Ведарь Перевертень

Ведарь Перевертень.

Глава 1

На широкое белое поле падали огромные хлопья снега. С разных сторон поле окружал зимний лес: хмурые ели с тяжелыми лапами, стройные сосны с раскидистыми кронами, березки с черными худыми ветвями. Хлопья падали, кружились в безумном танце и находили место среди собратьев. Серые тучи сыпали снегом так, словно хотели стереть с лица земли черные ветви, зеленые иглы, мшистые стволы.

Тоскливый волчий вой приветствовал падающие хлопья. Он пронесся над полем и затерялся среди заснеженных деревьев и кустов. Птицы боялись летать в такую погоду, звери не высовывали носа из теплых нор, лишь одинокий ворон нахохлился на черном суку и смотрел одним глазом на поле. Он и сам не знал, что его заставило прилететь сюда, привело какое-то щемящее чувство необходимости. Что-то должно произойти... Что-то важное...

На юго-западе колыхнулась большая еловая ветвь, пушистый снег сорвался сахарной пудрой и обнажил сине-зеленые иглы, заледеневшие шишки. Из-под ели вышел мужчина. Обух топора соскользнул с посеребренной ветви, и та качнулась обратно, скинув последние комья белоснежной пыли. Мужчина шел по чистому полю и на снежной скатерти печатались глубокие следы, будто из подвенечного платья вытягивали нитку и оставался серый неказистый след. Ворон встрепенулся на суку, присмотрелся к одинокому путнику.

На перемотанные бечевой онучи налипло по доброму пуду заледеневшего снега. Толстый ремень опоясывал меховую свиту, понизу белела оторочка . Плотные шерстяные штаны прихвачены снизу ремешками, у правого бедра приторочен огромный кинжал, что годится как для нападения на врага, так и для освежевания пойманного зверя. Овчинный тулуп распахнут, похоже, что человек вспотел, пока пробирался по тайге. Широкоскулое лицо раскраснелось, на усах и бороде белели мелкие сосульки. Пар изо рта оседал на околыше круглой меховой шапки. Побелевшая правая рука крепко сжимала топорище. Длинные русые волосы падали за спиной на небольшую черную рукоять. Что это за непонятный отросток и к чему он крепится — ворону не удалось разглядеть.

Ворон хрипло каркнул. В ватной тишине снегопада резкий звук раздался подобно грому среди ясного неба. Мужчина вздрогнул и остановился. Тоскливый волчий вой прозвучал уже ближе.

Мужчина положил топор, потянул за рукоять и на обозрение ворона предстал черный узкий прямоугольник. Человек дернул рукой, и от бруска разошлись два уса. Сноровисто накинул на ответвления тонкий шнурок и под падающим снегом появился большой арбалет. По черному телу оружия пролегли багровые вставки, тускло блестящие на свету, словно пятна крови пролились на потухшую головню.

Хлопья продолжали падать. Они ложились на меховую свитку, на скинутый тулуп, на цевье арбалета. Мужчина натянул тетиву, аккуратно устроил болт на ложе и опустился на одно колено. Арбалет смотрел в сторону, откуда донесся волчий вой. Мужчина замер, лишь парок дыхания выдавал в нём живое существо.

Несколько минут ничего не происходило, ворон встрепенулся ещё раз, сбрасывая налипший снег. Птица чуть не проморгала момент, когда из гущи занесенного орешника вырвалось огромное черное тело. Ворон прожил долгую жизнь, многое успел повидать, но никогда прежде не встречал подобное существо. По полю к замершему мужчине несся зверь похожий на человека и на волка одновременно. Мощные лапы выкидывали сугробы снега, среди длинных белых зубов моталась алая ленточка языка, горящие ненавистью глаза смотрели неотрывно на застывшую фигуру. Хлопья снега испуганно облетали заросшее черной шерстью туловище.

Ворон ещё раз хрипло прокричал, и мужчина выстрелил... Карканье ворона заставило его вздрогнуть или вид летящего зверя? Может и то и другое, но факт остается фактом — он промахнулся. Болт просвистел рядом с ухом черного существа. Огромный оборотень, продолжал мчаться по заснеженному полю, не обратив внимания на тонкий взвизг.

Мужчина откинул в сторону арбалет и схватился за топор. Фигура человека подалась к оборотню, голова втянулась в плечи... зверь приближался... Один взмах лапами, второй... Мужчина прыгнул навстречу...

Враги покатились по снежному полю. Мужчине удалось перекинуть через себя мускулистое тело, и в белой простыне появилась новая борозда. Несколько алых капель прожгли ямки на снежной скатерти. Зверь вскочил на задние лапы и поднял морду к серым тучам, в третий раз тоскливый вой прорезал падающий полог снега. Мужчина перекинул топор из одной руки в другую и снова приготовился к атаке. Черный зверь прижался к земле...

Громовое рычание остановило движение на поляне, лишь также плавно оседал на черной шерсти снег. Человек и зверь осторожно оглянулись на новый звук. На суку вновь встрепенулся ворон. Огромная ель на краю поляны вздрогнула, как вскидывается человек, когда кто-то неожиданно гаркает над ухом. Лавина снега сорвалась с её раскидистых ветвей, но не успел последний ком упасть на землю, как из туманной пелены вырвалось ещё одно огромное существо.

Неизвестно, кто сотворил того, кто возник перед сражающимися — человек и медведь слились воедино в этом кошмарном создании. Удлиненные лапы, похожие на мохнатые руки и ноги, могучий торс — на груди спокойно уляжется годовалый теленок, лютая злоба сверкала в крохотных глазках. Лохматый колосс стоял на задних лапах и в ярости сжимал чудовищные кулаки, каждый размером с улей диких пчел. Человеко-медведь поднял вытянутую морду к серым небесам и рычание, напоминающее раскаты обвала в горах, вновь заставило встрепенуться ворона.

— Вот тебя нам и не хватало! — прохрипел мужчина с топором.

Человековолк протяжно провыл в ответ на рычание бурого гостя. Медвежьи лапы пришли в движение, огромное тело со скоростью стрелы начало приближаться с двум бойцам.

— Не трожь, он мой! — в вое оборотня прорезалась человеческая речь.

— Ещё увидим! — гаркнул в ответ мужчина и прыгнул на черного зверя.

Оборотень двигался так быстро, что на миг расплылся в темную тень. Слегка уйдя в сторону, огромная лапа зацепила бок человека, и мужчина отлетел в сторону как снежинка, которую ребенок сдувает с рукавички. Поднялась туча снежной пыли, но правая рука не выпустила топора, а другая прижалась к ушибленному боку. Он вскочил на ноги и успел увидеть, как бурый зверь сцепился с черным.

Два огромных монстра сшиблись в воздухе как сдвинутые навстречу друг другу каменные валуны. Тут же раздались шлепки ударов, будто ученик гончара месил глину под строгим наблюдением учителя. Яростное рычание било по ушам, клацанье клыков, скрежет острых когтей заполонили снежное поле от края до края.

Ворон повернул голову, внимательно всматриваясь в действия человека. Тот сжал руками топорище и присел на колено. Его слова едва доносились сквозь шум сражения:

Черным небом, белой луной,

Заклинаю кровью и медной слюдой.

Ослабь силы лютых врагов,

Даруй мне силы сотни богов!

Гром расколол серое небо. Яркий зигзаг молнии ударил в человека, но тот успел подставить под него оружие. Металл на топоре покраснел, небесный пух падал на кельт и поднимался к небу облачками пара. Человек чуть сгорбился и начал приближаться к сражающимся.

Человекомедведь в это время отшвырнул противника, и тот сбил человека с ног. Бородач вскочил первым и занес над поверженным оборотнем раскаленный топор. Черный зверь оттолкнулся лапами от заснеженной земли, и кельт вонзился между мохнатых корневищ. Огромная лапа ударила в ответ. Кольчуга вновь спасла человека, но мешком отлетел на добрый десяток метров. Топор остался торчать в заледеневшей корке.

Над топорищем пролетело бурое туловище и вновь звери схлестнулись в яростной схватке. Брызги алой крови прожигали дырки в снежном покрывали. Когтистые лапы били по черной морде, клыки до половины окрасились алым. Человековолк не отставал от своего противника, бил так же отчаянно, стремился не защищаться, а нападать.

Человек достал из-за пазухи несколько острых багровых стержней. Он что-то шептал, но ворон не мог разобрать в завываниях ветра, рычании и смачных шлепках. Бородачу не удалось воспользоваться иглами, также как и топором...

Человекомедведь краем глаза следил за мужчиной и успел перехватить удар в основание шеи. Он выпрямился, поднял человека за сжатый кулак и несколькими движениями вырвал иглы из окровавленной ладони. Уже занес лапу, чтобы снести кучерявую голову, но в этот момент зубы волкодлака впились в мускулистую ногу, и огромный зверь взвыл, выронив человека...

Ворон сорвался со своего места и закружился над полем битвы. Видел, как уклонился от замаха человек, как ударил черный зверь, как присел и отпрыгнул человекомедведь... Битва продолжалась долго, трое бойцов вытоптали широкий круг, увлажнили его своей кровью.

Никто не мог взять верх. Снег прилипал к крыльям и делал их тяжелее.

Наступил короткий миг передышки, когда бурый зверь отшвырнул в сторону волкодлака и откинул человека. Трое встали по краям грязно-алого круга — проведи между ними прямые, получится правильный треугольник. Трое смотрели друг на друга. От усталости дрожали руки, ноги, лапы. В глазах сверкала всё та же непримиримая ненависть. Они понимали, что не могут одолеть противников.

— Договор! — хрипло выкрикнул человек.

— Договор! — прорычал черный зверь.

— Договор! — прогрохотал человекомедведь.

Трое сошлись посередине круга, ворон сел рядом, но не смог услышать, о чем говорили трое истекающих кровью существ — их словно окружил хрустальный кокон и звуки не проникали за его пределы. Ворон мелкими прыжками подобрался поближе и в этот момент человек резко выпрямил руку — коротко блеснул багровый всполох, и ворон за краткий миг разглядел летящую в его сторону медную иглу...

Я сел на кровати. Пот тут же заструился в глаза, я стер влагу со лба и уставился на мокрую ладонь. Мда, слишком уж часто в последнее время снится этот сон. Опять никто не побеждает, а я почему-то всегда оказываюсь в теле ворона и наблюдаю за сражением, надеясь на иной исход. И всё это началось с тех пор, как мы расстались с Людмилой. Вернее, она уехала на каникулы к родителям в Тейково и не вернулась... Летом тихо забрала документы из техникума и исчезла. Эх, Людмила, Людмила.

На прикроватной тумбочке стояла фотография в синей пластиковой рамке, с глянцевой поверхности улыбалась девушка, которая так неожиданно ворвалась в жизнь первокурсника и так внезапно из неё испарилась...

Всё! Не хватало ещё расплакаться! Соберись, тряпка, а то разнюнился. На ней не сошелся клином белый свет, будут в жизни встречи и расставания. Сейчас нужно подняться, заправить кровать, взять мыльно-рыльные принадлежности и привести себя в порядок. Ведь сегодня день посвящения в студенты, принимается первый курс, так что будет дискотека, начнутся танцы и, возможно, какая-нибудь соблазнительница составит мне компанию в отшугивании ночных кошмаров.

Скоро забежит сокурсник, так что нужно поторапливаться. Хотя, если придем раньше, то рискуем напиться до падения ниц, если же придем позже, то вечер грозит пройти на сухую. "Точность — вежливость королей и долг всех добрых людей" — как говаривал Людовик Великий, а дядька, который правил семьдесят два года, вряд ли фигню какую сморозит.

Всё, почти собрался, остановился причесаться перед зеркалом. В отражении на меня любовался высокий, плечистый парень с резко очерченными скулами. Светло-русые волосы открывали лоб с двумя прыщиками, надо бы прижечь. Немного кривой нос — память о секции по рукопашному бою. Слегка оттопыренные уши добавляли мальчишеского задора вполне серьезному выражению лица. Не красавец писаный, но и далеко не урод. Я подмигнул отражению — самец готов выйти на охоту. Берегитесь, девчата!

Единственная родственница, тетя Маша, не устает повторять, что я очень похож на отца, только глаза мамины, синевато-желтоватого оттенка утреннего неба. Я об этом мог судить только по оставшимся фотографиям...

— Ну что, ты готов? — дверь распахнулась, и в комнату влетел ураган по имени Женька.

Он увидел, что я причесываюсь, и попытался изобразить боксера, а мне досталась незавидная роль груши.

— Готов, готов, осталось "туалеткой" брызнуться!

Я уклонился от двух ударов и отвесил ему щелбана. В ответ на это огорченный сокурсник исподтишка дал мне пендаля и кинулся к столу, где лежала собранная закуска. Хлеб, вареные яйца, зелень и кольцо "Краковской".

— Всё, обожремся и помрем молодыми. Завязывай прихорашиваться, нас батя подкинет, и ребята уже ждут. Давай шустрей! — Женька кинулся к дверям, я пошел следом.

Напоследок окинул взглядом студенческую комнату общежития, где покоились три кровати, тумбочки, шкаф и стол с табуретками. Вроде бы всё выключено, вышел и закрыл дверь. Оставил за спиной сон про бородатого человека и оборотней.

Глава 2.

