Цена свободы

Закарий впервые побывал за пределами Города в прошлую субботу — поехал на экскурсию вместе с ребятами. Поездку организовал учитель географии, Эль-Ган. Этот человек давно хотел показать детям внешний мир, но все никак удобного случая не выпадало. То погода не позволяла, то в Школе устраивали медитации, то Праздник чистого воздуха, выпавший на субботу, — все это срывало их экзотический пикник, дата которого откладывалась каждую неделю. Совет закрывал глаза на эти шалости. Выход за пределы не запрещался, однако вызывал у горожан откровенное удивление. Возможно, потому, что Город окружала холмистая степная равнина, которая тянулась на тысячи километров к западу, а затем упиралась в мертвый океан, на тысячи километров тянулась она и к востоку, сталкиваясь с горными вершинами. Равнина эта была абсолютно непригодна для жизни. Она напоминала гигантское кладбище, надгробьями в котором служили останки древних строений и машин. Ничего увлекательного в прогулках по такому унылому месту обитатели Города, разумеется, не видели, и если отправлялись туда, то только по исключительной надобности. Ради поддержания жизни людей из Города по скоростным трассам ежедневно уходили к дальним рубежам груженные металлоломом составы, и приходили составы с продуктами, запчастями, другим жизненно важным сырьем. Этим ограничивались контакты людей с внешним миром.

Экспедиция длилась с субботы по понедельник. Совет долго упирался против поездки, но Эль-Гану все же удалось убедить директора дать ему разрешение. Перебирая в памяти картинки из уже прошлого путешествия, Закарий невольно потешался над собственной наивностью и простодушием. Горожане заблуждаются насчет некоторых вещей, думал он.

Сегодня — среда, и сегодня ему исполнилось 17 лет. Поздравляют все — семья, друзья, знакомые; ты становишься центром всеобщего внимания. Ощущение собственной значимости в чужих глазах позволило Закарию взглянуть на себя во время экскурсии со стороны. Он-то ожидал увидеть таинственные громадины из прошлого, призраки механических богов ушедшей эры, величественно сияющие под полуденным солнцем, как кораллы. Вместо этого они стали свидетелями невероятного количества свалок, истлевающих от ветра и осадков. Эль-Ган пару раз останавливал гравилет в нескольких особо живописных, на его взгляд, местах. Основная цель путешествия — показать школярам океан — как-то позабылась на фоне увиденного в равнине, и дети уже порядком утомились, когда транспорт прибыл к побережью.

Они окружили учителя небольшой группой, а тот показывал на толщу воды, с ревом бьющую о прибрежные валуны, и говорил:

— Это Атлантический океан. Вы конечно же знаете, что вода когда-то покрывала две трети территории Земли. Когда-то мировой океан был колыбелью жизни на Земле. Сейчас он медленно умирает, отравленный отходами, которые сбрасывали в воду наши предки на протяжении многих десятилетий. Хотя выбросы давно прекратились, еще не прошло достаточно времени, чтобы восстановить цепь биоценоза. Пищевые цепи были разрушены из-за исчезновения многих видов животных, и теперь заполнить эту нишу некому. Пройдут многие миллионы лет, прежде чем уровень океана поднимется до заветного, когда на небе снова появятся дождевые облака. Смотрите и запоминайте. Изучайте, пока есть время. Не исключено, что за пределами Города вы находитесь первый и последний раз в своей жизни.

Два часа дети исследовали берег в поисках артефактов и просто интересных вещей. Цепочка ребят растянулась вдоль прибрежной полосы. Эль-Ган подходил то к одному, то к другому ученику и давал пояснения на любой интересовавший детей вопрос. В один тех моментов, когда учитель отвернулся, Закарий спустился к самой кромке воды, вынул руку из защитной перчатки, оглянулся и, убедившись, что никто не обращает на него внимание, опустил кисть в воду. Волна лизнула его плоть, он выдернул руку из воды, как ошпаренный и отскочил прочь. Ощущение, которое он испытал, ни с чем нельзя было сравнить. Торопливо одев на руку перчатку, он достал из-за пазухи колбу, зачерпнул ее в воду, запечатал и нанес на пластике лазерным карандашом: "Атлантика".

Время шло. Ветер выл в прибрежных камнях. Океан шумел, атакуя сушу. Словно живое существо, он то стихал, то с ревом обрушивался на берег, размазывая по гальке пену. Закарий смотрел с возвышения на это, на фигурки людей, бредущих по пляжу, и вдруг понял, насколько каждый из людей беспомощен в сравнении с силами стихии. Тревожная мысль заставила его отойти назад еще не пару шагов — вдруг океан накроет его волной и утащит с собой в пучину? Он представил себе эту картину и содрогнулся. Богатое воображение порой играло с ним злые шутки. Шаркая носками ботинок по песку, он вдруг заметил прямо под ногой продолговатую штуковину — еще чуть-чуть и подошва неминуемо раздавила бы предмет. Машинально спрятав находку в карман комбинезона, он занялся сбором геологических образцов для лабораторной работы и вскоре позабыл о ней.

Из всех остановок в равнине ему запомнилась лишь одна, возле аэродрома. Широкая площадь, погнувшаяся башенка диспетчерской. Половина ангаров провалилась внутрь, а те самолеты, что остались на открытом воздухе, покрылись дырами, ржавчиной, развалились на части. По взлетной полосе гулял только ветер, да несколько птицеящеров перелетало со столба на столб.

— Вот при помощи таких машин древний человек поднимался в воздух, — сообщил Эль-Ган, подведя детей к наиболее целому самолету.

— Но каким образом человек мог летать? — спрашивали они его.

— Разве вы не учили историю, бездельники?! — возмутился Эль-Ган, вышагивая по трухе, бывшей некогда асфальтом, взад-вперед. — Я не собираюсь устраивать вам экзамен, и меня нет никакого желания читать нотации. Время! Смотрите. До дома всего тридцать километров на северо-восток. У нас еще уйма времени. Мы можем уехать домой сейчас или пождать до вечера. У каждого из Вас есть маяк, так что мы в любом случае не потеряемся. Выбор за вами.

И учитель демонстративно отвернулся, пока дети голосовали. Мнения разделились. Двадцать один против шести голосовали за то, чтобы остаться здесь до вечера. Закарий был в числе тех шести — равнина ему надоела.

— Странно, пожал плечами учитель, — Редко кто не хочет поскорее вернуться за стены Города.

— Мы устали, хотим есть и пить, — объяснили ему. — Это всего лишь вынужденный привал.

Пока класс обедал, Закарий и его друзья от нечего делать отправились изучать уцелевшие ангары. Почти все они были разворочены или открыты настежь, кроме одного — самого дальнего. Никто из группы не обратил на их уход особого внимания, каждый был занят своими проблемами. Подзуживая друг друга, Закарий и его приятели вскарабкались на завалившийся в бок истребитель. Белобрысому Крайлу даже удалось открыть кабину управления. Второй, Тэн, ловко запрыгнул в кресло пилота. Закарий устроился на месте штурмана.

— Ты глянь! — восторженно орал Тэн, дергая рычаги, — Смотри, сколько тут всякой всячины!

— Эй, что ты делаешь? А вдруг эта штуковина взлетит?

— Не взлетит, не болтай чепухи. Ей несколько тысяч лет.

— Откуда тебе знать? Что если она до сих пор исправна?

Тэн повернулся к Закарию и совершенно серьезно спросил:

— Ты шутишь? Чудо, что это старье до сих пор не рассыпалось в пыль. И потом, такие сложные механизмы нужно постоянно поддерживать в рабочем состоянии.

— Тут он прав, — поддакнул Крайл, устроившись на фюзеляже и свесив ноги вниз, — Машине нужно топливо, смазка, ремонт.

— Сразу видно — отличники, — вздохнул Закарий, припоминая результаты теста на интеллектуальные способности. Его коэффициент был чуть выше среднего и был годен лишь для технической работы.

— Готов спорить, вон те цифры показывают скорость, а вон те — уровень высоты.

— Похоже на то, — Тэн задумчиво пощелкал тумблеры и взял в руки штурвал. — А это главный прибор управления. Куда ты, туда и машина.

Потом они обследовали ангары, один за другим. В каждом обнаруживались точно такие же истребители и какая-то наземная техника, все разной степени изношенности. Закарий обратил внимание на то, что основная часть оборудования сохранилась нетронутой, хоть и посерела под ковром пыли. Дойдя до ангара, друзья обнаружили, что он заперт на массивный замок, долго пытались открыть задвижки, но все тщетно. Разрезать такой замок мог только молекулярный дефрактор. Но такого инструмента под рукой не оказалось.

— Что же там может быть? — хмыкнул Крайл, почесывая затылок.

— Наверно то же, что и в других ангарах.

— Нет. Что-то другое. Нечто ценное. Важное. И заметьте, этот ангар по размерам больше других.

Они отошли назад и разница сразу бросилась в глаза. Видимо потому, что о ней раньше не думали, решил Закарий, зафиксировали размеры, но не придали им особого значения.

— А это еще что? — спросил он, невольно посмотрев на пейзаж позади сооружения.

— Похоже на руины.

Они пошли по направлению к темным силуэтам, словно сбившимся в кучу — так плотно фигуры взгромоздились над степью. Чем ближе они подходили к ансамблю нагромождений, тем яснее становилась, что перед школьниками дома — всего лишь потемневшие от времени, покосившиеся домишки.

— Э-э-э, ничего интересного! — махнул рукой Тэн, и развернулся, чтобы уйти. — Очередная свалка.

— Хм, — вымолвил Закарий, продолжая шагать вперед. К поступку Тэна он отнесся безразлично, потому что в меньшей степени зависел от чужого мнения. Затылком он чувствовал взгляд Крайла, хотя тот вполне мог последовать примеру Тэна. Так они и вошли в заброшенный поселок. Под ногами хрустели комья засохшей глины. Городок состоял всего из одной центральной улицы, по бокам которой сгорбились двух— и трехэтажные особняки однотипной постройки.

Улица упиралась в площадь, на противоположном конце которой в жарком мареве подрагивала церковная церквушка. В воздухе стрекотали невидимые существа, где-то на задворках палисадников шуршала мелкая живность. Деревянные доски, из которых сколотили эти дома, давно растрескались и покрошились. Там, где они совсем рассыпались, чернели безобразные проплешины. Где-то ветер хлопал косяками, те жалобно скрипели. Городок казался абсолютно мертвым.

Закарий и не заметил, как закончилась улица. Теперь оба друга стояли на мощеной гранитными булыжниками площади, посреди которой одиноко вгрызся в землю колодец.

— Ну и дыра, — сказал Крайл, поддев носком ботинка камешек. — Похоже Тэн был прав относительно этого места. Делать здесь явно нечего. Пойдем?

— Да, только узнать бы, что там... — Закарий кивнул на церквушку.

Крайл фыркнул, но похоже сообразил, что его приятель отступать не собирается. Закарий успел заработать себе репутацию упрямца в школьной среде. Двери здания встретили их заколоченными досками. Закарий упрямо вцепился в дерево и потянул на себя. Что-то громко хрустнуло, протяжно и жалобно заскрипело, и доска отлетела на земле вместе с ухватившимся за нее парнишкой. Он глянул на заржавелые гвозди, торчащие из косяка, ухмыльнулся и с готовностью вскочил на ноги. Крайл опередил его, и вот уже оба выдирали вторую доску из двери. Несмотря на прилагаемые усилия, дверь открываться не желала. Ребята провозились с ней больше получаса, пока Закарий не решил отдернуть задвижку. Механизм был примитивен и понять его назначение было легко.

— Ну-ка, подсади меня!

Металл клацнул о металл, и створки входа медленно ушли в стороны. Мальчишки долго не решались войти внутрь, всматриваясь в сумрак. Порог казался Закарию пастью чудища, а распахнутые настежь двери — его челюстями. Чудище замерло и ждет, когда добыча попадется в ловушку. Закарий чувствовал, что его друг сгорает от желания поскорее убраться отсюда. И самого его одолевало такое же желание, но что-то все-таки удерживало. Он прекрасно понимал, что может в любой момент развернуться и уйти, но если уйдет, так и не переступив порога — никогда себе этого не простит. Что ж, делать нечего, решил он, и вошел первым. Навстречу поднялись целые вихри пыли, нестерпимо засвербело в носу, он закашлялся и чихнул, протирая линзы очков. Пыль проникала даже через мембрану респиратора. Невидимые щупальца щекотали на вспотевшем лице кожу. Сколько он ни таращился в темноту — бесполезно, так и стоял, ожидая когда глаза привыкнут. Отступать было нельзя, а идти вслепую — глупо. Постепенно, словно всплывшие на поверхность из воды, вдоль стен проступали очертания утвари. Он увидел впереди потускневший от времени алтарь, а на нем статую обнаженного человека, почему-то прикрепленного к кресту. Лучи света падали точно на его лицо, и оно показалось Закарию смутно знакомым. Человек явно страдал — Закарий сразу это понял и не заметил, как оказался в паре шагов от алтаря. Оглянулся — по обе стороны от центрального прохода тянулись штабеля скамей. Увидев их, он вспомнил об усталости и присел на край первой скамейки в правом ряду. Рядом возник и Крайл.

— Кто это? — прошептал он.

— Не знаю.

— А это что за женщина? — Крайл кивнул на левый фронтон, в углублении которого застыла женщина в длинной одежде с младенцем.

— Откуда мне знать!

— И еще какие-то мужики, — продолжал комментировать Крайл, — Ты посмотри, даже без масок. Волосатые. И кожа у них какая-то... рыхлая. Как тесто.

— Это же древние люди, Крайл! Я-то думал, ты догадаешься. Они жили много лет назад, в то время природа была не такой суровой и в общем... — Закарий запнулся, не находя слов.

— Я знаю, просто в голове не укладывается, что человек был когда-то таким... уязвимым.

— Человек рождается уязвимым. В то время у них не было необходимости совершенствовать себя, — пожал плечами Закарий. — Я так думаю.

— Дикари, — вынес вердикт Крайл, вертя в руках подсвечники. — Если нет необходимости, это же не значит, что надо выглядеть, как животное. Хорошо, что мы не такие.

Они помолчали, наблюдая, как пылинки пляшут на световой дорожке. Закария неожиданно охватило спокойствие. Опасность и страх перед неизвестностью куда-то исчезли. Краем уха он слышал, как друг с грохотом и восклицаниями ворочает хлам, но это было на периферии его восприятия, это было сейчас неважно. Важно было понять, почему человек на кресте мучился от боли, ведь боль иррациональна. Она сигнализирует об угрозе хрупкому телу, она предупреждает, что человеку причиняют вред. Люди рождаются и умирают в мучениях. Они и сейчас появляются на свет такими, какими в древности взрослели, старились и умирали, и пока ученые не придумали, как сделать человека неуязвимым уже в теле матери. Как это делается сейчас с каждым человеком. Как древние не могли понять эту несправедливость? При всем количестве их знаний, уровне развития и могуществе — так поступить с собой. Эти вопросы оставались для Закария в категории неразрешимых.

— Смотри-ка, что я раскопал! — Крайл торжествующе выступил из сумрака с приплюснутым предметом в руках. При ближайшем рассмотрении предмет оказался сплетенными между собой листами ветхой бумаги.

— А, помню! Нам рассказывали про эти штуки на уроках истории. Они предназначались для хранения информации, — сказал Закарий, взяв предмет в руки.

— Книга, — вставил Крайл.

