Часть 1. На Туманных Островах

Глава 1. Изгои

Зеленоватая дымка над водой была первой, на что он обратил внимание в то утро, когда корабль достиг архипелага долгожданных островов. Утлое судёнышко, безумный капитан которого оказался единственным человеком, не побоявшимся вести дела с отбросами, населявшими главный остров архипелага, вошло в мутные воды городской гавани, бесшумно рассекая морскую гладь. Команда судна, состоявшая из пиратов, мародёров и жуликоватых торгашей, поспешно принялась за разгрузку — на причале их уже ожидали несколько закутанных в тёмные плащи фигур.

— Прибыли, — просветил единственного пассажира одноглазый капитан, — вали отсюдова, белобрысый! Таперича твоя жисть — не моя забота! Ну, чаво встал?! Брысь, говорю, чахоточный!

Пассажир не заставил просить себя дважды. За время морского путешествия он уже понял, что капитан терпеливостью не отличался: всем, кто не понимал его с первого раза через уши, вдалбливали каждое слово через печень кованые сапоги его помощников.

Спустившись по трапу, пассажир прошёл мимо неподвижных тёмных фигур — закутаны в плащи так, что ни лиц, ни даже глаз не видно — вышел на набережную, и обернулся. Спустившийся вслед за ним капитан подбежал к ожидавшим его необычным горожанам, осклабился, принимая из их рук несколько увесистых кошелей, сунул по карманам, не пересчитывая содержимое, и махнул своим помощникам. Закончившие выгружать ящики из трюмов матросы оставили их прямо у причала, нимало не заботясь дальнейшей судьбой товара, и бегом вернулись на судно. Никто из матросов, похоже, не собирался брать отгул на вечер: ночь моряки собирались провести на судне, а уже на рассвете вывести корабль из гавани. Трап тотчас подняли, и корабль остался покачиваться на волнах, почти безмятежный, не считая спешно выставляемых помощниками капитана пушек и арбалетов у бортов.

Тёмные фигуры на причале пришли в движение, окружили гору выгруженных ящиков, подняли руки, целясь длинными растопыренными пальцами в жуткое тёмно-багряное небо — и загудели непонятные слова. Полыхнувшая вслед за этим белая вспышка поглотила и ящики, и странных покупателей — а в следующий миг на причале не осталось ни тех, ни других. Пассажир сглотнул и сорвался с места, спеша покинуть набережную до наступления темноты.

Этот город был единственным на всём архипелаге. То, что он успел узнать про Туманные Острова ещё на материке, особых надежд не вселяло. Кроме Сакса, портового городка главного острова Стилоса, других крупных поселений здесь не было. Капитан как-то обмолвился, что живность водится по всему архипелагу — но живность была здесь как раз тем, чего следовало избегать любому изгою. За светловолосым лекарем, ступившем на борт корабля, это прозвище закрепилось прочно — другие на Острова попросту не попадали. Януш их и не разубеждал.

— Эй, красавчик, — рыкнули вдруг на него, и лекарь едва не подпрыгнул с перепугу — пробираясь пустынными улочками к единственному светлому пятну в городке, местной таверне, он и не думал, что идёт по улице не один. — Огоньку не найдётся, м-м?

Януш даже затормозить не успел — высокий мужчина возник перед ним так внезапно, точно явился из-под земли — и с размаху впечатался носом в широкую грудь.

— Да не дёргайся, — мужчина крепко вцепился в его плечо, прокалывая ногтями — или когтями? — ткань плаща. — Только разок попробую... я уже две ночи не жрал... ух... какой у тебя запах...

Он рывком притянул лекаря к себе — от жуткой хватки отнялось всё плечо — и Януш сумел рассмотреть бледное лицо с огромными жёлтыми глазами. И зрачки его... зрачки его оказались вертикальными.

Януш только и успел выставить перед собой вторую руку с серебряным наручем, защищая шею — вот ведь пригодился дельный совет капитана — и мужчина, вцепившись неожиданно длинными клыками в серебро, взвыл, отшвыривая лекаря от себя, надрывно и болезненно, зажимая рот обеими руками.

Януш не стал ждать развязки — бросился прочь, к шумной таверне, где, как он надеялся, оборотень его не тронет. Мужчина и не думал гнаться за ним, лишь завывал тонко и с животным поскуливанием, постепенно растворяясь в ночи.

— Ужин? Выпивка? Ночлег? Защита? Компания? — деловито поинтересовался бледнолицый харчевник, окидывая влетевшего в таверну Януша цепким взглядом красных глаз.

— М-м... — не сразу нашёлся тот, стараясь не выдать своего испуга ни словом, ни взглядом.

Потому что посетители таверны оказались существами в высшей степени занятными. Не считая харчевника и юркой девчонки, ловко снующей между столиками, остальные выглядели менее радушными. Компания оборотней, сидевшая у дальней стены, ощупала застывшего на пороге лекаря голодными взглядами — на покрытых густой шерстью лицах читались нетерпение и готовность броситься на ходячую пищу по одному лишь невидимому знаку. Два карлика на лавке у входа пили из огромных кружек эль, переругиваясь сквозь гнилые зубы. Фигура в тёмном плаще, наподобие тех, кто встречал корабль на пристани, сидела в одиночестве у камина. Прочие столики были заняты воистину жуткими существами — с человекообразными, но страшными, не то искорёженными, не то изувеченными телами. Глаза казались чересчур большими, тела — высохшими и сгорбленными, головы в основном лысые или покрытые остатками жидких волос, на руках не хватало пальцев, рты — беззубые или клыкастые, но, как один, искривлённые, застывшие в жутких усмешках...

Януш слышал о страшном взрыве упавшего с неба "камня невидимой смерти" на самом дальнем острове, Парадисе. То было почти столетие назад, и с тех пор Туманные Острова стёрли с большинства морских карт. "Камень смерти" упал на самый процветающий, густонаселённый остров архипелага, некогда богатый и влиятельный — и уничтожил почти полностью. Тех, кому удалось выжить, добила та самая "невидимая смерть" небесного камня, а те, кому посчастливилось избежать разлагавшей тело заживо хвори, бежали на соседние острова. Вот только с тех пор поселенцы Туманных Островов, разрозненные, избегавшие друг друга, боявшиеся даже собственного изменившегося отражения, одичавшие и обезумевшие, умирали один за другим, и становились постепенно просто кормом для хлынувшей на опустевшие земли нечисти.

Жителей Туманных Островов прозвали изгоями. Коренных островитян осталось не так много, и с каждым днём становилось всё меньше. Неудивительно, с их немощными, полупрозрачными телами — и при таких диковинных соседях...

— Информация, — наконец нашёлся лекарь, подходя к стойке. — Я ищу кое-кого...

— Наводок не даю, — отрезал харчевник, вновь окидывая посетителя долгим взглядом. — Уж если кому взбрендило бежать на Острова, то не ради того, чтоб я своим длинным языком разбалтывал всё первому встречному. Ты чьих будешь-то?

— В смысле? — не понял лекарь.

— Ну, за какие грехи сюда попал? — без обиняков поинтересовался хозяин. — Не из наших, это я вижу, — и харчевник плотоядно ухмыльнулся, демонстрируя ряд ровных треугольных зубов. — И не из той чудесной компашки, — кивок на оборотней. — Тогда кто? Заключённый, который предпочёл Острова тёплой и безопасной камере? Мародёр? Хотя... при тебе даже оружия нету... Беглый раб? Не похож... — хозяин вновь окинул лекаря взглядом, подпёр щеку рукой. — Стой... Уж не... — и без того бледный харчевник посерел от страшной догадки. — Уж не из этих ли?.. — и хозяин с благоговейным ужасом кивнул на съёжившуюся у камина фигуру.

— Понятия не имею, — честно ответил Януш. — Я "этих" не знаю.

— О-о, они тоже были каждый по себе, когда впервые прибывали на Острова, — поёжился харчевник. — А потом обособились... каждого новичка к себе переманивают, да утаскивают в самое сердце преисподней... поэтому лучше сразу скажи! — грозно выпрямился харчевник. — Если ты колдун, то я вашего брата не приветствую... уважаю, но не приветствую, — тут же поправился хозяин.

— Я не колдун, — сказал Януш, и харчевник тотчас выдохнул с облегчением. — Хотя некоторые меня так называли.

Харчевник тотчас вновь напрягся, подозрительно вглядываясь в лицо лекаря, когда вспорхнувшая на соседний стул девчушка-помощница облокотилась рукой о стойку, беспардонно разворачивая Януша к себе.

— Отставить панику, папенька, — звонко рассмеялась она, откидывая тяжёлые медные пряди за спину. — Нету в нём магии. Просто человек.

— Как так? — удивился харчевник. — И чего он тут забыл?

— Пока не знаю, — хитро улыбнулась девчушка, щуря на Януша миндалевидные янтарные глазищи. — Так о чём ты спросить-то хотел, сокол?

Януш даже рта открыть не успел, лишь образ Виверии в памяти всплыл, как девчушка тотчас с лица спала, вскакивая со стула.

— Отец, — изменившимся, взрослым голосом проговорила она. — Он её ищет.

Они переглянулись, и Януш почувствовал себя обманутым: девчонка будто мысли его прочла!

— Ты... ты знаешь, кого я ищу?

— Знаю, — неприязненно отозвалась девушка. — Ведьму эту брюхатую.

Януш подскочил на стуле, хватая её за руку — и поразился, насколько ледяным показалось ему это прикосновение.

— Она была здесь? Как давно? Куда ушла? Ну же, ответь, прошу тебя!

Девушка некоторое время смотрела ему в глаза, затем повернулась к отцу.

— Сказать-то можно, — пожал плечами тот, отвечая на беззвучный вопрос. — Всё равно ему это не поможет.

— Кто будет снимать плату? — деловито поинтересовалась девчушка, жадно облизав губы язычком.

Харчевник усмехнулся.

— Сегодня — ты, — ответил он. — Только в комнате, нечего будоражить его запахом уважаемых посетителей.

Девушка серьёзно кивнула и взяла Януша за руку.

— Пойдём, — сказала она. — Отвечу на все твои вопросы.

— А-а... деньги? — потянулся было к кошельку лекарь.

— Оставь, — поморщилась она. — Бесполезный мусор! Кому он здесь нужен? Уж точно не нам! Ну же, идём! Время дорого...

Они потащила его к деревянной лестнице за стойкой, торопясь, распахнула дверь ближайшей комнаты на втором этаже. Втолкнула внутрь, шагнув следом, и прислонилась спиной к запертой двери.

— Спрашивай, — сверкнула янтарными глазищами девчонка.

Януш огляделся. Комната оказалась небольшой, бедно обставленной — деревянная кровать, стол и стул, низкий деревянный комод. Оконце оказалось крошечным, с ладонь, под самым потолком, и в данный момент было наглухо закрыто такими же маленькими ставнями.

— А чего ты думал, — хмыкнула за его спиной девчушка. — Оставишь им хоть лазейку — просочатся внутрь, да высосут то, что осталось у нашего брата от души. Странная штука жизнь! Цепляешься за неё даже тогда, когда смысла в ней уже не остаётся...

Януш развернулся. Девушка изучала его спокойно, заложив руки за спину, и натянувшееся на груди платье выдавало едва начавшую оформляться фигурку. На вид ей было лет двенадцать-тринадцать, но держалась и разговаривала она как вполне зрелая женщина.

— Как тебя зовут? — спросил лекарь.

Девчушка удивилась.

— Серьёзно? Тебе интересно моё имя? Ох и странный ты, сокол! Дина.

— Дина, — повторил Януш, проходя в комнату и усаживаясь на единственный стул. Дина тотчас оторвалась от двери, впорхнула на кровать, поджимая под себя ноги. — Расскажи мне про Острова, Дина.

— А чего про них говорить? — передёрнула плечами девчушка. — Сам небось на картах видел, четыре их. Стилос, Шот и Ир, Парадис. Единственное место, где тут можно жить, так это Сакс, поселение для таких отбросов, как мы с тобой, — Дина улыбнулась, демонстрируя треугольные, как у отца, зубы. — Здесь каждый находит пристанище. Таких, как мы с папенькой, здесь немного, с десяток. Зато оборотней в последнее время понаплодилось — только держись! Совсем проходу аборигенам не дают, собаки бешеные, — пожаловалась она.

— Аборигенам? — уточнил Януш.

— Ну да. Местному населению, коренным островитянам, — пояснила Дина. — Потомки тех, кому удалось выжить после падения камня смерти. Эти ребята жутковаты на вид, но подход и к ним найти можно... в Саксе же оседают и мародёры, и заключённые...

— Заключённые? — поразился лекарь.

— Была раньше такая страна, — дёрнула щекой девушка, — на материке. У них закон действовал, для тех, кому пожизненный срок влепили. Мол, нате вам право выбора, тюрьма или Острова. Нашлись такие психи, которые выбрали последнее. Правда, давненько уж сюда свежатинки не завозили...

— И как вы тут все уживаетесь? — искренне удивился Януш.

— Днём в городе нейтралитет, — гордо вскинула голову Дина. — Это папенька придумал! Он шишка в Саксе знатная, его уважают... так вот, при свете солнца — которое, к слову, здесь почти не появляется — можешь поцеловать в нос любого оборотня, и он тебе за это даже ничего не откусит! Ну, а ночью... ночью каждый сам за себя. Дверь на замок, и молись, чтоб не сожрали.

— Так, а остальные Острова?

— Шот и Ир? Дикая зона! Ты туда лучше не суйся, сокол, — серьёзно посоветовала девчушка. — Там зверьё неприрученное, растительность живая, родники отравленные... Раньше там были маленькие деревеньки, сейчас никого. Ну, вот разве что кладбища остались, но туда даже днём заходить не советую.

— А Парадис?

Дина вздрогнула, поёжилась.

— А что Парадис? Считай, нету его. Нет, ну правда, сокол! Одна пустыня там, камни обугленные да в пыль стёртый город...

— А камень смерти?

— Лежит себе в центре города, куда ему деваться? Лежит, смерть невидимую излучает, косит почти всех, кто к нему приближается...

— Почти? — уточнил лекарь.

— Кроме колдунов этих, — брезгливо поморщилась Дина. — Устроили себе нечто вроде капища у воронки, всё чахнут над камнем... силу он им даёт, понимаешь? Самую настоящую магию...

— Но магии нет! — воскликнул Януш. — Сам Единый...

— Да-да, уничтожил тёмные силы, явившись к нам во плоти, — отмахнулась Дина. — Я помню, папенька мне рассказывал эту байку. Ты попробуй убеди в этом уважаемых магов! Они ж пожирают смерть этого камня, питаются его силой, и такие фокусы вытворяют!..

Януш вспомнил тёмные фигуры на пристани, исчезнувшие вместе с грузом, и вынужденно согласился: фокусы колдуны вытворять могли.

— Но знаешь что? — доверительно нагнулась к нему Дина. — Чем дальше они от камня, тем они слабее. В Саксе колдуны почти бессильны! Чтоб свою жратву у корабля забрать, аж целая делегация припёрлась...

— Но почему невидимая смерть камня их не убивает? — задумчиво спросил Януш.

— Они к нему только на ритуалы приходят. Один мародёришка сунулся было на Парадис, так еле ноги оттуда унёс! Говорит, колдуны появляются из ниоткуда, молятся на камень этот, и снова исчезают.

— И много их, колдунов-то?

— В последнее время расплодились, гады, — задумчиво кивнула Дина. — Стекаются отбросы с материка, точно ждут чего... а потом припёрлась эта... твоя...

— Виверия, — едва слышно вытолкнул из себя лекарь.

— Виверия? Ну, как угодно... — передёрнула плечами девушка. — Брюхатая уже приехала... вместе с целым отрядом колдунов. И прямиком на Парадис! Дура, — в сердцах бросила девчушка. — Своего выродка у камня смерти родить хочет! Будто без неё проблем не хватало...

— Не говори так, — резко перебил Януш: "выродок" резануло слух. — Как давно она сюда прибыла?

— Уж месяц как, — подсчитала Дина.

— Месяц, — тихо повторил Януш.

С того дня, когда он покинул такую далёкую теперь Валлию, прошло уже полгода. Ровно столько потратил он, чтобы добраться до крайнего западного побережья материка, и разыскать того самого капитана пиратского корабля, который оказался единственным безумцем, ведущим дела с изгоями Туманных Островов. Значит, до рождения его сына оставалось всего пару месяцев...

— Ещё вопросы будут? — нетерпеливо затормошила его рыжая девчонка.

— Мне нужно попасть на Парадис, — кивнул лекарь. — Как мне это сделать?

— Нет ничего проще! — сощурила жёлтые глаза Дина. — Топаешь на северо-западное побережье Стилоса, там сооружаешь себе лодку или договариваешься с местными рыбаками, плывёшь к Шоту или Иру, без разницы, они между собой соединены лишь небольшим проливом — вброд перейти можно; пытаешься выжить, и если сумеешь выбраться на ту сторону, тут тебе сразу и Парадис! К нему тоже небольшой пролив ведёт, вплавь переберёшься, коли рыбки не сожрут... А хочешь ведьму свою найти — так тебе, сокол мой, прямиком в сердце острова, в славный город Нектарис, который ты узнаешь по горам пепла... и вот там-то, где-нибудь поблизости от небесного камешка, тебя и ждёт твоя принцесса... если, конечно, тебя по дороге не скосит дыхание смерти.

— Расскажи мне про него, — попросил Януш. — Что за дыхание смерти?

— Сам поймёшь, — отмахнулась Дина. — Вот как покроется кожа бронзовым загаром, да как пойдут ожоги по лицу да рукам, как начнут лопаться твои аппетитные сосуды, как примешься блевать на каждом шагу да терять свои такие роскошные, такие густые волосы...

Януш нахмурился. До сих пор он думал, что небесный камень принёс на Острова какую-нибудь неведомую хворь — но симптомы, описываемые Диной, оказались ему незнакомы. Что же это за болезнь-то такая? И как от неё защищаются населяющие Парадис колдуны? Будет так глупо рухнуть замертво всего в одном шаге от цели...

— А мародёры? — припомнил Януш. — Они-то как спасаются?

— Заматываются с ног до головы мокрыми тряпками, натырят чего по окраинам — да обратно, вприпрыжку, пока нутро на месте... потом у папеньки в таверне вино бутылками глотают, говорят, мол, легчает им... ага, как же, легчает! — брезгливо дёрнула плечиком Дина. — Кровавый понос да рвота — вот и всё их облегчение.

— Безумцы, — поразился Януш. — Так рисковать!..

— А что им ещё делать, — пожала плечами Дина. — Одна радость в жизни — натырить добра да пропить его. Они же даже... с женщинами не могут! — хихикнула девчушка. — Те, кто на Парадисе задерживается, мигом мужскую силу теряют...

— Ужас какой, — пробормотал лекарь.

— Сокол мой, всё ли узнал? — вновь затеребила его девчонка. Ноздри у Дины раздувались, тонкие пальчики с острыми коготками, которые впились в рукав, подрагивали от нетерпения, язычок то и дело облизывал пересохшие губы. — Платить когда будешь?

— Да хоть сейчас, — отмахнулся Януш. — А вот скажи ещё...

Но Дина уже не слушала. Она метнулась вперёд, впиваясь неожиданно длинными, острыми клыками в его шею; оседлала колени, руками и ногами оплетая жертву...

Януш даже вскрикнуть не успел. Сдавленно застонал, когда Дина с утробным рычанием вгрызлась в кожу, попытался и не сумел оттолкнуть её от себя. Тело будто разом лишилось всех костей, обмякло, расслабилось, пульсируя болью в ответ на каждый жадный глоток вампирши...

Силы утекали стремительно. Лекарь лишь вздрагивал, пытаясь поднять руки — но не мог и пальцем пошевелить, лишь бессильно наблюдал, как дрожит от голода и нетерпения тельце Дины, внезапно такое сильное, такое злое; слушал, как она сыто чавкает над ухом, причмокивает, утробно урча от наслаждения...

Комната дрогнула перед глазами. Первая острая боль прошла, осталось ощущение ноющей раны и бесконечной, безразличной, отстранённой слабости...

...Дверь распахнулась, впуская в блекнувшую перед его взором комнату харчевника. За его спиной возвышался широкоплечий молодой мужчина, в недоумении уставившийся на слившуюся воедино парочку.

— Дина! — ошарашено выкрикнул мужчина.

— Доця, ты зажралась, — без обиняков заявил харчевник, кивая своему сопровождающему.

Тот метнулся вперёд, схватил Дину за горло, надавил, заставляя разжать намертво зажатые челюсти. Девчушка остервенело замахала руками и ногами, пытаясь отбиться от мужчины — но постепенно её взгляд, застывший, остекленевший, прояснялся, а на крошечном личике застыли недоумение и обида.

— Леван! За что?!

— Да ты ж его едва ли не до смерти! — гаркнул тот в ответ, встряхивая девчонку и отталкивая её к двери, в руки неодобрительно глядевшего на них харчевника. — Глянь, припадочная! Чуть с мясом сосуды не вырвала! Эй, как там тебя... эй, слышишь меня?!

Леван хлопнул Януша по щеке, раз, второй, отмечая замедленную реакцию белого, как мел, мужчины. Лекарь слабо выдохнул, пошевелился, но не смог даже ровно сесть, развалившись в стуле с откинутой назад головой.

— И с чего это тебя одурь взяла? — едва не сплюнул Леван, без видимых усилий стаскивая Януша со стула и перекладывая на кровать. — Дина! Первые сто лет живёшь, что ли?

— Виновата, — повинилась девчушка, опуская голову. — Просто... так давно... ох, как давно, Леван! У него такая кровь... я такой не пробовала... не утоляет, а разжигает... вкусная, свежая, живая! — Дина мечтательно закатила глаза. — А запах! Леван, брат мой, ты и сам не сдержался бы, поверь мне! Похоже, впервые на эту проклятую землю ступил кто-то по-настоящему чистый...

— Личина благообразная, — хмыкнул Леван, разглядывая лекаря: тот пытался бороться со сном, то открывая, то закрывая глаза. — Откуда такой в наших краях? Ты чего-то узнала, Дина? Кто он?

— Я ж тебе не пророчица какая, — огрызнулась вампирша. — Мысли не читаю. Вот какие образы в голове у него узрела, про те и скажу. Думает он постоянно о ведьме той, её морда у него перед глазами так и стоит! А ещё другое лицо у него в мыслях мелькает, тоже женское... волосы волнистые да чёрные, глаза тёмно-серые...

— Всё про баб да про баб, — скривился Леван. — Батя, ты откуда его такого выкопал?

Харчевник развёл руками, улыбнулся клыкастой пастью.

— Ой, а кто внизу-то? — всполошилась Дина. — С посетителями?

— Люсьен, — отмахнулся харчевник. — Беги, пособи старшему брату, пока мы тут с Леваном управимся. Ну, будь умницей, доча!

Дина вздохнула, глянула в сторону обессиленного, бледного лекаря, сыто икнула, и выскользнула за дверь. Леван проводил её взглядом и покачал головой.

— Чего с ним делать-то будем, батя?

— У себя оставим, — решительно сказал харчевник. — Запах его я ещё с порога учуял. Правду Дина говорит — не бывало у нас ещё таких. Его кровь только по большим праздникам пить...

— Теперь бы не проболтаться никому, — ухмыльнулся Леван. — А то налетят всей стаей...

— Пусть только попробуют, — грозно проговорил местный авторитет. — Мы первые его нашли! Ты посиди с ним, — засуетился вдруг хозяин. — Пойду, позову вашу мать, пусть присмотрит за ним... после трапезы нашей Дины у бедолаги крови едва на жизнь осталось...

Харчевник покинул комнату, и Леван наконец принюхался. Кровь у этого, заезжего, и впрямь пахла восхитительно. Вампир присел на стул, вгляделся в одинокую красную струйку, стекавшую по шее мужчины. Протянул руку, пальцем вытирая кровь, слизнул...

И тотчас отскочил подальше от постели, пытаясь унять пробежавшую по телу дрожь. Желание наброситься и выпить всё, что осталось в теле ослабевшего незнакомца, едва удавалось сдерживать. Ух, прав отец! Ведь налетят всей стаей, как только узнают...

Леван тряхнул головой, диким усилием прогоняя острое, сродни экстазу, желание, и облокотился о дверь — подальше от дурманного запаха необычного посетителя Туманных Островов...

Глава 2. Дом, милый дом

— И больше братика не задирай! — строго приказал он, накладывая последнюю повязку.

Здоровенный оборотень потупился, поёрзал на лавке, бросая взгляд исподлобья на притихшего в углу "братика". Ростом последний был не очень высок, но метра два в нём, конечно же, было. Да и силёнок у младшенького оказалось чуток побольше, чем он ожидал, когда прошлой ночью пытался поделить с ним добычу. Результат, как говорит заезжий доктор, на лицо: растерзанное клыками плечо у него, и оторванное ухо у брата.

— Завтра покажетесь, — тем же непререкаемым тоном продолжил Януш, — посмотрю, как заживает. Только днём! — тут же поспешно добавил лекарь. — Знаю я вас...

Полыхнувшие голодным огнём глаза обоих тотчас потухли, и братья вновь виновато потупились.

— Вот, — невнятно прорычал старший, застенчиво протягивая лекарю бесформенный свёрток. — От нас. Спасибо...

— Что там? — не спешил принимать плату Януш. — Снова чьё-то мясо? Говорил же вам...

— Да не бойся, господин доктор! — ухмыльнулся младший оборотень, ненастойчиво, но с нажимом перекладывая свёрток из рук брата в руки лекаря. Кисти Януша тотчас отнялись от благодарного жеста, но дёргаться лекарь не стал: всё равно бесполезно. — Не мясо! В прошлый раз, когда Одноглазый в гавань заходил, мы с братьями полюбопытствовали, чего он там в трюмах прячет-то... — разговаривал "младший" гораздо лучше своего брата; сказывались замедленные процессы оборотничества в молодом организме. — Ну и ухватили, чего успели, пока нас стрелами не нафаршировали...

— Позор, — строго отчитал молодого оборотня Януш. Неодобрительный взгляд снизу вверх получался так себе, но лекарь не сдавался, даже когда хватка оборотня стала крепче. Небось, руки он ему не сломает — иначе потом свои же порвут за то, что лишил Острова единственного доктора. — Вы кто вообще: оборотни или жульё вороватое? В следующий раз Одноглазый за такое гостеприимство цены втридорога заломит, или вовсе приходить перестанет — как тогда жить будете?

— Ну... виноваты, — признал младший, отпуская руки лекаря вместе со свёртком. — Но ты уж не побрезгуй, господин доктор! Вино отличное! От чистого сердца ведь!..

Януш усмехнулся, провожая братьев взглядом. Когда-то их звали Николас и Андрэ, и они были охотниками на нечисть — где-то на материке, далеко отсюда. Истребляя оборотней, лешаков да вампиров, оба никак не думали, что очередная охота пойдёт не по плану. Звери едва не сожрали их живьём — но братьям удалось унести ноги. Правда, уже к новому полнолунию об этом пожалели оба...

Оставаться среди людей Николас и Андрэ посчитали опасным — навидались за время работы всякого. Оставалось два пути — наложить на себя руки или податься в изгнание.

Так на Островах появились оборотни Ник и Анд.

— Можно? — в дверь осторожно сунулась жуткая голова: огромные глаза, почти прозрачная кожа, крошечный рот, несмело кривящийся в улыбке.

— Заходи-заходи, — улыбнулся Януш, откладывая свёрток. — Как ты сегодня, Звёздочка?

Девочка проскользнула в комнату, тотчас застенчиво усаживаясь на лавку для посетителей. Протянула пахнущий рыбой мешочек.

— Вот, папка просил передать... благодарит за настойку, очень вы ему помогли...

— Я же говорил ему, не надо, — со вздохом принял очередное подношение лекарь. — Он со своими рыбаками мне куда большую услугу оказывает...

— Вы про свои переправы на Шот и Ир? — догадалась Звёздочка. — Так папка говорит, ради хорошего человека не жалко...

Януш покачал головой, отставил мешок в сторону, обхватил обеими ладонями бледное личико девчушки, вглядываясь в бесцветные глаза. Звёздочка подслеповато моргнула на висевший у потолка светильник, и лекарь едва подавил вздох: тёмное пятно на радужке никуда не делось, наплывая на зрачок и мешая бедняжке видеть. Время от времени глаз воспалялся, но красноту всегда удавалось снять. Увы, ничем больше помочь он не мог.

— Сейчас закапаем глазик твой, — ободряюще улыбнулся лекарь, отворачиваясь, чтобы отыскать нужную настойку. Мимоходом заметил, что заканчиваются и белый уголь, и сушёные травы, и экстракты для желудка. Животами тут маялись все, даже вампиры, которым время от времени перепадала дурная кровь, а уж про боли и спазмы и говорить не приходилось. — Посмотри на меня. Вот так... умница.

Звёздочка поморгала, посидела с закрытыми глазами. Януш в очередной раз пожалел, что ничем не может помочь таким, как она. Только временно облегчать их страдания...

...Раньше было иначе. Единый Бог отметил его Своим благословением ещё с младенчества, наделив особым даром — исцелять людей словом и молитвой. Он мог заживлять кровоточащие раны прикосновением, снимать жар, боль, облегчать предсмертные муки и болезненные страдания. И этого воистину благословенного дара он, Януш, в конце концов оказался недостоин.

Любовь всегда приходит неожиданно. И он, почти монах, не знавший за свои тридцать лет плотских наслаждений, оказался к ней не подготовлен более чем кто-либо. Марион предпочла ему Нестора — лучшего друга, который у него когда-либо был, и которому он отплатил за патронат и помощь далеко не так, как, по его мнению, Нестор того заслуживал. Жаль, что он понял это лишь теперь — и жаль, что он позволил отчаянию овладеть собой.

В тот вечер, когда Януш узнал про их свадьбу, он уехал прочь из Галагата, подальше от знакомых лиц тех, кто мог бы узнать знаменитого на всю Валлию доктора. Этот доктор нашёл своё утешение в придорожной харчевне, черпая горькую истину в вине — в первый и последний раз своей жизни — и это была та самая ночь, когда он повстречал Виверию.

— Кто ты? — спросил тогда опьяневший лекарь.

— Твоя судьба, суженый мой, — ответила ведьма, протягивая ему дымящийся кубок.

Он глотнул без раздумий — что угодно, лишь бы заглушить боль потери — и голову его точно прошили насквозь, вырывая из неё трепетные, дорогие образы, сокровенные мысли, скрытые чувства...

Виверия приняла облик Марион, увела прочь из харчевни, чтобы предаться любодеянию высоко в горах, на костях павших от её рук невинных людей.

— Твой сын, — говорила она голосом Марион, — обретёт могущество, равного которому нет и не будет в этом мире! В этот день полной луны... в тот день, когда сошедший на землю Единый разрушил царство тьмы... уничтожил в нём магию... развеял чёрные тени исчадий Клеветника... твой сын вернёт магию в мир! Да сбудется пророчество! От сильнейшего светлого родится сильнейший тёмный...

Жуткое колдовство ослабло с наступлением рассвета, дурман развеялся, ведьма вновь приняла свой облик, и Януш ужаснулся своему грехопадению.

— Мне так повезло, — сказала Виверия на прощание, — что в этот единственный миг своей слабости ты забыл о молитвах Единому! Такой огромный светлый дар... обернётся тёмным...

Это было последним, что он запомнил перед тем, как потерять сознание. И первым, что он решил, придя в себя, стала мысль о том, что он должен найти Виверию и своего сына. Про то, во что ведьма хотела превратить их ребёнка, и с какой целью носила его под сердцем, он старался не думать вовсе.

Его благословенный дар, дар исцеления, пропал после той ночи скверны и, отправляясь в поисках ведьмы на Туманные Острова, Януш терял также и своё высокое положение при галагатском дворе, и прежнюю жизнь, и всех своих друзей.

