Ветер на ощупь

Пусть пророчит мне ветер северный беду,

Я пройду и через это, но себе не изменю,

Ветер, бей сильней, раздувай огонь в крови,

Дух мятежный, непокорный, дай мне знать, что впереди,

Чтобы жить вопреки.

"Кипелов"

Пролог

Ветер, пролетая, оставляет за собой разные страны.

Но и через много лет там дует ветер.

Н. А.

Город спал. Древний и одинокий. Покинутый теми, кто возводил высокие линии домов и мостил узкие улицы. Город спал, но сон его не был крепок. Погруженный в чуткое и вязкое небытие, окутанный саваном снов, город наблюдал. Наблюдал, как сезон сменяется сезоном, а эпоха сменяет эпоху. И пролетает время, обходя город стороной, так, словно его нет. Обходя и не тревожа покой, не будоража душу.

Да, за эпохами сна город стал забывать, что его создатели преподнесли ему невиданный дар — душу. Дар, ставший проклятьем. И город знал, почему оказался забытым и заброшенным. И знал, что хранит. Он видел, как умирали его создатели от своих же творений. Как разбредаются по миру немногие уцелевшие — бесприютные странники, потерявшие и дом, и знания. И оплакивал разлуку, погрузившись в сонное ожидание. Но город верил, что однажды его разбудит тот, кому суждено. Разбудит, когда придет время расплаты. Когда тем, кто предал клятвы и забыл древние заветы, велят отдать старые долги. И под сенью эпох город терпеливо ждал его. И смотрел свои сны.

И город видел, как вторая в жизни мира эпоха Великой — время его создания — сменяется следующими. И видел, как последовательно приходили в мир посланники Великой — Девять неизвестных, эпоху за эпохой принося в мир новую силу, новую магию, новые знания и — новые битвы. Битвы за землю, за города, за знания, за самих себя. Город наблюдал за людьми и переживал за потомков тех, кого он считал своими создателями. И мечтал о том, что однажды они вернутся и вдохнут в него жизнь.

Он чувствовал приближение темных дней и размышлял над тем, почему время ничему не учит людей, почему они не хотят использовать опыт истории во благо и живут только сегодня и сейчас. И с тоской наблюдал, как новые битвы за призрачное могущество степным пожаром проходились по миру, и победителей в той войне не было. А из горстки потомков своих создателей он с тревогой обнаружил лишь пятерых. И с беспокойством следил за их судьбой, хотя надежда на встречу таяла подобно снегу под палящим солнцем.

Но город не мог жить без веры. Он вновь и вновь ждал и надеялся. Что настанут спокойные времена, и потомков его создателей станет больше. Что придет тот, кому суждено. И проклятье будет снято. И он сможет позвать обратно тех, кого любил. А ждать город привык. Как и привык наблюдать за делами людей.

И город видел, как закончилась последняя Война сумерек. И этому времени обязаны своим появлением родовые ветви магов — Старшие, Средние и Младшие, под чью защиту древние реликты перешли. И следил, как в семи ветвях сумерек утвердилась власть родов. И как последовали примеру сумерек свет и тьма, создав, каждый в своей ветви силы, три великих рода-охранителя.

Одно лишь удивило город — строгий запрет на появление в роду вора. И напугало — тщательное соблюдение завета. Ведь то, что не удалось соблюсти, вычеркивалось из памяти рода, как и тот, кто попрал древние законы. Напугало, потому что среди поправших были потомки его создателей. И — тот, кому суждено. И, как и при первом своем рождении, тот, кому суждено, был вором. И — ветром. Ветром времени. Ветром памяти. Вольным и непокорным. Неизменным и вечным.

...Он пришел, когда город спал. И когда по мостовым прозвучали шаги, город встрепенулся. А тот, кому суждено, коснулся рукой холодной стены дома и тихо сказал:

— Доброго времени, спящий...

И город взволнованно встрепенулся, счастливо и взволнованно. А тот, кому суждено, улыбался, бродил по пустым улицам и смотрел. Город не умел говорить языком людей, но умел показывать, и показал все, что знал. И, изучив все видения города, дойдя до башни в центре многогранной площади, где сходились лучики узких улиц, пришедший негромко сказал:

— Я ненадолго. Исполнишь ли ты то, о чем тебя попрошу?

И город согласился.

— Сбереги тех, кого я люблю. Когда придет время — а оно наступает, — они придут сюда в поисках убежища. Сбереги их. И ты обретешь покой. Обещаешь?

И город обещал. А тот, кому суждено, снова улыбнулся, попрощался и ушел своей дорогой. И город опечалился, но печаль та была светлой. Он знал, что тот, кому суждено, больше никогда не вернется. И никогда больше не прогуляется по узким улочкам, мощенным крупными булыжниками с символами оберегов. Но вернутся другие.

Вздохнув, город вновь прогрузился в сладкую дремоту, приготовившись привычно наблюдать за миром людей. И привычно ждать.

Тех, кому суждено.

Часть 1. Зов ветра

Чем гнить на ветках - уж лучше сгореть на ветру.

Е. С.

— Тех, кому суждено... — я потеребила оборванный край летописи и отложила ее в сторону.

Бред какой-то. Живой город с душой, надо же. Потерянный, Вечность знает где. Заброшенный потомками своих создателей, видите ли. Ожидающий, опять же... Да, определенно бред. Тот, кто сочинял эту легенду, явно покурил что-то очень... забористое. Видимо, поэтому и не закончил историю — знатная трава вышла, а собственного скудного воображения не хватило. И о том, что случилось дальше (если, допустим, город существует взаправду), ведает лишь история, летописи свои тайны не всегда доверяющая. Хотя, нужны мне тайны эти, как змее крылья... Тошнит уже и от хранилищной пыли, и от свитков с их "бесценными" знаниями.

Обув тапки, я встала с ковра, подошла к окну и уныло уставилась на узоры закатных сумерек. Домой хочу... очень. Но вот как туда вернуться... Я в задумчивости посмотрела, как оранжевый парусник поплыл по золотистому небу вслед за пышным красным цветком. Кто бы только знал, как... Резкие порывы ветра подхватили парусник, унося вдаль, и его сменил корявый бордовый кустик. И так захотелось стать ветром и тоже улететь в закатную даль из этого заколдованного места...

Повздыхав у окна, я вышла из комнаты и поплелась по давно изученному пути. По коридору до лестницы, далее — на первый этаж, следом — до конца очередного коридора, спуститься ровно на тридцать щербатых ступенек к выходу в подвал и упереться в загадочную дверь. Небольшой предподвальный закуток освещала пара мельтешащих светляков, и я снова уставилась на дверь, украшенную символами незнакомой тайнописи. О значении малой части символов я читала, о значении двух-трех — догадывалась, но остальные были загадкой, как и вся надпись целиком. Как и дух, вырастающий из-под каменных плит пола всякий раз, стоило лишь взяться за дверную ручку.

— Ключевое слово? — равнодушно вопросил он.

— В десятый раз говорю — не знаю!.. — огрызнулась я.

— Тогда в десятый раз повторю: пока не узнаешь — дальше не пройдешь, — сообщил страж двери.

Я шмыгнула носом:

— У тебя совесть есть, а?

— Нет.

— А почему?

— А зачем? — вопросило полупрозрачное чудо невысокого роста, обряженное в широкие темные штаны и поношенную серую рубаху.

Темные глаза — пустые-пустые... Опять не пропустит.

— Далось тебе слово это ключевое... — буркнула я, с болезненным любопытством рассматривая дверь.

— А нельзя без него замок-то открыть, — пояснил страж. — Из слова ключ собрать надобно, вот по этим вот символам, а слова-то я и не знаю. Вот как скажешь — так и соберу ключ. И открою путь. И на покой уйду.

От объяснений легче не стало.

— Спасибо и на этом, — я вздохнула.

— Всего хорошего, — и дух исчез в полу.

Я уныло развернулась и поплелась обратно. По закону гадости, мои злоключения начались с хорошего. Три дня назад, проснувшись с рассветными сумерками, я обнаружила в своем бельевом шкафу загадочный свиток. Незнакомый, мятый, перевязанный обрывком черной нити, он терпеливо дожидался своего, вернее, моего свободного времени. И я, конечно же, едва переодевшись в цветастое домашнее платье и умывшись, с любопытством в этот свиток заглянула. И, прочитав за завтраком, послание, долго не могла поверить своему счастью.

А содержание свитка было следующим.

Завещание

Дорогая моя правнучка! В силу преклонных лет своих да болезней, извне внезапно свалившихся, с прискорбием сообщаю тебе, что вынужден покинуть сей чудесный мир, в Вечность уйдя. И засим, не имея должных наследников, завещаю тебе все, чем владел я, - замок, мешок с золотом, восьмерых духов да три старые тайны. С умом распорядись наследством, заклинаю, да пусть оно счастье тебе принесет такое, каковым меня обделило.

Прадед твой,

Эйрин леер Ат-Нор

Пояснение: в общем, Ясси, используй мое добро с толком и наслаждайся жизнью. Духов не обижай, они дикие и к общению не приученные. Об остальном потом поговорим.

Второе пояснение: видишь в левом нижнем углу символическую печать? Прочитай ее. Верхняя строка - круг справа налево, нижняя строка - круг слева направо.

Разумеется, я на уловку печати попалась. Прочитала с интересом, как и было велено, моргнула удивленно, обнаружив расходящиеся по полу красные круги, и очутилась там, где очутилась. В завещанном замке. И — в западне. Нет, конечно, сначала я не поняла, что это западня. Обрадовалась и побежала изучать свои владения.

И обнаружила, что имею в собственности три этажа замка, три полукруглые гостиные, опоясанные тремя коридорами, десять полукруглых спален, в которые эти коридоры и вели, плюс большую библиотеку, кухню, огромный захламленный чердак и запертый тайнописью подвал. Наружное изучение дополнило увиденное. Запущенный сад, пара беседок, скрипучие качели, высокое крыльцо, две башни, вход в которые я пока не нашла, и яркую золотисто-красную расцветку собственно замка.

Расцветка, конечно, порадовала. Но и она, и факт получения наследства, поблекли перед одним веским "а дальше что?". О "прадеде" я знать ничего не знаю. В семейном древе, которое я изучила вдоль и поперек, никакой Эйрин леер Ат-Нор не значился. И прабабушка, которая приходилась ему сестрой — и звали ее Эйриной, кстати, — никогда о нем не рассказывала. Кажется, само существование прадеда — и есть одна из завещанных мне тайн.

Вторая неприятность обнаружилась следом. Я присела на крыльцо, попыталась через родовой браслет связаться с прабабушкой, но ничего не вышло. Широкая полоска сизой кожи с витиеватым символом — печатью имени, которую я носила на правом предплечье, почему-то превратилась в обычный браслет. Раньше дунь на него — и в голове зазвучат голоса моего многочисленного семейства, а теперь — тишина. Раньше лишь подумай о родне — и радужным светом вспыхнет печать имени, открывая сознание и позволяя им убедиться, что все в порядке, но... не теперь.

Третья неприятность тоже не заставила себя долго ждать. Я оказалась в замке во всем домашнем — в платье и тапках. И как вернуться назад, не знала. И вслед за болезненным осознанием собственной глупости пришла неприятность четвертая. Когда я уходила, едва-едва забрезжили рассветные сумерки, а теперь вокруг замка сгустились сумерки закатные, и сгустились слишком рано, не торопясь никуда уходить.

И чуть позже я убедилась в том, что попала в пространственный "мешок", где из-за защитных заклятий прерывалась связь с миром. После Войны сумерек подобных мест в мире хватало с лихвой: маги создавали их специально, чтобы уберечь детей от сражений. И, находясь в "мешке", для мира человек исчезал, терялся. И именно там я и оказалась. И это... прискорбно. Ибо долгое сидение вне привычного пространства... чревато. Оказываясь без подпитки внешней силы, дней через десять организм начинает расходовать собственные резервы и в итоге поглощает сам себя.

Тоскливо размышляя над природой собственной глупости, я брела по коридору первого этажа. Рассеянно поглядывала то на портреты неизвестных личностей, то на стайки неугомонных светляков. Думать, как обычно, не получалось. Зато есть хотелось очень. И пить. За три дня невольного заточения я подъела все, что было приготовлено на завтрак плюс "чайное" печенье, поскольку столик из дома провалился в портал следом за мной. Своей очереди сиротливо ждала последняя булочка, и я старательно оттягивала время ее потребления. Здесь же даже воды нет, а в чайнике кипяток давно вышел...

Я остановилась у портрета какого-то рыжего парня с добродушной веснушчатой физиономией. И, показалось, он с таким пониманием взирал на меня из деревянной рамы... что мне снова стало себя жалко. А я никогда не позволяла жалости взять над собой верх.

Подойдя к портрету, я сердито посмотрела на парня и заявила:

— И нечего на меня так смотреть! Сама знаю, что растяпа, и никакие твои жалостливые взгляды этого не изменят!

— Уверена? — сиплый вопрос тихим эхом пронесся по пустому коридору.

И парень с портрета... ухмыльнулся. Я невольно попятилась. Парень ухмыльнулся еще шире, потянулся и... выскочил из рамы. А его изображение — осталось. Перепуганные светляки с тихим писком ринулись в разные стороны, и по каменным плитам пола прошуршали легкие шаги.

Я молча уставилась на рыжее чудо. На портрете он был изображен по грудь, а в коридоре встал в полный рост. Высокий, тощий, нескладный, на вид чуть старше меня и рыжий с ног до головы. Светлая кожа густо усыпана сияющими веснушками, а в рыжих глазах искрились клубки живого огня. Продолжая отступать, я прижалась к стене.

— Да не бойся ты, не обижу, — усмехнулся он, с удовольствием потягиваясь, — я же твое наследство.

— Ка-какое е-еще на-наследство? — неуверенно пролепетала я.

— У тебя прадед был? Был. Завещание он на тебя написал? Написал. Ты заклинание прочитала? Прочитала. Значит, в права наследия вступила, — терпеливо ответил мой собеседник и протянул ко мне руки: — И вот он я, владей!

— А-а-а, так ты один из духов, — сообразила я. — А почему раньше не показывался?

— В спячке находился за ненадобностью. А разбудить нас может только владелец замка, если обратится напрямую, — отозвался рыжий весело.

Я покосилась на остальные портреты:

— И там тоже — духи?

— Не все, — парень посмотрел на стену. — Показать нужных?

— Конечно! — я потерла ноющий от голода живот. — Но сначала того, кто накормить сможет.

— Так-так... — мой собеседник задумчиво прошелся вдоль стены. — За кормежкой обычно следил вот он, — и указал на тощего бледненького старичка, печально взирающего на мир огромными темными глазами.

Я поспешила его разбудить, жалобно шмыгнув носом и попросив поесть. Старичок вынырнул из портрета, оставив в рамке свое поблекшее изображение, кивнул и исчез.

— За покупками пошел, — ответил на мой растерянный взгляд дух.

— А что, вы можете замок покидать? — не поверила я.

Домовые духи — не роскошь, не имел их лишь ленивый да скиталец без собственного жилища. Другое дело, что они крепко привязаны к дому и не могут уходить дальше двадцати шагов от крыльца.

— Вполне, — весело улыбнулся он.

Я нахмурилась, скользнув по нему взглядом. Темные штаны и рубаха — ничего примечательного, на первый взгляд. А вот на второй... Все же моя прабабушка — артефактолог, и во всевозможных безделушках я разбиралась неплохо. А на тощей шее парня висел скромный маленький медальон-монетка.

— А-а-а, понятно... Материализация, — подойдя вплотную, я деловито пощупала плечо духа. — Внешне вы практически не отличаетесь от живых людей и способны пользоваться благами мира.

Так и есть, обычное человеческое плечо, а не бесплотное нечто. Парень ухмыльнулся, и моя рука по локоть провалилась в вязкий туман, прочно в чем-то густом завязнув.

— Эй! — я дернулась.

Безрезультатно. Рыжий захихикал. Я сверкнула глазами:

— Пусти! — и снова дернулась, для верности упершись в его колено ногой.

Он послушался. Я отшатнулась, взмахнув руками, и не удержалась, шлепнувшись на пятую точку. Дух снова захихикал.

— Не смешно! — я встала, с достоинством оправляя платье.

— Ладно тебе, — дух не переставал улыбаться, — посиди в портрете с мое — над чем угодно веселиться начнешь по пробуждении!

— Я — не развлечение! — обиделась.

— Да-а-а? А в зеркало на себя давно смотрела? — смеющийся рыжий взгляд сосредоточился на моей макушке.

— Много ты понимаешь! — и я с гордостью пригладила свои пышные кудри, по которым сверху вниз пробегали яркие радужные волны, — это же... настроение!

— Почему же, все понимаю, — кажется, он вообще никогда не перестает улыбаться. — И позже покажу кое-что. Но разбуди сначала остальных.

Проходя вдоль портретов, я окликала каждого духа, а рыжий попутно объяснял, кто чем в замке занимается. Уборка, садоводство, уборка, присмотр за хозяйством, уборка... Дородная женщина, две молодые девушки и худой бородатый мужик выпорхнули из старых рам и разбрелись по делам, а последним из портрета вылез парень, как две капли воды похожий на рыжего. Так же одетый и так же задорно улыбающийся.

— Так вас двое? — в мысли закралось нехорошее предчувствие.

— Братья мы, — пояснил первый дух.

— Близнецы, — указал на очевидное второй.

Я перевела взгляд с одного на другого и беспомощно улыбнулась:

— Наверно, однажды я научусь вас различать... А зачем вы мне, кстати?

— Охранять, — бодро сказал первый.

— И из передряг из разных вытаскивать, — добавил второй.

— И спасать.

— Мы пригодимся! И поможем всегда!

— Не уверена... — я вздохнула, расправляя складки подола, и вспомнила: — А где еще один? В завещании про восьмерых духов говорилось!

Близнецы переглянулись, перемигнулись, и первый рыжий сказал:

— Он... однажды появится. Когда время придет, — и снова зачем-то подмигнул брату.

Понятно. Иного ответа я не дождусь.

— Ладно, оставим. Что ты хотел мне показать?

Близнецы дружно устремились к лестнице, по пятам преследуемые стайкой светляков, а я пошла следом. Поднялась на третий этаж, зашла в гостевую и обнаружила обоих колдующими над картиной. На стенах гостевой комнаты висели две огромные картины с изображением темных старых дверей, скрытых буйным плющом. Из-под пыльных треугольных листьев наружу выглядывали лишь неровные доски да резные ручки. И когда рыжий дух взялся за одну из них, открывая дверь, до меня дошло:

— Входы в башни!

— Морок, — дух посторонился. — Прошу!

Подобрав длинный подол, я быстро поднялась по узкой скрипучей лестнице, оказавшись в огромной полукруглой комнате. Грубая каменная кладка стен, паутина с пылью и — большой портрет во всю стену. На последний я уставилась во все глаза.

— Прадед?..

— Он самый, — отозвались оба моих спутника и отчего-то скривились. Словно само воспоминание о нем было неприятно.

Неизвестный художник изобразил Эйрина леер Ат-Нора сидящим на ступенях собственного замка. Невысокий, щуплый, хрупкий, он был одет в ужасный, по мнению многих, костюм: ярко-зеленые штаны, желтую в красную крапинку рубаху и голубую тунику. Дополняли образ сиреневые сапоги, коричневая походная сумка через плечо, узкий длинный шарф в разноцветную полоску и такая же кепка, лихо сдвинутая набекрень. Из-под кепки выбивались разноцветные кудрявые пряди, вьющиеся по плечам. За столь пестрой одеждой не сразу замечалось бледное лицо с курносым носом и улыбкой, притаившейся в уголках губ. Зато обращали на себя внимание глаза — большие, теплого орехового цвета, излучающие ясный солнечный свет.

Я с таким вниманием рассматривала предка, что не сразу обратила внимание на шушуканье за спиной:

— Я первый сказал, что похожи!..

— Нет, я!..

— Я еще на лестнице сказал!

— А я — в коридоре!

— А я проснулся раньше и первым подумал!

Я обернулась, и близнецы дружно замолчали.

— Вы о чем? — спросила с любопытством.

— Да похожи вы с прадедом, как мы — вот с ним, — и рыжий ткнул пальцем в плечо своего брата.

— И рост, и волосы, и лицо, — поддакнул второй.

— И безумное настроение, — добавил первый.

— Никакое оно не безумное, — я снова посмотрела на портрет, — а нормальное — настроение ясного неба и цветущего луга.

— А у тебя какое? — уточнили братья в один голос.

— Радужное. Было...

...пока я сюда не попала.

— Радужное? — близнецы дружно захихикали.

— Да ну вас... — я наморщила нос, придирчиво изучила портрет и решила: — Нет, вы неправы. Ничего общего у нас с ним, — и указала на прадеда, — нет.

— Конечно-конечно, — один из парней ухмыльнулся, — мы с братом тоже всегда думали, что не похожи. А с очевидным смирились только почти две эпохи спустя.

Я глянула на него исподлобья. Почти две эпохи? Как интересно... Значит, духами они стали в разгар эпохи Войны сумерек. Любопытно, почему... Обычно духами становились те, кто терял желание жить, но кого не отпускал путь. И неважно, по какому пути шел несчастный — по ремесленному или же по магическому. Привязанный насильно к миру и потоку силы, человек постепенно развоплощался — отторгал материальную оболочку и приобретал взамен облик призрачный. Из мира живых духи перемещались за Изнанку, где и прозябали, пока в них не возникала нужда. А чтобы призвать духа и привязать его к дому, не нужно быть магом.

— Зачем же вы понадобились прадеду?.. — пробормотала я.

— Жизнь воров — непредсказуема и полна опасностей, — просто сказал первый рыжий дух.

Я недоуменно моргнула:

— А причем здесь воры?

— А кого навсегда вычеркивают из истории рода, не оставляя даже воспоминаний? — отозвался второй рыжий.

Я снова повернулась к портрету. Вор? И почему меня это не удивляет? В нормальных родах запрет на появление вора серьезнейший. Но мой род — не нормальный. Называется Старшим родом мглистых сумерек, но в остальном — до рождения моего старшего брата Райдена сумеречных магов в роду не было четыре поколения подряд, зато появлялись и светлые, и искатели, и артефактологи, и, оказывается, воры. Интересно, Эйрина из-за дара выставили вон, или он успел что-то натворить?..

— Пошли, — один из близнецов хлопнул меня по плечу, — оставшееся наследство передадим, а потом — думай, сколько душе угодно.

Я послушно перебралась за близнецами во вторую башню, оказавшуюся копией первой, с таким же портретом на всю стену. Разве что этот портрет оказался... необычным. Близнецы подошли к нему вплотную и, шушукаясь, начали моего прадеда... раздевать. Сняли с изображения сначала кепку с шарфом, потом — сумку, перчатки и что-то с шеи. И обернулись ко мне.

— Это, — и первый рыжий нахлобучил на мою голову кепку, — скрывает твои мысли. А это, — и накинул на мои же плечи длинный шарф, — скрывает твою ауру. А вот это, — и вручил перчатки без пальцев, — стирает следы пребывания. А все три вместе делают тебя... несуществующей. Ни искатель тебя не найдет, ни один маг близко не подберется. И даже родовой браслет не поможет твоей семье отыскать тебя.

— Хитрый... прадед, — пробормотала я.

— Так от семейства же всегда прятался, он же запрещенный путь избрал, — хмыкнул второй дух и торжественно вручил мне сумку, поясняя: — Это портал в хранилище. Прадед твой — богач, в деньгах нужды знать не будешь.

А у меня глаза загорелись не от слова "деньги", а от слова "хранилище".

— Это не то самое хранилище, которое дух сторожит? — и я сунула руку в карман сумки.

— Нет, не то, — разочаровали меня. — Для того самого хранилища особый ключ нужен, но о нем Эйрин сам расскажет.

Я зашарила рукой в пустоте, нащупывая то монеты, то какие-то бутыли, то свитки.

— Жаль, — досадливо вздохнула, пропуская мимо ушей "сам расскажет". По ним же видно — сдвинутые, вот и плетут невесть что.

— Это, — меня продолжали осыпать дарами, на сей раз вручив крошечный потертый мешочек, — поясной карман. Вмещает десять любых предметов, от пера до замка, если, конечно, придумаешь, как его с собой утащить. А это, — и мне вручили тонкую сшивку летописей, — заметки Эйрина. Он сюда свое сознание переместил, так что... знакомьтесь.

И я вспомнила о завещательном пояснении "потом поговорим" и недавнем "сам расскажет". Глянула в недоумении на сшивку и насмешливо хмыкнула. Блажь духов? Все может быть... Рыжие, кстати, судя по их заговорщическому виду, собрались куда-то деться. Но без разрешения уходить им не позволяла не то совесть, не то принесенная дому и прадеду (и, соответственно, мне) клятва послушания. И я решила обоих отпустить.

— Вас как зовут, кстати? — спросила напоследок.

— Эмсли, — подмигнул задорно первый.

— Энсли, — небрежно улыбнулся второй.

— Ай, какая разница, можно и не спрашивать...

Близнецы дружно захихикали.

— А если вы понадобитесь, как позвать? — решила уточнить, пока помнила.

— Если в замке находишься — то по именам позови, если вне его — прочитай заклинание на печати завещания, и мы найдем тебя, где угодно, — объяснил первый.

— Ну, нам можно?.. — добавил просительно второй.

Я кивнула. Духи исчезли в вихре рыжих искр, а я медленно побрела в свою комнату, прижимая к груди прадедовы пожитки.

Как все это неожиданно... И, пожалуй, не вовремя.

* * *

В задумчивости доедая грибную похлебку, я сидела на ковре и рассматривала прадедово наследство. И зачем они мне? Я же от семейства прятаться не собираюсь... во всяком случае, пока. Пока не обнаружилось мое исчезновение. Когда я попалась в ловушку портала, никого из родных дома не было. Семейство разбежалось по своим делам, и, надеюсь, надолго. И помоги мне Великая, если кто-нибудь вернется домой раньше... Накажут сурово. Родной остров мне покидать было запрещено. И, чтобы не думать о плохом, я сосредоточилась на сшивке. Потертая серая кожа обложки, потрепанные края желтоватой бумаги и язычки многочисленных закладок. И — загадочное "потом поговорим". О чем?

Я отставила плошку и взяла в руки сшивку. Ничего особенного — множество пустых листов и выглядывающее из-под корешка обложки старое перо.

— И как с тобой говорить? — вопросила у сшивки.

Перо после моих слов выпорхнуло из-под корешка и быстро настрочило на чистом листе единственное слово — "Молча". И я не только увидела его, но и услышала — эхом в голове. Неким непостижимым образом я поняла, что именно перо напишет, прежде чем на листе появилось само слово. Бред?.. Я уставилась на косую вязь букв. Он не может иметь такой же почерк, как и у меня! Нельзя быть насколько похожими!

— Это неправильно!.. — возмутилась неуверенно.

"Действительно. Лично у меня от мыслесвязи всегда болела голова, да и не маги мы с тобой, дабы практиковать молчаливое общение, верно?" — неторопливо вывело перо, а я опять заметила, что "слышу" написанное.

— Ну... да, — согласилась нервно.

"Давай знакомиться, Ясси?" — и показалось, что неожиданный собеседник... улыбнулся?

— Давай, — кивнула иронично.

Бредовая ситуация... Сижу на полу. Беседую со сшивкой, вокруг которой порхает перо, без чернил выводя на пустом листе слова, исчезающие сразу после прочтения. Слышу в голове странное эхо — отголосок написанных слов. Чувствую эмоции невидимого собеседника. Наверно, от вынужденного одиночества да в пространственном "мешке" у меня немного поплыло сознание... Или не "немного".

"По крови я твой прадед. Эйрина, прабабка твоя, — моя сестра-близнец. И я..."

— ...вор, — добавила я.

"А ты — до сих пор неинициированный Перекресток, сидящий в пыльных хранилищах знаний? Почему?"

Я смутилась. Потому что. Угораздило родиться на распутье всех возможных путей. И теоретически стать я могла кем угодно — и сумеречным магом, и тем же вором: предрасположенность есть, потоки силы находить могу, как и пользоваться любым. Но вот развития нет, ибо нет инициации, закрепляющей на одном пути. Почему? Потому что. Сама не знаю.

Я неопределенно пожала плечами.

"Напомни-ка, сколько тебе исполнилось недавно?"

— Двадцать один, — я смутилась еще больше.

"А о том, что Перекрестка нужно инициировать сразу после рождения, знаешь? А тебя все еще не выпускают из дому — ни в храм Перекрестка, ни вообще? Почему?"

Я покраснела. Да, я часто об этом думала... да ответов нужных не находила. И не слышала их, когда задавала вопросы своему семейству.

"И тебе не приходило в голову удрать из дома и самостоятельно пройти инициацию?"

— Приходило, — призналась я, — но если меня не инициировали раньше — значит, так надо. И...

"...боишься пойти против семьи?" — вывело перо, как почудилось, с насмешливым подтекстом.

— Ты их не знаешь! — попыталась оправдаться. — Их же много! А я... одна!

"Уже нет. Не хочешь рискнуть?"

Я замерла. Рискнуть и попытаться, наконец, стать хоть кем-то?.. Несмотря ни на что? Пойти против всех?

— Э-э-э... — да, мне страшно! — Для инициации нужна помощь любого члена семьи!.. — и страх — нездоровый, словно предчувствие, что не кончится прадедова задумка ничем хорошим...

"Необязательно. Есть древние храмы Перекрестка с духами-хранителями, которые могут все сделать за родню".

— Ты знаешь, о чем говоришь, да? — я склонила голову набок.

"Знаю. Затем и завел разговор. Не надоело гнить в хранилищах и покрываться пылью, изучая семейные архивы?"

Надоело? Да еще как надоело! Но...

— Боюсь...

"Очень глупо".

Звучало как приговор. Я насупилась:

— Ну и что?

"Ну и все".

— То есть?

"Пока не встанешь на путь, нам не о чем с тобой говорить".

— А как же?.. А выбраться отсюда?.. — возмутилась я.

"Расскажу. Но по дороге к храму Перекрестка".

— Так нечестно! — запротестовала.

"Я все сказал".

И сшивка с шелестом захлопнулась, а перо — спряталось в корешке. Я посмотрела на безмолвную сшивку и фыркнула:

— Подумаешь!..

— А ты бы действительно подумала, — рыжий дух материализовался рядом и сел на пол слева от меня.

— Не люблю, — вздохнула я.

— Почему? — справа образовался второй.

— Мыслей много ненужных появляется, — я уныло посмотрела на стену перед собой, — настроение сразу портится...

Братья захихикали. Ну и парочка... Семейство — ненормальное, наследство — дурное, и как я могу быть в таком окружении другой? Со мной всегда все было... не так, и причины оному очевидны.

— Вы бы шли... по своим делам, — буркнула духам.

— А мы тут по делу...

— ...которое нам твой прадед поручил, потому как...

— ...тебя к храму проводить надобно...

— ...а то сама дорогу не найдешь...

— ...да и случиться по пути может всякое и...

— ...мы все знаем про инициации, а...

— Ой, помолчите! — я наморщила нос. — Ничего не хочу и никуда с вами не пойду!

— Ладно, — рыжий дух слева покладисто улыбнулся, — поговорим дня через три-четыре. Глядишь, опомнишься.

И до меня дошло. Прадед же меня тут запер! Если не соглашусь на инициацию — сгнию в замке в одиночестве!

— Ах, змей разноцветный!.. — вырвалось невольное.

— Ну, мы пошли? — бодро переспросил дух справа. — Ты нас зови, как созреешь.

Я на мгновение закрыла глаза, отгоняя прочь ненужные мысли, и быстро ухватила обоих за рукава рубах.

— Стоять! Я... согласна. Ведите меня к своему храму! Только быстро! Пока не передумала!

Пока не испугалась...

