Святая Тереза

Святая Тереза

Везде в Аду я буду. Ад — я сам.

Джон Мильтон, "Потерянный рай"

Добро всегда побеждает зло. Кто победил, тот и Добро.

Философское наблюдение

— Вы все еще не спите, юная леди?

— Не хочется, — лениво отвечаю я, пытаясь разглядеть в ночном мраке за окном силуэты деревьев. Небо загадочно перемигивалось глазами-звездами, ведя между собой приватный разговор, а рядом с ними торжественно шествовал узкий немного косой серпик голубоватой луны, дожидаясь своей младшей золотой сестренки. Холод прочно обосновался среди скудно обставленной маленькой спальни, заставляя меня тщательнее кутаться в два теплых одеяла. — Скажи, дуэнья, почему я родилась зимой?

— То лишь небу ведомо, юная леди, — глуховатым голосом ответила старая служанка, всю мою сознательную жизнь бывшая для меня окном во внешний мир. Она сидела в старом скрипучем кресле-качалке и проворно вязала очередной шарф блеклой расцветки под неверным светом догорающей лучины.

— А кто породил меня? — продолжаю я, привычно пропуская мимо ушей религиозные отговорки старухи. Сколько себя помню, она всегда, к месту и не к месту, поминает то небо, то бездну. Вот только они ей еще ни разу не отвечали. И я с ними полностью согласна: на риторические вопросы нужно отвечать риторическими утверждениями. — Почему я, как Рапунцель, живу в глуши, не зная ни рода, ни племени?

— Поздно уже, юная леди...

— Прекрати увиливать! — потеряв терпение, зашипела я.

— Завтра праздник Зимнего солнцестояния, к нам придут паломники и монахини, надо будет встать пораньше и все приготовить...

— Воистину, в ремесле уверток сама бездна была твоим учителем, проклятая дуэнья! — в который раз посетовала я небу. Еле слышно шаркая ногами, старуха вышла из комнаты, оставляя меня одну в маленькой темной комнате, единственным достоинством которой были два небольших окна — в сад и на крыльцо. — Воистину, судьба нашла в моем лице отличное пугало: единственная служанка зовет меня "леди", хотя я живу в холодной развалюхе и сама выращиваю себе еду на грядках! Какая, к бездне, "леди"! О небо, да я даже не знаю своих родителей, живы ли они или же их несвоевременная кончина лишила меня права на нормальную жизнь в обществе людей, а не выжившей из ума старухи-дуэньи да богомолок и нищих, только и вымаливающих милостыню и еду!..

О да, я леди без права так называться, леди, живущая подобно отшельнику: в одиночестве и постоянных молитвах, как небу, так и бездне! Разве можно научиться жить, читая заумные философские опусы, в которых об элементарнейших вещах сказано настолько абстрактно, что смысл начинает наглядно иллюстрировать броуновское движение? И разве можно считать достойной литературой глупые, исполненные неестественной сентиментальности и пафоса дешевые любовные романы? Разве можно не морщась слушать неразборчивые и полные подлости и разочарований однообразные россказни многочисленных нищих и попрошаек? Моя жизнь — череда снов и пробуждений, где сон живее действительности...

Я — Аделина, девушка семнадцати зим отроду, не знающая ни рода, ни племени и столь же холодная, как и месяц, в который родилась...И, пожалуй, столь же одинокая и резкая... Снежная Королева в образе Рапунцель.

Утро началось с блеклого, серовато-розового рассвета и жуткого холода. Старая, оставшаяся еще от прошлых неизвестных хозяев печь благополучно остыла за ночь, и теперь дом радовал меня изморозью на полу и замерзшей водой в единственном тазике для умывания. Сегодня, в самый короткий день в году, мы с моей дуэньей по традиции подаем милостыню всяким нищим, бродягам да беднякам...если это конечно можно так назвать. С раннего утра до темноты к нашей избушке-развалюхе тянется вереница всех этих "сирых да убогих" в поисках бесплатного сыра. И я, словно классическая безмозглая героиня любовного романа, должна со слезами жалости и умиления на глазах одаривать этих дармоедов и бездельников собственноручно выращенной едой и сшитыми вещами. И при этом не забывать искренне им улыбаться под пристальным взглядом вездесущей карги-дуэньи! Как же, истинная леди должна быть мила, учтива, скромна, опрятна...и безмозгла до такой степени, что собственное мнение ВСЕГДА должно совпадать с мнением старшего в семье мужчины! А в моем случае — с идеалом истинной леди...бездна ее подери!.. Как то это совсем не совпадает с моим положением: ведь я никто в этом мире. Я достаточно наслушалась жалостливых рассказов о том, что "документы украли, дом за долги продали, родственников нет" или "родственники на улицу и вышвырнули". На меня вообще нет документов, а значит, я просто не существую... сколько бы раз меня не называли истинной леди.

— Да будет благоприятно к вам небо, добрая госпожа, — непрерывно кланяясь, пропела полуседая монахиня с чистыми зелеными глазами, сквозь которые просвечивал зимний пейзаж — настолько пусто было в ее голове.

— Да хранит вас небо, юная леди, — прошамкал дряхлый дед и, стуча костями, поковылял по узенькой тропке обратно в лес.

— И вам того же, — приветливо и ласково улыбалась я каждому, не забывая кланяться как игрушка-болванчик, про себя добавляя: "И вас туда же". Который год терплю этот парад нищих и убогих, но до сих пор не могу привыкнуть: даже холодный воздух не помогает стерпеть запах годами немытых тел, пораженных болезнями и пороками. Как же, ведь мыться грешно! О небо, какую только чушь не придумают безграмотные священники ради привлечения паствы, а эти тупые крестьяне им безоговорочно верят... Да и откуда этим крестьянам набраться ума, если они с безграничной радостью роются в своей земле подобно кротам и свиньям?.. И как бы я ни была недовольна своей участью, при мысли о том, что подобное существование могло ждать и меня, в моей душе внезапно появляется невиданный прилив религиозности, а молитва так и льется из уст... как небу, так бездне.

— Добрая госпожа, — тем временем обратилась ко мне молодая женщина, по самые глаза замотанная в какое-то тряпье, — добрая госпожа, помогите мне. Моя дочь больна лихорадкой, а вы выращиваете лечебные травы на продажу... у меня совсем нет денег...

— Конечно, я сейчас посмотрю, — про себя порадовавшись, что смогу чуть погреться в доме, согласилась я. — Где у нас травы от лихорадки? — спросила я дуэнью.

— Над печкой на полке справа.

Дом, пропахший зимней гарью и сухой травой, встретил меня теплом с утра растопленной печи. Удивительно, как я не отморозила себе нос после нескольких часов на холоде.

