Спасательная экспедиция

ISBN 9781794869653

Спасательная экспедиция

1. "Зов"

Ролат смотрел на старинные реторты, колбы и змеевики, разложенные в стилизованном вытяжном шкафу. Скрытые лазеры, включаясь по очереди, подсвечивали голографическую плёнку, нанесённую на поверхность оборудования, и казалось, что там за стеклом что-то кипит, бурлит, дымит, испаряется. Настоящий мастер создал картину, на неё можно было смотреть часами, не отрываясь, совершенно не замечая, что деятельная жизнь реактивов — всего лишь пара десятков кадров, пущенных по кругу. Работа голограммщика-виртуоза стала подлинным украшением лаборатории исследования тонких природных процессов, в которой Ведильский Научный Центр ещё не так давно проводил маломерные детальные исследования.

Теперь лаборатория не работала, надобность в ней отпала. Последние полтора года оставшиеся её сотрудники во главе с Лотлом Рхелом готовили проект "Зимовка", все работы по проекту "зимовцы" вели по своей инициативе. Всё необходимое оборудование разработано, собрано и отлажено. Теперь составлялся список тех, кто будет допущен в проект. Пока было отобрано чуть более трёх тысяч участников, как из числа сотрудников Центра, так и других перспективных лиц.

Ролат давно закончил свою часть проекта и был теперь на подхвате. Ожидая, когда его помощь кому-то понадобится, он смотрел на голографическую химию, опираясь руками на спинку стула. Но бурлящих реторт не видел, перед его мысленным взором проносились картинки недавнего прошлого. Там была Сея, его Сея. Она появлялась в его воспоминаниях или задорно улыбающейся, с блестящими светло-оранжевыми глазами, светящими чуть заметными малиновыми огоньками в темноте, или такой, какой видел её в последний раз — заплаканной, нервной и непреклонной.

Тогда, полгода назад, она пришла с работы и, запинаясь, сказала ему, что она со своими подругами всё решили, завтра они уходят. Все пять сразу. И ещё парень один с ними. Он всё устроит, пусть Ролат не беспокоится, всё будет не хуже, чем у других и...

"Мы же любим друг друга, мы же хотели вместе..." — пытался спорить с женой Ролат. Но Сея перебила его и стала торопливо уверять, что она его любит больше жизни и всегда хотела бы быть с ним, но ему с ними нельзя, честное слово, и...

"Стой. Я не хочу уходить, я не хочу, чтобы МЫ уходили, понимаешь?". Девушка опустошённо помотала головой — нет, нельзя, она ж обещала, должна, она со всеми, если не уйдёт, как же она сможет жить после этого? Что про неё все думать будут?

Чем настойчивей убеждал Ролат, тем упрямей становилась Сея, начинала злиться, звать его эгоистом, наконец, расплакалась на его плече. Он стоял оглушённый, машинально гладя её волосы. Она всхлипнула, потом решительно утёрла слёзы, сказала "прости" и ушла в свою спальню. Теперь она наверное полночи не уснёт, а будет думать, сомневаться. Может, она передумает? Они всегда хотели быть вместе. Надо будет предложить ей переехать. Да в конце концов, он тоже долго здесь не задержится. Они уйдут, но не во тьму. И всё будет хорошо.

А если не согласится? Задержать силой? Запереть? Связать? Нет... Вместо этого он постелил себе прямо здесь, на диванчике. Утром он всё ей расскажет, постарается уговорить. Должна же она понять.

Встал ещё затемно. Приоткрыл дверь в спальню жены — тихо, спит. Хорошо. Надо продумать разговор. Вчера он был слишком растерян. Пошёл в столовую, заказал завтрак. Аппарат недовольно загудел, передавая заказ на станцию. Обычно почти не слышно, как он работает, но сейчас ещё так по-ночному тихо...

Ролат осторожно вернулся к спальне жены. Всё же слишком молода она, импульсивна, легко подпадает под влияние. Итак, разложим всё по полочкам. Во-первых, начал соображать он, тихонько заглядывая в спальню, во-первых...

Кровать оказалась пуста и даже не разобрана. Он заскочил внутрь, хлопнул рукой по стене, та послушно засветилась. Ролат огляделся, даже зачем-то под стол заглянул, хотя прекрасно понимал, как это глупо. Но осознал тщетность своих поисков, только увидев надпись, нацарапанная чем-то на стене: "Люблю, прости". Как он просчитался! Она вовсе не стала ложиться, просто дождалась, пока он уснёт. Ему надо было быть рядом. Не в соседней комнате, а рядом. Вместе. Идиот.

Или не надо было. Может, только хуже бы стало. Или куда уж хуже? Что-то не сообразить сейчас...

Может, ещё не поздно?

Ролат рванул вниз. Капсула на месте. Он набрал запрос. Так, она воспользовалась капсулой глубокой ночью, добралась до работы и вернула автоматом. Поздно. Почему он не деактивировал её вчера? Дважды идиот.

Уже днём его оповестили, что Сея ушла вместе с четырьмя подругами, что парень, который всё организовал, в последний момент испугался, девушки ушли сами. Этот парень потом звонил, пытался что-то рассказать, оправдывался, просил о встрече. Ролат оборвал контакт. Если б увидел — придушил. А через два дня и сам парень ушёл. Примитивно выпрыгнул из капсулы. Спасти его не смогли. А какая разница?

Сомнения сводили с ума, опустевшая квартира стала невыносимой, каждый уголок напоминал о Сее. Мог ли он её не отпустить? Что надо было сделать?

Хорошо, что тогда было много работы над "Зимовкой", иначе точно свихнулся бы. Постепенно тоска проходила, трансформируясь в какое-то туманное покрывало, сквозь которое боль воспринималась приглушённо. А вопрос оставался, но уже выработалась привычка задвинуть его на задворки сознания.

Только год они были вместе, всего лишь год. И уже полгода он один.

Только один срыв был за это время — когда ему пришло сообщение от активиста местного сектора "Зова смерти", в котором сообщалось, что девушки ушли достойно, а Ролату выражали сочувствие и желали скорого исполнения Зова.

"Зов смерти".

Так называлась песня, сочинённая авангардистской музыкальной группой лет сорок назад. Песня получила невообразимую популярность, потом из поклонников группы зародилось это странное течение.

С того всё и началось.

Нет, не с того — поправил себя Ролат. Лотл об этом целую лекцию прочитал. И повторял потом не раз. Интерес к смерти присущ обществу на всех ступенях его развития. Но никогда не может овладеть им, стать превалирующим в общественном сознании. Пока само общество не окажется готовым к этому. Современное общество достигла почти всего, что от него требовали. Материальные потребности — типичные для большинства — удовлетворялись автоматически: производство, транспортировка, конечная доставка — всё. Что-то сверх того, что-нибудь особенное — по карточкам общественной полезности. У Ролата — прекрасного учёного — на карточке был накоплен высокий индекс. С каким восторгом Сея сканировала центры специальных заказов! Самому-то Ролату типичного обеспечения вполне достаточно было.

Членам общества оставались три сферы деятельности — управление, познание и творчество. Да, ещё в какой-то мере обслуживание и медицина. Эти сферы доступны не всем. Остальным приходилось довольствоваться искусственными, придуманными интересами, изобретение которых стало важной задачей властей. И эти остальные легко хватались за любое новое и необычное, сколь странным оно не оказалось. Так, внешне вполне благополучно, общество просуществовало несколько столетий, но просто взять и застопорить развитие цивилизации нельзя. Рано или поздно что-то должно было случиться, измениться.

Что столкнуло общество с благополучной мёртвой точки?

Может быть, свою роль сыграло открытие новых свойств вакуума, позволивших создать галактические каналы, благодаря которым открылся доступ ко всем уголкам космоса в пределах галактики. Поначалу это вызвало интерес. На какое-то время. Путешествуя из конца в конец, всюду встречали одно и то же. Братьев по разуму нашли десять раз — и всё младшие, отсталые. И ещё более ста мёртвых цивилизаций — то, что осталось от них. Очень немногое. Уже через миллион лет большая часть созданного разумом отбирается природой обратно. За больший срок и следов уже не отыскать. Вывод: все развитые цивилизации уходят, а значит, если мы развитые, может и нам пора? Чушь, конечно. Но чушь легко укоренилась в расслабленном сознании общества, она так нежила самолюбие — мы теперь самые-самые! Мы на вершине! А мыслящих оказалось немного.

