Мнимые люди.

Внимание: Роман на переделке. Тут не всё.

Мнимые люди.

Пролог.

Мы привыкли считать, что жизнь бесконечна, что наш мир постоянен и нерушим.

И каждый день по пути на работу, в институт или в школу, мы видим мир таким, каким он должен быть всегда — вчера, сегодня, завтра...

И ничто, казалось бы, не может нарушить эту целостность бытия.

Но мы не задумываемся над тем, что всего лишь одна случайность, один незаметный на первый взгляд момент, может перевернуть всю нашу жизнь, разрушив мир обыденности данный нам от Бога.

И как знать, может Апокалипсис уже грядёт незаметным, тихим шагом?

* * *

В 201.. году лето выдалось на удивление жарким. Раскаленный воздух вперемешку с угарным газом непроницаемым куполом распростёрся над Москвой, не давая ни минуты покоя. Отчего большинство москвичей, после трудового дня, как можно больше времени проводили вне стен родного дома — этого раскалённого скворечника.

Кто-то коротал вечера в стенах ресторанов или кафе, заказывая холодные закуски и попивая прохладительные напитки. Кто-то проводил досуг в крупных магазинах, шатаясь там часами, в поисках мнимых вещей, с таким видом, якобы это очень нужные и полезные вещи, но на самом деле просто ждали, когда на улице хоть немного похолодает.

Были и такие, кто сразу шёл гулять в парки под тенистую прохладу деревьев, или на пруды, а кто прямо в центре города оккупировал фонтаны, и там попивая пиво, плескался в насыщенной хлоркой воде.

Но всему приходит конец, и горожанам, хотелось ли им того или нет, приходилось расходиться по домам. И там мучимые жуткой духотой, они с трудом, но засыпали.

С заходом солнца и угасанием зари, на город опускается ночь, постепенно погружая его в подобие сна. Парки и лесопарковые зоны пустеют и затихают. На пляжах уже никто не норовит лезть в воду и резвиться там до-упаду. И только слабый ветерок, трепля листву деревьев, наполняет подобием жизни девственные и заброшенные места Москвы, слабо шепча неразборчивые слова своей древней песни в ночной тишине.

Внезапно, малозаметная, но яркая искра, толщиной с бечёвку, вспорола полог ночи и врезалась в гладь воды, создав на поверхности пруда волнение в виде расходящихся от центра падения водяных кругов. Прошла минута, и поверхность водоёма уже успокоилась, и только маленькое облачко пара, стелившаяся по зеркальной водной глади, ещё какое-то время напоминало о падении метеорита — незваного гостя из глубин холодного космоса.

Это вполне незаметное событие ознаменовало очередной виток случайностей, дав начало возможному концу существования человечества.

ИНКУБАТОР.

Июль.201..г.

Звук будильника разорвал сонную тишину спальни неприятным, дребезжащим звуком, проникая в самое нутро, заставлял дрожать каждую клетку организма.

-А чёрт! Опять весь мокрый, как цуцык, хоть выжимай, — тихо чертыхаясь, чтобы не разбудить жену в соседней комнате, Григорий сбросил с себя пропитанную потом простынку, вскочил с мокрой постели и выглянул в окно.

Ночь не привнесла прохлады в раскалённый город. Всего лишь пять утра, а духота стоит уже неимоверная. Дышишь, дышишь, а толку нет, как будто весь кислород за ночь выгорел.

Высунувшись из окна, Григорий оглядел двор.

"Мда... В этакую рань, да еще в субботу, ни один чудик не выйдет из дома. Дворник Петя и тот покажется со своей метлой, не раньше семи", — сонно подумал мужик, оглядывая пустые окрестности.

Досадуя на погоду, Григорий сплюнул во двор, дотянулся до пачки сигарет, и раскурив сигарету, жадно затянулся с кашлем резко выдыхая сизое облако дыма в окно.

-А твою ж мать! — когда приступ кашля ослаб, выругался он, сварливо ворча. — Сколько раз себе уже твержу, не кури сразу после сна, дядя Гриша, и каждый раз одно и тоже. — Но посмотрев на тлеющий огонёк сигареты, добавил для успокоения совести. — С другой стороны, не выбрасывать же добро. Не прынц чай. Деньги лопатой не гребу. — После чего, опёрся о подоконник и, дымя сигаретой, стал сонно оглядывать соседний дом, напротив окна. В голову тараканами сразу полезли безрадостные мысли:

"День сегодня дерьмовый. Жара так и не спала, и что ещё гаже, даже не думает спадать. Эхма... И что же это за непруха-то такая. Собрался сегодня, как человек, на заслуженную рыбалку. Думал с Палычем сгоняем на Оку. Так вчера звонит энтот фрукт и заявляет,— мол, я не могу, ты уж извини, у меня поменялись планы'.

Одними губами и скорчив рожу, Григорий передразнил Палыча, а потом в сердцах сплюнул, утёршись тыльной стороной ладони.

'Еще извинился, гад. Ишь культурный нашёлся, Мать его! Сразу говорил бы: Гриха ты пойми, кто ты и кто я? Разницу чувствуешь? И ездить мне с тобой, да ещё на рыбалку, как-то не с руки".

Григорий со злостью вышвырнул окурок в окно, смачно сплюнув вслед улетевшему бычку.

-Ну ладно, гад, только попроси ещё, что-нибудь тебе починить, за так, даром, сразу запоешь по-другому, — мстительно ответил он своему воображаемому оппоненту. — "А на рыбалку я всё равно поеду. Жаль конечно, что не на Оку. Так и в Москве полно водоёмов. А рыба, она и в Африке рыба".

Прогнав остатки сна, Григорий поплёлся в ванную, прихватив с собой мокрое постельное бельё. Освежившись под холодным душем, мужик прошёл на кухню. Там поставив чайник на плиту, достал из холодильника колбасу, нарезал бутербродов, половину завернул в пакет, другую положил рядом с пустой кружкой. И пока чайник закипал, он неспешно оделся, проверил приготовленные с вечера снасти и, убедившись, что всё в порядке, вернулся на кухню, где заварил крепкого чая и обжигая язык, стал прихлёбывать крутой кипяток, вперемешку с чертыханьем, не забывая закусывать бутербродом с колбасой.

-Куда собрался в такую рань? — спросила растрёпанная женщина раздираемым зевотой ртом, входя на кухню.

"О боже! — в который уже раз с содроганием подумал Григорий, глядя на представшее пред ним явление. — И это моя жена? Да не может того быть! А я дурак, ещё не верил мужикам, говорившим, что у меня не жена, а ведьма. Признаю мужики, был не прав, — Григорий мысленно сложил руки на груди. — Сейчас эта ведьма стоит передо мной, во всей своей красе: рожа кривая, одутловатая с глазами маленькими, заплывшими. Волосы, никогда не знавшие достойной причёски, растрёпанные. А этот жуткий, поношенный халат, в простонародье называемый чехол, этакая попытка по скрытию фигуры. Боже! А фигура! А фигура-то какая? Вообще без слёз не взглянешь: торс маленький, худой. Зато корма, сразу на две табуретки усядется, да ещё и мало будет".

-Так чё молчишь-то? Глаза свои, рыбьи, вылупил и зыришь, как долдон! Я кажется, вопрос тебе задала.

-Явилась не запылилась, — наконец соизволил пробурчать Григорий.

-Чаво?

-Через плечо! Я тебе ещё вчера говорил, куда я собрался, — буркнул мужик, допивая чай. — Для глухих могу повторить — еду на рыбалку.

-На какую это ты рыбалку собрался! — враз просыпаясь, возмутилась супруга. — Сам же вчера талдычил, что у Палыча машина сломалась и рыбалке твоей облом и что ты никуда не едешь.

-Да, машина сломалась, я не отрицаю, — не стал отпираться Григорий. — Но раз я решил сегодня идти ловить, значит, я пойду ловить рыбу. Имею право. Не на Оку, так на "Борисовские" пруды съежу, — мирно просветил он свою вторую половину.

-На эту лужу! — неподдельно удивилась жена. — Да, что ты там вообще забыл?

-А, не твоё дело, — отмахнулся супруг. — Рыбу, вот чего я там забыл!

-Какую такую рыбу?! — возмущению жены не было предела. — Да какая там рыба! И кому только нужна она, эта твоя чёртова рыба! На Оке хотя бы реальная рыба плавает, а в твоих говённых прудах одни гондоны водятся! Нашёл куда ехать.

-Так! Мы не стой ноги встали, — констатировал Григорий, и обратился к супруге с довольно мирной просьбой. — Иди ляж, а? А потом снова встань с другой ноги, авось и настроение улучшится.

-Причём тут мои ноги?! — не поняла намёков жена.

-А притом! Что ты ко мне прицепилась, а?! Заело её: "Гриша ты куда? Зачем?". Ор тут подняла, на всю квартиру, с утра пораньше.

-Я к нему прицепилась! Вы посмотрите на него, на эту недотрогу. Я к нему прицепилась, — заохала супруга. — Да прицепилась! Представь себе! В доме шаром покати, а он рыбачить намылился, — размахивая руками, оседлала она излюбленную тему. — Продукты если хочешь знать, сами из магазина не прибегут! Опять я всё должна тащить. Да? — откидывая чёлку, взбешённо спросила она. — А я-то обрадовалась вчера, дура! В субботу его величество свободно, можно и на рынок с утречка сгонять, а потом, так уж и быть, пусть валит на все четыре стороны!

-Ну и чего беситься, — не понимая в чём проблема, ответил Григорий. — Вечером, когда вернусь, тогда и сходим.

Желая замять надвигающийся скандал, он пытался как можно дружелюбней отвечать на любые нападки жены.

-Знаю какой ты вечером припрешься, — с сарказмом заметила жена. — Как всегда ни в одном глаз! Рыбы нема. Зато ханки нажрался от души, — развела она руки по сторонам.

Григорий чуть не подавился от возмущения:

-Когда это я пил, да ещё в одиночку?

-А на прошлой неделе? — сощурив глаза, едко заметила супруга. — Кто в подвале валялся вдрызг пьяный? А?!

-Это другое, — отмахнулся Григорий. — Тогда я Лёху, старого кореша, встретил! Ну и выпили немного, за встречу.

-Ха немного!.. Твой Лёха может и немного, он-то своим ходом восвояси убрался, а тебя, алкоголик, я на собственном горбу пёрла, надрывалась. Чтоб те сдохнуть! — отбрила она жалкие оправдания мужа.

-Так! Жена! Кончай базар! Сказано вечером, значит вечером. А сейчас моё личное время, честно заработанное, между прочим, за трудовую неделю. Поэтому, что хочу, то и буду делать, — стукнул рукой по столу Григорий, ставя жирную точку в их препирательстве.

Но не такая у него простушка была жена. Поле боя, она предпочитала покидать победителем, прежде растоптав противника, размазав его в лепёшку.

-Ты каждый день делаешь что хочешь. У тебя постоянно твоё личное время! Тебя абсолютно не колышет, что происходит дома! — перешла к военным действия супруга. — Кран и тот починить какой день не можешь! Ладно, дом... А как я себя чувствую, тебе же и это не важно! И что у меня язва, ты конечно же тоже не знаешь. И что каждый день, я должна таскать жратву и это с больной-то поясницей, шатаясь на каждом шагу, как пьяная, потому что давление подскочило? Его и это не волнует! Его другое волнует! Не дай бог наш фон барон окочурится от голода, стараниями жены. А что я могу сдохнуть, как тягловая лошадь, ему плевать! — рубанула она ладонью воздух. Лицо её при этом раскраснелось и стало похожим на морду фурии. — В коем-то веке прошу сходить его на рынок, а у него опять свои дела! Ну итить же твою!!!

Сплюнув под ноги мужу, женщина сложила руки на боках и облокотилась о холодильник, ожидая реакции.

И ей не пришлось долго ждать.

В ответ на обвинения понесся крик:

-Я же тебе, дура баба, сказал! Приду с рыбалки, тогда и сходим на рынок!

-Ой! Ой! Ой! Свежо предание, да верится с трудом! Алкоголик несчастный! Пойдёт он, как же. Себя-то хоть сможешь притащить со своей рыбалки!

-Да пошла ты! Гундит и гундит об одном и том же! Я ей одно слово, а она поперек, два вставляет. — Григорий встал из-за стола и, выходя в прихожую, специально толкнул жену. На что получил достойный отпор:

-Сам пошел гад ползучий! Вали на свою рыбалку! Чтоб ты сдох урод на своём пруду! И учти, пьяным можешь домой не возвращаться, всё равно не пущу, — понеслось ему в спину.

Григорий к нападкам жены остался глух. Лишь напоследок, уже собираясь уходить, он заглянул на кухню. Посмотрел на жену, сидевшую за обеденным столом, и только она повернулась к нему, открыла было уже рот, как он ей едко так заявил в лицо:

— И чего тебе каждое утро нужно обязательно испортить мне настроение? Удовольствие что ли получаешь? У-у...ВЕДЬМА ! И как только таких земля носит, тьфу. — Сплюнул Григорий себе под ноги, и сбежал, пока цел.

* * *

'Борисовский' пруд встретили Григория, как давнего знакомого. Вокруг никого. Тишина. Покой. Только рыба плещется зазывно. Кормиться пока жара её обратно на глубину не погнала. Мошки всяко разные летают. Стрекозы. Солнышко ещё нежно ласкает, а не печёт. Да и ветерок нет-нет, да налетит. Лепота.

Но не успел мужик насладиться утренним блаженством одиночества, как на него налетела собака и давай лаять, что колоколом по башке.

-Ах, ты ж чёртова псина! Какого чёрта тебя сюда принесло, — вскакивая с травы, закричал Григорий на собаку, затравленно оглядываясь по сторонам. Псина-то не маленькая. От такой так просто не отобьёшься.

На его счастье, рядом проходил пацан, лет шестнадцати.

-Грей, фу! Нельзя! — закричал он на пса, подходя ближе. — Нельзя я сказал! Иди! Пошёл!

Увидев что собака послушно стала отходить, то и дело, бросая настороженный взгляд карих глаз на незнакомца, Григорий расслабился, снял белую панаму, и вытер ей побледневшее лицо. Шутка ли, когда тебя облаивает этакая здоровенная дура, на четырёх лапах, да ещё и облизывается? Тут не то, что вспотеешь, тут и обосраться не мудрено.

Отослав пса, пацан поздоровался, заодно извиняясь за пса:

-Здравствуйте. Вы уж извините, что собака напугала. Он ещё молодой, резвый, а тут вы спрятались, сразу-то и не заметишь. Я вообще думал, что я один здесь и Грей видимо тоже.

-Да, ничо! Я привыкши, — дружелюбно ответил Григорий, быстро с ног до головы оглядывая паренька. Пацан, как пацан, со следами недосыпа. Вона, как морда опухла, и глаза красные. Сразу видно, что не по своей воле сюда в такую рань припёрся.

-Одна, меня сегодня уже облаяла, — пошутил Григорий, неуверенно улыбаясь. Трясущимися руками достал из кармана шорт смятую пачку и, унимая предательскую дрожь во всем теле, закурил.

-Собака-то у тебя уж больно хороша. Большая. Мне бы такая не помешала. И польза поди есть. Вона каков у тебя охранник, — похвалил он псину, чтобы заполнить неловкую пазу хоть чем-то. — Чё за порода-то? На немецкую овчарку похожа.

-Немецкая, — согласился пацан. — Но молодой ещё, глупый. Так полает, а реальной угрозы нет. Пока только кошек горазд гонять по двору.

-Понятно... — протянул Григорий. — Ну ты его учи, учи. Он когда умный станет, будет тебе тапочки приносить. — И проверив снасть, мечтательно завздыхал, — Эх... вот бы и МОЯ хоть раз мне тапочки принесла. А то за двадцать лет, совместной жизни, так ничего путного и не научилась делать.

-Это вы о ком сейчас? — не поняв сарказма, наивно спросил паренёк.

-О жене своей, о ком же исчо, — в свою очередь удивился Григорий. — Эх парень! — переходя на отеческий тон, протянул он. — Ходи в женихах, как можно дольше. Потом запряжешься, век свободы и покоя тебе не видать! Ты уж поверь моему опыту. Бабы они какие? — с прищуром спросил он. — Всё по ихнему должно быть, наши желания они и в расчёт не берут. Мы для них, так... Принеси-подай. Не крутись перед глазами. Пошёл вон! Да... — задумавшись, завздыхал мужик, верно представляя, как бы его жизнь пошла по-другому, не наступи тот роковой день, когда его угораздило жениться.

Паренёк же в ответ промолчал. Насупился. Видно у него свои были взгляды на женщин. Григорий только усмехнулся невинности. Но спорить не стал.

Меж тем природа, безучастная ко всем людскому, скидывала оковы сна.

Солнечные лучи, медленно опускаясь на землю, окрашивали её в яркие цвета, изгоняя последние тени из ямок и оврагов. Краски приобретали насыщенность и яркость. А со стороны жилых домов постепенно наращивая гул, просыпался город, сопровождая своё пробуждение гудками и рычанием стартующих машин и резким визгом тормозов. Но это было ещё где-то вдали, как бы за некой невидимой пеленой, отгораживающей мир людей от мира девственной природы.

Восклицая он нахлынувших эмоций, Григорий потянулся всем телом, расправляя затёкшую спину:

-Эх, мА! Что ж это, за рыбалка-то такая!.. Ни одной поклёвки блин, нормальной. — Помассировав затёкшую спину, он, наверное, в двадцатый раз проверил наживку и скосил взгляд на своего соседа. — А ты-то ходишь удить? — поинтересовался он.

-Не... Я не люблю, — нехотя ответил парень.

-Зряяя. Видать не дорос исчо, — авторитетно заявил Григорий. — Рыбалка — это брат такая вещь. Во! — Оттопырил он большой палец. Но, не видя заинтересованности, быстро махнул рукой. — А! Тут и не объяснишь. Это надо прочувствовать, проникнуться, так сказать, всей душой. Но ничо, постарше станешь, может и полюбишь, — констатировал Григорий. — Я кстати сначала тоже не рыбачил. Не любил, как и ты. То ли времени было жаль, а то ли... Ааа! — Мужик, вновь махнул рукой, и замолчал.

Немного помолчав и подумав над своей горькой жизнью, Григорий вновь открыл рот:

-Эх! Припекать стало, солнышко горячие. Мать его! — Сплюнув в воду, встал, стянул с себя футболку, обнажая худощавый белый торс, и бросив её на траву, полез рыться в рыбацкий ящик. — Где же ты, чёрт! — раздражённо цедя сквозь зубы, копошился он в снастях. — Вот собака! Куда же ты могла завалиться? — искренне удивлялся Григорий. — А! ВОТ ты где дорогуша! Ишь спряталась, озорница, — азартно воскликнул он. И из ящика на божий свет появилась ещё холодная бутылка пива.

Отставив бутыль в сторонку, Григорий достал из кармана шорт пачку сигарет, и долго мусоля пачку кривыми пальцами, наконец, выудил мятую сигарету. Закурил, сел на ящик, и довольно улыбнулся миру.

-Можно сигарету?

Григорий, с любовью рассматривая бутылку пива и решая трудную для себя задачу — открывать её сейчас и выпить вприкуску с куревом, или пусть ещё малость полежит, оторвался от созерцания бутылки и скептически оглядел пацана.

-А не рановато, курить-то, малец? — усмехнулся он.

-Нет! — сразу же окрысился пацан. Видать его всякий раз задевало, когда ему указывали на возраст. Постоянно говоря — этого делать нельзя, того нельзя, поздно приходить нехорошо, а курить и пить вредно и особенно в его возрасте. Как и большинство подростков, паренёк давно уже считал себя взрослым и как полагается, мог сам уже решать, что можно ему, а что нельзя. — Я уже взрослый. Мне шестнадцать! — с вызовом добавил он.

-Уй ты! Ишь, вспылил, — округлил Григорий глаза, не ожидая такого напора. — Ладно, не кипятись. Только я незнакомцам не падаю. Если хочешь, давай знакомится, — разыгрываю комедию, предложил мужик. Уж больно настроение у него сейчас хорошее было.

Мальчишка долго не ломался.

-Игорь, — протянул он руку.

-Приятно познакомится. А я Григорий, — пожимая руку, ответил мужик. — Держи. Всё честь по чести Игорь. — И выловив вторую сигарету из пачки, Григорий протянул её пареньку, со словами. — Травись. Мне не жалко. Может ещё и пива МОЕГО хошь? — ехидно спросил он следом, прищурив правый глаз и протягивая бутылку, — а то хлебни.

-Нет. На голодный желудок не пью, а за сигарету спасибо, — по-взрослому и с достоинством ответил пацан, нервно чиркая зажигалкой. Но стоило ему закурить, он сразу же зашёлся в предательском кашле.

-Э брат... Во тебя проняло. Не пошла? — злорадно ухмыляясь, полюбопытствовал Григорий, легонько стуча мальца, по худой спине.

-Да нет, всё нормально. Просто сигарета ядрёная, — сквозь слёзы, оправдался паренёк.

-А, ну-ну... — спокойно делая затяжку и выдыхая сизый дым, пробормотал мужик. — Прости, других не держим. Мне, например, нравиться. Импортные что? Фуфло по сравнению с нашими. Иной раз сосёшь, сосёшь их, и всё бес толку. Через пять минут такое ощущение, что и не курил вовсе. А эти самое оно. До слёз продирают.

На том и попрощались. Паренёк, получив видимо желаемое этим утром, быстро заторопился, а Григорий не стал его задерживать. Не о чем ему было с ним говорить, да и не особо хотелось.

Проводив взглядом пацана, Григорий вернулся к созерцанию одинокого поплавка. Но это занятие ему быстро наскучило.

Докурив сигарету, Григорий откупорил бутылку пиво и с наслаждением сделал первый глоток. Рыгнул. И следом уговорил сразу полбутылки.

Невдалеке послышался плеск воды. Григорий резко обернулся. Оказалось, это его недавний знакомый решил перед уходом освежиться и полез в воду. Собака его, радостно лая, забегала на берегу, цепко следя за хозяином. Пасть её раскрылась от радости, а красный язык вывалившись наружу, смешно болтался, повторяя движения хвоста. Через какое-то время не выдержав, псина тоже кинулась в воду и стала нарезать круги. То к мальчишке подплывёт, то к берегу.

Наблюдал за их игрой, Григория посетила шальная мысль тоже завести себе собаку. В его долгой, беспросветной жизни так ни разу и не появился настоящий друг. Так хоть собака его заменить. Всё-таки лучший друг человека, как-никак. Но то были всё мечты.

Григорий печально вздохнул и снова потянулся, распрямляя спину. Что-то часто в последнее время у него затекает спина, потом долго ноет, не давая заснуть по ночам.

-Старею, — горестно буркнул он себе под нос. И снова сладко потянулся так, что позвонки затрещали. После чего помассировал лицо, разгоняя кровь, потёр уши и вновь оглянулся на резвящуюся парочку.

Пацан доплыв почти до середины пруда, нырнул под воду, через минуту вынырнул и быстро, даже немного нервно рассекая воду, поплыл к берегу резкими скачками.

Если бы Григорий был поближе, то он бы заметил, как лицо парнишки перекосилось от боли, а глаза его чуть ли не вылезая из орбит, со страхом глядели на сушу.

Еле доплыв до берега, парнишка стал сразу смешно прыгать на одной ноге, растирая обеими руками другую ногу, мучительно морщась от боли.

-Свело, — догадался Григорий о причине необычного танца. — Кто ж так долго плавает. Сначала распарился, потом полез в остывшую за ночь воду. Тут не то, что ногу, сведёт... Ну молодежь, — качая головой проворчал он.

А пацан не ведая, что его кто-то там распекает, перестав прыгать на одной ноге, взял вещи и хромая отправился в сторону домов. Григорий долго смотрел ему вслед, покуда тот окончательно не скрылся из поля зрения, после чего горестно вздохнул, припоминая свои собственные молодые годы, что пронеслись сквозь него, как стая птиц и снова улетели в далёкую даль, туда, откуда уже не вернёшь, как ни старайся, и окончательно расстроился.

-Э не... Так дело не пойдёт, — здраво рассудил он, прогоняя мрачные мысли, что лезли будто из дырявого и пыльного мешка. И чтобы хоть немного развеяться, Григорий достал бутерброды, термос и принялся неспешно за еду.

* * *

В десятом часу, к воде потянулся измученный духотой народ. Вначале всё больше шли одиночки, быстро окунались и уходили по своим делам. Потом подтянулись группами, кто влюблённой парочкой, кто в кругу друзей, а кто и семьями, (по мнению Гриши самые несчастные. В субботу-то хоть можно отдохнуть от, так называемых, родных и близких).

Оглядев сквозь прищуренные веки отдыхающих, Григорий снова присосался к бутылке, уговорив её без остатка. Потом глянул с немалым раздражением на неподвижный поплавок и горестно повздыхал:

"Похоже, сегодня рыбалка у него не только не удалась, но и не выдалась".

Сидеть на солнцепёке уже не было сил.

Григорий поднял удочку, осмотрел наживку, червяк сдох, захлебнулся бедняга. Мужик поменял наживку и закинул её поближе к берегу, целясь в камыши.

"Посижу ещё с часок и пойду, пожалуй. К чёрту такую рыбалку", — сварливо подумал он. Подёргал удочку, проверяя, не зацепилась ли за что. Убедившись, что леска свободна, выловил из помятой пачки предпоследнюю сигарету и закурил, с тоской уставившись на сиротливо маячивший средь камышовой поросли поплавок.

В районе одиннадцати к месту дислокации Гриши подошла женщина необъятных размеров с двумя детьми погодками, лет семи-восьми.

Дама, трубно отдышалась. Достала из огромной авоськи покрывало, постелила на зелёную траву. Было видно, что каждое движение женщине достаётся с трудом, причиняя неудобства, будто она совершала что-то противоестественное, не заложенное в неё самой природой.

Похожая на большой котел с шипением выпускающий пар толстуха, кое-как стянула с себя платье размером с парус небольшой лодочки. Обнажив необъятный живот с жировыми складками по бокам, необъятная матрона залюбовалась собой, пока не глянула на дочь.

-Олечка, а ты что не раздеваешься? Вона Кирюша уже в одних плавках бегает, — удивлённо поинтересовалась она у притихшей дочери.

-А она воды боится! — весело закричал мальчишка, топчась рядом.

-Вот те раз! — всплеснула руками мать, — Олечка, ты же вчера спокойно купалась. Сегодня-то что случилось?

-Говорю же, ОНА воды боится, мама, — встрял мальчишка. — Трусиха! Трусиха! — принялся он дразнить сестру.

-Да помолчи ты егоза! — прикрикнула на него мать. Подошла к дочери поближе и стала успокаивать её, поглаживая по голове. — Ну что случилось, маленькая? Что с тобой? Ты не заболела? — Женщина потрогала лоб дочери, — Температуры нет. Может где болит? — заботливо спросила она. — Ну скажи. Не молчи. Если у тебя где болит, то мы сейчас же пойдём домой.

-Ну мам! Она придуривается, — услышав слово 'домой', заканючил сын. — Пошли купаться, а она пусть сидит. — И негодный мальчишка вприпрыжку побежал к воде.

-Не лезь в воду! Сначала остынь. Не хватало тебе ещё простудиться, — прикрикнула толстуха на сына. — Ну а ты пока посиди. А мама искупается, ладно? — обратилась она к дочери. — Потом чуть-чуть отдохнём и пойдём домой, ладненько?

-Нет! Не ходи! Там чудовище, — повиснув у матери на толстой ноге, заревела дочь.

-Чудовище?! — неподдельно удивилась мать. — Кто тебе сказал, такую ерунду, милая?

-Кирилл, — сквозь слёзы, плаксивым голосом, ответила дочь.

-Так вот в чём дело. — Нахмурившись, женщина посмотрела в сторону сына. — Кирилл! А ну иди сюда, чертяка ты этакий! Чего ты наговорил сестре? — грозно поинтересовалась она у сына, когда тот подбежал. — Колись! А то сейчас как наподдам, мало не покажется.

Враз притихший мальчик, опустил голову:

-Ничего я не говорил. Сама всё выдумала — пробурчал он себе под нос, показав исподтишка сестре язык.

-А вот и говорил! — чуть успокоившись, встряла девочка, видя, что мать на её стороне. — Сам вчера сказал, что здесь водится чудовище, и оно ест людей. И что ты сам видел вчера, когда мы уходили, как чудовище съело дядю, — захлебываясь объяснила дочь причину своей боязни.

-Ну что, доигрался! Напугал сестру. — Дав подзатыльник сыну, мать села рядом с дочерью и обняла её своими толстыми ручищами. — Доченька в прудике нет никакого чудовища. Он слишком мал для него. Видишь, все купаются, никого не боятся. Хочешь вон у дяди рыбака спроси? Он тоже скажет, что чудовища нет. В воде только маленькие рыбки, которые сами тебя боятся. А брату не верь, он дурак. — Метнула мать суровый взгляд на провинившегося мальчугана. — Ну что пойдёшь купаться? Где твой круг? — поглаживая дочь по голове, дама стала искать глазами надувной круг.

Вместо того, чтобы согласится с доводами взрослого, девочка отрицательно замотала головой.

-Ну тогда сиди. Загорай. А я пошла искупнусь.

-Не ходи! Тебя чудовище съест, — снова разрыдалась дочь, не отпуская мать.

-Так. С меня хватит! — негодующе возмутилась дама, отрывая от себя дочь. — Я же сказала; нет там чудовища, и не было.

-Нет, есть! Пойдём домой, — капризничала девочка. — Ну пойдём...

-Ну всё! Голова уже от вас всех болит! — вышла из себя толстуха, хватаясь за голову. — Я, что зря сюда пёрлась по такой жаре! Хватит хныкать! Втемяшила себе в голову дурь! Кирилл! Сидишь с сестрой, и купаться сегодня не пойдёшь, — опуская тяжёлый взор на сына, распорядилась мать.

Потерявший было интерес к разговору мальчик, мирно наблюдая за купающимися людьми, резко обернулся. На глазах у него сразу навернулись слёзы.

-Ну мам! Так не честно. Я умру на солнце, засохну! — заплакал он.

-А честно пугать сестру, тем более, что ты старший, — отрезала мать. — Успокоишь сестру, пойдёшь купаться.

-Ну маа!

-Всё! Отстань! — Отмахнувшись рукой от сына, и с кряхтением поднявшись, мать поковыляла к воде.

-Ну маам! — Кирилл попытался разжалобить мать.

-Всё, я не слышу. Я уже всё сказала, — зайдя по колено в воду, ответила мать.

-Ну и ладно! — Кирилл обиженно сложа руки, плюхнулся на землю. — Ты дура! Веришь в сказки до сих пор! — со злом прикрикнул он на сестру.

-Сам дурак! — не осталась в долгу сестра, и захныкала. — Маам он обзывается!

Но мама не обращая внимания на детей, неспешно плыла на середины пруда, фыркая, как морж.

-Мямя! Мямя! — передразнил сестру, брат. — Как что, так сразу мямя. Плакса.

-Дурак! Я не слышу тебя. — Зажала девочка уши.

-А вот и слышишь! — отводя руки сестры от ушей, крикнул мальчишка.

-Не слышу, не слышу!

Завязалась борьба, постепенно переросшая в игру. Вот уже послышался и весёлый визг сестры и смех брата. Весело шлёпая друг друга, дети и не заметили даже, как помирились.

-Ты вправду поверила в чудовище? — смеясь, поинтересовался Кирилл у сестры.

-Даа! Ты так страшно рассказывал, — сложив бантиком губки, ответила Оля.

-Брось! Я всё выдумал. Чудовищ не существует. Просто я хотел тебя напугать вчера ночью, а ты повелась. Ха, ха, ха! Пойдём купаться, — схватив сестру за руку, Кирилл потянул её к воде.

-Ну! — Оля потянула руку на себя, — я ещё боюсь!

-Да кого ты боишься, дурочка? Я же признался, что чудовище придумал.

-Не знаю. Но мне всё равно страшно, — зашмыгала носом Оля.

-Вот чёрт! — выругался Кирилл.

-А я скажу маме, что ты сказал плохое слово, — заявила Ольга брату, сразу ожив и окрасив лицо лукавой улыбкой.

-А вот и не скажешь. За это, я сегодня буду охранять тебя в воде и не уплыву далеко, как вчера. И если захочешь, даже буду учить тебя плавать.

-Клянешься! — сразу расцвела девчушка.

-Клянусь! — положа руку на грудь, заверил сестру Кирилл. — Пойдём?!

-Пошли, — вздохнула девочка. — Только помни, — назидательно увешала сестра брата. — Ты поклялся и БОГ тебя накажет, если нарушишь.

-Помню, помню. Вставай! — Кирилл помог сестре подняться. — Где твой круг? Давай его сюда. — Взяв надувной круг, мальчишка азартно крикнул. — Всё, давай руку! Побежали!

Взявшись за руки, дети весело побежали к воде. Навстречу им выходила уже вдоволь наплававшаяся мать.

-Мама, мама! — загалдели дети, обступая даму. — Мы помирились! Можно нам купаться!

-Ну бегите сорванцы, — милостиво разрешила она. — Только не долго, и чтоб я вас видела. Кирилл, чтобы от сестры, далеко не уплывал, — проинструктировала она и пошла вразвалочку на место, передохнуть.

-Не отплывёт мама. Он клятву дал! — весело заявила дочь вслед матери и, потянув брата за руку, вошла в воду.

Прохладная вода с плеском приняла в себя разгоряченные тельца детей, заставляя быстрее биться их маленькие сердечки. Дети замерли заохав, а затем принялись плескаться, весело гогоча.

* * *

Когда дети с воем и визгом ворвались в пространство занятое Григорием, он недовольно поморщился, передёрнувшись от радостного визга детей, что наподобие маленьких вихрей влетели в воду, и от эпицентра, сразу полетели в разные стороны брызги.

'Рыбалке сегодня конец', — пришёл к неутешительному выводу Григорий, и решил последовать примеру детей.

Раздевшись, и подтягивая семейки чуть ли не до пупа, он несмело двинулся к воде, размахивая руками, как мельница.

Из-за неудачно выбранного спуска, Григорий чуть не навернулся в воду, оскальзываясь на мокрой траве, но вовремя выровнял равновесие. К его чрезмерному удивлению у берега было не так уж и мелко, как казалось. Сразу очутившись по пояс в воде, Григорий съёжившись со свистом выдохнул сквозь зубы. Постоял пару минут, привыкая, и вдруг нырнул сразу на глубину. Вынырнул за пять метров от берега. Отдышался. Перевернулся на спину и неспешно поплыл, глядя на ясное голубое небо.

Вволю насмотревшись на небо, Григорий снова нырнул, и как в детстве его посетила безумная мысль, достать до дна. Получится интересно?

Неудача. Прокуренные легкие взбунтовались где-то на полпути до цели. И Григорию пришлось всплыть, жадно глотая ртом воздух.

Решив, что с него хватит купания, Гриша развернулся к берегу и по-лягушачьи, поплыл к берегу. Внезапно его правый бок ожгла дикая боль. От неожиданности Григорий даже сбился с пути. Ушёл под воду. Вынырнул, наглотавшись мутной воды. Забил руками, враз забыв, как нужно плавать. Вновь ушёл под воду. Вынырнул, дико стегая по воде руками.

В этот момент его преследовала только одна мысль: "Лишь бы до берега добраться. Только бы доплыть". О том, как он выглядит со стороны, его сейчас меньше всего заботило.

Наконец, его руки нащупали дно, увязнув в иле. Григорий пулей вылетел на берег и уставился на свой правый бок.

-Ой! Что это с вами, — испуганно воскликнула толстуха, оторвавшись от чтения потрёпанного томика детективов. Сняла очки и удивлённо посмотрела на Гришу.

На животе у Григория разлилось красное пятно величиной с мужскую ладонь с маленькой язвочкой, откуда сочилась кровь.

-А сука, как жжёт! — Застонал Григорий. Мало того, что покраснение на животе сильно болело, так оно ещё дико чесалось. Хотелось до крови расчесать рану, просто разодрать её. Разодрать кожу и дать вытечь оттуда яду. Григорий попытался дотронуться до ранки. Усилившаяся боль заставила его резко отдёрнуть руку. — А, бля! Ну не везёт и как с этим бороться, — с чувством сплюнул он на землю.

-Да, в воде какая-то зараза цапнула, — наконец ответил он на вопрос толстухи, когда та повторила свой вопрос. И застонал он от боли.

Надо было видеть, как побледнело лицо у женщины. Отбросив книгу, толстуха с завидной прытью вскочила на ноги, и с места, ещё не начав движения, заголосила:

-Оля! Кирилл! А ну быстро на берег! Вылезайте из воды, живо!

-Ну ма! — сразу расстроились дети, — мы ещё немного покупаемся. Мы не замёрзли, мА!

-Я кому сказала! — заорала мать. Женщина подлетела к воде, схватила детей за руки и силой вытащила их на берег. Просто выдернула из воды. На что дети, не поняв проявленной заботы к себе, обиженно захныкали.

-Ну не плачьте родненькие, — заквохтала мамаша. — С вами всё в порядке? Никто не кусал вас? — Женщина поглаживая детей, по очереди осматривала их худые тельца.

-Мама! Ты же сама сказала, что нет здесь никакого чудовища, — возмутилась девочка, на миг испугавшись, что её всё-таки обманули.

-Нет, деточка, чудовище не существует. Нет родненькая! — Расцеловала детей мать, успокоила.

-Так, кто же нас мог укусить? — резонно поинтересовалась Олечка у матери.

-Не знаю, доча. Не знаю милая. Вон, видите дядю? — указала на Гришу толстуха. — Его только что, что-то укусило.

Дети заворожено уставились на красную опухоль.

-Брр! Какая гадость, — поморщился мальчик.

-Мам! А дяде больно? — спросила дочь.

-Конечно больно. Если бы у тебя была такая, тебе что, смешно бы стало? — опережая мать, ответил Кирилл. — Вон, как его скрючило.

-Ой мам! Мне страшно, пойдём домой, — проблеяла тоненьким голоском Олечка.

-Да, пойдём мА, — присоединился к сестре, брат. — Что-то мне больше не хочется купаться.

-Пойдёмте милые. Пойдёмте родненькие. На вот, держите полотенце, оботритесь. — Мать вытащила из огромной сумы два полотенца, одно розовое, другое синие. — Эх и зачем я столько еды взяла, может, поедите?

-Нее! — хором заявили дети.

-Ну, как хотите, — вздохнула женщина. — И в бадминтон не сыграли, не позагорали, — причитала она, медленно собирая вещи.

-МА, пойдём, — подсохнув, дети быстро оделись и уже ждали мать.

-Сейчас, сейчас, — засуетилась она.

Женщина натянула платье, свернула покрывало, убрала его в сумку, туда же положила надувной круг, свою книгу и куклу дочери — Олесю.

-Так ничего не забыли? — поглядывая по сторонам, спросила она у детей.

-Неет! — хором ответили мальчик с девочкой.

-Ну, раз всё в порядке. Пошли?

-Пошли, — девочка взяла маму за руку и вместе они пошли в сторону города. Подвижной мальчишка побежал вперёд показывая дорогу, представляя себя в роли средневекового рыцаря, даже палку по случаю подобрал.

* * *

Вернувшись домой, Григорий сразу прошёл в ванную. Высунувшаяся из кухни жена проворчала:

-Припёрся, не запылился, — и убралась обратно, дожаривать котлеты.

-Таньк, где у нас зелёнка? — спросил из ванной супруг.

-Где и всегда! — прокричала с кухни жена.

-Здесь нету!

-Чёрт... Ищи лучше!

-Да нет здесь! Всё обыскал.

Загрохотал упавший тазик для стирки.

-Вот криворукий. — Танька отбросила лопатку, уменьшила огонь на плите и прошла в ванную. — Зачем тебе зелёнка понадобилась, — ворчала жена, роясь в полке над умывальником. — На, держи слепой, — сунула она под нос мужу пузырёк.

Гриша снял футболку.

-Ой что это у тебя?! — испугалась жена, прикрыв рот ладонью.

-Не видишь, опухло.

-Болит?

-Не то слово. И что же я не везучий-то такой...

-Гришь? А может, к врачу сходишь? Чё опять самолечением заниматься, вдруг, что серьезное, — умоляюще попросила Татьяна, с ужасом глядя на красное пятно.

-Не пойду! Так пройдёт. Счас зелёнкой помажу, антибиотика какого-нибудь выпью. Утром всё как рукой снимет, — отмахнулся Григорий, густо замазывая опухоль.

-А если нет?

-Что нет? — нахмурился Гриша.

-Ну, не заживёт.

-Заживёт. Ну а на нет и суда нет. Значит подохну, — безразлично ответил Григорий, пожимая плечами.

-Дурак! И шутки у тебя дурацкие, — жена шлепнула мужа ладонью по плечу. — Пошли на кухню, обед готов. Несчастье ты моё.

Опухоль у Григория прошла только ко вторнику, немало перед этим, потрепав ему нервы — чесоткой и болью, растёкшейся по всему животу. Краснота спала в четверг. После чего Григорий, полностью забыл о досадной помехе мучившей его четыре дня.

И зря.

Пробуждение.

Декабрь.20....г.

