|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Осадчук Алексей Витальевич
http://zhurnal.lib.ru/o/osadchuk_a_w/
Летописи Дорна
Книга Первая
Белый воин
Пролог.
-Мой король! Раггхи и горрды уже в нижних залах! — воин, принесший весть, стоял перед своим повелителем, прижав правую руку к груди в приветственном жесте. Его левая рука висела безвольно, как плеть, а доспех, перепачканный кровью, имел разрывы и вмятины. Несмотря на плачевный внешний вид, в глазах ратника горел огонь, еще не остывший после последней схватки.
Король, молча, кивнул воину. Было не до церемоний. На глазах Родэрика Второго, потомка великого Рианна Мудрого, гибло всё. Всё, что создавалось несколькими поколениями великой династии Вилаваров. А за стенами Жемчужного дворца умирали подданные, вверившие жизни своему правителю...
Если бы король услышал подобную весть еще месяцев шесть назад, то он, наверняка, засомневался бы в душевном здоровье посланника. Но как бы ни было прискорбно осознавать, слова гонца являлись чистейшей правдой. Меленвиль — сильное и, пожалуй, самое могущественное государство Дорна, доживало последние мгновения...
Древний ужас Безымянных земель, похороненный несколько веков назад, снова обрел жизнь. Сперва под его натиском пала Сумеречная крепость — нерушимая твердыня, столетиями защищавшая Меленвиль от кровожадных орд.... Затем не стало Италена и Некаста — сильных и хорошо защищенных городов.... И вот теперь полуживой воин приносит весть о том, что враг хозяйничает в нижних залах королевского дворца. Родэрик видел кровь на латах гонца, слышал шум сражения, но отказывался верить в происходящее. Этого просто не могло случиться! Колыбель династии Вилаваров, лучшее из творений энанов, вот-вот будет захвачено! Не может быть!... Но шум боя доказывал обратное.... Все кончено....
Тяжелый взгляд монарха был полон боли и отчаяния. Чувство бессилия, словно кровожадный монстр, разъедало его душу. Скорбь по погибшим холодными пальцами сдавила сердце...
"Ну, ничего! — успокаивал король сам себя, до боли сжимая кулаки. — Недолго осталось ждать смерти! Скоро я присоединюсь к моему народу! Скоро!"
Неожиданно тяжелые мысли прервал тонкий детский всхлип. Родэрик обернулся и встретился взглядом с Элеонор. Королева Меленвиля стояла чуть поодаль от своего царственного супруга и качала на руках пятимесячного сына — наследника уже несуществующей империи...
"Как же она хороша!" — невольно восхитился король. Недавние роды не испортили ее красоты. Напротив — она стала ещё прекрасней. Тяжелые думы на мгновение ослабили железную хватку, сменяясь нежностью и решимостью...
Тем временем, где-то там, на нижних этажах, затрубил рог...
Король быстро перевел взгляд на двери тронного зала. Сотворенные из альвийской красной древесины и обитые прочной голубой сталью они скорее походили на большие ворота, чем на обычную дверь. На их створках изображен герб Вилаваров — древо объятое пламенем — искусно выполненное из золота и драгоценных камней.
В ста пятидесяти шагах от этих дверей, плотно сомкнув щиты, выстроились три дюжины тяжеловооруженных воинов. На высоких ростовых щитах красовались оскаленные морды пещерных медведей гризли, выгравированные черным серебром. За спинами щитоносцев расположился последний десяток обоеруких мечников. У каждого из них медальон с воющим варгом, волком, вымершим много веков назад. Справа и слева, по флангам, крайвы — лучшие лучники королевства. Воины ждали своего последнего часа...
Переливчатый зов рога повторился. Только уже намного ближе...
От созерцания жалких остатков некогда великой армии, короля отвлек уставший тихий голос придворного мага:
— Мой мальчик, судя по звукам рога, твоя личная сотня вступила в схватку. Это нам даст еще немного времени. У меня почти все готово.
-Верю, Альдор, у тебя все получится, — ответил Родэрик, своему другу и наставнику.
Королевский маг, сутулясь, стоял у вытесанного из серого камня пьедестала, на котором покоился небольшой синий полупрозрачный шар. Возложив на него обе руки, Альдор, прикрыв глаза, что-то тихо нашептывал. Постепенно шар начал менять цвет. Он становился все темнее и темнее...
Голос Альдора дрожал от перенапряжения и усталости:
-Я, как и все мои предшественники, служившие вашим предкам, готовился к такого рода моменту. Веками накапливалась Сила для создания прохода... Осталось совсем немного...
Сильный удар сотряс входные двери.
Громкий звук, эхом ворвавшись в зал, ушел высоко вверх... Через некоторое время он повторился, а затем сплошным потоком посыпался град ударов разной силы...
Воины зашевелились... Без суеты, без волнения... Им не в первый раз идти на смерть. Передний ряд бойцов ощетинился копьями, готовый принять первый удар на себя...
-Если в двери уже колотят, значит, нет больше марагарцев, — воин со шрамом на лбу, поднял два своих клинка вверх, отдавая последние почести павшим братьям. Его примеру последовали остальные...
Шар под руками Альдора окрасился в сиреневый цвет...
В зале потемнело...
Стены начали потрескивать, грозя лопнуть при первом же прикосновении...
Воздух сгустился, и дышать стало труднее...
Напротив мага появилось голубое пятно. Сперва оно было не больше монеты, но затем, уже через несколько мгновений, выросло до размеров окна. Несколько ударов сердца — и пятно разрослось в дверной проём...
-Мой король, портал будет активен несколько минут, нужно торопиться! — надсадно воскликнул Альдор, морщась от перенапряжения.
Родэрик, подойдя к жене, нежно баюкающей малыша, наклонился и поцеловал младенца в лобик, что-то ласково прошептав. Он встретился взглядом с той, которая всегда была рядом с ним, обнял ее и погладил по волосам.
-Пора, — тихо произнес он.
-Пора, — также тихо ответила она.
Вместе они подошли к магу.
