Великолепная четверка

Иногда регресс — это прогрессорство.

(изначальное название)

I Глава.

Солнце садилось, и вечер всё сильнее занимал территорию, очерченную ему неумолимо текущим временем. На крыльце давно забытого в связи с последствиями перестройки, районного дворца культуры загорелась одинокая двадцатипятиваттная лампочка. Шесть её товарок, последняя из которых погасла ещё во времена октябрьского переворота 1993 года, тускло отражали своими серыми поверхностями свет непонятно как уцелевшей сестры. В слабых лучах можно было увидеть полуразрушенные ступени из бетона с мраморной крошкой, синие квадратные колонны, потемневшую деревянную дверь покрытую остатками когда-то прозрачной олифы и пару, занавешенных тяжёлыми бархатными шторами, окон с давно немытыми стёклами в облупившихся рамах. Чтобы разглядеть детали на расстоянии свыше десятка метров уже приходилось напрягать зрение. Дворец культуры был не единственным зданием. Возле широких стальных ворот, грубо сваренных из толстых прутьев на каркасе из небрежно изогнутых труб, был расположен довольно большой флигель, по-видимому, служивший помещением охраны, молчаливого свидетеля расцвета эпохи застоя.

Единственным украшением этих некрашеных ворот являлся листик бумаги, на котором крупным шрифтом было напечатано: "в театре ДКЖД проводятся только репетиции, выступления в соседнем театре". Похоже на территорию бывшего дворца культуры было непросто попасть. К подобным выводам можно было также прийти увидев пару коротко стриженных крепышей, которые стояли на крыльце, курили и судя по пируэтам, которые выписывали их ладони, обсуждали снимки с последней фотосессии Анны Семенович. Иногда они бросали внимательные взгляды в глубину парка подступавшего к самым стенам здания и насмешливые на небольшую стройплощадку в углу у ограды. Назначение возводимого сооружения, окружённого тремя поддонами с кирпичом и горкой бутового камня, пожалуй, не смог бы понять даже Витрувий. Больше всего постройка походила на лёгкую двухметровую беседку, совмещенную с гранитной оградой Невы.

Обширный парк, окружавший старое здание, недолго хранил полумрак своих уютных аллей. Вслед за лампочкой на крыльце — в аллеях и вдоль глухой железобетонной ограды, окружавшей парк и здание, загорелись пусть тусклые, но многочисленные светильники. Стали видны посыпанные песком дорожки с расставленными на них тут и там скамейками и разносортные деревья подстриженные таким образом, что ветки не мешали прогуливающимся или сидящим на скамейках. Расставленные тут и там чистые урны говорили о гораздо большей ухоженности сада по сравнению со зданием, которое он окружал.

Похоже, неизвестные маргиналы тоже ценили это удобство, поскольку какая-то фигура в шортах и майке сиганула с невысокого, в общем-то, забора и направилась вглубь сада к одной из скамеек, потом на вершине стены появился следующий незваный посетитель. Усевшись на гребне, он принимал у стоявшего с другой стороны стены третьего злоумышленника упаковки с пивом и осторожно ставил их перед собой. Впрочем, довести до конца свои замыслы им не удалось. Один из крепышей неслышно материализовался за спиной первого визитёра и молча сцапал его за оттопыренное ухо. Второй каким-то невероятным прыжком оказался на стене прямо перед оторопевшим от неожиданности любителем бутылочного пива. Знаками он предложил поклоннику хмельного напитка проделать обратный путь.

— Нет, пивко оставь — произнёс он единственную фразу.

Тот, под аккомпанемент отчаянного визга первого из тройки нарушителей покорно полез вниз сквозь зубы браня острые выщербины в стене. Спустившись на землю, он отошёл к старой липе, растущей с противоположной стороны тихой улочки, и вытащил из кармана брюк начатую пачку Золотой Явы. Закурив и облокотившись на дерево, беглец наблюдал, как сидевший на заборе охранник передал упаковки подошедшему с другой стороны невидимому напарнику и ловко соскочил внутрь огороженной территории. Невидимая за углом забора металлическая калитка лязгнула, и вскоре первый нарушитель присоединился к курильщику.

-Козлы поганые! Уроды — начал он свою речь, отчаянно потирая ухо, которое проезжающий водитель принял за запрещающий движение сигнал светофора и остановился.

— Давай...

— Заткнись — грубо оборвал его курильщик. Я тебе идиоту говорил, что в парк ДКЖД лучше не соваться. Так ты у нас самый храбрый оказался. Умник! Хрен с ним с твоим ухом, но где мы теперь бабки на пиво возьмём!?

— А где Лёха?— спросил успокоившийся первый.

— В Караганде. Он, как только вертухая увидел, сразу свалил. Дома теперь, небось.

— Ладно — заключил второй. У меня ещё стольник остался, пойдём хоть водки купим.

Злоумышленник затушил окурок о кору дерева, и они с другом бодро зашагали в сторону недалёкой девятиэтажки, чтобы вскоре раствориться в сгустившихся сумерках. Тьма, наконец, полностью одолела свет, и борьба с ней легла на осветившиеся окна жилых домов, редкие уличные фонари и ещё более редкие светлые витражи в старом Дворце Культуры Железнодорожников.

Скрепя рессорами и сигналя поворотником, к воротам приблизилась та самая машина, водитель которой принял ухо любителя пить пиво за красный свет светофора. Из открытого окошка высунулась рука с зажатым в ней пультом, за забором что-то щёлкнуло, и ворота медленно поползли влево. Было слышно, как проскрипели несмазанные металлические колёсики, и автомобиль медленно въехал на территорию. Дверь распахнулась, и из авто вышел молодой человек ростом в два метра и приблизительно десять сантиметров, чем-то напоминающий знаменитого советского баскетболиста Сабониса. Совершенно снежные волосы могли навести на мысль о ранней седине, но на деле он был просто абсолютным блондином. Белая кожа и широкие скулы, дополненные голубыми глазами, автоматически ставили в его личном деле отметку: чистокровный ариец. Впрочем, справедливости ради, надо сказать, что именно так его и называли друзья. Красная футболка, на которой сичовый стрилэць перерезал глотку американскому морпеху, была заправлена в элегантные чёрные брюки с англоязычным лэйблом. Хлопнула дверь, из флигеля на крыльцо, на ходу одевая гестаповку, выскочил один из охранников. Второй замешкался в дверях и из глубины флигеля послышался звон стеклянной посуды.

— Максим Александрович, — обратился первый охранник к приехавшему— Добрый вечер.

— Добрый вечер, Свистунов — бросил "Сабонис" и направился в сторону полутёмного крыльца ДКЖД.

На полпути он остановился, хлопнул себя правой ладонью по лбу и развернулся в сторону стройплощадки. Споткнувшись на тропинке пару раз о разбросанные кирпичи и шлакоблоки, он с трудом достиг небольшой бетономешалки, стоявшей на самом краю котлована. Придирчиво осмотрел выполненный объём работ и, судя по выражению лица, остался вполне доволен. Правда, при этом произнёс загадочную фразу:

— Отлично, хоть эти не торопятся.

С этими словами "Сабонис" развернулся и направился к слабо освещённому крыльцу, на этот раз умело обходя помехи на тропинке, пока не вышел на дорогу. Подойдя к двери, он с явным неудовольствием уставился на здоровенную жёлтую ручку, выполненную в виде змеи, типичный китайский ширпотреб, грубо приколоченный здоровенными костылями. Максим Александрович вздохнул и потянул на себя раздвоенный язык. За тамбуром открылся обширный и великолепно отделанный холл, резко контрастирующий с внешним видом здания. Его ноги, обутые в лёгкие итальянские туфли, простучали по тщательно навощенному паркету, в котором как в зеркале отражались включённые вполнакала изящные настенные светильники и потолки, покрытые золотой, ничуть не облупившейся, лепниной. По мраморной лестнице с искусно выполненными бронзовыми перилами Сабонис поднялся на третий и последний этаж, прошёл по коридору и толкнул плотно закрытую дверь.

II Глава.

— Ну, вот и Ариец!

Произнёсший эти слова человек привстал из-за письменного стола, за которым работал на ноутбуке и подал вошедшему руку. Одет он был в скромный костюм от Армани, а лацкан пиджака украшал значок депутата местной Думы. Златотканый галстук был распущен почти до середины и две верхние пуговицы небрежно расстёгнуты. Ястребиные черты худого лица говорили о твёрдом и решительном характере, а пересекавшие лоб морщины как — бы утверждали, что человек перенёс немало лишений и они ему не страшны. Но особенно пронизывающим был взгляд, перехватив который собеседник сразу вспоминал мэтра Буто из романа Дюма "Сильвандир". Отчасти этот взгляд сразу выдавал его профессию, ведь он также был юристом.

— Привет Сэй — ответил Ариец и пожал протянутую руку.

Тот немедленно опустился обратно в резное кресло и его пальцы, скользнув по дубовой поверхности стола, снова коснулись клавиш дорогого ноутбука. Вообще вся обстановка в комнате носила на себе следы роскоши, но роскоши несколько странной, как будто неопытный дизайнер смешал стили различных эпох. Так, пол был покрыт мозаикой изображавшей Цезаря во время битвы под Алезием. Сэй сидел за массивным дубовым столом в стиле Людовика XV по неведомой прихоти безвестного столяра покрытым с правого края перламутром. Другой стол, стоявший в глубине комнаты, как будто сошёл с многочисленных пожелтевших открыток и не менее многочисленных цветных и чёрно-белых кадров кинолент. Он был точной копией рабочего стола отца народов, известному практически любому гражданину бывшего СССР. Впрочем, копия находилась в Кремле. Глубокие шкафы у стен навевали воспоминания из прочитанной литературы по эпохе Николая I, а старомодное бюро, стоявшее у двери в комнату, будто перекочевало сюда из Абрамцево. Мраморная статуя в углу изображала Юпитера Непобедимого и почему-то соседствовала со сломанным венским стулом. Пара диванов, стоявших у обшитых панелями из карельской берёзы стен, как будто говорили, что на них сиживал ещё Людовик XIV, перед тем как начать войну за Испанское Наследство.

Как раз на одном из этих диванов сидел ещё один свидетель позднего визита Арийца. Впрочем, слово "сидел" не совсем точно характеризовало его позу. Он развалился и не просто развалился, а РАЗВАЛИЛСЯ на мягких подушках. Его огромное, примерно стапятидесятикилограммовое тело было трудно представить оседлавшим какой-то другой предмет мебели, настолько они подходили друг другу. Стоявший по правую руку журнальный столик древнегреческого производства был заставлен несколькими бутылками с самым разносортным коньяком, а на краю сиротливо примостилась полулитровая ёмкость с ликёром "Старый Арбат". Его лицо как будто сошло с киноэкрана, на котором демонстрировался старый советский мультик о Евпатии Коловрате, но сидевший был двойником не былинного героя, а Батыя, его антипода. По крайней мере, классические, хоть и расплывшиеся черты монголоида, при взгляде на его лицо, сразу наводили на мысль о несокрушимых туменах. Облачён он был в полинялую гимнастёрку, довоенного фасона с петлицами вместо погон и форменные брюки. Штопка на левом плече, пузыри на коленях, и общий поношенный вид формы резко диссонировал с четырьмя роскошными малиновыми ромбами в золотой окантовке, намертво закреплёнными в чёрных петлицах. Правда, трудно было найти командарма столь неряшливо одетого даже в 1941 году. Желтые изображения танков говорили о принадлежности хозяина формы к одноимённым войскам, а мутный взгляд и устойчивый аромат коньяка о грядущей белочке.

— Бохаец, ты всё так же пьёшь, ох гляди не превысь дозу — обратился Ариец к сидевшему толстяку одновременно с рукопожатием.

— Люблю это дело — монголоид сделал здоровенный глоток из серебряного с золотой насечкой стакана.

— Ты у нас по ходу тихий хрон, непонятно почему только ещё живой — усмехнулся Ариец.

— Твои бабы доведут тебя до конца быстрее, чем меня спирт.

— Браво — послышался голос из угла, со стороны статуи Юпитера — Один — один

— Комиссар, когда мы будем на Диком Западе, не крадись так — у ковбоев нервы могут не выдержать, а они ребята все с кольтами — поморщился Ариец — И что у тебя за манера?

— Вилкат, тебя точно когда-нибудь пристрелят — подтвердил Бохаец.

Из тени, отбрасываемой статуей забытого римского бога, вышел человек небольшого роста с выпирающим животом, правда, значительно меньшим, чем у Бохайца, но довольно заметным. В противоположность Арийцу с его причёской из модного салона, голову Комиссара Вилката прорезала глубоко вдающаяся в затылок лысина , как стенами люнета окружённая с трёх сторон ровными рядами волос. Весёлые и озорные, как у юноши, глаза сияли на лице человека разменявшего свой пятый десяток. Морщины на лбу говорили нелёгком жизненном опыте, а ямочка на подбородке о сильной воле. Форма его являлась почти точной копией военного облачения Бохайца, отличаясь лишь незначительными деталями, главной из которых были четыре шпалы в петлицах, вместо ромбов и будёновка, зажатая в левой руке. До блеска начищенные хромовые сапоги отражали одновременно статую, Арийца и Бохайца опрокидывающего в себя очередной стакан.

Тем временем, сидевший за столом Сэй произвёл какие — то манипуляции с клавиатурой, экран ноутбука погас и юрист захлопнул крышку.

— Итак — произнес он, поднимаясь со стула — На той неделе мы решили отдохнуть, после Халхин-Гола, поскольку служба, во время которой меня всё время хотят убить, довольно утомительна. Думаю, остальные согласятся.

— А политруков никто не спрашивает — добавил Бохаец, увидев, что Вилкат что-то пытается сказать.

— Ты мне глотку не затыкай! — рявкнул Комиссар — Раз решили обсуждать отдых коллективно, то каждый может высказаться. Тут не твой танковый батальон.

— И что ты хочешь предложить? — обратился к Сэю Ариец, не обращая внимания на отповедь политрука.

— Средневековая Франция, точнее Бургундия — ответил Сэй — Экологически чистая пища, натуральное, без добавок, вино. В придачу к этому уже имеющийся наш собственный замок, шикарная охота и доступные крестьянки довенерической эпохи.

— А также Столетняя война, банды рыцарей на дорогах и тропинках, и необходимость участвовать в этой долбанной войне, как подобает верным вассалам Филиппа Доброго — усмехнулся Бохаец и уже совершенно серьёзным голосом добавил — На Халхин-Голе не навоевался?

— А мне предложение Сэя нравится — заметил Ариец — Особенно про доступных крестьянок...

— Ты мне мозги не компостируй — отрезал Комиссар Вилкат — Думаешь, мы с Бохайцем не слышали, как Вы с Сэем сговаривались? Крестьянками он прикрывается! Постыдился бы, это ведь национальный символ Франции, а ты такое непотребство задумал! Что после этого о нас скажут?! Да мы в той реальности после твоих подвигов ещё полвека появиться не сможем!

Ариец смущённо отвёл взгляд и досадливо закусил нижнюю губу.

— Вот сейчас я не очень понял — недоумённо спросил Бохаец — С каких пор крестьянки нетяжёлого поведения стали национальным символом Франции и почему это с ними нельзя замутить по доброму согласию?

— Причём здесь крестьянки? — бросил комиссар Вилкат — Ты просто вчера заснул, и разговор их не дослушал. Он не крестьянок, он Жанну д'Арк соблазнить решил!

Брови Бохайца поползли вверх, и монгольские глаза превратились в буркала японских анимешек. Он повёл головой, отхлебнул коньяк в очередной раз и вздохнул.

— Это святотатство — в гневе добродушный Вилкат был страшен — Трахнуть Жанну д'Арк это все равно, что изнасиловать серп молотом, то есть серп и молот, то есть... — запутался Комиссар.

— Да это всё равно, что отыметь двуглавого орла американским фаллоимитатором — заявил Бохаец — Как можно так надругаться над святыней французского народа? Тем более такой древней!

— Фильм я видел, тот, что с Милой Йовович. Вот и захотелось спасти её от костра. Тем более, что спасителя она сама отблагодарит, если дело умело повернуть. Средневековые девчонки на это дело быстрые — расстроено ответил Ариец.

— Угу, а пока ты будешь на кровати принимать от неё благодарность, может даже не один раз. Девственницы они такие... Мы будем бургундцев сдерживать. Да и нахрена вообще вся эта возня, она ведь рыжая — вставая с дивана, сказал Бохаец — Да вот, сам посмотри — и он протянул другу взятый со стола Сэя учебник истории за шестой класс.

— Рыжая? — потрясённо спросил Ариец.

