Рассказ "Случай в пиетэте"

Германия, 201... год

Пришедши из колумбария, находившегося частично на территории нашего похоронного бюро, граничившего с церковью, я разложил привезенные из типографии новые каталоги с гробами и урнами на полки отдельно стоящей витрины, и уже посматривал на часы, мысленно готовясь к предстоящему свиданию с Биргит — моей невестой, как услышал через открытое окно шум подъезжающего автомобиля. Еще один служащий — мой коллега Штефан — дождавшись меня и закончив свои дела, сказал мне прощальное "чус!" и смотался домой. В бюро я остался один, не считая шефа.

Была половина шестого и мне оставалось всего полчаса до окончания рабочего дня. Мысленно я был уже с Биргит. Я сгорал от нетерпения сообщить ей новость о том, что меня ожидает повышение по службе — я назначался заведующим нового филиала нашего бюро, открывающегося в городе N. И поэтому приезд клиентов к концу дня был для меня сегодня некстати. Чертыхнувшись про себя, я подошёл к окну.

Из черной "ауди" новой модели одновременно вылезли пожилой мужчина и женщина лет сорока, славянской внешности. Женщина была стройна и элегантна. Я сразу же обратил внимание на то, как хорошо и со вкусом она была одета.

За годы, проработанных в пиетэте, а по простому говоря, в похоронном бюро, я насмотрелся на разных посетителей. Были среди них люди разного достатка, разных национальностей, разных религий, разного возраста и разного темперамента. Приезжали по одному, и парами, и небольшими группами. На лицах одних читалось большое неутешное горе, другие же совершенно спокойно, по-деловому обсуждали все детали погребения, внимательно изучая цены на наши услуги, рассматривая каталоги с венками и гробами, пытаясь выторговать скидку. Приезжали и такие, на лицах которых я читал тайную радость.

О, мы, служащие похоронного бюро, были хорошо обучены читать по лицам, по поведению клиентов не только состояние их кошельков, но и состояние их душ на момент смерти близкого или не очень им человека. Наше бюро брало на себя все формальности траурной церемонии от начала и до конца и я вот уже в течение пяти лет почти каждый день принимал посетителей, внимательно выслушивая их желания, показывая каталоги и рассказывая о разных ритуалах.

Нужно сказать, что народу умирало много и дела у нас шли хорошо.

Я отошёл от окна и встал у широкой двустворчатой стеклянной двери, ожидая пару, поднимавшуюся на второй этаж в лифте. Мужчина — я бы дал ему лет шестьдесят с небольшим — вышел первым и подал даме руку, словно она выходила не из лифта, а из кареты. Лицо мужчины было мрачное, взгляд потухшим и горестным. Он как-то сутулился и на фоне своей спутницы выглядел мертвецом. Дама же, с дорогой кожаной сумкой в руках, ступала легко и плавно. Она высоко держала голову, на лице её играла лёгкая улыбка, взгляд с любопытством скользил по стенам и обстановке холла, хотя весь облик говорил о том, что пришла она сюда по делу. По тому делу, по которому сюда приходят только в случае чьей-нибудь смерти.

Вошедши в приёмную, в которой на тот момент никого кроме меня не было, пара остановилась у порога. Бросив быстрый взгляд сначала на меня, потом на своего спутника, стоящего у неё за спиной, женщина стала открывать сумку. Я поздоровался, представился, слегка галантно поклонившись и задал стандартный вопрос: чем могу быть полезен?

Дама подошла ко мне, всё еще роясь в сумке и сказала: "Мы бы хотели обсудить вопрос похорон, конфиденциально".

Она говорила хотя бегло, но с акцентом, иногда твёрдо выговаривая "р", что дало мне повод подумать, что она не немка. Пригласив пару присесть на один из мягких кожаных диванов, я сел напротив и, придвинув к ним стопки различных рекламных проспектов, сказал:

— Я вас слушаю.

— Видите ли, — первой заговорила дама, — речь идет, естественно, о похоронах, но мы хотели бы выяснить некоторые моменты...

Я прервал её:

"Как это ни печально, каждый человек рано или поздно должен уйти в мир иной. Наше бюро поможет сопроводить близкого вам человека в, может быть, лучший мир. Мы берём на себя абсолютно все формальности и в это траурное время поддержим вас от начала и до конца, но в первую очередь нам нужно свидетельство о смерти человека, который должен быть похоронен. У вас есть уже свидетельство или вы хотите, чтобы мы сами позаботились о бумагах?"