ЗИМА...

Зима это холод и стужу. Дни укорачиваются, уступая первенство ночи. Небо затягивают свинцовые тучи и как огромные ледоколы, они величественно проплывают у нас над головой, закрывая живительный свет солнца.

Зима в городе, а особенно в мегаполисе, таком как Москва — это довольно специфическое время года. В отличии от пригородов, в Москву зима забывает прихватить с собой волшебство и очарование, о котором поэты — слагают стихи; певцы и барды посвящают песни, а художники спешат запечатлеть в картинах ту тонкую грань, отделяющую зиму просто, как время года, от Зимы волшебной, где: и величие призрачно-белых пушистых снегов; и успокаивающий, умиротворенный и неспешный полёт искусно вырезанных воздушных снежинок. И наконец, это, конечно же, загадочная и таинственная тёмная зимняя Ночь, когда на небе зажигаются колючие звёзды, а луна медленно выплывает из-за горизонта, окрашивая полог снега серебром.

С каждым днём мороз на улице крепчает и среди деревьев, особенно в деревне, слышатся чей-то загадочный вздох, а то и вскрик похожий на треск деревьев. Кажется, что кто-то огромный и древний уже в который раз приходит издалека, чтобы ещё раз взглянуть на свои владения. Тяжело вздыхая, он прохаживается меж притихших домов, заглядывает в окна изб; пробирается в печные трубы и щели в поисках тепла, а найдя его, жадно впитывает со слабой надеждой, что наконец-то, за всю свою бесконечную жизнь сможет, наконец, согреться.

Москва же зимой, как и все большие города, представляет собой довольно жалкое зрелище днём, и мрачное, гнетущие ночью.

Огромные серые облака накрывают город непроглядным саваном, превращая утро и день в однообразные сумерки. Смог выхлопных газов смешиваясь с низкими тучами, превращает хорошо отлаженный процесс производства тонких с неповторимым узорным рисунком снежинок в настоящий кавардак, и на голову жителям города сыплются лишь скомканные хлопья не пойми чего. А заблудший в мегаполисе ветер, блуждая по кругу, нагревается выхлопными газами, подхватывает недавно выпавшие с неба безобразие, и лепит из него грязевую кашу, по которой вынуждены прыгать жители городов, пачкая одежду и ботинки.

Ну какая же тут романтика и сказка. Так, безобразие одно. Серое и нудное.

* * *

Субботним утром часам к девяти из подъезда типичного многоэтажного дома, в дешевой, по-быстрому накинутой на домашний халат, дублёнке выскочила растрёпанная женщина.

-Танька! Опять, что ли на рынок поскакала?! — громко поинтересовалась у пробегавшей мимо женщине старуха на скамейке, до этого мирно обсуждавшая сплетни с подругой, такой же дамой в возрасте.

-А, некогда баб Клава, — отмахнулась Татьяна и понеслась дальше.

-Слышь Марья! Баба за мужем бегает, угодить пытается, в рот ему глядит, а муж к другой бегает! — Нарочито громко обратилась к собеседнице баба Клава, желая в который раз уколоть соседку, пока та не успела скрыться с глаз.

-Так дура Танька, набитая! — поддакнула подруга и вместе они громко рассмеялись. — Я бы своего давно уж в шею погнала, и ещё бы наподдавала хорошенько напоследок. Ежу же понятно, что налево её муженёк бегает, а она всё цацкается с ним.

-А Гришка то и пить бросил, ради бабы то новой. Та ему небось сразу заявила — будешь пить иди к чёрту! Так он, тут же лапки кверху. Шёлковый стал. Вона, что любовь с мужиками делает, — едко заметила баба Клава, найдя пищу для разговора.

-Ага, — поддакнула подруга. — Вот только странность? Чё ж он к полюбовнице то своей не уходит насовсем?

-Так видно обе бабы сразу ему нужны. Чем-то не устраивает одна, чем-то другая. Вот и бегает на два дома, — ответила подруге баба Клава, снова противно рассмеявшись.

Обидный разговор двух кошёлок достиг ушей Татьяны, испортив ей настроение. Где же тут не услышать едкие замечания старух, если они, как две вороны раскаркались на весь двор.

Вот уже на протяжении двух месяцев, как весь дом только и знает, что шептаться о том, как изменился её муж, будто других тем для разговора у людей нет. И что самое обидное, все склонялись к тому, что муж Татьяны нашёл себе любовницу.

Татьяне крыть было нечем. И это её выводило из себя.

Действительно, её Григорий разительно изменился за последние время, с этим Татьяна была согласна на все сто, но всеми силами пыталась верить, что муж изменился к лучшему не из-за бабы, как судачили во дворе, а просто у него открылись, наконец-то, глаза на свою беспросветную и беспробудную жизнь. Годы-то идут. И никто не молодеет. Вот и решил он себя переломить пока не поздно.

Всё бы хорошо. Татьяне очень даже нравился обновившейся муж. Григорий бросил пить и как-то даже сразу, раз и всё. Она поначалу и не верила. Принюхивалась к нему. Тайком расспрашивала коллег по работе, а те и сами были сильно удивлены, если не сказать в шоке, что Григорий стал избегать совместных посиделок.

Татьяна даже забеспокоилась. Всё допытывалась у мужа, чем тот заболел. Вдруг, какой смертельный диагноз ему врач поставил, а он и молчит.

Григорий только отмахивался.

-Не пори чушь! — бывало, кричал он в запале. — Расхотелось и всё тут.

Вскоре Татьяна успокоилась. Ну бросил человек пить и хорошо. Радоваться надо, а не слёзы лить.

Постоянно трезвый, Григорий стал сразу принимать больше заказов. Разъезжал почти по всей Москве, целыми днями пропадая на работе.

Вот уже поди двадцать лет, как он трудился заштатным сантехником при местном ДЭЗе, а тут вдруг занялся подработкой. Дал объявление в газете и как частное лицо недорого занимался ремонтом водопровода и установкой сантехники. Приобрёл постоянных клиентов.

В доме, как полагается у предприимчивых людей, появились деньги. Купили холодильник, поставили новый телевизор, заменили кое-какую мебель. Таня, наконец-то, приоделась по-людски, не стыдно и на улице показаться. А этим летом они замахнулись даже съездить на море. Бесило только одно. Её Гриша летел к клиенту по первому звонку, и при том мог выполнить работу почти за бесценок, а то и вообще задаром. К чему такая прыть?

Сколько раз Татьяна говорила мужу, ну повысь ты свои расценки, не обеднеют твои клиенты, купишь, наконец, себе машину. Всё легче будет по городу мотаться. Никак, хоть кол на голове теши. Упёрся рогом, как баран, и молчит.

Ну и бог с ним. Зато после перемен, в жизни у Татьяны, можно сказать, открылась вторая любовь к мужу. Бросив пить и занявшись делом, Григорий стал более терпелив, добрее и даже ласков по ночам, и что самое главное — неутомим. Татьяна до этого и не догадывалась, что в постели можно устраивать такое, и что секс может приносить не только удовлетворение потребностям организма, но ещё дарить страсть и удовольствие.

Но если соседи по дому замечали только хорошее в Гришиных изменениях, то Татьяна подмечала более личные странности за мужем. И они её откровенно пугали.

В личной жизни Григория, как будто заменили. Он стал более задумчив. Мог уйти в себя и ни что не реагировать, а то вдруг резко собирался и, ничего не объяснив, уходил. По поводу того, что у Гриши якобы завелась любовница, Таня старалась не заморачиваться, но как не пыталась, эта мысль, как червь проникала в голову, и грызла, грызла её не переставая, изводя всю душу.

На эту мысль её наталкивала новая заморочка мужа. Григорий превратился в до ужаса чистоплотным. А эта его дурацкая привычка постоянно принимать душ: утром, в обед, вечером, до работы, после и перед тем как лечь спать, Татьяну иной раз доводила до белого коленя.

Кто другой был бы только рад, что их муж такой чистюля. Но не да такой же степени? Создавалось впечатление, что Григорий пытается с усердием маньяка смыть с себя какой-то запах, преследующий его, как наваждение. Моется он только душистым, резко пахнущим мылом. Трёт кожу до покраснения, а после душа обливается туалетной водой с ног до головы. Весь уже провонял парфюмом. Ещё и Татьяну заставляет на ночь мазаться чем-нибудь благоухающим. Разве это нормально?

"Может Григорий смывает сначала запах другой женщины, а потом мой?", — эта ревнивая мысль точила Татьяну изо дня в день. Она срывалась, закатывала истерики, видя, как Григорий после душа надевал отглаженный костюм и в таком виде шёл на работу. Но муж только отмахивался и молча уходил, тихо прикрыв за собой дверь.

Одолеваемая тяжёлыми мыслями об измене, Татьяна вернулась с рынка с полными авоськами.

Вот и сегодня с утра пораньше её суженый убежал якобы на работу, хотя она его слёзно умоляла никуда сегодня не ходить. Просила провести эту субботу вместе с ней. Сходили бы куда-нибудь. В кино или театр. Так нет, смотался, будто ему там мёдом намазали.

К часу дня хлопнула входная дверь. Сама Татьяна в это время на кухне замешивала тесто для блинов.

-Гриш, ты?

-Угу, — буркнул муж из коридора.

-Проходи на кухню. У меня уже борщ, твой любимый готов и картошка с рыбой поспевает.

-Ага... Только сполоснусь.

Григорий прошел в большую комнату, разделся до трусов, перебросил через плечо полотенце и отправился в ванную.

Когда щёлкнула задвижка двери ванной, и послышался шум воды, Татьяна метнулась в большую комнату. Прежде неряшливый муж с недавних пор приобрёл ещё одну привычку, аккуратно складывать свои вещи, и вообще он стал необычно щепетильным аккуратистом. Вот и сейчас, свой костюм муж повесил в шкаф, предварительно разгладив и сдув с него пылинки.

Таня быстро обшарила резко пахнущий до тошноты одеколоном костюм мужа, особо ни на что не надеясь. Но в этот раз её ждала награда. Татьяна нашла во внутреннем кармане костюма женский платок со следами помады. Не поверила глазам. Замерла. Прислушалась. Звук льющейся воды прекратился.

Таня быстро сунула находку в халат, закрыла шкаф и тихо прошмыгнула обратно на кухню. В голове у неё билась только одна мстительная мысль:

"Ну гад! Сегодня ты у меня не отвертишься".

Ни о чём не подозревая, Григорий громко отдуваясь, прошёл на кухню, на ходу расчесывая пятернёй черные с проседью волосы.

"Ужас! Какие у него длинные руки. Колени задевают, — в очередной раз подивилась Татьяна, подглядывая за мужем. — Или они всегда такими были, а я раньше просто не замечала. Впрочем, красотой он никогда не отличался. И почему я в него влюбилась? Мужичок то так себе, могла и получше вариант подыскать. Наверно права баба Клава — дура я и есть дура!".

-Садись, ешь. — Жена поставила тарелку дымящегося борща на стол, перед Григорием.

-М.м.м. А запах, — восхитился он. — Обожаю, как ты готовишь борщ. Объедение.

-Хлеб будешь? — спросила Татьяна, проигнорировав похвалу мужа.

-Давай.

Таня нарезала половину батона на толстые куски, взяла в руки миску с тестом и принялась взбивать, громко стуча ложкой по эмалированной миске.

-Ну... И к кому же мы сегодня ходили? — Еле сдерживая бешенство, Татьяна подъехала с расспросами к мужу издалека, нарочито спокойным голосом.

-К Мешарековым из пятого дома, ты их не знаешь. — Григорий потянулся за куском хлеба. — Какая же ты у меня молодец, такой борщ приготовила. Ещё и блины будут? Там у нас где-то вроде банка черничного варенья завалялась. Надо будет открыть.

-И что же это у них такое произошло? Что ты спозаранку, к ним рванул. — Нервно сбивая тесто, продолжила расспрос жена.

-Кран прорвало, — лаконично ответил Григорий, мирно прихлёбывая борщ.

-Значит кран прорвало. И ты значит, святоша наш, с утречка, в субботу, сразу побежал к несчастным на помощь, — подвела итог супруга. — Ладно. Где деньги?

-Ну ты знаешь... — сразу замялся супруг. — Я у них уже подрабатывал. И в этот раз я им помог по старой памяти. Там работы то было чуть. Раз-два и готово.

-Так, значит мы и друзей уже завели. И сколько же их? Вся Москва, поди чай? Или только половина? — язвительно спросила Татьяна, ставя миску с тестом на стол, и идя к плите, перевернуть рыбу. — И что же. Ты теперь вообще за бесплатно работать будешь, так? Будешь помогать всем встречным поперечным, по доброте душевной.

-Ну Тань не начинай. Ну, помог разок людям кран заменить. Да и живут они близко.

-Гриш ну пойми же и ты меня. Ты же теперь бизнесмен. А в бизнесе за просто так ничего не делается, — Таня ласково обняла мужа за плечи. — Ты ведь не просто за рубль работаешь, ты здоровье своё гробишь. Целыми днями по городу мотаешься, носишься, как белка в колесе. Ну чего тебе стоит повысить таксу на свои услуги? К лету глядишь машину бы купил. Вон Семён из сто двадцатой, массажистом работает и на машине уже раскатывает, — жарко нашептывала, как змей искуситель, Татьяна на ухо мужу. — Я конечно понимаю, его услуги намного дороже твоих, но у него и клиентов за день на порядок меньше твоего. Я тут подсчитала. Если немножко увеличить таксу, то при твоей работоспособности мы заживём так же хорошо, как Семён, а может даже лучше. Я всё просчитала. Немного повышаешь таксу, и к лету мы не только покупаем машину, но и едем отдыхать на море. Представляешь! Только не на Чёрное. Ну что мы там не видели? В молодости раз побывали и хватит. Можем мы на старости лет, в конце концов, съездить в Европу, на Средиземное море, а Гриш как тебе?

Григорий подвигал плечами, избавляясь от захвата жены:

-Заладила, повысь, повысь. Не могу. Все клиенты от меня тогда разбегутся, а машина мне не очень то и нужна. Ну, накопим мы на какую-нибудь раздолбанную копейку и возись потом с ней всю оставшуюся жизнь. — Григорий доел борщ, облизнул ложку, положил второе: картофельное пюре с жареным окунем. Расковырял рыбу, чтобы побыстрей остыла и принялся есть.

-И чем ей Чёрное море не по нраву, подавай Средиземное, — прогудел муж, набитым ртом. — Радоваться надо, что любимый муж, пригласил жену съездить на море, а наша краля всё не рада!

Татьяна даже задохнулась от возмущения. Ах вот значит как? Любимый муженёк сделал ей одолжение. Милостиво так предложил назойливой жене съездить на море, а она гадина такая ещё и не довольна. Вот тут Татьяна и вспомнила про платок.

-Так значит, да? — уперев руки в бедра, сказала супруга. — Это получается, ты мне одолжение сделал? Вот значит как... А я-то дура обрадовалась. Подумала совесть у него проснулась. Решил поблагодарить жену за годы каторжной жизни, когда я, как чумовая по двум работам бегала, а вечерами его вдрызг пьяного искала по подворотням. Приводила его в порядок, возвращала ему человеческий вид, чтоб на следующий день всё началось заново, — выпалила Татьяна, вновь берясь за миску с тестом.

-Ну понеслась! Ну извини не так выразился, — поспешил Григорий купировать скандал. — Успокойся. Замнём и не будем больше об этом.

-Нет не всё! — прекращая взбивать тесто, перешла на фальцет Татьяна. — Знаю я, почему ты не хочешь накопить на машину и свозить меня в Европу.

-Ну и почему?

-Потому что все деньги тратишь на любовницу свою, а мне гроши приносишь! Я такой беленький и добренький, не хочу обдирать клиентов. Хватит мне лапшу на уши вешать! Весь двор о твоей новой бабе треплется! А я-то как дура, не верила! Думала, завидуют, что Гришка пьяница работать начал и зарабатывать стал побольше некоторых.

-А ты почаще слушай! Они тебе ещё не такого наговорят! Это ж надо бабу какую-то выдумали, а ты и повелась сразу, — укоризненно покачав головой, сказал Григорий.

-Значит выдумали говоришь! А это что? — Татьяна продемонстрировала мужу платок, ткнув им ему в лицо.

-Платок.

-Сама вижу, что платок! Не слепая! — разошлась жена. — Откуда он у тебя!

-А это разве мой платок? — удивился Гриша.

-Нет мой! Стала бы я перед тобой своим размахивать, прежде измазав его в помаде. Дубина! Его я нашла в твоём костюме, во внутреннем кармане.

— А лазить по чужим вещам вредно для здоровья. — Погрозил пальцем Григорий. — И вообще, что ты ко мне прицепилась? Дай поесть нормально, — завозмущался он, уйдя от прямого ответа.

-Я, КАЖЕТСЯ, ЗАДАЛА ТЕБЕ ВОПРОС? — грозно произнесла жена по буквам.

-Какой вопрос? — прикинулся дурачком Григорий. — Ах это...Да это и не мой платок вовсе. Вспомнил! Его мне Николлета дала. Свой я дома забыл. Это когда я облился, когда мы чай пили, — наивно, по-детски ответил Григорий, не подозревая какой за его словами последует шторм.

Жена аж покраснела от злости:

-Наконец-то я услышала её имя! — злорадно выкрикнула она. — Николлета её зовут. Ути пути. Вы посмотрите. Это вам не Танька какая-нибудь, а Николлета.

-Ты об чём сейчас? — не въехал Григорий в смысл пламенного спича жены.

-О любовнице твоей, подонок! — заорала Таня. — Я ему тут обед готовлю, угодить стараюсь, жду его с работы уставшего и измученного, а он оказывается, там чаи гоняет. Ну и чем вы ещё там занимались с этой Николлетой?

-Ничем мы больше не занимались! — Григорий наконец стал закипать, а то вести ссору, когда один из оппонентов спокоен, как танк, как-то не очень-то удобно. — Просто её муж уехал в командировку. А у неё прорвало кран. Ну она и вызвала меня по старой памяти. Не может же слабая женщина починить кран. Я приехал, починил. Ну, а после, она предложила выпить с ней чаю. И чего из-за этого скандал-то раздувать!

-Ну наглец...Ну сволочь! — возмущённо завздыхала супруга. — Прямым текстом мне заявляет! Муж в командировке, а я к ней в постель!

-Заткнись! — стуча по столу, закричал в ответ супруг. — Навыдумывала тут! Дурь себе в башку втемяшила, дура баба!

-Не заткнусь! — рявкнула жена. — И давно ты с ней спишь? Я так понимаю — это из-за неё ты изменился? Стал белым и пушистым. Пить бросил. Работать стал. И всё это из-за какой-то Николлету. Когда ради меня ты не готов был даже палец о палец ударить.

-Отстань баба! Забодала! — отмахнулся Григорий от жены, как от надоевшей мухи и решил закончить разговор, засобиравшись идти смотреть телевизор.

Вот тут Татьяна сорвалась. Как говорят в народе — у неё сорвало крышу.

Она схватила с плеча полотенце, и стала ожесточённо дубасить мужа, приговаривая:

-Падла! Сволочь! Гад! — и другая ненормативная лексика вырывалась из её рта. — Я на тебя козла всю жизнь положила! Сука! За что Боже, спрашивается? Сволочь! Убью, дрянь такая! Вон из моей квартиры! И чтоб духу твоего здесь не было! Забудь сюда дорогу, сволота поганая!

Жена дубасила мужа, а он не пытался защищаться. Просто сидел себе наклонив голову, пытаясь из последних сил сохранить самообладание. Такое раньше уже было. Побуянит, побуянит и успокоится. Но в этот раз, он всё-таки не выдержал.

Безвольно лежавшие на столе руки напряглись. Ладони с силой сжались в кулак, так, что даже сухожилия затрещали. Лицо Григория исказилось, в одночасье становясь злым и чёрным. Григорий из последних сил попытался успокоить заклокотавший в нём вулкан. На секунду закрыл глаза и...

Когда он их снова открыл, то это уже были глаза совсем другого человека.

Струна, что удерживала его сознание, лопнула, и новая программа, до этого мирно дремавшая в нём пробудилась, запустив процесс разрушения старого сознания, и создавая новое, что-то противоестественно.

Лицо нового человека до такой степени расслабилось, что стало похоже на маску мертвеца. Глаз сделались пустыми и ничего не выражающими — бездушными.

Пробудившись, существо всего секунду находилось в прострации. Потом заметило разбушевавшуюся фурию, колошматившую своего бывшего мужа кухонным полотенцем.

Первой его реакцией был испуг, второй — нападение.

То, что раньше было Гришей, метнулось к Татьяне, проявив невероятную скорость и пластику для человека. Женщина ничего даже не успела заметить, как её шею обхватили стальные пальцы и принялись душить, дробя трахею и ломая шейные позвонки.

Татьяну было захлестнул гнев.

Муж и раньше поднимал на неё руку. Но будучи более тяжелой и физически развитой, она с лёгкостью ставила мужика на место. Но каково же было её изумление, когда она, наконец, поняла, что не может оторвать от своей шеи стальные руки прежде инфантильного супруга.

И на Таню обрушился страх. Ужас за собственную жизнь.

Из последних сил женщина попыталась опрокинуть мужа на пол, налегая на него всем своим весом. Выворачивала ему руки, сама вырывалась, стуча руками спятившего мужика куда попало, но его тело на удивление оказалось просто твердокаменным, и стоял он подобно несгибаемому столетнему дубу. Сопротивляться было бесполезно.

В отчаяние, Татьяна попыталась дотянуться до мужниного лица, до его глаз, чтобы выцарапать их, до носа и рта, чтобы разорвать, изуродовать его, вызвать у него болевой шок. Тщетно. Слишком далеко. Её маленькие руки не доставали до его паскудной морды. Тогда Татьяна, собрав остатки сил, врезала мужа по голове. Следующий её удар ногой пришёлся в промежность. Григорий даже не шелохнулся, стоял словно скала. Только его чудовищная хватка принялась с медлительностью гидравлического пресса методично сдавливать шею, круша мягкие ткани и тонкие позвонки.

Сил бороться у Татьяны уже не оставалось. Её тело истерично требовало глоток свежего воздуха. Сердце гулко стучало в груди, отдаваясь толчками крови в голове, а перед красными, выпученными глазами вставали круги и рябь, отдаляя четкость мира от умирающего тела.

-Гриша... Что ты делаешь? Отпусти... Ты же меня убьешь... — прохрипела Татьяна, в лицо мужу. Но супруг остался безучастен к её мольбам.

К своему ужасу, слыша и чувствуя, как в горле хрустит гортань, и щёлкают смещаясь позвонки, Татьяна, выдохнув остатки воздуха, из последних сил прохрипела:

-ПОМОГИТЕ... — но её неразборчивый хрип, скорее уж походил не на зов о помощи, а на крик безумного отчаяния.

Сам же Григорий больше не мог слышать жену и не мог ужаснуться содеянному. Его сознание, его разум, попросту больше не существовал, а новому Грише было глубоко наплевать на мольбы этой женщины. ОНО просто защищалось. Инстинкт самосохранения развит в НЁМ был невероятно сильно. И при первой же опасности ОНО просто атаковало предмет опасности, не задумываясь о последствиях.

Силы покинули Татьяну и она прекратила сопротивление. Её руки безвольно опустились, шея расслабилась, шум в голове усилился, забивая все звуки.

Понимая, что конец близок, Татьяна, сквозь кровавую пелену перед глазами, попыталась перед смертью всмотреться в лицо своего убийцы. Она хотела понять, что же заставило её мужа пойти на убийство, какие мотивы им двигали? Почему ОН ТАК ПОСТУПАЕТ?

Сфокусировав взгляд, и вглядевшись в страшную серую ничего не выражающую маску. Всмотревшись в бессмысленные, затягивающие в бездну чёрные глаза, в её затухающем разуме ярко вспыхнула страшная догадка:

"БОЖЕ! Это не мой МУЖ... Эта маска! Эти жуткие глаза! Разве бывают такие глаза? БОЖЕ НЕЕТ! ЧТО-ТО НАТЯНУЛО ТЕЛО ЕЁ МУЖА НА СЕБЯ, КАК ЛИЧИНУ!!!

Послышался хруст раздавленной гортани, и треск позвонков. Татьяна враз обмякла и, закатив глаза, отдала богу душу.

Создание, некогда бывшее Белоручко Григорием Степановичем, расцепило руки, и тело женщины кулём свалилось на пол. Существо переступило через тело и, не надевая пальто, прямо в джинсах и лёгком свитере вышло на улицу, в десятиградусный мороз. А тело Татьяна так и осталась лежать на холодном полу, уставившись мёртвыми глазами на перевёрнутую миску с блинным тестом, и на половник из которого тугой струёй на пол стекала бело-жёлтая закваска.

* * *

Заслышав за стеной назревающий скандал у соседей снизу, а этого баба Клава пропустить ну никак не могла, наконец-то Танька закатила своему Гришке грандиозный скандал, быстренько доев гороховый суп, при этом, чуть не подавившись куском хлеба, старуха опрометью выскочила во двор. Там хоть и было холодно, зато слышно всё, как в кинотеатре.

Но когда баба Клава на всех парах прибыла на место, её постигло огромное разочарование. Скандал затих, не успев, как следует разгореться:

-Вот я клуша! Надо порасторопней быть, — в сердцах посетовала баба Клава. — А такая могла быть у меня ценная информация на сегодня для Марьи, Софьи, Валентины. Глядишь нескучно бы и вечер провели. Идиотка старая.

Немного постояв под окнами баба Клава понуро поплелась на скамейку. И только она присела, как распахивается дверь подъезда. У старухи чуть челюсть не отвисла. Из подъезда вышел сам Григорий, притом без пальто и в шлёпанцах. Бабку прям смех разобрал. Хотела она уже кликнуть мужика:

"Что кобелина! Танька из дому тебя попёрла, а ты сразу к другой побёг, даже не одемшись".

Как встретилась с мужиком глазами. Дикий взгляд нечеловеческих глаз пулей пронзил бабку насквозь, посеяв в ней необъяснимый страх. По коже старухи пробежали мурашки и готовые уже сорваться с губ обидные слова, комом застряли в глотке. Старуху ни с того, ни с сего обуял такой ужас, что её душа убежала в пятки. Ей показалось, что она заглянула в лицо самой смерти.

-Господи Боже! Свят, свят, свят! Спаси и сохрани! — Лихорадочно крестясь, бабка сорвалась с места и припустила домой, где заперлась на все замки и до следующего дня не казала носа, боясь даже выглядывать в окно.

* * *

Игорь влетел в метро в половине седьмого вечера. Сегодня был день рождения его друга Костика, а он как последний лох опаздывал уже на тридцать минут.

Купив билет, Игорь прошёл через турникет и вскочил в так удачно подвернувшийся поезд. Свободных мест в час пик, конечно же, не оказалось, и парень пристроился рядом с дверьми, облокотившись на перила сиденья.

На "Павелецкой" народ схлынул, освобождая вагон, и как-то сразу стало легче дышать. Перед самым закрытием дверей, внимание Игоря привлёк бомж, громко чихавший на весь вагон.

Неопрятный мужик неопределённых лет постоял в проходе, держась за перила, а когда поезд тронулся, медленно пошёл вдоль вагона. Многие из пассажиров решили, что бомж идёт просить милостыню и сразу набычились, показывая всем своим видом:

"Проходи быстрей! Самим жрать нечего, а ещё ты здесь, на нашу голову...".

Бомж не обращая внимания на постные, бездушные лица людей и не держась за поручни, медленно брёл вдоль вагона, громко чихая и брызжа слюной в разные стороны. Вот он не удержался на ногах, завалился на дородную тетку и зачем-то специально, практически в упор, оплевал ей лицо.

Женщину чуть не стошнило. Надо было видеть, как её всю перекосило. Она с отвращением оттолкнула бомжа, достала платок и лихорадочно стала вытирать лицо. Бомж по инерции рухнул на старуху, и тоже всю её оплевал.

Старуха не осталась в долгу, и смачно харкнула в морду бомжа. Спихнула его на пол.

-Да что же это такое?! — закричала она, протерев морду. — Выкиньте же его отсюда! Вдруг он больной какой! Счас нас всех тут перезаражает туберкулёзом! — голосила она, не забывая пинать бомжа.

Когда же бомж, под ударами старухи, с кряхтением стал подниматься с пола, с места вскочила, словно опомнившись, прежде оплеванная тётка. Схватила бомжа за шкирку, вздернула на ноги, как цыплёнка, и швырнула его вдоль прохода. Бомж без единого звука, как марионетка, пробежал два метра и грохнулся в следующем ряду кресел.

-А чего вы его к нам швырнули! — возмутилась дама в коричневой шубе.

-А куда по вашему, мне его деть?! — огрызнулась оплеванная.

-Не знаю, — окрысилась дама в шубе, и ногой стала подталкивать грязного бомжа, чтобы он поскорее от неё отодвинулся.

Бомж спокойно встал на ноги, и как сомнамбула, не издав ни единого звука, пошёл себе дальше распространять заразу. Народ на сиденьях сразу сжался. Зашумел.

-Иди козлина! Не останавливайся! Рот прикрывай!

-Да когда же остановка?! Кто-нибудь вышвырнете его отсюда! — выкрикивали самые бойкие, при этом сами не принимали никаких действий, только возмущались.

Кто не ограничивался толчком, бил бомжа ногами под зад. Другие, не боясь дотронутся до старика, хватали его за шиворот и отталкивали от себя, не дожидаясь, когда этот выродок обслюнявит и их.

Будто никого и ничего не замечая вокруг, старик медленно брёл вдоль вагона, шаркая ногами, и даже не замычал ничего в свою защиту.

Подгоняемый матом и тычками, бомж быстро поравнялся с Игорем, и вдруг застыл на месте. Парень напрягся, готовый в любой момент оттолкнуть бомжа от себя и уйти в другой конец вагона. Даже руку поднял. И тут старик принюхался к нему, а на его лице проступила первая эмоция. Тень удивления.

Старик зачарованно уставился на Игоря бездушными темными глазами, и молча стал пялится.

У Игоря аж мороз по телу пробежал, а его коротко стриженые волосы встали дыбом под шапкой.

Парень сглотнул, было видно, как дернулся его кадык, и грозно сказал:

-Ну чего уставился? — но почувствовал, как дрогнул его голос, и грозный окрик вышел блеянием барашка. И тут Игорю стало так страшно, что он уже готов был сорваться с места и бежать со всех ног, неважно куда, только бы подальше отсюда, если бы не ватные ноги, отказавшие в самый неподходящий момент.

Пропустив реплику мимо ушей, бомж поднял руку и его крючковатый указательный палец уставился на парня. Он как будто признал в Игоре знакомого. Хотя сам Игорь мог поклясться, что видит этого жуткого старика впервые в жизни.

Но бомж, похоже, был иного мнения. Он продолжал пристально смотреть на Игоря и вскоре у него даже зашевелились губы. Он пытался выдавить из себя какие-то слова:

-Ты...Ы.?! — только и смог промычать грязный старик. Поняв, что вышла промашка, бомж сглотнул и снова открыл рот, чтобы повторить попытку, как сзади к нему подошёл мужик звероватого вида:

-А ну, мразь! Давай-ка, пошёл отсюда, сволочь! — оборвал он потуги бомжа, пытающегося вымолвить хоть словечко. Схватил оборванца, подвёл к раскрывшимся дверям вагона и пинком под зад, послал бомжа на перрон.

-Давно бы так! — одобрили пассажиры поступок мужчины, чуть ли не аплодируя.

Отовсюду сразу понеслись голоса, смакующие происшествие:

-Вот же сволочь! И когда же у нас в стране порядок наведут, чтоб такая падаль не плодилась!

-Заражают нормальных людей! И СПИД они в нашу страну принесли!

-Да ладно СПИД, бомжи эти и ЧУМОЙ нас скоро всех перезаражают. — кричали одни.

-Может он больной? Заразил нас! Надо теперь к врачу идти, анализы сдавать. Чтобы он сдох, — негодовали другие, не вслушиваясь даже в свои собственные слова. Ведь если он сдохнет, то тогда он точно больной и всем действительно надо срочно лечиться.

-Стрелять их надо! Или ссылать куда подальше от нормальных людей, — тем временем вставляли свою точку зрения третьи.

-Бедного мальчика напугал до ужаса. Весь побледнел бедненький! — посочувствовала Игорю женщина, в вязаном берете. — Молодой человек вы присядьте. А то на вас лица нет, — обратилась она к парню, уступая место.

-Нет, спасибо, — помотал головой Игорь, стеснительно улыбнувшись. Ему стало неудобно, что на него смотрело полвагона с участием и жалостью в глазах. — Мне на следующей выходить.

Страх ушёл, но его потные руки были ярким напоминанием жуткой встречи. Перед глазами парня, до сих пор, стоял тот ужасный взгляд старика. Сдуру, он ещё и посмотрел в сторону бомжа, когда поезд трогался с места.

Старик смотрел на него! И ТОЛЬКО НА НЕГО!

* * *

Когда-то его звали Василий Петрович, и у него были квартира, работа и жена. В общем как у всех нормальных людей. Но потом всего этого у него не стало, в чём он отчасти был сам виноват. И прозвали его просто — бомж Вася.

Сейчас же он вообще был никем. Он не помнил: кто он, как его зовут, откуда он. Все эти сведения выветрились из его головы по непонятным для него причинам. С каждым днём его мысли, знания и опыт прожитых лет со скоростью ветра покидали голову, оставляя за собой сосущую пустоту. Он постепенно забывал: слова, цифры, буквы. Он перестал о чём-либо мечтать, грезить и надеясь на лучшую жизнь. Он потерял свой луч света в конце тёмного туннеля, под названием жизнь.

Разум, делающий его человеком, выключили, как будто кто-то опустил рубильник в его голове, после чего он превратился в пустую оболочку, наполненную одними животными инстинктами.

Сомневаться не приходилось, в какой-то момент своей жизни он просто взял и, изменился.

Но почему?

Столь сложная мысль уже не могла посетить пустую голову бомжа Василия, а потому и не замечал он никаких изменений в себе.

А вот его сожители по теплотрассе, в отличие от самого Василия, давно заметили за ним странности. Первая из них и может самая главная, явившаяся, как гром среди ясного дня — это был его полный и категоричный отказ от выпивки. Вечно пьяный Василий, не выходивший ни разу на улицу в трезвом виде, и в таком же состояние всегда ложился спать, вдруг протрезвел!

Второе странное поведение Василия — это его патологическая чистоплотность! И это в их-то условиях существования? Помилуйте! Но несмотря ни на что Василий добился определённой ухоженности во внешнем виде.

Ну и наконец, чтобы и дальше не удивлять своих сожителей, Василий вообще переселился на чердак близлежащего от теплотрассы дома. Мотивировав свой уход тем, что не может больше жить в таком гадюшнике, среди грязных свиней. Чем окончательно добил других бомжей.

Он привёл часть чердака в порядок, постирал вещи в подвале, помылся в бане и зажил тише мыши, чуть ниже крыши, только бы не погнали в шею. Утром Василий просыпался. Днём побирался. Вечером собирал стеклотару и алюминиевые банки. Ночью спал. Так и жил.

Простой человек в простом мире.

Но однажды простой мир рухнул.

Как-то утром Василий проснулся, замученный кошмарными снами. Умывшись в ведре, он перекусил остатками ужина и вышел на улицу начинать рабочий день, но открывшаяся перед ним картина повергла его в шок. Мир, доселе такой привычный и простой, напугал его своей нереальностью до усрачки.

Дома выцвели и показались Василию огромными, бетонными чудовищами, готовыми в любой момент его раздавить. Они медленно надвигались, возвышаясь над ним. Они наблюдали за каждым его шагом, своими бесстрастными и холодно равнодушными многочисленными глазами — окнами.

Дома превратились в чудовищ.

А ещё Василий с ужасом разглядел в чреве домов-монстров жутких и непонятных существ. То ли многотонные чудища их уже поглотили, как пытались сейчас сожрать и его самого, то ли эти существа добровольно поселились внутри монстров и сейчас сами являются опасными хищниками, жаждущих крови Василия.

И когда из маленького рта многоглазого чудища вышло одно из таких жутких созданий, видимо ему надоело ждать, и оно решило самолично расправиться с маленьким человечком, Василий с хрипами ужаса бросился наутёк.

Бежал, не разбирая дороги. Страшные корявые деревья тянулись к нему своими крючковатыми ветками, цеплялись за него, пытались его остановить, задержать до прихода жутких созданий. Василий увёртывался от них. Пытался обегать их стороной. Выныривал на мостовую и сразу же шарахался от машин. Единственное спасение он видел в укрытие. Ему нужно было обязательно избегать открытых мест.

Жуткие звуки со всех сторон сводили Василия с ума. Жуткие создания всё чаще и чаще попадались ему на пути. Они как ищейки следили за ним, следили за каждым его шагом, раскрывая рты в жутком оскале. И Василия всё чаще одолевало желание наброситься на них. Бить их, рвать на части, кусаться и орать что есть силы, и только дикий ужас гнал старика всё дальше от людей, не давая возможности совершить убийство.

Он плакал от ужаса и скулил как щенок. Его портки промокли, и проходящие мимо люди быстро шарахались в сторону от сумасшедшего старика. А он всё бежал и бежал, пока чудом не наткнулся на заброшенное здание. Каким-то шестым чувством, он догадался, что бетонное чудище мертво, не опасно, а значит, не причинит вреда.

Уподобившись жутким существам, Василий вбежал в здание, нашёл там укромное местечко, куда и забился до лучших времён.

Пока он лежал на бетонном полу, его сильно лихорадило от перенесённого ужаса. Из груди с хрипом вырывался воздух. Наконец организм не смог больше сопротивляться ужасу, и Василий потерял сознание, а с ним и остатки былого разума.

Очнулся Василий утром следующего дня. Будь он человеком, он обязательно бы заработал себе воспаления лёгких. Шутка ли провести ночь в двадцатиградусный мороз практически на улице, а так как вода с гуся.

На днях пережитый им ужас начисто выветрился из его головы. Дома, машины, улицы и улочки не вызывали в нём больше никаких чувств. Он просто не обращал на них внимание. Только странные существа, что его окружали, вызывали в нём неприкрытую гадливость и неприязнь. Он не знал, что они такой же вид, как и он. Нет! Для него они уже стали другими.

Потеряв человеческую сущность, свою душу и разум, не отягчённый мыслями, а просто движимый лишь одними инстинктами, Василий брёл по улице, куда глаза глядят. Шёл довольно долго, пока не почувствовал дискомфорта.

Самый древний инстинкт и самый главный Василий удовлетворил, отняв у какого-то мальчишки два пирожка с сосиской. Быстро сжевал на ходу, настороженно поглядывая по сторонам.

Создания, проходившие мимо него, не покушались на его жизнь и не проявляли явную агрессию, поэтому инстинкт самосохранения у него пока молчал.

Ни одной родной души. Ни одного человека похожего на него поблизости не наблюдалось. И стало Василию отчаянно одиноко в этом мире, что ему захотелось выть.

Через какое-то время своего бесцельного блуждания, Василий повстречал, ну настолько гадкое существо, что не в силах сдержаться, харкнул в него, попав прямо в лицо.

И о чудо!

Это существо преобразилось. Каким-то образом его частичка прекрасного передалась ему. И через пару дней оно станет таким же нормальным и обычным человеком, как он сам.

С радостью, даже не рассуждая, а просто перед ним открылась истина, душа Василия воспарила от счастья. Где уж там до рассуждений, когда в башке ветер свищет.

Женщина, не подозревая об открытиях старика, смачно матернулась, вытерла липкую слюну, дала в морду бомжу. Хотела позвать полицию, но оглядев почти пустую улицу, передумала, и пошла матерясь дальше, напоследок с силой пнув валяющегося у её ног бомжа.

Василий с кряхтением поднялся, быстро оглянулся в поисках излеченного им только что существа, но тщетно. Женщины и след простыл.

Бомж вытер нос рукавом, отряхнулся от снега, и зашагал в направление своего убежища, подальше от странных существ, вызывающих в нём противоречивые чувства. С одной стороны они внушали ему жалость, с другой гадливость, а с третьей они представляли опасность, и ему хотелось наброситься на них, убивать налево и направо первых попавшихся на пути, но благоразумие, сидевшее у него глубоко внутри, пока не позволяло ему совершать столь опрометчивый поступок. Ещё слишком рано.

Почти дойдя до места, Василий уже перелез через забор, выходящий на заброшенную детскую площадку, как его что-то словно стукнуло в спину:

"Подожди! Зачем бежать, прятаться, когда можно всех страшных существ, попытаться вылечить и через некоторое время они станут подобны мне. И тогда не нужно прятаться, куда-то бежать, шарахаться от них и вообще кого-то или чего-то бояться".

После чего он спрыгнул с забора, и уверенным шагом направился в места скопления людей. Теперь он знал, что надо делать. Теперь у него была миссия!

Пройдя через унижения, побои, приводы в полицию, Василий снова постепенно учился. Он приобретал опыт. Плевки вызывали у существ бурную реакцию и эффект от них чаще получался не тот, которого он ожидал.

К счастью у Василия выработалась аллергия на людей. И как выяснилось, страшные существа уже не столь бурно реагировали на якобы простуженного человека, а мелкие частицы слюны производили отличный эффект, не требующий повторных попыток.