Как-то вдруг суицид обрёл ореол романтизма и крутости. Точнее, не сам суицид, а его способ. Слово подобрали только поделикатней — "уход". Обыватель, просыпаясь, читал в новостях со своего информационника — "Обычный парень из Тогута два года разрабатывал аппарат для своего ухода, два года в тайне от друзей работал над своим замыслом. Вчера он, наконец, реализовал давнишнюю мечту. Его пример всем показал, что даже..." или "Известный композитор популярных креаций шокировал своих поклонников банальностью своего ухода. Нашему разочарованию просто нет предела!".

И они уходили и уходили. Поодиночке и группами.

Вначале их было немного. То, что эти немногие — лишь симптом, стало ясно намного позже. Когда уже не нашлось ни мер противодействовать, ни специалистов, которые бы эти меры разработали. Зов организовался, создал сектора по всей планете. Он не нарушал законов. Разве не вправе каждый для себя решать вопрос своего существования? Лишь когда пошла серия убийств, власти попытались прикрыть сектора Зова. Некоторым последователям Зова показалось крутым убивать, чтобы уйти самим по приговору. Покрасоваться в суде и гордо уйти в вакуумную камеру.

Зов тогда впервые продемонстрировал и свою организованность и власть. Убийства прекратились враз, как отрезало.

Лотл недоумевал, почему власти не пытались всё это остановить? Может потому, что они всегда стремились следовать вкусам большинства? А на экономике, автоматизированной до предела, происходящее пока никак не отражалось, уровень жизни обывателей ни в чём не страдал? Но не могли же они в самом деле не понимать, что планета катится в пропасть? Или им это всё равно?

Нельзя сказать, чтобы все так дружно захотели не жить. Нет! Жили, встречались с друзьями, влюблялись, рожали и растили детей. Ходили на работу, в театры, в общества интересов, читали, думали, мечтали. Как и сто, и двести лет назад. Но теперь уходили. Потому что так принято, потому что так делают все, потому что на прочих — что вознамерились дожидаться естественной смерти — смотрели как на неинтересных, неправильных, не достойных общения и внимания. Эти недостойные даже пытались иной раз протестовать, их осмеивали или им терпеливо, как детям неразумным, объясняли, что они покушаются на незыблемое право каждого — право на жизнь, а значит и на уход из неё. И им приходилось доживать свой век изгоями. Или быть такими, как все.

И Сея тоже так. Она хотела жить и любить. Но выбрала уход, чтобы быть как другие, не стать изгоем. Любви Ролата оказалось недостаточно, чтобы удержать Сею.

Ролат перевёл взгляд на экран, вызвал зал для собраний. Сейчас вместо рядов кресел здесь размещались передающие установки системы "Зимовка". Двести четырнадцать — сколько поместилось. Приёмных установок всего четыре, но этого вполне достаточно. Они размещены в шахте спутника — вместе с системой автоматического контроля и ремонта. Теоретически эта система способна поддерживать своё существование миллиарды лет, полностью обновляя свои компоненты каждые 50-70 лет в автоматическом режиме. Кроме того будут ещё две дублирующие шахты — всё необходимое уже доставлено на спутник, автоматика приступила к монтажу. В хранилище уже готовой шахты поступят информационные копии миллиона личностей, сохранённые в виде поля, открытого чтимым Вирадпом Тоором. Миллион — как это много. И как мало по сравнению с населением планеты. А список пока и на сотую долю не заполнен... Полгода назад Ролат сам вычеркнул из списка одно имя.

Дверь сдвинулась вверх, пропуская ссутулившегося немолодого учёного, и с чмоканьем закрылась за его спиной. Лотл выглядел как-то неряшливо — весьма необычно для такого педанта. Ролат телепатически потянулся к мыслям шефа, но был остановлен усталым жестом руки.

Лотл сел и протёр руками глаза. Ослепнув в аварии, он носил видеосенсоры на роговицах и всё не мог привыкнуть. Но упрямо отказывался перейти на фазированные налобные видеосенсоры. "Глазам природа отвела своё место", — заявлял он внушительным тоном неловким советчикам.

— Не надо, мальчик. Не сейчас, — тихо попросил Лотл, хотя Ролат давно пригасил свою телепатию. И тон был так необычен для вечно властного старика.

— Что-то случилось?

— Да, "Зов смерти" больше не верит в нашу легенду. К нам прибудет комиссия на предмет проверки соблюдения прав. На время работы комиссии наш центр остановят. Это сначала на время, а потом... Думаю, ты понимаешь, что насовсем.

— Не имеют права! — Ролат даже вскочил. — Наш центр — лидер исследований в десятках направлений научного развития. В конце концов мы подчиняемся только Большому Совещанию.

Лотл снова протёр глаза.

— Кому теперь нужна наша наука? А насчёт Большого Совещания... Мой мальчик! Надо хоть изредка заглядывать в информационник. Председатель Большого Совещания теперь ещё и второй председатель "Зова смерти".

— Нет... — Ролат нервно вытер ладонью лоб.

— Да. Или он решил прибрать систему зововцев к рукам или они его. А вернее всего — и то и другое. Но для нас это более чем опасно. Инициаторы "Зимовки" решили, что уходить надо немедленно. Так что послезавтра начинаем.

— Но у нас нет даже десяти тысяч желающих!

— Меньше, мой мальчик, меньше. Ты в последнее время был пассивен — нет, нет! я не упрекаю, я всё понимаю — среди нас сформировалась группа, которая будет пытаться бороться. Может, уже поздно, но они не хотят, не могут бросить наш мир. А кое-кто просто — ушёл. Подобно тысячам других, подобно твоей жене. Вас осталось четыре с половиной тысячи, — старик помолчал, давая Ротлу осознать сказанное. Потом закончил. — Вы тоже уходите, но с надеждой встретить новую судьбу. Вы уходите жить. А может, вы ещё сможете вернуться, если произойдёт чудо, и кошмар кончится...

Голос Лотла дрогнул, он несколько раз глотнул, потом, прикрыв глаза, отвернулся. Ролат догадался.

— Мисовл?

Лотл, не оборачиваясь, кивнул. Потом подошёл к невозмутимо булькающим призрачной жизнью колбам.

— Он ушёл вчера. Ушёл вместе со своими приятелями... Какие они молодые... Он связался со мной, такой радостный, возбуждённый. Сказал, что он станет лучшим, что я буду гордиться им. И всё. Я не успел ничего ответить. Пока я выяснил, откуда он звонил, пока добрался, всё было кончено. Мне даже не удалось увидеть, что от него осталось. Всё утилизировали. Мой сын...

Овладев собой, старик снова сел перед Ролатом.

— Понимаешь, они проникли на станцию утилизации. Сняли конвейеры, а потом по очереди стали пролетать на капсулах через контур. На скорости капсулы контур не может утилизировать всю массу, часть пролетает насквозь. Тот, от кого больше останется, тот и лучше других. Конечно, в присутствии репортёров... Мальчишки...

Ролат представил себе капсулы, влетающие в окно контура, который успевает лишь частично дезинтегрировать материю, а на выходе нет ловителей приёмного контейнера... Что засняли репортёры — вспышки? Взрывы? Разлетающиеся куски? Под вопли возбуждённых зрителей и тех, чья очередь сейчас настанет. Мальчишки. Возбуждённо орущие от восторженного ужаса.

Но холодея от представившегося кошмара и отвращения, он всё же дал старику закончить рассказ. Пусть выговорится, легче будет.

— Их было шестнадцать. Мисовл по контрольному датчику стал третьим среди них, — улыбнувшись одними уголками губ, сказал Лотл. — Это глупо, но я действительно им немного горжусь. Он всегда был таким решительным... А потом восстановили конвейеры и всё, что осталось, пропустили в штатном режиме. Они сказали мне результат моего мальчика. Ноль, восемьдесят шесть. Против ноль, восемьдесят девять у победителя... Так вот...

Они помолчали.

— Словом, послезавтра вы уходите, — ровным, утратившим интонации голосом сказал Лотл.

— Вы? — подался вперёд Ролат. — А вы как же?

— Я останусь.

— Но нам же нужны знания! Ваши знания тоже! Мы же хотели сохранить достижения нашей цивилизации! Вас нельзя заменить.

