянула самое большее на старшую сестру. Но разве такое бывает?

— Выпей отвару. Он целебный, на ночной фиалке настоянный. Все хвори лечит.

Находясь под влиянием насмешливых зеленых глаз, я машинально отхлебнула из кружки. Отвар оказался травяной и чуть сладковатый, будто туда добавили меду. Пряный вкус слегка защекотал мне горло, и я закашлялась.

Женщина прицокнула языком и подала мне широкий платок.

— Ну-ка посмотри!

Я разгладила платок на коленях и принялась его рассматривать. Вся ткань была расписана разноцветными узорами, по краю шла узорчатая кайма. Красный, синий, зеленый... У меня зарябило в глазах. Но красиво, как будто весь мир на одном полотне.

— Красиво? — Повторила мои мысли торговка. Она незаметно оказалась совсем рядом и теперь любовалась платком вместе со мной. Я вздрогнула от столь близкого присутствия чего-то чужого. Ее присутствия. Казалось, от этой женщины шла какая-то древняя живая сила...

— Очень! — Я провела пальцем по вышитым дымным нитям. Чем-то они были похожи на распахнутые крылья.

— Вот и люди такие же, — она наконец отошла от меня. — Красивые. Хотя бывают и уроды. Но это редко. А вот ты этого не замечаешь, живешь в себе, жизни не видишь.

Я молчала. Грубить не хотелось, а что тут еще скажешь?

— Каблук у тебя полетел? — Внезапно спросила она, отвернувшись и вроде даже не смотря на меня. — Тебе к сапожнику надо. Он здесь, на рынке, если, — тут она обернулась и кинула на меня еще один пронзительный взгляд, — не ушел никуда.

— Правда? — Обрадовалась я.

Женщина откинула покрывало-дверь и показала куда-то в сторону от рынка. На руке у нее я заметила странную татуировку-браслет — витиеватый узор, оплетающий запястье и скрывающийся под рукавом. Только не синий, а почему-то темно-рыжий.

— Во-о-он там он живет. Дойдешь как-нибудь, не помрешь по дороге.

— Спасибо! — Искренне поблагодарила я, вставая со стула. Узорчатый платок я аккуратно положила на стол. Жаль с ним расставаться, но денег у меня сейчас... Зарплату-то еще не выдали!

— Нет! — Торговка стремительно схватила платок и вложила его мне в руки. — Оставь, тебе он нужнее.

— Спасибо, — ошарашено повторила я, комкая платок и не зная, что с ним делать. — Но у меня денег сейчас нет!

— Дарю! — Она вдруг хитро улыбнулась, как умеют улыбаться только торговки. — Я же говорю — мне воздастся.

Я еще раз поблагодарила ее и пошла в указанную сторону. Женщина смотрела мне вслед насмешливым немигающим взглядом.

Странные нынче торговцы пошли... или опять Город развлекается? Я обернулась. К пестрой палатке подошел покупатель, и, судя по всему, там уже шел оживленный торг. Торговка оказалась настоящей. А интересная женщина, надо будет как-нибудь заглянуть к ней еще — вместе с Дирро. Ну, хочется мне провести его по магазинам!

На улице было жарко и душно, мне снова чудился знакомый сладковатый запах. Фиалка с медом... Я прошла по заросшей тропинке, осторожно перепрыгивая через набросанный мусор. Меня опять охватило дурное предчувствие, место смотрелось настолько заброшенным, что казалось нежилым... За углом я увидела приземистое здание с выцветшей побелкой. Лавка сапожника оказалась обыкновенной сарайкой с вылинявшей голубой дверью. Единственное окошко было заколочено, и на доске белела грубо нацарапанная надпись 'стучите'. Я уже протянула руку, когда взгляд вдруг наткнулся на цветок, прикорнувший у самого порога. Фиалка...

...А здесь странно тихо для рыночного павильона. И не видно ничего, сараюшка очень удачно находится за углом...

Но это же рынок. Тут должна шуметь жизнь.

Я поспешно отдернула руку. Точно Город развлекается. Мне вспомнился другой такой вот безобидный с виду домик. Глупая я, зря нарываюсь. Город не любит, когда ему перечат, это я уже поняла.

