Моя любимая заноза

Моя любимая заноза

Пролог

Надя Полякова стояла у дверей загса и не знала о чем говорить с человеком, который еще вчера был ее мужем, а сегодня грубая тетка вдруг объявила их брак расторгнутым. Вот так просто, сухим казенным языком. Им даже не дали время на примирение, как это делали с другими парами. Детей и общего имущества нет, поэтому достаточно было оплатить госпошлину, и — свободны.

— Надь, ты это самое, не реви только. Я как бы ни тот, кто тебе был нужен и все такое. — Фраза вышла насквозь фальшивой и казенной. Надя это понимала, но возражать не было сил.

Тощий, сутулый парень в облегченной дубленке, пошарил в кармане и протянул девушке носовой платок. Дубленку эту она купила ему год назад, в кредит. Потому как зарплаты не хватило бы на подобную роскошь, а в осенней куртке в мороз не разгуляешься.

— Не реви, слышишь. На вот, утрись.

Надя посмотрела на предложенный платок, перевела взгляд на смущающегося отчего-то Лешку. Слез не было совсем, а поплакать надо. Неудобно как-то, все же развод, да и Лешка вон платок пихает. Она взяла протянутый кусочек ткани и приложила сначала к одному глазу, потом к другому. Подумала немного и на всякий случай высморкалась в него. После чего машинально сунула платочек в карман, не обратив внимания на протянутую руку своего, теперь уже бывшего, мужа.

— Я тогда пойду, Надь. — Засуетился Лешка. — На неделе за вещами заеду. Сам или Пашку пришлю. Позвоню предварительно. Договорились?

Она кивнула и потянулась застегнуть верхнюю пуговицу на его дубленке. Привычка.

Пуговица, болтавшаяся на одной ниточке, осталась у нее в руке, и Надя мысленно отругала себя за то, что плохо ухаживала за мужем, вот он и решил от нее уйти. Ведь хороших жен мужья не бросают. Хорошим дарят цветы и носят на руках, читают стихи и поют серенады под балконом.

Лешка принес ей цветы только однажды. Правда вручить так и не смог, потому как оказался в отделении полиции, откуда Наде его пришлось забирать

— Надюха, я так рад, что ты за мной приехала, — улыбался пьяный Лешка, протягивая ей помятые тюльпаны, — я ведь к тебе мчался на крыльях любви, а эти меня схватили и притащили сюда. Вот ведь коршуны.

Лешка сжал губы и сощурил глаза.

— Гражданочка, — обратился к ней один из полицейских, — это ваш муж?

Она кивнула и робко поинтересовалась, за что его сюда забрали.

— Рвал цветы на клумбе возле здания администрации и нецензурно выражался об органах местной власти, — отрапортовал служитель закона, — хорошо бы его подержать у нас пятнадцать суток, но так как это было впервые, обойдемся только штрафом.

Тюльпаны Надя в тот день так и не получила, их изъяли как вещественное доказательство. А Лешка с того самого дня больше не пил, но и цветы дарить перестал.

Говорят, к хорошему быстро привыкают. Надя привыкнуть не успела, потому согласиться или поспорить с этим выражением не могла. Она вообще не успела очень многого. Не успела разлюбить, не успела возненавидеть и самое главное не успела понять, когда же она вдруг из милой и нежной превратилась в "ты мне всю жизнь испортила"? Они и прожили-то вместе с Лешкой всего два года. Разве два года это вся жизнь? Только случилось то, что случилось. Однажды Лешка вернулся домой с работы и сказал, что хочет получить развод. Именно тогда прозвучало это страшное:

— Ты мне, Надька, всю жизнь испортила!

Она растерялась и не знала, что ответить. Робкое блеяние не произвело никакого эффекта, муж ее даже не расслышал.

А ведь Лешкина мама всегда говорила, что причины всех бед в самой Наде, потому она не стала скандалить и выяснять отношения, а просто постелила себе на диване.

А теперь он ушел. Надя еще долго смотрела вслед удаляющейся фигуре и все не могла понять, что происходит у нее внутри. Было немного грустно от того, что придется встречать Новый год в одиночестве. Еще она забыла покормить кота, и тот теперь наверняка перевернул половину кухни, как поступал всякий раз, когда его кошачьи права ущемлялись.

А еще было очень холодно. Но это не тот холод, о котором пишут в женских романах, мол, душа покрылась льдом, а сердце сковали морозные узоры. Вовсе нет. Продрогла она до самых костей из-за тоненького пальто, которое совсем не согревало. Можно было бы купить новое, но тогда придется влезать в долги...

Постаравшись, Надя смогла извлечь из ситуации и плюсы. Теперь можно сэкономить на подарке и лечь спать пораньше, сразу после боя курантов. Не придется строгать оливье, который так любит Лешка, но совершенно не переносит она сама. Да и без нового пальто она вполне обойдется. Живет Надя в двух шагах от работы, супермаркет, куда ходит за продуктами, расположился на первом этаже ее дома, да и Лешка вот ушел...

Пришлось признать, что плюсы у нее получились хилые, больше похожие на кресты.

Улица вдруг поплыла у Нади перед глазами, щеки залило жаром, а в носу немилосердно защипало. Плакала она очень редко. Для нее это было почти роскошью. И порой Надя завидовала девушкам, которые могли запросто разрыдаться, дабы выпросить у любимого новую шмотку или просто напомнить лишний раз о своей слабости и необходимости в защите.

Папа постоянно твердил, что дочь военного не имеет права распускать нюни по пустякам. Правда, не уточнял при этом, когда все-таки можно поддаться слабости. Папа давно умер, а слова его навсегда засели в памяти. И как Надя не старалась, уже не могла ничего изменить.

Но вот сейчас она была почти готова отступиться от навязанных убеждений и расплакаться прямо здесь. У нее есть веская причина: развод. И вообще на душе гадко. Но как она не старалась, ничего не получилось. Только рот кривится, как у грустного клоуна. Вон, какая жуткая физиономия отражается в стеклянной двери. Поддавшись неведомому порыву, Надя показала отражению язык, а оно в ответ покрутило пальцем у виска.

Надя зажмурилась и потрясла головой, а когда открыла глаза, отражение уже не строило ей гримасы, а смотрело грустными глазами. Наверное, сочувствовало. От него ведь тоже ушло отражение Лешки. Значит, теперь будут грустить вместе.

— Как бы в психушку не загреметь с такими мыслями, — вслух сказала Надя и посмотрела на отражение еще раз. Ничего нового не увидела.

Надя никогда не считала себя красавицей, а окружающие как-то не спешили переубедить девушку в обратном. Она и сама понимала, что хвастать особо нечем. И понимание это висело над ней персональной грозовой тучей, которая время от времени выпускала в темечко молнии самоуничижения и горькой жалости к собственной персоне.

Надино тело перестало расти и трансформироваться в шестнадцать лет. К тому моменту она имела плоскую грудь, костлявую попу и тощие куриные ножки. Прошло еще десять лет, но ситуация особо не изменилась. И каждый раз, подходя к зеркалу, Надя видела одно и то же: тощий подросток с глазами уставшей лошадки, которую кормить уже накладно, а пристрелить все еще жалко. Всю свою сознательную жизнь она боялась, что на этакую красоту вряд ли кто-то позарится. А упрямые факты доказывали, что она не так уж и далека от истины.

Поэтому никто из мужчин так и не задержался в ее жизни надолго, пока не появился Лешка.

Неизвестно какие струны он задел в девичьей душе, но сердце Нади затанцевало румбу и девушка поняла, вот оно — ее счастье. Это уже потом она рассмотрела в Лешке всего лишь пародию на прекрасного принца, а мысль, что страх остаться в старых девах был принят за чистую любовь, гнала прочь. К тому же Лешка уже через полгода позвал ее замуж. До него о свадьбе никто даже не заикался.

И вот теперь она стояла на пронизывающем до костей ветру и держала в озябшей руке пуговицу, все, что осталось от разбитого семейного счастья.

Надя укуталась в пальто, надеясь хоть немного согреться, и пошла прочь. А из-за стекла на нее смотрела удивленная девушка, которой она пару минут назад показывала язык.

Глава 1

Про обиженную невесту и резиновую грудь

Максим Макаров сидел в своем кабинете и в спешке докуривал сигарету. Конечно, ему давно уже не нужно скрывать пагубную привычку, но этот страх быть застигнутым с сигаретой придавал азарта.

Максим до сих пор так и не смог понять, какое удовольствие люди получают от курения, но привычка укоренилась, и избавиться от нее никак не получалось. В юности это было баловством, потом показателем "крутизны" перед девчонками, а теперь стремительно гробило его здоровье. В какой-то момент Максим решил, что сможет легко бросить курить, но уже через пару дней понял насколько ошибался. Не помогала в этой борьбе не только сила воли, коей Максим мог гордиться, но и растиражированные средства. Чудодейственные пластыри, никотиновые пастилки не давали того эффекта, что обещала реклама. Более того, как только молодой человек начинал очередной курс лечения, к нему во сне приходила странного вида женщина, похожая на продавщицу из сельмага. Одетая в синий халат из грубой ткани, поверх которого был накинут фартук, заляпанный жиром. Женщина улыбалась, показывая крупные желтые зубы, в которых сжимала толстую сигару и подмигивала Максу. После чего вынимала сигару изо рта, зачем-то вытирала руки о фартук и хриплым голосом говорила:

— Напрасно стараешься, милок. Никуда ты от меня не денешься.

Смех, похожий на воронье карканье, звучал в ушах даже после пробуждения.

Макс так и не смог привыкнуть к кошмару и всякий раз, просыпаясь с криком, бежал на кухню и жадно закуривал. Только тогда колотившееся как отбойный молоток сердце успокаивалось, а ночная гостья не появлялась до следующей попытки избавиться от вредной привычки.

Да и как здесь не закурить, когда дел невпроворот, а еще Лиза затеяла свадьбу. Он просил ее перенести все на январь, когда схлынет праздничный ажиотаж и появится возможность взять целую неделю отпуска. Неужели она не понимает, что перед Новым годом в агентстве по организации праздников самая горячая пора и сотрудники носятся, словно ужаленные? И что за средневековье в голове современной девушки?

— Макс, — растягивая гласные ныла Лиза, сидя недавно в его кабинете, — я дала себе обещание, что выйду замуж до Нового года. По восточному гороскопу следующий год для меня неудачный, одинокие овцы так и не найдут своего барана. Только не смотри на меня так, я по китайскому календарю — овца. Мне уже двадцать три года и я не хочу остаться в старых девах из-за каких-то там китайцев. Ну, Макс! Ты меня не слушаешь?

Максим просматривал сценарий для корпоратива клиники пластической хирургии и ему уж точно было не до восточных календарей. Костюмы не готовы, актеры не подобраны, а сам праздник через три дня. Сказать, что он зашивался, значило бы не сказать ничего.

— Макс! — Лиза захлопнула крышку ноутбука, едва не ударив молодого человека по пальцам и уселась на край стола, гневно сверкая глазами, — кто тебе дороже, я или твоя работа?

Максим не любил этих дешевых спектаклей ни в своей работе, ни тем более в реальной жизни. Но он любил Лизу, и приходилось сдерживаться, притворяться, что все в порядке. Поэтому он встал, обошел стол и, обняв девушку за талию, притянул к себе.

— Осторожно, платье не помни, — хихикнула она, однако, не особо сопротивляясь, — мне еще на маникюр идти, не хочу выглядеть, как лохушка. Ну так что скажешь?

— Лиз, — мы не успеем расписаться до тридцать первого декабря, это обсуждалось много раз. — Макс потянулся губами к мочке ее уха, но девушка его оттолкнула.

— Что за глупое слово "расписаться"? У нас будет свадьба, самая роскошная в городе. Все обзавидуются, какой ты у меня красавчик. Помнишь то платье, что я тебе показывала? Его могут привезти хоть завтра.

— Лиза, это мы тоже обсуждали, — Максим вернулся на рабочее место и открыл ноутбук, — платье слишком дорогое. Зачем огромные деньги за наряд, который ты наденешь только один раз? Выбери что-то подешевле.

Девушка раскрыла рот, но так и не смогла его закрыть. Она смешно двигала пухлыми губами, словно ей не хватало воздуха.

— Как это подешевле? Что значит подешевле? — Она, наконец, справилась с эмоциями. — Ты что, считаешь меня дешевкой? Макс, да свадьба бывает один раз в жизни!

— Не перегибай палку, дорогая! — На последнем слове он сделал особый акцент, — ты в любом платье будешь выглядеть принцессой, а это действительно дороговато. Я все же не олигарх. Это первое. И свадьба у тебя уже была — второе.

Девушка побледнела. Она склонилась над столом, отчего вырез на ее платье стал неприлично откровенным, и уставилась в глаза Максиму, точно пыталась прожечь в нем дыру.

— Ты попрекаешь меня моим прошлым? А ведь мы договорились никогда не вспоминать о бывших. Кто не делает ошибок в юности? Тогда я была совсем наивной. Неужели я не заслужила прощения теперь?

Макс сглотнул слюну и ослабил галстук.

— Лиз, не начинай. Прошу тебя. У меня и без того голова кругом.

Девушка прошипела нечто нечленораздельное и пулей вылетела из кабинета. Ровно через минуту у Максима завибрировал телефон, на дисплее отразился номер Лизы.

— Да, дорогая, — вздохнул он.

— Ты ничего не хочешь мне сказать? — Всхлипнула трубка.

— Извини, дорогая. Я люблю тебя.

— Это всё?

— Я никогда не буду ревновать тебя к прошлому.

— И?

— И никогда не напомню об этом разговоре.

— И?

— И ... всё. Я люблю тебя, — неуверенно добавил Максим.

— А платье?

— Лиза, платье слишком дорогое. Эти деньги можно потратить на путешествие.

— Я все поняла. Прощай, Макс. Свадьба отменяется. — Пафосно сообщила трубка.

— Лиза, не горячись.

Последние слова он сказал в тишину.

Макс отложил телефон в сторону и продолжил работу. Подобные разговоры случались с периодичностью в пару дней, а настроение у Лизы скакало, как кардиограмма у гипертоника. Сценарий был всегда один: он просил перенести свадьбу на вторую половину января, Лиза возмущалась и кричала, что свадьба отменяется. Вечером Максим приходил домой с цветами и шампанским, выслушивал ее обиды и обвинения в его черствости, после чего следовало бурное примирение в спальне. И ради этого Максим готов был терпеть выходки взбалмошной невесты.