— Рыжая, рыжая! — злорадно подтвердил Комиссар.

— Отпадает, рыжие — не в моём вкусе!

— Тогда куда отправляемся? — спросил молчавший всю перепалку Сэй.

— А не отдохнуть ли нам, товарищи, в Древнем так сказать Риме? — задал вопрос Комиссар Вилкат.

III Глава.

Этот негромко произнесённый десяток слов остановил, начинающуюся было, свару. Опустился в кресло Сэй. Тяжело рухнул на привычный диван и тут — же схватил коньяк Бохаец. Один Ариец подошёл к приоткрытым жалюзи окна.

— А почему именно в Рим? — равнодушно спросил он — Во Флориде той же эпохи можно отдохнуть ничуть не хуже. Охоты там, правда никакой, но на пляже позагорать можно, да и крокодилов порыбачить.

— На пляже и в Сочах позагорать можно, завтра, нахрена нам для этого в Древний Рим отправляться? И удобства у них на улице и тараканы в еде — последовало бульканье, количество коньяка в бутылке уменьшилось на треть — Да и вообще. Чего мы там забыли — лениво добавил Бохаец, вновь наполняя коньяком серебряный с золотой насечкой стакан.

— Если дикарями отдыхать, то и сейчас удобства будут под кустиком. А если цивилизованно в гостинице, то действительно, почему именно в Древнем Риме? На Кипре нашей эпохи гостиницы перевелись что ли? Вот, к примеру, на Багамы можно съездить или на Канары — согласился Сэй.

— Я тебе удивляюсь камрад — пристально глядя на Бохайца, сказал Ариец — На Халхин-Голе тебя удобства не волновали, а теперь тебе тёплое отхожее место вынь да полож. Там проблемы покруче были, девятиграммовые, из свинца. Или, вспомни, как на Т-35 мы по степи плавали, линкоры сухопутные. Урыл бы проектировщиков. Чего тебя их гранитные сортиры теперь волнуют?

— Да бессмысленно это, на отдых и в Древний Рим. Чтобы там действительно с толком расслабиться, своё поместье покупать надо, причём здоровенное. Где-нибудь в долине реки По, или в Галлии. Впрочем, и Кипр тоже неплох. Так вот, купить его и оборудовать на свой вкус. Акведук сложить, котельную построить, канализацию проложить и это минимум — перечислил Бохаец.

— Четыре поместья потребуются, а лучше пять — возразил Сэй.

— А пятое кому? — удивился Бохаец по-быстрому пересчитав собравшихся.

— Кому-кому, Старому Матросу — вот кому! — ответил Сэй.

— А ему зачем, он же Испанию предпочитает?

— Вот в Испании ему поместье и купим — отрезал Сэй.

— У всех поместья должны находиться в одном месте, иначе это не соседский визит получается, а какое-то межгалактическое путешествие. Римляне свои дороги далеко не везде проложили. Да уже и не проложат — заключил Ариец.

— Если за дело возьмёмся мы, то и сохранность текущих дорог под большим сомнением — задумчиво произнёс Бохаец.

— Почему это? — удивился Ариец — Зачем мы будем дороги разрушать? Передвигаться потом как?

— Ты массу своего Т-35 вспомни. Он тебе любую римскую дорогу на щебёнку разберёт, вместе с поребриками — Бохаец опустошил стакан и принялся наполнять вновь.

— Так, Бохаец, тебе с коньяка надо все-таки обратно на водку переходить, иначе на МИГе в каменный век будешь летать. Ты бы ещё бронепоезд посоветовал на эти дороги установить и полным ходом на Рим, через Альпы. — усмехнулся Ариец.

— Об оборудовании потом говорить станем — голос Сэя не допускал возражений. Но в любом случае на бронепоездах там кататься мы не станем, а на Т-35 ты комбриг уже отдохнул ... на Халхин-Голе.

Ариец вздрогнул. Память живо извлекла из запасников весёлые картины активного отдохновения в монгольской степи. Нестройную линию японской бронетехники, баргутскую кавалерию, прикрывающую её, и плотные цепи уроженцев Ямато. И вся эта мощь стремилась прорвать истерзанные непрерывными бомбёжками позиции упёртого Фекленко. Пыли, было столько, что в десятке метров уже с трудом можно было что-то разглядеть, а там, где появлялся просвет, бушевало пламя от горящей техники. Град пуль и осколков, барабанящих по танку, заглушал непрерывный мат Арийца, громко комментировавшего обзор из узких смотровых щелей. Именно эта отвратная видимость и заставила его, наплевав на опасность, открыть люк и высунуться по грудь. Задыхаясь от пыли и чада, он с трудом разглядывал путь и периодически отдавал приказания водителю. До сих пор он благодарил судьбу за своё сиюминутное безрассудство. Как его вынесло на пылающий Т-35 Бохайца, он не мог понять до сих пор. Важным было другое, экипаж Ха-Го, приготовившийся добить прямой наводкой ослепшего противника, так ничего и не успел понять, когда пятидесятитонный "Корабль пустыни" Арийца тараном превратил их машину в широкий дверной коврик.

Комбриг зажмурился и замотал головой. Когда он, наконец, открыл глаза, перед ним стоял Бохаец и протягивал хрустальный бокал, доверху наполненный Хенесси. В несколько глотков опустошив его, он поднял жалюзи, открыл окошко и запустил бокалом в воронье гнездо.

— Опять мимо — недовольно подумал бокалометатель, резким движением закрыв створку и повернув рычаг.

— Не стоит нам в поисках отдыха по эпохам прыгать, как блоха по яйцам — задумчиво произнёс Ариец — хреново это заканчивается, для здоровья — добавил он.

— Зато повеселились от души — буркнул Сэй.

— Это кто там веселился? Ты и Комиссар!? А ещё мы с Бохайцем есть. Так нам весьма невесело было. Особенно командарму, когда его танк горел, а люк заклинило. А когда мой линкор, и какой гений посоветовал Ворошилову так назвать Т-35-е, с переправы навернулся, мне почему-то показалось, что я не на линкоре, а в подводной лодке. В подводной лодке, которая только что называлась "Титаник". Нашли веселье умники! — буквально наорал Ариец на оторопевших от такого напора Сэя и Комиссара Вилката.

— Это кто там веселился? Я что ли? Да у меня вообще самый сложный участок был! — начал кипятиться Комиссар Вилкат. — Вы себе после боя сразу по юртам отдыхать, а у меня в политотделе дивизии работа только начиналась. Расписание политзанятий составь, комментарии к последней речи Сталина напиши, цитатами из Ленина статью в стенгазете подкрепи. А я вообще, о гражданской войне только на этом Халхин-Голе и узнал. Если кто и отдыхал, так только Сэй. По крайней мере, весь запас нашей водки был у него. Был! Да сплыл.

Обвиняемый в хищении алкоголя писатель как раз в этот момент раскуривал длинную и толстую Guantanamera. Услышав злобный навет в свой адрес, он вскочил с кресла и отшвырнул сигару. Совершив полёт по параболической траектории, она зарылась в содержимое кубка с коньяком. Брызги обдали лицо Бохайца, который как раз примеривался отправить напиток в путешествие по своему пищеводу.

— Кретины! Водка, выпитая, их заинтересовала. Распустили языки свои, я теперь во всём виноват. Добро бы здесь ими чесали как бабы, так и там на застольные разговоры их вечно тянет. Ты, Ариец, — Сэй резко повернулся к комбригу — Лучше вспомни, что бранил трансмиссию у КВ, утверждая, что в этом вопросе доблестные ленинградцы недалеко ушли от порнушников — харьковчан. 47 тонн слишком большой, видите ли, вес при откровенно слабом орудии. Да и запас хода у них тебе слишком мал. Хоть они, дескать, и превосходят Char B1 bis, но только из-за того, что к 75 мм пушке последнего не разработано бронебойных снарядов. Думай, хоть чего говоришь!

— И, что я сказал неверного? — в свою очередь начал закипать Ариец — Как есть, так и говорю. Ты на КВ-1 воевал? Нет! А я из-за чудачеств Кирпоноса в такой переплёт угодил — мама не горюй. Тебя мы даже в тридцать пятый еле запихнули. То радикулит у него, то похмелье. Как ты ещё кровь поддельную в моче не устроил себе? Симулянт! Мечта некроманта. Вон Бохаец со своими полутора центнерами и то лично в атаку свой танк повёл. А ты?

— Причём здесь правота? Во времена Халхин-Гола твои КВ только дорабатывались, коробка передач ходячая. Откуда ты о них знать мог, старший лейтенант? А в застолье инженер харьковский участвовал, который за боевым применением Т-35 следил. А за месяц до того смежником в Ленинграде эти КВ испытывал. Он же бараниной поперхнулся, когда ты ему секретные протоколы испытаний по памяти слово в слово цитировать стал. Это они теперь макулатура, а в 1938 единственный экземпляр! А скажи-ка ещё — прищурился Сэй — Как тебе стали известны характеристики французских танков? И откуда ты узнал, что в войне они ничего не сделали? Кстати, в какой войне? Вторая мировая только через год должна была начаться.

В комнате ненадолго повисло молчание.

-И шо? — спросил Ариец.

-Шо, шо. Притащил я два ящика водки и давай под неё рассказывать, как проклятые французские империалисты давят своими танками свободолюбивых алжирцев в Южной Америке. Правда, потом пришлось ещё три ящика притащить — добавил Сэй — Зато наутро никто ничего не помнил.

Комиссар Вилкат задумчиво загибал пальцы, что-то высчитывая, и морщился от напряжения.

— Но это получается всего пять ящиков. А куда делись ещё пять?

— Ещё пять? Тебе интересно узнать: куда делись ещё пять? Отлично! Кто у нас перед этой сиестой в степи, у кельтов гостил? Обряды древних друидов исследовал. И труд ещё свой озаглавил: "Использование мёда для прекращения процесса тления объектов в ритуалах друидов Каледонии VII в н. э. и использование для этих целей верескового мёда". Экспериментатор хренов. Скажи, зачем надо было голову того шляхтича в меду засахаривать? Уши как будто недостаточно было отрезать. Особенно интересно, почему ты засахарил голову в липовом меду, хотя для этого у тебя вересковый был? И где в таком случае вересковый мёд?

— Пикты выпили. — огрызнулся Комиссар Вилкат.

— Пикты говоришь, а ты им в этом деле зачем помогал? А потом ещё свежего сварить потребовал. Они же на войну с шотландцами собирались и должны были её проиграть. Как там:

Пришёл король шотландский,

Безжалостный к врагам,

Прогнал он бедных пиктов

К скалистым берегам.

На вересковом поле,

На поле боевом,

Лежал живой на мёртвом

И мёртвый на живом.

А ты чего сделал? Взял отморозков Арийца, напоил их вересковым мёдом и подговорил врубиться за этих неопохмелившихся самогонщиков. Они пустоту шотландцам и устроили, сапёрными лопатками. Одно слово — отморозки. Впрочем, это всё фигня, но зачем ты пленному королю шотландскому вересковым мёдом приказал сделать клизму?! Его же любимой волынкой?!

— Причём здесь вересковая бражка пиктов?

— Не о мёде речь. Ты в своём раннем средневековье всяких дурных привычек понахватался. Вместо того, чтобы этого короля цивилизованно повесить на ближайшем дольмене, ты в него пойло местное закачать приказал, да ещё с заднего входа. Нафига?

— Ты Сэй в сторону разговор не уводи. Речь о недостаче пяти ящиков Аква Вита. Пиктовское пиво для королевской задницы нас не интересует! — рассердился Бохаец.

— Так я и говорю, что всякой ерунды понабрался Комиссар у шотландских пледов, то есть предков.

— Подтверждаю! — рявкнул Бохаец. — Мы собирались в Москве тридцать девятого года просто отдохнуть. Обедать только в шикарнейших ресторанах. Отовариться в Торгсине несколькими безделушками. Посетить ВДНХ того времени. А какие сорта грузинских вин я закупил! Одного только Киндзмараули триста сорок шесть бутылок. Да четыре бочонка разливного Цинандали. Сто пятьдесят бутылок Хванчкары... — глаза Бохайца мечтательно закатились — Ариец уже мешок наших артефактов Орловой и Ладыниной подарил. Ещё пара китайских зажигалок и они были бы в его постели. А тут, из-за твоих, Комиссар, косяков с документами, наркомат обороны устраивает нам сеанс любви к Родине. При помощи призывного пункта. Всё моё вино так в номере и осталось. Ариец вместо любви втроём в номере Метрополя занимался тем же самым со своим танком, в одиночку. Сэй...

— Бохаец, заткнись — бросил Ариец.

— Чем тебе плохи наши документы? Ни одна собака не подкопалась. Тебя даже орденом Ленина наградили, и никто ничего не заподозрил! — возмутился Комиссар Вилкат.

— Не мечи бисера перед свиньями — встрял Сэй. — Нахрен надо было забрасывать в Киевский архив наши липовые личные дела? И как ты только придумал такое? Я в жизни в Китае не был, даже когда во времена династии Мин мотался. Зачем ты написал, будто я участвовал в конфликте на КВЖД? Ты хоть понимаешь, сколько раз мне бы пришлось выступать перед пионерами, выдумывая красочные подробности? Хорошо, что военком из уважения к нашим заслугам в двадцать девятом всех определил в одну бригаду. Благо у них ещё некомплект танкистов был, а тут четверо и сразу на халяву. В следующий раз, впрочем, нет, следующего раза не будет. Ты Комиссар больше никогда нашими документами заниматься не станешь. Вон, пусть теперь это будет заботой Бохайца!

— Ни хрена себе приехали... Нафига мне это нужно? Я больше по вино-водочной части. Вот собрать коллекцию фалернского, или комплект цекубского для бара я смогу. А пергаменты заполнять, пусть Комиссар трудится.

— Он уже потрудился! — Сэй с яростью глянул в сторону верного ленинца — трудоголик. Пусть теперь золотым запасом займётся. Как я понимаю, бесплатно поместья в Древнем Риме, даже по шесть соток не раздают. Значит надо захватить с собой бабки. Пусть Комиссар их и начеканит.

— Ну, если подходить к вопросу буквально, то землю в Древнем Риме мы тоже можем бесплатно получить — уточнил Бохаец. — Оформиться как переселенцы в лимес, или отслужить в армии двадцать пять лет. После этого дадут и землю и подъёмные. Можно поселиться в пограничной территории и распахать целину, но климат хорош только в Дакии.

— Камрад! — возопил Ариец — Я не хочу двадцать пять лет в легионерах служить, да и зачем это нужно?

— Вот именно — деланно сердито добавил Сэй, в душе радуясь, что в пылу спора все забыли о водке, которую на самом деле он обменял на саблю Сухэ Батора — Купим виллы за деньги, модернизируем и отдохнём. Кстати, сколько и каких бабок нам начеканить надо?

Головы присутствующих развернулись в сторону Бохайца.

— Честно говоря, точно не знаю, сколько поместья там стоят. Да и вряд ли где это найти можно — смутился тот. — На Римской славе точно не было, я бы запомнил. Но думаю, что хорошее поместье стоит недёшево, а если его ещё апгрейдить... Денег потребуется немало. Дешёвку мы ведь брать не будем.

— А какие там вообще цены на глобальные вещи? — спросил Ариец — Такие, чтобы ВО!

И руками он показал размеры объекта, по которому хотел получить консультацию.

— Да пёс разберёт их цены. Чтобы сенатором стать, в числе прочего надо было доказать, что имущества имеешь на миллион сестерциев. Либурны, если новые стоили... — Бохайца прервали.

— А у этих сенаторов поместья были? — Ариец заинтересованно посмотрел на Бохайца.

— Конечно, были, и не по одному. У сенатора Баальбина состояние вообще достигало нескольких миллионов сестерциев, а Дидий Юлиан был так богат, что императорский престол себе купил и императором стал. Бабок он, правда, вбухал — мама не горюй! — Бохаец покачал головой — Совсем на старости лет мужик спятил, но легионеры, не будь дураками, получили деньги и прикончили его. Месяц он всего процарствовал.

— Значит, вопрос приобретения Римской Империи целиком не рассматриваем — сурово произнёс Комиссар Вилкат. — Иначе придётся всех легионеров геноцидить, а мы тама отдыхать собираемся, а не нашествие монголов устраивать. Ариец, я знаю, что для твоих отморозков это не проблема, но, во-первых: всех легионеров тебе не перебить, честно говоря, сомневаюсь, что мы даже сам Рим сумеем захватить, а во-вторых, если мы их перебьём, то кто границы стеречь будет? Покупаем поместья и точка!