— Как там старуха говорила, над печкой слева...? — пробормотала я, доставая хрупкий сухой стебель с крупными белыми цветами.

— Вот возьмите, — протянула я траву просительнице, не слушая благодарностей.

— О небо, что же вы наделали, юная леди! — внезапно запричитала дуэнья, натренированным взглядом опытного соглядатая разглядев ветку с цветками в руке у нищенки. — Это же асфодель, сильнейший яд, цветок из мира мертвых!

— Ты же сама сказала мне: над печкой на полке слева, — удивилась я, с любопытством рассматривая хрупкий цветок в своей ладони.

— Юная леди не расслышала: справа на полке, — вежливо поправила меня старуха. — Подождите, я сейчас принесу нужные травы, — с поклоном извинилась она.

— Надо же, такая мелочь, а столько шума, — пробормотала я, сделав зарубку в памяти об этом интересном цветочке.

— Юная леди, вас зовут Аделина? — меж тем подошел ко мне старый солдат в совсем новой форме. "И чего это такой милостыню просит? Только что уволили, что ли?" — недоуменно подумала я.

— Да, это я.

— Известно ли вам ваше происхождение?

— Нет... — пролепетала, прижав руку к вдруг затрепетавшему сердцу. "Вот оно!" — предвкушающе и боязно ударило в груди. Голова вдруг чуть закружилась, и вместе с этим куда-то уплыло ощущение реальности, словно я вижу сон или грежу наяву: настолько все происходящее казалось невероятным и почти сказочным.

— Тогда прошу проследовать за мной, госпожа. Ваш сиятельный родитель наконец-то нашел вас, — поклонился солдат. В этот же миг к старой калитке эффектно, как в романах, подъехала богато украшенная карета.

— Я...не совсем...понимаю, что здесь происходит... — еле сдерживая радостный смех, пробормотала я, силясь прогнать страх, что все происходящее — лишь мой сладкий сон. Такой же, как яд асфодели.

— Вы все узнаете по дороге, леди Аделина, — еще раз поклонился солдат. — Прошу вас проследовать в карету: ваши родственники с нетерпением ждут встречи с вами.

— Скажите мне: это сон?

— Нет, леди Аделина, — кланяясь, ответил солдат, — все происходящее абсолютно реально.

— Тогда я хочу поскорее все узнать! — пряча предвкушение за растерянностью, сказала я.

Я помню этот день так отчетливо, как ни один из последующих. Помню бледный закатный румянец небес и утоптанный серый снег парковых дорожек, и замороженные стены старого и порядком одряхлевшего замка, и громко стучащее сердце в груди, и вертевшуюся в голове мысль: "Я действительно как Рапунцель: принцесса, вызволенная из замка... И вместе с тем Снежная Королева, вернувшаяся в свои владения... Потрясающе!"

Я помню недоуменные и пренебрежительные взгляды разряженных придворных, их насмешки и мой стыд за непритязательный (а если точнее, крайне бедный) наряд. Но ярче всего мне запомнился королевский герб: волк, держащий в зубах белку. Я смотрела на это старинное изображение и начинала привыкать к мысли, что я — ненаследная дочь короля, внебрачное дитя от одной из любовниц, случайно найденное в самой глуши родного северного королевства.

Моим отцом оказался полноватый седой дяденька с высокопарным именем Бенедикт, страдающий полнокровием и отдышкой, с неуместным длинным аристократическим носом и тонкими губами на круглом, вечно улыбающемся лице.

"Должно быть, моя мать действительно была настоящей красавицей, если я от такого союза получилась просто хорошенькой", — подумала я, робко приветствуя долгожданного родителя.

— Доченька! — приятным баритоном пропел король, подлетая ко мне и всматриваясь в лицо. — Ты — вылитая Сюзанна! Теперь, когда я вижу тебя своими глазами, я полностью уверен в твоем происхождении, Аделиночка!

— Я очень рада, что наконец смогла увидеть хоть кого-то из родных мне по крови людей.

— Ох, не нужно быть столь официальной, лапушка! — с легкомысленной укоризной в голосе пел мой...хм, батюшка, порхая, словно яркая бабочка-однодневка по комнате и весело щебеча разные сентиментальные глупости, удивительно точно подражая сразу целой стайке воробьев: — Ах, милая моя, расскажи мне все-все-все! И как жила моя крошечка, и как доехала, и чем занималась... Твой венценосный папулечка желает знать все о своей дочурке! Ну, птенчик мой, рассказывай!

Не буду врать, что все происходящее я воспринимала и невозмутимым видом мраморной статуи. Пожалуй, правильнее всего мое состояние можно описать одним фактом: на моем лице большим готическим шрифтом было написано всего два слова: "Что ЭТО?!" Сказать, что я была поражена, значило соврать: я просто не могла себе представить вот это порхающее и щебечущее чудо в роли главы немаленького государства. Да, это могла быть игра, и какая-то часть моего сознания пыталась отстоять эту точку зрения...но она неизбежно теряла позиции при осознании идиотизма данной ситуации. В конце концов, да, я очень многого в этой жизни не знаю из-за вынужденного затворничества; да, я мало видела, но о многом читала, но... НО, разве можно принимать всерьез столь...легкомысленного короля?..

А в это время долгожданный папочка все говорил и говорил, и говорил, незаметно убаюкивая меня то глуховатым, то восторженно-громковатым баритоном, пока я окончательно не задремала прямо в кабинете дражайшего родителя, так и не поведав своей грустной истории, да и вообще обронив меньше десяти фраз, и то чаще нечленораздельных.

Так и потекли мои дни во дворце, хотя столь громкое слово не подходит для этого шедевра монументальной архитектуры: это скорее старый замок, не раз побывавший в осаде, о чем неприкрыто говорили и много раз залатанные стены, и узкие окна-бойницы, и лабиринтоподобные коридоры et cetera. Я с радостью вживалась в роль настоящей принцессы, с детским любопытством и вполне взрослой жаждой впитывая самые разнообразные знания, традиции, тонкости этикета и, естественно, изучая свои новоприобретенные возможности и права, ненавязчиво пренебрегая обязанностями. Да и какие у меня обязанности? Льстить, улыбаться, врать и учиться интриговать на балах? О, это развлечения, а не обязанности... Впрочем, о самой главной своей обязанности я узнала гораздо позднее и не скажу, чтобы это было приятным сюрпризом. Ну да об этом позже.

