Дар дракона

Дар дракона

Посвящается Annimo Orwe,

другу и соавтору

А также Лене (Огнекрыске),

в благодарность за веру в меня

Лучи закатного солнца пробивались сквозь облака, окрашивая их в лилово-синий с алыми отблесками, медленно скользили по отвесным скалам, играли с тенями, что скрывались в трещинах, освещали склоны и узкую тропинку, змеившуюся вдоль одной из круч. По тропке медленно пробиралась хрупкая человеческая фигурка, казавшаяся золотой в лучах готовящегося ко сну светила.

-Уф-ф, — я перевела дух, прислонившись спиной к каменной тверди, и в который раз простонала. — На кой эта чешуйчатая тварь забралась так высоко?!

Рассиживаться не стоило — слишком опасно, оставалось надеяться, что скоро мне удастся отыскать подходящую для ночлега расщелину. Уже сейчас ощутимо похолодало, а ведь солнце даже не село. Что же будет ночью? Хорошо, мне не привыкать, и счастье, что разгар лета, а то бы точно не добралась.

От усталости подкашивались ноги, дрожали колени, и каждый шаг давался с ощутимым трудом. К тому же полдня как жутко чесались лицо и шея, заставляя еще больше нервничать. Солнце в горах жестоко. Я почти ничего не соображала, когда наткнулась на небольшую выемку. Поместиться в ней оказалось трудновато, ноги так и остались снаружи — зато ночью со скалы не свалюсь.

Поужинала, выпила пару глотков воды. Есть все равно хотелось, но пищу стоило поберечь. Неизвестно, сколько добираться до логова, а ведь потом еще и возвращаться. Если переживу встречу, конечно...

Посреди ночи проснулась от холода, сотрясавшего тело. Зуб на зуб не попадал. Попыталась согреться, поплотнее закуталась в толстую ткань куртки, спрятала заледеневшие руки на груди. Холодно, гораздо холоднее, чем прошлой ночью. Что же будет дальше-то? А вдруг я так и не доберусь?..

Снова страшно захотелось все бросить и повернуть назад, поскорее спуститься вниз, туда, где тепло, где и в помине нет всяких жутких ящеров, до которых еще добраться надо. Я словно наяву увидела долину, где родилась и выросла, ее зеленеющие поля и усыпанные цветами луга. Никакие горы не сравнятся с этой красотой.

Как же хочется домой!..

И тут перед внутренним взором появились темные глаза с едва заметным зеленым отблеском в глубине зрачков — Лейра, моя девочка — "лесовичье отродье", как кличут соседи.

Их не волнует, что моя малышка не виновата, что уродилась немного странной, необычной. Хотя я так и не смогла понять, что же их пугает. Быть может, дело в материнском сердце, что будет любить свое дитя несмотря ни на что. И чем большие беды обрушиваются на него, тем крепче эта любовь. Слишком хорошо помню я день, когда необычно тихая последнее время Лейра рухнула на пол, забившись в судорогах, словно пытаясь скинуть с себя кого-то невидимого. С того дня она больше ни с кем не разговаривала, ничего не замечала, погрузившись в странное равнодушное оцепенение. Спала плохо, постанывала во сне, что-то бессвязно бормотала, отталкивала кого-то невидимого, изредка звала меня, чего не делала днем. Соседи лишь косились да бормотали под нос, что "лесовичьему отродью" только одна дорога и есть — на тот свет. А я гордо вскидывала голову, перекидывала девичью косу через плечо и, пряча страх за дочь глубоко в сердце, отвечала, что не их ума это дело и уж кто бы что говорил...

Меня не трогали лишь из-за влияния отца, деревенского кузнеца, да страха перед ним. Как ни крути, а с родными мне повезло. Не прогнали, не отвернулись, тогда, пять зим назад, когда стало ясно — понесла я. Эх, если бы только знать — кто отец Лейры... Но нет... память чиста, словно свежий снег, даже черт лица не сохранилось. Как такое может быть? Как можно забыть отца своего ребенка? Тогда мать, нахмурившись, заявила — темное чародейство — когда я рыдала у ее ног от стыда и позора, страшного, необратимого.

Безмужняя да с дитятком — куда это годится. Когда бремя уже стало заметно, на меня, едва ли не как на чумную, начали коситься женщины, а мужики отпускать скабрезные шуточки. Пару раз краем уха слышала, как бабы говорили, что уж ежели прижила плод во грехе, так от него избавиться стоило, никто бы и не узнал. А у меня внутри все сжималось, стоило лишь подумать о таком... страшном. Как можно убить свое дитя? Пусть нежданное, негаданное, но свое, кровиночку родную. И не все ли равно, что я ничего не помню. Хотя, все время, пока носила мою девочку, боялась, что за ребенок уродится, каким он будет, но рука не поднялась. И отца ее я так и не вспомнила. Как отрезало, затуманило, спрятало в глубинах памяти тот день, навеки похоронило. Права матушка — как есть темное колдовство.

И как же я обрадовалась, когда мать подала мне орущую на всю горницу, еще не обмытую, но внешне совсем обычную девочку. Разве что глаза у новорожденной оказались темными, а не голубыми, как у всех младенцев, но мало ли как бывает. Дочку нарекли Лейрой. И позволили нам вместе остаться под отчим кровом, не выставили на улицу непутевую дочь-распутницу, поверили на слово.

И все было прекрасно. Жили мы дружно, девочка росла здоровенькой, ласковой, послушной. Я нарадоваться на нее не могла, благодарила Богов за чудесный дар. А потом пришла беда.

Мы пытались найти хоть какое-нибудь средство, носили Лейру по окрестным знахаркам, но те, едва взглянув на мерцающие зеленью зрачки, испуганно отшатывались и, бормоча под нос что-то неразборчивое, выставляли нас за дверь.

Одна из невесток, жена старшего из братьев, заикнулась было о порче, которая может перекинуться и на ее детей, но отец, треснув могучим кулаком по столу, заявил — внучка из его дома никуда не денется, да и не Марьянино это дело, решать — кому жить, а кому уходить. Невестка надулась, но прекословить главе семьи не решилась.

Моя девочка меж тем медленно сгорала. Лейра похудела, осунулась, с некогда розовых щек не сходил лихорадочный румянец, странный, без жара. Расширенные, словно в темноте, зрачки все больше наливались изумрудной зеленью. Порой мне казалось, что они меняют форму, словно у кошек.

Потому, едва узнав об остановившемся в трактире странствующем чародее, я, не раздумывая, бросилась туда, отчаянно надеясь, что хоть он не откажет, не оттолкнет. Молодой ученик, парень едва ли старше моих двадцати зим и явно мнивший о себе невесть что, попытался было помешать. Заявил, дескать, его учитель не разменивается на помощь всяким там... Но тут вмешался сам чародей.

Я толком не помню, что и как говорила ему, как упросила прийти, посмотреть на Лейру... Очнулась лишь в тот миг, когда он уже склонялся над моей безучастной ко всему девочкой. Не понравившийся мне ученик, наверное, ошивался где-то неподалеку, в горницу не пошел.

Чародей, тяжело вздохнул и, поглаживая недлинную русую бородку, пристально посмотрел на меня.

— Кто отец?

Я вздрогнула от неожиданного вопроса, потупилась.

— Так кто же? — нетерпеливо переспросил маг.

— Я... Господин... — я никак не могла найти слов, лишь стыдливо теребила толстую пшеничную косу, знак моего незамужнего положения. — Я не помню! — выдохнула, наконец.

Тот задумчиво сдвинул брови, пожевал нижнюю губу.

— Вот как... Так я и думал, — пробормотал он себе под нос.

Но я услышала.

— Что? Господин, вы что-то знаете об этом? — теперь уже я заглядывала в глаза чародею.

— Твоя дочь — нечеловек, — тяжело уронил мужчина, — точнее не совсем человек. Я судорожно вздохнула, прижимая руки к груди. — Никто толком не знает, почему рождаются такие дети. Важно другое — обычно от них стремятся избавиться сразу же после рождения, если не до.

— Н-но к-как... — я начала заикаться. — К-как м-можно у-убить с-свое д-дитя? Я ведь ее выносила, как я могу... Она — моя!

Чародей лишь печально покачал головой, да в глубине ясных синих глаз вспыхнул неяркий, еле уловимый огонек. Говорят, наделенные даром тоже не совсем люди.

— Ты просто слишком чиста, дитя мое, — он бережно прикоснулся к девичьей косе, змеящейся по груди. — Такие как ты — большая редкость. Сила духа и чистота. Даже людское презрение не сломало тебя, лишь закалило.

Странно было слышать такие слова из уст странника, странно и неожиданно. В последние годы со мной практически никто не общался, кроме близких да одной-двух подруг. Разве что мужики иной раз намекали на прогулку в сторону ближайшего сеновала, на что я лишь гордо вскидывала голову да шла дальше. Пусть и безмужняя мать, но не распутная молодайка. А потом как-то все стихло. Привыкли, наверное. Да и зачем задирать того, кто выше насмешек, внимания не обращает. Скучно.

— Я ничем не могу помочь, — вздохнул чародей. Мне даже показалось, что он искренне расстроен. — Скажу лишь, что кто бы ни был отцом ребенка, а он как-то связан с духами леса, но... Пойми, я не знаю точно, это просто предположение, не больше. То, что происходит с твоей дочерью... — мужчина задумался, пытаясь подобрать верные слова. Я затаила дыхание, пытаясь запомнить как можно больше. — Нет, это даже болезнью назвать нельзя. Ни магия, ни целительство не помогут. Тут иное... девочку, видимо, пытаются изменить, переродить, лишить той человечности, что она унаследовала от тебя.

— Как это?

— Сложно сказать, — покачал он головой. — Я лишь читал об этом, сталкиваюсь впервые. Судя по всему, она отчаянно сопротивляется, не желая покидать мать. Малышка любит родных? Тебя, дитя мое?