Максим не понимал, почему все носятся с Новым годом, как курица с яйцом? Что за традиция отмечать смену цифр в календаре, да еще с таким размахом? Воспитанные, образованные люди вдруг превращаются в безумных зомби, осаждающих магазины подарков и супермаркеты, закупаются продуктами, словно завтра война или конец света. Хорошо еще, что апокалипсис, который все с ужасом ожидали пару лет назад, прошел. Максим еще помнил ту истерию, нарастающую с приближением назначенной даты. Какие-то индейцы в незапамятные времена начали вырезать на камне календарь, но по неизвестной причине остановились. Им просто надоело, или камень закончился, а люди буквально сходили с ума. Макс решил, что лишился рассудка вместе со всем миром, когда его постоянный заказчик, сорокалетний владелец мясокомбината, у которого день рождения двадцать второго декабря, вдруг попросил перенести все на двадцатое.

— Максим Борисович, эта грудь мне совершенно не подходит, — раздался звонкий девичий голосок, который вырвал его из размышлений.

В кабинет без стука вошла костюмер Юлечка. Кареглазая стройная брюнетка с задорными косичками. Девушка примеряла себе нереальных размеров резиновый ...агрегат. Иначе и не назовешь. Конструкция, начинаясь от шеи, заканчивалась едва ли не до талии, свисая двумя гигантскими каплями.

Максим мимоходом подумал, что пора бы поинтересоваться, чем занимается его секретарша Вера, если его кабинет превратился в проходной двор.

— Юля, что это? — Едва сдерживая смех, спросил Максим.

— Ну как что, грудь для корпоратива пластической клиники, — абсолютно серьезно ответила она.

— Я вижу, что грудь. Почему ее нет в сценарии?

— Максим Борисович, — закатила глаза костюмер, — откуда мне знать про сценарий? Мне передали заявку на грудь, уши и ягодицы. Я все заказала, привезли вот это.

Она шлепнула резиновое безобразие на пол и передернула острыми плечиками.

— Она же весит тонну, — продолжала возмущаться Юлечка, — ее если только на Ираиду Сергеевну повесить, но у нее своя грудь больше.

— Мы не будем ничего вешать на Ираиду Сергеевну, остановил ее Максим. Ты пока оставь реквизит у меня, я подумаю, что можно предпринять. Хорошо?

— Да я с радостью от этого монстра избавлюсь. Спасибо, Максим Борисович, вы прелесть.

Юлечка послала начальнику воздушный поцелуй и выпорхнула за дверь.

Максиму нравилось внимание прекрасной половины его сотрудников, но иногда такое панибратское отношение немного напрягало. Все же между руководителем и подчиненным должна сохраняться определенная дистанция, а его все принимают за "своего парня". И хоть называют по имени отчеству, но за глаза зовут "наш Максик".

Хотя до того, как в его жизни появилась Лиза, такое обращение Максима совсем не беспокоило. Это она сказала, что начальник должен быть строгим и не давать спуска своим работникам.

Она не только красавица, но еще и умница, его Лиза. А склонность к капризам заложена в каждой девушке от природы. Максим был уверен, что сделал правильный выбор, окончательно уверившись в этом тогда, когда мама одобрительно улыбнулась и сказала, что именно о такой невестке всегда мечтала. Лиза ловила каждое слово, сказанное матушкой, точно это были божественные откровения, соглашалась со всеми ее доводами и никогда не спорила. До Лизы пройти строгий отбор пытались и другие девушки, но, увы, безуспешно.

Конечно, Юлечку нужно было бы отругать за ее выходку, но он сидит и улыбается, как влюбленный школьник. Максиму вдруг захотелось выбежать на улицу, лепить снежки и бросать их в прохожих, как когда-то в детстве. Вот только московская зима не радовала обилием снега, да и вечно спешащие, угрюмые люди, вряд ли оценят его душевный порыв.

Поднявшаяся внутри волна восторга требовала выхода. Максим даже хотел сказать секретарше, что на сегодня рабочий день окончен, а сам махнуть в Коломенское, куда они ездили с родителями, когда он был еще мальчишкой, но здравый смысл возобладал над эмоциями.

— Я старею, — сказал он сам себе. — Самым большим безумством теперь кажется отключить телефон на выходные. Нужно срочно что-то менять!

Он встал и направился к окну. Огромное, во всю стену, оно почти всегда было закрыто жалюзи, потому как выходило во внутренний двор бизнес центра и смотреть там было не на что. Но Максиму непременно захотелось его открыть, впустить в кабинет лучи холодного зимнего солнца.

Обходя стол, он споткнулся о коварно притаившегося резинового монстра и уже в полете решил, что выбросит это безобразие в окно, как только поднимется на ноги. К счастью, ему удалось ничего себе не сломать.

Едва не сорвав с окна проклятые жалюзи и распахнув створку, Максим на мгновение зажмурился от яркого дневного света попутно отметив, что в его кабинете оказывается слишком темно, схватил реквизит и уже замахнулся в открытое окно, когда увидел внизу удивленные лица двоих охранников.

Охранники покосились испуганными взглядами, побросали недокуренные сигареты и скрылись за стеклянной дверью от греха подальше.

— Максим Борисович, — раздалось у него за спиной. — Можно к вам?

Его секретарша всегда поступала именно так. Стучала, входила в кабинет и только после этого спрашивала разрешения.

Лиза права, пора ему браться за перевоспитание сотрудников. Однажды к нему так вот запросто явится киллер, а секретаря либо не будет на месте, либо она пропустит его за шоколадку.

— Ой, Максим Борисович, что с вами?

Максим был готов провалиться сквозь землю. Но вместо этого спокойно прошел мимо обескураженной секретарши и уселся за стол, прижимая к себе необъятную грудь.

— Я слушаю, Вера.

— Максим Борисович, что это?

— А что это? — Максим сам удивился своим актерским способностям. Вышло так небрежно, точно он каждый день разгуливает с резиновой грудью и в этом нет ничего странного. — Это вам!

— Мне? — Испугалась Вера. — Зачем?

— А мне зачем?

— Не знаю. — Секретарша хлопала ресницами, как кукла, сделанная в советском союзе. Ей оставалось только наклониться вперед и противным голосом сказать: "Ма-ма", тогда сходство стало бы абсолютным.

— Вот и не задавайте глупых вопросов.

— Я пойду?

— Идите.

Максим раздраженно кинул реквизит на диван и уткнулся в ноутбук.

Оставшееся до конца рабочего дня время пролетело незаметно и Максим засобирался домой. Его ждала Лиза. Капризная, временами истеричная, но все же любимая. Она больше не заводила разговор о свадьбе и можно было заняться другими, не менее важными делами.

До Нового года чуть больше недели и телефон агентства едва справляется с входящими звонками. Это очень хорошо для бизнеса. Не многие за пять лет смогли бы добиться такого, и Максим в душе гордился своими достижениями. Вот только на личную жизнь времени почти не оставалось.

Максим уже собирался уходить, когда его взгляд упал на резиновое безобразие. Неизвестный мастер постарался на славу и смог анатомически точно воспроизвести женскую грудь. Но отдельно от женщины это выглядело не слишком эстетично. Максим подошел к дивану, брезгливо поднял одной рукой реквизит и заметил болтающиеся с обратной стороны ремни, которыми этот кошмар крепится на спине.

— Что же мне с вами делать? — Задумчиво произнес он вслух, — не выбрасывать же в самом деле. Отнесу в костюмерную Юле, полежите там, авось и сгодитесь на что-то.

В сценарии для клиники пластической хирургии грудь действительно должна была сыграть свою роль. Креативщики агентства хотели воссоздать живую рекламу, показать результаты работы докторов "до" и "после". Максиму показалось, что такое издевательство над врачами будет лишним. Они на работе устают от созерцания чужих прелестей, красивых и не очень, не хватало еще на отдыхе показывать такое.

Решено. Он отдаст грудь в костюмерную, а сценарий завтра исправит.

И кто только догадался сделать реквизит из цельного куска латекса? Это же людям на себе таскать придется, а оно весит не меньше пяти килограммов. Максим не придумал ничего лучше, как повесить грудь себе за спину на манер рюкзака. Совсем не тяжело, и руки свободны.

В здании уже никого нет, он всегда уходит последним, а значит, никто не заметит начальство в странной амуниции.

Костюмерная находилась на том же этаже, что и кабинет Максима. Юля никогда не запирала свою обитель, потому как в рабочее время постоянно находилась на боевом посту, а вечером охранник закрывал общую дверь на этаж и чужим туда не пробраться. Такой была версия для начальства. На самом деле Юля, жутко рассеянная особа, постоянно теряла телефоны, кошельки и ключи. Уставший ломать замки слесарь, однажды сказал ей, что новый ставить не будет, все равно ее тряпье никому даром не сдалось. Юля слегка обиделась на "тряпье", но спорить не стала, чем облегчила себе и слесарю жизнь.

Максим на ощупь нашел выключатель, на мгновение зажмурился от яркой вспышки света и вошел в тесное помещение, заставленное вешалками и стеллажами. В нос ударил едкий запах нафталина и пыли. Он бегло осмотрел владения Юлии. Чего здесь только не было. Диких расцветок платья, пиджаки, башмаки, колготки. На полочках стояли головы в париках, рядом лежали накладные усы, уши и носы. На каждую вещь пришпилена бумажка с пояснением, какому персонажу принадлежит обмундирование. В углу притулилась самая настоящая ступа с торчащей из нее метлой.

Максим уже хотел снять свой импровизированный рюкзак и положить на свободное место на полке, когда в кармане завибрировал мобильный. Максим выругался сквозь зубы опасаясь, что это какой-то припозднившийся заказчик. В этом году он уже никого не сможет взять, а репутация агентства от отказа может пострадать. Но, посмотрев на дисплей, Максим вздохнул с облегчением, звонил его друг Кирилл.

— Здорово, Макс, — стараясь перекричать музыку, надрывался собеседник, — ты, где пропадаешь, мы тебя уже заждались!

— Здорово, Кир. Кто заждался и где? — Удивился Максим, пытаясь одной рукой стянуть с себя груз.

— Ну, ты даешь, старик! У тебя сегодня мальчишник, или ты забыл?

— Наверное. — Максим растерялся.

Забыл! Он забыл отменить мальчишник! Лизе почти удалось уговорить его на свадьбу в декабре и такая мелочь просто выскочила из головы. Треклятый Новый год!

И как теперь быть? Отменить все в последний момент и расстроить друга? Они и без того редко встречаются в последнее время. Но Лиза наверняка обидится, если он сейчас скажет, куда поехал. А это будет куда страшнее.

— Кир, подожди минутку, я тебе перезвоню, у меня вторая линия.

— Жду, работяга. Смотри не надорвись под тяжестью своей ноши.

Лиза очень долго не брала трубку. Пришлось перезванивать второй раз и тут ему повезло больше.

— Макс, — щебетала девушка, — ты уже дома, котик? Если да, то дождись меня, мы с девочками решили посидеть в баре. Только не дуйся, мой хороший, я буду паинькой и домой приеду к полуночи, как Золушка. Целую в губки, пока.

Макс даже не успел ничего ответить, а Лиза уже отключилась. Напоследок в трубке раздался счастливый визг девчонок и набирающая обороты музыка. Видимо Лиза выходила поговорить с ним на улицу, а потом вернулась в зал, не успев нажать кнопку отключения вызова.

Максим подумал, что не так уж часто ему выпадает шанс отдохнуть, тем более перед самым Новым годом, и перезвонил Кириллу для уточнения адреса.

Он уже почти снял осточертевшую резиновую бандуру, когда телефон снова ожил. Чертыхнувшись, Максим попытался ответить на звонок, но запутался в ремнях, и трубка, выскользнув из руки, с легким стуком упала под вешалки.

Макс нагнулся, но, не удержав равновесия, упал лицом в груду тряпья. Телефон улетел довольно далеко, и он никак не мог его отыскать шаря руками по полу. В нос забивались комки свалявшейся пыли, приходилось отфыркиваться и отплевываться. Не забыть бы сделать выговор уборщице.

И тут случилось нечто неожиданное.

— Ираида Сергеевна, как вам не стыдно? Вы же взрослая женщина, бухгалтер. В конце концов, у вас есть свой кабинет. Почему нужно заниматься этим в моей костюмерной? Вставайте немедленно, я отвернусь. И кавалеру своему скажите, чтобы он выметался.

Голос Юли напугал Максима до колик в желудке. И судя по всему, была она здесь не одна. Попробуй, объясни потом, зачем ты ползаешь по грязному полу с женской грудью на спине.

Максим вскочил как ошпаренный, запутавшись в длинном платье, и явился пред светлые очи Юлии. Девушка была одна. Раскрасневшаяся от возмущения, она смотрела на Максима, и лицо ее стремительно менялось. Воинственная маска сползла, как чулок с невесты в первую брачную ночь. Ее место заняло удивление.

От неожиданности она выпалила:

— Максик?

Зажала рот рукой и замолчала.

— Да, это я, Юля, — чинно ответил Максим, — что вы здесь делаете и где Ираида Сергеевна?

Юля, как сомнамбула, обошла Максима вокруг, некоторое время помолчала и вдруг согнулась пополам от хохота. Она смеялась и никак не могла успокоиться, а Максим тем временем наконец-то выпутался из платья и, сняв проклятую грудь, швырнул ее в сторону.

— Трехочковый, — прокомментировала девушка, как только резиновая конструкция шлепнулась точно в ступу.

Позже Юля рассказала, что забыла в кабинете кошелек, а в маршрутке ее никак не хотели прокатить бесплатно, сколько она не старалась строить глазки водителю. Этот гад бездушный провез ее целую остановку и высадил на мороз. Пришлось добираться пешком до офиса. Она зашла в костюмерную и первым делом увидела мужские ноги, торчащие из-под платьев, а потом необъятную женскую грудь. Такими размерами в агентстве могла похвастаться только бухгалтерша Ираида Сергеевна. Вот Юля и возмутилась, что тетка притащила ухажера в ее костюмерную и устроила оргию, хотя у самой имеется отдельный кабинет.

— А что мне было думать? — все еще всхлипывала от смеха Юля, — я увидела голую грудь, ноги и услышала страстное сопение.

— Вовсе не страстное, — покраснел Максим, — под вешалками много пыли и она забивалась мне в нос. И вообще, ног было две, а не четыре, и те в брюках.

— Ну, знаете ли, Максим Борисович, посчитать мне было некогда, — фыркнула костюмер.

— Разумеется, — заключил он, пытаясь отряхнуть пыль с колен, — вы же костюмер, а не бухгалтер.

— Вы считаете меня дурочкой? — Уголки губ резко поползли вниз, глаза Юли влажно заблестели.

— Не перегибайте палку. Забирайте кошелек и идите домой.

Максим не мог показать, насколько унизительна для него эта ситуация. Чтобы сказала Лиза, будь она сейчас здесь? Что он плохой начальник и после подобного позора должен уволить свидетельницу своего морального падения? Но Лизы здесь нет, а Юля хорошо выполняет свою работу. И она с ним с самого начала. Не всегда в агентстве все было гладко, случались и тяжелые времена. Многие сбежали как крысы с корабля, в чем их собственно нельзя винить, ведь люди приходили зарабатывать деньги. Зато те, кто остался, и стали его крепкой, надежной командой.