Это только в дешевых романах главная героиня всячески пытается отвязаться от роли принцессы! Не верьте глупым россказням! Судите сами, глупо думать, что девочка, девушка, с самого раннего детства воспитанная на поклонении и прислуживании других, от низшей прислуги до знатнейших и богатейших дворян, будет вести себя как худородная грубиянка или наглая ведьма. Почему? Да очень просто: никто никогда не допустит, чтобы девушка общалась с подобными людьми (а где еще брать пример?) или читала подобные книги в том возрасте или настроении, которое может повлиять на психику девушки. Если королевскую пищу проверяют только три десятка дегустаторов, то чего уж говорить о личной библиотеке?..

А насчет отказов от прав по рождению... Да, бывают исключения, особенно, если благородная кровь слишком сильно разбавлена худой или же отсутствием воспитания, но сие лишь исключение, подтверждающее общее правило. Так что: живи, веселись, играй, неважно, с куклами или живыми людьми, интригуй, изучай новое — в общем, дыши полной грудью! Что может быть слаще привкуса власти и вседозволенности?..

Я познакомилась со своими новыми родственниками, нелепыми и опасными, умными и беззаботно легкомысленными, прекрасными и откровенно отвратительными, занимающими высокие должности и просто прожигающими состояние в столице и при дворе. О, они все, всё мое семейство, в не зависимости от степени родства, были такими разными и такими забавными!..

Ну, пожалуй, расскажу о самых близких и запомнившихся. Начну я, естественно, с дорогого папочки, с которым я столь неожиданно познакомилась: обрюзгший на старости лет туповатый мужчина, на уме которого только балы, любовницы и вечные праздники. Как бы я не сомневалась вначале, поведение короля игрой не было, поэтому и управление государством практически полностью ложилось на плечи министров, их заместителей и многочисленных секретарей, чем они и не преминули воспользоваться в свою пользу. Остается только благословлять небо и поминать бездну, что у сих господ хватило благоразумия не развалить страну своим воровством. Далее идет достопочтенная супруга короля Августа, которая в пику мужу свою честь и достоинство выставляла напоказ столь нарочито и прямолинейно, что сомнений в причинах подобного поведения не оставалось совсем, ибо сей сухопарой и далеко не прекрасной женщине преклонных лет было просто тошно смотреть на распутного, но все равно пренебрегающего ею супруга. Как ни странно, но этой женщине я почти сочувствовала, так как лично мне становилось страшно при мысли о подобном существовании: пустом, безрадостном и непривилегированном. Но, пожалуй, самым большим достоинством королевы была ее безграничная любовь к детям. Бездетная, она всю свою нерастраченную страсть отдала детям, и ей абсолютно неважно было их происхождение. Именно благодаря ей значительный процент бюджета страны уходил на содержание, улучшение и открытие новых приютов для сирот, бедняков и инвалидов, школ, как начальных, так и гимназий и даже университетов, а также больниц. Именно Августа заставила (уж не знаю, угрозами ли, скандалами ли или же откровенным шантажом либо подкупом и природной легкомысленностью) супруга подписать закон о бесплатном лечении всех детей до шестнадцати лет. Другое дело, что все эти школы, приюты и больницы были только городах да очень больших селах...

Третьим в моем списке был кузен, то ли троюродный, то ли двоюродный со стороны матушки. Мужественно красивый, изящный, остроумный, знаменитый дуэлянт и гроза всех встречных женщин от пятнадцати до девяноста. К чему я рассказываю об этой мечте любой девушки, особенно если она предпочитает в качестве чтения на ночь сентиментальный любовный роман "Оковы страсти"? Да не услышат меня жители бездны, но перед чарами столь отменного и хорошо приправленного красавца не устояла и моя неискушенная душа... Хотя не буду себе врать: за время своего затворничества я не видела телесной красоты, ни мужской, ни женской, поэтому уже чисто теоретически я просто обязана была влюбиться в первого попавшегося мне более-менее симпатичного мужчину. Собственно, кузен мне и попался. Как ни странно, но я полностью отдавала себе отчет о том, чего хочу...чем и не преминул воспользоваться распутный родственник, с большим удовольствием затащив меня постель на третий день знакомства. Но небо было все же благосклонно ко мне, и кузен, видимо или наученный опытом, или просто включивший застоявшиеся мозги, не стал трезвонить об этом на каждом шагу, как это было принято при дворе. А уж если вспомнить, сколько завистливых куриц в богатых нарядах жаждали перемыть мне кости с особым удовольствием... Так что внешние честь и благородство были соблюдены, а я получила новую область для расширения общего кругозора.

Еще одним родственником со стороны батюшки был сводный брат, наследник сего прекрасного государства. О нем надо бы рассказать поподробнее, все ж таки он надежда на светлое будущее моей страны, но... Для этого его нужно было хотя бы увидеть. Строго говоря, принц Мишель был племянником короля-батюшки Бенедикта. Каким морским узлом завязалось семейное древо, чтобы сей момент стал действительностью, я искренне не понимаю. Объяснить сей факт мне пытались многие, но я все равно ничего не поняла. Кажется, Мишель был сыном покойного брата "папулечки" и наследовал престол как единственный наследник в роду (прошу простить за тавтологию). Я, как внебрачная, хоть и признанная, дочь, трон принять не могла. В общем, пятилетний принц усиленно обучался вдали от дворца по настоятельнейшим пожеланиям королевы Августы, дабы не испортить характера раньше времени.

Кстати, нужно все-таки вспомнить о матери, пока еще есть время... В общем-то, все довольно просто и прозаично: молодая, страстная и порывистая Сюзанна с первых же дней при дворе приобрела вполне ожидаемую славу, т.е. господа охотно пускались в замысловатые ухаживания, а дамы истекали ядом к сопернице. Пока красавицу не заметил король. Собственно, это и есть почти вся история, т.к. после пары лет (!) фавора, Сюзанна забеременела и была вынуждена уехать в родные места. Строгий отец дочку выгнал в приснопамятную избушку-развалюху, выделив только старую няньку в качестве прислуги. Мать после родов сразу же помчалась ко двору возвращать утраченные позиции, но по пути простыла и умерла, оставив меня сиротой. Все эти семнадцать лет "папулечка" вел мои вялые поиски, пока один из шпионов-доносчиков какого-то там министра не наткнулся на нас со старухой (последняя кстати, была отослана сразу, как я поселилась во дворце, и умерла спустя полгода от старости), ну а дальше и так понятно.