— Вот ты денег на благие цели и начеканишь — ухмыльнулся Сэй — В пяти экземплярах. В смысле не пять монет, а денег на пять поместий.

— Да хоть на десять, хоть на двадцать поместий. Вы, решите какие деньги там быть должны, я Вам не нумизмат.

— Нашёл, понимаешь, проблему. Монеты там самые обычные, вроде советских металлических рублей с Лениным, только профиль императора в тунике и золотом венке. Надписи на латыни, а не на кириллице. В общем, примерное изображение я тебе из Словаря нумизмата Фенглера и Гироу скопирую. Правда, изображения там черно-белые, но это вопрос непринципиальный. А что касается количества, то миллиона, думаю, будет достаточно, ну ещё один про запас, погуляем на него.

— А мы столько выпьем? — озадачился Ариец — Я читал "Спартака", так там даже лучшее вино довольно дешёвое. Еда вообще медными монетами оплачивается. Нахрена лишний груз тащить?

— Это ты описание ужина в таверне Венеры Либертины читал. Там ведь рабы и вольноотпущенники ужинали. А, например, нильский окунь, доставленный живым, стоит несколько дороже всего этого пищеблока, раз в десять. Я не говорю о растворённых в уксусе жемчужинах, а именно эту настойку нам надо будет разводить и пить по утрам, чтобы хорошенько запомнить отдых. Павлиньи языки с соусом из крови гималайских медведей стоят просто бешенных денег. А ведь придётся еще и поваров покупать, которые смогут всё это приготовить. Это тебе не яичницу жарить — дал отповедь Бохаец.

— А ещё говорят, что в Москве жизнь дорогая — ухмыльнулся Сэй — Это они в Древнем Риме не были.

— Кстати, в какую эпоху отправляемся, а то мне что-то не очень хочется воевать с Карфагеном, или выбирать между Антонием и Октавианом. Ещё утонешь у мыса Акций и павлиньих языков не попробуешь — добавил он.

— Во времена Антонина Пия и никаких возражений! — Бохаец обвёл окружающих предостерегающим взглядом. — Никаких войн, кроме мелких пограничных конфликтов, стабильная обстановка в обществе, низкая преступность. Всеобщий достаток и процветание. В общем: дыни, арбузы, пшеничные булки. Щедрый, зажиточный край. А на престоле сидит в Петербурге батюшка царь Николай. Спокойно отдохнём в своих свежезакупленных поместьях. А если кому-то подвигов охота, то пусть обратно, на Халхин-Гол, возвращается

— Может, и в патриции выйдем. Будем себе щеголять в тогах и ездить только в паланкинах. Слушай, Бохаец, а как у них сенатором стать можно? — встрепенулся Ариец.

— Не в этот раз! Мы туда отдыхать отправляемся, а не историю делать. Этим теперь пусть народ с Вихрей занимается — возразил полковник.

— Возвращаясь к рублям с профилем Ленина, точнее сказать к самому Ленину. Есть очень серьёзный вопрос. — И Комиссар Вилкат подался вперёд.

IV Глава.

Поскрипывая хромовыми сапогами, Комиссар Вилкат дважды пересёк комнату из угла в угол, при этом несколько раз наступив мозаичному Цезарю на морду. Выпиливший эту мозаику в Карфагене Бохаец неодобрительно посмотрел на сверкающие голенища. Ариец, в одиночку удерживавший отряд мусульманских газиев в коридоре, пока подельник орудовал бензопилой, глядел откровенно враждебно на это попрание уникальной культуры. Пятый по счёту щелчок стальной набойкой по римскому профилю окончательно его рассердил, и комбат принялся бормотать под нос толи ругательства, толи проклятия. Неизвестно что из произнесённого сработало, но зацепившаяся за неровность смальты металлическая подковка отправила Комиссара в полёт, завершившийся плотным контактом его макушки с животом Бохайца. Как раз в этот момент очередная порция коньяка, проникнув по пищеводу, удобно улеглась в желудке экс командарма. От полученного удара содержимое последнего стакана чуть не устремилось обратно, но натренированное многомесячными занятиями тело удержало напиток. Вилкат поднялся с колен, одновременно стирая кровь со ссадины, нанесённой контактом с ременной бляхой.

— Артур, ты чего? — удивился оторвавшийся от монитора Сэй — Зачем мой диван ломаешь? Если хочешь мебель разносить, то купи себе свою. А денег нет, так я тебе эту подарить могу. Поставь дома и грохайся на неё, сколько хочешь. Здесь — нечего.

— Ты разве не видишь, что человек упал — с притворным сочувствием сказал Ариец — Расшибся, поди — добавил он. — Зато теперь мы точно сможем услышать литовский мат, про который Артур говорил, будто его не существует

Надеждам Арийца не суждено было сбыться. В этот день он так и не узнал, как именно выражаются литовские грузчики, после того, как груз упадёт им на любимый мозоль. Правда, это с лихвой компенсировал Бохаец. Сначала он принял решение темпорально изничтожить всех предков Артура, чтобы не допустить его появления на свет. Потом, встав с дивана, заявил, что понял свою белогвардейскую сущность, и сейчас будет вешать всех красных, находящихся в зале. Окончательное решение гласило, что Вилкат и вообще все кроме него сильно перепили и сегодня им больше не наливать. Этот вердикт был немедленно опротестован комиссаром, который в свою очередь обвинил Бохайца в попытке геноцида лучших представителей литовского народа в его Вилката лице. Протест был энергично поддержан Арийцем, представившим себе применение моратория на горилку ко всем членам гоп-компании. Сэй в свою очередь потребовал, чтобы они перестали маяться дурью и вернулись к обсуждению Ленинской темы.

Политрук отошёл к облюбованной им статуи Юпитера, стал почему-то таким образом, чтобы остальным казалось будто верховный бог возлагает на него лавровый венок, поправил форму и, наконец, недобро зыркнув глазами на Бохайца, он начал:

— Друзья, камрады, как Вы уже слыхали по телеку и читали в газетах, эти кремлёвские уроды и алкаши из Госдумы решили перезахоронить тело Ленина! — голос Комиссара Вилката дрожал от отчаяния — Мы можем по-разному относиться к его делам и роли в мировой революции, но допустить этого мы не имеем права. Мирные способы решения проблемы полностью исчерпаны. Я, через жириновцев, дал бабок нескольким депутатам, чтобы они проголосовали против, или как это называется по-современному — пролоббировал. К сожалению, успел договориться лишь с немногими и их голоса не сыграли роли во время голосования. Подонкам удалось протащить этот закон даже через совет федерации. Перекупить наших сенаторов я уже не успел. Завтра его уже перезахоронят. А без ухода тело разложится за пару дней. Сделать уже ничего нельзя. Единственное, что нам осталось, это прямое вооружённое вмешательство. Другого выхода попросту нет. Вот только отморозков Арийца к делу привлекать нельзя, народ больно заметный. Придётся самим его отбивать — Вилкат развернулся и стальные подковки на его сапогах оставили глубокие борозды на крупе коня Цезаря — Прошу Вас пособить — перевёл дух Комиссар.

Сэй глядел на Вилката, склонив голову набок и прищурив левый глаз. Рукой, украшенной перстнями, он взял со стола перьевую ручку и крепко сжал. Мгновение спустя, резким движением большого пальца он переломил её пополам. Чернила плеснули ему на руку, по комнате распространился запах продукции фирмы Ватерман.

— Ага, щас — недовольно буркнул Ариец — Да у него за одну только коллективизацию можно смело даже могильный холмик снести, даже не задаваясь вопросом об установке памятника. Ты Артур в натуре двинулся на своих убеждениях, после того, как на Халхин-Голе в батальонных комиссарах побывал. Завтра, что Георгия Димитрова будем выкапывать? Так сказать, окажем очередную помощь неблагодарному болгарскому народу. На кой это надо?

— Погоди Ариец. — Сэй встал из-за стола и направился на середину комнаты, попутно вытирая руку батистовым платком — Ты изложил свои мысли по сути, но закон гласит иное.

— И что именно он провозглашает, этот закон — спросил Бохаец, делая очередной глоток.

— Никто не может быть перезахоронен иначе как с согласия ближайших родственников покойного, вот что он провозглашает — ответил Сэй в упор глядя на Бохайца.

Под твёрдым взглядом Сэя Бохаец смешался и, чтобы отвести глаза снова прильнул к стакану. Комиссар Вилкат в свою очередь с надеждой посмотрел на юриста.

— Не мне говорить Вам, что все мы равны перед законом, и никому, какое бы положение он не занимал, не дано нарушать его — юрист поднял кверху указательный палец. — Уже одно только голосование "За", при принятии этого решения, является нарушением УК со стороны этих де-путанов — последнее слово Сэй произнёс с особенной издёвкой, и от вибрации его голоса зазвенели клинки, висевшие на стене.

— А ведь ты прав — произнёс Ариец, закуривая сигару, подрезанную из коробки Сэя — Я терпеть не могу этого лысого чёрта за то, что он сделал с крестьянством. Но сегодня его перезахоронят, а лет через двести нас выкинут на помойку. Все мы смертны и каждый человек имеет право лежать там, где его похоронили. Я не хочу, чтобы через лет сто нас перезахоранивали. А мудакам сразу по рукам дать надо, чтобы им в голову не пришло могильщиками становиться — Ариец несколько раз пыхнул сигарой и добавил уже более медленно — Я с тобой Комиссар.

Вилкат взглянул на переводящего дух после очередного стакана грузного Бохайца.

— А ты на меня своими зенками не сверли. Извращенец!!! — рассердился комбриг — Ясное дело, что я с Вами — произнёс он и добавил — В детстве, когда меня в Москву мама возила, я бывал в Мавзолее и не раз бывал. Каждый человек волен решать пойдёт он смотреть на Ленина или нет. Ограничивать людей в свободе выбора подлое преступление. Бороться за оную свободу нам уже приходилось на Халхин-Голе. И если потомки тех, кого я там видел, решились заняться её сворачиванием, то трепаться с ними нечего. Будем действовать

Комиссар Вилкат отошёл к окну и раскрыл тугую створку.

— Чёрт, ну и холодно же сегодня — сказал он и вытащив носовой платок, правда вместо того, чтобы высморкаться почему-то вытер пот.

Остальные, сокрушённо покачав головами, сделали вид, что верят будто жаркий июльский ветерок может вызвать простуду и отошли в противоположный угол к столику, уставленному закусками и напитками. Самый жестокий комиссар Халхин-Гола не должен знать, что окружающие видели, как у него по щекам текут предательские слёзы.

V Глава.

Темнота всегда неприятна человеку. С чем это связано понять довольно трудно. Может в нём говорит осторожность, ведь в темноте легко упасть и сломать себе чего-нибудь. А может всё дело в том, что ещё совсем недавно ночь считалась временем лихих людей, творящих свои чёрные дела под её покровом. А ведь когда-то человек умел отлично видеть в темноте и легко ориентировался даже в лесу в безлунные ночи. Правда в те времена люди и жили в основном на природе, в пещерах. Они так и назывались пещерными людьми. Уровень комфорта с тех пор довольно значительно вырос, но вот свою способность видеть в темноте как кошка человек утратил вместе с появлением первых проблесков разума.

Тот факт, что ночь в пустынном месте давит на психику ещё и потому, что место это носит функции кладбища, нисколько не мешал наглой четвёрке притаившейся среди могильных памятников Новодевичьего кладбища. Уровень комфорта устроенной засады вполне соответствовал XXI веку. В воздухе периодически раздавались звуки отвинчиваемых крышек и бульканье. Это содержимое солдатских фляг переливалось в пересохшие, после вчерашних возлияний, глотки. Особенно усердствовал в этом страшно недовольный отсутствием любимого дивана Бохаец. Он единственный мог себе это позволить пьянство в непрерывном режиме, поскольку захватил с собой целую связку фляг наполненных вином, что и скрашивало его времяпрепровождение. Рукавом он протёр поверхность верного "максима" и слегка повёл дулом пулемёта влево и вправо. Находящийся рядом вторым номером Ариец только хмыкнул:

— Лучше полируй, а то я зеркало не захватил. Как же в бой пойду небритый?

— Полируй, полируй — рассердился Бохаец — Ты бы еще мушкеты нам роздал или аркебузы. Нахрена вообще было брать эти музейные экспонаты? Что, более современных вариантов не существует? Я, конечно, люблю антиквариат, и раритеты тоже люблю, но против калашей предпочёл бы орудовать Шилкой!

— Где я тебе возьму современное вооружение? Вы же все, да, впрочем, и я дурак, предпочитаете на полвека к нашим временам не приближаться. Самое ближнее, это в Великую Отечественную гуляем. А там извини, Шилок нема. Разве только спаренные Эрликоны в качестве заменителя могу предложить. Или может, ты предпочитаешь продукцию отечественного производителя? — с усмешкой спросил Ариец — Так из неё в ассортименте только тридцатисемимиллиметровки. Я предлагал, так Сэй упёрся, требуя сорокапятку. Дескать, у него такая в танке стояла.

— Да причём тут притащенные нами трофеи. Неужели нельзя было в магазине нормальное оружие купить. Если не в нашем, то в американских точно можно. У них при приобретении даже паспорт не спрашивают. Лентяй этот Вилкат — выразился Бохаец.

— А время у него было? — заинтересовался Ариец — Он же только вчера к нам обратился, когда понял, что бригаду для этого подрядить не удастся, а отморозков использовать нельзя. Ну а мы уже взяли то, что имели...

— Ты мне зубы не заговаривай. Оружие по любому за день купить можно было. Хоть калаши, хоть гранатомёты. Танки да, согласен, танки купить проблема.

— Какие калаши, какие гранатомёты? Ты понимаешь, что после этого полицаи нас ни по детски искать будут? Они же всех торговцев вывернут наизнанку. И те нас сольют. Не смогут не слить. Придётся сваливать, а это нахрен не нужно. Мне нравится, когда вокруг ридна мова, а не этот же не манж па сис жур — разозлился Ариец.

— А склад чего не бомбануть было — спросил Бохаец — пусть не напрямую, но темпорально, году этак в девяносто первом в одной из параллелей? Там вполне нехило отовариться могли. И оружие достали бы и бронники нормальные, а не эту фигню итальянскую. Нет бы, колгейт использовать, так Сэя на экзотику потянуло, шоб ему жилось хорошо!

— Бохаец, колгейт — это то, что ты используешь по утрам, когда зубы чистишь, а для того, чтобы путешествовать по параллелям, нужен коллайдер, сколько повторять можно?! Да и где эти склады в 91-м располагались, ты знаешь? Лично я — нет. Так, что давай радоваться, что хоть "максим" и ППШ смогли найти. А то на дело пришлось бы с мосинками идти, а у них скорострельность — сам знаешь какая.

— Ну, ППШ, ну "максим", ну хорошо, я даже "Маузер" Артура могу понять. Он после того, как побывал комиссаром, с ним теперь не расстаётся, даже кобуру себе у Версаче заказал, крендель краснопогонный. Правда, после её боевого применения на Халхин-Голе хотел заказать уже самого Версаче. Но к делу это не относится, а вот ты скажи мне, зачем мы сорокапятку сюда затащили? Да три ящика боезапаса. Из них два ящика бронебойные. Да не просто бронебойные, а усиленно-бронебойные и нахрена они ему понадобились??? — спросил Бохаец и хлебнул из своей фляги.

— А если они на бронированных автомобилях приедут, да ещё потом из них палить станут? Как ты их оттуда выковыряешь? Пулями их броню не возьмёшь. Скажи спасибо, что орудие вообще затащить сюда удалось, под предлогом установки в качестве памятника. И как только Сэй про того захороненного генерала — артиллериста разнюхал?! Молодец человек! — похвалил Ариец своего друга — юриста.

— Откуда здесь возьмутся бронеавтомобили, да и вообще автомобили любого типа — и, промокнув губы платком, добавил — Ты хоть был здесь? По всему кладбищу только пешеходные дорожки, ни одной проезжей части. Они сюда, что на двигателях вертикального взлёта доберутся? Не слыхал, что бронеавтомобили такого типа уже приняли на вооружение. Или может у нашего гения планирования другие сведения — в голосе азиата послышалась издёвка, и Бохаец снова отхлебнул вина из фляжки. В воздухе разнёсся аромат старого доброго Агдама.

Ответом ему стало молчание. Потом со стороны второго номера послышалась тихая, но явственная брань, на секунду прервавшаяся бульканьем. Спустя миг, видимо смочивший горло, Ариец выматерился в полный голос, вспомнив родню Вилката, так великолепно спланировавшего эту операцию.

— Ты же сам затаскивал сюда орудие, которое Сэй потребовал — добавил он — Его потом ещё маскировать пришлось. Как ты его без дороги сюда завёз? — спросил отдышавшийся Ариец.