Юля громко хлюпала носом, всем своим видом показывая, насколько обижена, но Максим оставался непреклонным, хотя готов был обнять ее и извиниться за свое поведение. Вместо этого он пожелал девушке хорошего вечера и вышел из костюмерной, услышав в спину едва слышное: "сухарь".

Может быть, Юля и права. Вот сейчас, например, он совсем не радуется предстоящему мальчишнику и идет туда как на казнь, только для того, чтобы не обидеть друзей. А может быть это из-за того, что вся его жизнь сплошной "праздник", и лучшим отдыхом было бы сейчас полежать на диване у телевизора бездумно переключая каналы, не вникая в происходящее на экране. Он уже забыл, когда в последний раз так делал. Максимум на что хватало времени, так это просмотр новостей утром, когда на бегу выпивал кофе закусывая бутербродом и, чмокнув в щеку спящую Лизу, вылетал из дома, боясь застрять в пробке по пути в офис.

И сейчас был огромный соблазн не ходить никуда, а завалится домой и проспать часов десять, пока телефон не начнет разрываться от звонков. Но друзья ждали его в клубе. Он уже сказал Киру, что выезжает.

Если бы Максим только знал, что произойдет на мальчишнике, то отключил бы телефон и пару дней не выходил из дома даже за сигаретами.

Глава 2

О современных принцессах и пажах в белых халатах

Судьба — большая любительница сюрпризов: приятных и не очень. И если она преподнесла тебе одну подлость, то обязательно подарит следующую. Причем именно тогда, когда ты этого совсем не ждешь.

— Золотце мое, рыбка ты моя пушистая, ты уволена к чертовой матери!

Лысеющий полноватый мужчина с одышкой одной рукой промокал платком блестящий лоб, а второй подписывал подсунутые ему секретаршей документы. Надя стояла возле его стола и не могла пошевелиться от страха. Босса боялись все, от уборщицы до главного бухгалтера. И хоть внешне он не внушал ужаса, но что-то было у него внутри, похожее на устройство, которое распугивает грызунов в доме. Несчастные животные бегут прочь, не понимая, что же их так напугало.

— Сергей Петрович, но как же так? — Проблеяла Надя. — За что вы меня увольняете?

— Ты пришла на работу почти на два часа позже. Этого мало?

Секретарша уже выбежала за дверь, плотнее прикрыв ее за собой. Но наверняка прильнула ухом с другой стороны и теперь подслушивает, чтобы потом разнести сплетню по офису.

— Но это же всего один раз, — робко вставила Надя.

— Один раз? — Лицо мужчины пошло пятнами. Он вскочил со своего кресла и подбежал к Наде, словно шакал, почуявший забытое кем-то мясо. — Первый раз на этой неделе, Полякова! А до этого сколько было этих разов? Что молчишь? Нечего возразить?

Роста они были одного и Надя похолодела от такой близости глаз разъяренного начальника. Что им, ошибочно, было принято за отсутствие оправданий.

— Сергей Петрович, я вчера с мужем разводилась, — сказала и залилась краской. Наде показалось, что даже уши у нее заалели, как флаг советского союза.

Ей было очень стыдно признаваться в этом. Слышать за спиной сочувствующее — "разведенка", что может быть страшнее?

— Куколка ты моя фильдеперсовая, опоздание на работу может оправдать только одно — похороны. Причем твои собственные.

Он вернулся на место и снова взялся за платок. Лысина уже не просто блестела, она мироточила. В "святость" начальника Надя не верила и вспыхнувшее вдруг желание поцеловать его в лоб подавила на корню.

— Мне добавить нечего, — вздохнул Сергей Петрович и развел руками, пытаясь показать, что ему все же жаль. — Ты хорошо работала, но сегодня клиент тебя не дождался, ушел к конкурентам. В городе пруд пруди агентств по недвижимости и ты найдешь себе работу без проблем.

— Так Новый год через неделю, кто меня сейчас на работу возьмет? — Надя почувствовала, как у нее земля уходит из-под ног и ухватилась за край стола.

— Вот только не надо здесь сцен устраивать, в обмороки падать или еще чего похуже. Ступай, Полякова, я уже подписал приказ о твоем увольнении. Дорабатывай до вечера и адью.

На негнущихся ногах Надя побрела к двери. Толкнула ее и услышала сдавленный то ли вскрик, то ли всхлип. На полу приемной распласталась секретарша. Увидев Надю, она задрала ноги и начала размахивать ими в воздухе.

— Ну чего уставилась, Полякова? — прервав свое занятие, вытаращила глаза секретарша. — Никогда не видела, как люди зарядку делают? Иди отсюда, не мешай. С наступающим!

Вечером Надя не стала задерживаться за работой, как это было раньше, и потопала в бухгалтерию за расчетом. По пути она размышляла о том, почему людям так интересна чужая жизнь? Что в ней притягательного? Это ведь не кино, где сценаристы специально выписывают красивые судьбы, иногда трагические, порой комические. Ее жизнь всегда была серой и унылой. Самым большим праздником среди будней стало замужество, но и оно закончилось, как любое торжество, горьким похмельем.

Надя чувствовала себя щепкой, которую несет буря. Она не знала, утихнет ли эта буря когда-нибудь и куда в итоге ее вынесет. К тихим берегам или бушующему водопаду?

А пока ее встретила главбух Татьяна Аристарховна. Женщина великая во всех смыслах. Начиная с имени и заканчивая фактурой: большая как гора, с низким баритоном в голосе, она могла бы покорять оперные театры, а не просиживать всю жизнь за расчетами, дебетами и кредитами.

— Наденька, садись, — захлопотала несостоявшаяся оперная дива, — хочешь чаю? Мои уже все разбежались, я вот одна здесь кукую. Да когда же эти паразиты явятся, так ведь и ногу сломать можно? — Без паузы затараторила она и указала глазами на спутанные провода, валявшиеся на полу клубком змей.

— Татьяна Аристарховна, мне бы расчет получить, — тихо выговорила Надя и изо всех сил сжала зубы, чтобы не заплакать, хотя в носу уже щипало.

Вот что она за человек такой? С мужем разводилась, так хоть бы слезинку проронила, а тут готова разрыдаться, как отличница из-за четверки. Как сказала бы мама: "Ты, Надька девочка-чумичка". Кто эта загадочная "чумичка" Надя не знала, не знала этого и Ольга Викторовна, ее мама. Но обе были уверены, что Наде слово очень подходит. И она не обижалась, понимала, что заслужила.

— Да успеется, куда спешить-то теперь? Новый год на носу, на работу все равно никто не возьмет.

Главбух зажала рот рукой, понимая, что ляпнула лишнее и взялась хлопотать над чаем. Она отвернулась, чтобы налить в чашки кипяток, кинуть в него пакетики с яркими бирками и бросить в вазочку горсть шоколадных конфет. А когда снова посмотрела на Надю, то увидела, что та корчит рожицы. Рот болезненно искривился, глазки зажмурены, а маленький курносый носик сморщился и стал похож на изюминку.

Татьяна Аристарховна сразу поняла, что у девушки на нервной почве случился инсульт. Она прекрасно знала эти симптомы, несколько лет назад такая же беда приключилась с ее мужем. И может быть, если бы она тогда знала все, что знает сейчас, супруг выкарабкался бы гораздо быстрее. Где он теперь и здоров ли она не ведала. Как только ноги начали его слушаться, муженек сразу же сбежал в неизвестном направлении. Кобель неблагодарный.

На всякий случай Татьяна Аристарховна запомнила простой тест под названием УЗП, как знала, что пригодится.

Имея за плечами такой опыт, Татьяна Аристарховна не паниковала, сохраняя ледяное спокойствие. Она вызвала "скорую" и присела возле бедняжки Нади на придвинутый стул. Главбух вспомнила, что с больным нужно разговаривать до приезда бригады медиков. Задавать самые простые вопросы: имя, возраст, адрес проживания.

— Ну-ну, моя хорошая, тебе обязательно помогут. А пока скажи мне, как тебя зовут? Сколько тебе годиков?

Надя от неожиданности передумала плакать. Тем более что ей это в очередной раз не удалось. Лицо ее немного разгладилось и она уставилась на главбуха немигающим взглядом. В голове сложилась картинка. Шеф, орущий на нее, как раненый носорог, секретарша, вздумавшая сделать зарядку посреди приемной, теперь вот бухгалтерша разговаривает с ней как с ребенком.

Надя сошла с ума. Не вынесла переживаний и помутилась рассудком.

— Татьяна Аристарховна, вы не подумайте, не так уж сильно я переживаю. И "скорая" мне не нужна. Я сейчас домой пойду, валерьянки выпью и спать лягу.

— Да какая валерьянка в твоем состоянии? С ума сошла? А ну быстро говори, как тебя зовут!

Нет, это не Надя сумасшедшая, а все вокруг нее. Вон как у главбуха вены на висках вздулись. Того и гляди с кулаками накинется. А Наде много ли надо? Да она с первого же удара уйдет в глубокий нокаут.

— Меня зовут Надя, — голос спокойный, дабы не вызвать агрессии.

— Хорошо. Сколько тебе лет, Надя? Можешь показать на пальцах?

Бухгалтерша не унималась. И Надя уже видела возле себя не большую, но добрую тетку, а офицера СС в черном форменном кителе. Тетка скалилась улыбкой садиста и Надя едва сдержала себя, чтобы не плюнуть ей в лицо. Себя храбрая девушка видела партизанкой на допросе, которая ни при каких обстоятельствах не должна раскрывать планы своего полка. Но фрицы знали, как эффективно вести допрос, и она сдалась.

— Двадцать пять, — проблеяла Надя, едва ворочая языком.

— Ой, как все плохо, вон уже и язык заплетается, да где же эта треклятая "скорая"?

— Татьяна Аристарховна, отпустите меня. Не надо денег. Я домой хочу.

— Вот еще придумала, домой она собралась. Я теперь с нашего узурпатора еще и компенсацию стрясу. Это ведь у тебя производственная травма. Да мы тут скоро все "замекаем" и "забекаем". А давай мы с тобой посмеемся? А, Надюш?

Наде стало не на шутку страшно. Она как можно сильнее вжалась в стул и вымученно улыбнулась. Улыбка вышла кривой и несуразной. Главбух не упустила этой детали. И маску офицера фашисткой Германии сменила разрисованная физиономия Джокера из фильма о Бэтмене.

Джокер потянул к Наде лопатообразные ладони и принялся ее щекотать. Надя почувствовала себя актрисой в эпицентре спектакля абсурда, в котором ее почему-то забыли ознакомить со сценарием. И теперь она не понимала, что делать дальше. Какая задача у ее персонажа? Как себя вести? Ничего разумного на ум не пришло, и Надя закричала.

Она визжала пронзительно, на одной высокой ноте, и в какой-то момент сама заслушалась, не подозревая о скрытых талантах. Мама бы оценила. А вот главбух растерялась и щекотать ее перестала.

— Тебе больно, девонька? — Закудахтала она. — Где болит, скажи, слева или справа?

— Везде, — выдохнула Надя.

— Потерпи, помощь уже близко. Да где же носит эту чертову "скорую"? — Тут же выругалась она, — вот ложись, помирай, а они еще и на поминки к тебе опоздают.

— Татьяна Аристарховна, не нужна мне никакая "скорая".

Надя все еще не понимала, что от нее требуется. Но разумные мысли уже забрезжили где-то в недрах черепной коробки. Неужели она так плохо выглядит, что требуется помощь специалистов?

— Я с мужем вчера развелась, сегодня работу потеряла. А скоро Новый гоооод! — Снова жуткая гримаса и ни одной слезинки.

— Вот я дура старая, — хлопнула себя по объемным бокам главбух. Под тонкой, почти прозрачной блузкой прокатилась мелкая рябь. — Садись-ка за мой стол, я скоро.

В Наде боролись страх и алчность. Если сейчас убежать, то Новый год придется встречать в промерзшей, темной квартире. Она не успела оплатить коммуналку за последний месяц и теперь боялась, что злобные сотрудники ЖКХ вот-вот нагрянут, чтобы устыдить ее в этом, а заодно обрезать все провода. И еще неизвестно, что страшнее: стыд или огрызки проводки.

Пока она думала, Татьяна Аристарховна вернулась.

— Вот, — улыбаясь во весь рот, женщина продемонстрировала бутылку коньяка и большой желтый лимон, — сейчас я буду тебя лечить.

— Я не пью спиртного, — пискнула Надя.

— Вот еще глупости, какие, — хохотнула в ответ Татьяна Аристарховна, — это же не спиртное, а лекарство. По тридцать капель хлопнем и все.

— Ну, по тридцать капель можно, — выдавила улыбку Надя, — только зачем стаканы такие большие?

— Других не было, — главбух грохнула по столу двумя граненными монстрами, в которых в столовой подавали компот.

— А к врачу все же сходи, что-то у тебя рот перекошенный. Может нерв какой-то защемило.

— Какой еще нерв?

— Ну не знаю, улыбательный, наверное. Есть у тебя такой?

— Может быть, — Надя не заметила, как у нее в руке оказался стакан, наполненный почти наполовину.

Бухгалтерша ровными кружками нарезала лимон и разложила на одноразовой тарелочке.

— Давай за нас, за женщин так сказать. — Главбух ударила стеклянным боком своего стакана о Надин и одним махом опрокинула в себя "тридцать капель".

— Чего не пьешь? — Сморщившись, Татьяна Аристарховна посмотрела на Надю, которая принюхивалась к содержимому стакана. — Правда что ли трезвенница? И как ты только в нашем гадюшнике столько проработала? У нас без этого дела никак нельзя.

Она снова наполнила "бокал" и, отсалютовав Наде, выплеснула коньяк себе в горло.

Надя вдруг подумала, что терять ей нечего и по примеру главбуха залпом выпила свою порцию.

Она действительно до этого дня почти не употребляла спиртного, позволяя себе лишь немного шампанского в Новый год. И теперь в полной мере ощутила всю глубину названия "огненная вода". Пищевод обожгло еще на подходе к желудку, а уж как только жидкость булькнула вниз, Надя решила, что умирает. Внутренности разрывало от нестерпимого жара, щеки вспыхнули, из глаз брызнули слезы. Она открыла рот и тяжело задышала, отчего стала похожа на собаку в жаркую погоду. Главбух, недолго думая, кинула ей туда дольку лимона, как кочегар угля в топку, и прихлопнула нижнюю челюсть рукой. Надя прикусила язык, рот наполнился кислотой.

