Сказка про Ивана - то ли дурака, то ли царевича

СКАЗКА ПРО ИВАНА, ТО ЛИ ДУРАКА, ТО ЛИ ЦАРЕВИЧА,

Или,

О том, как Иван, который сам не знал, кто он такой, бродил по свету, сам не знал где, сначала просто так, а потом взялся искать, сам не знал что, а также о том, кто ему повстречался по дороге и в поисках этих помог

Хочешь одурачить кого-нибудь? Скажи ему правду. Да, и посмейся. От души.

Жил был Иван-царевич. Впрочем, царевичем он был не настоящим. То есть не был им вовсе. Хотя, на самом деле, был. Да только никто об этом не знал. Даже он сам.

Одним словом, жил на свете Иван, а все окружающие обычно звали его Иван-полудурок. Был бы совсем дурак, оно, конечно, всё иначе было бы. И окружающие обзывать его побоялись бы. Потому что дуракам закон не писан. И, вообще. Как говорится, мало ли что. А полудурка обозвать полудурком, да пинка наладить — это дело святое. Самое разлюбезное! И ничегошеньки за это не будет.

Так или иначе, настоящим дураком Иван пока ещё не был. В смысле, был уже. Но пока ещё только наполовину. А это почти что ничего. Хотя уже что-то. По сравнению с ничем. В смысле, по сравнению с умными.

Дела у нашего Ивана шли как попало. Так-сяк, наперекосяк. Но он не унывал. Кто-то упадёт, да лоб расшибёт — страдает-расстраивается, а Иван упадёт-расшибётся — да сам над собой посмеётся. Подумаешь, споткнулся-растянулся, лоб покарябал. Другой бы страдал-расстраивался, а он себе ржёт во всё горло. Не зря, ведь, говорят, что из дурака даже плач смехом лезет. Или, к примеру, обманут его умные на рынке, подсунут гнилой товар. Другой страдал бы, расстраивался. А Иван почешет репу, да и махнёт рукой. Стоит ли предаваться греху уныния, если есть другие! В сто раз веселее. А деньги, что? Легко пришли, легко ушли. И хрен с имя!

И всё у него было хорошо. Да, что-то нехорошо. Как-то загрустил Иван не на шутку. У всех жёны есть. А у него нету. Ну, кто за такого недоделанного пойдёт? С девками ночью в стогу поваляться, это ещё ладно. Впотьмах не разберёшь, что он полудурок. А вот среди бела дня под венец — никак!

Что тут делать? Ломал Иван голову, ломал, ничего не выломал. Да и пошёл в шинок. Взял самогонки. Выпил. Стал снова думать. Только думать особо нечем. Он, ведь, полудурок был. Короче допил он пузырь и пошёл, куда глаза глядят. А ему всё равно было, где его полудурком кличут. Тут али там. И добра он не нажил. Ума-то нет. Откуда добру-то взяться? Вот и не держало его ничего.

Родители кинули его во младенчестве. Когда поняли, что он — полудурок. Добрые люди Ивана подобрали, с голоду помереть не дали. А когда поняли, что он не совсем ещё дурак, не стали выгонять. Решили, пущай поживёт маленько. Может, сгодится на что-нибудь. А он не сгодился. Тогда и добрые люди Ивана кинули.

Слава Богам, здоровый он вырос, даром, что полудурок. Ну и кормился как-то. Настоящий дурак всегда сыт. Потому что всегда ходит с открытым ртом. Иван дураком был только наполовину. Но тоже был сыт. Хотя и наполовину.

Работал он за харчи. Там пособит, тут выручит. Иногда давали и полтину на водку. Так и жил. Пока не надоело уже.

Почесал он репу, да и пошёл, куда глаза глядят. Идёт, себе, идёт. Песни поёт. Да хохочет. И не пьяный вовсе. А весёлый.

А вокруг красота необыкновенная! Леса, поля, холмы и горы. И небо во всю ширь.

Иван ещё громче давай хохотать. От всего сердца! Тут и вечер настал. Взял он, недолго думая, завалился под куст, да и заснул. Много ли человеку надо?