Обложка выцвела и сильно истерлась, обнажая картонное нутро. И все же, крест на ней проступал четко.

— Похоже, имеется некая связь между символом креста здесь и на вон том постаменте, к нему прикована статуя, — заметил Закарий, переводя взгляд. — Вот бы научиться читать эти иероглифы... как их?

— Буквы, — снисходительно улыбнулся Крайл.

— Точно! Буквы! Вот бы научиться их читать!

— Зачем?

Этот простой вопрос поверг Закария в оцепенение.

— Зачем? — спросил Крайл. — Какая нам от этого польза? Нам не нужно деструктивное прошлое человечества, его заблуждения и идеалы. Нам от них только вред. Нет смысла в презренном занятии копания в обломках страшного, темного, жуткого прошлого, которое не принесло нам ничего, кроме страданий. Мы должны избавиться от ошметков старого образа мыслей и устремить свой разум на покорение новых высот самосовершенствования. Человек должен стать универсальным существом. На смену Хаосу придет порядок, и порядок этот принесет в мир Новый Человек!

И это вещает 17-летний пацан, думал Закарий, с восхищением наблюдая за распалившимся Крайлом. Хотя прекрасно знал, что слова эти взяты из ежегодного Обращения Первого Хранителя Крепости и заучены его дружком наизусть. Слова эти он слышал — тысячу раз. Но с такой патетикой их не произносил еще никто. Везет Крайлу! Хотел бы я быть таким же, как он, хоть на денек. Пример для подражания. Отличный ученик. Усваивает любой материал на лету. Способный, цепкий ум. Такой гражданин послужит на благо Городу, такие Городу нужны, они — блестящее будущее человечества.

— Ты прав, — кивнул Закарий, краснея от стыда.

— Лично я жду не дождусь, когда пройду первую в своей жизни Модификацию. И жить сразу станет удобней. Ты только представь, Закарий! Не нужны будут защитные гермошлемы, респираторы, линзы, нарукавники, и еще куча всяких приспособлений. Без страха подставлять кожу открытому солнцу, зная что с тобой ничего не случится — нет ничего лучше на свете!

Крайл прыгнул за кафедру:

— Когда-нибудь человек станет настолько совершенным, что сможет существовать в любых условиях и не будет ему преград, а могуществу его — предела!

В глазах Крайла плясали огоньки упоения, по губам блуждала озорная улыбочка.

— Выходит, зря мы выехали за пределы Города, — задумчиво произнес Закарий.

Крайл с какой-то брезгливостью посмотрел на него.

— Нет, это нужно! Мы должны были собственными глазами убедиться, к чему планету привела человеческая глупость тысячи лет назад. Мы были обязаны увидеть этот дряхлый, никчемный мир, место которому на помойке истории. Ты прекрасно знаешь, для чего все это. Чтобы не совершать этой чудовищной ошибки еще раз. Порой ты меня удивляешь, Закарий!

Вдруг лицо Крайла исказилось от изумления, в правой ладони будто бы сам собой оказался портативный нейтрализатор. Смотрел он теперь в сторону входа, поверх головы друга.

— Эй! Что вы здесь делаете?! — гаркнул кто-то мужским голосом.

На источенные червями доски легла тень. Закарий медленно обернулся. Возле входа стоял старик. Он был в потрепанной ветхой одежде, серой от дорожной пыли. Буйная поросль на его лице клоками торчала в разные стороны. Выглядел он, как сущий оборванец, и чем-то был похож на бандита-рэйдера, одного из тех, что грабили грузовые составы, курсирующие между городами-крепостями. Штаны из защитной материи с карманными заправлены в ботинки с высоким голенищем, поверх — рабочая куртка, какие носят технические рабочие с терминалов, шея повязана грязно-алым платком, грубо скроенное лицо — в язвах, рубцах и пятнах. На макушку старик надвинул фуражку с козырьком, из уха торчит усик пеленгатора, за плечами кислородный рюкзак. Респиратор старик сорвал, дыхательные трубки отсоединены. Только на глазах остались защитные линзы-затемнители. В руках он держал продолговатый предмет, один конец которого развернулся в их сторону. Знакомый образ, отметил про себя Закарий.

Молчание стало таким гнетущим, что хотелось зажать уши или срочно что-нибудь сделать. Но Закарий боялся пошелохнуться и все никак не отводил от странного старика взгляд, смотрел, запоминая каждую деталь одежды. И один ошеломляющий факт.

— Мы из Города. Мы выехали на экскурсию, — сказал Крайл, отчетливо произнося каждое слово. Как догадливый малый, он прекрасно понимал, что от каждого их слова и движения зависит, выйдут ли они живыми отсюда. В выражении лица старика ничего не изменилось. Продолжая все также стоять в дверях и, не отводя от них конец "палки", он лишь переминался с ноги на ногу.

— А где остальные? Почему вы здесь одни?

Крайл шумно глотнул и сказал надтреснутым голосом:

— Мы попросили разрешения уйти ненадолго. Наш гравилет приземлился возле ангаров, где аэродром. Аэродром, это откуда самолеты взлетают, — добавил Крайл.

— Я знаю, что такое аэродром, — процедил старик ледяным тоном. — Вам здесь не место. Уходите.

Закарий медленно поднялся со скамейки. Теперь они стояли с другом перед стариком бок о бок.

— Мы как раз собирались уходить. Учитель вызывает нас по пеленгатору.

Старик молчал целую вечность прежде, чем сказать "Прекрасно" и отойти ровно на пару шагов в сторону, как бы давая этим движением понять, что дорога открыта. Не сговариваясь, школяры пошли к выходу. Когда Закарий вышел на площадь, его защитный комбинезон насквозь пропитался потом. Холодные капли стекали со лба на брови, но и речи сейчас не могло идти о том, чтобы включить вентиляцию. Внезапно, как молния, в мозгу у него вспыхнуло название предмета, который старик нацелил им в спину. Эта "палка" была оружием, и называлась, кажется, винтовкой. Такими приспособлениями пользовались в древности в войнах, чтобы убивать друг друга. Убийство. Сознательное лишение жизни другого человека. Закарий даже не мог представить себе, как это выглядит. Смысл смерти ему все-таки еще был до конца не понятен.

— Я провожу Вас на всякий случай, — сказал старик, когда они очутились на площади втроем, — скажите вашему Учителю, чтобы он встретил вас. Мне не нужны лишние неприятности.

На протяжении обратного пути никто не произнес ни слова. Эль-Ган спокойно ожидал их возле того большого ангара и присутствие старика, казалось, его нисколько не смутило.

— Они говорят, что прибыли из Города. Вы их Учитель? — осведомился старик.

— Да, — Эль-Ган кивнул, щурясь на полуденное солнце.

— Я и пальцем их не тронул, — заявил старик. — И вот что. Пусть эти и другие дети впредь не шатаются по моему городу. А то может что-нибудь случиться — дома-то старые и места здесь небезопасные...

Что именно может случиться, старик не уточнил. Эль-Ган не поинтересовался. Последний раз глянув на каждого из горожан, старик перекинул через плечо винтовку и неторопливо побрел к городку.

— Спасибо вам за сопровождение! — крикнул ему вдогонку Эль-Ган.

Старик не ответил. Смотря ему вслед, Закарий впервые смог осознать мысль, которая так ошеломила его. Этот человек не был модифицирован. Видимо, ни разу.

Вновь и вновь прокручивая в памяти сцену, произошедшую тем воскресным утром, Закарий ощущал жгучее беспокойство. Даже когда ему растолковали суть вещей, это мало что изменило. Подарок, новенький инфильтратор, уже не казался ему таким желанным, как прежде. Самое странное, объективных причин волноваться у него нет. Эль-Ган мог вполне сделать им выговор. Вкатить дисциплинарное взыскание. Назначить исправительные работы — в самом худшем случае, за самовольный уход с места стоянки лагеря. Учитель лишь подробно расспросил их о произошедшем, а они рассказали ему. "Это все что мне нужно было от вас услышать, — сказал им тогда Учитель, — Вы слышали, что сказал этот человек. Никогда не ходите в поселок, и будем считать инцидент исчерпанным". Закарий не уставал после этого благодарить судьбу за то, что им достался такой Учитель.

И все же, смутный осадок у него остался.

— Учитель, что это был за человек? — спросил он, улучив свободную минутку между занятиями, — Вы говорили, что равнина мертва, не так ли?

Эль-Ган задумчиво барабанил пальцами по столу.

— Не совсем мертва, как ты убедился. Их называют копателями, этих несчастных сумасшедших. Мы живем с ними в условиях нейтралитета. Иногда сотрудничаем, обмениваемся чем-нибудь полезным.

— А каким образом они появились, эти люди?

— Насколько тебе известно, в далеком прошлом произошла катастрофа планетарного масштаба, в результате которой погибла большая часть населения Земли. Ряд фактов говорит за то, что люди умирали постепенно, под воздействием неизвестного разрушительного процесса. Это мог быть климат, или техногенный фактор. Возможно, экономический кризис. Так или иначе, экология стала настолько невыносимой, что оставаться под открытым небом стало опасно, и человек принялся возводить специальные убежища — под землей, в скалах, на морском дне. Уцелевшие сплотились в устойчивые группы, движимые только одной целью — выживание. Со временем обширные территории материков опустели, а люди собирались в городах-крепостях. Одним из них был когда-то наш Город. Человек стал автором нового порядка, согласно которому выживало все, что скрыто от внешней среды. Однако, несмотря на запустение, голод, климатические катаклизмы, биологическую угрозу, среди уцелевших нашлись такие, которые не пожелали остаться под защитой крепких стен и ушли во внешний мир. Их спрашивали: зачем? Они отвечали: чтобы остаться человеком. Идти на верную смерть для того, чтобы остаться человеком? Это сочли за признак помешательства. Удерживать таких чудаков насильно было бессмысленно — они либо убивали себя, либо окончательно сходили с ума и нападали на других людей. Никому не было до них дела, каждый занимался своими проблемами, поэтому никаких подробностей об этом феномене мы не знаем. Лично я полагаю, что на таких индивидуумах особенно сильно сказалась привычка жить в условиях открытого пространства. Как наследственный атавизм. Эти люди не смогли адаптироваться к новым условиям существования.

— Вы знаете того человека? Как его зовут?

— Никак, — отрезал Эль-Ган и в упор посмотрел на своего ученика. — У него нет имени.

— А давно он живет в городке?

— Лет двадцать назад я встретил его, в бытность свою рабочим. Мы выезжали на геологическую разведку. Он уже жил там, но не один, а с женщиной и парнишкой, которому на вид было столько же, сколько и мне тогда.

В голове Закария роилось столько мыслей, что он не решился спросить, а позже — побоялся.

И вот, сегодня — День его рождения. Сегодня ему исполнилось семнадцать лет. Вертя в руках инфильтратор, он попытался представить, каким человеком станет в будущем. Чему он посвятит себя? У людей Города только одно предназначение — достичь совершенства, в тех или иных ипостасях. Стать сильнее, выносливей, неприхотливей. Расширить границы разума. И в каком-то смысле, его судьба уже предопределена. "Скоро ты пройдешь через первую Модификацию — Перманентную, — говорил ему радостный отец, хлопая по плечу и прижимая к себе, — Сможешь ходить под прямыми солнечными лучами без спецкостюма". Закарию много рассказывали об этом. Как тебе в вену вводят специальный раствор, и погружают в искусственную кому на три дня, за которые в твоем организме происходят необратимые изменения. Кожа уплотняется и сереет, глаза покрываются тонкой, чуть мутной пленочкой. Отпадает волосяной покров. Ногти синеют. Хотя одно дело рассказывать, и совсем другое испытать это на себе. Даже если видишь родичей и на их примере знаешь, как это выглядит со стороны. В их семье один Закарий остался "светлым", как выражались горожане.

Еще неделю Закарий не находил себе места. Прежние занятия больше не привлекали его. Тригонометрия, которой он так увлекался, потеряла для него свой магический смысл. Постепенно он приходил к выводу, что должен поговорить с тем стариком насчет копателей. В школе он само собой, о своих намерениях не упоминал — засмеют. Дома сказал, что поедет к месту прошлой высадки за новыми образцами по географии. Мать наказала ему взять с собой биота на всякий случай и оставить доклад Учителю. И ни в коем случае не опаздывать после отведенного времени. Скребя сердцем, Закарий составил Эль-Гану депешу, в которой указал причины своего мероприятия, сроки его выполнения и место. А также серийный номер биота, который ему выдали в Отделе личной безопасности.

— Не думал, что все так просто! — шутил Закарий вечером, поглощая ужин в кругу семьи.

— Привыкай к своему новому статусу, — сказал отец. — Каждое последующее изменение даст тебе больше новых прав, и расширит круг твоих возможностей.

Затем настал момент, когда охранная система отсканировала его код, сверяя с базой данных, и охранник вернул ему пропуск, пожелав удачи снаружи. Квадроцикл услужливо ждал его на взлетной площадке. Закарий засунул выключенного биота в багажник, включил питание и поднял машину в воздух по крутой дуге.

Его руки подрагивали на руле от волнения. Путь занял какие-то десять минут, настолько быстро, что он едва не пролетел мимо аэродрома и еле успел затормозить. Местность выглядела пустынной, как и в их первый прилет. Брошенные машины все так же одиноко стояли возле взлетной полосы, на съедение всем ветрам. По небу стелились зеленоватые лохмотья непонятно чего. Закарий опустил квадроцикл, заглушил двигатель и инициировал биота. Синтетический дроид шевельнулся, из тельца, похожего на зрелый боб, высунулись три конечности и нарост с индикатором. Лапы сомкнулись в суставах и треножник неуверенно поднялся, обретя равновесие. Закарий скептически оглядел своего нового телохранителя и ухмыльнулся. Биот казался совершенно безопасным и меньше всего походил на кибера из сверхпрочного волокна, способного к двадцати боевым трансформациям. Скорее уж на уродца-мутанта, какими кишит равнина.

— Пойдем! — позвал паренек и сделал приглашающий жест рукой.

Биот квакнул и послушно заковылял следом. Они прошли мимо покосившегося щита перед въездом в городок. Закарий заглядывал в каждый дом и звал старика. Везде, в каждом доме его ждало одно и то же — пыль, клочья паутины и мусор. Зашел он и в церквушку. Ничего. Никого. Присев на край колодца, он стал думать, куда же запропастился старик. Может, здесь по соседству есть еще один город-призрак? Собрав для приличия в походную сумочку горсть щебенки и глины, он засобирался восвояси. Биот, как безмозглый щенок, прыгал вокруг. Закарий еще с прошлого раза заметил, что одним концом городок упирался в пустырь, сразу за которым торчали останки шахтерского штрека и небольшая возвышенность. Здесь добывали руду или уголь, решил Закарий. Это было шахтерское поселение. Он брел к аэродрому, засунув руки в карманы, и уже придумывал правдивую ложь для Учителя, как прямо перед ним возник старик. Это произошло в одно мгновение, словно тот материализовался прямо из воздуха. Старик стоял перед ним, держа винтовку наперевес сцепленными руками, как мать держит дитя. Биот замер и широко расставил ноги. Закарий остановился, парализованный видом старика, который наклонил косматую голову набок, рассматривая его.

— Что тебе нужно? — тихо спросил он.

Закарий молчал, помаргивая.

— Я же предупреждал вас. Я выразился непонятным языком? Где твой приятель?

— Никого нет, я один здесь, — выдавил Закарий, бледнея.

Старик нахмурился еще больше.

