Последний полет "Прогресса"

ПОСЛЕДНИЙ ПОЛЕТ

"ПРОГРЕССА"

КОСТИН Константин Александрович

Все описанные события — вымышленные. Любое совпадение персонажей с реально существующими людьми лишь плод воображения читателя.

Ищут пожарные,

Ищет милиция,

Ищут фотографы

В нашей столице,

Ищут давно,

Но не могут найти

Парня какого-то

Лет двадцати.

Среднего роста,

Плечистый и крепкий,

Ходит он в белой

Футболке и кепке.

Знак ГТО

На груди у него.

Больше не знают

О нем ничего.

Многие парни

Плечисты и крепки,

Многие носят

Футболки и кепки.

Много в столице

Таких же значков -

Каждый

К труду-обороне

Готов!

С. Я. Маршак,

"Рассказ о неизвестном герое"

Глава 1

Земля... Третья планета от Солнца, радиусом шесть с половиной тысяч километров, массой почти шесть секстиллионов тонн, делающая полный оборот вокруг Солнца за триста шестьдесят пять дней, четыре часа, двенадцать минут и семь секунд, со среднегодовой температурой шестнадцать градусов Цельсия, с атмосферой, состоящей из двадцати процентов кислорода и семидесяти восьми процентов азота. Все? Пока что нет! Две трети поверхности планеты покрыто водой. Единственный спутник Земли — Луна, находящаяся на расстоянии около 380 000 километров от Земли. Вот теперь — почти все! Осталось упомянуть один единственный признак этой планеты, обязанный своим существованием всему вышеперечисленному — жизнь! Земля — родина Человечества, и этих самых человеков, только на Земле, живет почти пятнадцать миллиардов.

Как-то всего вышеперечисленного уже достаточно, чтобы понять, что планет с такими характеристиками в исследованной части галактики — не так уж и много. Вообще, сегодня мы окончательно и бесповоротно убедились, что Земля обладала идеальными параметрами для зарождения жизни. Тут человечеству сказочно повезло. Ведь даже изменение расстояния поверхности от Солнца, в связи с вращением планеты вокруг своей оси, на каких-то несчастных, микроскопических в космических масштабах пять тысяч километров — и происходит смена зимы на лето, температура изменяется на шестьдесят градусов! Окажись Земля чуть правее, или чуть левее — все, хана! Человечество могло бы и не зародиться вообще!

А вот теперь становится вовсе жутко. Для того чтобы люди комфортно чувствовали себя на той или иной планете, они должна быть практически идентична Земле! Терраформирование? Ой, не смешите меня! Да, мы растопили полярные льды Марса, высвободив содержавшийся в них кислород... что им помешало замерзнуть обратно? Да ничего! Затем кому-то пришла в голову совершенно дикая идея столкнуть на Венеру пару-тройку десятков водно-аммиачных астероидов, и заполнить ее атмосферу генетически модифицированными сине-зелеными водорослями, чтобы переработать содержащийся там углекислый газ в кислород. Оно, конечно, помогло, но температура и близко не опустилась до терпимой. Жизнь на Марсе есть — под куполами с термоядерными обогревателями. И на Венере — под куполами с термоядерными холодильниками. Понятно, что поддержание систем жизнеобеспечения на этих планетах обходится гораздо дороже, чем собрать всю жизнь на одном корабле и зафутболить на Солнце. Аморально? О какой морали может идти речь, если на кону выживание целого вида разумных существ? Сегодня население Марса и Венеры, в сумме, около десятка миллионов человек. Десять миллионов! 10 000 000! Против шестидесяти миллиардов человек!

Полноценная жизнь, не противоречащая экономике, возможна только на тех планетах, которые изначально на 90% идентичны Земле. Если жутко еще не было, то сейчас станет. Звезд, подобных Солнцу — желтых карликов со спектральной величиной G2, на расстоянии в полсотни световых лет от Солнечной системы — около пятидесяти. Скорость света — 300 000 000 метров в секунду, то есть 50 световых лет — это очень и очень много. Пятьсот триллионов километров, если быть точнее. Какова вероятность того, что на таком же расстоянии от другой звезды есть планета такого же диаметра, с таким же составом атмосферы, таким же количеством воды и так далее? Правильно — одна многоллионная процента. И какова вероятность того, что на этой планете, коль такая обнаружится, нет разумной жизни? Снова в точку — это из разряда ненаучной фантастики.

Впрочем... если уж мы добрались до них раньше, чем они до нас, это может говорить только об одном — о превосходстве нашего технического прогресса, а, следовательно, счет будет в нашу пользу. К слову, сегодня счет уже 12:0, если считать по планетам-близнецам Земли. Так сказать, в своем классе. В абсолюте — 18:0. Ведь были еще Кор-А и... эти, как их? В общем, кальмары.

Собственно, территориально-космическая экспансия человечества — и есть та причина, по которой я оказался здесь, на второй планете звезды Лентис на границе исследованной части галактики. Планета, на 97,5% (по предварительным оценкам), соответствующая Земле. То есть, в космических масштабах — практически близнец! Близнец, пригодный для заселения. Причем препятствие в виде четырех с половиной сотен миллионов местных жителей являлось далеко не самым серьезным для начала глобального перелета сотен кораблей с переселенцами. Исследование и подготовка планеты к колонизации — процесс достаточно длительный и далеко не самый простой.

Другой вопрос, если такая планета обнаружена, подготовить ее — дело техники. В первую очередь необходимо изучить флору и фауну планеты. Мира без хищников и ядовитых растений не бывает, и это естественно! Каждый выживает так, как может. Это закон. Вопрос в том, как их нейтрализовать с минимальным воздействием на экологический фон планеты. Сейсмически активные зоны, сосредоточение ресурсов — тоже немаловажный фактор. И, наконец, одна из главнейших проблем — вирусы. Было бы крайне неприятно переселить с пяток миллиардов человек, чтобы они сразу передохли как мухи от какой-нибудь местной чумы.

На этой планете, пока безымянной (не считать же именем Лентис-2), попиленной на зоны ответственности, кроме меня, трудились еще девятнадцать специалистов Федерального Бюро Разведки, или попросту ФБР. Кстати, не без гордости могу отметить, что из всех двадцати комиссаров, я являлся самым опытным! Лентис-2 стала моей второй планетой, для них же она была первой. Вообще, с учетом того, сколько планет было колонизировано за полторы тысячи лет эпохи Великих Космических Открытий, можно с большой долей уверенности сказать, что для них, да и для меня, это задание будет последним — другие пригодные для заселения планет в настоящее время еще не открыты, и в ближайшие лет сто вряд ли будут отрыты. Дальнейшая колонизация — дело следующих поколений. То, что мне посчастливилось поучаствовать в двух подобных операциях, можно назвать, скорее, исключением, подтверждающим правила. Да и до конца этой-то миссии осталось не больше трех месяцев. Все, что требуется — произвести последнюю аэросъемку поверхности, определить последние местонахождения поселений аборигенов, и...

Нет, не ядерный удар — Боже упаси! Конечно, гораздо проще уничтожить культурный слой беспорядочными бомбардировками атомным оружием, и подождать сотню-другую лет, пока экология восстановится, но есть методы гораздо тоньше — ковровая бомбардировка напалмом. Выжечь крупнейшие поселения жидким огнем, потушить пожары вакуумными ракетами, закатать оставшееся население гусеницами танков — и готово! Дешево и сердито. Хотя и требует некоторого запаса времени, это много меньше ста лет. И гораздо дешевле, чем изменение климата какого-нибудь неприветливого куска камня.

Но мне осталось всего лишь три месяца! Произвести съемку, составить отчеты, отправить их в Совет Комиссариата... и все! Можно смело уходить на пенсию! На пенсию в возрасте восьмидесяти лет — недурно, а? Ну, хрен с ним, почитаю еще с десяток лет лекции новобранцам — это уже больше для души, нежели для дела. Но потом-то куплю пару-тройку морей на какой-нибудь планете класса "4+", поставлю завод по перегонке водорослей в водород — и заживу припеваючи! Благодать!

Примерно с такими мыслями я снимал блок с водородными топливными элементами со скутера в своем укрытии в горах Лентиса-2. Вроде как уже все решено, и ничего не может помешать моим мечтам... но жизнью доказано, если какая-то фигня может случиться, она обязательно случиться. В тот момент, когда я вставил в ячейку новый топливный блок и утопил клавишу, позволяя водороду соединиться с кислородом, запиликал передатчик дальнего радиуса.

Любопытно. До штатного сеанса связи оставалось еще более трех суток, а Совет Комиссариата — далеко не те ребята, которые могут позвонить, чтобы лишний раз поинтересоваться, как у меня дела. Значит, стряслось что-то экстраординарное.

Внештатный сеанс связи означал еще одну вещь — то, что они точно знали, где я нахожусь — иначе не стали бы звонить на голофон, возле которого никого нет. Дороговатое это удовольствие. Следовательно, где-то среди тех предметов, что я ношу с собой постоянно, находится маленький, но очень мощный маячок.

— Сабрина, — обратился я к системе. — Спроецируй уже, что ли, куда-нибудь.

— Куда-нибудь — неопределенное место. Пожалуйста, уточните, — ответил компьютер сексуальным женским голосом.

Скажите мне, какой балбес сказал, что именно такой голос системы, будет способствовать психическому здоровью комиссара? Меня уже через полгода начало подклинивать от этого голоса, и, если бы Анжела — комиссар соседнего со мной сектора, не была бы очаровательной брюнеткой с полными грудями и круглой, загорелой попкой без следов купальника, что говорило о злостном нарушении Устава Экспедиционной Службы — перетаскал бы к себе половину женского населения ближайшей деревни аборигенов. Благо, физиологически мы мало чем отличаемся.

Эта мысль натолкнула меня на еще одну мысль. Ведь исчезновение молодых, красивых девушек из ближайших деревень не останется незаметным, значит — появятся местные легенды о неком существе, злой силе, ворующей женщин. И кто знает, во что перерастут эти легенды, если дать им возможность перейти из поколения в поколение и так далее? Может, в трехголового змея, который требует в жертву девственниц?

— Повторный запрос вызова, — напомнила о себе Сабрина. — Куда спроецировать изображение?

— Давай на штатную панель, — махнул я компьютеру, усаживаясь в кресло за пультом управления.

— Выполняю.

Едва слышно треснул проектор, воздух над панелью пошел рябью, и, мгновение спустя, сгустился в фигуру седого человека с одиноким золотистым эполетом, блестящим на левом плече, так же непринужденно сидевшего в кресле у себя в кабинете где-нибудь на Земле. Только вот у меня вся непринужденность и расслабленность сразу пропала, рефлексы сами подбросили меня с кресла, спина выпрямилась, а рука, позабыв, что фуражки на голове нет, метнулась к виску.

— Товарищ комиссар-генерал, командир экспедиции Лентис-2, комиссар-майор Андреевских на связи! — отрапортовал я.

Случилось и в самом деле нечто вопиющей важности. Иначе глава Совета Комиссаров не снизошел бы до маленького майора, пусть даже и командира экспедиции, и своего племянника. У него этих племянников... не считая племянниц, детей и внуков. Рука самого Андреевских начала движение к виску, и я был готов подумать — вот оно, счастье! Сам комиссар-генерал отдает мне честь! Но, вместо этого, Виктор Павлович пригладил седину на виске — и только.

— Товарищ комиссар-майор! Федерация благодарит вас за доблестное выполнение долга, ваша работа послужит ярким примером...

— Извините, — нахмурился я. — Дядя Витя, а можно как-то сразу к делу?

— Черт с тобой, — кивнул генерал. — Во-первых, поздравляю тебя с присвоением звания рейд-полковника, а, во-вторых — ты снят с участия в экспедиции...

— Что?.. — завопил я, окончательно растеряв все понятия о субординации. — Какой, нахрен, рейд-полковник? Какой снят? Мне осталось месяца три — максимум!

Само по себе присвоение звания рейд-полковника означало о переводе меня в десант, то есть формально, конечно, оно являлось повышением, на деле... на деле разница была как между вице-командиром боевой эскадры и командиром звена грузовых кораблей. Вроде как звезд больше, но первое, несомненно, почетнее. А уж снят с операции... это и вовсе неслыханно!

— Так, товарищ рейд-полковник... — произнес дядя глава Совета уже другим тоном.

Тон его изменился совершенно неуловимо, незаметно, но появилась в нем какая-то еле слышимая металлическая нотка, которая, скорее всего, и у меня мелькает, когда надо поставить подчиненного на место, которая давила на мозг похлеще, чем сила тяжести на Омикроне-4.

— В течение двух дней сдадите полномочия комиссар-капитану Стоуну, и явитесь на Землю. Вопросов нет? Вопросов нет. Исполнять.

— Есть, — выдохнул я, падая в кресло.

Голограмма замерцала, проектор пискнул, и изображение Андреевских исчезло. Остался только поганый осадок в душе, и ощущение что меня крупно поимели. Вариантов-то было негусто — или у Стоуна покровители в Совете покруче, чем у меня, или... нет, это "или" очень маловероятно — примерно как найти планету класса "5+" без зачатков разумной жизни, но оно существовало. Или случилась какая-то жопа, разрулить которую без меня никому не по силам.

— Сеанс связи закончен, — произнесла Сабрина.

— Спасибо, я заметил, — задумчиво пробормотал я. — Соедини-ка меня с Марком.

Система спроецировала Стоуна на ту же панель, что и генерала. Точнее, не всего Марка — а только его голову, облаченную в летный шлем. Похоже, он парил где-то на скутере, или выполняя задание по аэросъемке, или просто развлекаясь, что, в принципе, не возбраняется Экспедиционным Уставом — ведь всегда можно сослаться на какую-нибудь разведывательную операцию, и никто никогда не докажет обратного.

По большому счету, этим мне и нравилась служба в ФБР. С одной стороны — куча ограничений, регламентов, норм, отчетов, а с другой — почти тотальная свобода, полнейшее отсутствие контроля. И не потому что "подальше о начальства — поближе к кухне", отнюдь. Хотя и это тоже... А потому что комиссар — потому и комиссар, что ему не нужна нянька. Комиссар — это человек, который, даже если его съели, найдет, как минимум, два выхода. Лишь один из сотни претендентов проходит конкурс в Академию, и лишь один из тысячи выпускников становится комиссаром. Это уже говорит о личных качествах сотрудников ФБР, и не в последнюю очередь о психической устойчивости.

— Капитан Стоун на связи, — отрапортовал Марк. — Что-то случилось, командир?

— В общем-то да... — кивнул я. — Жду тебя через час.

— Я как раз пересекаю экватор в районе шестидесятого меридиана, могу прибыть и через полчаса, — ответил капитан.

— Повторяю: жду тебя через час, — произнес я, чуть повысив содержание стали в голосе. — Через час — значит через час. Ни раньше, ни позже.

— Есть, товарищ комиссар-майор!

Наведя порядок в голове у одного из членов экспедиции, я откинулся в кресле, достал из подлокотника банку "Крем-соды", выдернул заглушку клапана, активировав гранулы "сухого льда", и с наслаждением сделал несколько глотков обжигающе холодного напитка. Этот час мне был нужен не для того, чтобы показать свою власть, посамодурствовав напоследок, а чтобы самому привести мысли в порядок.

Конечно, получив приказ от самого главы Совета Комиссаров, особого выбора — исполнять его, или нет, не было. Есть старая пословица; "предупрежден — значит вооружен". Вот и хотелось понять, что меня ждет там, на Земле. И вариантов, как я уже говорил, было всего два. Единственная возможность исключить один из них — это покопаться в голове у Стоуна. Средств для этого хватало, но в данном, конкретно взятом случае, надо покопаться не нарушая Устава, что есть дело не из легких.

Опорожнив банку "Крем-соды", воровато оглянувшись, я с силой запустил ее в стену пещеры. Жалобно звякнув, она отрикошетила в другую стену, еще раз изменила траекторию и впечаталась в борт разведывательного скутера класса "Протон". Черт, люди Земли и других прогрессивных миров! Если бы вы знали, какой это кайф — просто швырнуть пустую банку куда попало, а не выбросить ее в утилизатор с соответствующей отметкой! Какое тепло, какое упоение разливается по венам, по всему телу... И как хорошо, что лишь немногие могут себе позволить эту крошечную частичку беспорядка. Иначе все обитаемые миры имели бы кучу шансов вернуться в Анархию 2992 года.

С улицы уже доносился нарастающий гул гравитационной подушки скутера. Неужели, час уже прошел? Я посмотрел на мультипод на запястье. И верно. И ладно, линия надреза на башке Марка уже определена, а скальпель наточен.

Подняв несколько маленьких пыльных торнадо, скутер с номером 973 влетел в пещеру, повис в воздухе возле моего аппарата, и опустился на землю. Разведчик еще качался на амортизаторах, когда поликарбонатный колпак отодвинулся вперед, и из кабины транспорта показался шлем капитана. Марк спрыгнул на каменный пол грота, критичным взглядом зацепил пустую, измятую атакой на стены, банку, подобрал ее и забросил в мусорный контейнер. И лишь после этого поздоровался:

— Здравия желаю, товарищ комиссар-майор, — козырнул Стоун.

— Да ладно уж, — отмахнулся я. — Что ты так официально? Располагайся, присаживайся... "Крем-соду" будешь?

— А "Тархуна" нету? — поинтересовался капитан.

Вот ведь наглый сукин сын!

— Э-э... нет, нету... только "Крем-сода" и "Дюшес".

Вот тут я соврал. "Тархун" еще оставался, но всего с пяток упаковок, потому и хранился только для особых случаев. Как говорится, самому мало. Впрочем, учитывая, что я все равно скоро свалю с Лентиса-2, можно было бы и поделиться. Но слово — не фотонная торпеда, вылетит — не уничтожишь.

— Тогда "Крем-соду", — вздохнул капитан.

Я достал из подлокотника еще две банки напитка, одну протянул офицеру, вторую открыл сам.

— Как тебе служба, Марк? — осторожно начал я.

— В ФБР? — уточнил он.

— И в ФБР вообще, и в этой экспедиции, в частности.

— Ну... не знаю, — повел он плечами. — Как-то скучновато. В твоем возрасте, оно, конечно, самое то — архивы, записи, карты памяти... я не так себе представлял все это, обучаясь в Академии...

— Схватки с инопланетными чудовищами, путешествия на вездеходах, героические побеги из плена аборигенов? — вставил я.

— Да-да, что-то наподобие этого... не хватает драйва, экшина, айса...

— Чего-чего? — не понял я.

— Ну, древние словечки из староанглийского... — пояснил Стоун. — В общем, не хватает действия. Я уже решил подать рапорт на перевод в десант после окончания операции. Тем более, это, похоже, моя первая и последняя исследовательская экспедиция.

— Понятно, понятно... — задумчиво произнес я.

Все сказанное означало только одно — мое переназначение — явно не Марка рук дело. Ему служба в ФБР опостылела до крайности. Значит, кому-то с большими золотыми эполетами, нужен именно я. Для чего? Каких-то своих уникальных особенностей, если они и были, я не знал. Кроме родственных связей, разумеется. Но и это не могло быть ответом — Виктора Павловича я за всю жизнь видел раз десять, из них восемь — в зале Совета в президиуме.

— Позвольте узнать, откуда такой интерес к моему отношению к службе? — осведомился Стоун. — Нет, ты командир, тебе виднее... но, я думал, такие разговоры лучше проводить перед началом экспедиции, а не за месяц до ее завершения...

— Кстати! — щелкнул я пальцами. — Я вспомнил! У меня в НЗ завалялось пара банок "Тархуна"!

Поднявшись с кресла, я запустил полупустую банку в сопло форсажного двигателя скутера, пересек пещеру, открыл контейнер и извлек целую нераспечатанную упаковку из шести банок нектара. Глаза капитана сразу загорелись. Видать, он свой запас уже прикончил, а новых поставок и вовсе не предвидится. Вместо них предвидится возвращение на Землю.

— Угощайся, дружище, — улыбнулся я, поставив упаковку на стол. — Можешь полностью себе забрать, у меня еще одна есть.

Снова соврал. У меня их было еще четыре.

— О, комиссар-майор, огромное спасибо! — расцвел разведчик. — Даже не знаю, как вас благодарить...

— Не стоит, — покачал я головой. — А, Марк! Чуть не забыл! Я сегодня получил приказ Совета, сдать в течение двух дней тебе все материалы по Лентису-2. Поздравляю, с этого момента ты — исполняющий обязанности командира экспедиции!

Счастье так и застыло на лице комиссара. Он еще переваривал услышанное, и пытался понять, шутка это или нет. Впрочем, уже через десяток секунд Стоун понял, что командиры, если и шутят, то не такими вещами. Благодарить в самом деле не стоило...

— Факинг щит! — тихо выдохнул он.

— Ты мне тут брось на мертвых языках разговаривать, — погрозил я капитану пальцем. — Я же сразу сказал — не стоит благодарности. Да не расстраивайся ты так!

Офицер задумчиво погладил упаковку с водой, словно оценивая, достаточная ли это цена, чтобы не расстраиваться. Возможно, чтобы совсем не расстраиваться шести банок было явно недостаточно, но, чтобы не расстраиваться совсем уж сильно, ее вполне хватало. Поняв, что я его больше не задерживаю, Марк загрузил презент в свой скутер, не преминув сделать крюк, чтобы переместить свою пустую жестянку со стола в утилизатор, и скрылся в кабине скутера 973.

Теперь... а что теперь? Полномочия сданы, осталось передать Стоуну собранную информацию, так это — вообще мелочи. Карты памяти с банками данных — едва ли не единственное, что хранилось у меня в идеальном порядке, как и предписывал Устав, в несгораемом контейнере с маячком в рюкзаке со сменой белья, сухпайком, бластером КОЗ-971 и переносным передатчиком — то есть со всем тем, с чем можно просуществовать на любой планете класса "5-" по меньшей мере с пару недель. В крайнем случае — копии всех записей хранятся на орбитальной станции. Захочет — достанет их, не покидая кресла в своем укрытии.