— Знания? Знания... Вам там не понадобятся знания. Тот мир, в который вы придёте, — Лотл заговорил снова узнаваемым уверенным тоном докладчика научного совещания. — Тот мир не ваш, он их мир. И он не нуждается в наших знаниях. Преждевременные знания губительны для только становящегося на ноги общества. Ты бы не посадил в капсулу малолетнего сына? Ради... — он запнулся, нервно провёл ладонью по затылку, пытаясь стереть вызванную последними словами мысль о своём сыне. — Ради его же безопасности. Кроме того, вы должны уважать мир, который станет вашим домом. Он сам пройдёт свой путь. Сам его найдёт и пройдёт.

— Значит, от нас ничего не останется...

— Вероятно, вероятно... Впрочем, в самом оптимистичном случае "зимовка" будет недолго. Если мир уцелеет. Я думаю — вряд ли, скорее, найдётся кто-нибудь, кто запустит что-то вроде лучей Хэрга или другую высокотехнологическую пакость. Чтоб уж наверняка. И кстати, очень даже останется — наши каналы, — он победно взмахнул около головы рукой. — Наши галактические пути. И ещё кстати, вспомни, что кроме наших путей, мы других не обнаружили.

— Они же неустойчивы! Точки входа-выхода мигрируют, а иногда и сами пути рвутся. А что до других цивилизаций, — вяло возразил Ролат, — так они, может, просто уничтожили...

— Галактика крутится, крутится неравномерно. И пути вместе с ней. Сдвигаясь постепенно относительно точек их генерации. Но существуют, не рвутся сами по себе, причём без переброски вещества подпитки не требуют. Если посторонняя масса затянется — тогда произойдёт сокращение длины пути с соответствующим выделением энергии. Но по расчётам даже за миллиард лет распадётся не более пятой части всех путей при нашей плотности вешества в Галактике. Вот... Так что от нас — останется!

— И ещё разорённая планета. Без металла, без топлива... Сможет новая цивилизация подняться без этого всего?

Лотл посмотрел на собеседника почти с ужасом:

— Мальчик мой, ты же учёный! Не ожидал... Да пока наша планета не погасила свою кухню... Уже через пару сот миллионов лет ты её не узнаешь. Новые разумные придут на девственную планету, мой мальчик. Придут и начнут свой путь. Так вот...

2. Пути

Космолёт "Сентавр-1" третий месяц шёл по "бублику Хилла", собирая научную информацию об этой самой близкой к Земле части облака Оорта. Радар регистрировал крупные объекты, пополняя каталог. Ловушки на поверхности космолёта собирали и герметично упаковывали в контейнеры пыль. Никогда прежде люди так не удалялись от родной планеты — солнечный свет долетал сюда за семнадцать дней. Космолёту понадобилось восемь месяцев. На таком расстоянии Солнце уже ничем не выделялось среди прочих звёзд.

Люди работали с максимальной интенсивностью, стараясь собрать как можно больше информации для кропотливого изучения на Земле. Рабочий "день" удлинили, только сон и пилотная вахта позволяли людям передохнуть. Впрочем, врач экспедиции время от времени назначал выходной, чтобы поддержать состав экспедиции в рабочем состоянии все два месяца исследований в облаке.

Пилотная вахта в космолётах классов "Пегас" и "Сентавр" стала чистой формальностью: на скорости в десять единиц — скорость стало технически удобно измерять в процентах от световой — человек не успел бы что-либо осознать, не то что отреагировать на изменение ситуации. Только автоматика была способна на это. Тем не менее, два человека постоянно находились в крохотном пилотном отсеке, вглядываясь в экраны.

Сейчас в левом кресле уютно — насколько это было возможно в невесомости — устроилась Эрша Эсеш. Несмотря на свои тридцать два года она уже занимала должность заместителя капитана экспедиции.

В правом кресле неподвижно сидел Урхо Коскинен — пилот с сорокалетним стажем. Настоящий "морской волк" космоса, его так и называли за глаза — Волк. К тому же и характером Урхо отличался под стать прозвищу — угрюмо-нелюдимый, одиночка по натуре.

Эрша и на вахте продолжала научную работу — контролировала через терминал разведроботов своего сектора, заборные ёмкости которых собирали газопылевое вещество тора и анализировали излучения. В то же время она игриво поддразнивала своего напарника, бросая на него томно-значительные взгляды. Урхо хмурился, но терпел, стоит ему высказаться, получит в ответ "Бука!", произнесённое губками, сложенными капризным бантиком. А назавтра этот случай станет общим достоянием. К тому же и начальником вахты была Эрша.

Пилот не считал свою молодую напарницу легкомысленной, он знал её как профессионала своего дела и ценил как прекрасного пилота. Чего стоит ручная посадка на Марс грузовика с прецессирующим гироскопом! Автоматика размазала бы грузовик о грунт. А Эрша сразу поняла, что происходит, и взяла управление на себя. Просто так сейчас проявляется протест её деятельной натуры против бессмысленно отбирающих время вахт, и ещё недоумение её молодого темперамента при виде человека, который, кажется, родился на свет сразу стариком.

"Эх, молодость", — подумал Урхо и глянул, сколько ему ещё осталось терпеть до конца вахты. Уже скоро. Была б она хотя бы лет на двадцать старше...

На левой панели замигал красный флажок, сопровождаемый противным писком. Звёзды на экране поплыли, ускоряясь, вверх и влево. "Курс! — осознал Коскинен. — Неполадки системы ориентации? Но почему перегрузки нет?"

— Пилот, что с курсом? — раздался голос Эрши, голос совсем другой Эрши, той, что посадила аварийный грузовик на Марс. И, не дожидаясь ответа, добавила:

— Гравитация... Передний на полную! Откуда?..

И, прервав себя на полуслове, резко вдавила кнопку общей тревоги на подлокотнике.

Пилот не успел ни ответить, ни включить передний двигатель. Звёзды на миг исчезли, а появившись, сложились на экране в чуждый узор.

— Отставить передний, — почему-то вполголоса скомандовала Эрша. — Где это мы?

О, небо! Кто из нас не поминал тяжким словом Вирадпа Тоора. "Чистый разум. Законсервированный на целые геологические эпохи. Никакой биохимии. А значит — никаких эмоций. Я знаю, я сам испытал. Конечно, память об эмоциях сохранится — это часть личности. Но и только".

Память, как же... Не знаю, в чём ошибся чтимый Вирадп, но каждый из нас так беспрестанно его... чтит...

Тела у нас нет, а эмоции есть. Тоска, нескончаемая тоска длиной в эти проклятые геологические эпохи. Те, у кого терпения не хватает, постепенно "тают", теряя личностную информацию. Каждый понемногу теряет, но кто-то быстрее остальных. Эмоции постепенно сжигают нас. И остаются ячейки с пустым полем, которое система продолжает бережно сохранять. Я ещё в хорошей форме — потерял меньше половины себя. Странно, но я не чувствую потери. Может ли то, что осталось от меня, осознать потерю? Или суждено "растаять", так и не поняв этого. Куда деваемся мы, когда уходим?

А на планете намерзали и снова становились водой ледники, вырастали горы и снова проваливались в магму. Или рассыпались песком по ветру. И жизнь раз за разом выдвигала всё новых кандидатов в разумные.

Некоторые из нас уже не ждут подходящего времени, они хотят жить по-настоящему — прямо сейчас. И уходят на подселение. Подселяться договорились только в гибнущие особи, иначе мы будем убийцами. Нет, мы заселяем гибнущие тела, словно бездомные аварийное жильё, делаем ремонт, наводим порядок, расставляем мебель привычным порядком и пытаемся жить. Всё это заложено в систему. Уже заселившись, мы продолжаем ещё какое-то время держать с ней связь, единственное, что связывает нас ещё с прошлым. Потом эта пуповина рвётся, и заселившийся остаётся один на один с новым миром. Предполагалось, что при неудачном подселении можно воспользоваться системой для возврата. Но ни один не вернулся. Пусть они проживали до нелепости коротко, нередко умирали не своей смертью, но вернуться в ячейку, должно быть, оказывалось страшнее смерти.

А на планете биологическая эволюция сменилась социальной, цивилизация овладевала наукой, созидала, строила, покоряла и разрушала. Скоро, скоро уже наша пора придёт.