Глаза женщины на мгновение вспыхнули, мне показалось, что в них блеснула слеза, но дама справилась с волнением и, снова легко улыбаясь, сказала:

— Видите ли, может быть у нас... — здесь она споткнулась и поправилась. — У меня, может быть, несколько необычная просьба, но речь идёт о моих похоронах. Я знаю, что я через месяц умру и хотела бы уже сейчас заказать всё необходимое для своих похорон. Я хотела бы сама лично посмотреть гробы и венки, и вообще то, что вы можете мне предложить... Мой муж, — она посмотрела на мужчину, сидящего в напряженной позе, — мой муж всё оплатит.

Я обомлел. Непостижимо. Самой себе заказать гроб? Я внимательно бросил взгляд на женщину, потом на её мужа. Муж, устало махнув рукой, сказал: "Делайте всё как сказала моя жена. Я плачу".

Я растерялся:

— А почему Вы, извините, решили, что скоро умрете?

— Видите ли..., видите ли, у меня быстро прогрессирующий рак, и мне осталось жить недолго — от четырех до восьми недель. Я хочу завершить все свои дела и умереть, зная, где, как и в чем меня похоронят.

— Но вы можете составить завещание на этот случай.

— Нет, я хочу посмотреть всё сама. Какой смысл в этом завещании? А если я умру уже завтра?

Я несколько секунд оторопело смотрел на эту странную пару. Я бы лучше сказал, что в этот момент претендентом на тот свет был скорее её муж, нежели эта цветущая дама. Но она достала наконец из сумки то, что искала.

— Вот мой паспорт. А я бы хотела посмотреть ваш ассортимент.

Автоматически я взял аусвайс и бегло взглянул на него. Ольга Аульбах. По паспорту женщине было 55.

— Но... Вы уверены в том, что диагноз вашей болезни правильный?

Я растерянно смотрел на супругов, не зная, как вести себя дальше, но мужчина жестко посмотрел на меня и с раздражением произнёс:

— Вы услышали всё что нужно. У нас есть другие дела на сегодня, поэтому давайте ускорим процесс сделки.

Я стушевался. Попросив их подождать только одну минуту, я быстрым шагом отправился в кабинет шефа, являющегося владельцем пиетэта. Он оставался в бюро обычно часов до шести. Коротко стукнув, я вошел к херр Краузе.

Херр Краузе был один. Он сидел за столом, пил кофе и просматривая, перекладывал какие-то бумаги. Взглянув на меня, он меланхолично спросил:

— В чем дело, Юрген?

Юрген — это я. Я ходил в любимчиках у шефа, поэтому когда не было посторонних глаз, то есть других работников бюро, шеф обращался ко мне по имени.

— Херр Краузе, там пришла клиентка с мужем, которая хочет заказать полные ритуальные услуги для себя. Для себя! Причем заказ срочный!

— Не волнуйтесь, мой дорогой. Чем я-то могу быть полезен?

— Так дама еще жива... Жива! И выглядит прекрасно, она не похожа на умирающую! Как же можно...

Но шеф прервал меня:

— А почему нельзя? Желание клиента для нас закон! Делайте всё как хотят клиенты!

Ещё через секунду он, опять глядя в бумаги, осведомился:

— А что вас удивило, мой дорогой Юрген? Да, бывает, приходят престарелые люди, и делают заказы на будущее. Практично и удобно.

— Но они не престарелые еще... И, похоже, женщина просто неадекватна, она просто не соображает что делает.

— Ну а муж? Он тоже неадекватен? Они что — производят впечатление психов или сумасшедших?

— Да нет...

— Ну, вот видите, мой дорогой, всё в порядке. Идите оформляйте заказ. И без всяких скидок! А остальное не наше дело — умрёт-не умрёт. Главное — чтобы всё было оплачено!

Шеф отхлебнул из чашки кофе и склонился к бумагам, показывая, что разговор окончен. Я вышел.

Вернувшись в холл, я прошел к столику, за которым сидели странные клиенты. Мужчина сидел по-прежнему скованно, безучастно издалека смотря невидящим взглядом на страницы, которые перелистывала его жена. Ольга Аульбах с неподдельным интересом разглядывала глянцевые страницы каталога с урнами.