Между прочим, трава бывает мягче перины. Ежели на той перине спишь с женою-стервой, а на траве — с любимой.

А жёны — все стервы, на самом-то деле! Это они только до свадьбы ходят, глаза опущены, а потом как навернут половником! Только успевай уворачиваться! И, не дай Боги, на богатой жениться али на красивой! Со свету сживут. Потому как замуж идут не по любви, а по уму-разуму. Иван хоть и полудурок был, но это понимал. Видывал он виды, пока по дворам ходил, людям жить помогал.

Тут и видно, что полудурок он был. В смысле, недоделанный ещё. Ведь, знал же кто кому что, а туда же. Жениться! Ну, не полудурок ли?!

Да только дело в том, что больно уже семью хотелось ему завести. Больно, ведь, одному-то жить. Сколько можно уже одному горе мыкать! И, вообще, коли умные так живут, куда полудурку-то деваться?!

Это рассказывать долго, а у Ивана промелькнуло в голове лишь одно. Слава Богам, что ушёл он, наконец, из деревни этой занюханной. На том и заснул.

И снится Ивану сон.

Будто идёт он по полю, идёт. Бац! Терем перед ним встаёт высокий-превысокий, а в окошке девица красная-прекрасная, а коса золотая-презолотая, а глаза васильковые-превасильковые, грустные-прегрустные! Иван, репу почесал, да, и спрашивает:

— Эй, девка, чо пригорюнилась-то? Али Несмеяна зовут?

— А тебе чего, дурачина? — отвечает девка. И губы свои капризные надула.

— Ой, а ты откуда знаешь, как меня зовут? — удивился Иван. И репу почесал. А все оттого, что не мылся он уже давно, вот и чесался, где попало.

— Да, оно и так, за версту видать, что полудурок!

— А, ну тебя! — махнул Иван рукой. И повернул налево. Точнее собрался уже туда повернуть, да не успел.

— Ну, развесели хоть, что ли, дурачина! — просит девка.

— А что мне за это будет? — не будь дурак, спрашивает её Иван-полудурок.

'Помыться бы не мешало, — думает. — Да пожрать чего-нибудь. Даже в сказке баба Яга сначала в баньке попарит, ужин поставит, а уж потом не в дружбу, а в службу...'.

— Коли сумеешь меня развеселишь, так поцелую!

— Да на что мне твой поцелуй! За него в шинке чарку не поднесут! — плюнул Иван с досады. — Пошёл я! — махнул он рукой и подался-таки налево.

'Так и знал! — думает. — У этих сучек лишь одно на уме!'.

Девка что-то кричала ему вслед, а он и слушать не стал. Одно слово, полудурок, он и во сне — дурак недоделанный!

Однако, не зря говорят, чем ближе к правде, тем дальше в лес.

Пошёл-то Иван налево. Но попал не туда. Поскольку во сне всё не так, как наяву. А наоборот. И ничего непонятно. А, может, это он уже другой сон смотрел? Так или иначе, встаёт в один миг перед Иваном лес осиновый, дремучий-предремучий, чёрный-пречёрный, сырой-пресырой. Деревья ветвями машут. То ли в гости зазывают, то ли прочь заворачивают. Ночная птица ухает, какое-то зверьё подвывает. Страх короче. А Ивану всё нипочём. Идёт себе песни поёт. И хохочет во всё горло. Как дурак! Хотя пока ещё этих высот и не достиг.

Вышел он на полянку. А перед ним избушка на куриных ногах.

'Ну, вот, сам напросился!' — думает Иван.

А надо было раньше! Думать. Потому что в жизни бывает только две трагедии. Когда человек не может получить желаемое. И когда, наконец, получает.

Заходит Иван в избушку. А там, как оно и положено, баба Яга сидит. Волосы как пакля. Нос крючком. Один глаз косит, другой бельмом затянуло. Ивана увидала, ощерилась. Зубья во все стороны торчат, один об другой запинается. И так противно ему стало, что не высказать! Да делать нечего. Доигрался. Куда уж теперь.

