Лазарет на перекрестке миров. Начало

ЛАЗАРЕТ НА ПЕРЕКРЕСТКЕ МИРОВ

ПРОЛОГ

И то, что было, на бело откроется потом

Мой рок-н-ролл это не цель и даже не средство.

Не новое, а заново один и об одном

Дорога в мой дом и для любви это не место...

Би-2 "Мой рок-н-ролл"

Татьяна краем глаза поглядывала на несчастную кошку. Глаза той остекленели и были полуоткрыты, язык вытащен изо рта и сдвинут так, чтобы свисал из пасти. Кошка лежала на боку, растянутая за лапы и привязанная к ножкам стола. Если бы не на боку — вышел бы кошачий Исусик. Кусок кожи гладко выбрит. Кожа была серая, словно неживая, а сама кошка походила на лоскутное одеяло — рыжие, серые и черные шерстинки смешались на ее теле причудливым узором, образовывая кое-где увлекательную игру полосок.

Татьяна вздохнула и потянула крючок на себя — из разверстой раны на боку кошки вылезла розовая макаронина — опять кишки! Она затолкала их обратно и принялась копаться во внутренностях дальше — искала яичник. Мда. Несчастная кошка. Хотя почему — несчастная? Ой, неправа ты, Татьяна Викторовна, — усмехнулась она самой себе, — перед тобой счастливица! Уличные злые и вечно голодные псы ей хвост не отгрызли, на клочки не разорвали, машина худенькое тельце не раздавила... Послал Бог милосердную женщину, подобрала грязного вшивого кошастого подростка, отмыла, проглистогонила, откормила. Подросток оказался кошечкой. Прошел год. Пришел кошкин несмертный час. Хозяйка сейчас переживает в приемной — слышны тихие шаги: не сидит, накручивает круги.

Татьяна уже удалила оба яичника и шила кожу. Кошачья кожа плохо прокалывалась, но стежки ложились аккуратно и даже красиво. Шила Татьяна на загляденье еще в институте. Талант — говорили.

Обработать рану, перебинтовать, осторожно протянуть попону под расслабленное искусственным сном тело. Отвязать лапы — чтобы хозяйка не видела. Позвать мученицу...

Маленькая седовласая женщина зашла осторожно, испуганно посмотрела на любимицу. Татьяна заговорила с ней тихо, но твердо, как заговорила бы с испуганным животным: когда поить, когда и чем начинать кормить? Как перевязывать? В каких случаях звонить? Какие уколы делать? Сами сможете? В лапу, в холку... Ну и отлично. Не могу сказать, когда в себя придет — у всех по-разному.

В четыре руки переложили в переноску, и кошка отбыла, отсыпаться и привыкать к новой жизни без гормональных страстей.

Татьяна вымыла руки, убрала инструменты в стерилизатор, продизенфицировала стол, погасила свет. Деньги, оставленные клиенткой на старом письменном столе, крытом отчего-то веселенькой клеенкой с синими васильками и алыми маками, засунула в жестяную банку из-под чая. Завтра понедельник: придет бухгалтер — разберется.

Она сняла белоснежный, хрустящий халат, накинула на плечи другой — чистый, но поношенный, в не отстиравшихся пятнах, нашарила в кармане пачку сигарет и вышла во двор клиники. Избушка на курьих ножках — так она ее называла, кренилась за спиной в палисадничек, в котором одуряюще цвела черемуха и еще более одуряюще пахла. Сигаретный дым таял в необычайно теплом воздухе, вопреки которому цвели белые цветы...

Татьяна Викторовна поморщилась, словно у нее заболели зубы. Не надо было произносить эти два слова. Вслух она давно уже их не говорила, и вот, надо же, выловила в потоке сознания, себе на горе.

Распускались белые цветы, кружил голову аромат их, в тот день, когда она выходила замуж за Артема. На свадьбе гулял весь курс и гулял так, земля дрожала. Не удивительно! Свадьбу подгадали к окончанию ординатуры, многие однокурсники уже получили официальные предложения от больниц и клиник. Она тоже. Артем же устроился работать на подстанцию скорой помощи, говорил — призвание. В первые годы семейной жизни они почти не виделись — она сутки через двое, он сменами скорой. От этого или оттого, что были предназначены друг другу свыше, чувства их не ослабевали со временем, как это часто бывает. Он звонил ей несколько раз на дню, говорил смешные глупости. У него был легкий характер, несмотря на тяжелую, изматывающую работу, от которой хотелось порой нахлебаться спирта и забыться.

В тот прОклятый день шел снег. Осыпались белые цветы зимы. Крупные хлопья лениво и неуклонно засыпали город, ложились под колеса машин, песцовыми манто укутывали деревья. К ночи подморозило. Артем ушел в ночную, Татьяна дежурила в хирургии. Громкий звук винтов переполошил сердце неожиданной болью. Что-то серьезное! Вертолеты Центроспаса МЧС просто так не прилетают... Приглаживая растрепавшиеся волосы — уснула в ординаторской — она побежала вниз, в приемное. Вертолет уже садился на площадку перед входом. Двое споро вытаскивали каталку. Бегом ввезли ее в вестибюль. Тело было укрыто. Только страшное багровое лицо, одутловатое до невозможности, выглядывало из-за края зеленого одеяла.

— Что? — спросила она, пока каталку завозили в грузовой лифт.

— Авария на МКАДе. Фуру занесло на льду, перевернулась, прихлопнула машину скорой... — ответил один из них.

Еще до того, как он начал говорить, Татьяна словно впала в транс. Остановившимся взглядом смотрела на страшно опухшую шею, плоское неузнаваемое лицо. Неузнаваемое... и такое знакомое! Она закричала и забилась — еле оттащили.

Долгие часы в коридоре реанимации — к Артему ее не пускали. Она просительно заглядывала в глаза знакомых докторов, но они — бездушные Хароны! — на нее не смотрели, отводили взгляд, спешили пройти мимо. Артема назначили на операцию. Он не дышал сам, однако работу сердца удалось восстановить. Врачи надеялись на его молодой, сильный организм. И, как водится, на чудо. Оперировал его Татьянин начальник, светило отечественной нейрохирургии. Именно он говорил о ее руках, накладывающих тысячи замысловатых стежков — талант, девочка!

Артем умер через четыре часа после начала операции. На том самом столе, где Татьяна так часто оперировала сама, или ассистировала светилу. В ее жизни, как в опустевшей комнате, выключили свет.

Она больше не могла оперировать. Уволилась из больницы. Отошла от мира. Не помнила, как спала, что ела. Белой мутью заволокло все вокруг. Очнулась, словно вынырнула, через три года. С некоторым удивлением обнаружила, что отучилась в ветеринарной академии, получила второе высшее. Руки помнили все. Она работала в этой маленькой клинике рядом с железнодорожной станцией, кастрировала, зашивала укусы и раны, сращивала переломы. Проезжающие мимо товарняки отстукивали месяц за месяцем новой жизни. Сердце захолодело, перестало рваться, как птица, билось покойно, нарушая ритм лишь на звук вертолета или слова "Белые цветы"...

Она моргнула, сердито смахивая слезы, и вдруг обнаружила стоящего рядом с собой деда с переноской в руках. Мгновенье назад на растрескавшемся асфальте дорожки, ведущий к клинике, никого не было.

— Что у вас? — поинтересовалась она, отбрасывая сигарету.

— Щенок умер... вот, — констатировал дед, внимательно ее разглядывая.

"На моржа похож..." — отметила про себя Татьяна, в свою очередь, разглядывая круглую, лысую голову и густые, сизые усы незнакомца.

— Пойдемте, я гляну. Патанатом будет только завтра. Могу заявку оформить и тело в холодильник убрать. А он завтра вскрытие проведет и вам перезвонит.

— Мне сегодня надо, — дед пронзительно заглянул ей в глаза. — Очень надо, понимаете?

Татьяна вздохнула. Рабочий день подходил к концу, но она не спешила домой. С того момента уже никогда не спешила. Подарил бы им Господь, что ли, ребеночка?! Было бы к кому...

Почти с ненавистью она выхватила переноску из рук изумленного деда и внесла в здание клиники. Со злостью поставила на стол, открыла дверцу. Отвернулась, чтобы надеть перчатки, а когда повернулась вновь, дед уже выложил длинное рыжее тело и отставил переноску к двери.

— Я вам официального заключения не дам! — рявкнула она, со стыдом ощущая себя последней стервой. — Не имею права. И гистологию не возьму, а она может понадобиться.

— А не понадобится! — вдруг хитро подмигнул дед. — За вскрытие я заплачу сверх меры. Мне причину смерти установить и заключение, неофициальное, естественно. Можете даже и не подписывать...

— И не подпишу! — мстительно подтвердила Татьяна и... застыла, глядя на тело.

Таких собак она никогда не видела. На морде, больше подобающей таксе, словно два прыща выпучивались налитые кровью глаза, лапы были длинными не по экстерьеру, а между пальцами явственно виднелась белая тонкая кожица перепонок. Вместо хвоста у собаки торчал пук жесткой шерсти, больше похожей на конскую.

— Уродец какой! — искренне восхитилась Татьяна и прикусила язык.

Разве ж можно так говорить убитому горем клиенту? Клиент, однако, горем убитым не казался. Слов об уродце то ли не услышал, то ли сделал вид, что не заметил. Он следил за ее руками, как коршун за цыплятами, иногда впиваясь глазами в лицо.

Татьяна вздохнула и принялась выбривать операционное поле. Кожа у собаки ярко синела.

— Что это за порода такая? — не выдержала она, проводя разрез — крови не было. — Я таких в первый раз вижу!

— Авось, не в последний! — хихикнул дед, и Татьяне впервые пришла в голову мысль, что он сумасшедший.

Первая странность, если не считать, конечно, внешний вид этого...существа — у него полностью отсутствовала жировая клетчатка. Вторая — крови так и не было!

— Давно умер? — деловито поинтересовалась она, пальцами выворачивая синюю кожу — да, не было изнутри ни следа розово-перламутрового жира, который есть у всех живых существ! А у этого — не было.

— А это вы мне скажите!

Начавшая подниматься в душе буря, неожиданно свернула фронт и ушла в неизвестном направлении: Татьяна заинтересовалась.

— А вот и не скажу! — невольно, перенимая стиль общения клиента, проговорила она. — У вашего трупа крови нет, трупных пятен нет, да и были бы, с таким колором я бы их не заметила. Окостенения тоже не наблюдается, тело мягкое, правда, температура явно ниже нормы. Раз крови нет, по свертываемости я вам тоже ничего не скажу...

Скальпель копнул глубже. У соба... существа — теперь уж она точно станет это так называть! — не оказалось легких и выделительной системы. Некий внутренний орган, отдаленно напоминающий кишечник заполнял все внутренне пространство. Он был вздутый и ярко-красный.

С монструозной тварью Татьяна копалась около двух часов. Все это время дед, вовсе не собиравшийся покидать кабинет, чтобы ждать в приемной и предаваться горю, просидел на стуле, который поставил перед операционным столом, устроив партер.

Еще час она писала заключение, не забыв упомянуть физиологию, которой не может быть у существ с земным метаболизмом. Вывод: причина смерти — мощная интоксикация, вызванная употреблением ("скорее всего" — дописала сверху) чужеродной пищи. P.S. Вывод альтернативный — такое существо в пределах земной атмосферы просто не может существовать.

Клиент заключение внимательно прочитал, выложил из кармана на рабочий стол пачку зеленых банкнот и, ничуть не брезгуя, затолкал взрезанный труп в переноску.

— На сем, разрешите откланяться! — заявил он и был таков.

Все еще пребывая в состоянии легкого обалдения от случившегося, Татьяна отмыла стол и руки, смахнула, не считая, деньги в пакет и отправилась в супермаркет, находившийся как раз по дороге к дому.

Бим, как всегда, встречал ее у порога — старый спаниель, которого год назад хозяева, уезжающие в длительную командировку за границу, привели усыплять. Они ушли сразу после того, как она сделала собаке первый укол — снотворного. Татьяна дождалась шума отъезжающей машины, помедлила — вдруг опомнятся? — и взяла шприц для второй, смертоносной инъекции. Наклонилась потрепать напоследок шелковые уши, прошептать за тех засранцев — прости... А пес неожиданно дрогнул веками и лизнул ее руку. Во сне.

Шприц пришлось отложить. Пес выспался... и обрел новую хозяйку и новую жизнь.

— Ах ты, обжора! — присев в прихожей на корточки, Татьяна чесала собачий подбородок. — Знаешь уже про отбивную, да, провидец собачий!

Пес жмурился от удовольствия, но косился в сторону сумки.

Татьяна всласть потратила случайный заработок. Купила бутылку напитка, в давние времена называемого ей и Артемом Сивой Кобылой, упаковку клубники, несколько видов сыра, три шоколадки, две отбивных для Бима и — в зооотделе, его любимые свиные уши.

Завтра будет ее выходной, хватит времени, чтобы отоспаться после утренней пробежки с Бимкой. А если уж совсем будет худо — черт с ней, с пробежкой. Добегут до ближайшего столбика. И обратно.

Решив так, Татьяна Викторовна щедро плеснула себе Кобылы в стакан, добавила чуть кока-колы — смешение жанров тоже тянулось из прошлой жизни — и, раз уж выдался день воспоминаний, влила в себя огненную жидкость. Остановившимся взглядом проследила, как пес тащит сырое мясо на коврик в ванной, махнула рукой, переместилась с бутылкой в гостиную и сняла со стены Артемову гитару. У него был обычный несильный голос, но идеальный слух...

Она не трогала гитару с тех самых пор... Только пыль стирала. Так ухаживают за памятниками на кладбище.

Татьяна тронула струны, мучительно подбирая аккорды. Голова не помнила, вспомнили пальцы. Боясь разреветься, она выпила еще — почти не разбавляя. И запела ломким пьяным голосом:

На цепочке следов

Снега алмазная пыль.

Ожерелий жемчужных плен—

Звезды...

Старых сказок природы

То не ложь — быль,

Как и счастья разбитого тлен —

Слезы.

Разве можно сравнить

Снег — и беды твои?...

Купол неба — высокий ночной

С горем?

Над Землей пролетают

Календарные дни,

И ты в этом, чудак-человек,

Не волен...

* * *

Стихи написал Артем. Ох, как потешалась она над этими календарными днями! Он дулся и принимался петь что-то из репертуара радио "Шансон". Тогда она заставляла его умолкнуть — поцелуями, поцелуями, поцелуями...

Брошенная гитара валялась на полу. Уткнувшись головой в плед, пахнущий собачий шерстью, Татьяна плакала, плакала, плакала...

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Прольются все слова, как дождь,

И там, где ты меня не ждёшь,

Ночные ветры принесут тебе прохладу.

На наших лицах без ответа

Лишь только отблески рассвета

Того, где ты меня не ждёшь.

Би-2 "Мой рок-н-ролл"

* * *

Спустя несколько дней, выходя вечером из здания клиники, Татьяна с удивлением увидела на ближайшей лавочке давешнего сумасшедшего деда. Тот спокойно сидел, прикрыв глаза, улыбался солнечному теплу. И еще более походил на моржа. Улыбающегося моржа.

Словно угадав ее присутствие, он открыл глаза и приветливо кивнул.

— Есть разговор, Татьяна Викторовна, — сказал он абсолютно нормальным и даже каким-то пугающим голосом, — кофе со мной выпьете?

Кофе поблизости можно было выпить только в станционном шалмане — заведении сомнительной чистоты и явно бандитского толка. Но, изумляясь себе, Татьяна кивнула и последовала за дедом.

— Можете называть меня Лу-Тан. А мне будет удобнее звать вас Танни, — сказал тот, когда они заняли столик в углу, и официантка принесла неожиданно крепкий кофе. — Я здесь, чтобы предложить вам работу. Мне нужен ассистент...

* * *

На пересечении космических путей плыла в бесконечной пустоте вселенной маленькая станция с красными крестами на крыльях, состоящих из звездных батарей. Лазарет на перекрестке миров.

— Отчего кресты? — удивилась Татьяна, когда они, вывалившись из подпространства, подлетали к станции.

Ничему другому она уже не удивлялась, лишь судорожно прижимала к себе повизгивающего Бима.

— Почему бы и нет? — пожал плечами Лу-Тан.

Иллюзорный облик уже начал таять и "морж" проступал все более явственно. Поэтому Татьяна старалась на него лишний раз не смотреть.

— Христианский символ в космосе — вас это шокирует?

— Нет, просто не ожидала увидеть...

— Съешьте одну из тех капсул, что я дал — это поможет пережить психологический шок.

— Психологический..., — пробормотала Татьяна, послушно разжевывая похожую на но-шпу, но, слава богу, безвкусную капсулу, — культурный, социальный, физиологический...

Межзвездный малый транспортный корабль, который Лу-Тан называл МОД, пришвартовался к станции. Они вошли в первый шлюз. "Морж" обрюзг и двигался тяжелее обычного. Кажется, у него удлинились пальцы и начал проявляться хвост.

— Я дал бы вам выспаться с дороги, — улыбнулся внеземной дед, когда они миновали еще два шлюза и, наконец, оказались внутри станции, — или осмотреть лазарет — ведь вы, земляне, очень любопытны. Но, прежде всего, мне надо обследовать вас и провести необходимые процедуры для лучшей вашей адаптации. Не возражаете, если мы сразу пройдем в медицинский сектор?

Татьяна сдержала вздох. Таблетки давили панику, но не могли успокоить мысли, скачущие по кругу безумными белками.

— Что ж... Пойдемте, коллега!

* * *

— Можно еще раз повторить полное имя? — сконфуженно попросила Татьяна. — Я не запомнила...

— Лу-ТанТиойоГрундалеБхвосторб.....Кройдежо.

— А вот это ...., — она многозначительно помолчала и покрутила в воздухе пальцами, — что?

— Мой ментальный код. Ваша раса не обладает телепатическими способностями, за исключением некоторых индивидуумов, поэтому вы его не слышите и произнести не сможете.

— Ага, — она кивнула, мол, поняла.

Утром следующего дня Лу-Тан устроил ей экскурсию по станции. В жилом секторе располагались четыре поражавших своими размерами помещения. Из них три — пустовали, а в четвертое накануне заселилась Татьяна Викторовна и так же прошедший дезинфекцию и адаптационные процедуры Бим. Неизвестные установки, которыми был заполнен лабораторный сектор, привели ее в восторг. И уж совсем Татьяна лишилась дара речи, когда Лу-Тан, теперь являющий собой огромную тушу с четырьмя ластами и хвостом, ввел ее в уже виденный вчера медицинский сектор и показал его святая святых — операционную. Он кратко объяснял назначения различных аппаратов и приборов, а она слушала, открыв рот, и понимала, что запомнить все это нет совершенно никакой возможности. Агрегат для проведения хирургических операций, то ли робот, то ли живое существо — она не поняла — представлял собой прозрачную капсулу на регулируемой подставке, оплетенную, словно сосудами, янтарно светящимися шлангами и проводами. Оперировать можно было с пульта управления, который Лу-Тан назвал Большой медицинской консолью — многочисленными манипуляторами, либо собственными руками, вводимыми внутрь прямо сквозь стенку капсулы. В этом случае кожу покрывала тончайшая пленка, исключавшая заражение операционного поля. Агрегат, который Татьяна сразу же окрестила Икринкой, так же проводил операции самостоятельно. Доктор в данном случае контролировал его действия и мог, в зависимости от сложности ситуации, корректировать их или подключаться к ментальному управлению.