— Доставай завещание и читай круги заклятья...

— ...верхний — слева направо, нижний — справа налево...

— ...и представляй храм Перекрестка.

— Какой? — уточнила нервно, шелестя свитком завещания.

— Да любой! Ты же про них наверняка читала и знаешь, как выглядят древние храмы. И тряпки!.. Тряпки унаследованные прихватить не забудь!

Я перевела взор с одного ухмыляющегося лица на другое и убрала в поясной карман артефакты и сумку. Пришпилила его к поясу платья, вздохнула и сосредоточилась на развалинах какого-то Вечностью забытого города, о котором мне недавно рассказывал старший брат. Храм Перекрестка он лично видел неподалеку от развалин, а значит, и я его найду. И сбивчиво прочитала заклятье.

Под ногами запульсировали разноцветные круги, вновь вспыхнуло в душе обостренное чувство страха, предрекающее гадость, и мы с близнецами провалились в пустоту портала.

* * *

Расправляя рваные рукава платья, я сидела на верхушке колонны и мрачно смотрела вниз, а под моими ногами дралось за остатки зеленой тапочки шесть отвратительного вида созданий. Низенькие, коренастые и скрюченные, существа вместо рук имели два длинных щупальца. Мертвенно-бледную кожу покрывали проплешины короткой коричневатой шерсти, сквозь которую на спинах проступали узлы позвонков и жгуты мышц. Из-под длинной грязно-серой шевелюры, закрывающей лица, горели угли больших желтоватых глаз и сверкали иглы клыков.

С тапочкой существа покончили довольно быстро, разорвав зеленую ткань в клочья. И едва одной игрушке пришел конец, как они вспомнили о второй, то есть — обо мне. И я едва не упала со своего насеста, подтянув колени к груди. Длинное щупальце со свистом рассекло воздух там, где прежде находились мои пятки. Я поспешно подтянула к себе и остатки подола.

Твари разразились булькающими хрипами. Я брезгливо поморщилась, устраиваясь удобнее. Выбранную мной колонну венчали остатки каменной крыши, нагретой солнышком, и сидеть было вполне удобно. Скучно только. И страшно, но это чувство я усердно гнала прочь. Если запаникую...

— Есть мысли, как отсюда выбраться? — вопросила в никуда, изучая свои поломанные радужного цвета ноготки.

— Не-а, нету, — дружно отозвались близнецы, угнездившиеся на остатках колонн неподалеку, а существа внизу снова хрипло забулькали.

— Жаль, — я вздохнула.

И снова осмотрела свои ладони. И всего-то двумя сломанными ногтями отделалась, взбираясь по колонне... Но когда эти твари на меня набросились... Со страху я бы не то, что на гладкую колонну — я бы на верхушку родной замковой башни в праздничном платье и каблуках взобралась, благо, опыт есть... И рыжие братцы последовали моему примеру. А вот твари остались внизу. Вероятно, боялись прогневить неведомого бога, чей храм, вернее, его остатки, послужил нам пристанищем. Или по иным своим убеждениям. И, хрипя, они толпились внизу, дорывали вторую тапочку и очень меня нервировали.

Я угрюмо изучила окрестности. Раньше, когда мама спрашивала, почему я постоянно влипаю в сомнительные передряги, я лишь пожимала плечами и смущенно улыбалась. А теперь мне тоже захотелось узнать ответ на мудрый мамин вопрос. Да задать его некому. Близнецов разве что спросить... Но они заняты. И не тем, чем надо. Мои охранители тихо меж собой ругались. Собственно, отношения выяснять они начали по прибытии, продолжили — пока монстры гоняли нас по руинам заброшенного города, и до сих пор не успокоились. С их насестов то и дело доносилось злобное:

— Ты, чурбан безголовый, я же тебе сказал, что все заклинания — у меня!..

— На себя посмотри, слизняк самовлюбленный! У меня все знания по магии должны быть!

— Болван рыжий, ты же в ней не смыслишь ничего!..

— Что-о-о? Да ты сам только посохом и способен кидаться! Глядишь, повезет — и зашибешь кого невзначай! Рыбозмей ощипанный!

— Бестолочь!

— Тупица!..

— Как же вы правы насчет друг друга, — фыркнула я.

Повисло скользкое молчание, лишь жгутолапые твари внизу напряженно сопели в ожидании чуда. Я воспользовалась моментом и полюбопытствовала:

— И из-за чего ругаемся?

Различать я их пока не научилась, да оно и без надобности. Отвечали братья либо в один голос, либо по очереди, дополняя друг друга.

— Понимаешь, мы с рождения перепутанные...

— ....один должен быть магом-теоретиком, хранителем знаний и придумывателем заклятий...

— ...а второй — практиком, эти знания использующим.

— А нас перепутали! И сила в нас местами меняется, сегодня я практик — завтра — он...

— ...но мы так долго спали...

— ...что не помним, кто из нас кто.

— Да.

Я недоверчиво глянула на них через плечо. Рыжие виновато улыбнулись и развели руками, добавив дружно:

— Бывает...

— Ужас, — пробормотала я и вновь сосредоточилась на жгутолапых.

Они сообразили, что необязательно сидеть в осаде до скончания времен. Как необязательно и высоко подпрыгивать в попытках меня зацепить. Достаточно взобраться на плечи сородича, и щупальца засвистят вблизи моих голых коленей, цепляясь за рваные края платья.

Я осторожно встала, подбирая все, что осталось от некогда длинного подола. Подпрыгнула резво, уворачиваясь от жгута. Забалансировала на краешке, едва удерживая равновесие. И крикнула:

— Давайте-ка шустрее разбирайтесь, кто из вас кто! Иначе зачем вы мне нужны, охранители недоделанные?!

Собственно, я и сама могла немного поколдовать. Конечно, не так, как полноценный маг, который рождается погруженным в поток силы. Но я — Перекресток и окружающие потоки нащупать способна. Плюс выросла в сумеречном роду и все заклятья знала назубок. Да только... у меня все получалось не так. Задумаю одно, получится — второе, а последствия от задумки будут третьими. Лучше не рисковать без нужды, то есть без инициации.

Я снова подпрыгнула, уворачиваясь от жгута, и испуганно осмотрелась. Руины древнего города, о которых рассказывал брат, лежали у моих ног, поросшие мхом и низкорослыми кустарниками. От некогда величественных строений остались лишь груды камней и потрескавшихся колонн да пара чудом уцелевших арок, что отбрасывали тени на широкую дорогу. Последняя, кособоко изгибаясь и серея разбитыми плитами, убегала к болоту и исчезала в зловонных топях. И где-то здесь, неподалеку, прятался меж выжженных солнцем холмов столь нужный храм. И иногда, при очень высоком прыжке, мне чудились сверкающие на солнце шпили. Инициироваться бы — и домой, пока не поздно...

— А-а-а!..

Засмотревшись, я прозевала резкий выпад жгутолапого, и с визгом взлетела в воздух. Где и застряла. Обхвативший щиколотку волосатый жгут тянул вниз, а вцепившиеся в запястья рыжие хлысты — к одному из близнецов.

— Давай к нам, Ясси! — поддержал морально второй братец.

— Ага, уже!.. — пропыхтела я.

Еще бы знать, как к ним "давать", болтаясь в подвешенном состоянии... В отчаянии посмотрела на близнецов, бросила испуганный взгляд вниз и... И ничего не придумала, кроме как:

— Отпустите!

Чувствовать себя перетягиваемой веревкой — приятного мало, и лучше уж с монстрами свидеться, чем быть разорванной пополам.

— Да отпустите же!..

Вечно меня все делят, норовя перетащить на свою сторону... И родители, и братья, и все... сопутствующее. А мне что, разорваться? Нет уж... И, изворачиваясь в путах, я решила рискнуть. И будь что будет. И, настроившись, уплыла в ту реальность, где темнело перед глазами, исчезали в пустоте звуки и запахи, а руки по локоть погружались в вязкие потоки силы. И я уцепилась за первый же попавшийся, пропуская его между пальцами, свила из прохладных нитей мглистую тень, которая по задумке должна заменить мне колонну, но...

— Ы-ы-ый-ё-о-о!..

И молчаливую округу огласил дружный вопль боли. Жгутолапые отцепились от меня и кинулись врассыпную, а братцы-охранители одновременно сиганули вниз, прячась за колонны от слепящего света. Раскаленный добела круг заклятья, мигнув, улетел в сторону далеких холмов, где и взорвался, а я... А я, подло подброшенная рыжим охранителем к небу, на отдаче от заклинания с визгом просвистела над арками, над мраморной тропкой, над остатками колонн и обосновалась в новом неожиданном убежище.

Болото приняло меня в свои чавкающие объятья скользким "хлюп!". Вынырнув, я фыркнула, инстинктивно огляделась и обнялась с очередной утопшей почти до середины колонной. Не то маленький храм, не то беседка... Из четырех изящных колонн целиком сохранилась лишь одна, а остатки трех робко выглядывали из болотной тины, окруженные полуразрушенной кладкой стен. Щербатый клок карниза угрожающе нависал над моей головой... но раз он при разрушении города не рухнул, то и на меня не упадет.

Я смачно сплюнула болотной жижей и перевела дух. Фу-у-у... Легко отделалась... И в трясину не угодила. Руки скользили по гладкому мокрому камню, и я, найдя опору под мутной водой, обхватила ее ногами. Пальцами рук и ног нащупала мелкие трещинки и щербинки, в которые и вцепилась мертвой хваткой. Тряхнула головой, откидывая на спину волосы. Шмыгнула носом. И тихо вздохнула. Главное — жива...

— Парни-и-и!.. — колонна, конечно, находилась у кромки болота, но мне самостоятельно до берега, увы, не добраться.

Близнецы нерешительно высунули веснушчатые носы из-за пригорка и осторожно спустились с холма к кромке топи. Выглядели оба помятыми и растерянными. Эм-м-м, я же их не задела?.. Да и не задела бы — они же духи. Любые заклинания проходят сквозь них подобно камню, брошенному в туман.

— И что это было? — полюбопытствовали дружно.

— Ну... — смутилась я.

Понятия не имею.

— О-о-о! — изрекли они многозначительно.

Смотрели при этом не на меня, а за меня. Я осторожно обернулась. Топь расстилалась, насколько хватало глаз, и в нескольких шагах от колонны из мутной воды робко выглядывали остатки полуразрушенной крыши.

— Храм эпохи Великой! — просиял один братец.

— Уточним? — предложил второй.

И оба, не сговариваясь, с разбегу нырнули в болото. Лишь мутная вода еле слышно хлюпнула.

— Эй, а я? — заволновалась запоздало. — А как же я?..

Но что я такое по сравнению с тайнами древних храмов?.. Я ругнула братцев и крепче вцепилась в единственную опору. От отвратительной болотной вони щипало глаза и свербело в носу. Мокрая одежда тянула ко дну, а влажные волосы неприятно холодили шею и щеки. Руки и ноги немели от неподвижного напряжения. Разболелась ушибленная при взлете на колонну коленка, и засаднили в едкой воде царапины от "перетягивания". А вокруг, как назло, — ни души. Хотя и от душ толку-то...

— Помогите-е-е!.. — а вдруг кто-нибудь есть, хоть жгутолапый... Отобьюсь, лишь бы из топи выбраться... — Есть здесь кто-нибу-у-удь? Помогите-е-е!

А в ответ — лишь эхо, гуляющее по холмистой долинке, да тихое бульканье лопающихся болотных пузырей. И я. Обнимаюсь с грязной колонной уши в воде. Жду чуда. Скучно... и страшно до дрожи. А ведь еще недавно, сидя дома и слушая рассказы братьев, я жила мечтами о дальних городах и необычных приключениях, интересных странствиях и неожиданных открытиях. И теперь была крайне разочарована собственными "приключениями". Это же... тоска зеленая. Кроме... разве что, одной странности.

Я чихнула и внимательно осмотрелась. В болоте нет насекомых — вообще никаких, ни мошек, ни комаров. Как нет и прочей живности. Почему? Одна догадка у меня имелась, но от нее становилось не просто страшно, а жутко. Жутко страшно. И это Райден, побывавший здесь, невозмутимо называл "по делам"?.. Интересно, а мама знает, по каким "делам" и где именно он пропадает?..

— Здесь есть кто живо-о-ой? Ау-у-у! Я ту-у-ут!

Кто-нибудь, заберите меня отсюда! Домой хочу! Нет, сначала инициироваться, а потом — домой. Да. Инициация нужна, кровь из носу. И пусть меня ругают за то, что я сделала, чем за то, чего не делала.

— Ау-у-у! — поерзав, я ухитрилась подтянуться и высунулась из болота по грудь.

Эхо, погуляв по округе, растворилось вдали. И снова — вязкая, пугающая тишина. Только холод тухлой воды и закатное небо над головой. И ни от братцев вестей, ни... Ага.

Я навострила уши. Почудился шорох шагов. Мне же не показалось, нет?.. Нет. Шаги слышались с пригорка — уверенные, тяжелые, в мою сторону направляющиеся. Я вытянула шею, высовываясь из-за узкого прикрытия колонны. Шаги принадлежали ногам, обутым в сапоги. Далее следовали черные штаны, поясной карман и руки, в карманы штанов засунутые.

Я невольно сглотнула. Мне уже не нравится то, что на мои истошные вопли явилось... Уж лучше бы... жгутолапый... И нерешительно остановила взор на середине груди подошедшего, зацепившись взглядом за шнуровку рубахи. Ну, одно из двух: либо топлюсь сама, либо меня придушат... Но самой — страшно...

И, смирившись с неизбежным, я мельком глянула в лицо подошедшего. Востроносая небритая физиономия, темноволосая шевелюра, прищуренные ярко-сизые, искрящиеся силой глаза из-под черных вразлет бровей и сухо поджатые губы — как все знакомо... Вплоть до нездорово бледной кожи, которую никогда не брал загар. Вплоть до привычного неодобрительного неудовольствия при виде моей особы. Вплоть до...

Вот если не везет — то не везет... Я попыталась подтянуться повыше, но лишь соскользнула в топь до подбородка.

— Яссмилина... — медленно, с расстановкой протянул подошедший.

— Шхалар? — я попыталась изобразить улыбку. Разумеется, ничего не вышло.

— И что ты здесь делаешь? — спросил он вкрадчиво.

— Тебя жду, — ответила предельно честно.

— Неужели? А зачем?

— А вы которую луну с Райденом носа домой не кажите? Вот, соскучилась и решила повидаться, — я пожала плечами и едва не упустила скользкую опору.

— Я польщен, — Шхалар склонил голову набок, — но как ты догадалась, где именно меня искать?

— О, все просто, — я лицемерно улыбнулась, — это место удивительно тебе подходит!

— Правда? — хмыкнул он. — Знаешь, я хотел сказать о тебе то же самое, — и выразительно глянул на булькающую муть болота.

Разница в местоположении — налицо... и на лице. Все, сдаюсь. Он мне не по зубам. Как всегда. С давних пор первого знакомства, когда он подружился с моим старшим братом и начал приезжать к нам в гости на каникулы. Все, кыш, гордость. Обмениваться с ним "любезностями", сидя по уши в болоте, желания никакого нет.

— Шхал!.. — заныла я, отбросив притворство. — Ты, змей бессердечный!.. Неужели тебе трудно сначала помочь, а уже потом — измываться? Кстати, а Райден где?

Эти двое неразлучны со времен обучения в ступени гильдии, и где первый — там и второй. Неизвестно, что брат в нем нашел, но — и на учебе вместе, и на каникулах — вместе, и на практику — вместе, и на работу в гильдию магов — тоже вместе. Вероятно, дело в том, что Шхалар — живой источник силы мглистых сумерек, а Райден — человек весьма предусмотрительный.

— Занят, — кратко ответил мой собеседник, сплетая заклятье.

Из сгустившегося над моей головой воздуха вынырнула мглистая плеть с четырьмя щупальцами. Милая добрая знакомая сумеречная "лапка"... Подхватив под мышки, она выудила меня из болота, подтащила к берегу и оставила в подвешенном состоянии, что я покорно стерпела. Я ему все припомню... потом.

А пока — выжидать. Любое случайное движение чревато неприятностями. Шхалар же не просто сумеречный маг, он — живой источник. А я — Перекресток с потенциальным потоком вора под мышкой. По легенде Девять неизвестных сумели защитить людей-источников от кражи силы каким-то хитрым заклятьем, и сами источники добровольно ею делиться могут, а вот обворовать их нельзя. Как и подойти к ним вплотную: сила чуяла вора и вставала стеной. И приближение к источнику грозило неинициированной мне немалыми проблемами. Знаем, плавали.

И посему, помня о набитых шишках, я безропотно молчала и не шевелилась, сложив на груди руки. Сумеречный же вдумчиво изучал то, что открывалось его взору. Босые ступни, лохмотья юбки, подранные рукава, стекающую по исцарапанным рукам и ногам болотную муть, чумазое лицо и облепившее мои плечи бывшее радужное настроение. Судя по усмешке, зрелище ему нравилось. И мне пришлось напомнить себе, что я — очень-очень-очень терпеливый человек.

— А носить платья ты так и не научилась, — отметил он мимоходом.

— Надень сам и покажи пример, — огрызнулась в ответ. Настроение, и без того аховое, испортилось еще больше.

— Ясси?! — громыхнуло над болотом. — Недоразумение ты эдакое!.. Как тебя сюда занесло?! И кто тебе разрешил уходить из дома?!

Я зажмурилась, собираясь с духом. Вот и брат... Заставила себя улыбнуться. И не виделись долго, и я соскучилась... но меньше всего хотела встретить его здесь. Потому как инициация теперь вряд ли состоится. Убьет же сгоряча и правильно сделает... А не убьет сразу — мне же хуже. Дома добавят, как только узнают...

— Ясь, какой мглы?.. — брат поспешно спускался с пригорка, и его хмурый взгляд не предвещал ничего хорошего.

Шхалар поставил меня на ноги и отошел в сторону, предвкушая расправу.

Я сжалась в комок и судорожно сглотнула:

— Райден, до-добрых су-сумерек... — промямлила нерешительно и робко глянула на его лицо. И испуганно опустила взгляд. Попятилась, по щиколотку провалившись в болото. Все, дальше отступать некуда, позади...

Вообще-то у нас отличные отношения, но в нечастые моменты злости брат удивительно напоминал отца, у которого гнев давно стал состоянием души. Те же взъерошенные светлые волосы, сощуренные черные глаза и привычка в разговоре наклоняться к лицу собеседника, подавляя и ростом, и яростью. И я тогда старалась держаться от него подальше. Мало ли... Жаль, нельзя провалиться сквозь землю...

— А вот и мы! — радостно возвестили из болота, и неподалеку вынырнул один мой охранитель.

— Ничего не пропустили? — следом появился и второй.

Кажется, они, наконец, действительно могут меня спасти... Я перевела дух, собираясь с мыслями, и покосилась на онемевшего от неожиданности брата. Похоже, мое убийство откладывается.

— Кто такие? — сухо спросил Райден.

— Мое наследство, — ответила наивно. — Вот они, сговорившись, меня сюда и затащили!

Почему-то эти простые слова вернули его мысли в прежнее русло. Он снова уставился на меня, как туманный слизень на свежую дичь. И, судя по сощурившимся глазам и цветущему на скулах румянцу, Райден был в ярости. А в таком состоянии он притащит меня домой и на плече, пропустив мимо ушей все протесты.

— Ясь, ты хоть понимаешь, что натворила? Мы тебя потеряли! Отец всю округу на уши поставил! Язгар с Айло перерыли весь остров! Сарта выдернули из ступени гильдии для поисков! Мама постоянно плачет! Бабушки — в истерике, а деды — в шоке! Прабабушка мне плешь проела, требуя тебя найти! И если бы я мог выбраться отсюда быстро... Как ты могла бесследно исчезнуть, ничего никому не сообщив? Три дня, Ясси!.. Три дня пустоты и тишины!.. А потом я слышу такие знакомые взрывы в холмах и вопли...

С каждым последующим словом голос Райдена становился все сдержаннее, а мой бегающий взгляд — испуганнее.

— Ты немедленно вернешься домой! — словно читая мои мысли, подытожил брат резко и ухватил меня за предплечье. — Немедленно!

— Нет! — я дернулась, вырываясь.

Да, не так давно, сидя в болоте, я очень хотела домой, но теперь... Что-то внутри меня встрепыхнулось, протестуя. Подраться со жгутолапыми и просидеть в болоте, чтобы бесславно вернуться домой и получить нагоняй?.. Не хочу!.. Опять сидеть дома и лунами ждать приезда родных, и слушать рассказы, и с жадностью ловить каждое слово, представляя себя на их месте, в путешествиях и открытиях? Не хочу!.. А хочу... в храм Перекрестка! И хочу стать хоть кем-нибудь, кроме того, что я есть...

Я осторожно попятилась, провалившись в холодную топь по колено. Значит, так, да? Угрожаем и давим на совесть? Ну ладно! И я использовала единственно верное средство, способное наверняка повлиять на мнение Райдена:

— Ы-ы-ы!.. — и пустила очень натуральную слезу.

— Яссмилина! — он не поддался на обман. — Не ной!

— Ы-ы-ы!

И украдкой ущипнула себя за мягкое место. От боли слезы из глаз полились уже по-настоящему. Зрители же сего маневра повели себя соответственно. Шхалар выразительно поднял брови, а близнецы откровенно заржали. Один лишь Райден, к которому я стояла лицом, ничего не заметил. И его гнев исчез, сменившись растерянностью.

— Ясь! — брат никогда не любил моих слез. — Ясь, ну, не надо, ну, перестань, Ясси!..

Одного добилась — нравоучения кончились.

— Ы-ы-ы!..

— Сумрак, да не реви ты!..

— Ы-ы-ы!.. Я не понимаю-у-у!.. — я упрямо шмыгала носом. — Не понимаю, почему должна сидеть дома!.. Не хочу-у-у!.. Не поеду-у-у! Ы-ы-ы!..

Брат вздохнул, покосился на зрителей, подошел и осторожно взял меня под локоток.

— Пойдем-ка... поговорим. Да перестань ты уже реветь, Яськ!.. Ну, что ты... Пойдем-пойдем...

Я покорно позволила ему выудить себя из болота и увести в сторону. Мы уходили к руинам древнего города, а нам вслед неслось:

— О, Энс, смотри-ка, живой источник!

— Точно, живой!

— Как папка!

— Эмс, ты болван! Папка темным источником был!

— Да какая разница! Все равно ему развоплощаться однажды придется, сам-то не помрет! И детей у него нормальных не будет! Вон, у папки, в его источниковом роду, все потомки то перепутанные, то на голову сдвинутые!

— Это ты себя в пример приводишь?

— Напротив, Энс, тебя!

Я обернулась. Выражение лица Шхалара стало крайне красноречивым. Я ухмыльнулась. Пожалуй, близнятки, мы с вами найдем общий язык... Впрочем, веселье мое быстро сошло на нет. Поднявшись по разбитой дороге на холм, мы в молчании подошли к остаткам колонн. Интересно, а что я такое сотворила, раз они рассыпались в пыль, и лишь постамент уцелел? И срез на нем такой ровный, словно колонну косой скосили... огненной.

— Твоя работа? — прервал молчание Райден.

Голос — спокойный. Значит, можно поступательно добиться своего...

— Моя, — не стала отрицать.

— Солнечная вспышка, заклятье Младшего поколения света, — пробормотал он. — Откуда ты его знаешь?

— Я вообще много чего знаю, — и уныло вздохнула, — кроме настоящей жизни...

Мгновение глаза в глаза, и брат задумчиво посмотрел в закатную даль.

— Вернемся к тому, с чего начали. Где ты пропадала? И что здесь делаешь?

Усевшись на постамент, я выжала мокрые волосы и вкратце пересказала ему историю с завещанием. И напоследок добавила:

— И я вспомнила про храм, о котором ты рассказывал. О том, что он находится неподалеку от руин города, на острове Рассвета. Я представила храм по твоим словам и переместилась через портал. Да, промахнулась, но ведь он где-то неподалеку, правда? — и доверчиво посмотрела на Райдена. — Ведь он здесь?

— А ты не хочешь уточнить, что такое это "здесь", а? — хмыкнул он, сунув руки в карманы штанов и выразительно поворошив носком сапога сухую серую пыль.

— А что? — спросила наивно, поджав босые ноги и обняв колени. Зябко...

— Пустошь.

У меня внутри все похолодело, и от страха взмокли ладони. Да, я догадывалась, но... Пустошь — страшное место. Там, где Вечность прорывала Изнанку мира, уничтожая все живое — вплоть до вездесущей мошкары, и, уходя, оставляла руины городов, стертые в пыль горы, иссушенные реки. И странных, неизвестных магической науке тварей. Я шмыгнула носом. Я уже говорила, что если не везет, то не везет?

— То-то и оно, — негромко заметил брат.

— Но ведь через портал сюда попасть нельзя! — вспомнила я. — Все любители острых ощущений до пустоши добирались самостоятельно, ее границы поглощают магию перемещения! Как же так?..

— У прабабушки спросишь. Я в семейной артефактологии не силен, — Райден задумчиво прищурился на заходящее солнце: — Заодно и про прадеда все узнаешь. Так, говоришь, он тебя к инициации подтолкнул?

— Он, — сдала с потрохами предка. — Но и я... Я тоже об этом думала... И часто думала. Почему, Райден?.. Почему у вас — нормальная жизнь, вы учитесь, работаете, а я — сижу дома? Почему? Я что-то не так сделала? Ты ведь можешь мне ответить? Ведь можешь?..

— Так... надо, Ясси. Поверь. Так... род велит. А мы должны его велениям подчиняться, — завилял брат, нервно взъерошивая волосы.

— Почему? — не отставала я, выжимая остатки юбки.

Райден, сев рядом со мной на остатки постамента, вытянул ноги и тяжело вздохнул:

— Ничего не поделаешь... Род нас воспитывает, обеспечивает и наставляет на путь, — вынув из кармана сумки клок тканевого свитка, который впитывал любую грязь, брат протянул его мне: — Он дает нам защиту и выводит во взрослую жизнь. А мы взамен обязаны соблюдать его традиции и оправдывать его ожидания. Понимаешь?

— Нет. Ради каких традиций я обязана сидеть взаперти? Скажи — ради каких? — вытирая платком чумазое лицо, я тоскливо смотрела на убегающую с холма разбитую дорогу.

— В роду еще не решили, как с тобой, Перекрестком, быть, — пояснил Райден, — с нами... — и осекся.

Я обернулась на брата, а он упрямо уставился закатное небо.

— Райден! И ты?

— И я. И все мы, — признал он.

— Но...

— С нами проще. Если в роду рождается несколько детей Перекрестка, то старший ребенок принадлежит первому главе рода.

— И ты стал магом мглистых сумерек, как наш прапрапра...

— Да, без выбора. Второй ребенок принадлежит отцу, третий — матери, четвертый — ближайшему прародителю, то есть — нашей бабушке Нелле, а последующие...

— Что? — мы как раз подошли к самому интересному.

Райден неожиданно усмехнулся:

— Дед по отцу твердит, мол, ты — его кровь и должна стать искателем. Бабушка возражает: искателей у нас и так пруд пруди, и ты должна пойти по ее стопам и стать искусницей. Дед по матери возмущается: искусники не в почете, и ты обязана стать сумеречным магом. А вторая бабушка тянет тебя в свой свет. При этом отец кричит, что еще одного мага в семье он не потерпит, мы же дурные. А мама — за то, чтобы ты, как и ее бабушка, ушла в артефактологи. Да еще и дяди с тетями с советами лезут и с толку сбивают.

У меня пропал дар речи. Брат понимающе ухмыльнулся:

— И с тех пор, как ты родилась, они грызутся между собой, каждый настаивая на своем, и не могут прийти к согласию. А тебя пока держат дома, чтобы ты, не приведи мгла, не выбрала ненужный путь, к семье не относящийся. Еще вопросы?

Вопросы не находились, и я надолго замолчала. Смотрела на тусклое рыжее солнце, подернутое блеклой дымкой. Теребила влажные клочья подола. Обдумывала, вспоминала и снова обдумывала услышанное. А потом очень тихо спросила:

— Пойдешь со мной в храм Перекрестка?

Райден отвел глаза. Я зябко повела плечами. Почему-то мне казалось, что он поддержит и поймет... Всегда поддерживал и понимал. Не просто брат, но и лучший друг. Но не заставлять же...

Я вытянула затекшие ноги и вздохнула:

— Ладно, извини, не стоило спрашивать... Но я вернусь домой только после инициации. Хватит с меня. Я устала быть бесполезным придатком большой семьи. А ты, если не хочешь подставляться... просто отпусти. И покажи дорогу.

— Нет, лучше провожу, — спокойно сказал он и улыбнулся: — Не будем нарушать традиции, Ясь. Всегда ведь по шее получали вместе... Да, не будем нарушать традиции.

Я тоже улыбнулась. Неправда, чудила я одна, а вот шишки сыпались на него — не уследил, не удержал, да еще и прикрыл... Я порывисто повернулась:

— Не передумаешь?..

— Нет, — он качнул головой и после паузы добавил: — Знаешь, Яськ, я всегда тебя жалел. А теперь думаю, что тебе повезло. Ты можешь выбрать путь сама.

— А кем бы ты хотел стать?

Он небрежно пожал плечами:

— Неважно. Я вполне доволен тем, что имею.

— Так что, идем?.. — от волнения меня начало лихорадить. Или я просто замерзла? Пыльная луна подходила к концу, и с наступлением закатных сумерек тепло сменялось зябкой прохладой, предрекая скорый сезон дождей. А я — только что из болота, с платья до сих пор капает...

— Погоди-ка.

"Лапка" вынырнула из ниоткуда, вязким полотнищем обернувшись вокруг меня — впитывая влагу, стирая грязь, подлечивая синяки и ссадины, заработанные в прыжках по колоннам и болотам. Сразу стало уютнее и теплее. Правда, платье из цветастого стало скучно-серым, но и ладно. Я благодарно улыбнулась, собирая в косу распушившиеся чистые волосы. Тапки бы еще найти... Но раз здесь работает прадедов портал из замка, то и портал в хранилище замка — то есть сумка — тоже работать должен. А там вроде была одежда, и неважно, что не моя...

— Ясь, а что это у тебя на голове? — недоуменно моргнул Райден.

— Радужное настроение, — проворчала я. — Бывшее.

Он весело улыбнулся:

— Ладно, чудо мое... радужное, идем, — и достал из сумки куртку, накинул на мои плечи. — Расставим все по своим местам.

— А как же... остальные? — я достала из поясного кармана свою сумку и радостно нащупала в ней мягкие сапожки. И пусть большеваты...

— Не подерутся, — брат терпеливо ждал, пока я обуюсь. — Если, конечно, твое наследство не продолжит обсуждение особенностей Шхаларовой сущности.

— И ты так легко поверил в мою бредовую историю? — я взяла Райдена под руку, снова — привычно — ощущая себя рядом с ним в безопасности, даже в пустоши. — А ведь я могла...

— Ясь, ты ужасно врешь. Ужасно недостоверно. Идем. Храм — вон там.

* * *

Мы с братом стояли на вершине холма и задумчиво взирали на необычное явление. Над черной, выжженной изнутри ямой, над вывернутыми из земли валунами и крупными брызгами камней, висел в воздухе храм Перекрестка. Вероятно, прежде он стоял на вершине холма. До тех пор, пока этот холм существовал в природе.

— Солнечная вспышка... — прокомментировал Райден и с усмешкой посмотрел на меня.

Я покраснела, пожала плечами и уточнила:

— Заклятье Младшего поколения, говоришь? На что же тогда способны вы, Средние? — и покосилась на его нашивку мага — расплывчатое пятно мглистой тени в окружении серебристой дымки, скромно ютившуюся на рукаве рубахи.

