Ваше время вышло!

Ваше время вышло!

Каждый человек — могильщик своей судьбы...

Выбор.

— Итак, мистер Кайве, если мы закончили обсуждение нашего с вами соглашения, не изволите ли вы подписать договор?

— Мне расписаться кровью? — Отис Кайве, чувствовавший себя довольно неловко,

попытался пошутить. Неудачно.

— Ну что вы! — на лице юриста Компании возникла дежурная улыбка, очень хорошо сочетавшаяся с блеклым светло-серым костюмом, который, впрочем, сидел на своем хозяине как влитой. — Неужели вы поверили всем этим слухам, распускаемым завистниками? Мы — добропорядочная Компания, соблюдаем закон, относимся к клиентам уважительно и максимально внимательно.

Отис замялся.

— Ээээ... Но ведь не просто так... — он вновь замолк, натолкнувшись на укоризненный взгляд Серого Пиджака, слова готовые сорваться с языка, умерли, не родившись. Вместо этого губы задвигались, произнося загодя приготовленную фразу. — Мы, безусловно, обсудили все детали, но раз уж я должен поставить свою подпись, то хотел бы знать, что подписываю. Могу я ознакомиться с договором?

— Да, конечно, — лицо юриста разом поскучнело. — Держите.

Отис взял протянутые бумаги и тотчас зашелестел страницами. Не то чтобы он не доверял Компании, но, наслушавшись ужасов про всяческие хитрые контракты, надписи мелким шрифтом и прочее, мистер Кайве предпочитал перестраховаться, чем позже оказаться в неприятной ситуации из-за собственной неосмотрительности.

— Хм... — тишина, воцарившаяся в кабинете, нарушалась лишь шелестом бумаги и глубокомысленным хмыканьем Отиса, которым он сопровождал прочтение очередной страницы контракта. Впрочем, пока причин для подобной задумчивости не было — контракт вполне прозрачный, никаких хитрых условий, все очевидно и предсказуемо... Отис Кайве открыл последнюю страницу. — Хм.

Серые глаза вопросительно уставились на представителя Компании, терпеливо ожидавшего, когда клиент закончит изучать бумаги.

— А что это за странный пункт, в самом конце? И почему он напечатан таким мелким шрифтом?

Юрист заерзал на стуле, замялся, на лице появилось выражение легкой растерянности, которое, правда, сразу же исчезло. Даже невооруженным глазом можно было понять, что вопросы, заданные Отисом, мягко говоря, не доставили особой радости тому, кто был обязан на них ответить. Был обязан, да только вот, похоже, не знал как.

— Видите ли... — он снова запнулся, тонкие пальцы катали по столу ручку. — Это пожелание нашего Директора. Я и сам не знаю, почему так нужно, но раз Директор решил, значит так нужно.

Отис быстрым взглядом окинул помещение, и вдруг, непонятно почему, его внимание было привлечено небольшой статуэткой. С ладонь высотой, из серого камня, сработанная с какой-то напускной небрежностью, она в то же время была удивительно живой: в глазах легкая печаль, понимание и необъяснимое чувство вины, из одежды лишь окутывающее все тело одеяло, которое женщина носила с вызывающим восхищение изяществом. А потом взгляд упал на руки статуэтки и мистер Кайве окончательно перестал что-либо понимать... Каменные пальцы крепко сжимали веер, веер, состоявший из игральных карт...

— Мистер Кайве?! — голос человека в сером костюме вырвал Отиса из оцепенения. — Вам нездоровится?

— Нет, все в порядке, — ему потребовалось не более секунды, чтобы собраться с мыслями. — Итак, на чем мы остановились? Вы сказали, что пункт написан именно так, мелким шрифтом, в угоду Директору Компании, так?

Юрист быстро кивнул, на что Отис слегка улыбнулся про себя, отметив тщательно маскируемую, но все равно заметную нервозность собеседника.

— Хорошо, пусть будет так, — веки опустились, скрывая за собой серые глаза. — Но что значит эта фраза: "Ответственность за выбор полностью лежит на Клиенте"?

— А тут все просто. Если вы выпрыгнете в окно и разобьетесь — Компания не будет отвечать за вашу смерть.

— Хм... Я вроде не склонен к суициду, — Отис озадаченно уставился на юриста. — А что, такие случаи были?

— Было... всякое, — уклончиво ответил тот. — И теперь Компания предпочитает подстраховаться заранее. До того, как произойдет какое-нибудь недоразумение.

— Понимаю. Ну что ж, вопросов больше не имею.

— Хорошо, а вот я должен еще раз задать вам вопрос... Вы согласны с условиями контракта?

— Да. И хочу побыстрее закончить со всем этим. Где я должен поставить свою подпись?

— Вот здесь, — представитель Компании указал место для подписи и передал Отису ручку. Сделав это, он полез в ящик стола и, когда Отис Кайве расписался и поднял глаза, то увидел в руках юриста несколько серых жетонов с выгравированными цифрами.

— Держите. Тут восемь жетонов.

— Жетоны? — в голосе Отиса прозвучало откровенное непонимание происходящего.

— Да, жетоны. Тут нет никакой хитрости, каждый жетон — пропуск, работающий лишь один раз.

— То есть у меня право восемь раз посетить...

— Именно.

— Понятно, — Отис одним движением взял протянутые жетоны. — Спасибо... за все.

— Не за что. Это моя работа...

Уже выходя из офиса, у самой двери, мистер Кайве оглянулся, ему все казалось, что за его спиной представитель компании довольно ухмыляется. Но то, что он увидел, испугало его куда больше, хотя, казалось бы, ничего страшного в этом не было... Лицо юриста выражало... да ничего оно не выражало! Полное равнодушие, словно отрицающее то, что происходило вокруг. И пустота в глазах — невероятно глубокая и бесконечно притягательная...

Отис опрометью выбежал из кабинета, даже забыв закрыть за собой дверь. Сбежав вниз по лестнице, он остановился и перевел дыхание. Теперь, когда пустое лицо человека в сером пиджаке не стояло перед глазами, мужчина немного успокоился. Постояв несколько секунд и выровняв дыхание, Отис Кайве уверенной походкой направился к выходу. Жетоны приятно оттягивали карман брюк.

Встречный разговор.

Громоподобный звон будильника расколол предутреннюю тишину. Сознание, словно пловец, вынырнуло из глубокого и темного омута на поверхность. Мягкие объятия сна без снов неохотно выпустили свою временную добычу. А затем пришел холод. Отис Кайве обхватил себя руками и мелко задрожал, сил не хватало даже на то, чтобы добраться до стула с аккуратно развешенной прошлым вечером одеждой.

Стеклянный взгляд серых глаз мазнул по одинокой постели, скользнул вдоль притихшей в ожидании нового дня комнаты, остановился на отчаянно дребезжащем нарушителе спокойствия. Он сидел и смотрел на стрелки, громкий звон пролетал мимо его ушей, даже не касаясь их, привычный утренний озноб постепенно покидал тело, уступая место... нет, не теплу, всего лишь не холоду. Обычное утро, такое же, как тысячи других до.

Отис попытался вспомнить свой сон, который снился ему каждую ночь... Всегда разный, но всегда один и тот же. Пытался, но не смог. Не смог, потому что сегодня ему ничего не снилось и одного этого хватило, чтобы привычное оцепенение рывком спало. Мысли прояснились, в глазах появилась мрачная целеустремленность. Отис Кайве не любил загадок (он вообще мало что любил, если честно...). Чем эта ночь отличалась от других? Рука, забравшись под подушку, быстро нащупала что-то твердое и вытащила на скудный свет, проникающий из-за штор. Восемь жетонов. Серые пластинки, тускло поблескивающие, если их повернуть под определенным углом. Так может в них причина? Отис покачал головой, что-то здесь было не так (хотя он не смог бы сказать — что именно), странное чувство, появившееся после подписания контракта с Компанией, не покидало его.

Отис одним движением отбросил в сторону одеяло, поднялся, сел на краешек кровати. Хватит! Это ведь даже не предчувствие и откуда он знает, что это чувство, прицепившееся к нему, означает что-то плохое? Может наоборот? Да и затем ли он потратил столько времени, столько сил, подписал контракт... чтобы просто остаться дома, спрятав голову под одеяло? Нет!

Контрастный душ окончательно привел мужчину в чувство, а чашка горячего кофе вернула кристальную ясность сознания и успокоила не на шутку разыгравшиеся нервы... Отис застегнул пальто, предварительно запихнув в его внутренний карман жетоны, схватил лежащий на полке зонтик. Вышел из квартиры. Захлопнул дверь.

Дождя не было. И не будет, заметил про себя Отис. Эта пасмурная холодная погода была ему хорошо знакома. Хмурые тучи, словно сведенные брови отца, заставшего сына за очередной шалостью, порывы ветра, хлесткие, как слова обвиняющего... и тишина, мягкая и зловещая, затишье перед бурей. Но бури тоже не будет. Отис криво ухмыльнулся. "На этот раз ты не сможешь помешать..."

Слегка сгорбившись и опустив глаза вниз, одетый в коричневое пальто мужчина (которого знали под именем Отис Кайве... кто знал? больше людей, чем следовало бы) неторопливо двинулся вдоль улицы. На редкость пустынно, ни одного человека окрест... это его не удивляло, да и способность удивляться была утеряна давным-давно. Ноги размеренно двигались, приближая Отиса к цели, а правая рука, совершенно непроизвольно, дернулась, коснувшись шрамика на левой щеке. Белая полоска, едва заметная, так, что очень редкий человек замечал ее, прервала мрачные размышления... Отис зашипел, словно от боли (хотя почему словно? ему было больно... когда-то), то, что он хотел забыть, отказывалось покидать его, постоянно было рядом, пусть и не причиняя страданий... Голова склонилась еще ниже, губы сжались в узкую щелку...

Внезапно налетевший порыв ветра сорвал с головы Отиса старую шляпу (он всегда надевал ее во время прогулок... принимая вид несколько странный и даже вызывающий — но ему было все равно) и попытался унести ее подальше. Рука хозяина шляпы оказалась быстрее, опережая мысли, сильные пальцы впились в несчастный головной убор, нещадно комкая при этом ткань... Отис повернул голову, чтобы посмотреть, не слишком ли сильно пострадала его любимая шляпа, и замер, боясь пошевелиться. Замер, потому что его взгляд встретился с другим взглядом, взглядом человека, незнамо как подкравшегося сзади, да так, что Отис, несмотря на свой очень чуткий слух, не заподозрил ничего неладного. А потом незнакомец начал говорить...

— Здравствуйте, мистер Отис, — мужчина, скорее пожилой, хотя седина не успела отметить его голову, склонился в легком полупоклоне.

— Здравствуйте, мистер... эээ... не знаю как вас там.

Мысли разбегались, словно перепуганные тараканы. Никто и никогда не называл его так. Мистер Кайве — да. Отис — да. Отис Кайве — да. Мистер Отис Кайве — да, да, да! Но мистер Отис? Никто. Никогда. И еще кое-что...

— А откуда вам известно мое имя?

— Оооо! Вас трудно с кем-либо спутать.

Мужчина улыбнулся уголками губ, и недоверие Отиса вдруг рассеялось, как дым на ветру. Уж очень теплой была эта улыбка, и Отис никогда не встречал людей, способных улыбнуться ТАК, искренне и без всякой задней мысли. Просто улыбнуться кому-то... Правда, понятней от этого слова случайного собеседника не стали.

— Эээээ... — Отис замолчал, пытаясь осознать услышанное. — Но, может, вы все-таки скажете — как мне к вам обращаться? Не могу же я называть вас — мистер, — тут он слабо улыбнулся, причем, сам не ожидая от себя такого.

— Оооо! Пожалуй вы правы, — незнакомец на миг задумался. — Да, пожалуй так. Можете называть меня Син. Мистер Син.

Отис не смог сдержать легкого смешка.

— Почти как мистер Бин. Это имя или фамилия?

— Может имя, может фамилия... Может и то, и другое, — мистер Син лукаво подмигнул.

— А может и не то, и не другое, — закончил за него Отис, уже догадавшийся, что настоящего имени собеседник не назовет... А впрочем — что бы это изменило?

— Вы потрясающе догадливы, — мужчина изобразил легкий поклон, явно играя на публику... коей, впрочем не было, да и взяться ниоткуда не могло. Вообще, все происходящее было до боли знакомо, до мучительных судорог мысли, до боли в кончиках пальцев... — Я рад, что не ошибся в вас.

Тут цепочки умозаключений Отиса вновь обернулись хаосом, а нервы превратились в натянутые до предела струны, готовые вот-вот оборваться. Он понимал, что происходит... и не понимал ничего. Этому мужчине (Отис потратил эти несколько секунд, возникшие за счет паузы в разговоре, чтобы внимательно рассмотреть своего собеседника... длинные темные волосы, аккуратно зачесанные назад, разноцветная рубашка, тонкие черные брюки, невесомый плащ на плечах, он был похож на праздного зеваку, особенно когда касался рукой ожерелья из темно-синих полупрозрачных камушков) явно было что-то от него нужно. Но что? Может старик ("мистер Син" действительно был немолод, и его манера одеваться не могла никого обмануть, ведь достаточно было увидеть лицо и заглянуть в глаза) просто хочет помешать? Что ж, пусть попробует, подумал Отис, с удивившей его самого злостью.

— Вы куда-то спешите, мистер Отис, не правда ли? — собеседник, наконец, решил первым прервать затянувшееся молчание, а заодно и отнюдь не радостные размышления Отиса Кайве. — На работу?

Совершенно бессмысленный вопрос, и оба прекрасно понимали это, бессмысленный, потому, что мистер Син знал о том, куда направлялся Отис, а Отис знал, о том, что тот это знает. Просто так надо, такой ритуал. Сначала все запутать, а потом начинать потихоньку приводить в порядок. И это, кстати, вполне привычное, развитие событий, по непонятным причинам вызывало у Отиса Кайве глухой внутренний протест, переходящий в пока тихую злость.

— Ладно. Хватит. Можно прекратить ломать комедию, — проговорил сквозь зубы Отис, продолжая недобро улыбаться.

— Оооо! Комедия! Я обожаю комедии! — прервал собеседника мистер Син. — Каждая минута смеха продлевает жизнь, вы знаете?

— Знаю. Но вы плохой актер, — серые глаза мрачно блеснули. — И я хочу прекратить эту нелепую игру. Ведь вы без сомнения знаете, куда я иду. В главный офис Компании.

— Оооо! Какое совпадение! Я тоже иду именно туда, — тут мистер Син мгновенно преобразился, став серьезным. — Причем за тем же, зачем и вы.

— И за чем же я иду? Интересно — что вы обо мне не знаете?

— Использовать ваши жетоны. По назначению, — второй вопрос был, вполне естественно, проигнорирован, впрочем, иного Отис и не ожидал.

— Верно... Полагаю, спрашивать, откуда вы все это знаете, бесполезно?

— Мудрый человек сам отвечает на свои вопросы, — светлые глаза незнакомца (цвет которых, Отис так и не смог различить), излучающие болезненное понимание, встретились с серыми глазами самого Отиса... И тут уже пришел черед удивляться уже самому мистеру Сину, ведь увиденное разительно отличалось от должного...

Отчуждение, глухая стена непонимания, бесконечная мгла равнодушия... Ничего не было, а было иное. Выжженная земля, без единой травинки, за ней высоченная стена, с витками колючей проволоки наверху, сторожевые башни с прожекторами, излучающими белесый свет. А было кое-что похуже, когда Син пригляделся, то внутренне вздрогнул, и впервые с начала разговора усомнился — а стоило ли его затевать? А стоит ли давать шанс человеку, в глазах которого... Огромные сторожевые псы, непонятной породы, слегка смахивающие на кавказских овчарок, правда, гораздо массивнее и страшнее, злобно ощерившиеся пасти, с длинными и острыми клыками. А кроме прочего, у них были ошейники, из все той же колючей проволоки, металл глубоко впивался в кожу, струйки крови из ран стекали вниз, окрашивая серую шерсть в бледно розовый цвет...

Другой бы узрев подобное, скользнул бы по налитым кровью глазам, бросил взгляд на их бугрящиеся мускулы и на этом закончил осмотр, предпочтя больше не видеть подобного зрелища. Другой, но не тот, кто назвал себя мистером Сином, ибо он видел кое-что большее, чем просто страшные звери, охраняющие не менее страшную крепость. Он видел то, что превращало нарочитую неприступность и наигранную жестокость в нечто поистине ужасное. Именно — ужасное, ибо собаки были мертвы. Да-да, эти скалящиеся звери, очень сильные и очень опасные, тем не менее были мертвы. Причем очень давно, так давно, что успели забыть и привыкнуть. И от этого было еще страшнее.

— Мне пора идти, — Отис истолковал молчание собеседника по-своему. Сомнения, возникшие только что в его душе, вновь исчезли, спрятавшись где-то в глубинах сознания. — Если вам больше нечего сказать, то...

— Мне есть что сказать, — мистер Син все же принял решение. Оно оказалось в пользу Отиса Кайве, правда, тот, похоже, так не считал. — Это не займет много времени.

— Вы и так уже отняли его предостаточно, — раздраженно проговорил Отис, демонстративно поглядывая на часы.

— Пара минут, не больше, — и лукаво добавил. — Только одна маленькая история.

Прием, который "мистер Син" успешно использовал многие годы, сработал и сейчас... Не мог не сработать. Любопытство — единственное, что у Отиса Кайве оставалось от человека.

— Хорошо, — наконец решился он. — Рассказывайте. Но учтите — у вас мало времени.

— Мне хватит. Так вот... Жил-был один человек. Самый обычный, таких много. И все у него было, как у всех. Женился, потом родились дети. Обычная жизнь — работа, семья, отдых. Он уставал, конечно, особенно первое время, но все же... все же он был счастлив. А потом все закончилось. Они погибли — жена и дети. Не важно как, важно, что произошло после... Человек очень тяжело переживал гибель семьи. Нет, он не спился, не сошел с ума, все так же приходил на работу. Вот только уже ничему не радовался, а вся жизнь обернулась пустотой. Пустота это страшно... особенно если человек приговорил себя к ней сам. И никто не может долго с этим жить (жизнью, правда, его существование в тот момент назвать было нельзя), не смог и тот человек. В один прекрасный (а может не очень) момент он просто решил умереть. А перед тем, как осуществить замысел, пришел в церковь. Нет, он не верил в бога, просто так было должно, это он считал правильным, потому и пришел. Пришел и услышал музыку... Мы не знаем, что изменилось, и, самое главное, почему. Но на следующее утро он переменил свое решение и живет до сих пор, ничуть не жалея о том, чего не совершил. По одной простой причине — он нашел себя.

Рассказ навевал воспоминания и Отис, полностью погрузившийся в свои мысли, причудливо переплетающиеся со словами мистера Сина, даже не заметил, когда тот закончил говорить. Все было как в тумане, образы, порожденные сознанием, неспешно кружили перед мысленным взором Отиса... Когда он, наконец, очнулся и поднял глаза — его собеседника уже след простыл. Словно и не было никогда, лишь ветер кружил по асфальту облачко пыли, да последняя фраза таинственного незнакомца, брошенная, словно невзначай, крутилась на краю сознания, не желая уходить вслед за хозяином...

— Выбор есть всегда, мистер Отис, поверьте... есть люди, которым пришлось гораздо хуже, но они смогли удержаться на краю...

Отис озадаченно хмыкнул и тут же сморщился — маленький шрамик на щеке вновь напомнил о себе резкой болью и легким жжением. Как тогда...

Суеверный человек счел бы это плохим знаком.

...За прозрачным стеклом дверей можно было рассмотреть длинный пустой холл. Отис надеялся кого-то встретить около здания, или, когда эта надежда не оправдалась, хотя бы внутри. Тщетно. Ни одного человека, никого, кто мог бы подтвердить сомнения Отиса, пробужденные разговором со странным незнакомцем (странным, потому что мистер Син казался удивительно знакомым), либо успокоить изрядно расшатавшиеся нервы.

Отис вздохнул. Придется идти и узнать все самому. На собственной шкуре. Хотелось, конечно, очень хотелось посоветоваться, поговорить с кем-нибудь, но, похоже, еще одного подарка судьбы, подобного мистеру Сину, ждать не приходилось.

— Ответственность за выбор лежит на Клиенте, так? — Отис мрачно усмехнулся. — Да уж, схитрить не удастся.

И сделал шаг по направлению к тут же гостеприимно распахнувшимся дверям. Помедлил секунду, осматривая помещение, оказавшееся не таким уж большим, и вошел внутрь.

Двери закрылись.

Рай на Земле.

Тихий плеск волн был единственным звуком, доносившимся до чутких ушей Отиса Кайве. Он открыл глаза, закрыл, снова открыл. Ничего не изменилось — все та же почти гладкая поверхность воды до самого горизонта, покрытая легкой рябью от множества небольших волн. Яркое солнце на небосклоне слепило глаза, даже пришлось прикрывать их ладонью. И жарко, очень жарко.

Быстрое движение привлекло к себе взгляд, темная тень промелькнула у самой поверхности воды. "Дельфин!" — внезапно подумалось ему. И точно — гладкое тело, покрытое сверкающими капельками влаги, взметнулось в воздух, на миг словно замерло... и рухнуло обратно, подняв тучу брызг. Отис невольно залюбовался зрелищем, он всегда хотел увидеть нечто подобное своими глазами... Всегда хотел?

На только что улыбавшееся лицо набежала тень. Почему? Почему он хотел увидеть именно это? И еще... Почему его вообще посетили подобные мысли и вопросы? Странно... Отис попытался вспомнить... С трудом продравшись сквозь паутину обыденности, он вытащил на свет бережно хранимое долгие годы — свои детские воспоминания. Обрывочные, сшитые из почти неподходящих друг к другу кусков, словно лоскутное одеяло, зияющее обширными прорехами. Мало что можно вспомнить и увидеть, но и той малой толики достаточно, чтобы понять... Вытащить наружу одно, внимательно, не упуская ни единой детали, рассмотреть со всех сторон, бережно вернуть на место. То же самое проделать со следующим. И еще с одним, и еще...

Воспоминание было удивительно ярким. И добрым. Словно волна тепла затопила тело Отиса, и он очень отчетливо вновь ощутил свою детскую мечту. Мечту, обернувшуюся яростным стремлением, почти физической жаждой, огнем, горящим внутри. Огнем, горящим, но не обжигающим, напротив — дающим силы идти вперед, к несбыточному, к заветной мечте... Отис улыбнулся, легкая грусть заполнила сердце, все вопросы отпали сами собой. Он там, где хотел быть. Вот и весь секрет.

Мягкий песок осторожно обнимал босые ноги, на всем пляже не было заметно ни единого камушка — только роскошный ковер цвета солнца. Наслаждаясь ощущениями, Отис вдруг побежал, подпрыгивая то на одной, то на другой ноге, издавая при этом радостные крики и нисколько не стесняясь собственной наготы (да и что стесняться — ни одного человека окрест). В другое время он сам себя бы счел сумасшедшим и первым вызвал бы Службу Психоэмоциональной Реабилитации. В другое время, но не сейчас, когда его переполнял восторг... в эту минуту Отис Кайве был по-настоящему счастлив.

Обнаженный мужчина бежал вдоль берега, зоркие глаза сразу приметили небольшую скалу, которой обрывался пляж, и с которой, как можно было легко разглядеть даже издалека, очень удобно прыгать в спокойные морские воды. Нет, он не хотел тотчас испробовать пьянящую радость падения, лишь прикоснуться к камню, провести пальцами вдоль всех трещинок, весьма походящих на морщины. Да ведь он чертовски стар! Отис медленно приблизился к огромному булыжнику, с легким трепетом положил руки на шершавую и прохладную поверхность, такую истрепанную на вид, что невольно подумалось — а сколько тысячелетий ветер трудился над этим? Вот этот самый легкий приятный ветерок...

Погруженный в задумчиво-созерцательное состояние Отис не сразу обратил внимание на удивительную тишину, царящую вокруг него. Причем, отметил мужчина с легкой улыбкой, самым главным источником шума был... белый мужчина средних лет, приятной наружности, при этом совершенно голый и с дурацким видом стоящий рядом с поросшим мхом каменюкой. Представив эту картину со стороны, Отис сначала негромко захихикал, а потом расхохотался во весь голос, уж больно забавно все выглядело. Отсмеявшись, он окинул взглядом близлежащую растительность и слегка задумался. Людей на острове не было, в этом можно было не сомневаться. Но как же живность? Птицы, зверюшки всякие. Морские обитатели тут имелись, в чем Отис убедился совсем недавно, а что на суше? Ноги, тем временем, уже несли своего хозяина к скоплению пальм, на верхушках которых виднелось что-то странное.