— Что? — он явно не понимал.

— Я сам пришел. По собственному желанию.

— Зачем?

— Я хотел узнать...

— Что за бред! Ну-ка поезжай-ка домой, приятель, и чтобы духу твоего здесь не было!! — рыкнул старик.

Закарий огромным волевым усилием подавил рефлекс и остался на месте.

— Дело в том, — выдохнул он, — что я исследую обычаи копателей. И мы с экскурсии как раз наткнулись на вас. Я подумал, возможно, вас не затруднит дать мне пояс...

— Хорош кудахтать! Дай сообразить, — старик озадаченно почесал бороду, — Копатели, говоришь. Хе! Ну вы там все и двинутые, в вашем Городе, как я посмотрю. С какого перепугу называть сельчан копателями? И вообще, у тебя как с головой, нормально все? Ты почему не в Городе?

— Не знаю. Не могу объяснить, — сник Закарий.

Старик с головы до пят окинул его подозрительным взглядом. В сторону биота он и вовсе не смотрел.

— Оружие есть?

— Всегда при себе. Личное. Но вам я его не отдам, даже не просите, — предупредил Закарий, на всякий случай отступив на шаг.

— Очень надо, — фыркнул старик. — Предупреждаю тебя, парень, что если фокусы выкидывать будешь, я тебе живо голову снесу. Смотри у меня. Даже на возраст не посмотрю. Сейчас дикие времена. Я не понимаю, зачем ты заявился сюда и болтовней насчет копателей меня не купишь, ясно тебе?

— О да, — закивал Закарий, — Я даю вам слово...

— Нужны мне твои слова, — старик сплюнул и побрел на юго-запад, в обход шахты.

Закарий постоял какое-то время и осторожно зашагал туда же.

— Правильно, парень! — крикнул старик через плечо, — Держись от меня подальше и не путайся под ногами!

И разразился диким, демоническим хохотом. Закарию стало не по себе.

За холмом обнаружилась небольшая рощица и речка. Самая обычная речка, которую можно перейти вброд. Возле рощи приютился двухэтажный дом, окруженный частоколом и приусадебными постройками. Когда они подошли к изгороди, старик, приложил руку к спрятанному сканнеру, и периметр лазерной защиты исчез.

— Я фермер, — сказал старик, — Ковыряюсь в земле, чтобы с голоду не помереть. Мог бы еще порэйдерствовать, но годы свое берут. В общем, однажды, когда сложились обстоятельства, я осел здесь. Нужно было срочно найти пригодный для жилья дом, и мне попался этот. Ничего, так себе. Жить можно, если умеючи. Есть хочешь?

— Нет.

— Я же вижу, что хочешь. Привык там в своем Городе протеиновые каши хлебать, нормальной еды и не видел, верно? Сейчас я тебе накрою.

И правда, такой странной пищи Закарий никогда не пробовал. Убедившись, что она съедобна и не отравлена, он тщательно жевал ее, пытаясь понять вкус. Старик был прав насчет пищи Города, но у Закария дома питались не только кашами, но и морепродуктами, а также грибами. Закарий поинтересовался, откуда все эти органические плоды? Все просто — гидропоника. Старик отвел его на задний двор в большой парник, где росли грядки огурцов, лука, фасоли и еще множества всяческих растений.

— Но это же нерационально! Масса энергии тратится впустую. Плоды вызревают слишком медленно, а есть надо каждый день, — сказал Закарий.

— У меня обширные плантации. Здесь собраны лучшие образцы, которые я отбирал годами. Пойдем, покажу тебе мои загоны.

Старик отвел парнишку в удлиненное здание без окон, похожее на гараж для техники. Там Закарий увидел животных — больших и маленьких, с рогами и гривами. Животных было столько и от них так нестерпимо несло, что парнишка не выдержал и под смех старика выбежал вон.

— Вы один следите за всем этим? — изумлялся он потом.

— Нет. У меня есть пара помощников на дальних плантациях. Это не так трудно, как тебе кажется. Главное — понять и привыкнуть, тогда работа делается быстрее.

— Вы разрешите мне наблюдать за вашей работой?

— Делай что хочешь, — сказал старик и пошел чинить вездеход.

Тогда Закарий достал портативную камеру и нажал на запись. Несколько часов он скрупулезно снимал каждое действие фермера, задавал вопросы, если повезет — получал ответы, пока тот возился с машиной, ползая под ее днищем. Потом старик сказал, утирая промасленные руки тряпкой:

— Ты случайно не ночевать здесь собрался? Чеши к себе, пока не стемнело. А то зираксы твой квадроцикл на части разберут.

— Зираксы? Что это?

Старик как-то странно посмотрел на Закария.

— Это самое страшное, что тебе здесь может повстречаться.

Закарий помчался домой со всех ног.

В то время стоял засушливый сезон. Горячий ветер гнал пыль с востока, а солнце нещадно жгло землю. Но это не стало помехой Закарию в его визитах к старику. Как и контроль со стороны родителей, потому что в воскресенье он мог делать абсолютно все, что захотел. Чаще всего Закарий наведывался к фермеру после обеда. Перед этим он составлял подробный список вопросов, касающихся любой мелочи в быту старика. Вопросы быстро кончались, поскольку старик не желал отвечать на основную их часть. Закарий понял, что делать что либо тут бесполезно. Ему и так не приходилось скучать; всюду таскался он за фермером по пятам — наверно так же, как его преданный биот за своим хозяином.

— Как звать твою собаку? — однажды спросил его старик, закончив выгребать навоз из стойбищ.

— Это не собака, и не животное. Это самый обычный биот, базовая модель.

— Ну-ка растолкуй мне, что еще за биот?

— Синтетический организм, запрограммированный на определенную цель. В данном случае мой биот выполняет функцию телохранителя.

— Хм, — погладил бороду старик, — Хм. Вон оно что. По сути-то он вылитый пес. А у него есть имя?

— Есть серийный номер.

— И ты обращаешься к нему, называя этот номер?

— Могу так, а могу просто позвать его. Он знает мой голос, и отреагирует.

Фермер помолчал.

— У каждой твари на этой земле должно быть имя, покуда она имеет дело с человеком.

— Но это применимо к живым существам...

— Ну и что? Так веселей. Назови его! А хочешь, я его назову?

Закарий в полной растерянности пожал плечами — как пожелаете.

— Раз он биот, — старик засопел, уперев руки в бока, — так пусть будет Бибоп. Называй его Бибопом.

— Бибоп, — повторил Закарий, — Хорошо. Введу ему новое имя в память.

— Вот и отлично. Пойдем, я покажу тебе, как полоть картошку.

Старик сел за комбайн, который проводил между грядками манипуляторами борозды.

— Чем вы там вообще занимаетесь, в своем Городе? Биотов штампуете что ли, сутки напролет? — спросил он, перекрикивая жужжание комбайна.

Тут Закарий горячо принялся рассказывать ему о великой цели Города, о роли горожан в его процветании. Первые люди, жившие в Городе, говорил он, были мудры и предусмотрительны. Они прекрасно знали, что легче всего расстаться в этом мире с жизнью, поэтому старались сберечь ее и продолжить. Обитатели Города постоянно сражались и сейчас вынуждены сражаться за свое существование — с природой, со временем, с другими людьми и монстрами. Основные силы людей уходят на то, чтобы поддерживать стены Города в надлежащем состоянии и как-то прокормиться. Если нападений, неурожаев нет, люди занимаются самосовершенствованием. Люди Города поняли одну истину. Раз у человека из прошлого не получилось изменить окружающий мир, его следует оставить в покое. Надо менять себя.

Старик ловко маневрировал механическими клешнями, комья земли разлетались в разные стороны. Казалось, он совершенно не слушал Закария, поглощенный своим занятием, а после сказал:

— Понятно.

Закарий целую неделю думал потом об их разговорах. Стал рассеянным и апатичным. Неужели все копатели такие? И как их много, копателей? Почему, почему они такие? Родители обратили внимание на странноватое поведение сына. Закарий заверил их, что нашел новое увлечение. "Надеюсь, это не помешает твоим занятиям биохимией, — сказал отец, — Учти, твое будущее предопределено. Ты станешь микробиологом. Мы готовили тебя к специальности с нулевого класса. Ты должен оправдать наши ожидания".

— Это не помешает избранному мной пути, — успокоил их Закарий.

Один раз, как обычно в воскресенье, он приехал к ферме старика, но обнаружил ее запертой, оплетенной красными нитками лазерного периметра безопасности. Охранная система реагировала исключительно на старика. Чужаки подвергались уничтожению без предупреждения. Старик сам объяснил. Закарий обошел вокруг фермы несколько раз, покричал-покричал, посидел немного на камнях. И уехал ни с чем. Вот тогда-то парнишка обнаружил, что скучает по старому копателю. Не то чтобы сильно... Не так чтобы очень, но отсутствие старика разочаровало его. Этот человек может запросто исчезнуть в один прекрасный день, размышлял Закарий, систематизируя записи. Словно его и не было никогда. Одни записи от него и останутся.

Из обрывочных рассказов старика о своем житье выходило примерно следующее. Вставать нужно рано. Сразу же проверять генератор, систему водоснабжения, безопасности, охранные блоки. Если все в порядке, можно перейти к элементам жизнеобеспечения, куда входят водоконденсаторы, холодильники, отопления, ветряные мельницы, и прочее. Если сбоев нет, что случается крайне редко, тогда можно смело приводить себя в порядок и идти в хлев — кормить скотину. Включать систему поливки огорода. Попутно осматривать, все ли в порядке. А потом думать, как существовать дальше.

Равнина не так мертва, какой кажется. К югу от фермы старика была метеорологическая станция. Там жило пятнадцать человек. Они установили баки с водой, раздобыли где-то наземную технику и оружие, окопались и стали собирать с редких путников дань. Старик говорил, что с ними можно договориться, если у обоих сторон есть ствол в руках: ты им излишки урожая, они тебе — запчасти, смазку для комбайнов, и еще кучу всякого добра. Вот эти человеческий язык понимают. Есть другой вариант обмена. Приезжаешь к стенам Города, раскладываешь артефакты, продукты, и ждешь, пока ваши из дыр свои носы высунут. Час ждешь, два. И прекрасно знаешь, что тебя заметили. А они боятся выходить наружу. Не все из вас такие. Кто-то самый смелый, в основном солдат, покажется, и я начинаю с ним торг. У вас в Городе есть некоторые вещи, которые мне позарез нужны. Ты, парень, не думай, будто я перебиваюсь только тем, что под задом имею. Равнина — жестокое место, за право жить здесь постоянно надо бороться. Такие как я все время находятся в поисках ценных вещей, которые остались от предков в наследство. Последние годы ничего серьезного не попадается — или поработал конкурент, или само сгнило. Равнина давно поделена на зоны бандами рэйдеров и каждая банда промышляет строго в границах отведенной зоны. Таких крестьян как я сотни, и каждый корячится на своем куске земли, посещает сходки и платит дань. Да, здесь опасно, но жизнь сама по себе полна опасностей, и я сильно не жалуюсь.

— В Городе гораздо легче жить! — возмутился Закарий, — Вы могли бы перебраться туда и сделать себе...

— Нет, — отрезал старик, — Может быть я стар, но я еще окончательно не свихнулся, чтобы... штопать себя. Лучше бы придумали, как очистить природу.

— Человек должен оставить природу в покое и не мешать естественным процессам. Давным-давно наша цивилизация пошла по неверному пути и мы отказались от этого направления развития.

Старик долго молчал.

— Закарий. Ты живешь за стенами Города всю свою жизнь и теперь, когда увидел равнину, что ты чувствуешь?

— Тут постоянно дует ветер. Я... Страх. Я чувствую опасность. Только за стенами Города мне хорошо, потому что...

— Это твой дом, — улыбнулся старик.

— Верно, — Закарий тоже улыбнулся, краем губ, немного смущенно. — Но сейчас мне на самом деле не так страшно, наверно от того, что я не один.

... Была у старика одна комнатка, ключ от которой он всегда таскал в карманах своих мешковатых штанов. В комнатке этой фермер хранил редкие безделушки — вещи, продавать которые жалко, равно как и выбрасывать. Комнату он обставил на древний манер, насколько ему это виделось. Стены комнаты покрывали цветастые обои. Пол выложили паркетом, а сверху прикрыли куском узорчатой шерстяной ткани. Окно было завешено более тонкой тканью. У окна расположился стол, сделанный из дерева и стул из того же материала. Широкий диван, платяной и книжный шкафы стояли бок о бок. На стенах висели куски бумаги с различными изображениями. В углу — комод, на нем горшок с цветком. Возле горшка бутыль воды и распрыскиватель. Под потолком висело сооружение из гнутых металлических стержней, цветного стекла и ракушек. У противоположной стены, справа от дивана на стене висела отражающая поверхность, в которой Закарий впервые увидел себя с головы до ног. Это было сродни откровению: вначале он испугался собственного движения, а потом, когда понял, что стоит перед зеркалом, очень долго и тщательно изучал свою внешность. Сняв респиратор и защитные линзы, перчатки и фуражку, он впервые видел свои глаза и свою кожу, он щипал свою светлую и мягкую кожу, еще не тронутую изменениями. Вот он, такой, каким его наградила мать. Вот его волосы, они отпадут. И на их месте останется лишь череп. Закарию стало не по себе.

Старик передвигался по комнате на цыпочках, словно то был музей. Глядя на него, Закарий недоумевал, как такой здоровенный и на вид грубый мужик может аккуратно переставлять вещи и сдувать пылинки со статуэток. Закарий сидел на диване, когда старик сказал ни с того, ни с сего:

— Бывает, придет тебе что-то важное в голову, приснится или выскочит перед носом, пока работаешь — и исчезнет. Ты дни напролет думал об этом, искал, не находил, мучился, и вот, когда ответ здесь, ты не можешь его толком ухватить. И он ускользает от тебя, понимаешь?

— Вроде бы, — шмыгнул носом Закарий, — но не совсем.

— Я говорю о вещах, имеющих для человека первостепенное значение. О смысле нашей жизни. Ты задумывался когда-нибудь над смыслом своего существования в этом мире? Нет, вряд ли. Потом, все это потом, еще успеешь. В какие-то моменты, Зак, начинаешь остро ощущать, что подошел вплотную к разрешению проблемы. Но стоит тебе сделать один неверный шаг — и оно исчезнет, растворится, оставит после себя воспоминание. Когда-нибудь это случится еще раз, успокаиваешь ты себя.

— Что вы хотите сказать? — осторожно спросил Закарий.

— Никогда не упускай возможности открыть новое. Лучше идти, чем стоять, врастая в землю. Но не теряй при этом корней. Иначе потеряешь сам себя и уже никогда не найдешь, и сам себе ты принадлежать не будешь!

Закарий долго молчал.

— Даже если путь опасен?

— А безопасных путей не бывает, если они действительно того стоят. Это не главное. В древности была такая поговорка: под лежачий камень вода не течет.

— Что она означает?

— Она говорит о том, что человек должен действовать. Всегда. На протяжении жизни. Только действием можно понять этот мир и происходящее в мире. И чем сильнее сопротивление извне, тем сильней ты должен преодолевать его, иначе сломаешься, и грош тебе цена.

— Силы могут закончиться, — сказал Закарий.

— Там, где силы кончаются, начинается смерть. Пока хочешь жить, находи в себе силы двигаться дальше и тогда, возможно, найдешь ответ....

— Сложно, — признался Закарий, — Так сразу и не сообразишь, что к чему.