— А уж на что способны Старшие, — он фыркнул и протянул мне руку.

Я не боюсь... Крепко взяла его за руку. Я не боюсь... В сухой и горячей ладони Райдена моя собственная напоминала подтаявший комок льда — холодный и влажный. Я не боюсь... Шагнула за ним следом в пустоту, а под нашими ногами, извиваясь, поползла к храму мглистая тень, прокладывая в закатной дымке воздушный путь. Я не боюсь... инициации. Не боюсь... Я вздохнула, собираясь с силами и с мыслями. Нет, я боюсь, но я... смогу.

Отрешаясь от страха, сосредоточилась на храме. Невысокое круглое серое строение, многочисленные крошечные окошки чередовались с узкими, впаянными в стену витыми колоннами. Остроконечная крыша, карниз которой украшали символические фигуры путей. Слева — символы магии: от кругов света на ладони и теней сумерек до паутины тьмы в кулаке. Справа — символы ремесла: от узла искателя и маски искусника до бутыли алхимика и кошеля торговца. И — соединяющий фигурки круг: сила едина для всех, кто не страшится своего пути. Ремесло — сила для созидания, магия — сила для разрушения.

Невзрачно-серые, как и весь храм, отполированные временем и природой, фигурки чернели на фоне закатного неба и смотрелись величественно. Чего не скажешь о храме. Но он строился не для красоты, а для дела. Для важного дела, при мысли о котором у меня, признаюсь, сводило колени. И у низких дверей я остановилась и замялась под многозначительным взглядом Райдена. Он же молча открыл передо мной дверь и терпеливо ждал, когда я решусь сделать первый шаг. А я... замерла на пороге, ежась под прохладными порывами ветра, неуверенно всматриваясь в темноту храма.

Из его мрачных глубин веяло промозглой сыростью и ветошью, неизвестностью и страхом. Очутившись на пороге храма, я оказалась и на пороге своей старой жизни. Один лишь шаг — и она уже никогда не будет прежней. Да и я сама уже не буду той, кем была, кажется, уже очень давно, — хранилищной мышью, грызущей содержимое летописей сначала в поисках знаний, а потом — чтобы забыться. Кем я стану после посещения храма?.. Понравится ли мне новое "я", захочу ли пойти по тому пути, который мне подарит судьба?..

— Ясси, — напомнил о себе Райден, и я невольно вздрогнула. Спокойный тихий голос прозвучал на удивление громко, резко: — Пора. Мы не можем стоять здесь вечно. Или ты делаешь шаг вперед, или мы идем назад. Выбирай. И решайся.

Я беспомощно посмотрела в его невозмутимые глаза, глубоко вздохнула и, отбросив ненужные мысли, шагнула вперед. Не зря я так не любила думать... Как только ворох мыслей заполоняет голову, сразу и руки опускаются, и делать ничего не хочется. А бездействовать я не любила. И будь что будет...

Храм Перекрестка встретил нас молчаливым любопытством. Просторное круглое помещение, освещенное мрачноватым мерцанием серебристых факелов, вспыхнувших при нашем появлении, казалось, ждало чьего-то появления. А последних посетителей храм встречал очень давно. Так давно, что пол покрылся толстым слоем пыли, а стены закутались в дымку паутины. Время не тронуло лишь выпуклые символы путей, выступающие из стен.

На негнущихся ногах я проследовала к центру храма и взобралась на низкий постамент. И почти сразу замерцали ровным светом символы, и от них ко мне прибежали яркие дорожки искрящихся огоньков. Вот и он — круг дорог Перекрестка, распутье, на котором я стою всю жизнь. Когда выбор будет сделан, светящимся останется только один символ. Я шепотом произнесла ритуальную фразу и замерла в ожидании.

— Ясь, — подал голос Райден, — я-то тебе тут зачем?

Обычно ритуальные слова говорил старший рода, но оно и понятно, если инициируемый Перекресток ревет в пеленках. Взрослым же Перекресткам помощь старших требовалась больше по велению древнего обычая, хотя, говорят, у некоторых от страха и волнения язык отнимался. Я вот тоже со своим еле совладала.

— Для моральной поддержки, — объяснила нервно.

Что-то дорожки не гаснут... И откуда-то из тьмы сознания снова выполз скользкий страх. А если не получится?.. Я слышала, что иногда инициация занимала несколько дней — таким трудным оказывался выбор, так тесно переплетались в Перекрестке способности. Но мне-то здесь никто не позволит остаться на эти самые несколько дней... Едва спущусь с постамента, как Райден возьмет меня за шиворот — и домой.

— Символы светятся очень ярко, — подтвердил мои опасения брат, прогуливающийся вдоль стен. — У тебя склонность сразу ко всему, — и "обрадовал": — Прабабушка говорила, это семейное. Потому нас едва родившихся и тащили в храм. Пока Перекресток не успевал заявить на нас свои права, предки прививали нам выбранный путь.

— А мне что делать?

— Может, представишь, кем сама хочешь стать? — предложил Райден.

— А я... я не знаю, — промямлила нерешительно.

Предлагать мне подумать он не стал — знал, как облупленную.

— О, один чуть ярче стал.

Я повернулась. Райден стоял спиной ко мне, закрывая обзор. Я подпрыгнула. Не помогло. Символы — небольшие, братец — здоровый, а дорожки огоньков — одинаковые.

— Какой? — я снова подпрыгнула.

— Стой и не шевелись, Ясь, а то он гаснуть начинает.

Я послушно замерла. Закрыла глаза и молча попросила Великую сделать уже наконец хоть что-нибудь. И легендарная создательница нашего мира почему-то меня услышала. Правую щеку защипало, когда ее коснулись искры вспыхнувшего символа. Оттиск продержится несколько дней, а потом исчезнет. Я невольно ощупала приобретение. Нет, так — не понять.

— Ну что, Ясь, любуйся приобретением.

Мне не понравился его голос — хмурый, напряженный. Я открыла глаза. Узрела увиденное. Снова зажмурилась и прикусила язык. Не стоит в храме говорить о Вечности. И не стоит звать ее, находясь в пустоши. Ее вообще поминать не стоит, если не хочешь попрощаться с миром. Хотя именно этого я и хотела. В смысле, выругаться. Уж лучше бы сидела за летописями... Не ахти какая жизнь, зато спокойная. Какой же она станет теперь — даже представить страшно...

Я помялась, собралась с духом и снова посмотрела на символ. На темной стене мерцал, разбрасываясь серебристо-голубыми искрами, мой приговор — открытая ладонь и исходящие из нее четыре потока ветра, разлетающиеся по разным сторонам света. Отец меня убьет... Или выгонит из рода. В лучшем случае. Потому как ворам в древних родах появляться нельзя. Но сначала появился мой прадед. А теперь и я.

Спрыгнув с постамента, я поймала мрачный взгляд Райдена. Подойдя, он обнял меня за плечи и тихо сказал:

— Путь только попробуют. В обиду не дам.

И я разревелась. Хлюпала носом, уговаривала себя успокоиться и дрожала мелкой дрожью. В таком состоянии брат и вывел меня из храма, а на ближайшем холме нас уже ждали.

— Ай-я-а-а! — радостно завопили близнецы. — У нас снова есть вор! Радужная, мы с тобой, мы в деле!

Шхалар, как обычно, молчал, но выражение его прищуренных глаз говорило яснее слов. Я попала. И я снова зашмыгала носом.

— Ясь, свиток доставай...

— ...который завещание. И заклинание читай...

— ...рвать когти надо, пока предки не засекли!

— И шустрее, шустрее!

Свиток лежал в поясном кармане вместе с сумкой-хранилищем и прадедовыми тряпками, но воспользоваться им я не успела. Едва мы отошли от храма, как из-под земли вынырнули красноватые всполохи, собравшись у моих ног. Это папа меня нашел. И уже не отпустит. Всполохи обернулись браслетом, обхватившим лодыжку. И гадость эту с меня снять сможет только он и только тогда, когда я окажусь дома. А если не окажусь там в ближайшее время — сам притащит, откуда угодно достанет, и приятного в этом мало. Проверено.

— Вот, Вечность... — ругнулся один рыжий.

— Мы — в замок, но ты нас зови, если что, — добавил второй. — А порталом с этим... не пользуйся. Не поможет. Увы.

И испарились, проныры. А я скривилась, вытирая заплаканное лицо недавним платком. А то ж я не знаю, что искательское заклятье не пустит меня никуда, кроме как к, собственно, искателю... Да, поздно ты меня обнаружил, пап, поздно... Чуть-чуть бы раньше — и уберег бы... И если бы магия пустоши, высасывающая из заклятий большую часть силы...

— Идем, — Райден тронул меня за плечо. — Пора домой.

Кажется, я туда хотела туда вернуться? И очень зря...

* * *

"Дед, ты — змей разноцветный", — дабы не ругаться прилюдно, я угнездилась на третьем этаже очередного полуразвалившегося строения и выразила свою озабоченность письменно.

К границе пустоши мы шли пешком, и, похоже, топать нам еще прилично. Сколько — мне не говорили. Шхалар молчал, а Райден отделывался невнятным "как только — так сразу". А зелья перехода здесь не работали. И неподготовленная (да и непривыкшая) к тяготам пути я так и топала навстречу отцовскому гневу в домашнем платье с "лохматым" подолом, братовой куртке и прадедовых сапожках, а ничего другого, к путешествиям подходящего, в сумке-хранилище не нашлось. Но я не жаловалась. Я злилась. И очень хотела кое с кем поговорить. И дождалась своего, когда мы подошли к остаткам очередного города, где мои спутники решили устроить привал.

Закатные сумерки догорели, сменившись туманными, и по развалинам поползли ручейки темно-серой хмари, обещая скорую ночь. Райден с недоумением отнесся к моему желанию уединиться, но пару светляков выделил. И пока мои спутники возились внизу, в единственной уцелевшей комнате, я, грызя яблоко, сидела на щербатом карнизе и возмущалась.

"Ты ведь знал, что я стану вором? Ведь знал? Если так толкал к инициации — значит, имел на меня какие-то свои виды?" — выводила сердито.

Сшивка долго молчала. Я истратила весь запас ругательных выражений, высказала все, что думаю, и замолчала, разминая уставшую ладонь. И снова взялась за перо, думая зарисовать живописные развалины, когда прадед "проснулся".

"Однажды ты меня за это поблагодаришь".

— За что? — буркнула я. — Ты хоть представляешь, как мне влетит? — и запнулась.

"А ты как думаешь?"

Он все это уже пережил — он стал вором и был изгнан из рода, он прошел через отверженность, неприкаянность и одиночество. Через все то, что мне еще предстояло познать.

— Извини... — стало очень стыдно.

"Жалеешь?"

— Не знаю... Пока — не знаю, — я нервно погрызла кончик пера. — Но если переживу встречу с семейством, разберусь.

"Я помогу".

— Чем? — я прищурилась.

"Научу уловкам и премудростям вора. Мы очень живучи и изворотливы, Ясси, избавиться от нас не так-то просто. Ты выкарабкаешься. И найдешь и выход из положения, и возможность поступить по-своему. Это получилось у меня, и получится у тебя".

Я фыркнула и отвернулась, глядя, как щупальца тумана заполоняют развалины, как загорается вдали желтоватая полоса лунного света. Ощущение того, что все случилось не просто так, не отпускало. Я — пятый ребенок в семье и самый младший, но наследство досталось именно мне. Потом откуда-то — вдруг — всплыло завещание. И, опять же, странное наше с прадедом совпадение и во внешности, и в пути... Нет, что-то здесь нечисто, что-то тут... не так.

"Не ломай голову, не поймешь, — вывело перо спокойное. — Мало знаешь, мало думаешь. Отпусти. Пусть все идет своим чередом. Пока".

— Звучит угрожающе, — я поежилась под порывами прохладного ветра. — И все-таки... почему я?

"Ты — моя любимая правнучка".

— Но мы даже незнакомы!

"Ошибаешься. Мы встречались. Ты забыла".

Да... я не помнила. Вытянув ноги, я посмотрела на небо — темно-синее, расшитое редкими узорами разноцветных звезд, в обрамлении двух светлых полос, там, где село солнце, и там, где медленно поднималась Пыльная луна. Руки сами по себе занялись делом, оставляя на чистых листах сшивки наброски руин вперемешку с созвездиями, а я пыталась вспомнить. Ворошила книгу памяти, и с ее страниц шорохом срывались разговоры, смех, плач, споры, снова смех и обрывки мыслей, порождающие знакомые образы, но... Но прадеда среди них я не находила.

"Оставь. Это было давно и неправда".

— Ясси! — позвал Райден. — Спускайся, похлебка остывает!

— Ладно, до завтра, — я свернула сшивку, сунув ее в поясной карман, и поспешила вниз.

Сбежала по выщербленным ступеням, прошла по длинному арочному пролету к единственной уцелевшей комнате и вышла к костру. Вернее, к скоплению светляков, усердно костер изображающих. Крошечные, с ноготок, расплывчатые образы зверюшек, окруженные ярким мерцанием, метались вдоль кладки очага, отбрасывая на потолок и стены причудливые тени. Конечно, готовить на таком "пламени" — долго и нудно, но можно, а вот тепла они давали больше. Я села на одеяло, приняла из рук брата плошку, улыбнулась и...

— Шхал, стой!..

Этот болван собрался подать мне хлеб, чтоб его! Забыв о своей природной защите от воров, которая раньше не допускала прикосновений, а после инициации... Один его шаг — и меня отшвырнуло к стене вместе с плошкой. Затылок больно приложило о грубую кладку стен, похлебка потекла по шее, а я замерла, словно приклеившись к камням, не в силах шевельнуться. Светляки странным образом размножились, очага стало два, Райдена... тоже, а моя несчастная голова...

Я заморгала, отметила еще один Шхаларов шаг и от боли закусила губу. Волной накрыло мерзкое ощущение того, что мною пытаются проломить стену. Огнем вспыхнули ободранные плечи и локти, а голова...

— Девять шагов, Шхал! Отойди от нее, она же теперь вор! — напомнил Райден, подхватывая меня. — Теперь друг от друга — на обязательные девять шагов!

Я судорожно вцепилась в его плечи. Голова горела огнем.

— Знаешь, — пролепетала еле слышно, — я, наверно... без ужина сегодня... — и снова моргнула, проваливаясь в темноту.

* * *

Болела я два дня. Нещадно ломило затылок, мир водил хороводы, а желудок отказывался принимать все, кроме воды. Райден, конечно, подлатал меня, как сумел, но лекарь из него аховый. Как и из меня — больной. Лежать я отказывалась наотрез — бездействие убивало. И мы продолжили путь, неизвестный только мне, к границе пустоши и обычного мира. И чем дольше шли, тем больше мне хотелось остаться здесь, несмотря на всю опасность и откровенную тоску.

А тоска одолевала постоянно. Ведь что такое пустошь? Выжженная дотла бесконечная пустыня, голая земля, укутанная в седую пыль, усеянная обломками древних городов. И ни растительности, ни живности вокруг не наблюдалось. И единственное развлечение — изучение развалин — мне быстро наскучило. Вот если бы нашелся еще один целый храм — древний и неподвластный магии Вечности, да еще и... Но все равно вторую инициацию мне проходить нельзя, и вставать на новый путь, не освоив первый, тоже. Рано. Да и первый все равно никуда не денется, к сожалению...

Райден, повозившись со мной те самые два дня и поделившись последними семейными сплетнями, всю дорогу шушукался со Шхаларом, обсуждая какие-то общие рабочие планы. Мои "беседы" со сшивкой брата не заботили. Его вообще волновало только то, что могло мне угрожать. А раз от сшивки вреда никакого не было, то и Райден внимания на мои разговоры не обращал. Разве что иногда просил говорить тише — дескать, с мысли сбиваю и отвлекаю.

Между делом я спросила, каким ветром их сюда занесло, на что услышала краткое — "по работе", и больше глупых вопросов не задавала. Работа так работа. Оба вкалывали на гильдию магов мглистых сумерек, а она какие только поручения не давала. Изучение же пустошей — вообще явление обычное: мало ли, чьи гильдии стерла Вечность, мало ли, до чьих секретов можно добраться, копаясь в развалинах. Хранилища гильдий обычно находились под землей и опутывались мощной сетью заклятий. А значит, могли уцелеть и передать хранимые тайны тем, кто рискнет до них добраться. Только почему с ними нет искателя? От двух магов толку — лишь в защите от жгутолапых. Неужели у брата прорезался второй путь? Надо бы спросить...

Словом, оставшись не при делах, я наловчилась в пути беседовать с прадедом, и тот учил меня жизни. Первым делом он почему-то попытался передо мной оправдаться, заявив, что путь предопределен характером. И если, например, человек Перекрестка рождается усидчивым, трудолюбивым и склонным к долгим размышлениям, то ему прямая дорога в алхимики. А если у него сквозняк в голове и, дословно, "ветер в заднице", то быть ему вором, и никем другим. Я краснела и не находила возражений. Словом, со становлением нрава в Перекрестке проявляется первый путь, а с развитием личности может и второй прорезаться, и третий.

Мне, как прадед добавил, повезло. Я пойду по тому пути, который мною же и определен — взрослый Перекресток все решает за себя сам. Тем же, кого угораздило появиться в одном из древних родов, можно только посочувствовать. Их инициировали едва рожденных, ставя на путь, определяемый родом, ломая и меняя тем самым и характер, и судьбу. Я после этих слов внимательно посмотрела в спину брата. Может, второй его путь смягчит жесткое вмешательство родни?..

— Ясь, ты в порядке? — Райден оглянулся через плечо и озабоченно нахмурился.

— Да-да, — рассеянно отозвалась я, на ходу читая прадедовы каракули.

Они же ничего не имеют против медленного передвижения? Все равно быстрее идти мне здоровье не позволяет. Как и желание попасть домой, которого я не испытывала. Мои спутники, выдерживая девять шагов, вновь углубились в обсуждения, а я опять уткнулась в сшивку. Прадед как раз начал вещать о природе данной людям силы.

"Сила, Ясси, как жизнь — или она есть, или ее нет. И для всех она едина в своем многообразии. Человек дышит, ест, радуется, плачет — он живет. Или — его уносит Вечность, и он перестает существовать. Но если посмотреть на людей с другой стороны, то живут-то все по-разному. Чья-то жизнь полна радости, а чья-то — бед и горестей, кто-то живет и приносит в мир счастье, а кто-то — боль и смерть. Так и сила, из единого начала проистекающая, меняется рядом с человеком, подстраиваясь под него и воплощаясь в нем".

— То есть? — я нахмурилась.

"Семечко. Посади семя в землю пустыни — и из него вырастет чахлый кустик, иссушаемый солнцем, а посади в плодородной речной долине — и высоко к небу поднимется благородное дерево. И сила, Ясси, обернется тем, в какую почву и в какие условия попадет".

Я хмыкнула:

— С Перекрестками твоя теория не увязывается.

"Потому что с ними все не так".

Я фыркнула насмешливо.

"Да-да, и не фырчи. Перекресток — это замершая душа, которая хочет очень многого, но не знает, чего именно. Это семечко, не попавшее в почву".

— Твоя теория семечек подходит для людей, которые идут всю жизнь по одному пути. Но не согласуется, например, с двуликими, — заметила я. — Если у человека изначально, с рождения, есть два пути — ремесленный и магический — это что же, два семечка в них, получается? Или...

"Не цепляйся к словам. Я тебе суть силы объяснил. Ты же меня поняла?"

— Ну... в общих чертах.

"Да, если тебе понравилась теория почв, то Перекресток — это клочки различной земли на одном холме. И замершая в воздухе горстка семян. Упадет одно семечко в почву бедную, бороться начнет за свое существование — и проявится в человеке тьма. Попадет другое в землю богатую и влагой насыщенную — родится следом за темным в Перекрестке торговец, стремящийся к обеспеченности".

Я начала уставать от прадедовых рассуждений, но, позевывая, честно читала. В хозяйстве сгодится. И пусть не все понимаю. Как столкнусь — вернусь, вспомню и вникну. Глядишь, и поумнею его стараниями. Может быть.

"Вспомни круги силы. Круг материального — ремесло: алхимик создает, вор у алхимика крадет, торговец у вора покупает, вор идет к артефактологу за покупками, а артефактолог идет к алхимику за зельями. От пути до пути — один шаг. Круг нематериального — магия: рассветные сумерки сменяются светлыми, а те — закатными, туманными, мглистыми, темными, чтобы через тьму вернуться в рассвет. В магии отражены законы природы".

Я снова зевнула:

— Это ты к чему сказал?

"К тому, что сила пропитывает мир, воплощается не только в людях, но и в явлениях. И ветер, твой нынешний символ, — это тоже явление силы. Как в природе, так и в тебе. Помнишь, как ветер в сущности вора проявляется?"

Я покраснела:

— Но я же ничего такого не сделала!..

"Вот именно. И давно "ничего такого" не делаешь. По сторонам посмотри".

Огляделась. Удивилась. Я что, отстала?

— Ра-а-айде-е-ен!

И — тишина. И вокруг — лишь однообразные выжженные равнины пустоши. Светло-голубое небо над головой да каменистая земля под ногами. Ни холмов, ни оврагов. Лишь впереди дымчатой полосой мерещатся далекие горы да позади темнеет груда очередных развалин. И воздух вокруг колышется, подернутый рябью вязкого зноя. Я растерянно заозиралась. Как, ну вот как здесь потеряться?

— Райде-е-ен!.. Шха-а-ал!.. Вы где-е-е?

Что делать? Куда идти? К горам? Да я же не дойду — умру от голода и жажды, все припасы — у парней! А я... А у меня... Разве что ветер в голове да...

— И что делать?

"Сядь и жди, найдутся. А хочешь сама поискать — давай учиться".

— Давай, — и, подобрав клочья подола, села на первый подвернувшийся валун и снова уставилась в сшивку.

"В природе вора есть что-то искателя, — начал наставительно вещать Эйрин, — но искатель ищет, чтобы найти, а вор — чтобы украсть. Есть что-то от торговца, но торговец владеет, чтобы выгодно продать, а вор — чтобы удовлетворить мимолетное влечение. Есть что-то искусника, но искусник создает, чтобы проявить и показать себя, а вор — чтобы остаться незамеченным".

Меня снова потянуло в сон. Голову солнцем напекло, что ли?

"Яссмилина!"

— А? Ага... — я сонно моргнула и протерла глаза. — Я слушаю...

"Не слушай, а делай. Найди-ка поток".

Я послушно зажмурилась. Если правильно сосредоточиться, потоки ощущаются так же, как порывы ветра, касающиеся кожи. Другое дело, что прежде у меня с ними отношения не ладились.

"Нашла? Он состоит из нитей, и все они — разные. Есть прямые и волнистые, есть длинные и короткие, есть гладкие и колючие. Тебе нужна колючая нить".

Вытянула. Открыла глаза и залюбовалась увиденным. Тонкая нить, серебристо-серая и мерцающая, обвилась вокруг запястья, пощипывая кожу.

"Это нить захвата. Проходит через любые препятствия, цепляется за цель и переносит тебя к ней. Преград для нее, повторюсь, не существует — их либо сносит ветром, либо пробивает насквозь. Заклятий это тоже касается".

— А на какое расстояние? — спросила с любопытством. Сонливость — как рукой сняло.

"Тебя — недалеко, а вора Старшего поколения и на другой край мира унести может".

— О-о-о! — я впечатлилась.

"Брата представь и попробуй отпустить нить".

И, убрав в карман сшивку, я попробовала, хотя тихий голос страха убеждал в обратном. И меня сорвало с места. Подхватило порывом ветра, унося к развалинам. Пробило-таки мною невидимую глазу преграду. И окунуло в шум. Уши заложило от грохота, глаза защипало от едкого дыма. Я втянула носом воздух. Родные запахи родной мглистой магии... от родного брата. Я слету врезалась в него, едва не сбив с ног.

— Яс-с-си!.. — зашипел он, уворачиваясь.

А у меня от внезапной усталости подкосились ноги, и я села. Проморгалась. Огляделась. Испугалась. И резво поползла назад. Добралась до какой-то преграды, царапнулась о нее спиной, юркнула за подвернувшееся укрытие и съежилась. Сердце колотилось как сумасшедшее, глаза застилал туман. Опять эти жгутолапые!.. Я судорожно зашарила по земле руками. Благо, жизнь с четырьмя братьями приучила всегда быть наготове. Схватила небольшой камень и стиснула его в ладони. Только суньтесь сюда!..

Укрытием оказался выступающий из земли кусок стены. Я тряхнула волосами и рискнула из-за него высунуться. В голове прояснилось, но клочья мглистой хмари по-прежнему скрывали от меня происходящее. Лишь несколько неясных фигур сновали туда-сюда. Я снова спряталась за стеной, расправила юбку и уселась, встревоженно вслушиваясь в звуки боя. И как сразу не догадалась?.. От меня отгородились мороком, чтобы не выпутывать в события, и только. Ну, а ветер в голове... И Вечность с ним. Что посеяно — то и выросло.

Булыжник, кстати, мне пригодился, когда один из жгутолапых сбежал в поисках убежища, коим он избрал мое укрытие. Сердце кольнул холодный страх, когда булькающее существо выросло передо мной из-под земли и настороженно ощетинилось. И сразу же получило камнем по морде. Действовала я без раздумий. Схватила следующий "снаряд" и запустила в тварь, сопроводив испуганным воплем. Камень попал точно по лбу, разозлив монстра.

Издав хриплый вой, он резво отмахнулся от третьего камня и попытался меня сцапать. Подобрав драный подол юбки, я увернулась, поднырнув под щупальцами, и метнулась в сторону, уходя от столкновения. И кружить рядом могла бы долго, кабы не наступила на острый камень. Ойкнув, я отскочила в сторону, невольно опустила взгляд и оказалась схваченной. Одно щупальце стиснуло грудную клетку, второе — горло, и спустя мгновение я болталась в воздухе, отчаянно колотя ногами и теряя сапожки. Только что ладони успела просунуть под жгут на горле да заорать "Спасите!".

И меня услышали — рядом появился Шхалар. Свившись из мглистых теней, он оценил ситуацию и шагнул к нам. Я с воплем отлетела в одну сторону, монстр уже без жгутов — в другую, а оторванные щупальца приземлились где-то между нами. Дальнейшей же расправы я не видела — хрипло кашляла, хватая ртом воздух, да отплевывалась от пыли. Но, зная сумеречного, предполагала, что от твари только оторванные жгуты и остались. Маги — они же все дурные, а этот еще и источник...

Переведя дух, я встала, держась за стену, и нерешительно изучила поле боя. Над выжженной землей витали клочья сизой мглы. Райден куда-то делся. От жутких тварей остались только подергивающиеся щупальца, пятна темной слизи и редкостная вонь. Зрелище малоприятное, но я в бабушкином алхимическом хранилище разного успела насмотреться.

— Жива? — услышала спокойное.

— Не дождешься, — огрызнулась привычно.

— Уже и не надеюсь.

Я зажала нос, судорожно сглотнула и повернулась к Шхалару. Настороженно посматривая по сторонам, он разминал кисти рук, и с его пальцев срывались ошметки мглистой хмари. Я подняла брови, зачарованно рассматривая проявление источниковой сущности. Та же хмарь тонкими струйками сочилась откуда-то из-под кожи, размывая черты его лица, стирая очертания худощавой фигуры, пропитывая пространство силой мглистых сумерек. Мне показалось, или он действительно стал выше, причем значительно?..

— Рот закрой и собой займись, — в меня полетели прадедовы сапоги.

Моргнув, я покраснела, насупилась и вместе с обувью поковыляла к своему бывшему укрытию. Стараясь не смотреть по сторонам и дышать ртом, села на камень, обулась, отряхнула пропылившееся платье и быстро переплела косу. И между делом спросила:

— А где брат?

— В делах, — услышала в ответ туманное. — И, кстати...

— А предупреждать надо! — да, лучшая защита — это нападение. — Разве трудно сказать, что вам нужно отойти, и попросить подождать? — морщась, я пошевелила пальцами ног. — Я же не самоубийца, чтобы в бой лезть! И "дела" ваши меня не интересуют! — своих "интересностей" хватает.

— Неужели?

Промолчала, сухо поджав губы. Да ну тебя, зараза сумеречная... Молча встала и, гордо вздернув подбородок, побрела в направлении развалин. Странно, а ведь мы от них на полдня ушли...

— Нам в другую сторону.

— А Райден? — буркнула, послушно развернувшись.

— Догонит.

Я встревоженно огляделась, но... Придется поверить. Не буду путаться под ногами.

Продолжили путь мы уже вдвоем. Шхалар шел впереди, соблюдая положенный разрыв в девять шагов, оглядываясь и физиономию имея странно озабоченную. Кажется, предложил бы помощь, да без толку. Я упрямо ковыляла позади — "перелет" разом выпил все мои силы, и снова разболелась голова. И рада бы на сумеречном повиснуть, да нельзя. А еще очень пить хотелось. И сесть, вытянув ноги. И — помыться. Последнего — до зуда в руках и во всем сопутствующем. Но негде.

Я тоскливо вздохнула. Был бы рядом Райден — поныла бы, наверное, а с сумеречным... Нельзя. Только дай слабину — с потрохами сожрет и добавки потребует. Я собрала в кулак все свое упрямство.

Так, гордость, ты где? Выходи на дело.

* * *

— Шхал, а что вы все-таки здесь забыли? — от нечего делать я доставала своего спутника глупыми вопросами.

— Работаем.

— А не мало ли вас? На раскопки пустошей же обычно человек десять отряд собирается.

— Хватает, как видишь, — буркнул он и после паузы снизошел до полноценного ответа: — На самом деле пустошь нестрашна, Вечность выметает ее подчистую. Но ослабляет магические связи, удерживающие стражей в подземных хранилищах, и те вырываются на свободу.

Я с содроганием вспоминала недавний бой. И поняла.

— Значит, рядом чье-то хранилище было? Значит, что-то ищете? А что?

— По работе.

И надолго замолчал. А я топала следом и прислушивалась к своим ощущениям. Почему мне здесь не страшно? Неприятное место, а страха нет. Разве что отсутствие Райдена беспокоило не на шутку. В некотором смысле он безголовый, всегда отдувается за других. Не случилось бы чего...

— Нам только до гор осталось добраться, день-два, и ты дома, — негромко заметил сумеречный, обернувшись.

Утешил! Я до сих пор гадаю, что лучше — домой вернуться или здесь остаться... Одарила Шхалара красноречивым взором и мужественно продолжила плестись за ним, размышляя о том, куда запропастился брат. Закатные сумерки неспешно сменялись туманными, а от Райдена — ни слуху, ни духу. Правда, Шхалар, как я подозревала, все о нем знал. Мыслесвязи магов учили едва ли не с пеленок, и наверняка эти двое и на расстоянии не переставали шушукаться. Но раз сумеречный не велит мне сидеть, молчать и ждать, значит, брату помощь не нужна, значит, с ним все в порядке.

Туманные сумерки, расползаясь по пустоши вязкой серой пеленой, постепенно сменялись сумерками темными, а мой спутник продолжал с прежней скоростью нестись вперед, к одному ему известной цели. А у меня уже не осталось ни сил, ни терпения, ни гордости. Только упрямство. И несколько раз я ловила себя на безотчетном желании сесть, а лучше — лечь прямо здесь, на голую землю, и пропади все пропадом. Но, глядя в стремительно удаляющуюся спину, продолжала путь. Нет, конечно, он меня не бросит, иначе Райден ему голову оторвет, и Шхалар об этом прекрасно знает. Наверно, я просто не привыкла сдаваться. Из-за чего и страдаю.

— Все, привал, — донеслось до меня, когда я уже замучилась брести в темноте, спотыкаясь то о камни, то о собственные ноги.