— Ну надо же... смотри, Клаус — кто бы мог подумать, что столько всего: на любой вкус. А какой дизайн! Красота какая! Может быть, Клаус, лучше выбрать не погребение, а кремацию? Смотри, какие красивые урны... И это всё у вас есть, чтобы посмотреть сейчас? — обратилась она ко мне, показывая на раскрытые страницы каталога с урнами.

— Нет, у нас в наличии есть только самый ходовой товар. То, что в этом каталоге, нужно заказывать. Это штучный товар от дизайнеров и нужно время на его исполнение.

— Ну как раз, если я завтра выберу себе что-то из каталога, то времени хватит.

И Ольга — я позволю себе для краткости называть так мою героиню — облегченно вздохнула.

— Я вам сейчас расскажу о том порядке, который существует у нас при оформлении заявки на похороны, и после этого вы, если хотите, можете посмотреть некоторые выставленные экземпляры урн, гробов, венков и другого ритуального ("хлама" — произнес я мысленно) ...инвентаря.

Женщина оживилась и спросила:

— А одежда для покойников у вас тоже есть?

— Да. Я вам принесу каталог, по которому вы при желании можете заказать себе погребальное платье и даже аксессуары. Некоторые вещи вы можете посмотреть и прямо сейчас. У нас есть для этого образцы.

— А как лучше — погребение или кремация?

Эта мысль, вероятно, не давала ей покоя. Фрау Аульбах смотрела на меня, будто ожидая, что я начну её убеждать лучше похоронить её в гробу, или лучше предпочесть кремацию, и как я это буду аргументировать. Мне было всё-равно, мне всегда всё-равно, какой поступит заказ. Прямого участия я ни в том, ни в другом процессе не имел — это делали другие. Моя задача — только принять заказ и соотвествующим образом оформить его.

— Я, право, не знаю... Вы это должны решать сами, Вы или ваши родственники, — я посмотрел в сторону её мужа.

Затем я рассказал о других формах погребения и кремации. Дама сидела вполоборота ко мне, с неподдельным интересом слушая излагаемую мной информацию о тонкостях погребального дела, временами восклицая "Как интересно!", словно она слушала сказку. Её мужа вдруг заинтересовала диамантовая кремация. "Как! — воскликнул он. — И у меня будет частичка моей жены в виде бриллианта?"

— Частичка праха вашей жены, — поправил я его и предложил взять пару каталогов домой, чтобы в спокойной обстановке выбрать всё необходимое. Фрау Аульбах выразила желание посмотреть некоторые образцы, относящиеся к ритуалу погребения.

Мы спустились на первый этаж и прошли в заднюю часть здания, где находилась выставочная галерея нашего инвентаря. Галерея была достроена к бюро относительно недавно и представляла собой удлинённое здание в современном стиле: высокий стеклянный потолок с галогенными лампами, открывающийся с помощью электроники и впускающего свежий воздух, стены местами со стеклянными вставками, крупная кафельная плитка светлого цвета. Стены были разрисованы пастельными, зелёными и голубыми тонами с картинами, навевающими мысли о вечном и о том маленьком отрезке времени, который приходится на человеческую жизнь. Заходя в галерею, посетители невольно понижали голос.

Мы остановились на пороге и Ольга, подняв голову, восхищённо смотрела в открывшееся пространство с живыми елями, кустами акаций и шиповника, с клумбами живых цветов. Галерея была гордостью нашего пиетета.

Первым отделом был маленький отдельчик искусственных венков. Но Ольга, не задерживаясь около него, целеустремлённо быстрым шагом направилась вперёд по галерее и остановилась только перед довольно большой и широкой витриной с урнами. Я и её муж безмолвно следовали за ней.

— Никогда бы не подумала... Никогда просто и мысли не было, что придётся столкнуться с этим... Что, оказывается, существуют такие вот заведения как ваше (она слегка повернула голову ко мне) и здесь всё так интересно...

Несколько минут она рассматривала витрину, потом попросила меня достать одну из урн и сняла крышку. Заглянув в урну, она спросила:

— И сюда помещается прах после сжигания тела?

— Нет. Прах помещается в специальную капсулу с герметичной крышкой, а уже капсула помещается в урну.

— Что, всё, что остаётся от человеческого тела, помещается сюда?

На лице её было написано изумление.