Ну и последним я, наверное, расскажу о родном дяде, брате моей мамочки. О, вот это действительно был занятный человек! Потомственный военный, длинный как жердь и сухой как сельдь холодного копчения, но с румянцем во всю щеку и просто нечеловеческим здоровьем и силой, он вызывал трепет как своей наружностью, так и умом, и поистине божественными полководческими талантами. Но при этом дядя вызывал у меня почти что жалость своей прямотой и честностью, граничащими с упертостью приснопамятного осла. Естественно, что меня он тут же записал в распутницы, кокетки и безмозглые куклы, жаждущие только удовольствий. Не могу сказать, что он был полностью неправ, но с отсутствием у меня ума дядюшка явно переборщил. Что я ему и не устаю демонстрировать, ведя позиционную войну как на почве понятий современной нравственности, так и на основе моего вмешательства в государственную политику.

Ах, как же забавно было наблюдать за выражением лиц всевозможных министров и секретарей, когда я изъявила желание активно участвовать в жизни государства и начала "совать свой нос куда ни попадя"! Это же моветон: женщина, девушка, — и в государственных делах. У нее ведь мозгов не больше, чем у курицы, к чему ей экономика и дипломатия?.. Хотя, признаюсь, дела государственные оказались не столь просты и понятны, как о них пишут во все тех же романах да трактатах. Они вполне основательно вызывали у меня стойкую головную боль уже после пары часов сидения за бумагами. Особенно меня убивала экономика: с потрясающей закономерностью все мои выводы, какими бы умозаключениями я к ним не пришла, оказывались прямо противоположными правильному ответу или модели развития событий. Хм, небо свидетель, сие достаточно сильно меня злило, что и играло на пользу устоявшемуся мифу о том, что женщина в науке управления государством просто не может добиться успеха... О, бездна, вся эта заумная тарабарщина с потрясающим успехом выводила меня из себя, но в то же время азарт охоты лишь подогревал мою кровь. Я наслаждалась моей войной на два фронта: с самой собой и с упрямыми науками.

Моя спокойная и счастливая жизнь кончилась в один день. Помниться, тогда мне было невыносимо скучно: с самого утра шел дождь, холодный и неприятный, истинно осенний, многие придворные разъехались по домам в преддверии скорого праздника Небесной недели. Во дворце было пусто, холодно и гулко. Даже послы иностранные и то уже уехали! Отец сидел в библиотеке, в кой-то веки пойманный министрами и советниками. Королева Августа еще два дня назад отбыла в имение своего отца, и вернуться обещала лишь после праздника.

Как я уже говорила, мне было скучно. К балам готовиться не надо, сентиментальные романы надоели еще в подростковом возрасте, отчеты министров вызывали нервную дрожь и сонливость... Наверное, именно поэтому просьбу батюшки явиться пред его светлы очи я приняла с радостью.

В кабинете же, к моему удивлению, собрался весь кабинет министров в полном составе, оживленно что-то обсуждая.

— О, доченька моя! — в своей обычной "порхающей" манере пропел король. — А у нас для тебя хорошая новость, лапушка моя!

— Какая же, папенька? — безмятежно спросила я, с царственным видом садясь в большое мягкое кресло у полыхающего камина.

— Ты выходишь замуж!

— Простите? — севшим от неожиданности голосом переспросила я.

— Ну, не надо так пугаться, мое сокровище, — отмахнулся отец, беспечно порхая по кабинету и постоянно что-то делая: переставляя книги, садясь в кресло и тут же вскакивая, меряя шагами комнату. — Те послы, что неделю назад приезжали, потребовали союза и снижения торговых пошлин, а иначе — война! А это так расточительно... Ну, война эта. Да и министр советовал согласиться. Так что тебе, лапушка моя, предстоит через месяц или два выйти замуж.

— И кто же этот...счастливец? — с трудом справившись с собой, спросила я.

— Младший принц Наары Эдвард, принцесса, — вставил свое слово министр иностранных дел. — Ему шестнадцать, то есть он на два года младше вас, но в вашем возрасте подобное обстоятельство не сыграет особой роли...

— Конечно, ведь не вам выходить замуж, — чуть слышно пробормотала я себе под нос и уже громче добавила: — Я так понимаю, выбора у меня нет?

— Мы приносим свои глубочайшие извинения, — дружно поклонившись, ответили министры.

— Ну что же, — позволив себе лишь глубоко вздохнуть, продолжила я, — тогда извольте предоставить мне всю информацию о моем сиятельном женихе и его семье, а также об их взаимоотношениях. Это возможно?

— Мы с радостью выполним вашу просьбу.

— Тогда, я могу идти?

— Да, моя красавица, — едва ли не всплакнул мне вслед отец, видимо, слишком явственно представив себе мой скорый отъезд.

Дать волю чувствам я смогла лишь в своей комнате. Нет, я не бросилась на кровать, заливаясь слезами, и не стала в ярости крушить все подряд. Я просто села в кресло у окна, в которое заглядывало едва видное сквозь моросящий дождь и серые тучи солнце, и стала напряженно думать. Но уже минут через десять мне стало ясно, что без самой ничтожной информации я ничего не надумаю. Оставалось надеяться на откровенность и благоразумие министров.

Эту информацию мне выдали уже через неделю, заодно поведав, что своего жениха я увижу в самом скором времени, потому что последний приедет еще спустя три недели, дабы ближе познакомиться с невестой. Не могу сказать, что узнанное привело меня в восторг. Принц Эдвард оказался третьим ребенком и вторым сыном в правящей семье Наары. Он не представлял собой ничего выдающегося: ни особенной красотой, ни умом, ни талантом, ни умениями не блистал. Обычный подросток с обычными привычками и потребностями. Вполне обычный человек. По крайней мере, так выходило по отчету министра. Что ж, в скором времени я сама смогу составить о нем мнение.

Его семья славилась патриархальными порядками и строгим воспитанием. На фоне этого желание женить сына на иностранной принцессе, к тому же сомнительного происхождения, вызывало удивление, а как следствие — вопросы и предположения. У меня последних было всего два: либо они рассчитывают на скандал и самой свадьбы не будет, либо союз с моей страной крайне необходим соседям. Первый вариант одновременно и устраивал, и не устраивал меня. Ведь с одной стороны, я избавлялась от необходимости выходить замуж за навязанного жениха, да еще в столь юном возрасте, а с другой, война — явление крайне обременительное и растратное. Второе же предположение не делало чести ни мне, ни соседям. Ведь в этом случае я — всего лишь довесок, гарантия выполнения договора. И здесь тоже может два варианта: либо меня ждет спокойная, но скучная и удаленная от придворных развлечений жизнь (а иными словами, почетная ссылка), либо пожизненный пристальный надзор и, в худшем случае, роль жертвы в какой-нибудь особо изощренной интриге (то есть, если я умру, договор будет расторгнут с той или иной стороны, в зависимости от того, какой цвет костюма предпочитает предполагаемый интриган). Подводя итог своим умозаключениям, я сделала вполне логичный вывод, что ничего хорошего мне этот брак не принесет. Благо еще, что короны я не получу ни коим образом: ни по наследству, ни с помощью удачного замужества (то же, впрочем, ожидает и моего супруга, кем бы он ни был и какими бы правами не обладал), а следовательно, и марионеткой в борьбе за власть мне не стать. А самой становиться пресловутым кукловодом мне совершенно не хотелось: во-первых, сие не очень-то безопасно, а скорее хлопотно, во-вторых, ни особого ума, ни тяги к подобного рода развлечениям я в себе никогда не наблюдала, и в-третьих, я слишком боюсь потерять свое нынешнее положение в обществе, столь неожиданно и волшебно занятое мной... Как бы не стало все это иллюстрацией к пословице: "Легко пришло, легко ушло".