Король положил руку на плечо старого друга и уверенно произнес:
-Я остаюсь, мой друг. Все, что я мог дать сыну, я уже дал. Теперь ты поведешь его по жизненному пути. Храни его и воспитай, так же, как и меня, когда-то... Мы же обязаны остаться здесь. Это наш долг.
-Но..., — Альдор был поражен, — ведь это неправильно, мой мальчик, я ведь уже стар...
Готовый вырваться поток уговоров из уст мага, властно, но мягко, оборвала королева Элеонор:
-Никто, кроме тебя, не сможет дать нашему сыну большего...
В прекрасных темно-синих глазах застыли слёзы, она протягивала своё сокровище пораженному магу...
-Но... — старик начинал понимать, что король и королева уже давно все решили, и что их уже никто не переубедит... Маг, не говоря ни слова — времени осталось совсем мало — бережно принял малыша, обернулся и сделал первый шаг к порталу.
Альдор, неся свою драгоценную ношу, слышал, как король отдал приказ троим воинам сопровождать и защищать их.
Старик со слезами на глазах и болью в сердце пересек границу между мирами. Он уже не видел и не слышал, ни как входная дверь в тронный зал с ужасным скрежетом и треском проломилась, ни как в пролом ворвались первые скалящиеся твари, и как в них полетели стрелы крайвов...
Он чувствовал только еле слышимое биение крошечного сердца. Сердце того, кому суждено будет поднять из праха и пепла павший Меленвиль... Старик с младенцем на руках исчез в слабо мерцающем портале. Мгновением позже в нем растворились два варга и крайв...
Глава 1. Жизнь в интернате
— Ну и кто ж тебя такую к нам направил то? Что же это в вашем пединституте для тебя других "практик" не нашлось? — начала свой допрос Клавдия Семеновна, или как ее еще все называли тетя Клава, работавшая главной поварихой, в Доме малютки номер три. Словно огромная гора, она возвышалась сейчас над невысокой щупленькой студенткой педагогического института Леной Зориной сидевшей за столом на кухне "столовки" и без аппетита ковырявшейся в холодных "макаронах по-флотски".
— Ну, почему же? — возразила Лена, отделяя алюминиевой вилкой серые кусочки фарша от разварившихся макаронин. — "Нашлось". Только я сама сюда попросилась.
— Сама? — удивилась тетя Клава, сев за стол и налив себе из чайника бледно-розового компота в граненый стакан.
— Ну, да. А что? Чем плохо это место? Вы же тут работаете...
— Хех...Я! Да, я здесь, потому что другой работы не было... А ты...Ой, дитятко... Беги ты отсюда, пока сердечко не прикипело...
— Не прикипит, не волнуйтесь, а вот опыта поднаберусь. Как-никак я будущий психолог.
— Это, да... Опыта тут хоть отбавляй... Вон их сколько сиротинушек... И у каждого своя история.
Лена поковырявшись еще немного в тарелке, отложила, наконец, вилку и спросила:
— Кстати, они ведь не все сироты? Ну, в смысле, у многих ведь родители еще живы?
Повариха вздохнула и ответила:
— Ох... Знаешь... Что они есть эти родители, что их нет — все равно. Вон погляди, на того мальчишку. Да вон того, в красной байковой рубашке. Это Сережа Филатов. Его у матери-алкоголички забрали. Мы его месяц потом откармливали — постоянно кушать хотел. А вон ту девочку в голубеньком платьице, Лидочку, родители сами отдали. Сказали, мол, седьмого ребенка не потянут... Вот, так-то... Не потянут... А Гришеньку, вообще в мусорном баке нашли...
Пораженная студентка, молча, смотрела на кушающих детишек. Они сидели в обеденном зале столовой на маленьких стульчиках за маленькими столами. Точно так же, как в и любом нормальном детском саду, только родители за ними больше никогда не придут... Раз седьмой лишний или выброшенный в мусорный бак — значит точно не придут...
— Хотя, есть и такие, судьба родителей, которых неизвестна. Им ставят в личные дела пометки "брошен". Да и все, — продолжала тетя Клава. — Саша Трофимов, например, вон тот мальчик, что сейчас делится с тем, что покрупнее его. Он появился у нас, когда ему было пять месяцев всего. И странное дело...
— Что? — заинтересованно спросила студентка, наблюдая за указанным малышом, щедро отсыпающим половину своей порции в тарелку другого мальчишки.
— Обычно все известно о детях, поступающих сюда, а у Трофимова только имя да фамилия, ну и еще дата его поступления...
— И все?
— И все, — ответила повариха. — Даже Зоя Марковна, наша заведующая, затрудняется что-то сказать... Говорит, будто не помнит ничего... Странно...
— Действительно, странно... — согласилась Лена и снова взглянула на симпатичного мальчугана...
* * *
Саша Трофимов рос очень спокойным и некапризным мальчиком. Наверное, поэтому все нянечки и воспитательницы относились к нему по-особенному — никогда не повышали голос и не наказывали. Постепенно, с каждым прожитым днём, он превращался в любимца всего персонала. Ему чаще других детей перепадало от щедрот работников дома малютки — то конфет подкинут, то кусочек сладкой халвы, а бывало, если уж очень повезет, то и импортную жвачку. Даже Зоя Марковна, не имеющая собственных детей, иногда брала с собой в город маленького Сашеньку, нарядив его в красивую одежду. Так они и прогуливались вдвоем по парку, будто бы настоящая семья. В такие дни заведующая покупала четырехлетнему мальчугану вкусное мороженое, сахарную вату и еще много всяких сладостей и даже разрешала называть её мамой.
Они привлекали к себе внимание. Люди иногда оборачивались, чтобы посмотреть на красивую женщину с красивым ребенком. Счастье переполняло детскую душу Сашеньки. Как же ему хотелось видеть в Зое Марковне маму! Маму, которую он никогда не знал, и которую так хотелось иметь. Как потом он сам вспоминал, пребывание в Доме малютки было самым счастливым в его жизни...
Годы летели, а с ними взрослел и Саша...