Сейчас увижу великого сапожника, мудреца, выдающего Истину от имени Города. Я скептически усмехнулась и постучала. Не позволю Городу больше играть с собой.

Дверь распахнулась сразу, как будто здесь только и ждали меня. Из полутьмы выступили очертания чьей-то фигуры. Сапожник оказался древним стариком, темное, как будто выдубленное лицо покрывала сеть глубоких морщин.

— Что случилось? — Голос был старческий и надтреснутый.

— Вы сапожник? — Робко спросила я. В голову не пришло ничего лучше, чем показательно потрясти пострадавшей туфлей в воздухе. Он усмехнулся и скрылся внутри, жестом пригласив меня в дом. Чувствуя себя беспомощной дурой, я шагнула за порог. В единственной комнатке царил полумрак: ставни закрыты, никакого освещения не было. Сапожник протянул руку куда-то вбок, его седые волосы чуть ли не светились в темноте.

Чиркнула спичка, и комнату осветил дрожащий огонек керосиновой лампы. В комнате заметались серые тени и затаились где-то по углам. Я продолжала топтаться на пороге. Старик невозмутимо сел на колченогий табурет и принялся набивать трубку. Я смотрела на него во все глаза. Даже при свете допотопной керосинки, здесь, в этой сараюшке, он вовсе не казался дряхлым. Из-под кустистых бровей сверкали умные голубые глаза, узкая профессорская бородка клинышком была аккуратно причесана. И этот профессор смотрел на меня внимательно и проницательно, с какой-то непонятной хитринкой. Я окончательно смутилась.

Сапожник меж тем закурил, по комнате поплыли сизые клубы дыма, сами собой складываясь в кольца. Странно, но пахли они тоже фиалкой...

— Сядь, девочка.

Я поспешно опустилась на табурет.

— Каблук поломала? — так же равнодушно продолжал старик. Я молча протянула ему туфлю.

— Мне сказали, что вы можете сделать.

— Могу! — Он осторожно взял мою обувку и принялся внимательно ее рассматривать, явно что-то прикидывая в уме. — Тут ничего сложного нет, только надо с умом подходить. Хотя, — он засмеялся, — на то я и сапожник!

— Спасибо! — Неожиданно вырвалось у меня. Сама не знаю — почему. В последнее время у меня постоянно сдают нервы.

Сапожник глянул на меня с искреннейшим удивлением, хотя хитринки в глубине его глаз все равно полыхнули синим цветом:

— Что ты вздрагиваешь? Я только сказал, что не нужно глупить. А ты часто глупишь?

— Бывает, — осторожно ответила я.

— У всех бывает, — мирно ответил сапожник, снова возвращаясь к моей туфле. — Тут работы на пять минут. Но у меня сейчас много дел, придется тебе подождать.

— Хорошо.

— До вечера, — спокойно уточнил старик, и в его глазах опять заплясали хитринки.

— Ну... — Я не знала, что ответить. Не могу же я сидеть здесь целый день!

— Вечером подойдешь, — смилостивился сапожник.

— Так я пойду? — Такое ощущение, что меня обманули. Я ждала... Города.

— Подожди, — он даже не смотрел на меня. Спокойно докурил свою трубку и выколотил пепел, потянулся куда-то за шкафчик. — Босиком собралась?

Я с благодарностью влезла в предложенные балетки. Осторожно глянула на сапожника. Тот спокойно вертел в руках чью-то туфлю, явно сломанную и явно не мою.

До чего меня Город довел.

— Спасибо, — еще раз поблагодарила я и закинула сумку на плечо. Вот теперь наконец-то могу идти домой. У меня ж еще Джилли некормленый...

— Почему люди перестают верить в сказки, когда вырастают? — Неожиданно ударил в спину старческий голос. Я обернулась. Сапожник отложил туфлю и внимательно смотрел на меня. Только хитринки из его глаз исчезли, их заменила какая-то странная усталость. — Разве не видно, что некоторые сказки прямо умоляют, чтобы их закончили?

— А бывают незаконченные сказки? — В душу заползло неприятное чувство опасности. На всякий случай я сделала стремительный шаг вперед и взялась за ручку двери.