...С того дня, когда он впервые ступил на проклятую землю Стилоса, прошло уже полгода. В первый день вампиры едва дождались его пробуждения, чтобы засыпать вопросами, и он честно ответил на все. И про то, зачем приехал на Острова, и про Виверию, которая прячет их сына где-то под камнем смерти, и о том, что когда-то он был хорошим лекарем. К истории о сыне сочувствующе отнеслись только Дина с матерью, остальных куда больше заинтересовало лекарское призвание Януша. И хоть пытался он объяснить им, что потерял свой дар исцелять словом и молитвой, но мало кто слушал: слух быстро распространился среди народа.

Настоящих лекарей на Туманных Островах не было. Даже повитух и тех не оказалось — уж больно редко удавалось кому-то из аборигенок зачать да выносить ребёнка, ещё реже получалось родить и выжить после этого.

К Янушу зачастили.

Вначале аборигены со своими проблемами, затем и оборотни, а когда Януш поставил на ноги почти безнадёжного мародёра, которого порвало зверьё на западном побережье Стилоса, слава про его лекарский талант облетела даже карликов с Шота и Ира — обычно нелюдимых да к судьбе горожан Сакса безразличных. А заботливо собранную им кровь мародёра, которую тот терял в процессе перевязки, Януш отдал первому же встречному вампиру, предварительно упаковав её в бутылочку — и тем самым покорил сердца всей немногочисленной касты кровососов.

К себе Януш прикасаться запретил. Счастливица Дина, которой удалось напиться его крови вдоволь, ходила с гордо поднятой головой. Волосы её потемнели, кожа зарумянилась, глаза обрели живой блеск. Вампиры поглядывали на товарку с завистью, но лекаря не трогали: сказывался авторитет хозяина таверны, почтенного Мартина, и его сыновей, Левана и Люсьена, которые приняли на себя негласное обязательство охранять лекаря. Поначалу кровососы хотели прибрать ценного для Сакса человека к своим рукам, но Януш не позволил.

Правда, на компромисс всё же пошёл, выдавая раз в месяц своей крови — немного, но вампиры радовались свежатине, как подарку, и большего не требовали, опасаясь, что поставки волшебной крови прекратятся вовсе. Януш вполне мог и отказать особо настойчивым: авторитет единственного на Островах доктора возрос за короткое время весьма стремительно. Одно только слово недовольства с его стороны могло потянуть за собой самую настоящую междоусобную войну: оборотни готовы были стать за лекаря горой, и их было не в пример больше кровососов. Лекарь умело избегал крайностей, делая себе кровопускания, и постепенно приучивая вампиров пить необходимую им для жизни кровь из бутылок и колб, как лекарство. Были, конечно, и недовольные, из тех, кому непросто даются перемены. Люсьен тоже поначалу не желал церемониться с лекарем, всё порывался дорваться до его горла — но постепенно удовлетворился малым, лишь поглядывал на Януша время от времени остро и голодно.

Чем так приглянулась вампирам его кровь, Януш не знал. Но, видимо, что-то в ней всё же было — кровососам легчало, они становились здоровее на вид, почти не отличаясь от обыкновенных людей.

Янушу было их жаль. Пожалуй, именно сострадание не позволило ему закрыть глаза на то, что он видел. И в отличие от большинства тех, кому довелось побывать на Островах, он видел не монстров и не страшных чудищ, а больных и бесконечно несчастных людей, которые страстно желали, но не могли исцелиться. Начиная от коренных островитян, которых изуродовала невидимая смерть, излучаемая камнем на далёком Парадисе; карликов, которые оказались переселенцами с соседних архипелагов; и заканчивая теми же вампирами, не переносившими солнечного света — благо, солнце на Стилосе почти не показывалось из-за низких облаков — и остро, жизненно нуждавшихся в постоянном потреблении крови. Януш рассматривал все эти состояния местного населения лишь как болезни — физические слабости, усиливаемые духовной опустошённостью бедных людей. Они ни на что не надеялись, ничего не ждали, и ни во что не верили. Дети островитян даже не слышали о Едином...

Хуже всего приходилось оборотням. По словам Левана, те и шагу не ступали за пределы Стилоса — даже на островах-близнецах Шоте и Ире излучаемая камнем смерть оказывалась достаточной для организмов зверолюдей. Оборотни стремительно теряли человеческую сущность, необратимо превращаясь в зверей, и оставались бродить по диким островам, навсегда потерянные для мира людей. Николасу единственному удалось вернуться с Шота, но с тех пор рассудок оборотня всё же повредился: Ник начинал порой думать, как зверь, и прилагал воистину дикие усилия, чтобы каждый раз возвращать себя к миру людей. Лишь благодаря обществу младшего брата Ник не позволял жутким изменениям брать верх.

— Януш? — дверь вновь приоткрылась, и Леван застыл на пороге, разглядывая маленькую посетительницу. — Ты долго ещё?

— Нет, заходи, — кивнул ему лекарь. — Открой глаза, Звёздочка.

Девчушка послушно распахнула огромные глаза, доверчиво глядя на него, и лекарь в который раз проклял собственную беспомощность. Теперь, без своего дара — кто он? Чем может помочь таким, как она?

— Всё хорошо, — удовлетворённо кивнул Януш: краснота воспалённого глаза постепенно сходила на нет. — Можешь идти, красавица.

— Завтра приходить? — несмело пискнула девочка, сползая с лавки.

— Нет, — вздохнул лекарь. — Меня не будет в городе. Давай так: если не вернусь через неделю, попроси отца, пусть зайдёт к Мартину, я оставлю ему ключи от дома. Твои капли я положу на столе.

— Если не вернётесь... — эхом откликнулась Звёздочка, вскинула тонкую, почти прозрачную ручонку к перекошенному рту. — Господин Януш!..

— Ну, ступай, — поторопил её лекарь, не желая объясняться: умоляющие взгляды нуждавшихся в его услугах жителей Сакса уже не раз останавливали его от очередной попытки добраться до Нектариса.

Звёздочка, не глядя на напрягшегося вампира, проскользнула в приоткрытую дверь, и Леван скинул наконец глухой капюшон, который носил днём. Обычно кровососы отсыпались при свете солнца, как, например, негласный правитель города Мартин, но были и такие, как Леван и Люсьен, которые, казалось, не спали вовсе.

— Снова собираешься на свидание? — поинтересовался вампир, присаживаясь на лавку для посетителей. — Не надоело ещё?

— С чем пришёл? — не поддался на провокацию Януш, поворачиваясь к нему спиной и принимаясь наводить порядок на рабочем столе.

Каменный дом, который ему столь щедро пожертвовал Мартин, находился прямо за таверной, на другой стороне улицы, и раньше принадлежал семье, которую сожрала за одну ночь стая оборотней: хозяева неплотно заперли двери. Януш такой оплошности не допускал, несмотря на близость защищавших его вампиров: болезненные муки и жажда плоти и крови ломала даже самых стойких из местного зверья. Лекарь уже изучил местные нравы: ничего особенного, если ночной визитёр вдруг заявится к тебе днём и примется извиняться за ночные неприятности. Даже если в ходе этих неприятностей пострадал ты сам или твоя семья. Без обид.

— Да вот отговаривать тебя и пришёл, — усмехнулся за его спиной вампир. — Больно уж колдуны обнаглели в последнее время. Обычно-то они в контакт не вступают, разве что только по делу, а надумаешь чего спросить у них — бьют своими молниями без разбору. А тут по городу шастают, как у себя дома, довольные, аж лучатся! Неспроста это, господин доктор...

— Думаешь, уже ждут? — отрывисто спросил Януш, перебирая сложенные на столе толстые дневники. Он старался описывать каждый случай болезни, разделив посетителей на пять категорий: вампиры, оборотни, аборигены, карлики, прочие. Лекарь надеялся, что детальное изучение их болезней позволит ему хоть на шаг приблизиться к поиску лекарства... или хотя бы причине их недугов.

— А то, — откликнулся Леван. — Уже прикидывают, как тебя встречать: молниями пощекотать или огнём согреть...

Януш шумно выдохнул, прикрывая глаза и тяжело опираясь о стол. Первую попытку добраться до Парадиса он предпринял сразу же, как только смог ходить после памятной трапезы Дины. Ему повезло — как везёт всем новичкам — и его не сожрало ни дикое зверьё Шота, ни леденящие кровь призраки Ира. Карликов он в первый раз и вовсе не повстречал, просто обошёл остров по кругу, стараясь избегать всех неприятностей, и бросился в залив, отделявший Ир от Парадиса. Те самые рыбки, о которых упоминала Дина, успели оттяпать по куску от его лодыжек, но лекарь сумел выбраться на каменистый, выжженный берег острова живым. И сразу же ощутил то самое "дыхание смерти"...

Ослабевший, едва державшийся на ногах, покрывшийся липким, неприятным загаром, он дошёл до развалин Нектариса, но не сумел даже ступить на чёрный пепел его улиц. Возникшие точно из-под земли фигуры в тёмных плащах вскинули руки, и с неба посыпались молнии. Одна из них попала в цель, и парализованный, еле живой, он мог только наблюдать, как тёмные фигуры окружают его, и голос, вроде человеческого, велит ему держаться от острова подальше...

А затем колдуны вновь вскинули руки, творя у него над головой замысловатые знаки, и очередная яркая вспышка ослепила его. В следующий миг Януш лежал на уже знакомом берегу Стилоса, израненный и обожжённый, едва справлявшийся с собственным рваным дыханием. Тогда как раз вечерело, и если бы не помощь оказавшегося поблизости Левана, лекаря бы растерзали ночные жители Сакса.

С тех пор Януш предпринял ещё две попытки добраться до Парадиса, но обе оказались неудачными: в первый раз его поцапало зверьё с Шота, и пришлось возвращаться назад, во второй раз не пропустили карлики Ира, погнав его всем племенем до восточного берега.

В этот раз он подготовился основательно.

— Я всё равно пойду, Леван, — негромко проронил лекарь. — Я должен.

Вампир вздохнул.

— Жаль, — искренне сказал он. — Жаль будет, если тебя убьют.

— Тебе-то чего жалеть? — заставил себя усмехнуться Януш, разворачиваясь к вампиру. — Ты ведь в моих услугах не нуждаешься. За полгода ни разу не обратился...

— А я не о себе пекусь, — ухмыльнулся клыкастой пастью кровосос. — Хотя такой кровушки, как у тебя, господин доктор...

Глаза вампира полыхнули мёртвым огнём, и Януш невольно напрягся. Дверь скрипнула, впуская в комнату черноволосого мужчину, смерившего обоих хмурым взглядом.

— Люсьен, — даже обрадовался лекарь: в присутствии друг друга вампиры покушаться на его шею не станут. — Тебе что-то...

— Когда ты уходишь в своё паломничество, доктор? — перебил его вампир.

— На рассвете, — слегка удивился Януш.

Вампир сумрачно кивнул.

— Я тебе тут компанию привёл... ты человек бывалый, уж три раза как по диким островам прогуливался... вот и проведёшь желторотика к руинам славного города Нектариса...

— Какую ещё компанию? — не понял лекарь.

Люсьен приоткрыл дверь пошире, и в комнату с любопытством сунулся увешанный оружием человек. Бегло осмотрел приёмную местного доктора, полки с лекарствами, настойками, травами и порошками — и откровенно ухмыльнулся при виде возмущённого хозяина всего этого добра.

— Люсьен, ты в своём уме? — поразился Януш. — Я — проводник?! О чём ты вообще думал? Да если я и взялся бы вести кого-то в самое сердце преисподней, то точно не ради того, чтобы этот кто-то взял оттуда на память пропитанный смертью сувенир!

— Эй, не кипятись, — примирительно поднял руки мародёр. — Я за себя постоять сумею. Да и тебя, господин доктор, в обиду не дам. Ты только путь покажешь...

— Сам найдёшь, — отрезал Януш, решительно выталкивая всех троих наружу. — Как до тебя нашли остальные, у кого с головой не всё в порядке...

— Януш, — выходивший последним Люсьен вставил ногу между створкой и дверью, выразительно заглянул лекарю в глаза. — Он хорошо платит. Новенький в Саксе. Не дури, доктор, его золото ещё пригодится — чтобы с Одноглазым рассчитаться...

Януш скрипнул зубами и захлопнул дверь.

Глава 3. Дыхание смерти

На рассвете мародёр уже ждал его, сидя на ступеньках у входа.

— Я Бекс, — поприветствовал лекаря мужчина, поднимаясь на ноги.

— Мне всё равно, — отрезал Януш, захлопывая за собой дверь и защёлкивая огромный замок на засове. С навязанной ему компанией лекарь уже смирился: Люсьен не принимал отказов, а обострять отношения с вампирами Януш не хотел. Должно быть, сказывалось пребывание на Островах: мародёр вызывал в нём глухое раздражение, и Януш никак не мог его в себе подавить. — Просто следуй за мной, ладно? Молча, — уточнил напоследок лекарь, накидывая на голову капюшон.

Одежду он выменял у Левана — штаны, рубашку и необычный плащ, который здесь носило всё мужское население: кожаный, плотно облегающий, не стесняющий движений, скрывающий почти всё тело, от шеи до лодыжек, с плотным, низким капюшоном, спасающим вампиров от солнца, а аборигенов и оборотней — от болезненного бронзового загара, которым покрывался каждый, кто слишком долго находился на северо-западном побережье Стилоса. В переброшенной через плечо сумке Януш припрятал несколько шарфов, которыми планировал обмотаться уже на Ире.

— Эй, мессир Януш, — позвал мародёр, устремляясь за лекарем. — Неужели не признал? Ну, я так и скумекал, что ты меня не разглядел с первого разу...

Януш резко развернулся, пытливо вглядываясь в лицо ухмылявшегося мародёра. Мужчина казался ему незнакомым, и лекарь нахмурился.

— Бекс, — повторил тот, улыбаясь щербатым ртом. — Младший кучер графа Устина Максимилиана! Вот уж кого не чаял встретить на Островах! Ну, оно и понятно, што ты меня не признаёшь... Ты шишка важная, на самого герцога вкалывал! На таких, как я, и не глядел совсем... А теперь вот приходится, а? — бывший кучер подмигнул лекарю, коротко хохотнул. — Что, не чаял земляка-то встретить? Да вижу я, вижу твои глаза бесстыжие! Смотришь брезгливо, как на дерьмо... Да ты сам-то, мессир Януш, чем теперь лучше меня? В одной шкуре небось оказались! А, каково?! Ну да не расстраивайся, — мародёр фамильярно потрепал лекаря по плечу. — Жизнь — што сука похотливая! Никогда не знаешь, где на тебя вскочит...

Януш резко скинул со своего плеча чужую руку, развернулся, быстрым, злым шагом устремляясь прочь. За спиной слышался топот и грубые шутки новоявленного мародёра. Лекарь прошёл безлюдными улочками к гавани, вышел на главную дорогу, устремляясь в обход города: чем дальше от опасных тупичков и переулков, тем лучше. Быстро идти не получалось: две сумки, перекинутые крест-накрест через плечи, широкий палаш, купленный у местного кузнеца-оборотня, да тяжёлый серебряный наруч, обхватывавший всю левую руку, стесняли движения, не позволяли вырваться вперёд. Бекс, хотя и увешанный оружием, как ходячая кузня, поспевал за ним без особых усилий.

— Да ты рожу-то не вороти, мессир лекарь! — глумливо приговаривал он, пытаясь ухватить Януша за локоть. — Ты лучше расскажи, каким ветром тебя сюда занесло! Всё не так скучно в дороге будет...

Януш не понимал, что с ним происходит. Раздражение стремительно перерастало в отчаяние и стыд, вместе со жгучим желанием придушить спутника. Валлиец Бекс, как далёкое, отстранённое напоминание о прежней и такой чужой теперь жизни, вновь вытащил из омута памяти ту ночь, которая изменила его судьбу навсегда. Янушу удалось забыть о том, что он оставил позади, забыть ради того, что он собирался сделать, стереть из памяти лица друзей, черты любимой женщины, оставшейся, как он надеялся, в безопасности и весьма надёжных руках...

— Ну, в ту сказку про твоего сынка, што местные языки докладывают, я не верю, — донёсся до него голос Бекса. — Уж от меня-то ты свою хворь не скроешь, мессир Януш! Слухи среди черни ишшо в Галагате ходили — мол, силы в тебе мужской нету... Уж как тебя обхаживали местные дамы... и господа тоже! — хохотнул бывший кучер, вспоминая кухонные сплетни. — А ты от всех нос воротил... не верю я в твою благодетель! Ведь не монах же ты? Тогда в чём дело? А-а? Ха-ха, да не жмись, как девица, тут все свои! Чай, на Островах энта проблема у всех мужиков имеется...

Януш не выдержал, развернулся, схватив мародёра за ворот куртки. Мерзавец ухмылялся ему в лицо, ожидая логической развязки, и лекарь с большим трудом разжал пальцы.

— Пасть захлопни, — прерывисто проговорил он, пытаясь унять бушевавшую в груди бурю. — Или вплавь до Шота добираться будешь.

Мародёр хмыкнул и устремился за лекарем уже молча. Януш с отчаянием прислушивался к себе и понимал: Единый был бесконечно прав, отбирая у него благословенный дар. Такого дара достоин лишь абсолютно чистый, свободный от своих страстей человек... а он что же? Готов убить спутника из-за задетой гордости...

Путь в обход города был хорош одним — малым количеством нежелательных встреч. Когда Сакс остался далеко позади, и каменная дорога кончилась, переходя в утоптанную лесную тропинку, Януш вздохнул спокойнее. До самого западного причала, где вдоль берега выстроилось несколько каменных домиков, они дошли без приключений, и никто из местного зверья не бросился на них из лесных зарослей, так что настроение у лекаря слегка улучшилось.

— Утро доброе, господин доктор! А погодка-то как на заказ! Спасибо за настоечку, господин Януш, враз помогла! — вразнобой поприветствовали Януша рыбаки, уже собравшиеся у своих лодок.

— Доброе, — заставил себя улыбнуться лекарь: Бекс хотя и молчал, но его ухмылки Януш спиной чувствовал, и желание утопить спутника по пути на Шот только усиливалось. — К отправлению кто-то готов?

— Я вас повезу, господин Януш, — откликнулся сгорбленный мужчина в широкополой шляпе и длинной холщовой рубахе. — Жена передаёт вам своё почтение. Говорит, полегчало ей от мази той...

— Хорошо, — уже искренне улыбнулся Януш.

Они с Бексом столкнули широкую лодку в воду, и рыбак с сыном, занявшие свои места на вёслах, принялись за греблю. Обычно Януш с удовольствием вступал в разговор с Тоолком: старый рыболов удивительным образом знал все последние слухи, и общение с ним приносило, помимо удовольствия, немало пользы. Но сидя плечом к плечу с Бексом, лекарь думал только об одном: побыстрее добраться до Шота и потерять новоявленного мародёра где-нибудь в тамошних лесах.

Мудрый Тоолк его настроение, видимо, почувствовал, и не раскрывал рта до самого острова, несмотря на полный штиль и прекрасную погоду. Его сын, такой же горбатый, как и отец, переводил взгляд с одного пассажира на другого, но тоже не нарушал тишины: сказывались годы рыбачества.

— Удачи вам, господин Януш, — пожелал на прощание Тоолк. — Возвращайтесь живым.

— Постараюсь, — улыбнулся лекарь.

Они с Бексом выпрыгнули из лодки и направились к берегу. Януш не оборачивался: общество мародёра по-прежнему тяготило. Хорошо хоть, тот молчал ещё...

— А ты, я смотрю, обустроился на новом-то месте, мессир Януш, — не позволил сбыться его надеждам бывший кучер. — Вона как эти уродцы лебезят перед тобой! И всё-таки... шо ж те на месте-то не сиделось? Чай, под боком у славного герцога Ликонта потеплее было, чем на Островах! Погоди... а ведь ты ж королевским лекарем был! Недолго, но был ведь? Ох и тёмный ты омут, мессир лекарь...

— Как лес начнётся, по сторонам смотри, — отрывисто произнёс Януш. — Местное зверьё не спит ни днём, ни ночью. В схватку не вступай, время потеряем. Только если выхода не будет...

Мародёр хмыкнул, снимая с плеча арбалет, завёл пружину. Лес начался, как только они отдалились от побережья. Вначале редкий, затем всё гуще, оживая с каждым шагом, с каждым новым пугающим звуком. Бекс резко оборачивался, налево, направо, пытаясь определить источник рёва или рычания, но от лекаря не отставал. Тропинка, по которой повёл его Януш, оказалась едва различимой, поросшей мхом и травой, переплетённая корнями деревьев и толстыми лианами. Лекарь спешил так, будто за ними уже гналась стая волков, и Бекс отложил расспросы, невольно поддавшись мрачному настроению земляка.

К полудню они вышли к заброшенной деревне — поросшие растительностью, почти неузнаваемые домики с зияющими чёрными проёмами окон и дверей, обрушенный частокол, провалившиеся крыши. Деревня была небольшой, казалась почти нетронутой, и Бекс присвистнул, жадным взглядом отыскивая что-то, чем можно было бы поживиться.

— Бекс, — позвал Януш, когда мародёр заинтересованно шагнул ближе к покосившемуся частоколу. — Там ничего нет. До тебя постарались. Времени мало, нужно выбраться из леса до наступления сумерек.

— Да уж, — разочарованно вздохнул валлиец, заглядывая в первый домик. — Ну, в Нектарисе, говаривают, можно погулять! Город мёртвый, а в развалинах все ценности как есть нетронутые стоят! Тока б на колдунов этих не нарваться...

— Бекс! — повысил голос Януш. — Ты или идёшь, или остаёшься здесь. Я спешу!

— Ну да, как же, — ухмыльнулся мародёр, возвращаясь на тропу. — Первым добраться до сокровищ, мессир лекарь? Слыхал, в Нектарисе богатств несметно... а ещё — будто шахты там были, и ценной руды там целые россыпи...

Дальше шли молча: темп, который задал Януш, не давал Бексу наговориться всласть. Несколько раз на тропу выскакивало зверьё — жуткие кабаны с раздвоенными рылами, медведи с линялой шерстью, на оскаленных мордах которых бугрились фурункулы и язвы, один раз наткнулись на волка — Бекс подстрелил его из арбалета. В остальных случаях бросались прочь, не вступая в схватку — время было дорого. К сумеркам им удалось выбраться из джунглей Шота, и Януш скомандовал привал у небольшого озера. Они находились уже недалеко от бухты, им следовало лишь пройти вдоль берега до самой короткой переправы на Ир, и требовалось набраться сил.

— Ночевать будем на берегу, — негромко сказал Януш, сбрасывая с себя сумки и умащиваясь у мокрого камня. — Подальше от леса.

— Чо, зверьё ночью особо лютует?

— Главное — не наткнуться на оборотня, — больше для себя, чем для спутника проронил лекарь, прикрывая глаза и откидываясь на камень.

— А, где наша не пропадала! — отмахнулся Бекс. — От медведя убёгли, от волка отстрелялись, чем нас оборотень напугает?

— От оборотня не убежишь, — вздохнул лекарь, припоминая свою последнюю встречу с местными жителями. — И не отстреляешься... они как наши волкодлаки, только посильнее...

— Слышь, мессир Януш, — внезапно заинтересовался Бекс, — а ведь ты уже встречался со зверюгами этими! И вампирка тебя покусала... я же всё выведал про тебя, што смог! И как же ты ни в оборотня, ни в вампира... м-м? Нешто не подцепил заразу?

— Я раны обработал, — полусонно ответил Януш. Усталость брала своё, даже болтливый спутник не раздражал, как прежде: дорога сближает даже самых непохожих людей. — Спиртом. Кровь пустил. Прижёг. Мне повезло, Бекс. Некоторым это не помогает...

— Нет, ну какого всё-таки рожна ты на Острова попёрся? — снова завёл привычную песню Бекс. — Неохоч ты до сокровищ, по роже вижу... тёплое местечко у королевского тела да герцогский патронаж променять на вот это... не верю! Нешто впрямь из-за сына?..

— Всё, идём, — сон как рукой сняло: упоминание о цели подстегнуло, придало сил. — К переправе ещё дойти надо...

К тому времени, как они окончательно вышли из зарослей и пошли вдоль побережья, на Шот упала ночь, и в темноте стали заметнее далёкие блуждающие огни над горизонтом.

— Это чё там? — следуя за лекарем, уточнил Бекс.

— Колдуны веселятся, — ответил Януш, бросив беглый взгляд в ту сторону. — Там Парадис...

— Вправду? Так близко? — заинтересовался валлиец. — Шо ж мы тогда на Ир прёмся?

— Оттуда переправа легче, — пояснил Януш. — Чтобы от Шота сразу на Парадис, лодка нужна. Конечно, она бы и на Ире не помешала, но... можно успеть и вплавь...

— Успеть?..

— Рыбки, — просто сказал лекарь. — Кусаются.

Больше вопросов Бекс не задавал до самого привала. Костёр развели прямо на берегу — отпугивать зверьё — и мародёр вызвался дежурить первым. Януш не возражал; провалился в сон, как только жар костра окончательно сморил его. На рассвете они переправятся на Ир, главное — чтобы карлики не взбунтовались... и призраки не тронули... зверьё там поспокойнее, вот только растительность не такая дружелюбная, как на Шоте, но им в джунгли углубляться и незачем... а там и Парадис... ближе к вечеру хищные рыбы как раз должны угомониться...

...Сон оказался пугающе отчётливым. Что-то чёрное, страшное приближалось к нему, и Януш вскинулся, тотчас встретившись взглядом с той, кого искал.

— Ну, здравствуй, любовь моя, — пропела Виверия, присаживаясь рядом с ним. Протянула руку, провела по коротко стриженым светлым волосам. — Пришёл-таки...

— Где наш сын? — одними губами спросил Януш. Он не видел ничего, кроме её лица, вокруг царила непроглядная тьма — а тело отказывалось повиноваться, одеревенело, ослабло...

Виверия покачала головой, опрокинула его на спину, оседлала бёдра.

— Мой сын, — поправила его она, — родился в ту ночь, когда на небе вспыхнуло алое марево... Ты прекрасно помнишь эту ночь, я знаю... ты ведь по дням считал, всё вычислял, всё ждал... мой глупый красивый мальчик...

Ведьма провела руками по лицу, очертила пальцами дорожку от подбородка к губам, обхватила ладонями скулы... резко наклонилась, впиваясь в губы поцелуем. Януш почувствовал, как задыхается, теряет силы — с каждым жадным, требовательным глотком ведьмы, с каждым её движением...

— Глупый мой, глупый, — выговорила наконец она, когда лекарь начал задыхаться — он не мог вдохнуть, не мог вырваться, и совсем не владел своим телом. — Загубишь себя! Любовь моя, здесь не место таким, как ты... Умрёшь... умрёшь, и очень скоро! Наглотаешься невидимой смерти, загубишь свою красоту, сломаешься, истлеешь...

— Я не... не позволю тебе... сделать это с нашим сыном...

— Что? То, что предначертано ему судьбой? О-о, любовь моя, не беспокойся! Он уже стал тем, кем должен был. Когда он выйдет из возраста младенчества, то впитает всю силу небесного камня... так, как по капле цедим её мы... и тогда его ничто не остановит! Да сбудется пророчество! Распахнутся врата преисподней, и бездна поглотит твердь! Беги отсюда, любовь моя! Ты бессилен...

Виверия склонилась ниже, накрыла жарким ртом его губы...

...Януш проснулся с криком. Подскочил на ноги, смахивая выступивший на лбу пот, дикими глазами глянул вокруг себя. Задремавший было Бекс вздрогнул, вскидывая арбалет.

— Ты чо орёшь?! — напрягся мародёр. — Чуть не усрался со страху... ну, чего ты?

Лекарь с силой прижал дрожащие ладони к лицу, судорожно переводя рваное дыхание. Сон казался таким настоящим... даже Виверия! Её губы, её тело... неожиданно тяжёлое, и такое горячее... совсем как тогда, на горной вершине...

Ведьма ждала его! Знала, что он на Островах! Иначе как объяснить этот колдовской сон, этот кошмар? Прямо сейчас она взращивает его сына где-то в сердце Нектариса, питает его скверной камня смерти... Младенца! Беспомощного, доверчивого! Да из любого ребёнка можно вырастить зверя в таких условиях! А в колдовском кругу... Виверия ждёт, что он отступится — но будь он проклят, если уступит ей!

— Куды? — всполошился Бекс, когда Януш принялся с горячечной поспешностью собирать вещи. — Моя очередь дрыхнуть-то! До рассвета часа три осталось, я как раз успею...

— Костёр поярче разведи, перед рассветом зверьё потише, — ответил лекарь дрожащим голосом, накидывая на плечи сумки. — Часа два спокойно поспишь, потом солнце разбудит. Иди по побережью на запад, там будет пролив...

— А, чтоб тебя! — махнул рукой раздражённый мародёр, быстро сворачивая свои вещи. — Стой, дохтор! С тобой пойду!

Януш запахнул плащ поплотнее, обвязывая лицо и голову шарфами — только глаза оставил. Бекс смотрел на его приготовления с ухмылкой, качая головой.

— И что же, так и пойдёшь, как мумия королевская? Ну, воля твоя...

— Тебе бы тоже лицо спрятать. Ожоги могут остаться.

— Ночью-то? — недоверчиво переспросил мародёр.

Хриплое дыхание за их спинами заставило подпрыгнуть обоих. Огромная чёрная тень гигантскими прыжками неслась к ним из зарослей оставшихся позади джунглей, и они тотчас, не сговариваясь, сорвались с места, побежали вдоль берега, со всех ног пытаясь успеть к переправе.

— В... воду?! — задыхаясь, крикнул Бекс.

— Нет! — не оборачиваясь, на ходу прокричал Януш.

Не было времени объяснять мародёру, что оборотень легко нагонит их и в воде — плавал зверь наверняка лучше них, увешанных оружием и тяжёлыми сумками. Бекс вопросов больше не задавал, рванул со всех ног, обгоняя лекаря, и даже первым увидел переправу — тонкий перешеек между островами. Лекарь мельком оглянулся, и это спасло ему жизнь — рука с серебряным наручем сама собой вскинулась, защищая горло, и прыгнувший на него зверь вонзил клыки в толстый металл, повалив его на спину. Януш вскрикнул, пытаясь удержать взвывшего от боли оборотня на вытянутых руках, подальше от себя, но зверь, хоть и ослабевший после встречи с серебром, но по-прежнему злой, лишь пасть пошире распахнул, обнажая весь ряд огромных жёлтых клыков.

Свистнула стрела, вонзаясь в открывшуюся грудь оборотня. Зверь дёрнулся, и Януш вздрогнул вместе с ним, пытаясь выбраться из-под тяжёлой туши. Гулко завыл ветер от пущенного чьей-то рукой кинжала — оборотень взвыл, тонко, с поскуливанием, рухнул на бок, вскочил, вновь завалился, подпрыгнул и упал, пытаясь отбежать обратно в лес.

— Паршиво бегаешь, мессир Януш, — запыхавшись, выдохнул подбежавший к нему Бекс. Арбалет он заводил на ходу: оружие хоть и било наверняка, но требовало времени для перезарядки. — Не боись: говорил же, што в обиду не дам...

Януш подскочил на ноги, глядя, как бывший кучер спускает ещё одну стрелу, добивая убегавшего оборотня. Стрела вонзилась зверю в спину, и тот рухнул, зарывшись мордой в песок.

— Если бы... не... серебро... — хрипло выговорил лекарь.

— Да-да, — отмахнулся мародёр, закидывая арбалет на плечо. — Ежели б не серебро, мессир дохтор, он бы тебя живьём сожрал. А я бы в это время убежал подальше, пользуясь этой трапезой. Не дай он слабину, я бы на риск не пошёл. Уж не обессудь...

Януш оглянулся на неподвижную тушу, тёмную на белом песке, и, мельком глянув на абсолютно спокойного Бекса, пошёл к переправе. Следовало бы поблагодарить мародёра, но у них ещё будет на это время — если они выживут. Определённо, у его судьбы было чувство юмора — стать должником человека, который его так раздражал поначалу...

На Ир переправились без особых проблем: пролив перешли вброд. Это место Януш приметил ещё с прошлого раза, и теперь пользовался им с удовольствием первопроходца, даже снискал похвалу от Бекса, который обмолвился, что недаром отвалил монет Люсьену за такого проводника...