Когда Отис, едва сдерживающий любопытство, приблизился, оказалось, что в ветвях нашла себе приют целая стайка попугаев, причем самых разных расцветок и размеров. Человек восхищенно рассматривал птиц, а те и не думали улетать, лишь посматривали на него, причем так, как смотрит многоопытный взрослый на маленького ребенка, который считает себя умнее всех. Но "ребенок" этого даже не заметил, любуясь шикарным ярко-зеленым попугаем, который был самым крупным в этой стае, и, несомненно, самым красивым. Вот только все пернатые хранили поистине царственное молчание и данный факт слегка расстроил Отиса, а может быть они вообще не могут издавать звуки? Был лишь один способ проверить эту догадку.

— Прииииивеееет, — протянул человек, коверкая звуки.

Умная птица моргнула, словно недоумевая, что ему надо? Затем, поняв, что этот двуногий так и не отстанет, все же ответила.

— Прииииивеееет, — проклекотал попугай, тщательно копируя слово, произнесенное человеком.

Обрадованный Отис расплылся в улыбке и, полностью проигнорировав явное раздражение в глазах птицы, продолжил свое на редкость глупое занятие — разговор с диким попугаем.

— Какая умная птица! Как тебя зовут? Не скажешь? А я скажу! — Отис вел себя как ребенок, дорвавшийся до банки с вареньем. — Меня зовут Отис. Скажи — Отис! Отис!

Попугай отвернулся, но сделал это совершенно зря, ибо явное небрежение со стороны птицы лишь раззадорила впавшего в детство человека.

— Ах ты так?! Ну ладно... Папка-дурак! Попка-дурак!

Попугай, слегка опешивший от подобной наглости, громко щелкнул клювом, прокаркал "Отис — дурррррак!" и, громко хлопая крыльями, скрылся в ветвях, оставив Отиса стоять с открытым ртом под пальмой... Радостное выражение сползло с лица, как старая кожа с ящерицы, обнажая почти детскую обиду и слезы, готовые хлынуть из глаз. И не одно лишь происшествие с попугаем было причиной тому, что счастливое успокоение в душе сменилось леденящей тревогой, превратившей райский уголок в глубоко враждебное место.

Отис внезапно понял, что он тут не один.

Словно кто-то насмешливо рассматривал его со стороны... Отису всюду мерещились чужие глаза, и даже твердая уверенность, опять же незнамо откуда взявшаяся, в том, что источник беспокойства расположен аккурат в центре острова, не спасала от липкого страха, опутавшего душу паутиной сомнений. От былого приподнятого настроения не осталось и следа, особенно смущала нагота — Отис еще никогда не чувствовал себя таким беззащитным и уязвимым.

Ничего не происходило, но это лишь усиливало страх. Все нервы были натянуты как струны, и, когда напряжение достигло апогея, Отис наконец прекратил изображать соляную статую, а вместо этого приступил к активным действиям. Обнаженный человек опасливо приблизился к зеленым зарослям, совсем не внушавшим доверия, вздохнул, высвобождая часть напряжения, и стал пробираться вглубь. Вопреки ожиданиям, нагота ничуть не мешала идти сквозь чащу, напротив — места хватало для небольшого отряда, что уж говорить про одного человека не самой крупной комплекции. Оставалось лишь активно работать руками, раздвигая ветви. А затем он наткнулся на тропу.

Тропа — полоска примятой травы, несколько сломанных ветвей — на вид не представляла собой ничего необычного и была вполне человеческой. Вот только Отис по-прежнему не сомневался в том, что единственный человек на этом проклятом острове — он сам. И уверенность эта лишь укрепилась, когда он более внимательно осмотрел эту дорогу, ведущую в самое сердце джунглей. Ни одного следа, никаких вмятин на мягкой подстилке из увядшей тропической зелени, что больше походило на поведение животных, нежели их двуногих родственников. Да, скорее всего тропа звериная... Чья ж еще? Наверняка каждый день мохнатые обитатели этого леса устремляются на водопой, по всяким своим делам... Постойте — а на водопой ли? Откуда вообще пришла эта мысль?... Странное предчувствие возникло внутри него, предчувствие чего-то очень плохого... Тут Отис внезапно понял, куда местное зверье могло ходить по такой тропе и мелкая дрожь сотрясла тело человека... Весь ужас испытанный доселе показался теперь ему лишь незначительным беспокойством. А потом из самых глубин сознания пришло понимание того, что ни одно животное никогда не ступало на тропу, рядом с которой стоял Отис, и его сердце остановилось, ибо не было больше сил выдерживать безграничный ужас происходящего...

Тук.

Глухой звук, отозвавшийся во всем теле.

Тук.

Сердце вновь стало биться.

Тук.

Отис, словно зомби, с остекленевшими глазами и маской из удивления напополам со страхом, застывшей на лице, шагнул на тропу, ведущую его к цели.

Тук.

Ноги медленно, но неотвратимо несли его к тому, что он так жаждал и так боялся увидет. Странно, но ни одной мысли о том, чтобы убежать, вернуться на песчаный пляж, попытаться как-то выбраться с острова морским путем, не крутилось в хаосе, которое представляло собой сознание человека, идущего по тропе.

Тук.

Деревья величаво расступились, открыв взору бескрайнюю гладь огромного озера в самом центре острова.

Тук.

Голова Отиса склонилась над зеркальной поверхностью воды, отразившей его лицо, бледную синь небес, пальмы на берегу... Тут изображение дрогнуло и растеклось, словно воск, комкаясь, неимоверно искажаясь, принимая уродливые формы... и медленно, чудовищно медленно открывая то, что было скрыто. А когда все метаморфозы завершились, и Отис наконец увидел, что собой представлял райский островок на самом деле, измученное сознание окончательно угасло. Нечеловеческий крик, огласивший окрестности, был подхвачен попугаями, издававшими каркающие, свистящие и хрипящие звуки, породившие все вместе фантастическую какафонию, настоящую симфонию хаоса...

Голос пришел из ниоткуда, разрушил сплетение звуков, как человек, походя рвущий досаждающую ему паутинку, и грубо ворвавшийся в сознание Отиса, заодно вытащив оное за шкирку в реальный мир. В гудящей как колокол голове, мучительно, как железом по стеклу, проскрежетало "Ваше время вышло!", каждое слово, будто гвоздь в крышку гроба.

А через миг все померкло.

— Ловко. Заставить его самого нырнуть с головой в омут, а самому остаться в стороне, не замочив ног.

— Вовсе нет. Это его собственный выбор. Он сам этого захотел.

— А даже если так — разве он знал, что его ожидает? Разве знал, на что идет? Разве ты сказал ему все?

— Знал. И сказал. У него был выбор между плохим и очень плохим. И он выбрал второе, потому что первое было еще хуже.

— Значит, ты просто сыграл на его чувствах, воспользовался его болезненным самолюбием. Он не мог не принять, брошенный тобою вызов...

— Какая самооценка, какой вызов? Полноте... Не думай обо мне слишком плохо. Человек шел к тому, что уготовано ему судьбой, все это время, а ты "заставил", "подтолкнул"... Сам он себя подтолкнул, а потом, когда начали возникать сомнения, и заставил. Ты знаешь, что я не вру.

— Да... Все что ты сказал — правда.

— Скорее истина... Ты ведь знал это с самого начала.

— Ага. И ты тоже. Только зачем тогда оправдывался?

— Я не оправдывался... А вот почему ты мне задавал эти вопросы?

— Сам знаешь, Правила... Не нам их менять.

— Ты прав, не нам...

Потолок комнаты был ослепительно белым. Стены тоже. Отис открыл глаза, закрыл, открыл вновь, рука непроизвольно дернулась, вцепившись в халат, который был одет на голое тело.

"Сон, это был просто сон..."

Отис скосил глаза в сторону. Вид его одежды, аккуратно сложенной и лежащей на стуле, действовал успокаивающе. Родная реальность ощущалась всем телом, всеми органами чувств, нечто стабильное и почти вечное, якорь для души, на миг погруженной в пучину хаоса.

Отис приподнялся на кровати и тут же чуть не упал, застонав от внезапно навалившейся слабости. Это продолжалось меньше минуты, а затем бесследно исчезло, оставив лишь легкое головокружение.

"Что за чертовщина? Сначала сны, которые не похожи на сны. Затем я лишился всех сил... пусть ненадолго, но ведь и никаких проблем со здоровьем у меня отродясь не было!"

Погруженный в вялое течение своих мыслей, Отис, не осознавая, что и зачем делает, переоделся в свою одежду, вышел через прямоугольное отверстие в стене и попал в коридор. Только теперь он понял, для чего на стенах, через равные промежутки, были прикреплены поручни, и очередной приступ слабости не застал человека врасплох. Висеть, уцепившись руками за железку, не самое лучше времяпровождение, но все же гораздо приятнее, чем беспомощно растянуться на полу, пусть и чистом на вид — да только, кто знает, насколько он стерилен?

"Сон... был слишком реален. Но все-таки это сон... Все признаки налицо — я почти не помнил прошлого, часть воспоминаний навязана, ситуация нарочито нереальна... А может не сон? Компания почему-то не захотела уточнять детали... а сейчас уже поздно... Да и это было... Довольно захватывающе... Но вот пробуждение... Откуда такая слабость? И почему я так сильно хочу спать? Спать... надо быстрее добраться до дома... Пока я не свалился посреди тротуара... А думать... Думать будем завтра..."

Телевизор мирно шуршал, озаряя темную комнату зрелищем бесконечного снегопада. Отис тупо щелкал кнопками на пульте, неподвижно уставившись в центр экрана. То, что видели его глаза, было неинтересно хозяину квартиры, ну ни капельки. Он думал.

"Да, это был сон, пусть и спровоцированный Компанией, уж не знаю, как они делают подобные вещи, но сам сон все-таки мой. Они вытащили детскую мечту, о которой я давно забыл, и извратили её до невозможности. Но зачем? И как? Ведь я заключил Контракт и они не могут его нарушить. Никогда не нарушали и постараются избегать подобного впредь, ведь даже один случай разрушит безупречную репутацию... Итак, они не стали бы намеренно искажать мой сон, да и вряд ли смогли бы сделать такое. Но тогда почему? Неужели я увидел то, что хотел? Ведь то, что я видел, сейчас перестало быть моей мечтой, да и радовался я во сне лишь потому, что на время стал ребенком в обличье взрослого. Во сне почти не помнишь прошлого, вот я и забыл, что давно вырос, давно оставил наивные фантазии... Ладно, с этим более-менее ясно, но откуда взялось увиденое дальше? Какой-то нелепый ночной кошмар... даром что дело было днем. Что он значит? Ведь должен же этот сон иметь какой-нибудь смысл!"

Отис в раздражении откинулся на спинку кресла, небрежно бросив пульт на столик. Часы показывали 6:00. Еще каких-то 40-50 минут и пора выходить, а он так и не решил, пойдет туда второй раз или нет.

"В принципе, ничего особо страшного не было. Всего лишь странный сон... А ведь это даже интересно! Удивительно, но мне хочется посмотреть — что же там дальше? Какие еще фантазии выползут из глубин подсознания? Хорошо. Пойду и сегодня, возможность отказаться пока еще есть..."

Отис накинул на плечи плащ и вышел из квартиры, плотно закрыв за собой дверь.

Ходи и проиграй.

— Не разговаривать! — громогласно произнес невысокий сутулый человек в светлом свитере. Представитель организаторов соревнования, чьей обязанностью было следить за тем, чтобы мероприятие прошло гладко, окинул внимательным взглядом большое помещение, все уставленное столами для игры в шахматы. Большинство из них были заняты парами участников, вдоль проходов вышагивали тренеры команд, тщательно скрывавшие свою нервозность под маской спокойствия и равнодушия и пытавшиеся всеми правдами и неправдами хоть что-нибудь подсказать своим подопечным.

— Думай. Думай! — яростно шепнул один из тренеров своему игроку и отошел в сторону, демонстрируя воплощенную невинность. Игрок же, а им был никто иной как Отис Кайве, не обратил на слова никакого внимания. Ибо был слишком потрясен происходящим. То же место, тот же турнир, тот же соперник, та же партия. Причем не просто партия...

...В период своего активного увлечения шахматами Отис сыграл множество партий, важных и не очень, красивых и тех, за которые потом было стыдно, всякое было. Конечно, были и поражения, ведь он отнюдь не был непобедимым, даже до вундеркинда ему было ой как далеко, Да талантлив, да умен, но слишком поздно начал, слишком легко ко всему относился... Хотя это и не так плохо, спокойно относится к своему увлечению, разочарования неизбежны в любом случае, а так они переживаются гораздо менее болезненно, чем тогда, когда живешь чем-то и вкладываешь в дело всю душу. Отис не вкладывал, потому и не рассчитывал на многое.

Но это был особый случай.

Яркий свет ламп дневного света падал на доску, шеренги фигур выстроились друг против друга, готовые к яростной схватке. Игра еще не началась, но вот-вот соперник должен был сделать первый шаг. Шаг, который приведет к победе. Партия, как заноза, сидела в памяти, и потому Отис прекрасно знал, какой будет первый ход. Он не ошибся.

Оппонент, одетый в новенький костюмчик, с галстуком-бабочкой, который был тут совершенно не к месту, весь надувшийся от осознания собственной важности, наконец очнулся и небрежным движением руки переместил одну из пешек. Тогда Отиса невероятно раздражала манеры этого человека, причем раздражение усиливалось из-за того факта, что маленький пижон был куда более талантлив, а безукоризненная вежливость и легкий налет инфантильности вызывали глухую ярость. Так было тогда, но не сейчас.

Отис, огромным усилием воли удерживавший нетерпение внутри себя, сейчас сидел как на углях. Сидеть спокойно, как он сидел тогда, было невероятно тяжело, ведь на этот раз победа неминуема... как тогда было неминуемо поражение. А ведь шансы имелись и в тот раз, призрачные, из разряда "один на миллион", но все-таки. И хоть он проиграл, но более обидного проигрыша в недолгой шахматной карьере Отиса не случалось. Один ход, один ход... которого не хватило до сокрушительного разгрома непобедимого соперника. Один ход и все шансы вмиг испарились, уступив место разочарованию. После, в минуты досужих раздумий, Отис часто вспоминал все перипетии игры, отмечая ошибки — свои и соперника. Вспоминал и переигрывал партию, ходил иначе, просчитывал все варианты, искал возможность победить. И, в конце концов, нашел.

Первые ходы, как и в первый раз, не несли в себе особой угрозы никому из игроков, просто шаблонный розыгрыш одного из классических вариантов. Пешки двигались вперед, освобождая проход более сильным фигурам, те выдвигались на заранее приготовленные плацдармы — начало партии было периодом позиционных маневров. Самое интересное ждало впереди.

Повторять свои же ходы, сделанные давным-давно, только на первый взгляд легко, Отису приходилось усиленно напрягать память, выуживая крохи информации. Как он вел себя тогда, что говорил, что не говорил, дрожали его руки или нет, какое выражение застыло на лице. Все было важно, все могло сыграть свою роль, любая мелочь могла изменить намерения соперника. А могла и не изменить, кто знает. Отис не знал и не собирался рисковать, поэтому каждый миг давался ему как шаг по минному полю... Вот ситуация на доске начинает обостряться, но пижон даже не смотрит на оппонента, все внимание устремлено на черные и белые фигуры. Тонкие пальцы легким движением сдвигают пешку, организуя изящную ловушку, заметную лишь взгляду мастера.

Мастера, либо того, кто в нее уже попадался.

"Чертов вундеркинд!" — со смесью ненависти и восхищения Отис проигрывал в голове ту красивую комбинацию, разбившую в пух и прах его надежды на успех. Да, ловушки можно избежать, да, он придумал, как это сделать, но... но ему потребовались на то, чтобы найти решение, многие и многие годы.

А его сопернику всего несколько секунд...

"Вундеркинд, говорите?" — Видение из прошлого казалось на редкость реалистичным, Отис прекрасно помнил этот момент, когда судьба, пусть на миг, повернулась к нему лицом... Два маленьких мальчика сидели за шахматной доской, готовясь начать игру, один из них был немного старше... а другой должен был победить.

Сдерживать предвкушение было все труднее, капелька пота скатилась по щеке и упала на стол, беззвучно разбившись. Очень хотелось плюнуть на все и, достав из кармана платок, утереть пот, но поступить так значило выдать свое волнение, ту степень обеспокоенности, могущую заставить слишком талантливого оппонента почуять что-то неладное. И тогда все пошло бы прахом, все, о чем Отис мечтал столько лет.

Отис терпел. Осталось ждать совсем недолго.

— Итак, ребята, сегодня последняя наша игра — с лидерами. Выиграем — по

правилам будет переигровка и шанс обойти их. Сделать это будет сложно, но вполне реально, если вы постараетесь, как следует — игроки на второй, третьей и четвертой досках примерно равны вам по силам. Просто будьте внимательнее. Внимательнее!

Так... теперь ты, Отис. На первой доске у них самый сильный игрок, из тех, что участвуют в турнире. Победить его ты в любом случае не сможешь... просто постарайся сыграть получше и все.

— А если я все-таки выиграю?

— Знаешь... наши тоже говорили — мячик круглый, шансы есть всегда, мы

поборемся... и чем закончилось? Помнишь? То-то же.

— Значит, вы в меня не верите, Тренер?

— Ну, ты сам подумай — ты максимум на третий разряд тянешь, а он —

перворазрядник. Ну, какие тут могут быть сомнения?

— Ясно. Ладно, Тренер, я пойду... Партия скоро начнется.

Отис едва сдержал торжествующую улыбку. Ход, сделанный им, не представлял на первый взгляд ничего особенного, обычный промежуточный маневр. Но только на первый взгляд, на самом же деле позиция на доске принципиально изменилась и ловушка, мастерски установленная для него, полностью потеряла свою актуальность. Началась другая игра.

Но соперник ничего не заметил.

Отис даже почувствовал легкое разочарование, когда "вундеркинд" стал повторять ходы, сделанные им же, много лет назад. Не может же все быть настолько легко? Наверное, оппонент не настолько хорош... Было обидно и это чувство лишь усилилось, когда черные перешли в наступление, когда позиция белых стала катастрофической, когда до победы оставалось лишь несколько ходов. Отис не испытывал радости, лишь пустоту. Даже смятение на лице соперника, слишком поздно заметившего коварные замыслы черных, не пролило бальзам на его сердце.

Все имеет смысл лишь первый раз...

А он боится, удивленно отметил Отис, исподлобья рассматривая противника. Боится... нет, не меня — было б чего бояться... Он боится проиграть. Больше всего на свете боится именно этого. А это шанс... Очень хороший шанс.

Поборемся... Отис сделал первый ход, начав партию.

Так? Нет, ничего не выйдет... Мало фигур на этом фланге. Атака просто захлебнется... Хм... а интересно все же — игра абсолютно равная, более того — у меня небольшая инициатива... И он нервничает — все сильнее и сильнее. Это хорошо, это можно использовать... Только как? Хм... А если?! Точно!

Посмотрим, насколько ты меня недооцениваешь...

Противник был удивлен... Даже нет — шокирован, причем очень и очень сильно. Он, хоть и боялся проиграть, но все равно не верил в поражение. Не здесь, не этому... не так. Но судьба распорядилась иначе — одна маленькая, едва заметная ошибка, ошибка по причине недооценки соперника... Всего одна ошибка стоила поражения. Ужасно обидного и досадного.

Что поделать... Это жизнь.

— Все, ты уже закончил?

— Ага...

— Ну и? Хоть не слишком позорно проиграл?

— Да нет... просто выиграл.

— Вы... выиграл?

— Ага... а что с остальными?

— Одно очко из четырех возможных... мы всего лишь вторые.

— Значит, моя победа никому не нужна, значит, значит, все было зря?

— Ну... выходит, что так.

— Ясно. Жаль.

Игра, тем не менее, продолжалась, Отис, потерявший интерес к происходящему, пытавшийся скорее разобраться в своих чувствах, нежели следивший за игрой, усиливал давление на соперника, реализуя придуманные ранее комбинации, белые лишь отчаянно отбивались. Партия близилась к завершению, медленно, но неизбежно. Глаза игроков встретились, в глубине одних было непонимание, другие излучали легкую печаль. Вздохнув, Отис сделал последний ход и, слегка прикрыв глаза, сложил руки в замок. Ему хотелось побыстрее покончить со всем этим фарсом, неважно даже кто выиграет (хотя шансов у оппонента, если честно, практически не оставалось), лишь бы чей-то голос произнес "Сдаюсь", а в протоколе соревнований зафиксировали результат. Он ждал с обжигающим нервы холодным нетерпением, как может ждать лишь тот, кому безразлично происходящее. Он ждал, внимательно наблюдая за судорожно соображающим "вундеркиндом". Он ждал, когда рука с тонкими пальцами потянется к кнопке и остановит часы.

Отис Кайве не любил ждать.

С застывшим на лице выражением крайней растерянности, "вундеркинд", уже потерявший всю свою важность, двигаясь, словно в замедленной съемке, потянулся к часам, чтобы остановить игру, признав поражение. Пальцы замерли в сантиметрах от кнопки, но соперник почему-то медлил, никак не решаясь сделать последнее движение. Отис же терпеливо наблюдал, теперь от него не зависело ровным счетом ничего.

Наконец пальцы дернулись, но не к часам, а к доске. Оппонент Отиса сделал ответный ход, второй раз перевернув ситуацию с ног на голову... Так уже было, и было не раз: соперник, казалось бы, уже поверженный, вдруг восставал, аки феникс из пепла, положение на доске менялось с головокружительной быстротой, приходилось прикладывать все свои способности, все силы, чтобы удержаться на грани поражения... Иногда удавалось, иногда нет, но всегда он боролся до самого конца. Но сейчас... ничего не хотелось, лишь бы поскорее закончить эту, затянувшуюся на десятилетия, партию... Соперник поднял глаза и, с какой-то непонятной грустью, выжидающе уставился на Отиса...

В этот, несомненно, решающий момент, дыхание Отиса замерло, чувства оказались словно вморожены в вековой лед отрешенности — и горечь, щедро перемешанная с восхищением, и усталость, напополам с досадой и злостью на себя... А потом все растворилось, канув в пустоту. В следующий миг туда же последовал и весь мир.

Игра закончилась.

— Однако... Не жалко терять такой талант?

— Терять?

— Да... а что не так?

— Видишь ли... нельзя потерять то, чего никогда и не было.

— Но...

— Ты разве не видишь? Ему все равно.

— Аааа... — крик утонул в приступе сильного кашля, отдававшегося острой болью в груди. Отису потребовалось несколько минут и все оставшиеся силы, чтобы справиться с этим. Пусть ненадолго, но сейчас довольно было и небольшой передышки.

"Опять эта комната. Я уже проснулся? Похоже на то... И вновь мне было очень плохо сразу после пробуждения. Случайность? Вряд ли, по крайней мере, я в такие случайности не верю. Но что же тогда? Что они тут творят, черт возьми?! Что они со мной делают? Не нравится мне все это..."

Из здания Компании он вышел с твердой уверенностью больше сюда не возвращаться. Отис не сомневался в этом решении, оно казалось непоколебимым, но... Когда Солнце вновь явило Земле свой лик, мистер Кайве стоял перед стеклянной дверью, за которой открывался просторный холл, и ждал.

На войне как на войне.

Цепочка пехотинцев в темной форме выдвинулась вперед. Издалека они очень сильно походили на игрушечных солдатиков, с которыми имел дело любой мальчишка в подобающем возрасте, вот только, в отличие от детского развлечения, эти темные фигурки убивали. И умирали.

Ладони Отиса мгновенно вспотели, палец нерешительно елозил по спусковому крючку автомата. Он еще никогда не стрелял по людям, а из оружия держал в руках только кухонный нож. Тело пробила легкая дрожь, противник все приближался, а Отис никак не мог побороть внутренний протест, возникающий при мысли, что ему придется открыть огонь на поражение по живым существам. Уже послышались первые робкие выстрелы, солдаты в темной форме стреляли наугад, стремясь скорее напугать, заставить открыться, обнаружить свои укрытия. Они понимали, что с такого расстояния прицельно бить почти невозможно.

И они были бы правы. Вот только у обороняющихся имелись снайперские винтовки.

Выстрел прозвучал как глухой щелчок, с таким звуком ломаются сухие ветви, затем еще один, и еще. Атакующие, словно наткнувшись на невидимую стену, замерли, затем быстро рассыпались по сторонам, укрываясь за деревьями, камнями, за мельчайшими неровностями местности. Правда, сделать это успели не все — несколько тел неподвижно лежали на зеленой траве.

Ничего страшного. Допустимые потери.

Снайперы прекратили стрельбу, противник тоже затаился.

— Сейчас подмогу вызовут, черти... — сосед Отиса, светловолосый молодой парень с открытым лицом, снял кепку и вытер выступивший на лице пот.

— Подмогу? — переспросил Отис, на время забыв о своих сомнения.

— Угу. Щас как вдарят по нам из минометов...

— И ты так спокойно об этом говоришь?!