Я рассказал, что при сжигании тела взрослого в среднем получается от 2,5 до 4 кг золы. И вкратце рассказал, какими способами происходит захоронение урны.

— В таком случае, я могу хранить урну дома? — спросил муж Ольги, держа её сумку и глядя на урну, которая была всё еще у меня в руках. Он не смотрел на меня.

— В Германии это запрещено законодательством.

— А хранить прах в виде диаманта или кристалла?

— Не запрещено.

Я уже исподтишка поглядывал на свои часы и вдаваться в подробности мне не хотелось. Подробное объяснение требовало времени, выходившего за рамки моего рабочего дня. Представив, что Биргит уже ждёт меня в кафе за столиком и не понимает, почему я опаздываю, я достал из кармана сотовый и, извинившись перед супругами, отошёл назад, к венкам. Там, на расстоянии, на котором меня не могли услышать, я, отвернувшись, тихо сообщил Биргит, что свидание переносится на завтра, и, вытянув губы трубочкой, послал ей тихое "куси-буси".

Затем я убрал сотовый и вернулся к о чём-то горячо спорящей паре.

При виде меня супруги притихли и Ольга, осматриваясь по сторонам, медленно прошла вперёд. Она молча подходила к витринам с подсвечниками и свечами, к комплектам внешнего и внутреннего убранства гробов, долго рассматривая покрывала и подушки. Настроение её при этом менялось, кажущаяся веселость и беззаботность улетучивались. Я опять повторил, что комплекты могут быть выбраны из каталогов, только стоимость их будет гораздо выше.

Наконец она подошла к просторной камере "Ритуальная мода", где отдельно друг от друга на высоких стойках на плечиках висели принадлежности женского и мужского туалета, в середине камеры стояло большое двустороннее зеркало, а на полках стояла обувь и лежали шляпки, шарфы и другие аксессуары. За стеклом высокой витрины находилась и бижутерия, в основном представляющая собой ювелирные изделия из жемчуга разного цвета, черных кристаллов и родинированного металла. Были и украшения из серебра.

Фрау Аульбах долго разглядывала имеющийся у нас ассортимент, потом достала чёрное длинное платье и подошла к зеркалу. Приложив платье вместе с плечиками к себе, она постояла несколько секунд, правой рукой подправляя его то снизу, то у ворота.

О, как чёрный цвет был ей к лицу! Как элегантно оттенял бледность её красивого лица с роскошно падающими на плечи каштановыми волосами! Я, вероятно так же как и её муж, стоял и тайно любовался её стройной изящной фигуркой, точеными руками с длинными пальцами. Как-то не верилось, что ей уже 55 лет!

Ольга вдруг побледнела и пошатнулась. Я и муж моментально бросились к ней, но она устояла, уронив платье, которое я тотчас же поднял и подал ей вновь. Фрау Аульбах, однако, не взяла платье, а вышла в сопровождении мужа из камеры в галерею. Муж придерживал её за талию и призывал выйти на свежий воздух и вообще, прекратить весь этот спектакль. "Зачем тебе всё это надо! Поехали домой!". Но жена была упряма. "Клаус, мы же с тобой обо всём договорились! Ты же обещал мне, что дашь мне возможость посмотреть всё — ВСЁ", — подчеркнула она, гневно сверкая глазами. Клаус развёл руками, виновато глядя на меня.

Пара вышла в галерею и прошла к предпоследнему отделу — туда, где находились образцы гробов.

Большой отдел гробов напоминал мебельный магазин: помимо самих образцов уже готовых гробов разного размера и разных категорий, клиенту предлагались образцы различных материалов дерева и драпировок.

Ольга, бегло и по-деловому бросив взгляд на образцы, подошла к одному из двухкрышечных дорогих гробов из махагона с перламутровыми гранями и покрытого лаком. Он стоял на невысоком постаменте с одной открытой крышкой и внутренним роскошным убранством как образец серии дизайнерских гробов.

Заглянув внутрь и с трудом приподняв вторую крышку, фрау Аульбах в задумчивости сначала посмотрела на меня, а потом нерешительно спросила:

— Скажите, можно я лягу внутрь? Я только попробую!

Удивившись, я кивнул головой:

— Да-да, конечно. Я помогу вам.

Но её муж воспротивился:

— Что ты выдумываешь? Ольга, прекрати немедленно! Пойдём отсюда! Помогите мне вывести её!