Трудности начались уже в лесу, когда Бекс, утомившись, решил напиться воды из местного родника. Януш едва успел остановить его: вода на Ире была отравленной. Даже один глоток оказался бы смертелен...

Бекс, обидевшись, обогнал его на лесной тропе — и тотчас угодил в хитро расставленную ловушку. Огромная сеть вздёрнула мародёра вверх, и валлийцу оставалось лишь грязно ругаться с высоты — тугие верёвки не давали ему выхватить саблю, впивались в тело, не позволяя высвободиться.

Выскочившие на тропу низкорослые охотники с копьями и топорами окружили оставшегося на тропе Януша, злобно перерыкиваясь между собой. Вперёд выступил карлик с лохматой бородой, ткнул копьём в его сторону, и лекарь медленно поднял руки.

— Кто? — прорычал карлик, с трудом выговаривая человеческие слова. — Такой?

— Лекарь, — ответил Януш, стягивая с лица шарф. — Из Сакса.

Карлики неуверенно переглянулись, и старший опустил копьё.

— Не узнал, — рыкнул он. — Но морда... знакомая. Точно. Лекарь. Йан.

— Януш.

— Йан-усч, — кивнул карлик. — Лечил. Моего друга. И других. Руки. Хорошие руки. Лекарь. Йан. Твой? — старший кивнул наверх, где по-прежнему ругался в сети Бекс.

— Мой.

Карлик махнул рукой, и два охотника подбежали к дереву, дёрнули верёвки, позволяя Бексу плюхнуться на землю. Мародёр выругался: карлики не стали с ним церемониться, позволив рухнуть с такой высоты, и оставалось лишь удивляться, как он себе ничего не сломал.

— Йан-усч, иди, — позвал старший. — За мной. Проведу. Опасно. Лекарь. Хороший лекарь. Хорошие руки. Проведу.

Януш помог Бексу выбраться из сети, и они устремились вслед за низкорослым хозяином местных лесов. За их спинами охотники вновь налаживали ловушку, занимая насиженные места.

— Нам бы на северное побережье, — осторожно обратился к карлику Януш, когда тот повёл их по тропе, ведущей в дебри леса. — К переправе на Парадис.

— Рыбы. Злые. Кусают, — пояснил карлик, не сворачивая с выбранного курса. — Есть другое. Хорошее место. Рыб нет.

Дальше шли молча, остановившись лишь однажды — за частоколом очередной заброшенной деревни.

— Тут. Кладбище. Недалеко, — шёпотом просветил людей карлик. — Плохое, плохое место. Колдуны. Призраки. Мертвецы.

— Колдуны ходят на кладбище? — удивился Януш тоже шёпотом, присаживаясь по знаку карлика за мшистым валуном. Бекс пристроился рядом, недовольно сопя над ухом. — Зачем? Разве это не опасно?

— Не для них. Это они. Вызывают. Призраков. И мертвецов. Колдуют. Жутко. Плохо. Но не опасно. Не для них. Они там. Живут. В шахте.

— Тут живут? — поразился Януш. — Тут, на Ире? Не на Парадисе?

— На Парадисе. Нельзя. Жить, — отрезал карлик.

Больше низкорослый охотник ничего не добавил. Прислушался к чему-то, втянул огромным носом воздух, и вскочил на ноги, делая знак своим спутникам. Януш с Бексом припустили вслед за ним: карлик неожиданно сорвался с места, и им пришлось поспевать за мельтешащим в зарослях охотником.

К побережью вышли, когда ночь окончательно упала на Ир. Лес закончился несколько часов назад, и дальше карлик не пошёл, будто лишь среди деревьев чувствовал себя в безопасности.

— Там, — кивнул карлик на серую, каменистую землю выжженной пустыни — точно пожар прошёлся по побережью. — Туда. Переправа. Нектарис левее. Поймёте. Смерть. Хороший лекарь. Хорошие руки. Жалко. Прощай, Йан-усч.

Януш даже поблагодарить не успел: карлик точно растворился среди обожжённых стволов прибрежной лесополосы.

— Убрался наконец, — хмуро сказал Бекс. — Ну, мессир дохтор, чего встал? Идти будем или как?

— Будем, — кивнул Януш. — Здесь нельзя задерживаться. На Ире опасно долго находиться, а уж на побережье, поблизости от Парадиса...

— Хорош ты загадками говорить, — хмуро ответил Бекс. — Тошнит уже от рожи твоей, сил нет! Ох... вправду тошнит...

Мародёр внезапно отвернулся, припал на колени, да вырвал — всё, что со вчерашней трапезы осталось. Перевёл дыхание, с трудом удерживаясь на коленях.

— У... уморил ты меня, — хрипло сказал Бекс. — Прям ослаб от гонки за тобой да этим клопом бешеным...

— Бекс, — позвал Януш, трогая мародёра за локоть. — Вставай. Нельзя отдыхать, Бекс. Если ты хочешь что-то взять в Нектарисе, мы должны идти сейчас. Если останемся, к утру не будет сил ни у тебя, ни у меня. Невидимая смерть... она существует. И чем дольше мы тут остаёмся, тем меньше шансов у нас обоих.

Бывший кучер постоял на коленях ещё какое-то время, вырвал пошедший горлом желудочный сок, вытерся рукавом и наконец поднялся.

— Ну, пойдём, — махнул рукой мародёр. — Полюбуемся на этот легендарный городишко. Стоило ли ради него в такую даль переть... обещали горы руды драгоценной да сокровища несметные...

Пролив пришлось переплыть вплавь, но хищные рыбы, с которыми повстречался Януш в прошлый раз, не тронули в этот: карлик не соврал, переправа была безопасной. Януш первым выбрался на берег, отряхнулся — вода казалась липкой, неприятной — и подал руку выбиравшемуся вслед за ним из воды Бексу.

— Быстрей, — поторопил земляка Януш. — У нас правда мало времени...

Почва под ногами оказалась выжженной, каменистой, и сапоги обоих стучали по ней, как по мощеным улицам далёкого Галагата. Януш не считал нужным скрываться: колдуны, если и были в Нектарисе, учуют их за версту, даже если оба будут красться на цыпочках.

На дорогу они всё-таки выбрели. Она оказалась широкой, некогда устланной ровным, как зеркало, камнем; и она же вывела их к окраинам бывшей столицы Туманных Островов.

Каждый шаг давался труднее предыдущего. Слабость, подкосившая их ещё на берегу Ира, лишь усилилась жаром; кожа покрылась липким, неприятным загаром, ощутимым даже прохладной ночью; рвотные позывы донимали уже не только Бекса, но и Януша. Раскалывалась голова — лекарь, обмотавший лицо шарфом, время от времени постанывал, с силой прижимая кулаки к вискам, Бекс поругивался сквозь зубы, когда спазмы пронзали голову, бил себя кулаком в лоб — но продолжал идти.

Город действительно оказался почти стёртым в пыль — кое-где уцелели стены, остовы гигантских зданий, широкие мостовые и улицы, металлические столбы, остатки переброшенных через рвы мостов — и всюду лежала густая, липкая, как сажа, мёртвая пыль.

— Ох... Клеветник меня раздери... — Бекс, кривясь, прижимая одну руку к голове, вторую к животу, огляделся. — Где тут... дворец князька местного? Мне туда... надо бы... туда никто не заходил, а ведь там сокровищ немеряно...

— Вон... на севере, — слабо кивнул Януш, и едва не повалился с ног от простого движения. — Тебе туда...

— Ну, бывай, мессир Януш... — пробормотал Бекс, не глядя на лекаря.

Они разделились молча — не осталось сил даже на то, чтобы договориться про обратный путь. Януш не был уверен, что пойдёт назад, а мародёр знал, на что шёл.

Камень смерти отыскался в центре города. На этот раз никто не возник перед ним из-под земли, никто не сыпал молниями, не прогонял из города — Януш впервые был в Нектарисе. И камень смерти видел тоже впервые.

Он лежал в огромной, больше главной площади Галагата, воронке, на самом её дне, и оказался до неприличия обыкновенным на вид, и очень маленьким. Зато невидимая смерть, та самая, дыхание которой они ощутили на себе ещё на Ире, здесь в буквальном смысле сбивала с ног. Януш упал на колени перед воронкой, вглядываясь в чёрный камень, обугленный, гладкий, с металлическим отблеском. Воронка разворотила не только город — гигантские трещины, пошедшие по земле, выявили просевшие, осыпавшиеся проходы располагавшейся поблизости шахты. Вход в шахту находился на окраине Нектариса — они проходили наглухо заколоченные двери в каменистом холме ещё с Бексом.

Взрыв небесного "камня смерти" разворотил осыпавшиеся, просевшие улицы города, стоявшие на шахтовых коридорах, и разбросал вокруг воронки толстые пласты обугленного, тяжёлого, серебристо-белого блестящего металла...

Голова закружилась, и Януш попытался отползти от воронки. Где бы ни была Виверия, здесь её быть не могло. Ни её, ни его сына. Карлик оказался прав — на Парадисе нельзя жить. Колдуны, если и выбирались в Нектарис для своих обрядов, наверняка перебирались затем обратно на Ир... хотя невидимая смерть убивала и там тоже...

Януш понимал, что теряет сознание — перед глазами меркло, голова раскалывалась, кружилась, кожа горела, точно он пробирался не сквозь воздух, а через раскалённый металл — и пытался отползти как можно дальше от камня смерти, прочь от развороченной городской шахты с незнакомым серебристо-белым металлом, прочь от пропитанных дыханием смерти улиц...

Он не помнил, как оказался на побережье, не помнил, как перебрался на другой берег. Просто в какой-то момент осознал, что ползёт не по выжженной каменистой почве Парадиса, а по жёсткой траве лесной полосы Ира. Только тогда он кое-как поднялся, цепляясь за ствол растущего рядом дерева, и нетвёрдым, шатким шагом пошёл вперёд. Кругом стояла ночь, но он даже не вспомнил об опасностях, которые таил в себе остров. Он просто пытался уйти как можно дальше от обжигавшего, нагонявшего его дыхания смерти, и не знал даже приблизительно, куда идёт. В какой-то момент он упал, окончательно сломленный слабостью в отяжелевшем, будто чужом теле — и накрывшая его сознание мутная пелена поглотила последнее, что он увидел — каменные плиты заброшенного деревенского кладбища...

Когда он пришёл в себя, вокруг по-прежнему царил полумрак. Над головой раскинулись кроны деревьев, скрывавшие закатное небо — сколько же он здесь пролежал? Выходит, почти сутки...

Януш попытался подняться и не смог. Дёрнулся раз, другой, и тут только догадался повернуть голову. Он лежал на широком каменном столе, распятый, в одной лишь нательной рубашке и штанах, и крепкие верёвки не давали провернуться, сменить неудобную позу. А сам стол... сам стол находился в центре того самого кладбища.

— Проснулся, любовь моя? — произнёс знакомый голос. Януш запрокинул голову, пытаясь увидеть стоявшую над ним ведьму. — Говорила тебе, мальчик мой... загубишь себя!

— Ви... верия...

Ведьма обошла стол, легко запрыгнула на столешницу, оседлала его бёдра — совсем как во сне — и провела обеими руками по лицу лекаря. Скользнула ладонями под рубашку...

— Всё ещё красив, — улыбнулась ведьма, тряхнув отдающими зеленью волосами. — Всё ещё силён. Это ненадолго, любовь моя. Ты глотнул смерти достаточно, чтобы загубить и то, и другое. Скажи мне... зачем? Зачем ты искал меня?

— Не тебя, — вытолкнул непослушными губами лекарь. — Нашего сына.

— Моего сына, — поправила ведьма, и голос её, изменившийся, металлический, зазвучал неприязненно, почти яростно. — Не заставляй меня повторяться, Януш! Велегор — только мой сын. Я знала, что ты здесь. Почувствовала твой запах, как только ты ступил на земли Стилоса... Лишённый благословенного дара своего Бога... изгой, такой же, как все! Ты больше никто, Януш! Ты мне больше не нужен!

Ведьма одним движением разорвала его рубашку, впиваясь острыми когтями в грудь, нажала, проворачивая ладонь, вспарывая кожу...

Януш не удержался, вскрикнул, когда неожиданно длинные, как ножи, когти прочертили почти ровный полукруг — там, где ещё билось его сердце... Лицо Виверии вытянулось, пожелтело, изменилось, превращаясь в жуткую нечеловеческую маску... Сейчас, вот сейчас она вырвет сердце из его груди, чтобы принести в жертву Клеветнику...

— Не сегодня, — прошипела она, наклоняясь к самому его лицу. Когти-ножи сжались, подбираясь к рёбрам, и Януш прерывисто выдохнул, чувствуя, как жуткие пальцы орудуют внутри него. — Нет. Я хочу, чтобы твоё тело, мой любимый, ещё сослужило мне службу. И не только как зомби. Их здесь и без тебя полно! — ведьма расхохоталась, выпрямилась, отрывая руку от его груди.

Януш застонал, когда когти с чавканием оторвались от плоти, повернул голову, только теперь разглядев, что жертвенный стол окружили фигуры в тёмных плащах. Капюшоны были откинуты, и лекарь сумел наконец рассмотреть то, что не удавалось увидеть никому из жителей Сакса — их лица. Жуткие, обожжённые дыханием смерти лица с наростами повреждённой кожи на глазах и ушах, с почти неузнаваемыми провалами ртов... Были среди них и относительно здоровые, с ещё гладкой кожей — из тех, кто прибыл на Ир вместе с Виверией, и провёл здесь не так много времени, как прочие.

Жажда власти, жажда тайных знаний влекла всех этих людей, желание утолить собственное тщеславие... Все они получили то, что хотели — преобразовывая энергию небесного камня в магию, они получали иллюзию всевластия. Вот только их магия слабела с удалением от Парадиса. Лишь сын ведьмы, рождённый от когда-то сильнейшего светлого, мог вернуть магию в мир — и сделать их окончательно свободными. Только тогда они смогли бы перебраться на материк, выпустить тёмные силы...

Но до тех пор... до тех пор, пока пророчество не исполнилось... все они были привязаны к Парадису будто пуповиной, связывающей мать с младенцем.

— Я подарю тебе жизнь. В третий, последний, раз. Я должна была убить тебя ещё там, на горной вершине... — Виверия провела ладонью по его лицу, вздохнула. — Но ты был так хорош в ту ночь... мой славный красивый мальчик... так трогательно беспомощен... Я не захотела... всё думала, смогу подчинить себе... Но тогда ты был ещё силён, и я боялась твоих молитв... Во второй раз тебя могли убить мои братья, когда ты впервые ступил на Парадис. Но они всего лишь отправили тебя обратно на Стилос... И вот третий раз. Последний. Больше предупреждений не будет, мой дорогой! Моему сыну незачем знать, что у него есть отец. Такой отец, — Виверия презрительно кивнула на распластанное под ней тело. — Держись подальше от нас, любовь моя. Для своего же блага. Попробуешь к нам приблизиться — убью. Заставлю умирать тысячи раз, гнить, как падаль, заживо... вот так...

Виверия вцепилась руками в его плечи, сжала, едва не вырывая куски мяса — с дикой, нечеловеческой силой — и ошалевший от боли лекарь ощутил сладковатый запах горящей плоти. Из-под ладоней ведьмы пошёл дым, на его коже вздулись волдыри, и Януш вскрикнул, тщетно дёрнувшись в связывавших его путах.

— Жаль... как жаль, — прошипела Виверия, склоняясь к нему, — что у меня совсем нет времени поиграть с тобой, любовь моя! Может, позже... если ты ещё не сбежишь с Островов...

Ведьма впилась поцелуем ему в губы, надавила горячими ладонями на подбородок, оставляя ожоги, заставляя распахнуть рот в болезненном крике — и проникла внутрь, жадно исследуя его, отбирая дыхание, оставляя во рту гнилой привкус тлена...

А в следующий миг яркая вспышка ослепила его, поглощая обжигающее тело Виверии, тёмные фигуры за её спиной, могильные плиты и заросли дикого леса Ира...

Когда марево развеялось, он лежал на набережной городской гавани Сакса, полураздетый, израненный, с обожжённой кожей и кровавыми отметинами, оставленными когтями ведьмы. В Саксе уже царила ночь, двери и ставни всех домов были плотно и надёжно заперты, и по улицам могли ходить лишь те, кто не боялся местной нечисти. Януш с трудом перевернулся, встал на четвереньки, и вырвал, покачиваясь от слабости. Во рту по-прежнему ощущался привкус тлена от прощального поцелуя Виверии; но не это, а всё та же невидимая смерть, которой пропитались его кожа, волосы и одежда, добивала его уже на Стилосе. Его бросало то в жар, то в холод, голова раскалывалась, и он на четвереньках дополз до ближайшей опоры, чтобы подняться на ноги.

Опорой оказался высоченный оборотень, первым учуявший его кровь.

— Еда! — рыкнул он, склоняясь к лекарю.

Оборотень ещё держался в человеческом облике, но густая шерсть, покрывшая его лицо и руки, говорила о том, что процесс превращения начался: ближе к полуночи звериная сущность возьмёт верх.

— Ник, — с трудом узнал Януш. — Николас! Это же я, Януш... лекарь Януш...

Оборотень, уже приподнявший его от земли за отвороты порванной рубашки, вгляделся, пытаясь удержать взгляд вертикальных зрачков на его лице.

— Янушшш... — повторил мужчина, точно пытаясь вспомнить.

Януш дёрнул было левой рукой, но вовремя вспомнил, что и серебряный наруч, и все его вещи остались где-то на Ире, у колдунов.

— Где твой брат? — торопливо спросил лекарь, стараясь не совершать резких движений. — Андрэ? Где Андрэ?

— Андрэ, — произнёс Ник, и лицо оборотня на миг прояснилось, зрачки расширились. — Андрэ, брат! Брат... рядом. Всегда рядом. Андрэ...

Кулаки Николаса разжались, и Януш едва не рухнул ему под ноги. Пересиливая слабость, лекарь осторожно отошёл от задумавшегося оборотня на шаг, затем второй — и уткнулся спиной в чью-то широкую грудь.

— Лекарь Януш, — признал Андрэ, рывком развернув его лицом к себе. — Поздно уже! До полуночи всего час остался, что ты здесь делаешь?

Януш облегчённо выдохнул: процессы оборотничества у Андрэ были куда медленнее, чем у его старшего брата.

— Я... мне бы... домой... добраться...

— Да уж вижу, — кивнул Андрэ, окидывая потрёпанного лекаря цепким взглядом. Засмотрелся на кровавые дорожки, прочерченные когтями Виверии, невольно облизнулся. — Ты беги, господин доктор, я брата задержу... и поскорее, а то... запах...

Януш не заставил упрашивать себя дважды. Он побежал знакомыми улицами к оживавшей таверне — Мартина не смущали ночные визитёры — и завернул за угол, к чёрному входу.

— Януш? — широко распахнула глаза Дина, открывая дверь.

— Мне нужен ключ от моего дома, я оставлял его Мартину, — быстро заговорил лекарь, оглядываясь. — Срочно, Дина!

— Ну так... конечно, — девчонка метнулась в дом, и скоро вернулась обратно, протягивая ключ. — Что с тобой случилось, господин Януш? Смотреть больно...

— Спасибо, — поблагодарил лекарь, оставляя вопрос без ответа: в глазах вампирши уже плясали опасные огоньки.

Дина проводила его долгим взглядом, и Януш почувствовал себя в безопасности, только переступив порог своего дома. Захлопнув двери и повесив крепкий засов, лекарь проверил ставни, огляделся — комната на первом этаже, та, в которой он принимал посетителей, осталась нетронутой — и поднялся на второй этаж. Прошёл кровать, шкаф, стол и стул, зажёг светильник у священного символа Единого, и рухнул на колени, закрыв лицо руками.

...Слова молитвы заглушал жуткий вой оживавших улиц Сакса.

Глава 4. Свежая кровь

Он проснулся от криков. Прислушался к топоту под окном, глухим ударам и дикому рёву, и вскочил с кровати, на ходу натягивая сапоги и плащ. Сбежал по лестнице, подхватывая стоявший у входа арбалет, и поднял засов, проворачивая ключ в замке.

Выбежав из проулка на улицу, он увидел того, кого искал: недавно прибывшего в город охотника на нечисть, уже занесшего длинный серебряный меч над раненым оборотнем. В спине зверя торчала рукоять кинжала, и он утробно подвывал, порываясь оторваться от земли.

— Оружие в ножны! — крикнул лекарь, вскидывая арбалет. — Ну, живо! Я бью точно, не промахиваюсь! Чего ждёшь?!

Охотник вскинул голову, глядя на него дикими глазами.

— Ты рехнулся?! — выкрикнул он. — Это ж оборотень! Зверь! Нечисть!!!

— Это человек! Завтра здесь будет лежать мертвец, и ты будешь его убийцей! Ты этого хочешь?! Этот зверь такой же человек, как мы с тобой! Спрячься до рассвета, и он тебя не тронет! Днём он никому не причинит вреда!

— Я убью его, и он не причинит вреда никогда! Это зверь!

— Такой же, как ты, — не выдержал Януш, заводя пружину. — Вижу, он тебя цапнул? Ты знаешь, что это значит! Если рану не обработать, к следующему полнолунию в Саксе станет на одного оборотня больше, и твой товарищ, который сейчас пытается свести счёты с вампирами, будет охотиться уже на тебя!

Охотник вздрогнул, опустил руку с мечом, только теперь ощутив пульсирующую боль в укушенном бедре. Лицо его побледнело, он схватился за пропитанную кровью штанину.

— Клеветник меня раздери... нет... нет, нет! Нет!!!

— Не шуми, — посоветовал он, закидывая арбалет на плечо. — Идём со мной, я обработаю рану. Если повезёт, успеем перехватить заразу.

— А ты кто такой? — запоздало поинтересовался охотник на нечисть, с подозрением глядя на странного мужчину с арбалетом. — Уж не кровушки ли моей хочешь, полуночник?!

— Я лекарь, — ответил Януш. — А сдача крови — дело добровольное, хотя я настойчиво рекомендую людям проявлять понимание. Или так, или стая оголодавших вампиров под дверью.

— Да вы все тут с ума посходили, — всё ещё не доверял ему охотник. — И ты, лекарь, тут главный безумец!

— Может быть, — согласился он. — Так ты идёшь? У себя же время воруешь...

Охотник неуверенно оглянулся — товарищ, с которым он прибыл на Стилос, остался в таверне — посмотрел на поскуливающего под ногами оборотня, и наконец решился. Сунув меч в ножны, он бочком подошёл к спокойно ожидавшему его лекарю.

Януш бросил на него беглый взгляд, и вгляделся в корчащегося на земле оборотня. Зверь был всё ещё опасен; его, увы, придётся оставить здесь до рассвета. Как только он вернётся в человеческий облик, Януш сможет ему помочь.

— Иди за мной, — кивнул он охотнику.

Как только оба оказались в доме, Януш запер дверь и повесил обратно засов, зажёг светильники, принялся растапливать камин. Охотник неловко опустился на лавку у входа — ту самую, для посетителей — и огляделся.

— Не соврал, — признал он. — Коренья всякие, настойки, иглы... инструменты жуткие... и впрямь знахарь...

— Штаны снимай, — усмехнулся Януш, подбрасывая дров в камин. Вода в котелке зашипела, начиная нагреваться. — Нужно рану промыть.

Охотник нахмурился, но перечить не стал — по указанию лекаря запрыгнул на металлический стол в центре комнаты, чтобы Янушу было сподручнее с раной возиться, порвал штанину, оголяя бедро.

Януш проводил быстрые приготовления, время от времени поглядывая на напряжённого, мрачного охотника.

С того дня, когда он, полуживой, вернулся в Сакс после встречи с Виверией, прошло три года. Время летело быстро на Островах. Его окончательно приняли не только в городе, но и за его пределами — он оказался единственным, кого пускали в свои леса карлики с Ира. Он пытался добраться до сына несколько раз, но каждый раз едва уносил ноги: колдуны оккупировали не только деревенское кладбище и заброшенную деревню, но и захватили часть лесов, так что теперь подступиться к месту, где, предположительно, Виверия прятала их сына, стало почти невозможно.

Он не оставлял попыток. Однажды ему даже посчастливилось увидеть мальчика издалека — крошечный на фоне окружавших его тёмных фигур, худенький, он стоял к нему спиной, и никак не мог видеть притаившегося в зарослях отца. Но даже эта его фигурка, маленькая, детская, такая неправильная для места, в котором находилась, стала настоящей наградой для Януша. Он едва удержался, чтобы не броситься вслед за ним, не вырвать из лап охранявших своего мессию колдунов — и в тот же миг понял, что не отступится уже никогда.

В поисках подступов к заветному кладбищу Януш излазил весь Ир вдоль и поперёк, а заодно составил подробную карту острова, чего никто до него сделать не удосужился. Карты им были составлены также для Стилоса и Шота, и даже для южного побережья Парадиса, куда он наведался ещё пару раз, в поисках пропавшего Бекса. Мародёр на Стилос так и не вернулся, и Януш, чувствовавший на себе вину, честно пытался его найти — но каждый раз бежал с острова, наглотавшись невидимой смерти на несколько месяцев вперёд.

Он и в самом деле оказался первым на Островах исследователем. Поездки на Шот и Ир оказались едва ли не еженедельным занятием — Януш пополнял запасы лечебных трав, которые открыл уже на Островах, дорисовывал карты, даже построил временное убежище у переправы с Шота на Ир — чтобы было, где ночевать в затянувшихся походах по Островам. Его лечебные записи, собранные в отдельные дневники, заметки и зарисовки, карты и схемы могли бы составить несколько учебников для лучших магистерских гильдий Валлии — и Януш только надеялся, что весь этот труд сохранит кто-нибудь после его смерти. Ключ от дома, уходя на дальние Острова, он всегда оставлял Мартину, но лекарь не знал, что вампиры будут делать с его вещами в случае, если он не вернётся. Прощальная записка всегда лежала на его столе — на всякий случай — и Януш уже давно не пытался ничего предугадать.

Жизнь в Саксе налаживалась. Януш сумел убедить аборигенов в необходимости строительства часовни Единого, и он же оказался единственным проповедником среди местного населения. К его удивлению, Мартин отнёсся к просьбам лекаря с неожиданным интересом: вампир считал, что это хоть как-то разнообразит пресную жизнь Сакса.

К сожалению, службы проводить было некому: Януш в своё время не стал посвящённым, и всё, что он мог — читать приходившим на общие собрания и молитвы аборигенам прихваченные ещё из Валлии священные книги, по возможности отвечая на возникающие вопросы. Не раз и не два просил Януш Одноглазого привезти на Острова кого-нибудь из священства — но капитан лишь отмахивался от необычной просьбы. Когда Януша не было в городе, в часовне его подменял Тоолк, а в лечебнице управлялись Дина со Звёздочкой — обе девчушки проявили неожиданный интерес к врачеванию и, хотя лечить никого не могли, с травами и настойками разбирались на удивление хорошо. На этой же почве девушки сдружились и частенько появлялись в таверне вдвоём — Дина охраняла подругу от голодных взглядов сородичей, а Звёздочка с удовольствием помогала вампирше по хозяйству.

— Теперь зашить надо, — проронил Януш, когда рана была тщательно промыта и протёрта спиртом. — Стерпишь?

Охотник бросил на него презрительный взгляд, сунул в рот свёрнутый в трубочку кожаный ремень, кивнул. Даже почти не дёргался под его руками, лишь выдыхал шумно, через нос. Януш наложил швы, протёр свежий шрам особым раствором и перевязал рану. Всё, что мог, он сделал, остальное — дело случая. Охотнику могло повезти, как повезло когда-то Янушу, а если нет... что ж, в Саксе появится новый житель.

— Что ты забыл на Островах? — спросил Януш, проводя рукой над раной.

Благословенный дар так и не вернулся к нему, но привычка осталась — ни к одному нуждавшемуся в его услугах человеку Януш не прикоснулся без предварительной мысленной молитвы. Неслышно шептал привычные слова, перечитывал заново каждый молебен, который знал, напевал духовные песнопения в походах по дальним Островам, осенял священными знаками каждую незнакомую тропу. Вера оказалась единственным, что не давало ему скатиться в бездну отчаяния и окончательного помешательства, единственным, что связывало его с той, прежней жизнью, полной любви и надежд...

— Мы с другом прибыли сюда по поручению магистра нашей гильдии, — неохотно отвечал охотник. — Прошёл слух, будто на Островах нечисть развелась... нас послали проверить численность...

— Выведать, подсчитать, доложить, — понятливо кивнул Януш, присаживаясь на лавку.

Охотник злобно зыркнул на него, но тут же потупил взгляд.

— Ну, можно и так сказать, — буркнул он неохотно. — А ещё узнать, правду ли про камень смерти говорят... будто у него дыхание есть...

Януш усмехнулся.

— Сам-то понимаешь, что говоришь? Дыхание у камня!

— Я им то же самое талдычил, — вскинулся охотник. — Не верят! Мол, оттого Туманные Острова и постирали с морских карт, чтобы любопытный народец от греха подальше держать. Будто и впрямь этот камень убивать может...

— Не может, — вздохнул Януш. — Всё, что мог, он уже сделал. Свалился людям на головы, разворотил городскую шахту Нектариса, разбросал странную руду вокруг воронки... выпустил оттуда невидимую смерть... Взрывом руда эта в воду попала, с тех пор на Ире все родники отравлены, а дыхание смерти обжигает даже на Шоте.

Охотник уставился на него, даже не пытаясь скрыть удивления.

— Про руду... откуда знаешь? Про невидимую смерть? Что же, камень тут и не виноват вовсе? Верно я тебя понял?

— Верно, верно, — Януш говорил только потому, что блеск в глазах охотника оказался вовсе не праздным, как у большинства: этому действительно было интересно то, что происходит на Островах. — Небесный камень, конечно, ударил по больному месту города — местному руднику — но рано или поздно невидимая смерть всё равно вырвалась бы оттуда. Я изучил местные легенды. Аборигены рассказывают, что, по слухам, в Нектарисе было несколько шахт, где добывали драгоценные металлы. О шахтах тех ходила недобрая слава: рабочие там умирали уж больно часто, косила их какая-то неведомая хворь... и в конце концов добычу руды приостановили. Я видел эту руду — там, у воронки. После взрыва на улицах лежат целые пласты обугленного металла... в основном на окраинах. На сталь похож. Или, точнее, на сплав серебра и стали. Может, владельцы шахт даже пытались приспособить его для оружия или брони... но... мне кажется, дело именно в нём.

— То есть, это он... как бы... дышит смертью?

— Я не проводил опытов, — улыбнулся Януш, — но выводы делать умею. Сам небесный камень ничем не примечателен. Железный, маленький... возможно, раньше он был намного больше, но сейчас это всё, что уцелело после взрыва.

— И откуда ты всё это знаешь? — снова подозрительно сощурился охотник. — Уж не из колдунов ли ты? Говорят, они-то в Нектарисе, как у себя дома хозяйствуют...

— Неправда, — дёрнул щекой Януш. — В Нектарисе никто хозяйствовать не может. Дыхание смерти там косит даже колдунов. Или ты думаешь, они чем-то лучше нас?

— Ну... — неопределённо пожал плечами охотник, — с колдунами мне на материке встречаться не доводилось. Может, и лучше, кто их разберёт? Мы с другом только раз на них в Саксе наткнулись, и они молниями нас так шибанули... мы чуть дух не испустили!

— И это делает их лучше? — нахмурился Януш. — Да, они научились как-то использовать невидимую смерть странного металла. Но сама смерть их не щадит, уж поверь мне! Я видел... видел, во что они превращаются. Может, кто-то из них и хотел бы вернуться к прежней жизни, но уже не может. Невидимая смерть их питает — но она же и высасывает. Без своей магии они умрут, потому что насквозь пропитаны ею. Но магию эту они черпают только здесь...

— Но если они не в Нектарисе... то где? — подался вперёд охотник.

Януш помедлил, рассматривая побледневшее лицо с выступившими на лбу крупными каплями. У охотника начинался жар, хотя сам он этого ещё не чувствовал, и лекарь знал почти наверняка, чем закончится для него вылазка на Острова. Но такие, как он, отступаться не умеют. Охотник готов был пойти в разведку прямо сейчас, чтобы выведать всё, что ему поручили. Именно поэтому Януш и не спешил досказывать то, что он знал про Острова.