Я подняла голову и осмотрелась. Из темноты вырастали очередные развалины. Дымчатый свет восходящей луны выхватывал из кромешной тьмы неровный силуэт низкой башни и бесформенные груды обломков вокруг нее. Доковыляв до ближайшего, я села, вытянула ноги и поняла, что все, не встану. Поелозила, устраиваясь удобнее, нашла небольшое углубление, в которое и сползла, прижалась спиной к прохладному камню и устало закрыла глаза. И хоть потоп теперь, хоть землетрясение... Не встану.

— Ясси, побудь здесь, а я пока осмотрюсь.

— Угу...

— Здесь одеяла и еда, разберешься, — рядом упала сумка, на которую я, сбросив сапоги, сразу же положила гудящие ноги.

— Угу...

— Защиту я поставил, тебя никто не потревожит, но и ты за нее — ни ногой.

— Угу...

— Если бы ты всегда была такой сговорчивой, то нам бы с тобой...

— Угу...

Сумеречный наконец сообразил, что привычного разговора-перепалки не получится, и счел за лучшее тихо удалиться. А я как сидела, так и уснула. Моргнула, провалившись в бездонный темный колодец крепкого сна. И мне стало так хорошо... И спишь, видишь себя со стороны и понимаешь, что спишь, от ощущения блаженного покоя становится так тепло и уютно... И мой сон тревожило лишь чье-то пение. Чей-то голос. Тихий ненавязчивый шепот, нежный, словно дуновение ветерка, и успокаивал, и убаюкивал, и растревоживал. Уставшее "я" спало, но то беспокойное, что всегда толкало на поиски приключений, оживилось, высунув наружу любопытный нос, встрепенулось, расправив радужные крылья...

...Стукнувшись обо что-то лбом, я резко проснулась. Испуганно огляделась. Осторожно потерла ушибленное. И вздрогнула. Голос, тихий-тихий, продолжал вести свою песню. Незнакомый язык, странные слова, манящий мотив, зовущий за собой... А я, Вечность знает как, очутилась... наверное, в башне. А если унесло за ее пределы, то Райден меня по головке не погладит... если найдет. А голос все пел и пел, все звал и звал за собой, и противостоять ему — очень сложно, невозможно...

Я сделала осторожный шаг в полной темноте, нащупав ногой низкую ступеньку. Медленно развела руки в стороны. Тесные стены грубой кладки. Низкий потолок. Сколький влажный камень. Какая-то лестница, в неизвестность уводящая. И оттуда, из неизвестности, и доносилось пение, а тихий голос шептал едва различимое "Не бойся...". Я сделала шаг, второй, третий. И поспешила вниз, на звуки песни.

Нет, страха не было. Совсем. Внутри все горело от странного нетерпения — добраться, от азарта — увидеть, от желания — взять. Руки дрожали и зудели. И с каждой пройденной ступенькой все громче становился голос, все торжественнее — пение, все безумнее — наваждение. Увидеть. Взять. Забрать. Завладеть. И успокоиться.

Лестница окончилась низким коридором, и, продолжив путь, я обнаружила странность. Неким непостижимым образом я прекрасно видела в темноте. Тьма, вязкая и густая до ощущения ее прикосновения к коже, расступалась, стоило лишь рассеянно посмотреть в сторону. Может, я продолжаю спать?.. И ушиб уже не болит, и голова после недавнего общения со стеной не ноет, и усталости — как не бывало... А если я во сне... то он мне определенно нравится!

Коридор, ведущий под уклоном вниз, сворачивал то влево, то вправо. Скользя босыми ногами по влажному полу, я стремительно продолжала спуск, пока не увидела далекий свет. Мерцающее серебристое сияние. Гулкий зов песни в ушах. Беспокойное сердцебиение. Ощущение осторожных толчков в спину, не позволяющих сойти с пути. И я потерялась в реальности. И верила в нее, и не верила. Но не боялась.

Спуск завершился у кромки воды. Я часто поморгала, привыкая к свету, и зачарованно огляделась. Под моими ногами расстилалась ровная, как отшлифованный черный гранит, гладь небольшого озерца, в центре которого находился крошечный островок. Серебристые светляки беспокойно сновали над водой, отражаясь в ней пушистыми клубками света, и озаряя... наверное, подземелье. Я понятия не имела, куда попала, но песня здесь звучала громче, а невидимый проводник по-прежнему подталкивал в спину — туда, к островку. И... это ведь сон, да?

Вода оказалась на удивление теплой. Помедлив, я решила не раздеваться и шагнула в озеро. Дошла до середины пути, отрешилась от навязчивого провожатого и с наслаждением нырнула в воду с головой. После нескольких дней пути, наконец, искупаться!.. Только ради этого сюда стоило прийти! А все остальное — подождет. Хотя песня начинала нервировать. Столь приятная поначалу — и настырно нудная теперь, в двух шагах от... цели?..

Вынырнув у островка, я вскарабкалась на него и остановилась, выжимая клочья подола, откинула на спину мокрые волосы и замерла. Песня тоже замолчала. Зато руки зазудели с удвоенной силой. Хотя ничего особенного я не увидела. На небольшом возвышении лежал осколок камня. На вид — самый обычный, серый, с мой кулак размером. Я подошла к нему, взяла в руки и с любопытством осмотрела. Ни магии в нем, кажется, не было, ни исторической ценности он, скорее всего, не имел. Ничего интересного. Обидно. Такое место — и такая находка... Для чего?

Разочарованно хмыкнув, я повернулась к озеру и удивленно подняла брови. Светляки перестали беспокойно метаться, замерев в странном порядке, и их сияние образовывало... Я быстро взобралась на возвышение. Да, точно, на водной глади тускло мерцал символ. Я нахмурилась. Никогда такого не встречала. В нем было слишком всего... много. Беспорядочное и бессмысленное нагромождение кругов, полукружий и разнородных линий... Похожих на... тайнопись?.. Я сунула камень под мышку, достала сшивку и решила символ зарисовать. После над ним подумаю. Дома меня, как пить дать, под замок посадят, так хоть будет чем заняться.

Дорисовав последнюю линию, я убрала сшивку и нечаянно выронила камень. Светляки встрепенулись. Я шустро спрыгнула вниз, подобрав находку, но опоздала. Светляки поменяли порядок, свившись тугим жгутом, направленным на... И встрепенулась у ног вода, бурля и пузырясь.

Я посмотрела на первую угрозу, потом — на вторую и молча нащупала поток. Я же ветер? Вот и поймайте, если сможете! Нервно выдернула из потока нужную мне колючую нить, представила Шхаларову сумку и полетела. И последнее, что запомнила, это рассыпавшихся над водой светляков.

* * *

— Яссмилина!..

— А?.. Что?.. — я села и сонно захлопала ресницами. — А! Райден!..

— Что это такое? — зашипел брат, присев на корточки рядом со мной.

— Где? — спросила наивно, откидывая с лица влажные волосы.

Надо же, не приснилось... И волосы, и платье — влажные, и спала я — в обнимку с сумкой, и в руке — зажат давнишний камень. Э-э-это что такое?..

— Положи его на землю!.. — велел Райден таким же тоном, каким в детстве говорил мне "Ясси, брось каку!".

"Кака" оказалась не серой. А прозрачной. И вообще — не камнем. А сферой. Треснувшей. Со спящим клубком темно-сизого огня внутри. Ничего страшного. Эй, ребята, что у вас с лицами?

— Я сказал, положи!.. — брат начал выходить из себя, а я поспешно спрятала сферу за спину, вскочила на ноги и попятилась.

Мои спутники тоже встали. Вид оба имели очень нездоровый — ссутуленные, взъерошенные и бледно-серые, а темная одежда — серая от пыли. И — пустые. Как не вовремя... С перерасходом сил маги теряли связь с источниками и потоками, и что-то в них неуловимо менялось — гасли огоньки в глазах, морщинила кожа на лице. Но Шхалару-то пустота не грозит, к ночи восстановится, а вот Райден...

— Сам лучше иди и приляг! — напустилась на него в ответ. — Тебе что мама говорила?! Нельзя так опустошать себя, магия может не вернуться вообще, а ты что наделал?..

Он приподнял бровь, глянул на меня внимательно и устало сказал:

— Не уводи разговор в сторону. И... положи эту дрянь, а?

Я посмотрела на свою добычу. Наморщила упрямо нос. И во мне взыграло детство. Каждый раз, когда меня просили положить на место очередную найденную мерзость, хотелось обратного — вскрыть и посмотреть, что в ней такого гадкого. И мне с опытами везло... иногда.

— Нет!..

С дружным воплем оба мага отпрыгнули от меня назад шагов на пять. Я быстро сжала в ладонях сферу, и хрупкое стекло осыпалось к моим ногам, а наружу выбрался... всего лишь темно-синий светляк. Очень, кстати, симпатичный. Внутри сизого свечения — крошечная фигурка лохматого пса, длиннохвостого и почему-то крылатого.

— Ясь, побери тебя мгла!..

Покружив, светляк нырнул в вырез моего платья и тихо там затаился, а я заулыбалась. Щекотно! И весело глянула на своих онемевших спутников:

— Ну? И зачем так орать? Ничего же не случилось!

— Ясси... — хрипло протянул Райден и досадливо сплюнул: — Недоразумение ты эдакое, проклятье же зацепить могла!

— Но ведь не зацепила! — я стойко встала на защиту собственной глупости.

— А могла!..

— Но ведь обошлось!..

— Замолчите оба, — встрял Шхалар. — Обошлось, и обошлось. Предлагаю перекусить, и в путь.

— Какое — "в путь"? — я подняла брови. — Вы на себя давно смотрели? — мои спутники переглянулись и дружно скривились. — Вот, и я о том же! И далеко вы такие уйдете? До постели сначала доползите!

Народ моему совету внял. Удивительное рядом. Наспех изучив башню, оба достали одеяла и разбрелись по своим углам. Райден уснул сразу, а Шхалар, услышав недовольное бурчание моего голодного желудка, доплелся до полуразрушенной кладки очага, сдул с ладони пригоршню светляков, позеленел и, шатаясь, удалился в свой угол. И вокруг меня распахнула крылья тишина, нарушаемая лишь свистом ветра в дырявой крыше башни. Я перевела дух. Отлично. Можно спокойно заняться делом.

Умывшись и расчесавшись, я распотрошила братову сумку с припасами, взялась за яблоко и изучила временные владения. На первом этаже сохранилась лишь одна комната с широкими пролетами круглых окон, да часть комнаты смежной. От последней остались черная от копоти стена и полузаваленный проход. Кстати, я не уверена, что этаж именно первый: вместо входных ступеней нас встречал темный провал низкого арочного пролета. Соорудив на скорою руку начинку для похлебки, я загнала под котелок светляков, взяла второе яблоко и пошла искать свое подземелье.

Найдя снаружи узкую щербатую лестницу, уводящую наверх, я обследовала второй этаж, взобралась на третий и последний, изучила усеивающую его груду обломков, спустилась вниз, обшарила окрестности, но не обнаружила ничего нужного. Вход в подземелье, если он и существовал в природе, вероятно, находился в другом месте. И я утешилась благополучным завершением случайного приключения, приятным купанием, прячущимся под платьем светляком и великолепным самочувствием. И усталость как рукой сняло, и царапины с синяками зажили, и голова не болела, и мысли были ясными. Целебная вода в озере? Вероятно. И все — к лучшему. Да, и надо бы с прадедом обсудить ночное путешествие...

Сообразив поесть, я заварила чай, быстро прикончила свою часть похлебки и посмотрела на парней. Рассветные сумерки давно сменились светлыми, а оба моих спутника спали, как проклятые. И ведь не поели даже... Я перевела сочувственный взгляд с одного на другого и снова полезла в сумку Райдена. Я же внучка алхимика, в зельях немного соображаю... Но лучше бы обоих в то чудесное озеро окунуть. Жаль, дорога к нему утеряна.

Как у любого уважающего себя путешественника, небольшая с виду сумка Райдена вмещала в себя невероятное количество предметов, как он сам говорил — половину родового замка и мешок яблок. А заодно — и всевозможный хлам, найденный, видимо, в пути. Роясь в нем, я уколола палец и вместо искомой травы выудила из сумки щербатый осколок — с мою ладонь величиной, с выбитыми на одной стороне непонятными символами. Грязно-серая плитка с острыми краями. Ничего особенного. Вечность знает, зачем брату понадобившееся.

Не без труда добравшись до пучков трав и перевернув вверх дном все сопутствующее, я сварила нужный настой. Разлив полученное варево по кружкам, одну поставила рядом с Райденом и в сомнении посмотрела на Шхалара. Подумала, подошла к нему на заданное расстояние и катнула кружку по полу. Варево, конечно, немного расплескалось, но кружка остановилась на расстоянии вытянутой руки. Я встала. И так сойдет. И отправилась наружу беседовать с прадедом.

Башню окружали остатки стены, и, усевшись в ее тени, я развернула сшивку. Мельком глянула на срисованный ночью символ и потеребила пушистый хвостик косы. О чем именно прадеда спрашивать? Или не спрашивать ни о чем, а подождать, когда он сам начнет объяснять? Ощущение того, что Эйрин и без моих вопросов все знает, не отпускало, и прадед его правильность быстро подтвердил. Лист с символом перевернулся, и на его обратной стороне из-под пера появилось: "Поздравляю, Ясси, ты услышала зов ветра".

— И что? — уточнила наивно.

"Ты ступила на путь. Забудь теперь все, что слышала о ворах. Тот, кто не слышит зова, не есть вор истинный. Это лишь мелкий мошенник, умеющий использовать заклятья, но неспособный подняться дальше уровня практиканта. Ты пойдешь дальше мелкого карманника, который тащит все, что плохо лежит. Ты — вор, который крадет то, что очень хорошо запрятано".

Я вспомнила подземелье и невольно вздрогнула. Понимание сути зова порождало противоречивые ощущения, главным из которых стал страх. Снова. Я вообще была существом весьма трусливым, но бояться окружающих явлений — это одно, а вот бояться самой себя... Это... страшно. Песня ветра, зовя за собой в путь, лишала свободы выбора, заставляя, ломая и подчиняя. А если ветер однажды велит мне обокрасть родовое гнездо? Я так же, как прошлой ночью, подчинюсь, теряя саму себя и растворяясь в нереальности происходящего?.. Думая, что нахожусь во сне?..

"Подчинишься, если не научишься управлять".

— Что мне делать? — спросила сипло.

"Для начала научись его слышать. И слушать. Ветер всегда разговаривает с тобой. Пойми его. Почувствуй".

Я закрыла глаза, вдохнула-выдохнула, расслабляясь, и... услышала. Слабая, еле слышная напевность — шепот ветра, блуждающего средь листвы, гулкое эхо его бесед с самим собой в унылых развалинах... Осторожное дыхание ласково касается плеч и рук, пожимая ладонь, скользя меж пальцев...

"Ты не услышишь пение ветра, пока он парит среди облаков. Ты услышишь его лишь тогда, когда он заговорит — с кронами деревьев, с вершинами гор. Или — с тобой. А когда он заговорит, ты не сможешь не откликнуться. Твои мысли, твои слова, твои поступки станут его речью. Отныне ты — его эхо, Ясси, его тень, его дух. Но лишь тебе решать, что из его слов может услышать мир, а что должно остаться только между вами".

И все равно — страшно... Страшно, сложно и непонятно. Непривычно. Нереально. Словно я всю жизнь сидела в глухой комнатенке подземелья, куда не проникал ни один звук, а теперь поднимаюсь по лестнице, ведущей в новый мир, и слышу странные и непонятные звуки, которым разум в силу незнания пока не мог дать объяснение. Но я надеялась, что однажды они найдутся. И знания, и объяснения.

— А на каком языке говорит ветер? — я вспомнила зов. — Я слышала песню, но не смогла ее понять. Я знаю восемь древних языков, но...

"Этого ты не знаешь, этот язык — не древний. Вернее, не просто древний. Язык ветра — это язык Изначальности, сущности души мира, из которой Великая однажды сплела потоки силы. Это язык Девятерых неизвестных — покровителей магов. Это первый язык, на котором духовная сущность заговорила с миром. И это — язык Вечности. Давно забытое мертвое наречие, которое никто не знает, а знать его надобно".

— И ты не знаешь?

"И я не знаю. Не смог узнать. Нет, не хотел узнавать. Я прожил долгую жизнь, Ясси. И считал, что умен и мудр. Слышал зов и думал, что понимаю его, угадываю. Но я ошибался. И за свою самоуверенность заплатил очень большую цену. Но ты — моя наследница — эту ошибку не повторишь. Ты найдешь ключи к речи ветра. И к умению им управлять".

— Но если язык — мертвый... — нерешительно заметила я.

"Существует тайнопись языка Изначальности. И ты найдешь ее, когда будешь готова".

— А как я пойму, что готова? — прищурилась задумчиво.

"Я пойму и подскажу. Путь вора един для всех идущих. И из эпохи в эпоху люди идут по нему, совершая одни и те же ошибки, натыкаясь на одни и те же препятствия. Поверь, я пойму, когда ты будешь готова".

Вот как? Я нахмурилась. Вот и подтверждение моих подозрений. И теперь я точно знаю, что для чего-то прадеду понадобилась. Что-то он не сделал, что-то не успел закончить. Сложно ли человеку, способному вшить в артефакт часть собственного сознания, предсказать появление в семье вора? Думается, что нет. Моя прабабушка — артефактолог, и о чем только не вещают ей созданные одушевленные предметы... И остается только гадать, знала ли она обо мне и о моем появлении заранее. Впрочем, с возвращением домой многое прояснится.

Рыжее солнце плавно спускалось за далекую черту туманных гор, а я смотрела на расцветающие закатные сумерки и пыталась обдумать узнанное. Как обычно, получалось неважно. Да, сквозняк в голове... И он очень мешал собрать воедино новые знания, разводя мысли в разные стороны. Я повоевала с собой, оставила на полях сшивки кое-какие заметки, посмотрела на них и махнула рукой. Не мое это. Да и на одном месте сидеть надоело.

— Может, ты меня еще чему-нибудь поучишь? — спросила с надеждой.

"Почему бы и нет? Находи поток".

На мгновение стало страшно. А если я выужу из потока нить и снова услышу зов? А что если ветер опять унесет меня Вечность знает куда, а я не справлюсь с потоком и потеряюсь? А вдруг...

"Знаешь, Яссмилина, для человека, который не любит думать, ты тратишь на это занятие непозволительно много времени", — прошелестело по листу сшивки перо.

Я застенчиво улыбнулась.

"Не мучай себя. Воровские мозги — не для размышлений, а для действия. И, кстати о нем, где нить потока?"

— Здесь! — спохватилась я.

Ай, прохвост, провел! Меж моими пальцами скользнула вьющаяся голубая змейка.

"Это цепляющая нить. Перемещает нужный предмет в твои руки. Проходит через магические ловушки, но не проходит сквозь материальное. В некоторых случаях и самого вора подтягивает к цели, но на незначительное расстояние. Будь с ней осторожна".

— Ладно.

"Пробуй".

Убрав сшивку в поясной карман, я осмотрелась. И заприметила камень, лежащий на остатках башенной крыши. Чем понравился — не знаю, наверно, небольшими и безобидными размерами. Я собралась с духом, размахнулась, выбросила нить вперед... и полетела следом. Ноги шаркнули о землю, сапоги ухнули вниз, а я оказалась висящей между небом и землей на расстоянии вытянутой руки от выбранной цели. Только и успела упереться босыми пятками в шершавую каменную кладку стены. И это значит — "в некоторых случаях"?..

Ну, Эйрин... я бы тебе сейчас сказала...

Я глубоко вздохнула, задержала дыхание и попыталась успокоиться. Посмотрела на небо, затянутое золотисто-багряной дымкой закатных сумерек. Посчитала до десяти. И выдохнула, отмечая замедляющееся сердцебиение. И собралась наконец с мыслями. Проверила на крепость нить, обмотанную вокруг запястья, и осторожно потянула камень на себя. Удалось сползти вниз на пару шагов, но и моя цель потянулась следом, и теперь угрожающе покачивалась на самом краю, прямо над моей беззащитной макушкой. Я мрачно вздохнула, перебирая ногами по стене. И не туда, и не сюда, а...

— Развлекаешься?

Я чуть нить не выронила. Шхалар стоял внизу и, задрав голову, смотрел на меня с очевидным любопытством. Я смущенно кашлянула. И сказать-то — нечего, только свободной рукой юбку... перехватить.

— Помочь или не мешать?

— И то, и другое, — буркнула вполголоса, но он услышал.

Сумеречная "лапка" вынырнула из ниоткуда, подхватила меня под мышки и плавно потащила вниз, отпустив у земли. Камень сполз следом, бухнувшись к моим босым ногам.

Я перевела дух, передернула плечами и исподлобья глянула на Шхалара:

— Ты вовремя... — и опустила взгляд. Ничего нового, он, конечно, не увидел, но... неудобно. Да так, что благодарность с языка не шла.

— Не за что, — заметил он иронично и, развернувшись, побрел обратно в башню.

Я растерянно захлопала ресницами. И что? И все?.. А где же привычное "Ясси, ты недоразумение"? И ни насмешек, ни нравоучений? Да ладно!

— А как же... А где?.. — вырвалось невольное.

— Размечталась, — фыркнул сумеречный и уже из башни скупо обронил: — В благодарность за настой.

— П-пожалуйста... — пробормотала в ответ, посмотрела на низкий пустой проем входа и пошла искать потерянные сапожки.

Размечталась... Нет, раньше я действительно мечтала, чтобы он обратил на меня внимание, но проходило время, я взрослела, дружила и целовалась с мальчишками из соседних родов и... И — да — мечтала про себя. Что может быть, когда-нибудь... Пока не поняла, что ничего не выйдет. Что все останется, как было, и всесильный источник никогда не заметит некое неуемное недоразумение, если, конечно, оно не начудит так, что его захочется пришибить. И даже мечтать перестала.

А прежде между нами происходило всякое. Но самое неприятное, пожалуй, — как я ему в любви признавалась. Помнится, родни дома не было, и мы с Айло стащили из подвалов бутыль яблочного вина. И в разгар нашего веселья явилась эта неразлучная парочка. Райден бутыль у нас отнял, среднему братцу накостылял, а я, удерживаемая за шиворот сумеречной "лапкой", в сопровождении Шхалара отправилась проветривать затуманенные мозги. А мне только-только шестнадцать стукнуло, и я решила, что теперь все можно. Он послушал мои пьяные откровения и молча окунул в фонтан — для придания мозгам ясности. И, конечно, после я в ужасе сбежала прочь, но сказанных слов назад, увы, не воротишь. А сумеречный с тех пор смотрел на меня с таким неодобрением, словно я у него что-то украла... или вот-вот украду.

Сев на камень, я обулась. И что я в нем только нашла, в занозе в этой сумеречной?.. И не шибко красив, и не слишком приятен, и обаяния нет и в помине, и характер — вредный и нелюдимый... Зато когда я нуждалась в помощи — а нуждалась я в ней часто, — он оказывался рядом. Немыслимым образом возникал из ниоткуда и молча протягивал руку. Потом, конечно, проходился по моей неуклюжей особе вдоль и попрек, но я бы на его месте тоже язык за зубами не держала. Да и получала всегда по делу. А может быть, виновата еще и его источниковая сущность. У меня с любыми источниками отношения складывались... непонятные.

Я поглазела на темнеющее небо и решила на сегодня с опытами закончить. И есть хотелось, и выспаться надо, пока мои спутники сил набираются. Я вернулась в башню и осмотрелась. Брат спал на боку, уткнувшись носом в стену. Шхалар дремал на животе, обнимая сумку. Оба тихо сопели, похрапывая, и меня тоже потянуло в сон. Перекусив, я закуталась в одеяло, свернулась клубком под боком Райдена и в полудреме вспомнила давний разговор с прабабушкой.

* * *

...Я сидела в саду на качелях, в нескольких шагах от источника мглистых сумерек, и с интересом за ним наблюдала. Вьющиеся сизо-серые плети, похожие на лепестки огромного цветка, растекались по зеленой траве, а из облачной сердцевины вырастала туманная тень, смутно напоминающая фигуру человека и поднимающаяся на высоту двух-трех этажей. Но стоило мне слезть с качелей и подойти ближе, как источник испуганно подобрал под себя многочисленные щупальца и сжался.

Позади меня прошуршали шаги — легкие, чуть прихрамывающие.

— Источники странно устроены, — задумчиво сказала прабабушка. — Они отдают силу нуждающимся, но не приемлют того, кто приходит красть.

Я бросила на нее удивленный взор через плечо. Серебристо-седые волосы собраны в пучок, выцветшие зеленовато-карие глаза и смотрят на меня, и не видят. Постоянно отсутствующий взгляд на морщинистом лице прежде казался привычным, но сейчас почему-то беспокоил.

— Так я же... не вор!

— Ты — неинициированный Перекресток, сущность вора в тебе есть, и источник тебя к себе не подпускает, — придерживая подол длинного сизого платья и чуть прихрамывая, она подошла ближе. — И так будет всегда. И неважно, каков источник — неодушевленный или же... человек.

Я покраснела и отвернулась:

— Да это-то причем?..

— Притом. Притом, что тебя тянет к Шхалару, как и к любому источнику, — прабабушка проницательно улыбнулась. — Ты ведь поэтому не отходишь от нашего источника, поэтому хочешь понять, что так манит, не подпуская?

— Ну...

— Все объяснимо. Печати инициированного пути у тебя нет, а способности есть, и эти способности требуют удовлетворения и развития. А ни первого, ни второго не будет, пока ты не научишься находить потоки нужной тебе силы и черпать из них необходимое. А ты не научишься использовать их правильно без инициации. Но организм силу требует, и неважно, откуда ты ее возьмешь. Смирись, Ясси. Смирись с тем, что тебя всегда будет тянуть к источникам непреодолимо. Смирись и терпи. Иного — не дано.

Я снова посмотрела на пугливо поджатые сизые лепестки. Как у них со Шхаларом много общего... Как я далеко — так он расслабляется, а как поблизости — так прячется, сжимается, скрывается... Райден говорил, он бывал и веселым, и общительным, и обаятельным, и только я всегда видела одну и тут опостылевшую маску...

* * *

Меня разбудило солнце. Осторожно пробираясь в башню через круглое окно, оно пощипывало глаза и ласково скользило по моему лицу. Сев, я сладко потянулась и улыбнулась ему. Яркий свет заливал комнатку, изгоняя из углов мрачные тени.

Я выбралась из-под одеяла, снова потянулась, попрыгала весело и бодро устремилась наружу, к приятным запахам еды. И попутно проверила местонахождение светляка, о котором вчера подзабыла. Распахнула ворот платья и с улыбкой подмигнула крошеному сизо-черному комочку, съежившемуся до размеров ниточного узелка. Интересное явление. Первый раз вижу, чтобы светлячки уменьшались. Обычно они почти переставали светиться и потому казались меньше, а этот... Этот уменьшился настолько, что я его едва разглядела среди швов. Я оттянула вырез платья еще больше и...

— Думаешь, за ночь там что-то изменилось? — вопрос сумеречного застиг врасплох.

Я вздрогнула, разгладила пыльно-серую ткань платья, застегнув ворот, и заметила:

— А почему тебя это волнует?

Нет, сегодня ты мне не испортишь настроение, язва несносная... Я улыбнулась Райдену, проигнорировала приподнятую бровь Шхалара и села на камень у светлячкового костра, выражая готовность съесть все, что дадут.

— Как ты? — мягко спросила у брата.

— Бывало и хуже, — он протянул мне плошку с кашей.

Я мигом забыла обо всем на свете, торопливо поглощая еду. Сколько воровские опыты, оказывается, сил требуют, как и после них есть хочется... Я выскребла все подчистую, с сожалением посмотрела в пустую плошку, облизнулась, вздохнула, расслабилась и отметила странную тишину. Оба моих спутника молчали, и лишь ветер, бродящий в развалинах крыши, изредка бормотал что-то себе под нос. Я посмотрела на Райдена, потом — на Шхалара. Так и есть. Мутные отсутствующие взгляды у обоих, что указывало на бурное обсуждение по мыслесвязи. А меня как бы и нет...

Дождавшись, когда они с головой уйдут в мысленный разговор и потеряют связь с реальностью, я изо всех сил стукнула ложкой о жестяную стенку плошки. Оба мага дружно подскочили и растерянно заморгали, уставившись на меня. Нравятся они мне в такие моменты — недоумевающие, трогательно-беспомощные... Я улыбнулась про себя и поставила плошку на землю.

— Что, Ясь? — Райден, болезненно морщась, потер виски.

— Да ничего, — я безмятежно пожала плечами.

— Брось, — он нахмурился, — зачем буянишь?

— Буяню? — удивилась невинно. — Я не буяню. Я просто о себе напоминаю. Что я здесь. И хочу быть в курсе того, что нас ждет.

— Знаешь... — строгим тоном, не допускающим возражений, начал брат, но на сей раз возражения у меня нашлись.

— Знаю. Я — глупый ребенок, который ничего не понимает и которому ничего знать не полагается, так? — уточнила иронично.

— Яссмилина, ты бы... — встрял сумеречный.

— ...не совала нос, куда не надо? — я подняла брови. — Да, а вы предсказуемы... А я давно выросла. И пусть еще не поумнела, но это не значит, что меня нужно воспринимать предметом обстановки. Выкладывайте.

Переглянулись. Опять по мыслевязи пошушукались. Похмурились. Но меня в известность поставили.

— Мы думаем, как дальше идти, — нехотя сообщил Райден. — Нам бы до гор добраться, там пустошь заканчивается, но пути — два.

— Один — безопасный, но долгий, дней на пять. А второй — короткий, к ночи у гор будем. Но идти придется через старые хранилища, а там много разной дряни, — добавил Шхалар.

— Длинным идти, конечно, — вставила я, глядя на бледную физиономию брата.

И дело не в моем "желании" попасть домой. Райдену еще не один сезон восстанавливаться. С потерей внутреннего ощущения силы маг теряет и саму возможность находить потоки, а потратился брат так, что... Будь он в порядке — пусть хоть через Вечность домой ведут, а теперь... Один еле живой маг — и это Шхалар, — и две бесполезные заботы ему в нагрузку...

— Длинным не получится, — брат снова устало потер виски. — Мы не рассчитывали ни на задержку здесь — а задержаться пришлось, ни на еще один рот.

Эй, опять я во всем виновата? Ну, в общем-то... Из-за меня действительно много времени потеряно, да и ем я хорошо... Но — так рисковать?..

— Может, другой путь есть, а? — спросила безнадежно.

Оба отрицательно качнули головами. А мне при мысли о коротком пути стало страшно. И совсем не потому, что дорога вела к домашнему нагоняю. Нет, по иной причине. Страх — нет, даже не страх, а липкий глубинный ужас — медленно заполнял душу, шелестя скользким хвостом.

— Не надо... — мой голос предательски дрогнул. — Не надо туда идти... Не надо!

— Почему? — пытливо уточнил Райден.

— Не знаю... — ответила хриплым шепотом. — Мне... просто очень страшно...

— Но тебе всегда страшно, Яссмилина, — Шхалар встал и насмешливо глянул на меня сверху вниз. — Ты всегда всего боишься, и это может быть оправданием. Но не доводом.

— Идем коротким, — решил брат.

Ну и зря... Я насупилась, но отправилась умываться и обуваться, чтобы пойти за ними следом, прочь от развалин, по пути доплетая косу. А что еще оставалось делать? Только... терпеть. И на каждом шагу воевать с невесть откуда взявшимся страхом, от которого уже к светлым сумеркам у меня начало сводить колени.

И все бы ничего, и бояться я привыкла, но прежде знала, чего именно боюсь. А тут... на пустом месте — до мелкой дрожи по телу, до липких ладоней, до трясущихся поджилок и потери аппетита. И как меня ни подгоняли, я не смогла заставить себя прибавить ходу. В конце концов Райден молча взял за руку, потащил за собой, и мы пошли быстрее. К тому самому, что так пугало.