После очередного неудачного рейда, когда Василию пришлось сутки отсидеть в спецприемнике, ноги вывели его к метро. Трезво оценив обстановку, он, невероятно развитым чутьём, понял, что это то самое место, которое он так долго искал. Это был его собственный клондайк. Его паства и его церковь.

Не мешкая, Василий спустился под землю, понаблюдал за действиями существ, за их толкотнёй, и следуя примеру, ринулся в толпу людей.

По пути, Василий чуть не подрался с непонятным агрегатом, не желавшим его пропускать, а взойдя на эскалатор, он с диким криком вообще понёсся вниз. Ему, в тот момент, показалось, что земля уходит у него из-под ног, убегает от него, и если он не поспеет за ней, то обязательно куда-нибудь грохнется и умрёт.

Служащие метро предпочли не связываться со странным дедом, мало ли чокнутых каждый день бродит мимо них. Этим, их уже не удивишь.

Внизу существа выстраивались на платформе и чего-то ждали. Василий подходил к ним, проникновенно заглядывая в лица, но они быстро ретировались, переходя в другой конец перрона. Подъехавший поезд, чуть не спугнул Василия. Но видя, что существа не разбегаются в панике, а наоборот оживают, скапливаются в кучки и с нетерпением лезут внутрь железного монстра, бомж Вася успокоился и тоже с опаской решил последовать их примеру. Паника не покинула его, она просто немного притупилась и чуть снова не вырвалась наружу, когда двери за ним закрылись и поезд поехал в туннель, отрезая путь к отступлению. Существа же наоборот успокоились и как будто опять впали в спячку.

Через пару минут Василий тоже успокоился, а его душа вылезла из пяток, вернувшись на своё положенное место.

Вагон был наполовину пуст, или наполовину полон, кому как, и потому позволял без проблем перейти на другой конец. Василий постоял, постоял, и осторожно двинулся по проходу, до сих пор ожидая какого-нибудь подвоха. Но пока всё спокойно и существа не обращали на него никакого внимания.

И тут снова бомжа Васю осенило. Не словами, нет. Может образами, но скорее всего внутренним чутьём. Но осенило, так осенило.

"Прекрасное место! Существа заперты здесь вместе с ним в железном чудовище и никуда не смогут скрыться, убежать от него. Можно лечить их в массовом порядке. Одного за другим. Одного за другим".

И подобно Мессии, несущим свет заблудшим душам, Василий двинулся вдоль вагона, громко чихая и кашляя на людей.

Наконец-то, он был счастлив. Он нашёл, что искал.

Каждый день Василий спускался в метро, проводил там большую часть суток, время от времени делая пересадку с одной ветки метро на другую. В основном его тянуло ближе к центру. Почему? Он и сам не знал, просто так надо.

Ещё он научился избегать полицейских, поняв на уровне чувств, как собака наверно, что людям в синей форме лучше не попадаться на глаза. Другие же, неопасные существа, его ругали, били, топтали, выбрасывали из поезда, но это уже было не существенно.

К вечеру Василий выбирался на поверхность. Воровал у зазевавшихся людей еду, пил талую воду или ел снег. Потом своим новым, звериным чутьём отыскивал себе берлогу, где и ночевал до наступления следующего дня.

Вот так и жил. Изо дня в день, день изо дня.

Пока спустя две недели с Василием не случился довольно занимательный случай.

Как обычно, он с утра спустился в метро, провёл там полдня и уже ближе к вечеру случай завёл его на Замоскворецкую линию метро. (Сам он, конечно же, не знал куда его занесло). И войдя в вагон на станции Павелецкая, он нос к носу столкнулся со СВОИМ.

"Не может быть! — удивлённо и радостно пронеслось у него на гране сознания. Перед ним стояло прекрасное, чистое существо. — Перерожденное! И как он сразу не заприметил его, только войдя в вагон? Ведь это был настоящий человек. Такой же как и ОН!".

У Василия от волнения даже руки затряслись. Тело бросило в жар, во рту, как в пустыне 'Сахара'. А ещё у него голове, о чудо, впервые забрезжила мысль, на мгновение возвратив Василия к осмысленности бытия.

"Наконец-то! Я не один! Просто не вериться!" — Ликовала его душа, если конечно она ещё у него осталась. — "Я не один!!! Но...но почему же человек не узнаёт меня? Почему так же, как я, не радуется встречи?" — Прорвав блокаду, мысли в голове Василия ринулись в дикий хоровод, путаясь и сталкиваясь, как броуновские частицы.

"Надо его поприветствовать. Но как?! Как же это делается?" — Василий старался выудить ответ из того безумия, что творилось сейчас в его голове. — "Нет, не знаю. Не помню. Но надо обязательно ему что-нибудь сказать, а то этот прекрасный человек почему-то напуган. Он боится меня? Нет! Нет! Пожалуйста, только не бойся меня. Мы ведь похожи! И мы должны быть вместе, в этом ужасном и опасном мире. Ну пожалуйста! Узнай меня! Надо срочно его успокоить. Надо что-то сказать... Но что? А главное, как?". — Голова Василия готова была лопнуть от перенапряжения.

Смятение, удивление, радость от встречи родственного человека, страх потерять его — все эти чувства вызвали в его душе огромную бурю, сметающую на своём пути все преграды и заслоны. И смела. Очередной блок памяти ненадолго включился в его голове, и подобно молнии, озарил осознанием тьму невежества и хаос пустоты. Подобно кирпичику, блок памяти дополнил кладку разрушенного разума, вернув умение говорить, преобразовывать ничего не значащий звук в осмысленные слова. И Василий уже смутно догадывался, что нужно сказать человеку.

Но в отличие от головы уразумевшей истину, рот и не думал подчиняться, порождая дурацкие хрипы и стоны.

Василий вытянул руку с указующим перстом и уже готов был задать первый вопрос, но из предательского рта с хрипом вырвалось только: "Ты...ы...ы".

Василий даже застонал от обиды. Сосредоточился для новой попытки, и тут, к нему неожиданно подлетело одно из этих гадких созданий, что заполонили вагон, и грубо вышвырнуло Василия на платформу.

Василий резко вскочил на ноги с намерением вернуться, но опоздал, двери вагона закрылись, отрезая его от родственной души. И ему оставалось лишь с тоской во взгляде чёрных глаз, провожать, уезжающего от него ЧЕЛОВЕКА.

"Нет! Нет! Куда же ты?! Я должен отыскать тебя. Ты нужен мне. Ты пропадёшь без меня". — С этими мыслями Василий вскочил в следующий поезд и поехал на поиски. Но не как человек, трезво оценивающий свои шансы на успех, а скорее как собака, которую бросил хозяин на остановке. Ну надоела она ему, его сыну или дочке. Надоела и всё тут. Пока была щенком, вызывала радость, а подросла, сразу создала кучу проблем, для безответственных и ленивых людей, не желающих ухаживать за животным: воспитывать его, кормить, гулять с ней. Но собака этого никогда не поймёт, она слишком наивна и душа её чиста. Она не знает подлости и предательства в отличие от своих хозяев. Её будут посещать лишь одни мысли:

"Ну где же ты, хозяин? Ты потерял меня? А я вот здесь, никуда не ухожу и жду тебя. Приходи. Только приходи...".

Собака будет кидаться к каждому подходящему к остановке автобусу, и с надеждой выглядывать любимого хозяина среди толпы безликих людей. Лишь только её хозяин имеет знакомый вид, лицо и запах, он яркий и прекрасный Но его нет и нет, нет и нет...

Если бы собака умела думать, то она гнала бы от себя нерадостные мысли, жестокого бытия:

"Хозяин! Ты не мог меня просто выбросить на улицу. Как можно?! Ведь ты любил меня, играл со мной, кормил. Нет! Ты не бросил меня, ты просто потерялся и скоро меня отыщешь и заберёшь домой. Мне так страшно! И одиноко. Нет ты скоро придёшь, я знаю...я надеюсь на это и буду ждать. Всегда".

Брошенная собака мечется между автобусами, выискивает любимого хозяина, боясь далеко уйти, чтобы не упустить его — единственного. Спит на остановке, просыпаясь от малейшего звука, в котором ей чудится голос хозяина, и сквозь сон видится он сам будто наяву.

Но дни идут, а за ними проходит неделя. Проходят месяцы и собака постепенно превращается в бродяжку, так и не дождавшись любимого хозяина, своего Бога. Она прибивается к таким же брошенкам, всеми забытая, и влачит вместе с ними жалкое существование. Но еще на протяжении года не уходит она далеко от того места, где хозяин её "потерял", и пробегая со стаей мимо остановки, какое-то новое чувство боли и потери, заставляет собаку вновь и вновь останавливаться у подъехавшего автобуса и разглядывать людей, в поисках кого-то...

Но кого?

Она уже и не помнит, но помнит, что он ей был очень дорог и был ею очень любим!

Бывает конечно, что собаки оказываются посмелее и не ждут покорно своего хозяина на одном месте, а сразу бросаются вслед хозяину. Запрыгивают в первый же попавшийся автобус. Их оттуда гонят. Собака, оказавшись в незнакомом месте, теряется, теряя последнюю нить с хозяином, а итог всё тот же — тоска и боль в душе на всю оставшуюся жизнь, и возможно ещё кое-что — возможно, что надежду...

Так же поступил и Василий. Бросился на поиски родного существа, движимый одним лишь инстинктом, но всё впустую. Тщетно и нереально отыскать незнакомца в огромном городе.

Прокатавшись до поздней ночи, из одного конца Москвы в другой, Василия выгнали из метрополитена, и ему пришлось подняться на поверхность, не представляя даже где именно. Есть ему не хотелось и обыденным промыслом, по добыванию пищи он решил сегодня не заниматься. Буря в его душе понемногу успокоилась, а с ней и проблески разума вновь испарились, как будто ничего и не было. И лишь тянущая тоска потери, напоминала ему о случившемся. А ещё злость на гадких отвратительных существ, помешавших ему воссоединиться с нормальным человеком, таким чистым и прекрасным. Злость поднималась из глубин его души наподобие чёрного облака, заполняя все душевное пространство. Накатывала волнами тёмного моря, затопляя каждую его клетку, каждую молекулу его организма, требуя немедленного выхода.

Вслед маячившей в темноте фигуры Василия из подземки вышли два братка.

-Эй, папаша! — поравнявшись с Василием, окликнул его парень, что постарше и покрупней кореша. — Подожди! Базар есть.

Василий, будь он обычным человеком, оглянулся бы и заприметив двух парней бандитской наружности в чёрных кожаных куртках и шапках — спецназовках, что легко превращаются в маски; заволновался бы и бросился бы наутёк. Но он не был обычным. В том-то и дело.

А потому просто продолжал себе спокойно идти, не обращая ни на кого внимания. И только когда его грубо схватили за плечо и развернули к себе лицом, Василию пришлось одарить братков своим вниманием.

Двое существ крепкого телосложения сразу не понравились Василию. Он не мог понять, что им от него нужно, но от них явно веяло угрозой, это он сразу почувствовал.

-Ты чё?! Глухой бля в натуре, или прикидываешься? — с вызовом спросил, схвативший Василия за плечо браток, и встряхнул бомжа как куклу. — Мы чё? Тебе орать на всю улицу должны? А?!

-Чё молчишь ханурик? Тебе вопрос задали, — с угрозой спросил второй, глядя в пустое лицо бомжа.

Василий промолчал, просто не отреагировав на вопрос.

-Слышь Лёха. Похоже взаправду глухой, — с усмешкой заметил младшой. — Можем лясы не точить, дай ему пару раз, чтоб больше не встал и пойдём. Натаха с Ольгой уже заждались. Неохота с ним тут возиться.

-Да подожди ты! — урезонил напарника, тот что постарше.

Видя что бомж не брыкается, браток отпустил Василия. Снял шапку, провёл ладонью по волосам, стриженым под ёжик.

Бомжа они заприметили ещё на той неделе. Доложили шефу: что так, мол, и так, дед тут один по подземке шастает. Маршрута особого нет, место за ним не закреплено, куда судьба закинет туда и едет. Милостыню, чтоб брал, не заметили, но авторитет местных попрошаек портит. Плюёт на пассажиров, отнимает еду, Ментов ловко обходит. Вид имеет жалкий, но какой-то интеллигентный, такому неплохо должны подавать. Под кем ходит неизвестно.

Шеф выслушал доклад, велел деда потрясти, если ходит под "южными" не трогать, если сам по себе, попробовать завербовать, а если откажется, замочить в темном углу.

-Не люблю конкуренции, — ещё сказал шеф с усмешкой.

Всё понятно и ясно. Приказали, сделали.

Дед вызывал у Лехи омерзение, как и все люди его типа — недочеловеке, короли мусорных чащоб. Замочил бы без всяких разговоров и все дела. Но одно условие поставленное шефом, а именно нехилая премия за вербовку крепкого, не пьющего, интеллигентного бомжа и чтоб сам добровольно согласился, а не убежал при первом же удобном случае, стимулировало Лёху на ведение душевного разговора.

-Значит так! Слушай сюда, дед. Я знаю, ты меня прекрасно слышишь. Повторять не буду, так что мотай сразу на ус. Шеф не доволен, что ты без смотрящего ходишь по нашей территории. Или я ошибаюсь? — Василий стоял всё также с безучастным видом, словно он один на белом свете. — Молчишь? Ну-ну.

Второй браток нетерпеливо топтался на месте. Весь этот базар ему был до фени. И зачем вообще согласился сопроводить Лёху. Тот и один бы справился. Там Натаха с Ольгой в тепле уюте ждут, не дождутся двух котов, что должны заявиться на огонёк, а Лёхе вдруг приспичило. Нотации тут читает дебилу. Совсем рехнулся. Нашёл кого уму разуму учить.

У Лехи же было другое мнение. Пока. И вертя в руках шапочку, он продолжил разговор:

-Будем считать, не под кем не ходишь. Первый вопрос отпадает сам. Тогда сразу к делу. Есть предложение: работаешь на нас, мы обеспечиваем тебе безопасность, жильё, жрёшь каждый день два раза, до работы и после. С тебя нужно только трудолюбие и честность. Как говориться: честность и труд залог сытого здоровья, а одиночки не выживают. Ну что? Вопросы есть?

Василий молчал, не единый мускул не дрогнул на лице. Создавалось такое ощущение, что дерьмовый бомж здесь стоит один, а братков и в помине не существует.

-Да ты бля глянь на него! Он же дебил, — встрял напарник Лёхи, которому порядком надоел весь этот трёп. Тем более, что затянувшийся спектакль давно уже было пора заканчивать. — Он не слышит тебя! Он в прострации. Ха-ха-ха. — Заржал молодой. После чего достал из-за пазухи финку, — дай-ка я с ним пошушукаюсь. Чик, и отправлю туда, где он сейчас витает, — выразительно провёл он ножом по горлу бомжа. Пока только для острастки.

-Значит не хочешь бля по-хорошему, — подвёл итог Лёха. — Что ж. Мы с тобой как культурные, бля, мило тут беседуем, а ты значит ссучился, за людей нас не считаешь, свое благородное слово западло нам высказать. Так значит? — Леха глубоко вздохнул, показывая, что он очень огорчён поведением собеседника, но в то же время, всё ещё можно исправить.

Но бомж не понял намёка и продолжал тупо пребывать в прострации.

-Ну что же, давай по-плохому, — согласился сам с собой Лёха. — Серый убери-ка финку, мы завтра с ним ещё раз побалакаем, а сейчас можешь немного размяться. Разогрейся. Я же вижу, что ты задубел, — милостиво и так по-отечески, уступил он свою очередь допроса, молодому поколению.

-С удовольствием, — ощерился Серый, будто кот нашедший сметану.

Продолжая припрыгивать на мысках, как боксёр на ринге, Серый убрал за пазуху финку, перешёл в боксёрскую стойку и долго не мудрствуя, нанёс удар справа без пристреливания, намереваясь одним ударом сбить бомжа с ног, а затем уже просто разогнать кровь в окоченевших ногах.

Но старик вместо того, чтобы продолжать тупо стоять и ждать приветствия кулака с лицом, проявил необычайную прыть для своего возраста. Поднырнул под направленный на него кулак. Вынырнул, справа от братка и молниеносно левой ладонью нанёс удар кинжала в горло, ломая Серому гортань.

Отвернувшийся было Леха оцепенел. Разыгравшееся перед ним действо напомнило ему сцену абсурда, длящуюся всего какую-то секунду. Настолько быстро и неуловимо, что Леха сначала ничего не понял.

Прежде спокойно стоящий дед и пялившийся, как дебил, пустыми глазами в никуда, вдруг меняет позицию, смазываясь будто привидение, а Серый с хрипом держась за горло обеими руками падает на колени в снег. Заваливается лицом в сугроб. Тело его пронзает резкая судорога и Серый затихает.

И тут только Лёха ошарашено понимает, что Серый МЁРТВ!

-Ах, ты ж сука! — заорал браток, доставая волыну из-под куртки. На полпути его рука замирает. Чокнутый старик материализуется прямо перед ним и глядит Лехи в глаза.

В темноте, белков глаз, бомжа видно не было и Лёхе показалось, что он смотрит в два тёмных провала в черепе старика. Что-то нечеловеческое было в том взгляде. Словно на тебя смотрит смерть. Спокойно так смотрит. Знает, что жертва не сбежит.

Лёха понимает, что нужно бежать! Срочно! Но ноги не слушались его. И он, как истукан продолжал стоять и глядеть старику в глаза, не смея отвести взгляд, и тем более сдвинуться с места. Прошло три секунды. Лёха жалобно всхлипнул, и тут свет навсегда погас в его глазах.

* * *

Когда первое существо рухнуло к ногам Василия, ему пришлось быстро обернуться на крик второго. Второе существо доставало в этот момент, что-то очень опасное, сразу понял Василий своим звериным чутьём. Нужно быстро действовать, а иначе смерть! Василий подскочил к созданию, глянул ему в глаза и существо замерло. Вдобавок от него сразу повеяло страхом. Данный факт порадовал старика, ободрил его.

Как убить второго, Василий не задумывался. Решение пришло само. Он просто знал, что надо метить либо в горло, либо в голову, как это знает любой хищник. Поэтому, не рассуждая, почему так, а не иначе, он нанёс удар пальцами в глаза существу, проталкивая их глубже в мозг. У существа подкосились ноги и, не издав и звука, оно безжизненно упало в снег.

Василий вытер руки. Поглядел по сторонам и беспечно отправился на поиски ночлега. И уже совсем скоро темнота поглотила фигуру немощного, на первый взгляд, старика.

Перерождённые.

Январь. 201..г.

Зима, дожив до середины царствия своего, разыгралась не на шутку, принеся с собой стужу и холод. Москву постоянно накрывали снежные бураны, занося метровым слоем снега улицы, дома, машины и людей.

Погода как будто отыгрывалась на людях, ставя над ними понятный ей одной эксперимент.

Вначале — это сводящее с ума жаркое лето, от духоты которого хотелось просто лезть на стенку.

Потом зима с её пронизывающим студёным ветром, норовящим проникнуть под одежду, чтобы погреться. Частые снегопады. Горы снега.

Коммунальные службы сбились с ног, выгребая город из-под снега, вывозя его каждый день тоннами с улиц. Плюс шкала градусника на протяжении двух недель норовила соскользнуть ниже двадцатипяти градусной отметки. Просто чума.

И если горожане летом рвались на улицы, в поисках прохлады, то сейчас среди зимы они наоборот прятались по домам, в уюте и тепле.

* * *

На улице уже смеркалось, когда участковый младший лейтенант Терентьев получил вызов на семейную ссору. Делать нечего пришлось всё бросать и идти по адресу.

А всё потому, что в последнее время, черти-что творилось на вверенной ему территории. Особенно много проблем приносил седьмой дом. Какой-то он стал неблагополучный.

Всё началось с убийства. Муж Белоручко Григорий Степанович укокошил свою жену Белоручко Татьяну, после чего скрылся в неизвестном направлении. Кажется так. Потом говорили, что видели его в разных районах Москвы

Но поймать, его точно не поймали, Терентьеву бы доложили. Там, в общем, тёмное дело было. Экспертиза показала, что чтобы так сломать шею жертве нужно обладать поистине нечеловеческой силой. После такого странного заключения дело, конечно же, засекретили и пришлось местным передавать его в Главк. А оттуда уже ни слуху ни духу.

Для полного счастья, вскоре опять из седьмого дома пропали сразу пять человек и как в воду канули. Опрос родственников и друзей результатов не дал. Ну и как тут работать?

Дальше ещё сюрпризы. Следом за исчезновениями, произошло ещё одно убийство, правда уже в шестом доме и там, правда, повезло. Убийцу повязали на месте преступления. Взяли с поличным. Сам Терентьев точно не знал, что именно там произошло, слышал только, что вроде бы убийство произошло на фоне ревности. Преступника судили, но в связи с состоянием осужденного, вроде он был признан невменяемым, его поместили в психушку на принудительное лечение.

И так каждый день. Каждый Божий день, сулил новые сюрпризы. И не знаешь, какие ещё фокусы выкинет вздорная баба — судьба.

Сам Терентьев на семейные ссоры обычно старался лишний раз не выезжать. Как часто бывает, припрёшься по вызову, а хозяева уже мирно пьют чай, мило беседуя или вместе смотрят телевизор и так нагло показывают всем своим видом, что нечего лезть в их личную жизнь. А бывало и похуже. Вообще приходилось вытаскивать мирящихся супругов из постели, где они уже прощали друг другу все накопившиеся за день обиды.

Но в этот раз бабка Марья настойчиво требовала, чтобы младший лейтенант Терентьев пришёл и проверил лично, всё ли хорошо у её соседей.

Соседями бабы Марьи числились супруги Мещеряковы. У хозяйки там ещё интересное имя такое — Николлета. Жалоб на них никогда не поступало, в противоправных действиях не замечены, милая дружная пара. По вечерам вместе под ручку прогуливаются или укатывают на своём чёрном "Рено" в ресторан или театр, ночью не бузят и морды друг друга не бьют. Во всяком случае, пока не били.

Терентьев отказался бы реагировать на вызов. У всех свои черти водятся. Покричат и успокоится. Но баба Марья — эта взбалмошная старуха — так визжала в трубку телефона, утверждая, будто Мещеряков убил Николлету, что Терентьеву ничего не оставалось, как согласиться прийти проверить, лишь бы только чокнутая старуха заткнулась.

"Ладно. Схожу", — успокаивал себя младший лейтенант подвернувшимся поводом. Его смена подходила к концу. Недоразумение быстро выясниться и он с лёгким сердцем пойдёт домой к жене и сыну.

"А завтра, они всей семьёй двинут к его матери в деревню", — с тёплой радостью вспоминал он, направляясь по адресу.

"Вот выберутся они на природу, будет он с девятилетним сыном на санках кататься и в лес ходить на лыжах. А в доме нарядят ёлку, настоящую не искусственную, что сейчас стояла у них в квартире, а из самого леса. Мать будет печь каждый день пироги с блинами, открывать соления, да под картошечку... А там не грех и водочкой будет себя побаловать. Не жизнь, а сказка завтра начнётся", — улыбался своим мыслям лейтенант Терентьев.

После того, как последний дневной свет угас, сразу стало темно как ночью, хотя часы и показывали всего восемь вечера. Небо затянули багряные тучи. Пошёл снег, мелкий и колючий зараза.

Терентьев поплотнее упаковался в шарф, отвязал уши у шапки, но мороз всё равно медленно, но уверенно отбирал у него тепло, несмотря на все преграды.

Недолго не коротко, а пятый дом — блочная девятиэтажка, типовой постройки — показался в поле зрения лейтенанта.

"Если предложат чай или ещё что-нибудь покрепче надо будет согласиться, а то продрог весь до костей", — про себя подумал Терентьев входя в подъезд дома.

Мещеряковы жили на третьем этаже и окна их выходили на подъезд. Терентьев входя в здание, специально посмотрел на окна и настроение у него упало. Свет в квартире не горел. А это значит либо Мещеряковы давно смылись, или того хуже уединились в постели.

Поднимаясь по лестнице и отряхивая шапку от снега, лейтенант наткнулся на бабку Марью. Она выскочила из-за приоткрытой двери своей квартиры, как чёрт из табакерки.

-Наконец-то, пришли, — с порога зашептала она. — Думала не придёте. Собиралась уже снова вам звонить.

-Спокойно. Сказал же, что приду, значит приду. Нечего лишний раз воду баламутить, — пробурчал в ответ полицейский.

-Ну как же не волноваться. Я же себе места не нахожу. Тут человека убили, а вы такой спокойный.

-Ещё ничего неизвестно, а вы уже панику развели, — отчеканил Тереньев. Подошёл к двери Мещеряковых, приложил ухо к двери и прислушался:

-Тихо. А вы уверены, что они всё ещё там? Может, ушли куда? — спросил лейтенант у замершей старухи.

-Там! Там, — замахала она руками. — Я от двери ни разу не отошла, пока вас ждала.

-Ладно... — Терентьев вдавил кнопку дверного звонка. За дверью раздался собачий лай.

-Не бойтесь, это у них такой звонок, а собак нет никаких, — зашептала, как партизан, старуха, видя удивление участкового.

Терентьев и вправду сначала удивился. Эту семью он довольно хорошо знал. Накануне общался с Фёдором Ивановичем — главой семьи. Тот ему всё рассказывал о своей работе и жене. Говорил ещё, что собирается купить квартиру, но вот о собаке ни разу не заикнулся.

"Может на Новый год жене подарил? Он же говорил, что ей одной скучно дома с утра до вечера, пока он на работе пашет".

На настойчивую трель звонка никто не спешил откликаться.

-Что конкретно у них там произошло? Может что видели, или может, слышали? — задал наводящий вопрос лейтенант Терентьев, продолжая нажимать на звонок, собачьим лаем заливавшийся за дверью.

-Ой, сейчас, — встрепенулась старуха. — Счас, как можно поподробнее вспомню. Значит так, — и задумавшись, она вытянула указательный палец и приложила его к уголку рта. — В половине пятого прилетела расфуфыренная Николь. Я с ней на лестнице столкнулась, когда из булочной возвращалась. Как раз сериал закончился в четыре. И пока туда обратно... Точно, полпятого я её и встретила. Она поздоровалась, обдала меня шлейфом вонючих духов и скрылась за дверью. Я после неё всё никак отдышаться не могла. Право слово, такое ощущение, что она в ванне с духами искупалась, как так можно? Вот я, побрызгаюсь немножко, и себе приятно и людей не тошнит. Вот.

Но в последнее время ходят у нас здесь слухи, что Николь с цепи сорвалась. Фёдор мол ей осточертел. Целыми днями на работе пропадает. А ей ясен пень дома скучно одной сидеть. Ну и пошёл разговор, по мужикам она стала шастать. Не знаю, может и так, но сюда ни разу никого не приводила — это точно. Вот... — Слово "вот" как надо полагать, была излюбленная присказка старухи, потому как вставляла она его к месту и не к месту.

-Вот и сегодня, она вся нарядная такая, с причёской такой, фр-фр... — попыталась старуха изобразить причёску у себя на голове. — Прилетела значит, меня увидела, сконфузилась, и сразу шасть за дверь, как лиса. Вот... А в шесть Фёдор с работы причапал. Я его машину во дворе услышала. Потом значит, дверь их хлопнула. Как раз по телевизору новости начинались. Какую страсть по этому ящику показывают. Я потом уснуть даже не могу, давление подскакивает, от всех этих страстей. Уй!.. А сколько там чернухи показываю, просто жуть! Сколько раз себе твержу: всё сегодня не смотрю новости, и каждый раз всё равно смотрю. А с другой стороны, что ещё делать? Вот и смотрю, а там: то эротика одна, а то вообще убивают налево направо, страсть! Вот.

"Всё. Понесло старуху в степи, да по кочкам, галопом", — уныло подумал Терентьев, глядя, как старуху заносит. Нашла блин слушателя:

-Вы конкретнее и побыстрей можете? Что дальше то было, — поторопил он старуху.

-А.Да-да. Извините, — наивно глядя на участкового извинилась старуха. — Значит так. До семи у них всё тихо было. Как раз по "НТВ" новости пустили. Я только на кресло уселась, Барсика на колени взяла. Это мой кот, — решила пояснить старуха, искренне считая, что её лишняя болтовня, кого-то интересует. — У меня по вечерам ноги болят, а он их мне греет, и телевизор вместе со мной смотрит. Представляете? Уляжется так мордочкой к экрану, и глядит не моргая...

Терентьев отнял руку со звонка и пристально глянул в упор на глупую старуху и только при помощи силы воли, нецензурные слова, готовые уже сорваться с уст, при выходе трансформировались, в раздражительный рык.

-Ой! Я опять отвлеклась, да? — захихикала старуха, глупо раззявив беззубый рот. — Где я остановилась? Ах, да! Ну, я и говорю. В шесть всё тихо у них было. А в семь за дверью соседей разразился грандиозный скандал. Я толком ничего не расслышала, только отдельные фразы. Он ей кричал:

"Ах ты шлюха! Сука подзаборная! Я как каторжный на работе корячусь, а она блядь такая по кобелям бегает. Рога мне тут наставила. Весь двор знает, а я как последний лох с ветвистыми рогами вышагиваю". — Ну и дальше по алфавиту, Ты такая, ты сякая.

Жена визжит. Фёдор беснуется. Вот как посуду били, я слышала отчетливо. Потом пошли такие глухие удары, как эта, в фильмах во, когда тама человека бьют. А потом раздались такие громкие удары в стену, у меня в квартире аж картина со стены упала, и стекло в раме разбилось.

"Ну хватит!" — думаю я, это уже в ни какие ворота не лезет. Пошла к ним в дверь стучать. Хотела усовестить: "мол совсем офигели, заканчивайте, давайте, а то сейчас полицию вызову. Спать пора, а они тут скандал затеяли". Вот...

Но только я, значит, подхожу к двери, а из-за двери как... завоет, и таким нечеловеческим голосом, что у меня мурашки по коже побежали. Ну, думаю всё, грохнул Фёдор жёнушку свою. И я сразу вам значит звонить. Вот...

Стоило старухе замолчать, как в подъезде сразу стало как-то тихо и немного даже жутковато. Закрытую дверь, никто не открыл, а в самой квартире продолжала стоять гробовая тишина. Терентьев стукнул несколько раз кулаком в дверь для проформы, со словами: "Откройте полиция! Эй есть кто живой?!", но ответа не дождался.

-После того вопля, что вы слышали. Происходило ещё что-нибудь? — мимоходом поинтересовался он у бабки.

-Не. Тишина. Как обрезали, — отмахнулась старуха. — Я прислушивалась, прислушивалась. Тишина. Ничего не слышно.

-Может, пока вы мне звонили, они вышли из квартиры?

-Да что вы! — обиделась старуха. — Во, гляньте. — приоткрыла она свою дверь. — У меня телефон в прихожей, рядом с дверью. И пока я вам звонила, мне всё видно было.

Терентьев посмотрел. Действительно. Телефон стоял на потёртой тумбочке рядом с дверью, значит, мимо старухи действительно и мышь не могла проскочить.

-Так, что не надо. Не могли они мимо меня проскочить. Тама они, никуда не выходили, — закончила бабка, прикусив нижнюю губу.

Терентьев вздохнул. Делать нечего, надо разбираться до конца. Повернулся к закрытой двери Мещеряковых и подёргал её. Закрыто.

-Закрыто и открывать походу никто не собирается, — задумчиво пробормотал он, стуча пальцами по двери. — Надо вызывать наряд, договариваться с ДЭЗом, вызывать МЧС, чтоб выломать дверь, — подвёл он безрадостный итог.

-Ой, зачем столько мороки, — испугалась старуха, понимая, что если сейчас сюда наедет столько народа, то ей точно не удастся в подробностях рассмотреть место преступления, а значит, не наберётся и жареных сплетен. — У меня ключ есть от их квартиры. Они когда уезжают на отдых, просят меня присматривать за квартирой. Вот... Счас принесу.

Старуха метнулась к себе и уже через минуту вернулась, неся в руке связку ключей.

-Этот от верхнего замка, — показывая на самый обычный ключ из трёх, стала бабка объяснять предназначение ключей, перебирая связку. — Этот длинный от среднего, а этот складной, чудной такой, от нижнего. Там не замок, а что-то вроде щеколды. Я каждый раз мучаюсь с ним. Все нервы вымотает, пока его откроешь, заразу.

Терентьев обречённо взял связку у старухи.

"Ну что ж, придется войти. С другой стороны, оно и к лучшему, что у старухи оказались ключи. Сейчас побыстренькому проверим и домой. А если столько народу на ноги поднять, тут и до утра тогда не управишься".

Два верхних замка открылись легко, последний же, как и предрекала старуха, ну никак не поддавался.

-Давайте я. Я как, никак поднаторела в этом деле. — Старуха отняла ключи и через минуту возни отперла замок.

Отперев замок, бабка сразу юркнула за спину полицейского, предоставляя тому возможность первым зайти в квартиру. Терентьев распахнул дверь, и наткнулся на чёрную кляксу темноты. Свет в квартире хозяева вырубили. Лейтенант пошарил рукой по стене в поисках выключателя. Нашёл. Пощелкал, не горит.

-А у вас свет есть? — повернувшись, поинтересовался он у старухи.

-Да, — кивнула бабка.

-Странно... — протянул полицейский. — Наверно лампочка перегорела. Оставайтесь на месте. Если понадобитесь, я позову. — Терентьев двинулся вглубь квартиры, благо свет с лестничной площадки позволял разглядеть хоть что-то. — Эй! Хозяева! Есть кто дома?! — крикнул он в темноту. Ответила ему всё та же глубокая тишина.

Медленно двигаясь по квартире, Терентьев первым делом заглянул на кухню — пусто. Вернулся в коридор и прошёл в гостиную. В потёмках можно было с трудом разглядеть только очертания мебели вдоль стен и большой круглый стол посередине комнаты.

Подойдя ближе, Терентьев рассмотрел, что стол совсем недавно был неплохо сервирован, но потом по нему будто прошелся ураган. Салатницы перевёрнуты, рюмки и бокалы разбиты, а посуда вообще на полу валяется грудой черепков.

Вокруг стола лежат стулья, а один стул вообще проломив ножками дверцу шкафа, торчит из него, как неразорвавшийся снаряд.

"Это с какой же силой надо было его туда вогнать?", — содрогнулся Терентьев.

Во время осмотра квартиры, больше всего его угнетала нереальная тишина. Создавалось ощущение атмосферы нереальности и пустоты. И в то же время Терентьеву настойчиво казалось, что в квартире он не один.

Рука Терентьева непроизвольно потянулась к кобуре.

"А чёрт!" — нащупав пустоту, Тереньтев с досадой вспомнил, что оставил пистолет в сейфе. Он старался лишний раз не брать оружие на обходы, а тем более на семейные разборки, мало ли что? Но сейчас ему чертовски не хватало пистолета.

Терентьев шагнул к шкафу, намереваясь поближе рассмотреть воткнутый стул в дверцу. Может ему только показалось, что стул торчал из дверцы шкафа. Чего иной раз впотьмах не привидится. Как запнулся о груду разбитых тарелок. В гробовой тишине звук черепков раздался подобно грому. Терентьев резко замер, вжав голову в плечи. Сглотнул. Слюна никак не хотела проваливаться в пищевод. Тело сразу покрылось горячим потом.

-С вами всё в порядке? — шёпотом поинтересовалась из прихожей старуха.

-Да, всё нормально, — так же шёпотом успокоил старуху Терентьев, упрекая себя за трусость. — Оставайтесь на месте, и... Слушайте, а у вас случайно нет фонаря?

-Нет, — прошептала старуха с порога.

-Жаль, — огорчился участковый. — Тут темень несусветная, чёрт ногу сломит.

-Хотя постойте, — опомнилась старуха, найдя альтернативу. — Есть свечи. Подойдёт?

-Подойдёт. Несите.

-Ага, я мигом.

Через несколько минут прихожая осветилась неровным мерцающим пламенем свечи, и старуха, держа перед собой зажженную свечу, вошла в гостиную, сразу осветив холл. В комнате бабка с интересом сразу уставилась на разгромленный стол и перевёрнутые стулья. Потом её внимание привлёк застрявший в дверце шкафа стул. Она даже поближе подошла, аккуратно переступая через разбитую посуду. По всей видимости, в этот момент, пламя свечи высветило нечто, что заставило старуху мертвецки побледнеть.

Выронив свечу, старуха зажала рот и бросилась вон, налетев в темноте на косяк двери, шумно всхлипнула и понеслась дальше, словно за ней гнались черти.

Сам Терентьев тоже еле сдержался, чтоб не броситься вслед за старухой. Уняв дрожь в ногах, он трясущейся рукой нащупал огарок, поднял свечу и зажёг её от зажигалки.

Ковёр у противоположной стены весь был заляпан кровью и чем-то ещё беловато-жёлтым, а на полу под ковром лежал сам хозяин квартиры — Фёдор, весь в крови, в разодранной одежде, словно над ним поработал хищник.

Терентьев не стал щупать пульс. Перед ним явно был труп. Выдавленные глаза и разорванный рот, были тому прямым доказательством. Он только опустился на корточки рядом с трупом, чтобы внимательней осмотреть труп.

Характер повреждений тела привёл Терентьева в шок. Походило на то, что Федора Степановича, как куклой стучали об стену с невероятной фантастической силой.

Сначала Фёдору Степановичу размозжили голову, раздавили грудную клетку, а потом ещё сломали шею столь зверским способом, будто хотели оторвать голову.

-Твою мать! Мне ещё трупа не хватало. Передал бы сменщику и дома бы давно был, — нервно забубнил Терентьев себе под нос, отыскивая в бушлате мобильный.

Наряд и скорая прибудут только через двадцать минут, а пока сказали ничего не трогать и оставаться на месте.

"Совсем там оборзели, никто работать не хочет", — со злостью подумал Терентьев. — "Чёрт, теперь ещё и рапорт писать, объясняться, почему это я без санкции в квартиру вошёл? Волокиты на всю ночь. Надо бы Машке позвонить, предупредить, что домой раньше утра не приду".

Терентьев уже набирал домашний номер, как его неожиданно посетила мысль — догадка:

"Идиот! Совсем из головы вылетело: а где Николлета? Старуха же утверждала, что из квартиры никто не выходил. Но Николь не могла так зверски убить мужа. А это значит, убийца тоже всё это время находился в квартире".

Стоп! А это что ещё за звуки?

В гробовой тишине, отчетливо проступили странные и непонятные звуки из-за приоткрытой двери хозяйской спальни. Терентьев поискал глазами возможное оружие для самообороны. Глаза уцепились только за кухонный нож на столе, с широким лезвием. Зажав в руке нож, Терентьев стараясь не создавать лишнего шума, крадущейся походкой подошёл к двери спальни, чутко следя за трепещущимся огоньком свечи.

Вблизи непонятные звуки из-за двери напомнили Терентьеву приглушенные жалобные стоны человека. Терентьев осторожно приоткрыл дверь и прислушался.

Точно за дверью кто-то всхлипывал и стонал, даже скорее плакал, но что-то насторожило лейтенанта и не дало ему сразу ворваться в спальню.

"Странный какой то плачь, — с сомнением подумал он. — Где-то я уже такой недавно слышал. Но вот где?" — Через минуту размышлений его осенило. — "Точно! Серёжка, сын, на прошлой неделе смотрел по телику ужастик, и там, точь в точь, был такой же звук", — вспомнил он, и у него по спине побежали мурашки. — Бред.

Отбросив идиотские мысли про мистику, Терентьев решительно распахнул дверь. Мерцающий свет свечи проник в спальню, освещая одни участки комнаты и затемняя другие, а на стенах, под свет свечи рождались и умирали, танцуя уродливо страшные тени.

Участковый быстро обвёл спальню цепким взглядом и заметил темную фигуру на широкой кровати. До неё свет свечи не доставал и Терентьеву никак не удавалось рассмотреть человека, но что это была женщина, он понял сразу по длинным волосам и тонкому силуэту фигуры.

Женщина сидела на корточках у изголовья кровати, повернувшись спиной к выходу. Руками она обхватила ноги, а голову опустила, и густые волосы, ниспадая чёрными волнами, полностью скрыли её лицо. Больше в комнате никого не было.

-Николлета, это вы? — сбивчиво, почему-то шёпотом спросил Терентьев у тёмной фигуры. — С вами всё в порядке? Это я младший лейтенант Терентьев, ваш участковый. Вы помните меня?

Женщина никак не отреагировала на голос, продолжая покачиваться и стенать, как призрак.

-Николлета! Вы слышите меня, — громче позвал Терентьев.

Женщина, не переставая стенать, наконец, повернула голову. Хотя из-за её длинных волос было не понятно, повернулась она или отвернулась от лейтенанта.

Чем-то эта женщина напомнила сейчас Терентьеву умершую девочку из фильма ужасов "Звонок". Та точно так же закрывала своё лицо чёрными волосами.

Терентьев, находясь на грани паники, всё же зло улыбнулся своим мыслям:

"Тьфу, твою ж мать. Уже всякое дерьмо лезет в голову, совсем рехнулся от страха. А ну возьми себя в руки!'.

