Послушники.

Химия — наука сложная!

— Как ты думаешь, он заметит?

— А ты как думаешь?!

— Ну не рассчитал я!

— А отвечать вместе будем! Не рассчитал он...

Присев за перегородкой Оська и Зип, два молодых монастырских послушника, переругивались подобным образом уже минут двадцать. Шепотом.

— Тебе чего говорили, а? Выбить этот клятый ковер!

— Не ковер, а...

— Знаю-знаю... Не суть важно! Ты что сделал?!

— Но это же святыня! Ее нельзя выбивать!

— Ага, раз святыня, значит пылиться должна! Либо придурки вроде тебя, алхимик доморощенный, ее кислотой травить станут. От нее тогда только пыль и останется!

— Не кислотой, а специальным бальзамом для чистки материи! Я его недавно изобрел! Просто он кончился, а во второй раз я что-то неправильно добавил...

— Ну да. Добавил он. Кислоты...

— Да не кислоты,-отмахнулся Оська, — кислота, она уже там образовалась... В ковре... Ой, я уже как ты изъясняюсь...

Тут Зип зашипел на приятеля и Оська смолк. В зал вошел настоятель. Пока он не обращал внимания на оклад и правильно сделал, если б не обратил вовсе — нервы были бы целее. Теперь уже неведомо, что раньше представляла собой святыня, однако сейчас как раз ковер-то она и напоминала... Остатки ковра, побывавшего на банкете у моли — судя по зияющим и многочисленным дырам, плешам и подпалинам, она его не только ела, но и устраивала на нем салюты и кострища. К сожалению, тревожным советам нервов отец Мавроний не внял, за что его несчастные отростки-нейроны и поплатились жизнью. Он развернулся на пятках и проследовал в дальний конец залы, где располагалась вышеозначенная святыня, чтобы проверить работу этих юных лоботрясов, которую он им поручил вовсе не от избытка доверия, а для развития большего почтения к церкви и ее догматам. Вчера он счел их моления недостаточно рьяными и назначил вот эту 'трудотерапию'. К несчастью оба отрока попали в монастырь отнюдь не по собственному желанию: двухлетнего Осипа нашли у ворот монастыря шестнадцать лет назад и с тех пор он не покидал территории монастырского двора и его окрестностей; ну а Зип — аж тринадцатый ребенок мелкого дворянчика, нынче семнадцати лет отроду — угодил к ним семь лет назад, после кончины батюшки, когда при разделе имущества упокоившегося отца, старшие братья решили, что им самим мало — а еще сестер замуж выдавать надо. Теперь довольно часто отец Мавроний поминал тот день незлым, так сказать, тихим словом. И часто с тоскою говаривал: 'А что ж ожидать-то надо было? Тринадцатый он и есть. Тьфу, чертова дюжина!' мальчишки получили рясы послушников совсем недавно и им предстояло еще три года обучения и подготовки к тяжелому грузу сана и пострижению в монахи. Только вот, не больно-то тихий и поначалу Оська, как связался с этим чертом (Прости, Господи!) так и принялся 'богопротивными' опытами этими заниматься! (Как раз тогда Оська добрался в монастырской библиотеке до раздела по химии и увлекся ею всерьез и надолго и, хотя сперва побаивался по-настоящему учиться непопулярной в церкви науке, уступив уговорам Зипа, принялся вовсю заниматься любимым делом.) Теперь настоятель не знал, как можно этих двоих приструнить и призвать к порядку, и принялся изобретать для них всякие способствующие смирению монастырские дела. С большинством парочка справлялась 'на ура', однако оставшиеся проваливала с таким треском, что монастырь потом неделями стоял на ушах.

Вот и сейчас, взглянув на результат задания, Мавроний ухватился за голову и издал вопль, сделавший бы честь любой летучей мыши по уходу в верхние регистры ультразвука. Расшитый преподобной мученицей Оливией Сактонской более двухсот лет назад полог превратился в рыболовную сеть — по крайней мере, преподобный отец не смог припомнить для сравнения ничего, более приближенного по количеству дырок к пологу после 'чистки'. Окинув помещение блуждающим полусумасшедшим взором и не заметив благоразумно спрятавшихся заранее 'святотатцев', отец-настоятель на крейсерской скорости покинул залу.

Когда бессвязные вопли, призывавшие на головы неразлучной парочки все кары небесные и земные, затихли в глуши каменных коридоров, парни перевели дух, расправили затекшие ноги-руки и взглянули друг другу в глаза. Не найдя в темных очах приятеля ничего обнадеживающего, Оська вздохнул и боязливо вздрогнул: вне зависимости от того, когда же Мавроний отыщет вредителя (то есть Осипа), его все равно не ждет ничего хорошего. Добро, если выпорет на заднем дворе (не отказав себе в удовольствии сделать это собственноручно) и на хлеб с водой посадит — поститься, а то ведь с настоятеля станется подыскать более 'мягкий' вариант наказания вроде еженощных молений на коленях на холодном каменном полу дальней часовни перед алтарем Предвечного в течении того же месяца и с тем же повинным постом. К тому же ни в чем не повинного Зипа привлечет к ответственности... Нет, не за пособничество — ни-ни — общеизвестно и не требует подтверждения, что химик из Зиппара аховый и он за это дело никогда не берется, пока ему десять разных людей десять раз не подтвердят, что данное вещество или смесь дает такой-то результат и никакого другого. Нет, за это его привлекать не станут, а вот обвинить в недосмотре за непутевым товарищем и наказать за компанию — это запросто и даже всегда пожалуйста.