— Испугалась? — Он криво усмехнулся и опять принялся за туфлю.

— Нет, — я невольно поежилась. Тон старика пробрал до костей своей презрительной ироничностью.

— Можно спросить?

— Спрашивай, спрашивай. Только я ничего не знаю, кроме того, что могу тебе рассказать.

— А могут ли сами люди заканчивать эти сказки?

Он засмеялся мелким смехом, блестя живыми хитринками:

— А кто ж еще их закончит? Только люди, больше некому!

— Вы знаете сказку про Падшего?

Старик опустил голову, скрывая глаза.

— Я знаю много сказок. А про Падшего знают все. Вот только не всё знают, что это незаконченная сказка.

— Да? — с замиранием сердца переспросила я.

— Да. Падший был большим, чем простой смертный, — он снова усмехнулся — на этот раз горько. — Но кому много дано, с того много и спрашивается. Жить, любить, чувствовать... Все больше, все ярче... Оттого и звался Крылатым. Вот только и хотел он слишком многого. За это и поплатился.

Я слушала с возрастающим беспокойством. По спине поползли мурашки. Дирро... Если это правда, если это то, что я думаю...

— Где же он сейчас? — Собственный голос показался мне чужим, неживым и хриплым.

— Падший-то? Умер давно, сколько лет прошло. Он же не бессмертный. Семья осталась, может, и живут где-то в городе его потомки. — Тут хитринки полыхнули таким синим огнем, что мне стало не по себе. У обычного человека таких глаз быть не может.

Вдруг комната показалась наполненной живыми серыми тенями — теми самыми, что притаились по углам. Появилась жуткая уверенность в том, что они смотрят на меня, смотрят прямо сейчас, внимательно и испытующе, словно ожидая чего-то.

— Ты найди, если хочешь.

Я вздрогнула. Голос старика пробился через толщу разыгравшегося воображения и показался странно обыденным в этой зловещей комнате.

— Что найти? — Машинально переспросила я.

— Потомков, — мягко пояснил сапожник. — Им же помощь нужна, сами не справятся.

— В чем помощь? — Я как завороженная смотрела в глаза этого странного человека и не могла наглядеться. Старый сапожник, окутанной темнотой, которая успешно скрывала его черты, стал казаться мне тем самым пророком, посланником, которого я ждала от Города. Как он говорил... Он знал, что говорил, это я могу сказать точно.

— Стать людьми, в чем же еще? — Старик снова изобразил удивление, хотя было видно, что он чем-то несказанно доволен. Наверное, тем, что я слушаю его сказки.

Хотя какие это сказки? Это жизнь, и жизнь эту я знаю на собственном опыте.

Действительно, почему люди перестают верить в сказки, когда вырастают?

— Они же сами не могут, — продолжал сапожник. — Ведь что на самом деле человек? Любовь это, вот что! Если, конечно, человек, а не свинья последняя. А вот потомки Падшего любить не могут, потому и крыльев у них нет. Вот и помоги ему, научи быть человеком.

— Ему?

— Кому ему? — Нахмурился старик, снова опуская голову.

— Вы сказали — 'ему', — взволнованно напирала я, забыв про свой страх.

— Разве? — Удивился сапожник. — Я имел в виду потомков, если ты об этом.

Хитринки исчезли, теперь в его глазах плескалось такое невинное изумление пополам с довольством, что мне стало ясно — больше он ничего не скажет. Серые тени по углам насмешливо скакнули вперед.

Туманные речи старика тем не менее многое прояснили. Что-то я уже знала от Дирро, к чему-то пришла своим умом. Дело, которое мне предстоит сделать, оказалось отнюдь не простым. Хотя что в нашей жизни по-настоящему просто? Да и в сказках тоже, если как следует вдуматься в их смысл.

Я резко встала.

— Спасибо за помощь и вообще... за сказку.

— Мне воздастся, — мирно откликнулся старик, вновь возвращаясь к отложенной туфле.

Я опять вздрогнула — который раз за это утро. Точно так же отвечала торговка с рынка. Город ждет, и теперь я почти уверена — чего.