Можно отправляться на Землю хоть сегодня... да хоть сейчас! Но... как-то я прикипел сердцем к этой планете. Пять лет она была моим домом, пять лет я жил с этими маленькими, смешными людишками, незримо участвовал в их войнах, праздновал сбор урожая, сопереживал их падения, радовался взлетам. Но для меня это было всего лишь игрой. Я, в отличие от них, прекрасно знал, что все эти сражения, любовные переживания, ремонты мостов и возведение новых замков — все это зазря. Ничего из этого не имеет ровным счетом никакого смысла. Три месяца... за это время эти... ну, у которых на стяге корона и рука в перчатке, так и не успеют достроить флот примитивных деревянных суденышек, чтобы отомстить соседям за захваченный остров через узкий пролив на западе. Бородатый староста деревни на склоне моей горы так и не узнает, что бродячий колдун — попросту шарлатан, надул его, и в месторождении, которое указал мошенник, золота нет и никогда не было. Зато там есть бокситы, но на настоящем уровне развития этим ребятам они бесполезны.

Скоро, очень скоро на орбиту выйдут штук пять тяжелых крейсеров, выпустят из своих недр армаду бомбардировщиков, которые зальют эту землю жидким огнем, проникающим в каждый подвал, каждое подземелье, каждое укрытие. На месте городов и деревень раскинутся огненные ковры напалма, уцелеют лишь те поселения, что слишком малы, те, на которых и бомбу тратить жалко. Уцелеют рыбаки, охотники, рудокопы — все те, кто на момент атаки будут далеко от своего жилья. Но и то — временно. Пока не спустятся посадочные модули с несколькими тысячами переселенцев с их техникой, модулями домов, заводов и фабрик. И с несколькими тысячами тяжело вооруженных десантников с танками и скутерами.

Нет. После отчета не будет ни танков, ни тяжелого вооружения. Будут десантные скутеры и легкое стрелковое оружие — этого более чем достаточно, чтобы до конца уничтожить далекую от Земли, но далеко небезразличную Земле, цивилизацию. Кто-нибудь даст этой планете имя дочери какого-нибудь из высших комиссаров, которая понесла при высадке немыслимую жертву — сломала ноготь, и заживет новое племя новых людей.

По злой иронии человек, благодаря которому и будет уничтожено население целой планеты, будет находиться где-то далеко, возможно в другой части галактики. И будет носить погоны рейд-полковника, которых он никак не желал.

Ужасно, жестоко, аморально... я еще раз повторю — нет, и не может быть этики в вопросах выживания своего вида. Мы или есть, или нас нет. История никого не рассудит — ее будут писать наши историки, историки победившего и выжившего вида. А они уж напишут как надо — добро побеждает зло, мы победили, значит, добро — это мы.

Это одна сторона медали. Но есть и другая! Это сегодня мы, человечество, на коне. Сегодня мы топчем галактику армейскими ботинками, бряцая оружием. А что будет завтра? Никто не мог дать гарантии, что не появится более другой инопланетный вид, неважно, насколько похожий на нас, но с пушками большего калибра и схожими требованиями к среде обитания. И что тогда будет с нами, с человечеством? Сегодня — да, мы смотрим на население других планет, как на муравьев, а не будем ли завтра мы точно такими же муравьями, которых неизвестный доселе вид размажет ботинком по земле и заселит наши планеты, наши колонии, которые мы искали, исследовали и завоевывали с таким трудом?

Глава 2

Всего две недели спустя я был уже на Земле. Как-то даже не верилось, что пятьсот лет назад такой перелет занял бы около полугода. А полторы тысячи лет назад — вообще и больше пятидесяти лет! Физика гиперпрыжков, несомненно, дала человечеству очень многое. Как минимум — жизнь. В противном случае там, на Земле, которая, хотя и родина человечества, но уже давно не всех человеков, эти самые человеки дружно ели бы друг друга, стоя друг у друга на головах. Потому что есть было бы нечего! И негде!

Невероятно, но две тысячи лет назад вообще считалось, что максимально возможная скорость — скорость света, а само человечество тогда едва преодолело десятикратную скорость звука.

Видели бы сегодня наши предки обширную транспортную сеть, связавшую десять развитых миров, три развивающихся, и несколько блок-постов на планетах класса ниже "4-"!

На скутере — до "Бурана", спрятанного на полюсе Лентиса-2, на "Буране" — до орбитальной станции, оттуда, на грузопассажирском корабле — до Беллера в Квелеце (по каталогам пятивековой давности — 51 Peg), дальше, на звездолете Совета Комиссаров — до Хирона в Ригеле, и уж теперь до Земли — обычным пассажирским лайнером с настоящим (не консервами!) горячим обедом и стаканом виски. Впрочем, уже через час полета стакан превратился в бутылку, бутылка плавно перешла во вторую и третью... а после мне было глубоко параллельно, как, что и куда летит.

Да, ступив на палубу гражданского корабля, я, наконец, смог расслабиться, и позволить себе то, чего Экспедиционный устав лишил меня на пять лет — алкоголя. Между строк можно сделать сноску и мелким шрифтом отметить "качественного алкоголя". Этанол в изобилии содержался в системе охлаждения скутеров класса "Протон", и с завидной регулярностью.... Э-э... испарялся. Но, одно дело разбавленный водой спирт, и совсем другое — настоящий виски. Хотя... пластиковая кружка с самодельным пойлом, мясо какого-нибудь инопланетного млекопитающего, приготовленное на дюзах форсажных двигателей разведчика, инвекторный обогреватель, и БУК-74 на коленях... во всем этом есть что-то дикое, первобытное, романтическое. Какая-то своя, непонятная рядовому жителю развитых миров, красота. Разве не так коротали вечера наши предки на Земле?

Впрочем, во всей транспортной сети, несмотря на ее масштабы и техническое оснащение, был один маленький недостаток, связанный с несовершенством звездолетов. Ну не научились мы до сих пор строить корабли, которые с одинаковым успехом бороздили просторы вселенной, и ныряли в облаках атмосферы планет. Говорят, у Кор-А были такие разработки, но... будь правдой хоть одна десятая всего, что про них говорят — с пассажирского лайнера на орбитальную платформу "Трудовые Резервы" сходил бы не я в окружении сотен других пассажиров, а какой-нибудь длинный и щуплый Кор-А.

Преодолеть половину галактики, чтобы проторчать почти час на платформе перед шлюзом орбитального лифта... это малоприятно. Да и космопорт столицы Земли — Челябинска встретил меня на удивление негостеприимно. Вместо широких стеклянных дверей, которые я так хорошо помнил, родина приветствовала своего блудного сына тремя узкими проходами через микрорентгеновские детекторы. Даже исполинская голограмма жгучей брюнетки в сапогах до середины бедра, коротенькой юбочки, открывающей подвязки чулок, и крошечном топике, манящей пальчиком с длинным овальным ногтем, с парящими над ней буквами "А ты внес свой вклад в повышении рождаемости?", не радовала глаз. А все почему?

А все потому, что вдоль всего пути следования пассажиров, от колонны орбитального лифта, уходящей за облака, и еще дальше, до сканеров, стояла шеренга десантников в тяжелых боевых скафандрах, вооруженных гравидеструкторами неизвестной мне модификации.

Интересно, что стряслось за годы моей изоляции? Насколько я знал, Федерация Солнечной Системы и Развитых Миров ни с кем не воюет, чтобы вызвать такие меры безопасности. Не воюет хотя бы по той причине, что во всей исследованной части космоса нет ни единой расы, которая может угрожать спокойствию Земли. Даже больше — в настоящий момент есть всего одна известная раса — на Лентисе-2, но и та просуществует недолго.

Но, судя по всему, угрозу ожидали как раз от людей, от представителей своей же расы! Всех, виденных мной инопланетян, сколь бы не близки они были по анатомии к человеку, достаточно легко и просто отличить от землянина и без микросканера! И эта угроза, очевидно, была очень велика — даже один залп одного гравидеструктора проделает в беспорядочной колонне пассажиров просеку, шириной в десяток трупов. То есть с потерями среди мирного населения смирились заранее. А если злоумышленник где-то рядом со мной?

Эта мысль заставила меня пожалеть, что табельный КОЗ-971 пришлось сдать в багаж. Уж лучше самому сделать во лбу противника аккуратненькую дырочку, чем разлететься на миллиарды атомов от луча гравидеструктора. Беспокойно озираясь, я отделился от толпы, стараясь держаться как можно ближе к десантникам — уж своих-то они валить не будут.

— Товарищ комиссар-майор, — раздался искаженный акустической системой шлема голос ближайшего солдата. — Не заступайте за белую линию.

Обалдеть можно! Какие-то дикие времена! Даже шинель и фуражка комиссар-майора ФБР не вызывает должного почтения! Я посмотрел под ноги. Вдоль шеренги бойцов и в самом деле тянулась нарисованная на пластике космодрома белая полоса.

— Прошу вас вернуться за линию, — повторил рейдер, угрожающе покачнув раскаленным стволом с подернутым рябью горячего воздуха дулом своего разрушительного оружия.

— Тихо-тихо, — поднял я руки. — Я уже за линией. Вот, смотри.

И я сделал широкий шаг в сторону, переступив черту в обратном направлении. Самое удивительное — прочие пассажиры звездолета не показывали никаких признаков беспокойства или озабоченности, словно прогулка по космодрому под прицелами противотанковых орудий была в порядке вещей. Тогда и мне, офицеру ФБР, не о чем волноваться.

Миновав рамку сканера, я ужа направился к терминалу выдачи багажа, но путь перегородил невысокий усатый офицер с погонами лейб-капитана и незнакомой мне нашивкой на рукаве: золотистый факел, перекрещенный с какой-то херовиной, на щите зеленого цвета. Я бы с радостью опустил кулак на его фуражку, по колено вогнав усача в пол, но два десантника позади чиновника, вооруженные вездесущими гравидеструкторами, заставляли задуматься о последствиях.

— Лейб-капитан Рицфорд, Федеральная Таможенная Служба, — представился он. — Это ваша сумка?

Он кивнул на мой ранец, лежавший особняком от остального багажа, возле еще одного детектора. Господи, что же случилось с Землей? Неужели, какая-то залетная туманность занесла вирус всеобщей паранойи? Не то чтобы я не слышал о Таможенной Службе... я не слышал про ее существование последних лет восемьдесят — то есть всю свою жизнь. Лишь читал про нее в учебниках в Академии, причем последнее упоминание о такой реально существующей структуре относилось... тысячи полторы лет назад, если не ошибаюсь. Тогда, покончив почти со всеми наркотиками, правительство взялось за табак. Не спрашивайте, не знаю, не пробовал. После запрета выращивать этот самый табак на Земле, его стали тащить с других планет, перепродавая уже здесь в десятки, если не сотни, раз дороже. И только таможенная служба, вместе с отменой презумпции невиновности, помогла обрезать пути контрабанды и навсегда искоренить это адское зелье. Десять килограмм, десять грамм, для себя, не для себя — не важно. Сразу на землю, и вот уже кости нарушителя трещат под гусеницами танка. Потом то ли табак иссяк, то ли контрабандисты кончились, но, так или иначе, сегодня это растение нельзя увидеть даже на голографиях. Только на плоских невыразительных картинках.

— Ну, допустим, моя, — кивнул я, прикидывая, как лучше подобраться к десантникам вплотную, где их пушки будут не только бесполезны, но и опасны для самих же владельцев. — А в чем дело, капитан?

— На каком основании вы перевозите оружие в своем багаже? — ехидно поинтересовался усач.

Вот теперь у меня тормоза окончательно спустили. Какого хрена? Чтобы какой-то маленький, несчастный лейб-капитанишка допрашивал комиссар-майора, да еще и таким тоном?

— Ты что, драакский друуль, вконец оборзел? — взревел я, сделав шаг по направлению к таможеннику, перекрывая линию огня десантников его же телом. — Или погоны различать разучился? Ты как себя ведешь, когда перед тобой целый ФБРовец стоит?

Чиновник, как я и надеялся, не отступил ни назад, ни в сторону, продолжая защищать меня от разрушительных вихрей гравидеструкторов. Сказывалось отсутствие реального боевого опыта. Я уже приготовился сжать пальцы на его худощавой шее, и сдавливать горло балбеса, наслаждаясь предсмертными хрипами капитана, но вовремя почувствовал тычок в районе чуть ниже груди. Опустив глаза, я увидел тусклый титановый блеск КОЗ-971, упершегося точно по центру второго ряда пуговиц шинели.

— Это мы сейчас узнаем, какой ты ФБРовец, — процедил сквозь зубы Рицфорд. — Я уже отправил запрос, и даже получил на него ответ. Никакого комиссар-майора Андреевских в ФБР нет.

— Оп-па! — выдавил из себя я, стараясь не потревожить руку с бластером, нацеленным мне на кишки.

Чертова бюрократия! И чертов дядя Витя! Похоже, он уже оформил мой перевод в десант, а дежурный, на запрос "Служит ли в ФБР комиссар-майор Андреевских", сверившись с банком данных, ответил коротко и четко "нет". И ведь, я на сто процентов уверен, никто не удосужился осведомиться: "а служил ли у вас такой человек?". И, разумеется, никто не удосужился проявить инициативу, добавив к ответу: "такого нет, потому как он переведен". И из-за такого отношения, чисто формального, к своим обязанностям, из-за халатности двух раздолбаев, сейчас в столичном космопорту образуются три трупа.

Или один труп — это зависело от исхода нашего "мамихларинатапари", что в переводе с ягайского означает "смотреть друг на друга в надежде, что один из двух выполнит то, чего хотят обе стороны, не расположенные это делать". В еще одном переводе, уже на Универсальный Космический — кто кого спровоцирует первый, дав повод выпустить торпеды из шахт.

— Всем стоять! — громом пронесся по залу космопорта приказ. — Секретная Служба Совета Комиссаров!

— Тебе повезло, — подмигнул я таможеннику.

Тот, щелкнув предохранителем, опустил бластер. Десантники — те вообще поспешили скрыться с глаз, уступая место троим плечистым спецагентам в кожаных плащах и темных очках. Офицеры комиссариата, не удостоив капитана и малейшей толикой внимания, словно он был пустым местом, синхронно взяли под козырек.

— Рейд-полковник Андреевских? — скорее утвердительно, нежели вопросительно, произнес один из них. — Мы от генерала Андреевских, следуйте за нами.

— Конечно, ребята, с радостью, — улыбнулся я.

Глаза Рицфорда, только сейчас догадавшегося сопоставить мою и главы Совета фамилии, испуганно расширились, а губы предательски задрожали.

— Да все в порядке, — дружелюбно улыбнулся я, похлопав таможенника по плечу. — Ты просто проявил бдительность.

И так же беззлобно двинул коленом в живот капитана. Каждый служит Федерации как может. Одни проявляют бдительность, другие пресекают излишнюю инициативу. Только так может сохраняться хрупкий баланс между порядком и анархией. Оставив офицера, согнутого пополам, валятся на полу, я демонстративно извлек из сумки кобуру с КОЗ-971, не блестящим титаном, как у таможенника, а с антибликовым пятнистым напылением, и прицепил ее к портупее. Теперь можно двигаться дальше.

Длинный, мощный флаер спецагентов стоял на площадке у самого входа в космопорт, под предупреждающей надписью "только для Федеральных Служб", между двумя тяжелыми десантными бронетранспортерами. Один из агентов принял мой ранец и убрал его в багажник, второй услужливо открыл заднюю дверь машины. Послав воздушный поцелуй голограмме девочки, повернутой ко мне своей очаровательной попкой, я сел в транспорт. Кстати, вполне возможно, для действительного повышения рождаемости, ее стоило развернуть к основной массе зрителей именно этой частью.

— Что тут у вас стряслось? — полюбопытствовал я у эсэсовца на соседнем кресле, когда флаер начал набор высоты.

— В каком смысле? — не понял он.

— Столько огневой мощи в космопорту, — пояснил я. — Еще какая-то таможенная служба...

— А вы не знаете? — удивился он. — Союз за Свободу Инопланетных Миров.

— Конечно, я не знаю! — усмехнулся я. — Я пять лет прожил в полной изоляции на Лентисе-2.

— Банда полудурков, — отмахнулся второй. — Которые утверждают, что истреблять инопланетян и захватывать их планеты — это плохо.

— А собрать их на одном корыте и запустить на Солнце — не судьба? — зевнув, спросил я.

— Нельзя, — ответил первый. — Теперь такие вещи делаются только через трибунал. Да что там! Теперь, чтобы замочить даже гражданское лицо, нужен приговор трибунала, а уж чиновников... и подавно. Исключения лишь в случаях пресечения явных враждебных намерений.

— Правда, им это не особо мешает, — вновь вклинился в разговор второй. — Только на Земле за последний месяц ССИМ устроил пять терактов, порешив десяток тысяч человек.

— Постой! — ужаснулся я. — Это что же получается, я теперь не смогу сделать дырку в башке какого-нибудь мудака только потому что он мне не понравился?

— Совершенно верно, — кивнул агент.

— Кошмар! Как вы довели Федерацию до такого? Но хоть ногу-то я ему могу прострелить?

— Ногу? — эсэсовец крепко задумался. — Ногу — да, это законом не запрещено.

— И на том спасибо, — буркнул я.

Да, конечно, тысячу лет назад, когда Землю населяло двадцать миллиардов человек, колонизация инопланетных миров была прямой необходимостью. Закон сохранения энергии действует во всем, и невозможно производить кислорода, пищи и воды больше, чем их возможно производить на одной отдельно взятой планете. Захват планет и истребление всех прочих рас было делом выживания человечества. Сегодня, имея в своем распоряжении дюжину планет класса выше "5-" (и это — не считая Земли!), и в три раза больше планет класса выше "3+", вопрос перенаселения стоит далеко не так остро. Так что можно и покачать права на тему "как это нехорошо убивать ни в чем неповинных инопланетян". А можно задуматься о будущем, причем не столь отдаленном, и продолжить экспансию, внося, попутно, свой вклад в увеличение рождаемости. Ведь лет через триста-четыреста уже и этих планет станет мало для человечества! Нет, я бы казнил этих радикалов на месте без суда и следствия.

Флаер тем временем парил между небоскребами самого прекрасного города в мире, бросая стремительную тень на трубы пешеходных переходов внизу, ныряя в тень верхних труб пешеходных переходов, отражаясь в надраенных до блеска стеклах домов, выплевывая из выхлопной трубы тоненькую струйку водяного пара, которая, конденсируясь, устремлялась вниз, в толщу многовекового тумана. Я во все глаза смотрел в окно. Как же я успел отвыкнуть от цивилизации, от сотен и тысяч людей вокруг, которые такие же, как я, от которых вовсе не обязательно скрываться, отвык даже от таких простых вещей, как квазибарьерные светофоры!

Вопреки моим ожиданиям, машина не вышла из восьмой экологической зоны в центре города, повернув у силового барьера на границе зон к зданию Комиссариата.

— Подождите, товарищи, а куда мы, собственно, едем? — забеспокоился я.

— Как куда? В Совет, к Андреевских, — буднично ответил спецагент.

— Это шутка какая-то? Мне бы сперва домой заехать. Не могу же я явиться к комиссар-генералу небритым, и... в повседневной форме!

Я уж чуть было не обратил внимания эсэсовцев на свое состояние после трех бутылок виски, принятых в полете, далекое от трезвости, но благоразумно промолчал. Тем более, что не учуять этого было попросту нереально.

— Во-первых, у нас приказ — из космопорта сразу к главе Совета, а, во-вторых... — мой сосед отвлекся от созерцания пейзажа из окна, и посмотрел на меня. — Во-вторых, я думаю, генерал Андреевских простит полковнику Андреевских легкую небритость, форму одежды... ну, и все остальное.

Приказ есть приказ, и спорить в данном случае бессмысленно. Но, хотя бы, чуть освежиться не помешало. Агент, словно прочитав мои мысли, достал из бара в спинке переднего кресла зеленую банку с изображенным на ней пятиконечным листком полыньи, которую я с благодарностью принял, выдернул клапан и с наслаждением опорожнил емкость, ошпарив горло ледяным напитком. Благодать! Теперь можно продолжать жить!

Флаер, сделав, под неусыпным надзором турели с плазменным гатлингом, круг над посадочной площадкой перед зданием Комиссариата, приземлился между двумя клумбами с карликовыми пальмами. Агент распахнул дверь и ступил на пластик платформы, пропуская меня. Покинув машину, я выпрямился во весь рост, потянулся, разминая затекшую спину, непривыкшую к каменным сидениям серийного транспорта, и замахнулся банкой, намереваясь, по привычке, запустить ее куда попало. Эсэсовец предупреждающе кашлянул. Ах, ну да. Я уже не на Лентисе-2, где в течение пяти лет я был первым после Бога. На Земле есть свои обычаи, которые предполагают выбрасывание мусора в строго определенные места. Ну, а поскольку поблизости такого места не было, я принял у эсэсовца свой ранец, вручив ему, в обмен, банку, и уверенно зашагал к створкам дверей Комиссариата.

Почетный караул, вооруженный, по традиции, древними "рельсами", в бронескафандрах эпохи Начала Великих Космических Открытий, дружно взял "в ружье" при моем приближении. Бедные курсанты! Вот уж кому не завидую... сам полвека назад вдоволь настоялся на почетных постах. Их амуниция, в сумме, весит под семьдесят килограмм! Хотя... наверно именно этому выпускники Академии и обязаны своей превосходной физической формой и невероятной выносливостью.

Дежурный комиссар-майор, получив на свой дисплей информацию с моей ИД-карты, приветственно кивнул, я ответил ему тем же, и подошел к скоростному лифту. Только на последнем этаже, где и находился кабинет Андреевских, меня остановил адъютант. Так то! Вот уж где-где, а в Комиссариате всегда идеальный порядок, и посторонний человек ни за что не проникнет так далеко!

— Товарищ комиссар-генерал, к вам рейд-полковник Андреевских, — доложил адъютант в селектор. — Пропустить? Есть! — и, уже обращаясь ко мне: — проходите, товарищ рейд-полковник, вас ожидают.

В кабинете столь высокого начальства мне, несмотря на долгие годы службы, и даже родственные связи, бывать еще не приходилось. Справедливости ради стоит заметить, что в кабинете главы Совета вообще немногим удалось побывать.