Оська же, в противоположность другу, в химии был почти (или без всякого 'почти')

гениален, за что ему порою многое прощалось. К сожалению юный гений столь небрежно и быстро смешивал компоненты и реактивы 'на глаз', что находиться рядом с ним в лаборатории не осмеливался никто, поскольку никому не хотелось раз за разом латать обожженные дыры в новеньких мантиях. Исключение составляли лишь настоятель (как самый смелый и глупый) и Зип (как не имеющий выбора друг), но и те долго не задерживались, дышали через раз и шарахались в сторонку от экспериментатора все время визита. Притом юный алхимик умудрялся практически никогда не пачкать свою одежду и, будто нарошно, неизменно проливать и рассыпать свои опасные и нестойкие препараты на всех, кто случался рядом. К его счастью, большинство понимало, что он отнюдь не собирался подвергать риску и опастности ни их одежду, ни их самих, однакоже общались с ним крайне настороженно. Даже Зип, если Оська начинал размахивать руками с подозрительно выглядящими в них предметами, уже инстиктивно отпрыгивал и закрывал руками лицо.

Сначала Осип пытался обижаться, быстро сообразил, что вины собеседников здесь нет — это просто примитивный (как выражался сам Оська) инстинкт самосохранения — и махнул рукой на их выкрутасы.

— Что делать будем? — безнадежно спросил он друга.

Тот наградил его ласково-жалостливым взглядом, каким смотрят на благовидных юродивых, старательно изучил расписной свод молельной залы, но затем сдался: долго сердиться на безобидного и доброго приятеля у него не получалось.

— Слушай, — вкрадчиво начал дворянский отпрыск, — ты здесь как, до конца жизни прожить готов?

— Не знаю... — вздохнул химик.

— А сан принимать хочешь? И всю жизнь потом пахать на церковь хуже последнего крестьянина? Ты ведь алхимик!

— Не алхимик, а химик! — вскинулся тот. — Это большая разница! Не путай ложь богопротивную с наукой!

— Дружище, зови себя как хочешь, но здесь тебе любимым делом спокойно заниматься не дадут. Лишь только затронешь что серьезное — прикроют твою лабораторию раз и навсегда.

— Ну и что ты предлагаешь?

— Да уносить отсюда ноги — вот что! До принятия сана нам осталось всего три года. Всему, чему могли нас уже выучили — без работы снаружи не останемся. Не знаю, как ты, а мне от перспективы провести остаток жизни в молениях на уши встать хочется! Или мир на уши поставить — видимо он на них и должен стоять, раз так все сложилось!

— Как "так"? — не понял гений.

— Неправильно. Я— не монах! Я — дворянин. И я хочу сам распоряжаться своей жизнью, а не сидеть на камнях коленями за малейшую призрачную провинность.

— Ну, положим, не столь уж призрачную... — губы Оськи посетила неожиданная на его аскетичного вида лице лукавая улыбка, от которой вспоминалась, почему-то поговорка насчет чертей в тихом омуте. — Помнишь, как ты в кашу лягушку засунул? Дескать, прослышал, что от лягушек молоко дольше не пропадает? А она мастеру Латсу попалась — он же всех этих гадов ползучих пуще смерти боится!

— Это было шесть лет назад! — не согласился паренек, энергично мотнув черно-пепельной головой с отросшими прядями. ПОСТРИЧЬ их должны были лишь три года спустя, а резать волосы заранее — что за прок? — Ты еще вспомни, что я в годик за столом газы пускал!

— Ладно. А муха, которую ты упорно подкладываешь настоятелю в чернильницу уже третий год?

— Это традиция! — годо заявил дворянин. — И вообще, это все не к теме. Бежать надо, говорю, пока нас на все три года в молельне не заперли. Нето потом нас каждый по тонзурам этим дурацким опознает и в монастырь вернет.

Оська с досадой поморщился и покасился на прядь своих каштановых, с яркой рыжей искрой, мягких и волнистых волос, могущих стать предметом смертельной зависти любой девушки, и тяжко вздохнул. Тонзуры не нравились и ему. Уж лучше бы налысо брили! А то плешь проедят — и ходи, как молью оплеванный! С отчаяньем махнул рукой — все равно, без Зипа в монастыре ему скучно будет, а тот всерьез, видать, на волю намылился — бежать, так бежать.

И повторил мысль вслух.

Издав радостный, но слегка приглушенный из осторожности гик, младший сын покойного баронета совсем не по-дворянски полез обнимать своего товарища. Тот в ответ зашипел, как кошка, обнаружившая, что ее завтрак съели наглые мыши, и стряхнул с себя приятеля.

— Ты что, спятил?! Услышат же! Тогда весь побег насмарку! — Родных у Оськи не было и от всех этих объятий и прочих нежностей он чувствовал себя не в своей тарелке.

На самом деле Зип их тоже не жаловал, но он уж настроился на долгие уговоры и возможность, что бежать придется одному... Вот и не сдержался на радостях.

— Я боялся, что ты останешься... — тихо признался он.

— Вот теперь я еще подумаю: стоит ли мне идти с припадочным на такой серьезный шаг, как побег! — съехидничал Оська от нервов. Обычно он себе такого не позволял: едкие насмешки были прерогативой Зипа, но раз уж он от облегчения умом тронулся, легче всего этот самый ум на место вернуть как раз сарказмом.

Тринадцатый и вправду быстро пришел в себя. И удивленно покосился на друга.

— Нуда-нуда, а ты думал, ты один тут такой из себя остроумный?! — усмехнулся Оська. — Я просто язык за зубами держать умею, в отличие от некоторых. Я не костноязычен, просто, если ты не знаешь, то есть такое словосочетание, у инквиции почитаемое, "демон красноречия". И мне совсем не улыбалось быть образцово-показательно сожженым на ближайшем празднике на городской площади. Я и без остроумия не на хорошем счету в исповедальне — одна химия чего стоит!