О судьбе "Сентавра-1" Земля узнала спустя двадцать один год после исчезновения. Слабый сигнал, пущенный разведроботом с расстояния семи светолет, был принят сразу четырьмя антеннами на Земле и в космосе, что позволило его полностью восстановить и локализовать. Каждые триста-триста пятьдесят часов передача принималась вновь. Это был краткий отчёт экипажа о случившемся и действиях экипажа.

Космолёт встретился с гравитационной аномалией неизвестного происхождения и был ею захвачен, а затем выброшен более чем в сорока семи световых годах от места захвата, в трёх светомесяцах от красного карлика с практически нулевой скоростью относительно него. Никаких гравитационных искажений в месте выброса не обнаружено. После отправки сообщения в сторону Солнечной системы космолёт направился к карлику и спустя почти два года полёта в режиме строгой экономии совершил посадку на планете без атмосферы, где экипаж приступил к строительству станции жизнеобеспечения. Вопрос о самостоятельном возвращении к Земле даже не ставился, хотя теоретически космолёт мог достичь Солнца лет за шестьсот. Если системы космолёта сумеют продержаться столько времени. Кроме системы жизнеобеспечения, которая в удалении от звёзд не продержится и шести лет.

Параллельно проводилась переналадка оставшихся разведроботов, их целью стал поиск гравитационных аномалий в надежде, что какая-то из них выбросит ближе к Солнцу. При обнаружении аномалии следовало передавать информацию с её координатами на "Сентавр-1", а после переброски — уже к Земле. Разведробот номер четырнадцать оказался удачливее других. Правда его выбросило далеко от звёзд, низкая скорость зарядки аккумуляторов и определила большие перерывы в его передачах.

Земля уже дважды посылала исследователей к месту исчезновения "Сентавра", но обнаружить ничего не удалось, кроме полусотни разведроботов. Теперь же зону, куда предположительно могла сместиться аномалия, прочёсывали целенаправленно, зная, что и как искать. Аномалия оказалась там же, в торе Хилла, только несколько дальше по радиусу от Солнца. В её пасть отправилась спасательно-исследовательская экспедиция.

И началась новая эра освоение космоса. Миллионы автоматов прочёсывали космос, сообщая время от времени о входах в гиперканалы — так назвали эти аномалии. В гиперканалы забрасывались грузовики с автоматами, и поиск продолжался дальше. А потом — терпеливое ожидание сигналов о месте выброса. Постепенно составлялась дорожная карта галактики.

Вот и завершается наша "Зимовка". Один за другим возвращаемся мы на планету. Уже двадцать шесть, я следующий. Странное дело — время тянулось так мучительно долго, а словно вчера я ещё беседовал с Лотлом, вспоминал Сею... Уже скоро.

Там, на планете встречают нас не слишком тепло. Отличаемся мы от них, отличаемся... А они такие подозрительные. Нам приходится адаптироваться, медленно и осторожно. А чего было ожидать? Они совсем другой виток цивилизации.

Система определяет на планете смертные случаи её разумных обитателей с частным эффектом Вирадпа Тоора, в этих случаях существует короткие периоды, когда личность уже угасла, а её информация пока в относительной сохранности. Только тут и можно подселяться, не совершая убийства. Подселяться и запускать восстановление тела. Или возвращаться, если для восстановления не удаётся достичь нужного контроля над умирающим телом.

А при нынешнем уровне медицины у них достаточные по длительности периоды — редкость. Правда, нас тоже немного...

Есть! Сигнал вон с той станции, что летает на стационарной орбите. Я там? Нет, пока... Но получаю контроль... так... переломы рёбер, позвоночник цел, разрывы органов, внутреннее кровотечение. Вот почему сильнейшая гипоксия мозга, часть его уже мертва, но информация ещё считываема. Моё имя теперь — Лумир. Система уже перекрыла кровоснабжение части органов, пошло распределение стволовых клеток, прогноз на восстановление, достаточное для подселения — полночи. И я снова буду жить!

Сея...

3. Встреча на Коечети

В каютах косморейдера "Фэйр" царила та самая суета, которая охватывает всех при приближении к месту назначения. "Фэйр" доставлял с Земли группу реагирования, спешно набранную по просьбе о помощи планеты Коечеть. В группу вошли учёные-аналитики, дипломаты и группа разведки дальнего космоса, обученная кое-каким основам военного дела и потому называемая десантом. Такая разношёрстность объяснялась невнятностью просьбы, в которой почти панические призывы о помощи перемежались уверениями, что всё под контролем.

К Коечети у землян сложилось особое отношение как к первой планете, на которой удалось найти разумную жизнь. И видимо потому так спешили поскорее оказать помощь. Коечеть отделяло от Земли восемнадцать светолет, гиперканал сократил время полёта до пяти месяцев, и вот "Фэйр" уже степенно занимал место у причала высокоорбитального порта. Люди готовились к встрече с коечетанцами.

Суета не затронула, пожалуй, только каюту наставника Квента. Он полулежал на диванчике и, мерно покачивая почти лысой головой, разъяснял невысокому светловолосому стажёру Тиму Хоскинену линию поведения на планете.

— И запомни, сынок, они не люди. У них две руки, две ноги и голова, но они не люди. Так что не суй свой нос без спроса.

— Да ладно, помню я всё! — уважение к человеку, бороздившему космос до открытия гиперканалов, боролось в стажёре с раздражением от бесконечного повтора одного и того же. — А скажите, шеф, почему все разумные такие же, как люди? — Тим попытался перевести разговор на другую тему.

— Все известные нам, — уточнил Квент. — Должно быть, оптимальная природная форма для разумных. Хотя... Если взять тех же духов...

— Духов? Не смешите, шеф! Любой мальчишка знает — духов нет!

— Да... Мальчишки, они всё знают, а вот те, что постарше... — старик задумался. А Волк Коскинен поверил бы в духов? Капитан Урхо...

Двадцать девять лет провела экспедиция на маленьком Мраке. Самые тяжёлые — первые три года, когда всего катастрофически не хватало. Четверть экипажа потеряли тогда. И капитана тоже. Новым капитаном выбрали не его заместителя, красавицу Эршу, а Урхо. Опытный, не признающий второстепенных задач. Он так и говорил: "Задачи бывают нужные и второстепенные". Справились, дождались помощи. И оказалось, что от Земли по разведанному их разведроботом гиперканалу их отделяет всего два с половиной года. Вот он, Квент уже участвует в другом полёте, а сигнал с Земли, в котором людям спешили сообщить, что их услышали и не бросят, только-только подлетает к Мраку.

Да, теперь Квент, когда-то медик с "Сентавра-1", — наставник этого юноши, внука Эрши и Урхо. Каким он станет? Квенту нередко казалось, что он узнаёт в парне черты своих товарищей.

Размышления наставника прервала замигавшая на браслете надпись, старик нажал кнопку и стал подниматься. Тут же вскочил и Тим.

— Оставим это. Всё равно у нас пока нет действительно значимой статистики... Ну, пора на выход.

Тим молча кивнул и направился к выходу.

Шоси рано проснулась, несколько секунд полюбовалась классическими очертаниями лобных бугров мужа, придававшим ему сейчас трогательный вид обиженного ребёнка, быстро поднялась и прошла к утилизатору. Не хотелось разочаровать в первый же день супружеской жизни. Вытащила из утилизатора клетку со снишками, те, почуяв незнакомый запах, переполошились, забегали по дну, смешно скаля свои крохотные зубки и давая понять, что не сдадутся чужаку без боя. Но Шоси терпеливо гладила спинки снишек через ячейки, пока те не успокоились и не признали новую хозяйку. Теперь они смотрели на неё своими синими бусинками и высовывали кончики язычков, демонстрируя, как проголодались. Конечно! Холостяки редко убираются... Положив клетку, Шоси начала прибираться: аккуратно разбрызгала гель по всему полу, уделив особое внимание щелям, потом выпустила снишек. Те весело забегали по полу, слизывая гель вместе с грязью. Вскоре с уборкой было покончено. Снишки, обиженно попискивая, вернулись в клетку.

