Книга 1. Креация тропы

СЫНЫ АРДАЛИОНА

От автора

Выражаю огромную признательность своим близким за веру в меня. Особенно хочется поблагодарить своих братьев и лучших друзей − Алексея Лянного и Михаила Новикова. И, конечно же, хочу выразить особую благодарность Трушковой Татьяне, за неоценимую и трудоемкую работу над ошибками!

КНИГА 1

Креация тропы

Лишь трудом и борьбой

достигается самобытность и

чувство собственного достоинства.

Ф. М. Достоевский

Глава I

Желтый умирающий автобус, скрипя остатками тормозов, подкатил к остановке и устало замер. Дернувшись, он словно, из последних сил приоткрыл свои ветхие двери и застыл окончательно.

Переполненное чрево этой развалины на колесах, тут же стремительно атаковала живая волна людей. С безумными глазами они врывались в изможденный советский раритет и, невзирая на мои протесты, теснили меня вглубь салона.

Я сопротивлялся изо всех сил, толкался, ругался. Но все было напрасно: люди безжалостно забивали меня вглубь салона, как загнувшийся гвоздь в доску. Уже почти сдавшись, я обреченно подумал, что придется выйти на следующей остановке. А потом идти, идти... до тех пор, пока не дойду до дома или не издохну от жары прямо на улице. И неизвестно что произойдет раньше.

Помощь пришла совершенно неожиданно. Огромный мужик за моей спиной, с пушистыми серебристыми усами на широком и добродушном лице, сжалился надо мною. Он протянул руку, уперся ей в мою спину и сильно надавил мне промеж лопаток, пихая меня к выходу. Люди, как колосья пшеницы стали раздвигаться передо мной и что-то гневно бормотать, о своевременности.

Кому-то наступили на ногу, кто-то закричал. Водитель недовольно и требовательно затрещал в микрофон громкой связи. Явно сумасшедшая бабка в яркой одежде и с фиолетовыми волосами, изловчилась стукнуть меня сумкой по голове. Обозвала последними словами и отвернулась. А я продолжал скользить между людьми, как горячий нож в масле.

Из-за дикой жары, все "посетили" автобуса чувствовали себя так, будто находились в единственной и крайне переполненной городской бане. Конечно, им не нравилось что какой-то несознательный и нерасторопный гад (то бишь я) заставлял их прижиматься друг к другу еще сильней.

Мужик, спасибо ему большое, допихал-таки меня до дверей и вытолкнул из переполненного автобуса. Я выкрикнул благодарность и как пробка вылетел из общественного транспорта, чуть не растянувшись на горячем асфальте. Мне в след донеслось еще несколько оскорблений, отчасти правдивых. Затем водитель закрыл, наконец, увечные двери. Получилось это не сразу, но когда они закрылись, автобус, судорожно дергаясь, обдал меня выхлопным газом и покатил дальше.

На остановке стояло еще немало людей. Все, кто не влез в автобус или только что подошел, смотрели на меня сонными глазами и без всякого удивления. Кто-то даже позевывал. Я немного отдышался, и, обливаясь потом, устало потопал домой.

Солнце нещадно пекло прямо в макушку, вызывая желание зайти в тень. Но, как назло, нигде этой тени не было. Единственное, что оставалось, это просто ускорить шаг. Так и сделал.

В киоске, попавшемся мне по дороге, купил литровую бутылку минералки и, как заправский алкоголик разом ее ополовинил. Потом немного повилял по переулкам и вырулил к своему временному жилищу. Обычной серой хрущевке, с темным подъездом и лестничными пролетами, выкрашенными в извечный зеленый цвет. Бывает, конечно, и другой цвет краски в подъездах. Я об этом слышал, но извините, не видел. Да это, в общем-то, неважно. Главное, это то, что в подъездах всегда прохладней, чем на жаркой улице с раскаленным асфальтом.

Я вошел в подъезд, и меня окатило прохладным воздухом и каким-то запахом, примешивающимся к кислому кошачьему духу. Старухи кошатницы развели тут просто зоопарк, не обращая внимания на соседей. Впрочем, квартир, где жили НЕ старухи, было только три — в одной из них жил я, в другой — какой-то старикан. Ну, а в третьей ютилась молодая, но уже многодетная особа. И не сказать, что она была одинока.

У этой любвеобильной дамочки, нередко появляющейся с синяком под глазом, каждую неделю в квартире заводился новый сожитель. Потом скандал, крики и нередко милиция. Дальше круг уже замыкался, и все происходило заново, только хахаль менялся.

Нравилась ей такая жизнь, что ли? Но да бог с ними. У каждой зверушки свои игрушки!

Двухкомнатная квартира, которую я снимал на пару со студентом музыкального училища, находилась на первом этаже. Я воткнул ключ в замок и повернул.

Саня — мой сосед − бренчал посудой на кухне. Видимо, готовил себе завтрак.

− Привет, − крикнул я из прихожей и направился в свою комнату. — Ты на практику?

− Ага! Здорова, − ответил он. Его громкий певучий голос разнесся по всей квартире.

− Ясно, − крикнул я, раздеваясь. — Саня, воду включили?

− Неа.

Блин! Да когда же они все отремонтируют? Каждый месяц одна и та же фигня.

− Тогда я спать.

Сяня вышел из кухни и заглянул ко мне в комнату. Его широкое рыжее лицо ухмыльнулось, и он произнес:

− А чего так? Не выспался что ли? Я сейчас яичницу приготовлю, поедим.

Обессилено распластавшись на кровати, я махнул рукой и пробормотал:

− Спасибо, не хочу.

Саня, кивнул головой и ушел на кухню. Вот что мне в нем нравилось, он никогда никого не упрашивал. Нет, значит, нет! Можно не беспокоиться, что он меня потревожит.

Закрыл глаза и попытался отключиться. Фиг!

Сон, в отличие от обильного пота, не появлялся. Я долго ворочался, напрасно ища удобное положение. Из-за жары не удавалась ни уснуть, ни взбодриться. С радостью бы сходил в душ, но вода была отключена уже в четвертый день. Очередная авария на водозаборной станции погрузила весь немаленький район в пустыню. Год здесь живу, а все никак не привыкну.

От безысходности я вздыхал и терпеливо ждал сна. Вот только он задерживался по необъяснимым причинам. Даже несмотря на то, что ночью мне практически не удалось поспать.

Запахло яичницей, мой желудок забурчал, приветствуя его. Саня начал тихо петь. Вернее, это он думал, что поет тихо. А я застонал.

Через несколько минут запах жареной яичницы меня доконал в конец. Он витал по всей квартире и навязчиво проникал ко мне в комнату. И даже забирался ко мне под простыню, которой я прикрывался, не особо ослабевая. Вот же Саня гад какой! Мало того, что я слышу его надрывное пение в девять часов утра, так еще этот отвратительный запах жареных яиц, от которого у меня желудок сводит.

Нет, яичницу я, конечно, люблю, но не с утра же! А может у меня просто поганое настроение, из-за того что я не спал всю ночь? Я только лег и бодрствовать как минимум десять часов к ряду не собирался. Всю ночь праздновал с Ленкой свой отпуск в маленькой кафешке, где она мне и поставила условие: либо живем вместе на отдельной квартире, либо ищи себе другую дуру.

Жить с ней мне не очень-то хотелось, поэтому я напился как свинья, пытаясь уйти от этого разговора. Стоило только подумать об этом, как сразу же вспоминался фильм "Ирония судьбы". Помните, когда Евгений говорил, что не женится он не потому, что не хочет, а просто как представит, что у него перед глазами жена будет постоянно мелькать, так сразу желание пропадало. Вот у меня примерно то же самое было. Видимо, не созрел я пока на такие эксперименты. Впрочем, созрел, не созрел, все равно не открутился.

Ультиматум она поставила мне жесткий. Думаю, не стоит говорить какой, сами догадаетесь, чай, немаленькие.

− Так что, милый, − победно улыбнулась она, − с утра начинай искать нам уютную квартирку. Заживем!

− Угу, − прогудел я и залпом опрокинул рюмку горькой. — Заживем, — грустно повторил я за ней, бездарно пытаясь изобразить на лице радость.

Заживем! Только я боялся, что буду плохо чувствовать эту замечательную жизнь. Сдавалось мне, что каблук меня мощно придавит. Так, что и не пискнешь иной раз.

А может и не так все будет. Хрен поймешь, этих женщин. Что у них в голове плавает?

Я плотнее укутался тонкой простыней (лето ведь) и с проклятием на устах в адрес соседа по съемной квартире попытался уснуть.

Но не тут-то было. На письменном столе истошно заорал телефон, требуя моего внимания. И ведь, как назло, заиграла самая противная мелодия. Я специально поставил ее на контакт Марата. Интересно, что ему надо?

Мы уже два года, как практически не общались. Окончили университет, и наши интересы перестали совпадать. Мы пару раз встречались выпить пиво всей нашей, тогдашней, компанией и все. Помимо того, что мне вообще было лень двигаться, так мне еще было совершенно неинтересно, зачем он мне звонит, еще и в такую рань. Впрочем, что-то мне подсказывает, что поспать уже не удастся. Саня − гад!

Чертыхаясь, я скинул с себя простыню, слез с кровати и чуть не подпрыгнул, когда наступил на что-то горячее и мохнатое.

− Ах! Чтоб тебя за ногу! − вскрикнул я и увидел на полу в солнечном луче свой одинокий тапок.

"А где второй? − по привычке мелькнула мысль. А за ней вторя, привычная мысль: − И зачем Ленка подарила мне эти тапки?" Дошел без тапок до стола и взял телефон.

− Але! − просипел я в трубку и выглянул в окно. Заметив закрытую форточку, я протянул руку и открыл ее. В комнату сразу ворвался шум улицы да птичий щебет, к сожалению, без ветерка.

Бросил жалостливый взгляд на улицу. Нет, жара не пропадает. Скорее усиливается. Вон как печет. И люди какие-то расплавленные сегодня. На лавке у подъезда сидело несколько бабок, рядом с ними стояла молодая мамаша с третьего этажа. Болтают, значит. В одной руке у нее пакет с торчащим из него бананом (вот фрукты с утра, это лучше чем яичница), в другой руке сонный пацан лет пяти. Ковыряет вносу и смотрит на окна первого этажа. А в окне я и запах жареных яиц...

− Родя привет! Не спишь? — знакомый голос тихо, но весело пробубнил в трубку. Точно, Марат. Чего он такой веселый?

− Привет. Уже нет, − недовольно буркнул я и спросил в свою очередь: − Чего веселый такой? Вроде рано еще...

Отойдя от окна и, ища глазами сигареты, задумчиво натянул шорты.

− Да... − Марат замолчал, обдумывая что-то. Потом в трубке что-то скрипнуло или щелкнуло и он, шмыгнув носом, быстро произнес: − Короче, так сразу и не скажешь. Давай пересечемся сегодня в "Пухлой Булке"... М-м-м... Часа, через два. Будешь свободен?

− Ну... Ты хоть мельком намекни. Что за дело такое? − мне как-то совсем не улыбалось сегодня идти в пивную. Планы! А если честно − просто, долгий сон.

− Путевку я выиграл... − как-то нехотя начал говорить Марат, но я его перебил.

− Как выиграл? — лениво зевнул я. − Куда?

− Да понимаешь, собрал десять крышек с золотой монеткой внутри, − нервно заговорил Марат. − Там у них акция такая. А у нас в магазин, как раз привезли новую партию газировки. Ну и мы с ребятами, как обычно, начали разгружать машину. Я два кейса газировки взял, по ступенькам поднимался и как поскользнулся... Уф... Короче, все на меня списали. Сорок бутылок об асфальт! Прикинь? Ну, а крышки собрал и выиграл.

− Гонишь! — усмехнулся я и, найдя сигареты, зажал одну в зубах.

− Отвечаю, не гоню! — возмутился он. — Приезжай сегодня в "Булку" покажу.

Соображал я в тот момент туго. Мысли были вялые, липкие и какие-то не выразительные. Будто вспотели вместе с телом.

− Все, мне пора, − шепнул он в трубку и, не дождавшись моего очередного вопроса, отключился. А я так и остался стоять посреди комнаты с сигаретой в зубах. Потом хмыкнул и пошел на кухню посмотреть, чего там Саня приготовил. Вот с этого все и началось.

* * *

Мой приятель Марат, выиграл в одной молодежной акции двухнедельную путевку на Балеарские острова. Это где-то в Средиземном море, как мне сказали.

Я долго не мог поверить, что такое возможно. И даже, когда нас показывали по музыкальному каналу на всю Россию, я все равно не верил. Но уже начинал сомневаться в том, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке.

Марат буквально светился от удовольствия, рассказывая мне об этой акции. В условиях путевки значилось, что он может взять с собой восьмерых друзей от 20 до 30 лет. Больше информации из него выдавить не получалось. Он все время переводил разговор на прописные истины, вроде того что там море, солнце и песок. Когда мне надоело его слушать, я вышел из пивной покурить и обдумать ситуацию. Следом за мной вышел Алик и рассказал то, о чем Марат умолчал.

Со слов Алика, а не доверять ему у меня причин не было, Марат сначала не хотел брать меня с собой. Мол, характер у меня, видите ли, отвратительный! Потому он решил взять с собой Пашку, Алика и Макса. Еще он пригласил пять девушек, с которыми я не был знаком. Но когда познакомился, понял что их имена мне точно не запомнить. Одинаковые куклы с однотипным макияжем. Другого мнения о них у меня не было. Возможно, не успело сложиться? Разные прически и рост, это все что отличало их друг от друга. Так и вспоминаю только по волосам.

Одна с коротко стрижеными волосами, пацанистая такая. Потом блондинка высокая, и блондинка низкая, брюнетка и рыжая. Полный набор, в общем.

В таком составе они бы и улетели, если бы не одно "но". Родители Макса были против его полета и встали в такую позу, что все уговоры и увещевания о безопасности поездки, были, словно, горох об стену. Все мольбы, угрозы и красноречие их сына были бесполезны. Его и гулять-то отпускали только до восьми часов вечера, когда ему уже было двадцать лет! И вот тогда-то Марату в голову пришла очаровательная мысль: раз родители Макса не отпускают свое драгоценное чадо в путешествие, то можно взять в поездку меня. Он выставил эту идею, как изначальную. Что я, мол, его друг и обязательно должен лететь с ним. Повеселиться, блин! Если бы я знал что из этого выйдет...

Компания, разыгравшая эту путевку, предоставила нам специальный, очень комфортабельный, небольшой самолетик с очаровательной стюардессой и двумя пилотами в придачу.

Когда мы поднялись с аэродрома в небо, в Москве был полдень. Я уже думал, что мы никогда не улетим. Потому как предыдущие три дня мы пахали на эту компанию как рабы. Интервью, реклама, пресс-конференция и тому подобные вещи. Все эти дни я улыбался как проклятый. К концу третьего дня я скалился так, что у меня было видно все зубы и даже часть горла. Но жажда новизны взяла свое и мы, честно все отработав, взмыли в воздух. Одиннадцать человек в маленьком самолетике, в огромном и необъятном небе.

Ах, что это были бы за минуты, если бы я не взглянул в иллюминатор! Не то что бы я боялся летать, просто я это делал впервые. Как, впрочем, и остальные. Все мы выглядели так, словно, только что узнали, что люди умеют дышать. Очень осторожно и недоверчиво, с круглыми глазами и сжатыми кулаками, пытались этому научиться. В конце концов, я спросил у Сони (так звали стюардессу), можно ли закрыть все иллюминаторы и, получив положительный ответ, мы их прикрыли шторками. Все девять человек вздохнули с облегчением. А Соня ушла, то ли развлекать беседой пилотов, то ли спать. В общем, нам она не мешала, и мы решили начать наше развлечение прямо в небе. Пиво и вино полились рекой.

Тот момент, когда мы принялись развлекаться на борту самолета, помутнел в моей памяти, разбившись на перемешанные осколки. Хотя вряд ли это было оригинально. Помню лишь то, что в какой-то момент мне стало плохо, из-за чего я ушел в туалет.

В этой узенькой кабинке я набрал воды в раковину и окунул голову в холодную воду, не забыв смочить и затылок. Некоторое время я стоял и дрожал от холода всем телом, чувствуя при этом, что нормальное состояние нехотя возвращается ко мне. Правда, вместе с ознобом.

Вскоре я спустил воду, насухо вытер голову бумажным полотенцем и вышел почти ровным шагом из кабинки. Не обращая внимание на пьяные выкрики гуляк, я стал пробираться к своему креслу, но остановился. Мой взгляд неожиданно зацепил в другом углу, стюардессу Соню. Она тихо сидела и что-то пила из своей кружки. Чтобы не присоединяться к компании друзей — пить с ними мне уже был неинтересно, я решил подсесть к ней.

− Привет. Что пьешь? − сипло осведомился я, пытаясь привлечь ее внимание. Не получилось. Она с каким-то немым удивлением смотрела на пьющую компанию.

После обильного возлияния алкоголя, да только что принятого маленького душа, горло совсем село. Хотя, это могло произойти из-за того, что я наверняка орал в порыве веселья вместе с ребятами. Как сейчас орал Марат пьяным, но очень воодушевленным голосом! Или, как одна из девушек, визгливо излагаясь слогами, спорила с ним.

Я повторил вопрос громче и Соня, наконец-то, заметила меня.

− Да, так, — махнула она, задорно улыбаясь. − Кофе, чтоб не уснуть, − почти прокричала она и весело рассмеялась.

− Ну да, чтобы тут уснуть, надо иметь железные нервы или не иметь слуха, − крикнул я в ответ. А сам подумал, что лучше бы иметь такие нервы, быть глухим и слепым, только бы не видеть, как Марат силится изобразить героическое лицо и орет, тыкая себя пальцем в лоб:

− Я..! Я..! Все я...

И только я хотел продолжить беседу. Даже открыл рот, чтобы задать вопрос, как нас со страшной силой тряхнуло.

Всё и все полетели на пол. Повезло лишь тем, кто уже лежал на полу. Хотя то ещё везение, когда на тебя падают люди со стаканами в руках. Лично я летел в сторону своего кресла. За мной и на меня летела Соня, а рядом горячее кофе или что там у неё было?

Сначала я ударился и спинку кресла головой, потом спиной и пятками, следом на меня упала Соня и чуть не оглушила меня ударом плеча. Но обошлось. Боковым зрением я успел заметить, как целая куча ног и рук, состоящая из моих друзей, врезалась в диван стоящий у стенки. Кто-то взвизгнул. А когда я услышал, что самолет начал сильно гудеть, его вдруг сильно накренило влево. Мы тоже ринулись туда, но на этот раз я приземлился не очень удачно. Попытался придержать рукой Соню, чтобы не упасть на нее, и потому рассек себе бок об острый угол деревянного столика, прибитого к полу. Однако Соня, хоть и воткнулась прямо в кресло, в котором сидела, сильно ударилась затылком о стенку самолета и, похоже, потеряла сознание.

Самолет летел с сильным креном на левое крыло, гудел и трясся. Я лежал на правом боку, чувствуя, как он становится мокрым. И даже глядеть на него не хотелось.

Понимая что стряслось что-то очень нехорошее, заставил себя забыть о боли и попытался сесть. Ухватившись одной рукой за этот злосчастный столик, я привстал на колени и осмотрелся. Никто не шевелился. Я немного привстал еще, самолет не выравнивался, а лишь истошно гудел. Чтобы встать и удержаться, мне пришлось второй рукой взяться за кресло, в котором лежала без чувств Соня. Приглядевшись, я увидел, что у нее из головы идет кровь. Осторожно приподнял ее голову, посмотрел на рану и вздохнул с облегчением: небольшая царапина, надеюсь задеты только мягкие ткани. Хотя я не доктор и ничего определенного сказать не мог. Так, вспомнил уроки "ОБЖ".

Но если самолет снова накренится, в следующий раз может и глаз выбить и висок пробить. Да мало ли чего могло произойти.... Поэтому я немного поправил ее положение и пристегнул ремнями безопасности к сиденью. Потом повернулся к остальным. Они также молча были разбросаны по стенке самолета. И только я двинулся к ним, как самолет страшно заскрипел, затрясся и резко выровнялся. Я полетел на пол, но в последний момент сгруппировался и врезался в мягкий диван вдоль правой стороны, удачно миновав столик.

На этот раз я не стал разлеживаться, а воспользовавшись моментом, пока самолет летит ровно, хотя и ощущался наклон вперёд, рванул в кабину к пилотам. Отодвинув дверную панель, я узрел такой ужас, что даже сейчас вспоминать жутко. Первое что я увидел, это черное море за окном и, кажется, самые страшные сумерки в моей жизни. Потом я увидел пилотов, отчаянно сражающихся со штурвалом и, держась всем, чем можно за косяк двери, крикнул:

− Что произошло? Где мы?

Они меня не услышали, проворно переключая какие-то тумблеры. Я дернул второго пилота за плечо. Он резко обернулся ко мне напряженным лицом и на одном дыхании крикнул:

− Скажи Соне, что у нас авария. Садимся на воду. Пусть достает спасательные жилеты и все что надо. Быстро! Мало времени!

Я побежал обратно. Свет то конвульсивно мигал, то гас совсем. Самолет болтало и трясло и меня вместе с ним, но я добрался до Сони и принялся приводить ее в чувство. Она очнулась быстро, а я также быстро выпалил все, что сказал пилот.

− Диваны раздвижные. Там найдешь жилеты и одевай на них. Я за плотами. — Выпалила она и убежала в хвостовую часть самолета.

Я подбежал к диванам и с радостью заметил, что ребята стали приходить в себя. Отлично, наденут сами. Так быстрее, чем одевать спасжилеты на бесчувственные тела.

Выдвинув у дивана низ, я стал вышвыривать оттуда жилеты и одновременно кричал Алику, который сидел на полу и с окаменевшим лицом смотрел на меня:

− Алик, быстро одевай! Время не терпит! — и кинул ему на колени ярко-оранжевый жилет.

Из первого дивана я достал пять жилетов и тут же ринулся к другому дивану.

"Еще шесть. Всем хватит, даже с запасом, − подумал я".

Достав все, я обернулся и не смог не усмехнуться даже в такой ситуации. Смешная, кряхтящая масса, сидя на полу, молча, с каким-то тупым безразличием, натягивала на себя спасательные штуки.

Нагнувшись, взял такую же штуку и стал надевать на себя. Но тут все мое тело пронзила острая боль. Совсем забыл про свой бок.

Отложив жилет, я взглянул на рубашку. Точно то, что я и думал: вся правая сторона рубахи была в крови и ее порванные края уже присохли к коже. Я уже хотел было посмотреть подробней, но тут самолет вновь тряхнуло, поэтому пришлось оставить осмотр на потом.

Вбежала Соня с двумя большими свертками, положила их на пол и взяла жилет, который я ей протянул. Натренировано быстро его надела и побежала в пилотскую кабину. Я же, кое-как превозмогая боль, натянул на себя этот чертов жилет. Проверил, на месте ли нож, который я стараюсь всегда носить с собой. Его почти не видно, если не приглядываться; он крепко пристегнут в горизонтальном положении к ремню со спины.

"Ну, вот мы и одеты подобающим образом, − подумал я. — Дальше что?"

Дальше я решил сесть на пол и крепко во что-нибудь вцепиться. Так и сделал. Ребята, глядя на меня, проделали то же самое. И тут мне отчаянно захотелось проснуться, сбежать отсюда. Мной овладел страх, всепоглощающий страх. Страх, сильнее которого, я никогда не испытывал. Я будто бы только проснулся, и разом осознал свою смертность. До этого момента я вообще о смерти не думал. Не думал, что наша жизнь, где бы мы и кем ни были, весит на тонком волоске.

В салон вбежала Соня, велела всем сесть на кресла и пристегнуться. В ее глазах стоял ужас и немой вопрос, донимавший и нас тоже: что же будет?

− Мы очень низко к воде. Они стараются выровнять самолет, но... − она не успела договорить, как самолет со страшной силой обо что-то ударился. Всех швырнуло вперед. Ремни врезались в тело и чуть не сломали кости. Кресла еле-еле выдержали, но заскрипели и начали гнуться. Свет потух, и я услышал душераздирающие крики и гром гнущегося корпуса самолета. Все! Смерть! Смерть, которая всегда где-то там, теперь − здесь.

Адреналин протоптал дорожку к моему сердцу.

− Надо открыть люк, − хрипло закричал я, отстегивая в темноте ремни. Откуда мне пришла такая мысль в голову я не понимаю и поныне. Однако именно она, возможно, и спасла мне тогда жизнь. — Открыть люк пока не поздно! Отстегивайте ремни, быстро!

Я выхватил фонарик из кармашка в жилете, включил и принялся справляться с непослушными ремнями. Но пряжки погнулись и не хотели открываться. Я выхватил нож и полоснул им по ремням, благо нож был острый. У остальных были те же проблемы. И они с фонарями в руках, кто додумался их включить, дергали пряжки.

Добравшись до Сони, разрезал ее ремни и крикнул, чтобы она немедленно открывала люк, иначе толща воды не позволит нам это сделать. Она кинулась к люку и стала сражаться с ручкой. Я тем временем разрезал ремни у остальных. Справился с этим быстро и подбежал к Соне на помощь. Алик и Марат сразу же нашли на полу скрученные плоты и подбежали на помощь нам.

Что-то или кто-то подгонял нас и не давал тормозить.

− На полу уже вода! — крикнул Алик и направил луч фонаря на пол. − Видно, из кабины, или может еще откуда?

− Надо навалиться на дверь всем вместе! — прокричала одна из девушек, срываясь на истерический крик.

Так мы и сделали. А что еще оставалось? Мы давили на дверь всем своим весом, и она понемногу начала поддаваться.

Через проем хлестнула холодная вода и быстро начала заполнять собой солон и другие помещения. Мы надавили на дверь еще, когда воды было уже по пояс, но струя слишком сильно била и нас отбрасывало назад. Наконец вода стала подступать уже к горлу, когда нам удалось преодолеть сопротивление и полностью открыть дверь. Хорошо, что дверь не до самого потолка, а то нам бы пришлось худо. Воздух остался только под потолком, от силы полметра, да и его надолго не хватит, если самолет быстро пойдет ко дну. Учитывая его вес, ждать этого пришлось бы не долго.

Мы набрали полную грудь воздуха и все вместе выскользнули в непроглядную тьму. Не могу точно определить, глубоко ли мы были, но жилеты быстро тянули нас к верху. Я уже готов был наглотаться воды, как меня с бульканьем вытянуло на поверхность, рядом булькали и жадно хватали ртом воздух, остальные.

Прошло некоторое время, пока мы осмотрелись − все ли здесь.

"Все, или нет? Надо посчитать, − подумал я, но мне никак не удавалось сосредоточиться".

Рядом со мной проплыло какое-то полено, и я обхватил его рукой. Но я ошибся в темноте. Это был свернутый надувной плот. Я дернул за шнурок, как показывали перед полетом, и "полено" зашипело, быстро надуваясь. Поблизости послышался такой же звук.

Нас сносило течением. Через какое-то время мы наконец-то залезли в них. Поначалу это долго не удавалось: уставшие руки плохо слушались да к тому же мешали толстые жилеты. Соня связала оба плотика какой-то веревкой и посчитала нас.

Да, нас было десять человек. Пилотов с нами не было. Мы кричали, вглядывались в водную гладь, но все в пустую. Кто-то истерично рыдал, но, думаю, большинство отрешенно куда-то смотрело.

* * *

Солнце поднималось над горизонтом, а мы все плыли и плыли, и негде нам было пришвартоваться, ибо не было даже намека на землю. В такие минуты понимаешь, как это прекрасно, когда твои ноги стоят на упругой почве. Совсем другое чувство, когда смотришь в воду и не видишь дна. Глазу не за что зацепиться, поэтому ощущаешь себя в подвешенном состоянии.

Так мы плыли туда, куда нас несло течением. А куда, никто не знал. В молчании мы пеклись на солнце, в резиновых плотах среди моря и самое главное всех мучила жажда. Одни ревели, другие их успокаивали, потом они менялись ролями и все повторялось. Первым не выдержал Пашка. Он сел на колени и стал вглядываться вдаль вокруг себя. Ничего кроме воды и безоблачного неба там не было.

− Стюардесса! — крикнул Пашка со своего плота на наш. — У тебя есть телефон? Нет? А компас? Тоже нет?

Соня только слегка мотала головой, видно удар по затылку не прошел бесследно.

Я привстал на колени, облизал засохшие губы и крикнул, чтобы он не распускался, а лучше посмотрел у себя в карманах, может, что и найдет полезное.

И он, следуя моему совету, остервенело начал шарить по своим джинсам.

− Давайте все вместе посмотрим у себя в карманах, — предложил я и для примера вывернул левый карман джинсов наружу. Из него на дно резинового плота высыпалось несколько монет, газовая зажигалка, пара мятых купюр мелкого достоинства, металлическая пивная крышка и еще табачная пыль. Затем осторожно похлопал левой рукой по правому карману и там что-то брякнуло. Правая рука плохо слушалась из-за ушибленного бока, и я кое-как приподнял плечо, засунул руку в карман и вытащил на свет все его содержимое. Н-да. Не густо! Две пивные крышки, влажный носовой платок, листок размякшей бумаги, исписанный моим почерком и огрызок простого карандаша. Все это я положил у ног и стал рассматривать, что другие вытаскивают или уже вытащили из своих карманов.

В основном такие же мелочи были и у остальных. У Алика в глубоких карманах спортивных штанов была только мокрая насквозь полупустая пачка сигарет. Пашка уже вытащил из кармана сотовый телефон и безуспешно пытался его включить. Марат достал упаковку таблеток, три пластыря, жвачку и какие-то ключи. Трое из пяти девушек достали телефоны, но те потеряли всю свою необходимость, когда перестали работать. Еще у двоих вообще ничего не было, и они очень расстроились. У Сони не было карманов.

Все вроде бы были заняты делом. Рылись в карманах или пристально разглядывали то, что достали другие. И делали это так, будто это было самым важным занятием в их жизни. Сознание заставляло обратиться к знакомым вещам и не смотреть на пустой горизонт, в бездонное небо и такое же море.

Я тоже не мог смотреть. Не хотел.

Запихал обратно то, что достал из карманов, закрыл глаза и откинулся на спину. Хотелось вытянуть ноги, да некуда. Хотелось, чтобы тупая боль в боку прошла, да не проходила. Хотелось пить, но, увы, на наших ковчегах была полная засуха. Единственный способ напиться холодной, оживляющей, целебной воды это уснуть и видеть во сне пруд с кристально чистой водой. А у берега толстых чаек, бурно ведущих споры...

Люблю я в полдень воспаленный.

Прохладу черпать из ручья.

И в роще тихой, отдаленной.

Смотреть, как плещет в брег струя...

(А. С. Пушкин)

* * *

Я пытался подойти к пруду, но чайки не подпускали меня и кричали все громче и громче. И они вроде бы уже не чайки, а разлагающиеся и наглые вороны. С них клочьями слезали перья, глаза лопались и вытекали из глазниц...

"Сны, − подумал я, просыпаясь, − бывают страшно дурацкими".

Выпрямившись, насколько это возможно на своем маленьком участке плота, я растерянно оглянулся в поисках тех милых птичек. Мазнул по темнеющему горизонту прищуренными глазами и охнул.

Боль в боку не заставила себя ждать и сразу отозвалась на мои резкие движения. Черт бы ее побрал! Все время выскальзывала из головы мысль внимательно посмотреть, что там у меня. Но это потом, потому что у меня появилась замечательная мысль. Самая светлая на тот момент.

Я действительно увидел в свете заходящего солнца несколько довольно больших птиц. Наверное, размером с курицу.

Где-то метрах в двадцати, а может и во всех ста от нас они кружились над водой, издавая хриплые звуки. Когда одна из них вдруг резко пикировала и выхватывала клювом из воды зазевавшуюся рыбу, ее подруги, ничуть не стесняясь, пытались отобрать добычу. И все они без конца шумели.

− Эй! Смотрите — птицы! — привлек я всеобщее внимание, показывая пальцем на чаек. Все разом повернули головы или сами старались развернуться, да так оживленно, что некоторые чуть не попадали в воду.

− Точно птицы, — будто прозрел Пашка. − Это же значит, что где-то рядом есть земля. Ура! Мы спасены. А-то я уже думал...

Его перебили свистом и настоящими криками радости.

− Но где? — спросил кто-то с другого плота.

− Мы никакой земли не видим, — заявили обе блондинки с их рыжей подружкой и, как по команде, завертели головами в поисках заветного.

− Ну, вообще-то, чайки, если это конечно они, далеко от берега обычно не забираются. Так что, я пока не знаю...

− Смотрите! — заорал Алик и ткнул пальцем в горизонт. − Вон там. Что это?

Все разом повернулись и уставились на большое, раскаленное докрасна солнце и замерли. Звезда, морившая нас на протяжении всего дня, не просто опускалась в море, а как бы заходила за какую-то дымку. Возможно, там был остров, а может быть, мы все вместе галлюцинировали наяву?

− Гребем туда, — заревел я, отбрасывая сомнения прочь. В нашем положении было бы глупо привередничать.

− Гребем! — подхватили все охваченные моим энтузиазмом.

Мы опустили руки в воду и заработали ими как никогда в жизни. Думать будем потом, а сейчас плывем.

* * *

Ночь опережала нас, укутывая мир в темноту, а мы все пытались добраться до земли. Руки и плечи ломило от усталости, а пальцы превратились в вареные сардельки. Но все понимали, что останавливаться нельзя, дабы не потерять из виду, итак еле заметный берег.

В быстро сгущающейся темноте очень трудно ориентироваться, да к тому же на море и в неустойчивых плотах. В прочем, это все же лучше чем надеяться на плавучесть собственного тела. Хотя отсутствие опыта в подобных делах все-таки сыграло свое черное дело.

Нас почему-то упорно тянуло влево. Или мне это лишь казалось?

Я только хотел спросить у других на счет этого, как нас буквально шлепнуло и чуть не размазало об какие-то камни. Все с криком попадали в воду, плоты перевернулись.

Инстинкт сработал молниеносно и руки сами заработали, вынося тело из воды. Однако каково было мое удивление, когда я понял, что не плыву с глубины на поверхность, а сижу на дне и вода мне лишь по плечи. Хотя и норовила волнами захлестнуть меня полностью.

Отплевываясь горько-соленой водой и упираясь руками в дно, я поднялся на ноги. Вот оно: море по колено, океан по пояс!

Пока остальные поднимались, кто-то уже пытался залезть обратно на плот. В темноте, да еще сражаясь с волнами это было весьма не просто. Хоть бы луна была, а то тучи налетели и теперь, как потолок нависли над головами. Ситуация такая, что врагу не позавидуешь. Не понятно где, как, что и, разумеется, куда? Темнота стояла полная. Хорошо, что еще дождя не было!

В плоты лезть не хотелось, хотя Пашка уже сидел в одном и кричал остальным, чтобы все прыгали в них и плыли дальше. А куда интересно? Я решил, что пройти тут можно и пешком, раз здесь такая невеликая глубина.

Осторожно ступая ногами по дну, с вытянутыми вперед руками, пошел, как мне казалось, в правильном направлении. Кто-то так же решил идти пешком. Вот так и перлись, не зная куда.

Так уж получилось, что я шел первым. И почему-то никто не собирался оспаривать мое право идти этаким вожаком. Я бы с радостью уступил кому-нибудь свое место первопроходца и шел бы за чьей-нибудь спиной по проторенной дорожке. Но что-то никто не горел желанием сменить меня в этом ответственном деле.

Двигаясь буквально на ощупь, я пытался обойти камень (или это скала какая-то?), дабы хоть что-то увидеть перед собой. За прямоходящими, булькали на плотах остальные. За мной шагали человека два или три, может больше. Не разобрать в темноте.

Левой рукой упирался в шершавый камень, правой водил перед собой, как фокусник: туда-сюда, туда-сюда. Вот только ничего из этого не происходило. Никакого чуда не появлялось.

Через некоторое время на небе начало проясняться, благодаря чему становилось видно, что мы идем в правильную сторону. Перед нами появилась полоса берега, до которой оставалось совсем недолго.

Резвый ветер, носящийся в небе как бесплотный дух над землей, развеял тучи, будто протерев запотевшее окно. И вот, с бархатистого неба на нас уже глядела яркая золотистая луна.

Наконец-то! Это мы все вздыхаем и озираемся по сторонам.

Да, удачно нас забросило на этот сточившийся прибоем останец, все-таки скалы. Потому как слева за ней открывалась уже настоящая прибрежная скала в форме буквы V, только не такая раскидистая. И высотой примерно с десятиэтажный дом. Там бы нас раздавило как улиток под колесами большегрузных машин. Жуть, как страшно. И звук разбивающихся, пусть и не сильных, волн о скалу, тоже не придает храбрости.

Мы оторвались от камня и уже прямо направились к берегу. Я почему-то перестал идти на ощупь и тут же пожалел об этом. Доверился зрению.

− Ах ты, черт! — вскрикнул я, припадая на одно колено. − Тут полно подводных камней. Так что осторожней. Смотрите куда ступаете!

Надо же, как интересно! Стоит начать видеть и сразу, куда-нибудь, вляпаешься. Вот как привыкли пользоваться глазами.

− Можно с плотов-то слезать уже? − крикнул Марат.

− Давно пора, − беззлобно ответила, шедшая прямо за мной, Соня. − А то порвете их еще.

"Это она шутит по поводу порчи имущества или на самом деле так считает? − задался я вопросом, осторожно шагая к берегу".

Море, мягко волнуясь, мерцало, отражая в себе надкусанную луну и рассеянные по небу звёзды.

Что-то хрустнуло под ногой, и я сделал первый шаг на сушу.

− Блин, а где песок? − как-то обиженно и удивленно спросил Алик, осматриваясь вокруг. − Одни гальки, нафиг.

− Да какая разница? − я устало сел, даже скорее упал на камешки. — Главное, что не вода, чтоб ее!

Хотя от глоточка пресной воды я бы уж точно ни за что не отказался. Устало размышлял о том, что не плохо бы попить, найти людей, позвонить... Лег на голыши, прямо там же, где и сел − метрах в четырех от воды, − и незаметно отключился.

* * *

Проснулся я от дикой жажды. Во рту было все, словно чужое, даже слюны не осталось. Сухо, как в библиотеке.

Глаза открывал с трудом, однако, разлепив их, тут же закрыл. Солнце. Чуть не ослеп от такого яркого солнца.

Кое-как принял сидячее положение и, прищурившись, разглядел по разным сторонам от меня собратьев по несчастью. Кто где упал тот там и уснул. Раскиданы по всему бережку. Что за безобразие? Никакого порядка, вся композиция нарушена. Сдавленно посмеялся про себя. Хотя какой уж тут смех!

Подвигавшись в разные стороны, как на зарядке в школе, только сидя на камнях не понятно где, попытался размяться. Куда уж там. Все тело затекло, даже скрипело, будто плохо смазанные петли ворот. Бок опять начал болеть, постанывать, но уже не так как вчера − просто тупая ноющая боль.

− Вот зараза! Мать ее... − прошипел я, отделяя порванные края рубашки от кожи. Впрочем, оказалось все не так уж и плохо, как мне думалось поначалу. На самом деле, довольно большая ссадина размером с ладонь. Рубашка порвалась, а кожа нет. Хорошо, что не наоборот, а то зачем мне тогда рубашка?

Ребра трогал осторожно, будто вслушиваясь в себя. Вроде все целы и на месте. Ну, все, медосмотр закончен, хотя промыть бы маленькие ранки на ссадине не помешало. Но для этого необходима пресная вода.

Пока я сидел и рассматривал свои ребра, кто-то явно пришел в себя и восторженно матерился. Повернувшись чуть вправо и за спину, откуда слышался такой экспромт, я удивленно поднял брови.

− Не знал, что ты так умеешь! − честно прохрипел я, глядя, как Марат держит голову руками и некультурно выражается. Хотя, наверное, все мы так умеем? Особенно, когда есть повод.

Тут в мое поле зрения попали и остальные очнувшиеся. Кто кашлял, кто хрипло признавался в желании испить чистой, свежей, холодной, до ломоты зубов, вкусной, прозрачной и главное, пресной воды.

Не поспоришь, чем проще желание, тем больше желающих.

С трудом встал на ноги и уже с высоты, хотя бы своего роста, попытался рассмотреть место, где мы заночевали.

М-да. Камни, скалы, да вода. Примерно десять метров ширина берега. А дальше, какие-то здоровенные валуны, в два-три человеческих роста, а то и больше. За ними, вроде, как пальмы, вернее, их верхушки. И так по всей протяженности берега, насколько хватает глаз. Солнце жарит с высоты, вытапливая из тела последние капли жидкости, а рядом мягко шумит море и, понимая, что для питья она не пригодна, моя жажда становится еще сильней.

Вскоре с ней будет трудно справляться, и пока оставались силы, нужно было отсюда уходить. Искать воду, людей. Но сначала надо было осмотреться.

"Ладно, — размышлял я. — Попробуем пойти по берегу. Не ползти же по этим каменюкам. Хотя посмотреть на них ближе не помешает".

Проходя мимо Марата, понуро упершегося взглядом в носки своих ботинок, сказал ему, что надо бы посмотреть, как пройти вглубь побережья. Может, где поблизости есть источник воды.

Марат отрешенно поднял на меня глаза, затем повернулся к камням.

− Да? И как ты туда собираешься пробраться? − отстраненно глядя на преграду, спросил он. − Что, перепрыгнешь? − и уже немного осмысленно предложил выход: − Предлагаю остаться здесь. Скоро нас найдут.

Не хотелось говорить приятелю, что нас могут и не найти вовсе. Всякое бывает!

− Пока нас найдут, мы тут можем сдохнуть от жажды, — спокойно ответил я и показал рукой на верхушки пальм. − Раз там растут какие-то пальмы или что там, то наверняка есть и вода. Тем более, зачем туда всем-то тащиться? Вдвоем сходим.

− Иди один или с кем-нибудь другим, − закрывая глаза, пробубнил Марат. Потом открыл их со свойственной ему ленцой и, видя мой недоуменный взгляд, снизошел до объяснений: − У меня ужасно болит голова.

Он смотрел на меня так, будто это я был виноват в падении самолета.

− Да оставь ты его! − немного прихрамывая, ко мне подошел Алик, явно услышавший наш разговор. − Я с тобой пойду, Родя. А-то этот сейчас неделю ломаться будет. − Алик беззлобно посмотрел на Марата, и уже ни к кому не обращаясь, проговорил: − Мля, как же я пить хочу!

* * *

Залезть наверх этих скалистых остатков, было легче, чем мы думали, учитывая огромное количество трещин в породе и небольшую высоту, приблизительно метров в шесть. Но оттуда, кроме верхушек пальм и других деревьев, мы ничего не увидели.

Слева от нас, примерно в пятидесяти метрах, торчала каменная V, выдающаяся в море. Взобраться на нее мы решили даже не сговариваясь. Хоть и зашли почти пешком на ее вершину, настолько пологая она была с нашего боку, а все равно запыхались. Да и жажда все время о себе напоминала и с каждой минутой делала это все настойчивей.

Ноги дрожали, и мы сидя отдыхали, прислонившись спиной к самой верхушке. Так что ничего не видели и вниз не смотрели. А вот то, что мы увидели, встав на ноги, вызвало у нас одновременно шок и полу идиотские улыбки на наших не идиотских лицах.

− Ну? Что там? — нетерпеливо крикнули снизу сразу несколько человек. Я нехотя оглянулся и понял, что пока мы лезли на скалу весь народ... Э-э-э... все восемь человек собрались внизу в кучу и ждут от нас вразумительных ответов.

− Точно не знаю, − крикнул я им. − Но кажется какие-то джунгли... в кратере!

− Да, это явно, какой-то потухший вулкан... − принялся громко объяснять Алик, не отрываясь от созерцания открывшегося нам вида.

Из кучки стоявшей внизу послышался голос Пашки.

− А что видно-то? — прокричал он. — Пофиг на вулкан. Людей видно?

Алик повернулся и ответил:

— Нет, людей не видно. Но там, в середине озеро какое-то. И вообще красота! − возбужденно крикнул он тем, кто внизу.

С последними его словами все, кто стоял снизу, через некоторое время уже остолбенело глядели на открывшийся им вид с этой скалы, так что нам пришлось потесниться. А поглядеть было на что!

Огромный, хоть и не глубокий, кратер потухшего вулкана с озером в центре. Все тонет в зелени и лишь кое-где проглядывают каменные выступы давно успокоившейся лавы.

С нашей стороны стенки вулкана источила эрозия или они сами обвалились. Зато, на противоположной стороне жерла древнего вулкана, высокие и, кажется, не преступные скалы. И главное, было не понятно, остров это или очень вытянутый полуостров. Хотя я склонялся все-таки к тому мнению, что это остров. Ну не видал я таких узких и длинных полуостровов.

Налево от кратера, метров сто до песчаного берега, ласково обмываемого теплым, но неизвестным морем. Правда, вид дикого пляжа портят растущие прямо из песка острые камни. А вот справа самой границы кратера практически не видно − совсем разрушены стены. И берег даже ближе. Сколько до него от озера не понятно, но точно меньше чем слева. Вот если бы нас там к берегу прибило, думаю, мы бы уже пили воду или нашли людей. Место там открывается красивое.

Кстати о людях. Могут ли они тут быть? И вообще, пора было выяснить, где мы.

− Соня, а ты не знаешь, где примерно мы летели, когда самолет начал падать? − Спокойно спросил я у нее. И доверительно наклоняясь ближе, уже шепотом добавил: − А-то, ведь непонятно где мы! И тем более не ясно, есть ли тут люди?

− Ну... − начала припоминать Соня. − Я точно не скажу, но помню, что мы пролетели над Грецией. − Она вновь задумалась и, массируя указательным пальцем висок, уже решительно кивнула: − Да! Точно помню, как капитан странно пошутил, что мы в темноте можем снести голову Колоссу Родосскому... Затем я ушла к вам и примерно через полчаса, может меньше, случилась авария.

− То есть ты хочешь сказать, что мы где-то в средиземном море и возможно на землях Греции. Я правильно мыслю?

Соня немного неуверенно кивнула.

− Видимо, так! − смущенно улыбнулась она. − И уж чего-чего, а людей здесь много. Я была в Греции не раз.

"Тогда получалось, если Соня права, то опасаться было действительно нечего. Людей на побережье Средиземного моря много, корабли ходят, самолеты летают..." Тут мои мысли перебила пацанка и предложила спуститься к озеру и попить воды.

Мы все вместе посмотрели вниз на берег, откуда забрались.

− И, как это сделать? — один за всех спросил Пашка. − Сразу по этой скале спускаться до земли, или сначала до камней и уже потом на землю?

− Ты что ли скалолаз? − нервно усмехнулась рыжая. − Я лично нет! Забраться сюда смогла, но спустится, вряд ли получится.

− Получится! Я тебя скину, − ехидно засмеялся Пашка, подтрунивая над рыжей. − А потом мы тебя съедим. Или продадим туземцам.

− Не смешно! — произнесла девушка дрожащими губами.

Пока Пашка старательно изображал из себя сумасшедшего людоеда, я искал выход из сложившейся ситуации. Это же, какими надо быть идиотами, чтобы не подумать о том, как мы будем спускаться обратно. Спуститься с этой скалы без специального снаряжения, наверное, раз в десять сложнее, чем подняться сюда.

Я ругал себя за опрометчивость и одновременно обводил взглядом площадку, на которой мы стояли. Небольшое плато, почти правильной круглой формы, метров пять в диаметре. С одного уступа имелся бордюр где-то в метр высотой, окаймляющий половину плато. В одном месте в нем выбитым зубом зиял пролом. Очень удобно смотреть на потухший вулкан...

"Стоп! − одернул я себя. − Так не бывает!"

Только сейчас при внимательном рассмотрении, я заметил, что это плато выглядит как-то неестественно. Слишком прямая верхушка у этой скалы, да и бордюр чересчур ровный. Как будто балкон получается. Это явно дело рук человеческих. Может кто-то сделал здесь смотровую башню? Наблюдать за... За кем? Или, за чем?

Не обращая внимания на разрастающийся спор среди ребят, я решил пройти по краю площадки и почти сразу наткнулся на выдолбленные в камне небольшие ступени. Они находились на левом боку скалы и вели снизу, как раз, к пролому в бордюре (или можно сказать, что это парапет?). Я лег на живот и высунул голову в пролом. Вот почему мы их не увидели сразу, ступеньки заканчивались в полуметре от самой площадки. А вот куда они ведут отсюда, было пока не ясно.

Долго не мудрствуя, я перелез через дыру в бордюре и попробовал ступеньки на прочность, не забывая при этом держаться руками за уступ. Сначала поставил одну ногу и надавил со всей силы на ступеньку. Держит! Сосредоточенно улыбаясь про себя, добавил второю ногу к первой. Опять держит! Тогда я перенес весь вес на ноги, продолжая держаться руками. Не падаю! Весьма хорошо! Наконец полностью отпустил руки и похлопал себя по плечу за отличную работу.

Повернувшись в сторону ребят, увидел, как одни все еще спорили о том, как спускаться, а другие, облокотившись на бордюр, просто смотрели на кратер и манящее озеро внизу.

С моря дул легкий ветерок, принося к моим ноздрям пряный аромат. На меня никто не обращал внимания. Похоже, что вообще никто не заметил моих экспериментов.

"Ничего, − подумал я, решаясь спускаться по ступеням вниз, − потом их обрадую".

Было немного страшновато, но я справлялся.

"Главное, не смотреть вниз! − говорил я себе, и тут же бросал туда невольный взгляд".

Чтоб тебя! Пальмы шевелились, подталкиваемые ветерком и изредка между ними виднелись раскидистые кусты и камни, выросшие из почвы. Острые, наверное? Если приглядеться, то можно увидеть насколько...

"Э-э-э, − одернул я себя, − нечего там смотреть. Все равно не увидишь! И что вообще за глупые мысли? Так и свергнуться недолго. Смотри лучше, куда ступаешь ногами. Ступеньки хорошие, прямые, твердые и удобные, − начинаю я себя успокаивать. − Бояться нечего, Родя!"

Ступени, надо признаться, были мелкие. То ли сразу такие вытесали в скале, то ли они уже после сточились обильными дождям и грозными ветрами?

Если бы я шел по ним босиком, полноги бы точно свешивалось. И вся эта лестница была настолько узкая, что приходилось идти по ней полубоком. Ладно, хоть ступени прямые и крепкие и стена справа в глубоких выемках. Держался за них обеими руками, потому как стало вдруг очень страшно. А тут еще и ветер. Пусть несильный и дул прямо в левый бок, прижимая меня тем самым к скале, однако на такой высоте, он совсем не радовал.

Уже пожалел, что решил идти по этой лесенке. Пот заливал глаза, от усердия. Пальцы, белые от напряжения, впивались в трещины на скале.

"Чертово любопытство! Оно ведь может даже и до гроба в этот раз не довести, мать его! Где-нибудь сорвусь и все. Ищите потом, мой хладный труп в этих джунглях. Домой хочу! И особенно в "Пухлую Булку". Литр нефильтрованного пива одним глотком уничтожить. Впрочем, можно и фильтрованного, лишь бы сразу".

При вспоминании о пиве у меня начали вырабатываться слюни с его вкусом. Жаль, чипсов нет. Сырные подошли бы лучше всего!

Пока я размышлял о гастрономических изысках, каменная лестница плавно поворачивала направо. Я уж думал, так и дойду спокойно до земли, как через пару минут увидел правильной арочной формы вход в пещеру. И лестница вела прямо в нее.

"Что же делать? − задумался я, дойдя до арки и остановившись. − Идти обратно и позвать ребят? Или уже с земли крикнуть? Как подумаю, что опять испытаю, тоже "удовольствие", только уже поднимаясь, даже спину сводит. Ну, уж нет! Не пойду обратно, ни за что. Значит, идем в пещеру, − решился я".

Добиться огня из зажигалки получилось только с четвертого раза.

− Дешевое китайское фуфло! − фыркнул я в сердцах.

Увеличил подачу газа, и пламя тут же взметнулось вверх, чуть не опалив мне брови. Зараза! Отрегулировал высоту огня и поднял зажигалку над головой, чтобы охватить мерцающим светом больше площади.

Вход в пещеру оказался немногим шире, чем лестница до нее. Но прямо идти я смог.

Под ногами был ровный пол с толстым слоем мельчайшего песка, принесенного ветром. Стены были гладкими на вид, как стекло.

Я удивленно озирался в тусклом свете, разглядывая полированные поверхности породы. Черный камень со светло-красными и желтыми прожилками вдоль. Очень красивый рисунок открывался в свете зажигалки. А вот снаружи порода скалы была совершенно неинтересной.

Дотронувшись до стены пальцами, я почувствовал гладкий и прохладный монолит. Потолок тоже был ровный. Арочный. До него немного я слегка не доставал рукой, но почему-то был уверен, что он тоже полированный. Что за маньяки тут потрудились? Зачем все так полировать?

Давя подошвами кроссовок скрипучий песок, который со временем стал поскрипывать даже на зубах, продолжал идти вперед. Ветер поднимал в воздух мельчайшие частицы песка, почти пыль, а она оседала на мне. Не пещера, а труба. Или, скорее тоннель!

И вот этот тоннель плавно поворачивал направо и совсем чуть-чуть в низ.

Зажимая нос рукой, дабы не чихать, жалел о том, что у меня в кармане не было противогаза. Столько мелкого песка витало в воздухе, что я уже с огромным трудом себя сдерживал. Боялся, что начав чихать, остановиться мне будет трудно. Помимо того что забрызгаю всю красоту выделениями своего носа, так еще нахватаю полные легкие тяжелой пыли. Там и так-то от курения мало чистых мест осталось.

Чувствуя, как нагрелась зажигалка, остановился и... И мне стало страшно оставаться в полной темноте. Входа уже не видно, а выхода и подавно.

Но как бы то ни было, я понимал, что придется постоять в темноте, пока зажигалка не остынет. Потом пойду быстрее — зажигалка, не ровен час, накроется медным тазом. И тогда уже я буду в этом тазу, в анатомическом смысле этого слова.

Убрав палец с язычка зажигалки, я тут же окунулся в глухую и тягучую, словно кисель, темноту. С трудом переборов в себе желание снова зажечь свой миниатюрный факел, постарался себя успокоить, как однажды мне советовал опытный спелеолог.

Как-то раз, я и еще несколько человек лазили в пещеры. И в одном из гротов у всей небольшой группы, от жидкой глины, по которой мы пробирались на брюхе, погасли фонари − засорились. Тогда было по-настоящему страшно.

− Так, − проговорил я вслух, − успокойся. Прислонись спиной к стенке. Сделай глубокий вдох и...

И бездумно последовав собственному дурацкому совету, я набрал полную грудь воздуха и чихнул. Да так сильно, что даже перепонки в ушах завибрировали как струны контрабаса. И, наверняка, знатный комок соплей, пролетев со скоростью, как минимум, звука, шлепнулся о противоположную стенку и сразу же от нее отпал. Столько было в нем песка!

Эх! Не посмотришь! Зажигалка по-прежнему была горячая.

Уши нестерпимо заложило и я пару раз глотнул, унимая гул в голове. Потом в темноте вытер нос полой рубашки и прислушался. Ничего не слышно. Хотя нет! Что-то слышно. Я закрыл глаза, сложил ладони ракушкой и приложил к ушам. Вслушиваясь в звук, понял, что его издает, где-то капающая вода.

И хоть я точно знал, что в пещерах на слух полагаться не стоит, мне казалось, что эта капель недалеко. Поэтому чиркнул почти остывшую зажигалку. Пять раз!

Минут десять я достаточно быстрым шагом шел на звуки сочащейся воды. Тоннель все так же плавно, почти незаметно вел меня вправо, но дальше он разъединялся на два хода.

Я прислушался, засек звук падающих капель и смело повернул в левый ход. В отблесках пламени увидел небольшой естественный грот, сравнимый размером с большой комнатой обыкновенной высотки, коих множество появилось в брежневские времена по всей России.

Будто нарочно, у самой дальней стены с какого-то бледного пальца, растущего из потолка (забыл, как называется) довольно часто капала вода и собиралась в естественной, выдолбленной за века, каменной чаше.

− Вода камни точит! − С этой фразой я кинулся к воде и пил, пока мне не стало плохо.

Желудок стал какой-то тяжелый, закружилась голова. Захотелось присесть, а лучше, прилечь. Однако я смог себя заставить потерпеть.

Зажигалку выключил только после того как, тщательно осмотрел, где я нахожусь. Но когда выключил, понял что смотрел не очень внимательно.

Подпирая спиной неровную и холодную стенку грота, в которой и находилась выемка с водой, я смотрел прямо на вход. То есть, как бы смотрел. Не видно же нихрена в темноте! Но когда мои глаза начали привыкать к отсутствию света, я увидел очень слабое, белесое свечение в верхнем левом углу грота. Щелкнул пару раз зажигалкой и ахнул от удивления.

Эта пещера третья на моем жизненном пути и естественно, что я не мог похвастаться особой наблюдательностью. Спелеолог из меня никакой, да и гномом я тоже не являлся. Поэтому сразу и не заметил третьего хода за сегодня.

Этот лаз, очень правильной круглой формы, был бы примерно на границе потолка и стены, если бы они были. Потолок резкими зигзагами и, не всегда понятно где, переходил в стену. До лаза, который я увидел только в темноте, можно было дотянуться, только если подпрыгнуть. Однако, осветив стенку, я увидел четкие следы мелких выбоин, от пола до самого лаза. Казалось, что по ним вполне можно забраться.

В моей голове уже зрел план: проникнуть в лаз и оттуда на свет божий. Благо его отверстие было большое − метр в диаметре точно, не меньше. Оставалось только надеяться, что выбоины на стене не кончатся, когда до выхода останется совсем немного.

Стоя в темноте, я заворожено разглядывал льющийся свет из этого лаза. Не выдержав больше ожиданий, я засунул зажигалку в карман и на ощупь полез по выбоинам вверх. Как только моя голова оказалась на уровне самого лаза, я попытался разглядеть выход из пещеры. Но опять-таки увидел только белесоватую дымку. В прочем, света в нем хватало.

Я наблюдал за тем как он мерцает, изменяет цвет с белого на желтоватый, затем в изумрудный и обратно в белый. И при этом светло-красные и желтые вкрапления на камне играли такими цветами, что даже радуга по сравнению с ними казалась серой половой тряпкой.

Не раздумывая, я оттолкнулся ногами и буквально влетел в мерцающий лаз.

Глава II

В моем теле разгоралось пламя. Я чувствовал, как тысячи раскаленных ножей впивались в самые незащищенные участки плоти и рвали меня на куски, лишь затем, чтобы создать вновь.

Меня будто перекраивали по новым чертежам. Резали, сшивали.

Периодами, боль завладевшая моим телом, отступала и я начинал чувствовать окружающий мир как никогда в жизни. Все было настолько четко и красочно, что например, не открывая глаз, я точно знал, что лежу на земле, прикрытый до горла каким-то одеялом, а под головой у меня небольшой мешок.

Вглядываясь в себя откуда-то сверху, я видел собственное лицо. Оно было спокойно, глаза закрыты и лишь учащенное дыхание говорило о том, что я еще жив.

Вдруг, я увидел, как мое собственное лицо открыло глаза и посмотрело прямо на меня вверх. Тут же мой взгляд моментально переместился и я, уже всецело я, смотрю на сводчатый потолок, покрытый потрясающими светящимися знаками или письменами.

Я ощущал, исходящую от них энергию и непонятно откуда, знал, что они не нарисованы на поверхности, а являются, как бы самой сутью этого помещения.

Легко, почти без усилия встал и понял, что нахожусь в каком-то старом, почти разрушенном здании. Две его стены отсутствовали напрочь, и крыша в тех местах, лишившись опоры, была обрушена.

У центральной стены, из оставшихся трех целых, находился постамент. На нем замерла каменная скульптура лошади с испуганным жеребенком, прижимающимся к матери и мощным мечом пробившим ее по средине. Будто какой-то великан насадил зверя на меч, как бабочку на иглу.

Лошадь с явными признаками хищника — тонкой мордой, острыми клыками и другими неуловимыми чертами, точно была застигнута в самый неожиданный момент.

На камне бугрились мускулы под, словно, живой и лоснящейся кожей. Она стала на дыбы и ее передние копыта, обрамленные шипами, угрожающе приподняты вверх. Ее большая голова повернута назад и закинута к небу. Хищная морда была раскрыта в беспомощном оскале длинными и острыми клыками. И судя по глазам, устремленным к верху, они смотрели на того, кто причинил ей ужасную боль, пробив ее тело сверху длинным и широким мечом, пригвоздив тем самым невиданного зверя к земле.

Несмотря на то, что животные, изображенные в этой скульптуре, выглядели весьма устрашающе, они не походили на каких-то исчадий ада. Наоборот, весь взгляд жеребенка, обращенный ко мне, излучал доброту и мудрость. И этот меч, как символ несправедливости этого мира, убивает его мать.

Выйдя из этого храма через один из проломов в стене, я пошел по мощеным улицам пустого города. Все пространство, в котором заполнял легкий туман, и из него отдаленным эхом слышались звуки давно минувшей и неизвестной мне битвы.

Узкие улицы теснили каменные двух-, трех -, а порой, и одноэтажные дома. Они все были запущены и порушены. Везде виднелся осадок прошлых поражений.

Уныние и печаль! Ветхость и разруха! Так можно было охарактеризовать этот давно умерший город. И нигде живой души.

Я заглядывал в окна домов и везде видел, одно и то же − здесь давно никто не живет. Только пыль, покрывающая серые дома, осколки окон и, наверное, крыши. Даже улицы утопали в этом ковре забвения.

Не зная зачем, я продолжал идти. Что-то тянуло меня вперед, будто звало и пихало в спину, точно прогоняло.

Я вышел на небольшую площадь с давно пересохшим фонтаном. Оглядевшись и, следуя на зов, свернул налево. Обойдя различные кучи хлама, подошел к двухэтажному зданию, в котором угадывалась некогда гостеприимная таверна. Перевернутые, почти истлевшие столы и стулья у входа когда-то были летней верандой этой таверны. Возможно, вот в том дальнем углу играли музыканты, а здесь влюбленные пары танцевали, и, наверное, целовались?

Уверенно ступив на каменные ступени веранды, отстраненно подметил, что дверей у таверны давно уже нет. Осталась лишь разинутая пасть входа, в который меня мягко, но настойчиво что-то затягивает.

Зашел внутрь. Там царила та же картина что и снаружи, только хлама было больше. Лестница на второй этаж полностью разрушена. В большом правом зале множество истлевших столов, стульев, диванов и выбитые окна. Ничего интересного.

Направился в левый зал. Он явно был меньше первого, но отличается от него еще и наличием полусгнившей барной стойки и человеком с металлической кружкой в руке, стоящим за ней. Почему-то меня это совсем не удивило.

Человек в сочно-зеленой блузе и черном плаще, с надвинутым на глаза капюшоном не спеша отпил из кружки. Затем вытер рукой небольшую бороду и растянул губы в горькую улыбку.

Я остановился в центре зала и молча ждал.

− Ты последний, сын мой! − тихо проговорил он. − Мой дар тебе, как сыну, находится в Каруше. Желаю удачи!

Он помахал мне кружкой, и вокруг разом померкло, как будто солнце не зашло за горизонт, а упало за него. И я упал за ним в болезненную темноту, забывая обо всем на свете.

И опять тело заливает кипящая лава и мое сознание как будто перекручивают на мясорубке. Не могу больше бороться с этой болью и... вдруг меня подхватывает неведомая сила и бросает в невесть откуда взявшийся, хрустальный колодец. Падая, ощущаю ускорение, и от нестерпимого ужаса из моего горла вырывается дикий крик отчаяния...

− ...Полторы сотни лет. Скоро... Пей еще...

В мой разум, охваченный голубым огнем, проникает неизвестный голос и пытается меня успокоить. Обрывки непонятных фраз.

− Не беспокойся... перестраивается и ты...

* * *

Открыл глаза, зажмурился, потом снова открыл. Повертел головой по сторонам.

Незнакомое место. Кажется, пещерный вход... Небольшой.

И тут меня осенило. Я же просто выбрался наружу из этой пещеры! Точно! Начал припоминать.

Я шел по тоннелю, затем нашел несерьезный грот и воду. Утолив жажду, в полной темноте заметил свет из небольшого лаза и заполз туда. А вот дальше ничего не вспоминалось. Хотя чушь какая-то про хрустальный колодец упорно не вылезала из головы. И голоса какие-то.

Наверно, выбираясь из него, неудачно прыгнул, ударился головой и как следствие этого: отключка и кошмары.

И все-таки это было очень странно − совсем не чувствовал боли в голове. А ведь по логике после такого удара, от которого я вырубился, какое-то время точно не смог бы на ноги встать. Перед глазами была бы сплошная карусель. А тут все спокойно.

Впрочем, я еще не вставал. Может и не получится?

Взяв одеяло за край, собрался его скинуть с себя и опешил...

Какое одеяло? Откуда?

Мозг, сорвавшись в галоп, подсовывал варианты ответов, один другого невероятней. А когда я приподнялся и, опершись на локоть, увидел мешок с лямками, смятый моей головой, окончательно впал в ступор. Этого я не помнил совсем! Вот теперь голова закружилась. Слишком много непонятного.

Например, меня очень взволновало то, что я увидел, когда выглянул со своего места, наружу. Вход в эту не глубокую пещеру преграждали мелкие кусты. За ними чуть дальше виднелись деревья. Вполне лиственные деревья. Березы, дубы, может липы, но точно не пальмы. Так, где же я?

Почувствовав поднимающуюся изнутри панику, попытался взять себя в руки, сел и постарался успокоится. Закрыл глаза, почувствовал слабый ветерок, холодящий спину. Знакомый, но неприятный запах, доносящийся снаружи. Какой-то гул. Далекое птичье пение.

Единственное, чего я не слышал, а так хотел, это голосов людей. Где они?

На этот вопрос я не мог сам себе ответить и поэтому решил не ломать над ним голову. Достаточно было выйти отсюда, и шансы на получение ответов увеличатся в разы. Чего время зря тратить? Ведь ясно же, что сам я не смог бы в бессознательном состоянии положить себе мешок под голову и укрыться одеялом.

Наверное, это сделали ребята, когда увидели, что меня нет? Спустились по ступенькам, дошли до грота с водой, заметили в нем лаз, вылезли сюда и увидели меня валяющегося на земле и без сознания.

Я понимал, что такой ответ слишком притянут за уши, но другого нормального объяснения, у меня не было. Поэтому решил остаться пока при таком варианте.

Главное, что чернело огромным пятном на всей этой странной ситуации − откуда у них взялись одеяло и мешок!? Этот вопрос пристал ко мне, как банный лист, известно к чему, в одной поговорке.

− Все! Хватит рассуждать! — сам не понимая почему, разозлившись, пробормотал я сквозь зубы. − Пора выходить из этих пещер. Достали они меня в конец!

Пока я выпутывался из одеяла, которое оказалось совсем не им (ведь одеяла не делают с карманами, шнурками и пуговицами), услышал отдаленное лошадиное ржание. Затем раздался глухой возмущенный крик, какого-то мужчины:

− Эй! Оставь лошадей в покое, Ульгаэль! И убери меч от греха подальше.

− Я просто хотел разглядеть их образ, − обиженно оправдался кто-то молодым голосом. − Сами же говорили, что мне надо делать это при каждом удобном случае.

Мужчина слегка хохотнул.

− Удобном случае! − передразнил он голос молодого человека. − Сейчас не удобный для этого случай. Разве не видишь, что они уже шарахаются от тебя? Иди лучше проверь, как там этот.

Сидя в абсолютно глупой позе, а именно с задранной правой ногой, запутавшейся в шнурках этого "одеяла", я, не мигая, вслушивался в странный разговор, и ничего не понимал.

"Про кого он сказал — "этот"? И что мне делать, если это они про меня говорят? Обратно лечь или встать? Притворится мертвым или станцевать им чечетку? − лихорадочно соображал я".

Потом спохватился: что за дурь в голову лезет?

Было такое ощущение, точно я не владею собственным мозгом. Вместо того, чтобы выйти к людям, я пытался понять, не причинят ли они мне зла. Почему они должны были причинить его мне, я не знал. Никаких оснований на то у меня не было, так откуда же я такой подозрительности набрался и главное, когда успел?

Что-то странное творилось со мной. Мне то хотелось рассмеяться в лицо любому врагу, то сжаться в дрожащий комок. Будто что-то отвечающее за причинно-следственную связь сломалось в моей голове.

Тем временем я уже различил звуки приближающихся ко мне шагов.

Решив, что буду встречать посетителя стоя, рванул со всей силы "одеяло" и тут же услышал характерный звук рвущегося ткани.

Материальчик-то, дрянь!

Через некоторое время до моего обоняния донесся слабый запах лошадиного навоза, а до ушей неразборчивое бормотание и тихие шаги.

Быстро поднявшись на ноги и, держа в руках остатки непонятной тряпки, я повернулся лицом к выходу, готовый ко всему.

* * *

Видимо Ульгаэль увидел совершенно не то, что ожидал. Подняв ногу, чтобы переступить кусты, загораживающие вход в пещеру, он так и застыл, вперив в меня выпученные глаза. Я тоже от него не отставал и разглядывал его с не меньшим удивлением.

Среднего роста, как я. Довольно жилистый. Цвет глаз не разобрать, но вроде, умные, хоть и дурашливо выпученные. Шапка нечесаных соломенных волос. Не удивлюсь, если в них есть солома.

Нормальный чувак. Вот, только его одежда меня немного смущала. А одет он был более чем странно.

На нем топорщилось что-то вроде удлиненного жилета красноватого оттенка и расстегнутого на три верхние пуговицы. Из-под него торчали пышные рукава белой блузы, засученные до локтей и чем-то измазанные.

Поверх жилета он был опоясан ремнем с ладонь шириной, на котором с левого боку висели ножны с коротким мечом. С правой стороны из-за ремня торчал кинжал. С этой же стороны к ремню были привязаны несколько мешочков разной величины.

А так же, он был одет в кожаные штаны и обут в длинные коричневые сапоги по колено. И в дополнение к этому странному наряду, поверх всего, за его спиной болтался плащ. Близнец того, что у меня в руках. Только целый.

Что за средневековье?

− Ты на ногах? − вытаращился он, опуская ногу не в пещеру, а обратно, откуда поднял.

− А что? − спросил я. − Не должен?

Парень задумался и не сразу ответил.

− Не знаю, − пробормотал он. − Надо спросить у Мастера

Приглядываясь к парню, и пытался понять, почему он выглядит так странно, я задал тот вопрос, который считал первостепенным в данной ситуации:

− Вы спасатели?

Не дожидаясь ответа, я двинулся к выходу. Парень нахмурился, затем отойдя на пару шагов назад, повернулся куда-то в сторону и крикнул:

− Мастер! Он очнулся и уже встал на ноги.

Мастер? Наверно это тот мужчина, который прикрикивал на него. По крайней мере, других голосов я не слышал.

Но если это спасательная группа, то почему их двое? И что за форма у них такая? Глупости какие-то.

Хотя, ходят же в джунглях Бразилии или еще где с мачете и прорубают себе дорогу в непроходимых зарослях. Но джунглей я здесь не вижу, да и не похожи они на спасателей. Нет, я точно сплю!

Или... Или я не там, где был до этого. То есть, я хочу сказать, что возможно я не там, где начал свой спуск в пещеру. Трудно понять, где я сейчас, не зная, где я был до этого!

Выходя на свет из пещеры, я перешагнул через кусты и пораженный замер, оглядывая окрестности. Да... Теперь я не сомневался, что нахожусь не в тропических широтах. Хотя я никогда там и не бывал, и знать этого точно не могу.

Ладно, потом разберемся.

Я стоял на низком холме спиной к невысокой скале, поросшей пучками травы, а кое-где и хлипкими деревцами. Старая скала скоро совсем превратится в земляной холм и вся зарастет зеленью. Впрочем, еще не скоро. Но самое главное, это никаких, даже малейших намеков на ту скалу, откуда я видел кратер потухшего вулкана. Более того, чувствовался совсем другой климат, весьма отличный от того где мы потерпели катастрофу. Ну и, конечно же, я не слышал и не чуял запаха моря.

Все было другое!

Передо мной расположилась самая обычная лесная полянка метров десять диаметром, с сочной зеленью и окруженная лиственными деревьями. Довольно прохладный ветерок доносил до моих ушей птичий гомон. С права у самой границы поляны стоял мой новый знакомый и, держа меня в прицеле свих глаз, поглаживал пальцами рукоятку кинжала.

Странно. Но почему-то, я совершенно его не боялся. Приступ паники, внезапно нахлынувший на меня в пещере, так же внезапно исчез. Я чувствовал в себе кипящие силы, способные подвигнуть меня на совершение немыслимых подвигов. Но при этом сохранял холодное спокойствие и с виду был даже расслаблен. Однако мой слух работал в полную силу.

Я все же хотел расслышать голоса людей, шум техники. Но ничего этого не было.

− Послушай, − обратился я к парню, замечая, как краснеет его лицо. − Ты так и не ответил мне. Спасатели вы или нет? Может вы местные? И как, кстати, тебя зовут?

Почему-то явно не желая со мной разговаривать, парень опустил глаза в землю, затем посмотрел на меня исподлобья, помялся и нехотя ответил:

− Ульгаэль меня зовут. Да, мы местные. А насчет спасателей − это вряд ли. — Он нахмурился еще больше, почесывая затылок, огорошил меня: − К тому же я не понимаю, что ты подразумеваешь под этим словом.

Странное имя, подумал я. На греческое прямо скажем, не тянет. Ну, да ладно, сойдет.

− Спасатели? — Я немного растерялся от такого вопроса и ответил почти автоматически: − Ну, это те, кто спасают людей, когда они попадают в разные катастрофы. Как, например, мы.

В глазах Ульгаэля мелькнула не ясная для меня вспышка.

− Ты что не один здесь? − насторожился он, хватаясь за меч и быстро метая взглядом по сторонам.

− Да. Не один, − сам не знаю почему, неуверенно сказал я. − Нас десять человек здесь. Было двенадцать, но двое пилотов утонули.

На простом, то бледном, то красном лице Ульгаэля отражалось откровенное недоверие к моим словам. Вел он себя так, будто жутко тяготился разговором со мной. Интересно, почему?

− И где же другие? − спросил он и немного другим тоном добавил: − Кто такие пилоты?

Вот черт! Как же ему объяснить, что я сам не знаю, где мои друзья. А про пилотов, он прикалывается что ли? Нашел время!

— Ты что, издеваешься надо мной, спрашивая, кто такие пилоты? — удивился я. Но как бы то ни было решил объяснить. Правда, в конце немного прикрикнул, сам не знаю зачем: — Нас на самолете летело двенадцать человек: два пилота, стюардесса, и девять пассажиров. Что непонятного?

Ульгаэль подпрыгнул от моего крика, крепче схватился за меч, готовый достать его в любую секунду и принял оборонительную позу. На его лбу выступили крупные капли пота, а лицо в очередной раз поменяло цвет.