— Ай, здравствуй, добрый молодец!

— Здравствуй, бабуля!

— Сейчас я тебе баньку истоплю, ужином тебя накормлю, сказку перед сном расскажу!

— Да, ладно, чего уж!

— Нет уж, нет уж. Не зря ты зашёл!

Иван и сам уже понял. Что попал. Да, куда денешься! Хоть бы уже проснуться, что ли!

Тут он и проснулся. Сел, глаза протёр. И аж передёрнуло его всего. Вот, это и называется — попасть! Надо за базаром присматривать. Не то отвечать придётся.

Проснуться-то он проснулся, да что толку! Ночь ещё на дворе. Короче, заснул Иван опять. И на тебе! Сон-то с продолжением. Успел он уже, и попариться, и поужинать, и сказку послушать. И пришлось бы ему отрабатывать за бабкины труды. Да ноги у Ивана крепкие были, молодые. И бежал он по лесу долго-долго, пока не запыхался совсем!

'Даром таких банек больше не надо!' — думает.

Тут лесу и конец. Вышел Иван в поля широкие. Идёт себе дальше. Только, пока по лесу бегал, всю одёжку изорвал. А, впрочем, много ли человеку надо! И вообще! Ноги унёс и ладно! И на том, как говорится, спасибочки! Смеётся Иван. Потому что не до смеху ему было бы. Ежели что. А, вот, это — самое смешное и есть!

Однако сон ещё не закончился. Идёт он себе, идёт. Бац! Опять терем перед ним. Такой же высокий-превысокий. И окошко такое же, только девка другая. Вроде, та же самая, да не она. Кажись, постарше будет. А может сестра?

— Эй, девка, чо пригорюнилась-то? Али развеселить? — спрашивает Иван.

— Али развеселить! — отвечает девка.

— Могу спеть, а ежели хочешь, так и колесом пройтись! — потянулся Иван репу свою почесать, да вспомнил, что мылся надысь. Вот, привычка дурная привязалась-то — чесаться, где попало!

— Ну, так и пройдись!

— И что мне за это будет? — прищурился Иван.

— А что тебе за это надо? — усмехнулась девка.

— Ой, а если попрошу!

— Так и проси уже, чего телишься! — снова усмехнулась девка.

— А поцелуешь?

Спросил Иван и сам поперхнулся. Надо было полтину на водку попросить. Как сделал бы любой полудурок. А он! Или совсем уже стал дурак?

— А в окно залезешь? — прищурилась девка.

— Легко! — сказал Иван. — Это мы в два счёта.

Сказано-сделано. Залез он к девке в светёлку. И тут, как назло, опять проснулся.

Сел Иван, чертыхнулся.

— Вот, непруха! Только-только жизнь наладилась! Или снова заснуть попробовать?

Но сколько ни ворочался Иван, так и не заснул больше. И пошёл он дальше в потёмках. Солнце, ведь, не встало ещё.

Идёт да спотыкается. То ямка, то канавка. В последний раз так зашибся, что вместо смеха только охнул. Сидит, шишку потирает на башке своей дурацкой и думает: 'Ну, в кого же я такой полудурок?! Ну, чего бы мне уже до утра-то не подождать! Ну, куда я прусь, в потёмках! Опаздываю куда, али чо?'

Подумал так Иван-полудурок и даже сам удивился! Он-то думал, что стал полным дураком уже. А, вот, и нет, оказывается! Ведь, почти как умный рассуждает. И голова вроде побольше стала. Ощупал Иван голову и охнул снова. Нет, это не мозгов прибавилось, это просто шишки распухли, в тех местах, какими он успел по дороге приложиться. И засмеялся Иван. И обрадовался.

'А я-то уже испугался! — думает. — Решил сдуру. Что, действительно, могу в умные выйти. А, вот, и не вышел!'.

— На том стоим и стоять будем! — сказал Иван. И встал. И дальше пошёл. Нет бы, до утра подождать! Да что с него взять, с дурака!

Но не зря говорят, что дуракам везёт. И ямки кончились, и канавки. И солнышко красное над полями встало.