Чем помогут ему новые знания? Охотнику уже никогда не увидеть ни Шота, ни Ира, не говоря уже про Парадис. Ему незачем знать, что колдуны выбрали местом обитания заброшенную деревню и обширное кладбище Ира — а точнее, то, что располагалось под ним. Януш так и не сумел подобраться поближе, чтобы проверить, но история, поведанная ему карликами, казалась вполне вероятной.

Когда-то возле деревни был свинцовый рудник, и именно там прятались первые беженцы с Парадиса. Там же стали отсиживаться хлынувшие на опустевшие земли маги, исследовавшие упавший небесный камень, и, судя по глухим звукам из-под земли, которые донимали низкорослых охотников и местное зверьё, деятельность развели там весьма активную.

Первое время Януш думал, что это та же самая шахта, обширные коридоры которой он видел в Нектарисе — но затем пришёл к выводу, что нет. Будь это так, невидимая смерть убила бы даже самых могущественных из прибывавших на Ир колдунов. То, что они спокойно перемещались по Островам с помощью магии, помогало им и в колдовских обрядах — после поклонений небесному камню колдуны перемещались обратно на Ир и в буквальном смысле уходили под землю.

Всё это не нужно знать охотнику: у него есть заботы поважнее.

— У тебя начинается жар, — Януш встал, подошёл к напрягшемуся мужчине, провёл рукой по мокрому от пота лбу. — Значит, зараза попала в кровь.

Охотник побледнел, провожая лекаря диким взглядом. Тот налил несколько капель прозрачной настойки в стакан воды, протянул ему.

— Выпей.

— Что это? — хрипло спросил тот, принимая чашку и с подозрением принюхиваясь к воде.

— Лекарство, — просто ответил лекарь. — Пей, полегчает.

Охотник махнул рукой, залпом отправляя содержимое стакана в рот.

— Ты говоришь, зараза в кровь пошла? — уточнил он. — Что же, я... в зверя...

— Не думай об этом, — посоветовал Януш, накидывая плащ. — Дай себе шанс. У тебя есть ещё несколько дней до полнолуния, вот тогда и узнаем, — ободрил бледного охотника лекарь. — А пока ты ещё держишься на ногах, не мог бы ты мне помочь? Уже рассвело, тот человек, которого ты ранил, должно быть, уже пришёл в себя. Нужно перетащить его внутрь.

Не дожидаясь ответа, Януш отпер двери, выходя наружу. Охотник, помедлив, спрыгнул со стола и, прихрамывая, направился следом за лекарем.

— Андрэ! — узнал окровавленного мужчину Януш, когда завернул за угол дома.

Оборотень, всё ещё с густой шерстью на руках и спине, обернул к нему искажённое муками превращения лицо, рыкнул, заскулил — и наконец застонал уже почти человеческим голосом, даже выругался слабо и бессвязно, переворачиваясь на бок.

— Стой, Андрэ, — Януш метнулся к нему, придержал, чтобы тот не потревожил сидящий в плече кинжал. — Стой, мы тебе поможем...

Оборотень кивнул, перекидывая руку через шею Януша, с большим трудом поднялся, пошатываясь от слабости. Высокий, крупный, он навалился на лекаря всем весом, и Януш едва не рухнул обратно на землю со своей ношей.

— Что стоишь? — прикрикнул он на застывшего охотника. — Помоги!

Тот тряхнул головой, приходя в себя, подставил плечо раненому с другой стороны — и так они и доставили его в дом лекаря, сгрузив на металлический стол в центре. Андрэ лёг на живот, чтобы Янушу было сподручнее вынимать кинжал, и лекарь не стал медлить: положил одну ладонь ему на спину, устроив лезвие между пальцами, второй взялся за рукоять.

— Придержи, — кивнул он охотнику, и тот приступил к оборотню с другой стороны, прижав его к столу.

Этого оказалось мало: от резкого движения и неожиданной боли Андрэ вскинулся, и сил, оставшихся в теле оборотня, хватило на то, чтобы сбросить с себя и охотника, и лекаря. Андрэ взвыл, пытаясь уцепиться за больное место — но лишь по спине себя похлопал, размазывая хлынувшую из раны кровь.

— Анд, уймись! — крикнул, поднимаясь с пола, Януш. — Мне тебя перевязать надо, иначе кровью изойдёшь!

— А... этот... — кивнул на охотника оборотень, морщась от боли.

— А этот помог тебя сюда дотащить, — отрезал лекарь, отбрасывая кинжал и вновь приступая к раненому. — Ты его, между прочим, тоже потрепал. И, кстати, он может уже присесть и передохнуть, — обратился к охотнику он.

Оба послушались беспрекословно. Охотник сел на лавку, прислонившись к стене и борясь с нахлынувшей слабостью, оборотень молча терпел, пока лекарь обрабатывал рану.

— И что это тебе дома не сиделось, Андрэ? — выговаривал оборотню Януш. — Вы же с братом вроде умные люди! Знаете, что по ночам вам в любой момент крышу может снести! Что ж в подвале-то не заперлись?

— Так заперлись! Ник себя даже на цепь посадил, — вздохнул Андрэ. — Думаешь, его это удержало? Да он в бешенство от той цепи пришёл! С корнем вырвал, дверь с петлями вынес, да умчался в ночь. Хорошо хоть, меня не тронул, я-то ведь оборотиться не успел, как есть человеком перед ним стоял! Едва дождался, пока зуд знакомый по телу пойдёт... вот, побежал его догонять, а дальше... не помню...

Януш вздохнул. Ник и Анд, как бывшие охотники на нечисть, опасность понимали лучше остальных. Они первыми стали запирать себя на замок, но не все следовали их примеру. Оно и понятно, каждый раз собственный дом чинить — дело хлопотное...

По этой же причине страдавшие оборотничеством один за другим выстроили себе подвалы — и постепенно переходили на предложенный лекарем и одобренный всем городом режим: ночью запираться на замок, чтобы не страдали прочие.

Но казусы случались и с лучшими из них...

— Так ты не нашёл его?

— Нет...

Задремавший было на лавке охотник вскинулся, вскакивая на ноги, и тотчас охнул от боли, вцепившись пальцами в бедро.

— Бажен! Он же там... совсем один остался! В таверне!

— Уверен, Мартин объяснит ему, что к чему в нашем городе, — отмахнулся Януш.

— Там вампиры!

— Ну да, — согласился лекарь. — Твой друг выбрал себе компанию посимпатичнее, чем ты. Но если ты переживаешь, я тебя проведу. Самому интересно, как его приняли... Андрэ, останешься здесь. Ты ещё слаб, потерял много крови... дождись меня, хорошо?

— Ник... — неуверенно сказал оборотень, потирая плечо: тревога за старшего брата не давала ему покоя.

— Ты найдёшь его позже, — мягко проговорил Януш. — Когда наберёшься сил. Уверен, Ник не даст себя в обиду.

Андрэ кивнул, провожая обоих мужчин взглядом, и устало растёр руками уже совсем человеческое лицо.

— Что за лекарство ты мне дал, господин доктор? — рассеянно спросил охотник, выходя на улицу вслед за лекарем. — Вижу, что мир вокруг сошёл с ума, сам участвую в его безумствах, но мне поразительно всё равно...

— Успокоительное, — пояснил Януш. — Тебе сейчас волноваться ни к чему. Только друга истерикой своей напугаешь...

— Это верно, — следуя за лекарем по проулку, согласился охотник. — Он новенький в нашей гильдии, ещё не успел очерстветь... святоша...

— В смысле? — напрягся Януш.

— В прямом, — почти невнятно продолжал ослабевший от потери крови и выпитой настойки охотник. — Он священник бывший. Из тех, кто верит в Единого Бога. Как-то на его приход нечисть напала, в одну ночь всех сожрали, он один остался. Пришёл к нам... да только таланта у него к истреблению гадов напрочь нет... обуза одна... Магистр сказал обучить, но чую, толку с этого не будет...

Януш вскинулся, неуверенно улыбнулся, разглядывая уставшее лицо охотника. Неужели... неужели правда?! Здесь, на Островах... священник, настоящий священник...

О Единый, как давно он не чувствовал на себе высшей благодати, как долго мечтал попасть на настоящую службу, как тосковал по спокойной монастырской жизни — той, от которой когда-то поспешил сбежать в жизнь мирскую...

— Скорее, — заторопился лекарь. — Я уверен в Мартине, но у него трое детей, и они не всегда... слушают отца...

Бывшего священника нашли в таверне, прямо за стойкой. Он что-то рассказывал Мартину, и негласный правитель города даже улыбался всей своей клыкастой пастью, слушая гостя.

— Господин Януш! — воскликнул хозяин таверны, когда оба вошли внутрь. — А мы-то как раз вас обсуждали! А вот и твой друг, господин Бажен! Видишь, как всё удачно, а ты переживал...

— Велизар! — крепкий, плотный мужчина с коротко стриженой бородой встревожено соскочил со стула, разглядывая потрёпанного друга. — Как ты? Этот зверь набросился на тебя...

— И покусал, — равнодушно добавил Велизар, присаживаясь на соседний стул. — Поблизости господин доктор случился, он меня подлатал...

— О-о, полку оборотней прибыло, — констатировал Мартин, принюхиваясь. — Запах на тебе звериный остался, добрый человек. Сочувствую!

— Не пугай его, — попросил Януш. — Всё ещё может обернуться хорошо.

— Как скажешь, — понятливо кивнул Мартин. — Вот, позволь тебе представить! Господин Бажен, священник! Как по заказу, а?! Эх, жаль, упаковать нельзя... — и вампир рассмеялся, довольный своей шуткой и несмелой, неуверенной улыбкой лекаря.

Как солнечный луч, врываясь в тёмную комнату, освещает её, так и быстрая улыбка Януша, светлая и трепетная, преобразила когда-то красивое лицо.

Мартин помнил тот день, когда лекарь впервые переступил порог его таверны. Белокожий, как все уроженцы севера, с платиновыми, почти белыми волосами, он тут же приглянулся его дочери. Дина не уставала твердить, до чего хорош заезжий доктор; порхая по дому после своей знаменитой трапезы, восторгалась его гладкой кожей, вкусным запахом, телом...

— А глаза, папенька! — томно вздыхала маленькая вампирша. — Добрые, внимательные... цвета лесной зелени! А какая улыбка! Почему, ну почему я застряла в этом глупом теле?! — и дочь скрежетала острыми зубками, в отчаянии указывая на почти плоскую грудь.

С тех пор утекло много воды. Януш сумел отстоять своё место под таким редким здесь солнцем, влился в их жизнь тихо и незаметно, никому не мешая, помогая всем по мере возможности. Но его бесплодные попытки найти сына и частые походы на дальние Острова мало-помалу делали своё чёрное дело.

Невидимая смерть, которой вдоволь наглотался лекарь на берегах Ира и в самом Нектарисе, убивала его день за днём, медленно и незаметно, неотвратимо разрушая то, что осталось от его красоты. Волосы, которые после очередного похода на Парадис лекарь начал терять целыми прядями, он обрил, повергнув в ужас Дину, Звёздочку и даже жену Мартина, всегда благосклонную к молодому лекарю. Кожа его, когда-то светлая и гладкая, покрылась бронзовым загаром, ожогами и шрамами от частого пребывания на дальних Островах. Неведомая хворь, точившая молодой организм изнутри, прорывалась наружу кровавой рвотой, открывавшимися язвами, кровотечением и постоянной лихорадкой. Лекарь почти потерял свой прежний облик. Исхудавший, с обожжённым лицом и покрытым синяками и кровоподтёками телом, бритоголовый и мрачный, он сейчас мало отличался от наводнявших Сакс мародёров.

Только глаза, покрасневшие и воспалённые, но по-прежнему внимательные, и лучистая улыбка — та самая, покорившая сердца немногочисленного женского населения Сакса — оставались прежними.

Мартину было искренне жаль молодого лекаря. Януш сознательно губил свою красоту, молодость и жизнь, без сожалений расставаясь с тем, о чём так мечтали и не могли заполучить вампиры — но отступать не собирался.

— Мы тут обсуждали привидений. Забираются в дома через малейшие щели, высасывают из людей души... — снова пожаловался Мартин. — Ну, ты сам знаешь. Я вот спросил у господина священника, так он говорит, в каждом доме можно провести какой-то молебен, и они не смогут попасть внутрь...

— Можно, — кивнул Бажен. — Но, простите великодушно, я давно этим не занимался. Не уверен, что смогу...

— Кроме вас, некому, — подал голос Януш. — Часовню мы построили, но священника у нас нет. Мы не можем вас заставить, но... никто в здравом уме не приедет на Острова... даже для проповеди...

Бажен посмотрел на местного доктора и едва не вздрогнул: ему показалось, что зелёные глаза вспыхнули огнём, ярким, необыкновенным светом — всего на миг, но этого хватило Бажену, чтобы понять то, о чём рассказывал ему хозяин таверны. Этот человек и в самом деле разительно отличался от жителей Островов, даже сейчас, когда от него прежнего мало что осталось. Бажен видел перед собой мужчину средних лет, с обожжённой болезненным загаром кожей, синяками и шрамами, с накинутым на бритую голову потрёпанным капюшоном, высохшего от неведомой болезни, неулыбчивого, даже мрачного — но с тем бесконечно понимающим взглядом живых и умных глаз, который выдавал в нём не обычного искателя приключений, но человека слова и дела. Человека бесконечно преданного, но также и абсолютно несчастного...

— Прошу вас, поймите меня правильно, — мягко заговорил Бажен, — я потерял близких из-за нечисти. Тогда я решил, что моё призвание в другом... И теперь вы предлагаете мне... остаться... проповедовать среди им подобных?

— Тогда жертва тех, кто был вам дорог, станет не напрасной, — негромко проронил Януш. — Ваша воля выбирать. Служить Единому и нести Его благословенный свет... или увязнуть в том, что уже не вернёт ваших близких, но зато погубит вас — мести...

Мартин спрятал усмешку, поглядывая то на бывшего священника, то на лекаря. Януш обладал, помимо дара убеждения, тем неповторимым, мягким и ненастойчивым тембром, который заставлял прислушиваться к его владельцу. Охотник на нечисть исключением не стал, умолк, поглядывая на лекаря тревожно и задумчиво. Проняло, значит...

Протяжный стон от двери заставил всех обернуться. Высокий, широкоплечий, обнажённый по пояс мужчина стоял в проходе, держась обеими руками за косяки, и слегка покачивался, мрачно разглядывая компанию.

— Николас! — поднялся Януш. — Ты где пропадал всю ночь? Андрэ беспокоился...

— Андрэ! — уловил знакомое слово оборотень. — Где?

— У меня дома, — успокаивающе поднял ладони Януш, вглядываясь в лицо Ника: зрачки оборотня всё ещё не приняли прежней формы. — Андрэ ранен, и...

Николас не слушал. Ноздри мужчины дрогнули, втягивая воздух, а затем оборотень коротко рыкнул, оборачиваясь к сидевшему за спиной лекаря Велизару.

— Запах! — взревел Ник, и глаза его, всё ещё звериные, полыхнули диким огнём. — На тебе! Андрэ! Кровь Андрэ! Ты!!!

Велизар вскочил на ноги, но поздно: одной рукой отбросив лекаря с дороги, оборотень прыгнул вперёд, на раненого, обессиленного охотника. Бажен с Мартином едва успели расступиться: Ник опрокинул Велизара на спину, по-звериному упёрся обеими руками в плечи...

— Люсьен, Леван! — свистнул вампир.

Явившиеся со второго этажа сыновья хозяина в одно мгновение оказались за спиной Николаса, набросились вдвоём, пытаясь скрутить буйного оборотня, с трудом оттащили от помятого Велизара. Мало-помалу лицо Николаса светлело, зрачки сужались, и мужчина наконец слабо выдохнул, обмякнув в руках вампиров. Муки превращения закончились, и Януш кивнул Люсьену: оборотня можно было отпустить.

— Пойдём со мной, Ник, — позвал его лекарь. — Ты нужен своему брату.

— Доктор... эй, доктор, — хрипло позвал его Велизар, и Януш обернулся от двери. — Помощь не нужна? — кивнув на пошатывающегося Ника, спросил он.

Януш помолчал, поддерживая оборотня. Слабость после превращения давала о себе знать, даже Ник, сильнейший среди своих, едва держался на ногах.

— Нужна, — тихо ответил лекарь, и голос его неожиданно дрогнул. Взгляд его метнулся к бывшему священнику. — Да только кто ж её предложит?..

И, не дожидаясь ответа, вышел из таверны. Мартин проводил взглядом оборотня, шагнувшего следом, и посмотрел на притихших охотников. Бажен посмотрел на повязку на бедре Велизара, сглотнул, тотчас отводя глаза. В гильдии в подобных случаях требовали немедленно избавиться от напарника — любым способом. Охотники понимали риск, они знали, на что идут. И если кто-то цеплял заразу — напарник обязан был добить товарища. Вот только Бажен совсем не чувствовал, что способен на подобное.

— М-м-м, свежая кровь, — потянув носом воздух, заметил Леван. — Так вы к нам надолго, господа охотники?

Люсьен, не скрываясь, откровенно ухмыльнулся, разглядывая новеньких в городе, и Велизар выразительно положил ладонь на рукоять меча.

— Надолго, — решившись, ответил за двоих Бажен. — Вы не могли бы провести нас к местной часовне, почтенные? Я — ваш новый настоятель...

Глава 5. Подземный город

Дина перебежала поближе к ожидавшим корабля мужчинам, поёжилась, бросая беглый взгляд на братьев. Вечерело; и, хотя погода стояла сумрачная, солнце по-прежнему освещало городскую гавань и улицы Сакса — а это значит, что дерзнувшим выйти из своих убежищ вампирам пришлось надеть максимум одежды, покрыв головы и спрятав лица за защитными масками.

Корабль ожидали всем городом. Кроме Одноглазого, на Острова решился заходить ещё один отчаянный капитан, скупавший ценную древесину по дешёвке, и воодушевлённые новым заработком горожане воспряли духом, с равным нетерпением ожидая оба судна.

Сегодня ждали Одноглазого. На пристани все сидели по группкам — не из-за неприязни, но чтобы лишний раз не раздражать соседей запахом или поведением. От касты вампиров вышел Мартин с сыновьями, ожидавший своего заказа, от аборигенов — Тоолк с несколькими рыбаками, и от оборотней — Андрэ с Ником и их новым другом Велизаром.

Лекарь Януш тоже был здесь — ждал поставки давно обещанных Одноглазым лекарственных порошков. Он стоял у самой воды, не присоединяясь ни к кому из горожан, и пытался сдержать надрывный кашель, буквально выворачивавший лекаря наизнанку. Дина с сожалением глянула в его сторону и вздохнула, вспоминая того, прежнего Януша, в которого когда-то влюбилась, как она думала, с первого взгляда. Когда от внешней красоты их доктора не осталось и следа, пропало и её влечение, хотя Дина до последнего надеялась на взаимность. Но, похоже, неулыбчивого, сосредоточенного лекаря после почти четырёх лет, проведённых на Островах, женское общество уже не волновало. Теперь оставалось лишь смотреть и ждать, когда невидимая смерть окончательно разрушит его изнутри...

Дине его было искренне жаль. До неё доносились слухи, поползшие среди горожан: доктор Януш больше не жилец... Всё же он стал для них человеком, который за короткий срок изменил жизнь в Саксе навсегда. Изменил к лучшему...

Впрочем, сейчас её занимали мысли куда более тревожные.

— Папенька! — воскликнула вампирша, подлетая к Мартину. — Колдуны! Колдуны на северном побережье Стилоса!

На её возглас обернулись все. С того дня, когда господин Бажен отслужил первую службу в их часовне, колдуны в городе появляться перестали, и это затишье настораживало. Священник проводил службы почти каждый день, освятил дома всех прихожан, принявших веру в Единого, установил священные символы на всех главных улицах города — и это ли, или что-то ещё избавило наконец их город от появлявшихся в нём магов. Как и от мертвецов и привидений, которыми манипулировали колдуны, используя горожан в качестве подопытного материала...

Но Дина видела своими глазами возникшую из воздуха группу магов, решительно направившихся к городу. Увидела и тотчас побежала в Сакс, уведомить остальных.

— Уверена, доця? — напряжённо спросил старший вампир. — Что ты видела?

— Видела, как появились на берегу и пешком к городу направились! Человек двадцать, не меньше!

По толпе пробежал встревоженный гул, горожане переглянулись: такими группами колдуны к ним ещё не являлись. Не нужно быть пяти пядей во лбу, чтобы догадаться: дело неладно...

— Вечер скоро, — неуверенно проговорил Андрэ. — Если спустить всех наших с цепей, да открыть подвалы... даже сто колдунов не устоит...

— Ага, а загонять их обратно потом ты будешь? — поинтересовался кто-то из рыбаков. — Такая стая разгромит всю округу!

— Делать-то что будем? — потеребил отца за рукав Леван. — Кто их разберёт, что им в головы стукнуло...

Все заговорили разом, зашумели, то и дело оглядываясь на северную дорогу.

— Ведьмы с ними не было? — раздался тихий голос Януша, и Мартин первым обернулся, глянул на осунувшегося доктора.

Дина помотала головой.

— Нет...

— Слышь, Януш... — первым высказал предположение Люсьен. — Уж не... за тобой ли... идут? Нет, ну в самом деле! — отмахнулся от шикнувшего отца вампир. — Появляется в городе добрый доктор, всех лечит, всех учит... бродит по дальним Островам, непонятно чего там делает...

— Ты мне не доверяешь? — так же тихо спросил Януш.

— Заткнись, Люсьен! — не выдержала Дина. Может, её влюблённость и прошла с потерей Янушем прежнего облика, но лекарь ей по-прежнему нравился, и она готова была вгрызться старшему брату в горло, лишь бы тот оставил доктора в покое.

— Да, остынь, — поддержал сестру Леван. — Колдуны в город перестали заглядывать, как только новый священник тут свои службы проводить начал... с него и спрос! А от доктора отвяжись, а то в следующий раз плеснёт тебе отравленной крови, и поминай, как звали...

— Бажен! — вдруг воскликнул Велизар, подскакивая на месте. — Он же в часовне... совсем один!

Яркая вспышка, осенившая небосклон со стороны храма, подтвердила худшие опасения бывшего охотника. Оборотни первыми бросились вперёд; за ними, помедлив, вампиры, последовав примеру устремившегося к храму Януша. Тоолк с рыбаками отстали поначалу, но затем, отбросив сомнения, тоже направились к часовне.

Открывшаяся их глазам картина заставила замереть на месте. Окружившие храм колдуны вытянули руки вперёд, гудели непонятные слова, и с их пальцев срывались то снопы искр, то слепящие молнии, то клубы огня, лизавшие каменные, оплавившиеся стены часовни. Бажен успел наглухо запереть двери, оказавшись взаперти, и колдуны пытались выцарапать оттуда священника, заодно разрушая ненавистный им храм.

Их было действительно много, двадцать или тридцать человек, как и докладывала Дина, но силы их казались не теми, что прежде — и с каждой минутой, проведённой под стенами часовни, извергаемые ими клубы огня и молний казались всё слабее.

— Выдайте нам священника! — прошипел один из них, выступив вперёд. — Того, кто осенил ваш проклятый город небесной защитой! Он должен умереть, и тогда никто не пострадает!

— Вот прямо сейчас и выдадим! — не растерялся Велизар. Отступили даже вампиры, и только оборотни, мрачные и неулыбчивые, остались стоять на площади перед часовней. — Аж бегом! Только парадные мундиры наденем! Разрешите выполнять?!

Глаза бывшего охотника полыхнули огнём — предвестником скорого перевоплощения. Чем большую ярость испытывал больной оборотничеством человек, тем быстрее он становился зверем — а Велизар, ко всему прочему, ещё не научился себя контролировать.

— Прр-рроо-ооч-ччь!!!

Колдун вскинул руки, и Велизара отбросило назад, к подбегавшему на площадь Янушу. Оборотень врезался в лекаря, сбив его с ног, и колдуны внезапно пришли в движение.

— Лекарь! — каркнул главный, сделав ещё один шаг вперёд. Остальные последовали за ним, столпились за спиной, оставив храм. — Януш-ш-ш! Часовня — твоих рук дело! Она... так и говорила! Твой дар исчез, но тебя ничто не изменит... и ничего, кроме смерти, не остановит! Ты пойдёшь с нами! А за священником мы ещё вернёмся — и сотрём это проклятое место в порошок... вместе с теми, кто попытается его защитить!

Колдун протянул руку, и с пальцев его сорвались короткие молнии, ударили по окружившим Януша рыбакам, раскидав их в стороны. Маги пошли на него всей толпой, игнорируя ошарашенных горожан, и Дина сдавленно вскрикнула, первой догадавшись, что сейчас произойдёт.

— Беги, Януш! — крикнула маленькая вампирша. — Беги!

— Беги! — подтвердил Андрэ, тоже становясь на защиту лекаря. — Мы задержим этих уродцев...

Януш не успел сделать ни шагу — как и Андрэ, с размаху наткнувшийся на невидимую стену, отделявшую группу магов от горожан. Главный колдун шагнул к лекарю, протянул костлявую руку...

Полыхнула яркая вспышка — а в следующий миг на площади не осталось ни колдунов, ни лекаря. Вампиры и оборотни неуверенно переглянулись, пока рыбаки с трудом, кривясь от нанесённых молниями ожогов, поднимались на ноги.

— Украли! — первой заголосила Дина. — Сволочи ряженые! Украли господина доктора!

Мартин с сыновьями переглянулись. Потеря единственного в Саксе и на всех Островах лекаря оказалась действительно неприятной. Больше всего настораживало то, как это было сделано — у них на глазах, точно в качестве предупреждения...

— Господин священник следующий, — высказал повисшую в воздухе мысль Люсьен. — А там и каждый, кто скажет неугодное им слово...

— Благодать Единого жжёт их, как нас — солнце, — задумчиво проронил Леван. — Понятное дело, часовня да частые службы им как кость в горле...

— Если прогнёмся сейчас, придётся гнуться постоянно, — рыкнул обычно молчаливый Ник. — Нужно отстоять храм!

— Верно, — несмело поддакнул Тоолк. — Иначе лишимся последней защиты. Кто знает, какие у них планы, и что взбредёт им в головы? То привидений на нас спускали, а то...

— Если нужно, Бажен отслужит молебны и на дальних Островах, — запальчиво проговорил Велизар. — Чтоб им совсем душно стало!

— Остынь, — дёрнул щекой Андрэ. — Кто его защитит там, на дальних Островах? Мы, оборотни, уж точно не сможем — превратимся в зверей, да так и останемся бегать в чужих шкурах до конца дней... Вампиры тоже носа из темноты не высунут, а солнце на Шоте и Ире светит всё же поярче, чем на Стилосе... Местным на дальних Островах и вовсе делать нечего...

— Нужно отстоять Стилос, — решил Мартин. — Если они не смогут колдовать в Саксе, мы будем жить в безопасности.

— Януш... — вновь подала голос Дина, жалобно глядя на место, где минутой ранее стоял лекарь.

— Янушу мы ничем не поможем, — тихо проговорил старший вампир, привлекая дочь к себе. — Он сам гонялся за смертью. Теперь смерть пришла за ним...

Дина всхлипнула, уткнувшись лицом в грудь отца, и над городской площадью повисло тяжёлое молчание. За почти четыре года лекарь стал неотъемлемой частью их города, их жизни и проблем, и его потеря казалась особенно тягостной. Горожане стояли на площади до тех пор, пока на горизонте не показался корабль Одноглазого, а затем нехотя, без всякого воодушевления направились в гавань.

В это же время Януш рухнул на потрескавшиеся могильные плиты заброшенного кладбища Ира, больно приложившись о них головой. Группа колдунов, перенесших его на Ир, стояла тут же, чуть поодаль, и никто из них внимания на лекаря, казалось, не обращал.

Януш поднялся, огляделся, рассматривая знакомые надгробия и каменную ограду обширного кладбища, и тут только главный колдун, говоривший с ним в Саксе, обернулся.

— Стой на месте, — хмуро приказал он. — Она сейчас подойдёт.

Кто "она", Януш уточнять не стал. Даже на миг обрадовался, что их с Виверией встреча неизбежна; а значит, у него есть шанс увидеть своего сына.

— Совсем сил не осталось... — негромко заметил кто-то из колдунов. — Проклятый священник всё время читал свои молитвы...

— Нас было слишком мало, — заметил второй. — Чтобы разрушить храм, нужно идти всей общиной...

— Или одним Велегором, — нервно ухмыльнулся другой, более молодой голос.

Лиц колдунов, спрятанных за глубокими капюшонами, Януш не видел, но имя сына заставило напрячься, прислушаться. Колдуны, впрочем, его любопытство удовлетворять не стали, спешно выстраиваясь вдоль ограды, когда из-за поросших зеленью могильных плит выступила высохшая женская фигура.

— Януш, любовь моя, — расплылась в кривой ухмылке Виверия, подходя к лекарю. — Как я скучала по тебе, мой дорогой! Надеюсь, ты не сердишься на меня из-за нашей последней встречи? Столько воды утекло! — ведьма подошла вплотную, закинула обе руки лекарю на шею, притянула к себе. — Ох, до чего тебя смерть невидимая изуродовала! Говорила же тебе, глупый, не лезь сюда... А теперь мне и убивать-то тебя не придётся — сам сгниёшь...

Януш отстранился, шатнулся назад, когда она потянулась к его губам, и по лицу Виверии пробежала тень.

— Брезгуешь? — прошипела ведьма. — Любовь моя, да ты на себя-то посмотри! Годы и невидимая смерть не пощадили даже твоё красивое личико...

Она резко отпустила его, повернулась к замершим колдунам.

— Что, обосрались? — прикрикнула на них ведьма. — Храм по-прежнему стоит на месте! Чую близость Единого Бога! Уже здесь, на Туманных Островах! Не скрыться, не уйти! Бездарные уроды! Хотя бы суженого моего догадались притащить...

— Зачем я тебе? — спросил Януш, прерывая поток ведьминской злобы. — Ты сама велела держаться от вас подальше...

Виверия хмыкнула, вперила в него взгляд пустых бесцветных глаз, тряхнула сильно поредевшими зелёными прядями.

— Сказала же тебе, любовь моя: скучала я... Ну, чего встал? Идём! Ты же так хотел попасть в наше убежище! Вот, сама приглашаю!

Ведьма протянула руку, вцепилась в предплечье лекаря — от жуткой хватки отнялась вся рука, прикосновение оказалось одновременно обжигающим и ледяным — и решительно повела за собой.

Колдуны двинулись следом, и Януш не стал даже сопротивляться — шёл, как скотина на убой, не глядя ни на свою спутницу, ни на толпу чёрных плащей за спиной, ни на потрескавшиеся каменные надгробия поросших зеленью могил. Они углубились в дебри кладбища, приблизившись к местной отпевальне, ворота которой оказались широко распахнуты, и вошли внутрь. Лестница, начинавшаяся прямо за порогом развороченного строения, уходила под землю, и Виверия подвела лекаря к тёмному провалу.

— Шагай, милый мой, — ведьма подтолкнула его в спину, и Януш невольно подался вперёд, тотчас свалившись вниз.

Полёт в кромешную тьму оказался недолгим, но неподготовленный к неожиданной встрече с твёрдым полом Януш болезненно охнул, подвернув лодыжку, и с трудом поднялся на ноги. Виверия спустилась следом за ним — по вертикальной лестнице, невидимой ему поначалу — и усмехнулась, глядя на лекаря.

— Больно, любимый? Это ещё что...

Ведьма вновь подтолкнула его, и Януш, не ожидавший очередной пустоты под ногами, рухнул вниз. В этот раз провал оказался куда более длинным, и приземление получилось болезненным — на каменистый, твёрдый пол. Больно приложившись о него макушкой, лекарь застонал сквозь сцепленные зубы, обхватив голову руками, и перекатился, с трудом поднимаясь на четвереньки.

