Баба-Яга.

Баба-Яга

Рассказ.

* * *

— Тетка Прасковья!

Председатель сельсовета, сорокалетний, пышущий здоровьем мужчина, сурово сдвинул брови и посмотрел на собеседницу. Бабка как бабка — лет этак за восемьдесят, маленькая, сухонькая, лицо темное от солнца, всё в морщинах. Самое время уйти на покой. Но нет, кипит еще советская кровь, все считает себя вершителем судеб. Союза нет уже кто знает сколько лет, а эта и сталинизм, и перестройку, и современный капитализм, похоже, переживет! И откуда ж такие берутся?!

И ведь надо ж чего удумала! В кои-то веки селу повезло. Нашелся спонсор, из больших бизнесменов. Уж очень ему климат здешний понравился. Леса тут древние, настоящие, не то, что в Центре, — сплошь парки да редколесье, руками насаженное. И воздух здесь особый, и родники целебные, и зверье непуганое. И земля, не в пример опять же Центру, недорогая. Решил этот делец здесь, за рекой, коттеджный городок построить. Домов этак на сто. Земля эта, по закону, принадлежит сельсовету, вот он и предложил: я, мол, селу помогу, а вы мне землю в аренду дайте. Лет этак на... надолго. Все руководство "за", и все жители "за". Оно и понятно: денег селу ой как не хватает. Двадцать первый век давно на дворе, а в селе до сих пор нет газа. Только вот одна Прасковья Евлампиева "против". Уперлась лбом — и все тут. Как та самая Баба-Яга, из опять же советского мультфильма. А соседка, Марфа Дмитриевна, местная "сорока", постоянно намекает, что Прасковья еще и поколдовывает втихаря. И эта ее отвратительная бородавка на носу... Ну чем не Яга?

Но в такие слухи он не верил. Он же настоящий председатель, человек цивилизованный, а не какой-нибудь дремучий неуч.

— Прасковья! — вновь строго проговорил председатель. — Сколько можно воду мутить? Живи себе спокойно и другим дай.

— Как я могу жить спокойно, когда вы тут такое творите? — Голос старушки был на удивление сильным и значительным. Ни дать ни взять — настоящая директриса школы.

— Да что ж мы творим-то? — снова не понял мужчина.

— Как что? Это ж что тут твориться будет! Целый город будут возводить! Город — это вам не наш огород. И землю разрывать, и бетон заливать, и трубы прокладывать, и стены возводить!

— И что? — пожал плечами он. Потянулся к графину. Налил воды и залпом выпил: жара в помещении просто ужасная. Середина лета все-таки.

— А сколько машин сюда понаедет! Ведь все это нужно будет привезть. И материал, и людей!

— Обычное дело, — не сдавался председатель.

— А лес? Что ж они с нашим лесом сделают? Спилят же под этот треклятый город. Тысчу лет лес стоял, наши предки в него на охоту да по ягоды ходили, а вы все в одночасье вырубите!

Тут старуха была права: лесу этому счет велся сыздавна. И ни в царское время, ни в советское на него никто не покушался. Дожил целым и невредимым. А тут...

— Так вырубят всего-то... — он хотел сказать "небольшой кусок". Но даже по приблизительным подсчетам получалось, что под пилу пойдет довольно внушительный участок леса.

Неуемная старуха перебила его.

— Ага. А потом еще дорогу к нему проложат. А потом в нем пикники эти устраивать будут. Потом площадки для игрищ там сделать захотят, парк аттракционов... Первый раз, что ль, такое происходит? Загубят они наш старый лес, ой, загубят!

Тут возразить нечего. Но у председателя свои аргументы на этот счет.

— Бабуля, — ласково проговорил он. — Почто мне какой-то лес? У меня своих забот полно. Мне семью кормить надо. Жене шуба понадобилась, сыну учебу оплатить. Да и селу деньги нужны. Воды горячей нет, газу нет. Тут крыша прохудилась, там техника проржавела. А потом специалистов хороших пригласить надо. В ту же больницу. Медсестры есть, а врачей хороших и лекарств нету. Лес мне твой в этом, что ли, поможет? Да плевал я на этот лес. Если он поможет селу хотя бы таким способом, то пусть пойдет под топор. Тем более что все село не против.