Девушка вскочила и бросилась к кулеру. Как назло в нем закончились все стаканчики и Надя, упав на колени, стала пить из маленького краника, жадно припав к нему губами.

Ледяная вода затекала под блузку, но она не чувствовала холода. Во рту все еще полыхало пламя.

— Я так и подумал, Полякова, что никакого развода у тебя не было, — голос Сергея Петровича разразился над нею громом, — неужели сложно было признаться, что вчера напилась и банально проспала? Оставь кулер в покое, он тебе уже не поможет.

Надя оторвалась от своего занятия и посмотрела сначала на отполированные до зеркальной поверхности мужские ботинки, потом подняла глаза по стрелкам брюк до ремня, где ее взгляд уперся в объемное пузо начальника.

— Пьющая женщина — беда похуже цунами, — глубокомысленно изрек Сергей Петрович, — а я ведь утром тебя догнать хотел, сказать, что погорячился и увольнять передумал. Весь день маялся, решился. А ты вон как.

Надя не видела его лица, мешал живот. А разговаривать так было неудобно.

— Можешь теперь ползать сколько угодно, Полякова, обратно я тебя не возьму. Татьяна Аристарховна, рассчитайте ее побыстрее и пусть идет своей дорогой.

Ноги потоптались на месте и вышли за дверь.

— Лысый козел, — фыркнула главбух, когда шаги за дверью стихли. — Не обращай внимания. Он одинокий совсем, вот и злой такой поэтому. Давай лучше еще по тридцать капель.

Надя попыталась подняться, но коньяк, выпитый на пустой желудок сделал свое дело. Она покачнулась и упала, растянувшись на полу. Татьяна Аристарховна не смогла бросить друга в беде и неуверенной походкой подошла, дабы оказать посильную помощь и поддержку.

Надя вцепилась в протянутую руку и, вспомнив школьные уроки физкультуры, стала взбираться по ней, как по канату. Хотя в тот момент она представила себя покоряющей ледяной столб, на котором развешивают сапоги и самовары в Масленицу.

Татьяна Аристарховна зачем-то подвела Надю к окну и усадила на широкий подоконник. Сама вскарабкалась и присела рядом. Со стороны они были похожи на двух взъерошенных сов, которых разбудили среди белого дня и теперь они щурятся от яркого солнца, не понимая, куда попали.

— Хорошая ты баба, Надька, — разоткровенничалась главбух, — плюнь на эту работу, лучше себе найдешь. А я тебе премию выпишу к Новому году. Тем более, что ты ее еще в позапрошлом месяце должна была получить, но Петрович, гад ползучий, зажал тогда, сказал, что опаздываешь часто. Ему плевать, что за три года работы ты ни разу не была в отпуске и больничный за все время взяла лишь на три дня. Ты золотая баба, Надька. Мужики таких не ценят. Им подавай профру... фрофру... шалав короче. Чтобы ноги от самых ушей и сиськи пятого размера. Ну, сиськи у меня, пожалуй, что есть, — она повернулась к Наде и глубокомысленно изрекла, — а у тебя зато глаза красивые.

— Одними глазами сыт не будешь, — возразила Надя, подняв вверх указательный палец. (Больше ничего поднять она не смогла). — Я его два года обслуживала, как домработница. Дубленку ему купила и ноутбук. Правда, в кредит, но не в этом же суть. И что получила в итоге? Ни-че-го! Пшик!

— Так все мужики сейчас сплошной пшик и есть. А ноутбук ты ему зря подарила, он ведь сразу по сайтам знакомств, наверняка, полез. Ну полез же, сознавайся?

— Я не знаю. Он при мне его выключал всегда, а если не успевал, то сворачивал все окна и переключался на фильм.

— Дура ты наивная, и мне тебя жалко. Как старший товарищ я обязана тебе помочь. Мы с тобой сейчас поедем кутить.

— Куда?

— В бар поедем. Я тыщу лет никуда не выбиралась. А ты?

— Летом с Лешкой в парк ходили, на аттракционы.

— На аттракционы, — передразнила главбух. — Тебе ведь уже под тридцатник. Какие аттракционы? Он тебя что, вообще никуда не водил?

Надя пропустила оскорбление про тридцатник и с сожалением констатировала, что никуда Лешка ее не водил. Только она его водила. К стоматологу. Три раза.

В голове у нее снова зашевелились мысли. Видимо алкоголь сделал их более подвижными. Она ведь никогда не задумывалась о своей жизни с Лешкой. Слово семья для нее было нерушимой стеной. Конечно, у них не все было гладко. А у кого оно так? Все переживают взлеты и падения. Но теперь Надя поняла, что два года она ждала от него чего-то. Сама не знала чего именно, потому как её никто не научил, чего нужно ждать от мужа. Всякий раз она сама искала ему оправдания.

Если Лешка приходил домой и говорил, что начальник урод, и ноги Лешкиной больше там не будет, Надя принимала это спокойно. Она знала о тонкой душевной организации супруга, ей об этом часто твердила свекровь, потому не лезла и не настаивала, как другие жены, мол, пора бы начать искать новую работу, уже два месяца дома сидишь. Ведь гармония в коллективе это очень важно, и если ее нет, то работать становится невыносимо. Как и в семье.

То, что Лешка не мог починить кран на кухне, так он не сантехник, а биолог. А вот новая дубленка ему нужна, потому как старая куртка совсем не согревает. И ноутбук жизненно необходим. Он говорил, что будет вести переписку с коллегами в Европе по каким-то биологическим исследованиям, в чем Надя была абсолютным нулем и не лезла в эти дела.

Почему же теперь она чувствует себя обманутой? Ведь никто насильно не тащил ее под венец и верить вовсе не просил. Она сама выбрала для себя такую жизнь.

— Эй, подруга, а ну не спать, — пробасила главбух, отчего Надя вздрогнула, — за нами приехали.

— Такси?

— Лучше. Карета!

— Карета — это хорошо, — пьяненько улыбалась Надя и пыталась сфокусировать взгляд на двух фигурах, стоящих перед нею, — поедем как настоящие принцессы. А это принцы?

Татьяна Аристарховна сползла с подоконника и помогла спуститься Наде.

— На принцев не похожи, а вот за пажей вполне сойдут. Смотри, какие у них морды красные на фоне белых халатов. Прям помидоры в кулёчках.

Надя собрала глаза в кучку, дабы получше рассмотреть пажей, похожих на помидоры. Два дюжих молодца смотрели на нее, не мигая. Лица у них действительно были румяными, а если точнее, почти багровыми. Стеклянные глаза, сжатые губы. Странные какие-то пажи, недружелюбные.

— Они мне не нравятся, — честно призналась Надя и махнула на молодцев рукой, — пусть другие приедут.

Павел Мельников работал на "скорой" всего три месяца, но уже успел повидать всякого. Были у него и сумасшедшие старушки, которые по три раза на дню умирали от инфаркта, но всякий раз самостоятельно вызывали бригаду и орали так, что после этого самих фельдшеров можно было укладывать на носилки лишь за то, что долго ехали. И скучающие дамы с мигренями, готовые оплатить штраф за ложный вызов, лишь бы кто-то заглянул к ним на огонек. От одной такой особы Павел отбивался только вчера. Но все это полбеды. Бич декабря — алкаши. Эти обрывали телефоны станции "скорой помощи", и самое безобидное, что слышали диспетчеры:

— Моему другу плохо! Приезжайте скорее!

Не отреагировать на подобный вызов никак нельзя, поэтому ближайшая свободная машина мчалась по вызову, где бригаду встречала улыбающаяся физиономия с лиловым носом и щербатой улыбкой. Умирающий друг махал рукой из кухни, точно генсек с трибуны президиума, и пожимал плечами, мол, извините, что остался жив и почти здоров.

Вот и теперь их встретили две пьяные тетки, да еще претензии выставляют, мол, рожей не вышли. Посмотрели бы на себя. Одна похожа на мамонта, попробуй, встань у нее на пути, растопчет и не заметит. А вторая заморыш из старшей группы детского дома. Забитая серая мышка, с блеклыми волосенками, тонкими, почти бескровными губами. Единственное, что привлекало внимание в этой бледной моли — большие серые глазищи. Влажные, как талый лед по весне, и наивные, как у ребенка.

Вся злость вдруг улетучилась. Девицу хотелось прижать к груди и погладить по голове. Наверняка одинокая, если напивается на работе.

Но гонора ей не занимать, вон как выпятила тощую грудь. Защищается.

— Мадамы, ну вы даете, — проревел напарник Павла Валерий Терентьевич, — ладно мужики, ну а вы-то чего? Того самого!

Он всегда выражался витиевато и малопонятно.

— Между прочим, мадемуазели, — кокетливо поправила его мамонтиха, — а вызвали вас по срочному делу. У моей подруги начался инфаркт миокарда, точнее этот самый, — она почесала затылок и, подняв вверх указательный палец, выдала, — инсульт миосульта. Вот!

— Это она про меня, — вздохнула детдомовка и осторожно улыбнулась.

Рот у нее, действительно, едва заметно косил на одну сторону, но никаких признаков инсульта не наблюдалось и в помине.

— Ну, мадемуазели, как бы вас через этот. Да ну вас. — Валерий Терентьевич махнул рукой, — пойдем Пашка, это самое, ясно тут все.

— Куда это вы собрались? — Женщина-гора встала в проеме двери, заткнув его как гигантская винная пробка. — Вы должны отвезти нас в больницу.

— Если только в вытрезвитель, — горько усмехнулся Павел.

— Туда нам не надо, — совсем не обиделась та, — везите в больницу.

— Татьяна Аристарховна, но ведь я здорова, — Надя даже обрадовалась, наконец-то у нее было полное объяснение странного поведения главбуха, — пусть ребята уезжают, им ведь еще на вызовы надо успеть.

— Вообще-то вызовов у нас больше нет, мы смену закрываем, — сболтнул Павел, за что тут же получил подзатыльник от старшего товарища и почувствовал себя нашкодившим котенком, которого шлепнули свернутой газетой. Не больно, но обидно.

— Вот видите, как все хорошо складывается, — мамонтиха освободила проход, но зыркнула так, что присутствующие в кабинете застыли на своих местах.

Паше еще не приходилось сталкиваться с буйными психами, но где гарантия, что это не был тот самый первый случай? Так сказать, боевое крещение.

— Вы подбросите нас до больнички и поедете домой, — делилась планами женщина, не забывая держать фельдшеров в поле зрения, — Надька, поди-ка сюда.

Мамонтиха обвела подозрительным взглядом пространство вокруг себя и, видимо, убедившись в отсутствии шпионов, припала губами к уху замарашки.

— К больнице ведет только одна дорога, мимо моего дома, — громко шептала она, думая, что никто ее больше не слышит, — на такси, по пробкам доберемся не раньше, чем через час, а тут, с мигалкой, в два счета домчим. Заедем, переоденемся и сразу кутить. Как тебе мой план?

— Безупречный, — ответил вместо нее Павел, — только мы все равно никуда не поедем.

— Черт с вами, — махнула рукой мамонтиха, — стойте здесь и никуда не уходите.

Вернулась она еще с одной бутылкой коньяка, которую показала неразговорчивому Валерию Терентьевичу и тут же спрятала за спиной. На лице работника медицины расплылась самая дружелюбная улыбка.

— Мадемуазели, чего же раньше, того самого, не сказали. Мы бы и без звука. А, Пашка? — Он толкнул напарника плечом, тот согласно кивнул и согнул руку кренделем в приглашающем жесте.

"Мадемуазели" сдержанно кивнули, отказавшись от предложенной руки, и сказали, что будут готовы через пять минут.

Бутылку Татьяна Аристарховна пообещала вынести вместе с собой, разумно решив, что это будет гарантией того, что "пажи" их дождутся.

Мороз крепчал, начиналась метель, и Надя даже немного протрезвела, пока главбух тащила ее к "карете". Пушистые снежинки танцевали в кругу света от единственного фонаря, который освещал вход в здание. На несколько мгновений девушка залюбовалась этой красотой, но быстро вспомнила о важном деле и прогнала наваждение.

— Татьяночка Аристарховна, — заныла Надя, — вы ведь мне так и не выдали расчет, — на что же я буду кутить?

— Полякова, не кипишуй, — успокоила ее главбух, — завтра зайдешь и я все тебе выдам.

— С премией?

— С нею. Вручу торжественно и с помпой. Вон наша карета, пошли скорее, а то мне уже глаза снегом залепило.

Надю карета разочаровала. Она представляла, что помчит в комфортабельном микроавтобусе с мигалкой, рассекая сумрак зимнего вечера. А оказалась внутри проржавевшего корыта, в котором наверняка еще Брежнева возили. В народе такие машины называли "буханками" за внешнюю схожесть с хлебопекарной продукцией. Но в машине было тепло, и она не боялась продрогнуть в своем пальто, что хоть как-то примиряло с действительностью.

Татьяна Аристарховна заняла почти всю жесткую лавку, но Надя не хотела пересаживаться к незнакомым мужчинам, пусть и медикам. Поэтому она скромно примостилась рядом с главбухом. Та одобрительно кивнула.

— Девушки, оплатите проезд, — гоготал водитель, которого уже посвятили в курс дела, — а то не поедем.

Татьяна Аристарховна выудила из объемной сумки бутылку, зачем-то подышала на нее и протерла рукавом блестящий бок. Только после этого протянула "оплату" Валерию Терентьевичу. Он сцапал подношение, как цапля жирную лягушку, и сунул во внутренний карман куртки.

"Карета" пару раз фыркнула, чихнула и неожиданно резво сорвалась с места.

В тепле Надю разморило и она начала уплывать в объятия Морфея. Но в тот самый момент, когда из холодного провинциального декабря она попала на белый песочек Мальдивских островов, ее грубо тряхнули и вернули в реальность.

Их кабины несся грозный рык.

— Ты чего на дороге раскорячилась, идиотка! Жить надоело? Это же машина, она не... — водитель ударил по клаксону и слово, произнесенное им в запале, потонуло в резком сигнале, — а давит!

Несколько секунд Надя пыталась понять, что происходит и почему снова стало холодно. А потом увидела, как их "пажи" помогают забраться в машину девушке, одетой совсем не по сезону в легкую курточку и короткую юбку. Ноги в сетчатых колготках выглядели, как советские куриные окорочка в авоське. Синие и в пупырышках. Девушка выстукивала зубами какую-то мелодию, скорее всего, похоронный марш, который она уже слышала у себя в голове, когда подоспели спасатели.

Молодой фельдшер снял с себя куртку и укутал в нее дрожащее тельце. А Валерий Терентьевич плеснул коньяка в пластиковый стаканчик и едва ли не силой влил пострадавшей в рот. Она никак не хотела размыкать отбивающие бодрый марш зубы. Коньяк проводили три пары грустных глаз: водитель, который предвкушал приятное завершение смены, Надя, помнящая свой позор на бывшей уже работе и Татьяна Аристарховна, сразу же окрестившая полуголую деваху проституткой.