— А как об этом говорить? — светловолосый недоуменно воззрился на него. — Парень, ты как первый раз замужем. Я понимаю, что ты в этих делах пока еще совсем новичок, но это война. Ясно?

— Ясно...

Дальше они сидели молча... А потом было не до разговоров — начался обстрел. Мины падали смертоносным дождем, взрывались с оглушительным грохотом, сея окрест тучи осколков и вздымая серую пыль, щедро перемешанную с комьями земли, да опавшими листьями. Отис почти оглох и не мог ничего толком рассмотреть, он лежал в небольшом окопчике, сжимая свой автомат, словно тот мог спасти от взрыва или шального осколка. Ему казалось, все это длилось очень долго, но на самом деле прошло не больше минуты после первого залпа, когда артиллерийский огонь стал заметно ослабевать. Клубы пыли потихоньку развеивались на ветру и Отис, устремив взгляд вниз, заметил, что атакующие солдаты подобрались, пользуясь моментом, совсем близко.

Настолько близко, что попасть по ним можно было даже с закрытыми глазами.

— Стреляй! — светловолосый, с лицом, выражавшим крайнюю степень сосредоточенности, посылал очередь за очередью в темные фигуры. — Стреляй, черт тебя дери!

Отис зажмурился, направил автомат вниз и судорожно нажал на курок. Оружие разразилось длинной злой очередью, смолкшей лишь тогда, когда в магазине не осталось патронов...

— А ты не так плох... Даже подстрелил одного из этих гадов, — светловолосый лукаво улыбнулся. — Сработаемся...

Отис пропустил слова соседа мимо ушей. Его трясло, в душе словно кто-то потоптался грязными сапожищами, очень хотелось выпить, но из того, что можно пить, была лишь простая вода в фляжке на поясе. Просить у кого-то из рядовых, даже у светловолосого соседа, не хотелось. Хотелось ругаться. Матом. Отис отвернулся и стиснул зубы.

Никогда еще ему не было так мерзко.

Ощущение лишь усилилось на собрании, организованном старшиной, когда стало ясно, что атака окончательно отбита.

— ...мы занимаем стратегически важную позицию — сразу за нами открывается прямая дорога на столицу. Да, врага можно остановить и там, на подступах к городу, но, как назло, места там равнинные, а, учитывая подавляющее превосходство неприятеля в технике... сами все понимаете, — лысый старшина вздохнул. — Мы должны задержать их. У врага почти две тысячи пехоты, сотня танков и минометная батарея. Вроде бы и не так много, но хватит, чтобы и мокрого места от нас не оставить.

— Какие у нас шансы? — это светловолосый знакомец Отиса. Перешел сразу к делу, без лишних предисловий.

— Шансы... Шансы крайне малы, — старшина сделал несколько отметок на засаленной карте и принялся ожесточенно грызть куцый карандаш. — Хотя позиция у нас очень хорошая — слева болото, справа овраги, а сами на вершине холма. Обзор отличнейший, если они попрут через овраг, положим половину их пехоты, не меньше, и они это прекрасно знают. Поэтому атаки с той стороны можно не ожидать, правда, пару засад я все равно поставлю.

Что с болотом... Там они тоже не пройдут. Без карт, без проводника... Короче, утонут с концами, если сунутся. А они не дураки, это передовой отряд, их задача проложить дорогу основным силам, но не умирать. Умирать придется нам.

Старшина мрачным взглядом окинул своих подчиненных.

— Слева они не пройдут, справа тоже. Они попрутся прямо, будут атаковать в лоб всеми силами после массированного артобстрела. Сначала пехота, за ней танки. Нас просто проглотят и нужно сделать, чтобы они подавились.

Не люблю так говорить, но... отступать нам некуда, да и нельзя... Все, совещание окончено, можете расходиться по своим позициям, конкретные указания получите чуть позже. Все свободны.

— Постойте, сэр! — опытный вояка удивленно воззрился на того, кто додумался нарушать уставом и годами закрепленный порядок, в миру именуемый субординацией. Этим кем-то оказался Отис Кайве.

— Ну? — голос старшины недвусмысленно намекал "Свалил бы ты парень в свой окоп и молчал в тряпочку. Не до тебя.". Отис намек полностью проигнорировал и ляпнул то, от чего у всех присутствующих глаза на лоб полезли.

— А почему мы не можем отступить? — в глазах солдат читалась откровенная враждебность, лысый командир нахмурился еще сильнее. Но, несмотря на общее неодобрение, Отис продолжил. — Мы ведь все равно погибнем зазря! А если избежать боя, то потом можно причинить врагу больше вреда...

Ответом было гробовое молчание, нарушаемое щелчками затворов. Умом Отис понимал, что говорил правильные вещи, вот только даже ему казалось, что сейчас такие слова неуместны... Страсти накалялись и рано или поздно должен был произойти взрыв. Ситуацию разрядил старшина.

— Слушай, пацан, — голос оставался противоестественно спокойным, что мигом охладило некоторые чересчур горячие головы, а Отис испытал непонятные угрызения совести. — Можешь сколько угодно рассуждать о том, как лучше, а как хуже. Но мы останемся. Останемся и остановим врага, пусть даже ценой жизни... Ты же уходи, если хочешь. В спину тебе стрелять не станут, хотя стоило бы, а потом, как бы не закончился бой, мы уже будем мертвы, и некому будет рассказать о твоем предательстве. Уходи. Или оставайся. Да, да, можешь остаться. Я же вижу — ты просто дурак, молодой дурак. Если расстреливать каждого молодого дурня — кто воевать будет?

В общем... я философию разводить не буду, а дам тебе три секунды на раздумья. Ты остаешься или уходишь?

— Я остаюсь, — выдавил из себя Отис, щеки которого горели огнем. Ему было нестерпимо стыдно за свои слова.

Старшина внимательно посмотрел в глаза нарушителя порядка.

— Всем разойтись! А ты, парень, останься на минутку. Потолкую с тобой немного. Да ты не бойся! Я зла не держу за твои слова.

Он поманил Отиса пальцем.

— Я прекрасно тебя понимаю. Тебе страшно, очень страшно. И мне страшно, поверь. Даже еще больше, потому что я знаю то, чего не знаешь ты, потому что я видел такое, чего предпочел бы не видеть. На войне без страха нельзя, тот, кто ничего не боится, долго не проживет... Но какого черта ты трясешься за свою шкуру, словно какая-нибудь девка?!

Гневная тирада старшины повергла Отиса в некоторое замешательство. В самом деле — почему? Ведь он никогда не испытывал особого страха перед смертью...

— Ладно, парень, вижу тебе надо поразмыслить малость. Иди в свой окоп, а напоследок я вот что скажу... Живи, пока живешь. Послушай старика.

— Старика?

— Да-да. Ты не смотри, что на вид мне тридцатник с хвостиком. Возраст, он ведь не внуками и правнуками измеряется... А тем, что уже прожил, тем, что уже не страшишься конца, тем, что уже не жаль... Ладно, иди. Отдохни, еще пара часов у нас есть...

Светловолосый верно истолковал расстроенный вид Отиса и не стал пенять тому на слова, сказанные в минуту слабости. Вместо этого протянул свою фляжку.

— Глотни чуток. Полегчает.

Отис не стал привередничать, на самом деле он был очень признателен этому простому солдату, который предпочел забыть ту неприятную ситуацию и предложил пусть нехитрую, но помощь. Алкоголь обжег горло, Отис с силой выдохнул, а потом несколько секунд дышал носом.

— Крепкое пойло!

— А то! — светловолосый рассмеялся. — Мне мама присылает. Они с сестрой в деревне остались... Вот посмотри.

Из потрепанного солдатского мешка на свет появилась старая фотография.

— Вот мама, а вот сестра. Правда, красивая? — лицо солдата приобрело какое-то нежное выражение, заметив взгляд Отиса, он смутился. — Я очень скучаю по моим родным... Ведь больше у меня никого нет, да и они — как там без меня? Все жду, когда же эта война закончится, и я вернусь домой...

Отису хватило такта не говорить правду, а лишь улыбнуться в ответ и сказать.

— У тебя красивая сестра... А домой ты вернешься, обязательно.

— Спасибо...

Заходящее солнце отсчитывало последние минуты покоя, горизонт уже начал окрашиваться в багровый, а два человека в соседних окопах продолжали неспешный разговор...

— ...почему ты здесь? Только не говори про долг перед родиной, это лишь слова.

— Не буду. Ведь действительно не долг перед родиной привел меня на войну, вовсе нет.

— А что же тогда?

— Что? Хм... А ты посмотри вокруг. На эту зеленую травку, на этот лес, вдохни этот воздух... Все это — моя жизнь. Как и мои родные, надеющиеся на своего защитника, они тоже моя жизнь. А ради жизни не жаль и повоевать. Или умереть...

Они замерли, думая каждый о своем, и лежали молча, пока на темнеющем небе не стали распускаться огненные цветки взрывающихся ракет. Они все взрывались и взрывались, освещая место для боя, вдали послышался непонятный шум, становившийся все громче. Звук приближающейся лавины.

Теперь было не до разговоров. Началась массированная атака врага.

Впереди двигались темные фигурки солдат, расходный материал любой войны, они наверняка предполагали завязать перестрелку с защитниками холма, обнаружить позиции обороняющихся, с тем, чтобы танки, длинной вереницей ползущие следом, довершили разгром. А чтобы потери живой силы не оказались слишком велики, первыми в дело вступили минометы.

Отис вжимался в холодную землю, вздрагивая, когда очередная мина взрывалась совсем близко от их позиции. Грохот стоял невероятный, но, похоже, это было единственное, чего добился противник своим артобстрелом. То ли так и задумывалось, то ли прицел у наводчиков оказался сбит, но все снаряды легли, не долетая до верхушки холма, на которой окопались старшина и его солдаты.

Затем все стихло.

Серые клубы пыли рассеивались, и сквозь них Отис беспомощно наблюдал за приближающимся врагом. Пехотинцы в темной форме на сей раз были куда осмотрительнее и старались лишний раз не попадать в прицел снайперов, потому их продвижение было не таким быстрым, но зато теперь отдельные меткие выстрелы снайперов даже на миг не замедлили атакующих. Первые погибшие падали в траву, но остальные, которых было много, очень много, шли вперед, и такая цена отнюдь не казалась им чрезмерной. А сзади неумолимо приближались танки...

Хищные очертания бронированных машин, пушки, рыскающие из стороны в сторону, все это вызывало в душе Отиса ощущение глухой безысходности. Впрочем, через секунду ему было не до того, чтобы прислушиваться к своим ощущениям. Пехота врага приблизилась на расстояние прицельного выстрела, и позиции обороняющихся огрызнулись шквальным огнем...

Солдаты гибли десятками, но упрямо шли вперед, устилая землю своими телами, они отвлекали внимание, перестреливаясь с защитниками холма, позволяя своим танкам приблизиться еще на метр. И еще.

— Зачем... — тоскливо прошептал светловолосый, не переставая, тем не менее, стрелять. — Зачем... Так...

Отис же поливал ряды наступающих с молчаливой сосредоточенностью. Он ничего не чувствовал, совершенно ничего, и, стреляя, смотрел скорее на приближающиеся танки, чем на солдат врага, умирающих под его пулями. Глаза, не потерявшие зоркости, позволили Отису первым заметить странные насадки на стволах пушек, и лишь потом светловолосый, похоже слишком хорошо знавший, с чем им пришлось столкнуться, произнес мертвым голосом:

— Вот и все... Это тепловизоры...

— Тепловизоры?!

— Да... теперь они ударят точно в цель...

И словно в подтверждение этих слов с неба вновь стали падать мины...

Светловолосый погиб сразу. Мина, упавшая в нескольких метрах от их окопов, пронзила воздух веером смертоносных осколков, один из которых прошел навылет, располосовав ногу Отиса, а другой попал в бедро, раздробив кость и застряв в теле. Вспышка боли, охватив сознание раненого, тут же схлынула, а на ее место пришла странная эйфория. Он повернул голову, чтобы посмотреть, как там светловолосый, и наткнулся на остекленевшие глаза. Молодой солдат невидяще уставился в темное небо, на лице осталось какое-то мечтательно-детское выражение. Этот человек был мертв. Окончательно и бесповоротно.

— Нет... нет... — Отис, забывший о покалеченных ногах, подполз к неподвижному телу, схватил за плечо и стал трясти. — Вставай! Не смей умирать! Слышишь! А как же твоя мама? Ты же хотел вернуться...

По щекам скатились две слезинки. Отис сжал зубы. Так было неправильно, несправедливо. Так не должно было быть! А потом горечь уступило место слепой ярости. Безумная мысль возникла в наполовину свихнувшемся от переживаний сознании Отиса. Да, есть один шанс. Шанс сделать смерть светловолосого солдата (так и оставшегося безымянным...) не напрасной! Но времени мало, очень мало...

Совершенно не чувствуя боли в израненных ногах, с какой-то самоубийственной отрешенностью воспринимая рвущиеся вокруг мины и снаряды танков, которые, остановившись у подножия холма, начали методичный обстрел верхушки, Отис пополз к складу боеприпасов. Насколько он помнил, там имелось несколько ящиков взрывчатки, как раз то, что нужно для претворения в жизнь одной сумасшедшей идеи. Но сначала нужно было добраться до цели живым, добраться под шквальным огнем почуявшего близость успеха противника, который не собирался предоставлять обороняющимся никаких, даже самых призрачных, шансов.

Отис полз. Полз, сдирая ногти до крови о твердую землю, встречающиеся на пути камешки больно царапали лицо и руки, силы неотвратимо покидали человеческое тело, капля за каплей. Отис полз.

Он успел вовремя. И непоправимо опоздал. Лысый старшина полулежал-полусидел у деревянного столба, смерть застала его в попытке дотянуться до автомата, отброшенного взрывом мины в сторону.

— Еще... когда же это закончится?

Вопрошать небеса сегодня бесполезно, это Отис понял со странным спокойствием. Даже гибель глубоко симпатичного ему человека не вызвала почти никаких чувств, никакого шевеления внутри. Слишком много всего произошло за такое короткое время, слишком слаб человек... Впрочем, легкое удовлетворение он все же испытал, когда, окинув взглядом землянку, обнаружил ящики с взрывчаткой в целости и сохранности.

— Успел... Осталась самая малость...

Из последних сил Отис пополз к этим ящикам, все внимание сосредоточив на своей цели, и потому мина, издевательски медленно падающая с небес, стала для него полной неожиданностью. Последней. А потом мир утонул в огне...

...Умирающее сознание зафиксировало лишь странные слова, от которых веяло могильным холодом, на миг остудившим испепеляющее пламя взрыва. Но лишь на миг, огонь тут же вернулся, еще более яростный...

Вспышка ослепительного света принесла успокоение. Тьма, последовавшая затем, была необычайно притягательна... Как никогда.

— Он опасно близок к грани. Ты ведь этого хотел?

— Вот уж нет. Я может и не... хм... ангел, но и не безумец. Я не из тех, кто считает, что ветер можно приручить.

— А что — нельзя?

— Ты опять начинаешь?

— Что начинаю?

— Что-что... задавать вопросы, ответы на которые прекрасно знаешь. Да, нельзя. Ветер можно лишь убить.

— ...и это уже вполне выполнимая задача.

— Выполнимая, конечно. Но не все так просто. Ой, не просто все...

"Что случилось? Я умер? Нет... всего лишь очередной сон... Как больно... Больно?! Почему... Вот черт! Как?! Откуда?!... Эти шрамы... Их не было... Но такое невозможно! Этого просто не может быть!.. А они старые... Очень старые... Что же, черт возьми, тут твориться?... Никакой Компании такое не под силу... Они же не Боги... Тогда что? ЧТО СЛУЧИЛОСЬ?!... Так... у меня еще пять жетонов... Я вернусь туда завтра... Я хочу знать..."

Пасмурная погода стояла уже который день и не видно было причин, почему что-то должно измениться. Погода навевала мрачные мысли, нависло томительное ожидание, предчувствие грядущих событий. В такой обстановки каждый обыватель стремился запереться в своем маленьком мирке, затаиться и переждать. То, что происходило с другими, ни волновало никого, все думали лишь о себе. Обыденная вещь, конечно, просто сейчас особенно обострившаяся...

Город знавал лучшие дни.

Лучше для всех.

Желтая лампочка над дверью мигнула, сменяя желтый свет красным. Как сотни раз до этого из динамика раздался скрипучий механический голос:

— Внимание! Закройте, пожалуйста, глаза и не дышите!

Отис, чьи веки были сомкнуты загодя, сразу после предупреждающего светового сигнала, задержал дыхание. Он терпеливо ждал, когда откуда-то сверху польются струи холодной жидкости, стараясь при этом не шевелиться. Малоприятная, но необходимая процедура, точнее, необходимая, по мнению начальства, т.к. сам Отис категорически не понимал смысла во всех этих мероприятиях. Антибактериальная защита? Что тут можно защищать? Впрочем, досужие размышления рядовых сотрудников мало кого интересовали, а тем оставалось лишь терпеливо сносить сию (безусловно, крайне возмутительную!) ежедневную процедуру.

Прикосновение химического раствора к коже напоминало прикосновение лягушек... Хотя нет, лягушки гораздо приятнее, тут скорее подойдет сравнение с медузой, опутывающей липким слоем все тело и вызывающей легкое жжение, почти незаметное на фоне массы прочих ощущений. Отис, увлекшись придумыванием метафор, не заметил, как липкая жидкость сменилась обычной водой, а затем потоками горячего воздуха. Из состояния легкого транса его вывел лишь динамик, повторно исторгнувший все тот же голос:

— Химическая обработка завершена. Пожалуйста, покиньте помещение.

Отис странным взглядом окинул лампочку, уже горевшую желтым, словно видел ее впервые, задумчиво хмыкнул и, рассеянно одевшись, вошел в коридор, охватывающий кольцом основной корпус станции. Охранник за стойкой с рядами мониторов, на которые выводилась картинка с множества камер наружного наблюдения, поднял глаза от журнала и, сладко зевнув, поприветствовал новоприбывшего:

— Привет, Отис! Ты сегодня рано. Со своей чтоль поссорился?

— Ааааа... — за сим многозначительным высказыванием последовал вялый взмах руки.

— Ясно, — охранник понимающе усмехнулся. — Кстати, Дейв уже пришел, он как часы — всегда ровно на полчаса раньше является.

— Да знаю... У него свой интерес.

— Интерес, знаем мы этот интерес... Устроил бы ты нагоняй этому бездельнику.

— Что — опять? Вот паршивец! — Отис рассмеялся, ситуация с Дейвом его скорее забавляла, чем возмущала, а этот разговор, в различных вариациях, повторялся с завидной периодичностью. — Тренироваться надо больше, терпение и труд, они горы свернут могут.

Собеседник лишь пожал плечами, всем своим видом демонстрируя беспомощность и покорность судьбе, в лице Непобедимого Дейва, а так же отсутствие всякого желания сворачивать какие-либо горы.

— Ладно, пойду я... Спокойной смены! — Отис еще раз улыбнулся.

— Тебе тоже, еще увидимся.

Все те же привычные слова, не несущие особого смысла, но употребляемые когда нужно что-то сказать. Впрочем, на этот раз они имели глубокий смысл... смысл, о котором пока еще никто не догадывался.

Робот ступал почти бесшумно, лишь едва слышный шелест механизмов выдавал его присутствие на станции. Строгая программа требовала оставаться не замеченным пока это возможно, ведь даже ресурсов сего совершенного творения человеческого разума может не хватить, если охрана поднимет тревогу. Серая и шершавая на вид трехпалая нога осторожно ступила на одну из вентиляционных решеток в полу, звук, раздавшийся при соприкосновении металла с металлом, заставил стальную махину замереть. Все механизмы, управляющие движением, прекратили свою работу.

Коридор был пуст, ни один любопытный техник не заглянул в этот сектор, никто не заинтересовался подозрительным шумом. Просто потому, что услышать его мог бы лишь такой же робот, как тот, который неподвижно стоял, освещенный желтоватым светом ламп, задействовав все свои сенсоры. Как того требовала заложенная в главный процессор программа. Как хотели те, кто его создал и отправил сюда.

Умная программа ловко выдергивала подозрительную информацию из лавины данных, поступающих со всех датчиков, коими был просто нашпигован робот, и, не найдя причин для беспокойства, подала сигнал продолжать движение. Чуткие механизмы тут же деловито зашуршали, и металлический лазутчик продолжил перемещаться по коридорам станции, персонал которой даже не предполагал, какая угроза над ними нависла... А угроза тем временем медленно, но верно приближалась к цели, робот презрительно шествовал мимо редких видеокамер, у него имелись устройства, способные шутя разбираться с подобными средствами наблюдения. Электроника не была проблемой, ведь ее очень легко обмануть. В отличие от людей.

...Отис зашел в раздевалку и прошел к своему шкафчику, слегка удивленный тем, что кроме него тут больше не было ни души.

— Где же они, черт возьми? — имелись ввиду парни из предыдущей смены, с которыми иногда приятно было перекинутся парой слов. Вот только сегодня в раздевалке Отис оказался один.

Дверца привычно скрипнула, за ней висел все тот же белый халат (не мешало бы его постирать, кстати), вроде бы все как всегда... Отис мотнул головой, отгоняя непонятно откуда возникшее беспокойство, странный дискомфорт, возникший с самого утра и далее лишь усиливавшийся. Правда, зрелище привычных для взгляда вещей, слегка сгладило отрицательные ощущения и настроило на благодушный лад. Отис даже затянул себе под нос какую-то песенку, пока доставал свою помятую одежду и скептически ее рассматривал...

Переодевание занимало у Отиса не больше пары минут, но на этот раз он провозился чуть ли не десять, все время поглядывая на дверь. Беспокойство, чуть было унявшееся, вновь стало точить изнутри — что-то явно было не так. Наконец, забросив комок мятой одежды в шкаф и захлопнув дверцу, нерешительно шагнул к выходу.

Никто так и не пришел.

Если бы робот был не машиной, а человеком, то он бы сейчас, без сомнения, крепко выругался и впал в крайнее расстройство. Что было бы неудивительно — ведь все первоначальные расчеты пошли прахом, и срочно приходилось переходить к резервному плану. Виной всему были два техника — электронику обмануть несложно, но лишь электронику, к сожалению устройств, способных скрыть пребывание робота на станции от человеческого глаза не существовало в принципе. Оставалось лишь надеяться (или рассчитывать — кому как больше нравится) на то, что удастся избежать любых контактов с людьми. Не удалось. Два сотрудника из технического персонала станции что-то деловито обсуждали, стоя на пересечении двух коридоров. И чтобы достичь цели, нужно было как-то проскочить мимо них.

Программа, управляющая роботом, мгновенно задействовала дополнительные сценарии, напрягая все вычислительные мощности начала просчитывать варианты действий. Когда она закончила работу, каждый механизм знал, что он должен будет делать дальше. Робот резко двинулся вперед...

Застигнутые врасплох техники даже не успели вскрикнуть, злые кусочки металла легко разрывали уязвимую человеческую плоть, из страшных ран толчками вытекала кровь. Тела падали медленно, словно нехотя, и при этом, почти не издавая шума, за исключением предсмертного хрипа одной из жертв. В считанные секунды все было закончено. На гладком полу растекалась темная лужа, а стены усеяли пятна красного цвета. Приглушенный звон падающих гильз поставил точку в этой бойне.

Затем, неподвижно стоящий робот принялся тщательно ощупывать пространство чувствительными датчиками, убеждаясь, что его присутствие по-прежнему остается незамеченным. Так продолжалось около минуты, после чего, убедившись в том, что непосредственной угрозы разоблачения нет, программа, управляющая роботом, устремило все внимание на расстрелянных людей. Один из них был уже мертв, в теле другого еще теплилась жизнь. Усеянная датчиками и антеннами металлическая голова чуть повернулась, устремив все внимание на умирающего. И не зря — левая рука едва заметно дернулась, оставляя на полу красные разводы. То ли предсмертные судороги, то ли что-то иное. Программа не стала ждать и разбираться в причинах, а просто послала сигнал, задействовавший орудийную систему. Короткая очередь прошила и без того изувеченное тело техника, на сей раз, точно отправив его в мир иной...

Причин для беспокойства более не было — следовало продолжить выполнение главной задачи. Приводящие устройства деловито зашуршали, автоматические пушки вернулись на свои места внутри робота. Механическая махина, двигаясь с грацией подвешенной за ниточки марионетки, перешагнула через тела убитых ею людей и устремилась вдоль коридора.

Цепочка кровавых следов отмечала этот путь.

Отис откровенно плелся по коридору. Работать не хотелось, хотелось пойти в бар и напиться. Нельзя. Он вздохнул. День был на редкость неудачный, если не сказать плохой. Даже ужасный. А самое главное — его не оставляло предчувствие чего-то очень-очень страшного, вот-вот что-то должно было произойти, словно буря надвигалась на станцию в целом и на Отиса лично, надвигалась медленно и неумолимо.