Старик ухмыльнулся.

— Я и не требую от тебя немедленного понимания. Всему свое время. Сам почувствуешь, когда это возникнет.

— А вы? У вас это было?

Старик гладил шершавыми пальцами фигурку девушки с корзинкой яблок в руках, словно слепой, глядя в окно. И, когда Закарий уже решил, что вопрос в очередной раз останется без внимания, к удивлению своему услышал:

— Было. Много лет назад.

Позже Закарий пришел к следующему выводу. Старик говорил о свободе, под которой понимал движение. В той комнате на столе стояла красивая овальная конструкция, состоящая из нескольких обручей, помещенных один внутри другого. Все их было три и крепились они по диаметру на одной спице. Каждый обруч пронизывал металлический шарик, служивший противовесом. В самом центре конструкции было помещено стилизованное изображение человеческой фигуры с разведенными в стороны руками и ногами — так, что они касались самого малого внутреннего обруча. Старик тронул пальцем шарик на внешней оси. Обруч завращался, приводя в движение соседние. Причем вращался он только вокруг своей оси, но и вокруг основания устройства. Получалось, что три обруча двигались во всех плоскостях. Неизменной оставалась лишь фигурка человека в центре.

— Perpetum mobile, — сказал старик. — Вечный двигатель. Он будет вращаться до тех пор, пока я его не остановлю, или сам он не сотрется в пыль. Иначе остановиться он не способен. Закарий как завороженный смотрел на человека в центре сферы.

— Чья-то воля приводит его в движение, — звучал отчужденно голос старика, — она же парализует его. Навсегда. Сам он не способен что-либо делать, кроме как вращаться. Секунду назад он был ничем, сейчас он движение, а еще через секунду, — старик резко остановил сферу, — он опять ничто. "Из праха ты выйдешь, в прах превратишься".

Пока фермер говорил, солнечный луч прокрался мимо занавесок и ласково тронул руки парнишки. У Закария сердце само чуть не остановилось. Что-то грозное, пугающе сложное и неотвратимое заворочалось внутри. Что-то, от чего нет спасения.

— Вижу, начинаешь понимать, — печально покивал старик, — Лучше раньше — успеешь свыкнуться.

Он достал из ящика флакончик с желтой жидкостью и прыснул ее в воздух, который сразу же наполнился пьяняще-сладким ароматом. Потом включил прямоугольный прибор, вынул из лежащей рядом стопки диск, вставил его в разъем и нажал зеленую кнопку. Комната наполнилась диссонирующими аккордами, набатом ритма и отрешенным голосом, который что-то пел о великой скорби. После музыки старик показывал Закарию разноцветные картинки с людьми, городами и видами природы. "Смотри, — говорил он, — обрати внимание на их лица, в особенности на глаза. Какие у них нежные лица. А какие одежды! А вот так выглядит чистая вода. И чистое небо, видишь какое оно голубое. А вот это деревья. Видишь? Они зеленые. Сейчас редко где встретишь деревце, и то, чахлое". Старик показывал мальчишке еще массу всяческих штуковин, о назначении которых оба могли лишь догадываться. Вот, например. Трубочки из бумаги, набитые сушеной листвой. Упакованы в коробочку. В каждой такой нераскрытой коробочке я находил по двадцать штук. Чуешь, как пахнет? Я пробовал жевать, но они ужасно горькие на вкус. Кстати, бумага весьма непрочный материал — чуть что, сразу распадается на составляющие. Обидно, что как раз из нее делали самые интересные вещи. У меня кое-что сохранилось. Закарий смотрел на клочки разрисованных бумажек и удивлялся: почему все это кажется таким привычным ему? Ему, все сознательные годы проведшему в стальных бункерах Города-крепости, напичканного электроникой. Он вырос в условиях сурового технологического быта, в обществе, где единственным развлечением является искусственное стимулирование сознания.

Постепенно Закарий вникал в назначение устройств, которыми управлял старик. Один раз фермер возился с разбрызгивателями, — те засорились, — и никак не мог заставить их вращаться. Три раза он разобрал и собрал устройство, перебрал каждую деталь, но ороситель не хотел двигаться.

— Что за ерунда, — растерянно бормотал старик, копаясь в бороде, — не пойму.

Закарий смиренно стоял в сторонке. Возня затянулась еще на час и, когда старик стал издавать рычащие звуки, паренек решился:

— Может, вы позволите...

— А?! Что ты там лопочешь, малый? — старик зыркнул на него раскрасневшимся глазом.

— Вы втулку не тем концом заправили. Поверните ее на 180 градусов по вертикали.

Фермер смотрел секунду-другую на то место, где стоял Закарий, громко руганулся, почесал за ухом, и проворчал:

— Детали на месте. Конструкция функционирует. Разберу-ка еще разок...

Закарий следил за каждым его движением, и когда старик последовал его совету, скромно потупил глаза. Фермер включил напор, и лопасти оросителя завертелись.

— Чтоб меня, столько времени угрохал, — беззлобно выпалил старик. Закарий почувствовал на себе взгляд, украдкой брошенный уходящим стариком. В другой раз фермер забыл включить морозильную камеру после замены реактора. Закарий выбрал удобный момент и одним щелчком доделал начатое, естественно так, чтобы фермер не заметил.

Дома, в Городе дела обстояли ни шатко, ни валко. Как-то в понедельник, в разгар рабочего дня на пищевой фабрике произошла авария — паек урезали вдвое. Мама устроила скандал, услышав, что ее муж против нового SLX-112 — "занимает слишком много места". "А твои инкубаторы мало занимают места? — возмущалась она, — Весь дом заполонил своими пробирками, наступить некуда!" Сильва, старшая сестра Закария, с треском провалила один из вступительных экзаменов в Храм Сознания. Готовилась стать психоконструктором и завалилась на истории человеческой психологии. Ей дали второй шанс, поскольку профильные дисциплины она сдавала блестяще, а этот требовался в довесок к проходному баллу. И в школе дела шли не очень. По кибернетике и химии Закарий получил неуд. И это к концу учебного года, перед выпуском из начальной ступени. Один за другим, его одноклассники проходили модификацию, даже Сэлла, девчонка, которая ему очень нравилась, даже она пришла через неделю в класс без волос и с серой кожей. Закарий чувствовал себя в изоляции. Дети непроизвольно сторонились его. В один прекрасный день, Закарий чуть не прошел мимо своего друга, Крайла.

— Эй, я здесь! — дернул его Крайл за куртку.

Закарий увидел перед собой серое безволосое существо, отдаленно напоминающее его старого друга, и подавил в себе желание застонать от досады.

— Это ты?...

Крайл гордо вскинул бугорки, на месте которых у него раньше красовались густые брови:

— Я теперь модифицированный. Как Первый говорит, на шаг ближе к совершенству. Кстати, ты у нас последний "светлячок", Зак! Так что поговорим, когда станешь на человека похож!

С этими словами Крайл чинно зашагал прочь по улице, гордо задрав голову. Закарий так и остался стоять с открытым ртом. Это что же, думал он, я теперь недочеловек? Тот же вопрос он задал старику в ближайшее воскресенье.

— Для них — нет. Ты для них болванка, которую надлежит довести до ума, прежде чем впустить в свое общество.

Закарий нервно покусывал губу, пока старик проверял уровень подзарядки радиевых батарей.

— Как же быть? — вырвалось у парнишки.

— Известно как!

Закарий кивнул. Ну да. Он и сам прекрасно знает, что будет дальше. Фермер искоса поглядывал на него, занимаясь своими делами. Закарий давно перестал снимать на камеру старика, сидел на куске бетона, и болтал ногами, пялясь на стаи птицеящеров. Сезон засухи подходил к концу. Лето кончалось. Солнце пекло так же жарко, но вот по утрам и вечерам воздух ощутимо холодел. Расправившись со своим хозяйством, старик доставал из волшебной комнаты книгу, садился рядом с мальчишкой и пытался учить его чтению. Дело в том, что старик обладал редким даром — он умел читать, он различал древние буквы и произносил слова на старых языках. Хоть и не с первого раза, хоть и по слогам, но он умел это делать! Древний язык преимущественно совпадал с современным, поэтому Закарию было легче понять старика. Через четыре урока Закарий научился читать простые слова по слогам. Главное, постоянная практика, наставительно потрясал пальцем старик.

— А вот эти ваши модификации, — сегодня деликатно начал он, усаживаясь рядом, — их сколько?

— Семь, — вздохнул Закарий.

— Ага, — старик упер руки в колени, — и что вы там модифицируете?

— Кожа, наружный эпидермис. Затем органы пищеварения, органы дыхания, потом скелет, лимфу и кровяной состав. В заключение нервную систему и мозг.

Старик облизнул сухие губы:

— А как вы меняете мозг? И много у вас там народу с новыми мозгами ходит?

Закарий скептически воззрился на старика, тот невинно хлопал глазами.

— Эта модификация называется расширением сознания. В человеческий мозг вводится специальный раствор, который почти впятеро увеличивает активность нейронов. Химико-электрические процессы проходят активнее, такой человек начинает быстрее думать, точнее проводить расчеты, находит решение за секунды. Такую модификацию прошел лишь один человек. Это Первый Хранитель. Потому-то он и первый, что решился на это. Ведь процедура смертельно опасна. Состав, подобранный в неправильных пропорциях, может разрушить мозговые клетки.

Старик смотрел на свои обращенные к небу руки.

— Ты видел этого вашего Хранителя?

— Нет, конечно! С ним общается круг приближенных людей — те, кто модифицировали нервную систему. Куда мне...

— Понятно. У вас он, значит, самый главный.

— Да, — Закарий откинул голову к стене дома, нашарил взглядом на руке часы, — Он хранит Город, он отвечает за его защиту и за наше благополучие.

Оставалось еще немного, прежде чем он отправится домой.

— Мне надо идти, — Закарий встал, поправляя очки и пытаясь представить, каково это — ходить без очков, без дыхательной маски, без костюма. Старик тоже встал, с хрустом разминая ноги.

— Давай-ка я тебя подвезу? Что скажешь?

Закарий не думал ни секунды. Он вызвал свой квадроцикл по маячку, затем выключил его и они вместе погрузили машину в фермерский вездеход — стальное чудище на гусеничном ходу. Ощетинившийся радарами, антеннами и уймой других приспособлений, вездеход больше всего напоминал гигантского таракана. Чего-чего, а от этих насекомых в Городе не было никакого спасения, их вид четко отпечатался у мальчишки в сознании. Когда Бибоп запрыгнул на крышу, а Закарий устроился на корме, старик уверенно повел машину через холмы, к шахтерскому поселку, от него к аэродрому и дальше, на северо-запад. Закарий сидел на корме и осматривал окрестности. Выехав на равнину, фермер увеличил скорость и встречный ветер нещадно набросился на Закария. Тот не обращал на неудобства внимания, поглощенный миражами пустыни; он видел серебристые фигуры, у самой кромки горизонта — там, где небо и земля сходятся в одну линию. Фигуры переливались, блестели, меняли формы, иногда казались знакомыми и такими четкими, словно были настоящие. Вскоре впереди замаячили стены Города и шпиль Центра крепости. Город располагался недалеко от глиняного карьера, куда выехал вездеход старика. Фермер заглушил мотор, остановив машину у самого края обрыва, и высунул голову из люка кабины. Закарий спрыгнул на землю, захваченный зрелищем. Таким Город он еще никогда не наблюдал.

— Твой дом, — просто сказал старик.

Подпаленный охрой, Город распростерся посреди равнины. Громадный, монолитный, как скала, он словно стоял здесь миллионы лет. Позади стен, расширяющихся к основанию, тянулись постройки жилых небоскребов и заковыристые фасады промышленных комплексов. Стены сливались с поверхностью земли и были разве что светлее их, обращенные к заходящему солнцу. Поэтому казалось, что Город исторгла из себя сама планета, исторгла в какой-то момент из собственных недр, как вулкан изрыгивает лаву. Даже сюда доносился отдаленный шум несметного числа механизмов и людей, которыми был нашпигован Город. С первого взгляда можно было сделать ошибочный вывод, что Город мертв. Но, стоило присмотреться к деталям, сразу становилось ясно — все там движется. В просветах блоков то и дело мелькали скоростные поезда, по центральным трассами неслись рои гравилетов, по бокам высоток искрящимися жуками ползали платформы лифтов, из заводских труб поднимались клубы пара. И посреди всего этого одиноко мерцала башня Центра. У Закара возникло неприятное ощущение, будто кто-то смотрит на него оттуда.

Вдруг справа, из-за края карьера на равнину выскочил экспедиционный челнок и на большой скорости полетел к южным воротам. Закарий увеличил резкость на своих линзах и приблизил картинку. Вот челнок остановился, завис над землей и один из стражей неуклюже выдвинулся ему навстречу, поднимая клешню. Над приплюснутой головой стража и под ребрами выросли змеевидные псевдоподии, их жвала раскрылись, уставившись на визитера. Закарий увеличил изображение еще на пару сечений и теперь все пространство перед ним занимал страж — специальный боевой робот, управляемый изнутри человеком. Его бронированный панцирь отливал чернильно-черным, только массивные ноги и голову-отросток выкрасили в синее. Высота такого охранника составляла порядка десяти метров, а по уровню вооружений он мог соперничать с дюжиной дредноутов среднего класса. Закарий сместил взгляд вправо, к обшарпанному борту челнока — тот уже опустился на твердь. Наружу вышли двое людей, одетых не так, как в Городе. Тут Закарий сообразил, почему страж ощетинился. Своих он пропустил бы не глядя. Чего же они хотят, эти чужаки, думал он, глядя, как визитеры осторожно шагают к воротам, держа руки перед собой. Они могли бы уладить вопросы и по видеофону. Когда они остановились, один вытянул из-за спины антенну, второй что-то засунул в ухо и склонил голову набок, вслушиваясь. Его челюсти задвигались.

Старик давно пристроился рядом, усевшись по-турецки на большом плоском валуне. В руках он держал интерактивный планшет, на котором старательно выводил смету. Переговоры продолжались, те двое стояли перед стражем, а страж замер перед ними в боевой стойке. Тени от настенных швов постепенно удлинялись. И вот, наконец, говорящий кивнул спутнику, тот побежал обратно к кораблю, вскоре вернулся с цилиндром, который передал командиру. Командир спокойно прошел мимо стража, створы ворот разъехались в стороны, и человек скрылся за ними.

— Ты видел герб на борту их челнока? — Спросил старик, — Они называют себя червями; живут далеко на юге, где много песка. Видишь, одеты во все белое, чтобы солнечные лучи не так сильно грели тело.

Через некоторое время человек вернулся и Закарий смог видеть его смуглое лицо, украшенное густыми черными усами и бородой. И этот остался неизмененным после рождения. Лицо у переговорщика было вытянутое, и он явно спешил к своему кораблю. Едва человек скрылся внутри машины, челнок с поразительной для своей конструкции маневренностью взмыл в воздух и с полуоборота дал стартовый залп.

— А знаешь, почему гости смылись? — засмеялся старик.

Закарий грустно кивнул. Пора было возвращаться.

На следующий день Эль-Ган попросил его зайти к себе в кабинет после занятий. Ненадолго. Закарий сидел в мягком кресле напротив Учителя, подсунув под себя руки, пока тот в торжественном молчании расхаживал по помещению, заглядывая то в одно окно, то в другое, то включая консоль, то выключая. Молчание затягивалось, но Закарий слишком хорошо знал Учителя, чтобы прерывать сей спектакль одного актера. Когда парнишка начал неподдельно зевать, Учитель крякнул и, как бы нехотя, опустился в кресло напротив. Одарил ученика долгим, усталым и мнимо-печальным взглядом.