После полумрака домика сапожника дневной свет резанул по глазам, вызывая слезы. Утренняя духота прошла, ее сменил день — ясный и чистый. Легкой походкой я пошла по тропинке к автобусной остановке. В свежих лужах отражалось весеннее солнышко. Оказывается, пока я сидела у сапожника, на улице прошел дождь!

* * *

Главка восемнадцатая. Решиться, чтобы решить.

— Покажи!

— Нет.

— Ну, покажи-и-и-и...

— Нет.

— Ну, что ты вредничаешь?! Будь мужчиной, в конце концов!

— Не-е-ет.

— Тебе жалко, что ли?

— Да.

— Ах, так! — взвизгнула и бросилась на мирно сидящего рядом Дирро, повалила того на спину, с удобством уселась сверху и, наконец, дотянулась до края его футболки, чтобы тут же стянуть ее с сопротивляющегося парня. Замерла.

Линии серо-голубого оттенка странно переплетались, образуя непонятный узор на загорелой коже парня. Краси-и-ифо!

Поцокала языком с видом ценителя, перевела взгляд на возмущенно глядящего на меня Дирро и спросила:

— И что это за фигня?!

Подавился.

— Нет, красиво, конечно, но все-таки... — пробормотала и потерла роспись — вдруг сотрется?

Парень зажмурился, блаженно потянулся. Прикосновения к рисунку явно доставляли ему удовольствие. Нить узора там, где я провела пальцем, начала мерцать мягким синим цветом.

Потомок Падшего ангела, вот кто он.

У которого первая слабость — полет.

Что же еще?..

Раньше у него была одна слабость, а теперь у него их две. Помоги ему. Укажи ему путь...

Ты слабость, ты слабость, ты слабость...

Просыпаюсь в холодном поту, в голове затихает эхо гласа Хозяина. По углам комнаты пляшут причудливые тени. Ночь. Город спит, небо затянули кучевые облака, и даже тополь не шумит за окном.

Я не буду больше спорить о любви и думать о Бесах. Я просто знаю, что любовь существует и Он тоже есть.

Теперь только осталось доказать это ему.

И, наконец, принять, что вторая слабость — я.

* * *

Главка девятнадцатая. Предпоследняя.

Опять дождь. По кому ты плачешь, небо?

Он стоял на карнизе за бортиком, как и в первую нашу встречу — на самом краю. И совсем не слышал моих шагов.

Дошла до бортика, перелезла, встала рядом. Бок о бок, я и мой личный суицидник.

Молчание.

Так кто же ты?

Демон?

Ангел?

Человек?

— Кто ты?

Теперь мы оба глядим в синюю бездну, усыпанную звездами. Я вижу, как напрягается его фигура, как сжимаются кулаки. Зверь. Такой же, как и все в этом Городе. Такой же, как и сам Город.

Не пара.

— Некоторые называют нас демонами, другие говорят — мы святые... Так кто же мы? — смотрит пристально, дожидаясь ответа. — А может, это не так уж важно? Главное, кто я для тебя?

Ему необходимо это знать, я чувствую. Вот только ответить мне нечего.

И он это понимает.

Отворачивается и уходит, чтобы больше не вернуться. Уверенный в том, что такой он мне не нужен. Он уходит, а я стою. И наблюдаю за тем, как рушится моя жизнь. Что я делаю? Что я ДЕЛАЮ?!

Так просто я его не отпущу!

Бросилась за ним, начисто забыв о мокром после дождя карнизе. И вскрикнула, когда одна нога сорвалась в пустоту. Боковым зрением замечаю, как оборачивается Дирро, как ужас искажает его лицо, как он бежит ко мне в надежде спасти...

Взмах руками — попытка обезумевшего тела удержаться на крыше, только усугубляет мое положение — вторая нога соскальзывает с мокрого шифера. Краткий миг падения... Успеваю вцепиться пальцами в скользкую водосточную трубу. Теперь только б удержаться, только бы удержаться! Но судорожно сведенные пальцы не выдерживают моего веса. Миг — и я падаю вниз.

Слышу отчаянный протяжный крик.