Старушка гневно сверкнула глазами и резво вскочила, чуть ли не уронив на пол свою допотопную сумку.

— Не бывать в старом лесу срамному месту! Слышишь меня? Не бывать! С этого лесу наши роды вышли, и их кости до сих пор в этом лесу лежат. Не дам на их костях дома строить. Так и передай своему воротиле!

— И что ты будешь делать, если закон "за"? Голодать? Бастовать? — с нескрываемой иронией ухмыльнулся председатель. — Или колдовать? Крибле-крабле-бумсничать? — уже совсем саркастично добавил он.

— Колдовать? — Брови старушки изумленно взлетели вверх. — Э-эх, такой большой, а в сказки веришь, — уверенно заявила упрямая старушенция. Председателю на миг стало стыдно. — В наше время есть более верные способы. Жалобы писать, к примеру. Вышестоящему начальству.

И, сверкнув глазами, посетительница на удивление споро зашагала к выходу.

— Все село, значит, "за", она одна все равно "против", — фыркнул мужчина и проследил, как худощавая фигурка на велосипеде переезжает через мосток на другую сторону реки, где ровным строем высятся горделивые деревья-великаны. — Ух! Ну настоящая Баба-Яга!

* * *

Документы были подписаны, и Николай Николаевич, бизнесмен от господа бога и мэра, довольный, приступил к подготовке работ.

— Ну, мэр не выдаст — налоговая не съест, — благословил он начало эпохального, как ему казалось, строительства.

Но по какой-то причине дело двигалось не так споро, как он видел в своих планах.

Приехавшие на место специалисты почему-то сразу заболевали. День-два походят, а потом лежат пластом. Одни, словно малые дети, умудрялись простыть до бессилия и хрипоты, другие — объесться какой-то гадости до зеленого лица.

И работа простаивала.

— Мужики, вы ж меня без ножа режете! — кричал Николай Николаевич. Но поделать ничего не мог.

Третьи же стали слишком часто прикладываться к бутылке. И хоть говорят, что истина в вине, но для Николая Николаевича одни убытки. Он даже решился пригласить другую команду спецов. Но почему-то все стало повторяться по новой: народ быстро спивался до зеленых человечков.

Говорят, беда не приходит одна. И правильно говорят.

Второй причиной головной боли шефа стала техника. Уже проверенные машины вдруг стали давать сбой и вести себя, словно норовистые лошади. Неделю проработают, а потом бац — и стопорятся.

Причины были банальными. Но, когда устраняли одну поломку, тут же, словно чертик из табакерки, выскакивало что-то еще. И так, мелочь за мелочью, раз за разом, и техника не вылезала из ремонтных боксов. А работа снова простаивала.

Третьим гвоздем в мягкое место стало появление различных странностей. Закупили хороший бензин, а после оказалось, что он разбавлен, словно базарная водка. То же самое с бетоном для фундамента. Купили в солидной конторе, у давно проверенных людей. Замесили специалисты, залили в первую яму. А он не стынет. Каша-малаша получилась какая-то. Хоть садись и лепи куличики.

И хоть говорят: тише едешь — дальше будешь, но в отношении строительства все выходит как раз наоборот. И сколько Ник Никыч ни ругался, ни бился и ни бесился, он так ничего и не добился.

И рад бы бизнесмен все бросить, чтобы оставшиеся деньки сберечь, да гордость не позволяет. Уж очень красиво расписал он друзьям-дельцам барыши от своей задумки. Хвастал как и своей идеей, так и своей хваткой и дальнейшими перспективами. Ведь коттеджный городок был только началом его творческих планов.

Да вот вышло по-другому. А признаваться в этом перед коллегами стыдно.

* * *

— Тетка Прасковья! — громко позвал светловолосый и веснушчатый мальчонка, подкатив на велосипеде к одиноко стоящему домику на сваях. Он не любил забираться так далеко в лесную глушь, но уж больно зол был сегодня дядька председатель.