Примерную дату появления Трофимова принято было считать пятым марта. И сегодня праздновался его шестой день рождения. В столовой повариха Семеновна пекла свой фирменный пирог с яблоками, который так любила вся малышня. Воспитательница тётя Люба разучивала с детьми поздравления. Все, как обычно. Но это уже была последняя страница его жизни здесь, с этими добрыми людьми... Его ждал "красный корпус" — так между собой все называли здание школы-интерната номер восемь, находившееся по-соседству. Каждый ребенок, которому исполнялось шесть лет, переходил в подготовительный класс этого интерната со всеми вещами. Там начиналась новая жизнь...
* * *
— Сань, ты математику сделал? — спросил Вовчик Толстый, лёжа на кровати и смотря в потолок. Он удобно устроился на железном, скрипящем сотнями пружин "ложе", и приготовился заниматься любимым делом — лентяйничать. В учебных заведениях подобных этому упитанные дети — фантастическое исключение. Каждодневное недоедание и, как закономерный итог, худоба — вот норма жизни всех интернатовцев. Естественно, постоянно голодное и непрерывно двигающееся подрастающее поколение, в общей сложности представляло собой худых, крепких и выносливых детей. Володя же Гориков, а попросту Вовчик Толстый, как раз наоборот, громя все нормы и закономерности, являлся тем самым фантастическим исключением из правил. Частые посетители школы-интерната будь-то иностранные спонсоры, привезшие очередную гуманитарную помощь, или же госинспекторы, "неожиданно" нагрянувшие с проверкой, заканчивающейся обыкновенно богато накрытым столом в школьной столовой, постоянно принимали Вовчика за сына Лаврентьевны — главной поварихи, имевшей довольно внушительные формы. Как ни странно это очень импонировало Толстому, и даже сама повариха на очередной вопрос: "А это не ваш сын?", частенько отшучивалась, мол, "внебрачный".
"Родство" это постепенно переросло в очень выгодные для Вовчика отношения. То ли это результат постоянного давления на подсознание Лаврентьевны, то ли Толстый себя очень грамотно поставил — не суть важно. Важным являлось то, что Вовчик, как "внебрачный сын" главной поварихи получил постоянный доступ в святая святых школы-интерната — кухню. Несомненно, как чистый вес, так и внутренний статус Толстого среди учащихся, от этого неимоверно вырос. Еще бы, теперь он мог достать все! Ну, или почти все... Бывшие недруги мальчишки, постоянно пинаемого за чрезмерный вес и неуклюжесть, резко превратились в закадычных друзей и приятелей. Но Гориков на все имел свою точку зрения, и дураком, конечно же, не был. Его единственным и, наверное, самым родным человеком был Саша Трофимов. Вместе они росли в Доме малютки, а затем вместе перешли в "красный корпус". Трофимов, единственный в этом злом и жестоком мире, всегда был рядом и никогда не отступал, защищая непутевого и слабого друга.
Толстый являлся патологическим лентяем, за что ему, естественно, не раз влетало от преподавателей, а в особенности от Сергея Петровича, директора интерната. Жизненное правило Вовчика гласило: "мало делай, но много получай". Правило это почти всегда действовало, но, увы, не так, как хотел сам Вовчик: делал то он мало, а получал много, и зачастую — по голове.
-Сань, ты чего молчишь? Сделал или нет? — Толстый был настойчив. Правило правилом, но голова всё же одна.
-Вот сейчас делаю, а ты мне мешаешь, — привычно отмахнулся Саша, внимательно читая учебник.
-А когда сделаешь, дашь списать? А?
— Мд-а-а, Вовыч, ты, как всегда, в своём репертуаре. Попробуй сам, это не так уж и сложно.
Саша, в отличие от Толстого, учился хорошо и даже с интересом. Особенно ему удавался английский, так считал сам Константин Николаевич, их учитель. О! Как бы он удивился, если бы знал правду о настоящих знаниях своего ученика!
Тут нужно кое-что прояснить... Все дело в том, что с самого детства Трофимов понимал любой язык и воспринимал его, как родной. Да, да именно, как родной. Он, конечно, никому об этом не говорил, не любил лишнего внимания, но если представлялся случай, всегда старался проверить свой дар.
Впервые он заметил за собой эту особенность еще в первом классе, когда с одноклассниками поехал на экскурсию в ботанический сад. Построившись по двое и взявшись за руки, дети подходили к разным цветам, кустам и деревьям, о которых увлеченно рассказывала какая-то тетя в зеленом комбинезоне.
Итак, весь класс, шепчась, смеясь и разговаривая, остановился около клумбы с тюльпанами. Они были разные: чисто белые, желтые, красные, желтые с красными пятнами, сиреневые в черную точечку... В глазах пестрило от разнообразия. Но Сашино внимание привлекли не цветы, а двое рабочих, объяснявшихся жестами между собой. Он уже знал из рассказов учительницы, что так разговаривают глухонемые люди, но увидел это впервые. И самым главным являлось то, что он понимал их не смутно, а так будто всегда говорил на этом языке.
Сначала мальчик подумал, что это плод его воображения, но фразы, которыми обменивались большие дяди, были ясны, хотя многих слов он вообще не понимал, так как не знал их значения.
"Как же можно фантазировать словами, которых не знаешь?" — удивлялся маленький Саша.
В тот день он постеснялся рассказать о случившемся учительнице, а потом это вылетело из головы, пока не пришло время изучать английский язык...
А дело было так. После получения книг в библиотеке и предварительного просмотра, пятиклассник Саша как-то незаметно для себя углубился в текст одной из книжек... В ней рассказывалось, как английские туристы, путешествовавшие по Парагваю, обратились с вопросом к местному знахарю, по слухам практически безошибочно предсказывающему погоду на ближайшие дни. Действительно, старый пройдоха за небольшую плату сообщил, что сегодня и завтра будет пасмурно, но дождя не предвидится. Так и случилось. Два последующих дня небо затянуло тучами, но дождь так и не пошел. Любознательные туристы снова попросили старика предсказать погоду на ближайшую неделю, но уважаемый знахарь ответил, что не может этого сделать по простой причине — синоптики по радио рассказали прогноз погоды только на ближайшие три дня.
Рассказ был забавный, но Сашу смутили два момента. Первый, — это слишком простой стиль повествования. Создавалось впечатление, будто текст написан для умственно отсталых. А второй момент — предлагалось его перевести, но не указывалось на какой язык.