— Так ты притворялся?! Эдаким белым овечком! И мне за все эти годы ничего не сказал?!!!

— А что я должен был сказать? — удивился Осип. — Я думал, ты и сам все чудесно понял, особенно после той-то нашей стычки. Я же вел себя отнюдь не как тихоня и паинька...

— Ну-у-у, все твои действия были именно тихими, незаметными постороненнему.. — протянул озадаченный Зиплар.

— Скорее уж рассчитанными и коварными — говори, лучше, своими словами! — усмехнулся алхимик.

При упоминании о давней вражде, которая разгорелась между выросшим в монастыре "местным? Оськой и им, тогда ершистым пришлым дворянчиком десяти лет отроду, Зип мечтательно улыбнулся. Вот это были деньки!

Осип с недоверием косился на новоприбывшего... Тот же, вообще сосланный в монастырь помимо его, зиповой, воли, шипел на всех подряд, языком обладая острым, едким и обидным. После очередного оскорбления Оська не стерпел и устроил Зиплару ХIII хорошую гадость. Неизвестно как, но еще тогда, без лаборатории и специальных ингридиентов, он наваял такие смеси, что, будучи добавлены в пищу Зипа, они вызывали у того то покраснения и чесотку, то зеленые пятнышки, то расстройство желудка...

В конце-концов под такой 'травлей' дворянчик начал следить за своей едой аки коршун за добычей — тогда в ход пошли всевозможные хлопушки, разрывные патроны и инженерные сооружения. Вреда особого не наносили, но заставляли страдать одежду и унижали непомерную гордость, или, лучше сказать, гордыню, Тринадцатого. Зип в долгу не оставался: его насмешки заставляли плакать даже иконописный лик Примадонны — бедабыла только в том, что своего пакостника он не знал! В результате доставалось всем, начиная от младших монахов и кончая откровенной малышней восьми-девяти лет отроду: более старших и самых маленьких зип не трогал, четко понимая, где нужно искать обидчика.

В один прекрасный день 'Монастырская язва', как прозвали сына баронета за ехидность, подкараулил 'шутника'. Ух была драка!

Имеющий старших братьев Тринадцатый дрался намного лучше, его, к тому же, готовили как дворянского сына к военной карьере. Оська был сильно бит, но жаловаться старшим не стал. На вопросы угрюмо отмалчивался, либо отвечал, что упал из окна на стопку дров. Интересующиеся хмыкали, но не противоречили и с интересом присматривались к подбитой губе и шишкам Зиплара.

Молчание неприятеля изрядно удивило последнего и он решил выяснить в чем дело.

Подкараулив юного инженера у его кельи, кою тот далил еще с тремя мальчишками, Зип припер того к стенке и потребовал объяснений. Оське было стыдно — он старше этого выскочки почти на год! Не справился. Позорище! Химик в доступных выражениях разъяснил дворянчику, что он, Оська не ябеда, не доносчик какой! И попытался врезать.

Дворянчик удивленно и уважительно хмыкнул... Потом заботливо посоветовал:

— Да не дергайся ты. Бить не буду! — Оська недоверчиво зыркнул в ответ, пытливо всмотрелся в наглую физиономию противника — и успокоился.

— Чего тебе?

— Ну ты даешь! — отпустив вражину, Зип хлопнул себя по коленке. — Слыш, а ты

Изобретатель неопределенно повел плечами...

— Но дерешься ты как девчонка! Стой! — вскинул руки Тринадцатый. — Это не оскорбление, это — увы! — факт!

— Всякое дело требует практики, — неохотно пояснил Оська, — у меня ее в данной сфере нет.

Зип присвистнул:

— Ни хрена себе... Ты че образованный?!

— Да как все здесь.

— Не как все! — помотал головой дворянчик. — Остальные здесь два слова связать не могут, тем боле таких заумных. Ну кроме старши отцов, конечно, но и онитак не выражаются. Ты сколько времени библиотеке монастырской проводишь?!

— Все свободное время, когда пускают...

— Па-а-а-анятно! Ну, спокойной ночи!

И он, насвистывая, удалился в свое крыло. Оська раздражонно махнул челкой и скрылся за дверью кельи.

— А откуда мы деньги-то возьмем? — заволновался Оська.

— У тебя еще твой бальзам остался? — плотоядно примерился к нему Зип.

— Да. Я целую бутыль приготовил — не знал, что плохо выйдет.

— Вот его и продадим, как особо едкую жидкость для чистки кастрюль. С рекомендацией "налей и отойди"!

— А одежда?

— Себе я сшил.

— ??!.. И Из чего, позволь узнать?

— Да из запасной мантии этой, которая ряса будущая. Неплохой камзол получился, не по моде, конечно, но... И ты себе тоже сделай.

— Я шить не умею. — угрюмо сказал Осип.

— Э-э-э... Да, это не твоя сильная сторона, — сдался приятель. — Ладно — пошью и тебе, но ты пока нахимичь чего-то полезное, что еще продать можно. Не грабить же родной монастырь!Еду подкопим: с кухни не убудет.

На том разговор решили считать временно завершенным.

Через два дня, уже начав отбывать наказание (как и подозревал Оська это было поночное коленопреклонное бдение), они уже все подготовили. Камзолы получились на зависть белошвейкам, а новые четыре бутыли очередного бальзама пополнили коллекцию товара на продажу. Гордый Оська заявил, что тут у него, во-первых: настоящий бальзам для чистки ковров и материи, во-вторых и в-третьих — настоящая (и дорогая) кислота и лечебный бальзам от ран, испытанный на мышах.