Он гневно посмотрел на меня и подошедши к жене, схватил её за предплечье. Ольга, освобождаясь от его цепкой хватки, сделала шаг назад и споткнулась о постамент. Ударившись ногой, она в ярости закричала на мужа: "Ты сделал мне больно! У меня теперь будет большой синяк! Почему ты не даёшь мне умереть спокойно? Почему ты не держишь своё слово?" И она принялась яростно растирать ушибленное место, подняв ногу и поставив её на постамент. Став невольным свидетелем этой сцены, я не знал как себя вести. В конце-концов я шутя обратился к её мужу: — Знаете, ничего плохого в том нет, если ваша жена полежит пару минут внутри и успокоится. Здесь свежий воздух, пахнет сосной... Честно сказать, мы с коллегами тоже иногда в обеденный перерыв втайне от шефа (здесь я улыбнулся) ложимся в гробы, чтобы вздремнуть минут пятнадцать-двадцать.

Муж Ольги как-то дико взглянул на меня и ничего не сказал. Он отошёл назад и дал мне возможность пройти к гробу и помочь его жене лечь в него. Ольга сняла изящные босоножки и, опираясь на мою руку, встала сначала на постамент, а потом перешагнула борт и уселась в гроб. На мужа она не смотрела, она была сосредоточена и разговаривала только со мной. Оглядевшись по сторонам, фрау Аульбах плавно сдвинулась вниз и положила голову на подушку. Поправив юбку, кромка которой слегка подвернулась, она попросила меня полностью закрыть обе крышки.

— Но там мало воздуха, — предупредил я.

— Да, я знаю. Всё-равно, закройте, пожалуйста, и не открывайте, пока я не постучу.

Я опустил сначала ту крышку, где находились ноги и посмотрел на Ольгу. Она спокойно лежала, вытянув руки по швам и выжидательно смотрела на меня.

— Как Вас звать? — неожиданно услышал я вопрос из её бледных губ.

— Меня зовут Юрген. Я дам вам мою визитную карточку.

Неотрывно смотря на неё в ожидании просьбы "дальше не надо", я продолжил медленно опускать вторую крышку, пока она полностью не коснулась борта. Гроб был закрыт. Воцарилась тишина и мне стало жутко даже несмотря на то, что вечернее летнее солнце, медленно опускаясь, заливало еще довольно ярким светом эту часть галереи через стеклянный потолок, и множество живых ярких цветов оживляло маленький траурный ландшафт, заключенный в стены.

Постояв с минуту спокойно, затем я всё это представил себе как фрагмент какого-нибудь фантастического фильма или фильма ужасов. Вот сейчас открою крышку — а там никого нет!

Я вдруг испугался, моё лицо покрылось испариной. Оглянувшись на мужа Ольги, отрешенно стоящего в стороне, я вопросительно посмотрел на него. Он не понял или не захотел понять мой взгляд. Или, скорее всего, он не хотел сердить жену, которая в её кажущемся спокойствии находилась близко к истерике. Не знаю сколько прошло времени — мне эти минуты показались вечностью, и я, подождав еще и не слыша стука, стал нервничать. Я уже жалел, что разрешил этой женщине лечь в гроб. И хотя мой шеф всегда учил меня: "желание клиента для нас закон", я подумал теперь, что впредь такие желания больше выполнять не буду. Положив руки в карманы брюк, я начал медленно дефилировать туда-сюда мимо постамента в ожидании либо стука, либо команды мужа на открывание. Потом мне пришла мысль, что, может быть, Ольга стучит, а мы не слышим. Может быть, дорогая плотная драпировка внутри гроба не позволяет сколько-нибудь делать стук слышимым. Мы со Штефаном, когда отдыхали в гробах, мы-то не закрывались полностью крышкой!

По-видимому, херр Аульбах тоже начал нервничать. Он переложил сумку жены в правую руку и левой сдвинул правый рукав пиджака. У него были хорошо узнаваемые часы "ролекс" на руке.

Стука всё не было. "Не могла она там задохнуться?" — этот его вопрос явился для меня сигналом к действию и я бросился к гробу. Он, поставив сумку с проспектами на пол, большим скачком запрыгнул за мной на постамент. С тревогой я быстро поднял левую крышку.