Видимо, главбух так громко думала, что под ее тяжелым взглядом девушка постаралась натянуть короткую куртку на голые коленки.

— Спасибо вам, — девушка обвела благодарным взглядом своих спасителей и добавила, кивнув лично Татьяне Аристарховне, — большое. Я на работу спешила и вот оказалась здесь со сломанной ногой.

— Давайте я вас осмотрю, — охотно предложил молодой фельдшер и встал перед незнакомкой на одно колено, — не бойтесь, я аккуратно.

Надя почувствовала укол зависти, когда молодой человек начал мять и поглаживать сетчатую лодыжку. Она даже отвернулась, делая вид, что любуется пейзажем за окном. Но смотреть там было абсолютно не на что, потому пришлось вернуться на исходную.

— Облизни ее еще, — фыркнула Татьяна Аристарховна, — только слюни подбери.

— И правда, Пашка, давай того, закругляй осмотр, — согласно покивал его старший товарищ, — привезем в приемку, пущай они там ее лобзают.

— Не надо в приемку, — от принятого коньяка зеленые глазищи вспыхнули холодным пламенем , — мне на работу бы.

— Так выходи, коли надо. Или тебя еще пару метров провезти до перекрестка? — Татьяна Аристарховна, от которой первый муж ушел к молодой сопернице, ненавидела теперь всех девушек, которые были моложе нее и могли составить конкуренцию. Эта вот могла. Размалеванная, что матрешка на ярмарке, стройная и наверняка наглая, как вьетнамцы на вещевом рынке. Вон как быстро сообразила к мужикам в машину забраться. Такая своего не упустит. Не то что малахольная Надька, кутается в свое пальтишко, как сиротка на вокзале. Красивое пальтишко, но видно, что не по сезону.

Татьяна Аристарховна отмахнулась от своих размышлений и продолжила наблюдать.

Эта профурсетка, похоже, чувствовала себя пчелиной маткой, вокруг которой кружат рабочие пчелки, угадывая каждый ее каприз.

— Эй, — Татьяна Аристарховна постучала в окошко, за которым сидел угрюмый водитель, — чего стоим, трогай.

— Что вы раскомандовались, женщина? — Вздрогнул тот. — Я к вам в извозчики не нанимался, между прочим.

— Бунт? — Татьяна Аристарховна попыталась подняться, только размер скорой не позволил ей этого сделать, и пришлось сесть обратно. — А ну, возвращайте коньяк!

— А почему вы на меня смотрите, женщина? — незваная пассажирка хорохорилась, как могла, не желая сознаться даже самой себе, как ей было страшно в тот момент, — я не просила мне наливать, они сами.

— Вот же дуры бабы, — хмыкнул водитель и завел машину, — ну куры, ей богу.

— Поговори у меня там еще, — прикрикнула Татьяна Аристарховна, — и ударила в разделявшее ее с водителем окошко так, что тот от неожиданности нажал на тормоз, и всех пассажиров дружно швырнуло вперед. Образовалась куча-мала, в которой кто-то сдавленно пищал.

Татьяна Аристарховна с удовлетворением и долей садистского удовольствия узнала голос пчеломатки-проститутки и передумала поднимать бучу по-поводу хамского обращения со своей персоной. Откопав в переплетении тел Надю, она отряхнула на девушке пальто и усадила рядом с собой, наблюдая, как мужики пытаются успокоить вопящую девку.

— Теперь мне точно ногу сломали! — Орала она, перемежая свою речь крепким словцом. — Кто за меня теперь отработает? Она что ли?

Наманекюренный пальчик ткнул в Надю. Татьяна Аристарховна подобралась, готовая отбивать честь подруги, но истеричка вдруг резко успокоилась и улыбнулась, не иначе, как головой повредилась в аварии.

— Девушка, — голос проститутки стал слаще меда и тягучим как карамель, — миленькая, спасай. Только на тебя надежда.

Девица сделала попытку бухнуться на колени, но острая боль в ноге остановила. Едва не взвыв сиреной, она сжала кулаки и изо всех сил заставила себя снова улыбнуться.

Все замолчали и уставились на Надю, как на миссию. Уловить суть разговора никому не удавалось, но от этого становилось только интереснее. Даже водитель, который еще минуту назад считал весь женский пол неполноценными в умственном плане, с большим интересом ждал развития событий. Его голова торчала из маленького окошка, словно огромная лысая кукушка из часов.

— Я не умею вправлять переломы, — очень тихо ответила Надя и попыталась спрятаться за главбуха, но та пресекла ее попытку и выдвинула вперед. Мол, действуй, раз на тебя все надежды.

— Да причем здесь перелом? Мне через час нужно быть в клубе и выпрыгивать из торта. Там мальчишник у какого-то бизнесмена. Работа плевая, а платят хорошо. Ты за меня выскочишь, а я тебе половину заработанного! Соглашайся.

Надя испугалась. Единственное откуда ей, хотелось выскочить, была машина "скорой". Лучше брести ночью через сугробы, чем заниматься подобным развратом. Лица перед ней вдруг слились в цветную карусель: кто, где не разобрать.

— Ну чего башкой трясешь, как лошадь Пржевальского? — Пробасила Татьяна Аристарховна. — Для начала узнай, сколько заплатят. Сама ведь жаловалась, что работы нет, а Новый год уже по макушке стучит.

Надя не поняла, что она оказывается интенсивно крутит головой в знак отказа.

— Вы ведь премию мне обещали, Татьяна Аристарховна.

— Ну и глупая ты, Полякова, — всплеснула руками главбух, — что там ее премии? А здесь деньги реальные!

— Но я не такая, — смутилась Надя.

— Нет, вы посмотрите на нее, — возмутилась девушка, — а я что, такая? Или вы все меня приняли за... за кого вы меня приняли?

— Ни за кого, то есть ничего плохого мы не подумали, мы вообще не знаем, кто вы, — раздался нестройный хор голосов.

И только Татьяна Аристарховна загадочно улыбалась и кивала.

— Я танцовщица, а не какая-то шалава. Перед клиентами даже не раздеваюсь. — Подумала немного и добавила, — почти не раздеваюсь.

Надя вдруг представила, как сама она в нижнем белье выходит к клиентам своего родного агентства недвижимости, и они восторженно хлопают. Хотя нет, какие еще восторги? Ей нечем вызвать бурю эмоций у мужчин. Разве что порадуются женщины, у которых все еще хуже.

— Меня Лариса зовут. И я не проститутка. Между прочим, дома меня ждет ребенок, я его с бабушкой оставила. Не я выбрала эту профессию. Я не виновата, что бухгалтерам сейчас платят три с половиной копейки. А ребенок каждый день хочет кушать. Опять же, за детский сад заплати, на игрушки деньги сдай, за утренник снова заплати. А еще эти бесконечные фотографы, ходят, словно у меня своего фотоаппарата нет. Да ну вас.

Татьяна Аристарховна почувствовала, как в ее большой груди начало оттаивать не менее объемное сердце. У нее хоть и не было детей, но она прониклась к этой несчастной женщине симпатией сразу, как та рассказала свою душещипательную историю. Оставалось проверить только одно.

— А почему муж не помогает? — голос сорвался, хотя и старалась придать ему строгости.

Лариса махнула рукой и все стало ясно. Никакого мужа у нее нет.

— Где этот клуб? — теперь главбух сама была готова лезть хоть в торт, хоть в кулебяку с капустой, но ее не пригласили. — Надя согласна. Только я поеду с ней, она же мне как дочь.

Лариса просияла лицом, а вот Надя напротив помрачнела. И стала походить цветом на свое бирюзовое пальтишко на рыбьем меху.

— Вот и здорово, — обрадовалась Лариса, — я знала, что на вас можно положиться. Сейчас поедем в клуб и там...

— Это все хорошо, — оборвала ее Татьяна Аристарховна, — но в чем же Надьке...гм...выступать? Она наверняка в труселях фабрики "Большевичка" и мамином лифчике до колен.

— У меня все с собой, — заверила ее счастливая Лариса, — я сейчас управляющему позвоню, а как приедете, там и переоденется.

— Ну не знаю, — вдруг влезла в разговор голова водителя, — какая-то она у вас неказистая, — бросил оценивающий взгляд на Надю, потом перевел его на Ларису.

— Зато ты очень казистый, — хлопнула его по лбу ладонью Татьяна Аристарховна, — аж целый козел.

Обиженная голова спряталась в кабине и там затихла.

Надя сидела ни жива, не мертва. Снова за нее все решили. Но если раньше это был цвет колготок, в которых она пойдет на выпускной или строгое папино: "Это платье слишком развратное, надень попроще", то теперь решался вопрос ее чести. И если о ее поступке узнает мама, то придется переехать на другой край земли, чтобы спрятаться от праведного гнева родительницы.

— Я не согласна, — Надя думала, что произнесла это строго и решительно, на самом же деле вышел мышиный писк, — не полезу я в этот ваш торт.

Повисла немая пауза, которую прервала Лариса.

— Что ж, я не могу заставить. Отвезите меня к зданию социальной защиты. Займу очередь, чтобы к утру быть первой.

— Зачем к социальному зданию? — Надя перенервничала и путала слова.

— Попрошу, чтобы моего ребенка забрали в детский дом, потому как я не могу его прокормить. Его бабушку сдам в дом престарелых, а сама сяду у входа и буду просить милостыню.

После этой тирады все с укором воззрились на злодейку Надю, которая разом лишила троих человек счастливого будущего только лишь тем, что отказалась залезть в какой-то несчастный торт.

— И даже хорошо, что я ногу сломала, — всхлипнула Лариса, — не буду шину накладывать. Инвалидам больше подают. Может быть, мой сын поймет меня, когда выйдет на волю взрослым мужчиной. Бабушка скорее всего не переживет тягот казенного дома, но мне не на что будет ее хоронить. И я никогда не узнаю где ее могилка.

Вскоре рыдала вся "скорая". А Надя получила почетное место в списке негодяев века.

— Я отрекаюсь от своей дочери, — пафосно изрекла Татьяна Аристарховна и демонстративно отвернулась от Нади, — не могла я родить такую поганку неблагодарную.

— Татьяна Аристарховна, вы переигрываете, — возмутилась Надя, — я не ваша дочь и вы не можете распоряжаться мною, как своей собственностью.

— Конечно не моя, — парировала бухгалтер, — я бы воспитала тебя иначе. Сейчас бы не пришлось краснеть перед девушкой. А мне за тебя стыдно, Надя, так и знай.

Немая пауза повторилась. Надя, которая не привыкла быть в центре внимания, попыталась слиться с кабиной автомобиля. Но, судя по взглядам, способностей хамелеона у нее не было.

— Ладно, я согласна. Меня все равно никто не ждет дома. Спешить мне некуда, а так хоть отвлекусь.

— Доченька! Ты вернулась! — Татьяна Аристарховна заключила Надю в железные объятия, из которых та с трудом вырвалась.

— Татьяна Аристарховна, не делайте так больше, я едва не задохнулась, — Надя сплевывала мех, которым было богато украшено пальто главбуха, — рассказывайте, что мне нужно делать.

Надя никогда еще не была в таких роскошных местах. Она, раскрыв рот, смотрела на идеальный ремонт, дорогую мебель, вдыхала ароматы изысканной кухни и дорогой жизни. Даже то, что в клуб они вошли с черного входа, не смутило девушку. Если уж такая красота в кулуарах, то чего ожидать от основных помещений? Издалека доносилась приглушенная музыка, которая словно стучала в стены с просьбой впустить ее. Мимо пробегали какие-то люди. Полуодетые девушки и парни — официанты несли на подносах еду и напитки. Надя с интересом наблюдала, как меняются их лица от устало — отрешенных до лучезарно — одухотворенных, как только они переступали некую черту и скрывались за дверью, которая отделяла техническую часть клуба от торжественной.

Их встретил лысеющий вертлявый мужичок в расшитом блестящими пайетками пиджаке и ядовито-зеленых джинсах, которые обтягивали его тощие ножки, заканчиваясь чуть выше лодыжек. Обут он был в мягкие мокасины спокойного бежевого цвета. Почему-то именно обувка показалась Наде несуразной в этом ансамбле попугайского тряпья, но она решила, что совсем не разбирается в моде и вся превратилась в слух.

Мужчинка ничем не удивил. Голос его был таким же противным, как и он сам. Тонкий и гнусавый, словно у мыши больной гайморитом.

— Сладка моя, ты кем Лариске приходишься? — лысач уставился на нее колючим взглядом из-под роговой оправы черных очков и сжал без того тонкие губки.

Надя не сразу сообразила о ком идет речь и растерялась. Ей показалось, что вот сейчас этот недомерок выгонит ее прочь, а уходить не хотелось. Ей здесь нравилось, хотя в своей одежде она и чувствовала себя воробьем среди павлинов.

— Родственница. Дальняя, — вмешалась Татьяна Аристарховна, которая, кажется, совсем не комплексовала по-поводу своего внешнего вида и чувствовала себя как рыба в воде, — где нам можно переодеться? — она потрясла в воздухе спортивной сумкой, которую, получила от Ларисы. Саму Ларису благополучно доставили в больницу для оказания помощи.

— А вы, простите, тоже с ней? — мужичок начал заикаться, — Боюсь, на двоих места не хватит.

— Я ее конферансье, — гордо выпятив грудь, ответствовала женщина, — могу документ показать.

— Н-не надо, — странно улыбаясь, лысый отступил на пару шагов, — я вам верю. Следуйте за мной.

-Надька, пошли, — пророкотала Татьяна Аристарховна, — нас проводят в гримерную.

Мужичок окинул взглядом странную парочку и, покачав головой, шустро двинулся по лабиринтам коридоров.

Помпезность сменилась серыми стенами, на которых висели голые лампы, изредка подмигивающие тусклым светом. На бетонном полу кляксами блестели лужицы, а запах уже не был таким привлекательным. Пахло подтухшим мясом и потом.

Наконец лысач толкнул грубо сколоченную дверь, собранную из неструганных досок и, юркнув в щель, щелкнул выключателем.

— Вот ваша гримерная. Переодевайтесь. Я приду за вами через двадцать минут.

Он ужом проскользнул мимо Татьяны Аристарховны, которая взглядом объяснила ему, что если тот посмеет их здесь оставить, то ему не поздоровится. Мужичок кивнул в знак понимания и промокнул взмокший лоб носовым платком.

Комната была довольно просторной, но не тянула на гордое звание гримуборной. Скорее кладовка для ненужных вещей. Стол с тремя ножками, два стула, куча какого-то старого тряпья, картонные декорации и стеллажи с продуктами вдоль стен.

— Это что, склад? — возмутилась Татьяна Аристарховна. — Вот тебе и богачи, Надька. Надеюсь, здесь нет крыс.