− Эй! Спокойно, − я примирительно поднял руки, видя такую реакцию.

И тут до меня вдруг дошла его фраза, о том, что он местный. Я мысленно хлопнул себя по лбу. По-настоящему не решился, а то это паренек бы не выдержал и точно меня заколол.

− Ты сказал, что вы местные, − спокойно заговорил я, подходя к нему и все так же держа руки перед собой. − Значит мы в Росси? По крайней мере, говоришь-то ты по-русски.

Ульгаэль быстро отошел от меня на несколько шагов назад, подойдя почти вплотную к леску.

− Стой! − испуганно заорал парень, выхватывая короткий меч и направляя его острием в мою сторону. − Не подходи ближе, а то я тебе дырку в животе сделаю.

Я застыл в трех метрах от него, показывая тем самым, что не нуждаюсь в дырках в своем животе. Мне он и такой нравился.

Тут из кустов за спиной Ульгаэля, совершенно бесшумно, вышел высокий, широкоплечий мужик с короткой черной бородой и волосами с густой проседью. Одет он был тоже странно — в светло-красную куртку, кожаные штаны и длинные сапоги.

Он не скрывая улыбки, тихо сказал уже знакомым мне, голосом:

− Успокойся, Ульгаэль!

Парень испугавшись, рефлекторно развернулся и ударил мечом сверху. Мужик, не моргнув глазом, сделал небольшой шаг чуть в сторону и вперед. Затем отработанным движением тюкнул костяшками пальцев парня в правый висок и направился в мою сторону. Меч, просвистев в воздухе, не найдя цели, просто упал в траву. Вместе с его владельцем.

Сильный и быстрый человек, этот мастер, подметил я, смотря на шагающего ко мне мужика. Уж, не в этом ли деле, он мастер? Так лениво уложил вооруженного человека, и при этом ни один мускул на его волевом лице не дрогнул. И походка его, несмотря на седину, легка и уверенна. И главное, бесшумна.

Но, поразило меня больше всего в нем, совсем другое. Неуловимое ощущение нашего давнего знакомства. Мне упорно казалось, что мы были когда-то раньше хорошо знакомы, но сейчас я его не помнил совершенно. Смуглое лицо с глубоко посаженными карими глазами и артистично сломанным носом. Над левой бровью небольшой, старый белеющий шрам. Вроде бы знакомое лицо, но, как я не старался, не мог связать его ни с каким своим воспоминанием. Только смутное чувство далекого знакомства крутилось где-то на периферии памяти. Как будто частичная амнезия внезапно поразила мой мозг.

Остановившись в шаге передо мной, он изучающе разглядывал меня и иногда, почти незаметно кивал, словно соглашаясь сам с собой. Его руки, туго обтянутые рукавами, расслабленно висели по бокам. На губах играла легкая улыбка. И во всем его виде сквозила сила и спокойная решительность.

− Что, не узнаешь? − вдруг усмехнулся он.

Значит, все-таки знакомы, с облегчением вздохнул я. Но вспомнить так и не смог. Действительно что ли, амнезия?

− Нет, не могу вспомнить! − признался я, кусая губы.

Он махнул рукой.

− Не переживай, − широко улыбнулся он и объяснил: − Это у всех так. Скоро войдешь в норму.

− У кого, у всех? — не понял я.

− У нас! − зловеще прошептал он и, видя мою растерянность, громко захохотал, закинув голову к верху.

Честно признаться, в тот момент я чувствовал себя единственным актером в этом бредовом спектакле, которому не дали текст роли. Говоря прямым языком, я вообще ничего не понимал.

− Я вас совершенно не понимаю. − Подумал, что будет лучше, если я буду вести себя с ним осмотрительно и вежливо. А то я видел, как он с пареньком обошелся.

Он перестал смеяться и наигранно тяжело вздохнул.

− Гальтен! − представился он и протянул мне руку для приветствия.

− Родион, − автоматически ответил я, пожимая его крепкую руку.

Затем он неожиданно притянул меня к себе и, похлопывая левой руке по спине, как-то очень тепло произнес:

− Здравствуй, брат!

Как ни странно, я почувствовал, что он мне действительно брат. Не биологический, а гораздо больше. По духу, что ли! Не знаю. Но что-то в этом было правильное и неправильное одновременно.

− Здравствуйте, − неловко пробормотал я, понимая в глубине души, что, возможно, он прав, но сопротивляясь этому.

Он отстранился от меня и, все еще держа мою руку, хмыкнул. Потом положил левую мне на плечо, и сказал:

− Зови меня просто Гальтен. И не беспокойся, скоро ты все узнаешь и научишься с этим жить.

− Что ты имеешь в виду? − не понял я.

Я уже начинал ощущать себя полным придурком. Столько вопросов я только в детстве родителям задавал.

− Потерпи! Скоро узнаешь! − отрезал он и, поворачиваясь в сторону леска, кивком пригласил меня идти за ним.

* * *

Парень все еще лежал там же, где и упал. Гальтенмун подошел к поверженному им же самим, Ульгаэлю, и поцокал над ним языком. Затем, указывая пальцем на его висок признался:

− Перестарался малость...

− Ничего себе, малость! — воскликнул я, всматриваясь в неровное красно пятно размером с пятирублевик. − Он теперь, наверное, неделю будет в себя приходить?

Пока я говорил, Гальтен наклонился над парнем и приложил большой палец к синяку. Подождал несколько секунд, подмигнул мне и убрал палец. Гематомы как не бывало.

− Как ты это сделал? − удивленно уставился я на него.

− Искусство! − вновь подмигнул он мне. И щелкнув пальцами над ухом Ульгаэля, прошептал:

− Уль! Вставай!

Я напряженно всматривался в лицо парня. В начале нашего, не самого хорошего знакомства, я плохо разглядел его. Но теперь отчетливо видел, что ему от силы лет семнадцать. Жаль парня, подумал я. Так получил от своего мастера, что до сих пор не мог очнуться несмотря на чудесное избавление от синяка.

Видя что его шепот не действует, Гальтен начал трясти Ульгаэля за плечи.

− Вставай писарь! − рявкнул он. − Хватит тут лежать. Я что до ночи буду с тобой возиться?

Крик Гальтена живо привел в чувство Ульгаэля и он, открыв глаза, удивленно смотрел то на меня, то на него.

− Ну, вот и хорошо, − уже теплее сказал Гальтен и подал руку Ульгаэлю. − Вставай; уже темнеть начинает.

И действительно стало немного прохладней и темней. Алое солнце почти скрылось за деревьями, даря нам остатки своего тепла. Не знаю, какая тут ночью температура, но то что мне было уже не жарко, это точно. Я немного поежился и посмотрел на встающего парня.

Отпустив руку Гальтена, он недоверчиво глянул на меня. Что-то бормоча он тряхнулся и полез в траву искать свой меч.

− Пойдем, − махнул мне рукой Гальтен и вошел в лес. − Мы здесь рядом остановились.

Гальтен шел первым, за ним я, а в хвосте плелся Уль. Он присоединился не сразу, поэтому отставал на несколько шагов. Я один раз оглянулся и увидел мрачное лицо и взгляд которым он сверлил мне спину. Чем я его разозлил, я так и не понял. Надо будет спросить у Гальтена, пока не поздно.

Лес, действительно, был лиственный. Хотя и состоял из незнакомых деревьев и травы с кустарниками под ногами. Приземистые ветвистые стволы соседствовали с высокими и прямыми, как столбы, деревьями.

Полностью зеленый, длинный гладкий ствол, без единой веточки, венчала крона из листьев синего цвета. А низкие деревья, в два человеческих роста, больше всего напоминали дубы. Форма листьев похожа, но больше и отливает тоже синим цветом. А его кора, просто что-то невообразимое. Красный, с черными опоясывающими полосами, ствол. Словно тигр, вставший на задние лапы и вросший в землю. Ветви длинные, как и корни, об которые я постоянно запинался, и витые, как девичьи косы. То и дело приходилось постоянно пригибаться и беречь глаза. А вот кусты и густая трава были абсолютно нормальными − зелеными и колючими.

Шли мы, буквально, минут пять по этому леску. За это время я успел понять, что ни когда в жизни таких деревьях не видел и ничего о них не слышал. Все эти мои выводы сливались в один большей вопрос: "Где я?"

Придумать, что ответить, я не успел. Увернувшись от очередной ветки, я вышел на поляну раза в три больше той, с которой мы пришли. Но это было не единственное ее отличие. Она была более вытянутой и полностью окружена деревьями. На одном ее краю плясал трескучий костер, а рядом с ним лежало два бревна тигровых деревьев. Я решил называть их так, пока не узнаю настоящего названия.

На другом краю поляны две стреноженных кобылы, грязно коричневого цвета, щипали траву. Неподалеку от них стоял небольшой деревянный фургон, размером с микроавтобус. Накрытый серым материалом, весь в пятнах, покосившийся и с торчащими ребрами основания крыши. Узкие, деревянные колеса, примерно метр в диаметре, с шестью деревянными палками вместо спиц. Сказать, что колеса кривые, все равно, что ничего не сказать.

Гальтен прошел прямо к фургону и, отодвинув с одной стороны полотно, легко запрыгнул внутрь. Я пошел, было следом, но потом решил пройти к костру и погреться. Воздух стал заметно холодней, и небо окрасилось в более темные тона. За спиной солнце рисовало закат.

Подойдя к костру, я сел на одно из бревен и протянул руки к огню. Люблю костер, еще бы чего-нибудь съестного на нем сделать и было бы совсем замечательно.

Мне, вдруг вспомнилось, как однажды, еще в бытность мою студентом, мы всей группой поехали на природу. Мы развели там такое пламя, что хотелось вокруг него бегать, плясать и петь. Как, кстати, многие и делали. А потом мы жарили на нем все, что было можно и даже то, что нельзя.

Одна девушка, из особо напившихся, пока никто не видел, сняла и бросила в огонь свой бюстгальтер. Но зачем она это сделала, объяснить позже не смогла, только хлопала глазами и пожимала плечами. Я-то понимал ее: она просто была им зачарована. И не удивительно, ведь костер достигал в высоту более двух метров. Он словно гипнотизировал нас своими красками, танцующими языками пламени и треском горящего дерева. Да...

Особенно сильно на нас влиял треск костра. Ну, по крайней мере, на меня. Он был похож на игру тысячи тамтамов на каком-нибудь ритуале африканских каннибалов. Все это было настолько нереально, что и сейчас я думал об этом как о сне.

Встряхнул головой, разметая остатки воспоминаний, увидел Ульгаэля, сидящего напротив меня на другом бревне. Я так сильно погрузился в свои воспоминания, что не заметил, как он прошел и уселся там. Он сидел, чуть наклоняясь к весело потрескивающему костерку, и что-то держал между вытянутых рук. Словно, показывал это огню.

Немного отклонившись в сторону, я прикрыл глаза от пламени и увидел, что он держит в руках свой кинжал. Небольшой, сантиметров двадцать, клинок с тонкой рукояткой и ромбовидным навершием. Он пристально глядел на кинжал и почти незримо шевелил губами.

− Что ты делаешь? — поинтересовался я.

Он не ответил, но я увидел, что он меня расслышал. После моего вопроса его руки напряглись сильнее и еще шире открылись итак выпученные глаза. На красном лице выступили крупные капли пота, и стало слышно его тяжелое сопение.

Что он делает?

Не дождавшись ответа, я сел ровно и вновь уставился в костер. И сразу же заметил в нем какие-то маленькие завихрения. Затем я услышал, как Ульгаэль напряженным шепотом что-то говорит. Но разобрать, что он шепчет, было трудно, ибо костер начал тихо завывать.

Мне совсем не понравился этот спектакль, поэтому я резво вскочил со своего места, пытаясь понять, что происходит. Моментально отойдя на несколько шагов за бревно, на котором сидел, я продолжил неотрывно следить за парнем. Не надо было ходить к гадалке, чтобы понять, что с костром творится что-то неладное. И уж даже дебилу бы стало ясно, что парень в этом как-то замешан.

Не переставая заворожено смотреть на костер, я увидел, что завихрения стали более плотными и начали с хлопками отделяться от костра и взлетать. Так над костром взлетели и зависли на уровне глаз, семь огненных шаров величиной с кулак. За ними стоял Ульгаэль, направляя, уже на них, свой кинжал. Костер ослаб и почти потух, словно из него отсосали энергию.

Шепот Ульгаэля стал еще громче и прерывистее. Было видно, как сильно он напряжен. Огненные шары наливались оранжевым цветом. Где-то рядом заржали лошади, но я даже не посмотрел в их сторону.

В очередной раз Ульгаэль прервался и со свистом выдохнул. Тут же три шара упали обратно в костер, и он полыхнул, оживая. У парня тряслись ноги, шепот стал срываться на неровный крик и еще два шара упали в костер.

Видимо Ульгаэль понял, что скоро не выдержит и потеряет контроль над всеми шарами. Поэтому он что-то крикнул и махнул в мою сторону кинжалом. Тут же оба огненных клубка с воем понеслись на меня.

Сам того не ожидая, я не пустился бежать, а встал прямо и вытянул перед собой руки ладонями к несущейся угрозе. Шары врезались в них и я тут же, совершенно не испытав боли, сжал руки в кулаки, тем самым, схватив их.

Меня окатила волна огня изнутри и бешеная ярость взыграла во мне. Я, не думая, подбежал к замершему Ульгаэлю и ударил ему в грудь ладонью. Буквально тут же, с боку в нас полетело голубое облако. Парень отлетел в кусты от моего удара, и облако пролетело мимо. А я на предельной скорости отскочил назад и слева заметил, на фоне фургона, человека. Он стоял не двигаясь, с раскинутыми руками и повернутый лицом в сторону нашего с Ульгаэлем поединка.

Я метнулся к нему и второй рукой ударил его в грудь. После моего удара, Гальтен, назвавшийся моим братом, с треском врезался в деревянный борт фургона и осел на землю.

* * *

Отойдя в центр поляны, я обессилено опустился на землю. Не спуская глаз с моих противников, пытался отдышаться и осмыслить произошедшее. Но на ум ничего конструктивного не приходило и поэтому, я просто отдыхал.

В голове было пусто. Я ни о чем не беспокоился и никуда не спешил. После горячки боя мной овладело апатичное безразличие. Я просто устал от впечатлений, выпавших на мою долю за последнее время. Мне было все равно, что со мной будет, поэтому я лег на спину и решил отключиться.

Однако, услышав хруст ломаемых веток и отчаянное ржание лошадей, быстро и, абсолютно рефлекторно, поднялся на ноги и огляделся. Будто не я только что решил забыть и плюнуть на все.

В округе ничего не изменилось. Только лошади запутались в кустах, убегая от страха.

Гальтен по-прежнему лежал без сознания у фургона. У парня, приютившегося в кустах, было видно только ноги.

А может быть они, совсем, не без сознанья, а умерли? Может быть... Я убил их!? После секундного шока во мне поднялась волна протеста и оправдания. Ну, и убил, так что из этого? Ведь они тоже пытались меня убить. Я просто защищался и все сделал правильно.

И все-таки я чувствовал, что это совсем не правильно. Я побежал к Ульгаэлю и перепрыгнул кусты, забыв о всякой предосторожности.

В тусклом свете все нарастающих сумерек я увидел валяющегося на траве Уля. Его голову скрывали поломанные ветви тигрового дерева. Руки раскиданы и поцарапаны, а на груди сквозь порванную блузу светилось желтое пятно. Оно медленно мигало в такт с дыханием Ульгаэля.

Живой!

У меня словно гора с плеч свалилась. Только вот, кажется, что дыхание его замедляется и пятно реже мигает. Что же делать?

Я вспомнил, как Гальтен приложил свой палец к виску Ульгаэля, еще на той поляне. Но что он при этом делал, я же не знал. Плевать! Для экспериментов было самое время!

Приложив правую руку к мигающему пятну, почти полностью закрыл его своей ладонью.

− И что дальше? − хмыкнул я вслух.

Пятно явно не исчезало. Тогда я попробовал закрыть глаза и мысленно представил себе, как пятно перетекает в меня. И сразу же ощутил тепло под рукой. Подождав так немного, я убрал руку и не заметил ничего напоминающего о такой необычной травме. Прислушался к дыханию парня и вздохнул с облегчением: дыхание ровное, пусть и не сильное.

В голове немного прояснилось, и я решил вытащить Ульгаэля на поляну. Выломал и откинул ветки в стороны, закрывающие его голову. Предварительно ощупав его, отметил, что переломов вроде нет. Цел и невредим. Ушибы и ссадины не в счет.

Подсунул под тело руки и легко поднял его. Я даже удивился, насколько он оказался легкий. Не тяжелее упитанного щенка сенбернара. Без усилий, на вытянутых руках вынес его на поляну и положил на траву рядом с гаснущим огнем. Затем автоматически подбросил в костерок поленьев из лежащей неподалеку кучки и направился в сторону Гальтена.

* * *

На его груди тоже мигало желтоватое пятно, но чаще и сильней. Что это могло означать, я не знал, поэтому решил делать то же самое, что и с Ульгаэлем. Когда пятно исчезло, я почувствовал себя еще лучше и бодрее. Словно я вернул свои силы, отдав их перед этим.

Определив на глаз что у Гальтена нет сильных повреждений, так же легко поднял его. А вот это уже действительно было странно!

Почти двухметровый мужик, не хилой комплекции, а весит будто девчонка. На руках отнес его к Улю и положил рядом. Когда голова Гальтена коснулась мягкой травы, он пришел в себя. Открыв глаза и посмотрев прямо на меня, он вяло улыбнулся и хрипло произнес:

− Как Уль?

− Живой, вроде, − пожал я плечами.

− Помоги мне встать, − сказал он, протягивая мне руку. − Надо его осмотреть.

Я подал ему руку и потянул на себя. Никогда не замечал за собой такой силы! Видимо Гальтен тоже не ожидал от меня такого. Он удивленно посмотрел на меня, хмыкнул и покачал головой. Затем он потянулся, попрыгал, пару раз присел. Закончив гимнастику, прочистил голос и смачно плюнул.

Уже второй раз он наклонился за сегодня над Улем, поводил над ним руками и, вздохнув, констатировал:

− Дурак!

Не знаю, кого он имел в виду, но надеялся что не меня.

Щелкнув над парнем пальцами, он потряс его за плечо и позвал по имени. В этот раз Уль открыл глаза мгновенно, словно ждал знака. А увидев меня, как-то немного вжался в землю. Я прочитал в его глазах страх и почему-то разочарование. Смутившись, отвел свои глаза в сторону.

− Значит так! − твердо сказал Гальтенмун, выпрямляясь. И дождавшись, когда встанет на ноги Уль, продолжил чеканить слова: − На сегодня развлечений хватит! Теперь мы все ляжем спать и обо всем поговорим завтра.

Затем он повернулся ко мне и сказал, что около фургона лежит плащ для меня. И что я могу его взять, и, не беспокоясь ложиться спать: он обо всем позаботится. Ведь мы теперь друзья.

Мне не хотелось говорить ему, что я не доверяю им обоим одинаково. Однако страха я не чувствовал. Поэтому, не оборачиваясь, пошел к фургону и поднял плащ. Закутавшись в него, я сел и прислонился спиной к колесу, так чтобы видеть моих новоявленных "друзей".

В голову лезли мысли, дикие и неправдоподобные. На вроде того что я на другой планете или в другой реальности. А может быть, просто сошел с ума. Чем не вариант? Хотя об этом еще рано судить, возможно, я повредил голову и вижу совсем не то, что есть на самом деле. Об этом, конечно стоит подумать, но не сейчас. Больше всего меня поразило осознание того что я слишком равнодушно все воспринимал.

Меня не шокировало то, что произошло. Жуткие игры Ульгаэля с огнем, мечи и странные одежды. Конечно же, деревья и нетипичные для современности фургон и лошади. Человек, которого я не знаю, назвался моим братом. И черт меня подери, если это не так. Так что же со мной произошло? И где я? Ответов мне взять было неоткуда, значит, придется ждать, когда они сами появятся.

Я тяжело вздохнул и поерзал по земле, ища более удобное положение для своей задней части. Сон, который должен приходить к уставшим людям незамедлительно, меня почему-то игнорировал. Поэтому я сидел, глядя в самого себя, вспоминал, что я сегодня видел и более того, совершил и приходил к неприятному выводу: кажется, я вляпался в скверную историю.

Глава III

С трудом разлепив веки, я понял, что лежу на левом боку на холодной земле, закутавшись по самые глаза в плащ. Светало, но как-то неторопливо. Солнце освещало пока только облака. Вздрогнув, я подтянул колени ближе к подбородку и еще плотнее укутался в плащ. Прохладное утро, ничего не скажешь.

Желание закрыть глаза и вновь отдаться созерцанию снов, боролось с желанием встать, размяться и, особенно, отойти до кустов. А уж отобедать во время завтрака, было бы совсем недурно, как и побегать вокруг для разминки.

Глаза я все-таки закрыл, но вот уснуть уже не получилось. Мускулы тела так и просили напряженной работы. В голове начинали мелькать картинки какой-то особой гимнастики. Мне так и хотелось соскочить и начать разминку: притоптывать, выгибаться и приплясывать. Хотелось наколоть дров и принести воды. Хотелось взяться за работу, да так, чтоб руки после нее покрылись саднящими мозолями. Первый раз на моей жизни такое чудо!

Желание действия было столь сильно, что если бы не четкий уверенный голос внутри меня, говорящий мне об осторожности, я бы уже носился по поляне, изображая, например самолет. И лишь та самая маниакальная осторожность, что совсем недавно завелась внутри меня, не давала мне сорваться и пуститься в эдакую гипер-зарядку.

Потихоньку и помаленьку жажда размяться таяла под ударами новоявленной осторожности. Вдобавок к этому немало способствовала моя врожденная лень, умело рассеивая всякие побуждения тела. Поэтому я начинал успокаиваться и вскоре дошел до того что стал опять засыпать. Но меня и это не устраивало.

Ведь моя осторожность (честное слово, понять не мог чего это я стал такой опасливый) говорила мне, тихо так нашептывая, что если я усну, то могу и не проснуться. Недоумение на счет того, что сейчас-то ведь я проснулся, отметались одним словом: повезло! Ну, а уж если повезло, так не упусти.

Ладно, встаю! Я протер глаза и зевнул. Отметил, что проснулся я один. Гальтен и Уль, завернутые в свои плащи, спали около прогоревшего костра. Ухмыляясь своей маниакальной осторожности, еще раз громко зевнул и усердно заморгал глазами. Потом осмотрелся по сторонам, разглядывая необычный лесок.

Утро оказалось довольно холодным, потому все вокруг было покрыто росой. В том числе и я сам.

На нашей поляне стоял редкий туман. Он как будто не хотел мириться с восходом солнца и до последней капли решил утопить в себе лес.

Темные деревья по краю поляны, застыли в ожидании света и тепла от солнца. Знакомая картина. Мне сразу вспомнились походы на раннюю утреннюю рыбалку. Когда я еще был маленький; по сырой траве, в резиновых сапогах. Высокая и влажная трава оставляет мокрые следы на коленях. И удивленно смотрящие по сторонам глаза. Леса, поля: все то, чего нет в городе. Деревянные удочки за плечом и дождевые черви, выкопанные вечером в навозной куче на участке, покоятся в старой банке из-под кофе. А банка в свою очередь лежит в пакете вместе с крючками, леской, грузилами и тому подобными вещами. Все это создавало ощущение покорения и обладания ключом к девственности этого первозданного мира. Эх, как давно это было!

Можно долго так лежать и мерзнуть, но я решил, что лучше встать и согреться. Пока мои новые знакомые, не предприняли еще чего-нибудь. В смысле, пока Ульгаэль не придумал новое развлечение для меня.

Тело у меня затекло от долгого и неудобного лежания на земле. И, в конце концов, понимая, что сон ушел безвозвратно, именно туда, куда я его и посылал, я встал и, потягиваясь на ходу, дошел до ближайших кустов. Сделав дело, я вернулся к фургону и, осмотревшись, решил побегать на месте, дабы согреться и размять затекшие за ночь мускулы.

Когда я полностью согрелся и прогнал сонливость, наклонился к земле чтобы поднять плащ, на который пару раз случайно наступил, когда разминался. Моя порванная рубашка попала в поле зрения, и я вдруг вспомнил про свой больной бок.

Самое интересное, что когда я делал утреннюю зарядку, совершенно не чувствовал боли. Да что там говорить, я про нее напрочь забыл. Потому смотрел на свой бок и удивлялся. Рубашка по-прежнему была порвана, но на коже не было и следа ссадины. И трогая ребра пальцами, я не ощутил ни какой боли.

− Интересно, — тихо прогудел я, разглядывая то место, где еще недавно была приличная ссадина. Неужели за ночь вся вылечилась? Или еще раньше? Как я не пытался, ничего вспомнить не мог. Одно было ясно, что я про нее не вспоминал с того момента, как проснулся в пещере.

− Будь слухом и не будешь духом, — неожиданно раздалось рядом со мной. Я вздрогнул и отскочил к фургону. А когда понял, что передо мной стоит, лишь, улыбающийся Гальтен, немного расслабился.

− Что? — спросил я и заглянул ему за спину. Ульгаэль еще спал, а вот костер уже горел. Меня крайне расстроило, что я не заметил, когда Гальтен его разжег и не слышал когда он ко мне подошел.

Гальтен засунул мизинец в ухо и с наслаждением стал в нем чесать.

− Выражусь на понятном тебе языке, — хитро улыбаясь и глядя прямо мне в глаза, сказал Гальтен. — Будь начеку и не будешь на мушке!

− И что это значит? — спросил я.

Гальтен фыркнул и, вынув палец из уха, вытер его об штаны.

− А ты тупее, чем я думал, − произнес он с наигранной серьезностью, − если не понимаешь, о чем я говорю.

− Да, я понял... − начал я оправдываться.

− Ну, если ты понял, зачем спрашиваешь? — добил он меня и усмехнулся.

Я нахмурился и готов был ответить ему грубостью, но он остановил меня и, махнув рукой за спину, сказал:

− Иди, согрейся у костра.

Я посмотрел на огонь и на, спящего рядом с ним, Уля. И сразу же вспомнил о том, как он вчера принялся кидать в меня огненными шарами из этого костра. Естественно, я опасался повторения. И, видимо, выражение моего лица, рассказало об этом Гальтену. Потому как он подошел ближе и подтолкнул меня в спину, направляя к костру. Затем отодвинул ткань на фургоне и крепко вцепился в борт.

− Иди, иди! — произнес он, залезая в фургон и скрываясь в нем. Изнутри послышались шорохи, звуки бряцанья металла и недовольное бормотание. Я вздохнул и нехотя пошел к костру.

Специально громко шагая, я приблизился к Улю. Почему-то подумал, что будет лучше, если он проснется от моих шагов. А то опять накинется на меня ни с того ни с сего и что тогда делать, я ума не приложу. Как в первый раз выпутался, сам не понимаю. Такое ощущение, будто я смотрел со стороны, а кто-то действовал. Брр... Неприятно, когда в голове сплошная каша.

Подходя к костру, я покашлял, не отрывая взгляда от Ульгаэля. Я был напряжен до предела, готовый, если что, отбежать на некоторое расстояние. Нет, я не боялся! Просто осторожничал. Мне ведь было неизвестно, чего еще можно от него ожидать. Вдруг он не спит и только притворяется, выжидая, когда я подойду ближе. Ага, думает я такой дурак! Сейчас приближусь к нему, а он неожиданно плащ с себя скинет и запустит в меня чем-нибудь этаким. Ну, уж нет.

Я громче покашлял, но все впустую — Ульгаэль даже не шелохнулся.

Ладно, подумал я, была ни была. Я позвал его по имени несколько раз, и он наконец-то откликнулся, высунув голову из-под одеяла-плаща.

− Что случилось? — прохрипел он, тревожно глядя на меня заспанными глазами.

Я развел руками и криво улыбнулся.

− Да в принципе, ничего, − сказал я. — Просто я решил тебя разбудить. Мы с Гальтеном уже встали, а ты все еще спишь. — Я немного подумал и соврал: − Вот Гальтен и просил тебя разбудить.

− Хорошо, сейчас встану, − произнес Ульгаэль, зевая.

И в самом деле, он скинул с себя плащ и принялся потягиваться. Я же про себя порадовался тому, что он вроде как не затевает ничего против меня и тому, что он не поинтересовался, почему Гальтен просил его разбудить. Тем более попросил об этом меня. Впрочем чего переживать? Если бы он захотел осведомится на сей счет, я бы просто пожал плечами, мол, знать не знаю и, вообще, я не местный.

− А где Мастер? — Ульгаэль стоял спиной ко мне и сворачивал плащ в руках. Он повернулся и вопросительно посмотрел на меня.

− В фургоне, − я показал рукой в том направлении и присел у костра. Ульгаэль посмотрел на крытую тентом телегу и выдохнул:

− Ясно.

Ульгаэль еще раз вздохнул, посмотрел на плащ, который он вертел в руках и чертыхнулся. Потом встряхнул его и положил на бревно у костра с намерением просушить. Затем переступив через бревно, сел на него и шмыгнул носом.

− Слушай, это... − заговорил Ульгаэль, урывками поглядывая на меня. — Тебя ведь вроде это... − Парень явно тяготился разговором со мной, − Радаонт, зовут?

− Родион, − поправил я его.

− Родион? — Ульгаэль недоверчиво поглядел мне в глаза. — И ты не из Лишасы?

Тут уже была моя очередь удивляться. Что-то за последнее время слишком часто я это делал.

− А что такое Лишаса? — спросил я. Мне и впрямь стало интересно.

− Владения Радаонта, − приглушенно и по-прежнему недоверчиво, проговорил Ульгаэль.

Я пожал плечами, давая ему понять, что для меня эти слова ничего не значат. Ульгаэль недоверчиво хмыкнул и сказал:

− Я тебе все равно не верю, колдун проклятый!

И тут меня словно по носу щелкнули. Я привстал и гневно посмотрел на паренька, который так же соскочил на ноги и принял боевую стойку. Он правой рукой выхватил меч, и его сталь блеснула в свете яркого огня, точно окунувшись в кровь.

Моя осторожность перед этим пареньком, словно маска, спала с лица и явила ему ярость. Мне надоело, что он, непонятно почему, так и норовит меня оскорбить. Хуже того, даже убить пытался. И теперь его меч опять смотрит прямо на меня. Вот только это не важно. С мечом он или разными огненными шариками, но ему меня не одолеть.

Я чувствовал в себе большую силу, и его оружие было для меня всего лишь куском железа в неумелой руке. Но понимал ли он это? Похоже, что вполне понимал. Его лицо принялось менять цвета от ярко-красного, до бледно-серого. В глазах плясал страх перемешанный с решимостью.

− Почему ты все время пытаешься мне навредить?! — тихо спросил я, еле сдерживаясь от желания растерзать его голыми руками. — Разве мы враги?

− Мы ими не были, пока ты не наслал проклятие на мой город, в котором погибли все мои родные. Мои родители, братья и сестры. − Сквозь зубы произнес Ульгаэль и левой рукой вытащил кинжал. Его глаза слегка увлажнились и, наполнились болью и желанием отомстить. Он плюнул в мою сторону. — Проклятое отродье! Мастер почему-то защищает тебя. Но мне плевать. Ты подохнешь, как бешеная собака и это я убью тебя, лишасавская нечисть!

У меня отвисла челюсть. Что за грехи этот малец мне приписывал? Я уже хотел сказать, что он меня с кем-то спутал, как он молнией ринулся на меня, пытаясь проткнуть своим мечом. Но как бы он быстр не был, я был быстрее. Сам не знаю почему, но я успевал, и думать и действовать, одновременно.

Понимая, что вразумить его словами сейчас времени не хватит, я сделал маленький шаг в сторону, пропуская мимо себя меч, которым он метил мне прямо в грудь. Затем сжал его запястье левой рукой, зафиксировал и быстро, пока он не успел пырнуть меня кинжалом, ударил его правым кулаком по лицу. Его голова мотнулась в сторону, и он безвольной куклой осел на землю. Короткий клинок Ульгаэля остался в моей руке, а кинжал упал рядом со своим хозяином.

Рядом что-то зашуршало и я мгновенно среагировал, повернувшись на звук. Это был Гальтен. Он стоял в нескольких шагах от фургона и спокойно смотрел на меня.

− Успокойся, − крикнул он мне.

− Он первый напал, − уже спокойный, я показал клинком на Ульгаэля. — Какой-то нечистью лишасавской называл, колдуном проклятым. А я знать не знаю, о чем он.

Гальтен подошел ко мне, неся в руках какие-то вещи. В одной руке у него был тряпичный мешок, а в другой кожаный.

− Знаю, − недовольно пробормотал он, тряхнув головой. — Видел.

− Так может, объяснишь мне, что он тут плел?

− Позже. − Он подошел ближе и, поглядел на Ульгаэля, повержено лежащего у моих ног. Потом осторожно взял у меня клинок, воткнул его в бревно и протянул мне тряпичный мешок. — Тут одежда и обувь. Переоденься, а то выглядишь как беженец.

− Это я-то беженец!? — изумленно прошептал я, разглядывая средневековые шмотки Гальтена.

Взяв мешок, я отошел от паренька, который хотел отомстить какому-то колдуну за убиенных родных, а напал на меня.

Очень странно. Мое состояние было каким-то нестабильным. Будто лихорадка то владела мной, то отпускала. Только что я готов был его растерзать и вдруг разом сменил гнев на милость: уже испытывал не злость, а сочувствие и даже жалость.

Нет. Что-то совсем ненормальное со мной творилось. Никогда прежде я не чувствовал таких быстрых изменений своего настроения. А тут оно скачет как у беременной женщины.

Наверное, я бы на его месте поступил точно также. Без всякой надежды рванул бы в бой, мстить за любимых и родных. Хотя.... Постарался бы узнать, кому точно мстить, чтобы не было промашки. А-то убил бы кого-нибудь невиноватого. И что тогда? Убийцей был бы уже я! Короче постарался бы выстроить более надежный план. Впрочем, не знаю...

В мешке, который мне дал Гальтен, имелась серая рубаха, тонкая кожаная куртка и замшевые туфли с бантиками. Честное слово, вся эта одежда вызывала у меня некоторое отупение.

Если, например рубаха, даром что была на несколько размеров больше чем мне нужно, так еще и имела вид, прямо скажем, не модный. Не хочу сказать, что я модник, но такого носить мне еще не приходилось. Сомнительной белизны, на шнурках вместо пуговиц и с манжетами на руках. Но, да ладно, черт с ней. И с грязно-красной курткой тоже, пусть и она была крайне удивительного дизайна. А вот коричневые замшевые туфли на высоком каблуке и бантиком из черной шелковой ленточки на пятке, заставили меня крепко задуматься. И вопрос мой был до крайности прост и для меня лично очень важен: куда же я попал?

В голове сразу замелькали картинки из виденных мною фильмов про старое время.

Вот, кажется, то что нужно!

Именно там я и видел подобную обувь и одежду. Мне вспомнилось, что и холодное оружие, за неимением огнестрельного, тоже было естественным атрибутом прошлого. В доказательство этого меня сегодня чуть не убили именно холодным оружием.

Гальтен с парнем, так же одеты в какие-то, будто средневековые шмотки. Про лошадей и старую телегу с крышей, я вообще молчу. Так же как и про неизвестные мне деревья...

Да, кстати, про "тигровые" деревья с синей листвой я бы сказал, что такие не росли в прошлом. Как и в мое время. По крайней мере, таких деревья я не видел и даже не слышал, что подобные бывают. И никаких картинок по поводу этого мне память не подсовывала. А, жаль.

В принципе хватало и одежды с мечами и лошадьми. То есть получалось, что я попал в прошлое. Хм!

Я весело хмыкнул, понимая, что такого просто не может быть. Что за сказки? Научным путем доказано, что попасть в прошлое или будущее невозможно. Это же... Как его там? Противоречит всем законам физики и вообще моровому устройству. Но вещи у меня в руках уверенно говорили об обратном. Нонсенс, чтоб его.

Я вертел в руках правый туфель, бывший уже в чьем-то пользовании. Разглядел вышарканные места по бокам, толстую подошву из нескольких слоев грубой кожи и большое темное пятно на тупом носке.

Может туфель и был бы удобен для ходьбы. Мягкий такой. Но не вызывал он у меня доверия, и к тому же не подходил по размеру. Да и вообще, туфель имел вид весьма потрепанный и неказистый. Поэтому я решил остаться в своих кроссовках. Пусть они и потеряли свою форму, побывав в морской воде, но пока вроде по швам не расползались. А то что, когда они высохли, на черной коже кроссовок появились соленые разводы, так кто на это смотрит? Зато я к ним привык, да и крепкие они были. Собственно потому и не видел смысла их менять.

Засунул туфли поглубже в мешок и бросил его на землю. Потом снял с себя свою порванную рубаху, одел ту, которая была в мешке и заправил ее в джинсы. Да... Ладно, сойдет! Потом натянул куртку и, собрав мешок, сел на бревно.

За то время пока я переодевался и разглядывал странную одежду, Гальтен с Ульгаэлем сидели около костра и тихо о чем-то переговаривались. Над костром, на палке висело несколько приличных кусков мяса. В стороне на кожаном мешке лежал каравай хлеба, четверть круга сыра, пара яблок и две бутылки из темного стекла.

Гальтен поглаживал свою черную бородку и слегка улыбался, поглядывая на Уля. Тот потирал ушибленную щеку и виновато пялился в костер.

Когда я присел, наступило тревожное молчание и продолжалось оно несколько минут. Только Гальтен тихо напевал себе что-то под нос и переворачивал мясо. Ульгаэль бросал на меня редкие, несмелые взгляды. Уж не знаю, о чем они там переговаривались с Гальтеном, но выглядел Уль совсем пришибленным.

− Ты обещал рассказать, почему Уль напал на меня? — обратился я к Гальтену.

Ульгаэль бросил на меня короткий взгляд, потом на своего мастера и тяжело вздохнул.

− Несколько лет назад его семья вместе со всем городом погибла в пожаре, − тихо произнес Гальтен. — Виновным признали мелкого помещика Шои Радаонта, по сути дела сумасшедшего старика, балующегося с запретными знаниями. Схватили и заперли. Суд отложили на этот же вечер, а пока спешно возводили эшафот на площади среди развалин и головешек.

Нахмурившись, я остановил Гальтена жестом руки.

− Подожди! Так, если тот Радаонт был стариком, которого казнили, как я-то им мог оказаться? И что еще за запретные знания, колдовство что ли?

Гальтен весело хрюкнул, но посмотрел на застывшего в печальной позе Ульгаэля и без смешков произнес:

− Можно сказать, что и колдовство. Но штука в том, что когда виселица была готова, обнаружилось, что Радаонту каким-то образом удалось избежать суда. Он просто пропал из закрытой камеры в неизвестном направлении.

Я хмыкнул.

− Ну, так если он был колдуном, мне кажется, ему это было не трудно. Да и как можно поймать и заточить в тюрьму человека с такими способностями?

Гальтен согласно кивнул и легонько похлопал в ладоши.

− Браво, − произнес он и махнул в сторону парня. — Я ему то же самое говорил, но уперся и не хотел мне верить. Мщение туманит ум!

Уставившись на Ульгаэля, я обратился уже к нему:

− И все равно мне не понятно, почему ты меня посчитал тем самым Радаонтом. Услышал мое имя и все?

Парень опустил голову еще ниже и не сразу ответил, но когда заговорил, голос его был достаточно твердым.

− Когда мы нашли тебя в пещере, − проговорил он, поднимая голову смотря прямо мне в глаза, − ты был в бреду, метался и что-то бормотал. В какой-то момент ты очнулся на несколько секунд, и мастер узнал твое имя. Вот тогда я и подумал, что ты тот самый колдун, только омолодился каким-то образом.

− Ясно! — кивнул я. − Можешь не переживать, я к тому колдуну никакого отношения не имею.

Ульгаэль выпятил губы и резко качнул головой.

− Знаю. Мастер мне уже объяснил.

Тот в знак нашего примирения тотчас же предложил нам немного выпить вина, для аппетита и в знак завершения заблуждений. С чем мы с радостью и согласились.

Мясо было отваренным, потому как имело серый, надо сказать, не очень аппетитный цвет. Но когда оно стало покрываться жареной корочкой над огнем, от мяса потянулся изумительный запах.

Мой желудок бурно отреагировал на это, что в принципе меня не удивило. Я даже не мог вспомнить, когда ел последний раз. Кажется... Нет не мог вспомнить. Но точно несколько дней назад. Хотя вроде и не чувствую такого сильного голода, как могло бы быть.

Странно это. Уж я-то себя знаю. Стоило мне пропустить обед, как мой организм начинал напоминать мне об этом каждую секунду. А тут ничего такого. Да, голод присутствовал и не малый, но не такой смертельный. Я бы конечно мог и потерпеть. Вот только зачем?

Я сглотнул выделившуюся слюну и, чтобы прервать затянувшийся обет молчания, обратился к Гальтену, который как раз взялся за бутылку и с усердием выкручивал из нее пробку.

− Э-э-э... − я почесал висок и решительно выдохнул. Пора было узнавать, где я очутился. — Гальтен, а сейчас какой год?

Гальтен с хлопком вытащил пробку из бутылки и взял вторую.

− Смотря где, − солидно ответил он. Но я заметил в его глазах какое-то извращенное удовольствие, которое он испытывал при общении со мной. Такое желание вывести меня или запутать. Не дождется! Я тоже умею прикидываться дурачком.

− Здесь! — я развел руки и обвел наивным взглядом поляну. — Где же еще?

Ульгаэль оторвался от созерцания костра и удивленно посмотрел на меня.

− Семьсот двенадцатый год от создания мира, − озадаченно сказал он. — Месяц первого урожая. Или просто, − первый урожайный.

Открыв рот, я уставился на него и не сразу смог говорить.

− Как, семьсот двенадцатый? — Во мне зародилось сомнение и подозрение, что Уль меня просто разыгрывает.

Посмотрел на Гальтена и он, подтверждая слова Уля, серьезно кивнул. На их лицах не было ни единого намека на улыбки. Значит, либо моя версия насчет того что я провалился в прошлое верна (тут у меня на спине выступил холодный пот), либо они сговорились и планомерно дурят меня.

− Я серьезно спрашиваю, − произнес я и для пущей убедительности направил палец на Уля.

Гальтен протянул руку к тонкому вертелу и перевернул мясо. Потом посмотрел на меня.

− Думаешь, мы шутим? — спросил он.

− Не знаю, − пожал я плечами.

Мне вдруг стало так грустно. Если это, действительно, окажется правдой, и я попал в прошлое, то что же со мной будет? Меня продадут в рабство или просто убьют как чужака. Могут вообще на костре сжечь. Насколько я знаю, все эти вещи с завидной регулярностью практиковались практически во все времена.

− На вот, выпей "Лучшее Марликанское", — Гальтен протянул мне бутылку. — Может легче станет?

Совершенно автоматически сделал глоток и даже не понял что выпил. На меня навалилась черная печаль, и мне было как-то не до вкусовых ощущений. Я принялся себя жалеть, проклинать пещеру, в которую залез. Надо было с ребятами остаться, а не шляться...

Стоп!

Я вдруг вспомнил, что на этот остров попал не один. Там на горе еще целая толпа людей осталась. Как же я мог про них забыть? Слава богу, что я хотя бы не один буду в чуждом мне времени.

− Там на горе... − я возбужденно показал пальцем за спину, на ту пещеру, в которой очнулся, и привстал, оборачиваясь, − там мои друзья остались. Я в пещеру один спустился. Но они могут заметить, что меня нет с ними, и тоже попадут сюда.

Ульгаэль жевал кусок хлеба и непонимающе смотрел, то на меня, то в направлении моей руки.

Гальтен тяжко вздохнул и отрицательно покачал головой.

− Успокойся, Родион, − спокойно сказал он. — Они не смогут сюда попасть. Ты прошел через "Окно Отцовского Духа". А оно сделано так, что через него возможен только один переход и только в одну сторону. После чего "окно" разрушается.

Скривившись и совершенно не понимая, что говорит Гальтен, я вновь ощутил, как то покрываюсь испариной, то холодею и замираю. И все же жар проступал сильней.

− Что за чушь? — вскипел я.

То прошлое, то какое-то "окно отцовское". Я ничего не понимал. И единственное, что сейчас вдруг захотел сделать, так это вернуться в пещеру и вылезти обратно в свое время и никогда больше не вспоминать этот кошмар. Ведь на самом деле как это жутко очутиться в чужом времени. Где ты никого не знаешь, где ты не приспособлен к этой жизни. — Я должен отсюда выйти. Это не мое время!

− Какое время? — встрял в разговор Уль. Я проигнорировал его вопрос и посмотрел на Гальтена. Не знаю, чего я ждал, но он кивнул и поднялся на ноги.

− Пойдем, − сказал он и направился мимо меня в сторону пещеры. − Сам убедишься, что там ничего нет и мы тебе не врем.

Ульгаэль заинтересованный происходящим, и даже слегка взволнованный, тоже поднялся со своего места и, обтерев руки об штаны, деловым жестом стал прицеплять перевязь с мечом.

Гальтен остановил его жестом и помотал головой.

− Нет, Уль! − Он показал на мясо: — Останься тут присмотри за завтраком, чтоб не подгорел. Мы скоро обернемся.

Парень нехотя кивну и сел обратно, уставившись на мясо, так будто хотел изжарить его взглядом, а мы пошли к пещере.

Как оказалось, в ней действительно не было никакого лаза, из которого я мог бы сюда попасть. И тем более никаких там "отцовских окон".

Я излазил всю каверну. Попытался просунуть пальцы во все щели и трещины, которые только видел. А было их не мало. На что я надеялся? Наверное, хотел их раздвинуть, чтобы можно было пролезть в свое время.

Как это ни парадоксально звучит, но я рвался в свое время, до конца не веря, что я в прошлом. Так сказать, стремился в будущее, которое было моим настоящим, не принимая того, что я в прошлом! Вот так каша из времен получилась.

Шутка ли, когда я еще учился в школе, мне упорно думалось, что родился я не в свой век. Мол, появился бы я на свет лет эдак, триста или четыреста назад, вот где я почувствовал бы себя дома. В своей стихии. А теперь? Как сумасшедший пальцы обдираю об холодный камень, лишь бы вернуться туда — в свое родное время. Ан, нет. Хотел в прошлое? На! Получи и не жалуйся.

Нет, можно было бы, конечно, заикнуться на счет того, что я-то хотел на триста лет назад попасть, где-нибудь в 1700-е года от рождества Христова. Но очутился то я не в 18 веке Р.Х., а в VIII веке (!) от создания мира. Разница, как понимаете, огромная. Но это она огромная, если смотреть на нее со стороны, просиживая штаны в библиотеке и листая страницы учебников. На самом-то деле, это просто катастрофа! Прошлое оно и есть прошлое, каким бы оно ни было. Я для любого прошлого чужой. И тем более, оно для меня чужое. Времени на меня плевать, как мне плевать на трехлетнюю домашнюю свинью по кличке "Тори", которую я видел однажды по телевизору.

Пока я лазил по стенкам в поисках нужного мне выхода, Гальтен раскурил трубку и присел на небольшой камень под сводом у входа. Он смотрел на хмурое небо, так и не порадовавшее нас своим чистым голубым цветом, но и не опечалившее дождем. Пыхтел трубкой и изредка поворачивался в мою сторону, когда я чертыхался, соскальзывая со стены, и падал на пол.

С того самого момента, как я вошел под свод, он ни сказал ни слова, видимо, давая мне возможность убедиться в правоте его слов на горьком опыте. Да. Опыт был горький.

Я довольно умело порезал большой палец, сильно оцарапал локоть и оба колена. Но все это были просто мелочи по сравнению с теми чувствами дикого ужаса, что роились у меня в голове. А уж про чернейшую тоску и сумасшедшее отчаяние в моей душе я промолчу из вежливости перед дамами. Словам, которые могли бы выразить лишь жалкую толику моего состояния, лучше оставаться не высказанными.

У меня появилась одна идея, правда, она пахла дичайшей подозрительностью и мнительностью, но я все же решил ее засветить.

Подойдя к Гальтену, который повторно раскуривал свою трубку, спросил:

− А ты меня не переносил? Я имею в виду, вдруг я очутился в другой пещере. Ты там меня нашел и перенес сюда.

Гальтен шокировано смотрел на меня несколько минут, а потом разразился неистовым хохотом.

А вот мне было совсем не до смеха. Я просто стоял рядом и ждал пока он не закончит показывать мне свои десна. На какой-то момент у меня даже было проснулась надежда, что вот он сейчас отсмеется и скажет, что я прав и все что со мной происходит это забавная шутка. Я воодушевился и приготовился тоже рассмеяться от такой радостной новости. Уже сложил губы в жалкую улыбку. Не хватало только настоящего душевного подъема для безмерной радости.

Гальтен перестал смеяться минут через пять. Он утер слезы, выступившие на его глазах и, глядя на меня, все еще похихикивая, произнес:

− Зачем, Родион?

От этих слов мне сильно поплохело. Картинка перед глазами закачалась, как в предобморочном состоянии. Словно нанесли удар в самое незащищенное место. Не знаю где оно, но было очень больно.

− Мне-то откуда знать? — крикнул я, не выдерживая психологической нагрузки. В моей голове уже крутились не просто подозрительные мысли. Теперь мне казалось, что именно, Гальтен и виноват во всем. — Я же без сознания был! Взяли и утащили. Может у вас шутки такие?

Гальтен смотрел на меня так, словно я нес откровенную чушь. И что-то в глубине души подсказывало, что именно так и есть.

− Пойми, Родион, — тихо и доверительно проговорил он. — Все не так, как ты думаешь. Я тебе все объясню в дороге. — Его голос приобрел стальные нотки убеждения. − Но ты должен понять, перестать истерить и понять, − он особенно надавил на последнее слово, − что твоя жизнь круто поменялась. Вернее будет сказать, теперь у тебя другая жизнь и другие заботы. Теперь ты другой! Тебе будет это трудно принять и, именно поэтому, я не тороплюсь с объяснениями. Но ты справишься. Все справились...

Я слушал и не слышал. Голова разболелась, дыхание перехватило. В глазах заплясали светлячки. И вдруг появилось ощущение, что кто-то внутри меня переставляет мои органы, как мебель.

Голова закружилась, и я даже почувствовал, что в ней как будто что-то с треском рвется и стучит, все увеличивая ритм.

− Кто это "все"? — еле слышно прошептал я, опираясь рукой о стену, поросшую мелким мхом. — Что со мной происходит?

Гальтен подхватил меня под руку и не дал упасть.

− Я все тебе потом расскажу.

− Погоди, − не унимался я. — Расскажи сейчас, что со мной происходит? Почему я испытываю такие странные ощущения?

Я оттолкнул Гальтена и, не удержавшись на ногах, упал на траву, где меня скрутило от страшной боли. И точно червяк под напряжением, дергался, то замерзая, то сгорая дотла.

Через несколько минут я пришел в себя и кое-как сел. Гальтен стоял рядом и неотрывно смотрел на меня.

− Что со мной? — произнес я.

Он выбил трубку и положил ее в кисет. После чего ответил спокойным голосом:

− Твое тело перестраивается, поэтому тебя так и ломает. Но это скоро пройдет, не беспокойся.

Он помог мне подняться на ноги, и мы медленно побрели к нашей поляне.

− Почему оно перестраивается? — спросил я, замечая как нормальное состояние постепенно возвращается.

− Тебе надо поесть. После этого я тебе все расскажу, будь уверен.

В принципе подождать было можно, но я решил уяснить кое-что еще:

— А кто еще провалился в прошлое? − Даже несмотря на свое странное состояние мне было интересно, кто еще оказывался в подобной ситуации.

− Понятия не имею, − пожал плечами Гальтен, словно речь шла о чем-то постороннем. — Да я и не знал, что такое может существовать. В смысле, что кто-то может проваливаться в прошлое. Даже не задумывался об этом.

Ступор непонимания напал на меня, и я остановился в двух шагах перед леском. Будто врос в землю. Гальтен заметил, что я остановился, и повернулся ко мне.

− Но... Ты же сам... − Начал я подбирать слова. Голова опустела и ничего связного из нее не выходило. — Ничего не понимаю. Ведь ты же только что...

− Заткнись и пойдем, − устало сказал он и, взяв меня под руку, потянул в лес. — Перестань выстраивать гипотезы на тему своего положения, иначе с ума сойдешь.

− Хорошо! — Стиснув свою волю в кулак, я последовал за ним.

Мне ничего не оставалось делать как заткнуться и пробираться через ветвистые деревья. Наконец, мы выползли на стояночную поляну и побрели к костру.

Ульгаэль к этому времени уже снял мясо с огня и аппетитно уплетал один из кусков, запивая вином из бутылки.

Он посмотрел на нас когда мы сели на свои места и, поняв по моему поникшему виду, что я не обрел искомое, протянул мне полупустую бутылку.

− Спасибо. − Я влил в себя несколько больших глотков и нагнулся за своей порцией мяса и хлеба. Как бы мне плохо ни было, аппетит не пропадал. Поэтому, я остервенело накинулся на горячее мясо, будто оно было виновато в сложившейся ситуации.

Некоторое время мы только ели и пили. Молча, если не считать нашего чавканья. Все-таки в пасмурную погоду, еда, приготовленная и поглощаемая на свежем воздухе, не сравнится ни с одним ресторанным блюдом. И правду говорят, что голод и свежий воздух самые лучшие приправы.

− Ну, что, закончили обжираться? — улыбнулся Гальтен нам с Улем и достал свою трубку. Не дожидаясь ответа, он продолжил: − Тогда немного отдохнем и двинемся дальше.

− Куда? — спросил я, завистливо глядя на то, как он набивает трубку табаком. Мне тоже нестерпимо захотелось выкурить сигарету. Но с сигаретами у меня было неважно. Честно сказать, их у меня совсем не было.

Может, разве что взять табачку у Гальтена и сделать себе самокрутку. На безрыбье, как говорится, и уксус сладкий.

Гальтен заметил, как я жадно посмотрел на его кисет и кинул его мне.

− Трубка-то есть? — полюбопытствовал он у меня. Я мотнул головой, давая понять, что таких не держим. Тогда он обратился к Улю, который вытирал масленые губы рукавом и довольно рыгал: − Дай ему немного бумаги.

Уль развязал один из мешочков на своем поясе и протянул мне кусок толстой желтоватой бумаги с ладонь размером.

− Подойдет? − искренне поинтересовался он.

Я взял кусок бумаги потер ее между пальцев и удовлетворенно кивнул. Порвал на несколько частей клочок. Положил их в карман (на будущее, подумал я), а один оставил для самокрутки.

− Покатит. − Я потер руки и принялся закручивать темный и пахучий табак в твердую самокрутку. А про себя думал, надо признать не без радости, что Уль похоже перестал меня ненавидеть. И то, радость. Не знаю, что ему Гальтен наговорил, но это помогло. По крайней мере, теперь он не смотрит на меня врагом. А вроде как, даже дружески поглядывает.

− Так, куда мы двинемся? — повторил я свой вопрос и поглядел на спутников. Потом достал уголек из очага и попытался прикурить свою кривую сигарету. — Раз уж я не могу вернуться!

Гальтен выпустил клубок густого дыма.

− В Каруш, − просто ответил он, так будто я должен был знать это место с самого своего рождения. Но самое интересное, это то, что я уже где-то слышал такое название. Что-то... такое знакомое. Вот только где я его мог слышать, причем, совсем недавно?

− А что это? — выдавил я из себя, крепко затянувшись. Табак был, просто ядовитым, черт бы его побрал. Я кинул кисет обратно Гальтену и он легко его поймав, подвесил на пояс.

− Это большой портовый город на севере, — объяснил Уль и показал пальцем туда, где, по его мнению, находился север. То бишь, в противоположной стороне от пещеры, из которой я сюда попал. — Примерно в двух днях пути отсюда.

− И что там делать? — буднично спросил я. — В смысле, зачем вы туда направляетесь?

Гальтен закрыл глаза, и казалось, заснул. Только изредка выпускал облачко голубого дыма. Как будто бессмертный Шерлок Холмс в гениальной роли Ливанова задумался над очередным делом. На меня тоже навалилась приятная усталость, и я сполз на землю, а спиной прислонился к бревну. Вытянул ноги в сторону догорающего костра и почувствовал расслабление всего организма.

Только что меня буквально рвало на части, от чего я сходил с ума и вдруг, какое-то спокойствие угнездилось в уголке души. Если верить словам Гальтена и мое тело по какой-то пока непонятной мне причине перестраивается, то хотелось только одного: быстрей бы оно перестроилось. Потому что мне уже надоели эти всплески и затишья, как сумасшедших.

"Может это шизофрения? — пронеслась шальная мысль в голове. Впрочем, я ее сразу же отогнал подальше: − Пока об этом рано думать. Картина моего положения еще не построена целиком".

Уль, сидевший слева от меня в полутора метрах, так же привалился спиной к своему бревну и широко зевнул.

− Так, мы уже два года как путешествуем с места на место, — он кивнул на фургон, отвечая на мой вопрос.

− А чего вам на месте не сидится?

Паренек пожал плечами, явно думая, что бы мне ответить.

− Ну... − замялся он. Потом почесал подбородок и развил свою мысль: − Не везде нас принимают хорошо. Да и мастер не любит сидеть на одном месте.

Я кивнул и затянулся.

− Кстати, − я стрельнул глазами в дремлющего Гальтена и прошептал: − Все хотел спросить, почему ты его мастером называешь?

− Он обучает меня магии, — буднично проговорил он. — И фехтованию изредка.

Я подавился дымом из самодельной сигареты и надсадно закашлял. Да так что на глазах выступили слезы.

− Чему обучает? — переводя дух, переспросил я. Мне показалось, что я ослышался и Уль сказал что-то про магию. Вот уж смех, так смех. — Магии?

− Искусству! Или попросту — магии! — почти обиженно заверил меня паренек и хвастливо сверкнул глазами: — Такого учителя найти непросто.

Хотелось рассмеяться над подобными бреднями. Но потом почему-то вспомнились огненные шары, которыми Уль в меня бросал, после того как поднял их из костра. Как это, кстати, у него получилось? Весьма необычное умение. И полезное, наверно? Да и мое перемещение, тоже из разряда вон выходящее происшествие. Так что, возможно Уль не врет. Вот я блин, попал!

... − ругнулся я.

− В чем дело? — откликнулся он на мою ругань.

Я махнул рукой, как бы говоря: успокойся, тебе не понять. Но потом подумал и решил открыть ему причину своей нецензурной тирады. Надо же было кому-то открыться.

− Понимаешь, Уль, — вздохнул я и глубоко затянулся своей самоделкой. — Сначала мне было просто очень хреново. Это когда я понял, что попал в прошлое. То есть сюда. А теперь, когда я вижу, что в этом времени еще и магия существует, я чувствую, что до сумасшествия мне совсем недолго осталось. Вот докурю и все: прощай осознанное состояние, здравствуй овощ!

Гальтен хмыкнул со своего места, а Уль непонимающе посмотрел на меня.

− О каком прошлом ты говоришь? И причем тут овощи? — не понял Ульгаэль. Он почмокал языком и нащупал в зубах остатки мяса. Широко раскрыв рот, принялся выковыривать его ногтем указательного пальца. И при этом продолжал смотреть на меня, ожидая моего ответа.

− Об этом, − пожал я плечами.

− Прошлое? − как бы пробуя слово на язык, произнес Уль. Он престал ковырять во рту и плюнул в угли. Задумчиво покивал головой, бормоча себе что-то под нос и, уверенно кивнул. — Это не прошлое! − заключил он.

Я махнул рукой. Что с него взять? Сам, наверно, не знает, о чем говорит? Он-то в своем времени.

− Мастер сказал, − продолжал Уль, не обратив внимания на мой жест, − что ты из другого мира. Так же как и он. И теперь вы с ним братья...

Это уже было интересней.

− Другой мир? — напрягся я.

Вместо Уля заговорил Гальтен:

− Все, хватит языками молоть, − внезапно поднялся Гальтен. — Собираем вещи и едем.

− А ты! − добавил он, наставив на меня палец. — Хватит стонать и причитать. Разнылся, как баба!

Злоба моментально накрыла меня своим темным крылом и вытеснила из меня жалость к себе. Захотелось ответить подобающим образом. Но в то же время, в его словах чувствовался немалый резон. Поэтому я через силу совладал с собой, понимая, что он прав. Действительно, чего-то я развесил сопли. Мне стало немного стыдно за такое не мужское поведение. Поэтому я серьезно кивнул Гальтену в благодарность, а про себя решил: впредь не позволять себе так распускаться.

− Так, подожди! − шепотом спросил я у Уля, когда Гальтен отошел до кустов, − Значит, это не мое прошлое? То есть я имел в виду, что я не в прошлом?

Парень отрицательно помотал головой.

− Нет, конечно, − отозвался Гальтен из кустов, − с чего ты вообще это взял? Разве тебе кто-нибудь, сказал подобное?

Через некоторое время в моем рту стало сухо и холодно. Зубы заиндевели, язык присох к небу. Я с трудом закрыл свой рот. Но вышло так, что совсем ненадолго.

− Так, какого черта вы мне мозги все это время парите, — заорал я, бешено сверкая глазами. — Сразу что ли нельзя, было объяснить?

Гальтен, подло ухмыляясь, подошел к нашему очагу.

− Думаешь, помогло бы?

Наглец! Еще и издевается.

− Попытка — не пытка, — огрызнулся я и отвернулся.

Что же делать? Может... или может быть... Что может? Блин, ни одной целой мысли в голове. Меня немного потряхивало и кажется, не от холода.

Опять что ли начиналось?

− Так где я? — не поворачиваясь, холодно осведомился я, сжимая кулаки. Усилием своей маленькой и неразвитой воли постарался взять себя в руки. Только бы голос не дрожал. Уж, не знаю, от чего он мог дрожать сильнее: от злости или от страха. — Где? — ожесточенно повторил я, повернувшись к своему, якобы, брату — Гальтенмуну и его ученику.

Под моим недобрым взглядом, Ульгаэль вжался в бревно "тигрового" дерева и постарался с ним слиться. Гальтен же грустно на меня посмотрел. В его глазах стояла (хотя почему стояла, скорее уж, плескалась) печальная действительность. Похоже, он не радовался моей ситуации. Но почему, тогда он морочил мне голову?

− Теперь, − невесело прошептал он, − ты готов слушать. Прости, но пока в твоей голове роились лишние мысли, ты ничего бы не понял. Поэтому мне пришлось тебя немного вывести. Разозлить. — Гальтен посмотрел в сторону Ульгаэля, который старался выдать себя за естественный и, совершенно, незаметный нарост на бревне. Надо сказать, делал он это, довольно талантливо.

− Почему я бы ничего не понял?

− Ну, понимаешь... − Гальтен присел на бревно и уставился на тлеющие угли, − все не так просто. — Он ненадолго замолчал. Потом громко прочистил голос и заверил меня: − Обещаю, как только мы уберемся отсюда, расскажу все, что знаю сам.

− Почему бы не сделать это здесь? — проворчал я, скептически посмотрев на Гальтена.

Гальтен встал и начал затаптывать угли.

− Надо уходить! — отчеканил он. Потом сердито взглянул на Уля и прикрикнул на него: — Чего разлегся? Запрягай лошадей.

Уль отпрыгнул от бревна, будто оно захотело попробовать его на вкус, и молнией помчался к фургону.

− Что за спешка? − спросил я, но Гальтен промолчал.

Быстро расправившись с очагом, он поднял мешки с земли и кинул их мне.

— За тобой может быть охота.

− Охота? — не понял я.

− Да. — Гальтен явно спешил уехать отсюда. Поэтому предвидя мой вопрос, он остановил меня жестом руки и подтолкнул к фургону. − Объясню в дороге, а теперь уходим.

Он подошел к Ульгаэлю, который, прикрикивая на лошадей, запрягал их в повозку и принялся помогать ему. А я встал рядом и...

Мне дико не хотелось никуда отсюда уезжать. Все же была надежда на... некое чудо, что ли. Не могу сформулировать мысль, но в глубине души еще теплился огонек надежды, шепчущий, что еще не все потеряно. Мол, может быть, откроется какой-нибудь ход в мой мир. Это при условии, что я действительно в другом мире, как сказал Уль.

А если меня рядом не будет? Так и останусь тут? Совсем не хотелось. Да и ощущение что рядом что-то родное не оставляло меня. Словно где-то здесь есть дверь в мой мир. Такой понятный и единственный!

Глава IV

Жара. Грунтовая дорога, изрезанная глубокими колеями, искривляясь немыслимыми зигзагами, устремлялась к горизонту. Солнце наконец-то выглянуло из-за туч. Сначала согрело, а потом стало припекать. Как обычно.

Мы ехали.... Нет, не так. Мы ползли по истерзанной желтоватой земле. От жуткого скрипа фургона у меня с непривычки заложило уши. А нос я прикрывал, потому что лошади от усилий, да еще на такой жаре вспотели, просто, по конски! Короче, приятного мало.

Я сидел рядом с Гальтеном на козлах. Уль развалился на каких-то тюках в фургоне и спокойно похрапывал. И как ему это удавалось? Хотя, он же местный (каким бы это место не было), значит привычный.

Мы двигались уже полчаса, а Гальтен так и не дал задать мне ни одного вопроса. Я несколько раз порывался начать свои расспросы. Он только отмахивался и просил меня подождать, до нормальной дороги.

Тут, конечно, надо признать, он, действительно, был поглощен дорогой, пытаясь не застрять на ней. Иногда даже спрыгивал с телеги и вел лошадей за собой. Лошадям-то что? Идут себе и идут. Им гораздо труднее увязнуть в мягкой земле, чем, например допотопной телеге. Вот Гальтен и старался.

Не имея возможности спрашивать, я пялился по сторонам. Разглядывал окрестности, позевывал и вспоминал нехорошие слова в адрес Марата. Как они там?

Да, попал я в нехорошую ситуацию. И что обидно, только я. Примерно такие мысли распирали мою голову. Это если перевести мои думы на культурный язык. А если не переводить: у-у-у чего там было в моей голове!

Мы выехали на более-менее сносную дорогу. То есть на колею. Но по сравнению с тем, что было до нее, она была ровная как стрела. Поэтому Гальтен отпустил вожжи и отклонился на невысокую спинку.

− Чего пригорюнился? — спросил он, щурясь от солнца.

Я посмотрел на него как... ну, как на дурака что ли.

− Да вот, сам не знаю, — съязвил я. − Вроде бы, не с чего!

Гальтен усмехнулся и стер со лба капли пота.

− Давай покурим, − предложил он и протянул мне кисет.

Такая идея мне пришлась по душе, поэтому я согласился и отметил ее ценность бурной деятельностью своих рук. Быстро достав из кармана клочок бумажки, я насыпал на нее табак и принялся ее сворачивать. Гальтен набил себе трубку и привязал свой похудевший кисет к ремню. Толстая спичка вспыхнула и подпалила мою козью ножку. Затем задымилась трубка Гальтена.

Мы курили. Лошади шли. Крытая повозка качалась и скрипела.

− Ну! − я обернулся к Гальтену и вопросительно нахмурился, − где я и как сюда попал?

− Ты в Майтали, Родион, — спокойно сказал Гальтен, поправляя вожжи и выпуская облачко дыма. — А попал ты сюда, я уже сказал как. Через "Окно Отцовского Духа".

Злоба заиграла во мне отвратительную мелодию. Мне захотелось сказать, что я сыт глупыми шутками или что моя нервная система испытала шок и теперь меня нельзя дурить. Много чего еще хотел сказать, но не успел.

− И это не бред, − резко охладил меня Гальтен, сверкая глазами. Странно, но почему-то сейчас я полноценно поверил, что это не бред. И неожиданный всплеск злости начал сам по себе рассасываться.

− Потрясающе убедительно, − сквозь сжатые зубы произнес я и сильно затянулся.

Но, кажется, крыть мне нечем. Ведь, если подумать, все вокруг просто кричит о том, что я черт знает где.

− Майтали это что? Страна такая?

− Это мир так называется, — терпеливо объяснил Мастер и уточнил, для важности подняв палец: − Этот мир! А страна называется Кратта Кат.

− Ну, ладно, − сдался я, − допустим, я действительно попал в другой мир. Но как, блин, как?

Гальтен безнадежно вздохнул и хлопнул себя в отчаянии по колену.

− Экий ты болван!

− Объяснять надо лучше, − буркнул я. — У меня в голове такие вихри, что я то рвать намерен кого-нибудь, то слезы готов пускать, словно программа сбилась. Скажи еще раз, как я попал сюда.

− Я же тебе сказал, что ты попал сюда через "Окно"! — Он усмехнулся. — И оно явно что-то сделало с твоими мозгами. Может еще раз задашь, какой-нибудь дурацкий вопрос?

Ему будто доставляло удовольствие издевательство надо мной? Придирался, зараза. Лично мне, это уже надоело.

− Хорошо, хорошо, − я примирительно поднял руки. — Может, расскажешь полностью что, как и зачем?

Он пыхнул трубкой и прочистил горло, как бы готовясь к долгому разговору.

− Расскажу, коли спрашиваешь, − согласился он. — Это на самом деле времени много не займет. Главное, чтобы ты меня не перебивал.

− Постараюсь.

Гальтен вздохнул, точно собираясь выступать перед аудиторией слушателей.

− Это началось давно, − проговорил он. — Так давно, что никто и не знает. Один человек захотел могущества, да такого, чтобы быть с богами на равных.

Про себя внутри я только хмыкнул, мол, дураков много, но у этого человека самомнение просто зашкаливало. Вслух, я, конечно, этого не сказал. Обещал же, что прерывать не буду, поэтому выражение моего лица являло собой смесь молчаливого сосредоточия и выразительного интереса.

Гальтен между тем продолжал вещать, размахивая иногда рукой:

− Он принялся изучать магию и все науки, которые только могли ему что-то дать. Он не тратил время ни на что, кроме познания, стремился лишь открыть для себя секреты мироздания.... Прошли долгие годы, после того как он задался такой целью. И вот однажды, он проник в тайны, недоступные людям. Ему казалось, что он почувствовал прикосновение счастья. Однако ликовал он не долго. Потому как, боги не захотели видеть среди себе подобных, какого-то человека. Наглого и самоуверенного, считающего себя равным им — богам. Они попытались его убить или лишить того что он достиг — знаний. Но скупые боги, не учли, что человека, таким трудом добившегося почти божественной сущности, просто так не убить.

− Архичушь! — все-таки не удержался я и тут же увернулся от тычка в бок. — Ну, Гальтен, это же бред! — взывал я к его разуму, чуть ли не крича. — Да еще так рассказываешь, будто сказку на ночь читаешь. Или как на партсобрании про дедушку Ленина рассказываешь?

− Как сам знаю так тебе и говорю, − огрызнулся он, но было видно, что ему и самому не нравится стиль изложения.

− Давай попроще, без пиетета, − попросил я, выкидывая окурок в высокую траву по обочине дороги.

Мы подъезжали к небольшому озеру или скорее, судя по запахам и звукам, свойственным только стоячей воде − болоту.

− Ладно, — выдавил Гальтен.

Он как заправский кучер прикрикнул на лошадей, чтобы те быстрей шли. Витиевато так обозвал их. Лошади же, как весьма своенравные скотины, артачились и норовили свернуть к воде, пощипать сочную травку.

− В общем, этот человек достиг могущества. Вернее был в одном шаге от него, когда... — Мастер замолчал и привстал, вглядываясь в горизонт.

− Ну! − нетерпеливо кивнул я и посмотрел туда же. Пусто, только в марево земля зноилась. — Когда, что?

Гальтен сел обратно на козлы, все еще поглядывая вдаль.

− Когда с этим человеком заговорил главный Бог — Предвечный, как его здесь называют. Он остановил и спросил человека, готов ли тот принять ярмо бога и нести его вечно? На что тот, не задумываясь и не вникая в смысл сказанного, решительно сказал: "да". Тогда Предвечный вновь спросил его и намекнул, что не все так гладко у младших богов.

Человек задумался и поинтересовался, что может случиться, если он станет богом? Разве не станет он могущественен как никогда, разве не будет он бессмертен? Предвечный согласился с ним, говоря, что этого у него никто не отнимет. Он только лишится возможности иметь детей. Навсегда! На это человек ответил, что желания он такого никогда и не имел. Для него это не проблема. К тому же другие боги с этим справляются и не плачут. Предвечный возразил что, боги были ими изначально и им неведома человеческая тоска и тем более, тяга к продолжению рода своего. А человек, создание с другими целями, порядками и, конечно же, судьбой.

Левая лошадка неожиданно остановилась и недовольно заржала. Гальтен к тому времени почти выпустивший вожжи из рук, прервал свой рассказ и смачно выразился.

Он несильно хлестанул скотинку, довольно тощую лошадку и, видя, что это не помогло, − она, словно, вросла в землю, − спрыгнул на пыльную дорогу.

Обойдя лошадей, он встал перед ними и стал разглядывать землю на утоптанной дороге. Потом что-то нашел и поднял. Растер между пальцев, понюхал и отряхнул руки. Лошади между тем, трясли головами и фыркали, пытаясь пятиться назад. Мастер схватил их за удила и принялся успокаивать трусливых животных.

Мне стало интересно, почему мы остановились и отчего так лошади занервничали. Поэтому, спустившись с козел, я подошел к человеку, назвавшемуся моим братом, и поинтересовался:

− Что случилось?

− Волчья кровь, − тихо ответил он и показал носком сапога темные пятна на земле. — Или какого другого хищника. Но скорей всего, именно, волчья. Лошади ее сильней всего чувствуют.

Следов волка или других хищников я не заметил, даже когда наклонился, разглядывая землю перед лошадьми. Скорее всего, это могло значить только одно.

− Я где-то слышал, что таким образом раньше утраивали засады, — произнес я, разогнувшись и почесывая нос правой лошадке. Та сначала фыркнула, но потом сдалась и позволила мне погладить себя. — Бросали на дорогу несколько капель волчьей крови и когда лошади, почуяв ее, останавливались, разбойники нападали на кареты или телеги. Но здесь засаду делать смысла не вижу. До леса справа больше километра, слева его вообще почти не видно. Вокруг же поле − все просматривается!

− Да, − коротко согласился с моими доводами Гальтен и понизил голос, − я тоже так думаю. Но раз характерных следов хищников нет, значит, кровь здесь появилась не случайно. Волноваться пока рано, но надо это взять на заметку и быть, если что, начеку.

Я кивнул и еще раз осмотрелся. Поля с невысокой желтеющей травой и почти прямая, тянущаяся к горизонту, наша дорога. Около нее, примерно в двух километрах впереди, одинокое большое дерево раскинуло далеко в стороны свои ветви, наверняка, образуя замечательную тень.

Высоко в безоблачном небе кружилась птица, выискивая в поле кого-то себе на обед. Солнце, просто лютует, вытапливая из нас пот. Ветерок бы сейчас под рубашку и кружку холодного кваса в горло. Мечты...