Мой долгожданный жених приехал в обещанный день в сопровождении небольшой свиты и, к удивлению многих, старшего брата Фицуильяма. И, естественно, внешний вид жениха и его брата был поразительно различен, а к тому же, словно по законам жанра, на редкость красноречив. Принц Эдвард, в пику мужественному имени, отличался крайней романтичностью внешности и натуры. О, юные леди, мечтающие о златокудром принце на белом коне, находились в созерцательном экстазе от этого юного героя. Эдвард был, как и полагается, не очень высокого роста, строен, золотоволос и голубоглаз, а также невероятно, почти женственно красив. И, что вбило последний гвоздь в крышку гроба моей робкой мечте о любви с первого взгляда, отличался необычайной романтичностью и рыцарственностью в лучших традициях творчества трубадуров. "О небо и бездна, кто же воспитал в нем подобного шута?!" — вот, собственно, и все впечатление, что он на меня произвел.

В противоположность ему старший принц Фицуильям внешне ничем не выделялся: высокий, но не слишком, худой, но не тощий, симпатичный, но не красавец, с военной выправкой, но без налета "солдафонства", явно очень умный и серьезный, но без неопрятности гения и с чувством юмора. В общем, на мой взгляд Фицуильям был много предпочтительнее брата, но зато никаких романтических мечтаний он не вызывал, скорее подсознательное уважение и опаску: такой перешагнет и не заметит, что наступил.

И теперь по причине помолвки я вынуждена была минимум половину дня посвящать восторженной болтовне жениха. Он рассказывал о своем детстве, с подробностями и именами, читал и сочинял стихи, пел серенады и однообразные баллады (благо голос у него имелся, и неплохой), рассуждал о нашей будущей жизни с такой наивностью, что мне становилось его почти жаль. Наивные романтики в придворном болоте самостоятельно не выживают...

Впрочем, мое намечающееся сочувствие быстро испарилось под напором совсем детской навязчивости жениха.

Очередной погожий летний день начался с очередной баллады принца Эдварда. Мы сидели в небольшой беседке, замысловато увитой виноградной лозой, сквозь листья которой солнце пускало тонкие сияющие стрелы. Эта ажурная постройка, выкрашенная в белый с золотистым отливом цвет, была единственной оградой от внешнего мира: беседка стояла в середине большого луга и на километр вокруг виднелись только клумбы, дорожки и половина светского двора, безмятежно гуляющего перед завтраком.

Я сидела в самой тени, спасаясь от солнца, совсем не по-утреннему жаркого, и пыталась читать "Кузена Фуко" — недавно вышедшей небольшой повести философско-иронического характера "на злобу дня". Только пыталась, потому что мой вечно сияющий жених не давал мне сосредоточиться на тексте своим пением. Наконец, я не выдержала:

— Ох, ваше высочество, перестаньте петь! Я не могу сосредоточиться на чтении, — резко и не очень вежливо заметила я. — Я люблю музыку, и у вас прекрасный голос, но нельзя же заниматься только пением! Неужели ваши интересы исчерпываются только этим?

Принц сразу же замолчал и как-то померк и сник, став до смешного похожим на мокрого щенка. Под моим взглядом он чуть покраснел от неловкости и, немного запинаясь, ответил:

— Ну что вы, принцесса, конечно нет. Просто вы с такой милостью слушали мой голос...

— Ваше высочество, я в восторге от ваших музыкальных талантов, но, право слово, всего хорошего должно быть в меру, — поспешила извиниться я. — Эти пять дней вы услаждали мой слух балладами, а следующие — можете заняться чтением, развлекательным или интеллектуальным. Как вам мое предложение? — с тайной надеждой спросила я.

— Я с радостью покоряюсь вашей воле! — снова просиял жених, став похож уже на сухого щенка, с которым играет любимый хозяин. "О небо, дай мне терпения!" — взмолилась я, с ласковой улыбкой рассказывая принцу как пройти в библиотеку.

Жених ушел, отвесив три церемониальных поклона, а я осталась в хороводе собственных мыслей. Впрочем, я недолго предавалась невеселым раздумьям, ибо в мое скромное убежище явился уже другой принц. По-видимому, он только что удачно спасся бегством от стайки фрейлин, которые устроили настоящую охоту за приезжими дворянами. Естественно, больше всех "внимания и тепла" удостоился старший принц, ибо к младшему все относились как к милому дитяти, да и занят он уже был. Мной.

Что ж, я понимала фрейлин и нисколько не тяготилась их легкомысленным, а иногда и легковесным поведением, свято помня незавидную участь этих прелестниц. В фрейлины назначались девицы из благородных семей разного достатка, чаще всего без родственников, достигшие возраста для выхода в свет. Та особа королевского рода, что брала над ними своеобразное опекунство, была обязана всех их выгодно выдать замуж. Но, бесспорно, у королевы (а именно при ней одной ныне содержались фрейлины: мне они не полагались по статусу, а других представителей женского пола королевская семья не имела) далеко не всегда находилось время для своих подруг-служанок. Вот они и старались, как могли, ведь всем известно, что лучший способ заставить мужчину на себе жениться — соблазнить, а потом ославить и пожаловаться королю. Не совсем честно, да и далеко не все мужчины на эту уловку попадаются, но все равно действеннее, чем вздыхать и утирать батистовым платочком слезы одиночества. А уж при нынешних нравах двора подобные "приключения" отнюдь не считаются чем-то постыдным. Вот дворцовый библиотекарь с негодованием рассуждая о сегодняшних нравах, рассказывал мне, что еще при моем деде строгость морали и за милю сияющая чистотой нравственность были главными законами того двора. Пожалуй, сие пострашнее знаменитых страшилок лорда Буйе...