— Да, — мой голос дрожал, я еле сумела выдавить такое просто слово. — Что же делать? Неужели моей девочке ничем нельзя помочь?

— Я думаю, она болеет, потому что пытается противиться зову крови. Если разорвать эту связь, оградить ребенка о пагубного для нее воздействия... Думаю, надежда есть.

Сердце забилось чаще, гулко отдаваясь в ушах.

— К-как?! Как это сделать?! — я знала, что ни за что не отдам мое солнышко ее отцу или кто там пытается ее забрать. Она — моя, только моя, он не имеет на нее никаких прав. К тому же Лейра сама выбрала... мать, не отца, которого и не видела ни разу.

— Тут я бессилен, — вновь покачал головой чародей.

Но сердце не хотело расставаться со вспыхнувшей в нем надеждой.

— Но ведь должно же быть что-то... — я пыталась подобрать подходящие слова. — Что-то, что смогло бы ослабить эту "связь", приглушить зов крови. Ведь он почему-то не приходит за дочерью сам, значит, не может, значит, что-то его держит, не дает забрать Лейру, — потеряв связные мысли и запутавшись, я умоляюще посмотрела на чародея.

— Не знаю, не знаю, — пробормотал тот себе под нос, чуть прикусив нижнюю губу и прикрыв глаза. — Возможно... Но... Нет, не получится... Слишком опасно... Хотя...

Я молча стояла рядом, боясь сбить его с мысли, и краем глаза увидела, как в горницу заглянула мама, увидела гостя и, понимающе кивнув, скрылась, утаскивая за ворот рубашки семилетнего племянника. Тот явно намеревался посмотреть, что и как, поближе.

Видимо, чародей все же что-то решил, поскольку поднял голову и в упор посмотрел на меня, словно что-то взвешивая, оценивая.

— Пожалуй, ты справишься, — твердо сказал он.

— С чем? — надежда горела в душе ярким пламенем.

— Ты должна добраться до дракона, — просто ответил чародей. — И попросить помощи.

Вот я и сижу сейчас, отчаянно пытаясь сберечь остатки тепла. А едва рассветет, продолжу путь наверх. Почему-то к логову дракона ведет хоть и узкая, но вполне проходимая тропа. Словно он намеренно поселился здесь. Хотя, кто знает.

Чародей так и не рассказал, а я не решилась спросить, откуда он знает о логове. Мне лишь было сказано, как найти — и все. И я верю, что если очень сильно попросить, то дракон сжалится и поможет. И почему только я так убеждена? Просто надежды уже почти не осталось. Если не эта громадина, то больше никто.

Или мы просто не знаем, к кому еще можно обратиться. И тогда Лейра рано или поздно проиграет, она слишком маленькая и слабая, чтобы одной нести такой груз. А я ничем не могу помочь, только рискнуть, в смутной надежде, что спасение все же существует. Потому что если она уйдет, то моя жизнь потеряет смысл. Мое маленькое, темноглазое солнышко, моя радость и опора. Моя доченька...

Идти пришлось одной. Чужим я ничего не сказала, а братья пойти не смогли. Путь слишком длинный и опасный, а у них семьи, дети, которых надо кормить, что им до меня... Если что случится, еще и племянники сиротами останутся. Я не обижалась. Мама обещала приглядеть за Лейрой, пока я не вернусь. О том, что я вообще могу сгинуть, мы старались не говорить.

Женщинам не пристало странствовать в одиночку, потому отец настоял на том, чтобы я остригла волосы и переоделась в парня. Не знаю, удалось ли мне кого-то обмануть, но путешествие прошло почти без происшествий. Повезло, видимо. Или Боги хранили.

Я уродилась высокой и слишком худой, почти костлявой, потому и раньше не считалась красавицей. "Каланча, она каланча и есть", — говаривали некоторые. А чего с меня взять — ни лица, ни фигуры, а девице следует быть пышнотелой, круглощекой да хозяйственной. Работница-то я хорошая, а вот остальное... Так что женихи вокруг меня никогда не вились.

После рождения Лейры с мыслью о замужестве я распрощалась раз и навсегда. Кому нужна женщина с дитем, прижитым не пойми от кого? Да и без надобности оно мне оказалось. Дочурка у меня и так есть, а на замужних я насмотрелась... И разницы-то всего годков пять-семь, а куда старше меня выглядят, ребятишек полон дом, едва ли не каждый год рождаются, да еще и умирают часто. Тяжко, больно хоронить детей прежде родителей. Если же муж суровый да грубый попался, вообще страшно делается. Нет, уж я лучше одна, а что говорят, так это их дело, привыкла уже. Отец обещал за Лейрой приданное, что мне не пригодилось, оставить, выдам ее замуж, ежели встретит кого по сердцу... Главное, чтобы она выздоровела, выросла, а что красавицей да умницей будет, я не и сомневаюсь. Держись, солнышко!

Странно на меня все-таки холод действует. Мысли так и скачут, словно кузнечики по густому, одуряюще пахнущему цветами лугу. Зато задумаешься — и словно теплее становится. Особенно когда Лейра здоровенькая перед глазами стоит. Радость моя. Моя девочка.

Ночь длинная, или это мыслей слишком много. Не знаю. Какие-то обрывки, осколки воспоминаний и снов причудливо перемешались, словно вышивка волшебная. Матушка всегда говорила, что я большая выдумщица. Узоры везде вижу, словно они вокруг разлиты. Странное дело — сравнивать узоры с молоком, но у меня почему-то так и выходит. Вижу я их. Потому и ценятся мои работы, даже купцы, что порой заезжают в деревню, их берут, в город увозят. Все семье доход. И мы с дочкой не просто так на шее сидим.

А вот и солнце показалось. Сперва далеко-далеко, за пиками гор, порозовело, потом небосвод стремительно посветлел, наливаясь золотом, быстро поглощающим алый. И вот уже видна тропа. Можно продолжать путь.

Пара кусочков сыра, немного зачерствевшего хлеба, холодная, но все равно невкусная вода — весь мой завтрак. Пища заканчивается, нужно торопиться. А ведь она еще и на обратную дорогу нужна.

Осторожно ставлю ногу на тропу, опираюсь на скалу. Мышцы затекли после неловкой позы. Пока кровь разойдется, нужно быть внимательнее. Лучше медленней, зато надежней.

Шаг, еще один.

Небольшая трещина. Перешагнуть. Не смотреть вниз, а то голова закружится.

Сколько мне еще идти? Вверх тоже не смотреть, руки опустятся.

Еще шаг...

Неужели пришла?

Я стояла на краю довольно обширной площадки, у входа в громадную пещеру. Сама площадка была десятка два саженей в поперечине, да и при входе могли разъехаться полдюжины телег.

В пещере было тихо. Я набралась решимости и прокричала:

— Э-эй, господин дракон! Вы дома?!

Чародей говорил, что драконы прекрасно понимают человеческую речь. Оставалось надеяться, что он прав. Или весь путь был напрасным.

Тихо, лишь ветер гудит в скалах. Словно мертвое все.

Покричала еще. Снова тихо.

Похоже, хозяина нет дома.

Что же делать?

А ветер тут холодный.

После недолгих раздумий я опасливо вошла в пещеру, оказавшуюся на диво чистой и светлой. Видимо, драконы тоже не любят жить в грязи.

Пещера казалась волшебной. Гладкие, словно оплавленные — уж не драконьим ли пламенем? — стены мягко светились, и потому даже в глубине все было прекрасно видно.

Я тихо шла вглубь, медленно переставляя ноги. Толща горы ощутимо подавляла своей громадой, пугая, заставляя вздрагивать от шепота ветра — по пещере гулял сквозняк. Уж нет ли где-то поблизости второго входа? Идти проверять что-то не хотелось.

Появилось боковое ответвление. Немного подумав, я решила посмотреть, что там. Все равно не знаю куда идти. Свернула. Стены все также слабо светились, в полумраке казалось, что потолок опускается ниже и ниже, словно гора устала стоять за долгие века и решила отдохнуть. Мне определенно стало нехорошо, начал бить нервный озноб, зуб на зуб не попадал. Идти становилось все тяжелее, словно что-то не пускало вперед, удерживало, тянуло за полу куртки прочь.

Я вздрогнула, запнувшись, и оперлась о стену, чтобы не упасть. Путь был широким, но я старалась идти вдоль стенки. Что-то с едва слышным стуком покатилось по камням. Сердце забилось в груди раненой птицей, дыхание комом застыло в горле.

Стало еще страшнее. Но деваться все равно некуда. Решила пройти еще совсем чуточку, а потом сразу же возвращаться назад. Но, не сделала и десятка шагов, как стены раздались в сторону, и я вдруг оказалась в большой, ярко освещенной зале.

Дыхание перехватило от восторга. Такая красота!

Непонятно откуда льющийся свет сверкал и преломлялся на гранях неисчислимого множества камней. Драгоценных — внезапно осознала я. Значит, молва не лжет, и драконы действительно собирают сокровища. Зачем им столько? Я отбросила настойчивую мысль и стала любоваться невиданным ранее зрелищем. А оно того стоило.

Высокие, белесые, словно замерзшая вода, колонны в нескольких местах поддерживали своды, камни же, игравшие всеми цветами радуги, казались сказочными, волшебными. Словно нет меня на самом деле в этой пещере, а это просто чудесный и такой истинный сон. Они завораживали, затягивали, околдовывали, забирая память, отнимая волю, подтачивая сопротивление. Опасная, хищная сказка.

И вновь меня спасла Лейра. Темные глаза, наполненные болью и мольбой, встали перед внутренним взором, все вдруг потемнело, потекло, изменяясь, теряя очарование. Я, чувствуя, что уже не могу удержаться на ногах, медленно съехала вдоль стенки и уткнулась лицом в колени, с трудом сдерживая вновь начавшую бить дрожь. Колдовское, чарующее место больше не имело надо мною власти.

Подняла голову, осмотрелась. Завораживающая магия больше не чувствовалась, исчез притягивающий глаз блеск и игра света. Просто полутемная пещера с разбросанными по полу кучками камней.