Размеры кабинета меня, мягко говоря, поразили. Он был не то что больше фойе на стопятидесятом этаже здания, где находилась посадочная площадка, но даже больше моего грота на Лентисе-2! А уж там с легкостью могли разместиться штук двадцать скутеров. Одну стену целиком занимал гигантский голопроектор. Больший я видел только в зале заседаний Совета. Вдоль второй тянулись полки из настоящего дерева с настоящими бумажными книгами! Да-да, из самого настоящего дерева! С настоящими бумажными книгами! На третьей хищно блестело самое разнообразное антикварное оружие, со времен... в общем, с тех времен, когда холодное оружие преобладало над лучевым, а, может, еще и с тех, когда не только лучевого, но и гауссовского оружия еще не было! Там же, на третьей стене, в окружении сотен клинков и стволов, висел гололисток с навсегда застывшей на нем статьей под заголовком "Сержант Охранного Батальона раскрывает замыслы ФОМ", и голографией еще молодого, черноволосого дяди Вити в форме старого образца с сержантскими погонами. Как же давно это было!

Сам хозяин кабинета (а, по совместительству, и самой сильной армии во всей галактике), сидел у окна во всю четвертую стену за длинным Т-образным деревянным столом. Да-да, снова деревянным! Это на планетах третьей и более поздней очереди колонизации дерева навалом, но на Земле такой стол стоил... здесь я затрудняюсь дать точную оценку, но, несомненно, его цена была эквивалентной цены десятка самых "заряженных" суперфлаеров "Лада"!

— Здравия желаю, товарищ комиссар-генерал, — как можно тише, стараясь не побеспокоить гробовую тишину кабинета, нарушаемую только мерным тиканьем часов, произнес я, поднеся правую руку к срезу фуражки.

Мое приветствие тихим шелестом отрикошетило от стен, усиливаясь с каждым ударом, прогулявшись по каждому стволу каждой антикварной пушки, прошуршав по корешкам книг, и вернулся ко мне многоголосым эхом.

— Проходи, проходи, мой дорогой племянник, — замахал руками Виктор Павлович. — Снимай шинель, присаживайся.

Повесив шинель с фуражкой на вешалку, я, стараясь не очень грохать каблуками сапог, я пересек зал, и сел на кресло у стыка ножки и поперечины буквы "Т". Вблизи глава Совета выглядел еще более внушительно. В черном френче с наградными планками на левой стороне кителя, золотым орлом, распростершим крылья, сжимающим когтистыми лапами земной шар на правой стороне, и золотым же эполетом с ромбовидным переплетением нитей на левом плече, морщинистым лбом под коротко подстриженными серебряными седыми волосами, и пронзительными ярко-синими глазами, изучавшими меня из-под косматых бровей, генерал Андреевских имел в своих руках такое сосредоточение власти, и при этом пользовался таким уважением... да-да, его именно уважали, а не боялись! Выше Главы Совета в военной иерархии не было никого, а в более широком смысле, если принимать во внимание прочих политических деятелей — лишь двое-трое, включая президента Федерации Амбара Обаха пользовались властью (но не уважением!) большей, чем генерал, разменявший недавно двадцатый десяток, генерал, рожденный в семье простого кладовщика оружейных складов на Марсе, прошедшего на своем пути все ступени карьерного роста, начиная с простого рядового солдата.

— Как тебе нововведения? — поинтересовался он. — Тебя же лет пять на Земле не было?

— Да, почти пять лет, — кивнул я. — Я так понимаю, что мое досрочное возвращение связано именно с ССИМ? Тогда у меня сразу есть предложение: более жесткие методы борьбы, как во времена анти-табачной кампании. Да, может, зацепим пару-тройку миллионов невиновных, зато искореним эту заразу...

— Нельзя, — вздохнул генерал. — Я бы сам с радостью положил их в ряд, и закатал бы гусеницами танков в пластик... но общество слишком избаловано достатком, слишком большой запас ресурсов достался человечеству, и, когда проблемы выживания человечества были решены, появилась другая проблема — проблема морали. А могли ли мы так поступить с маленькими, бедными, беззащитными инопланетянами? Нынешнему поколению сложно понять, что это — выживание. Они пришли на готовое, и потому жесткие меры вызовут слишком большие волнения в обществе. Самое удивительное — колонии, которые стоят на костях сотен миллионов аборигенов, настолько ужаснулись, неожиданно узнав цену своего существования, что не уверены, хотят ли иметь что-то общее с Федерацией, и рассматривают возможность объявления своей независимости. Последняя фраза — цитата из одной статейки.

— Я бы этого писца на Кор-Ахадалл на пару недель закинул... — задумчиво произнес я.

— Уже, — улыбнулся Андреевских. — Правда, не на Кор-Ахадалл, а на Венеру... кстати, удивительно, что ты вспомнил про Кор-А, ведь причина твоего отзыва, косвенно, связана с ними.

— То есть я здесь не для того, чтобы разобраться с ССИМ? — удивился я.

— С террористами без тебя разберемся, — отмахнулся глава Совета. — Для тебя есть задание поважнее.

— Э-э?..

— Около семисот лет назад в распоряжении космофлота Земли было восемь боевых крейсеров Кор-А, избежавших утилизации. Кому-то пришло в голову, что переоборудовать уже существующий крейсер, пусть даже Кор-А, в исследовательский корабль намного дешевле и проще, чем строить его с нуля. Не смейся, тогда эта мысль не была лишена рационального зерна — космических лифтов еще не было. Все восемь крейсеров на скорую руку переделали в исследовательские, и отправили в разные части галактики. Вскоре связь с ними была утеряна, и местонахождение всех кораблей оставалось неизвестным... практически, до сего дня.

— То есть они нашлись? — воскликнул я, забыв про предательское эхо кабинета.

— Они — слишком громкое слово. Нашелся один из них — "Прогресс", на границе гравитационной зоны Квессина.

— И моя задача?..

— Проникнуть на крейсер, установить причину потери контакта, устранить угрозу, если она существует по сей день (что маловероятно — почти семьсот лет прошло), и отбуксировать его в указанный куб.

— Для управления кораблем такого возраста и класса одного человека явно недостаточно, — возразил я.

— То есть для устранений любой угрозы тебя достаточно? — усмехнулся генерал. Какое же у тебя самомнение! С тобой полетит звено десантников.

— Кстати, на счет моего самомнения, — вспомнил я. — А почему именно я?

— Я знал, что этот вопрос возникнет, — протянул Андреевских. — Ты же понимаешь, что родственные связи здесь не причем? Причина кроется... в твоих личных качествах, в характере. В твоей неорганизованности, которая позволяет с успехом решать нестандартные задачи. Мне исключительно понравился взрыв водородного блока при побеге из плена на Андрадоре. Да-да, представь себе, я читаю твои отчеты! Да и внушительный послужной список, стажировка на Кор-Ахадалле, две Исследовательских Экспедиции в мирах класса "5-", более десяти разведывательных экспедиций в низших мирах... на сегодняшний день во всей Федерации есть только два человека с таким опытом, и один из них — я. Догадываешься, кто второй?

— Я польщен... но я не участвовал в десантных операциях...

— ... особенно на заброшенных крейсерах Кор-А, — продолжил за меня хозяин кабинета. — Выполнишь задание — станешь губернатором Лентиса-2, провалишь — уйдешь в почетную отставку. В любом случае ты ничего не теряешь. Хотя, проваливать-то, по большому счету, нечего... но и исключать любую возможность мы не вправе. Связь же по какой-то причине прекратилась, и со всеми кораблями одновременно.

— Когда я могу познакомиться с личным составом и разведданными по операции? — спросил я.

— Завтра в полдень, на базе Елань. Рейд-генерал Токанахана уже получил соответствующие распоряжения. Вопросов нет? Вопросов нет. Исполнять.

— Есть, — ответил я, поднимаясь с кресла.

Глава 3

Родной дом встретил меня толстенным слоем пыли. Немудрено! За пять-то лет! Еще удивительно, что мхом все не поросло! Проведя ИД-картой по сенсору, я включил домашний компьютер. Все же меня не перестают удивлять споры на счет систем активации и идентификации. Что лучше ИД-карта, или отпечаток пальца? Противники и сторонники каждой из точек зрения приводят свои доводы "за" и "против". Основной довод — ИД-карту похитить гораздо легче, чем большой палец. Ребята, которые это утверждают, явно плохо знакомы с историей! В XXV веке даже была введена в Уголовный Кодекс отдельная статья — "отрезание большого пальца". А все потому что повсеместная идентификация по большому пальцу привела к росту так называемых "палечных воров", которые крали именно пальцы, отрезая их, как это несложно догадаться, а уж с их помощью — все остальное. На мой взгляд, гораздо менее неприятно лишиться ИД-карты, чем пальца.

— Добрый вечер, хозяин, — поздоровался со мной электронный голос так, словно и не было пяти лет моего отсутствия, а я только утром ушел на работу, и вот теперь вернулся.

— Включить систему пылеудаления, — приказал я, сбрасывая с ног сапоги.

Зажужжали ионизаторы, наэлектризовывая пыль. Я положил кобуру с бластером на столик перед голопроектором, снял шинель и китель, положил их на диван. Надо заказать новые, с другими знаками отличия. Или же с новыми порядками непременно найдется особо ретивый десантник, который вышибет мне мозги только за то, что в звании рейд-полковника я хожу в комиссар-майорской форме.

Подождав, пока остатки пыли уползут в пылесборники, я сел в кресло, положив ноги на столик. Дом, милый дом. Я так ждал этого момента, так ждал конца Экспедиции, моего возвращения домой... и вот я здесь, но, самое удивительное, делать-то дома абсолютно нечего! Как-то я привык к постоянному действию, достижению результата, финальной точки смысла своего бытия. А здесь, дома... какая финальная точка жизни? Только смерть. Но туда я как-то не особо торопился.

— Проверить банковский баланс, — приказал я.

В голопроекторе замелькали цифры. Да, все правильно — мой счет пополнился на пятьдесят восемь миллионов рублей, по миллиону за месяц на Лентисе-2. Счетов скопилось всего ничего — около полумиллиона. Минус налоги... Ага! Теперь я могу себе позволить "Ладу Приору" вместо "Порша-911", стоящего в гараже! Нет, "Порш" тоже неплохой суперфлаер, тем более, что его двигатель разрабатывали на ФлаероВАЗе, аэродинамику доводили до совершенства там же, кинематику антиграва — тоже. Но "Лада" — это бренд, это стиль, это эталон флаеростроения, синоним успеха, стабильности и надежности, как Федерация! "Лада — сделано для человека, а не для СТО!".

— Оплатить счета, — произнес я. — Вывести содержимое холодильника.

Как и следовало ожидать, срок годности всех продуктов истек, самое позднее — около четырех лет назад. А ел я последний раз еще на лайнере, где-то в районе туманности Сидика. Что бы такого съесть? Самому приготовить, или заказать что-нибудь в ресторане? Первое, конечно, быстрее. Ужин из ресторана, в лучшем случае, придет часа через полтора. Но в Экспедиции я достаточно уже настряпался, изобретая совершенно невообразимые блюда из консервов, дома-то можно и полениться.

— Утилизировать испорченные продукты, заказать дневной рацион. Э-э... заказать в "Кавказской кухне" шашлык из свинины, две порции.

— Дневной рацион прибыл, — оповестил меня компьютер.

Ну почему, почему рестораны упорно не хотят пользоваться пневмотрубами, как нормальные продуктовые магазины? Что за странная традиция — заморить клиента голодом, пока прибудет курьер на гравицикле с заказом?

В холодильнике, как обычно, кроме самого заказа, обнаружились несколько брикетов с пробниками сэндвичей, пиццы, и прочей бурды, с яркими картинками на упаковках, призывающих питаться только ими. Отправив их в утилизатор, я сделал пару бутербродов, захватил банку "Тархуна", и вернулся в кресло, разминаться перед шашлыком.

— А, чуть не забыл, — щелкнул я пальцами. — Заказать форму рейд-полковника моего размера. Счет отправить в казначейство Комиссариата. И показать новости за последнюю неделю.

Большая часть новостей, как и до Экспедиции, была совершенно несодержательна. Ну кому, кроме психиатра, может быть интересен человек, собравший уникальную коллекцию в полтора миллиона шнурков? Другие новости неоднозначно указывали, где отмываются Федеральное бабло, и даже назывался размер финансирования! Знающие люди, несомненно, сразу понимали, и кто его отмывает. Обнаружилось и то, что я искал — сообщение о взрыве аэропоезда террористами ССИМ. Правда, единственное. Видимо, радикалы начали проявлять активность уже достаточно давно, и всем порядком поднадоели.

Вскоре прибыл и шашлык из ресторана. КОЗ-971 на столике не позволял разместить на нем коробку... вернее, для коробки, ног и оружия на столе места было маловато, а потому я засунул кобуру с бластером в щель между подлокотником и сидением кресла, а ноги водрузил на привычное место. М! Шашлык! Лаваш, с лежащими на нем двумя шампурами с поочередно нанизанными кусками румяного мяса и скукожившихся от температуры кружочками помидоров, обильно посыпанных зеленью, с кругляшками маринованного в уксусе лука по периметру... я снял зубами с шампура первый кусочек мяса, сразу растаявший во рту божественным нектаром, оторвал ломоть лаваша, пропитавшегося маринадом и соком, и отправил его следом за мясом. Как же я соскучился по отлично приготовленному шашлыку!

Я давно уже заметил, что новостные выпуски крайне негативно влияют на пищеварение, потому дал компьютеру команду включить серию "Симпсонов" из моей личной голотеки. Над полом нарисовалась надпись, предупреждающая, что эта копия с вырезанной рекламой, и, соответственно, смотреть ее запрещено, а, кроме того — сигнал в соответствующие инстанции уже отправлен. В чем-то я был согласен с авторами — смотреть головизор без рекламы — это все равно что воровать передачи. Но реклама так напрягает... к тому же я совершенно не беспокоился, что в мою дверь постучат ребята в боевой броне с бластерами наперевес — посмотрев адрес, откуда пришел сигнал, они, несомненно, откажутся от столь глупой затеи.

Симпсоны, да... не так уж и много фильмов умудрились пережить несколько перезаписей на постоянно обновляющиеся носители, с постоянно изменяющимися форматами, и десятки переводов на современный, более современный, и совсем уж современный языки. Естественно, это говорит не в последнюю очередь об актуальности продукта во все эпохи, и о его качестве — как бренд "Лада". И ничто так не помогает пищеварению, как счастливая рожица Гомера Симпсона, уплетающего пончики.

Наверно, я задремал после плотного ужина, потому как когда я, в очередной раз моргнув, открыл глаза, то увидел лишь темноту, разбавленную квадратом лунного света на полу, повторяющим контуры окна. Светящееся табло часов над блоком домашнего компьютера показывало два часа ночи. Пожалуй, остаток ночи гораздо приятнее будет провести в кровати, нежели в кресле. Придя к такому выводу, я приготовился встать, но...

В этот момент пространство между мной и часами колыхнулось. Раз, и еще раз. Кто-то был у меня в гостях. Причем этот кто-то располагал антиоптическим костюмом, привел с собой друзей, и наведался ко мне явно не на запах шашлыка. Ребята из службы контроля за исполнением авторских прав тоже исключались — они больше привыкли действовать прикладами БУКов и сапогами, нежели головой. Нащупав рукоятку бластера у своего бедра, я отдал компьютеру приказ:

— Полное освещение!

Полтора десятка ксеноновых ламп зажглись одновременно, заливая комнату нестерпимо ярким светом. Если гости позаботились о приборах ночного видения, то в эту секунду, если им повезло — сожгли свою оптику. Если не повезло — то и глаза в придачу.

Раздался пронзительный крик, затрещал характерным переливом БУК-74, превращая кресло, где я только что находился, в кучу обугленного пластика, но я уже катился по полу, поливая на звук зарядами из бластера. В воздухе появилось несколько кровоточащих отверстий, струя света "семьдесят четвертого" переместилась на потолок, перемалывая панели, и затухла. Один готов. Интересно, сколько же их еще?

Кто-то чертыхнулся, налетев на пластиковый угол дивана. Дилетанты! Сместив прицел КОЗ-971, я несколько раз нажал на спуск. Мимо. Противник теперь вел себя гораздо умнее, ничем себя не выдавая. Пока мы в равных условиях — и он меня не видит, и я его не вижу, но это пока! Скоро зрение гостя восстановится, и, будучи облаченным в антиоптический костюм, он получит неоспоримое преимущество.

И тут меня осенило! Ну конечно же! Как я сразу не догадался?

— Включить систему пожаротушения!

Из десятков форсунок в потолке полетели хлопья пены, моментально облепившей стены, пол, мебель, меня и злоумышленника. Теперь я получил отличную возможность прицелиться в огромный бесформенный сгусток противопожарной пены, что я и сделал. Гость еще не понял, что произошло, а остатки заряда батареи бластера изрешетили и пену, и антиоптический костюм, и самого противника. 2:0 в мою пользу. Однако, партия.

— Комиссар-майор Андреевских! Душегуб и кровопийца! — внезапно прогремел из-за разбитого окна голос, многократно усиленный мегафоном. — Революционным Советом Союза за Свободу Инопланетных Миров, за пособничество в уничтожении народов Андрадора и Лентиса-2, вы приговариваетесь к смерти!

Забавно. А мне только сегодня говорили, что приговорить к смерти может лишь трибунал. Скользя по пене, я подобрался к окну, и осторожно выглянул на улицу. Увиденная картина заставила меня вздрогнуть от ужаса. Там, в свете фонаря, возле грузового флаера "ГАЗель", стояли двое, причем один из них держал на плече тяжелый гравидеструктор с рентгеновизорным прицелом. Вот же черт! Теперь мне гарантировано конец! Одного залпа из этой пушки хватит, чтобы снести половину моего дома, и меня впридачу!

А ССИМ, похоже, пользуется неслабой поддержкой высших армейских чинов. Иначе откуда у них такие костюмы и оружие, вообще запрещенное ввозу на миры класса "5-"?

— Сдаюсь! — крикнул я, выбрасывая в окно бесполезный на таком расстоянии, да и разряженный КОЗ-971. — Я осознал, обещаю исправиться!

— Еще скажи, что ты больше не будешь, — усмехнулся человек с мегафоном.

Гравидеструктор зажужжал, накапливая энергию для залпа, в нутре его дула замерцал бледно-голубой, набирающий размер, сгусток. Черт побери, я ж в самом деле больше не буду! И не потому что не хочу, а потому что негде!

Разряд вырвался из ствола пушки, и, продолжая набирать размер, устремился к зданию. Все же эти террористы редкостные болваны! А их покровители, снабдившие радикалов таким мощным оружием — еще большие недоумки! Обеспечить-то обеспечили, а вот пользоваться им не научили. Сам стрелок тоже, похоже, стрелял из гравидеструктора такой мощности впервые — сильная отдача покачнула канонира, и заряд ушел гораздо выше, чем он целился, срезав перекрытия первого этажа, часть кровли, и сделав в доме отверстие диаметром метров в пять.

— Вот придурок, — усмехнулся я, отряхиваясь от пепла.

Точно кабздец. Только не мне, а им. Теперь пушке понадобится несколько минут, чтобы накопить энергию для следующего выстрела. Ногой подтянув к себе БУК-74 мертвого террориста, я положил ствол на подоконник, и дал длинную очередь по противнику. Неудачливый стрелок, выронив гравидеструктор, аккуратно перерезанный бластерными лучами в районе пояса, свалился на землю двумя почти одинаковыми половинками. Второй оказался более проворным, или же мегафон стеснял движения намного меньше, чем здоровенная и тяжеленная пушка, и успел укрыться в придорожной канаве.

— Майор, не стреляй! — крикнул боевик. — Я сдаюсь!

— Ага, — процедил я сквозь зубы. — Еще скажи, что больше не будешь. Ну же, высунись, падлюка.

Но противник высовываться не спешил, прекрасно понимая, что стрелять в Академии учат намного лучше, чем... ну, где их там учили? Да и черт с ним! В Академии, кроме прочего, учат еще и пользоваться головой! Я сместил коллиматор прицела на крышку контейнера топливных элементов фургона, и утопил гашетку. Флаер задрожал от перестука лучей, прошивающих его топливный отсек. Конечно, корпуса водородных топливных элементов были рассчитаны на падение флаера или столкновение с другой машиной, но долго противостоять боевому бластеру оболочка батарей не могла, и уже через несколько выстрелов кислородно-водородная смесь вспыхнула, окутав машину огненным шаром, подбросив ее на десяток метров вверх, и разлившись по дороге огненной рекой.

Последний, оставшийся в живых бандит, объятый пламенем, отчаянно вопя, выскочил из канавы и начал кататься по пластику тротуара, стараясь сбить красные цветки, пожирающие его плоть. Сжалившись, я поймал его в треугольнике прицела, и нажал на крючок, но последовал только сухой щелчок — батарея иссякла. Не повезло... что же, сам виноват.

— Связаться с дежурной частью Комиссариата, — повернулся я к компьютеру. — И со страховой компанией.

В самом деле, зря я, что ли, платил им взносы вот уже более двадцати лет? Доложив от происшествии в Комиссариат, и получив мотивированный отказ от возмещения ущерба от страховой компании, я одел тапочки, и вышел на улицу, где в свете догорающего флаера отыскал свой КОЗ-971 и вставил в рукоятку целую батарею. Теперь регламент соблюден полностью.

Когда в небе показались два десантных скутера Комиссариата, я уже доедал третий бутерброд, запивая его "Тархуном". С высоты птичьего полета, должно быть, открывался совершенно потрясающий вид на полуразрушенный дом, издали больше похожий на пончик, и дымящиеся обломки фургона. Заложив крутую дугу, скутеры приземлились на лужайке. Из машин высыпали десантники с оружием наперевес, встали в две шеренги, лицом друг к другу, башни с плазменными пушками грозно обвели окрестности, и, наконец, по трапу спустился сам комиссар-генерал.

Признаться, появления главы Совета я никак не ожидал. Что за напасть? Встречаюсь с ним уже второй раз за сутки, и оба раза я в крайне непотребном виде — то похмельный после перелета с Хирона, то вообще в грязной, измятой рубашке в мокрых пятнах от пены, закатанными до колен штанах и домашних тапочках.

— Здравия желаю, — произнес я, принимая некоторое подобие стойки "смирно".

— Виделись уже, — отмахнулся Виктор Павлович. — Да, недооценил я этих негодяев...

— Самое любопытное, — заметил я. — Они точно знали, что я участвовал в Экспедициях на Андрадор и Лентис-2, и точно знали, что я дома. Не говоря о том, что они знали мой адрес. Похоже, где-то в Комиссариате утечка.