— Хочу тебе кое-что сказать.

— Я догадываюсь, мой Учитель.

— Превосходно. И что же я хочу тебе сказать?

— Что знаете, куда я отлучаюсь на выходные, а иногда по вечерам среди недели.

Эль-Ган поиграл желваками.

— Ну, это тоже. Но вообще-то я спешу сообщить тебе, дорогой друг, что ты у нас фактически последний "светлый" ученик. Ты подлежишь срочной модификации. Почему ты до сих пор не прошел ее, а, Закарий?

Закарий вздохнул. Родители давно подготовили необходимые документы, и он отнекивался лишь благодаря плохому самочувствию. Он не знал, как объяснить этому человеку то, в чем боялся сам себе признаться.

— Я не хочу, — произнес он одними губами.

— Что? — Эль-Ган сощурился и наклонился вперед.

— Я не хочу, — Закарий покраснел.

— Юноша, у меня со слухом плохо?! Мне, надеюсь, послышалось? — Учитель состряпал совсем уж отвратительную гримасу, нависая над ним.

— Вам не послышалось, — буркнул Закарий.

Эль-Ган дышал над его макушкой, уперев локти в стол.

— Стало быть, ты имеешь наглость утверждать, что не нуждаешься в модификации?!

Тишина звенела, у Закария перед глазами плясали разноцветные точки. Он шепнул, а может закричал, а может и вовсе не произносил... но подумал отчетливо — да.

Эль-Ган плюхнулся в кресло, мгновенно сдуваясь. Глаза его, затянутые пленкой, сейчас напоминали две плошки.

— Все ясно, — произнес он, растягивая слова, — Ступайте домой, молодой человек. Сегодня же я свяжусь с вашими родителями. А завтра утром вы будете подвергнуты модификации. Далее. Вы отстраняетесь от занятий, пока не явитесь в школу в надлежащем виде. Далее. Ваш пропуск за стены Города я аннулирую. Я думал, вы образумитесь, как и ваш друг. Я ошибался. Следовательно, с вами придется провести разъяснительную беседу. Сегодня вечером пойдем в Центр? кое с кем поболтаем. М-да, — произнес он через минуту, — такое в моей практике впервые.

— Но ведь можно же и без этого жить... — робко начал Закарий.

— Молчать! — рявкнул Эль-Ган, хватив кулаком об стол. — Хочешь усугубить вину? Стыдись. Если информация о твоей выходке просочится сквозь эти стены, Школу, меня и остальных Учителей ждет позор. Кстати, на тебе тоже пятно останется. Так что чем меньше людей в курсе твоих странностей, тем легче будет разрешить проблему. Понятно?

Бордовый до кончиков ушей, Закарий пристыжено кивнул.

— Иди. Я сам за тобой зайду.

Дома на него смотрели так, словно только сейчас под оболочкой ребенка увидели уродца. Мать ничего не говорила, плакала, громко и обильно. Сильва с каменным лицом ходила по дому, натыкаясь на мебель. Отец молча отвел его в спальню, для начала всыпал по первое число, а потом принялся долго и терпеливо объяснять ему, что это плохо, грязно, мерзко — оставаться вот таким, что это мешает жить, приносит неудобства, болезни и боль, отягощает работу и отравляет отдых; что модификация поможет ему выжить в жестоком и враждебном мире, устранит проблемы и облегчит его существование, что это правильно, разумно и совершенно безопасно. Что это даст ему преимущество перед остальными "крысами" равнины, спасет его от смерти, попади он в экстремальную ситуацию, обеспечит долголетие, увеличит здоровье, обогатит разум.

Закарий слушал, потупившись, а сам представлял себе Хранителя, бога во плоти, знающего все обо всем, держащего в руках судьбу каждого обитателя Города. Он восседает в приемном зале Центра на троне из шестерней, в центре круга, куда падает бледный дневной свет из застекленного купола. Он опутан проводами, трубками, он оплетен датчиками, невероятно старый, морщинистый с горящими глазами, потерявшими природный цвет. С телом, чуждым человеческому. Перелопаченный модификациями.

Настал час, Учитель повел его к цитадели. Они поднимались к шпилю башни целую вечность, Закарий устал считать этажи, и перестал различать высоту. Прислужники впустили их в зал, и вот они оказались лицом к лицу с Хранителем. На вид Закарий дал бы ему шестьдесят лет, но знал, что число следует умножить как минимум вдвое. Эль-Ган стоял позади своего Ученика, держал его мертвой хваткой за плечи и говорил. Хранитель с опущенной головой слушал, глаза его были закрыты. Никаких признаков жизни он не подавал. Когда Эль-Ган закончил, и последнее слово умерло эхом где-то под потолком, огромное пространство зала затопила электрическая тишина. Приборы тихо пикали, прижавшись к стенам. По полу, увитому кабелем, сильно тянуло сквозняком.

— Уходи, а он пусть останется, — сказал Хранитель, не поднимая головы.

Учитель поспешно ушел. Хлопнула дверь. Закарий стоял один, поеживаясь от холода, и смотрел в то место, скрываемое тенью, где должно было быть лицо Хранителя. В голове у него шумело, ладони намокли от напряжения.

Хранитель поднял голову, и на его подбородок упал бледный свет, лоб и глаза остались скрыты тенью капюшона.

— Сосредоточься, — сказал Хранитель, — Я расскажу тебе одну легенду. Дай мне знать, когда будешь готов.

Закарий зажмурился и стиснул пальцы в кулаки. Мерцающая спираль убегала в небо, и он встал на край этой спирали.

— Я готов, — ответил он.

— Прекрасно. Слушай, — Хранитель со свистом набрал воздух в грудь...

Жил-был гончар. Уважаемый в округе ремесленник. У него была красивая жена, двое крепких сыновей и свое хозяйство. Не слишком большое, чтобы задевать гордость знати, и не очень маленькое, словом, хозяйство праведного человека. В доме у него каждый предмет имел свое назначение. Лишних побрякушек не было. Гончар исправно платил налоги, ходил в храм, жертвовал мелочь нищим и посещал городские собрания. В решении бытовых вопросов он отличался рассудительностью и изворотливым умом. Его уважали за качество производимых изделий и скромность. Люди ходили к нему не только, чтобы купить пару тарелок, но спросить совет. Гончар всегда радовался гостям. Двери его дома были широко открыты для каждого человека. Свою утварь он поставлял даже царскому двору. Посуда, сделанная им, отличалась крепостью, а его жена расписывала каждую чашку такими замысловатыми узорами, что глаз нельзя было отвести.

Жил тот человек размеренной, спокойной жизнью. Как и у всех, случались в его семье светлые и темные полосы. Были у него друзья и враги. Имелись у него и слабости, и недостатки. Порой его одолевала лень, в такие моменты он валялся на топчане, в сенях, прихлебывал отцеженное верблюжье молоко и размышлял об устройстве вещей. Жена ворчала на это, но любила его. Империя, подданным которой являлся наш гончар, постоянно воевала с соседями за плодородные земли. Селение гончара располагалось недалеко от южной границы империи, на которую случались набеги кочевников, но ополчение успешно отражало их. Отряды врагов были неорганизованны и состояли из малого числа воинов. Как-то, на одном из последних в уходящем году собраний люди указали наместнику, что набеги с юга участились. От них мрет скотина, деревни горят, похищают молодых женщин. Наместник пообещал удвоить охрану, однако с лиц горожан не исчезало беспокойство. Народ стал поговаривать о темных временах, о сгустившихся на Востоке и Юге тучах, о конце света и чудищах, ниспосланных разгневанными богами в наказание на их землю. Вскоре в город прибыл воевода с дружиной солдат, — все верхом, — и объявил, что набирает рекрутов в армию. Ему нужны молодые, сильные, возмужавшие парни, способные держать в руках копье. Старшего сына гончара они забрали с собой вместе с дюжиной других новобранцев. Гончар не мог знать, что видит своего отпрыска в последний раз. Вслед за этим втрое увеличились подати, и тем, у кого не хватало денег, пришлось отдавать их едой. Гончар и его семья еле сводили концы с концами. На их край обрушилась длительная засуха и неурожай. Начался голод. К гончару приходило все меньше и меньше покупателей. Его хозяйство постепенно скудело. Горожане стали злобными и неприветливыми.

Однажды, вместе с криками перепуганный детей и женщин, в город ворвались захватчики, убивая и сжигая все на своем пути. Эта группа насчитывала около сотни кочевников. Выбежав на улицу, гончар увидел, как варвары хватают вопящую малышню, словно щенков, за загривок и скачут прочь. Впрочем, захватывали они и более взрослых детей. Всех их они увозили с собой, чтобы обратить потом в свою веру. Среди пленников гончар заметил и своего младшего сына, привязанного за запястья веревками к седлу. Сына он отправил перед тем за водой. С яростным воплем выхватил гончар кол из изгороди, нагнал замешкавшегося кочевника и всадил кол ему в спину. Но прежде, чем свалиться с лошади, агонизирующий всадник взмахнул ржавым палашом, пытаясь достать гончара. По страшному совпадению на пути орудия возникло тело юного пленника — лезвие глубоко вошло в плечо мальчику. Тот слабо вскрикнул и повалился в пыль.

Атаку удалось отбить. Но набег нанес жителям города непоправимый урон. Половина домов селения теперь чернела от пепелищ. Матери не досчитались многих детей и в голос рыдали о своем горе. Над порогами вывесили черные лоскуты ткани. Гончар с женой ни на миг не отходили от сына. Мальчишка таял на глазах. Ранение оказалось слишком глубоким. Не помогали ни примочки, ни снадобья. Прибывший из столицы лекарь беспомощно мотал головой — никто в то время не знал, как лечить заражение крови. Гончар на коленях умолял его сделать хоть что-нибудь и лекарь предложил ему отвар из листов кока, дабы облегчить страдания. Через пару дней мальчик впал в беспамятство, а еще через неделю умер.

Жена гончара поседела за одну ночь и перестала следить за собой. Жизнь потеряла для нее всякий смысл. Невзрачной тенью ходила она по опустевшему дому. Сам гончар заперся в мастерской и не выходил оттуда пять дней. Почти ничего не ел и не пил. Оба превратились в глубоких стариков. Между тем шла война. Армада с Востока вторглась в страну. День смерти младшего сына оказался роковым и для старшего — он погиб в грандиозной битве против агрессоров на пограничном плоскогорье. Пал, утыканный стрелами, и еще продолжал биться, стоя на колене, пока ему не пронзили сердце. То была самая кровопролитная битва за последние пять сотен лет. Она замедлила, но не остановила наступление врага. Царь, правивший страной, понимал, что поражение стало вопросом времени. Жалких пяти дивизий, находившихся в столице, явно не хватало, чтобы уничтожить полчища, прущие с Востока. Соседи отвернулись от его просьб помочь — припомнили старые обиды, или открыто выступили против. Империя находилась на грани гибели...

Четыре дня из пяти, проведенных в мастерской, гончар думал о своей жизни. Что может чувствовать отец, потерявший наследника? За что боги покарали его? За хорошую жизнь, за дружную семью, за любимое занятие? За то, что он был счастлив? Ведь богам не нравится, когда человек счастлив, когда у человека все есть. Теперь вы довольны? — спрашивал он их, потрясая кулаками. Боги молчали.

Гончар был трудолюбив, а потому безделье казалось ему тягостным. Он не мог сидеть просто так, сложа руки. С другой стороны, он не видел смысла в том, чтобы снова начать лепить горшки. Все равно их никто не купит. Наскрести бы на краюху хлеба. Тогда он бесцельно принялся мять кусок глины, хотелось занять себя. Его руки работали сами по себе, мысли текли сами. Когда гончар опустил глаза, он увидел на ладонях глиняную фигурку. Похож на моего сына, — почему-то подумал он. Фигурка была грубой, сырой, просто куски глины, изображавшие человеческое тело. Ради забавы гончар сделал отверстия для глаз и рта. Едва он отнял палец, произошло чудо. Глиняная кукла заговорила! Спасибо тебе, мастер, за то, что подарил мне жизнь, говорила она. Поставь меня на стол. Гончар послушался и изумленно наблюдал, как маленький голем делает первые шаги, приседает и наклоняется. Но как это возможно? — недоумевал гончар. Это воля богов, ответил голем, — Они забрали у тебя души сыновей, но взамен кое-что дали. У тебя отныне есть дар оживлять. Никакие чудеса не могут заменить мне боль от утраты! — зарыдал гончар. Голем подождал, пока он успокоится, и сказал: "Ты сможешь вернуть их обоих, если выполнишь то, о чем я попрошу". Гончар уставился раскрасневшимися глазами на глиняного болвана. Разум подсказывал ему — что-то здесь не так. Но желание вернуть родную кровь пересилило голос здравого рассудка. Я сделаю все, — поклялся он. Отлично. Тебе потребуется много глины. Очень много, говорил голем. Гончар сказал, что достанет, сколько потребуется. И тогда голем повелел: "Ты должен вылепить из глины людей. Мужчин, рослых и крепких, и чтобы ни один не был похож на другого; ты должен сделать все на совесть, руки и ноги, туловища и головы, чтобы глиняных людей невозможно было отличить от настоящих, из плоти и крови". Гончар задумался. Сколько? — спросил он. Для начала — сотню. Это будет не так-то и легко, признался себе гончар, а голема предупредил, что ему понадобится время. "Ты сделаешь все как можно быстрее — прежде, чем орда с Востока вторгнется в столицу твоей страны. У тебя есть неделя". Неделя! — засмеялся гончар, — Ты издеваешься надо мной! Это невозможно. "Все возможно в этом мире, — сурово ответствовал ему человечек, — особенно когда от тебя зависит жизнь твоих родных". Гончар сразу все понял и это застало его покрыться холодным липким потом. Дорога каждая секунда. Тот час гончар вышел из мастерской, велел жене приготовить обед, поел и, не говоря ни слова, пошел к котловану у окраины города. В том котловане находились огромные залежи глины. Обычно отсюда гончар брал сырье для своих товаров. Он трудился с редкими перерывами на еду и короткий, тревожный сон. Маленький голем сидел у него на плече и давал указания. Первых человеков можешь сделать на скорую руку, как и меня, — говорил он, — Первые будут помогать тебе в тяжелых операциях". И големы оживали, едва гончар делал им глаза и рты. Коричневые, неказистые, они тяжело шлепали по грязи своими слоновьими ногами. Они наводили страх одним внешним видом. Они были неповоротливы и глупы, но послушны. Работа с их помощью пошла быстрее. Гончар научил дылд лепить человеческий каркас и удвоил число рабочих големов до двадцати. "Видишь, какие они уродливые, — говорил голем на плече гончара, — Настало время создать существ, по-настоящему похожих на людей". Первого мужчину гончар лепил ровно сутки, а его големы-подмастерья внимательно наблюдали за движениями хозяина и учились. Делайте все, как я, — наставлял он их, — но не трогайте головы. Это оставьте мне. Еще предусмотрительный гончар сделал подмастерьям пятипалые руки вместо старых клешней, чтобы те могли чувствовать материал. В левой грудной клетке каждого мужчины маленький голем велел проделать отверстие.