Чувствуя усталость, тяжестью придавившую плечи, я с трудом поднялась и, опираясь на стену, медленно побрела назад, как-то отстраненно отметив, что здесь явно нашел последнее успокоение не один человек. Или опять мне все видится?

Чем дальше я уходила от пещеры с самоцветами, тем меньше становилась тяжесть, казалось, навеки угнездившаяся на плечах. Точно чары. Может, стоило просто подождать хозяина? А вдруг он решит, что я покушалась на его сокровища? Что тогда сделает дракон? Убьет меня? Нет, ну почему я сперва делаю, а потом думаю, к чему это может привести?!

Я глухо застонала сквозь зубы, досадуя на такую оплошность.

И почему в этой пещере столь холодно? Опять до костей продрогла. И время течет так медленно, словно широкая ленивая река, которой некуда и незачем торопиться.

Эх, была не была, пойду я все-таки вглубь. Все равно уже терять нечего.

В этот раз пугающей тяжести не чувствовалось. Ход то сужался, то вновь расширялся и отчего-то казался более жилым что ли, чем предыдущий. Почему мне так показалось, я бы, наверное, не смогла объяснить, просто знала.

Постепенно стены начали раздаваться в стороны, а потолок устремился ввысь. И вот я уже стою посреди огромной пещеры — самоцветная рядом с ней, как куст у корней дерева. И она тоже кажется волшебной, только волшебство какое-то доброе, светлое.

Как такое может быть? Кто зачаровал их? Дракон? Зачем? Та, первая, похожа на ловушку, заманивающую неосторожных пришельцев, западня, чтобы отвлечь от главного, ценного. Чего? Того, что сейчас где-то здесь, в этой пещере?

Встав на залитую солнцем середину, огляделась. Несколько темных лазов вели в другие пещеры.

Удивительно жилище дракона. И почему-то здесь совсем не страшно, а скорее наоборот — тепло и уютно. Я села прямо на нагретый камень и приготовилась ждать. Зачем прятаться, если мне нужно просто поговорить. А если дракон не захочет меня слушать? Страх за себя, за свою жизнь скрылся где-то глубоко внутри, оставив лишь надежду на помощь. Веру в то, что чародей не обманул. Что драконы не чудовища, о которых говорят в страшных сказках, что они мудры и благородны. Почему-то не верилось, что кровожадная тварь могла жить в таком месте.

Я ждала. А дракон все не приходил. И тишина буквально звенела вокруг, лишь гулко стучало в груди сердце. Ждать всегда тяжело.

Время, казалось, остановилось.

Странный, чуждый этому месту звук разрезал тишину, словно остро отточенный нож кусок сыра. Я подняла голову и прислушалась.

Звук повторился. И еще, усиливаясь. Первые мгновения я не хотела верить, узнавать его, но потом...

Плач ребенка.

Что малыш делает здесь? В самом логовище дракона?!

Нужно пойти, найти его, успокоить.

С трудом определив, откуда доносится плач — по пещере теперь гуляло звенящее эхо, я направилась к одному из малых выходов.

Звуки стали громче. Теперь отчетливо слышались судорожные всхлипывания и раз за разом повторяющееся "ам-ма-а-а", словно малыш звал мать.

Я неуверенно остановилась на пороге небольшой, но удивительно уютной каменной залы. Стены светлые, в одном из углов полумрак, куча разноцветных камней разбросаны тут и там, какие-то куски дерева, удивительно похожие на игрушки, только слишком большие, обгрызены и обожжены. Неужели это детская маленького дракона? Но разве драконы умеют плакать так, совсем, как человеческие дети?

Плач доносился из темного угла.

Я, потоптавшись на месте, тихонько позвала:

— Эй, малыш...

Плач прервался, возобновившись почти сразу же с удвоенной силой.

— Малыш.

Ребенок явно нарочито громко проревел "Ам-ма-а!".

Я стала медленно двигаться к углу, опасаясь напугать его, да и самой было страшновато. А вдруг это все же дракон?

В полумраке было плохо видно, но я ухитрилась разглядеть какое-то подобие каменного ложа с наваленными кучей не то тряпками, не то шкурами, кто их разберет. А на них, сжавшись в комочек, судорожно всхлипывал ребенок.

Я присела на край ложа и осторожно протянула руку к ребенку.

— Не бойся, — постаралась вложить в голос всю силу убеждения.

Малыш отодвинулся. Не боязливо, просто немного настороженно. Я понимала, что он мне не верит. Однако плач начал стихать, превращаясь в громкое сопение.

— Не бойся, — снова повторила я и погладила ребенка по коротким, тонким и пушистым волосам, словно парящим в неподвижном воздухе. Тот ощутимо вздрогнул от моего прикосновения, но дальше отодвигаться не стал, хотя головы так и не поднял.

Только теперь я обратила на необычный цвет волос малыша. Пламенеющий огненный, он казался каким-то... опять волшебным. Я уже устала удивляться. Вся пещера дракона казалась пронизанной волшебством.

Задумавшись, я продолжала поглаживать ребенка по голове. Этот простое проявление ласки вызвало отклик. Тот пододвинулся поближе и позволил себя обнять, прижался к боку, обхватил меня тоненькими ручками, уткнулся головой в плечо. Плакать он уже перестал. Через какое-то время малыш, немного повозившись, устроил голову у меня на коленях и, свернувшись клубочком, тихонько засопел. Тогда-то я и смогла разглядеть его лицо. Даже на первый взгляд оно выглядело не совсем обычным — узкое, какое-то угловатое, с высокими, будто острыми скулами, тонкими росчерками рыжих бровей и длинными, слабо загибающимися черно-рыжими ресницами на тяжелых веках. Не по-детски тонкие, крепко сжатые губы, прямой нос, узкий подбородок. Только потом я поняла — так не выглядят пяти-семилетние дети. Слишком резкие, рубленые черты — подобные лица больше свойственны взрослым. Хотя, много ли я видела детей? Разве что тех, что в деревне росли. Кто знает, откуда этот малыш? И почему он такой странный. Может, и вправду дракон, только на дракона непохожий.

Усталость взяла свое, и я не заметила даже, как, отодвинув в сторону котомку, откинулась на сваленные на камне меха и уснула.

Проснулась я от тяжести, придавившей колени. Спросонья даже не поняла, где нахожусь, а потом испугалась, из-за того, что что-то случилось с ногами. Сдвинуть их, несмотря на все усилия, никак не получалось. Приподнявшись на локтях, я окаменела. А ведь нужно было заменить раньше. Эту странную красноватую глыбу, что появилась сбоку.

На моих коленях примостилась голова спящего дракона. На самом деле она была не то чтобы сильно большой, просто лежала не слишком удачно. Чешуя у головы была красновато-рыжей, мелкой и удивительно нежной на вид. Длинная, вытянутая морда с двумя небольшими ноздрями на самом кончике и почти черными выступами над закрытыми глазами.

Я неуверенно поднялась, стараясь не потревожить дракона. Волна паники схлынула. Если он меня еще не съел, значит, пока я в безопасности. И потом, этот дракон казался странно знакомым. А потом вспомнила, что странный малыш, которого я нашла в этой пещере, заснул, устроив голову у меня на коленях.

И все встало на свои места. Я была права. И тот малыш — действительно дракон, только почему-то превратившийся в человека. Ну да, он же маленький, может, свои силы не контролирует. Испугался или растерялся, вот и случилось превращение. А когда успокоился и заснул, снова стал самим собой.

Теперь, сидя, я смогла разглядеть дракончика более подробно.

Голова казалась удивительно небольшой по сравнению с длинным узким телом, завершавшимся тонким хвостом с небольшими, темными пластинками по хребту. Чешуя на хвосте, в отличие от той, что на голове, была крупнее и блестела иначе. Туловище же и длинную, гибкую шею покрывали крупные, плоские чешуйки цвета угасающего пламени, темневшие к краям. Неуклюже сложенные по бокам крылья казались маленькими и чужими. Они словно еще не выросли окончательно, как не сразу вырастают взрослые перья у птенцов и гладкая, упругая шерсть вместо детского пушка у собак и кошек.

А дракончик, несмотря на все мои движения, продолжал безмятежно спать, совсем их почувствовав.

— Умаялся без мамы, бедный, — пожалела я малыша.

И, осознав это, поняла, что надежда расцветает в моем сердце свежим, только что распустившимся цветком.

Потому что живший в этой пещере дракон, нет, скорее драконица, ведь малыш совсем еще маленький, по крайней мере, в своем человеческом обличье...

Ой, так ведь, наверное, и взрослые драконы могут в людей превращаться. Может, потому и тропа есть...

Совсем я запуталась.

Так, Тайра, соберись немедленно!

Ведь если этот дракончик... Какой же он все-таки большой, пусть и маленький. Интересно, а как выглядит взрослый дракон? Этакая громадина... Но ведь вход в эту пещеру сравнительно невысокий...

Я вдруг подумала, что именно потому, что есть этот малыш... Тоже ребенок, только драконий. Может быть тогда его мать сможет помочь мне... Ведь она же знает — каково это — иметь дитя. Волноваться за него, смотреть, как оно взрослеет, играет, улыбается. Если драконы умеют улыбаться, конечно. И тогда шансы становятся куда больше, потому что мы, может быть, пока только может быть, найдем общий язык.

Очень хотелось бы на это надеяться. Очень. Потому что больше мне идти некуда. Вот и все.

Пробудилась я от странного ощущения — словно вокруг что-то неуловимо изменилось. Правда, глаз пока не открывала — очень хотелось продлить необычное состояние покоя и почти домашнего уюта, окутывавшее словно покрывало. Казалось, все тревоги и беды остались где-то далеко, в прошлом, а сейчас все удивительно хорошо, даже не верится.

Непривычно.