— Мыши выжили? — скептически поинтересовался Зип, окидывая бутыли подозрительным взглядом. На что получил настолько возмущенный и уничтожающий взор, что тут же извинился. Однако сразу же чуть не поссорился с Осипом вновь, из-за ехидного замечания:

— Ато от ран, знаешь ли, по-разному помогают... Есть такая вещь, жутко лекарственная, удар милосердия называется! — Разошлись алхимической затрещиной и довольным дворянским хохотом. Впрочем всерьез они не ссорились очень давно, стех самых пор, как состоялась их незабываемая стычка. Зип тогда пыталя отрабатывать на Оське, с виду ужасном тихоне, свои шуточи и колкости, но, получив неожиданно мощный ответ в виде химических каверз, быстро пришел в восторг и замирился с неприятелем. С тех пор они были не разлей вода, а монастырь притих, с ужасом ожидая их новых, объединенных, проделок. Ожидания они оправдали и перевыполнили.

Вообще-то Осипа из-за таланта к химии обучили и еще одному немаловажному и полезному делу — он умел лечить. И лекарем был неплохим.

— А кем, кстати, представляться будем? Крестьянами не пойдет — они вольно по стране не разгуливают... Алхимиков еще сожгут, поди! — Оська задумался.

— Кем-кем, — проворчал Тринадцатый. — Почти собой и представимся: я — младший сын баронета, ну а тебя... придется моему папашке тебя признать сыночкой — отказаться он все-равно не сможет: из могилы не попротестуешь... А видон у тебя самый что ни на есть аристократичный, эдакая аристократическая бледность, аскет ты наш! Нас у папеньки восемь сыновей было, это всем известно, а вот в лицо и по именам всех знают очень и очень немногие, почти никто. А почему сыновья баронета по дорога шатаются и всякой дрянью торгуют — всем понятно, если они последние в очереди на наследство. Никто не удивится.

— Но ведь мы с тобой не похожи! — удивился химик.

— У отца было четыре жены, — мрачно изрек Зип. — Три из них умерли, когда рожали, а четвертая погибла во время осады замка. Она была предпоследней. Последняя — моя мать — одна из трех умерших родами. Знаешь, как моего отца соседи при жизни звали? Сивой Бородой.

— А не Синей? — припомнил старую сказку Ось.

— Именно Сивой. Намекая еще про сивого мерина и поговорку "седина в бороду — бес в ребро". Моя мать была на сорок четыре года моложе папаши, ей было пятнадцать, когда она умерла. Этот старый кобель мог бы и подождать, пока невеста вырастет, прежде, чем заставлять рожать. Но ему, видите ли, нравилось, чтобы все знали, какой он еще жеребец!

Зип раздраженно сплюнув на землю монастырского дворика, где проходил разговор. Здесь их сложно было подслушать, чем они часто и пользовались, составляя планы своих каверз. Несмотря на многолетнюю близкую дружбу, столь откровенно разговаривать они стали лишь после того, как решились бежать.

— К счастью, обнаружив, что у него ровно чертова дюжина детишек, папашка чему-то обрадовался, решив, что это здорово смешно — и больше не заводил ни жен, ни детей, удовлетворяя с вои потребности с хорошенькими крестьяночками ислужанками в кабаках, где, небось, и подхватил ту хворь, что его наконец в гроб скосила. Последнее — лишь предположение, мне всего десять было, когда его схоронили, но как я изучил в монастыре лекарское дело, так симптомы очень на одну из венериных болезней похожи.

Зиплара тоже выучили на лекаря, каковой из него получился даже лучший, чем Осип. Только Зип был хирургом, а не травником, как Оська. Вместе они поставили на ноги не один десяток больных за те три года, что их стали подпускать к пришедшим в монастырь за помощью хворым и болезным.

— Ну, а когда и лекарями представимся — благо лгать не придется! — резюмировал Ось, желая отвлечь друга от неприятных воспоминаний.

— Дворянами-лекарями! — уточнил Зип. — Ато еще закабалят...

Ничего удивительного в том, что через месяц они все еще были в монастыре, не было — просто Осип не желал никуда бежать без документа, удостоверяющго его личность как дипломированного лекаря.

Так бы они проторчали еще Бог знает сколько времени в монастыре, кабы не Его Величество Случай, который вовремя нагрянул в гости...

В семи милях от монастыря располагалась деревенька. Так случилось, что она оказалась охвачена каким-то опасным мором. Лечить от него жителей селения послали неразлучную парочку: всеж еще не монахи, не специалисты — не так жаль потерять, да и проблем от них не менее, чем пользы. А уровень их лекарской подготовки удовлетворил бы и знать.

Поотдаль деревеньки находился замок одного из некрупных феодалов. Кабы не этот факт, еще неведомо, послали бы вообще кого-нибудь лечить крохотный поселок, рискуя жизнью ценных лекарей понапрасну. А феодала угрозе подвергать не решились, мор было приказано остановить, самим епископом! Под этим предлогом приятели и вытребовали себе удостоверения личностей и грамоты лекарские. Аргументы, адресованные настоятелю были весомые, на зависть всем адвокатам. Как то:

"— А если служители закона прибудут, королевские подрядчики? — взывал к разуму Маврония Зиплар ХIII. — Чего мы им говорить-то будем?!"

"— А вдруг в деревне кто читать умеет? Ан усомнится в нашей квалификации? — давил на совесть отца-настоятеля знанием терминов и понятий коварный Осип. — Что мы ему предъявим? Конспект по травоведению? Или пособие по хирургии?"

В конце кончов Мавроний сдался и они обзавелись новенькими грамотами — по паре на каждого. Одна из них называла личность и происхождение, а другая являлась вожделенным дипломом бакалавра медицинских наук!