"Учитель потом объяснит", — подумал он.
Саша, закрыв книгу, хотел было отложить её, но внимание привлекли заглавные буквы. Поразительно! Обложка гласила: "Английский язык. 5 класс". Трофимов дрожащими руками снова открыл учебник, перелистал несколько страниц... Да, действительно, буквы английского алфавита отличались от кириллицы, но для Саши одинаково понятны.
Первый испуг прошел. Он на всякий случай протёр глаза. А вдруг показалось? Но понимание никуда не исчезало. Значит, то, что произошло четыре года назад — не случайность? Вспомнились разные мелкие случаи из жизни, например, всегда понятные голоса актёров в иностранных боевиках или услышанные на рынке разговоры гастарбайтеров. Особенно запомнился случай, когда в интернат приехала одна уже немолодая пара. Очень крупный мужчина и высокая худощавая женщина. Выглядели они достаточно нелепо, будто с другой планеты. Оба абсолютно рыжие с множеством веснушек на лицах и руках. Они постоянно вертели головами, а мужчина периодически останавливался и щелкал огромным фотоаппаратом. Женщина часто тыкала пальцем то в одного, то в другого малыша и что-то объясняла своему спутнику.
Интернат в тот день просто кипел. Все готовились к приезду большой делегации из-за границы. Обычно в такие дни детей неплохо кормили, да и одевали в хорошую одежду, которую им выдавали специально для таких вот случаев. Но была ещё одна причина суматохи.
Вши.
Два дня назад все вторые классы были обриты на лысо и продезинфицированы "фузой". Ух, и вонючая же это гадость! Так вот, все вторые классы, срочно построенные с вещами, ожидали прихода двух автобусов — их отправляли на неделю в местный лагерь "Орлёнок". По мнению руководства интерната, картина бритых девочек и мальчиков не самая подходящая для иностранцев.
Пара "рыжих", проходя мимо строя стриженных наголо детей, не могла оторвать взгляд от этого зрелища. Малышня же науськанная "старшаками" наперебой пыталась объяснить холёным и сытым дяде и тёте, что они хотят чего-нибудь сладенького, или просто поесть, а то и вовсе не против усыновления...
-Дядь! А, дядь! А вы не мой папа? — говорила маленькая девочка.
-Тётя! Заберите меня! Я очень хороший! — кричал с задних рядов худой мальчонка.
-Тётя! А у вас есть шоколадка?
Пройдя этот галдящий строй, мужчина и женщина на минуту приостановились возле места, где стоял Саша и еще несколько мальчишек.
-Мартин! Мартин! Ты видишь это?! Что это? Мартин? — женщина лопотала не прекращая, и постоянно дёргала своего спутника за рукав дорогой рубашки.
-Нелике, успокойся! Я все вижу. Пётр говорил, что у них нашли каких-то насекомых, поэтому обрили. Только я никак не понимаю, зачем это нужно?!
Саша стоял рядом и понимал абсолютно всё. Он заинтересованно смотрел на эту пару и гадал, кто же они и на каком языке изъясняются.
-Как противоестественно! — возмущалась женщина, похожая на гусыню. — Посмотри на ту девочку! Боже, Мартин, я не буду спать целую неделю!
Женщина полными боли глазами разглядывала малышей, и вдруг её взгляд остановился на Саше. Она заметила, что этот мальчишка, очень внимательно слушает.
-Мартин! Взгляни на того мальчика. Мне кажется, он нас понимает! Подзови ка его!
Мужчина, стараясь не обращать внимания на необычные предположения супруги, приветливо посмотрел Саше в глаза и стал манить его, приговаривая:
-Ну, иди, не бойся. Иди сюда. Моя сердобольная Нелике думает, что ты нас понимаешь...
Саша нехотя подошел к этим странным людям. Он уже знал, что они иностранцы, скорее всего, приехавшие усыновить или удочерить кого-то. На все вопросы мужчины и женщины он отрицательно качал головой, старательно изображая непонимание. И когда уже отходил от разочарованной пары услышал, как женщина сказала:
-Показалось...
Так Саша чуть было не стал голландцем.
Постепенно он свыкся со своими сверхвозможностями. Но, иногда, ему стоило немалого труда не поправлять учителя на уроках английского языка.
Уже к тринадцати годам он, как заправский шпион, полностью контролировал себя...
-Так дашь списать или нет? — Вовчик по-прежнему не отставал, лежа на кровати и ковыряясь в носу.
-Ладно, дам, но только скатай так, чтобы не было, как тогда,— не отрываясь от тетради, ответил Саша. В прошлый раз им обоим влепили по "паре": Сане за то, что дал списать, а Вовчику — за то, что скатал.
-Обижаешь, товарищ отличник, — обрадовано ответил Толстый, принимаясь за правую ноздрю. — Кстати, а что сегодня по "телику"?
-Наверное, как обычно, — сериалы и реклама. Трофимов больше любил проводить свободное время в обществе книг. Его любимым предметом была история. В школьной библиотеке он перечитал все, что касалось античных цивилизаций. Особенно интересовали древние технологии: знаменитые римские кальсады, земледелие египтян, история булата. И хотелось узнавать, узнавать и узнавать...
В одном из советских журналов 70х годов он прочитал об археологических раскопках, проводимых в Египте. Там были найдены древние письмена, которые ещё предстояло расшифровывать. У учёных порой уходили целые десятилетия на эту кропотливую работу. Саша уже в мыслях представлял себя археологом, ведь с его умением он мог бы с легкостью читать древние манускрипты и письмена. Его мечтой являлось поступление на Исторический факультет, ну, или, на факультет иностранных языков, так, по крайней мере, советовал Константин Николаевич...
От математики Сашу отвлекли голоса в коридоре. Открылась дверь — и в комнату вошли трое ребят: Гришка Мальков, Петька Чалов и Серега Баров.
-Толстый, ты идешь? — спросил Гришка. Все его называли "Мальком" из-за фамилии и низкого роста. — Сань, Паша хочет с тобой поговорить, он ждет тебя в комнате.