— А с чего ты решил, что его сюда завозили? Сорокапятку я сюда доставлял, это верно. Ну, это ж тебе не МЛ-20. Грузчиков через фирму-однодневку заказал и довольно. А пушку они через памятники вручную перетащили. Снаряды в ящиках из-под отделочной плитки пронесли. А по родным я их уже потом сам распихивал — удивился непонятливости друга Бохаец.

Ариец заскрежетал зубами и снова принялся тихо материться. В этот раз Артуру досталось ещё больше. Неизвестно до создания каких неологизмов поднялся бы комбат, но виброзвонок от сотового телефона заставил его отвлечься.

Звонивший Сэй потребовал тишины, поскольку брань Арийца мешала ему смотреть последние новости с площадок порностудий. Стометровое расстояние, оказывается, её не только не заглушало, но даже усиливало, благодаря какой-то непонятной акустике. Ариец было потребовал передать трубку Комиссару Вилкату, но получил отказ обоснованный тем, что в настоящее время Артур на посту, наблюдает за мониторами системы слежения. Разозлённый Ариец напоследок пообещал сделать из литовца вечного постового и отключился. Бохаец уже дремал, привалившись головой к кожуху "максима". Комбат сердито взглянул на довольно посапывающую тушу, затянутую в командармовскую форму, и усмехнулся. Странное все-таки творение человек. Умеет засыпать в любых условиях.

В то же время в сотне метров вторая пара сидящих в засаде героев тоже не могла прийти к консенсусу. Их умело замаскированная похоронными венками сорокапятка была совершенно неразличима среди пластиковой зелени и траурных лент с надписями "От коллег по работе", "От детей" и "Любим, помним, скорбим". Сэй сидел на опоре и курил, погашенный монитор портативного телевизора отражал свет луны. Его плечи плотно облегала новенькая гимнастёрка с тремя треугольниками в петлицах, а форменные брюки были заправлены в дорогие сапоги типа "Казак". Одевать кирзу Алек отказался наотрез. Наряд дополнялся полинялой пилоткой из личных запасов Бохайца и кожаными перчатками с дырочками для вентиляции. Из неглубокой ямы вынырнула голова Комиссара Вилката в новой будёновке с синей почему-то звездой. В правой руке откуда-то материализовалась армейская фляжка, и благодатная влага устремилась в желудок политрука. Сверкнув напоследок жёлтым нарукавным ромбом, Комиссар завинтил фляжку и бросил её в вещмешок.

— Сэй — позвал он юриста — тебя не смущает вся эта икебана? — обвёл он рукой маскировку из венков — А то у меня мысли стали принимать эсхатологическое направление, вон даже выпить пришлось на посту.

— Мне-то что? — равнодушно отозвался Сэй — пей, пожалуйста, хоть залейся. Главное противника не просмотри. А то будет нам полное Ватерлоо.

— А ты чего задумался? — спросил его Комиссар Вилкат — И, главное, зачем ты косяк забиваешь? — кивнул он на самокрутку — Смотри, втянешься, потом не бросишь, либо в клинике полгода лежать придётся.

Сэй затянулся ещё раз и тоскливо посмотрел на Вилката:

— Сам ты нарк конченный. — И добавил — Это табак!

Комиссар недоверчиво ухмыльнулся и впился взглядом в тускнеющий уголёк.

— Ты хочешь сказать, что свернул самокрутку из табака? Совсем меня за полного тормоза держишь?!

— Так ты же совсем с дуба рухнул, потребовал, чтобы мы оделись в старую советскую форму, дескать, если заметят, то примут, либо за коммунистов, либо за клиентов психбольницы. По мне, так это полная чушь. А что касается косяка, то сам проверь — и Сэй лениво протянул самокрутку комиссару.

Вилкат затянулся два раза подряд, брови его медленно поползли на лоб, а изо рта вырвался громкий кашель. На глазах появились слёзы. Самокрутка полетела в сторону ближайшего дерева и разбилась снопом ярко-красных искр.

— Артур, блин, ты чего делаешь? Хочешь, чтобы мы все спалились? — подскочивший Сэй спешно затаптывал тлеющий окурок — Смотри лучше за мониторами наблюдения, астматик хренов!

— Да не астматик я. А вот из тебя реконструктор точно никакой, где ты читал, чтобы на фронте советские солдаты курили самокрутки из сигарного табака? Да ещё такого крепкого, Монте Кристо, кажется, не меньше — спешно глотал воздух Комиссар Вилкат.

— Падрон — буркнул Сэй, пряча окурок в заранее припасённую металлическую коробочку — Ни хрена ты в благородных табаках не понимаешь. И не отвлекайся от мониторов, просмотришь этих гробокопателей.

— Да неуютно в этом окопе — ответил Комиссар Вилкат — Узкий он какой-то, ящики с твоими снарядами половину занимают, аппаратура... И почему твои работяги на могли подлиннее выкопать? Лентяи хреновы!

Сэй недоумённо глянул на Комиссара Вилката.

— Да ничего они не копали — юрист замер, к чему-то прислушиваясь, и добавил — Это не окоп, а могила.

Алек с изумлением увидел, как Комиссар одним прыжком в высоту с места вылетел из ямы.

— Что Это!!!??? — буквально прохрипел он.

— Могила, и как я подозреваю, для твоего Вождя мирового пролетариата — и, глядя в широко распахнутые глаза Комиссара Вилката, добавил — Глубокая.

— Ты чего Сэй с ума съехал?! — от волнения литовский акцент в голосе Комиссара Вилката стал особенно заметен — Меня живого в могилу посадил!

— Ты же сам план излагал? Более самоубийственного, кстати, я ещё не обсуждал. Так что ты у нас живой условно — усмехнулся Сэй.

Комиссар Вилкат пытался что-то сказать, но Алек резко его оборвал.

— Зато при защите могилы Ленина погибнешь. Может, потом тебя даже похороним рядом. Благо бабки у нас есть.

Несмотря на темноту Вилкат разглядел, что Сэй бувально задыхается от смеха. Бормоча нелестные отзывы о тупом юристо-еврейском юморе комбата, Комиссар полез обратно в могилу и почти тотчас оттуда донёсся его радостный вопль — Приехали, гады!

— Чего орёшь? — буркнул Сэй подтягивая к себе огромню бандуру полевой радиостанции 1931 года выпуска — Ночь ведь, услышат, Лучиано блин Паваротти недозаглушенный. Тяжёлая зараза — добавил он уже о рации.

Парой движений он перевёл её в режим передачи и поднёс к коммуникатору маленький кассетный диктофон. Щёлкнула кнопка Play и из динамика полилось "Вставай страна огромная" на немецком языке. Это был условный сигнал Арийцу и Бохайцу.

Со стороны могилы послышался грохот, потом ещё один. Сэй обернулся: Комиссар Вилкат выкладывал на край ямы ящики со снарядами для сорокапятки.

— Куда ты столько бронебойных вытаскиваешь? — прошипел он — Одного хватит! Шрапнель и осколочные подавай, интеллигенция, блин.

Вилкат невозмутимо убрал в могилу один ящик с бронебойными снарядами, открыл второй, вытащил из него один снаряд, положил на землю и убрал оставшиеся вместе с ящиком. Сэй закатил глаза, потом глубоко вздохнул.

— Один ящик Комиссар. Бронебойных оставь один ящик.

— Да твою ж мать, Сэй! У нас, что времени вагон? Сразу сказать нельзя? — рассерженно сказал Комиссар Вилкат, доставая начатый ящик из могилы и ставя рядом с ним осколочные.

Сэй подготовил орудие к бою и загнал в ствол бронебойный снаряд.

— Эх, хорошо сохранились! — заметил он — Как мне вас в тридцать девятом не хватало... — дымка воспоминаний на секунду заволокла глаза подполковника, но он встрепенулся и приник к прицелу, который вчера заменил на спешно подогнанный новодел с функцией ночного видения.

Вылезший из могилы Комиссар Вилкат быстро устанавливал свой "Гочкис", вполголоса комментируя по-литовски количество зарубок на прикладе. Сэй прислушался, Вилкат, оказывается, был встревожен тем, что после сегодняшнего боя места для новых может уже не хватить.

— Неистребимый ты оптимист Комиссар. Места под зарубки ему не хватит. Главное, чтобы кантемировцы на своих АКМах зарубок не понаделали, завтра.

— Нет там никаких кантемировцев. Омоновцы есть, а солдат нет — буркнул в ответ Комиссар Вилкат.

— Как это так нет? Твой же кадр говорил, будто бойцы из Кантемировской дивизии Вождя хоронить будут — Сэй недоумённо глянул на полускрытого "Гочкисом" Комиссара.

— Ну ошибся он, ну бывает. Ты можно подумать никогда не ошибался — отбрехался Комиссар Вилкат.

— Бывает, не бывает. Лучше вылезь из окопа, будешь снаряды подавать, а то мне одному — хреново. И зачем ты Гочкис достал, взял бы "Максим" или "Мадсен".

— "Максим" толстая сволочь заграбастала — и увидев непонимающий взгляд Сэя пояснил — Бохаец, командарм наш полуторацентнерный, а "Мадсен" я никогда и не любил. Он у меня чего-то всегда заклинивает. Ладно, щас вылезу. Для "Гочкиса" и потом много работы будет. Когда стрелять-то начинаем?

— Ариец установил сигнал, как тока решит начинать, то он три зелёных свистка даст — ответил Сэй и о чем-то задумался.

— Три зелёных свистка? Он что гад, издевается? — бешенство просто светилось в глазах Комиссара, тем более, что процессия гробокопателей уже приблизилась. В этот момент со стороны второй засады раздался громкий вопль долженствующий изображать свист (это Ариец пинком разбудил Бохайца) и в небо взлетели три зелёные ракеты. Застучал Максим, впрочем, немедленно захлебнувшийся. Комиссар Вилкат, перехватив бронебойный поудобнее, одним движением вбросил его в ствол и захлопнул казённик. Сэй яростно закрутил маховики, отчаянно ругая пьяного торопыгу, и совершая грубую наводку ствола. Спустя пару секунд он прильнул к просветлённой панораме и, медленно вращая ствол, прицелился в переднюю фигуру с плексигласовым щитом, выдохнул и утопил кнопку электроспуска. Орудие подпрыгнуло, сбрасывая с себя венки и траурные ленты. Бронебойный снаряд, пройдя в нескольких сантиметрах от головы омоновца, сбил на своём пути пару веток и взорвался в кирпичной ограде, засыпав задние ряды похоронной процессии кирпичной пылью.

— Снаряд! — бросил Сэй в сторону Вилката и тот, пустой гильзой, отработанным движением, дослал его в ствол.

Ствол дыхнул в лицо осквернителям могил огнём, снова лязгнул затвор. Ударом сапога комиссар сбросил в могилу отработанную гильзу и зарядил орудие.

Тем временем второй отряд прохиндеев пребывал в состоянии близком к скатыванию в гражданскую войну.

— Ты какого хера брезентовую ленту заправил?! — орал на Бохайца Ариец, вставляя в старую трёхлинейку выпавший затвор — Живо ремонтируй свою сенокосилку. Мать твою!!!

Бохаец изо всех сил пытался вырвать застрявшую ленту из ствола, но она как назло не вытаскивалась. Тогда он встал во весь рост, перевернул пулемёт и, упершись ногами в ствол, рванул её на себя. Лента вылетела, и Бохаец стал падать на спину. Одновременно Ариец с проклятиями прыгнул на подельника, сбивая его с ног. Свистнувшие со стороны полицаев несколько ответных пуль подтвердили своевременность этого поступка. Раздавшийся орудийный выстрел заглушил перечень родственников "Максима" с которыми Бохаец клялся вступить в самые сомнительные, но очень близкие отношения. Ариец и толстый азиат снова залегли за памятником.

— Извини, камрад! — перевёл дух Бохаец, — Не было в Порт-Артуре стальных лент.

Ариец пытался выцелить мечущихся полицаев.

— А кого это они ещё перезахоранивают, гады? — Удивлённо спросил Бохаец, выпуская, наконец, более-менее длинную очередь.

— Ты это о чём? — вопросом на вопрос ответил Ариец, заправляя новую обойму.

— Ну, кто во втором гробу? Блин, неужто гады и Сталина перезахоронить решили? Ну, я им щас!!! — и пулемёт снова застрочил.

— В каком втором гробу? Где ты его видел? — Ариец недоумённо протёр нонктовизоры и внимательнее вгляделся. Собираясь повторить вопрос, он повернулся к напарнику, при этом его взгляд упал на пару пустых фляжек, прикрытых траурной лентой. Майор вздохнул и снова развернулся в сторону гробовщиков особого назначения. В последнее время масштабы возлияний Бохайца начали его всерьёз тревожить.

Между тем толстяк упорно поливал свинцом аллею, совершенно не обращая внимания на то, что полицаи уже давно и победоносно отступили к воротам. Увлёкшийся Ариец отбросил бракованную трёхлинейку и, схватившись за ППШ камрада, дал неприцельную очередь. Сухой щелчок со стороны пулемёта, сменившийся тишиной, дал понять, что лента закончилась. Бохаец открыл очередную коробку и принялся снаряжать оружие.

— Ты чего разлёгся — накинулся он на рассматривающего поле боя Арийца — Давай помогай, я тебе что и вторым номером на полставки должен подрабатывать?

— Да нет уже никого — Ариец показал рукой на опустевшее поле боя — А быть вторым номером, Бохаец, это твоя судьба, можно даже сказать карма — утёр пот Ариец — Как тогда у Светки в Харькове.

— В каком Харькове? Да я туда и не ездил никогда! Ты о чём это говоришь? — удивился Бохаец, не забыв произвести контрольную очередь. Ночь вновь расколола трель "Максима".

— Это верно, ты туда никогда не ездил, ты туда обычно на коллайдере мотался. В том числе и в последний раз, когда со Светкой шашни завёл.

— И чё? Завёл и завёл. Тебя спросить забыл — отзвался Бохаец.

— Вот у неё ты вторым номером и был — усмехнулся Ариец.

— Так ведь она не пулемётчица — ответил Бохаец и тут до него дошло.

— Ах ты...

Ариец едва успел подскочить и броситься бежать, сжимая в руках разряженную трёхлинейку, а за ним уже тяжело дыша, мчался толстый Бохаец, держа ППШ за дуло и размахивая им как моргенштерном.

— Вот психи! — прокомментировал из-за венков этот марафон Сэй. — Нахрена они за полицаями в контратаку побежали? Тело здесь ведь! — он обернулся к напарнику.

Лицо Комиссара Вилката отражало всю бездну отчаянной работы мысли и Сэй, удивлённо посмотрев на обычно невозмутимого политрука, принялся штыком открывать гроб. Спустя пару минут, к нему присоединился Вилкат.

— Сколько лет уже живу в России, а до сих пор не привыкну к Вашей ненормируемой лексике! — восхищённо сказал он и добавил — Ты слышал, что Бохаец с омоновцами сделать грозил, когда мимо пробегал?

— Слышал, только не понял с каким именно — отзвался Сэй.

— Как всё-таки человек Ленина уважает! Такое этим гробокопателям обещал... Правда интересно, как он осуществит это технически?

— Не задавайся этим вопросом — ответил Сэй, — Лучше на клиента посмотрим — и приподнял крышку гроба.

Прикрытое тюлью тело вождя мирового пролетариата спокойно лежало на набитых опилками батистовых подушках.

— Всё в порядке — бросил Сэй, поднимая крышку — давай его паковать обратно.

Лежащее в гробу тело издало стон и от его шевеления и без того неровно стоящий гроб сильно покачнулся.

— Этто чтооо? — почему-то с балтийским акцентом спросил Сэй Вилката.

Тело вновь дёрнулось, и страшный замогильный стон разнёсся по кладбищу. Потом Сэй неоднократно приходил на это место и внимательно осматривал шестиметровую мемориальную стелу из отполированного гранита, со знаком всепобеждающего креста на макушке. Он задумчиво морщил лоб, выкуривал любимую сигару и не забывал положить венок к могиле забытого авторитета, убитого в девяносто четвёртом, чью могилу собственно и украшала эта стела. Специально нанятые им акробаты со всеми страховочными приспособлениями неоднократно часами штурмовали этот неприступный пик. Безрезультатно. Иначе как с помощью строительных лесов подняться на уровень креста было невозможно. Для всей преступной четвёрки так и осталось тайной, как в ту ужасную ночь Сэю с помощью одних лишь рук удалось забраться на самую вершину всего за несколько секунд.