— Прошу прощения за вторжение, я не знал, что вы здесь отдыхаете, — четко и немного отрывисто поклонился принц Фицуильям, прервав мои отвлеченные размышления. Я сначала оцепенела от неожиданности (и, чего уж скрывать, страха), но приглядевшись, повеселела: уж очень неожиданно напомнил он мне "застегнутый на все пуговицы" вариант праздничного шоколадного зайца. Казалось, в нем присутствовали только два цвета, а точнее, оттенка: темный и молочный шоколад. К "темному шоколаду" относились: волосы, собранные по моде двадцатилетней давности в низкий, гладко причесанный хвост, глаза, по которым никогда не поймешь, холодные они или все-таки потеплели, камзол с вышивкой-паутинкой, стоящий, несмотря на строгий и простой вид, как небольшое имение, и сапоги на высоком каблуке. Все остальное в его внешности относилось к "белому шоколаду", являя собой необычный, почти нереальный контраст. Небеса и бездна, сколь же противоположно различны были братья! Словно они совсем не родные люди: контраст этот был не столько внешним, сколько отображал их внутреннюю сущность. "Подумать только, щенок и тигр... Хотя, я даже не могу подобрать точного сравнения к принцу Фицуильяму. На тигра он похож столь же мало, как и на щенка" — поразилась я, наблюдая за нарушителем столь желанного мной уединения.

Молчание длилось достаточно долгое время, чтобы я не только успела оправиться от неожиданности, но и успешно позабыла про соседа по беседке. Полное иронии и грусти произведение известного автора полностью захватило мой разум, и пришла в себя я только спустя почти два часа, когда уставшее от сидения тело напомнило о себе болью. К моему несказанному смущению оказалось, что принц Фицуильям не просто до сих пор находится в беседке, но все это время довольно пристально за мной наблюдал. Его полный задумчивости взгляд мгновенно смутил меня, заставив почувствовать несвойственную мне неловкость и даже робость. Что меня неприятно удивило. "Неужели этот человек, столь странный и незнакомый, каким-то образом умудрился взволновать мое сердце?" — ужаснулась я. — "Стоп, Аделина, придержи карету! Этот человек опасен для твоих планов. Опасен в первую очередь тем, что абсолютно непредсказуем. И томно вздыхать по нему в одинокой постели тебе совсем не стоит. Это может очень плохо кончится!"

— Скажите, леди, — внезапно обратился ко мне принц, заставив вздрогнуть и еще раз покраснеть от невежливости моего поведения, — вы любите власть?

— Я? — переспросила я, от неожиданности тут же забыв обо всех своих душевных метаниях и нелогичных мыслях.

— Да, вы, — слегка улыбнулся собеседник, явно довольный моей реакцией. — Только ответьте честно и серьезно, прошу вас.

— Честно и серьезно? — успешно разыграла простодушие я, тяня время. "Ах ты... змея пустынная! — ругалась я про себя. — Что же ты задумал, кукловодушка мой? Интриги плетем, интриги... Но зачем тебе я сдалась? Силы проверить? Что ж гадать, все равно ничего не пойму без хотя бы минимума информации. Тогда и ответим честно". — Я люблю свое положение: у меня минимум обязанностей, главная из которых — удачно и политически правильно выйти замуж, зато максимум прав. Я живу в старинном замке, мне прислуживают три десятка служанок, мне обязан поклониться даже человек, впятеро богаче моего отца. Мне нравится заниматься в меру сил и ума государственными делами, зная, что на самом деле жизнь в стране зависит не от моих, крайне скромных, способностей. Я несу минимум ответственности, мимоходом раздаривая свою милостыню благодарному народу. Если это называется "любовью к власти", то да, я люблю власть.

— Вы меня удивили, ваше высочество, — не посчитал скрыть своего удивления принц, одобрительно глядя на меня. — Ну что ж, в таком случае, я приглашаю вас на ужин вместе со мной и моим братом сегодня вечером.

— За что же такая честь? — в свою очередь неподдельно удивилась я, лихорадочно ища причину подобного приглашения: и опасного, и благосклонного.

— Мне будет приятно провести вечер за интересной беседой со столь умной девушкой, как вы, — в своей обычной отрывистой манере поклонился старший принц и величественно вышел из беседки, оставив меня безуспешно разгадывать тайный смысл как самого приглашения, так и комплимента.

— Ни-че-го не понимаю, — печально вздохнула я.

Естественно, на ужин я пришла. Вот только назвать его "прекрасным" язык не поворачивался: я, выражаясь языком фрейлин, сидела на иголках, тщательно обдумывая каждое слово, а в результате большею частью молчала, принц Эдвард разливался соловьем в комплиментах моей стране в целом и мне в частности, а принц Фицуильям тайно смеялся над моей неловкостью. Чем вызывал стойкое желание взять пример с ревнивых жен, чьи мужья в очередной раз явились на порог родного дома в крайне нетрезвом состоянии. Сравнение это не блистало изящностью, зато правдиво описывало мое настроение. Проще говоря, я злилась на саму себя и на весь мир за кампанию.

Это представление из двух актеров для одного зрителя закончилось, как только мой сиятельный (в прямом смысле!) жених, словно примерный ученик строгого учителя, ушел спать ровно в пять минут двенадцатого. Глядя на довольного спектаклем старшего принца, я внезапно поняла, насколько он сейчас отличается от "застегнутого на все пуговицы праздничного шоколадного зайца": он едва заметно улыбался, демонстрировал хорошее настроение и был куда менее серьезен, нежели обычно. И таким он, к моему вящему ужасу, нравился мне куда больше.

— Ну что ж, моя прекрасная гостья, давайте теперь начнем серьезный разговор, — хорошее настроение не помешало принцу вовремя вспомнить о деле. — Ваше высочество, вы когда-нибудь мечтали занять трон?

— Вы собираетесь продолжить свои неожиданные и бестактные расспросы, ваше высочество? — не посчитала нужным скрыть удивление и недовольство я, пожертвовав привычной вежливостью ради прояснения данной ситуации. — И мне снова предлагается отвечать честно и серьезно?

— Вы абсолютно правы, моя принцесса, — улыбнулся мне Фицуильям, ввергнув меня в сиюминутное замешательство по двум причинам: несомненной наглостью сего заявления и...хм...неожиданной красотой улыбки моего собеседника.

— Ваша бестактность отнюдь не делает вам чести, — хмыкнула я, через секунду справившись с собой. — Нет, я никогда об этом не мечтала.

— Почему же? — непритворно удивился мой визави.

— По трем причинам, — пожала плечами я, демонстрируя непонимание его реакции. — Во-первых, я не смогу занять престол даже если останусь единственным представителем нынешней правящей династии или выйду замуж за наследного принца, ибо при последнем варианте без короны останется также и мой муж. Во-вторых, я совершенно не считаю себя пригодной для управления государством, а для роли марионетки на троне у меня слишком много гордости. И в-третьих, интриги никогда меня не привлекали, особенно серьезные и масштабные, — на секунду умолкла я, а после пояснила: — Характер не тот.