− Пойдем пока так, − скомандовал Гальтен. Взяв свою лошадку под узды, он повел ее вперед. Та заупиралась, опять начала трясти гривастой головой с белым ромбом на лбу, но потом все-таки пошла, когда я потянул вторую лошадь за собой. — Лошади успокоятся, сядем.

− Так что там дальше-то было? — заговорил я, медленно шагая по дороге. — Этот сумасшедший человек, договорился с Предвечным или что?

Гальтен усмехнулся и покачал головой.

− Предвечный все-таки убедил человека обзавестись семьей. Тот решил, что подождать еще немного он сможет. Он за время познания научился терпению и теперь вполне мог несколько лет потратить на то, чтобы завести детей.

Жену он нашел, но она не дала ему детей. Он подумал, что та бесплодна и вскоре подыскал себе другую — моложе и здоровее. Но и та не принесла ему наследников. Тут человек забеспокоился. От чего, да почему?

Хотя к тому времени он уже был великим магом, даже скорее существом иного порядка, нежели человеком. Да и не старым к тому же.

Он стал вникать в ставшую перед ним проблему. Несколько лет он посвятил решению этой задачи и с трудом пришел к неутешительному выводу: как обычный человек он уже не сможет иметь детей! Оставался вариант только магического зачатия. Только как это сделать, он не знал.

− Н-да! − изумился я. — Всегда поражался умению человека создавать себе проблемы. Но этот случай, конечно, из ряда вон.

Мы замолчали. Задумчиво брели по дороге, собирая пыль на штаны. Шли таким образом минут пятнадцать, пока Гальтен не остановился и предложил дальше уже ехать. Против этого я, конечно, не был. Он разбудил Ульгаэля и доверил ему вожжи. Мне же предложил сесть под тент.

Потрепал лошадок напоследок и забрался в фургон. Ух, тенек!

Ульгаэль тряся занемевшей рукой и позевывая, достал из деревянного ящика, коих в повозке было несколько штук, бурдюк и надолго присосался к нему. Потом оторвавшись от него, он утерся рукавом и протянул мне его уже ополовиненным.

Теперь была моя очередь жадно глотать воду.

− Эх! — довольно прорычал я, передовая средневековую флягу Гальтену, улегшемуся между каких-то мешков, − сейчас бы еще искупаться.

− Ага, − мечтательно протянул Уль, понукая лошадей.

Фургон дернулся и со скрежетом покатил вперед.

Я нашел себе уютное местечко между двумя ящиками, хотя, учитывая их массивность и узоры на крышках, это были скорее сундуки. Подложил под голову мешок, который нашел тут же, и расслабился. Улегся так, чтобы видеть лежащего напротив меня Гальтена.

− Знаешь, − обратился я к нему, − мне кажется, я начинаю догадываться, к чему ты завел разговор об этом человеке.

− Не-е-т! — вскинув брови, протянул он с веселым блеском в глазах. — Не может быть, чтоб ты догадался. Это же так необычно. Ты уверен?

− Да ладно тебе придуриваться, − беззлобно огрызнулся я и махнул рукой. — Со мной не каждый день такие вещи происходят. Крушение самолета, еще куда ни шло, но вот перемещение в другой мир..! Эдак и с ума сойти недолго. Так что привыкай и рассказывай, что там дальше было.

Гальтен тяжко вздохнул и лег поудобней.

− Да я почти уже все рассказал, − нехотя пробормотал он, потом замолчал. Я не стал его тормошить, просто решил дать ему время на то чтобы он собрался с мыслями.

− Кстати, у меня к тебе появилась пара вопросов, но, пожалуй, потом с ними разберемся, — произнес он через несколько минут. — Значит.... На чем я там остановился?

− На том, что шизанутый маг не смог иметь детей, вроде?

− Да, именно! Он понял, что не может сделать это как обычный человек, − усмехнулся Гальтен и подмигнул мне, — потому решил сделать это магически. Создал порталы, связав по два мира в каждом. Закрепил в каждом портале мощнейшее заклинание преобразования, вложил в каждый из них частицу себя и раскидал порталы в несколько миров. Вход в портал был в другом мире, а выход, как ты понимаешь, в этом. Я не знаю, как он до такого извращения додумался, но, как сам видишь, это сработало... братишка!

М-да! Я почему-то чувствовал себя ребенком шведской семьи. Одна мама и два отца. Кто ж из меня вырасти-то должен? Тем более одним из отцов стал сумасшедший маг, претендующий на звание бога. Капец в белых тапках!

Посмотреть бы этому папаше в глаза. Если б не его дурацкое стремление обрести божественную сущность, я бы не куда не провалился. Ни в какой другой мир бы не попал. А наверняка вышел бы, там, — на земле. Вылез бы из пещеры и позвал бы ребят вниз. Ну, а там бы нас точно спасли. И потом все вспоминали бы это как удивительное приключение, которое, правда, чуть не закончилось смертью для всех. Ну, так зато, и не забылось бы.

− Ну и что с ним дальше случилось? — с интересом спросил я и принялся снимать кроссовки, а то ноги уже начинали преть на такой жаре.

Гальтен глядя на дырки в тенте зевал и почесывал волосатую грудь.

− А, черт его знает, − лениво произнес он. — Может богом стал, может, помер наш папашка? Не знаю я, да и никто не знает. Домагичился, наверное, и преставился.

Тут я вдруг сопоставил то, что мне говорил Гальтен и вспомнил нашу драку. Это когда я думал, что чуть не убил их. Так значит, я тоже маг? Как-то же я схватил огоньки Ульгаэля, да и ссадина на боку излечилась явно неспроста.

Я привлек внимание Гальтена и спросил у него на счет своих магических способностей. Есть ли они у меня или это только мои домыслы?

− Есть, Родион, — обрадовал он меня, но тут же огорчил: − Только ты сейчас как бы новорожденный, младенчик совсем. Поэтому тебе надо развивать свое искусство, если ты конечно, хочешь. Лично я бы, тебе советовал не отказываться от этого.

− Мастер! − обернулся к нам Ульгаэль, все это время с интересом слушая нашу беседу. Это было заметно по его напряженной спине и постоянно повернутое ухо в нашу сторону. Как бы косоглазие не развилось. − Вы то же будете обучать Родиона магии? Вместе со мной?

Гальтен зевнул и отрицательно помотал головой. Я в это время решал снять рубашку или остаться в ней. Уж больно жарко было, даже под тентом. Но если рубашку снять, то придется лежать на колючем мешке. Или можно было под себя ее подложить? Так и не придя к консенсусу, как говорили в дни моего детства, я плюнул на эту проблему. Не до нее сейчас было.

− Нет, Уль, не буду, − ответил он и извиняющее посмотрел на меня, − Не потому что не хочу, просто не могу. Обрисую, конечно, основы, но до всего остального ты сам должен будешь дойти. Понимаешь... — Он замолчал подыскивая слова, − Внутри каждого из нас есть островок Силы или магии, или, даже, Источник, называй как хочешь, сути это не меняет. Но загвоздка в том, что до этого островка еще надо дотянуться, чтобы получить Силу. А это не так-то легко, знаешь ли.

− И как до него дотянуться? — уже представляя себя магом, спросил я. Правда, о магии я ничего не знал. Для меня это был бред сивой кобылы. Сказки замшелой бабки.

Мой магический старший братец поднял палец кверху и довольно крякнул, как бы говоря: вот тут-то и порылась собака.

− До этого внутреннего островка каждый идет своей дорогой, — сказал он. — Не беспокойся, ты найдешь путь. Рано или поздно, но найдешь, в этом я уверен. Только не опускай руки и все получится.

− Почему ты так уверен? − погрустнел я.

− Потому что Источник тоже ищет тебя, − незамедлительно ответил Гальтен. − Он сам хочет слиться с тобой. К тому же не забывай, кто был наш общий папаша. Хоть и чокнутый, но все-таки маг.

Ладно, разберемся! Раз Гальтен говорил так уверенно, значит, приходилось считать так же. Оснований не верить ему у меня пока не было. Главное, как он сказал, не сдаваться. Ну, упорства мне не занимать.

− Кстати, − я щелкнул пальцами, вспомнив еще кое-что, − Все хочу спросить, а как нашего отца-то звали и сколько, вообще, он детишек наделал?

− Одиннадцать. Ты последний, младшенький! — противно улыбнулся Гальтен. — А папашу звали Ардалион.

− Значит, миров всего двенадцать, считая этот? — задумчиво промолвил я.

− Известных нам! — уточнил Гальтен. — Но этот, самый интересный.

Я фыркнул и замолчал, Гальтен тоже притих и закрыл глаза.

Собираясь поступить, так же как и он, я лег удобней, и закрыл глаза. Надо было все обдумать, уложить ворох полученной информации в ровные стопки, а лучше каталогизировать.

Проведя в дремоте несколько часов, я проснулся − наш извозчик остановил телегу и позвал Гальтена.

− Что случилось? — спокойно спросил тот, не открывая глаз.

Уль, покряхтывая, перелез через спинку козел под тент и сел на сундук, из которого в прошлый раз доставал бурдюк. В этот раз он лежал на сундуке и парень, схватив его, буквально выжал последние капли себе в рот, а потом кинул в сторону кучи какого-то тряпья.

− Может, остановимся, Мастер? — спросил он и, не дожидаясь возражений, объяснил причину: − Лошадям отдохнуть надо, да водой их напоить не мешало бы. За одним сами перекусим. Солнце уже в зените, жарит так, что кости плавятся.

Он сделал такое несчастное лицо, что я даже улыбнулся. Но парень был прав, жара донимала не только нас и потому лошадки, наверняка, знатно пропотели и теперь, просто подыхают от жажды. Уль тоже был весь мокрый и раскрасневшийся, словно только что вышел из бани, что было недалеко от истины. Не хватало только веника, чтобы попариться.

− Нашел место, где можно остановиться? — все также, не открывая глаз, произнес Гальтен.

− Да, тут метрах в десяти в сторону от дороги, несколько больших деревьев образуют тень. И ключ рядом бьет.

Гальтен поднялся и выглянул наружу. Посмотрел куда показывал Уль и согласился встать там на отдых. На это парень мгновенно отреагировал понуканием лошадок проехать еще чуток, где им немедленно была предоставлена порция воды.

* * *

Казалось, я приходил в себя, и сбоев в голове больше не было. Можно сказать, я смирился со своим положением. Принял ситуацию и успокоился. Конечно, все это отдавало фантастикой, сказочностью, но кто сказал, что такое не возможно?

− Значит, нас таких убогих, одиннадцать? — усмехнулся я, сидя прислонившись к стволу тигрового дуба и смакуя красное вино. — И что, все мужеского пола?

Гальтен со своим учеником засмеялись.

Мы сидели прямо на траве, в тени нескольких разлапистых тигровых деревьев и просто отдыхали. Костер не разводили, решили выпить вина, да немного мяса с хлебом перекусить.

− У тебя еще три сестренки есть, − все еще посмеиваясь, проговорил Мастер, − те еще стервы.

− Да уж! — неожиданно кивнул Ульгаэль, всем своим видом показывая, что полностью согласен со словами Мастера и даже больше. Потом вдруг смутился, поняв что ляпнул не то, но видя как Гальтен хитро улыбается и, видимо, не против того, чтобы Уль рассказал о своем знакомстве с сестрой Мастера, осмелел и произнес: − Я однажды видел леди Телию. Мы тогда с Мастером приехали в Торуг − маленький городок, почти на границе Кратта Кат и Кратта Нит. Там мы решили остановиться в одной приличной таверне, пока не приобрели себе небольшой дом поблизости.

Пока парень говорил, Гальтен закрыл глаза и, кажется, заснул, по крайней мере, внимания он на нас не обращал. Я передал Ульгаэлю бутылку вина и с интересом попросил его продолжать. Интересно же было узнать больше о своих новоявленных родственниках.

В это время Уль прогнал наглого шмеля, прилетевшего и севшего на горлышко бутылки, и продолжил рассказывать о встрече, уже чуть ли не показывая в лицах всю историю.

− Так вот, поселили нас в двух комнатах, − все больше входя в раж, говорил Уль, − потом мы с Мастером спустились в обеденный зал, сделали заказ и прошли к столику у окна. А время уже к вечеру близилось, поэтому двое мальчишек зажигали свечи в зале, а официантки готовили столы — крошки на пол смахивали. Народу все прибавлялось, хозяин таверны, как собака, чуть ли хвостом от радости не вилял, принимая гостей. Мы с Мастером спокойно сидели и ждали когда принесут наш заказ.

Уль промочил горло вином и как старый заговорщик, подмигнул мне. Потом внимательно посмотрел на Гальтена. Тот, положив руки под голову, тихо похрапывая, спал.

− Тут вдруг глаза мастера расширились, − произнес парень, понизив голос до шепота и краснея. — Потом наоборот — мастер прищурился и нехорошо так посмотрел куда-то мне за спину. Я тут же обернулся и увидел около входа трех здоровенных мужиков с ног до головы увешанных оружием. А рядом с ними стояла... − Уль, не находя слов, развел руки в стороны и несколько раз сменив цвет лица с розового на белый, совсем зарделся, − Ну, просто, королева! Таких красивых женщин мне еще не приходилось видеть. Богиня, подумал я тогда, спустилась посмотреть, как мы тут живем, чем питаемся.

Я внимательно слушал и живо представлял себе это. У паренька был явный талант рассказывать интересные истории.

− И что ты думаешь? — продолжал он свое повествование. — Оказалось, это мастер на нее так нехорошо посмотрел. Она тоже увидела мастера и, хищно так улыбаясь, полоснула по нему своими ледяными глазками. Потом подошла к нашему столику, а вместе с ней подтянулись эти три верзилы и встали рядом. Мастер медленно поднялся и слегка поклонился ей. Я тоже поклонился, только ниже. И вот такой разговор был между ними:

" − Здравствуй, Телия, − холодно приветствовал красавицу мастер.

− Привет, Гальтенмун, − милым голоском поздоровалась леди Телия. — Не издох еще?

− Да вот, как видишь, жив, − недобро ухмыльнулся мастер. — Исключительно, твоими молитвами.

− Ах! — коварно рассмеялась красавица, и, злобно, так что мне захотелось спрятаться, произнесла: − как был шутом, так им и остался, все такой же мерзкий, как и раньше.

− По себе не судят, Телия! — ухмыльнулся Мастер. — Разве тебя этому не учили в борделе?

Леди Телия дернулась от слов мастера, как от пощечины и стала еще бледней.

− Флей, − сквозь зубы произнесла Леди Телия, обращаясь к здоровяку, который стоял слева от нее, и отличался от двух других только наличием бороды, − мне кажется, этот мужлан оскорбил меня. Проучи его, защити мою честь.

− Да, леди Телия! − Бородатый кивнул, и тотчас вытащил длинную саблю, приглашая Мастера на танец смерти.

Злобная красавица отошла назад, − за спины здоровяков. Я же достал свой меч, но Мастер приказал мне отойти к стене и заткнуться. Понимая, что толку от меня никакого, я отошел и увидел, как женщина вышла из таверны. В это время народ в зале притих, кто-то крикнул хозяина.

− Господа! — пискляво закричал толстый, но подвижный хозяин таверны, выскакивая из кухни. — Господа, прошу прекратить. Только не в моем заведении. Прошу вас господа, успокойтесь. Разрешите дело миром или же выходите на улицу, иначе мне придется вызвать гарнизон.

Он еще договаривал последнее слово, как тот мужик, к которому обращалась женщина, нанес молниеносный колющий удар саблей. Он метил прямо в сердце безоружного мастера, но натолкнулся на жесткий блок и, удивленно подняв брови, отступил назад".

− Погоди! − перебил я Ульгаэля. − Я не понял, как Гальтен, будучи безоружным, как ты сам сказал, поставил блок сабле? Рукой что ли?

Уль скривился, недовольный тем, что я его перебил на самом интересном месте, но снизошел до объяснения.

− Так ведь, Мастер же маг! — в запале воскликнул он. — Он достал меч из Межмирья, и воспользовался им. Зачем ему таскать меч на себе, когда он в любую минуту может достать его оттуда.

− Я же не знал ни про какое Межмирье, − примирительно проговорил я, а про себя подумал, что это Межмирье, наверно, очень полезная штука, раз там можно хранить всякие вещи. Обязательно узнаю у Гальтена, как он это проделывает, решил я. Тоже так хочу уметь.

− Неважно! — отмахнулся Ульгаэль. — Слушай дальше:

" Когда Мастер поставил блок, выхваченным, словно, из ниоткуда мечом, бородатый мужик с саблей отошел на шаг и потрясено посмотрел на него. Правда, надо отдать ему должное, с удивлением он справился быстро.

Видя такие странные дела, двое его напарников выхватили такие же сабли и, уже втроем, кинулись на мастера.

Самый резвый из безбородых даже заметить не успел как умер. Мастер мощно ударил своим клинком по сабле противника, тем самым, просто, сломав ее пополам, и тут же вонзил меч в незащищенное горло ретивого бойца. Затем крутанулся на ногах и подрезал сухожилия на ноге второго безбородого. А потом обратным движением меча вверх отрубил ему по локоть обе руки, которыми тот держал двуручную саблю. Двигался мастер так быстро, что даже мне — его ученику − было трудно за ним уследить.

Бородатый свирепо оскалился и левой рукой достал из-за пояса кинжал с волнистым лезвием. Затем быстро отбежав на несколько шагов назад, он оказался в центре зала. Народ как ошпаренный ошалело вжался в стены, наблюдая за схваткой. Несколько человек явно не одобряли происходящее в таверне, но при этом никто из них не уходил. Все ждали конца поединка. А был он, надо признать, эффектный!

Бородатый разразился на Мастера целой серией хитрых ударов, пытаясь использовать длину сабли против короткого меча противника. Но это не принесло ему никакого результата. Тогда он бросил в грудь Мастеру кинжал и тут же нанес косой рубящий удар саблей сверху. Легко поймав левой рукой кинжал, Мастер на меч принял саблю и отвел ее в сторону. Затем, приблизившись вплотную к противнику, воткнул ему в живот его же нож".

Ульгаэль совсем распалился и уже стоя на ногах, размахивал бутылкой в воздухе, показывая, как Мастер отбивал кривую саблю бородатого и дырявил брюхо несчастного, его же оружием.

− А Телия что? — спросил я через некоторое время, стряхивая с себя брызги вина.

Раскрасневшийся рассказчик плюхнулся обратно на землю и допил одним глотком остатки "Лучшего Марликанского".

− Да ни чего, − махнул он рукой. — Люди говорили, что она, выйдя из таверны, сразу села на свою лошадь и ускакала.

− Значит, она, просто, бросила своих спутников и уехала? — удивился я.

− Конечно! — радостно кивнул Уль. — Ведь если она давно знала мастера, а так и было, то уж точно видела как он владеет оружием. Она не стала ждать результата драки, потому что знала, что тем трем воинам ничего не светит. Она же элементарно от них избавилась, причем его руками.

− Вот, сука! — констатировал я очевидный факт. Уль кивнул с таким видом, мол, а я тебе о чем!

− И не говори! — отозвался вдруг Гальтен.

Мы засмеялись и принялись сворачиваться. Отдохнули и хватит. Пора в путь дорогу, как сказал Гальтен.

Подняв кроссовки с земли, я не стал их одевать, вместо этого связал между собой шнурки и закинул в повозку. Потом залез туда сам и лег на облюбованное мной место. Телега развернулась и выехала на дорогу.

Гальтен правил лошадьми, рядом с ним сел его ученик и взялся расспрашивать своего мастера о каких-то образах. Я недолго их послушал, потом начал зевать, и махнул рукой на это занятие.

Муть какая-то! Решил, что будет лучше, если я посплю, а то глаза слипались, будто не спал неделю. Да и что было делать в такую жару?

Улегся удобней и, укачиваемый мерным движением телеги, моментально уснул.

И приснились мне сны. Наверное, самые реальные и в тоже время дико фантастические из всех, какие я когда-либо видел.

Сначала мне виделось, будто я верхом на лошади объезжаю ставшую лагерем армию. Я проезжал мимо хмурых воинов, сидящих около небольших шатров. Кто-то из них варил похлебку в больших котлах, кто-то чистил и натачивал свои мечи. Все они устало салютовали мне, а я с трудом вытягивал губы в ободряющую улыбку и кивал им в ответ. С некоторыми я говорил: коротко бросал рубленые фразы поддержки или прикрикивал на суетившихся около деревянного изделия солдат. Кажется, это было что-то вроде катапульты. Потом я неспеша двигался дальше и там уже всерьез ругался со своими офицерами. Распекал их за какое-то проваленное задание. Затем все мутнело, уходило на задний план.

И вот я уже мальчишка, невесело бреду за водой, за которой меня послала толстая тетка в грязном фартуке. Подхожу к колодцу и, прицепив деревянное ведро к толстой веревке, опускаю его вниз. Потом пытаюсь поднять его, вытянуть наверх, но почему-то не могу. Наверное, за что-то зацепилось?

Нагибаюсь посмотреть, в чем дело и вдруг, срываюсь в колодезную холодную воду. Кричу, барахтаюсь, но всплыть на поверхность не могу. Словно кто-то или что-то тянет меня вниз. Все быстрее и быстрее тону, проваливаюсь в темные глубины подземных вод. Однако замечаю что камень, из которого сложен колодец, теперь не грязно серого цвета, а прозрачный. Хрусталь...

Куда-то вдруг делась вода. И, соответственно, я уже не тону, а падаю. И скорость все увеличивается. Мне страшно, хочется остановиться, закричать и закрыть глаза. Но все по-прежнему. Я быстро лечу вниз по хрустальному колодцу, и уже вижу дно, но внезапно картинка распадается на дрожащие мерцающие куски и меркнет.

Я проснулся весь в холодном, липком поту и тяжело дыша, будто сделал многокилометровый забег. Надо мной стоял Уль и, с озабоченным лицом, всматривался в меня.

− Ты как? − участливо спросил он.

− Нормально, − отрывисто прохрипел я, принимая сидячее положение и проведя рукой по мокрым от пота волосам. — А что случилось? — в свою очередь осведомился я.

− Да ты орал, как недорезанный, − ответил парень, − вот я тебя и разбудил. Кошмар что ли приснился?

С трудом отходя от привидевшегося сна, я кивнул и вытер лицо полой свой рубашки.

− Кошмар − кошмарней некуда! — пробормотал я, вставая и намереваясь сходить отлить. И только тут заметил, что телега уже не движется по дороге, а стоит около каких-то деревьев.

Вылез из-под тента и спрыгнул на землю. В нескольких метрах весело трещал костерок. Около него что-то бормоча, возился Гальтен.

Дневной зной поутих, воздух посвежел. Местный аналог сверчков уже начинал свою трескотню. Стало заметно темнее и прохладней. Алый раскаленный шар почти опустился к горизонту, но еще не коснулся его. Солнце садилось, − вечерело.

Я отошел к изломанному полузасохшему дереву и, разглядывая трещины на нем, сделал свое дело. Потом двинулся в сторону костра, и только тут заметил, что стою босиком на сухой пожелтевшей траве. Немного подумав, одевать или не одевать, решил все-таки обуться, поэтому вернулся к фургону, в котором чем-то бренчал Уль.

− Что за паника такая? — спросил я парня, залезая в телегу и пытаясь вспомнить, куда закинул свою многострадальную обувь. — Уль, ты не знаешь, случайно, где мои кроссовки?

− Если ты про свою обувь, то вон они лежат, — он оторвался от копания в одном из сундуков и показал рукой в дальний угол телеги.

Я пробрался в указанное место и достал их оттуда. Затем вытащил из них свои вонючие носки и встряхнул ими. Тут же в воздух взвились мириады пылинок и прочего мусора.

− Так, что за паника-то? — снова спросил я и без особого желания принялся натягивать носки на ноги. Что поделаешь, не люблю ходить в обуви без носков.

− Мясо стухло, − сокрушенно сообщил Ульгаэль, − и хлеб тоже испортился. Теперь будем один сыр жрать, пока в мышей не превратимся.

− А что ты там ищешь? — я кивнул на сундук.

− Силки, − буркнул он. — Мастер приказал поставить на ночь несколько штук.

− Ясно, − кивнул я и, оставив Ульгаэля одного, ушел к костру.

Все-таки, мысли о последнем сне с хрустальным колодцем, упорно не отпускали меня. Что-то в нем было такое знакомое, уже виденное мною ранее.

Сидя у огня, я буквально расчесывал свою спутанную память, так меня зацепил этот колодец. Вроде бы где-то я его уже видел? Но где, блин, не мог припомнить.

Я, вообще, колодцев никогда в своей жизни не видел. Все свои двадцать четыре года, я прожил в городе. В деревнях бывал, на дачах тоже, но нигде и никогда колодцев не видел, тем более хрустальных! Так откуда же тогда ощущение что я его уже видел? И почему он так притягивает мои мысли? Это же всего лишь сон, кошмар, чтоб его. Сон...

Тут мои мысли завертелись, как мотыльки вокруг лампочки. Только крутились они вокруг сна, разрушая своими крыльями его паутину. Жужжали как надоедливые комары, пытаясь проникнуть в сердцевину того что я забыл.

− Бляха муха! — наморщив лоб, пробормотал я, мысленно вгрызаясь в пыльный кокон своей памяти, который содержал в себе ответ. Толстые, обтекаемые стенки кокона, я так понимаю, это был некий аналог кладовки памяти или архив, начали трескаться под моим напором.

Трещины, я погрузился в себя настолько, что уже видел их наяву, извивались молниями, секлись и расходились в стороны. Еще немного поднажать, отмахнуться от отвлекающих образов и всверливаться, давить пока не лопнут стенки кокона или моя голова.

Треск, сначала тихий, все разрастался и под конец уже был просто громом. Еще немного... И наконец, преграды рухнули и воспоминания хлынули в меня, заполняя собой засохшие от учебы ячейки памяти.

Я вспомнил!

...И пыль осела на устах,

И вспомнил маг пророчество изгоя:

"Что брат на брата, клинки зажав в руках,

Не видят в битве сей ни смыла, ни покоя"...

Глава V

Какая скверная история, подумал я, глядя на незнакомые звёзды в далеком вечернем небе. Вся моя, в целом не такая уж и плохая жизнь, превратилась во что-то странное и непонятное. Будто после перехода в этот мир что-то неуловимое поселилось во мне и тянет жилы.

Откуда-то появлялись вещи и мысли, которых знать я не мог. Они мелькали в голове как колибри — яркие и красочные и никак не давали себя разглядеть. Будто передо мной летала целая вселенная, а я не мог ее схватить, как бы ни тянулся. Она все время ускользала вместе с теми знаниями, что я увидел лишь мельком, точно подглядел в замочную скважину.

Я сидел у костра, отклонившись на полуобгорелое бревнышко. Кто-то здесь явно уже останавливался. С ветки рядом стоящего дерева свисала короткая, но толстая веревка. Видно кто-то делал здесь своим детям качели. А может быть, это была виселица для разбойников с большой дороги? Возможно, но мне почему-то было приятней думать, что здесь были все-таки качели.

Спине было неудобно, шея начинала ныть, да и в голове чего-то постукивало.

Положил под себя одну ногу и никак не мог заставить себя поменять положение. Развалился как переваренная картошка на горелом дне мятой и старой кастрюли, и не было сил хоть сколь-нибудь собраться. Как-то на периферии сознания обозревал окружающий себя незнакомый мир. Лениво, устало и одновременно потрясенно. Словно все это я уже видел ранее и забыл, или скорее, ожидал увидеть что-то подобное, но узрел нечто большее. Кто-то смотрел моими глазами на чужой мне мир.

Меня точно пыльным мешком приложили по затылку, а затем привели в музей. Еще не понимая и не осознавая себя как нечто целое, я усмирял и укладывал новые ощущения, бушевавшие во мне словно буря. И пытался примириться с моим новым положением.

Правда не все сходилось, и еще оставались огромные пробелы в понимании ситуации.

− Гальтен! — сипло окликнул я его. − У меня есть пара вопросов. Удовлетворишь мое любопытство?

Мой невольный старший брат лежа курил свою потертую старую трубку и, уставившись в огонь, о чем-то размышлял. Он неспешно посмотрел на меня, почесал свой сломанный нос и весело сверкнул глазами.

− Я гляжу, ты приходишь в себя, − он сильно затянулся и выпустил крупный клубок белесого дыма, который не распался, действуя по законам физики, а наоборот сформировался в тугой молочный шар и, неторопливо облетев мою голову, взмыл в небо.

− И что это было? — спросил я, кивая на шарик дыма.

− Это был ты, − вдруг посерьезнел Гальтен и впился в меня глазами. — Разве ты не чувствуешь себя другим, не таким как раньше? Не придай я силы дыму, он бы ни за что не превратился в шар. Но дым поменял структуру, хотя, по сути, он остался все тем же дымом. Так и ты: переменился, но остался таким же. То, что с тобой сейчас произошло это просто фрагменты родовой памяти и тебе еще предстоит во всем этом долго разбираться. Даже я много чего не могу уяснить до сих пор. Так что каша в голове тебе обеспечена надолго.

− Понимаю, — кивнул я и, кажется, действительно понимал. − А теперь позволь вопрос!

− Валяй. − Гальтен сплюнул далеко в сторону и затянулся.

− В самом начале, там где вы меня обнаружили, − начал я, − ты, кажется, упоминал, что на меня может быть охота? И, хоть, я только сейчас об этом вспомнил, мне все-таки интересно, кто на меня охотится и зачем?

Мастер покряхтел, словно древний старик и подсел ближе к костру. Потом как заправский лектор помахал перед собой трубкой и, вздернув подбородок, впился невидящими глазами в небо. Затем, играя фанатичного преподавателя, далеко запенсионного возраста, противно заскрипел голосом:

− Знаете, молодой человек, у каждого из детей Ардалиона, − тут он вновь взмахнул трубкой и я уже видел перед собой не мужчину в расцвете сил, а настоящего замшелого лектора, − есть одна интересная особенность: мы чувствуем себе подобных.

Немного пораженный его мастерской игрой я даже улыбнулся, вспоминая своих преподавателей из университета.

− В каком смысле?

Из костра, прямо к потертым, но крепким сапогам Гальтена, с треском вылетел небольшой уголек. Высушенная нещадным солнцем невысокая чахлая трава моментально запылала, превращаясь в пепел. Огонь, будто черная клякса, стал расплываться по земле, приближаясь к мастеру вплотную. Мужчина, не поднимаясь, лениво затоптал его, размазав золу по рассохшейся земле.

− Ну как тебе сказать? — уже серьезно задумался Гальтен, подыскивая слова. — Мы можем почувствовать присутствие друг друга.

Я почесал затылок, не совсем понимая, о чем он говорит.

− То есть, ты хочешь сказать, что ты знаешь кто, где находится?

Брат вздохнул и помотал головой.

− Нет, − произнес он, затягиваясь трубкой. Меня кстати, курить, совершенно не тянуло. — Я не это имел в виду.

− А что?

− Сейчас объясню на пальцах, − недовольно пробубнил он. — Если ты находишься в каком-то мире и в него, неподалеку от тебя, приходит, какой-нибудь твой, скажем так, сородич, ты его обязательно почувствуешь. В твоей голове будто щелкнет что-то и, даже если будешь спать, ты все равно ощутишь его появление. Мы с Улем были недалеко, потому я тебя и почувствовал. Уйти от встречи было трудно, раз мы седели на полянке рядом, поэтому я решил найти тебя первым. Я, правда, ожидал увидеть совсем другого человека...

Тут я немного задумался. Сначала я поразмыслил над возможностью, не напрягаясь засекать своих новых родственников. Такая вещь мне понравилась, но ничего особенного в этом я не увидел, вспоминая всякие маячки-пеленгаторы из моего мира. И только после этого до меня дошло, что Гальтен говорил про миры. Разинув рот в немом крике, я рукой остановил Гальтена и с трудом процедил:

− Погоди! Ты хочешь сказать, что мы можем ходить сквозь миры?

− Ну, да можем, − невинно ответил он, но видя, что я начинаю закипать, объяснился: — Правда, я не смогу тебя научить этому. До этого ты сам дойдешь вскоре. И нечего на меня так смотреть, точно я твою последнюю лошадь съел.

− Зараза! — буркнул я и замолчал ненадолго.

Не доверяя Гальтену, но, тем не менее, понемногу остывая, я тихо произнес:

− Я вспомнил свой сон. Там я шел по мертвому городу и в какой-то таверне встретил мужчину. Он обратился ко мне и сказал, что его подарок мне как сыну, находится в Каруше. Что это значит?

− Насколько я знаю, этот мужчина и есть наш общий отец, − сообщил мастер, вставая на ноги и потягиваясь. — А его дар обычно состоит из трех вещей: меч с ножнами, дангит и третья вещь сугубо индивидуальна − Свиток с несколькими полезными заклинаниями и кое какими записями отца, за который тебе может снести голову любой из наших родственников. Так что никому и никогда его не показывай!

− Что такое дангит? — спросил я, глядя, на вышедшего из леса, Уля.

− Тонкая каменная пластина, с ладонь размером, − пояснил он и достал из-за пояса серебристый прямоугольник. Когда он протянул его мне, я заметил, как на фоне света от костра на поверхности пластины заискрились прожилки. — Для связи с кем-нибудь.

Дангит оказался странным камнем. Приятный, чуть теплый и гладкий на ощупь, он казался немного тяжеловат для своего размера. Но больше всего было интересно то, что его прожилки постоянно меняли свой узор: то удлинялись, то укорачивались, извиваясь самым непредсказуемым образом. Стоило в них всмотреться, как они истончались и принимались вырисовывать на поверхности какие-то бессмысленные фигуры.

− Для связи? — удивился я все еще зачарованный хаотичными рисунками камня. — В смысле, с теми, у кого есть такой же дангит?

− Не обязательно, − ответил Гальтен, делая какую-то странную гимнастику. Он лениво потягивал до хруста то ногу, то руку. — Ты можешь связываться с любым человеком, которого когда-либо, видел в лицо.

− В моем мире есть похожие штуки, − произнес я. — Телефонами называются. Но этот дангит, наверное, по-другому работает? Это как-то магически, да? В смысле, связь магическая?

− Именно! — ответил он. — Но на каких принципах действует эта магия, я не знаю. Так что даже и не спрашивай.

К нашему костерку подошел Ульгаеэль и подкинул в огонь несколько тонких поленьев. Костер немного утих, а парень устало плюхнулся на свой плащ.

− Я думал ты маг! — удивился я, нехотя отдавая Гальтену дангит.

Он усмехнулся и укоризненно посмотрел на Ульгаэля.

− Ну, для кого-то и маг, — весело произнес он, пряча устройство связи за ремень. Затем обратился к парню, кивая на лес: − Сделал?

Тот не понимая о чем речь, почесал искусанный комарами или мошками лоб. Потом уяснил и кивнул.

− Ловушки поставил, − как-то невесело доложил он и, передернувшись от холода, подвинулся ближе к огню.

− Ну что, тогда давайте пожарим сыр, − предложил Мастер, вглядываясь в небо и похрустывая суставами на пальцах. Наклонившись, он достал из мешка бутылку, открыл ее и сел на расстеленный плащ.

Ульгаэль со своей стороны вытащил из другого мешка головку сыра и кинжалом отрезал несколько кусков. Потом передал нам с Гальтеном по длинной, зачищенной с одного конца ветке, которые он принес с собой из леса. Мы быстро насадили на самодельные шампуры кусочки сыра и поднесли к огню. От жара сыр начал плавится, и подрумяниваться, источая слабый аромат, смешивающийся с чистым прохладным вечерним воздухом и дымом.

− Завтра вечером, ближе к ночи, мы приедем в Каруш, — неожиданно объявил Гальтен, дуя на горячий сырный шашлык. − Там мы с тобой и расстанемся, Родион. Мы с Улем сядем на торговый корабль, отходящий рано утром, и двинемся к берегам Шерида. Ты останешься в Каруше и будешь искать дар отца. А когда найдешь, там уж сам решай что тебе делать.

− И что мне делать? — спросил я. — Может быть, я потом вас попробую разыскать?

Гальтен покачал головой, жуя наш скудный ужин.

− Можешь, конечно, но не стоит, − проговорил он. — Вряд ли ты нас быстро найдешь. Тебе лучше, после того как найдешь дара отца, затаится на какое-то время. Потому как каждый наш родственник, где бы он ни был, поймет, что в силу вступил еще один игрок. И у некоторых может возникнуть жуткий соблазн поймать молодую рыбку.

− А зачем я им? — удивился я, перенимая у Уля бурдюк с водой. Вино пить не хотелось, нужно было подумать, а это лучше делать на трезвую голову. — Чего я им такого сделал?

Гальтен ел не спеша, в отличие от Уля, который, буквально, не жуя проглотил последний кусок сыра и принялся отрезать новую порцию. У меня же аппетит куда-то и вовсе пропал, поэтому ел я уже без особого желания. Спать хотелось больше чем есть, а еще больше хотелось понять, куда и во что я вляпался?

− Некоторые из нас не погнушаются ни чем, чтобы обрести чужой Свиток с отцовскими знаниями и заклинаниями, − ответил после недолгого молчания Гальтен. — Если кто-то его получит, то станет еще сильней. А тебя либо убьют, либо возьмут себе на опыты. Не на себе же им проверять отцовские заклинания! Так что если хочешь жить, никому не доверяй!

Мне ничего не оставалось, как только хмыкнуть и кивнуть, мол, понял, не боись! Еще бы на самом деле не страшиться встреч с родственниками, так может, и было бы не плохо. А как, подумаю, что на мне как на подопытном кролике будут проверять всякие заклинания, так сразу же хочется забиться в какую-нибудь нору и закрыться одеялом с головой. Хотя я вообще не очень понимал, что такое заклинания и как они работают. Не было опыта, как-то. Но приятного, наверное, мало, это уж точно.

Все еще думая об опытах, я, следуя примеру Гальтена, стал укладываться спать. Ну, укладываться, это сильно сказано, я просто лег на расстеленный плащ не далеко, но и не близко от огня, так чтоб грело, а не припекало.

Обреченно вздохнул, жалея себя и, с трудом сдерживая желание напроситься в компанию к Гальтену и Ульгаэлю и вместе с ними отправиться в незнакомый Шерид, натянул плащ по самые глаза и попытался уснуть.

Единственное, что меня сдерживало от такого трусливого поступка, это только огромное желание побыстрее выбраться из этого мира, в свой. Насколько я понял, сделать это мне удастся только, когда я обрету дар отца и, наверное, научусь перемещению между мирами. Надеюсь, я быстро найду его подарок и справлюсь с ним.

Тоже мне, заботливый папаша, блин! Придумал какие-то дары искать. Где, кстати, их вообще искать в городе Каруше? Чего-то я не припомню в своем видении каких-либо указаний насчет ориентира.

А вообще, заманчиво звучит: "перемещаться между мирами!" Может статься и у меня возникнет когда-нибудь такое желание пошляться по разным мирам. Впрочем, вряд ли скоро. Видимо, я все-таки домосед, раз меня так тянет домой или я пока еще не созрел для столь экстремальных путешествий. В любом случае думать об этом было еще рано. Надо сначала добраться до этого дара, а потом еще с ним разобраться. Ладно, там посмотрим. Сейчас надо было засыпать.

Загадочный человек по имени Гальтен и его ученик уже спали, а ко мне сон все никак не шел. Скорее всего из-за того что я днем выспался в фургоне, пока ехали. Да и комары постоянно отвлекают. Хорошо хоть не кусают, просто летают вокруг и злобно пищат. Почему кстати они меня не трогают, я не знал, но то, что я был этому рад безмерно, говорить даже не стоит.

Костер горел несильно, но ровно, словно ручеёк, без всяких всполохов и брызгав. А вот мои мысли были не такие гладкие и цельные. То мне хотелось домой, причем сразу, прямо сейчас, раз и все — дома. То вдруг появлялась какая-то, ну, скажем, шальная что ли мыслишка — задержаться в этом мире. Я, конечно, ее отгонял подальше, и даже пнул бы ее, если б мог, но она все равно вертелась где-то рядом, будто самый надоедливый и упертый комар.

Еще в голову приходила такая "мысля": дойти до Каруша, найти отцовскую заначку, сколько бы это времени не заняло, затем по-быстрому понять, как пройти в свой мир и свалить домой. А там уж в спокойной обстановке разбираться, что и как. Это, пожалуй, самая трезвая и здравая мысль за сегодня.

Перевернувшись на бок, я еще немного подумал о своих дальнейших действиях в этом мире. О плюсах и минусах той или иной мысли и все-таки пришел к выводу, что последняя самая оптимальная, хоть и не самая легкая. А нелегкой она была прежде всего потому, что я ничего об этом мире не знал. И соответственно, как я могу тут один шляться и искать то, что нужно найти? Значит, надо попросить Гальтена с Улем рассказать мне подробней о жизненном укладе этого мира и страны в частности. Язык я уже знаю, видимо это наследственное от папаши, а остальное должен узнать завтра. Так что не все так плохо!

На этой радостной, но обманчивой ноте, я все же решил себя усыпить. Однако это мне не удалось. Опять помешали разные, хаотичные мысли. Большей частью они были о ребятах, с которыми я летел веселиться на южное море, а оказался здесь. По своей же глупости, кстати.

Как они там? Все еще на этом клочке суши или их уже спасли? Надеюсь, они нашли людей на острове или уже вызволены с него отважными спасателями. Сколько матерных, но радостных слов, наверное, было произнесено. Возможно даже, что они уже сидят дома и пьют чай или водку. Кто как! И наверняка в очередной раз вспоминают и рассказывают о том, что с ними случилось. Такие вещи никогда не забываются и алеют большими шрамами в памяти.

Мне в этом плане лучше будет. Я вообще, можно сказать, забыл про крушение самолета в море и высадку на остров. Эту трагедию заместило мое попадание в иной мир. Честно признаться, даже лежа под неизвестным небом и глядя в чужие звёзды, я продолжал в это не верить! Если подумать серьезно, бред собачий. Ан, нет, я в другом мире и весьма четко это ощущал. Я здесь, они там.

Интересно, что они подумали, когда обнаружили, что меня с ними нет? Пробовали меня искать или махнули рукой? А может вообще забыли про меня? Впрочем, нет. Это я уже из жалости к себе так подумал. Наверняка искали и до сих пор ищут.

Если ребят спасли, то мои родители, вероятно уже знают, что меня с ними нет. Черт, как жалко их! И пилотов, кстати, тоже жалко. Ведь они, по сути, пожертвовали своими жизнями ради нас — совершенно незнакомых людей. Честь им и Хвала! Да упокоятся их души с миром.

Я грел своим боком землю с пожухлой травой и вспоминал лица родных, друзей, и просто знакомых. Зачем-то припоминал отличительные черты каждого знакомого человека и грустнел все больше и больше, до тех пор, пока не забылся тяжким сном.

* * *

Какая только чушь порой не снится?

Это была моя первая мысль, когда я проснулся весь мокрый от росы. Костер практически потух и соответственно тепла и света давал немного. В прочем свет от него мне был не нужен, в отличие от тепла. Поэтому пришлось встать и сложить бревно, сгоревшее по центру, целиком в костер.

Накидал в него еще немного щепы и раздул угли. Огонь, нехотя поедая местами влажную древесину, недовольно затрещал, но занялся. Сразу стало немного теплее и уютней.

От моих шорохов проснулся Гальтен, а следом и Уль открыл глаза. Он так жутко зевнул, хрустнув челюстями, что я не удержался и тоже повторил за ним этот трюк.

− Рано ведь еще, − уныло произнес он и стряхнул с плаща росу. — Может, еще немного поспим?

− Да я только дров подкинул, − успокоил я его и глянул на Гальтена.

− Два часа, — сонно разрешил он, переворачиваясь спиной к огню. — Потом встаем.

Мы с Ульгаэлем синхронно кивнули и тоже улеглись.

Часы сна прошли незаметно. Я вдруг разом вынырнул из сновидений и по своим внутренним часам понял, что спал ровно два часа. Когда это интересно мои часы настроились? Или может они всегда были в порядке и это просто я их не слышал? В любом случае работали они не хуже швейцарских, а может и лучше. Эти-то всегда при мне и стырить их вряд ли кто сможет. Даже если по какой-то не понятной причине и захочет.

Гальтен проснулся практически одновременно со мной. А вот парень еще сладко спал, обхватив руками свой меч точно плюшевого медвежонка. Даже когда мастер слегка ткнул его носком сапога под ребро, он только всхрапнул, почавкал и крепче прижал к себе свою железную игрушку.

Видя такое дело, брат хитро подмигнул мне и извлек из мешка маленький кусок сыра. Затем насадил его на веточку, оставшуюся с вечера, и поднял над углями. За два часа что мы спали, бревнышки, которые я подложил в огонь, превратились в жаркие крупные угли. Поэтому сыр практически моментально начал плавиться и испускать аппетитный аромат.

Стоя в стороне и улыбаясь, я в полной тишине, наблюдал, как Гальтен осторожно поднес к носу паренька запеченный сыр. Запах жареной снеди подействовал на Уля лучше всякого нашатыря.

Сначала его дыхание изменило свой такт. Потом нос, будто отдельное существо стал подергиваться, вдыхая в, еще спящее тело своего хозяина, приятный запах, исходящий от сыра. Затем и брови стали вздрагивать. Но смешней всего было, когда Уль бессознательно, во сне, начал чмокать губами и чавкать несуществующую еду.

Я сдавленно смеялся, боясь громким хохотом разбудить голодного парня. Гальтен сидел на корточках и, хихикая как мальчишка, водил над носом своего ученика кусок запечённого сыра.

− Котлеты. Булки. И вино, − ласково, будто копируя заботливую бабушку, шептал пареньку Гальтен.

Мне все труднее было сдерживаться, чтобы, буквально не заржать, поэтому я зажал себе рот обеими руками и отошел на шаг назад.

Ульгаэль, услышав мягкий голос своего учителя, обещающий ему такие вкусности, расплылся в улыбке и, не просыпаясь, еще сильней заработал челюстями. Однако Гальтен не дал ему насладиться вкусными навеянными котлетами с булками. Он вдруг встал и громко закричал, топая ногами:

− Караул!

− Что? — подскочил на месте Ульгаэль, взъерошено таращась на своего учителя. — Где?

− Корову украли! — орал тот, прыгая вокруг Уля и наводя панику. — Это ты виноват!

− Почему я? — пробубнил он, задумавшись. — Я вообще спал.

Гальтен не переставая бегать вокруг него, подпрыгивал как горный козел, вводя ученика в шок и смятение. Не давая ему опомниться, он тыкал в него пальцем и, чередуя злобный оскал и великое горе, рвал на себе волосы и кричал:

− Вот именно что ты спал! — всхлипывал мастер. — Ты спал, а они нашу коровку в это время похитили.

− Похитили, − пришибленно произнес Уль и, грустно задумался.

Мы с Гальтеном, уже не сдерживаясь, гоготали во все горло, когда до парня, наконец дошло что его разыграли. Сначала он не понимал, почему мы смеемся, а когда он сообразил, что никакой коровы-то у них и не было, сам разразился громким хохотом и повалился на землю.

− Ладно, посмеялись и хватит, − через несколько минут произнес Гальтен, утирая рукавом выступившие слезы. Потом сказал ученику: — Уль, проверь силки, может, у нас сегодня будет мясной завтрак?

Парень встал все еще похихикивая и, отряхнувшись, поперся в лесок, проверять ловушки, поставленные вчера.

Я присел на землю и, обхватив колени руками, уставился на угли, покрытые слоем серого пепла. Словно в серебряном самородке светились рубины, янтари и прочие самоцветы. Мигая и мерцая яркими цветами, угли не жалея себя отдавали свое тепло на потребу человеку. Я бы мог долго так наблюдать за игрой "светлячков" и думать отвлеченно обо всем и ни о чем. Но просидеть, приунывши, словно перезрелая девица у окна, мне не дал Гальтен.

Он окрикнул меня и велел взять в фургоне пару кожаных ведер, чтобы сходить набрать воды к небольшому источнику. Брат показал где тот находится, махнув рукой за большое засохшее дерево и ушел к лошадям. Те приветливо заржали и замотали гривастыми головами, видимо понимали, что сейчас их будут кормить.

Поднявшись с места у костра, я одернул куртку и, дойдя до фургона, забрался в него. Там, почти в полной темноте не увидел ни ведер, ничего, даже отдаленно, похожего на них. Пришлось достать из кармана зажигалку — мою связь с более цивилизованным миром. С Китаем!

Подсвечивая себе неровным огоньком и раскапывая всякий хлам в фургоне, я нашел ведра, только потратив на это минут двадцать. Они были свернуты и всунуты в старый порванный сапог, который сам ютился в сундуке со всяким барахлом.

Там были какие-то старые порванные платья, женские туфли, зеркальца, флакончики духов или чего-то похожего. В общем, это был сундук с различными женскими вещами. Зачем они двум странствующим мужчинам, я не знал, но и спрашивать, тоже не стал. Это все-таки было не мое дело. Раз, они возят с собой такое, значит это им зачем-то нужно.

С ведрами я направился к источнику. Прошел засохшее дерево и углубился в лесок, где Уль ставил ловушки на зверя. Примерно минут через пять, на звук журчащей воды, я вышел к небольшому овражку.

Ключик был прямо из земли, образую небольшую лужу, метра полтора в диаметре. Затем холодная и кристально чистая вода стекала по овражку вниз и дальше скрывалась среди кустарников, плотно поросших около воды. Я окунул оба ведра в воду и когда они набрались, вернулся к нашей стоянке.

Гальтен молча забрал их у меня только недовольно покачал головой, подразумевая то, что ведра неполные. Я в ответ подергал плечами: мол, извиняйте, уж как получилось. Он подвесил ведра за ручки на длинную палку, прибитую к фургону, и приспособил их так, чтобы лошади смогли спокойно пить из них воду.

− Слушай, Гальтен... — обратился я к нему, почесывая зудевшее тело и отросшую щетину. Я как увидел чистую воду, у меня аж, голова зачесалась, так захотелось помыться. К тому же, я еще в том мире побывал в соленой морской воде, и сейчас мне вдруг сильно приспичило смыть ее вместе с накопившейся грязью. Да и волосы стали жирные и маслянистые, будто намазанные маргарином. Фу!

− Ну, слушаю, − он повернулся ко мне лицом и вопросительно поднял густые брови. Его темно-карие глаза казались двумя светящимися кофейными зернами, агатами спокойствия и усталости в озере грустного юмора. — Чего весь чешешься, будто блох гоняешь?

− Так вот об этом и хотел спросить, − кивнул я. — Вы вообще тут когда-нибудь моетесь? С мылом.

Гальтен почесал голову и задумался.

− А что это? — спросил он придуриваясь. Потом видя, что я нахмурился, не оценив его шутовство, махнул на меня рукой. — Можешь вымыться в ключе, куда за водой ходил.

− Да ты что! — возмутился я. — Она же ледяная. Как я там мыться буду, да еще без мыла и шампуня?

− Тогда, терпи, − безапелляционно сказал он и, отвернувшись к лошадям, потрогал много ли зерна в мешках, которые он привязал к их головам. — Мы же терпим.

− Ну, хоть бритва-то есть? − не унимался. — У меня вся морда лица изчесалась.

− Могу дать тебе свой нож, − предложил он и вдруг спросил: − А зачем тебе бриться? Ты же не мальчишка, босорылым ходить!

Махнув рукой на бесполезные разговоры, я отошел от него.

− Аборигены хреновы, − пробубнил я, направляясь к источнику умываться. Если весь вымыться не могу, то хоть лицо умою.

* * *

Ловушки, которые ставил Ульгаэль, оказались совершенно пусты. Некоторые даже были поломаны. Поэтому мы отправились в путь на голодный желудок.

Я сел на козлы рядом с Гальтеном и принялся у него выпытывать все и обо всем. Как мне искать дар отца, где именно, долго ли он сам искал? Что мне для этого нужно? И если придется надолго задержаться в городе, то как мне там жить? Я ведь ничего не знаю об этом мире.

Еще долго терроризировал брата на предмет информации. Основательно решил подготовиться к встрече с этим миром в одиночку. Надеялся, правда что мое знакомство, не затянется на долго.

Гальтен еще предупредил меня, чтобы я постарался ни с кем не спорить и ни во что не ввязывался. Иначе меня быстро прихлопнут. Особенно не переходить дорогу богачам или дворянам, коих немало в Каруше. Это ведь главный портовый город страны.

Брат объяснил, кто как выглядит. И предостерег, чтобы я ни в коем случае не требовал справедливости у власти, если меня где-нибудь отпинают за невольно брошенный взгляд на благородного человека. Все это было и так ясно − кто богаче одет тот и правый. Потом особенно велел не заходить в трущобы, если жизнь дорога.

Дальше он рассказал мне про денежную систему, не такую уж, кстати, и мудреную как я подумал в начале.

Самым дорогим металлом считалось золото, это значило, что золотые монеты были крупнейшими по достоинству. Мельче из серебра, затем меди и самые мелкие монеты — железные. Но ими уже не пользовались. Наиболее ходовыми деньги считались медяки и сераки. Медяки, как правило, ходили среди нищего люда, рабочих, мастеровых и мелких лавочников. Сераки, так называемые серебряные монеты, тоже весьма многочисленны, но ими в основном пользуются купцы, и прочие небедные люди. Ну, а золотые деньги были все-таки преимуществом богачей.

Гальтен рассказал, что золота в этом мире практически нет. Самым ценным металлом раньше было серебро. Однако кто-то, видно очень давно, завез в это мир золото и теперь оно здесь котируется превыше всего.

Золотых монет два вида. Большой золотник и малый. Большой стоит десять малых. Малый же, оценивается в пятьсот сераков. Один серак стоит сто двадцать медяков. Вот такие вот дела с финансами происходили в этом мире. Еще брат сказал, что если у неблагородного человека обнаружат золотой, то его непременно конфискуют, а задержанного казнят. Потому как существует такое мнение, что бедняку неоткуда взять золото, кроме как украсть у достойного. Поэтому тут все просто: нашли золотой, значит вор. А с ворами разговор короткий — топор палача, всегда наточен и готов к работе.

Хотя он отметил, что в последнее время таких арестов давно уже не было. И скорее всего это было вызвано ростом цен на товары и услуги, и подъемом общего благосостояния страны.

Ну вот, выспросил информацию на свою голову. Теперь придется все держать в памяти и ничего не упустить из полученных знаний об этом мире. Но без них было бы точно хуже.

Когда мы проезжали мимо каких-то развалин, стоящих метрах в десяти от тракта, я вновь пристал к Гальтену с вопросами. Но уже по другой теме.

− А как ты вообще меня здесь нашел? — с подозрением спросил я у него. − Тебе не кажется это очень странным? Уж больно невероятным выглядит твое появление рядом, как раз когда я сюда попал! И, о чудо − ты направляешься в Каруш! Именно туда, куда мне надо.

Он пожал плечами и, сплюнув на землю, просто ответил:

− Случайно. Можешь мне поверить.

− Неужели такие случайности бывают? — усомнился я, провожая глазами проплывающие мимо деревья. Потом пристально глянул на брата. — Что-то плохо мне верится в такие случайности.

Рассмеявшись, Гальтен толкнул меня в плечо и заметил:

− А ты не дурак, как я думал, − потом выдержал паузу и добавил: − Просто мнительный. Ты что думаешь, я сидел у пещеры и ждал, когда ты там появишься? Ну и нахрена мне это, спрашивается? Я, между прочим, сам удивлен не меньше тебя, такой случайности.

− Это промысел божий! — солидно произнес Уль из фургона. — Таких случайностей не бывает. Это так же точно, как то, что я дико голоден!

− Возможно, − не стал отрицать Гальтен, хитро щурясь на меня. — Ты как считаешь?

Я ничего не ответил ему, так как просто не знал, что сказать по этому поводу. Вся эта история казалась мне странной от начала до конца. Поэтому я просто сидел и смотрел по сторонам.

Слева, прямо на нас, надвигалась большая темная туча, грозя дождем и молниями. Сегодня вообще было достаточно облачно и прохладно. Так что куртку я сегодня не снимал и даже завязал ее на несколько петель.

Туча быстро приближалась, вместе с порывистым ветром и пылью. Деревья качали своими кронами и шумели как покрышки машин, несущихся по гравию.

Гальтен с неприязнью посмотрел на темнеющее небо и взялся подстегивать лошадей идти быстрее. Он торопил их, изредка похлестывая по лоснящимся крупам. Теперь они уже резво бежали. А я в это время схватился за стенку фургона, боясь как бы не свалиться на землю от такой тряски.

Гальтен все нахлестывал лошадей, спеша уйти от тучи. В принципе я его понимаю: если дорогу размоет, то мы на ней застрянем надолго! Но как же было страшно нестись на такой скрипучей телеге, которая казалось, вот-вот развалится и похоронит нас под своими обломками.

Спустя полчаса бешеной тряски мы все-таки проскочили тучу, обогнав ее так, что дождь уже позади нас принялся мочалить землю крупными каплями. Однако каково было разочарование, когда впереди мы увидели небо полностью затянутое такими же тучами. Правда, дождя там пока видно не было. И-то хорошо. Авось пронесет, понадеялся я, и мы доедем нормально!

Когда начало темнеть, если верить моим внутренним часам, то время было около семи часов вечера, я задал Гальтену еще несколько интересующих меня вопросов.

К этому моменту мы уже проехали значительное расстояние, выпив для веселья понемногу вина. Ульгаэль с аппетитом сожрал весь сыр, когда мы с Гальтеном отказались в пользу голодающих учеников. Именно что сожрал, а не съел. Жадно и громко чавкая.

− Вот что еще хотел спросить, − вспомнил я, щелкнув по привычке пальцами. — Что такое Межмирье и как им пользоваться?

Покряхтев, Гальтен почесал бороду, ища слова, которые бы я сразу уразумел, не задавая ненужных вопросов. Он уже понял, что я ничего не понимаю в магии, и все это для меня вроде бабушкиных сказок.

− Когда я попал в этот мир... − начал он издалека.

− Да, кстати, это мне тоже интересно, − тут же перебил я его.

− Ну, так слушай, раз интересно, − возмутился он.

− Я весь − внимание! — заверил я его.

Он немного помолчал. Потом из него слова полились потоком:

− В своем мире я был шутом у одного королька. Я им родился. Мой дед и отец были шутами, потому и я им стал. Был определен в эту профессию с детства. Однако когда я вырос и превратился из мальчика в мужа, многие боялись говорить мне гадости один на один. Некоторых я бил и бил очень сильно, так чтоб не забылось. Естественно многим это не нравилось. Хотя дворян и других высокопоставленных людей я не трогал. Не потому что боялся, просто с ними всегда ходили несколько охранников с мечами. А я же был шутом. Кто мне позволит учиться фехтованию, тем более носить оружие с собой. Потому и не трогал. Я привык к своему положению. Жил во дворце, смешил короля и его свиту. Часто на разных приемах, которые так любил устраивать король, веселил его гостей.

Брат остановился прочистить горло и набить трубку. Закурив, он продолжил

− Так бы все и шло. Король был несильно злоблив и позволял мне подтрунивать над ним. А вот некоторые собаки, что окружали его и составляли его свиту, относились к моим шуткам очень негативно.

Например, был там один казначей, вор, каких свет не видывал. Так вот этот курохват и лихоимец, терпеть меня не мог за то, что я его обличал при каждом удобном случае и при всех. Частенько после очередного моего выступления он подсылал ко мне громил с пудовыми кулаками, женщин с отравленной помадой на губах. Разные методы придумывал, чтобы меня устранить, всего и не упомнишь. Но я как-то справлялся и оставался живым, продолжая его обличать.

Эта игра в обличение слишком затянулась и в какой-то момент я понял, что для меня это уже стало делом чести. Я понимал, что я никто, просто шут. По идее, хуже крестьянина. Однако я мог говорить с королем, а это могли не всякие дворяне. Некоторые ждали аудиенции короля месяцами и годами. И поверь, не все ее добивались.

Я хотел сделать хоть что-то хорошее в своей никчемной жизни, пусть даже ее ценой, но что-то по-настоящему стоящее. Понимаешь?

− Да!

− Вот я и сделал. Узнал, что казначей расплавил золотой горшок короля, в который тот гадил по ночам. А вместо него он подсунул точно такой же. Только этот был железный. Он покрыл его тонким слоем золота, и никто ничего не заметил. Я узнал об этом случайно у одного слуги городского ювелира. Тот его выпорол, за что-то, вот он мне и рассказал в отместку своему хозяину. А еще поведал, что почти все столовые приборы, которыми наш государь пользовался, также не из золота, а лишь им покрыты.

Вот тогда я подумал, что смогу этим прижать казначея намертво. Так что он не сможет оправдаться. — Гальтен криво улыбнулся. − Каким же я был молодым и наивным...

С интересом слушая Мастера, я даже не заметил, как к нам со спины подсел Уль и с раскрытым ртом слушал историю своего учителя. Видно, парень тоже слышал ее в первый раз.

− Обо всем рассказать королю, — продолжал Мастер, − я решил на очередном пиру в честь какой-то ерунды. Я уж сейчас не помню причину этого празднества. Король закатывал пир по любому поводу.

− Ну!

− Когда они насытились всякими яствами и винами, король распорядился позвать меня. Велел налить мне большую чарку самого крепкого вина и выпить залпом, чтоб смешнее было. Я явился, выпил и принялся их смешить.

Сначала я рассказывал всякие забавные истории, никого из присутствующих не задевая, и постепенно подходил к тому, что задумал. Когда король уже устал смеяться, я неожиданно сменил тон и рассказал придуманную мной притчу об одном глупом короле и хитром казначее. История, где казначей дурил своего короля, вплоть до того, что подменил все его золото на крашеное железо, а потом и вовсе разобрал замок и переселил короля в деревянный дом. Тот был построен из якобы целебного дерева, запах которого положительно влиял на потенцию мужчины, а так же увеличивал его умственные способности.

Королю история понравилась, а вот казначей был багровый от злости и еле сдерживал себя от того, чтобы не порвать меня своими руками. Я шутливо намекнул королю, почему бы и ему не проверить свой горшок. Вдруг он тоже совсем не золотой?

Король в пьяном веселье и, игнорируя просьбы казначея одуматься, приказал незамедлительно притащить его ночную вазу. Исполнено это быстро. Король вертел в руках свой горшок и ржал, тряся толстыми щеками. Я поднес ему заранее подготовленную пилку и он, выхватив ее у меня, сделал надпил. Все его веселье куда-то разом пропало, когда он увидел, что горшок его лишь покрыт золотом. Я уже был тут как тут и говорил при всех, что узнал от слуги ювелира.

Король был зол, страшно зол. Он в бешенстве оттаскал казначея за бороду, выдрал клок волос из головы личного слуги и послал за ювелиром сотню стражников. Затем раздал затрещины еще нескольким придворным и велел проверить все золотые вещи в замке.

Мне тоже досталось.

Меня почему-то через два дня заперли в темницу. А через месяц отправили солдатом на границу. Там были вечные территориальные споры между государствами-соседями и соответственно постоянные набеги. Ну, ты понимаешь, что солдаты там выздоравливали, как мухи. Вот меня туда и сбагрили. И уже там я узнал, что казначей все-таки откупился и не был казнен. Хотя он был освобожден от должности, которую занял не кто иной, как его родной племянник, он все равно остался при дворе. Вот такая змея был этот казначей.

− А почему тебя просто не убили? — удивился я. — Пока ты был в камере, тебя тысячу раз могли придушить или отравить. И почему тебя вообще посадили?

Гальтен неуверенно пожал плечами.

− Скорее всего, король сам определил меня в тюрьму. Убить не дал, но списал со счетов, отправив на границу.

− Да, понятно все! — махнул я рукой. — Королю в уши напинали всякой ерунды про тебя. В подмене золотых вещей наверняка ведь не один казначей был замешан. Там точно система целая была. Всякие казнокрады нашептали королю небылицы, вот он и поверил. Ладно, хоть не убил.

− Да, − кивнул головой Гальтен. — Но я вообще-то не об этом хотел рассказать, а о том, как я попал в этот мир.

− Точно — подметил я, совсем забыв про это.

Брат отклонился на неудобную спинку фургона.

− В общем, на границе я, как ни странно, не погиб в первой же стычке, — продолжил он свой рассказ. − Я прослужил там почти полгода, весьма заматерев при этом. Обзавелся шрамами, и приобрел опыт убийства себе подобных.

Он, поморщившись, замолчал. Было видно, что эти воспоминания не приносят ему радости.

− Однажды, − произнес он, вновь раскуривая трубку, − начальник нашего гарнизона, приказал сделать ночную вылазку на территорию противника. Нас пошло человек двадцать.

Под покровом темноты, пройдя лесами мимо охраны, мы вошли в небольшую деревню. В ней остановился какой-то чиновник вражеского государства, и нам было приказано доставить его живым в наш форт.

Пока нашли дом, в котором он заночевал, мы вырезали больше половины населения этой деревни, чтобы соблюсти тишину. Только это все равно не помогло. Кто-то нас заметил и, протрубив тревогу, послал за подмогой. Нам пришлось срочно ретироваться.

Уходили так же лесом, но уже бегом и под градом вражеским стрел. Почти весь наш отряд полег там. На ногах нас оставалось пятеро, поэтому мы решили разделиться. Я и еще один воин свернули в сторону от границы — на север. Наверное, поэтому я тогда уцелел.

По этому лесу мы блуждал долго. Все никак не могли взять правильное направление, словно сам лес, во что бы то ни стало, решил нас похоронить в своих великих владениях.

Лес был дремучий, местами затопленный болотами на многие километры. Мы бродили по нему как потерянные дети: все искали дорогу.

Примерно на пятый день, мы вышли к огромному болоту. Нам казалось, что где-то за ним лес кончается, и там начинается спорная граница. А рядом с ней всегда можно наткнуться на людей. Мы были в этом уверены, потому, долго не раздумывая, ступили в болото.

Шли по нему до самой ночи, пока уже не начали валиться с ног. Заночевали на скользких, покрытых черным мхом, ветвях низких деревьев. Утром, когда я проснулся, моего спутника рядом не было. Я до сих пор не знаю, утонул он или, бросив меня, ушел один.

− Мастер, − вдруг неожиданно прервал его Уль, указывая пальцем вперед на дорогу, − мне кажется или там всерьез кто-то скачет в нашу сторону?

Мы всмотрелись в горизонт, куда указывал парень. Между сумеречным небом и темной землей действительно виднелся двигающийся всадник.

− Да, − кивнул Гальтен, убирая трубку в мешочек на поясе, − кто-то едет.

Гальтен потяну вожжи в стороны и лошади понимающе съехали с середины дороги ближе к обочине. Пока всадник не пронесся мимо нас, мы не говорили, только молча наблюдали: не к нам ли он едет? Хотя зачем мы ему были нужны?

Этот вопрос я задал моим спутникам, на что они посмотрели на меня, как на упавшего с луны. Я даже не стал выяснять, что я опять такого необычного сказал. Просто махнул рукой и, попросив Уля достать мне плащ, завернулся в него и стал дожидаться продолжения истории. Гальтен уж больно сильно разошелся, рассказывая, как он очутился в этом мире. Хотя, конечно интересно, чего врать-то.

Как я и ожидал, всадник пронесся мимо нас, даже не притормозив. Только быстро глянул на нас из-под накинутого капюшона. Его он придерживал рукой, чтобы не сдуло. Я же наоборот, пялился на него как деревенский дурачок на розовый самосвал. Все-таки новый человек. Правда, рассмотреть мне его удалось не очень хорошо, только заметил, как блеснуло навершие сабли или меча на его поясе. Да еще увидел металлические чешуйки доспеха на груди. Вот, пожалуй, и вся моя наблюдательность. Ну и лошадь у него была, конечно, гораздо лучше и как следствие − резвее наших кобыл.

Всадник уже почти скрылся в дали позади нас, а Гальтен все молчал.

− Дальше-то будешь говорить? — не выдержал я.

− Дальше? — задумчиво произнес он. — Да что там дальше?.. Когда мой спутник исчез, я один пошел по болоту, в намеченную ранее сторону. Два дня шел по болоту, без еды и питья. На третий увидел небольшой холм посреди воды. Островок суши, площадью не превышающий пятидесяти метров. Я обрадовался и решил сделать стоянку на нем, развести огонь и подсушиться. На этом островке стояли только два высоких дерева, совершенно не похожие на те, что росли в болоте. Стояли весьма причудливо: изображая арку, они слились кронами в округлую крышу и образовывали как бы вход на другую сторону островка.

Доставая меч, чтобы отрубить пару веток на костер, я подошел к одному дереву и с размаха стукнул по одной из нижних веток. Меч треснул и раскололся как стеклянный на тысячи мелких осколков. Некоторые оцарапали мне лицо, пустив кровь, другие брызнули в стороны. Я, тупо глядя на оставшуюся в руке рукоять, зачем-то ступил под арку этих деревьев, где меня тут же окутала темнота. А очнулся я уже в этом мире. Вспомнил видения и нашел дар отца. Там в свитке было написано, что такое межмирье и как им пользоваться. Кстати, хранение там всяких вещей это не основное его предназначение. Только побочное, если можно так выразиться.

− Ну, а для чего оно тогда? — спросил я.

− Мы не можем переходить в мир непосредственно из другого мира, — путанно стал объяснять он. − Для этого существует, как бы коридор. Некое пространство, в котором находятся двенадцать дверей. Отец назвал их "Скважинами". Я не знаю, как межмирье будет выглядеть в твоем случае, но точно не как у меня.

− Почему?

− Не знаю почему, − ответил он, пожимая плечами. − Просто оно у каждого свое. Найдешь свиток и все узнаешь, там об этом будет написано.

Я кивнул и, откинувшись на спинку, надолго задумался.

Мы уже ехали практически в полной темноте. Ни звёзд, ни луны на небе видно не было. Луна, кстати, в этом мире была чуть меньше Земной, хотя по яркости, ей не уступала.

− Долго еще ехать? — зевнул я, успокаивая бурчащий желудок. И совместил в одну фразу два желания: — Отдохнуть бы, а то устал я чего-то, без еды ехать.

− Почти приехали, − успокоил меня Гальтен и показал пальцем вперед: — Чувствуешь, морем пахнет. И еще, вон, видишь светлые пятна на горизонте, это паруса кораблей в порту.

Принюхавшись, я и впрямь ощутил пряный аромат моря. Слабый ветер гонял его уже достаточно долго, чтобы можно было заметить, но я не замечал. А вглядевшись, я увидел, что на горизонте и правда, мелькали паруса освещенные огнями.

− Порт горит что ли? — удивился я.

Гальтен всмотрелся и помотал головой.

− Это причальные огни, — пояснил он, подгоняя лошадей ускориться. — В порту стоят небольшие башенки, на которых разведены костры. Ночью они освещают путь в порт. Что-то вроде маяков. Чтобы город видно было, если кто не успеет засветло подойти к причалу.

− Ясно.

Час спустя мы уже въезжали в город через западные ворота. Заплатив морскую пошлину по одному сераку с человека и пять за фургон с лошадьми, проехали стражников с вислыми усами и свернули сразу после ворот направо.

− Вот, мы и приехали, − как-то странно произнес сзади Ульгаэль.

Глава VI

Каруш. Большой портовый город на севере страны. Морская столица королевства, как сказал Уль.

Город был обнесен высокой стеной, мимо которой мы проехали, прежде чем въехать в него. Как бы сделали крюк.

Почти у каждого дома на фасаде висело по несколько светильников с толстыми огарками свечей. Так что дорогу было видно неплохо. И нередких прохожих, снующих туда-сюда, тоже было видно хорошо.

По улице, от дома к дому бегало несколько оборванных детей. Они летали друг за другом, хватая, если удастся, кого-нибудь за волосы и быстро отбегали. Это они, наверное, так играли в догонялки.

Дома меня не особо впечатлили. Почти все двухэтажные, каменные, серые, без украшений. Они стояли плотно подогнанные друг к другу. Только изредка между ними мелькали темными провалами, узкие переулки.

Пока наша телега скрипела и тряслась по мощеной дороге, я разглядывал прохожих их одежды, лица. Все мне казалось в новинку. Запахи, взгляды, наряды...

Мы остановились у какого-то двухэтажного дома с вывеской на крыльце. "Трактир. Любезный Бошек" а ниже было приписано: "имеются комнаты".

− Нам сюда? — спросил я.

Кивнув, Гальтен спрыгнул с повозки и, велев нам пока остаться на улице, зашел в трактир. Свет из маленьких окошек первого этажа и запах готовой пищи манил меня, как манит мотылька яркий свет, темной и холодной ночью.

Мы с Ульгаэлем слезли на землю и, не сговариваясь оба потянулись, разгибая спины.

Не успев спросить у Ульгаэля, долго нам еще ждать, я увидел, как из трактира вышел Гальтен и крикнул нам прямо от порога:

− Берите вещи и заходите.

Ульгаэль залез в фургон и скинул мне под ноги пару мешков.

− Значит, так, − подошел Гальтен. — Берете вещи, проходите на второй этаж. Я снял номера на троих: шестой, седьмой и девятый. Мальчишка вас проводит до комнат и отдаст ключи вам. Потом спуститесь на первый этаж в зал и сядете за столик. Заказ я уже сделал, осталось только его дождаться.

− А ты куда? − спросил я.

− В порт, грузиться на корабль, − ответил он, запрыгивая на телегу. Потом направил лошадей в сторону и весело крикнул: − Я скоро, не бойтесь.

− Так мы и не боимся, − заверил я его и спросил у парня: − Ты же не боишься?

− Я хочу есть, — односложно ответил тот и, подхватив большую сумку, потопал в трактир.

Парень зашел в светлый зал, наполненный звуками поглощаемой еды и гулом голосов. Кто-то хрипло смеялся, кто-то просто громко говорил. Были даже пара человек, которые пели что-то о море, страшном и ласковом.

Разинув рот, я поглощал информацию, останавливая свои удивленные глазами то на одном субъекте, то на другом. Ульгаэль только мельком оглядел зал и сразу пошел к барной стойке, за которой стоял седовласый мужчина, тонкого телосложения. Он вытирал руки об грязную тряпку и что-то лениво пережевывал.

− Слушаю вас, − невнятно пробормотал он, когда мы подошли вплотную к стойке.

Ульгаэль приосанился и важно произнес:

− Наш учитель только что заказал три комнаты. Мы бы хотели положить вещи, и умыться, прежде чем ужинать.

− Имена, − вяло спросил трактирщик.

Ульгаэль назвал наши имена. Трактирщик кивнул и сам представился:

− Меня зовут Бошек.

Он, запоминая наши лица, цепко осмотрел нас своими темными глазами. Затем крикнул что-то через плечо. Из прохода за его спиной, видимо с кухни, тут же выбежал мальчишка лет десяти, в длиннополой рубахе и широких полосатых штанах. Он встал перед нами, раскрыв на своем чумазом лице, наполовину беззубый рот.

− Проводи наших гостей в номера шесть, семь и девять, — приказал ему Бошек и кинул три ключа.