— Ты отлично двигаешься! — прокричал я в розовое ушко, и чуть крепче прижал горячее тело.

В небольшом зале дискотечного клуба "Ш.П." по-другому общаться невозможно, а говорить что-то нужно, и так целую минуту переминаемся без слов. Скоро песня закончится, и неизвестно — когда я ещё наберусь смелости пригласить её на танец.

Глаза девушки сверкнули шоколадной глубиной, и прозвучал нежный голосок:

— Спасибо, ты тоже хорошо ведешь!

Сердце забилось с частотой заводящегося мотора, как тогда, когда впервые увидел девушку в компании других первокурсниц. Девушка плыла легкой походкой, словно сказочная принцесса в окружении фрейлин. Как она мне улыбнулась, хотя это могло и показаться возбужденному мозгу. Зачесанные светло-русые волосы спускались ниже плеч и легко покачивались при каждом шаге. Красивое лицо, воздушные волосы и обалденная фигурка лучились таким внутренним светом, что я невольно замер, не закончив свежий анекдот. Сокурсник слегка ткнул в бок, чтобы я отмер. А теперь мы танцуем "медляк".

Друг и сокурсник Евгений Коротаев подмигнул и показал большой палец, то ли оценивая девушку, то ли подбадривая. Рыженькая партнерша что-то увлеченно трещала ему на ухо.

Разговор нужно вести дальше. Однако мыслей так много, а язык словно обложили камнями, и я боялся выплеснуть какую-нибудь глупость. Наконец сомнения отмелись в сторону, и я выбрал привычную линию ненавязчивой болтовни:

— Меня Александр зовут, но чаще всего прихожу незваным. А как называть упавшего с неба прекрасного ангела, что составляет компанию в танце?

— Юля, и не ангел я вовсе, но за комплимент спасибо! — скользнувший по лицу луч стробоскопа заставил карие глаза вспыхнуть красным, и на миг превратил партнершу в соблазнительную вампиршу из фильмов ужасов.

Открыл рот, чтобы продолжить в этом же духе и, возможно, развить небольшой успех, но "вампирша" приложила тонкий пальчик к губам:

— Давай дотанцуем, а то разговоры сбивают с ритма!

Я невольно вдохнул, и аромат легких духов защекотал ноздри. Ничего другого не оставалось, кроме как кивнуть и, все еще ощущая на губах нежное прикосновение, дотанцевать, сжимая в легких объятиях волшебное творение.

Какая же банальность, но раньше помогала. Спасибо ей, что остановила эту полившуюся пошлость и дала время собраться с мыслями.

Под сводом клуба "Шуйский пролетарий" вращался зеркальный шар, по темному залу метались разноцветные лучи, мелкие зайчики легонько оглаживали немногочисленные танцующие пары. Сладкоголосая певица "Nightwish" выводила рулады о прогулках по воздуху. А нас кружили волны музыки, покачивали в такт, и мы сами словно порхали в облаках. И никого рядом, лишь глаза, в которых отражалось далекое, но, в то же время, близкое вечернее небо, несмелые прикосновения рук, чудесно пахнущие волосы.

Не хотелось прекращать сказочный танец — двигаться и двигаться без конца, чувствовать прикосновения жаркого тела. Но певице надоело гулять в звездных высотах, и медленная песня закончилась. Юлины руки соскользнули с плеч, нужно срочно что-то предпринимать.

— Благодарю за прекрасный танец, чудесное создание с великолепным именем Юлия! А разрешишь чем-либо угостить? — я придержал за талию отстранившуюся девушку.

Легкая кофточка немного смялась от руки и приоткрыла полоску светлой кожи. Невольно задержал взгляд на этом откровении, и лишь ценой титанических усилий смог взглянуть в карие глаза.

Стипендия, полученная накануне "Дня посвящения" и не успевшая перейти в жидкое состояние, позволяла задать этот мажорский вопрос. Ди-джей поставил что-то энергичное и популярное, с незапоминающимися словами, где нет близкого контакта.

Вокруг собрались в кружки танцующие студенты, что рассыпались на время "медляка". Юля окинула взглядом затемненный зал, изящная ручка кому-то помахала, и фея повернулась обратно.

— Разрешаю угостить минералкой, а то очень душно! — Юля снова одарила прекрасной улыбкой, и у меня, как лед под лучами жаркого солнца, растаяло сердце, и окончательно расплавился мозг.

И это я — закаленный в любовных интригах третьекурсник, у кого несколько раз был секс с Людмилой, и целая куча поцелуев с другими девчонками!!!

Эх, Людмила, где же ты сейчас? Не буду вспоминать прошлый учебный год. Не буду! Она не вернулась с каникул и забрала документы, мне ни строчки. И, оказалось, что вместе с родителями уехала прочь из города. Предала! Но прочь грустные мысли! Я же пришел забыться и повеселиться.

— А может чего покрепче? Пивка для танцевального рывка, или винца для улучшения цвета лица? — и с наигранной улыбкой повернулся к спутнице.

Юля двигалась за спиной, пока я героически рассекал, подобно ледоколу, людскую потеющую массу. В ответ на "невинный" вопрос получил такой обжигающий взгляд, что угольками вспыхнули уши от мысли предложить подобное непотребство.

— Нет, только минералку! — голос прозвучал перезвоном сосулек, но не успел я мысленно оттаскать себя за вихры, как тон сменился на более теплый. — Я не пью спиртное, и не переношу на запах.

— Ну, нет — так нет, и я почти не пью, — сразу ответил я, во рту тщательно перекатывалась мятная жвачка, — Просто за бокалом чего-нибудь слабоалкогольного и разговор льется ручейком.

— Не замечала, что ты конфузишься разговаривать! — Юля опять улыбнулась и в свете ультрафиолета зубки показались белее мела.

Облегченно выдохнул — чуть все не испортил, и тут же начал лихорадочно думать, о чем говорить дальше. Юля не такая, как встречавшиеся на дискотеках девчонки: тем подкинешь пару банок пива и готовы хохотать над любой глупостью. Тут дело серьезнее, и разговор надо вести осторожнее, иначе придется возвращаться одному по промозглой улице. Или в компании Евгения и рыженькой спутницы, что тоже не особенно радовало: придется молчать всю дорогу, поддакивать в нужных местах и слушать переливчатую лапшу.

Сжимая в руке прохладную ладошку, я пробился сквозь толпу, и мы очутились возле дискотечного бара. По крайней мере, небольшая неоновая вывеска "Bar" упрямо утверждала об этом. Большая комната с неказистой барной стойкой, зеркальным шкафом, где красовались бутылки пива и легкие наливки. В центре несколько столов с пластмассовыми "тронами", к стенам приколочены длинные доски.

Водка запрещена, а игнорировавшие жесткое вето студенты наказывались строгими выговорами, вплоть до исключения из "технаря". Поэтому студиозусы старались "набрать форму" до дискотеки, а в бар ходили догоняться те, у кого в кармане хрустело, а не звенело или уныло молчало. Я с друзьями бегал через дорогу, в небольшую пивнушку за пивом, немилосердно разбавленным, но дешевым.

Все столики, понятно, захвачены. Остановились у настенных полок, синяя в цветочек клеенка кое-где порезана усердными посетителями. Из-за застекленных дверей музыка звучала тише, и можно разговаривать, не напрягая голос. Гости бара посмотрели на вошедших, и вновь вернулись к бутылкам и пластиковым стаканам.

— Прошу извинить милостивую сударыню за то, что оставляю в одиночестве, но мне нужно быстренько одолеть вон того волосатого дракона и принести трофейную минералку! — я кивнул в сторону барной стойки и изобразил галантный поклон.

— Соизволяю, но прошу недолго! Победите дракона и тут же назад! — в тон мне ответила девушка.

Щуплый бармен болтал с захмелевшей грудастой девчонкой с соседнего отделения бухгалтеров. "Гроза зарплат и отчетов" до невозможности растягивала пухлый ротик, маслянисто-завлекающе поглядывали глазки, вздымающаяся грудь пыталась прорвать тонкую ткань блузки.

— Уважаемый, две минералки, пожалуйста! — и при этих словах шлепнул стольником по стойке.

Эх, гулять так гулять!

Никакой реакции в ответ. Похоже, бармен так увлекся разведением подруги, что никого не замечал, или же делал вид, что он настоящий гусар. Второе вернее и с плохо скрываемым раздражением (еще бы — препятствие, задержка на пути к милым глазам), я повторил заказ гораздо громче.

— Подожди, сейчас отдам заказ и подойду! — ответил бармен, чей жаркий взгляд с почти слышимым чмоканьем оторвался от "бухгалтерши".

Из-под прилавка показался большой пластиковый стакан, и блестящий краник утонул в руке. Янтарная струйка наполняла тару. Тихонько росла шапка пены, на пластиковых стенках выступили мелкие капельки. Голубые глазки "бухгалтерши", не отрываясь, взирали на процесс, губки растягивались в пьяной улыбке.

Я повернулся к Юле и ободряюще подмигнул. Она кивнула в ответ, и, с выражением легкой брезгливости на лице, продолжила осматривать помещение. Отлично её понимаю, мне тоже не нравилось здесь.

Замызганные серые стены, напрягающая атмосфера. Мало похожие на студентов, хмурые субъекты с татуированными пальцами. Поддавшие старшекурсницы, которым черт не брат, а, в крайнем случае, сынок или племянник. У потолка клочьями тумана гулял сигаретный дым, что застилал и рассеивал свет запыленных ламп.

Посреди всего этого разгула особенно выделялись стройная фигурка, светящееся невинностью личико и налитые земляничным соком губки. Появлялась легкая улыбка, когда замечала мой взгляд. Не здесь Юля должна быть, ох и не здесь. И, от осознания этого факта, непонятная злость на окружающих, на обстановку, и на себя, приведшего сюда, закипела в душе, но вместе с тем задрожали колени, мышцы задергались разливающейся слабостью. Пришлось встряхнуться, чтобы снять странные ощущения.

В отражении зеркального шкафа на меня любовался высокий, плечистый парень с резко очерченными скулами. Светло-русые волосы открывали высокий лоб. Немного кривой нос — память о секции по рукопашному бою. Слегка оттопыренные уши добавляли мальчишеского задора вполне серьезному выражению лица. Пухловатые губы недовольно кривились. Надо немного расслабиться. Я подмигнул своему отражению и перевел взгляд на почти наполненную тару.

— Ну ладно, милый, спасибо за пивасик, еще увидимся! — "бухгалтерша" цапнула стакан, блеснули зубки, и легкая бабочка упорхнула в сторону танцпола.

Только что засыпающая на барной стойке, девушка ступала уверенно и твердо, прочь уносилась жидкая добыча. "Разливала" ошалело посмотрел вслед и, когда понял, что его банально "развели", и умерла надежда на бурную ночь, то зло сплюнул на пол:

— Вот же прошмандовка! Продинамила! Ну, чего тебе?

— Две минералки! — происшедшее охладило злость и даже слегка развеселило.

"Бухгалтершам" палец в рот не клади, вся группа из девушек и "бухучет" поставлен на широкий поток — скрупулезно учитывают и делятся опытом, где и как можно бухнуть на халяву. Похоже, бармен устроился недавно, поскольку прежние опытные буфетчики не велись на подобные представления.

Подав две бутылки минералки, бармен швырнул на стойку полтинник.

— Э-э-э, уважаемый, на такую сумму я могу пять бутылей купить, и на жвачку останется!

— Не нравится — ищи дешевле! — буркнул бармен и отвернулся к зеркальному шкафу, исподтишка наблюдая за моей реакцией.

Ну да, надо же отбивать "подаренное" пиво.

Спавшая злость вновь захлестнула горячей волной. Да как он смеет отыгрываться на мне? Сам лоханулся — нечего на других срываться! Но за спиной ждала Юля, и это немного охладило пыл, хотя игривое настроение изрядно подпорчено таким отношением. Взглядом я пообещал бармену увидеться попозже, при более удобных обстоятельствах.

Появившуюся слабость я списал на повышение давления.

Юля рассеяно смотрела в зал сквозь стекла дверей. Три парня в углу открыто кидали на неё сальные взгляды, переговаривались, и ржали масляным шуткам. Это тоже мало способствовало поднятию настроения.

— Благодарю! — Юля взяла запотевшую бутылку из рук и немного отпила, потом кивнула в сторону барной стойки. — У тебя невеселое лицо. Что-то случилось?

— Бармена на бокал пива развели, вот и срывается на всех, — я придвинулся ближе. — Ой, да и фиг с ним! Давай лучше узнаем побольше друг о друге. Где живешь? Может нам по дороге, и я удостоюсь чести тебя проводить?

— Вообще-то я не одна (сердце подскочило к горлу), а с подружками (сердце успокоено спланировало обратно), но от хорошей компании не откажусь. Живем около Педунивера (ого, это же через весь город чесать!), не раздумал еще провожать? А вот, кстати, и Кристина с Таней подходят! — Юля помахала рукой двум миловидным девушкам, что заходили в двери.

Рыженькая девчонка недавно танцевала с Евгением. Вот это повезло!

— Мы тебя там высматриваем, а ты тут развлекаешься! — стрельнув лукавым взглядом, прощебетала рыженькая, — Мы домой собираемся, что-то тут скучновато стало. Ты с нами? Или с кавалером останешься?