-Ему надо, пусть сам и приходит, я не нанимался в бегунки, — Саша продолжал решать математику, не поднимая головы.
-Как знаешь, Санек, мы так ему и передадим, — сказал Петька, прозванный "Рыжим" за цвет своих волос и за веснушки по всему лицу. Баров же стоял, молча, смотря в окно напротив двери. Из всех он был самым серьёзным парнем, единственный, кто находил общий язык с Сашей. Но сейчас не тот случай — их троих послал Паша Раков.
-Смотри сам, — сказал он и вышел.
За ними посеменил Вовчик.
— Зря ты так, мог бы, и сходить, — пробурчал он уходя.
Саня промолчал, продолжая учить математику, как будто ничего не произошло...
Паша Раков был старшим по интернату и, по сути, являлся неплохим парнем. Он следил, чтобы не обижали малышню, и когда кто-то из младших оставался без обуви или теплой одежды, всегда шел к директору, и директор выдавал ему новую.
Раков был лидером интернатовцев, и начальство это устраивало. Так даже проще: не нужно возиться с двоечниками, нашкодившими и хулиганами. Сергей Петрович просто вызывал Пашу, и на следующий день проблема решалась. Естественно, Раков обладал определенными привилегиями: он имел свободный вход и выход из интерната; на него не распространялись многие правила. Конечно же, так называемый "король интерната" ничего не смог бы сделать сам. "Опорой монаршей власти" были одноклассники и ребята помладше, выбранные Раковым по критерию известному только ему одному. Сегодня как раз такой день — "день набора новобранцев", как его называл про себя Саша. В глубине души он понимал, что эта система очень даже эффективна, но сам факт повиновения чьим-либо даже полезным приказам порождал бесконтрольную волну неподчинения. Их отношения нельзя было назвать конфликтными, просто Трофимов был одиночкой, ну а, Раков, до сегодняшнего дня, на него никогда не давил.
Первое знакомство с Пашей состоялось, когда Сане было десять лет. Они тогда с Вовчиком лазили в интернатовский сад. Кроме четырех яблонь, в саду росли три грушевых дерева, шесть ореховых, пять абрикосовых и десять черешневых. На грядках всегда сажалась морковка, клубника, редиска, в небольших теплицах росли помидоры, огурцы... Были даже свои небольшие заросли малины. Сад занимал довольно значительную территорию бывшего княжеского имения, которую после запроса директора город закрепил за школой-интернатом. В распоряжении горсовета стояла фантастическая фраза: "для нужд детей".
Всё это подсобное хозяйство охранял Иваныч, дядя жены директора, зачисленный на полставки по просьбе родственников. В прошлом — неплохой охотник и слесарь, а в настоящем — спившийся и никому не нужный человек.
Приходя на работу, уже "принявший на грудь", он доставал свои законные пол-литра, добавлял их к принятой в пути дозе и заваливался спать в своей сторожке. Этим, естественно, пользовалась ребятня, ведомая постоянным голодом, так как из щедрот этого сада им, конечно же, ничего не доставалось — всё уходило в директорские закрома. Той порции, что готовили в столовке, молодым и активным организмам хватало ненадолго. Вот и получается: чтобы иметь витамины или просто консервацию на зиму, директор был вынужден поставить сторожа.
Однажды, после очередного дежурства, проспавшийся Иваныч получил серьёзный нагоняй от директора, пришедшего проверить, как там груши. Деревья были в порядке: высокие, красивые, их единственным недостатком являлось отсутствие самих плодов, которые, между прочим, так прекрасно консервировала супруга Сергея Петровича. После бурной дискуссии с использованием ненормативной лексики, как со стороны одного оппонента, так и со стороны другого, Иваныч под психологическим воздействием, а может, просто с опохмела, достав свою двустволку, выдал фразу: "Кого увижу в саду — убью", — и пальнул в воздух. Так с того момента, дети в саду старались не показываться, и даже сам директор без надобности туда не заглядывал. После этого случая Саша, никогда ранее не проявлявший особого интереса к походам за яблоками, просто считал своим долгом раз в неделю, а может, и чаще, наведаться в этот фруктовый рай. Что-то необъяснимое тянуло туда. Не сами яблоки и абрикосы, которые он потом раздавал малышне, а сам процесс добычи и его опасность.
Для удобства общения во время вылазок Трофимов создал простой, легко запоминающийся язык жестов, который усвоил даже такой балбес, как Вовчик.
"Операция" проходила довольно обыденно: Толстый занимал удобную позицию для просмотра территории, а Саня орудовал в саду. Если вдруг возникала опасность, наблюдатель подавал сигналы, и вор исчезал.
Вот за этим занятием их и застал Паша Раков, которому не далее, как вчера, было поручено директором узнать, кто повадился в сад и по возможности отбить охоту у воришек, так как осенний урожай с каждым днем все уменьшался и уменьшался.
После очередной успешной вылазки Саню и Вовчика взяли за шиворот и поставили пред очи Ракова. Вовчик как-то сразу сник, а вот Саня успел наставить несколько синяков "конвою". С юными разорителями директорских садов была проведена воспитательная беседа. Итог — запрет на вход в сад. Вовчик воспринял всё очень серьёзно, так как был порядком напуган, а Саша просто затаился.
Впоследствии Раков частенько замечал у малышни абрикосы и черешни, но, как говорится: не пойман — не вор. Да и ловить он уже никого не собирался, ему начал нравиться этот пацан, было в нём что-то, за что уважают людей...
* * *
-Ну и че не пришел? — Раков встретил Саню утром возле умывальника, когда они были одни.
-Тебе надо — ты и приходи, — вытираясь полотенцем, ответил тот.
-Гордый... Между прочим, то, что я хотел тебе сказать, больше нужно тебе, чем мне, — Паша выдавливал из тюбика зубную пасту, (по интернатовским меркам настоящий деликатес), — в "Клетку" поедешь с нами сегодня?
Клеткой называлась дискотека в центре города. Туда приезжали со всех районов, и не всегда было понятно: танцевать едут или драться. Раков в Клетку ездил вместе с ребятами из подольского района, на территории которого собственно и находился сам интернат. С собой он брал несколько крепких ребят из своего окружения и частенько участвовал в потасовках, которые, как правило, случались после окончания дискотеки.