Лу-ТанТиойоГрундалеБхвосторб.....Кройдежо смотрел на новенькую с доброй усмешкой. Несмотря на различие в их внешнем виде, он узнавал выражения, сменяющиеся на ее лице картинками калейдоскопа — так же смотрел он на своего учителя много-много циклов назад.

— Не забывайте принимать капсулы, коллега, — напомнил он в очередной раз, когда они вышли из медицинского сектора, и он повел ее по пружинящим овальным коридорам. — Я не надеюсь, что вы запомните все, что я рассказываю. Поэтому завтра начнем обучение по полной программе. Я подключу к вам Э. Для начала, вы ознакомитесь с физиологией рас, наиболее часто посещающих этот уголок галактики. Плюс изучите межгалактический код, чтобы общаться с пациентами. Затем перейдем к основным разновидностям болезней и травм, фармакопии...

Татьяна слушала глуховатый доброжелательный голос, и голова у нее шла кругом. Белая дверь, перед которой Лу-Тан остановился, открылась, и Татьяна оказалась... на пороге Вселенной.

Она вскрикнула от неожиданности. Ноги висели в пустоте, вокруг царила бархатная темнота, яркие точки бессистемно кружили вокруг, кололи глаза обоюдоострыми лучами. Лу-Тан поколдовал со стеной и под ними проявился пол, из того же белого и упругого материала, из которого были сделаны стены и пол по всей станции.

— Таблетка! — снова напомнил "морж". — С полом лучше?

— Да, с-с-спасибо! — заикаясь, ответила Татьяна и сжевала очередную. — Где мы?

— Это смотровая. Помните садик, в котором стояло ваше прежнее место работы? Здесь можно гулять!

В центре помещения выросли из пола два сильно разнящихся формой кресла.

— Вот скамейка, — улыбнулся он, — присядем?

И прополз к своему, больше похожему на изуродованную козетку, где устроился с комфортом, отдохновенно свесив ласты.

Татьяна осторожно присела в свое. Кресло зашевелилось, заставив ее подскочить, вырастило скамеечку для ног и подголовник. Оно было чуть теплым. Хотелось расслабиться, прикрыть глаза от режущих лучей и уснуть в вальсе далеких небесных цветов.

— Хорошо, — одобрительно заметил "морж". — Вы быстро адаптируетесь. Таблетки тут не причем!

— Как долго мне еще принимать их? — спросила Татьяна, не глядя на него — не могла оторвать глаз от феерического зрелища за невидимой границей станции.

— Еще пару дней. Вреда от них нет, да и обучение пойдет быстрее. Вы можете здесь размышлять. Насколько я успел ознакомиться с вашей расой, люди очень любят размышлять! Над чем угодно.

— Это верно.

Татьяна повернулась к собеседнику.

— Скажите, доктор, а если у меня не получится, вы вернете меня обратно?

Лу-Тан помолчал, шевеля ластами. Передняя пара оканчивалась длинными восьмифаланговыми пальцами, судя по внешнему виду очень гибкими и чувствительными. Пальцев было по шесть на каждой ласте.

— Я не рассматривал такой возможности, — наконец, сообщил он, и усы его встопорщились, придав лицу угрожающий вид. — Мне думается, вы справитесь. Кроме того, вас выбрали из нескольких кандидатов. Как наиболее подходящего.

— О! — удивилась Татьяна. — И по каким параметрам вы производили отбор?

— Оно вам нужно? — неожиданно поинтересовался "морж". — Не слишком ли много информации для второго дня?

Татьяна в очередной раз отметила, как интересно он строит фразы. И вроде бы верно, а словно подвох чувствуешь!

— Мне бы хотелось знать, — твердо сказала она и перевела взгляд в черные дали. Оттуда наползала зелено-розовая дымка, сквозь которую звезды светили не так яростно.

— У вас присутствует уникальный медицинский опыт, — неохотно заговорил Лу-Тан, — знание анатомии и физиологии отличающихся друг от друга видов живых существ. Вы вдумчивы и аналитичны. Не склонны впадать в панику, сталкиваясь с событиями, которые противоречат вашей логике. Вы относительно молоды. С теми технологиями, которыми я обладаю, я смогу продлить ваше существование вдвое против обычного срока жизни представителей расы землян. Вы любите находить ответы на вопросы, а вопросов я обещаю много! Вам до сих пор интересно учиться новому...

Он замолчал. Хвост, свесившийся с "козетки", раздраженно дернулся.

Татьяна молча ждала. Чувствовала — он сказал не все.

— Ну хорошо, упрямица вы этакая! — Лу-Танов хвост тяжело ударил по полу. — Вы одиноки. Ваши родители давно умерли, детьми вы не владеете. Вас никто не станет искать. Запущенная нами легенда вполне удовлетворит коллег по работе. Друзей, которые почуяли бы подвох, у вас не осталось.

В дымке свет распадался на спектр и звезды казались окруженными разноцветными аурами. Это было так красиво, что Татьяна, захваченная зрелищем, неожиданно равнодушно подумала, что она и сама обо всем догадывалась. И о последнем тоже. Особенно о последнем.

Лу-Тан, видимо ощущавший неловкость, слез с "козетки" и тронул теплыми пальцами локоть Татьяны.

— Хотите, я приглашу вас в гости? — спросил он. — Прямо сейчас.

— В гости? — удивилась Татьяна, с сожалением отрывая взгляд от "зацветшего" космоса. — А разве я не у вас в гостях?

— Вы в моем лазарете, — оживился Лу-Тан. — А я приглашаю в личные покои.

Татьяна поднялась. Кресла с легким шелестом втянулись в пол. Ей захотелось помахать им рукой на прощанье, но она сдержалась. Расшалилась, матушка!

— А ведь и правда, — заинтересовалась она. — В жилом секторе все комнаты, кроме моей, пустуют. Где же вы живете?

— Вы умеете плавать? — лукаво улыбнулся "морж".

* * *

Необычайно легкая вода наполняла тело силой и весельем. Татьяна старалась делать мощные гребки, выкладываясь полностью. Проплыв еще две дорожки она вылезла на край водоема, накинула полотенце, промокая волосы и лицо. Лу-Тан одобрительно наблюдал за ней, лежа на подстилке, формой напоминающей лист.

— Плаваете вы отвратительно! — весело сообщил он в очередной раз. — Никогда не поверю, что жизнь на вашей планете появилась в воде!

Она рассмеялась, закуталась в халат и пожелала шезлонг. Седалище выросло в мгновение ока именно таким, каким она его себе и представляла — с полосатым матрасиком поверх каркаса. За прошедшее время она полностью освоила методы взаимодействия с Управляющим Разумом Станции или Э, как называл его похожий на "моржа" доктор.

— Я хорошо плаваю! — все еще смеясь, возразила она. — Для человека. С вами, конечно, мне не сравниться.

Вместо ответа Лу-Тан с неожиданной силой оттолкнулся хвостом, сделал кульбит в воздухе и рухнул в бассейн, подняв тучу брызг. Под водой он был стремителен и неутомим. Татьяна любовалась замысловатыми узорами, что он вырисовывал в зеленоватой толще идеально круглого водоема.

— Что у нас в программе на сегодня? — крикнула она, когда через полчаса доктор, отфыркиваясь и отдуваясь, вынырнул у дальнего конца бассейна.

По договоренности с Лу-Таном она говорила на межгалактическом коде, который выучила при помощи Э. "Морж", чьим хобби была ксенолингвистика, отвечал ей по-русски.

— Повторим самые распространенные виды операций при травмах конечностей у юмбаи. Еще раз пройдем ранения, которые могут получить как сатианеты, так и гоки в их бесконечной войне.

— Опять виртуальные операции! — вздохнула Татьяна.

Лу-Тан подплыл к ней и завис в воде, придерживаясь длинными пальцами за край бассейна.

— У вас есть пословица — восемь раз отмерь, один отрежь! — назидательно заметил он. В такие моменты "морж" всегда напоминал ей прежнего начальника — светило отечественной нейрохирургии.

— Семь, — не сдержалась она. — Отмерять надо семь раз, а не восемь!

На пороге показался Бим. Старый спаниель после процедур омоложения, которым его подверг Лу-Тан, выглядел великолепно — шерсть лоснилась, цветные пятна на ней были ярки, когда-то подслеповатые глаза смотрели живо и ясно. Яростно виляя хвостом, он залился звонким лаем, многократно отразившимся от стен — от неожиданности Э не успел включить звукопоглощение. Не успело замолкнуть эхо, как по станции прокатился трубный звук сирены — к входному шлюзу пришвартовывался корабль.

Лу-Тан быстро выскользнул из воды, словно выпрыгнул.

— Ваше счастье, Танни! У нас будет живой пациент. Идите, быстренько приведите себя в порядок. Встретимся у шлюзовой.

Татьяна бросилась бежать, сопровождаемая по пятам Бимом. Радуясь движению, спаниель лаял, как заведенный. Она не смогла пересилить любопытство и по пути к себе заглянула в смотровую. Чужой корабль, совсем не похожий на МОД, висел прямо под ногами, выпустив швартовочные штанги и нащупывая ими жерло шлюза.

Через полчаса Татьяна в белоснежном комбинезоне с красным крестом на спине, едва сдерживая дрожь волнения, стояла рядом с Лу-Таном и ждала, пока откроются двери последней шлюзовой камеры. Они подались друг от друга, шипя воздухом, и на пороге показался ее первый пациент.

Татьяна Викторовна молча открыла и закрыла рот. На пороге сидела болотная жаба, зеленая, пупырчатая... На голову выше самой Татьяны. Необъятные метры складчатой кожи заколыхались прямо у нее перед глазами.

— Дорогая .....! — церемонно захлопал ластами Лу-Тан. Судя по тому, что имени гостьи Татьяна не услышала, оно целиком состояло из ментального кода. — Как я рад! Ваши покои давно готовы!

Жаба квакнула, отодвинула брюхом опешившую Татьяну и последовала за доктором, который затараторил на своем языке, перемежая речь "ментальным" молчанием.

Татьяна поплелась за ними. Пациентку надо было как-то для себя определить, и она, немного помучавшись, придумала ей имя — Жабёна.

Лу-Тан поместил вновь прибывшую в самой просторной палате. Э создал в ней бассейн, точнее ванну, до краев наполненную дымящейся жидкой грязью, и Жабёна залезла в нее отдохнуть с дороги. От удовольствия она издавала тихое горловое ворчание, от которого у Татьяны волосы становились дыбом. По указанию Лу-Тана спаниеля не пускали в эту часть станции, поэтому покой и тишина в грязевом, дурно пахнущем SPA гостье были обеспечены.

Старый доктор казался взволнованным, что Татьяну удивило. Она привыкла к его спокойствию и рассудительности. Когда он прочел ей вступительную лекцию про серафид — так называлась эта раса — она прямо спросила его, в чем дело?

— Мы с ней родом с одной планеты! — улыбнулся Лу-Тан. — Как это у вас называется — Родина? Мы с ней родом с одной Родины! Я лечил ее, когда она была еще..., — он задумался, подбирая слово.

— Лягушонкой? — скрывая улыбку, подсказала Татьяна.

Лу-Тан с готовностью закивал.

— Да, именно. Спасибо.

К стыду своему Татьяна еще не успела изучить родную планету своего наставника. Вселенная была наполнена разнообразнейшими формами жизни. Татьяна Викторовна одновременно изучала огромное количество чуждых землянину анатомий и физиологий потенциальных пациентов, подключаясь к Э на двадцать часов земных суток — тридцатичасовой суточный цикл станции этому вполне способствовал. После чего падала, как мертвая, в постель.

Лу-Тан рассказал, что планета Крелос, каталожный номер Звездной Ассоциации ЕМА-2804Д, населена двумя разумными расами. Его соплеменники покорили глубоководное пространство океана, на шестьдесят процентов покрывающего планету. А серафиды обитают на оставшихся сорока процентах суши, представляющей собой россыпь заболоченных островков с полосами бесконечных пляжей, которые объявлены общей территорией. Кроме того, Татьяна с изумлением узнала, что Жабёна — особа королевской крови. Ее отец (имя не произносимо) Верховный правитель Влажного легиона, а один из сыновей пупырчатой матроны по выбору дедушки станет следующим правителем.

— А зачем она прибыла в нашу скромную обитель? — удивилась Татьяна Викторовна. — Отчего не захотела лечиться на родине?

— Лечиться? — рассмеялся Лу-Тан. — Она не лечиться приехала. Политическая обстановка во Влажном легионе всегда была сложной. А для родов нужно спокойствие и сосредоточение...

— Для чего? — переспросила Татьяна. — О господи!

— У нас мало времени, — заметил Лу-Тан. — Завтра мы проведем обследование, подсчитаем икринки с помощью сканера, определим дату родов. К утру вы должны знать все о физиологии серафид, о процессах оплодотворения, внутриутробного развития и родах. Пройдитесь по педиатрии — малыши потребуют неусыпного надзора...

Лу-Тан прислушался к чему-то.

— Идите, Танни. Этого вам хватит на всю ночь. А меня ждут новости о родине. ....зовет меня!

Они расстались на пороге медицинского сектора. Татьяна приласкала заскучавшего в ее отсутствие Бима, накормила его и наскоро перекусила сама, проглотила пару таблеток стимуляторов, чтобы не засыпать, и подключилась к Э на всю ночь.

* * *

Значительно увеличившиеся в размерах икринки плавали в бассейне рядом с материнским. В отличие от последнего "лягушатник" был заполнен чистой озонированной водой с витаминными добавками. Каждые полчаса Жабёна, отдыхающая в теплой грязи после долгих, но успешных родов, протягивала длинную лапу и пробовала температуру воды. После чего отправляла в пасть пару зеленых, мерзко пахнущих котлет, которые ей готовил Лу-Тан из собственных запасов водорослей и замороженной "рыбы". Запасы ему регулярно доставляли с родной планеты.

Татьяна навещала "юную" мамашу каждый час, прослушивала икринки прибором, очень напоминающим стетоскоп. Но, в отличие от него, прибор выдавал полную картинку физиологического состояния исследуемого объекта на сетчатку глаза врача и параллельно передавал данные на анализ Э. Икринки росли здоровыми и яркими, и внутри уже угадывались шустрые, тыкающиеся мордочками, темные силуэты.

Жабёна на Татьяну внимания не обращала. Грузно ворочалась в грязи, дремала, лопала котлеты, снова и снова пробовала воду. Ее корабль периодически отшвартовывался от станции и облетал дозором пространство вокруг. Татьяна, с самого прилета на станцию увлекшаяся изучением инопланетных кораблей, раскопала информацию о звездолетах серафид. Выполненные в форме спиралевидных ракушек они были маневренны, но не очень быстры. Образец номер один, который ей случилось наблюдать воочию, к тому же, был непрост. Татьяна дала задание Э проанализировать его вооружение и тот ответил, что начинка "ракушки" тянет на военный крейсер среднего класса. Нет, не все сказал ей хитроумный "морж"! Объяснение про "сложную политическую обстановку" Татьяну Викторовну не устроило. В перерывах между бесконечным беганием в VIP-зону, как она окрестила для себя палату Жабёны, Татьяна изыскивала в закоулках Э информацию про политическое устройство общества серафид, но полученные данные ее не удовлетворили. Тогда она изучила обычаи, семейные отношения, религию. И вот тут-то неожиданно нашла ответ на свой вопрос. После чего несколько мгновений пребывала в состоянии шока. Пришлось вновь вспомнить про антистрессовые капсулы.

Икринки принадлежали Вечности — так она поняла смысл одного из главных сакральных текстов, который Э не без труда перевел на межгалактический код, а она, уже самостоятельно, на родной язык. Вместилища Жизни выпадали в воду прямо из Вечности, затаившейся в материнском чреве. Они считались бессмертными и святыми. Они не принадлежали Влажному Миру Живых, и поэтому любой мог вернуть их Вечности. То есть, попросту, уничтожить, не понеся за этого никакого наказания. Этим пользовалась многочисленная родня Верховного правителя, стремящаяся подсунуть последнему для выбора собственных ставленников. Лягушата, которые у серафид вылуплялись, минуя стадию головастиков, напротив, считались собственностью Влажного легиона. Попытки противоправных действий против них карались смертью и осуждались обществом и религией.

Осознав это, Татьяна Викторовна взглянула на Жабёну новыми глазами. Мать, решившаяся на далекое и опасное путешествие ради спасения своих детей, заслуживала уважения. Кроме того, Татьяна внимательно изучила ее данные. Прямых указаний не было, но гормональный фон и некоторые ранние изменения в мягких тканях пациентки подтолкнули Татьяну к мысли, что Жабёна уже откладывала икру и, возможно, не единожды. Чем заканчивались эти попытки, она могла только догадываться — догадки вызывали слезы на глазах.

С этого момента Татьяна решила сделать все, чтобы жабонята — она решила называть маленьких принцев так — вылупились на свет живыми и здоровыми.

Лу-Тан только головой качал, когда, заходя в палату пациентки в любое время суток, обнаруживал там свою ассистентку.

Наконец, в назначенное время, все тринадцать икринок полопались. Бассейн заполнился хаотично лазающей толпой, состоящей из зелененьких существ, размером с небольшую собаку. Они были голодны и стрекотали так, что у Татьяны закладывало уши. Гордая мать кормила их кусочками зеленых котлет, урча, словно огромная кошка. Но жабонят было слишком много — они толкали и оттирали друг друга, дрались, стремясь оказаться поближе к материнскому телу и вкусной еде. Татьяна осторожно отодвигала тех, кто уже поел, чтобы дать место другим. Осторожно — потому что у жабонят были мелкие острые зубы, которыми они угрожающие щелкали, когда она за задние ноги тащила их назад. Однажды один из принцев — самый шустрый, сильный и потому всегда оказывающийся на первой линии — всерьез вцепился ей в руку. Он держал ее предплечье в пасти и внимательно смотрел на нее не по возрасту умными черными глазенками. Татьяна сначала растерялась — от боли и неожиданности, а потом разозлилась.

— А ну-ка, фу! — строго сказала она, не замечая, что говорит по-русски. — Фу, я сказала!

Жабоненок моргнул и осторожно открыл пасть. Татьяна Викторовна осматривала глубоко расцарапанную кожу и не сразу заметила, что пациентка внимательно наблюдает за ней. Широкая лягушачья морда растягивалась в подобии улыбки. Зеленая лапа протянула Татьяне зеленую котлету. Жабёна милостиво дозволяла Татьяне кормить принцев наравне с ней.

Жабонята подрастали. Они выпрыгивали из бассейна и изучали пространство палаты. Татьяна, подробно записывающая их поведенческие характеристики, часто наблюдала следующую картину: Жабёна тяжело вылезала из ванны и усаживалась в центре комнаты, не обращая внимания на обильно стекающие на светлый пол потоки грязи; дети рассаживались вокруг нее, приоткрывали пасти и вместе с мамой начинали "петь". Они издавали глухое горловое урчание, подобное тому, которым Жабёна разговаривала с икринками. Поурчав, дружно замолкали. Жабонята принимались раскачиваться из стороны в сторону: молча, синхронно. Мамаша сидела неподвижно, закрыв глаза, и казалась зеленым, обросшим мхом валуном, торчащим из зеленого озерца.

— Что они делают? — поинтересовалась Татьяна Викторовна у Лу-Тана.

— Они учатся, — ответил тот. — Мать делится с детьми своими мозговыми волнами, побочным эффектом чего являются повторяющиеся синхронные движения. Когда они станут половозрелыми, то перестанут так реагировать на ментальную связь. Она синхронизирует их мозговую активность со своей, чтобы они могли правильно воспринять полученную от нее информацию. Постепенно она будет транслировать им все больше знаний, а они навсегда останутся подключенными к ее ментальному полю и смогут общаться с ней даже на расстоянии.