— Ой, как неудачно, — почти дружелюбно обратилась к нему Виверия, спустившаяся по очередной отвесной лестнице. — Побереги себя, суженый, у меня на тебя большие планы...

Колдуны спускались вслед за ними — Януш слышал шаги и стук сапог о металлические перекладины лестниц — и как только первый из магов спустился к ним, Виверия пинком под рёбра подняла лекаря с колен.

— Успеешь отдохнуть ещё, — когтистые пальцы схватили за шею, надавили, вонзаясь в кожу. — Ступай вперёд! Да не бойся, любимый, больше полётов не будет...

Глаза лекаря начали привыкать к темноте, и он смог разглядеть влажный коридор, уводивший их всё дальше под землю, длинный и крутой, так, что когда он вывел их к небольшому залу с круглым подъёмником в центре, воздух на такой глубине стал совсем спёртым. В скудно освещённый настенными светильниками зал вело несколько проходов, из которых их оказался самым маленьким и неприметным. Два из них были завалены, но в некоторых Януш заметил характерные для любых шахт укрепления — металлические и деревянные балки, шесты; брошенный инвентарь и перевёрнутые, сломанные, почти вросшие в каменистую почву тележки.

Виверия подтолкнула его к подъёмнику, у которого стоял худой человек, носивший, в отличие от колдунов, рабочий комбинезон. Лицо его было покрыто толстым слоем грязи, да и сам он, приземистый, чёрный от рудниковой пыли, казался вылепленным из земли.

— Чего стоишь? — прикрикнула на него ведьма. — Запускай!

Человек поспешно схватился за рычаг, дёрнул, приводя механизм в движение. Януш вцепился в металлический поручень, как только платформа поехала вниз, ошарашено огляделся, всматриваясь в отверзшуюся под подъёмником бездну. Виверия, распекавшая тех из колдунов, которые первыми успели добраться вместе с ними до подъёмника, оглянулась на лекаря и хмыкнула.

— Что, милый, впечатляет?

— Пока не очень, — честно ответил Януш, рассматривая бесконечный отвесной коридор. Подъёмник уносил их всё дальше от поверхности; воздух становился спёртым и жарким. — Это и есть тот самый свинцовый рудник?

— Шахта, — слегка удивлённо кивнула ведьма. — Про рудник откуда знаешь?

Лекарь дёрнул плечом, не собираясь выдавать населявших Ир карликов: ведьма могла устроить на них настоящую охоту, а уж этого он допустить не мог.

— Догадался.

— Ну да, ну да, — поцокала языком Виверия. — Ты всегда был умным мальчиком, Януш.

Кто-то из колдунов обернулся к ним, но тотчас отвернулся вновь. Человек в комбинезоне застыл, вцепившись обеими руками в рычаг, и не шевелился. Спуск длился уже довольно долго, и Януш мог только предполагать, на какой глубине находится колдовское убежище.

— Почему шахта? — спросил он. — Невидимая смерть сюда не проникает?

— На первые уровни проникает, — снизошла до ответа Виверия. — Но на нижних, там, где свинцовая руда сохранилась, почти безопасно.

— Почти?

— Насколько может быть безопасно в шахте, — усмехнулась ведьма. — Но невидимая смерть туда проникнуть не может. Слишком глубоко.

— А может, дело не в глубине? — задумчиво спросил Януш, разглядывая серые стены отвесного коридора. — Сама говоришь, на нижних уровнях свинца вдоволь... что, если дело в нём?

Ведьма глянула на него удивлённо и заинтересованно, качнула головой.

— Не знаю, дорогой. Ты у нас учёный... Бездари! — вдруг рявкнула, обернувшись на колдунов, Виверия. — Лекарь здесь меньше часа, а уже пытается понять природу нашего убежища! А вы что же? За столько лет не сумели извлечь из небесного камня и сотую долю той силы, которую он способен дать!

Януш быстро отвёл глаза. Если колдуны по-прежнему полагают, что силу им даёт небесный камень... то он не собирался опровергать их заблуждения.

— Но ведь жить в шахте опасно, — негромко заметил он. — Плохой воздух... испарения, влажность... это очень вредно... особенно для ребёнка...

Виверия сузила глаза, поджала губы.

— Заботливый папаша, — зло усмехнулась она. — Остынь, милый! Детей здесь нет. Только Велегор.

Тон, которым она это произнесла, заставил Януша содрогнуться. Что она сделала с их сыном? В кого превратила за эти годы? Велегор, мальчик... где же ты...

Лекарь отвернулся, разглядывая тёмный отвесной туннель. Подъёмник начал замедлять свой ход, свет становился ярче, и наконец платформа глухо ударила о землю, открывая им широкий, освещённый многочисленными светильниками коридор, по которому, точно тени, бродили колдуны — без своих привычных мантий, в одних рубашках и штанах, но с неизменными капюшонами на головах.

— Добро пожаловать в Нору, любовь моя! — хриплым, каркающим голосом провозгласила Виверия, сходя с подъёмника.

Януша подтолкнули в спину, и лекарь едва не врезался в ожидавшую его Виверию. Ведьма усмехнулась, взяла его под локоть, и крепко сжала пальцы.

— Рейнхард, Савин, Этьен, — кликнула Виверия, проходя по коридору вместе с лекарем, — за мной! И сообщите Хетагу, что я задержусь. Неотложное дело, — Виверия ухмыльнулась, сильнее сжимая плечо лекаря.

Януш шёл молча, разглядывая окружавший его сумрачный мир. "Нора" оказалась самым настоящим подземным городом, обустроенным магами в заброшенной шахте. В подземельях, прорезанных туннелями, соединяющими различные помещения, тут и там встречались вентиляционные отверстия, потому дышалось даже на самом нижнем уровне Норы на удивление легко — не то, что в том туннеле, по которому они спустились сюда. Все залы оказались хорошо освещены бесчисленными светильниками и необычным зеленоватым светом, исходившим от росших прямо в стенах крупных грибов. На пути им встречались колодцы, так что недостатка в питьевой воде колдуны, видимо, не испытывали; Януш видел незапертые склады, погреба и кухни, мимо которых спокойно ходили молчаливые жители Норы.

Среди последних лекарь с большим удивлением заметил несколько женщин. Они мало отличались от мужчин: штаны и рубахи скрывали всё, что осталось от их женских прелестей, а капюшоны надёжно прятали их лица от чужих глаз.

Виверия повела его по одному из тускло освещённых боковых проходов, и кто-то из следовавших за ними колдунов хлопнул в ладоши, вызывая вспышку синеватого пламени. Это пламя взвилось вверх, принимая форму шара, и так и осталось висеть над их головами, освещая им дорогу.

Они вышли в зал, где на длинных скамьях сидело несколько колдунов, корпевших над книгами. Время от времени от страниц отрывались языки пламени, перебегавшие на пальцы читателей, и не успевшие вовремя прочесть нужное заклинание колдуны с шипением отрывали руки от страниц.

— Где ваш наставник? — крикнула Виверия, проходя мимо учеников.

— Велел выучить морозное заклинание к его приходу, — откликнулся один из них.

— Морозное заклинание не поможет нам разрушить храм Единого в Саксе, — поморщилась Виверия. — Мудрый Трифон чудит!

Они вышли из зала и прошли ещё один, где располагались спальные комнаты, столовые, небольшие мастерские, лаборатории, и даже библиотека. Судя по тому, что он уже видел, подземный город вмещал в себя не меньше тысячи обитателей, и рос с каждым новоприбывшим в Сакс изгоем, обладавшим способностями к магии и обучению. Януш не успел рассмотреть ничего больше — ведьма подвела его к небольшому подъёмнику в глубине одной из удалённых от общих спален пещер, и кивнула конвоирам:

— Ждите здесь.

Виверия подтолкнула его на крошечную платформу, шагнула следом и провернула небольшой рычаг. Металлическая площадка поползла вниз, но спуск был недолгим. Януш поражённо разглядывал роскошно убранную спальню, в которой они оказались, заставленную книжными стеллажами и столами с колбочками и мерными стаканами, с алхимическими реагентами, аккуратно расставленными вдоль полок.

В одном углу стояла большая кровать под балдахином, во втором располагалась маленькая плотная дверца, полуприкрытая свисавшей с низкого потолка шторой.

— Сядь, — велела, указав на ближайшее кресло, Виверия.

Она провернула рычаг в стене, и подъёмник медленно пополз вверх, закрывая брешь в потолке комнаты. Януш огляделся: никаких признаков того, что здесь жил ребёнок, он не увидел.

— Где Велегор?

— С Хетагом, — Виверия поймала непонимающий взгляд лекаря и, усмехнувшись, пояснила, — это самый могущественный колдун в Норе. Он единственный, кто способен обучить мага такой силы, как Велегор.

— Я хочу увидеть сына.

— О, не сомневаюсь, — легко согласилась ведьма, скидывая с себя верхнюю мантию. Под ней оказалась серая рубашка и штаны, почти такие же, как и у всех здешних обитателей. — Ты жил на Островах все эти годы, остался, несмотря ни на что, надеялся на чудо...

— Чудо произошло, — ответил Януш, разглядывая Виверию.

Годы и невидимая смерть не пощадили её: поредевшие волосы, пожелтевшая кожа, высохшая фигура. Сейчас она выглядела как обычная, слегка уставшая немолодая женщина, но порой казалась самым настоящим воплощением зла, которое прочно пустило корни в давно омертвевшей душе; искажало человеческий облик, подчиняло себе, поглощало мысли и чувства, пользуясь её телом, как оболочкой, вместилищем для своих нужд...

— Я там, куда стремился попасть все эти годы, — лекарь говорил спокойно: Виверии он не боялся, колдунов тоже. — И я сделаю то, ради чего пришёл.

— Что же это? — заинтересовалась ведьма, подходя ближе.

— Я заберу Велегора.

Виверия расхохоталась, покачала головой, а затем вскинула раскрытую ладонь к самому его лицу — и резко дунула, выпуская зажатый в ней песок. Януш шатнулся назад, но поздно — зеленоватая, мерцающая пыльца окутала его, и он вдохнул дурман. По телу пробежала давно забытая дрожь; он судорожно выдохнул, пытаясь совладать с собой, закрыл лицо руками, тряхнул отяжелевшей головой.

— Любовь моя, — пропела Виверия, закидывая обе руки ему на шею. Януш попытался отстраниться, но не смог; тело налилось свинцовой тяжестью, сознание помутилось. — Ты сам не понимаешь, что говоришь. Велегор ещё так мал... он совершенно не умеет владеть той силой, которая дана ему с рождения... нас, магов, питает энергия небесного камня, но мой сын в этом не нуждается... Если рядом не будет могущественных колдунов, кто сдержит его? Кто поможет направить его силу в верное русло? Кто расчистит ему путь? Кто укажет, куда бить? Кто объяснит, что этот мир — лишь игрушка в сильных руках? Кто, наконец, увидит плоды своих трудов, когда Велегор вернёт магию в мир, разбудит древние силы, выпустит хаос из темницы, в которой столько лет томится наш повелитель? Клеветник был низвергнут, проклят, осуждён — но мы знаем, что грядёт день, и он вырвется на свободу...

— Ты хочешь вырастить из сына... монстра...

— Я хочу, чтобы мой сын стал самым могущественным магом в мире! Равного которому нет и не будет... Януш, любовь моя, ты не заберёшь Велегора! И сам не выйдешь отсюда...

Ведьма отвела его руки от лица, заглянула в глаза...

И Януш понял, что теряет разум уже бесповоротно. Точно со стороны наблюдал он, как ведьма срывает с него плащ, рвёт рубашку, оставляя длинные кровавые полосы на груди... впивается дикими укусами в шею, губы, с жадностью набрасываясь на его непослушное, отчуждённое тело...

Януш ничего не чувствовал и ничего не мог сделать. На него нахлынуло безразличие и слабость, сознание играло с ним странные шутки, — иначе как объяснить то, что его тело, над которым он был не властен, откликалось на жуткую страсть ведьмы, сжимало её в ответных объятиях, отвечало на каждый дикий, омерзительный поцелуй?

— Мальчик мой... суженый... совсем не изменился... — выдохнула Виверия, подталкивая его к кровати. — И ты спрашиваешь, зачем ты мне? Милый! Я, правда, скучала... Клеветник будет рад такой жертве! Некогда сильнейший светлый... Но я просто не могу отдать тебя вот так сразу... а ведь должна была! Ещё там, на горной вершине... Ну же, любовь моя! В прошлый раз в тебе было больше страсти! Подожди...

Виверия отстранилась на миг, оставляя его искусанные, кровоточащие губы, быстро провела ладонями по лицу, телу, пригладила волосы... Облик её дрогнул, стремительно переменился — и вот завились длинные пряди, почернели, полоснул сталью взгляд потемневших глаз...

— Такой больше нравлюсь? — тесно прижавшись к нему, жарко шепнула ведьма.

— Марион...

И внезапно точно пелена с глаз упала. Душа, столь безразлично взиравшая на своё тело сверху, метнулась обратно; сознание прояснилось, зеленоватая дымка развеялась; облик Марион дрогнул, побледнел...

Януш ощутил невероятный прилив сил — точно плотина прорвалась, выпуская скованную дурманом волю на свободу. Лицо Марион, как глоток свежего воздуха, напомнило о родной и такой далёкой теперь Валлии, о прежней жизни и о друзьях, которых он так спешно покинул, не потрудившись даже объяснить своё исчезновение. Образ любимой женщины, который он однажды предал, поддавшись страсти и злому колдовству, вызвал самый настоящий шквал эмоций — тех, на которые он, казалось, был уже не способен...

Где-то есть правда на свете, если его любовь жива, и раз правда есть, за неё надо бороться. В своём отчаянии, в своём грехопадении он совершенно забыл о том, что действительно имело смысл, о том чистом, светлом и вечном, которое все последние годы казалось ему лишь трепетным предрассветным сном...

Виверия нахмурилась, отстраняясь, заглянула в прояснившиеся зелёные глаза. Облик черноволосой воительницы, который она приняла, побледнел и развеялся; перед лекарем вновь стояла высохшая, желтокожая ведьма с горящими от бешенства глазами.

— Что происходит? — дрожащим от ярости голосом спросила Виверия. — Что ты делаешь?

Януш положил руки поверх лежавших на его груди сморщенных ладоней, сжал, отрывая от себя, отстранился, делая шаг назад. И поднял руку, осеняя ведьму священным знаком Единого.

Виверия взвизгнула, отскакивая назад, швырнула в него горсть зелёного пепла — но дурман лишь по полу расстелился, не касаясь тела лекаря. Януш склонил голову, переплетая пальцы, и принялся читать молитву, вначале шёпотом, затем всё быстрее и громче, отчётливо произнося каждое слово. Ведьма зарычала, бросилась на него — но тут же кубарем покатилась по полу собственной спальни. Приподнялась, с утробным воем вскинула голову — и тотчас закрыла лицо руками, закричала, отворачиваясь от слепящего света, исходившего от лекаря.

Распахнулась дверь в углу. Ворвавшийся в спальню старик с редкими, торчащими во все стороны седыми волосами глянул на корчившуюся на полу Виверию, на молящегося лекаря — и вскинул руки, направляя в него струи синего пламени. Огонь поглотил его тело, принялся лизать оголённую кожу, но не смог причинить ни малейшего вреда последователю Единого.

— Хетаг! — завизжала ведьма, приоткрывая покрасневшие глаза. — Живьём!!! Он нужен... для... обряда... Велегору...

Подъёмник в потолке пополз вниз, и спустившиеся в спальню трое колдунов, оставленных Виверией на страже, испуганно шарахнулись в разные стороны, увидев яркую, светящуюся фигуру в комнате. Януш молился истово и пламенно, не открывая глаз, и тело его с каждым словом наливалось благодатным сиянием... о которое, как о невидимую стену, разбивались все заклятия слабеющего Хетага.

— У-у... — взвыла Виверия, прижимая обугленные ладони к лицу, — у-уберите-е его-о-о-о!!!

Савин и Этьен последовали примеру Хетага, и спальня наполнилась вспышками молний, колдовского огня и ледяных игл — но все они разбивались при встрече с золотистым светом, исходившим от фигуры лекаря.

Дрогнул свод пещеры. Ухнула, застонала земля. Устало вздохнула потревоженная шахта...

— Он же нас всех тут похоронит!!! — запаниковал Этьен, бросая перепуганные взгляды то на Хетага, то на Савина. — Земля дрожит!!!

— Будь ты проклят! — завопила Виверия, отрывая руки от изуродованного ожогами лица. — Будь ты проклят!!!

Рейнхард оказался единственным, кто не стал применять магию. Он выхватил из-за пояса кинжал и, улучив момент, когда Януш ненадолго замолчал, набирая воздуха, метнул его вперёд.

Лекарь болезненно вскрикнул, схватился за рукоять попавшего в плечо кинжала, и рухнул на землю.

Золотое сияние погасло.

— Живьём! — первой очнулась Виверия. — Живьём!!!

Рейнхард с Савиным набросились на ослабевшего лекаря, вздёрнули на ноги, скручивая руки за спиной. Януш так и не сумел вытащить кинжал из плеча, и подскочившая к нему Виверия схватилась за рукоять, с силой проворачивая засевшее глубоко в груди лезвие.

— Не надейся на быструю смерть, ублюдок! — с ненавистью прошипела ведьма, вырывая кинжал из окровавленного плеча лекаря; Януш коротко застонал, тряхнул головой, пытаясь совладать с болью. — Ты будешь гнить в камере, пока не придёт срок, и Клеветник не получит своё! А до тех пор ты станешь мясом, подопытным материалом для моих учеников! Ты будешь умирать тысячу раз, и каждый раз молить о смерти — но я не позволю тебе умереть! Живой труп, ходячий мертвец, падаль — вот кто ты отныне такой! И будь проклят ты и твой Бог...

Рука её, по-прежнему сжимавшая кинжал, нанесла удар, с силой всаживая лезвие в его плечо, и Януш вскрикнул, когда Виверия вновь провернула рукоять.

— На нижний уровень! — рявкнула ведьма в сторону Хетага. — И проследите, чтобы он не смог читать свои молитвы!

— Можно отрезать ему язык, — предложил Рейнхард, удерживая отяжелевшего от слабости лекаря на ногах. — Выколоть глаза. Тогда он не сможет молиться и творить символы своего Бога.

— Нет! — каркнула Виверия, и рука её вцепилась в горло лекаря, вздёрнула, заставляя его поднять голову. — Нет. Я хочу, чтобы он видел, что с ним делают. И мог молить нас о смерти...

Ведьма мотнула головой, отпуская его, и Рейнхард с Савиным поволокли обессиленного лекаря к подъёмнику.

Глава 6. Право выбора

Он закончил читать беззвучную молитву и открыл глаза. Это немногое изменило — Виверия велела держать его в темноте, и единственным источником света служил коптящий факел в коридоре, там, куда время от времени приходили его тюремщики. Он давно потерял счёт времени, хотя и пытался поначалу делать зарубки на каменистых стенах подземного грота, служившего ему камерой. Но бывали дни, когда его забирали в лабораторию для пыток и опытов, и тогда он просто терялся в проведённых там часах. А когда бросали обратно в камеру, терял сознание, и не мог даже приблизительно сказать, сколько времени отлёживался на влажном полу, пытаясь прийти в себя.

Приходили к нему редко. Самым частым гостем был Этьен, приносивший еду и питьё раз в сутки, и подлечивавший его после пыток; иногда наведывался Рейнхард, проверить замки и заклятья, наложенные на массивную дверь, и время от времени появлялся Хетаг, его главный мучитель. Хетаг заведовал лабораторией магов, и в его же распоряжении находилась камера пыток, где обучаемые колдуны могли воочию наблюдать результаты всех заклинаний на живом материале. Кроме Януша, в лабораторию приводили карликов, один раз колдунам попался мародёр, и то и дело несколько магов помоложе выпускали из многочисленных клеток отловленное на Островах зверьё. Лекарь в полной мере ощутил на себе проклятие ведьмы: он едва мог молиться, но Хетаг с адептами раз за разом вырывали из его горла дикие, нечеловеческие крики, после которых он на несколько дней терял голос.

От помешательства спасало лишь непрестанное чтение заученных наизусть священных текстов. Молиться приходилось беззвучно, одними губами, иначе колдуны каким-то непостижимым образом слышали его. Рейнхард, самый сильный из тюремщиков, избивал его каждый раз, как только он попадался, не прибегая даже к использованию магии — бил просто и безыскусно, ногами выбивая из скорченного, ослабевшего лекаря "божественную дурь".

— И когда ты уже успокоишься? — искренне поражался Этьен, единственный, кто вступал с ним в переговоры. — Забудь о своём Боге — и Рейнхард тебя не тронет! Виверия, возможно, даже позволит тебе жить среди нас! Сможешь видеть своего сына...

Эти слова били куда больнее сапог Рейнхарда.

— Всего-то и нужно, что обряд посвящения пройти! — продолжал уговаривать его Этьен. — Приятного, конечно, мало, но в твоём положении не выбирают, лекарь! Глотнёшь из чаши скверны, отречёшься от своего Бога, и спокойно заживёшь в Норе! Тебе даже жертвоприношение делать не придётся — ведь ты не из колдунов, так, подопытный материал, всего лишь человек...

Вначале Януш пытался возражать, потом объяснял, затем отмалчивался, а порой и вовсе не реагировал на непременные уговоры молодого колдуна. Но как-то всё же спросил:

— Почему ты остался на Островах, Этьен?

Маг ответил не сразу. Кинул на пол миску с питательной жижей, потёр покрытую ожогами щеку.

— Интересно стало, — ответил он наконец. — Как это — когда в твоих руках власть над людьми... когда движения одного пальца достаточно, чтобы подчинить их своей воле... ну а потом... вырваться уже не смог.

— Почему? Разве ты не можешь покинуть Нору и Острова в любой момент?

— Нет, — отрезал колдун. — Ты здесь не единственный заключённый, лекарь. Небесный камень не пускает нас. Его магия. Мы питаемся невидимой смертью, черпаем в ней разрушительную силу — но живы лишь до тех пор, пока она нас окутывает. Если кто-то посмеет отречься от данных на обряде посвящения обетов, и покинет Острова — невидимая смерть убьёт нас так же быстро, как убивает смертных, которые то и дело пробираются на Парадис. Смерть небесного камня повсюду... и все мы — пленники в её тюрьме.

Больше Этьен с ним о магии не заговаривал, Януш тоже оставил расспросы. Тишина камеры, звуки земли и постоянный полумрак, окружавший его, постепенно вогнали его в то состояние, когда не замечается ни течение застывшего времени, ни условия окружавшего пространства. У Януша остался единственный Собеседник, и лекарь неустанно общался с Ним — заново переживал ночь своего грехопадения, каялся, плакал, и молил Единого лишь об одном — о спасении своего сына, Велегора.

За бесконечное время заключения он вспомнил всю жизнь, каждый проступок, каждое невнимательное, небрежное слово, которое могло ранить окружавших, каждый свой отказ. Вспомнилась отчего-то — хотя лекарь всегда считал, что поступил тогда правильно — первая ночь превращения Велизара. Охотник до последнего надеялся, что зараза минует его, беда обойдёт стороной — но в тот вечер оказался на улице один. Януш не позволил Бажену выйти из дома, заперся вместе с ним, отказавшись открыть двери рычавшему под стенами Велизару.

— Отвори, лекарь! — ревел изменившимся, хриплым голосом охотник. — Открой, помоги мне!!!

— Я помогу тебе завтра, — пообещал тогда Януш. — Сейчас я ничего не могу сделать. Ты опасен...

Велизар закричал, долго и протяжно, так, будто его душу вытягивали раскалёнными щипцами, и ударился всем телом о дверь. Зарычал, завыл, криком облегчая адскую, терзавшую тело боль превращения.

— Пусти, лекарь! — взмолился священник Бажен, пытаясь оттолкнуть Януша от двери. — Ему же там плохо!

— Здесь ему тоже будет плохо, — отрезал Януш, отпихивая священника вглубь комнаты. — Но потом его муки окончатся... как и наши с тобой жизни, если мы пустим его внутрь!

— Помоги мне! — ревел под стенами Велизар, уже почти неузнаваемым, нечеловеческим голосом. — Пусти меня! Ты же обещал... лекарь!!!

— Я помогу тебе завтра...

Сидя в темноте камеры, Януш закрывал лицо руками, пытаясь унять глодавшую его совесть. Просил прощения, вспоминал каждое своё слово... Ведь мог же он хотя бы подготовить Велизара к тому, что его ждёт! Мог облегчить муки превращения первой ночи, объяснить, что ожидает молодого оборотня — но вместо этого предпочёл махнуть рукой, отмолчаться, замять страшную правду, напитать ложными надеждами о том, что всё ещё может обойтись.

Велизар наутро, помнится, ни в чём его не обвинял, даже поблагодарил за то, что лекарь защитил его друга, Бажена, от опасности. Охотник заочно его простил, в то время как сам Януш простить себя так и не смог...

...Этот день ничем не отличался от предыдущих. "Днём" Януш называл условно тот период времени, когда появлялся с едой Этьен. Но колдун задерживался, и Януш уже решил, что сегодня он останется без пищи — так бывало, и не раз — когда дальняя дверь, та, которую он не мог видеть из оконца своей камеры, скрипнула и отворилась.

Вот только шаги, лёгкие и осторожные, совершенно не походили ни на тяжёлую поступь Рейнхарда, ни на быструю, подпрыгивающую походку Этьена. Януш подумал, что это могла быть Виверия — ведьма навещала его крайне редко, раз или два за всё то бесконечное время, что он провёл здесь — но тотчас отмёл эту мысль. Тот, кто шёл к нему по тускло освещённому коридору, был тут явно впервые. Звук шагов приближался, но человек двигался осторожно, несмело, точно пробуя каждый шаг на ощупь. Странного посетителя сопровождал мерцающий синий огонь, похожий на тот, которым освещали себе путь в подземных коридорах все здешние колдуны, и этот огонь остановился напротив его оконца. Посетитель тоже замер, и Януш услышал треск снимаемых с замка магических заклятий — тех, которые каждый раз накладывали его тюремщики.

— Работа Рейнхарда! — презрительно фыркнул тонкий детский голосок. — Плёвое дело! Эй, кто там? Я чувствую, там кто-то живой! Отвечай! Кто ты?

И сердце Януша дрогнуло. Потому что других детей в Норе не было...

— Велегор! — крикнул он, вкладывая в голос всё, что осталось от его сил. — Велегор, сынок!

Дыхание его стало частым и прерывистым, Януш подполз к двери, прикладывая разбитые ладони к замку. Сон или явь? Он провёл здесь столько времени, так долго молился, так боялся сойти с ума... неужели правда? Его сын, Велегор, пришёл к нему... пришёл сам!..

— Ого, — удивился голосок за дверью. — Ты знаешь моё имя? Откуда? Ты тоже колдун? Видишь сквозь стены?

— Нет, — Януш почувствовал, как губы его расплылись в улыбке, а голос предательски задрожал, — нет, Велегор! Я не колдун. Просто я... так часто думал о тебе... и ты пришёл!

— А откуда ты меня знаешь? — снова полюбопытствовал мальчик. — Я же тут впервые!

Его сын стоял за дверью, прислушиваясь к хриплому дыханию пленника, и лекарь диким усилием заставил себя мыслить трезво, загоняя все чувства на дно пробуждённой души. Велегор был ребёнком... и пугать его так сразу своими откровениями Януш не хотел.

— Впервые... и как же ты сюда попал? — сглотнув, спросил Януш.

— Проследил за Этьеном, — самодовольно похвалился сын. — Я давно заметил, что они с Рейнхардом и Хетагом шастают на нижний уровень, но они не говорили мне, куда ходят. И тогда я решил узнать сам. Виверия говорит, я должен получать то, что хочу. И я получил! — Велегор рассмеялся, и звонкий детский смех эхом разнёсся по коридору.

Януш сглотнул. Велегор общался с ним на равных, совсем как взрослый, и нотки самодовольства и презрительного превосходства пронизывали каждое его слово.

— Пришлось прочесть заклинание невидимости и огреть Этьена оглушающим заклятьем, как только он провёл меня в этот коридор, — бодро продолжал Велегор. — Валяется теперь как труп на полу...

— Сколько тебе лет, Велегор? — мягко перебил Януш. Мысль о том, что его сын совершенно равнодушно говорит о мертвецах и насилии, отрезвляла и заставляла думать быстро.

— Почти семь, — откликнулся сын. — А ты зачем спрашиваешь?

— Семь... — медленно повторил Януш.

Теперь он знал, сколько времени провёл в этой ненавистной камере. Значит, с тех пор, как Виверия провела его в Нору, прошло целых три года... Три года, растворённых в непрестанной боли, пытках, темноте, телесной немощи...

— Ты можешь открыть дверь, Велегор? — мягко спросил лекарь, вглядываясь в прерывистое мерцание синего пламени за окошком. — Тогда мы смогли бы поговорить...

— Мы и так говорим, — неожиданно грубо отрезал Велегор. — И ты не ответил. Зачем ты спросил, сколько мне лет?

— Прости, — сглотнув, заговорил Януш. — Я провёл здесь много времени в одиночестве и совсем разучился общаться. Я спросил, сколько тебе лет, потому что теперь знаю, сколько времени прошло со дня моего заключения. И ещё я знаю, что мой сын стал совсем взрослым за это время.

— Твой сын? — заинтересовался собеседник.

— Да. Мой сын. Ты, Велегор.

Януш напрасно боялся реакции стоявшего по ту сторону двери: он всё равно оказался к ней не готов.

— Что такое "сын"?

Лекарь прикрыл глаза, щекой прижимаясь к двери, коротко выдохнул, собираясь с мыслями. Может ли так быть, что Велегор не знает простейших понятий? Впрочем, откуда... если всё, что он видел, так или иначе вертелось лишь вокруг магии.

— Скажи мне, Велегор, ты знаешь, кто такая Виверия? Ты упомянул её имя...

— Ты не ответил! — раздражённо начал ребёнок, но Януш вовремя его прервал.

— Я отвечу, — мягко проговорил лекарь, — но вначале мне нужно понять, что знаешь ты. Чтобы не повторяться. Чтобы ответить как можно точнее...

Велегор фыркнул, но как-то нерешительно. Януш услышал, как он завозился за дверью, и, судя по звуку, опустился прямо на землистый пол.

— Ладно, — согласился сын. — Виверия — это женщина, которая отвечает за меня. Она здесь главная, как и я. Но я ещё недостаточно взрослый, и мне нужна помощь. Она следит за тем, чтобы я был всем доволен. Некоторые называют её моей матерью, но Виверия говорит, что я не должен обращать на это внимания. Виверия учит, что у меня не должно быть...

— Привязанностей, — тихо закончил Януш.

— Точно, — удивился Велегор. — А ты всё-таки колдун, пленник!

— Я не колдун, — повысил голос Януш. — Я — твой отец, Велегор!

Где-то вдалеке ухнула, застонала земля; раздался отдалённый, глухой грохот, подземелье тряхнуло. Спустя несколько секунд в заброшенной шахте стало тихо, и Велегор заговорил снова.

— Обвал, — недовольно заметил он. — В последнее время Нора сильно обветшала. Виверия говорит, мы здесь недолго протянем. Как раз к обряду поглощения покинем подземный город и уже не вернёмся...

— Что за обряд? — спросил Януш, но Велегор лишь презрительно фыркнул.

— Э, нет! Это уже наглость! Вначале ты должен ответить! И у меня теперь два вопроса — что такое "отец", и что такое "сын"!

— Я попытаюсь объяснить, — осторожно проговорил лекарь. — И начну с того, что Виверия действительно твоя мать. Она выносила и родила тебя...

— Ты меня путаешь с каждым словом всё больше! — внезапно разозлился Велегор. — Говори понятнее, пленник!

Детский голосок зазвучал зло и враждебно, и Януш мысленно воззвал к Единому, не рассчитывая справиться с родным, но таким незнакомым ему ребёнком в одиночку.

— Сядь, — попросил он вскочившего на ноги Велегора, с размаху впечатавшего маленькую ступню в створку двери. — Я всё объясню. Если ты, конечно, готов слушать.