— Не хочется этого признавать, — вздохнул Андреевских. — Ведь о твоем прибытии знал весьма ограниченный контингент — около двух тысяч человек, и все они — лица, пользующиеся высочайшим доверием. Но ты прав! Завтра же проведу проверку личного состава!

— Ну да, — кивнул я. — Если до утра меня еще кто-нибудь не попытается прикончить, но уже более удачливый.

— Отправляйся в Елань, — развел руками генерал. — Это самое быстрое, что можно придумать. На военной базе ты гарантированно будешь в безопасности.

— Есть еще одна проблема...

— Какая же? — насторожился комиссар.

— Страховая компания, — пожаловался я. — Они отказываются возместить ущерб, потому как он был нанесен в результате боевых действий.

— Не парься, — отмахнулся глава Совета. — Это я тоже беру на себя. Откажутся заплатить — лишатся лицензии.

Генерал со свитой удалился, уступив поле деятельности для утилизационной команды. Я не стал дожидаться, пока они соскребут с пластика куски сгоревшего мяса и упакуют трупы. Загрузив в "Порш" ранец с вещами первой необходимости, который я еще не успел распаковать, закинув, на всякий случай, в багажник оба трофейных БУКа, и переодевшись в единственный, чудом уцелевший, комплект гражданской одежды, я устроился в анатомическом кресле машины, сделанном по слепку с моего тела, и запустил двигатель. Нормально так вернулся домой! На далекой-далекой планете, населенной чужой расой, за все пять лет Экспедиции ни разу я не был так близок к смерти, как сегодня, у себя дома, на Земле. Как-то это заставляло задуматься — стоило ли вообще возвращаться? И что я буду делать на пенсии? Спокойная жизнь — точно не замена счастью. Как там сказал Марк? Не хватает драйва, экшина? Мне же, похоже, не хватает какой-то цели, какой-то задачи, на выполнении которой я сосредоточен. Может, возвращение на Лентис-2, в качестве губернатора, для продолжения колонизации, и будет наилучшим завершением моей военной карьеры?

Глава 4

— Ра-а-авнясь!

Четверть сотни десантников дружно повернули головы. Двое пилотов, штурман, связист, бортинженер и два бортовых стрелка — экипаж десантного корабля, сделали то же самое, но менее красивым, отточенным движением. Космофлот, что с них взять? Никаких традиций... Еще один пилот — молоденькая девушка лет сорока-сорока пяти, в чьи обязанности входило взять на себя управление "Прогрессом" после его захвата, и военный вирусолог, стоявшие особнячком от остальных, и вовсе лишь недовольно переминались с ноги на ногу. У этих дисциплиной и не пахло...

— Смир-р-рна!

Те же двадцать пять голов вернулись в исходное положение, а их обладатели замерли, не двигая ни единым членом, не издавая ни единого звука. Казалось, они даже дышали синхронно! Космофлотцы снова испортили всю картину, а девушка и вовсе щелчком своих наманикюренных пальчиков отправила в полет жука, вздумавшего поползти по рукаву ее кителя. Женщины, да... после того, как им разрешили управлять флаерами, аварийность подскочила втрое! Что тут еще можно добавить?

Старшина первого класса, чеканя шаг, старательно стуча подошвами сапог по плацу, но не брякнув ни единой пластиной брони, подошел ко мне и доложил:

— Товарищ рейд-полковник! Личный состав шестого взвода специального диверсионного подразделения десанта с прикомандированными построен и готов для выполнения задания! — выпалил он, приставив руку к виску.

Я полюбовался на отражение швов купола в носке своего нового, надраенного до блеска лакированного сапога, затем задрал глаза наверх. С утра зарядил жуткий ливень, но, по случаю сбора, над плацем подняли отражающие щиты, и капли, со стуком обрушаясь с небес на прозрачный пластик, стекали вниз, оставляя причудливые узоры. И только после этого упер взгляд в окуляры боевого шлема командира диверсантов.

— Вольно.

Развернувшись через левое плечо, со стуком приставив ногу, старшина скомандовал:

— Вольно!

Десантники так же синхронно осели на одну ногу. Красота! Прямо как на парадах в Академии! Вот они, члены моей команды, именно с ними мне и предстоит проникнуть на "Прогресс", и узнать, почему он прекратил отвечать на запросы семьсот лет назад. Да, двадцать пять десантников в полной боевой экипировке... этой мощи мне бы хватило, чтобы завоевать весь Лентис-2 за пару месяцев, а уж заброшенный крейсер Кор-А — и подавно.

Все утро я потратил на изучение материалов по "Прогрессу". Захвачен во время Последней Галактической Войны (собственно, и единственной), как и остальные корабли того же класса. Наспех были перестроены в исследовательские суда, пусть без особой выдумки, но, зато, в рекордно короткий по тем временам срок — всего лишь за пятнадцать лет! Изучая его планы, я не мог отделаться от мысли, что при реконструкции просто заварили все те отсеки, в которые сами строители не могли проникнуть, и то, в большей мере ради того, чтобы экипаж не совал нос туда, куда не следует, чем для того, чтобы закупорить кого-то в этих отсеках. Пятнадцать лет! Была бы на корабле хоть единая живая душа кроме техников и инженеров — за это время она бы нашлась. Так что я больше склонялся, что экипаж стал жертвой какого-нибудь вируса — медицина семьсот лет назад была еще дальше от совершенства, чем сегодня. Существовал еще слабый вариант, что включилась какая-нибудь система безопасности из арсенала крейсера Кор-А и вывела в расход весь личный состав, но чтобы на всех кораблях одновременно... это фантастика!

Значит вирус. Конечно, документы тех времен, да еще и о пропавших и списанных звездолетах содержали массу пробелов, но и среди той скудной информации нашлось несколько малоприятных факторов. Во-первых, на "Прогрессе" стояли допотопные плазменные двигатели, в десятки раз уступающие по скорости современным гиперпрыжковым. А, во-вторых, корпус из полуметрового адамантия не позволял надеяться на отсутствие сквозных пробоин столько лет спустя. Сегодня корпуса подобных крейсеров изготавливаются из кристаллокерамики — материала, в десять раз легче и в сто раз прочнее адамания. Но самым главным минусом звездолета было его неоспоримое преимущество в эпоху Начала Великих Космических Открытий — размеры крейсера. Длина почти десять километров, и почти два километра в поперечнике, больше любого из ныне существующих! Громадный объем, большая часть которого — технологические и грузовые отсеки. Сколько же, должно быть, одного провианта на экипаж в полторы тысячи человек на полет, рассчитанный на несколько десятков лет, вмещали эти отсеки! Посадочные челноки, техника, вооружение — этих запасов хватит на целую армию! Интерес Комиссариата к этому звездолету вызван далеко не праздным любопытством...

— Старшина....

— Блэкторн, товарищ рейд-полковник, — с готовностью подсказал тот. — Джон Блэкторн.

— Да, Блэкторн, какое у вас вооружение? — поинтересовался я.

— Бластерные пистолеты Конструкция Оружейников Земли, модель 971, Бластеры Универсальные Калашникова, 74-я модель, сорокамиллиметровые автоматические гранатометы АГ-32, плазменные гранаты, гравидеструкторы Дэвиса-Петрова "Варяг", — отрапортовал командир звена.

— Так, оставить, — покачал я головой. — Гравидуструкторы заменить на ракетные установки "Атаман".

— Но, товарищ рейд-полковник!.. — попробовал возмутиться старшина.

— Послушай, дружище... хотя боевых действий в космосе человечество не вело более пятисот лет, ты должен понимать, что залп гравидеструктора прошьет не только переборки, но и внешнюю обшивку "Прогресса". Адамантий — это тебе не кристаллокерамика! Ты же не хочешь закончить миссию, бултыхаясь в открытом космосе? Нет? Я тоже.

— Так точно, товарищ рейд-полковник, не хочу, — согласился десантник. — Разрешите взять дополнительное вооружение по своему выбору?

— Э-э... — озадаченно произнес я. — Это, например, какое?

— Я всегда беру с собой снайперскую плазменную винтовку В-94, — смущенно ответил диверсант. — У ребят тоже есть свои специфические предпочтения.

— Разрешаю, — смилостивился я. — Но! Никаких гравидеструкторов, даже самых маленьких, никаких термоядерных бомб и реактивных протоплазменных установок.

— Так точно! -рявкнул старшина.

За забралом боевого шлема я не видел лица Блэкторна, но у меня отчего-то сложилось такое впечатление, что его выражение один в один повторяло совершенно счастливую, полную неземной радости физиономию Гомера Симпсона, когда он вспоминает про пончики. И это — плюс! Пилот должен балдеть от обводов космолета, комиссар — от начала строительства нового города его "подопечными", а десантник — от тяжести оружия. Я всегда испытывал симпатии к людям, которые любят и умеют делать свое дело, не зазря получая рубли из Федерального Казначейства, но, в умении убивать и разрушать, как и во всех прочих сферах деятельности, главное — не переусердствовать, уметь вовремя остановиться. То есть без фанатизма.

Покачавшись на каблуках, вслушиваясь в перестук капель, я сверился с часами. Чертовы синоптики! Снова дождь на две минуты затягивается! Вздохнув, я подошел к краю шеренги мой команды. Первым стоял пилот в форме флот-капитана с рассеченным наполовину левым ухом. Мой тяжелый взгляд пронял даже космофлотца, и он, сжавшись, уменьшившись в росте на добрую голову, козырнув, пролепетал:

— Командир десантного корабля БП-1729, флот-капитан первого ранга Владимир Маяков!

— Ухо — боевое ранение? — поинтересовался я.

— Никак нет! Нарушение техники безопасности!

Оставалось надеяться, что Володя, получив увечье, хоть чему-то научился. Да, признаться, от пилотов в этой миссии мало что зависело, а доставить нас до точки назначения сможет и зеленый выпускник летной школы. Даже обезьяна. Мимо десантников я вообще прошел не останавливаясь, с таким маньяком-командиром в этих стальных парнях сомнений не было и быть не могло. Понадобится — голыми руками и зубами будут рвать и кромсать противника. Лишь бы он, этот самый противник, был в наличии.

Медик и единственная девушка, участвующая в нашей экспедиции, заслуживали гораздо большего внимания. Ведь от первого зависит успех борьбы с вирусом, а от второй — успех вывода "Прогресса" на орбиту ближайшей развитой планеты.

— Ты, — я ткнул пальцем в медика. — Как звать?

— Фельд-капитан Клаус Рутц, — представился он.

— Личный состав прошел вакцинацию от заболеваний Кор-А? — спросил я.

— Это невозможно, товарищ рейд-полковник, — ответил капитан.

— Почему? — нахмурился я. — Объясни.

— Последние случаи заболевания штаммами Кор-А были зарегистрированы более трехсот лет назад, тогда же и были уничтожены последний образцы вирусов, — спокойно произнес Рутц.

— И даже вакцин не осталось? — ужаснулся я.

— Срок их хранения не предполагает столь длительного периода, — пожал плечами фельдшер. — За это время любое органическое существо без пищи подохнет.

Вот и первая проблема. Впрочем, если он прав, на "Прогрессе" нам вообще ничего не угрожает. Ну, в крайнем случае — призраки, только я в них как-то не очень верил, да и не встречался ни разу. Оставался вариант с переклинившей автоматикой системы безопасности, но, чтобы на всех кораблях одновременно... наверно, я повторюсь, но это — нереально.

Кивнув фельдшеру, я повернулся к последнему в шеренге, но не по значению, члену команды — будущему пилоту крейсера. Девушки — вообще поразительные создания, никогда не прекращающие удивлять меня, и эта не являлась исключением. Даже находясь в метре от меня, она больше внимания уделяла своему отражению в надраенном до блеска боку скутера, поправляя выбившиеся из-под кепи пряди волос, нежели мне — своему командиру.

— Здравствуй, солнышко, — улыбнулся я.

— Здравия желаю, — пролепетала она, подняв на меня свои огромные серо-зеленые глаза.

— Дочка, а ты у нас кто?

— Флот-лейтенант Жаклин Обаха, буду пилотировать "Прогресс" до места назначения.

— Постой... — поперхнулся я. — Обаха? Ты, случайно...

— Племянница, — улыбнулась лейтенант. — Но я здесь не из-за дяди Амбара. Крейсеры класса "Прогресс" были моей дипломной работой, да и вообще я увлекаюсь историей звездолетостроения. Так что, даже если у вас возникла ко мне какая-то неприязнь из-за дяди, или какие-то сомнения — заменить меня вы не сможете. Боюсь, что я — единственный человек в Федерации, кто сможет запустить двигатели "Прогресса" и, тем более, включить автопилот.

— Не понял?

— Повторяю: независимо от вашего желания, товарищ рейд-полковник, я буду участвовать в операции. К тому же, на моем назначении настоял лично генерал Андреевских. А это, насколько я знаю — ваш дядя.

— Да нет, — мотнул я головой. — Я про автопилот не понял.

— "Прогресс" находится в гравитационном поле Квессина, колонизированных планет, на орбиту которых можно вывести крейсер для дальнейшего изучения, в этой системе нет. Ближайшая к Квессину подходящая планета — Зулу в системе Янаракса. На плазменных двигателях "Прогресс" достигнет Зулу через два с половиной года даже при том условии, что до сих пор работоспособны все семь его реакторов, — пояснила Жаклин. — У вас есть желание болтаться в консервной банке посередь космоса столько времени? У меня — нет. Потому наиболее оптимальный вариант — задать курс автопилоту, и вернуться на Землю.

Какая, оказывается, умная девочка! Мало того, что уже здесь, на Земле, продумала то, чему я не придал большого значения — двигателям "Прогресса", но это и не удивительно — она космофлотчик, я — разведчик. Умничка еще и ознакомилась с личным делом своего нового командира. Иначе откуда она знает, что за пять лет, проведенных на Лентисе-2, консервы у меня поперек горла стоят, и перспектива проторчать несколько лет на крейсере, меня пугала именно из-за вынужденной необходимости питаться консервами, о которых Обаха так тактично намекнула. Я отделался многозначительным одобрительным "Хм", и вернулся на исходную позицию.

— Слушай мою команду! — гаркнул я. — Назначаю старт экспедиции на завтра, в двенадцать ноль-ноль по стандартному столичному времени, старт состоится с... э-э?

— С орбитальной платформы "Свет Шахтера", док номер сорок пять, — подсказал Маяков.

— Вот именно, — кивнул я. — Разойтись.

Старшина озадаченно посмотрел на меня, удивленный нарушением регламента, но, все же, передал мой приказ десантникам:

— Разойтись!

Диверсанты направились к казармам, все прочие же разошлись, не дожидаясь его команды. Я сам, поразмышляв несколько секунд, отправился к арсеналу.

Похоже, если верить Рутцу, и не вирус. Слова Жаклин в очередной раз дали повод задуматься, что я, возможно, изначально отнесся к операции слишком легкомысленно. Черт его знает, что нас ждет на этой... консервной банке. Но время на исправление еще было, и что-то подсказывало мне, что это время лучше провести в оружейке...

В просторном помещении арсеналы базы я с сожалением прошел мимо стеллажей с гравидеструкторами и атомными излучателями, способными продырявить что угодно в этой галактике, включая даже адаминтиевую оболочку "Прогресса", погладил трубу ракетной установки "Атаман". Под брезентом у стены угадывались очертания Автономных Тактических Роботов восьмого поколения. Да, если на каждой из Земных военных баз хранится такой арсенал, то таинственный покровитель революционеров еще пожалел меня, снабдив их столь безобидной пушкой.

Но в нашей, сугубо мирной операции, все это показалось мне излишеством. Так что я получил еще один боекомплект для второго трофейного БУК-74, подствольные гранатометы для них, запасной КОЗ-971 и подсумок с плазменными гранатами. Должно хватить... Теперь — ключ на старт.

За час до назначенного времени я, облаченный в тяжелый боевой скафандр с откинутым на спину шлемом, с ранцем, который так и не удосужился разобрать и сумкой, забитой оружием, батареями, гранатами и упаковками с "Тархуном", я вышел из кабины космического лифта на орбитальную платформу "Свет Шахтера". Старшина с командиром корабля, один в полевой форме, второй — в обычной летной, стояли перед дверями шлюзовой камеры, о чем-то споря с суперкарго платформы. Я направился к ним, намереваясь вклиниться в разговор, и поставить точку, пользуясь обилием звезд на своих погонах, но ко мне подбежала рыжеволосая девушка с бейджом "пресса" на пышной груди и голокамерой на левом глазу.

— Товарищ рейд-полковник! — воскликнула она. — Можно взять у вас интервью перед началом исторической экспедиции?

— Нельзя, — отрезал я.

— А это правда, что позавчера вы самолично изрешетили десятерых боевиков Союза за Свободу Инопланетных Миров? — не унималась журналистка.

— Десять? — удивился я, притормозив. — А что так мало? Пиши — сто, чего их жалеть-то?

— Что вы чувствуете перед началом экспедиции, в ходе которой вам предстоит вернуть ужасный артефакт, построенный для покорения Галактики и уничтожения ни в чем не повинного населения десятков мирных планет? — продолжала девушка, нащупав трещину в моей обороне.

Что я чувствовал? Я чувствовал, что утечка информации в Комиссариате приобрела устрашающие масштабы. И перестрелка у меня дома, да и эта миссия, насколько я знал, не должны были стать достоянием широкой общественности. Штампы "Совершенно секретно" не просто так были придуманы, хотя, похоже, в наши дни они валялись без дела. Про такие мобильные хранилища оружия, каковым был "Прогресс", вообще лучше помалкивать, потому и миссия относилась к разряду "тихо свистнул и ушел".

В поисках поддержки я повернулся к членам своей команды, но и старшина и Володя уже не могли помочь — они полулежали, прислонившись к стене, а в шее у каждого торчало по электроду парализатора.

— Так, дочка, — обернулся я к журналистке, нащупывая рукой кобуру.

Вместо приветливого личика на меня, поверх ствола бластера, смотрела искаженная гневом гримаса. Вот тебе и журналистка!

— Сдохни, комиссарский прихвостень! — прокричала представительница прессы, нажимая курок.

Ну это уже совсем глупо — посылать девчонку выполнить то, с чем не справились четверо вооруженных до зубов мужиков. Тем более тогда я был захвачен врасплох, а сейчас мое тело защищало двадцать миллиметров хитинокерамического боевого скафандра, а на поясе висела кобура с КОЗ-971.

Ударом ребра ладони я отвел ствол пистлолета в сторону, заряд прошел далеко от меня, и со звоном ударился в переборку. Выпустив сумку, я, снизу вверх, провел отменный апперкот, точно в челюсть девушки. Ее головка мотнулась, ротик со стуком захлопнулся, террористка перевернулась в воздухе, и с костяным стуком рухнула на пол.

Ногой отшвырнув бластер в сторону, я схватил девушку за копну рыжих волос, и затащил ее в пустую шлюзовую камеру. Злоумышленница уже пришла в себя, и начала трепыхаться, пытаясь вырваться из моей железной хватки. Пришлось, как бы невзначай, стукнуть ее пару раз головой об стену. Оставив преступницу в шлюзе, я закрыл створки дверей.

Девушка, поняв, насколько же ближе смерть, только не моя, а ее, забарабанила ладонями по перегородке, что-то беспрестанно вопя. Только, к ее величайшему сожалению, и сами створки, и стекло в смотровом окне было достаточно толстым, чтобы я ничего не услышал. Послав революционерке воздушный поцелуй, я шлепнул по кнопке, открывая внешние ворота шлюза. Перепад давления сорвал с террористки голокамеру, сама девушка еще несколько секунд продолжала цепляться, ломая ногти, за пол камеры, но безуспешно. Сильнейшая тяга вышвырнула ее в открытый космос. Вот и еще одним ССИМовцем стало меньше. Только...

— Вот черт! — хлопнул я себя по лбу.

Это я мощно промахнулся! С дядей разговаривал утром — обе тысячи человек, служащих Комиссариата, знавших о моем возвращении, уже опрошены, некоторые и допрошены, но желаемых результатов это не дало. В связи с революционерами никого из чиновников не уличили. Или крыса сидела уж больно высоко, или ее не было вовсе! Но тогда откуда ССИМовцы прознали и про мое возвращение с Лентиса-2, и про экспедицию на "Прогресс"? Ответы на эти вопросы были у журналистки, которую я так бездумно отправил бороздить просторы галактики, не удосужившись предварительно побеседовать с ней...

Но оставался, по меньшей мере, еще один бандит — тот, что вывел из строя старшину и пилота. Достав из сумки БУК-74, вогнав в приемник батарею, щелкнув переводчиком огня, устанавливая его в среднее положение, я осторожно выглянул из-за угла. Со стороны БП-1729 доносился топот нескольких пар ног. Намотав на кулак ремень бластера, и уперев ствольную коробку в уплотнитель шлюза, я приготовился покосить всех и каждого, кто появится из недр нашего судна.

И чуть не покосил. К счастью, к платформе бежали несколько десантников, несущих связанного по рукам и ногам человека в форме суперкарго. Голова второго террориста, ритмично стуча по порогам герметичных дверей, оставляя за собой кровавый след, волочилась по полу корабля. И не было понятно, то ли обилие крови — результат задержания бандита, то ли результат неправильной транспортировки.

— Стой, раз-два, — скомандовал я, высовываясь из укрытия. — Это еще что за фрукт?

— Пытался заложить бомбу на корабле, — ответил один из бойцов. — Не успел...

— Живой? — поинтересовался я.

— Живой, — подтвердил десантник. — Только оглушен.

— Вы его хоть обыскали? — спросил я, тыкая пленника носком сапога скафандра, как это показывают в старых фильмах, когда главный герой, завалив какого-нибудь монстра, пытается удостовериться в смерти оного.

— Парализатор, дистанционный взрыватель, и всякая мелочь, — отрапортовал диверсант.

— Отлично, — улыбнулся я. — Тащите его обратно, и этих двоих прихватите. Взлетаем.

— Товарищ рейд-полковник! А нам, разве, не следует сообщить о происшествии?

— Это кто тут у нас такой умный выискался? — нахмурился я. — Происшествие предполагает наличие следов этого происшествия, а именно — тело, или орудие преступления. На худой конец — свидетели. Тело есть? Тела нету — один террорист выбросился в космос, второй полетит с нами. Свидетелей нет. У нас все живы, только двое временно парализованных. Можно считать, никакого происшествия не было. Грузите тела, и поменьше думайте.