Теперь завтрак. Пальчики Шоси легко забегали по кнопкам пищевого интегратора, набирая программу. Интегратор, приняв задание, грустно звякнул и подсветил четырнадцать ёмкостей из восемнадцати. Да... Так приличный завтрак не синтезируешь. Надо вызывать срочную доставку компонентов. Рука Шоси потянулась к коммуникатору, но тот её опередил, сам выдал трель служебного вызова.

Вскоре хмурый и голодный Лумир Тушес запрыгивал в маленький вертолёт, а новобрачная, проводив мужа, расстроено опустилась в кресло.

Квент и Тим шли в зал приёмов порта, немного отставая от остальных. Старик неловко шлёпал магнитными ботинками, постоянно кренясь из стороны в сторону, Тим шёл следом. Хозяева терпеливо дождались всех.

Зал размещался на внешнем кольце порта. Помимо зала вдоль кольца располагались также жилые и бытовые помещения. Внутри — секция причалов и технические отсеки. Причалы и внешнее кольцо связывали прямые туннели.

Когда последний человек покинул туннель, за ним задвинулась гермодверь, и кольцо начало раскручиваться, создавая искусственное тяготение.

Официальная встреча проходила по местным традициям. Первым пунктом протокола значились восхваления. От коечетанцев восхвалял профессионально блистательный Тушес — ведущий координационного совета правителей планеты и глашатай Межнационального Совета планеты. Лингвоанализатор транслировал речь на универсальный земной язык, но к двум землянам-дипломатам были приставлены профессиональные переводчики — требование протокола.

Тушес долго описывал достоинства земной цивилизации, о которой, впрочем, знал явно недостаточно. Некоторые упомянутые достоинства показались землянам довольно спорными. Тем не менее, впечатление складывалось такое, что не прилети на Коечеть тридцать восемь лет назад земляне, коечетанцы ходили бы сейчас в шкурах с дубинками под мышкой. Затем Тушес красочно расписал тысячелетнюю историю своей планеты, особо подчеркнув динамизм прогресса. Полтора часа непрерывного красноречия. Деликатные местные старательно не замечали, как всё чаще зевает большинство землян, особенно десант.

Пока высокопоставленный чиновник произносил типовую, информационно-никчёмную речь, Квент разглядывал местных, отличавшихся от землян более плотным телосложением, что несколько странно для планеты с меньшей, чем на Земле, гравитацией. Головы почти кубической формы, на лбу непривычно выделялись припухлости, доставшиеся коечетанцам от животных предков. В детстве подрагивания припухлостей было сигналом родителям: 'мне плохо, я нуждаюсь в помощи'. Знать особенности хозяев входило в круг обязанностей Квента как ксенопсихолога.

С ответной речью выступил глава экспедиции Йохан Зайс. Правда, его похвалы не вышли за рамки реальности и получаса времени. Коечетанцы снисходительно скрыли своё разочарование.

Но вот, наконец, протокольные мероприятия завершились, и гостей развели по просторным в сравнении с рейдерскими каютам отведённого землянам изолированного сектора. Головы проводников закрывали карантинные шлемы, напоминающие земные высокогорные для альпинистов. Земляне смогли, наконец-то, отдохнуть от церемонии.

Однако Зайс с группой дипломатов не отдыхал. Второй час шёл анализ каждой фразы, проводилось сопоставление текста речи с переданным посланием, строились предположения, прогнозы. В разгар работы включился каютный коммуникатор, с экрана смотрел Тушес.

— Разрешите оказать вам помеху, — начал он, по несоответствию артикуляции было ясно, что земляне слушают автоперевод транслятора, да ещё и плохо ассоциированного. — Я передняя часть делегации Коечети, должен дать вам нашу благодарность за реакционирование нашего послания, эквивалентно терпению вашему, слушая меня. А содержимое дела — вот оно...

Через четверть часа Зайс собрал дипломатов и специалистов.

— Я пригласил вас для того, — начал он важно и значительно, — чтобы сообщить пренеприятное известие...

Тут он смутился и, неловко улыбаясь, продолжил:

— В общем, нас, получается... не звали, вроде.

— Как — не звали? — отозвался командир корабля. — А капсула? Померещилась?

— Информационную капсулу послала группа коечетанцев, не представлявших совета правителей, хотя и входящих в него. Их поведение продиктовано паникой, отсюда и беспорядочность послания. В целом же планета живёт обычной жизнью. Координационный совет правителей дал мне понять, что Коечеть сама справится со своей проблемой.

— Значит, проблема есть, — спокойно констатировал Квент, он представлял ксенопсихологов.

— Есть. На планете зафиксирована бестелесная форма жизни, что-то вроде... кхм... привидений, что ли. О них почти ничего не известно. Но доказано, что они могут внедряться в тела коечетанцев и вытеснять или прочно подавлять их личности.

— Это невозможно, — пожал плечами руководитель медгруппы, которого за самоуверенность и безапелляционность суждений прозвали в экипаже Главврачом. — Абсурд. Что-то нематериальное не может изменить структуру нейронных связей мозга.

— Тем не менее Тушес сообщил нам — это конфиденциальная информация... — Зайс выдержал паузу. — Так вот, Тушес сообщил о восемнадцати зафиксированных аннексиях тел. Сколько их всего — неизвестно, нет критериев отбора, да и проверить миллиарды коечетанцев практически невозможно. Эти восемнадцать сами обратили на себя внимание. Они все оказались на грани смерти из-за болезней или аварий. Также все неожиданно быстро восстановили своё здоровье, но проявили в разной степени признаки амнезии, были отмечены и изменения в поведении. Местные правительства будут решать эту проблему своими силами, а мы, уделив известное время изучению этой цивилизации... ммм... дистанционно, вернёмся домой.

— А нас не вводят в заблуждение эти правительства? — поднялся с места капитан. — Может, они просто проводят страусиную политику, а мы так просто уйдём! А наш долг?

Брови Зайса сошлись над переносицей, углубив морщинки на лбу:

— Та информация, которую мы постарались собрать самостоятельно, не даёт пока оснований к недоверию. Но... если и так — это их планета.

На этот раз никто не возразил. Зайс прошёлся вдоль каюты, вернулся на место и сел.

— Что ж, коллеги, давайте работать. Цель — собрать и доставить на Землю максимум информации о Коечети, этим займётся научный контингент, капитан и команда готовят косморейдер, а десантники — народ грамотный, опытный — будут помогать обеим группам. Работаем.

Тим возбуждённо ходил по каюте, недовольный пассивной ролью экспедиции и дипломатичным ответом Зайса капитану.

— Мы только посидим здесь, посмотрим и всё? Домой? Как... трусы какие-то, — горячился он. — Там же цивилизация! Братья по разуму! И мы просто их бросим? Пусть пропадают?

— Тим, успокойся и сядь. Во-первых, то паническое сообщение так и не получило себе подтверждения. А во-вторых, мы имеем явно недостаточный опыт взаимодействия с другими планетами, мы только можем использовать наш исторический опыт. Мы на Земле столетиями жили, разделённые десятками государств, даже ещё больше разделённые, чем сейчас коечетанцы. Складывались разные отношения — мир и война, дружба и вражда, часто непонимание. Этот опыт заложен в те учебники, которые ты выучил и которые так и не понял.

— Нет, это понятно, но поймите, шеф, это же всего лишь книги, а тут живые лю... то есть... ну да, они тоже люди! Как мы можем им не помочь?

— Я не договорил. Так вот, книжный опыт этот учит, что такая помощь иной раз оказывается куда хуже самой беды. И ещё, цивилизация имеет право не только отказаться от помощи, она имеет право погибнуть.

— Да?! А если!.. — закричал Тим, но встретившись глазами с наставником, продолжил спокойней. — А если вы встретите человека на улице, которому плохо, разве вы не поможете, вы будете спрашивать, точно ли ему нужна помощь, а он не сможет ответить — что тогда? Бросите его?

— Ты прав, Тим. Но только в таком случае. Сейчас по крайней мере планета живёт нормальной жизнью. И оснований считать, что наступил именно такой случай, у нас нет. Мы будем следить, постараемся помочь, но не вмешиваясь в дела коечетанцев. Ты меня понял?

4. Вселение. Побег

За десять дней Шоси привела дом в идеальный порядок. Бедные снишки совершенно обожрались, интегратор был наполнен ингредиентами под завязку.