Последние месяцы меня наполняла постоянная тревога за жизнь моей девочки. Казалось, беспокойство намертво срослось с самим моим существом, вошло в плоть, вместе с кровью текло по жилам, сердцем билось в груди. Страх, словно липкая паутина, опутывал сознание, и душа моя билась в нем, как попавшая в сети бабочка — еще живая, но медленно слабеющая. Еще немного — и она опустит крылья, покорно дожидаясь своей участи.

Но сейчас даже эта боль сейчас казалась просто эхом. Всего лишь воспоминание. Старое, почти забытое, стертое временем. Просто память.

Приятная тяжесть малыша-дракончика по-прежнему давила на колени, он еле слышно посапывал во сне, потом чуть двинулся, и я почувствовала, как потяжелели ноги. Видимо, начали затекать от неподвижности. Малыш немного повозился, выпустил когти. Я недовольно поморщилась — остатки сна, приятно затуманивавшие сознание, еще больше рассеялись — и открыла глаза.

Несколько ударов сердца привыкала к полутьме. Это сколько же я проспала?! И ведь совсем не помню, когда задремала. Вроде бы думала о чем-то, о чем именно сейчас уже и не скажешь, а потом мысли незаметно перетекли в сны.

Окружающее прорисовывалось постепенно, словно бы нехотя. Все тот же невысокий каменный свод, почти отвесные стены, камни на полу, подобие детских игрушек. И только лучи непонятно откуда льющегося солнца, окрашенные в закатно-алый — выходит уже вечер — придавали пещере странное очарование.

Взгляд лениво скользил по стенам, зацепился за вход в пещеру-детскую. И вот тогда остатки сонливости, все никак не желавшие отпускать меня, слетели, словно старые листья в осеннюю бурю. У входа молча стояла невысокая, хрупкая даже на вид женщина. Вот она сделала шаг, все также пристально глядя на меня. Еще один.

Было нечто завораживающее в ее неторопливых, скользящих движениях. Хозяйка, а это, явно была именно она, отчетливо напомнила нашу старую кошку, с которой я возилась еще в детстве. Та же плавность и мягкость в сочетании с опасностью. У кошек очень острые когти и крепкие зубы, а драконы... Драконы опасны от кончика морды до самого хвоста. Даже маленькие.

Неуемное любопытство проснулось столь неожиданно, что я даже удивиться не сумела. Поняла лишь — я совсем не боюсь драконицы. Лишь очень хотелось посмотреть на нее в истинном облике.

Какой он?

Казалось, время остановилось. И хотя вряд ли сердце успело ударить даже пару десятков раз, мне чудилось, что хозяйка приближается ко мне целую вечность.

Когда она вступила в поток сияющего света, льющегося непонятно откуда, я сумела как следует ее разглядеть.

Волосы цвета осенних березовых листьев, разве что блестят куда ярче. Может быть, именно так выглядит расплавленное золото? За свою жизнь я видела золотую монету лишь единожды — какой-то воин расплатился с отцом за особый заказ. Золото стоит баснословно дорого, и далеко не каждый может похвастаться, что держал его в руках. Мне повезло. Правда, раскаленный металл в кузне отца оказался красивее. Жаль, что он горячий. И если чешую малыша-дракончика можно было сравнить с угольями, то волосы его матери — именно с текучим, мягким, податливым металлом, с золотом. Они густыми, сверкающими в солнечном свете, прядями спускались по груди, не достигая и талии, мои раньше и то были длиннее. Узкое, вытянутое лицо с высокими, острыми скулами, тонкими — вразлет — темными бровями, чуть полноватыми алыми губами, казалось дико неправильным и вместе с тем совершенным. Совершенство драгоценного камня, а не существа из плоти и крови. Нечеловечески прекрасное лицо, больше похожее на старинную маску.

Однако глаза меняли все, превращая ожившую статую в живое создание. Большие, чуть раскосые, с задранными к вискам уголками, с еще более длинными, чем у малыша, ресницами, глаза были насыщенного черного с прозеленью цвета, даже темнее чем у Лейры. Их чернота удивительным образом подчеркивалась золотом тонких прядей, обрамлявших лицо, и зрачок на фоне радужки угадывался скорее по едва уловимому отблеску. В глазах этих не было даже тени угрозы, злости или жестокости, только искреннее любопытство, смешанное с легким недоумением.

Я спокойно встретила взгляд драконицы, лишь с удивлением отметив, что способна понять хоть что-то в таких пугающе чужих глазах. И даже выдержала этот взгляд, хотя он едва меня не сломал. Казалось, он проникает в самую суть моего существа, с легкостью выворачивая его на изнанку, обнажая все самое потаенное, надежно сокрытое от посторонних, настолько личное, что я зачастую сама себе не хотела в этом признаваться. Да — трусость, но так иногда легче. Тем более я никогда не считала себя особо сильной.

Наконец драконице надоело меня рассматривать.

— Ты кто? — голос был еле слышен, больше напоминая журчание ручья, чем речь.

Я тоже ответила тихо, опасаясь разбудить довольно посапывающего малыша.

— Человек.

Она тихо фыркнула.

— Вижу, что не зверь, — и широко улыбнулась, сверкнув белоснежными зубами. — Я имела в виду имя.

Губы сами собой расползлись в ответной улыбке.

— Тайра.

— Л'Эсса.

— Лэсса? — попыталась повторить я.

Незнакомый звук не желал поддаваться, и я тотчас же поняла, что произнесла его неправильно.

Хозяйка, заметив ошибку, покачала головой.

— Лучше Эсси, — в ответ на мой вопросительный взгляд она уточнила. — Не волнуйся, я не обижусь, — и, осторожно присев на край ложа, нежно погладила сына по голове.

Тот, почувствовав мать, заворочался, засопел еще громче и снова выпустил когти, вызвав гримасу боли, что не укрылось от глаз Эсси. Она бережно отцепила лапы дракончика от моих ног — откуда только силы взялись — и, изогнувшись, уткнулась лбом ему в лоб. Волна золотых волос перетекла со спины, скрыв морду детеныша, а потом ярко вспыхнула, словно засветившись изнутри. И тут же тело дракончика, казалось, потекло, окутываясь красноватой дымкой, скрывшей его с моих глаз. Дымка сгущалась, образуя плотный, непрозрачный кокон, стремительно наливающийся золотом с угольно-алыми пятнами на поверхности. Считанные мгновения — и кокон беззвучно лопнул, обнажив свернувшегося клубочком маленького мальчика. Того самого, что я утешала так недавно.

Эсси довольно вздохнула, взъерошила огненные волосы сына.

— А как его зовут? — осмелилась спросить я, садясь рядом.

— Р'Анни, — довольно улыбнулась драконица, бережно укутывая малыша в меха. Тот, немного повозившись и перевернувшись на другой бок, уснул еще крепче. Хозяйка легко поднялась и поманила меня за собой. — Давай лучше уйдем. Сейчас Анни спит очень чутко, не хочу его разбудить.

Мне оставалось лишь согласно кивнуть и последовать за ней, не забыв прихватить котомку.

— Садись, — Эсси похлопала ладонью по сваленным кучей шкурам. Ее собственное ложе удивительно походило на то, на котором спал малыш-дракончик. Разве что размером побольше.

Хозяйка заметила мой интерес.

— Удивляешься, да? — улыбнулась она. — Чему?

— Да этому, — я взмахом руки охватила пещеру. — Непохоже на жилище дракона.

— А что ты ожидала увидеть? — фыркнула Эсси. Прядка золотых волос, закрывавшая левый глаз чуть сдвинулась, драконица помотала головой и забавно сморщилась, заплетая волосы в нетугую косу, которую тут же забросила за спину. — Стр-р-рашную... — низко пророкотала она, почти прорычала, — те-емную пеще-е-еру, полную истлевших от времени костей? — скороговоркой завершила хозяйка.

Я тихонько засмеялась. Попытка Эсси изобразить злобного дракона успехом не увенчалась.

С ней было удивительно легко и свободно, словно мы познакомились не только что, а знали друг друга целую жизнь, едва ли не с самого рождения. Присутствие драконицы грело душу, заставляя боль и холод пугливо отступить, а меня — отбросить разъедавшие душу сомнения и просто наслаждаться минутами покоя и почти призрачного, невозможного в последнее время счастья. Наверное, именно поэтому я не решилась сразу же сваливать на новую знакомую свои беды и трудности. В конце концов, пара часов ничего не изменит. Да и надежда проживет дольше, а то мало ли...

— Вообще-то молва гласит о несметных сокровищах, — кротко отметила я, превращаясь в шаловливую девчонку-проказницу, которой была в юности.

Эсси расхохоталась в голос. Висевшие по стенам факелы дружно вспыхнули, осветив неверным красноватым светом все углы и ниши. А посмотреть там было на что. Я с трудом могла представить, как можно было прикрепить к камню весьма узнаваемое подобие полок, тоже каменных, но посветлее, более ярких что ли, но кому-то это явно удалось. И теперь них стояли всякие разные, по большей части непонятные мне предметы. Правда, я по ним лишь взглядом скользнула. Под одним из самых ярких факелов стояла широкая, массивная каменная лавка, на пару с небольшой лавочкой. На широкой столешне ворохом валялись свитки и толстые стопки сшитых листов, книг и еще какие-то мелочи.

— Ой-й, — драконица смахнула с чернющих ресниц слезы смеха. — Серьезно?! Нет, в это действительно кто-то верит?!

— Еще как, — подтвердила я.

— Наверное, потому матушка и зачаровала ловушку, — вздохнула Эсси. — Как раз для таких вот "искателей сокровищ". А я-то думала... Сколько бывала среди людей, а про их веру в несметные сокровища драконов не слышала.

— Странная ты все-таки, — задумчиво протянула я. — Словно и не дракон вовсе. Ой, извини, — смущенно поперхнулась, искоса поглядывая на драконицу. Чем дальше, тем больше она напоминала мне смешливую девчонку, из тех, что никак не могут вырасти и вечно остаются юными сердцем. Рядом с ней я вдруг почувствовала себя ужасно взрослой и страшно серьезной. А ведь если подумать, то Эсси старше меня. Не может быть, чтобы драконы росли так же, как люди.