— Здорово! — искренне восхитилась Татьяна.

Ощущать материнское тепло на расстоянии, иметь возможность получить совет или нагоняй вдали от родного дома — что может быть лучше?

Обычно она сидела в углу, на любимом кресле, которое Э научился выращивать для нее виртуозно и моментально, и делала зарисовки для души или записывала интересные подробности из жизни лягушат. Черноглазого кусачего принца, чья икринка носила номер четыре, необычное занятие Татьяны Викторовны очень интересовало. Он был явно крупнее своих братьев и сестер и, пока она рисовала, с легкостью подлезал гладкой макушкой ей под локоть и заглядывал в блокнот. Она делала вид, что не замечает — сердилась на его выходку до сих пор. После укуса царапины воспалились, и Татьяне пришлось выдержать несколько болезненных инъекций антисептика.

Однажды он протянул лапу с шестью перепончатыми пальцами и осторожно взялся за карандаш. И снова посмотрел на нее так, как тогда. К своему удивлению, Татьяна ясно ощутила вопрос. Жабонёнок сомневался, немного смущался и побаивался ее. Но ему очень хотелось нарисовать волнистую линию на этой странной белой штуке. Она невольно улыбнулась и отдала ему карандаш. А после показала, как рисовать квадрат, треугольник и круг. Круг ему понравился. Он расчертил его волнистыми линиями и нарисовал вокруг много маленьких кружочков. А квадрат и треугольник зачеркнул неожиданно сильным жестом. И сломал карандаш. И удивленно посмотрел на две половинки. И, кажется, расстроился. Татьяна Викторовна вздохнула, перевернула лист и достала из кармана ручку...

Жабонята быстро росли, все сильнее стремились выйти наружу, чему Лу-Тан категорически сопротивлялся. Но однажды он сам отворил перед ними двери. Смешно морща зеленые тупые мордочки, становившиеся уже не такими яркими, они выползли в коридор и остановились. Татьяну не покидало ощущение, что они принюхиваются. Неожиданно зеленая лавина дружно оттолкнулась от пола десятками лап и поскакала в сторону личных покоев доктора. Жабёна неспешно последовала за ними. Когда Татьяна следом за ней зашла в помещение с бассейном, об стены дробился на звонкие отголоски восторженный вопль тринадцати громогласных глоток. Э запоздало включил шумопоглощение, но Татьянина голова еще несколько минут звенела будильником.

Малыши ликующе скакали и ныряли в искрящейся воде Лу-Танова бассейна. Наверное, после лягушатника в палате он казался им огромным, как мир. Старый доктор, улыбаясь так, словно сам был отцом зеленых бесенят, церемонно хлопнул ластами и сделал приглашающий жест. Жабёна так же церемонно кивнула и рухнула в бассейн, облив Татьяну водой с ног до головы. Привалившись спиной к стене, по частям выжимая мокрый комбинезон, Татьяна не могла сдержать улыбку, наблюдая за пловцами. Жабонята ныряли и выпрыгивали из глубины, как чертики из табакерки, мать ловила некоторых длинными лапами и Татьяна Викторовна никак не могла отделаться от ощущения, что, кроме оглушительного стрекотания, ясно слышит задорный смех счастливого семейства.

Через несколько дней царственный выводок покидал Лазарет. Черноглазый принц получил в подарок новый, синтезированный Э, блокнот и вечную ручку. Татьяна не сомневалась в том, кого выберет себе в преемники Верховный правитель Влажного легиона.

Когда возбужденно стрекотавшие малыши покинули станцию и столпились в первой шлюзовой камере, Жабёна, замыкавшая колонну, повернулась и захлопала лапами Лу-Тану, выражая ему свое почтение. Лу-Тан с восторгом отвечал. Татьяна скромно стояла за его спиной и грустила: она успела привыкнуть к беспокойным жабонятам и — даже — к их высокомерной мамаше, и боялась, что притихшая станция покажется ей пустой, едва отшвартуется "ракушка" с Крелоса.

Задумавшись, она не заметила, как Лу-Тан отступил в сторону. Жабёна оказалась перед ней, точнее, нависла буро-зеленой скалой. И хлопнула в ладоши прямо у Татьяниного лица, заставив ее подпрыгнуть от неожиданности. Татьяна покосилась на Лу-Тана — тот едва заметно кивнул. Она подняла руки над головой и громко хлопнула в ответ. И засмеялась. На морде гостьи появилось выражение, похожее на тщательно сдерживаемую улыбку. Она грузно развернулась и шагнула в шлюзовую. Толстые белые двери закрыли пятнистую зелень нетерпеливо подпрыгивающих тел. Первые Татьянины пациенты, завершив курс лечения, возвращались домой.

* * *

— Вы смешно рисуете! — сказал Лу-Тан, тонкими пальцами ворочая страницы альбома, в котором она рисовала лягушат. — Но похоже, не спорю. А не хотите их оживить?

— Это как? — удивилась Татьяна Викторовна.

Они вновь сидели в смотровой, любуясь звездами. Бим лежал под Татьяниными ногами наподобие пуфика и периодически облаивал пролетающие мимо метеороиды.

— Можно сделать их трехмерными. Э подберет алгоритм движения — у него записаны все алгоритмы пациентов, и пустит их прыгать по стенам вашей комнаты. Хотите?

— Конечно, хочу! — воскликнула Татьяна, и Бим подтверждающее гавкнул.

Лу-Тан покачал головой.

— Вы скучаете по ним, да?

Татьяна потрепала шелковое собачье ухо. Помолчала.

— Это странно, доктор, но по ним я скучаю больше, чем по родной планете.

— Значит, — тихо ответил Лу-Тан, — я не ошибся, выбирая вас. Во все времена на всех перекрестках всех путей находились существа, дарящие жизнь. Многие из нас выбрали одиночество Стражей порога. Никто не вернулся домой, пока был жив. Вы — первая из людей!

— Я не хочу возвращаться, — прошептала Татьяна, — никогда!

* * *

И понеслись безумные дни, словно некто махнул перед ними стартовым флажком.

— Вот прорвало! — ворчала Татьяна, бинтуя сломанное подкрылье неуклюжему проангелу, который разминал крылья в техническом уровне своего космического корабля и умудрился врезаться в стену.

Прошли те времена, когда она жаловалась на виртуальных пациентов. Каждые день-два прибывали новые, и она смогла воочию увидеть похожие на коробки из-под обуви корабли юмбаи — обитателей ближайшей планетарной системы; плоские тарелки Проангелов, космических торговцев и наемников, которых, оказывается, было полно на галактических трассах; сотообразные сооружения Роя.

Сирена вызова звучала и в дневное и в ночное время. Поначалу Татьяна реагировала на нее сердцебиением и раздраженно-нервным состоянием духа. На вопрос — почему нельзя отключить проклятый вой, а вызов осуществлять посредством Э — Лу-Тан пожал плечами и твердо ответил, что такова традиция этой станции и отменять ее он не собирается. Татьяне пришлось привыкнуть. Теперь она вставала по сигналу, три минуты принимала бодрящий ионный душ и шла к шлюзовым встречать пациентов. Бим всегда сопровождал ее. Он давно перестал отзываться истеричным лаем на непривычную внешность посетителей, держался солидно и подозрительно, как и полагается серьезному охранному псу.

Палаты не пустовали. Обычная практика — в зависимости от тяжести пациента оставлять его под наблюдением на какое-то время после проведенных медицинских процедур. Поскольку медицина шагала по Вселенной широко и уверенно, симбиотически соединяя достижения разных рас в один мощный кулак, пациенты редко задерживались в палатах на время, более двух-трех земных суток.

— Это скоро кончится, — Лу-Тан улыбался, но улыбка была слегка замученной, -цикличность травматизма — я это так называю. Снова будет затишье...

— ... снова чай пойдем пить в смотровую! — подхватила Татьяна с восторгом, не глядя на пациента.

Ее руки укутывали пятое щупальце пожилого юмбаи быстро застывающей блок-тканью с анестезирующим эффектом. Юмбаи жмурил от боли огромные лемурьи глаза и морщил мягкий отросток, который заменял ему нос. Татьяна за руками не следила — Лу-Тан учил ее проводить простейшие манипуляции с закрытыми глазами.

— Ну, вот и все! — обратилась она к пациенту. — Боль проходит?

— Боль. Проходит, — проскрипел юмбаи. — Спасибо. Доктор.

— На здоровье. Можете возвращаться к конвоированию астероидов. Наши ремонтные роботы уже починили ваш корабль. Анестетик будет действовать до момента снятия повязки. Через десять циклов по временному периоду Юмбы попрошу вас вернуться к нам для этой процедуры, либо на планете обратиться к любому лечащему врачу. Конечностью сильно не размахивать. Используйте запасные — у вас их еще девять, вполне хватит для любых действий!

— Все. Понял. Кроткого Неба!

Пожелав по юмбайской формуле всего наилучшего, последний пациент отбыл. На станции наступила непривычная тишина. Впрочем, ее вскоре нарушили — восторженный лай Бима отражался от стен и Э почему-то не спешил его глушить. Пес радовался возможности не быть серьезным охранным псом!

* * *

Пользуясь днями затишья, предсказанными старым доктором, Татьяна Викторовна сортировала знания, полученные в последнее время. Она по старой привычке делала записи: тетрадями, блокнотами с постадийными зарисовками операций и манипуляций была завалена вся комната. В ней и в ванной по стенам радостно прыгали зеленые прынцы, на голове одного из них — стоит ли говорить — которого? — подскакивала золотая трехзубчатая корона. Татьяна часто улыбалась, глядя на него.

В комнате почти не было вещей из той жизни. Покидая Землю, она взяла с собой несколько книг, носильные вещи и Бима. Фотографии и диски, памятные безделушки, любимые журналы, тома, переполнившие книжные полки — все осталось в прошлом. Старые книги и старая собака — достаточный багаж для покорения Вселенной.

Лу-Тан все больше времени проводил в бассейне.

— Устал в этой суматохе! — пояснил он, когда Татьяна поинтересовалась — почему? — Надо набраться сил перед следующей.

По утрам она плавала в его бассейне. По вечерам они пили чай в смотровой. Точнее, она пила чай и скармливала Биму низкокалорийные печенья, а Лу-Тан грыз какие-то серые пластинки, похожие на чипсы, с сильным рыбным запахом, которые он называл "крочерсы".

— Пора вам поглядеть на окружающий мир! — во время одного такого чаепития заявил Лу-Тан.

— То есть? — не поняла Татьяна Викторовна.

— Завтра слетаем на М-63, познакомитесь с соседями.

Межзвездная станция М-63 была размером с небольшую планету. Перевалочный пункт для торговцев из разных уголков галактики, местная резиденция Звездной Ассоциации и ее напичканный оружием аванпост в этой части Галактики.

Татьяна Викторовна взволновалась.

— Я боюсь, — честно призналась она. — На меня буду глазеть, как на диковинку!

— Плащ с капюшоном, — лаконично отозвался Лу-Тан, — многие гуманоиды их носят. Но скрываться вам незачем. Вы хорошо делаете свое дело, и о вас уже идут хорошие слухи! Иногда приходится запрашивать М-63 о помощи, поэтому мне бы хотелось, чтобы там знали сотрудников Красного креста.

Татьяна встрепенулась.

— А ведь вы так и не объяснили мне — отчего на Лазарете использован христианский символ? Объясните сейчас! — потребовала она.

— Разные расы предлагали символы своих культур для обозначения службы Лазаретов на перекрестках миров. Чуть не передрались. Совет Ассоциации предложил свой вариант — использовать символ расы, представителей которой во Вселенной считанные единицы. Все согласились.

— Считанные единицы? — Татьяна поперхнулась. — Значит я...

— ... Не единственная, о нет! Люди по-разному попадают сюда, — Лу-Тан поморщился, — кто-то по своей воле, кто-то нет. Вселенная разнообразна. По общему мнению, вас вообще лучше не выпускать за пределы Солнечной системы!

— Но почему? — возмутилась Татьяна. — Я не понимаю!

— Через сто девять земных лет вы освоите ближайшие к Земле планеты, — помолчав, заговорил Лу-Тан, — через двести семь Совет будет вынужден принять Землю в полноправные члены Ассоциации. По меркам Вселенной — это мгновенная экспансия! Ваше распространение внутри границ нашей Галактики будет глобальным и угрожающим..., — он неожиданно замолчал и раздраженно забил хвостом по полу.

Татьяна, открыв рот, смотрела на него.

— Откуда вам это известно? — судорожно выдохнула она. — Вы — провидец?

— Нет, — Лу-Тан недовольно покосился на свой хвост и тот затих, — иногда ваши корабли посещают наше время. Ваши корабли из далекого будущего...

Татьяна не знала, что сказать. Бим уже давно толкал ее головой под руку, выпрашивая еще печенья, а она сидела, вперив взгляд в холодных свидетелей-звезд безумного разговора.

— Крест для нас — символ перекрестка, — тихо продолжал Лу-Тан. — Красный цвет — повсеместно является цветом жизни. По Вселенной гуляет множество историй про существо, пожертвовавшее собой ради своего народа, и ни одно из них не зовут Иисусом. Но вы скоро исправите это.

— Господи! — Татьяна Викторовна спрятала лицо в ладонях. — Значит, мы — нечто вроде страшилки на ночь для остальных? Но тогда почему вы выбрали меня?

— Вы уже спрашивали, Танни, — мягко пожурил Лу-Тан, — и я отвечал. То, что ждет нас через сто, двести лет изменится через пятьсот. Я не верю во вселенское зло человечества! Я верю в то, что мы совершаем ошибки, чтобы их исправлять.

Он сполз со своей "козетки" и уже в дверях обернулся.

— Не засиживайтесь долго и не размышляйте всю ночь, истинная дочь своего народа! Завтра разбужу вас рано.

Татьяна не ответила. Слишком многое из того, что она услышала сегодня, подлежало осмыслению, но осмыслено быть не могло. Она тупо смотрела на звезды и накручивала на палец мягкое собачье ухо. Бим замер. Щурился под теплом ее руки. Старое собачье сердце было покойно — его вселенная находилась рядом, укрывала от тоски хозяйской лаской. Далекие сиятельные точки казались ему не более чем назойливыми мухами, и иногда он лаял на них. Но не сейчас. Молча, человек и собака щурились на звезды, которым не было числа.

* * *

На шее болталась тяжелая лепешка транслятора. Лу-Тан настоял на том, чтобы Татьяна надела его, скрыв под серым плащом с глубоким куколем.

— Вы сносно используете межгалактический код, — наставляя ее перед отлетом, сказал он, — но что случится, если вы потеряетесь и лицом к лицу (если можно так выразиться) встретитесь, например, с духабути?

Татьяна Викторовна нахмурилась. Этого названия она не слышала.

— Кто это?

— Покупатели снов. Странные личности. Они общаются ментально, или на своем языке — кода избегают. То ли действительно не знают, то ли делают вид. На М-63 их много. Они искренне полагают, что скопление людей делает сны сильнее...

Татьяна мандражировала. Терпеть не могла это чувство, но регулярно испытывала его в школе, университете, ординатуре. "Комплекс отличницы, — смеялся Артем. — Надо обязательно сдать экзамен, иначе небо упадет на землю!".

... Еще на станции, стесняясь своего нервного настроения и потому тайком от "моржа", Татьяна достала привычный контейнер с антистрессовыми капсулами, вытряхнула сразу две и... задумалась, глядя на них. Всю жизнь она пыталась что-то кому-то доказать. Преподавателям — что лучшая на курсе, начальству — что специалист высокого класса и профессионал в своем деле, родителям — что она жуть, какая самостоятельная... Артему — что он не ошибается, даря ей свою любовь. Что пыталась доказать она сейчас? Что спокойна и невозмутима? К черту!

Она высыпала капсулы обратно и выложила контейнер из кармана.

Лу-Тан, показавшийся на пороге первой шлюзовой, призывно махнул ластой...

...Бледнея лицом и лихорадочно горя глазами, она прижималась носом к обзорному стеклу МОД и смотрела, как удаляется ставшая родной станция — в паутине странных конструкций с красными крестами на мозаичных крыльях.

Вселенная обступала корабль. От ощущения пустоты заныли зубы, и страх поднял волоски вдоль позвоночника. МОД? Скорлупка на волнах мироздания, и нет ничего постоянного и надежного! Только пустота, исполненная булавочными головками далеких звезд — надежна. Только пустота, заворачивающая корабль в манто сверкающих спектров — постоянна и пуста... Трогает холодным дыханием сердце, заставляя его частить. Паникой осушает губы.

Покидая Землю вместе с Лу-Таном Татьяна не испытывала ничего подобного. Наверное, была в полуобморочном состоянии. Или капсулы помогали?

Они летели больше земных суток. На вопрос: "Почему не воспользоваться подпространством?" Лу-Тан сердито ответил, что М-63 слишком близко. Но, кажется, он просто не любил подпространство. За время полета Татьяна Викторовна успела привыкнуть к неприятному чувству пустоты и выспаться на месяц вперед. Лу-Тан половину пути провел в амортизационной ванне, наполненной водой из его бассейна. И вот уже вырастала вдали громада М-63 — стальная "восьмерка", на концах которой кружились полные злобных искр красные кольца энергоблоков.

Ей показалось, что прошла вечность. Вечность, под завязку наполненная пустотой...

...Транслятор был теплым, и отчего-то теплота его и тяжесть успокаивали. И хотя она нервно сжимала и разжимала пальцы, скрытые толстой тканью плаща, дыхание выровнялось, а сердце больше не скакало, как сумасшедшее. И — да — здесь было на что посмотреть!...

Лу-Тан пришвартовал МОД к одному из шлюзов и, крепко держа Татьяну за руку, словно маленькую девочку потащил за собой. Пройдя невнятной сетью полутемных коридоров, которые не отложились в ее памяти, они очутились на широкой, словно пруд, площади, под высоким, источающим мягкое сияние куполом. Далекие стены огромного помещения были увиты чудовищными лианами с мясистыми листьями, которые шевелились как живые, хотя ветра не было. По верху шла широкая галерея, откуда призывно мигали огоньки всех цветов и калибров. Шумная толпа снующих туда-сюда разнообразнейших существ совершенно дезавуировала Татьяну Викторовну. Она сдвинула куколь на лоб и застыла, разглядывая многообразие мира.

Здесь было много юмбаи. Высокие, разноцветные — они ловко ковыляли на своих десяти конечностях, вскидывая их в непонятных ей, и оттого кажущихся нелепыми, жестах. Под потолком носились проангелы — суматошные, вечно занятые, заполняли воздух пронзительными голосами. Невысокие, очень широкие, неспешно проходили мимо сатианеты: только по двое, подозрительно поводя тяжелыми головами. Покрытые частично панцирем, подобным хитиновому, гуманоидоподобные, коричневые, коряжистые — они были похожи то ли на роботов из старых фильмов, то ли на оживших черепашек-ниндзя. Там, где панцирь кончался, кожа приобретала янтарный оттенок, и оттого они казались подсвеченными изнутри ярким фонариком. В толпе мелькали и полупрозрачные силуэты их извечных врагов — гоков. Стремительные контуры зубастых лиц скрывались под матовыми шлемами — воздух станции был для них тяжеловат. Головы сатианетов интуитивно поворачивались вслед за ними. Нижняя, подвижная часть лица, скалилась в ненавидящей гримасе — война, заменившая гены, война, кипящая в крови. Если бы не присутствие многочисленных патрулей Ассоциации — упакованных в устрашающие защитные комбинезоны, вооруженных неведомым Татьяне, но грозным на вид оружием, бойня могла бы вспыхнуть в одно мгновение.