И оно, то самое, не заставило себя долго ждать. С закатными сумерками мы приблизились к горам почти вплотную. Лишь далекие, наконец-то зеленые холмы и глубокий овраг преграждали нам путь. Вернее, не овраг. А пропасть, чей край выделялся на золотисто-красном небе черной каймой. Всего-то — подняться на холм и перебраться через пропасть?..

Я остановилась, испуганно озираясь по сторонам. Здесь страх усилился настолько, что я потеряла ощущение себя, растворяясь в нем, обрывая связь с действительностью. И если прежде мои мысли испуганно метались, сочиняя план побега один хуже другого, то теперь голова налилась тяжестью, тупой, до звона в ушах. Звона предупреждающего, и, кажется, об опасности...

— Н-не п-пойду!.. — прозаикалась в ответ на суровые взгляды. — Н-не т-туда!..

Райден молча взял меня под мышки, подтащил к краю обрыва и, поставив на свитый из сизых теней узкий мост, осторожно подтолкнул в спину. На дрожащих ногах я сделала один крошечный шаг, потом — второй, и посмотрела вниз. Дно скрывала пелена молчаливого грязно-серого тумана. Стена оврага с нашей стороны — безжизненная, иссушенная, желто-красная, а с противоположной — коричневатая, изрытая корнями кустарников. И подозрительно близкая.

Я зажмурилась, делая следующий шаг. Подсмотрела одним прищуренным глазом на дорогу, шмыгнула носом и нерешительно пошла вперед. Страх не отпускал, усиливаясь с каждым мгновением. За спиной сопел брат. Следом за ним шел Шхалар. Ему-то и досталось.

— Ясси, беги!.. — Райден сильнее подтолкнул меня вперед.

Я на противоходе обернулась. Клок моста вместе с сумеречным проседал, а вокруг него медленно распускался бутон мерцающей тьмы, от одного вида которой сводило колени, а вдоль позвоночника взад-вперед пробегали липкие ледяные лапки древнего ужаса. Вечность! И это не ругательство. Это... это ее щупальца. Одухотворенная сущность, обитающая за Изнанкой, но приходящая в живой мир, чтобы убивать. А мы — лишь на середине моста, и Райден — совсем пустой... Брата не отдам!..

Нет, страх не исчез, он... замер, давая мне передышку. И я ею воспользовалась, действуя без раздумий. Одной рукой свила цепляющую нить, которую швырнула к Райдену, а второй — нить захвата, отправленную к ближайшему кустику. Резкий рывок — короткий полет, и я плюхнулась на вершине холма, а Райден просвистел мимо меня чуть дальше. А Шхалар застрял. И щупальца Вечности, подбираясь к нему все ближе, высасывали магию — фигура сумеречного расплывалась, теряя очертания, превращаясь в облако сизого тумана.

— Шхал!..

— Уходите!.. — прохрипел в ответ.

Пока черные плети добрались только до его колен, надо что-то делать... Райден не поможет, а я, я... Понимание пришло мгновенно. Я же вор, ветер меня побери... И, как сказал, Эйрин могу красть даже то, что очень хорошо запрятано. И даже если это "очень хорошо" охраняется Вечностью...

Я сложила ладони лодочкой и заорала:

— Шхал, я могу помочь! Только раскройся! Ну, защиту ауры ослабь! Подпусти меня! И я смогу тебя украсть!..

Он смерил меня таким взглядом... В общем, как тогда, когда мне было семь лунных сезонов, и мы только познакомились. Помнится, он вместе с Райденом приехал к нам на каникулы, и меня отправили показывать гостю родовое гнездо. Я, естественно, начала с главной достопримечательности — с подземелья, где случайно сумеречного и потеряла. А подземелья у нас чудные — четырехуровневые, заклятьями защиты и ловушками жуткими опутанные, поскольку там семейные реликвии хранятся... Нашелся наш несчастный гость на третий день стараниями приехавшего на каникулы Язгара. И, кажется, до сих пор на меня дуется за рассеянность. А ведь я и правда помочь могу!

— Ну, давай же! — прошептала глухо, лихорадочно ловя ветер и выплетая нить, и крикнула: — Шхал!..

Мгновение глаза в глаза — и его аура расплылась сумеречным туманом. А я не стала медлить, швырнув к нему цепляющую нить. Зацепилась за что-то и усердно потянула на себя, но заклятье, оказавшееся мощнее предыдущих, упрямо выскальзывало, больно врезаясь в пальцы. И на одно мгновение показалось, что Шхалара повело обратно, к плотному облаку Вечности.

Я перехватила нить, и он выругался:

— Мгла!.. Вперед тащи, а не назад отпускай!

— Ну, извини, не приспособилась еще...

Снова перехватила нить, пытаясь подтянуть его к себе. А она тащила меня к пропасти. Я пыхтела, сопротивляясь, упиралась в землю пятками, но сползала вниз. Тяжелый же он однако... Нить снова заскользила меж пальцев в ненужном направлении. Да как я раньше-то ею управляла, почему же она меня теперь не слушается?..

Позади зазвучали быстрые шаги.

— Райден?

— Держись!

— За что?!

— За меня.

Оттаскивая от пропасти, брат сгреб меня в охапку. А я вовремя перехватила нить, так что следом за мной потянулся и Шхалар. Рывок — и он выбрался из плена, проскочив мимо склизких щупалец черного тумана. Второй — и мы с Райденом оказались у подножия холма, а мой украденный врезался в скалу. А плети Вечности, разочарованно пульсируя, уже сворачивались в тугой кокон, тая в туманной хмари пропасти. Получилось...

— Ой... — мне стало нехорошо.

— Заклятье держи! — рявкнул брат.

Неуправляемая нить вихрем извивалась в руках, и пальцы от боли сводило судорогой. Еще рывок — и Шхалар тяжело плюхнулся рядом с нами. А я с облегчением выпустила из ладоней нить, позволив шаловливому ветру подхватить ее и унести прочь. И устало осела на землю.

— Живой? — спросила сочувственно.

Сумеречный перевернулся, скривился и с хрустом потянулся. Меня накрыло неожиданной волной покалывающей боли. Это что ж такое, последствия воровства непредвиденные?.. Райден сел рядом, и я привычно прижалась спиной к его плечу, а он обнял, поцеловал в висок, прошептав "молодец". Ну, хоть кто-то... оценил.

— С тобой как свяжешься — так и огребешь, — проворчал Шхалар, сплюнув кровью.

Что-то мне нехорошо... И перед глазами темнеет, и желудок к горлу подкатывает, и холодно становится... Я зябко поежилась:

— Ой, не выступай, на тебе все махом заживает, как туманном слизне... И — да, — кстати, Яссмилина, ты мне жизнь спасла!

— Да, кстати, Яссмилина, ты мне жизнь спасла, — передразнил он, копируя мои интонации, и сморщился: — Но мои ребра — иного мнения.

— Язва сумеречная...

Перед глазами замерцали странные голубоватые огоньки. Я моргнула, провожая удивленным взором вереницу сияющих шаров, снова моргнула, встречая следующую, подняла глаза к небу в поисках новых... И меня с головой накрыла сияющая пустота.

* * *

...Вокруг шумел ветер. То холодный, то горячий, то порывистый, то спокойный, он то нежно обнимал за плечи, то с силой толкал вперед. И я шла, подчиняясь его капризам. Толчок в спину — и я перехожу на бег, легкое прикосновение к шее — и я снова едва волочу ноги. И вокруг — так пусто...

Я посмотрела по сторонам, удивляясь. Где я? Ни неба над головой, ни земли под ногами. Ничего. Только искрящееся светло-голубым ничто и ветер, управляющий мной, как куклой. И... чей-то настырный голос в ушах, причем такой знакомый...

— Кто ты? — шепчу еле слышно.

— Обернись.

О, а вот это мне знакомо! Когтистая "лапка" сумерек тянулась за мной, разрывая пустоту. И я тоже потянулась к ней, и почти добралась, и почти ухватилась, когда резко взвыл ветер. Просачиваясь меж пальцев, он до крови раздирал ладони, вцепившись в волосы, резко тянул за собой. Я отчаянно дернулась, выпутываясь из его сетей и оставляя в лапах ветра клочья волос, не чувствуя боли, из последних сил рванулась к "лапке" и... открыла глаза.

Темнота. Тишина. Светлячковый костер, рядом с которым спит, завернувшись в одеяло, Райден. И — Шхалар, окруженный сизым сиянием собственной силы и хмуро всматривающийся в мое лицо. И сидящий подозрительно близко. И, собственно, я — нервно дрожащая и замерзшая. Эй, а где же пресловутые десять шагов?.. Или... раз уж украла, то?..

— С возвращением, — Шхалар натянул на мои плечи одеяло.

— Откуда? — спросила неуверенно.

— Оттуда, — загадочно ответил он.

— Странные ты вещи говоришь... — промямлила я, потирая лоб.

Сумеречный сел рядом, скрестив ноги, и усмехнулся:

— Да нормально бы ответил, если бы знал, куда тебя занесло.

— А ты как... понял?.. — ощущение сияющей пустоты не проходило, и мне стало не по себе.

— Я же источник, — обронил он сухо.

Как будто это все объясняло... Хотя... объясняло это многое. Наверно. Мне сложно понять. Ему виднее. И куда виднее, чем мне.

Я на мгновение закрыла глаза, вспоминая.

— Ветер... — так, мне срочно нужна моя сумка...

Символ вора...

— Что? — не понял Шхалар.

— Ветер, — повторила я, с трудом садясь. — Ветер. Там был ветер... Шхал, пожалуйста, дай мне мою сумку!

Он странно на меня глянул, но требуемое мановением руки подтянул. Я высунулась из одеяла, открыла клапан и вытащила сшивку. Эйрин точно должен знать... Открыла нужную страницу и вопросила:

— Что это было?..

А на странице дневника невидимая рука уже выплетала вязь столь важных слов: "Тебя унесло. Наш мир пронизан потоками различной силы, он держится на них, словно доски моста на веревках, над пропастью. Потоки бывают слабыми, средними и сильными. В зависимости от того, сколько силы тебе нужно и каков твой потенциал, ты и пользуешь необходимый поток. Главное, что после использования его нужно отпускать. Мы называем это заметанием следов. Отпустить поток, перерезать те нити, которые вас связывали и которые тебя питали. Иначе он приклеивается к тебе. И если поток слабый — то вреда не причинит, но твое местонахождение вычислит любой, идущий по следам украденного. А если поток сильный — затянет в себя и унесет".

— Ну и что? — уточнила я.

"Ну и все".

Я молча посмотрела сначала на вязь слов, потом — на Шхалара.

— Очень верный ответ, — прокомментировал он, через мое плечо замечания Эйрина прочитавший. — Ну и все... — хмыкнул и добавил: — Я не силен в вопросах ремесленной силы, но знаю, что магам ее дает Вечность, и она же нас к рукам прибирает. А сила вора... иного толка, но, думается, ты едва не попала на порог Вечности.

Я судорожно сглотнула. Возмущенно уставилась на сшивку:

— Почему ты не рассказал, как заметать следы?..

"А кто же знал, что ты полезешь в столь мощный поток силы? Те, на которых ты тренировалась, слабенькие, вреда бы не причинившие. Их и отпускать-то не надо, они таят сами по себе, сделав дело. Я не предполагал, что ты сможешь найти и удержать сильный поток. Но тебя же понесло", — последовал ответ.

— Эй!.. — моему возмущению не было предела. — Я же не знала, где какой поток! И вообще!..

"Не шуми. Я забыл, что твоя аура не "проштопанная", и ты к любым потокам силы подпущенная. Тебе срочно нужно найти хорошего вора-наставника и "прошить" ауру, чтобы отрезать доступ к сильным потокам. Позже и о разнице расскажу, и следы заметать научу. А ты пока силы у источника наберись — чужая магия отрежет путь к потокам вора наверняка. И после — спать", — и сшивка с шорохом закрылась.

Я несколько мгновений таращилась на потертый переплет, а потом, вздохнув, повернулась к сумеречному:

— Похоже, мы с тобой в расчете на сегодня. Только... силой поделись, а?

Он склонил голову набок, и из-под упавшей на лоб волнистой пряди сверкнули заинтересованно сизые глаза:

— А что я получу взамен?

Это он к чему?.. Я насупилась и попыталась отодвинуться — не пустил, неожиданно обняв. И опять так смотрит, словно я у него что-то украла... И, странно, глаза у него — теплые-теплые, а взгляд — обволакивающий, словно вязаная пушистая прабабушкина шаль, уютный-уютный... И так хочется в этот теплый уют окунуться, чтобы чуть-чуть согреться и забыть о сияющей пустоте мира ветра...

— У тебя после встречи с Вечностью голова совсем... того? — пробормотала я, краснея под пристальным взглядом.

— Ты давно это заметила, — Шхалар расслабленно улыбнулся, и черты его лица начали расплываться, теряясь в сизом тумане. — Еще в первую нашу встречу. Или во вторую?

— Ты меня в окно выбросил! — возмутилась.

— Я был злым и в ловушки подземелья угодившим. По твоей вине. А тебя Райден все равно поймал, — и вьющееся плети теплого тумана заструились вокруг, маня первозданной силой и... могуществом. Кажется, руку протяни — и владей...

— У-у-у... з-земли п-почти... — пробормотала, заикаясь.

Как же он на меня странно действует, источник, а... Я физически перестала его ощущать, словно не человек рядом, а... плотный клубок тумана. И ни глаз не видно, ни рук — не чувствуется... И на мгновение показалось, что я вернулась обратно — в мир ветра, где не было ничего, кроме меня и мощного потока силы. И руки так и чешутся это богатство... к рукам прибрать.

— А ты мне еще долго потом мстила, — его лицо окончательно скрылось в мглистой пелене, из вязкости которой гулко, как из колодца, доносился глухой голос, — а я терпел.

— Да-а-а? Это когда ты меня...

...поцеловал? Ага, размечталась... Лица коснулся вязкий туман, руки погрузились за холодную сизую пустоту. И я растворилась в том, чем он стал. И по капле, с удовольствием, вдыхала силу. Вот, значит, как источники ее добровольно отдают, вот зачем ее от таких, как я, прячут...

Я стала вором, но, рожденная Перекрестком, все еще нахожусь на распутье, и как использовать могу силу любого пути, так и принимать — тоже. Прохладная сумеречная мгла проникала сквозь кожу, струилась по венам, помогая прийти в себя. Нет, как, ну вот как он ухитряется каждый раз оказываться рядом именно тогда, когда мне это необходимо?.. От избытка чужеродной силы мутилось в голове. Как?..

— Все, хватит с тебя. Спать пора. С рассветными сумерками идем дальше, — под моими руками снова оказались вполне человеческие плечи.

— Да, конечно... — и я вздрогнула, вспоминая недавний кошмар, и обняла его крепко: — Не уходи! Мне... страшно. А вдруг?..

Сумеречный достал свое одеяло, укутал меня до кончика носа и остался рядом. А я с удовольствием свернулась клубком под его боком. Завтра все вернется на круги своя, а сегодня... Сегодня можно помечтать... О том, что может быть, когда-нибудь...

* * *

Мне снился странный сон. Я лежала в собственной комнате и в своей постели — умытая, в ночнушку переодетая и в одеяло бережно завернутая. А у моей постели стояли родители и шептались.

— Прошу тебя, не набрасывайся на нее сразу!.. — тихо говорила мама, поправляя мою подушку.

— Не набрасываться? — шипел отец. — Не набрасываться, говоришь?.. Да ты посмотри на нее, посмотри, кем она стала!

— Ренмир!.. Дай ребенку в себя прийти!

Родитель смерил меня критическим взглядом и сухо бросил:

— Посмотрим.

Засим сновидение оборвалось коротким полетом во тьму, после которого я открыла глаза и увидела почти то же самое, что и прежде. Я лежала в своей постели, на краю которой сидела мама, украдкой вытирающая слезы, а боком ко мне, у окна, заложив руки за спину, стоял отец.

— Доченька, проснулась! Как ты себя чувствуешь, чудо мое? — затараторила мама. — Есть хочешь? Хочешь?..

Я и пикнуть не успела, а мама уже помогла мне усесться, поправила под спиной подушку и поставила на мои колени поднос. Мой любимый рыбный суп с укропом и имбирем, порезанные треугольниками ломти свежего хлеба, пирожки с мясом... У меня предательски защипало глаза. Как же я соскучилась по дому...

— Мам... — я тихо шмыгнула носом.

— Ты ешь-ешь, — она ласково взъерошила волосы на моей макушке. — Ешь. Потом все. Ешь.

Я не заставила себя упрашивать, живо подъев все до последней крошки. Куда братовой походной похлебке до маминого супа... И на мгновение почудилось — обойдется, все будет, как прежде... Красивый морок, вдребезги разбитый безжалостным отцовским:

— Тмилла, выйди.

— Но...

— Выйди, прошу.

Мама вздохнула, поцеловала меня в макушку, посмотрела странно — не то с сожалением, не то виновато, — и вышла, тихо прикрыв дверь. Лишь в дверном проеме напротив моей кровати мелькнул длинный подол светло-сиреневой юбки. Я тихо шмыгнула носом, неловко поерзала и осмелилась робко посмотреть на отца. Он по-прежнему стоял у окна, боком ко мне, но его косой взгляд сказал о многом. Взгляд — как у цепного зверя, готового и зарычать, и наброситься, да поводок крепкий не пускает.

Я уставилась на собственные кулаки, сжимающие складки цветастой простыни. Подобные его взгляды я ловила на себе и раньше, и за ними следовало по очереди: нравоучения — попа — шиворот — подземелье — "я больше не буду!.." — нравоучения. Теперь, боюсь, этим все только начнется. А кончится — куда как хуже. Даже если в силу моего возраста из обычного списка исключат "попу".

— Если тебе есть, что сказать, говори, — тихо обронил он.

Какое там говорить, язык от страха не ворочается, а челюсти я нарочно покрепче сжимаю, чтобы зубы не стучали... Страх, похожий на пережитый в пустоши, вернулся, затаившись под гулко колотящимся сердцем, и в ответ на вопросительный взгляд я отрицательно покачала головой. Слова объяснения уйдут в пустоту — отец уже се решил, по глазам вижу. Хана мне. Не отвертишься и не оправдаешься.

— Чай допивай, — сказал он неожиданно.

Я дрожащими руками взяла с тумбочки кружку и сделала пару глотков. Легче не стало. Зато стало очень себя жалко. Я тоскливо изучила свою комнату. Высокий потолок и окна, выходящие на рассвет, на всю стену, закрытые шторами в сине-зеленую полоску. Каменная кладка стен скрыта за яркими коврами. Кровать с тумбочкой у окна. Очаг со светляками — рядом. Скучно-коричневые шкафы и полки, которые я терпеть не могла, по противоположной стене. Плющ, затягивающий цветущими плетями потолок и часть стен. И что-то мне подсказывает: уйду я отсюда, а вернусь нескоро...

Отец тем временем вытащил спрятанное между шкафами кресло, пододвинул его к моей кровати и сел, вытянув ноги. Райден все-таки — его копия, только смотрят на меня по-разному... Те же светлые волосы, пронзительные темные глаза и загорелое лицо с резкими чертами и упрямым подбородком. Вообще все мое семейство светловолосое и загорелое, одна я — теперь понятно, в кого — светлокожая и темноволосая. А до "встречи" с прадедом иногда думала, что я подкидыш и...

— Яссмилина, как ты думаешь, почему в древних родах был введен запрет на появление вора?

Не в бровь, а в глаз... Я отвлеклась от тоскливых размышлений и пожала плечами. Самой интересно знать.

— Ладно. Скажи мне тогда, дочь, зачем был создан, например, наш род.

Я подняла глаза к потолку и заученно ответила прабабушкиными словами:

— Родам поручено хранить знания и артефакты, некогда врученные магам Девятью неизвестными. Хранить, чтобы не допустить новой сумеречной войны, которая случилась из-за жадности магов и желания одной ветви сумерек узнать тайны остальных. Лишь представители родов имеют право пользоваться реликтовыми знаниями, и передавать их нужно из поколения в поколение, не допуская до охраняемых тайн чужаков.

— Запомни то, что сказала. И послушай меня очень внимательно. То, что я расскажу, касается твоего прадеда, — отец откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза, а я оживилась. — Некогда твой прапрапра — основатель нашего рода — стал одним из участников подписания мирного договора между магами сумерек, который положил конец последней затяжной войне. И поэтому ему было предложено возглавить Старший род Мглистых сумерек.

— Об этом я знаю... — пробурчала себе под нос.

— И все бы ничего, если бы не его наследники, — продолжил он невозмутимо. — Дети прапрапра погибли во время войны, а единственные внуки — двое известных тебе, надеюсь, близнецов, мальчик и девочка — воспитывались с младенчества домовыми духами. И он не успел ни воспитанием их заняться, ни на путь наставить, ибо скончался вскоре после подписания договора при таинственных обстоятельствах. Да, не смотри так удивленно, твои прабабушка и прадедушка — оба Перекрестки. И — да! — это у вас семейное. И твоя бабушка, и твоя мать — тоже Перекрестки.

Точно семейное... И, видимо, семейная же, по женской линии — точно, запущенность перекрестковых способностей.

— И я подозреваю, прапрапра чистым магом мглистых сумерек никогда не был, — продолжал монотонно рассуждать мой собеседник. — А что случается со взрослым Перекрестком, ты уже знаешь. Он выбирает путь не по уму, а по душе. Эйрина стала артефактологом, Эйрин — вором. А запрет тогда гласил: вор не должен появиться в роду со стороны. Почему, Яссмилина?

— Все дело в том, что мы храним? — спросила наобум.

Отец глянул на меня цепко:

— Не только в том, что храним, но и в том, как храним. А как мы храним, а, дочь?

— Ну, — я вспомнила прабабушкины рассказы, — в подземелье храним, в паутине ловушек и всего прочего...

— "Всем прочим" являются заклятья на крови, — недовольно вздохнув, сообщил он. — Только тот, в ком течет кровь основателя рода, может пройти лабиринтами подземелья. Только того пропустят охранители. И только тот избежит всех магических ловушек. А вошедший в род получает и браслет, заклятый на крови, и такой же доступ к реликвиям, как прямой наследник. Понимаешь, к чему веду?

Я судорожно сглотнула, невольно ощупав родовой браслет на правом предплечье. Я понимала. Обычному члену семьи нужно долго плутать лабиринтами подземелий и говорить охранителям ключевые слова. А вору достаточно лишь пустить по следу сокровищ цепляющую нить, и все...

К тому же я — неуправляемый вор. Обычно после инициации ребенку "прошивали" ауру, чтобы отсечь его от источников и обучить основам силы. И в Младшее поколение выходил тот, кто умел управлять "швами", приподнимая их и впуская в себя клочья силы. И в Среднее переходил тот, кто умел оставлять "швы" приоткрытыми. А к Старшим — тот, кто подчинял себе силу, снимая "швы" совсем. А у меня "швов" нет, доступ к силе — прямой, как и силы — ко мне. И любой порыв ветра — вроде того, что привел меня в пещеру, — грозил... неприятностями. Потому как не я владела силой. А сила — мной.

Пока я лихорадочно размышляла о своем, отец молчал. И продолжил, когда мой отчаянный взгляд перестал метаться по комнате, вновь сосредоточившись на собственных судорожно сжатых кулаках.

— После появления твоего прадеда во всех родах вышел новый запрет. Рожденный в роду вор либо сразу из него исключается, либо должен навсегда остаться неинициированным. Как думаешь, почему?

— Папа, — я хмуро поджала губы, — ты же знаешь...

— Знаю. И ты тоже должна знать. Более того, ты должна понимать. Сегодня, Ясси, мы храним лишь треть сокровищ, завещанных твоим прапрапра. Остальные я ищу с тех пор, как встретил твою мать, и продолжаю искать поныне. Почему, спросишь ты? Потому что в один прекрасный день Эйрин вымел хранилище подчистую и пустил тайны рода по миру.

Из меня словно воздух вышибли. Я растерянно смотрела на отца, а память услужливо подбирала доказательства из редких откровений прадеда. "Я слишком поздно понял, что на самом деле никогда не понимал речь ветра. И за свою самоуверенность заплатил очень большую цену". Вот так вот. Как, кажется, теперь все просто и понятно... Жаль лишь, что тайны прошлого не решают проблем настоящего, а добавляют их.

— Теперь, надеюсь, понимаешь, почему в роду тебе оставаться нельзя?

Пожалуй, я была к этому готова...

— И что, исключишь? — спросила устало.

— Либо — замуж, — уточнил отец, — и в другой род, который ничего ценного не хранит.

— Не пойду! — вскинулась я.

— Тогда — вон. Мне все равно, что ты будешь воровать у других. Я жизнь положил на поиски родовых реликтов, и не позволю какой-то девчонке испортить свое дело.

— Я — не "какая-то"! — обиделась, обернувшись. — Я твоя дочь!

— Нет, не моя.

И снова — словно удар под дых. Я молча хватанула ртом воздух, а мой собеседник сухо добавил:

— Не наша.

— К-как т-так?.. — пролепетала я.

Не верю!.. Я же видела портрет прадеда! Я же на него похожа!..

— После четырех сыновей жена очень хотела дочку, но возраст для родов у нее был уже не тот, — объяснил он, отстраненно глядя в окно. — А потом ты ей приснилась. Тмилла увидела тебя во сне и плешь мне проела просьбами найти. Мы объездили тьму приютов, но приснившуюся девочку Ясси нашли на пороге комнаты, которую снимали на постоялом дворе. С тех пор ты вошла в семью, получив родовой браслет, а вот откуда взялась, я не знаю.

— Но я на прадеда похожа!.. — выдавила еле слышно.

— У всех свои недостатки, — отозвался отец иронично.

Я опустила взгляд на свои крепко сжатые кулаки. В мозгу — ни одной связной мысли, а внутри — так пусто... И почти не больно. И... понятно. Ведь часто думала об этом прежде, словно чувствовала... Я шмыгнула носом. Остро захотелось расплакаться и надавить на жалость, но... С отцом такое не пройдет. Это у Райдена на плече можно реветь, пока не надоест. А отец — как Шхалар. Только покажи слабину и распусти нюни — живо окажешься связанной по рукам и ногам собственными же соплями.

— Можно я... подумаю?.. — пробормотала сдавленно.

— Думай, — он закинул руки за голову и потянулся. С чувством выполненного долга.

Откинув простыню, я сползла с постели, вышла из комнаты, притворив дверь, и, постепенно набирая шаг, устремилась туда, где меня до темных сумерек никто не найдет. В свое гнездо. Там тихо и спокойно, там можно обо всем забыть... хоть на время. И, наверно, там я пойму, как быть дальше...

Я перешла с шага на бег, подобрав полы длинной ночнушки. А я — пойму... а не пойму — так придумаю!.. Бардак в жизни — еще не повод опускать руки и вешать нос. Это повод заняться делом и навести в своей жизни порядок. Да. Надо просто разложить все по полочкам и поверить. В то, что было. В то, что есть. В то, что будет. И в то, что все будет хорошо.

Выскочив из-за угла, я наткнулась на скучающего Шхалара. Кинула на него дикий взгляд и побежала дальше, пропустив мимо ушей недоуменный возглас. До тебя ли, когда мой мир разваливается на части?.. Добрались — и ладно...

Я торопливо пробежала до конца длинного коридора, поднялась по лестнице, пересекла гостевую комнату и, остановившись у стены, решительно отдернула оконную портьеру. Мало кто знал, что одно из окон — на самом деле морок, скрывающий вход в Закатную башню. Я сама узнала случайно, когда, играя в детстве, чуть из этого окна не вывалилась. Вообще огромный древний замок, построенный прапрапра, таил в себе много секретов...

Пройдя сквозь окно, я быстро поднялась по длинной витой лестнице, оказавшись в крохотной комнатке, нащупала на полу плиту, наступила на нее и провалилась вниз. Плита, едва я с нее сошла, вернулась на место, а я устало осела на пол, на ворох подушек и одеял. Все, я дома... Крошечный, неприметный балкон под черепичной крышей Закатной башни, оплетенный толстыми ветвями старого плюща, давно служил мне убежищем. Здесь я пряталась от нагоняев, ревела от детских обид и просто мечтала о разном, наблюдая за закатными сумерками. А теперь здесь придется думать.

Поелозив, я натянула на колени одеяло и прижалась спиной к стене, закрыв глаза. Хотя думать — последнее, чего мне хотелось. Зато хотелось... улететь. Стать ветром, что ворошил сухие ветви плюща, срывая старые листья и унося их вдаль — туда, где синело далекое море, сливаясь с ясным небом. Очень хотелось улететь, но...

Я безотчетно пускала по следу кармана с заклятьем-порталом цепляющие нити, но ничего не находила. Пока я спала, его забрали вместе с сумкой и спрятали. И то ли у меня руки дрожали так, что нити срывались, то ли спрятали мое добро под защиту заклятий, но... Я горько улыбнулась. Прабабушка не раз говорила: придет то время, когда проблемы придется решать, а не прятаться от них в ожидании чуда. Вот оно и пришло. Только так... не вовремя.

Сияние солнца, приглушенное дымкой светлых сумерек, медленно тускнело, спускаясь к кайме моря, а я так и сидела, обняв колени и бездумно глядя вдаль. На то, как пенилась вдали, ударяясь о крутые скалы, полоса прибоя, меняя оттенки с далекого черного до близко-бирюзового. На то, как порхали над водой перламутровые буреловки, примечая добычу. На то, как путался в ветвях серебряных ив и макушках могучих сосен ветер. И закрывала глаза, но слышала лишь шуршащий смех да чувствовала привкус морской соли на губах. И ощущала, как где-то внутри разрастается пустота — холодная и неприветливая, чужая в моем радужном мире...

И когда светлые сумерки начали сменяться закатными, я решила. Напьюсь. Чтобы завтра все проблемы показались несущественными в сравнении с дикой головой болью и общим отвратительным самочувствием. У мамы есть, кстати, чудесная настойка, которую Айло метко прозвал "выверни-мозги". И ее-то мне и надо. Чтобы сбросить с плеч оцепенение, встряхнуться и начать снова жить дальше. Да, малодушно и незрело... Но я не привыкла к самостоятельности. За меня всегда и все решала семья. А теперь под этим временем нужно подвести черту. И поставить точку. Пусть — малодушно. И, наверно, хорошо, что жизнь сдвинулась с мертвой точки... Но сейчас мне от этого "хорошо" так плохо...

— Хаян, — позвала я и испугалась собственного надтреснутого голоса.

Дух невысокого пожилого мужчины появился передо мной, выйдя из стены, и сурово поджал губы. Да, духи меня не любили. Вред я им причинить не могла, но вот работой обеспечивала. Существенной и стабильной.

— Принесешь кое-что из маминых закромов? — спросила тихо, и дух кивнул.

Я объяснила, что нужно, и спустя несколько мгновений уже сидела у балконного карниза с внушительной бутылью на коленях, принюхиваясь. Пахла настойка мятой, корицей и почему-то свежими сливками. Собравшись с духом, я сделала один глоток и цокнула языком. Вкусно... Сделала второй. Затем третий. А после четвертого глотка у меня все поплыло перед глазами, застучала в висках кровь и зашумело в ушах. И сквозь малознакомый шум пробивались родные голоса, и... Жалобно хлюпнув носом, я сделала следующий глоток. Что имеем — не храним, потерявши — плачем? Да. Но... я не хочу терять! Я не хочу терять свою семью, я люблю всех, даже отца с его приступами маразма и... Ну и что, что я неродная? Они-то мне родные! Как от них отказаться, вот как?..