Слуга ловко поймал их и, развернувшись, деловито зашагал через весь зал к лестнице, ведущей на второй этаж. Проходя мимо столов, наполовину занятых всяким людом, я увидел, как один толстяк угрюмо пялится на нас и сжимает в руке глиняную кружку. Рядом с ним сидел молодой, крепко сбитый парень, с едва пробивающимся пушком над верхней губой и длинным чубом, свисающим на лоб. Он почему-то с вызовом смотрел именно на меня, хотя я вообще его в первый раз видел и ничего плохого ему не делал.

Глазея по сторонам, как заядлый турист, я следовал прямо за спиной Ульгаэля и нес в руке тяжелый кожаный мешок. Судя по характерным звукам, издаваемым при ударах об мои ноги, нагружен он был железками. И скорее всего не мотыгами и оралами, а мечами и ножами.

На втором этаже мы очутились в полутемном коридоре. Я насчитал девять дверей и приметил в другом углу еще одну лестницу. Коридорчик был такой узкий, что мы едва помещались в нем, пока слуга открывал девятый номер. По молчаливому согласию этот номер был предоставлен мне. Ульгаэлю достался седьмой.

Я отдал ему железки, которые тащил и вошел в маленькую комнатку. Обстановка в ней была крайне убогой. Кроме низкой кровати и столика в номере был еще умывальник с маленьким зеркальцем посередине. Рядом стоял тазик и кувшин с водой. Еще на маленьком окне были занавески неопределенного цвета.

Решив не задерживаться, я зажег свечу на столе и налил в тазик немного теплой воды из кувшина. С благодарностью отозвавшись о работниках этого отеля, я умылся и пригладил волосы, которые так и не удосужился подстричь еще дома. Эх, где он, мой дом?

Вскоре выйдя из комнаты, я закрыл ее на ключ и, повесив его нашею, заправил под рубашку. Ключ был на цепочке, вместе с кожаным ромбиком, на котором с одной стороны была вырезана цифра девять, а на другой какая-то бледная печать. Цифры и буквы в этом мире были совершенно не похожи на символы из моего мира. Но мне это ни сколько не мешало понимать их, даже не вдумываясь. Отцовская память, что тут говорить-то!

Подойдя к двери Ульгаэля, я постучался в нее и крикнул:

− Хватит пудриться. Выходи!

Дверь моментально раскрылась, и из нее вышел улыбающийся юнец.

− Пойдем есть? — спросил он, закрывая двери.

− Ну да, − кивнул я. — Гальтен же нам сказал ждать его в зале за столом.

Спустившись в зал, мы подтвердили заказ миловидной пухлой официантке и уселись за столик почти в углу, который до этого занял Гальтен. Она нас предупредила, что заказ будет только через полчаса и показала на большие часы, стоящие на барной стойке.

− Мясо еще не готово, − извиняясь, произнесла она, и предложила пока чего-нибудь выпить. Это она принесет сразу же.

− Если есть пиво, то неси, − краснея, промолвил Уль. Официантка кивнула и убежала исполнять пожелание румяного клиента.

Нам принесли пиво в запечатанном кувшине и мы, распивая его, разговорились. Уль расспрашивал меня о моем мире и, краснея, недоверчиво хлопал глазами, когда я рассказывал ему про машины, сексуальную революцию и самолеты, которые падают, где им заблагорассудится.

Мы сидели и, никого не трогая, поглощали вкусное темное пиво. Вдруг разом заметили, как к нам подошел молодой битюг, тот самый, что с вызовом пялился на меня.

"Ну, − подумал я, − началось в колхозе утро. Сейчас спросит какую-нибудь чушь и поехало".

Бугай навис над нашим столом, так что стало видно мелкие веснушки на его широком, расплющенном носу. Он буровил меня своими прищуренными глазками и, выпятив челюсть, медленно проговаривал слова:

− Почему таких уродов посели в комнатах, а меня и моего батю нет?

Ульгаэль недобро нахмурился и сжал рукоять меча, лежащего на столе, после чего хрипло ответил:

− Нам проблемы не нужны. Уходи!

− Заткнись, салага! — промычал бугай.

Ульгаэль вспыхнул и привстал со скамьи. Здоровяк моментально отреагировал на это. Правой рукой он наотмашь врезал Улю по виску, так что тот упал на спину, а левую потянул ко мне.

Я не дал ему схватить себя за грудки, вместо этого, я, сам не ожидая от себя такой наглости, сцапал его за чуб и силой дернул вниз. Битюг заорал как резаный и кинулся на меня. Только он забыл, что перед ним был стол. Я же в отличие от него не забыл и поэтому, когда он наткнулся на это препятствие, с размаху впечатал ему в челюсть правый кулак. Однако парень не отключился, как я надеялся. Он отпрыгнул от меня, тряся головой и злобно скалясь, зарычал.

Я немного стушевался, от такого напора. Все-таки любителем драк я никогда не был и участвовал в них лишь несколько раз за всю свою жизнь. Я, правда, знал пару приемов уличной драки, но никогда не стремился их демонстрировать. Чаще предпочитал обходить неприятности стороной. Не то что бы боялся, просто так спокойней.

Ну и где та сила, с которой я запросто поднимал Гальтена на руки? Где она, когда так нужна?

Ответа не последовало, а это означало, что теперь мне на нее надеяться не придется.

Бугай не дождался, когда я выйду к нему, поэтому кинулся ко мне сам. На это раз он был осторожен и, умело обманул меня, заставив поставить боковой блок. Когда я открылся, он прямым и точным ударом, врезал мне прямо в нос. От силы удара, я брякнулся на пол, перелетев лавку, из-за которой так и не вышел. Дурак!

В своем мире, после такого удара я надолго бы выпал из реальности. Но сейчас я только почувствовал вкус крови, хлынувший из носа в горло и, как ни странно − силу способную вытряхнуть из этого переростка душу. Вот она и появилась родимая. Запоздала, конечно, немного... Ну, да ладно!

Я легко встал на ноги и увидел как бугай, улыбаясь, смотрит на меня.

Как-то совершенно отстраненно, будто это не меня сейчас только что опрокинули, я коснулся подбородка рукой и заметил на ней кровь. Здоровяк только открыл рот, чтобы сказать, что-нибудь наверняка глупое и дерзкое, как я уже был рядом с ним и спокойно, без треволнения и душевных метаний, бил его раскрытой ладонью в лоб. А когда он упал на пол, я размеренно стал пинать его по ребрам.

Так бы и запинал его до смерти, если бы меня не приложили чем-то тяжелым по затылку. Сначала я почувствовал резкую боль в голове, потом в глазах разом потемнело, и я повалился на своего противника.

Первое что я увидел, придя в себя, это тревожную физиономию Ульгаэля, плавающую где-то у потолка и округлое простоватое лицо официантки, мокрой ладонью трогающей мой лоб. Приятно, блин.

− Ты как? — осведомился Уль.

− Нормально, − ответил я, морщась. Потом заметил его заплывший правый глаз и задал ему тот же вопрос.

− Да я тоже в порядке, − махнул он рукой. — Встать сможешь?

Он протянул руку, я вцепился в нее и встал, слегка пошатываясь. Голова немного крутилась, в затылке, медленно угасая, бухала тупая боль. Как ни странно, больше меня ничего не беспокоило, и потому в целом я чувствовал себя неплохо. Даже нос не болел, несмотря на то, что получил такой презент, в виде кулака.

− Спасибо, − сердечно поблагодарил я девушку, у которой до этого лежал головой на мягких коленях.

Девушка зарделась, и спросила, нужно ли мне еще чего-нибудь.

− Может быть, позвать за лекарем? — сочувственно проговорила она.

− Не беспокойтесь, я уже в норме, − успокоил я ее. — Мы с другом просто допьем пиво и все-таки дождемся своей еды. — Я повернулся к нему и спросил: − Все живы?

Ульгаэль кивнул, и мы сели за свой столик. Официантка убежала тыкать вилкой наше мясо, проверяя, готово оно или еще нет. Мы же разом опрокинули по кружке холодного пива, пытаясь прийти в норму.

На нас практически никто не смотрел. Народу в зале было не мало, но все вели себя так, будто ничего не происходило. Было похоже что, люди здесь давно привыкли к подобным вещам.

Я оглядел зал и каждый столик в поисках задиристого парня, но не увидел ни его, ни его толстого соседа.

− Кто меня по затылку погладил? И где эти? — мне не надо было объяснять о ком я. Ульгаэль и так меня понял.

− Толстяк тебя кружкой треснул, − между глотками произнес Уль. — Это оказался его отец. Я как раз очнулся, когда он тебе метил в голову. Извини, не успел предупредить.

− Не говори ерунды, − всерьез отмахнулся я.

− Он его поднял и уволок из трактира, — продолжил парень, наливая по новой. Потом потрогал заплывший глаз, наливающийся багровым цветом, и болезненно сморщился. − Надо же так было подставиться!

− До свадьбы заживет, − заверил я его.

Он стукнул кулаком по столу, так что кувшин подпрыгну и зло процедил:

− Плевать на синяк! Как я Мастеру в глаза смотреть буду?

− Ну, пока одним глазом будешь смотреть, − пошутил я.

Хрюкнув, он криво улыбнулся.

− Угу, − прогудел он, опрокинув в себя полкружки пенного напитка, − он теперь с меня не слезет и заставит отрабатывать все приемы, что я уже выучил! Будет постоянно мне тыкать этим синяком, пока я буду у него заниматься.

− Не завидую тебе. − Я покачал головой.

Еще минут двадцать мы просидели, говоря ни о чем и обо всем. Я узнал, что Улю семнадцать лет и что с Гальтеном он путешествует уже четыре года.

Встретился он с ним случайно. Когда старый помещик балующийся колдовством, с которым парень меня спутал и чуть не убил, сжег его город, Ульгаэль остался один. От безысходности парень пошел искать себе пропитание на улицах своего города.

Он пытался зарабатывать деньги честно, но никто не хотел брать на работу четырнадцатилетнего мальчишку. Однажды ему предложил один старьевщик включиться в шайку карманников, снующих по всему городу. У парня была гордость и честь, но у него еще был выбор: умереть с голоду или жить преступником.

На первом же деле Ульгаэль был пойман Гальтеном за руку. Парень попытался срезать кошель с пояса высокого мужчины, но тот его заметил. Ульгаэль сказал мужчине, что он готов понести наказание за неудачную попытку воровства. На что брат предложил ему отработать у себя помощником по различным делам. Парень согласился, а когда срок вышел, он остался с Мастером, и по-прежнему с ним.

Он закончил свою историю, когда нам вынесли долгожданную еду. Официантка поставила перед нами поднос с тарелками дымящегося супа, рыбный салат, каравай теплого душистого хлеба и еще один кувшин пива. Потом убежала и принесла горячее мясное рагу.

Мы накинулись на суп так, будто никогда в жизни ничего кроме коры деревьев не ели. С нашего стола доносилось громкое чавканье, стук деревянных ложек о глиняные тарелки и довольное мычание. Следующие двадцать минут мы только жевали, запивая обжигающе горячую пищу прохладным пивом.

* * *

− Я гляжу, вы уже повеселились, − ухмыльнулся Гальтен, наворачивая свое рагу. Он пришел, когда мы уже наелись до отвала и ждали только его.

Мы скривились, как братья близнецы.

− Угу, − ответил я за нас обоих.

− Что натворили-то?

Я коротко рассказал ему, что здесь произошло. Он в это время не переставал есть и мне казалось, что он меня вообще не слушает. Но когда Гальтен, насытившись, отодвинул от себя свою тарелку и вытер губы рукавом, он пристально посмотрел на Ульгаэля и произнес:

− Ну ладно он, − кивок в мою сторону, − у него мозги дома остались. Но ты-то, почему оплошал? Ты ведь мог изрезать его на лоскуты и повесить на деревья, шевелиться на ветру. Как ты мог прозевать такой простой удар?

Ульгаэль сжался и поник плечами.

− Но Мастер, я не ожидал... − начал оправдываться он.

− Он что, должен был сделать тебе предложение и предупредить что сейчас будет высекать из твоих глаз искры? — возмутился мой брат, доставая трубку и набивая ее табаком. — Пока будем добираться в Шерид, ты у меня вновь пройдешь курс молодого бойца. Только на этот раз усиленный. — Пообещал он ему.

На парня было жалко смотреть — получил, что называется, от всех! И от бугая, что по лицу ему съездил и от своего учителя — прописавшего ему трудные занятия. Не позавидуешь.

Гальтен повернулся ко мне и переключился на мое воспитание.

− Ну, а ты?

− А что я не так сделал? — стушевался я. — Положил его ведь.

− Сзади кого по башке отоварили? — наседал он. — Меня что ли?

Я кивнул, потупив взгляд.

− Увлекся! — признался я.

Гальтен попыхтел трубкой.

− Вот именно, что увлекся! — значительно отметил он. — А если бы у него в руке была не кружка, а кинжал или меч? Где бы ты сейчас был?

− В полной ж... − я сжал кружку, − там, откуда не возвращаются.

К столу подошла официантка и убрала с него пустые тарелки.

− Сбегай к себе в комнату и принеси Родиону меч с поясом, − сказал Ульгаэлю мой брат.

Парень мигом скрылся на лестнице. Гальтен повернулся ко мне и почти шепотом произнес:

− Номер тебе я снял на десять дней. Я не знаю, сколько ты будешь искать дар отца, поэтому дам тебе денег так чтобы хватило на месяц с лихвой. — Он засунул пустую руку под стол и моментально достал ее с, уже зажатым в ней, мешочком. Он протянул его мне и велел спрятать.

− Спасибо, − поблагодарил я, засовывая кошель в джинсы.

— Здесь сто сераков, − сказал он. — Держи их ближе к телу и нигде не оставляй!

Кивнув, я поинтересовался, когда ему отдать их.

− Ты совсем дурак? — изумился он. — Спроси еще, под какой процент я тебе их даю!

− Дык... − смутился я.

− Не мели чепухи, — отрезал он. — Это подарок!

Как же много подарков на меня свалилось, аж тошно делалось. Просто Новый Год какой-то.

− Ну, не знаю, − промямлил я.

− Сегодня я тебе помогаю, завтра ты мне! — убедил он меня.

Он почесал ухо и произнес уже другим тоном:

− Теперь слушай внимательно. Место, где может находиться дар отца, как правило, самое странное в городе. Чаще всего, это какое-нибудь полузабытое, старое здание, но овеянное легендами. Отец постарался оставить некие ориентиры. Хотя это может быть и не здание. Как, например, в моем случае это была скульптура какой-то богини горцев с крайнего севера. Правда, она находилась в горах и стояла в старом сарае, бывшем ранее храмом. Но это не важно. Главное что это место чем-то отличается. В каждом городе есть несколько мест, которые могут сойти под искомое. Тебе понадобится время на то чтобы их все проверить. Поэтому не огорчайся, если найдешь дар не сразу.

Уль притащил мне меч в ножнах и широкий ремень. Я перепоясался и Уль повесил мне меч на перевязь.

− А нахрена он мне, − спросил я, немного вытащив меч из ножен. — Я же не умею им пользоваться.

− Но другие же об этом не знают, — произнес Гальтен и встал. — А теперь прощаемся, завтра мы уже не увидимся. Наш корабль отплывает очень рано.

Я попрощался с Ульгаэлем. Пообещав, что если когда-нибудь буду здесь, то привезу ему презент из дома. Его из моего рассказа особенно заинтересовало кино и шоколад. Люди они и есть люди. Хлеба и зрелищ!

Парень крепко пожал мне руку и подарил свой кинжал. Я отдал ему свой выкидной ножичек в ответный дар.

Потом он зевнул и сманил нас обоих повторить за ним.

− Я пойду спать, − еще раз зевая, доложил парень и, махнув на прощание, ушел в туалет, который, как оказалось, находился на улице рядом с черным входом.

− Ну, свидимся, может, когда-нибудь? − пожимая мою руку, произнес Гальтен.

− Надеюсь, − кивнул я, потом не удержался и обнял его. — Спасибо за помощь! Сам бы я, наверное, уже подох где-нибудь.

− Да, помощь в наши времена − товар дефицитный!

Он отстранился от меня и серьезно произнес:

− Если кого из наших встретишь — не ввязывайся. И особенно никому не отдавай Свиток, иначе ты потеряешь все. Кто бы тебя ни просил − не верь! И даже не показывай!

− Хорошо, − заверил я его, − не покажу и не отдам. А теперь я спать. Прощай, брат.

Он кивнул и сел на место, схватив кружку. Я же пошел спать.

Войдя в свою комнату, я, не зажигая свечи, разделся и повалился на твердую кровать. Закрывшись тоненьким одеяльцем, я мгновенно отключился.

Проснулся я неожиданно, рывком сев на кровати. На улице по-прежнему было темная безлунная ночь. Внимательно прислушавшись к внутренним часам, я отметил, что проспал чуть меньше двух часов. В комнате ничего необычного не было, в темноте я видел не плохо. Полная тишина. Даже с первого этажа, где располагался зал, никакого шума не доносилось. Видимо, трактир уже закрыт! Так что же меня разбудило?

Встав, я выглянул в окно. Пусто, только светят фонари. Осторожно выглянул в коридор — тот же результат. Померещилось, не иначе как нервы шалят.

Постояв еще немного посреди комнатушки, я не обнаружил ничего необычного. Списав свое резкое пробуждение на страхи остаться одному, лег обратно и попытался вновь заснуть.

Не удалось. Ни через пять минут, ни через полчаса. Сонливость словно рукой смахнуло. Ни в одном глазу. Чувствовал себя достаточно бодро, настолько, что даже лежать не было охоты. Пришлось встать и одеться. Не сидеть же голым?

Минут двадцать просидел думая о всякой ерунде, но спать так и не захотел. Встав поглядел еще раз на улицу и, видя фонари, решил выйти в город. Прицепил меч к поясу и, накинув куртку, вышел из трактира.

Выходить пришлось через черный вход, не закрывающийся на ночь. В комнате, из которой дверь вела на улицу, стояла большая печь, тазы и корзины для белья. Пара кушеток около дальней стены, была занята кем-то храпящим.

На улице было тихо. Я огляделся по сторонам, прикидывая куда направиться. Задняя дверь трактира, вывела меня в темный проулок. Обойдя здание, я вышел на мощеную дорогу, на которую смотрел из окна, припомнил, откуда мы приехали и пошел в другую сторону.

С одной стороны, было страшно шляться ночью по незнакомому городу, тем более в другом мире. Но с другой стороны − не сидеть же в комнате и таращиться в темноту?

Неторопливо прогуливаясь по улице, я минут через пять встретил шумную компанию из двух женщин и стольких же мужчин. Я схватился за рукоять меча и на всякий случай ускорил шаг, но они прошли мимо, даже не взглянув на меня.

Мне еще два раза встречались подобные компании. Весело гогоча они проходили, не замечая ни меня, ни даже того что на улице ночь.

Вскоре я подошел к ярко освещенному кабаку. Его небольшая отрытая веранда была наполовину заполнена отдыхающими. Тощие официанты шныряли от столика к столику, разнося всякие блюда. Шум, гам. Из самого кабака доносилась громкая музыка и веселые песни.

Немного подумав, я решил зайти в сие увеселительное заведение под нехитрым названием "Пьяный весельчак".

Проверив, на месте ли кошель что мне дал Гальтен, зашел в распахнутые двери и попал в царство шума, алкоголя и сопутствующих им вещей.

Зал был достаточно просторен и в данный момент вмещал в себя человек тридцать. В дальнем правом углу была небольшая сцена, на которой несколько человек задорно бренчали на всяких музыкальных инструментах. Певица — местная примадонна в весьма фривольном наряде, то и дело задирая подол, хрипло пела о радостях холостой жизни. В такт весёлой мелодии, рядом со сценой лихо отплясывали нетрезвые парочки.

Я прошел к свободному столику самому дальнему от сцены и присел. Ко мне тут же подбежал официант и, крикнув что он сейчас вернется, убежал. Сервис!

Он подошел ко мне, только когда отзвучала уже вторая песня, и певица куда-то удалилась. Музыканты под гром аплодисментов и ругани взяли перерыв и принялись хлебать кружками из бочонка, стоящего рядом с ними.

− Пива и чего-нибудь на закуску, − сказал я половому, доставая заранее приготовленный серак.

Он взял его, покрутил между пальцев и, ловко увернувшись от своего коллеги, куда-то унесся.

− Касья! − неожиданно заорал какой-то мужик недалеко от меня, − выходи песню петь. Нам всем грустно.

Его тут же поддержал хор нестройных пьяных голосов, требуя певицу обратно. Та выскочила из дверцы рядом со сценой и, залихватски махнув цветастым подолом, завопила что-то неразборчивое под музыку.

Я уже начинал жалеть, что зашел в этот кабак. Лучше бы прошел мимо или вообще остался в номере.

Не успел я себя, как следует настроить на то чтобы уйти, как ко мне подбежал официант с подносом. Он резво расставил передо мной мой заказ: два кувшина пива, литра по полтора, тарелки с соленой рыбой, вяленым мясом и пряными сухарями.

− Спасибо, − я налил себе кружку пива и сжевал один сухарик. Неплохо.

Я пил уже вторую порцию, когда заметил лысого, морщинистого старика направляющегося ко мне. Он подошел, держа кружку в руках, и встал рядом с моим столом.

− Юноша, − произнес он приятным сочным голосом, − прошу прощения за то, что обращаюсь к вам. Но могу ли я присесть за ваш столик?

− Зачем?

Он улыбнулся. Его темное лицо, с жидкой бороденкой, испещрилось глубокими морщинами. Светлые глаза по-доброму увлажнились. Старик выглядел вполне безобидно.

− Я слишком стар для танцев, − сказал он и посмотрел на танцующих с тоской в глазах. — А для разговоров в самый раз. К тому же я увидел, что вы тоже сидите один и скучаете. Так может, я присяду и мы побеседуем? Впрочем, если вы не хотите, я оставлю вас в покое. − И он повернулся, чтобы уйти.

Я подумал, что этот старик послан мне самой судьбой. Возможно, у него я и узнаю про всякие местные достопримечательности. Так я даже время сэкономлю, и не придется никого разыскивать специально.

− Погодите, − остановил я его и показал рукой напротив себя: − Присаживайтесь и угощайтесь.

Старик радостно плюхнулся на лавку и, сноровисто опрокинув кувшин себе в кружку, наполнил ее до краев.

− Ну, − нетерпеливо произнес старик, − рассказывайте, почему такой благородный и явно неглупый человек сидит ночью в кабаке и пьет в одиночку?

Я несколько опешил от его напора и не сразу ответил.

− Да, вот приехал в город только сегодня и не знаю что делать, не спиться, — признался я.

− А что бы вы хотели сделать в нашем городе? — удивился старик, выгнув кустистые седые брови.

− Даже не знаю, − протянул я. — На что-нибудь интересное посмотреть.

− Ну... − старик побарабанил пальцами по столу, − может, хотите посетить наши достопримечательности? Или посетить наши знаменитые ювелирные магазины?

− А что за достопримечательности? — не выказывая радости, поинтересовался я. — Мне нужно что-нибудь необычное. Есть у вас такое в городе?

Старик задумчиво пожевал губы.

− Необычное... − промычал он. Потом неожиданно вскрикнул: − Есть! Есть необычное.

− Что же?

− Неподалеку отсюда есть древний полуразрушенный храм, − поведал он, показывая куда-то в сторону. — А рядом старая усадьба судьи. Самое необычное место славного города Каруша.

Я прожевал очередной сухарик и с интересом произнес:

− И что там интересного?

− О! — старик поднял палец к верху. — А интересного там вот что. Давным-давно один старший судья города, человек богатый и уважаемый, вышел в отставку и построил на свои деньги храм. Прямо рядом со своим домом. Потом он купил у главных жрецов право на то, чтобы самолично совершать обряды в своем храме. То есть сам стал жрецом.

Но вот незадача! Через некоторое время люди стали ходить в этот храм все реже и реже. Оказалось, что бывший судья слишком привык судить людей и потому постоянно всех ругал и призывал кары небесные даже за самые малые провинности. Конечно, народу это не нравилось, и они решили его немного проучить. Храм разрушить, а судью-жреца ограбить и сжечь. Или утопить? Я уже не помню.

− И что, убили?

− Конечно, − рассмеялся старик. − Делов-то! Но, как оказалось, судья догадывался, что его хотят ограбить и потому успел перед смертью спрятать все свое богатство. Зарыл ночью клад.

− Ничего интересного в этом не вижу, − утратил я заинтересованность.

− Когда судью пытали на предмет клада — не обращая внимания на потерю моего интереса, продолжал старик, − он крикнул, что клад его найдет только избранный и получит в дар могущество, коего не видывал никто. Силу, которую он получил от одного бога и зарыл. А найти клад можно только ночью.

Я понимал, что такой бред может родиться только в голове сумасшедшего. И поверить в подобное может только такой же. Но почему же я тогда чувствовал, что это как раз то, что мне надо. Я вдруг захотел этот клад найти, во что бы то ни стало.

− И что можно прямо сейчас пойти и поискать его? — спросил я.

− Ну, не знаю, − засомневался дед, − Хотя, конечно, там никого практически не бывает. Люди не верят в эту историю. Редко когда приезжает человек понимающий и думающий. Жаждущий Знаний и Сил, а не баб и выпивки. Я вижу, что вы особенный человек и потому за малое вознаграждение, я соглашусь проводить вас туда даже прямо сейчас. И к тому же совершенно за бесплатно снабжу вас лопатой. И только потому, что вы мне очень понравились. Порадовали старика своим проницательным умом и щедростью.

Он утер крупную слезу красным куском ткани.

Я не понимал, что со мной происходило, но я буквально не мог усидеть на месте. Мне не терпелось взять лопату в руки и вгрызться в землю в надежде найти знания и могущество.

− Пошли, — не выдержал я, − покажешь мне это место!

Я вытащил кошель и кинул ему один серак.

− С удовольствием, − произнес он, сцапав монету, и направился за мной к выходу.

Мы выбежали из кабака и старик подхватил меня под руку. Он двигался быстро, но и я не отставал. Старик, который так и не представился волок меня через город к заветному кладу.

Мы шли минут двадцать, то и дело сворачивая с улицы на улицу. Мне даже показалось, будто мы ходим по одним и тем же дорогам, мимо одних и тех же домов. Но я сразу отбросил эту мысль.

"Не будет же старик мне врать и нарочно запутывать? — усмехнулся я про себя. − Скорее всего это я так подумал из-за того что совершенно не знаю города".

Пока мы шли старик не умолкал и рассказывал о кладе и о том, что копать его нужно только ночью! Почему я не очень понял, но верил в это и не спрашивал. Он так же говорил, что он уверен, что клад найду именно я и в аккурат сегодня ночью.

Как я этого желал! Даже больше чем всей душой. Я будто просветлел и теперь отчетливо понимал, что я избранный и клад будет мой, во что бы то ни стало.

Вскоре мы остановились около каменной полуразрушенной стены метра в два высотой. Местами в ней зияли проломы и росли кусты прямо из щелей между камней.

− Вот здесь находится твой клад, − старик подошел к пролому когда-то бывшим воротами и махнул в темноту за ними. Из стены еще даже торчали несколько обрубков кованых ворот. — Твое могущество!

Он посветил, неизвестно откуда взявшимся фонарем и сделал приглашающий жест. Я не заставил себя ждать и вошел в ворота. Мы прошли сквозь узкую аллею и вышли к большому трехэтажному дому с пустыми глазницами окон.

− Это усадьба судьи, − произнес старик. Потом махнул фонарем и свернул на тропинку, ведущую влево, мимо дома судьи. — Вон там стоит храм и находится твой клад!

− Мой дар! − безумно прохрипел я, останавливаясь перед монументальным сооружением, бывшим некогда храмом какого-то бога, а теперь развалинами и хранилищем моего клада. — Мое могущество!

Старик сунул мне лопату в руки и велел копать, где мне захочется. Само провидение покажет мне место. Я уже не обращал внимания ни на что и только вгрызался в каменистую почву в свете неяркого огня фонаря. Старик крутился рядом и подбадривал меня.

Я копал остервенело и ожесточенно. С каждым шагом приближаясь к заветной цели, без которой вся моя жизнь была просто бессмысленной чередой тупых дней. Я понял это только в тот момент, когда старик мне рассказал о кладе. Понял что это мое!

Не знаю, сколько земли я перекопал, но через какое-то время понял, что ни старика, ни фонаря радом нет. Плюнув на это дело, я как-то разом охладел к раскопкам и подумал, что лучше поискать в доме судьи свой клад.

Не задерживаясь, я метнулся к дому и, проникнув внутрь через ветхие двери, вошел в темный холл. Какого только мусора не валялось в доме. Это и тряпки и доски и битое стекло, и осколки глиняной посуды.

Оторвав косяк от дверей, ведущих в гостиную с камином, я обмотал его тряпкой, валяющейся прямо под ногами, и запалил своей зажигалкой. Соорудив такой уродливый факел, я пошел по дому в поисках своего клада. Мне почему-то казалось, что он непременно должен лежать посреди комнаты, освещенный лунным светом.

Я заглядывал в каждое попадающееся мне по пути помещение и, бешено раскидывая хлам в стороны, горами наваленный на пол, уходил дальше, ничего не найдя.

− Возможно, за следующим поворотом я найду его, − бормотал я, как сумасшедший, ходя кругами по первому этажу.

В какой-то момент я вдруг понял, что искать надо в подвале, ведь именно там всегда прячут самое дорогое. Да, решил я, именно туда мне и надо!

Намотав еще одну тряпку на палку, я зажег ее и поплелся в поисках подвала. Неяркий огонек освещал ободранные стены и прогнившие пол с потолком.

Я остановился рядом с лестницей, ведущей в подвал и, не раздумывая, спустился вниз. Сразу же очутился в помещении с низким каменным потолком и ворохом мусора, скрывающим меня по колено. Пока я пробирался по нему к темнеющему проходу в углу, я увидел маленький человеческий череп, блеснувший пустыми глазницами. Толстые черные крысы ошалело пищали и мелькали вокруг меня, сверкая злыми красными глазками.

Мне было не страшно и не противно, будто разом потерял чувствительность. Я словно бульдозер, не обращая ни на что внимания, непреклонно пробирался к проходу. Под ногами что-то хрустело и булькало. В проходе, куда я все-таки добрался, мусора практически не было, но было полно черной отвратительно воняющей жижи.

Безбоязненно ступив в нее и, пройдя по узкому коридорчику, вышел в маленькую полукруглую комнатку. В ней я заметил груды больших битых кирпичей.

Тряпка на моем импровизированном факеле горела плохо. То и дело приходилось подпитывать его вялый огонек зажигалкой.

Вставив факел между камней валяющихся на полу и, опустившись на колени, я стал разгребать кирпичи руками. Будто наркоман во время ломки, я очумело шарил под ними в надежде откопать свое сокровище. Мое сознание так было замутнено этим желанием, что я ни о чем, кроме как о кладе не мог думать.

Я попытался приподнять большую плиту, отвалившуюся от стены, но не смог. Она была слишком тяжела для меня. Хотя на вид выглядела не такой уж и неподъемной.

Смахнув с нее осколки кирпичей, я хотел взяться за нее поудобнее, и все-таки сдвинуть ее с места. Но вдруг заметил, как на ее поверхности сквозь пыль и грязь что-то светит. Будто свет фар пробивался через молочно-густой туман.

Рукавом я стер пыль и увидел рисунок, постепенно наливающийся сочным голубым светом. Он светился все сильней и сильней. Так ярко, что мой факел просто потерялся в этом голубом мерцающем свечении.

Я притронулся к нему. Приложил ладонь и меня будто окунули в прорубь с ледяной водой. Голова моментально прочистилась и с глаз спала пелена. Я понял, что старик меня просто загипнотизировал. Задурил голову как мальчишке и привел на какие-то развалины. Вот только зачем? Неужели для того, чтобы ограбить, тогда где он? Как я мог так попасться?

Впрочем, что-то же я нашел. Старикан был прав, хотя сам он об этом не подозревал. Но, как же стало стыдно!

Еще раз поглядел на знак, светящийся на поверхности плиты и узнал его. Вернее не узнал, а вспомнил, что видал похожие знаки, в своем видении, когда проснулся под крышей обрушенного храма. Значит, не зря я сюда пришел. Не зря ползал, рылся в мусоре и хлюпал по вонючей жиже.

Теперь я понимал, что нашел дар отца. Видно легенда, что мне рассказал старик, оказалась не такой уж и пустышкой? А может и сам старик вовсе не разбойник, а просто зарабатывал на хлеб насущный как мог? Скорее всего, так и есть. Иначе он бы уже считал мои деньги, а моим хладным трупом, весело пища, кормились крысы.

"Хватит рассуждать, − сказал я сам себе и посмотрел на плиту. — Пора тебя расколоть!"

Сначала я бил по ней кирпичом, потом кидал на нее сверку самые тяжелые камни. Я спокойно поднимал другие плиты, точно такие же, но эту поднять почему-то не мог. В результате не добился никакого результата, кроме того что отбил себе обе руки. Потом пинал ее, но это уже из злости.

− Как же тебя открыть? — вслух пробормотал я.

Приложив руку на мерцающий иероглиф, я приказал плите открыться. Я подумал, что если она настроена меня, то должна слушаться моих приказов. Ага,... Как же! "Сим слабим" не сработал.

Я вновь задумался и нехотя пришел к мысли, что надо будет сюда вернуться чуть позже и уже подготовленным. Вот только как я мог со спокойным сердцем оставить плиту валяться здесь? Вдруг ее кто другой найдет, более продуманный охотник за сокровищами, с молотком или киркой за пазухой? Нет, так просто уходить отсюда я себе позволить не мог, нужно было придумать, как ее отсюда уволочь.

Пока я размышлял, механически водил пальцем по начертанному иероглифу. Когда я полностью провел по нему пальцем, плита неожиданно рассыпалась в мелкий серый песок. Отплевываясь, от поднятой пыли, я, чихая, разгреб кучу и нащупал там сверток.

Поднявшись, я отряхнул длинный сверток, завязанный наподобие конфеты или хлопушки. Дернул за тесемки, туго стянутые на концах свертка, и развернул толстый шершавый материал. Внутри оказался длинный меч с темными ножнами, покрытыми тонкими серебристыми линиями, образующими неизвестные мне символы. Я сразу понял, что меч очень искусной работы, потому что прежде никогда не видел столь изящного произведения.

Вытащил клинок на несколько сантиметров из ножен и восхитился насечкам образующим рисунок.

К ножнам были крепко привязаны в бархатном мешочке Свиток и дангит. Решив, что рассмотреть это я смогу и в своем номере, я свернул все обратно и поторопился назад. Факел догорел полностью, и я шел с зажигалкой в руке.

Вонь была просто невозможная. Я еле сдерживал порывы рвоты и не переставал удивляться — как я шел вперед, почти не замечая этого смрада? Да, если бы старик не задурил мне голову, я бы, наверное, и не решился сюда идти.

Наконец, я выбрался из подвала, а оттуда и на свежий воздух.

Каким неописуемым блаженством было вдыхать чистый воздух ночи!

Я огляделся в поисках старика или чего-нибудь необычного. Но вокруг была только тишина и темнота ночи. Пожурив себя за нехорошие мысли и за подозрение старика в неблагородных намерениях, скорым шагом направился в трактир, где снимал комнату. Хотелось разбудить Гальтена и рассказать ему, как я нашел дар отца.

Уже представляя себе вытянутое и даже немного завистливое лицо Гальтена, я вошел под своды узкой аллеи. Вдруг я услышал тихий шорох сзади. Не успев обернуться, я почувствовал сильный удар по спине. Затем удар в висок и темнота опустилась на меня, окутав плотным покрывалом.

Глава VII

Какая-то тварь больно кусала меня за ухо, норовя его оторвать с корнем или откусить кусок.

Я шевельнул головой и чуть не заорал от боли пронзившей меня от макушки до грязных пяток. Дождавшись, когда утихнет боль, я, постанывая, с трудом разлепил веки и, не выдержав рези в глазах, смежил их вновь.

Что же это творится? Почему мне так больно и где я нахожусь?

Превозмогая боль, я кое-как подтащил руку к голове и ощупал ее с разных сторон. На левом виске вздулась здоровенная шишка и образовалась корка заскорузлых волос. Наверняка от крови.

Опять, кровь! Ощущение было такое, точно меня перемололи в огромной ступке. Только подумав об этом, я тут же вспомнил ночное нападение в аллее. Обработали меня качественно! Почему же тогда я все еще был жив?

Я все-таки заставил себя открыть глаза, потому что сволочь, кусавшая меня за ухо, никак не хотела оставлять своих попыток.

Перед глазами все плыло и сосредоточить на чем-то свой взгляд, было просто невозможно. Голова трещала так, будто побывала в стиральной машине, после того как ее просверлили насквозь в нескольких местах. Но я понимал, что необходимо подниматься, даже сквозь сковывающую все тело боль.

Наверное, только через несколько часов я смог перевернуться на бок и подтянуть колени к животу. Различив перед своим лицом существо, которое меня хотело съесть, я идентифицировал его как толстую и наглую крысу. Послал ее по матери и вяло махнул рукой. Та пискнула и, недалеко отбежав, села, глядя на меня голодными глазками.

Я кое-как осмотрелся и увидел, что нахожусь в комнате заваленной всяким барахлом.

Что-то мне подсказывало, что я очнулся в злосчастном доме судьи. Однако ограбили-то меня не здесь, а в аллее. Значит, меня сюда принесли уже после этого. Зачем, интересно? Да еще закидали мусором. Неужели подыхать тут бросили или уже подумали, что околел вот и убрали следы преступления? Этого я не знал. К чему голову ломать? А вот то, что меня ограбили было ясно как день. Обидно до слез!

Еще спустя миллион лет я уже встал на карачки и медленно пополз на выход. Останавливался через каждую пару метров и отдыхал. Добравшись до крыльца, я сел на каменные ступени и просто ждал, когда утихнет боль.

Время уже приближалось к раннему вечеру. А это значило, что Гальтен с Улем уже давно отплыли и соответственно помочь мне не смогут. А я бы очень этого хотел, очень!

Спустя полтора час я приковылял к трактиру "Любезный Бошек".

Сам хозяин, как и вчера, стоял за стойкой, теребя в руках засаленное полотенце. Он загородил мне дорогу и с подозрением осведомился у меня на счет здоровья. Я махнул рукой, сказав, что неудачно упал. Каждый из нас понимал, что такая отмазка, ввиду ее частого использования ей уже не является. Однако он уяснил, что я не хочу ничего говорить. Да и видно было, что ему не очень-то это интересно. Поэтому я спокойно прошел в номер. Ключ с меня снять не догадались и то хорошо!

Завалившись в комнату, я осторожно упал на кровать и провалился в исцеляющий сон. Хотя сном это назвать было трудно — мне же ничего не снилось.

Иногда выныривал из липких объятий Морфея и, осоловело оглядевшись, снова в них окунался. Провалялся так до самого утра, пока не очнулся полностью.

Разбужен я был отчаянным стуком и криком в двери. Кричал мальчишка, приглашая меня на завтрак.

− Сейчас, − прохрипел я и слез с кровати. Грязи на ней было немерено. Впрочем, как и на мне.

Все тело ломило, да так, будто прошел длиннющую полосу препятствий несколько раз подряд. Идти куда бы то ни было, совершенно не хотелось. Чувствовал я себя развалиной на трясущихся ногах и квадратной головой. Так и тянуло обратно залечь на кровать, как в берлогу и проспать еще минимум сутки. Однако я понимал, что сейчас необходимо чего-нибудь съесть.

Налив в тазик воды, я кое-как привел себя в порядок и проверил содержимое своих карманов. Пусто! Все вытащили, сволочи! Деньги, зажигалку, огрызок карандаша. Он-то нахрена им сдался?

Я пошарил по комнате глазами, в поисках куртки и ничего не нашел. Соображая, куда же я ее засунул, почесывая затылок, посмотрел везде, где только можно и нельзя. И только потом додумался, что пришел я уже без нее. Даже куртку уперли, суки! Всего обобрали. Дар отца забрали, черт, как жалко. Меч, который мне дал Гальтен, тоже. Ну что за люди?

Ладно, твари! Думаете, я не смогу без всего этого уйти в свой мир? Хрена с два! Найду Гальтена и упрошу его закинуть меня домой. Если понадобится, на коленях буду его молить. И пошло оно все к черту! Всякие дары отца, клады и магия. В шляпу вам всем насрать!

Пока собирался и искал куртку, я заметил на столе кинжал, подаренный мне Ульгаэлем. Хорошо, что я его тогда не взял с собой, а забыл про него и оставил в комнате. А-то бы у меня и его сейчас не было!

Засунув кинжал в штаны — ремень-то тоже сняли — спустился на завтрак. Народу было немного. Человек пять, от силы. Но даже эти люди, не слишком богато одетые, скривившись, посмотрели на меня и отвернулись.

Да, понятно, выглядел я не ахти как хорошо, но что прикажете делать? И воняло от меня отвратительно, это тоже признаю. Вот поем и схожу на реку, вымоюсь, а сейчас буду быстро поглощать пищу.

Официантка споро принесла мне маленькую тарелку каши с ломтем хлеба и кружку какого-то морса. Я сидел в углу зала так, чтобы сильно ни у кого не вызывать тошноты и быстро уминал завтрак. Его к сожалению оказалось очень мало и я только раззадорил себе аппетит. Если бы были деньги, я бы конечно заказал еще чего-нибудь. Но денег-то не было, и вряд ли мне дали бы в долг. Теперь если не раздобуду хоть, сколь-нибудь монет, придется ждать до следующего утра. В оплату за комнату входил только легкий завтрак.

Когда я разбирался с последними глотками морса ко мне подбежал мальчишка и, схватив тарелку, полетел обратно.

Я успел схватить его за руку и остановил.

− Подожди, пацан, − сказал я, протягивая ему кружку. — Скажи мне, как можно выйти к реке? Я знаю, что она у вас здесь рядом, но не видел.

− Вам надо выйти из города через восточные ворота, − паренек показал куда-то рукой.

− И как мне до них добраться?

− Через рынок, − пацан снова показал в том же направлении и унесся, не дожидаясь очередного вопроса.

Ну, ладно, через рынок, так через рынок! Надеюсь, не пройду мимо.

Выйдя из трактира, я направился в сторону рынка. Через квартал увидел большую площадь с редкими прохожими. По моим внутренним часам время было около девяти утра. Слишком рано для рыночной торговли. Но в самый раз для открытия многочисленных лавок.

Проходя мимо всяких магазинчиков, я невольно бросал заинтересованные взгляды на их названия. Чаще всего мне попадались ювелирные лавки, оружейные и те, что продавали разного рода одежду.

Я бы с удовольствием оделся в чистую новую одежду, но так как в кармане у меня было пусто, только вздыхал и как побитая собака, понуро проходил мимо.

Через час я уже пришел к воротам. У старика, сидевшего у самых створок и просившего в такую рань милостыню, попытался узнать, когда открывается рынок. Он прошепелявил что-то непонятное и отмахнулся от меня, как от назойливой мухи.

Я ничего не сказал на это и вышел из города. Сразу же за стеной, примыкающей к домам вплотную, оказался на дороге, ведущей к пристани на реке. Корабли и всякие прочие суденышки уже резво сновали туда-сюда. Люди небольшими группками шумно толпились на пирсе. С нескольких кораблей таскали на берег и грузили в телеги какие-то мешки, бочки и тюки.

Птицы, местный аналог чаек, громко клекоча, кружились над водой.

− Эй, парень! − окрикнул меня мужик, проходящий мимо с козой. Он вел ее как на поводке, таща за собой. Та упиралась и жалобно мекая, вертела головой. — Купи у меня козу. Я же вижу что тебе надо.

Я даже не стал с ним разговаривать, все равно у меня денег не было. Да и зачем мне коза? Помотал головой и прошел скорее дальше. А-то кто его знает, вдруг прицепится и будет идти, и просить купить у него своенравную животину?

Пока искал место, где бы можно было искупаться, я прошел километра полтора вверх по течению. Мне по пути встречались обрывистые берега и мельницы стоящие на них с огромными водяными колесами. В некоторых местах рядом с ними сидели стайки женщин, проворно переговариваясь, они стирали вещи.

Уже отойдя от города на приличное расстояние, я нашел на берегу высокие кустарники. Походил, поглядел, где лучше всего будет проникнуть к воде. Отыскал одно хорошее место, полностью скрывающее берег с дороги и там решил вымыться. Жаль мыла не было, а-то одной водой этот смрад трудно смыть.

Пролез сквозь плотную стену высоких кустарников или низких водолюбивых деревьев. Я не чувствовал в себе интереса к ботанике, так что разбираться, что это было, кусты или деревья, не стал. Просто пролез к берегу и, вытоптав траву и выдернув некоторые ветки, расположился почти с комфортом. Посидел немного, подумал, и, не раздеваясь, зашел в прохладную воду. Кроссовки я тоже не снял и потому шел, по достаточно илистому дну, не боясь наступить на что-нибудь острое.

Вымыв голову, я вышел на берег и, сняв всю одежду, принялся ее полоскать и оттирать. Кроссовки, оттерев травой изнутри и снаружи, я повесил на ветки сушиться. Потом закинул остальные шмотки на другие ветки и, уже голый, вновь погрузился в воду.

− Сволочи, паразиты, твари... − бухтел я себе под нос, соскребая грязь с тела. — Чтоб я сдох, если еще раз поверю в какие-нибудь акции или полечу на самолете.

Я ругал все и всех. Особенно себя. Вот зачем я поперся ночью гулять по городу? Мне что впечатлений не хватало? Повесил себе железку набок и что, "Конаном" стал? Ладно бы посидел в кабаке и ушел домой, так ведь нет. Решил клад откопать. Вот и огреб по полной!

А старик этот... Непонятно, кстати, он меня шарахнул из-за угла или кто вообще другой? Да, впрочем это все-равно неважно. Отомстить я не смогу, а обращаться к властям у меня не получится. Да я ее и не видел здесь.

Марат, зараза такая, тоже! Приспичило его выигрывать во всякие акции. И что за дебильные призы такие? Что, не могли плееры какие-нибудь подарить или еще какой фигней отдариться? Нет, надо было лететь куда-то и падать там, в море.... Ну, что за жизнь такая?

Я в сердцах ударил по мутной воде, и плюнул. Потом выбрался на берег и лег на траву жалеть себя.

Немного погодя, уже почти успокоившись, я совсем рядом услышал бульканье. Прислушался и понял, что звук исходит сверху по течению и главное − очень близко. Быстро надев мокрые вещи, я вышел из своего укрытия и прошелся к месту, где слышал плеск воды.

Проломившись сквозь ветки, я увидел что в воде плещется рыба и не одна, а целая куча. У меня сразу забурчало в животе от вида такого количества еды. Завтрак был так давно, что я уже успел весьма проголодаться. Впрочем, я им и не наедался. Слишком он был скуден для меня и моего состояния.

Рыба плескалась буквально в метре от берега, и меня очень радовало, что не придется ее выискивать чтобы изловить.

Так как удочки, лески и крючка у меня не было, я решил сделать себе подобие остроги. Отрезал более-менее прямую ветку и превратил ее полутораметровую палку. Заточил с одной стороны кинжалом и, потыкав в палец, удостоверился, что она достаточно острая, чтобы пробить рыбью шкуру.

Раздевшись, я осторожно и главное, бесшумно, приблизился к самой воде. Затем очень медленно вошел в реку, так чтобы не распугать рыб и остановился только когда стоял почти по колено. Оказалось, что рыбка была не так уж и близко. И, тем не менее, дальше я не пошел, боясь вообще ничего поймать.

Минут десять я простоял по колено в холодной воде и при этом старался не шевелиться, так чтоб рыба привыкла ко мне и не шарахалась в стороны.

Наблюдая за их движением, я выбрал в качестве своего обеда самую большую рыбину. Когда она поднялась кверху, раскрыв рот и хватая воздух, я тыкнул в нее своей острогой. Мимо, блин!

Рыба хлестанула хвостом и моментально скрылась, забрав с собой и подруг. Я, не теряя над собой контроля, хотя был очень расстроен, продвинулся еще дальше от берега. Стоял уже по пояс в воде, держа свое копье на весу, готовый при первой же нужде засадить его рыбине в бок. Или куда удастся.

Полчаса я простоял в воде, дожидаясь хоть какую-нибудь рыбку. Хоть самую завалящуюся! Ничего.

Я вышел на берег и, одевшись, прошел еще немного вдоль реки, внимательно прислушиваясь к плеску. Два раза я заходил в воду и тыкал в рыб своей острогой. Безрезультатно, как и в первый раз.

В конце концов, плюнув на это дело, я вернулся к месту, где мылся и стирался. Что поделаешь, рыбак и охотник из меня был никакой. Да и как пользоваться острогой я видел только по телевизору один раз. Так что неудивительно, что я ничего с ее помощью не поймал. Знал бы, что так получится, специально научился бы.

Со злостью выкинул свою острогу в кусты и улегся на примятую траву. Вещи снова развесил по веткам, чтобы высохли. И тут я неожиданно вновь услышал бульканье.

"Нет, − подумал я, − больше я тебя ловить не буду. А-то такое ощущение, что все рыбы знают о моем крахе и, просто, из прикола, издеваются надо мною".

Плеск продолжался, не давая покоя ни мне, ни моему желудку. Он упорно подбивал меня сделать еще одну попытку и найти хоть что-нибудь съедобное. Воистину, я не хозяин своему телу!

Найдя и вытащив из кустов свое копье, я еще раз подточил его размякшее острие. Затем приблизившись к воде вплотную, так что даже пальцы ног погрузились в нее, я выглядел рыбье стадо и, примерившись, кинул в ближайшую "ихтию".

Палка вошла в воду и попала рыбине, похожей на щуку, прямо в голову. Проткнуть не проткнула, но долбанула не плохо, уйдя по касательной. Палка отплыла, а рыба, вяло дергая хвостом, боком стала куда-то отплывать. Я не мог упустить такой момент и на радостях кинулся к ней.

Схватив ее обеими руками, я поднял ее над водой и быстро кинул ее на берег. Но она, сволочь такая, оказалась такой скользкой, что выскользнув, упала почти рядом со мной. Плюхнулась, брызнув мне прямо в глаза.

Я стоял в воде по самую шею и пытался нашарить руками в мутной воде полу контуженую рыбину. В какой-то момент я зацепил ее хвост, но он так же выскользнул у меня из рук.

Вода была мутная из-за того что я поднял со дна ил и прочий сор. Я отчаянно погрузился с головой под воду и, не открывая глаз, начал искать ее, разводя руки в стороны. Понимая, что времени у меня немного и что местная щука, придя в себя, мигом уплывет, я ускорил свои поиски. Если она очнется раньше, чем я ее поймаю, пиши, пропало. И мой обед будет только завтра утром!

Проискав ее минут двадцать, я так ничего и не обнаружил.

− Тварь! — от отчаяния заорал я во все горло.

То, что кто-то мог услышать это, меня не беспокоило. Меня в тот момент волновало только то, что я не мог ничего поймать.

Я понимал, что мне сейчас необходимы силы для восстановления организма после ограбления. А откуда взять энергию на поддержание сил, кроме как не из пищи? Я, к сожалению не йог, чтобы питаться солнцем.

Выбравшись из воды, я устало опустился на траву и чуть не разрыдался от своего положения.

Ну, подумайте сами: в животе было пусто, в карманах голо. В голове, на предмет того чтобы заполнить желудок, тоже ничего не появлялось. Вот, был сейчас шанс рыбкой полакомиться, а поймать ее, я не сумел! Как ее поймать, если она такая скользкая? Были бы у меня когти, я бы уже ел ее, облизывая жирные пальцы. А так, только слюну глотал.

Еще так глупо дар отца профукал и вернуть его вряд ли смогу.

Гальтена попробуй, разыщи, если у меня денег нет, даже на то чтобы купить себе кусок черствого хлеба. Комната в трактире снята только на десять дней. А все это значило, что домой я вернуться не могу и жить мне, скоро будет негде. Из всего этого я делал печальный вывод, что сдохну где-нибудь в подворотне, как голодный и безродный пес!

Пока я рисовал себе картину своей недалекой смерти, жалел себя и злился на весь свет, прошел почти час. Вещи за это время почти высохли. Только джинсы и обувь были еще влажные.

Я поднялся, чтобы натянуть рубаху и услышал, как в воде опять забулькали рыбы. Даже сначала не поверил что слышу, думал мерещиться.

Вне себя от злости, я бросил одеваться, чтобы идти в трактир и кинулся в воду. Огромным прыжком с места я бултыхнулся прямо в ту точку, где пускали пузыри хвостатые твари.

Погрузившись в воду в трех метрах от берега, прямо в водоросли, среди которых на это раз булькали серебристые паразитки, я остервенело зашарил руками, надеясь на удачу. И, о чудо! Я обеими руками схватил по рыбине и, вытащив их из воды, сразу же кинул на берег. На это раз они благополучно упали в траву.

Выбравшись на место стоянки, я нашел обеих рыбин, размером с две ладони и, довольно скалясь, поднял их за хвосты. Они не шевелились, не разевали рты, не извивались. Они просто висели у меня в руках. На каждой рыбке я заметил по пять дырочек в блестящей шкуре. Из каждого отверстия стекала тоненькая струйка бледной крови.

Сравнив дырки на трупиках, я сообразил, что они от моих пальцев. Посмотрев на свои пальцы, я заорал и откинул рыбок в сторону, словно боясь от них чем-то заразиться. Затем снова, глянул на руки и испустил удивленный вдох.

Из моих пальцев, вместо ногтей, торчали острые коготки.

− Это что еще за ерунда? − спросил я сам у себя, изумленно таращась на когти. Они выставлялись из пальца на пару сантиметров и чуть загибались к низу. Обычного бело-розового цвета и только кончики были черными.

Я провел одним коготком себе по ладони и легко порезал кожу. Потом оцарапал ствол дерева, оставив на нем глубокий след. Когти, будто в песок, беспрепятственно вошли в древесину.

Мой первый испуг прошел, и я уже с благодарностью думал об этих коготках. Без них я бы не поймал ни одной рыбки. Которую, кстати, пришлось есть сырой, так как развести огонь было нечем. Я думал только о том, как бы поймать себе обед, а про зажигалку совсем забыл. Вернее, забыл о том, что у меня ее сперли.

Разрезав кинжалом брюшки у рыб, я вымыл из них внутренности, счистил чешую со слизью и, наплевав на микробов, принялся лопать сырую рыбу.

Ел с трудом, постоянно посматривая на коготки, которые начали быстро уменьшаться в размерах. Они будто всасывались в ногти. При этом я не ощущал никакой боли, только под ногтями потом слегка зудела кожа.

Пока я ел суши без риса, думал над тем, как можно заставить когти вылезать по собственному желанию. И через некоторое время додумался, что стоило мне только разозлиться, как когти тут же вырастали. Даже поэкспериментировал немного. Но все же хотелось, чтобы они появлялись не от злости, а по желанию − подчиняясь моей мысленной команде.

Научился я этому, уже, когда шел в город. Настроение немного поднялось. Легкая сытость позволяла теперь не думать о голодной смерти. Тем более, когда я мог поймать рыбу когтями. Конечно, я прекрасно понимал, что когти меня не отправят домой и, вообще, не сделают мою жизнь сладкой аки мед. Но все-таки, я надеялся, что хоть в чем-то станет легче.

Я направлялся в город и, то доставал, то убирал когти обратно, не переставая им поражаться. Неужели это еще один подарок от отца, вдобавок, к выносливости, скорой заживляемости и силе? Еще бы научиться пользоваться этими дарами нормально, а не так как я. Только когда припрет — доверяюсь на автомате инстинктам. Нет, надо было меняться!

В город я вошел уже часа в четыре по внутреннему будильнику и, глазея по сторонам и на прохожих, поплелся в трактир.

Не доходя до рынка квартала два, я увидел телегу, нагруженную какими-то мешками. Он стояла поперек дороги, почти загораживая всю улицу. Заднее колесо валялось рядом, с некоторыми мешками, упавшими на мостовую, видимо, в результате утери этого самого колеса. Около телеги стояли четыре человека и смотрели по сторонам, словно кого-то выискивая. Так и оказалось.

Когда я проходил мимо них, один из них окликнул меня густым басом:

− Эй, парень!

Я обернулся и увидел того кто меня окрикнул. Это был невысокий бледный мужчина, одетый в добротную красную куртку, с блестящими побрякушками на рукавах. Он был гладко выбрит и коротко острижен. В ухе у него блестела крупная серьга, хорошо сочетаясь с темными хитрыми глазами и массивными перстнями на больших пальцах. Было видно, что это человек небеден и знает себе цену.

− Оглох что ли? — зло произнес он. — Я спрашиваю, хочешь заработать пятьдесят медяков?

− Как? — тут же спросил я.

Мужик улыбнулся и показал на стоящих рядом двух человек. Это были такие же оборванцы, как и я.

Худосочный человек, лед сорока с хитрыми и злобными глазками и в противовес ему бугай с наивным детским взглядом. Бугай слегка походил на гориллу, по самые глаза заросший густой черной бородой. Худосочный наоборот, был похож на лысую сморщенную мартышку, с зажатым за спиной ножом. Они хорошо дополняли друг друга.

− Надо перетаскать мешки с овсом на рыночный склад, − пояснил он и, засунув пальцы за богато украшенный ремень, добавил: − Берешься — плачу пятьдесят медяков. Если нет — пошел вон!

Я подумал и принял предложение хозяина телеги. Все-таки хоть какие-то деньги будут. А с моей выносливостью я эти мешки разом перетаскаю.

Через час я уже проклинал свое решение заработать. Разом перетаскал... Как же! Я таскал мешки, а они все не кончались и не кончались. Бугай таскал сразу по два и, похоже, что он вообще их не замечал. Худосочный оказался жилистым и весьма крепким на спину мужиком. Он лихо закидывал мешок себе на спину и резво шагал по булыжной мостовой.

Нет, в принципе, я не падал наземь от измождения и, даже не сказать, что я сильно устал. Просто, полкилометра тащить на себе килограмм тридцать, сбрасывать в амбаре и идти обратно, чтобы все повторить, было несколько утомительно и нудно.

Чтобы мы не скрылись с мешками в неизвестном направлении, с нами ходил четвертый мужик. Он выглядел совсем по-другому, и я почему-то подумал, что он, скорее всего, охранник. Одетый в высокие сапоги, темные штаны и жилет. Черные волосы зачесаны назад и стянуты в тугой хвостик, с хилой бороденкой, но жестким цепким взглядом. Но самое интересное это то, что у него не было ни меча, ни сабли. Вместо этого у него на каждом плече висело по кнуту.

Он молча ходил за нами, и я прямо кожей чувствовал, как он иногда взглядом сверлил мне спину. Так и хотелось повернуться и спросить, чем я ему не угодил. Однако я понимал что это, наверное, самое глупое, что я мог сделать. Потому молчал и терпеливо носил овес на рыночный склад.

Огромное, по местным меркам, здание было забито всякими товарами. Какие-то ковры, тюки и ящики всяких размеров. И все это запиралась на толстые деревянные ворота с металлическими заклепками с мой кулак.

Мешки все-таки кончились. Мы подошли для оплаты к нанимателю, а охранник отошел от нас на несколько шагов и замер будто статуя.

Хозяин телеги достал увесистый кошель и, со звоном порывшись в нем, дал худосочному и бугаю один серак на двоих. Потом настала моя очередь получать получку. Он отсчитал мне двадцать монеток и снова засунул руку в кошель. Пошарив в нем несколько минут, он ничего не достал и раздраженно произнес:

− Хватит тебе и двадцати медяков.

− Как, хватит? — опешил я, бросив взгляд на неровные и грязные монеты. — Мы же на три договаривались!

− У меня больше нет мелочи, − отмахнулся он и зло процедил: − И вообще Керач мне сказал, что ты медленно таскал и ронял мешки в грязь. Так что будь доволен, а то и это заберу

− Какой Керач? — возмутился я и придвинулся ближе к мужику, зажилившему мои честно заработанные деньги. — Нормально я все таскал! Давай, гони остальное.

Только я это договорил, как услышал сзади щелчок и моментально почувствовал, что моя спина будто разорвалась пополам. Такая волна боли пронзила меня, что ноги подогнулись сами собой и я осел на мостовую. Повернувшись, увидел, что мужик с хлыстами раскрутил один из них. Его металлический кончик в виде стрелки был измазан в свежей крови. Моей крови!

− Ты как со мной разговариваешь, мразь? — заорал наниматель, подбегая ко мне и занося ногу для удара.

Я не дал ему себя пнуть, увернулся и, схватив его ногу, дернул на себя. Тут же мою спину ожгло еще раз. Инстинктивно откатился в сторону и быстро поднявшись, метнулся к обидчику, чувствуя, как ногти превращаются в когти. Но видно я опоздал, потому что охранник достал второй кнут и, отпрыгнув назад, хлестанул мне по груди, распоров рубаху вместе с кожей. Я взвыл и снова дернулся к нему. И тут он заработал по мне обоими кнутами и исполосовал все тело, превратив его в кровоточащий кусок мяса в лохмотьях.

Когда я уже не смог двигаться и просто лежал на холодных камнях, истекая кровью во мне что-то сломалось. Я чувствовал, как оборвалась какая-то нить, соединяющая меня прошлого и меня настоящего. Что-то нарушилось в моих представлениях о человеке. Сломался забор, отделяющий прагматичного зверя во мне от меня цивилизованного и воспитанного человека. Я увидел свою прошлую жизнь и поразился ее бессмысленности и трусливости.

Я жил как овца, от стрижки, до стрижки, где впереди маячил забой. Иногда я был ресурсом, иногда балластом. Но никогда я не был человеком способным на Деяния и Поступки. Пусть за некоторые из них можно лишиться жизни или потерять свободу. Но что такое свобода без высшей цели? Это не свобода, это беспредел, произвол, слепота! Я истинно понял, что есть вещи, ради которых стоит жить и есть вещи, ради которых стоит умереть!

Пока я истекал кровью и приходил к таким откровениям, хозяин телеги встал и, пнув меня в лицо сапогом, крикнул моим коллегам по тасканию мешков, чтоб они утащили меня куда-нибудь в подворотню и бросили там подыхать. Он кинул им один серак за это и нагнулся оттереть платком мою кровь с носка своего сапога.

Медяки, выпавшие из моей руки и лежащие перед лицом, собрала грязная тощая рука худосочного мужичка. Потом я почувствовал, как меня поднимают и кладут на плечо. Это бугай закинул меня на себя, как еще недавно таскал мешки и легко понес подыхать.

Вскоре, миновав несколько безлюдных переулком они остановились в самом грязном и замызганном тупике. Хоть я и выглядел как безвольная туша, однако я еще был в сознании и мог видеть место, куда меня притащили.

Бугай осторожно положил меня в кучу мусора и, отряхнув руки, собрался уходить. Но его напарник схватил бугая за руку и произнес полушепотом:

− Подожди, Бойчук.

Худосочный присел рядом со мной, вытащил кинжал из моих джинсов и ловко обшарил по карманам. Ничего не найдя он поднялся и, кивнув головой на выход из тупика, пошел следом за бугаем.

Я хотел крикнуть им, что отомщу. Обязательно найду и посчитаюсь с ними. Но крикнуть я не мог и потому просто смотрел им в след.

Когда они почти свернули из тупика худосочный повернулся в мою сторону и посмотрел мне в глаза. Я увидел жестокий прищуренный взгляд, раздумывающий не прирезать ли меня. И точно, как я угадал?

Он опять остановил Бойчука и спокойно сказал:

− Может, прирежем его?

Бойчук, наморщив лоб, посмотрел на меня и махнул рукой.

− Зачем, Золик? Он сам скоро загнется. Пойдем лучше, пива возьмем, — он расплылся в широкой улыбке, предвкушая распитие пива.

− Ладно, − согласился он. — Только... ты иди, а я ему сейчас скажу, что если он выживет, пусть не пытается нас искать. Закажи пива, да побольше!

− Ага, − произнес тот мечтательно, − закажу.

Бойчук ушел, а его напарник, оглянувшись, достал мой кинжал, потрогал его на остроту и, подойдя ко мне, воткнул его в мою печень по самую рукоятку. Я хотел схватить его за руку, чтобы помешать, или увернуться, но тело меня не слушалось. Последнее, что я видел, это презрительный взгляд Золика.

Глава VIII

Мне снился черный океан и кровавые беспросветные облака, нависающие надо мной. Я барахтался в смолянистой, тяжелой воде только с одной мыслью − жить. Временами тонул и разевал рот в немом крике, глотал горькую и вязкую, как желе воду. Страшился, паниковал, и с ужасом бил руками всплывая на поверхность. Дно притягивало меня как магнит без устали и равномерно. Но я не хотел тонуть. До жути не хотел быть притянутым черным, без единого луча света, дном.

Я хотел жить!

Океан бурлил, с хлопками вздымая глянцевые пузыри и разрываясь тлетворным зловонием. Небо изливало на меня кровавый дождь, обжигающий лицо и застилающий глаза вязкой пленкой. Океан смерти не хотел меня отпускать и старался затянуть в пучину ужаса. Его дно, густо устланное живыми трупами, кричащими во тьме, жирными и тягучими щупальцами хватало меня за ноги. Они извивались и жалили меня, дергая вниз на ковер истлевшей плоти и глухой скорби.

Я вырывался из его оков, сучил ногами как сумасшедшая мышь, взбивая в пену его смрадную жидкость. Скользкие секунды отсчитывали вечность, но я не желал сдавался и только сильней алкал жизни. Боль в ногах усиливалась, но я все равно не хотел тонуть. Тогда громкий, отчаянный рев океана накрыл меня с головой и изблевал в небо, приоткрывшее для меня узкую щель света.

Холодно и сыро. Накрапывал мелкий дождик, струясь с ночного неба. Кто-то, глухо порыкивая, дергал меня за лодыжку, прокусив штанину и впиваясь острыми клыками в ногу. На груди я чувствовал чей-то язык, слизывающий с меня кровь.

Я открыл глаза и, приподняв голову, увидел как псина с мокрой свалявшейся шерстью вылизывала мою грудь. Когда я зашевелился, она оскалилась на меня, затем вцепилась зубами в мою грудь, намереваясь вырвать из нее кусок теплой плоти. Я вскрикнул от боли и ударил ее по голове, от чего псина, взвизгнув, отбежала к стене и, подняв загривок, зарычала на меня.

Вторая собака, та, что пыталась меня куда-то отволочь или просто хотела оторвать мою ногу, получила пяткой по носу. Но заработав по морде, она не отбежала, а еще крепче вцепилась в мою ногу и стала дергать головой. Тогда я уже сильней ударил второй ногой и бил до тех пор, пока она не выпустила из своей пасти мою лодыжку.

Злобно зарычав, на меня кинулась первая тварь и тут же получила когтистой рукой по глазам. Заскулив и поджав хвост, она метнулась из тупика прочь.

Я начал вставать, но ко мне подбежала шавка, которую я пинал, и попыталась вцепиться в горло.

Она бросилась на меня с глухим рыком, но я успел ее поймать обеими руками за шкуру на шее и, не видя иного выхода, сам впился зубами в ее горло. Вырвав кусок грязной и вонючей шерсти с кровью, я откинул от себя визжащее животное.

Собака стукнулась об стену и, жалобно скуля, забилась в темнеющую щель дома, а меня тут же вывернуло наружу, будто я съел горсть живых извивающихся червей. Скрутило похлеще каната.

Отплевываясь и вытирая рот тыльной стороной руки, я все-таки поднялся на ноги и, пошатываясь, поплелся из тупика. По темноте, под холодным мерзким дождем и по грязным лужам на скользкой мостовой.

Перед глазами все плыло, как на каруселях, и я несколько раз падал в лужи. С трудом держась на ватных ногах, я иногда останавливался и переводил дух, прислонившись к стене какого-нибудь дома.

Голова была совершенно пустая, и я ни о чем не думал, только хотел прийти в трактир. Лечь и постараться забыться на долгие дни и ночи.

Я не помню, сколько шел, но память меня не подвела и привела к черному входу в трактир. Ввалившись в двери, я увидел мальчишку, потирающего сонные глаза. Он, зевая, подкладывал дрова в еще холодную печь. Рядом, на двух тюфяках приставленных к кроватям, спали две женщины, прикрываясь тонкими одеяльцами. Когда мальчишка посмотрел на меня, его рот удивленно раскрылся.

− Тсс, − приложил я палец к губам. Еле выговаривая слова, пробормотал: — Я из девятой комнаты. Помнишь?

Он медленно кивнул и отошел в сторону, пропуская меня к лестнице.

− Что с вами произошло? — прошептал он, оглядывая меня с ног до головы. — Вы ранены?

Я хотел пройти мимо, не собираясь с ним разговаривать, но остановился и, повернувшись к нему лицом, шутливо произнес:

− Нет, парень, я не ранен. Я умер! И вновь родился!

Скорее всего, он увидел что-то жуткое в моем взгляде, потому что испугался и, бросив полено, которое держал в руке, вжался в стену.

− Демон... − забормотал он, − сгинь в пучине вод, потоках лавы, ветра и земли!

Я махнул рукой и направился к себе в комнатушку где, не раздеваясь, завалился спать.

Через какое-то время в дверь громко застучали, и властный голос хозяина потребовал немедленно отпереть ему.

− Открываю, − вяло произнес я, нехотя сползая с кровати. На улице уже забрезжил бледный рассвет. Чтобы не пугать хозяина своим видом, я закутался в одеяло и открыл дверь. За ней вырисовывался сам хозяин и мальчишка, с которым я говорил, когда пришел. Он прятался за трактирщиком и испуганно смотрел на меня.

− Что с тобой опять случилось? — холодно спросил Бошек, заглядывая через мое плечо в комнату. — Парень какие-то небылицы мелет.

− Ничего не случилось, − покачал я головой и пожал плечами, скрипнув зубами от боли. — Упал по пьяни в лужу, вот и все.

Трактирщик пристально вгляделся мне в глаза, надеясь углядеть там правду. Я видел, что он мне не верит, и пытается понять, что я такого натворил. Однако постояв так несколько минут, он ничего не прояснил для себя и ткнул пальцем на кровать с мятой простыней, обильно измазанной кровью и грязью.

− С тебя десять медяков за грязное белье, − жестко произнес он и подставил ладонь.

Я оглянулся на свою постель, недолго посмотрел на влажное и вымазанное кровью белье. Потом повернулся к трактирщику.

− У меня сейчас нет денег, − сказал я и заверил его: — Завтра отдам.

Трактирщик покатал желваками

− Слушай, парень, − резко бросил он, − меня не волнует, что ты делаешь по ночам, и почему приходишь весь избитый и полуживой. Но очень волнует, что ты не платишь и своим видом распугиваешь посетителей. Однако твой учитель заплатил за тебя и поручился, что ты не устроишь мне неприятностей. И что я вижу?

− Заплачу! — несгибаемо произнес я, глядя прямо ему в глаза. — Но, только завтра.

Он нехотя кивнул, но злобно сверкнув глазами, процедил:

− Не заплатишь за белье и не приведешь себя в порядок — жить будешь на улице. И про завтрак можешь пока забыть. Понял?

Я не стал с ним спорить и говорить о том, что Гальтен заплатил за десять дней. Толку-то. Он мог вышвырнуть меня из комнаты немедленно, и никто его за это не осудил бы. Так что я кивнул и закрыл дверь. Вопрос, где взять деньги меня пока не волновал. Главное было отлежаться. А там, будь что будет...

Улегшись на грязную постель и, не испытывая при этом никакого отвращения, я погрузился в глубокий сон. За этот день я просыпался раз пять, делал по нескольку больших глотков из кувшина и снова отрубался.

Ночью я очнулся от нестерпимого зуда по всему телу и, особенно в районе колотой раны. Запалив свечу, я разделся, отметив при этом, что джинсы и трусы были полностью пропитаны кровью. Они успели засохнуть и превратились в заскорузлые изорванные тряпки. Рубашка, растерзанная хлыстом стала похожа на неровные ленты, скрепленные кое-как.

На мне самом была куча шрамов оставшихся также от хлыста и корка засохшей крови на месте, куда меня пырнули. Шрамы от хлыста уже заросли и блестели молодой розовой кожицей. А вот края дырки от кинжала еще не прочно срослись и бугрились коростами. При этом все дико чесалось.

Регенерация, мать ее!

Понимая, что чесать нельзя, иначе затягивающиеся раны раскроются и их заживление растянется, я пересилил себя и занялся стиркой. Вылил в тазик остатки воды из кувшина и бросил туда все свои вещи.

Я бы с удовольствием выбросил их в окно, но что тогда одену? Так хоть можно будет появиться на улице, пока не раздобуду что-нибудь приличней.

Кое-как прополоскав свои вещи, я развесил их по всей комнате и снова лег в кровать. Проснулся примерно в полдень, когда тихий стук в двери, почти шорох, выдернул меня из сна.

− Кто там? — спросил я, поднимаясь с кровати и заворачиваясь в одеяло.

− Я принесла еды, − прошептал тихий женский голос.

Открыв дверь, я увидел в коридоре знакомую официантку. Она несмело шагнула в комнату и поставила на стол два маленьких кувшинчика. Затем извлекла из кармана фартука кусок хлеба и положила рядом.

− Это что? — я показал пальцем на кувшинчики. — Хозяин ведь запретил мне столоваться, пока я не заплачу за стирку белья.

Девушка кивнула и произнесла шепотом:

− Я знаю. Но, Офрик рассказал что вы пришли весь избитый и в крови. А потом хозяин запретил вам завтракать. Поэтому я взяла на себя смелость и принесла вам втайне от всех еды. Ведь вам надо восстанавливать силы.

Она показала на кувшинчики:

− Здесь жидкая каша, а в этом кувшине — вчерашний суп.

− Спасибо, − растерялся я. — Но у меня действительно нет пока денег.

− Не переживайте, это бесплатно, − мило улыбнулась девушка.

− Тебя ведь могут за это наказать, — сказал я, а сам уже почувствовал запах пищи и с трудом сдерживал себя от того чтобы не накинуться на еду.

− Не беспокойтесь, − ответила она, оглядывая комнату, − никто не узнает. Хозяин только что уехал в порт. А Офрика я услала по делам.

− Офрик, это кто?

− Мальчишка.

Я кивнул благодарный ей.

− Как тебя зовут, добрая красавица? — спросил я, подражая картонному киногерою. Самому было тошно от этого.

− Тарша, − зарделась девушка, поправляя тугую косу пшеничного цвета.

− Красивое имя, − сказал я. — И я очень благодарен тебе за еду. Огромное спасибо!

Она коротко поклонилась и повернулась чтобы уходить, но я ее остановил, заметив порванную рубашку, свисающую со спинки кровати.

− Постой, Тарша.

Она обернулась и вопросительно на меня поглядела.

− Послушай, Тарша, ты не могла бы принести мне игу с ниткой?

− Конечно, − согласилась она, глядя на мои вещи развешанные по всей комнате. — Я принесу.

Она вышла из комнаты, а я накинулся на еду и залпом опрокинул в себя содержимое обоих кувшинчиков.

Кода Тарша пришла, я сидел на кровати, завернутый в одеяло, как буддистский монах и неторопливо поедал кусок хлеба.