Бывают такие случаи в жизни, когда человек отказывается слушать интуицию, которая в момент опасности, иной раз, просыпается даже у самых чёрствых людей. И вместо того, чтобы прислушаться, люди начинают выстраивать свои собственные логические цепочки, приходя к ложным выводам. А что подсказывает сама природа, человек отбрасывает, как ложное чувство. И чаще, чем кажется, это-то и оказывается последней ошибкой в их жизни.

Вот и Терентьев, гонимый прочь внутренним предчувствием, вопреки всему, сделал шаг по направлению к тёмной фигуре, будучи полностью уверенным, что перед ним слабая и беззащитная женщина. Он сделал всего лишь шаг. Всего один шажочек...

Женщина взметнулась с места в воздух, как кошка. Без предупреждений и подготовки. Раз, и преодолев в прыжке два метра, обрушилась на младшего лейтенанта Терентьева.

Мгновение, и подъезд дома номер семь огласил душераздирающий, смертельный крик ужаса. Пометался, потыкался в двери и окна, и растворился на задворках улицы.

За первым криком последовал второй. Но уже совсем другой. Крик-вой страха и отчаяния одиночества, тоски и смятения.

Баба Марья, оправившись от первого ужаса, снова выглянула за дверь, вот же любопытная карга, и настигнутая душераздирающим криком, рухнула в прихожей, не выдержав второй психической атаки за столь краткий миг.

* * *

Москва — огромный город. Город, где рождается любовь и ненависть. Где разврат соседствует с целомудрием. Где добро и зло сплелись в такой сумасшедший клубок, что уже не понять где что.

Москва — это город огромного богатства и невероятной нищеты. Здесь за секунду сбываются все мечты и рушатся жизни. Одним он помогает подняться на вершину, других он безжалостно топчет и скидывает в самый низ жизненных устоев. Здесь можно быстро обогатиться и так же быстро всё потерять. Это город мечты и надежды для многих.

Переступив его пределы, вы уже не будете властны над своей судьбой. Уже он будет распоряжаться вами, завладев душой.

Почему?

Потому что, у этого города есть своя собственная Душа.

Душа, которую создают сами люди — жители города. И каждый из них, хочет он того или нет, а вносит в его душу частичку самого себя, меняя естество самого города.

И эта странная душа города способна тоже чувствовать. Одни чувства у неё сильнее, другие почти не заметны, но среди многообразия чувств, выделяется всего одно, самое сильное — чувство безразличия и равнодушия. С каждым днём город наполняется этим чувством, и оно плещется через край, задевая множество маленьких людей, корёжа их собственные души. Отчего люди сами потеряли сострадание, забыли сочувствие, и что самое страшное, среди всей этой злости и жестокости, люди даже не пытаются делать добро.

Но в середине зимы город обуяло новое чувство. Настолько новое и сильное, что оно вытеснило другие. Тем новым чувством стал страх.

Страх смерти опустился на город и город сразу замер. Замер в предчувствие ожидания чего-то недоброго, более ужасного, чем те страшилки, что ежедневно крутят по телевизору.

И страх тот породили изуродованные трупы, что систематически появлялись на улицах города. Каждое утро люди на улице натыкались на очередных жертв чьих-то нечеловеческих зверств.

Страницы газет запестрили заголовками о неуловимом маньяке. Затем, с течением времени и ростом смертности среди мирного населения эта версия показалась абсурдной, и к одному маньяку припаяли ещё двух. Но и это версия впоследствии не вписалось в логическую цепочку выстроенную сотрудниками правоохранительных органов.

Наконец появилась третья версия: "в Москве действует целая секта изуверов. Предположительно сатанистов", громогласно звучала она.

Каждый день правительство города требовало отчета по поимке членов секты. Министры поставили полицию на уши, переведя правоохранительные органы на усиленный режим работы. Но усиленная работа не приносила результатов.

В городе уже насчитывалось более пятисот убитыми и не менее двух тысяч числились без вести пропавшими.

Мэрия города с посыла МВД ввела в городе комендантский час с одиннадцати вечера. Любой замеченный субъект в означенное время на улице, задерживался и с пристрастием допрашивался.

После ряда исчезновений самих сотрудников ППС, полицейские приступили к патрулированию улиц, в особенности в ночное время суток, в усиленном составе, и при полном вооружении. В составе менее четырех, лучше пяти человек, сотрудники полиции заступать в патруль не имели право.

Несмотря на предпринятые меры, в городе постоянно нарастала истерия, грозящая вскоре перейти в панику. За неделю оперативных работ сотрудники правоохранительных органов выявили более сотни незаконных сектантских обществ. Членов сект задержали, но ощутимого результата это мера не принесла. Трупы с завидным постоянством продолжали появляться на улицах города, нагоняя на людей страх, перед неумолимой животной силой, которой закон не писан.

* * *

К подъезду жилого дома, шурша покрышками по промёрзшему асфальту, подъехал серебристый автомобиль. Из машины вышел мужчина с женщиной и, нагрузившись сумками с покупками из универсама, они прошли в дом, где поднявшись на лифте, прошли к себе в квартиру.

-Устал дорогой? — поинтересовалась жена, стягивая в прихожей сапоги.

-Угу... — промычал муж, проходя в ванную мыть руки.

-Отдыхай милый. А я сейчас быстренько приготовлю нам ужин. Ты ведь у меня голодный?

-Как зверь, — прорычал муж, выходя из ванной и целуя в губы жену. — Поедим и в постельку. Я соскучился.

-У, развратник, молодой девушке такое предлагать. Мой ненасытный Котяра, — кокетливо удаляясь на кухню, промяукала в ответ жена, получив шлепок по заду.

Мужчина же прошёл в гостиную, где сразу уселся в широкое мягкое кресло. Потонул в нём, как в перине, блаженно расслабился и, вытянув ноги, взял с журнального столика пульт от телевизора.

Сегодня у него выдался тяжелый день. Переговоры, переговоры, налоговая, офис, опять переговоры. Как белка носился в колесе целый день. И это ещё ничего, если бы, по его мнению, его не окружали бы одни идиоты, которые не хотят работать или просто не умеют. А от таких людей он уставал больше всего.

Пощелкав пультом, мужчина остановился на программе новостей и, под монотонный бубнёж диктора, незаметно задремал. Разбудило его экстренное сообщение:

-Час назад в институт "Склифосовского" поступил молодой человек с обширными, рваными ранами по всему телу, — вещал диктор. — По первым данным, нам удалось узнать только, что молодой человек входил в состав Московских "диггеров". Сегодня он, и ещё семь человек, спустились под землю, чтобы провести исследования на характер размыва фундамента города грунтовыми водами. Что там у них произошло, нашим корреспондентам пока не удалось выяснить. Известно только, со слов самого пострадавшего, что все члены группы мертвы. Сам молодой человек впал в невменяемое состояние. Единственное слово, которое произнёс молодой человек, было слово: мутанты.

На данный момент полиция выясняет личность молодого человека. Группа спасателей МЧС отправилась по следам пропавшей группы, — закончил пламенный спич диктор. — А сейчас пару слов нашему психологу...

-Какую только чушь по ящику не показывают, — громко возмутился мужчина, приподнимаясь в кресле.

-Что у тебя случилось? — поинтересовалась жена с кухни.

-Да ничего, — отмахнулся супруг. — Просто всякое дерьмо по телику показывают, уже даже в новостях. И так народ весь уже отупел, сидя перед этим ящиком. Так они всё-равно долбят и долбят. Дебилов из нас делают. — Продекламировал он свою излюбленную идею, чтобы затем прейти к главному. — Ежу же понятно, что парню, под землёй крышу сорвало. Вот и перебил своих, придурок. А телевизионщики тут же раздули из мухи слона. И ещё для полноты картины, таинственности бля решили напустить, мутантов сюда приплели.

-Я полностью с тобой согласна! — Жена с кухни поддакнула мужу, даже не понимая суть вопроса.

Но муженьку было глубоко накласть на её мнение и с восклицанием:

-А ну вас к чёрту! Чё у нас там ещё идёт, — принялся щелкать пультом, прыгая с канала на канал. — Во! Лучше 'Фонари' в тридцатый раз посмотрю, и то дело. А то одна х...ня по телику идёт, куда не сунусь.

-Дорогой, — жена вошла в гостиную и обняла мужа. — Рыбка почти готова, а ещё я салатик нарезала и кофе поставила вариться. Но у нас кончился хлебушек, майонез и нужно чего-нибудь на десерт прикупить. Сходишь?

-Мм... — недовольно промычал муж.

-Я бы и сама сходила, котик. Но разве ты отпустишь слабую и беззащитную женщину, одну на улицу, да ещё ночью? — сладко пропела жена.

-А всё что ты перечислила, так уж нам нужно? — теша надежду спросил супруг.

-Ну... — нахмурила жена носик.

-Ну ладно. Что не сделаешь ради любимой женщины, — муж с кряхтением вылез из тёплого кресла и поплёлся в прихожую, одеваться. — Только за это ты меня сегодня отблагодаришь и сама знаешь как.

-С удовольствием, мой господин... — томно захлопав длинными ресницами, согласилась супруга.

Мужчина надел куртку, натянул шапку на уши:

-Где мои ключи? А, вот они, — и подбросив связку ключей, сказал на прощание. — Ну я пошёл.

-Ты только побыстрей. Далеко не ходи. Зайди в магазинчик поблизости, он круглосуточный. Там у них всё есть, — уже выглядывая за порог, проинструктировала супруга, и закрыла дверь.

Мужчина вышел на морозную улицу. Обошёл дом и сразу ткнулся в запертые двери магазина:

"А, чтоб тебя! Ну вот так всегда. Теперь придётся тащиться в супермаркет, через две улицы".

Он, было надумал съездить до места на машине, но похлопал себя по карманы в поисках ключей, понял, что до магазина придётся тащиться пешком.

Мужчина раскурил сигарету, заправил руки в карманы и быстрый походкой, чтобы не замёрзнуть, затрусил в сторону магазина. По пути ему пришла замечательная мысль, если идти дворами, то получится быстрей. Как порешил, так и поступил, нырнув во дворы.

Зря он так сделал.

Это он понял, когда оказался почти в полной темноте посреди двора у заброшенного здания. Лишь один единственный фонарь посредине проулка, сиротливо боролся с наползающей на него тьмой.

Дом, мимо которого он шёл, был когда-то бараком, давно расселённым, и внутри здания сейчас было пусто и тихо как в гробу. Света в окнах нет. Двери раззявлены, а то и вовсе сняты с петель, а внутри со стен древнего дома, то и дело, осыпается штукатурка, создавая в темноте ощущение чьего-то присутствия. Жуткое место: Заброшенный двор, заброшенный дом, пустая улица. Со всех сторон веет пустотой, печалью и какой-то настороженностью. Как будто это заброшенное место чего-то ждало, то ли возвращения к жизни, то ли окончательной смерти.

Поёжившись, мужчина прибавил шагу, желая поскорей проскочить неприятное местечко.

Попав под луч фонаря, мужчина неожиданно замер. Насторожился. Его внимание привлекло непонятное шевеление впереди. Чёртов свет, слепил глаза, не давал всмотреться вперёд.

Делая два шага назад и снова погружаясь во тьму, мужчина вытащил сигарету из зубов и попытался рассмотреть, что же всё-таки происходит впереди него. Увиденное ему очень не понравилось.

Впереди маячило два человеческих силуэта. Один обездвижено лежал на земле, а второй склонился над ним и что-то там с ним делал.

"Наверно кому-то стало плохо. Надо бы помочь", — мелькнула у мужчины мысль. — "Хотя нет. Погоди", — одернул он себя.

Второй силуэт, тот, что склонился над первым, несмотря на обстановку, не выказывал тревоги, не просил о помощи, а в его движениях не наблюдалось суеты или нервозности, как всегда бывает, когда хотят оказать первую помощь.

"А вдруг он сам его убил и теперь обыскивает карманы в поисках наживы. Чёрт! Во попал. И какого хера я вообще дворами попёрся", — обмирая и покрываясь холодным потом, подумал мужчина. Чувствуя, как липкий страх сдавливает его тисками. — "А вдруг это один из тех неуловимых сектантов — маньяков. Мамочки!".

Надо уносить ноги, пока не заметили.

Чёрт! Поздно!

Его уже заметили.

Силуэт человека выпрямился и посмотрел в сторону мужчины. Потом вдруг как-то странно сложился вдвое, став похожим на калеку и вразвалочку поспешил навстречу.

Мужчина попятился. А потом, развернувшись, побежал. Но странное поведение человека идущего по следам, настойчиво взывало к дурному любопытству, мешая в панике просто сбежать домой. Достигнув угла дома, мужчина, пересиливая предательский страх, резко обернулся. И...

Застыл, как вкопанный.

Незнакомец, развил невероятную скорость, быстро нагоняя. Вот он влетел в круг света и сразу стал виден, как на ладони.

-Боже мой! — всхлипнул мужчину, и волна холодного ужаса обдала его с ног до головы, замораживая душу.

Человек, не человек, а скорее какое-то жуткое существо, резво неслось к мужчине на четвереньках, как какая-то обезьяна.

"Этого не может быть!", — шокировано подумал мужчина, пропустив момент, когда существо нагнало его и, прыгнуло...

Последней мыслью бедняги, стало слово, над которым он ещё совсем недавно беззастенчиво смеялся:

'Мутанты...'.

* * *

"Восемнадцатое дежурство. И это в такой-то мороз. Ужас!" — поёжился в машине капитан Прохоров. Ему уже до чёртиков осточертела и эта машина, и эта бессмысленная охота, и эта бесконечная езда по городским улицам. После треклятого дежурства, у него каждый раз затекало всё тело, и потом дико ломила шея и спина. Сейчас ему хотелось только одного: оказаться, наконец, в своей мягкой кровати, обнять тёплую жену и спать, спать, спать... А не разъезжать каждую ночь в тесной машине.

Чтоб как-то отогнать мрачные мысли, капитан Прохоров достал из бардачка термос с горячим кофе и бутерброды. Оттуда же вытащил пластиковые стаканчики и наполнив их до краёв, предложил сзади сидящим бойцам присоединяться. На что, с заднего сиденья охотно согласились. Капитан передал три стаканчика с кофе назад, поделился бутербродами с ветчиной, удобно развалился в сиденье, насколько это было возможно в тесной машине, взял горячий стаканчик в обе руки и, глядя на пробегающую мимо него улицу, мелкими глотками стал пить тёмную бурду, кем-то по ошибке названую кофе.

"Ни чё, прорвемся. И не такое приходилось терпеть, пока дослужился до капитана", — успокаивал себя Прохоров, чувствуя, как горячий напиток оживляет онемевшее тело

Сегодня хотя бы не приходилось трястись от страха, выстраивая страшные картины у себя в голове. После того случая, когда два дня назад с дежурства не вернулись сразу две машины. Без вести пропавшая группа лейтенанта Тарасова — чья пустая машина была найдена в районе Песчаной улицы. И группа капитана Сотникова — в районе "Ваганьковского" кладбища, где все сотрудники ППС были зверски убиты. Начальство сразу же выделило на каждую машину по группе спецназа.

Капитан Прохоров в очередной раз окинул взглядом молчаливых ребят в масках на заднем сиденье, как бы проверяя, не испарились ли они, а то вся его бравада окажется понапрасну. Нет. Три накаченные фигуры сидели на своём месте. Сидели молча. Полностью собранные и готовые отбить атаку, хоть чудовищ, хоть инопланетян.

-Внимание, всем постам! — голос из ожившей рации заставил всех нервно вздрогнуть. Нервы чтоб их. — В Магистральном переулке дом 9 совершено нападение на человека.

-Вас понял, выезжаем, — отрапортовал Прохоров, взяв рацию в руки. — Вызов приняла машина номер девять, капитана Прохорова.

-Принято, — откликнулся диспетчер. — Капитан, в помощь к вам направляется группа Савичева. Советую не лезть на рожон и дождаться подкрепления и ещё... — помолчали в рации. — Удачи капитан и будьте осторожны.

-Спасибо за заботу. Конец связи! — Прохоров повесил переговорное устройство и посмотрел на водителя. — Слышал? Погнали Петруха! Нам тут езды семь минут.

Подчиняясь рулевому колесу, машина резко сделала разворот на месте и набирая скорость поехала к месту преступления. Сирену не включали, чтоб не спугнуть преступников. Да и кому она сейчас-то нужна в ночном и замершем от страха городе. Некогда оживлённые, даже ночью, магистрали почти опустели. Только патрульные машины, мигая сигнальными огнями, косяками то и дело проносились мимо, спеша на вызов.

Спецназовцы на заднем сиденье зашевелились, проверяя оружие и амуницию. Не дай Бог, что откажет в решающий момент или не окажется под рукой. Прохоров следуя их примеру, тоже достал сначала пистолет из нагрудной кобуры, передёрнул затвор, загоняя патрон в ствол и сняв с предохранителя убрал обратно, не застёгивая. Потом проделал ту же операцию с автоматом. После проверки, положил оружие на колени, перекинув лямку через плечо.

-Сворачивай во двор, — показал дорогу капитан водителю.

-Товарищ капитан, а как же инструкция? Нужно дождаться подкрепления, — подал голос спецназовец, с заднего сиденья.

-Да когда они ещё приедут? Преступник к тому времени уже смоется. Ищи его потом, свищи. Сами справимся. Давай Петруха, сворачивай. — И Прохоров ободряюще похлопал водителя по плечу. — Только фары выключи и ползком, ползком.

Патрульная машина с выключенными фарами тихо проехала внутрь двора. Полицейские молча разглядывали улицу в поисках места преступления. На первый взгляд двор казался абсолютно пустым.

-Вон там впереди, какое-то движение, — Прохоров указал на припаркованную "десятку". В темноте было не разобрать её цвета. — Врубай свет и маячки. Посмотрим, кто там ныкается.

Свет фар осветил "десятку" синего цвета и человека в чёрном шерстяном пальто. Мужчина склонился над женщиной и что-то с ней там вытворял. Когда фары осветили его, он обернулся на свет, показывая бледное лицо залитое кровью.

-Ах ты ж сука! — зло прошипел Прохоров. — Вот он! Один попался! Выходим парни!

Четыре двери автомобиля разом распахнулись. И с криком:

"Не двигаться! Руки на свет", — спецназовцы выбежали из патрульной машины, наводя дуло автоматов на мужчину в чёрном пальто.

В первую минуту показалось, что мужчина ошарашен ярким светом, но его лицо осталось спокойным и безразличным. Он медленно поднялся, глядя на людей в форме, и встал боком к спецназовцам, пряча руки.

-Не двигаться! Показать руки на свет! Руки перед собой! На свет! — орали спецназовцы, готовые в любой момент открыть огонь на поражение.

При этом они не просто стояли как столбы и орали во всё горло, а заняли тактически выверенную позицию. Первый спецназовец встал на колени перед передним бампером машины, так чтобы свет фар не давал преступнику хорошо его рассмотреть. Второй тоже на коленях расположился уже сбоку, чуть дальше передней правой дверцы автомобиля. Третий в это время прикрывал водителя слева.

Капитан Прохоров, целясь из автомата, смотрел на преступника, и у него создалось двоякое ощущение, что тот не вполне понимает команд. Какой-то отстранённый у того был вид, заторможенный что ли.

И тут человек в чёрном пальто, как будто очнувшись, обвёл взглядом людей, словно оценивая свои шансы на успех ухода из западни. И вдруг неожиданно пришёл в движение, резко разворачиваясь всем корпусом к людям.

Спецназовцы инстинктивно сжались и медленно потянули курок, но в ту же секунду впали в состояние сродни шоку.

У мужчины с громким хрустом переломились обе ноги в районе колен, но вместо того чтобы упасть, мужчина встал на четвереньки, выставив из пальто неестественно длинные руки. Постоял так секунду и без единого звука, пулей сорвался с места. Преодолел, в три прыжка разделяющие его расстояние до машины. Смёл со своего пути зазевавшихся спецназовцев, превратив их в мешки с костями. Сначала того, что расположился у бампера. Потом прыжком переместился влево и расправился со вторым и водителем Петрухой.

Движения его было настолько стремительны, что капитан Прохоров видел только мельтешащий силуэт и падающих спецназовцев на землю, будто их скашивала сама смерть.

В секунды расправившись с тремя полицейскими, существо, человеком это уже сложно было назвать, взвилось в чудовищном прыжке, перепрыгивая машину,

Прохоров заметил, как существо взметнулось в воздух, падая прямо на него. Бежать бесполезно. Невероятная скорость и чудовищная сила существа не оставляли ему никаких шансов. На спецназовца надежды нет, тот только дико таращился, боясь поверить собственным глазам. Оставалось уповать только на удачу. Резко опрокинувшись на землю, Прохоров с криком надавил на гашетку.

Продырявленное автоматной очередью существо мешком грохнулось на капитана, придавив его к земле. Существо ещё дышало, когда капитан осмелился открыть глаза. Отвратительная харя душевнобольного тупо таращилась на него, с хрипом выдыхать воздух из пробитых лёгких. Но вот глаза существа поблекли, и в предсмертной агонии оно с силой выдохнуло, обдав лицо Прохорова кровавой слюной.

Капитан с отвращением кое-как выбрался из-под тяжелого тела. Встал на четвереньки, при этом его шатало, как пьяного, и тугой комок рвоты вырвался у него изо рта, освобождая тело от пережитого стресса.

Проблевавшись, капитан Прохоров, сотрясаемый дрожью, рухнул на спину и тупо уставился в тёмное хмурое небо.

Пошёл снег. Злой ветер успокоился и крупные, пушистые, снежинки закружились в медленном хороводе, укутывали улицы города в свежую белую шубу.

* * *

Через три часа того же дня, к неприметному, старому зданию, с облупленными стенами из красного кирпича подъехали два служебных автомобиля. Машина полиции и чёрная "газель" — труповозка, без опознавательных знаков. Выйдя из машин, группа из четырех человек с носилками, скрылась за дверью, сбоку от которой висела малозаметная табличка:

"Городской морг СВАО г. Москвы".

Спустившись в подвальное помещение, группа людей двинулась по длинному, как кишка коридору с множеством дверей и табличек со странными и заумными надписями.

За дверью с табличкой "ординаторская", не смотря на поздний час, санитары собрали стол на скорую руку, выставили водочку и потихоньку за рюмашкой коротали ночь. Обходить здание и суетиться им не пристало, все равно покойники никуда не разбегутся.

В ночь дежурили: санитар в зелёном халате; молодой врач — студент; дядя Лёша — завхоз, он же дворник, он же сторож, и последним в их честной компании был длинный сухощавый дядечка, в летах, по прозвищу "Дуримар". Отчего его так прозвали, история умалчивает. Но многие пожалуй сравнивали его со сказочным персонажем, то ли за его длинную и сухую фигуру, то ли за его любовь возиться с трупами, как пресловутому "Дуримару" нравилось возиться с пиявками, а может ещё по какой причине.

-Ну-с, начнем-с пожалуй господа, — радостно потерев ладони, предложил "Дуримар", откупоривая запотевшую бутылку водки и разливая "напиток радости", в протянутые гранёные стаканы. — С кого сегодня тост?

-Пущай молодой выскажется, — сразу подал голос дядя Лёша, придирчиво сверяя количество жидкости в своем стакане, с количеством у других. — Ну молодёжь, вперёд!

Студент, враз становясь пунцовым, — это было его первое настоящее ночное дежурство — смущаясь, поправил съехавшие на переносицу очки, и поднялся из-за стола.

М-мм...что ж такое сказать-то. Ничего и в голову не идёт, прям беда, — нахмурив брови, призадумался студент. — А, вот! Сейчас...

-Ну, ты шевели мозгами малец, шевели, — нетерпеливо подцепил студента дядя Лёша.

-Жить нам долго и счастливо. И, чтоб момент, когда мы окажемся вот на этом вот столе, наступил для нас ещё не скоро, — и студент довольный собой оглядел собравшихся, наблюдая за реакцией.

-Это точно... — согласился со студентом, хмурый санитар.

Дядя Лёша только крякнул, показывая, что тоже согласен и тост вероятно тоже хорош.

"Дуримар" усадил студента на место, отсалютовал всем гранённым стаканом, и потянул было его уже ко рту, как в кабинет ворвался, широко распахнув дверь, капитан Прохоров с бледным как смерть лицом:

-Гуляем-с. Ну-ну... — прохрипел он, обшаривая взглядом стол. Уцепился за початую бутылку водки. Цапнул её рукой и жадно заглотал бесцветную жидкость.

-Хеть... — завистливо крякнул дядя Лёша, и последовав примеру капитана, залпом опорожнил свой стакан.

"Дуримар" наоборот поставил на стол, так и не притронувшись, наполненный стакан и от удивления раскрыл рот, глядя как капитан Прохоров легко уговаривает их драгоценную бутыль водки. Остальные молча, тихонько выпили и, похватав закуски, заспешили по делам.

Капитан Прохоров опустошив бутылку, обтёрся рукавом кителя и громко выдохнул. Пустой желудок недовольно икнул, а мозг наоборот благодарно прослезился. Поставив бутылку на стол, следак отыскал глазами банку с маринованными огурчиками. Подцепил самый крупный, и в два приёма схрумкал.

-Принимай жмурика "Дуримар", — с отдышкой сказал капитан. — Отчёт нужен срочно. Я тут те чёрти что привёз. Твое дело разобраться, а моё начальству доложить.

"Дуримар" скорбно подвязал зелёный халат, надел на голову чепчик и выбрался из-за стола. Душевным посиделкам пришёл конец.

-Пойдём, посмотрим на твоё чёрти что, — вздохнул он, направляясь к выходу. — Вот вечно ты капитан мне работку не вовремя подсовываешь, — посетовал он, выходя в коридор.

В коридоре "Дуримар" с беспокойством посмотрел на Прохорова. При всей своей внушительной комплекции капитан выглядел каким-то пришибленным сегодня: бледный с лица, глаза лихорадочно блестят, а руки, то и дело сотрясаются мелкой дрожью. Покачав головой, "Дуримар ничего не сказал. Поостерегся.

В 'мясницкой' санитары бросили мешок с телом на "разделочный" стол и с явным облегчением, удалились восвояси.

"Дуримар" нацепил латексные перчатки. Подошёл к столу.

-Ну-с посмотрим кого ты мне привёз, — произнёс он, включая хирургический светильник. Уверенно расстегивая чёрный пластиковый мешок, с таким видом, будто распаковывал долгожданный подарок. — Так, и кто у нас здесь? Ага, мужчина средних лет. Лет тридцати пяти — сорока. Славянской внешности. Одет прилично, значит не бомж. И то хорошо, а то знаешь, как-то уже надоело с бомжеватыми жмуриками возиться, — попытался невинной шуткой разрядить обстановку, патологоанатом. — Личность трупа установили? — продолжая неспешный осмотр трупа, обратился он к мечущемуся капитану.

-Ещё нет. Устанавливаем. Ты давай, давай смотри дальше.

-Ага. Смотрим дальше, — рассмотрев торс мужчины, 'Дуримар' расстегнул мешок до конца. — Матерь божья! — испуганно вскрикнул он, глядя на изломанные ноги трупа. — Вы чё там в своей ментовке, совсем озверели. Трупам уже ноги стали ломать.

-Никто ему ничего не ломал. Так было, — зло выплюнул Прохоров, отвечая на оскорбление.

-Так это вы бедного калеку застрелили. Зачем? — глядя поверх очков поинтересовался патологоанатом.

Прохоров после этих слов, резко встал и:

-КАЛЕКУ! — взбешённо заорал он. — Да если хочешь знать, этот твой "калека" половину моих людей положил! Хороших людей! Двоих спецназовцев и Петруху... — сбившись на полуслове, Прохоров сглотнул подступивший к горлу комок. — Петруха, ну как же ты так. Неосторожно,. — смахивая с глаз набежавшие слёзы, вздохнул капитан. — Ведь совсем же зелёный был. Только в отдел пришёл. А я его не уберёг. И зачем я только сунулся туда! Почему не дождался подкрепления? Дурак! — сжимая пудовые кулаки, до скрипа суставов, выкрикнул он. — Дурак, дурак. Никогда себе не прощу. Прости меня Петруха, если сможешь.

-Петруха? Постой это не тот ли малец, с которым ты приезжал на прошлой неделе?

Прохоров только кивнул, ели сдерживая скупые слезы. На слова у него уже не было сил. Ещё не много и он забьётся в истерике, если быстро не сменит тему.

-Да как же так?! Бог ты мой! Когда? Да что у вас там случилось, чёрт возьми? Ты может объяснить внятно, — занервничал патологоанатом, встревоженно глядя на Прохорова.

Выслушав рассказ, "Дуримар" не веря своим ушам, зажал рот рукой.

-Итить твою ж... Просто фильм ужасов какой-то. И ты хочешь сказать, что вот у этого человека сами собой переломились ноги? И он убил троих парней?

Прохоров опять только кивнул.

-Фантастика... — прошептал "Дуримар". — Ну-ка, дайка я поподробней-ка рассмотрю это чудовище. Невероятно! — Патологоанатом попытался согнуть ногу покойника, в правильную для человека сторону. — Это что же получается? Ноги и правда не сломаны. Хотя надо бы через рентген пропустить, — неуверенно протянул он, всё же засомневавшись в своих скоропостижных выводах. — Нет, это подождёт. На ощупь ноги целы и нормально сгибаются, правда, в обратную сторону. А назад никак. Хм... — озабоченно почесал он затылок.

Заинтересовавшись, капитан Прохоров медленно подошёл к столу, и зрелище его настолько заинтриговало, что он уже не смог отвести взгляда от трупа.

-Интересно. Хм... А если вот так. Мм... не получается, — "Дуримар" попробовал силой согнуть ногу трупа и поставить в правильное положение. — Видимо, это возможно только при его жизни. Так, так, так... А что у нас здесь? — Бросив попытки согнуть ногу, 'Дуримар' принялся ощупывать её со всех сторон. — Интересно. Ага! Видишь? У него коленная чашечка переместилась на берцовую кость, натянув сухожилия, чтобы они не попадали в сустав. Угу... Так а сзади что? Сухожилия скрепляющие мышцы голени и икроножные мышцы расположились спереди, а не как у нормального человека сзади, и выполняют, надо полагать, ту же функцию, только наоборот. Так а это что у нас. Хм... — доктор заинтригованно замолчал, что-то ощупывая в районе коленного сустава. — А этого у человека не должно быть, — удивился он. — Странно. Вот посмотри сюда. Видишь? Сзади у него ещё одно крупное сухожилие, наподобие "Ахилесового", только в два раза больше. Да, куда ты смотришь? Вот оно. Оно идёт от, чтоб тебе было проще, попы и крепится к странному выступу на коленном суставе. Похоже на то, что это новый рычаг для сгибания ноги. А при обратной трансформации он убирается вглубь колена, как и само сухожилие, потеряв своё значение. Какой ужас... — "Дуримар" ошарашено посмотрел в лицо капитану Прохорову и задал самый правильный вопрос:

-Вы кого ко мне привезли?

-А ты не видишь? — фыркнул капитан.

-Вижу, — отчеканил патологоанатом. — Но спрашивается, какого ляду вы его МНЕ привезли.

-А куда ж мне его ещё везти, — отшатываясь от "Дуримара", удивился следователь. — Ты же у нас доктор, вот и напишешь заключение, объясняющий сей феномен.

-Ну уж нет, господа хорошие. Я умываю руки. — И в подтверждение своих слов, доктор поднял ладони на уровне груди и демонстративно стянул перчатки, собираясь мыть эти самые руки.

-Ну, хватит ёрничать. Напиши хоть заключение предварительного осмотра.

-Нет. Я уже всё сказал. И с Этим, я дело иметь не хочу.

-Ну и куда прикажешь его деть. Домой если только забрать? — севшим голосом спросил Прохоров.

-Можешь и домой... — безразлично ответил "Дуримар". А потом милостиво добавил. — Связывайся с ФСБэшниками и отдавай сей чудный трупик в их руки. Пусть это у них там голова болит. Вот они-то как раз и должны разбираться со всякого рода нечестью, но не я.

-Чтоб тебя! — ругнулся Прохоров.

Потом повернулся к "Дуримару", махнул на него рукой и со словами:

-Да пошёл ты! Сам с ними связывайся. Я тебе труп сдал и на этом работа моя окончена, — стремительно вышел на улицу. Сел в машину и укатил восвояси. Только его и видели.

* * *

Целый месяц Москва живёт в паническом страхе. Индустрия города, побив все экономические показатели, опустилась на самый низкий уровень жизни, сравнявшись и по обороту и по производству товаров и услуг, с каким-нибудь заштатным городишком. Фирмы лопались, как орехи. Заводы несли убытки. Люди отказывались выходить на работу, опасаясь за собственную жизнь.. А если всё-таки нужда заставляла их покидать квартиры, то по городу они передвигались только быстрыми пробежками и только в светлое время суток.

Не выдержав столь напряжённой жизни, москвичи — кому было куда податься, стали покидать злополучный город. Остальным же оставалось после захода солнца, тихо сидеть дома, а днём ходить бойкотировать здания правительства, требуя навести в городе порядок.

Пресса и другие средства массовой информации просто захлёбывались от догадок и теорий. Дошло даже до абсурда. Из-за нехватки правдивой информации, журналисты, в погоне за рейтингом, стали наперебой выдумывать страшилки, ещё больше подливая масла в огонь.

Единственное место в городе, где возможно знали причину массовых исчезновений и зверских убийств людей, было сверхсовременное здание главного штаба разведки РФ.

Оно возвышалось среди безликих и однотипных домов, наподобие космического корабля, построенного из сверхпрочных материалов и обшитого алюминиевыми листами. Этакая округлая коробка без окон и дверей.

Нештатная ситуация в столице, вынудила разведку перевести почти все ресурсы с внешних на внутригосударственную угрозу, создав отдел по чрезвычайным ситуациям с неограниченными полномочиями, куда должна была стекаться вся информация от органов правопорядка: полиции, ФСБ, прокуратуры, разведки и контрразведки.

Но даже скоординированная работа стольких учреждений, приносила пшик информации, мелкие, быстро пересыхающие ручейки.

Аналитический центр "ЧС" сбился с ног, роя землю носом в попытке выудить из скудной информации, хоть каплю истины, способную наконец-то привести к объяснению происходящих безобразий в столице.

В отделе разрабатывали две версии. Как ранее заявленную версию о сектантах, так и новую версию терроризма, вскоре выдвинутую из-за масштабов происходящих событий: планомерного похищения и уничтожение граждан города, приводя к массовому психическому срыву и паники, добиваясь дестабилизации экономику всего города, и непросто города, а столицы огромной страны. Попытки посеять хаос и анархию среди населения, нарушая тем самым работу органов власти целого государства, могут послужит толчком к полному развалу страны.

С раннего утра, в конференц-зале перед шестью сидящими за столом крупными чинами, докладывая о результатах проведённых следственных мероприятий, выступал молодой человек в чёрном деловом костюме. Гундося и постоянно вытирая платком простуженный нос, ему удавалось, смешно коверкая слова, что-то ещё и вразумительное рассказывать:

-Для выгхода на след тегористичесгой группы нам догсих пор не хватает информации. Опегация "Неуловимый" топчется на мегсте. Примегный план их действия нам погятин. Это согздать обстановку магсовой истерии в гогоде и нагушит его эгономикческую и полигтичекую жизнь. Нападая на люгдей в газных райгонах гогода, и оставляя тргупы на месте преступгления, они прегследуют лишь одну цель, вызвать страхг и пагнику у нагселения гогода, дестабилизируя их могальное и псигическое состогяние.

Отпечатков по гелу "Неуговимый" у нас нагопилось уйма, но выгести они нас ни куга не могут. Свигетельских погазаний тоже предостаточно. По нигм были составглены фотогоботы и быго устаговленно и проверенно негсколько подозреваемых лиц по делу. Оказалось, что вгсе подозреваемые пропагли без вести. Все устаногленные лица обгъявлены в федеральный розыск, — отчитавшись докладчик наконец замолчал, щадя уши слушателей.

-И это всё? — спросил крупный мужчина в генеральском чине.

На что докладчик виновато кивнул головой.

-Плохо лейтенант. Плохо. Очень плохо, — покачал головой генерал-майор. — Плохо работаете. И чем вообще вы там занимаетесь? За две недели, абсолютно нулевая информация, — с укором осуждения во взгляде уставился генерал на подчинённого.

К слову, взгляд у генерала был тяжелый и пронизывающий. Казалось, что смотря на человека, генерал буравил его насквозь, заглядывая в самое нутро.

Под-стать самому взгляду, лицо у генерала было решительное, волевое, мужественное, и даже время — в прошлом месяце генералу исполнилось пятьдесят шесть, — не смогло смягчить черты лица, только сединой подкрасило черные густые волосы.

Генерал — человек решительный, с сильным характером, к тому же не обделён живым умом и нешуточной физической силы. Мундир генерала скрывал крепкую, жилистую фигуру, без какого либо намёка на пивной животик.

Обладая столь удивительными качествами для людей его круга, генерал многого требовал и от своих подчинённых, никому не делая поблажек. Он и сам себе не давал спуску Дисциплина во всем. И в работе и в личной жизни. Дисциплина ума и духа. Может поэтому он и заработал прозвище: 'овчарка'. Отчасти из-за своей фамилии — Овчаренко, отчасти из-за того, что если он уцепится за какую-то работу, то уже, как овчарка пойдёт до конца, пока не получит удовлетворительного результата.

-Свободны лейтенант, — раздражённо махнул генерал в сторону двери. Мол, убирайся к чёрту. — И вылечите наконец свой насморк! — бросил он вдогонку выходящему за дверь лейтенанту, — слушать тошно. Я например из вашего доклада почти ничего не понял.

Пролистав в очередной раз папку с отчётом, генерал недовольно похмыкал. Потом задумался на минуту, барабаня пальцами по столу и, обратился к членам собрания, буравя их своим коронным взглядом:

-Ну-с. Что скажете, умного? Может, у кого какие есть идеи, предложения? Так я вас внимательно слушаю.

Люди за столом зашевелились, заёрзали, быстренько склонились к папкам с отчетами и с усердием принялись листать страницы доклада, показывая всем своим видом: 'что вот, мы уже усердно думаем, да так, что голова скоро лопнет от перенапряжения. Ещё минута и будет вам идея. Наверно...'.

-Что ни у кого нет идей? Ну что же вы так товарищи, — генерал разочаровано склонил голову, листая отчет по делу: "Неуловимый", но особо не вчитывался. — Может у майора Старусенко найдутся какие мысли по делу "Неуловимый"? — резко спросил он, захлопывая отчёт. — Ведь это вы поставили на первый план идею о террористической организации, действующей на территории города. Так почему же я до сих пор не вижу результатов? Или преступные организации теперь работают лучше государственной разведки, А? Не слышу ответа. Ау...

Из-за стола неуверенно поднялся мужчина в чёрном дорогом костюме лет сорока пяти. В молодости на нём наверно шикарно сидел сегодняшний костюм. Сейчас же выпирающее брюхо, человека занятого работой связанной с постоянным сидением и малоподвижным образом жизни, смотрелся довольно комично. А в свои сорок пять, майор выглядел старше генерала на лет восемь. Лицо морщинистое, болезненного цвета, с признаками второго подбородка, а от былой шевелюры осталась жалкая прядь волос, словно солома рассыпанная по голому черепу.

-Результаты скоро будут. Я в этом на сто процентов уверен. Осталось только дождаться, когда террористы совершат ошибку, и тогда дело "Неуловимый" сдвинется с мёртвой точки. Мы вцепимся в них мёртвой хваткой. Я вас уверяю. Нужно только ещё немного подождать. Соглашусь, работают они профессионально, но не лучше нас. Это вы уже хватили лишку, — закончил Старусенко, протирая вспотевший лоб белоснежным платком. Жара в кабинете его сегодня точно доконает.

А вот генерал совершенно не замечал жары. Она его абсолютно не волновала. Удивлённо подняв глаза на майора, он елейно спросил:

-Да? Вот значит, как у вас обстоят дела. Вам просто времени не хватило. И сколько же вам нужно, позвольте полюбопытствовать — месяц, два, а может целый год. А?

-Нет, конечно, — обиделся Страусенко. — Кстати не мы одни работаем. Полиция, ФСБ, прокуратура, у них, кстати, тот же самый результат.

-А вот на этот счет можете не беспокоиться, — промурлыкал Овчаренко, что означало скорый взрыв. — Пускай это на их совести будет. Мне же нужен был результат уже сегодня. И не от кого-то там, а именно от вас. Сегодня я встречаюсь с президентом. И что я ему скажу, по вашей милости? Скажу, что в моём отделе ни черта никто не хочет работать! Все только чего-то ждут! Ждут, когда решение всех проблем само свалится им в руки! — покончив с минорными нотами, закричал генерал, обозлённо стуча по столу. — Вы что совсем там ох...ли?! Вы работать разучились?! Что это такое, — затряс он папкой с докладом. — Чтоб я подобной филькиной грамоты больше не видел! Все слышали? Значит так, чтобы через два дня дело "Неуловимый" стронулось с мёртвой точки. А если снова придёте ко мне с теми же результатами. Пеняйте на себя. Я вам обещаю, что пара кресел в этом кабинете опустеет. Свободны!