И вскоре на пустыре стоял строй из ста мужчин. Десять колонн по десять человек в каждой. Горожане, проходившие мимо, в ужасе бежали прочь. Поползли слухи о том, что гончар заключил договор с силами зла и его надобно убить. Однако никто не осмеливался приближаться к котловану на расстояние ближе, чем в сто сажен. Гончару кричали, чтобы он сам повинился и сдался на суд толпы — тогда его казнь будет безболезненной. И гончар сказал, чтобы к нему привели наместника, и слово в слово повторил ему то, что на ухо ему нашептал болванчик: "Если ты и твои люди осмелятся тронуть меня, мою жену, повредят мое имущество и мой дом, вы умрете страшной смертью. Если ты и остальные невежды будут злословить про меня, у вас отсохнут языки. Уймитесь и не смейте сюда больше ходить. Знайте, что здесь вершится воля богов и горе тому, кто встанет у них на пути". Белый как полотно наместник мелкими шажками затрусил в город. С той минуты ни один человек не подходил к пустырю. Минула неделя. Довольный гончар созерцал результат своего труда с пригорка; он сильно отощал и плохо держался на ногах, но стоять ему помогала вера. Болванчик велел ему слепить из глины сто шаров, обжечь их как следует, чтобы затвердели и покрасить в алый цвет. Камни гончар по указанию голема вложил в грудь мужчинам. "Теперь смотри", — сказал голем. Гончар увидел, как один за другим мужчины открывали глаза и начинали дышать. Они рассматривали свои ладони, они трогали доспехи и кожу, они, эти теперь уже без сомнения воины, оглядывались, рассматривали друг друга и обращали взгляды к гончару. Это были люди, самые настоящие люди, только плоть и кровь им заменяла глина.

Гончар изумленно наблюдал дело рук своих. "Первый отряд, — прокомментировал голем-вещун, — Их слишком мало. Главная армия врага насчитывает пятьдесят тысяч солдат. Нужно еще. Прошла неделя, гроза надвигается на столицу, захватчики уже на подступах к ней, они сметают с лица земли все, что попадается им на пути". Так вот для чего их надо было сделать... — бормотал гончар, теребя бороду. "Это единственная возможность спасти твой народ, — сказал голем, — Боги протянули твоему народу руку помощи". Но где взять пятьдесят тысяч солдат за такой короткий срок?! Прошло семь дней, за эти семь дней я и выспаться толком не успел, мои пальцы покрыты мозолями, мои ноги поражены язвами от постоянного хождения в грязи! Сто человек за семь дней! "Каждый из них стоит десяти обычных, — возразил на это вещун, — потому, что до каждого из них ты дотрагивался. Они обладают неимоверной силой и выносливостью, они не знают усталости и голода. Они неуязвимы. Один из них за день может вылепить десяток собратьев. А те в свою очередь — еще десяток. Эта сотня красных сердец — генералы-асассины. И им нужен самый главный командир. Тот, кто поведет армию в бой". Гончар присел на камень и закрыл лицо руками. Он долго молчал. Асассины терпеливо ждали, големы-рабочие топтались в сторонке. Наконец гончар встал и сказал: "Хорошо". Рабочим он приказал, чтоб нашли и принесли ему красную глину. Асассинам поручил делать армию, а сам отправился в свою хижину, повалился на топчан и уснул мертвым сном. Жена заботливо раздела и укрыла его. Гончар проспал двое суток, за которые пустырь побурел от наводнивших его глиняных людей. Глыбы красной глины уже лежали в мастерской. Гончар хорошенько поел и принялся за работу. Он заботливо мял глину, формировал каркас, чуть крупней и выше обычного, поставил его на ноги, приторочил к плечам могучие руки и увенчал шею головой. Лицо он вылепил с широкими скулами и глубоко посаженными глазами. Снабдил прямым носом и волевой челюстью. Глаза сделал пронзительными, как у хищной птицы. Бороду заплел в три косы. Особо тщательно корпел гончар над броней полководца. Она должна была совмещать в себе надежность, удобство и простоту. И вот, когда все было готово, гончар вложил в грудь военачальника старательно обточенный гранитный камень из самой твердой породы. В первые секунды жизни этого титана, глядя ему в глаза гончар думал, что ему пришел конец — выдержать такой взгляд было настоящей пыткой. Командир опустился на одно колено перед гончаром и склонил голову. "Мой хозяин", — прогудел он. Иди за мной, повелел гончар и вывел полководца к его армии. Легионы взревели, приветствуя их. "Самое время, — сказал вещун, — ибо захватчики осадили столицу и вот-вот ворвутся внутрь. Посади меня под шлем военачальнику, дождись, пока наша армия выступит, а сам найди себе лошадь и поезжай следом".

Так гончар и сделал. Через день на подступах к столице состоялась вторая великая битва за последние полтысячи лет. Глиняная армия ударила в черное облако с тыла. Грохот сражения стоял за сотню верст. Солнце помутнело от пылевых столбов, земля дрожала от топота тысяч ног до самого заката. Гончар видел все из надежного укрытия; он видел, как бурые солдаты ломали людям шеи, видел, как глиняных воинов рубят на куски саблями, пронзают копьями, мнут их дубинами, но воины продолжают наступать, пробивая нагрудники как яичную скорлупу, расплющивая в ладонях черепа варваров, он видел, как одного асассина облепили люди, жаля его мечами, отрубая ему руки и ноги, но взамен отрубленных мигом вырастали новые, а асассин далеко отшвыривал нападавших, словно котят, гончар видел, как одному коннику удалось ткнуть глиняного воина в грудь, в самое сердце, и воин мгновенно рассыпался в труху... Но свирепей всех дрался полководец глиняного воинства. Он рвал людей на куски. Одного удара его руки было достаточно, чтобы начисто снести человеку голову. Гончар смотрел на это, борясь с приступами тошноты, и ноги его мелко подрагивали. Только сейчас он осознал, какую сокрушительную силу произвел на свет. Вот этими руками. Только сейчас он начал чувствовать свое могущество. Если он захочет, мир падет перед ним ниц, ведь глиняные люди беспрекословно подчиняются ему.

С наступлением темноты гончар вернулся домой. Там его ждала помолодевшая жена и двое сыновей. Вещун выполнил обещание, но на свой манер — его сыновья были из глины. Гончар дал волю слезам и проклятиям. Вскоре, утром следующего дня на пороге возник красный гигант с вещуном на голове. Гончар хотел открутить маленькому мерзавцу голову, но тот воскликнул: "Стой, человек! Прежде выслушай. Боги тобой довольны. Вражеская армия разбита. Ты спас свою родину!" Какой мне от этого прок?! — всплеснул руками гончар, — Мои дети того же цвета, что и земля! "Дослушай до конца, — увещевал его маленький голем, — Смерть нельзя обмануть. Души твоих сыновей нашли пристанище в глине и это не случайно. Дело в том, что у меня к тебе последняя просьба". Поникший гончар исподлобья смотрел на своих гостей. "Ты вдохнул в нас жизнь, — продолжал голем, — и это хорошо. Для нас нет ничего прекрасней, чем людская жизнь. Мы хотели бы походить на создателя не только внешне, но и по своей сущности. Мы хотим, чтобы ты сделал из нас людей. И мы уйдем из вашего края, мы не будем вам мешать". Разве я на это способен? Я обычный человек. "Ты — особенный человек. У тебя дар. Мы будем очень благодарны тебе, если ты выполнишь нашу просьбу, но ты волен поступать, как хочешь, Мастер". Гончар посмотрел на жену, на притихших отпрысков, на красного полководца. Вы не хотите быть людьми, — покачал он головой, — Вы хотите освободиться от моей власти над вами.

Голем ничего на это не ответил. Странно, удивился гончар. Вы гораздо лучше, чем слабые люди, и все же хотите стать такими же. Хотя, мое ли это дело? Что ж, я выполню вашу просьбу — ради моих сыновей. "Твоя кровь, — сказал голем, — Вода питает глину, а кровь — тело". И тогда гончар выпустил себе из руки кровь в чан, и глиняные люди по очереди, губами прикладывались к чану, а гончар макал в него палец и проводил полосу у них на лбах. И големы становились настоящими людьми. Сыновья гончара действительно стали его сыновьями, плоть от его плоти, а красный военачальник превратился в богатыря и изрек: "Буду правителем этому народу". Так зародилось новое колено человеческое. Смотря, как они уходят вдаль, мужчины и теперь уже женщины, гончар думал, что разрушил единственные путы, удерживавшие эту страшную силу — путы собственной власти над ними. Когда-нибудь этот народ уподобится богам, и это есть истина...

Откуда ему было знать, что это именно боги, предвидя свой конец, наслали на страну черное воинство...

Закарий не смел пошевелиться, смотрел, как Хранитель переводит дух.

— Вот такая легенда, — произнес Хранитель через какое-то время, — Прежде чем случится то, что должно, я хотел бы, чтобы ты знал еще кое-что. Я не буду тебя удерживать или как-то препятствовать тебе. Это бессмысленно. Но я хочу уничтожить твой страх. Закарий, существует так называемая Нулевая модификация. Она заключается в том, что ты — человек. А не голем, например. Это все. Иди.

Закарий шел домой и думал, что попал в ловушку. Потом у него разболелась голова, и думать расхотелось вовсе. Ретранслятор сновидений он отключил. И все равно в темноте кто-то негромко говорил ему прямо в ухо. Скажет слово и молчит. Опять скажет. Опять молчит. И так всю ночь. Завтра, говорил невидимка. Завтра у тебя начнется новая жизнь. Без страха, без сомнений, без горя, без печали. Хорошо. Тебе станет хорошо. Бедное дитя. Не бойся, тебе никто не причинит вреда, ты же у себя дома, где тебя любят, в Городе, за надежными стенами. Это твоя обитель. Здесь ты обретешь счастье и однажды умрешь, но это случится нескоро, ох как нескоро. Ты будешь любить. Ты обретешь смысл жизни. Ты найдешь свое предназначение — станешь умножать величие Человека, будешь думать, как при помощи биохимии сделать человека лучше, еще лучше, еще совершеннее, еще свободнее... Как из воды сделать кровь, а кровь превратить в чистую плазму. От твоих сомнений не останется и следа, ты просто не смеешь сомневаться.

Тот старик, беспокойно метались в его мозгу мысли, я не могу бросить его.

Забудь о нем. Он — "крыса" из равнины. Он грабил наши склады, он убивал горожан, когда те отбивались от экспедиций. Безжалостный, мстительный, коварный бандит. Он использует тебя, как проводник вестей из Города, сколько раз он как бы невзначай спрашивал у тебя даты прибытия грузов? Он прикончит тебя без лишнего шума, как только ты станешь ему бесполезен.

Это неправда, неправда.

Такие отщепенцы, как он, не имеют будущего. Все они вымрут. Один за другим; они пережиток прошлого, эти дикари уйдут в историю. Будущее принадлежит нам! Человек Города бросает вызов вечности, Закарий. И он способен, по-настоящему, слышишь, вырваться из слабой оболочки своей плоти, чтобы навсегда покончить с абсурдной и жестокой борьбой за жизнь тела, борьбой, которая отнимает силы, время, наносит ущерб. Самое обидное, мы почти вырвались, мы стоим на пороге мечты, но такие как ты, отдаляют славный момент освобождения. Материя ничто, разум превыше всего. Разорви замкнутый круг, пожертвуй телом ради спасения разума!

Нет, упрямо гнул он свое, лихорадочно ища аргументы. Разум — та же материя, только более высокоорганизованная. Эти модификации ничего не изменят! Это нелепо. Вы утверждаете, что оставили природу в покое, но на самом деле вы растормошили ее еще больше, потому что природа заключена в нас, мы — часть природы. На каждое изменение она наносит ответный удар. Я слышал, что у модифицированных к зрелости атрофируются эмоции, я часто видел отца и мать застывшими подолгу в одной позе, у них шевелились только губы, а их глаза были словно стеклянные.

Ты просто не понимаешь, о чем говоришь. Глупенький, тебе показалось. Ты мыслишь приземленными категориями, как и подобает мыслить семнадцатилетнему подростку. Цепляешься за привычное. Это не поможет, Закарий. Лучше меняться сейчас, чем сгинуть в небытие вместе с убогой, никчемной оболочкой. Модификация так же естественна сегодня, как удаление аппендикса или гланд в древности. Ты что же, думаешь, древние не меняли себя?! Наивный! Они вытворяли с собой такое, что тебе и в кошмарном сне не привидится! Пойми, человек изменится, все подвержено изменениям в этом мире.

Я не могу... На меня давят стены. Я нужен ему. Ему нужна помощь, он не справится один, он уже слишком стар, у него трясутся руки. И тот человек на кресте...

Ты останешься здесь. Навсегда. Забудь про внешний мир!!!

Закарий проснулся с криком. В спальню вбежал перепуганный отец.

— Что случилось?

— Ничего, — Закарий тяжело дышал. Отец заметил, что шнур от ретранслятора покоится на крепеже.

— Сдается мне, ты болен, — скрестил он руки на груди, — и серьезно. После той экскурсии на равнину ты сам не свой. Наверно, подхватил там какую-нибудь инфекцию или внешний мир слишком страшен для твоей неподготовленной психики. Зря мы тебя отпускали последние дни. Черт побери, надо запретить вывозить детей за пределы стен. Куда смотрит Совет? Будь проклята равнина! Ладно, одевайся. К полудню поедем в Институт Совершенства, так что будь готов.

У Закария все внутри сжалось. Еще три часа — и конец его прежней жизни. Конец выбору. Он навсегда останется здесь, в Городе. Его даже не удивляло, что в один прекрасный момент Город стал чем-то чуждым его сознанию. Закарий задыхался от волнения. С момента их последней встречи со стариком прошло две недели. А он даже не попрощался с ним перед своим превращением. Все последующее время до назначенного срока телом владела предательская слабость. Руки не слушались. Закарий сидел на кушетке и смотрел в стену. В голове царила пустота.

План созрел внезапно, за считанные минуты до выхода. Четкий и последовательный. Закарий сбегал в свою комнату, рассовал по карманам необходимое и вышел вместе с отцом на крышу их общежития, где стоял их семейный аэрокар. Как специалисту Первой категории сложности отцу Закария полагался личный транспорт. Наступил ответственный момент. Закарий нарочито равнодушно сказал:

— Сегодня час пик. По субэфиру предупреждали, что могут быть пробки. Может, прокатимся на поезде?

Отец повертел ключ-карту, задумчиво посмотрел на сына, затем опустил карточку в нагрудный карман.

— Ты прав, сынок. Пойдем.

В вагоне было шумно и тесно. Закарию подфартило: они заняли два места у окна. У отца был гордый вид. Еще бы. Мужчина со "светлым" подростком наводит на мысли только об одном — отец везет парня на Перманентную модификацию. Половину пути Закарий спокойно просидел, разглядывая урбанистические пейзажи в окошко. Это удавалось ему с большим трудом. Сверившись с часами, он понял, что пора. Осторожно вынул капсулу-инъектор со снотворным. В лаборатории они частенько усыпляли мышей, чтобы проводить на них опыты. Разумеется, дозу Закарий увеличил пропорционально размерам взрослого человека. Когда вагон очередной раз тряхнуло на повороте и народ накренился в бок, Закарий легко хлопнул инъектором по голени отца, а потом отшвырнул пустую капсулу на пол.

Отец схватился за ужаленное место:

— Что это?

— Где? — зевнул Закарий безразлично, — А, это наверно, заклепка от моих штанов.

Через десять минут отца сморило. Закарий осторожно соскользнул с сиденья и вышел на следующей остановке.