Очередной приступ активности прошёл, женщина снова погрузилась в раздумье. Два сезона она охотилась за Тушесом. Ещё не старый, но уже на должности ведущего координационного совета правителей планеты, уверенный в себе и спокойный, а его бугорочки просто сводили с ума... Он совсем не обращал внимания ни на что и ни на кого, кроме карьеры. Да, она, подобно двум десяткам других почитательниц, не пропускала ни единого публичного мероприятия с его участием, но она не была охотницей: если бы он лишился своего положения, для Шосси это не имело бы значения. И сам Тушес кажется понемногу понял это, постепенно подпустил к себе, всё такой же бесстрастный и корректный. А когда она заговорила об их ребёнке, сам предложил узаконить их положение.

Шоси понимала — ей не конкурировать с его работой, ей достанутся лишь крохи его внимания. Что ж... тем дороже они будут.

Уже десять дней... За это время ей перепало три разговора, даже не разговора, просто доклада: 'Я здоров, я занят'. И всё же он звонил ей, такой холодный и всё же такой трогательный и милый... Лумир. Лу-мир... Как же приятно произносить это имя...

Заканчивался седьмой день напряжённой работы, всё это время собиралась новая информация о планете и уточнялась и проверялась ранее полученная, каких-либо признаков предстоящей катастрофы не отмечалось. Выяснилось, что — увы! — земляне не смогут высадиться на планету без скафандра, возникли задержки с разработкой вакцин. Впрочем, многие, соскучившись за месяцы космоса по твёрдой почве под ногами, были согласны побывать на планете даже в скафандре.

По местному времени пошли одиннадцатые сутки после встречи. Но экспедиция не стала переходить на местное время ввиду краткости визита. И люди отправились спать по часам рейдера.

А через каких-то полтора часа земляне уже вскакивали, разбуженные неприятно пищавшими коммуникаторами, и пытаясь понять что случилось. Через минуту писк прекратился, зажглись экраны, с которых дежурный коечетанец сообщил:

— Гости Коечети, мы потревожили ваш сон, чтобы можно было вам закрепиться в каютах. Приближается метеорит. Мы уведём порт с его траектории, для этого жилой радиус надо остановить при вращении. Будет невесомость. Пожалуйста, надо быть фиксированы через 7,83 минуты. Снять фиксацию можно при восстановлении силы тяжести.

— Зачем такая точность? — спросил Тим, пытаясь подражать невозмутимости наставника. — Сказал бы: семь-восемь, а лучше просто — семь минут.

— Он так и сказал, — ответил Квент, укладывая записи в планшет и привязывая к поручню. — Но в своей системе, а транслятор пересчитал в минуты с точностью до сотых. Ну, ты готов?

— Конечно...

Спустя пару минут боковой толчок оповестил о начале торможения. Где-то из каюты десантников послышался звук падения, потом одновременно невнятное ругательство и смех.

Тушес воспользовался сменой вахт порта — состав менялся по трети, — чтобы лично доложить свои первые итоги переговоров с землянами. Пассажиры, пристёгнутые к креслам, терпеливо ждали, когда держатели освободят планетарку, и начнётся полёт.

Но Тушеса сейчас выводило из себя любое промедление. Он вообще плохо переносил невесомость, а она всё тянулась, сжимая сердце, переворачивая нутро. Нарастающее в нём раздражение боролось с привычкой к порядку. Наконец, ведущий совета не выдержал, отстегнулся и поплыл в пилотный отсек.

Вид расслабленных пилотов, равнодушно ожидавших разрешения на вылет и по-видимому нисколько не озабоченных отсутствием силы тяжести, окончательно взбесил. В таких случаях голос ведущего совершенно леденел:

— Известно ли экипажу, насколько задерживается полёт? Что предпринимается для ускорения вылета? — проговорил он.

— А известно ли пассажиру, куда ему нельзя заходить? — ответил лётчик, занимавший правое кресло, но получив убийственный взгляд слева, поспешно доложил:

— Причина задержки — противометеоритный манёвр порта. От нас время старта не зависит.

— В случае необходимости правилами предусмотрен аварийный сброс планетарного катера, — заметил Тушес. — Сделайте это немедленно.

— Сбросить планетарку? Это исключено. И вам действительно лучше занять своё место, — заявил левый пилот.

С трудом проглотив противный ком в горле, Тушес чётко ответил:

— Я полагаю, вы узнали меня. Я обязан прибыть вовремя. Ответственность беру на себя. Запишите в журнал.

— Ладно, ваше право, — нехотя заметил левый, придвинул тоненькую тетрадочку и сделал запись. — Второй, доложите центральной, а вы, пассажир Тушес, вы сядьте в кресло и пристегнитесь.

Тому пришлось проглотить явное неуважение и вернуться обратно в кресло. Притянулся за подлокотники и начал закрепляться. Тошнило сильно, глаза никак не фокусировались на замке ремня, слабеющие пальцы беспомощно скользили по металлу. Так и не сумев дощёлкнуть замок, Тушес откинулся на спинку, ловя воздух широко раскрытым ртом. К счастью, планетарка почти тут же начала движение, спасительная перегрузка вернула ясность мысли.

Но он так и не понял, почему переборка вдруг стремительно понеслась ему навстречу.

Через мгновенье уже десяток рук пассажиров с силой вдавили сигнальные кнопки.

Тилиньканье запястника грубо ворвалось в мечтательную задумчивость Шосси — это мелодия срочного вызова с работы мужа. От внезапного предчувствия гулко застучало в висках. Нужная кнопка запястника не сразу поддалась непослушным пальцам.

На экране появилось узкое лицо с оттопыренными ушами. Начальник группы спокойствия Крадн — вспомнила Шоси. Крадн облизнул губы и торжественно произнёс:

— Госпожа Тушес, вам надо быть крепкой сейчас. В районе порта произошёл инцидент с планетарным катером. Пострадало несколько пассажиров, серьёзно только один. Это ваш муж.

— Лу... мир... — через силу низким голосом произнесла женщина.

— Госпожа Тушес, надо быть крепкой, — повторил Крадн. — Постарайтесь, надо постараться...

— Что с ним? — с трудом проговорила Шоси.

— Множественные переломы, разрывы внутренних органов, кома. Консилиум признал его нежизнеспособным. Поддержание жизни прекратится по установленному порядку этим вечером. Хотя и сейчас это бесполезно, помочь ему нельзя, — Крадн старался максимально смягчить голос.

— Я хочу увидеться с ним, — Шоси поднялась с диванчика.

— Нельзя, нельзя, никак нельзя, — забормотал Крадн. — На порт вас не пустят, да и нельзя вам сейчас. Надо быть крепкой, надо думать о ребёнке...

Шоси безвольно опустилась на диванчик и отвернулась. Лицо на экране несколько раз открывало рот, пытаясь что-то сказать, но не находя слов, потом экран погас.

— Лу-мир, — произнесла женщина, тщательно выговаривая каждый звук. — Лумир... Лу-мир...

Так сидела и повторяла, будто дано ей было удерживать его рядом, пока звучит имя.

— Лу-мир... Лумир...

— Итак, — сказал Крадн, злобно меряя взглядом сутулого мужчину. — Итак, он ушёл. Вы лично вчера вечером как начальник медсектора порта отключили систему жизнеподдержания глашатая Межнационального Совета планеты, вы уполномочены вашей должностью. Это правильно. И после этого он ушёл? Как так? Вы уверяли, что он уже умер, а он ушёл! — Крадн распалялся всё больше. — Этим утром вы намечали кремацию, а он, видите ли, ушёл! Вы понимаете, что это значит? — перешёл он на вкрадчивый шёпот.

— Девятнадцатый, — тихо ответил начальник медсектора.

— Девятнадцатый. Он самый, — сухо подтвердил Крадн. — С вами потом. Идите, вызовите начальника третьего сектора. Он позаботится о закрытии инцидента.

Третьего сектора? Начальник медсектора невольно вздрогнул.

Под утро Шоси проснулась, услышав, как что-то разбилось. Она открыла глаза и увидела у дверей Тушеса, присевшего и что-то подбиравшего с пола. Статуэтка, стоявшая на полочке, поняла Шоси. Мгновенье спустя вдруг осознала — жив! Заметив движение, он поднял глаза, со смущённым видом выпустил из рук осколки и медленно встал. Виноватое его лицо постепенно приобретало то выражение, которое Шоси так хотелось увидеть хоть раз. Она подошла к мужу, протягивая к нему руки и беззвучно шевеля подрагивающими губами, обхватила за шею и прижалась, опасаясь, вдруг он сейчас растает. А он неловко её обнял, шепча что-то на непонятном языке.