Ольга лежала с закрытыми глазами и спала. Её ровное, но хорошо слышимое дыхание говорило о том, что сон её глубок. На красиво очерченных, но бледноватых губах играла лёгкая улыбка. Клаус, поначалу в тревоге застывший за моей спиной, смотрел на жену через моё плечо и улыбался.

"Ф-у-у-у...", — произнёс я, вытирая ладонью вспотевший лоб и уступая место её мужу, нежно взявшему руку жены и прощупывающего пульс. "В норме, — удовлетворённо произнёс он и сел на постамент. — Я врач. Если можно, дайте ей поспать минут десять. Я вам оплачу все неудобства".

Я присел рядом: "Да, пусть поспит".

Ещё теплившаяся надежда увидеть сегодня мою Биргит окончательно испарилась. Я уж был рад тому, что женщина просто уснула. Представляю, что было бы, если бы она задохнулась в этом проклятом гробу! Вся ответственность на мне. И прощай Биргит. И да здравствует тюрьма! Я, по всей видимости, малость переволновался, так как пот катил по мне градом. Достав одноразовый бумажный платок, я принялся тщательно вытирать лицо.

"Знаете, — услышал я голос Клауса. — С моей женой я познакомился в России, в Москве, в 1982 году. Тогда это был ещё Советский Союз... Я жил в Хемнитце, в бывшей ГДР, мне было 33 года и я с группой врачей был послан на международный конгресс по кардиологии. К тому времени я был женат, но детей не было, как-то не получилось... Моя первая жена тоже врач. Я тогда искренне верил, что люблю её. Без детей жизнь была пресной и мы были поглощены работой, хотя и в разных сферах. И вот меня послали на конгресс и я встретил Олю. Встретил случайно, она не врач. В то время она закончила музыкальное училище и преподавала в музыкальной школе. Так вот, увидев её, услышав, как она играет на рояле, я уже не мог её забыть. Ей было 22 и она была свободна. Вот тогда я узнал, что такое настоящая любовь, настоящая страсть. Я уехал, признавшись ей в любви и получив взаимное признание. Я не скрыл, что я женат, и у нас с Олей, выросшей в интеллигентной семье, не было физической близости. Она, хотя и не очень хорошо, говорила по-немецки. Она мне тогда сказала: я не буду разбивать твою семью, твоя жена тоже имеет право на счастье, время и расстояние лечат, а дети у вас еще будут. Вернувшись домой, я месяц ходил как в дыму, у меня всё валилось из рук, так что жена заметила перемены. Она всё правильно поняла и не стала меня удерживать. Мы развелись и я стал добиваться руки Ольги. В то время это было очень тяжело... Но у нас получилось! Мы зарегистрировали брак в Москве и я привез молодую жену в Хемнитц. Через год у нас родился первый ребёнок, а ещё через два года — второй. И мы до сих пор вместе и счастливы! После того как рухнула Берлинская стена, мы переехали сюда, на Запад. Я открыл свой праксис*, а Оля до сих пор преподает в музыкальной школе нашего небольшого городка. Да, мы живём не здесь, не в этом городе. Здесь живет моя сестра. Оля не хочет, чтобы кто-то знал о её болезни и особенно наши дети. Она страшно боится этого, боится, что я где-нибудь кому-нибудь проболтаюсь. Я никогда ни в чём ей не отказывал. Материально мы обеспечены. Поездки по морям, разные страны, хорошее полноценное питание, дорогая косметика, отсутствие стрессов — у Ольги было всё. Я сам лично следил за её здоровьем... Болезнь свалилась внезапно, как-будто для того, чтобы негативно компенсировать наше счастье. И я сам врач — я ничем не могу помочь ей! Мало того — Ольга ни в какую не хочет лечиться. Она не соглашается ни на операцию, ни на химиотерапию. Она говорит: у меня была с тобой такая счастливая жизнь, я ни о чем не жалею, просто мне отмеряно слишком мало — и с этим ничего не поделаешь, такая, видно, у меня судьба. И вот она решила на свой лад подготовиться, втайне от детей, заказать всё необходимое для своих же похорон и "примерить" всё на себя... А когда придёт время — ваша фирма должна доставить весь наш заказ по указанному адресу. Я хорошо знаю характер Оли. Поначалу я еще спорил с ней, ругался, но она упрямая и упорная, она начнёт всё делать в обход меня и получится ещё хуже. Поэтому я в конце концов решил не нервировать её, не провоцировать на какие-нибудь опасные действия, она сейчас под воздействием болеутоляющих средств, психика у неё очень хрупкая.