Обняв прохладную бутыль, я закрыла глаза, а голоса звучали все ближе, разгоняя шум, всплывая перед внутренним взором знакомыми с детства образами. Мама, папа, прабабушка, братья... Вереницей ярких лиц они вились вокруг меня, смеясь, бормоча что-то, а я... Я вспоминала. Судорожно цеплялась за каждый миг, проведенный вместе, за каждое общее событие... Но слез почему-то не было. И не уходили прочь пустота и оцепенение. А я глубже погружалась в воспоминания, страшась неизвестности. И пугающей одинокой самостоятельности.

Но любой побег в никуда всегда оборачивается резким столкновением с реальностью. И вместе с половиной выпитой настойки я пришла к выводу, что уходить из рода все-таки надо. Хотя бы из чувства благодарности за беззаботное время детства и ощущение безопасности и любви. Но мои благие намерения испортила многозначительно скрипнувшая плита потолка. Райден. Ну, зачем, ну вот зачем нашел меня, а?..

Подойдя, он сел рядом, плечом к плечу. Я глянула на него искоса. Все такой же бледно-зеленый и опустошенный. И встревоженный.

— Ну, рассказывай, — и брат потянулся к бутылке. — А это — мне отдай.

— Нет! — я обняла бутыль и... расплакалась.

Наболевшее выходило тягучими толчками, как кровь из раны под ударами сердца, оставляя после себя тихую усталость. И о многом захотелось рассказать... но о большем — промолчать. Запрятать подальше и забыть. Несказанное вслух — еще не принято...

Я упрямо шмыгнула носом:

— Не уйду из рода никуда... Ну и что, что я со стороны? — и приложилась к бутыли.

— Значит, сказал, — задумчиво протянул Райден.

— Ты знал?.. — я поперхнулась настойкой.

— Ясь, — он снисходительно улыбнулся, — при мне трое братьев родились друг за другом — Язгар и Айло с Сартом. Мне было семь, когда ты появилась в семье, и я уже знал, откуда берутся дети и в какие сроки. И считать тоже умел неплохо. Все, кроме младших, про тебя знают, даже Язг догадывается.

— И все молчали?.. — я возмущенно насупилась.

— Зря? — просто спросил Райден и потянулся, забирая у меня бутыль.

— Не знаю, — проворчала, вцепившись в отнимаемое.

— Ясси, отдай, тебе хватит. Отдай, кому сказал!

— Ой, вот только старшего брата корчить не надо! — вырвалось невольное.

Райден нахмурился. Я съежилась под его пронзительным взглядом. Ой, растяпа безголовая-я-я... Он отодвинулся, и без его поддержки сразу стало холодно, пусто... и очень одиноко.

— И-извини... — пролепетала, отводя глаза.

— Знаешь, — сказал он негромко, — наверно, я всегда хотел иметь сестренку. Чтобы под ногами путалось маленькое прилипчивое создание, которому все интересно знать. Которое обнимаешь и чувствуешь себя большим и сильным. Которое смотрит на тебя с обожанием, и ты понимаешь, что способен на все, что непреодолимого не существует.

Я молча смотрела вдаль, но видела нескладного долговязого мальчишку — до дрожи боясь высоты, он храбро лез на дерево за приглянувшимся мне светляком. Потому что я подергала его за рукав, ткнула пальчиком в пушистую крону, где краснел огонек, и капризно проныла: "Лайден, достань!".

— Знаешь, каково это — быть старшим? — продолжал он, нервно взъерошивая светлые волосы. — Когда все взрослые уезжают, а тебе — всего десять? И за вами — глаз да глаз. И один убегает из дому в поисках выдуманных кладов, а ты бежишь его отлавливать. А второй изобретает новое зелье и разносит полбашни. А третий ставит на тебя же ловушки, в которые ты попадаешься. Потому как отвлекаешься на четвертого, который успел сделать пакость третьему и с воплями бегает по дому, зовя на помощь. А второй — вторит с верхушки дерева. Знаешь, каково мне приходилось? Знаешь, каким беспомощным себя чувствуешь, не умея справиться со всеми сразу?..

— Я... никогда не думала... — мне стало стыдно.

Ту историю я помнила прекрасно. Когда Язгар, вдохновленный искательством, в первый раз попытался сбежать из дому. Как Сарт, будущий алхимик, пользуясь отсутствием Райдена, разнес Рассветную башню, уцелев лишь чудом: вынесенный воздушной волной в открытое окно, он застрял в ветвях серебряной ивы. Когда Айло, обиженный за что-то на Райдена, ставил ловушки, а я, защищая нашего старшего, пакостила Айло. И от его же мести потом бегала по всему дому под завывания Сарта. А Райден, держа за шиворот пойманного Язгара, в растерянности и ярости метался между нами, решая, кого надо спасать, а кого вернее сразу прибить.

И повторила тихо:

— Не думала, каково тебе с нами...

— Об этой твоей особенности мне известно, — фыркнул Райден. — Но знаешь, это ты когда-то научила меня быть сильным... и взрослым. Страшим. Ты так верила в меня, что и я поверил в себя. И никогда не считал тебя чужой. Ты наша. И, Ясь, ты... кхе...

Это я крепко обняла его за шею, отодвинув бутыль.

— Обожаю тебя! — призналась честно и чмокнула в щеку. — Прости, а?..

— Ты меня — тоже.

— За что? — опешила я.

— За вести. Отец всю округу в гости позвал, жениха тебе подбирает, — и, пользуясь моим изумлением, Райден отпихнул бутыль ногой. — А первые запуга... задумавшиеся уже прибыли.

Я насупилась. Пожевала губу. Вздернула подбородок. И кое-как встала. Хмель радостно ударил в голову, вышибая из нее ненужное расстройство и расправляя поникшие за спиной невидимые крылья.

— Куда собралась? — поинтересовался Райден весело.

— Знакомиться пойду! — я, шатаясь, одернула ночнушку. — Ну, как выгляжу?..

Брат глянул на меня оценивающе и откровенно расхохотался:

— Чудесно! Я бы на тебя клюнул!

И я неожиданно увидела себя со стороны — его глазами. Разноцветные волосы дыбом, физиономия — красная и опухшая от слез, ночнушка — мятая, ноги — босые, взгляд — пьяный и сумасшедший.

— Райден, хватит ржать! — я попыталась пригладить вьющиеся радужные вихры. — Завидуй молча!

Он поперхнулся смехом и покладисто кивнул, мудро не отговаривая меня от задуманного. Мне же и море по колено, и океан по пояс. Смотрин хотят? Без проблем.

Мы с Райденом вместе поднялись наверх, но уже на лестнице мое сознание начало меня покидать, окончательно поплыв перед гостиной.

* * *

Я сидела в подземелье. В крошечной низкой комнатушке — наказательной, как мы ее называли, — с кроватью, рукомойником и отхожим местом. В наказание. Ибо смотрины удались. Сама я, правда, вспомнила произошедшее частично и только после бабушкиного чудо-зелья. "Выверни-мозги" сработали, как надо. Мое пошатывающееся появление, отдающее хмелем, не осталось без внимания. Но наказали меня не только за них. Но и за то, что было после. Нелестное "мелюзга глупая" и тому подобное я стерпеть еще могла. Но "бедер нет" и "грудь маленькая", сказанное громко потенциальным свекром, меня едва не добили.

Прилюдного унижения я не прощала никому. Райден шепотом предложил обидчика побить, но я запретила. Хватит ему из-за меня подставляться. Сама позор — сама и справлюсь. А спереть из алхимического хранилища бабули нужные зелья да применить их по назначению — большого ума не надо. Тем более что сила нужная теперь под рукой. И так было приятно засыпать под истошные вопли обидчиков! Подумаешь, проснулась в подземелье... Мне не привыкать.

Первой меня навестила мама. Принесла похмеляющее зелье, вздохнула грустно, поцеловала меня в лоб и ушла. Потом явился отец. Долго и вдумчиво на меня смотрел, но гордо удалился восвояси, так ничего и не сказав. Потом заглянула бабушка Нелла. Пожурила за то, что украла зелья, а не попросила. Мол, и отдала бы их сама, и подлить кое-кому помогла. Я покраснела и извинилась. Следом пришел дед Калистер. Погладил седую бороду и спросил, здорова ли я. Я смутилась и не нашлась, что сказать.

А потом пришел Айло. Принес бутыль сливового вина, посмеялся над моей угрюмой физиономией и рассказал последние сплетни. Оказывается, сосед наш, глава Среднего рода мглистых сумерек, до сих пор ходит зеленым в красную полосочку. А оба его сынули — рвутся к алхимии бабушки, один — синий в желтую крапинку, а второй — с отхожего места не слезает и грозит нам страшной карой.

Второго нашего соседа Райден с дедом Миттом до сих пор пытаются снять с флюгера Закатной башни, куда он забрался за некой прелестницей. Почему пытаются? Во-первых, прелестница его не отпускает. Бедрами и грудью. Во-вторых, флюгер мама когда-то от лазунов заколдовала. И взобраться туда невозможно. Но сосед — даром что маг — как-то сумел. И второе заклятье крепко приклеило его к флюгеру, дабы он не сорвался ненароком.

Мама же помочь моей жертве не может. Потому как вылавливает из озера еще одного потенциального родственника. Тому тоже чудная дева явилась, после спрятавшись на дне небольшого садового озерца. Которое скоро в море превратится, так усердно сосед всю ночь деву со дна выковыривал.

Мы опустошили бутыль, посмеялись, обсудили планы на будущее, и брат слинял, сообщив, что ряды потенциальных женихов после бурной ночки значительно поредели. Я повеселела и улеглась спать. И следующие посетители созерцали лишь мое безвольное тело и глупо-довольную ухмылку.

А мне снилась родня. Прабабушка с ее вечно отсутствующим взором, прихрамывающей походкой и пучком седых волос — строгая, но смешливая. Дед Калистер — папин отец, искатель, со шрамом на левой щеке и подергивающимся левым глазом, суровый не прощающий ни ошибок, ни каверз. Бабушка Нелла — задумчивая и бесконечно добрая, с завитками коротких светлых волос, в неизменно заляпанном алхимическом переднике. Дед Митт — мамин отец, сумеречный маг, еще не седой, осанистый. Бабушка Мифата — искусница, с блуждающей на губах улыбкой, хрупко-изящная, загадочная.

Они проходили мимо меня, замирали у стены и становились... портретами. А я неожиданно обнаружила, что наказательная комната превратилась в узкую высокую башню с круглой крышей, и портреты старшей родни расползлись по стенам. И стояла на полу и смотрела, как из их лиц уходит жизнь, оставляя лишь рисунок. Но удивиться этому не успела. Хлопнула тихо дверь, и снова пришел отец. А потом и мама — маг света, высокая, стройная, в закрытом платье, с добрым взором и усталой улыбкой. И Райден. И Язгар — сутулый, кареглазый и светловолосый, угрюмый. И Айло — взъерошенная светлая шевелюра и искрящиеся весельем зеленые глаза. И Сарт — близнец Айло, застенчивый и задумчивый.

Проходя мимо меня, они тоже исчезали в стене, превращаясь в портреты. И когда портрет Сарта слился со стеной, картины мигнули, и их часть провалилась в стены. Осталась только прабабушкина ветвь — от нее и Эйрина до... меня. Девять человек. Девять. Сакральное число нашего мира. Девять Неизвестных. Девять ремесленных путей, и девять — магических. И нас... девять. Я растерянно изучила портреты. И оттуда, где замерло мое лицо, мне улыбнулся... Эйрин.

— Что это?.. — спросила сипло. — Это ведь сон, да?..

— Может быть, да, — прищурился он загадочно, и его голос стал похож на шорох старых страниц, — а может быть, и нет...

Сверху посыпалась каменная крошка. Я испуганно подняла глаза. Крыша раскалывалась на два полукруга, и сквозь трещины слабо пробивались золотисто-красные лучи заката. Я попятилась и прижалась спиной к стене. Больно ударилась об острые выступы, и с локтей по моим рукам потекла кровь.

Я тупо посмотрела на царапины, на тускнеющие портреты родных и наугад спросила:

— И что дальше?..

— Дальше? — прошелестел голос Эйрина. — А дальше — учиться, Ясси. Учиться. Знания станут твоей дверью в будущее. И тропой к пониманию. Но дома ты ничего найдешь. Учиться — только в мире, только в опыте. Тебе многое предстоит узнать, прежде чем все начнется... И ты должна все успеть узнать, до того, как...

— Что начнется?.. — мне стало страшно. Как у края пропасти. — До чего?..

И башня вздрогнула, а крыша рассыпалась каменной трухой. Я инстинктивно отвернулась, ослепленная пылающим закатным светом, и... проснулась. Подскочила на постели и дико огляделась. Башня, закат, портреты... Тьфу! Я испуганно зажмурилась. Всего лишь сон. Но голос Эйрина и сейчас звучал в ушах, словно... словно и не совсем сон. Я зябко обняла руками плечи.

Но про учебу — это мысль...

* * *

В наказательной комнате я просидела два дня, вспоминая странный сон и развлекаемая лишь рассказами духов. А они донесли, что пострадавших после долгих усилий привели в должный вид, и часть из них с позором сбежала, но кое-кто решил остаться и продолжить благое дело. По избавлению моего семейства от собственно меня. Извращены. Интересно, чем отец их так запугал?

Сам он явился ближе к вечеру, сухо велел идти следом и готовиться к ужину. Нет, не так. К "очень важному", дословно, и "судьбоносному" ужину. И я, конечно, покорно согласилась. А планы мести неугодным продолжали цвести буйным цветом и обрастать новыми подробностями. Не хотят выгонять по-хорошему — уйду по-плохому. Хочется мне того или нет — но надо. А отец об этом как не догадался, так и не догадается. Я умела выглядеть виноватой, униженной и на все готовой, лишь бы простили. Трудно разве? Эх, искусница во мне гибнет, порой очень вовремя подавая признаки жизни...

Нет, к ужину я приготовилась правильно. По всем традициям. Даже радужное настроение с волос свела, заплетя их тугую косу, и в закрытое платье скучного сизо-серого цвета нарядилась. И чинно спустилась к столу, скромно поздоровалась и тихо затаилась в уголке. Удивила всех, даже отца. Только Райдена не провела.

Пока гости рассаживались, брат вышел на мыслесвязь: "Ясси, что с тобой? Ты меня пугаешь". Ухмыльнувшись, я подмигнула ему незаметно и отозвалась про себя: "А ты не бойся. Тебя не трону". И потерла свербящие виски. От этой гадости голова болела страшно, я ж не маг.

Ужин начался спокойно. Если не считать скрупулезной отцовской проверки питья на наличие-отсутствие вредных веществ. Ситуация с тщательным обнюхиванием бутылок позабавила, и не более того. Я считала повторение дурным тоном. Во всяком случае, повторение доскональное. Поэтому я ковырялась в салате, выуживая из него лук и отгребая найденное к краю тарелки. И ждала, пока гости расслабятся. Иначе задумку должным образом никто не оценит. Но ждать придется долго. И нудно. И скучно.

Скучно, впрочем, было только мне одной. Все остальные присутствующие, рассевшись за шестиугольным столом, оживленно шушукались. Братья обсуждали что-то свое, предки с гостями — что-то свое. И те, и другие то и дело на меня поглядывали. Первые — с любопытством, вторые — настороженно. Первые хорошо меня знали, вторые — не очень. Я задумчиво поковырялась ложкой в супе. Может, стоило отложить задуманное на пару дней и усыпить бдительность примерным поведением? Но да ладно. Место зато удачное.

Я исподтишка изучила комнату. Небольшая, шестиугольная, с большим очагом, полным светляков. Они же мельтешили и под высоким потолком, и у окон, отражаясь в стеклах. И излучаемый ими мягкий свет укутывал тенями стены, сужая пространство комнаты до стола, и дарил ощущение уюта. И я по-своему этим ужином наслаждалась. Мы давно не собирались вместе, всей семьей, и, чудится, нескоро соберемся... Я поерзала осторожно на высоком стуле и вздохнула. Так, ненужную сентиментальность — прочь. И прислушалась к переливу голосов: тихому и спокойному — маминому, резковато-громкому — отцовскому, трескучему — деда Калистера. Вот же... ветер...

Духи неслышными тенями скользили вокруг стола, меняя приборы и блюда, а я все никак не могла отделаться от ощущения... гадости. То, что проявилось после инициации — видимо, воровское чутье, — свербело, скреблось, просясь наружу, что-то, так похожее на страх, предсказавший встречу с Вечностью... Только почему? Мне чего-то не нужно делать?.. Я не понимала. Но с каждым мгновением близился и миг кульминации ужина, и нарастало ожидание... наверно, опасности. Может, не стоит из рода уходить?.. Ведь развязка вечера приведет именно к этому. А если вспомнить случай в пустоши и сравнить два ощущения страха... Может, уход — это новая опасность?..

Я морщила лоб, нервно елозя по стулу, и мое поведение не осталось незамеченным для одного человека, который сидел рядом, по левую сторону.

— Ясси, что случилось? — над моим ухом прозвучал тихий прабабушкин голос.

Я чуть не подпрыгнула от неожиданности, чем привлекла к себе ненужное внимание. И в отцовском взгляде засветилось грозное: "Только посмей!..", а в мамином — умоляющее: "Только не сегодня!..". Я лихорадочно осмотрелась и... вот оно, мое спасение, кружащее над тарелками! Заодно и мысли родни переведу в другое русло. А то они так подозрительно на меня смотрят, будто знают, что именно я задумала. И я быстро закатала свободный левый рукав до плеча.

— Да вот об этом думаю, — и я развернула стул, — вот скажи, как светляк может стать родинкой?

Это странное явление я открыла случайно, проснувшись в подземелье. И сначала списала на похмельный бред. А потом долго удивлялась. Но что случилось, то случилось. Темный светляк, найденный в пустоши, незаметно для меня превратился в родинку и уютно расположился на плече. Как я его обнаружила? Он порой ерзал и щекотался.

— О-о-о, — прабабушка прищурилась на крошечного темно-сизого крылатого пса, окутанного дымкой мрачного мерцания, — кажется, я узнаю руку, это чудо создавшее...

Я оживилась:

— Прадед?

— Да, Эйрин всегда питал слабость к существам Изначальности, — она склонила голову на бок.

И я поняла, кого светляк мне напоминает:

— Остроухий крылан!

Второе по силе существо мглистых сумерек после змея, остроносое и остроухое, пушистое, длиннохвостое и крылатое. Существа Изначальности — порождения чистой магии — по легенде, были хозяевами мира, пока Великая не забрала из него всю лишнюю силу, мешающую выживать остальным. После многие вымерли, и их останки до сих пор находят в самых неожиданных местах. А уцелевших заперли в самом подходящем месте — за Изнанкой мира. Потому как слабейший Изначальный сильнее десятка магов Старшего поколения. Искатели в течение эпох собирали о них сведения, исследуя останки, и теперь людям известно почти обо всех существах. Чудные зверушки. Но нет их ныне среди нас, и хвала Вечности.

— Знаешь, брат мой, Перекресток, сильным артефактологом был, — задумчиво продолжила меж тем прабабушка, — как и магию сумерек успешно освоил... Не удивлюсь, если этот светляк является одушевленным артефактом.

Вот как, значит. В пустоши я забралась в прадедово хранилище... И символ, вероятно, тоже его задумка, к чему-то таинственному ведущая — возможно, к ключу от известной двери в подземелье. И что-то мне подсказывает: доля случайности в произошедшем — почти нулевая. Эх, сшивку бы мне...

— Повернись-ка, Ясси... А ты — посвети!

Исследователь всегда остается исследователем, особенно если уже не является главой рода и плевать хотел на условности. Прабабушка углубилась в изучение, я смирно сидела рядом, а семейство... Семейство обалдело. Чего я и добивалась. С тревогой посмотрела на родителей. Успокоилась. Судя по их вытянувшимся лицам, я выглядела именно так, как задумано. Покосилась на братьев. Поняла, что зря. Едва не захихикала вместе с ними. Мама делала вид, что все в порядке. Папа то бледнел, то краснел, едва сдерживаясь. Немногочисленные гости недоуменно моргали.

На физиономии гостей, кстати, было приятно посмотреть. Сразу вспомнилась бабушкина мудрость: искусник — это художник, и он должен уметь писать на лицах наблюдателей картины их же собственными эмоциями. И то, что я изобразила с помощью прабабушкиной слабости к необычному, мне нравилось. Оставалось добавить ярких красок и подставить дату и подпись.

— Это изумительно! — бормотала она в умилении. — Невероятное существо! Это не мертвая искорка, как светляк, это живое и думающее создание! О, и я ему нравлюсь! Ясси, посмотри!

Я повела плечом, повернув голову. Крылан под нашими взорами гордо расправил перепончатые крылышки и распушил хвост. Я захихикала. Щекотно! И заерзала на стуле, невзначай зацепив скатерть. На колени сидящего рядом со мной тощего бледного паренька сползла тарелка с недоеденным супом.

— Эй!.. — пискляво возмутился "жених".

— Тебе мама не говорила, что не доедать угощение в гостях — невоспитанно? — не растерялась я.

Отец смотрел на меня раненым зверем. Гости шустро отодвинулись от края стола вместе со стульями. Айло с фырканьем уткнулся в жаркое. Сарт тихо хрюкал в салфетку. Язгар хрипло кашлял и зачем-то стучал кулаком по краю стола, да так, что ложки с тарелками подпрыгивали. Райден, кусая губы, изучал потолок и, судя по вдумчивому взору, находил там много интересного и неожиданного. Гости возмущенно верещали, норовя перекричать друг друга.

— Так, всем успокоиться! — у отца, наконец, прорезался голос.

Появившиеся духи убрали грязные тарелки и расставили чистые. Я оправила платье, опустила рукав и снова затаилась на стуле, вооружившись ложкой. Прабабушка, сияя от гордости за брата, уже что-то строчила в своей сшивке. Гости с опаской вернулись к ужину. Действо продолжалось.

А боязливое ощущение странности усилилось. Я настороженно заерзала. Духи расставили вазочки с десертом и бесшумно растворились в тени стен. Я внимательно изучила стол, не спешащих есть гостей, снова стол, и издала тихий стон негодования. Они же все перепутали! Не то сами по себе, не то по чужому наущению, но духи перепутали посуду, и гостевые вазочки с красным узором стояли перед моим семейством, а наши вазочки в мглисто-синий узор — перед гостями! А я же столько времени потратила, чтобы гостевой хрусталь не темнел, как обычно, от зелья... Я же не для них...

— Никому ничего не есть! — рявкнул дед Калистер, первым заметив безотчетное выражение ужаса на моей вытянувшейся физиономии.

Ложки дружно упали на стол, пачкая скатерть тертой малиной со взбитыми сливками. Все ложки, кроме одной. Шхалар, как обычно, едва попадая за стол, сходу уплетал за обе щеки все съедобное. Не то голодное приютное детство сказывалось, не то он просто любил вкусно поесть, но... Пока все чинно брались за ложки, он уже умял свою порцию. И это... это конец...

На всякий случай я быстро подобрала юбку. Так. Ждем большую гадость. Очень большую. Потому как на источник все сложносоставные зелья действуют непредсказуемо. Налей ему убийственную дозу яда — не отравится, а словит прилив сил, налей зелье восстановительное — сляжет с кишечными коликами на несколько дней. Да, в пустоши я рисковала. Но ведь я и не алхимик, чтобы творить вещи сложные, и все прошло как надо. А вот теперь...

А вот теперь я, тихо-тихо, стараясь не привлекать внимание, начала сползать под стол, чтобы услышать встревоженное прабабушкино:

— Ясси, что ты ему подсыпала?!

— Не ему!.. — испуганно огрызнулась из своего укрытия. — Да и какая разница...

Стол треснул от удара мощного мглистого жгута. Я с визгом закрыла голову руками. Под звон бьющейся посуды и предупреждающие крики на меня посыпались мелкие деревянные щепки. Народ забегал. Вмиг комнату заволокло мглистой дымкой и нестерпимо завоняло магией. Я боялась шевельнуться, сидя посреди этого кошмара в своем хлипком убежище: стол, таки треснув посередине, укрывал меня наподобие шалаша. Нет, ну где же наши привычные девять шагов?.. Как бы они теперь пригодились!.. И ну ее, силу эту...

— Яс-с-смилина, выходи! — змеем зашипел изменившийся до неузнаваемости голос, и створки стола предательски дрогнули. — Выходи и отвечай за с-с-свои пос-с-ступки!

— Шхал, уймись! — кричал Райден.

Ага, побежала выходить, когда вокруг меня тройное кольцо семейной защиты, нашел идиотку... Обжора сумеречная, чтоб тебе провалиться, потерпеть не мог, о второй порции размечтался, Вечность тебя забери, испортил мне все... Стол снова вздрогнул, и я — вместе с ним. Он же весь замок разнесет, источник дурной, и ни у кого сил не хватит его унять...

— А-а-а, мама-а-а!.. — сизая плеть просочилась в мое укрытие, ухватила за щиколотку и резко выдернула наружу.

— Ясси, убегай! — немедленно откликнулась мама.

— Шха-а-ал, отпусти!.. — я судорожно вцепилась в створку стола, повиснув в воздухе вверх тормашками.

— Убью!.. — взревело в ответ.

— Я не хотела!.. — длинная юбка закрывала обзор, и я лишь мельком успела увидеть учиненный Шхаларом погром.

Эк его от рвотного зелья-то расперло...

— А я — хочу!..

Ветер знает, чего он хотел, но мое семейство на заявление сумеречного прореагировало странно. Отец рявкнул: "Кончай позорить мою дочь!", братья дружно — нечто подобное, грянули мощные взрывы заклятий, и удерживающая мою ногу плеть исчезла. "Свобода" обернулась ушибленными об пол коленями и локтями, но медлить из-за этого я не стала. Вытянула нить захвата, представила свой балкончик, уцепилась за одеяло и очутилась там. Потерла ушибленный при падении лоб, обнялась устало с прохладной колонной, поддерживающей крышу, прижалась к ней щекой и тяжело вздохнула. Едрит твою ж накось, а...

Шум постепенно сходил на нет, и пол под моими ногами наконец перестал вздрагивать. Я дышала через раз, жадно прислушиваясь к утихающему грохоту, и лихорадочно размышляла о том, куда же могли спрятать мой поясной карман. И чем — зачаровать от кражи, если раньше его не удавалось зацепить. Но, может, теперь получится? А нет — так все равно сбегу. Замуж за кого попало, лишь бы подальше, я не хочу.

Я приободрилась. Да, удирать надо, и быстро... Но и первая, и вторая, и последующие цепляющие нити, как и прежде, резко обрывались, безвольно повисая на кончиках пальцев и подозрительно искря светом. Некто очень умный окружил мой артефакт защитой от воров. Но не мама, нет, заклятье слишком каверзное... И поди тот же самый умник перепутал вазочки...

Я устало подняла глаза к темному небу, чувствуя себя преданной и бесконечно несчастной. Айло, змей подзаборный, клянусь, я тебя когда-нибудь убью... Ведь все же свои планы за бутылкой ему выболтала и кому поверила, наивная... А с усыпанного звездами неба на меня насмешливо взирала Пыльная луна, и в желтоватом диске, в обнимающем его вихре янтарных пылинок, мне увиделась ухмыляющаяся братова физиономия. И эхом услышалось его вечное: "А что, это будет забавно!". Я злобно скрипнула зубами. Подлая же ты душонка... Вот и скажи теперь, что мы с ним не родственники!

А дома меж тем бушевал скандал. Гости орали, что мы их оскорбили, папа, не будь дурак, заявлял, что это они оскорбили нас своим отказом, а мама безуспешно пыталась всех утихомирить. А я сидела в своем гнезде, уткнувшись носом в колени, и ждала возможности пробраться в комнату. Удирать-таки надо. Пусть и без имущества. И после спрячусь так, что никто не найдет, благо, опыта — выше крыши. Только пожитки кое-какие соберу, и все — поминайте, как звали.

Скандал тем временем рассредоточился по разным комнатам. Ночь стояла теплая, окна были открыты настежь, и... В родительской солировал отец, всерьез предлагая оторвать мне голову — мол, все равно она без надобности, раз ни мозгов нет, ни симпатичности. Мама робко пыталась за меня заступиться. Получалось плохо. Папа лишь больше злился. И я дальше слушать не стала, ибо испугалась. И переключилась на комнаты бабушек-дедушек.

— Не смей ее осуждать, — шипела бабушка Нелла в ответ на гневные выпады деда Митта, — мы сами виноваты в том, что она такой стала! Давно пора было девочку на путь наставить да к делу пристроить! Глядишь, и ума бы набралась, и глупости бы делать перестала! А вы со своими спорами, предрассудками да страхами!.. Кто из вас решил, что она непременно станет вором, а? Кто? Эйрина? Так надо было артефактологом под себя инициировать быстро, а не "решать"! А вы!..

А в гостевом крыле братья во главе с Райденом продолжали успокаивать разбушевавшегося Шхалара. Мне стало очень-очень стыдно. Да, отношения у нас странные, да, он меня раздражал порой, но... Но ведь я же не виновата! Ведь не ему же предназначалось съеденное!.. И почему это не становится оправданием, вот почему? И ничего не делала во вред именно ему, а ощущение — что сделала, и сделала нарочно... И на душе оттого гадко до невозможности...

Я так глубоко погрузилась в собственные переживания и расстройства, что не сразу обратила внимание на тень, мелькнувшую в проеме. А когда заметила, то снова захотела испариться и исчезнуть — и, желательно, не только из дома. Желательно — вообще из этого мира. Шхалар неприметной сутулой тенью сидел верхом на высоких каменных перилах балкона. Взъерошенный. Потрепанный. Сдержанный, как обычно. Нет, сдержаннее, чем обычно, что меня и насторожило.

Я попыталась улыбнуться:

— Ты как, нормально?..

Но он меня словно не слышал.

— Опять прячешься? — в прищуренных глазах сумеречного разгоралось неукротимое сизое пламя.

Какой-то он притихший... А у меня от его взгляда — то мороз по коже, то огонь по венам... А ведь случившееся — не моя вина!.. Хотя решить, что я нарочно все сделала, дабы напугать потенциальных родственников... его право. И, наверно, я бы на его месте тоже так подумала...

— Шхал, я не хотела!.. — попыталась путано оправдаться. — Это... вазочки перепутали и... так сложилось...

— Неужели?

Одно мгновение — и он оказался рядом. Рывком поднял меня и резко прижал к стене, подняв над полом. Я протестующе пискнула и уперлась руками в его плечи, пытаясь оттолкнуть, извернулась, норовя соскользнуть на пол.

— Что? — спросил хрипло. — Думаешь, украла преграду, дорвалась до силы, и все? Можно не считаться с моим мнением? Можно отдавать ее всем подряд?.. — и встряхнул меня как нашкодившего зверька.

От резкого выплеска мглистой силы перехватывало дыхание.

— Думаю, тебе не мешало бы иногда мне верить!.. — прошипела в ответ, наконец сообразив, что сделала. Его не просто расперло от зелья. Похоже, оно сделало его силу доступной для окружающих... На время, конечно, но...

— Тебе? — он нахмурился. — Верить? Шутишь? — и хмыкнул: — Яссмилина, ты избалованное, трусливое и жалкое существо. Ты кем угодно прикроешься, лишь бы выкрутиться. И Райденом всегда прикрывалась. А что теперь придумаешь, когда его нет рядом, а?

Я дернулась. Он прижал меня к стене крепче. Вечность, больно же... На мои глаза навернулись слезы. Угрюмое лицо сумеречного расплылось, теряясь в сизой дымке.

— Пора учиться отвечать за последствия, — резкий голос стегнул хлыстом, — и думать, прежде чем делать глупости!

— Пусти, говорю!..

Он неожиданно опустил меня на пол, отступил и снова сократил расстояние, зажав в углу.

— Думаешь, все?..

Мне стало страшно. Э-э-э... это он к чему?.. Я сжалась в комок.