— Странная, — с улыбкой согласилась хозяйка. — Какая уж есть. Не была бы странной, мы бы с тобой сейчас не разговаривали.

— Это хорошо, — вздохнула я, собираясь с мыслями и по крупицам сгребая остатки решимости. И выдохнула, словно в омут с головой нырнула. — Мне очень нужна помощь.

— Так вот зачем ты пришла! — воскликнула Эсси. — И это несмотря на дикие слухи о драконах. Храбрая, — заключила она.

— Скорее от отчаяния... Поможешь? — с огромным трудом выдавила я. Вопрос пришлось чуть ли не клещами из себя вытаскивать.

Сейчас все решится. Да или нет.

Эсси смущенно потупилась. Золотые пряди скрыли лицо, тускло отсвечивая в свете факелов. Только сейчас сообразила — в отличие от пещеры Анни, у его матери солнечного света не было вообще.

— Тайра, — медленно проговорила драконица.

Сердце пропустило удар, на какой-то дикий, невозможный миг замерло словно перепуганная певчая птица, а потом забилось как бешеное. Неужели все напрасно?!

— Понимаешь... — напряженное молчание стало почти осязаемым. Душная, вязкая тишина окутала нас словно достопамятным коконом, в котором я видела Анни, отделив от окружающего, отсекая от прочего мира, в миг лишив пещеру всего ее очарования. Теперь она напоминала склеп. — Я очень хочу тебе помочь. Правда! — Эсси подняла голову и посмотрела мне в лицо. Ее темные глаза не лгали, вот только я этого почти не заметила. — Но... Просто...

— Что? — вопрос-всхлип заставил горло судорожно сжаться.

Тьма волнами захлестывала сознание, вытесняя остатки надежды. В душе поднималась злость. Дикая, безудержная злоба черного отчаяния, когда уже ничего не имеет значения, и ты ничего не чувствуешь... Только боль, железными когтями впившуюся в душу, разрывающую сердце, снимающую все запреты... Отчаяние тоже бывает безумным.

К тому же мне вдруг захотелось по-детски разрыдаться и заодно разнести все вокруг.

Почему я так реагирую?! Почему?!

Ведь Эсси ничего мне не должна!

Да она ведь еще ничего толком не сказала! Она не сказала — нет! Тайра, опомнись! Что ты творишь?! Перестань! Потом ведь пожалеешь!!!

Потратив остатки внутренних сил, я сумела хоть как-то взять себя в руки и встретить встревоженный взгляд хозяйки.

— Эй, Тайра, не надо так! — просительно проговорила она, осторожно беря меня за руку. И она еще меня жалеет?! Ту, что ей едва зла не нажелала?!

Отчаянно захотелось вырвать ладонь из рук драконицы, но я сдержалась. Негоже оскорблять ее.

— Тайра, — снова позвала меня Эсси. — Не надо так. Я ведь совсем не хотела... Просто... Мне... Я ведь даже не знаю, какая именно помощь требуется. А давать слово... Я ведь буду обязана его сдержать... Так что успокойся, — она чуть сжала ладони, дарую поддержку и надежду.

Неистовая злоба улеглась в душе, растворилась от прикосновения горячих рук драконицы, или, быть может, просто очень хорошо спряталась, чтобы в подходящий момент вновь подняться на поверхность и попытаться толкнуть на какое-нибудь безумие. Кто знает. В конце концов, я всего лишь человек. Со своими страстями и слабостями. Такая, какая есть.

— Вот и хорошо, — успокаивающе произнесла драконица. В этот миг она удивительно походила на мою мать. — А теперь расскажи мне, в чем дело. Только не торопись. Я должна знать. Потом посмотрим, что можно сделать...

Вот только слова опять застряли в горле, теперь уже от неловкости.

Какая я все-таки... Даже слов подходящих и то нет. Радоваться надо, что приняли так хорошо, а я... Чуть зла хозяйке не нажелала... Мерзость-то какая!

— Эсси, я... — нужно попросить прощения. Извиниться. Даже если она ничего не заметила. Я-то знаю, что неправа была...

Но как все-таки не хочется. А все гордость моя. Иной раз силы дает, в другой — только портит все. Но здесь, как не крути, виновата — обозлилась ни за что, ни про что...

— Извини, — вот, сумела ведь. И чего боялась? На душе тут же полегчало.

Эсси пристально посмотрела мне в глаза и спокойно предложила:

— Перестань. Не будем больше об этом. А теперь рассказывай.

И я, сбиваясь и путаясь в столько времени копившихся словах, поведала ей свою историю...

Ветер ласкает лицо, треплет выбившиеся из толстой, небрежно заплетенной косы золотисто-русые пряди, играет воротом рубахи, приятно освежая разгоряченное тело. Я бегу среди высокой, по грудь, луговой травы. Раздвигаю ее руками, тугие стебли и плотные листья оставляют следы — опять матушка за порезы ругать будет.

Нет нечего лучше, чем бежать вот так одной, по пьяняще пахнущему, прогретому золотым летним солнцем лугу. Одной, на сколько глаз хватает. И жить, жить им, этим лугом, каждой травинкой, каждой труженицей-пчелой, каждой мелкой букашкой и полевой мышкой, что прячется в норке, заслышав легкие шаги.

Я, луг и лазурь бескрайнего неба над головой.

Быстрее, еще быстрее. Как же мешается длинная, почти как у взрослой юбка! Маленькая котомка бьет по боку. Сбросить бы их, отрастить крылья, как у парящего в небесной выси красавца-ястребка, и вверх.

Вверх!

Навстречу ветру, небу и солнцу.

Бесполезно. Не получится, как ни пытайся.

Я ведь человек. И летать не умею. От этого иной раз так горько, что плакать хочется. Но не сейчас. Сейчас я бегу так быстро, что аж дух захватывает.

И дышу полной грудью.

И бросаюсь ничком на траву на пригорке, она здесь пониже. И, развернувшись, смотрю в ясное синее небо. На нем ни единого, даже самого маленького, худенького облачка. Только прозрачная лазурь. И ястребок. Где-то там, в вышине. Его и не видно почти. Даже моим зорким глазам. Он парит там, куда мне никогда не забраться.

До чего же хорошо лежать вот так и бездумно глядеть в небо. Чуть погодя развязываю котомку, бережно отламываю маленький кусочек корочки краюхи, что несу брату, и сосу, чтобы растянуть удовольствие. Вкусно. В небольшом туеске холодное — прямо из ледника - молоко, но его трогать нельзя. Брату нужнее. Он устал. Молоко для него.

Сейчас сенокос. Скоро станет совсем жарко. И тогда косари устроятся где-нибудь в тенечке передохнуть. Нужно успеть. Вот братец обрадуется.

Я довольно улыбаюсь, представляя, как расцветет улыбкой его лицо, и ярко вспыхнут веснушки на загорелых щеках. Одна эта улыбка стоит всех сердитых слов матушки, когда та обнаружит, что я стянула краюху и туесок.

Вот сейчас еще чуточку полежу и снова бежать.

Эх-х, ну до чего же хорошо!

Довольно потягиваюсь, чувствуя, как напрягается каждая жилка, каждая косточка.

Люблю лето. Уже девятое — смотрю на растопыренные пальцы рук и загибаю один — лето. Только я первые все равно не помню. Маленькая слишком была. Зато сейчас уже большая. Взрослая. "Работница", — хвалит матушка.

Еще совсем капельку... и пойду.

Так вставать не хочется. Мысли вялые, сонные. Не хватало еще на самом солнцепеке заснуть...

На миг возникло странное чувство, что это когда-то уже было. Давным-давно. Даже забылось почти. И тут же пропало.

Но ведь не может же так быть?! Или может?..

Нет, точно привиделось.

Глаза закрываются сами собой. Я пытаюсь сопротивляться, но подступившая истома оказывается сильней. И ее не отгоняет даже осознание, что я обязательно опоздаю к брату...

Тень заслоняет сияющее солнце, ласковые лучи которого уютно устроились на лице. Сон, словно испугавшись, отступает, и я открываю глаза.

Напротив девочка. Лет моих, наверное. Незнакомая только. Ни разу такой не видела, а ведь знаю всех окрестных ребят. На наших непохожа — кожа темнее моей, даже загорелой, волосы черные, словно хвост вороного коня знатного господина, что недавно проезжал через деревню. А глаза чернющие, как безлунная ночь, с какой-то искрой в самой глубине - мелькнула и пропала.

- День добрый, - говорит девочка и присаживается рядом.

- И тебе доброго дня, - отзываюсь я, продолжая пристально ее разглядывать.

Кого-то она мне напоминает... Вот только кого... Нет, не могу вспомнить...

- Что ты здесь делаешь?

- Сижу. Можно? - отзывается она, немного смущенно улыбаясь. Губы алые-алые. И вообще - она очень красива - внезапно понимаю я. Необычной, чуждой для наших мест красотой. - А меня Лейрой зовут, - добавляет девочка.

- Можно конечно, - соглашаюсь, нашаривая рукой котомку. — А я — Тайра.

Куда же я ее задевала?!

- Твоя? Держи. Она там, в стороне лежала, - подает котомку Лейра. — Ты ее, наверное, со сне отбросила.

Рубаха на ней беленого полотна, по вороту и рукаву вышитая мелкими синенькими цветочками, очень похожими на васильки. Поверх рубахи безрукавка, только подлиннее, до колена, наверное, на груди распахнута. И тоже синенькие цветочки по вороту и застежке. Я сама только-только научилась такие вышивать, долго мучалась, чтобы живыми казались.

Когда Лейра протягивает котомку, рукав сдвигается, и я вижу узкую полоску-браслет. Он словно из разноцветного волоса - черные, русые и золотые пряди замысловато переплетены. Получившийся рисунок чем-то похож на рунопись, которой пытается обучить меня отец, нахватавшийся в юности ученой премудрости.