Бабка вышла на веранду через мгновенье, как будто ждала гостя.

— Чего орешь, белобрысый? — грозно вопросила она, хотя глаза лучились добротой.

— Председатель зовет! — весело отозвался тот. — Говорит, "пусть эта бабенция срочно кидает свою "фазенду" и мчит ко мне".

— А хоть объяснил, чего надо-то?

— Не. Пьяный он. Ругается только. Говорит, приведи старуху, а не то шею намылю!

— Ладно, езжай. Я за тобой, тока лесапед найду, — ответила старушка и стала искать своего "железного коня".

Через полчаса отшельница была на месте. Секретарша сказала, что председатель у себя, и Прасковья Евлампиева проследовала по коридору к знакомой двери.

Даже не дойдя до кабинета, Прасковья почувствовала смрадный алкогольный дух. Внутри же ей открылось совершенно печальное зрелище. Вокруг уснувшего за столом председателя стояла батарея непозволительно дорогих бутылок и столь же роскошной закуски, принесенных явно кем-то чужим: в деревенском магазине таких деликатесов отродясь не бывало.

Прасковья деловито прошлась по комнате. Открыла нараспашку окно, оставила приоткрытой дверь, дабы лесной воздух сквозняком вынес отсюда иноземную заразу. Пустые бутылки с чудными названиями "Хенесси", "Блек Лэйбл" смахнула со стола в корзину, а остатки еды отнесла в пошарпанный временем холодильник "Днепр".

И принялась расталкивать уснувшего председателя.

— Горе-богатырь: пьян с вина на алтын, — проворчала она, почувствовав, что он зашевелился.

— А без поливки и капуста сохнет, — пробурчал председатель, не поднимая головы.

— Че, залил за галстук и дрыхнешь? — фыркнула бабуля.

— Да я ж только чуток, — начал было оправдываться он, с трудом откидываясь на стуле, не решаясь разлепить сонные глаза.

— Ага. Выпил одну, выпил две, а третью не помню где. Вставай, срам господний. Чего звал-то?

Мужик открыл глаза не сразу. Но после того как все-таки опознал гостью, его лицо перекосилось отчаянной гримасой, и, наведя на старушку указательный палец-сосиску, он угрюмо заявил:

— Ты! Это ты во всем виновата!

Он не уточнил, в чем именно, но старушка поняла и делано возмутилась.

— Я? О чем это ты? Знать не знаю, ничего не ведаю.

Но председатель, казалось, не слышал ее.

— Приходил ко мне это бизнесмен. Еды всякой принес, пойла. "Я к вам, с открытой душой пришел", — заявляет. Плакался. Говорил, все пошло наперекосяк. Почему — не знает. Дело не идет, деньги сквозь пальцы текут. Хочет свернуть строительство, да не может. Пред друзьями стыдно. Жене, говорит, новую тачку с прибылей обещал. Нам вот денег обещал, когда дело пойдет. А дела нет, стройка стоит.

Председатель обхватил руками голову, которая, казалось, едва держалась на могучей красной шее.

-Это ты нас без денег оставила, — снова прохрипел мужик пьяно. — А строить он все одно не бросит. Он это, принц... принц, принц... ципиальный. Вот. Хана твоему старому лесу. Вот так тебе, Баба-Яга старая! Вот приду к тебе домой и всех твоих заспиртованных гадов та сушеную траву выкину...

Теперь старушка не слушала его. Ее личико нахмурилось — она энергично обдумывала сказанное.

— Жена, говоришь? — вопросила она. — Машину хотела?

— Угу. Жаловался за жену. Даже фотографию ее показывал...

Но старушке было не до этого.

— А где живет этот мужик, знаешь? — строго спросила она.

— А тебе зачем? — вопросила красная рожа. Помедлив минуту, председатель стал вспоминать.

* * *

— Милая!