Упёршийся спиной в основание этого памятника комиссар Вилкат лихорадочно расстёгивал левый нагрудный карман гимнастёрки. Заусенцы на металлической пуговице резали ему пальцы, но он не обращал внимания на выступившую уже кровь. Сэй, в свою очередь, покрепче обхватил крест, впервые за всю жизнь искренне обняв распятого Христа, к которому сейчас мысленно обращался. Наконец Комиссар Вилкат справился с застёжкой и, выхватив оттуда небольшой прямоугольник, развернул его у гроба с Лениным. В неверном свете брошенных полицаями фонарей Сэй узнал партбилет в девятнадцатом году вручённый лично присутствующим здесь покойным присутствующему здесь Комиссару за попытку осуществить социалистическую революцию в Нью-Йорке.

Перед взором Юриста, как наяву замелькали картинки событий из бурного начала двадцатого века, словно стараясь заслонить хрупкий разум от творящегося на глазах непотребства. Тогда, в выходной день в ноябре 1918-го в Нью-Йорке вусмерть перепившиеся Ариец с Бохайцем, которым вредный бармен отказался дальше наливать, заперли его в подсобке, захватили винный погреб, а к шпилю кабака привязали "красные революционные шаровары" Комиссара Вилката. Благо у него были запасные. Всё закончилось бы банальной попойкой с последующим штрафом, но Комиссара понесло. Пивная располагалась неподалёку от Гарлема, и Вилкат, выкативший на улицу бочонок с виски, принялся угощать потомков луизианских рабов бесплатно. Опять ничего не было бы, но забравшись на тумбу он вдохновил две сотни чернокожих халявщиков на борьбу за избирательные права. К тому времени, когда Сэй вернулся из Бурлеска со своими новыми подружками, шаровары уже развивались над зданием районного муниципалитета. Бескровное восстание (по причине выходного в муниципалитете никого не было) закончилось утром, когда местные повстанцы ушли на работу и, казалось, всё будет забыто. Вот только американская пресса показала своё могущество, и, пока протрезвевшие друзья плыли на трансатлантике в Брест, превратила их в крупный отряд большевистских лазутчиков, посланных Троцким для убийства Вудро Вильсона и Томаса Маршалла.

По прибытию в Кале, приятели внимательно изучили истерию американских газет и вынесли прессе однозначный вердикт — "идиоты", после чего Ариец, Бохаец и Сэй умчались в парижский Мулен Руж, чтобы сравнить его с Бурлеском. Комиссар Вилкат в свою очередь быстро понял, с какой стороны масло на этом бутерброде, и через Финляндию выехал в революционный Петроград с кипой американских газет. Как оказалось, в Петрограде уже знали о его подвиге. Преференции в виде Ордена Боевого Красного Знамени, вручённого Троцким, и партбилета лично от Ленина были лишь незначительными деталями. Разумеется, главным героем Нью-Йоркской Революции комиссар выставил себя, представив остальных помощниками.

Когда оставшиеся в Париже остальные члены шайки прочли соответствующую передовицу в Правде, их гнев был беспределен. Ариец с Бохайцем даже пытались закупить для Добровольческой армии полтысячи FT-17 с полной инфраструктурой, чтобы дойдя до Москвы объяснить Комиссару его неправоту.

А Вилкат тем временем, казалось, делал блестящую карьеру. Ему удалось приблизиться к Троцкому и завоевать его расположение. Речь на VIII съезде РКП(б), в которой он подверг критике военную оппозицию в лице Пятакова, Ярославского и пока ещё сравнительно с ним малоизвестного Ворошилова высоко подняла его акции. Комиссар Вилкат уже мнил себя наркомом, но "военная оппозиция" нашла способ избавиться от опасного противника, отправив его ВРИО комиссара в 25 стрелковую дивизию вместо Фурманова. Прочитавшие об этом в очередном номере Правды Ариец с Бохайцем отказались от личного участия в наступлении на Москву, злорадно решив ждать пятого сентября и рейда на Лбищенск. И утонул бы Комиссар в Урале рядом с легендарным комдивом (кроме анекдотов он о нём ничего не помнил), но положение спас Сэй, призвавший Арийца с Бохайцем к совести и спасательной операции.

Комиссар Вилкат был вывезен на закупленном дирижабле немецкого производства, под видом отзыва в ЦК.

Прохиндеи покидали эту реальность с самыми противоречивыми чувствами. Сэй радовался закупленным для своей коллекции бесценным сигарам Padron какой-то редкой серии, не выпускающейся с 19-го века. Комиссар злился на приятелей, прервавших его карьеру на взлёте. Ариец вёз один из последних рукописных экземпляров "Искусства войны" Сунь Цзы, тысячелетней давности выпуска. Бохаец входил в коллайдер под грузом тяжёлых мыслей. Ему казалось, что он позабыл что-то сделать и не мог понять, что именно. Неоднократное пересчитывание бутылок с крепким портером и благородным кагором так и не рассеяло его сомнений. С неспокойным сердцем он вернулся домой.

В день гибели Чапаева, которая последовала, как и в нашей истории, 5-го сентября, огромный французский грузовоз вышел из Марселя в Одессу. Забытые, но полностью оплаченные пятьсот FT-17 отправились к Май-Маевскому. Мир ещё долго переваривал последствия Нью-Йоркской попойки четвёрки проходимцев.

Сэй помотал головой, стряхивая нахлынувшие воспоминания, и покрепче ухватился за выступающий орнамент, полностью скрывшись за крестом, а Комиссар Вилкат зажмурился, последним усилием воли заставив себя вытянуть вперёд руку с раскрытым партбилетом. Закрытый продольной перекладиной распятия Сэй отчётливо услышал скрип досок, потом приближающиеся шаги и какой-то металлический лязг. На невыносимо долгие десять секунд всё стихло, а потом удивлённый голос Арийца произнёс

— Ну, и какого хрена???

Юрист ошарашено помотал головой и выглянул из-за креста наружу. Комиссар Вилкат раскрыл глаза и глянул перед собой. В нескольких метрах от него стоял Бохаец, потрясённо переводя взгляд с одного экзорциста на другого. Прямо за спиной у него Ариец, размахивая отобранным у Бохайца ППШ, периодически делал вид, что вот-вот долбанёт прикладом по затылку толстого борца с гробокопателями.

— Ты чего партбилетом размахиваешь? Тебе его Ленин для чего вручил? — со смехом и деланным гневом обрушился Бохаец на Комиссара.

Последний не разделил юмора и, кивнув на гроб, коротко бросил:

— Там.

— Чего там? — недоумённо переспросил его Бохаец, повернувшись к Арийцу и закатив глаза.

— Сами глянем — ответил Ариец и развернулся в сторону гроба, на всякий случай, передёрнув затвор Бохайского ППШ. Осторожно переступая и отбрасывая ветки и мусор, меткими ударами кирзовых сапог он подошёл к гробу.

— Бохаец, отодвинь дохлятину — скомандовал он приятелю.

Недоумевающий толстяк подошёл и одним движением передвинул домовину.

Под гробом лежал молодой полицай с несколько сплюснутым, весом вождя, лицом и здоровенной шишкой на пол лба. Лишённый давившего на него груза он облегчённо пошевелился, вздохнул, после чего издал тот самый стон, заставивший Сэя с Комиссаром принять такие меры предосторожности.

— Вот сука президентская — резюмировал понявший всё Комиссар, пряча обратно партбилет и доставая маузер.

— Ты чего, Артур, он ведь без сознания — попытался остановить его Бохаец.

— Вижу, пусть и дальше в несознанке будет — ответил Комиссар Вилкат, от души ставя ему на лоб ещё одну шишку, точную копию первой. Рукоятка маузера лязгнула, но устояла.

— Комиссар, мать твою! — рявкнул Бохаец.

— А ты у нас самый добренький — Вилкат развернулся к толстому азиату и хищно осклабился — Классовая борьба предусматривает беспощадность к врагам, поэтому...

— При чём здесь твои ленинские закидоны?! — перебил Вилката толстяк — Ты когда русский выучишь? В несознанке — это значит не признаваться, а здесь — без сознания. Стрелок ты наш латышский.

— Я — литовец, а с этой латышской мразью ничего общего не имею — гордо ответил Комиссар, но, вытащив из кармана записную книжку, что-то в ней пометил.

Тем временем рядом разыгрывался ещё один акт драмы. Оценив высоту стелы, Сэй потребовал у Арийца кинуть ему кошку.

— На хрена тебе там кошка? — спросил Ариец, оглядев памятник — Там у тебя не более двух этажей. Прыгай.

— Щас прям на тебя прыгну — заявил бесстрашный юрист — Крюк давай!

— Ладно — ответил Ариец, с ворчанием снимая с пояса соответствующую деталь амуниции — Держи.

Спустившийся Сэй первым делом пару раз пнул по почкам бессознательного полицая, окинул взглядом поле боя с единственным контуженным и резюмировал сложившуюся ситуацию слегка подредактированным постулатом Чернышевского:

— Что с военнопленным делать?

Прохиндеи переглянулись и почти синхронно пожали плечами.

— Мочить как-то неудобно, женевская конвенция всё-таки. Может отвезти его куда-нибудь и выкинуть? — спросил Ариец.

— А если он нас видел? Ведь опознать сможет, гад. Лучше его таки кончить — кровожадно предложил Бохаец.

— Ни куда-нибудь, а когда-нибудь точнее сказать в когда-нибудь — увидев мучительную, но бесплодную работу мысли на лицах остальных, Сэй счёл необходимым расшифровать — Мать Вашу! Засунем его в коллайдер и к питекантропам, пусть их за несанкционированные митинги разгоняет, бляха! Грузите же наконец! — и подавая пример Сэй схватился за гроб.

VI Глава

Сэй с Комиссаром Вилкатом подхватили гроб, а Бохаец с Арийцем ласково приняли под ручки полицая. Спотыкаясь о брошенное недавними противниками оружие и лопаты, подельники двинулись к невысокой ограде кладбища, прикрывающую его [чёрт его знает какую сторону света] сторону. Перед кирпичной стеной группа прохиндеев ненадолго задержалась. В подъёме гроба на вертикальную ограду они успели потренироваться, накануне, в течение часа затягивая на крышу строящейся Сэевой дачи доски и брёвна, чем приятно удивили отогнанных таджиков, а вот опыта подъёма людей у них не имелось. Связав полицаю руки за спиной банда принялась обсуждать предстоящие стропальные работы. Первым высказался злобный толстый Бохаец.

-"Да чего с ним цацкаться?! Щас я его упакую, поднимем быстро и классически"

Свои слова он принялся дополнять делом, затягивая быстро связанную петлю на шее бессловесного полицая.

-"Ты чего творишь, Чингисхан недоделанный. Мало нам одного красного жмура" — с этими словами подошва арийского сапога пнула гроб — "Так ты ещё одного добавить хочешь? Сам второго дохляка потащишь"

-"Полегче с Лениным, контра арийская" — глаза Комиссара Вилката сурово посмотрели на разошедшегося Макса из — под низко надвинутого козырька будёновки.

-"Не трать на эту мразь верёвку" — обратился он к Бохайцу, затянувшем петлю на шее борца со старушками — "атмосферу испортишь".

-"При чём здесь атмосфера?" — монгол с недоумённым выражением на лице втянул воздух широкими ноздрями.

-"А ты как думаешь, дохлый он тебе обделается или нет?" — вопросом на вопрос ответил Комиссар Вилкат.

-"Сам пакуй, если такой умный, я тогда на стене груз приму" — и Бохаец принялся взбираться на ограду по ажурной алюминиевой лесенке, жалобно скрипевшей и прогибающейся под весом разозлённого монгола.

В отличие от него Ариец мгновенно взлетел на стену, ухитрившись за миг своего восхождения хорошенько выбранить толстозадого лентяя и пожаловаться на свою мягкотелость проявленную на Халхин — Голе, из — за которой спасённый из горящего танка комбат сейчас сломает ему эксклюзивную лесенку немецкого производства. Взобравшийся последним Сэй, принялся издеваться над хлипкой конструкцией, но его отвлёк оставшийся внизу Комиссар Вилкат.

-"Сэй, Сэй блин. Верёвку кинь"

-"Какую верёвку" — спросил юрист, опасливо наклоняясь со стены в сторону кладбища.

-"Которую тебе Ариец передал. Ты по ней с памятника слазил. Ту, капроновую, с крюком" — пояснил Комиссар Вилкат, задрав голову к выделяющимся на фоне ярко освещённого третьего транспортного фигурам.

-"Держи" — и Сэй ловко кинул Комиссару перепутанный сверкающий моток

-"Нет, ну надо -же так верёвку связать" — ворчал политрук, распутывая петли -"Прямо Гордиев узел"

-"А ты его разруби" — посоветовал со стены отольнувший от любимой фляжки Бохаец.

-"Может лучше полицая разрубим" — Сэй лениво зевнул -"По частям и втягивать легче".

-"Действительно" — поддержал шутку приятеля Ариец -"Согласно указу Жана Бесстрашного все осквернители могил должны быть четвертованы. И Бохаец, как получивший от него в лён замок [вставить название замка] должен свято выполнить приказ своего сюзерена"

-"Я что, единственный феод получил?!" — возмутился толстяк — "Ариец тоже и к тому — же у соседнего рыцаря виноградник оттяпал. У него владения больше моих, пусть он и рубит"

-"Хрен Вам всем" — стойкий нордический характер украинского арийца не позволял уклониться от перепалки -"Вон, у Артура в этом вопросе опыта больше, жолнежу лопаткой башку только так снёс, пусть и полицая расчленяет"

-"Дудки" — ответил Комиссар Вилкат, заканчивая крепить верёвку -"Он у нас военнопленный, к нему женевская конвенция применяется, а не четвертование"

-"Осквернение могил всегда осквернение" — Бохаец покачал предпоследней фляжкой у уха, в тщетной надежде услышать плеск и прицепил на пояс.

-"Он исполнял приказ!"

-"Исполнение преступного приказа не является оправданием!"

-"Интересно" — Сэй задумчиво поглядел на спорщиков, потом перевёл взгляд на покрытое тьмой кладбище -"Если полицаи нас поймают, женевскую конвенцию соблюдать станут, или нет?"

-"Это как раз неинтересно. Интересно другое" — не нащупавший очередной фляжки Бохаец стрельнул у Сэя сигару и продолжил — "Сегодня утром Ариец бургундским похмелялся, теперь дедушку Карла Смелого вспомнил. Никак по Жанне д' Арк соскучился. Небось жалеет, что мы во Францию не отправились. Ничего, отдохнём в Древнем Риме и сразу в Компьень. Трахнешь ты свою рыжую воительницу."

-"Мы тебе поможем" — крикнул снизу закончивший свою чёрную работу Комиссар Вилкат.

-"Свечку держать будем..." — с наслаждением выдыхая огромный клуб дыма добавил Сэй.

-"Зачем свечку" — с деланным недоумением спросил Бохаец -"Просто мы Жанну держать будем, пока ты её будешь... ну ты понял."

-"Только в миссионерской позиции" — давясь от смеха веско добавил Сэй — "Если хочешь перепробовать с ней всю камасутру, то мы тебе на круглосуточное дежурство не нанимались, связывай кожаными ремнями"

-"И наручники не забудь"

-"С бриллиантами, в меху"

-"Хорош зубоскалить пошляки" — крикнул снизу Комиссар Вилкат, словесно поддерживая начинающего закипать Арийца.

И добавил обращаясь персонально к Бохайцу, сопровождая слова перелетевшим через плечо монгола клубком шнура.

-"Тяни давай".

Бохаец демонстративно поплевал на потрёпанные перчатки, нагнулся, ухватился за свободную часть шнура, оглянулся назад убедиться, что не сверзнется с ограды и разогнулся. Шнур перехватил Ариец и, вцепившись в один из многочисленных узлов, потянул груз на себя.

Снизу раздался дикий рёв, который обычно издаёт человек испытывающий сильную физическую боль. Он исходил от полицая отчаянно дёргавшегося на верёвке. Обвязывающий гроб Комиссар Вилкат бросил работу и бросился к полицаю, на ходу доставая из кобуры верный маузер. Оказывается политрук мало знакомый со стропальными работами не нашёл ничего лучшего, чем закрепить карабин за наручники. Оказавшийся на импровизированной дыбе полицай пришёл в себя и громко сообщил об этом всем в радиусе пары километров. Даже с ослабленным шнуром он продолжал оглашать окрестности, пока гуманный Комиссар не погрузил его в беспамятство посредством рукоятки маузера.

-"Статья сто семнадцать, пункт два в. До семи лет" — со скорбным лицом произнёс Сэй.