— ... и запомните, Фурс, всё должно пройти чётко. Имя Тушеса не будет — слышите? — не будет запятнано. Сам же негодяй подлежит строгому отделению...

— Насколько строгому? — уточнил массивный даже по местным меркам коечетанец, слегка нагнувшись к затерявшемуся в огромном кресле Крадну.

— Достаточно строгому, — пояснил тот и повторил: — Достаточно. Так?

Фурс молча повернулся и со стремительностью, плохо вязавшемуся с его телосложением, вышел.

— Не понимаю, я же вижу, что ты Лумир. Ты Лумир? — снова задала тот же вопрос Шоси, сидя с Тушесом на диванчике и держа в руках его ладони.

— Во многом — да. Я успел сохранить память Лумира и впитал её. Но я ещё и другой.

— И ты вселился, потому что Лумир умирал?

— Умер, — глухо ответил Тушес. — Но я сохранил память, а значит и личность. Мы никогда не вселяемся в ещё живого, это запрещено. Когда тело остаётся без личности, кто-то из нас входит в тело и восстанавливает его. И дальше живёт жизнью погибшего. Мы — это прежняя цивилизация на этой планете. Наш уровень развития был куда выше современного, но это не спасло нас от гибели.

И он стал торопливо рассказывать о своём народе, о "зове смерти" и "зимовке". Только о Сее не сказал ни слова. Не только потому, что это никак не меняло обрисованную им ситуацию. Ролат-Лумир вдруг отчётливо осознал, что Сея и Шосси непонятно как стали для него единым целым.

— Мы вселяемся только в умерших, — повторил он. — Мы это делаем, чтобы прожить настоящую жизнь. Мы миллионы лет ждали, пока эволюция восстановит носителей разума на планете. Мы просто хотели жить. Понимаешь?

— Понимаю. Ты мой Лумир! — уверенно заявила Шоси и, помолчав, добавила тревожно: — И что же теперь будет?

— Теперь мне надо идти, — сказал, вставая, Тушес. — Они боятся нас, преследуют. А мы так долго ждали... Утром заметят моё исчезновение, конечно, в первую очередь будут искать меня у тебя. Они будут тебя спрашивать обо мне, так ты расскажи всё, что знаешь, и не бойся ничего.

Шоси тут же засуетилась, собирая вещи. Деловито упаковывая сублимат в пакетик, спросила:

— И куда ты теперь?

— Сначала на ближайший транс, по дороге сориентируюсь. По роду своей работы я, то есть... Лумир... завёл много знакомых по всему миру. Найдётся местечко поспокойней где-нибудь.

— Когда ты вернёшься?

Тушес вздохнул:

— Никогда, наверное. Мне не повезло, Лумир — слишком заметное лицо, мне придётся где-то затеряться.

Лицо Шосси скривилось, как от боли. Она осторожно погладила бугры на лбу мужа.

— Я буду ждать, Лумир, ты же вернёшься? Не можешь не вернуться. Или позовёшь, когда сможешь. Обещай, что позовёшь. Я не смогу снова...

Снова экран коммуникатора вспыхнул без запроса согласия абонента. Тушес глянул на еле поместившееся на экран лицо.

— Фурс, даже так...

Тот осклабился и заговорил, торжествующе тыкая бывшему ведущему координационного совета, на которого вчера побоялся бы глянуть лишний раз:

— Да, теперь ты влип, Тушес, или как тебя теперь называть? О, ты ж девятнадцатый! Так и буду звать — Девятнадцатый, — Фурс неприлично хрюкнул и сделал вид, что закашлялся. Потом продолжил. — Ты под моим полным контролем, тебе не уйти. Но скандал не нужен, ни тебе, ни нам. Ты можешь вернуться в лазарет порта, ответишь на вопросы, и с тобой поступят по инструкции. Ты можешь выйти на балкон, случайно споткнуться и выпасть. И знаешь, я б тебе посоветовал второе. Как друг Лумира.

Шоси порывисто встала и подошла к мужу, Фурс поморщился:

— Вам не надо было слышать этого, госпожа Тушес. Впрочем, если она тебе небезразлична, это ещё один повод не делать глупостей. Ты сделаешь всё правильно, её обеспечат как твою вдову всем, чем полагается, ребёнок тоже не останется без внимания, думай, Девят... — Фурс посмотрел на Шоси и поправился. — Думай, Тушес.

Тот молчал.

— Что они тебе сделают? — Шоси сжала в своих руках руку мужа, тот не ответил. Тогда она повернулась к экрану и сказала:

— Вы не хотите скандала? Тогда оставьте его в покое! А если с балкона, то я следом, ясно вам?

Повисла тишина, Шоси, волнуясь, ждала ответа. Но заговорил Лумир:

— Фурс, всё будет сделано правильно, я вернусь к Крадну. Вы сделаете всё для Шоси. Сначала она полетит со мной, иначе... вы слышали, что она сделает. НАМ этого не надо, правильно, Фурс?

— Безутешная вдова покончила с жизнью... — Фурс немного поводил по сторонам глазами и вздохнул. — Нет, Крадн это не одобрит. Ладно полетите вместе, там разберёмся. Симпатичный у тебя заложник, а, Лумир?

Наставник уже спал, тем временем Тим неохотно перелистывал учебник ранней истории Земли, пытаясь найти примеры той помощи, которая оказывалась хуже беды. Но ему почему-то попадались одни войны. Браслет Квента звякнул сигналом вызова. Старик открыл глаза и нажал кнопку на браслете. Голос Йохана Зайса произнёс:

— Ксенопсихолог Квент, срочно пройдите ко мне, у нас гости.

Старик, ворча что-то про старость-не радость, поднялся, сделал несколько вялых упражнений и, махнув Тиму рукой — пошли, мол, — двинулся к двери. Тим отложил учебник и пошёл следом.

У Зайса в каюте уже собрались: капитан, Главврач и начальник десанта. Зайс молча указал вошедшим на откидные сиденья. Бросилось в глаза присутствие мужчины с женщиной из местных. Длинное платье сочных тонов женщины выглядело здесь, среди одинаковых униформ землян как-то неуместно. Мужчина показался Тиму смутно знакомым. Повернулся лицом, это же Лумир Тушес — самое высокопоставленное лицо, с которым землянам довелось общаться. Но ведь сообщалось, что он погиб в аварии! Странно... Как и то, что гости не надели средства защиты, находясь в карантинной зоне.

— Та-ак, — заговорил Зайс. — Все собрались. У господина Тушеса есть сообщение для нас...

Крадн смотрел на огромного Фурса, не скрывая своего презрения. Тот мучительно пытался занимать как можно меньше места, виновато отводя глаза.

— Ушёл, говорите? Отлично! Очень хорошая команда у меня подобралась в третьем секторе! А если медсектор добавить... И ещё не сам, с женщиной ушёл! Ну, кто вы после этого? — Крадн закончил свою тираду совершенно риторическим вопросом.

— Господин Крадн, мы сделали, что могли, но приказано было, чтоб без скандала. Он сразу заговорил с кем-то из портовых специалистов, повёл их что-то показать, он же для них начальство. А мои люди не могли пресечь, не привлекая внимания. По дороге к нему присоединялись другие, пока он не дошёл до карантинной зоны и...

— Не повторяйтесь. Просто признайте — вы упустили его, — Крадн откинулся на спинку своего огромного кресла, он выглядел так, будто промах подчинённого доставил ему радость. Вероятно поэтому он повторил:

— Просто признайтесь. И всё. Ничего страшного не произошло, уйти из зоны карантина они смогут только назад. Ну, а мы их дождёмся — позаботьтесь об охране зоны. И всё! Ясно?

— Да, только одно соображение.

— Давайте, но короче.

— Земляне. Это всё подозрительно, — неуверенно заговорил Фурс. Так бывало всегда, когда он додумывался до чего-то сам, без указаний сверху. — Привидения завладели ведущим координационного совета одновременно с прилётом землян, а когда их замысел провалился, Тушес бросился опять же к землянам. И это не случайно! — постепенно воодушевился начальник третьего сектора. — Это заговор! Земляне хотят захватить Коечеть, и нам надо...