Зажмурить глаза. Не видеть мельтешащие перед глазами огоньки и попытаться не слышать злобно свистящий в ушах воздух. Не думать, что мне осталось жить пару секунд. Боже, а я ведь так и не успела сказать, что люблю, не успела разгадать все твои загадки, Город, ты опять обманул меня — несправедливо. Родители... Как же они? Надеюсь, выдержат, не сломаются, хотя бы в память обо мне.

А как же он? Для него не сбудется сказка... Не смогла. А все глупая случайность, рок, нелепое стечение обстоятельств.

Так не должно быть.

В голове крутятся обрывки фраз и событий: хитро усмехающийся сапожник... платок с рисунком дымчатых крыльев... пожар... нереальное лицо в зеркале, мое лицо... суицидник... а мы не ангелы...Джил... пестрая россыпь бусин...

Как страшно умирать.

До земли осталось совсем чуть-чуть, совсем немного... Мне казалось, я уже чувствую жесткий асфальт, вижу сломанное тело — свое тело, разбитую куклу...

Когда почувствовала, что меня подхватили сильные руки.

С трудом подняла отяжелевшие веки.

... Спаслась?...

Вижу бледное лицо, испуганные яркие зеленые глаза и огромные прозрачно-синие крылья, каждое перо которых — сгусток энергии.

— А ты говорил, что любви не существует, ангел. Мой ангел, — прижалась покрепче, и наконец-то закрыла глаза, проваливаясь в такую блаженную, манящую теплом и спокойствием тьму...

Кажется, обмороки стали неотъемлемой частью моей жизни.

* * *

Главка двадцатая. И жили они долго и...

В комнате было темно, я ничего не могла разглядеть в этой тьме. Перед глазами все расплывалось. Так страшно... И хорошо. Мне было так хорошо... Как давно не было. Пожалуй, с самого детства, когда я пробиралась в родительскую спальню и засыпала под боком у матери.

Где Дирро?

Я почти успеваю открыть глаза... Он, казалось, плавал надо мной в ореоле дымных крыльев. Звал по имени снова и снова. Я даже почувствовала его взволнованное дыхание у себя над головой... Повеяло фиалкой, и я, наконец, открыла глаза.

Никого.

Ушел...

В комнате царил предрассветный полумрак. За окном разливалось что-то серое, кисейно-дымчатое, неясное... В этом сером свете знакомые предметы казались расплывчатыми, словно из иного мира.

Ангел ушел, я осталась одна. На душе сделалось горько-горько, как будто умерла последняя надежда. Сердце в ужасе замерло...

...Пропустило удар и застучало вновь. Я села в кровати и осмотрелась. Привычная комната со светлыми обоями, Джилл сидит на полу и вопросительно смотрит на меня. Всё так, как уже было один раз. Дирро опять принес меня домой.

...Только в прошлый раз окно было закрыто. Теперь же оно распахнуто настежь, словно кто-то торопливо ушел в ночь. Убежал, испугавшись. Ангелы тоже могут бояться, разве вы не знали?

Занавески сиротливо колыхались на ветру. Я встала и закрыла балконную дверь. Джилл мяукнул, протестуя против этого, но я лишь невозмутимо задвинула непослушную щеколду. Быстро переоделась и пошла умываться.

Взгляд на часы — четыре утра. Час Быка, собачья вахта... Где-то я слышала, что это самое тяжелое время для тех, кто ждет. Теперь я в это верю.

От окна бежала лунная дорожка, и я осторожно ступила на нее босой ногой. Странно, но лунный свет показался мне неожиданно теплым, греющим... Я даже поболтала ногами в воздухе, проверяя. Тепло... Словно Город наконец-то признал меня.

Я позвала Джилли, и он моментально вскочил мне на колени, громко мурлыча. Лунный свет изменил и его, высеребрив усы и слегка притушив хитрый желтый огонек глаз. Теперь они спокойно вопрошали:

— 'Ну, что, Хозяйка, ждем?'

В ответ я погладила котенка между ушами, и он перевернулся на бок, замурлыкав еще громче. Странные создания кошки. Они видят всё, и зачастую знают всё лучше нас. Только вот знаниями своими делиться не спешат. Сами свободные, они ждут свободы выбора и от людей.

Кошки — удивительные создания.

Я неожиданно поежилась, вспомнив весь ужас свободного падения. Оказывается, я успела замерзнуть.