На борту десантника я отыскал Жаклин, сидевшую в кают-компании с голокнигой. Бездельничает. Да и чего ей напрягаться? По первоначальному расписанию ее роль во всем этом мероприятии наступит едва ли не в конце. Я сел в соседнее кресло.

— Что читаешь?

— Константин Костин, "402 метра", — девушка повернула проектор, чтобы я смог увидеть обложку книги.

Название, как, наверно, и все прочее, было написано на старорусском, то есть я смог лишь разглядеть знакомые буквы — не более. Если бы фундаментом, базой для Универсального Космического языка послужил бы какой-либо другой древний язык — я бы и букв знакомых, скорее всего, не увидел бы. Наверно, серьезными ребятами были в свое время эти русские, раз их всех языков, существовавших до Анархии 2992 года, хоть и в сильно измененном состоянии, но дошел именно их.

— Я уже говорила, что интересуюсь историей, — произнесла Обаха. — Вот вы, например, знали, что первый человек ступил на Марс в 2052 году? А ваш любимый "Тархун" изобретён в 1887 году? Читая книги того времени, я понимаю, как тогда жили люди, какие были заботы, о чем думали, как любили, да и вообще — в чем был смысл их существования...

— Но почему именно в оригинале? — удивился я. — И я читал Костина, правда еще по школьной программе, и не только "402 метра"... есть же переводы на Универсальный Космический...

— Наверно, это мое личное мнение, но переводчики многое теряют при переводе. И дело не в какой-то игре слов, моментах чисто лингвистического стеба... Только в оригинале чувствуется дух, запах того времени... словно я сейчас не здесь, а в XXI веке — на заре нашей цивилизации. Кстати, вы подошли ко мне исключительно чтобы подискутировать на тему моих литературных предпочтений, или есть еще что-то?

— Да, конечно... ты сможешь стартовать с платформы?

— Разумеется, — усмехнулась девушка. — Но разве это не дело...

И тут она осеклась, заметив Рутца, колдующего над телами старшины и командира корабля.

— Маякова? — продолжил я за нее. — Естественно, но он придет в себя только через... — Клаус показал два пальца. — Через пару часов.

Жаклин показала себя молодцом — не задавая больше лишних вопросов, она быстро, но сохраняя достоинство, показывая чисто женскую гордость, проследовала на капитанский мостик. Уже находящиеся там члены экипажа звездолета, хотя и не скрывали своего удивления, но тоже воздержались от замечаний. В конце концов, Обаха пришла в сопровождении рейд-полковника, начальника экспедиции, значит так надо. Заняв кресло командира корабля, она твердым голосом произнесла:

— Доложить предстартовую готовность!

— Шлюзы задраены, двигатели прогреты, — доложил второй пилот. — Давление в норме. К старту готов.

— Курс проложен, статика в норме, — доложил штурман.

— Оставить! — приказал я. — Заложить изменения в курс.

Космофлотец обернулся, озадаченно вздернув левую бровь, но спорить с командующим не стал.

— Есть заложить изменения в курс.

— Сбросить скорость до ноль-одного маха где-нибудь подальше от транспортных путей.

— Есть сбросить... изменения заложены. К старту готов.

— Связист, дай диспетчера.

— Диспетчер "Света Шахтера" на связи, — прозвучал приятный женский голос.

— Флот-лейтенант Обаха, временно исполняющая обязанности командира корабля БП-1729, прошу разрешения на старт.

— Почему запрашивает не флот-капитан Маяков? — равнодушным тоном ответил диспетчер. — У вас нет полномочий, разрешения не даю.

— Это рейд-полковник Андреевских, — крикнул я, чтобы расположенный на приличном расстоянии микрофон уловил мой голос. — Я подтверждаю полномочия флот-лейтенанта Обаха.

По щеке Жаклин стекла капелька пота. Вероятно, переживала — даст ли диспетчер разрешение на старт. Похоже, опыта у девушки было маловато... диспетчеру глубоко пофигу. Есть регламент, и она следует ему. Старший по званию подтвердил полномочия — значит так надо, и думать — не ее дело. За нее подумали авторы Устава и Инструкции. К тому же диспетчеру за лишнее шевеление извилинами не доплачивают.

— Старт разрешаю, — безразлично произнесла диспетчер.

— Продувка...

— Есть продувка...

— Протяжка предварительная...

— Есть протяжка...

— Протяжка промежуточная...

— Отрыв!

Корабль ощутимо качнуло. Я даже чуть не упал — пришлось схватиться за спинку кресла связиста. Ох уж эти десантные зведолеты! Ничего для человека — все ради функционала, полная противоположность "Лады". Резкий старт, резкий разгон, и такое же резкое торможение. Хотя, именно поэтому они и быстрее пассажирских в несколько раз — гражданские суда почти половину времени межзвездных перелетов тратят на разгон и торможение...

— Есть отрыв! Мощность двигателей — полтора процента, температура в пределах нормы.

— Товарищ рейд-полковник, — обратилась ко мне Жаклин. — Вам лучше занять амортизационное кресло в своей каюте. Сейчас выйдем на гиперпрыжковую скорость — еще не так тряханет.

О чем я говорил? Вот в этом вся военная техника! Минимум удобств, минимум времени, чтобы доставить боевую единицу из точки А в точку Б. Я не удивлюсь, если и душевая кабинка на десантнике без гидромассажера!

Достижение максимумов — это уже задача боевой единицы. Максимум разрушений. Максимум крови. Максимум развалин на дымящихся пепелищах.

Покачиваясь на вибрирующем полу (звездолеты такого класса даже генератором гравитации комплектовались импульсным, а не с постоянной величиной), я удалился в свою каюту.

Глава 5

Похоже, я снова задремал. Чувствовалась усталость из-за нервного напряжения. И не оттого, что за последние три для меня уже два раза пытались вывести в расход — вовсе нет. На Лентисе-2 я привык думать, что смерть рядом. Сказывался стресс от смены обстановки. По идее, я должен бы чувствовать себя дома, на Земле, спокойно и расслабленно. Как бы не так! Именно "в поле", на далекой планете мне и было уютно. Здесь... не мог я принять этих изменений с родной планетой и внутри Федерации. Новая политическая линия меня не то, чтобы не устраивала — все гораздо страшнее. Она меня пугала. Запретили затягивать гайки, не привлекая лишнего внимания, "мочить террористов в сортире", вместо этого начали открыто играть мускулами, и где? На пороге своего же дома, перед соседями и своими же домочадцами? До добра это точно не доведет.

Рано или поздно у кого-нибудь сдадут нервы, кто-нибудь утопит гашетку первым, и тогда... как раз что будет "тогда" не мог предсказать никто. И если мы столкнулись с трудностями в тактике нашей экспедиции, и прогнозе ее исхода потому, что подобных операций почти тысячу лет никто не проводил, и описаны они лишь в старых учебниках, в связи с чем, благодаря росту технологий вооружений, потеряли свою актуальность, то здесь — потому как конфликта такого масштаба еще не было за всю историю существования человечества. С уверенностью можно сказать одно — шестьдесят миллиардов людей подвергнутся серьезной прополке.

— Товарищ рейд-полковник, — потрясла меня за плечо Жаклин. — Как вы приказали, мы сбросили скорость.

— Да? Замечательно!

Потянувшись в кресле, я нащупал упаковку с "Тархуном", достал одну банку, опорожнил ее, и только после этого отстегнул ремни и встал на ноги. За иллюминатором простирался бескрайний космос. С этого угла созвездия лишь отдаленно напоминали знакомые мне с детства, те картинки из мерцающего звездного угля, что я привык видеть с Земли. Единственное, что я узнал со стопроцентной гарантией — Сириус, самую яркую двойную звезду спектрального класса А на ночном небе родной планеты. И говорило не только о том, что БП-1729 повернут к нему правым бортом, но и то, что мы удалились от Солнечной системы на весьма незначительное расстояние.

Покинув каюту, я направился на мостик. Старшина, сидевший на диване в кают-компании, поглощающий "Байкал" из объемистой банки, резво вскочил на ноги, причем на его лице отразилась гримаса неподдельной боли, сменившаяся крайне виноватым выражением.

— Сиди уж, — махнул я. — Я понимаю, флот-капитан, но ты-то, диверсант-десантник, как так лопухнулся?

— Виноват, — развел он руками. — Не ожидал, что нас могут прямо на платформе... еще и форма с толку сбила. Товарищ рейд-полковник...

— Чего?

— Он... — замялся боец. — Он же из наших, военный человек... он присягу давал!

— Вот мы сейчас и проверим, насколько он наш, — усмехнулся я. — Тащи его сюда.

Джон кивнул двум десантникам, и, спустя несколько минут, они притащили суперкарго, связанного "козликом", с кляпом во рту. Похоже, он надеялся пожить подольше, но, увидев выражение лица Блэкторна, понял, что пора писать письма родственникам, про то, каким героем он был, и испуганно замычал, завращав глазами.

— Бросьте его куда-нибудь, — приказал я. — Вон, у стола. Да, и бомбу его принесите.

Диверсанты сгрузили пленника, и встали неподалеку, упреждающе перевесив БУКи со спины на грудь. Я наклонился к террористу. В его глазах отчетливо читался страх. Революционер не уставал делать попытки произнести хоть слово, и, хотя конкретике сильно мешал кляп, тон не допускал двояких мышлений, так что смысл угадывался: "только не убивайте". Я бы, может, и оставил жизнь боевику, но терпеть не могу, когда кто-то пытается разнести корабль со мной на борту на мелкие кусочки. Это для здоровья вредно.

— Я сейчас буду задавать вопросы, — тихо произнес я. — Будешь отвечать коротко, четко, и, что немаловажно — правдиво. То, что ты подохнешь — не сомневайся, но убивать я могу по-разному. Могу сразу башку продырявить, а могу начать отрезать пальцы ног, потом резать сами ноги — тонкими ломтиками, как колбасу. Даже не надейся подохнуть раньше, чем я с тобой закончу — времени у нас полно. Начнешь подыхать — доктор тебя откачает, подлатает, да, Рутц?

— Это возможно, — кивнул Клаус.

— Вот видишь! — подмигнул я пленнику. — Подлечишься, и по новому кругу. Как тебе перспектива?

Суперкарго испуганно закивал, но в этом и не было необходимости — по побледневшему лицу, и выпученным глазам, я и так понял, что он готов говорить правду, и ничего кроме правды. Поразмыслив, не стоит ли нагнать на террориста еще большего страха, но посчитав это перебором, я вытащил кляп из его рта.

— Не убивайте, только не убивайте! — взмолился он. — Я все скажу!

Меня опередил Блэкторн. Он залепил ССИМовцу звонкую оплеуху.

— По делу говори, гнида.

— Спасибо, Джон, — поморщился я. — Имя, звание.

— Лейб-лейтенант Вольфсон, суперкарго платформы "Свет Шахтера".

— Кто приказал взорвать звездолет?

— Глава Революционного Совета Союза за Свободу Инопланетных Миров! — с гордость в голосе ответил пленник.

— А имя-то у него есть?

— Я знаю только кличку... Дядюшка Мо!

— Похоже, мы друг друга не поняли, — вздохнул я. — Клаус, можно позаимствовать у тебя скальпель? Желательно какой-нибудь побольше?

— Я не вру! — заверещал Морган. — Правда, кроме клички ничего не знаю! Но мне кажется, это крупная шишка из Комиссариата!

А вот это уже было интересно! Я еще после время первого нападения начал догадываться... да что там — догадываться! Точно понял, что покровители у этих революционеров сидят ой как высоко, что чтобы в Комиссариате — самой надежной и неподкупной структуре... это звучало, как фантастика. Хотя в наше время — и это я тоже понял буквально позавчера, возможно все.

— Что тут у вас происходит? — в кают-компанию из рубки высунулась голова с рассеченным пополам ухом. — Вы не считаете, что необходимо доложить об инциденте?

— Считаю, что лучше сделать это попозже, — заверил я Володю.

— Но инструкция на этот счет...

— Товарищ флот-капитан первого ранга, — повысил я голос. — Сейчас я для вас и инструкция, и устав, и Верховный Главнокомандующий. Я, например, считаю, что двое военнослужащих сил Федерации не должны позволить оглушить себя, а капитан корабля — не должен позволить разместить злоумышленнику термоядерное взрывное устройство у себя на борту. Но я же не лезу к вам со своими советами, правда?

Маяков, разделанный под орех, вернулся на капитанский мостик. А я смог вернуться к допросу.

— Почему это тебе так кажется?

— Потому что он передал нам код вашей ИД-карты, — пояснил суперкарго.

— Какой код? — не понял я.

— Код ИД-карты, — вместо террориста начал объяснять Блэкторн. — Эту фишку рассекретили пару лет назад — позволяет через Глобальную Систему Слежения установить местонахождения любой ИД-карты, если вблизи есть спутник связи. Хоть на другой планете, хоть в космосе.

Одной загадкой стало меньше — теперь я понял, откуда у комиссар-генрала была точная уверенность, что я нахожусь на своей базе, там, на Лентисе-2. Была другая загадка — зачем лже-журналистка пыталась убить меня? Неужели лидеры террористов не понимали, что, увенчайся ее попытка успехом — старт был бы отложен, а то и вовсе отменен, и смысл бомбы на борту БП-1729 сразу пропадает. Опять же, если я все правильно понял, взрывное устройство должно было сработать, когда звездолет отойдет на какое-то расстояние от платформы, со мной на борту. Вопрос тот же — зачем делать столь неуклюжую попытку завалить меня на "Свете Шахтера"? Этот вопрос я и задал Вольфсону, вызывав у него не меньшее удивление, чем у меня самого.

— Журналистка? Какая журналистка?

— Принести скальпель, товарищ рейд-полковник? — участливо поинтересовался Клаус.

— Не нужно, — покачал я головой. — Почему-то я ему верю. А те борцы за свободу, что разнесли мой дом на атомы — ваши?

— Наши, — с легким оттенком гордости в голосе подтвердил лейтенант. — Их жертва не напрасна, их будут помнить многие поколения новых людей, живущих в мире и согласии с инопланетными мирами!

— А чего ж ты тогда так помереть боишься? — удивился я. — Раз идейный такой — так подохни геройски — глядишь, и памятник поставят.

— Я не за памятники сражаюсь, — возразил Вольфсон.

— А за что тогда? За деньги? За звездочки на погонах? За власть?

— Одними идеями сыт не будешь, — виновато кивнул суперкарго.

— А, понятно, — рассмеялся я. — То есть ты нас продал, и светлое будущее в революционном раю тебе не светит?

— А им все лишь бы что-нибудь кому-нибудь продать, — язвительно произнес десантник из конвоя с сержантскими лычками, кажется, Тасмахал Каджар. — То Христа иудеям, то Аляску пиндосам, то нефть узкоглазым, то айсберги креветкам.

На это террористу совершенно нечего было ответить, а я не мог придумать, что бы еще такое спросить. Существование, по меньшей мере, двух групп боевиков меня мало радовало. Или же у них хромала вертикаль власти, и правая рука не ведала, что творит левая? Такое предположение выглядело маловероятным. Больше было похоже на то, что кто-то работает под ССИМ, преследуя свои, уж вовсе непонятные рядовому рейд-полковнику цели. Черт с ними, это уже не мои проблемы.

— Капитан! — окликнул я Маякова. — У нас есть запасной скафандр и клейкая лента?

— Согласно экспедиционному уставу, запас скафандров составляет плюс десять процентов от личного состава, находящегося на борту корабля, — ответил Володя, в очередной раз показав свое рассеченное ухо в дверном проеме.

Да уж, надо было полагать, что положение по технике безопасности он, после несчастного случая, знает назубок.

— Давай его сюда, — приказал я.

Старшина и доктор проводили бортинженера Звягинцева, прошедшего в грузовой отсек, удивленными взглядами, но лишних вопросов задавать не стали. Террорист же, похоже, попросту побоялся подтвердить свою догадку.

Когда Слава вернулся с изоляционным бронекостюмом, я, предварительно отрубив гидравлику, затолкал в него Вольфсона, и крепко-накрепко примотал синей лентой взрывное устройство к его спине. Боевик, поначалу трепыхавшийся, но быстро успокоенный ударом рукоятки пистолета по затылку, лишь жалобно всхлипывал. Да и синяя лента — такая штука, что ею можно Луну к Земле примотать — держит намертво.

— Вы же обещали! — взмолился он.

— Я прекрасно помню, что я обещал, — ответил я. — Я обещал, что если мне не понравятся твои ответы — порублю тебя в капусту, по ломтику в час.

— Командир, вы не считаете это уж больно жестоким? — несмело попыталась возразить Жаклин, до сего момента молча наблюдавшая процедуру допроса. — Может, лучше его просто застрелить?

— Слушай, деточка, если ты считаешь, что человека, пронесшего на борт бомбу, чтобы взорвать тебя на миллион маленьких кусочков, достаточно просто застрелить — то бластер у тебя в кобуре. Вперед! Но, прежде чем ты это сделаешь, я попробую тебе объяснить, что такое, миллион маленьких кусочков. Посмотри в иллюминатор. Видишь звезды? Так вот, миллион — это примерно столько же. И размер кусочков будет не больше — поверь мне.

Девушка молчала, кусая губы. И, судя по всему, совершенно не собиралась кончать с террористом. Тогда я сам выдернул из кобуры КОЗ-971, перемахнул через диван, не встретив совершенно никакого сопротивления вложил оружие в ее руку, и, сжав ее кулак своим, поднял ствол на революционера. Лейтенант, зажмурившись, тихо заскулил. Из-под плотно сжатых век по щеке бомбиста скатилась слеза.

— Ну, что же ты? Стреляй! — прошипел я на ухо пилота. — Я даже готов помочь тебе.

Я положил своим пальцем ее тоненький пальчик с аккуратным ноготком на спусковой крючок.

— Стреляем?

— Нет! — Обаха выдернула свою ладонь из моей. — Полковник, вы... вы — бесчувственная сволочь! Солдафон! И совести у вас ни грамма!

— Совесть? А зачем она мне? У меня есть Устав и Должностные Обязанности — я как-то больше привык этим обходиться...

Не слушая дальнейших возражений и предложений, я нахлобучил шлем на дурную голову Вольфсона. Суперкарго в очередной раз попытался вырваться, но без помощи гидравлики скафандр лишь подергивал руками и ногами. Поставив на таймере пульта задержку в полчаса, я вручил его ССИМовцу, так же приклеив скотчем к его руке, дабы, не дай Бог, не потерял.

— Ты же хотел что-нибудь взорвать? — обезоруживающе улыбнулся я. — Теперь тебе предоставляется такой шанс. Можешь особо не торопиться — воздуха у тебя часов на десять-двенадцать. Блэкторн, вышвырните его в космос.

— С огромным удовольствием, товарищ рейд-полковник, — оскалился старшина.

Десантники уволокли взрывоопасную ношу в сторону шлюза. Я же, вытерев платком с рукоятки КОЗ-971 кровь, появившуюся там после контакта с черепушкой террориста, продолжил свой путь на капитанский мостик.

— У нас открыт шлюз? — как-то равнодушно осведомился капитан.

— Это ненадолго, — пообещал я. — Теперь можешь отправлять рапорт на Землю: "На борту обнаружено взрывное устройство. Обезврежено. Пострадавших нет".

— И все? — удивился Володя.

— И все, — кивнул я. — Кстати, что у нас там с обедом?

Рацион на кораблях с импульсными генераторами гравитации отличается полным отсутствием жидких блюд — таких, как супы, борщи, солянки, щи и так далее. Связано это, естественно, именно с импульсной генерацией искусственной гравитации — употреблять их в таких условиях крайне неудобно. Разумеется, сбалансированный недельный рацион включал в себя и эти блюда, но не в своем натуральном виде, а в качестве консервов в тюбиках. Но покажите мне хоть одного нормального человека, который будет травить себя консервами, когда есть нормальная еда? Это не пещера на Лентисе-2, куда продукты доставляются раз в месяц, и особо выбирать не приходится, а десантное судно флота Федерации!

Не знаю, кто сегодня дежурил по кухне... скорее всего, учитывая, что со старта не прошло и восьми часов — никто, и сегодняшний обед был загружен уже в своем готовом виде еще на "Свете Шахтера". Первое блюдо — солянка в тюбике, вообще не заслуживало так именоваться, а потому всеми членами экспедиции, свободными от вахты, собравшимися за столом в кают-компании, единодушно было отправлено в утилизатор не распакованным.

Аперитив в виде салатика из крошечных помидор, нарезанных тоненькими ломтиками, с кругляшками огурчиков, малюсенькими нашинкованными трубочками зеленого лука, приправленный укропом и маслом прошел "на ура!". Но настоящий восторг вызвала картошечка... волшебная жареная картошечка, наструганная аккуратными палочками, золотистого цвета солнца, с длинными и тонкими полосками сала, чуть раздувшегося от температуры, словно приталенного прожилками, с хлопьями зелени то там, то здесь, ярко-красной кляксой кетчупа на краю тарелки, и овальной румяной отбивной, пушистой от панировки.

Минут десять-пятнадцать за столом стояла гробовая тишина, нарушаемая лишь хрустом переминаемой зубами картошки. Хруст прерывался лишь на то, чтобы промочить горло клюквенным морсом, и возобновлялся с новой, устрашающей своей слаженностью, согласованностью между членами команды, силой. Несмотря на божественный вкус сала, тающего во рту, я никак не мог пропустить красноречивые взгляды, бросаемые бортинженером на Жаклин, впрочем, совершенно безответные, и, казалось, даже не замечаемые, а то и хуже — игнорируемые.

Кроме Звягинцева никто себе таких вольностей не позволял. То ли техник был единственным на БП-1729, кто не мог сопоставить имена Амабра Обахи и Жаклин Обахи, то ли он считал, что легкий флирт не может повредить его карьере. А то и вовсе надеялся, что начало каких-либо более перспективных отношений, может поспособствовать скорейшему увеличению количества, а, впоследствии, и размера звездочек на его погонах. Понятно, что и в первом, и во втором случаях техник сильно заблуждался.

Большую часть оставшегося времени я провел у себя в каюте, разбавляя ожидание "Тархуном" и перелистыванием личных дел членов экспедиции. Запросил даже в Комиссариате досье на Вольфсона, пытаясь найти в нем какую-то зацепку, чтобы понять, почему именно он стал агентом ССИМа, найти какие-то отличительные особенности, но безуспешно. Скорее всего, если бы что-то этакое в нем было — суперкарго, по сегодняшним временам, давно бы отправился в почетную отставку. Естественно, совершенно добровольно. А потом склеился бы при каком-нибудь глупом несчастном случае — практика для Секретной Службы не новая.