Отдал ей кувшинчики и, взяв иглу с толстыми нитками, принялся чинить свою одежду. Ввиду полного неумения шить на это у меня ушло часа два. Но кое-как скрепив порванные края рубашки и джинсов, я одел их и, поглядевшись в маленькое зеркальце, отправился в город.

Пока я штопал вещи, обдумывал где взять денег чтобы оплатить стирку постельного белья. А еще я думал, очень усердно думал, как мне отомстить Золику? Где его найти, как и что с ним сделать? Единственный возможный вариант я видел только в том, чтобы выследить его в городе, а потом порвать его горло когтями и забрать все, что он у меня отнял. Вот только смогу ли я провернуть подобное? Упорно думалось, что не смогу. Однако другого выхода я не видел и потому решил положиться на удачу. И на свои когти.

Теперь они вылезали из пальцев моментально, стоило мне подумать о них, как рука превращалась в когтистую лапу. Сомнения насчет того что человеку не присуще такая звериная ипостась и желание рвать кого-то когтями, я отбросил практически сразу же. Раз они у меня появились было бы глупо их не использовать. А насчет того что свойственно человеку, а что нет, пусть думают те кого ни разу не грабили, не были по голове, не дырявили холодной сталью и не забивали хлыстом. Пусть думают и воображают себя великими гуманистами и человеколюбцами. Вся их кабинетная любовь пройдет, как только они увидят собственные кишки, разбросанные по полу. Или расчлененный труп ребенка, присыпанного снегом.

Нет, я не хотел никого убивать. У меня не было такого желания, в отличие от желания вернуть свое. Но ведь все понимают, что так просто прийти и потребовать обратно отнятое не получится. Пока человек не почувствует страха неминуемой и немедленной смерти, он и пальцем не пошевелит чтобы исправиться. Впрочем, я и не собираюсь никого исправлять. Кто я такой?

К тому же есть люди с добрым сердцем, не заляпанным алчностью и кровожадностью. Не будь добрых людей, не было бы вообще ничего. Люди бы уже давно сожрали друг друга. Останавливают мир от такого хаоса только огромные усилия людей, в которых еще сохранились понятия доброты и справедливости. И милосердия, наверное.

За размышлениями я не заметил, как дошел до рыночной площади. Покрутившись по переполненному всяким людом рынку, я отошел в сторону амбаров и присел на валяющуюся чурку.

Мимо меня сновал народ. Шумливый, говорливый, веселый и угрюмый. Всякие люди проходили мимо, но никто не обратил на меня внимания, принимая за нищего. Я и не обижался, понимал что выгляжу очень похоже. Да и пусть лучше смотрят как на нищего, чем как на вора. Хотя в моем мире такая мысль выглядит сумасшедшей.

Я просидел так полчаса, разглядывая прохожих, пока меня не согнал с места какой-то мужик. Он подошел к амбару, около которого я сидел и, велев валить в другое место, открыл ворота. Я не стал связываться и ушел, понимая, что так я Золика не найду. Слишком надо быть удачливым, чтобы он прошел мимо меня и не узнал. А я совсем не хотел, чтобы он узнал меня и понял, что я тогда не загнулся. Если он поймет, что я не преставился, подобраться к нему будет гораздо труднее.

Исходя из этого, я прошел по рынку, стараясь держаться ближе к магазинчикам, и вышел на улицу, ведущую к восточным воротам.

Вот и яма в дороге, где сломалась телега, с которой я таскал мешки, а в уплату получил избиение хлыстом и ножик в печень.

Пройдя дальше, я остановился на развилке: в одну строну дорога шла к восточным воротам, другая уходила широкой ровной улицей в квартал богатых домов. Прямо отсюда было видно, что те дома сильно отличались от тех, что я видел прежде. Здесь были и трех— и четырехэтажные здания. Разной окраски, но с превалирующим белым цветом стен.

Так как мне не надо было за город, я ступил на ровную брусчатку и поплелся в северную часть города, разглядывая украшенные всевозможной лепниной фасады домов. Прекрасные узоры покрывали каждую стену, и чем ближе я приближался к центру этого района, тем богаче, выше и красивее становились дома.

По улице проехало несколько карет с крикливыми извозчиками. Мне пришлось притиснуться к самому забору, тянущемуся вдоль каждого дома, чтобы меня не сбили или не затоптали ненароком. Несколько богато одетых людей прошли мимо меня, приложив платки к своим благородным носам.

Дамы были в длинных, полностью закрытых от постороннего взгляда платьях. Щедро украшенные золотистыми, голубыми, и красными ленточками, платья подчеркивали фигуры каждой девушки или женщины. Девушки носили короткие шляпки в виде больших листьев, а женщины постарше надевали головные уборы с длинными полями и искусно вшитыми в них разными цветами.

Ходили они медленно, держась одной рукой за своих кавалеров. Те гордо выставив подбородки, даже если их несколько, вальяжно шествовали по брусчатке, отстукивая при этом каблуками. Всякий был при мече, одетый в яркие узкие штаны с бантиками на коленях и жилеты, обильно увешанные самоцветами.

"Высший свет этого города совершает променад, − иронично подумал я".

"Люди женятся, еб..ся, а нам не во что обуться!" Вспомнилась одна нецензурная фраза. Точно подмечено.

Я вышел к небольшому фонтану, стоящему прямо в центре небольшой площади. Все было красиво выложено плиткой и фигурки фонтана — два гордых парусника обильно изливались прозрачной водой.

Несколько пар сидело у фонтана, неспешно разговаривая. Некоторые дамы обмахивались веерами, хотя погода была совсем не жаркая, я бы даже сказал пасмурная. Солнца практически не виделось, хотя небо было несильно затянуто. Дул легкий, но прохладный ветерок, принося пряные ароматы моря. Странно, но почему-то в других районах я этот запах почти не чувствовал.

В целом картина была умилительная, это и красивые женщины и фонтан, и опрятные кустики, высаженные вокруг него. Вот только я не чувствовал себя здесь своим. Праздник жизни проходил мимо меня, не замечая во мне человека. Что ж! Может, он и прав, и я уже не совсем человек? Плевать. Сейчас мне было не до жалости к себе.

Прямо напротив фонтана находился дом с широким крыльцом и двумя резными колоннами. На ступенях замерев, словно статуи, стояли двое стражников с начищенными доспехами и блестящими копьями.

− Городская ратуша, − вслух прочитал я большие буквы на каменной плите около лестницы.

Намереваясь пройти мимо казенного дома, я огляделся по сторонам, выискивая, куда свернуть, и тут наткнулся взглядом на женщину. Вернее не на нее, а на того кто шел чуть позади нее и нес на себе огромный сундук. Это был Бойчук — подельник той сволочи, что меня порезала.

Я метнулся к ближайшему дереву, стоящему около трехэтажного особняка. В его тени я спрятался и еще раз пристально обшарил площадь на предмет Золика. Его я не заметил, зато увидел, как Бойчук, следуя за богато одетой женщиной, прошел через караул ратуши и вошел в здание.

"Это мой шанс, − подумал я. − Прослежу за Бойчуком, узнаю, где он живет, и, может быть, он наведет меня на Золика".

К самому бугаю я не испытывал никакой злобы. На дураков злиться нельзя. Да и если подумать, он-то меня не резал, в отличие от своего дружка. Так что за ним я следил только из желания узнать, как подобраться к Золику. Может быть, они встретятся или он придет к нему делиться заработком? Оставалось только наблюдать и выжидать.

Бойчук вышел из ратуши минуты через три. На его лице, сквозь густую черную бороду светилась обезоруживающая улыбка дурачка, получившего или нашедшего блестящую штуку. В данный момент, это, скорее всего, была монета. Он разглядывал ее с ладони, пока спускался по широким ступеням. Затем зажал в пудовом кулаке и, щерясь от удовольствия, пошел в сторону рынка.

Я пожалел, что спрятался здесь, потому что дорога вела мимо меня. Лихорадочно подыскивая способ не попасться ему на глаза, я оглядел в мелких подробностях три тонких дерева, стоящие у забора, где я прятался.

В плане красоты и декора они замечательно оттеняли круглыми синеватыми шапками крон полянку, на которой я сидел. Придомовая территория была от силы метр. Вот на ней я и ютился. На крохотном газончике с невысокими тонкоствольными деревцами. Спрятаться за ствол дерева толщиной в мою руку, да так чтобы меня не заметили, было бы крайне сложно. Значит, оставалось одно — не прятаться.

Существует такое мнение, будто если ты хочешь что-то спрятать, надо положить это на видное место. Так, чтобы никто и не подумал, что ты там что-то прячешь. Иногда это действует. Это я знаю потому, что иногда находил свои вещи на самых видных местах, обшарив перед этим буквально все. Вот мне и пришла в голову подобная мысль: кинуть свое истерзанное тело, куда-нибудь туда, где на меня никто не обратит внимания. Только куда?

До Бойчука оставалось метров десять. Он шел, широко расставляя ноги и наклонившись при этом чуть вперед. Я давно заметил, что так ходят люди, скажем так, несколько не от мира сего.

Одни смотрят на свои ботинки, втянув голову в плечи и горбясь. Тоже странные субъекты, надо признать. А другие, буквально, летят и порой, даже кажется, что они чуть припрыгивают. Впрочем, это не важно...

В тот момент меня заботило, что Бойчук шел в мою сторону и вскоре пройдет совсем рядом со мной. Мне его можно будет даже задеть рукой, если вдруг появится такое противоестественное желание.

Он был уже совсем близко, приближался неотвратимо, как трамвай, бородатый и с горящими глазами. Единственное что я придумал, это освободил один рукав рубашки, прижав руку к животу и сел у самой дороги на газончик. Состроил самую страшную и несчастную физиономию, на какую был способен, и протянул в просящем жесте вторую руку. Таким образом, я пытался изобразить из себя инвалида, жалобно просящего милостыню.

Однорукий оборванец, с явным отсутствием мозгов, что-то бормотал, пуская слюни на заросший подбородок, с которого они капали на грязные, уже не похожие на себя, джинсы.

Довольный заработком, умственно неполноценный, но чрезвычайно развитый телом мужик, прошел мимо меня, мощно обдав кислым запахом давно немытого тела. Он даже не взглянул на меня. Пронесся мимо, как падающий метеорит, совершенно не отреагировав на мое присутствие.

Он не заметил — хорошо. Однако меня заметила парочка каких-то богато одетых юношей. Они как раз проходили рядом и разом исказили свои молодые лица, превратив их в подобие масок с изображением отвращения.

− Вонючие нищеброды! — злобно прорычал один из них, прикрывая свой нос платком.

Второй холеный парень, весь увитый бантиками и розовыми лентами, плюнул в мою сторону и произнес:

− Мой отец давно просит мэра, уважаемого Моци Лига, запретить нищим ошиваться в Северном районе. Но тот почему-то тянет и мы из-за этого должны терпеть такое каждый день! — он указал на меня кривым пухлым пальчиком, с толстенным кольцом.

− Вы правы, Моци Дьемис, − важно кивнул первый. — Мой отец также требует у мэра этот указ и смертную казнь для нарушивших его. Но, − он наклонился к своему спутнику и прошептал: − Поговаривают, что Моци Лиг зачем-то выжидает время. И мне кажется, я знаю почему!

− Правда? — удивился второй, похожий на поросенка, закутанного в шелка. — Расскажите же подробней, дорогой Моци Фарег, не томите.

Он взял под руку своего дружка и они, важно фланируя, покатили дальше. Я сразу же забыл о них и, встав, углядел далеко ушедшего Бойчука. Потрусил за ним, стараясь не отставать и не приближаться ближе, дабы он ничего не заподозрил. Хотя, вряд ли он заметит за собой слежку. Если, даже пройдя рядом со мной, он не посмотрел в мою сторону.

Бойчук прошел дорогу, на которой тогда встала телега с мешками, попавшая колесом в яму, и свернул в переулок. Я метнулся за ним, боясь потерять его в этих узких и замызганных улочках. Поспешил, ловко лавируя между прохожими и, ловя упреки и ругательства в свой адрес. Чуть не был схвачен за руку каким-то суровым одноглазым мужиком. Удачно увернулся и нырнул за Бойчуком.

Не потерял. Он быстрым шагом петлял между домами и вскоре вышел на грязную улицу с разбитой дорогой и кривыми, покосившимися от старости домами. Сразу же за ним выскочил и я.

Повсюду были кучи шныряющего, плетущегося или стоящего народа. Стиль одежды в основном как у меня — изорванные грязные тряпки. Местами на этой улочке, усеянной мусором, лошадиным навозом и прочими продуктами жизнедеятельности этого города, валялись полуголые люди.

Они лежали около ветхих стен домов, не подавая признаков жизни. Грязные, тощие, как узники концлагерей. Кто-то лежал на ворохе тряпья и пялился на прохожих мутными глазами. Некоторые своими телами покрывали голую землю около прогнивших фундаментов домов, раскинув длинные, черные от грязи руки в стороны и не мигая, смотрели в серое небо. И повсеместно был смрад. Жуткий запах смерти, уже наступившей и еще готовящейся прийти к выбранным ей субъектам.

Полудохлые собаки с облезлой шерстью, получали пинки и, повизгивая, бегали от человека к человеку. Норовили сцапать и утянуть что-нибудь из рук зазевавшихся прохожих.

Какой-то лавочник, громко крича, расхваливал свой товар — глиняные тарелки, кружки и кувшины. Рядом с ним стоял слепой старик и хрипел надтреснутым голосом, рекламируя мастерство гончара.

Женщина с худым и изможденным лицом предложила мне за дешево развлечься. Парнишка с гноящейся коростой вместо рта и одетый в мешок с дыркой для тощей черной шейки, схватил меня за руку и, что-то мыча, потащил к дому с забитыми досками окнами.

Насилу удалось оторвать его от себя и постараться не потерять из виду Бойчука. Тот рассекал людской океан как ледокол, двигаясь вдоль улицы.

Вскоре он остановился около какой-то дородной бабы, кричащей во все горло о самом лучшем пиве ее мужа пивовара. На столике перед ней стояли кувшины литров по пять каждый. Рядом на маленькой тележке была прикреплена бочка с краником.

Бойчук достал деньги и обменял на два кувшина. Я стоял рядом, метрах в трех от него и делал вид, что хочу купить медальоны у старухи, молча сидящей на земле. Ее медальоны представляли собой скрученные перья, камни и деревянные палочки. Они лежали на неровном куске темной кожи прямо на земле.

Гул голосов, запах немытых тел, изможденные лица, нищие, оборванные одежды, все говорило о том, что я в трущобах. Где голод — вечный сосед. Где смерть − хозяин и повелитель.

Я старался максимально отстраниться и не думать об этих ужасах. И не думать о том, что мне, скорее всего, придется вскоре приползти сюда и искать себе заработок здесь. Как уж мне доведется это делать − другой вопрос.

Преследовать Бойчука оказалось совсем не так уж и сложно. Он совершенно не глядел по сторонам и не оглядывался назад. Он шагал с двумя кувшинами под мышками, расталкивал людей в стороны, и иногда беззлобно покрикивал.

Идя за ним, я натыкался на беззубые рты, выбитые глаза, оторванные уши. Некоторые лица были так изуродованы шрамами, что трудно было разобрать черты лица. Калеки на костылях с синими лицами протягивали руки, прося милостыню. Они показывали обрубки ног или рук с черной плотью, пораженные гангреной. Мухи вились вокруг них стаями. Зловоние было непередаваемое.

Пару раз к горлу подкатывала тошнота от вида и запаха людей, гниющих заживо. Я с трудом удерживался от того, чтобы не опорожнить свой, итак пустой, желудок на дорогу.

Наконец, Бойчук свернул на более пустынную улочку. Я остановился у угла и стал наблюдать, готовый, если понадобится, вновь пойти за ним. Не понадобилось.

Бойчук остановился перед просевшим черным домом, с одним маленьким окном и пнул дверь ногой. Секунд через пять та распахнулась внутрь и из дома высунулась голова человека. Я моментально спрятался за стену, из-за которой выглядывал и улыбнулся.

Какая удача! Бойчук пришел прямо к Золику домой. Или может они вместе живут? Неважно.

Я не мог видеть, но представлял, как голова Золика оглядела улицу с несколькими прохожими и кивнула, приглашая войти Бойчука.

− Значит, − прошептал я, потирая ладони, − вот где ты обитаешь.

Я посмотрел на небо, без единого проблеска и сверился с внутренними часами. Ну, так примерно и получалось. Пятый час вечера. Ранние сумерки, усиленные пасмурной погодой, только начинались.

Мне, для того, что я задумал, больше подходила темнота. Поэтому предстояло ее дождаться, что, в принципе, было не страшно. А вот как или где, решить было чуточку труднее. Мне совсем не хотелось ждать здесь. Но в то же время идти обратно и постоянно боятся, что Золик куда-то упрется — вариант еще хуже. Поэтому, выбрал из двух зол меньшее — остался здесь.

Представьте, что вы стоите в середине нижней длинной черты прямоугольника. От вас, прямо к верхнему левому углу прочерчена невидимая линия. Вот в том углу, если участок улицы принимать за прямоугольник, находился дом, в который вошел Бойчук. А я как раз стоял в гипотетической середине нижней черты все того же прямоугольника. А невидимая линия − это направление моего взгляда. Короче, я изредка высовывался из-за угла дома и смотрел на кривую избушку Золика. Все ли тихо, не ушел ли или пришел кто?

Примерно через два часа, когда уже заметно стемнело, в маленьком окошке жилища Золика замерцал тусклый свет. Похолодало, хотя итак было не жарко. Из моего рта при дыхании вылетали клубки еле заметного пара. Ждать больше не было ни сил, ни терпения. Поэтому я осторожным шагом перешел узкую улицу и, оглядевшись, приблизился к дому, за которым наблюдал.

По бокам избушка была обнесена кривым, полусгнившим забором. Он был чуть выше моей головы, но присутствовал не везде. Я обошел домик вокруг и отметил, что черного входа у него нет. В одном месте заприметил туалет. От него несло такой вонью, что я поспешил уйти.

Приблизившись к окну, я встал около него, прижавшись спиной к холодным бревнам.

Из окна сочился неровный свет. Я осторожно посмотрел за мутное, грязное стекло и увидел стол, на котором стоял один распечатанный кувшин. За самим столом сидели три человека. Помимо Бойчука и Золика, я по голосу понял, что с ними еще какая-то женщина.

"Три человека это слишком, − огорченно подумал я, понимая, что придется либо уходит, либо ждать когда они будут ложиться спать. — Зараза!"

Уходить, как говорится, не солоно хлебавши, совсем не хотелось. В трактире меня ждал хозяин с обещанной оплатой стирки. А где я возьму деньги? Значит, оставалось одно − ждать, хоть до посинения. Причем это посинение вполне могло стать моим натуральным цветом.

Переплетя замерзающие руки на груди, я плотнее прижался спиной к стене и прислушался к разговору. Слышал я не плохо, учитывая трещины на бревнах и щели в оконных рамах. Говорили о какой-то лодке, которая перестала ходить. Потом Золик спросил у бугая, зачем он купил такое дорогое пиво. Бойчук в ответ оправдывался, говоря, что оно вкуснее.

− Надо было брать у Лизяя, − отчитывал его Золик.

− Да кислое оно у него, − басил Бойчук, − и не забирает, как нужно.

− Зато, дешевле, − нудил тот.

Не знаю как Бойчук, но меня нудные упреки Золика уже заставили бы послать его куда по дальше. Но видно здоровяк привык подчиняться своему более хилому, но умному напарнику. Поэтому оправдывался и даже извинялся.

Женщина, что сидела с ними, в какой-то момент вдруг начала собираться уходить. Я уже заколебался ждать и потому очень обрадовался.

− Погоди, сестра! − остановил ее Золик. — Куда ты так заспешила? Кувшин еще полон, а ты не все рассказала.

Женщина вздохнула.

− Ты же прекрасно знаешь, что мне пора, − бросила она. — Я итак засиделась. Погляди, ночь уже. Так что до встречи, братец.

− Я тебя провожу, − сдался он, и я услышал, как задвигались стулья.

− И я тоже, − прогудел Бойчук.

− Сидите уж! — весело цыкнула она. — Что я, дороги не знаю?

− Или я или он, − пошел на принцип Золик. — Иначе, остаешься здесь. Мало ли кто не узнает тебя в темноте и нападет. А у тебя с собой целый кошель монет. Что делать будешь?

"Валите уже нахер, кто-нибудь! — про себя кричал я. — У меня сейчас уши отпадут от холода"

Женщина недовольно попыхтела, и сказала:

− Ладно, уговорил. Пусть меня Бойчук проводит. Тебя, я гляжу, совсем от пива развезло.

− Старею, наверное, − хмыкнул Золик и обратился к Бойчуку: − Зайди на обратной дороге к Лизяю и возьми у него пива.

− Угу.

− Ну, пойдем мой рыцарь, − хихикнула женщина.

Я посмотрел в окно и увидел как Бойчук и спутница выходят из дома. Тут у меня появились сомнения. Я точно знал, что у женщины есть деньги, которые мне так нужны. Однако забрать их будет сложно из-за тяжелой артиллерии в лице Бойчука. Да и не денег ради, я сюда пришел. За другими целями!

Зато с Золиком, есть шанс, что я разберусь, учитывая, что он к тому же не совсем трезв. Но опять-таки, я не знал, есть ли у него деньги.

Подумав над вставшей дилеммой, я пришел к выводу что деньги, это конечно хорошо, но не так важно как расплата с Золиком. В крайнем случае, можно переночевать один раз и на улице. Если, конечно, меня потом пустят дожить оставшиеся дни в трактире. А это еще вопрос!

Недолго посовещавшись со своей левой ногой, я принял решение разбираться с Золиком. Долбану его чем-нибудь по башке, чтобы отключился на время и пошарю в доме. Что смогу унести, то будет мое, как говаривал один клептоман.

Пройдя от окна к крыльцу, я увидел, как женщина с Бойчуком пошли по улице. Дождался, когда они свернут хоть куда-нибудь, какой иначе смысл ее провожать, если она направляется в место, которое на этой же улице? Когда я уже с трудом углядывал в темноте их силуэты, они свернули в дальний переулок и скрылись в нем.

Я встал около двери и выпустил когти.

Первый раз в своей жизни я собирался совершить подобное деяние. И впервые я чувствовал себя ответственным за собственный поступок. Я ощущал себя живым, свободным и в силах противостоять хоть всему миру. Бороться, теряя все, но не отступать!

Глубоко вдохнул, я стукнул по двери ногой, как еще днем сделал Бойчук. Страха не было. Было ощущение, что я на экзамене, к которому подготовился, но, тем не менее, находился в колебаниях — получится или нет?

Из-за двери раздал звук сдвигаемого стула и Золик не трезво пробормотал:

− Бойчук, ты что ли? Чего так быстро?

Я понизил голос насколько мог и пробурчал что-то невразумительное.

− Чего? — не понял Золик и, брякнув металлической щеколдой, потянул дверь на себя.

− Ни чего! — откликнулся я и в полную силу саданул ногой по двери. Она раскрылась нараспашку и треснула Золика по носу. От чего он не устоял на ногах и шмякнулся своим тощим филеем на пол. Я тут же вбежал и, не давая ему опомниться, пнул его под ребро. Затем, не поворачиваясь к нему спиной, закрыл дверь на щеколду.

Он, зажимая обильно кровоточащий нос, лежал на полу и матерился.

− Ты что сделал, подонок? − уже по делу произнес он, вставая и свирепо глядя на меня. — Я же тебя прирежу!

Я не стал ему мешать вставать и выговариваться. По башке его торкнуть было нечем, поэтому приходилось импровизировать. Непродуманный план ярко показывал свои изъяны.

− Ты уже один раз это сделал, − спокойно произнес я, − Помнишь?

Как только его глаза признали меня, они чуть-чуть расширились. Я не дал ему возможности обдумать ситуацию и рванулся к нему. Расстояние до него было от силы в один метр. Расставив когти, я схватил его за горло и крепко сжал. По моим пальцам закапала его темная и теплая кровь. Однако это меня не остановило и я, буквально подняв его над полом, впечатал в стену.

Он, кряхтя, болтался над полом и с ужасом смотрел на меня. Вцепился в мою руку и дергал ногами. Потом умудрился и сильно врезал мне коленом в грудь. Я сжал зубы от боли и, убрав на левой руке когти, кулаком врезал ему в бок. Его ребра не выдержали моего удара и тихо хрустнули. Он дернулся и взвыл как белуга, правда, беззвучно, так как его горло я держал крепко.

Его глаза стали закатываться и я, испугавшись, что переборщил, отпустил его. Он упал на задницу и, разевая рот, обхватил себя руками.

Дышал Золик так, будто только что вынырнул из-под толщи воды, где просидел несколько минут.

− Отдай то, что забрал, − процедил я. Ничего другого на ум не пришло.

Золик что-то промычал, завалившись на бок и скрючившись на полу в позе эмбриона.

Я посмотрел на него и понял, что сейчас от него можно добиться только невнятных ответов. А мне были нужны конкретные. Поэтому осмотревшись в единственной комнате, я заметил в углу кровать и небольшой сундук рядом с ней.

Сундук был без замка и легко открылся, чуть скрипнув петлями. В нем лежали какие-то штаны, рубашки, женская шляпка, небольшой бурдюк, ремень и прочие шмотки. Я шустро дорыл до самого дна, выкидывая на пол все, что находил в сундуке. Ничего не нашел — одни тряпки. Ни кинжала, ни денег.

Пока я рылся в сундуке, приходилось стоять в пол оборота к Золику.

− Где мой кинжал? — повернулся я к нему, после того как ничего не обнаружил в сундуке.

Он не услышал меня и я, подойдя ближе, повторил.

Он пробормотал что-то. Я наклонился, чтобы лучше расслышать и тут он неожиданно резво засунул руку в правый сапог и, вытащив нож, попытался меня порезать по горлу или лицу. Отскочив, буквально, в миллиметре от подбородка пропустив лезвие, я поднял с пола куртку, которую выкинул из сундука и бросил на руку Золика. Как только она упала на лезвие, я схватил его за запястье и, присев, надавил коленом на локоть. Рука сломалась как спичка. Хруст!

Он заорал уже со звуком и таким высоким голосом заорал, что пришлось треснуть его в висок, дабы он отключился и не пугал соседей. Сильно не бил, чтобы ненароком не окочурился.

Время поджимало. Я боялся что не успею закончить с Золиком, до того момента когда вернется Бойчук, допивать остатки пива. Поэтому самолично обшарил всего Золика, пока он был без сознания. Из второго сапога вытащил еще один нож, но уже больше и массивнее первого. За пазухой нащупал у него небольшой кожаный мешочек, туго набитый чем-то похожим на монеты. Достал его и развязал. Точно, медяки!

Засунул оба ножа и кошель к себе под рубашку. В принципе, можно было уходить. Но... оставить Золика в живых, значило подвергнуть свою жизнь огромному риску. Я понимал, что он связан с преступным миром этого города, и найти ему меня будет не трудно. Можно было бы прямо сейчас уйти из города. Ну, ушел бы я и что дальше? Куда бы я пошел и зачем?

Сомнения раздирали меня пополам — убить, не убить. Почти как Гамлета.

И все-таки я решил не убивать Золика. Понимал, что потом пожалею, но не мог переступить через себя.

Похлестав его по щекам, я дождался, когда он придёт в сознание и зловеще прошептал:

− Я тебя убивать не буду. Но если попытаешься меня искать, искромсаю.

Нет! Я его не напугал. Он кивал, но его глаза говорили обратное — будет искать, костьми ляжет, но найдет и отомстит. Жаль. Придется с ним покончить.

Я уже собирался убить его, как мне в голову пришел еще один вопрос.

− Меня недавно ограбили, − произнес я и рассказал про старика и клад, который он мне навяливал. Про то, как меня сначала обработали дубиной, а потом бросили подыхать в доме судьи.

Он тянул время, я это отчетливо понимал. Ждал, скотина, своего дружка.

− Не молчи, сволочь! — оскалился я и выставил когти перед его глазами. — Вижу, что знаешь. Говори.

Вот когда Золик увидел, как из моей руки выросли когти, он по-настоящему испугался. Это было заметно по его вытянувшемуся лицу. Теперь струхнул!

− Этого старика зовут Жлыга, − просипел он, кривясь от боли. — Он кто-то вроде гипнотизера. Заманивает простаков в темные безлюдные места, а его громилы потом с ними расправляются. Говорят у него самый отвратительный характер и...

− Срал я на его характер! − рыкнул я. − Где его можно найти?

− Он всегда ищет свих жертв в кабаке "Пьяный весельчак".

− Часто там бывает?

Золик пожал плечами и согнулся в приступе боли. Он повалился на пол и вдруг вновь, как в первый раз, полоснул меня ножом. Откуда он его вытащил и как это проделал? На этот раз я не успел резво отскочить и получил неглубокий порез плеча и груди. Еще немного и он вспорол бы мне шею, гад.

Схватив запястье его здоровой руки, я выкрутил ее и вытряхнул нож на дощаной пол. Он попытался меня укусить, но сломанная рука помешала ему на нее опереться, поэтому он повалился с жалобным криком обратно на пол.

Его глаза были открыты, изо рта шла розовая пена.

− Сдохнешь, как собака, урод! — плюнул он в меня.

Я не хотел, но рука, словно сама занеслась над окровавленным и свирепым лицом Золика. Она тяжело опустилась прямо на его переносицу и с оглушающим треском проломила череп.

Глава IX

Я бежал. Бежал так быстро, что дома теряли очертания, превращаясь в расплывчатые темные пятна.

"Убийца. Вор. Урод! — безостановочно крутилось в моей голове".

Другая часть меня тихо оправдывалась. Брошенный в клоаку, без средств к существованию, отрезанный или даже оторванный от родного мира. Надежда на возвращение в который была отобрана без жалости и сострадания. Дважды почти мертвец. Дважды никто! Никто по социальной лестнице. Никто, потому что чужак!

Словно метеор я несся по вечерним улицам Каруша. Не замечая никого и ничего вокруг. Мчался, еле касаясь дороги.

Временами мне казалось, что я лечу. И так действительно было. Я подпрыгивал на несколько метров высоту, когда видел перед собой какую-нибудь преграду и приземлялся далеко за ней. Часто на моем пути попадались люди, бредущие как в замедленных кадрах. Я прыгал через их головы. Скакал как гигантская саранча. Один раз мне даже удалось зацепиться когтями за стену каменного дома. Когти глубоко вошли в камень, оставив в нем рытвины, как в сухой земле после плуга.

Бежал и не хотел останавливаться. Словно задался целью извести себя и загнать до смерти. Но в то же время я отчетливо понимал, что от себя не убежишь и потому все-таки заставил себя затормозить. И вовремя. Чуть не пролетел мимо трактира "Любезный Бошек".

Остановился рядом с черным входом моей любимой гостиницы. Нехорошая привычка у меня появилась, заходить в нее через черный вход. Необходимо было это исправить.

Из дома Золика я взял себе штаны, рубашку и толстый плащ. И хоть мне было немного противно одевать их на себя, я все же облачился в них. Прямо тут, на улице около трактира, в темном углу, дабы не привлекать лишнего внимания. Людей тут вроде не было, но кто знает?

Переодевшись в вещи Золика, которые почти подходили мне по размеру, я накинул плащ на плечи и завязал тесемки у шеи. Золик был худ, но я тоже не потолстел за последнее время. Даже наоборот − весьма исхудал. Питание ни к черту, да организм постоянно высасывал запасы на восстановление. Так что выглядел я не самым лучшим образом.

Обойдя трактир, я постоял у крыльца, разглядывая через маленькие окошки суету в зале. Там было немало разночинного народу. Кто-то аппетитно расправлялся с жареными ребрышками, которыми так тянуло на улицу, что я чуть не падал в обморок от сладости этого запаха. Другие, что-то смачно глотая, пили из потемневших кружек, потом широким жестом вытирали мокрые губы и бороду. Желудок нервничал, когда я глядел в окно на эту картину всемирного обжорства.

Не заметив в трактире ничего опасного для себя, я распахнул двери и в кои-то веки вошел в трактир, как нормальный человек. Ну, может, не совсем нормальный? Но я надеялся, что об этом никто не знает. Я и осторожничал только потому, что Бошек мог заявить на меня в городскую стражу: "Мол, приходит постоянно в крови, денег не платит. Чем занимается?"

Зайдя в зал, наполненный шумом питающегося народа, я огляделся в поисках хозяина. Бошека нигде видно не было. Только две официантки, крутились около столов, принимая и разнося заказы. Я подумал, что так даже лучше и направился в свою комнату.

Умыться не получилось, так как кувшин был пуст. Но я кое-как привел себя в порядок, глядя на свое лицо в маленькое мутное зеркальце на умывальнике. Причесал свои волосы пятерней. Они были такие грязные и сальные, что моментом измарали мне руки.

"В баньку бы сходить, − мечтал я, − да сбрить щетину. Чешется ужасно".

Я достал кошель и присел на кровать. В тусклом пламени свечи света было немного, но мне хватало, чтобы понять, что я стал обладателем целой горсти медяков и пятнадцати сераков. Живем!

Засунув деньги обратно, я закинул мешочек за пазуху. Оставил в руке только десять медяков и серак.

Спустился в зал и сел за один из нескольких свободных столиков. Минут через пять ко мне подошла незнакомая официантка и спросила, что я буду заказывать.

Двадцать минут спустя я уже обгладывал свиные ребрышки и запивал это медовым пивом. На гарнир мне дали какие-то вареные овощи красного цвета, похожие по вкусу на картофель и болгарский перец одновременно. Было это довольно вкусно, особенно с душистыми, еще горячими булками.

Я ел не очень осторожно и потому в какой-то момент почувствовал, как во рту что-то хрустнуло.

"Черт! − ругнулся я. — Еще не хватало зуб сломать".

Достав кусочек зуба, я оглядел его со всех сторон и пришел к выводу, что это не мой зуб. Более того это был вообще не зуб, а осколок кости что я обгладывал. Я кинул его на стол, расслабляясь оттого, что не придется искать здесь стоматолога. Я и в своем-то мире их старался избегать, а уж представить, как они выглядят здесь, я даже не решался.

Потрогав передние зубы, чтобы еще раз убедиться, что все они целы, я вдруг почувствовал боль в пальцах. Поглядев на пальцы, я увидел на подушечках капельки крови. Еще раз прощупав свои зубы, я понял откуда кровь на пальцах. Резцы превратились в острые клинообразные копья. Такие острые, что одного легкого прикосновения хватало для пореза.

"В кого же я превратился? — ошеломленно стучала мысль в голове. — Когти, регенерация, скорость и вот теперь зубы".

Нет, не зубы — клыки! Самые настоящие клыки. Засунув пальцы в рот, я ощупал все свои зубы, включая и коренные, которыми жуют. Все они стали острее. Акульи челюсти какие-то!

Оставалось только смириться и находить плюсы даже в этом. Ну что же... По крайней мере мясо было жевать легко. Да и я надеялся, что они не будут у меня постоянно торчать. Как когти — будут вырастать, когда появится в них нужда.

Вот они и появились. Видимо молодой поросенок, чьи ребрышки я ел, оказался свиньей пенсионеркой, которая умерла, скорее всего, от старости.

Плевать. Когти, клыки. С этим как-нибудь проживу. Главное, что не хвост с копытами и рогами. А-то и в панику впасть не грех с такими подарками.

Я вновь принялся за еду, махнув на всю эту чертовщину.

Спокойно насытится мне не дали. К столу подошел замеченный мной ранее хозяин. Он вышел из подсобного помещения и, покрутившись около часов, ушел на кухню. А уже оттуда вышел прямиком ко мне.

− Добрый вечер, − мило поздоровался я с ним, вытирая руки об штаны.

− Добрый, − пробормотал он. — Я вижу, вы раздобыли деньги и, наверное, теперь готовы оплатить стирку?

Я положил на стол перед ним десять медяков и добавил еще столько же.

− А это мои извинения за задержку, − показал я на них.

Бошек довольно скривился и смахнул деньги себе в ладонь.

− Белье будет сейчас же постелено, − произнес он и резво ушел, оставив меня насыщаться ужином.

Я съел все, что мне принесли и уже допивая остатки медового пива, понял что хочу теперь только спать. Глаза слипались, голову неудержимо клонило к земле или, в данном случае, к столу. Поэтому взяв себя в руки, я вяло отлипнув от лавки, ушел в свою комнату, где действительно уже успели постелить новое белье.

"Завтра, Жлыга, я приду и к тебе, − засыпая, думал я. — Приду, и ты отдашь все, что забрал у меня. А потом я смоюсь из этого дьявольского мира!"

На завтрак я вставать не стал и сладко проспал до самого полудня. Никто меня не трогал, никуда не гнал. Тишина и спокойствие. Единственное, что меня мучало, это желание сходить в душ, баню или залезть в ванну. Да что угодно, лишь бы нормально помыться. С мылом.

Я спустился на первый этаж и поймал мальчишку. Он тащил корзину с пыльными бутылками из подсобки.

− Есть в этом городе место, где можно помыться? — спросил я, держа его за плечо, чтобы не убежал.

Он задумался, опасливо посматривая на меня.

− В нашем трактире можно, − пробормотал он. — Только пока воду нагреют, придется ждать почти час.

Блин! Что же я раньше-то не спросил?

− Ну, а в другом месте?

Офрик, я, наконец, вспомнил его имя, поставил корзину на пол и почесал голову.

− Дык, наверное, в любом месте, где комнаты сдают, − просто ответил он и, захватив корзинку, пошел по своим делам.

− В любом, − пробурчал я, выходя на улицу.

Прежде чем найти трактир или таверну, где можно будет смыть с себя грязь и пот, зашел на рынок прикупить себе сапоги. Мои кроссовки все-таки не выдержали испытаний морской водой, грязью и прочими неприятностями, поэтому пришли в полную негодность. Швы расползались, подошвы на пятках еле держалась, короче, выглядели они просто жутко.

Бродя по рынку, я присматривался к торговцам и их товарам. Ценников почему-то я ни у кого не заметил. А подходить и спрашивать стоимость того или иного товара, смысла пока не видел. Не потому что скупердяйничал или боялся переплатить, просто я пока не видел никакой обуви. Зато нашел в одном месте мужика продающего всякие ремни.

Я подошел, постоял, высматривая ремень, который мне понравится. Штаны сваливались с меня, поэтому необходимо было их чем-то закрепить.

Мужик не обращая ни на кого внимания, сидел на низком стульчике и делал ремень из длинной полоски кожи. Он вырезал и подрезал маленьким ножичком кусок неровной кожи. Около него стоял ящичек с инструментами, в котором лежали всякие иглы, обрезки, стеклышки, цепочки.

Когда я подошел к его лотку, а надо сказать что все рыночные торговцы раскладывали свой товар на стандартных деревянных столах, он только мельком глянул на меня и вновь принялся чего-то там резать.

− Почем ремни продаешь? — спросил у мужика.

Он поднял голову и ухмыльнулся, показывая полу беззубый рот в обрамлении светлой клочковатой бороды.

− А какой тебе понравился? — произнес он.

А не еврей ли ты, хотелось спросить мне его, но я сдержался и показал на понравившийся мне ремень.

− О! — он взял в руки эту полоску кожи и ласково погладил ее. — Это парень, лучший ремень из тех, что я сделал. Отдам тебе его за... − он подергал себя за бороду, закатывая глаза и шевеля губами. Потом хлопнул себя по груди, и слишком решительно выдохнул: − три серака. Нет, забирай за два! Все, я решил, за два серака.

Я не знал реальной цены этого ремешка, но та, что он назвал, показалась мне несколько завышенной. Хотя ремень и правда, был хорош. Широкий, сантиметра четыре не меньше. Черный, прошитый по бокам толстой серебристой нитью. Но больше всего меня привлекло все-таки не это.

Массивная пряжка этого ремня была сделана из темного металла в форме когтистой лапы. Она была как живая, с такими четкими чертами, словно ее отливали с живой руки. Мне он сразу приглянулся именно из-за этой детали, поэтому я не пожалел денег и купил его. Правда, в счет той же суммы, сторговал с продавца еще подходящую к ремню перевязь.

− Слушай, а ты не знаешь где можно сапоги купить недорогие? — спросил я мужика, перепоясываясь.

Он встал и перегнулся над своим лотком; поглядел на мои кроссовки и, скривившись, будто съел кислятину, произнес:

− Ну, сапоги на рынке ты не купишь. Это тебе надо идти к сапожнику в лавку.

Я потянул ремень, проверяя, как он держится. Нормально.

− Куда идти-то?

Он показал рукой в сторону и пояснил:

− Пройдешь торговца нитками и свернешь направо. Потом прямиком выйдешь к лавке сапожника. Но у него дорого. Если надо подешевле, то иди до Штака Мелога, он мастер хороший, обувь крепкую делает. А если нужно, то и старую починит.

− Как мне его найти? — вновь спросил я, запоминая имя сапожника.

− Да он здесь недалеко живет. Спросишь, тебе покажут.

− Спасибо, − поблагодарил я его и пошел по указанному им пути.

Некоторые продавцы зазывали покупателей, расхваливая свои товары на все лады. Другие молчали, важно разглядывая потенциальных покупателей. Народ толкался, снуя мимо прилавков. Я несколько раз ощущал, как меня ловко обшаривали чьи-то, словно воздушные, руки. Кошель с ножами держал за пазухой, прижимая их для верности к животу рукой. Так что ловкачи-карманники ничего на мне не поймали.

Публика неспешно текла, чего-то шумела. Суета, короче.

Я, наконец, увидел лоток заваленный горой ниток и щуплого юношу за ним, смотрящего на всех каким-то сонным безразличным взглядом. Он и по мне мазанул своими мутными глазами, когда я прошел мимо него и свернул на право, как велел торговец ремней.

Вскоре я вышел с рынка и почти уткнулся в стеклянную витрину лавки сапожника.

"Если я одену такие сапоги, − думал я, разглядывая выставленную на витрине обувь, − я перестану себя уважать окончательно".

Сиреневые, зеленые, голубые полусапожки, с бантиками и камушками на носках меня совершенно не прельщали. При этом, судя по размеру стопы, это были именно мужские сапоги. Как же тогда выглядели женские?

Я в нерешительности остановился, думая, куда идти дальше. Огляделся в поисках того кто смог бы мне подсказать и увидел только маленькую девчушку в простом сером платьице и старой поношенной шляпке, которая то и дело сползала ей на лоб.

Она стояла около магазинчика, вывеска которого гласила, что в нем продается лучшее мясо в городе. Так и написано было: "Лучшее мясо Каруша!"

− Привет, принцесса! — подошел я к ней. — Не подскажешь, где мне найти сапожника Штака Мелога?

Она перестала накручивать нитку от платья на палец и внимательно посмотрела на меня яркими живыми глазками.

− Не знаю, − помотала она головой и предложила: — Спросите у моей мамы.

− А где твоя мама? — оглянулся я по сторонам.

Девочка показала маленьким пальцем на мясную лавку.

− Она покупает мясо для Моци Крадеша.

Я, дождался когда мама девочки вышла из магазина и узнал у нее дорогу. Это оказалось и впрямь, недалеко.

Минут за пять я дошел до дома, на двери которого был нарисован кривой башмак и шило. Постучавшись, я толкнул дверь на приглашение войти и вошел.

Вскоре я вышел из мастерской сапожника беднее еще на полтора серака, но с двумя высокими крепкими сапогами в руках. Они больше всего походили на ботфорты, только имели более острые носки.

Я не стал их одевать, решив, что сделаю это, когда хорошенько отмоюсь. У сапожника я спросил, где можно совершить водные процедуры и он посоветовал мне сходить не в трактир, как я до этого собирался, а в некое заведение под названием "Шамада". Мол, там меня и, помоют и побреют и подстригут, если надо. А если захочу, то мне и девушку выделят для утех.

Отправившись икать заведение где моют, бреют и ублажают, я по пути зашел в случайно встреченный мной магазин готовой одежды. Там за два с половиной серака подобрал себе неплохие черные кожаные штаны с курткой и легкую серую блузу.

В салоне "Шамада", меня приняли как родного, обласкали и посадили в кадушку, наполненную теплой водой. Я чуть не уснул когда девушка, весьма миловидная, стала делать мне массаж шеи и плеч. Затем она вымыла мне голову жидким, приятно пахнущим цветами, мылом.

− Желаете чего-нибудь еще? — спросила она милым голоском.

Прекрасно понимая о чем она меня спрашивала, отрицательно помотал головой. Я совершенно не чувствовал желания и тем более сил на это "что-нибудь". Да и никогда не был любителем таких услуг. Не осуждал, но и не хвалил.

Я попросил ее оставить меня одного. Когда она ушла, я жесткой вихоткой принялся оттирать от себя грязь. Покончив с этим, я вылез из кадки и, одев халат, присел перед умывальником с круглым зеркалом.

Бритвенные принадлежности, состоящие из пары полотенец, миски серой пены для бритья и бритвы, очень похожей на обычную опасную бритву, лежали на столике рядом с умывальником. Так же там были костяная расческа и ножницы, несколько необычной формы.

Зачесав волосы назад, я решил вообще их не стричь. А вот щетину все-таки снял, правда, только со щек, оставив тем самым небольшую бородку и усы. Пусть растут, подумал я, а то совсем за мальчишку принимать будут.

Заодно подстриг ногти на руках и ногах. Правда, долго думал перед этим: не лишусь ли я в результате этого когтей? Нет, не лишился! А-то я к ним начал уже привыкать. Оценил, так сказать, их полезность.

Переодевшись в новые вещи, я оглядел себя в зеркало и в целом, остался доволен собой. Не хватало только меча, лошади и дамы сердца. Правда, мечом я пользоваться не умел, лошадей боялся, а на дам у меня пока не было лишних сил и нервов. Значит, пока все нормально.

Оставив в салоне два серака, я накинул плащ и вышел на улицу, посвежевший и чистый, как лесной воздух после дождя. Настроение было приподнятое, до тех пор, пока я не вспомнил, что мне еще надо разобраться со стариком.

− Тварь какая, − бурчал я себе под нос, направляясь в кабак "Пьяный весельчак". — Жлыга. Подходящее имя. Мерзкое такое.

Вещи, которые я позаимствовал у Золика, выкидывать не стал. Смена белья − это важно. Кстати, нижнего белья здесь не носили. Вместо этого надевали тонкие подштанники, что-то вроде шелковых лосин. Естественно, позволить себе это могли, только люди состоятельные. К тому же мода на них появилась совсем недавно, как мне сказала девушка из салона. Я также спросил у нее про расположение улиц в городе, про районы. Она много чего сказала интересного.

Например, я узнал, что город имеет форму квадрата. В Северном районе живут респектабельные люди — богачи. В Южном находятся трущобы. Западный и Восточный районы — вотчина мастеровых, торговцев, моряков и прочих людей. В центре располагался рынок. Каждая улица своим названием сразу же показывает, в каком районе она находится. Девушка для примера назвала мне несколько улиц: "Западный свинопас, Восточный задор, Северный риф, Южный нос и другие в том же духе".

Она еще поведала мне, что улица, на которой находится "Пьяный весельчак" называется Западный клин. А усадьба судьи и храм находились на окраине города, всего в трех квартала от кабака. Видно старик водил меня кругами, когда мы шли туда. Мне тогда показалось, что мы прошли полгорода, а никак не три квартала. Теперь-то уже ясно, что он меня просто старался запутать.

Кабак, что я разыскивал, находился на границе Западного района и трущоб. Если б я знал в ту проклятую ночь, что к трущобам лучше вообще не приближаться, ни за что бы туда не пошел. Ведь у людей всегда так: где самые бедные районы, там самый низкий уровень жизни и самая высокая преступность! Арифметика проста как день. Ясно же, что зайдя в питейное заведение где-нибудь на окраине города, можно почти со стопроцентной уверенностью нарваться на неприятности. И совершенно неважно, какая степень развитости у государства. Пока есть беднота и толстосумы, будут и такие места!

В этот раз я шел туда сознательно, отчетливо понимая, что это за место. У меня была цель. Внятная и простая, на уровне теории: найти Жлыгу и выбить у него свои вещи. Если не захочет отдавать или прикинется дурачком, то вытрясти из него всю душу.

Подойдя к кабаку, я накинул на голову капюшон, дабы старикан не узнал меня раньше времени и вошел внутрь.

Зал был почти пуст. Ни музыкантов, ни певицы. Только пятеро вооруженных человек сидело за одним длинным столом, молча поедая суп. На двоих были нагрудники, на остальных толстые кожаные доспехи. Все они были при мечах и арбалетах, лежащих на столе по правую руку от каждого субъекта. А недалеко от них, ближе к сцене, сидел угрюмый мужик и в одиночку глушил крепкое вино.

Пройдя мимо них, я пристроился в уголке, так чтобы видеть входящих посетителей. План был прост: дождаться Жлыгу, и когда он попрется обратно, проследить за ним. И если все будет удачно, то уже сегодня я верну отнятое.

К сожалению, такие уродливые планы, могут работать только в розовых мечтах юных девственниц. Хотя я особо и не рассчитывал на него, понимая, что он слишком прост.

Жлыга заявился через два часа и совсем не один. С ним в кабак ввалились трое звероподобных мужиков с густыми свалявшимися бородами. Один из них был одноглаз и осматривал зал маленьким зрачком здорового глаза. Второй, полностью лысый с обваренной кожей на правой стороне лица. Третий, заросший по самые глаза густой бородой, но хилым хвостиком волос.

Они были одеты в кожаные доспехи и сплошь увешанные колюще-режущим оружием. У обваренного, за широкий пояс, поверх доспеха, был засунут шестопер. Страшная штука. Скорее всего, именно им меня и "околдовали". Чудо что я выжил после такого массажа! Если бы не моя скорая регенерация, лежать бы мне и поныне под ворохом мусора в доме судьи.

Сидя в углу, я пил второй кувшин белого пива. Так называемый местный безалкогольный напиток естественного брожения, можно сказать квас, только не сладкий. Прихлебывая его из кружки, я наблюдал через низко надвинутый капюшон, как Жлыга и его приспешники садятся за стол и делают заказ.

Напыщенный официант притащил мне вторую тарелку горячего рагу, и я не спеша принялся поедать его, изредка бросая короткие взгляды на Жлыгу.

Он и его подельники молча съели целую гору жареной рыбы с овощами в кислом соусе. Запах этого соуса густым облаком висел в зале и был так силен, что у меня даже чесался нос, и непреодолимо хотелось чихнуть.

Когда они наелись, свита старика отсела от него за другой столик и принялась играть в какую-то игру, смахивающую на домино, и поглощать жидкость из большого кувшина. Жлыга в отличие от них остался сидеть в молчании с одной кружкой за своим столом. Его пронизывающий взгляд изредка касался меня. Я ощущал, как он вцепляется в меня своими глазками, оценивая на предмет возможности меня обобрать. Такой неприятный, скользкий и холодный взгляд, словно я проститутка из борделя. Гадкое ощущение, надо признать.

Ничего высмотреть он не смог. Я был полностью скрыт плащом и лица своего из-под капюшона не показывал.

Часа через два в зале уже было полно народу. По стенам зажгли свечи. На сцену приперлись музыканты с опухшими лицами, и вяло принялись подкручивать и подтягивать свои инструменты. В принципе все их бренчалки и дуделки в той или иной мере были похожи на инструменты из моего мира. Мандолины, гитары, смычковые, духовые. Только у одного музыканта, − молодого парня в ярко-желтом халате, было что-то невообразимое. Какая-то чудовищная помесь ведра, волынки и костыля. Он дул в длинную трубу, присоединенную к ведру, стоящему на ножке и стукал тонкой металлической палочкой по нескольким шипам. Они, торчали из стенок ведра как из булавы. Звук был непереносимо ужасный. Такое ощущение будто орала заикающаяся кошка, которую подвесили за хвост.

Просидев еще какое-то время, я с сожалением решил уйти. Во-первых, Жлыга никуда не собирался, он все так же одиноко сидел за своим столиком, выглядывая очередную жертву. Во-вторых, на сцену выползла местная примадонна и под музыку начала задирать ноги. Устроила бешеный канкан под редкие аплодисменты уже накачавшегося мужика. В-третьих, мне просто надоело сидеть в этом заведении.

Когда я встал и направился в сторону отхожего места, краем глаза заметил, как двое мужичков быстро глянули на меня и отвернулись. Уже не первый раз я ловил их заинтересованные взгляды на себе. Судя по их виду, не трудно было предположить, что они наметили меня в качестве щедрого и мертвого спонсора. Их драные дерюги и кривые бандитские рожи ясно давали понять, что ножи и кулаки − их основные орудия труда.

Я зашел за дверцу, ведущую в комнатку с туалетом, и поглядел на эту парочку сквозь щель в двери. Они засуетились и о чем-то шепча, метнулись из кабака на улицу. Ясно! Будут караулить меня из темноты, а потом поведут и где-нибудь нападут.

Так я вам и дался, мелькнуло у меня в голове. Появился даже какой-то азарт, забурлила кровь, предчувствуя опасность.

Выйдя из кабака, я оглянулся в поисках мужичков, хотя особо и не рассчитывал что увижу их. Так и вышло — на улице было уже темно и почти никого. Только женщина, освещаемая редкими фонарями, стояла напротив через улицу, прислонившись к стене дома. Работала.

Сомневаясь все больше и больше, что дождусь, когда Жлыга уйдет, да еще один, я решил поймать его у старой усадьбы судьи. Мне подумалось, что это не плохая идея. Рано или поздно он все равно найдет какого-нибудь простака, на вроде меня и запудрит ему мозги кладами и сокровищами. Приведет его к храму, а там его буду ждать я.

Следуя этому плану, я пошел к храму, вслушиваясь в тихие шаги позади меня. Мой слух значительно улучшился за последнее время, впрочем, как и зрение.

Такие основательные изменения произошли после того, как Золик пырнул меня в живот и я барахтался в каком-то океане смерти, но выплыл оттуда. Мне вообще казалось, что я тогда умер, но вновь возродился, и в результате этого мое тело наконец-то перестроилось окончательно. Все, что могло, встало на свои места. Больше не было никаких сбоев, и чувствовал я себя прекрасно.

Я очень неплохо видел в темноте и уверенно топал в сторону храма, ведя за собой как на поводке грабителей. А они шли, даже не догадываясь, что их ждет. Поменяем местами жертву и нападающего.

Свернув на пустынную и совершенно не освещенную улицу, я отчетливо услышал, как шаги за моей спиной ускорились. Слегка притормозив, я позволил подойти им ближе. Словно третьим глазом я определил, что мне опускается что-то на голову.

Резко развернувшись, я поймал занесенную над моей головой кривую палку и прямым выбросом ноги в живот послал первого нападавшего на мостовую. Вслед за ним у меня из руки выскользнула и палка. Видимо она была привязана к руке разбойника за ремешок.

Второй кинулся на меня с кривым засапожником, намереваясь порезать меня крест-накрест.

Я выпустил когти и хищно оскалился, показывая свои зубы мужику. Но, толи он их не увидел, толи они его не испугали, потому что он как заведенный махал перед моим лицом лезвием.

Не ожидая такого напора от грабителя, я слегка стушевался и моментально получил несколько легких царапин в грудь. Спасала меня только быстрота, с которой я изворачивался от бешеного мужика махающего ножом, как мясорубка. Паника начала давать знать о себе. Мне уже не было так интересно, как вначале и я не чувствовал себя способным уйти невредимым. А еще думал, будто поменяю местами жертву и бандита. Как же!

Твою мать, внутренне рычал я, ища возможности полоснуть противника коготками! Но этот пропеллер не давал мне такого шанса. И, похоже, что скоро он мог прижать меня к стене и искромсать на фарш. Оставалось либо бежать, либо...

Не успел я додумать мысль, как в моей голове что-то щелкнуло и движения мужика, махающего перед моим лицом засапожником, вдруг замедлились. Он махал ножом, словно на тренировке показывая все в замедленном темпе. Однако по волнам воздуха я понял, что замедлился не он, а я ускорился. Как тогда, когда я бежал от дома Золика.

Не теряя времени, я легко преодолел уже не смертельные размахивания ножа и нырнул под руку мужику. Вонзив когти в его живот, я распорол его как старую простыню и остановился, наблюдая, как его медленно разворачивает вокруг своей оси и бросает на землю.

Второй мужик уже встал и, злобно скалясь, летел на меня. В одной руке он держал свою дубинку, а в другой нож. Все на той же скорости я пропустил мимо себя дубинку и схватил его за запястье. Второй рукой снизу вцепился в его локоть и, слегка подняв его, вывернул его руку, придавливая ее к земле. Видел однажды такой прием в айкидо и сейчас его провел почти безупречно. Правда, только за счет скорости и повышенной силы. Не будь их, ничего бы не получилось. Но лиха беда начало!

Мужик, потерял равновесие, носом врезался в мостовую и затих. Я разом замедлился, и на меня нахлынул шум звуков. Оказывается, даже ночью, на глухой улице бывает шумно. Шепчется слабый, почти не ощутимый ветерок, скрипят дома, шелестят деревья за стеной у дома судьи.

Переводя дыхание, я стоял посреди улицы и успокаивал колотящееся сердце. Оба грабителя повержены и лежат ничком без движения. Из-под первого вытекает черная лужа, отражая в себе редкие звёзды. И не надо проверять, и так ясно — труп.

Второй, тот, что меня дубинкой хотел причесать, еще дышит, просто отключился.

Наклонившись, я поднял его за дерюгу и оттащил в ближайший переулок. Там было тихо, и никто не должен был нам помешать беседовать. Привалив его спиной к каменной стене низкого домика, я пару раз хлестанул его по бороде, приводя в чувство.

− Какого... − начал он вставать.

− Сидеть!

Я придавил его рукой к земле, вонзив когти в плечо.

− Уйди, сука! — заорал он выгибаясь. Пришлось его еще раз треснуть по бороде.

− Заткнись, если жить хочешь, − прошептал я, вглядываясь в его глаза.

Он замолчал, скрипя зубами от боли.

− Что тебе надо? — зло проскрипел он и потянулся рукой под свою хламиду.

Пришлось оскалиться, показав ему свои клыки и тем самым предупредив о неправильности его поведения. Он в ужасе раскрыл глаза и вжался в стену.

− Жлыгу знаешь? — спросил я его.

Он еще сильней вжался в стену и, пуская слезы, застонал. Я даже растерялся от такого поворота. Однако руки не выпустил и даже наоборот, глубже вонзил когти. Он взвыл и забормотал что-то неразборчивое.

− Отвечай на вопрос, − сильно тряхнул я его.

− Знаю Жлыгу! Знаю, − тут же затараторил он.

− Где живет?

− Не знаю! — завыл он. — Мамкой клянусь, не знаю. Он переехал недавно, а до этого в трущобах жил. Не убивай...

− Да нужен ты мне! — я отпустил его плечо и тут же врезал ему в челюсть. Его зубы клацнули, как кубики льда в стакане и он мешком повалился на бок. Приложив пальцы к его шее, я нащупал чуть ускоренный пульс под свалявшейся бородой. Убивать не стал, не потому что вдруг воспылал любовью к человеку или жалостью, просто решил, что незачем. Бессмысленное убийство никого не красит. Одно дело в схватке, когда твоей жизни угрожает безликая старуха с косой. И совсем другое — когда убиваешь, потому что можешь. Стоит начать, и сам уже не остановишься.

Грабителей оставил на своих местах: одного, с распоротым брюхом, на дороге, второго, там же, где допрашивал.

Отряхнувшись, я поправил порезанную в нескольких местах рубашку. Порезы были неглубокие, поэтому кожа на ранках уже затянулась розовой пленкой.

− Зараза! — вслух бормотал я, направляясь к усадьбе судьи и храму. − Так никаких рубашек не напасешься. Надо вбить себе в голову перестать подставляться иначе когда-нибудь мне не повезет!

За размышлениями об улучшении своих скудных боевых навыков, я дошел до ворот, за которыми была аллейка, где меня ограбили. Взвинтив на полную мощность слух и зрение, я остановился около входа и замер. Вслушиваясь в каждый шорох, я врезался глазами в аллею, обшаривая каждое деревце на предмет спрятавшихся там людей. Ничего, тишь да гладь.

Осмотрев всю аллейку, я нашел небольшой пятачок вытоптанной травы за деревьями и несколько дощечек. Они были выкрашены черной краской и прибиты к стволам так, чтобы скрывать тех, кто сидит в засаде.

"Значит, вот где вы прятались". − Осматривал я засаду, чуть ли не ползая на коленях.

По моим прикидкам время было около девяти вечера, а это значило, что вскоре сюда мог нагрянуть Жлыга со своей вооруженной свитой. Стоило поспешить занять выжидательную позицию.

Подойдя к руиноподобной усадьбе я, вонзая когти в камень, ловко забрался на второй этаж. Мне это так понравилось, что я еще несколько раз лазил туда-сюда. Будто человек-паук даже забрался на крышу, но она была столь ветхой, что я не решился на нее ступить. Усеянная мелкими дырами в ребристой черепице, она была похожа на сахарный дуршлаг.

Прекратив баловаться, я все-таки влез в небольшую комнату. Выбрав место рядом с окном, на участке еще не совсем прогнившего пола, постарался устроиться так, чтобы видеть любого, кто будет проходить мимо дома к храму. Сел и затих.

К моему глубокому сожалению в эту ночь никто не пришел. Сидеть здесь целыми днями мне совсем не хотелось, да и перекусить бы не помешало, поэтому я с рассветом ушел в гостиницу.

На следующий вечер, не заходя в кабак, я сразу ушел в дом судьи. Где ожидая Жлыгу, я провел в полном одиночестве еще три бессонные ночи.

Глава X

Лишь на четвертую ночь, я услышал далекие голоса. Я как раз в это время был занят тем, что в полной темноте разглядывал кожу на пальцах. Только этим вечером я заметил, что она уплотнялась и грубела, когда из пальцев вылезали когти.

Рассмотреть детально, что происходило с кожей, не получалось из-за отсутствия света. Хотя видеть в темноте, будто смотришь черно-белое кино, мне тоже очень нравилось. Всегда казалось, что человеку не хватает именно этого. Жаль, что видел не в красках, а то бы вообще, было замечательно.

Голоса приближались, обмениваясь мнениями на счет каких-то ушлепков. Я осторожно выглянул из окна и увидел троих громил, проходящих по аллейке. Они немного не дошли до ее конца и нырнули сквозь деревья в засаду, обнаруженную мной несколько дней назад. Судя по всему, это были верные товарищи господина Жлыги. Ну а раз они пришли, значит, скоро прибудет и старый гипнотизер.

"Ну что ж, устроим шоу". − От нетерпения я потер руки, предчувствуя скорую возможность поквитаться со стариком.

Брать Жлыгу сейчас я не решился. Не дай бог, помрет на месте или сбежит и заляжет на дно. А может, еще чего вытворит! Люди перед страхом смерти способны на удивительные поступки.

Нет, решил я, спугивать его сейчас не стоило. А то, сдавалось мне, я его потом найти не смогу. Или что еще хуже — окружит себя кучей охранников и устроит охоту на меня. Оно мне надо? Значит, постараюсь захватить одного из громил и выпытать у него адрес Жлыги.

В засаде затихли. Через полчаса утомительного ожидания в ворота вошли двое. Из моего окна, откуда я слегка высовывался, ворота видно не было, но зато я прекрасно слышал.

Одним из говоривших был, несомненно, Жлыга, а вот голос второго, со слегка пробивающейся хрипотцой, принадлежал какому-то мальчишке.

Пара прошла аллейку и свернула к храму. Жлыга шел с фонарем, а рядом с ним топал щуплый паренек лет пятнадцати. В добротной одежде и с тонкими украшенными ножнами на боку. Теперь понятно, о каком ушлепке шла речь между громилами.

Старик ужом вился вокруг мальчишки, елейным голосом убеждая того в исключительности. Пел ему, чуть ли не дуя в ухо про то, что парень не просто имеет шанс отыскать клад, а просто обязан его найти. И никто кроме него!

− Почему? — вопрошал зеленый кладоискатель.

− Да потому что вы очень умный и интересующийся молодой человек! — разжигал огонь самолюбия в парне Жлыга.

"Вот сука! − подумал я. − Как заливает".

Тошно становилась от одного воспоминания, что я так же попался на такую удочку. Мне ли не знать, как людей заманивают в секты в моем мире? А все равно лопухнулся.

Старик между тем продолжал обрабатывать парня:

− Теперь людям нужны только деньги и развлечения. Не так как вам, господин — знания!

Они подошли к руинам, оставшимся от храма и старик, поставив фонарь у стены, откинул дерн и извлек из-под стены лопату. Передав ее парню, он понес очередной бред про приведение и прочую чушь, на вроде того, что надо копать только ночью.

Парень с безумным остервенением принялся ковырять, уже вдоль и поперек перерытую землю. А старик в это время стал постепенно удаляться к аллее.

Проходя сквозь нее, он еле слышно прошептал:

− Этого спрячьте так, чтобы его больше никто и никогда не увидел. Утром ко мне.

Он ушел, а я вдруг сильно пожалел, что забрался в дом судьи. Сейчас бы незаметно последовать за ним и пришпилить его к стенке. Нет, незаметно не получится. Пока буду выбираться, мог нашуметь или опоздать. Черт с ним, пусть идет.

Да и, если честно, мне стало немного жаль парня. Знать, что его сейчас убьют, и ничего не сделать для того, чтобы предотвратить это, было бы совсем неправильно. Поэтому я все-таки принял решение остаться и помочь ему.

Как же мне надоело действовать по обстоятельствам. Все время приходится отметать намеченное заранее и бросаться вперед, надеясь на авось.

Нет, все-таки построение планов не моя стихия. Надо лучше думать! Вот она подушка моего времени — не хочешь думать сам, за тебя подумают другие. Но уж не обессудь, когда окажется, что ты все профукал. И не пеняй на судьбу-злодейку или на чужого дядю. Не хочешь думать — клюй что дают. А когда придут рубить башку, забитую всяким мусором, не сучи лапками и покоряйся. Ибо если всю жизнь человек живет чужими мозгами, а своими скрипит лишь иногда, выбирая, что сожрать, одеть или посмотреть по телевизору, то назвать его можно никак иначе как балластом! А в этом мире пока не так! Приходится думать, напрягать извилины, чтобы просто выжить.

Пока я распинал себя, парень увлеченно колупал землю. Спустя какое-то время он бросил лопату и, чертыхаясь, сел рядом с ней.

Он что-то тихо бормотал, потирая виски. Видно, приходил в себя и пытался понять, какого лешего он здесь делает посреди ночи? Я в это время с нетерпением ждал, когда он пойдет обратно. Придется, конечно, попотеть, чтобы уложить троих вооруженных до зубов громил. Это тебе не те два мужика с засапожниками. Я там-то еле вывернулся, а уж что меня тут ждет и представить трудно.

В принципе, я уже решил, что действовать буду максимально жестко и быстро. Так что все сомнения гнал от себя прочь. Пусть они боятся! Вряд ли они ожидают, что на них самих устроили засаду с когтями и клыками.

Наконец юный кладоискатель перестал себя истязать думами и подозрениями, и вяло поплелся к аллейке. Я уже приготовился прыгать из окна, когда он остановился в нескольких шагах от засады и мгновенно обнажил клинок.

− Кто здесь? — насторожился он, принимая боевую стойку.

А парень-то не такой уж и лопух. Почувствовал или может, услышал, что он здесь не один. В любом случае засада была раскрыта, и теперь разбойники не смогут воспользоваться эффектом неожиданности, как в случае со мной. Так в принципе и оказалось.

Из темноты выскочил один мужик и резво махнул перед лицом парня шестопером. Тот чудом увернулся, отпрыгнув назад, но полностью равновесие удержать не смог и его повело назад. Следом за первым громилой выскочили его два товарища и кинулись на помощь своему вожаку, будто это он был в опасности.

− Танцуем! — прошептал я себе, вылетая из окна.

От дома, где я прятался, до входа в аллею было примерно пятнадцать метров. Я преодолел это расстояние в два гигантских прыжка. Прыгнув из окна на землю, мои ноги не только не подогнулись, но и самортизировали удар о почву. Более того, они спружинили так, что я сделал еще один прыжок, словно кузнечик.

Пролетев порядка пяти метров и выставив руки с выдвинутыми когтями в стороны, я приземлился прямо на спину одного верзилы, на добрых полметра превышающих мой рост. Он выстоял, только слегка покачнулся.

Когти вошли в горло как в теплое масло, разом окрасив мои руки кровью. Мужик только начинал разгибаться и разевать рот, чтобы заорать от боли, как я рванул руки на себя и прыгнул назад, распоров шею верзилы. Прошло все это буквально за доли секунд. И можно было не торопиться, видя, как разбойники медленно двигаются.

Однако я не хотел терять темпа и уже с земли, словно хищная жаба, прыгал на второго, когда тот обернулся ко мне лицом. Пока я летел к нему, преодолевая расстояние не больше метра, на лице верзилы успела отразиться целая гамма чувств. Он сначала не понял, потом удивился, и уже потом испугался. Он даже не успел поставить перед собой щитом свой шестопер, как я прыгнул ему на грудь.

Вцепившись когтями в широкие плечи, я вонзил зубы в его мягкое лицо и рванул головой. Горячая, словно кипяток, кровь, ошпарила мне лицо и вдарила по обонянию терпким запахом. Но что мне сейчас эта кровь, если я к ней уже так привык?

Спрыгнув на землю, я выплюнул куски соленой плоти на землю. Из горла верзилы вырвался истошный крик дикой боли, который резанул по ушам похлеще какой-нибудь пожарной сирены. И я раскрытой ладонью с размаха врезал ему в лоб, так что у него недвусмысленно хрустнули шейные позвонки. От мощного удара он перекувыркнулся через себя и, рухнув лицом вниз, моментально остыл. При соприкосновении с землей он издал звук павшего рыцаря в полном облачении.

Третий грабитель, теснивший парня длинным изогнутым мечом, обернулся на шум за его спиной. Его единственный глаз не позволял держать в поле зрения обоих противников, потому он и отвлекся на меня. Его глазенок задергался от увиденной картины: двое его напарников валялись на земле, а рядом стоит фигура в темном плаще с окровавленной мордой. Всякий бы испугался!

Одноглазый запаниковал и моментально был ужален в левое предплечье храбрым юнцом. Он отступил назад и, как загипнотизированный смотря на мое обагренное клыкастое лицо, бросил в меня мечом, и тут же драпанул в аллею.

Парень тоже с интересом и тревогой смотрел на меня, держа меч наготове. Он не побежал за напавшим на него бандитом, вместо этого он пялился на меня, с боязнью разглядывая мое лицо. Однако мне было вообще не до него, поэтому увернувшись от летящей железки, я метнулся за трусом.

Я не особо торопился, гонясь за ним, желая отбежать подальше от места побоища. Да и не хотелось, чтобы паренек слышал или видел, что я будет делать с этим одноглазым. Мне и самому-то не хотелось на это глядеть, и уж тем более делать, особенно ощущая вкус крови во рту. Но что поделать, если меня так судьба раскорячила?

Одноглазый мужик выбежал из ветхих ворот и, хрипло работая легкими, помчался по улице. Он несся так, будто за ним гнались все демоны ада, жаждущие растерзать его за все грехи.

Я бежал за ним, чувствуя, как двигается каждая мышца в моем теле. Четко отработанный механизм организма, смазанные подшипники, возможность видеть в темноте и холодность ума позволяли не потерять его из виду.

Грабитель, от которого так резко отвернулась фортуна, бежал очень резво, выпуская из легких тяжелые хрипы.

Он свернул в переулок, который выходил к трущобам. Затем еще один поворот и он очутился на другой улице. Она уже не была выложена камнем, а состояло сплошь из ям и размякшей земли. Узкая улица, с покосившимися домиками, замусоренная всякими отходами. Не видя больше нужды гнать его дальше, я решил остановить его здесь. Где тихо и вряд ли кто высунется, чтобы поглядеть что происходит.

Поднажав, я нагнал его и, сделав большой прыжок, приземлился на его спину. С коротким отчаянным криком он повалился в грязь на дороге, и забарахтался, пытаясь меня сбросить с себя. Дав ему кулаком по пояснице, я быстро перевернул его на спину и зажал его рот рукой. Потом сев на него сверху, придавил его руки к груди и произнес зловещим шепотом:

− Жить хочешь?

Он все еще пытался выкрутиться, ерзал как червяк под палочкой. Мужик все-таки был здоровый и чтобы он меня не скинул с себя, пришлось врезать ему в челюсть, чтобы он успокоился. Постарался не переборщить, а то все пошло бы впустую.

Одноглазый дернул головой и притих. Не давая ему отдыха, я отвесил ему смачную пощечину. Потом и вторую, когда он не откликнулся. Только с третьей я привел его в чувство.

Я несколько раз повторил одноглазому свой вопрос, пока до него не дошел смысл вопроса.

Он, не мигая смотрел на меня и безостановочно мычал, пытаясь кивать для пущей убедительности. У него это, конечно, не очень получалось: я крепко придавил его к земле, зажимая рот рукой.

− Тогда говори, − продолжал шептать я, − где Жлыга? Он у вас главный? Все трофеи он забирает?

Верзила, испуганный до слез, часто заморгал. Тогда я медленно отнял руку от слюнявых губ грабителя и тот скороговоркой стал выкладывать адрес их предводителя:

− Западный канал, дом 17. Желтый, двухэтажный.

− Живет один? — спросил я.

− Нет, — забормотал тот. — В доме еще трое слуг: кухарка, горничная и мужик разнорабочий.

− Все?

Мужик завертел глазом, покусывая и облизывая губы, и опять попытался меня скинуть. Ему чуть не удалось это. Я оскалился и зарычал, подражая зверю, и кажется, у меня это неплохо получилось. Потому что он зажмурился и, вжавшись в земляную жижу, жалобно заскулил.

− Отвечай, падаль! — рычал я. — Кто еще с ним в доме живет?

− Двое охранников. Они живут в комнате рядом со Жлыгой, напротив.

− На втором этаже? — для полной ясности поинтересовался я.

Он быстро заморгал единственным глазом, давая понять, что я не ошибся.

− Куда деваете награбленное? — задал я последний вопрос.

− Жлыга все продает, часть денег потом отдает нам, — затараторил он и вдруг взвыл: − Не убивай демон, отпусти, я больше никогда и никого не ограблю! Честной жизнью заживу... Это Жлыга во всем виноват. Он нас всех за яйца держит...

− Замолкни!

Я заткнул рот вдруг раскаявшемуся и принявшему меня за демона, грабителю и прислушался. Все ли тихо? На улице было не просто тихо, а даже глухо. И ни один огонек из редких окон не нарушал сгустившейся темноты.

Я наклонился к лицу мужика и произнес:

− Если ты действительно хочешь жить, то ты прямо сейчас уйдешь из города. Вернуться сможешь только через неделю, когда меня в городе уже не будет. Вернешься раньше или кому сообщишь, съем! Понял?

Чтобы он сильнее ощутил сказанное мной, я вновь оскалился и рыкнул, будто голодный волк.

Мужик задрожал, как ВАЗовская Лада на грунтовке и закивал с частотой пулемета. Не имея никакого желания убивать его я встал и поднял одной рукой того за ворот кожаной куртки. После чего поставил его трясущееся тело на ватные ноги.