Было плохо. И с каждым мигом становилось все хуже.

Внезапно странный шум привлек внимание, заставив человека резко обернуться. Но испуганный взгляд встретил лишь пустой коридор. Уж не померещилось ли ему? Отис начали терзать сомнения, уверенность в том, что звук действительно был, тут же испарилась. Может, он что-то слышал... а может, и нет. Напряженно всматриваясь вглубь коридора, слегка подрагивающей рукой достал платок и вытер выступивший пот. Нервишки-то ни к черту. Так и параноиком стать недолго. Отис невесело улыбнулся, в любом случае он не мог долго стоять посреди коридора, ожидая неизвестно чего.

Человек в белом халате еще раз внимательно осмотрел коридор и, развернувшись, отправился к пункту управления станцией. Своему рабочему месту.

Лампы над головой на миг поблекли, окунув все вокруг в полумрак, а затем засияли еще ярче. Еще раз сбой в работе системы освещения произошел по прошествии нескольких секунд и больше не повторялся.

Странное мерцание света не ускользнуло от внимания робота, он остановился, неуклюже переступил с ноги на ногу, так, что со стороны могло показаться, что машиной управляет человек. Однако такое впечатление было обманчивым, ведь даже самый мельчайший механизм, из множества коих и состоял робот, подчинялся только сигналам, подаваемым центральным процессором, который в свою очередь выполнял указания сложной программы с элементами искусственного интеллекта. Она была своеобразным виртуальным мозгом этой металлической махины и при этом — обладала полной автономностью.

Простояв неподвижно несколько секунд и решив, что неполадки системы освещения не несут непосредственной угрозы выполнению плана, робот неутомимо потопал вперед. Впрочем, потопал — не совсем верное слово, так как перемещался он почти бесшумно.

Метр за метром, шаг за шагом, робот двигался к своей цели, до которой уже оставались считанные минуты, когда очередная случайность, на этот раз совершенно непредвиденная, заставила его замедлить ход и начать лихорадочно просчитывать варианты.

Впереди медленно шел человек, но вот поступить с ним так же, как и с предыдущими, было нельзя. Слишком уж близко центральный пункт управления станцией, слишком близка к своему завершению вся сложнейшая операция...

Робот незаметно крался чуть поодаль, выжидая удобный момент. А момент все не наступал.

Навязчивое ощущение чьего-то присутствия не оставляло Отиса, он уже несколько раз удерживал себя от того, чтобы оглянуться и посмотреть, что твориться у него за спиной. В принципе, ничего постыдного в этом поступке не было, но сделать так, означало окончательно смириться с прочно угнездившейся в глубине души паранойей. А этого не хотелось, очень не хотелось. И Отис терпел, хотя предел его силы воли был уже ох как близок, терпел и, еле передвигая ноги, шел к своему рабочему месту.

До центрального пункта управления станцией оставались считанные шаги...

Уже совсем близко, а шансы незаметно устранить помеху в виде невовремя появившегося на пути человека таяли со скоростью света. Вот пункт управления, вот сквозь прозрачный пластик можно разглядеть ряды мониторов, человека, сидевшего за одним из компьютеров, множество датчиков, вот человек, преследуемый роботом, подходит к двери. Времени на колебания не оставалось, программа отдала команду, и из тела робота выдвинулись автоматические пушки...

Отис резко распахнул дверь и вошел в просторное помещение, напряженный взгляд усталых глаз сразу же остановился на напарнике, низкорослом и полноватом человеке, сидевшем за одним из компьютеров и неотрывно смотревшем на монитор.

— Привет, Дейв! — человечек дернулся и слегка обмяк, откинувшись на спинку кресла. Но не обернулся.

— Привет, Отис... — Дейв наконец соизволил повернуть свое лицо к собеседнику, и это лицо показалось Отису странным, правда лишь на миг. Подумав чуть-чуть, он предпочел счесть это очередным проявлением паранойи и вернулся к разговору.

— Что это там на экране, а напарник?

— Это? Да так, ничего... Просто свободная минутка, пока тебя ждал, выдалась...

Пушки были приведены в боевую готовность, но выстрелить робот не успел... Сигнал тревоги взревел, оглушающей волной проносясь по всем коридорам станции, его обнаружили, обнаружили, когда до цели было рукой подать. Если бы робот был человеком, он от отчаяния рвал бы на себе волосы. Но вот только он человеком не был, и волос на металлической голове отродясь не росло, да и способность испытывать эмоции создатели не заложили в сложную программу. Зато заложили кое-что иное, поэтому, когда электронный мозг механического лазутчика убедился в окончательном и бесповоротном провале миссии, на устройство, вмонтированное специально для такого случая, поступил кодированный сигнал.

Робот включил систему самоуничтожения.

— Сейчас рванет! — Отис с интересом смотрел на экран.

Когда динамики выдавили из себя приглушенное "Бух!", он продолжил.

— Красиво, всегда любил этот момент. Есть в нем что-то... символическое.

— Да ну тебя, — расстроено протянул Дейв, косясь на экран, показывавший жалкие останки робота и красную надпись Game Over, то бишь Конец Игры. — Не мог заявиться сюда на пару минут позже, я же почти прошел...

— Почти, не почти, а я и так задержался, — Отис мигом посерьезнел. — Кстати, ты видел — свет мигал?

— Ну да, опять какие-то неполадки в системе освещения. Ничего особенного, — Дейв вздохнул и с сожалением пересел за соседний компьютер, мельком взглянул на колонки цифр. — Все параметры в норме, нас это не должно касаться, пусть техники отрабатывают свой хлеб.

— Так-то оно так, но все-таки... — соглашаясь со словами напарника, он все-таки не мог избавиться от сомнений. Ну не появляются такие предчувствия на пустом месте! И даже внешне благополучная обстановка на станции — все работает, все в норме — не служила успокоением, а напротив, заставляла терзаться неизвестностью. Не зря говорят — если знаешь опасность в лицо, с ней проще справиться.

Может, опасности и вовсе не было. Но Отис об этом ничего не знал.

— Ладно, давай запустим тесты. Неспокойно что-то мое сердце...

— Ух! Как закрутили-то сюжет, как закрутили! А МакКлейн красавец!

— Да что ж там особенного? Примитивный боевик, с банальным сюжетом, главный герой... — слово "герой" Отис произнес с нескрываемым презрением. — Так вот, этот герой — словно бройлерный цыпленок, заботливо выращенный, соответствующий всем запросам потребителя, такой же глупый и бессмысленный.

— Слушай, ну вечно ты начинаешь...

— Что? Говорить правду? — Отис усмехнулся. — Да я никогда и не заканчивал... Вот-вот, смотри, сейчас герой чуть не погибнет, но чудом спасется. И так раз десять. А в конце всех победит. В чем интерес смотреть, если знаешь, что произойдет в следующую секунду?

— Ой, ну ты же смотришь эти, как ты выразился, примитивные боевики.

— Смотрю, а как же. Но вот ты, например, почему их смотришь?

— Ну ты спросил! Нравится, вот и смотрю, — Дейв слегка удивленно взглянул на Отиса.

— Вот. Ты смотришь, чтобы провести время. А я — чтобы время убить. В этом наше различие.

— Ой, да глупости. Ты смотришь, я смотрю...

Подобные словесные перепалки частенько развлекали напарников, они не относились к этому слишком серьезно. Просто небольшое развлечение, ничего более.

— Слушай, а ты хотел быть героем? Ну, как герои в фильмах, как этот МакКлейн, например, — вдруг спросил Дейв, наблюдая за тем, как бравый полицейский обезвреживает очередного негодяя. — Спасать людей, бороться с плохими парнями, известность, уважение, все такое.

Отис думал ровно столько, сколько потребовалось капельке пота, выступившей на лбу, чтобы скатиться по щеке и упасть на пол. Его ответ был краток.

— Нет.

— Никогда-никогда? А в детстве? Все мальчишки хотят быть героями.

— А я не хотел.

Дейв озадаченно провел ладонью по лысой голове.

— Ух! Ну и странный же ты все-таки парень, Отис! — немного оживившись, он продолжил. — А я вот хотел быть. И сейчас хочу, потому и обожаю все эти фильмы. Смотрю и представляю себя на месте этих героев...

Отис тяжело взглянул на Дейва, лицо которого приобрело мечтательно-глупое выражение. Отису было плохо, и вовсе не потому, что тревога, преследующая его весь день, так и не исчезла. Отису было плохо, потому что он соврал своему напарнику, сказав, что никогда не хотел стать героем... А ведь хотел, безумно хотел, но прятал это желание в самые затаенные уголки сознания.

Прятал, потому что боялся вспомнить.

Фильм закончился, и экран монитора вновь отобразил переплетение разноцветных графиков и цифр. Все постоянно менялось. Все было в норме. Вот только Отиса такое благолепие не успокаивало.

— Тесты прошли благополучно, параметры в норме... Но что-то мне не нравится, не нравится и все тут.

— Да что с тобой сегодня такое? — нервозность Отиса передалась и его напарнику. — Ну ладно-ладно... Есть тут у меня один хитрый тестик.

Когда "хитрый тестик" завершился и на экране высветились цифры, Дейву осталось лишь сдавленно прошептать.

— Боже мой...

Опасения Отиса полностью подтвердились, и сейчас он испытывал странное умиротворение, словно каждый шаг уже был расписан и утвержден кем-то свыше, словно не осталось больше сомнений и сожалений. Отис был почти счастлив...

А между тем, ситуация была — хуже не придумаешь. Согласно данным компьютера, главный реактор станции через полчаса прекращал свое существование. Вместе со всей остальной станцией.

— Так-так-так... — пальцы Дейва порхали по клавиатуре. — Все ясно, кто-то извлек графитовые стержни. Не могли ведь они сами выпрыгнуть из реактора.

— А если просто программный сбой? Такое возможно? Да, чуть не забыл, когда я шел сюда, свет мигал, правда, всего лишь пару секунд.

— Программный сбой... Возможно, конечно, в теории. Но на практике... на практике вряд ли, ты ведь не программист и не особо разбираешься во всех этих нюансах. А вот я разбираюсь и могу точно сказать, сбой невозможен в принципе. Чтобы программа сработала не так, да еще и вполне определенным образом, произведя лишь одно конкретное действие и тщательно замаскировав его... Скорее Солнце вдруг погаснет, шансов на это намного больше. Поверь мне.

— Верю. Я действительно не специалист в подобных делах... Но если не сбой, то, что же? И как насчет неполадок в системе освещения?

— Уф... С мигающим светом как раз все понятно — это последствия нестабильной работы реактора, после извлечения стержней. А вот что послужило первопричиной всего... На ум мне приходит лишь один вариант — человеческий фактор.

— Диверсия... — плечи Отиса устало поникли.

— Ага... Или что-то в этом роде, — Дейв нахмурился и, не отрывая глаз от экрана, продолжил быстро стучать по клавишам. — Но это не самое плохое.

— Ты на редкость оптимистичен... И что же самое плохое?

— А самое плохое... — на экране появлялись все новые и новые строчки, при виде которых Дейв, вслед за своим напарником, пал духом. — Самое плохое в том, что я совершенно не понимаю как тот, кто произвел диверсию, вообще смог ее осуществить. Если бы кто-то рассказал мне подобную историю, я бы первым поднял наглого лжеца на смех... А сейчас остается лишь смеяться над самим собой. Вот только не до смеха сейчас.

— Знашь... давай подумаем об этом после, лично мне важнее знать, что мы можем сделать в такой ситуации? — Отис яростно скрипнул зубами. — Ведь когда реактор рванет, погибнем не только мы, не только станция, с лица земли будет стерт весь город...

— Знаю, знаю! — Дейв досадливо поморщился. — У нас осталось двадцать пять минут... Черт! — Ладони с силой ударили по клавиатуре, та даже жалобно скрипнула. — Не получается!

— Что такое?

— Да не могу отсюда ничего сделать! Не могу дистанционно управлять стержнями! — лысый программист пару раз громко выдохнул и, немного успокоившись, продолжил. — Словно в кино — все летит к чертям и ты должен успеть что-то сделать, пока время еще есть. Да, словно в каком-то, как ты любишь говорить, банальном боевике... Вот только умрем мы не понарошку, и кровь не обернется томатным соком.

— Фильм, не фильм, какая разница, на что похожа эта дурацкая ситуация, в которой оказались два недотепы, — Отис скривился. — Мы ничего не можем сделать отсюда... но? Всегда есть выход, и в кино, и в жизни.

— Ладно-ладно, я действительно вижу выход, правда, один-единственный.

— Какой же?

— Вернуть стержни на место вручную... ну, почти вручную. Ты же помнишь, что в реакторном зале есть небольшая контрольная панель?

— Точно... а я и забыл об этой возможности, — лицо Отиса приобрело выражение мрачной сосредоточенности. — Только время по-прежнему играет против нас. Можешь получить данные о радиационном фоне в помещении с реактором?

— Уже. Фон очень высокий, но несколько минут человек в защитном костюме сможет выдержать... наверное.

— Отлично! Больше и не понадобится, — Отис резко вскочил на ноги и быстро, почти бегом, устремился к комнате, в которой хранились средства индивидуальной защиты. Бросил через плечо. — Сейчас я принесу костюмы.

Дейв хотел что-то сказать вдогонку, что-то, жгущее язык, стремясь вырваться наружу... Но он промолчал.

Неприметный шкаф ютился в самом углу. Отис остановился в полуметре от стальной дверцы, нерешительно взглянул на отверстие для ключа. Время шло, секунды стремительно пролетали мимо, как пули, выпущенные из снайперской винтовки, а он стоял, пытаясь убедить себя в том, что все происходит понарошку, до боли стискивал в ладони ключ... И прекрасно зная, что через минуту откроет дверцу. Прекрасно зная, что увидит внутри. Прекрасно зная, что будет дальше.

Отис слегка разочарованно вздохнул, импровизированный сеанс самовнушения окончился неудачей, хотя вряд ли стоило ожидать какого-то иного результата. И все же, и все же... Ключ со скрипом повернулся в замке, но Отис не торопился заглядывать в шкаф. Тишина давила на уши, пот градом катился по лицу, настолько мрачному, что оное сделало бы честь любому призраку из детских снов, а Отис все стоял, неподвижно уставившись на ключ. Наконец, поняв, что больше ждать нельзя, он резко, с какой-то обреченной яростью, дернул за ручку, открывая внутренности металлического ящика... Открыл, и тут же захлопнул, судорожно сглотнул, борясь с внезапно сковавшим все тело холодом, идущим из самой глубины души.

Дело было не в том, что он увидел что-то страшное, что не ожидал увидеть. Дело было в том, что он увидел то, что ожидал.

— Защитных костюмов нет! — Дейв резко дернулся, услышав голос Отиса. Слишком резко, что не ускользнуло от внимания напарника. Но Отис предпочел сделать вид, что ничего не заметил. — У тебя есть что-нибудь новое?

— Нет... — лысый программист слегка замялся. — Ничего нового.

— Ну ладно, — бровь Отиса слегка поползла вверх, но он опять предпочел промолчать, вместо этого задумчиво спросив. — Все-таки странно, кто мог украсть костюмы? Ведь сюда доступ посторонним запрещен, даже охране станции. И, самое главное, зачем?

— Как это — зачем? — Глаза Дейва округлились. — Тут как раз все ясно — чтобы мы не могли остановить реакцию "вручную".

Отис, на лице которого застыло какое-то мрачно-торжественно-решительное выражение, лишь покачал головой, печально взглянул на собеседника и, выждав несколько секунд, ответил.

— Нет, Дейви, ты не прав. Тот, кто украл эти несчастные костюмы, ничего не добился своим поступком. Абсолютно ничего.

— Что ты имеешь ввиду? — Дейв выглядел настолько растерянно, что его вид даже немного рассмешил Отиса. Правда, лишь самую малость, внешне это никак не проявилось.

— Ничего особенного. Просто я пойду и нажму эту несчастную кнопку...

— С ума сошел! — напарник в ужасе вскочил на ноги. — Ты же погибнешь!

— Я знаю, — голос Отиса был спокоен. Спокоен до жути. — Сколько я продержусь? — Он бросил взгляд на монитор. — Судя по данным датчиков, минут двадцать. Вполне достаточно для достижения цели.

— Не позволю! Я не пущу тебя туда! В конце концов, почему должен идти ты?! Ведь нас двое — давай кинем жребий! Ведь так... так неправильно!

Терпеливо выслушав тираду Дейва, почти сорвавшегося на крик, тот, кто все для себя решил, подождал несколько секунд, а затем закончил только начавшуюся дискуссию, поставив жирную точку.

— Все правильно...

Отис приблизился к круглому лицу напарника, пытующе заглянул в глаза... От этого взгляда по телу Дейва прошла мелкая дрожь.

— Дейви-Дейви... Как поживает твоя жена? А детишки? — Дейви не мог пошевелиться, чувствуя себя, как кролик перед удавом... Впрочем, кролик чувствовал себя куда лучше. — У тебя ведь семья, что с ними будет, если ты погибнешь? Что испытают твои дети, оставшись без папы? А, Дейви? Ты думал об этом? Нет? А я думал. На самом деле выбор прост — остановить взрыв реактора могут лишь два человека. И один из этих людей одинок, а у другого — семья. Одному нечего терять, а у другого — любящая жена, малыши, обожающие папу... Ты хочешь, чтобы они страдали? А, Дейви?

Отис замолчал, потом продолжил после небольшой паузы.

— Нас двое, ты не можешь пойти. Значит, пойду я. Не пытайся спорить, все уже решено... Да и нет времени для споров — если еще промедлим, тогда погибнем не только мы, не только станция, но и город... Кто-то должен пожертвовать жизнью, чтобы миллионы остались в живых. Просто так уж вышло, что на этот раз этим кем-то буду я. Все, открывай дверь, Дейви, время. Поверь, так будет лучше для всех.

Отис отступил назад, ожидая реакции своего напарника на свой монолог. Вот только реакция была не той, которую он представлял. Дейв не стал спорить (да и глупо спорить с очевидным), а просто сказал:

— Все как в кино... Просто точь-в-точь. Даже не верится, что это все на самом деле... — пальцы быстро застучали по клавишам. — Готово, дверь разблокирована. Прошу вас.

— Спасибо, Дейви. Береги себя, — Отис развернулся и стремительно зашагал прочь.

— И еще... — Дейв негромко окликнул удаляющегося напарника. Тот остановился и повернул голову, уверенный, что сейчас услышит разоблачения и признания.

— Да, Дейви? Что еще?

— Отис... У тебя не будет даже двадцати минут. Не будет даже и десяти, — Дейв вздохнул. — Ровно через минуту и сорок секунд после того, как ты переступишь порог реакторного зала, на Земле станет одним Отисом Кайве меньше.

— И только? — Отис не смог скрыть легкого разочарования. — Я успею, Дейви. Успею обязательно. — Чуть помедлил и добавил, каким-то отсутствующим голосом. — А ты прав, все как в кино. Главный герой попадает в безвыходную ситуацию и с честью из нее выходит. Как нелепо...

Скоро он исчез в глубине коридора, ведущего к реактору. До взрыва оставалось пять минут.

Вид помещения, в которое ему предстояло войти, не внушал никаких опасений — просто большая комната, в центре стоит реактор (вот и пресловутые графитовые стержни, ничего особенного — просто длинные цилиндрики темного цвета), на противоположной стене панелька метр на метр, усыпанная множеством кнопок и индикаторов. Но первое впечатления обманчиво — любой, кто захотел бы проникнуть в реакторный зал, подвергал свою жизнь огромной опасности, даже более того — чтобы избежать гибели, нужно было очень постараться. Впрочем, Отиса расклады, при которых он может выжить, не интересовали. Во-первых, потому что это было невозможно, а во-вторых, потому что он этого не хотел.

"Идущие на смерть приветствуют тебя". Сказанные кем-то давно слова, вдруг пришедшие в голову, не казались такими бессмысленными, как раньше, напротив, только сейчас их истинный смысл начал проступать, через простые сочетания символов. Нечто большее, чем просто лозунг, нечто большее, чем утешение обреченных, непостижимая гордость того, кому нечего терять, но есть что доказать всему миру. Доказать и умереть с гордо поднятой головой, оставив живых копошится в дневной тщете.

Ничего кроме.

Отис, слегка прищурив глаз, прикинул расстояние до контрольной панели. Получилось что-то около десяти метров. Казалось бы, немного... если не учитывать поистине чудовищный радиационный фон. У него будет чуть больше минуты, шестьдесят секунд с хвостиком, чтобы преодолеть эти метры и еще самая малость, чтобы найти нужную кнопку и со всей дури (если конечно к тому времени эта самая дурь останется) вдавить ее в стенку. Отис вздохнул. Пора.

Дверь открылась, и он шагнул внутрь...

Хватило одной секунды, чтобы понять всю глубину своей наивности. Все горы мира, с альпийскими лугами, горными козами и заснеженными пиками (и с парой снежных людей впридачу) навалились на отнюдь не хрупкие плечи, но даже для них эта тяжесть оказалась непомерной. Отис сгорбился и слегка согнул ноги в коленях. Что ж, пока терпимо, по крайней мере, бывало и хуже. Он сделал шаг, еще один, темный квадрат контрольной панели начал расплываться вместе со всем, что было вокруг. Тошнота, головокружение, расфокусировка зрения. Даа... а ведь прошло всего десять секунд. И что дальше?

А дальше было лишь хуже.

Отис преодолел еще пару метров, как дыхание сбилось, каждый вздох давался с все большим трудом, зараженный воздух обжигал горло и словно сильный ветер обдувал лицо. Ноги подкашивались, глаза почти ничего не видели, а он продолжал упрямо идти вперед, думая лишь о том, чтобы успеть, успеть нажать эту проклятую кнопку вовремя, успеть, пока он еще жив. Лицо превратилось в пергамент, кожа растрескалась, проступили сначала отдельные капельки крови, которые потом превратились в ручейки. Боль была адской, но Отис почти не замечал этого. Он просто шел, тащил себя за шкирку на одной силе воле. Силе воли и непреодолимом желании сделать то, что должно быть сделано.

А потом, за пару метров до цели, ноги стали ватными и не смогли больше держать слабое человеческое тело. Слишком слабое, слишком человеческое...

Отис упал на живот, сильно ударившись лицом о твердый пол, металл тут же окрасился алой кровью. С маниакальной настойчивостью обреченного, продолжая ползти вперед из последних сил, Отис своей жизнью выгрызал каждый сантиметр, остававшийся до злополучной стены. Красные разводы на полу отмечали этот безумный путь, секунды неумолимо утекали сквозь пальцы, а он все полз. Полз, несмотря на выпадающие целыми прядями волосы, несмотря на страшные раны, которыми было полностью покрыто его тело, несмотря на непрестанную боль, несмотря ни на что. Полз и молил, чтобы срока, оставшегося ему на грешной земле, хватило для выполнения задуманного...

Боги не услышали Отиса. Как всегда.

Силы оставили изувеченное человеческое тело в десяти сантиметрах от гладкой поверхности стены, словно в насмешку почти ослепшие глаза вдруг прозрели и Отис со всей безнадежной очевидностью увидел то, к чему так стремился. Серый квадрат контрольной панели, кнопка, которую нужно было нажать и надпись, проходящая наискосок через все кнопки, индикаторы и аккуратные подписи к ним.

Ваше время вышло!

Адский огонь хлестнул по оголенным нервам, если бы Отис мог кричать, он бы закричал, но сейчас из горла донесся лишь полузадушенный хрип:

— Больно.

А еще через секунду сознание окончательно покинуло человеческое тело. Отис умер, не оправдав своих надежд, хотя до самого конца играл, как ему казалось главную роль. Но он заблуждался, так и не поняв, даже после финала, оказавшегося несчастливым, что это не тот фильм и не то место. Он думал, что произошедшее лишь нелепая и трагичная случайность, забыв еще и то, что в этом мире ничего не происходит просто так и на все, даже на то, что кажется невероятно глупым и неправдоподобным, найдется свое объяснение. Была причина и сейчас, причем причина простая и безжалостная, как морской прилив.

В аду нет героев.

— Какая досада, право! А у паренька весьма... кхм... любопытная фантазия. Да еще и некоторая склонность к мазохизму в самой глубине души. Просто восхитительно! Жаль только, что он твой...

— Мой? Ты преувеличиваешь.

— Нисколько! Он же пожертвовал собой ради других, причем пожертвовал по доброй воле, никто его не заставлял. Добро всегда остается добром...

— Нет. Не всегда. Разве ты не видишь разницы? Да, он сделал добрый поступок... но почему? Потому, что он считает, что нужно нести в мир добро? Нет. А потому, что ему этого захотелось. Просто захотелось. Если в следующий раз ему захочется сотворить зло — колебаний также не будет.