Мы завтра уезжаем домой, но я приду к Вам после обеда и покажу по каталогам конкретные вещи, которые выберет моя жена. А там как Бог даст!"

Херр Аульбах замолчал, а я, внимательно слушавший этот рассказ, не знал, что ответить. Да и что я мог ответить? Мне всего 29 и я тоже страстно влюблён в свою Биргит. И я тоже хочу счастливую семью с кучей детей. Но я не хочу знать о том, что будет у нас в старости. Мы оба ещё пока здоровы, пока...

Я посмотрел на врача. Казалось, что после того, как он частично приоткрыл мне свою душу, ему стало легче. Он сидел уже прямо и свободно, облокотившись локтями о колени. Его "ролекс" сверкал золотом в лучах заходящего солнца. Взгляд его был направлен в себя, в глубь своих воспоминаний. Увидев, что я смотрю на него, он улыбнулся и сказал, поднимаясь с постамента: "Вы еще так молоды, какое это счастье — молодость!"

Наступив одной ногой на постамент, он заглянул в гроб и, опустив туда руку, положил её ладонью жене на лоб. Я тоже встал.

Ольга открыла глаза. В первое мгновение казалось, она не поняла где находится. Увидев меня, мужа и галерею, она, слегка закинув голову назад, истерично захохотала. А затем смех перешёл в рыдания. Клаус подал ей руки и, опершись на них, Ольга, перешагнув борт гроба и всё ещё плача, упала в объятия мужа. Она уткнулась ему в плечо, обняв за шею, тело её сотрясалось от рыданий. Из чувства такта я отвернулся, но слышал, как Клаус успокаивает её: "Всё будет хорошо, Оля. Всё будет хорошо". Затем он обернулся ко мне: "Ей нужно на свежий воздух. Есть здесь у вас выход на улицу?"

Я, кивнув головой и достав из кармана пиджака свою электронную карту, являвшуюся одновременно ключом, пошёл к стеклянной двери, ведущей во внутренний двор нашего заведения. Оттуда был проход к фасадной части здания, где была припаркована машина Аульбахов. Клаус помог жене надеть босоножки, поднял стоящую на полу недалеко от гроба сумку, затолкал в неё каталоги и проспекты, взял всё еще всхлипывающую Ольгу под руку и они последовали за мной. Выйдя с ними за дверь, я показал им на их виднеющийся "Ауди" и подал свою визитную карточку.

Слёзы всё еще катились по лицу Ольги, она отворачивалась от меня, стесняясь. Муж её Клаус поблагодарил меня за задержку, за помощь. Он сказал, что придёт завтра один и мы оформим заказ.

На этом мы расстались. Я закрыл изнутри стеклянную дверь в галерею и, приведя в порядок гроб, в котором побывала Ольга, вернулся в бюро.

На следующий день херр Аульбах действительно пришёл ко мне на приём и мы в течение часа оформили основные формальности. Предварительный счет на те ритуальные услуги, которые выбрала его жена, составил около двадцати тысяч евро.

На мой вопрос, как чувствует себя его супруга, он ответил, что Ольга успокоилась. Я пожелал ей выздоровления.

А ещё через неделю я переехал вместе со своей невестой в город N. Моя свадьба, куча дел, навалившаяся в связи с переездом и с новым местом работы, поначалу частые командировки, а потом и рождение наших с Биргит близнецов, а следом через год ещё и дочурки — я совершенно погряз в житейских проблемах. Большой объём работы и высокая должность также не позволяли мне расслабляться. Я начисто забыл эту историю.

...Через три года, отдыхая с семьёй в одном из отелей на побережье Алкудии испанского острова Майорка и находясь на пляже, я был послан моей супругой за мороженым для детей в пляжное кафе.

Народу на пляже было много. От голых тел, зонтов, палаток-ракушек, пёстрых купальников рябило в глазах. Я почти бегом, иногда переступая ноги спящих на полотенцах или мелком песке людей, оббегая детвору или зонты, вкопанные в песок, спешил поскорее выполнить поручение, так как иногда Биргит с маленькой дочуркой на руках не могла справиться с нашими сорванцами и оставлять её одну с этой компанией скачущих, орущих, прыгающих, бегающих и кривляющихся "вечных двигателей" было нежелательно.