− Беги и не обманывай меня! — устало произнес я и тяжело поглядел на него.

Мужика будто в унитазе смыло, так быстро он унесся. Только еще долго был слышан его частый топот по мостовой.

− Я буду долго гнать велосипед... − не весело, шепотом пропел я ему вслед, уже жалея, что не убил. Вдруг он сейчас несется прямиком к своему хозяину?

Простояв еще немного, я махнул рукой и поплелся в гостиницу. К черту это все. Не убил и хорошо. И так слишком просто отправляю на тот свет заблудшие души. Если нет возможности не мстить, то надо делать это хотя бы разумно, а не укокошивать всякого, кто под руку подвернется.

* * *

Перед тем как завалиться спать, я какое-то время простоял у окна. Смотрел на желтые огоньки уличных фонариков и думал о том, что жизнь моя изменилась. Поменялся и сам. Я отчетливо понимал, что мне уже не быть прежним: веселым и беззаботным. Как-то вдруг разом осознал что изменился, загрубел, ожесточился. И что печальнее всего, вглядываясь в себя, я не находил желания вновь стать тем, кем был в своем мире. Может быть слишком изменился и смотрю уже на все с другой колокольни?

Не скажу, что мне там плохо жилось. Я был сыт, одет и обут. У меня было хорошее веселое детство, много друзей и велосипед. Имел определенную оценку в обществе, в котором крутился. Все знали меня как такого-то и такого-то человека, способного на поступки только в рамках своего поведения, и никто не ожидал от меня ничего внезапного.

У меня была любимая, но капризная девушка и нелюбимая, но постоянная работа. Меня окружали хорошие люди и любящие родственники. Все было как у любого нормального человека. Как у всех! Было...

Я был нормальным, адекватным человеком. А кто я теперь? Зверь в облике человека? Человек с повадками зверя? И кто более нормален: я из моего мира или я из этого мира? Амеба или волк?

На душе было на редкость нерадостно и даже в чем-то гадко. Все что я мог сделать, чтобы, хотя бы на время отключиться от терзающих вопросов, это уснуть. Провалиться в сон, где опять буду переживать моменты из старой жизни, и видеть свой мир, яркий и красочный.

Отлипнув от окна, я устало лег на кровать с чистым бельем и закрыл глаза, надеясь что утром, я вновь почувствую себя человеком. Мечты...

* * *

Солнце нагло заглядывало в мою комнату и заставляло жмуриться. Просыпаться не хотелось, однако я не собирался давать Жлыге возможности забеспокоится. Поэтому вяло поднялся с кровати и оделся.

Кое-как смыв сон из глаз, я спустился на завтрак. Хоть и не было желания есть, я все же запихнул в себя немного каши и пару колбасок, запив это все бодрящим травяным напитком, вроде чая. После этого я вышел на залитую осенним солнцем улицу, передернулся от прохладного воздуха и уверенно направился в сторону Западного района Каруша.

Потратив почти полтора часа на поиски улицы, где должен был располагаться дом старика, я наконец-то нашел дом номер семнадцать. Все как и говорил одноглазый: желтый, двухэтажный каменный особнячок.

Дом выглядел ухоженным, давая понять, что здесь живет весьма благополучный человек. Яркая желтая краска фасада хорошо сочеталась с голубыми оконными рамами. Окна первого этажа защищали красивые кованые решетки с рельефными листочками. На окнах второго этажа, в маленьких балкончиках качали головками разномастные цветы.

− Красиво живешь, собака, − процедил я, подходя к метровому забору из ровных деревянных реек и придумывая план действий.

Ничего особого в голову не пришло, а это значило, что предстоит действовать опять нахрапом. Главное, чтобы старик был дома, иначе все напрасно.

Подойдя к калитке, я поискал глазами крючок или какой другой механизм запора, но ничего не обнаружил. Попытался ее открыть, потянув на себя, а затем оттолкнув. Не удалось. Калитка по-прежнему не открывалась. Впрочем, перемахнуть метровый забор вообще не проблема, учитывая, что я мог и человека запросто перепрыгнуть.

Не успел. Ко мне из дома выбежал этакий привратник. С огромной и совершенно лысой головой парень. Здоровый, как два вагона и судя по глазам, наглый как паровоз.

− Че надо, а? — важно вопросил он.

"Да, такого так просто не пройдешь, − подумал я. — Тревогу поднимет и в дом придется прорываться с боем. Если вообще удастся! Нужно врать, − пришло неожиданное решение, − врать так, чтобы поверил. Внаглую!"

Я изобразил на своем лице недовольство и почти прорычал:

− Долг отдать пришел!

Паровоз прищурился, изучая мое лицо и вновь спросил:

− А кто такой-то? Не знаю тебя че-то.

Я усмехнулся и, делая вид, что собираюсь уходить, бросил через плечо:

− Скажешь хозяину, что Лохматый приходил, долг хотел отдать. Золотом! А ты его вместо этого нахер послал, — нагло улыбаясь, проговорил я. — Он тогда тебе башку оторвет, и глобус из нее сделает. А я здесь буду снова только через полгода. Все, пока.

Я махнул рукой, разворачиваясь спиной к детине. Внешне я был доволен и спокоен, играя должника, радостного от того, что его не пускают к заемщику. Внутренне же я лихорадочно искал возможные пути тихого проникновения к Жлыге.

Большеголовый не оплошал и поддался моим простым, но таким действенным угрозам. Он тут же крикнул мне в след:

− А-ну стой, паря! Погоди, пока я хозяину доложу. Неча меня пугать!

Он развернулся и вальяжно проплыл к крыльцу с резной толстой дверью. Как только он зашел в дом, я тут же перемахнул калитку и влетел следом за привратником в просторный холл.

Лысый паразит оказался на редкость смелым дворецким, что для меня явилось неприятным сюрпризом. Он быстро среагировал на мое появление в доме и с разворота выкинул ногу мне в грудь. Я попытался уйти от удара, но немного опоздал.

Нога охранника по касательной прошла по руке и слегка сдвинула меня с места. Ему этого оказалось вполне достаточно. Парень тут же подлетел ко мне и начал метелить меня руками и коленями. От такого неприятного поворота событий я только и успевал, что ставил блоки. Вот только, если бы я умел их ставить, возможно, не был бы так побит. Единственное, что мне оставалось это опять использовать когти и зубы, словно я какой-то дикий зверь, а не человек. К сожалению, просто дать в морду, я не мог. Не обучен, как следует.

Привратник оказался великолепным бойцом. Его руки и ноги так и мелькали вокруг меня, словно его было несколько. Спасала меня от неминуемого поражения, только скорость и выносливость.

Продолжая отступать по круговой, благо холл позволял, я наткнулся спиной на высокий столик. Увернувшись от очередной связки ударов, я схватил столик за изогнутую ножку, свалив при этом какую-то вазу, и кинул в парня. Он ловко от нее увернулся и кинулся ко мне, но я оказался быстрее его.

Красивый удар правой ногой в голову у него не удался самую малость. Я поймал его за голень и крепко вцепился в нее, вонзив когти. Затем быстро перевернулся и, просто раскрутив его за ногу, треснул об стену.

Он успел выставить руки, защищая лицо, но все равно вонзился в стену как большая мухобойка. Отпустив его ногу, я подлетел к его шее и, схватив его за подбородок и затылок, свернул ему голову.

Нашумел я знатно. Со второго этажа на лестницу выбежало двое вооруженных мечами человек, в металлических нагрудниках. У одного был даже открытый шлем с бармицей. Они уверенно кинулись на меня, намереваясь изрубить в капусту.

На крайний случай, такой как сейчас, я взял с собой пару кинжалов, отобранных у Золика. Вытащив их из-за пояса, я рванул к мечникам. Жаль, что у меня в руках были не дага, сними было бы гораздо проще противостоять мечникам.

Лестница была не высокая и охранники, а я так понял, это были именно они, быстро ее миновали. Видимо, они хорошо умели работать в паре, раз не стали кидаться на меня по одному. Да, собственно, и зачем им это, здесь же не олимпиада и разыгрывалась не золотая медаль, а жизнь.

Первый удар последовал слева: охранник, тот, что был без шлема, широко размахнулся и попытался отрубить мне голову. Я не стал принимать меч на нож, боясь что он может сломаться, и просто отступил. Тут же последовал колющий удар в грудь справа от второго охранника. Пришлось вновь отступить и получить неожиданный укол в левое запястье от левого бойца.

"Нет, так мне с ними не справиться, − занервничал я, получив еще пару не значительных, но болезненных ран. — Нужен щит, — вдруг сообразил я".

"Хорошая мысля, приходит опосля!" Какие верные слова, черт побери. Но почему всегда приходится думать задним числом? Почему мозги приступают за работу на полную катушку, только когда начинает припекать задницу? Неужели мозг напрямую связан с самой мягкой частью тела?

Увидев недалеко от себя на полу высокий столик, которым я запулил в лысого привратника, я постарался подвинуться к нему. К сожалению, охранники были тертые калачи и не давали мне шанса отвлечься от них. Они то и дело норовили меня зарубить или проткнуть. Единственное, что позволяло мне оставаться еще в живых, это моя нечеловеческая изворотливость и скорость. Необходимо было найти возможность выйти из этого заколдованного круга. Вдвоем они меня все-таки могут прижать и наделать во мне дырок.

Нужно было переводить оборону в наступление, иначе к ним могла подоспеть какая-нибудь подмога. Или Жлыга мог вообще сбежать. А скорее всего будет и то и другое. Значит, надо было, во что бы то не стало, форсировать. И лучше всего сделать это удачно и быстро. Однако одной скорости маловато, чтобы поразить умелого противника закованного в металл. Пришлось рисковать и даже пролить немного своей собственной крови.

Выждав момент, я увернулся от очередного выпада одного из охранников и прыгнул к столику. Другой возможности могло и не представится, потому я решил рискнуть достать себе замену щита, валяющуюся в нескольких метрах слева от меня.

Проскользнув буквально в миллиметре от острого клинка, с визгом рассекшего воздух над моей спиной, я приземлился на узорчатый пол и схватил многострадальный столик за ножку.

Еле успел перевернуться на спину и выставил свой щит. На него тут же опустился меч бойца, а затем мне в бедро пришелся больнючий удар острым носком сапога.

Охранник попытался вырвать меч, так не вовремя застрявший в ножке из плотной древесины. Однако тот так прочно засел в дереве, что мужик только зря потратил на это драгоценные доли секунд, пытаясь его достать.

Я не стал упускать представившейся мне возможности сравнять счет и воспользовался его заминкой. Дернув столиком в сторону, я тем самым вырвал у охранника меч из руки, после чего, лежа подсек его ногу. Он не устоял и брякнулся на пол, хотя и попытался смягчить удар локтями. На пределе своих возможностей я кинулся к нему и кулаком разбил его крупный кадык.

В это время над моей головой уже заносил свой меч второй охранник. Мне отчаянно повезло, что я его успел заметить и потому отпрыгнул назад. Спиной уткнулся в столик, с застрявшим в нем мечом и недолго думая, вновь использовал эту мебель в качестве щита.

Мужик зарычал и кинулся на меня, обрушив град смертельных ударов. Не давая мне подняться на ноги, он умело, будто делал это всю жизнь, кромсал мой импровизированный щит.

В какой-то момент мне удалось пнуть его под коленную чашечку, от чего он вскрикнул и махнул мечом по ногам. Это позволило мне встать и треснуть его по голове столешницей с единственной уцелевшей ножкой. Жаль, что на нем был шлем с тонкой стрелкой, защищавшей лицо. Его мой удар не свалил и не пробил ему голову. Но все же немного притушил его бешеный напор.

Я стоял перед ним, сжимая в левой руке кинжал, а в правой ножку без столешницы. И уже наметил цель на его горле, куда можно было вонзить лезвие, под самый подбородок. Все его горло было закрыто тонко сплетенной бармицей. Поэтому нужно было сделать меткий удар.

Последний охранник, в начищенном до блеска нагруднике кинулся на меня, выставив перед собой клинок, будто желая меня на него насадить. Я обозначил цель на его горле, точнее под самым щетинистым подбородком. Но он чуть наклонил голову вперед, как атакующий бык, и кинжал вонзился ему прямо в нос. И, похоже, что сразу пронзил его мозг, так сильно я его вогнал.

Правда за это я подставился сам и позволил ему пронзить мою руку в районе бицепса. Было жутко больно, но по-другому не получалось приблизиться к нему на достаточное для удара расстояние. Приходилось чем-то жертвовать.

Пятнадцать сантиметров заточенной стали, он прихватил с собой, падая как подкошенный на узорчатый пол. Это только в кино человек медленно и нехотя оседает, когда его мозг пронзает что-то инородное. Жалобный и удивленный взгляд жертвы, крупным планом показанный на экране, выбивает слезу и сострадание у чрезмерно эмоционального человека.

Здесь все было не так ярко и красочно. Один запах крови и смерти чего стоил. Смотря кино, вряд ли почувствуешь запахи, сопутствующие каждому смертельному поединку.

Пот и кровь сливаются в такой плотный и густой дух, пропитанный усердием, жестокостью и огромной жаждой жизни, что становится тяжело дышать. Эта жажда настолько сильна, что может превратить любого человека в монстра, когда его жизни что-то угрожает.

С каждым поединком я терял часть человечности и гуманности. С каждой каплей крови, пролитой мной в этом мире, с каждым новым шрамом на теле, я терял часть себя. Но не все так плохо, ведь я приобретал и то, чего у меня прежде не было — ощущение настоящей жизни! Может, даже какой-то смысл? Да, тот смысл, который не спрячешь за ширму, не закинешь на пыльный чердак, не продашь и не съешь. Правда, что он собой представляет и во что выльется вся моя жизнь дальше, я еще не представлял, но явственно ощущал изменения в себе и своих взглядах.

Подняв с пола второй кинжал, я торопливо взлетел по ступеням и прислушался. Слева от меня были двустворчатые резные двери с литыми золотистыми ручками в виде звериных голов. Напротив них, то есть справа − распахнутые настежь двери.

Они вели в небольшую комнатку с весьма скудной обстановкой. Мельком глянув в нее, я увидел стол, заваленный разнообразными предметами для убийств, то есть всяким оружием. А также две тонких кровати, стоящие по бокам от стола. Видно, здесь охранники занимались приведением оружия в порядок, пока я их не встревожил. Значит, если это комната охраны, то, как говорил тот разбойник, напротив нее должны располагаться апартаменты Жлыги. Проверим.

Я подергал за ручки. Конечно, заперто. Жлыга бесспорно тварь, но не дурак же.

− Открывай! — заорал я, треснув по двери кулаком.

Ответом мне была только тишина.

"Черт! Неужели, сбежал, − расстроился я и засунул в щель между дверьми нож. Дверь была закрыта на щеколду, и скорее всего, довольно мощную, потому что как я не крутил нож, мне не удавалось ничего подцепить. Взломщик из меня был просто аховый!

Быстро оставив это бесполезное занятие, я отошел от двери и только намеревался с разбега в нее впечататься, как мне в живот тут же вылетела сквозь дверь короткая толстая стрела. Арбалетный болт, будь он неладен, распорол мне бок, оставив рваную кровоточащую полосу на ребрах. Будь выстрел более удачен, я был бы прошит насквозь как бусина.

− Ах ты, старая сволочь! — разозлившись, заорал я. Хотя в то же время я был рад, что Жлыга не сбежал. Впрочем, это мог быть и не он, а кто-нибудь другой, но я об этом старался не думать.

Отогнав сомнения, я врезался в дверь и, неожиданно легко снеся ее с петель, влетел в комнату. Моментально поднявшись с пола, я тут же присел, пропуская над собой еще один болт, и прыгнул к человеку, стоящему у раскрытого окна. Это был, несомненно, Жлыга.

Он не выглядел тем простоватым и немного сумасшедшим, безобидным стариком, которым казался в первую нашу встречу. Скорее походил на жестокого мафиози, на этакий мозг преступного мира, уже привыкшего к своему положению неоспоримого лидера. Человека, которого боятся и уважают.

Сейчас же он чувствовал себя словно не в своей тарелке. Разленился, постарел, развелся охраной и как следствие — упустил шанс, хотя бы на побег.

Выбив у него из рук арбалет, я толкнул его и придавил к стене рукой. Он был в длинном темно-ореховом халате с серебряными пуговицами.

− Ну что, старик, не узнаешь? − произнес я, приставляя к его морщинистой шее кончик кинжала.

Он неопределенно повел бровями, как бы показывая, что может и узнает, а может, и нет. Мол, мало ли вас тут таких шляется.

Ах так! Я свободной рукой дал ему слегка полбу, чтобы не своенравничал. Он треснулся затылком об стену и скривился от боли.

− Узнаю, узнаю, — сразу же пробормотал он, поникнув.

В данный момент я благополучно забыл, что старость нужно уважать и потому не чувствовал никаких угрызений совести. Настолько забыл, что даже не удержался и сильнее придавил кинжал к его горлу, пока не показалась капелька рубиновой жидкости.

− Предупреждаю сразу, врешь — истекаешь кровью и мучаешься от боли. Говоришь правду и по делу — никакой боли не почувствуешь. Ну как, договорились?

Мне было не до игр и тем более время поджимало. Хотелось как можно быстрее с ним разделаться и исчезнуть.

Старик, как я уже говорил, дураком не был. Он живо кивнул и предложил решить вопрос миром.

− Где мои вещи, — перешел я сразу к делу, — меч, каменная пластинка и свиток?

− Продал... − заговорил Жлыга, но был мной остановлен. Я еще сильнее вдавил лезвие в его горло. От злости мне хотелось порвать его голыми руками.

− Погоди, не убивай! − запричитал он, вцепившись в мою руку, прижимающую к его горлу острую сталь. − Я продал только камень и свиток. Меч слишком приметная и дорогая вещь для этого города. На этой неделе должен был прийти один заезжий купец, но он не пришел, поэтому меч у меня остался. Забирай и уходи!

− Спасибо большое, что разрешаешь мне забрать свою вещь, — оскалился я и влепил ему звонкую пощечину. — А теперь рассказывай, кому продал остальное.

− Камень продал ювелиру Лиму Вапсу, − уже более покладисто поведал мне старик. — Свиток сбыл в книжную лавку Калувари.

− Калувари? — переспросил я, не поняв название это или имя человека.

− Это имя книжника, − пояснил старик и, испуганно глядя мне в глаза, нервно сглотнул. — Ну, теперь ты все узнал. Уходи...

− Меч! — прервал я его и отпустил, убирая кинжал за пояс. — Давай его сюда.

− А, конечно, − он потер свое горло и, криво улыбаясь, явно радуясь тому, что его не собираются убивать, пригладил свои кустистые брови.

Затем Жлыга подошел к изголовью большой незаправленной кровати с бархатистыми занавесками. Сдвинул в сторону портрет какой-то хмурой бабы с огромными мешками под глазами и открыл моему взору маленькую дверцу. Затем вынул из-под одежды крошечный ключик на цепочке, свисающий с его шеи и вставил в еле заметную замочную скважину.

Он медлил! Делал все не спеша, двигался как беременная корова.

− Шевелись! — прорычал я.

Он вздрогнул и, повернув ключ в разные стороны, открыл дверцу. Та негромко щелкнула и показала внутренности небольшого ящика вмурованного в стену.

Сейф был забит всякими вещами, в том числе и свертком с моим мечом, кое-как всунутым в эту небольшую коробку. Жлыга влез одним коленом на кровать, смяв при этом подушку и, поднатужившись, вытащил меч.

− Вот, — он повернулся и, раболепно поклонившись, протянул его мне. — Пожалуйста.

Я взял сверток и, развязав шнурок, вытащил меч. Точно, он. Его бы я узнал из сотен других похожих. Хоть и видел его один раз и тот в темноте, а все равно не забыл. Его образ намертво отпечатался в моей памяти.

Наконец, оторвавшись от созерцания великолепных ножен, покрытых тонкой серебряной вязью и рукоятки обтянутой, будто змеиной кожей, переливающейся на свету разными красками, я посмотрел на Жлыгу.

Еще раз убедился, что он не дурак. Он все прекрасно понял по моему взгляду и потому бросился к распахнутому окну.

Не дав ему сделать и двух шагов, я совершил первое убийство новым оружием. Обагрил обоюдоострое лезвие кровью, отрубив Жлыге его лысую голову. Меч практически не встретил препятствия, прорубая себе путь сквозь шею человека.

Его голова упала на ковер и, сминая об него удивленно поднятые брови, откатилась к стене. Тело старика запнулось на ровном месте и, фонтанируя, рухнуло на пол.

Честно говоря, вид получался не самый приятный. Поэтому, я не задерживаясь, вытащил из сейфа все мешочки с деньгами. Там их было десять штук, каждый примерно с полтора кулака и только один был гораздо меньше. Я снял наволочку с одной из подушек и скинул туда все деньги и меч, предварительно вытерев его белоснежной простынь. После этого вышел из комнаты Жлыги.

Никого ни встретив на своем пути, я прошел поверженных охранников и привратника. После чего, закрыв дверь, спокойно вышел из дома, где затерялся на многочисленных улицах и переулках.

Глава XI

Лим Вапс почесал за ухом или как иногда говаривал мой знакомый "за ушом".

− Не понимаю, о чем вы говорите, − пожал он своими пухлыми покатыми плечами.

Я кинул ему кошель под завязку забитый сераками.

− А сейчас?

Его глаза сверкнули, когда он заглянул внутрь и даже порылся в нем.

− Этот камень очень странный, − проговорил он, пряча кошель в складках своей одежды. — Я отправил сына в столицу с лучшими украшениями. И этот камень тоже отдал ему.

− Зачем?

− Через три дня там откроется большая ярмарка, − пояснил он, сложив руки на груди и поглаживая тоненькую бородку. — На ней соберутся все более-менее значимые мастера со всей страны. И всякий будет выставлять свой лучший товар на продажу. Иногда даже сам король появляется и что-нибудь покупает.

− Зачем камень-то отдал? — вспыхнул я, останавливая его словесный поток.

− Так я же говорю, − ничуть не смутился ювелир, − камень необычный. Я такой ни разу не видал, хотя считаюсь неплохим знатоком поделочных камней. Ну а, раз он такой особый, то значит, его и продать можно за особую сумму. Понимаете о чем я? А если его сам король прикупит, так это будет...

Его глаза покрылись масленой пленкой, уже видя перед собой горы денег и королевские милости. Козлиная бородка, слегка подрагивая, уткнулась в потолок.

− Сына как зовут? — оборвал я его от мечтания.

− А вам это зачем? — резко отвлекшись от розовых грез, подозрительно уставился он на меня.

− Этот камень мой! — сурово произнес я.

Хряк прыснул в кулачек и весело осведомился:

− И чем же вы это докажете?

Спокойствие и еще раз спокойствие, как говорил некий житель крыши. Желание зарезать эту толстую и наглую крысу увеличилось в несколько раз. Но я постарался взять себя в руки и продолжить беседу.

− Мое самое лучшее доказательство в куче денег, которую я готов отдать за него.

Он наигранно вздохнул и весело стрельнул в меня скользкими и жадными глазками.

− Очень жаль, но меня это не убедило.

Н-да, видно дело и впрямь плохо. Я положил руки на прилавок, за которым стоял ювелир и чуть наклонился к нему.

− А если я твои кишки погулять выпущу, это тебя убедит?

Его рожа перестала ехидно улыбаться и скривила презрительную злобную мину. Он хлопнул в пухлые ладоши и через дверь подсобки в зал тут же ввалились трое вышибал, с пудовыми кулаками и короткими дубинками. Один отошел к выходу, а двое других встали по бокам у ювелира и грозно на меня уставились.

− Угрожать вздумал, щенок? — процедил он, прожигая во мне дыру своими злыми зрачками. — Пошел вон, иначе тебя отсюда вынесут.

Вышибалы, те что стояли рядом со своим хозяином, угрожающе нахмурились и двинули на меня. Рисковать не хотелось, затевая драку в маленьком помещении с этими громилами. Слишком большой шанс получить по лбу, даже несмотря на мою скорость и прочие возможности. А уж про свои боевые качества стоит промолчать из нежелания вгонять себя в краску.

− Ухожу, − бросил я и, повернувшись, вышел из магазина. В принципе я выведал достаточно. Главное, я знал, что сын этого борова отбыл в столицу, и камень находится у него, иначе ювелир бы мне его продал. А узнать, как зовут младшего Вапса, не составит труда. Я надеялся. Спрошу у кого-нибудь. Вот только где его искать в столице, если я там никогда не был? Хуже того — даже не знал, где она сама находится.

Ладно, разберемся. Жаль только придется опять куда-то ползти, искать, спрашивать. Сколько времени, блин, расходуется и все равно я где-то на шаг позади.

Выйдя из магазина старого Вапса, я направился в сторону книжной лавки "Калувари". Она находилась недалеко от ювелирника, но найти ее мне удалось только по прошествии целого часа блужданий. Если бы мне не встретилась девушка, у которой я и просил дорогу, так бы ничего и не нашел. На самом деле это был не магазин книг, а дом одного коллекционера, который иногда продавал или покупал книги, свитки и прочие предметы интеллектуальной продукции.

Постучавшись в дверь неприметного серого дома, затерявшегося в многочисленных проулках Восточного района, я был впущен в темный холл.

Дверь мне открыл сухой сгорбленный старик в каких-то лохмотьях, свисающих с него как со швабры. Его лицо изъеденное оспинами, изобиловало длинными тонкими морщинами. Мутные глаза, крючковатый нос и трехдневная щетина, обрамляющая бледные губы, вызывали ассоциации с Бабой Ягой. Я, если честно, так сначала и подумал: неужели это старая ведьма и есть книжник Калувари?

Он закрыл дверь и повернулся ко мне с немым вопросом на лице.

− Я бы хотел купить у вас один свиток, − произнес я, морща нос от затхлого воздуха, витающего... нет не витающего, а застывшего и сгнившего.

Старик тяжко вздохнул и, обойдя меня, ступил на лестницу, ведущую на второй этаж. Он медленно преодолевал скрипучие ступени, держась трясущимися руками за перила и что-то неразборчиво бормотал.

− Эй! — окрикнул я его. — Господин Калувари, мне идти за вами?

"Баба Яга" махнул рукой на меня и продолжил свой трудный подъем.

"Бывают же такие старые склеротики и маразматики, − не решившись следовать за книжником, подумал я. — Старость − не радость!"

Книжник наконец-то поднялся и вошел в одну из комнат. Оттуда послышались голоса, и вскоре на лестницу вышел молодой человек. Он осторожно спустился и подслеповато щурясь, уставился на меня.

− Если вы хотите что-то купить, − дыхнул он на меня запахом лука и крепкого вина, — то пойдемте со мной.

Парень несмело повернулся и, пошатываясь, потопал наверх, как и старик, держась за перила.

Мы поднялись в комнату, заваленную сундуками, ящиками и стеллажами с книгами, свитками, фолиантами и просто отдельно валяющимися листками. В центре комнаты, на одинокой табуретке стояла большая початая бутылка и стакан, до краев заполненный рубиновой жидкостью.

− Шывк, старая падла, тащи еще один стакан! — сипло крикнул парень старику, который открыл мне двери, и сел на пол прямо около табуретки. Старик стоял около одного из стеллажей и, жуя губы, поглаживал корешки каких-то книг. Обернувшись на крик, он, понуро опустив руки, почапал за стаканом.

− Дядя умер месяц назад, − вяло проговорил парень, глядя на окно через свой стакан. — Теперь я распоряжаюсь его коллекцией.

Он коротко выдохнул и опрокинул посудину в горло. Выпив его одним махом, он взял с пола первую попавшуюся толстую книгу, в потрепанном переплете и занюхал ей крепленое вино. На полу их валялось немерено: и маленькие, и большие, и вообще не книги.

− А что мне с ней делать? — просипел он и вновь наплескал себе полный стакан. — Вот и продаю. А этот Шывк, − он махнул рукой в сторону двери, − меня ругает: "Мол, ваш дядюшка, драгоценной души человек, всю жизнь собирал это богатство. А вы все распродаете!"

Опорожнив еще один стакан, он продолжил свой монолог:

− Может быть, я задолжал кругленькую сумму серьезным людям? — сам себе отвечал он, наливая по новой.

Пора было его остановить, пока он не превратился в недвижимость. Однако не успел я ничего сказать, как он щелкнул пальцами и на карачках отполз в сторону маленького сундучка. С немым удивлением я наблюдал как он, порывшись в этом сундучке, достал из него книгу в желтом переплете и металлическими застежками.

− А теперь поговорим о деле, − сказал он, поднимаясь с колен и подходя ко мне с книгой.

Звали этого букиниста-барыгу Зиннен Калувари. Почему барыгу? Потому что не успел я задать ему еще ни один вопрос, как он уже завалил меня предложениями купить у него очень редкие книги по самым смешным ценам.

В конце концов, мое терпение лопнуло, и я схватил его за грудки. Потряс немного для того, чтобы он заткнулся и в сотый раз спросил про свиток.

Он даже не пытался вырваться из моих рук, просто висел и кривил опухшую физиономию.

− Да помню я, помню этот свиток, − он сдавил виски руками и зажмурился. — Не тряси меня.

− Ну, так давай я его куплю, − обрадовался я и отпустил Зиннена, но чтобы он не упал, придержал его за воротник длинного и измятого халата.

Парень помотал головой.

− Не получится.

− Почему? — насторожился я.

Черт побери, неужели и свиток утек из моих рук?

− Я его отдал, как и договаривался.

Твою мать!

− Значит так, пьяная рожа! — я опять схватил его за грудки и начал трясти. — Сейчас ты мне все рассказываешь: с кем ты и о чем договаривался? Когда отдал и кому? Иначе я буду трясти тебя до тех пор, пока ты не протрезвеешь, а потом буду пинать, пока не опьянеешь от боли. Ты меня понял, Зиннен?

− Понял, понял, — застонал он. — Все расскажу. Чего так кричать-то?

− Ну!

Зиннен опустился на пол и потянулся к стакану, но я отобрал его у него вместе с бутылкой.

− Рассказывай! Потом выпьешь.

Он потер себе щеки и более осмысленно поглядел на меня заплывшими глазами.

− А с какой стати я тебе вообще что-то должен рассказывать? — возмутился он.

Я достал из кошеля два серака и показал их ему.

− Потому что я заплачу за это.

Пьяный-то пьяный, а деньги сильно взглядом зацепил.

− Три! — сглотнул он и тут же пояснил: − Информация эта стоит дорого, потому что свиток не простой.

Ишь ты, жаба какая! Ну ладно, пройдоха, три, так три!

− Договорились, − я достал еще одну монетку и сунул ему их в руку. — Рассказывай!

− Когда дядька помер, − начал он, − я въехал в его дом как единственный наследник. Не успел я толком осмотреться, как ко мне пришел какой-то мужик и спросил, есть ли в дядькиной коллекции Фамдейские книги или рукописи?

− Что значит "Фамдейские"?

Книжник удивленно уставился на меня?

− Ты что в лесу родился и прожил там всю жизнь? Каждый младенец знает байку про Фамдеев. Но далеко не каждый взрослый знает, что это не байка!

− Ты давай меня не путай, − охолодил я его лекторский тон. — Рассказывай, кто такие Фамдеи и почему их книги так ценятся?

Он изумленно покачал головой.

− Первый раз вижу человека, который ничего об этом не знает!

Я начал вытаскивать меч, но парень тут же поднял руки и примирительно произнес:

− Все, понял! Не знаешь и не знаешь, мне-то какое дело.

− Не тяни кота за... Рассказывай!

Парень вздохнул и энергично почесал затылок обеими руками.

− Когда-то давно в нашем мире были настоящие маги. Сегодняшние тухлые знахари да шептуны, которые только и могут, что корову заговорить, чтобы молока больше было им и в подметки не годятся. А тогда были маги могущественные!

− И куда они все подевались? — усмехнулся я.

Зиннен пожал плечами.

− А никто не знает, — произнес он. — Известно только то, что в какой-то момент все маги разделились на две противоборствующие стороны. Фамдеи и Ладлоги.

Я уже понял, что придется прослушать долгую историю и дабы совершать экскурс в нее более комфортно, присел на ящик.

− Так! — кивнул я книжнику. — Фамдеи и Ладлоги, это я понял. Дальше что?

Взлохматив длинные спутанные волосы, он покосился на бутылку и, сглотнув, продолжил:

− Началась между ними война, которая продолжалась несколько тысяч лет. За это время каждая из сторон далеко ушла в своих магических практиках. К концу войны волшба сторон отличалась друг от друга как день и ночь. Хотя начинали они все с одного и того же.

− И кто победил? — встрял я.

Парень вновь посмотрел на бутылку и облизнулся.

− Фамдеи каким-то способом одержали победу над Ладлогами и уничтожили все их труды, — проговорил он. — А затем постепенно пропали и сами куда-то. Люди, обычные люди наконец-то повылезали из своих нор и начали строить жизнь по-новому. Без магии.

Я покачал головой.

− И ты хочешь сказать, что иногда кто-то находит Фамдейские книги?

− Да, — кивнул он, — находят, но они под запретом. За любую Фамдейскую вещь, обнаруженную у человека, положена смертная казнь всей его семьи. Поэтому если кто находит что-то подобное, тут же пытается это продать. И в конечном итоге, все отголоски прошлого, в виде Фамдейских рукописей или предметов, стекаются в Академию Знаний.

− В столице? — догадался я.

Книжник кивнул.

− У каждого государства есть такая Академия. Например, в Центрате — столице Кратта Кат, находится одна из самых крупных Академий в мире.

Встав, я потянулся, хрустнув костями. Потом прошел к окну, осторожно ступая по полу, дабы не наступить на книги и выглянул на улицу. Время приближалось к вечеру, пора было подкрепиться горшочком меда.

Еще было необходимо понять, почему Гальтен ничего не рассказал мне про противоборствующих магов? Не поверю, что он не знал, если, как говорит этот букинист, эту легенду знает каждый мальчишка. Почему не рассказал, какие на это могли быть мотивы? Вряд ли он об этом просто забыл. Такие люди как Гальтен ничего не забывают.

Ведь из слов букиниста ясно, что сильные маги были только в то время. А это говорит о том, что Ардалион был либо до них, либо из их числа! И сказать, что это не важно, значит сказать, что молоко черней ночи.

− Ну а что со свитком? — для проформы спросил я, хотя и так понимал, что искать его мне придется в столице. Ох, папаша, что же ты напридумывал? И зачем ты, Гальтен, скрыл от меня это?

Н-да, все дороги ведут в Центрат! Ну что ж, схожу туда, посмотрю, что там и как, может, короля увижу? Скажу ему: "здрасте." Или какую-нибудь принцессу встречу. Нет, не абы какую, а лучше, красавицу.

− Пришел тут однажды человек с непонятным свитком, − говорил между тем молодой Калувари. — Продал мне его. Хотя я не хотел ничего покупать. Просто вспомнил того мужика, который интересовался запретными книгами, вот и купил. Думал денег побольше выручить.

− Зачем тебе столько денег-то? — участливо спросил я погрустневшего книжника.

Он махнул рукой и дополз до бутылки.

− Переспал тут с одной замужней бабенкой, — пояснил он, выискивая глазами стакан. — Муженек ее, нас застукал и вместо того чтобы меня избить, как сделал бы нормальный человек, повел меня в суд. А там мне такой штраф влепили, что хоть вой. И сроку на его погашение месяц дали, иначе − на год в рудники.

− Свиток-то продал?

− Ага, как же! — шмыгнул он носом. − Нашел я этого мужика и говорю: мол, есть то, что вас интересует и мол, готовьте столько-то денег. А он, гад такой, оказался младшим академиком, и обманом его у меня утащил. Вон, видишь что наделал, пока искал его, − он обвел рукой захламленную комнату. — Все перерыл и свиток тот стащил и даже пару редких книг утянул паразит.

Парень, не найдя стакана, который завалился за кучку книг, сделал долгий глоток прямо из бутылки.

− Слушай, а ты случайно не знаешь, был ли среди Фамдеев и Ладлогов, маг по имени Ардалион? − ненавязчиво поинтересовался я у него.

Зиннен пожал плечами.

− Да откуда же я могу это знать? — ответил он. — Язык Фамдеев знают только академики и то не слишком хорошо. Зато все знания они охраняют очень надежно, − как мне показалось, горько вздохнул он.

Ладно. Проблемы надо решать по мере их возникновения. Поэтому о магах думать буду потом. Сейчас надо было лучше узнать то, зачем пришел. К тому же, если не сделать это как можно быстрее, букинист скоро начнет нести всякий бред, когда алкоголь окончательно затуманит его мозг. Потом иди, разбирайся, где правда, а где нет.

− Как того мужика-то звали? — спросил я незадачливого торговца, переводя разговор из области легенд в такой приземленный мир.

− Не помню, − отмахнулся он. — Да он, кажется, и не говорил. А вот про наставника своего упоминал пару раз. Как же его звали-то? − он наморщился, пытаясь вытянуть из глубин отравленной алкоголем памяти, имя. Наконец щелкнув пальцами, он произнес: − Вспомнил! Го Фарат − заведующий академической библиотекой, сукин хвост!

Парень снова приложился к бутылке и надолго застыл в такой позе, равномерно двигая кадыком. Я не стал его отрывать от этого занятия и поспешил выйти на свежий воздух.

На небе собрались внушительные тучи и грозились разразиться холодным осенним дождем. Поэтому я ускорился и уже через полчаса заходил в трактир, где обитал.

Довольно плотно поужинав, я обмозговал сложившуюся ситуацию. По всему выходило, что похода в столицу мне не избежать. Это и ослу понятно. А вот как туда добраться поскорее, пока не прояснилось. Пришлось спрашивать.

Я подошел к трактирщику и ненавязчиво попытался узнать у него, как мне добраться до стольного града.

− Самый быстрый способ − это верхом, − ответил он, как обычно вытирая руки тряпкой. — А если нет желания мозолить задницу, но есть деньги, то можно ехать с караваном. Или еще можно по реке на галере, правда, это не так быстро.

Пожалуй, что тут и выбирать-то было не из чего. Верхом я ездил только в детстве и то на собаке. На галере плыть? Ну, это даже в расчет брать не стоило, слишком оригинально для меня. Оставалось только одно — караван.

− Где найти караван?

− Странный ты, парень, − покрутил головой Бошек.

− Все мы со странностями, − философски отозвался я. — Так, где его найти?

Трактирщик лениво выковырял из-под ногтя грязь и обтер палец об штанину.

— За восточными воротами увидишь кучи телег, договоришься с теми, кто направляется в столицу, денег заплатишь и едешь вместе с ними. Все просто.

Куда уж проще! Особенно мне — человеку из мира, где есть автобусы, поезда, вокзалы и кассы с билетами. А еще есть такое неинтересное проявление цивилизации как кондукторы. Даже не просто кондукторы, а необъемные горластые и хамоватые тетеньки — кондукторши. О времена, о нравы!

Поднявшись в свою комнату, я сел на кровать и, не найдя никакого другого интересного занятия, принялся более детально разглядывать свой меч. Чтобы было лучше видно, я купил себе на рынке несколько светильников с маслом. Запалив все светильники разом, оголил клинок, вытащив его из ножен. С тихим шепотом он вышел и засиял, отражая в себе мое лицо.

Вытравленные на металле символы были похожи на те, что я видел в своих многочисленных сновидениях. Они приходили почти каждую ночь, вертелись вокруг, сливались, образуя при этом странные формы. Это могли быть люди, птицы или лошади. Что угодно, но все формы объединяло одно: когда символы соединялись друг с другом, формируя как бы каркас животного или предмета, один из знаков начинал светиться не голубым цветом, а ярко желтым. Интуитивно я понимал, что это и есть Образ объекта, который возникал передо мной.

Ослепляющее зрелище заканчивалось, когда символ, как две капли воды похожий на Образ объекта, сливался с ним и разрушал фигуру. Вся конструкция начинала плавиться, как восковая игрушка, пока не превращалась в тусклую лужу.

Честно говоря, я не понимал смысла этих снов. И проснувшись, не мог толком вспомнить ни одного символа. Все сливалось в мутный бред, как если бы я смотрел через дымчатое стекло на неоновые вывески.

Я пытался вытащить из памяти эти знаки и даже при помощи меча представлял их себе. Закрывал глаза, рисовал воображаемый символ и... ничего. Абсолютно безрезультативное занятие! Только раздражало и распаляло желание узнать, что делать с этими значками.

Необходим был свиток, который мне оставил Ардалион. Без этой бумажки мои попытки разобраться в этих символах и их значении были обречены на крах. Поэтому я перестал пытаться что-то вынести из своих сновидений. Пока перестал!

Все эти думы и размышления о магии вызывали у меня только головную боль, так что приходилось отвлекаться на более приземленные вещи. Например, поесть, выпить или отомстить. А что, по-моему, очень земное желание, мстить. Хотя, понятно, что ничего хорошего в нем нет. Ни капли хорошего.

Отложив меч на стол, я разлегся на кровати и закрыл глаза. Только скинул сапоги, в которых ноги начинали преть, и почти моментально провалился в сон.

В принципе он ничем не отличался от остальных. Начался так же, как и предыдущие. Сперва мне снились друзья, с которыми я летел веселиться в тропический рай. Марат, Пашка и Алик в один голос просили меня привезти им голову Жлыги. Потом этот абсурд сворачивался, как листок бумаги и я опять разглядывал загадочные символы. Пару раз уже такое снилось. Но что интересно, на этот раз они сливались в различные стихии − огонь, вода, воздух и другие. И к тому же я понимал что сплю, но вполне адекватно ощущал себя.

Это было что-то новенькое!

Глядеть на формы стихий и их Образы было интересно, но я припомнил, что проснувшись, все это превратится в туманные воспоминания, извлечь которые будет невозможно. Мое нежелание смотреть на то, как стихии создаются и разрушаются, заставило меня постараться переключиться на что-нибудь другое − более интересное. Или просто увидеть во сне родных, по которым я сильно скучал.

Однако ничего не происходило, никаких переходов в другой сон и тем более пробуждения. Такое чувство, будто я застрял в собственных снах. Неприятно, надо сказать, чувствовать себя в таком беспомощном положении. Абсолютно не ясно, как из него выйти, как заставить себя проснуться или хотя бы изменить сновидение?

С все возрастающей паникой, я лихорадочно искал возможность выключить свои сны, но в голову ничего не приходило. Ни одна светлая мысль не посетила меня и не предложила пути спасения. А это было действительно страшно − очутиться в собственной тюрьме! Возможно, когда человек попадает в коматозное состояние, он как раз и оказывается в таком жутком положении. Черт его знает!

Стихии продолжали создаваться из символов, а затем разрушаться. Вот передо мной начала собираться конструкция воздуха. Символы, виденные мной ранее в других формах, вставали как пазлы на свои места, строя трехмерную фигуру. Она была похожа на клубы бесцветного газа, чем, по сути, воздух и является. Медленно ворочаясь, фигура мерцала главным символом, образованным из нескольких вспомогательных, и мне казалось, что она дует на меня.

Вскоре она растаяла, и ее место заняла стихия огня. Ломаная конфигурация знаков, будто старинная ваза, сотканная из фрагментов, источала слабое, еле заметное тепло.

Находясь в безвыходном положении, мне оставалось только с ним смириться. Поэтому я интенсивно вглядывался в конструкции и старался, раз уж нечего не поделаешь, их запомнить. Особенно стремился к тому, чтобы Образы крепко отпечатались в памяти.

В какой-то момент моего пристального изучения форм и символов, я почувствовал чье-то присутствие. Будто повеяло разумом в этом темном и безжизненном пространстве. Затем, как через толстый слой ваты в ушах, я услышал чей-то далекий голос. Подумав, что это может быть моим спасением, я изо-всех сил потянулся к нему, и он вдруг резко усилился. Мои уши, если бы они были в этом сне, оторвало бы вместе с головой от громовых раскатов достигших моего сознания.

Голос грохотал, сотрясая тонкую и призрачную материю сна и меня вместе с ней. Ни зажмуриться, ни заткнуть уши с вибрирующими барабанными перепонками не было возможности в виду отсутствия оных частей тела. Оставалось только беззвучно кричать и молить о том, чтобы голос сжалился и перестал рвать меня на части.

Как ни странно, звук поутих, стал более терпимым. Таким, каким бывает почти при обычной беседе сабвуфера и наушников "капелек", если можно так выразиться.

− Вадрамы вечны и постоянные, — гремел голос. — Они неизменны и являются сутью всего. И материя, и энергия состоит из них. Без них нет ничего.

Голос неожиданно затих. Мне показалось, что от меня ждут вопроса, поэтому я не заставил голос долго ждать и задал, как мне подумалось самый актуальный вопрос на данный момент:

− Что такое Вадрамы?

− Вадрамы — загремел голос вновь, − есть суть всего и вся!

− Я это уже понял, — невежливо перебил я голос. — А что это такое? И пожалуйста, можно говорить не так громко?

Мне показалось что голос, даже захлебнулся от моей наглости, но все-таки заговорил не так громко.

− Вадрамы, это знаки, которые ты наблюдаешь перед собой, − растолковал голос. — Они собираются в тело и формируют Образ — Высокий Вадрам. Его ты видишь как желтый символ.

− Понятно, − соврал я, хотя, по правде, не очень-то догонял. — А можно узнать, кто ты такой?

Вот это меня уже больше интересовало. Я все-таки в своем сне, смотрю тут на всякие Вадрамы, и вдруг, откуда ни возьмись, появляется нечто, и рассказывает, что это такое. При этом говорит так, будто я уже знаю, что это такое и только имею желание слегка уточнить, то ли я имею в виду? Да еще рычит, будто я глухой.

− Я Чегод! — вроде как горделиво, возвестил голос. — Искусственно созданный разум. Имею основное задание — обучать молодых Фамдеев основам Вадраматики.

Мысли завертелись как клубок змей на все теплеющей сковороде.

− Погоди! — чуть не заикаясь, выдавил я из себя. — Ты хочешь сказать, что я отношусь к Фамдеям?

− Да, — лаконично произнес Чегод.

Я засомневался, предполагая, что это либо какой-то подвох, либо мне это навеяно мыслями о могущественных магах былых времен. Знаете, как бывает: что-нибудь вас поразит, а потом ночью вы видите это во сне с самых неожиданных ракурсов.

− Ты в этом уверен? — обстоятельно произнес я. — Уверен на столько, что даже не возникает ни малейшего сомнения?

— Если бы ты им не был, я бы не появился здесь. Ты точно Фамдей! Хотя не совсем правильный...

− В каком смысле, неправильный?

− Трудно понять.

Хм! Ладно, оставим это на потом.

− А откуда ты появился?

Голос замолчал, видимо обдумывал мой вопрос и свой ответ. Я в это время заметил, что новая фигура почти полностью собралась и узнал в ней вновь воздух. Они что повторяются?

− Я не знаю, откуда я появился, − задумчиво протянул голос, − но мне кажется, что я... в какой-то момент вдруг оказался внутри тебя. Сначала меня не было, а потом я появился. Но откуда я мог в тебе появиться?

Если бы Чегод был человеком, он мог бы впасть в истерику. Его вопрос ко мне прозвучал как-то уж больно похоже на крик: "Кто я и что делаю в этом мире?"

− Вообще-то это я хотел у тебя спросить.

− Но...

− Ладно, не переживай! — попытался я его успокоить. — Предлагаю вместе разобраться кто мы такие и откуда. Ну и подобные вопросы поисков себя в этом мире тоже попытаемся прояснить. Договорились, Чегод?

Мне уже было не страшно. Я даже чувствовал в себе прилив сил и бодрости, особенно когда этот Чегод уверил меня в том, что я из Фамдеев. То есть радости мне это не прибавляло, просто хоть что-то становилось понятно. Весь бардак, что творился со мной после того как я попал в этот мир, начинал обретать какие-то проблески ясности и разумности. Или я поспешил с выводами?

− Значит, ты вроде обучающей программки? — проговорил я скорее сам себе, чем Чегоду.

− Ну, типа того! — нехарактерно для своей личности ответил искусственный разум.

Его ответ ввел меня в легкий ступор.

− Ты где так научился разговаривать? − подозрительно спросил я.

Чегод хмыкнул совсем как человек.

− В твоей памяти много всяких словечек, чел! — как-то уж слишком фамильярно отозвался он.

− Брось в ней рыться, ты там ничего хорошего не найдешь! — разозлился я тем, что в моей памяти роются всякие программки. — И вообще, покажись уже, а то надоело пялиться в пустоту.

Рядом со мной, если можно так говорить о месте, где нет границ, проявился значок, похожий на символы Разума, Памяти и Слова, спаянных вместе в одну светящуюся конструкцию. Он парил слева от меня и казалось, что стоит мне захотеть, и я смогу дотронуться до него. Впрочем, желания я такого не испытывал, даже если не брать в расчет, что рук у меня здесь не было, поэтому просто произнес:

− Странно, но я узнаю эти Вадрамы, − пораженно произнес я, разглядывая Чегода. — Вот Разум, а вот и Память со Словом.

− Конечно, узнаешь! — воскликнул он, порхая возле меня, словно бабочка. — Каждый раз как ты засыпаешь, я учу тебя основам Вадраматики.

Ясно! Значит, вот почему мне снятся эти сны. А я-то их считал сбоем в моей голове.

− Почему я тебя тогда не слышал?

− Не хотел, вот и не слышал, − немного язвительно прозвучал голос Чегода.

Он еще упрекать меня будет! К черту, пусть изгаляется, фальшивая личность. Обращать на это внимание, все равно, что обижаться на компьютер.

− Ладно, − согласился я, − но остается вопрос: что мне с ними делать?

− Как что? — возмутился Чегод, замерцав так, что захотелось прикрыть глаза. — Бить мерзких Ладлогов! Уничтожать этих тварей, без сомнений и пощады!

Что за бред несет эта сумасшедшая программа? Каких Ладлогов, если их всех уже давно уничтожили? Во что меня опять втягивают?

Не хочу я никого уничтожать! Мое единственное желание попасть в свой мир! И только это заставляет меня идти вперед.

Нет, необходимо было остановить обучение и проснуться. Пораскинуть мозгами, узнать побольше. Информации слишком мало, для того чтобы делать какие-то поспешные выводы. Ее не хватает как воздуха. Нужно просыпаться.

− Чегод! — окликнул я мерцающего преподавателя. — Я хочу проснуться!

− Но обучение на сегодня еще не закончено, − возразил он и добавил другим тоном: − Пофигу все сомнения, чувак.

− Прекрати рыться в моей памяти и выражаться как идиот! — жестко потребовал я от него. — Выводи меня отсюда!

Конструкция искусственного разума, потускнела и покрылась трещинами. Затем втянулась сама в себя и исчезла, оставив после себя только быстро растворяющийся след.

Глава XII

− Фу! — выдохнул я, соскочив с кровати. Рубаха пропиталась потом, и неприятно холодила кожу, прилипая к ней. Стянув ее с себя и повесив на невысокую спинку кровати, я подошел к окну.

На улице было еще темно, но по своим внутренним часам я определил, что уже раннее утро. Где-то в районе шести часов. Темно было из-за черных туч, затянувших все небо, насколько хватало глаз. Они исторгали из себя противный моросящий дождь, забрызгавший все окно. Судя по лужам и ручьям, текущим по мостовой, дождь шел уже как минимум несколько часов. И скорее всего, кончится он тоже не одним махом.

− Брр, − вздрогнул я, представив себя сейчас на улице среди потоков холодной воды.

Отойдя от окна, я нашел плащ и, закутавшись в него, вышел из комнаты. Хотелось есть. В животе громко бурчало, так, будто я не ел несколько дней. А вот спать не хотелось, но в голове тоже что-то такое бурчало. Все мысли какие-то вертелись. И на счет Вадрамов и прочей магической чепухи. Особенно было интересно, каким образом в истории отношений двух воюющих кланов магов был замешан Ардалион. А ведь он наверняка имеет к этому отношение; чую, что без него тут не обошлось. Ну, не бывает таких совпадений. Не верю!

Что самое плохое, это то, что я оказался втянут в это без своего позволения. Да какое там! Никто у меня разрешения и не спрашивал. Кстати, прямое нарушение моих прав. Только вот, кажется всем плевать на мои права. И, похоже, никого не волнует, что мне совершенно не нравится вся эта дикая ситуация. Ужас, да и только.

Спустившись в зал, я обнаружил, что он еще закрыт, но оттуда через щели двустворчатой двери, доносились густые запахи готовящейся пищи. Видно, на кухне уже начали стряпать завтрак. Это хорошо, потому что означало, что я смогу скоро свалить отсюда. Подкреплюсь и двину к тракту, где телеги собираются в караваны. А там, глядишь, и до столицы вскоре доберусь.

Вернувшись в свою комнату, я собрал свои нехитрые пожитки. Оделся, да перепоясался. Больше у меня ничего не было.

Спустился к залу. Долго стучался в двери, пока Офрик не открыл их. Он не хотел меня впускать, говорил, что хозяин пока не разрешил открываться, да и еще ничего не готово.

− Уйди, пацан. − Отодвинув его с дороги, я прошел к ближайшему столику.

На шум из кухни вышел Бошек и сразу же потребовал от меня соблюдения правил. Мол, они для всех одинаковые и вообще, еда еще в процессе готовки.

− Я все понимаю, − согласился я, но все равно, в наглую сел за столик. — Но и вы меня поймите. Мне сегодня уезжать, и поэтому я проснулся так рано. А что мне делать в комнате? — я невинно улыбнулся, разведя руки в стороны. − Вот я и спустился.

Бошек резво замотал головой.

− Меня не волнует, что вы будете делать, — гневно нахмурился он.

Понятно, что я повел себя слишком нагло. Но не терпелось мне. Хотелось свалить отсюда побыстрее. Я же не дурак, понимал, что веду себя по-хамски. Однако отступать не собирался, и трактирщик это видел.

Глаза Бошека сузились и он неожиданно произнес:

− Впрочем... если вы оплатите завтрак по двойной цене, то вам разрешат тут посидеть и прямо сейчас принесут травяной отвар.

Ага! Значит, можно нарушать правила? Главное, за них платить по двойному тарифу. Ясно. Торговец, он всегда выгоду найдет.

Хрен с тобой, золотая рыбка, заплачу, раз ты такие условия ставишь. Достав горсть медяков, штук тридцать, положил на стол и сел обратно на лавку.

Трактирщик, скользко ухмыльнувшись такому щедрому постояльцу, сгреб монеты и послал Офрика за напитком на кухню.

− Сейчас все будет, − заверил он меня и довольно утопал в подсобку.

Вскоре я уже поглощал горячую аппетитную кашу с кусочками мяса и душистый хлеб, исходящий паром.

В зал к этому времени спустились еще несколько постояльцев. Пожилой, но еще крепкий коренастый мужчина в темной кожаной безрукавке и толстым свитером под ней. Перетянут широким ремнем с длинным мечом в простых черных ножнах. Когда он прошел мимо меня и занял соседний столик я, не отрываясь от еды, краем глаза заметил, что рукоятка его меча обмотана потертым материалом. Сразу было видно, что он умеет пользоваться оружием и носит его совсем не для красоты. Не в пример мне, кстати.

После него, буквально через несколько минут в зал вошла стройная девушка и легкой походкой проплыла мимо меня. Она тоже выглядела весьма воинственно: на боку у нее висел короткий меч, больше смахивающий на длинный кинжал и лук с колчаном за спиной.

Одета она была, как и мужчина, прошедший первым — свитер, безрукавка, высокие сапоги и кожаные штаны в облипку. Только на ней они смотрелись куда как интересней!

Почему-то я даже не удивился, когда он села рядом с тем мужчиной за один стол.

− Отец, — произнесла она приятным сильным голосом, − зачем так рано вставать? Могли бы еще поспать.

Она громко и заразительно зевнула. Я хоть не видел, так как сидел к ним спиной, но тоже повторил эту прилипчивую привычку.

− Грета, ты совсем разленилась, − ласково пробасил мужчина. — Посмотри на себя, соня. Одно легкое дело, и ты стала позволять себе слабости.

− Да ладно, − хихикнула она. — Я так, просто пошутила.

Мужчина хмыкнул.

− Вижу я, как ты шутишь, − тихо посмеялся он. — Глаза-то совсем к носу скатились. Того и гляди прямо тут уснешь.

Она ничего ему не ответила, потому что им принесли завтрак, и они принялись молча его поглощать. Кроме негромкого причмокивания я больше ничего с их стороны не услышал. Поэтому переключил свое ненавязчивое внимание на другую парочку, сидящую неподалеку.

Из их разговора я узнал, что они купцы, боятся продешевить и потому везут свои товары в Центрат. Это было уже интересно. Возникла мысль подсесть к ним и договориться о совместной поездке. Но я понаблюдал за ними еще немного и отказался от этой мысли. Больно уж у них глаза хитрые были. Так и бегали по всему залу. Да и говорили слишком громко, к тому же об очень ценном грузе. Торговцы себя так не подставляют. А ну кто услышит, что они что-то ценное везут и захотят пошалить. Нападут целой шайкой по дороге, все пограбят, и еще удачно отделаешься, если не убьют. А эти хвалятся перед кем-то своим грузом, будто так и надо. Надо-то надо, но только на рынке, а не здесь.

Неужто наоборот, приманивали кого-то? Ловят грабителей на живца? Так надо было в другом трактире этим заниматься. У Бошека постояльцы вроде не из таких лихих людей.

Плюнув на их непонятные заигрывания с судьбой, я быстренько доел и допил все, что было на моем столе, затем подошел к стойке. Купил у хозяина еды, так чтобы хватило до ближайшего города и, расплатившись с ним, вышел на улицу.

Закинул на плечо сумку с единственной лямкой и уверенно потопал к воротам. Потертая сумка со шнурком, которую я купил вместе с продуктами у Бошека, была заполнена только наполовину. Много брать не решился. Все-таки до ближайшего города ехать всего-то два дня. Так что мне должно было хватить одного каравая, немного вяленого мяса, маленькой головки сыра и бутылки крепкого вина. Вино на всякий случай. Мало ли, вдруг замерзну, если ночевать придется под открытым небом. А ведь уже не лето, можно и подмерзнуть.

Собственно, сумку я взял не только чтобы сложить в нее продукты, но также и деньги, что я вытащил из сейфа Жлыги. Я когда посчитал их, то даже присвистнул − по местным меркам, это тянуло на маленькое состояние. Из всех десяти мешочков в шести было по сотне медяков. В трех других по сто сераков и лишь в самом маленьком мешочке ютились пятнадцать золотых монет. Малые золотники, по размеру точно такие же, как и другие монеты, только золотые. Припомнив, во сколько Гальтен оценивал один малый золотник, я даже охнул от получившейся суммы.

Один малый золотник, говорил он тогда, равняется пятистам сераков! Еще сказал, что большими золотниками никто не пользуется, они скорее являются золотовалютным фондом. Лежат себе тихонько в сундуках или банках и растут в цене.

Итак, даже учитывая, что пятьдесят сераков отдал Вапсу, я все равно располагал внушительной суммой около восьми тысяч сераков. Неплохо!

Золотые монеты я положил в кармашек, предусмотренный в самом ремне. Небольшую горсть монет, состоящую из сераков и медяков, сунул в карман штанов, а остальные деньги кинул в сумку. И даже не переживал что их смогут украсть. Кто знает, что в сумке я тащу деньги?

У самых ворот пришлось остановиться и пропустить несколько карет, медленно въезжающих в город. Целый кортеж сопровождало почти полтора десятка охранников. Все закованные в латы, хриплыми голосами оттесняли прохожих в стороны, освобождая дорогу знатным господам, или кто там в каретах.

Около стены, где я встал переждать кортеж, сидел нищий, которого почему-то ни один стражник ворот не сгонял с места. Прикормленное место, что ли?

Я от каких-то смутных чувств доброты и милосердия кинул ему три медяка. А в ответ получил от старика такой гневный взгляд, что даже захотел забрать деньги обратно. Не так-то легко они мне достались.... Впрочем, я представил себе картину, как я забираю жалкие гроши у нищего, избиваю его и громко ругаюсь. Как представил себе, так и решил не делать подобного, слишком уж это. Хотя я с трудом удержался, чтобы не пнуть его разок.

Покачал головой таким мыслям. Что-то я совсем озлобился! Не хорошо это, не хорошо! Не должно так быть.

Переждав, когда все кареты проехали, а за ними протопало несколько пыльных воинов с копьями, я вышел из города и побрел в поисках караванщиков.

Вскоре у самой пристани я обнаружил несколько телег, на которые грузили тюки с ящиками, мешки и прочее. Рядом стояли крепкие склады с нарисованными буквами на массивных дверях. Для меня весьма не понятное сочетание букв и цифр, видимо, для кого-то что-то объясняли. Впрочем, мне было не до этого, я лишь собирался узнать, кто едет в столицу.

Честно признаться, я вообще не представлял, как мне набиться в обоз. Поэтому просто подошел к одному мужику, стоящему около здорового коня и счищающего топором налипшую грязь с копыт животины. При этом он что-то тихо бормотал себе под нос, изредка утирая лоб.

− Доброе утро, уважаемый! — Я постарался быть более вежливым. — Не подскажете, с кем можно поговорить, чтобы меня взяли с собой в столицу?

Мужик повернулся и глупо уставился на меня, раскрыв щербатый рот. Его лоб, с нависающими на него сальными волосами, пересекали несколько заскорузлых и гноящихся царапин.

Он отмахнулся от мух, пытающихся сесть на рану, и тряхнул лохматой головой.

− Вы ошиблись, — пробубнил он и, покосившись на мой меч, поклонился. — Я не уважаемый, господин, я раб господина Моци Шлевика. — Словно через сито, жестко процедил он сквозь побелевшие от натуги губы.

Мужик стрельнул в меня глазами и, столько отчаянья и боли в них было, что я содрогнулся от его взгляда и сжал кулаки. Чертово рабство! Как низко может пасть человек, если даже рабство никого не удивляет. Что за мир!

Хотя чего я так? Даже в моем мире, на первый взгляд таком просвещенном и цивилизованно-гуманном существуют остатки рабовладельческого строя. Далеко ходить не надо, Российская армия − самый лучший тому пример! Где-то помню, читал, что на солдата в Российской армии денег тратится меньше, чем на одного осужденного. То есть получается, что русский солдат окован цепями несвободы и прав имеет меньше, чем иной зэк. Говорят: ты должен Родину защищать. Хорошо. Ну, так почему же тогда к солдату, который будет кровь проливать за свою страну, относятся как дерьму?! Всем же ясно, что нынешняя Российская армия это удобный для нечестных политиков пережиток крепостничества. И вместо того, чтобы тратить кучи денег на разного рода пропаганду, включая телесериалы про армию, мол как хорошо, мол там и только там можно стать настоящим мужиком, сделали бы лучше профессиональную армию. Но ведь не сделают. Зачем тратить деньги на это, если итак все вроде "нормально". Да и на что тогда генералы будут жить, покупать майбахи и строить дачи или скорее, замки?

А тот искусственный патриотизм, который насаждается и через телевиденье, и современную эстраду, и даже книги, не вдохновляет человека на героизм, а тупо зомбирует. Да и какой, к черту, солдат, защитник Родины, может получиться из восемнадцатилетнего паренька, забитого и замученного бессмысленной муштрой и идиотизмом, если за весь срок службы ему даже автомат в руках не дают подержать. Ну конечно, не дают, ведь тогда этот парень со сломанной психикой и душой, в которую наплевали и вытерли об нее грязные сапоги, пойдет и расстреляет всех, кто его третирует. Армейцы хорошо научились ломать пацанов, только построить ничего не получается. Вот и возвращается домой душевные калеки, просидев в казарме весь срок службы. И хорошо еще, если сами возвращаются, а не привозят их в цинковых гробах. Ломать, как говорится, не строить!

Встряхнув головой, я постарался прогнать мрачные мысли и вновь обратился к молчащему все это время мужику:

− Твой... − запнулся я, с трудом пропуская слова сквозь зубы, − хозяин едет в столицу?

Он кивнул и показал рукой в направлении одиноко стоящего каменного дома с какими-то флажками на крыше.

− Если вы собираетесь войти в обоз, то вам надо поговорить с начальником охраны. Он в том доме с господином Моци Шлевиком. Начальника зовут господин Дамати.

На этих словах раб отвернулся и принялся за свое занятие, от которого я его оторвал — счищать грязь с копыт лошадей. А мне оставалось только пойти в указанном направлении и узнать насчет возможности присоединиться к каравану.

Не буду утомлять читателя ненужными подробностями, просто скажу, что в караван меня взяли как пассажира, но отдельно оговорили, что если по дороге будет совершенно нападение, я, как имеющий меч, должен буду вместе с охранниками противостоять бандитам. Умно, ничего не скажешь, подстраховались. И денег с меня стрясли в два серака и бойца лишнего взяли. Правда, об умении махать мечом, этого самого бойца как-то не спросили. Ну да я и не рвался им сообщать, что умений у меня таких немного, грубо говоря — ноль. Поэтому согласился на такие условия и вскоре сидел в телеге на подобии кареты только многоместной. Этакий дилижанс.

Помимо меня в салоне было еще десять человек. Парочка каких-то мастеровых, как я понял из их разговора, один хмурый воин, который тут же уснул, как только сел на довольно мягкое сидение. Еще какие-то непонятные люди и, уже виденные мной утром в трактире Бошека, отец с дочкой. Я был очень удивлен тем, что они сели в тот же дилижанс и почему-то мне казалось, что это не случайно. Может быть, конечно, это и совпадение, но как-то не верилось в подобное. Решив на всякий случай вести себя осторожней с этой парочкой и не поворачиваться к ним лишний раз спиной, я отодвинул шторку у окна и впился взглядом в удаляющийся город.

"Что меня ждет в столице? Один Бог знает, − подумал я".

Между тем как этот образчик древнего пассажирского транспорта двигался по дороге в середине всего каравана, состоящего из девяти фургонов, я отстраненно смотрел на бегущие мимо поля и леса. Дорога была неплохо утрамбована, и даже ночной дождь ее практически не размочил. Грязь, конечно, была, комьями вылетая из-под копыт, но она не сильно препятствовала движению.

Наш дилижанс с мощностью в четыре лошадиные силы резво мчался по дороге и заставлял крепко держаться, иначе можно было упасть в проход и кататься там как в припадке эпилепсии.

Несмотря на хмурое небо, мокрую взвесь в воздухе и проблемы, окружающие меня как рой злобных пчел, настроение было на удивление приподнятое. Путешествие, пусть вынужденное и цель его мне не по нутру, но оно вызывало какие-то забытые с детства ощущения. Примятые грузом ответственности взрослой жизни, дни пролетали друг за другом, принося в жизнь только усталое чувство обреченности. Как винтик в огромной системе — крутишься, стараешься, а в итоге получаешь только стресс от отсутствия удовлетворенности. Постепенно начинаешь ощущать свою никчемность и ненужность и, конечно же, колоссальное душевное истощение. И рано или поздно все это приводит либо к веревке с мылом, либо к бутылке. Веревка — это ясно дело, уход от проблемы. Нежелание в нее вглядеться столь пристально, чтобы увидеть пути решения. Конечно, тут же надо включать мозги на полную катушку, думать. Да вот думать люди как раз не любят. А бутылка − это способ заместить пустоту внутри, замазать щели, наполниться собственным "Я" и продолжать существование. Как мир видится под действием обезболивающего? Вот то-то и оно − размыто.

Любопытные взоры по сторонам, как будто еще маленький едешь к бабушке в деревню. А там упертые козы, пугливые коровы и тупые, но забавные куры. Там настоящая печка, дрова и чистая река недалеко от дома. Не замусоренный лес, свежий воздух и магазин, в котором только два вида колбасы — дешевая и почти мясная.

И пусть в деревнях все такое ущербное, убогое как кривые заборы, но зато все такое настоящее, не искусственное. Да и сами люди там проще и, возможно, на порядок добрее. Конечно, и они не лишены червоточин, но их как-то меньше, чем в избалованных горожанах. Хотя, сволочи есть везде, как, впрочем, и порядочные люди.

Примерно через пять часов беспрерывной езды караван съехал с дороги на полянку, специально предназначенную для таких вот остановок. Мимо проехал один из стражников на громко фыркающем жеребце и объявил, что стоянка будет не больше получаса, поэтому, кому нужно, те могут прогуляться до кустов.

Желания у меня такого не было, но я все равно вышел из кареты и направился в сторону желтеющего подлеска тигровых деревьев. Просто подумал, мало ли, вдруг сильно приспичит в дороге, что тогда делать? А то, что ради этого никто останавливать весь караван не будет, отчетливо понималось даже мне. Потому и пошел.

Пройдя подлесок, я вошел в довольно густой лес и встал за объемное дерево. Но расслабиться так и не получилось. Чувство тревоги, нахлынувшее вдруг ни с того, ни с сего, просто завопило и я на автомате распластался на земле. В следующую минуту в древесную кору, как раз на уровне груди вонзилась длинная стрела с черным оперением и глухо задрожала.

Перекатившись в сторону, я одним движением вскочил на ноги и достал меч. В меня тут же полетели несколько стрел. От одной я увернулся, сделав маленький шажок, вторую отбил мечом, от чего он высоко звякнул. Третью пропустил, но она, слава богу, пролетела мимо меня. Правда, в каких-нибудь миллиметрах от моей шеи.

Не давая себе времени на раздумья, а стрелкам возможности всадить в меня еще по стреле, метнулся в сторону, и потом зигзагами помчался в сторону, откуда били стрелы.

До них было примерно десять-пятнадцать метров. Я хорошо разглядел место, откуда вылетали стрелы, и даже когда я резкими скачками несся в их сторону, они умудрялись почти попадать в меня. Будто знали, куда я прыгну в следующий раз, и стреляли на упреждение. Правда, им это все равно не помогло. Буквально за несколько секунд я добежал до их засады и ворвался в их "тесный кружок", тут же удачно отбив две стрелы мечом.

Их было действительно трое. В черных хламидах с капюшонами и масками на лицах они выглядели весьма загадочно, но от этого не менее уверенно.

Когда я отбил обе стрелы, тут же рефлекторно ткнул ближайшего нападающего в лицо клинком. Он закричал и, выпустив лук, упал на траву, прикрывая лицо. Два оставшихся лучника резво отбросили уже бесполезные луки и быстро выхватили из-под своих балахонов короткие волнистые клинки.

И тут началась бешеная круговерть. Они резали воздух вокруг, пытаясь достать меня. Но я не хотел давать им такого шанса и потому вертелся как волчок. Наверное, никогда я не был так быстр как в тот момент. Они тоже не тормозили, двигались стремительно, хотя и уступали мне в скорости. Пожалуй, только за счет этого я еще мог им сопротивляться, ведь умений обращаться с клинком, как я уже говорил, у меня не было. Не считать же казнь Жлыги за урок фехтования.

Голова была пуста от ненужных мыслей, и мне ничего не оставалось, как положиться на интуицию.

Работали бойцы слаженно, чувствовалась немалая практика в подобных боях. Вспомнилось как я противостоял двум охранникам в доме все того же несчастного Жлыги. У этих "балахонов", конечно, искусство владения клинком было гораздо выше, но и их можно победить, раз они меня не могут поймать. Нужно только разделить их.

Выгнувшись как молодой бамбук, я пропустил меч одного из "балахонов" над грудью и прыгнул вбок, встав как бы в одну линию с бандитами. Не давая времени им перегруппироваться и превратить нашу ровную черту в треугольник, пошел на рискованный шаг. Раскрылся перед своим противником, и когда он без затей попытался нанизать меня на клинок, я, причудливо изогнувшись, одним махом отрубил его руку, держащую полметра остро заточенной стали. Затем по инерции полоснул когтями левой руки по его маске, чувствуя, как срезается с кости плоть, и в последний момент отпрыгнул от второго бойца.

Он кинулся на меня, даже не посмотрев на своего напарника, но когда я ушел с линии атаки, на моем месте оказалось тонкое деревце. Волнистый меч с хрустом разрубил его, отделив корни от кроны, и вновь устремился ко мне.

Проведя какую-то непонятную спайку между защитой и атакой, я с такой силой ударил по его клинку, что он выскочил у него из рук и улетел в траву. Не обращая внимания на боль в занемевшей от резонанса руке, я со всей дури влепил ему каблуком под дых, от чего он отлетел на добрых несколько метров, где и затих.

Остановившись и оглядев поле боя, я не нашел больше противников, зато услышал крики и звуки звенящей стали со стоянки. Совсем забыл про караван в горячке боя. Впрочем, там должно быть кому отбиваться.

Решив узнать, кто же это такие и зачем они напали на караван, я осторожно приблизился к "балахону", которому отрубил руку. Он слабо постанывал и выгибался змеей, вспарывая землю каблуками.

Подойдя ближе к нему, я кончиком меча стянул с его головы капюшон и скривился от вида его лица искаженного болью. Сквозь черную тряпочку, закрывающую его лицо до самых глаз, зияли рваные дыры от моих когтей. И кровь булькала в его горле, наливаясь розовыми пузырями. Вряд ли от него чего-то можно было добиться, в таком состоянии, поэтому я закончил его страдания одним взмахом меча и прошел к другому.

Тот бандит, которого я самым первым тыкнул клинком в лицо, лежал ничком и не подавал признаков жизни. Перевернув его тело, я скинул с него капюшон и срезал маску. И тут же увидел на мертвом лице пустую глазницу, залившую все лицо кровью и тонкий стилет, торчащий из горла.

У меня таких не было, значит, он сам себя порешил. Видимо, чтобы не достаться мне. Похвальная, конечно, черта, но сейчас она меня не устраивала, поэтому я нашел третьего. Но и он, к сожалению, не смог просветить меня на счет своих целей. Я так сильно пнул его, что сломал ему ребра и превратил внутренности в отбивные. Жаль, но ничего не поделаешь.

Быстренько обшарив их тела, я нашел только два стилета подобные тому, что торчал в горле одно из разбойников. Взяв все три в качестве трофеев, я побежал к стоянке каравана.

Там была самая настоящая битва. Несколько шустрых "балахонов" рвали на части охранников обозов. Тем не помогало даже то, что они были верхом, закованные кто в нагрудники, а кто и в полноценные латы. Да и мечи у них были длинней и массивнее чем у разбойников. Однако это им совсем не помогало — то и дело кто-нибудь из охранников сваливался с лошади или же оседал в седле безжизненной и неопасной куклой.

Только в одном месте кто-то весьма достойно оказывал сопротивление "балахонам". Пятеро разбойников прижали кого-то к дилижансу и пытались изрубить в фарш, но там им давали отпор, и сразу видно, что удачно огрызались, судя по двум мертвым разбойникам, лежащим у кареты.

Решив, что здесь моя скромная и неуклюжая помощь не нужна, я решил, не выходя из леса обойти по окружности стоянку и посмотреть, что происходит с другой стороны — с дороги. Оттуда тоже слышались звуки боя и скорее всего, именно там был нужен лишний меч. Нет, конечно, у меня не было иллюзий, что я великий боец и могу решить исход схватки одним своим присутствием. Просто что-то не давало мне оставаться в стороне. Что-то гнало меня в самую гущу боя, не позволяя отсиживаться в кустах.