Увидев мой любопытный взгляд, Лейра смущенно вспыхивает и пытается натянуть на браслет рукав, приоткрывая точно такой же на другой руке.

- Какие красивые! — восхищенно выдыхаю я.

Очень хочется прикоснуться к ним, потрогать.

- Красивые, - соглашается она. — Странно только...

- Что? — изумляюсь я.

- Просто ты их видеть не должна. Они зачарованы, - поясняет Лейра. — Вот никто и не замечает. Кроме меня и мамы. Может, дело в том, что тебя как маму мою зовут, - задумчиво добавляет она.

- Может. А зачем ты носишь чародейские украшения? Если их никто не видит, - разочарованно протягиваю я. — Для себя, да?

- Надо, - коротко отзывается она.

А я почему-то чувствую, что мне отчаянно надо знать зачем. Словно от этого знания зависит моя жизнь. А если не моя, так кого-то очень дорогого. Мамы? Папы? Почему?!

Про братика я почти забываю. Словно и не было его.

- Секрет, да? Но я ведь вижу браслеты, - пытаюсь уговорить Лейру. — Значит, мне знать можно.

- Ну-у... - сомневается она, теребя кончик длинной косы.

Я достаю из котомки хлеб и туесок с плотно подогнанной крышкой. Разламываю хлеб на две половинки. Одну протягиваю нечаянной знакомой. Запиваю кусок прохладным — самое то в жару — молоком.

Лейра с благодарностью берет угощение.

— Наверное, все же можно, - добавляет она, когда хлеб съеден, а мы допиваем последние капли молока. — Они для защиты. Браслеты эти.

- Как?

- Да просто, - отмахивается Лейра, откидывая за спину черную косу. — Я когда помладше была, болела сильно. Словно зачарованная стала. Думали — всё, умру, если не что похуже. Матушке тогда вообще сказали, что это отец меня зовет, лесовичкой сделать хочет.

- Лесовичкой?!

- Ей самой. Меня на деревне лесовичьим отродьем кличут. Водиться не хотят, - спокойно добавляет Лейра. — Только мне все равно. Мама меня любит, бабушка и дед тоже, и даже дядья, и братья с сестрами... А что до остальных...

- Странная ты, - я задумчиво ее разглядываю и отчего-то чувствую себя страшно взрослой. Словно мне куда больше, чем девять лет.

- И хотя все говорили, что ничего сделать нельзя, мама все равно нашла средство - эти самые браслеты, - Лейра вертит запястьями у меня перед глазами. — Только вот снимать их нельзя.

Разноцветные прядки, крепко сплетенные в единое целое, мелькают перед глазами, отчего-то начиная отливать кроваво-алым, который постепенно окрашивает браслеты полностью...

Краски окружающего смазываются, лицо Лейры расплывается.

Все вокруг затягивает неизвестно откуда взявшийся густой туман. Ветер стихает, солнце прячется за вдруг набежавшими облаками. День на глазах превращается в ночь.

И я падаю, падаю вниз, среди пустоты...

Отчего-то пустота эта кажется удивительно уютной и какой-то родной. Вокруг, насколько глаз хватает, горят разноцветные свечи. Одни с длинными, причудливо изгибающимися, яростно пылающими языками, другие — с едва тлеющими фитильками, готовыми вот-вот погаснуть. И свечей все больше и больше, они словно вертятся вокруг меня, превращаясь в пылающее, огненное светило. Которое все приближается, приближается...

И вот я уже не падаю, а лечу. Свободно парю в воздухе, раскинув руки. Ветер бьет в лицо, яркое солнце так близко.

Все, как я мечтала...

Но ведь так не бывает. Не бывает?!

И тогда я понимаю — все это - лишь сон. И полет, и бег, и луг, и Лейра.

Просто сон...

Нет, не просто!

Что-то важное было в нем. Жизненно важное. Еще бы понять что именно, запомнить...

Что же мне снилось? Что?!

Недавно такой четкий, сон тускнеет и блекнет, превращаясь в туманное воспоминание.

А полет в никуда все длится и длится...И от его бесконечности тянет такой тоской, что выть хочется.

Поскорей бы все кончилось что ли...

— Тайра, проснись, — твердил кто-то незнакомый. — Да проснись же?!

— М-м-м, — я помотала головой и попыталась поглубже зарыться во что-то гладкое и мягкое.

Но голос не затихал.

— Тайра?! — снова позвал он. — Ау-у-у?! Или тебе не интересно? — удивительно, но даже сквозь полудрему я сумела разобрать лукавые нотки.

— Какой ответ? — вяло отозвалась я, все еще не желая просыпаться. Точно помнила — снилось мне что-то очень важное, но как обычно не запомнилось. А еще вроде бы летала, но не уверена.

— На счет Лейры.

В этот миг память наконец-то пробудилась и я, ошалело крутя головой, резко подскочила на ложе, едва не запутавшись в ворохе мехов.

— Что?!

— Какая же ты все-таки соня, — лукаво улыбнулась Эсси, устраиваясь рядом. — Еле-еле тебя добудилась.

— Э-э-э, — я смущенно потупилась. — Может, сперва ответишь?

— Ах да, конечно, — расцвела драконица, отчетливо напомнив мою девочку, когда той удавалось что-то очень трудное, например, вышить первый в жизни цветок. — В общем, пока кое-то спал, словно опоенный зельем, впрочем, после такого пути, немудрено, я думала, как помочь твоей дочке. И... — Эсси многозначительно замолчала.

— Так что же?! — едва не взвыла я.

— Ладно-ладно, — нет, она точно намеренно меня мучает! — Кажется, нашла, — довольно заключила хозяйка. — И я уверена, что все правильно. Это должно сработать.

Негаданные слезы подступили к глазам. Казалось, еще миг — и я не смогу их сдержать. И странное чувство, что они сейчас как никогда лишние. Я уже так давно не плакала, пожалуй, с родов — думала, совсем разучилась.

— Тайра? — встревожено окликнула меня Эсси, тронув за плечо. — Что с тобой? — ее лицо выражало искреннее участие. — Да не волнуйся ты так. Все у нас обязательно получится, — скороговоркой выпалила она, пытаясь привести меня в чувство.

А я сидела и глупо улыбалась, глядя в ее встревоженные черные глаза, а сердце, от дикого, невозможного счастья, колотилось в груди как бешеное.

Все не зря! И долгий путь не напрасен, и безумная надежда тоже!

Лейра, девочка моя, потерпи еще немного, еще чуточку. Все будет хорошо, солнышко мое, моя радость. Только продержись, дождись. Не уходи, маленькая, только не уходи. Не позволяй ему забрать тебя у меня. Помни — ты так нужна своей маме. Очень нужна. Больше жизни, больше всего на свете. Ты — самое ценное, что у меня есть, сокровище мое. Лейра...

— Тайра?! — длинная, узкая ладонь драконицы замельтешила перед глазами. — Ты где? Очнись же! — Эсси ощутимо встряхнула меня за плечи. — Нам еще решать — что и как делать дальше.

— То есть? — тупо переспросила я, потирая глаза. Ужасно хотелось добраться до воды. Умыться и смочить пересохшее горло.

— Говорю же, нужно спокойно поговорить. Подумать, обсудить.

— Что? — вяло отреагировала я, сжимая ладонями виски. Спутавшиеся во время сна уже привычно короткие волосы закрывали лицо, мешая смотреть. Я резким движением головы откинула их назад и попыталась зачесать пальцами. Бесполезно.

Отпустившая сердце боль, казалось, выпила все силы, оставляя лишь равнодушие.

— Ладно, — смирилась Эсси, отчаявшись добиться от меня связных ответов. — Ты пока иди умывайся. Где вода, знаешь? Видела, наверное. Об источнике еще мои предки позаботились, — гордо добавила она, стаскивая с меня меха. — Потом перекусим. Еда, правда, не слишком разнообразная.

— Главное, что она есть, — отозвалась я, разыскивая в котомке деревянный гребень. — Ты права — пойду я.

Уже позже, когда мы сидели за тяжелым каменным столом, заботливо накрытым белой скатертью с золотой вышивкой и кистями по краям, и жевали немудреную пищу, Эсси продолжила:

— Я считаю, что тебе нужно как следует отдохнуть. Хотя бы седмицу, что ли. Уж не знаю, сколько ты сюда добиралась, но вымоталась изрядно. Ты себя еще в зеркале не видела. Не женщина — скелет ходячий.

— Но... — попыталась возразить я.

— На счет дочки не волнуйся, — заметила драконица. — Я пока все подготовлю, перепроверю. Не думаю, что быстрота важнее точности, не так ли?

Я согласно кивнула.

— Но время...

— Седмица так и так погоды не сделает, зато сил наберешься, в себя придешь. Я, кстати, тоже, с сыном побуду. И так, слишком часто он один остается, да и я по нему соскучилась. К тому же Р'Анни нужно как следует накормить. Вот с делами разберусь, а потом и в путь тронемся.

— Мы?! — мне показалось, что я ослышалась.

— Конечно, — кивнула Эсси. Из-за полного рта слова произносились невнятно. Хозяйка прожевала и добавила, — Неужели ты думала, что я тебя одну обратно отпущу? Если ты столько же на дорогу потратишь, то точно опоздаешь. Так что я тебя отнесу. И заметь — я сама предложила. Пользуйся, пока возможно. Вряд ли кто еще сможет похвастаться, что летал верхом на драконе.

Неужели старая, еще детская мечта о полете исполнится?! Кто бы мог подумать? Даже не верится.

Но ведь это Эсси. Она ведь такая маленькая, хрупкая. Как она сумеет унести меня так далеко?

— А ты справишься? — засомневалась я.

— Пф-фе, — фыркнула она. — Конечно, не сомневайся даже! Ты меня в истинной ипостаси не видела. Ничего, все еще впереди, — звонко рассмеялась драконица. — Женщины нашего народа крупнее мужчин. Нам ведь приходится вынашивать детеныша. И, думаю, он куда крупнее человеческого.