У Зиплара значилось: "Зиплар ХIII, тринадцатый из детей в семье баронета Левронского, восьмой сын, отдан в монастырь семьей на обучение... Сирота, отец его Кублатий Левронский, скончался в лето

* * *

4-е от Пришествия Господня..."

У Оськи первые графы после имени были пропущены, а далее значилось коротко "Сирота". Этот пробел приятели быстро исправили, заполнив данными, аналогичными значившимся у Зипа. Вуаля! У баронета Левронского объявился девятый сын и четырнадцатый отпрыск. Заочно и посмертно!

Но в деревеньку друзья все же отправились: "Помогать людям — дело святое!" — решили они. Справившись с заданием монастыря они дружно порвали третью бумажку, про это задание упоминавшую и о их принадлежности к монастырю свидетельствовашую, и отправились восвояси.

Надо отметить, что с мором, оказавшим обыкновенной корью, товарищи справились не хуже многоопытного профессионального врача. Лечил в основном Оська — болячки и травы от них были его парафией. Зип лишь приглядывал, чтобы рассеяный друг "чего-нить не напортачил", по собственному выражению Тринадцатого. Первые дни после ухода из деревни прошли спокойно, но вскоре приключения, за которыми отправлялись бесстрашные авантюристы от медицины, нашли своих адрессатов.

Третий по счету постоялый двор с трактиром, где остановились новоиспеченные практикующие лекари, встретил их шумом, дымом и громким разноголосьем — в общем, стандартным набором запахом и звуков, характерных для придорожной гостинницы. К несчастью, события и действия в общем обеденном зале также были стандартны...

Осип уселся за свободный стол — караулить места, а Зиплар потопал заказывать еду и ночлег, заодно намереваясь разжиться информацией.

Дальнейшие события, видимо, тоже были предугаданы судьбой, а значит — неотвратимы. На горе или на беду, за дальним столом расположилась разношерстная компания гуляк, явно принадлежащих к младшему, или, как еще говорили представители старых родов, низшему, дворянскому сословию. Благородства и чести происхождение им, увы, не добавило, зато наделило неистребимым хамством и твердой уверенностью, что все вокруг этим господам чем-то обязаны. Началось все стого, что загулявшая молодежь с радостным гоготом и разудалым свистом устроила состязание на меткость, выбрав в качестве средств и цели, к вящему огорчению окружающих, не головы друг друга, а незаметного посетителя в темном дорожнем плаще до пят, расположившегося за соседним столиком от Оськи. Фигура гостя была мелкой, если не сказать хрупкой или даже щуплой, и после пары увертываний и одного попадания, человечек поднялся со своего места, намереваясь покануть залу с неприятным обществом. Однако, гогочущая свора дворянчиков не желала отпускать жертву.

— Га-га-га! Трус несчастный, куда собрался?! Мы тя еще не отпускали... Становись к стене — яблочком будешь! — пьяно заорал, вожак, судя по повадкам, оравы и потянулся за кнжалом.

Тут Осип не выдержал. Четко понимая, что один против пятерых не потянет, он, тем не менее, встрял:

— Почтеннейший, вы уверены, что это подходящая мишень? — Полагаться нужно было только на себя: Зип мало чем сможет помочь, все ж обучение его в воины не было должным образом завершено. Мысли Осипа лихорадочно метались в поисках выхода из ситуации с наиболее приемлемым для него результатом. На лице его, между тем, не проявлялось ничего, кроме благожелательно-простоватого любопытства. Эх-х! Сколько раз беглый послушник дурил этой маской наивности отцов монастыря... Кто бы считал — так со счету бы сбился. И все равно они вновь и вновь ловились на эту удочку!

— А что, хочешь заменить? — ощерился вожак.

— Нет, хочу предложить кое-что получше... — в голове Оськи постепенно начал вырисовываться план действий.

Посетители трактира, собравшиеся уже было покидать месо намечающейся драки, заинтересованно притормозили. Компания тоже повелась — им хотелось развлечения, а странный высокий и почти еще безусый хлюпик в лекарской мантии был не хуже мелкого хлюпика в плаще. По крайней мере, лица он не скрывал и можно было сполна насладиться его унижением...

— Пройдемте-ка на двор. Погода нынче замечательная! Там нам будет удобнее, — пресек возможные возражения пьяниц алхимик.

Толпа любопытствующих рванула занимать места в будущем "амфитеатре". К Оське пробился запыхавшийся Зип.

— Ты что творишь, а? Нет, на секунду не можно тебя оставить — сразу влипнешь! — зашипел он ему на ухо.

— Спокойно. У меня идея.

— Только не это! — простонал, закатив глаза Монастырская язва. — Может лучше ну их — и линяем, а?

-Оглянись — нас не выпустят, — спокойно прокомментировал обстановку травник.

— Ага, а если что — то я тебя зашью! Так что ли?! — взъярился Тринадцатый.

— Конечно, — улыбнулся Осип.

— И не надейся, дурак несчастный!

— Я не надеюсь, я знаю, — хмыкнул Оська, скосив взгляд на друга. — Тебе же без меня скучно будет, так что никуда не денешься — вытянешь! Да и не понадобится это, скорей всего.

— Скорей всего! — закатил глаза Зип. — То есть, гарантии ты не даешь! Так?

— Ничто в мире не гарантировано абсолютно! — пожал плечами Оська, собирая какую-то странную конструкцию из предметов, собранных по дорогеи позаимствованых из их сумок.

— Слушай, я с тобой рехнусь, изобретатель хренов! Что это будет, хоть мне скажи, а?!

— Увидишь...