Кровь бурлила, разнося по организму адреналин и сумасшедший азарт. Ладонь крепко сжимала удобную рукоять меча, а глаза зорко высматривали противника в черных хламидах. И вот, буквально перед самым носом в подлесок влетела парочка, бешено работая мечами.

Одним из этой парочки был "балахон", в чем я не был удивлен, а вот его противник меня удивил. Это оказался тот самый раб, с которым я разговаривал еще в Каруше.

"А раб-то не так прост, − присвистнул я. — Вон как в его руке меч порхает. Аж завидно".

В принципе, моя помощь ему была не нужна. Он бы вскоре одолел своего противника несмотря на многочисленные порезы, покрывающие его с ног до головы. Его длинная рубаха из грязно-серого материала успела превратиться в рванье, обильно заляпанное кровью.

Пока "балахон" был повернут ко мне спиной, я вытащил три трофейных стилета и кинул ему в спину. Я не особо надеялся, что они его остановят, да и не метательные это ножи, форма, вес и балансировка, все не то. Однако он словно спиной почувствовал, что в него летят стилеты и потому резко ушел в сторону. К несчастью для себя, он обо что-то запнулся и раб молнией обрушился на него — отбив неуклюже выставленный меч, он вонзил свой в живот "балахону" и повернув, распорол того как мешок до самого горла.

− Благодарю! — повернулся он ко мне и показал мечом на стоянку, за подлеском. Затем осторожно спросил: − Вы пойдете туда?

Я хотел твердо ответить что: да, пойду! Но почему-то вместо этого сказал совсем другое:

− А стоит?

Мужик прислушался к звукам битвы и покачал головой.

− Если хотите жить, то не стоит! — он внимательно поглядел на меня и смахнул со своего меча кровь. — Ихары в живых никого не оставляют. И пленных тоже не берут.

− Там же почти полста охранников, − удивился я, − неужели они не смогут одержать верх, над несколькими разбойниками?

Раб присел и вслушался. Потом посмотрел на меня как на ребенка и ухмыльнулся.

− Ихары, не какие-нибудь разбойники! — жестко проговорил он. — Это воины ночи, наемные убийцы клана Темного Ихариата. Их примерно три руки, а это хватит, чтобы утопить в крови и две сотни таких охранников какие сопровождали наш караван. Так что, то что там сейчас происходит, − он махнул рукой в сторону стоянки, − не сопротивление, а просто агония. Но и она будет недолгой.

Возражать было трудно, но сказать что-то в оправдание своего решения все-таки хотелось. Все-таки немалая сумма денег осталась в карете. Сумку-то я ведь с собой не взял, думал, схожу до ветру, да и вернусь, а оно вон как вышло. Забрать бы, но.... Нет, я не боялся, но и тупо подставляться под мечи противников, гораздо более умелых чем я и к тому же превосходящих меня числом, тоже не хотелось. Тем более, что этот раб, который похож скорее на хорошего мечника, вроде как не шутил и невозможно было ему не поверить после того как я сам видел что охранники "балахонам" не противники.

− Так что ты предлагаешь? — спросил я его, то же приседая.

Он нахмурился.

− Уходить... − начал он, но осекся и выкрикнул: − Сзади!

Я сам почувствовал тревогу буквально за долю секунды, до того как раб меня предупредил об опасности. Уйдя кувырком в сторону, я живо вскочил на ноги и посмотрел туда, откуда шла угроза. Там стоял тот самый мужик, которого я видел в трактире Бошека, когда он мило завтракал. Но на этот раз он был без своей дочурки.

− Прыткий, − недобро ухмыльнулся он, поигрывая в руке метательным ножичком. Точь-в-точь таким же, как тот, что сейчас торчал из земли в том месте, где я только что сидел.

− Тебе-то что надо? — рыкнул я, вновь вгоняя себя в боевой режим.

Мужик расплылся в хищной улыбке и замахнулся в меня вторым ножиком. Однако кинул его не в меня, а в раба, который одновременно со мной тоже прыжком ушел в сторону и теперь стоял, прижимаясь к дереву. Множественные порезы, источая кровь и силы, давали себя знать. Я вообще удивлялся, как он на ногах стоял.

Раб не успел полностью увернуться и получил ножом в грудь, от чего вскрикнул и сполз по стволу дерева на землю.

− Жаль, конечно, что эти чертовы Ихары подгадили всю операцию, − сплюнул незнакомец и медленно, словно, красуясь, вытащил кривой меч из ножен. — А как все было бы замечательно, не будь этого нападения.

− Да кто ты такой-то? И зачем тебе меня убивать?

Мужик прыгнул в мою сторону и рубанул сверху, чуть не дотянувшись до меня. Отбежав на несколько шагов назад, я помотал головой, вытряхивая из нее все мысли прочь и сосредоточился на противнике.

− Я Шанд! — прорычал он и вновь противно улыбнулся. — Кто сказал, что я тебя убью? Мне ты нужен живым, иначе за тебя не заплатят.

Слишком умелый противник этот мужик. Я понимал каким-то десятым чувством, что против него мне не устоять, поэтому собирался тянуть время как мог.

− А кто за меня заплатит? — спросил я, пятясь назад.

− Потом узнаешь, − зловеще прошептал он и бросился на меня.

Больше он ничего не говорил, а просто как заведенный проверял меня на прочность и скорость. Я бегал от него, чуть ли не по всему лесу, получая легкие порезы, но сам никак до него достать не мог. Он так хитро фехтовал, что даже самые мои быстрые удары ловко парировал и жалил, жалил, будто играл со мной.

Ничего поделать я не мог и уже с трудом держал меч в руке.

− Может, все-таки скажешь, кто тебя нанял? — Я решил потянуть время, ступая так чтобы между нами было расстояние и какое-нибудь деревце. — Вдруг я сам захочу встретиться с твоим нанимателем?

Шанд недобро оскалился, медленно ступая по земле и не спуская с меня глаз.

− Ну, если тебе так будет легче сдаться, то скажу. — Наемник поманил меня рукой, призывая сложить меч. — Менкит, сын Жлыги на тебя очень зол. Зря ты не убил того одноглазого.

Я кивнул, признавая что, действительно, зря его тогда отпустил, надо было преодолеть себя. Но, черт побери, не мог я так сделать. Он был безоружен и к тому же сильно испуган.

− Что-то я передумал сдаваться, − нарочито весело хохотнул я. — Да и ты мне не нравишься.

− Ожидаемо! — так же весело протянул Шанд и вновь бросился давить меня своим опытом.

От безвыходного положения и бессильной злобы мой разум мутился, и я терял всякую концентрацию, постоянно пропуская его атаки. В какой-то момент он провел замысловатую серию ударов и в итоге выбил меч у меня из рук. После этого он сразу же плавным движением попытался меня ударить плашмя по голове, но я увернулся. И тут что-то во мне выключилось или наоборот, включилось, и я увидел все вокруг себя не лес, а какой-то хаотический рисунок светящихся линий. Прямо передо мной стояла фигура — пучок разноцветных линий, закованных в каркас из ярких символов.

Вадрамы, вспыхнуло узнавание!

Фигура приблизилась ко мне, держа в схематичной руке какую-то расплывчатую конструкцию, слегка напоминающую блеклую молнию. Фигура замахнулась и медленно, как будто потекла к моей голове. Я же сделал шаг к фигуре, в которой уже узнал мужика, назвавшегося Шандом и вообще, вспомнил, где я, и что сейчас происходит.

Волнения не было, его словно смыло теплой водой спокойствия и уверенности. Подойдя почти вплотную к фигуре Шанда, я протянул руку и пропустил ее через каркас из Вадрамов. Внутри я подцепил лиловую линию когтем, которые виделись мне как искрящиеся полумесяцы, и, потянув на себя, порвал эту линию. Она лопнула как перетянутая струна, а фигура Шанда вдруг скукожилась, нелепо изогнулась и рухнула мне под ноги.

Еще какое-то время я наблюдал, как конструкция из Вадрамов дергалась, затем начала тускнеть, как и пучок жгутов внутри. Будто все яркие краски уходили в землю, всасываясь ей. Вскоре Вадрамы немного потускнели, но остались на месте, а вот жгуты полностью растворились в почве, которая также вся сияла.

Взглянув на свои руки, а потом и в целом осмотрев себя, я охнул от представившегося вида. Я был покрыт мелкими чешуйками, с темными линиями, на манер татуировки разрисовавшими меня с головы до ног. Эти ноготки-чешуйки покрывали все мое тело или скорее кокон из Вадрамов. Не мог же я состоять из чего-то другого! Значит, эти чешуйки, как я понял, были чем-то навроде защиты.

Попробовал одну из чешуек на прочность когтем. Под его давлением она прогнулась, будто резиновая, а когда я убрал коготь, − медленно выровнялась.

Ничего не понимаю!

Затем вернулось нормальное зрение, и с ним пришла боль в висках, раскалывающая голову пополам как грецкий орех. Массируя виски, я прогонял боль, и она потихоньку поддавалась, ускользая ждать следующего момента, когда можно будет вернуться с новыми силами.

В глазах двоилось, из носа шла кровь, стекая на бородку. Пошатываясь, я наклонился, чтобы лучше разглядеть тело Шанда и скривился. Рот криво раззявлен, глаза жутко выпучены. На его бледном, синюшном лице был написан такой ужас, что оно само пугало не меньше.

Как какой-нибудь забулдыга со стажем, я, качаясь, дошел до раба, ни за что, ни про что схлопотавшего ножик и окликнул его. Он не сразу отозвался, но когда открыл глаза, то даже слегка улыбнулся.

− Уходи... − прохрипел он. — Ихары, они... Уходи!

Я пропустил его слова мимо ушей и присел рядом, разглядывая рану на его впалой груди. Нож прошел по касательной, но оставил глубокий порез, из которого сейчас медленно вытекали струйки крови.

Черт подери, неужели я не смогу ничего сделать? Почему так произошло с человеком, который, пожалуй, единственный кто ко мне нормально отнесся в этом негостеприимном мире? Если я не помогу ему и просто уйду, то не смогу спокойно жить после этого. Не потому что совесть заест, а просто буду знать, что я мог, но не сделал. Ничего не сделал!

Но что я могу? Зашивать раны я не умею, да и нечем.

Со злостью я ударил себя по колену и, вдруг теплая волна спокойствия вновь окатила меня, и я увидел мир Вадрамов. Поразительная четкость восприятия показывала мне чистый, разумный, геометрический хаос энергий.

Передо мной сидел человек с тусклыми жгутами, на них виделись трещины, сквозь которые уходили их яркость и цвет, постепенно превращая их в призрачные струйки дыма.

Поддавшись интуиции, я просунул руку через решетку из Вадрамов и схватил золотистую линию, проходящую от головы, где она закручивалась в шарик, к сердцу, где так же скручивалась в многослойное кольцо. Ощутив покалывание во всем теле, я послал по зеленым жгутам руки жизненную энергию к золотистой линии раба. Не знаю, как я это сделал, но, как ни странно, она начала насыщаться жизнью и вскоре уплотнилась и засияла обновленным цветом.

Я отпустил этот жгут и посмотрел на другие. Наверное, я удовлетворенно вздохнул, потому что увидел, как трещины на других жгутах стали затягиваться. И моргание их почти прекратилось, став менее заметным. Тут мое внимание привлекло пятно грязно-желтого цвета, в районе лба лихого раба. Оно было будто налеплено на кокон и в нем смутно угадывались нечеткие линии какого-то Вадрама.

Я чувствовал его неестественность и какую-то искаженность. Ради интереса я ткнул в него когтем, и он вдруг неожиданно расплавился, потерял всякую форму. А потом и вовсе испарился. Так и не понял, что это такое было, но то, что оно не ухудшило состояние больного, это было видно.

Внезапно я заметил боковым зрением, как Вадрамы земли, растений и, прочего слабо задрожали. А вскоре, я почувствовал, как сзади, кто-то тревожит их структуру. Это было похоже на слабую рябь на воде.

Я встал и повернулся к четырем фигурам, застывшим метрах в пяти от меня и с интересом наблюдающих за мной.

В голове слабо зазвенело, и фигуры начали синхронно двигаться в мою сторону. Вскинув блеклые полосы света, они как в замедленной съемке поплыли ко мне.

Встретил я их спокойно и даже как-то расслаблено. Лениво порезал светящимися когтями золотистый жгут у одного, потом у второго. Третьего схватил за лиловый и дернул его, разорвав как хилый провод. Четвертому вообще не повезло: я вдруг решил поэкспериментировать и просто засунул обе руки внутрь его кокона и смешал жгуты в клубок. Криков я не слышал и лиц их тоже не видел, но не сомневался, что они выражали крайнюю степень ужаса.

Больше врагов я не видел, поэтому толчком вышел из особого зрения и снова сжал голову от боли. Хоть в этот раз она была и не так сильна, как в первый, но все же очень не приятна.

Рядом со мной на земле, в невысокой траве лежали четыре искореженных, в предсмертных муках, тела "балахонов" или Ихаров, как их называют.

Было тихо. Значит, они либо не кричали, либо их не услышали. Но в любом случае нужно было уходить. А еще тишина означала, что на стоянке все закончено, и теперь уже точно не имело смысла туда идти.

Найдя свой меч недалеко от тела Шанда, я быстро его очистил и кинул в ножны. Затем взял меч самого Шанда и снял с него пояс с ножнами. Это я решил отдать рабу. Если он так ловко умеет им обращаться то, наверняка, не будет против иметь его под рукой.

Раб пока не приходил в сознание, поэтому я поднял его и закинул на плечо. Он был не легкий, но и не сильно тянул. Так что я шел достаточно бегло.

На дорогу я выходить не стал, решил пока какое-то время идти по лесу. Потом можно будет выйти и на тракт, а пока не стоит испытывать судьбу. Мало ли здесь бродит этих Ихаров. Не страшно, но переть на пролом будет только дурак, бездумно теряя время и дергая удачу за хвост.

Бодро зашагав в выбранном направлении, я вскоре удалился на значительное расстояние от стоянки каравана, где разразилась бессмысленная бойня. Впрочем, может быть, она для меня была бессмысленная, а для кого-то совсем даже наоборот.

К ночи я решил остановиться около кряжистого дерева и заночевать рядом с ним. Еще неплохо было бы поесть, но сумку с продуктами я оставил в дилижансе, поэтому спать пришлось на голодный желудок.

Положив так и не приходящего в себя раба на землю и прислонив спиной к стволу, я вгляделся в его раны, благо в темноте я видел почти как днем, и порадовался тому, что они практически затянулись, покрывшись толстой коркой.

Сев рядом с ним, я с наслаждением вытянул ноги и, прислушиваясь к тихому, но ровному дыханию раба, притих. Всю ночь заставлял себя держать глаза и уши открытыми, боясь, как бы хищные обитатели этого леса не подобрались на смертельное расстояние. Впрочем, я зря волновался — до самого утра никто не побеспокоил нашу ночевку.

С восходом солнца в себя пришел и раб, и я первым делом спросил его о самочувствии. На что он просто ответил спасибо и замолчал, что-то обдумывая и бросая на меня странные взгляды. Через некоторое время я не выдержал и потребовал от него объяснения такого поведения.

Он помялся пару минут, а потом в лоб спросил:

− Ты колдун?

Честно говоря, я не ожидал такого поворота и потому ответил правдиво, как самому себе:

− Не знаю!

Он нахмурился и поерзал на месте.

− А что ты тогда со мной сделал? Насколько помню, я умирал, а сейчас вполне здоров, только слабость в теле. Да и...

Зевнув, я встал и потянулся. Спать хотелось так же как и есть. Сильно, но терпимо.

− Что? — спросил я, когда он вдруг замолчал.

− Аркан. − Он осторожно потрогал лоб, где рубцы уже затянулись. — Его больше нет. Я чувствую, что его больше нет. Как ты это сделал, если это может только колдун поставивший его?

Вспомнилось пятно, неестественно прикрепленное к кокону его тела.

− Что за Аркан?

Раб еще больше нахмурился.

− А как ты думаешь я стал рабом? — все еще трогая свой лоб, проговорил он. — Арканы ставят колдуны. Это делает человека рабом, невольником полностью зависимым от хозяина. И самостоятельно от него не избавиться.

Тяжело вздохнув, я криво улыбнулся.

− Ясно, типа психологического подчинения, − пробормотал я себе под нос.

− Что?

Я махнул рукой.

− Ничего. Я просто его увидел и задел ради интереса, а он возьми да испарись, − сказал я и шутливо добавил: − Извини. В следующий раз такого не будет. Но если хочешь, могу вернуть его обратно.

Конечно, я покривил душой, поскольку понятия не имел, как это можно сделать, но он-то этого не знал потому и слегка испугался.

− Прости. Я должен быть тебе благодарен. Дважды!

Мне начинала надоедать эта мелодрама, поэтому я, возможно, слишком жестко пресек дальнейшие никчемные извинения и расшаркивания.

− Ладно, пора идти. — Я кивнул в нужном направлении и помог ему подняться на ноги. − Как, кстати, тебя звать-то?

− Вальпеш, − выдохнул он, скривившись от боли и хватаясь за рану на груди.

− Я Родион, будем знакомы. А теперь пошли, Вальпеш, — скороговоркой выпалил я и уверенно двинул в сторону дороги. За спиной слышалось сопение спутника и редкий кашель.

Вскоре мы вышли на дорогу, немного передохнули на обочине и отправились дальше. Если бы не болезненное состояние Вальпеша, из-за которого приходилось делать частые остановки, в Тайлиок мы пришли бы быстрее. А так мы в город вошли только через два дня. И принял он нас не самым радужны настроем.

В метрах ста от ворот нас остановил патруль из пяти стражников. Верхом на нервных лошадях, обвешанные оружием по самые глаза злые мужики.

− А ну стоять! — заорал один из них и лихо осадил коня, буквально, перед нами, вспоров землю и осыпав наши пыльные сапоги камешками. — Кто такие?

Следом за ним подъехали остальные всадники с арбалетами в руках и взяли нас на мушку. Пальцы побелели от напряжения, того и гляди спустят болты и нашпигуют нас как подушки для иголочек.

− Я спросил, кто вы такие, козлячье вымя! Ты, − он ткнул в мою сторону длинным мечом, − отвечай!

− Радион, из Каруша, — спокойно ответил я и показал на спутника: − А это Вальпеш, мой друг. Мы вместе идем в Тайлиок.

Пегий конь под стражником всхрапнул и замотал башкой. Воин приструнил его и вновь прорычал нам:

− Зачем? И почему пешком? — подозрительно проговорил он.

Тут я немного растерялся, и ведь было от чего. Не ожидал, что нас так встретят в этом городке, да и Вальпеш ничего не говорил о том, что может быть подобное. Он также стоял и, ничего не понимая, наверняка, в голове прокручивал варианты ответов, которые бы позволили отделаться от стражников.

"Врать, − подумал я, − только врать!" Но не успел я сказать и слова как в разговор вступил бывший раб. Он откашлялся и с таким наивным видом произнес:

− На лошадей у нас денег нет и даже слугами в караване пристроиться не хватит. Потому и идем на своих двоих, господин. А идем мы к мастеру Дуту, в его школу меча. Слышали, будто он недорого берет за обучение, но и преподает на славу.

Патрульный недовольно скорчился, но было не понятно, поверил он или нет.

− А почему такие изорванные?

Мы и впрямь выглядели не ахти как. Одежда Вальпеша была местами почти вырвана, оголяя его тело. Моя же выглядела не сильно лучше. Хоть и удалось по дороге более-менее отмыться и просушить одежду. Смыли с нее кровь, но вот заштопать дыры было нечем.

Вальпеш поклонился и с придыханием произнес:

− Командир! Так мы, все что можно было, продали, дабы денег накопить на обучение у великого мастера Дута.

Глаза стражников при слове деньги как-то нехорошо сверкнули, и я испугался, что зря Вальпеш про деньги сказал, как бы не попытались отобрать. Они сейчас могли бы и не такое устроить, под соусом угрозы нападения. Иди потом разбирайся, кто прав кто виноват. Впрочем, я бы конечно им не дал такого шанса, правда после того как эти стражники умрут, вход в город нам будет точно закрыт. А скорей всего, не просто закрыт, а нас еще и попытаются поймать или убить.

Я напрягся, готовый в любой момент перейти на особое зрение. Бывший раб тем временем продолжал с серьезным лицом фантазировать, вываливая на стражников целую историю.

− А по пути сюда встретили трех бандитов, которые на нас напали самым бесчестным образом. Насилу от них ушли. Все-таки не лучшие из нас рубаки.

Вальпеш, как талантливый актер, огорченно сплюнул и пробормотал какие-то проклятия вперемешку с молитвами.

− А... ничего необычного по дороге не видели? — прищурился стражник допрашивающий нас. — Ихаров, например.

Тут уже включился я. Надо было поддержать Вальпеша, а то стоял как соляной столб.

− Да вы что, господин, − испуганно выпучив глаза, пробормотал я, − если бы мы их встретили, то уж точно не стояли бы перед вами.

Стражник кивнул, понимая, что ничего другого он бы и не услышал. Все знали, что встречу с Ихарами может пережить далеко не каждый воин, а тут какие-то оборванцы деревенские. Да их бы как котят походя зарезали, они бы и пикнуть не успели. Ихары страшные противники! Все это промелькнуло в глазах стражников. А еще там промелькнул страх при одном только упоминании об этих "балахонах".

− Ладно, свободны! — проорал главный стражник, разворачивая коня и объезжая нас. — Ну, что встали, раззявы!? − уже на своих подопечных бойцов рявкнул он, после чего они резво пришпорили лошадей и ускакали к телеге еле плетущейся по дороге позади нас.

А мы вскоре вошли в город, миновав многочисленных стражников, которые так же задали нам вопросы: кто такие, откуда и зачем?

Мы ответили им то же самое, что и всадникам до этого, только более лаконично. Отрепетировали по дороге.

В городе все ходили на ушах. На каждом углу кричали о страшных Ихарах и о том, что они ограбили караван Моци Шлевика, всех убили, а его самого обезглавили и совершили какой-то чудовищный обряд: вытащили все внутренности из живота дворянина и засунули туда его голову, после чего зашили и за руку подвесили на дерево. Визитная карточка клана Ихаров.

Уцелел только один из охранников, на загнанной до смерти лошади, приехавший к воротам Тайлиока с тремя стрелами в спине. Он и рассказал о случившемся на тракте, после чего умер от полученных ран. Вот поэтому город и гудел.

В результате полученных сведений от погибшего охранника обоза, властями города были спешно организованы патрули и дозорные команды, разосланы в ближайшие деревни гонцы. Тайлиок собирался отражать атаку Ихаров, и был переведен в полу осадное положение. Увеличили количество стражников у ворот и выставили по стенам города лучников.

Как только мы вошли в город, Вальпеш привел меня в какую-то убогую харчевню, потерянную в узких переулках, после чего куда-то убежал. Но, как и Карлсон, − обещал вернуться.

И действительно, не обманул. Пришел через полчаса, правда, не один, а с каким-то забитым и сильно истощенным мальчонкой. Я к этому времени расправлялся с бараньей ногой и второй чашкой горячего травяного отвара.

− Родион, − неуверенно проговорил Вальпеш, толкая испуганного мальчишку сесть за стол, − я знаю, что задолжал тебе на две жизни вперед и вряд ли когда смогу с тобой расплатиться, но... мой племянник — он сжал плечо паренька, − единственный родной мне человек во всем мире.

− А я-то причем? — не понял я и вдруг решил переключиться на особое зрение и тут же увидел то, что и подозревал. Было такое смутное чувство. У парня на лбу медленно пульсировал Аркан, как ранее у самого Вальпеша. Раб!

Раз и толчком вышел из состояния. Заломило виски, так что пришлось сморщиться, впрочем, ломило вполне терпимо. Если так будет идти и дальше, то глядишь, и совсем перестанет болеть голова после каждого раза. Только вот почему она вообще после этого болит, непонятно.

Вальпеш нервно жевал губу и теребил полы новой рубахи, в которую где-то успел переодеться.

− Он раб! — выдохнул он и посмотрел на меня с такой мольбой в глазах, что даже боль в голове куда-то подевалась. — Помоги...

Мне было несложно убрать это Аркан, я бы даже сам предложил это, если б он не попросил. Поэтому я кивнул и ободряюще улыбнулся пареньку, севшему на самый краешек скамейки. Его лицо исказилось в ужасе, а я ругнулся про себя и сомкнул губы, стерев с лица улыбку, обнажившую острые зубы. Баран был жестковат, для обычных зубов.

− Замри и не дергайся! — приказал я парню, а Вальпеша заставил крепко держать голову пацана.

Войдя в состояние особого зрения, я вытянул указательный палец с когтем и протянул его к будто дышащему Аркану. Он мерно моргал, но от моего прикосновения сжался в комок. Я погрузил коготь еще глубже и попытался вскрыть его как консервную банку. Пятно слегка посопротивлялось, но я его дожал, и оно, не выдержав вмешательства в свою структуру, лопнуло как назревший чирей, растеклось и растворилось.

Вернув себе обычное зрение, я увидел, как парень без сознания заваливается на стол головой и только крепкие руки его дяди не давали ему упасть.

− Да отпусти ты его, — массируя виски, сказал я. — Он больше не раб, просто пусть отдохнет, у него обычное истощение.

Вальпеш осторожно опустил голову парня на стол и, сглотнув, принялся с фанатичным видом уверять меня в том, что готов умереть по одной моей просьбе.

Мне его смерть была ни к чему, о чем я ему сразу и сказал. Однако он упорствовал в своем желании сделать для меня все что угодно. Его взгляд, будто я содеял что-то невозможное, начинал меня жутко раздражать, поэтому я жестко свернул разговор на нужную мне тему.

− Ты бывал в столице? Можешь рассказать что там и как? А еще про Академию скажи все, что знаешь.

Вальпеш с готовностью кивнул и принялся меня просвещать, максимально полно отвечая на заданные вопросы. Но по ходу разговора еще много чего рассказал, смело делясь своими знаниями и мнениями. В общем, старался помочь, чем мог.

Глава XIII

Столица меня не поразила. Город был, конечно, больше чем Каруш или Тайлиок, да и дома были выше и богаче. В принципе, все отличия только и сводились к тому, что все было немного лучше, больше и дороже. Не впечатлило!

Разве что дворцовый комплекс, возвышающийся над городом, с королевским замком в центре, был для меня чем-то невиданным. Дворец из белого камня, что в ясный день возвышенно блистал, был весь увенчан башнями и башенками. Островерхие крыши заканчивались тонкими длинными шпилями. Узкие, но вытянутые окна были почти везде составлены из разноцветного стекла. Прямо как витражи в католических храмах. В солнечный день красиво, а в пасмурный — внутри здания хмуро и темно.

После дворца самым монументальным строением была Академия Знаний. Больше всего она напоминала мне древнегреческие храмы. Тоже высокие колонны, двускатные массивные крыши и широкие лестницы, со статуями каких-то неизвестных мне людей.

Как сказал Вальпеш, который до своего порабощения был наемником какого-то дворянчика, только избранные могут войти в Академию. Простого человека не подпустят и близко. Даже далеко не всякий дворянин, будь он хоть трижды самым богатым человеком в королевстве, мог получить разрешение на посещение святая святых. У академиков была большая власть, которая уступала, пожалуй, только самому королю. По крайней мере, всем так подавалось, что король мог разогнать Академию к черту в любой момент. Верилось, правда, в это с трудом, просто потому что за всю историю существования Академий, подобного нигде не происходило. А вот наоборот, сколько угодно.

О чем это все говорило? А о том, что попасть мне в Академию будет ой как не просто, но попытаться все же стоило. Хотя бы для того, чтобы точно знать что вход мне туда закрыт.

Впрочем, Академия могла подождать, пока я раздобуду дангит. И если его еще не продали на ярмарке, которая работала вот уже пару дней, его можно будет купить или в крайнем случае, украсть.

Посмотрим.

В Центрат меня пропустили без всяких проволочек. Только содрали один серак, поскольку я был верхом и записали мое вымышленное имя.

Надо сказать, что в седле я сидел с трудом, то и дело боясь упасть. Я так себе все намозолил, пока скакал от Тайлиока до столицы, что на таможне еле держался от того, чтобы не взвыть от боли. Внутренняя сторона бедер стерлась до крови, и оставалось надеяться только на скорую регенерацию.

Лошадь я пристроил в конюшне одной из недорогих таверн, после чего, широко расставляя ноги, сразу же отправился на ярмарку.

Но потом остановился и немного подумав, завернул в контору менялы Тума Гаяшко. Решил обменять несколько золотников на серебро.

По его расчетам выходило, что каждый золотник стоит двести пятьдесят сераков. Вдвое меньше реальной цены.

− Почему так мало? — удивился я.

Гаяшко довольно ощерился.

− А вы, уважаемый, какого рода? — прошептал меняла, кривясь от удовольствия. − Вы благородного происхождения? Мне кажется, что нет, поэтому я и предлагаю вам такую высокую, − он довольно поднял палец в потолок, − цену. Но если вас она не устраивает, можете обратиться в банк. Правда, там с вас спросят бумагу, подтверждающую ваше дворянство.

− А если я забыл ее дома?

Гаяшко пожал плечами.

− Арестуют.

Я покивал головой и все-таки согласился на обмен. Меняла не просил с меня никаких бумаг, но и обдирал за это, как липку.

Отвратительный тип с крючковатым носом, противно улыбаясь, обменял восемь золотников на серебро. И всего за это золото я получил только две тысячи серебром. Четыре золотые монетки оставил на всякий случай про запас.

Он сложил серебряные кругляши в кожаный мешок и протянул мне.

− Удачи! — расплылся он, довольный сделкой.

Я взял увесистый мешок и вернулся с ним в таверну. В комнате я отсыпал в маленький кошель несколько сотен монет, после чего спрятал тяжелый мешок под кровать. Судя по слою пыли в палец толщиной, туда вряд ли часто заглядывали. А кошель подвязал к ремню и, удивляясь неудобности финансовой системы, пошел на ярмарку.

Нашел я ее легко. Достаточно было спросить дорогу у любого прохожего. Правда, меня пару раз отправляли совсем другим "адресом", к тому же нецензурно, но я не обращал внимания. Меня сейчас волновали только болезненные ощущения нижней части тела и желание побыстрей добраться до ярмарки. Поэтому, когда меня грубо посылали, я просто отвечал тем же и шел дальше.

Вскоре я вышел на Базарную площадь, на которой, как сказал одноглазый мясник, предложивший идти с ним, традиционно устраивалась ярмарка уже незнамо сколько лет.

На площади было столько лотков, что не удавалось их сосчитать. Но не меньше сотни, это точно и это не считая бродячих продавцов, таких же как мясник. Вот тут я уже окончательно потерял надежду на быстрое нахождение дангита. Это если учесть, что его еще никто не купил.

Зараза!

− Слушай, Патко, — обратился я к мяснику, везущему за собой небольшую тележку с колбасами и прочими мясными продуктами, − а ты не знаешь, где тут выставляются ювелиры?

Патко посопел, вытирая потный лоб, и сплюнул в сторону.

− Ювелиры, говоришь? Как не знать, знаю.

Он остановился и показал на ряд лотков в самой середине.

− Вон там, в центре. — Мясник вздохнул и недовольно пробормотал: − Они всегда в самом центре. Там и света больше, проход шире и чище. Там только те шатаются покупатели, которые при деньгах лишних. Простому люду не до побрякушек всяких, им на хлеб надо зарабатывать.

Я уже не слышал слов мясника и всецело отдался своим мыслям.

− Ладно, дружище, удачи! — я хлопнул Патко по плечу и пошел к центру ярмарки, оставив его одного, продолжать бурчать себе под нос.

− Счастливо! — прокричал мне в вслед Патко и покатил свою тележку дальше. Вскоре до меня донесся его голос, громко предлагающий всем желающим купить чудесные колбасы.

Со всех сторон доносились крики продавцов, зазывающих приобрести у них всевозможные диковины. В толпе, двигающейся двумя ручейками в противоположные стороны, сновали шустрые карманники, то и дело, проверяя на платежеспособность покупателей. То здесь, то там вдруг кто-нибудь вскрикивал, обнаружив пропажу кошелька, а бывало, что и сами воры кричали, пойманные за руку. И если стражники не успевали прибежать к месту разборки, случалось, что воришек приходилось уносить на носилках. Убивать их не убивали, но били крепко.

Скользя в человеческой реке к центру ярмарки, мне по дороге попадались проворные мальчишки, продающие за медяк какие-то свистульки. Скоморохи и акробаты, устроившие целое шоу на небольшом пятачке рядом с продавцами булочек и пирожков. Жонглёры и глотатели огня своими опасными трюками забавляли публику, выстроившуюся полукругом перед артистами.

Весь это цирк растянулся на несколько метров, и мне пришлось обходить его по ряду продавцов оружия. Чего там только не продавали! У меня аж руки зачесались от представленного выбора различных орудий убийства. Холодное оружие имеет такую утонченную "летальную" красоту, от которой веет благородной смертью, если можно так выразиться.

За поясом имелось четыре золотника, да за пазухой лежал кошель, забитый сераками, выменянными у хитрого менялы. Три золотника отдал Вальпешу — ему они должны были пригодится в его новой, свободной жизни. Правда, он не хотел их брать, краснея от ярости, мол, за кого я его принимаю? Но я его сумел убедить, сказав, что возможно мне понадобится его помощь в будущем, когда я захочу скрыться от какого-нибудь преследования. На что он, скрипя, согласился взять деньги, но горячо уверил меня, что его будущий дом будет для меня всегда открыт, а его меч будет на моей стороне, даже если против нас выйдет весь клан Ихаров.

Мы скрепили наш договор крепким рукопожатием. После чего, он, как более понимающий в подобных делах, сам выбрал для меня смирную лошадку и кое-что из одежды по мелочи. Жаль, конечно, что сумку пришлось оставить в дилижансе, но спасать ее тогда было бы безумием. Да и большая часть денег все-таки была при мне. Значительно большая часть! По сравнению с ней, там остались просто копейки.

Все-таки я не смог устоять и ничего не купить у оружейников на ярмарке. Потратился.

У одного кузнеца приобрел замечательный набор кинжалов. У продавца кожных изделий купил нагрудную перевязь навроде разгрузки. На спине у нее имелось крепление для того, чтобы носить меч за спиной. Мне показалось, что так будет удобней, чем таскать его на боку, где он постоянно болтался, то цепляясь за что-нибудь, то стукая по ноге.

Прямо у лотка я все это примерил, подтянул ремешки и перекинул меч за спину. Лоточник, у которого я купил кинжалы, по совместительству был еще и кузнецом. Он с интересом уставился на мой меч, разглядывая его с профессиональным интересом человека, создающего оружие.

− Прошу прощения, − обратился он ко мне, − не мог бы господин показать мне, старому оружейнику Тарсаку, свой замечательный клинок.

Тарсак, облаченный в кожаный дублет и с заплетенными седыми волосами в тугую косу, радостно потер руки, когда я согласился и протянул ему меч в ножнах. Он принял их осторожно, словно нежную женскую ручку. Но судя по восхищенному взгляду, с которым рассматривал ножны, к клинку он испытывал гораздо больше интереса, чем к женским ручкам. Понять его, конечно, можно, не молод все-таки, но все же, все же... Или у меня просто давно не было женщины?

Кузнец или купец, я не разобрался, кто он больше, затаив дыхание разглядывал клинок, матово сияющий в его руках. В моих руках он блестел как начищенный серебряный поднос, а в чужих словно покрывался патиной с едва различимыми Вадрамами, вытравленными на протяжении всей длинны обоюдоострого лезвия — от гарды до самого кончика.

− Безупречно! — шептал он, водя рукой по оружию. — Древние мастера знали толк в оружие.

При этом он словно забыл, где находится. Его не волновали потенциальные покупатели, которых нужно громко зазывать, иначе они ничего не купят — таковы здесь были правила игры. Он не смотрел на своих конкурентов, торгующих подобными товарами, его вообще перестал заботить окружающий мир.

Будто под гипнозом, старый Тарсак, не мог отвести взгляд от моего меча и меня это начало немного беспокоить.

− Уважаемый Тарсак! Вы нагляделись?

Торговец не обратил внимания на мои слова; все так же поедал глазами меч.

− Кузнец! — я схватил его за плечо и слегка встряхнул. — Ты меня задерживаешь, кузнец.

Тарсак поднял на меня ничего невидящие глаза. Абсолютно пустые! Что же такого он разглядел в моем мече?

− Да-да-да... конечно, − потерянно пробормотал он. − Конечно.

− Ну, так верните мне мою вещь? — требовательно произнес я.

Он закивал и в последний раз поглядел на клинок, словно желая оставить в памяти его максимально четкий образ.

− К-к-конечно, − заикаясь промямлил Тарсак, нехотя протягивая мне меч. — Не смею и мечтать, что господин захочет его мне продать.

Я хмыкнул, зажав меч в руке.

− Вот и правильно, что не смеете. Потому что не продам, ни за какие деньги!

Тарсак причмокивая, закивал.

− Именно так я и думал. — Он грустно улыбнулся одними губами. — Но если вдруг вы вес-таки решитесь, то обещайте, обещайте мне, что найдете Торсака Грузда. — Он треснул себя кулаком в грудь. − В трех милях к востоку от Центрата есть деревенька, Малади. Там я и живу. Спросите, и каждая собака скажет вам, где мой дом.

Ничего себе?

− У вас что, в деревне собаки разговаривают? — хмыкнул я.

Тарсак напрягся.

− Ну... вы же поняли что я хотел сказать! — слегка психанул он, но тут же взял себя в руки: − Так что имейте в виду, я дам самую большую цену за ваш меч, будьте уверены.

Я кивнул, и ни минуты больше не задерживаясь, ушел с этого ряда. И прямо чувствовал, как мне спину прижигали несколько заинтересованных пар глаз.

Ругнулся вслух, на ходу отчитывая себя за такое простодушие. Не надо было давать ему меч в руки и вообще показывать его не стоило. Оставалось надеяться, что он не решится добыть его не честным трудом. Не все же в этом мире такие беспринципные!

Впрочем, чего волноваться — если он подошлет ко мне каких-нибудь ребят, то будет сильно удивлен. На этой ноте я хищно улыбнулся, представив себе, что сделаю с грабителями, и как они будут драпать, если, конечно, выживут после этого.

И все-таки, настроение упало еще ниже. Неужто мне проблем было мало, так еще теперь быть готовым к возможному разбойному нападению. Как же это сложно − все время быть начеку. Но, видимо, в этом мире по-другому не прожить, поэтому надо спать вполглаза, а смотреть во все десять.

Вскоре я наконец-таки вышел к лоткам ювелиров. Мясник не обманул, и здесь действительно было просторней и чище чем в других рядах. К тому же лотки ювелиров были скорее похожи на небольшие будки или павильоны с крышами и застекленными витринами. Этакие бутики были сделаны более основательно и поэтому торговцы здесь не кричали, а важно стояли за прилавками. Но все это так, мелочи, по сравнению с тем, что я увидел, как только более внимательно осмотрел, не такой уж и длинный, ряд ювелирных будок.

На каждом бутике, под самой крышей была табличка с именем ювелира, выставляющего на обозрение покупателей свои произведения искусства. А как еще назвать всевозможные кольца, браслеты, ожерелья, колье, диадемы, серьги и прочее, что я не вспомнил или вовсе названия не знал?

Мимо лотков прохаживались разодетые в шелка и парчу знатные дамы под ручку с кавалерами и с азартным блеском в глазах обсуждали то или иное украшение. Вельможи важно рассекали воздух, неся на коротких ножках объемные животы, стянутые ремнями с искрящимися камнями на ножнах коротких мечей. С ними, как правило, вышагивали, гордо вскинув подбородки, их дородные жены. Прямо променад какой-то, а не ярмарка.

С нетерпением я вчитывался в имена ювелиров, выискивая бутик Вапса и вскоре, был вознагражден желанной находкой.

"Ювелир Лим Вапс. Драгоценные и поделочные камни. Каруш" − было красиво, с такими тонкими вензелями, написано на одном бутике. А за прилавком стоял несомненно сын того самого Лима Вапса. Такой же пухлый, высокомерный, да и вообще похож лицом на отца. Только чуть моложе, а так один в один.

Подойдя к самому прилавку, я встал сбоку от трех девушек и видимо, их отца, переполненного запредельной важностью. Одна из них примеряла на палец кольцо с огромным бриллиантом. На мой взгляд, оно выглядело немного безвкусно и вычурно, но ей похоже нравилось. Она то так, то сяк крутила его пред собой. Любовалась игрой света, поворачивая ладонь в разные стороны. А две девушки возле нее задорно щебетали, порхая ресницами и нахваливая красоту кольца и еще более красоту самой модницы. Опять же на мой вкус, она была не сказать что бы красавица. Так себе.

− Что-нибудь интересует? — несколько высокомерно проговорил из-за прилавка продавец, оценивающе оглядывая меня с ног до головы. Видимо у него уже сложилось мнение обо мне, как о человеке, вряд ли способном купить что-нибудь дорогостоящее, типа кольца, что сейчас было на пальце девушки. — Есть прелестные сувениры.

Он рукой провел над прилавком, под стеклом которого были разложены всякие изделия.

Прелестные? С тех пор, как я узнал истинное значение этого слова, оно меня отталкивает. Да и сувениры эти... какие-то не сувенирные что ли.

− Да... − я пригладил бородку, увлеченно рассматривая разложенные на бархате поделки, но не видел среди всего этого разнообразия дангит. Спрашивать сразу про него не стоило. Чисто ради конспирации надо было что-нибудь у него купить, чтобы он стал более сговорчивым. Вот только что?

− И что же? — не вытерпел он. Мне показалось по его тону, что он совсем не горит желанием со мной разговаривать. Оно и понятно, я же богачом не выглядел!

Надо было как-то успокоить сына Вапса, задобрить. А как доставить удовольствие торговцу? Правильно, − надо у него что-нибудь купить. И чем дороже, тем лучше, решил я.

Единственная проблема состояла в том, что я не любитель украшений... тем более женских. То есть я хочу сказать, что ювелир Вапс создавал в основном женские украшения. Хотя, с точки зрения бизнеса это более выгодно, не поспоришь. Все-таки, целевая аудиторию, на которую работают ювелиры — женщины. Так что, как говорится, пришлось выбирать из того что было.

Девушки поохали-повздыхали и все-таки ничего не купили; увели отца к другой будке с ювелиром. Сын Лима расстроился, что потерял таких клиентов и, похоже, винил в этом меня.

Не обращая внимания на недовольное сопение Вапса, я тщательно осмотрел всю витрину и заметил в уголке небольшую раскрытую шкатулку. В ней поблескивали два серебряных браслета с россыпью драгоценных камней. Изящные, тонкой работы, они были похожи на паутинку с каплями росы.

Красивые, совсем не похожие на другие изделия.

− Сколько стоят вон те браслеты? — я некультурно показал пальцем на резную шкатулку.

Вапс всколыхнулся и вытянул лицо. Если б я был супом, сейчас же скис бы.

− Это браслеты Кларэссы, работы непревзойденного мастера Гиминея! — произнес он так, словно я тут же должен был упасть в обморок.

Не моргнув и глазом, я соврал:

− Знаю! И хотел бы их купить.

Торговец, а сейчас он был, прежде всего, именно им, неопределенно хмыкнул.

− Малый золотник, − будто подстроив гадость, ощерился он противной улыбкой. Его щеки при этом слегка прикрыли уши.

Удивлять так, удивлять, усмехнулся я про себя и достал из-за пояса золотник. Надо сказать, я своего добился, потому что молодой Вапс закинул брови куда-то на затылок, увидев монетку, и автоматически протянул руку.

После того, как он поскреб золотник ногтем и взвесил на руке, он расплылся в такой доброжелательной улыбке, что я сразу понял − теперь он не будет артачиться и строить из себя черте что. Можно смело спрашивать про дангит.

− Господин, отличный выбор для вашей дамы, — затараторил Вапс, вытаскивая шкатулку из-под стекла и ставя передо мной. Водя по браслетам пальцами, затянутыми в кольца, он восторженно бормотал: — Посмотрите, какая тонкая работа. Только настоящий ревнитель искусства может оценить ее по достоинству.

Он аккуратно закрыл шкатулку и завернул ее в небольшой кусок гладкого материала. Перевязав все это тонкой тесемкой, он протянул мне покупку и довольно вздохнул. С чувством выполненного долга он расслабленно оперся на витрину.

Зажав шкатулку подмышкой, я не торопливо отошел на пару шагов, затем как бы что-то вспомнив, повернулся к ювелиру.

− Ах да! — произнес я, взмахнув руками. Весь талант актера приложил, чтобы это выглядело натурально. — Господин Вапс, не поможете ли еще кое в чем?

Ювелир встрепенулся.

− Конечно!

Я подошел ближе и приступил к тому, из-за чего вообще сюда пришел.

− Слышал от одного своего хорошего знакомого о каком-то необычном камне, − изображая слабую заинтересованность на лице, произнес я. — Кажется какая-то серая пластинка с ладонь размером. Знакомый говорил, будто это что-то интересное и видел вроде бы у вас. Не покажите?

Вапс задумался, припоминая, было ли у него что-то подобное. Он потер подбородок.

− М-м-м... Поделочный камень, да?

Я кивнул.

−Так, так, так! Дайте-ка подумать. − Он напряг морщины на лбу. — А! Вспомнил! Его приобрел в первый же день Его Высочество принц Камли.

Твою мать!

Не вспыхнуть от бешенства мне помогло только то, что я внутренне был готов к этому. Как говорится, надеялся на лучшее, но готовился к худшему. И все равно неприятно.

− Принц решил сделать королю подарок, − продолжал говорить Вапс. — Он купил много поделочных камней, в том числе и тот, которым вы интересуетесь. Кажется, для того чтобы сделать своему отцу, то есть королю, столик для утреннего завтрака в постели. Но я вас уверяю, в этом камне не было ничего удивительного или интересного, кроме того что он неизвестной породы. Его и купили-то, потому что он уже полированный и подходил по размерам. Ну и незнакомый пока. Но мало ли в нашем мире еще неизвестных минералов?

− А что, принц сам будет делать этот столик? — перебил я Вапса.

Честно говоря, после его слов хотелось перебить его не словами, а всерьез.

− Ну что вы, − мерзко хихикнул ювелир, будто я рассказал ему какую-то скабрезную шутку. — Он поручил это дело Цымеду, лучшему резчику камней во всем королевстве. Они вместе покупали камни. Аж две корзины набрали. Наверняка больше половины забракуют.

− Жаль, что не получится его увидеть, − печально произнес я. — Друг уверял, что это интересный камень.

Вапс пожал плечами.

− Ну почему не получится, − ободряюще произнес он. — Сходите к Цымеду в лавку, посмотрите. Она недалеко отсюда, рядом с площадью Кратта. — Он показал рукой, в какую сторону мне надо было идти.

"А вот это уже интересно, − внутренне подобрался я. − По делу говоришь".

− Ну что ж, видимо, так и поступлю. Спасибо вам господин Вапс.

Я распрощался с ювелиром и, с трудом сдерживая шаг, медленно проплыл к выходу с ярмарки. Где уже взял нормальную скорость и вскоре вышел на площадь короля Кратта.

Еще в Тайлиоке Вальпеш рассказал мне целую историю возникновения государств Кратта Кат и его собрата Кратта Нит. Если кратко, то вот как все выглядело.

В истории этого мира был такой находчивый Кратт. После разрушительной войны магов этот предприимчивый человек объединил под своими знаменами несколько отрядов воинов (по неофициальной и запретной версии это были разбойничьи шайки) и захватил большой кусок суши. После чего назвал это королевство своим именем, а сам, естественно, стал королем.

И правил он мудро и справедливо, как писано в официальной версии. Долго правил, но на свет произвел только двоих мальчиков — близнецов. Кат и Нит с самого детства соперничали между собой, ибо не мог Кратт выбрать наследника, которому бы передал королевство после своей смерти. Посадить их двоих на один трон было бы большой ошибкой, потому что он понимал, что рано или поздно один из сыновей случайно умрет (например: вонзит себе три раза кинжал в сердце или что-нибудь подобное совершит). Короче, не решался король на такое.

Думал, думал, да и надумал. Решил он разделить свое королевство на два — Кратта Кат и Кратта Нит, соответственно. Отдал каждому сыну по короне и завещал хранить вечный союз между братскими государствами. И пока ни одной войны не было, можно сказать, что Кратт нашел этакое Соломоново решение.

Вот около памятника Кратта я и остановился, выглядывая нужное здание. Увидел и подошел.

К моему огромному сожалению, лавка Цымеда была закрыта. Ни объявления, ничего. Даже на мои стуки никто не отреагировал. А ведь я, было, подумал, что смогу выменять дангит на браслеты. Даже приплатил бы. Но, что называется, не везет, так не везет!

Кто бы знал, как я вымотался, шатаясь по этому базару и особенно разговаривая с Вапсом. А теперь еще безрезультатно сходил до лавки резчика по камню. Необходим был душевный подъем, или какой-нибудь антидепрессант, иначе можно было сорваться.

Из всех известных мне средств поднятия духа или на худой конец снятия стресса, самым доступным был алкоголь. Поэтому не удивительно, что я, придя в таверну, в которой снял комнату, приказал принести мне две бутылки крепкого вина.

Я надеялся, что под действием этого напитка смогу стереть пыль с мозгов и внятно продумать сложившуюся ситуацию. Не опьянения ради, а токмо для поднятия боевого духа и смазки мыслительного процесса.

Вино принесли прямо в комнату и сделали это быстро, не забыв при этом и поднос с едой. Хоть есть и не хотелось, но пить на голодный желудок я зарекся, еще будучи студентом первокурсником.

Придвинув стул к столу, на котором стояли тарелки и бутылки, я новеньким кинжалом потянулся к куску жареного мяса. Вилок в этом мире еще не придумали.

Не успел я нанизать кусок на нож, как дверь в мою комнату с треском распахнулась и в меня полетел арбалетный болт. В голове зазвенело чувство опасности, и я тут же рухнул на пол, сжимая в руке кинжал и доставая второй. Болт вонзился в стену, а в комнату вбежал мужик, закутанный в какие-то тряпки, скрывающие лицо.

Он попытался носком сапога впечатать меня в стену, но не учел, что двигаюсь я быстрее и уже успел сориентироваться. Поэтому когда его нога приблизилась ко мне, я без жалости всадил в нее один нож. А второй, из неудобного положения, да еще левой рукой, метнул в такую же фигуру, маячившую в дверях.

Первый, которому я проткнул ногу, уже замахивался надо мной кривой саблей. Крутанувшись на боку, я свалил его подсечкой и когтями тут же полоснул, его по горлу. Для него я был слишком быстрый и верткий. Он еще не успел понять, что скоро умрет, как я уже был в проеме двери.

Выскочив в коридор, я увернулся от арбалетного болта и не спеша подошел к стрелку, прислонившемуся к стене в нескольких метрах от моей комнаты. Сейчас он не представлял для меня опасности, — арбалет быстро не зарядишь − но я был готов и к такому повороту событий,.

Конечно, я не надеялся, что нож вонзится в него. Все-таки он не метательный, да и рукоятка тяжеловата. Однако железка не только попала, но и воткнулась арбалетчику в грудь с правой стороны. И судя по красным пузырям на губах, пробила легкое.

Он сполз по стенке на пол и, схватившись за нож, собрался его достать. Но я в одно мгновение оказался рядом и не дал ему вытащить нож, прижав его руку. Он дернулся, пытаясь сопротивляться. Но куда там. Я молниеносно вытащил третий нож из разгрузки и воткнул ему в свободную руку, для профилактики и чтобы он не мог вытащить чего-нибудь из складок тряпья. А то знаем мы такие трюки, проходили уже.

− Кто? — односложно произнес я, не сомневаясь, что он меня поймет. Но он молчал, только свирепо буровил меня взглядом.

Ладно.

− Отвечай! — Я слегка покрутил ножом в его груди, от чего тот заорал, выгнувшись дугой. — Ну! — прошипел я и сдернул с него тряпку, прикрывающую лицо, вдруг знакомый. Нет, не знаю.

На звуки крика прибежала обслуга таверны, в лице двух теток. Увидев как я (наверняка со стороны это выглядело ужасно) медленно кручу ножом в груди человека, тетки заорали в один голос, призывая гостиную стражу.

В таверне имелось два охранника. Такие дуботрясы, надо отметить, мне еще не встречались. Их рост зашкаливал за два метра, а ширина плеч была такая, что в двери они могли входить только боком, сгибаясь при этом в три погибели.

Наемный убийца, неожиданно престал стонать и сквозь кровь в горле зловеще засмеялся.

− Думал, Шанда убил и все... тебя больше искать никто не будет? — тихо прошептал он, кривя покрасневший рот. — От тебя теперь точно не отстанут.

Время поджимало, надо было уходить, но выяснить, как они меня нашли, тоже стоило. Шанда убил я, его дочь прикончили Ихары. Неужели потомок Жлыги так хочет меня заполучить, что не поскупился и послал несколько команд?

− Значит, потомство лысой пройдохи, никак не успокоится? — спросил я.

− Да плевать она хотела на него, — еле слышно прошептал убийца. − Она мстит за Шанда и не остановится, пока не убьет тебя.

− Она? — опешил я. — Кто, она?

Наемник ответил без единого звука, одними губами, все, на что хватило его последних сил, после чего испустил дух. И все-таки я его понял, а еще понял, что она точно не остановится!

"Грета. Они недавно поженились с Шандом".

Женщина в гневе, потерявшая своего новоиспеченного мужа, да еще наемница, охотница за головами, это вообще плохо! Это совсем не праздник, бляха муха, совсем!

Моей первой мыслью было: "Сбежать, затаится, сменить внешность". Я не боялся, но воевать сейчас мне совершенно не хотелось. Мне бы забрать свое и свалить домой, и пусть она меня тут ищет хоть до посинения.

И как ей вообще удалось уйти от Ихаров? Как же не вовремя она спаслась. Проблемы как снежный ком все увеличиваются и увеличиваются, мои вещи все отдаляются и отдаляются от меня, а тут еще она со своим мщением.

Может, я конечно и не джентльмен, даже не возможно, а скорее всего так и есть, но убивать женщину мне абсолютно не хотелось. Но если она не оставит меня в покое, мне придется ее отправить на встречу с ее муженьком. Грубо говоря, убить. А так не хочется.

Пока моя голова была занята этим мыслями, ноги с руками действовали в тандеме. Сразу же после того, как наемник перестал дышать, я быстро вытащил из него свои ножи, − не оставлять же − и метнулся в комнату.

Засунув меч на поясную перевязь, все-таки за спиной его носить удобно, но быстро достать не получается. Бывают моменты, когда быстрота обнажения клинка решает исход иной битвы. Не успел — не отразил — умер! Куда уж проще.

Достал из-под кровати никем не тронутый мешок с серебром и кинул его в наволочку. Шкатулку тоже забрал — закинул ее и одну бутылку к деньгам.

Слишком тонкая наволочка могла и не выдержать веса. Потому я стянул простыню и соорудил что-то вроде тюка или узелка, с какими раньше ходили всякие бродяги.

Метеором влетел в коридор, но в него уже вошел один из громил, и, обтирая огромными плечами стены, как танк двигался на меня, держа в руках здоровенный щит и что-то вроде эспадона. Ему в затылок дышал его напарник.

− А-а-а! — заорал я, вытаскивая меч и бросаясь на этих шкафов. Горилла вскинула щит, а я вместо того чтобы рубить по нему мечом, с размаху вбил ногой в его центр. Учитывая повышенную силу, которой я стал обладать и неожиданность маневра, получилась славная куча.

Ощутимо дрогнула нога, и толстый щит слегка треснул от удара. Первый дуботряс, получив, металлической окантовкой щита по наглой морде, завалился назад, придавив своего напарника. Кто из них взвыл как рассерженный паровоз, я не видел, потому что уже в своей комнате прыгал в окно. Третий этаж, е-мое!

Треск и осколки стекла с остатками хлипкой рамы и вместе со мной вылетели на улицу. Приземлившись в цветочный палисадник и матерясь как портовый сапожник (!) я, безбожно ломая прекрасные растения, снес забор и драпанул в проулки.

Свист, крики, лязганье металла — какой-то сознательный гражданин вызвал городскую стражу. Голову бы открутить ему за это. А вообще странно, что это стража так быстро прибыла на место преступления. Наверняка сидели, и пиво жрали в таверне.

Почти не снижая скорости на поворотах, я петлял по переулкам, смазанной тенью скользя между людьми. Нужно было оторваться и затеряться.

Вскоре я осознал, что ушел на достаточное расстояние и не слышал больше звуков погони. Тогда я свернул еще в один проулок и остановился. Отдышавшись, я спокойно двинул по узенькой улице как самый простой прохожий.

Время, между тем, близилось к вечеру и на достаточно чистой и ухоженной улочке была масса праздно шатающихся людей. Смешаться с ними труда не составило. Это были не толстосумы, а скорее, люди среднего достатка, поэтому я не сильно выделялся в толпе.

От погони пока ушел, оставалось где-нибудь схорониться, дабы стража совсем потеряла меня. Где спрятаться? В трактиры и прочие гостиницы не сунешься, там в первую очередь будут искать. Забраться к кому-нибудь в дом? К кому, в какой и главное, как это провернуть, чтобы никто ничего не заметил. Доброхотов, всегда желающих помочь следствию или сдать кого, полно в любом мире. Человек есть человек.

Может это и не плохо, но для меня, сейчас, когда я нахожусь по ту сторону закона, это было совершенно неприемлемо. Хотя бы, просто в силу того, что я себя виноватым или преступником не чувствовал.

Лихорадочно подыскивая и обоснованно отметая варианты, где бы спрятаться, я неожиданно наткнулся на ищущий взгляд.

Длинные русые волосы, заплетенные в тугую косу, свисали до самой поясницы. Темные, слегка запавшие глаза, тонко очерченные губы, красивый прямой нос и немного впалые щеки. Гордый стан стройной фигуры, затянут в длинное глубоко-синее платье, простое, без украшений.

Она стояла у стены дома, прямо под фонарем, поджидая своего первого за сегодня клиента. Все-таки надеясь, что первого, я подошел к ней.

Опыта подобных сделок у меня было сколько угодно. Ровно столько же, сколько и опыта пилотирования американского шаттла. На то чтобы подсчитать это, не потребуется ни одного пальца. Короче, я так завуалированно хотел сказать, что понятия не имел что надо делать в подобных делах. Но на мое счастье или несчастье, я в детстве иногда подолгу просиживал перед телевизором, поглощая голливудские шедевры один за другим.

− Здравствуйте, − неуверенно произнес я, мысленно ударяя себя полбу за идиотизм.

Женщина вымученно улыбнулась и назвала цену в пятьдесят медяков за ночь. Н-да! Дешево она себя оценивает.

− Почему так мало? — косноязычно проговорил я, выражая подозрение. — Болеете что ли?

− Нет, я чистая. Просто, это моя цена. Согласны?

Я, наверное, покраснел от стыда и, как-то так получилось, что отвел взгляд в сторону. Давно такого не было, забытое чувство.

Однако мою стыдливость, более присущую какому-нибудь романтичному юноше, как ливнем смыло, когда я услышал крики в той стороне улицы, откуда я вышел. Приглядевшись, я увидел одного стражника, орущего на какого-то мужика, моей комплекции и в похожей одежде.

Так, стражники разделились и продолжают поиски. Надо сваливать!

− Согласен, пошли. — Я повернулся спиной в сторону стражника и увидел раздумье на лице этой ночной бабочки. От нее не ускользнул мой напряженный взгляд на склоку между стражником и похожим на меня мужиком. — Веди.

Она еще думала, наверняка сомневаясь, стоит ли со мной связываться и я ее за это не винил.

− Ну, так что, — торопливо проговорил я, − идем или нет?

Она вздохнула небольшой, но высокой грудью. А стражник тем временем припугнул мужика расправой, на что тот послал его куда подальше и резво утопал, даже не обернувшись.

− Хорошо, − решилась она, наконец. Как раз в тот момент, когда местный представитель правопорядка, пристально разглядывая лица прохожих, побрел в нашу сторону. До него было еще метров пятьдесят, когда она цепко схватила меня за руку и потянула за собой в подворотню. — Только обещай, что не втянешь меня в свои проблемы! У меня своих навалом.

Торопливо переставляя ноги, я как на буксире следовал за женщиной, между какими-то домами, проходя ямы и минуя заборы.

− Обещать ничего не могу, но постараюсь, − заверил я ее.

− Ну, хоть не соврал, — выдохнула она, по-прежнему держа меня за рукав.

Минут через десять этих лавирований с препятствиями, я совсем запутался в бесчисленных поворотах и собрался спросить, куда мы идем, но не успел. Как только мы вышли на пустую улочку с грунтовой дорогой и деревянными домами, она сама ответила на мой невысказанный вопрос.

− Это корабельная улица. А вон там, мой дом, − показала она рукой на, одиноко стоящий скособоченный полуразвалившийся сарай. Домом его назвать было очень трудно, почти невозможно. Он как единственный зуб торчал между сгоревшими остовами других домов. Почерневший от копоти, и обуглившийся от жара, сожранных пламенем избушек, он почти на полметра врос в землю, так что его единственное окно, размером с маленькую форточку было ниже моего колена.

Она отворила ветхую дверку, жалостливо скрипнувшую на всю округу о своей невыносимой усталости, и вошла в темный дом. Я последовал за ней и закрыл за собой дверь. Одно название, а не дверь.

− Извини, − произнесла она, слепо шаря по столу. Я-то в полной темноте видел, как она торопливо ощупывала поверхность грубо сколоченного стола. — У меня нет свечи, но в очаге еще есть угли. Сейчас я затеплю лучину.

Она искала и никак не находила. Еще бы она нашла их на пустом столе, если они горкой валялись на полу.

Я подошел к ней и осторожно отодвинул ее в сторону, потом наклонился и поднял лучины.

− Они почему-то на полу лежали, − произнес я, делая шаг к очагу.

− Мыши, − односложно сказала она, подтянув руки к груди.

Я отодвинул заслонку и разгреб палочкой покрытые пеплом, мелкие, еле тлеющие угольки. Рядом с очагом в жестяной коробке лежали пучки сухой соломы. Взяв один из них, я засунул его в чело печки и дул пока трава не занялась.

− Тише мыши, кот на крыше, − промычал я.

От весело потрескивающего огонька я затеплил лучину и передал ее женщине.

− Что ты сказал? — Она взяла палочку с маленьким огоньком на конце и воткнула ее в трещину на палке, привязанной к кадке с водой.

− Да ничего, это присказка такая.

В свете маленького огонька дом выглядел еще хуже, чем я его увидел в темноте. Из всей мебели только стол, кровать, сундук и печка. Хорошо хоть пол был не земляной, а покрыт досками.

− Ну что, − женщина села на кровать и потянула за шнурок, стягивающий платье на груди. — Деньги положи на стол и иди сюда.

Я вытащил серак и показал ей, чтобы она убедилась, что не обманываю.

− У меня не будет сдачи, − глухо произнесла она, теребя шнурок на платье.

− Ты лучше скажи, как тебя зовут. Я Родион.

Она помялась, но все-таки произнесла свое имя.

− Мелиса.

Подойдя к сундуку, я сел на него и поглядел на женщину.

− Мелиса. − Я вытащил из узелка, который служил мне сейчас как обычный мешок, бутылку вина, чудом уцелевшую во время моего прыжка из окна. — Почему ты мне помогла?

Она неуверенно поглядела на меня и вздохнула.

− Честно?

Я кивнул, выкручивая пробку из бутылки.

− Не знаю, − ответила она и тут же добавила: − Мне показалось, что тебе можно доверять. Да и у меня немного клиентов, а жить на что-то надо.

− Ты красивая женщина, − сказал я. — Почему у тебя мало... клиентов?

Она грустно улыбнулась и подтянула ноги под себя, полностью сев на кровать.

− В том то все и дело. Все думают, что я ведьма, колдунья или просто проклятая. Не могут понять почему я такая красивая, но живу не во дворце, а в таком сарае.

Я протянул ей бутылку и спросил:

− И почему же?

Она отказалась от вина и тихо произнесла:

− Я не хочу об этом говорить. И вообще давай уже займемся делом. Но хочу повторить, − у меня нет сдачи.

Рассмеявшись, сделал небольшой глоток прямо из горла и поморщился.

− Мелиса, ты мне нравишься. Поэтому я скажу тебе честно: я никогда не пользовался подобными услугами и мне от этого сильно не по себе.

Мелиса улыбнулась, видя, как я скривился от вкуса вина.

− Не вкусно? — спросила она.

− Не то слово, − согласился я, усмехаясь и протягивая ей бутылку. — Вино, просто гов... Ты права, не вкусное.

Она все-таки взяла бутылку. Сначала понюхала, поморщила носик, а потом слегка пригубила.

− Да уж, не лучший сорт. Слишком крепкое.

− Угу.

Мелиса вновь отпила крепленого вина, на этот раз чуть больше и спросила:

− А почему ты скрывался от того стражника? Ты что-то украл?

С одной стороны хотелось удовлетворить ее интерес, она мне все-таки понравилась, а с другой стороны, я боялся, как бы она меня не выгнала взашей, расскажи я ей правду. Но...

− Нет, не украл... убил! — произнес я, ища на ее лице тревогу. И прежде чем она попросила меня уйти вон, я без особых подробностей рассказал ей историю своего бегства из таверны. На вопрос что я вообще делаю в столице, я ответил чистую правду, сказав, что приехал на ярмарку.

− Ну, если все так, как ты рассказываешь, то можешь у меня прятаться, — после некоторого молчания, неожиданно произнесла она. — Если что у меня есть погреб. Он, правда, маленький, но думаю, ты сможешь там некоторое время переждать, если что.

Удивился, ничего не скажешь.

Свет замерцал, забегали тени по стенам, накладывая странные выражения на наши лица.

− Лучина сейчас погаснет, − прорезала тишину Мелиса, каким-то странным неживым голосом.

− Пусть. — Я отклонился на бревенчатую стену и закрыл глаза. Почему-то было приятно просто так молча посидеть с девушкой, да и еще и в темноте. Спокойно на душе, так спокойно как не было за все время пребывания в этом мире. — Здесь так спокойно и тихо, − прошептал то что было на уме.

− Порой, даже слишком, — ответила хозяйка дома и надолго приложилась к бутылке.

Пусть выпьет. Возможно, ей сейчас этого не хватает. Расслабления. Как бы алкоголь не хаяли поборники трезвости, но в умеренных дозах и в нужные моменты он является неплохим лекарством.

− Давно ты... здесь живешь? — решился на вопрос.

Все-таки интересно, почему такая молодая женщина, красивая и, судя по поведению и умению себя держать, совсем не простолюдинка, живет в таком вот гнезде и занимается проституцией? Есть в этом какой-то запашок ненормальности, вычурности ситуации.

− Зачем тебе знать это? — зевнула она и встала с кровати. Подойдя к остаткам лучины, она подпалила от ее маленького огонька новую палочку. Затем достала из трещины палки почти уголек и, держа кончиками пальцев, кинула в печку. Потом вновь встала у стола и оцарапала ноготком его неструганные доски.

− Просто интересно. — Я наблюдал, как она задумчиво водила пальцем по столу. На ее красивое лицо, плохо освещенное огнем, налагались резкие темные тени.

− Давай как-нибудь потом? — открутилась она от разговора и внезапно подошла прямо ко мне. Встала передо мной и, уперев руки в боки, категорично произнесла: − Твое вино меня слишком расслабило, и я еще сильней захотела спать. Завтра мне очень рано вставать, поэтому решайся.

Слишком резво встав, почти подскочив, я обошел Мелису и встал у двери, собираясь выйти.

− Ты знаешь,... − быстро проговорил я, − ты ложись. А мне еще кое-куда надо сходить и кое-что забрать.

И я не врал, не бежал как мальчишка. Хотя здесь слукавил, я чувствовал себя почему-то совсем неуверенно, словно и вправду вдруг превратился в школьника, влюбившегося до немеющего мозга.

Но в том, что мне надо было, действительно кое-куда сходить, я не врал. Еще сегодня днем решил, что под прикрытием темноты наведаюсь в лавку Цымеда и пошарю там в поисках дангита.

− Хорошо. Дорогу ты запомнил?

Кивнул, хотя не запомнил. Ну, да ладно, что я не найду что ли.

Я вышел из дома в ночь и услышал совсем тихий шепот хозяйки, словно ветерок сыграл со мной шутку:

− Возвращайся.

Глава XIV

Темнота не была мне помехой, поэтому я шел достаточно резво, уверенно выбирая направление до тех пор, пока не начался сначала слабый, а затем быстро усилившийся, дождь.

Толстые холодные капли сплошной завесой заполнили все вокруг, и даже умение видеть в ночи, плохо справлялось с поставленной задачей. То и дело заходил в тупики, грязные закутки и закаулки, с размочаленной землей, после чего матерно шипя, выбирался обратно и обходил.

Наверное, только через час я пришел к базарной площади, на которой не осталось ни одного лотка, и теперь по ее брусчатке оглушающе колотили тяжелые капли. Дойти оттуда до лавки Цымеда уже не составляло большого труда. Потому вскоре я уже стоял у памятника Кратту и сквозь стену ливня старался разглядеть нужное мне здание.

Большей частью торговцы устраивали магазины на первых этажах своих домов. Но, Цымед, что меня несказанно радовало, не принадлежал к этой части, потому его лавка занимала отдельное каменное одноэтажное здание.

Скорее всего, в лавке должны были находиться охранники. И чтобы это узнать наверняка я, скрывая шум шагов звуками дождя, осторожно обошел весь магазин.

На небольшом крыльце висело два фонаря, еле разгоняя вокруг себя сгустившуюся ночь. Как я не ругал дождь, начавшийся так не вовремя, но он помогал мне оставаться не замеченным и практически полностью скрадывал мое присутствие. Именно поэтому я легко и без лишней опаски подошел к черному ходу в магазин.

Массивная деревянная дверь, обитая толстыми полосами железа, сейчас встала на моем пути. Замка на ней не было, это означало, что кто-то закрыл ее изнутри на засов. Но разве это могло остановить меня?

Приложив мокрое ухо к холодной двери, и заткнув второе, чтобы не мешал шум дождя, я вслушался.

Как я и предполагал, в здании кто-то был. Их глухие голоса, почти интонации, слышались из лавки. Сколько внутри дома находилось человек, определить было трудно. Но точно не меньше двух.

Идя сюда, я по дороге попытался наметить план действий, принимая во внимание и тот факт, что без охранников обойтись Цымед вряд ли смог бы. Поэтому, подтвердив свои выводы, я приступил к выполнению своего не сильно замысловатого плана.

Выпустив когти, я примерился, присмотрелся и полез на крышу.

Лавка ювелира и одновременно резчика по камню, известного во всем королевстве как лучшего, была состроена на совесть. Впрочем, плотно подогнанные друг к другу каменные блоки для моих когтей были как мягкое податливое дерево. Правда, лезть на крышу было все равно не просто. Ногу поставить было некуда — щели, как я уже сказал, практически отсутствовали — поднимался только за счет силы рук. Но и ее с лихвой хватило бы, даже тащи я за собой кого-нибудь.

Вскоре я забрался на крышу, выстланную глиняной черепицей. По ней, как по трубам текли тонны холодной воды. Не будь у меня когтей — потоком водопада просто снесло бы.

Хлесткие струи воды как на перекатах горных рек, заливали все лицо, но я преодолел этот неприятный момент и, зацепившись когтями за черепицу, вполз на крышу. После чего, не вставая, на брюхе, прополз до самой трубы. Печной трубы, сложенной из тонкого кирпича.

Конечно, Санта Клауса изображать из себя я не стал. Пролезть в такое узкое отверстие мне было совсем не под силу, будь я даже в два раза тоньше. Но так ведь я и не собирался в нее лезть, мне всего-то лишь и надо было выманить охранников на улицу.

Телефонов и прочей возможности вызвать подмогу, не вылезая из дома, у них нет, а значит, придется выползать самим. Впрочем, нужно было сделать так, чтобы они не подозревали, что их именно выманивают, иначе не пойдут. Отсидятся до утра и все. Им-то смысла выходить нет, это мне нужно.

Взломать дверь бесшумно не получится, если вообще удастся. Просто постучаться — полный бред. Влететь в окно — не лучше. Все это ясно как день, а значит, надо выманивать. Осторожно, ненавязчиво.

Из трубы шел дым, вываливаясь рассеянными клубами из-под жестяного колпака. Печка или камин топится, значит, охранники сидят не далеко — за огнем же надо следить.

Дождь не ослабевал, шум, от того что его капли лупили по колпаку, был еще больше, поэтому я никак не мог узнать сидит ли кто, греясь у огня.

− Ну ладно, − пробормотал я, − сейчас я вам устрою баню по-черному.

Осторожно оторвав флюгарку от кирпичей, я снял куртку и накинул ее на трубу, как на жерло вулкана, перекрыв выход дыма. Если я все правильно сделал, то через несколько минут они забегают, надсадно кашляя и выпучивая глаза от непонимания.

Под проливным дождем, настолько мокрый, что казалось, сижу на дне холодного озера, я плотно прикрывал трубу и ждал реакции охранников.

Сначала я даже через шум услышал чье-то чертыханье внутри здания, потом кашель, грохот падающих предметов мебели и снова проклятия.

Минут через двадцать дверь черного хода с шумом распахнулась, и из лавки Цымеда вывалилось двое охранников. Натужено кашляя, они выбежали на полусогнутых под хлесткий дождь. Содержимое своих немаленьких желудков они тут же излили в чахлые кусты у самой стены.

− Лумси... − выдавил один из них, в промежутке между приступами рвоты и кашля, − почему дымоход не проверил?

Охранник, которого звали Лумси, ответить ничего не успел, потому что я, сдернув куртку с трубы, на заднице скатился прямо на его спину. От удара, оглушившего его как обухом, он хрюкнул и повалился в свою же рвотную массу.

Второй вахтер, в заблеванной стеганке очумело выпучился на меня и просто стоял, смотрел пока я его не приложил в челюсть и не отправил вместе с его напарником в путешествие по бессознательному.

− Время − деньги! — прошептал я, надевая на ходу прокопченную куртку и входя в здание.

Слегка слезились глаза, и в горле чуть першило, — в помещение еще не успело выветриться, потому дым свободно висел в воздухе. В том месте, где я вошел в лавку камнереза был небольшой коридорчик, из которого можно было выйти в четыре помещения.

Сориентировавшись, я направился в сторону, откуда шел неяркий свет. Как в дымке тумана, я вошел в маленькую коморку со столом и двумя стульями. На столе куча каких-то не то фишек, не то карт и два фонаря с ровными огнями. Один стул повален на спинку, второй далеко отодвинут, почти к самой стене. По всему выходило, что охранники сидели здесь и коротали ночь за какой-то настольной игрой.