— Ну... пока, что он не сделал ничего плохого...

— Пока. Но сделает, если это будет нужно ему. Тот, кто несет в мир добро, совершает хорошие поступки не потому, что ему захотелось в данный момент сделать именно это, а потому, что не приемлет иного поведения. И только на таких я могу опереться.

— Ну... ты слишком придирчиво подходишь к отбору, подобная щепетильность делает тебя слабым.

— Ты так полагаешь?

— Ага. Если бы ты был менее разборчив, то давно одержал бы верх.

— Знаю. Вот только эта победа оказалась бы поистине Пирровой. Ибо в таком случае, я просто занял бы твое место. Ты ведь этого очень хочешь, правда?

— Ну... это одна из моих целей, скрывать не буду. Но, как бы то ни было, если все останется, как есть сейчас, то рано или поздно ты проиграешь. Даже не так. Ты уже проиграл.

— Может быть... скорее всего, так. Но... но, знаешь, если мне представится выбирать из двух вариантов — проиграть злу или стать им, я всегда выберу первый. Всегда.

Поверхность тела нестерпимо зудела, наверное, что-то подобное испытывают змеи, когда теряют старую кожу. Но Отис змеей не был, да и, в отличие от рептилий, совершенно не понимал, что с ним происходит.

"Черт! Как неприятно-то!"

Сильно хотелось от души почесать раздраженные места, вот только делать этого не стоило, в чем Отис убедился еще раньше. Приходилось терпеть, правда, ни о каком сне в такой ситуации и речи быть не могло.

"Чеееееееерт... Неужели всю ночь так будет?"

Отис устало зевнул, укрылся поплотнее и уставился на электронные часы, стоявшие на столике. Безжалостный светящийся экран показывал двойку и два нолика. Человеческое горло издало приглушенный стон.

"Черт... сколько еще терпеть... скорее, скорее бы утро... Так! Нужно проверить жетоны."

Отис засунул руку под подушку, сразу нащупав холодную поверхность металла.

"Один... два... три... четыре... Все, все на месте."

Пальцы сомкнулись на одном из жетонов, Отис со всей дури сжал тонкий прямоугольник и сжимал все сильнее, чувствуя как больно впиваются металлические грани в кожу руки. И как одновременно с этим уходит изводивший его столько времени зуд во всем теле. И как последние силы утекают, капля за каплей.

Голова тяжело упала на подушку, и Отис тихо засопел, погружаясь в сон. Жетон так и остался крепко зажат в его ладони.

"Завтра..."

Чужая кровь.

— Отис!

— А?

— Что ты делаешь!

— Как что? Стреляю из рогатки, — паренек лет восьми, слегка прикусил кончик языка и закрыл один глаз, прицеливаясь.

— Ты что! Они же живые! — девочка в аккуратном белом платьице строго смотрела снизу вверх на маленького хулигана. Красивые голубые глаза, точь-в-точь цвета неба у них над головой, выражали явное неодобрение.

— Конечно! Так ведь интереснее, — Отис разочарованно проводил разлетающихся в стороны голубей, напуганных маленьким камешком, пролетевшим в считанных миллиметрах от одной из птиц. — Ну вот, промахнулся...

— Так тебе и надо! — девочка показала язык. — Вот все расскажу родителям...

— Да ну тебя, Альви... — Отис насупился. — И вообще, раз так, я тоже им все расскажу. И как ты подкладывала учительнице кнопки на стул, и как назвала Светлячка дурой.

Светлячком они оба называли девочку, которая очень любила всякие святящиеся в темноте побрякушки. И если Отису подобные предпочтения было до лампочки, то Альви, или сокращенно — Аль, это просто бесило, она терпеть не могла Светлячка и, не отличаясь тихим и кротким характером, всячески показывала свою нелюбовь. В том числе самыми неподобающими (для юной леди) способами.

Кстати, Аль так же очень не нравилось, когда Отис называл ее полным именем. Мальчишка прекрасно знал это и, чтобы раззадорить свою приятельницу, частенько обращался к ней — Альви.

— Ябеда! — девочка возмущенно фыркнула и вновь показала язык. Отис аж поперхнулся от такого нахальства, надо было ответить что-то (не оставлять же последнее слово за Альви!), но слов не было, и он сделал единственное, что пришло ему в голову в тот момент — отвернулся, сделав вид, что ему все равно, и продолжил охоту на птиц.

Глаза Отиса сосредоточенно обшаривали заросли кустарника, выискивая подходящую цель. Точнее, он пытался сосредоточиться на своем любимом занятии, но получалось это не особо хорошо, так как странное внутреннее беспокойство, какая-то досада (на себя?) стиснула грудь мальчика, мешая спокойно дышать. Естественно, Отис пытался любым способом избавиться от этого чувства, да вот только без толку, лишь загнал ощущения в самую глубину, откуда они все равно продолжали будоражить его душу.

Чтобы хоть немного отвлечься, Отис, не глядя, запулил камешек в самую гущу веселых зеленых листочков и был очень удивлен, когда вслед за его выстрелом последовало душераздирающее "Каааааааааарррр!" и громкое хлопанье крыльев. Крупная ворона, осколок тьмы, неведомо откуда попавший в этот ясный летний день, пролетела около метра, явно кренясь при этом набок, и, наконец, упала, словно мешок с перьями, распластавшись на тонких стебельках луговой травы. Птица немного приподняла голову, было заметно, что это стоило ей больших усилий, издала полузадушенное "Каааааааррррхххх..." и замолкла, пристально уставившись умными глазами на своего обидчика. А Отис гордо поднял нос и всячески пытался изобразить из себя этакого великого стрелка, только что совершившего очередной меткий выстрел. Вот только подобное мнение разделяли не все.

— Отис! — Альви, оторвавшись от своего занятия, заключавшегося в данный момент в задумчивом созерцании самых обычных цветов, выпрямилась во весь свой рост (надо сказать, отнюдь не впечатляющий даже для ее возраста), выражая крайнюю степень негодования... и, неожиданно расплакавшись, бросилась к раненой птице. — Бедненькая! Что этот негодный мальчишка с тобой сделал?

А действительно, что он сделал-то? Отис недоуменно наблюдал за девочкой, которая осторожно взяла на руки несчастную ворону и принялась внимательно ее осматривать. Птица, оправдывая репутацию своего племени, сразу догадалась, что ей хотят помочь, и терпеливо сносила прикосновения человеческих пальцев. Было видно, что жизни птицы ничего не угрожает, и нужно лишь убедиться в отсутствии серьезных травм.

— Все в порядке! — лицо Альви озарилось радостной улыбкой, осмотр закончился, и стало ясно, что ворона просто испытала сильный шок и здоровью птицы ничего не угрожает. Девочка так же осторожно опустила подопечную на землю, после чего та сделала несколько неуверенных шагов, расправила крылья и, напоследок посмотрев в глаза Альви, улетела.

Этот взгляд не ускользнул от внимания Отиса, внимательно следившего за происходящим. Более того, этот взгляд показался маленькому хулигану крайне странным, ибо в нем была печаль. Отис вдруг почувствовал, что что-то непонятное происходит с ним — загнанные в глубину души чувства всколыхнулись с новой силой и мальчик замер на месте, как вкопанный, неспособный пошевелить даже мизинцем. Одновременно, словно весь воздух мира превратился в свинец, на плечи обрушился неподъемный груз, заставляющий пригнуться к земле (чему, впрочем, мальчик яростно сопротивлялся и не без успеха).

— ...как ты мог! Я тебе никогда не прощу этого! Отис?! — Альви, позабыв о гневной отповеди, которую она только-только начала, бросилась к своему приятелю. — Что с тобой?! — В голосе девочки прозвучал испуг, готовый вот-вот перейти в страх, а то и панический ужас.

Неизвестно, как много сил ушло у Отиса на то, чтобы справиться с внезапно обрушившимся на него недомоганием, скорее всего очень много, но мальчик смог повернуть голову и растянуть потрескавшиеся губы в озорной улыбке.

— Все в порядке! — он очень похоже подражал голосу Альви.

— Дурак ты! И шутки у тебя дурацкие! Я же испугалась! — Отис не стал разубеждать свою подружку, пусть думает, что это лишь шутка. Он и сам, после того как все неприятные ощущения внезапно исчезли, предпочитал думать, что это было лишь что-то вроде солнечного удара. Ну перегрелся на жарком солнышке — с кем не бывает?

— ...Отис, не делай так больше, ладно?

— Аааа?

— Не стреляй из рогатки по птицам. Ну, пожааааааааалуйста.

— Почему? — Отис был удивлен, хотя и ожидал чего-то подобного, в свете уже произошедших событий. — Это же интересно!

— Ну стреляй по банкам — это тоже интересно. А птицы — они живые!

— Да вот еще... по банкам — скучно, они не двигаются, по ним попасть легче легкого. А по птицам потому и интересно, что они живые.

— Но ведь им больно!

— Да? Подумаешь... какие-то птицы... их много — одной больше, одной меньше. Какая разница?

— Какая разница?! — Альви чуть не задохнулась от возмущения. — А если бы в тебя запулили камнем?

— Ну, я же человек и в меня никто камнями не бросался, а если бы попробовал — ух я бы им показал! — Отис радостно обнажил белоснежные зубы. — Да и потом... я делаю просто то, что мне хочется, вот и все.

— Ах так! Мистер Отис Кайве, я вас терпеть не могу! — голос Альви был угрожающе тих и спокоен, свою тираду она произнесла по слогам, тщательно выговаривая каждое слово.

Теперь уже до мальчика дошло, что он сказал что-то не то, вот только непонятно — почему Альви так обиделась? Отис растерянно пожал плечами, потоптался на месте и выдавил из себя:

— Аль... ну не обижайся... хорошо, я обещаю, что больше не буду стрелять по птицам. Ты же знаешь — если я что сказал, я сделаю, правда-правда.

— Знаю, — на бледном лице появилась легкая улыбка, совершенно неожиданно вызвавшая в душе мальчишки какие-то непонятные чувства, впрочем, почти сразу исчезнувшие. А Альви, тем временем, уже заинтересовалась кое-чем совершенно иным. — Отис! А пойдем играть в парк!

Родители не отпускали ее туда одну, только с Отисом. Конечно, Альви отнюдь не была пай-девочкой и вполне могла улизнуть в столь привлекательное место одна, но огорчать любимых родителей таким вопиющим проявлением непослушания не хотелось. Да и Отис, явственно чувствовавший за собой какую-то непонятную, но все же вполне осязаемую вину, с радостью согласился составить своей подружке компанию.

— Хорошо... Эй, Альви! Подожди меня! — девочка, уже побежавшая по тропинке, обернулась на ходу и показала язык.

— Догоняй!

Затем её белое платьице скрылось в гуще кустарника и Отис, спрятав рогатку в карманах штанов, поспешил следом, ныряя в зеленые заросли. Ветки больно стегались, мальчику даже пришлось прикрыть руками глаза, а когда, вновь выбравшись на яркий солнечный свет, он широко раскрыл глаза, то увидел страшную картину...

Все как на экране телевизора, все так же — медленно, по кадрам, одно растянутое во времени движение за другим. Мощная машина, какой-то джип, сверкая темными стеклами и дергаясь, так муха в паутине, нехотя преодолевала, словно в замедленной съемке, раскаленное дорожное покрытие. Кадр за кадром, огромный автомобиль приближался к хрупкой фигурке в белом платье, Альви уже заметила опасность, но было поздно, круглые от ужаса глаза девочки неотрывно смотрели на приближавшуюся смерть...

Отчаянный визг тормозов вдруг прорвался в сознание мальчика и оглушил его. Джип, развернувшись боком, уже остановился, но поздно, слишком поздно — беспомощное детское тело распростерлось на асфальте, а равнодушный ветер играл легкой тканью белого платья. Внутри Отиса словно что-то оборвалось, он чувствовал лишь пустоту в груди, которая все разрасталась и разрасталась. Отис почувствовал чье-то прикосновение к щеке, осторожно поднял руку, прикоснувшись к лицу. Кончики пальцев соприкоснулись с чем-то липким и теплым, и мальчик, с какой-то непостижимой отстраненностью понял, что это кровь. Чужая кровь.

А потом мир обрел резкость.

Все стало на свои места, как в театральной постановке. И громоздкий джип, поражающий нелепостью форм, и водитель, выбежавший из машины и теперь испуганно лопочущий какие-то банальные глупости, и еще несколько остановившихся машин, пассажиры и водители которых, в лучших традициях зевак всего мира, с любопытством обступили место происшествия, причем никто даже не додумался позвонить в полицию или вызвать скорую помощь. Тут Отису стало тошно, от всей этой картонности, от плоских людей, заботившихся только о себе, о своих интересах. Одни удовлетворяют свое любопытство и жажду острых ощущений, удовлетворяют чужим горем, болью и смертью; а другие, как этот водитель джипа, сначала тешат своё мелочное тщеславие, мчась с дикой скоростью, а потом пытаются ускользнуть от ответственности, спасая свою шкуру.

Мерзко...

Отис видел все, видел, что было, видел, что будет, читал всех их, как открытую на последней страницу книгу. В этот момент донесся душераздирающий звук сирены — это полицейский на мотоцикле пробивал себе дорогу сквозь толпу зевак. Офицер, не снимая шлема, соскочил на асфальт рядом с телом. Отис ожидал, что тот займется осмотром места происшествия, но, вместо этого, полицейский почему-то направился к обочине дороги. Мальчик взглянул на стража порядка более внимательно и вздрогнул. Вздрогнул, потому, что не увидел внутри полицейского ничего. Абсолютно ничего, ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Лишь бесконечную, всепоглощающую пустоту.

Офицер остановился в шаге от мальчика, неподвижно постоял с секунду, а затем снял шлем, открывая солнцу и ветру лицо, больше похожее на маску. Губы неторопливо задвигались, произнося заученную и ставшую привычной для Отиса фразу.

Вот и все.

Отис провел пальцами по щеке, красные полосы на белой коже были похожи на безумную боевую раскраску, вдохнул теплый летний воздух, наслаждаясь последними мгновениями. А потом закрыл глаза.

"Ваше время вышло!"

— Уууу... Неужели он чему-то научился?

— Ничего удивительного, разве люди потеряли способность учиться, пусть и на своих ошибках?

— Нет, но... Я ему не верю.

— А кому ты веришь? Да и ты лукавишь, когда говоришь эти слова, ведь ты не ему не веришь, ты в него не веришь.

— Да пусть даже и так. А ты разве веришь?

— Верю. Это не так сложно, знаешь, нужно просто отбросить...

— Стоп-стоп-стоп! Свежо предание, но слышу уже сотый раз. Не нужно мне твоих мудрствований. И вообще — раз ты ему веришь, почему отвергаешь?

— Опять громкие слова... И опять неверные. Зачем ты все время пытаешься меня задеть? Ведь прекрасно понимаешь — одно дело поверить, понять и принять. И совсем другое...

— Использовать, да?

— Нет. Я никогда и никого не использовал, не заставлял что-то делать против его воли и даже не создавал ситуаций, которые могли бы вынудить человека делать то, чему он противится. Ты знаешь это. Прекрасно знаешь.

— Ну уел, уел, святоша, я действительно знаю, что ты не позволишь себе ничем замарать этих белоснежных одежд. Иногда мне кажется, что тебя больше ничего не волнует в нашем бренном мире... хотя, конечно, тут я ошибаюсь. Волнует и еще как. Но вернемся к нашему разговору... Значит, ты никого не используешь? А как же другие? Ведь ты не одинок?

— Другие... Они сами выбрали этот путь. А я позволил им на него вступить. А многим не позволил, потому что они не были готовы к такой судьбе.

— Что же ты решаешь за других, а? Столько слов про свободу выбора... и все зря, а?

— Не зря. Ты путаешь свободу с вседозволенностью... А почему я решаю за других — да просто по тому, что вся, абсолютно вся ответственность за то, что произойдет, лежит на мне, и больше ни на ком. На других лежит ответственность лишь за то, что я им доверил. Потому, я и не могу позволить каждому принять на себя такую ответственность, ответственность к которой они не готовы, которую они не в силах выдержать. Ибо есть достаточно тех, кто хочет нести в мир добро, но очень мало тех, кто способен за это ответить.

"Нет! Нет-нет-нет! Все было не так! Почему... верните меня назад... не хочу... зачем? Зачем так?... больно... память... слишком давно... Кто? Кто так решил?... изменить... хоть что-нибудь... нельзя... но почему? почему так нелепо?... для меня?... это для меня?... правда?... Нет... нет-нет-нет... я не хочу... хочу... хочу знать... зачем?... я найду ответ?... да?... хорошо... я готов... я..."

"Какая тихая ночь... Я вижу звезды".

Бог им судья.

Невысокий человечек в огромной шапке, которая на нем смотрелась на редкость нелепо, осторожно ступая по дорогому ковру, приблизился к мужчине, судя по виду, являвшемуся хозяином этой комнаты и всего, что в ней было. И не только.

— Господин Отис, вам пора.

— Опять? Скоро они даже ложку ко рту без моего благословления и советов поднести не смогут. С голоду умрут, но, пока я им не скажу, как правильно держать сей столовый прибор, не отведают даже капельки супа, или что они там едят?

— Суп, господин. Но вы же сами знаете, что так велит обычай. Это ваша обязанность, господин.

— Да знаю я, знаю... Ох-ох-ох, как не хочется-то, — Отис поднялся из удобного кресла, в котором пребывал до сих пор. Внимательно взглянул на одежду и, удовлетворенный осмотром, обратился к слуге. — Что у нас там сегодня?

— Вы разве забыли? Сегодня суд.

— Аааа, суд... Опять будут обиды, и все останутся недовольны, — Отис изображал ежедневное представление, имитируя крайнее нежелание куда-либо идти и что-либо делать. И он, и его личный слуга, прекрасно понимали, что все это лишь для вида, и что все равно, поломавшись немного, Отис позавтракает и отправиться выполнять свои обязанности.

Обязанности Хранителя Равновесия.

— Ну ладно, ладно. Идем. Еще нужно успеть позавтракать... Кстати, ты узнал, что за посетители меня ожидают сегодня?

— Ничего особенного: несколько крестьян, пара вельмож... Все, как обычно.

— Что ж, будем надеяться на то, что так и будет.

Первый человек, который пришел сюда в поисках справедливости, оказался коренастым мужчиной среднего роста с обветренным загорелым лицом, неуверенно переступавшим с ноги на ногу. Свой мятый головной убор он крепко сжимал в сильных руках, а глаза прямо, хоть и не без некоторого трепета, смотрели на Последнего Судью Отиса.

— Вы можете говорить, — Отис успешно нацепил на свое лицо непроницаемую маску, он давно научился скрывать настоящие эмоции. Тем более что в данном случае, сам ритуал требовал предельного равнодушия и беспристрастности.

— Эта... Приветствую Вас, Господин Судья... Я, эта... пришел, значитца, просить эта... справедливого суда, — слова давались крестьянину (а мужчина, несомненно, принадлежал к одной из крестьянских общин) с трудом, так как он, скорее всего, как и все крестьяне, был неграмотным, да и разговаривать с такими людьми ему еще не приходилось.

— Ну что же, проси, — Отис простер ладонь, жестом показывая, что готов выслушать суть дела. Он сразу перешел на "ты", полагая, что это поможет просителю немного раскрепоститься.

— Я, значитца, пришел... эта... просить рассудить нас, значитца... меня и хозяина...

Крестьянин смущенно опустил взгляд, он впервые присутствовал при таком скоплении людей, что вызывало легкую нервозность. Мужчина просто не знал, что нужно делать в подобных ситуациях и как правильно себя вести... Отис его понимал, слишком хорошо понимал, поэтому не стал затягивать разговор.

— У тебя какие-то претензии к твоему хозяину? Кстати, а где он?

— Я тут, Ваше Благолепие, — из толпы зрителей выступил дородный мужчина в красивой одежде, на холеном лице застыло озабоченное выражение. — Надеюсь, вы примерно накажите этого наглеца!

— Наглеца? — Отис приподнял бровь. — Почему наглеца? Впрочем, об этом чуть позже, если Вы не возражаете. Я должен сначала выслушать другую сторону, — судья повернул голову к просителю. — Итак, какие у тебя претензии? Почему ты пришел сюда?

— Так, эта... значитца... пришел я, значитца в лес, дровишек собрать, пришел и вижу, значитца, ветки шевелятся... смотрю, значитца, а там заяц! Да крупный такой, белыыыыыый, аки снег зимой. Ну я, значитца, не стал зевать и эта, подкрался к зайцу и, эта... по голове его, значитца, хлоп! Я его за уши и тока домой хотел, как повсюду лай, шум, гам... налетели, на конях, схватили, зайца отобрали, обругали... эта, значится, хозяин были со слугами... ихний заяц был... а я его, значитца, того... ну, испортил.

— Ну и что дальше? — хмыкнул Отис, с интересом слушая рассказ.

— А дальше, значитца, хозяин сказали, что теперь мне в лес нельзя ходить... сказали, эта, раз зайца испортил, теперь рааааааасхлее... быыыы... вай. Вона как — расхлебывай, говорит. А мне что? Мне, эта, без леса никак... нет, никак, там и дрова, и грибы, и ягоды... пропаду без леса... вот и пришел к Вам, чтобы по справедливости все... ежели ж я виноватый, то так и скажите.

— Ага... С тобой все понятно. А что вы скажете, уважаемый? — Отис окинул безразличным взглядом упитанного помещика. Он уже все для себя решил, но требовалось соблюсти процедуру и выслушать второе заинтересованное лицо. — Что произошло в лесу?

— Как что, Ваше Благолепие! Я, верный подданный государя нашего, дай Бог ему долгих лет жизни, проводя свою жизнь в трудах праведных, решил скрасить свой отдых благородным занятием — охотой. Увы, наши леса хоть и прекрасны, но бедны зверем, посему пришлось довольствоваться зайцем, из тех, что мы выращиваем специально для этого... Не буду долго занимать внимание Вашего Благолепия, буду краток. Заяц был тщательно отобран, выпущен на волю, стая гончих спущена с поводков, охотники, полностью снаряженные загодя, отправились следом. А потом мы нашли зайца, убитого этим нахальным крестьянином! Вы только представьте — какой-то крестьянин испортил всю охоту!

Помещик был вне себя от негодования, впрочем, через секунду весь его пыл волшебным образом исчез.

— Это все? — холодно осведомился Отис.

— Да.

— Понятно. Итак, уважаемые, — он специально сделал ударение на последнем слове. — Я готов вынести решение.

Крестьянин и помещик обратились в слух.

— Рассмотрев все обстоятельства, я провозглашаю... Мое Слово — вы оба, оба, понятно? — вы оба забудете о том происшествии. Следовательно, запрет на посещение леса так же становиться недействительным. — Отис пристально взглянул на полного мужчину, сразу же нервно закивавшего в ответ. — И еще... Ты больше никогда не будешь ловить зайцев, — это уже крестьянину. — Понятно?

Теперь, изображая радость, закивали оба. Правда, радость просителя была искренней, в отличие от радости помещика, за маской которой он скрывал недовольство. Впрочем, Отису было наплевать на его чувства. Да и, если честно, на чувства крестьянина тоже. Решение было справедливым — ничего более.

Эмоции рождают несправедливость. Как-то так. Отис знал слишком хорошо...

Судья махнул рукой, показывая, что эти просители могут уйти.

— Следующий!

Проводив взглядом спину очередного помещика, не поделившего с соседом кусок оврага, Отис, пользуясь возникшей паузой, обратился к своему слуге, который принес чашку со свежей водой.

— Сколько еще... Дела, конечно, простые, но сидеть так весь день утомительно.

— Еще двое, Господин Отис, потерпите немного.

— Уф... Скорее бы все закончилось. Ладно, продолжим.

— Следующий!

Отис с любопытством рассматривал нового просителя — молоденькую девушку, явно из состоятельной семьи. Она держалась свободно, было видно, что ей не внове появляться в публичных местах.

— Леди Анибаль просит справедливого суда, Ваше Благолепие, — голос был полон достоинства, его обладательница знала себе цену. Любопытно, ооооочень любопытно.

— Я Вас слушаю. Изложите суть дела, — искорка интереса разгоралась все ярче, обещая превратиться в настоящее пламя. Правда, внешне Отис по-прежнему оставался абсолютно спокоен.

— Конечно, Ваше Благолепие...

Облако серого тумана, грязными лохмотьями простирающееся во все стороны, неподвижно висело в воздухе (воздухе?) и поглощало свет, как прожорливое чудовище, дорвавшееся до пищи. Темно? Непроглядная ночь, прибитая гвоздями времени к самой плоти мироздания, служила отличным фоном... Туман зашевелился, лохматые края облака обернулись стремительно утончавшимися щупальцами, неистово дергающимися, словно листья на ветру. А затем все вдруг замерло, буквально на несколько секунд, после чего медленно, очень медленно облако вновь начало менять форму, разорванные края потихоньку обретали былую целостность, да и сам туман будто сжимался, уменьшался в размерах...