Уже пересекая условную линию между песком и каменной дорожкой, ведущей к кафешке, я вдруг неожиданно столкнулся с хрупкой фигуркой загорелой женщины с каштановыми волосами и в тёмных очках. Она несла в руках две бутылки воды и тоже торопилась. Я бы, может быть, не обратил на неё внимания, но при быстрой ходьбе навстречу друг другу нечаянно сильно ударил её по руке и она выронила пластиковую бутылку. Я быстро поднял бутылку и, извиняясь, протянул её женщине. Но она свободной рукой сняла солнцезащитные очки и у меня от изумления чуть не сорвался вопрос: "Как, ...?"

— Юрген? — с секундной задержкой она вспомнила моё имя. — Нет, не умерла, — словно читая мои мысли, с улыбкой продолжила Ольга и засмеялась.

Мы отошли в сторонку под тень большого зонта уже на территории кафе. Ольга не изменилась. За эти три года она осталась такой, какой я её запомнил в тот день, когда она легла в гроб.

— Знаете, тогда, в гробу... — она сначала опустила глаза, а потом стала смотреть в землю, временами бросая на меня короткие взгляды. — ...тогда в гробу мне приснился сон, что я стою на зелёном лугу, вокруг меня никого нет, а есть только голоса... Я никого не видела, но речь воспринимала как диалог двух разных голосов. Один голос как бы вопрошающий, а другой — отвечающий. Один спрашивал: "А эта как здесь оказалась? Кто послал её?" А другой отвечал что-то типа "не знаю, ошибка вышла"... Дальше что-то невнятное, и в конце как бы "уберите её"... Причем всё это так... словно как в густом тумане в ушах, не передать словами... Но у меня было такое состояние приятное... тоже не описать...

Потом мы с мужем уехали домой. Я вернулась к работе. Я была готова к смерти. Я была готова ко всему. Я успокоилась и стала ждать мучительного конца. Я написала прощальные письма своим детям и своим родственникам в России и сказала мужу, куда я эти письма положила. Я перебрала свой гардероб и свои украшения, и сделала наклейки — кому адресовались те или иные вещи и драгоценности, когда я умру. Я не забыла никого. И даже тем, кто завидовал мне и делал пакости — я тоже оставила кое-что ценное в память о себе. Я всех простила. Потом я приготовила себе наряд для похорон: моё любимое вечернее тёмно-синее платье с комплектом ювелирных украшений к нему, черные туфли на высоких каблуках и клатч к вечернему наряду, в который положила флакончик любимых духов. Затем я сделала фотосессию и отобрала лучшие снимки для детей и внуков, чтобы они запомнили меня такой, какой я была в то время. На снимках, под слоем косметики, я улыбалась счастливой улыбкой здоровой женщины. И я продолжала принимать сильные обезболивающие. От них меня начало тошнить. Параллельно я временами ездила к психотерапевтам, полностью поменяла питание.

Но как-то раз я забыла выпить обезболивающее, потом забыла второй раз, третий... Потом уже сознательно попробовала целый день прожить без таблеток — ничего. Дальше — больше: я совсем перестала их пить и всё ждала, когда же придет эта ноющая, едва выносимая боль. Но она больше не приходила. Мой муж был удивлён. Он повёз меня в частную клинику на обследование, но там сказали, что у меня нет рака.

И вот уже три года как я живу. Я оставила работу и мы переехали в деревню. Я пробую сочинять лёгкие фортепианные пьесы, бесплатно даю уроки музыки детишкам нашей деревни, много времени посвящаю внукам. Мой муж сильно поседел. Он уже на пенсии, но ещё немного подрабатывает и пишет статьи по кардиологии. И я ему очень благодарна, что он поддержал меня в то время, выдержал мою депрессию, мой характер, не оставил меня.

Ольга улыбнулась и опять надела очки: "А сейчс я бегу к своим самым младшим внукам. С ними Клаус. С внуками к нам пришла вторая волна молодости!"

Я попросил передать привет её мужу и Ольга, словно 20-летняя, лёгким быстрым шагом пошла в направлении моря. А я про себя решил, что как только мои пацаны съедят мороженое, мы все вместе пойдём искать Аульбахов. Я не спросил, сколько лет её младшим внукам, ну а вдруг... За одной большой бандой "вечных дигателей" всё же легче смотреть вчетвером.