Взяв один фонарь, я прошел в другое помещение и попал в торговый зал. Небольшой, с прилавками и витринами в виде буквы "П". Наскоро пройдясь мимо них и подсвечивая керосинкой, удостоверился что дангит не выложен на прилавок. Всяких камней и поделок навалом, а того что я искал не наблюдалось. Впрочем, было еще два помещения. Туда и пошел.

Одним из них оказалось что-то вроде маленькой кочегарки. Огромная печь, трубу которой я закрыл и гора угля на полу. Прямо из нее шла еще одна дверь в такую же комнатку. Там стоял миниатюрный горн, по стенам висели разные инструменты и пара стеллажей с мешками.

Вспоров их, я разглядел в рассыпавшейся на полу куче, металлические осколки чего-то некогда целого и кусочки медной руды. Особо не задерживаясь, двинул дальше.

Перейдя в другое помещение, метра четыре на пять, я наткнулся на верстаки с инструментами, шлифовальными камнями и прочим. Цех.

Поводив фонарем по сторонам, я обнаружил на одном из рабочих столов, две горки камней и несколько плошек с песком. Подойдя ближе, я схватил корзины и варварски вывалил их содержимое на стол.

Переворошив всю кучу, и не найдя дангита, отбросил это занятие и вновь присмотрелся. Заметил на маленьком столе, вроде пюпитра, тряпицу, прикрывающую какое-то изделие. Скинув ее, я увидел плитку сантиметров тридцать на двадцать, составленную из пластинок разных камней.

"Столешница для столика короля, − сообразил я".

В правом верхнем углу различил дангит, довольно, неплохо вписывающийся в картину столешницы. Наконец-то!

− Не жрать королю пирожное на моем камне! — в пустоту погрозился я и ухмыльнулся, довольный, что нашел все время ускользающий из моих рук дангит.

Жаль, конечно, было разбивать всю композицию, но не тащить же ее целиком. Взяв камешек из корзины, тот, что побольше, я треснул им в самую середину столешницы выбив тем самым из нее осколки. Потом еще раз и еще. Как дерзкий вандал бил по ней, пока она не раскололась на составные части.

В конце концов, я отбил дангит от столешницы, правда, превратив ее при этом в хлам. Ну, что поделаешь. Как говорится: не расколов яйца, яичницы не приготовишь.

Быстренько засунув дангит за пазуху, − с нормальными карманами в этом мире вообще напряженка — повернулся к столу, на котором стояли плошки с песком. Еще тогда я заметил, как в одном из них что-то блеснуло в свете керосинки.

И точно. В самой маленькой чашечке лежал золотой песок, то ли для напыления, то ли еще для чего, я не знал. Однако это не помешало мне высыпать его в почти декоративный карман куртки.

Более не задерживаясь, выскользнул на улицу.

Все было по-прежнему: ночь, дождь и охранники в кустах. Поддавшись хорошему настроению от радости, что все так легко получилось, переключился на особое зрение и затаил дыхание от открывшегося вида.

− Вот это да! — восхищенно выдохнул я, рассматривая представшую передо мной картину.

Мир, очищенный дождем сиял ярче и естественней тысячи искусно ограненных бриллиантов в свете северного сияния. Каждая капля была туго напитана какой-то бурлящей энергией, и весь этот исход воды на землю сливался в ревущий неистовый поток сил. А лужи, какие были лужи!

Стоять под дождем оказалось очень даже интересно, глядя как капли разбиваются о мои плечи и их начинка стекает по одежде, покрывая ее призрачно-светящейся пленкой.

"Вадрамы всюду и везде! — переиначил я фразу Чегода, моего внутреннего наставника. — Интересно, почему он ничего не знает о жгутах, которые внутри конструкций из Вадрамов? Даже фантазером меня назвал, наглая программка".

Неожиданно один из охранников зашевелился. Я это почувствовал по легкой дрожи паутинки редкой травы, стелящейся узорчатым ковром под ногами. Тот, на которого я слетел с крыши, застонал и попытался перевернуться, но, видимо, я знатно его оглушил, потому что даже приподняться у него не получалось. Впрочем, лиха беда начала, скоро он сможет не только перевернуться, но и встать. И если нет нужды убивать их, то стоило бы поторопиться уйти, пока они еще вялые, как с похмелья.

Вернув себе обычное зрение, я резво побежал к дому приютившей меня женщины. По пути, краешком сознания, отметил, что при переходе с особого зрения голова никак не проявила себя болями. Это тоже легло в копилку радостных событий. Жаль, что их было не так много, как хотелось бы, но я надеялся, что это ненадолго.

На обратную дорогу времени ушло в несколько раз меньше. Во-первых, дорогу я уже знал точно, посему не блуждал в грязных переулках. Во-вторых, меня ждали! Пусть вся это ситуация с Мелисой и не выглядела как драматичная сценка в сопливо-розовых декорациях женского романа, но в ней была какая-то... особая естественность. Не та естественность, про которую говорят, что она небезобразна, когда хотят убедить всех что сдерживать себя это не норма. А та, подлинная, на самом деле настоящая, не какое-нибудь козявковынимательство.

Хотя, я, возможно, поспешил с выводами и выдумал себе, то чего нет и в помине. Может быть что угодно, но одно я могу сказать точно: в женщинах я разбираюсь плохо. Их поступки для меня полнейшая загадка, поэтому у меня есть только два инструмента для понимания слабого пола — интуиция и анализ. Слабая, капризная интуиция и терпеливый критический анализ.

С такими, пожалуй, не самыми радужными мыслями, я подошел к дому знакомой продажной женщины.

Еще когда шел вперед, отвлеченно задался вопросом: что заставляет ту или иную женщину выходить на панель? Отвечать, к сожалению, пришлось тоже самому. Поднапряг мозги и пришел к такому выводу: есть несколько видов женщин ступивших на стезю древнейшей профессии. Одни, идут потому что в голове пусто, но есть тело, а жить хочется по-особому, например, как показывают в телевизоре. Другой вопрос, что в золоте и роскоши они купаться не будут, но чтобы это понять, надо иметь мозги, а вот их-то как раз дефицит. Таких, самый большой процент.

Прочие, принимают решение стать проституткой от наркотической или иной зависимости, дабы заработать. Да мало ли этих причин? Но есть среди и этих женщин, этакие Сони Мармеладовы. Женщины, жертвующие собой ради других. Не для себя или выгоды, а именно жертвующие собой ради близких людей. А это, подвиг, как ни крути!

Я не хочу сказать, что это проблема одних только женщин, совсем нет. Множество мужчин охотно пользуется подобными услугами. Но они больны, что с них взять.

Как говорил профессор Преображенский: "Разруха не в сортирах, а в умах!"

Голова пухнет от этих мыслей. И ведь сам себя не обманешь, все эти мысли, доводы и доказательства просто способ обелить имя Мелисы. Найти достойное оправдание и поверить в него. Да к черту все это!

Подойдя к ветхому крыльцу, не менее ветхого дома, подергал дверь — закрыто. Тихонько постучался. Если она спит, то придется заночевать где-нибудь на улице, пусть и под дождем. А он, собака такая, все никак не хотел кончаться.

Постоял, прислушиваясь, не идет ли чтобы открыть дверь. Нет, тишина.

Ну что ж, возможно, так даже лучше.

− Родион? — неожиданно прошептала Мелиса из-за двери, как раз в тот момент, когда я уже собирался уходить. — Это ты?

Дебильно улыбаясь, кивнул. Потом вспомнил, что она-то в темноте не видит и, ругнувшись про себя, произнес:

− Да, я.

Дверь слегка приоткрылась, на самую малость. Мелиса пристально щуря глаза, поглядела на меня в образовавшуюся щель.

Я приветственно помахал ей рукой, и она тихо ухмыльнувшись, пропустила меня в дом.

− Ждала кого-то другого? − спросил я, видя, что она держит в руке погнутый ржавый нож.

− С чего ты взял? — удивленно прошептала она.

− А зачем ты тогда держишь эту железку в руке?

Лицо Мелисы слегка вытянулось, а потом нахмурилось.

− Ты хорошо видишь в темноте, − ушла она от ответа. Потом повернулась и положила нож на стол.

− Неплохо, − согласился я. — Извини что разбудил, но мне некуда идти. На улице ночевать как-то не охота − дождь. А здесь хорошо, почти не капает. — Я посмотрел как в нескольких местах с потолка на пол падали капли.

Мелиса наклонилась к очагу и закинула туда два тонких полена и пучок сена. От получившегося огня она запалила лучину и повернулась ко мне.

− Снимай все! — произнесла она, разглядывая меня в свете огонька. — На тебе сухого места нет.

* * *

Ритмичный стук капель, так действующий иногда на нервы, сейчас практически не отвлекал от нахлынувших дум. Правда, и не помогал своим мерным отсчетом времени. Все казалось, что я не успеваю.

Размышления в теплой постели, когда на улице хмурое промозглое осеннее утро, были немного рваные и постоянно сбивались. То одна мысль вертелась в голове, никак не давая ухватить ее за хвост, то другая вдруг исчезала куда-то, когда я начинал ее более внимательно рассматривать. Прямо как Чеширский кот из "Алисы".

В конце концов, решив отложить это безрезультатное занятие, я, зевая до хруста в челюсти, сел и спустил ноги с кровати. Она как-то обиженно скрипнула и продолжала так скрипеть, пока я одевался и потягивался.

Мелиса уже час как ушла на рынок купить всяких необходимостей. В том числе и по моему заказу. Она сама предложила сходить, но когда я отказался, привела ряд убеждающих доводов в пользу того, что меня вроде как ищут и появляться на улице, в толпе, было бы верхом идиотизма. Невозможно было не согласиться, поэтому я и лежал в постели, гоняя мысли по углам.

Одевшись в не совсем просохшую одежду, хоть и провисевшую всю ночь возле печки, я взял в руки дангит. Вечером его испытывать не решился, да и время не подходящее было. Зато ночью, когда в очередной раз во сне вновь появился Чегод, я спросил у него про камень. Правда, он ничего определенного о нем сказать не смог, но кое-что все-таки интересное сообщил. Можно даже сказать, что весьма озадачил.

− Чегод, а ты знаешь что такое дангит? — вопросил я программку, после того как он уже в миллионный раз показал мне несколько Высоких Вадрамов или Образов, как он их называл.

− Насколько я способен знать − это средство связи. — Чегод произвел передо мной несколько взмахов своими эфемерными крыльями. — Магическое средство связи.

− Это-то и я знаю, − проговорил я. − Мне просто интересно было, как он работает. По какому принципу?

Обучающая программа отлетела от меня, и на ее месте появился Образ огня, который я только что научился выводить без ошибок. Каждую ночь он заставлял меня запоминать мельчайшие детали Вадрамов, а потом повторять и повторять.

− Большего я не знаю. Извини.

− Да ладно, − отмахнулся я, − не так уж это и важно. Может, даже сам как-нибудь разберусь, − пробормотал я, стирая и поочередно вызывая Образы. Воздух, Земля, Вода, Огонь.

Эти Высокие Вадрамы являли собой знаки стихий и еще некоторых сущностей. Например, были Образы Животного, Человека, Растения и просто Силы. Такая сырая энергия. Как говорил Чегод, эта Сила является как бы кровью или аккумулятором конструкции из Вадрамов. Без нее конструкция нежизнеспособна.

− Конечно разберешься, − ободряюще произнес Чегод, − вот поймаешь... Подтяни векторы Воздуха, − недовольно пробурчал он, — а-то они у тебя висят как руки дистрофика.

Я и сам увидел, что они как-то немного провисли. Вроде всего-то ничего, но вот сразу же терялась какая-то законченность, правильность. Подтянул.

− Вот, так гораздо лучше! − лекторским тоном выговорил он. — Можешь взять конфетку.

Чегод так и не оставил своих попыток общаться со мной за счет моей памяти. То и дело, показывая мне, насколько замусорен мой лексикон.

− Угу.

− Ну, а с этим дангитом ты разберешься. Поймаешь какого-нибудь мерзкого Ладлога и выпытаешь у него все что надо.

Я встрепенулся.

− Причем здесь Ладлоги?

− Так, кто лучше них знает про их же штучки?

Вот тебе и раз!

− Так это не Фамдейская... штука?

− Нет! Мы пытались что-то подобное сделать, но не получилось. Магия Ладлогов слишком другая. У них вообще все другое.

− Кстати. Все хотел спросить, чем же магия Ладлогов отличается от магии Фамдеев?

Чегод затрепетал, как обычно возбуждаясь от разговоров о противниках.

− Да ты что, совсем ничего не знаешь? — воинственно мерцая, выговорил он мне. — Это же ясно как день. Фамдеи работают со стихиями и внешними проявлениями сил. С Высокими Вадрамами. А Ладлоги, да пожрут их черви, творят мерзкую волшбу. Изменяют тело, сливаются с деревьями, обращаются в животных или даже в энергетические сущности. Могут себе лягушачью лапу на голове вырастить, а могут ветки из спины взрастить. Мерзость, одним словом, никакой чистоты и отстраненности в работе.

Вот тебе два!

− Какого-нибудь Ладлога берешь и как в него огнем запулишь, а он, сволочь такая, вместо того чтобы щит какой-нибудь поставить, сам становится Огнем и все! Никакой огонь ему не смертелен, — все больше распалялась программка. — А то возьмет Водой станет и в землю уйдет. Ладно хоть они идиоты, и пока не додумались до того чтобы просачиваться в наши цитадели, а то бы нам худо было. Повезло что вояки из них хреновые.

− А когти с зубами они умеют выращивать? — спросил я, прекрасно понимая, какой будет ответ.

Если бы Чегод был человеком и здесь был пол, он бы презрительно на него плюнул.

− Да хоть глаз на жопе. Я же говорю мерзкие, тупые овцы.

На этом мой урок закончился, пора было просыпаться. И пытаться составить картину воедино. По всему получалось, что я отношусь не только к Фамдеям, но и почему-то к Ладлогам. Почему так и все ли сыны Ардалиона такие или только я? Вот это, что называется всем вопросам вопрос!

Теперь с этим Чегодом надо быть осторожней, если он так бессовестно пользуется моей памятью. Роется в ней как в старом ящике стола, разгребая хлам и выдергивая оттуда всякие нецензурности. И вообще надо бы понять, как он так внутрь меня затесался, и нельзя ли его выдавить прочь, а то меня немного беспокоит его ярая нелюбовь к Ладлогам. Как бы не натворил чего этот фанатик.

Шиза!

Отстранившись от мыслей, очистив голову от них, я вгляделся в дангит, как когда-то говорил Гальтен. И именно его я сейчас и представлял.

Теплый тяжеленький камень в виде прямоугольной пластинки. По форме он похож на плитку шоколада, только не такой вытянутый и полностью плоский. Дангит, как будто ожил в моих руках.

Прожилки более светлого цвета заструились, молниями расщепляясь на более тонкие линии. Камень ощутимо нагрелся, а на его поверхности начала вырисовываться фигура человека в шутовском колпаке. Но дальше ничего не происходило — картинка не принимала четкости или трехмерной объемности. Так и оставаясь, по сути, наброском. Более того, линии через некоторое время начали распадаться.

Напрягшись, постарался скрепить рисунок, не дать ему рассыпаться. Но набросок скомороха углем, никак не хотел оживать. Линии рисунка секлись на более мелкие сегменты, картинка расползалась. В конце концов, не выдержав нагрузки держать весь узор, так отчаянно трещавший по швам, я отвел взгляд от дангита и потряс головой.

То ли Гальтен забыл мне сказать (опять!?) что это так трудно, то ли он мертв. Или может по какой-то причине не хочет "снимать трубку". Вопросы, вопросы. Когда же будут ответы?

Следующий опыт общения через дангит, я решил испытать на Ульгаэле. Надеялся, он знает, что это такое и сможет мне ответить.

Попытался, но получил тот же результат. Даже хуже. В этот раз дангит вообще не смог ничего конкретного проявить на поверхности. Линии секлись, секлись, потом бах — и вообще рассыпались нафиг.

− Да что ж такое-то! — пробормотал я, вертя дангит в руках. Может, сломался?

Внимательно рассмотрел его со всех сторон, поковырял ногтем. Нет, нормально все, ничего не отломилось. Так в чем же дело?

Гадать на кофейной гуще, выдумывая причины, совсем не хотелось. Жаль, конечно, что не удалось поговорить с Гальтеном. Я-то думал смогу договориться с ним о том, чтобы он меня перекинул в мой мир. И все, кончилась бы эта дикая чехарда, игры в поиски Граалей всяких. Осталась бы с носом преследующая меня злобная вдова Шанда. Остался бы позади этот неуютный мир. И минуты бы ждать не стал, ушел бы, оставив в этом мире свиток. Сдался он мне...

Стукнув рукой по колену, я поднялся и нервно заходил по дому. Один шаг туда, один шаг обратно.

Да кому я заливаю? Даже самому себе признаться не могу, вру. Не стал бы я просить Гальтена отвести меня домой, как маленького мальчика потерявшегося в большом магазине, не стал бы. Никуда бы не пошел.

Пока не достану свиток, не уйду! Носом буду землю рыть, но не отступлю!

Я так распалился, что в порыве, непонятно каких чувств, стукнул по столу, от чего тот разломился на доски и рухнул на пол.

− Ну, еще этого не хватало, − раздраженно процедил я.

Немного успокоившись, решил его починить.

Через полчаса бросил это дело в виду полной невозможности это сделать. То что никаких, даже самых завалящих инструментов в этом сарае не было не стоило и говорить. А уж сам стол, по правде говоря, годился только на растопку. Причем, еще до того как я его сломал.

Новый куплю, или сам сделаю, тем более опыт есть, еще из той жизни. В любом случае все что ни получится, будет все равно лучше прежнего уродства.

На том и порешил, поэтому не заморачиваясь, сгреб останки стола в угол и сел на кровать.

Этот неудачный процесс починки стола принес некоторое успокоение и, вроде как, неудачным его уже не назовешь. Не зря говорят, что лучшее лекарство от нервозности, это увлеченное дело, пусть и безрезультатное, но здесь главное было отвлечься.

У меня это получилось. Теперь можно по серьезному подумать, как мне найти Го Фарата, чей приспешник обманул книжника из Каруша и утащил мой свиток в столицу. Необходимо было узнать, как пройти в Академию. Если не получится сделать это мирным путем, то придумать, как туда проникнуть, никого, так сказать, не ставя в известность. А там уж действовать по обстоятельствам. Если понадобится, то максимально жестко.

И все-таки, самое первое, что нужно сделать, это узнать, где найти Го Фарата. А там уже следить за ним и в удобный момент поспрошать. С пристрастием, если понадобится.

− Ну, − решительно выдохнул я, − цели ясны, фигуры расставлены. Пора и мне выходить на сцену.

Как высокопарно это прозвучало, да еще в этом доме, аж самому противно стало. Это, блин, все влияние Голливуда! Закрепилось в неокрепшем детском мозгу и теперь я вот такие перлы выдаю. А Чегод, бывает вообще матерится, когда объясняет что-нибудь. В моем же сне, меня же материт какая-то наглая программка. Еще и моими словами!

Повздыхал, почесал бороду, затылок, да и лег. Все равно надо было дожидаться Мелису, а так хоть можно было расслабиться. Человек, вообще существо ленивое. А я, так в двойне.

Не больше часа провел в каком-то полусне полуяви.

В полудреме я услышал как тихо скрипнула дверь. Не подавая вида, что уже не сплю, по-прежнему равномерно дыша, я осторожно обхватил рукоятку небольшого ножа. В последнее время, я куда только не засунул по ножу, благо одежда это позволяла. Петельки, порой были в самых неожиданных местах.

Затаился, как кобра, готовая к броску. Дверь проскрипела, открываясь полностью, и в дом кто-то вошел.

− Ну и зачем ты стол сломал? — неожиданно, совсем при этом не скрываясь, произнес незнакомец голосом Мелисы.

Тьфу ты!

Я выпустил нож из руки и сев на кровати, виновато посмотрел на нее. Она стояла с двумя большими свертками в руках, а около ее ног лежало еще два таких же. Денег я ей дал прилично, но не думал, что она купит столько всякого. Мне надо-то было только рубашку, да бритвенные принадлежности. Для похода в Академию Знаний придется постараться над своей внешностью.

− Случайно, − сказал я, вставая и поправляя одежду.

Мелиса кивнула и, обойдя меня, положила покупки на сундук, а меня попросила остальные поднять с пола и положить рядом.

− Здесь, − она показала на один свертков, − одежда для тебя. Взяла на себя смелость купить тебе еще кое-чего.

− Зачем?

Мелиса склонила голову к плечу и ее тугая коса плавно качнулась.

− Ищут мужчину, ночью ограбившего лавку Цымеда, — с хитринкой глядя мне в глаза сказала она. − Да так упорно ищут, что даже портрет его мне показывали. Аж два раза. Стражи на улице полно. Хватают всех, кто хоть отдаленно похож на... лицо с портрета.

− И что ты им сказала?

Мелиса улыбнулась и несколько раз пожала плечами.

− Сказала чистую правду, − деланно посерьезнела она, − Сказала, что не узнаю человека с портрета. Отвратительно нарисовано.

Я благодарно кивнул. Потом развязал пакет из плотной бумаги и вытащил на свет штаны, рубаху, плотную светло-зеленую жилетку с блестящими пуговицами и стоячим воротником. Однако, карнавал!

− Бритву и все такое купила? — спросил я хозяйку, которая стала заправлять кровать.

− Купила, купила! — ухмыльнулась она. А у самой смешинка так и просится наружу. Того и гляди не выдержит — захохочет. — Тебе что не нравится одежда? Так в другом свертке еще шляпа с пером есть.

Даже сказать нечего было. Только шляпу достал. Такая, розовая с широкими полями и длиннющим красным пером, которое свисало мне примерно до поясницы.

− Ты хочешь, чтобы меня на первом же повороте арестовали за скоморошество в неположенном месте? — Я брезгливо отбросил от себя шляпу, как дохлую крысу.

− Так многие ходят, − попыталась она меня урезонить. — И если ты не хочешь бросаться в глаза, то должен выглядеть как все более-менее респектабельные горожане, а не разгуливать по городу в походной одежде и таскать на себе кучу железа, будто на войну собрался.

Зерно истины в ее словах определенно было, но мне совсем не хотелось выглядеть этаким разодетым петухом. Ну ладно, салатовая жилетка − это еще куда не шло, но розовая шляпа, это уже перебор!

− Эту штуку я не надену! — твердо произнес я, показал пальцем на шляпу.

Мелиса пожала плечами, как бы говоря, делай, как знаешь, но вообще, ты дурак.

Ну-ну. Такие взгляды я научился читать еще в своем мире. А женщины, видимо, везде одинаковые.

После этого она попросила меня сходить к бондарю, привезти бочку и пару железных ведер. Он жил здесь неподалеку, и на рынке Мелиса с ним договорилась о покупке кадки для принятия ванны. Это она умно придумала. Помыться-то мне негде было. Он же ее с покупками, кстати, и подкинул до дома.

Она дала мне серый плащ с глубоким капюшоном и сказала, как найти дом бондаря Думга.

− Пока ты будешь ходить, я приготовлю все, что нужно. — Она повернулась и стала распаковывать покупки, выкладывая их на постель. Про меня будто забыла. Ну, я и ушел к бондарю, тихо бормоча проклятия.

Мужиком он оказался в принципе, нормальным, только как-то сально подмигивал мне, намекая на то, что я пришел от проститутки, и буду принимать ванны в ее домике.

Выкатили мы с ним кадку из его рабочего сарая, где так приятно пахло деревом, и загрузили на телегу. Туда же закинули ведра, литров на двадцать каждое. После чего забрались на козлы и медленно поехали в сторону дома Мелисы.

− Ну, рассказывай! — пихнул он меня локтем в бок и смачно захихикал. — Как она в постели то, много умеет или совсем ничего?

Зря он это спросил. Вообще не стоит с такими вопросами подходить к людям вроде меня, да еще когда они в таком не светлом настроении, как я в тот момент. Но я же не зверь!

Короче, приехали мы быстро. Сгрузили деревянную ванну с ведрами прямо у крыльца. Кадку положили на бок у дверей дома. И угрюмый бондарь, более не задерживаясь, взлетел на козлы, лихо отстегал лошадку, за то, что она не торопилась, и унесся прочь.

Из дома вышла Мелиса и хмуро уставилась на меня.

− Почему у Думга синяк под глазом? — холодно поинтересовалась она.

Я схватил бочку и затащил ее в дом, при этом чуть не снеся двери с петель. Кадка пролезала в проем едва-едва.

− Чрезмерное любопытство вредит здоровью! — простецки ответил я, оглядывая место, куда поставить кадку. Даже, не поставить, а впихнуть. — Оно туманит ум, в результате чего тело теряет устойчивость и падает с телеги.

Мелиса прыснула в кулачек, старательно пряча бесенят в глазах.

Через полтора часа я уже залезал в ванну, наполненную горячей водой, нагретой в ведрах на печке. Приходилось коленями подпирать подбородок — большая ванна не поместилась бы в единственную комнатку дома.

− Ну что, тебя подстригать или только побрить? — спросила Мелиса, неуверенно держа в руках грубоватые ножницы. Такими, наверное, только баранов, да овечек стригут?

− Волосы назад зачеши и отстриги все, что будет свешиваться с затылка, − я примерно показал ей, что прошу от нее. — А побреюсь я сам.

Мелиса споро причесала меня и скрипучими ножницами остригла волосы, после чего кинула их в печку. Потом вымыла мне голову и вышла из дома. А я пока мылся, вспомнил про серебряные браслеты, те самые, что купил у Вапса. Теперь они мне были ни к чему, поэтому можно, нет, нужно подарить их Мелисе. Кстати где эта шкатулка?

Жалко было сбривать бородку, но без нее я выглядел сразу лет на семнадцать, так что узнать меня будет трудно. А ели одену то, что купила Мелиса, так вообще, можно будет, не шифруясь ходить перед стражниками. Но шляпу я не надену!

Когда хозяйка дома пришла, я уже полностью одетый в обновки, ждал ее, сидя на сундуке и крутил в руках браслеты мастера Гиминея. Изумительная работа, не придерешься.

Как только она пришла, я сразу же решил взять, так сказать, быка за рога, хотя в уме упорно вертелась коза вместо быка. Необходимо было попрощаться, вдруг больше не увидимся? Наверное, стоило рассказать правду о своем иномирном происхождении. Наверное?

Ладно! Расскажу, но только если она поведает мне свою историю.

− Мелиса, ты так и не рассказала, почему ты живешь в этом доме? — сказал я, но увидев, как она собирается уйти от разговора, почувствовав это, остановил ее рукой: — Погоди! Я вижу, что ты не простолюдинка и со своей внешностью могла бы жить во дворце. Не хмурься. Если не хочешь говорить, так и скажи.

Она опустила глаза в пол и не произнесла ни звука. Тогда я протянул ей браслеты и решительно выдохнув, проговорил:

− Возьми! Это тебе подарок. Подарок за все хорошее. За то, что помогла мне, когда я нуждался в этом. Да, вообще, за доброту.

Мелиса автоматически взяла в руки браслеты и... вдруг слезы потекли из ее красивых глаз, когда она разглядела что за вещь у нее на ладонях. Я даже испугался от такого поворота событий. Всего чего угодно ожидал, но такого!?

− Что случилось? — Я обнял ее, нежно гладя по голове. Нет, она определенно затронула какие-то струнки в моей душе. Как теперь быть-то?

Отстранившись от меня, она отвернулась, утирая слезы и срывающимся голосом прошептала:

− Ничего! Просто... сама не знаю. Не обращай внимания, у меня такое бывает.

Ничего себе, бывает! Каждый с детства знает, что просто так даже мухи не родятся, а тут слезы в три ручья. Чуть ли не истерика.

Впрочем, настаивать на расспросах я не стал. В конце концов, захочет − сама скажет, не вытаскивать же из нее клещами каждое слово!

− Ладно! — Заложив руки за спину, я отошел к двери и выглянул на улицу, правда, смотрел не туда, а как бы в себя, собирался с мыслями. После того как она меня сбила своими непонятными рыданиями пришлось кое-как подправить свою речь. Сократить до пары предложений. − Мне надо кое-куда сходить и кое-что узнать. Но я не об этом. Я о том что, возможно, даже, скорее всего, мы с тобой уже не увидимся, поэтому....

Я взял с сундука мешок с серебром и положил его на маленькую полочку, криво прибитую к стене около двери. Положил рядом с каким-то ржавым ключом, осколком глиняной посуды и прочим хламом. Получилась такая картина в стиле какого-нибудь социального постмодерна, ну или что-то вроде этого. Мешок денег и хлам.

Глава XV

Был глубокий полдень, как говорилось в одном замечательном фильме. Кажется, фильм называется "Алиса и Букинист".... Да, так и называется! И почему я вдруг вспомнил это старенькое кино? Видимо, это и есть пресловутая оговорка по Фрейду!

Я так погрузился в самого себя, что даже не замечал, смотрит ли на меня кто. Да что говорить, я совершенно забыл, что меня могут разыскивать. Видимо, разбитая заготовка для столика короля сильно кого-то разозлила, и Цымеду за это настучали по голове.

Плевать!

Оставив Мелису одну и все-таки уговорив ее взять деньги, я быстро ушел из ее дома. Думалось, что этого маленького состояния ей должно хватить на обустройство жизни. А я...

Я надеялся, что скоро уже смогу уйти домой. Надо-то всего лишь прижать Го Фарата и стребовать с него свиток. Хотя, нет. Надо сначала этого академика найти, а вот потом можно и прижать.

Как только я вышел на оживленную улицу, где ходил разного вида народ, сразу же постарался выбросить все ненужные мысли прочь. Не время и не место, для подобных мыслей. Сейчас надо было думать о предстоящем деле.

Встряхнувшись, я влился в поток людей и поплыл к зданию Академии. Особого плана действий не было. Просто потому что я пока не знал, за что взяться сначала. Потому и пошел к Академии. За взятку в один или, даже, два золотника меня наверняка пустят. Там уже по ситуации соображу, что и как.

На всякий случай я оставил себе два золотых, да еще несколько монет разного достоинства. Так что сейчас я представлял собой далеко не бедного человека. Даже одежда, которую купила Мелиса, потратив на нее кучу серебра, выглядела на мне вполне естественно. И, кажется, действительно, не привлекала внимания, кроме как своей дороговизной.

Салатовая узорчатая жилетка одета под куртку и прикрывает несколько кинжалов засунутых за пояс, меч висит с левого бока. Пара засапожников спрятана в соответствующих местах. Два кинжала за спиной и два маленьких ножа в рукавах. Немного не привычно — слегка оттягивают руки, но, зато, так спокойней.

На жилетке, кстати, были позолоченные пуговицы. Штаны из какого-то бархата сиреневого цвета, неплохо гармонировали с моими сапогами. Короче, зря я придирался, Мелиса знает толк в одеяниях. Ну, в целом оно и правильно, она-то в отличие от меня, местная. Хотя с той жуткой шляпой (как вспомню, так в дрожь бросает) она, несомненно, переборщила.

Итак, выглядел я неплохо, незаметно и не привлекающе внимания. Конечно, было бы совсем хорошо, если бы я научился, как те самые Ладлоги изменять свою внешность. Но пока это были только мысли о мечтах. А как было бы хорошо превратиться в человека вхожего в Академию — пришел, взял что надо и никаких тебе проблем. Красота!

Но эта красота в данный момент недостижима. К сожалению, придется опять рыть носом землю, разговаривать с неприятными людьми и, возможно даже, их немного бить.

Двигаясь в толпе, как рыба в воде, один раз пнул воришку, тонкой ручонкой скользнувшего по моему поясу. Ударил без замаха и злости, можно сказать, походя, но ему хватило, судя по его крику, больше похожего на скулеж. После чего, он подвывая скрылся в толпе. С детства не любил всяких карманников. С их-то талантами можно горами ворочать... филигранно, ворочать. А они?

Погрузившись в легкие думы, смело вышагивал в сторону дворцового комплекса, рядом с которым находилась Академия. Шел и вдруг остановился, будто в стену уперся. Мысль, как свежий ветерок влетела в голову, чистым звуком колокола прояснила думы. Все лишнее отмелось, осталась только одна верная мысль. Простая, до идиотизма.

Всего-то и надо, купить какой-нибудь чистый свиток, нарисовать на нем парочку Вадрамов (чтобы не придрались) и притараканить его в Академию с самым честным лицом. Спросить Го Фарата, с целью продать ему нечто удивительное и там уж разбираться с ним.

Досадливо сплюнув, я буквально стал носиться по городу в поисках лавок, в которых можно было купить хоть самую завалящую бумажку и перо.

Нашел. На вывеске большими буквами было написано название магазина: "Чернильница".

Толкнув хлипкую дверку, я вошел в мрачноватое помещение. Над головой звякнули тонкие деревянные трубочки, сообщая продавцу о вошедшем клиенте. И из угла тут же донесся тихий шорох:

− Желаете купить или продать? — не заморачиваясь приветствиями прошептал угол.

Повернулся в сторону голоса и разглядел бледную копию на человека. Не зря говорят, что всякая профессия накладывает несмываемый отпечаток на человека. Вот и сейчас я убедился в этом.

− Купить! — ответил я.

"Пергаментный" человек немного оживился и отлип от угла, выйдя на свет.

Передо мной появился мужчина среднего возраста с кожей больше похожей на бумажку-промокашку с тонкими чертами вен на лице.

− Слушаю вас! — еле слышно пролепетал он бескровными губами. — Излагайте.

Профессиональная деформация.

Я купил у него небольшой свиток, жаль, конечно, что он не выглядел старинным, но думалось что это не существенно. Главное, ведь, как говорится, содержание, а не форма. Впрочем, у меня была такая мысль попробовать его состарить искусственно. Расшатать малые Вадрамы, чуточку их порушить, и глядишь, свиток уже не будет выглядеть как новенький.

С этой мыслью я вышел из "Чернильницы" и завернул в ближайший тупик. Прямо там присел, прислонившись к стене, и разложив на коленке свиток, нарисовал на нем несколько Вадрамов. Посмотрел на это дело, покривился и написал еще несколько строк из поэмы Пушкина "Евгений Онегин".

Написал на русском языке, хотя за правильную последовательность слов и отсутствие ошибок ручаться не стал бы. Ай, да ладно, не экзамен же по литературе или русскому сдавать буду, так что потянет. Они все равно ничего не поймут, пусть потом голову ломают, великий и могучий изучают!

О, даже стихами заговорил!

Покончив с художествами, перешел на особое зрение и стал разглядывать свиток. Будто паутинка, он светился разнообразными Вадрамами, сплетенными в одну сеть.

Так! Образы Растения, Воды и Силы. Это Высокие Вадрамы, поэтому трогать их пока не решился. Зато выделил пару малых Вадрамов, Формы и Цвета. Осторожно потянул их векторы когтем, расшатал конструкцию, исказил. Но этого все-равно было мало. Пришлось Вадрам Воды уродовать.

Я правильно предполагал, что древние свитки, как правило, слишком иссушены. Из-за чего достаточно хрупки.

В целом, получилась не плохая подделка. Края свитка облезли, сам он немного выцвел вместе с чернилами и, конечно же, подсох, превратившись в старинную вещь.

Бережно свернув его в рулон, я смело направился к Академии Знаний.

Подойдя к воротам этого гигантского, по местным меркам, здания, я был остановлен быковатыми стражами. На другое и не рассчитывал.

− Уважаемый, имеет пропуск? — не слишком дружелюбно проскрежетал стражник, закованный в абсолютно черные латы.

Второй между тем пристально осматривал меня с ног до головы. То ли изучал, то ли вспоминал, видел ли меня ранее.

− Пропуска не имею, − вальяжно встав перед ними, произнес я, − но имею свиток для господина Го Фарата. Старинный такой, знаете ли, − с ленцой в голосе добавил я.

Стражники переглянулись, помялись. Потом один из них, тот, что изучал меня, отошел к воротам и постучался в них. Маленькое окошечко, на уровне его лица откинулось и он что-то проговорил туда, потом показал на меня пальцем.

В этот момент я почувствовал себя не очень комфортно. Вдруг во мне узнали грабителя Цымеда или вообще здесь так не принято приходить в Академию? Не знаю что меня волновало больше, но уверенности я от этого не потерял. Стоял на каменном крыльце, будто любовался погодой, спокойный и расслабленный, как после бани и бокала пива. Но это только внешне. Внутренне я был готов в любой момент начать рвать когтями и рубить всякого, кто захочет меня схватить.

Сказав пару слов в окошко, стражник вернулся и ответил:

− Плимжен просит вас показать ему свиток.

В это время створка ворот слегка приоткрылась, и из Академии выбрался щуплый мужичонка с длинными рыжими волосами, обрамляющими гладкую розовую лысину на макушке.

− Добрый день, уважаемый! — быстро поклонился мужичок и зачастил: — Я Плимжен, старший ученик господина Го Фарата. И вы можете совершенно не опасаясь, отдать свиток мне. Уверяю вас, он попадает в нужные руки.

Я криво улыбнулся и помахал свитком перед веснушчатым лицом Плимжена.

− Нет, − усмехнулся я, − я обещал его отдать лично Го Фарату в руки.

Плимжен чуть заметно скривился.

− Хорошо. — Он подошел чуть ближе и достал из складок своей неказистой серой одежды большую лупу. — Но, тогда позвольте посмотреть ваш свиток.

Я смело развернул подделку и позволил ему уставиться на нее через увеличительное стекло. Его правый светлый зрачок, увеличенный в несколько раз стеклом, впился в надписи на свитке.

Через несколько томительных минут Плимжен поднял голову и сведя брови в одну полосу задумчиво проговорил:

− Интересно! Так, где вы говорите его нашли?

Осторожно свернув подделку, я хитро улыбнулся.

− А я и не говорил. Скажу только Академику Го Фарату. Мы с ним договаривались именно так. Так что прошу проводить меня в его кабинет.

Рыжий мужичок кивнул, пряча лупу в карман.

− Извините, но сейчас моего учителя нет в Академии. Так что можете подождать его в Белом саду, а я пока отправлю вестового домой к господину и, когда он придет, провожу вас к нему.

Плимжен развернулся и поманил меня рукой за собой к дверям. Но тут передо мной неожиданно встали стражники, перегораживая дорогу.

− Мы не можем пропустить вас без пропуска! — уперто произнес один из них.

− Но...

Плимжен повернулся и хлопнул себя по лбу. Выглядела вся эта ситуация как-то жутко наигранно.

− Ах, да! — он развел руки в стороны, как бы сочувствуя мне. — Мне очень жаль, но без специального разрешения от Совета академиков вы не можете войти в чертоги Науки.

Получалось, что мирным путем в Академию мне не проникнуть. И вряд ли они возьмут взятку — слишком фанатично выглядел этот Плимжен. Но может быть это вообще и не понадобится, если Го Фарат сейчас находится у себя дома. Хотя это тоже вилами на воде писано. Доверия к этой ученой крысе у меня не было никакого.

− Ничего, − я махнул рукой, всем своим видом показывая, что не сильно переживаю, − схожу к господину Го Фарату домой.

Я развернулся и спустился по широким ступеням. А в спину так и прижигал чей-то напряженный конопатый взор. Я надеялся, что он чего-то недоброе замыслит в отношении меня. И мои ожидания полностью оправдались.

Не успел я отойти от Академи на несколько десятков метров как почувствовал, что в мою сторону смотрят сразу три пары глаз. И три пары ног проворно следуют за мной.

Будет у кого спросить где живет Академик.

Не убыстряя шага, так, будто мне некуда спешить, я дошел до узкого проулка и нырнул в него. Через полминуты в него влетели трое ничем не примечательных мужиков в плащах и резво остановились, увидев меня, стоящего со сложенными на груди руками и смотрящим прямо на них.

Они быстро спохватились, что их раскрыли и средний из их тройки чуть выдвинулся вперед.

− После того, как ты ограбил Цымеда, тебе надо было бежать из страны, а не шляться по городу как ни в чем не бывало. — Он говорил, а его напарники чуть отошли от него в стороны. — Да еще к Академии приперся, тряся перед всеми древним свитком.... Наглый ты, парень!

До этой троицы было примерно четыре метра. Но противники медленно приближались.

− И что? — Я развел руки в стороны. — Хочешь меня в тюрьму отвести за ограбление?

Мужик сплюнул на дорогу и лениво процедил:

− Да плевать мы хотели на Цымеда. − Он потянул саблю из ножен. − Частные люди, пойманные с предметами, имеющими отношение к Фамдеям, по закону короля подлежат аресту! — негромко сказал он и премерзко так улыбнулся.

− Как же их тогда продать? — удивился я.

− Не показывать страже! − злобно хохотнул главарь.

Судя по всему, выглядели они очень уверенно и чувствовали себя наверняка так же. Но, на их беду я уже находился в состоянии особого зрения и мне они виделись забавными хорохорящимися коконами с матовыми мешками на телах.

Кольчуги, догадался я. Странно, почему кольчуги я вижу, а вот одежду нет?

− Нечестные люди, желающие поймать меня и ограбить, по моему закону подлежат смерти! — усмехнулся я и слегка согнул ноги в коленях.

Конструкция, обращавшаяся ко мне, разочаровано помотала головой и щелкнула пальцами. В этот же момент двое его напарников, выхватив кривые сабли, устремились ко мне.

Вести бой с двумя противниками я уже умел, поэтому достаточно быстро потушил в них, так сказать, "огонь жизни". Двигаясь значительно быстрее чем они, и тем более, видя их буквально, насквозь, я почти лениво увернулся от мутных полос сабель и когтями порвал их золотистые жгуты в районе шеи. Не знаю как это выглядело обычным зрением, но я догадывался что весьма эффектно. Моя рука с когтями проходила в плоть человека, не оставляя на ней никаких царапин. Словно призрачная рука, секла душу.

Как только золотистые жгуты противников порвались, их тела рухнули мешками на мощеную дорогу. В тишине только сабли и кольчуги, спрятанные под тонкими куртками, издали звуки.

Я моментально сменил зрение и подбежал к оставшемуся противнику. Он еще ничего не успел понять, как я схватил его за горло и вбил ему кулак под дых, чтобы не рыпался.

Пока он задыхался, пуча глаза и хватая ртом воздух, я располосовал его плащ когтем и несколькими полосками связал ему руки.

− Трев... − заорал он, но я не дал ему закончить и дал по зубам, выбив несколько штук и расквасив губы.

− Где Го Фарат живет? — быстро спросил я, кидая взгляды по сторонам. Пока пусто, но надо было поторопиться.

Посланник Академии, желавший меня арестовать, сплюнул себе на грудь осколки зубов с кровью через надувшиеся губы.

− Тебя повесят! — прохрипел он, прожигая меня страшно злым взглядом.

Времени, играть с ним в уговоры у меня не было. Место вообще для этого не подходило, поэтому пришлось треснуть его еще раз по морде. Потом еще раз, когда он начал нести какой-то бред про короля и Академию.

Я его бил, а он говорил. Правда, не то, что мне было нужно. Угрожал, оскорблял, плевался, но никак не хотел сообщать адрес Го Фарата. И вот тогда мне пришла в голову замечательная идея. Жаль, что временя и место заставляли действовать без подготовки. Но я все же решился на опасный эксперимент. Опасный для поверженного.

Перейдя на особое зрение, я засунул руку в его голову и слегка сжал золотистый клубок, которым заканчивался жгут. Тело посланника Академии дико изогнулось, задергалось как в припадке, а шарик в моей руке запульсировал.

"Где живет Го Фарат! — мысленно выкрикнул я, надеясь, что так он скорее захочет говорить".

Однако мужик ничего не говорил, он только дергался. Зато в моем мозгу неожиданно появилась нечеткая картинка с видом какого-то дома и замерших людей на его фоне. Словно фотография снятая криворуким фотографом.

Потом появилась еще одна такая смазанная фотография, и следом за ней еще. Я отметал их до тех пор, пока передо мной не возникло изображение сурового деда в синем балахоне и с поднятым пальцем.

"Го Фарат! − пришло понимание от золотистого шарика в моей руке".

На этот раз, фотография была лучше предыдущих. Можно было даже разглядеть табличку с названием улицы и номером дома, перед которым стоял академик и кажется, кому-то что-то втюхивал.

Двенадцатый дом по улице Дворцовой. Совсем рядом с королевским замком и, соответственно, Академией.

Отлично!

Все что мне было надо, я узнал, поэтому больше мучать мужика не стал. Порвал когтем золотистый жгут и разом покончил с его мучениями.

Встав, я уже нормальным зрением осмотрелся. Ничьего присутствия я не ощущал, но решил перестраховаться. В проулок никто так и не сунулся, благодаря чему я ушел незамеченным. Только поднял из чахлой травы, растущей прямо из дороги около фундамента домов, свиток. Чтобы в драке не помять, я его там припрятал.

Без каких либо эксцессов, я вскоре вышел на улицу Дворцовую, не забывая при этом поглядывать по сторонам. Все-таки в Академии меня узнали, а чем городская стража хуже?

Чтобы дойти до дома Го Фарата, нужно было пройти мимо дворца. А делать этого совсем не хотелось.

Я привстал на выпирающий фундамент какого-то дома и поверх голов прохожих посмотрел на площадь перед воротами дворцового комплекса и вдоль все улицы. Конный патруль чего-то нервно вертелся около ворот. А по всей улице ходили парочки стражников с королевским гербом на груди в виде какого-то желтого комара на голубом фоне.

"Могучий и устрашающий герб! — хихикнул я про себя".

В мою сторону как раз направлялось двое гвардейцев, лениво поднимая ноги и так же глядя по сторонам.

Спрыгнув на мощеную ровненьким камнем широкую дорогу, я, отвернув голову в противоположную от гвардейцев сторону и скрываясь за спиной двух молодых людей, бурно спорящих друг с другом, прошел до первого же переулка. Там свернул и быстро шагая, пошел уже дворами до дома академика.

Даже чувствовал себя лабораторной крысой, которой нужно найти выход из лабиринта. Сунется крыса куда-нибудь не туда и на ей током по носу — ползи в другую сторону, хвостатая.

Неприятно проводить такие аналогии, но зато, они немного отрезвляют. Когда теряешь чувство реальности, это очень помогает. Хотя сейчас я никакого чувства реальности не терял, просто стал более осторожным.

Вдруг нестерпимо захотелось обернуться.

"Родион! Родион! Родион! — неожиданно раздалось глухим эхом в моей голове".

Я завертелся по сторонам, напрягая слух и зрение. Будто знакомый голос крикнул издалека мое имя.

Пусто.

Никого не было. Только дома с палисадниками, высокими заборами и пара молчаливых мальчишек, наполняющих бочку на тележке водой из колодца.

Списать это на слуховые галлюцинации не позволяло стойкое ощущение чьего-то присутствия. И пусть оно было достаточно кратким, зато, очень четким.

Что это было, я не понял, но и из головы не выкинул.

Почувствовав какую-то нарастающую внутри себя тревогу, я ускорил шаг и, глядя во все глаза, поторопился к дому академика.

Не встретив ничего странного по дороге, я через несколько минут вышел на Дворцовую улицу практически напротив двенадцатого дома. Прошел еще немного и застыл каменной статуей, когда мой взгляд уперся в надменное лицо человека, выходящего из дома Го Фарата.

Знакомое лицо, почти родное!

Смуглый и очень худой мужчина среднего возраста, со стальными глазами и прямыми черными волосами, свисающими до самых плеч. Черная плотная косоворотка с золотой окантовкой по краям и с таким же рисунком штаны, заправленные в сапоги с золотыми шпорами. Широкий ремень, увитый вязью символов, держал на себе длинный тонкий меч с очень похожим рисунком.

Мужчина вышел из дома Го Фарата и вдруг, словно унюхав меня на другой стороне улицы, резко выхватил мою фигуру из толпы. Его лицо исказилось в подобие улыбки. Так даже маньяки улыбаться не умеют. От нее так и разило опасностью и хотелось держаться подальше.

Натянув перчатки на руки, он неторопливо пошел в мою сторону.

− Неожиданно! — первое, что произнес он, приблизившись ко мне. — Вот так встреча, не правда ли!

− Есть такое, − кивнул я, разглядывая братца.

То, что передо мной стоял еще один сын Ардалиона, не осталось никаких сомнений.

− Самый младший, я так понимаю, − проговорил он, внимательно разглядывая меня и особенно мой меч. — Ну, давай знакомится. Меня Дзого зовут.

− Родион, − в свою очередь представился я, слегка кивая. С детства привычка такая осталась.

Дзого сделал приглашающий жест, предлагая пройти с ним. Я согласился и мы медленно, прогулочным шагом, будто старые друзья, пошли в сторону Академии.

− К Фарату шел? — спросил Дзого, не глядя на меня.

Немного подумав, я ответил:

− Да,... но не застал его, как и ты.

Братец слегка поморщился и усмехнулся своей неживой улыбкой.

− У этого старика крапива из жопы растет, − насмешливо проговорил он и добавил: − На месте и минуты усидеть не может.

Ожидая любой пакости от Дзого, я, тем не менее, шел рядом с ним и даже старался поддерживать беседу. Только рукоятку меча крепко сжимал.

− Суетится старик, − напряженно хохотнул я.

− Ну хватит! — неожиданно прошипел Дзого и остановился, упираясь в меня серыми глазами. — Зачем приходил к нему и о чем ты с ним договаривался?

Крепче сжав меч, я противно улыбнулся, слегка высунув кончик языка. Как-то видел в зеркало свое отражение в таком виде. Надо сказать, рожа получалась жутко дебильная и нахальная одновременно.

− Забыл! — прогнусавил я и тут же отпрыгнул назад, едва не расставшись с собственной головой.

Дзого держал перед собой меч, сантиметров на двадцать длиннее моего, и злобно скалился.

− А теперь вспомнил? — съехидничал он и двинулся в мою сторону.

Люди вокруг нас рассосались. Кто-то крикнул гвардейцев, и я услышал стук копыт конного патруля несущегося в нашу сторону. Затеивать драку на улице рядом с дворцом короля было самой дурацкой идеей. Тем более для меня — преступника.

− Да пошел ты в дупло! — крикнул я ему и метнул прямо из-за спины пару ножей.

Дзого ловко отбил их, крутанув мечом перед собой, и прыгнул на меня. Меч я даже доставать не стал, понимая, что мне не выстоять перед старшим и явно более умелым братцем. Поэтому боковым прыжком, я ушел с линии атаки. Но Дзого не отставал.

Он мог двигаться так же быстро, как и я, и даже эффективнее в силу большего опыта. Оставалось только уходить, не позорно бежать с поля боя, а с честью отступать. Правда, чтобы сделать это с честью, надо нанести противнику, хоть маленький, но урон.

После того как прыгнул в бок, я как кошка взлетел по стене дома до второго этажа, впиваясь когтями в камень как в ковер. Не задерживаясь на одном месте, я совершил гигантский прыжок через всю улицу и вцепился когтями в стену на уровне третьего этажа противоположного дома. А в то место, откуда я прыгнул, звякнул нож, выбив каменную крошку.

В это время к Дзого подбежали двое гвардейцев, находившиеся ближе всего к нам. Увидев подходящий момент, я как бескрылая муха прыгнул через всю улицу прямо над головами Дзого и гвардейцев на крышу первого дома и в полете вытащил пару кинжалов из-за пояса. Метнув их в Дзого с интервалом в доли секунды, я приземлился на самый краешек черепичной крыши, отбив от нее осколки, которые посыпались вниз, и глянул на братца.

Один из кинжалов он отбил, зато от второго, специально пущенного мной с минимальной задержкой, но по той же траектории, увернуться не успел. Нож глубоко вошел в правое плечо Дзого. Однако он даже не обращал на него внимания и очень внимательно смотрел на меня снизу.

Несколько секунд мы играли с ним в гляделки, пока я не понял, что пора сваливать. Уразумел это сразу же, как только мимо меня, обдав волной воздуха, просвистело несколько стрел. Гордый конный патруль из шести человек на скаку метился в меня из луков.

Решив, что сейчас уже вполне можно отступать, с той самой честью, пусть и хиленькой, но все же, я пробежал по крыше до самого ее конца. Перепрыгнул на одну, потом на другую и так миновал несколько улиц, пока не спрыгнул в тихом переулке на землю.

Позади меня нарастали звуки погони, свист и вопли. А я бежал по подворотням, выглядывая какую-нибудь щель, куда можно забиться и отсидеться. Дзого выкрутится, в этом я был уверен, а вот насчет себя у меня были большие сомнения. Теперь мне наверняка на улице лучше не появляться при свете дня. Да и ночью не факт, что не устроят облаву. Если только...

Нет! Мелису подставлять совсем не хотелось. Это как-то уж совсем не по-мужски, прятаться под юбкой женщины и подвергать ее опасности. Оставалось только два варианта: либо уходить из города, либо, переть на пролом в Академию, положив на все!

Гальтен предупреждал меня, чтобы я ни в коем случае не давал никому из нашей странной семейки свой свиток. А по всему выходит, что Дзого этот свиток получит из рук Фарата! И после этого всего я останусь в этом мире до прихода Гальтена. И даже если он отправит меня в мой мир, я все равно буду чувствовать себя обделенным, калекой в результате собственной слабости.

Собственно, даже не выбирая, как поступить, я свернул в сторону Академии, прилично от нее удалившись за время ухода от погони.

Виляя по переулкам и тенью пересекая главные улицы, я вылетел недалеко от здания Академии. На этот раз я не пошел к ее воротам открыто, и причина была не во мне.

Академия Знаний была обнесена каменным забором метра в три высотой. Первый раз я беспрепятственно прошел сквозь открытые ворота забора, стража остановила меня только у самых дверей в само здание. Теперь же ворота были плотно закрыты.

Около них стояло человек десять королевских гвардейцев, куча воинов самой Академии, и вдоль ограждения на каждый метр по два человека. При этом конные воины с гербами короля разъезжали туда-сюда вокруг всего здания.

Неужели все это только из-за меня? И почему здесь королевские гвардейцы? Неужто сам король решил пожаловать в Академию Знаний? Не понятно.

Однако карнавал!

Чтобы особо не привлекать внимания, я, пока бежал сюда, сдернул по пути с одного мужика серый плащ, в который теперь закутался и, прислонившись к углу одного из магазинчиков на этой улице, наблюдал.

− Время, Родя! Время уходит, надо действовать, — бормотал я себе под нос. — Дзого уже, наверное, трогает своими гадкими ручонками мой билет домой!

Мысленно попрощавшись с белым светом, и вполне серьезно отдавая отчет, что у меня ничего не получится, что уже поздно, и наконец, что меня просто убьют, я решительно пошел к забору.

Держа плащ сомкнутым, а капюшон накинутым на голову, я подошел к углу улицы, на которой стояли гвардейцы. Дорогу мне тут же перегородил один из них и, подергав мечом, заставил скинуть капюшон.

Вместо того чтобы удовлетворить его просьбу, я резко вытащил свой меч и молнией приблизившись к нему, отрубил его руку, а следующим движением пронзил его напарника из воинов Академии. Несмотря на то, что под одеждой у них были кольчуги, мой меч их даже не заметил.

Оставив позади себя охранников, я подпрыгнул и на одной руке повис на заборе. И только когда я рывком подтянулся, услышал крики тревоги и боли.

Теперь обратного пути не было, значит с удвоенной силой придется переть вперед.

С забора я спрыгнул в сад с редкими деревьями и цветастыми клумбами и побежал к зданию. От него прямо на меня уже неслись шестеро человек и из самого здания выбегали люди.

Вот я разворошил осиное гнездо! А то ли еще будет!

Подобно смерчу я врезался в толпу из шести человек и словно невидимой косой развалил сразу же троих воинов на дымящиеся останки. Остальных распинал как кегли мощными ударами ног, от чего здоровые мужики отлетели на несколько метров в стороны. Не задерживаясь, проверяя жив ли кто, я вновь взял разгон и уже у самых колонн в меня полетели стрелы, от выскочивших из здания Академии воинов.

С головы до ног меня затопила какая-то буйная энергия. Мощная эйфория наплевательства, вызванная нежеланием сдаваться и терять последний шанс, останавливаться у самого финиша, бурлила во мне как лава, готовая выплеснуться в любой момент.

Увернувшись от нескольких стрел, я спрятался за колонной и кинул в ножны меч. Затем совершенно спокойно, будто это действовал не я, а герой какого-нибудь шутера, прыгнул на стену и полез по ней как заправский скалолаз до самого окна. До единственного окна почти под самой крышей.

Стрелы выбивали пыль из камня вокруг меня, воины кричали и кидали в меня ножами, а я изворачивался, чем вызывал жуткое негодование стрелков и упорно лез вверх. Наконец, достигнув единственного окна с этой стороны, я, не заморачиваясь открыванием створок, ввалился в него вместе с осколками и приземлился на пыльный пол в окружении высоких стеллажей и всевозможных ящиков.

Перекувыркнувшись, и вставая на ноги, я сразу же выхватив меч, другой рукой достал длинный засапожник и поспешил к двери. За ней пока было тихо, но ненадолго, в этом я был уверен.

Потянув за ручку, я слегка поднатужился и вырвал здоровенный замок из двери. Откинул его в сторону и, распахнув двери, вышел в коридор. Тут же в меня полетело три стрелы или, если учитывать, что стреляли арбалетчики, то три болта.

Я еще, когда открывал двери, слышал, как они поднимали руки с арбалетами, целясь в сторону двери сбоку из коридора. Только подставляться им я не намеревался, поэтому немного схитрил: высунулся на миг, а затем нырнул обратно. Арбалеты тренькнули и три болта ровной шеренгой воткнулись в косяк.

− Кучно стреляете, мертвецы! — прорычал я, скалясь во все свои клыки и вылетая в коридор.

Трое воинов академии в серых куртках, засели у самой лестницы, и до них было не меньше десяти метров. Преодолев которые, я врезался, в спешке поднятые щиты воинов и сразу же смял двоих человек под ними.

Только третий, дико заорал, увидев мою клыкастую пасть и безумный взгляд, интуитивно успел отскочить в сторону. Правда, в той стороне была лестница, по которой он и покатился кубарем вниз.

Встав со щитов, я проткнул трепыхающихся воинов мечом и спустился на нижний этаж, куда укатился их более удачливый сослуживец.

Он к тому времени, прихрамывая и горланя во все горло тревогу, неуклюже бежал по лестнице вниз.

Достав один ножик из нагрудной перевязи, я метнул его в спину воина и моментально догнал его сам, когда тот вонзился ему под правую лопатку. Повалив мужика на красную ковровую дорожку, я мгновенно перескочил в особое зрение и безжалостно сунул руку ему в голову, сжимая золотистый шар.

− Где Фарат?

Ответ пришел немедленно, возможно из-за моего напора, а может быть, мужик так испугался, что перестал даже внутренне сопротивляться. Во всяком случае, я получил картинку нужного кабинета на втором этаже изнутри и даже снаружи.

По всему получалось, что сейчас я находился на третьем этаже, значит, можно сказать, что полпути уже пройдено, осталось только схватить за горло Фарата и тряхнуть, как следует.

Ага... Легко сказать, да трудно сделать!

С первого этажа слышался топот десятков ног, и мне пришлось срочно линять с этого пролета, чтобы успеть до того, как второй этаж перекроют.

Выдернув нож из тела уже остывающего воина, я метнулся вниз и лицом к лицу встретился с четверкой королевских гвардейцев, поджидающих подкрепление снизу.

Они заорали, что я здесь и бросили свои мечи в атаку. Может быть не очень искусно и мастерски, зато, результативно, отбив один меч, я пронзил гвардейца в живот. Не доставая меч, дернул им вправо, тем самым разрезая тело несчастного почти пополам и принимая на него клинок второго гвардейца, после чего пнул его под дых, посылая к стене. Все-таки пинать я умел — не зря все свободное время проводил за игрой футбол во дворе.

Третий отпрыгнул назад и кинул в меня небольшим щитом, каким-то образом оказавшимся у него в руках. Быстро и метко кинул, но я его поймал и, сохраняя инерцию, повернулся на каблуках и как метатель дисков запустил щит обратно.

Поиграть во фризби не удалось. Достаточно тяжелый деревянный щит, в диаметре не превышающий полуметра, да еще утяжеленный каноническим умбоном, врезался в гвардейца. С треском ломая ему ребра, щит опрокинул его на какую-то статую, притулившуюся в углу.

Последний гвардеец как-то вяло замахнулся мечом и, вдруг испустив вопль, бросил в меня железкой и умчался вниз по лестнице.

Ситуацию он просек верно!

Весь бой, начиная с того момента, как я спрыгнул с забора в сад Академии, занял не больше минуты, так что подмога еще даже не показалась на лестничном пролете. Да и вряд ли там может быть много воинов. Не армию же они сюда стянули, в самом деле!

Выйдя в коридор второго этажа, по красной дорожке я добежал до двери кабинета Фарата и, дернув за ручку, тут же сместился к стене. Мало ли? В меня так один раз уже стреляли через дверь, так что наступать второй раз на грабли не хотелось.

Однако мои опасения оказались напрасны, по крайней мере, в этой части, − никто сквозь дверь не выстрелил. Впрочем, теребить ручку закрытой двери я тоже не собирался. Могут и пальнуть.

Вместо того, чтобы взламывать высокие и мощные двери, будто ведущие в банковские хранилища, я решил испробовать кое-что другое. Времени как обычно не хватало, но попробовать стоило. Тем более, я не знал, как по-другому проникнуть в кабинет.

Освободив руки, я перешел на особое зрение и воткнул когти в паутину Вадрамов двери. Поднажал и стал растягивать сеть знаков в стороны, так чтобы пройти сквозь двери.

Сначала Вадрамы с трудом поддавались, все-таки так сильно я их еще не растягивал. Но через некоторое время мои усилия принесли плоды и знаки стали все легче и легче растягиваться, образуя дыру.

И вот я уже видел три человеческих кокона, один из которых метнулся в мою сторону.

Дыра уже была размером с приличную такую форточку. Так что я долго не раздумывая впрыгнул в нее и перекатился в направлении бегущего ко мне бойца. Распластавшись на полу, я подсек его ноги и навалился уже на рухнувшего человека, вырывая из его сердца золотистый шарик.

Кувыркаться в состоянии особого зрения, все равно, что ночью, глубоко под водой пытаться определить, где верх, а где низ. Вот и здесь так же: со всех сторон светящиеся конструкции из Вадрамов. В общем, сложно.

Ну, а раз сложно, я перешел на обычное зрение и тут же отмахнулся, отбивая каменную пирамидку, запущенную в меня Дзого.

Он стоял около стола и тянул из ножен меч. За самим столом сидел Фарат с жутко вытянутым лицом и огромными глазами пялился на меня. Словно я не влезал в его зрачки.

− Зачем пришел, выкидыш мутанта? — буквально плюнул в мою сторону Дзого и пошел на меня. — Чего здесь ходишь?

Я стал отступать назад и по кругу, благо кабинет Фарата это позволял. Вдоль стен стояли стеллажи с книгами и свиткам, горками лежащих на полочках. В центре кабинета на полу лежал огромный ковер с каким-то рисунком. Большой массивный стол, за которым сидел Фарат, стоял недалеко от единственного окна в этом кабинете. Над потолком висела большая люстра с десятками свечей, помогая дневному свету справляться с мраком внутри помещения.

− Тебя не спросил, где мне ходить, − холодно ответил я и бросил внимательный взгляд на краешек стола.

Четыре свитка лежали на деревянном поносе со стороны Дзого. И один из них был моим, что несказанно меня радовало.

Видимо старик, заведующий, мать его, главной библиотекой страны, элементарно продает редкие древности на сторону.

− Так вот зачем ты здесь! — усмехнулся Дзого, поймав мой взгляд на свитки.

Из коридора послышались крики и дверь задрожала от частых стуков и криков.

К моменту, когда на дверь, будто оплавленную в результате моих экспериментов, посыпались мощные удары из коридора, мы уже стояли примерно в одинаковом отдалении от стола.

Дальше, понял я, тянуть время не стоило.

Как только я решительно кинулся наперерез братцу к подносу со свитками, среди которых каким-то сорок девятым чувством узнал свой, Дзого полетел ко мне.

Понимая, что отразить мечом его клинок мне вряд ли удастся, я пошел на подлость (ну, а куда деваться-то?) и вытащил из кармана куртки золотистый порошок. Тот самый, что я по наитию, зачем-то взял из лавки Цымеда. Вспомнил о нем совершено случайно — он слегка просыпался на пол, когда я влетел в этот кабинет и в режиме особого зрения я его краем глаза заметил.

Вместо того, чтобы отбить меч Дзого, несущийся подобно молнии, мне в живот, я почти увернулся, и кинул в лицо братца порошок.

Пихнув от себя отплевывающегося и отчаянно моргающего родственника, я бросился к столу и сгреб в руку несколько свитков с подноса. После чего, роняя свою кровь на ковер, выпрыгнул в окно.

Неожиданно я почувствовал теплый воздух, дунувший мне в спину. Я даже подумать не успел что это такое, как меня достигла волна огня, окутав болью и нестерпимым жаром все тело. На землю я упал как мешок, с сожженной одеждой и обгоревшей кожей. Но все это было второстепенно, мелочь, по сравнению с тем, что я успел сунуть свитки, безбожно измяв при этом, за куртку.

Забивая боль в самый далекий угол, я встал и побежал к забору. Перескочил его и понесся по улицам, как комета, оставляя за собой дымный хвост от лохмотьев тлеющей одежды.

Я несся как угорелый, будучи при этом, на самом деле обгоревшим! Кожа лопнула, все волосы спалило огнем, боль разъедала мозг и мутила разум, но я не останавливался. Мчался как заведенный. Знал, что если встану, то бежать себя уже не смогу заставить.

Пожалуй, единственное, что давало сил на бег, это, чуть обгорелый по краям пучок свитков, который я крепко держал в пузыристой руке.

Не знаю, сколько я бежал и как далеко сумел уйти, помню только что миновал городские ворота, потом бежал по полям и.... Дальше ничего не помнил.

Я очнулся от холода. Лежа в куче прелых листьев под разлапистым деревом, я вгляделся в ночь, собирая мысли в кучку. То ли я упал и подняться не смог, то ли все-таки специально выбрал место под этим деревом и зарылся в листья, вспомнить не смог. Да это и не важно.

Главное что я выбрался из города живым и со свитком. Кстати, где он?

Беспокойно зашарив вокруг себя зудящими руками, я облегченно вздохнул, нащупав рядом мятые рулоны жесткой бумаги.

Что ж, теперь оставалось только отдаться регенерации, уже начавшей свое хитрое дело. Потом можно будет и разбираться со свитком. Дом ждет меня.

На этой успокаивающей ноте, я подгреб к себе свитки, закопался в листве и отключился.

* * *

Разглядывая утром свою стянутую кожу, как после ядреного мыла с огромным содержанием щелочи, болезненно морщился, но в целом радовался, что все подживает. Перед этим потратил почти полчаса на высматривание и выслушивание возможной погони. К счастью никого не было. А ведь я валялся под дерево совсем рядом с трактом.

Охая и причитая, я, распинывая в стороны листву, ушел глубже в лес, где пристроился между выпирающих из земли толстых корней "пананты", так Вальпеш назвал дерево, которое я обзывал тигровым.

Вот между его корнями я и приступил к рассмотрению свитков. С подноса я схватил их аж целых три штуки. Два из них я отложил в сторону, а тот, что искал и за которым так долго бегал, развернул и вчитался.

Минут через десять я дочитал его и, опустив руки, напряг мозг.

Свиток содержал в себе три части, по нескольку предложений в каждой. Первая часть, − об истории Ардалиона и его запредельных желаниях, я уже слышал ее из уст Гальтена. Во второй части говорилось о межмирье, что значительно больше меня интересовало. А в третьей приводилось несколько простейших заклинаний на основе Вадраматики. Там же, кстати, упоминалось и про обучающую программку.

Теперь-то я понял, что Дзого сотворил заклинание огня и огрел им меня в спину. Скотина, какая!

При желании и некоторой практике, я тоже так смог бы. И даже поставить щит смог бы. Если бы раньше знал, как это делать. Ну, да это дело потерпит, сейчас для меня было главное − вернуться домой. А для этого нужно войти в межмирье.

Не откладывая решение в ящик, я последовал советам из свитка и расслабился.

"Вызови в памяти хрустальный колодец. Не сопротивляйся и не бойся, ныряй в него. Не падай! Пари!"

Я вспомнил четкий образ хрустальной дыры. Представляя, как я наклоняюсь над ней и заглядываю вглубь, я вдруг разом потерял способность управлять своими воспоминаниями. Теперь уже они управляли мной.

Колодец, сложенный из кусков ребристого минерала, прозрачного как вода, затянул меня в себя и начал все ускоряющееся падение к невидимому дну. Стараясь придерживаться инструкции, я перестал сопротивляться падению и вдруг понял, что скорость мелькания камней, преломляющих солнечные лучи стала снижаться. Наконец я завис и перед моим лицом оказался большой кусок хрусталя, отличающийся от остальных своей молочной мутностью.

"Вглядись в него!"

Я вгляделся, и туман в камне начал постепенно рассеиваться, оголяя скрытое. Через некоторое время я четко видел внутри камня небольшой грот пещеры, с глыбами хрусталя.

"Войди в него!"

Не зная, как это сделать, я не стал заморачиваться и, просто подтянувшись к камню, полез в него. Звучит бредово, однако сработало!

Думал, будут ощущения как у верблюда, пролезающего в игольное ушко. Но нет, ничего подобного я не испытал. Просто пролез через камень и очутился в светлом гроте, с обычными камнями, торчащими самыми непредсказуемыми формами и глыбами хрусталя метра в три высотой и шириной в метр.

Если и был какой-то порядок в их расположении, то мне он был неизвестен. Они напоминали хаотично расставленный Стоунхендж, причем расставленный в пещере с неизвестным источником света. Куда не посмотришь — светло, а откуда светло, определить даже по тени не было возможности. Потому что, ни я, ни камни никаких теней не отбрасывали.

"Ты видишь перед собой Скважины миров. Каждая из них показывает тот мир, на который она настроена. Найди Скважину своего мира. Она отличается от других".

И точно, одна из глыб пульсировала как живая и испускала какие-то волны тепла.

"Задень ее рукой и представь себе какое-нибудь место в своем мире. Она тебе его покажет. Как только ты выберешь место, куда хочешь попасть, смело шагай в Скважину и ты там!"

Подойдя к ней, я приложил руку к теплой плоскости Скважины и представил квартиру, в которой жили мои родители.

Мысленно управляя картинкой, я прошелся по всем комнатам и, как бы с верхнего угла, увидел кухню и родителей, обсуждающих какое-то дело. Звуков не было.

Недолго посмотрев на них, я сменил картинку и вот передо мной уже остров, на котором остались мои друзья. Тот самый остров, с которого я ушел в другой мир.

Пролетев над всем островом, я не нашел ни одного человека. Это означало, что либо их спасли, либо они съели друг друга. Ну, это, конечно же, шутка, наверняка, они спаслись.

Да, дела! Неужели все закончено? Даже не верилось.

Вот теперь передо мной встал вопрос: как же мне объявиться в своем мире и не привлечь особого внимания?

Сделать это будет трудно.

− Да плевать! — радостно крикнул я.

Махнув на все рукой, я глубоко вдохнул и, представив нужное мне место, сделал шаг домой.

ЭПИЛОГ

В кабинет Го Фарата вошел король. Монарх, пожилой мужчина, с рыхлым лицом и тусклыми глазами алкоголика, подошел к главному библиотекарю страны и обратился к нему тихим безжизненным голосом:

− Фарат, что за бойня здесь была? Гвардейцы меня окружили плотным кольцом и запихнули в кабинет на первом этаже. Пришлось скучать там несколько томительных минут, пока мне не сообщили, что кто-то напал на Академию. Это же чушь! Кто посмеет напасть на Академию? Только сумасшедший.

Фарат скривился от нудного голоса, но тут же взял себя в руки и, улыбаясь, слегка поклонился королю.

− Вы правы, Ваше Величество. Сумасшедший!

− Где он? — пролепетал король, разглядывая обугленные остатки окна и стену вокруг него. — Я хочу посмотреть на него.

Главный библиотекарь скривился еще больше и позеленел лицом. На помощь ему пришел Дзого, стоящий рядом и рассматривающий какой-то свиток.

− Ваше Величество, он, к сожалению, смог уйти и скрылся в неизвестном направлении.

Клекор, так звали нынешнего самодержца Кратта Кат, выпятил губы и капризно топнул ногой.

− Как? Вы его упустили? — распаляясь, закричал самодержец. — Я хочу, чтобы его поймали, иначе каждый дурак теперь подумает, что сможет беспрепятственно проникнуть в Академию или, хуже того, в мой дворец. Я приказываю вам поймать его и казнить прилюдно.

Фарат зеленел все больше и больше и вскоре начал непроизвольно дергать руками.

− Государь, мы не можем его поймать! — проблеял он.

Клекор затопал ногой уже без остановки.

− Меня не волнует, можете вы это или нет, но вы должны! — Король сердито уставился на Дзого и тыкнул в него пальцем. — Вы, господин Дзого должны им помочь.

Дзого свернул свиток, который только что рассматривал и, засунув его в петельку на поясе, отрицательно покачал головой.

− Нет, я не могу.

Король выпучил глаза и готов был взорваться от переполнявшей его свирепости. Но он не успел разразиться никакой речью.

Из дальнего угла послышался чей-то тихий, но уверенный голос:

− Возможно, я смогу вам помочь!

Три человека обернулись, удивленно вскидывая брови и увидели, как из абсолютно темного угла вышел человек. Он так улыбнулся, смотря на них абсолютно черными глазами, из которых веяло настоящей Тьмой, что Клекор, чуть не наделал в штаны от страха.

− Тварь! — неожиданно громко и зло прошипел Дзого и, моментально соорудив огненный шар, кинул его в человека.

Тот легко махнул рукой и шар просто и легко испарился, не причинив никакого вреда незнакомцу.

Дзого видимо и не рассчитывал поразить его таким простым, для этого человека заклинанием. Совсем не ради испепеляющего результата он кинул в него огнем, а только чтобы выиграть время и исчезнуть.

− Что происходит? — жалостливо пробормотал король, упав на пол и тараща не понимающие глаза на пустое место, где только что стоял Дзого.

Человек, так легко отметший огненный шар, вплотную подошел к Го Фарату. Тот стоял соляным столбом и не знал что делать: то ли бежать, то ли кланяться.

− Я вам помогу найти этого разбойника, посмевшего напасть на вашу Академию, − насмешливо проговорил человек и схватил Фарата за голову, сжав руками его виски, от чего тот задергался и пустил пену изо рта, не в силах вырваться.

Какое-то время незнакомец то, ухмыляясь, то хмурясь, пристально вглядывался в мутнеющие глаза Фарата. От тела академика пошел сильный запах тления, на что незнакомец даже не обратил внимая. Зато, Клекор, не в силах сдержаться, опорожнил свой объемный желудок на ковер и, постанывая, пополз в дальний угол кабинета, оставляя за собой мокрый след.

— Интересный человек, − довольно проговорил незнакомец через несколько минут, отнимая руки от головы уже мертвого Фарата. Тот упал на ковер чернеющим трупом с раскрытым ртом и иссушенными глазницами. — Очень интересный!

КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