Когда все закончилось, Отис увидел зеркало... вот только в нем отражалось чужое лицо.

...когда я вошла в зал, то услышала какой-то шум. Мне это показалось странным, в нашем замке все добропорядочные слуги уже спят, да и никто из членов семьи бессонницей не страдает. Знаете, у нас ночью так тихо — сидишь и не единого звука...

— Ближе к сути, пожалуйста, — когда истина известна, лишние подробности утомляют. И это тоже часть платы, правда, лишь незначительная часть.

— Хорошо, — девушка оскорбилась, но старательно маскировала свои настоящие чувства. — В дальнем углу зала я заметила какую-то тень, когда же приблизилась, оказалось, что это молодой мужчина, совершенно мне не знакомый. В руках он держал серебряное блюдо — одна из семейных реликвий, знаете ли, моим родителям очень дорога эта вещь. Я, конечно же, окликнула вора, но он тут же набросился на меня и стал покушаться на мою честь.

— Неужели? Как интерееееесно... и что случилось потом?

— Потом, Ваше Благолепие, на шум борьбы прибежали слуги и скрутили негодяя. Он, конечно же, всячески отрицал свою вину. Собственно, только по этой причине я стою сейчас перед Вашим Благолепием.

— Понятно, — Отис слегка склонил голову. — Я услышал достаточно, Леди Анибаль, но где же обвиняемый?

— Он тут, Ваше Благолепие, — девушка тряхнула головой, так что роскошная копна волос черным водопадам обрушилась с плеч.

А она красива... даже слишком. Отис осторожно, так, чтобы никто не смог заметить, сжал зубы. Да, память так просто не убить, остается лишь с переменным успехом загонять воспоминания поглубже... Судья силой воли отбросил посторонние мысли, вновь обращая все свое внимание на рассматриваемое сейчас дело.

— Я здесь, Господин Последний Судья, — молодой человек, совсем еще юноша, одетый в скромный, но очень аккуратный костюм, приблизился к Отису. — Я пришел просить справедливости.

— Да? Я полагал, что все мы присутствуем в этом месте с подобной целью, — судья изобразил улыбку. Насквозь фальшивую. — Вы слышали, что сказала Леди Анибаль, юноша?

— Да! Это... это все неправда! Все было не так! — пылко произнеся эти слова, обвиняемый вдруг густо покраснел, немало удивив окружающих. Всех, за исключением Отиса и Анибаль.

— Ага. Значит, все было не так? А как все было? — осведомился Господин Последний судья, ласково взирая на обвиняемого. — Рассказывайте, юноша, не стесняйтесь.

— Я... я не вор! Я проник в замок тайком не потому, что хотел стащить что-то ценное, меня пригласила одна леди... Леди Анибаль. Мы встречались так не первый раз... но леди посчитала, что тот раз будет последним. Мы поссорились... Я... Я виноват, я сказал много плохих слов... я бы не в себе... Как я мог так говорить с ней?!... Нет мне прощенья!

— Не отвлекайтесь, юноша, не отвлекайтесь.

— Хорошо... Итак, мы поссорились, я очень нелестно отозвался о леди, на что она сильно обиделась... Анибаль перестала владеть собой, понимаете? И... и начала бросать в меня все эти кубки, чашки, тарелки... А они тяжелые, если попадут... Ну, вот я и взял самую большую тарелку, чтобы защититься от гнева леди... А потом на шум прибежали слуги, схватили меня... А теперь говорят, что я вор...

Голова юноши устало упала на грудь, присутствие в этом месте давалось ему с трудом, но пока удавалось держаться... Впрочем, Отис не собирался затягивать с решением.

— Леди Анибаль?

— Да, Ваше Благолепие?

— Скажите... А что вы делали ночью в том зале? Благовоспитанные леди в это время видят десятые сны.

— Я... Я просто... Я просто гуляла. Знаете ли, ночью так тихо и спокойно... Полумрак коридоров и залов тревожит душу... Разве леди не может быть романтичной?

— Может, конечно, может, — пожалуй, пора заканчивать. Отис слегка кивнул, соглашаясь с этой мыслью. — Стража! Убейте ее.

Один из воинов, стоящих по обе стороны судейского стола, сделал несколько шагов вперед, одновременно выхватывая кривую саблю. Воздух прочертил стальной блик, голова девушки, отделившись от тела, с глухим стуком упала на пол. Воин, недовольно рассматривая красные капельки, испачкавшие идеально острое лезвие, достал из-за пазухи какую-то засаленную тряпку и тщательно протер свое оружие.

Судья, смерив презрительным взглядом зрителей, пребывающих в глубочайшем шоке от такого решения, но не осмеливающихся протестовать, обратился к тому, кто исполнил его приказ.

— На полу тоже, пожалуйста.

Воин, что-то проворчав про себя, склонился и повозил тряпицей по каменным плитам, скорее размазывая кровь, чем наводя чистоту. Впрочем, Отису было все равно, он преследовал свои цели.

— Спасибо.

Воин, сердито глянув на судью, одним плавным движением вернулся на свое место. Отис же, которому и дела не было до чувств окружающих, внимательно смотрел в мертвые глаза Леди Анибаль. Слегка расширившиеся от ужаса, заполнившего сознание девушки за миг до смерти, с застывшим навсегда выражением непонимания, смешанного с обидой. По-прежнему потрясающе красивое лицо... Отис дернул головой, прогоняя наваждение.

— Перерыв! — Последний Судья, Хранитель Справедливости, с силой ударил молотком по столу, привлекая внимание. После чего встал, молча развернулся и быстро ушел в свою комнату, что была прямо за его спиной.

— Они Вам этого не простят.

— Уффф... знаю, — Отис удобно устроился в любимом кресле и закрыл глаза. — Я бы тоже не простил.

— Но почему, господин Отис? Разве стоит иллюзия справедливости того, чтобы напрашиваться на вполне реальные неприятности со стороны знати?

— Справедливость тут не при чем... можно было оставить девушку в живых.

— Но она мертва...

— Да, мертва. Потому, что я захотел, чтобы так было, — Отис с силой сжал подлокотники. — А знаешь, что послужило причиной? Неуважение.

— Неуважение? — на обычно спокойном лице слуги появилось выражение крайнего удивления.

— Именно. Видишь ли... она пришла искать справедливости, пришла, на деле ища неправедного суда, пришла, уверенная в том, что я не посмею пойти против этой семьи. Леди Анибаль не нужна была справедливость, она хотела "справедливости", иллюзии беспристрастного суда, чтобы заставить слухи, неумолимо расползавшиеся по столице, утихнуть навсегда.

— Слухи?

— Ну да, ведь у девушки с тем юношей был роман.

— Да, но...

— Вот именно — но. Роман романом, обычное дело ведь, никто бы даже и внимания не обратил. Да вот только Леди Анибаль оказалась недостаточно ловкой, чтобы сохранить все происходящее в тайне, поползли слухи.

— ...и она решила, что таким образом сможет очистить свою репутацию. Понятно.

— Все просто, все понятно, все привычно. Да вот только зря она пришла ко мне... Нет, должность Последнего Судьи это скорее пугало, чем реальная возможность что-то изменить, я давно уже смирился с таким положением вещей... Они считают меня чем-то вроде ручной акулы на цепи, опущенной для надежности в бассейн без воды, страшный, но безобидный зверь, опасный только, если подойдешь слишком близко. И у большинства хватает ума выдерживать это расстояние. У большинства, но не у всех.

— Значит, она просто подошла слишком близко?

— Именно. Хотя это и не единственная причина... Знаешь, несмотря на всю искусственность должности Последнего Судьи, которая задумывалась лишь для того, чтобы морочить голову простому люду, мне по душе то, что я делаю.

— Тогда чем вы недовольны, Господин Отис? — слуга осторожно передал своему господину чашку с горячим травяным настоем.

— Спасибо, — судья отхлебнул чуть-чуть обжигающей жидкости. — Чем я недоволен, спрашиваешь? Да тем, что все это зря. Пусть я с первого взгляда определяю кто прав, а кто виноват. Пусть мне не составляет труда, найти справедливое решение. Пусть. Ведь ничего не меняется. Совершенно ничего. Думаешь, тот крестьянин что-то понял? Или тот помещик? Или семья той девушки? Да ничего никто из них не понял! Ни-че-го!

Отис закашлялся, прервав свою гневную тираду, замолчал, отпил еще немного травяного отвара и продолжил уже спокойным голосом.

— Им не нужна справедливость, их вообще ничего не интересует, кроме своих собственных интересов. Более того, они не видят происходящего вокруг, даже если оно может повлиять на их же интересы. Они слепы.

— Тогда может быть стоит относиться к ним снисходительно? К тому же они все-таки люди, а я внимательно смотрел за Вами, Вам безразличны их чувства.

— Вот тут ты совершенно прав, мне все равно. Все равно, что с ними будет дальше, потому что никто, ни один из тех, кто стоял напротив меня все эти годы, не заслуживал снисхождения. Никто.

Отис откашлялся и, старательно копируя интонацию, продекламировал:

"Разве найдется святой среди них?"

— Забытая строчка... не важно. Главное, что она отражает суть.

— А Вы... Вы святой?

— Я? Святой? Нет, ты что! Я просто Судья. Судья, которому безразличны чувства марионеток... Ладно, похоже, все близиться к завершению. Пришло время открыть последнюю главу книги.

Идем, у нас еще один проситель...

— Следующий!

Пока последний на сегодня проситель, оказавшийся монахом, делал несколько уверенных, размашистых шагов, приближаясь к положенному месту, что прямо перед судейским столом, сам Отис лениво боролся с зевотой, стараясь не показывать одолевшей его усталости. Все-таки весь день решать чужие судьбы — не шутка, пусть даже у тебя есть Дар.

— Итак... Изложите суть вашего дела, — Отис откровенно пренебрег как традиционным приветствием, так и обычной вежливостью. Он не понимал, что это вдруг на него нашло... но смотреть на растерявшегося монаха, нервно теребящего пояс, было забавно.

— Мое имя Локио, я — посвященный первой грани Церкви Треугольника, — монах на удивление быстро взял себя в руки и теперь гневно взирал на Отиса, словно пытаясь пришпилить к стене и оставить так висеть.

Судью это лишь позабавило еще больше, ведь наглец был в полной его власти. Правда, еще не время... что ж, подождем, послушаем, что скажет сей славный сын Церкви... Треугольника.

— Я представляю Отца-Основателя нашей Церкви.

Таааааак. Уже интереснее, а где сам глава этой церкви? Глаза Отиса перебегали от лица к лицу, пока не остановились на высоком мужчине в темном одеянии, чей возраст (весьма преклонный) угадывался только по угрюмой пустоте зрачков. Он? Может быть, но пока нельзя сказать наверняка... придется послушать, что скажет монах со странным именем Локио.

— В нашей тихой обители произошло преступление... Преступление, расследовать которое своими силами мы не смогли, — гнев во взоре Локио сменился искренней печалью. — Дело в том, что была украдена некая вещь. Причем, эта вещь позже нашлась... но самое странное, что нашел ее сам Отец-Основатель, в своей комнате.

— А где эта вещь первоначально хранилась? Как и когда обнаружили пропажу? Когда пропажа нашлась? И, наконец, что за вещь-то?

В деле чувствовался какой-то подвох, Отис вовсю напрягал свой Дар, но, впервые за долгое время, не видел ничего. И, что самое удивительное, что от этого было только веселее, сдерживать смех удавалось только с немалым трудом.

— Я расскажу все по порядку, если Ваше Благолепие не возражает, — и, не дожидаясь утвердительного ответа, продолжил. — Предмет был украден из запертой комнаты, в которой мы храним... — тут монах замялся, пытаясь подобрать наиболее подходящие слова, — то, что осталось от еретиков.

— Еретики? — Отис, конечно, знал, прекрасно знал, кто такие еретики, но... Но при чем тут Церковь Треугольника?

— Да, Ваше Благолепие, они самые. Эти коварные создания время от времени пытаются подорвать крепость нашей веры. И нам приходится их отправлять обратно, на свидание с их же Господином.

— Жгете? — со скукой в голосе осведомился Отис, с удовольствием наблюдая за тем, как Локио скривился, словно он съел лимон, да не один, а как минимум ящик. Монах надолго замолк, а потом все же ответствовал, неприязненно косясь на судью.

— Да, мы сжигаем еретиков, чтобы души их грешные, смогли освободиться. А вещи, которые не поддались очистительному огню, храним в специальной комнате, защищенной молитвами самых праведных братьев. Кроме того, комната заперта (ключ хранится только у Отца-Наставника), а один из младших братьев постоянно охраняет дверь.

— А что же одних молитв-то недостаточно?

Лицо Локио, к вящему удовольствию Отиса, тут же побагровело. Странное веселье, овладевшее судьей, уже потихоньку исчезало, а потому дразнить монаха не было никакой необходимости... Почти никакой, но кое в чем нужно было убедиться, тем более проситель откровенно подставлялся. Зачем, кстати? Еще один вопрос без ответа, а Дар все так же безмолвствовал.

— Молитвы защищают от происков нечистого, а от человеческой слабости все же надежнее крепкие запоры и бдительная стража, — с неохотой признал монах. — Хотя в этот раз не помогли ни молитвы, ни замки...

— Так что произошло? И когда?

— Ровно три дня назад, когда мы в очередной раз открыли комнату, чтобы убедиться в том, что все колдовские амулеты спокойно лежат на своих местах и не угрожают мирной жизни обители, то заметили пропажу одного из них. Причем того, который появился у нас совсем недавно.

— Как часто вы проверяете содержимое этой комнаты?

— Один из Отцов-Наставников осматривает комнату каждый день.

— И ключ есть только у них?

— Да, и еще у Отца-Основателя.

— Хорошо. Я хочу поговорить с тем, кто охранял комнату три дня назад, — Отис улыбнулся уголками губ. — Полагаю, он приехал с вами.

— Вы правы, Ваше Благолепие, — Локио полуобернулся, выискивая кого-то в толпе, затем коротко кивнул.

Вперед вышел совсем еще юный монашек с ярким огнем в глазах. Опять фанатик, с какой-то безысходной тоской подумал Отис и вздрогнул, когда, отведя взгляд в сторону, увидел такой же блеск у другого человека. Того старика, в котором судья сразу заподозрил Отца-Основателя Церкви Треугольника. Теперь же сомнений не осталось. Это точно он.

— Я готов ответить на вопросы Вашего Благолепия, — юноша без тени трепета взирал на Последнего Судью Отиса. Что ж... так даже проще.

— Замечательно... Значит, это ты охранял комнату с вещами еретиков три дня назад?

— Да.

— И пока ты стоял на страже, ничего необычного не происходило?

— Нет.

— Ты присутствовал при обнаружении пропажи?

— Да.

— Ты украл эту вещь?

— Нет.

— Спасибо. Вопросов больше нет.

Отис откинулся на спинку с таким чувством, будто только что пробежал километров десять. До чего тяжело разговаривать с роботами! Но выбирать не приходилось, нужно было понять, что же произошло на самом деле. У судьи имелись кое-какие соображение, которые, правда, нуждались в подтверждении, и разговор с юным фанатиком стал очередным кусочком складывающейся общей картины.

— А кто мог украсть вещицу? Кому это было нужно?

— Могли немногие... А нужно — вот тут еще одна странность, ведь даже если допустить, что кто-то из братьев мог совершить такой грех, как воровство, то представить зачем он мог это сделать не удается. Ведь все амулеты, хранящиеся в той комнате, давно и бесповоротно мертвы. Сейчас они просто куски металла, дерева, камня... Брать на свою душу грех из-за этого? Непостижимо!

— Ладно-ладно. Полагаю, что у всех есть алиби, и никто ничего не видел. Я прав?

— Все так, Ваше Благолепие, — новомодное слово ничуть не удивило монаха, что так же не ушло от внимания судьи.

— Отлично! — еще один кусочек головоломки занял свое место. — Так что же собой представляет данная вещица?

— Украшенный резьбой крест из серебра. На обратной стороне странные знаки, явно колдовского происхождения.

— Крест... Хм, ясно, — картина почти прояснилась, можно было заканчивать представление... Но у Отиса имелась еще парочка вопросов, очень интересных и не менее важных. — А вот скажи-ка, посвященный Локио, что за человек был тот еретик? Ну, тот, которому принадлежал крест.

— Еретик, как еретик. Все они на одно лицо, — монах пожал плечами. — Пришел к нам, без всего, только крест на шее, да потрепанная одежда. Хотел присоединиться к нам... Первое время он прилежно трудился, помогая обители, мы уже всерьез рассматривали вопрос его посвящения. Но тут он проявил свою истинную сущность, после чего нам пришлось провести обряд очищения огнем.

— С этим ясно, а как проявилась эта его истинная сущность?

— Он стал превращать вино, приготовленное для справления ритуалов, в воду. В воду! И не только это — золотые и серебряные кубки становились грубыми деревянными поделками, покрытыми позолотой. Позолотой! — на лице монаха застыло бесконечное отвращение, словно он узрел что-то чудовищно мерзкое. Слова он не говорил — выплевывал. — Драгоценные камни — в стекло! Статуэтки из красного дерева — в комки глины! Церковь Треугольника понесла огромный ущерб... благо удалось вовремя остановить еретика.

— А потом допросили и казнили?

— Да. Вот только...

— Что?

— Он не сказал ни слова. Ни единого звука. И все время улыбался, даже когда огонь охватил его целиком.

— Даже так? Интересно... — судья пристально взглянул в глаза Отцу-Основателю, все так же незаметно сидящему среди группы монахов, одетых в мирские одежды. — Могу я взглянуть на этот крест?

Монах неловко переступил с ноги на ногу, подобных указаний он явно не получал, а действовать самостоятельно не имел права, да и разучился, за столько-то времени. В итоге, после минуты сомнений, Локио обернулся назад, в поисках поддержки. Наконец, очевидно что-то углядев в неподвижных зрачках Отца-Основателя, согласно склонил голову.

— Хорошо.

Монах приблизился к судейскому столу и осторожно выложил на полированную деревянную поверхность предмет, из-за которого заварилась вся эта каша. Избавившись от креста, он тут же отступил назад. А Отис, взяв знакомый предмет в руки, некоторое время любовался изящной резьбой, после чего перевернул и всмотрелся в странные закорючки...

— ...знаешь, я ведь лишь судья. Причем, могу судить лишь их бренную оболочку, душа же мне неподвластна. Не мой уровень, если можно так выразиться. И поэтому, именно поэтому, все, что я делаю — зря. Пустая трата времени и сил, приносящая лишь боль и страдания... И ради чего? Показать свою власть? Да нет никакой у меня власти... А вообще — пусть делают, что хотят. Бог им судья...

Буквы, сплетающиеся в слова на древнем языке. Языке, которого не знал никто из находящихся в зале, никто из монахов, никто из жителей этой страны. Кроме одного... Последний Судья Отис смеялся. Его смех доносился до самых дальних концов огромного зала, вводил в смятение присутствующих, весело устремлялся прочь, в открытые окна. Отис смеялся, не обращая ровным счетом никакого внимания на людей, ошалело глядевших на него, как на сумасшедшего. Они ничего не поняли. И не поймут, вдруг подумал Отис, разразившись очередным приступом оглушительного хохота...

Картина окончательно сложилась, последний кусочек долго не хотел вставать на свое место, рождая множество переплетающихся нитей, но затем уступил и принял форму. Совсем не ту, которую ожидал Отис, более того, ту, которую он совсем не ожидал. Но когда что-то бывает так, как мы того хотим, а? Тем более, то, что получилось в итоге, лишь подарило бывшему Судье ни с чем не сравнимое облегчение, ведь его, наконец, отпустили, причем, не понимая, зачем и что они делают...

Марионетки оборвали нити, за которые их дергали. Оборвали, сами того не желая. Оборвали просто потому, что не смогли поступить иначе. Все это казалось просто черррррртовски смешным. И Отис смеялся до колик в животе, смеялся, глядя на черно-белый рисунок, с едва заметными контурами человеческих лиц...

Серебряный крест лежал на деревянном столе, оборотной стороной кверху. Теперь любой желающий мог как следует рассмотреть выгравированную на металле фразу.

"Ваше время вышло!"

— А он растет. Да как растет!

— Нет, ты не прав... Он не растет, он всего лишь пробует.

— Ну а я о чем? Каждый новый опыт выводит этого мальчика на новый уровень. И так быстро! Он мне определенно симпатичен, какой потенциал, а... Ты же видел, как он прожил свой последний опыт? Ну? Что же ты молчишь?

— Я не молчу... Ты прав, я все видел... И могу сказать лишь одно — ему не понравилось. Он ищет, все еще ищет, не в силах найти искомое. И с каждым шагом все ближе...

— К небу?

— Нет. К пустоте.

"Что?.. Опять белые стены, потолок... Я проснулся... Нужно встать... Больно! Как же раскалывается голова... Будто бомба разорвалась... Спокойствие... просто нужно немного полежать... Да, так и есть... боль уходит... Что это... почему комната кружится?.. Ой... и ноги ватные... сердце стучит, просто рвется из груди... дышать трудно... ааа..."

Тишина.

"Что случилось?.. Я потерял сознание, мне было очень плохо... хотя сейчас намного лучше... Чертовщина, какая-то... словно стая пиявок вытягивает из меня все жизненные силы... Почему?.. Зачем?... Кто?... Что..."

Солнце, судорожно втягивая потускневшие лучи, клонилось к закату.

Плач палача.

Большая собака с длинной обвислой шерстью, цвет которой нельзя было разобрать из-за налипшей грязи (это состояние собачьей шерсти было перманентным и не зависело от погоды на улице, повар, иногда подкармливавший животину костями, каждый раз удивлялся, наблюдая темно-серые пятна на боках — ни дождь, ни месячная засуха, ничто не могло изменить устоявшийся порядок вещей), лениво зевнула и поднялась, втягивая носом пыльный воздух. Ей хотелось есть и лаять. Причем, есть хотелось больше, но никаких признаков пищи поблизости не наблюдалось. Значит, нужно на кого-нибудь от души погавкать, вооружившись этой мыслью, собака неторопливо затрусила вдоль хмурых домишек.

Вооооооон оттуда доносился новый запах. Запах человека.

Довольная своим нюхом, псина ускорила бег, заметив на углу темный силуэт. Зря незнакомец ошивается в подобном месте, ух, она сейчас покажет смельчаку, где раки зимуют! Не успев до конца насладиться предвкушением скорой "расправы", собака внезапно замерла, как вкопанная, растерянно моргнула пару раз и шлепнулась на зад. После чего резко развернулась и со всех ног, будто не она, а кто-то другой, не ел ничего уже два дня. Впрочем, ни о еде, ни о нехитрых собачьих радостях, животина уже не думала, страх, вторгшийся в ее мозг, изгнал оттуда все прочие мысли...

— Все они одинаковые... Что люди, что животные, — незнакомец проводил взглядом стремительно удаляющееся серое пятно, стекла очков тускло блеснули. — Какого черта старый мерзавец назначил встречу в такой дыре?

Он зло сплюнул и достал из кармана плаща свои часы. Черт, уже время. Человек в черном плаще открыл дверь, брезгливо держась за краешек ручки, и, помедлив пару секунд, шагнул полумрак дрянной забегаловки...

— Привет, Отис!

— Привет, Клайв... — пришедший вяло пожал протянутую руку. — Ты не мог выбрать место поприятнее?

— Мог бы, да только и это сойдет для нашего дела, — Клайв кивнул, приглашая собеседника присесть за столик.

— Кому сойдет, а кому и нет, — Отис с отвращением разглядывал небольшое помещение. — Небось, и за заказом нужно самому идти... впрочем, так даже лучше, я еще не окончательно сошел с ума, чтобы есть то, что готовят в подобном заведении.

— Ты слишком привередлив, а кроме рябчиков с ананасами и другая пища есть... — Клайв отхлебнул из чашки кофе местного приготовления, поморщился. — Ну и гадость!

— Вот-вот, а я о чем, — Отис сцепил руки и пристально взглянул на своего приятеля. — Ладно... экспериментатор, ты ведь не за тем меня пригласил сюда, чтобы познакомить со всеми прелестями жизни. Новый заказ?

— Именно. И очень срочный.

— Срочный? — хмурые глаза, от которых было не по себе даже тем, кто давно знал Отиса, сузились до размера щелочек. — Сто лет уже не приходилось исполнять срочные заказы... Деньги?

— Вот, — Клайв отставил в сторону злополучную посудину с паршивеньким кофе, быстро черкнул несколько цифр и бросил бумажку на другую половину столика.

— О... — для того, чтобы понять, насколько велика сумма, потребовалось лишь несколько мгновений. — И кто же клиент? Президент? Первый министр? Может Папа?

— Нет. Вот фото.