Когда руководители отделов "ЧС" поднялись из-за стола, в кабинет вошёл секретарь и, наклонившись к генералу, что-то прошептал ему на ухо.

Генерал в ответ коротко бросил: — впустить. И обернувшись к подчинённым, словами остановил их попытку ретироваться из кабинета:

-Так, всем оставаться на местах. К нам рвётся профессор Школяров. У него есть веские причины увидеться с нами. Кстати, просветите меня кто такой Школяров?

-Профессор Школяров Анатолий Борисович — микробиолог, специализируется в сфере вирусологии. Работает у нас по программе бактериологического оружия, массового поражения, — по памяти, что вспомнил, доложил подполковник Лазарев, заместитель генерал-майора.

-Интересно, что ему понадобилось от нас? — искренне удивился генерал. — Мы вроде временно свернули все программы.

В кабинет вошёл сухонький старичок, в сером каком-то зажёванном костюме, с бифокальными очками на носу. Старичок был настолько тщедушен, что со спины его можно было спутать с ребёнком. Резвый такой старичок, бойкий.

Поздоровавшись, Школяров прошёл в конец стола, разложил там папки с бумагами, и приготовился толкать речь.

-Господа, я вижу вы удивлены моему приходу, — поправив очки, обратился он к аудитории. — Я бы тоже удивился, если бы вы пришли в мою лабораторию, — хихикнул старичок, разряжая обстановку. — Дело в том, что работа, которой я сейчас занимаюсь, не терпит отлагательств. — И своим последующим заявлением профессор просто всех огорошил:

-Мне стало известно о ваших неудачах в деле "неуловимый". Так вот, у меня, кажется, есть кандидатура на вашего неуловимого преступника.

Наступила неловкая пауза.

-Интересно, интересно. — наконец, первым хмыкнул генерал, складывая руку на груди, и придвигаясь поближе к столу. — Ну-ка, ну-ка, просветите нас уважаемый, что же такого накопала биологическая разведка.

Все кто был за столом, не сдержали улыбки. Что не скажешь о профессоре. Школяров слова генерала воспринял, как оскорбление.

-Извините генерал! Но я никому не позволю со мной говорить в подобном тоне. Если вам не интересно, то я могу уйти. — Негодующе сверкнул он глазами.

-Да бог с вами. Чего вы как кисейная барышня сразу обижаетесь. Ну, хотите я перед вами извинюсь? Примите мои извинения, — от чистого сердца сказал генерал, и лик его посуровел. — А теперь к делу. И по существу. Демагогии я здесь не потерплю. Мы и так уже прозаседались.

Школяров хмыкнул, а потом, понимающе кивнув, продолжил:

-Прежде всего, мне бы хотелось, чтобы вы ознакомились вот с этими фотографиями.

Профессор достал из папки стопку фотокарточек и передал их членам собрания.

-Что это? — получив фотографию, скривился генерал, разглядывая человеческий труп.

-Это... — на секунду профессор не нашёлся, что ответить. Сбился с мысли. — Я пока не знаю, как это назвать, — вышел он из неловкого положения. — Единственное, что я пока могу, это с уверенностью утверждать, что перед вами на фото не человек. Точнее человек, — поспешил Школяров пояснить, завидя, как у всех лица враз стали скучными, — но не совсем обычный.

-В смысле? Что за цирк вы тут пытаетесь устроить, профессор, — вскипел генерал. Не любил он, когда его хотели выставить дураком. — Говорите по существу. Или проваливайте!

-Я и говорю по существу, — снова обиделся Школяров.

-Что-то я пока ничего не понял из вашей речи.

-Так вы же мне слова сказать не даёте. Сразу с обвинениями нападаете.

-Хорошо-хорошо. Молчу, как рыба. У вас пять минут. А потом, проваливайте!

Школяров снова поправил очки. Когда он волновался, очки почему-то постоянно норовили соскочить с носа.

-Так вот, — начал было Школяров. Резко замолчал. Глянул в сторону генерала, опасаясь, что тот снова не сдержится, и опять выдаст что-нибудь обидное. Но генерал расслабленно развалился в кресле и даже прикрыл глаза. Профессорская честь, конечно же, была уязвлена поведением этого солдафона. Но он хотя бы молчал.

-Так вот, — продолжил Школяров. — Пока это единственный зафиксированный мной случай. Но я уверен, что именно в этом трупе сокрыта тайна всего происходящего в Москве.

-Каким образом? — не сдержался от комментария генерал Овчаренко, снова вглядываясь в фотографию.

-А-а-а... — погрозил пальцем Школяров. — Кто-то обещал молча слушать меня.

Овчаренко вспыхнул, но в этот раз сдержался, промолчал.

-Благодарю, — проявил любезность Школяров. — Теперь я вас всех попрошу ознакомиться с рапортом некого капитана Прохорова. Сутки назад его группа вошла в контакт с человеком, труп которого вы сейчас видите на фото. Почитайте-почитайте. Это довольно любопытная информация. Думаю после ознакомления, вы согласитесь с моими доводами.

-Невероятно. Вы хотите сказать, что тот человек убил голыми руками трёх парней, прошедших спецподготовку? — ознакомившись с раппортом, не веря даже своим словам, переспросил Овчаренко.

-Это не я хочу сказать, — поправил генерала Школяров. — Так в раппорте написано. Там всё подробно изложено. Если вам что-то не понятно, спрашивайте. Постараюсь объяснить.

-Хорошо, — согласился на условия Овчаренко. — Тогда первый мой вопрос: Тут в раппорте написано, что у преступника во время нападения на группу переломились в коленях ноги. Как вы это объясните? По мне, так это бред сумасшедшего.

-Хороший вопрос. Прямо в точку, — наставил Школяров указательный палец на генерала. — Подобный феномен действительно мной зафиксирован лично. Но его объяснить я пока не в силах. Скажу только, подобная аномалия у этого человека не врождённая. Анализ тканей показал, что мутация нижних конечностей произошла за довольно короткий срок. Примерно за три месяца. Причина же мне не известна.

Ещё что интересно. Вскрытие трупа показало, что железы внутренней секреции у него на порядок увеличены в размере, а в крови обнаружено невероятное количество адреналина, тестостерона, плюс ещё менее известных для вас гормонов. Скажу только, что такое количество гормонов в крови у нормального человека, сожгут его организм в течение суток. Организм просто состариться. Внутренние органы износятся и откажут. Сердце взорвётся. Печень перегорит. Почки моментально выйдут из строя. Мышечная ткань съест сама себя. Итог один — смерть.

Но это у обычного человека. У этого же экземпляра я не наблюдал ни малейшего износа органов. Мутация на клеточном уровне. Настолько необычная, что я до сих пор ещё не всё понял, как это работает. Сказать с уверенностью могу только, что этот человек... — Тут профессор Школяров запнулся, подыскивая более подходящее слово феномену. — Хотя уже не совсем человек, накаченный таким количеством гормонов, обладает невероятной физической силой. Он агрессивен, и он очень опасен.

Генерал Овчаренко ещё раз пробежал глазами по раппорту капитана Прохорова, после чего задал справедливый вопрос, искренне удивляясь:

-Почему этот рапорт не лежит у меня на столе с самого утра? И почему биологическая разведка узнаёт обо всём раньше меня? Без обид профессор.

Свою голову на плаху положил подполковник Смирнов, с места пролепетав:

-Тут сортировочный отдел виноват. Согласитесь, история изложенная в раппорте слишком фантастична, чтобы её с первого раза можно было серьёзно воспринимать. Скорее всего раппорт поступал в наш центр, как того требует инструкция, но его завернули, посчитав это чьей-то глупой шуткой.

-Теперь видите профессор с кем мне приходиться работать? — подчеркнул генерал своё плачевное положение. — Вы правильно поступили, придя сюда. Поступаете под моё начало. Ваше открытие меня заинтересовало. Нужно поработать и в этом направление. Чем чёрт не шутит. Что конкретно вам понадобится от меня.

Профессор на первых порах даже стушевался. И чтобы успокоить нервы, снял с носа очки, подышал на линзы, протёр их платком, и, наконец, озвучил список:

-Перво-наперво мне нужна современная лаборатория для микробиологических исследований и штат сотрудников. Во-вторых: мне нужен живой экземпляр.

-Это всё?

-Почти, — кивнул Школяров. — Хочу только предупредить. Тот экземпляр, что попал мне в руки, не единственный мутант. Узнать бы только причину такой странной мутации. Что послужило катализатором? Если хотите знать моё мнение, то я вам скажу напрямик. Последние события в Москве вызваны не действиями террористов, хотя их сбрасывать со счетов не стоит, и тем более не сатанинских сект. Всё дело именно в них, — ткнул профессор в фотографию. — Я разослал запросы с инструкциями во все морги и больницы города. Теперь жду результатов. И поверьте, они не заставят себя долго ждать. Генерал, мы имеем дело с самым настоящим биологическим оружие. И на вашем месте я бы ввёл в город войска. Если мы с вами прохлопаем ушами, то не исключено, что весь мир скоро полетит в тартарары.

Мутант.

Февраль 20....г.

Прошёл всего месяц, а огромный город уже впал в оцепенение. И совсем скоро его медленно и верно укрыло снегом, погрузив в подобие сна. Только трассы федерального назначения и крупные магистрали по-прежнему очищались коммунальными службами, да и те с грехом пополам.

С вводом в Москву спецподразделений "ВДВ", силами Кантемировской и Дзержинской дивизий, жители города, сомневающиеся или нежелающие до сих пор бросать своё имущество, но кому было ещё куда податься, второпях покинули злополучный город.

Посольства иностранных государств вообще отказались находиться на территории страны, и в быстром темпе паковали вещички. Федеральное правительство и службы эвакуировали в Петербург. А уже за ними потянулись и: банковские службы, биржевые, офисы и начальство крупных компаний — элита экономической мощи страны. В самом городе из гражданских служб остались лишь мэрия и префектуры города.

Второй месяц город, переведённый на военное положение, походил на бомбу с таймером замедленного действия. Разведка всеми силами скрывала факт существования мутантов в городе, взяв под свой жёсткий контроль "СМИ", опасаясь социального взрыва. Люди и так уже до крайности были недовольны присутствием военных, патрулирующих улицы. Солдатами, которые получили приказ стрелять в первого встречного в ночное время суток. И, конечно же, без невинных жертв не обошлось. Люди просто не понимали, почему они не имеют право выходить ночью на улицы своего города, а солдаты не понимали, почему им дали приказ стрелять на поражение в мирных граждан.

Недовольство, страх и озлобленность росли, постепенно накрывая город пеленой нервозности, истерии и сумасшествия.

* * *

Пока на поверхности Москвы кипели страсти, под ней тихо, и даже, как-то незаметно трудились люди.

Построенная ещё в советские времена спецлаборатория биохимических исследований находилась под городом, на глубине нескольких десятков метров. В её основную задачу входило быстрое изучение локальной зоны заражения и разработки противомер в случае нападения агрессора в лице империалистических государств, в особенности США и её союзников на период холодной войны.

В девяностые, во время перестройки, лабораторию законсервировали и забросили, как и многие в то время объекты стратегического назначения.

Ближе к двухтысячным, в связи с новой угрозой, теперь уже в лице террористов, лабораторию расконсервировали, оснастив её современным оборудованием.

Получив полный карт-бланш на свои исследования, профессор с порога развил кипучую деятельность.

Удручал его лишь один факт — лаборатория являлась режимным объектом, и выход на поверхность строго регламентировался. Зачастую сотрудникам приходилось не только здесь работать, но и жить, ютясь в комнатушках, напоминающих бункеры. А закрытое пространство, как известно, удручающе действует на людей.

Ещё одной проблемой, встав перед профессором непреодолимой стеной, стало отсутствие материала исследований, а точнее живой экземпляр.

На слабые попытки стронут дело с мёртвой точки, генерал Овчаренко кормил профессора одними обещаниями, бросая мимоходом при телефонном разговоре, короткое:

-Ждите!

И Школяров после уже пятой по счёту попытки поторопить генерала, смирился с судьбой, отдавшись на волю случая. Всю свою энергию Школяров перенаправил на исследование тканей пяти трупов, которых ему доставили на недели.

Оказалось, что мутация у полученных образцов, протекала на генном уровне по всему организму, а не локально, как предполагалось ранее. Если брать удивительные метаморфозы с нижними конечностями мутантов. Но вот что послужило толчком для специфической реакции организма? Микроорганизм, или химический препарат? У профессора на это не было ответа.

Пока, ближе к вечеру среды, не позвонил генерал Овчаренко, и не сообщил радостную весть:

-Одного поймали. Скоро привезут.

Узнав о столь радостной вести, профессор не на шутку разволновался, отчего вся работа разом стала валиться у него из рук, и его заместитель предложил Школярову идти отдыхать. Пораскинув мозгами, Школяров согласился с предложением, и ушёл к себе в жилой отсек, где вскоре заснул под действием снотворного.

По мнению Школярова, живой образец мог, наконец, дать ответ на множество вопросов, почему он так и нетерпеливо его ждал. Изучив живого мутанта, он надеялся выяснить источник заражения. Ведь до сих пор был неизвестен возбудитель мутагенных процессов. Смешивание заражённых образцов тканей со здоровыми ни к чему не привело. Значит возбудитель, активный ген, меняющий ДНК человека где-то ещё. Сами ли мутанты являлись носителями агрессивного гена, но при их смерти он терял активность? Или же кто-то заражал людей новым, чудовищным биологическим оружием? Тогда нужно было выяснить эпицентр заражения. Кто за всем этим стоит?

Спустя пять часов, после звонка генерала, порог секретной лаборатории переступили четверо спецназовцев, ведя под руки обвитого цепью человека в смирительной рубашке, со странно изогнутыми ногами. При этом, не смотря на явный дефект, в движениях человека чувствовалась какая-то особая, хищная грация.

Профессор Школяров, завидев вожделенный объект, неосторожно приблизился к мутанту, встав к нему почти вплотную.

-Э...папаша! Ты так больше не делай. — Отстранил здоровенный спецназовец Школярова. — Эта тварь нам две капроновые сети порвала, и снотворного столько проглотила, что стадо слонов можно завалить. А этому хоть бы что. Через двадцать минут уже прочухалась. Еле скрутили. Двух наших, сволочь, положил. Силы в нём, как у дьявола.

Подтверждая сказанное, мутант вдруг резко рванулся к профессору с такой прытью, что четверо здоровых мужиков покраснели от натуги, пытаясь удержать его на месте.

Профессор запоздало отскочил и, спав с лица, неуверенно поблагодарил за предупреждения.

-Сажайте его туда. — Показал он на стеклянный бокс с железным столом-каталкой внутри.

Спецназовцы с трудом затащили упирающегося мутанта в бокс и пристегнули его к столу.

-А зачем вы, завязали ему рот? — поинтересовался Школяров, издали наблюдая за процессом, пленения. — Ругается?

-Если бы. Эта сволочь, любитель харкаться. Так и брызжет слюной во все стороны, — отдуваясь, ответил здоровенный, под два метра, спецназовец, командир группы.

-Что вы говорите? — неподдельно удивился микробиолог. — Интересно, зачем ему это?

-Не моё это дело, разбираться что к чему, — пожал спецназовец плечами. — Если бы не приказ, я бы с удовольствием эту гадину прикончил прямо там на месте.

Пробурчав угрозу, спецназовец неуверенно потоптался на месте, и вдруг задал наводящий вопрос. Уж больно любопытство его заело:

-Я никогда не сую свой нос, куда не следует. И мне не интересно, что вы будете с ним делать. Но можно узнать: что это такое, чёрт возьми?!

Профессор, наблюдая за мутантом, как тот силился порвать путы, поднял глаза на военного и загадочно улыбнулся.

-Если я вам скажу, то меня и вас расстреляют. Сами понимаете это секретная информация. И разглашать я её не имею никакого права, — просто ответил он.

-Меня уже почти расстреляли. Заперли в этом бункере вместе с вами, — в ответ буркнул спецназовец.

-А если я вам расскажу все, что знаю сам, то вас расстреляют на самом деле, — подчеркнул профессор секретность информации.

-Ладно. Не надо мне ничего знать, — согласился военный, без знаков отличия на форме. — Где у вас тут пункт охраны? Мне вашему начальнику безопасности надо доложить о прибытие.

-Саша, — обратился Школяров к одному из своих сотрудников. — Проводите военных до пункта охраны. И смотрите не заблудитесь. Им ничего не нужно видеть лишнего. Вы поняли меня? Идите.

Разглядывая во все глаза подарок судьбы, Школяров даже рот раскрыл, а когда его кто-то неосторожно толкнул, он, словно очухавшись, повернулся в сотрудникам, и громко хлопнул в ладоши:

-Не стоим, не стоим. А ну все за работу! — разогнал он всех от бокса. — Сделать томографию, рентген, УЗИ, взять пробы крови, спиномозговой жидкости, слюны, взять мазки и срезы кожи. Шевелитесь! Через три часа первые результаты должны уже лежать на моём столе.

"Наконец-то настоящая работа!", — воскликнула душа и потирая руки, Школяров отправился к себе, отзваниваться генералу Овчаренко, с благодарственной речью.

Неделя пролетела незаметно, как один день.

Работая не покладая рук, без сна и отдыха, на убой, Школяров спешил получить первые результаты исследований. Но задачка, поставленная перед его отделом, оказалась твёрже ореха. Вирус не поддавался анализу. Его просто не было. Но Школяров точно знал, что он должен быть. Последние тесты показали, что мутация была вызвана не естественным образом, а искусственно: биологическим, хотя возможно, что и химическим путём. Но как?

Этот-то вопрос, больше всего мучил Школярова. Понятно было, что "ДНК" мутанта не многим отличается от нормы. Но по какой причине — это самое отличие произошло? Что вызвало мутацию генов? Загрязнение внешней среды, химическое отравление, радиационное облучение, неизвестный штамм вируса?

На эти вопросы, и на многие другие, у него до сих пор не было ответов.

Ещё профессора поразил тот факт, что процесс мутагенеза у полученного образца продолжался. И чем он должен был закончиться, Школяров даже представить не мог. Он лишь бессильно наблюдал, как заметные глазу отличия постепенно стираются, зато в мозгу объекта происходили какие-то необратимые изменения. Такое ощущение, что мозг у него перезагружался, создавая что-то совсем новое. Отличное от человека. Но что? И кем он должен был стать в итоге?

Но больше всего Школярова волновал всё-таки возбудитель. Вирус, который он никак не мог найти. Несколько раз он задумывался над тем, что это вирус — вовсе не живой организм, а небольшая цепочка генов, что встроившись в хромосомы, запускает некую программу, перепрограммирующую всю 'ДНК' целиком.

Ведь до сих пор не известно, по какому принципу строится цепочка 'ДНК'. Почему один ген находится там, другой там, один ген вступает в связь с этим геном, а другой с другим. Что движет ими? Ведь у них нет разума. Возможно, что по химическим связям. Но комбинация нуклеотидов слишком велика, а самих их всего четыре. Тогда можно предположить, что существует некая 'генная матрица' — программа, контролирующая весь процесс постройки 'ДНК'. Тогда всё сходится. Но подобную идею Школяров отбросил, посчитав её слишком фантастичной. В био-нанокомпьютеры он не верил.

Исследования продолжались, до тех пор, пока мифический вирус сам не заявил о себе.

* * *

Во вторник, после обеда, почувствовав себя нехорошо, Школяров прилёг передохнуть. У него кружилась голова, и подскочило давление. Разбудил его истеричный звук сирены, нещадно вывшей по всему лабораторному комплексу.

Ещё окончательно не проснувшись и не очистив голову от остатков сна, профессора сдуло с кровати, словно ветром и, несмотря на своё заторможенное состояние, Школяров, даже в беспамятстве, четко сознавал, где сейчас находится.

На режимном объекте звук сирены, мог означать только одно — жизнь! — если быстро отреагировать, или смерть! — если промедлить хотя бы секунду.

Натягивая белый халат, Школяров нёсся по извилистому коридору со скоростью болида. Противный халат никак не хотел застегиваться, развиваясь парусом позади профессора. Навстречу попадались встревоженные сотрудники лаборатории. Они выглядывали в узкий коридор и сразу же шарахались от несущегося на них, словно ведьма на помеле, главного координатора проекта.

У самого профессора в этот момент в голове безумно металась только одна мысль:

"Только бы мутант не вырвался на свободу! Скольких он может перебит людей, прежде чем его остановит служба безопасности".

Преследуемый образами, один кровавее другого, Школяров нёсся в главную лабораторию исследовательского центра и за поворотом в девяносто градусов, неожиданно врезался в двух вооружённых людей.

От удара два спецназовца даже не шелохнулись, зато тщедушный Школяров отскочил от них как шарик для пинг-понга и глупо шлёпнулся на задницу.

-Сюда нельзя! Закрытая зона. Вернитесь в жилой корпус, до прояснения обстановки, — продекламировал дежурную фразу спецназовцев, не узнавая профессора, и грозно помахал автоматом.

-Я профессор Школяров, главный по проекту! — гаркнул фальцетом на солдат Школяров, поднимаясь на ноги. — Что здесь происходит?! Он вырвался, да?!

Из-за спин безопасников показался капитан Фёдоров, заместитель майора Чеботарёва:

-Профессор. Идём, — коротко бросил он. Взял под локоть Школярова и повёл вглубь закрытой зоны. — Что здесь произошло я сразу толком сказать вам не смогу. Там какая-то чертовщина. Сейчас вы всё своими глазами увидите. Но мне кажется, проект надо закрыть, — бледный как смерть, безжизненных голосом поведал Федоров.

Не отличаясь покладистым характером, и будучи человеком вспыльчивым, Школяров хотел было уже наорать на капитана:

'Да кто вы такой? Мне плевать, что вам там кажется. Это я буду решать, когда проект закрывать'.

Но стоило ему ступить на место происшествия, как он сразу растерял весь свой запал, онемев от увиденного.

Лаборатория по исследованию генов с дорогостоящим компьютерным спектрографом, где хромосомы "ДНК" раскладывались на составляющие, предстала перед глазами профессора в виде места ведения жестоких боёв. Дорогостоящие оборудование разбито, столы перевёрнуты, стулья разбросаны по всему помещению, а под ногами хрустят, как мелкие косточки, осколки реторт и мензурок. Но что ещё ужасней, стены лаборатории испещряли дыры пулевых отверстий.

-Здесь, что, стреляли? — упавшим голосом, еле слышно спросил Школяров первое, что пришло ему на ум.

Вместо объяснений, капитан Федоров подвёл профессора к перевёрнутому столу, и предложил ему заглянуть за него.

Школяров, как во сне перегнулся через крышку стола, и сразу же в ужасе отскочил.

За столом лежал труп молодого человека, сотрудника лаборатории, в пропитанном кровью халате. Создавалось впечатление, что его не просто хотели застрелить, а пытались разорвать на части, всадив в него целый автоматный рожок.

-Н-но, почему? — трясущимися губами пролепетал Школяров пятясь от военных. — Зачем?

Его вдруг осенила чудовищная догадка. Генерал Овчаренко отдал приказ закрыть проект, а всех кто принимал в нём участие — ликвидировать.

Уткнувшись в стену, Школяров почувствовал себя загнанной крысой. Он нервно блуждал глазами по сторонам, пробуя найти выход, но стоило его взгляду наткнуться на дула автоматом, как он понимал, что всё кончено. Ему не уйти.

-Профессор. Спокойно, — подскочил к Школярову капитан Фёдоров. Он всё понял, по глазам старика. И поспешил его разуверить. — Успокойтесь. Это не то, что вы подумали. Мы вынуждены были стрелять. Да посмотрите же на меня! — встряхнул он профессора. — Вы что не видите? Посмотрите ещё раз на труп! Внимательней!

Уже успев распрощаться с жизнью, Школяров сразу и не понял, чего от него хотят. Когда же до него дошёл смысл сказанного, он повернул голову, куда указывал Фёдоров, и сквозь слёзы, наконец, разглядел.

Лучше бы его расстреляли...

Силы разом оставили Школярова и он сполз по стене. Глаза у него закатились, а руки безвольно упали вдоль тела.

'Лучше бы меня расстреляли', — пронеслась у него мечтательная мысль.

У трупа молодого человека были переломлены ноги в районе колен.

-Профессор, вы слышите меня? — забеспокоился Федоров, присаживая на корточки рядом со Школяровым, и беря его за запястье, проверить пульс.

-Всё пропало, — неожиданно прошептал Школяров, шевеля серыми губами. Глаз он так и не открыл. — Вирус. Это всё-таки вирус.

-Вирус?! Какой ещё вирус?! Чем вы тут занимались профессор! — отшатываясь от старика, как от чумного, закричал Федоров.

Школяров, наконец, открыл глаза и невидяще уставился на капитана.

-Это всё-таки вирус, — загадочно повторил он, не обратив внимания на взволнованный крик. — Но я не знаю, как он работает. Не знаю, что это такое. У меня было слишком мало времени...

-Что здесь стряслось?!

Откровенную речь профессора прервал громоподобный рык майора Чеботарёва — начальника охраны. Он только что вернулся с поверхности, получив вызов, и сейчас намерен был выбить правду из подчинённых.

-Твою мать! За...ла! — снова рявкнул он, оборачиваясь к панели сигнализации. Вырубил сирену, и уже в тишине, повторил свой вопрос, чеканя слова.

-Я жду объяснений, капитан.

Оставив профессора под надзором Антонины Петровны — местного врача, женщине уже в возрасте, зато самообладания у неё было будь здоров, — капитан подошёл к Чеботарёву и жарко что-то зашептал ему на ухо.

Майор слушая доклад подчинённо, преподнесённый довольно странным образом, не по форме, сначала покраснел, потом побледнел, а потом и вовсе посерел, хватаясь за сердце.

-Вы что этим хотите сказать?! — рявкнул Чеботарёв, когда капитан закончил рассказ.

-Сами посмотрите, — пожал плечами Фёдоров, предлагая майору заглянуть за стол.

Желая, чтобы всё происходящие с ним оказалось шуткой, пускай даже злой, Чеботарёв в два шага, подскочил к столу, и так там и застыл.

-Что это такое? — спросил он омертвевшим голосом, адресуя вопрос профессору Школярову.

-Вирус, — неопределенно ответил тот.

-Вирус? — округлил глаза Чеботарев. — Какой вирус? Чем вы тут все занимались? — повторил он вопрос капитана. — Почему я не был поставлен в известность?

Школяров, сняв очки, устало помассировал переносицу. Потом с помощью Антонины поднялся с пола и, придя к определённому решению, уверенно сказал:

-Майор. Сейчас не время выяснять отношения. И вы сами должны понимать, что не я решаю, что кому можно говорить. Перед нами сейчас стоит другая проблема. Мы должны объявить карантин в лаборатории. Перекройте все выходы. Отдайте приказ, чтобы ваши люди никого не впускали и не выпускали из комплекса. Если кто-то решит прорваться наружу, пусть ваши люди сразу открывают огонь на поражения. Я подчёркиваю: сразу и без объяснений.

Категоричное заявление повергло людей в шок. Временя жестокой тирании давно уже прошли. И стрелять в невинных людей сейчас считалось верхом кощунства.

Сам Чеботарёв, на что человек военной закалки, и то не поверил своим ушам. Он уже пригрелся на тёпленьком месте, в роли начальника безопасности лаборатории. И хоть он и проходил инструкцию действия во время чрезвычайных ситуаций, но это ещё когда было. Сам Чеботарёв надеялся, что за время его службы ничего подобного никогда не произойдёт, и он спокойно выйдет на пенсию по выслуге лет. А оно вона как всё обернулось.

-Хорошо, — подчинился он воле профессора. — Только скажите — это лечится, — спросил он, отойдя к двери.

И такая надежда стояла в его глазах, и не только в его, что Школяров хотел бы сказать не правду. Хотел бы. Но не мог.

-Нет. — Ударил молотом страшный приговор.

После чего в помещении наступила тягостная тишина, наполненная тихим ужасом. У всех закончились слова, а если бы нашлись, то не известно, во что бы они вылились.

Вдруг нарушая тишину, на пол, выбивая мелкую дробь по кафельным плиткам, упал автомат. Не говоря ни слова, все уставились сначала на автомат, удивляясь откуда он взялся, и почему лежит на полу, а потом медленно перевели взгляд на бойца, который выронил оружие.

-Ты чего? — сбиваясь на фальцет, простонал Чеботарев. Настолько жутким показалось ему это маленькое происшествие, что он даже не справился с голосом.

Но настоящий ужас начался, когда у бойца с жутким щелчком переломились ноги.

-Ма-ма... — только и успел сказать Чеботарёв.

Страшный удар в грудь отшвырнул майора к стене. Чеботарёв пролетев через всю комнату врезался спиной в вмонтированный в стену стол. Раздался треск ломающегося позвоночника, и майор, закатив глаза и раскрывая рот в немом крике, сполз на пол.

Следующей жертвой мутант выбрал своего бывшего напарника, но тот оказался проворней. Быстро приставил автомат к голове мутанта, и жал гашетку до тех пор, пока не закончились патроны.

Практически начисто лишившись головы, мутант как-то сразу рухнул на пол и, подёргав уродливыми ногами-конечностями, испустил дух.

Всё произошло настолько быстро, и выглядело так нереально, что ещё минуту никто не мог прийти в себя. Стояли и просто смотрели дикими глазами на труп бывшего ещё минуту назад человека.

-Школяров. Школяров, — слабым голосом позвал майор Чеботарёв, бездвижно лежа на полу. И только его глаза горели праведным огнём.

Антонина Федоровна очнувшись от шока первой, подбежала к майору, оказывать первую помощь. Но сделав беглый осмотр, поняла, что тому недолго осталось. У Чеботарева уже кровь ртом шла. И она побоялась его, лишний раз тревожит. Зачем мучить, если ничем не можешь помочь.

-Школяров, — снова позвал майор, задыхаясь, и отхаркиваясь кровью.

-Я здесь, — присаживаясь рядом, и беря майора за руку, сказал профессор.

-Школяров, — в ответ с силой сжимая руку, захрипел Чеботарёв. Его взгляд ненадолго прояснился. И пока ещё было время, он жарко зашептал. — Школяров, делайте, что должны. Следуйте инструкции. Фёдоров поможет. Теперь вы главный.

Хватка майора ослабла. И профессор уже подумал, что бедняга отмучился. Но нет. Ещё не всё.

-Школяров, — выгибаясь дугой от страшной боли простонал Чеботарёв. — Сделай всё, чтобы эта зараза не попала на поверхность, — с мольбой в глаза попросил он напоследок и весь как-то сразу расслабился.

-Не волнуйся. Я сделаю все, как ты просишь, — закрывая майору глаза, ответил Школяров. — Спи спокойно, мой друг. Спи, спокойно...

Потом Школяров осторожно снял с шеи майора пластиковый ключ и, вытирая проступившие слёзы, протянул ключ Фёдорову.

-Капитан. Возьмите.

-И что мне с ним делать? — спросил Фёдоров, вертя пластиковую карточку в руках.

-Я объясню, — устало ответил профессор. — Идёмте.

Школяров подошёл к двери, приглашая двух автоматчиков внутрь. Потом сбоку от двери он набрал известную только ему комбинацию на кодовом замке. С другого бока от двери отскочила металлическая пластина, являя взору красный рубильник и телефонную трубку.

Профессор снял трясущимися руками трубку, приложил её к уху, и мысленно досчитав до трёх, сделал объявление по громкой связи:

-Внимание! Всему персоналу зайти в лабораторные боксы. До дальнейших объяснений всем оставаться на местах.

И выждав минуту, Школяров с силой сдвинул красный рычаг вниз. Снова зазвучала сирена. Тягучий, противный вой, сопровождаемый миганием красных ламп.

-Внимание! — Из динамиков раздался голос автомата. — В лаборатории объявлен карантин. Во избежание утечки опасных веществ, лабораторный комплекс будет временно заблокирован. Всему персоналу оставаться на своих местах до прибытия эвакуационной группы. Спасибо! Пятисекундная готовность до закрытия лабораторных отсеков: 5...4...3...2...1.

И дверные проёмы лаборатории перекрылись, упавшими сверху пуленепробиваемыми и огнеупорными прозрачными панелями.

Но вот чего никак не ожидал Школяров, так это то, что по всему комплексу погаснет свет. Лишь аварийные лампы по торцам стен, медленно мигали, окрашивая коридоры жутким бордовым цветом.

-А это ещё что такое? — на лице профессора проступило неподдельное удивление. Он досконально зазубрил процедуру карантина, но чтобы вырубалось освещение, об этом он что-то не припоминал.

-Это новая процедура. Вас разве не уведомили? — откликнулся Фёдоров. И пояснил. — При введении процедуры карантина лаборатория автоматически отключается от основного источника питания. Все приборы обесточиваются во избежание возгораний в лабораторных боксах. Работает только аварийное освещение.

Дослушав, профессор взволнованно подскочил к телефону:

-Чёрт! — с досадой выкрикнул он. — Не работает. Как я теперь свяжусь с поверхностью?! Мне срочно нужно объяснить генералу Овчаренко причину карантина. Здесь есть ещё телефон? Должны же вы в таких ситуациях держать связь с поверхностью.

-В главном сервисном комплексе, — подумав, ответил Фёдоров, осматривая часть коридора за перегородкой. — Там отдельная телефонная линия. Она автономная. Там же находится главный компьютер, отвечающий за жизнеобеспечение комплекса.

-Тогда мы идём туда, — заторопился Школяров, порываясь отключить блокировку бокса.

-Но это запрещено инструкцией, — возмутился капитан Фёдоров, отстраняя профессора от кодового замка. — Мы должны дождаться группы эвакуации.

-Что вы себе позволяете, молодой человек? — возмутился Школяров, срываясь на крик. — Мне кажется, вы до сих пор не понимаете, в каком положении мы оказались. В каком положении оказался я! Я располагаю информацией, которая спасёт жизни людей. Сотни тысяч, миллионов людей. А вы мне про инструкцию здесь талдычите! Мне срочно нужно связаться с генералом Овчаренко. Вы слышали меня? Срочно!

-Это настолько серьёзно?

-Да, чёрт вас возьми! Серьёзней некуда! — выкрикнул Школяров, брызжа слюной.

-Раз так... — Капитан неуверенно помедлил с ответом. — Хорошо, — сдался он. — Делайте, что хотите. Мы вас прикроем.

Профессор оттолкнул Фёдорова и поспешно набрал комбинацию на кодовом замке.

-Попробуйте снова и не волнуйтесь так, — посоветовал капитан, когда после манипуляций с замком дверь не открылась.

Школяров в ответ раздражённо пожевал губами. Снова, теперь уже не спеша и проговаривая заветные цифры вслух, повторно набрал комбинацию. В этот раз прозрачная панель стронулась с места, но всего лишь чуть-чуть. Приподнялась над полом и, замерла.

-Да открывайся же твою мать, сволочь проклятая! — Не на шутку разойдясь, Школяров стал с остервенением пинать застрявшую панель.

Непробиваемая преграда жалобно пожужжала серверными моторами, дёргаясь то вверх, то вниз, и, наконец, убралась восвояси, открывая проход.

И в этот момент в коридоре, перекрывая вой сирены, раздались автоматные очереди, и закричали люди.

-Пропустите! — двое спецназовцев грубо оттолкнули Школярова от выхода, профессионально выскочили в коридор, вскидывая автоматы, готовясь стрелять во всё что движется.

-Чисто, — через три секунды рапортовали бойцы.

-Проклятие! — Капитан Фёдоров схватился за рацию. — Группа "Альфа" доложите обстановку! Почему открыли огонь? Отвечайте!

Но отвечать командиру никто не спешил. Рация лишь трещала помехами. Глухо.

-А вот это мне уже не нравится, — пробормотал Фёдоров, подбирая с пола автомат. Табельный пистолет, в данной ситуации, показался ему жалкой пукалкой. — Профессор, вы ещё не передумали идти в серверную?

-Нет.

-Хорошо, — с пониманием кивнул Фёдоров. Другого ответа он и не ждал. — Тогда держитесь рядом, и выполняйте все мои команды. Скажу: бегите. Вы побежите. Скажу: падайте на пол. Падайте. Вы поняли меня? Запомните, от этого будет зависеть ваша жизнь. Антонина Фёдоровна, — следом обратился он к женщине, забившейся в угол бокса. — Вы тоже идёте с нами. Бокс уже не закрыть. И я не могу гарантировать вашу безопасность, если вы здесь останетесь.

-Да-да. Я пойду, — залепетала Антонина. — Я согласна, — сказала она, подходя ближе. Хотя было видно по глазам, что она предпочла бы остаться на месте. Идти туда, где стреляли, и теперь неизвестно, что там происходит, она очень не хотела. Но и одна она тоже боялась оставаться.

Собравшись с силами, маленькая группка людей гуськом двинулась в неизвестность. Впереди два спецназовца, сразу за ними шёл капитан Фёдоров, в центре профессор с Антониной Федоровной. Замыкали процессию ещё два бойца. Они в основном пятились задом, охраняя тылы.

После того как боксы закрылись, тревожная сирена отключилась, и в лаборатории сразу как-то тихо стало, безжизненно, и даже жутко. Свет тревожных красных ламп окрашивал коридор в мертвенно-красный цвет, нагоняя тревогу. И всем казалось, что они идут не по коридору сверхсовременной лаборатории, а пробираются подземными ходами древнего замка, населённого жуткими чудовища.

Поравнявшись с соседним боксом, спецназовцы, чуть не забыв про перегородку, уже хотели открыть стрельбу. Но вовремя опомнились. И это было реально трудно сделать. Потому что зрелище, открывшееся перед ними, могло свести с ума любого. Настолько всё неправдоподобно выглядело в свете красных ламп. Нечто подобное встречается только в фильмах ужасов, но не в реальной жизни.

В боксе по хранению и изучению микробиологических образцов, находился мутант — бывший сотрудник лаборатории. Заметив людей, он всем телом бросился на прозрачную панель. Преграда под натиском мутанта угрожающе завибрировала, но выдержала.

Люди в страхе прижались к стене, разглядывая широко распахнутыми глазами мутанта и хаос у него за спиной.

Капитан Федоров подошёл к перегородке, и мельком осмотрел бокс. От увиденного побоища его чуть не вывернуло наизнанку, и он поспешно отвернулся. В забранном отсеке лежали переломанные трупы сотрудников лаборатории. Федоров насчитал шесть тел. А ещё там было много крови, очень много. Казалось, что там резали свиней. Но правда была куда ужасней.

-Хвала богам, что он, при блокировки отсеков, оказался внутри, а не снаружи, — прошептал капитан, утирая рукавом кителя взмокший лоб. — Но я боюсь, что он не единственный, кто попадётся у нас на пути. Бог знает, сколько уже здесь таких бродит, как он. Похоже, ваш вирус уже давно вырвался на свободу профессор.

Школяров промолчал. Оправдываться не имело смысла. Он и сам понимал, что ситуация вышла из-под контроля. А ещё он сделал один вывод, но посвящать в свои мысли никого не спешил, из-за их чудовищности. Он и сам боялся своих мыслей, но они настойчиво зудели в его голове. Твердили и твердили, что все люди в комплексе — заражены.

Так и не дождавшись ответа, Фёдоров поторопил группу:

-Идём дальше. Если кого встретим, стреляйте на поражение, — приказал он бойцам, видимо придя примерно к таким же мыслям, что и у профессора. Во всяком случае, после увиденного, он больше не хотел рисковать.

Последующие боксы в основном оказались пустыми. При срабатывании тревоги, сотрудники ретировался с рабочих мест в жилые помещения, где и застряли при включении карантина. Лишь в одном боксе группа встретила живых людей. Но взять их с собой не могли. Во-первых бокс открывался только с внутренней стороны. А во-вторых: Школяров не намерен был рисковать. Причина понятна. Уже никому нельзя было верить.

Поравнявшись с лестницей на первый ярус, группа наткнулась на мёртвых людей в форме вперемешку с мутантами.

-Это группа "Альфа", — глухо сказал спецназовец, что шёл спереди. — Это их выстрелы мы слышали. Спите спокойно парни.

-Возможно, несколько человек трансформировалось прямо во время боя, и напали со спины — поделился своей идеей профессор Школяров, восстанавливая возможную картину произошедшего. — Видите? Здесь есть "центровые". Это учёные кто напрямую работал с объектом. Судя по всему "безопасники" сопровождали их в жилые отсеки, после объявления карантина. Ужасно.

-Внимание! Движение сзади, — вдруг доложил замыкающий группу боец, для лучшей видимости, надевая термо-очки. — Идёт в нашу сторону.

Фёдоров быстро оценив обстановку, отдал приказ:

-Гражданские наверх! Двое с ними. Остальные прикрывают.

Потом надел термо-очки и приготовился к худшему.

Рассмотрев медленно бредущую по длинному коридору, человеческую фигуру, капитан Фёдоров, нарушая собственное же правило, выкрикнул:

-Стойте на месте — это приказ! Назовите себя.

Ноль реакции. Человек продолжал медленно приближаться.

Фёдоров прижал приклад автомата к плечу и приготовился стрелять.

-Не двигаться! Повторяю: назовите себя! Считаю до пяти, после чего открываю огонь на поражение! Раз...два...три...