Ну не считать же особенностью то, что офицер родился на территории марсианской колонии? Подавляющее большинство членов экипажа и десантников родились в различных колониях в различных уголках галактики, застрелить их, что ли, за это? Нет, стреляли и не за такое, но не в таких количествах. Тот же Винсент ван Ванкелен — тоже родился на Марсе. Да что там? Сам комиссар-генерал Андреевских родился на Марсе!

Хотя... было что-то, какое-то чувство, что все хорошо, да не совсем. Что где-то я пропустил крючок, совсем маленькую зацепку. Потому и перечитывал досье еще, и еще, и еще. Голова переполнялась совершенно ненужными, бесполезными сведениями, но чувство не пропадало. Это как смотришь на море, и точно знаешь, что там есть рыба, хотя и не видишь ее. Но она там есть!

Однообразие межзвездного перелета скрашивалось только визитами в ангар, где между двумя челноками оставалось достаточно место, чтобы устроить ринг для дружеских боев, после которых на полу непременно оставалось несколько пятен крови и пара-тройка выбитых зубов. Победителями, чемпионами дня попеременно становились то Иширо Судзуки, то Линь Су. Единственный из десантников, кто наблюдал бои со стороны, был старшина Блэкторн, и я его где-то понимал. Не стоит начинать спарринг с подчиненным, если не уверен в победе — это неминуемо подорвет авторитет.

Несмотря на, казалось бы, кустарную организацию боев, регламент проведения подобных соревнований был соблюден — присутствовал и рефери, в лице меня, и, даже, доктор, в лице Клауса, который облюбовал себе место на стабилизаторе одного из "Буранов", и сидел, на нем, время от времени комментируя, какие органы находятся под большей угрозой при том или ином ударе.

На четвертый день полета посмотреть на бои пришла сама Обаха, и, естественно, Звягинцев, неотрывно следующий за ней по кораблю, как хвостик. У самого техника во время перелета занятий не так уж и много, бортинженер, пока звездолет исправен, вообще занят лишь контрольными осмотрами систем, и по-настоящему начинает работать только если что-то стряслось... переводя на понятный язык — в условиях современной техники — почти никогда. На корабле он как топливный бак — вроде и на динамические характеристики не влияет, но, в то же время, без него никуда.

— Можно и мне? — поинтересовалась Жаклин.

— На здоровье, — хмыкнул старшина. — Смотреть мы никому не запрещаем.

— Нет, поучаствовать, — пояснила девушка.

По рядам десантников прошел гул, в котором слилось сразу несколько оттенков — от удивления и иронии до восхищения. Здоровяк О'Хара, который как раз стоял в спарринге с Аароном Стэмплтоном, и чья победа была уже в паре ударов, и тот отвлекся от схватки, на секунду выпрямившись и открывшись. Его соперник же не растерялся, воспользовавшись преимуществом и отменным хуком отправил Майкла в нокаут.

— Так нечестно! — воскликнул кто-то из солдат. — Жеребьевка уже прошла!

— Это кто там у меня такой говорливый проснулся? — прикрикнул Джон. — Винсент, ты, что ли? Честно, или не честно — решать не тебе. Есть рефери, его слово и станет крайним.

Под рефери, несомненно, подразумевался я, то есть тот человек, у которого было огромное желание проучить зарвавшуюся девчонку. Так, чуть-чуть, чтобы пропало желание пререкаться с командиром, и за меня решать, что черное, а что белое.

— Ну, поскольку жеребьевка уже прошла, как справедливо заметил ван Ванкелен, — произнес я, зашвыривая пустую банку из-под "Тархуна" в сторону массивных наружных дверей шлюза. — То есть единственное предложение — флот-лейтенант Обаха встанет в спарринг с чемпионом сегодняшнего дня.

Со стороны бойцов долетело несколько смешков. Да уж, против Иширо или Су она не имели ни единого шанса. Впрочем, Жаклин это ничуть не смутило. Она сняла форменную куртку, оставшись в облегающих черных леггинсах и футболке, и начала разминку, сделав несколько быстрых нагибаний.

— Бедные космофлотцы... — прошептал Рутц, сидевший как раз над моим ухом.

— Это почему еще? — удивился я.

— Представляете, товарищ рейд-полковник, каково им приходится наблюдать женщин в такой форме, если у тех не такие потрясающие, как у флот-лейтенанта ноги и.. ну, вы меня понимаете, — пояснил фельдшер.

— Нам повезло, — улыбнулся я.

— Нам — возможно, — кивнул Клаус. — Но космофлотцам не повезло и в этом случае.

— Ну а это-то почему? — удивился я, подняв на него глаза.

— Созерцание таких форм далеко не способствует душевному равновесию и, к тому же, вызывает учащенное сердцебиение, что так же негативно сказывается на психическом и физическом здоровье личного состава.

Чего уж и говорить, что на оставшиеся бои вечера ребята обращали мало внимания. Ну не оставалось его! Зато каждый десантник с интересом наблюдал за разминкой Жаклин, которая, к тому же, имела совсем недурную растяжку, с легкостью, стоя на одной ноге, упираясь каблуком сапога второй в переборку высоко над головой.

— Превратила в балаган, — процедил сквозь зубы Блэкторн, сплюнув на пол.

С момента появления в шлюзе флот-лейтенанта бои пошли какие-то скомканные, дерганые, и совсем не красивые. Ведь каждый солдат понимал, что полсотни глаз нацелены не на ринг, а на девчонку, так что зачем выделываться? Да и поддержка трибун, ранее радостно ревущих при каждом удачном, мастерском ударе, тоже немаловажна. Сейчас зрители, затаив дыхание, наблюдали за разминающейся Обахой, словно в издевку над диверсантами, на несколько секунд замирающей с высоко поднятой ногой или в глубоком наклоне.

Окончание ее разминки чудесным образом совпало с определением второго финалиста. Иширо, особо не выделываясь, блокировав несколько молниеносных выпадов Линя, провел подсечку, после которой Су свалился на пол, как срубленное дерево (за этим процессом мне довелось понаблюдать на Лентисе-2), и заломил руку противнику за спину, вынуждая его признать поражение.

— Я готова! — громко произнесла пилот.

— Я — тем более, — улыбнулся Судзуки.

Но, прежде чем ударить рукояткой бластера по борту челнока, заменявшего гонг, но звеневшего ничуть не хуже, я поманил к себе десантника.

— Иширо, ты с ней полегче, — предупредил я.

— Да что я, командир, маленький что ли? — развел он руками. — Все понимаю. Не волнуйтесь, сделаю ее в лучшем виде — аккуратно и быстро. Следов обещаю не оставлять, — подмигнул боец напоследок.

Соперники встали друг напротив друга, окруженные плотным кольцом зрителей. Бой обещал быть интересным. Десантник, прижав руки к бокам, поклонился, опустив глаза в пол, Жаклин ответила ему тем же. Я ударил рукояткой КОЗ-971 в импровизированный гонг, обозначая начало схватки. Иширо встал в стойку, выставив вперед чуть согнутые в локтях руки, девушка же глубоко вздохнула, разведя руки в стороны, в очередной раз продемонстрировав, что лифчика у нее под майкой точно нет. По рядам зрителей пролетел восхищенный гул. Судзуки замер, уронив челюсть на грудь, и открыв оборону. Молодец, Обаха! Воспользовалась своим главным оружием — красотой! Пока диверсант созерцал груди пилота с выпирающими, натянувшими ткань, сосками на столь малом расстоянии от себя Жаклин, не дожидаясь, пока противник придет в себя, резко свела руки, ударив его ладонями по ушам. Солдат, еще не отойдя от первого шока, оказался оглушенным во второй раз. Но лейтенант и не думала останавливаться. Крутанувшись, она засадила Иширо подошвой сапога в солнечное сплетение, отбросив того на несколько шагов назад. Десантник согнулся пополам, жадно хватая ртом воздух, а его противнику, похоже, только это и нужно было. Схватив его за волосы, в прыжке, коленом, пилот расквасила нос Судзуки, окончательно выведя его из боя. В отсеке повисла звенящая тишина.

— И она еще что-то говорит про совесть, — тихо произнес Клаус.

— Нечестно! — закричал кто-то из диверсантов.

— Нечестно! — подхватили его еще несколько голосов.

— Отставить! — гаркнул я, ударяя по гонгу. — Удары по глазам были? Нет! По яйцам? Тоже нет. Все честно. Победитель — флот-лейтенант Обаха.

Девушка, гордо вздернув головку, одарила присутствующих сверкающей улыбкой, забрала у Звягинцева свою куртку, и молча покинула шлюз, сопровождаемая бортинженером. Вот и проучил зарвавшуюся сучку!

На следующий день, как ни в чем не бывало, она наведалась в мою каюту с глупым вопросом— чье исполнение пятой симфонии Яна Сибелиуса я считаю более удачным — Колина Дэвиса, или Эдуарда ван Бейнума? И проторчала почти до вечера, пытаясь спровоцировать меня на дружественную беседу. Впрочем, совершенно безрезультатно. Несмотря на вынужденную близость на Лентисе-2 со своей подчиненной, к служебным связям я относился, большей частью, отрицательно. С племянницей Амбара Обахи — тем более. Хотя, по-моему, Жаклин просто нашла на БП-1729 единственное место, куда не смел сунуть свой нос вездесущий Слава, порядком ей надоевший.

Глава 6

Утром шестого дня, едва открыв глаза, я сразу почувствовал некоторые изменения в уже ставшим привычным режиме полета. Помимо того, что пол не вибрировал, как когда БП-1729 шел на гиперпрыжковой скорости на маршевых двигателях, еще и звезды за иллюминатором, складывающиеся в уже совершенно незнакомые мне созвездия, выглядели не бесконечными сияющими черточками на бескрайнем черном покрывале космоса, а вполне нормальными точками — то есть именно так, как и должны выглядеть на скорости много меньше одного маха. Выводов напрашивалось два — или произошла какая-либо внештатная ситуация, или мы прибыли к месту назначения. Первый вариант можно смело отбросить — меня, как командира экспедиции, разбудили бы намного раньше.

Наскоро приняв душ, даже пропустив процедуру гидромассажа, облачившись, как и следует по уставу, в боевой бронескафандр со сверкающими тремя звездами на правом плече, я прошел на капитанский мостик. К моему удивлению, никто не отреагировал на мое появление в рубке, никто не крикнул "старший офицер на мостике" — все, кто там находился, разинув рты, приклеились к экрану. И там было, на что поглазеть!

На сколько хватало глаз, из нижнего левого угла обзорного экрана, до верхнего правого, простиралась громадная сигара "Прогресса". Громадина. И больше — громадная громадина! Черный крейсер Кор-А, величественный, невероятно красивый, и, практически, неуничтожимый. Умели же строить, черти! С плавными, зализанными формами, корабль давно погибшей расы в свое время ввел исследователей в заблуждение — они полагали, что зведолеты такого класса построены с учетом возможности вхождения в атмосферу планет. Конечно, это бред — размеры не позволят. Но это послужило началом еще одной байки — словно один из крейсеров почти полгода прятался под облаками Юпитера, и, дождавшись пролетавшей мимо эскадры, напал на нее из засады, уничтожив пять кораблей Землян, и, оставшись без единой царапины, ушел за пределы системы. Еще больший бред! Какими бы замечательными не были звездолеты Кор-А, но выдержать температуру в 6000 градусов Цельсия и давление в несколько десятков тысяч атмосфер не под силу даже им. А уж покрошить пять наших крейсеров, и уйти невредимым... Говоря военным языком — хер бы когда мы их истребили, будь оно на самом деле так.

Но зрелище, и в самом деле, потрясающее. Только находясь на крошечном десантном суденышке рядом с таким крейсером, понимаешь, что человек, один человек, сколько бы звезд не было на его погонах — лишь маленькая песчинка в безбрежной вселенной. Лишь вместе мы — сила.

То здесь, то там над поверхностью корабля выступали неуклюжие квадратные надстройки орудийных башен, угловатые шлюзы и спицы антенн — уже дело рук земных мастеров, грубо приспособивших произведение космического искусства под свои цели, немногим отличавшихся от целей Кор-А — познавать неизведанное на дальних рубежах. И только потом — покорять или уничтожать, это уж как получится.

— Вот это громадина, — благоговейно прошептал Маяков. — Раз в пятьдесят больше моего десантника!

— М-да, — только и смог я ответить.

За полсотни лет службы в ФБР я многое повидал. Разных типов звездолетов разных рас — не меньше десятка, приходилось даже ступать на борт корабля Кор-А, правда, подбитого над Драакхом, и не таких размеров... но крейсер таких исполинских габаритов и я видел впервые. Признаться, ощущение от его близости было, мягко говоря, гнетущее. Арсенал, самый современный по тем временам, полторы тысячи человек экипажа, из которых, по меньшей мере половина — профессиональные военные, обученные убивать и выживать в любых условиях... что же с ним случилось? Почему передачи с судна прекратились? До разгадки осталось всего чуть...

— Какие будут указания? — очнулся от грез Володя, повернувшись ко мне рассеченным ухом.

— Запускай сканеры, — приказал я. — Ищи все, что угодно — биологию, источники энергии, радиацию, температуру... прочешите эфир во всех диапазонах. Что-нибудь обязательно обнаружим.

— Есть, — кивнул флот-капитан, давая сигнал бортинженеру.

Слава защелкал переключателями, выводя на мониторы результаты своей деятельности. Я, потеснив штурмана, сел в его кресло, поставив на подлокотник полупустую банку "Тархуна".

— У меня есть! — возбужденно воскликнул радист. — Сигнал на ближнем радиусе... три коротких, три длинных, три коротких... повторяется.

— СОС, — резюмировал командир корабля.

— Значит, потерялись они не по своей воле, — заметил я. — Ищите дальше.

— Товарищ рейд-полковник, — озадаченно произнес бортинженер. — У меня только температура до восемьсот пятидесяти градусов, но это, скорее всего, реакторы его двигателей... больше ничего!

— Как так? — нахмурился я. — Черт с ним, с биологией, вполне естественно, что все мертвы, но сигнал идет, значит должны быть источники энергии...

— Разрешите? — вмешалась Жаклин. — Корпус крейсера сделан из полуметрового адамантия, который экранирует все сигналы.

Вот ведь стерва! Не упустила случая воткнуть мне под кожу очередную занозу!

— А раньше нельзя было предупредить? — прорычал я. — В следующий раз, товарищ флот-лейтенант, я сочту это преднамеренным сокрытием информации, угрожающей успеху экспедиции.

— И что нам теперь делать? — растерянно прогнусил Маяков.

— Переходим к визуальному осмотру, — махнул я. — Приблизиться на минимальное расстояние, включить все прожекторы... Обухов, сможешь подключиться к их компьютеру?

— Вряд ли, — покачал головой бортинженер. — Я уже пытался — какой-то древний формат.

Лучи прожекторов заскользили по избитой, покрытой многочисленными царапинами обшивке "Прогресса", цепляясь за орудийные башни, утопая в стартовых шахтах истребителей, облизывая массивные заслонки шлюзов. Я знаю, я уже говорил, но не могу не повториться — невероятная громадина! Если не во все, то в часть слухов про Кор-А я уже был готов поверить. БП-1729 медленно, даже по планетарным масштабам, двигался вдоль сигары звездолета. Это необычное ощущение, когда корпус гигантского корабля переползает из нижней половины обзорного экрана в верхнюю, меняя местами пол и потолок, глаза говорят "сейчас ты оторвешься от поверхности, и шлепнешься с трехметровой высоты", но чувства говорят совершенно обратное... к такому готовят только экипажи кораблей, у меня же голова начала медленно перегреваться.

Прожекторы выхватили их темноты огромные буквы "Прогресс", каждая из которых была больше нашего маленького десантника, и утонули в пробоине в обшивке гиганта, ближе к корме звездолета. Астероид, или комета повстречались с судном, и удивительно, что за семьсот лет — всего один. Других повреждений не было. То есть никто не пытался разрезать, прожечь корпус, чтобы проникнуть на крейсер из "вне", и никто не пытался разнести его на мелкие кусочки. Что бы с ним не стряслось — это произошло внутри звездолета, причина была на борту, и находилась там с момента старта корабля.

Ксеноновые стрелы запнулись об торчащую в хвосте судна поворотную форсунку, и БП-1729 нырнул в пустоту за дюзами двигателей "Прогресса". В каждом из малых раструбов исполинских двигателей с легкостью вместилась бы орбитальная станция, вращающаяся вокруг Лентиса-2, а в дюзе самого большого, маршевого — и платформа "Свет Шахтера"!

— И что дальше? — шепотом спросил Володя.

— Дальше... — я в задумчивости побарабанил пальцами по подлокотнику кресла. — Дальше пускаем пробу и берем пробу воздуха внутри корабля.

— Товарищ рейд-полковник, — произнес бортинженер. — Я не могу подключиться к их компьютеру, и не смогу открыть шлюз. Изнутри нам его тем более никто не откроет.

— И не надо его открывать, — отмахнулся я. — Просверлим отверстие и возьмем пробу. Нам этого более чем достаточно.

— Я прошу прощения, что снова перебиваю, — опять вклинилась в разговор Обаха. — Но вы представляете себе, сколько времени проба будет сверлить корпус "Прогресса"? Мы можем смело успеть слетать на Землю и обратно!

— А зачем — корпус? — возразил я. — Просверлим внутреннюю переборку там, где обшивка уже пробита. Слава, вперед.

— Есть, — кивнул бортинженер.

— Приготовить пробу номер один, — приказал Маяков.

— Есть приготовить... начинаю прогрев двигателя и проверку систем... канал связи с пробой устойчивый, сенсоры в норме... двигатель прогрет.

— Открыть заслонки.

— Есть открыть заслонки...

— Запустить двигатель.

— Есть запустить двигатель... запуск плюс, температура в пределах нормы...

— Вывести пробу из шахты.

Миниатюрный кораблик, размерами не больше турбины грузового флаера, вышел из шахты десантника, и устремился к провалу в корпусе "Прогресса". Взбороздив выхлопами двигателей пыль на поверхности крейсера, ловко увильнув от острых зубов разорванной обшивки, нырнула в пробоину. Погнутые переборки, искореженные балки силового каркаса, несколько гусеничных вездеходов с измятыми взрывом кузовами, два допотопных танка с гауссовками... все остальное, что не было прикреплено к полу или к иным конструкциям исследователя, унесло в открытый космос. Похоже, в лучшие свои годы эта часть была отведена под грузовой отсек, один их многих на крейсере.

Проба, скользя лучами прожекторов по внутренностям исполина, двинулась дальше, облетая отсек по периметру. Два транспортных прохода, естественно, были закрыты аварийной системой глухими заглушками, несколько более мелких — тоже. Виновника взрыва мы так и не обнаружили — наверно превратился в космическую пыль. Крохотный кораблик почти вплотную приблизился к стене и замер.

— Бурим? — неуверенно спросил Звягинцев.

— Бурим, — приказал я.

Выпустив электромагнитные захваты, проба приклеилась к металлу переборки, отстрелила эластичную шторку, и намертво присосалась, предотвращая утечку атмосферы из "Прогресса", ежели таковая там обнаружится. Хитиноалмазный вибробур начал вгрызаться в аварийную шлюзовую заслонку, высекая снопы искр.

Я смахнул пот со лба. Откуда такое волнение? Ну да, распечатываем консервную банку, в которой более половины тысячелетия не ступала нога человека, и что? Никогда бы не подумал, что это такой волнительный момент... "арифмо...", "архиме..." Вот! "Археология" — вот как называлась наука, которой человечество прикрывалось, вскрывая древние захоронения. Казалось, она канула в небытие — ведь за последние две тысячи лет осталось столько документов, видеоматериала, что копаться в земле в поисках каких-то свидетельств необходимость совершенно пропала. На колонизируемых планетах вести раскопки нет возможности — напалм сжигает все дотла. Да и зачем оно нам? Для того мы и истребляем чужие расы, уничтожая их города и деревни, малейшие следы их пребывания на планете — чтобы не помнить, а, в идеале, и не знать, что этот мир когда-то принадлежал другому народу, который оказался слабее нас. И вообще — если слабее — есть ли чему у них поучиться? Конечно же нет!

Хотя... понятно, что это всего лишь отмазка. Намного спокойнее живется, когда не знаешь, сколько чужих жизней стоила твоя собственная. Когда не знаешь, сколько костей там, под землей. И вдруг, когда человек по тем или иным причинам узнает, что ради него было уничтожено, истреблено пару-тройку миллионов, а то и сотен миллионов других живых существ, он делает испуганную мину, и заявляет: "а я не знал!". И сразу начинаются философские размышления, на тему, как все это больно, печально и даже противно. Правда, через неделю этот же человек говорит, что сделанного уже не вернуть, пусть прах покойных лежит себе с миром, и продолжает жить, как ни в чем не бывало, все реже и реже вспоминая о тех реках напалма и крови, что текли на то месте, где сегодня он жарит шашлык.

— Дырдочка, — тихо произнес Слава.

— Что? — не понял я.

— Готово, — пояснил он. — Начинаю забор воздуха... анализ.

— Выведи на монитор, — приказал флот-капитан.

— Есть.

— Азот, кислород, углеродистые соединения, инертные газы, — прочитала Жаклин. — Вполне нормальный воздух. Температура — плюс двадцать два Цельсия. Удивительно! Прошло столько лет, а системы жизнеобеспечения до сих пор функционируют!

— Скажи спасибо Кор-А и реакторам с жидкокристаллическим носителем, — усмехнулся я. — Микроорганизмы?

— Плесень, — отрапортовал Клаус. — Радиационный фон — 20 микрорентген-час, норма. Неопасно.

Вот теперь все члены экспедиции, находившиеся в рубке, обратились своими взглядами ко мне. Принятие, возможно, самого ответственного решения в экспедиции, зависело от меня, от командира. Безусловно, все прекрасно понимали, что с вероятностью почти в сто процентов решение может быть лишь одно — проникновение на "Прогресс".

— Блэкторн, готовь ребят, — вздохнул я. — Рутц, Обаха — тоже готовьтесь. Стартуем через час на челноке два. На 1729 остается только экипаж десантника.