Бохаец посмотрел на Арийца, на Алека, машинально проверил ширинку своих брюк, наконец обратился к Комиссару.

-"Артур! Сэй тут говорит, что ты этого полицая изнасиловал"

-"Что!? Бохаец, придурок. Ты щас за базар ответишь."

-"Сам придурок. Сэй ясно сказал..."

-"Бохаец, ты не придурок, ты ископаемое. Реликтовый ящер. Динозавр недовымерший." — прервал комбрига Сэй. -"Сто семнадцатая уже давно не изнасилование, а истязание. Пункт два — в означает, что в отношении лица в связи с осуществлением данным лицом служебной деятельности или выполнением общественного долга. (Сэй не совсем верно назвал пункт статьи. На самом деле искомая статья два — д. А статья два — в это истязание женщины заведомо для виновного находящегося в состоянии беременности.)"

-"Задолбали со своими переименованиями" — проворчал Бохаец — "Сколько можно?"

-"Столько, сколько нужно. На ту сторону его верёвке спускать будем, или просто спихнём?"

-"Я Вам спихну" — донёсся снизу грозный окрик Комиссара Вилката — "Я Вас за Женевскую конвенцию самих спихну"

Ариец ответил, что в следующий раз лично займётся подготовкой японских снайперов действующих на Халхин Голе. Причём на всех мишенях будет будёновка и комиссарская форма. Вилкат выразил сомнение, что лица арийской и бохайской национальностей смогут кого нибудь научить, будучи зажаренными в своих танках японскими огнемётчиками, а формулу напалма он, комиссар передаст по дипломатическим каналам. Конец взаимному обмену страшными пророчествами положил Сэй пригрозившийся нарушить сто двадцать первую статью путём "Умышленного причинения вреда здоровью" всем трём высоким договаривающимся сторонам (Сэй спутал сто одиннадцатую и сто двадцать первую статьи. На текущий момент ст. 121 — Заражение венерической болезнью) и подкрепил угрозу подзатыльником Бохайцу.

Бохаец, читавший недавно одну из повестей [как там эту писательницу],а потому отлично знавший содержание сто двадцать первой статьи заподозрил Сэя в садомазопрелюдии и попытался отодвинуться от непредсказуемого юриста, но не учтя собственной крупногабаритности столкнул со стены Арийца. Последний приземлился довольно удачно, но на гроб с вождём мирового пролетариата. Пожеланиям в отношении загробной жизни покойного могла позавидовать освенцимская секция гестапо.

Совещались Сэй с Бохайцем разбежавшись по стене на расстояние плевка, но совместное решение было выработано. Полицая не мудрствуя лукаво привязали за берц и спустили вниз головой, уложив рядом с гробом.

С дальнейшей транспортировкой тоже возникли проблемы. Простой в своих поступках Бохаец молча взял полицая за ноги и поволок к дороге, но был остановлен очередным окриком Комиссара Вилката о соблюдении Женевской Конвенции.

-"Если хочешь я его за наручники потащу" — ехидно предложил монголоид.

-"Не надо повторять комиссарских перегибов" — ответил раскуривающий погасшую сигару Сэй.

-"Да на гроб его положите" — устало посоветовал Ариец, ещё переводящий дух после после своего олимпийского прыжка -"Зараз двоих и унесём".

-"Верная идея" — поддержал Сэй -"Только привязать надо, чтобы не соскользнул"

Привязывание помогло мало. Полицай всё время съезжал с лакированной покатой крышки гроба в левую сторону, при этом его берцы больно били Бохайца в правое ухо. Не пройдя и полусотни шагов экс-комбриг объявил забастовку до тех пор, пока пленник не будет зафиксирован намертво, либо приведён в мёртвое состояние и оставлен на месте.

Комиссар Вилкат напирал на соблюдение Женевской конвенции и категорически возражал против второго варианта. Сэй молча выпускал клубы ароматного дыма, за которыми, несмотря на тьму была видна его глумливая ухмылка.

-"Да, блин! Снять крышку и бросить его на дохлятину" — предложил компромиссный вариант Ариец.

На том, несмотря на фанатичные возражения Вилката, и порешили. Оглушенного полицая уложили прямо на Ленина лицом вниз и привязали. Сверху водрузили крышку. Траурная процессия с гробом из которого торчали обутые в берцы ноги снова двинулась к уже близкому, но такому недостижимому шоссе.

Низкорослый Комиссар Вилкат, придерживавший гроб за передний правый угол мучился не имея возможности принять вес на плечо и вынужденный поддерживать свою сторону груза на весу руками, что было совсем нелегко. Наконец он догадался стать на цыпочки и заскользил походкой любимого Мариса Лиепы. Через минуту ему под ноги попал камень. Комиссар споткнулся, подвернул ногу и начал падать. Стремясь удержать равновесие он пальцами вцепился в крышку, превозмогая боль от впивающихся под кожу осколков лака и медленно входящей под ноготь занозы. Попытка устоять не увенчалась успехом, сила земного притяжения неудержимо потянула Вилката к земле и Комиссар в последней попытке удержаться подтянулся на крышке. Опирающийся на крепкие плечи Арийца и Сэя гроб повернулся по диагонали в их руках и въехал противоположным краем в подбородок Бохайцу, который собирался едко прокомментировать эквилибристику политрука. Между тем гроб продолжил вращаться и нагуталиненый берц полицая пролетел всего в нескольких миллиметрах от носа Сэя. Оторопевший юрист выронил галогеновый фонарь, которым освещал дорогу и отскочил в сторону. Падающий гроб выскочил из рук Арийца и больно ударил его при падении по спине. Танкист ойкнул, развернулся и увидел, как прикусивший язык Бохаец плюётся кровью и ругательствами.

Комиссар осторожно поднимался с трав, одновременно ощупывая дёрн на предмет слетевшей будёновки. Найдя её он с кряхтеньем поднялся, опираясь о последнюю явку вождя. Стоявший как раз за спиной Комиссара Сэй как раз размышлял над дилеммой дать или не дать пинка Артуру за этот косяк и как к подобному насилию отнесётся Уголовный Кодекс. Пока он раздумывал как свои переквалифицировать действия со статьи "Враг народа" в раздел "Необходимая самооборона" Вилкат ухитрился приять вертикальное положение и замысел утратил актуальность.

Между тем слева Бохаец всё ещё продолжал плеваться кровью и что то бормотать.

-"Чего чего ?"— переспросил его превратившийся в слух Ариец.

-"Шашуум бум шешашем шишашишом"

-"Это как" — не понял ни слова Сэй.

Полусогнутый и опёршийся ладонями о колени Бохаец наконец закончил отплёвываться и под сочувствующими взглядами Арийца и Сэя распрямил спину. При этом он ударился макушкой о низкую ветку, что не прибавило ему настроения. С ненавистью посмотрев на перевёрнутый гроб, он несколько раз сильно топнул сапогом по тёмному днищу, из под которого торчали широко разведённые ноги омоновца в берцах, между которых удобно примостились обутые в туфли конечности вождя мирового пролетариата. От тяжёлых ударов, неровно стоящий гроб закачался как шлюпка на волнах. Нога комбрига задела фонарь и тот осветил его плотно слившихся постояльцев. Бохаец наконец поднял глаза и перевёл взгляд на Комиссара. Христианской любви и смирения в них не прибавилось и Ариец на всякий случай заслонил Вилката своей спиной, а Сэй ногой откинул валявшийся на траве ППШ в сторону от покачивающегося гроба.

-"Сейчас будем вешать коммунистов" — монгол наконец выдал членораздельную фразу.

-"Сам дурак" — из за спины Арийца голос литовца звучал несколько приглушённо, вдобавок Комиссар был смущён случившимся и испытывал некоторый дискомфорт.

Взгляд брошенный Сэем на комбрига хоть и был мимолётен, но юрист понял, что толстяка сейчас не остановить и Вилкат ответит по полной.

-"Чёрт, не вовремя то как" — простонал Сэй, глядя в усыпанное звёздами небо, как будто прося помощи у высших сил.

Возможно небеса поражённые внезапной мольбой закоренелого атеиста решили ему и в самом деле помочь, а может Люцифер раздосадованный обращением потенциального клиента к конкурирующей организации срочно предоставил ему свои услуги. Но, так или иначе, со стороны покачивающегося гроба раздались вопли о помощи, перемешанные повторяющимися непонятными по смыслу фразами: "Я мужик!", "Нет!" и "Не трогайте меня!!!".

Комиссар с тревогою глянул на близкое уже шоссе, по — видимому опасаясь, что столь высокие децибелы привлекут внимание путан или запоздалого пешехода. К удаче прохиндеев близость кладбища помешала сутенёрам открыть прибыльную точку, поскольку ночная и самая урожайная смена девочек просто боялась работать рядом с покойниками, а прохожих зоне видимости не было. Ковыляющие выкидыши отечественного автопрома и проносящиеся болиды германского производства крики не интересовали. Для этого те были недостаточно громкими. Между тем вопли продолжались.

-"Это который из них орёт?" — устало спросил Сэй, поправляя портупею, болтавшуюся на его худом теле.

-"Наверное, всё-таки полицай" — ответил Ариец, поднимая с земли фонарь, в отсвете которого его глаза сверкнули золотом — "Вождь — дохлый уже, так громко не будет".

Вилкат, прятавшийся за его спиной, укоризненно глянул на защитника, но покинуть какое никакое прикрытие от бохайского пьяного бешенства не решился. Между тем обсуждение криков продолжилось.

-"И чего ему орать?" — снова спросил Сэй

-"В самом деле, чего орать?" — подтвердил Ариец — "Всего то: ночь, кладбище, мертвец, его фанаты"

-"Думаешь — он испугался?" — непрерывное курение сигар сегодня несколько затормозило мысли Сэя.

-"Скорее спятил" — Бохаец несколько восстановил подвижность языка десятком хороших глотков из фляжки и теперь завинчивал крышку, недобро поглядывая на видневшуюся из за спины Арийца будёновку.

Прав не был ни тот ни другой. Просто очнувшийся и увидевший на себе Ленина, да ещё в столь многообещающей позиции молодой полицай мгновенно вспомнил произошедшую с ним, ещё учащимся христианской гимназии историю. Когда на требование господина директора выбросить на помойку старые портреты Ленина, учитель труда ответил отказом и был разумеется немедленно уволен. В тесноте слабоосвещённого гроба, лежащий под такой знакомой мумией полицай мгновенно вспомнил ответ старика, ветерана вьетнамской войны:

-"Ленин ещё будет. И всех Вас поимеет"

Теперь он понял, что пророчество начало сбываться, правда почему то не с директором, а с ним.

На коротко время полицай высунул из гроба голову и увидел в галогеновом свете четверых вооруженных подельников, одетых в знакомую по фото из учебника истории форму. После этого он скрылся в гробу, видимо предпочтя одиночного партнёра групповому изнасилованию.

-"Ваш выход, сэр" — Сэй церемонно повернулся к Комиссару и простёр левую руку в сторону гроба — "Танец с маузерами, точнее с маузером, точнее с его рукояткой"

-"Бохаец, стоять" — крикнул Ариец — "Твою мать, у всех косяки бывают"

-"Ни с места" — подтверди Сэй, грудью заслоняя политрука от монгольской агрессии — "Сам не ангел"

Бохаец шумно засопел, но смирился. В наступившей тишине было слышно, как щелкнула застёжка кобуры, что-то прошуршало и раздался виноватый голос Комиссара:

-"Не могу, голова его внутри гроба, бить неудобно"

-"Вот, блин" — ёмко прокомментировал Ариец и скинул со спины вещмешок — "Сейчас помогу" — добавил он, распутывая старомодные завязки.

Из его недр бала извлечена сумка санинструктора и появилась склянка с хлороформом.

-"Бохаец, за волосы башку его вытащи" — попросил Ариец поливая бинт и тут же добавил, спохватившись — "Ленина, не полицая"

Комиссар предусмотрительно отступил на другую сторону гроба, давая место Бохайцу, который несмотря на укусы, которые он перенёс стоически, выполнил порученное дело.

-"Готово" — произнёс через пару минут Ариец, отбрасывая бинт — "Потащили"

Дальнейший путь до припаркованного "Урала" прошёл без приключений и травм.

Какая — то глава.

Утро летнего дня было ясным, как предрекал интернет, и только что миновавший ворота такого родного ДКЖД на своей бронированной "Тойоте" Бохаец болезненно поморщился, получив в глаз хук солнечным зайчиком от зеркала заднего вида. Места на парковке уже были заняты автомобилями Сэя с Комиссаром прибывшими ранее, а его собственную площадку прочно оккупировали штабеля со шлакоблоками и мешки со строительной смесью.

-"Ну Комиссар, прораб, блин перестройки" — беззлобно ругнулся бывший комбат и направил эксклюзивное детище японского автопрома в небольшой просвет между деревьями.

Раздался удар, скрежет металла по камню и звон осыпающегося на асфальт стекла. На звуки из сторожки выскочил один из охранников, в лёгких камуфляжных шортах дополненных светлой футболкой и подбежал к машине Бохайца, как раз для того, чтобы растянуться на асфальте, будучи сбитым сдавшим назад броневиком. Бронзовая статуя изображавшая Селевка указывающего мечом на Азию продолжала покачиваться после тесного контакта постамента с бампером бохайского автомобиля. Чтобы не раздавить упавшего охранника толстяк снова рванул вперёд. Второй удар оказался последним. Тонны позеленевшей бронзы рухнули с пьедестала. Меч статуи работы великого [вставить имя скульптора] с лёгкостью пронзил "пуленепробиваемую" крышу и скрылся внутри салона. Стоявшие у открытого окна, Комиссар с Сэем замерли. Перед глазами Вилката мгновенно возникло разрубленное тело толстяка и он, в волнении, с силой сжал рукоятку верного маузера. Совсем другая мысль посетила многоопытного юриста

-"А ведь столб с законами Хаммурапи по-видимому теперь мой" — вспомнил он о трофее прошлогодней командировки Бохайца в Древний Вавилон.

-"Кто интересно с ним в машине, не знаешь?" — в тревоге спросил Вилкат.

-"Вроде он Арийца собирался с ролёвок этих придурков забрать, а потом заскочить за пивом в ларёк... Нет, вру, не за пивом в ларёк, а за антигриппином в аптеку. А что?" — спросил в свою очередь Сэй.

-"Если на соседнем сиденье Ариец сидел, то ему точно хана!!!" — Комиссар бросился к двери на бегу утирая выступивший на лысине пот.

-"Да погоди ты" — окликнул его Сэй — "Похоже всё в порядке, вон толстяк вылез"

Дверь со стороны водителя отворилась и слегка ошарашенный предательством со стороны статуи своего верного собутыльника Бохаец выбрался наружу.

-"А где же Ариец, ёб твою мать?" — в голосе Вилката сквозила неподдельная тревога, а сжимавшие рукоятку маузера пальцы стали белее платья невесты.

Тем временем, слегка помотав головой, толстый азиат снова залез в салон и, судя по движениям, пытался кого-то вытащить с соседнего места, пробитого аккинаком до самого глушителя. Сэй с Комиссаром застыли. Несколько бесконечных минут ему это не удавалось. Наконец затянутая в безразмерный камуфляж фигура снова вывалилась наружу, держа в руках пробитый и разорванный портфель, из которого торчали обрывки исписанной бумаги и какие-то лохмотья. Вилкат шумно выдохнул, а юрист вытер со лба обильный пот. Прижимая кожаного друга к пузу обеими руками, чтобы содержимое не высыпалось, Бохаец обошёл автомобиль со стороны капота, осмотрел повреждения на крыше и приблизился к сидящему на асфальте охраннику, баюкающему свою ушибленную ногу. Поглядев на шорты и футболку азиат неодобрительно покачал головой по поводу столь вопиющего нарушения униформы, но тем не менее попытался помочь. Вспомнив, как Ариец вытаскивал его из горящего танка толстяк, по возможности бережно придерживая пострадавшего, довёл его до деревьев и усадил на высокую кучу свежескошенной травы, под весом охранника прогнувшуюся до земли. По-видимому целебное действие трав растущих на территории бывшего ДКЖД было просто исключительным. По крайней мере, забыв о повреждённой ноге, искалеченный подпрыгнул так высоко, что ударился головой об толстую ветку, растущую на высоте трёх метров, а потом с громкими криками кинулся во флигель. Бохаец проводил его недоумённым взглядом и взял пук травы из распрямившегося стога. Вопль, изданный экс-комбригом полностью копировал крики охранника. Морщась от боли он разворошил кучу остатками своего портфеля. Под тонким слоем травинок скрывался куст старого крыжовника.