Клетка, образно выражаясь, "переходила" от одной группировки к другой — всё зависело от того, кто побеждал в этих уличных боях.
-Подольские и Вокзальная хотят отбить Клетку у Центра. Мы, формально, — подольские и обязаны явиться, и нас должно быть как можно больше, — Раков был серьёзен.
-Слушай, я всегда хотел тебя спросить, оно тебе надо? Подольские, Центр, Клетка? Какое тебе дело до этих тупоголовых, пусть бьют друг другу морды, если им так нравится? Ты с пацанами здесь причем? — Саша смотрел ему в глаза, ожидая ответа.
-Ты что, думаешь мне всё это нравится? — Раков улыбался, но в улыбке этой не было ни капли веселья. — Таскаться в эту Клетку, смотреть на этих уродов, драться непонятно за что? Хочешь спросить, ради чего всё это? Хорошо, я объясню тебе, уважаемый чистюля, но прежде я задам пару вопросов. Ты никогда не обращал внимания, что интернатовцев никто не трогает возле ларька на автобусной остановке? Что они всегда могут спокойно ходить по дороге в интернат, да и в самом районе "наших" никто не трогает? Тебе не приходило в голову, почему это так? Всё просто: мы тоже подольские, но нам нужно это постоянно доказывать, так как мы ни к кому не можем бежать за помощью, и рассчитываем только на самих себя, и вся жизнь у нас будет такая — привыкай. Ты спросишь, зачем это нужно лично мне? Всё просто — я не смогу стоять в стороне, когда у наших "мелких" будут выворачивать карманы возле ларька. Воевать с подольскими, скажешь ты. Зачем? Можно ведь поступить по-другому, мудрее. Так что тебе решать: оставаться в стороне или помогать. Ладно, бывай.
Паша, перебросив полотенце через плечо, пошел в сторону корпуса, оставив Саню наедине со своими мыслями.
Неизвестно, чем бы всё кончилось для Трофимова, если бы не событие, изменившее навсегда его дальнейшую жизнь...
Глава 2. Дедушка.
В тот же день, только тремя часами позже, Саша сидел на уроке алгебры, когда в дверь постучались.
-Да, войдите! — громко сказала Ирина Григорьевна, преподававшая, кроме алгебры и геометрии, черчение в интернате.
В приоткрытую дверь просунулась рыжая голова Петьки Чалова.
-Здрасьте, Ирина Григорьевна, там Трофимова к директору вызывают.
-Трофимов, ты можешь выйти, — поправив очки, сказала Ирина Григорьевна.
Выйдя из класса и прикрыв за собой дверь, Саня вместе с Чаловым пошли на второй этаж, где находился кабинет директора.
-Что там? Не слышал? Может, чего случилось?— спросил он у Петьки.
-Неа, но вроде не злой, ну давай, удачи тебе. Я на химию пошел, — Чалов уже поднимался на третий этаж, — а да... У него еще там дед какой-то сидит, такой не из бедных: прикид у него такой... гайки... Там увидишь.
Саша попрощался с Петькой и пошел по центральному коридору второго этажа. Остановившись напротив двери с надписью "Директор", он негромко постучался, и, услышав "Войдите", потянул за ручку.
-Здравствуйте, — войдя в просторный кабинет, сказал он.
Стены кабинета были завешаны разными грамотами и дипломами. Справа на полках шкафов стояли всевозможные кубки и награды, скопившиеся за многолетнюю спортивную и общественную жизнь школы-интерната N8. Прямо напротив окна находился большой стол директора, на котором стояли два дисковых телефона и лежали разные папки и бумаги, а за столом, на большом черном кресле, сидел сам хозяин кабинета. К основному столу был приставлен еще один стол, поменьше, формируя букву "т", за которым стояли еще шесть обычных стульев.
На одном из этих стульев сидел старик, хотя, присмотревшись, повнимательней слово "дед", как назвал его Петька, не совсем подходило к нему, а скорее всего, наоборот — противоречило. Конечно, седые волосы и морщины на лице и руках выдавали в нем человека преклонного возраста, но вот его глаза — в них не было той вековой усталости, которая присутствует во взглядах старых людей. Наоборот, они светились энергией и силой. На счет его костюма Чалов не соврал, скорее всего очень дорогой, чем дешевый, но в то же самое время — достаточно простой и элегантный. На среднем пальце руки красовался перстень с небольшим красным камнем. Левая рука лежала на ручке трости, сделанной из какого-то темного дерева, саму же трость покрывала замысловатая резьба — очень красивая вещь.
-Доброе утро, Саша, — вставая с кресла, сказал директор. — Вот хочу с радостью вас познакомить. Это Виктор Анатольевич — твой родной дедушка.
Старик тоже поднялся со своего места, слегка развел руки и произнес:
-Ну, здравствуй Саша.
Саня, пораженный случившимся, еще не до конца осознавая происшедшего, не мог пошевелиться. Надежды, что за ним кто-нибудь когда-нибудь придет, он похоронил уже давно. Это раньше, еще, когда был маленьким, он мог часами просиживать возле окна, ожидая и надеясь, что вот сейчас из-за поворота выйдет милая мама и забёрет его отсюда. Сколько слез пролито за эти годы, сколько надежд разрушено... Много раз, представляя себе маму, он не верил в ее смерть или то что она какая-то алкоголичка, как у большинства находящихся здесь детей. В его маленьком детском сердце теплилась надежда и уверенность — мать и отец не такие. Он хотел верить в эту сказку — и он верил. Год за годом перед глазами проплывали события чужих жизней, таких же несчастных и таких же одиноких. Каждую неделю появлялись новые дети разных возрастов, кто-то оставался, а кто-то исчезал. Многие смирились со своей судьбой, ничего хорошего не ожидая. День за днем и его надежда ослабевала, а последние два года он уже и не задумывался об этом. И тут вот, так просто, неожиданно, появляется родной ему человек: пусть не мама, пусть не отец, но всё равно — родной...