— Постой, — перебила ее я. Когда еще придется узнать сразу столько про легендарных драконов. — Так вы яиц не откладываете?!

— Нет, — помотала головой Эсси, отрезая себе еще кусок окорока. — Ну и глупости ты говоришь. Мой Р'Анни никогда не был яйцом, — она снова фыркнула, живо напомнив шаловливого котенка, зарывшегося носом в пух.

— А я думала...

— Ты лучше о другом подумай, — доброжелательно посоветовала драконица, по-кошачьи потягиваясь. — Кстати, готовить умеешь?

— Конечно.

— Тогда и готовь. Сейчас я тебе покажу, где и что лежит, а сама на охоту. И чтобы к моему возвращению обед был на столе! — важно приказала она и тут же расхохоталась, едва не свалив тарелку с сухарями на пол. — А то я вечно ленюсь, хотя еды полно, кладовая не позволяет пище портиться годами, матушка ее почти доверху набила. Но мясо нужно обязательно свежее — иначе Р'Анни будет плохо расти. С малышами всегда так.

— Надолго? — с трудом вклинилась я.

— Я?! А как получится, — Эсси составила остатки трапезы на большой поднос, расписанный яркими, диковинными цветами. — Тут ведь поблизости никого съедобного не водится. Значит, придется спускаться ниже. Да пока добычу найду. Если честно, я вообще охоту не люблю — долгое и муторное это дело. Надеюсь, к вечеру вернусь. Ты меня не теряй. Если Р'Анни проснется и заплачет — посиди с ним, ладно? А то он маленький еще, скучает сильно, а из меня мать не слишком хорошая получается — все где-то носит ее, — погрустнела она и почти тут же вновь расцвела улыбкой. — Правда, он может и весь день проспать — соня страшный. И еще не удивляйся — он разговаривает. Если захочет, конечно.

— Хорошо, — согласно кивнула я, следуя за драконицей.

Как оказалось, пещер в ее жилище было много и связывались они между собой узкими ходами, по которым уже трое разойтись точно не смогут.

— Почему потолки такие низкие? — полюбопытствовала я, с интересом оглядываясь по сторонам. Здесь стены слабо светились сами по себе, позволяя неплохо видеть в полумраке.

— А эта часть не предназначена для малышей, вот и сделана так, чтобы они не совали куда не следует свои любопытные носы и длинные хвосты, особенно когда подрастут, — через плечо отозвалась Эсси. — Тем более, маленькие драконы, в отличие от взрослых, ипостась не меняют.

— А как же Анни? Он ведь меняет, и еще как. Милый мальчик, просто загляденье.

Мне показалось или спина Эсси напряглась?

— А Р'Анни болен, оттого и облик у него непостоянен, как полагается, — медленно проговорила она, останавливаясь перед гладкой, ровной стеной. В этом месте камень почти не светился. Драконица осторожно коснулась особо яркого участка рядом, и темное место бесшумно сдвинулось в сторону, открывая еще одну пещеру. — Неправильно это. Нехорошо, — грустно пояснила драконица. — Знаешь, я, наверное, потому и решилась тебе помочь. Знаю, каково это.

— Поэтому? — тихо переспросила я, прислоняясь к каменному проему.

Эсси подоткнув длинный подол добротного платья из тонкой коричневой шерсти, присела на корточки, спиной оперлась на косяк и исподлобья посмотрела на меня.

— У тебя ведь тоже ребенок болеет. Не так, как Р'Анни, у него проблема именно в контроле — подрастет и все наладится. И никакой он не ущербный! Только я отцу его не отдам, даже если эта скотина опомнится и примчится права на сыночка предъявлять! — неожиданно разозлилась она. Зрачки вспыхнули алым, на мгновение по-кошачьи вытянулись и тут же снова стали человечески черными. — Понимаешь, у нас традиция такая, — на глазах успокаиваясь, продолжила Эсси. — Драконы чаще всего устойчивых пар не образуют. Детеныши мужского пола воспитываются отцами, женского — матерями. Так испокон веков повелось. А вот Р'Анни отцу оказался не нужен — тот заявил, что "таких уродцев-недраконов надо в горной реке топить да так, чтоб не выплыли", — горько повторила драконица недобрые слова. — Вот потому я тебя и понимаю. А мне ведь куда легче — болезнь сына доставляет скорее мелкие неудобства, чем серьезную опасность. Подумаешь — несколько лет потерпеть. И уж тем более, никто его отнять не пытается. Вот я и решилась. Хотя, матушка все равно отругала бы за выбранное средство, — немного неуверенно улыбнулась Эсси. — Хорошо, что ее нет поблизости — хвост бы открутила и сказала, что так и надо. Хотя посоветоваться бы не помешало. Но мама неизвестно где, и быстро я ее точно не найду. Так что придется рассчитывать только на наши с тобой силы. Все будет хорошо, не волнуйся, — в который раз повторила она.

— А что за средство?— я навострила уши.

— Потом узнаешь, — подмигнула хозяйка. — И вообще — хватит рассиживаться! Я ведь обещала тебе кладовую показать. И некое подобие людской кухни. Мама очень любила готовить.

— Хитрюга ты.

— Уж какая есть. Ну же, идем!

Когда Анни проснулся, я уже успела завести тесто и сварить кашу. Пришлось повозиться, пока разобралась, как растопить печь. Дров почти не оказалось, зато в большом ларе в углу кухни нашлась куча черного камня, который тотчас же перепачкал руки. Он сильно напоминал древесный уголь, разгорался долго, зато тепло держал хорошо.

Странное дело — я словно отгородилась от напряжения, сковывавшего меня последнее время, спрятала тревогу глубоко-глубоко и попыталась хоть немного, совсем чуточку пожить обычной жизнью. Насколько может быть привычна жизнь человека в жилище дракона, конечно. Но, если подумать, не так уж сильно она и отличается — те же домашние хлопоты, столь привычные, что я могла заниматься ими не задумываясь, размышляя о чем-нибудь своем. Мысли текли вяло и неохотно — переложив принятие решения на плечи — или крылья? — Эсси я на какое-то время ощутила себя почти свободной — от, казалось, бесконечной тревоги, незаметно, но верно подтачивавшей мои силы в течение последних недель. Я как-то совсем спокойна приняла знание того, что продлись мой путь хотя бы на пару седмиц дольше — большой вопрос, смогла бы я вообще дойти. Накатившая, долго копившаяся усталость, которую я гнала все эти дни, наконец, прорвалась, разбив хрупкий щит выдержки и долга перед дочерью и застила мысли сонной пеленой. Минувшей ночи, которую я проспала как убитая, словно и не было. Привычная работа убаюкивала, и я не раз ловила себя на том, что выполняю ее, словно во сне наяву. Попытки привести себя в чувство не удались. Однако стоило только малышу расплакаться, как я тут же бросила все и побежала к нему, легко сбросив с себя ленивое безразличие.

Маленький дракончик так и остался в человечьем облике, потому я безбоязненно усадила его рядом с собой — на этот раз он осторожничать не стал — и принялась перебирать мягкие, рыжие волосы.

— Не грусти, — попыталась утешить его я. — Мама скоро придет.

Малыш, затихнувший при моем появлении, громко засопел и крепко обхватил меня руками, крепко прижался к плечу и успокоился.

— Вот мама вернется, — тихо и внятно продолжила я. — Зайдет к своему мальчику, возьмет его на руки, и будет сидеть с ним долго-долго.

— Хочу сейчас, — медленно, с расстановкой произнес тихий голос.

Я даже не сразу сообразила, что мне ответил Анни. А малыш-дракончик поднял голову и посмотрел мне в глаза. Зрачки у него оказались с заметным золотистым отливом, а радужка — настолько темно-синей, что больше походила на черную. В сочетании с огненно рыжими, почти красными волосами это смотрелось весьма необычно. Да и вообще — насколько может быть обычно дитя дракона?

— Мама сейчас не может.

— Хочу, — упрямо выпятил нижнюю губу драконенок, глядя на меня из-под пушистой челки.

— А давай, пока мамы нет, ты со мной посидишь? — предложила я, взъерошивая пушистые рыжие волосы. — Так ведь лучше, чем одному?

Анни забавно наморщил лоб и сосредоточенно засопел. При всей своей внешней похожести на пяти-шестилетнего, по развитию он явно был младше. Но я ведь не знаю, как быстро взрослеют драконы. Может, он вообще старше меня, если по годам считать?

— Хорошо, — наконец проговорил он, чуточку покатав на языке "р". — Пока мама не придет.

— Вот и ладненько, — улыбнулась я. — Тогда давай знакомиться. Меня зовут Тайра. А тебя?

Дракончик склонил голову набок, сверкнув исподлобья черно-синими глазищами. Зрачки запылали золотом, словно у кошки, взглянувшей в темноте на свечу.

— Р'Анни, — пророкотал он, снова поиграв со звуком "р". — Мама — Л'Эсса, — тут же уточнил малыш, — причем "л" у него преобразовалась в какое-то подобие ласкового рычания. — Ты ее знаешь?

— Знаю. Она попросила посидеть с тобой, пока улетела по делам, — пояснила я, обнимая его чуть крепче. Какой же он все-таки маленький и хрупкий, прямо как Лейра. При воспоминании о дочке сердце наполнила щемящая нежность. Немного подумав, я тихонько спросила. — Играть будешь?

— Не, — помотал Анни головой. Волосы огненным ореолом приподнялись вверх и вспыхнули в свете солнца. — Не хочу. Давай посидим, маму подождем.

— Ладно, — согласилась я. — Раз хочешь, значит посидим.

Мне почему-то казалось, что на самом деле маленький дракончик куда более бойкий и смелый. Просто ему сложно довериться мне, совсем чужому человеку. Оттого он и дичится. Хорошо, хоть не плачет.

— На колени сядешь? — после недолгого молчания предложила я.