Здесь было еще много неизвестных ей рас — гуманоидов, медузоподобных, вообще неопределимых из-за защитных скафандров и сфер. Но толкотня и движение толпы показались ей знакомыми. И когда догадалась — в чем дело, рассмеялась. Центральная площадь напомнила улицы родного города — заполненные спешащими по своим делам людьми: тот же упорядоченный хаос, те же озабоченные лица.

— Они все килорододышащие? — спросила она, продолжая оглядываться.

— Некоторые — да. Другие используют упрощенные копии реактиватора. Вы уже освоили более сложную модель в Лазарете. Те, для кого воздух М-63 даже с реактиватором неприемлем, используют защитные оболочки и скафандры.

Лу-Тан повел ее через площадь в оранжерею, в которой росли растения из разных уголков галактики. Высажены они были секторами, подобраны друг к другу по сходству условий. Некоторыми из секторов Татьяна смогла полюбоваться только через материал защитных сфер — внутри плавали облака разноцветного газа, фосфоресцировали мясистые лепестки и маслянистые капли, брызги распылителей орошали ботаническое великолепие радужным дождем. В оранжерее было влажно и душно, но она пока не решалась совсем откинуть капюшон.

Они посетили жилые сектора, побывали в местной Штаб-квартире Звездной Ассоциации, почему-то напомнившей Татьяне Московскую валютную биржу. В огромной смотровой надолго задержались, любуясь затенением Юмбы и стремительным полетом серповидных истребителей Ассоциации, четверками совершавших облет станции. К обеду Татьяна перестала чувствовать ноги и взмолилась об отдыхе. Лу-Тан довольно улыбнулся и потащил ее на галерею над центральной площадью. Сам он казался неутомимым и помолодевшим. Бодро шелестел толстыми складками кожи, топорщил короткие усы, задиристо шлепал по полу станции тяжелым хвостом.

Над полукруглым входом в межзвездную таверну светилась — для привлечения клиентов, решила Татьяна Викторовна, — некая шкала: зеленый, желтый, оранжевый, красный. Лу-Тан ввел спутницу внутрь. Глазам предстало большое помещение, утопающее в уютном полумраке. На разнообразнейшего вида сиденьях, лежанках, а то и просто на полу, расположились многочисленные гости.

Вот оно! Татьяна Викторовна глубоко вздохнула и скинула капюшон. И... никто не обратил на нее внимания. Она растерянно повернулась к Лу-Тану. Лукаво улыбаясь, тот взял ее за руку и повел вглубь зала — к кусочку пола, не занятому конечностями, щупальцами или совсем уж бесформенными субстанциями, которых здесь присутствовало несколько.

— Технология та же, что и в Лазарете, — пояснил он, соорудив на глазах изумившейся Татьяны любимую уродливую "козетку". — Попробуйте!

Татьяна сосредоточилась. Пол под ногами вздулся, заставив ее отпрыгнуть, потянулся вверх, вырастил высоченные арки ножек, оранжевое сидение, короткую спинку. Перед ней стоял барный стул.

— Гм, — глубокомысленно заметил Лу-Тан.

Татьяна поднапряглась и ножки укоротила, чтобы оказаться на одном уровне со спутником. Села, оглядываясь, повторяя про себя узнанные расы и принятые приветствия. К ее удивлению здесь почти не было юмбаи. Несколько столиков было занято проангелами. Одна группа сидела в углу у входа. Проангелы, низко склонив друг к другу кучерявые головы, жестикулировали и руками и крыльями, едва не задевая соседей. Четверо сатианетов косились на них не неприязненно, но раздраженно. Перед ними в высоких прозрачных кубках дымилась янтарная жидкость. Сатианеты водили над ней черепахоподобными неподвижными лицами, их желтые глаза перенимали янтарный блеск и посверкивали в полумраке, отчего Татьяне Викторовне становилось жутковато. Еще по прибытии в Лазарет она решила не поддаваться ксенофобии и твердо придерживалась этого правила. Но сатианеты ей не нравились. Не нравились их прямые фигуры, негнущиеся ноги, мощные руки. Не нравились желтые высокомерные глаза на неподвижной части лица. Пугали тяжелые челюсти, которые во время разговора двигались медленно, словно жвалы чудовищного богомола, перетирающего очередную жертву.

Она поморщилась и отвела взгляд. Полупрозрачные, медузоподобные д'хокки — обитатели планетарной системы одной из звезд далеко ускакавшего Пегаса, устроились поодиночке в разных местах зала. Их хоботки были опущены в широкие плошки, голубая жидкость высасывалась мерными движениям, яркими порциями падала во внутреннее вместилище и там переливалась перламутром. Это было бы красиво, если бы Татьяна не изучала их физиологию — они питались живыми существами, неким подобием полуразумного планктона, который внутри себя расчленяли на физиологическую и энергетическую составляющую. Физиологическая шла на замену собственных стареющих клеток, энергетическая — на поддержку теплообмена и мозговой деятельности. В принципе, д'хокки могли бы усвоить таким образом любое живое существо... превращенное предварительно в кашицу. Татьяне не хотелось думать, что люди делают так же. Однако думалось.

В дальнем, самом темном углу зала, за круглым низким столом, больше похожим на пуф, расположились неопознанные ею существа: низкорослые, укутанные в бесформенные куски ткани, полностью скрывающей головы. Из-под нижнего края одеяний выглядывали пряди черных то ли волос, то ли игл, стелящихся по полу. Посетители, шедшие мимо, старались не приближаться к странной группе.

Лу-Тан тронул ее запястье теплыми пальцами — он всегда так делал, желая привлечь внимание. Она отвлеклась от наблюдения за посетителями и обнаружила стоящего перед собой молодого юмбаи с печальными, как у сенбернара, глазами. Тот протягивал каменную на вид табличку — гладкую и матовую.

— Что я должна сделать? — тихо спросила Татьяна у "моржа".

— Положите руку на анализатор.

— И что будет?

— Он определит, какую пищу вы можете принимать без вреда для здоровья.

Татьяна несмело протянула руку. Анализатор был приятным на ощупь, чем-то напоминая каучук. Неожиданно он резко нагрелся, ладонь кольнуло, и юмбаи отдернул аппарат от ее руки. Тот померцал в полумраке блуждающими огнями и вдруг засиял, выдав на поверхность несколько десятков наименований, очень мелко написанных межгалактическим кодом. Рисок, помечавших каждую надпись, было четыре — зеленая, желтая, оранжевая и красная — так же, как и на шкале у входа. В голове у Татьяны Викторовны забрезжила смутная догадка.

— Это степень токсичности еды для организма проверяемого? — спросила она, и Лу-Тан довольно заворчал.

— Зеленый — подходит, желтый — не очень..., — продолжала Татьяна, — оранжевый — нехорошо, красный — опасно, так?

Юмбаи без смущения разглядывал ее. Кажется, он был единственным на всей станции, кто проявил к ней хоть какой-то интерес.

Лу-Тан отрицательно покачал головой.

— Земная логика. Вспомните, что я говорил вам про красные кресты?

— Цвет жизни! Ну конечно! Тогда логика обратная. Все зеленое для меня страшный яд!

— Так. Еще одно следует учесть — подобных заведений во вселенной много. Но далеко не все имеют право торговать позициями зеленого значения, одинаково крайними для нескольких рас. Нам, можно сказать, повезло.

Лу-Тан тронул длинным пальцем одну из оранжевых кнопок и кивнул юмбаи. Тот с готовностью протянул анализатор Татьяне.

— Выбирайте, Танни. Не советую пока экспериментировать ни с оранжевым, ни с желтым...

— А как же вы? — удивилась она.

— Я давно знаю ассортимент наизусть. То, что для вас оранжевое, для меня всего лишь мандариново-желтое, правильно я сказал?

Татьяна засмеялась. Наугад ткнула в одну из красных надписей, не пожелав разбирать знаки.

— Мандариново-желтое, это как раз оранжевое, — пояснила она, устраиваясь удобнее на жестком стуле и готовясь к долгому ожиданию: как ни пыталась совладать с упрямым сидением, мягче оно не становилось! — Вы хотели сказать лимонно-желтое?

Лу-Тан церемонно склонил голову.

— Да. Наверное, именно это я и имел в виду.

Раздалось шипение. Прямо перед ее лицом с потолка спустился гибкий щуп, оплетший стакан с ярко-желтой жидкостью. Не ожидавшая такой скорости обслуживания Татьяна едва не кувыркнулась со стула, отшатнувшись назад. Другой щуп протянул ее спутнику широкую миску, наполненную прозрачными кубиками. Лу-Тан положил один из них в рот, захрустел и зажмурился от удовольствия. Из-под его усов валил пар.

Татьяна опасливо отняла стакан у гибкого щупа, который тут же втянулся в потолок, словно его и не было.

— Я не спрашивала еще у вас, — подозрительно разглядывая содержимое, сказала она, — принцип действия Управляющего разума в Лазарете и здесь идентичны?

Лу-Тан сжевал еще один кубик. Покивал.

— Так и есть. Это дорогостоящая технология, поэтому не все ей пользуются. Но и встречается не редко — она удобна, безопасна и не требует особых усилий, кроме первоначального вложения.

— А чьей расе принадлежит ее открытие?

Она с опаской поднесла стакан к лицу. Запахло сильно, спело и ярко. Татьяна сделала глоток и зажмурилась от удовольствия, как давеча Лу-Тан — напиток напоминал манговый сок, только был легче, обладал тонким вкусом и целым букетом восхитительных ароматов. Однако что-то не давало ей покоя. Она вновь обежала взглядом зал и остановилась на сатианетах. Жидкость в их бокалах подозрительно напоминала ее. Татьяна отпила еще и решила поразмышлять о сходстве как-нибудь потом.

— Это длинная история, — заговорил Лу-Тан. — В самой далекой и загадочной ветви нашей галактики обитает народ, называемый Арланами. Слухи о них могут и напугать и восхитить одновременно. Никому из разумных рас, имеющих доступ в Космос, не дано проникнуть в Звездную Цитадель, скроенную из самих звезд. Большая часть общеиспользуемых изобретений — принадлежит им. Они неохотно являются миру, но охотно делятся технологиями. Единственное, чего они не допускают, использования их для уничтожения разумных существ, использования ради насилия. С давних пор арланы поддерживают Звездную Ассоциацию, передавая ей права на свои изобретения, и тем делая Ассоциацию сильнее и богаче. Вы уже знакомы с Э, с тем, что вы называете Икринкой, и с транслятором. Поверьте мне, подобных изобретений гораздо больше. Арланов уже долгое время не видели в нашей части Вселенной. Их Цитадель запечатана и полна тайн, и никто не знает, живут ли в окружении своих ручных звезд загадочные хозяева или давно покинули наш мир, чтобы отправиться...куда?

Лу-Тан захрустел кубиком. Татьяна подалась вперед, ловя каждое его слово. Хотя со многими чудесными событиями пришлось ей столкнуться с тех пор, как ноги ее ощутили под собой не земную твердь, а равнодушную пустоту космоса, именно сейчас услышала она самую чудесную историю — сродни Властелину Колец или Волшебнику Изумрудного города. Полную тайн и смутных образов, кажущихся прекрасными и ужасными одновременно.

— Ходят слухи, — Лу-Тан хитро подмигнул, — что арланы все же появляются среди нас. Цели их неизвестны. Облик не определен. У меня, например, таких пациентов не было! — завершил он и засмеялся.

Татьяна задохнулась от возмущения.

— Вы разыграли меня?

Лу-Тан высыпал оставшиеся кубики в пасть и усы его воинственно встопорщились.

— И не думал! Все, сказанное мной — правда. Но за вами интересно наблюдать, Танни. У вас на лице все эмоции вилами писаны.

Теперь пришла ее очередь хохотать.

"Морж" надулся — уникальный лингвист, он знал множество языков и обижался, когда его ловили на ошибках.

Как вдруг атмосфера в зале изменилась.

Незнакомцы в хламидах дружно развернулись к дверям, и к изумлению своему Татьяна Викторовна узнала выпученные красные глаза и длинные носы удачливых крысоловов. На одном из их собратьев она сдавала экзамен на пригодность к профессии космического лекаря.

Сатианеты перестали нюхать свои коктейли и повели тяжелыми лицами в сторону входа — казалось, они сейчас встанут, наберут скорость и бронированную волну ничто не остановит.

В дверях змеились два полупрозрачных силуэта. Произвольно вырастающие на телах тентакли оканчивались пурпурными венчиками, внутри матовых шлемов все же угадывались вытянутые зубастые морды. Гоки были грациозны, как глубоководные твари, и не менее опасны. Поколебавшись на пороге, они скользнули внутрь и устроились на пустом пятачке пространства — у дальней стены, подальше от сатианетов, на которых, кажется, не обратили внимания. Но внимательно наблюдавшая за ними — виденными впервые так близко — Татьяна скоро поняла, что это не так: даже отвернувшись, они казались ориентированными в сторону своих вечных врагов. Несколько тентаклей, выросших сзади, покачивались в воздухе, хлопая "ресницами" — никто не смог бы подобраться к гокам незамеченным. Управляющий Разум сформировал для них низкие сиденья, похожие на мягкие пиалы, в которых они устроились с комфортом; окутал прозрачной защитной сферой, наполненной пригодным для дыхания воздухом. Гоки легким движением сняли неожиданно обмякшие шлемы и приготовились приступить к трапезе. Щупы принесли глубокие миски, наполненные чем-то, похожим на прозрачную лапшу, и расширяющиеся кверху стаканы с прозрачной жидкостью. Погрузив в стаканы длинные морды, гости жадно выпили жидкость и занялись "лапшой".

В дверях показались новые посетители — сдвоенный патруль, состоящий из двух юмбаи, одного проангела и одного виденного Татьяной только в обучающей программе ту — огромного, покрытого шерстью существа, больше всего напомнившего ей снежного человека. Проангел — крупный, с великолепными черными крыльями и белыми подкрыльями, властно указал на один из столиков, расположенных как раз посередине между сатианетами и гоками. Группа проангелов, сидевшая за ним, поспешно освободила место. Давешний юноша-юмбаи тут же материализовался рядом, чтобы проводить их на новое место и предложить угощение за счет заведения. Видимо, схема действия в подобных случаях была четко отработана. Проангелы повеселели и шумной толпой последовали за ним.

Лу-Тан тяжко вздыхал, наблюдая за поднявшейся суматохой.

Усевшийся к ним спиной офицер-проангел внезапно обернулся.

— По-другому не будет, доктор! — сказал он, обращаясь к "моржу". — Пора бы уже привыкнуть!

— Не могу, Ларрил! — покачал головой тот. — И никогда не привыкну.

Проангел с интересом оглядел Татьяну Викторовну.

— Это мой ассистент, — повеселел Лу-Тан, — Танни. Познакомься.

Ларрил провел по ее лицу кончиком крыла.

— Пусть будет ветер нежен с тобой! — напевно сказал он.

Татьяна моргнула.

— Вспоминайте! — прошептал Лу-Тан.

Кончиками пальцев Татьяна Викторовна коснулась щеки проангела. Его кожа была очень гладкой и очень теплой. И слегка светилась.

— Высокого полета твоим крыльям, сын неба! — так же напевно сказала она и облегченно вздохнула.

Чуть было не опростоволосилась! Забыла ритуальную фразу приветствия, а ведь совсем недавно врачевала в Лазарете непутевого проангела, сломавшего в полете крыло!

Ларрил приветливо улыбнулся. Лица проангелов были подобны человеческим, только губы были узки и необычайно ярки, а зрачки — вертикально вытянуты.

— На станции их много, — заметил Лу-Тан, качнув головой в сторону сатианетов, — в чем дело?

— По указанию Ассоциации война перемещена в сектор Дох, — проангел недовольно поморщился, — а это совсем не далеко от нас! Но сектора Дан и Декс опустошены войной, аборигены завалили Совет петициями и просьбами о помощи. По итогам боевых действий оба сектора остались под протекторатом сатианетов — на этом фронте гоки терпят поражение, не то, что в секторах Хвана. Ближайшая к Доху нейтральная станция — М-63. Наша головная боль усилилась весьма, не вылечите, доктор?

Ларрил белозубо улыбнулся, и Татьяна с удивлением поняла, что он шутит. Вернее, пытается шутить, хотя заметно обеспокоен. Как он выразился? Весьма?

Лу-Тан задумчиво перебирал пальцами свежие кубики в повторно принесенной щупом тарелке. Аппетит его, кажется, пропал.

— Увы мне, Ларрил, но у меня нет лекарств от ненависти, ярости, глупости. Я не могу ампутировать войну, хотя очень бы хотел этого!

Ларрил вновь повернулся к Татьяне.

— Танни, а на вашей планете есть войны?

— Есть, — Татьяна грустно улыбнулась. — И были. И, наверное, будут.

— Не грустите! — подбодрил проангел, и его спутники дружно закивали головами. — Справимся как-нибудь. — Он неожиданно повысил голос. — Скоро к М-63 подойдет Малый звездный флот Ассоциации. Мы не допустим здесь никакого нарушения мира и порядка!

Сатианеты встали и демонстративно вышли. По таверне прокатился возбужденный шепоток.

Ларрил осклабился.

— Они услышали! Хорошо. Что ж, братья мои, пообедаем, раз мы здесь! Присоединитесь к нам доктор и ассистент? Мы угощаем.

— Благодарим, — Лу-Тан поднялся, отодвинув нетронутую тарелку. — Мы уже уходим.

Ларрил кивнул.

— Дела? Понимаю. Увидимся, доктор... Танни...

У дверей Татьяна снова зацепилась взглядом за желтое содержимое стаканов сатианетов.

— А что я пила? — спросила она. — Как называется эта жидкость?

Лу-Тан тоже покосился на стаканы.

— Вы опять не ошиблись в диагнозе, Танни! Вы пили питательную плазму сатианетов! Для вашего организма она вроде энергетического коктейля.

— Лучше бы мне подходило то, что пьют гоки, — выходя в коридор, пробормотала Татьяна себе под нос.

Но Лу-Тан услышал. Резко остановился, крепко обхватил ее запястья цепкими пальцами.

— Не позволяйте этому поселиться у вас в сердце! — сердито произнес он. — В войне сатианетов и гоков нет правых и виноватых. Нет победителей и побежденных. Она началась в незапамятные времена и первоначальная причина забыта. Но война продолжается: разумные существа гибнут, планеты обращаются в мертвые небесные тела. Вы услышали меня, Танни?

Татьяна только кивнула. Стыд сковал язык.

* * *

Вся вторая половина пребывания на станции была посвящена приобретению различных лекарств и приборов для лазарета. Уставшая и потерявшая интерес ко всему Татьяна знакомилась с торговцами и поставщиками, запоминала списки необходимого оборудования и очередность покупок. Центральная площадь М-63 была пересечена ими раз десять. Татьяна Викторовна обратила внимание на то, что за площадью следили и сверху — патрули из двух-трех проангелов парили под куполом, высматривая возможные нарушения. Сейчас она ждала Лу-Тана у входа в магазин, торгующий запасными частями к Икринке. Внутри, в сильно вытянутых белых, кремовых, желтых яйцах спали то ли клетки, то ли зародыши, которые позже будут врощены в ее организм. Совсем сникшая, она не сразу ощутила, что кто-то дергает ее за край плаща.