— Товарищ рейд-полковник! — подпрыгнул Слава. — Разрешите пойти с вами?

— Ты-то нам на кой сдался? — пожал я плечами.

— Флот-лейтенант, возможно, обладает достаточным количеством знаний для активизации систем "Прогресса" и запуска его двигателей, но ведь никогда не повредит иметь под рукой лишнего техника! — привел единственный довод бортинженер.

В компетентности Жаклин я уже успел убедиться, равно как и Звягинцев, так что прекрасно понимал, что им движет исключительно желание выглядеть в глазах девчонки героем. Ну, может, в меньшей степени — любопытство. Но ничего плохого в прогулке одного из членов команды десантника по пустому крейсеру я не видел, так что дал свое согласие, несмотря протестующий на скрежет зубов Маякова.

Ровно через час разведывательная команда в полном составе плюс один собралась в шлюзовой камере. Только теперь я смог оценить опрометчивость своего разрешения взять десантником дополнительное оружие по своему предпочтению. Но, в самом деле — откуда я мог знать, что кроме безобидных мультиплазменных дробовиков отдельные личности прихватят с собой огнеметы, два галинг-лазера, и даже ракетную установку "Топаз-РС"? Я, с двумя БУК-74, висящих на ремнях по бокам, двумя кобурами с КОЗ-971 на поясе и подсумком с гранатами — и то чувствовал себя голым! Чего уж говорить о бортинженере, фельдшере и пилотах, вооруженных лишь бластерными пистолетами?

— Да, товарищи десантники... — протянул я, покачал головой.

Последний жест был совершенно излишним — благодаря шлему на моей голове его никто не заметил. Когда я говорил, что с этой командой могу захватить Лентис-2 за два месяца — сильно ошибался. Месяц, а то и пара недель — максимум.

Мы погрузились на борт "Бурана", заняв все четыре ряда кресел на обеих палубах, опустили предохранительные скобы, и второй пилот вывел корабль из ангара. Он еще не успел включить маршевые двигатели, а к горлу, с самого низа желудка, уже начал подкрадываться ком — десантные челноки, в отличие от звездолетов, не оборудовались даже импульсным генератором гравитации. Да и зачем? Звездолеты типа БП-1729 предназначены для перелетов максимум в месяц продолжительностью, без входа в атмосферу, челноки же — именно для спуска в плотные слои или захвата других кораблей (чего в армейской практике не случалось уже лет восемьсот, но полицейские подразделения от таких челноков просто в восторге!), то есть максимальное время полета — час-полтора. Потому конструктора "Буранов" могли не заморачиваться даже по поводу интерьера, если они и слово-то такое знали. Кресла, держатели для оружия, и обнаженные ребра силового каркаса челнока — вот и все убранство. Ну, да, еще сигнальная лампа над внешней дверью, показывающая, что там за ней — атмосфера, или вакуум.

Челнок нырнул в ту же дыру, которую ранее использовала проба для проникновения на "Прогресс". Тошнота отступила, сменившись гулом в голове — мы вошли в поле действия генераторов крейсера. С ума сойти! И они до сих пор функционировали! Сквозь многие слои внешней обшивки и теплоизоляции донесся тихий звон. Второй пилот, асс-недоучка, умудрился задеть что-то бортом корабля. Спустя еще пару десятков секунд раздался протяжный лязгающий звук, пол вздрогнул. Шлюзовая камера приклеилась к переборке звездолета. Дежурная лампа над створками дверей поморгала красным, и сменила цвет на зеленый — давление уровнялось.

— Вперед, — махнул я старшине.

— Линь, О'Хара — боевое охранение, — Блэкторн ткнул рукой в перчатке в двух бойцов. — Сазонов — резак.

Названные десантники, освободившись от скоб, подбежали к внутреннему люку. Майкл ударил ладонью по кнопке, внутренние створки раздвинулись, обнажая покрытую пылью аварийную переборку "Прогресса" с присосавшейся к ней пробой. Похоже, я зря хаял пилота — стыковку он произвел с потрясающей точностью!

Су с рыжеволосым усачом заняли позиции по обеим сторонам от дверей, нацелив бластеры на коридор крейсера, пока что скрытый заслонкой, Паша, вооружившись плазменной горелкой, начал резать адамантий. Металл поддавался с трудом, брызгая раскаленными добела каплями, застывавшими причудливыми узорами. Процесс проникновения, мягко говоря, подзатянулся, но, все же, это был самый быстрый путь внутрь корабля, остальные — еще дольше. Лишь через пятнадцать минут периметр люка очертился рваной, неровной царапиной, и Сазонов, мощным ударом ноги, выбил кусок металла внутрь "Прогресса", который, подняв тучу пыли, свалился с оглушающим грохотом, эхом отдавшимся в бесконечных коридорах звездолета.

О'Хара с Линем, включив фонари, рассеяли темноту утробы крейсера, первыми заглянув туда, где не ступала нога человека вот уже семьсот лет. Корабль встретил исследователей вековой пылью и чернотой темноты. Я, встав с кресла, снял БУК-74 с предохранителя, и подошел к полоске уплотнителя, разделявшую сегодняшний, современный мир по эту ее сторону — десантный челнок, и нечто ужасно древнее, таинственное, не лишенное какой-то своей особенной притягательности — по ту сторону.

Глубоко вздохнув и оставив внутри себя этот вздох, как будто там, за гранью, воздух и в баллонах скафандра другой, я перенес ногу через порог, и поставил ее на решетчатый пол "Прогресса". Один маленький шаг для человека, и огромный прыжок для экспедиции! Следом за мной, целясь в пустоту из всевозможного оружия, на крейсер проникли остальные члены команды.

— Первое отделение — охрана челнока, — приказал я. — Второе — моторные отсеки, третье — грузовые, четвертое — системы обеспечения жизнедеятельности, пятое...

Я оглянулся. Кроме пятерых диверсантов у меня оставалась еще приличная свита, пусть и обладающая меньшей огневой мощью, но, несомненно, превосходящая обычных солдат интеллектом. Нужны ли они мне — сами десантники? Хотя... береженого — Бог бережет.

— В общем, остальные — за мной.

Бойцы затопали в указанных направлениях. "Затопали" — это я, скорее, для красоты сказал. На деле их присутствие выдавали лишь стрелы света прожекторов и чуть слышный звон, когда кто-то задевал стену в громоздком скафандре.

— Извините, а за вами — это куда? — осторожно осведомился Звягинцев.

Бортинженер — единственный, кто извлек оружие из кобуры. Похоже, поджилки у Славы тряслись на славу. У остальных бластеры свободно болтались на ремнях, или смотрели дулом в потолок, закинутые на плечо. Стоило ли напрашиваться на борт звездолета, если уже коленки дрожат?

— Естественно на командирский мостик, — ответил я. — Кстати, Жаклин, где он?

— Давайте за мной, — вздохнула девушка, и уверенно зашагала по коридору.

Первой шла флот-лейтенант, охраняемая двумя десантниками по бокам, следом — Тасмахал Каджар, водя по сторонам стволом гатлинга — более для острастки, нежели действительно надеясь кого-либо подстрелить. За ним — я, закинув БУК-74 на плечо, рядом — старшина первого класса Блэкторн со своей В-94 наперевес. Откуда-то из за спины по стенам, покрытым легким налетом ржавчины, плясали лучи прожекторов Звягинцева с Рутцем, замыкали колонну Иширо Судзуки, согнувшийся под тяжестью "Атамана" с двойным боекомплектом, и Майкл О'Хара, изредка плюющийся в боковые туннели языками пламени из огнемета.

"Прогресс", этот "Прогресс", реальный, много отличался от того, что я видел на фотографиях в документации и статьях, освещавших его строительство и запуск. Тот крейсер, с помещениями, залитыми ярким светом, идеально чистый, если не сказать вылизанный, с фикусами в кадках вдоль стен, с людьми, навеки замершими на карточках, звездолет, от которого разило уверенностью и силой, остался там, в прошлом, в четвертом столетии прошлого века. Сегодняшний корабль — с темными отсеками, многосантиметровым слоем пыли на полу, свисающей с потолка паутиной, с этими же растениями в тех же кадках, но мертвыми, засохшими много веков назад, и совершенно пустой... в нем по-прежнему чувствовалась невероятная сила и мощь, но какая-то другая, чужая, что ли? Нет, не совсем так. Как старый знакомый, с которым в свое время, в Академии, вместе бегали в самоволку на экскурсию в какой-нибудь стриптиз-клуб, но которого не видел с десяток лет, где-то все еще остается все тем же Четом или Алексом, но при близком общении обнаруживается огромная пропасть, которая выросла из-за разности интересов, из-за разных событий в жизни, повлиявших на него и на меня, вот так и "Прогресс" был и своим и чужим одновременно. Оставаясь одним из мощнейших крейсеров галактики, он больше не принадлежал Федерации Солнечной Системы и Развитых Миров, он был свой собственный, живущий лишь своей жизнью. И нам предстояло вернуть его в наш мир, мир людей, а не бесконечной пустоты и одиночества.

— Есть что-нибудь на сканере? — поинтересовался я у Джона.

Старшина поднял запястье со сканером движения на уровень глаз.

— Пусто.

— Да что там может быть? — раздался в наушнике голос Майка. — Они все склеили коньки семь веков назад.

— Это я и без тебя знаю, — отрезал старшина. — Вопрос в том — что им помогло?

— Или кто, — добавил Иширо.

— Да ну вас, — вставил свое слово Слава. — Какая разница, от кого, или от чего? За такое время никаких следов не осталось.

И, словно в насмешку над техником, луч фонаря выхватил из темноты на полу бугорок пыли, при более близком рассмотрении оказавшийся архаичной гауссовской штурмовой винтовкой. Жаклин подняла оружие, но оно тут же перекочевало в мои руки. Бесполезный кусок металла. Даже больше — ржавого металла. Какие же были примитивные технологии, какое ненадежное оружие. В стволе, деформированном от сильного перегрева, застряла алюминиевая игла. Похоже, оружие бросили, когда его заклинило.

Постойте! Это сколько же надо стрелять из гауссовки, чтобы она перегрелась до такой степени? Похоже, здесь была настоящая бойня! Но где, где следы сражения, где хоть одно истлевшее тело в бронекостюме? Я продемонстрировал находку Блэкторну. Тот, положив винтовку на сгиб руки, присел на корточки. Бессмысленная затея. Все следы, если они и были, давно затерло время. Старшина провел рукой в боевой перчатке по полу, оставляя на покрытой пылью решетке пять пыльных бороздок. Интересно, кто же осмелился напасть на крейсер Федерации? И кто обладал такой мощью, чтобы уничтожить экипаж? Других рас, обладающих таким уровнем технологий, способных не только выйти в космос, но и совершить межзвездный перелет... да какого черта? В то время в Галактике уже не было рас, способных хотя бы выйти в космос.

— Продолжаем движение, — произнес я.

И мы, ведомые Жаклин, продолжили путешествие по темному коридору, который совершенно не торопился кончаться, увлекая разведчиков все дальше и дальше. Казалось, мы прошли уже с десяток километров, хотя, на деле, не прошли и двух.

— Гамма, я четыреста первый, — прошипел в наушнике голос рации Серова.

— Четыреста первый, я гамма, — ответил Джон. — Слушаю тебя.

— Достигли точки, — отрапортовал сержант.

— Нашли что-нибудь?

— Да, двух убитых МБИ-3.

— МБИ-3? — переспросил старшина.

— Механизированная боевая платформа с искусственным интеллектом, — пояснила Обаха.

— Роботы, что ли? — дошло до десантника.

— Они самые, — подтвердил командир отделения. — Разгромлены до последнего болтика.

— Ты шутишь? — усмехнулся Слава. — По второе поколение МБИ защищались пятидесятимиллиметровой металлокерамической броней, а с третьего — уже титанохитин той же толщины! Его даже плазма не берет!

— Я шутить не умею, — констатировал Влад. — Я говорю что вижу, и точка.

— Что скажете, товарищ рейд-полковник? — поинтересовался у меня старшина.

— Такая версия рассматривалась, — пожал я плечами. — Отказ какой-либо автоматической системы безопасности.

— Вы хотите сказать, что у роботов что-то перемкнуло, и они пошли гасить всех направо и налево? — воскликнул Звягинцев. — Исключено. МБИ-3 уже комплектовались системой удаленного отключения. И заблокировать ее — нереально.

— Четыреста первый, я Альфа, — произнес я в микрофон. — Вы видите трупы?

— Трупы? Нет, товарищ рейд-полковник, не видим.

— Семьсот лет прошло, — напомнил Клаус. — Истлело все.

С авторитетным мнением военного медика сложно спорить. Да, срок приличный — вполне может быть. Полторы тысячи кусков мяса вполне могли превратиться в труху, но кости, броня, оружие, наконец, хоть оно-то должно остаться!

— Всем сохранять боевую готовность, — приказал я. — Четвертое отделение, оставаться на месте.

Указательным пальцем я проверил предохранитель БУК-74. Он стоял в среднем положении — автоматический огонь. Хорошо. Краем глаза я заметил, что Блэкторн тоже снял с предохранителя винтовку и включил прицельную голосетку. Невозмутимый Рутц — и тот положил руку на рукоятку бластера.

— Товарищ полковник, пойдемте, — взмолился Слава. — А то у меня от этих стен уже мурашки по коже.

Еще минут через двадцать лучи фонарей уперлись в створки дверей лифта, ведущего на командирский мостик крейсера. Девушка утопила кнопку вызова элеватора. Безрезультатно. Хотя светящийся индикатор над створками указывал, что лифт находится в рабочем состоянии — режим аварийного питания распространялся и на него. Жаклин снова нажала на кнопку, но с тем же успехом.

— Позвольте...

Сазонов посторонил лейтенанта, и двинул по кнопке прикладом БУКа. В шахте что-то глухо ухнуло, и лифт, зажужжав, пришел в движение. Дедовские способы — самые действенные! Пока мы ждали кабинку, у меня успел зачесаться нос, а унять эту напасть, находясь в боевом шлеме крайне затруднительно.

— Рутц, атмосфера точно неопасна? — спросил я.

— Точно, — заверил фельд-капитан.

Недолго оценивая риски, и, придя к выводу, что они минимальны, я откинул шлем на спину. В нос ударил затхлый, пропитанный пылью воздух "Прогресса", с чуть уловимым запахом гнилых лимонов. Однако дышать им было гораздо приятнее, чем бесцветным, безвкусным воздухом из баллонов скафандра. Я с наслаждением размял шею, хрустнув позвонками, и, уже с кайфом, почесал нос. Лепота! Остальные исследователи последовали моему примеру.

К этому времени подоспела и кабинка. Встала новая проблема — она явно не была рассчитана на десятерых человек в боевых скафандрах максимальной защиты последнего образца. Пятеро, еще еле-еле, вмещались. В тесноте, да не в обиде. Но чтобы влезть в нее хотя бы вшестером — не могло быть и речи.

— Так, поднимаюсь я, Обаха, Звягинцев, Каджар и Сазонов, — приказал я. — Остальным ждать сигнала.

— Есть, — кивнул Джон.

Впятером — и то еле-еле было слишком уж "ели-ельским". Мы еле утрамбовались в лифт, причем я, воспользовавшись своим служебным положением, занял место перед Жаклин, и был буквально впрессован в нее Павлом. Не потому, что мое отношение к Обахе внезапно изменилось, а потому что уткнуться в светлые волосы девушки гораздо приятнее, чем в пахнущую потом шею бойца. Бортинженера оттеснили к дальнему от девушки углу, да, еще и, Тас, немного не рассчитав, саданул того свисающим на спину шлемом по носу. С монотонным гудением транспортер доставил группу в командный отсек.

Здесь, похоже, и был последний оплот обороны экипажа "Прогресса". Пол оказался буквально застлан ковром из стреляных гильз, пустых обойм и батарей. То здесь, то там, валялись винтовки, автоматы, пулеметы, клочки металлокерамической брони древних скафандров. Стены были буквально вспаханы пулями, обожжены огнем, заляпаны разводами пены системы пожаротушения. Кое-где оставались бурые пятна крови. И, как везде — ни одного трупа. Лишь на рычаге управления висело все, что осталось от человеческой руки — кости от пальцев до предплечья. У меня нет докторской степени, и все мои познания в медицине ограничивалось обязательном для всех комиссаров курсе первой помощи, но даже я прекрасно понимал, что от вирусов не отстреливаются из всего, что есть, и действуют они несколько иначе, чем отрывая руку по плечо.

— Тас, Павел — занять оборону, Жаклин — попробуй запустить реакторы, Слава — поищи бортовой журнал.

Сазонов, спрятавшись за выступающим блоком, встал на одно колено и выставил ствол бластера. Второй десантник занял позицию с обратной стороны пульта, уперев на его крышку шестиствольный блок гатлинга. Я, сжав рукоятки обоих БУКов, широко расставив ноги, встал спиной к обзорному стеклу. Ведь логично предположить, что опасность, если и придет — не просочится из открытого космоса сквозь многослойный поликарбонатный фонарь. В пользу этого говорило и то, что в перестрелке пострадали только стены возле вентиляционных шахт и запасного трапа. Некоторое время в командном отсеке раздавались лишь щелчки переключателей и стук клавиш компьютера.

— Есть! — внезапно воскликнула флот-лейтенант.

Я от неожиданности чуть на зажал гашетки обоих бластеров.

— Что — есть?

— Реакторы в спящем режиме, но работоспособны на сто процентов, — резюмировала девушка. — Правда...

— Что?

— Топлива в баках почти не осталось. Мы не сможем доставить "Прогресс" к Драакху.

— Можешь хотя бы восстановить энергообеспечение? — поинтересовался я.

— Без проблем! — заверила Обаха. — Только их надо перезагрузить, и после этого генераторы перезапустятся в номинальном режиме автоматически.

— Судя по тому, что ты этого до сих пор не сделала, проблемы все-таки есть, — заметил я.

— Ну да, — кивнула Жаклин. — Аварийная система отрубится на пять-семь минут, то есть не будет работать даже то, что сейчас функционирует. Связь, скорее всего, пропадет на это же время.

— Тогда подожди... — я поднес к губам микрофон рации. — Гамма, я альфа. Прием.

— Альфа, я гамма, слушаю, — ответил Блэкторн.

— Мы восстанавливаем энергообеспечение, рации не будут работать минут десять. Лифты и прочее оборудование — тоже. Предупреди всех. Как понял?

— Альфа, я понял, — подтвердил Джон, после чего передал мои слова всем отделениям.

— Сто первый — понял, — пришел первый отзыв.

— Двести первый — понял.

— Триста первый — понял.

— Четыреста первый — понял.

— Пятьсот первый — понял, — последним, обернувшись, ответил Каджар.

— Жаклин, действуй, — произнес я.

Пальцы девушки запорхали над клавиатурой, примерно через полминуты дежурные огоньки пультов мигнули в последний раз и погасли. В наушнике рации повисло продолжительное шипение.

Наверно, человеку, современному человеку, необходимо чувствовать рядом с собой какую-то незримую, но могущественную силу. Силу, которую он сам создал, которой может повелевать, и которую может контролировать. Пусть и совершенно непонятную, такую, как электропитание.

На "Прогрессе" и до этого, кроме нас, не было ни единой живой души, но ощущение запустения, того, что звездолет по-настоящему мертв, пришло только сейчас, когда генераторы впали в короткую кому. Мне, побывавшему и не в таких передрягах, стало немного жутко. Даже показалось что запах гнилых лимонов, бывший едва уловимым, многократно усилился, став почти осязаемым. Нащупав большими пальцами регуляторы, я включил сервоприводы и выдвинул приклады бластеров. Теперь БУКи, зафиксированные на натянутых до предела ремнях, упертые задниками амортизационных телескопов в предплечья, обеспечивали максимальную устойчивость при стрельбе, насколько вообще это возможно с двух рук. Ощущение того, что я с легкостью насверлю лучами дырок в любом, кто посмеет высунуться, подействовало успокаивающе.

Глава 7

Секунды темноты и глухоты тянулись мучительно медленно. Казалось, прошло не менее часа, хотя, в самом деле, миновало, как и говорила Жаклин — не больше пяти-семи минут. Освещение зажглось совершенно внезапно. Лампы залили мостик до такой степени ярким светом, что я на секунду зажмурился. Проморгался, и окинул помещение уже совершенно другим взглядом.

Теперь, в своей целостности, картина разрушений выглядела еще более ужасающе, чем отдельные ее куски, выхваченные из темноты лучами прожекторов. Бойня в рубке, и в самом деле, разгорелась нешуточная. Бронированная плита переборки оказалась полностью и совершенно измята иглами из термоупроченного алюминия, превратившись в пародию на лист нержавейки с тиснением. Пульт у стены был попросту смят в лепешку неведомой силой, вентиляционная решетка, и вовсе сорванная с креплений, валялась в десятке метров от отверстия самой шахты.

Мне многое пришлось повидать, в диких мирах творятся и не такие зверства. На моих глазах был выжжен дотла Андрадор, но я смотрел на это из кабины скутера, находясь на высоте в пять-шесть тысяч метров. Оттуда все выглядит намного... безобиднее, что ли? И я еще раз повторю — я не в силах представить себе ту мощь, ту расу, которая сможет уничтожить полторы тысячи человек экипажа исследовательского... да хоть какого судна, вооруженных до зубов самыми современными на то время средствами убийства. Это просто невозможно, и точка!

— Всем группам, — произнес я в микрофон, отойдя от шока. — Доложить обстановку.

— Я гамма — все чисто, — ответил Блэкстоун.

— Сто первый — все чисто.

— Двести первый — все чисто.

Пауза. Затянувшаяся пауза. Подозрительно длинная пауза. Очень длинная пауза.

— Четыреста первый — все чисто.

— Пятьсот...

— Да заткнись, Тас, — отмахнулся я. — Что за херня? Отвечать по порядку. Триста первый, прием.

— Альфа, это двести первый, — отозвался вместо сержанта третьего отделения де Сото. — Я не уверен, но, кажется, я слышал выстрелы со стороны грузовых отсеков.

— Дерьмо! — выпалил я. — Не уверен — проверь! Так, отставить, — притормозил я коней, вспомнив кое-что. — Сто первый, ты же тоже в грузовом отсеке, и ничего не слышал?

— Так, товарищ рейд-полковник, тут этих грузовых отсеков — полкорабля! — нашел оправдание командир первого отделения.