Разозлённый Бохаец треснул по куче своим рваным портфелем и пнул убийственную статую в тот сектор где, по его ощущениям, у Селевка находилось причинное место.

Во время египетского похода Александра толстяк уже делал это, когда македонец по пьяни пытался его зарубить, только теперь диадох был не из плоти и крови, а бронзовым. Очередной крик боли пронёсся по парку и экс-комбриг хромая направился к парадному входу в ДКЖД.

Как черепаха взлетел он по лестнице на третий этаж, бросив по дороге неодобрительный взгляд на пару отморозков одетых римскими велитами, в холле, которые отрабатывали метание из пращи, используя в качестве мишени ростовой портрет бывшего президента РФ на противоположной стене. На картине не было ни одной пробоины, и Путин безмятежно улыбался своим истязателям. Многочисленные осколки соседствующих с ним зеркал, венецианской работы шестнадцатого века, и выбоины в штукатурке показывали куда именно ушла большая часть тяжёлых свинцовых шариков.

Бохаец миновал второй пролёт, когда до него донёсся торжествующий вопль одного из новоявленных пращников.

Уже знакомая дверь открылась и, тяжело дышащий, толстяк ввалился в комнату для совещаний.

— "Живой" — обрадовано крикнул Комиссар Вилкат, бросившись к чудом оставшемуся в живых Бохайцу.

-"Трезвый" — с удивлением заметил Сэй и, заметив дирекцию толстяка на любимый диван к журнальному столику с горячительными напитками, мысленно добавил — "Ненадолго"

-"Живой, живой, Комиссар" — подтвердил Бохаец, наливая кукурузный самогон в излюбленный стакан — "И какой только мудак поставил этот бюст — переросток на стоянке? Так и сдохнуть недолго".

-"Ты же и поставил"

-"Верно, я. Хм. Вот козлина, я к нему со всей душой, понимаешь ли. На лучшее место установил, а он гад на меня с мечом кидаться вздумал" — двести грамм самогона проскользнули по пищеводу Бохайца — "Сэй, включай коллайдер. Так... А я пока переоденусь"

Очередная порция самогона наполнила стакан. Бохаец поднёс его к губам, понюха и выпил залпом. Какая-то шоколадная конфета сыграла несвойственную ей роль закуски и толстяк морщась направился к выходу, одновременно стряхивая тёмные крошки с камуфляжной куртки.

-"Постой, ты куда собрался"

-"Куда куда, на кудыкину гору. Стукну Александру Македонскому на алкаша этого. Он у меня падла вместо Пармениона в ящик сыграет".

-"Да он тут причём? Ты ведь сам в статую врезался".

Бохаец развернулся к друзьям. В полупогасших от непрерывного пьянства глазах сверкнула ярость.

-"Он мне сука лично говорил, что статуя его заговорённая. Какие-то финикийские маги её что — ли заколдовали. Она типа в нужный момент придёт на помощь стране, где установлена. Гнида. Не за мой же счёт!" — Бохаец был просто вне себя.

-"Успокойся камрад. К Александру тебе сейчас не нужно. А статую эту мы сегодня же на слитки переплавим" — Вилкат быстро открыл мобильник и поискал в нём нужный номер.

-"Ты чего Комиссар, рехнулся" — Сэй покрутил пальцем у виска, изображая степень помешательства Вилката — "Ей ведь две тысячи лет. Антиквариат! Какая переплавка, с дуба рухнул?"

-"Подожди пять минут" — проговорил Комиссар Вилкат в трубку и зажав микрофон ладонью ответил Сэю -"Знал я их главного халдея, как его там, Азимильк вроде (Комиссар Вилкат ошибается. Азимильк — имя тогдашнего тирского царя), ну в общем главного жреца Ваала. Любопытнейшее знакомство и собеседник интересный. Так вот, а чёрт номер сбросился, так вот, когда Шурик наш Македонский наконец Тир взял, тот со всем клиром и молодыми рабынями, для совместных молитв видимо, на галере в Карфаген рванул. Неарх его конечно перехватил: рабынь матросам, жрецов на вёсла, а главного священника потопить хотел. Тот, и предложил этому адмиралу македонскому попутный ветер, в обмен на жизнь. Будете смеяться, но попутный ветер Азимильк наколдовал. В Киликию мы за два дня дошли. А Неарх его потом всё едино за борт кинуть решил, чтобы бурю какую-нибудь не наслал. Но мне любопытно стало, откуда ветер взялся. За двадцать серебряных талантов и стальной меч я его сторговал. Флотоводец тогда даже не особо сопротивлялся, похоже плевать ему по большому счёту на жреца было..."

-"Ещё бы он сопротивлялся" — фыркнул Бохаец -"Один серебряный талант это стоимость целой триремы для его флота. Причём триремы по последнему слову техники. Тогдашней, разумеется, с корпусом из ливанского кедра, днищем, окованным медными листами, и бронзовым тараном. Проторговался ты Комиссар".

Комиссар Вилкат набычился.

-"Да уж, не обучены мы народ обирать, всё как-то больше для него. В отличие от лиц бохайской национальности, которую давно к кавказской приравнять пора. Только и жируешь на эксплуатации альтмиров"

-"Ах ты шпала малиновая! Это я о людях плохо забочусь!? Святой Христос нашёлся. Забыл уже, как нас троих прокинул, оставив в Париже, сам в Москву за орденами и наркоматом персональным рванул. А революцию в Нью-Йорке, между прочим, все вместе делали. Надо было тебя у Чапая оставить, контра красная!" — Бохаец машинально проглотил третий стакан кукурузного самогона — "Уж потом я не пожалел бы лимона тех баксов Голливуду, может быть и пять отлистал, для тебя любимый народ не жалко".

-"Ты это о чём сейчас? При чём здесь Голливуд?" — вынужденно прорычал зажавший в зубах раскуриваемую сигару Сэй.

Бохаец повернулся к юристу и по совместительству депутату городской думы.

-"Денег говорю я на фильм не пожалел бы. За десятимиллионный бюджет в 1935-м охренительную киноленту можно было снять. Тогда таких бюджетов и не знали" — пояснил Бохаец.

-"Какой фильм, говори толком. У тебя, что понос слов и запор мыслей?" — потребовал уточнения Сэй.

Толстяк пересёк комнату в обратном направлении, развернулся лицом к Сэю.

-"Представь себе: 1935 год. Кинотеатр, ну скажем "Uptown Theater" в Чикаго. Толпа народа перед входом. Премьера. Реклама, этажа в три высотой. На картине Комиссар с простреленным плечом переплывающий бурный Урал. Он поддерживает тоже раненого Чапаева. На заднем плане Петька в одном исподнем рубящийся с казаками. Пулемётчик на обрывистом берегу. Водяные фонтанчики от пуль всего в метре. Внизу надпись: В ролях: Анка пулемётчица — Мэри Пикфорд, Петька — Лесли Говард, Чапаев — Дэвид Уорк Гриффит. В главной роли: Дуглас Фэрбенкс. А над щитом двухметровыми буквами неоновой рекламы название картины: "Wilkat""

Некоторое время Комиссар молчал, подавленный грандиозностью художественного замысла. Богатое воображение сыграло с ним злую шутку и Вилкат уже представлял себе названные в его честь улицы и проспекты. Заводы "Имени Артура Вилката", дающие стране металл из которого будут изготовлены его любимые маузеры, пионеров борющихся за звание Верный Вилкатовец, линейный крейсер "Сергей Киров" класса "Артур Вилкат". Потом он, наконец, осознал событие, которое должно было предшествовать всем этим прерогативам.

-"Бохаец, убью!"

Толстяк лениво помахал Комиссару Вилкату правой рукой, в левой был зажат его любимый стакан из которого в этот момент он в едином глотке отправлял себе в пасть очередные двести граммов кукурузной самогонки. Крякнув так, что сахарница на столе подпрыгнула, Бохаец откусил кусок заварного пирожного, с которым юрист перед этим пил кофе. Ярый эстет Сэй, даже поморщился от столь несочетающихся выпивки и закуски.

-"Так вот, этот тирский маг мне шлем заговорил..." — попытался продолжить Комиссар Вилкат, но был прерван автомобильным гудком донёсшимся из-за ворот.

С той стороны ограды вновь донеслись пронзительные звуки, в этот раз более продолжительные. Сэй поднялся со стула и, улыбаясь мыслям о перспективной киноленте, подошел к мраморному подоконнику. Перегнувшись, он увидел багажник незнакомого автомобиля, чей водитель перед воротами проявлял нетерпение. Калитка открылась и, не принимавший сеансы иглотерапии от крыжовника, охранник бодрым шагом вышел на улицу. Высокий забор и равновеликие ворота скрыли от взглядов его общение с шофёром. Впрочем, затрещавший на столе Сэя громоздкий полевой телефон образца 1935 года с намертво застрявшим в корпусе осколком дал присутствующим понять, что визитёру не удалось добиться от вахтенного понимания.

Комиссар со всё ещё очумелым видом от грандиозных перспектив собственного посмертия подошёл к столу, взял трубку и машинально поднёс её вплотную к уху. Подобная неосторожность, впрочем, была легко объяснима его состоянием. Раздавшийся из телефона громовой голос был слышен даже усевшемуся на подоконник Сэю, не говоря уж о находившемся рядом Бохайце. По-видимому, правая барабана перепонка Комиссара Вилката была категорически против столь близкого контакта с продукцией [вставить название завода], поскольку литовец отчаянно морщась перекинул трубку в левую руку. Полевые довоенные телефоны всегда собирались с расчётом на канонаду из шестнадцатидюймовок.

-"Да, слушаю" — отозвался Комиссар Вилкат держа трубку на расстоянии нескольких сантиметров от левого уха и растирая правое.

-"Скажи своим архаровцам, чтобы пропустили меня" — разнёсся по всей комнате гулкий голос.

-"А это кто?"

-"Ты что политрук, совсем спятил, это я — Матрос!" — послышалось из трубки рычание, и Комиссар опасливо отодвинул источник звука ещё на несколько сантиметров от уха.

-"Какой Матрос?" — превозмогая желание расколоть слишком громкий микрофон о стол, спросил он собеседника.

-"Старый, мать твою!!!"

-"Передай трубку" — бросил Комиссар

-"Пропустите" — коротко скомандовал Вилкат в трубку и с облегчением бросил её на жалобно лязгнувшие рычаги.

-"Матрос приехал" — оповестил подельников Вилкат.

-"Какой матрос?" — не понял Алек.

-"Старый"

-"Это который Контровский?" — уточнил Бохаец.

-"Он самый"

В распахнутое окно влетел скрип отъезжающих ворот и шорох автомобильных покрышек втягивающейся на территорию машины. Стукнула дверь, всхлипнула южнокорейская сигнализация. В ожидании Старого Матроса камрады прервали столь увлекательное обсуждение послесмертия Комиссара.

Через полминуты из холла донеслись хлопки выстрелов. Подельники недоуменно переглянулись.

-"Кто там палит?"

-"Кто, кто, Старый Матрос ясное дело"

-"Это у него что? Узи или обрез из М — 16? Не могу разобрать" — лениво спросил Бохаец.

-"Узи или М — 16!? Ну ты даёшь комбриг, ещё свой Виллар — Пероса вспомни. Ясен пень, что это Кедр. А у тебя Бохаец вместо ушей непонятно что!" — ответил Комиссар Вилкат.

-"Не Кедр это и не Узи, совсем память потеряли. Мы — же ему по возвращении Чапаевский Наган подарили. Вспомни." — Разъяснил Комиссару Сэй.

-"Какой в задницу Наган. Ты что не слышишь? Он очередями лупит!" — возмутился Бохаец, открывая вторую бутылку с кукурузным самогоном.

-"Не только слышу, но и помню симпатию Матроса к Путину. О, похоже обоймы четыре выпустил, больше он обычно с собой не носит. Щас здесь будет" — добавил Сэй.

С этими словами дверь отворилась и на пороге кабинета появился Старый Матрос о котором и говорили подельники. Белоснежный китель капитана торгового флота скрывал под собой его фигуру. Высокий морщинистый лоб над спокойно-равнодушными серыми глазами выдавал мудрость вошедшего. Надвинутая на пепельные кудри форменная фуражка и полуседая борода а-ля Франциско Писсарро дополняли облик визитёра. Общее сходство со знаменитым конкистадором было настолько близким, что казалось, надень на него кирасу, дай вместо дымящегося Нагана испанский меч и он, не остановившись на государстве Инков, положит к бархатным туфлям Карла V всю Южную Америку плюс Австралию с Океанией.

-"О, стрелец блин утренний не казнённый" — проворчал Бохаец добивая очередную порцию.

-"Я полагаю это у тебя такое приветствие, алкоплавающее" — ответил Старый Матрос и, увидев Комиссара Вилката, обратился к нему — "Клёвую мишень Вы тут у себя повесили. Надо и мне такую же забабахать на кухне, я там в дартс играю"

-"Можешь наши забрать, всё равно из этих штурмовиков никакие пращники, Сколько свинца на пули перелили, всё бестолку"

-"Кстати об отливках: принёс я твои штемпеля, но сначала..." — Старый Матрос улыбнулся загадочной улыбкой, став точной копией Панчико Пазара — "Во, послушай, его голос, только вместо гитары ансамбль играет, компьютерная обработка."

Из динамика полилось "Я — Як, истребитель". С другой стороны кабинета, где, сидя на диване, угощался Бохаец, раздался стон бурлака, перешедший в рёв раненого медведя системы "Гризли". Сэй с Комиссаром в тревоге посмотрели на Старого Матроса. На лице последнего проступило недоумение, вызванное Бохайской подпевкой к бессмертной песни Высоцкого. Серебряный стакан пролетел мимо Вилката, чуть не укоротив Комиссару остатки причёски и щедро разбрызгивая кукурузный самогон врезался в звуковую колонку. Получившая тяжёлый удар массивной работой Бенвенуто Челлини лёгкая пластиковая конструкция со щелчком расколовшегося корпуса отправилась в полёт к полу. Натянулись и выскользнули из разъемов провода. "А тот, который во мне сиди...", песня оборвалась. Бохаец бросил пристальный взгляд на музыкальный центр, перевёл его на валяющийся стакан, мысленно оценил расстояние, на котором тот лежал и со вздохом присосался непосредственно к бутылке.

В кабинете установилась тишина, нарушаемая только звуками, идущими из-за открытого окна. Взгляды друзей скрестились на комбриге. Но если лицо Старого Матроса выражало недоумение, то взоры Комиссара и Сэя выдавали переживание за сохранность всего музыкального центра.

-"Это ты чего?" — нахмурился Старый Матрос.

Ответом ему стал мутный взгляд вопрошаемого и неразборчивое бормотание, срывающееся с вялых губ. Бохаец откинул голову и прикрыл глаза.

-"Это не он, это ты чего поставил? Совсем память отшибло" — пришёл на помощь обессилевшему комбригу Комиссар Вилкат.

-"Какую память, ты о чём?" — не понял Старый Матрос.

-"Вот только вид делать не надо, что не понимаешь" — встрял Сэй — "Высоцкому хорошо, в больнице скончался, а Бохайца откачали. Так он до сих пор остановиться не может. Последствия, понимаешь ли"

-"Какие последствия, чего последствия?" — запутался Старый Матрос — "Вы мне что, голову морочите?"

-"Обана, в отказ пошёл, да мы из-за твоей цидулки чуть не спятили, когда Бохаец с каким-то грёбаным педантизмом все Ваши сэр наказы выполнял" — добавил Комиссар Вилкат, закрывая окно и включая кондиционер на стене.

-"Комиссар, ты с дуба рухнул?" — вежливо поинтересовался Старый Матрос — "Никаких цидулок я Вам не писал".

-"Я так и знал, что ты в отказ пойдёшь. Так письмо твоё с напутствиями сохранил" — с этими словами из тумбочки Сэй извлёк чёрный деревянный ларец, покрытый затейливой инкрустацией из мамонтовой кости.

На свет появился потёртый на сгибах листок бумаги с какими-то каракулями в одном из углов. Сэй Алек с рассерженным видом протянул его Старому Матросу. Немного поколебавшись, тот принял документ, развернул, вчитался и вздохнул с облегчением.

-"Все правильно, моё письмо к Вам с так сказать пожеланиями. Ритуальный слог, написал я его на японской бумаге хоосё, Сейчас такую и не достать"

-"Пожелания твои, вот ёлки!" — Сэй выхватил у Старого Матроса письмо — "Преданные подельники... так, это можно пропустить, ага здесь... также помните, что Вашей священной обязанностью является убить Гудериана. Матрос, ты чего такого понаписал, а? Нет, мы с Комиссаром и Арийцем конечно поняли, что ты напутал, ведь к 1972-му Гудериан уже лет двадцать как в могилке был, но Бохаец дело другое"

-"Какому семьдесят второму?" — возопил Старый Матрос.