— Хва-атит, — почти пропел Крадн. — Хватит. Чушь. Идите, занимайтесь своим делом. Нет, тем, что я приказал.

Фурс сделал неопределённое движение рукой, повернулся и вышел. Ладно — решил он — надо только изловить этого типа, вытрясти из него всё, доложить совету — и всё! Фурс поморщился, это дурацкое выражение шефа. Прилипло — и всё!

Начальник третьего сектора пошёл в помещение своих подчинённых раздавать нагоняи и инструкции.

5. Вторжение

Когда Тушес закончил рассказ, его с женой отвели в медкаюту: оказавшись без средств защиты в карантинной зоне, они нуждались в непрерывном медицинском контроле. Началось обсуждение услышанного.

— Итак, само по себе наличие такой формы сохранения разума индивидов... — высказывался Главврач. — Это не противоречит знаниям даже нашей науки, другое дело — как эти закапсулированные или, если угодно, законсервированные энергоинформационные субстанции, я бы сказал — сублимации, сохраняли возможность получать информацию из окружающего мира, минуя какие-то ни было интерфейсы, как они могли испытывать эмоции, наконец, вопрос недельной давности, как они могут воздействовать и причём столь эффективно на...

— Вот, что такое — риторические вопросы, — перебил выступавшего, порывисто вставая, капитан. Сиденье громко стукнулось о стену, на что он не обратил никакого внимания. — Давайте подумаем над главным вопросом. Мы для чего сюда прилетели? Чтобы помочь местным защититься от этой странной оккупации. Этот Тушес говорит, что они заселяют только тела умерших, в момент после смерти, что они в состоянии восстановить умирающее тело, то есть не совершая фактического убийства. Это же в принципе говорил и тот Тушес... который... с которым мы общались до... ну, прежде. Но местные подозревают, что эти... духи... могут вселиться в любого. Мы говорили про принцип невмешательства, но всё же. Можно ли верить этому Тушесу и таким, как он?

Ему, не вставая, ответил Квент:

— Думаю, верить можно. Я, как ксенопсихолог, считаю версию Тушеса психологически достоверной. Я пришёл к этому выводу, наблюдая за ним во время рассказа. Кстати, интересно сопоставить его поведение на официальной встрече с нынешним. Но это сейчас несущественно. Главное — мы можем применять к этим существам наши разработки. Теорема Син-Черена гласит, что агрессивность, захватнический инстинкт, инстинкт к разрушению снижаются по мере развития общества. В противном случае оно саморазрушается. Высокий уровень науки, способной создавать подобные существа, очевиден. Так же как и доказанное восстанавливающее воздействие на умирающий организм. Так что я предлагаю довести до контактной группы Коечети всю полученную информацию и наши соображения, создать специальную группу, которая совместно с местными вступит в контакт с существами. Тушес, я уверен, поможет в этом и...

Квента прервал вызов браслета Зайса. Послышался взволнованный голос:

— В карантинную зону прорвалось четверо местных. Они требуют Тушеса. И Йохан, то, что они держат в руках, может быть только оружием.

Зайс поморщился и скомандовал:

— Капитан, вызывайте десантников с оружием, но только незаряженным. Остальные, идём и попробуем решить дело словами. Нет, вы идите, а я задержусь, надо срочно с их советом связаться. Только спокойней! — и поспешил к коммуникатору. Остальные выбежали в коридор, по которому от входа в зону уже приближались быстрым шагом четыре коечетанца в сиреневых комбинезонах и шлемах. В руках они сжимали чёрные угловатые предметы. Шедший первым увидел землян, сделал знак рукой, и все остановились.

Сзади к людям, покинув медкаюту, подошли Тушес и Шоси.

— Они за нами, — перевёл транслятор слова Тушеса. — Я не думал, что они зайдут так далеко. Нам придётся пойти с ними, иначе возможен конфликт. Шоси, нам надо идти.

И они медленно прошли мимо людей и направились к четвёрке в шлемах.

— Стойте, — Квент схватил Тушеса за руку. — Если вы уйдёте с ними, договориться о будущем вашего народа станет намного сложнее.

Затем он обратился к сиреневым:

— Подождите немного, пока Зайс связывается с вашим руководством.

Увидев, что Тушес и Шоси остановились, сиреневые подняли свои угольники. Квент двинулся вперёд, удерживая Тушеса и Шоси руками, и прицел угольников переместился на него. Завидев это, Тим стал пробираться вперёд, ближе к наставнику. В дверях показался Зайс, с трудом тащивший коммуникатор с лопоухим коечетанцем на экране.

— Вы нарушили принцип экстерриториальности карантинной зоны, гарантированный вашим руководством, — отчётливо произнёс Квент. — Кроме того...

Передний из четвёрки, видимо, их начальник, перебил ксенопсихолога.

— Неподвижность! Мы выполняем, что руководство велело. Те двое и мы уйдём. Все не пострадают. Другое — я стреляю.

— Нет, подождите, вы обязаны понять, — возразил Квент. — Мы как раз и говорим с вашим руководством, вы должны...

Начальник вытянул свой угольник, целя Квенту в живот.

— Не-ет! — Тим оттолкнул шефа, угольник чвакнул, что-то несильно ударило Тима сбоку, он замер, удивлённо глядя, как из его бока плещет толчками красным. Потом мягко упал. Раздался пронзительный женский крик.

Из коммуникатора в руках Зайса раздались короткие вскрики, перемежавшиеся щелчками. Транслятор их почему-то не стал переводить, зато те четверо прекрасно поняли. Они опустили свои угольники, синхронно развернулись и строем побежали к выходу.

— Быстрее! — крикнул Квент, но Тушес с капитаном уже несли Тима в медкаюту. Транслятор размеренно переводил стандартные в такой ситуации слова Крадна: приносим извинения... надеемся, никак не отразится... дружеские отношения...

Эпилог

Десять дней спустя Квента допустили в медотсек. Тим сильно пострадал, ему пришлось заново выращивать правое лёгкое и печень. Процесс шёл нормально, парень ещё утром пришёл в себя, а сейчас уже сидел в кровати, опираясь о спинку и чуть придерживая рукой шланги, тянущиеся из бока к регенератору.

— Ну, герой, ожил, что ли? — ворчливо заговорил Квент. Впрочем глаза его довольно блестели — всё обошлось. — Правильно, правильно... Ах ты, дурачок ещё... Ну, чего ты сунулся? Этот тип стрелять бы не стал, поверь старому ксенопсихологу. Я держал его под контролем, он не мог принять решение, и мы бы так постояли пару минут друг против друга, пока бы они не получили приказ... А тут ты ему "помог", он чисто автоматически среагировал на резкое движение...

Тим виновато улыбнулся, дыхательные центры ему пока не разблокировали, и говорить он всё ещё не мог.

— Ничего, ничего, ещё четыре дня — и тебя отцепят от этой ерунды, переселишься ко мне. А пока отдыхай больше. И ложись давай! А то твой ливер прирастёт не к тому месту.

Тим послушно лёг и даже закрыл глаза, Квент вышел из медотсека и направился к Тушесу. Но заглянув в его с женой каюту, мягко усмехнулся и направился к себе.

— Как ты, милая? — Лумир провёл пальцами по впавшей щеке жены. Она всё же заразилась от землян. Микроорганизмы, с которыми человеческий организм справляется на раз, для коечетанцев очень опасны. Впрочем, Шоси уже быстро шла на поправку. Лумир тоже переболел, но легко благодаря ещё сохранявшимся способностям Ролата.

— Хорошо, спасибо. Ты со мной. Только бы ещё был у нас настоящий дом... — Шоси знала, что пока не решится вопрос с "перезимовавшими", она не сможет чувствовать себя спокойно.

Лумир обнял жену за плечи и сказал:

— Ничего, теперь всё будет хорошо. Земляне хорошо справились с ролью посредников. Они проинспектировали нашу систему на спутнике и дали своё заключение. Сегодня Координационный совет по согласованию с Советом Правителей согласился разрешить вселение. Мы только обязаны соблюдать график и согласовывать кандидатуры. Пока дано разрешение на восемьдесят вселений, но когда мы докажем свою лояльность, дело ускорится. У нас у всех скоро будет настоящий дом.