— Конечно, иду! Да и кавалер изъявил желание предоставить защиту и охрану. Пообещал проводить и защитить от маньяков и насильников! — в таком же тоне ответила Юля и незаметно пожала мою руку, предлагая принять игру.

— Привет, очаровательнейшим представительницам человечества! А куда Евгения подевала? — я улыбнулся рыженькой. — Или меня ищет, чтобы препроводить под более надежной охраной прекрасных дам?

— Это твой друг? Да ему сейчас самому защита нужна, он с двумя парнями у туалета разбирается. Кто кого из них толкнул — непонятно, меня Кристинка сразу утащила! — рыженькая Таня кокетливо поправила безукоризненно лежащую челку.

— Опять?

Я страдальчески закатил глаза — насчет удачного соединения обстоятельств очень и очень сильно погорячился. Начало происходить то, чего опасался — очередное невеселое завершение дискотеки, то есть "разборка". Минералка не дождется своего открытия, поэтому я протянул её Тане.

— Что, частенько бывает? — хихикнула Таня, Юля тоже заинтересованно смотрела на меня.

— Бывает, иногда. Извините, милые дамы, но я вынужден вас покинуть. Сейчас постараюсь мирным образом утрясти создавшийся философский диспут, и мы в полной мере обеспечим охрану и защиту от ночных маньяков! — я дурашливо поклонился и начал выходить из бара.

Он все-таки мне друг, хотя и редкий раздолбай.

— Мужчины! — грудным голосом проговорила Кристина. — Все бы вам разбираться!

— Может не надо? — когда я, поджав губы, помотал головой, Юля продолжила. — Возвращайся скорее, и аккуратнее там.

От этих слов грудь сама собой выпятилась вперед, а плечи же напротив — отошли назад. Так, походкой уверенного в себе мужчины, вышел из бара, а в спину прозвенел озорной крик Тани:

— И Женьку не забудь!

Глава 3

На танцполе царил прежний полумрак, рассеиваемый лучами стробоскопа и вспышками разноцветных ламп. Также топтался и пыхтел народ, компании образовывали небольшие кружки. Девчонки выплясывали перед пацанами, изгибались в меру врожденных приличий. Ребята выкаблучивались в ответ, старались не сходить с занятого места и не наступить на кучку женских сумочек.

Я по стенке пробрался к туалету, где сразу же увидел высокую фигуру Евгения. Возле друга вертелись два невысоких сухощавых паренька, заглядывали снизу вверх. Евгений, на целую голову выше парней и по комплекции как вместе взятые, вяло отвечал и улыбался. Две Моськи прыгали на Слона из басни Крылова, даже забавно. Но шутки шутками, а ребята не внушали доверия.

Тревога шевельнулась где-то глубоко внутри — обычно парни субтильного телосложения тявкали пару раз и отходили, но эти явно похожи на "зазывал". Подобные индивидуумы появлялись на каждой дискотеке: специально напрашивались на грубость и выводили на улицу обычным предложением: "Выйдем, поговорим? Или зассал?". А в темноте поджидала толпа в пять-десять человек, и у всех нестерпимо чесались кулаки.

Так и есть — один из парней, с короткой стрижкой, мотнул головой в сторону выхода. Где же я его видел?

— Здрасте, господа хорошие, и недобрым тоже привет! Что за терки на танцполе? — я постарался улыбнуться как можно дружелюбнее, авось удастся уладить мирным путем.

Так не хотелось доказывать кому-то, что мои зубы мне ещё пригодятся.

— Что за чудо вылезло? Не суйся — не с тобой базар ведем, а то тоже огребешь! — коротко стриженный окинул взглядом мою внушительную фигуру.

— Он здесь был, а вот вы откуда выползли? Дергайте обратно, пока в памяти! — предложил Евгений.

Если предложил, значит, не очень сильно достали, но крылья носа отчетливо подрагивали, и кончики пальцев выстукивали дробь по шершавой стене.

— Ты борзянки обожрался, марамой? Тяни кента и пойдем побазарим, нечего перед мусорами светиться! — ответил другой парень, худым лицом и длинным носом похожий на крысу. Вытянутый нос постоянно шмыгал, и вертелся по сторонам, словно принюхивался к чему-то.

В десяти метрах от нас активно кокетничала с двумя молодыми милиционерами заведующая отделением технологов. Женщина бальзаковского возраста то и дело поправляла аккуратно уложенные волосы, стреляла при каждом удобном случае выразительными взглядами. Словно та "бухгалтерша" из бара, но если девчонке нужно было пиво, то здесь игра велась на более крупные ставки. Может хоть сегодня ей повезёт?

— Нет, бойцы, давайте на месте перетрем и разбежимся своими дорогами! — я еще надеялся на мирное урегулирование и скорейшее возвращение к Юле.

— Чё, подружки, боитесь — мы вас в кустиках опустим? — ощерился стриженый парень.

Последней фразой он все-таки добился своего — окончательно вывел из душевного равновесия Евгения, и похоронил недавнюю надежду на мирное урегулирование конфликта. Кулак стукнул по стене, и на темно-синей поверхности осталась паутинка белых трещинок.

— Пошли, хмыри!!! Нечего впустую гонять!!! — рявкнул Евгений, ноздри гневно вздымались, подобно крыльям летящей птицы.

Возражать и пытаться утихомирить бесполезно, являясь ярым гомофобом, друг очень агрессивно реагировал на подобные оскорбления.

— Женька, это же голимый развод, чего ты повелся? — поинтересовался я, когда слегка отстали от идущих впереди парней.

— Мне сиренево, он должен ответить за свои слова! — лицо Евгения побагровело, в таком состоянии он готов идти против любой толпы.

— Из-за чего хоть разборы-то?

Хотя от ребят и пахло "смелой" водой, но не настолько же они пьяные, чтобы с бухты-барахты лезть на здоровенного бугая.

— Они шарили по залу, и тот, остроносый, наступил на ногу. Я посоветовал гулять аккуратнее, носатый залупился, мол, не раскидывай оглобли. И так слово за слово, членом по столу! — Евгений смотрел вперед, нервно сжимая кулаки.

Кулаки внушительного размера, недаром же Евгений столько лет со спортом "на ты". Вот выдержки и здравомыслия явно не хватает, иначе не выходили бы сейчас на улицу, а "утихомирили" бы ребят, и оставили посапывать в отдаленном темном уголке. Но нет же, теперь Евгений хотел крови, и неизвестно — чем эта сумасшедшая жажда обернется.

Толкнув внушительную деревянную дверь, ребята выскользнули на улицу, мы следом. Свежий осенний воздух окатил прохладой, немного остудил разгоряченные лица, а ветерок ласково высушил пот, оставшийся от душного помещения. За нами вышел молодой сержант и зачиркал прозрачной зажигалкой, пытаясь прикурить. Разбираться перед крыльцом глупо — все равно остановит и потом не докажешь кто прав, кто виноват, поэтому остроносый кивнул на рощицу, через дорогу.

Из-за рощи выглядывал забор небольшого рынка, справа же закрытые на ночь ларьки и достопамятная пивнушка. Возле нее, с ополовиненными стаканами в руках, переговаривались несколько человек. Слева от рощи текли холодные воды Тезы.

Движения в роще не наблюдалось, и мы перешли дорогу, туда, где деревья закрывали от любопытных глаз. Под ногами шелестела опавшая листва, мокрые кусты цепляли за одежду, с веток порыжевших лип срывались капли, оставшиеся после недавнего дождика. Свет уличных фонарей доставал и сюда, проникал между стволами и рассеивал осеннюю тьму. На небольшой полянке ни души, что не могло не радовать. Бутылки из-под пива, жестяные банки, обрывки газет и прочая грязь цивилизованного мира покрывали землю разноцветным ковром.

— Слышь, хорек, так что там насчет "подружек"? — поинтересовался Евгений, — Ответишь, или вас сходу размотать?

— Ты с кем бакланишь, мудила? Еще не всосал тему? — прогнусавил остроносый.

— Вас сейчас самих закопают, лошары! — так же громко сказал второй.

Его взгляд блуждал за нашими спинами. Я быстро оглянулся и не зря — сзади подходила группа, замеченная у пивнушки. Разного телосложения, но одинаково одетые в куртки из кожи "дермантозавра" и спортивные штаны. И подходили, судя по лицам, явно не с целью поинтересоваться — сколько сейчас градусов по Фаренгейту. Гоп-компания, всегда наглая и храбрая, всегда уверенная в себе и плюющая на других. С одним маленьким "но" — только при значительном количественном перевесе.

— Ну чё, чувырлы, хотели моего братишку щемануть? А? Чё молчите — языки в задницы засунули? — проговорил один из подошедших, крепыш со шрамом на щеке.

Так вот на кого похож стриженый парень! Я вспомнил, как покоцанный недавно появился во дворе техникума. Подошел к одному из куривших старшекурсников и в широкое лицо самого здорового смачно воткнулся кулак. Девчонки ахнули, зашептались студенты. Размазывая по лицу кровавые сопли "старшак" поднялся с земли, дрожащая рука достала из кармана кошелек, испачканные кровью пальцы извлекли купюры. Его одногруппники продолжали курить, словно ничего не произошло. Жила, кажется, так звали напавшего, спокойно забрал подношение, нахально подмигнул девчонкам. Неспешно развернулся и вышел с территории, спокойно, расслаблено, словно за хлебом сходил. Никто не рискнул остановить хулигана, отчасти потому, что за оградой маячило с десяток крепких парней. Кто-то из наших рассказывал, что Жила успел отсидеть небольшой срок по малолетке, набрал команду отмороженных и начал заниматься мелким грабежом и разбоем.

А теперь нам выпала честь познакомиться лично.

— Если это твой брательник, так научи по уму базарить и сам тормознись — не с мелочью трешь! — Евгений тоже узнал Жилу, но отступать некуда, и оставалось строить из себя авторитетных людей.

Может, поверят, и при благоприятном исходе — разойдемся по сторонам, или перенесем разговор на более позднее время. Но сегодня точно не мой день.

— Ты чё, щегол, учить меня вздумал? На кого выеживаешься? А? — Жила выплюнул сигарету и сделал шаг вперед.

Красная точка упала на мокрую листву и обиженно пшикнула.

— Осади слегонца и не накаляйся. Твой брат неправ, и конкретно, так что прежде чем впрягаться, разберись в теме! Если дело серьезное, то встретимся в неформальной обстановке, и слово за нас скажут солидные люди. Так, с бухты-барахты, можем и не решить! — вмешался я.

Жила вопросительно взглянул на брата. Остальная компания рассредоточилась по роще, отрезали путь к дороге. Позади Теза.

— Да чё с ними разбираться? Эти лошки горбатого лепят, основных из себя строят, а на самом деле промокашки беспонтовые. Все за вас знаем, так что не сучите ногами! — взвился "братишка".

— Так вы чё, пургу прогнали? Мне?!! Ну и чем отвечать будете — лавандосом или здоровья лишку? — Жила сплюнул в сторону и, разворачиваясь обратно, неожиданно ударил правой рукой, метя Евгению в челюсть.

Реакция нарабатывалась годами, и удар ушел в пустоту. Но, когда Евгений отшатнулся, на него прыгнул брат Жилы, чей короткий полет был оборван боковым ударом в живот. Нога выстрелила сама, я не ожидал от себя такого. Стриженый отлетел назад и со стоном переломился пополам, руки отчаянно обхватили живот. Первый удар сделан, назад дороги нет.

Только в прорыв и пытаться выйти с наименьшими повреждениями!

— Мочи козлов!

Шпана только и ждала этой команды.

Дальше всё смешалось в непрерывную череду ударов, грязного мата и болезненных вскриков. Мы с Евгением заработали кулаками как заведенные: нужно прорвать образовавшуюся стенку и пробиться к дороге, там больше места и нас труднее зажать. Удары сыпались со всех сторон, били куда попало, не разбирая, не щадя, не думая.

В темноте мелькали перекошенные яростью лица, оскалы зубов, сбитые холки кулаков. С головой захлестнула недавняя злость, и я сам кидался на эту мразь. Ярость нашла выход.

Сломать! Покалечить!

Жалости и сожаления как не бывало. Не могло быть и речи об отступлении. Сдаваться никто не собирался.

Пробиться не удалось. Нас отбросили к деревьям, и возникла небольшая пауза. У двоих струилась из носа кровь, один зажимал глаз, брат Жилы поднимался с земли. Во рту металлический привкус крови, под языком покачивался нижний резец. Евгений старался перенести вес на левую ногу.

Жила сунул руку в карман и криво усмехнулся:

— Ну всё, падлы, хана вам!

Началась новая атака, мы опять кинулись на прорыв. Перед глазами возник какой-то хмырь в бейсболке, я от души врезал под согнутый козырек. "Бейсболка" отлетел на пару метров, прошуршал по палой листве. Я подумал, что он вышел из строя, но парень сумел подняться и, помотав головой, опять двинулся в драку.

В это время кто-то запрыгнул со спины и обхватил шею локтевым сгибом, вторая рука лезла прокуренными пальцами в глаза. Пока я оттягивал вонючую ладонь, слева прилетело ещё два удара кулаком. Один из них попал в глаз — слезы хлынули ручьем, темные фигуры помутнели. Глаз моментально заплыл, веки с трудом размыкались.