Поезд с грохотом унесся прочь, и теперь он остался один. Сориентировавшись по портативной карте, он вычислил, что находится в северо-западной части Города. Это плохо. Слишком далеко от южных кварталов. Прежде чем он доберется назад тем же маршрутом, пропажу обнаружат и его быстро схватят. Его личный пропуск не действителен, никто его из Города уже не выпустит. Значит, надо продумать способ выбраться отсюда незамеченным. Северо-запад — промышленная зона. Здесь собирают технику и строительные материалы. Грузят в контейнеры и развозят по секторам, в зависимости от потребностей. Какую-то часть эшелонами отправляют на экспорт в другие города.

Грязно-серые заводские корпуса мутно поблескивали под неуверенным солнцем. На каждом налип серийный номер и нарисованы указатели движения. Закарий подошел к краю платформы и перегнулся через перила. Внизу, сквозь завывания ветра, слышался непрекращающийся лязг железа. Кто-то глухо отдавал команды. Там, на технических уровнях тоже трудились люди. Закарий стал осматриваться в поисках транспортных доков. Один он заприметил в нескольких кварталах к югу, но до него нужно было идти вдоль шоссе, которое пролегало точно под платформой. Паренек направился к лестнице, ведущей вниз. По шоссе со страшной скоростью проносились болиды, две пешеходные дорожки тянулись по бокам, и Закарий свернул туда. Под шоссе тоже было пространство, из люков дул горячий воздух. К подземным уровням вели транспортные тоннели, но что происходило там, в недрах Города, Закарий не знал. Взрослые не рассказывали об этом детям. Он вышагивал по ребристой дорожке, а одинаковые коробки автоматических фабрик медленно проплывали мимо. Строения были идентичны друг другу, и ничто не нарушало этого однообразия кроме овального купола дока, который возвышался над ними. Через пару часов уставший Закарий стоял перед подъездом к погрузочной площадке. Недалеко от складов краны грузили контейнеры на прицепы, рабочие крепили их и вереница прицепов, словно гусеница, тянулась к стартовой площадке. На противоположной стороне другие прицепы наоборот, разгружали. Время от времени по платформам проезжали тележки с ящиками поменьше. Закарий спрятался за одним из контейнеров, пытаясь выбрать удобный момент, чтобы проскользнуть мимо рабочих незамеченным. Но на платформе постоянно кто-то суетился, пространство было открытым, люди находились здесь, словно на ладони. Закарий заметил, что лица рабочих полностью закрыты масками противогазовой защиты, и они как-то странно склоняют головы, словно удержать их на плечах неимоверно трудно.

Сзади послышался шорох.

— Ты что это здесь делаешь?! — прогремел дребезжащий голос.

Закарий, не оглядываясь, бросился бежать, но не успел, кто-то схватил его за шиворот комбинезона и поволок к административному зданию. Закарий брыкался изо всех сил, но сильная рука скрутила его еще больше. У входа стояла группа рабочих и о чем-то переговаривалась. Тот что схватил, подвел его к группе рабочих, и они немедленно обступили его. Линзы глаз бесстрастно шарили по Закарию. Наконец одна из масок, поигрывая разводным ключом, спросила:

— Что тебе здесь нужно?

— Я заблудился, — выдавил Закарий, — отпустите меня. Я хочу домой.

Маски переглянулись, одна что-то шепнула другой, та ей кивнула. Затем круг сузился.

— Придется тебе подождать внизу, дружище, пока смена не закончится, — прошелестел рабочий, — У нас сейчас нет времени возиться с тобой. Работа стоит, а норма на сегодня еще не выполнена. Двое коренастых рабочих подхватили Закария под мышки и потащили к грузовому лифту. Остальные внимательно наблюдали за их перемещением.

— Но мне надо идти! — возразил Закарий.

— Ты все равно не знаешь, куда, — объяснили ему, — так что особо не дергайся. Посидишь у нас в дежурке, отдохнешь, а вечером поедешь домой.

Они закрыли кабину, и наземный уровень вместе со сборищем масок уехал вверх. Лифт миновал не меньше десяти этажей, прежде чем они остановились. Створки разошлись в стороны, и перед Закарием разверзся обшарпанный, мигающий аварийными лампочками коридор. Рабочие торопливо застучали по полу каблуками, они будто спешили куда-то. Закарий еле поспевал за ними, ноги заплетались от усталости. Коридор раздвоился, левый его рукав вел к сборочным цехам, они пошли по правому, мимо кухни, туалетов, лежанок, темных комнат с тусклым освещением, где кто-то мычал, они уперлись в самый конец, зашли в душевые, и один из рабочих почему-то сразу ушел. Второй неторопливо прикрыл дверь. Методично, одну за другой, он открывал кабинки, проверяя, есть ли кто-то внутри. Затем подошел к раковине, помыл руки и стал снимать с себя противогаз. Содрал с головы каску и повернулся к пареньку.

Закарий смотрел на это и чувствовал, как у него на спине топорщится кожа от ужаса: у рабочего не было лица. Только два разной величины глаза, дыры вместо ноздрей и частоколы гнилых зубов. Неестественно большой язык болтался между челюстями, силясь вырваться наружу. Рабочий издал горловой звук.

— Мясо, — проурчал он.

В это время дверь позади открылась, и в помещение вошел его напарник с длинным ножом наперевес. Дверь он прикрыл спиной и свободной рукой задвинул щеколду. У этого лицо было словно скомкано в одном месте, пониже скул, а кожа лба покрылась буграми.

— Свежатина, — отозвался урод.

Закарий зажал рот руками — его тошнило. Он даже не понимал, что эти двое намереваются сделать, их внешний вид настолько шокировал его, что это затмило все остальные мысли. Видя, как жертва замерла в параллаксе, глазастый урод довольно хохотнул:

— Может, по частям?

— Можно и по частям! — второй провел пальцем по лезвию ножа и приготовился для удара. Глазастый взял паренька за руку и вытянул ее вбок: руби.

Внезапно дверь ухнула, замок хрустнул, она распахнулась, и в душевые ввалилось какое-то полуобнаженное существо. Его движения были настолько стремительны, что Закарий не мог его толком разглядеть. Видел, как здоровенный кулак молотом обрушился на макушку вооруженного рабочего, тот выронил нож и ойкнул, валясь навзничь. Существо сильно толкнуло второго доходягу и он по инерции влетел в кафельную стену. При столкновении что-то у него внутри клацнуло. Тело давно сползло по стенке вниз, а Закарий все боялся пошевелиться. Не в силах отвести взгляд, он наблюдал за тем, как существо выпрямилось, осмотрелось и повернуло к нему по лошадиному вытянутую морду. Закарий икнул. Этот урод переплевывал двух предыдущих вместе взятых. Мышцы тугими волокнами непропорционально переплетались по его телу, плечам и рукам. Чересчур вытянутое лицо растеклось по черепу, да так и осталось на нем застывшей гримасой одновременной скорби и ехидства. Внимательные глаза, казалось, вот-вот вывалятся из орбит. Особенно большими были кисти, раза в два больше чем у обычного человека, они висели вдоль туловища на длинных руках, как гири. Коротенькие ножки заставляли существо переносить вес тела на руки, поэтому оно удерживало равновесие на четырех конечностях.

Существо моргнуло пару раз и отчетливо произнесло:

— Хочешь жить, иди за мной.

— А чем вы лучше их? — вырвалось у Закария.

— Ничем. Но у тебя нет выбора.

Закарий знал, что возразить тут нечего.

Пока существо ковыляло впереди по неизвестным переходам подземных тоннелей, паренек старался не отставать и неотрывно смотрел на его широкую перекошенную спину. Одновременно он вспоминал школьные байки о монстрах с подземных уровней. О том, что эти создания жили в катакомбах Города с момента его основания и никогда не видели солнечного света. Что они питаются исключительно человечиной, смертельно опасны и хитры. Что только они знают, как работают механизмы Города, так как поклоняются им в своих темных святилищах и следят за их исправностью.

Существо ловко перепрыгивало лестничные пролеты, стремительно неслось по коридорам, резко сворачивало в неожиданных местах, а Закарий еле поспевал за ним, стараясь не думать об усталости. Ему казалось, что позади них бежит разъяренная толпа рабочих, готовая разорвать обоих в клочья, и это прибавляло сил. Вскоре они выбежали в зал с множеством станков и линиями конвейера, по которым тянулись из одного приемника в другой наполовину готовые болванки, а склонившиеся над лентами люди перебирали их. Зал то и дело озаряли вспышки искр или электрические разряды.

Урод провел Закария через зал в отгороженный кабинет.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказал он, когда Закарий осторожно сел на стул. — В любом случае, все, что ты слышал о нас — неправда. Твое имя?

Закарий назвался. Урод сделал приглашающий жест, и в комнату вошло несколько существ, каждое по-своему отличалось от других, но все были схожи в своей ущербности. В основном, у каждого из них чересчур были развиты какие-то группы органов — у кого уши, у кого нос. Существа с интересом заглядывали Закарию в глаза.

— Меня зовут Иф, — представился спаситель пареньку, — А это мои друзья. Мы давно живем здесь. Итак, знаешь ли ты, кто мы?

— Некрофаги, — сказал Закарий.

Иф кивнул:

— Верно. В Городе нас называют именно так.

И Иф рассказал Закарию все. Иф когда-то был крупным ученым, поэтому он знал больше остальных, и остальные доверяли ему. Некрофаги, говорил он, — существа, некогда бывшие нормальными людьми. В результате неудачно проведенных модификаций они стали мутантами, специализирующимися на выполнении какой-нибудь одной жизненно важной функции. Например, гипертрофированное зрение служит для изучения объектов в разных диапазонах. Инфракрасный, ультрафиолетовый диапазоны и так далее. Большинство некрофагов трудятся на автоматизированных заводах Города, так как еще могут принести обществу пользу. Многие из них были модифицированы неоднократно, но в какой-то момент им не повезло. Некрофаг — неудачник, он проиграл битву за совершенство, причем неважно, на какой ступени социальной лестницы он стоял до изменения. Вот почему некоторые горожане бесследно исчезают после процедуры. О них никто не спрашивает, это не принято: люди следуют негласному принципу невмешательства. И отныне единственным предназначением несчастного является правильное и своевременное выполнение работы. Химический анализ продуктов, конструирование деталей, проведение сложных вычислений, многоканальный контроль за сложными процессами... Все, что производится на фабриках. Ту же работу с успехом может выполнять машина, но там, где искусственный интеллект зайдет в тупик или попросту сломается, человеческий разум всегда найдет выход из положения. Те, что работают на платформе, еще как-то похожи на людей, если закрывают лица масками. А мы, мы слишком изуродованы мутацией, поэтому вынуждены находится под землей. Лишь иногда мы выходим по ночам, посмотреть на звезды.

Возможно, ты уже догадался, что мы находимся вне общества. Мы изгои. Город посадил нас на наркотик, чтобы мы лучше работали. Получение дозы наркотика стало нашим единственным смыслом существования. Это наше химерическое счастье и проклятие. Без него мы погибнем. Город сделал нам великое одолжение — дал шанс еще пожить. И мы бесконечно благодарны ему за это. Просто нам не повезло. Такова обратная сторона совершенства.

Закарий ошеломленно ерошил волосы.

— Как вы узнали, что меня хотят убить?

— Я давно следил за тобой. Заметил еще на платформе. У стен есть глаза, Зак.

— Что вы со мной сделаете? Отправите домой?

— Нет, — Иф улыбнулся. — Избавься от своих заблуждений. Может быть, тебя успокоит то, что среди нас есть и нормальные люди, которые просто не хотят жить, как наверху?

Из толпы выступила худенькая девушка лет шестнадцати. "Светлая". С живым взглядом, соломенными волосами, и смущенно помахала ему рукой.

— Привет! Добро пожаловать в нашу общину, — сказала она. — Я Ева.

Закарий чуть не упал со стула. Это происходило с ним в реальности!

— Я польщен, — признался он, — Простите, что так свалился вам на голову. Но мне нужно сделать одно очень важное дело. Мне нужно выбраться из Города на равнину. Там у меня есть друг. Я хотел задать ему один важный вопрос...

— Настолько важный, что ради этого ты убежал и полез в доки?

— Да.

— Что ж, значит, вопрос действительно того стоит. Поступай, как считаешь нужным. Но если ты уйдешь, сюда больше никогда не вернешься, — предупредил Иф.

Закарий решительно встал.

— Сегодня отец вез меня на первую модификацию. Он хотел, чтобы я стал счастливей. Он искренне хотел сделать меня свободным. Но у меня другой взгляд на природу свободы.

— И ты хочешь найти ответ там, — Иф неопределенно мотнул головой.

— Да, — твердо ответил парень, — Покажите мне, как отсюда выбраться.

Некрофаги замешкались. Иф выступил вперед:

— Мы поможем тебе. Благодарностей не надо — к нам не так уж и часто попадают странные люди сверху.

Они накормили Закария. Иф отвел его в медицинский кабинет, без объяснений надрезал предплечье, вынул из руки датчик слежения и дезактивировал его. Зак удивленно посмотрел на свежий шов и спросил: "Это есть у каждого жителя Города?" "Да", — ответил ему некрофаг.

— Я был в Центральной башне, — тихо сказал Закарий, слезая с кушетки, — и видел Первого Хранителя. Он рассказал мне легенду.

Закарий своими словами пересказал ее смысл Ифу.

— Как вы думаете, кого он имел ввиду, рассказывая о глиняной армии?

Иф нахмурился.

— Думаю, это некая метафора. Возможно, под новым человеческим коленом как раз понимается общество Города. Общество людей, которые способны по своей силе уподобиться богам....

— И сами могут создать новую армию идеальных солдат?

Иф пожал плечами: кто знает, кто знает...

Затем они собрались в большой комнате за столом и стали слушать рассказ Закария про старика и план побега. Паренек поделился с ними своими соображениями по этому поводу.

— Я преступник, — сказал он в заключение, — я осмелился нарушить правила, уклониться от прохождения модификации. Город не простит мне этого поступка. И все же я понимаю, что если бы послушался, никогда не простил бы себе бездействие. За эти несколько дней я понял, что хочу большего — хочу понять правила игры. Равнина зовет меня. Мне нужно попасть туда.

— По-твоему получается, что мы все преступники.

— Нет. Если б модификации прошли удачно, кто из вас торчал бы здесь? А кто отправился бы туда?

Повисло неловкое молчание.

— Вот видите, — усмехнулся Закарий.

— Пойми, это наш мир, — отозвался Иф, — жестокий, несправедливый, но он — наш. Мы его дети. Модификация необходимая жертва для выживания в современных условиях. А равнина для нас мертва.

— Я осталась бы здесь несмотря ни на что! — внезапно крикнула Ева, нахмурившись. — Просто мне некуда идти и там меня никто не ждет. Я свободна.

Некрофаги удивленно посмотрели на нее.

— О чем вы говорите? Поймите, понятие свободы относительно. Горожане наоборот считают себя свободными людьми, а "светлых" — рабами своей плоти, — вмешался кто-то из некрофагов.

— Сейчас это неважно, — сказал Закарий. — Отступать я не собираюсь. Пути назад нет. Мне нужно выбраться за пределы городских стен. Как это сделать?

Они долго спорили, каким путем можно выбраться из Города. Охрана не пропустит его через ворота. Канализационные стоки слишком запутанны. Открытый угон гравилета может спровоцировать погоню, а попасть по ту сторону стен нужно незаметно. Время близилось к полуночи, но некрофаги и люди так и не пришли к единому мнению.