— Судя по только что вами сказанному, — после минутного молчания сказал принц, — вам очень не нравится сегодняшнее положение дел в вашей стране. Ответьте мне еще на один вопрос: вы любите свою страну?

— Как можно любить то, чего не знаешь? — усмехнулась я. — В своей стране я видела только избу-развалюху, в которой выросла да это замок с окрестными лесами во время охоты. Зато я не люблю, когда уязвляют мою гордость, а мой вечно порхающий батюшка только позорит королевский титул. Именно это я очень не люблю.

— Признаюсь, вы меня удивляете, ваше высочество, — сцепив пальцы, медленно проговорил Фицуильям. — И мне искренне жаль, что вы не сможете унаследовать трон. Впрочем, — вышел он из задумчивости, — именно об этом я и собирался с вами поговорить.

— Если вы замышляете переворот, то я вынуждена буду вас разочаровать, — прервала я его.

— Почему? — словно ожидая подобной реакции спросил принц.

— Я не буду уверять вас в безнравственности подобных замыслов или в собственной душевной чистоте и непорочности, ибо после всего мной вышесказанного это было бы откровенной ложью, — чуть разозлилась я, глядя в темно-шоколадные глаза старшего брата моего жениха. — Причин для моего отказа много, но я приведу главные из них: во-первых, мне все равно не видать трона, во-вторых, я не собираюсь терять лишь случайно приобретенный статус, делая ставку на союзников, для которых я в любой момент могу стать обузой. И это может, в лучшем случае, стоить мне жизни, а в худшем — социального положения. Вы не знаете, что значит жить нищим, а я таких людей семнадцать лет каждый день видела. А в-третьих, я вам нужна буду только как ширма и марионетка, а подобное положение вещей, как я уже говорила, несовместимо с моим характером. И, наконец, в-четвертых, смерть отца я еще переживу, так же как и большинства родственников, но детской крови на моих руках не будет!

— Знаете, я восхищен вашей речью, — после долгого молчания сказал принц Фицуильям, когда я уже начала лихорадочно придумывать, как бы мне живой и невредимой вернуться в свои покои. "О бездна, ну и зачем я устроила здесь ораторское выступление на публику?! Ну что мне стоило для вида согласиться, а выйдя отсюда, сделать вид, что ничего не было? Зато живой была бы... Ведь даже если я сейчас останусь невредимой, долго мне под небом не ходить: кому нужен потенциально опасный свидетель? Благослови меня, небо, сияющей синевой и защити от желающих недоброго!"

— К чему теперь играть со мною, ваше высочество? — решив отбросить все игры, спросила я. — И вы, и я прекрасно понимаем, что живой я отсюда не выйду.

— Посмею с вами не согласиться, — уголками губ улыбнулся принц, заставив меня еще больше насторожиться в ожидании новых неприятностей. — Как я понял, вы против не самого переворота, а смерти малолетнего наследника престола? — и, дождавшись моего настороженного кивка, продолжил он: — Тогда я предоставлю вам жизнь и свободу действий, если именно вы займетесь устранением королевской четы. За исключением принца Мишеля. А в качестве подсказки, намекну вам, что власть можно получить не только унаследовав трон.

— Почему?

— Ну, для начала, мне жаль убивать столь необычного человека, — с задумчивым видом признался он. — А также таким образом вы будете зависеть от меня. А я надеюсь, что наше знакомство будет очень продолжительным...

Когда я вернулась в свои покои, меня просто трясло от колоссального нервного напряжения. Я истово благодарила небо и бездну за то, что они позволили мне вернуться живой, и тут же впадала в отчаяние при мысли о том, что мне предстоит сделать. Это совсем не смешно: отправить на тот свет минимум двух, максимум — два десятка человек ради сохранения двух жизней и надежды на нормальное управление государством. И сделать это так, чтобы никому и в голову не пришло обвинять в этом меня, иначе — пожизненная роль игрушки для Фицуильяма. Не хочу прослыть пессимисткой, но при подобном раскладе жизнь у меня будет недолгой и очень насыщенной событиями.

"Но для начала нужно понять, на что намекал вышеозначенный принц... Трон можно унаследовать либо захватить. Но причем здесь Мишель? Ведь если он и останется в живых, управлять при нем все равно будет регент! О бездна, регент! Правду говорят, все гениальное просто. Значит, регентом может стать кто угодно, а если из всех родственников в живых останусь только я, то и назначат на эту должность именно меня. Так, с этим разобрались... Теперь нужно решить как устранить обожаемых родственников без последствий для себя. Хотя, я ведь уже знаю, как я это сделаю..." — лихорадочно размышляла я, неподвижно застыв в кресле посреди погруженной в темноту комнаты. Сквозь окно с незадернутыми шторами лился голубоватый свет старшей луны, превращая меня в семейное привидение, разве что ржавых цепей не хватало для полноты образа.

Единственное, что меня смущало: как отвести от себя подозрения? Если уехать куда-то, есть опасность упустить нить событий из своих рук, остаться — подозрения все равно будут. Да и как осуществить свою задумку, находясь неизвестно где? Вывод: подставить кого-то, чтобы все без исключения винили либо кого-то одного, либо всех сразу. А для этого нужно не оставлять никаких улик — это раз, а два — ошеломить сим происшествием весь цивилизованный мир, напугать его чем-то сверхъестественным. На роль "жертвы" нужно выбрать кого-то мало примечательного, но всем известного и подозрительного. На эту роль подойдут какие-нибудь послы или гости, а поскольку буквально через две недели наступит праздник Зимнего Солнцестояния, актеры будут на любой вкус...

И последнее: нужно торопиться. Или я обыграю принца Фицуильяма, или он меня. И мне уже все равно, что он вызывает в моей душе. Лучше гордость и независимость, чем вечная неопределенность и жизнь мышки с игривой кошкой. А для начала...

— Эй, кто там не спит! — нервно зазвенела я в колокольчик для прислуги. Через минуту передо мной навытяжку стояли две испуганные служанки. — Немедленно вышлите кого-нибудь забрать мои вещи из того места, где я жила. Заберите все, что там найдете. Слышите, все! Можете идти.

— Да, ваше высочество, — низко поклонившись, исчезли девчонки.