Подкосил жесткий удар под колено, но удалось упасть ничком и перекувырнуться через голову. Заодно и сбросить прилипшего сзади. Остроносый! Рука соскользнула с шеи и я, завершив кувырок, локтем врезал по ненавистному рылу, оставил его лежать на земле и смотреть хорошие сны.

От футбольного пинка по ребрам меня отбросило от уснувшей крысы, и я влип боком в мокрую кору старой липы. Влажная ветка громко хрустнула под весом, и острый сучок пропорол куртку. Пламя широкой полосой обожгло кожу.

Ненавижу!

Злость переросла в ненависть к сволочам, что умеют нападать только с явным превосходством, или в темноте, со спины. Ярость подхлестнула лучше любого стимулятора, и я вскочил на ноги.

Уничтожить!

Но попытался вдохнуть, и жаркая молния полоснула по груди, заставила согнуться. Похоже, сломаны ребра, но падать нельзя — затопчут.

Ненавижу!

Снова вдох и темнеет в глазах. Удар в правую скулу, и земля рванулась мне навстречу. Попытался не упасть, перебирал ногами, но тело мотало и всё больше относило к холодной Тезе. Очередное дерево остановило недолгий бег и, придерживая грудь, я смог выпрямиться.

Евгений отбивался от троих нападающих, за их спинами крался Жила, в руке поблескивал перочинный нож. Жила выбирал момент для нападения. Тела двоих раскинулись среди мусора. Где же еще один?

— Женька, у него!..

Я не успел закончить фразу.

Слева вынырнула окровавленная рожа стриженого парня, и челюсть вспыхнула от жесткого хука. Я отклонился и попытался ударить правой, но очередная острая вспышка боли скрутила тело, на мгновение глаза потеряли противника. В следующую секунду я увидел летящий кулак, на пальцах что-то тускло сверкнуло. "Кастет!" — промелькнула мысль, и в голове взорвалась бомба.

Яркая вспышка и тут же непроглядная темнота, ощущение полета в невесомости. Откуда-то раздалось громовое рычание и почти сразу же истошные крики.

Жесткое падение на землю, боль ушла, накатила вселенская тьма морозной ночи.

Ненавижу!

Глава 4

— Женька, у него нож! — истошно выкрикнул я и испугался собственного голоса.

Его не было!

Я не ощущал тела, ни рук, ни ног. Темнота, полная темнота! Где я?

— Эй! — крикнул я и снова не слышно голоса.

Может потому, что мне нечем кричать? От этой мысли я испугался ещё больше. Я попробовал пошевелить хотя бы чем-нибудь, но меня словно полностью парализовало, даже язык не мог коснуться зубов.

А вдруг у меня нет языка? Может я умер?

От этих мыслей страх нахлынул огромной волной. Я закричал неслышимым голосом, забился несуществующим телом, застучал несуществующими руками и ногами.

В диком ужасе я пропустил возникновение картинки. Словно кто-то открыл глаза, и я увидел всё его глазами. Я был в чьем-то теле, слышал чьи-то мысли, ощущал чьи-то эмоции.

Я пробираюсь по сырой осенней тайге. Угрюмо иду вперед: перелезаю через замшелые пни, проваливаюсь в заросшие осокой овраги, продираюсь сквозь переплетение кустов.

Это не мои руки!

Запах чувствуется все явственнее. Мускус, мокрая псина, и железный оттенок крови.

Ненавижу! Как же я его ненавижу!

Это не мои мысли! Но как похоже на моё недавнее состояние...

Манящая струйка ведет вглубь, в темноту нетронутой природы. Все чаще я бухаюсь во влажный мох, но упрямо сжимаю зубы.

— Эй, ты кто? Ты слышишь меня?

Иду дальше, отряхиваю грязные руки. По ногам кузнечным молотом бьет усталость, дрожащие колени пытаются побеждено согнуться, каждый шаг дается с трудом.

Это не мои ноги!

Отомстить! Убить! Левой! Правой!

— Эй, мужик! Ты меня понимаешь?

Подготовка помогает в пути, но постоянное нервное напряжение выматывает больше многокилометрового спринта. Чувствую, что моя цель неподалеку.

Отомстить! Убить! Левой! Правой!

Воняющие тухлыми яйцами болота предательски подкладывают коряги и кочки — наступи на одну и провалишься в бездонную хлябь.

Ненавижу!

Я отчаялся докричаться до хозяина тела и просто наблюдал его глазами за происходящим.

Сухие кусты колючими ветвями отчаянно цепляются за притороченный арбалет, стараются не пустить дальше.

Уничтожить!

Огромные комары носятся тучами, готовые высосать досуха зазевавшуюся жертву. Покрытые паутиной лапы елей отчаянно лезут в глаза, в волосах остаются ароматные иголки.

Разрушить!

Обхожу по широкой дуге робких оленей, кожей чувствую внимательные взгляды грустных темных глаз. Проползаю с черепашьей скоростью мимо семейства кабанов, огромный вепрь лишь хрюкнул в сторону необычного холмика.

Убить!

Кто же его так задел?

Стараюсь не попадаться на глаза пролетающим птахам — кругом все враждебно. Я двигаюсь из последних сил и неумолимо приближаюсь к цели.

Остается несколько километров, когда аккуратно натягиваю толстую тетиву. С легким щелчком встает оптический прицел.

Ого! Крутая штука! Всегда мечтал пострелять из арбалета!

Ненавижу!

К будоражащему запаху добавляются слабые дуновения. Но то не привычные тяжелые ароматы тайги, а дух человеческого обитания — свежие спилы дерева, резковатый дым костра, благоухание сорванной травы.

Отомстить! Убить! Левой! Правой!

Каждые полчаса, намазываясь вонючей смесью, я перебиваю собственный запах и все ближе подхожу к объекту. Отчетливее и четче становится резкое амбре старого врага. Как же я его ненавижу, готов удавить голыми руками, но силы далеко не равны.

Его мысли вращались вокруг убийства. Может после удара кастетом я стал экстрасенсом и научился с легкостью читать чужие мысли?

Дальше передвигаюсь со скоростью беременной улитки, подбираясь на расстояние уверенного выстрела. Стелюсь по сырой листве и коричневым иголкам, миллиметр за миллиметром подтягиваю тело вперед. Влажная трава царапает щеки, земля веет холодом.

Можно не торопиться — желанная мишень как на ладони.

Тайга окружает небольшую полянку, со всех сторон нависая массивными кронами деревьев. На краю поляны зевает темным входом землянка, красуется свежей травой на крыше. На чурбачке перед костром сгорбившийся кряжистый старик заворожено смотрит на пляшущие изгибы огня.

Тварь!

Меховая накидка обнимает широкие плечи, на мягкую шерсть спускаются длинные седые волосы. Устало перекрестились на коленях крепкие руки с мозолистыми ладонями.

Ликвидировать!

Так вот за кем идет охота! А кто это?

Я медленно извлекаю заговоренную стрелу и аккуратно вставляю в изогнутое ложе арбалета.

Всего один выстрел. Промах — крах, второго шанса не будет.

В оптический прицел видна сеточка морщин на лице старика, хрящеватый орлиный нос и тяжелая складка у рта.

Ненавижу!!!

Палец ложится на спусковой крючок, дыхание замирает. Гаснут все звуки. Исчезает пересвист птиц, потрескивание костра, стихает ветер в деревьях. Два стука сердца и всё кончено. Ощущаю гладкость крючка, знакомого, привычного, родного.

Старик неожиданно поднимает голову и смотрит на меня, сквозь оптику прицела. Обескровленные губы дергаются, растягиваются в усталой улыбке и обнажают крупные желтоватые зубы.

Тварь!!!

Морщинистое лицо вытягивается вперед, угловатая челюсть расширяется, и удлиняются зубы, превращаясь в клыки. Из глубины широкой груди раздается угрожающее рычание.

Офигеть!

Мои руки моментально наливаются свинцом, древний арбалет тянет вниз, становится неподъемным. На глаза падает полупрозрачная пелена, я почти ничего не вижу.

Начинается переход!

Только бы успеть.

Сухо щелкает тетива. Вдалеке раздается многоголосый волчий вой.

Темнота... Сколько я был без сознания? Поднимаюсь и бегу прочь из неизвестного места.

А где землянка и старик? Словно из памяти вырвали большой кусок.

Быстрый бег, удары веток по лицу. Понемногу проясняется голова, уходит из тела слабость.

Вой приближается.

Глава 5

— Эй, тут еще один! — из темноты забвения меня грубо вырвали резкий голос и жесткие пощечины.

Яркий луч фонаря бил по глазам, ослеплял даже через сомкнутые веки. Чтобы заслониться от густого света, попытался поднять руку. Не смог. Еле-еле удалось разодрать слипшиеся ресницы.

— Очухался? — фонарь переместился в сторону.

Я кивнул в ответ и тут же пожалел о таком неосторожном поступке — черепная коробка загудела, словно внутри ударили в огромный колокол. Сырая земля закружилась, деревья устроили жаркий хоровод, звездное небо ринулось вниз. Темная ткань с россыпью серебристых точек поглощала в себя, в бездонную глубину, в сырую прохладу. Опять туда, в чужое тело.

— Э-э-э! Завязывай бухаться в обморок, чай не кисейная барышня! — снова хлесткие удары по щекам, и в ноздри ворвался едкий запах нашатыря.

Тошнотворный дух слегка развеял хмарь, немного прояснил голову, и я попытался приподняться. Снова на берегу Тезы, как же всё болит!

— Куда ты? Лежи! Пока не проверим — даже не дергайся! — рука, пахнущая нашатырем и еще какими-то лекарствами, мягко прижала к земле.

Прошло ослепление фонарем, и глаза привыкли к темноте. Я осторожно огляделся, стараясь излишне не шевелить головой. Рядом глинистый обрыв, покачивались пожухлые пучки рыжей травы, вылезали белесые корешки растений. Слева текли спокойные воды Тезы, блики гонялись за широким блюдом луны.

Возле меня суетились два врача. Они осматривали, ощупывали моё тело, сквозь разбитые губы рвались стоны, когда болезненно задевали ребра. Светил фонарем высокий милиционер, на широком поясе что-то бубнила рация. Между деревьев мелькали яркие лучи ручных прожекторов. Откуда столько народа?

— Как там Женька? — разбитые губы еле поднимались, распухший язык казался сучковатым поленом.

— С ним все в порядке, синяки, ушибы да сломанный нос. Сейчас показания дает, — ответил молодой врач, стильные очки блеснули в свете фонаря, — Ты сам-то как — встать сможешь?

— Попробую, если немного поможете.

Четыре руки бережно подхватили с двух сторон и попытались приподнять, но судорога разрядом тока хлестнула по груди, и тело выгнулось дугой, вырвавшись из поддерживающих рук. Вдобавок приложился головой о твердую глину — происходящее отпрыгнуло в зияющую пропасть темноты.

Снова нашатырь и трубный крик:

— Носилки сюда! Здесь "тяжелый"!

— Держись, дружище! А то нашатыря не напасемся! — обдал запахом лука пожилой врач.

Куда подевался охотник с арбалетом, старик с землянкой? Неужели всё привиделось, пока был без сознания?

Легко спрыгнув, к компании присоединился худощавый мужчина. Серый плащ колыхнулся от приземления. Колючий взгляд мельком скользнул по мне, фонарь в руках обшаривал прибрежную бровку. Краем глаза я заметил, как тип что-то снял с раскидистой вербы и быстро убрал в нагрудный карман.

Сверху спустили носилки, в шесть рук меня аккуратно положили на пахнущую формалином ткань. Закрепили широкими ремнями, чтобы не упал при переноске, или чтобы не сбежал.

— Ох, и здоровый же ты! — пропыхтел молодой врач.

— Это я еще не жрамши, — я с трудом раздвинул губы в улыбке и почувствовал, как что-то теплое поползло по подбородку.

Уничтожить! — в голове всё ещё гремели мысли неизвестного охотника.

— Если шуткуешь, то, значит, жить будешь. В отличие от твоих друзей, — пропыхтел врач, забираясь на обрыв.

— Отставить разговоры! — скомандовал "серый плащ".

— Каких друзей? — я повернул голову.

Череп откликнулся ноющей болью, но открывшееся зрелище отодвинуло её на второй план.

В мельтешении фонарных лучей виднелись прямоугольники простыней, угадывались очертания человеческих тел, застывших в разных позах. На белых полотнах расплывались красные кляксы. В скудном освещении четыре простынки казались заплатками на грязной поляне. По территории сновали люди в милицейской форме и мелькали белые халаты.

Две немецких овчарки, как по команде, повернули головы в сторону моих носилок, из распахнутых пастей полился оглушающий лай. Присутствующие разом повернулись к предмету переполоха, несколько милиционеров схватились за кобуры. Собаки бросались к носилкам, и кинологам с трудом удавалось удерживать разбушевавшихся зверей. Резь жестко ударила по нервным окончаниям, вызвав судорогу. Ремни затрещали, но удерживали на месте, пока тело пыталось закрутиться узлом.

— Чего это с ними?! — прокричал кинолог.

— Не знаю, одурели от крови, наверное! Фу, Граф! Место! — скомандовал другой, оттаскивая мускулистого пса.