Татьяна непонимающе посмотрела вниз и обмерла. Выпученные красные глаза сверлом ввинтились в мозг, и перед внутренним взглядом промелькнул редкий ночной кошмар. Она забывала его по пробуждении, вспоминая каждый раз вновь, увидев во сне зеленое одеяло и страшное багровое лицо, торчащую изо рта эндотрахеальную трубку, из которой расцветала душа, покидала тело, разлетаясь белыми цветами в черных просторах отныне пустого мира.

Зачем это странное существо заставило ее вспомнить о нем? Ответ пришел извне: отдай и обрети покой!

Сердце зачастило. Сон был лишь одеялом. Под ним скрывались воспоминания, полные счастья и боли. Стоило отдернуть уголок, и они посыпались из сознания, как плохо сложенные подушки...

Вот Артем несет ее на руках по лестнице их дома. Первая ночь после свадьбы. Оба пьяны и веселы. Он тащил ее все десять этажей. Пару раз чуть не уронил и один — чуть не завалился сам. Они хохотали так, что, наверное, разбудили весь дом...

Вот они сидят на скамейке в сквере возле больницы. Будний день, пустой сквер. Она после суток, у него выходной. Слабое весеннее солнце робко трогает их лица. Татьяна жмурится и подремывает, словно кошка. Рука Артема перебирает пряди ее волос. Иногда он наклоняется и целует ее в висок. Оба молчат. Зачем слова, если есть солнце, скамейка, тепло рук и тела бок о бок?...

...Каменный могильный крест не кажется тяжелым. Хотя и черен, как ночь, но пронизан синими искрами. Лазурит — камень дарований, божественного расположения и преданной любви...

Сильные пальцы, больно вцепившись в плечи, трясли ее, словно грушу. Глаза обрели способность видеть. Первое, что заметила — духабути, исчезающего в толпе. Второе — испуганное лицо Лу-Тана прямо против своего.

— Танни, вы пришли в себя? Танни!...

Татьяна медленно кивнула. Ощущение нахождения внутри кошмара не отпускало. Казалось, исчезнут стены, старый обеспокоенный доктор, разношерстная толпа, и покажется край зеленого одеяла...

— Танни! — Лу-Тан рявкнул так, что шедшие мимо юмбаи отпрыгнули в сторону. — Что это хотело от вас?

— Сон, мой сон, — она слабо улыбнулась. — Как вы и рассказывали...

— И вы?...

— Нет, — она покачала головой. — Не знаю почему, но... нет.

Лу-Тан щупал пульс на ее запястье.

— Вы бледны, Танни. Это был плохой сон?

— Плохой, доктор. Поедемте домой!

Слово родилось легко и просто. Домой! В стерильную белизну коридоров и покоев, к янтарному свечению Икринки, к лягушатам, скачущим по стенам комнаты. К Биму, который будет прыгать вокруг, и лаять, и бешено вилять хвостом.

— Вернемся на корабль, — согласно закивал Лу-Тан. — Подождем конца погрузки и отбудем.

— Домой, — словно не слыша его, повторила Татьяна, — летим домой!

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

А дальше, это главное, похоже на тебя

В долгом пути я заплету в волосы ленты.

И не способный на покой, я знак подам тебе рукой

Прощаясь с тобой, как будто с легендой.

Би-2 "Мой рок-н-ролл"

Утомленная богатым на события днем Татьяна Викторовна задремала в удобном кресле МОД. И была разбужена неожиданным изменением гула двигателей. Она открыла глаза. Корабль притормаживал. До их станции было далеко, но М-63 была еще дальше.

— Что-то случилось? — зевая, спросила она.

Не могло ничего случиться в надежном нутре МОД, управляемого старым доктором.

— Случилось! — неожиданно ответил Лу-Тан, и голос его показался Татьяне более чем напряженным.

Она окончательно проснулась и пересела поближе к пилоту.

МОД разворачивался против курса. Размытое пятно объекта, который они обогнали, сфокусировалось на смотровом экране, оказавшись чудовищно развороченным кораблем малого класса, один из двигателей которого непонятным образом еще функционировал. С перебоями, но толкал искореженную груду металла вперед — в том же направлении, в котором лежал первоначальный курс МОД.

— Господи, что это? — ахнула Татьяна, приникнув к боковому обзорному стеклу.

— Это наша головная боль! — пробормотал Лу-Тан.

Его тонкие пальцы перемещались по панели управления с быстротой, недоступной ее глазам.

МОД выпустил захваты, пришвартовал к себе незнакомый корабль и резко увеличил скорость. Вскоре белая станция приветственно взблескивала стрекозиными крыльями.

К удивлению Татьяны, Лу-Тан завел МОД в обычно пустовавший ремонтный отсек, оставил там чужака и, выведя МОД наружу, наглухо закрыл внешнюю переборку. Теперь попасть туда можно было только изнутри станции.

"Морж" торопился, нетерпеливо хлестал хвостом по полу шлюзовых, его длинные пальцы судорожно сжимались и разжимались. Поневоле, Татьяна заразилась его настроением.

Бим прыгал перед выходом из первой шлюзовой, уши его восторженно взлетали и опадали, толстенький обрубочек хвоста торопился вилять.

Наскоро приласкав пса, Татьяна Викторовна поспешила за доктором. Тот запустил в ремонтный отсек воздух, перевалил через порог открывшегося прохода, заторопился к чужаку. Щупальца ремонтного механизма уже вскрыли корабль, отрезая кусок за куском от покореженной обшивки. Рядом с кораблем, на полу, лежали четверо. Прорвавшийся вперед Бим неожиданно остановился, присел на задние лапы и завыл. Татьяне стало жутко.

Лу-Тан прополз мимо троих и остановился перед четвертым. В коридоре раздался стрекот — подъехала транспортировочная тележка. Повинуясь ментальному приказу, ремонтные щупальца бросили свежевать корабль и, осторожно подняв тяжелое непропорциональное тело, уложили на кушетку. Замигал зеленым сканер, тревожно запищал.

— В операционную! — бросил Лу-Тан. — Бегите вперед, Танни, вы быстрее меня. Запускайте Икринку. Профиль пациента...

— АзБС-6 — сатианеты! — закончила Татьяна и помчалась прочь, подгоняемая лаем Бима.

Она влетела в операционную, по пути уже связавшись с Э. Темная прежде, Икринка наполнялась янтарным свечением, мощно запульсировали оплетшие ее кабели-вены.

— Выведи информацию по анатомии и физиологии сатианетов на сетчатку! — приказала Татьяна, переключая кабели и набирая на клавиатуре Икринки код газовой смеси с планеты Сатиан: руки работали сами по себе. За пять минут она создала в Икринке атмосферу, идеальную для сатианета, и параллельно обновила в памяти полученные ранее знания по наиболее частым типам ранений противоборствующих сторон. В том, что корабль поврежден в бою, Татьяна не сомневалась.

Тележка въехала в операционную. Щупы осторожно переложили раненого на выдвижную панель, которая была затянута Икринкой внутрь. Татьяна заметила, что в пути Лу-Тан времени не терял — грудь пациента закрывала розовая заплата биоткани, сильно оттопыренная справа, на его предплечье вздувался и опадал реактиватор, насыщающий плазму газовой смесью. Судя по всему, дыхательный мешок сатианета был пробит и дышать самостоятельно тот не мог.

Лу-Тан обошел Икринку и взялся за рычаги манипуляторов. Те дернулись, двинулись к пациенту и вдруг обвисли.

— Сама! — неожиданно сказал доктор. — Давай. Чем будешь работать?

Татьяна судорожно вздохнула.

— Руками.

Она метнулась к дезинфикатору, обработала кисти слепящим светом, который усиливал сцепление между кожей и материалом Икринки, и подошла к ней вплотную. Тончайшая, чуть теплая пленка на мгновение стянула пальцы и... Татьяна перестала ее чувствовать.

Лежащий перед ней сатианет был немолодым, мощным и обросшим толстым панцирем. Закрытые глаза его глубоко запали. За полуоткрытыми потрескавшимися губами виднелось тусклое желтое небо.

Татьяна стиснула зубы и сняла биоткань с раны. Из груди торчала изогнутая, иззубренная железка — какая-то деталь корабля, оторвавшаяся во время взрыва после прямого попадания вражеского снаряда в двигатель. Э выводил на сетчатку картинку внутренних повреждений — пробитый с двух сторон дыхательный мешок, сломанное перекрытие правого верхнего плечевого свода, раздробленные в пяти местах кости правой ноги. Еще несколько минут и не поможет реактиватор.

— Подключить полное жизнеобеспечение! — продиктовала Татьяна. Она могла бы общаться с Э мысленно, но звук собственного голоса успокаивал. — Инструменты, набор номер четыре, внутрь Икринки. Манипуляторы — собрать кости в конечности. Лу-Тан, вы следите за ними! Э, смесь плазмы и антисептика в пропорции три к одному, в открытой емкости — внутрь Икринки.

В голосе ее больше не было растерянности. Лу-Тан с изумлением взглянул на нее, но управление манипуляторами перехватил.

Хитиновый панцирь вокруг раны был покрыт трещинами, из-под которых сочилась желтая плазма. Татьяна осторожно прощупала операционное поле, завела пальцы за края раны и с трудом выломала куски брони, освобождая мягкую податливую плоть. Осколки панциря она складывала в емкость, наполненную плазмой и антисептиком. Скелет сатианетов представлял собой каркас толстых костей, полностью закрывающих внутренние органы — от шеи до паха. Казалось, органы сидят в клетке с перекрещенными прутьями. Если бы железка попала в кость этой клетки, возможно, все было бы не так плохо. Но она вошла точно в пустое пространство между сочленениями.

Полупрозрачные трубки оплели голову, шею и руки пациента. Икринка подключилась к его плазматической системе.

— Мне нужен высоковольтный провод, — громко сказала она. — Э, слышишь меня?

Управляющий Разум никогда не отвечал. Татьяна не знала, умеет ли он вообще говорить? Но сверху спустился щуп, отличающийся от остальных — он был черен и покрыт плотным составом, напоминающим резину. На его конце тускло светился набирающий силу разряд.

Татьяна подняла глаза на учителя.

— Мы не сможем вытащить железку — зазубрины искромсают его до смерти! Единственная возможность его спасти — попытаться выжечь металл! Вы согласитесь со мной, доктор?

Лу-Тан молча кивнул. Глаза его следили за Татьяной совсем как в тот, первый вечер.

— Э — управление сердцем. Антишоковый мозговой барьер. Разряд на счет три. Раз... два... три!

Она едва коснулась железки концом кабеля. Синий всполох пробежал по металлу, раскалив добела. Сатианета выгнуло дугой. Но Лу-Тан, успевавший следить и за тем, как манипуляторы заново выстраивают кость в ноге, был начеку. Силовые щупы прижали тело пациента, не давая двинуться.

Мгновение, и железки не стало. Лишь черная пыль оседала на грудь несчастного, быстро вытягиваемая направленной вентиляцией. Высокая температура расплавила и заново запаяла внутренние ткани — дыхательный мешок снова был цел. Сердце сатианета еще билось, но Татьяна знала, что это заслуга Икринки. Оставалось надеяться, что антишоковый барьер продержит мозг еще несколько минут в состоянии блаженного неведения.

Руки работали быстро. Отломать кусок панциря, опустить в плазму, отломать следующий, опустить. Скальпель. Разрез. Пальцы нащупывают острые края толстой кости. Очень толстой.

— Здесь нужно манипуляторами, — подсказал Лу-Тан, — руки слишком слабы! Дайте-ка мне! А вы пока приготовьте клей на основе плазмы. Надо будет после собрать панцирь заново.

Татьяна подключилась к лабораторному сектору. Заворчала, задвигалась загадочная система, полная прозрачных трубок и блоков. Пакет плазмы из запасов Лазарета был проглочен утробой лаборатории, разложен на составляющие, переработан и выдан заново густой ярко-желтой массой.

Лу-Тан между тем отвлек манипуляторы он изуродованной конечности, прикрыл глаза, полностью переключая управление на себя, завел щупы в разрез. Механические руки вцепились в разлом и попытались его свести. Икринка тревожно замерцала. Показатели сердечной деятельности резко падали.

— Врешь! — пробормотала Татьяна. — Э! Дай картинку грудной полости!

Она вновь взяла скальпель, протянула разрез ниже. Запустила пальцы в узкое пространство между костями, нащупала сердце — большое, пятикамерное.

— Э, сердечный ритм сатианетов в состоянии нормы звуковым сигналом!

Запищал зуммер. Писк. Писк-писк-писк. Пиииск — пятая камера. Повинуясь указаниям, Татьяна массировала сердце до тех пор, пока Лу-Тан не свел кость воедино, не скрепил место разлома металлическими скобами и не вывел манипуляторы наружу.

Она держала в руке чужое сердце и ритмично сжимала пальцы, не замечая ничего вокруг. Она держала в руке жизнь. Жизнь страдающего человека. И не важно, что он был покрыт панцирем и у него были уродливые челюсти. Не важно, что он был солдатом и убивал тех, кто нынче попытался убить его. Неважно, что поправившись, он вернется на свою войну, чтобы снова убивать. Он был жив сейчас и страдал. Он мог умереть и не испытывать ничего. Трупы не ощущают. Не чувствуют.

— Я запускаю нанонить, — предупредил Лу-Тан и Татьяна Викторовна опомнилась, осторожно отпустила сердце — теплое, скользкое, живое — передавая управление им Э. Вытащила руку, ярко измазанную желтой плазмой.

С прозрачного щупа стекла и упала в рану серебристая капля. Зашипела, втянулась в плоть, сращивая разрывы и разрезы мягких тканей.

Не теряя времени Татьяна выкладывала мозаику кусками панциря ниже того места, где действовала нанонить. Смазывала пластинки с внутренней стороны биоклеем, прикладывала к мягкой беззащитной кожице. К тому времени, как она закрыла поле первой раны, нанонить закончила свою работу. Вдвоем с Лу-Таном они доложили последние куски панциря и щедро смазали грудь пациента остатками клея. То же самое пришлось проделать с его ногой — манипуляторы, собирая кость, сильно поломали наголенную пластину.

— Маску пациенту, газовую смесь напрямую в дыхательный мешок! Отключить реактиватор! — приказала Татьяна Викторовна.

Прозрачная маска легла на уродливое лицо, принимая его очертания, плотно охватывая со всех сторон. Теплый воздух на мгновение замутил ее поверхность. Грудная клетка приподнялась. Опустилась.

— Э, картинку грудной клетки. Дыхательный мешок, места разрывов.

— Держит! — одобрительно крякнул Лу-Тан. — Молодец, девочка!

— Э, отключить управление сердцем! Антишоковый барьер снизить. Давать дозировано. Звуковой сигнал сердца.

Красный глазок на панели Икринки погас. С трудом сердце сатианета заворочалось в груди, застучало, набирая обороты. Писк-писк-писк-писк. Пииск.

— Частит, — улыбнулся Лу-Тан и с трудом снял сведенные судорогой пальцы с рукоятей манипуляторов. — Но это ничего. Поздравляю, коллега!

Татьяна подняла руку, убрать со лба волосы, и с удивлением ощутила, как ноют мышцы — словно копала картошку, не разгибаясь, несколько дней.

— Спать, Танни! — властно проговорил старый доктор. — Икринка последит за ним. Спать!

Бим жалобно тявкал за прозрачными дверями операционной. Она вышла к нему, похлопала по теплой спине, привалилась к стене. Постояла. И пошла к себе.

* * *

Пробуждение было нелегким. Но ее ждала искристая вода бассейна, а это всегда придавало сил...

Бассейн? Пациент! Сатианет!

Быстрый душ, бегом в операционную. Бим привычно остается у дверей — знает, что ловкие щупы все равно вытянут его в коридор за задние ноги, а укусы на них не действуют.

Сатианет жив. Дышит тяжело, но самостоятельно. Сердце еще частит.

Татьяна подключилась к Э, проверила насыщенность плазмы газовой смесью, увеличила подачу по некоторым показателям. Оглянулась на звук тяжело ползущего тела. Лу-Тан выглядел обеспокоенным еще более чем вчера. Глубокие морщины избороздили лицо, усы обвисли.

— С ним все неплохо! — поспешила доложить Татьяна. Ей хотелось ободрить учителя.

— Не это меня беспокоит! — покачал головой Лу-Тан, придвинулся, взглянул на пациента. Глаза старого доктора были темны и глубоки.

Татьяне стало не по себе. Она видела, что думал он о плохом — о войне, о смерти.

Бим за дверью залился отчаянным лаем.

— Погибшие! — спохватилась она. — Я забыла, простите меня!

— Тела законсервированы, — махнул ластой Лу-Тан, — корабль разобран ремонтным роботом и уничтожен.

— Уничтожен? — изумилась Татьяна. — Зачем?

Рвущий сердце звук сирены прокатился по станции. Лу-Тан с чудовищной силой хлестнул хвостом по полу.

— Вот зачем. Сходите в смотровую, полюбуйтесь на наших гостей.

Татьяна быстро пошла прочь. Бим лаял, не переставая.

На пороге она остановилась. Прямо по курсу висели в пустоте знакомые ей по обучающей программе остроносые, острокрылые военные крейсеры гоков числом три. Несколько истребителей отделились от флагманского корабля, и зашли сверху и снизу станции — Татьяна потеряла их из виду.

Ощущая неприятный холодок в груди, она вернулась в операционную.

— Я в центре управления, — послышался голос Лу-Тана, — идите сюда.

Выходя, она оглянулась — ей показалось или из-под складчатых век блеснули желтые искры?

В Центре управления станцией она была всего один раз — во время обзорной экскурсии по прибытию. И сейчас заходила с робостью. Даже медицинский и лабораторный секторы, наполненные силуэтами неземных аппаратов, неопределяемыми механизмами, жгутами полупрозрачных сочленений не казались ей чуждыми так, как эта круглая белая комната с почти полным внешним отсутствием оборудования. Лишь в середине ее располагался круговой пульт управления. Сейчас внутри пульта сидел Лу-Тан на вертящейся платформе, быстро вращался вокруг себя, нажимая на кнопки по всей окружности многоуровневой белой консоли. Еще в круглой комнате были белые гладкие стены, мягкий пол. В общем, напомнила она Татьяне Викторовне палату для особо буйных пациентов, виденную во время экскурсии в один из филиалов Института им. Сербского в бытность свою студенткой.

Лу-Тан махнул ластой.

— Идите сюда! Будем любоваться видами!

Голос у него был сердитый, но боевой.

Татьяна подошла к консоли, та неожиданно разъехалась в стороны, запуская ее внутрь. Э уже растил кресло — не ее любимое, уютное, с пуфиком для ног, а высокое, с эргономично изогнутой спинкой. Опустившись в него, Татьяна почувствовала себя пилотом крейсера экстра-класса.

— Я готова, — осторожно сказала она, — какими видами мы будем любоваться?

Лу-Тан еще раз пробежал пальцами по консоли. Свет в комнате погас. В кромешной темноте стали появляться похожие на светодиоды точки, заливая комнату неярким пугающим сиянием. Она не сразу поняла, что это звезды. Стены исчезли. Консоль стояла прямо в центре Галактики, лишь тусклое сияние по периметру подсвечивало пол, не давая окончательно сойти с ума.

Крейсеры гоков числом три разошлись, взяв станцию в кольцо.

Часть стены, находившаяся перед их глазами, уплотнилась, скрыв звезды. По серой поверхности пошли помехи, и появилась сильно увеличенная зубастая морда, смотрящая подозрительно и недобро.