— Ой, — взвизгнула девушка, — я до смерти боюсь крыс. Татьяна Аристарховна, может, уйдем? Пока не поздно.

— Нет, Надя, мы дали обещание и не можем его нарушить. Это как отдать долг Родине. Никто не хочет, но сделать это обязан каждый. Так что переодевайся давай и не бухти.

Зеркала на складе не оказалось. Главбух обещала честно сказать, идет ли наряд Наде. Даже поцеловала нательный крестик в знак того, что не обманет. Иначе небеса ее покарают.

Как оказалось, наряд слишком громкое слово для того, что оказалось в сумке. Все это могло запросто поместиться в дамский клатч. Все, кроме туфель. Это была не обувь, а средневековое орудие пыток. Сплетение бесконечных ремешков, узелков и бусинок, прикрепленное к тонкой подметке на высоченной шпильке.

Надя повертела в руках чудо обувного производства и с сомнением покосилась на Татьяну Аристарховну.

— Можешь не обувать их, иди в сапогах, — благосклонно разрешила та, — кто тебя в торте увидит? А платьишко ничего так. Тебе идет.

На самом деле Надя была похожа на пиявку в лоскуте черного латекса, который обтянул ее фигурку, как напальчник. Коротенькая юбка едва прикрывала тощий зад, а грудь сдавило так, что та теперь казалась совершенно плоской. Замшевые сапоги с оторочкой из искусственного меха подходили сюда, как валенки к бальному платью. Но об этом Татьяна Аристарховна предпочла умолчать.

— Тебе ведь всего лишь и нужно-то из торта выскочить и прокричать что-то жизнеутверждающее. Сойдет.

Надя поверила на слово, ведь бухгалтер поклялась на крестике и не могла обмануть.

Дверь бесшумно отворилась, и в гримерку влетел блестящий мини-ураган в роговых очках.

— Матка боска! — воскликнул он, прижимая ручонки к груди. — Все пропало!

— Что-то не так? — Надя одернула коротенькую юбочку, но вряд ли это помогло.

Лысач, проявляя таланты полиглота, причитал фальцетом:

— Мама миа! Все пропало! Лариска, сволочь, вернется, удавлю ее собственными руками.

— Не блажи, болезный, — Татьяна Аристарховна положила ладонь ему на плечо, отчего мужичка перекосило на одну сторону, — сейчас мы ее причешем, глазки подведем и будет не хуже твоей Лариски. Кстати, она не вернется. Смирись.

Марио Лановски, а в миру Михаил Ланской, арт-директор клуба "Пестрая орхидея" пребывал в шоковом состоянии. Его лучшая танцовщица сломала ногу и прислала вместо себя что-то невообразимое. Ну как он выпустит это чудо, задержавшееся в пубертатном периоде, на сцену? Допустим, мужики любят нимфеток, но ведь она же тощая как вобла. Ни сисек, ни жопы. Разве такая нужна на мальчишнике? Морда вроде ничего. Подрисовать где надо и сойдет. Тамарка, здешний стилист, и не из таких чучел красоток делает.

— Быстро идите за мной. — Марио махнул рукой в приглашающем жесте и немного подумав, добавил. — Обе.

Надя героически вытерпела пытку макияжем, а когда посмотрела на себя в зеркало, невольно вскрикнула. На ее бледном лице пылали алые губы, а черные тени превратили глаза в два кофейных блюдца. Она была похожа на панду с накрашенными губами, о чем не преминула сообщить. Стилист, странного вида тетка с наполовину выбритым черепом, недовольно дернула костлявым плечом и, собрав чемоданчик с косметикой, вышла прочь.

— Так надо, — заверил лысач, — в зале другое освещение и все это будет выглядеть натурально и естественно. Только не подходите близко к клиенту, не забывайте, вы просто танцовщица из торта. Поэтому не увлекайтесь. Заведение у нас серьезное. Если кто-то понравится, можете его потом у входа подкараулить.

Идея нравилась Наде все меньше. И все сильнее хотелось убежать, запереться в квартире и никуда не выходить. Подальше от этого клуба, Татьяны Аристарховны и козла-начальника. А главное, от мыслей о Лешке. Каким бы плохим человеком он ни был, а прожитые годы не перечеркнешь одним махом и не сотрешь из памяти приятные моменты. Сейчас особенно тоскливо. Куда она вляпалась без него? Что за глупая авантюра? Ведь Надя совсем не такая, она домашняя и уютная. Так называл ее Лешка, когда они были вместе. И ей это очень нравилось.

А еще она представила, как караулит кого-то у выхода из клуба и стало совсем мерзко.

— О чем мечтаем, дамочка? — Марио нетерпеливо постучал пальчиком с блестящим ногтем по наручным часам. — Я уже почти минуту пытаюсь до тебя докричаться. Подругу твою посадим в зале, а ты дуй за мной.

Татьяна Аристарховна по-матерински обняла Наденьку и перекрестила, словно провожала на фронт, а не в торт.

Она снова куда-то шла с этим недомерком, радуясь, что не нацепила те ужасные туфли на шпильке, которые обязательно угробили бы ее. И восхитилась девушке Ларисе из "скорой", которая наверняка умеет ходить в такой обуви. Надя дала себе обещание, что обязательно купит такие же туфли, чтобы тренироваться прогуливаться в них. Мужчинам нравятся длинноногие красотки. А если природа обделила тебя ходулями, то нужно использовать спецэффекты.

Додумать мысль Наде не позволили. Марио указал пальцем на огромное кремовое чудо, красовавшееся посреди коридора. Торт стоял на широкой платформе с колесиками. Но почему не на кухне, а здесь?

— Он бутафорский. — словно прочитав мысли, пояснил Марио. — Стремянку видишь? Забирайся внутрь торта и жди команды. Как только услышишь, что я крикну "подарок", сразу выскакивай. Поняла?

— Поняла.

— Постой-ка, на вот, прими для храбрости.

Марио протянул Наде блестящую фляжку и посмотрел, как показалось девушке, с сочувствием.

Не думая о содержимом, Надя присосалась к металлическому горлышку и сделала два больших глотка. По вкусу она сразу узнала коньяк. На этот раз жидкость прокатилась по пищеводу мягкой волной и плавно опустилась в желудке. Так же царственно и плавно девушка впорхнула в торт и захлопнула за собой круглую створку.

На самом деле впорхнула Надя в собственных фантазиях. В реальности все было иначе. Марио, который наблюдал за миниатюрой "пьяная мышка потеряла вход в норку", попеременно краснел и бледнел, молясь всем известным богам, чтобы этот фарс скорее закончился. Деваха забралась в торт только с четвертого раза, и то, только потому, что наблюдавший за всем этим официант не выдержал и подтолкнул ее.

Внутри торта было тесно и душно. К тому же еще и темно. Наде стало очень страшно. Казалось, что она одна в открытом космосе и рядом, на тысячи километров, нет ни одной живой души. Но тут ее сильно тряхнуло и она больно ударилась копчиком о платформу, на которой стоял торт. Девушка вскрикнула, потерла ушибленное место.

— Тихо там, — гаркнул на нее незнакомый голос.

Ну вот и Марио ушел. А он был единственным знакомым человеком, кроме Татьяны Аристарховны, в этом страшном месте. Зато она теперь знала, что не одна. Кто-то же на нее прикрикнул?

После пары минут тряски все успокоилось. Потом был толчок, который на этот раз Надя приняла во всеоружии, опершись руками о платформу, и громкая музыка на мгновение оглушила ее. Было ощущение, что она все это время находилась в подводной лодке, которая вдруг вырвалась на поверхность, и звуки окружающего мира все разом обрушились на истосковавшиеся по шуму уши.

— И как можно отдыхать в таком грохоте? — вслух спросила Надя саму себя, но не услышала собственного голоса.

В теплом нутре торта, выпитый алкоголь дал о себе знать, Надю потянуло в сон, проблемы отошли на второй план. Если бы не грохот, доносившийся снаружи, она бы обязательно заснула. Но вместо этого ей стало скучно и она, во что бы то ни стало, решила посмотреть, что происходит снаружи. Вылезать до команды ей строго настрого запретили, но подглядывать никто не запрещал.

Картон оказался не слишком плотным и девушка без труда проковыряла в нем сначала одну, а потом и вторую дырочку, потому как смотреть одним глазом было неудобно.

Она смогла рассмотреть барную стойку, сидящих за ней дорого одетых людей, которые потягивали разноцветные напитки из бокалов самых разных форм и двигались в такт музыке. По залу носились сумасшедшие разноцветные огни. Кто-то танцевал, кто-то просто сидел за столиками, рассматривая окружающих. Некоторые даже ели. Надя никогда не думала, что в клубе можно есть. В ее представлении здесь даже столиков не должно быть, не ресторан все же. Только барная стойка и танцпол. Оказывается, она ошибалась.

Внимание ее привлекла небольшая компания молодых людей. Скорее всего, ее ровесников или чуть старше. Они расположились на удобном диване, очень активно общались, о чем говорили их бурные жесты руками. Она не слышала беседы, но видела, что им было весело. Время от времени парни начинали хохотать, запрокинув головы. Главным заводилой у них был длинный тощий брюнет с бутылкой шампанского в руке, который никак не хотел сидеть на месте. Он постоянно перемещался от одного человека к другому, что-то рассказывал, жестикулировал, пытался вытащить танцевать. Но все внимание Нади захватил блондин в строгом костюме. Она так и объяснила для себя этот интерес. Если бы не костюм, то он ничем бы не отличался от других. В таких костюмах ходят в театр или, на худой конец, работать в офис. Но никак не в клуб. Блондин был широк в плечах, наверняка высокого роста, потому как ноги у него были длинные и стройные. Обут в начищенные туфли. Надя почувствовала непреодолимое желание подойти и рассмотреть его поближе. Она изо всех сил припала к дырочкам в картоне и тут блондин посмотрел на нее.

Она отпрянула от наблюдательного пункта, словно ее могли заметить, и тут же прильнула снова. Блондин все еще смотрел в ее сторону. Точнее смотрел он на торт, но в торте сидела Надя, о чем тот пока не знал. Хотя наверняка догадывался, что вывезли эту бандурину не просто так.

Парень Наде понравился, и она очень надеялась, что мальчишник не у него. Ведь если у него, то значит он женится. А если женится... Стоп! Да какое ей вообще дело до чужого мужчины? Женится, и бог с ним, но вот заказывать себе танцовщицу, на ее взгляд, не правильно. Это почти измена. Та ведь может полезть к нему со всякими вольностями, и что тогда? Нет, Надя, конечно, не полезет. Но ведь и на старуху бывает проруха.

Она потрясла головой, не понимая, откуда у нее такие мысли и заделала дырки в торте кусочками оторванного картона. Нечего пялиться, куда тебя не просят.

Неожиданно музыка стихла, и Надя услышала голос Марио. Он поздравлял кого-то с предстоящей свадьбой, желал счастья и богатства. Сказал, что клуб имеет честь поздравить жениха с таким замечательным днем и приготовил для него подарок.

Последнее слово пролетело по залу и утонуло в море аплодисментов. Надя снова проковыряла дырочки, чтобы посмотреть, что же такое там подарят, чему люди так радуются. Она сидела в торте и улыбалась, не понимая даже, что смотрит на блондина, который отвернулся от торта и смотрел теперь на ведущего.

— Наверное, я не очень громко кричал, — в голосе вертлявого ведущего прозвучали панические нотки, — давайте все вместе, как в детстве звали деда Мороза, крикнем "по-да-рок"!

Взрослые мужчины веселились как дети. Хлопали в ладоши и уже по третьему разу выкрикивали "по-да-рок". Надя не удержалась и стала кричать вместе со всеми. Вот только музыка давно стихла, чего она не учла. В зале наступила гробовая тишина, перебиваемая лишь звоном бокалов в баре, и все с интересом уставились на говорящий торт.

Надя нашла взглядом Марио, который почему-то дергался, словно к нему подключили ток, улыбался, как шизофреник, и трясущейся рукой вытирал пот со лба, забыв достать платок.

Надю как уколол кто-то снизу и она точно клоун на пружинке выскочила из торта с радостным криком:

— А вот и я!

Гробовая тишина, стоявшая в зале, взорвалась истерическим хохотом гостей и звуком падающего тела. Марио, не выдержав напряжения, бухнулся в обморок. Кажется, она еще слышала звон бьющегося стекла и чей-то крик, оборвавшийся стоном. Но все внимание Нади было приковано к сцене, где подоспевшая официантка прыскала водой в лицо Марио.

Глава 3

Несбывшаяся любовь русалки

Всю дорогу до клуба, Максима не отпускало чувство неправильности происходящего. Его мучили сомнения и какой-то иррациональный страх. Он не знал, что может произойти на встрече с друзьями, но на всякий случай решил быть настороже.

— Старик, ты уже не у себя в офисе. Сними этот саркофаг.

Кирилл, длинный и тощий как жердь, улыбался своей ослепительной улыбкой на блеск которой, словно мотыльки на огонь, обычно слетались барышни самого разного калибра. Вот только ни одна до сих пор не смогла надолго увлечь закоренелого холостяка и гуляку, чему лично сам обладатель врожденного обаяния был несказанно рад.

— У меня рубашка плохо поглажена, — отмахнулся Максим от попытки друга стянуть с него пиджак. Саркофаг, как назвал его Кир, давал чувство защищенности и отрешенности от внешнего мира.

Максиму вдруг стало себя жаль. Когда он успел превратиться в сноба? Может, Лиза права, и он стал слишком правильным и скучным? Если сейчас их с Киром поставить рядом, то никто не сможет назвать их друзьями.

Но он ведь все делает правильно. Вот, опять это казенное слово. Идеально подобранный костюм, галстук подходит к рубашке, а рубашка к пиджаку. Даже туфли он выбирает так, что позавидует иная модница. Все красиво и гармонично, но попахивает заплесневелой канцелярщиной. Это не костюм, а броня. Панцирь, как у древней черепахи. Он отгородился от всех этой своей защитой и гордится нынешним положением. Конечно, многие мечтают оказаться на его месте. Хорошая квартира, не пентхауз, но и не "хрущевка" на краю города, машина, любимое дело, которое приносит стабильный доход. Можно позволить себе обедать и ужинать в дорогом ресторане. И пусть Максим там не обедает, да и не ужинает, потому как мамин борщ в разы вкуснее любого из тех, что он пробовал даже в самых шикарных и пафосных местах, но ведь может. Поэтому харчевни посещает только с деловыми партнерами, иногда с клиентами, которым нужно пустить пыль в глаза и на европейский манер назначить встречу не в офисе, специально для этого снятом, а в "Золотой устрице" или такой, как сейчас, "Пестрой орхидее". Иногда выбирается в подобные места с Лизой.