И видит тут Иван-дурак терем. Трёт он глаза и ничего понять не может. То ли снится ему, то ли кажется... Подошёл плетень рукой пощупал. Вроде, настоящий. Обошёл он терем. Смотрит, а наверху окошко. И девица на него смотрит грустно-грустно, прямо как во сне. Сама — красная-прекрасная, коса золотая-презолотая, а глаза васильковые-превасильковые.

Поперхнулся тут Иван. Ущипнул себя за бок, чтобы проснуться уже. И скривился от боли. Нет, не сон это! Всё, в натуре, по-настоящему.

А девка увидела, как он кривится, и давай смеяться. Да заливисто так! Так, что даже Иван не выдержал. Тоже смеётся во всё горло. Парень он был весёлый, и посмеяться любил. И вообще. Смех — это лучший способ завести беседу да разговор поддержать!

Насмеялись так они вволю. Тут Иван и решился. И спрашивает красавицу:

— Не Смеяною ли тебя зовут, девица красная?

— А как ты догадался? — прищурилась девица.

— Сам не знаю! Так подумалось! Уж больно хороша ты, аж смеяться хочется! И песни петь, — улыбается Иван.

— А ты спой! — улыбается она ему в ответ.

— А если разбужу кого? — спрашивает Иван.

— Я уже проснулась. А до остальных и дела нет! — отвечает девица.

И спел тут Иван свою самую любимую песню. Простую, но душевную. И что за чудо! Стала ему девица милая подпевать, да так складно у них получилось, что давай они вместе петь. И пели бы до самого полудня. Да люди вокруг собираться стали, тоже послушать захотели. Девица застеснялась и окно закрыла.

Подходит тут к Ивану старик и спрашивает:

— Кто ты таков, мил человек? Куда путь свой держишь? Чего ищешь?

Не зря в народе говорят — смейся и кланяйся почаще, иначе примут тебя за умного. Не отмоешься потом.

Рассмеялся Иван-дурак, поклонился, и отвечает:

— Ежели не осерчаете, скажу, дедушка. Зовут меня Иваном. А кто я такой, я и сам не знаю. Кинули меня родители во младенчестве. Рос у добрых людей, а потом по дворам ходил. Где помогу, где подсоблю. Да, только надоела мне жизнь такая, вот и пошёл, куда глаза глядят. Так что, не серчайте уже, дедушка. Не знаю я, кто я такой. И куда иду, тоже не знаю. И не ищу я ничего. А ежели что-то найду, то само собой.

— Мудрёные речи говоришь, мил человек. Только и понял я, что судьбу свою ты ещё не нашёл. Али не так?

— Так, дедушка. Но сдаётся мне, что нашёл уже я её. Не скажешь ли ты мне, кто эта девица в тереме?

Посмотрел на него старик внимательно и говорит:

— Девица эта не простая. И не каждому дано её увидеть и говорить с ней. А уж смеяться и песни петь и подавно! Только суженому. Ой, не простой ты парень, Иван! Не простой. Одно скажу. Коли это судьба твоя, то никуда ты от неё не денешься. Но трудно тебе будет добиться счастья! Потому что сначала должен ты узнать, кто ты такой и куда твой путь лежит, а уже потом свататься.

Долго Иван сидел один на пригорке у терема. Собрался он дальше идти, что бы найти ответы на свои вопросы. Да очень уж хотелось ему на прощание снова в очи милые заглянуть. Но больше окошко не открылось.

И пошёл уже Иван своей дорогой, да услышал сердцем, как распахнулась одна створка заветного оконца. И успел он увидеть только девичью ладонь, которая ему вслед махнула, да платок вышитый уронила. Перескочил он через плетень, словно тать ночной, и пока никто не увидел, схватил тот платок, спрятал за пазуху и в тот же миг перемахнул обратно.

А никто и не увидел. Кроме глаз васильковых.

И пошёл теперь Иван, побежал почти. То ли сил у него прибавилось, то ли крылья выросли. Идёт-летит. Что ни шаг, то поле. Что ни шаг, то перелесок. Через холмы да реки перешагивает. Идёт, не запыхается. Не простой, видать, платок был, а волшебный...