— Не посмеешь!.. — мой голос дрогнул.

— Да неужели? — Шхалар навис надо мной. — А что меня остановит? Я свободен. Могу делать все, что захочу, и ничего мне за это не будет, — цепко взял меня за подбородок. — Я источник, и не один искатель меня не найдет, помнишь? И могу позволить себе маленькую приятную месть в отместку за большую гадость.

Мне от страха померещилось, или сумеречный стал... больше, как тогда, в пустоши? Наверно, все же не показалось, вон, и лицо опять расплывается... И он сам стал выше, внушительнее, раздался в плечах, растекаясь сизым туманом, выпуская на волю источниковую сущность. В его глазах вспыхнули зловеще сизые огни, и я совсем струхнула. И решилась лишь тихо пискнуть:

— Счастливый...

— Ты о чем? — кажется, он удивился, чуть отстранившись.

— Ну... что свободный...

Помолчал, недоверчиво всматриваясь в мое лицо, и сухо изрек:

— Яссмилина, ты безнадежное недоразумение.

— Почему это? — насупилась.

— Потому что ты не ценишь того, что имеешь. У тебя есть дом.

— Где я появляться боюсь!

— У тебя есть семья.

— Которая меня убить грозится!

— Которая тебя любит и ждет.

— Чтобы оторвать уши и снова запереть в подземелье!

— Я же говорю — недоразумение.

— Сам такой!

Он снова прижал меня к стене. Я испуганно съежилась. А Шхалар выразительно приподнял бровь, посмотрел насмешливо и отошел. Сунув руки в карманы, отвернулся и сказал устало:

— Не бойся. Твою непредусмотрительность, кажется, ничем не исправить... Ничего я тебе не сделаю.

Я перевела дух и удивилась про себя. Эй, я что, разочарована?..

— А почему? — и голос-то как обиженно звучит...

— А зачем? — отозвался он невыразительно.

Где-то я уже такое слышала... Я нахмурилась, но ответить не успела. Шхалар, перебив, скупо добавил:

— Просто не путайся больше под ногами. Становись на свой путь. Хватит быть покорной и безвольной тряпкой, о которую вытирает ноги все семейство. Или ты только гадости способна делать, лишь бы досадить, а потом ныть, выклянчивая прощение? Неужели ты не способна на что-то большее?

А вот это... уже неприятно. Неожиданно и... больно. Я отвернулась, чтобы он не заметил. Насупилась, поджав губы. Прав ведь, змей, и эта правда — больнее едкой остроты слов... Всю жизнь — на поводке, в постоянном ожидании — разрешат или нет, обрету свой путь или так и останусь недоразумением... Я тихо шмыгнула носом. Всю сознательную жизнь — в роли прабабушкиного артефакта... Сидеть на месте и не иметь своего мнения и своего пути... Тьфу!.. Он прав. Хватит с меня!

Шхалар неожиданно выругался, помянув мглу, выдохнул резко. Я снова съежилась. И на мгновение мне показалось, что он поймет, сгладит остроту последних слов... Но он молча ушел. Сбежал, как всегда. Только тень мелькнула в ночи, махнув на прощание сизым крылом. А я уселась на пол, обняла дрожащие колени и мрачно уставилась в одну точку перед собой.

И что дальше?.. Наизнанку вывернуться, чтобы и по своему пути пойти, и в семье остаться?..

* * *

На балконе я просидела долго. Ждала, пока в доме утихнут все звуки и погаснут огни. Ждала, меланхолично переваривая произошедшие события и размышляя о смысле жизни. Вернее, о том, куда этот самый смысл направить. И единственное, что придумалось, — это пойти в ступень гильдии воров на обучение. Печать пути у меня есть, деньги — тоже, как и огромное желание пристроить себя к чему-нибудь полезному. Дома мне все равно делать нечего, а в прадедовом замке долго прятаться, даже если верну свиток с завещанием, не смогу — умру от скуки быстрее, чем меня сожрет магия пространственного "мешка". А обучение поможет отвлечься. И забыться. И научиться жить самостоятельно.

Но для начала надо вернуть прадедовы вещи, дабы родственники не отвлекали от важных дел. А если вернуть и запереть снова попытаются, после сбагрив, кому попало... Пусть рискнут здоровьем. Теперь я буду драться за себя с кем угодно и любыми способами.

Обдумывая последнюю мысль, я, убедившись, что все разбрелись по постелям, вернулась в свою комнату по цепляющей нити. Бесшумной тенью скользнула в гостеприимный полумрак, открыла шкаф и... Конечно же, меня ждали. Конечно же, серьезному разговору быть.

— Дочь, — мама устало поднялась с кресла. — За что ты меня постоянно позоришь? Скажи, что я тебе такого сделала?

— Да ничего, — буркнула я, и недавняя злость на поступок Айло и отповедь Шхалара всколыхнулась, меняя направление. — В том-то и дело! — я с грохотом закрыла шкаф и обернулась: — Вы требуете от меня выполнения родовых обязательств, а сами?.. Мне свободы не даете, а грызетесь как собаки!.. Ладно, остальные не могут найти общий язык между собой, но ты-то? Сколько раз ты могла тайком отвести меня в храм Перекрестка? А что вместо этого? Я просидела дома всю свою жизнь, не имея этой самой своей жизни, а взамен что-то вам должна? Мам, скажи мне, что?..

Она молчала, а я горько добавила:

— Ничего, да? Тем более что я не ваша...

Мама бросила на меня цепкий взгляд и поджала губы:

— Сказал, да? Когда?

— Случайно... — я замялась.

Она вздохнула печально, качнула головой:

— Я не хотела, чтобы ты знала, Ясси. Ты... нас пойми тоже. Да, неправы были, затянув инициацию, да, я боялась пойти против всех и ждала до последнего, что мы договоримся... А знаешь, почему мы так и не договорились? Потому что знали, кем ты станешь. Мы наблюдали за тобой, и бабушка моя... она первой сказала, что ты — вор, и по нраву, по повадкам... А историю с Эйрином ты знаешь. Неужели ты не можешь нас понять?

Я вспомнила тот давний разговор у источника сумерек. Уже тогда прабабушка все знала...

— Могу, — сказала сипло, отвернувшись к окну, — но понимание это... неприятно от него. И, кажется, что не человек я здесь, а предмет. Который можно бесконечно запирать в подземельях. Которому не позволено иметь своего мнения. Который можно легко сбыть с рук, если... надоел...

— Ясси, не говори так! — мама обняла меня за плечи. — Ты... мы... — она запнулась и тихо вздохнула: — Ладно, что хочешь думай, большая уже, неглупая... Но мне ты не была чужой и никогда чужой не будешь... Я же тебя больше мальчишек любила!.. И все равно люблю...

Я порывисто повернулась, обняла ее, и мы дружно расплакались. Мама... она и есть мама, и всегда ею будет, даже если неродная. Ведь правда — больше всех меня любила, за проделки прощала, перед семьей защищала, насколько сил хватало... Имела ли я право требовать от нее большего? Вряд ли. Самое главное, что могла, она мне давно отдала — свою любовь, благодаря которой я выросла... нужной, защищенной, умеющей любить. Хорошо это или плохо? Наверно, хорошо. Ведь без любви — как без души и сердца — нет жизни.

Я всхлипнула:

— Мам, ну... Ну, прости...

Она обняла меня крепче и посоветовала:

— Уходи, Ясси. Сегодня все и устали, и не в себе после ужина, но завтра скандал будет страшный. У тебя есть, куда уйти?

— Я... — и шмыгнула носом, — я учиться хочу. В ступень гильдии пойду. Буду учиться искать на ощупь свой ветер и ловить его за хвост. Но мне мои вещи нужны. Там артефакт среди них есть, сущность скрывающий... даже отец не найдет.

Мама кивнула, вернулась к корзинке с вязанием и достала из-под пушистых клубков поясной карман и сумку. Повернулась и протянула его мне:

— Собирайся, — и запалила несколько светляков. — Твои вещи все здесь.

— А... — я подняла на нее глаза.

— А за меня не волнуйся, — мама неожиданно зловеще улыбнулась. — Из-за себя я лишний раз промолчу, но детей в обиду не дам. Я долго молчала, но завтра всем все скажу...

— Но ты не возражала, когда папа... — я проворно переодевалась.

— А ему возражать бесполезно, ты же знаешь, — она забрала у меня серое платье, подав взамен синее. — У него же все одно — как я сказал, так и будет, и точка.

Я хмыкнула, доставая из сумки воровские пожитки предка:

— Да уж...

— Да уж, — она мимолетно улыбнулась, — учись и ни о чем не волнуйся. Я обо всем позабочусь. Только Шхалар... Вы поговорили?

— Э-э-э... — от воспоминаний этого разговора меня передернуло. — Ну... он... расстроился.

— И все? — проницательный взгляд.

— Обиделся... немного, — замялась я, надевая перчатки. — Ничего, пройдет.

— Сумерки злопамятны, — напомнила мама, — обидчивы и мстительны. А мир — тесен. И как бы вы не столкнулись лбами там, где рядом не будет нас...

— И пусть дуется, — я перекинула сумку через плечо. — Мне тоже есть, на что обижаться, и есть, что ему припомнить.

— Я чего-то не знаю? — она качнула головой. — Ты выросла, и у тебя появились свои секреты?

Я покраснела и отвернулась, натягивая перед отражением в стекле кепку. Не хочу о нем ни говорить, ни думать... Змей сумеречный. И самым обидным в балконном разговоре было то, что Шхалар прав. Во всем. Мне пора вставать на путь и жить своим умом. И пора учиться отвечать за последствия своих поступков. И не заниматься глупостями, если не готова огрести. И... и во всем прав. Причем так, что и злиться-то на него — не злилось, несмотря на неприятные методы доказательства правоты.

Улыбнувшись, я тихо ответила:

— Однажды я все тебе расскажу, но пока у меня такая каша в голове... Я сама не понимаю многого...

Мама кивнула и ласково заправила за мое ухо выбившийся из косы завиток:

— Напишешь мне, как устроишься?

Я обняла ее крепко:

— Конечно, мам... И... Райдену расскажи все, ладно?

— Обязательно. Удачи, чудо мое чудное, — и мама ласково поцеловала меня в лоб. — Удачи, дочка. Свет в помощь.

Достав завещание, я прочитала заклинание, уходя в новую жизнь с улыбкой. Когда все плохо — нет настроения жить, но когда есть хорошее — жизнь продолжается. Я пройду вступительные испытания, отучусь и стану хорошим вором. И у меня обязательно все получится. Я в это верю. Я хочу этому верить!

И — с ветром...

Часть 2. В поисках ветра

...помните, как в детстве мы бежали,

и ветер бился в ладонях,

словно у нас вырастали крылья.

Бежишь, и кажется, вот-вот

оторвешься от земли, но...

что-то не очень получалось...

Р. Б.

Я стремглав неслась по темному коридору, не разбирая дороги. Время, время, время... Мгновения тают, уходя в землю, как капли дождя после засухи... Я с трудом вписалась в поворот и помчалась дальше. Коридор подземелья, мрачный и темный, с высоким потолком и грубой кладкой стен, то сужался, то расширялся, то резко уходил вниз, то поднимался, виляя поворотами. Мелкие светляки, изредка попадающиеся на пути, только мешались. Потому как я сжульничала и использовала зелье, позволяющее видеть во мраке. Я же вор, и мне положено быть изворотливой — всегда, везде и во всем.

Споткнувшись, я с трудом удержала равновесие, но сбила дыхание, и едва избежала столкновения со стеной. Переведя дух, нервно взглянула на крошечные песочные часы, невозмутимо парящие под пыльным потолком. Мерцающие песчинки уже ссыпались из верхней чаши в среднюю и начинали просачиваться в нижнюю. Я снова рванула вперед. И конца и края нет этому проклятому коридору, и заклятья здесь не работают, и... Я не успеваю! А успеть надо!.. И у очередной развилки я не стала останавливаться и думать, а повернула, по наитию, направо. И через десять шагов оказалась в тупиковой пещере.

Я остановилась, внимательно ее изучила и просияла. Нашлось! Вот оно, задание мое! Под неровным потолком на узком выступе притулился, кутаясь в полумрак, расписной кувшинчик. Я подошла ближе. Что мне там велели? Принести то, что не принадлежит подземелью, выкрав это у... Пол под моими ногами задрожал мелкой дрожью, и я испуганно обернулась. Выкрав у тех самих "у", которых называли и хранителями, и стражами подземелий. А легенды о них слагали жуткие. И встречаться лицом к лицу со стражами не советовали, коли душевное здоровье дорого.

Пол задрожал сильнее, и я не стала медлить. Какая разница, как именно я выберусь из подземелья, если выберусь с нужной вещью? Я быстро полезла по щербатой стене вверх, цепляясь за колкие выступы. Ну и что, что по законам испытательного жанра я должна вернуться назад тем же путем, удирая во все лопатки от хранителей и слыша за спиной их хриплое дыхание? И не подумаю так собой рисковать!

Я вскарабкалась на выступ, удобно на нем угнездилась, в одной руке крепко сжала кувшин, а второй достала свиток и прочитала заклятье портала. Под ногами поплыли разноцветные круги, и из портала послышалось:

— Не пророчь, Эмс, мы очень скоро нашу радужную увидим, вот как пить дать!

— Да больно долго нет ее, как бы не случилось чего...

— Я же сказал, не пророчь! Как же ты любишь своими предсказаниями гадости притягивать, Вечность тебя забери!

— Я? Притягивать? Да ты на себя посмотри! А из-за чьих намеков Эйрин чуть в туманном подземелье не сгинул, а? Напомнить?

— Это случайность! А кабы сгинул... никто бы о нем не заплакал. Мерзкий тип был, гадкий и скользкий, тьфу на него...

И я выпала из портала прямо на близнецов, возлежавших на моей постели. Братцы дружно подпрыгнули. Я сползла на пол.

— О, радужная! Вот, я же говорил! — радостно возвестил тот рыжий, которого, видимо, звали Энсом.

— Я ненадолго, — я выпуталась из складок юбки, встала, прижимая к себе добычу, и улыбнулась: — Учеба ждет! До скорого!

И снова прочитала заклятье, представляя себе учебку, где ожидали всех прошедших испытания наставники. Близнецы, перекрикивая друг друга, о чем-то загомонили, но портал уже сомкнулся, выпустив меня в круглой комнате. Я быстро одернула юбку, заправила под кепку выбившиеся завитки волос и осмотрелась.

Пока несчастные испытуемые с дикими глазами носились по подземельям, наставники воровской ступени гильдии в количестве семи человек мирно чаевничали, рассевшись полукругом кресел у пылающего очага. Полосы закатных сумерек, заглядывая в большие окна, раскрашивали комнату во все оттенки желтого и красного. В воздухе витали запахи крепкой яблочной настойки и дымка миндального табака.

Идиллию нарушил тихий писк приставленных ко мне песочных часов, предупреждающий, что до конца испытания осталось десять крупинок. Я собралась с духом и тихо откашлялась. Наставники дружно и неохотно повернулись ко мне вместе с креслами.

— А, испытуемая номер... номер... — и пузатый коротышка с левого края заерзал, разворачивая длинный свиток.

— Номер сто тридцать три, — скромно напомнила я. Вступительные испытания шли не первый день, и я оказалась в числе последних.

— Яссмилина леер Ат-Нор, не так ли? — пробасил наставник, сидящий по центру. Подозреваю, он и был главой ступени. Уж больно... заметный.

Вообще вид "попутчиков" меня разочаровал. Не одна я, оказывается, такая... радужная. Кажется, у всех воров была склонность к чрезмерно яркой одежде, не говоря уж о сопутствующем. Вот и предполагаемый глава при светло-рыжей бороде с синими прядями нарядился в красные с желтым горошком штаны и длинную, до колен, голубую рубаху, перехваченную зеленым поясом. Остальные наставники выглядели не намного "бледнее". Я одна оказалась серой хранилищной мышью. Но это поправимо.

— Так, — я осторожно улыбнулась.

— Наследница Эйрина, значит... — глава прищурил карие глаза. — Слыхали... Похожа. И лучше поздно, чем никогда? Я тебя раньше ждал. Кстати, что ты нам принесла?

— То, что не принадлежит подземелью, — я подошла к столику и поставила на него кувшин, впервые рассмотрев свою добычу при нормальном свете.

Черные бока, узкое горлышко и две толстые витые ручки, расписанные серо-синими узорами, которые напоминали плети тумана, курящиеся над вершинами гор.

— А почему он ему не принадлежит? — пискляво вопросил все тот же коротышка со свитком.

Я, конечно, не успела подумать, но — если подумать...

— Подземелье выстроено из сланцевой глины, — я начала бодро вспоминать свои впечатления, — а из такого материала строили здания только в эпоху Седьмого после Великой. А кувшин... — и я повертела находку.

— А кувшин... — азартно подсказал глава.

— А кувшин, — не растерялась, бегло изучив найденное, — это смесь синей глины и черной. Синюю глину добывали только в эпоху Третьего на Россыпи озер, которые находятся на материке Первой, но они исчезли в эпоху Пятого, когда светлые делили меж собой территорию, — и добавила: — там вообще битва страшная случилась — Приозерная, и в тех краях маги все живое в пыль стерли. И озера с тех пор не восстановились. И синей глины такого оттенка больше нигде найти не могут, — и я гордо расправила плечи. — Значит, кувшин принесенный.

— О как, — прокомментировал глава. — Неплохо.

Я скромно улыбнулась:

— А если судить по узорам на ручке, кувшин слеплен в эпоху Третьего и относится к реликтам магической ветви туманных сумерек.

— А как ты сюда попала? — неожиданно спросил коротышка.

Остальные наставники хранили загадочное молчание, подкрепляемое неспешными глотками яблочной настойки.

Я пожала плечами:

— Молча, — и после заминки тихо добавила: — Учиться хочу... очень.

— Экх, пиши, — глава повернулся к коротышке. — Яссмилина леер Ат-Нор в ступень гильдии зачисляется.

Я перевела дух, а он добавил:

— И также молча отправляется на следующее испытание, — он принял на грудь настойки, смачно чмокнул губами и дополнил: — по точному определению способностей. Твой наставник ждет за дверью. Попутного ветра, — и сделал еще один глоток.

Я радостно улыбнулась, поблагодарила и побежала определяться.

* * *

С прадедом накануне у нас состоялась весьма содержательная беседа. Боясь опоздать на вступительные испытания и застрять в собственном замке, я переместилась в знакомый по рассказам Райдена захолустный городок на острове Рассвета. Заперлась на ближайшем постоялом дворе, нарядилась в прадедовы тряпки и раскрутила Эйрина на серьезный разговор.

Прадед, разумеется, сознался не во всем, но про воровство семейных реликтов и про то, как его турнули из рода, рассказал честно. И объяснил, что вещи-артефакты носить на себе всегда необязательно — достаточно под подушку положить, например, на время сна или в поясной карман — на время мытья. Но чем дольше я их не снимаю — тем лучше.

И, что самое главное, он раскрыл тайну завещания и портала. Из замка действительно можно было попасть в любое место, включая пустошь, и из любого же места вернуться обратно. И ключом к порталу является сам свиток и те самые два круга заклинаний. Верхняя строка (круг справа налево) — это перемещение в замок. Нижняя строка (круг слева направо) — из замка куда угодно. И подтвердил мою догадку о том, что найденный в пустоши символ связан с ключевым словом, необходимым для запертого хранилища.

Мне, конечно, не давало покоя другое. Но на вопрос — чья же я, если не принадлежу роду, но похожа на прадеда, — ответа не получила. Эйрин уперся в свое "тебе надо знать — ты и думай", как туманный рогач в стену Изнанки, и ничего путного не сказал. Зато в подробностях расписал, в какую именно ступень и почему следует идти учиться, через что предстоит пройти и какова, собственно, процедура определения способностей. И, топая за наставником, как он сам представился, Нитисом, я предполагала, что попаду на отделение Тени.

Вообще же всего учебных отделений в ступени четыре. На первом и самом многочисленном отделении Порыва учились те, кто подходил под меткое определение прадеда: кто мало думал, но готов был сделать все, что угодно, включая невозможное. "Порывщиков" не слишком любили за снобизм, однобокость и полное отсутствие мозгов и склоняли так, что из "рывщиков" и "щиков" они превратились в "хлыщей", да так ими и остались.

На втором отделении Дуновения училась полная противоположность "хлыщей" — воры думающие, соображающие, крайне хитрые и очень осторожные. Их в ступени тоже не слишком жаловали: из-за собственной малочисленности они считали себя особенными, задирали передо всеми нос, за что и получили прозвище "дутыши".

На третьем отделении Тени учились так называемые двуликие — те, кто имел два пути, либо же Перекрестки. И для тех, и для других путь вора не всегда становился основным, ибо дело воровское не столь привлекательно, как магия или искательство. И для носителей нескольких путей воровство становилось только тенью, которая есть при тебе, и ладно.

И, наконец, на четвертом отделении Знаний училось самое безобидное и неуважаемое представительство — те, кто имел мозги, отличную память и хилый уровень силы. Уделом бедолаг становились свитки, а потолком — Младшее поколение. Однако из них выходили талантливые наставники, советчики при походе или дознаватели — любители перебирать историю в поисках загадок и современность в поисках ответов. Правда, это не мешало ученикам остальных отделений называть будущих всезнаек "свиточниками" и откровенно презирать.

В общем, судя по прадедовым рассказам, ученики любого отделения дружили только между собой, недолюбливая всех остальных, а "всех остальных" не объединяла даже общая неприязнь к одному и тому же отделению. Не знаю, понравится мне тут учиться или нет... но после опыта весьма похожих семейных отношений на три сезона прижиться я тут, наверно, смогу. Я вздохнула про себя. Да, время пролетит незаметно, но целый лунный сезон — от одной Дождливой луны до следующей Дождливой, а то и больше, без семьи, самой по себе... Боязно.

— Нам сюда, — прервал поток моих воспоминаний каркающий голос наставника Нитиса, и я прошла в небольшое светлое помещение.

Воры, кажется, не любят углы. И здесь — круглая комнатка, залитая ускользающими лучами закатных сумерек. И ничего, кроме стола, на котором гордо сидело каменное изваяние существа Изначальности. Широкая зубастая пасть с внушительными челюстями, острые уши торчком, раскосые тускло-серые глаза, когтистые лапы, длинный хвост, сложенные на спине перепончатые крылья. Моя светлячковая "родинка" — почти во всем своем великолепии, только гораздо крупнее.

При моем приближении глаза каменного крылана полыхнули темно-синим, и он подозрительно знакомым женским голосом устало просипел:

— Еще один?

Прабабушка!

— Зю, это ты? — радостно спросила я.

— О-о-о... — растерялся наставник.

— Ясси? — удивился каменный крылан.

Ну конечно, прабабушкина работа, одушевленный артефакт!

— Ага, я, — подошла к нему и смело сунула руку в зубастую пасть ладошкой вверх.

— Ну, давай посмотрим, что ты такое, — пробормотал Зю.

Меж клыками вспыхнуло темно-синее сияние, и моей кожи на ладони коснулось приятное тепло. Кусочек дома в ступени — как это здорово!..

Пока Зю изучал мою сущность, я покосилась на наставника. Узкое небритое лицо, раскосые темные глаза, нос горбинкой, темные кудрявые волосы до плеч, строгий коричный плащ в пол с рукавами по локоть. И — ощущение родной сумеречной магии... Да, он — двуликий. И в толпе наставников выделяется отсутствием чрезмерной цветастости. Разве что рукава рубахи, из-под плаща выглядывающие, ярко-красные.

Крылан глухо клацнул зубами, сжав мою руку и завершая испытание предупредительным испугом. Знаем, плавали.

— Зю, что за дешевые фокусы! — фыркнула недовольно.

— Кхе-кхе... — вставил наставник Нитис.

— Так, понятно... — изрек артефакт, невозмутимо открывая пасть. — Как я и думал. Отделение знаний.

— Не-е-ет! — разочарованно протянула я.

— Да! — отрезал Зю.

— Э-э-э?.. — выразил свое мнение наставник.

Будучи воспитанной искусницей, эмоции на лицах людей я умела читать неплохо. И раз лицо наставника выражало изумление и растерянность, то испытание шло не по плану. А наперекосяк. И наставник молча хлопал ресницами, не зная ни что сказать, ни что сделать.

Я решила воспользоваться моментом и попрепираться с артефактом:

— Зю, ты не можешь оправить меня к "свиточникам"!

— Могу.

— Я хочу на отделение Тени!

— Хоти, — равнодушно отозвался каменный крылан.

— У тебя совесть есть?

— Нет.

— А почему?

— А зачем?

Где-то я такое уже слышала, и не раз...

— А надо бы!..

— Да вот еще, — крылан сверкнул мглисто-синими глазами.

— Прабабушке нажалуюсь!

— Жалуйся. Может, она заберет меня отсюда, и на покой уйду.

— Зю!..

— Что?

— Ничего, — я недовольно шмыгнула носом.

— Вот только представлений не устраивай, — холодно отчеканил Зю. — Я тебя хорошо знаю, Ясси, и насквозь вижу. Не потянешь ты учебу в Тени, размах крыльев не тот. И проблемы в практике серьезные.

— Но прадед меня обучал...

— И что, все получалось?

Я опустила глаза. Нет. Не всегда. Далеко не всегда.

— После инициации прошло время, и потоки от тебя отдалились, — негромко сказал Зю. — К тому же тебе предстоит "штопка" ауры, а после нее все сильно изменится. Спорю на свой хвост.

— Приду и откручу, — буркнула я обиженно.

— Согласен, — безмятежно отозвался каменный крылан. — И закончим засим, — и синие глаза потухли.

Я уныло обернулась к наставнику. Тот откашлялся, положил руку на макушку артефакта, что-то выяснил, достал из кармана плаща свиток с пером и, чиркнув в нем пару строк, изрек:

— Старшее звено, девятая ступень.

Ну, хоть это радует. Один лунный сезон — и к следующей Дождливой луне я смогу претендовать на звание практиканта. Я взяла протянутый свиток, выслушала каркающие напутствия — где взять форму, а где — учебные принадлежности, поблагодарила и побрела в западное крыло, где обитало и училось мое отделение. Обустраиваться. Привыкать. Хотя — к чему?..

Опять — свитки и хранилищная пыль...

И за что мне все это?

* * *

Меня разбудила дикая трель. Безумно громкое "тр-р-р!!!" спросонья неприятным эхом отдавалось в ушах, и я со стоном нырнула под одеяло, накрыв голову подушкой. Помогло мало. После короткого затишья трель завизжала с удвоенной силой. Вечность, да что же это такое?.. Следующее затишье нарушил нестройный топоток многочисленных торопливых шагов. Народ собирался на учебу... Я села. Конечно, я же учусь теперь... И надо вставать до рассветных сумерек и бежать в учебки. Тьфу!..

Я снова улеглась на постель. Не пойду. Первое занятие — событийная история, а чего я не знаю? Второе — история мирового пространства, и это тоже мною давно изучено. Третье — история воровского пути. Вот третье пойду. Я закрыла уши подушкой, терпеливо дожидаясь окончания последнего "тр-р-р!", когда мой светляк заерзал на плече, небольно его куснув. Я недовольно засопела, потянулась прихлопнуть крылана и заработала укус в ладошку. Светляк же выпорхнул из-под ночнушки и закружил рядом, тяпая меня то за нос, то за ухо.

— Уйди, животное, дай поспать! — я попыталась отмахнуться и кубарем скатилась с узкого топчана.

Сон почти прошел. Я недовольно покосилась на крылатого надоеду. Сидит, зараза сизокрылая, на столе и скалится... Быстро схватив подушку, я попыталась крылана прихлопнуть да промазала. Попрыгала за ним по крошечной комнате, пересчитала отсутствующие углы, но крылан оказался проворнее. Сон прошел совсем.

— Первое занятие шестой ступени переносится в учебку номер три, — после привычного "тр-р-р!" громко объявил у двери безжизненный голос. — Первое занятие восьмой ступени состоится в учебке номер сорок пять. Поторопитесь! Кто на завтрак не успеет — останется без оного!

Опять прабабушкин артефакт... Я покосилась на дверь. Над потолком парили уже знакомые мне песочные часы, отсчитывающие время до начала учебы. Как все здесь строго, а... Надо подумать на досуге, что с этим безобразием сделать можно.

Я кинула подушку на кровать и быстро влезла в ученический балахон. Жуткое, бесцветное и мешковатое безобразие висело на мне как на вешалке. Длинные полы заметали следы, воротник свисал до лопаток, а рукава я обрезала еще накануне, едва заселившись. Дух-кастелян сказал, что раньше надо было приходить, а не в последний момент. И всучил форму на три размера больше, в количестве пяти штук. Зато я поняла, наконец, ненормальную склонность воровской братии к пестроте и всему красивому... Критически изучив себя со всех сторон, я неодобрительно поджала губы, прихватила сумку и поплелась в учебку, по пути заплетая косу.

За скромными словами "ступень гильдии воров" скрывалось десять внушительных башен, разбросанных по небольшой долине и соединенных меж собой многочисленными висячими мостиками. А изнутри башни выглядели еще внушительнее. Внешне массивная и восьмиэтажная, внутри одна была больше моего родового замка на порядок: собранная из двух десятков этажей, многоуровневых подземных хранилищ, сотен лестниц и тысяч комнат и комнатушек. На какие средства все это хозяйство содержалась, я думать не стала. Хотя, судя по одному только прадедовому наследству, зарабатывали воры ой как немало. А судя по размаху ступени гильдии — больше, чем просто "ой как".

Я торопилась на занятие, следуя за своим личным будильщиком и провожатым — часами, которые и вели меня по сумасшедшему лабиринту переходов до висячего моста и по нему — в учебную башню. На мостике я спешно огляделась. По две башни — по сторонам света, еще две — по центру. Как рассказывал прадед, в северных башнях, крыле то бишь, жила и училась мелочь младшего звена — по третью ступень включительно, на востоке — среднее звено, на западе — я, то есть мы, то есть старшее звено. В южных башнях обосновались наставники, а по центру разместились башни воровской гильдии, где обитали уже отучившиеся и практикующие представители пути.

Вообще, по замечанию моего предка, мне страшно повезло. Меня не просто приняли в ступень — меня приняли в головную ступень, в самое знаменитое и престижное учебное заведение. Учебных ступеней гильдии по миру разбросано, конечно, много, но лишь здесь постоянно обретается цвет воровского пути, а практику ведут не абы кто, а легенды Старших поколений воров. Наверно, мне должно проникнуться торжеством момента. Но я себя — особенно сейчас, торопливо семеня в огромном балахоне по длинному мосту под редкими каплями дождя и ледяным ветром, — везучей, гордой и счастливой не ощущала. Эйрин бы сказал, что заелась. А я просто спать хотела очень.

В нужную учебку я пришла последней, за что мне и досталось самое неважное место — дальний стол у окна, залитый ярким сиянием рассветных сумерек и восходящего солнца. Ну и ладно. Я села за небольшой круглый столик, достала из сумки свитки с грифелями и сшивку и приготовилась немного подремать. В мире нет ничего скучнее истории... Особенно когда она изучена вдоль, поперек и по диагонали под чутким руководством сдвинутого на легендах и фактах деда-искателя.

Наставник, высокий сухощавый мужик в настроении цветущего луга, взобрался на свое возвышение сел за стол и пробежался по списку присутствующих. Над столиками вспыхнули вязи имен, закрепляя за нами места до конца учебного сезона. И после начал неторопливо вещать. Итак. Изначально в мире не существовало ни людей, ни растений, ни материков и океанов — лишь три стихии: свет, сумерки и мрак, переплетенные в единый клубок. И это время назвали первой эпохой мира — эпохой Изначальности. Откуда же сюда пришла Великая — никто не знал, да и не суть оно важно. Но — она пришла и решила, что мир ей подходит. И эпоха Изначальности завершилась, уступив место эпохе Великой.