— У меня есть одна мысль на этот счет, — высказалась Ева, — Заку следует спрятаться в грузовом вагоне, перевозящем транспортные средства. Например, квадроциклы.

Закарий пошутил, что они вернулись к его самой первой затее. План набросали быстро. Иф сверился с электронной базой и сообщил, что один такой состав как раз идет на север. Более подходящего варианта не было, и его приняли как окончательный. Иф объявил два часа на отдых и приготовления, показал парню, где находится спальный блок, и куда-то ушел по своим делам. Закарий лежал на жесткой пружинной кровати и пытался осмыслить события ушедшего дня. Его не покидало странное чувство, будто этот спонтанный побег кем-то продуман, а он лишь играет отведенную роль и пляшет под чужую дудку. Что, если прикончить себя прямо сейчас? Что-нибудь изменится? Нет, это не выход, злобно думал он. Его место займет кто-то другой. Мысли путались, но одна блеснула ярче других: его действия, его жизнь — это необходимость, и то, что он сейчас делает, каким-то образом имеет значение не только для старика, но затрагивает интересы Первого. Как именно, Закарий, не мог осознать, и потерял цепь рассуждения. Это было слишком сложно.

В два часа ночи они собрали все необходимое и выдвинулись. Пять мутантов, два человека. Закарий и Ева шли бок о бок, и он решился:

— Ты пойдешь со мной туда?

Она посмотрела ему в глаза, и он густо покраснел, но не отвел взгляд.

— Да, — сказала она. — Мне нечего терять.

Когда они выбрались на поверхность, погрузочную площадку освещало несколько прожекторов. Вдоль краев лениво прогуливалась пара рабочих, проверяя, все ли на своих местах. За площадкой несомненно следили с наблюдательной вышки.

— Мы отвлечем их, а ты беги к заднему вагону и прячься там, — распорядился Иф.

— Он пойдет не один, — вставила Ева.

Иф долго смотрел на нее своими пронзительными глазами, а потом перевел взгляд на Зака.

— Увы, я перестал понимать суть этого явления между мужчиной и женщиной, когда лишился волос. Хорошо, что вы еще можете. Что ж, я буду по тебе скучать, Ева. Удачи!

— Иф, — Закарий тронул некрофага за плечо, — спасибо тебе.

Иф пренебрежительно поморщился и исчез во тьме вместе с остальными мутантами, но за секунду до этого Закарий поймал его взгляд, исполненный мольбы и надежды.

Зак и Ева затаились, ожидая сигнала. Через пару минут с противоположной стороны перрона раздался отчаянный вопль. Рабочие мгновенно обернулись и побежали на звук. Дорога очистилась, и подростки засеменили вдоль недогруженных контейнеров к составу. Крики не прекращались, послышался грохот и выстрелы из нейтрализатора. И знакомый возглас. Ева дернулась, как подкошенная, но Закарий потащил ее за собой: "Нам нельзя останавливаться!" Луч прожектора метался по площадке, выхватывая из темноты дерущиеся фигуры и распростертые на бетоне тела. До вагона оставалось несколько шагов, и тут перед ними возник силуэт в противогазе. Человек поднял руку, но Закарий бросился вперед и навалился на него всем весом. Импульс от выстрела прошелся по его телу отдачей, но основной заряд не достиг цели. Рабочий взревел от ярости и ударил Зака под ребра. Парень стиснул зубы и стал выкручивать руку. Рабочий дико заорал. На Зака сыпались новые удары, боль и ослепляла, и придавала еще больше злости. Зак продолжал упорно выкручивать руку, импульсы от выстрелов сотрясали его тело, рабочий споткнулся и упал. Затем послышался глухой стук и человек замер. Закарий поднял лицо и увидел разъяренную Еву с куском металлической трубы в руках.

Они оттащили тело за контейнеры и пробрались в вагон. Тщательно заперли дверь и затаились во тьме, вцепившись друг в друга. Обоих сильно трясло. Вскоре их дрожь унялась, ей на смену пришел тревожный сон.

Настало утро. Солнечный свет прокрался через щели в вагон, разбавляя потемки. Одно солнечное копье разрубило обнявшиеся в углу тела точно пополам.

Они давно проснулись. Сидели и вслушивались. Прошел час, другой. Пару раз мимо вагона кто-то прошел, простукивая сцепления. В какой-то момент, вагон качнуло и по полу поползи тени, вначале медленно, затем быстрее и быстрее. Свист ветра постепенно нарастал, вместе с гулом магнитного поля. Закарий пошатываясь, приник к дверной щели; там, внизу простирался утренний Город, из труб шел дым, толпы людей, похожие на муравьев, спешили на работу, капсулы гравилетов неслись по трассам в центр. Рядом с ухом он почувствовал ее дыхание.

— Смотри, — он отодвинулся.

Так они поочередно наблюдали за панорамой снаружи. Через полчаса Город оборвался стеной, и поезд вырвался на равнину.

— Пора!

Они подскочили к зачехленным квадроциклам, сорвали с самого ближнего пленку и уселись в кресло, он спереди, она сзади. Зак активировал панель, и тут обнаружил, что запуск не получится без личного ключа-карты.

— Расслабься, — Ева ловко провела пальцами по панели, отогнула крышку, выхватила из нутра машины пару проводов, оборвала их и скрутила между собой. Двигатель послушно заговорил.

— Откуда ты этому научилась? — восхищенно спросил Зак.

— Иф был хорошим наставником, — сказала Ева, — Зак, вчера...

— Не стоит об этом. Сейчас надо думать, как выбраться отсюда.

Она спрыгнула с сиденья, подбежала к дверям и отдернула задвижку. Дверь с лязгом улетела в сторону и впечаталась в переборку, смятая ускорением. В вагон ворвался ураганный ветер, Ева вовремя запрыгнула в квадроцикл, и Зак опустил вакуумный купол. Оба надели шлемы. Ветер трепал пленку на других машинах. Нос их квадроцикла повернулся к выходу. Базовая мощность двигателя росла, Закарий держал руки на штурвале, готовый нажать на ускорение.

— Чего ты ждешь? — крикнула Ева.

— Сейчас увидишь, — улыбнулся Зак, — Держись крепче.

Базовая мощность составила "100 %" и полоска индикатора мгновенного ускорения стала зеленой. Зак надавил на рычаг. Доля секунды — и они в другом мире! Их квадроцикл вылетел из вагона со скоростью торпеды — навстречу солнцу и равнине, на высоту в несколько сотен метров над землей. У Зака перехватило дыхание — они зависли в небе. Вокруг не было ничего, кроме воздуха и солнечного ливня. Ева вцепилась в него, прижавшись телом так тесно, словно они составляли одно целое. Зак надвинул солнцезащитный фильтр на смотровое стекло и огляделся. Где-то слева распростерся Город, а поезд умчался направо; Зак увидел через плечо его серебристое тело, ниткой уходящее к горизонту по монорельсу. Вдруг Ева ахнула. Трасса вспучилась, расцвела алым огнем взрыва, поезд стал складываться, как гармошка, а на месте пламенного шара образовалось черное облако и провал, куда один за другим падали вагоны. Через пару секунд до них докатился рокот.

— Свобода или смерть....

Закарий открыл бортовой навигатор и развернул квадроцикл в нужном направлении. Чуть опустив машину к земле, он прибавил скорость до сверхзвуковой. Квадроцикл несся на максимуме своих возможностей, два человека намертво припали к его корпусу. Это длилось около получаса, Закарий чутко корректировал курс, если машина отклонялась хотя бы на полградуса. Внизу проносились степи равнины, гнойники свалок, небольшие очаги чахлой растительности, останки селений. Все сливалось в буро-желтую массу. Закарий увидел вдали башенку диспетчерской и сразу сбавил скорость. Через пару минут они пролетели мимо аэродрома, перепрыгнули через шахтерский поселок и приземлились прямо перед домом старика.

Закарий слез с квадроцикла и, не снимая шлема, прошел через изгородь. Защита была отключена. Дом выглядел заброшенным. Во рту у него пересохло от нехорошего предчувствия.

— Зак! — он оглянулся и поймал от Евы нейтрализатор. Кивнул в благодарность.

Стараясь ступать бесшумно, он прошел через внутренний двор, направился к порогу, заглянул в открытую дверь. И почти инстинктивно припал к земле. Это спасло ему жизнь. Хищное насекомое пролетело в паре сантиметров над ним и угодило панцирем в стену дома. Шипя, муравей-переросток вскинул клешни, но Закарий, почти не целясь, отправил заряд ему прямо в пасть. Зиракс лопнул, как пенный пузырь, некрасиво забрызгав внутренностями порог. Тогда Зак отступил к калитке и активировал защиту. Старик успел записать его данные в тот последний день. Охранная система просигналила, что угрозы в пределах территории нет. Закарий спокойно убрал оружие, сделав Еве знак, что все в порядке.

Старик сидел в той самой волшебной комнате, пытаясь удержать в руках развороченные органы. Его живот был одной большой зияющей раной. Диван и пол были черными от натекшей крови. Закарий снял шлем и склонился над старым рэйдером, ловя его еле заметное дыхание. Слезы жгли ему глаза от беспомощности. Старик потерял слишком много крови, силы покидали его. Транспортировку в Город он явно не перенесет. Старик разлепил веки и слабо улыбнулся.

— Ты...

Закарий всхлипнул:

— Простите меня, я не успел...

— Брось. Сам виноват — совсем забыл про защиту. Ладно, бывает.

Закарий не знал, что предпринять в такой ситуации. Он боялся оставить старика хотя бы на секунду. Достал из аптечки обезболивающее и сделал рэйдеру инъекцию.

— Вот спасибо. Там, на столе, в сундучке есть ключ, — старик отдышался, — Пойдешь к ангару. Откроешь дверь. Дальше увидишь. Ради этого стоит жить.

Закарий взял продолговатый ключ:

— Я все выполню.

— Хорошо. Ну, как дела? — старик подмигнул ему.

— Я сбежал из Города, — признался Закарий. — Хотел увидеться с вами.

— Не расстраивайся. Используй время, пока оно у тебя есть. Смелее.

Закарий схватился за голову, и тут его прорвало:

— Я хотел задать вам вопрос. Он мучил меня с самого первого дня. Я никак не мог уразуметь, почему есть люди, живущие вне Города. И почему люди Города не выйдут наружу. Все, во что я верил, оказалось ложью. Модификация — это не путь к совершенству. Она не приносит счастья. И я только сейчас начал понимать, для чего она нужна — чтобы поработить людей. Чтобы они никогда не вырвались из Города! Я видел в старом здании возле колодца в городке статую человека. Этот человек был привязан к кресту, и его лицо было искажено страданиями. Наверно, страдания — смысл его существования. Но для чего они нужны?

— Я не знаю, — признался старик. — Наверно... для того, чтобы... показать другим, что человеку... нужны страдания. Иначе... зачем ему жить. За свободу быть самим собой надо.... платить.

— И какова она, цена свободы?

— Я не могу... ответить... на этот... вопрос, — старик бледнел на глазах, — Прости...

Старик замолчал навсегда. Закарий понял, что так и не узнал его имя.

Он вышел из дома, прошел барьер защиты и взял Еву за руку.

— Все кончено.

— Я останусь с тобой, — сказала она.

— Тогда пойдем, — Зак показал ей ключ.

Они направились к аэродрому. Спустя несколько минут они стояли перед тем ангаром и Закарий орудовал ключом. Замок щелкнул, автоматический механизм разжал задвижки, и створка медленно поползла вверх. Когда они проникли внутрь, Зак не заметил там никакой техники, ни инструментов, вообще ничего. Лишь у противоположной стены находился аварийный выход. "К стартовой площадке", — прочел Закарий древние иероглифы. Открыл дверь. Вниз вела длинная узкая лестница. Он потянулся к рубильнику у стены и включил питание. Лестница озарилась сигнальными лампами. Подростки переглянулись, и без колебаний двинулись вниз.

Закарий не считал ступени, двигался как сомнамбула. Перед глазами еще стояла бледная маска вместо лица старика, а он еще столько хотел ему сказать, но теперь слова бессмысленны и время упущено навсегда. Важно лишь то, что происходит здесь и сейчас, а потому надо сосредоточиться. Они вышли к небольшой станции метро, у края которой стоял вагончик. Зак и Ева сели в него, и парень нажал всего одну кнопку со знакомой надписью. Вагончик тронулся и они поехали. Тоннель оборвался также внезапно, как и поглотил их до отправки. Выйдя на конечной станции, они поднялись по широкой маршевой лестнице, над которой висела большая надпись "Космодром". Их встретила просторная галерея со смотровыми стеклами по бокам. Галерея убегала на километр или два вдаль. Зак подошел к смотровому стеклу и увидел огромный крытый ангар, погруженный в полумрак. Ева уже колдовала над щитом энергоснабжения, что-то переключила там и вот, с глухим гулом стартовый комплекс начал оживать, там внизу один за другим зажигались вдоль стен прожектора, освещали пустые площадки для стыковки и стартовую полосу со специальными бороздами. Отдельным рядом были выстроены пусковые установки для вертикального взлета. Пространство космодрома было не просто огромным, его размеры не поддавались описанию. И почти весь космодром пустовал. Каждая деталь интерьера говорила о том, что комплекс когда-то использовали. Протертые следы от шин, опаленные края взлетных бункеров, мертвое табло расписания словно еще вчера были свидетелями людского присутствия. Многие предметы были оставлены как бы в спешке, и за ними вот-вот должен был подойти хозяин.

— Смотри, — прошептала Ева.

Закарий обернулся. В паре стыковочных узлов от них стоял на стапелях космический корабль. Слегка приподнятый нос его был нацелен на небо. Ультрамариновый корпус матово поблескивал в свете ламп. Изящный, гладкий, он словно воплощал в себе само движение и, похоже, был готов к немедленному запуску. Они подобрались поближе и теперь смотрели на махину снизу вверх. Время шло, они разглядывали крейсер, не в силах произнести слово.

— Ты понимаешь, что это значит? — Закарий повернулся к подруге.

Она медленно кивнула.

Рядом с ними в воздухе возникла голограмма чернокожего мужчины, разглядывающего корабль, и задумчиво произнесла:

— Когда-то давно, когда человечество находилось на грани гибели, нашлись смельчаки, которые отправились в поисках счастья в космос. Они знали, что такое настоящая свобода, они чувствовали ее вкус. А здесь в городах окапываться остались лишь трусы. Они полагали, что несчастье можно переждать, и настанет новая эра. Свою боязнь нового назвали осторожностью и успокоились. В чем-то они оказались правы — новая эра настала, а человек отвык от открытого пространства настолько, что это въелось ему в кровь. Однако человеческое общество никогда не было однородным, среди храбрецов может оказаться трус, а среди трусов появится тот, кто найдет в себе силы выступить против существующего порядка вещей. На сотню слепцов всегда приходится зрячий. Древние учли это и оставили потомкам такую возможность — обрести свободу. Умейте ею воспользоваться. Вы здесь не первые, но это — последний корабль. Последняя надежда.

Чернокожий архивариус поклонился и исчез.

Закарий улыбнулся спутнице.

— Старик был прав, — сказал он, — Ради этого действительно стоит жить. И умереть. Когда-нибудь....

— Да, — мечтательно произнесла Ева.

Они вместе отправились в обратный путь. Дом у речки нуждался в уходе, а плантации с утра еще никто не поливал.