Надо отдать должное, Велегор оказался готов. Он мгновенно успокоился и слушал внимательно, не перебивая, впитывая каждое слово лекаря. После того, как Януш закончил, в коридоре повисла напряжённая тишина. Велегор сопел, переваривая услышанное, Януш его не торопил. Лекарь не мог знать, что понял из его рассказа сын, и понял ли что-то вообще — каким бы умным он ни был, он по-прежнему оставался всего лишь шестилетним ребёнком... озлобленным, высокомерным, но всё-таки ребёнком. Но, пожалуй, Януш недооценил своего сына.

— Интересно, — проронил наконец Велегор. — И почему мне раньше об этом не рассказывали? Ни Виверия, ни Хетаг, ни Трифон... зачем скрывали? Я верю тебе, пленник! Ложь всегда звучит по-другому...

— Ты сам знаешь ответ, — негромко подсказал Януш. — Помнишь, ты сказал мне? Виверия не хочет, чтобы ты привязывался к кому-либо...

— Не понимаю, — признался ребёнок. — Правда и привязанность — разные вещи. Вот ты мне рассказал, что такое семья... это очень увлекательно, на самом деле! Но я не стал от этого другим...

— Не всё приходит сразу, — сглотнув, ответил Януш. — Иногда нужно время...

— Тебя скрывали, — помолчав, снова заговорил Велегор. — От меня. Только от меня. Все остальные знали... точно, знали! И Этьен, и Рейнхард, и Виверия с Хетагом... и даже Трифон с Савиным! Но почему? Почему? Ты — мой отец... — осторожно, точно пробуя на вкус, проговорил ребёнок. — Странно... отец... смешно! Но почему тебя держали втайне? Взаперти? Так далеко от остальных клеток с пленниками? Столько вопросов, и никаких ответов! — Велегор снова вскочил, принялся мерить маленькими шажками узкий коридор. — Я должен всё узнать! Должен!

— Если ты упомянешь о нашей встрече кому-либо, ты меня больше не увидишь, — невесело проговорил Януш. — Очень жаль...

— Я никому не скажу! — решительно произнёс Велегор, снова останавливаясь перед дверью. — Но в следующий раз мне придётся стащить у Этьена ключ... хочу увидеть твоё лицо, пленник!

— Ты откроешь дверь? В самом деле? — Лёгкая улыбка тронула его губы: он боялся верить. — Я же могу быть опасен.

Велегор замер, точно задумавшись, затем хмыкнул.

— Нет. Я чувствую... твоя жизненная энергия очень слаба. Ты умираешь! — убеждённо выговорил ребёнок. — Не забывай, с кем говоришь, пленник! Если попробуешь напасть на меня, я тебя оглушу в два счёта!

— Как Этьена? — грустно уточнил Януш.

— Да! — гордо и с вызовом ответил сын.

— Это неправильно.

— Что?!

— Говорю, это неправильно. Бить ближних. Причинять им боль. Так поступают только злые люди.

— Что значит — злые? — поразился ребёнок. — И кто такие эти твои "ближние"?

— Мне придётся начать издалека, чтобы объяснить тебе. Готов ли ты слушать?

— Нет, — отрезал Велегор. — Мне пора идти. Этьен вот-вот очухается.

— Позаботься о нём, — попросил Януш. — Ты мог его ранить своим заклятьем... он наверняка нуждается сейчас в помощи. Вряд ли ты бы захотел, чтобы кто-то так обошёлся с тобой.

— Никто не посмеет! — заносчиво ответил Велегор. — А если посмеет, я сотру его в порошок!

— Ты думаешь, что силён, Велегор, но на всякую силу найдётся большая, даже на подобную твоей. Есть только одна сила, которую не победить...

— Снова говоришь загадками, — прервал его Велегор. — Мне одновременно хочется тебя слушать и хочется удушить! Я ничего не понимаю, и это раздражает!

— Они учили тебя злу, — горько проговорил лекарь. — Но ты не обязан их слушать. У каждого человека есть право выбора, и это тот благословенный дар, дар Единого Бога, который никто не в силах забрать у человека. Никто не властен над этим даром! Каждый может стать тем, кем хочет, а не тем, кем его принуждают стать! Запомни это, сын! Запомни, и не дай им лишить тебя своего права!

— Ты много говоришь, — заметил Велегор. — И говоришь не так, как прочие. Либо ты совсем спятил в своей клетке, либо знаешь что-то, чего не знают остальные. И я хочу понять, что именно!

— Поймёшь, если захочешь, — пообещал Януш. — Но для этого тебе придётся кое-что изменить в себе. Стать лучше...

— Я и так лучший! — неожиданно взвился Велегор. — Да как ты смеешь сомневаться! Ты, вонючий пленник! Никто не смеет говорить со мной так, как ты! Никто!!!

Порыв ледяного ветра промчался по коридору, ударил в железную дверь. За пределами камеры разразился настоящий ураган — застонала твердь, посыпались мелкие камешки с потолка, задуло коптящий факел, заливая коридор синим маревом колдовского огня...

— Да что же это! — выкрикнул отчаянный мальчишеский голос за дверью. — Не поддаётся! Кто же ты?! Кто?! Почему я не могу снести эту проклятую дверь с петель? Какая магия хранит тебя, пленник?! Проклятье! Проклятье! Ты человек! Всего лишь человек! Проклятье!!! Почему?!..

Сверкнула молния, и всё стихло. Коридор и камера погрузились после безумства Велегора в кромешную тьму, и лекарь понял, что остался один. Закрыв лицо руками, Януш попытался унять бушевавшую в груди бурю — ту, с которой ураган Велегора не сравнился бы. Впервые за семь лет, проведённых на Островах, лекарь понял, что приехал сюда не зря. И что сегодня, возможно, ему выпал тот шанс, которого он ждал все эти бесконечные годы...

Шанс, который с яростным уходом Велегора был им упущен, казалось, навсегда.

...Дни потянулись медленнее и тяжелее. Януш вновь и вновь вспоминал их короткий разговор, проклинал себя за несдержанность, мечтал повернуть время вспять. Молился так, как не молился уже много, много лет — с надеждой и искренней верой в милосердие Единого. Он говорил со своим сыном! Так близко... Всё, что с ним произошло до этого, отныне не имело значения. Ни раны изувеченного, измученного тела, ни годы жизни на Островах, ни собственные похороненные мечты.

Этьен, появившийся в его подземелье спустя сутки, подозрительно принюхивался, разглядывая просевший свод, погасший факел и запертую на один обыкновенный замок дверь — и принялся выпытывать у лекаря, что произошло за время его отсутствия. Януш соврал с лёгким сердцем, сказав, что большую часть суток провёл без сознания и не заметил никаких особых изменений.

Затем наведался Рейнхард, без лишних слов принялся его избивать, и предупредил напоследок, чтобы он не смел раскрывать рта для своих молитв, иначе следующим его палачом станет Хетаг.

Януш давно перестал бояться угроз. Хетаг не мог сделать с ним ничего хуже того, что уже делал. Но, пожалуй, впервые за три года лекарю было не всё равно, что с ним станет. Велегор ушёл; но мог и вернуться. И если на этот раз он протащит с собой ключ от двери и откроет её...

Кого он увидит?

Януш не знал даже приблизительно, как выглядит — после трёх лет заключения, непрестанных пыток и терзавшей его хвори, которую вдохнула в него невидимая смерть ещё на Парадисе. Странная болезнь убивала его медленно, но неотвратимо; лекарь порой прислушивался к себе, к тому, что происходило внутри, и каждый раз поражался, что по-прежнему жив. Но не это сейчас его беспокоило. Грязный, покрытый подсохшей кровью и вонючим потом, с отросшими, спутанными волосами и бородой, разбитый немощью от постоянных побоев и болезней, он мог попросту испугать своим видом шестилетнего ребёнка, — и это угнетало его сильнее всего.

Он стал бояться того, что Велегор увидит его таким; но шли дни, а мальчик не появлялся. И тогда Януш стал бояться совсем другого — того, что больше никогда его не увидит. Ожидание стало самым страшным его наказанием. Пробуждённый надеждой, он ждал, ждал каждый день, каждый час, вслушивался в звуки тёмного коридора, пытался проникнуть мыслями сквозь толщу верхних уровней...

Велегор не приходил.

И когда однажды слова молитвы перестали приносить облегчение, и он забылся тяжёлым, беспокойным сном, прислонившись спиной к дальней стене камеры, лёгкий шорох у двери заставил его вздрогнуть.

Он вскинул голову и замер, поражённо разглядывая стоявшего перед ним ребёнка. Худой, маленький, с растрёпанными чёрными волосами, мальчик стоял в его камере, а за спиной его была по-прежнему наглухо закрытая дверь.

— Я подумал, что вряд ли сумею стащить ключ так, чтобы Этьен ничего не заподозрил, — деловито сообщил ему Велегор, и чёрные глаза весело сверкнули. — Пришлось выпытать у мудрого Трифона заклинание призыва бестелесного духа... это когда можешь проходить сквозь стены, только если они не очень толстые, — пояснил он, с любопытством разглядывая пленника. — Волосы у тебя красивые, — вдруг невпопад заметил мальчишка. — Белые. Я таких ни у кого не видел.

— Правда? — слабо спросил Януш, не зная, верить ли тому, что слышит. Единый проявлял к нему особую, незаслуженную им милость, раз его сын сумел увидеть красоту там, где её не было...

— Ага. Я вот всё думал о том, что ты мне тогда сказал... я вообще ничего не забываю! — Не преминул похвалиться Велегор. — Ты что-то говорил о свободе выбора. Я не очень понял, но, кажется, это значит, что я могу сюда приходить, если мне этого хочется. Я прав? Ну, конечно же, прав! — Сам ответил на свой вопрос мальчишка. — А мне хочется сюда приходить. Ты — единственный в Норе, кого я ни разу не видел! Интересно же... мне вообще тут скучно, — вздохнув, поделился Велегор. — Со мной только Этьен с Савиным играли, но потом Виверия им запретила... а ты умеешь играть в слова, пленник?

— Когда-то умел, — сглотнув, ответил Януш, стараясь, чтобы голос не звучал хрипло.

— А какие-нибудь интересные истории знаешь?

— Знаю, и много, — подтвердил лекарь, глядя на сына.

Велегор рассматривал отца знакомым взглядом — отражение его собственного — и в глазах его Януш не видел ни отвращения, ни испуга. Похоже, мальчик насмотрелся в Норе и не на такое...

— Я забыл спросить в прошлый раз, как тебя зовут, — вдруг вспомнил Велегор. — Ты знаешь моё имя, а я не знаю твоего. Как ты там говорил? Ну, в нашу первую встречу? Ах, да! Это же "неправильно"! — передразнил мальчишка, и в умных чёрных глазах заплясали весёлые огоньки.

— Януш, — шепнул лекарь, чувствуя, как его губы расплываются в счастливой улыбке. — Меня зовут Януш... сын.

Глава 7. Сын своего отца

Кто-то коснулся его плеча, несмело и осторожно, но Януш не нашёл в себе сил даже открыть глаз. Он не помнил, когда закончились пытки, и когда подручные Хетага притащили его обратно в камеру. Сколько он пролежал без движения на влажном полу, лекарь тоже не знал. Кажется, ему перебили колени; встать он не мог, двигаться тоже. Он мог только ждать, пока пройдёт первая животная боль, и он сумеет хоть немного прийти в себя.

— Паап...

Маленькие ладошки легли ему на плечи, и Януш попытался пошевелиться. Его тотчас накрыло волной острой боли, и он застонал сквозь сцепленные зубы, переворачиваясь на спину.

— Папа? Отец? Ты живой? — встревожено спросил тот же голос, и Януш наконец понял, что рядом с ним Велегор. Велегор, его сын, которому совершенно не нужно было видеть его таким. — Я же чувствую, ты жив! Кровь... твоя кровь пульсирует... огонь жизни... я чувствую, я знаю... душа... чистая материя... ведь ты живой! Не смей умирать, слышишь?! Я тебе не разрешаю! Не хочу! Я не хочу!

Януш не смог открыть глаз даже ради сына. Попытался поднять руку, и его ищущие, дрожащие пальцы тотчас перехватила маленькая, крепкая ладонь Велегора.

— Я не умею лечить, — зло выговорил мальчик, сжимая его руку, — они не учат меня этому! Я... не знаю... не знаю, что делать!

— Не бойся... всё... хорошо...

Эти слова, такие трудные и почти неслышные, окончательно лишили его сил. Януш ещё боролся с липким туманом, окутывающим помрачённое сознание, вслушивался в звонкий, отчаянно-злой голос Велегора, теребившего его за руку, но уже ничего не мог сделать.

Если ему суждено умереть здесь, в подземной тюрьме пленившей его ведьмы, значит, на то воля Единого. За прошедший год он сумел сделать то, ради чего отправился на Острова — он обрёл сына. Велегор с той самой встречи приходил часто, почти каждый день, и Януш с нетерпением ждал этих встреч. Продумывал каждое слово, которое нужно сказать сыну, вспоминал полузабытые детские игры, придумывал истории, которые так любил слушать Велегор...

Мальчику никогда не было с ним скучно. Несмотря на окружавших его колдунов, несмотря на все усилия воспитателей и учителей, Велегор по-прежнему оставался ребёнком. А ребёнку хотелось игр и приключений, новых знаний и сказок, переносивших его в неизведанные миры. А ещё сыну нужен был кто-то, кто бы его слушал. Просто слушал, не поучая, не исправляя, не запрещая...

И Януш стал таким слушателем. Так он узнал, что обряд поглощения — это тот момент, когда Велегор впитает в себя всю силу небесного камня, и этот ритуал требует человеческого жертвоприношения. Призываемый обрядом Клеветник на краткий миг обретёт власть над миром — всего лишь на миг, но этого хватит ему, чтобы наполнить, пропитать его своим злом. И он же дарует всем участвующим магическую силу, с которой даже энергия невидимой смерти не сравнится...

Когда должен состояться обряд, Велегор не знал, но Януш мог сделать выводы, исходя из возросшей в последнее время активности колдунов. Они спешили, проводя свои опыты, обучали новых адептов и расширяли свою армию в каком-то нервозном ожидании — и лекарь понимал, что времени у них осталось совсем немного.

Сам Велегор к грядущему событию относился равнодушно. Януш старался учить его, ненастойчиво, чтобы не вызвать отторжения, рассказывал о Едином и Его учении, объяснял, кто такой Клеветник и почему служить ему нельзя...

Сын слушал охотно, впитывая каждое новое слово, как губка, но особого рвения к переменам Януш в нём не замечал. Велегор даже злился, когда ему случалось застать лекаря за молитвой, но так же быстро отходил, когда тот оставлял ради него чтение священных текстов.

Но настоящей своей победой Януш считал день, когда Велегор впервые назвал его отцом. Лекарь сам попросил его об этом, объяснив, что ему будет приятно это слышать, и Велегор, хмыкнув, согласился, обронив, что по именам он зовёт многих, а отцом будет называть его одного.

С того дня у Януша было много побед. Однажды Велегор пришёл хмурый, подавленный, и долго отмалчивался, усевшись напротив него. Янушу пригодился его опыт врачевания — Велегор, как упрямый больной, пришедший к нему на приём, нуждался в помощи, но, как человек гордый, отказывался её принять. Янушу доводилось встречаться с подобными ему изо дня в день — ещё в те далёкие времена, когда все считали его целителем от Бога...

И сейчас эта привычка мягкого, ненастойчивого и участливого внимания сыграла ему на руку. Загнав вспыхнувшую в нём тревогу на глубину души, Януш дождался, пока Велегор расслабится, и лишь затем начал осторожные расспросы. Велегор вначале отмалчивался, затем огрызался, но, в конце концов, хлюпнул носом и признался: Виверия сожгла его единственную игрушку, деревянного коня, которого он нашёл в заброшенной деревне Ира, во время одной из их с Хетагом вылазок на поверхность. Виверия была, конечно, права: он привязался к этой игрушке, а ведь будущий повелитель всех магов не должен испытывать подобных чувств. Велегор это знал, ему об этом говорили едва ли не каждый день, но от щемящей детской обиды, чувства первой утраты это не спасало.

— Иди сюда, — кивнул на место рядом с собой Януш.

Велегор слегка удивился, посомневался миг или два, но затем всё-таки перебрался поближе к пленнику, устроившись у него подмышкой. Брезгливость в мальчишке отсутствовала напрочь — Велегор как-то обмолвился, что полуразложившиеся или же совсем высохшие скелеты, которых им с молодыми колдунами поручали оживлять, выглядели и пахли куда хуже, чем заключённый в вонючей камере лекарь.

Януш бережно обнял худенькие, хрупкие плечи, привлёк к себе сына, стараясь согреть своим теплом, и осторожно поцеловал в висок. Велегор встрепенулся, насторожился, прислушиваясь к новым ощущениям, — а затем сник и обмяк, прижимаясь к отцу всем телом.

Они просидели так довольно долго, и угревшийся Велегор даже задремал, свернувшись калачиком на его коленях. Это оказалось невероятным ощущением — держать в руках хрупкое детское тело, слушать его ровное дыхание, знать, что, по крайней мере, в эту минуту его сын в безопасности...

— Время, — вдруг встрепенулся Велегор, просыпаясь. — Мне пора идти.

Мальчик пошевелился, но вставать не спешил. Неуютно поёрзав у него под боком, Велегор наконец поднял чёрные, как ночь, глаза.

— Можешь сделать так... ещё раз? — неуверенно спросил он, разглядывая Януша недоверчиво и напряжённо. — Ну, как ты раньше делал?

Лекарь улыбнулся, привлекая сына к себе, и коснулся губами его лба. Велегор замер — точь-в-точь щенок, ищущий ласки и в то же время боящийся протянутой руки — и несмело улыбнулся, будто впитывая поцелуй. Затем вскочил на ноги и начертил в воздухе невидимые знаки, исчезая с лёгким, глухим хлопком.

С тех пор прошло несколько месяцев — и целая вечность. Время летело теперь быстро, от встречи к встрече, и Велегор даже обронил как-то, что с большим удовольствием повидал бы далёкую и снежную Валлию, о которой Януш ему столько рассказывал.

Но прежде, чем Януш сумел бы подготовить план совместного побега, Хетаг в очередной раз вспомнил о пленнике. И на этот раз действительно не церемонился — ни он, ни его помощники.

— Пап, папа, — теребил его за рукав Велегор, вглядываясь в грязное, поросшее густой бородой лицо. — Не спи! Слышишь меня? Пожалуйста...

Если бы Януш мог, он бы улыбнулся. Это он научил сына этому простому слову...

— Слышу чьи-то шаги! — сын хлюпнул носом, разжал пальцы, выпуская его ладонь. — Я подожду, пока они не уйдут, ладно? Буду стоять в углу... Они меня не увидят! — Спешно вырисовывая в воздухе замысловатые знаки, пообещал Велегор. — У меня отлично выходит заклинание невидимости, меня Трифон учил... даже Хетаг так не умеет... я здесь, в углу, пап! Слышишь меня?..

Дверь скрипнула, впуская в камеру нескольких человек в капюшонах, и шагнувший вперёд Рейнхард плеснул на него водой из карманной фляги, для верности пнув в бок сапогом. Януш слабо вздохнул, открывая глаза.

— Проснулся, дорогой? — с ненавистью выплюнула Виверия, присаживаясь рядом с ним на корточки и с отвращением разглядывая пленника. — Какая гадость, Хетаг! — обратилась она уже к наставнику. — Ты что, не мог отмыть его после своих художеств? Покойники и те не так воняют!

— Прости, королева, — почтительно склонился седой колдун. — Торопились.

— Приведите его в порядок, — распорядилась ведьма, по-прежнему разглядывая безвольного лекаря. — Я хочу увидеть его таким, каким он был в ночь зачатия нашего повелителя. Клеветник будет рад получить в дар сильнейшего из светлых! — Виверия поднялась на ноги, презрительно ткнув носком в покрытое кровью и грязью тело. — Эй, святоша! Как там твой Бог поживает? Не хочет вытащить тебя отсюда? Тупой ублюдок! — Виверия с ненавистью пнула лекаря ещё несколько раз, вымещая всю злобу отвергнутой женщины. — Вот скажи мне, Януш! Помогли тебе твои молитвы? Услышал тебя твой Единый? Где же тот режущий, побеждающий свет, которым ты когда-то так напугал нас в моей опочивальне? Всё, кончился? Ничтожество! Порадуйся, святоша: твой срок подошёл к концу... Хочешь, расскажу, как пройдёт обряд поглощения?

— Королева, — осторожно позвал её Хетаг, но Виверия лишь нетерпеливо отмахнулась.

— Рождённый от твоего семени вырежет тебе сердце и вкусит твоей крови...

— Госпожа Виверия, — несмело обратился к ней прятавшийся за спинами Этьен.

— А затем твоё тело распотрошат на алтаре и кишками выложат имя Клеветника...

— Велегор! — не выдержав, выкрикнул Хетаг, указывая на полупрозрачную фигуру в углу.

— Повелитель, — почтительно склонили головы Этьен с Рейнхардом.

Виверия вскинула голову, встречаясь глазами с сыном. Тело Велегора ещё мерцало серебристыми бликами, но заклинание невидимости постепенно теряло силу. Ведьма увидела бы бледный, как у призрака, мальчишеский силуэт ещё раньше, если бы не была так увлечена лекарем.

— Ве-велегор? Но... п-почему... как...

— Не смей трогать его! — выкрикнул мальчик, сжимая кулаки. — Не смей его пинать!

Виверия ошарашено отступила на шаг и едва не наткнулась спиной на Хетага, наблюдая, как сын подлетел к распростёртому на полу лекарю, упал на колени, ладонями обхватывая его лицо.

— Паап? — позвал лекаря Велегор. — Ты слышишь меня?

Януш слышал, но не мог выдавить из себя ни слова. За спиной сына он увидел перекошенное от ярости и почти чёрное от лютой ненависти лицо ведьмы, и понял, что расправа будет быстрой.

— Я не хочу, чтобы его били! — резко развернувшись к замершим колдунам, выкрикнул Велегор. — Слышали меня? Я приказываю! Я хочу, чтобы он жил!

— Велегор... — прохрипела Виверия, но Хетаг осторожно коснулся её плеча.

— Позволь мне, королева, — одними губами проговорил маг.

Велегор настороженно наблюдал, как его учитель выходит вперёд; даже кулаки сжал, точно готовясь защищать отца в неравном бою.

— Мы сделаем, как ты скажешь, юный повелитель, — обратился к нему Хетаг, и голос старого мага зазвучал вкрадчиво и мягко. — Если ты этого хочешь, значит, так будет. Никто и пальцем не тронет пленника. Мы освободим его от оков, и он сможет присутствовать на обряде поглощения как наш почётный гость. Я даю тебе слово, мой повелитель, что никто не станет его бить. Ты ведь этого хочешь?

— Да, — неуверенно кивнул Велегор.

— Хорошо, будет так, как ты нам велел, — покорно согласился Хетаг. — А теперь прошу, юный повелитель, отправляйся к себе в опочивальню, дай нам время привести пленника в порядок.

— И я смогу снова увидеть его? — с подозрением спросил Велегор, разглядывая учителя.

— Безусловно.

Велегор бросил взгляд на побледневшую от гнева Виверию, посмотрел на затаивших дыхание колдунов, и нерешительно глянул на отца. Дёрнулся было к нему, и тотчас остановился. Он хотел остаться, но теперь, когда Виверии и колдунам стало известно про их встречи...

— Смотрите мне, — предупредил Велегор, шмыгнув носом.

Развернувшись, мальчик быстро начертил в воздухе магические знаки, и исчез с лёгким хлопком. В тот же миг Виверия набросилась на безвольного лекаря, вцепилась когтистыми руками в воротник, затрясла, точно тряпичную куклу, то и дело прикладывая его затылком о пол.

— Ублюдок, проклятый ублюдок! Ненавижу, ненавижу...

— Твоя вина, Рейнхард, — невыразительно проронил Хетаг, наблюдая, как ведьма трясёт безучастного лекаря. — Ведь это ты накладывал магические преграды на его дверь. Как так вышло, что сюда проник Велегор?

— Спросите у Этьена, — глухо отвечал колдун, не поднимая глаз.

— А что я? — тут же вскинулся молодой маг. — Уж не вам ли, почтенный Хетаг, был вверен в обучение юный повелитель? Мы с Рейнхардом не уследили за замками, это так! Но вы, учитель, прозевали мальчишку! Уж простите, говорю, как есть, — развёл руками Этьен.

Вспыхнули алым в темноте глаза Хетага, и Этьен рухнул, как подкошенный, прижимая ладони к обожжённому лицу. Молодой маг даже вскрикнуть не успел — лишь стонал, катаясь по полу, и подвывал тихо, с поскуливанием. Хетаг развернулся к Рейнхарду — и тюремщик тотчас шатнулся назад, хлопая себя по загоревшейся мантии.

— Прекратить балаган! — взвизгнула Виверия, отвешивая Янушу последнюю затрещину и вскакивая на ноги. — Обряд поглощения пройдёт на днях, и Велегор должен убить того, кто дал для него семя! Как ты собираешься это провернуть, Хетаг? Мы все видели, как сильно привязался к этому ничтожеству мой сын! Проклятье, проклятье! Если бы я знала... но лекарь нужен был нам здесь и живым, Клеветник потребовал именно его себе в жертву! Ох, нужно было всё же вырезать ему язык... Мы даже не знаем, как долго Велегор утаивал от нас эти встречи!

— Достаточно долго, моя королева, — презрительно усмехнулся Хетаг, — раз научился называть его папой. Лекарь не терял времени даром... преподнёс всё мальчику в самом выгодном для него свете. Наверняка растолковал ему слова, о которых Велегор и понятия не имел. Теперь будем расплачиваться мы все... но не беспокойся, королева! Я знаю, как провести обряд поглощения так, чтобы рука Велегора не дрогнула...

Эти слова были последним, что запомнил Януш перед тем, как тьма его камеры сгустилась, наполняя собой угасающий, измождённый борьбой разум.

Пробуждение оказалось на удивление приятным. Прежде, чем открыть глаза, лекарь прислушался к себе, не понимая, отчего ему так легко дышится, и что произошло за время, которое он провёл без сознания.

— Можешь не придуриваться, — раздался над ухом знакомый голос. — Я знаю, что ты не спишь.

Януш открыл глаза и тотчас зажмурился из-за яркого света. Этьен хмыкнул, оглядывая лекаря, поцокал языком, оценивая результаты их с Рейнхардом совместных трудов.

— Понятно, отчего Виверия за тобой так волочилась, — вздохнув, выдал он, и в его голосе Янушу почудилась откровенная зависть.

Лекарь наконец сумел открыть глаза, по-прежнему жмурясь на свет многочисленных светильников и уже знакомых ярко-синих шаров, висевших под низким потолком. Он находился в небольшой подземной келье, на каменной кушетке, покрытой одеялом, и был одет в чистую рубашку и широкие штаны, из-под которых выглядывали деревянные палки. С некоторым трудом подняв руки на уровень глаз, Януш поражённо разглядывал чистую, без следов грязи или крови, кожу, когда Этьен фыркнул, наблюдая за ним.

— Ну, что смотришь? Отмыли мы тебя, лекарь! Бородищу твою сбрили, космы расчесали, раны перевязали... на себя прежнего ты теперь совсем не похож! Ну, или... похож на совсем прежнего себя.

Януш опустил руки и попытался встать, упёршись в края кушетки. Этьен покачал головой, лёгким толчком отправляя приподнявшегося лекаря обратно на покрывало.

— Лежи, немощный, — посоветовал молодой маг. — Куда ты собрался с переломанными-то ногами? Трифон зачем-то даже кости тебе вправил, шины наложил, хотя мы с Рейнхардом и втолковывали старику, что он только время даром тратит...

— Почему... — в горле пересохло, и слова давались с трудом, — почему вы... зачем...

— Зачем так старались? — понятливо кивнул Этьен. — Я тоже не сразу понял, когда Хетаг велел сделать из тебя человека. А потом мудрый Трифон разъяснил. Наш юный повелитель сильно психовал, когда мы сказали, что лечим полюбившегося ему пленника, всю Нору излазил в поисках пропавшей игрушки. Тебя, то есть. Даже сюда разок заглянул, но тебя не признал. Глянул на кушетку, спросил, что за птица, а я и ответил, мол, адепт новый, обвалом придавленный. Ну и исчез Велегор, дальше побежал свою игрушку искать. Ещё бы! Он ведь тебя заросшим да грязным помнит, даже лица твоего, поди, ни разу толком не видел. А тут такой рыцарь валяется...

— А... обряд...

— Обряд пройдёт на днях, — пообещал Этьен. — Ты ведь уже всё понял, лекарь! Чтобы впитать в себя всю силу небесного камня, Велегор сам, своими руками должен принести жертву Клеветнику. Твоя кровь подходит для этого как нельзя лучше. Виверия сказала, что так будет правильно — первым, кто падёт от руки Велегора, будет его отец. Поверь, когда юный повелитель нанесёт удар... в тот миг он изменится навсегда!

Януш помолчал. Убийство действительно должно стать тем, что окончательно отделит Велегора от нормального мира и подарит его юную душу Клеветнику — в обмен на безграничную силу, магию, которую так стремились вернуть в мир здешние колдуны.

— А потом... что? Вы... на материк?

— Да, — довольно прищурился Этьен. Щёлкнул пальцами, вызывая ещё один сияющий синий шар взамен погасшего, и чему-то мечтательно улыбнулся. — Когда Велегор впитает силу, он станет для нас проводником, бесконечным источником магии. Пока будет жив повелитель, будет жива магия, будем живы мы... Мы станем свободны! Даже находясь на другом конце света от повелителя, мы будем сильны так, как никогда не были бы сильны здесь! Да ты голову-то не ломай, лекарь! Тебе не всё ли равно, что там произойдёт дальше? Мир ждут весёлые времена, но ты их уже не застанешь!

Низкая дверца подземной кельи распахнулась, впуская внутрь сгорбленного старика с длинной редкой бородой и деревянным посохом, конец которого украшал гладкий обугленный камень. Этьен почтительно склонился, отступил в сторону.

— Мудрый Трифон...

— Как он? — сухим, шелестящим голосом спросил учитель. Подслеповато прищурился, подходя к кушетке. — О, лекарь Януш! Я уж не думал застать тебя в добром здравии... Даже королева переживала, что ты не дотянешь до обряда, и скончаешься во сне... прискорбно, прискорбно... Но ты решил бороться, и всё ещё жив...

Януш с удивлением слушал незнакомого колдуна, и каждое слово казалось ему непривычно участливым, мягким — слишком мягким для того места, где они находились, и для того, кем являлся этот старец, обучавший новоприбывших в Нору адептов.

Мудрый Трифон тем временем с кряхтеньем умостился на колченогом табурете, услужливо подсунутом ему Этьеном, и махнул рукой молодому магу.

— Можешь прогуляться, Этьен, мальчик мой, — глухо проговорил он. — Я присмотрю.

Колдун поколебался миг или два, но затем всё же вышел, плотно затворив за собой дверь. Трифон поставил посох наземь, опёрся об него высохшими руками, и прислонился к ним седой головой, рассматривая лекаря.

— Да, да, — пробормотал он, глядя сквозь него. — Это был ты. В моём сне. Теперь я вижу... твои глаза. Да, сомнений нет. Значит...

Старец вздохнул, опуская веки. Это был бы хороший момент для любого другого пленника, чтобы воспользоваться случаем и оглушить колдуна, но Януш совсем не чувствовал желания бежать, даже будь у него больше сил и здоровые ноги.