Врачи аккуратно пронесли носилки поверх кустов. На выходе из рощицы подлетел Евгений, на носу белел толстый пластырь:

— Слышь, Санек, ты как? Ну и поломали же, черти! А тут та-а-акое было!

Евгения оттеснил в сторону сумрачный тип в сером плаще:

— Тихо-тихо, не надо разговаривать! С другом увидитесь позже. Эй, лейтенант, почему отпустили гражданина? В машину, быстро! Показания от и до!

Подскочивший милиционер взял Евгения за локоть, к кокарде лихо взлетела рука, и они удалились к бело-голубому "УАЗику". На дороге сверкали проблесковыми маячками пять милицейских автомобилей и несколько машин "Скорой помощи". Стартовала одна из белых карет, противно взревела сирена. Сырой осенний воздух весь состоял из блеска различных мигалок, света фонарей и лая собак.

Высыпавшие из "Ш.П." студенты оживленно обменивались мнениями и догадками о происшедшем. За плотной толпой я смог-таки разглядеть Юлю с подружками и ободряюще подмигнул. Девчонки смотрели на меня, ошеломленно округлив глаза. Юля прижимала к губам платочек. Да уж, лежащий на носилках, перетянутый ремнями, грязный, в изорванной одежде — я представлял жалкое зрелище.

— Это ваша знакомая? Она тоже присутствовала здесь? — бросил человек в сером плаще.

Он постоянно находился рядом с носилками, шарил по сторонам глазами и увидел, куда я смотрю.

— Нет, на дискотеке познакомились. А что тут произошло? Неужели мы с Женькой всех уделали? — спросил я, когда остановились у кареты "Скорой помощи".

— Это еще предстоит выяснить! — процедил "серый плащ", и резко мотнул головой по направлению моста.

Теперь я проследил за взглядом стальных глаз и с удивлением увидел потупившуюся Юлю, что начала пробираться сквозь толпу, почти волоча за собой подружек.

Носилки погрузили в карету. "Серый плащ" залез следом и уселся на скамейку у стены, достал блокнот и пластиковую ручку. Я уставился в белый потолок, кругом висели шланги капельниц, и пахло формалином.

— Рассказывай, что случилось!

— Да подождите вы допрашивать! — проворчал пожилой врач, набирая в шприц какую-то жидкость. — Сейчас сделаю блокаду, а то по нашим дорогам рискуем не довезти до больницы.

"Серый плащ" недовольно замолчал, я же почувствовал, как в ногу вошло острие иглы. Двигатель машины заурчал громче и "Скорая" тронулась с места.

Два врача в возрасте и, наверно, много повидавшие, утерли пот со лба. Негромкий разговор заглушал шум мотора и ревущая сирена. До ушей доносились обрывки слов "укусы", "порванное горло", "нож".

"Серый плащ" внимательно смотрел на меня. Ручка что-то черкала в блокноте. Боль понемногу отступала, не дергала неожиданно, а переходила в терпимое состояние, как непрерывное зубное нытье с которым постепенно свыкаешься. Да еще и лед приложили, холод приятно остужал разгоряченную кожу.

Откуда же на земле простынки с алыми пятнами?

Глава 6

— Что случилось на поляне? Вы можете рассказать? — я смотрел на человека с блокнотом.

— Давай сперва познакомимся — Владимир Александрович Голубев, следователь по особо важным делам. Ты видел сам, что на вашей разборке погибли четыре человека, ещё трое находятся в реанимации. Так что рассказывай всё с самого начала! — скомандовал следователь вместо пояснения.

Я превратился в один ноющий кусок страдания. Даже блокада отступила после услышанной новости. Глаза скользили по салону "Скорой", останавливались на колючем взгляде следователя. Скуластое лицо с немного вздернутым носом напряглось в ожидании моего ответа.

— Александр Владимирович Алешин, студент Шуйского индустриального техникума, — только и смог выдавить из себя, пока в голове прокручивалась мысль о четырех убитых.

Уничтожить! Ненавижу! — крутнулись в мозгу мысли охотника.

— Хорошо, Александр, расскажи, что ты помнишь! — скомандовал следователь.

От моста до больницы пять минут езды, так что я успел вкратце рассказать о драке и даже ответить на некоторые уточняющие вопросы. Врачи прислушивались к нашему разговору.

По-разбойничьи свистнули тормозные колодки, открылась дверь в промозглую тьму. Подлетевшие санитары вытащили носилки, каталка скрипнула колесиками, когда дерматиновая поверхность приняла отстегнутое тело.

Серое здание больницы смотрело в небо глазницами окон, больше чем в половине горел свет. Словно дверь в рай распахнулась белая дверь, и на пороге возникла женщина внушительных размеров:

— Еще один? Какое состояние?

— Лучше, чем у предыдущих, но нужно полное обследование. Что-то с ребрами и потери сознания, — отрапортовал один из врачей, когда меня заносили внутрь.

Следом скользнул и Голубев.

За дверью вытянулся желтый коридор с множеством дверей по разные стороны. У стен прикорнули покрытые потрепанным кожзаменителем коричневые стулья. Несколько ламп дневного света периодически мигали, напоминая эпизоды из фильмов ужасов. Длинный полутемный коридор и мигающие лампы. В воздухе царил густой запах — букет немощи, мучений и страха смерти. Дух болезни щедро сдобрен смрадом хлорки.

— Вы кто? — осведомилась врачиха у следователя.

Тот, не глядя, вынул корочки и раскрыл перед носом врачихи. Она кинула взгляд на удостоверение, более пристально посмотрела в глаза следователю. И, командирским тоном не допускающим возражения, заявила:

— Подождите пока в коридоре, когда закончим — вас позовут.

— Я должен быть с ним! — следователь угрожающе шагнул вперед.

Его заострившееся лицо перекосила недовольная гримаса.

— Я сказала подождать в коридоре! Или буду вынуждена позвонить вашему начальству и сообщить о том, что вы препятствуете оказанию первой медицинской помощи!

Похоже, что у врачихи накопился изрядный опыт общения со служителями закона.

Что-то неразборчиво пробурчав под нос, следователь отошел в сторону и водрузил седалище на коричневое сиденье. Меня он проводил немигающим взглядом, от которого по коже побежали мурашки.

— Несите в смотровую, я сейчас подойду, — врачиха устремилась по коридору вдаль.

Каталку завезли в комнату, разделенную пополам голубоватой шторкой, санитары переложили меня на кушетку. Посетовали на тяжелый вес, мол, не нанимались грузчиками работать, и удалились.

Четверо убитых, трое раненых, и у Евгения нашлепка на носу. Ещё и дурацкий сон не выходит из головы. В черепной коробке путались, толкались и налезали одна на другую разные мысли. Чтобы отвлечься от них я решил открыть шкафчик, стоящий рядом с кушеткой. Стеклянные дверцы изнутри занавешены белой тканью, и что же там находится?

Но только протянул руку, как от двери раздалось:

— Любопытной Варваре на базаре нос оторвали. Не боишься повторить её участь?

В дверях возникла знакомая врачиха, полная рука по-хозяйски уперлась в бок.

— Извините, — пробормотал я, — ни разу не лежал в больнице, палаты видел лишь по телевизору. Вот и захотелось самому убедиться — правду там показывают или выдумку сценаристов.

— Ни разу? Интересно, — задумчиво сказала врач. — Ну ладно, давай посмотрим, что там у тебя поломалось.

Далее пошло обследование: рентгенография, вопросы и ответы, постукивание и пальпация, свечение в глаза фонариком и другие прелести больничного обихода, с которыми в той или иной мере каждый знаком. К осмотру присоединились два пожилых врача.

В результате обрадовали, что сломаны два ребра, на четырех обнаружены трещины, повреждение грудного позвонка, также нашлось сотрясение мозга третьей степени. Синяки, ссадины и ушибы не принимались во внимание.

Потом гипс, закрепили шею, чтобы излишне не болтал головой. Очередная порция обезболивающего. В принципе можно и не колоть, так как боли почти не ощущал, но плотная врачиха настояла.

В ходе всех этих процедур узнал, что на наше побоище слетелась толпа бродячих собак. Почуяв запах крови, дворняги впали в бешенство, поскольку и у погибших и у тех, кто в реанимации, на теле обнаружены глубокие следы огромных зубов. Оставшийся невредимым парнишка (понял, что говорят о Евгении) успел залезть на дерево и слегка спятил от увиденного. Потому что упорно твердил о каком-то большом черном звере, выпрыгнувшем из кустов и сотворившем кровавую резню. Как же много я пропустил, валяясь без сознания! Хотя я и увидел что-то другое, вот только непонятно что.

Взамен грязной и порванной одежды выдали синий выцветший халат, пахнущий лекарствами, и свистнули санитара.

Молодой, словоохотливый парнишка быстро установил, что я ничего не знаю, проследовал разочарованный вздох и рекой полились анекдоты, в попытке поднять моё настроение.

Так мы и поднялись на четвертый этаж, санитар трепался, а я лежал на каталке и перебирал догадки о происшедшем, рассеянно улыбался, когда наступала пауза, возвещающая о конце анекдота.

— А ты что знаешь о случившемся? — поинтересовался я у парня в очередную паузу.

— Да об этом вся больница гудит, докторов из постели вытащили — пытаются оставшихся троих откачать. Не говори только, что ту кодлу с другом отхреначили. Этак лихо порвать — никакой силы не хватит. Ой, ладно! Вон тебя уже дожидаются, сейчас покажу палату, а уж дальше сам. Не люблю я этих людей, почему-то, — парнишка кивнул на сидевшего следователя.

Рядом с Голубевым маячили два здоровенных милиционера. Вызвали для подкрепления? Для меня?

Я снова услышал мысли охотника: ненавижу! Уничтожить!

Жесткая каталка прокатилась несколько метров, и санитар толкнул дверь в палату. Санитар включил свет, нащупав на стене выключатель.

Длинная прямоугольная палата радушно встретила четырьмя койками с прикроватными тумбочками и цветком в горшке, доживающем последние дни. На койке у окна спал черноволосый мужчина. Потревоженный вспыхнувшим светом, он тут же поднял кудрявую голову.

— Что такое? Я же просил никого не подселять! Серега! Вот оторву уши и сложу в биксу, тогда будешь знать, чем старших слушать! — пробасил мужчина густым и сочным голосом.

— Наталья Павловна велела! А я что? Я ничего, — санитар испуганно попятился, явно струхнув от угрозы. Как за живым щитом он спрятался за моей каталкой.

Мужчина махнул на него рукой, мол, завози, и весельчак помог мне перебраться на кровать, заскрипели просевшие пружины.

— Вы можете быть свободны, — отчеканил следователь, обращаясь к парню, и того как ветром сдуло.

— А вы кто такой? — спросил кудрявый дядька, сев на кровати.

Ого, какой здоровый — под два метра ростом да еще широченный в плечах, из-под майки выбивается густой шерстяной покров, пореже кудрявится на руках и ногах. Он может зимой на снегу спать без одеяла, даже насморк не подхватит.

— Попрошу выйти на пятнадцать минут, сейчас запишу показания, и вы вернетесь к прерванному отдыху! — сказал следователь.

Перед носом мужчины распахнулись коралловые корочки.

— До утра никак нельзя было подождать?

— Повторяю — прошу вас выйти на пятнадцать минут! — проговорил следователь сидящему мужчине, и крик прозвучал в сторону коридора, — Прапорщик! Проводи мужчину!

— Ну ладно, раз дело важное — пойду, прогуляюсь, — дядька сунул волосатые ноги в тапки, халат затрещал на могучих плечах.

Мягко ступая, мужчина вышел из палаты.

Голубев сел на кровать напротив, осмотрел больничную палату, и вынул блокнот:

— Никогда не любил больничку, от самого воздуха здесь можно заболеть. А уж если подумать, сколько на этой кровати умерло человек...

— А что вы еще хотите узнать? Я вроде бы вам всё рассказал, — спросил я, обрывая ненужные философствования.

Глаза слипались, от пережитого накатилась тяжелая усталость — хотелось только лечь и заснуть, а наутро вспомнить происшедшее как кошмарный сон. И драку, и то, что увидел в забытье. Но, увы, рядом сидел "следак" и вряд ли от него легко удастся избавиться.

В ответ Голубев пожевал губами. Взгляд стальных глаз ещё раз обежал небольшое помещение, скользнул по закрытой двери и только тогда уперся в меня:

— Откуда ты знаешь Юлю? И как часто вы встречаетесь?

— Я же говорил — познакомились на дискотеке, раньше только в техникуме ее видел. А какое это имеет отношение к происшедшему? — я удивился этим вопросам.

— В принципе никакого, вот только ты не должен с ней видеться, или разговаривать! Надеюсь, понятно говорю? — следователь приблизил скуластое лицо.

— Да что тут такого? Всего лишь познакомились, угостил минералкой и все. Даже не успели поговорить толком, когда началась эта канитель. И почему мы не должны с ней встречаться?

Следователь едва заметно улыбнулся и отвернулся. Похоже, что увядший цветок интересовал его больше, чем мои слова. Но я ошибся.

— Потому что я этого не хочу! И если увижу рядом — закопаю! Понял? — следовательское лицо наливалось красным.

Руки едва заметно дрожали, "следак" с усилием сдерживал себя, чтобы не ударить лежащее тело. Тело попыталось вжаться глубже в кровать.