— Ясно: ты сам еще не знаешь! Опять вдохновение подкатило?

— Ага, оно самое...

— Тогда я лучше эвакуируюсь! Твое вдохновение — социально опасный элемент, его от тебя изолировать надо!

— Так я и поверил! Ты — и пропустишь самое интересное?! Сам-то в это веришь? — скептически поинтересовался гордый обладатель "социально опасного эелемента".

Зиплар только вздохнул. Спорил он скорее для проформы — знал же: выбивать из головы приятеля забредившую там идею — занятие утомительное и безпеспективное, а главное — абсолютно бесполезное.

— Это чего? — гений от хирургии ошарашенно рассматривал вырастающее сооружение из веревок, ложек и дощечек, а также прочего, трудноопознаваемого, хлама.

— Предположительно или функционально? — спросил гений от инженерии.

— Как-нибудь уж... Только чтоб я понял.

— Тогда сейчас узнаешь. Пошли во двор.

Они вышли. Толпа ждала. Коипания, что удивительно — тоже.

— Дамы и господа! — хорошо поставленным голосом начал Осип. Спасибо, все же, штрафным бдения и ритуальному песнопению — сутками распевая псаломы, голосом овладеваешь в совершенстве. — Хочу представить желающим эту зубастую — в прямом и переносном смысле, видите, вон вилочка торчит! — мишень. При попадании клинок разворачивает и он летит обратно — его надо поймать. У кого не полетит — тот промазал. Кто рискнет здоровьем? Смелее: здесь сразу два врача, как-нибудь да вытянем!

Вперед вырвался, а, точнее, его выпихнули, давешний главарь дворянской банды.

— Вы? Уверены в своих действия? Не боитесь промахнуться? Ну... или, скажем, попасть?.. — вкрадчиво спросил Осип.

— Я... эта-а... ничего не боюсь! — хорохорясь выпятил грудь колесом дворянчик. Зиплар мысленно поморщился: еще недавно это... Нечто ходило гоголем и изображало "высшую знать" в собственном понимании этого понятия, конечно. А теперь этот довольно крупный индивид, строивший из себя "серьезного и опасного" выглядел полным идиотом — что ж ничего не поменялось, только теперь его идиотизм будет заметен не только Зипу. Впрочем, Тринадцатый не обольщался — эта банда действительно могла быть опасной — практически в каждом из ее членом ощущалась легкая, еще не закрепившаяся в силу молодости, гнильца.

— Что ж, тогда прошу... — сделал приглашающий жест Оська. — Всех прочих прошу отойти на безопасное расстояние!

Зиплар с запозданием осознал, что штопать ему придется не Осипа, а кого-нибудь из толпы, которая сочла "безопасным" расстояние в три метра от силы. Или — что вряд ли, пьяный же! — вожака этих идиотов, решившихся доказывать Оське, что они умнее...

Надо отметить, что хмель, начавший уже выветриваться из пустой головы дворянчика, не помешал ему попасть точно в цель... и получить кинжал обратно. Он даже почти успел среагировать — развернулся вдоль движения метательного снаряда — но именно "почти". Кинжал крепко засел в лопатке главаря.

— А теперь, извините! Долг зовет! — пафосно заявил Осип и направился оказывать первую помощь пострадавшему.

— Напомни мне тебя не злить, если забуду! — попросил нагнавший его Зип.

— А ты забудешь? — поднял бровь алхимик.

— Вряд ли, — передернул плечами хирург. И присел перед пацентом на одно колено. — Сколько пальцев?

— Три! — выдохнул пострадавший. Зип задумчиво изучил указательный палец левой руки, отогнутый в единственном экземпляре, и помахал правой петярней.

— А теперь?

— Десять...

— Ясно. Значит можно пока по живому...

— Как это? — возмутился один из дружков дворянчика.

— Он в посттравматическом шоке — боли не почует! — пояснил лекарь, склоняясь над кинжалом, торчашим из плеча пациента, и сумкой, поданой предприимчивым изобретателем. — Если, конечно, быстро все сделать.

— А-а-а... Э-э-э... — не нашелся, что ответить оппонент и отстал.

— У вас кровать свободная имеется? — задал хирург вопрос трактирщику.

— Так у нас же номер со вчера заказан! — соощил все тот же дружок, по счастью, не успевший отвалить достаточно далеко, чтоб не слышать разговора.

— Несите! Только остороженее! Это вам не мешок с картошкой! И быстро! Пока он вообще не отошел. — Коротко распоряжался попавший в свою стихию Тринадцатый.

— Куда отошел? — удивился трактирщик. — У него же того... плечо дырявое!

— Ой, доктор, он уже помирает?! — запричитал дружок, льстиво повышая Зиплара в звании. Оська невольно переключил внимание на него. Что-то здесь не так...

— Тьфу на вас! — ругнулся Зип. — Не помирает он, но кровью истечь, благодаря вашей "р а с т о р о п н о с т и" запросто может! Шагом марш в номера!

Осип проводил процессию с импровизированными носилками, сооруженными наскоро из лавки и плаща, задумчивым взглядом, а потом развернулся к трактирщику:

— Вынужден, все же, повторить вопрос своего дру... брата: у вас комнаты свободные есть? Площадь не главное, главное — опрятность.

— Да как тут сказать... — виновато развел руками трактирщик. — Места вроде и есть, да только за тройной номер плачено полностью, а занял его всего один. Тот самый, за которого вы вступились, ваша милость...

— Я не милость и даже не милорд, расслабься. Сударя вполне достаточно.