Татьяна впервые видела гока без шлема. Высокая четкость изображения позволяла заметить все подробности. Вытянутые челюсти больше напоминали волчьи, а не крокодильи. Зубы были редкими, острыми и, к ее удивлению, тоже полупрозрачными. Поперек блестящего, немного вытянутого вперед черепа шел мягкий, свисающий гребешок, отливающий голубым. Раскосые, в морщинистых веках глаза не были опушены ресницами, отчего смотрели пристально и неприятно. Зрачка не наблюдалось, цвет радужки был серо-голубым, словно не растаявший кусочек льда. Гок по-птичьи склонял голову набок, бесцеремонно разглядывая обстановку Центра, Лу-Тана и — особенно — Татьяну Викторовну. Нехорошо прищурившись, Татьяна отвечала тем же.

— Скорейшего отделения вашей Ка! — вежливо и певуче заговорил гок. — Легкой дороги по краю мудрости! Скачущих мыслей!

Старый доктор церемонно захлопал ластами. Гок произнес полную формулу приветствия, что указывало на крайнее уважение к собеседнику.

— Скорейшего отделения Ка и тебе, уважаемый! — отвечал Лу-Тан. — Как мне называть тебя?

— Первый в тройке, Кор-Харр поможет тебе, если ты попросишь!

— Благодарю, Первый среди воинов, Кор-Харр! Если помощь понадобиться, я знаю, где найду ее. Отчего твои корабли окружили нас?

Татьяна подалась вперед.

Все. Церемонии кончились.

— По нашим данным, вы приютили проклятых сатианетов! Мы гнались за их кораблем в подпространстве, но потеряли. Они должны были выпасть из него где-то в этой точке.

— Они с равной вероятностью могли оказаться у М-63, — заметил Лу-Тан, — или скрыться в атмосфере Юмбы.

Гок клацнул челюстями. В дальнейшем Татьяна узнала, что это признак крайнего нетерпения.

— Корабль у вас, доктор!

Лу-Тан совсем по-человечески пожал плечами.

— Можете просканировать станцию. Я даю вам свое разрешение. Здесь нет корабля! Надеюсь, — голос его стал жестче, — после этого вы оставите нас в покое?

С мгновенье они смотрели друг другу в глаза через струящийся звездный свет и разделяющее пространство. Эти взгляды могли убить.

— Я вернусь! — неохотно протянул Кор-Хорр, и экран вновь стал светло-серым.

Лу-Тан нажал на какую-то кнопку — экран исчез вовсе. Вновь показались звезды и крейсер Первого из тройки — прямо по курсу, ощетинившийся орудиями, словно еж иглами.

— Значит, вот зачем вы уничтожили его! — протянула Татьяна. — Вы предполагали, что за ним явятся. Но почему? Не понимаю. Один маленький кораблик — и три боевых крейсера срываются с цепи, чтобы добить. Зачем, господи?

"Морж" постучал подушечками пальцев по своим отвислым щекам. Словно массаж делал.

— Это война на уничтожение, Танни, — наконец, сказал он. — Они отправили бы крейсер и за одним сатианетом, лишь бы его не стало! Но гоки нарушили правила ведения военных действий, покинув сектор с враждебными намерениями. Мы имеем полное право сообщить Звездной Ассоциации об этом и ждать помощи.

— И вы еще не сделали этого? — удивилась Татьяна.

Лу-Тан раздраженно забил хвостом.

— Я делаю это с того момента, как их корабли появились в пределах видимости. Но они глушат наши сигналы. Пожалуй, это единственное, чем они могут навредить нам. Кроме, конечно, огня на уничтожение.

— Ничего себе, единственное! — возмутилась Татьяна Викторовна. — И что прикажете делать?

— Ждать. Кто-нибудь обязательно окажется поблизости и сообщит на М-63 о том, что происходит. Помощь придет быстро.

— А если они..., — Татьяна запнулась, и ей стало не по себе. Всегда так — сначала ляпнешь, а потом жалеешь, что слово вылетело!

Лу-Тан коротко взглянул на консоль — нет ли сигнала вызова? — и развернулся к Татьяне всем телом.

— Если они откроют огонь, мы продержимся, Танни. Достаточно долго. Дольше, чем любой военный крейсер экстра-класса...

Он замолчал. Темные глаза под тяжелыми надбровьями, к удивлению Татьяны, лукаво поблескивали.

Она обежала взглядом чужеродную комнату, вспомнила секторы, напичканные загадочными машинами, технологии, которые казались далеко ушедшими вперед даже по сравнению с М-63. Провела кончиками пальцев по консоли — материал казался теплым, ласкающим... живым.

— Это арланы, да? — она покивала самой себе и снова погладила консоль. — В создании станции применены их технологии, так?

— Станция — целиком их создание! — поправил Лу-Тан. — Функционирование подобных сооружений было одним из условий сотрудничества арланов с Звездной Ассоциацией. В нашей галактике таких лазаретов тысячи... И все равно этого ничтожно мало!

Татьяна внимательно посмотрела на старого доктора.

— Похоже, вы меня разыграли. Значит, вы все-таки видели арланов?

Лу-Тан не успел ответить. Экран тускло засветился. "Морж" живо развернулся, подключил двустороннюю связь. Они снова могли лицезреть морду лица Первого из тройки — еще более недовольную и высокомерную.

— Корабля проклятых сатианетов, действительно, нет в ваших пределах! — рявкнул Кор-Харр. — Мы желаем просканировать станцию на формы жизни.

Лу-Тан повел головой.

— Не будет этого! Я и так пошел вам на встречу! Стоит ли напомнить уважаемому Первому из тройки, чьи правила нарушили гоки, покинув сектор Дох?

И они снова сцепились взглядами, как два борца на ринге. Татьяна следила за поединком, затаив дыхание. И опять Лу-Тан оказался сильнее.

— Вы можете заниматься своей обычной деятельностью, — процедил гок сквозь полупрозрачные зубы. — Но мы останемся и будем следить. Проклятым сатианетам не удастся вернуть своих солдат без боя!

— Тупой крокодил! — в сердцах рявкнула Татьяна Викторовна по-русски. Опомнившись, перешла на код. — Возвращайтесь в сектор Дох и ведите там свою глупую войну! И не смейте даже приближаться к красным крестам!

Лу-Тан изумленно посмотрел на нее. А Кор-Харр сощурил и без того узкие глаза и вдруг закашлялся, сгибаясь от сбитого дыхания. Через пару мгновений Татьяна с удивлением поняла, что он смеется.

— Война не бывает глупой! — отдышавшись, сказал гок. — Глупыми бывают детеныши! Ты — еще детеныш, хотя и принадлежишь к Стражам порога. Я не ощущаю Правил! Я не ощущаю сектор Дох! Я буду ждать сатианетов!

Экран погас.

— Мне плевать на Правила... мне плевать на сектор Дох, — перевела Татьяна на русский, — каков наглец, а? Надо что-то делать, доктор!

— Проверим пациента! — предложил тот. — Вы идите, проведите осмотр, а я закончу дела и подойду.

Она уже вышла, когда до нее долетел голос Лу-Тана.

— Танни, а вы бесстрашная девочка! Кор-Харр запомнит ваши слова навсегда.

Татьяна просунула в дверь голову и громко ответила:

— Мне плевать на Кор-Харра! Мне плевать на сатианетов! Я не позволю этому поселиться в моем сердце!

Бим вторил радостным лаем.

Проводив ее взглядом, Лу-Тан тяжело оперся ластами о консоль. Он не хотел, чтобы она видела, как ему плохо.

Его время истекало.

* * *

За прошедшие три суточных цикла на станции и вокруг нее ничего не изменилось. Как назло, после полосы беспокойства наступило затишье — ни один корабль, кроме крейсеров гоков, не показывался в пределах видимости, ни один пациент не обратился за помощью.

Пришельцы так и висели на черном фоне неба, словно приклеенные. Истребители по очереди отделялись от каждого из них, чтобы облететь пространство вокруг.

Сатианет все чаще пребывал в сознании. На вопросы не отвечал, смотрел перед собой желтыми немигающими глазами. Его срастающиеся кости невыносимо ныли, хотя Лу-Тан и Татьяна пытались снять синдром введением сильных обезболивающих. Однако он ни разу не пожаловался, лишь стискивал тяжелые челюсти, сдерживая стоны.

Татьяна искренне жалела его. Приходила в операционную и садилась рядом, следила за показаниями приборов, добавляла дозу обезболивающих и стимуляторов роста костных тканей в газовую смесь, наполнившую Икринку. Ей казалось, ему плохо не столько от боли, сколько от одиночества. Могло ли ее присутствие заменить присутствие погибших товарищей? Вряд ли. Но она упрямо сидела с ним, отлучаясь только, чтобы поесть и накормить Бима.

Лу-Тан заходил на осмотр пару раз в день, все остальное время проводя в бассейне.

Татьяна Викторовна торопилась учиться новому. Отчего-то это казалось ей важным. Сейчас, сидя рядом с Икринкой, закрыв глаза, она впитывала информацию об управлении станцией, к своему удивлению обнаруживая, что не все аспекты процесса ей доступны. Э выводил на внутреннее зрение схему помещений и кабелей, вентиляционных шахт и энергетических модулей. Учил ее простейшим действиям по поддержанию жизнеобеспечения, замене отработанных деталей, ремонту и профилактике внутри целого организма, которым, в сущности, и был Лазарет на перекрестке миров. Однако информации явно было больше, и Управляющий Разум пока отказывался ей делиться.

— Они... уже... здесь?...

Хриплый голос заставил вздрогнуть. Татьяна открыла глаза. Сатианет, повернув голову, смотрел на нее.

Она подошла к Икринке. Жизненные показатели неуклонно шли вверх — пациент выздоравливал быстро, несмотря на тяжелые ранения.

— Я переведу вас в обычную палату, — не отвечая на вопрос, сказала она дружелюбно. — Как кости? Болят?

Сатианет попробовал пошевелиться. Закрыл глаза, пробормотал что-то на своем языке.

— Плечо... Нога почти нет.

— Не удивительно. Плечевой свод — одна из самых толстых костей вашей костной структуры. Толще только...

— Тазовый... Я знаю анатомию!... Ответьте мне... на вопрос...

Татьяна мысленно вызвала транспортировочную тележку, помолчала. Ответила, поджав губы:

— Да. Они здесь. Но вам нечего бояться!

Теперь ей пришлось воочию увидеть смех сатианета. Он пришлепывал толстыми губами и жмурился, как кот, греющийся на июньской крыше.

— Я не боюсь, доктор! — отсмеявшись, заговорил он. — Мой корабль... Вы починили его?

— Зачем это вам? — насторожилась Татьяна.

Прозрачные провода отцеплялись от сатианета и втягивались в плаценту Икринки, заставляя его морщиться, словно от щекотки.

— Я мог бы... протаранить... один из двигателей флагмана... Подманите их... Скажите, что выдаете меня... Когда они подойдут ближе, я включу форсаж — они не успеют поставить защиту...

Пока он говорил, Татьяна отступала мелкими шажками, пока не подпрыгнула от неожиданности, наткнувшись на подъехавшую сзади тележку.

— Вы... это..., — растерянно произнесла она. — Совсем... того?

Сатианет нахмурился.

— Я... не понял... Это диагноз?

Она не знала — плакать или смеяться? Или орать матом на черепахомордого героя своего народа?

— Э, вывести пациента из Икринки! — излишне громко приказала Татьяна. — Мониторинг продолжать.

Платформа выехала наружу, сатианет зажмурил глаза — освещение в Икринке было приглушено, чтобы создать иллюзию вечных сумерек его родной планеты. Щупы переложили тело на каталку. Татьяна вновь подключила к плечу пациента реактиватор, тот зашипев, присосался, как пиявка — сатианет дышал сам, но следовало подстраховаться. И пошла рядом с каталкой, определенной ею в третий жилой сектор — рядом с ее, четвертым.

— Как ваше имя? — спросила она.

Сатианет с трудом оторвал левую руку от каталки, принялся сжимать и разжимать четырехпалую ладонь, похожую на совковую лопату. Пальцы слушались плохо...

— Знаете что, — вдруг сказала Татьяна, остановив каталку, — ваш корабль уничтожен. Ваши товарищи погибли. И мы не отдадим вас гокам! А если бы вы были одним из них — мы не отдали бы вас сатианетам. Так что или вы забудете о войне и будете соблюдать наши правила, или...

Рука метнулась в ее сторону, толстые пальцы сомкнулись на горле.

— Или что? — прохрипел сатианет, задыхаясь. Резкое движение причинило ему невыносимую боль.

Краем глаза Татьяна увидела, как заволновался потолок над ее головой, появившийся щуп наливался энергетическим ударом. Оказывается, станция защищала своих обитателей! Но ее опередили. Низкий рык раздался снизу, с пола взлетел бело-рыжий снаряд и повис на твердом, похожем на сук, предплечье. От неожиданности, сатианет выпустил Татьяну Викторовну и испуганно затряс рукой. Запищал зуммер. Реактиватор зашевелился, активируясь.

— Бим, фу! — испуганно закричала Татьяна. — Отпусти его!

Пес неохотно расцепил челюсти.

Татьяна Викторовна склонилась над пациентом, корректируя работу реактиватора. Сатианет, задыхаясь, яростно смотрел на нее.

— Еще одна подобная выходка, и я погружу вас в анабиоз! — сказала она, ответив на его взгляд. — Будете овощем до прибытия ваших соратников! Вас ведь будут искать?

Тележка снова двинулась по коридору.

Сатианет молчал.

— Возможно, — наконец, неохотно ответил он. — В секторе Дох идет крупное наступление. Все наши силы задействованы в нем. Мы одерживаем победу!

— Я не ощущаю вашей победы! — подражая Кор-Харру, злорадно ответила Татьяна. — Бим прокусил панцирь?

— Кто? А, этот... ваш хищник? Нет, только поцарапал.

Тележка вкатилась в третий жилой сектор. Э вырастил посередине кровать-стол, подогнал Малую медицинскую консоль. Поверхность кровати шевелилась, словно живая — мягкий массаж исключал появление пролежней у лежачих пациентов, поддерживал мышцы в работоспособном состоянии.

Татьяна подключила консоль к переложенному сатианету и снова склонилась над ним, заглядывая в горящие глаза.

— Э будет следить за вами, поэтому давайте без глупостей! Выполнять правила Лазарета неукоснительно! Понятно?

— Тсалит, — неожиданно заговорил сатианет, — мое имя. А ваше, доктор?

— Танни. Я ввела успокоительное. Вы сейчас заснете, и это будет лечебный сон.

Сатианет дернулся.

— Я не хочу быть овощем! Что это такое? Что-то жуткое?

— Нет, это съедобное, — улыбнулась Татьяна Викторовна. Однако сатианет бледнел на глазах.

— Вы съедите меня?

Татьяна всплеснула руками.

— О господи! Конечно, нет!

— Значит, скормите своему хищнику?

— Как вы мне надоели! — искренне воскликнула она. — Я ничего не буду с вами делать. Выздоровейте сначала!

Сатианет глядел на нее с опаской, но веки его тяжелели. Через несколько минут он спал. Тяжело вздымалась широкая грудь, левая рука, не прибинтованная к туловищу, подергивалась во сне.

Татьяна Викторовна задумчиво погладила вздрагивающие коричневые пальцы и покинула сектор.

* * *

— Это называется Законом падающего бутерброда! — говорила Татьяна, отпивая мелкими глотками крепкий сладкий чай и не глядя на Лу-Тана. — Ни одного корабля за неделю! Что делать-то будем, доктор?

Искусственно синтезированный чай у Управляющего Разума получался с каждым разом все лучше и лучше.

— Ну, — Лу-Тан тяжело заворочался на любимой "козетке", — с голоду Э нам не даст умереть. Будем сидеть в осаде. Долго так продолжаться не может.

— Они глушат все наши сигналы? — Татьяна задумалась. Что-то не давало ей покоя. Была зацепка в словах Кор-Харра, которую она упустила.

— Да. Танни, а что такое бутерброд?

— Это съедобное, — сказала Татьяна и захохотала, вспомнив сатианета. — Ой, не могу! Видели бы вы его лицо!

Лу-Тан был в курсе — Э транслировал насмешившую Татьяну сцену прямо на подводный экран в бассейне, который он в последние дни почти не покидал, хотя "пить чай" в смотровую приползал неукоснительно. Звездные пейзажи были весьма подпорчены кораблями гоков — неподвижными, матово-черными, молчаливо-угрожающими.

Лежащий у ног Татьяны Бим вдруг вскочил и зарычал. Татьяна обернулась. В дверном проеме нерешительно маячила фигура Тсалита.

— Тихо, Бим! — прикрикнула она на пса и поднялась. — Вам еще рано вставать!

— Я могу войти? — вежливо поинтересовался сатианет, оставаясь за порогом.

— Заходите, командор, — махнул ластой Лу-Тан. — Раз уж встали, посидите с нами.

Татьяна нахмурилась и вернулась на место.

Между "козеткой" Лу-Тана и ее креслом, выросло из пола массивное грубое стуло. Наверное, на планете сатианетов они были еще грубее, в этом же Э изменил наклон спинки и добавил мягкую эргономичную обивку.

Тсалит, сильно прихрамывая, зашел в помещение и осторожно сел, держа спину неестественно прямо. Глаза его не отрывались от флагмана гоков, висевшего прямо по курсу. Если бы взгляд умел убивать — корабль давно исчез бы в ярчайшей вспышке.

Бим настороженно следил за гостем и на всякий случай скалил острые зубы. Сатианет покосился на него.

— Ваш хищник мал, но опасен, Танни! — заметил он. — И верен вам! Он — настоящий боец!

— Он — настоящий друг! — сердито поправила Татьяна. Чай неожиданно потерял вкус. — Ваши мозги отравлены войной, вы во всех видите солдат? Во всем — смерть?

— Танни! — предостерегающе поднял пальцы Лу-Тан.

Татьяна раздраженно дернула плечом, но замолчала.

— Они не могут видеть меня? — спросил Тсалит. — Иначе вам не поздоровиться.

— Станция защищает нас от их сканеров. Без моего разрешения они не могут ничего!

Командор подумал, глухо постучал костяшками пальцев по бедренной пластине. Развернулся к Лу-Тану.

— Почему вы не выдаете меня? Почему подвергаетесь опасности? Я не понимаю.

Татьяна со звоном поставила чашку на блюдце.

— А вы разве выдаете своих? — спокойно поинтересовался Лу-Тан.

— Никогда, но...

— Пациенты обладают полной неприкосновенностью, находясь не территории Лазарета. Пока вы в его границах — вы наш. И если бы вас звали, к примеру, Кор-Харр, я ответил бы так же...

Тсалит покачал головой.

— Гоки уйдут, едва я ступлю на любой их корабль! Я не верю, что они не угрожали вам!

— Для нас их угрозы ничего не значат! — пожал плечами доктор.

— Вы или глупы или глупо бесстрашны! — вспылил сатианет. — Выдать меня для вас — осознанная необходимость!

Татьяна, вскочив на ноги, шагнула к нему.

— Господи! Да что же это такое, а? Когда вы поймете, что у нас свои правила? На территории Лазарета нет места расовой дискриминации, розни, любым проявлениям агрессии. Здесь нет места войне! Потрудитесь скрыть ее в глубине вашего зашоренного ненавистью к гокам мозга!

Сатианет вновь замерцал глазами.

— Надо было придушить вас, доктор! Не стоит говорить о том, чего не понимаешь!

— Замолчите! Оба! — неожиданно рявкнул Лу-Тан. Да так, что Бим, поджав хвост, заполз за Татьянино кресло.