Анни, до этого прижавшийся ко мне боком, согласно кивнул. Через считанные мгновения дракончик переполз на колени, немного поерзал, поискал позу поудобнее и уютно устроился в кольце рук, прижавшись горячей щекой к моей груди, после чего успокоено затих.

— Сказку хочу, — капризно вытянув нижнюю губу, потребовал он.

— Какую?

— А какие ты знаешь? — темные глаза малыша засверкали от любопытства.

— Всякие, — многообещающе улыбнулась я. — Про хитрого зайца и глупого волка хочешь?

— Давай! — расцвел улыбкой драконенок и, покрепче обхватив меня руками, приготовился слушать.

— Ты хорошо влияешь на моего сына, — шепотом заметила Эсси, осторожно поднимая крепко сопящего Анни. — Мало того, что он плакать перестал, так еще и спит спокойно. Не хочешь у меня нянькой поработать? — хитро улыбнулась она.

— Нет. Мне домой надо. Хотя, Анни — чудесный ребенок, — улыбнулась я, разглядывая спящего дракончика. Его мать действовала на меня словно глоток свежего воздуха после душного летнего дня. — Тебе просто нужно почаще с ним сидеть, тогда он и скучать меньше станет, и капризничать.

— Да знаю я, знаю, — Эсси склонила голову и зарылась лицом в растрепавшиеся во сне волосы сына. — Только вот получается не всегда, — глухо закончила она.

— А ты попробуй.

— Обязательно. Жалко конечно, но придется будить. Он такой милый, когда спит. Но кормить надо сейчас — чем свежее пища, тем лучше, — тут драконица обернулась и попросила. — Извини, Тайра, не могла бы ты уйти.

— Почему?

— Тебе лучше этого не видеть, — предупредила драконица. — Я же говорила — малыши питаются исключительно сырым мясом, в самом естественном его виде. Им ведь нужны и кожа, и кости.

— Ой, я забыла! Тогда жду тебя на кухне, ладно?

— Конечно. Как освобожусь, подойду, — и Эсси, развернувшись, быстро выскользнула из комнаты.

Зря она, конечно. Стесняется словно. Ну да ладно, не хочет, чтобы я с ней шла, и не пойду. Эсси, как никак хозяйка, а в чужое хозяйство да со своими обычаями не ходят — чужое уважать надо. Это мне еще в раннем детстве втолковали.

Хотя, все равно не понятно, с чего она вдруг... Словно стыдится чего-то. Или пугать меня не хочет? Наверное, все же пугать... Я ведь человек, а не дракон. Хотя, можно подумать, жуть какая — ребенок ест сырое мясо. Я что, собак и кошек не видела?! Странно скорее то, что драконица явно предпочитает людскую пищу и человеческий облик. Нужно, кстати, ее об этом спросить — вдруг ответит, мало ли.

— Так гораздо удобнее, — беззаботно отозвалась драконица, запуская ложку в гречишную кашу и пододвигая к себе кружку с отваром из найденных в закромах сушеных яблок и ягод с медом. Прожевав, она продолжила. — Руки есть, ноги тоже, можно ходить, а не на брюхе ползать, да и одежда мне нравится. В общем, целая куча доводов. Я, как ипостась менять научилась, большую часть времени в человеческом теле провожу. Но полеты — это святое, — довольно зажмурилась Эсси. — Летать — это... — она помолчала, подбирая слова. — Вот даже не знаю, как объяснить. Наверное, рассказать и не получится — чувствовать нужно. Да что там говорить, я же обещала тебя отвезти. Тогда и поймешь, что это такое.

— Эсси, — я задержала дыхание, пытаясь подобрать слова. — Я... даже не знаю, как тебя отблагодарить. Ты... Ты... Мало того, что обещала помочь моей девочке, так еще это...

— Тайра, — предупреждающе нахмурилась драконица, сведя вместе черные брови. Меж ними образовалась тоненькая, чуть изогнутая морщинка-складочка, сделав выражение лица несколько потешным. Однако сама Эсси наоборот была серьезна. — Давай договоримся раз и навсегда. Мне не нужны благодарности. Тем более прежде чем я выполню обещанное. Прекрати, хорошо?

— Но почему? — я недоуменно уставилась на собеседницу. — Ты ведь и вправду... Нет, я конечно понимаю, что если тебе неприятно, то...

— Скажем так, благодарности, да еще ни за что, ни про что меня смущают, — чуть заметно улыбнулась драконица. — И вообще, я ведь просто так, не слов ради... А ты без конца говоришь и говоришь об этом.

— Ладно, — я расслабленно откинулась на спинку глубокого, удобного кресла. — Можно подумать, нам не о чем больше разговаривать.

Эсси согласно кивнула, раздраженно фыркнула и откинула волосы, норовящие залезть в глаза, снова попыталась заплести их в косу.

— Не получается, — кисло подтвердила она, когда золотое богатство вновь растеклось по плечам. — И что я не так делаю? То держится, а то вот так, сразу расплетается. И никакие ленты их толком не держат, соскальзывают. И укорачивать не хочется, они такие красивые.

— Давай я попробую.

Хозяйка довольно улыбнулась.

— Может научишь меня заодно. Пойдем, гребень возьмем.

— Подожди, я хотя бы со стола уберу.

— Вот смотри, — я, расчесав тяжелые золотые пряди, принялась заплетать их в косу, отчаянно жалея, что пришлось расстаться со своей. Чуть погодя взяла широкую ленту, которую Эсси, откопала в причудливой зеленой шкатулке с яркими прожилками, что сами собой складывались в сложный, ни на что непохожий рисунок. На крышке уютно свернулась кольцом изящная золотая ящерка, словно на солнце невидимом нежилась. Никогда раньше такого не видела. Алый шелк удивительно шел к волосам драконицы. — Ленту нужно вплетать заранее, примерно с середины косы, тогда она и соскальзывать не будет, да и волосы меньше расплетаются, главное потуже плети.

— Ясно, — обиженно протянула драконица, так же как и ее сын, чуток выпятив нижнюю губу, отчего тут же стала походить на девчонку. — А я ее просто завязывала. Буду знать. Оказывается, все просто, если знать в чем хитрость.

Все-таки какая она еще юная. Дракон, не дракон, а возраст все равно не скроешь. Почему-то рядом с Эсси я ощущала себя очень по-разному — то старшей сестрой, или даже матерью, призванной заботиться о неразумном дитятке, то, наоборот, совсем девчонкой, неразумным ребенком, той, о ком надо заботиться. Ребячливость драконицы, словно колдовские чары, действовала на меня, заставляя вспомнить о возрасте, о том, что я сама еще совсем недавно была девчонкой, и что молодость славится легкомыслием и не задумывается о будущем. А ведь, я-то была уверена, что давно выросла и стала взрослой — как-никак дочке уже пять, да и мне не пятнадцать. Внутреннее напряжение то уходило, то вновь возвращалось, сжимая сердце привычной тоской и раз за разом отпуская его. Это выматывало. С другой стороны, Эсси права — мне надо отдохнуть, а путь верхом на драконе будет в разы быстрее. Только это меня и утешало, заставляя тревогу сытой змеей сворачиваться в ожидании следующего броска.

— Конечно, — кивнула я, рассматривая редкозубый желтоватый гребень с камнями-вставками, образующими на длинной, широкой рукояти сложный разноцветный узор. — И откуда только такая красота берется?

— Не знаю я, — отозвалась Эсси, уставившись на кончик косы. Глаза ее при этом слегка косили. — Здесь все мамино. А где она брала — не спрашивала. Вещь как вещь — не хуже и не лучше прочих. Зря, наверное, как сейчас понимаю.

— Это потому что ты ко всему этому привыкла, — наставительно заметилая , принимаясь за свою голову. Если мои лохмы не расчесать перед сном, то утром их вообще не раздеру. — А для меня все в новинку.

— Может быть, — мечтательно согласилась она. — Слушай, я тут подумала: зачем тебе теперь с короткими-то ходить? Вижу ведь — не нравится.

Я раздраженно покосилась на куцые пряди, закрывающие половину лица, и вновь занялась затылком.

— Все равно ничего не поделаешь.

— С чего это ты взяла? — Эсси лукаво улыбнулась, сверкнула глазами и, легко поднявшись с лавки, в мгновение ока очутилась у меня за спиной. — Ты не забывай, я — дракон, — отчетливый смешок-выдох легонько коснулся волос. — А драконы умеют многое, — нараспев заключила она. — Потерпи, может быть неприятно, — и сильно сжала руками голову.

Приятное тепло полилось с ее ладоней, окутывая меня уютным, слабо светящимся коконом. Краем глаза я заметила, как пожелтели короткие русые пряди. Теплота становилась все горячее и горячее, заставляя волосы сиять золотом. Драконица провела ладонями вдоль щек, оттягивая пряди назад и открывая лицо. Обжигающий, яростный свет залил все вокруг. Я болезненно зажмурилась, не в силах больше выносить жар окутывавшей нас драконьей магии. Огненная вспышка ощущалась даже сквозь плотно сомкнутые веки.

Миг. И все кончилось.

— Тайра! — растягивая первый слог, протянула Эсси. — Все в порядке.

— Ты уверена? — боязливо переспросила, потирая ноющие глаза. — Больно, — пожаловалась я, с трудом разлепив веки — перед глазами плавали разноцветные круги, а все остальное почти не различалось.

— Погоди немного, — посоветовала хозяйка. — Сейчас пройдет.

— Хорошо, — послушно согласилась я. — И зачем все это?

— Я всего лишь, — с улыбкой пояснила Эсси, — немножко помогла твоим волосам. Они теперь быстрее отрастут.

— Спасибо, — я благодарно улыбнулась, пальцами потеребив почти расчесанные прядки. Неужели скоро я снова смогу их заплетать? Чудесно!

— Не за что! — отозвалась Эсси. — Ты спать-то будешь? — драконица широко зевнула, и, притушив свет факелов, принялась расправлять постель. — Давай устраивайся поудобнее. Места обоим хватит.