Длинная майка доходила до колен и пахла чем-то удивительно приятным и знакомым. Как Дирро... А, точно, это же его старая футболка... Я поглубже зарылась носом в складки ткани, вдыхая родной запах.

Лунная дорожка тихо двоится перед глазами, по углам притаились серые тени. Как те, что были в доме у сапожника, неужели ждут вместе со мной?

Закрыла глаза...

Ночной холод забрался под майку, ледяной каплей скатившись по позвоночнику. Я недовольно поморщилась, не открывая глаз. Серебристый холодок настойчиво покусывал голые ноги. Пришлось закутаться в плед. Теплый, пушистый... Его тоже подарил Дирро.

Вдруг подумалось, что Диррон никогда бы не вернулся, если бы я не поверила ему, не остановила его.

Сколько их было, ангелов? Легионы. И ни к кому так и не вернулись крылья. Почему?

Может быть, потому, что иногда недостаточно просто любить. Недостаточно ждать, говорить, делать. Надо... показать. Надо заставить поверить.

...И они, эти легионы, вот так же уходили в ночь, оставив распахнутые настежь двери. Не балконные, входные — ибо не имели крыльев.

До конца собачьей вахты оставалось еще полтора часа...

Серую хмарь за окном прорезали первые золотистые лучи восходящего солнца. Я проснулась, как от толчка. В комнате по-прежнему было тихо.

А потом раздался аккуратный стук в балконную дверь.

Собачья вахта кончилась.

**

Я раньше боялась летать. Боялась упасть. А сейчас... Сейчас у меня появился мой ангел. Расписные узоры на его теле оказались настоящими крыльями. Я чувствую их силу. Они такие, как я себе и представляла — прозрачные, переливающиеся, как вода, незримые...

Мы рассекаем облака и поднимаемся еще выше, к самому небу. Теперь я вижу рассвет, он такого густого серо-розового оттенка, а внизу плывут более темные облака и даже видны верхушки тополей, которые золотит занимающаяся заря.

Мы молчим — зачем говорить? Все и так ясно. Рядом носится Ветер. Не Злой, нет, теперь я называю его Удалым. Но мы его не слышим. Для нас нет никого и ничего, кроме нас самих. И неба.

Оказывается, я люблю летать...

— Нравится? — Тихий голос щекотнул мне ухо. Я только молча улыбнулась — он поймет.

Знакомая серая крыша и жирные голуби, их мы с Дирро раскормили вместе. Под ногами снова твердый шифер, а внизу расстилается серо-синяя бездна. Я не спешу высвобождаться из ангельских объятий, и дымчатое облако мягких крыльев окружает нас со всех сторон.

улыбается. Я никогда не видела его таким... счастливым. И сама никогда не знала такого счастья.

— И что теперь?

— Теперь? — Он лукаво смотрит, и одно из перьев нежно скользит по моей щеке. — А теперь я могу летать!

Голуби срываются с крыши, ранние прохожие задирают головы, а где-то вдалеке Удалой Ветер сгибает верхушки тополей. Я заливисто хохочу, и он смеется вместе со мной, потому что сказка про Падшего все-таки обрела счастливый конец.

**

Каждый, кто пройдет мимо того высотного дома, что на краю Города, — ну, вы знаете... тот самый дом... да, да, где обрел крылья ангел... — сможет увидеть как на краю крыши, словно на краю пропасти, в первых лучах восходящего солнца сидят две хрупкие фигуры, смотрящие в небо. За их спинами вздымается огромное, дымчатое и расплывчатое марево крыльев. И только тихий напев гитары слышен в этой, почти священной, тишине...

P. S. Некоторое время спустя.

Вята приоткрыла один глаз, сонно взглянула на него.

— Ты уже пришел?

— Да, моя девочка. Спи.

— А ты расскажешь мне сказку? — она лукаво улыбнулась, заправила черную прядку за ухо.

Он обожал ворошить ее короткие на затылке волосы.

— Не знаю, — Дирро усмехнулся, прилег рядом с ней, высвобождая крылья и закутывая ими девушку в кокон. — Если только вас устроит сказка про Падшего ангела, моя королевна.

Джил одобрительно замурлыкал.