— Командор, пока вы находитесь на территории Лазарета, выполняйте наши правила и не смейте подвергать опасности жизнь персонала! Это приказ! Э, нашего пациента под усиленное наблюдение. Закрыть допуск во все помещения, кроме его жилого сектора. Танни, сядьте на место. Сейчас же.

Татьяна и Тсалит с сердитым изумлением взглянули друг на друга. В голосе старого доктора прозвучало что-то такое, чему невозможно было не подчиниться. Неожиданно у Татьяны заболела голова. Испуганно заскулил Бим и бросился вон из смотровой.

В пространстве неподалеку от флагмана Кор-Харра возникла чернота, сплетаясь в змеиный клубок. Он становился объемнее, ширился, а пустота вокруг дрожала, как воздух над асфальтом в жару, и текла, текла, текла патокой вокруг угольного круга, завихряясь и искажаясь. Флагман неожиданно дернуло в сторону, он едва не столкнулся со спешащим к нему другим кораблем гоков. Лазарет ощутимо вздрогнул. По станции пронеслась короткая сирена, сопровождаемая мощным гулом — Э включил стабилизаторы.

Татьяна едва не упала. С трудом дотянувшийся до нее сатианет больно толкнул в бок, буквально швырнув в кресло. В то же мгновение широкие эластичные ремни придавили всех к их сидениям.

Черная прореха распалась, являя ярчайший зеленый свет — словно гигантский глаз глянул прямо на Лазарет. Что-то зрачком шевельнулось внутри. Показалось острие налившейся темным огнем иглы. Следом за ней матовое тело цвета густого индиго выплывало из прорехи, и свет другого мира лизал его крутые бока.

"Звездный кит! — отстраненно подумала Татьяна Викторовна. — Нет не кит. Нарвал! Боже, какой огромный!".

Незнакомец, наконец, показался весь. Завис в пространстве: пугающий, непонятный. Корабли гоков были отнесены неведомым ветром почти на границу видимости и теперь медленно возвращались. Разведчиков гоки не выпускали, видимо, опасаясь быть не так понятыми.

— Что это? — хрипло спросил Тсалит.

— На перекрестке миров еще и не такое увидишь! — философски ответил доктор.

Татьяна покосилась на него. Ей показалось, или Лу-Тан был совсем не удивлен?

Около часа, молча, они наблюдали странное явление. Чужой корабль висел в пространстве, медленно кружась вокруг оси. Иногда по корпусу пробегали яркие искры, ссыпались, словно горсть золотой пыльцы, таяли в темноте космоса. Зеленая прореха стянулась, но змеиные головы никуда не исчезли — шевелились, открывали пасти, охраняли неведомые врата.

По прошествии времени снова вскрикнула сирена. Снова невидимые пальцы жестоко сжали виски, а гул стабилизаторов перекрыл воющий звук.

Звездный нарвал развернулся, и новая волна неведомого сквозняка опять унесла корабли гоков — на этот раз еще дальше, за пределы видимости.

Черные змеи в последний раз лизнули пространство и исчезли.

Ремни безопасности с шипением втянулись в сидения.

Из коридора, все еще скуля, прибежал Бим, кинулся к хозяйке. Та затащила его на колени, поцеловала шелковистый песий лоб.

Тсалит, застыв, смотрел туда, куда исчез неопознанный посетитель. Потом, словно придя в себя после забытья, повел плечами, скривился, едва сдержав стон боли. Тяжело поднялся.

— Возвращайтесь в палату, пациент! — безапелляционно заявил Лу-Тан. — Ближайшие два дня я вам вставать не разрешаю! А завтра начнем нейротерапию. Конечность надо восстановить — мне бы не хотелось, чтобы вы покинули нас, хромая! И рекомендую задуматься на будущее об еще одной операции. Я советовал бы вам сменить тот металл, который я использовал в качестве скоб для вашего плечевого свода, на кристалин. У меня его, к сожалению, не было.

Сатианет свысока поглядел на него.

— У нас высокий порог восстановления. Это не понадобится!

— Периодически нога будет ныть, я вам обещаю, — ласково улыбнулся Лу-Тан. — А когда начнется старческое окальцинение костей, вас ждут сильнейшие боли в поврежденных участках. Кристалин может снять эти явления. На Сатиане делают подобные операции, насколько я знаю. Да и с кристалином на вашей планете все в порядке.

— Я подумаю, — буркнул Тсалит и вышел в коридор, отчаянно стараясь не хромать.

— Гордец, — пробормотала Татьяна вслед.

Из Центра Управления во все тона заголосил сигнал вызова — гоки возвращались.

— Я поговорю с ними, — вздохнул "морж". — А вы пожелайте нашему пациенту добрых сновидений. Я хочу быть уверен, что он уснул, и не отправится бродить по станции в поисках оружия для гоков.

На пороге Татьяна оглянулась. Лу-Тан сполз с "козетки" и стоял недвижно, опершись на передние ласты и глядя в звездное небо. Ее сердце сжала тоска.

— Доктор, — поспешно сказала она. — А все-таки, что это было?

— Я говорил вам, — не оборачиваясь, ответил Лу-Тан. — Вспоминайте.

* * *

Татьяна подключила к сатианету Малую медицинскую консоль, дождалась, пока он заснет под действием усыпляющей нейропрограммы. Постояла у кровати, глядя на спящего. Желтые границы заново срастающихся кусков панциря на груди делали его еще более похожим на черепаху.

Перед тем, как идти в Центр Управления, на минуту заглянула в свой сектор. Обрадовавшиеся лягушата кинулись к двери, запрыгали по полу и потолку, заулыбались широкими мордами. Она тоже поулыбалась им и поспешила к старому доктору.

Лу-Тан сидел за Управляющей консолью, задумчиво постукивая пальцами по ее краю. Изображение Кор-Харра истаивало на экране связи.

— Я вовремя! — рассмеялась Татьяна. — Не увижу еще одного гордеца! К тому же подозрительного.

— Они друг друга стоят! — кивнул Лу-Тан. — Все враги друг друга стоят. Это горькая истина мироздания.

— Чего он хотел?

— Знания.

— И вы дали ему?

— Не более того, что он должен был услышать! Знаете, Танни, кажется, у нас неспроста так долго нет пациентов. Думается мне, определив наличие у станции боевых кораблей гоков, все предпочитают тихо уйти.

— Не сообщив об этом на М-63?

Лу-Тан вздохнул.

— Мы же не подаем сигналов бедствия? Мда. И ближайшая поставка оборудования ожидается не скоро.

Татьяна, садившаяся в кресло рядом с Лу-Таном так и застыла.

— Как вы сказали? — растерянно спросила она.

Мысль обозначилась — яркая и неожиданная. "Делайте, что должны!" — так, кажется, говорил Кор-Харр?

— А как вы заказываете оборудование? Лекарства? — лихорадочно поинтересовалась она и рухнула на сиденье.

— Заполняю специальные формы и отсылаю на М-63, — Лу-Тан удивленно поглядел на нее. — Откуда интерес?

— Покажите мне, как они выглядят!

Длинные пальцы доктора тронули несколько кнопок. Татьяна глянула на экран и расхохоталась.

— Что с вами? — еще больше изумился Лу-Тан.

— Ничего, — всхлипнула она. — Просто табличные формы, оказывается, и в Аф... тьфу, во Вселенной — табличные. Это на лекарства, да? Первая колонка — наименование, вторая — химическая формула, третья — количество, а четвертая?

— Код в межзвездном классификаторе.

— Можно я?

Татьяна Викторовна уверенно подвинула старого доктора и пробежалась пальцами по консоли. Бессонные ночи обучения с Э не прошли даром — она все больше осваивала хитрости управления Станцией.

— А если поменять вот здесь...

Брови Лу-Тана поползли вверх.

— Чистая вода! Зачем нам 75 гугелей плазмы сатианетов? Мы больше двадцати не заказываем!

— ... И вот здесь!

Татьяна ввела информацию и выжидающе посмотрела на Лу-Тана.

Тот обеими ластами оперся о консоль.

— Вы заменили наименование плазмы на...

— Сыворотку Д-Хака! — торжествующе улыбнулась Татьяна. — Думаете, бравый Кор-Харр разбирается в химии?

— Да он не отличит формулу крови от формулы воды! — воскликнул Лу-Тан. — Размер заказа привлечет внимание экспертов на М-63 к этой строке. А явное несоответствие наименования и формулы заставит их попытаться выяснить — в чем дело!

— Не достучавшись до нас, они встревожатся..., — продолжила Татьяна.

— И постараются выяснить причину! — фыркнув, завершил Лу-Тан. — Танни, это конгениально!

— Надеюсь, на М-63 найдется хотя бы один конгениальный эксперт, — смущенно пробормотала Татьяна. — Только, чур, доктор, с Кор-Харром будете общаться вы. И он и Тсалит вызывают у меня проявления агрессии, а я чту кодекс Лазарета!

Лу-Тан встревожено взглянул на нее и вздохнул с облегчением, поняв, что она шутит.

— Когда я закончу разговор с Кор-Харром, вы расскажете мне, кто такой "чур"! — пригрозил он и залихватски шлепнул ластой по консоли.

Через несколько мгновений на экране вновь появилось недовольное лицо Кор-Харра: гребешок свисает вперед, глаза подозрительно сощурены, нижняя челюсть чуть выдвинута — воплощенное вежливое недоверие.

— Прости меня, Первый среди Тройки! — хлопнул ластами Лу-Тан. — Я забыл за нашим разговором попросить тебя об одолжении.

Кор-Харр не счел нужным отвечать. Лишь еще больше сощурил глаза. Гребешок наливался ярко-синим.

— На Станции закончились некоторые лекарственные вещества. А некоторых в сложившихся обстоятельствах может быть недостаточно. Я хотел бы сделать заказ на М-63. Но, поскольку вы препятствуете нашей связи, я не могу этого сделать.

Кор-Харр помолчал.

— Я желаю взглянуть на список!

— Высылаю, — равнодушно кивнул "морж".

— А говорил, что мы можем заниматься своей обычной деятельностью, — пробормотала Татьяна достаточно громко, чтобы быть услышанной. — Неужели врал?

Гребешок гока стремительно побледнел.

— Зачем столько сыворотки Д-Хака? — удивился гок.

— Лихорадка Го-Крейги тебе знакома? — поинтересовался Лу-Тан. — Она возникает вне пределов вашей звездной системы в двадцать пять раз чаще, чем внутри ее. Причем процент увеличивается по мере удаления к краю Галактики. И эта тайна до сих пор никем не разгадана! Вирус молниеносен, способ передачи не установлен, симптоматика: тяжелые трофические язвы, переходящие в гангрену тентаклей, заражение жизненной жидкости, смерть. Сколько гоков на каждом из ваших крейсеров, Первый из тройки?

Кор-Харр задумчиво подвигал челюстью.

— Я сам переправлю список на М-63. Надеюсь, пока они соберут заказ, мы решим нашу маленькую проблему?

Они с Лу-Таном схлестнулись взглядами. Татьяне даже показалось, что зазвенели шпаги, и искры с блестящих струн клинков посыпались на землю.

Кор-Харр сдался первым. Позорно бежал, попросту отключив экран.

Лу-Тан устало опустил тяжелый подбородок на сплетенные тонкие пальцы.

— Вы готовы завтра самостоятельно провести нейротерапию? — неожиданно поинтересовался он.

— Да, — уверенно кивнула Татьяна. — Но только если вы будете рядом!

Неожиданно Лу-Тан рассмеялся.

— Я удивляюсь вам, Танни! Вы почти в одиночку провели сложнейшую операцию и продолжаете быть неуверенны в собственных силах! Отчего это?

— Человеку свойственно заблуждаться, — улыбнулась в ответ Татьяна Викторовна. — Вот и Артем всегда говорил, что у меня комплекс отличницы...

Сказала и испуганно зажала рот ладонью. Сердце замерло на два удара. На два слога.

Лу-Тан побарабанил пальцами по консоли.

— Сделаете мне одолжение? — вдруг спросил он. — Умеете вы петь, Танни?

— Петь?

— Спойте мне! — попросил Лу-Тан. — Давайте забудем обо всех происшествиях! Отправит Кор-Харр информацию на М-63, не отправит — не важно. Пока еще у нас есть наше время, будем использовать его с умом! Пойдемте ко мне. У меня есть для вас подарок.

Татьяна удивленно подняла брови.

Идя рядом с "моржом" по коридору, она прислушивалась к себе. Бим семенил рядом, иногда поглядывал на нее снизу вверх. Чувствовал ли пес ее сомнение? Имя, которое она старалась не упоминать, имя, ставшее ключом к комнате, наполненной болезненными воспоминаниями, впервые было произнесено без напряжения и душевной судороги. Артем, как живой, стоял перед ее внутренним взором и улыбался. И она нерешительно улыбнулась ему в ответ.

Лу-Тан нырнул в бассейн, едва они вошли в покои. Проплыл пару кругов у самого дна, поднялся на поверхность, перевернулся на спину, закинув передние ласты за голову.

— В углу на кресле, — ворчливо пояснил он. — Возьмите, это ваше!

Татьяна Викторовна, слыша за спиной цокот собачьих когтей, обогнула бассейн, прошла в дальний угол комнаты. На кресле возвышалось что-то, скрытое мягким вытянутым футляром. Еще до того как она открыла его, сердце вновь пропустило пару ударов. Кажется, она догадывалась...

Да. Это была она — старая гитара ее мужа. Судя по блеску дерева, инструмент отреставрировали, если не сказать, обновили.

Она задумчиво погладила гриф, потрогала колки и коснулась струн. Те отозвались чистым звуком, словно и не фальшивили, отчаянно дребезжа, ранее. Там, на Земле.

— Я подумал, вам это понадобится... когда-нибудь, — пояснил Лу-Тан, и Татьяна почувствовала, что он волнуется. — Вы мне споете?

Она подняла гитару, села в кресло и Бим тут же навалился на ноги теплой тяжестью.

— Я почти все песни забыла! — грустно улыбнулась она.

— Почти? — уточнил Лу-Тан.

Татьяна Викторовна тронула струны и тихонько запела ту единственную, что помнила не памятью — сердцем.

Старый доктор слушал, смотрел в потолок, которого не видел. Звездная дорога разворачивала перед ним мерцающее полотно, звала в неведомые дали, шептала о скором начале движения...

...Под вуалью сплошной

Кучевых облаков

Улыбается тайною в ночь

Месяц

Беспокойный союз

Из доутренних снов

Убегает заранее прочь

Уже в десять.

Мягкой лапою мрак

Загребает дома

И мешает игральную кость

Неба...

Она допела, но не отняла пальцы от струн. Гладила их, вызывая негромкий переливчатый звук, журчащий, словно родник.

— Почему вы так боитесь смерти, Танни? — подплыв к бортику, спросил Лу-Тан. — Потому, что она неизбежна? Неизвестна? Неожиданна?

— Не знаю, — покачала головой Татьяна и голос ее дрогнул. — Я просто боюсь терять...

— В мире ничего не теряется! — заметил Лу-Тан. — Все где-то пребывает. Отпустите его, Танни. Дайте ему уйти по звездной дороге!

И не дожидаясь ответа, он опустился на дно и залег там.

Обняв гитару, Татьяна Викторовна скрючилась в кресле. Глядела на успокоившуюся воду. На черную тень, недвижно лежащую под толщей воды. На мерно вздымающиеся бока задремавшего Бима. С острым отчаянием она понимала, что неспроста Лу-Тан заговорил о смерти. Скоро ей придется отпустить и его.

Татьяна поднялась и решительно покинула покои старого доктора, унося с собой гитару. Она шла в Центр управления. Мысленно отданный Э приказ заставил его подготовить шлюзы к выходу в открытый космос.

* * *

Синяя шкала слева на щитке шлема показывала количество кислорода. Красная, с другой стороны — опасное расстояние удаления от станции в открытый космос. Татьяна отключила их постоянное наличие, но они периодически появлялись в поле зрения, напоминая человеку о его слабости перед космосом. В пустом пространстве, в скафандре, источающем легкое сияние, она представляла себя жемчужиной в черной пасти гигантской раковины.

После сказанного Лу-Таном ей просто необходимо было побыть в одиночестве и обдумать его слова. Полном, абсолютном одиночестве. Она понимала, что это глупо, но мысль выйти в открытый космос показалась наиболее удачной. Автономные двигатели скафандра отнесли ее далеко от станции. На самую границу зоны, обозначаемой ярко замигавшей красной шкалой. К счастью Татьяны Викторовны один из кораблей гоков находился значительно левее, не перекрывая обзор. А остальных она не видела. Станция осталась за спиной. Перед глазами уходила вдаль, манила, пугала, засасывала, шептала неведомое бесконечность. Татьяна заглядывала ей в лицо, нерешительно шепча любимое имя. И замирала, прислушиваясь к себе. Какая реакция? Шок? Боль? Сожаление?

— Анализируйте! — говорил ее прежний учитель, светило отечественной хирургии. — Анализируйте свои удачи, не спешите им радоваться. А свои провалы анализируйте вдвойне. Вам не угадать божественного замысла, истинных причин своего подъема или падения! Но систематизировать, разложить на составляющие, собрать воедино факты и сделать выводы вам вполне по силам. Человек никогда не уподобится Богу. Однако он может многое.

Она не представляла себе жизни без Артема. Засыпая, дышала в унисон с ним. Когда он бывал на дежурстве, а она дома, ощущала его все равно. Точнее не ощущала, как не ощущают собственную конечность, пока не заболит. Он был ее дыханием, ее жизнью. Обыденной, наполненной простыми радостями и смешными разочарованиями, шутливыми перебранками и минутами близости. Когда его не стало — не стало большей части ее. Куда ухнула вся масса надежд, стремлений, интересов — все то, что тоже составляло ее жизнь? Куда ушли друзья, от которых она отвернулась сама, укутавшись с головой в кокон собственного горя? Она страдала самозабвенно, словно надеялась, что муки зачтутся ей, и оттого нечто вернет обратно то, что составляло едва ли не единственный смысл жизни. Оказалось, что у жизни не может быть единственного смысла... Одиночество, рыдания в подушку, заброшенная квартира, пустой взгляд в мутное окно — она выстроила сама, своими руками! Тесный душный мирок, наполненный горьким горем. И она наслаждалась подобным существованием, пестуя и баюкая его, словно так и не рожденного ребенка.

В черной пустоте самой пустоты она не замечала: в солнечном, полном зелени и птичьего щебета утре ее Артем стоял перед ней и смотрел — одновременно серьезно и чуть насмешливо, так умел он один. Темный бобрик коротких волос, рано начавшие седеть виски, смешливые морщинки у глаз. Ямочка на подбородке. Руки — большие, теплые, умеющие спасать чужие жизни — засунуты в карманы.

Стекло шлема расплывалось перед глазами, но мужа она видела четко. Артем смотрел на нее и ждал, когда она поднимет руку в прощальном жесте. Все это время он незримо был рядом, а она, погруженная в пучину тщательно оберегаемого горя, не видела и не слышала его. Только мельтешили перед глазами как картинки проклятого калейдоскопа черный крест, могильный холмик, красный гроб, белые халаты... Зеленое одеяло...

"Он ждет уже долго!" — подумала Татьяна Викторовна. — "Он не торопит меня и не осуждает. Он даст мне столько времени, сколько потребуется, и не бросит меня, не уйдет по звездной дороге, пока я сама не отпущу его!"

— Я люблю тебя! — прошептала она, и космос отозвался помехами в наушниках. — Прощай, моя любовь!