Празднично украшенный зал радовал глаз синими и темно-зелеными тонами, и, казалось, среди многочисленных свечей можно найти иную реальность. В узком кругу приглашенных гостей мелькали ярко-красные пояса традиционных одежд представителей горских народов с юга моей страны. Богато уставленный всевозможными изысканными творениями десятка поваров стол вызывал нетерпеливое желание насладиться их незабываемым вкусов, на краткий миг отрешаясь от реальности, а божественно-манящие запахи не давали забыть об этой маленькой радости жизни.

— Как чудесно убран этот зал, ваше величество! — не переставая распинался восторженным голосом посол южных народов перед откровенно млеющим отцом. — Я не перестаю восхищаться!

— Ох, ну что вы, мне неловко... — польщено улыбался король.

— А у меня для вас есть чудесный подарок! — вдруг совсем по-простецки хлопнул себя по лбу посол. — Вкуснейшее красное вино столетней выдержки! Мой господин специально для вас послал его.

— О, тогда нужно будет непременно попробовать его сегодня, — еще больше обрадовался батюшка.

— Ваше величество, неужели вы не угостите всех присутствующих этим замечательным подарком? — с легким упреком спросила я, изо всех сил надеясь, что он поддастся моим уговорам.

— Конечно же, моя лапушка, — умильно пропел король, ласково глядя на меня узкими глазами, странно смотрящимися на круглом лице. — Тогда давайте сядем за стол!

Два десятка гостей, разряженных в традиционные для этого праздника и своего народа цвета одежд: красующиеся красными поясами и черным мехом высоких шапок горцы, зеленеющие различными оттенками наарцы и сине-зеленые хозяева сего действа, — дружно и величественно сели за большой стол, за которым сидел еще мой прапрадед по отцовской линии. Воцарилась почтительная тишина, и приятный баритон короля как нельзя лучше соответствовал ситуации. Если не обращать внимания на его внешность и личность.

— Леди и джентльмены! Еще один год закончится сегодня. Он принес нам много радостей... — я почти сразу отвлеклась от с трудом выученной "папулечкой" речи, сосредоточившись на своих мыслях.

Хотя, к чему лукавить, мыслей в голове почти не было. Только: "Вот и все" — да пустота. Гости дружно опрокидывали бокал за бокалом, отправляли в рот кусочек очередного деликатеса и праздник все набирал обороты... Но через пару часов люди начали заметно уставать, и вот, то один, то другой засыпали едва ли не прямо на ходу. Тихо и мирно посапывали воинственные горцы, хмурился во сне их приторно-льстивый по долгу службы посол. Чуть слышно похрапывал, смешно дергая носом, король-батюшка, а королева прикорнула на его плече, словно образцовая любящая жена. Последними уснули наарские принцы, которые изо всех сил боролись со сном, пристально и настороженно глядя на меня...

Я сидела на своем месте за столом, устало облокотившись о стол вопреки всем правилам этикета, и задумчиво вертела в руках хрупкий стебель с большими белыми цветами. Тонкий, едва уловимый запах асфодели дарил успокоение телу и уму, обещая сладкий сон без кошмаров. В последний раз посмотрев на засушенный еще три года назад цветок, я поднесла его к робкому огоньку свечи. Асфодель мгновенно вспыхнул и также мгновенно сгорел, оставив лишь чуть усилившийся аромат. Я тяжко вздохнула и залпом выпила полный бокал подаренного красного вина столетней выдержки. Последней мыслью, перед тем, как сознание погрузилось в глубокий сон без сновидений, была: "Вот и все".

Я проспала три дня, изрядно напугав и так смертельно перепуганных докторов и лекарей. Все, кто выжил на внезапно обернувшемся трагедией празднике, проснулись уже спустя сутки, включая и наарских принцев, и немногих выживших горцев. Впрочем, последние вряд ли этому радовались... За убийство короля и королевы их ждала участь много худшая, чем сладкий сон, незаметно переходящий в вечный. После происшедшего вся страна еще почти месяц не могла прийти в себя. Принц Мишель, столь внезапно ставший королем, был немедля вызван в столицу. Загорелый, крепкий и веселый мальчишка явно совсем не понимал, чего же от него требуют многочисленные незнакомые люди, и тут же намертво вцеплялся мне в траурную темно-синюю юбку, стоило мне появиться в поле его зрения.

И никого не удивило, что регентом при малолетнем короле стала незамужняя ненаследная принцесса, чью помолвку разорвали сразу же после трагической кончины королевской четы. В этом жестоком убийстве была доказана вина посла южногорского князя, все оставшиеся в живых из посольской группы были прилюдно казнены особо жестоким способом... И в моей стране снова воцарилась обычная обыденная жизнь, изредка нарушаемая очередным шумным скандалом или неожиданным указом юной регентши.

Спустя три месяца после официального назначения меня регентом я обнаружила у себя в комнате короткое письмо, перевязанное синей лентой, и с вложенной в него синей розой:

"Доброе утро, ваше высочество! Приношу Вам свои глубочайшие соболезнования, а также хочу поздравить с повышением общественного статуса. Да будет благосклонно к Вам небо и равнодушна бездна!

К вышесказанному прошу добавить мои поздравления с расторжением помолвки с моим дорогим братом. Он был искренне расстроен подобным положением вещей, но смирился с Вашим решением. Впрочем, Эдвард выразил настойчивое желание еще раз повидаться с Вами и познакомиться с юным королем.

Да озарят Вас небеса светом надежды, моя принцесса!

P.S. С нетерпением жду нашей следующей встречи, ваше высочество. И позволю себе намекнуть, что был бы рад установить как можно более близкие отношения как с Вашей страной, так и с Вами лично. А также прошу принять во внимание, что моей младшей сестре недавно исполнилось три года...

А напоследок хочу добавить, что могу лишь восхищаться Вашим умом и характером, моя принцесса. Воистину, Вы станете прекрасной женой для любого достойного Вас мужчины. И, смею надеяться, мои руку и сердце Вы не будете отвергать с излишней поспешностью.

С уважением, старший принц Наары Фицуильям".

— Какая же вы... сволочь, ваше высочество! — с чувством прошипела я, от неожиданности потеряв голос. "И не только... А насчет ума и характера вы абсолютно правы, — про себя усмехнулась я, — ведь никто так и не узнает, что в вине количество асфоделя смертельным не было. Ведь он был в жареной рыбе — традиционном в моей стране кушанье на праздник Зимнего Солнцестояния. А вся столица знала, что у меня на рыбу аллергия".

Но небеса и бездна, как же я жалею, что этим блюдом не соблазнился некий старший принц!

29 сентября - 9 декабря 2009 года

У Наары крайне напряженные отношения с восточными державами, которые поставляют большинство красителей для тканей. Именно поэтому там распространены зеленые, белые и желтые цвета одежды — только такие красители производятся в Нааре.

14