-Хм, я выйду на несколько минут, подготовлю все остальные документы, — сказал директор, направляясь к выходу из кабинета.
-Благодарю вас Сергей Петрович, — кивнув, произнес Виктор Анатольевич.
Он подошел к Саше, положил свою руку ему на плечо и тихо сказал:
-Как долго я ждал этого момента, мой мальчик, как долго...
-Я тоже, — еле слышно произнес Саша, и, повинуясь переполнявшим его чувствам, обнял старика. Так они и стояли, обнявшись, не сказав больше ни слова, пока в дверь деликатно не постучались.
-Ну вот, всё готово: личное дело, выписка из школы с отметками, медицинская карточка... Если ещё что-нибудь понадобится, обращайтесь. Неизвестно, что повлияло на Сергея Петровича, но он был сама любезность, таким, как сегодня, Саня его видел в первый раз.
-Благодарю вас, Сергей Петрович, за помощь, — сказал так неожиданно появившийся дедушка, — думаю, все формальности соблюдены, и я могу забрать моего внука с собой?
-Да, да, конечно, Виктор Анатольевич, как я рад за вас обоих, — физиономия директора просто светилась от счастья.
-Саша, пока ты будешь прощаться со своими друзьями и собирать вещи, я завершу с Сергеем Петровичем одно незаконченное дело. Встретимся на выходе у главных ворот, там стоит моя машина. Сережа, мой водитель, поможет тебе загрузить твои вещи, — сказал Виктор Анатольевич.
Саня кивнул и вышел из кабинета. Сердце колотилось от переизбытка чувств. Бегом добрался в спальное крыло, в комнате как раз были все ребята. Оказывается, уроки уже закончились, и все занимались своими обычными делами. Непонятно, откуда, но все уже знали, что к нему приехал дедушка и что Трофимов уезжает с ним навсегда, хотя, что тут удивительного — такие новости по интернату разлетались со скоростью ветра. Это была самая сокровенная мечта каждого. Все взгляды обращены на него: кто-то уже жал ему руку, кто-то хлопал по плечу, все поздравляли. Вовчик вообще слезу пустил, когда Саня его обнял.
В конечном итоге, Трофимов раздал все свои вещи, справедливо полагая, что скоро у него появятся другие, а здесь они будут нужнее. С собой он только уносил сменное бельё, носки, зубную щетку и две стопки книг, которые он умудрился скопить за эти годы. Провожать его высыпала вся ребятня.
У ворот была припаркована темно-синяя иномарка. Дедушка, оказывается, уже стоял возле машины, рядом с ним находился молодой человек, по всей видимости, это Сережа. Был он выше среднего роста, лет двадцати восьми, коротко подстрижен и темноволос, с веселыми цепкими глазами. Фигурой он напоминал Саше гимнастов, которых он часто видел по телевизору.
Когда провожаемый и провожающие поравнялись с машиной, она уже была заведена. Сергей помог загрузить скромный багаж мальчика, и открыл задние двери для дедушки.
-Мальчик мой, нам пора, — сказал старик из приоткрытого окна, — прощайся.
Ребята обнимались, жали руки, хлопали его по плечам, а он в свою очередь, обещал им написать, как только устроится на новом месте...
Сидя на заднем сидении рядом с так неожиданно появившимся дедушкой, Саша все ещё никак не мог поверить, что для него начинается абсолютно новая жизнь...
Глава 3. Новый дом.
Перевозбужденный и взволнованный, убаюканный спокойным ходом автомобиля, мальчик проспал всю дорогу на плече у дедушки. Когда он проснулся, машина плавно въезжала в открытые ворота большого двухэтажного загородного особняка, со всех сторон обнесенного высокой каменной оградой. Дальше, в примерно двухстах метрах от ограды, тянулся лес, а немного левее лесного массива протекала небольшая речушка.
Весь этот прекрасный пейзаж был очень хорошо виден, так как сам дом стоял на небольшой возвышенности. Машина остановилась возле довольно большой двухстворчатой двери, сделанной в средневековом стиле, да и весь архитектурный ансамбль дома и его пристроек, располагал к мыслям о том, что здесь неплохо бы провести какой-нибудь рыцарский турнир. Светло-коричневая черепица на крыше, толстые дверные и оконные рамы из твердого темного дерева прекрасно гармонировали со стенами дома, выложенные из камня разного размера.
У дверей их встречали еще двое мужчин, чем-то неуловимо похожих на Сергея: такие же крепкие поджарые фигуры, ни грамма лишнего веса, коротко стриженные, в одинаковых темных костюмах. Когда все вышли из машины, старик представил их Саше. Первого звали Владимир, а второго — Андрей. Владимир был немного повыше Андрея, и, скорее всего, — постарше. Если Андрею и Сергею можно было дать двадцать пять — двадцать восемь лет, то Володя выглядел на все тридцать пять, а то и сорок. Судя по тому, как его слушались Сергей и Андрей — он был главным из этой троицы.
После знакомства, которое прошло достаточно тепло, мальчика проводили в его комнату. Андрей, который помогал нести его скромный "скарб", попутно рассказывал о расположении комнат, ванных и туалетов.
Комната, которую отвели парню, находилась на втором этаже. Она была довольно просторной и светлой. Рядом с окном стояла большая кровать, справа от неё располагался письменный стол с компьютером на нем, три стула, пустая книжная полка, платяной шкаф слева от окна, — вот и вся обстановка. Также в самой комнате находилась еще одна дверь, которая вела в отдельную ванную комнату. В отличие от архитектуры самого дома, новая Сашина комната была обставлена в современном стиле, и честно говоря, она очень ему понравилась. Если учесть, что это было его первое личное пространство, после четырнадцати лет жизни в постоянно многолюдных помещениях, то он был просто счастлив. Когда в дверь постучались, Саша как раз заканчивал расставлять книги на полках. Само чувство, когда кто-то предупредительно стучится в двери его собственной комнаты, очень понравилось юноше, — уж очень необычно это было, и не привычно...
-Войдите, — сказал он, ставя учебник истории древнего мира на полку.
В комнату вошел Андрей.
-Ну что, как устроился? — спросил он, улыбаясь.