Всё ближе сказки конец, да не конец ещё. Да вовсе и не ближе. Да вовсе и не конец. Это просто так, для присловья сказано.

Долго ли, коротко ли, встаёт на его пути лес осиновый, дремучий-предремучий.

'Так, — думает Иван-дурак. — Коли сон в руку, то однозначно, баба Яга меня в этом лесу ждёт, поджидает'.

Что такое?! Никак Иван ума набираться стал?

А, вот, и нет! Это только кажется. На самом деле это интуиция в нём заговорила. Потому что стал он уже к этому времени настоящим дураком! О которых сказки сказывают да в былинах поют.

Пока в своей занюханной деревне по дворам ходил, что он видел? А теперь прогулялся по городам и весям. На других посмотрел, себя показал. Кабы умный был, то не стал бы показывать, ясное дело. А только смотрел. Да, что с дурака-то взять?

Прошёлся Иван по лесу, да и вышел на полянку, где изба на куриных ногах. Входит в избушку, кланяется.

— Здравствуй, бабушка!

— Долго же ты добирался, касатик! — отвечает ему Ягиня.

Поднимает Иван глаза. А не так уж и страшна она, оказывается! А даже наоборот. Очень даже ничего. Чтобы не сказать большего. И не старая вовсе. Врут мамки да бабки. Только малышню пугают.

— Спешил, как мог, — улыбается Иван. — Главное — это опоздать вовремя.

— Знаю я вас, соколиков! Ни одной юбки, поди, не пропустил! Спешил он, как же! Ты бы лучше не спешил, а поторапливался! Вовремя он опоздал, надо же! Дел-то много, а времени — совсем мало. В баньке я тебя в прошлый раз попарила. Возьми, вот, на ужин краюху, зажуёшь, когда по-настоящему проголодаешься. За дело уже, Иван!

— За какое же это дело?

— Знамо, какое! Пойдёшь туда, сам не знаешь куда. Принесёшь то, не знаешь что.

— Как же я пойду, сам не знаю куда? Как же принесу то, не знаю что? — опешил он.

— Ой, брось прикидываться, Иван! Не ты ли всю жизнь бродил, куда глаза глядят, искал, сам не знал чего?

— Твоя правда! — опустил голову Иван-дурак.

— Ладно, не журись, парень! К старому возврата нет! Это я тебе говорю! Слушай сюда! Я говорю, пойдёшь, не знаешь куда, потому что это ты сейчас не знаешь куда. Но скоро узнаешь! Я говорю, принеси то, не знаешь что, потому что это ты сейчас не знаешь что. А когда туда придёшь, куда не знаешь, сам поймёшь, что тебе надо взять! Короче, как из лесу выйдешь, встань посреди поля. Куда поманит, в ту сторону и иди. На пути подсказки будут. Гляди веселей и увидишь. А когда дойдёшь до места, сам поймёшь, что уже пришёл. Там и найдёшь то, что не ищешь! Возьми это и иди, куда сердце позовёт. Сюда можешь уже не возвращаться. Некогда мне больше с тобою валандаться! Иди уже! Пора!

Умный меряет себя от земли до головы, а дурак — от головы до небес.

Сделал Иван, как Ягиня велела. Встал посреди поля, голову запрокинул и спросил у синей высоты безконечной:

— Куда же мне теперь?

Ничего ему небеса не ответили, только ветер в спину так крепко дунул, что понесло его куда-то, лишь ногами перебирай. Одним словом, туда, куда он сам не знал.

И откуда, интересно, ветер знает, куда ему дуть?

Долго шёл Иван. Да только не о том сказка, что с ним в дороге было. Хотя было всякое. Краюха-то быстро кончилась. Брался Иван за любую работу. Заработает на краюху и снова идёт. Куда его ветер толкает попутный.

Кто всё время идёт, однажды куда-нибудь уже приходит. Вот и Иван однажды понял, что пришёл уже, куда сам не знал.