-"Не перебивай, потом выскажешься" — парировал Комиссар Вилкат.

-"Так вот, Бохаец решил, что у тебя с Гудерианом вендетта и то, что быстроходный Гейнц помер, не остановило нашего сицилийского монгола" — блеснул неологизмом Сэй, кивая в сторону прожженного алкоголика — "Гюнтер Гудериан жив, а значит, вопрос исчерпан, по крайней мере, он так решил"

Бохаец кивнул.

-"А Гюнтер Гудериан это его сын?" — задал уточняющий вопрос Старый Матрос.

-"Вот именно, что сын. Человек как раз генерал-майора получил, пусть и бундесвера, приём устроил, поздравления принимал" — Алек тяжело вздохнул — "Бохаец его из Стечкина в упор, восемь пуль. Суровые законы монгольских сицилийцев..."

Юрист замолк и, поёжившись, отошёл с траектории струи воздуха бьющего из кондиционера прямо на него и подсел к ноутбуку. Старый Матрос с изумлением глянул на, всегда добродушного и пьяного монголоида, как раз отправляющего в себя очередной объём кукурузной самогонки. Бохаец утёр губы и внимательно посмотрел на столик, потом перёвёл пьяные глаза на Старого Матроса и внимательно смерил его взглядом.

-"Ты чего смотришь на меня так... изучающее" — полувопросительно полуутвердительно обратился Старый Матрос к Бохайцу.

-"Закуска кончилась" — буркнул заплетающимся языком монголоид и поднялся с дивана.

Старый Матрос на автомате отступил за спину Вилката, а Бохаец лениво прошёл к столу и взял шоколадную конфету из открытой коробки.

-"Ты чего?" — удивился Комиссар в плечи которого вцепился Старый Матрос.

-"Да так, ничего"

-"Что значит ничего, очень даже чего. Из-за твоих мудрых напутствий невиновного человека, пусть и бундесверовца, пристрелили как собаку" — заявил Сэй — "И это я не говорю о Хрущёве"

-"Да, кстати!" — Комиссар Вилкат снова поднёс письмо к глазам — "Где это здесь было написано? А, вот: расстрелять Хрущёва, Ну Матрос, ну мореплаватель — первооткрыватель".

-"И что?" — впрочем, спрашивая, Старый Матрос уже знал ответ, пусть не досконально.

-"Пуля в затылок" — сухо ответил сменивший в роли обвинителя Сэя Комиссар Вилкат — "Прямо на даче у бывшего генсека. В этот раз из японского Намбу"

Старый Матрос схватился за голову. Его задорно заломленная капитанская фуражка сбилась на лоб и потеряла большую часть своего лихого вида. Изогнувшиеся на плечах погоны двумя траурными холмами оплакивали покойных, а в параллельных и пересекающихся лычках можно было с готовностью признать могильный орнамент.

-"Мать твою, да кому же он мешал в семьдесят втором?"

-"Сам пишет ЦУ, потом в кусты. Не выйдет!" — железобетонно заявил Комиссар Вилкат — "Не по марксистски это, непростительно!"

-"Причём здесь семьдесят второй, вы ведь в сорок второй собирались, под Сталинград. Мамаев Курган оборонять, Паулюса остановить, Готу во фланг ударить..."

-"С какого перепугу ты решил, что мы воевать станем? Монополия Вихрей священна" — сказал Сэй.

-"И неприкасаема, то есть неприкосновенна" — пробулькал в опустошаемый стакан со своего дивана Бохаец и добавил, переводя дух — "Пусть они сами, под пули лезут и историю меняют. А нам и существующие рестораны нравятся. Уф, и девчонки тоже".

Воинственный Комиссар при этих словах мрачно насупился. Старая боль непонимания и насмешек снова кольнула его в изношенную печень. Сколько сил было затрачено на попытку убеждения оппонентов в ошибочности Сталинского подхода к внутренней политике государства. Сколько душевных мук он испытал, пытаясь оспорить коллег — имперцев и убедить их в гениальности ленинских идей, извращённых прямым усатым преемником. Всякий раз, когда в компании заходил разговор о Вихрях Времён или их очередных похождениях, словно тень набегала на лицо Вилката и он инстинктивно сжимался словно ожидал очередную порцию издёвок. Вот и теперь ему показалось, что старые обвинения с форума вновь готовы зазвучать. Комиссар поморщился и замотал макушкой, стремясь согнать наваждение. Но вокруг были подельники: уверенный в собственной непогрешимости знаток законов, вечно нетрезвый воинствующий сибарит, в смысле готовый насмерть сразиться с любым, кто посмеет покуситься на его диван и столик с коньяком и Старый Матрос, за которого говорило само его прозвище.

-"Так Вы мне сами об этом факс скинули. Так, мол, и так, отправляемся в сорок второй, что тебе привезти? Ну, я и решил, что под Сталинград" — оправдался Старый Матрос.

-"Какой факс, где ты его здесь вообще видел, брехун? Мы туристы от пространства-времени, а не археологи!" — Сэй продолжал закипать.

-"Ну нет, не факс — электронку" — поправился Старый Матрос — "Адрес Ваш был точно, а текст какой-то странный с [вставить характерные только для литовцев ошибки при написании фраз по-русски. Артур, лентяй, подскажи], еле понял о чём речь шла."

-"Комиссар!!!???" — взревел Сэй.

-"А что чуть чего, так сразу Комиссар? Можно подумать у Вас косяков меньше?" — взгляд Сэя не сулил Артуру никакого соблюдения Женевской конвенции и Вилкат поспешно добавил — "Ну книжку я накануне читал про Барвенковский прорыв Тимошенко. Вот в лёгкой задумчивости сорок второй и изобразил. Подумаешь..."

-"Из-за твоей лёгкой задумчивости Бохаец двоих пристрелил. Один из них генерал-майор, а второй первый секретарь КПСС, хоть и бывший. Комиссар!" — Сэй приложил скрещённые ладони к сердцу и тяжело вздохнул — "Твоя лёгкая задумчивость опасна для окружающих, поэтому прошу тебя: никогда не думай тяжких дум, они смертоносны. А то в следующий раз Бохаец вместо прогулки по Парижу атомную бомбу на него скинет. А это не есть хорошо для ресторана "Максим"

-"Невнимательный ты человек Вилкат" — припечатал Старый Матрос — "Но времени нет. На, забирай свои штемпеля для монет"

С этими словами Старый Матрос сбросил со спины рюкзак и вынул из него продолговатую пластмассовую коробочку. Комиссар Вилкат принял ношу и открыл с лёгким щелчком. Разделённые перегородками в ней тускло поблёскивали смазанные тавотом четыре десятка печаток для чеканки древнеримских монет.

-"Спасибо"

-"Не за что" — ответил Старый Матрос — "Будет у тебя ещё нэцкэ Акробаты — обращайся"

При этих словах Сэй подозрительно прищурился и одним рывком открыл выдвижной ящик письменного стола. Спешно извлечённая на свет сафьяновая коробка хранила в себе массивную золотую цепь с грубо искромсанным ножом пустым кулоном. Коробка и цепь полетели на пол, а Сэй бросился к Комиссару Вилкату, который поспешил в умывальную комнату и скрылся за дверью душевой кабинки. Щёлкнул шпингалет.

-"Артур открой"

-"Не открою!" — ответил изнутри железный Комиссар Вилкат.

-"Открой, говорю, ворюга — хуже будет!"

-"Фиг тебе!"

-"Ну как знаешь" — плотоядно ухмыльнулся Сэй — "Только у душа кран с холодной водой сломан"

-"Чихал я на это!"

-"Скоро зачихаешь. Сейчас проверим, насколько у тебя горячее сердце" — с этими словами Сэй бестрепетной рукой повернул вентиль на белом метаполовом стояке.

Из душевой кабины последовательно донеслись звуки гудения жидкости в трубе, разбрызгиваемых струй воды и крик смертельно раненого мамонта, непонятно как поместившегося в кабинке. Довольно ухмыляющийся Сэй проследовал мимо озадаченного Старого Матроса и уселся за стол. Находящийся в полной алкогольной прострации Бохаец лишь равнодушно скользнул взглядом по разыгрывающейся трагикомедии и снова припал к гранёному стакану с кукурузной самогонкой.

-"Да, весело тут у Вас" — задумчиво усмехнулся Старый Матрос.

-"А то!" — подтвердил Сэй, но развить мысль не успел.

Из ванной послышались щелчки открываемого шпингалета и добавившееся к журчанию воды шлёпанье мокрых ботинок по полу, сопровождаемое шмыганьем носом. Комиссар Вилкат предстал перед подельниками в мокром костюме, вода с которого потоками заливала мозаичного Цезаря и образовала на сердоликовой траве лужу, как будто конь полководца совершил весьма антиэстетическое действие.

Вид Комиссара был настолько беспомощен, что Сэй простил ему хищение статуэтки XII века, а Бохаец... Бохайцу было уже все равно. Впрочем, не настолько, ибо движимый чувством сострадания он встал с дивана, настоящий подвиг с его стороны, и поднёс отчаянно отряхивающемуся Вилкату полный стакан кукурузной водки, из точной копии которого он угощался сам.

Старый Матрос посмотрел на действо и расхохотался. Смех его был настолько заразителен, что к нему присоединились Бохаец с Сэем и даже Комиссар Вилкат, чей раскатистый хохот периодически прерывался сухим кашлем начинающейся простуды.

-"Да, дела" — многозначительно проговорил Старый Матрос — "Вот что значит отсутствие Арийца. Кстати, куда он делся?"

-"На полигоне с местными толкиенами отморозков гоняет" — охотно ответил отряхивающийся Комиссар Вилкат.

-"Не с толкиенами, а с ролевиками, теми, что за римлян отыгрывают"

-"С ролевиками, так с ролевиками" — не стал спорить Комиссар Вилкат — "Люди у него исполнительные. На плацу все в римской амуниции со щитами и в доспехах. Жаль малограмотные. Ариец как рявкнет: "Эскудо" — Так они у него сразу в форме этой машины построились. Только я не понял "Эскудо" какого года. И вообще, больше своим строем Nissan Cefiro напоминали"

-"Всё правильно они построились, именно Suzuki Escudo, а не Цефиро, у той мотор мощней" — заплетающимся языком возразил Бохаец.

-"Причём здесь Escudo? Пацаны, Вы чего сегодня пили? Testudo, а не Escudo, он орал, черепаха значит. Строй римский, когда отморозки со всех сторон щитами загораживаются, а не машины Ваши" — удивился Сэй.

-"И с этими людьми Ты собрался в Риме отдохнуть? Самоубийца. Вигилы Вам устроят активный отдых в Мамертинской тюрьме, или сразу распнут, скорее второе. Хотя, это какое у них настроение будет, впрочем, нет, наверняка распнут" — добавил Старый Матрос.

-"Нормально мы готовимся, даже вон на курсы по латыни записались, посещаем исправно".

С этими словами Сэй кивнул на, валявшийся на столе, русско-латинский словарь.

-"Учитесь, учитесь, а то станете куриалами, а речь в Сенате произнести не сможете" — посмеялся Старый Матрос, не обратив внимания, что впопыхах перепутал Курию и Сенат.

-"А чего Вы как ребята с Вихрей не хотите сознанием подселиться в реальных персонажей? Навыки и знание языка от донора так сказать прилагаются" — осведомился Старый Матрос с хитринкой в глазах. -"Я Вам даже свой коллайдер в пользование ссужу. Он Вашего как-никак помощнее. Да и выглядит стильней"

Бохаец поперхнулся самогонкой и пятидесятиградусная жидкость выплеснула из стакана. Сэй скрючил многозначительный кукиш, а спустя секунду добавил ещё одну фигуру из трёх пальцев. Литовец сдержался и только тело непроизвольно вздрогнуло.

-"Нашёл дураков" — мгновенно протрезвевший Бохаец стал выглядеть как студент только что вернувшийся с прогулки. И куда только подевались вялые движения и заплетающийся язык — "Пусть тебе Элтон Джон сознание переселяет, а мы, слава богу, баб любим, очень"

-"И помоложе!" — добавил Сэй

-"Действительно, Старый Матрос, ты чего, нас подставить хочешь? Знаешь ведь, что в половине случаев оборудование сбой даёт и в женское тело разум мужика запихивает, нет блин, посмеяться тебе надо"

-"А чего такого?"

Сэй живописно рубанул воздух ладонью.

-"Вот посмотри, скажем, перенеслись мы в Древний Рим. Комиссар в Калигулу, Бохаец в его сестру Друзилу, а..."

-"Сэй в любимого коня" — не позволил юристу закончить фразу мгновенно разозлившийся на подобное сравнение монгол -"Император, как полагается, сделал его сенатором, тот поставил коллег в позу и начал..."

-"Лягать копытами!" — рявкнул, высунувшийся из-за ширмы и закутывающийся в сухое знамя первой Сталинской дивизии Комиссар Вилкат — "Вы ещё подеритесь народ, а ты Матрос всё меры в своих шутках не знаешь, ох гляди дошутишься, над тобой так пошутят, что сам не рад будешь"

-"Молчу, молчу" — успокоил собеседников посмеивающийся в конкистадорскую бороду Старый Матрос — будете путешествовать так сказать с подорожными и паспортами"

-"А вот это навряд ли" — Бохаец рывком поднял с дивана изнурённое непрерывным пьянством тело и прошёл к стулу на котором в окружении каких-то листочков и стебельков лежал его безжалостно изнахраченный падающей статуей портфель — "Здесь все документы были. Подорожные, счета на доспехи, древнеримские карты. Два месяца работы двух десятков археологов и лингвистов. Бабок заплачено — мама не горюй, но не в бабках суть".

Бохаец опустил портфель на пол, и выпил зажатый в правой руке стакан, смахнул рукавом капли с губ и продолжил.

-"Мы собирались через две недели отправляться, а сроки, похоже, переносятся"

-"Ни хрена"

-"Да не беспокойся ты о своих папирусах" — успокоил приятеля Комиссар Вилкат.

-"Пергаментах" — поправил его Бохаец.

-"Ну пергаментах, да хоть табличках мраморных. У меня два знакомых доцента из Кишинёвского исторического есть. Впрочем, нет, они доктора, а один из них даже зав кафедрой археологии был. В общем, сварганят тебе за полдня. Работу свою делают качественно" — добавил Вилкат после секундного замешательства.

Сэй и Бохаец со вполне обоснованным изумлением воззрились на Артура. Знания Комиссара об истории отличались тем, что о периоде до 1917 года они были довольно поверхностны, в пределах курса школы с математическим уклоном. Подельники уже привыкли к его заявлениям типа:

-"В каком ты говоришь году, Александр завоевал монголов?"

Или

-"На прошлой неделе провожали мы в Лиссабоне Васко Да Гамма. Жаль я торопился, а то, может быть, честь открытия Америки мне принадлежала бы"

Узнать о подобных контактах Комиссара Вилката, для присутствующих было сродни откровению свыше. Чтобы быть уверенным в реальности происходящего Сэй даже хотел ущипнуть себя за руку, но решил, что будет больно и вместо этого ударил стоявшей на столе бронзовой чернильницей по ладони Бохайца.

-"Ай!" — вскрикнул комбат — "Сэй, ты чего делаешь?"

-"Извини камрад" — с выражением искреннего раскаяния на лице ответил юрист — "Не заметил куда ставил".

И добавил, обращаясь к Вилкату:

-"Артур, а откуда у тебя такие знакомые?"

-"Вот именно" — присоединился Старый Матрос.

-"И где ты с ними познакомился?" — увеличил список вопросов Бохаец.

-"У себя на даче".

-"А что они у тебя на даче делали?"

-"В ванной... плитку ложили".

На минуту в комнате повисла гробовая тишина, не нарушаемая никакими посторонними звуками. Первым опомнился Старый Матрос.

-"С Вами не отправлюсь, никогда и никуда. Жить пока охота. Пошёл я."

Он сделал шаг к двери и уже взялся за ручку, но быстро обернулся.

-"Артур, а с Высоцким что?"

-"С каким Высоцким?"

-"Ну, ты говорил, что они с Бохайцем подрались. Володя умер, а Бохайца откачали, они из-за того, что Бохаец песни Высоцкого пел, подрались?"

-"Они не дрались" — ответил Комиссар — "Они... да вот сам прочти свою электронку."

Старый Матрос развернул скомканный лист. В самом конце списка с ЦУ значилось: "...перепИть Высоцкого...".

Продолжение следует

38