— Лекарь Януш, — снова зашелестел Трифон, — выслушай меня, мальчик мой. Я должен рассказать... тебе. Я ждал этого долгие годы... — старик повозился на табурете, вцепился подрагивавшими пальцами в посох. — Когда-то я считался одним из самых прославленных ясновидящих на материке, и никогда не ошибался. Меня всегда влекли новые знания, тайны, загадки, непознанное и вечное... Я был обеспеченным человеком и мог позволить себе потратить всю жизнь на поиски ответов. Виверия, бедная девочка, попала ко мне ребёнком, и многому научилась у меня... всему, что относилось к запрещённым наукам, пророчествам, снам, мелкому колдовству... но совершенно не желала слушать, когда я учил её смыслу сущего. Она искала ответов не для того, чтобы стать просвещённей и мудрее, нет! Увы, бедную девочку сгубило тщеславие... Ей было двадцать лет, когда она покинула меня... в поисках новых знаний. О, она была так прекрасна в те годы! И отчаянно желала большего... вечной молодости, вечной жизни — как и многие из нас... Забираясь всё дальше в дебри чёрных искусств, она постепенно теряла и молодость, и красоту — но верила, что когда-нибудь дождётся своего часа. В ней крылся дар прорицаний, и однажды она увидела во сне того, кто даровал бы ей сына, могущество которого не знало бы границ. Но ты был ещё очень молод... жил при монастыре Единого, куда она не могла ступить... затем попал на службу к влиятельному и сильному человеку, и провёл долгие годы на полях сражений... она охотилась за тобой долго, следила, ждала... той самой ночи... и дождалась. Когда моя девочка пришла ко мне с Велегором в утробе, я едва мог поверить своим глазам... Попросила меня о помощи... и разве мог я отказать? Я сам воспитал её, вскормил в ней эту непомерную гордыню, эту ненасытную жажду знаний, эту тягу к запретному, жадность к власти... я стал причиной того, в кого она превратилась, и я должен был нести за это ответ. Я отправился вместе с ней на Острова, стал обучать тех, кого она собрала вокруг себя, слушал её приказы... моя девочка так выросла, так изменилась! Я не умел отказывать ей в детстве, не научился и потом... ах, лекарь Януш, ты ведь не помнишь её такой, какой помню я... Маленькая, дрожащая сиротка у порога моего дома, с огромными серыми глазами... Прекрасная живая малышка, скрасившая мою жизнь... Я любил и гордился ею бесконечно — и эта гордость меня ослепила... Я слишком поздно увидел, во что превратил мою бедную девочку...

Старик умолк, опираясь на необычный посох, и Януш осторожно перевёл дыхание. Трифон говорил, казалось, больше для себя, чем для него, и лекарь боялся потревожить колдуна лишним звуком. Приходившие к нему больные порой нуждались в молчаливом собеседнике, которому можно выговориться без всяких опасений, как в готовую принять и похоронить все слова разрытую могилу...

— Я сейчас понимаю, чего ждал так долго... тебя, мой дорогой мальчик, — Трифон вновь открыл выцветшие, подёрнутые старческой плёнкой глаза. — Я давно понял, что привёл Виверию и своих несчастных учеников в бездну, из которой нет спасения. И я жил долгие годы с этим грузом на сердце, жил и ни во что не верил... ничего не ждал... пока не увидел во сне тебя. А рядом с тобой — твоего сына, Велегора. Я не знаю, что ждёт нас на обряде поглощения, но я уверен, что во мне достаточно сил, чтобы... ты мог рассчитывать на помощь бездарного, потратившего жизнь впустую старика...

Мудрый Трифон тяжело, с кряхтением поднялся, и развернулся к двери — как раз вовремя, чтобы встретить лицом к лицу ворвавшихся в келью Хетага с Виверией.

— Что ты здесь делаешь, учитель? — напряжённо спросила ведьма, переводя взгляд с него на бледного лекаря. — Тупица Этьен так и не смог ничего толком объяснить...

— Я пришёл посмотреть на него вблизи, девочка моя, — Трифон сгорбился и медленно направился к выходу. — Больше такого шанса у меня не будет...

— Это верно, — зло усмехнулся Хетаг. — Думаю, следует усилить охрану, моя королева. Кто знает, какие... сообщники могут быть у лекаря. Я бы не стал доверять даже самым заслуженным из наших магов.

Ведьма с трудом оторвала взгляд от лежавшего на кушетке пленника, глянула в спину уходившему Трифону, и коротко кивнула Хетагу.

— Делай, как знаешь.

— Ты стала слушать не тех учителей, бедная девочка, — с сожалением прошелестел Трифон, не оборачиваясь. — Раньше я думал, что всегда могу положиться на мою маленькую Виверию...

Старый маг наконец покинул келью, и в коридоре стихли его шаркающие, неторопливые шаги. Ведьма нервно тряхнула головой.

— Старик давно из ума выжил, — отмахнулась она от вопросительного взгляда Хетага. — Сделай скидку на его почтенный возраст... Что там с лекарем? Готов ли к обряду?

— Более чем, моя королева! Велегор никак не сможет его признать...

Виверия подошла к кушетке, рассматривая Януша со странным выражением на пожелтевшем, сморщенном лице.

— Не изменился, — выдохнула наконец она. — Такой же... будто не было этих лет... этих ран... будто не наглотался невидимой смерти... какая сила хранит тебя, суженый мой?

Виверия протянула руку — Януш не отшатнулся, даже если бы мог — и провела ладонью по гладко выбритому лицу. Медленно прочертила линию от виска к подбородку, коснулась большим пальцем плотно сомкнутых губ.

— Прощай, любовь моя, — спокойно, даже равнодушно проговорила ведьма. — Жаль, ты так и не стал одним из нас. Я надеялась... что ты останешься со мной... но, похоже, Клеветнику твоё тело пригодится больше, чем мне.

Ведьма склонилась к его лицу, поцеловала в неподдающиеся губы, и коротко дунула. Януш инстинктивно вдохнул вырвавшиеся из её рта клубы зеленоватого дурмана, и свет перед его глазами погас, погружая сознание в липкий наркотический сон.

В этот раз пробуждение оказалось куда хуже, чем накануне. Он пришёл в себя у подъёмника в большом зале, том самом, от которого до поверхности было рукой подать, в окружении малочисленной группы колдунов, среди которых он заметил Хетага, руководящего всеми собравшимися. Сам Януш лежал на носилках, которые держали его тюремщики, Рейнхард и Этьен. Колдуны казались возбуждёнными и собранными; большинство из них носило глухие чёрные плащи, многие закрыли лица масками. Человек в рабочем комбинезоне стоял рядом со всеми у подъёмника, низко опустив голову.

— Трифон дал знак! На Парадисе всё готово к обряду! — крикнул Хетаг. — Королева с повелителем ждут жертву! Нужно спешить, пока невидимая смерть не начала пожирать недостойных!

Все собравшиеся колдуны вскинули руки, выкрикивая непонятные лекарю слова, и яркая вспышка на несколько бесконечно долгих мгновений поглотила их. Когда марево развеялось, Януш увидел, что они стоят на окраине Нектариса, и ощутил на губах солёный привкус морского ветра. На Островах царила ночь, но даже в темноте Януш порадовался тому, что впервые за долгие годы дышит свежим воздухом поверхности. Невидимая смерть их ещё не коснулась, но медлить никто не стал.

— Завяжи жертве глаза, — каркнул Хетаг, пихая в плечо безвольного человека в комбинезоне. — Ну, живо!

Тот подошёл к Янушу с повязкой в руках — и их взгляды встретились. Лекарь едва сдержал поражённый вздох, потому что лишь сейчас признал человека.

Бекс узнал его тоже; губы бывшего кучера дрогнули, но медлить он не стал, опасаясь гнева Хетага — обернул тряпицу вокруг головы лекаря, затянул потуже... оставляя единственный просвет так, чтобы Януш мог хотя бы одним глазом видеть происходящее. Это было всё, чем мародёр мог ему помочь, и лекарь сумел оценить подобный жест. Долгие годы рабства, истязаний и пыток, притуплённый болью и животным существованием разум всё же не лишили Бекса человечности. Януш тотчас пожалел, что сам он помочь неудачливому мародёру ничем не мог...

Выходит, Бекс провёл все эти годы в рабстве у колдунов... которые спасли ему жизнь в пропитанном смертью Нектарисе лишь для того, чтобы заполучить очередной подопытный человеческий материал...

— Вперёд! — велел Хетаг, и группа магов двинулась в центр города.

Бекса с тех пор лекарь не видел — ни среди сопровождавших его колдунов, ни потом, на площади. Януш различал из-под плотной повязки далеко не всё, но знакомые пейзажи угадал сразу — по разбросанным на просевших улицах пластам оплавленного серебристого металла, по зиявшим в мостовой дырам, по домам, провалившимся под землю по самые крыши, застрявшие в верхних шахтовых коридорах.

У воронки процессия остановилась, и в свете множества мерцающих синих шаров лекарь заметил всех обителей Норы, собравшихся вокруг ямы. На самом дне, у обугленного небесного камня, стояла Виверия, положив руки на плечи мрачного Велегора. Чуть поодаль пристроился Трифон, опиравшийся на свой неизменный посох, и быстро шептал неслышные с поверхности слова, время от времени касаясь рукой гладкой, ровной плиты наспех сооружённого алтаря.

Все колдуны гудели что-то непонятное, дружно воздевая и опуская руки. По торчавшим вокруг воронки кольям с тремя ещё живыми, корчившимися от жутких мук, насаженными на них карликами стекала тёмная кровь, пропитывая выжженную, мёртвую землю Нектариса.

Януша скинули с носилок и, неподготовленный к падению, он вскрикнул от боли, приземлившись на сломанные ноги. Отлёживаться ему не дали: рывком вздёрнули, вцепившись в плечи, и волоком потащили вниз. Лекарь сдавленно стонал, когда его босые ноги задевали камни или серебристую руду, и когда Этьен с Рейнхардом заломили ему руки и бросили на алтарь, сумел выдавить из себя лишь слабый вздох.

— Повелитель ночи! — выкрикнула Виверия. — Приди же и возьми кровь смертного, давшего семя для твоего избранника! Яви нам свой облик! Верни магию в мир! Осени нас своим могуществом! Напитай силой своей скверны! Ибо свершилось пророчество! Белая кровь породила чёрную...

Колдуны вскинули руки, и Януш увидел вспыхнувшее над их головами алое марево, на ярком фоне которого разворачивали крылья пробуждавшиеся от вечного сна уродливые тени...

— Соедини же наш мир с миром духов! Надели нас властью повелевать исчадиями тьмы...

Януш никак не мог видеть стоявшего в изголовье Велегора, как и обезумевшую, поглощённую обрядом Виверию. К алтарю подступил старый Трифон, рассыпал по его телу чёрный пепел, бормоча отрывистые, шипящие слова.

Жуткие тени встряхивали уродливыми головами, вдыхали алый колдовской дым, с каждым словом, с каждым заклинанием, с каждой каплей стекавшей по жертвенным кольям крови набирая силу, форму, облекаясь плотью и жизнью приносимых жертв. Вот первая из тварей раскрыла пасть, беззвучно закричала — и из мёртвой земли Нектариса показались пожелтевшие кости давно почивших горожан. Пахнуло смрадом векового тлена; разверзлась бездна, посыпалась земля в бездонные коридоры смертоносной шахты...

— Во имя всех святых, — прошептал лекарь, чувствуя, как сердце холодеет в груди. Если Виверия наводнит их мир этими монстрами... — Да помилует нас Единый Бог...

Дрогнула земля, ухнула тварь, захлопывая клыкастую пасть, поперхнулась очередной тирадой Виверия.

— И да не убоимся ужасов в ночи, — скороговоркой заговорил Януш, прикрывая глаза под повязкой. Теперь он не видел ни жутких исчадий Клеветника, ни замерших в ужасе колдунов, но чувствовал, как сгустившаяся вокруг воронки тьма дрогнула и отступила. — Стрелы, летящей днём, язвы, ходящей во мраке, заразы, опустошающей в полдень...

Хлёсткий удар от Рейнхарда заставил его замолчать, и этого хватило Виверии, чтобы подскочить к алтарю. Когтистые руки вцепились в шею, по капле выдавливая из него жизнь; Януш захлебнулся недосказанной молитвой, и начавший зарождаться в его груди свет тотчас погас.

— Сюда, Велегор! — позвала ведьма, но Януш не видел её лица — лишь кисти жёлтых, высохших рук, вцепившихся ему в горло. — Подними кинжал! Вот так! Слушай меня, повелитель! Принеси эту жертву властелину тьмы, и займёшь его место на земле! Через тебя напитаемся могуществом все мы! Давай! Давай же!!! Бей!!!

Януш не видел, но слышал, как замолкли колдуны, как посыпались на землю восставшие мертвецы, как слабо полыхнуло в ожидании алое марево с бьющимися внутри исчадиями ада.

— Кто он?

Голос сына, такой спокойный на фоне общего безумия, такой знакомый и родной, вывел Януша из оцепенения. Он дёрнулся в руках Этьена и Рейнхарда, мотнул головой, пытаясь скинуть с себя руки ведьмы.

— Почему у него повязка на глазах? Ведь это новый адепт?

— Нет времени, Велегор! — нетерпеливо крикнула Виверия. — Бей! Бей! Иначе нас поглотит невидимая смерть прежде, чем Хозяин явит нам своё лицо! Бей, пока наша магия её сдерживает!

Януш мысленно взмолился о помощи, зажмурился, представляя перед собой священный знак Единого, и в тот же миг ведьма завизжала и спрыгнула с алтаря. Лекарь распахнул под повязкой глаза: Виверии он не видел, но серый дым, клубами вырывавшийся откуда-то сбоку, и дикие вопли доказали ему, что молитвы по-прежнему не позволяли ведьме прикоснуться к нему.

— Велегор! — выкрикнул лекарь и закашлялся: воздух в горло просачивался неохотно, толчками. — Велегор, сынок!..

— Повелитель, нет!!! — успел крикнуть Рейнхард, прежде чем Велегор сорвал с его глаз повязку.

Януш увидел склонившееся над ним лицо сына, бледное и непонимающее. В тот же миг за его спиной возник Хетаг и перехватил руку мальчика, замахиваясь кинжалом вместе с ним.

— Нет!!!

Глаза Велегора полыхнули зелёным огнём. Хетага отбросило назад, на готовый принять жертвенную кровь камень смерти; Этьен с Рейнхардом инстинктивно присели, спасаясь от гнева юного повелителя.

— Не смей! — крикнул, развернувшись к Хетагу, мальчишка, сжав маленькие кулаки. — Не смей делать за меня, слышал?! Трогать меня не смей! Уйдите, все уйдите от меня! — затопал ногами Велегор, тряся головой.

Невидимая волна пронеслась по воронке, сбивая с ног Рейнхарда и Этьена, откидывая их под ноги поднимавшемуся Хетагу. Виверия с обожжёнными руками всё ещё корчилась на земле, пытаясь справиться с болью, а старый Трифон обнимал ведьму за плечи, что-то быстро приговаривая ей на ухо.

— Велегор, — позвал Януш, приподнимаясь на локтях. — Велегор, сынок! Не надо, перестань!

— Паап? — недоверчиво обернулся к жертве сын. — Ты?..

За его спиной Януш увидел, как Хетаг даёт знак колдунам, и как все они вскидывают руки в едином жесте...

— Довольно!

Резкий голос, прозвучавший над нестройными рядами, показался незнакомым — обернувшись, лекарь увидел распрямившегося Трифона, вскинувшего свой посох над головой.

— Ты недостоин! — прогрохотал старец, и от его худой, высохшей фигуры повеяло страшной и древней силой. — Недостоин мудрости тайных знаний! Недостоин принять в себя могущество возрождённой магии! Прочь, порождение скверны! Прочь!!!

Ни Хетаг, ни отступившие к нему за спину Этьен с Рейнхардом не успели ничего сделать — тройная молния, вырвавшаяся из посоха разгневанного Трифона, ударила им под ноги, и последовавшая за ней яркая вспышка не оставила от колдунов и следа. Ни пепла, ни запаха гари — лишь пустота там, где стояли трое магов.

Колдуны и адепты, которых некогда обучал мудрый Трифон, замерли, оцепив воронку сплошным кольцом, замолкли, и в упавшей тишине пронзительно закричала Виверия, подлетая к бывшему учителю.

— Что ты наделал?! Что ты натворил, старый кретин?! Проклят, будь ты проклят! Предатель, никчёмный старик! Знала, знала, что тебе нельзя доверять! Хетаг говорил...

— Девочка моя, — устало, мгновенно сгорбившись, обратился к ней Трифон, — я не сказал тебе. Я видел сон. Ты знаешь, малышка, я никогда не ошибаюсь... В этом сне...

Договорить он не успел: ведьма выхватила из-за пояса кинжал и с диким рёвом всадила его в грудь бывшего наставника. Охнул мудрый Трифон, оседая на землю, выронил из рук покатившийся к алтарю посох... и вскрикнул Велегор, округлившимися глазами глядя на мёртвого учителя.

— Велегор, Велегор! — позвал Януш, протягивая к нему руки. — Не смотри, не надо! Иди сюда!

Сын перевёл на него взгляд, и Януш ужаснулся. Чёрные глаза будто расширились, превращаясь в два бездонных провала, плеснули диким зелёным огнём.

— Значит, это действительно ты? — Тихо спросил Велегор. — Папа?..

— Я, — подтвердил Януш. — Только без бороды.

Велегор медленно обернулся к тяжело дышавшей, дрожащей от ненависти ведьме — и разжал пальцы.

Виверия проводила безумным взглядом упавший на землю из раскрытой ладони жертвенный кинжал, вскинула глаза на дрогнувшее алое марево небосвода. Уродливые тени беззвучно закричали, забились в отчаянной попытке остаться в человеческом мире — но красный огонь погас, и вместе с ним исчезли жуткие существа. Невидимый смерч прошёл по нестройным рядам растерянных колдунов, сбивая их с ног...

— Ты меня обманула.

Виверия шагнула вперёд, затем назад, глядя на сына. Велегор едва доставал ей до пояса, но в эту минуту внушал почти потусторонний ужас — взглянув на него, Януш увидел, как разгораются зелёным огнём чёрные глаза, как нарастает в его груди нечто жуткое, страшное, тёмное...

— Ты. Меня. Обманула.

Дрогнула земля, заходила под ногами, застонала... ужасный колдовской смерч вырвался из воронки, промчался по Нектарису, набирая силу... и тысячи слепящих искр метнулись к Велегору, наполняя его тело жутким, искажённым, режущим светом. Мальчик глубоко вдохнул, полной грудью, точно впитывая в себя нечто невидимое взгляду, и в его глазах ярко вспыхнуло зелёное пламя.

— Королева, мы бессильны! — закричал кто-то сверху, и Януш узнал голос Савина. — Он выпил нашу силу! Всю невидимую смерть! Мы не можем... неоткуда взять... не чувствую...

— Это же. Мой. Отец!

Виверия вскрикнула, когда просевшая под ногами земля посыпалась, затянув её в себя, точно в зыбучий песок. Ведьма рванулась вперёд, чтобы достать неподвижного Велегора, но руки лишь наткнулись на невидимую преграду. Те из колдунов, кто рискнул спуститься в воронку, замерли, не в силах ни преодолеть невидимый барьер, окруживший юного повелителя и его отца, ни развеять могущественное колдовство, в сотни раз превосходящее их собственное. Первые из колдунов упали — вначале на колени, затем плашмя на серую, дрожащую землю, один за другим, будто из них в самом деле вытягивали силы, и не только магические.

— Обманула, обманула!!!

Януш обернулся: за пределами невидимой преграды земля ходила ходуном, засыпая обугленные пласты смертоносного металла, стонала, раскрывая бездонную пасть расширявшихся трещин, принимала в себя то, что было на поверхности, сбивала с ног колдунов, которые пытались отползти как можно дальше от вобравшего в себя всю невидимую смерть Велегора...

— Сын, нет! Остановись, перестань! — выкрикнул лекарь, и сам не услышал своего голоса.

Велегор закричал. Долго и протяжно, жутким, нечеловеческим голосом, точно зло, что ютилось в нём со дня зачатия, лишь сейчас проявилось в полной мере, вырвалось наружу, набирая силу... несмотря на прерванный обряд, на непролитую жертвенную кровь...

Юный Велегор впитал в себя всю магию, без остатка, выпив её из обессиленных колдунов, даже не пытавшихся подняться с земли, выжав разрушительную силу из самой невидимой смерти...

Януш взглянул на Виверию — ведьма провалилась под землю уже по пояс и отчаянно билась, барахталась, пытаясь удержаться на поверхности, не дать тверди поглотить себя — и глаза их встретились. Она закричала, на миг прекращая борьбу, протянула к нему руки...

Лекарь инстинктивно протянул свои, чтобы помочь ей — но пальцы лишь наткнулись на невидимый щит, которым их оградил беснующийся Велегор. В тот же миг твердь ухнула, просела, и Виверия провалилась вниз, сквозь землю, так и не увидев того, кто стал воплощением её предсказаний...

Зато очнулся сам Велегор. Вздрогнул, как от удара, тряхнул головой, точно прогоняя наваждение, и вскрикнул, будто лишь теперь понимая, что произошло.

— Велегор! — позвал Януш, протягивая к нему руки. Алтарь, с которого он не мог слезть, ухнул вниз, провалившись наполовину, так что лекарь оказался практически на земле. — Велегор!

Сын перевёл взгляд на него, затем куда-то поверх его головы — и на детском лице отобразился ужас. Велегор бросился к Янушу на шею, крепко обхватил руками, зажмурился — и полыхнувшая вслед за этим яркая вспышка скрыла от лекаря и мёртвый город, и проваливавшихся под землю колдунов, и предрассветное небо Парадиса.

Слепящий свет погас внезапно — и таким же внезапным оказался неожиданный удар о землю. Переломанные кости отозвались дикой болью, но Януш удержал в объятиях Велегора, ещё крепче прижимая его к себе. Сын перенёс их на северо-западное побережье Стилоса — единственное место на ближайшем к материку острове, где доводилось бывать мальчику, и где сам лекарь не появлялся уже несколько лет. Они упали на песок; в нескольких шагах от них разбивались о берег буйные волны беспокойного океана. Даже отсюда Януш ощутил, как стонет и подрагивает под ними земля, как ревёт, поднимая гигантские волны, океан. Предрассветное небо то и дело разрывалось мелькавшими над Парадисом молниями; там разверзалась бездна, точно все силы мира рвали дальние Острова на части — но лекарь смотрел не на них, а на бесчувственное, безвольное, обмякшее тело сына, которое он по-прежнему крепко сжимал в объятиях.

Из носа и рта Велегора стекали две тонкие струйки крови, кожа мальчика в первых лучах восходящего солнца казалась серой, как мёртвая земля Нектариса — и лекарь едва ощутил пульс на худой детской руке.

— Велегор... — прошептал он, не слыша своего голоса: то, что творилось за их спинами, поглощало всякий звук. — Велегор, сынок...

И заплакал, склоняя голову на маленькую, худую грудь. Потому что узнал, почувствовал боль в его голове. Как при сотрясении, как при жестоком ударе... и невидимая смерть, которой вдоволь наглотался его мальчик на Парадисе, лишь усугубила начавшееся кровоизлияние, не позволяя крови свернуться, не оставляя ребёнку шансов на жизнь...

— О Единый...

...Понимание пришло сразу, вдруг. Януш оторвал голову от тяжело поднимавшейся груди Велегора, с безумной надеждой вгляделся в бледное лицо, перевёл взгляд на собственные руки. Он чувствовал! Чувствовал боль своего сына! Ощущал её отражение, знал, где болит, знал, почему... то, на что он не был способен долгих семь лет!..

— Во имя Единого, — заговорил, не пытаясь сдержать улыбку, лекарь. — Во имя Единого...

Провёл рукой по лицу Велегора, затем над распростёртым на песке телом, обхватил ладонями его голову, прижался лбом ко лбу, прикрыл глаза, читая молитву...

Может ли так быть, чтобы дар, столь справедливо отнятый у него однажды, так незаслуженно и так милосердно был дарован ему вновь?..

Любовь и всепрощение Единого не знают границ... кажется, так говаривал на своих службах господин Бажен...

— Паап?..

Януш вскинулся, вглядываясь в бледное, непонимающее лицо Велегора.

— Где мы? — скорее прочёл по губам, чем услышал лекарь.

— На Стилосе, — не сдержавшись, Януш вновь прижал к себе сына и услышал, как тот сдавленно пискнул ему в ухо. — Хвала Единому, ты жив!..

— А, да... я про это место подумал, когда... ох... дальше не помню... голова болит...

— Поспи, — прижимая сына к себе, шепнул ему на ухо Януш. — Поспи пока, сынок...

Они пролежали так долго — Велегор и в самом деле уснул, угревшись в руках отца, а Януш слушал далёкие раскаты грома и глухие удары землетрясения на Парадисе, когда солнце окончательно поднялось из-за горизонта, освещая своими лучами необычно ясное, голубое небо Стилоса. Лекарь осторожно, чтобы не беспокоить Велегора, осмотрел себя. Ноги оказались переломаны не в коленях, как он предполагал, а чуть ниже. Покойный ныне Трифон перемотал их жёсткими бинтами от бедра до лодыжек, но это ничуть не помогало повреждённым костям. Идти лекарь не мог, и уже продумывал варианты, как побыстрее добраться до города ползком, когда услышал шаги — к ним из зарослей северных лесов Стилоса приближался целый отряд.

— Эй, кто там?!

— Смотрите, кто-то живой!

— Может, из колдунов кто спасся? Хотя... не похоже... Клеветник меня раздери! Да это же...

— Януш! — вскрикнул знакомый голос, и лекарь увидел подлетевшего к нему священника, упавшего перед ними на колени. Бажен за время, проведённое в Саксе, похудел и покрылся лёгким бронзовым загаром, но в целом абсолютно не изменился со дня их первой встречи. — Лекарь Януш! Во имя Единого, как?! Как?!

Быстрого взгляда хватило священнику, чтобы сориентироваться: лекарь и странный мальчик, мирно спящий даже в шуме нескольких голосов, самостоятельно идти не могли.

— Велизар! Велизар, Николас, Андрэ! Нужна ваша помощь! Здесь...

— Януш, — ахнул Велизар. Тряхнул головой, прогоняя оцепенение, и махнул рукой братьям-оборотням. — Сюда, быстро!!!

— Держитесь, мы скоро, — склонившись к нему, торопливо проговорил Бажен. — Потерпи, потерпи ещё немного...

Гул знакомых голосов внезапно показался бессвязным и приглушённым, как рокот накатывавших на берег волн, и Януш прикрыл глаза, отворачиваясь от горожан, вышедших на разведку после жуткой ночи.

Одной рукой он по-прежнему обнимал Велегора, и лёгкий бриз доносил до них брызги уставшего после ночной бури океана...

Глава 8. Благословенный дар

Что-то с диким рёвом пролетело мимо окна, и с грохотом приземлилось под дверью, тяжело впечатавшись в неё всем весом. Тотчас с улицы раздались крики и вопли, и Бажен подскочил, подлетая к двери.

— Яну-уш! Господин Януш! — закричал кто-то снаружи.

Лекарь прервал беззвучную молитву, отрывая руки от пришедшего на приём Люсьена. Вампир получил жуткие ожоги, когда выбрался из таверны днём для встречи с Одноглазым, и Януш только снял первую острую боль, прежде чем их бесцеремонно прервали.

— Да что такое?! — поразился Бажен, раз за разом пиная неподдающуюся дверь. Снаружи её по-прежнему подпирал некто, кто сдавленно ругался, пытаясь подняться на ноги.

— Господин Януш, господин Януш! — заголосил под окном хор детских голосов, и лекарь внутренне похолодел, наспех ополаскивая руки в миске с водой. — Велегор снова бушует! Он Велизара покалечил! Господин Януш!

— Да чтоб вас!.. — ругнулся в последний раз тот, кто за дверью, и тотчас дёрнул её на себя, едва не столкнувшись нос к носу с Баженом. — Януш, иди и уйми своего отпрыска! Вконец охренел...

— Велизар! — укоризненно воззвал к другу священник.

— ...сопляк твой! — закончил-таки негодующую тираду Велизар, вытирая кровь с рассечённого при падении лба.

Януш молча оттолкнул оборотня с дороги и устремился на улицу. Направление к сыну он бы определил безошибочно, даже если бы местная детвора не указывала на него пальцами, прячась друг у друга за спинами. Весь путь ошеломительного полёта Велизара был осенён в воздухе синим колдовским огнём, который постепенно развеивался под порывами лёгкого бриза с набережной. Велегор стоял у причала, нахохлившись и скрестив руки на груди. С приближением отца он вызывающе вздёрнул подбородок, посмотрев ему в лицо.

— Ну что ты опять натворил, Велегор? — пытаясь подавить в себе отчаяние, спросил Януш. — Разве можно так? Ты же его едва не покалечил!

— Он сам виноват! — грубо ответил сын, но глаза всё же опустил. — Запретил мне пойти на корабль! Схватил меня за руку, когда я начал чертить в воздухе символы...

— Снова колдуешь, — с болью в голосе выговорил Януш. — Ты же обещал мне, Велегор! Обещал не применять магию, когда меня нет рядом! И обещал слушаться Велизара, пока я занят с больными...

— Он разозлил меня...

— И что, это причина нарушать данное мне слово? — требовательно спросил Януш, наклоняясь, чтобы видеть недовольное лицо сына. — Велизар совершенно правильно тебя остановил! Это чужой корабль, чужая земля! Зачем ищешь ссоры? Учись сдерживать себя, сын, иначе никогда не станешь сильным человеком! Ведь ты хочешь стать сильным?

— Я и так самый сильный! — тотчас вспыхнул Велегор, подняв глаза, но под испытывающим взглядом отца вновь сник и нахохлился.

— Ты станешь сильным, когда научишься владеть своей силой, — сказал Януш. — Пока что сила владеет тобой.

Велегор промолчал; лекарь тоже заговорил не сразу. За его спиной столпились дети, с которыми мальчик играл под присмотром Велизара до скандала. Януш вздохнул, привлекая сына к себе.

— Прошу тебя, не делай так больше, — попросил лекарь, целуя Велегора в макушку. Сын стоял по-прежнему ровно, и злобно дёрнул плечом, отстраняясь от отца. — Велегор, — позвал Януш, и мальчик поднял на него глаза. — Велегор, пожалуйста. Не огорчай меня...

Он отпустил его, разворачиваясь, чтобы уйти, и даже сделал несколько шагов, когда Велегор встрепенулся, догнал его, ухватив за локоть.

— Долго тебе ещё?

— К ужину освобожусь, — пообещал Януш. — Освободился бы раньше, но из-за твоего непослушания мне придётся обработать рану Велизара, и задержаться ещё немного. А тебе неплохо было бы извиниться перед ним.

— Зачем? — удивился Велегор. — С ним же всё в порядке!

— Ему будет приятно слышать твои извинения, — вздохнув, ответил лекарь, не вдаваясь в подробности. — Можешь поиграть ещё немного с детьми, потом приходи домой.

— Мне скучно с ними, — повторил его собственный вздох Велегор. — Но я пойду. Лучше, чем слушать стоны и жалобы твоих посетителей.

Януш с трудом перевёл дыхание, провожая сына взглядом. Велегор подбежал к группе детей, и детское любопытство к новичку взяло верх над страхом. Вся ватага побежала к причалу, понабирав полные пригоршни плоских камешков для "блинчиков". Лекарь, прихрамывая, направился обратно к дому.

Они жили в Саксе уже третий месяц, и Бажен, который занял его дом на время столь длительного отсутствия, был только рад возвращению лекаря. Велизар жил отдельно, вместе с новыми друзьями, Ником и Андрэ, чтобы не создавать опасность другу в случае неожиданного превращения, и Бажен оказался предоставлен сам себе. Службы в часовне и духовная миссия, которой посвятил все эти годы священник, занимали почти всё время, так что Бажен порой уходил на рассвете и приходил уже в сумерках. Но в первый, самый сложный, месяц их пребывания в Саксе, когда обездвиженный Януш не мог уследить за сыном, не говоря уже о собственных потребностях и физических нуждах, священник посвятил им едва ли не всё своё время. Велегор странным образом прислушивался к новому знакомому, но ходить на службы отказался наотрез. Януш не настаивал — достаточно того, что Велегор не перечил взявшему на себя роль воспитателя Бажену. Священник оказался единственным, не считая самого Януша, кого мальчик слушал, всем же прочим жителям Сакса довелось убедиться воочию, на что способен отпрыск лекаря и колдуньи.