— Черт! Слушай мою команду: всем, кроме двухсотых, оставаться на местах. Занять оборону, приготовиться к бою.

— Товарищ рейд-полковник, — окликнула меня Обаха. — Я могу запустить двигатели.

— Да подожди ты со своими...

Закончить фразу я не успел. Из вентиляционной шахты донесся нарастающий скрежет, а запах гнилых лимонов стал попросту тошнотворным. Мы все, как один, наставили стволы на вентиляционное отверстие в стене. Нервы в одно мгновение накалились до предела, превратившись в натянутые струны. Кровь глухо стучала в висках, а пальцы поглаживали спусковые крючки бластеров. Не знаю, кто как, но я был готов разрядить всю батарею в собственную тень, если бы она шелохнулась. Я, боевой офицер, трижды побывавший в плену андрадорцев, и дважды — на Лентисе-2...

Продолжить мысль я не успел — из вентиляции высунулась отвратительная морда отвратительной твари. Космического монстра, инопланетного чудища — кому как больше нравится. Каджар, зажимая гашетку пулемета, окрестил ее по-своему.

— Сучара! — завопил сержант, поливая харю смертоносными лучами.

Павел оказался полностью с ним солидарен, и энергетическая струя забарабанила по переборке вокруг отверстия и выбирающейся из него гадине. Я тоже открыл огонь из обоих стволов, рассекая воздух жалящим роем зарядов. Жаклин со Славой начали пальбу из КОЗ-971, но их усилия в потоке лучей шестиствольного гатлинга Тасмахала были и вовсе незначительны.

— Всем! Это двести первый, на нас напали! — прогремело в наушнике.

— Говорит четыреста первый, на нас тоже напали!

— Это гамма, мы...

Слова последнего потонули в булькающем хрипе. Похоже, одним старшиной, одним десантником войск Федерации, и вообще отличным парнем стало меньше... В воздухе витал запах озона и горелой плоти. Зверюга, от которой во все стороны летели шмотки мяса, уже почти вылезла из вентиляционной шахты, но самое удивительное — она и не думала подыхать! Да, тварь выглядела слегка озадаченной, но лишь слегка! И, уж тем более — не выказывала никаких признаков боли. Словно ее поливали не высокотемпературными лучами из шести стволов, а шлепали электромухобойками!

Индикатор батареи гатлинга Таса таял с угрожающей быстротой. Сазонов уже перезарядил свой БУК, индикаторы моих стволов вовсю мигали красными... что творилось за спиной я видеть, конечно, не мог, но два одиноких луча продолжали дырявить гадюку. Чудовище, с завораживающей грацией хищника вышагивая на четырех лапах, клацая по полу когтями, вышло на середину рубки, замерло, сжалось, изготовившись к прыжку, но в эту секунду граната, выпущенная из подствольника Пашиного бластера, врезавшись зверюге точно в грудь, отбросила ее к стене.

— Ложись! — что есть мочи завопил десантник, сжимаясь в комок за массивным блоком.

Сержант укрылся за тумбой пульта, мне же ничего не оставалось, кроме как и в самом деле броситься на пол, надеясь что пандус, на котором я стоял, достаточной высоты, и закроет меня от взрывной волны и осколков.

Рубка содрогнулась от взрыва. Над головой прошла волна раскаленного воздуха, просвистело несколько осколков, еще несколько защелкали по стенам. Привстав на колене, я выпустил остатки заряда по направлению последнего местонахождения монстра, и только потом увидел, что от пришельца ничего не осталось. Только несколько ошметков в луже, хвост свисающий с балки и куски плоти, разметанные по мостику. На несколько мгновений воцарилась мертвая тишина, нарушаемая только треском остывающих стволов. Но тишина длилась всего чуть — термодатчики системы пожаротушения сработали, как это заведено, тогда, когда у экипажа крейсера уже волосы на жопе тлеть бы начали. Оглушительно завизжала сирена, из потолка выскочили форсунки, брызнув струйками пыли. Похоже, вся пена кончилась еще в том бою, семьсот лет назад унесшим жизни остатков команды "Прогресса".

— Вырубите ее! — взмолился, зажимая уши, Тас.

Паша отреагировал быстрее всех, отключив систему еще более варварским способом, нежели разобрался ранее с кнопкой лифта — засадив в блок последний заряд бластера.

— Хочу заметить, — произнес я. — Что эта тварь, похоже, здесь не одна.

Сержант, мгновенно переменившись в лице, выпустил из рук опустевший пулемет и достал из-за спины штатный БУК-74. Сезонов заменил батарею бластера. Я тоже перезарядил оба своих ствола. Космофлотцы, судя по щелчкам, сделали то же самое. Поправив наушник, я начал перекличку.

— Сто первый, доложите статус.

— У нас тихо.

Отлично! Значит до челнока эти штуки еще не добрались! Правда, это еще не означало, что они до него не доберутся вовсе — следовало поторопиться и опередить местную фауну.

— Альфа, это двести второй... — прозвучал возбужденный голос заместителя командира второго отделения. — Вы видели? Видели их?

— Представь себе — я не слепой, — ответил я. — Я не только видел, но и завалил одну из этих херовин. Что у тебя?

— На нас напали три гада, мы потеряли двоих.

— Понял. Четыреста первый?

— Напали четверо, спустились с потолка. Нас осталось трое... нет, двое.

— Принял. Гамма. Тьфу, дельта. Дельта, прием. Или пятьсот второй — кто там остался?

— Это дельта, — с завидным спокойствием отозвался Рутц. — Количество атакующих неизвестно, осталось семь трупов. Наши потери — двое. Остались я, Майкл и Иширо.

— Сто первый — стойте намертво, — приказал я. — Всем — отходим к челноку.

Нормальная такая спасательная операция... самим приходится спасаться. Откуда же на "Прогрессе" эти твари? Проникли из "вне"? Но тогда почему пропала связь с остальными крейсерами? Напрашивался единственный возможный вариант — они находились на звездолетах с самого начала, с самого старта. Как они попали на исследователи до этого — вопрос вопросов. Хотя... если это творения наших, человеческих рук — а архивах остались бы записи. Да и исчезновение всех кораблей не стало бы сюрпризом. Значит это дело рук Кор-А. С той спешкой, в которой готовили крейсеры, и с той халатностью, с которой отнеслись к их архитектуре, чего-то хорошего сложно было ожидать.

— Любопытно... — произнес Паша, вороша носком сапога останки монстра. — Чем же питались эти твари семьсот лет?

Из-за спины разделся истерический смешок. Я резко обернулся. Каково же было мое удивление, когда я увидел Жаклин, сжимающую оба пистолета — и свой, и Звягинцева, и бортинженера, сидящего на полу, обхватив голову руками.

— Пояса потуже затянули, да нас ждали, — веселился Слава. — Ох, ребята, я не могу! Вы такие смешные в этих скафандрах! Уморы!

— Лейтенант, ты в порядке, — участливо поинтересовался я.

— Все пучком, товарищ рейд-полковник! Скоро нас всех слопают — и будет еще лучше! — заверил техник.

— Трудное детство, да? — угрожающе прошипел я. — Холод, голод, но зачем о еде-то все время думать?

И уже занес приклад бластера, чтобы привести Звягинцева в чувство, или прибить, если силы не рассчитаю, но меня остановила Обаха.

— Товарищ рейд-полковник, не надо. У него шок.

Я сжалился. Вместо этого я снял БУК-74 с плеча и протянул его пилоту. А то от ее пистолетиков проку почти никакого. Пришел в действие план Б, по своей значимости и трудности заметно превосходящий изначальный план — сваливание с "Прогресса". Бог с ним. Разнесем его торпедами с БП-1729, а потом, на Земле, уже что-нибудь придумаю. Или в указанной точке звездолета не обнаружено, или... или еще что-нибудь. В свое время целые эскадры списывали, продавая их потом на металлолом. Куда только потери личного состава списать? Да и это, при желании, придумать можно.

Проварив готовность бластера, я уверенным, пружинистым шагом подошел к лифту и утопил клавишу вызова. Он отозвался тишиной. Ну, этот прикол мы уже проходили, так что я со всей дури саданул по блоку прикладом БУКа. Коробка разлетелась, обнажив путаницу проводов.

— Слышь, техномаг, — окликнул я Славу. — Или, открывай. Это по твоей части.

— А смысл? Все равно нас сожрут...

— Сожрут, или нет — это еще вопрос. Но то, что я тебя грохну, если не откроешь — я тебе гарантирую. А потом еще и рапорт накатаю.

Не знаю, что больше подействовало на техника — угроза расстрела, или дисциплинарного взыскания, но он поплелся к лифту. Поковырявшись отверткой какое-то время в проводах, он бросил инструмент, и саданул кулаком по переборке.

— Хана, — констатировал он. — Похоже, где-то в стене проводку перебили. Я же сказал — сожрут...

Лейтенант осекся, наткнувшись на мой холодный взгляд. Решил не искушать судьбу. Его замечание на счет проводки было похоже на правду — экипаж "Прогресса" не обладал такой огневой мощью, их пули оставили лишь вмятины на переборке, наши же прошили ее насквозь. Вероятно, цепь оборвана где-то в стене, а искать повреждения там — не хватит и недели.

— Да неужто приехали? — процедил сквозь зубы Тас.

— Да нихрена! — воскликнул я. — Есть наш любимый, испытанный дедовский способ.

— Какой же?

Я указал подбородком на вентиляционное отверстие. Серженат, вернув БУК за спину — с ним в таком тесном пространстве не развернуться, вооружившись пистолетом и фонариком, засунул голову в шахту.

— Высоко, — протянул он. — И узко. В скафандрах точно не пролезем.

— Гарантированно загнуться в скафандрах, или выбраться без них... что бы выбрать? — с иронией в голосе произнесла Обаха. — Я даже и не знаю...

И первая начала расстегивать клапаны скафандра.

— Постой, — придержал я девушку. — Клаус, прием.

— Слушаю.

— На руке у старшины должен быть сканер движения — посмотри, что там.

— На левой, или правой?

— На левой, на запястье, — конкретизировал я. — А что?

— Правой руки у него теперь вообще нету... — ответил лекарь. — Да, есть. Вижу нас и еще пять точек в ста пятидесяти метрах, но судя по массово-габаритным характеристикам — это вы.

— Отлично! Спускаемся по вентиляшке, не пришейте нас ненароком.

— Вас понял, ждем.

Сняв скафандр, оставшись в одной полевой форме, я перевесил на ремень кобуру с бластером. Оставшиеся члены группы, даже Звягинцев, поступили так же. Стоит ли говорить, что в обтягивающих черных форменных штанах, узких сапогах до колена, и серой приталенной космофлотской куртке Жаклин выглядела совершенно потрясающе? Кажется, даже техник начал приходить в себя от такого зрелища. Собрав свои светлые волосы в пучок, Обаха достала из-за пазухи форменное кепи, и одела его. Как-то до этого момента не смотрел я на нее, как на женщину. Как на склочную эгоистичную племянницу президента Федерации — да. В лучшем случае — как на офицера, члена команды, пилота и своего подчиненного — да, но как на женщину — нет. Интересно, почему? Или это какой-то мой фетиш, связанный с близкой опасностью, чего я до сих пор за собой не замечал, или...

— Стартуем? — прервала мои мысли флот-лейтенант.

— Угу, — хмыкнул я. — Поехали, бойцы.

Перекинув ноги через край отверстия, я начал спуск. Орудовать в столь узком проеме бластером было совершенно немыслимо, так что я оставил его болтаться на ремне на шее. Такой способ передвижения, конечно, не отличался комфортом, но, если успевать убирать с вбитых в стену скоб руки, чтобы спускающийся следом не прижал их своей ногой, то вполне терпимо.

Фельд-капитан сказал полторы сотни метров? По горизонтали, по прямой это, конечно, микроскопическое расстояние. Разумеется, если речь не идет о пропасти, на другой стороне которой находится прекрасная девушка в бикини... но в узком вертикальном канале — совсем другое дело. Кажется, к концу спуска я уж и вовсе проникся пониманием к Тангарским песчаным червям.

Полосатая тень на стене шахты известила о приближении к очередному выходу из вентиляции. Судя по нескольким голосам — именно к нужному выходу. Остановившись, и сразу получив по руке сапогом следовавшего за мной Каджара, я несколькими мощными ударами ноги выбил решетку, и выбрался в коридор, под настороженным взглядом трех стволов.

— Все в порядке, свои, — запоздало оповестил я десантников.

Открывшаяся картина поля недавнего сражения была малоприятной. Тело Блэкторна, лишившегося не только правой руки, но большей части правой стороны тела, лежало на изрешеченной туше монстра. От Линя тоже мало что осталось. Поразительно! Как эти твари умудрились разорвать боевой скафандр из керамохитина, выдерживающий прямое попадание плазменного пучка? Следом спустился Тас, за ним — Обаха. Но только техник занес ногу над кромкой люка, из шахты раздался приближающийся уже знакомый скрежет.

— Шевелись, — шикнул на него Павел.

Кубарем выкатившись из отверстия, Слава схватил валяющийся у трупа десантника мультиплазменный дробовик, и прижался к стене. Сазонов, второпях, не удержался, сорвался, но, уже падая, успел схватиться за кромку люка. Загремел, ударяясь о стены в своем полете ко дну БУК-74. Подтянувшись, диверсант высунул свою физиономию... вдруг лицо его исказила гримаса боли, а глаза вылезли из орбит.

— Достала, падла, — прохрипел он. — Гранату...

Пока остальные соображали, фельдшер среагировал быстрее всех — достав из реквизированного у кого-то из покойников подсумка плазменную гранату, он катнул ее по решетчатому полу к диверсанту. Боец, последним усилием выдернув предохранительное кольцо, убрал руку с зарядом в шахту.

— Уходим! — завопил Иширо.

Повторять не пришлось. Мы припустили по коридору со всех ног. Четыре... кто-то, похоже, еще одно чудище, долбилось в решетку в потолке. Три... с грохочущим звоном решетка вывалилась на пол. Два... Позади прозвучал победный рык и перестук когтей по металлу. Один... Я обернулся на ходу и поприветствовал парочку чудовищ залпом раскаленного света. Ноль!

Дернув Обаху за руку, увлекая ее за собой, я нырнул в боковой проход. От мощнейшего взрыва заложило уши, волна кипящей плазмы, выжигающей кислород, протащила по коридору две хвостатые туши и кого-то из наших в бронескафандре. Затрещали деформируемые балки силового каркаса судна, со звоном лопнули несколько листов внутренней обшивки.

Я высунулся из-за угла. Коридор, значительно изменившись в геометрии, был объят языками пламени и постепенно затягивался дымом. Противопожарная система — и та пасанула перед такими повреждениями, даже не пытаясь попищать или потушить что-либо.

Обугленная тушка одной твари, впечатавшейся в стену, лежала совершенно без движений, вторая жалобно поскуливала, и, несмотря на полное отсутствие задней части тела, пыталась подняться на ноги. Макйл, хитрец, стоял перед ней, в почерневшем от копоти скафандре. Он успел захлопнуть шлем, потому взрыв не причинил ему ни малейшего вреда.

— У меня такое ощущение, что они совершенно не чувствуют боли, — задумчиво произнес Рутц. — Может, взять ее с собой, для вскрытия?

— Ага, вместо тебя, — нашелся Слава.

Тас залепил ему звонкую оплеуху, и, кстати, зря. В этом я был совершенно солидарен с бортинженером. Поспешно, пока доктору не пришла в голову еще какая-нибудь глупость, я поднял ствол бластера и пригвоздил голову монстра к полу. Зверюга, брызнув мозгами, сразу перестала трепыхаться. Знай наших!

— Чего стоим-то? — поинтересовался я. — Давайте, бегом марш!

И мы продолжили путь к спасительному челноку. Надо заметить, чудовища нас больше не беспокоили, если только погремели где-нибудь в вентиляции, или пошуршали в боковых переходах. Первые нас не особо волновали, вторые же успокаивались после очереди из БУКа, или огнеметного залпа. Одну, особо надоедливую, пришлось усмирить несколькими выстрелами из автоматического сорокамиллиметрового гранатомета.

Вроде как отступление (чтобы не сказать "бегство") шло на удивление гладко, но что-то не давало мне покоя. И, чем ближе мы подходили к челноку, тем тяжелее было предчувствие. И вскоре я понял почему.

Подойдя ближе, я услышал звуки ожесточенной перестрелки, доносившиеся со стороны грузового отсека. Все, как один, мы ускорили шаг. Челнок оставался нашим последним шансом на спасение. Если твари проберутся на него, мы окажемся заперты на "Прогрессе"!

Звягинцев, возглавлявший героическое отступление, сместился в конец колоны. Выстрелы и разрывы гранат гремели все ближе и ближе. К привычным разрядам бластеров присоединился еще один звук из далекого прошлого — стучал крупнокалиберный пулемет! Стены коридора внезапно расступились, потолок ринулся высоко вверх, обнажая огромное пространство грузового отсека, где шел ожесточенный бой. С обратной, дальней к нам стороны, где в переборке зияла окаймленная неровным резом дыра, за которой находился челнок, из этой самой дыры вырывались языки пламени. Какая-то сволочь плохо дружила с головой, взорвав "Буран". Путь к отступлению отрезан.

— Я же говорил — нас всех сожрут, — прошептал техник, сползая у стены.

Его причитания настолько приелись, что я даже не обратил на очередное никакого внимания.

Десантников, державших оборону, осталось всего несколько человек, ожесточенно огрызающихся из всех стволов. Небольшую толику оптимизма внушал архаичный колесный бронетранспортер, поливающий тварей из пулемета на башне. Но и чудовищ в отсеке собралось не меньше полусотни.

— Получите, мази! — выкрикнул я, выпустив гранату из подствольника, и разряжая батарею БУКа в ближайшую морду.

Иширо выпустил в скопление монстров ракету из "Атамана", оклеив их внутренностями потолок, а Майкл организовал сплошную, непроходимую стену огнем из огнемета. Жаклин, сосредоточенно припав к коллиматору, клала одиночными, Тас и Рутц тоже особо не торопились расставаться с боезапасом, стреляя короткими очередями. Кажется, даже дробовик техника пару раз бабахнул.

Но мы проигрывали. Вскрикнул кто-то из десантников с той стороны отсека, замолчал гатлинг и еще один бластер. Хоть пулемет бронетранспортера продолжал разговор своим мерным, безразличным перестуком — и на том спасибо.

Позади раздался пронзительный вой, полный боли. Сволочи! Подобрались сзади! Нога Клауса почти полностью скрылась в пасти одного и трех чудищ, и фельдшер тщетно молотил ее по голове рукояткой пистолета. Иширо, отбросив опустевшую ракетницу, бросился с кулаками на второго монстра, третий же, хищно оскалившись, начал приближаться к Обахе.

Девушка перекрывала мне линию огня, и я не мог снять тварину, Рутц же, один черт, приговорен, и я разрядил остатки последней батареи в жующего фельд-капитана зверя. Несколько зарядов отрикошетило от брони лекаря, остальные угодили точно в цель. Было бы удивительно промахнуться с такого расстояния. Монстр с раскроенной черепной коробкой рухнул замертво.

Судзуки, умело, и, что немаловажно, быстро работая руками и ногами, теснил своего противника, в очередной раз демонстрируя свое умение убивать без оружия. Оставался еще один. Тас нерешительно переводил стволом БУК-74 то с одного, то с другого чудовища, но стрелять не решался — и там, и там мешались свои. Пилот, выронив один пистолет, судорожно перезаряжала второй... не успеет — херовина, яростно меча по полу хвостом, уже присела на задние лапы, жаждая впиться зубами и клыками в молодое, сочное девичье тело.

И тут случилось непредвиденное. То есть то, чего никто не ожидал — Слава истошно заорал, даже, кажется, немного перепугав нападавшего, и, перехватив дробовик за ствол, кинулся на монстра. Я не успел и глазом моргнуть, а техник уже вовсю лупил чудовище прикладом по чему придется, размахивая оружием, словно дубиной. В том, что Звягинцев обречен, не сомневался никто, но он дал лейтенанту несколько так нужных ей мгновений, чтобы она вставила батарею в рукоятку бластера, чтобы я, сделав широкий шаг в сторону, получил сектор обстрела, и чтобы сержант, бухнувшись на пузо между широко расставленных ног Жаклин, упер сошки бластера в пол.

Тварюга быстро пришла в себя, и еще быстрее разделалась с бортинженером — взмахнув когтистой лапой, распоров суперпрочный скафандр и разделав его на две половинки. Но тело Звягинцева еще не успело упасть, а два КОЗ-971 и один БУК-74 уже поджаривали таинственного обитателя "Прогресса". Дымящаяся туша, споткнувшись, рухнула на решетку пола. Остался последний...

Нет, не остался. Иширо умудрился свернуть шею своему противнику, но теперь и сам, в разодранном когтями и клыками скафандре, стоя на коленях, тщетно пытался встать на ноги. Из его ран, пульсируя, вытекала густая красная кровь настоящего гражданина Федерации и героя десантных войск. Майк, склонившись над телом Судзуки, осмотрел раны, и отрицательно покачал головой — не жилец.

Интересно, а сколько же нас, вообще, осталось? Словно в ответ на мой вопрос, раздвинув и примяв языки пламени бронированным корпусом, из-за стены огня выехал, рыча двигателем и чихая дымом, бронетранспортер. Люк открылся, и оттуда показался шлем с сержантской эмблемой и одной полосой — номером отделения.

— Садитесь, — коротко, словно выстрелил, произнес Винсент ван Ванкелен. — Быстро.

— Это откуда? — полюбопытствовал я.

— Нашли, — ответил диверсант. — Командир, а вы чего это раздеться вздумали?

Посчитав ответ на вопрос пустой тратой временя, схватив за руку Жаклин, я забросил ее на броню транспортера, и запрыгнул сам. Рядом устроился Каджар. О'Хара еще чуть задержался — извлек из подсумка противопехотную мину, и вручил ее Судзуки. Боец, слабо кивнув, крепко уцепился в нее обеими руками. Мужчины поняли друг друга.

Машина резко рванула с места, чуть не сбросив нас на пол, а сзади, хлопнув пиропатронами, фугас выпустил семь лиан, закрепившихся на стенах и потолке коридора, и натянувшихся, взводя взрывной механизм. Стоит хоть единой твари прикоснуться хоть к одной леске, и...

Больше текста выложено на Аuthor Тoday.