Надменная девица, в дорогом платье и с заморской собачонкой на руках, недоуменно уставилась на посмевшего отвлечь ее человека. Им оказалась какая-то старушка. Деревня деревней, что по манерам, что по одежде. Синенький платочек на голове, простое ситцевое платье на худощавой фигурке. На ногах то ли сандалии, то ли еще что-то из фасона эпохи мамонтов. Девушка захлопнула дверцу красного "феррари" и сухо бросила через плечо:

— Милостыню не подаю.

— Так я не брать пришла, а тебе совет дать.

Молодая недоуменно обернулась. Присмотрелась. Да, старушка на нищенку не похожа, хоть и простое все на ней, но чистенькое. Руки и волосы ухоженные, а взгляд... именно этот взгляд живых карих глаз и отмел всякое желание дальнейшего препирательства.

— Садись, милочка. — Старушенция ладонью хлопнула по другой стороне лавочки, на которой сидела, поджидая возвращения женщины домой. Молодуха подчинилась и с любопытством стала ждать продолжения.

— Милок твой, милая, знаешь где?

— Где-где? На работе, конечно. Деньгу зарабатывает.

— Уверена? — старушка хитренько так усмехнулась.

— А тебе откуда известно? — враз ощерилась молодуха.

— Так живу я там, где твой муж работает, — пояснила добрая старушенция. Собеседница кивнула: что ж, бывает и такое.

— Он тебе машину, знаю, обещал. И отпуск на море. Верно? — допытывалась бабка, показывая, что она осведомлена более некуда.

-Обещал, — не стала отрицать очевидного та.

-Только вот не будет у тебя ничего. И машины, ни отпуска, — печально изрекла Прасковья.

-Это почему ж? — хищно встрепенулась молодая.

— Так вот — проект его худой задумкой оказался. Он деньги теряет. И каждый день все больше и больше.

Молодая насторожилась и настороженно протянула:.

— А чего же он тогда продолжает работать?

— А кто ж их, мужиков, знает. А ты сама что думаешь? — ехидненько так поинтересовалась бабулька.

И девица вмиг напридумывала себе сотню ответов. Все ее страхи и опасения, напрасные и нет, вмиг встали перед ней непроходимой стеной. Бабка выпустила из бутылки разъяренного джинна.

-Ну, этот кобелина у меня получит, — сурово заявила молодая, но Прасковья хитро подмигнула.

-Зачем? Лучшее наше оружие — любовь да ласка. Верни его себе не криком, а женскими умениями, — лукаво улыбнулась старушка. — Мы, женщины, своими чарами многого от мужиков добиться можем. А ты у нас эвон какая чаровница. Вся в соках, вся в цвету. Ты, Валентина, ежели захочешь, на такое способна!...

Окрыленная и расхваленная Валентина настолько погрузилась в счастливые мысли, что даже не подумала спросить старушку, откуда ей известны детали ее замужества и ее имя. Продолжая пребывать в счастливой прострации, она также не заметила, как старая поднялась и ушла себе со двора. Вроде бы и не было ни странной старухи, ни этого разговора. Осталось только острое желание убрать мужа подальше от бесперспективного и подозрительного места. Ну, и зелененькие сохранить, конечно.

* * *

А ясноглазая старушка, выйдя из пригородной электрички, чинно примостилась в очереди на рейсовый автобус.

-А я что? Я ничего, — говорила она сама себе. — Я ж даже ничего и не солгала. Ну, разве что туману малёхо напустила. Так для пользы дела же! И деньги семьи спасла, и престиж мужика. Есть повод прекратить застройку. Ведь ежели женщина поперек чего встанет — не переедешь. Это ж любой другой мужик поймет.

Водитель наконец соизволил пошевелиться, и старенький автобус подъехал к конечной остановке.

— Баба-Яга, Баба-Яга, — вспомнила она слова пьяного председателя и тихо рассмеялась. — Уж двадцать первый век на дворе. Нынче всем управляет психология. Хотя...

Прасковья Евлампиева на минутку задумалась.

-На базар за травкой таки заехать надо. Последний пучок весь ушел на осквернение бетона, зараза.

КОНЕЦ.

10.2010.