Ну здрасте, вот и познакомился с папашкой. Голубев по возрасту Юле только в отцы годился, вряд ли они любовники. Хотя всё может быть — сейчас такое время, что удивляться не приходится.

— Владимир Александрович, может тогда, увидимся завтра? Спать жутко хочется — устал! Да и поздно уже, а вы вопросы, не касающиеся дела, задаете. Закончим на сегодня, а завтра может что-то новое всплывет? — лишь бы избавиться от Голубева, не хватало еще и с ним поругаться.

Он резко повернулся, из поясной кобуры выскочил вороненый пистолет. Я невольно вжался в заскрипевшую кровать.

— Не слышал ответа на вопрос! Ты понял, что не должен приближаться к Юле? Или поиграешь в героя? Я могу сделать во лбу аккуратную дырочку, а в отчете напишу — застрелен при попытке бегства. Дружка разговорим, и он признается, кто именно завалил тех отморозков. Тебе фиолетово будет, а другу вряд ли захочется зону топтать. Так что повторяю в последний раз — ты понял? — дуло зияло зловещей черной дырочкой.

Пистолет мелко дрожал, выдавая напряжение следователя. Из-под бровей полыхали два горящих яростью зрачка. Я испуганно кивнул — всё что угодно, лишь бы он ушел, унес маленьких смертоносных пчел.

— Ну, вот и хорошо, сейчас отдыхай. Увидимся позже, Сашок! — Голубев подмигнул и пистолет вернулся в привычное место обитания.

Блокнот нырнул во внутренний карман плаща. Голубев неторопливо отошел к двери и с ухмылкой произнес:

— Так говоришь, они первые напали?

Глава 7

Из пересохшего горла вырвался сдавленный сип, я опять кивнул, глядя на странного человека. Владимир Александрович издевательски засмеялся. Широко распахнулась потертая дверь, ручка лязгнула о стену, и на пол посыпались кусочки краски вместе со штукатуркой.

В коридоре Голубев что-то негромко сказал черноволосому дядьке, и шаги блюстителей порядка затихли вдалеке. Я облегченно откинулся на подушку — не хватало только пистолет понюхать, для полного набора ощущений.

Сумрачный сосед зашел в комнату, щелчком погас свет. Мужчина двигался на ощупь, шаркающие шаги приблизились к койке, жалобно тренькнули пружины, проседая под грузным телом.

Он ничего не спрашивал, а я не имел никакого желания отвечать. Так и уснул, теряясь в догадках, что же там произошло. Но это все завтра, а сейчас лишь сон. Только сон и ничего кроме сна, благословенные грезы, дающие отдых телу и нервам.

И снова то самое ощущение, что я без тела. И снова темнота. И снова неожиданная картинка.

Погожее летнее утро. Родители впервые берут в лес за поспевшими ягодами. Роса не успевает полностью высохнуть и я, четырехлетний малыш, трогаю травинки, наблюдаю за скатывающимися капельками, в которых переливается радуга.

Мама? Папа? Мои родители? Если я их вижу, то ребенок — это я?

Папа и мама ходят по большой солнечной поляне с двухлитровыми банками в руках, собирают тугие ягоды черники и, не успевшую опасть, ароматную землянику. Похожие друг на друга статью и осанкой, они одеты в камуфляжные костюмы. На фоне зелени фигуры исчезают из вида, когда замирают, склоняясь над ягодным местом.

Эй, малый! Ты меня слышишь?

Отец похож на киношного Геркулеса, такой же рослый и сильный, а мама на русскую красавицу со светлыми волосами. Весёлые, улыбаются друг другу и соревнуются, кто больше соберёт.

Корзинка, куда высыпается собранная добыча, находится рядом, поэтому в скором времени руки и рот покрываются фиолетовым соком черники. Нет, я честно собираю ягоды, целых пять минут, потом терпение заканчивается.

Ведь ягоды такие маленькие: то выскальзывают из ручонок; то давятся, если пытаюсь крепче ухватить. Да и маме надоедает, что зову каждый раз, когда попадается особо крупная ягода. Однако жизненно необходимо засвидетельствовать существование выросшего чуда. И тот колоссальный подвиг, что я срываю огроменную землянику, и она теперь катается по стеклянному дну, оставляя красный след.

Эй, малыш! Эге-гей!!!

Поэтому сижу сейчас в тени кустов и лопаю добычу родителей, попутно угощаю божью коровку. Глупое насекомое отказывается кушать землянику! Несколько раз подсовываю к усикам, но вредная букашка в ответ поджимает ножки, и из-под крыльев выползает капелька вонючей желтой жидкости. В конце концов, неблагодарному созданию надоедает активное внимание, и она уносится куда-то ввысь, к развесистым кронам сосен, что шумят и перешептываются между собой.

Сквозь трубное жужжание толстенного слепня пробивается далекий протяжный вой, словно кто-то плачет над умершим родственником.

Снова тот вой, я его слышал в предыдущем сне. Или это был не сон?

Резко распрямляется мамина спина. Голова встревожено озирается по сторонам. Наполовину собранная банка падает в буйные заросли черники.

"Бегите!" — бросает отец, срывая с пояса охотничий нож. Жесткое лицо напрягается, у рта прорезаются глубокие морщины.

Мама подбегает и хватает меня на руки. Её красивое лицо перекошено от страха. Валится набок корзинка и собранные ягоды рассыпаются по земле, проваливаются в траву и краснеют на прелых листьях.

Шершавая ткань камуфляжа грубо трёт по лицу. Мама несет меня вглубь леса, туда, где темнеет сенью густой бор.

Мама!!! Я пытаюсь докричаться до неё, но бесполезно, остается только наблюдать.

Думая, что поход в лес закончен, я поднимаю рев, но мама мягкой ладонью закрывает рот и шепчет: "Погоди, малыш, сейчас поиграем в прятки. Ты залезешь в норку, как лисенок... И не будешь вылезать, кто бы тебя ни звал! Не высовывайся и все! Там есть куча конфет, тебе лишь нужно проползти дальше в норку!".

Отцовские вскрики слышны вдалеке, на них отвечают собачьи взвизги и злобное рычание. Мама бежит без оглядки, кусты задевают меня по голове, и если бы не ладонь — давно бы заревел в полный голос.

Лес уже не кажется таким приветливым и светлым, скорее черным и злым — мамина нога уходит по колено в яму, скрытую мхом. Она выдергивает с резким хлюпаньем и бежит дальше, штанина окрашивается в тёмно-зелёный цвет. Огибает деревья, перескакивает через кусты и поваленные стволы, как испуганная лань.

Возгласы отца затихают, лес накрывает тишиной, даже птицы перестают петь. Только топот бегущей мамы, её тяжелое дыхание и какой-то шум.

Меня тоже захлестнула паника, но продолжал смотреть глазами малыша.

Шум следует за нами, звучат выстрелы ломающихся веток. Проливается длинный, протяжный вой, он заставляет меня притихнуть. Ужас пробирает до глубины души, страх замораживает любые мысли.

Мама выскакивает на небольшую прогалину и суёт меня под корневища огромной сосны, которую время и ветра завалили набок: "Малыш, ползи до конца норы, там мы приготовили тебе сладкий подарок. Не вылезай, пожалуйста... Пока не затихнут все звуки, не выходи. Как бы ни кричали и не вызывали — не выползай!".

Мягкая рука подталкивает к норе. Миндалевидные глаза испуганно шарят по сторонам, но при взгляде на меня губы ободряюще улыбаются.

Под корнями чернеет небольшая нора, и я ползу туда, в темноту. За обещанными сладостями. Мамины легкие шаги стремительно удаляются.

Малыш, быстрее! Знал, что он меня не слышит, но невольно начал болеть за него.

Пахнет сырой землей, песок сыплется за шиворот, щекочет кожу. Рассыпаются под руками сгнившие корневища. Какие-то шнурки скользят по волосам, паутина кидается в лицо, я стряхиваю липучие нити, по щекам размазывается грязь. Вдалеке брезжит свет, и я с удвоенной энергией двигаюсь на светлое пятно. Стенки норы сдавливают с боков, пару раз застреваю, но все же прорываюсь и ползу вперед.

Ещё немного! Давай, малыш! Малыш? Я?

Нора расширяется, и я попадаю в маленькую пещерку, в потолке белеет узкое отверстие. Сквозь переплетение корешков с трудом проникает свет. Я кручусь на месте, оглядываю пещерку, но сладостей нигде нет, если не считать кучки белеющих в полумраке мелких косточек.

Темнеет еще одно отверстие в стене напротив, но настолько узкое, что даже моя голова туда не пролезает. Шарю там рукой, но ничего не нахожу.

Я очень обижаюсь на маму за обман, и громко зову её, чтобы спросить об обещанном угощении. Мамины слова о молчании забываются на фоне горького разочарования.

Молчи, ребёнок! Молчи! Ну вот, блин, доорался!

С потолка осыпается земля, и около отверстия возникает какой-то шум. Кажется, что пришла мама — кричу еще громче. Мама не отзывается, но в лазе, где синело небо, и покачивалась ветка березы, возникает лохматая темно-серая морда с белым пятном на лбу. Вытянутая пасть измазана в чем-то красном.

Охренеть! Ну и чудище!

— Собачка, приведи сюда папу и маму! — прошу я появившееся животное.

Лохматая морда приближается к отверстию и на меня смотрит янтарный глаз с круглым зрачком. Секунду спустя глаз исчезает, а на мое лицо сыпется земля — могучие лапы собаки расширяют лаз, из пасти речными перекатами раздается утробный рык. Я пугаюсь, дикий ужас от сознания того, что сейчас покусают, сковывает тело.

Уползай, малыш! Уползай!

— Папа! Мама! Помогите!!! — крик вырывается из горла, возвращая телу послушность.

Я пячусь задом к норе.

Он меня услышал?

Волосатая лапища с удлиненными пальцами, гораздо длиннее, чем у обычной собаки, просовывается в отверстие и скребёт по земле. Когтистая конечность мечется по пещерке и цапает за курточку. Черные когти пропарывают легкую ткань и царапают ребра — страшная лапа сжимается. Дергая за трещащую ткань, зверюга упорно подтаскивает к расширившемуся отверстию, мелькают медовые глаза и огромные окровавленные клыки.

Пусти, тварь!!!

— А-а-а!!! — я верещу, что есть мочи.

— А-а-а!!! — я кричу вместе с ним.

Сон неожиданно закончился, но трёпка продолжалась, и я вдруг понял, что трясли в реальности. Распахнув глаза, увидел склонившееся лицо черноволосого соседа по палате, к губам прижимался палец, корявый как сук старого дуба. Я быстро кивнул, показывая, что понял.

— Не ори! Слушай меня, малец. Сейчас ты должен бежать, и чем быстрее, тем лучше. Поверь, я не сошел с ума, но нет времени объяснять — кто знает, как долго выдержит Наталья, — он кивнул в сторону двери, за которой раздавались звуки борьбы и знакомое по сну рычание.

— Как бежать, я же весь переломанный!

— Ах да, я и забыл, что ты ничего не знаешь, — с этими словами сосед рванул гипс в разные стороны, зацепив пальцами у самого горла.

Еще пара рывков и гипсовый корсет с глухим стуком осыпался на смятую простыню. Я невольно вздохнул и вместо ожидаемой резкой боли, ощутил лишь небольшое нытье, как от легкого ушиба.

— Охренеть! — только и смог прошептать, — Это чем же таким меня обкололи?

Глава 8

За дверью взвыла собака, следом звук смачного удара, и прибавилось более громкое рычание. Звучные шмяки, словно огромный пекарь швырял сырое тесто на стол. Скрежет когтей по металлу, лязг клыков и злобный рык наполнили коридор.

— Малой, некогда объяснять. Давай шпарь сейчас в Медвежье, знаешь такую деревню? — после моего кивка сосед продолжил. — Увидишь на отшибе дом с высоким забором, и здоровенным драконом на коньке — вот туда тебе и надо. Ныряй в окно, через коридор не выбраться.

— Тут же четвертый этаж, да и всё ещё темно! Не видно ни фига, когда же ночь закончится? — я подскочил к окну, за которым царила глубокая осенняя ночь.

В стекле отражался крепкоплечий парень в синем халате. Слегка взъерошенные ото сна светло-русые волосы, славянские скулы, оттопыренные уши — ничего необычного. Если не считать того, что со мной происходило.

— Ты почти сутки проспал, вот и ночь не кончается. В доме мои ребята, они объяснят — что к чему. Скажешь от Михаила Ивановича, — сосед одним махом закинул меня на подоконник.

Упал и разбился горшочек, чахлый цветок завершил свой короткий век. Деревянная рама широко распахнулась, в лицо прыснул мелкий дождик. Где-то далеко внизу ждала мокрая земля.

Ё-моё, как же высоко!

— Передавай обалдуям, что если будут пить мою настойку, то я их кроссами замордую!

Широкой ладонью меня снесло с облезлого подоконника. Я оказался в свободном падении. Мозг застыл от ужаса, но жизнь не торопилась проноситься перед глазами, вместо неё блеснули окна больницы, и я по-кошачьи извернулся в воздухе. Земля больно ударила по ладоням и ступням, притяжение повлекло тело дальше, стремясь впечатать в пожухлую траву. Но когда нос, почти как в песне у Газманова, "ноздрями землю втянул", руки и ноги закончили амортизацию и пошли на противоход — меня подбросило вверх. Легкий перенос тяжести и я всадил пятки в мокрую землю.