За четыре года, которые Януш провёл в заточении, Сакс не раз подвергался нападениям со стороны колдунов. Маги раз за разом спускали на них привидений и оживших мертвецов, но с первыми превосходно справлялся Бажен и его молитвы, не подпускавшие нечисть к освященным домам, а со вторым истово боролись оборотни — днём, когда их власть над собственной природой была ещё крепка; ночной же сон горожан охраняли вампиры. Коренные жители тоже не остались в стороне, каждый вставал на защиту города, как умел.

Ночь, когда Януш, которого все считали погибшим, вернулся в город, запомнили все в Саксе. Жуткое землетрясение на Парадисе, за которым с ужасом наблюдали со Стилоса, оказалось обширнее, чем предполагали вначале: из-за вызванного Велегором катаклизма под воду ушёл весь Парадис, почти весь Ир и часть Шота. Рискнувшие выйти в океан на лодках рыбаки сумели проплыть то, что осталось от прежних Островов, всего за сутки.

А ещё через сутки на берег Стилоса выбросило полуживого человека, в котором местные с большим трудом опознали мародёра по имени Бекс. Сбежавший ещё до обряда в Нектарисе валлиец сумел переплыть на Ир и проделать немалый путь к переправе на Шот, прежде чем разразился катаклизм. Спастись Бексу удалось лишь чудом, и то, что он рассказал по прошествии нескольких дней, лишь подтвердило уже известное жителям Сакса: Туманных Островов, таких, какими они были раньше, больше не существовало.

Бекс покинул Стилос с первым же кораблём, и с тех пор Януш его не видел: валлиец собирался домой, и лекарь искренне пожелал ему удачи.

В напоминание о прежних Островах остались только исследовательские записки Януша и составленные им карты, которые бережно хранил все эти годы Бажен. Уже нашлись желающие изучить то, что осталось — в ходе разразившегося катаклизма океан поглотил вместе с островами и небесный камень, и смертоносный металл шахт Нектариса, и саму невидимую смерть. Теперь прогулки по остаткам земель Туманных Островов стали куда безопаснее, и жители Сакса не преминули лично это проверить.

Первыми отсутствие дыхания смерти ощутили на себе оборотни, которые уже не опасались долгих прогулок по северо-западному побережью Стилоса и даже по Шоту. Андрэ и Велизар даже предприняли вылазку на соседний остров, чтобы проверить свои догадки, и вместе с их подтверждением открыли новые поселения в лесной полосе Шота, которые выстраивали успевшие бежать с Ира карлики.

За месяц, который Януш провёл прикованным к постели, жители Сакса познакомились с Велегором и узнали мальчика достаточно, чтобы держаться от него подальше и запретить своим детям приближаться к странному ребёнку. После некоторых его выходок горожане и вовсе хотели отправить их с Янушем с Островов первым же кораблём, но после того, как они выяснили, что к лекарю вернулся его необыкновенный дар исцеления, тотчас передумали.

Януш принялся за врачевание даже прежде, чем встал на ноги — отчасти потому, что не умел отказывать нуждающимся в помощи, отчасти затем, чтобы их с сыном не прогнали со Стилоса.

Первым был Николас. За те несколько лет, что Януш провёл в плену у колдунов, оборотень окончательно потерял над собой контроль. Всё сложнее стало ему сдерживать звериную сущность, всё длительнее были периоды оборотничества, и не каждый раз с приходом солнца удавалось Нику принять человеческий облик. Он даже разговаривать перестал, и горожане уже начали упрашивать Андрэ и Велизара отправить его подальше от города.

Лекарства от оборотничества не существовало. Даже читая над оборотнем привычную молитву, лекарь не знал, получится ли у него хоть немного облегчить страдания Николаса — но результат превзошёл все его ожидания. После того, как Януш замолчал, оборотень с минуту посидел молча — за его спиной стояли готовые сдержать друга в случае опасности Андрэ и Велизар — а затем резко выдохнул, застонал, закрыв лицо руками, и затрясся, мелко и часто, мотая головой. А когда Ник обмяк и расслабился, и Януш осторожно отвёл его ладони от лица, на них взглянул совершенно другой человек. С просветлённым взглядом ясных серых глаз, цвет которых Януш разглядел только сейчас.

Николас заговорил впервые за долгое время, благодарил лекаря искренне и горячо, рассказывал, что помнил до мельчайших деталей всё, что с ним происходило — но помнил точно во сне. Рассказал, что мир глазами оборотня выглядит по-другому. Он лишён красок, искажён для восприятия, и пульсирует жизнью лишь там, где течёт живая кровь — и этот зов крови сводит с ума.

Андрэ слушал его с блестящими глазами и плотно сжатыми губами, а когда тот закончил, молча шагнул к лекарю и встал перед ним на колени. Отчаявшийся когда-либо вновь обрести старшего брата, почти похоронивший образ прежнего Николаса в своей памяти, Андрэ даже не надеялся на чудо — но чудо произошло.

Торопливо приказывая оборотню подняться — колени преклоняют лишь перед Единым, и уж точно не перед тем, кто когда-то оказался недостоин Его дара — Януш поражённо размышлял о том, что этот дар, похоже, вернулся к нему сторицей. Гораздо позже священник Бажен разъяснил лекарю, что подобная милость означает лишь одно — Единый принял его раскаяние и вновь наградил Своим благословением за перенесенные лишения и мученическую жизнь.

С тех пор жизнь в Саксе потекла быстро. Ему не удалось полностью исцелить Ника от оборотничества, но теперь тот вполне мог контролировать свою звериную сущность — так же, как Андрэ, Велизар и большинство тех, кто запирался на ночь в подвалах и сараях. Януш даже не запомнил тот день, когда зажила его собственная последняя рана, и когда он впервые решился встать на ноги: слишком занят был ежедневными визитами ищущих его помощи, слишком переживал за Велегора, который часто оказывался предоставлен сам себе.

Он исцелил Звёздочку: за время, проведённое в заточении, ему пришла в голову идея о том, как вырезать наплывшее на её глаз бельмо так, чтобы не повредить при этом зрение. Лекарь никогда бы не решился на подобное раньше, но теперь, вновь ощущая на себе благодать Единого...

Девочка стала видеть этим глазом, и это была одна из самых приятных его побед. Но были и поражения: Януш так и не смог помочь местным вампирам. Солнечный свет доставлял им жуткие мучения, и от него не было спасения даже под плотными капюшонами и глухими масками. Вампиры жили ночной жизнью, но порой и им приходилось выходить днём на люди — как, например, Люсьену, чтобы встретить прибывший в гавань корабль.

— Что он там снова учудил? — хмыкнул вампир, когда Януш вернулся в дом.

— Как всегда, — подавил вздох лекарь, приступая к обработке полученных от солнца ран и ожогов. Люсьен бывал у него редко, и в разговоры обычно не вступал.

— Милый у тебя сынок, — задумчиво сказал вампир. — И как ты собираешься с ним дальше жить? Скажешь ему однажды что-то, что ему не понравится, и прощай, лекарь Януш, светлая тебе память...

— Постараюсь этого не допустить, — сосредоточенно ответил лекарь, накладывая охлаждающие повязки на пострадавшие предплечья вампира.

— Ну-ну, — с сомнением протянул Люсьен. — Знаешь, мы, вампиры, мало чего боимся...

— Солнце не считается, — улыбнулся Януш.

— Точно, — усмехнулся вампир. — Я не о том. Собственно, мы даже оборотней не очень-то опасаемся... Но вот твой сын...

— Велегор, — уточнил Януш.

— Велегор. Он ведь у тебя из этих... колдунов...

— Колдунов больше нет.

— Даже не хочу спрашивать, кто и как с ними расправился, — проницательно заметил Люсьен. — Ты же понимаешь, что теперь, когда не осталось никого, кто был бы равен ему по силе, его будет очень сложно... сдержать... Подумай, лекарь: единственный маг в мире... что он может натворить? Да что угодно, и ограничивать его будет только его же фантазия! Разве не так?

Януш тяжело посмотрел на вампира, но ответить не успел: дверь открылась, и внутрь вошёл Велизар.

— С ним Бажен, — не дожидаясь вопросов, сказал бывший охотник на нечисть. — Заканчивай давай с кровососом этим...

— Пасть захлопни, животное, — огрызнулся вампир, тотчас меняясь в лице. — Жди очереди!

Несмотря на установленный Мартином нейтралитет, оборотни и вампиры по-прежнему недолюбливали друг друга, объединяясь лишь перед лицом общей опасности. Теперь же, когда проблема с колдунами исчезла, нужда в дружеских отношениях тоже отпала. Уговоры оказывались чаще всего бесполезны, и Януш просто постарался закончить с вампиром побыстрее, и так же спешно наложил несколько швов на рассечённый лоб Велизара: уже смеркалось.

— Бажен приведёт его, — сказал оборотень, покидая дом. — А я пойду... темнеет...

Януш хотел выйти вслед за ним, навстречу сыну и священнику, когда из переулка, связывавшего его дом с таверной Мартина, выскользнула тонкая фигурка.

— Дина, — удивился лекарь. — Что тебе?

— Я быстро, — пообещала маленькая вампирша. — Януш, я вот... спросить хотела... а ты случайно ничего... сделать с этим не можешь?

И Дина провела по себе руками, с надеждой вглядываясь в его лицо.

— С чем? — не понял лекарь.

— Я не хочу жить в этом теле, — сверкнула янтарными глазищами Дина. — Понимаешь меня, Януш? — Вампирша доверительно потянулась к нему. — Я уже долго живу... и всё с этим вот... как девочка...

— Так ты... повзрослеть хочешь? — догадался лекарь. — Хочешь выглядеть старше?

— Хочу, — кивнула Дина, и медные пряди колыхнулись, скрывая бледную в вечерних сумерках кожу. — Ты можешь... можешь помочь?

Януш вздохнул, не размыкая губ, отрицательно покачал головой.

— Я слишком мало знаю о вашей болезни, — пояснил лекарь, глядя, как тотчас сникла маленькая вампирша. — Если бы я мог понять... почему... почему вы болеете, и что вызывает... но я не понимаю. Прости, Дина.

Вампирша вскинула голову, с вызовом глядя на лекаря. Януш вернулся из заточения таким, каким она его запомнила в первый день на Островах — с отросшими прядями белых волос, со светлой от многолетнего пребывания под землёй кожей. Ожоги на его лице и руках зажили, зарубцевались, оставив после себя лишь бледные полоски тонких шрамов, раны, полученные у колдунов, затянулись — лекарь выглядел почти таким же, каким когда-то в первый раз увидела его Дина. И погасшее влечение вспыхнуло вновь.

— И что же, ты говоришь, у меня нет шансов?

— Каких шансов? — не понял Януш.

Дина резко выдохнула, порывисто шагнула к нему.

— Тебе понравиться, — пояснила она, и янтарные глаза полыхнули огнём.

— Дина... — мягко проговорил он, отстраняя тянущуюся к нему ладонь.

— Вот видишь! — с болью выговорила маленькая вампирша, и губы её задрожали. — Конечно, "Дина"! — передразнила его она. — Кто ж захочет... с девчонкой... ты ведь совсем взрослый мужик...

— Дело не только в этом, — осторожно сказал Януш, боясь обидеть. — Я ведь... не люблю тебя... так, как должен любить мужчина, если хочет быть с женщиной...

— Знаю, — с горечью выговорила вампирша, и плечи её внезапно поникли. — Вижу. Ты сейчас снова о ней подумал! Так и вспыхнул перед глазами её образ... даже я как наяву увидела! Кто же она, Януш? Эта черноволосая фурия? Твоя возлюбленная?

— Это женщина, которую я когда-то полюбил, — ответил Януш, — настолько, что совершенно потерял голову. И она заслуживает лучшего, чем я.

— Значит, ты её упустил... — задумчиво проговорила Дина. — Хотя до сих пор любишь...

— Люблю, — спокойно подтвердил Януш.

Дина помолчала, затем решительно тряхнула медными волосами.

— Тогда... — жарко шепнула она, внезапно оказавшись очень близко, — прощальный поцелуй, господин Януш...

Лекарь не успел ни ответить, ни что-либо сделать: со стороны набережной промчался резкий порыв ветра, толкнул вампиршу в спину, едва не сбил с ног самого Януша.

— Руки от него убери, нечисть! — закричал знакомый голос. — И ноги уноси, пока целы!

— Велегор! — поразился лекарь, но сын его не слушал.

— Чего встала?! Иди отсюда, я сказал! Мой отец! Мой папа! Не смей к нему приближаться! Мой, поняла?!

Дина выпрямилась, придерживаясь рукой за стену дома, сузила злые глаза.

— Вон, вон, вон!!! — затопал ногами Велегор, сжимая кулаки.

— Да подавись ты, ведьмино отродье! — в сердцах бросила Дина, и тотчас осеклась, прижала ладонь ко рту, испуганно глянув на лекаря.

Глаза мальчишки плеснули жутким зелёным огнём, и Януш не стал медлить: метнулся наперерез сыну, хорошенько встряхнул.

— Уймись! — велел он, прилагая все усилия, чтобы казаться спокойным. — Тебе должно быть стыдно, Велегор!

— Тебе тоже, — огрызнулся мальчик, переводя на него взгляд. Зелёный огонь тотчас погас, но глаза оставались злыми и недоверчивыми. — Ты зачем с ней обнимался?

— Не выдумывай! Не было такого, — нахмурился лекарь. — А даже если бы было, тебе всё равно не следовало вмешиваться!

— Но ведь ты мой отец, — выдохнул Велегор, вцепившись в его талию обеими руками. — Зачем тебе она?

Януш глянул поверх его плеча на побледневшего Бажена — священник, как и он сам, ничего не успел сделать, чтобы предотвратить очередную вспышку гнева Велегора — на застывшую в проулке Дину с виноватыми глазами, и обнял Велегора за плечи, увлекая в дом.

— Пойдём, — сказал лекарь устало: сказывался целый день непрерывной работы. — Пора ужинать.

Они вошли внутрь и заперли двери: большинство оборотней хотя и закрывались в своих домах, но казусы порой случались. Да и вампиры не всегда обходились животными и добровольно пожертвованной кровью... особенно те из них, кто пострадал накануне от солнечного света, и кому требовалось больше пищи для восстановления, чем обычно.

— Бажен научил нас новой игре, — весело, точно ничего не произошло, поделился новостями Велегор. — Было так здорово, правда?

Священник вымучено кивнул: то, что так подорвало запас сил у взрослых, абсолютно не повлияло на бодрого, даже радостного ребёнка.

— Интересно, — через силу улыбнулся Януш, наспех убираясь в приёмной. Бажен начал готовить ужин, и усевшемуся на лавку Велегору оставалось, болтая ногами, лишь делиться впечатлениями и событиями прошедшего дня. — Что за игра?

Велегор принялся с упоением рассказывать, наслаждаясь абсолютным вниманием отца, и поглядывавший на них Бажен в который раз пожалел лекаря. Януш обрёл то, что искал, отправляясь на Острова; прошёл долгий и крайне тяжёлый путь, но результат его трудов напоминал не окончание, а, скорее, начало новой, и, возможно, несоизмеримо более сложной дороги.

Бажен оказался единственным, кому Януш рассказал о произошедшем на Парадисе: даже Велегор этого не помнил. После того, как мальчик узнал в лежащей на алтаре жертве своего отца, чёрная магия, с которой он был рождён, усиленная почти завершённым обрядом, вырвалась наружу, поглотила своего носителя — и Велегор не запомнил ни разразившегося катаклизма, ни погибших из-за него колдунов. Этому Януш только радовался: в своих переживаниях за сына он не был уверен, как мальчик воспримет то, что из-за него погибло около тысячи человек — и его мать в том числе.

Отсутствие привязанностей, которое так тщательно воспитывала в сыне Виверия, сыграло на руку не ей, а Янушу: Велегор совершенно не тяготился тем, что вокруг нет привычных ему лиц. Порой в его разговорах проскальзывали имена колдунов, но ни грусти, ни сожаления Велегор не испытывал. Мальчик понимал, что все они мертвы — Януш осторожно рассказал сыну про катаклизм, не уточняя, кто его вызвал — но к их смерти относился равнодушно. Подобное безразличие беспокоило лекаря, но что-либо менять в их отношениях, как-то влиять на сына Януш остерегался: боялся навредить.

— Я не знаю, что делать, Бажен, — в отчаянии признавался священнику лекарь. — Я совершенно не думал о том, что меня ждёт... после всего... я так и не сумею... всё зря... кем он вырастет, Бажен?..

Священник слушал и молчал. Янушу требовалась поддержка, которую он оказать не мог — как не мог никто на Островах. Лекарю и его сыну следовало искать помощи в другом месте, но выпускать в мир буйного, неспособного сдерживать тёмную силу внутри себя Велегора — это могло стать ошибкой, которая погубит весь мир.

Бажен знал только один выход. Оставалось лишь дождаться, пока Велегор уснёт, чтобы начать непростой разговор с его отцом.

— ...а ещё камень нашли, похожий на ураний, — продолжал щебетать мальчишка, уже уминая приготовленный священником ужин. Погружённый в раздумья Бажен не сразу обратил внимание на незнакомое слово, зато насторожился Януш, откладывая ложку в сторону. — Но потом я присмотрелся: нет, не он, просто похож очень...

— Что за ураний? — заинтересовался лекарь.

— А, ну, металл такой, — отмахнулся Велегор, явно не считая это стоящим внимания, — его старый Трифон так называл. Он мне как-то начал рассказывать про невидимую смерть и её природу... что будто бы даже Хетаг не понимает, а он, Трифон, разгадал секрет... мол, энергия, которую мы используем... ну, магия... её не камень небесный излучает, а металл, который под ним... ну, и вокруг него...

— Трифон назвал его уранием? — невесело усмехнулся Януш. — Интересно.

— Да, Трифон был самым умным в Норе, — гордо кивнул Велегор. — Он все наши заклинания отточил... Хетаг рассказывал, что первые из колдунов, кто пробовал заклинание перемещения, умирали через одного... ну, не получалось у них переместиться полностью, то голова в одном месте, а тело в другом, а то и вовсе в пыль превращались... размазывало в воздухе... Никто не понимал, почему. То заклинание срабатывало отлично, а то нет...

— Перемещение? — уточнил Бажен, с интересом подключившись к разговору: Велегор редко рассказывал о том, что на самом деле происходило в Норе, считая это естественным и всем давно известным.

— Ну да, — нетерпеливо мотнул головой мальчик, — Трифон говорил, что теоре... треорети... в общем, в идеале можно переместиться из любой точки мира в любую другую, но маг, которые читает заклинание, должен вначале сам там побывать, увидеть своими глазами то место, куда хочет попасть, вдохнуть своей грудью тот воздух... хотя бы один раз. Но и это не всё! — победно провозгласил Велегор. — Нужно, чтобы... как бы... ну, чтобы эти места были одинаковыми... ну, похожими... то есть, если ты находишься в дождливом месте, то и перемещаться должен в такое же... если ты высоко в горах, то нельзя перемещаться куда-нибудь под землю... там ведь и воздух другой... если ты на море, то нельзя сразу на сушу...

— То есть, необходимы схожие природные условия, — задумчиво констатировал Януш.

Магия, та её сторона, которую показывал покойный Трифон его сыну, на деле оказалась занятной вещью, достойной внимания любого учёного. Лекарь понимал, что и сам вполне мог бы подпасть под искушение исследовать всё, что способно дать тёмное колдовство — но мысль о том, как закончил свою жизнь подобный ему в своих начинаниях Трифон, отрезвляла.

— Да-да, — подтвердил Велегор, с восторгом глядя на отца. — Видишь, ты сразу понял! А я вот долго думал...

— Просто у меня больше опыта, — улыбнулся Януш, — которого не хватает тебе. Я знаю, каким разным может быть этот мир.

— А мне покажешь? — тут же загорелся Велегор.

Лекарь медленно кивнул.

— Покажу.

Мальчик довольно шмыгнул носом и налёг на ужин, и Бажен с Янушем последовали его примеру. Священник вновь вернулся к нерадостным мыслям. Велегор странным образом уважал Януша — отчасти потому, что тот, в отличие от него, владел "магией света", как назвал отцовский дар исцеления сам Велегор. Как ни старался мальчик, залечить даже простейшую царапину у него не получалось — наоборот, рана начинала кровоточить, а то и вовсе гнить, и Януш после подобной попытки сына помочь ему перестал подпускать того к лечебным процедурам. Но вместе с уважением Велегор испытывал нездоровую привязанность к отцу, относясь к нему порой, как капризный ребёнок относится к любимой игрушке. На первых порах, когда Януш только встал на ноги, Велегор даже запрещал горожанам обращаться к нему, злился, и ни на шаг не отходил от лекаря, ревнуя его ко всему, что приближалось. Во что выльется подобное отношение ребёнка — такого ребёнка — к своему отцу, Бажен боялся даже предположить.

— Вы спать не идёте? — подозрительно спросил Велегор, когда с ужином было покончено.

— Идём, — пообещал Януш, поднимаясь из-за стола. — Только уберёмся вначале.

Сын смерил его долгим взглядом, но подвоха не обнаружил, и поднялся наверх, готовиться ко сну. Бажен дождался, когда стихнут его шаги, и тронул лекаря за рукав, прижимая палец к губам. Януш кивнул: таким образом священник предупреждал, что их ждёт непростой разговор, не предназначенный для ушей Велегора. Мальчишка бы ни за что не ушёл, если бы догадался, что взрослые продолжат вечерние посиделки: любопытство и ревность не дали бы ему спать спокойно.

Бажен начал разговор, когда Велегор уснул: Януш по недавно сложившейся традиции сидел с сыном, рассказывая одну историю за другой, пока у мальчика, обычно очень внимательного слушателя, не начинали слипаться глаза. Даже засыпая, Велегор всегда сонно предупреждал лекаря:

— Никуда не уходи...

— Не уйду, — неизменно обещал Януш, дожидаясь, пока дыхание сына не станет совсем ровным.

В такие моменты лекарь любил рассматривать лицо Велегора — спокойное, умиротворённое, и совершенно не похожее на его собственное. Бледное от жизни под землёй, худое и некрасивое, обрамлённое чёрными, как вороново крыло, волосами... Нет, Януш не замечал видимого сходства между собой и сыном, но когда Велегор смеялся, улыбался или же, напротив, бывал недоволен, его лицо приобретало то знакомое выражение, которое заставляло улыбаться самого Януша: в такие моменты ему казалось, что он смотрел на собственное отражение. Пусть и искажённое, но всё же такое... своё.

— Уснул? — одними губами спросил Бажен, когда Януш спустился вниз.

Лекарь кивнул, присаживаясь напротив священника. Бажен медлить не стал: Велегор порой спал беспокойно, мог в любой момент проснуться и позвать блудного отца наверх, или же его мог разбудить шум оживавшей улицы: если большинство оборотней запирались ночью в своих домах, то вампиры дышали свежим воздухом лишь при свете луны.

— Уезжай с Островов, — без обиняков заявил ему священник. — Забирай Велегора и уходи с первым же кораблём. Одноглазый задержится в гавани на несколько дней из-за шторма, как раз успеешь договориться и завершить все дела.

Януш посмотрел на него вопросительно и тревожно, и Бажен пояснил.

— Тот обряд был почти завершён, верно? Ты говорил, что Велегор впитал в себя всю невидимую смерть и выпил магию из всех присутствующих колдунов... Сам понимаешь, его никто не остановит, если когда-нибудь ему вздумается показать миру, кто он есть на самом деле. И жители Островов пострадают в первую очередь.

— Велегор ведёт себя уже гораздо лучше, чем поначалу, — слабо возразил Януш. — Он слушает меня. Саксу нечего бояться, пока я с ним.

— Точно подметил, — серьёзно кивнул Бажен. — Пока ты с ним. Но ведь ты не вечен, господин Януш. Или думал, я не узнаю? Сам Велегор говорил мне, и не раз... мальчик упоминал какую-то энергию, которая в тебе очень слаба... и был очень этим обеспокоен. Я не понял, но и без него вижу: невидимая смерть, которой ты пропитался насквозь, продолжает убивать тебя даже после того, как весь Парадис, источник заразы, ушёл под воду. Не так быстро, как раньше, но всё же убивает. Или я неправ?

Януш опустил глаза, не сразу ответил.

— Опухоли, — наконец тяжело проронил он. — Иногда они рассасываются сами, но порой... я мало об этом знаю, это сложно вылечить... и я никогда не мог помочь себе. Только другим. Что-то изменилось у меня внутри, что-то... я не могу понять, и тем более не могу вылечить... только... болит время от времени...

— Я заметил, — помрачнел священник. — Ты хватаешься за сердце... когда думаешь, что никто не видит.

— Сердце болит не очень сильно, — негромко сказал Януш. — И крайне редко. Что-то случилось с кровью, и она как будто... повредила всё остальное...

— Откуда про кровь знаешь? — удивился священник. — Ведь красная же она, как и была?

Януш невесело усмехнулся.

— Чувствую. А ещё... вампиры, с которыми я ею поделился... в общем... говорят, горькая очень... с гнилостным привкусом... будто не моя вовсе. Раньше она им помогала, а сейчас...

— Уезжай отсюда, — решительно повторил Бажен. — Здесь тебе никто не поможет. Ты — единственный лекарь на Островах, и это, конечно, прискорбно... но, возможно, ты сумеешь уговорить кого-нибудь из монахов занять твоё место. Да и мне помощь бы не помешала...

— Каких монахов? — удивился Януш.

Бажен вздохнул, складывая руки на столе, подался вперёд.

— В Эдельвире есть монастырь, удалённый от городов и крупных поселений... когда-то я был там послушником. Это самый древний монастырь Единого, который мне известен, и тамошние монахи — самые настоящие сподвижники. Среди них есть те, кто сумеет помочь тебе и Велегору. Тебе нельзя оставаться на Островах, это вредно для вас обоих. Но и выпускать в большой мир неподготовленного к сложной жизни ребёнка, который совершенно не умеет и не желает контролировать свою силу...

— А что, если монахи не пожелают принять нас? — глухо спросил лекарь. — Если они, как ты говоришь, сподвижники, то сразу увидят тьму в Велегоре...

— И именно поэтому примут, — убеждённо сказал Бажен. — Они увидят не только тьму, но и свет... если он есть. Ты не справишься с ним один, Януш. Помощь людей, которые вместе с тобой покажут Велегору другую жизнь... не такую, к которой он привык... У тебя будет время подготовить его к новому миру, миру людей. Ты расскажешь ему всё, что ещё не успел, а дальше...

— Жизнь покажет, — пробормотал Януш, массируя пальцами виски.

Священник кивнул, и лекарь поднял голову, встречаясь с ним взглядом. Пару секунд оба смотрели друг другу в глаза, затем Януш сказал:

— Расскажи, как туда добраться, господин Бажен. Утром я сообщу о своём решении Велегору.

— Он будет рад путешествию, — ободряюще улыбнулся священник.

...Бажен оказался прав. Велегор почти пританцовывал в день их отбытия с Островов. Корабль покачивался на волнах, матросы носились по палубе, и Одноглазый отдавал им последние приказы. Шторм стих к вечеру, и капитан, недовольный задержкой, тотчас начал командовать отправкой: бывший пират не привык попусту терять время. У них оставалось всего несколько минут, и Януш наспех прощался с теми, кто пришёл проводить их на материк.

Вечерело; солнце давно скрылось за облаками, но тьма ещё не укутала замерший на границе дня и ночи Сакс. Помимо Тоолка со Звёздочкой и некоторыми рыбаками, на пристани собрались оборотни, которым было ещё далеко до полуночных терзаний, и вампиры, наконец-то дождавшиеся заката солнца.

— Прощай, господин лекарь, — обратился к нему Мартин, улыбаясь всей своей клыкастой пастью. — Я безумно рад, что когда-то ты в ужасе примчался в мою таверну...

— И что мы оказались рядом, когда Дина дорвалась до твоего горла, — подтвердил Леван.

Дина, прятавшаяся за спиной Люсьена, после этих слов решительно распрямилась, шагнула вперёд, и быстро поцеловала лекаря в щеку, пользуясь тем, что Велегор отвлёкся на разговор со Звёздочкой.

— Прощай, господин Януш, — тихо сказала маленькая вампирша, вновь отступая к брату за спину.

Андрэ и Николас прощались молча: по очереди стиснули лекаря в звериных объятиях, и уступили место подошедшему Велизару.

— Ну... — буркнул бывший охотник на нечисть. — Попутного ветра, что ли...

— Велизар, — вдруг вклинился Велегор. — Прости, что я тебя тогда... ну, лбом об дверь бахнул. Папа говорит, тебе больно было. В общем, я зря разозлился...

— Ну, с кем не бывает... — неловко, стараясь скрыть улыбку, сказал Велизар.

— ... надо было применить оглушающее заклятие, тогда бы ты ничего не почувствовал!

— ...поганец мелкий, — закончил нахмурившийся оборотень.

— Что-то скажешь на прощание, господин Януш? — обратился к нему кто-то из рыбаков, и общий гул мгновенно стих. — Последние наставления, так сказать?

Лекарь обвёл взглядом столпившихся горожан, улыбнулся, привлекая к себе сына.

— Не думаю, что вы в них нуждаетесь, — сказал он. — Мне кажется, вы изменились достаточно, чтобы самим раздавать советы таким, как я.

— Велегор, — позвал вдруг Бажен. — Мы решили сделать тебе подарок... чтобы ты помнил нас. Твой отец рассказал мне... вот. Это тебе. От всех нас.

Велегор с восторгом выхватил из рук священника игрушечного коня, прижал к груди.

— Спасибо, — негромко подсказал Януш, но Велегор его не расслышал.

— Мне? Правда, мне? Я никогда не забуду, Бажен! Никого из вас не забуду, — пообещал Велегор, скользя взглядом по неровным рядам собравшихся на пристани горожан.

Почему-то никто не засомневался: мальчишка и в самом деле никого и ничего не забудет. Ни хорошего, ни плохого...

— Отчаливаем! — рявкнул с палубы капитан.

Они поднялись на борт, и трап за ними тотчас подняли. Корабль медленно выходил из гавани, и Велегор, сияя улыбкой, замахал руками оставшимся на берегу.

— А ведь это ты рассказал Бажену, — не глядя на него, радостно заметил Велегор. — Про коня! Мне кажется, ты самый лучший папа из тех, кого я видел!

— И много ты их видел, Велегор? — улыбнулся Януш, вглядываясь в поредевшие ряды горожан: многие стали расходиться по домам из-за стремительно падавшей темноты. — Кроме того, настанет день, когда ты перестанешь во мне нуждаться, и сам захочешь уйти...

— Ну вот ещё! — Вспыхнул Велегор, поворачиваясь к нему. — Мне с тобой очень хорошо! И интересно! Мне нравится быть с тобой. И я не собираюсь тебя отпускать! Ни за что и никогда! Даже не думай!..

— Ты подрастёшь и поймёшь, о чём я, — мягко сказал лекарь, не желая продолжать разговор.

Однако разбуженное любопытство Велегора оказалось не так-то просто унять.

— Нет, ты скажи, — упёрся сын, и чёрные глаза недобро блеснули. — Ты что же, хочешь уйти от меня?

— Нет, Велегор, — вздохнул лекарь: легче было объясниться. Дёрнул же его Клеветник за язык! — Но когда-нибудь ты вырастешь... может, повстречаешь девушку... и старый отец станет лишним.

— Девушку? — вдруг заинтересовался Велегор. — Это вроде Дины или Звёздочки? Но они же совсем некрасивые... я в Саксе вообще ни одной не видел... А на материке есть красивые девочки, пап?

Януш рассмеялся, взъерошил сыну волосы, притянул к себе.

— Есть, — пообещал он. — И много. Но тебе ещё рано об этом думать, Велегор!

Сын фыркнул и умолк, прижавшись к нему всем телом и обхватив тонкими, худыми руками за талию. Януш смотрел, как растворялись в ночи огни Сакса, отражавшиеся в водах Стилоса, и эта чистая, удивительно прозрачная даже в вечерних сумерках вода была последним, что он запомнил, покидая Туманные Острова.

...Впереди их ждал материк.