Место чудное было. Горы вокруг высокие. Леса прозрачные. Вода студёная. Залез он на самую высокую гору, оглянулся вокруг. Такая ширь перед ним распахнулась!

Посмотрел Иван вниз, и так захотелось ему стать птицей и унестись к милой девице-красавице с глазами васильковыми-превасильковыми и косой золотой-презолотой, что запел он песню свою любимую. Простую, но душевную. А когда допел, сел на камень на самой вершине горы и достал платок вышитый.

Долго смотрел на него Иван, вспоминая голос, который ему подпевал когда-то. И не заметил он, как выскользнул платок из его руки и полетел. Иван за ним. А платок взлетает всё выше. Иван бежит, даже под ноги не смотрит. Да дураков, видно, Боги хранят. Не упал, не сорвался, догнал платок дарёный. А может, это любовь девичья его вела и хранила?

Огляделся Иван. А перед ним пещера. Заходит он туда. Старик седой в полумраке сидит. Пригляделся Иван. Не старик это. Показалось. Люди до такой старости не живут. А этот старец аж светится весь светом непонятным, но чистым. И пещера чистая и сухая. А воздух солнечные лучи как будто нити золотые пронизывают.

— Заходи, Иван! Долго же ты шёл. Однако, молодец, что отыскал дорогу. Садись.

Сел Иван. А сам на старца смотрит, глаз не отводит. Улыбнулся старец так, что пещера засияла, и говорит:

— Раз добрался ты сюда, значит, пришла пора. Спрашивай.

— Что спрашивать, дедушка?

У Ивана ещё никогда в голове так пусто не было. Такую дорогу проделал! Чувствует, что на любой вопрос ответ получить может, а о чём спросить и не знает. Ну, не дурак ли?

И поперхнулся тут Иван. Понял. Что стал, наконец, истинным дураком! Настоящим! Да только никто его так уже не окликнет. Побоятся. Потому что дуракам законы не писаны. Потому что они по Конам живут, которые Боги установили. А не те, кто умными себя считают, а на самом деле просто тупиковый закоулок эволюции. Но если побоятся его дураком называть, как же звать-то Ивана теперь?

Посмотрел на него старец, и вдруг прояснилось всё в ивановой голове.

— Как меня звать, дедушка?

— Иван-царевич!

— Но, как же... — хотел возразить Иван. И вдруг понял, что чистая правда это. А старец заглянул ему в глаза и понял Иван, что нелёгкая это правда.

— Что же делать-то мне теперь? — выдохнул Иван.

— Али не знаешь?

И понял Иван, что знает он, что ему теперь делать. Ждёт его Царство его. Ждут его люди. Ибо нуждаются в нём. Ждёт его любимая, ибо любимой он нужнее всех.

— Где же силы-то взять, чтобы справиться? — спрашивает Иван-царевич.

Посмотрел на него старец, улыбнулся и говорит:

— Рассказал бы я тебе, где взять силу, если бы ты испугался доли своей, потому что тяжела она. Но вряд ли хватило бы у тебя смелости взять эту силу. Рассказал бы я тебе, где взять силу, если бы ты обрадовался доле своей, потому что сладка она. Но вряд ли у тебя появилось бы желание взять эту силу. Ты же не испугался и не обрадовался. Слушай внимательно, Иван-царевич! Сила эта в тебе. Как только ты это осознаешь, ты ей и овладеешь. Смейся почаще! А теперь иди. Тебя давно уже заждались!

Молча поклонился Иван-царевич старцу и вышел...

Всё ближе сказки конец. И не присловье это уже.

Дорога домой всегда короче, чем от дома. Вот, он и терем знакомый. Вот, и окошко заветное. Где же девица-красавица? Почему никто его не встречает? Неужели он так долго пропадом пропадал, что забыла о нем Смеяна, да за другого, за умного, замуж пошла?

И видит Иван-царевич давешнего старого человека, который ему вопросы задавал, а потом в дальний путь проводил. Сидит старик у плетня, щурится. Не узнаёт Ивана-царевича. Да, ведь, и тот старика не сразу узнал. Вроде, он. Да не совсем. Ещё старше стал, хотя куда уже старше. Спрашивает его Иван-царевич:

— Где же моя суженая, дедушка?