— Девушка? Хм... Впервые вижу это лицо.

— Неудивительно, она предпочитает оставаться в тени.

— Даже так? Кто она?

— Вообще-то, я не должен сообщать тебе такую информацию... Но мы же друзья, так, Отис? — "друг" неопределенно хмыкнул. — Она... как бы получше выразиться... агент влияния.

— Агент влияния?! И какого уровня? Первого?

— Нет. Пятого.

— Пятого?! — в округлившихся глазах Отиса, бывших доселе абсолютно пустыми, промелькнула искорка беспокойства. — Такая молодая?!

— Да, такая молодая. И очень-очень способная. Она очень опасна... и должна умереть.

— Ладно... не буду спрашивать, откуда у вас информация такого уровня и почему вам нужен именно я. Но... но как я к ней подберусь? Охрана меня и за десяток километров не подпустит.

— Охраны не будет.

— У Агента Влияния Пятого (!!!) уровня не будет охраны?! — Отис окончательно перестал что-либо понимать. — Что за чертовщина? Так не бывает!

— Бывает... Не спрашивай, как мы это сделали — подобной информацией не обладаю даже я — но в течение одного, заметь — только одного, часа система безопасности Агента будет нейтрализована.

— Ясно... что ничего не ясно. Ну да ладно. Время? Место?

— С обратной стороны, — Клайв указал на фотографию, лежавшую перед Отисом.

— Хм... В этом захолустье? Интереееееесно. Даже номер в гостинице известен... Так, значит завтра? Завтра?! Как я, черт возьми, успею добраться до места?!

— Постарайся. Мы не зря платим такие деньги.

— Да прям уж... Ладно, значит, мне даже не нужно выслеживать клиента, а просто приехать, занять позицию, выбрать нужный момент и выстрелить? Так?

— Верно, ты ухватил самую суть.

— Тааааак... А что с оружием?

Услышанное, Отис кратко, но емко прокомментировал:

— Дерьмо!

— Согласен, но тебе придется довольствоваться им... К тому же, эти винтовки настолько популярны из-за своей дешевизны, что путь конкретного экземпляра вычислить почти невозможно. Или ты хочешь, чтобы после акции они вышли на твой след?

— Нет, конечно, нет, — наемный убийца непритворно вздрогнул.

Они помолчали, пока Отис аккуратно убирал фото во внутренний карман.

— Кстати, задаток уже перечислен на твой счет.

— А ты предусмотрительный сукин сын... — Отис усмехнулся. — Ладно, мне пора, время не ждет.

— Постой! Давно хотел задать тебе один вопрос... — в голосе посредника прозвучало почти детское любопытство. — Говорят, что убийцы видят лица своих жертв, когда закрывают глаза...

— Люди много чего говорят...

— Да, но... Тебе когда-нибудь снились те, кого ты убил?

— Нет, — Отис бесшумно поднялся и вновь скрыл пустоту своих глаз за стеклами темных очков. — Мне не снятся сны.

Бросив последний взгляд на угрюмый район, где состоялась его встреча с Клайвом, Отис нырнул в шумный полумрак подземного перехода. Людской поток было захватил его, но убийца, пронзив толпу, словно нож — масло, черной тенью устремился мимо спешащих по своим делам обывателей. Полы плаща развевались, создавая ощущение, что ноги не касаются пола, а аккуратный кожаный чемоданчик дополнял образ.

Подойдя к краю платформы, он замедлил шаг, вокруг мужчины и женщины всех возрастов толпились в ожидании поезда. Отис немного осмотрелся, попытавшись прикинуть, через сколько времени прибудет подземный экспресс — по всему выходило, что вот-вот в конце туннеля раздастся гул и длинная вереница вагонов выскочит на станцию, как пробка из бутылки с шампанским. Люди привычно галдели, создавая постоянный шум, убийца так же привычно не обращал внимания на эти мелочи, со стороны могло показаться, что мужчина, прислонившийся к одной из колонн, слегка задремал... А в это время узкие щелочки глаз цепко следили за всем происходящим вокруг. Не то, чтобы Отис о чем-то беспокоился, просто привычка. Привычка не раз спасавшая жизнь...

В вагоне было свободно, Отис, одним движением проскользнув мимо пожилой женщины, формы которой внушали священный трепет, удобно устроился в уголке у самого окна. Поезд как раз вырвался из тесноты и темноты туннеля метро и, набирая скорость, устремился вдоль небоскребов, фасеточные глаза-окна которых ярко блестели, отражая восходящее солнце. Впрочем, убийцу мало интересовало неторопливо разворачивающееся, буквально на расстоянии вытянутой руки, зрелище. Как только лучи солнца принесли в слегка покачивающийся вагон достаточно света, он достал из чемоданчика потрепанную книжку и бережно открыл примерно на середине...

"— А теперь еще одну очередь — один магазин на пять мишеней.

Оглушительный грохот стреляющего автомата ударил по ушам. В середине картонных фигур одна за другой появлялись аккуратные дырки.

— Это слишком легко, — мальчик лет десяти опустил оружие.

— Пожалуй... ты очень способный. Но любая мелочь, даже лишний час, проведенный на стрельбище, может спасти тебе жизнь. Ты ведь хочешь стать наемным убийцей или для тебя это просто игра?

— Конечно, хочу, — мальчик серьезно посмотрел на своего учителя. — Для меня это единственный смысл жизни.

— Даже так... Я ошибся, ты не просто очень способный мальчик, ты в своем роде уникум. Да, именно так и только поэтому я хочу тебе кое-что рассказать...

— Рассказать? О чем? — мальчик удивился. — О новом способе умерщвления себе подобных?"

Отис отвлекся от чтения, когда поезд резко затормозил на нужной станции, но убирать книгу обратно не стал. Убийца немного подождал, наблюдая за хлынувшим наружу людским потоком, а затем вышел одним из последних, избегая ненужной суеты и толкотни. По-прежнему оставаясь максимально незаметным, он спокойным и быстрым шагом направился к проходу, ведущему на поверхность... Мысли рассеянно крутились вокруг предстоящего дела, глаза автоматически фиксировали мелькавшие вокруг лица. Что-то мешало Отису сосредоточится, но что, он сам не мог понять...

"— Понимаешь... Кто-то считает нас просто убийцами, мясниками пригодными лишь для одной цели... Причем, делающими свою работу исключительно ради выгоды, существами абсолютно циничными и аморальными... Это не так.

— Не так? А как на самом деле?

— На самом деле мы те, кто выполняет невероятно нужную функцию... Функцию, которой простые люди стыдятся, они боятся этого, предпочитают закрывать глаза и стараются не замечать... А ведь без этой функции любое общество неминуемо бы вымерло, рано или поздно, но вымерло.

— Что же это за функция?

— Очень простая... Любое общество неоднородно, в нем всегда есть те, кто не вписываются в него... Инородные тела... И некоторые из инородных тех стремятся переделать общество под себя, возникает нарыв, конфликт, общество заболевает... А потом приходим мы. Приходим и очищаем общество от налипшей на него грязи... Мы — санитары, мы — как скальпель хирурга, отсекаем все ненужное и вредное, мы...

— Достаточно.

— ?

— Мне это не интересно. Все эти высокие идеи... — мальчик пристально вгляделся в лицо взрослого мужчины. — Просто чушь. Слова, пустая болтовня, не стоящая выеденного яйца. Мы — убийцы. Обычные убийцы и только. Никаких громких лозунгов, никакого высшего предназначения... А просто работа, которую нужно как следует выполнить. Выполнить, потому что нам платят за нее деньги. Платят, потому, что мы — убийцы. Профессиональные киллеры.

Очередная очередь разнесла одну из мишеней..."

Отис стоял на самой середине моста, опираясь одной рукой о перила, а другой держа раскрытую книгу. Стоял уже довольно долго... Глаза слепо вглядывались в строки, а лицо приняло странное обиженно-детское выражение, которое, впрочем, тут же сменилось злобной гримасой, а вслед за этим убийца что есть силы, словно пытаясь отбросить свое прошлое вместе с мыслями и чувствами, швырнул книжку с моста... Сказка, воплощенная в хрупкую бумагу, медленно падала, пытаясь расправить крылья-страницы и взлететь ввысь, подобно птице, но лишь беспомощно хлопала тонкими листочками. Листочками способными ненадолго замедлить движение вниз, но не прекратить его... Пустые глаза убийцы со странным чувством наблюдали как сказка, слишком похожая на реальность, упала в воду, как стремительно намокающая бумага становилась все тяжелее и тянула книгу под воду...

Случайный прохожий, заметивший поступок Отиса, поначалу хотел сделать замечание хулигану, но, натолкнувшись на его взгляд, тотчас передумал и счел за лучшее промолчать. Впрочем, убийце было все равно, сейчас у него в голове было абсолютно пусто.

Ни эмоций, ни мыслей. Ничего.

Дверь негромко скрипнула и приоткрылась, впустив в комнату узкую полоску света. Отис не спешил заходить в свой номер, а сначала посмотрел по сторонам, убеждаясь, что в коридоре больше никого нет. Убийца вздохнул, помедлил еще чуть-чуть, прислушиваясь к внутренним ощущениям, и, раскрыв дверь шире, скользнул внутрь. Пальцы сразу же принялись ощупывать стену, найдя искомое, Отис щелкнул выключателем. Вспыхнули лампы, ударив по глазам искусственной белизной.

Когда зрачки вновь сузились, Отис внимательно осмотрел интерьер, осторожно ступая по роскошному ковру, добрался до ванной, включил свет и там. Ничего подозрительного, лишь ослепительно сияющий кафель и белоснежные полотенца. Мужчина слегка нахмурился, они могли бы снять для него и более простой номер, чтобы переждать несколько часов особый комфорт не требуется... Даже лавочка в парке сойдет. Углубившись в воспоминания, убийца разделся и прошел в спальню, где бросил на кровать чемоданчик, а сам устроился в мягком кресле.

— Хм... Сколько там еще осталось? — Отис скосил глаза на электронный будильник. — Даже вздремнуть успею... и стоило так спешить?

Он потянулся, сбрасывая напряжение, которое медленно, будто с неохотой, оставляло уставшие мышцы. Словно змеиная кожа оно сползало вниз, чтобы окончательно исчезнуть где-то в районе ступней.

— Хорошо... Как заново родился, — этому приему Отис научился давным-давно... С его профессией любую минуту отдыха приходится использовать по максимуму. — Теперь можно немного расслабиться.

Может посмотреть телевизор? Пальцы тут же ухватили пульт, лежавший на столике, но Отис не торопился нажимать кнопку. Что-то он забыл, но что? Он ведь хотел, сразу после встречи, что-то сделать... Точно! Убийца едва удержался от того, чтобы хлопнуть себя ладонью по лбу. И немудрено, ведь он исхитрился забыть кое-что, связанное с самой сокровенной мечтой... Чертова работа!

Отис отложил пульт в сторону и вместо этого извлек из кармана черную коробочку мобильного телефона. Для того чтобы найти в памяти номер, потребовалось несколько секунд...

— Алло!

— Добрый день, мистер Йот-та...

— Кто... Ааа! Здравствуйте, мистер Кайве. Я как раз ждал, когда вы позвоните.

— Да? А я все откладывал наш разговор... Дела, знаете ли... Так что с моей просьбой? Вы нашли?

— Как вам сказать...

— Скажите, как есть, мистер Йот-та.

— Хорошо... Это было трудно, мистер Кайве, информация, которую вы дали, слишком расплывчата... Да и почти все следы стерлись, за столько-то лет. Потому я и просил у вас больше времени.

— И я согласился подождать, сколько потребуется... Хотя, если бы кто-то другой сказал, что дело сложное, нужно много времени... я просто подумал бы, что это отговорки и не более того, но вам я доверяю, мистер Йот-та. Потому и не стал торопить. Но раз вы ждали моего звонка... Значит, появилась какая-то ниточка? Правильно?

— Вы как всегда проницательны, мистер Кайве... Мне пришлось задействовать все связи, сотрудники работали почти без отдыха, но дело того стоило. Мы обнаружили след, причем, след очень и очень свежий.

— Да? Отлично! Вы сообщите мне информацию сейчас, мистер Йот-та?

— Если дадите нам еще немного времени... к концу дня я смогу назвать не только имя, но и место.

— Даже так... Великолепно, даже лучше, чем я смел надеяться! Конечно, работайте спокойно, я подожду до вечера. Очень рассчитываю на вас, мистер Йот-та!

— Мы не подведем. Совсем скоро вы сможете встретиться с тем, кого столько времени безуспешно искали. И... спасибо за добрые слова, мистер Кайве.

— Не за что, дружище... даже мне нужно хоть кому-то верить... До связи, мистер Йот-та, берегите себя.

— До свидания, мистер Кайве...

Отис улыбнулся и закрыл глаза. Сейчас он совсем не думал о предстоящем деле, а просто мечтал... Скоро, совсем скоро...

Девушка поднялась из-за стола, где до этого что-то долго писала. Аккуратно собрав бумаги в папку, она повернула голову в сторону окна, о чем-то задумалась. На красивом лице появилось какое-то отрешенной выражение, глаза невидяще смотрели вдаль, туда, где всего десять минут назад пропало солнце, окрасившее небосвод в кроваво-красный цвет... В состоянии странного оцепенения девушка пребывала недолго, затем очнулась и, подойдя к окну, единственному в комнате, распахнула его настежь, впуская в помещение свежий воздух... Если, конечно, можно назвать таковым воздух, изрядно сдобренный выхлопными газами и прочими побочными продуктами жизнедеятельности большого города. Но после целого дня, проведенного в душном гостиничном номере, девушке было не до капризов, да еще и легкий прохладный ветерок, так приятно ласкающий лицо...

Она закрыла глаза.

Место просто идеальное... Отис опустил бинокль, в который только что разглядывал свою жертву. Да, посредник не обманул, действительно, Агент Влияния в пределах досягаемости, да еще и охраны не видно... Сказка. Вот только Отис не верил в сказки. Убийца нахмурился, очередной раз прислушиваясь к себе. Что-то было не так: и с этой девушке, и со всей операцией в целом... Пусть люди Клайва каким-то, совершенно неведомым, образом смогли вычислить Агента, пусть они смогли найти способ, как временно нейтрализовать самую совершенную систему безопасности в обитаемом мире... Малореально, но все же возможно. В это Отис был готов поверить, к тому же, он неплохо знал Клайва, да и с возможностями его организации был знаком не понаслышке.

Это — возможно. Но вот все остальное... Во-первых, просчитать действия Агента Влияния не под силу никакой структуре, пусть даже самой совершенной. Ни человеку, ни компьютеру, ни группе профессиональных аналитиков. Никому. А Клайв смог... Как? Во-вторых, пусть со стороны это и могло показаться глупым, Отис не верил, что девушка — Агент. Не верил и все тут, его внутреннее чувство кричало об этом во весь голос, когда он производил предварительную разведку и имел возможность внимательно рассмотреть лицо жертвы. А интуиция никогда еще не обманывала Отиса... И, наконец, в третьих, вся ситуация в целом, если присмотреться, выглядела фарсом. Ну, зачем, зачем для того, с чем справится даже дилетант, нанимать одного из лучших киллеров мира? Зачем все так усложнять? Почему операция, где любая ошибка может обернуться провалом, проводится в такой спешке? Вопросы без ответов...

Отис мотнул головой. Подумаем обо всех странностях после, а сейчас — полная концентрация, мысли только о задании... Чуть не забыл! Отис достал из кармана сотовый, выключил звук и бросил на кровать рядом с собой. Не хватало еще, чтобы в самый ответственный момент кто-то позвонил... Убийца тяжело вздохнул, открыл чемоданчик и начал собирать винтовку. Больше тянуть было нельзя...

Винтовка казалась противоестественно тяжелой, Отис понимал, что это лишь следствие нервозности, сопровождавшей его с начала операции, но ничего не мог поделать. Оставалось лишь сильнее стиснуть ствол и, приложив глаз к окуляру, навести прицел на жертву... Убийца так и сделал, слегка вздрогнув, когда лицо девушки рывком приблизилось, так что он мог разглядеть морщинки вокруг глаз. Оставалось лишь нажать курок...

Отис медлил. Что-то внутри мешало сразу нажать на курок и чем дальше, тем меньше ему хотелось выполнять свою миссию... То, что стрелять все же придется, убийца понял, когда попытался разжать руки, державшие винтовку. Пальцы не двигались, мозг тщетно посылал сигналы мышцам, они словно уснули и самым возмутительным образом саботировали свои прямые обязанности. В другой раз подобная ситуация показалась бы смешной... но сейчас Отису, впервые за всю его жизнь (весьма насыщенную, надо сказать) стало страшно. Очень страшно.

"Не нужно быть провидцем, чтобы понять, что от меня хотят... Стреляй, киллер, стреляй. Выполни свою задачу, ведь ты всего лишь винтик... А если винтик не хочет слушаться, его заставляют сделать свою работу. С помощью грубой силы".

Отис попытался подняться, но, естественно, все усилия остались безуспешными. Кто бы ни лишил мужчину возможности передвигаться, он хорошо знал, что делает. На лице убийцы появилась вымученная улыбка. Да, вот так все и бывает, события принимают непредсказуемый оборот, а ты лишь плывешь по течению, не в силах что-то изменить... Тут Отиса охватила злость, не может же быть положение полностью безвыходным? Он собрал все силы в кулак, всю свою ярость и ненависть, и направил на то, чтобы избавиться от странного паралича... Все, чего удалось добиться, это палец, убранный с курка...

А затем последовала расплата.

Невидимая рука схватила Отиса за горло и несильно сжала. Потом еще чуть-чуть. И еще... Из горла вырвался полузадушенный хрип, глаза выражали уже не просто страх, а панический ужас. Что бы там не говорили о наемных убийцах, никто из них не хотел умирать...

"Еще пара секунд и мне просто сломают шею... Маленький глупый винтик решил, что может что-то решать... Прости, этот мир слишком несовершенен".

Отис нажал на курок.

Голова девушки откинулась назад, в распахнувшихся глазах — почти детская обида и непонимание. Казалось, она падала целую вечность... А сердце Отиса пронзила резкая боль, словно это именно в него попала выпущенная из снайперской винтовки пуля...

Багровый небосклон стремительно погружался в темноту. Город потерял еще несколько красок...

Как и ожидал Отис, уже через пару секунд странное оцепенение спало, испарилось без следа, словно все нити, опутавшие человеческое тело, вдруг разом лопнули и разлетелись в стороны. Кнут исчез, когда в нем отпала необходимость... Убийца отбросил ненужную винтовку в сторону, выпрямился и, окутанный со всех сторон полумраком комнаты, опустил глаза. Его ладони, на которые падал скудный свет из открытого окна, на миг стали красного цвета...

Еще чуть позже пришла усталость. Отис, совершенно лишенный сил, рухнул на кровать. Ни желаний, ни мыслей. Взгляд случайно упал на сотовый, который все это время валялся на подушке. С выключенным звуком. По спине пробежал неприятный холодок, и Отис, уже приподнявшись и взяв телефон в руки, внезапно вспомнил, кто и зачем должен был позвонить как раз в это время.

"Так... пропущенные звонки... вот он. Ровно десять минут назад... Так... надо перезвонить прямо сейчас..."

Мистер Отис Кайве встал (не без сожаления) с кровати и, подойдя к окну, набрал номер. Номер мистера Йот-ты.

— Алло!

— Здравствуйте, мистер Йот-та...

— Добрый вечер... это вы, мистер Кайве?

— Да... Вы просили позвонить.

— Да-да-да. Вы очень вовремя, я как раз выяснил то, что вы меня просили.

— Значит, вы можете сказать...

— Именно. Мы нашли нужного вам человека... Вы записываете? Сейчас я

назову имя и адрес.

— Я запомню... Продолжайте, пожалуйста, мистер Йот-та, я весь внимание.

— Так вот... — голос в трубке назвал город, адрес отеля и номер. Этот

город, здание напротив, тот номер.

— Мистер Кайве? Вы запомнили адрес? Мистер Кайве! Почему вы молчите?

Телефон выпал из ослабевших пальцев Отиса и устремился к земле, где

ударился о твердый асфальт и разлетелся множеством бесполезных осколков

стекла и пластика. Но Отису было все равно, он стоял, подняв невидящий

взгляд к небу, которое уже почти полностью погрузилось в глухую, не

нарушаемую даже искорками звезд, тьму. Просто стоял и смотрел сквозь,

все чувства исчезли, растворившись в обрадованной пустоте, слишком долго

ожидавшей свою добычу...

Несколько минут назад он убил свою собственную дочь.

— Откройте! — со стороны двери раздался требовательный стук. — Это полиция! Откройте немедленно!

Отис не шевелился. Теперь ему было совершенно наплевать на то, что его самым вульгарным образом подставили, наплевать на то, что сейчас его схватят и отнюдь не для того, чтобы выразить свое почтение мастерством профессионального киллера. А очень даже наоборот... Ужасающая реальность продолжала проявлять себя во всей красе чудовищной циничности и лицемерия...

Неважно.

— Откройте! Или мы выломаем дверь!

— Ломайте... — Отис закрыл глаза. Осталось немного, совсем немного... Сосредоточившись на боли, которая медленно, но неотвратимо, железной хваткой сжимала сердце, он ждал... Капля соленой воды появилась в уголке глаза и скатилась по щеке, проторив дорогу остальным. Он беззвучно плакал и ждал... Чего? На этот вопрос убийца не смог бы ответить, но...

Но на самом деле он ждал конца.

Когда Отис, наконец, услышал такую знакомую фразу, то понял, что ожидания не были напрасны. Тихий шепот уставших небес, едва слышный голос умирающего, шелест неотвратимо приближающегося прилива. Три простых слова.

— Ваше время вышло...

— Какая восхитительная наивность... Из этого материала можно было бы создать что-то... впечатляющее. Да, именно так.

— Ты так полагаешь? Ты льстишь себе, ты можешь создать лишь что-то, подобное тому, то мы увидели только что. Тебе всегда не хватало... чистоты.

— Ой, да ладно... Тоже мне ангелочек нашелся. Чем ты лучше меня?

— Ничем. Кроме одной мелочи.

— Какой же?

— Я не лгу... И этот человек, он мне симпатичен именно по такой причине.

— Как это? Ты же сам видел все! Он говорил неправду!

— Да, но... Он был честен с самим собой... Впрочем, ты все равно не поймешь разницы...

Все та же белая комната, все та же больничная кушетка и стул рядом с ней. Отис открыл глаза, моргнул. Да, он вернулся... Еще один сон стал прошлым. Прошлым, о котором лучше не вспоминать... Отис пошевелил рукой, попытался приподняться, но резкая боль пронзила сердце, а потолок дернулся и поплыл перед глазами...

...Отис открыл глаза.

— Вы очнулись? Замечательно!

— Что случилось? Где я?

— Там же где потеряли сознание вчера.

— А... понятно... — он повернул голову, силясь увидеть собеседника. И встретился глазами с... юристом Компании. С тем человеком, который был представителем другой стороны, когда Отис подписывал злополучный договор. — А почему вы... здесь?

— Мы заботимся о наших клиентах, — человек в сером был предельно серьезен, говоря эти слова. Забавно...

— Но зачем тут именно вы? — Отис по-прежнему не понимал.

— Дело в том... пришло время использовать вашу последнюю попытку.

— Попытку?

— Простите... я, конечно же, имел в виду жетон. У вас остался последний, и я хочу знать — будете вы его использовать или же нет.

— Я... Мне нужно подумать.

— У вас есть пять минут.

— Хм... даже так... Ладно, тогда ответьте на один вопрос.

— Слушаю.

— Что со мной случилось? Что вы со мной делаете, если я чувствую себя с каждым разом все хуже и хуже?

— Мы? Мы не делаем ничего. Абсолютно ничего. Единственное, что мы делаем — даем свободу выбора... А по поводу вашего самочувствия — проявились серьезные проблемы со здоровьем. И причины этого известны только вам.

— Мне?!

— Вам. Никому больше.

— Ничего не понимаю...

— А и не нужно понимать... — юрист посмотрел на часы. — Ваше время вышло. Каким будет решение?

— Я согласен...

Маленький кусочек счастья.

— Слушай, — спросил маленький Лисенок у мудрого Лиса. — А что такое счастье?

— Счастье... Дай-ка подумать, — Лис прищурил хитрые глазищи и повернулся левым боком так, чтобы яркое весеннее солнышко хорошенько прогрело старые кости. — Счастье, это когда хорошо...

— Знаю! Знаю! — Лисенок нетерпеливо перебил старшего и запрыгал на месте, возбуждение, овладевшее им, было слишком велико, чтобы помнить о вежливости. — Но так все говорят... — рыжий проказник расстроено фыркнул.

— Если бы у молодежи была хоть капля уважения к возрасту, то она, безусловно, дослушала бы меня до конца, — с легкой ехидцей произнес Лис, заставив Лисенка смутиться. — Так вот. Счастье, это когда хорошо... даже если тебе плохо.