Ого, как это я так?

Оглянулся на окно — лохматая голова соседа тут же исчезла, и раздался дикий визг, забухали гулкие удары. В больничных окнах встревожено зажигался свет, звуки непрекращающейся битвы будили пациентов. Я не хотел дожидаться финала ревущего и скулящего концерта, и ноги помчались к выходу. Желтый фонарь над главным входом тускло рассеивал осеннюю мглу, мерцающий свет вырисовывал проем в арматурном заборе. Где раньше скрипела калитка, теперь остались ржавые петли на металлическом столбе, за одну я и зацепился развевающейся полой халата.

Уползай, малыш! Уползай!

Затрещавшая ткань дернула обратно, и меня круто развернуло. Как раз вовремя, чтобы увидеть — из окна знакомой палаты вылетело визжащее существо, похожее на огромную собаку. Пока я отцеплял порванную полу, послышался глухой удар о землю, и резкий хруст ломаемых сучьев — кусты остановили собачий полет.

Памятуя о словах соседа, я не стал возвращаться на предмет оказания первой помощи, а припустил по холодной улице. В вязкой глине остался больничный тапок. Через несколько долгих секунд завернул на улицу Генерала Белова, и больница скрылась с глаз. Неизвестно сколько времени, в пятиэтажках горят редкие огни, но на улице нет ни души.

Сзади подстегнул жуткий вой, тут же лаем откликнулись собаки Шуи и близлежащих деревень. Я побежал к мигающему вдалеке светофору, в надежде там найти хоть какое-нибудь транспортное средство. Подальше от грозной больницы. Подальше от собак. Подальше от странных следователей.

Краем глаза зацепил водопад падающих бриллиантов у соседнего дома — огромный доберман, разбив стекло, прыгал по балкону и надрывался в сторону больницы. Вспыхивал свет в окнах, слышались крики проснувшихся людей, что пытались утихомирить взбесившихся питомцев.

На светофоре остановилась красная восьмерка с желтым плафоном на крыше. Такси! Да хоть что-то, на чем можно убраться. Лишь бы успеть.

За спиной громкое рычание, шум падения тяжелого тела и цокот когтей по асфальту.

Не оборачиваться! Бежать к машине!

Эти команды чередовались у меня в голове, мешались с командами из сна.

Уползай, малыш! Уползай!

Шлепали босые пятки (еще один тапок потерялся по пути), подобно плащу развевался халат. Я мчался по ночной улице, что-то орал и размахивал руками, изо всех сил привлекая водительское внимание.

Глаза смуглого таксиста увеличились до размера чайных блюдец, сигарета прилипла к нижней губе открытого рта. Совсем близко раздавалось хриплое рычание и тяжелый перестук приближающихся лап, когда я распахнул заднюю дверцу и влетел в салон с криком:

— Гони!!! Хочешь жить — дави на газ!!!

Мой крик вывел из ступора водителя, и тот нажал педаль газа. Я обернулся на преследователя: сквозь грязное стекло виднелась огромная зверюга, размером с хорошего быка. Если немецкую овчарку увеличить в пять раз, вытянуть передние лапы и расширить грудь, нарастить огромные зубы и мышцы, то получится увиденный образ.

И в то же время очень походила на человека.

Короткая серая шерсть покрывала могучее тело, толстые вены вздувались на мощных лапах. Антрацитовые когти рвали асфальт, в стороны летели вырванные куски.

Ускорение вдавило глубоко в кресло — ревущая машина рванулась с места, но поздно.

Задние лапы, оттолкнувшись от земли, вырыли две ямы. Оскалив пасть с окровавленными клыками, зверюга прыгнула на машину. Промахнувшись из-за резко стартовавшего таксиста, создание из кошмарных снов успело зацепить лапой по багажнику.

От мощного удара бедную "восьмерку" крутануло два раза вокруг оси. Водитель тонко выматерился, и взбесившаяся машина обняла фонарный столб. Фонтан осколков лобового стекла плеснул на бетонную опору, закачался льющийся сверху свет. Водитель ударился головой о рулевое колесо и затих, меня же швырнуло на пол.

Поднимаясь с грязного пола, я увидел, как в разбитом стекле показалась оскаленная морда настигшего зверя. Тварь просунула лапу внутрь салона, осколки стекла забарабанили по торпеде — незадачливый таксист вылетел наружу. Сухо щелкнули по креслу остатки лопнувшего ремня безопасности.

Тело водителя шмякнулось об асфальт, виднелась вздымающаяся холка твари. Похоже, зверюга рвала таксиста. Утробное рычание, хруст и брызнувшая вверх струйка крови подтвердили догадку.

Сам не понимаю — как я смог ужом проскользнуть на переднее сидение, и вжаться в него. Хотя за общим лаем, доносящимся из соседних домов, вряд ли что-то можно расслышать. Мотор урчал, не взирая на жесткий удар, и я рискнул переключиться на заднюю передачу.

Уползай, малыш! Уползай!

Издалека донёсся леденящий вой. Существо, оторвавшись от ужасной трапезы, вскинуло голову к небу, и похожий рев рванулся к луне. Качающийся фонарь осветил окровавленную морду.

Сцепление, газ, и машина со скрежетом подалась назад, выруливая влево. Существо повернуло лохматую башку на движение, и мы встретились глазами — тот самый ненавидящий взгляд, что я видел во сне! Те же вертикальные зрачки, янтарные пуговицы глаз, на лбу выделялось испачканное кровью белое пятно. Существо прыгнуло на дорогу, загораживая огромной тушей проезд. Я сразу же втопил педаль, направляя изуродованную машину на серое пятно. С диким ужасом и омерзением, словно убивал нападавшую крысу.

Умри, тварь! Ненавижу!! Уничтожить!!!

Однако эта сволочь легко подняла передок машины и удерживала на месте, прожигая меня горящими глазами и злорадно скалясь на попытки вырваться. На лапищах вздулись огромные узлы мускулов, забугрились под растрепанной шерстью. Кажется, существо ждало других, чей вой раздался ближе.

За рёвом мотора, грохотом стучащей в висках крови я разобрал рычащее слово: "Беги!"

Уползай, малыш!

Справа валялась изломанная фигура таксиста, которому не посчастливилось работать в эту ночь. Педаль газа утоплена до судороги в ноге, передние колеса бешено вращались, отвратительно несло выхлопами от газующей машины, а этому существу все нипочем. Лишь изредка покачивалось вперед-назад, и удерживало "восьмерку" на месте. От страха чего только не покажется, но снова послышалось слово: "Беги!"

Рука переключала передачи в попытках вырвать машину из лап этого монстра. Бесполезно. Ладонь наткнулась на что-то холодное, и в морду зверюги полетел блестящий гаечный ключ. Крутнувшись пару раз в воздухе, он вонзился в правый глаз.

Тварь от неожиданности выпустила машину из лап, и передняя ось тяжело ухнула вниз. Колеса тут же дернули машину вперед, подмяли кошмарное существо под себя. По днищу проскрежетали когти, но машина уже спрыгнула с лежащего монстра и резво уносила прочь.

В зеркало заднего вида я разглядел, как тварь поднялась с земли и бросилась в погоню. Гаечный ключ так и торчал в глазнице, поблескивал в свете фонарей. Вдалеке показались ещё два создания, похожих на первую тварь.

Я выжимал из машины все соки, заставлял её вспомнить молодость, когда она впервые получила номера. Но твари приближались, по-собачьи отталкиваясь от земли передними лапами и пронося их между задних. Вот это скорость.

Красный сигнал светофора!

Поворот направо занят выезжающей фурой, и я промчался перед самой кабиной, шаркнув задним крылом по могучему бамперу. В зеркало отразилось, как в свете фар проносились огромные тела, водитель испуганно нажал на клаксон. Мелькнули руки — он выпустил руль, и "Камаз" врезался в невысокое ограждение, сминая и выворачивая из земли железный заборчик. Одного преследователя отбросило сильным ударом, но тварь тут же вскочила и кинулась дальше.

Мой поворот! Если не смогу вырулить, то дорога запетляет, и скорость упадёт. Возвышалась белая церковь, подсвечиваемая снизу прожекторами, но креститься некогда — резко выкрутил руль вправо. Машину занесло так, что чуть не выбросило в дверь. Автомобиль ударился колесами о бордюр, отлетели оба дисковых колпака. Но главное — продолжалось движение! Я утопил педаль до резинового коврика и, не разбирая ям и лежачих полицейских, помчал дальше.

Уползай, малыш! Уползай!

Взгляд в зеркало — три твари по инерции пронеслись дальше и, стараясь выровняться, проскребли лапами по асфальту. Комья вылетали из-под лап, зверюг занесло, но они затормозили и бросились следом. Небольшой заминки хватило, чтобы немного оторваться от них и втопить во все лошадиные силы. Мимо проносились фонари, деревья, двухэтажные здания, а потом и невысокие дома частного сектора. Машину трясло как в лихорадке, оторвался и отлетел покореженный капот, прогрохотав по крыше чечетку.

Впереди показалась неторопливо едущая машина.

Отъехав на приличное расстояние, я увидел, как одна из преследующих тварей прыгнула на машину и проломила тонкую крышу. Несчастная легковушка вильнула в сторону и влетела в канаву.

Глава 9

Машина вырвалась из Шуи и понеслась по дороге, окруженной лесными посадками. Твари пропали из вида в темноте, но я знал, что они мчались следом, и не снимал ноги с педали газа.

Ветер задувал в разбитое окно, в лицо били пригоршни мелкого холодного дождя, выступали слезы на глазах, в ушах раздавался оглушительный свист. Одной фары едва хватало, чтобы читать надписи на обозначениях проносящихся мимо деревень и сел. Вторая, разбитая, болталась на проводах и изредка выныривала на кочках, пока совсем не оторвалась на очередном ухабе.

Проносились небольшие деревушки и села, я только молился, чтобы никто не вышел в эту пору на улицу.

Вот и Палех. "Не задавить бы кого!" — пронеслась запоздалая мысль. Уличные фонари не горели, а темень — словно в чулане пасмурной ночью. Включил мерцающий дальний свет и беспрерывно гудел сигналом. Я пролетел по поселку, на резком повороте машина едва не перекувырнулась. Вроде бы спокойно, хотя собаки и подняли вслед разноголосый хай.

Немного осталось, только бы дотянуть! Уж потерпи, машинка, потерпи, родная. Преследующих тварей давно не видно. Они где-то позади, но останавливаться и дожидаться не хочу, хоть тресни.

Кругом опять лес. Он сомкнулся черными рядами вдоль узкого коридора, фара выхватывала лохматые стены. Вдалеке забрезжил рассвет, посерела полоска темного неба. Лес выступал сплошной массой, казалось, что и нет в мире людей, есть только бесконечная дорога и мохнатые стволы по обеим сторонам.

Как многие люди идут по жизненному пути, окруженные стенами непониманием и равнодушием. Идут, встречая просеки в лицах близких и друзей. Одни прогалины зарастают непроходимым кустарником, другие всегда остаются чистыми, поросшими невысокой травой.

И идут люди по дороге вдаль, и знают, чем закончится путь, но все равно продолжают двигаться вперед. Цепляются за каждый сантиметр, порой выбираясь из таких ям, что и дна не видно, или наоборот — на заднице весело летят под откос. Отпихивают в сторону упавшие бревна, или же обходят, перебираются через подгнившие стволы. Попадаются и такие у кого всегда полярный день, а то и те, кто никогда не выходил из темноты. Глядя на людей, видишь, как кто-то летит, сломя голову, обгоняя пулю, а кто еле-еле ползет, уступая в скорости улитке.

Выщербленный асфальт залетал под стонущие колеса, перемежался выбоинами и крупными щелями. Густой лес изредка менялся на широкие поля.

Мелькнула табличка с надписью "Медвежье" и машина, вылетела с асфальта на щебенку. Какой там дом? С высоким забором и на отшибе?

Тормоз не сработал!

Педаль провалилась и легко вернулась на прежнее место, я моментально покрылся холодным потом.

Та тварь что-то сделала под днищем! ещё и дорога пошла под откос. Уползай, малыш! Уползай!

"Ё-моё" — только и пронеслось в голове, когда неожиданно вынырнул забор. Машина пикирующим соколом влетела в дощатые ворота. Навстречу выскочил какой-то сарай, в лицо полетели щепки, доски, я инстинктивно прикрылся руками.

Машина врезалась многострадальным капотом в большой столб-подпорку. Я вылетел в проём лобового стекла и воткнулся в пахучий стог сена. "Восьмёрка" пошла юзом и, проламывая боком стенку из горбыля, двинулась на меня.

Вот только этого и не хватало — после всего пережитого быть раздавленным спасшей машиной. Подскочив на месте, я покарабкался по скирде вверх. Успел увернуться за миг до столкновения машины с моим временным пристанищем. "Восьмёрка" ещё немного прошуршала по сену, и остановилась, столкнув меня с вершины стога.

Я плюхнулся на металлическую крышу и почувствовал, как спина раздавила плафон с черными шашечками. Перекатившись по прогнувшемуся металлу, я рухнул среди осколков стекла, кучи прелых досок, пахнущих маслом больших шестеренок.