Одинокая фигурка, висящая на перекрестке миров, смешно подняла толстую, облеченную в ткань скафандра, руку, словно давая отмашку. Невидимый шлагбаум поднялся. Загадочный путь, мерцающий тысячами неведомых глаз, был открыт. Призрачный человеческий силуэт уходил прочь, не оглядываясь. Туда...

* * *

Тсалита снова поместили в Икринку. Сатианет недовольно скрипел зубами — нейрощупы, восстанавливающие проводимость поврежденных нервных путей, тыкались в его грудную клетку, ногу, вызывая чувство среднее между щекоткой и уколами иглой. Татьяна, прикрыв веки, уже три часа управляла процессом, стремясь свести неприятные ощущения пациента к минимуму. Перед глазами висела объемная картинка нервной системы Тсалита, ориентируясь на которую она могла уменьшать или усиливать нейросигнал в зависимости от проходимости участка.

Лу-Тан не вмешивался. Устроился в углу, наблюдал, помалкивал. Татьяна не знала, видит ли он то же, что и она, на сетчатке глаз? Контролирует ли ее ментальную связь с Э?

Накануне, вернувшись из открытого космоса и отрыдавшись, Татьяна Викторовна на всю ночь подключилась к Управляющему Разуму. Повторила еще раз этапы нейротерапии, затем продолжила изучение управления станцией. На душе было тихо, печально, светло и... пусто.

"Я подумаю об этом потом!" — голосом зеленоглазой героини сказала она себе и унеслась разумом в вентиляционные и кабельные шахты Лазарета, в энергетическую схему силовых узлов и основного лифт-реактора. К ее удивлению Э до сих пор открывал доступ не ко всей информации. Некоторые участки на схеме станции так и оставались мертво-серыми, как она не пыталась достучаться до Управляющего Разума. Он словно глох в такие моменты и тупо (или специально?) повторял ранее переданную информацию.

Сатианет застонал сквозь стиснутые зубы. Разлом кости плечевого свода повредил крупный нервный узел, отвечающий за координацию движений правой руки.

— Не отвлекайтесь, Танни! — приказал Лу-Тан и тоже подключился к Икринке.

Глаза Тсалита закрылись — он уснул.

— Вот здесь — пока не пускайте сигнал через аксон. Дайте в обход по дендритам. Повторно по синапсам. Потихоньку, еще чуть-чуть... Вот так.

Голубая ниточка перед Татьяниными глазами взяла в кольцо и накинулась на толстый блеклый клубок нервов, заставив его светиться. Потянулась дальше — к плечу, локтю, пальцам.

Сквозь сосредоточенное напряжение до нее донесся отчаянный лай Бима. И почти сразу же взвыла предупреждающая сирена.

— Остановить терапию! — сказал Лу-Тан. — У нас гости.

Татьяна отключилась от Управляющего Разума, провела дрожащей рукой по лбу. С непривычки было тяжело. И голова побаливала.

— Хочется надеяться на лучшее! — пробормотала она. — Что будем делать с пациентом?

— Пусть спит. Анестезионная блокада работает, а сон ему сейчас необходим для закрепления восстановленных связей. Да и нам будет спокойнее! Пойдемте в смотровую.

Татьяна поплелась за доктором. Она так устала, что ей было все равно, кого они увидят. Но усталость слетела, едва они переступили порог.

Перед схлопывающимися пастями гиперпространственных порталов разворачивались в боевой порядок шесть незнакомых Татьяне ярко-оранжевых тупоносых кораблей.

— Коллега, — враз осипшим голосом спросила она, — это то, о чем я думаю?

Лу-Тан неторопливо пополз к уже выращенным сидениям.

— Они еще далеко, Танни, — усмехнулся он, устраиваясь на козетке. — Вы успеете сходить на кухню и принести мне крочерсы. А вам советую сделать себе большую порцию плазмы. Это вас взбодрит.

— Мне это просто необходимо! — съязвила Татьяна и отправилась на кухню. Бим с ней не пошел. Улегся на Лу-Танов хвост, проводил хозяйку взглядом — знал, что вернется.

А ей было страшно.

По пути она зашла в свой сектор и, стараясь не торопиться и не думать ежесекундно о смертельном залпе от любой из противоборствующих сторон, приняла душ. Выходя, тронула гитару, словно прощалась — та лежала в одном из кресел, лаково блестя фигуристыми боками.

Когда Татьяна вернулась в смотровую, корабли сатианетов подошли ближе, разгруппировавшись для атаки. Гоки ответили, образовав черный таран, флагманом Кор-Харра нацеленный на флагман сатианетов — тупорылый, с виду неповоротливый крейсер тяжелого класса, чьи бока были украшены огромными рисунками чьей-то устрашающей морды.

— Ну, наконец-то! — заворчал Лу-Тан. — Вы пропустите зрелище! Как вы, земляне, говорите? Начало конца?

Татьяна Викторовна покосилась на него и выставила на столик между их креслами брикет с крочерсами, термос с чаем, пару бутербродов, стакан плазмы и синтезированное из низкокалорийных белков "свиное" ухо — для Бима. Пока она устраивалась с комфортом в своем кресле, ухо исчезло, и из-за Лу-Тановой козетки послышалось довольное чавканье.

— Скоро начнется? — тоном заправского посетителя премьер поинтересовалась она.

Она боялась, как никогда в жизни.

— Они ждут, — пожал плечами Лу-Тан, принимаясь за "чипсы", — кто будет первым. Пауза призвана подстегнуть ненависть, обострить чувства. — И неожиданно добавил — Как мне надоела эта глупость!

— А я боюсь! — тихо призналась Татьяна. Рука, держащая стакан с плазмой, неожиданно задрожала, едва не расплескав напиток. Она поставила стакан обратно.

Противники начали сближение. Выпустили истребителей. С сердитым воем, птицы смерти устремились друг к другу. Черные — к оранжевым, правые — к левым. Огненные трассы первых энергетических залпов расчертили тело пустоты.

Лу-Тан взял Татьяну Викторовну за руку. Его пальцы были сильными и теплыми, и в это полное ужаса мгновенье ей на чуть-чуть стало легче.

Боевые орудия были давно развернуты друг к другу. Замерцали силовые поля. Первыми не выдержали гоки. Их было меньше. С отчаянием загнанных в угол их корабли бросились вперед.

Истребители самозабвенно гонялись друг за другом. Цена гонки — взять прицел или самому раскрыться красно-желтым цветком взрыва. Наполнившееся ими пространство скоро напомнило Татьяне буйно расцветшую бархатцами клумбу на могиле...

— Они же гибнут там! — воскликнула она. — А мы ничем не можем помочь! Никому из них!

Смерть в космосе была безмолвной, красочной и такой обыденной, словно обреталась в этом квадрате всегда, собирала жертвы, наслаждалась разрушением.

— Как помочь тому, кому помощь не нужна? — в усы спросил Лу-Тан.

Яркие точки взрывов в его черных крупных зрачках казались празднично расцветшим салютом.

— Бим! — почти крикнула Татьяна.

Пес незамедлительно явился. Свиное ухо скрасило ему минуты, которые вполне могли стать последними для них всех. Татьяна втащила на колени сытое теплое тело и, снова вцепившись в пальцы старого доктора, закрыла глаза — приготовилась ждать конца.

Бесноватые истребители проложили огненные дорожки к Лазарету. Петляя, завертелись вокруг, используя его, как прикрытие друг от друга. Новый вой сирены сообщил о том, что Э перешел на режим защиты. Видимость в смотровой на мгновение ухудшилась — силовое поле обволокло станцию защитным коконом — и вовремя. Короткое пламя от взорвавшегося корабля облизало пространство в опасной близости. Однако останки корабля были аннигилированы полем и станцию не повредили.

Орудийные жерла крейсеров начали наливаться светом. Противники готовились пустить в ход "тяжелую артиллерию".

Лу-Тан задумчиво смотрел на развернувшееся страшное действо. Он его не видел. Время все настойчивей звало его в путь, шептало перебоями обоих сердец о неизбежном. Лишь тепло человеческой руки, с такой нежной и тонкой кожей, оставалось ниточкой, что еще удерживала его здесь и сейчас.

— Будь проклята война! — прошептала Татьяна.

Она зажмурилась изо всех сил, чтобы не заплакать и не замечать равнодушие погибели, окружившей станцию со всех сторон.

Но от ее шепота Лу-Тан словно очнулся.

— Мы не сможем помочь, вы правы, Танни! — неожиданно сказал он и отпустил ее руку. — А вот они...

Татьяна открыла глаза.

Сквозь желтые и оранжевые прорехи в ткани Вселенной сыпались большие и малые корабли. Здесь были и серые прямоугольники юмбаи, и веселые, разноцветными огнями расцвеченные по контуру, боевые тарелки проангелов, и совершенно незнакомые ей конструкции, и даже два огромных, сотовидных тяжелых крейсера Роя. Возглавлял флот незнакомый Татьяне крейсер экстра-класса — гигантский даже по сравнению с желтыми кораблями Роя, он казался неравномерно составленным из грубых каменных блоков. Из похожих, только в тысячи раз меньших, строились египетские и южноамериканские пирамиды.

В мгновение ока враждующих развели в стороны и взяли в прицел десятки кораблей. Ремонтные роботы наводнили пространство, расчищая обломки, отыскивая живых, аннигилируя павших: похороны в этой войне были такими же короткими, быстрыми и обыденными, как и смерть.

Сигнал вызова звонко прокатился по станции. Лу-Тан вывел экран связи в смотровую.

Взволнованный Ларрил топорщил крылья. Из-за его спины выглядывали незнакомые лица.

— Доктор! — вскричал он. — Танни! С вами все в порядке? Станция не повреждена?

Его словно отнесло порывом ветра. На экране не поместилось огромное, грубо слепленное лицо. Э исправил ситуацию, увеличив обзор в ширину и высоту.

На Татьяну Викторовну смотрел идол с острова Пасхи.

Незнакомец хлопнул огромными ладонями, похожими на ковши экскаватора.

— Чистой воды, уважаемый Лу-Тан! — прогрохотал низкий голос.

Такому голосу следовало подчиняться мгновенно и беспрекословно.

Идол перевел тяжелый взгляд на Татьяну. С мгновенье, нахмурившись, размышлял, затем слегка наклонил лобастую голову и продолжил речь:

— Приветствую, человек! Я БагДэАн из Системы Веги — кат о`кара Малого звездного флота Ассоциации! Станция получила повреждения?

— Нет, с нами и со станцией все в порядке. Спасибо за заботу! — отозвался Лу-Тан.

— Была причина для осады гоков... — БагДэАн не спрашивал. Утверждал.

— Была. Командор Тсалит.

— Остальные?

— Мертвы. Корабль пришлось уничтожить.

— Понимаю. Вы надеялись скрыть инцидент от гоков. Мы сейчас прибудем к вам. И с нами представители сатианетов. В каком состоянии ваш пациент?

— Он может передвигаться. Но я предпочел бы...

— Они заберут его на флагман! — безапелляционно перебил его кат о`кара. — После чего все участники будут отконвоированы в сектор Дох. Ждите.

И отключился.

Татьяна изумленно смотрела в пустой экран. Идолов с острова Пасхи она видела по телевизору. Хамов с острова Пасхи видеть еще не приходилось.

— Надо разбудить Тсалита! — ее привел в себя голос Лу-Тана. — Займитесь, Танни. Я буду следом.

Она ушла, кликнув собаку.

Лу-Тан снова смотрел на звезды. Суету чужих кораблей, роботов-ремонтников и мусорщиков он не замечал. Звезды притягивали, звезды манили. Звезды были вратами, черненые стены космоса ковчегом, а стук обоих сердец — колоколом, чей голос, затихая, разливался по пустому причалу.

* * *

Сложив передние ласты на обширном пузе и прищурившись на двери шлюза, Лу-Тан ждал гостей. Татьяна стояла рядом, ощущая себя то ли студенткой на экзамене, то ли метрдотелем дорогого отеля. Шипение за дверями указывало на то, что гости миновали второй шлюз.

За их спинами нетерпеливо переминался с ноги на ногу командор Тсалит. Однако едва створки двинулись в стороны, он замер в неподвижности, прижав левую руку к груди и высоко задрав подбородок.

Несколько уменьшенных, но тоже вполне впечатляющих копий БагДэАна заняли коридор у шлюза, и сразу стало тесно, словно в малогабаритной кухне. Тяжелые шаги — и вошел кат о`кара. Ему пришлось наклониться, чтобы не удариться головой о притолоку. Зеленые глаза, напомнившие Татьяне дендритовый малахит, цепко обежали пространство. Ушастая голова вертелась на массивных плечах быстро и с любопытством. Следом за ним следовали двое — высокий сатианет и его старший товарищ, чей панцирь был испещрен шрамами и выбоинами, словно от шрапнели. Последний держал в руках некий тщательно завернутый в черную ткань предмет. Они остановились по обе стороны от веганца, однако по сторонам не смотрели. У сатианета помоложе панцирь наподобие килта спускался почти до колен, а глаза были неправдоподобно ярко-желтыми, так же, как и складки кожи, проглядывающей между "хитиновыми" пластинами.

Лу-Тан церемонно хлопнул ластами.

— Рад приветствовать вас на территории Лазарета! — вежливо улыбнулся он.

— Я отправлю представителей сатианетов забрать тела! — так же вежливо, но непреклонно кивнул БагДэАн, показывая, что реверансы ни к чему и следует заняться делом.

Лу-Тан едва уловимо поморщился.

— Когда мы приняли их на борт, — пояснил он, — они были уже мертвы. Мы ничего не могли сделать. Нам удалось спасти только командора Тсалита.

— Выйти! — лаконично приказал БагДэАн.

Отчаянно стараясь не хромать, сатианет вышел вперед. Веганец коротко глянул на него.

— Тяжелые раны! Вы сделали, все, что могли, доктор! — констатировал он, и в голосе промелькнуло уважение.

— Позвольте мне, — сказал первый сатианет неожиданно глубоким контральто и сделал шаг вперед.

— Я, как командующий Правым крылом броненоссеров Великого флота Сатианы, скорблю по сынам ее, павшим от выстрела подлых гоков. Тсалит, сын мой, кат о`кара прав — раны твои тяжелы. Ты отправишься на Сатиану, чтобы подлечившись, вернуться в наши ряды. Все рекомендации уважаемого Лу-Тана будут учтены при лечении!

Глаза Тсалита замерцали, словно уголья.

— Божественная Мать, — сказал он, и голос его дрогнул, — дай мне штурвал одного из боевых кораблей и увидишь, что твой сын не замечает ран, нанесенных проклятыми гоками! Моя кровь кипит жаждой отмщения. За каждого убитого сына Сатианы гоки потеряют несколько своих кораблей!

БагДэАн гулко кашлянул. Татьяна с изумлением разглядывала первую встреченную ей сатиану. Божественная Мать, коротко глянув на веганца, недовольно подвигала челюстями, но ничего не сказала. Лишь махнула рукой, указывая Тсалиту место позади себя.

— Мы благодарны вам за спасение нашего сына! — она приняла у своего товарища сверток и принялась осторожно его разворачивать. — Примите дар Сатианы за его жизнь.

Покровы спали. В темных ладонях Великой матери забилась огненная жизнь. Кристалл был размером с куриное яйцо, формой правильного тэтраэдра и испускал столь яркое сияние, что Татьяна Викторовна прикрыла глаза. Потоки света зарождались где-то в голубоватой глубине, выбрасывались неведомой силой на грани, превращая их в режущие светом, и, сходясь в одной из вершин, рассеивались в окружающем пространстве, окрашивая его в совершенно нереальные цвета. Дав полюбоваться игрой света, Великая мать бережно укрыла кристалл черной тканью. Явственно потемнело, словно в большой комнате выключили люстру, оставив ночник. Глаза не успели адаптироваться, поэтому к краскам окружающего яркость и четкость вернулись не сразу. Глаза БагДэАна сами казались источниками колдовского зеленоватого света.

Лу-Тан тихонько вздохнул и сказал Татьяне — просто и лаконично:

— Сама...

На пропущенный удар сердца она сделала шаг вперед... И вспомнила изломанные тела на полу ремонтного отсека. Полные подозрения глаза Кор Харра... Красно-желтые цветы на полотне звездного неба... Мужество Тсалита... И его удушающую жажду убийства...

— Мы благодарны детям Сатианы за великую честь и прекрасный подарок! — заговорила она. — Но во Вселенной есть нечто прекраснее и ценнее — это мы желали бы получить в дар!

Сатиана, нахмурившись, смотрела на нее. Ее пожилой спутник впервые проявил инициативу:

— Что же? — с изумлением проскрипел он.

— Жизни ваших детей. И детей гоков. Жизни, спасенные от войны. Можете ли вы отблагодарить ими?

Сатианеты переглянулись, яростно мерцая глазами.

— Нет? — не обращая внимания, продолжала Татьяна Викторовна. — Но ничего другого Стражи порога не принимают. Мы вынуждены отказаться от вашего подарка. Возвращайтесь в сектор Дох и продолжайте терять самое ценное, что у вас есть.

Казалось, сатианеты задохнутся от возмущения. С минуту они стояли молча и мерили зарозовевшую лицом, но не отводящую глаз, Татьяну Викторовну тяжелыми взглядами, затем синхронно развернулись и вышли. Шедший последним Тсалит кинул прощальный взгляд через плечо: Татьяна не поняла, чего было в нем больше — сожаления или, все-таки, благодарности.

Кат о`кара смотрел на нее так, словно прикидывал — подойдет ли она для домашнего зверинца? Наконец, вздохнул и произнес лишь одно слово:

— Че-ло-век!

Затем сделал знак рукой, и события пошли своим чередом. Лу-Тан проводил его и сопровождающих в креационную камеру, останки были осмотрены, данные занесены в информационные матрицы, консервационные футляры вынесены со станции. Последовала церемонная процедура прощания. Татьяна держалась за учителем и молчала.

На пороге первой шлюзовой БагДэАн неожиданно остановился и обернулся.

— От награды Ассоциации вы не посмеете отказаться! — гулко сказал он.

И Татьяна снова не восприняла реплику как вопрос.

Двери закрылись. Наконец, они остались одни. Где-то в коридорах нарастал возмущенный лай — Э выпустил ранее запертого пса, и тот спешил пожаловаться на одиночество.

— Проводите меня, Танни! — попросил Лу-Тан.

Они медленно пошли по коридору в сторону бассейна. Прибежавший Бим, лая, бесом скакал вокруг. Татьяна еле его успокоила.

Перед дверью "морж" повернулся к Татьяне.

— Простите меня!

— За что?

— Я подверг вас испытанию — не опасному, но морально тяжелому.

— И я?..

— И вы выдержали его. Теперь я спокоен.

Он медленно вполз в свои покои. Белая дверь закрылась, мягко замерцала в приглушенном свете коридора.

Сердце горестно сжалось. Что-то оно стало шалить в последнее время — это сердце.

Татьяна Викторовна провела пальцами по двери, словно гладила живое существо.

— Пойдем! — сказала она верному Биму. — Пойдем, мой лохматый, смотреть на звезды и размышлять. Я — человек. А человек, так сказал мой Учитель, может размышлять о чем угодно.

Уважаемые читатели, часть текста Лазарета-1 удаляю, потому что отношусь к той категории авторов, которым не нравится, что их детище растащили по пиратским сайтам без разрешения.

Поскольку здесь находится ЧЕРНОВИК, с радостью сообщаю, что у автора, наконец, дошли руки до редактуры. Приобрести отредактированную версию полюбившейся книги или просто поддержать автора можно на сайте Призрачные Миры .

* * *

Стихи ЕМА

(C) Мария А. Ермакова