— А, это ты, мил человек... Иван, который не знает, кто он такой и куда его путь лежит? Сколько лет, сколько зим...

— Звать меня Иван-царевич. А путь мой лежит в моё Царство. Надо там порядок навести. Пришёл я к моей суженой, да опоздал, видать. Не дождалась, — сказал Иван-царевич.

— Вот оно как, мил человек. Не зря, значит, ты ходил за тридевять земель, не зря... — вздохнул старик и замолк.

Замолчал и Иван-царевич. Тяжкие думы его одолели. Но не стал он на судьбу жаловаться да волосы рвать. Не стал он кричать в ярости да рубить с плеча всё, что под руку попадётся. Достал он вышитый платок дарёный. Улыбнулся одними глазами. Вспоминая, как пел когда-то. Вместе с милой. И запел свою любимую песню. Простую, но душевную.

Заплакал старик, заслушавшись. А потом и говорит:

— Ты прости меня, Иван-царевич, что не поверил я тебе. Думал ты посмеяться над нашим горем пришёл. А ты всё также Смеяну любишь. Прости же ты меня, дурня старого!

— За что же мне тебя прощать, дедушка? — удивился Иван-царевич.

— А за то, что я, старый дурень, верить и надеяться перестал. Слушай же, Иван-царевич, как дело было. Многие просили руки твоей красавицы, но Смеяна одного тебя ждала. Верила, что ты вернёшься обязательно. Многие добивались её, сватались. Одним она ласково отказывала, других взашей гнала. Оказался кто-то из них ведьмаком чёрным. Он и заколдовал её... — заплакал старик ещё горше.

— Да, где же она! — вскричал Иван-царевич. — Говори уже, старик, не мучай! Я столько всего прошёл, пройду ещё столько же! Но найду её и спасу!

— Не надо никуда ходить... — сказал старик, всхлипывая. — Здесь она.

После этих слов у Ивана-царевича на мгновение дух занялся. И колени ослабли.

— Всеми Богами молю, скажи скорее, как мне её увидеть, — с трудом вымолвил он.

Поднялся старик кое-как. И, тяжело опираясь на посох свой, повёл Ивана в терем. Поднялись они по резному крылечку, зашли в горницу.

Никогда ещё сердце не стучало так у Ивана-царевича, сколько бы передряг ни было в его лихой, весёлой жизни посреди ста дорог.

— Вот она, Смеяна... — прошептал старик и снова заплакал.

На лавке у окна стоял большой чан с прозрачной водой, на поверхности которой плавала цветущая кувшинка. А на дне его сидела большая белая жаба...

Долго глядел на неё Иван-царевич.

Внезапно жаба пошевелилась. Иван-царевич вздрогнул. А жаба медленно всплыла, забралась на лист кувшинки и посмотрела на него.

И что-то такое было в жабьих глазах, что напомнило ему о бездонной небесной синеве. А потом из этих глаз покатились слёзы, крупные словно градины.

Будто жаром обдало тут Ивана-царевича! Достал он вышитый платок дарёный, опустился на колени перед чаном и осторожно вытер эти слёзы. И жаба потянулась к нему. Чуть-чуть. Так робко! Что не смог он удержаться и взял её в свои ладони. И так вдруг захотелось ему утешить и обогреть это несчастное замёрзшее существо, что он взял и поцеловал её.

Трах-бах-тарарах!

И вспышка света!

И, вот, стоит перед Иваном-царевичем красавица Смеяна, которой уже совершенно точно не миновать стать Смеяной-царевной!

Всё ближе сказки конец, да не конец ещё. Да вовсе и не ближе. Да вовсе и не конец. Это просто так, для присловья сказано. Потому что впереди пир честной, а потом жизнь долгая, лихая и весёлая, в которой будут, и труды, и победы.

Но самое главное, что она будет полна счастья!

Не зря, ведь, говорится в народе:

Хочешь быть счастливым? Хоти!