— Да. Так вот, сударь. Ежели вы изволите побеседовать со спасенным вами... Тогда только вы сможете найти приличные комнаты, прочие либо заняты полностью, либо вряд ли вас устроят. Я конечно могу предложить господам места в общинных комнатах, но вряд ли господа пожелают их делить с десятком простолюдинов... Пахнет там, признаться не очень и ничегошеньки я с тем поделать не в силах... Вы господа лекари небось и ванну захотите?

— Пары бочек с горячей водой, но не кипятком будет довольно. Но прежде действительно следует побеседовать с вероятным соседом... — Осип развернулся в указанном направлении. — Гм, кто меня проводит?

— Я сам, сударь, самолично. — Трактирщик облегченно вздохнул: пронесло, дворяне не разгневались и не стали чинить скандал из того, что на них не нашлось места. Но уладить дело следует поскорее... Еще и того капризного хлюпика уговорить. Впрочем, вряд ли он откажет спасителю... Но подозрительный он какой-то... а чем — разве разберешь? Сегодня было слишком много посетителей, дабы возможно было всех их упомнить и оценить. Да еще эта скандальная компания, вожак которой нынче принимает помощь от второго лекаря-дворянина... Тоже кстати странная парочка. Где ж это видано, чтоб лекари по двое ходили? Либо как есть по одному, либо уже к хворым вельможам и целыми табунами! Да еще и не простолюдины какие, а дворянских кровей... И на братьев что-то слабо похожи... Впрочем, припомнил фамилию господ, трактирщик, у того старого черта, прости Господи, жен было что у какого султана. Да только не единовременно, а посменно: не выживали бедолаги. Нет ничего чудного, что и братья несхожи.

Представляться своими именами Оська и Зип начали только недавно, отъехав солидное расстояние от монастыря. Погони вроде бы не было, да и кого бы в нее снаряжали, если из них двоих лишь за Зиплара платили содержание, да и то с каждым годом все меньше?.. В общем, никому они двое особо нужны не были, чему и радовались моментом.

Впрочем, о том следовало подумать позднее. Наверняка про их побег все же сообщили властям. И пару лет им придется скрываться и вести кочевой образ жизни. Либо найти теплое местечко, где монастырь им будет не угрозой. Оська тряхнул головой прогоняя назойливый мысли и вопросительно глянул на остановившегося перед очередной дверью трактирщика. Тот кивнул и чуть отступил назад за спину лекаря. Все же за эти места ему уже было проплачено вперед и с задатком и ссорить ни с одним из господ решительно не хотелось. Химик немного замялся, но справился с внезапно нахлынувшим смущением и постучал. Из-за двери послышалось нечто неразборчивое но явно вопросительной интонации.

— Господин Левронский, лекарь и дворянин желает с вами поговорить, милорд! — нерешительно высунулся трактирщик.

— Прошу прощения за причиняемое беспокойство, но это действительно так, — добавил свою лепту Оська. — Не знаю, будет ли невежливым с моей стороны настаивать на данном разговоре, однако...

— Войдите. — На сей раз голос звучал глухо, но вполне разборчиво. Осип толкнул дверь от себя и вошел в номер, оставив небольшую щель за собой. — Двери за собой закройте.

Паренек, на защиту которого Осипу сегодня привелось стать даже не снимал своего широкого плаща и стоял спиной к вошедшему, глядя в окно, что выходило во двор, где происходили собственно состязания мысли и мускула. Трактирщик остался за дверью, не рискнув присутствовать при беседе. Новоявленный Левронский сообразил, что даже не успел спросить имени сего, с позволения сказать, господина и не знает, как к нему обращаться. То, что он скрылся в комнате, не досмотрев, что же станет с его заступником, свидетельствовало отнюдь не в его пользу. Вероятнее всего, что этот тип — напыщенный дурак и трус, однако судить заранее Оська поостерегся — мало ли какие бывают ситуации.

Решив действовать и вызвать незнакомца на нормальный диалог, Осип представился и сразу перешел к сути:

— Я приношу свои извинения заранее, однако вынужден поднять этот вопрос, ибо мы с братом можем остаться без крыши над головой на эту ночь... — тут химик сделал паузу дабы набрать воздуха и сформулировать следующее витиеватое предложение, но его прервали:

— Что же, ни одного свободного места во всей гостинице? Даже в общих комнатах? Ни за что не поверю!

Осип почувствовал, что начинает закипать... Помимо ужасного запаха ночь в общей грозила всякими бедами вроде вшей, клопов и блох — словом, всего того, чего порядочный лекарь избегает всеми способами. Как и порядочный дворянин. А вот у его визави с порядочностью наблюдались серьезные проблемы. Мало того, что этот тип не представился в ответ, мало того, что и не подумал помочь заступнику, мало что не желает уступать пару свободных кроватей честным дворянам (тут химик немного покривил душой, но Зиплар действительно таковым являлся, а своего происхождения он не знал и запросто мог приписывать себе в предки хоть прадедушку нынешнего короля, хоть самого епископа Айнского, известных любвеобильностью, с абсолютно равным успехом, благо его внешность действительно свидетельствовала об отсутствии тяжелого физического труда в предполагаемом семействе, по меньшей мере ближайшие пять поколений) так ведь это нечто с ушами еще и хамит почем зря! И даже в глаза не смотрит!

— Если вы, сударь не соблаговолили заметить, то нас с братом двое, — из последних сил сдерживаясь процедил Оська. — А если бы изволили обернуться и смотреть на собеседника, то заметили бы, что к простолюдинам мы имеем весьма слабое отношение! И если уж ночевать в сортире, то я предпочту более чистых и благородных животных — лошадей, нежели пьяниц и побродяжек с которых грязь отваливается сантиметрами! Видит Бог, благие дела наказуемы: если бы я промолчал тогда этот номер ныне был бы абсолютно свободен и мне не пришлось бы испытывать подобного унижения. Дурную же шутку со мной сыграла профессиональная привычка спасать жизни... Спокойной ночи, господин Неблагодарный! — Травник резко развернулся на каблуках недавно приобретенных на очередной гонорар сапог и сделал шаг к двери.