-Ещё один! Быстро приближается, — доложил спецназовец, заметив вторую цель.

Дождавшись подкрепления, первая цель, находясь всего в десяти метрах от военных, вдруг резко сорвалась с места.

-Огонь! — больше не мешкая, заорал Фёдоров.

Пули, словно рассерженные шмели, начинённые свинцом, обгоняя скорость звука, ринулись жужжащей стеной наперерез мутантам, врезались в податливую плоть, и отшвырнули растерзанные тела назад по коридору.

-Уходим, — скомандовал Фёдоров, ступая на лестницу. — Пока их дружки не пожаловали.

Рядом с лестничным пролётом никого не оказалось.

Фёдоров в сердцах чертыхнулся.

-Куда их понесло? За мной! Вперёд, по коридору.

Пробежав с десяток метров минуя заблокированные отсеки, команда Фёдорова нагнала основную группу у перекрёстка, расходящегося в четырёх направлениях.

-Почему покинули место сбора? — зло зашипел он, глядя в упор на Школярова. Только он мог отменить приказ капитана. — Мы ведь договорились профессор, что вы будете чётко выполнять мои приказы.

Ничуть не смутившись, он здесь не в войнушку играет, Школяров парировал:

-У нас мало времени. Я не мог вас там дожидаться. Что если мутанты прорвались бы мимо вас? Мой долг связаться с поверхностью, и передать сообщение генералу Овчаренко.

-Ещё раз так сделаете, и я сам скормлю вас этим чудовищам, — взбешённый неподчинением, пообещал Фёдоров. — Война — это моя юрисдикция. А здесь самая настоящая война, профессор, если вы этого ещё не поняли. Поэтому я требую полного подчинения от вас. И засуньте свою гордость себе в задницу! Если не согласны, можете топать на все четыре стороны. Я вас не задерживаю.

Свойственно своей натуре, Школяров было хотел возмутиться, но повздыхал, повздыхал, и вынужденно согласился. Без военных добраться до серверной у него нет шансов.

-Вот и хорошо, — подвёл черту Фёдоров. — Двух командиров в данной ситуации не может быть. Идёмте.

В лаборатории работало не так много народу, как могло бы показаться на первый взгляд, сопоставляя размеры всего комплекса. И первый этаж казался безлюдным, пустым и заброшенным.

-Куда все подевались? — между тем удивился капитан, наблюдая пустые коридоры и заблокированные боксы. — Ведь должны же здесь были остаться люди. Ничего не понимаю.

И накликал.

Из-за очередного поворота, неожиданно выскочил человек. Ни секунды не мешкая, спецназовцы открыли огонь. Послышался истошный женский визг.

-Да вы что! Совсем сдурели! — закричал на бойцов Школяров, вовремя успев подскочить к ним и отвести автоматы, чем спас жизнь девушке. — Это же Надежда — физиолог.

-Анатолий Борисович? — молодая девушка сжавшись на полу и прикрыв голову руками, удивленно и с мольбой, ища защиты, кинулась в объятия старика. — Это вы? О, какое счастье. Я так боялась попасть им в лапы. Это ужасно. Ужасно.

-Вы видели мутантов? Где они? — оборвал слёзную тираду капитан Фёдоров.

Девушка не отпуская профессора, махнула вглубь центрального коридора:

-Они все у главного выхода. Пытаются вырваться наружу. Взламывают дверь.

-Ну это у них вряд ли получится, — хмыкнул Фёдоров. — Там бронированная дверь. Выдержит прямое попадание из танкового орудия. А ещё вы их видели где-нибудь?

Девушка призадумалась, и тут её глаза округлились. Как же она могла забыть?

-Кажется за мной шёл один, — неуверенно сказала она. — Почему я и побежала. Ох, Анатолий Борисович, вы не представляете, как мне страшно было. Я думала, умру от разрыва сердце, — и снова прижавшись к профессору, зарыдала. — Это какой-то ужас. Всё это не реально. Не реально.

-Панасенко, Лисько, проверьте коридор, — быстро распорядился Фёдоров, отправляя бойцов по следам девушке. — Если нас окружат, мы пропали.

Не успели бойцы уйти, как почти сразу же вернулись:

-Там мутанты. И кажется они нас заметили.

-Сколько их? — Голова Фёдорова лихорадочно заработала. Петля вокруг них почти затянулась. Серверная находится почти рядом с главным выходом. Придётся идти в пасть зверю, и капитан не хотел ещё и на хвосте притащить парочку мутантов.

-Не меньше десяти.

-Матерь божья, — побледнел Фёдоров. — Нужно их задержать. Иначе они возьмут нас в клещи.

-Мы сделаем. Идите, — смиряясь со своей участью героя, за напарника сказал Панасенко. Лисько не возражал. Кто-то должен был остаться. Иначе погибнут все.

-Я тоже остаюсь, — вдруг подала голос Антонина Фёдоровна, и в её взгляде горела такая решимость, что никто не осмелился ей возражать. — У вас найдётся лишний автомат?

-Пользоваться умеете? — просто спросил Панасенко, протягивая запасной автомат.

-Ещё бы молодой человек. Всё-таки я военный врач. И в горячих точках не раз принимала участие, — сверху вниз глянув на бойца, гордо ответила женщина. — Школяров, не надо на меня смотреть такими глазами. Мы с вами врачи. И мы оба знаем страшную тайну. Для меня лучшим выходом погибнуть в бою с оружием в руках, чем так, — оборвав себя на полуслове, Антонина Фёоровна передёрнула затвор. — Ну вы поняли меня. Свяжитесь с поверхностью. Они должны знать.

Поражённый столь благородным поступком, Фёдоров отдал честь бойцам и старенькой женщине, в ком смелости было не занимать.

-Попытайтесь не завязывать бой. Как очистите коридор, мигом в серверную. Надеюсь у вас всё получиться. С богом. Профессор, — повернулся он к Школярову, — идёмте. Времени почти не осталось.

Поредевшая группа, подстроившись под темп бега командира, заспешила по главному коридору. Через минуту у них за спиной заговорили автоматы, и люди ещё поднажали.

Коридор, поворот, коридор...

Дыхание со свистом вырывается из грудной клетки. Пот застилает глаза. У Школярова всё чаще заплетаются ноги, и он всё время норовит упасть. Фёдорову приходится уже практически нести его на себе.

-Держитесь профессор. Немного осталось, — подбадривал он старика, чувствуя кожей, как у того быстро колотится сердце.

Наконец показался заблокированный бокс серверной.

Капитан осторожно поставил Школярова на ноги. Последние двадцать метров он пронес его на руках. Старик стал совсем плох.

-Что дальше профессор? — спросил он совета. Тут он ни разу не был, и всей процедуры открытия дверей не знал.

-Ключ, — мучительно прошептал Школяров, показывая себе на грудь. — Ключ. Вставьте мой и свой в прорези, с обеих сторон от двери.

Фёдоров быстро снял пластиковую карточку с шеи профессора, вставил её в прорезь. Потом снял с шеи свой ключ, а точнее ключ майора Чеботарева, и проделал ту же процедуру.

-Что дальше?

-Теперь нужно набрать код.

Школяров доковылял до компьютерной панели, набрал код, тыкая по клавишам одним пальцем. Потом прижался лицом к сканеру над панелью, позволяя автоматике считать его сетчатку глаза.

-Теперь нужно повернуть синхронно ключи. Давайте капитан. На счёт три. Раз, два, три.

Стоило повернуть ключи, как над дверью, что-то щёлкнуло и раздался женский голос, в записе:

-Внимание, попытка проникновения в помещение главного компьютера. Внимание зона доступа на время карантина, строго ограничена. Вход только по личным идентификационным номерам. Подтвердите свой статус, пожалуйста.

Напуганный громким голосом из динамиков, Фёдоров нервно заявил:

-Эта глупая баба всех мутантов сейчас накличет.

На что Школяров раздражённо ответил:

-Не мешайте. Скоро всё закончится.

Предстоящая операция опознания требовала от него сосредоточенности. Иначе придётся делать всё сначала.

-Школяров Анатолий Борисович. — приблизив лицо к микрофону, заговорил профессор, четко проговаривая слова. Чёртова машина несколько раз во время учений отказывалась распознавать его голос. — Личный код: "Омега 22134БТ-ИР". Статус: приоритетный. Ситуация: чрезвычайная.

-Голос принят. Проверка отпечатков пальцев. Пожалуйста, приложите руку на считывающую пластину.

Школяров приложил ладонь на выехавшую из ниши металлическую пластину с сенсорными датчиками.

-Спасибо. Ваш статус подтверждён. Можете входить.

Герметичная стальная дверь, способная выдержать прямое попадание снаряда, медленно сдвинулась с места, утопая в стене, и так же неспешно поползла в сторону.

Открывалась она не меньше минуту, что могло показаться целой вечностью.

-А нельзя это как-нибудь ускорить, — вдруг нервно поинтересовался один из спецназовцев, широко распахнутыми глазами смотря вперёд. — А то у нас гости. Смотрите!

-О, Чёрт! Все внутрь! Живо! — теряя самообладание, закричал Фёдоров, тоже заметив непрошенных гостей. Их было не меньше двух десятков. И сзади тоже. — Школяров закрывайте дверь!

Профессор сайгаком проскакал к главному пульту управления. Включил компьютер и быстро стал стучать по клавиатуре. Но что-то у него там не ладилось. Не дружил он с современной техникой.

-Он не успеет, — холодно заметил всё тот же спецназовец, кто заметил гостей. — Я их попытаюсь задержать.

-Я с тобой, — поддержал товарища второй боец.

-Давайте, — согласился с их мнением капитан Фёдоров. — Главное не подпускайте их близко. Я вас подстрахую. Школяров, долго ещё?!

-Я занимаюсь! — сорвавшись на крик, ответил профессор. — Не мешайте мне! — и забубнил себе под нос. — Как же это работает? Совершенно не помню. Может здесь?

В коридоре послышалась стрельба.

Фёдоров выглянул за дверь и лишился дара речи. Коридор был полон мутантами. И они не просто там толкались, как какая-нибудь кучка вшивых зомби. Они неслись на людей, жутко переваливаясь на своих изуродованных ногах, как стая голодных волков. На потери он не обращали ни малейшего внимания. При слабом свете тревожных ламп, мутанты, окрашенные в чёрно-бордовые тона, казались фантасмагорическими созданиями, и назвать их людьми язык не поворачивался. Этакая жестокая, жаждущая крови толпа чудовищ.

-Берегите патроны! — возвращаясь в бренный мир, скомандовал Фёдоров. — Стреляйте им в головы. Иначе они прорвутся.

Но целиться, не было времени. Скорость реакции мутантов просто поражала. Будто чувствуя на себе перекрестие прицела, существа быстро меняли траекторию бега, уклоняясь и уходя из-под огня. Пришлось сечь их очередями. Быстро менять рожок и снова сечь, как колосья пшеницы. Это их хотя бы замедлило. Но на смену павшим, показывались новые мутанты, и под прикрытием мёртвых тел, они всё ближе и ближе подбирались к людям.

-Есть! У меня получилось! Двери закрываются. Все внутрь! — радостно закричал Школяров, призывно маша руками.

Фёдоров поливая мутантов свинцовым дождём, отступил к косяку двери.

-Отступаем!

-Рано! Дверь ещё и наполовину не закрылась, — не согласился спецназовец, жестами давая знать напарнику, что он пустой, и нужно время на перезарядку.

Бронированная дверь ужасно долго возвращалась на место. Мощные сервомоторы натужно хрипели, двигая полутонную дверь. А мутанты уже в пяти метрах от людей и прут, как бешенные.

-Всё, пора! Отходим бойцы! — Фёдоров прекращая стрельбу, юркнул в щель.

И тут в сражение вмешался случай.

У одного бойца в самый неподходящий момент закончились патроны, а у второго заклинил перегревшийся автомат. Какие-то секунды. Но мутантам и их хватило, чтобы молниеносно сократить расстояние до людей.

Одного бойца мутанты смели сразу и разорвали в общей куче. Второй успел наполовину протиснуться в серверную, но его тут же выдернули обратно, как пробку из бутылки. А в зазор просунулись сразу шесть рук, и стали жадно шарит.

Фёдоров остервенело жал на гашетку, пока не захлопнулась дверь, отсекая звуки беснующейся толпы.

-Не-ет! Чтоб вас! — отшвырнул капитан бесполезный автомат, и осел на землю приваливаясь к стальной двери.

-Мне очень жаль, — посочувствовал Школяров, и покашлял в кулак. Смерть сама по себе ужасна, но видеть смерть других ещё ужасней.

Приложил трубку к уху, профессор нажал на единственную кнопку на телефоне.

-Диспетчер слушает, говорите...

-Говорит Школяров Анатолий Борисович из спецлаборатории, срочно свяжите меня с генерал-майором Овчаренко, у нас ЧП.

-Минуту.

Гудки ожидания резко прервались, и в трубке раздался взволнованный голос генерала:

-Школяров! Слава богу, что вы дозвонились. Мне доложили, что лаборатория на карантине. Что происходит?

-Генерал нет времени объяснять, — ответил профессор. — Время сейчас играет против нас. Слушайте меня внимательно. В лаборатории эпидемия.

-Чтооо? — воскликнул Овчаренко, и, судя по голосу, ему недолго было до сердечного приступа. — Как это произошло?

-Не перебивайте меня! — закричал и Школяров. Ему нужно было столько сказать, а в голове такой кавардак стоял, что он боялся вообще дар речи потерять. — Я совершил ужасную ошибку. Мне удалось выяснить, что мутация объекта, которого вы мне доставили, вызвана неизвестным вирусом. Но я не нашёл его! Сколько бы я его не искал в образцах тканей, мне не удалось ничего обнаружить. Я не знаю, что это за вирус такой и как он себя ведёт.

Ещё я попытался выяснить передаётся ли этот штамм здоровым образцам. И на этой стадии я совершил чудовищный промах. Мы проводили исследования с использованием животных. Но вирус передаётся только от человека к человеку, при этом это должен быть именно живой человек, а не его ткани или труп. Способ передачи, по воздуху, воздушно капельным путём.. По крайней мере это всё объясняет. Вся лаборатория заражена.

Генерал, послушайте меня. Инкубационный период у вируса очень маленький. Скорость мутагенеза феноменальная. Трансформация тканей происходит менее чем за две недели. Восемьдесят процентов сотрудников лаборатории уже прошли трансформацию. Генерал, это очень страшно. Я не знаю, в кого они превращаются. Но это уже не люди. И ещё, процессы изменения на клеточном уровне у них продолжаются. Во что они превратятся, мне даже представить страшно.

Выслушав пламенную исповедь профессора, Овчаренко, как обычно хотел вставить слово, но Школяров снова его перебил:

-Генерал, генарал, — затараторил он, — выслушайте меня до конца. Все вопросы потом. Мифических террористов и сектантов за коими вы гоняетесь уже два месяца, не существует. Всё куда ужасней. В городе неизвестные лица применили биологическое оружие.

Сложите все данные за последние месяцы, даже самые фантастичные и вы поймете, что я прав! Мутанты обладают невероятной силой и выносливостью, а их немотивированная агрессия заставляет нападать на людей. Вот откуда берутся растерзанные трупы. Зачем, по-вашему, террористам нужно убивать людей столь диким способом? Не легче ли взять автомат, и расстрелять сразу целую толпу, или взорвать, чем убивать поодиночке в непонятных закоулках, куда не сунется ни один нормальный человек.

Бросайте все ваши разработки и приступайте к эвакуации людей, пока число заражённых не перевалило за сотни тысяч.

-Да вы что, сдурели, — дослушав до конца, взревел Овчаренко. — Об этом не может быть и речи! Кто мне даст такое право?!

-Чёрт, генерал! Вы вообще меня слушали! Мы стоим на пороге новой пандемии, по сравнению с которой чума покажется лёгким недомоганием! Это война генерал. И ваша задача её остановить, сохранив, как можно больше человеческих жизней.

-Всё настолько плохо?

-Да, чёрт возьми! Спускайтесь сюда, и сами всё увидите своими глазами, если мне не верите! Генерал, я повторяю, это не шутка. Если эпидемию не остановить, то я не ручаюсь, даже за всё человечество. Я не знаю, как бороться с новым вирусом. И возможно, что никто в мире не знает. Он неистребим. А когда лекарство найдут, то я думаю, будет уже слишком поздно.

-Хорошо. Я сделаю всё, как вы сказали, — вдруг пошёл на попятную генерал Овчаренко, объяснив уставшим голосом свою новую позицию. — Меня только что подключили к камерам наблюдения лаборатории. Это чудовищно Алексей Борисович. Ни за чтобы не поверил, что это происходит на самом деле. Я сегодня же переговорю с президентом. Думаю, он тоже согласиться с вашими доводами.

-Спасибо генерал. Этот ответ мне и был нужен, — поблагодарил Школяров, облегчённо выдыхая. Он успел хоть что-то сделать для спасения человечества. Жалко, что так мало. Но времени ему уже никто не даст.

-Теперь насчёт вас, — помолчав, неуверенно сказал Овчаренко.

-Не надо, генерал, — остановил его Школяров, и у него непроизвольно задрожала нижняя губа. — Я всё знаю. И понимаю. Я жалею только об одном, что успел сделать так мало...

-Вы сделали больше всех из нас, — не согласился Овчаренко. — Вы открыли всем нам глаза. И Родина вас не забудет. Вы герой, каких поискать.

-Прощайте генерал, — остановил Школяров утешительную речь Овчаренко, собираясь вешать трубку.

-Прощайте Алексей Борисович.

Школяров повесил трубку, и из глаз у него потекли слёзы.

-За нами никто не придёт, — полу утвердительно спросил капитан Фёдоров, смотря, как плачет старик.

Профессор лишь качнул головой, пряча лицо.

-Я так и знал. Чёрт! — со злостью пнул Фёдоров автомат, и уставился в одну точку, пробурчав загадочную фразу. — А ведь там от меня никого не останется.

Прошла минута, за ней потянулась вторая. В боксе стояла ватная тишина, лишь из-за двери изредка доносился непонятный, приглушённый шум.

Собрав всю волю в кулак, Школяров, наконец, решился на отчаянный шаг. Шаг, который он был обязан сделать и закончить процедуру карантина.

Поводив курсором по экрану монитора, профессор нажал на папку с нужным файлом, набрал шестнадцатизначный код, и в открывшемся меню ввёл команду. После чего снял с шею маленький серебряный ключик, открыл им металлический ящичек, что выехал из столешнице. Внутри ящичка была красная кнопка. Помолившись, Школяров с силой вдавил кнопку до упора, и понуро сошёл с небольшой кафедры, за которой находился блок управления главным компьютером комплекса.

-Как же так! — к профессору подскочила Мария, повисая у него на руках. — Я не хочу Алексей Борисович. Я не хочу. Мне страшно.

Она всё поняла, ещё до того, как Школяров нажал на кнопку. Она тоже проходила технику безопасности.

-Не бойся девочка моя. Всё закончиться быстро. Ты даже не успеешь ничего почувствовать, — успокоил её Школяров, ласково поглаживая девушку по волосам. — Капитан, идите к нам, — сделал он приглашающий жесть. — Давайте встретим это вместе.

Фёдоров молча поднялся с пола и подойдя, взялся за протянутую руку.

-Вот так, — улыбнулся ему Школяров, а у самого глаза на мокром месте.

И тут из динамиков на потолке, зазвучал женский голос, оглушив людей:

-Внимание! Запущена программа самоликвидации. Всему персоналу срочно покинуть комплекс. Двери открыты. До взрыва десять минут. Отсчёт пошёл.

Фёдоров с испугом посмотрел на бронированную дверь, но Школяров его успокоил:

-Она не откроется. Не беспокойтесь. Здесь стоит другая защита. Её можно открыть только вручную.

Время начало свой стремительный бег. И ещё ни разу оно так быстро не ускользало сквозь пальцы. Десять минут, вроде не маленький срок. Но не успела троица мысленно прощаться с родными и близкими, как бездушный голос уже сообщает:

-Внимание! До взрыва осталось восемь минуты. Отключение средств жизнеобеспечения.

-Сейчас отключится подача воздуха, — пояснил Школяров. — Но вы не беспокойтесь, мы не задохнёмся. Давайте лучше присядем, — предложил он, подводя Марью к стене. — Вот сюда, прямо на пол. Стульев всё равно на всех не хватит. А мне так хочется прилечь. Ноги совсем затекли.

Троица удобно устроилась на полу. Профессор даже разулся. Помассировал ступни, и облегчённо облокотился о стену. Марья положила голову ему на грудь и закрыла глаза, сжав в кулаке отворот профессорского халата. Фёдоров обниматься не стал. Подтянул колени к подбородку и просто стал ждать.

-До взрыва осталось пять минут, — сообщил бездушный голос.

И тут, опровергая слова Школярова, начала открываться дверь в серверную.

-Только не это, — простонал Фёдоров, тоже прижимаясь к профессору, ища защиты, как маленький ребёнок.

Из коридора послышались шаги, и в бокс вошли мутанты. Их было трое. Жуткая пародия на человека. Бессмысленные лица, блуждающие глаза, повадки животного. Ничего человеческого.

Заметив троицу, мутанты в упор уставились на людей, но с места не сдвинулись.

-Чего они ждут? — прошептал Фёдоров.

Они с профессором, напряженно ждали атаки. Марья же предпочла умереть, не глядя смерти в лицо, зарывшись головой в халат Школярова.

-Не знаю, — напряжённо ответил старик. — Может, видят, что мы в западне?

Но он ошибся.

-До взрыва осталось три минуты.

Чуть погодя, в бокс вошёл...ЧЕЛОВЕК. Мутанты даже не пытались на него напасть. Вместо этого, они словно признавая его превосходство, подались назад, освобождая место новому гостю.

Школяров было обрёл надежду. Он узнал этого человека. То был его заместитель Леонид Новиков. Но вглядевшись в его лицо, понял, что надежды нет. Некогда знакомые черты настолько исказила новая личность, что от Новикова в этом человеке почти ничего уже не осталось. Но что трудней всего было принять Школярову, так это проблески разума во взгляде этого существа.

-Кто это, профессор? — шёпотом спросил Фёдоров. Появление нового существа, почему-то нагнало на него страху. Даже больше чем предыдущие мутанты.

-Так вот кем они должны стать, — непослушными губами проронил Школяров, словно не замечая вопроса. — Нами.

-О чём вы говорите? Объясните толком?

Школяров повернулся к мужчине и мучительно улыбнулся, как-то зло, словно по достоинству оценил злую шутку судьбы:

-Вы видите перед собой рождение нового человека, капитан, — сказал он, переводя взгляд на гостя. — Узнать бы только, что он думает о нас.

-До взрыва осталось — одна минута.

-Я не понял, что вы сейчас сказали? — переспросил Фёдоров, когда умолкло предупреждение. — Что ещё за новый человек?

Школяров пожевал губами и тихо рассмеялся. Похоже, у него ехала крыша.

-До меня только сейчас дошло. Во всём виноват не вирус, — прокаркал он, сквозь смех. — Вирус лишь носитель. Я сто раз приходил к одному и тому же выводу, но всякий раз от него отказывался, как истовый фанатик точной науки. Вирус носитель программы, перепрограммирующий весь ряд 'ДНК'. Но для чего она нужна. Кому понадобилось переписывать генный код? Что это за дьявольское оружие?

Развить полёт мысли Школярову не дали. Его время вышло.

-Внимание, десятисекундная готовность. Десять, девять, восемь...

Но не только люди страшились смерти. Как оказалось и их гость тоже не хотел умирать. Обладая разумом, он понимал, что последует следом за отсчётом. Мутант дико заорал, и было в этом крике столько боли и отчаяния только что рождённого существа, что разрывалось сердце.

-Три, два, один. Программа завершена.

Из форсунок, расположенных под потолком, с резким свистом пошёл газ: смесь водорода и чистого кислорода. Наполнив комплекс, газ взорвался и термический взрыв, температурой в три тысячи градусов, расплавил стекло, металл, камень.

Люди умерли быстро, как и обещал Школяров.

Взрыв длился всего три секунды. Но и этого времени хватило, чтобы выжечь всё живое в комплексе, вплоть до микробов. А через минуту сквозь стены послышался гул бегущей воды. Открылись шлюзы и воды 'Москва-реки' водопадом ринулись в помещения, где смешавшись со специальным реагентом, превратились в пенистый бетон.

Спустя пару часов всё было кончено. И на том месте, где была лаборатории, возникла монолитная глыба из бетона. Лаборатория сама себя запечатала, хороня внутри себя всё, что ещё могло выжить после взрыва.

Карантин.

Февраль. 201..г.

Хоть генерал Овчаренко и пообещал Школярову, в их последнем разговоре, сделать всё от него зависящие, чтобы спасти город, на деле это оказалось не так просто. Генерал просто не обладал такой властью. И пока суть да дело, огромный мегаполис, как прокажённого, медленно заносило снегом.

Единственно, что удалось генералу, это оперативно ввести в городе карантин, сославшись на эпидемию неизвестной болезни. Москву оцепили войска, и практически вся жизнь в городе замерла.

Фабрики, предприятия, офисы, магазины, рестораны просто перестали, как будто, существовать. Здания стояли, а люди из них ушли.

Невероятное событие! Одни из самых оживлённых улиц, центра города: "Тверская", "Пушкинская", район "Охотного ряда", "Китай-город", "Арбат" и старый и новый, полностью обезлюдили. Серые, безликие, чудные и страшные улицы в окружении таких же безликих зданий, тупо таращихся на одиноких прохожих, оконными провалами и тёмными витринами.

Известие об эпидемии убило экономика города на корню. Никто не хотел строить бизнес в чумном городе. Деньги в Москве сразу обесценились. Цены взлетели до потолка. Батон хлеба стоил от 150-200 рублей. А в некоторых случаях цена на батон доходила и до 500 рублей.

По городу пошли голодные бунты. Мародёрство и воровство стало обыденным делом.

Всё началось с закрытия продовольственных магазинов шаговой доступности. Бизнесмены попытались было по полной программе нажиться на бедах горожан, взвинтив цены на продукты первой необходимости чуть ли не до небес. Но когда вопросом продовольствия, напрямую занялось правительство, приняв закон о продовольственных карточках, предприимчивые людишки свернули бизнес, закрыли магазины и продовольственные базы. Рассудив, что уничтожить товар для их прогнившей совести будет наилучшим выходом, чем раздавать товар за жалкую компенсацию.

Главы города тоже не отличались умом, предпочтя решить большинство вопросов при помощи силы. Бунты жестоко подавлялись. Мародёров расстреливали. Жуликоватых бизнесменов сажали за решётку.

Сколько бы это ещё продолжилось, пока народ не поднял бы восстание, неизвестно. Из щекотливого положения удалось выйти, наладив поставки в город гуманитарной помощи. И получив на завтрак, обед, и ужин бесплатную еду, люди немного успокоились. Всё лучше сидеть дома сытым и в тепле, чем пытаться воевать с государством, тем более, когда в городе бушует эпидемия.

Людям, конечно, не сказали, чем именно опасна инфекция. Но само слово 'эпидемия' уже нагоняло страху. И запертые в городе люди, с полными от страха штанами, наплевав на распоряжение главного штаба "ЧС", нередко пытались прорвать оцепление и сбежать. Неважно куда, лишь бы подальше от чумного города. Их останавливали, разворачивали, а они снова и снова искали лазейки в клещах. Их снова задерживали, разбивали машины, лица, отбивали почки, и под конвоем отправляли назад, предупредив: что в следующий раз откроют огонь на поражение, и тогда из города никто не выберется живым.

Но и держать людей в городе бесконечно долго тоже нельзя. Нужно было срочно решать вопрос об эвакуации. Тут-то и начинались основные проблемы.

* * *

Главный штаб 'ЧС' временного базирования расположился в районе "Ступино", откуда начиналось кольцо блокады.

Генерал-майор Овчаренко, за проявленную бдительность и своевременное предупреждение правительства об угрозе эпидемии, вошёл в состав группы планирования операций по спасению города.

Главный вопрос на повестке дня: как начать эвакуацию людей, без риска выпустить из города носителей неизвестного вируса, так называемых мутантов, о существование которых не догадывались жители Москве, а по всей России, о них никто даже ничего не слышал.

Группа учёных ведущих исследование по программе "Мутант", никак не могли предоставить генералу результаты: по отсеиванию при эвакуации здоровых людей от инфицированных.

Отдел исследований возглавил вирусолог Мирный Сергей Андреевич — полноватый мужчина сорока лет с бородой в контрасте с бритой наголо головой, — заменив погибшего профессора Школярова Александра Борисовича — этого умнейшего человека, кто первым догадался о применение в городе биологического оружия, открыв чуму двадцать первого века.

Ознакомившись с посмертными результатами Школярова, Мирный, проведя со своей стороны тоже ряд тестов, пришёл к неутешительному результату: вирус невозможно идентифицировать. Он не распространялся по всему организму, реплицируя самого себя в носителе. Вместо этого он, как диверсант-шпион, встраивался 'ДНК' и что-то там незаметно менял. После чего у инфицированного человека перестраивалась физиология и возникала совершенно иная психика, делая из-него неимоверно сильное, агрессивное и социально опасное животное.

Что у такого человека делалось в голове, какие мысли его посещали и посещали ли вообще? Мирный при всём своём желании не мог этого выяснить.

В сущности, найти отличия у инфицированного можно, но только при полном обследовании на клеточном уровне, что нужно было признать, подобный метод не подходил для живых людей, и занимал огромное количества времени, которого ни у кого не было.

Лучшие специалисты в области биологии и химии, врачи и доктора наук ломали голову над тем, как выявить инфицированного более доступным и быстрым способом. Но пока топтались на месте.

В создавшейся ситуации, самое неприятным открытием ещё послужило и видоизменение самих мутантов. Если раньше, первую волну мутантов, ещё можно было выявить по физическим отклонения в строении тела, то новая волна, так называемые мутанты второго поколения, уже ничем не отличались от людей, пока находились в 'спящем' режиме.

Учёные назвали их 'Мимы', производное от фразы: 'мнимые люди'.

'Мимы' наводили ужас на военных. Им не сказали, конечно, кто они такие на самом деле, выдав версию о буйном помешательстве заражённых. Но видя силу, скорость и проявленную нечеловеческую жестокость 'мимов', военные постепенно начали задумываться, а не обманывают ли их. И вскоре, по городу поползли ненужные шепотки и сплетни, одна страшней другой.

* * *

Шло время, и обстановка в городе всё больше накалялась. Ждать больше нельзя.

Профессор Мирный, как загнанный в клетку зверь, ходил по лаборатории черней тучи. Всё его раздражало. Он ни с кем не разговаривал. И только эмоциональные гримасы на лице, выдавали трудную работу мысли.

В какой-то момент, его словно осенило. Словно, кто-то там, подсказал ему идею, видя старания человека.

'Раз не удаётся выявить инфицированного при помощи экспресс анализов, значит надо найти специфический аллерген!', — вдруг пришла неординарная мысль, и Мирный ошарашенно замер на месте.

'Ну конечно! Аллерген! Физиология и метаболизм у мутантов немного иного уровня, а значит и на некоторые чистые химические вещества они должны реагировать по-другому. Но с чего начать? Вещество не должны быть ядовитым для обычного человека, и в тоже время не должно быть нейтральным'.

Ответ пришёл с неожиданной стороны.

-У меня хорошие новости генерал, — созвонившись с Овчаренко субботним вечером, довольно выдохнул Мирный Сергей Андреевич.

-Я внимательно вас слушаю, — сухо бросил в ответ Овчаренко. Он не любил преждевременно разделять чью-то радость. Столько всего на него навались за последнее время, что он уже ничему не верил, и ничему не радовался, потому что нечему было.

-Мы нашли решение проблемы, — выдал как на духу новость профессор Мирный.

Овчаренко не поспешил с ответом, а когда молчание затянулось, он только сказал одно слово:

-Интересно.

-Интересно? И это всё, что вы можете сказать? — обиделся Сергей Андреевич. — Генерал мы решили задачку, у которой просто не было решения!

-Послушайте, Сергей Андреевич, я сегодня очень устал и очень плохо себя чувствую. Если у вас есть что мне сказать конкретное, то говорите. Если нету, то я кладу трубку.

-Хорошо, перехожу к самому главному. — Войдя в положение генерала, Мирный перестал ломать комедию, и пересказал подготовленную историю, постаравшись уложиться за пять минут.

Оказалось, что сегодня, в его лаборатории произошёл один занимательный случай. Сотрудник, что ухаживал за стеклянной клеткой-боксом, где содержали мутанта для экспериментов, к концу рабочего дня напился. И во время очередной кормёжки сунулся к инфицированному в столь непотребном, недопустимом виде, распространяя вокруг себя пары алкогольного опьянения. Это надо было видеть, как у мутанта, учуявшего запах спирта, чуть не сорвало крышу.

-Аллерген! Теперь вы понимаете! — не сдержался в конце пересказа Мирный, и выкрикнул в трубку эти слова. — Я, как раз на днях пришёл к такому же выводу. У инфицированных должен быть специфический аллерген, учитывая их отличную от нас физиологию. И оказался прав!

-Вы хотите сказать, что ваш так называемый аллерген, это всего лишь спирт? — не поверил Овчаренко, скептически относясь к новости.

-Попробую объяснить, — вздохнул Мирный. — Понимаете, в природе спирт не существует в чистом виде, и для всего живого на земле он является настоящим ядом. Его даже микробы боятся. Лишь один человек по своей воле научился синтезировать, а потом ещё употреблять его внутрь. Дурость. Правда? Но в нашем случае — это подарок. Мутант реагировал на спирт, как любое животное. И даже хуже. Я не понимаю причины такого поведения до конца. Но это работает! Я собственными глазами видел.

-Наконец-то, — с облегчением выдохнул в трубку генерал. Он даже привстал из-за стола. Настолько поразила его эта новость. Но сомнения всё же никуда до конца не испарились. — Вы уверены? Это действительно работает на все сто процентов? Спирт точно также подействует и на других мутантов, и даже на тех, кто в спящем режиме? — спросил он, протягивая руку к другому телефонному аппарату. Если всё подтвердится, то он прямо сейчас же звонит президенту.

Мирный призадумался. Новость настолько воодушевила его, что он ещё не успел продумать все нюансы. Что простительно в его положении. Сутки бессонной работы, постоянный прессинг со стороны начальства, постоянно ужимаемые сроки. Голова пойдёт кругом после всего такого напряга.

-Что сработает на изменённых это сто процентов, — пораскинув мозгами, ответил он. — На инфицированных спирт тоже должен подействовать, как раздражающий фактор. А вот что насчёт 'спящих' — инфицированных на ранней стадии? Тут сложней. Возможно, что нам и не удастся их выявить. Но с другой стороны, генерал у нас нет другой альтернативы, как только продолжать топтаться на одном месте. А в это время эпидемия будет только распространяться. Люди будут гибнуть. Мы не можем себе этого позволить. Пора действовать. Тем более, что эвакуированных вы не будете сразу отправлять на все четыре стороны. Резервационные зоны позволять разделить людей на малые группы, и со временем определить инфицированных. Инкубационный срок у болезни небольшой. Через две недели все закончится при правильном подходе.

-Хорошо. Убедили, — согласился с приведёнными доводами генерал Овчаренко, снимая трубку с красного аппарата — прямой связи с президентом. — Начинаем эвакуацию. На вас возлагается обязанность проследить за созданием резервационных зон. Проследите, чтоб там сделали всё, как вы считаете нужным, чтоб инфекция дальше карантинных зон не прошла. Вы меня поняли? Хорошо. Тогда ещё один вопрос. По оценкам профессора Школярова биологическое оружие неизвестные лица применили ещё в районе августа прошлого месяца. По-вашему: могли ли инфицированные за этот срок покинуть пределы города и даже страны? И стоит ли в таком случае оповестить об угрозе весь мир?

-Ну и задачку вы мне задали, — с присвистом выдохнул Мирный. — На этот вопрос вам может ответить разве что Господь Бог. Нет, я, конечно, тоже задавался подобным вопросом. Но категорично ответить я на него не могу. Слишком мало данных. Остаётся уповать лишь на счастливый случай. Если болезнь вырвется за пределы города, то человечеству несдобровать. В связи с этим, я категорически настаиваю на увеличение военного контингента. Нужно оцепить город так, чтоб ни одна мышь не проскочила. И резервационные зоны тоже нужно перекрыть, как можно плотнее.

-Сделаем, — пообещал Овчаренко, добавив. — И если вы верите в Бога, то молитесь, чтоб не один заражённый не разгуливал сейчас за пределами города.

Эвакуация.

Середина февраля. 201..г.

Когда страх от безысходности переполняет душу до предела, тогда приходит отупение, схожее со сном. Так и Москву, лежащую под метровым слоем снега, охватило сонное безразличие.

Лишь ежедневные разъезды патрулей на бронетранспортёрах и полуденные сборища людей, ожидающие свою порцию продовольственных пайков, наполняли царство сумрачного страха видимостью жизни. Пункты, по выдачи продовольствия рассредоточили по районам города — это немного позволило разрядить столпотворение народа на небольшом пятачке пространства и не допустить спонтанного демарша недовольных.

Хотя с последним проблем поубавилось. Людям, настолько продолбили мозги о страшной болезни, что любой выход на улицу, у многих уже приравнивался к героическому поступку. Не говоря уже о митингах протеста и тому подобного. Это уже считалось безумие. Жить хотели все.

Статистика по городу ужасала: 180 тысяч пропавших без вести, считай 'заражённых'. Но это только официальные числа. Что на самом деле творилось в Москве, никто толком не знал. И когда генерал с пеной у рта, наконец, доказал, правомочность своих действий, а институт государственных исследований в области микробиологии и вирусологии, проведя эксперименты, убедился в положительном результате изысканий Мирного Сергея Андреевича и дал своё добро, правительству пришлось снизойти до просьб генерала и скрепя сердцем, выдать санкцию на эвакуацию жителей из города.

После чего огромный мегаполис, сбрасывая оковы, сразу же забурлил, как котёл.

Эвакуировать жителей, решено было по железной дороге — недорого, быстро и легко. В целях безопасности воздушного пространства и жизней людей от эвакуации самолётами отказались.

Местом эвакуации выбрали центральные Московские вокзалы: "Павелецкий, Казанский, Савёловский, Киевский, Курский, Белорусский, и Рижский", из-за их большой вместительности и пропускной способности. Территорию вокзалов оцепили бронетехникой; разместили пулемётные расчеты и окружили сетчатым, железным забором с колючей проволокой.

Завидев, наконец, луч света в конце тёмного тоннеля ужасов люди потянулись к месту эвакуации: семьями, группами, толпами — враз позабыв об опасности, — лишь нацепив на лица для профилактики повязки, респираторные маски, а кто умудрялся надеть и противогаз, наивно считая, что эта мера предосторожности спасёт их в случае чего.

И днём и ночью, нескончаемый людской поток, тёк живой рекой по направлению к вокзалам, и вскоре там уже негде было яблоку упасть.

Люди сутками топтались на месте, ожидая своей очереди к пропускному пункту. Этакое серое людское море. Сотни тысяч людей, заняли собой всё видимое пространство вокруг вокзалов. Огромная толпа бурлила, нервничала, гомонила, клокотала, как океан во время бури, и то там, то здесь постоянно возникали потасовки, во время которых чуть ли не сотни людей одновременно, били друг-другу морды, пуская в ход не только кулаки, но и ножи, дубины, цепи.

Военные благоразумно со своей стороны ничего не предпринимали, чтобы навести порядок. Они просто не в силах были что-либо противопоставить озверевшей толпе. Слишком мало было солдат на этакую прорву народа. Единственно, что военные сделали — так это полностью блокировали внутреннюю территорию вокзалов, для полной острастки постоянно оповещая людей: что если кто-то пойдут на штурм поездов, солдаты будут вынуждены открыть огонь на поражение.

При досмотре военные делали предпочтение женщинам с детьми, и только на десять детей приходился один молодой мужчина. Стариков же попросили не беспокоиться раньше времени. Но жить-то хотелось всем. И совсем скоро, именно этот социальный слой населения и нарушил отточенный план действия по эвакуации, перекрыв железнодорожные пути, ведущие из города.

Сбиваясь в огромные толпы, они с дикими криками о неравноправии, запруживали рельсы, останавливая поезда. Вламывались в вагоны и требовали отправки поездов только вместе с ними и ни как иначе. Военным приходилось в срочном порядке оцеплять захваченные поезда и под дулами автоматом вышвыривать уже всех людей на улицу. И невинно пострадавшим ничего не оставалось, как снова идти на вокзал и снова вставать в бесконечную очередь.

Вскоре, к пожилому контингенту населения присоединились и остальные обиженные массы, целиком и полностью поддерживая требования стариков на равноправие и на эвакуацию из города без половых и возрастных цензов, а в порядке живой очереди.

В итоге, люди, охваченные безумством жестокосердия, сами же себе затормозили эвакуацию. Военным пришлось перенести эвакуационные пункты на окраины города, к самой полосе оцепления, зайти за которую без досмотра уже было невозможно.