Осторожно ступая босыми ногами по созданной свалке, я в темноте пробрался к разрушенной стенке. Попутно ощупал себя, но вроде все в порядке, а синяки, ссадины и занозы заживут. В левую ступню впилась-таки острая щепка, и дальше запрыгал на правой ноге.

По деревне раздавался лай разбуженных шумом собак, в некоторых домах зажглись огни, в других раздавались громкие окрики, после чего собаки замолкали.

Куда же я попал? Плотнее запахнул халат, поёжился от холодного дождя, и осмотрелся кругом.

На небольшом надворье царили хаос и разрушение. На земле валялся мощный створ ворот, другой болтался на оставшейся петле, круто заваленный внутрь. Машина здорово испортила сарай, и опасно просела крыша, каким-то чудом удерживаясь на сломанной опоре. Хорошо еще, что машина залетела с сенник, а не в стоявший рядом дровяник, иначе вряд ли бы так легко отделался. Да уж, разрушений я натворил достаточно.

Как же теперь перед хозяевами извиняться за причиненное безобразие? На меня с высоты конька бесстрастно смотрел большой деревянный дракон.

Дракон!

Вот он-то мне и нужен! Сошедший с китайских рисунков, такой же причудливо изогнутый и разрисованный разными красками, ящер горделиво выделялся на русской избе. Ощерившись белыми зубами, дракон смотрел вниз на разрушения, на урчащую машину, на меня. Я засмотрелся на бирюзовые глаза и пропустил момент, когда распахнулась дверь дома, и на крыльцо вышел хозяин дома. Зажегшийся уличный свет ударил по глазам, и я невольно прищурился.

— Эх, и ни хрена же себе! Ты что ли натворил? — сипло спросил бритоголовый крепыш.

Круглая голова укоризненно покачивалась, осматривая царящий разгром. Широкий в плечах, с небольшим животом, нависающим над полосатыми трусами, парень словно не замечал падающего с неба дождя. Нос картошкой, по белизне зубов может соперничать с драконом, борцовские уши, громкий голос и все это окутано спиртовым амбре.

Хозяин вряд ли обрадовался моему появлению.

— У машины отказали тормоза, ты уж извини, что так получилось, — пробормотал я, когда он повернул широкое лицо.

— Ты сам-то как? Живой? — и, когда я кивнул, тут же продолжил, — Ну, сейчас я это исправлю.

Я не заметил, как крепыш выбросил кулак. Тело само подалось назад, и у кончика носа просвистел локоть, шедший за пролетевшей кувалдой. В следующий миг я резко присел, и волосы колыхнулись под порывом ветра — над головой пролетел ещё один маховик. Я больше не хотел рисковать и кувырнулся через голову назад. Мокрый халат тут же облепили раскинутые щепки.

— Не уворачивайся, пожалуйста! Ты мне мешаешь! — гаркнул крепыш и снова двинулся на меня.

— Я от Михал Иваныча! Он сказал, что мне здесь помогут!

Ноги разъехались на скользкой грязи, и я со всего маху сел на пятую точку. Из-под больничного халата выметнулся веер брызг.

— От Иваныча? — остановился крепыш и снова осмотрелся кругом, — А не судьба тихонько постучать в калитку?

— Так я же сказал...

— Ой, ладно — не оправдывайся, потом всё уберешь и сарайку починишь. Заходи в избу, или ждешь, пока я заболею да помру? — крепыш махнул рукой, приглашая следовать за собой.

Раз приглашают, значит надо идти, и я прошлепал в открытую дверь. Просторные сени встретили легким ароматом смолы и березовым духом висевших неподалеку банных веников. Витал в воздухе и ещё один запах, куда менее приятный. Куча одинаковых клетушек уходила к противоположной стене, выстроившись в ряд одна на другой. Внутри взволнованно шуршали ушастые кролики, поблёскивали бусинки глаз.

Ни одна половица не скрипнула, пока мы подходили к двери в жилую часть дома. Вязаные из цветных тряпочек половички-дорожки выдали места, где я ступал, ноги по колено были в грязи.

— Ты хотя бы ноги вытер, прежде чем в дом-то переться. И вообще, скидывай-ка халат, а чтобы мудями не тряс, сейчас какую-нибудь одёжу подберу, — проворчал крепыш, и нырнул в небольшой чуланчик.

Вернулся спустя несколько секунд с черным трико в руках. Я натянул, и оказалось, что "дольчики" коротки по длине, зато уж по ширине... Пришлось подпоясываться веревкой и, в таком гламуристом виде (с отвисшим задом и почти обнаженными коленками), я вошел за крепышом в дом.

За легкими занавесками скрывалась большая горница, с рядом узких окон. Под выбеленным потолком светила необычная люстра. Словно раскидистую ветку выдолбили изнутри и пустили по ней провода, заставив две лампы висеть как груши на суку. Свет разливался по двум металлическим кроватям, по шторам на окнах, по темно-коричневому серванту, по черной тумбочке с мерцающим телевизором, и отражался от широкого бока печи.

Под экзотической люстрой возвышался тяжелый деревянный стол, на нем нехитрая закуска, банка с компотом и голова парня уснувшего сидя. Поменьше в размерах, со спортивной фигурой, он умиротворенно положил голову на руки. Вот его-то сейчас и пытался разбудить крепыш.

— Эй, Федор Владимирович, у нас гости! От Михал Иваныча! Представляешь — смог от моей двоечки увернуться! — крепыш потряс друга за плечи.

— Смог? Да ладно? А дай-ка я попробую! — до конца не проснувшись, Федор Владимирович попытался выбраться из-за стола.

— Э-э-э! Хорош экспериментировать! — я отошел на всякий случай в угол, к негромко работающему телевизору, — Обязательно поспаррингуем. Потом. Если захочешь. Сейчас же реально нужна помощь. За мной гонятся какие-то собаки-переростки, еле оторвался от них. Как...

— Не-не-не, погоди! Вот сейчас быстренько попробую, и потом расскажешь, — крутолобый, с впавшими глазами и худощавым лицом, Федор Владимирович не оставлял попыток выбраться из-за стола.

Я потеребил плотную штору, если что успею накинуть на полупроснувшегося парня и выскочить в окно.

Широкая ладонь провожатого не давала подняться, каждый раз усаживала на место. Крепыш улыбался, глядя на барахтающегося друга.

— Вячеслав Михайлович, не мешай! Сам попробовал, дай другим рискнуть! Ик!

— Собаки-переростки говоришь? Но это не повод, чтобы нам сарай сносить! Как считаешь? Да сиди ты, он от Иваныча к нам, — Вячеслав сел рядом с Федором и приобнял того за плечи, вперив поблёскивающие глазки в меня, — Давай, рассказывай!

— Как сарай? И кто это будет разгребать? Ты чё, придурок, не мог просто постучать в калитку? — Федор тоже уставился на меня.

Я переводил взгляд с одного на другого и силился понять, чем эти полупьяные ребята могут помочь. Чего я здесь забыл? Им бы не мешало проспаться хорошенько, а мне оказаться отсюда как можно дальше.

Уползай, малыш! Уползай!

Вряд ли твари отказались от преследования и, судя по их скорости передвижения, должны вот-вот появиться. Тогда нас даже ядреный перегар не спасет.

Глава 10

— Ну, чего застыл? На вот, хлебни немного, отпустит, — буркнул Федор, наливая в мутный стакан вишневую жидкость.

Разлившийся сивушный запах убедил, что я ошибался по поводу компота.

— Не, спасибо, пока не хочется, — я помотал головой.

Федор пожал плечами, налил в другой стакан, отдал Вячеславу. Короткий звон и звучное бульканье. Затем кинули по пельмешке в рот и снова уставились на меня.

— Михал Иваныч передавал, чтобы не увлекались его настойками, и ещё о кроссах добавил, — я не смог удержаться от подколки.

— Вячеслав Михайлович, а может все-таки сунуть ему слегонца, чтобы не разглагольствовал? — Федор повернул лицо к соседу за столом.

Тот помотал головой, скривился, и оба расхохотались непонятно чему, причем Федин смех напоминал пушечные выстрелы. Такой же громкий и резкий. Понятно, ребята отдыхают — им явно не до моих проблем, и я развернулся к двери.

— Стой! Куда намылился? Иваныч зря посылать не будет, расскажи — в чем дело? — Вячеслав наколол на вилку блестящий от масла грибок.

Как можно короче рассказал им о происшедшем, внутренне сам недоумевал — откуда всё это на меня посыпалось. Жил, никого особенно не трогал и за один вечер всё переменилось. Побит-переломан, а на другой день здоров как бык. Теперь беги куда подальше, а там встретят неизвестно кто. Как в сказке, даже ущипнул себя украдкой — нет, не спал.

Ребята просто переглянулись и выкинули кулаки. Раз-два-три и у Федора выпало "ножницы", а у Вячеслава "камень". Проигравший удалился, слегка покачиваясь.

— Пойдем, поможешь убраться во дворе! — скомандовал Вячеслав и, не глядя на меня, проследовал к двери.

За стеной послышался шум ревущего мотора и треск ломающегося дерева. Что это? Федор попытался убрать машину? Пока мы укрывались дождевиками и обували галоши, шум колес по доскам и скрежет по стеклу немного отдалился. Федор смог вывезти "восьмерку" из разрушенного сарая!

Вячеслав прихватил по пути больничный халат и ящик с инструментами.

Мы вышли на сумеречную улицу, под непрекращающийся мелкий дождь. Вячеслав сунул в руки фонарь, более похожий на прожектор. Я тут же щелкнул переключателем, и большой круг света вырвал из тьмы острые щепки, куски шифера, блестящие осколки стекла.

Крыша сарая уперлась одним углом в землю и по ней стекала небольшая струйка дождевой воды. Раздолбанная в пух и прах "восьмерка" всё-таки выехала на улицу, и теперь красовалась клоками сена в окнах и торчащими из дверей обломками досок.

— Ничего себе, она ещё и ездит! — я искренне удивился.

Машине самое место на автомобильном кладбище с почетной табличкой: "Она спасла человека!"

— Федоруза, дуй в Ковров, и чем дальше, тем лучше! Обратно на попутках доберешься. Мы тут пока приберемся! — Вячеслав повысил голос, и закинул мой халат на заднее сиденье.

Федор в ответ махнул рукой и надавил на газ. О дождевики застучал фонтан грязи из-под автомобиля, забрызгал с головы до ног.

— Вот же засранец, не может без понтов! — произнес Вячеслав вслед машине. — Ну, чего встал? Давай забор поднимать.

— Так на машине нет тормозов, он справится? — я тоже смотрел как, покачиваясь на вымоинах, уносилась разбитая "восьмерка".

— Федя родился с рулем вместо погремушки, да и по жизни не тормозит, так что не переживай. И раз-два, взяли! — мы с кряхтением подняли тяжелый створ и приставили к массивному столбу.

Вячеслав умело прибил ворот на место, быстро поправили второй створ, заменили брус на воротах. Также убрали зону надворья, насколько возможно очистили от щепок.

— За Федора не волнуйся, у него на машину рука набита! — выдохнул Вячеслав и улыбнулся. — Осталось только рожу набить.

После уборки крепыш вынес плотный пакет и вдоль калитки струйкой потек красный порошок, размываемый мелким дождиком.

— Что это такое? — поинтересовался я.

— Наша охранка, от тебя след отобьет. Зайди пока и метлой сгреби мусор под сарай, чтобы его не очень было видно, — Вячеслав продолжал сыпать, стараясь не пропустить ни одного участка.

За нашими передвижениями сверху внимательно следил деревянный дракон. Дождь его не смущал.

Утро входило в свои права, но затянутое тучами небо никак не хотело светлеть, переходя из черного в грязно-серый цвет. Холодные капли падали за шиворот и растекались по голому телу, заставляли ёжиться и вздрагивать. Мокрое древко метлы пару раз выскальзывало из рук, но все-таки удалось более или менее привести двор в порядок.

Радушный хозяин высыпал весь пакет и теперь скомандовал связать валяющуюся на земле веревку. С толстой тесьмы, идущей по всему забору, уныло свисали красные мешочки. Они болтались, словно ленточки на груди у людей, идущих на октябрьскую демонстрацию.

— Тоже охранка? — спросил я.

— Да, она. Теперь живо в дом!

Дождевики заняли привычные места на вбитых в стену крючьях. У Вячеслава с лица не сходила угрюмая озабоченность. Кивнув мне на стол, он взялся за другой край, и вместе мы еле сдвинули эту махину в сторону.

Внизу под половичком-дорожкой, усыпанной крошками и рыбной чешуей, нашелся небольшой люк. Он сливался с полом и я бы ни за что не нашел его, если бы Вячеслав не потянул за неприметный рычажок. Четыре половицы беззвучно скользнули в сторону, и открылась черная яма, со спускающейся внутрь лесенкой.

— Давай лезь, и сиди тихо. Вертушки уже на рядом, — Вячеслав кивнул в темноту подпола.

— Какие... — мои слова прервал доносящийся издалека знакомый вой.

— Вот такие, давай! — он гостеприимно хлопнул меня по плечу.

Я рыбкой нырнул в темноту, едва успев зацепиться на лету за ступеньку.

Уползай, малыш! Уползай!

&nb