Лиза. Странно, но ее он поставил в самый хвост списка своих достижений. А ведь Лизу Максим любит. Или даже обожает. Ведь не просто так ему в голову пришла идея сделать предложение девушке. Она красивая, стильная, далеко не дура. И снова ощущение неправильности зашевелилось глубоко в душе, чтобы тут же успокоиться. Он все делает правильно. Хоть уже ненавидит это проклятое слово.

А вот Кирилл совсем другой. Модные потертые джинсы, синий пуловер крупной вязки, наверняка жутко дорогой, потому как других вещей его друг не признает. Длинные черные волосы, собраны в хвост на манер самурайской прически. Не снимаемая с лица улыбка и вечно смеющиеся темные глаза.

Даже работу себе Кир выбрал под стать. Максим никогда не видел его занятым делом, но на почту периодически приходили файлы с сюрреалистичными картинками, подписанные авторством Кирыча. Названия шедевров никак не вязались с изображениями, будоражили и скручивали в канат фантазию. Так, например, бомжиха с кружевным зонтом от солнца, кое-где поеденном молью и временем, стоящая по пояс в луже нефти и обнимающая огромного фиолетового тюленя, звалась "Несбывшаяся любовь русалки".

Что удивительно, картины молодого художника раскупались как горячие пирожки и даже засветились на паре выставок.

— О чем задумался, дружище?

Макс дернулся, словно выныривая из сна, и посмотрел на Кирилла, который подсел к нему и обнял свободной рукой, а во второй держал бутылку шампанского и время от времени прикладывался к ней.

— Кирыч, как можно хлестать шампанское из горла?

— А ты попробуй, друг, — недолго думая сунул бутылку Максиму под нос. — так даже вкуснее. Ну не хочешь, было бы предложено, — Кир рассмеялся и, вскочив с места, бросился к остальным парням, подсовывая каждому бутылку ко рту.

— Все отказались, — обиженно выдал он, когда снова вернулся к Максиму, — вообще они какие-то странные. Кстати, кто это вообще? Может, познакомишь нас? Сидят, молчат, шампунь за мой счет хлещут. Не, мне не жалко, но все же.

— Вообще-то, я рассчитывал получить объяснения от тебя. Ты позвонил и сказал, что вы меня ждете.

Максим дернул узел галстука, ослабляя его.

— Вот ты даешь, братан! — заржал Кир, — Ты же сам мне говорил про этот клуб, и день я помню точно. Я приехал, спросил у администратора где тут мальчишник, и меня проводили на диван. Эти уже здесь сидели, — молодой человек сощурил один глаз и покивал головой в сторону, — Я решил, ты своих офисных пригласил. Познакомился со всеми, потом тебе позвонил. Они сказали, что жених на работе задержался. Все сходится, братишка. Или ты меня разыграть решил? Ну ты шутник. Не зря агентство приколов держишь. Кстати, я тебе подарок принес свадебный, в машине лежит.

— Только не говори, что это одна из твоих картин, — испугался Максим.

— Именно так, — польщенный художник расплылся в улыбке, — мне за нее бешеные бабки предлагают, но я для тебя сберег.

— А кто предлагал? Может еще не поздно? Вдруг ему нужнее? — Максим цеплялся за соломинку.

— Да черт какой-то. У него своя клиника психиатрическая, вот он в одном из кабинетов повесить хотел. Но я сказал свое категоричное "нет". Ты же мой лучший друг, Максимка, я для тебя хоть сотню картин нарисую.

Макс, как мог, успокоил друга, в запале пообещавшего начать ваять здесь и сейчас, и предложил уехать.

— Поедем, посидим у меня. Лиза вернется, — Максим бросил взгляд на часы, — через пару часов. У меня вискарь есть хороший дома. Все равно тебе, Кирыч, за руль уже нельзя, вон как налакался.

— Ты прав, дружище, — кивнул Кирилл, — но я никуда не уеду, пока не получу свою порцию веселья. Приехал на мальчишник, значит должен быть мальчишник. Сейчас я растормошу твоих друзей.

— Они не мои друзья, — напомнил Максим.

— А, уже не важно. Это мальчишник, а они ...мальчишки. Как-то так.

— Кир, поехали, — Максим решительно встал, но друг дернул его за рукав и усадил обратно. В этот самый момент в зал ввезли большой торт.

Торт был действительно огромным. Макс без труда распознал в нем реквизит. У него использовался почти такой же, только розочек поменьше. Этот же был похож на клумбу безумного садовника.

Молодой человек отвлекся от своего друга, который активно налаживал контакт с новыми товарищами. А стоит заметить, что делал он это странно: по очереди подходил к каждому, называл свое имя и предлагал распить с ним "бутылку мира". Встретив отказ, не расстраивался, а переходил к следующему. Все бы ничего, но Кир видимо выпил слишком много, потому как делал уже третий круг. И всякий раз улыбался, словно видел каждого из парней впервые. Странно, что ему еще никто не попытался набить морду. Вареные какие-то собрались на мальчишник. Только один постоянно ерзает и по сторонам смотрит, словно думает, как сбежать от навязчивого внимания.

Максим и сам не понимал, чем его увлекло это убожество, но он смотрел на торт не отрываясь, пока торт ...не начал смотреть на него. Картонное безобразие бесстыдно изучало молодого человека глазурованными вишенками, и Максиму вдруг показалось, что бутафорский ужас осуждает его за то, что он пришел сюда, на мальчишник, вместо того, чтобы дожидаться дома любимую невесту. В свое оправдание Максим сразу же подумал, что заводной вечеринкой посиделки на кожаном диване в компании незнакомых людей и набравшегося друга было назвать сложно. Хотя Киру, похоже, все нравилось. Вот только факт грехопадения на лицо. Он с самого начала считал эту идею глупой и не ошибся.

Максим на секунду зажмурил глаза, а когда открыл их, то понял, что торт за ним больше не наблюдает. Еще галлюцинаций ему не хватало! Надо больше отдыхать. Если так пойдет и дальше, то скоро с ним заговорит бифштекс, а бутерброд за завтраком предложит партию в шахматы.

Надо срочно забирать Кирилла и уходить из этого места. Тем более что торт, похоже, снова занял наблюдательную позицию. Он так и чувствовал липкий взгляд на себе. Словно его сканировали с ног до головы.

В зале резко стиха музыка и события вдруг понеслись с бешенной скоростью. Максим подумал, что оказался в странном фильме, который снял не режиссер, а тот самый "чёрт", что хотел купить картину у Кирыча для своей психушки.

Володя Карпов пришел в клуб, чтобы забрать свое. Некогда они со школьным другом Костиком Фриманом открывали это заведение вместе, но потом Володя попал в переплет и на пару лет оказался в местах не столь отдаленных. А когда вернулся, то узнал, что ему больше не принадлежит ничего в этом клубе. Он пытался договориться с товарищем, но тот гнул свою линию, мол, Володи не было два года, за это время многое поменялось. Появились новые партнеры, которые не захотят иметь дело с уголовником. А уж когда узнают, что отсидел он за махинации с ценными бумагами, то и вовсе станут обходить заведение десятой дорогой. Терять инвестиции, единственное, что еще держит клуб на плаву, Костя не хотел, поэтому предложил просто делиться с Володькой "по-братски". Карпов согласился, он доверял своему другу. А волшебные слова "по-братски" после тюрьмы обрели особый смысл. И не важно, что сидел он в колонии-поселении, почти в комфортабельных условиях, о чем позаботился адвокат. В глубине души Карпов гордился тем, что имеет за плечами такой опыт. Так он чувствовал себя настоящим олигархом, каждый из которых был гоним и имел судимость.

Но очень скоро Володя узнал, что школьный дружок его надувает и водит вокруг пальца. Если он едва собрал денег, чтобы купить себе подержанную "Хонду", то Фриман, не стесняясь, рассекал по городу на новеньком "БМВ" самой последней модификации.

— Володя, — выговаривал Костя с характерным одесским акцентом, — шо ты на меня наговариваешь? Эта тачка даже не на меня оформлена. Она принадлежит одному из наших партнеров. Я тебя умоляю.

Слушая его картавый монолог, Володя успокаивался, потому как снова слышал "наше". Но червячок сомнения прочно поселился в его душе и каждый день прогрызал огромную дыру недоверия. И вот, не выдержав, Володя поднял все свои связи (для чего пришлось продать многострадальную "Хонду") и выяснил, что никаких партнеров нет. "БМВ" действительно оформлен не на Фримана, а на его тещу Фиру Адамовну. Впрочем, как и другое имущество. Квартира принадлежала племяннику, и получена была по льготной программе поддержки инвалидов. Сам инвалид, наверное, в тот момент мутузил очередного противника на боксерском ринге и получал очередную медаль, на что социальные службы закрыли глаза. Клуб по документам вообще проходил, как детский оздоровительный лагерь. Карпов был ошарашен и взбудоражен открывшейся правдой. Пока он сам перебивался на копейки, Фриман жировал за его счет.

И вот его терпение не выдержало, он решил устроить рейдерский захват территории "детского лагеря", в котором в этот самый момент готовилась вылезти из торта стриптизерша, а на сцене кривлялся лысый сморчок в ядовитого цвета пиджаке.

Все шло по плану. Володя Карпов с друзьями явился в клуб под видом гостя и уселся на диван. Фриман еще не приехал, что было на руку захватчикам, оставалось время на подготовку и усыпление бдительности персонала. Но в один момент все пошло не так. Видимо этот жук Костик как-то пронюхал о готовившейся атаке и подослал своих людей. Сначала одного, а потом и другого. Наверняка в засаде ждал целый взвод.

Володя сидел, как говорится, никого не трогал, когда на диван рядом с ним плюхнулся долговязый тип с прической самурая и с наглым видом объявил, что он пришел на мальчишник. Карпов намекнул, что тот ошибся, и у них тут свой мальчишник. Только "самурай" не унимался, говорил, что знать ничего не хочет, и ошибки быть не может. Володя вежливо объяснил все еще раз, для достоверности уточнив, что их жених еще не приехал, задержался в дороге. На что "самурай" белозубо улыбнулся и уверил, что они ждут одного и того же человека.

Встать и уйти означало бы сдаться. А Володя устал быть в аутсайдерах. И этого дня он ждал слишком долго, чтобы вот так запросто все бросить на полпути. Но, как ни крути, а операцию нужно было отменять. Только он никак не мог найти подходящий момент, чтобы сказать об этом своим подельникам.

Через какое-то время к "самураю" присоединился второй тип. Этот был одет в строгий костюм, что сразу же выдало в нем полицейского. Ну кто еще пойдет в клуб в подобном виде? Чему их там вообще учат? Видимо, первый внештатный сотрудник, поэтому одет просто в свитер и джинсы. "Самурай" обрадовался ему как родному, и дальше началось нечто невообразимое. Он подходил к каждому из его ребят и спрашивал имена, хотя до этого уже знакомился с каждым. Не иначе протокол составлял. Но пацаны дело свое знали и молчали как рыбы в школьном аквариуме, чтобы не сболтнуть лишнего. Тогда патлатый решил сменить тактику и принялся предлагать выпить с ним из початой бутылки шампанского. Фриман держит его за дурака? В бутыли же наверняка снотворное или слабительное. При любом исходе они не уйдут из клуба далеко после такого угощения.

Володя Карпов нервничал, елозил на диване словно уж, который решил прямо сейчас сбросить кожу. На этот случай в их плане имелась лазейка. О намечающемся торжестве было известно заранее, какой-то бизнесмен должен был справлять здесь то ли день рождения, то ли еще чего. Торт был для него. И как только его ввезут в зал, на несколько секунд потушат свет, и тогда парни должны пробраться в кабинет Фримана. Но теперь все изменилось, и по особой команде они просто встанут и уйдут. Чего делать, конечно, не хотелось.

Музыка оборвалась внезапно. Так обрывается мелодия гитары, когда лопается струна. Точно так же сейчас были готовы лопнуть нервы Карпова. Все разом. Он начал понимать, что затея была не такой уж и продуманной, и теперь пора делать ноги.

Ведущий что-то орал на сцене, к этому крику прибавилось задорное скандирование "по-да-рок!". Володя не сразу, но понял, что это та самая условная команда для парней. Зал взорвался хохотом, хотя никто не шутил. Карпов хотел выкрикнуть, что все отменяется, но голова его вдруг раскололась как спелый арбуз. Перед глазами брызнули разноцветные искры. Последнее, что он увидел, была стриптизерша, выскочившая из торта со счастливым лицом. Что она сказала, он уже не расслышал, провалившись в темноту.

— Наверное, я не очень громко кричал, — в голосе ведущего прозвучали панические нотки, — давайте все вместе, как в детстве звали Деда Мороза, крикнем "по-да-рок"!

— Куда уже громче, — пробурчал себе под нос Максим, — у меня едва перепонки в ушах не лопнули. Кир, пойдем отсюда, я тебя как друга прошу.

Кирилл не успел ничего ответить, потому как торт, который только что рассматривал Максима, вдруг закричал вместе со всеми. Молодой человек даже не успел удивиться, в клубе на мгновение повисла гробовая тишина, а потом все хором разразились смехом. Значит, ему не показалось, и в торте просто сидит стриптизерша. Но он никогда бы не догадался, что из его недр можно подглядывать за кем-то, а уж тем более весело скандировать. Но на всякий случай решил взять на заметку, надеясь, что эту фишку еще не успели разнести конкуренты. Вопящий торт — это что-то новое.

Максим обрадовался и решил все же немного расслабиться. Потянулся было за бутылкой, которую ему предлагал Кирилл, но тут из торта выскочила помятая деваха и завладела его вниманием. Блондинистые волосенки торчали в разные стороны, дикий макияж, в каком индейцы племен "Тумба-Юмба" щеголяли по большим праздникам, и маленькое черное платье, при виде которого мадам Шанель сгорела бы от стыда.

— А вот и я! — объявило разукрашенное чудо и икнуло, зажав рот ладошкой.

Ведущий на сцене рухнул, как подкошенный. К нему кинулась официантка с прозрачным графином и принялась плескать водой в сморщившееся мукой лицо.

Казалось бы, что может быть ужасней. Но в этот момент Кирилл с горящими глазами павиана в брачный период разбил бутылку об голову одного из парней, что мирно сидели на диване рядом.

— Ты рехнулся? — от шока голос Максима перешел в визг. — Чего творишь?

— У него пистолет! — в той же тональности отвечал его друг. — Я не знаю, оно само так вышло.

Кирилл скакал вокруг поверженного тела. Рядом метались еще двое парней, которые пришли вместе с тем, что лежал на полу, благоухая дорогим напитком и сверкая круглой гематомой на темечке. Выражение лица у него было одухотворенным, как у йога, достигшего дзен.