Недовольные толпы народа с проклятиями на устах стронулись с насиженных мест и подались на новое. Похватав свой скарб, они шли по безжизненным улицам города, топча поздний снег, словно выходя из оккупации, как в войну. Кто брёл по дороге, шаркая ногами, не надеясь на своё скорое спасение; кто бежал, тратя силы, в надежде поскорей выбраться из города, торопя близких и знакомых. А кто просто шёл, потому что шли все.

Никогда ещё Москва не видела такое скопление народа. Если смотреть сверху на город, то на фоне белого снега, можно было увидеть: как тёмно-серые, а то и чёрные, красные, жёлтые, пятна людей, сливаясь в одно целое, создают неразделимое пятно чернильной кляксы. Видно, как эта клякса обтекает бетонные коробки зданий, и временно разделившись, разрезанная домами, снова сливается.

Время от времени, небольшие ручейки притекают к волне из подворотен и тупиков. Живая клякса проглатывает их, вспучивается и раздувается, словно довольный, сытый зверь.

Иногда по поверхности кляксы проходят возмущения и, тогда она колеблется, дрожит: то в центре, то с краёв, но вскоре возмущения затухают, клякса успокаивается, и продолжает неспешно течь к цели, выбрасывая перед собой тёмные щупальца ложноножки.

И было в этом зрелище что-то завораживающее и пугающее одновременно.

Поэтому понять чувства солдаты было довольно легко. Они боялись этой толпы. Боялись её агрессии. Боялись её стихийности. Но больше всего их страшила та неизвестная болезнь, что бесчинствовала в городе. И что каждый человек в толпе мог оказаться потенциальным разносчиком инфекции, подстёгивало солдат к ответной агрессии и нервозности, по отношению к гражданским.

Сержанта Ерофеева, первый раз заступившего охранять пропускной пункт, сразу же ошеломило такое чудовищное скопление народа. Оно повергло его в шок. Там где он рос, у себя в деревне "Горловка", он и за всю свою жизнь видел-то не больше ста человек. А тут... Он даже не мог и представить, что людей может быть так много.

Он, конечно, знал, что в России проживает сто сорок миллионов. Но одно дело знать, и совсем другое увидеть своими глазами хотя бы полмиллиона человек, да ещё когда каждый, что-то от тебя хочет и не просто хочет, а требует, грозится и проклинает, рыдает, умоляет или просто материт, тут волей неволей сойдёшь с ума.

'Если ситуация выйдет из-под контроля, то тут начнётся настоящая бойня', — подобная мысль неотступно бродила в голове Ерофеева, пока он рассматривал толпу и украдкой поглядывал на товарищей с напряжёнными лицами, чьи пальцы уже побелели от напряжения, сжимая автоматы.

Вечерело, и огромный красный диск солнца на фоне безоблачного глубокого неба, клонился к горизонту, уступая место ночи, а с ней и беспощадному морозу, что с заходом солнца только крепчал.

Ночью дежурить легче. Народ нехотя снимался с места, и гонимый морозом, расходился по близлежащим домам, греться и спать. Улицы относительно пустели. Яркими точками загорались костры. Людской гомон стихал. Лишь резкие вскрики или взрыв хохота подвыпившей публики иной раз оглашали окрестности.

Сержант Ерофеев уже подумал, что дежурство пройдёт спокойно. Отстоит он свои положенные шесть часов и пойдёт в теплушку спать. Не тут-то было.

Непорядок на улице первым заметил рядовой Степанков:

-Сержант, смотрите! — вскрикнул он, вырывая Ерофеева из полудрёмы.

Ерофеев глянул в указанное направление и, ему реально стало жарко. Словно на улице температура вдруг подскочила градусов на двадцать.

К пропускному пункту неслась толпа. Человек пятьсот, с криком ужаса на устах:

-ЗАРАЖЁННЫЙ!

* * *

Возбуждённая толпа, словно приливная волна, врезалась с разбегу в закрытые ворота и загомонила, истерично выкрикивая слова проклятия, обращаясь к сержанту Ерофееву, что стоял ближе всех к воротам.

-Впусти нас сука! — с пеной у рта орал какой-то мужик, с бешено округленными глазами сотрясая металлическую сетку.

-Помогите! Пожалуйста, помогите! Впустите нас! — верещали женщины.

-Открывайте твари! Там инфицированный! Он же перебьёт нас!

-Спасите!

-О Боже, я не хочу умирать! Впустите нас! Вот берите всё, что хотите, — протягивали отчаявшиеся люди сержанту в раскрытых ладонях ювелирные украшения, деньги, дорогие сотовые телефоны. — Только впустите. Умоляем.

Видя, что все мольбы разбиваются о стену, люди, потеряв человеческий вид с гримасой животного страха, стали штурмовать пропускной пункт. Насели на ворота. Голыми руками или просовывая в ячейки палки, попытались порвать сетку. Всей толпой навалились на забор и стали его раскачивать, пытаясь завалить ограждения, с таким бешеным натиском, что даже БТР, подпиравшие сетку, начали раскачиваться, подпрыгивая на колёсах, как игрушечные.

Самые отчаянные оставив забор в покое полезли наверх, прямо по головам людей.

Сумерки наполнились: шумом, гамом, криками о помощи и криками боли и отчаяния. Все люди разом сошли с ума.

-Назад! — надрывая голос, орал сержант Ерофеев, паля в воздух. — Все назад!

Два броневика, с железными листами по бокам, рванули с места на встречу друг другу, обдавая людей облаком выхлопных газов, и поцеловавшись носами, замерли на месте, перекрыв ворота.

Ерофеев выстроил солдат в линию, махнул водителям БТР, чтобы те убирались из машин. После чего проорал в рацию:

-Врубайте ток, вашу мать!

С внешней стороны ворот и забора люди закричали от нестерпимой боли. Разгневанная толпа волной отхлынули от железных прутьев, когда с дикими криками с забора посыпались отчаянные сорви головы, как перезрелый виноград.

Взобравшись на бронемашину, Ерофеев оглядел улицу через бинокль, и то, что он увидел, ему очень не понравилось. Вместо того чтобы разбежаться в разные стороны, толпы людей с дальних концов улицы, в искрах и дыму затоптанных кострищ, бежали в сторону пропускного пункта, как вал цунами. Время от времени её заносило то в одну сторону, то в другую, будто стая рыбёшек шарахалась от хищной акулы.

Соваться в эту обезумевшую толпу было чистое безумие, при количестве личного состава в двести человек. И Ерофееву оставалось только ждать развязки, бессильно наблюдая, как в панике беснуется народ. Солдаты ничем не могли им помочь.

Первый страшный удар импровизированного тарана сотряс многотонную машину, словно она из жести. Солдаты, не ожидая никакого подвоха, разом присели, дико озираясь по сторонам. За первым ударом последовал второй, затем третий, четвёртый... К первому тарану присоединились ещё два, после чего бронетранспортёры заходили ходуном, раскачиваясь и набирая амплитуду, всё больше кренясь на бок.

Обезумев от страха, люди задались целью, во что бы-то не стало прорваться на санитарную зону. Им казалось, что стоит им пересечь закрытую зону, и они сразу же окажутся в безопасности. И два тарана — два бетонных фонарных столба, служили тому явным доказательством. Люди готовы были пойти на всё, только бы сохранить жизнь.

Воздух в прямом смысле накалился. Ещё немного и всё полетит в тартарары.

Ерофеев уже распрощался с жизнью, наблюдая, как БТРы под ударами таранов неуклонно кренятся на бок, когда рядом с ним неожиданно возник капитан Соловьёв — командир блок-поста, и голосом на гране нервного срыва закричал в рацию:

-'Альбатрос'! Где ты?!

У Ерофеева даже в ушах зазвенело.

Через секунду в рации послышался ответный сигнал вызова:

-Не кипиши капитан. Почти вышли на цель. Вижу его. О боже! Это не...

'Что это', Ерофеев не успел дослушать. Не вдаваясь в подробности, его сейчас волновало совсем другое, капитан Соловьёв прокричал:

-Так стреляй же! Стреляй! Не-то нас сейчас всех затопчут!

* * *

На следующие утро к зданию районного муниципалитета "Ступино", где расположился штаб оккупационных войск, подъехала чёрная волга. Из машины выскочил профессор Мирный и с поспешной резвостью скрылся внутри здания.

Злой, как сто чертей, профессор ворвался в кабинет генерала Овчаренко, где проходило совещание, и с порога, с возмущением, громко поинтересовался:

-Кто отдал приказ, проводить эвакуацию в массовом порядке?! Кто только до этого додумался?!

Генерал Овчаренко, недовольно поднял бровь:

-Профессор! Вы что себе позволяете... — попробовал он урезонить незваного гостя.

-Вы что не понимаете, к чему это приведёт? — Мирный перебил генерала, продолжая возмущаться. Он даже дышал с трудом, так его душила злость. — Вы отдаёте себе отчёт, что вы натворили?!

Не выдержав нарушения субординации, генерал и сам вскоре разошёлся, краснея от гнева.

-Молчать! — стукнул он по столу, вскакивая с места. — Я не потерплю здесь балагана! Знайте своё место! Хотите услышать ответ? Так это я отдал такой приказ.

-Вы?! — округлил глаза Мирный, не веря, что такой умный человек совершил такую глупость.

-Да, я! — с вызовом повторил Овчаренко. — Вы сами настаивали на быстрой эвакуации. А как вы хотели, чтобы я её провёл? То им перекрой весь город, то теперь охраняй каждого жителя. Так что ли по-вашему нужно было сделать? А где я вам столько людей найду, А?! — И растеряв весь свой запал, генерал устало сел на место. — Вы свободны Сергей Андреевич. Если вы ещё не заметили, у нас тут важное совещание.

Мирный обалдело стоял с открытым ртом и какое-то время не мог прийти в себя:

-Вы? — наконец шёпотом повторил он, как громом поражённый. — Да как вы могли? — подходя ближе, зашипел он на Овчаренко. — Вы понимаете, что в таких условиях распространение инфекции ускориться в разы. Она как пожар охватит всё население города. И вместо того, чтобы спасать, своим приказом вы погубите весь мир. Сейчас же отзовите приказ, и начните эвакуировать людей организованно. Иначе вам не избежать катастрофы, — хрипя на последнем слове, бешено закончил профессор, срываясь на кашель.

То ли жуткий вид профессора Мирного, то ли его чудовищное пророчество в какой-то мере поселили сомнения в душе генерала. А правильно ли он поступил?

-Что вы от меня хотите, — не задавая вопрос, а слабо протестуя, как загнанный обстоятельствами человек, сказал Овчаренко. — Где я возьму вам столько людей? В городе уже двадцать тысяч. Двенадцать тысяч военных и восемь тысяч полицейских.

-Вы, кажется, тоже... — снова закашлялся профессор Мирный. — Вы, кажется, тоже не понимаете, что ситуация висит на волоске. Один неверный шаг и человечеству конец. Город мы уже потеряли. Нужно срочно спасть людей. Карантинные зоны в самом городе не эффективны. Мы уже обсуждали этот вопрос. Это не просто эпидемия. Против нас действуют неподвластные нам силы. Люди, что уже не люди, каждый день пополняют свои ряды, делая нас только слабее. Нужно, как можно быстрее изолировать всех Москвичей в резервационных зонах. Послушайте, — пытался достучаться до генерала Сергей Андреевич, но его прервали.

На столе у генерала зазвонил телефон экстренной связи.

Овчаренко поднял трубку и приложил к уху. По мере того, пока говорил неизвестный докладчик, лицо генерала стремительно менялось в выражении: уставшие глаза остекленели, кожа на лице приобрела землистый оттенок. Генерал Овчаренко в доли секунды постарел лет на десять, не меньше.

Дослушав докладчика, он безвольно опустил руку на стол, так и не положив трубку на аппарат и тихо сказал:

-Полковник Звонарёв, введите в город ещё десять тысяч человек.

-Да где же я их возьму, товарищ генерал! — возмутился полковник. — У нас и так в оцепление города стоит больше пятисот тысяч.

-Ничего не хочу знать. Хоть из земли их выкопай. Мобилизуйте рядовых и офицеров запаса. Перебрасывайте войска из других автономных округов. Но чтобы люди были.

-Есть, — нехотя протянул Звонарёв.

Генерал посмотрел в непонимающие лица подчинённых, и объявил:

-За последние сутки зафиксировано уже пять случаев появления 'мимов' в местах зоны эвакуации. Число погибших во время поднявшейся паники и раненых, дошло до шести тысяч человек. Их просто растоптали.

-Полковник Говорунов, когда прибудет подкрепление, — следом распорядился Овчаренко, — приказываю разогнать людей с улиц, и вплотную заняться организацией эвакуационных работ. Разбить людей в порядке очереди и ужесточить их охрану. И чтоб на улицах вот такого, как сейчас бедлама, больше не было. Вам понятно?

-Да... — промокнул полковник вспотевший лоб белоснежным платком.

-Выполняйте, — распорядился Овчаренко. — И помните. От наших действия сейчас зависит судьба не только Москвы. Все свободны.

* * *

Неизвестно на что пришлось пойти полковнику Звонарёву, и какие грехи он взял на душу, но ему удалось-таки раздобыть людей. И через неделю пополнение вошло в Москву.

Но, что удивительно, похоже, что чаща терпения у москвичей переполнилась к тому моменту, и они совершенно этому не обрадовались, посчитав меру введения очерёдности ущемлением их гражданские права.

В городе снова вспыхнул пожар бунтарства.

Основным зачинщиком массовых беспорядков выступила молодёжь, как самая идеологическая и свободолюбивая часть современного общества. Люди постарше предпочитали по старинке придерживаться иного мнения: что государство всегда право, и сделает всё, чтобы вытащит людей из беды. Молодёжь же, выросшая в условиях анархии, больше не желала мириться с произволом. Они боролись за свободу не гнушаясь использовать в своей борьбе даже методику террористов.

Они обвиняли правительство в бездействие, подначивая ещё колеблющихся к борьбе с агрессором лозунгами на пунктах эвакуации, где говорилось об унижение человеческой жизни и достоинства, эвакуируя людей выборочно. Даже додумались выдвинуть лозунг:

"Заражённый человек тоже имеет право на жизнь и излечение, как и любой гражданин страны".

Всё чаще из уст горожан стали слышны призывы к совместному прорыву оккупационного кольца, не дожидаясь, когда чиновники решат их дальнейшую судьбу.

-Свою жизнь народ должен спасать сам! — кричали они.

Быстро отреагировав на возрастающую угрозу, ставка военного штаба выпустила видеоролик, где говорилось: что пока жители Москвы находятся в городе, то их жизни в относительной безопасности и военные не применят боевое оружие против народа. Но стоит людям попытаться прорваться сквозь кольцо оцепления, военные вынуждены будут открыть огонь на поражение. Ни одна живая душа не покинет границ города, без разрешения на то военных.

Ролик возымел действие, остудив горячие головы. Но неразбериха и страх продолжали накалять страсти в городе.

Что ещё удивительно — немалая часть москвичей, вообще отказалась покидать город, даже под страхом смерти. Оседлые по жизни, потерять квартиру и всё нажитое непосильным трудом, подобное они уже расценивали равносильно смерти, до конца отстаивая своё жильё и имущество.

Те же, кто безропотно подчинился судьбе, теперь передвигался по городу не толпой, как раньше, а строго колоннами на марше, в окружении военных. Каждый день отбирались дома в порядке очереди, и граждан переводили в здания рядом с пропускными пунктами. Их ещё прозвали: "залами ожидания".

Отправляли москвичей чаще всего в Подмосковье, в специально созданные резервационные зоны, где люди находились под постоянным наблюдением медиков. Прибыв на место, эвакуированные не имели право покидать закрытую зону.

Какая ирония...

Люди, считавшие Москву только своим городом, каждый раз воротили нос от приезжих, называя их лимитой или деревней, крича на каждом углу:

-Понаехали тут! Самим негде жить. И чё у себя не сидится!

Вдруг сами оказались в той же ситуации, когда уже 'деревеньщина' была не рада приезду москвичей. Теперь уже сами москвичи превратились в беженцев и лимиту, что понаехала из своего чудного града.

-А их сюда звали? — Задались справедливым вопросом местные "аборигены".

Балансируя между средним достатком и нищетой, местный люд справедливо считал Москву рассадником зла и разврата, где народ зажрался, перестав видеть жизнь в истинном её свете, обворовал всю страну, и бесился с жиру на деньги честных граждан.

И вот сейчас, эти самые москвичи понаехали к ним домой.

Недовольство росло. Совсем скоро среди местных жителей поднялись стихийные митинги. Больше всего их бесило, что приезжим поставляли еду бесплатно, а для самих местных продукты, наоборот, подскочили в цене.

Где справедливость?! — слышались гневные возгласы на улицах подмосковных городов и городков.

Москвичи превратились в отверженных.

-Гнать их отсюда! Не место им здесь! Пускай обратно возвращаются! — ярился народ.

-Сжечь их! А то всю страну чумой заразят!— раздавались призывы на улицах.

-Кара небесная постигла город! Кайтесь безбожники! Вымаливайте прощение у Бога! — кричали не утерявший веру богобоязненный народ.

Пока не случилось страшное, после чего даже местные жители присмирели.

* * *

Эвакуация длилась меньше недели, когда на железнодорожном разъезде в районе станции 'Дедовск' прибыл очередной гружённый людьми состав.

Капитан Фролов выскочил из будки билетного кассира, где согревался чаем между ходками поездов, пробежал в конец пассажирской платформы и, спрыгнув в снег, побежал в сторону оцепленного военными машинами участка, где людей пересаживали из поезда в автобусы и отправляли в резервационные зоны.

-Рота, стройсь! — скомандовал Фролов.

Из грузовых машин повыпрыгивали солдаты и организованно выстроились цепью вдоль вагонов, держа оружие наготове.

-По одному вагону, открывай! — отдал следующую команду Фролов.

Цепь разомкнулась, и к каждому вагону подошло по три солдата.

Первые вагоны разгрузили без особых происшествий. Двадцать человек пришлось увозить в машине скорой помощи. Двое умерли ещё в пути от сердечного приступа. Событие довольно обычное при транспортировке столько народа в стеснённых условиях.

Когда подошла очередь, рядовой Петров в толстых зимних варежках взялся за скобу запорного механизма и, засопев, попытался её сдвинуть.

-Ну, чё ты возишься, рядовой, быстрей давай, — недовольно прорычал на него сержант Головин.

-Не получается, товарищ сержант, скоба примёрзла, — виновато пояснил Петров.

-Ну ё моё... Ну, всему вас надо учить. — Сержант подошёл к Петрову и взялся за скобу. — Давай помогай, — бросил он рядовому.

Вдвоём им получилось скобу выдернуть из пазухи, а вот дальше пришлось повозиться.

-Ты не дергай её, а раскачивай. Туда-сюда, — личным примером показал сержант Головин. — Во...вот так.

-А вы заметили, товарищ сержант, что-то тихо в вагоне? — поправляя сбившуюся шапку, шёпотом спросил Петров у старшего по званию товарища, и шмыгнул носом.

Головин прислушался и, точно, за дверью не раздавался привычный людской гомон, тихий плач, и взволнованные голоса. У сержанта сразу родились нехорошие мысли. Хоть грузовые эшелоны и оборудовались 'теплушками', но ведь всякое может случиться в пути. А на улице двадцать градусов мороза.

Головин треснул кулаком по двери. В ответ та жа тишина.

-Блядь! А ну давай быстрее, не дай Бог, они там все помёрзли, — забеспокоился он, краснея от натуги, пытаясь выдернуть скобу.

Когда скоба выскочила из пазухи, сержант оттолкнул Петрова и, ухватившись за тяжелую дверь, дернул её, сдвигая вбок.

Дверь нехотя поехала в сторону.

-Ой, что это? Это кровь? — услышал он краем уха, удивлённый вскрик рядового Петрова, за секунды до того, как настежь распахнуть дверь.

По всему вагону лежали тела. Трупы людей, уже покрытые морозным инеем. А весь пол был залит замерзшей кровью, словно в вагоне поработала мясорубка.

-Твою мать! — отшатываясь, просипел Головин.

Петрова сразу вывернуло. Он повалился на снег с булькающими звуками, исторгая из себя фонтан недавнего обеда. Сержант же продолжал стоять, словно у него внутри вырос соляной столб, и только глаза безумно бегают по сторонам, пока не наткнулись на две человеческие фигуры. Они вышли к двери, ступая по трупам медленно и настороженно, как два льва перед которыми открыли клетку. Вся их одежда была бурой от крови. Лица перекошены гримасой жестокости. Холодными глазами они следили за Головиным и, судя по их внимательному взгляду: один малейший жест со стороны сержанта, и ему не жить.

Чтобы понять намерения этих двоих Головину не потребовалось много ума. Скорее он интуитивно понял, что перед ним опасные твари. Очень опасные. Что-то подобное говорили на инструктаже про заражённых, но в тот день он как-то не особо предал значения тем, кого никогда не видел в глаза.

И вот они перед ним.

Выводы он сделал правильные, а вот поступил совсем наоборот. Вместо того, чтобы осторожно отойти назад, открывая сектор обстрела, он попытался улыбнуться двум заражённым, хотя лицо у него настолько свело от ужаса, что улыбка легко сходила за оскал. Это послужила для мутантов сигналом.

Ближний прыгнул Головину на плечи и своим весом сломал ему позвоночник. Второй мутант выбрал своей целью Петрова. Рядовой в панике попытался уползти по снегу, скуля, как побитый щенок, когда тварь прыгнула ему на спину, и сломала грудную клетку.

Расправившись с первой преградой, мутанты напали на оцепление. В первые мгновения атаки заражённых, солдаты настолько растерялись перед проявленной жестокостью, что не успели вовремя отреагировать, поплатившись жизнью ещё двоих товарищей. И если бы не приказ капитана Фролова: открыть огонь, неизвестно скольких бы ещё мутанты успели покалечить и убить.

Звуки автоматной стрельбы послужили сигналом ещё для пары мутантов в соседних вагонах. В попытке выбраться из западни, под их бешеным натиском вагоны заходили ходуном, гудя, как колокол. Создавалось впечатление, что внутри не люди, а медведь разбушевался, стучась о стены.

-Эти не последние! — кто-то закричал из солдат, поняв, в чём дело, с ужасом наблюдая, как раскачиваются тяжеленые вагоны, и трещит под чудовищными ударами их обшивка.

Капитан Фролов, не обращая на истеричный крик людей в ещё запертых вагонах, приказал оставить эвакуация и побежал, оскальзываясь на стоптанном снегу, назад на станцию.

Влетев ураганом в диспетчерскую, Фролов поводил бешеным взглядом по помещению, отрыл из кучи бумаг полевой телефон. И дождавшись соединения, скороговоркой выплюнул:

-Подполковника Бердова. Срочно!

Когда послышался недовольный голос подполковника, капитан Фролов, повышая голос чуть ли не до крика, заговорил в трубку:

-Подполковник Бердов, докладывает капитан Фролов с пункта эвакуации номер восемь района "Дедовск". У нас чрезвычайная ситуация!

-Докладывайте, — не задавая лишних вопросов, сухо бросил подполковник.

-У нас попытка прорыва, — одним предложением описал Фролов ситуацию. Больше объяснять ничего не требовалось. И поэтому, следом он задал вопрос. — Жду дальнейших указаний.

Вместо ответа в трубке послышалось невразумительное матерное слово. Потом упавшим голосом подполковник спросил:

-Сколько вы успели уже пересадить людей из поезда?

-Человек двести, — без запинки ответил Фролов, и снова повторил, нервно теребя телефонный провод. — Жду приказов.

На что получил сухой ответ:

-Я не имею права решать такие вопросы. Ждите.

Судя по приглушённым звукам, подполковник Бердов положил трубку на стол, и связался с вышестоящим командованием. Переговорив с кем-то, минут пять, Бердов взял трубку, прокашлялся и мёртвым голосом, как автомат повторил приказ начальства.

-Слушайте меня внимательно капитан и не задавайте никаких вопросов. Это личный приказ Овчаренко. Автобусы с людьми вернуть. К вам никакой эшелон не прибывал. Все следы уничтожить, и сниматься с места. Эшелонов с людьми больше не будет. Как поняли?

-Вас понял, — ледяным голосом ответил Фролов, и положил трубку на рычаг. — Вот и всё, — непонятно, что имея в виду, сказал он сам себе, и вышел из диспетчерской, с таким видом, словно его скоро расстреляют, даже не замечая, как на улице, прорвав серые тучи, выглянуло солнце, и снег радостно заблистал чистой белизной. Вот она сказка зимы.

Фролов взял горсть снега, протёр вспотевшее лицо. Потом поправил фуражку и, сделав один глубокий вдох, отдал приказ по рации:

-Броня, как слышишь? Открыть огонь по вагонам. Приказ генерала Овчаренко. Действуй Лукьянов.

Башни с крупнокалиберным пулемётом на БТРах остались бездвижны. Капитан уже подумал, что Лукьянов откажется выполнять приказ. И он его заранее не винили. Но у Лукьянова всё-таки оказались железные нервы. Он чётко сознавал, с чем имеет дело. И как военный человек не обсуждал приказы. Лишь переспросил для проформы, быстро собравшись с мыслями:

-Повторите приказ.

Фролов повторил приказ: открыть огонь.

Башни трёх бронемашин повернулись в сторону эшелонов и крупнокалиберные пулемёты гулко затумками короткими очередями.

После того, как от вагонов остались одни ошмётки, к ним подошли солдаты с переносными огнемётами и запалили останки длинными струями огня.

Не успели вагоны прогореть, как за поворотом, в лесном массиве, где проходила трасса, прозвучали взрывы и шесть огненных грибов взметнулись над деревьями. Это взорвали автобусы с людьми.

-Да простит Господь нам грехи наши, — с каменным лицом срывая погоны с кителя, сказал Фролов в пустоту. Такая служба была не по нём. Крики людей, молящие о пощаде, теперь будут преследовать его всю оставшуюся жизнь.

Территория врага.

Начало марта 201..г.

Пришедшая в город весна, на первый взгляд ничем не отличалась от зимы. Всё также в небе висят свинцовые тучи, и время от времени из них что-нибудь да сыплется, то ли снег, то ли дождь, сразу и не разберёшь. И повсюду серость, слякоть и тоска.

Такое впечатление, что солнце просто забыло завести будильник. А своими силами оно ну никак не могло проснуться и раздвинуть наконец пелену облаков.

И если днём температура умудрялась доползать до нулевой отметки, то ночью обязательно ударяли заморозки, и улицы Москвы снова сковывал лёд.

Изменения были только в одном — в ветре.

Выспавшись за зиму, он обрёл бодрость и свежесть, и по-весеннему сильный, носился он резвым конём, шныряя галопом по столице.

Он, то зло гудел, запутавшись меж каменных домов; то заливался радостным свистом, высвободившись на свободу. Развив бешеную скорость, он несся подобно тарану, подхватывая с земли то снег, то мусор. И закрутив всё это в безумном хороводе, принимался рыскать в поисках неугодных ему препятствий, чтобы швырнуть на них свою добычу, и устремиться ввысь с осознанием своей безоговорочной победы над жалкими творениями людей.

Этой весной люди оставили на радость ветру полно игрушек — мусор с улиц не вывозился на протяжении всей зимы. Но вот главного и любимого своего объекта — человека, — ветер встречал очень и очень редко и его это несказанно огорчало. Он ещё не знал, что нынешней весной, вылетев из далёких, жарких стран, он прилетит в почти пустой и наполовину мёртвый город. И там, где раньше он встречал: вереницы людей спешащих по своим делам, он наткнулся лишь на гнетущую пустоту, что сама пронизывала ветер. И ветер, уже сам холодея от ужаса, тоскливо выл ночами, заглядывая в окна в тщетной надежде отыскать живых существ.

А что же люди? Что стало с теми, кто по воле судьбы остался заточенным в городе?

Когда ни в чём не повинные граждане, поняли, что эвакуация не просто на время задержана, а вообще остановлена, они чуть не сошли с ума. А может кто-то и сошёл.

Толпы людей ежедневно осаждали военных с требованием вывезти их из города. Организовывали митинги и бойкотировали военное правительство, напоминая о правах человека. Люди плакали и причитали, выли и грозились народным восстанием, но их действия не возымели отклика в сердцах военных.

И тогда, массовые беспорядки вспыхнули по всей Москве.

Отчаявшись, люди собрались в организованные толпы и попытались выбраться из оккупации, и только огонь на поражение, сотни жертв и реки крови, разогнали разгневанные толпы, загнав людей обратно в город.

Не смерившись со своей участью, и пылая злобой, люди отбросили закон, как он отбросил их! В Москве воцарилась безжалостная анархия.

Поделившись на два противоборствующих лагеря, люди жёстко блюли теперь свои собственные законы, время от времени совершая набеги на территорию врага.

Первый лагерь, основали те, кто не хотел мириться со своей судьбой, те, кто не желал считать себя обречённым. Такие, объединялись в коммуны, где у каждого человека были свои обязанности и права: кто распределял еду, кто отвечал за охрану, а кто следил за общими вещами коммуны и т.д.

"Один за всех и все за одного", — гласил их лозунг.

Эти люди чётко подчинялись закону — закону жизни и справедливости: кровь за кровь, жизнь за жизнь. Жизнь для них стала бесценна, но только того, кто подчиняется общим правилам. Жёсткая дисциплина и порядок, сдерживали этих людей в рамках человечности. Был у них и свой лидер. История не сохранила его имени. Своего лидера 'коммунары' строго охраняли, опасаясь его потерять.

Во второй лагерь, многочисленный, вошли те, кто окончательно смирился со своей участью, решив жить так, как кому захочется.

Эти люди сразу занялись безнаказанным мародёрством, жгли дома и разрушали всё что попадалось им под руку. Они насиловали и убивали, всех кто попадался им под горячую руку, в особенности тех, кто, по их же собственному мнению, вообще был не достоин жизни. Эти люди, подонки, освободились от всего того, что их всю жизнь сдерживало, что возможно угнетало или злило их, а возможно и заставляло бояться. Анархия стала их матерью.

Военные как-то раз попытались навести порядок в тех районах города, где селились 'анархисты', но поняв, что без применения оружия ситуацию не урегулировать, плюнули на эту затею и организовали только охрану дальних районов Москвы, где обосновались коммуны.

Центральные районы Москвы практически не контролировались. Там-то и росла анархия во всей своей красе. Там же, по не уточнённой информации военной разведки, разместились и "мимы" — мутанты, бывшие когда-то обычными людьми. Но что они там делали, как жили и чем занимались? Это предстояло ещё выяснить, на горьком опыте.

* * *

В Санкт — Петербурге с самого утра, только забрезжил рассвет, у главного штаба Адмиралтейства собралась толпа журналистов. Она шумела и негодовало, клокоча на разные лады:

-Почему заседание правительства проходит в закрытом виде?

-Народ должен знать всю правду!

-Вы не имеете права скрывать от народа реальное положение в Москве, — скандировала толпа.

Громко переговариваясь и скандаля, корреспонденты резко замолкали, стоило появиться очередному лимузину, чтобы в следующий момент впасть в буйный экстаз. Толпа тут же окрашивалась многочисленными вспышками фотокамер, а корреспонденты, громко выкрикивая вопросы, принимались атаковать оцепление, в надежде прорваться к прибывшему высокопоставленному лицу, чтобы с пристрастием допросить. Но их попытки всегда проваливались. Оцепление не размыкало строй, а высокопоставленное лицо лишь разводило руками и, со словами: "без комментариев", скрывалось внутри здания.

Повестка дня закрытого пленума, гласила:

'Выяснить создавшееся положение в столице на текущий момент. И обсудить дальнейшие планы по устранению угрозы'.

Из-за стола для брифинга поднялся председатель собрания в черном деловом костюме и обратился к залу:

-Господа, прошу тишины. Мы начинаем.

Люди в актовом зале прекратили беседу, и обратили взор на стол для брифинга, за которым восседали: президент, министр обороны, министр экономики, министр внутренних дел, министр безопасности генерал-майор ФСБ, министр иностранных дел и главный эпидемиолог страны — профессор Асанов.

Глава государства начал с места, придвигая микрофон:

-Дамы и господа, вы все ознакомлены с предварительной информацией о текущем положении в Москве, и я надеюсь, никого не нужно уже вводить в курс дела. Поэтому считаю целесообразным сразу перейти к повестке дня. Министр обороны, прошу, вам слово. Пожалуйста, доложите вкратце собранию о том, что сейчас происходит в Москве, и какие меры вы собираетесь предпринять в ближайшие дни?

Из-за стола поднялся генерал-майор Овчаренко, и поправив китель прошёл за трибуну:

-Господа, — громогласно, по-военному обратился он к залу. — Как вам известно, эвакуация города нами была отменена, в силу возникшей угрозы, выпустить вирус за пределы города. И на данный момент, к нашему глубочайшему сожалению, возобновить эвакуацию невозможно, — скорбно изрёк он слова приговора для огромного города.

Глотнув воды из граненого стакана, генерал продолжил:

-Носители вируса, известные, как 'Мимы', больше не поддаются ни морфологической ни генетической идентификации. На сегодняшний день мы не в состоянии отсеять здоровых горожан от заражённых.

Хоть все и были морально готовы к полученным известиям, но всё же зал тихо зашумел.

-Что на данный момент вы предприняли для безопасности оставшихся жителей города? Также хотелось бы узнать точную цифру, количества людей оставшихся в Москве? И какова их дальнейшая судьба? — пришел вопрос из зала.

Овчаренко за софитами не смог рассмотреть, кто задал вопрос и посему, прокашлявшись, обратился ко всем сразу:

-Отвечаю! — громким заявлением, утихомирил он зал. — В создавшейся ситуации беспорядков мы не в силах охватить весь город, и навести там порядок, не избегая жертв среди мирного населения. Люди там находятся в отчаянном положении. Они никому не верят и никому не подчиняются. Единственно, что мы можем и делаем — это поставка продовольствий и вещей первой необходимости. Нам не нужна война с населением. Они нам не враги. Коммунальные службы работают в прежнем режиме под усиленной охраной, бесперебойно обеспечивая город теплом и светом, правда, в минимальном объёме.

Без запинки ответил Овчаренко на первый вопрос.

На второй он уже ответил с немалой запинкой:

-Что по вопросам безопасности, то тут сложней, — протянул он, почёсывая кончик носа. — Нам удалось взять под свой контроль только коммуны. Остальная часть жителей рассеялась по городу, и каждого человека, как вы сами понимаете, взять под охрану не представляется возможным, если он сам этого не хочет. Кто хочет, тот присоединяется к 'коммунарам'.

-Что же до численности? По нашим подсчётам в городе осталось порядка шести миллионов человек.

По залу пронёсся тревожный вздох негодования.

-Вы бросили на произвол судьбы столько людей? Оставили их беззащитными перед мутантами?!

-Нет, что вы. — Замахал руками Овчаренко. — Ни в коем разе. Но поймите! Люди в городе сейчас хотят только одного — выбраться из столицы. Они испуганы, они в ужасе и не хотят слушать голос разума. Но мы не можем пойти на такой риск. Иначе весь мир охватит эпидемия, которой ещё не знала история. Вначале нужно разобраться, с чем мы имеем дело, а потом уже действовать по обстановке. На данный момент мы бессильны что-либо изменить. А вылавливать людей поодиночке и сажать под замок. Во-первых: у нас нет такой возможности, а во-вторых у нас нет таких прав, — сухо закончил генерал.

Затем сквозь общий шум, наконец, пробился конструктивный вопрос:

-Ваши действия по разрешению эпидемиологической ситуации в Москве?

Овчаренко потоптался, потоптался да и высказал:

-Сегодня-завтра, мы направим разведгруппы на поиски мест обитания мутантов. В дальнейшем, мы намерены локализовать очаги заражение, после чего их уничтожить.

И по залу сразу пролетел крик негодования:

-Вы собираетесь уничтожить ни в чём не повинных людей?! Их надо лечить, а не истреблять!

На что Овчаренко задал встречный вопрос:

-А вы думаете, что мутанты — это люди?

-А кто же ещё? — предельно удивились в зале. — Вы не имеете право убивать людей, только за то, что они больны. И даже если они не излечимы. Но, по-вашему, выходит наоборот. Так давайте, убивайте и больных раком и больных СПИДом, да даже гриппом — они же все больны исходя из вашей логики, и представляют опасность для общества.

-Вот только не надо демагогии! — взъярился генерал Овчаренко, потрясая руками. — Вы были там, вы видели "этих ваших людей"?! Нет! А мои солдаты сейчас там и они каждый день видят ваших больных, и каждый раз боятся быть разорванными на куски или заразиться от ваших, так называемых, "больных".

-Генерал, — одёрнул гневную реплику президент.

-Извините, — сказал Овчаренко, вытирая красный лоб. — Просто не могу слышать столь глупые речи. Вы поймите, — снова обратился он к залу, — в Москве, не СПИД, не чума, не другая какая-нибудь болезнь. Там нечто куда более ужасное. Я, надеюсь, вы все сдали при входе мобильные устройства? Сейчас вы увидите секретный ролик. И я настаиваю на том, чтобы то, что вы увидите здесь, здесь же и останется. Надеюсь, после увиденного, вы измените своё отношение к 'больным'.

В зале погас свет. Раскрылся занавес и на белом экране во всю стену замелькали кадры полевой съёмки, где 'мимы' нападали на военные патрули, демонстрируя всю свою жестокость, и сверхчеловеческую силу. И ничего красивого и захватывающего в этом не было, как это показано в кино. Больше всего это походило на документальные съёмки охоты из дикой природы, когда хищник нападает на жертву и живьём пожирает.

Зрелище настолько всех шокировало, что казалось уже ни у кого не осталось сомнений, с чем они имели дело.

После ролика генерал сел на место, не видя больше повода для разговора.

В зале поднялся человек с вопросом:

-Господин президент, я Джон Вармен, представитель ООН, — представился он. — Хотелось бы услышать, что из себя представляет вирус, и какую угрозу он может представлять для всего мира?

-На этот вопрос вам ответит профессор Асанов. К нему поступает вся информация по вирусу. Пожалуйста, профессор. Вам слово.

Профессор Асанов — полный человек с круглой лысеющей головой и живыми глазами; быстренько просмотрел бумаги и убедившись, что все накопленные материалы на месте, захлопнул красную папку, поднялся из-за стола и прошёл к трибуне.

-Здравствуйте дамы и господа. Я профессор Асанов — главный эпидемиолог страны, — представился он аудитории. — Хочу сразу заявить, что вирус, с которым мы столкнулись, не имеет аналогов на Земле, — заявил он уверенно, ничуть не сомневаясь в своих словах. Асанов вообще редко в чём-то сомневался, и всегда рубил правду-матку. И потому продолжил так же бойко, как и начал.

-Потому что он не подходит не под одну классификацию известных нам патогенных микроорганизмов и их возможных комбинаций. — И раскрыв папку, он стал читать. — Вирус представляет собой набор генов, несущих в себе неизвестную нам пока программу. Как известно организм поражённый вирусом чаще всего погибает. Тут же мы имеем удивительную особенность. Вирус не разрушает носителя, а наоборот перестраивает его, наделяя носителя сверхспособностями в области физического развития. Но что ещё более удивительно, каким-то непостижимым образом, вирус трансформирует сознание человека, после чего больной больше не ощущает себя человеком, а видит себя кем-то другим. Но кем? — на секунду оторвав взгляд от документов, спросил Асанов. — Нам это пока не понятно, — разведя руками, ответил он и снова уткнулся в папку с бумагами.

-Раньше с перестройкой сознания, больной резко деградировал. Его умственные способности почти сводились к нулю. Оставались только инстинкты. Но то было раньше. Вирус постоянно пытается ассимилироваться со своим носителем, непостижимым образом пытаясь сделать так, чтобы носитель ничем не отличался от обычных людей и в тоже время был лучше, сильней, быстрей, умней. Ничего подобного я ещё не видел, и ни о чём подобном никогда не слышал. А посему заявляю: в Москве было применено биологическое оружие массового поражения. Неизвестный науке вирус может быть только искусственного происхождения.

После такого громогласного заявления, по залу понеслись крики удивления, вперемешку с возмущением. Даже сам президент удивлённо уставился на профессора, не ожидая такого поворота дел.

Чтоб хоть как-то купировать нарастающий скандал, Асанов поспешно заявил, повышая голос до предела:

-Но смею вас уверить, Россия не способна, на такого рода эксперимент. У нас просто нет таких возможностей и технологий.

-Протестуем! — закричали с трибун стран ЕС. — На чём основано ваше предположение, что вирус искусственного происхождения?

-Из-за его необычных свойств! — потрясая своей папкой с документами, выкрикнул Асанов. — Здесь все ответы. Пораскиньте мозгами. Ни один патогенный вирус не способен изменять человека, не разрушая его самого, а тем более маскироваться. Ведь изначально мутанты существенно отличались от людей. Но уже через месяц мы уже не можем отличить здорового человека от заражённого. Нет господа. Вирус с которым мы столкнулись, является не просто набором генов, а это целая программа с последующими операциями изменения.

К концу выступления доктор Асанов, решил ещё влезть и в спор, затеянный ещё генералом Овчаренко:

А ваш вопрос: являются ли заражённые людьми?! — выкрикнул он. — Не выдерживает никакой критики. 'Мимы' — это абсолютно новый вид людей, с глубокими и невозвратными изменениями психики и физиологии. И их первостепенная цель, на сегодняшний день, является замена нас на себя!