-Непривычно как-то... Всегда куча народа... А тут тихо... Но мне нравится.
-Ничего, скоро привыкнешь, кстати, если ты проголодался, то скоро будем ужинать. Столовая находится как раз прямо под твоей комнатой, — он посмотрел на часы, — примерно через десять минут можешь спускаться.
-Это как раз, кстати, я сегодня еще ничего не ел.
— О, тогда я пойду, потороплю всех, мой...., — Андрей как будто хотел еще что-то сказать еще, но вовремя остановился, и молча, вышел из комнаты.
Уложив свои последние вещи, Трофимов достал из шкафа, в котором висела разная одежда примерно его размера, спортивный темно-синий костюм, обул тёмные, под цвет костюма кроссовки, стоявшие в нижнем отсеке шкафа, и вышел из комнаты.
Помня краткий инструктаж Андрея по расположению комнат в доме, Саша пошел по коридору к лестнице. Пол в доме был устелен мягким толстым кавролином, так кажется, назывался этот материал. Идти по нему было приятно и легко, каждый шаг непривычно пружинил. К слову единственный ковер, который он видел до этого лежал в кабинете директора.
Спустившись по лестнице на первый этаж, он услышал отдаленные голоса из-за двери, которая вела в помещение, названное Андреем, столовой. Подойдя к приоткрытой двери, он на мгновение остановился и прислушался к разговору.
-Наконец-то, он с нами, — говорил, так неожиданно свалившийся ему на голову дедушка, — а как он подрос за эти годы. Если бы это видели сейчас его отец и мать, — голос старика был печальным. Саня затаил дыхание. — Жаль, что этому не суждено случиться.
-Его Отец был великим воином! — это уже был голос Володи, на его слова все одобрительно отозвались.
-Да, это так, но мы должны быть реалистами. В том страшном бою вряд ли кто-то выжил, — снова голос старика.
Казалось, Сашино сердце сейчас выскочит из груди, он боялся пошевелиться. Они все знали его отца и маму, и, скорее всего — очень уважали их. И еще одно... Язык! Язык, на котором они разговаривали, был иным! Да, да, именно! Иным по своей конструкции, словооборотам, построению. Благодаря своему дару, парень чувствовал его инородность во всём, но в то же самое время казалось, что это был не первый раз, когда он его слышал.
Внезапно разговор прекратился...
-Не стой возле двери, заходи, ты, наверное, уже проголодался — услышал он голос дедушки.
Опустив глаза, стараясь ни на кого не смотреть, Саня стеснительно вошел в столовую.
-Разве тебя не учили, что подслушивать нехорошо, — с весельем в голосе спросил новоявленный дедушка.
-Так ведь безотцовщина... — мгновенно нашелся с ответом он, чем развеселил всех сидящих за столом мужчин.
-Ну, садись, садись, безотцовщина, а то, вон глазищи, как горят! Почуял, видать, запахи с кухни.
"Фу, пронесло" — подумал Трофимов, садясь рядом с Андреем, который незаметно, как бы шутя, подтолкнул его локтем в бок.
Тем временем из кухни выплыла, да, да, именно выплыла абсолютно круглая женщина. Среднего роста, лет пятидесяти, на её круглом приятном лице разгорался румянец, наверное, от волнения, а может, оттого, что на кухне (как обычно бывает на всех "живых" кухнях) было очень жарко. В руках она несла поднос, на котором стояли всевозможные мясные блюда, от запахов которых у Сани заурчало в животе. Пепельные волосы женщины были аккуратно уложены под чистой белой косынкой, а опрятный внешний вид разительно отличался от того, что привык видеть Саша в грязной интернатовской столовке. Битки свиные, котлеты, запечённые в духовке рёбра, и ещё несколько блюд, которых он никогда не видел, равномерно расположились на столе.
-Ого, да вы просто нас балуете сегодня, Наталья Ивановна, — сказал весело Андрей.
-Больно надо мне вас баловать, — мгновенно ответила повариха, ловко маневрируя между стульями, выкладывая угощения на стол, — да и не побалуешь вас особо, едите, как птахи малые. А вот Сашеньку я побалую,— сказала она, нежно поглаживая того по голове, — ты ешь, ешь, сынок, не обращай внимания на этих сухарей, а ещё захочешь, так у меня добавки целая кухня, скоро и десерт будет — мороженое. Любишь мороженое?
-Ага, — с набитым ртом ответил Саня, — я вообще всё люблю. Чем вызвал новый взрыв хохота за столом.
Неожиданно для себя и для самой Натальи Ивановны, кружившей вокруг него, словно курица наседка над изголодавшимся цыплёнком, он съел не так уж и много. Наверное, сказывались постоянные недоедания, к которым привык за эти годы. Отодвинув от себя недоеденное мороженное, в первый раз пришло чувство абсолютной сытости.
Ужин постепенно подошел к концу. Вставая из-за стола, все благодарили Наталью Ивановну. На что она ещё больше раскраснелась, убирая посуду со стола. А Сашу она обняла и поцеловала, и сказала, что он в любой момент может заходить на кухню, если проголодается.
Сытый мальчишка, постоянно зевая, вышел из столовой и прямо по коридору прошел в большой уютный зал. Там возле камина в удобном кресле уже сидел дедушка Виктор и покуривал трубку.
-Ну, как ты? — спросил он, севшего рядом в другое кресло, Сашу.
-Хорошо...
-Я знаю, что у тебя есть очень много вопросов ко мне, но я вижу, что ты устал с дороги, да ещё столько впечатлений за один день. Я думаю, все вопросы и ответы могут подождать до завтра. Тем более, что у нас будет теперь достаточно времени на разговоры с тобой.
Если юноша и хотел что-либо спросить, то сейчас он просто поднялся, пожелал добрых снов, сидевшему в кресле старику и побрёл в свою комнату. Добравшись до своей новой кровати, кое-как раздевшись, он зарылся под одеяло и уснул очень счастливым. Если бы Саня знал, что завтра он не сможет поговорить с дедушкой, да и в ближайший месяц тоже, может быть, он настоял бы на том разговоре в тот вечер...
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