— Но разве так бывает?

— Бывает. В нашем, таком большом, мире бывает всякое...

Отис задумчиво смотрел в даль. Не о чем-то определенном, мысль скользила, переходя от одного объекта, к другому. Благо, открывавшийся с балкона великолепный вид, давал много поводов для размышлений... Вот вороны, важно расхаживающие по крыше близлежащего дома, как им хорошо там, никто не потревожит, даже сам Отис может лишь наблюдать и не более того... Вот восходящее солнце подкрашивает небо, укутанное смогом, в яркие тона, а ведь красиво, если бы не загрязненный воздух, все было бы куда прозаичней... Вот двор, стандартный квадрат, окруженный прямоугольниками жилых домов, там и сям зеленые пятна деревьев, тротуар и маленькие фигурки людей... Игрушечный город, игрушечный мир... Так забавно...

Налетевший ветерок, прошелестев листьями, взобрался на одиннадцатый этаж и шаловливо потрепал короткие волосы Отиса...

Приглушенный звук — то ли свист, то ли шипение (хотя... скорее сипение) — наконец прервал задумчиво-созерцательное состояние юноши. Чайник, поставленный некоторое время назад, уже закипел и, благо он был электрическим, самостоятельно выключился. Время утреннего чая. Отис улыбнулся и прошествовал на кухню, прикрыв балконную дверь. Налил в чашку кипяток, добавил заварки и, обхватив керамическую посудину ладонями, некоторое время вдыхал аромат напитка. Так тихо, так спокойно, так хорошо... Не нужно думать о том, что будет завтра, беспокоиться, строить планы. Есть только здесь и сейчас, эти несколько дней. И неважно — что было до, неважно, что будет после... Наверное, это и называется счастьем, удивительная безмятежность и умиротворенность. Радость, доставляемая совсем простыми вещами, чашкой горячего чая — Отис отпил чуть-чуть, смакуя любимый напиток — или пейзаж за окном, такой волшебный в своей простоте.

И самое главное — чувство, заставляющее душу петь, придающее телу необыкновенную легкость, так что кажется, одно небольшое усилие и взлетишь как ангел... Любовь.

Отис бросил взгляд на часы — уже девять — допил чай, задумчиво разглядывая чашку. Приятное тепло разлилось по телу... А солнышко еще спит, подумал он и, подхваченный внезапным порывом, на цыпочках прошел в комнату, где, уютно устроившись на большой кровати, с одеялом, натянутым почти до шеи, сладко посапывала девушка. Русые волосы разметались по подушке, умиротворенное лицо спящей казалось Отису самым прекрасным во всем мире... Он осторожно пристроился на краешек стула, что стоял рядом с кроватью, и, стараясь не потревожить любимую даже звуком дыхания, с необыкновенной нежностью взглянул на самые родные черты лица: нос, губы, все казалось верхом совершенства... Совершенства, от которого невозможно оторвать глаза...

Я и ты... И больше ничего во всей вселенной...

— Я сплю... — сонные глаза девушки приоткрылись. — И вижу самый прекрасный сон...

— Доброе утро, моя маленькая Совенка, — ласково прошептал Отис, присаживаясь на краешек кровати, кончики пальцев легонько коснулись бесконечно милого лица.

— Доброе утро, мой мудрый Сов... — она слабо улыбнулась, наслаждаясь прикосновениями. — Так приятно... Помнишь, моя мечта... Когда ты спросил, что бы мне больше всего хотелось... Я ответила — проснуться и, открыв глаза, увидеть твое лицо...

— Я помню... — он наклонился и мягко коснулся губ девушки своими губами. Даже не поцелуй... нечто большее, проявление искренней нежности...

— Я люблю твои губы... Твои руки... — голос девушки был тих, как шелест теплого летнего дождика.

Она протянула руки, высвобожденные из-под одеяла, к Отису, а он, поняв, чего хочет любимая, наклонился, позволяя ей обнять себя. Губы слились в страстном поцелуе... не таком, как первый... Но по-прежнему бесконечно нежном...

Через час они пили на кухне чай с горячими бутербродами.

— Ммм! Вкусно, — девушка откусила небольшой кусочек хлеба с сыром и стала сосредоточенно пережевывать. — Обожаю такой завтрак.

— Да... мне тоже понравилось, — Отис не сводил глаз с любимой. Та заметила его взгляд и несколько смутилась. Нет-нет, это, безусловно было очень приятно, как прикосновение солнечного лучика, но... немного непривычно. Пока.

— У тебя... у тебя такие добрые глаза... и такие нежные... как бархат...

— Правда? — теперь смутился Отис, обычно совсем не избалованный комплиментами... Отис, который сейчас словно добрался до источника с живительной водой...

— Правда... — сказала девушка и внезапно опустила глаза, заставив юношу ощутить укольчик беспокойства.

— Совенка, почему ты вдруг загрустила? Что-то случилось?

— Подожди... Я сейчас вернусь...

Совенка отвела глаза и стремительно выскользнула из комнаты, лишь слышно как босые ноги касаются пола. Через минуту она вернулась, держа в руках смутно знакомый предмет, похожий на книгу с темной обложкой.

— Это мой дневник... — ответила девушка на невысказанный вслух вопрос Отиса. — Прочитай последнюю запись...

Отис открыл нужную страницу, при этом вид у него был весьма озадаченный и непонимающий, глаза быстро забегали по строчкам. И сразу же все его хорошее настроение стало растворяться, сползать, как обожженная кожа человека, слишком много загоравшего на солнце, обнажая боль. Это было зримо, более того, меняющееся настроение словно пропитало собою весь воздух, так что девушка тихонько сидела, испуганно наблюдая за Отисом. Она могла лишь гадать, как отреагирует юноша на то, что было написано в дневнике...

"Он меня любит, а я его — нет."

Сердце замерло, окружающие краски поблекли, все вдруг стало таким бессмысленным... Ненужные мысли хаотически вспыхивали и тут же тонули в океане боли, так ничем и не завершившись. Больно, очень больно... А потом Отис стал плакать — беззвучно, от чего было еще страшнее...

— Почему? — спокойный голос. Противоестественно спокойный.

— Я... Я не знаю... Не понимаю... — девушка порывисто встала и, нежно обняв Отиса, устроилась у него на коленях. — Возможно, я просто боюсь... Мне нужно разобраться... в себе...

— Я знаю, тебе больно... — она сцеловывала слезы, катящиеся по лицу юноши. — Соленые...

— Это я все виновата... Мне просто нужно подумать... Просто подумать... — Отис прижимал к себе любимую, самую родную и близкую... но ничего не понимал. Боль стихала и уползала в укромный уголок души, чтобы при удобном случае выбраться обратно, нервное напряжение постепенно сменялось усталостью, мокрые дорожки на щеках высохли. Он ничего не понимал, но хотел верить. Очень хотел.

— Хорошо... Я подожду... Все будет хорошо... — Отис крепко-крепко обнял свою маленькую Совенку...

Сильный ветер дул со стороны залива, хватая людей за одежду, растрепывая длинные волосы и заставляя покрепче укутаться тех, кто пришел сюда в надежде на теплую погоду. Иногда он доносил капли воды. Соленые.

— Красиво... — Отис стоял, одной рукой держась за бордюр, а другой обнимая девушку. — Я и не знал... Такое стоит увидеть хотя бы раз...

— Стоит... Потому я и люблю эти места... — она теснее прижалась к юноше. — Ты такой теплый... Как печечка.

Они весело рассмеялись.

— Твоя печечка... — Отис нежно поцеловал ушко и тихонько прошептал. — Я тебя люблю...

То, что произошло утром, уже стало забываться... Мир вновь засиял радостными красками...

Ненадолго.

— А я начал писать новый стих...

— Правда? Покажешь?

— Конечно, — Отис улыбнулся уголками губ. — Только я пока одну строфу написал...

— Ну и ладно!

— Хорошо... — юноша прикрыл веки, вспоминая и, кашлянув, начал декламировать.

"Осколок... Один, другой, третий...

Целая россыпь. Это хрусталь.

Его разбили глупые дети,

В глазах которых блестела сталь."

— Красиво... Мне очень понравилось... У тебя получается все лучше и лучше...

— Спасибо...

Девушка с легким беспокойством взглянула на Отиса.

— Твои глаза... они такие грустные...

— Да... просто мне все еще больно...

— Прости...

Темное небо, редкие искорки звезд, ветер, утихший почти до штиля... Так спокойно, так хорошо... Так больно... Отис осторожно провел кончиками пальцев по длинным волосам своей любимой, голова которой удобно устроилась на его коленях. Нежно прикоснулся к лицу, любуясь самыми прекрасными в мире чертами... А потом чуть наклонился, и губы встретились в поцелуе... Пусть впереди неизвестность, пусть уже сейчас временами накатывает беспредельная тоска... Ему хорошо, здесь и сейчас...

Так хорошо... И так больно...

— А мне сегодня один кошмар приснился...

— Кошмар?

— Да... Тебе он может показаться нелепым, но...

— Не мнись. Рассказывай...

— Короче говоря... мне приснилось, что ты меня разлюбила...

— ...

— Да...

— И?..

— И я проснулся...

— А что конкретно там было, какая ситуация?

— Не помню... Помню только факт... И еще... После этого я сошел с ума... Во сне...

— Но это же только сон...

— Да... Это только сон...

Мужчина лет двадцати пяти спокойно смотрел на него, изогнув губы в приветливой улыбке.

— Рад познакомиться, Отис, сестра много рассказывала о вас.

— А вы, наверное, Джо Киос?

— Верно. Только... Давайте лучше на "ты", и еще — обычно меня зовут несколько иначе, по прозвищу.

— Прозвище?

— Ага. Среди своих друзей я известен как Джо Блэк.

— Блэк? — Отис повнимательнее присмотрелся к собеседнику, одетому даже в такой жаркий день во все черное. Да уж... подобное именование выглядело вполне оправданным. — А вы... ты уже приглашен на свадьбу?

— Да, сестренка просто хотела познакомить нас.

— Ясно... Что ж, приятно было с тобой поболтать, но мне пора. До встречи!

— Ага. Передавай ей привет.

— Обязательно!

Отис уже хотел повернуться, но что-то заставило его еще на секунду задержать взгляд на лице Блэка. И этих мгновений хватило, чтобы, наконец, понять, почему вполне заурядное лицо казалось ему настолько странным. Все просто — Джо Блэк был почти полной копией Отиса Кайве, только несколько старше. И старее.

— Удачи, Отис, береги себя, — Блэк, пристально глядя на вздрогнувшего юношу, вдруг весело рассмеялся. — Не нервничай только так, все будет хорошо.

Он заговорщицки подмигнул, но этот жест, в свете неведомо откуда взявшихся и заслонивших солнце туч, а так же более чем мрачной фигуры самого Блека, показался скорее предостережением...

Тучи, сдаваясь под напором солнечных лучей, скоро растворились без следа, явив дневное светило во всей красе. Тучи исчезли, будто их и не было никогда...

— Ты виделся с ним?

— Да.

— И как он тебе?

— Ничего. А вообще... он странный.

— Да уж... Но он хороший человек, правда.

— Не знаю... Мы перекинулись парой слов, этого недостаточно, чтобы сложилось какое-то определенное впечатление... Да что мы все о нем, разве больше нет тем для разговора? Ведь завтра особенный день...

— Да... Я немного нервничаю... Все-таки такой важный шаг... Для нас... А ты?

— Я тоже... Скорее бы пролетели оставшиеся часы...

— Скорее? — девушка лукаво взглянула на Отиса. — Поцелуй меня...

Ее глаза широко распахнулись, и юноша растворился в блеске тысяч драгоценных камней...

— Не так быстро... — знакомое лицо показалось из-за спины девушки, сильные ладони легли ей на плечи и крепко стиснули.

— Ты... — Джо Блэк (а это был он) сейчас выглядел полной копией Отиса.

— Я, — Блэк чуть склонил голову. — Ты, кажется, хотел что-то сделать, не так ли?

— Сделать? — Отис мучительно соображал, мысли двигались, словно сонные мухи в густом киселе. Ровно до тех пор, пока он не бросил случайный взгляд вниз, на свои руки, поняв, что сжимает ими что-то твердое. Пистолет.

— Что... что... — холодок пробежал по спине, все мышцы одеревенели, Отис лишился даже способности думать, лишь смотрел, как поднимается рука, держащая смертельно опасное оружие.

— Ну! Давай же! — Джо Блэк подбадривал юношу, но в его голосе не было ни насмешки, ни раздражения. Лишь неумолимый ритм там-тама...

— Да! Выше! Еще чуть-чуть! — черное дуло пистолета остановилось аккурат напротив глаз девушки. Та даже не шевельнулась, лишь еще шире распахнула веки... — Стреляй!

Невообразимо долгое мгновение Отис был абсолютно неподвижен, внутренняя борьба с чужой волей и своими все сильнее погружающимися в пучину хаоса мыслями была настолько напряженной, что сведенные судорогой мышцы пронзила резкая боль. А затем словно оборвались ниточки, поддерживающие его, и Отис, чьи плечи вдруг поникли, нажал на курок...

— Еще! Еще! — голос Джо Блэка стал почти умоляющим. — Стреляй!

Дуло дернулось в сторону и Отис, с полубезумной улыбкой застывшей на губах, еще раз спустил курок. И еще, и еще раз. В ненавистное лицо. Свое лицо...

— Отис, что случилось? Что с тобой? Отис! — веки юноши неохотно приоткрылись, жуткое наваждение с явной неохотой отпускало своего пленника. — Ты смотрел на меня и внезапно замер, как вкопанный, а потом упал...

Девушка обеспокоено склонилась над ним, удивительные глаза, цвет которых нельзя было понять, потому что они были сложены из множества разноцветных осколков, испуганно глядели на Отиса. Она испугалась за него...

— Все в порядке... — ничего не в порядке... но это его дело, и только его. Совенке и так хватит своих переживаний... Юноша заставил губы изобразить что-то напоминающее улыбку. Стоило это немалых усилий, ведь перед глазами по-прежнему стояло окровавленное лицо Блэка. Блэка, который улыбался, не обращая внимания на красные струйки, стекавшие из уголков губ... А в ушах звенел безумный смех двойника... — Просто голова закружилась...

— Да? Точно? — она с облегчением вздохнула и, улыбнувшись Отису, нежно коснулась губами кончика его носа. — Тогда ладно... Наверное, нам просто нужно немного отдохнуть...

— Ты права... — юноша улыбнулся в ответ, на этот раз более искренне...

— Сегодня хорошая погода...

— Да... Как я и хотела, чтобы была в день нашей свадьбы...

— Как по заказу... Солнышко, а что за человек этот Джо Блэк?

— Джо Блэк?

— Ну да, который Джо Киос?

— Хм... Первый раз слышу это имя... Но... почему ты спрашиваешь?

— Нет... ничего... просто со всеми этими волнениями мне в голову разные глупости лезут... Все в порядке.

— Хм... Ну, хорошо... — тут девушка спохватилась. — Отис, давай поспешим, а то мы совсем разговорились и забыли о церемонии — плетемся как черепахи. Нас ведь ждут.

— И правда. Батюшка вон весь вспотел — немудрено, на такой жаре так разодет. — Отис был рад закончить неприятный разговор.

Девушка покрепче сжала руку юноши, и они ускорили шаг...

...Уставший от жары священник уже заканчивал, к своей радости, немудреный ритуал.

— ...объявляю вас мужем и женой...

Тут Отис понял. Понял все — от начала и до самого конца. Знание было тяжело, придавливало к земле, заставляло душу кривиться в судорогах боли... И самое главное, от чего сердце остановилось, а дыхание замерло... Истина оказалась проста и поставила жирную точку в этой истории. Ведь... Ведь он уже был мертв — окончательно и бесповоротно — и физическая смерть осталась, как небольшая формальность, которую так легко уладить...

Слова священника оказались последним, что Отис услышал в своей жизни. Правда, услышал он немного другую фразу... Привычную и долгожданную.

"Что случилось? Почему они бегают? Почему эта девушка плачет? Ведь все хорошо... Мне хорошо... Так приятно... И день солнечный, спокойный... А они смешные... Что-то говорят... Я не слышу... Жаль... Интересно... Что со мной? Я лечу? Я лечу! Эти люди... они все меньше и меньше... Все, я их больше не вижу... Какой красивый вид открывается с высоты... И восхитительная легкость... Но что... что это? Приближается! Нет!... Темнота... Кругом темнота... И тишина... Неееееееет!... Нет..."

— Вот и все. Это... конец?

— Нет. Лишь начало...

— Ты не поможешь ему?

— Нет. Помочь ему может только он сам...

Падение... Бесконечное... Бессмысленное... Я ничего не чувствую... Ничего не вижу... И тишина... Темный мрак повсюду... Все черное, как смоль... И падение... Так долго... Неужели?...

Где же туннель? Где свет?

Эпилог.

Поначалу тихий звон будильника постепенно усиливался, пока утренняя тишина не оказалась сметенной лавиной пронзительного металлического визга. Сознание, словно маленький пузырек воздуха, невыносимо медленно поднимавшийся из глубокого и темного омута, наконец, достигло поверхности и болезненно лопнуло, рождая мысли нового дня. Цепкие объятия сна неохотно выпустили свою временную добычу. А затем пришел холод. Отис Кайве обхватил себя руками и мелко задрожал, сил не хватало даже на то, чтобы добраться до стула с аккуратно развешенной прошлым вечером одеждой.

Бессмысленный взгляд пустых глаз мазнул по одинокой постели, скользнул вдоль притихшей в ожидании нового дня комнаты, остановился на отчаянно, с какой-то мрачной и неумолимой решительностью, дребезжащем нарушителе спокойствия. Он просто сидел и не отрываясь смотрел на стрелки, неистовый звон умирал, даже не касаясь его ушей, привычный утренний озноб постепенно покидал тело, уступая место... нет, не теплу, всего лишь не холоду. Обычное утро, такое же, как тысячи других до.

Такое же? Он попытался вспомнить сон... сон, который снился ему в эту ночь. Сначала ничего не получалось, память свернулась ежом и злобно фыркала на каждое посягательство на свою персону, но постепенно, ниточка за ниточкой, клубок стал разматываться... До тех пор, пока воспоминания не хлынули, словно вода в прорванную натиском плотину...

Договор с Компанией. Восемь жетонов. Жуткие сны. Боль и страдания. И смерть — как венец всего. Смерть Отиса. Его смерть.

Но ведь это был лишь сон? Или нет? Он ведь жив, хотя... Хотя кто может сказать, что сейчас он не спит? Кто? Разве в тех снах (снах ли?) Отис понимал, что все происходит понарошку, что все лишь порождение подсознания? Нет, для него это было самой, что ни на есть, объективной реальностью.

Отис внезапно, с чувством мрачной безысходности, осознал, что не способен отличить реальность от сна. Ни логика, ни здравый смысл не могли помочь ему в этом. Ни интуиция, ни мифические шестое, седьмое, восьмое и так далее чувства, ни голос свыше. Ничего. Он остался один на один со своим открытием, открытием, которым ни с кем нельзя было поделиться. Один на один со своей судьбой.

И так и не сделанным выбором.

Отис, с поразившей его самого прытью, резко повернулся на бок и, засунув руку под подушку, извлек из-под нее приснопамятные жетоны, из-за которых и началась вся история. Металлические прямоугольники таинственно поблескивали, тая в себе ключ — ключ к чему-то непознаваемому. Их было восемь — ровно столько, сколько ему дал представитель Компании. Значит...

Значит, еще ничего не произошло.

А сон... Был просто сном. Но просто ли? Отис нахмурился, остатки сонливости незаметно испарились, а мозг принялся сосредоточенно анализировать сложившуюся ситуацию.

"Хм... Подобные сны не снятся просто так... Наверное, это предостережение, но что оно означает? И кто мог его послать?... Нет ответа... Но, сон может быть и видением будущего... Тогда... Тогда все становится на свои места... Просто, понятно и логично. Так вот значит, какой у меня выбор... Ясно."

Он еще раз внимательно, шаг за шагом, не упуская даже самой мельчайшей детали, в своих мыслях исследовал свои же воспоминания. Свой сон. И чем дальше он заходил, чем больше понимал, тем шире становилась улыбка, возникшая на его лице. Неужели все настолько просто? Отказаться от выбора и все? Ничего больше? Отис мельком взглянул на жетоны, по-прежнему лежавшие на подушке, но уже как-то разом потерявшие всю свою привлекательность. Что ж... контракт разрывать не стоит, слишком уж неподъемные суммы там прописаны за разрыв соглашения в одностороннем порядке. Ну и ладно, никто меня не заставляет использовать эти... железки. Спрячу их в какое-нибудь укромное место... чтобы никто никогда не нашел.

Да, пусть будет так.

Отис застегнул пальто, предварительно запихнув в его внутренний карман жетоны, схватил лежащий на полке зонтик. Вышел из квартиры. Захлопнул дверь. Насмешливый взгляд, буравивший спину, чуть отступил, отдавая дань уважения сделанному человеком выбору. Отступил туда, откуда пришел. В пустоту.

Улица встретила яростными порывами штормового ветра и начинающимся дождем, редкие, но почти обжигающие капли, обрушились на человека, заставив отступить под козырек. Неприятно... Отис скривился, во сне все было не так, и эта неправильность ему совсем не нравилась. Причем дождь, это еще полбеды... Одиночество, вот что гораздо хуже... ведь он уже давно забыл что это, когда нет ощущения взгляда невидимых глаз, нет тех редких мгновений, когда едва слышимый (причем только Отисом) шепот, почти сводит с ума, когда все мысли кажутся чужими...

Мир немножко пожевал его и выплюнул, оставив голым и беззащитным... Наедине с тишиной и пустотой.

Дождь прекратился так же внезапно, как и начался, ветер, прошелестев опавшей листвой, умчался куда-то по своим делам, небо прояснилось... Но солнца не было.

Отис, осторожно обходя лужи, медленно, но верно приближался к своей цели. Одной из. К месту, где у него была встреча со Стариком... Мистер Син, да? Таинственный собеседник... Что же ты скажешь... на сей раз?

Вот оно. Отис остановился, вдохнул свежий воздух, оглянулся по сторонам. Никого. Хм... что еще? Ах да... Налетевший ветерок сорвал шляпу и попытался унести ее подальше. Что, впрочем, ему не удалось, так как хозяин злополучного предмета сразу же поймал возомнивший себя птицей головной убор. И тут же обернулся, ожидая увидеть знакомое лицо... Никого.

Торжествующее выражение тотчас сменилось обидой, похожей на обиду маленького ребенка, которому пообещали конфету, а вместо этого поставили в угол... Так неправильно, несправедливо...

Ты сам выбрал свою судьбу...

— Кто здесь? — Отис крутился на месте, словно волчок, затравленным взглядом впиваясь то в небоскреб напротив, то в уличный фонарь, то в лужи на ровном асфальте. А потом закричал. — Да есть здесь кто-нибудь?!

Тишина.

За прозрачным стеклом дверей можно было рассмотреть длинный пустой холл. Отис надеялся кого-то встретить около здания, или, когда эта надежда не оправдалась, хотя бы внутри. Тщетно. Ни одного человека, никого, кто мог бы дать Отису хоть самую призрачную опору в мире, рушащемся в пропасть. Никого.

Отис вздохнул. Все было так... и не так. Да, выбор по-прежнему за ним... но кто может предугадать последствия? Кот в мешке, только-только показавший свою мордочку, вновь спрятался в непроглядной тьме. Кто может ответить, что будет если?... Никто...

— Ответственность за выбор лежит на Клиенте, так? — Отис мрачно усмехнулся. — Да уж, схитрить не удастся. Но к чему тогда эти сны?...

Он стоял на грани: сзади — привычный мир, такой стабильный и надежный, где всегда можно предугадать, что же произойдет потом, впереди — мир иллюзий, мир бесконечных возможностей, бесконечной боли и бесконечного наслаждения, где самые сокровенные мечты и самые потаенные кошмары становятся явью, где ты можешь стать богом... если захочешь.

Вот только за все-все-все, что ты получишь там, придется заплатить. Очень дорого заплатить. Готов ли он узнать цену?

Отис перед последней чертой, оставалось лишь принять решение, смахнуть рукой пелену неизвестности... Но он сомневался, с каждой секундой промедления пустынный холл здания представлялся все более и более зловещим... Наконец, Отис испуганно отшатнулся назад и вскинул руки, случайно коснувшись при этом шрамика на щеке... И тут же все стало на свои места.

— Дааа... было бы из чего выбирать... — он презрительно фыркнул и сделал шаг по направлению к тут же гостеприимно распахнувшимся дверям. Помедлил секунду, осматривая помещение, оказавшееся не таким уж большим, и вошел внутрь.

Двери закрылись.

No Артем Карпицкий, Иваново апрель-июнь 2008г.