Что тут началась.

Отовсюду послышались возмущённые крики. Аудитория накалилась до предела.

-Бред!

-Шарлатан!

-Да он вообще, знает о чём говорит?!

-Сказки нам тут рассказывает! Это же надо такое выдумать!

Асанов же, напоследок прокричав:

-У меня всё! — и не став вступать в полемику с разбушевавшейся аудиторией, раздражённо сел на место, нахохлившись, как курица.

-Я Джессика Стайл, представитель международного эпидемиологического общества. — Представилась женщина лет сорока, поднявшись во весь рост. В руках она держала блокнот, в который с немецкой педантичностью заносила заметки. — Мой коллега, только что произнёс великолепную речь, но его умозаключения, по крайней мере, смешны, — фыркнула она, поправляя дорогие очки. — Утверждать, что вирус, найденный в Москве, искусственного происхождения, просто глупо.

На столь резкое замечание, доктор Асанов, только зло пробурчал себе под нос, нелицеприятные слова в адрес этой Джессики.

-Могу вас уверить, — продолжила Стайл, подчеркивая что-то в своём блокноте, — знания человечества в области ДНК и генов не только человека, но и всего живого мира, настолько скудны, что ни одно государство не в состоянии создать что-либо подобное вашему вирусу. — При этом, слово "вашему", немолодая леди, особенно выделила, сделав на нём ударение. Видно всё-таки на что-то да намекая.

-И по всему выше сказанному, — подвела она итог. — Напрашивается законное сомнение, что над проблемой неизвестного науке вируса, работают квалифицированные люди!

Выговаривая последнюю фразу, голос Джессики неподдельно дрогнул от возмущения и она потребовала. Именно потребовала:

-Наша организация требует, что бы Россия предоставила нашим специалистам образцы вируса. А ещё лучше живого мутанта.

На что президент, прильнув к микрофону, спокойно ответил:

-Ответ отрицательный. Ни один образец и ни одна клетка с вирусом не покинут пределы города. Это слишком опасно. Если же вы намерены оказать нам посильную помощь, то милости просим. Только вашим специалистам придётся работать в закрытой зоне, без права покидать город без карантинной санобработке. На территории Москвы работает спецлаборатория, где наши учёные работают непосредственно напрямую с вирусом. Вы можете присоединиться.

-Спасибо за предложение. Мы подумаем.

После категоричного отказа, у Джессики Стайл по-настоящему вытянулось лицо и, загасив жадный блеск в глазах, она плюхнулась на место, раздражённо захлопывая блокнот.

Вслед за Джессикой из зала поднялся мужчина, тоже лет сорока, и тоже в строгом чёрном костюме. С лицом, будто вырубленным из камня и жёстким серыми глазами, которые с цепкостью профессионала оглядывали аудиторию, пытаясь не упустить ни единой детали:

-Пэрри Ротман, представитель блока НАТО, — представился мужчина.

"ЦРУ-шник, — с нескрываемым отвращением догадался Овчаренко. У него был нюх на шпионов — Вот значит как... Налетели, забеспокоились, стервятники. Вы своё не упустите, не так ли?".

-Я внимательно ознакомился с предоставленными материалами и пришёл к неутешительному выводу. Учитывая сложившиеся обстоятельства, мы полагаем, что угроза нависла не только над вашей столицей, — на безупречном русском продекламировал Ротман, — но и над всем миром. Мы требуем, разрешить нам ввести на территорию России иностранный контингент, как вы его называете, в помощь вашим войскам. А также разрешить, размещение военной базы НАТО, непосредственно рядом с территорией города, для снабжения ваших войск и жителей города гуманитарной помощью.

От непомерной наглости "человека в штатском", у сидящих за столом членов правительства, отвисла челюсть.

Со сталью в глазах президент заявил:

-Ни один иностранный солдат не переступит границ Российской Федерации. Мы сами в состоянии справиться с проблемой. И впредь, я попрошу представителей иностранных государств, не лезть к нам с подобными требованиями. Что же по вопросу о гуманитарной помощи? — произнёс глава государства, и далее продолжил более в мягкой форме. — То мы не откажемся от поставок современного оборудования, в области генетических исследований и вирусологии. В остальных же аспектах, мы не нуждаемся ни в чьей помощи.

Получив отказ, у Ротмана, на лице от злости заиграли желваки:

-В таком случае... — прошипел он как змея, — я должен предупредить правительство России. В случае распространения заразы за пределами вашей столицы, и расползания её по стране, мировое сообщество будет вынужденно сжечь в ядерном огне европейскую часть России. И вы не посмеете нанести ответный удар по этическим соображения. Мы вынуждены будем защищать весь мир от новой чумы. Иначе вымрет всё человечество.

Это была уже просто наглость чистой воды и глава государства, побледнев, взбешённо поинтересовался:

-Это угроза?

-Нет — это предупреждение, — не теряя лица, гордо ответил Пэрри Ротман и с достоинством сел на место.

-Блок Азиатских стран присоединяется, — выкрикнул человек из китайской делегации. — Вирус представляет слишком большую опасность для всего мира, чтобы с ним не считаться.

-Хорошо, — пошёл на мировую президент. — Мы это учтём и постараемся сделать всё возможное, чтобы мировое сообщество не беспокоилось. На этом всё дамы и господа. Мы будем делиться с вами всеми поступающими данными от учёных.

Уже в коридоре президент взял под руку генерала Овчаренко и отвёл в личный кабинет.

-Хочу поговорить с вами тет-а-тет, — сказал президент, садясь в кресло. — В неофициальной обстановке, если не возражаете.

-Нисколько.

Овчаренко сел напротив главы государства и приготовился слушать.

-Вот и хорошо. — Президент помассировал глаза. Усталость плохо сказывалась на его здоровье, но от ответственности он не мог никуда сбежать. Всегда нужно чем-то жертвовать. — Вы только что слышали, как отреагировала мировая общественность на угрозу мировой пандемии. И я отлично их понимаю. Мы сейчас находимся в очень щекотливой ситуации. Нужно разрубить этот гордиев узел, пока весь мир не охватил хаос.

С одной стороны мы имеем под боком опасный вирус и мутантов. И мириться с этим мы никак не можем. С другой стороны престиж нашей страны. Если мы развяжем войну с 'мимами', то нам тут же все припомнят Советский Союз с его репрессиями и тиранией, и это сильно ударит по экономике страны. Это Американцам позволено уничтожать мирных людей в непризнанных войнах. И все будут молчать. Потому что трусы. Но стоит нам поступить, хоть на треть точно так же, как нас сразу же заклюют.

На самом деле всему миру глубоко наплевать на тех бедняк, что сейчас заперты в Москве. Это всего лишь повод. И наша задача — этот повод устранить.

-Что вы конкретно предлагаете?

Овчаренко в принципе догадался, куда ведёт президент, но хотел услышать это из его уст. Но глава государства не стал сразу выкладывать на стол все карты. Вместо этого он проникновенно поинтересовался, прищурив глаза:

-Вы верите, что в центральных районах Москвы ещё остались здоровые люди?

Генерал поёрзал в кресле, и только отрицательно мотнул головой. Ему вдруг страшно стало озвучить ответ словами. Слишком чудовищная цифра стояла за этим простым ответом.

-Вот и мне плохо в это вериться.

-Вы предлагаете...

-Я предлагаю, — повысил голос президент, — не втягивая армию, малыми силами совершить 'тихую войну'. Нужно обнаружить и уничтожить все массовые скопления людей. По данным разведки 'мимы' именно так себя и ведут — сбиваются в организованные группы. И что они там замышляют, одному Богу известно. Лично я не хочу увидеть результат их заговора. И вы, я думаю, тоже. Вы в силах провести такую операцию?

-В принципе такое возможно, — замялся генерал. Уж в слишком щекотливую ситуацию его взяли. Такая ответственность не по нему. Но что делать? Он подневольный человек. И должен подчинятся приказам. — Единственная загвоздка: мы совершенно не знаем, что сейчас твориться в центральных районах Москвы, и какими силами располагают 'мимы'.

-Вот и выясните это, генерал. Я на вас полагаюсь. На днях, я подпишу приказ: о ваших неограниченных полномочиях. С этого дня вы становитесь главнокомандующим на Московском фронте. Принимайте командование и начинайте приводить в действие план 'тихой войны'.

* * *

На пустыре, за железнодорожными путями, через каждые пять метров, цепью по двоя в звене стояли солдаты из оцепления и тоскливым взглядом наблюдали, как на заблокированный город маршем наступает ночь.

-Как-то тихо. И жутко до усрачки, — нервно прошептал, рядовой Синицын, своему напарнику, поправляя автомат. — Ни одного огонька и шума от машин нет. Ни звука. Видеть уже не могу этот город-призрак.

-Чё, забздил? — подначил напарника, рядовой Васильев, сплевывая на землю. — А слабо счас туда прогуляться? — указал он на вымерший город.

-Да пошёл ты. Сам иди.

-Ха, забздил, — гоготнул напарник. — Не боись браток, я с тобой. В обиду не дам. — И в подтверждение своих слов, Васильев положил правую руку на плечи напарнику.

-Да иди ты. — Синицын сбросил его руку со своего плеча. — Сам же обоссышься, если ночь выстоишь.

-Эх Синица, плохо ты меня знаешь, — притворно улыбаясь протянул Васильев. — Я, может, вообще ничего не боюсь, в отличие от некоторых — зайчишка трусишка.

Синицын отвернулся от нахальной рожи напарника. Промолчал, не желая продолжать глупый разговор.

"Да я боюсь, — мрачно подумал он, про себя. — Ну и что из этого. Половина, из их части, боится ночных дежурств. Ночью вступают на дежурство в основном бойцы спецназа МВД — это они ничего не боятся. Какая же у этих ребят должна быт психика железная, чтобы ничего в своей жизни не боятся или прятать страх так глубоко, что сразу и не отыщешь? — каждый раз удивлялся Синицын. — А Васильев только кочевряжится перед ним — новичком, а сам, каждый раз трясётся, когда распределяют часы дежурств".

-Чё нахмурился как суслик? — толкнул напарник Синицына. Нет реакции. — Чё обиделся? — удивился тогда Васильев. — Да ладно тебе, брось. Давай лучше посмолим, пока прапор-папа, куда-то отлучился, — предложил он. Достал из нагрудного кармана пачку, поделился куревом с напарником и, прикрыв ладонью тлеющую сигарету, молча затянулся.

-Вообще-то ты прав, стрёмно как-то, — пошёл он на-попятную, после пары затяжек. — Я б точно ночью не хотел дежурить. Смотри дома темные, мрачные; улицы не освещаются. Холодно, пусто, страшно. — описывая местность Васильев, постепенно переходил на загробный голос. — А за каждым поворотом поджидает "мим", чтобы вырвать твоё маленькое сердце. Ууу...мясо, мясо. — Скорчив рожу Васильцев изобразил "мима", нависая над Синицыным.

-Бля, да пошёл ты, идиот. — Раздражённо оттолкнул его Синицын. — И так на душе кошки скребут, а ещё ты лезешь со своими шутками дурацкими. Ты вот вообще задумывался хоть раз, что ты будешь делать, если "мимы" попрут из города, а? И прямо на тебя.

-А я их тогда вот так... — И Васильев держа в зубах сигарету, поднял автомат и, подражая голосом, стал изображать стрельбу, — та-та-та-та, и в рядочек. Астелависта бэби.

-Дебил ёб, — матюгнулся Синицын на шутку. — Пиздец, с кем я разговариваю? С идиотом.

А Васильеву хоть бы что, только удовольствие. Стоит и смотрит на зелёного напарника, с довольной улыбкой во весь рот. Потом резко оглянулся, и вдруг, чего-то испугавшись, тихо прикрикнул:

-Чёрт, кончай базар, сюда кто-то едет. Туши сигаретину, — и первым швырнул окурок на землю.

Синицын обернувшись, разглядел цепочку автомобильных фар, что направлялись в их сторону. Сделав пару быстрых затяжек, он последовал примеру Васильева.

Через пять минут восемь военных грузовиков поравнялись с часовыми и, не притормаживая, проследовали в город, выбрасывая в морозный воздух облака выхлопных газов.

В грузовиках сидели хмурые парни в камуфляже и в масках.

-Какой-то странный у парней камуфляж, серый кажется? — поделился Синицын наблюдением.

-Ага, я тоже заметил, — ответил напарник. — Может из разведки кто? ГРУ-шники или ФСБ.

-Интересно куда их?

-А тебе не всё равно? Вон лучше гляди, наша смена топает. Наконец-то, а то я весь уже продрог.

Рядовой Синицын оторвался от созерцания города и уже через десять минут, благополучно сдав пост, шёл вместе с напарником в казармы, отдыхать, выбросив из головы все ненужные вопросы.

* * *

Военные грузовики марки "Урал", прибыли на блокпост в районе "Бабушкинская" в девятом часу вечера. Когда машины оказались в охраняемой зоне, из них стали выпрыгивать люди в странной, камуфляжной форме, серого цвета. Построились в шеренгу и замерли, как изваяния.

С виду прибывшие, ничем не отличались от обычных вояк, что несли дежурство на территории блокпоста. Но было в них что-то неуловимое, что заставляло людей сторониться их. От них веяло угрозой и смертью.

Капитан Романов плевать хотел на то, какое он и его люди вызывали впечатление у местных вояк. Вот на что он сразу обратил внимание, так это на город.

"Москва — огромный город. Когда он, в последний раз был здесь? Кажется, пять лет назад. В тот раз город просто пестрил огнями, был наполнен шумом, гамом и людьми, а жизнь в нём просто кипела. Но не сегодня".

Этим вечером столица встретила капитана могильной тишиной и непроглядной тьмой. Ни одного лучика света в окнах, ни одного захудалого фонаря не горит, ни одного прохожего. А машины, что нескончаемым потоком, лились по магистралям города, издавая ужасный шум и выбрасывая в атмосферу удушливый угарный газ, стояли сейчас по обочинам дорог, мёртвые и безжизненные, как пустые консервные банки, брошенные за ненадобностью. И повсюду клубиться мрак.

Вдруг ночной воздух пронзил отчаянный крик издалека. Так могло кричать только животное или человек стоящий на пороге страшной и неизбежной смерти. Все, кто был на территории блокпоста, синхронно вздрогнули, и притихли, покрывшись мурашками.

-И часто это у вас здесь? — поинтересовался капитан Романов у какого-то сержанта, что испуганно вглядывался во мрак.

Сержант, оглядел Романова с ног до головы, севшим голосом ответил:

-Частенько.

* * *

Утром две роты спецназовцев в серой форме без опознавательных знаков, разбили погрупно, дополнив личный состав десантниками 'ВДВ'.

В десять ноль-ноль по Московскому времени сто пятнадцать разведгрупп, общей численностью в десять тысяч человек, двинулись по всей Москве к центру столицы, беря его в кольцо.

Грузовые машины развезли солдат по оговорённым секторам, откуда разведчики уже пошли своим ходом, планомерно, метр за метром, прочесывая территорию: заглядывая под каждый куст, в каждый подъезд, в каждую квартиру.

По оценкам специалистов — операция по выявлению врага и его уничтожения, должна была продлиться не больше недели.

Взвод капитана Романова выбросили у "Белорусского вокзала". Его подразделение являлось замыкающим. Им вменялось подчищать хвосты, за основным кольцом наступающих войск.

Когда грузовики уехали, капитан Романов с новой силой поразился пустоте города и страшной звенящей тишине, прерываемой только звуками глухих коротких автоматных очередей. Казалось город замер в ожидании чего-то ужасного. Зона отчуждения города призраков.

-Вперёд, — отдал команду Романов и взвод спецназовцев, численностью тридцать человек, цепью, неспешным шагом пошёл по пустынной улице, внимательно оглядывая окрестности, в поисках потенциального противника.

В ста метрах справа, шла вторая группа подчистки. Их даже можно было разглядеть, выйдя на широкие магистрали, заполненные брошенными машинами.

На пути следования нередко попадались наспех сооруженные баррикады, частично уже разобранные группами зачистки, что шли впереди. Повсюду разгром, следы пожаров и хаоса. Похоже, в городе велась нешуточная война и чем ближе к центру, тем всё больше следов погрома и разорения, выглядящих просто ужасно, особенно на фоне: подтаявшего серого снега с черными проплешинами пожарищ, и такого же серого, свинцового неба. Как в годы второй мировой войны.

С каждым шагом всё отчетливей становились слышны звуки стрельбы и скоротечного боя. Спецназовцы то и дело натыкались на тлеющие или ещё горящие останки людей, а может и мутантов. Уже и не разберёшь. Это работала основная группа зачистки.

-Ничего себе здесь бойня была, — оглядывая трупы, и осторожно через них переступая, присвистнул грузный спецназовец.

-Да уж. Парни там нюхнули пороху, а мы всё тащимся, как черепахи, — подал голос его напарник. — Сколько можно! Где эти страшные мутанты? Надоело всего бояться, скорей бы уже в бой с ними вступить.

-Отставить разговоры. Эфир не занимать. — Рыкнул на них капитан Романов. — Сержант Кротов, проверить вон тот подъезд. Что-то он мне не нравится. Такое впечатление, что группа зачистки его пропустила.

-Есть.

Пятнадцать человек отделились от взвода, и быстро скрылись в десятиэтажном доме.

-Остальным рассредоточиться. Кого увидите не нашего стрелять на поражение.

Через пятнадцать минут по рации пришёл рапорт от первой группы:

-В подъезде никого.

-Подвал — чисто.

-Квартиры — чисто.

-Крыша — чисто.

-Вас понял. Отбой, возвращайтесь назад, — передал Романов.

Вернувшихся спецназовцев встретили вопросами:

-Ну что парни, опять мимо? Эх, видно не судьба.

-И то правда. Мы так и до конца операции не увидим мутантов.

-А хотелось бы?

-Очень, твою мать, прям руки чешутся.

-А я, например, не хотел бы. Мы так мило гуляем. — Пришлась шутка к месту.

И в эфире раздался дружный смех.

В течение последующего часа "прогулки" по безлюдному городу, у Романова стала нарастать необъяснимая тревога. Его всё сильнее преследовало ощущение безысходности и западни. Ему казалось, что это не они, вооружённые до зубов вышли на охоту на мутантов, а наоборот — мутанты, охотились сейчас на них, завлекая в западню. Виной его тревоге послужили неутешительные наблюдения — судя по докладам от основных групп зачистки, мутантов нигде не было, лишь праздно шатающиеся одиночки и немногочисленные группы вандалов.

Сам Романов со своей группой сейчас вообще, как на прогулке.

Тут хочешь не хочешь, задашься неудобными вопросами:

"Так куда же подевались мутанты? Попрятались? Или же готовят подлую ловушку?".

Придерживаясь основного маршрута, спецназовцы планомерно осматривали улицу за улицей. Заглядывали в каждую подворотню, в каждый дворик, подъезд, улицу — ничего, ни души, пусто. Лишь только одиноко лежащие обгорелые трупы, да и те не на каждом шагу.

Основное столкновение людей с 'мимами' произошло лишь в начале операции, после чего мутанты куда-то скрылись, разбежались как крысы.

Оглядывая очередной труп, и пиная его носком армейского сапога, капитан Романов погрузился в безрадостные мысли, на секунду отключившись от реальности. Неожиданный вызов по рации заставил его вздрогнуть, и покрыться холодным потом.

-Стойте! Капитан слышите? Кажется это двадцатка, наша группа зачистки.

Спецназовцы сбились с шага, разрывая строй. Прислушались.

Для лучшей слышимости, капитан Романов снял с лица маску и глубоко вдохнул свежего воздуха. Струя прохладного ветра, ударив в лицо, приятно охладила кожу, высушивая бисеринки пота.

Сквозь ватную тишину, до него донеслись приглушённые звуки стрельбы. Раньше все чаще стреляли одиночными, будто трель птиц. Сейчас же издалека доносилась настоящая канонада. Так могли стрелять только по одной причине. Двадцатка вступила в кровопролитный бой.

-Капитан, что будем делать?

Тридцать пар глаз уставились на Романова, ожидая команды.

-Следуем проложенным курсом. — Ответил капитан, после секундного молчания. — Просьбы о помощи не поступало. Без нас справятся. Их там больше ста человек. Наша задача уничтожать проскользнувших за оцепление мутантов. Продолжаем патрулирование.

И только он отдал команду, как общий эфир наполнили статические помехи, сквозь который прорвался голос на грани паники:

-Приём всем кто меня слышит. Это двадцатка! Повторяю, это двадцатка. Просим помощи...мы наткнулись на их гнездо...они прут изо всех щелей...они повсюду. Выручайте парни, здесь становится жарко.

-Это двадцать второй, слышу вас. Идём на помощь. Мы в метрах в пятистах от вас. Держитесь! — прокричал в рацию Романов и отдал другую команду:

-Все слышали! В колонну по двое, стройсь! Сержант Кротов — ведущий. Бегом марш!

Тридцать пар сапог дружно застучало по асфальту, меся подошвами подтаявший мартовский снег.

Чем ближе подбиралась группа Романова к двадцатке, тем отчетливей раздавались выстрелы. Шквальные, хаотичные. Патронов не жалели. Палили во всё, что движется.

-Двадцатка вон за теми домами. — Указал Романов на два девятиэтажных дома, что как скалы отделяли спецназовцев, от роты Попова. — Давайте поднажмём парни.

До намеченных домов оставалось пятьдесят метров, тридцать, двадцать. Как вдруг из-за бокового здания — покосившейся красной пятиэтажки с выбитыми стёклами — выпорхнула стайка ребятишек, лет десяти-тринадцати и, заметив солдат, настороженно замерли, сбившись в кучку.

-Оп-па. А эти откуда взялись? — изумился сержант Кротов — ведущий группы. — Капитан, вижу детей! — доложил он о помехе спереди, и замер как вкопанный, не зная как действовать.

Романов и сам был не менее шокирован. Уж кого-кого, а детей он меньше всего ожидал здесь увидеть. А потому и упустил момент, после которого ситуация стала стремительно выходить у него из-под контроля.

Сержант Кротов из чувства сострадания, и естественного желания защитить слабого, сделал пару шагов по направлению к кучке детишек и, призывно махнув рукой, крикнул:

-Эй, ребятня, дуйте сюда! Здесь оставаться опасно. Тут сейчас проводится боевая операция. Мы вас выведем из опасной зоны.

Дети как будто только и ждали приглашения, и сразу же побежали к "спасителям".

И тут Романов опомнился. Весь страх, тревога последних часов и вся муть того же рода, протестующе всколыхнулась чёрной волной, завопив об опасности.

-Назад! — страшно заорал он на детей, угрожая автоматом. — Назад! Ещё шаг и я стреляю!

Словно врезавшись в стену, дети встали как вкопанные, вытаращив глаза. Самые маленькие разревелись. Остальные просто стояли, прижавшись друг к другу, и дрожали от страха. Бедные, беззащитные, худые, с грязными мордочками и огромными внимательными глазами, как у птичек.

-Что вы делаете капитан?! Это же дети?! — возмутился сержант Кротов, мечась взглядом от детей к капитану.

Романов и сам не мог объяснить свой поступок. Он даже себе не мог объяснить, почему он так поступает. Но всё вокруг — эта обстановка, этот город, эти пустые и безлюдные улицы, эти мутанты, капитан Попов, что сейчас вёл бой в ста метрах от них, взывая о помощи. Всё это давило на психику, искажая восприятие реальности и до предела оголяя нервы.

'Не может здесь быть детей. Не может!' — истерично кричала интуиция. — 'Когда неподалеку слышна стрельба, взрываются гранаты, кричат и умирают люди'.

-Подожди. — Романов остановил поток возмущений сержанта, и связался по рации с капитаном Поповым:

-Двадцатка, приём, как слышите. Двадцатка отвечайте.

-Двадцатка слушает, — прорезался сквозь помехи и звуки стрельбы голос Попова. Ощущение такое, что сражение перенеслось сюда за доли секунды.

-Двадцатка, вы пропускали из зоны зачистки детей?

-Каких детей на..й? Ты о чём капитан?! Нас тут давят, как мух! У меня пол роты уже выведено из строя. Никаких детей мы не пропускали! Не было никого! Где вы находитесь? Приём.

-Мы близко. Скоро будем. Держитесь. Конец связи.

Романов внимательно оглядел стайку ребятни. Дети, как дети. Но что-то в них не давало ему покоя. Незаметная на первый взгляд деталь. Что-то здесь было не так.

Ещё раз внимательно присмотревшись к детям, он уже готов был сдаться и признать, что у него просто расшалились нервы, как наткнулся на неестественный обстановке детский взгляд. Эти глаза...

Взгляд настороженный, внимательный, как у профессионалов, и ни капли сомнения, а страх всего лишь обманка. На самом деле они ничего не боятся, ни стрельбы, ни наставленного на них оружия, ни криков и взрывов.

В этих детях всё было ложное. Одно притворство, понял капитан, и у него по коже побежали мурашки, словно прямо сейчас смерть дыхнула ему в затылок.

-Все слышали? — обратился Романов к спецназовцам. — Из зоны зачистки никого не выпускали. У нас приказ, никого не оставлять в живых. Это уже не дети. Они заражены.

-Да плевал я на ваш приказ! — сорвался сержант Кротов, пропустив мимо ушей предупреждение о заражённых. От одной только мысли, что ему прикажут стрелять в детей, его уже всего воротило от отвращения ко всем тем, кто отдавал такие приказы.

Остальные спецназовцы поддержали товарища. Послышался нестройный гул из голосов согласия.

-Оставить! — прикрикнул на подчинённых Романов. — Отставить разговоры! Слушай мою команду! Детей в расход! Целься! — и первым навёл автомат на кучку детей. — Огонь!

Но выстрелить ему не дали.

-Опустите автомат капитан, — ледяным голосом проговорил сержант кротов, наводя дуло автомата на командира, и потом скороговоркой прокричал. — Это приказ! Опустите оружие! Или я буду вынужден стрелять!

-Ты отдаёшь себе отчёт, что ты сейчас делаешь, — не менее ледяным голосом ответил Романов. — Ты под трибунал у меня пойдёшь за неподчинение.

-Плевал я на ваш трибунал! Плевал я на вас всех! — сдали у Кротова нервы. — Парни вы со мной? Или с ним? Кто из вас будет стрелять в детей?

-Капитан опустите оружие. — К сержанту присоединились ещё трое спецназовцев. Через минуту их уже было двадцать. Все целились в своего командира. У всех были дети. Все были любящими отцами. И убивать детей было выше их сил. Лучше трибунал.

-Ну хорошо. Раз вы не хотите, то я сделаю всё сам. — Не обращая на дула автоматом, Романов хладнокровно повернулся в сторону детей. Прицелился. И...

-Дяденьки нам страшно. Спасите нас, — хором жалобно проблеяли дети.

И тут даже у Романова дрогнуло сердце. Не мог он выстрелить в детей. Не мог!

Но у него приказ. И не только это заставило его собрать все силы. Он всегда доверял интуиции. А она сейчас просто орала благим матом, предупреждая об опасности. Его задача, как командира, сохранить личный состав. Сохранить жизни своим товарищам, отцам, мужьям, сыновьям, не дав им совершить роковую ошибку, поддавшись на чары псевдо детей.

-Да что же мы звери что ли!

Последняя капля терпения упала в чан неравнодушия, и сержант Кротов уверенно направился к детям. За ним последовал почти весь взвод, оставив Романова наедине со своими мыслями.

Всего детей было шестнадцать. Спецназовцы посадили самых маленьких себе на руки, а ребятишки постарше прижались к бойцам, как испуганные зверушки.

-Всё хорошо. Сейчас мы вас выведем в безопасную зону. Держитесь ближе, — заботливо успокаивал детишек сержант Кротов, взяв на себя командование.

Романову в этот момент, казалось, что он медленно сходит с ума. Ситуация совершенно вышла из-под его контроля, и он уже был бессилен, что-либо изменить. Бойцы его не слушались. Они поддались голосу чувств — самому плохому советчику из всех возможных. Романов никому бы не пожелал пережить то, что переживал он сейчас — момент полнейшей капитуляции.

'Нет, чёрт возьми! Он так просто не сдастся!'.

-Назад! Я приказываю: все назад! — лютый львиный крик Романова разорвал благостный момент довольства и маленького счастья. — Детей на землю! Надеть лицевые маски! Это приказ!

Срывая голос, и понося весь свет на чём стоит, Романов попытался призвать бойцов к порядку, уповая на авторитет, но ничего не вышло. Спецназовцы остались глухи к его командам. В запале Романов вскинул автомат и дал очередь. Пока только в воздух, но следующая полетит в эту безмозглую толпу.

-Оружие на землю, сука! — прокричал Кротов командиру. — Оружие на землю! Лечь лицом вниз! Иначе открываю огонь на поражение!

Остальные спецназовцы заученными движениями быстро прикрыли детей своим телом, и ощетинились оружием.

-Оружие на землю! — брызжа слюной орал Кротов.

-Ты не можешь мне приказывать! Я твой командир! — вступил в перепалку Романов. — У тебя есть приказ сержант — всех гражданских в расход. Тут нет больше людей. Все они заражены!

-Ты сошёл с ума, капитан! Только послушай себя! Мы отказываемся выполнять этот бредовый приказ. Мы шли уничтожать мутантов. Но это... Посмотри внимательно капитан. Перед тобой маленькие дети, а не мутанты. Или ты совсем ослеп, от своей жажды крови!

-Это вы все слепцы! Вы поддались чувствам! Не хотите видеть реальность. Бросьте детей. Сейчас же!

-Пошёл на...й, капитан! Оружие на землю, быстро!

Дальнейшая перепалка ни к чему не привела, и Романов выстрелил первым, ранив сержанта Кротова в плечо. Он рассудил, что если устранит зачинщика, то остальные одумаются пока не поздно. Но он ошибся.

Практически сразу же в ответ, две пули пробили Романову ногу и правое плечо. А сзади кто-то из спецназовце, из тех, кто ещё сомневался на чью сторону переходить, ударил капитана прикладом по затылку, выбивая дух.

Падая на землю, и теряя сознание, в глазах у Романова стояла не злость, не ненависть, что его предали, а ужас, что явственно виден в глазах человека, который падает в бездну. Ужас того, что уже ничего нельзя изменить.

-Каратель чёртов!

Скупое проклятие было последним, что он расслышал.

Спецназовцы быстро подлатали сержанта Кротова. Через пять минут тот уже стоял на ногах без посторонней помощи. Долго совещались, что делать с командиром. Решили бросить подыхать, как собаку. Война всё спишет.

-Ну что ребятня, натерпелись страху? Ничего, всё уже позади. Сейчас отведём вас на первый блокпост. Там безопасно. Поедите там нормально, отоспитесь, — Кротов попытался наладить контакт с детьми. И когда ему стало казаться, что это у него получается, из-за домов появились люди.

-Внимание, гражданские в поле видимости! Занять круговую оборону! — оценив обстановку, быстро среагировал Кротов. — Дети становитесь позади нас, в круг. Вас никто не тронет. Обещаю.

Гражданских было не меньше сорока человек. Старые и молодые, мужчины и женщины. Все грязные, в обносках. С голодными лицами.

-Ещё шаг и мы откроем огонь, — нервно прокричал Кротов. Но никто и не подумал двигаться.

Что-то было ненормально в этих людях. Они наводили ужас. Спокойные, собранные, и от них так и веяло ненавистью. Но нападать никто не спешил. Люди просто стояли и смотрели на спецназовцев, полностью завладев их внимание. На что и был расчёт.

Смерть пришла, откуда её не ждали. Прячась за спинами спецназовцев, дети — эти милые создания, незаметно достали из-под одежды остро наточенные, как пики, арматурные шесты, и, орудуя ими с невероятной скоростью и силой, стали сеять смерть.

Когда спецназовцы поняли, что совершили чудовищную ошибку, было уже поздно. Люди, что до этого неподвижно стояли неподалёку, сорвались с места, как цепные собаки, и закончили начатую детьми кровавую бойню.

* * *

'Если ты чувствуешь боль, значит: ты ещё жив', — повторял дед, рассказывая внуку о войне.

Первое что почувствовал Романов, когда очнулся, была боль. Дед как всегда был прав. Тупая, пульсирующая боль толчками мучительно заполняла всё тело. Хотелось кричать, но не было сил.

Вынырнув из глубин беспамятства, Романов попытался сориентироваться. Где он?

На него навалилась дикая усталость. Мысли никак не могли оформиться в осмысленные образы.

Первое, что он услышал, было эхо выстрелов, что резкими щелчками носились вокруг него. Пока он пребывал на границе беспамятства, эти звуки, как будто шли издалека, из другой реальности, но постепенно нарастая, они врезались в его сознание, вороша и будоража нервы и мозг, возвращая к реальности. И тут он всё вспомнил. Вспомнил, как предали его, и как сам он не оправдал звание капитана, полностью утеряв контроль над ситуацией с детьми.

Неужели он ошибся? — первое, о чём подумал Романов. — Ошибся в тех детях?

Это было с ним впервые. Он никогда не ошибался, потому что никогда не поддавался голосу чувств. А взамен интуиция с логикой никогда его не подводили. Но в этот раз, похоже, подвели.

-Кротов, — разлепив сухие губы прохрипел Романов. — Что с Кротовым? Он жив?

Капитан хотел извинится перед сержантом. Узнать, как его самочувствие. Жив ли? Но в ответ холодное молчание.

Его куда-то тащили, взвалив на плечо, как мешок. Было жутко неудобно и больно. В горле всё пересохло. Перед глазами мелькают чёрные точки. Сердце глухо бухает в груди, отдаваясь болезненными толчками в голове и ушах, будто кто-то долбил молотком изнутри черепа.

-Что с сержантом?! — повышая голос и борясь с подступившей сразу же тошнотой, вторично поинтересовался Романов. В ответ всё тажа монотонная тишина. И тут Романов заподозрил неладное.

Он не мог разглядеть людей, только их шаги.

Извернувшись Романов попытался рассмотреть своих конвоиров и сразу же получил по голове:

-Не дёргайся, — предупредил грубый голос. И вновь тишина.

Но Романов успел кое-что рассмотреть, отчего душа его убежала в пятки. Его взяли в плен. Люди, что его тащили, были гражданскими.

Но зачем он им нужен? Не выкуп же они будут за него просить? Это же глупо. Тогда зачем ещё?

Притащили его в какое-то заброшенное здание. Бросили, как мешок картошки и молча ушли.

Оконные проёмы в помещении голые, рамы выдраны на корню. Лохмотья обоев шуршат под сквозняком. Куски штукатурки и килограммы пыли устлали пол из старых досок, да и те не все на месте, многие выдраны, и на их месте зияют бетонные прорехи. Повсюду разбросаны бутылки, обёртки, упаковки, ещё какой-то мусор, виднеются и кучки подсохшего дерьма.

Сколько он провалялся, в этом гнилом месте, то выныривая из забытья, то снова погружаясь в бессознательное состояние, Романов точно сказать не мог. Но судя по наступившим сумеркам, где-то около трёх часов.

Раны ему никто не перевязал. Кровь уже почти не сочилась, но боль была ужасной. Боль отнимала последние силы, что ещё в нём оставались. Романов лежал на гнилом полу, и кусал губы до крови, чтобы не закричать. Когда терпеть было уже невмоготу, он терял сознание. Но даже в забытье боль не отступала, лишь притуплялась. А в голове постоянно, то приближаясь, то удаляясь, раздавался голос деда:

-Если ты чувствуешь боль, значит: ты ещё жив.

Но дедова излюбленная присказка мало успокаивала. Потому что впереди Романов не видел ничего хорошего для себя. Вариантов два:

В плен его взяли анархисты и сейчас готовят для него показательную казнь. И та боль, что сейчас его терзала, покажется ему комариным укусом, по сравнению с той болью, что ему могут причинить эти безумцы.

Второй вариант — его захватили мутанты. Чего от них можно ждать, Романов даже не задумывался. Слишком сложно понять их мотивы. Но ничего хорошего от них ждать не приходится — это Романов знал железно.

Почему и стал задумываться о самоубийстве. Страх заражения в нём был сильнее инстинкта самосохранения.

Когда очередной заплыв закончился в его пользу, и Романов очнулся с более-менее светлой головой, он сразу стал искать глазами острый предмет. Лучший способ уйти из жизни в его положении — это воткнуть себе штырь в сердце, или перерезать горло осколком стекла. Легко представить, но как же сложно воплотить в жизнь. Нет. Лучше он перережет себе вены. Дольше и не очень эффективно, зато не так страшно умирать, и уже безвозвратно. А в сердце ещё попади, да и по горлу себе не так-то просто полоснуть.

За осколок от пивной бутылки он зацепился взглядом, как за спасительную соломинку. Как бы теперь до него дотянуться? Осколок лежал всего в двух шагах от него. Казалось бы близко, но не в его положение, когда тело будто свинцом залили.

Весь последующий час Романов потратил, пытаясь перевернуться на живот, а потом обратно на спину. Пару раз он снова терял сознание. Но, в конце концов, до осколка остались считанные сантиметры. Стоит только руку протянуть. Но почему-то Романов не спешил. Смерть от собственной руки его пугала. Появилась надежда, что он и так недолго протянет. К утру, скорее всего, он уже будет мёртв. Если только о нём не вспомнят.

Но о нём не забыли.

В коридоре послышались шаги.

В комнату вошли трое мужчин. В сумерках не разобрать их внешности и одежду. Послышался звук удара. Рядом с Романовым упало ещё два тела, судя по форме — это были тоже военные. Ещё пленные. Зачем?

Избавившись от ноши, двое вышли. По коридору зазвучали удаляющиеся шаги.

-Ты знаешь кто я? — обратился высокий незнакомец к Романову, когда затихли шаги.

Голос у мужчины был холодный и бесчувственный. Романов всеми фибрами измученной души ощущал, что перед ним не человек, а зверь и очень опасный. Мистический ужас захлестнул капитана. Часто забилось сердце. Романов весь сжался в комок и не смог произнести и слова в ответ. Такое с ним было впервые.

-Я знаю, ты меня слышишь, — безапелляционно заявил незнакомец. — Так почему же ты молчишь?

Собравшись с мыслями, Романов заставил себя разозлиться. Только злость могла открыть ему рот.

-Ты 'мим', — наконец произнёс он слова, которые от него ждали.

По всей видимости, незнакомец остался доволен. Он чуть приблизился к капитану и, наклонив голову, сказал:

-Правильно. Так вы нас называете. Хотя сами мы никак себя не называем.

Что творилось сейчас в душе Романова трудно описать. И страх, и паника, и злость, и любопытство и много чего ещё. Целая буря чувств. Если бы он был здоров, а не плавал на грани реальности, он бы попытался выиграть для себя побольше времени, закидав вопросами незнакомца. Но не судьба. Поэтому он задал самый главный вопрос, надеясь хоть перед смертью узнать правду:

-Кто вы такие?

Незнакомец недобро ухмыльнулся, и произнёс слова, от которых у Романова зашевелились волосы на голове:

-Скоро ты сам узнаешь, когда станешь одним из нас.

Так значит: вот зачем он им нужен! Открытие настолько шокировало Романова, что он потерял дар речи. Ведь именно этого он боялся больше всего. Заразиться.

Не теряя больше ни секунды, Романов метнулся к осколку стекла, но 'мим' оказался быстрее. Такой скорости реакций капитан ещё ни разу не видел, ни у кого из людей. Человек на такое не способен.

Жёсткая ладонь обхватила кулак Романова с осколком стекла, и стала неумолимо сжиматься. Капитан закричал.

-Не так быстро, — прошипел 'мим', склоняясь над человеком. — Ты нам ещё понадобишься.

'Мим' вытряхнул из ладони Романова раздробленные стекляшки, встал во весь свой нешуточный рост, чуть отошёл назад к проходу, и подал кому-то знак.

В следующий момент на капитана навалилось нечто, прижав его к полу. Романов вначале подумал, что на него прыгнула собака, но разглядев, кто на самом деле сидит на нём, чуть не лишился рассудка. То была женщина. Но какая...

Совершенно безумное лицо. с блестящими бешенством глазами, что в упор смотрели на человека, завораживая своей тёмной глубиной. Длинные грязные космы волос щекотали капитану лицо, но ему было совершенно не до смеха. А ещё от женщины воняло, но не помоями и потом. Запах был специфический, довольно неприятный, чуждый.

-Это 'Ева', — представил незнакомец женщину. — Мужских особей мы называем 'Адам'. Довольно глупые создания. Но ум им и не требуется. Она познакомит тебя с новой жизнью. Добро пожаловать к нам капитан. — Поздравил 'мим' человека и вышел из комнаты.

Романов попытался скинуть с себя чудовище, но легче было сломать себе руки, чем оторвать её от себя.

'Ева' жутко улыбнулась, и медленно наклонилась к лицу человека. Поцеловала, как мать целует дитя. Романов, как мог сжимал зубы, но стальные пальцы легко расцепили челюсть.

После поцелуя женщина одним ударом вырубила капитана, и посчитав свою работу законченной, удалилась на странно изогнутых ногах. Когда Романов очнулся — боль ушла.