— Ты его типа того, грохнул? — это спросил один из "мальчишек", с которыми пытался наладить контакт Кирилл. — Пацаны, сваливаем отсюда!

— Никому не двигаться! Стоять на своих местах! Это полиция!

В зале в один момент стало тесно от заполнивших его людей с автоматами наперевес, в камуфляжной форме и шлемах. Не успевшие сбежать "мальчишки" рухнули на пол, лицом вниз. Им тут же застегнули наручники за спиной и выволокли из клуба, прихватив не пришедшего в себя мужчину.

Максим отказывался верить в происходящее. Это не могло быть правдой. Он сейчас спит. Скорее всего, заснул на работе, и все это ему снится. Начиная от резиновой груди и заканчивая омоновцами — просто дурной сон. Нужно срочно проснуться и вырваться из затянувшегося кошмара.

— Молодой человек, ви спасли мой бизнес, я хочу вас отблагодарить.

К Кириллу подошел пузатый мужичок с черными, зачесанными назад, блестящими от геля волосами. Он мило улыбался, глядя на Кирилла, и протягивал ему руку с толстыми пальцами, увешанными перстнями самых разных цветов.

— Я не знаю кто ви и как оказались здесь, но вас привела ко мне сама судьба. Все, что ви сегодня скушали и выпили — за мой счет, не возьму ни копейки. Спасибо. И мы закрываемся, всего вам доброго.

Мужичок сразу же потерял интерес к Кириллу и, махнув двоим верзилам, что тащились за ним по пятам, проследовал куда-то за сцену.

— Кирыч, признавайся, это ты все придумал? — Максим взял себя в руки и уже мог говорить нормально, а не пищать, как попавшая в ловушку мышь. — Если дашь чистосердечное признание, я постараюсь тебя понять и простить.

— Макс, да ты чего? Даже моего мозга не хватит на подобное. Но ведь весело было. Согласись?

— Да уж, обхохочешься. Значит ты того мужика реально по башке саданул?

— А что мне было делать? Он встал, отвел пиджак в сторону и я увидел пистолет. Рука как-то сама поднялась.

— Лучше бы она у тебя в этот момент отсохла, — Максим хотел сказать что-то еще, но его грубо толкнула толстая тетка в пальто. Она, как арктический ледокол, расталкивала суетившийся народ, продвигаясь в сторону торта.

— Надя, я иду, держись! — трубила женщина.

И только теперь Кирилл и Максим посмотрели в сторону торта. А посмотреть было на что. Стриптизерша, которой, видимо, надоело отсиживаться внутри, решила выбраться из своего заточения. Сначала из торта торчала только ее голова с лихорадочно блестевшими глазами, но, получив сигнал о помощи, она осмелела и высунулась по грудь. Радостно помахала рукой приближавшейся подмоге и принялась выбираться, как бомж из канализационного люка.

Сначала девица пыталась прыгать, но так как не захватила с собой портативного батута, особых высот (во всех смыслах) не достигла. Потом она попробовала подтянуться, но кроме того, что ее лицо раздулось, как красный воздушный шар, ничего не добилась. Наконец подоспела тяжелая артиллерия в лице женщины-ледокола. Могучими руками та подхватила девушку под мышки и одним рывком выдернула из торта как пробку из бутылки и поставила на пол.

Стриптизерша показалась Максу странной. Не только своим ростом и формами, которые были вполне приличны для обычной девушки, но сильно не дотягивали до среднестатистических стандартов ее профессии, но еще и тем, что в торт она забралась в зимних сапогах. А если точнее, в одном сапоге. И вот теперь это напуганное, но делающее вид, что все в порядке, существо стояло в платьишке, которое не доходило ей даже до колен, и осматривало зал. Никто не обращал на нее внимание. Люди, отошедшие от стресса, покидали свои столики, расплачивались по счетам и уходили. А она, по-птичьи подогнув одну ногу, покачивалась, стараясь не упасть. То, что девица была сильно пьяна, сразу бросалось в глаза.

Максим встретился со стриптизершей глазами. В ней не было ничего необычного. Ну да, стройная, даже скорее тощая. Груди почти нет, так это от сильно обтягивающего платья. Но ножки ровные. Тонкие, изящные лодыжки. Только макияж пугающе вульгарный. Смыть его, и под килограммами краски она может оказаться очень даже ничего.

Девушка тоже смотрела на Максима, и, как ему показалось, сильно смущалась этого взгляда. Поэтому он первым, как истинный джентльмен, отвел глаза в сторону. Схватил за руку Кирилла и вытащил из этого ужасного места на морозный воздух.

— Макс, вон моя машина, — Кир ткнул пальцем в припаркованный на клубной стоянке "Мини Купер", ярким апельсином горящий на фоне серебристого снега. Завораживающее зрелище. Еще более интересным оно становится, когда двухметровый мужик пытается втиснуться в эту крошечную машинку. Максиму каждый раз казалось, что вот сейчас Кирыч пробьет ступнями сорок пятого размера днище автомобиля и побежит по дороге, лихо обгоняя других водителей. Но Кирилл, словно гуттаперчевый мальчик, складывается самым немыслимым образом и с довольным лицом колесит по городу. Никто из знакомых Кира не мог понять, почему он выбрал именно эту малышку. С его финансами и запросами мог купить что-то более интересное. А сам художник не считал нужным объясняться.

— Там картина твоя. Я тебе ее сейчас торжественно вручать буду. Сделай удивленную физиономию, типа ты ничего не знал.

Максим в ужасе представил, что ему предстоит испытать, и сможет ли он сохранить счастливое выражение на лице, когда его вдруг осенило.

— Кир, я, кажется, телефон в клубе забыл, давай вернемся, — схватил друга, который был уже на полпути к машине, под локоть и потащил обратно.

— Сходи без меня, — пытался вырваться Кирилл, — так даже интереснее будет. Вернешься, кругом ночь, снег вон искрится, а тут я с подарком, как Дед Мороз. Чем не Новый Год?

— До Нового Года еще дожить надо, — буркнул Максим и, воспользовавшись замешательством друга, потащил того обратно в помещение, — с такими нервами я до Рождества католического не дотяну.

В зале, где только что царил хаос и неразбериха, теперь было тихо. Усталая женщина в халате, которая никак не вписывалась в интерьеры, сидела за столиком и с аппетитом хлебала борщ из большой тарелки.

— Пардон, мадам, — склонился в шутовском реверансе Кирилл, — приятного аппетита, и просим прощения, что вторглись в ваш будуар, но мы...

— Если ты чего тут потерял, — моментально встала в позу "мадам", — то я не находила. Зальют шары, а потом ходят тут, часы да цепочки свои собирают.

Кирилл на секунду растерялся, но быстро взял себя в руки.

— Мы, собственно, именно по этому вопросу. Мой друг, — он ткнул Макса в грудь длинным пальцем, — забыл здесь свой телефон.

— Дорогой, небось? — почему-то погрустнела "мадам" и осмотрелась по сторонам, словно выискивая пропажу, — Телефон я не видала.

Максим похлопал себя по карманам и радостно объявил:

— Вот же он. А я, растяпа, думал, что потерял. Кирыч, пойдем. А вам приятного аппетита.

Тетка кивнула и взялась за ложку. Кирилл же вдруг проявил упрямство и ни в какую не хотел покидать это "прекрасное место, в котором обитает чудная нимфа первозданной красоты". Именно так он назвал опустевший клуб и уборщицу, которую наверняка уже видел моделью на своем очередном шедевре.

— О, погоди, — Кирилл зачем-то бросился к сиротливо стоящему торту, забыв про нимфу, которая теперь не злилась и, забыв про ужин, кокетливо поправляла выбившийся из-под косынки пергидрольный локон.

Максим испугался, что друга банально тошнит, и, не найдя ничего лучше, тот решил использовать торт не по назначению. Его подозрения усилились, когда молодой человек сунул голову внутрь картонного сооружения и, громко икнув, изрек:

— Ку-ку!

Уборщица вздохнула, махнула в его сторону рукой и, подхватив свою тарелку, покинула "будуар".

— Макс, там что-то есть, — Кирилл, выглянув наружу, — посвяти мне телефоном, раз уж ты его нашел.

Максим выполнил просьбу друга и на свет Божий был явлен предмет женской обуви, а проще говоря, зимний сапог. Один. Второй такой же остался на той нелепой стриптизерше. Максим вдруг отчетливо увидел, как бедняжка скачет на одной ноге по промерзшим улицам в этом своем коротеньком платье и ужасном макияже. Как она вообще попала в торт? Ежу понятно, что она далека от стриптиза, как Кирилл от вещевого рынка.

— Макс, ты чего залип? Да еще в сапог этот вцепился, — Кирилл, стараясь сфокусировать взгляд на друге, держался одной рукой за торт, а другой пытался отобрать обувку, — кстати, это мой трофей, я его первый нашел.

-Какой еще трофей? — Максим не сразу понял, о чем ему толкует Кир. — Ты фетишистом заделался?

— Странная у тебя логика, друг мой, — обиделся Кирилл, но сапог не выпустил, — может, я хочу нарисовать эту стриптизершу. А сапожок станет частью композиции. Понимаешь?

Макс не понимал.

— Да куда тебе, — вполне серьезно выговорил он и отпустил торт, который использовал как опору. Организм, ослабленный алкоголем, не выдержал и Кирилл рухнул на пресловутый торт. Хрупкая конструкция не стерпела напора и с легким треском развалилась на две ровные части.

— Это что сейчас было? — тихо спросил Кирилл, лежа на полу и бережно прижимая к груди свой "трофей". — А, Макс?

— Вставай, — Максим протянул другу руку помощи, — пойдем отсюда, пока никто не увидел. Не хватало нам еще получить счет за порчу имущества. Здешний хозяин своей выгоды точно не упустит.

Кирилл пытался протестовать, но Максим уже помог ему подняться и вел к выходу.

— Жил-был художник один, — печально напевал Кирилл, когда его засовывали в машину, — Макс, я ведь совсем один. Живу в своем домике с холстами, совсем как тот парень из песни. Может, мне влюбиться в актрису и завалить ее цветами? Как думаешь?

— Думаю, что тебе нужно проспаться. А днем позвонишь мне и мы обо всем поговорим. Меня Лиза ждет дома.

Окна Лизиной квартиры были темными, значит, хозяйка еще не вернулась домой. Максим достал телефон и набрал номер, но механический голос сообщил, что Лиза вне зоны доступа. С одной стороны это было даже хорошо, он успеет принять душ, возможно, приготовит что-то легкое для романтического ужина. Хотя, последний пункт не прокатит. Лиза помешана на диетах и есть после шести вечера ее не заставить даже под угрозой смерти. Ее девиз: "Лучше лежать в гробу красивой и стройной, чем катиться по земле колобком".

За размышлениями Максим не заметил, как оказался у дверей квартиры, которую и открыл своим ключом. Лиза уже давно снабдила его запасным комплектом. Это произошло в день святого Валентина, где девушка торжественно вручила ему бархатную коробочку, в которой и находилась заветная связка. Не особо романтичный подарок, однако, сопровождался открыткой в виде сердечка с толстощеким купидоном и надписью: "Ключи от моего сердца". Это было странно после шести месяцев вместе, когда уже сделаны все возможные признания, но Лиза так лучилась счастьем, что возразить ей было бы просто неприлично. Поэтому Максим растянул губы в улыбке и вручил в ответ сапфировые серьги.

Телефон ожил внезапно и напугал Максима. Номер незнакомый, но, несмотря на некое беспокойство, молодой человек принял звонок.

— Алло, Максик? — Лиза не называла его так никогда, но в тот момент была пьяна в стельку. — Максик, я уже еду домой. Приготовь мне ванну, малыш.

Максим хотел что-то спросить, но не успел, Лиза сбросила вызов. Попробовал перезвонить, но телефон уже был выключен.

Он терпеть не мог пьяных женщин. Возможно, это профессиональное. Когда-то давно, когда агентство только набирало обороты, и ему самому приходилось выезжать на заказы, Максим понял, что страшнее пьяного мужика может быть только отрывающаяся женщина. Приняв определенную дозу горячительного, они меняются на глазах. И какая-нибудь скромная бухгалтерша вдруг превращается в воинственную амазонку. Алкоголь стирает все мыслимые границы, и из-под шкуры скромницы лукаво проклевывается королева разврата и похоти. Только что рядом сидела милая и тихая Марьиванна, и вот она уже не раба цифр и отчетов, а белокурая Жази из Мулен Руж. Остановить локомотив под названием "отрывающаяся дама" невозможно. Если не успеешь вовремя уйти с его пути, будешь погребен под могучим напором и падешь жертвой нетрезвой любви.

Макс потряс головой, отгоняя непрошенные воспоминания, и направился в душ.

После звонка Лизы прошел почти час, но она так и не появилась. Макс нервничал, расхаживая по квартире как хищник в клетке. Не выдержав, накинул куртку и решил выйти во двор, потому как ожидание в четырех стенах его удручало еще больше. Он уже коснулся дверной ручки, когда в замке заворочался ключ. Максим глубоко вздохнул, усмиряя беспокойство, и сам отпер дверь.

Это была не Лиза.

На лестничной площадке уперевшись одной рукой в дверной косяк, а второй поворачивая в воздухе ключом, (видимо, пытаясь попасть в замочную скважину), стояла женщина-ледокол. Та самая, из клуба. Но как она сюда попала? Выследила его? Если да, то зачем? Первым желанием было захлопнуть дверь перед ее носом, но Максиму нужно было выйти из квартиры, а теперь на его пути стояла, внушительная преграда.

Наконец женщина оставила свои попытки и, проморгавшись, принялась ощупывать молодого человека блуждающим взглядом. Затем поозиралась по сторонам, сунула ключи в карман пальто и потянулась к Максиму освободившейся рукой. Он едва успел отступить вглубь квартиры, надеясь таким образом спастись. А вот женщина не ожидала такой подлости и, лишившись ожидаемой опоры, рухнула ничком через порог к его ногам и ...захрапела. От падения тела такой массы и объема стены квартирки содрогнулись и с полки на голову женщине упал довольно тяжелый флакон одеколона. Храп оборвался на высокой ноте, но лишь для того, чтобы зазвучать с новой силой.

— И что мне теперь делать? — вопрос был риторическим, а, следовательно, ни к кому конкретному не обращенный, поэтому, когда из темноты раздалось тихое: "понятия не имею", Максим от испуга едва не перекрестился.

— Кто здесь? — он прищурился и пошарил рукой в темноте. — Я вас не вижу.

— А я вас вижу, — ответило нечто, но высовываться не спешило.

— Что за глупые шуточки? Покажитесь уже?

В квадрат света вышло, а точнее прискакало на одной ноге растрепанное и совершенно растерянное существо. Оно моргало большими серыми глазищами и смущенно улыбалось.