— Постойте! — Осип недоверчиво оглянулся не торопясь поворачиваться к хаму целиком. — Прошу простить мой резвый язык, — продолжил незнакомец, — он часто втягивал меня в неприятности... Однако же я просто желал одиночества этим вечером и лишь потому выкупил весь номер. Я благодарен за предоставленную помощь и предпочел бы рассчитаться любым другим способом на ваш выбор.

— Однако вы горазды на оскорбления. Теперь я не вонючий бродяга, но скаредный наемник. Стоило ли задерживать меня ради подобного вздора? Мне еще предстоит найти место для ночлега, а уже темнеет, через час никто и на порог нас не пустит. Все же первое впечатление всегда безошибочно. Вы сударь трус и заносчивый тупица. Если сочтете сию истину оскорблением, рад быть к вашим услугам завтра на рассвете. До свиданья. — Осип в сильнейшей досаде выскочил за дверь и выругался вслух: — Чертов недоносок! Какого хрена я вообще вылез его защищать? Оторвали бы его пустую башку и туда ему дорога! А теперь еще за возможную дуэль перед Тринадцатым отчитываться! Кстати, надо еще проверить того бедолагу, что пострадал из-за этой сволочи.

Оська понимал, что называя бедолагой ту дворянско-разбойничью рожу он безбожно преувеличивает, но мало ли, вдруг сей тип, безусловно куда более опытный во внешнем мире по сравнению с вчерашним послушником с самого начала просек гнилую суть того недочеловека? И именно оттого позволил себе такое обращение, чем черт не шутит? Травник тряхнул ожесточенно головой и отправился искать пропавшего хозяина трактира: может подскажет, у кого из деревни неподалеку можно заночевать без угрозы для жизни и здоровья. Да и помыться все же не мешало бы. Особенно Зиплару, как закончит операцию, скорее всего он и одежду в крови пациента изгваздает, тоже постирать бы — а все это в итоге по его, Осипа, недомыслию.

После того как дверь за разозленным Левронским захлопнулась, фигура в плаще у окна отчаянно вопросила пространство:

— Ну и что мне теперь делать? — голос был заметно выше, нежели при разговоре с пришлым лекарем. Но кому было до того дело?

Тринадцатый, как ни странно отреагировал на произошедшее вполне спокойно. Единственно что пожурил за намек на дуэль, даже какой там намек — практически вызов! Но в то же время покладисто признал, что вероятно и сам н сдержался бы при таком раскладе. Шансы при дуэли у обоих молодых людей были весьма посредственными, поскольку умения их ограничивались преподанными Зиплару до смерти отца уроками, что закончились еще до достижения им десятилетнего возраста. Что смог вспомнить он передал Оське, да еще кое-чего они смогли сообразить в процессе упражнений на деревяшках. У них и оружия нормального не было: один детский меч на двоих — шут-а ли! Данный факт они сейчас и обсуждали.

— Если честно, я сильно сомневаюсь, что этот тип ответит на твой вызов... — устало заметил Зиплар, тем не менее на всякий случай натачивая безнадежно затупившийся за годы короткий клинок. Если бы не невеликая ширина лезвия, он может и сошел бы за гладиус, да только и форма клинка была как у обычного полуторника, так что всякому дворянину, обучавшемуся такому типу боя было бы понятно происхождение данной игрушки. Нет — сталь была вполне приличного качества, да только больно легким выходило предполагаемое оружие для не такого и хрупкого на самом-то деле Осипа. Это в привычном ему лекарском облачении он смотрелся излишне худощавым и даже скорее хлипковатым. В реальности же тип его сложения подразумевал жилистость и преизрядную силу, какую вряд ли заподозришь у такого высокого и нескладного юноши. А отсутствие лишних мышц давало хорошую скорость движений. Но все это вряд ли могло бы заменить годы практики, наличествующие у вероятных противников. Ему был обеспечен позорный хохот при виде детского меча, решись он выйти с ним на поединок. В то же время, любое другое оружие было бы непривычным его руке и вряд ли смогло бы заменить привычный легкий полумеч-полукинжал... Разве только тренировочные деревянные мечи... но тогда таковой должен быть и у соперника. Тут, кстати у Осипа могло появиться и преимущество — он был двуруким, как выяснилось в ходе тренировок с Левронским, и с легкостью вращал двумя деревянными полуторниками сразу. Но дубина, пусть и в форме меча, все же не тоже самое, что и настоящий клинок. Даже окажись он под рукой. Во всяком случае, именно так говаривал еще учитель Зиплара на его первых тренировках, что хоть и были давненько, но врезались в память шестилетнего тогда мальчугана, подобно зарубкам на дереве, какие ставят краснодеревщики на нужных деревьях для лесорубов. То есть, если и не навсегда, то до конца времени пригодности совета — точно. Еще больше ситуацию усложняло то, что последние годы в моду и обиход вошли новомодные рапиры, кардинально отличавшиеся от привычного оружия предков как формой клинка и гарды, так и техникой применения. Когда Зиплар приступал к обучению, никто не думал, что новый и казавшийся старшему поколению нелепым тип оружия так скоро завоюет предпочтения светской молодежи. Короче говоря, с какой стороны ни глянь, а они будут выглядеть безнадежными провинциалами без гроша за душой. Пусть это и не далеко было от правды, все же неприятно и вредно прослыть простаками, когда мечтаешь о хорошей карьере.