Великая распутала клубок стихий и облагородила облик мира. Создания же, которых Великая вызвала из Вечности, выжить в мире не смогли: сила стихий по-прежнему уничтожала все подчистую и порождала своих необычайно мощных созданий, типа моего светлячкового крылана — существ Изначальности. И тогда Великая создала Девятерых своих последователей. В сущности, она взяла подобие человеческой оболочки, разделила стихийную магическую силу на девять потоков и наделила ею каждого из Девятерых, отведя каждому свою роль.

Так продолжалась эпоха Великой. Люди, вслед за изначальными созданиями пришедшие из Вечности, осваивали первый материк и дары Великой — магию и ремесло. Однако спустя почти эпоху оказалось, что миру без природной силы не выжить, и тогда к людям пришла Первая и принесла с собой свет. По легенде, спускаясь в мир, один из Девяти высвобождал из себя всю силу и распределял ее между людьми. Так и проходили эпоха за эпохой, каждая из которых меняла и историю мира, и историю освоения его пространства.

Перед моим мысленным взором услужливо развернулась карта мира. Три материка, пять архипелагов и множество островов. В эпоху Великой люди освоили первый материк, в эпоху Первой и Второго — два остальных, далее — пять архипелагов, и, соответственно, Восьмой и Девятому для освоения досталась горстка островов. В эпоху первой Войны пути к островам Девятого были перекрыты, но потом они нашлись — когда после эпохи Войны сумерек наступила эпоха Девятого, и к темным вернулась потерянная сила. Но, говорят, подниматься темные начали еще до его прихода — на войне между сумерками. И, собственно, плоды тех драк мы пожинаем до сих пор, сидя в своих сумеречных родах на семейных реликтах подобно несушкам на яйцах.

Таково объединенное содержание событийной и пространственной историй, вкратце и своими словами, за весь учебный сезон моей девятой ступени. Под дополнения и подробности мне предстояло спать в течение несметного количества занятий. Интересно, а на предыдущих ступенях наставники о чем вещают? О том же самом? Тогда хвала ветру, что меня пропихнули на последнюю ступень... Я зевнула в раскрытую сшивку. Скучно.

"Яссмилина! Не позорь меня! Живо сделай умное лицо!" — украдкой вывело перо.

Не умею. Чего не дано — того не дано. Изловив перо, я попыталась нажаловаться прадеду на тоску зеленую. В ответ получила строгий выговор. Посопела и едва с ним не поругалась. Сердито строчила пером так, что привлекла внимание.

— Так, почему никто не записывает? Я десять раз повторять не буду, а экзамены — не за горами, — обругал наставник сонное скопление зевающих учеников. — Берите пример с ученицы последнего левого стола! — и он умильно мне улыбнулся. — Яссмилина, все успела записать?

Я покраснела и кивнула. Дома я, по словам семейства, недоразумение, а здесь стала "последней левой". Да, так меня впоследствии и прозвали соседи по старшему звену и учебкам.

* * *

Удивительно, но я умудрилась втянуться в учебу всего дней за десять — хвала моим приспособляемости и терпеливости. Я честно ходила на занятия, делала все домашние задания и удивляла наставников "неисчерпаемыми знаниями". Наставники меня очень любили. Соседи же по звену — похоже, нет. Вернее, первые десять дней казалось, что только "похоже, нет". После выяснилось, что меня откровенно недолюбливает собственное звено. А из подслушанных разговоров выяснилось, почему.

Для начала я была всех старше. Причем прилично. Моим соседям по старшему звену едва пятнадцать-шестнадцать исполнилось. Не зря же я так рвалась на отделение Тени, где большинство ребят получало, по сути, второе образование, и я не выделялась бы из толпы ни возрастом, ни знаниями... За последнее меня тоже не любили. После серьезного домашнего воспитания я знала все — или почти все. И поэтому мало времени тратила на домашнюю работу и много — на любимые занятия.

И еще — у меня имелись деньги. И питалась я не в местной "рыгаловке", а в приличных общественных заведениях. Без завтрака я обойтись могла, а на обед и ужин бегала в город. Все же мои соседи по учебе из семей происходили не слишком талантливых, а значит, и не слишком богатых. А то и вообще семьи не имели. А я — с солидным наследством. Предел зависти и детско-юношеских мечтаний.

И месть за мое положение не заставила себя ждать, настигнув в самый неподходящий момент: я озаботилась новой учебной формой, и прадед посоветовал найти в хранилище его старые тряпки, благо, размер у нас одинаковый. А все, связанное с обучением в ступени гильдии, Эйрин свято хранил — в память о лучших лунных сезонах своей жизни. А я новую форму решила не покупать. Прадедова — всяко лучше. И наверняка дополнена хитрыми приблудами.

Итак, вернувшись с ужина, я зашла к себе и прикрыла дверь. При моем появлении под потолком вспыхнули светляки, озаряя убогое жилище. Крошечная вытянутая комнатка без углов — с небольшим окном, топчаном, столом-стулом, тумбочкой и вытертым ковром на грубой кладке пола. И оставшегося места — на три шага. Небольших. На стуле у меня висла одежда, а учебные свитки громоздились на столе и на полу. Подоконник — ценное место — я не захламляла, чтобы было, где поесть. Нужники и умывальни находились на этаже в общем пользовании. Словом, кошмар. После шикарной жизни дома привыкать к иным условиям тяжко, но...

Положив сверток с ужином на подоконник, я сняла сумку-портал и разложила ее на полу. План "десять дней учебы — один свободный — следующие десять дней учебы" выбил меня из колеи настолько, что весь сегодняшний свободный день я спала. И лишь по пробуждению вспомнила и о несделанных заданиях, и о форме, которую надо добыть, пока учеба не подкосила меня окончательно. Вывернув наизнанку внешний карман сумки, я вытянула ткань на шаг, и она призывно замерцала расходящимися кругами портала. Я покосилась на дверь. Снаружи она запиралась на магический замок, а изнутри — на хлипкую задвижку. Каждый раз опасаюсь чьего-либо ненужного появления, но...

Прадедово хранилище являло собой запутанную сеть подземных коридоров и естественных пещер, битком набитых как хламом, так и полезными вещами вроде денег. Возникший передо мной дух-хранитель, выслушав просьбу, довольно быстро вернулся со стопкой одежды и кошелем. Да-да, мой предок оказался жмотом. Дух всегда выдавал мне одну и ту же сумму денег, которой как раз хватало на десять дней.

Вернувшись обратно, я сложила ткань портала в карман сумки, повесила последнюю на спинку стула и переоделась. Лучше не стало. Угрюмый балахон едва прикрывал острые носы туфель, рукава свисали до колен, а высокий воротник сдавливал горло. Ужас... Я поморщилась, переоделась в домашнее платье и взобралась на подоконник — утешать себя сладкими пирожками и имбирным чаем. Чай, правда, остыл... и медового привкуса быть не должно... Но хитрые продавцы много чего в свое варево добавляют, лишь бы содрать на медяк больше.

И, видимо, чай взбодрил меня насколько, что я усердно прозанималась весь вечер и полночи. Заполнила опросник по эпохе Войны, распределив даты и описав вкратце события. Нарисовала на карте мира главные очаги сражений и определила их хронологию. Родила мутное сочинение на тему "Как бы я вела сражение за острова Девятого, будь я командующим войск лунных сумерек и желай захватить территорию врага малой кровью". В свитке с заданиями по символике раскрыла значение предложенных. Составила план ограбления условно предложенной лавки алхимика, подробно расписав возможные ловушки и их действие. Начертила собственный план лавки артефактолога, продумав ловушки, и шиш их кто пройдет. Довольно потянулась, свернув свитки и убрав свои труды в сумку.

Уснула быстро и за столом.

* * *

Проснувшись под привычное "тр-р-р!", я тупо посмотрела перед собой и потерла затекшую шею. По коридору уже носились туда-сюда ученики, и я позволила себе подремать еще несколько мгновений, откинувшись на спинку стула. Лучше остаться без завтрака, но умыться нормально, не толкаясь у рукомойников... Я потянулась, неспешно переоделась в прадедов балахон, спрятала под него концы шарфа, расчесалась и натянула кепку. Да, выгляжу нелепо. Зато отец не найдет.

Из комнаты я вышла только тогда, когда топоток учеников дружно устремился в направлении "рыгаловки". Закрыв дверь, я доплелась до конца коридора к двери умывальни, зашла, сонно склонилась над рукомойником, плеснула в лицо ледяной водой, протерла глаза, выпрямилась, потянувшись к полке за зубной щеткой и замерла. Удивленно моргнула, отказываясь верить собственным глазам... но они, похоже, не врали. К сожалению. Из серебристых глубин зеркала на меня растерянно взирало... В общем, я таковой себя раньше считала, когда страдала от собственного несовершенства.

Я хмыкнула. Зелье завистливой памяти. Отвратительная штука. Жаль, в бабушкиных закромах я его не нашла и не подлила женихающимся соседям — интересно было бы посмотреть, что они в себе не любят... А я когда-то не переносила и неопределенный цвет своих глаз — не то карий, не то зеленый, не то все же янтарный, и курносый нос, и веснушки, и мелкий рост, и... И вообще находила в себе множество недостатков и сильно их преувеличивала. С возрастом, после жестокой и отчаянной борьбы с самой собой, надуманное пало смертью храбрых. Но осадок остался. И теперь смотрел на меня из зеркала, пробужденный зельем. Слишком маленькое узкое лицо, большущие глаза, попеременно меняющие цвет, кожи не видно под разноцветными веснушками, как и крошечного вздернутого носа, волосы грязно-серыми паклями свисали из-под кепки. Остальное, надо думать, не лучше...

Шмыгнув носом, я взялась за зубную щетку. Надо срочно придумать, как запирать дверь. Воровать у меня нечего, но неприятные каверзы соседей лучше бы предупредить... Почистив зубы, я умылась и взялась за полотенце. То-то мне медовый вкус в чае почудился... Помнится, Айло когда-то, в глубоком детстве, подлил подобное зелье в мой сок. И, пока я истерично ревела перед зеркалом, Райден отбил нашему затейнику пятую точку. А мне вручил медовый пряник с заверениями, что я самая красивая. И тогда-то я и запомнила медовый привкус, но, видно, не слишком хорошо...

Я опустила полотенце и склонила голову набок, изучая новую старую себя. Снять обманку — дел до обеда. Сгонять в город, купить нужные составные и сварить противоядие. Или же — просто купить противоядие. Я мысленно подсчитала деньги в кошеле. Нет, если сразу купить — придется три дня в "рыгаловке" питаться, а я туда больше ни ногой... Сама сделаю. Я задумчиво прищурилась на отражение и медленно улыбнулась неожиданной мысли. У меня же такой брат — сотню врагов заменит, и я рядом с ним научилась всякому...

Так это они мне? А это они зря.

* * *

Я торопливо семенила по широкому коридору к своей учебке, а вслед мне неслись удивленные восклицания вперемежку с хохотом. Да, я усовершенствовала свой внешний вид. Зелье позволяет. Добавила совсем чуть-чуть — уши-лопухи, длинный широкий нос крючком в разноцветную крапинку и оттопыренную верхнюю губу, из-под которой виднелись желтоватые зубы. И в остальном немного, по мелочи. И соседи по ступени оценили увиденное соответственно. Я была довольна. Приятно, когда потраченные усилия дают нужный результат.

Итак, я шла на занятия, старательно не глядя по сторонам, и твердо держалась намеченной роли — "Я не смотрела в зеркало, и знать ничего не знаю, и чихать мне на все с крыши башни, я вообще на урок опаздываю". Пока роль давалась легко. Все же моя бабушка Мифата — великая искусница. А я — способная ученица. И, зайдя в учебку, я проигнорировала сдавленные всхлипы и смешки и спокойно села за стол, зорко поглядывая из-под козырька кепки на своих соседей. Отлично, все идет по плану...

Пока я зыркала по сторонам, наставник Эзето, учивший нас растительно-животному миру, взобрался за свой стол и весело поздоровался. Хихиканье перешло в тихие смешки. Наставник начал вещать. Я выпрямила спину и расправила плечи, печально подумав о том, что мала ростом. Комната после этого уменьшилась, а ноги пришлось вытянуть далеко вперед.

— Вот, например, растительный мир островов Девятого особенен тем, что там цветут флиссы-ы-ы... — наставник узрел, наконец, меня и не сдержался.

Ребятня тоже захихикала. Наставник покряхтел, помолчал, глядя в стол, и принял должный вид.

— А флиссы — растения удивительны-ы-ы... П-простите... — он смущенно откашлялся, посмотрел в окно и подергал себя длинный светлый ус.

Я сосредоточенно записывала, ученики наперебой хихикали, а наставник с трудом собирался с мыслями.

— И удивительны флиссы тем, что в разные лунные сезоны-ы-ы-ы... — и он откровенно заржал, согнувшись пополам.

Следом грянул дружный смех. Я хмыкнула про себя, дождалась затишья и встала.

— Да, Ясси-и-ы-ы?.. — наставника аж перекосило от желания сдержать очередной приступ истеричного смеха.

— Простите, наставник Эзето, — кротко начала я, — но у меня есть вопрос. Знаете, я читала в хрониках эпохи Восьмого, что прежде флиссы росли и на материке Первой. И ныне существует множество версий относительного того, как и почему они исчезли.

— Ы-ы-ы! — подтвердил наставник.

Я укоризненно нахмурилась:

— То есть? Вы считаете недостоверным сам факт произрастания флиссов где-либо еще?

— Яссмилина, вы-ы-ы-ыйди-ы-ы... а?

— За что? — я "обиделась".

— За-зачет за-за у-урок. Иди же ужы-ы-ы-ы!

Я "оскорблено" поджала губы, собрала свои свитки и молча вышла, гордо выпятив длинный и острый бородавчатый подбородок. Что ж, задумка удалась!.. И на следующем занятии история повторилась. Наставник Хронт так и не смог собраться с мыслями, только непрерывно хохотал, сползая под стол. А я в это время поглядывала по сторонам из-под козырька кепки и кустистых бровей, отмечая тех, кто радуется больше других. И делала соответственные выводы. А на третье занятие меня не пустили. Песочные часы сухо велели немедленно топать к главе, а высунувшаяся из их основания призрачная рука взяла меня за шиворот и поволокла в нужном направлении. Чтобы не задерживалась и не срывала занятия, видимо.

Мельтешение коридоров, мостиков, снова коридоров и хихикающих лиц — и меня втолкнули в распахнутые двери. Я быстро осмотрелась, отметив, что прежде здесь уже была. Когда особенности кувшинчика в день поступления обсуждала. И глава по-прежнему сидел в кресле у камина, дымя трубкой и выпуская клубы миндального дыма. При виде меня он моргнул, открыл рот, поперхнулся дымом и надолго замолчал, кусая губы. Я смиренно опустила взгляд, изучая острые носки собственных туфель.

— Яссмилина, ты сорвала занятия, — наконец, сипло сообщил он.

— Простите, это случайность... — попыталась робко объясниться я.

— И кто же появлению этой "случайности" поспособствовал?

— Если бы я знала...

— А ведь знаешь, — глава смотрел с внимательным прищуром, кажется, абстрагировавшись от моего нелепого внешнего вида. — Знаешь.

— Правда? — наивно удивилась я

— Яссмилина, не строй из себя глупышку, — он задумчиво повертел в руках трубку. — Ты умнее, чем хочешь казаться. Ты нарочно не стала развоплощаться, не так ли? Твоя бабушка — алхимик Старшего поколения, и тебе ли не понять, какое зелье так действует, — и кивнул на меня. — И тебе ли не знать, как вернуть себе прежний облик? Но. Ты решила узнать, кто главный затейник. Воры же — натуры несдержанные, и поведение выдает их с потрохами. И при этом ты ненавязчиво показала, что не боишься ни шуток, ни насмешек, ни проказ.

— Да что вы? — изумилась деланно. — И в мыслях не было!..

Глава вздохнул и хмыкнул:

— Ладно. Иди, приведи себя в порядок. И сегодня на занятиях не появляйся, ясно? И не забудь, что кроме твоих обидчиков в ступени учатся и те, кому до тебя нет никакого дела.

Я послушно кивнула. Намек ясен.

Вопрос. Откуда он так хорошо меня знает?..

* * *

Зелье оказалось паленым. Оно кончилось, едва я вышла за врата учебной ступени, хотя обычно действует долго — пока сохраняется общее истеричное состояние точно. Вредная штука. Но мне на сей раз повезло.

Я посмотрела на каменные физиономии спешащих мимо людей, достала зеркальце, изучила свое лицо и удовлетворенно улыбнулась. Ну что ж. Раз меня сегодня нигде не ждут, пойду гулять. И не отдыхала я давно, и мозги не помешает проветрить, и подумать есть, о чем.

Я подняла воротник плаща, прячась от сырого ветра, и отправилась на прогулку по городу воров. Спустилась с холма по длинной и широкой каменной лестнице на площадку, оперлась о парапет и посмотрела вниз — туда, где сновали по узким извилистым улочкам редкие фигурки людей, лавируя меж ютящихся на склоне горы домов. Необычное место.

Хелан-Ханар-Хассин — трехликий город, верховное убежище представителей трех путей — воров, алхимиков и артефактологов. Тех, кто промышлял обманом и порой зарабатывал на жизнь не слишком честными способами. Мне здесь сразу понравилось. На всю жизнь бы поселилась.

Легенда гласила, что некогда известный оплот трех путей был безлюдной горой, одним из островков архипелага Рассвета. Расколотая на три части, скала напоминала издали венчик гигантского цветка, плавающий на клочке земли по золотистой глади Янтарного моря. И интересовала только ученых-теоретиков. До тех пор, пока в эпоху Пятого не начался повсеместный дележ земель. Пять ветвей магов к тому времени набрались и знаний, и силы, собравшись в гильдии, а многочисленные представители других путей жили крошечными общинами, поэтому изгнать их с обжитых земель магам не составило большого труда. Так маги заполонили континенты и крупные острова, а изгнанные за ненадобностью воры, алхимики и прочие, не желающие работать на магов, общинами грузились на корабли и отправлялись, куда глаза глядят.

Первыми скалу заселили общины воров, назвав один из "лепестков" Хеланом. После на второй "лепесток" — Ханар — подселились алхимики, а следом — на третий — артефактологи. С тех пор остров и называют трехликим, а в переводе с древнего именуют "обителью изгнанников — нашедших приют — среди жидкого янтаря". И то время считается моментом образования полноценных гильдий и учебных ступеней, которые сыграли немаловажную роль в эпоху Войны. А особенно — позже, когда потрепанным гильдиям магов понадобилась помощь: искать утраченное имущество, восстанавливать порушенное и воровать друг у друга потерянные знания. Благодаря плодотворному сотрудничеству воры частично перебрались на большие земли, но и гильдия, и основная учебная ступень остались там, где были созданы.

Я спустилась по лестнице, выйдя на узкую улочку, отгороженную от обрыва тускло-серым каменным парапетом, и медленно побрела вдоль него. Здесь начинался Средний город, пока еще тихий, по-обеденному сонный, запорошенный опавшими листьями.

Исторически Хелан делился на Нижний, Средний и Верхний города. Нижний город начинался от кромки воды и причала и расползался по холмистой бухте редкими хибарками постоялых дворов и остовами старых кораблей. Бывшие жилища первых поселенцев, полусгнившие и скрипучие, теперь использовались вместо хранилищ и кабаков.

Средний город начинался со ступенек старой выщербленной лестницы, уводящей вверх и опоясывающей "лепесток" до его вершины. На внешней стороне скалы, грозно нависающей над бухтой, редкие домики гнездились на крошечных выступах, утопая в разноцветье лесов. А на внутренней — вогнутой — жилье располагалось неровными ожерельями кривых улочек, обнесенных парапетами. Верхний же город — от смотровой площадки и по всей ровной верхушке "лепестка" — составляли башни гильдии воров и учебной ступени.

Дойдя до крайнего дома, я спустилась по лестнице и вышла на следующую улицу. Дома — от скромных одноэтажных до вычурных трехэтажных — встречали меня запертыми ставнями и блестящей на солнце черепицей. Лишь кое-где в маленьких двориках резвилась детвора, качаясь на качелях, играя в догонялки или собирая букеты из опавших листьев. Воры — особы ветреные и очень занятые, и Средний город пустовал до темных сумерек. И радовал глаз безумной раскраской домов, особо живописных в начале Дождливой луны.

Зато Нижний город — шумел, кипел и бурлил. В гавани бухты покачивалось с два десятка кораблей, у причала теснились лодки, по набережной носили туда-сюда тюки и сундуки и толкали тяжелые тележки. Фрукты, овощи, целебные травы (конечно, вкупе с наворованным) — все выращенное и собранное уплывало на три соседних острова, где обустроили свое гнездо торговцы. А к кабакам уже тянулись рваные цепочки сделавших свои дела людей.

Опершись о парапет, я поглазела на шумную толпу, потерла ноющий от голода живот и отправилась обедать в свой любимый кабак. Ученикам там, правда, не наливали, но кормили очень вкусно. А после обеда — снова гулять и смотреть по сторонам. Хорошо шататься по городу и бездельничать, когда все учатся и работают... особенно — с личного разрешения главы.

К закатным сумеркам я добралась до границы Нижнего города, угнездилась на парапете и надолго там застряла, делая наброски старых кораблей. Мне бы еще пару-другую свободных дней, чтобы прийти сюда с красками и кисточками... Конечно, и по наброскам можно картину нарисовать, но с натуры — реалистичнее. Я сосредоточенно работала грифелем, забыв и об уроках, и о пронзительном ветре. Как же здесь красиво, как необычно — в сравнении с привычным родовым островом...

Заходящее багряное солнце тонуло в беспокойных янтарных водах, оставляя дрожащую дорожку и брызги бликов. Влажный ветер хлопал синими парусами корабля, медленно уплывавшего по пути солнца, и рядом с его величественным силуэтом так жалко смотрелись и мельтешащие фигурки людей, и прогнившие остовы хранилищ... Последние, угольно-черные на фоне желто-красных закатных полос, беспорядочно разбросанные по холмам, ежились под редкими каплями дождя и жалобно скрипели остатками мачт и кособоких бортов.

Отвлекшись от рисования, я с тоской смотрела вслед кораблю, пока он не растаял вдали, скрывшись за туманным мысом. Наверно, однажды и я поймаю попутный ветер и на всех парусах уйду по тропе, указанной закатным солнцем, — туда, где ждет интересная жизнь... Длинные полы плаща бились на ветру темными крыльями, рвались прочь, а я все смотрела на бухту... и видела себя — сидящую в "гнезде буреловки" на верхушке корабельной мачты, подставившую лицо ветру, в развевающемся настроении закатной дали...

— Домашнее задание забрать не забудьте! — скрипуче объявил противный голос, возвращая меня с морских небес на землю.

Чуть не выронив наброски, я обернулась и хмуро уставилась на своего надсмотрщика. Песочные часы привычно парили на уровне моего плеча, пересыпая крупинки из второй чаши в третью и отмечая конец второй половины учебного дня. Я задумчиво сморщила нос. Не хочу сидеть в своей комнате, там мрачно, темно и тесно, как в клетке. Уроки и в кабаке можно сделать. Все равно нам не наливают.

Вернувшись в знакомый кабак, я с удовольствием сняла промокший плащ. Большая теплая комната, наполненная светлячковым сиянием и запахами грибного супа, была битком набита посетителями. Я устроилась в дальнем углу у жаркого очага и заказала суп и тушеные овощи. А за домашним заданием отправила своего светляка. Оказывается, прадедово чудо умело не только притворяться родинкой или будить меня на занятия. Оно с полуслова понимало порученное и выполняло все четко и в срок. И если не считать того, что по утрам мне хотелось его прибить, мы почти подружились.

У нас в роду принято давать одушевленным артефактам простые имена, и своего светляка я спросонья нарекла Зякой, ибо на "сгинь, животное", "поганку крылатую" и "хвостатую заразу" он отзываться отказывался. И, к сожалению, не разговаривал, подобно Зю. Зато держался рядом, так, словно со мной могло что-то случиться. Я не раз вспоминала слова рыжего близнеца о восьмом завещанном духе, который появится, когда время придет. Может, это он, а может, и нет. Над загадками Эйрина хотелось думать меньше всего. У меня есть дела и поважнее.

Доедая суп, я обдумывала планы мести соседям по звену. Повторяться с зельями не хотелось. А хотелось... чего-то неожиданного, но весомого. И раззадоривающего. Пугающего, но в меру. Чтобы за моей местью последовала месть соседская. И жить станет веселее. Я улыбнулась, вспоминая детские проделки. Мы с Айло всегда каждую пакость продумывали до мелочей... оторвать бы ему уши за последнюю.

От размышлений меня отвлекли испуганные вопли. Жуя, я встала из-за стола, подошла к окну и испуганно присела, ухватившись за подоконник. Народ, мгновение назад весело топающий к кабаку, уже разбегался кто куда. А по узкой улочке, гордо распушив хвост, шествовало, скаля клыки, существо эпохи Изначальности. И я уставилась на него во все глаза.

Мы, люди, выросли на историях о них, и нам ли сразу не узнать легенду... даже если облик конкретного существа неизвестен, а известны лишь две-три отличительные черты?.. Ко мне приближалось существо ростом с двухэтажный дом, с легендарным нестерпимым сиянием глаз. Но, присмотревшись, я перевела дух и встала. Существо, имеющее светлячковую природу и шаловливый нрав. Знающее, на кого оно похоже, и готовое этим пользоваться. Ну, Зяка, злодей хвостатый... Сюда же маги слетятся — искать существо Изначальности, и путь в кабак надолго будет закрыт...

Улица стремительно пустела, только резво хлопали двери и ставни. Крылан, издав довольный рык, съежился и мглистым туманом просочился сквозь щели запертой двери кабака, чтобы вновь принять внушительно-устрашающий облик. Когти на распахнутых перепончатых крыльях с противным скрежетом уперлись в стены, и высокий потолок затрещал под напором пушистой макушки. Надо же, это облачко бесплотного сияния умеет становиться крупным и материальным существом...

Немногочисленные посетители кабака, побросав тарелки и ложки, сочли за лучшее удалиться. Один особо впечатлительный вынес окно вместе с рамой, остальные — пошли по его стопам. Хозяин кабака, мгновение назад беседующий с кем-то у двери подсобки, тоже шустро куда-то делся. Только я осталась стоять у окна, сжимая в руке вилку.

— Зяка, нельзя же так!.. — дар речи ко мне вернулся не сразу.

Крылан довольно потянулся, сжался до размеров домашней кошки и запрыгнул на мой стол. Стряхнул из-под левого крыла пухлую сшивку с домашними заданиями, свернулся клубком, прикрыл острую мордочку хвостом и засиял теплым, приглушенно-сизым светом. Я нерешительно посмотрела на разбитое окно, задернула штору и вернулась за стол.

Очаг и крылан грели неплохо, и я, доев свои овощи, вооружилась чашкой чая и села за домашнюю работу. И от заданий изредка отвлекали лишь свист ветра в пустом окне да приглушенная возня в подсобке и погребе, затихающая, едва Зяка поднимал голову и издавал грозное рычание. Тихо, спокойно, тепло — все по крылановой задумке, чтобы мне учиться не мешали, но...

— Зяка, больше так не делай! Меня же в приличные места на ужин пускать перестанут! И местные маги тут все вверх дном перевернут! Слышишь, вон, уже идут... Скройся. Скажу, что никого не видела.

* * *

Мне снова снилась песня. Тихая и нежная, она манила за собой, то удаляясь, то приближаясь и стучась в дверь комнаты. Я встала с постели и последовала за ней. Босиком, в ночнушке по колено, с распушившейся косой, я шла по темным коридорам учебной башни, но ничего не ощущала. Ни холода пола, ни прикосновений сырого сквозняка к голым ногам. Как странно, почти как в хранилище с Зякой...

Все мои ощущения сосредоточились на песне, а она меняла направление, ведя то по лестницам вверх-вниз, то по коридорам, то по мостикам. То ускользая — и я переходила на бег, то возвращаясь — и я замедляла шаг, восстанавливая дыхание. Я так старалась поспеть за ней, что почти не обращала внимания на дорогу. Почти. Пока не оказалась на мосту, соединяющем учебную башню с общежитием. Прохладный ветер коснулся щек, я осмотрелась и замерла.

Башни ступени утопали в зеленых лесах, словно не Дождливая луна на пороге, а самый разгар Пыльной. И — люди. Мимо меня сновали по мосту ученики, но ни одного из них я не знала, хотя память на лица у меня отменная. Один раз увижу человека мельком — всегда вспомню. И своих давно всех выучила, но теперь... Теперь я никого не узнавала. И ничего не понимала. Кроме того, что меня никто не видит, а песня — продолжает звать за собой. И я ее послушалась.

Призраком проходя сквозь стены, сбегая по щербатым лестницам, едва касаясь ступенек, я шла без остановок. До тех пор, пока в переполненных людьми коридорах не мелькнуло знакомое лицо. Я встала как вкопанная. Это же... это же глава ступени! Но — младше. И младше не только себя нынешнего, но и меня. Невысокий сутулый парнишка с непослушными светло-рыжими вихрами, в ученическом балахоне, чьи полы волочились по полу, брел по коридору и слеповато щурился, вчитываясь в строчки летописи, а за ним по пятам следовала тень. Тень того, кем он однажды станет, — с расплывчатыми очертаниями и похожим выражением лица, но с очевидными приметами разноцветного настроения.

Я растерянно посмотрела ему вслед. Не может быть... Либо я вижу прошлое, либо... Либо рехнулась на учебе, да что-то рано. Значит — первое. Я догнала парнишку, обошла тень и заглянула через его плечо. "Летопись мерцающих символов" — тихая сказка на ночь, древняя легенда о том, как среди нас появились светляки. Ничего особенного. Кроме того, что я — не маг Старшего поколения и видеть чужое прошлое или будущее не умею.

Оглядевшись по сторонам, я невольно закусила губу. Сквозь меня проплыл величаво, вздернув подбородок, черноглазый юноша — наставник Нитис, сопровождаемый строгой тенью себя-будущего. И этот здесь... А вот я тут не к месту, и тени-будущего, опять же, у меня нет... И зов не затихает. Я прислушалась, поймала мелодичный мотив и метнулась за ним, пролетев через призрачные фигуры учеников и многочисленные двери — прямиком в кабинет главы. Остановилась у дверей, осмотрелась и нерешительно шагнула к большому зеркалу.

В реальном кабинете главы его не наблюдалось, но теперь оно висело напротив меня, справа от очага. Серебристая гладь мерцала тихим внутренним светом и отражала... Я подошла ближе. Светляки в простой деревянной раме вспыхнули, и я испуганно отшатнулась. В зеркале вместо меня отражался Эйрин. В разноцветных волосах поблескивала седина, на тощей фигуре висел, как на вешалке, строгий синий плащ в красную полоску, застегнутый на все пуговицы, в теплых ореховых глазах притаились хитрые искорки...

— Опять ты... — выдохнула я.

Отражение улыбнулось и сделало приглашающий жест рукой. Я нерешительно подошла ближе. Эйрин ободряюще кивнул. Я подошла почти вплотную. И зеркало треснуло. Сеть мелких царапин тонкой паутинкой опутала отражение прадеда, став очень похожей на... Я метнулась к столу главы, зашарив в поисках грифеля. Очень похоже на тот символ, что я обнаружила в подземелье пустоши... Я едва успела его зарисовать, когда по моим ушам ударило смутное "тр-р-р!". Я моргнула, сжала в руке лист и...

— Яссмилина леер Ат-Нор! К главе! Немедленно!

Я села и сонно заморгала. Меня?.. Зачем?..